Автор: Хисамитдинова Ф.Г.   Янгузин Р.3.  

Теги: этнография   жизнь народа   обычаи   образ жизни   фольклор   этнос   этникос   этническая история   история народов   народы мира   история народа   башкирия   история башкирии   культура башкиров  

ISBN: 978-5-295-07034-1

Год: 2018

Похожие

Семейные обряды и обычаи башкир в поликультурном пространстве

Средневековые башкиры

История Башкортостана с древнейших времен до наших дней Т.1. История Башкортостана с древнейших времен до конца XX века

Башкиры - славные сыны Урала, России

Текст
                    P. 3. Янгузин, Ф. Г. Хисамитдинова
КОРЕННЫЕ
НАРОДЫ
РОССИИ
БАШКИРЫ
КИТАП
УФА • 2018


УДК 39 (470.57)
ББК 63.5 (2 Рос.Баш)
Я60
Янгузин, Р. 3., Хисамитдиноваг Ф. Г.
Я60 Коренные народы России. Башкиры /Р. 3. Янгузин, Ф. Г. Хисамитди-
нова. — Уфа : Китап, 2018. — 352 с.
ISBN 978-5-295-07034-1
В данной работе на основе опубликованных и неопубликованных источников,
а также историко-этнографической литературы раскрываются происхождение, этно-
демография, хозяйственный уклад, социальное устройство и становление духовной
культуры башкирского народа.
УДК 39 (470.57)
ББК 63.5 (2 Рос.Баш)
ТП-2018
© 3. В. Янгузина, Ф. Г. Хисамитдинова, 2018
© ГУЛ РБ БИ «Китап» им. Зайнаб Биишевой,
ISBN 978-5-295-07034-1 оформление, 2018


ПРЕДИСЛОВИЕ
В 2019 году Республика Башкортостан будет отмечать 100-летие
образования Башкирской Автономной Советской Социалистичес-
кой Республики. Это было следующим важнейшим этапом в исто-
рии России и Башкортостана.
I этап. Присоединение Башкирии к Русскому государству
сыграло огромное значение как в истории России, так и в судьбе
вошедшего в ее состав башкирского народа. Башкиры — первый
полукочевой народ, который ощутил на себе активное влияние
земледельческой культуры русского народа, поэтому важнейшим
аспектом процесса интеграции Башкирии в состав Русского госу-
дарства были контакты и взаимодействие двух хозяйственно-
культурных систем — оседло-земледельческой и полукочевой ско-
товодческой. Результат этого взаимодействия — переход башкир
к оседлости и земледелию.
Другим аспектом процесса интеграции башкирского общества
в состав России является, по существу, перестройка его социального
устройства, приближение или слияние трансформированных
политических и социальных структур с общероссийскими.
II этап. 17 июля 2016 года Президентом Российской Федерации
был издан указ за № 346 «О праздновании 100-летия образования
Республики Башкортостан». Уже в августе этого же года вышел
Указ Главы Республики Башкортостан № УГ-170 «О мерах по
реализации Указа Президента Российской Федерации от 17 июля
2016 года № 346 "О праздновании 100-летия образования Рес-
публики Башкортостан"». Позднее правительством РБ был под-
готовлен и утвержден план основных мероприятий, связанных
с подготовкой и проведением 100-летия образования Республики
Башкортостан, в который позже был внесен ряд изменений.
Безусловно, принятие важных нормативно-правовых актов
к 100-летию образования Республики Башкортостан обусловлено
высокой государственной оценкой роли, которую выполняла
и выполняет наша республика и ее республикообразующий на-
род — башкиры в истории России. Стоит вспомнить участие
башкирской конницы в ополчении Минина и Пожарского, в бит-
вах с поляками за Москву в 1612 году, «северных амуров» 1812 —
1814 годов и пр.
В годы Великой Отечественной войны башкиры первыми
создали свои национальные воинские формирования, которые


покрыли себя славой. Около 300 башкортостанцев стали Героями
Советского Союза. Однако война есть война, из более 700 тыс.
воинов, призванных из республики, половина не вернулась домой.
Высокая оценка роли Башкортостана связана и с тем, что
республика наша была первым автономным образованием в соста-
ве России. Позднее, используя этот опыт, были созданы другие
республики. Поэтому празднование столетия Республики Башкор-
тостан имеет большое значение для всех народов России. Следует
добавить и то, что наша республика была создана на основе
соглашения между Башкирским правительством и центральной
властью во главе с В. И. Лениным.
К сожалению, об этих и других славных и трагических этапах
истории башкир не только население Башкортостана, но даже и
новое поколение башкир плохо информировано. Учитывая эти
факты, авторами и издательством «Китап» подготовлено второе
издание книги «Башкиры». Первое издание книги вышло в серии
«Коренные народы России» в 2007 году и сразу стало библиогра-
фической редкостью.
Книга состоит из пяти разделов.*! раздел. Происхождение;
II раздел. Историческая демография; III раздел. Традиционный
хозяйственный уклад; IV раздел. Социальное устройство общества
написаны Р. 3. Янгузиным; V раздел. Духовная культура написан
Ф. Г. Хисамитдиновой.


I
ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Проблема происхождения башкирского народа является очень слож-
ной. Мнбгие крупные ученые высказывали свою точку зрения по этому
вопросу. На сегодняшний день накопилась огромная историко-этногра-
фическая литература. Ее изучение показывает, что о происхождении баш-
кирского народа существуют в основном три теории: тюркская, угорская,
промежуточная. Вкратце рассмотрим каждую из них.
1. Тюркская теория происхождения башкирского народа
По дошедшим до нас источникам, о башкирах как о тюрках сообщают
арабские, персидские и среднеазиатские авторы. Остановимся на наибо-
лее важных сведениях.
Впервые этнографическое описание башкир дал Ибн Фадлан — посол
багдадского халифа аль-Муктадира к царю волжских булгар. Он побывал
среди башкир в 922 г. Во время своего путешествия вел путевые записи.
Сведения Ибн Фадлана уникальны для разработки этногенеза башкир.
Поэтому остановлюсь на них подробнее. Рукопись Ибн Фадлана считалась
утерянной. Часть его рукописи была известна ученым по компиляции
великого арабского географа XIII в. Якута. Однако в 1923 г., т. е. спустя
1000 лет после пребывания Ибн Фадлана среди башкир, его рукопись «Кни-
га путешествий» была обнаружена в Иране, в г. Мешхеде, в библиотеке
Равза среди древних рукописей Ахмет-Заки Валидовым, эмигрировавшим
в это время из Туркменистана в Иран. Впоследствии «Книга путешест-
вий» была анализирована и защищена в качестве докторской диссер-
тации в Венском университете. В 1939 г. в Лейпциге было опубликовано
исследование А.-3. Валидова «Ibn Fadlans Reisebericht...». На русском или
башкирском языках «Путешествия Ибн Фадлана» Валидова нет, а на
немецком — в библиотеках отсутствует. В «Истории башкир» (Уфа, 1994)
Валидов дал только комментарии сведениям Ибн Фадлана о башкирах.
Поэтому мы используем перевод «Путешествия...», сделанный академи-
ком И. Ю. Крачковским. «Мы оставались у печенегов один день. Потом
отправлялись и остановились у реки Джаих (Яик), — пишет Ибн Фадлан. —
Потом мы ехали несколько дней и переправились через реку Джаха
(Чаган), потом после нее через реку Ирхиз (Иргиз), потом через Бачаг
(Моча), потом через Самур (Самар), потом через Кинел (Кинель), потом
через реку Сух (Сок), потом через реку Ка(н)джалу (Кундурча), и вот мы
5


прибыли в страну тюрок, называемую алъ-Башгирд» (подчеркнуто мною. —
Р. Я.). (Путешествие Ибн Фадлана на Волгу. Перевод, комментарии и
редакция академика И. Ю. Крачковского. М.; Л., 1939. С. 66). По мнению
Валидова, посольство остановилось у самарских башкир. Он же считает,
что, по Ибн Фадлану, башкиры жили на Урале, соседями их с юга были
огузы, по реке Яик — печенеги, на западе по рекам Сок и Черемшан —
болгары (История башкир. С. 13).
Башкиры, по утверждению Ибн Фадлана, были воинственными и могу-
щественными, которых он и его спутники (всего «пять тысяч человек»,
включая военную охрану) «остерегались... с величайшей опасностью».
Они занимались скотоводством. Мужчины брили бороду. Башкиры почи-
тали двенадцать богов: зимы, лета, дождя, ветра, деревьев, людей, лоша-
дей, воды, ночи, дня, смерти, земли и неба. Главным среди них был бог
неба, который объединял всех и находился с остальными «в согласии и
каждый из них одобрял то, что делал его сотоварищ». Некоторые баш-
киры обожествляли змей, рыб и журавлей. Наряду с тотемизмом Ибн
Фадлан отмечает у башкир и шаманизм. Видимо, среди башкир начинает
распространяться ислам. В составе посольства был один башкир мусуль-
манского вероисповедания.
Таким образом, по свидетельству Ибн Фадлана, башкиры — тюрки,
живут на южных склонах Урала и занимают обширную территорию до
Волги, их соседями на юго-востоке были печенеги, на западе — болгары.
Известный историк и путешественник аль-Масуди (умер в 956 г.)
пишет, что причиной движения тюркских племен в IX в. в Европу была
борьба «у моря Гурганча» (Аральское море) «между... четырьмя тюркски-
ми племенами баджанак, баджане, баджгард (подчеркнуто мною. — Р. Я.)
и наукерде, с одной стороны, и гузами, карлуками и кимаками, с другой»
(Н. Я. Гаркави. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских.
СПб., 1870. С. 148). Он же сообщает, что тюркские племена баджане,
баджнак, баджгард и наукерде были соседями хазар и алан, участвовали
в войне с Византией за город Валандар. В другом месте, рассказывая
о Черном море, он свидетельствует: «По показаниям астрономов и древ-
них ученых об этом море выходит, что море болгар, руссов, нагайцев,
печенегов и баджгардов — последние три народа тюрки — не что иное
как Черное» (Д. А. Хвольсон. Известия о хазарах, буртасах, болгарах,
мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда бен Омара Ибн Даста, неиз-
вестного доселе арабского писателя начала X в. СПб., 1869. С. 104).
Арабский автор XII в. Шариф Идриси (умер в 1161 г.), краткие сведения
которого о башкирах опубликовал на русском языке Хвольсон (Известия
о хазарах... С. 106), сообщает, что башкиры живут у истоков Камы.
Наиболее полное изложение материалов Идриси о башкирах дает
в «Истории башкир» Валидов (с. 14—16). Идриси говорит о «внешних» и
«внутренних» башкирах. «Внешние» башкиры (имеются в виду ураль-
ские) живут в степях и пустынях. Дороги там очень плохие. В верховьях
Яика имеется маленький город Немжан. От этого города в восьми днях
дороги находится гора Ирендек. Там более 1000 человек заняты плавкой
меди в печах. Плавленая медь отправляется на продажу в Хорезм и Таш-
кент. Добытые здесь лисьи и бобровые меха доставляются в сторону Хазар-
ского моря. В горах и реках находятся очень ценные камни. От Немжана
6


за восемь дней можно попасть в большой и порядочный город Гурхан. Он
расположен в северной части реки Агидель. В Гурхане, в отличие от
других тюркских городов, делают красивые и качественные предметы
искусства, седла и оружие. Страна «внутренних» башкир (соседи булгар)
расположена в 10 днях пути к северу от Каракыя. Здешние башкиры
очень сильные духом и героические люди. Одежда у них, как у булгар —
длинные халаты.
Ценные сведения о башкирах содержатся в «Сборнике летописей»
(Т. 1. Кн. 1. М.; Л., 1952) Рашид-ад-Дина. Следует отметить, что при созда-
нии этого труда автору помогали ученые — китайцы, монголы, индийцы,
европейцы и др. Были широко использованы устные предания и другие
источники тех народов, которые получили освещение в этом огромном
описании. Характерно, что у Рашид-ад-Дина башкиры упоминаются три
раза и всегда в числе крупных народов. «Когда же пришла очередь ханст-
вования и господствования над миром Чингисхану, его знаменитому роду
и его великим преемникам, то они завоевали и сделали покорными себе
все государства населенной части мира, состоящие из Северного Китая,
Южного, из Индии и Синда, Мавераннахра и Туркестана, Сирии и Визан-
тии, стран асов и русов, черкесов и кипчаков, келаров и башкир, короче го-
воря, все то, что простирается с востока на запад и с севера на юг» (с. 66).
Касаясь границ некоторых местностей, где расселены тюркские наро-
ды, Рашид-ад-Дин пишет: «Точно так же народы, которых с древнейших
времен и до наших дней называли и называют тюрками, обитали в степях,
пространствах, в горах и лесах областей Дешт-и-Кипчака, русов, черкесов,
башкиров Таласа и Сайрама, Ибира и Сибира, Булара и реки Анкары»
(с. 73).
Характеризуя татар, он отмечает: «...еще и поныне в областях Хитая,
Хинда и Синда, в Чине и Мачине, в стране киргизов, келаров и башкир,
в Дешт-и-Кипчаке, в северных от него районах, у арабских племен, в Сиби-
ри, Египте и Марокко все тюркские племена называют татарами» (с. 103).
Махмуд Кашгари в своем энциклопедическом «Словаре тюркских
языков» (1073—1074 гг.), в рубрике «Об особенностях тюркских языков»
перечисляет башкир в числе двадцати «основных» тюркских народов.
А язык башкир, пишет он, очень близкий к кипчакскому, огузскому, кир-
гизскому и др., т. е. тюркский (Девону луготит турк. Ташкент. Т. 1. 1960.
С. 66 6).
П. И. Рычков (1712—1777) в «Истории Оренбургской» (СПб., 1759)
пишет: «Сей народ (башкиры. — Р. Я.) по известиям самих башкирцев
один с ногайцами, и жили около сибирских ханов, они ушли под предводи-
тельством своего хана Тюрея за реками Яик и Волгу. Башкиры отказались
от предложения ногайцев переселиться вместе с ними на юг. За это ногай-
цы прозвали их "башкурт", т. е. "главный волк или вор" (с. 10)».
Известные историки Г. Миллер и И. Г. Георги также связывали про-
исхождение башкир с ногайцами.
Убежденным сторонником тюркской теории происхождения башкир
был В. М. Флоринский. В журнале «Вестник Европы» он выступил с боль-
шой статьей «Башкирия и башкиры» (Кн. 12. 1874. С. 722—765). О тюрк-
ском происхождении башкир, по Флоринскому, свидетельствуют такие
характерные этнографические признаки башкир, как длинные куртки,
длинные рубахи с большим откидным воротником, низкие войлочные
7


шапки с загнутыми кверху полями, мясная пища, войлочные юрты и соко-
линая охота. Тогда как для финских народов типичны короткие рубахи
с узким воротом и поясом, меховые или с меховым околышем шляпы,
отсутствие мясной пищи, дома и землянки. В пользу теории о тюркской
принадлежности башкир говорит и их тюркский язык.
В свете рассматриваемой проблемы большой интерес представляют
исследования антропологов.
В 1876 г. в «Трудах общества естествоиспытателей при Казанском
университете» (Т. 5. Вып. 5) было опубликовано исследование Н. М. Ма-
лиева по антропологии башкир (Антропологический очерк башкир. С. 22).
Для измерений он старался выбрать тех башкир, которые жили более
обособленно и «исследовать таких субъектов, которые могут считаться
действительными представителями этого народа». Таких башкир он нашел
в Белебеевском и Стерлитамакском уездах Уфимской губернии. Автор
исследовал 40 человек, а также 5 черепов (3 мужских, 2 женских) из одно-
го башкирского кладбища Белебеевского уезда. Результаты исследования
привели его к выводу, что башкир надо делить на два типа: степной,
который характеризуется «широким, плоским лицом, прямым широким
и вдавленным у корня носом, выдающимся вперед подбородком, большой
головой, средним ростом», и лесной — «горбоносый, с длинным лицом,
овальным выпуклым профилем, высокого роста». К степному, по утверж-
дению Н. М. Малиева, относятся башкиры, расселенные в районе рек
Дема и Уршак, близкие к калмыкам и монголам, к лесному — башкиры
бассейна реки Сим, «приближающиеся по очертанию лица более к кавказ-
скому типу, свойственному многим среднеазиатским народам». То обстоя-
тельство, что «башкирские черепа отличаются от финских своими срав-
нительно большими размерами, большой вместимостью, преобладающим
развитием в ширину, вертикально спускающимся затылком» (с. 26),—
пишет автор, — говорит о тюркском происхождении башкир.
Известным антропологом П. С. Назаровым, сыгравшим большую роль
в антропологическом исследовании башкир, были измерены 163 человека.
Ценность его данных заключается в том, что он брал людей для иссле-
дования из разных родов и установил, что в них присутствуют элементы
различных физических типов, а это, в свою очередь, свидетельство того,
что башкиры есть «конгломерат племен, по преимуществу тюркских»
(К антропологии башкир // Дневник антропологического отдела импера-
торского общества любителей естествознания, антропологии и этногра-
фии. Вып. 2. М., 1890. С. 37—54; К антропологии башкир (на основании
новых материалов) // Дневник антропологического отдела... Вып. 9. М.,
1890. С. 350—367).
А. Н. Харузин, опираясь на цифровые данные П. С. Назарова, выдви-
нул предположение о близости тангаурских башкир к киргизам, а бурзян-
ских, усерганских и отчасти кыпчакских — к узбекам (Заметка к статье
П. С. Назарова «К антропологии башкир» // Дневник антропологического
отдела... Вып. 2. М., 1890. С. 54—59).
Кроме указанных исследователей, этой проблемой занимались итальян-
ский ученый Соммье (измерял 70 солдат Оренбургского кавалерийского
полка и 4 мужчин из деревни Ташбулатово Оренбургской губернии)
(О башкирах // Записки Уральского общества любителей естествознания.
Т. 13. Вып. 1. Екатеринбург, 1861—1892. С. 22—34), Вайсенберг (измерял
8


65 башкир, служащих в гарнизоне одного из южнорусских городов) (Ein
Beitrag zur Antropogie der Turkvolker/ Baschkiren und Meschtscherjaken //
Zeitschrift fur Ethnologie. T. 24. Berlin, 1892. S. 181—235), Д. П. Никольский
(измерял в Екатеринбургском уезде Пермской губернии — 22, Шадрин-
ском уезде Оренбургской губернии — 56, а также наблюдал за 80 заклю-
ченными башкирами) (Башкиры. Этнографическое и санитарно-антро-
пологическое исследование. СПб., 1899. С. 203—334) и А. Н. Абрамов
(измерял 100 башкир Осинского уезда Пермской губернии и Бирского
уезда Уфимской губернии) (Башкиры. Русский антропологический жур-
нал. Кн. 27—28. № 3—4. М., 1907. С. 1—55).
Bete антропологи считали, что их данные свидетельствуют о тюркском
происхождении башкир. Это — небольшой или средний рост, большие
размеры и вместимость черепа, широкоскулость.
С. И. Руденко опубликовал в 1955 г. монографию «Башкиры. Историко-
этнографический очерк» (М; Л.). Она представляет собой переиздание
второй части монографии «Башкиры», опубликованной в 1925 г. Книга
дополнена новыми главами, в том числе главой «Вопросы этногенеза».
С. И. Руденко одним из первых в отечественной науке подошел к реше-
нию проблемы этногенеза, используя комплексный метод. Он заключает-
ся в одновременном привлечении данных различных наук — этнографии,
антропологии, археологии, истории и лингвистики. Исходя из такого
подхода, Руденко дает следующую схему этногенеза башкир. Территория
Башкирии во II тысячелетии до н. э. была населена племенами европеоид-
ного типа. В начале I тысячелетия, не позднее VIII в. до н. э. проникли
с востока племена монголоидного типа, которые в VII в. до н. э. стали одним
из существенных компонентов в физическом типе населения Башкирии.
Монголоидные черты этих племен не были ярко выраженными в резуль-
тате смешения с местными племенами европеоидного типа. С. И. Руденко
предполагает, что большинство населения Башкирии пользовалось древ-
ним башкирским языком. Этнически автор считал допустимым связывать
древних башкир с тиссагетами (по Геродоту) для северо-западной терри-
тории Башкирии и с савроматами и иирками для южной и восточной
территорий. С первых веков нашей эры можно рассматривать башкир
«как единую группу племен с бытом, обусловленным в какой-то мере
кочевническим скотоводством в сочетании с охотой в степной полосе,
в горной же и в лесной полосе с преобладанием занятий охотой, пчело-
водством, в известной мере земледелием, в сочетании с оседлым скотовод-
ством» (с. 351). Таким образом, основные этнические признаки башкир
(физический тип, язык, хозяйственная деятельность и связанная с ней
материальная культура), по мнению Руденко, сформировались к первым
векам нашей эры. Бурные исторические события последующих эпох,
особенно начиная со времени Великого переселения народов, не могли не
отразиться на физическом типе, быте и языке башкир. «Однако, — пишет
Руденко, — ни контакт с северными финно-угорскими племенами, ни
проникновение на территорию Башкирии гуннских, позднее татаро-мон-
гольских, казахских племен, ни взаимосвязи с калмыками и, наконец,
позднейшее проникновение с запада таких народностей, как казанские
татары и мишари, коренным образом не изменили ни физического типа,
ни языка, ни быта башкир» (с. 351). В настоящее время точка зрения
С. И. Руденко поддерживается археологом Н. А. Мажитовым.
9


Тюркская теория получила четкое оформление в трудах Р. Г. Кузеева.
К решению проблемы происхождения башкир ученый привлек широкий
круг источников — шежере, номенклатуру башкирских родов и племен,
тамги, сведения средневековых авторов, данные археологии, антрополо-
гии, топонимики, фольклора. Исследования увенчал фундаментальный
труд «Происхождение башкирского народа: этнический состав, история
расселения» (М., 1974).
По мнению Р. Г. Кузеева, процесс формирования башкирской народ-
ности прошел следующие этапы.
Первый этап — с середины I тысячелетия н. э. до рубежа VIII—
IX вв. — характеризуется выделением из раннесредневековых племенных
общностей и формированием на основе их взаимодействия и смешения
основных компонентов древнебашкирского этноса.
На Сырдарье и в Приаралье, в печенежской этнической среде скла-
дывается группа древнебашкирских племен. Этническую основу группы
составляли древнетюркские и, в меньшей степени, тюркизированные древ-
немонгольские родоплеменные образования, предшествующая этническая
история которых развивалась в преимущественно тюркской среде Цент-
ральной Азии и Алтая в эпоху кульминационного этапа тюркской мигра-
ции на запад (усерган, бурзян, байлар, сураш, тангаур, ягалбай, тамьян,
ун, бишул, кудей). Дальнейшая история этих племен протекала в тесном
контакте и при этническом смешении с тюркскими, сармато-аланскими
и угорскими племенами Приаралья и присырдарьинских степей. Общее
направление кочевнической миграции той эпохи обуславливает дальней-
шее движение древнебашкирских племен в прикаспийские степи и в При-
азовье, где они оказались в сфере этноисторической деятельности булгар-
ских племен, с которыми у древних башкир прослеживаются генетические
связи с более ранних времен.
В центральной части Бугульминской возвышенности в VIII — начале
IX в. формируется булгаро-мадьярская племенная группа, которая пред-
ставляет собой сложный синтез булгарских или булгаризированных тюрк-
ских племен с угорскими, преимущественно древнемадьярскими племена-
ми при доминирующей роли древнетюркского (булгарского) компонента
(юрматы, юрми, еней, гайнатархан, кесе, буляр, мишар, нагман, юламан,
имес, юрмын). В сложении булгаро-мадьярского компонента приняли
участие тюркизированные угры, мигрировавшие в Волго-Уральский регион
из Приаральской области или Западной Сибири.
Приуралье и долина среднего течения реки Белой издавна были райо-
ном расселения и зоной активного взаимодействия финно-угорских
племен с родоплеменными группами сармато-аланского происхождения
(сызгы, упей, терсяк, уваныш и др.).
Второй этап. Миграция древнебашкирских племен и их взаимодейст-
вие в IX—X вв. с булгаро-мадьярскими и испытавшими сармато-аланское
воздействие финно-угорскими племенами была узловым периодом в ста-
новлении древнебашкирского этноса. Культурно-языковая ассимиляция
булгаро-мадьярских и финно-угорских родоплеменных образований в древ-
небашкирской этнической среде завершилась позднее. Однако этничес-
кие процессы в конце I тысячелетия н. э., в которых ведущую роль сыграли
10


древнебашкирские племена, имели результатом сложение башкирской
племенной общности, послужившей основой для дальнейшего становления
народа. Процессы этнической интеграции характеризуемой эпохи обус-
ловили новое, «древнебашкирское» направление формирования языка
и культуры населения Приуралья и Бугульминской возвышенности, т. е.
территории древней Башкирии.
Третий этап. XI — начало XIII в. — этап дальнейшей консолидации
упомянутых выше компонентов древнебашкирского этноса при сохране-
нии ведущей культурно-языковой роли пришлых башкирских кочевни-
ков. Степная культура и тюркский язык формирующейся общности
развивались за счет притока новых групп тюркоязычных кочевников (ай,
тырнаклы, каратавлы, may, caput, мурзалар, кумлы, истяк и др.) из вос-
точных районов страны. На культуру и особенно антропологический тип
башкирского этноса в эпоху его становления значительное воздействие
оказали смешение и этническая интеграция с булгаро-угорскими племе-
нами Приуралья и Вельской долины.
Территория Древней Башкирии в эту эпоху расширилась в результате
расселения древнебашкирских племен в направлении Южного Урала и лес-
ных районов нижнего течения реки Белой.
Четвертый этап. В XIII—XIV вв. имеет место мощный приток в Баш-
кирию кыпчакизированных племен (кыпчакская группа — кыпчак, канлы,
гэрэ, сары, кошсы, туркмен, бушман, джете-уру, байулы, кармыш, киргиз,
елан, казанчи; катайская группа — катай, найман, балга, маскар, сольют,
борэ, большем; табьшская группа — табьш, уйшин, суюндук, дуван,
кувакан, сырзы, теляу, барын, бадрак, таз; минская группа — мин, кырк-
уйле, куль, суби, миркит). Кыпчакская миграция окончательно предо-
пределяет культурное и языковое развитие древнебашкирского этноса
в направлении к формам, характерным для современного этнического
облика башкирского народа.
В XIII—XIV вв. территория Башкирии существенным образом расширя-
ется к востоку и северу и принимает очертания, близкие к современным.
Пятый этап. В XV — первой половине XVI в. этнические процессы
предшествующей эпохи углубляются и признаки, определившиеся кып-
чакским этапом этнокультурного развития, постепенно стабилизируются.
Смешение башкир с ногайцами на юге и финно-уграми на севере хотя
и оказало определенное влияние на формирование региональных этногра-
фических групп, но не изменило общего направления развития этничес-
кой консолидации башкирской народности. В XVI в. башкирские племена
расселяются на всей территории, которую они занимали вплоть до XIX в.
(кроме районов челябинского Зауралья). В конце XV — первой половине
XVI в. этнические, территориальные, социально-экономические и полити-
ческие предпосылки объединились для завершения формирования башкир
в народность. Присоединение большинства башкирских племен во второй
половине XVI в. к России и объединение башкирского этноса в составе
единого государства знаменовали собой завершение консолидации баш-
кирского народа.
11


2. Угорская теория происхождения башкирского народа
Отождествление башкир с угорскими племенами — предками совре-
менного венгерского народа — началось еще в эпоху средневековья.
В науке известно венгерское предание, записанное Анонимом в конце
XII в. В нем рассказывается о пути движения мадьяр с востока в Паннонию
(современную Венгрию): «В 884 г. от воплощения Господа нашего семь
вождей, называющихся Hetu moger, вышли с востока, из земли Сцитской.
Из них вождь Almus, сын Идек из рода короля Мадаод, вышел из той
страны вместе со своей женой, сыном Арпадом и с великим множеством
союзных народов. После многодневного шествия по пустынным местам
они на своих кожаных торбах переплыли реку Этыл (Волгу) и, нигде не
находя ни сельских дорог, ни селений, не питались изготовленными людь-
ми кушаньями, как был обычай у них, но наедались мясом и рыбами,
покуда пришли в (Суздаль), в Россию. Из Суздаля они шли в Киев и потом
через Карпатские горы в Паннонию, чтобы овладеть наследством Аттилы,
прародителя Almusa» (Е. И. Горюнова. Этническая история Волго-Окского
междуречья // Материалы и исследования по археологии СССР. № 94.
М., 1961. С. 149). Обращает на себя внимание утверждение о том, что
мадьярские племена не одни двигались на запад, а «с великим множе-
ством союзных народов», в числе которых могли быть некоторые баш-
кирские племена. Неслучайно, Константин Багрянородный отмечает, что
«венгерский союз в Паннонии состоял из семи племен, двое из которых
назывались Юрматоу и Ене» (Э. Мольнар. Проблемы этногенеза и древней
истории венгерского народа. Будапешт, 1955. С. 134). В формировании
и башкирского, и венгерского народов участвовали наряду с многочис-
ленными племенами древние и крупные племена Юрматы и Еней.
Естественно, у мадьярских племен, обосновавшихся в Паннонии, сохра-
нились предания об их древней прародине и оставшихся там соплемен-
никах. Чтобы их найти и обратить в христианство, из Венгрии были
предприняты рискованные путешествия на Восток Отто, Иоганки Венгра
и других, закончившиеся неудачей. С этой же целью совершил путешест-
вие в районы Поволжья венгерский монах Юлиан. После долгих мытарств
и мучений ему удалось попасть в Великую Булгарию. Там, в одном из
больших городов, Юлиан встретил венгерскую женщину, выданную замуж
в этот город «из страны, которую он искал» (С. А. Аннинский. Известия
венгерских миссионеров XIII — XIV веков о татарах и Восточной Евро-
пе // Исторический архив. Т. III. M.; Л., 1940. С. 81). Она и указала ему
дорогу к соплеменникам. Вскоре Юлиан нашел их близ большой реки
Этиль (Итиль, Идель, Изел, Агизел), или Волга. «И все, что только он хотел
изложить им, и о вере и о прочем, они весьма внимательно слушали, так
как язык у них совершенно венгерский: и они его понимали и он их»
(С. А. Аннинский. Известия венгерских миссионеров... С. 81.).
Плано Карпини, посол папы Иннокентия IV к монгольскому хану,
в своем сочинении «История монголов», рассказывая о северном походе
Батый-хана в 1242 г., пишет: «Выйдя из России и Комании, татары повели
свое войско против венгров и поляков, где многие из них пали... Оттуда
прошли в землю мордванов — идолопоклонников и, победив их, пошли
в страну билеров, т. е. в Великую Булгарию, которую совсем разорили.
12


Потом к северу против бастарков (башкир. — Р. Я.), т. е. Великой Венгрии
и, одержав победу, двинулись к парасситам, а оттуда к самоедам» (Путе-
шествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С. 48).
Кроме этого, он еще два раза называет страну башкир «Великой Венгрией»
(Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 57, 72).
Другой католический миссионер Биллем Рубрук, посетивший Золотую
Орду в 1253 г., сообщает: «...проехав 12 дней от Этилии (Волги), мы нашли
большую реку, именуемую Ягак (Яик. — Р. Я.); она течет с севера, из зем-
ли паскатир (башкир. — Р. Я.),., язык паскатир и венгров — один и тот же,
это — пастухи, не имеющие никакого города; страна их соприкасается
с запада с Великой Булгарией. От земли к востоку, помянутой северной
стороне, нет более никакого города. Из этой земли паскатир вышли
гунны, впоследствии венгры, а это, собственно, и есть Великая Булгария»
(Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 122, 123).
Сообщения западноевропейских авторов явились в дальнейшем одним
из важных аргументов в пользу угорской теории происхождения баш-
кирского народа.
Одним из первых о происхождении башкир писал Филипп-Иоганн
Страленберг (1676—1747), подполковник шведской армии. Он сопровож-
дал Карла XII в Северной войне. Во время Полтавской битвы (1709) был
взят в плен и сослан в Сибирь. Получив разрешение путешествовать по
Сибири, составил ее карту. После Ништадского мира 1721 г. вернулся
в Швецию. В 1730 г. издал в Стокгольме книгу: «Das nord und ostliche Theil
von Europa und Asia».
Страленберг считал башкир остяками, так как они рыжеволосые и
соседи называют их сары-иштяками (остяками). Таким образом, Стрален-
берг первым выдвинул теорию об угорском происхождении башкирского
народа.
Выдающийся историк Татищев В. Н. (1686—1750) в «Истории Россий-
ской» (Т. 1. М; Л., 1962) первым в русской историографии дает историко-
этнографическое описание башкир и высказывает интересный взгляд на
их происхождение. Этноним «башкорт» означает «главный волк» или
«вор», «для их промысла имяновали». Казахи называют их «сары-остя-
ками». По мнению В. Н. Татищева, башкиры упоминаются еще у Птоле-
мея «аскатирами». Башкиры, «народ был великим», являются потомками
древних финноязычных сармат — «сусчие сарматы» (История Россий-
ская. Т. 1. С. 252). Об этом же свидетельствуют Карпини и Рубрук. Что
касается языка, то «понеже они (башкиры. — Р. Я.) закон Магометов
с татары приняли и язык их употреблять стали, за татар уже почитаются.
Однако в языке от прочих татар много разнятся, что не всяк ис татар их
разуметь может» (с. 428).
В. Н. Татищев сообщает некоторые сведения об этнической истории
башкир. «Сами (башкиры. — Р. Я.) по преданиям о себе сказывают, что
они суть от булгар произошедшие» (История Российская. Т. 1. С. 428).
Здесь речь идет о башкирах-гайнинцах, у которых сохранились легенды
об общности происхождения с булгарами. Он же свидетельствует, что
табынцы разбросаны в Крыму, Башкортостане и других районах.
Н. М. Карамзин (1766—1826) в I томе «Истории государства Россий-
ского» в главе II «О славянах и других народах, составивших государство
13


Российское», опираясь на сведения европейских путешественников ХШв.
Юлиана, Плано Карпини и Виллема Рубрука, пишет, что башкиры живут
между Уралом и Волгой. Вначале язык у них был венгерский. Потом они
отюречились. «Башкирцы говорят ныне языком татарским: надобно
думать, что они приняли его от своих победителей и забыли собственный
в долговременном общежитии с татарами» (М., 1989. С. 250).
В 1869 г., по случаю пятидесятилетнего юбилея Санкт-Петербургского
университета, была опубликована работа Д. А. Хвольсона «Известия о ха-
зарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда
бен Омара ибн Даста, неизвестного доселе арабского писателя X века».
В ней автор анализирует сочинения средневековых арабских географов
и путешественников о башкирах и мадьярах. Его выводы сводятся к сле-
дующему.
Первоначальной родиной мадьяр были обе стороны Уральских гор, т. е.
территория между Волгой, Камой, Тоболом и верхним течением Яика.
Они входили в состав башкирского народа. Об этом свидетельствуют
путешественники XIII в. Юлиан, Плано Карпини и Биллем Рубрук, писав-
шие о тождестве башкирского языка с мадьярским. Именно поэтому они
называли страну башкир «Великой Венгрией».
Около 884 г. часть мадьяр под ударами печенегов ушла с Урала. Их пред-
водителем был Алмус. После долгих странствий они поселились рядом
с хазарами. Их новая родина называлась Лебедией по имени тогдашнего
их вождя Лебедиаса. Однако притесняемые снова переселившимися
в Европу печенегами мадьяры отправились дальше на юго-запад и посе-
лились в Атель-Кузе. Оттуда они постепенно переселились на территорию
современной Венгрии.
На основе анализа сообщений Ибн Даста, Ибн Фадлана, Масуди, Абу
Зайд эль-Балхи, Идриси, Якута, Ибн Сайда, Казвини, Димешки, Абульфре-
да и Шукраллаха о башкирах и мадьярах и исходя из положения о том,
что мадьяры являются частью башкирского народа, Хвольсон считает, что
древней формой имени башкир был «Баджгард». Этот этноним постепен-
но изменяется «двояким образом»: «на востоке из "Баджгард" образова-
лись формы "Башгард", "Башкард", "Башкарт" и т. д.; на западе начальное
б перешло в м, а конечное д было отброшено, так появилась форма
"Маджгар" из "Баджгард", "Маджгар" перешел в «Маджар», и эта форма
наконец перешла в "Мадьяр"». Хвольсон приводит таблицу перехода
этнонима «Баджгард» в мадьяр и башкир:
Баджгард
Башгард Баджгар
Башкард Маджгар
Башкарт Маджар
Башкерт Мадьяр
Башкирт
Башкир
Самоназвание башкир «башкорт». Поэтому здесь вернее говорить
о переходе не к «башкир», а к «башкорт», хотя логически у Хвольсона это
получается.
14


Опираясь на исследование Хвольсона, принято считать, что угорская
теория происхождения башкирского народа получила у него четкое
оформление.
Примерно такая же точка зрения была высказана И. Н. Березиным. По
его мнению: «Башкиры — большое вогульское племя угорской группы»
(Башкиры // Русский энциклопедический словарь. Т. 3. Отд. 1. СПб., 1873).
В поддержку гипотезы Хвольсона выступил известный исследователь
истории Сибири И. Фишер (Sibirsche Geschichte. Petersburg, 1774. С. 78—
79). Он также считал, что этноним венгров «madchar» происходит от слова
«baschart».
Из антропологов угорская теория была поддержана К. Уйфальфи. Он
произвел обмер 12 солдат Оренбургского башкирского конного полка
и сделал заключение, что по антропологическим данным башкиры —
финно-угры (Башкиры, мещеряки и тептяри. Письмо к действ, члену
В. Н. Майнову // Известия Русского географического общества. Т. 13.
Вып. 2. 1877. С. 188—120).
Большой вклад в изучение происхождения башкирского народа внес
выдающийся башкирский просветитель М. И. Уметбаев (1841—1907).
Основными этнографическими трудами Уметбаева, в которых получила
освещение проблема этногенеза башкир, являются «От переводчика Умет-
баева» и «Башкиры». Они опубликованы на башкирском языке (М. Умет-
баев. Ядкар. Уфа, 1984. Вступительная статья Г. С. Кунафина). Полный
текст рукописи «Башкиры» опубликован Г. С. Кунафиным в сборнике
«Вопросы текстологии башкирской литературы» (Уфа, 1979. С. 61—65).
Уметбаев прекрасно понимал значение шежере в исследовании этни-
ческой истории башкирского народа. В 1897 г. он издал в Казани книгу
«Ядкар», в которой опубликовал несколько шежере табынских башкир
(с. 39—59). Каждый род, пишет Уметбаев, имеет свою птицу, дерево, тамгу
и боевой клич. Например, у юмран-табынцев птица — черный ястреб,
дерево — лиственница, тамга — ребро и боевой клич «Салават» (в пер.
с араб. — молитва).
Изучив восточные и западные источники, историческую литературу
на русском и иностранных языках и, самое главное, башкирское устное
народное творчество и башкирскую историю, Уметбаев следующим
образом представляет этногенез башкир. Башкиры являются коренным
и исконным народом Южного Урала. По этнической принадлежности —
угры. Они были соседями булгар и одновременно с ними приняли ислам.
В средние века в Башкортостан начали переселяться кыпчаки, бурзяне,
туркмены, сарты и другие народы, большинство которых «принадлежит
монгольскому или джагатайскому племени» (Башкиры. С. 62). Видя это,
башкиры начали называть себя «баш унгар», т. е. главный угор. «Баш
унгар» постепенно принял форму «башкорт». В данном случае Уметбаев
солидарен с Хвольсоном. Постепенно и башкиры, и пришлые народы
начали говорить по-башкирски, а весь народ называться башкирским.
Башкирский язык очень похож на чагатайский язык Средней Азии.
В 1913—1914 гг. в «Вестнике Оренбургского учебного округа» была
опубликована работа В. И. Филоненко «Башкиры» (1913. № 2, 5—8; 1914.
№ 2, 5, 8). Автор пытался осветить различные вопросы башкирской исто-
рии и этнографии, однако в целом повторил выводы предшествующих
15


авторов. Заслуживает внимания его точка зрения об этнониме «башкорт».
Филоненко приводит мнения предшествующих авторов по этому вопросу
и заключает, что «смелость и безграничная отвага и утвердили за баш-
кирами название "башкурт" — главный волк. Последнее не только не
заключало в себе ничего постыдного, обидного, но считалось даже славою,
гордостью народа. "Главный волк" в переносном смысле, на фигуральном
языке востока означал "главный, отважный грабитель". То было время,
когда грабежи и разбои считались знаменитыми подвигами» (с. 168—169).
Филоненко затрагивает и проблемы этнической истории башкир. По
мнению автора, географические названия башкирских рек, озер и мест-
ностей говорят о том, что башкиры «не аборигены своей страны, а при-
шельцы». Правда, Филоненко не указывает, какие именно топографичес-
кие материалы говорят о башкирах-«пришельцах». По его мнению, «их
(башкир. — Р. Я.) финское происхождение не подлежит сомнению, но во
время поселения в настоящем месте своей оседлости они, благодаря
скрещиванию, утратили свой финский характер и ничем уже не отлича-
лись от тюрков» (с. 39).
Филоненко приводит сведения средневековых арабских авторов Ибн
Даста, Ибн Фадлана, Масуди, эль-Балхи, Идриси, Якута, Ибн Сайда, Казви-
ни, Димешки, а также европейских путешественников Виллема Рубрука,
Плано Карпини и Юлиана и делает выводы (с. 38):
1) в начале X в. башкиры уже находились в занимаемых ими ныне
местах;
2) они и тогда были известны под своим настоящим названием «баш-
корт», «башкурт» и т. д.;
3) башкиры и венгры одного и того же происхождения;
4) башкиры в настоящее время — тюрки.
В середине 1950-х гг. в поддержку угорской теории выступила Н. П. Ша-
стина. В примечании к «Истории монголов» Плано Карпини она пишет,
что «под баскарт надо понимать башкиров... между средневековыми баш-
кирами Приуралья и венграми существует племенное родство. Под напо-
ром кочевых народностей часть башкир ушла на запад и осела в Венгрии,
оставшиеся же башкиры смешались с тюрками и монголами, потеряли
свой язык и дали совсем новую этническую народность, называющуюся
также башкирами» (Путешествие в восточные страны Плано Карпини
и Рубрука. М, 1957. С. 211).
Следует отметить, что среди венгерских ученых доктор Д. Дьерффи
придерживается угорской гипотезы и считает, что основным ядром
в складывании башкирского народа являлись оставшиеся на Волге мадьяр-
ские племена Юрматы и Еней.
Интересных взглядов о башкиро-венгерских этнических связях при-
держивался выдающийся башкирский языковед Джалиль Киекбаев.
В начале 1960 г. президент Венгерской академии наук Лайош Лигети
написал письмо Дж. Киекбаеву и просил его мнения о башкирских
племенах Юрматы и Йэнэй, так как в составе венгров были племена
с похожими названиями (ярмат и йэнеоо).
Чтобы выполнить просьбу Лайоша Лигети, Дж. Киекбаев проводит
исследования и делает следующие выводы о башкиро-венгерской этни-
ческой связи (Совет Бапгкортостаны. Мадьяр-Орсал — венгр иле. 1965.
17 июнь).
16


Слово йэнэй употреблялось в значении большой, т. е. обозначало боль-
шое племя. А где есть большое племя, есть и малое племя. В Венгрии
среди древних венгерских племен было племя кэси.
Слова «венгр» и «венгер» образованы от слова «вунугыр». Ун по-баш-
кирски — это десять. Поэтому некоторые народы называют венгров
Унгар. Это слово образовано от слов «ун», «унгар». Не удивительно, что
есть деревня Биш Унгар. А слово «башкорт» образовано от «бэш угыр»,
потом изменилось в «башгур» и «башкурт», сейчас «башкорт». Древне-
тюркское слово «бэш» по-башкирски означает «биш» (пять). Итак, слова
«венгер» (унгар) и «башкурт» (башкорт) образованы одинаково.
Есть исторические аргументы о родстве венгров и башкир. В IV—V вв.
венгерские племена жили у рек Обь и Иртыш. Оттуда венгры пересе-
лились на запад. Несколько веков кочевали по Южному Уралу, у рек
Идель, Яик, Сакмар. В это время они тесно общались с древними баш-
кирскими племенами. Поэтому неудивительно, что до XVI в. некоторые
башкирские племена именовали себя эстяк, а казахи до XX в. башкир
называли истяк.
Древние венгерские племена переселились сначала с Южного Урала
на Азов, в VIII—IX вв. в Закарпатье, а некоторая часть осталась на
Южном Урале. Поэтому среди древних башкирских племен есть племена
Юрматы, Йэнэй, Кесе, а в составе венгерского народа племена Ярмат,
Йэноо и Кэси.
В башкирском и венгерском языках большое количество общих слов.
Многие из них являются общетюркскими. Например, арпа, буза, киндэр,
кубэ, болта, алма, субэк, борсак, комалак, кесе, кор и т. д. Немало слов
характерны только для башкирского и венгерского языков. Например:
По-башкирски По-венгерски
Шаркана Шаркая (шайтан)
Бора или бора балы Бор (вино)
Лапы Лап
Сарак Суро
Тункэк Тонк
Сей Сог
Себей или сипей Сибе
Дары АаРа (ярма)
В трудах Дж. Киекбаева родство древних башкирских и венгерских
племен доказывается новыми аргументами. Несомненно, взгляды ученого
должны быть отражены в трудах о происхождении двух народов.
В свое время Т. М. Гарипов и Р. Г. Кузеев об угорской теории про-
исхождения башкирского народа писали, что сегодня «существование
в исторической науке особой "башкиро-мадьярской" проблемы, как отра-
жение определенных взглядов, трактующих родство и даже тождество
этих, в действительности разных народов, лишено научного смысла и яв-
ляется своеобразным анахронизмом» («Башкиро-мадьярская» проблема//
Археология и этнография Башкирии. Т. 1. Уфа, 1962. С. 342, 343). Так ли
это в действительности? В науке нет раз и навсегда установленной истины.
17


Дальнейшие исследования по этнографии, языкознанию, археологии, антро-
пологии и другим наукам покажут, имеет ли право на существование
угорская теория происхождения башкирского народа.
3. Промежуточная теория происхождения
башкирского народа
Наряду с тюркской и угорской теориями происхождения башкирского
народа в начале XIX в. начинает складываться т. н. промежуточная тео-
рия. Суть ее состоит в том, что в формировании башкирского народа
участвовали как угорские, так и тюркские племена. Впервые эта мысль
была высказана А. Шлецером. Основываясь на европейских источниках
X—XIV вв., он считал, что башкиры представляют собой смесь финно-
угорских народов с тюркскими племенами и сложились в золотоордын-
ское время (Русские летописи на древнеславянском языке. Ч. П. СПб.,
1816. С. 339).
В «Энциклопедическом лексиконе А. Плюшара» о происхождении
башкир написано: «...по физическим чертам башкиры составляют нечто
среднее между финном и турком, и можно заключить с некоторою досто-
верностию, что они могли произойти от смешения финских и турецких
(племен. — Р. Я.), которые обитали здесь в начале н. э.» (Т. 5. СПб., 1836.
С. 131).
Крупный финский языковед и этнограф М. А. Кастрен (1813—1852) счи-
тал, что «башкиры являются смесью остяков и татар, с которыми они,
благодаря их местожительству, вынуждены были соприкасаться» (Ethno-
logische Vorlesungen uber die altaischen Volker. Petersburg, 1857. C. 92).
Примерно такие же утверждения содержатся в Справочном энциклопе-
дическом словаре К. Края (Т. 2. СПб., 1849. С. 82—85), у Вамбери (Das tur-
kenvolk in Ethnologischen und Ethnograpischen Beziehungen. Basckiren.
Leipzig, 1885. C. 517) и Алькуиста (Uter wogulen und Ostjaken/Resebriefe und
etnagrapische Mittheilungen von August Ahlduista. Helsingfors, 1883. С 69).
Известный знаток истории тюркских народов Н. Аристов считал, что
процесс формирования башкирского народа был сложным. Разобрав
с лингвистической точки зрения названия башкирских волостей и родов,
приводимых у П. И. Рычкова, он пришел к выводу, что в процессе скла-
дывания башкирской народности преобладающую роль сыграли половцы,
но «попадали к ним и столь далекие племена, как киргизское» (Заметки
об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их
численности // Живая старина. Т. 3. Вып. 3—4. 1896. С. 406). Кроме того,
и утро-финны приняли участие в формировании башкир, так как: 1) со-
седние тюркские народы называют их остяками; 2) утро-финны когда-то
обитали на этой территории; 3) об этом свидетельствуют антропологи-
ческие данные (например, из 74 башкир, которых исследовал итальянский
профессор Соммье, 13 оказались поддолихоцефалами и мезоцефалами
на 61 брахицефала).
Участие угро-финнов наряду с тюрками в этногенезе башкир подчер-
кивали А. Дмитриев (Башкирия при начале русской колонизации //
Пермская старина. Вып. 8. Пермь, 1900. С. 19—133) и Д. Н. Соколов (Орен-
бургская губерния. Глава VIII. М, 1916. С. 74—88).
18


С. А. Токарев (Этнография народов СССР. М.г 1958) допускал предполо-
жение, что после переселения мадьяр в IX в. в Паннонию, оставшаяся часть
была тюркизирована кыпчаками и родственными им племенами. Этноним
«мадьяр» сохранился, изменившись в «маджагар» — «баджагар» — «баш-
курт» и т. д. В образовавшуюся народность влились и оседло-земледель-
ческие (финские) и кочевнические (тюркские и монгольские) элементы.
Венгерский язык сохранился у башкир до нашествия монголо-татар.
Окончательная тюркизация башкир произошла в середине XIII в.
4. Об этнониме «башкорт»
В историко-этнографической и лингвистической литературе предпри-
нято множество попыток толкования этнонима «башкорт». Нет смысла
подробно рассматривать каждую версию. Остановимся на наиболее важ-
ных из них.
Впервые вопрос о происхождении этнонима «башкорт» был поставлен
В. Н. Татищевым. По нему, слово «башкорт» означает «главный волк» или
«вор». В. Н. Татищев опубликовал предание, широко распространенное
среди башкир о своем имени. «Когда-то вышли из Бухары миссионеры
для распространения мусульманской религии и не знали, в какую страну
отправиться, так как везде были кафиры — неверные, тут явился им волк
и повел их на Уральские горы, где жили предки башкир в язычестве; от
этого они и получили название башкурт, т. е. волчья голова» (История
Российская. Т. 1. М; Л., 1962. С. 252).
По мнению П. И. Рычкова, ногайцы прозвали башкир «башкурт», т. е.
«главный волк или вор», за их отказ переселиться с ними на юг (История
Оренбургская. СПб., 1759. С. 10).
И. Г. Георги в «Описании всех обитающих в Российском государстве
народов и их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероиспо-
веданий и прочих достопамятностей» (СПб., 1799) во второй части пишет:
«...башкирцы как сами, так и от ногайцев называются башкуртами. Сие
наименование значит, по их толкованию, пчеловодца (от слова курт —
пчела), а по-ногайскому — главного волка» (с. 85).
Как видно, исследователи XVIII в. значение этнонима «башкорт»
пытались объяснить как название, данное соседними народами. В то же
время подчеркивается, что сами башкиры называли себя «башкорт».
В презрительном толковании этого этнонима ногайцами и другими
народами ничего удивительного нет. Такое оскорбительное суждение
о названии соседних или родственных народов было характерно не
только для России, но и для всего мира.
В 1847 г. в «Оренбургских губернских ведомостях» была опубликована
статья В. Юматова «О названии башкирцев» (№ 24). Автор пишет, что
башкиры «называли сами себя "башкурт", "пчеловодами-вотчинниками",
"хозяевами пчел". Может быть, это случилось именно при переходе их
в нынешнюю Башкирию» (с. 297).
Д. А. Хвольсон считал, что древней формой имени башкир, как и
венгров, был «баджгард».
19


В 1885 г. с новой версией об этнониме «башкир» выступил на страницах
газеты «Оренбургский листок» (№ 46) А. Е. Алекторов. По нему, «баш-
корт» или «башкурт» состоит из слов «башка» (отдельный) + «йорт»
(жилище, становище, страна), т. е. «отдельная страна, отдельный народ».
Таким образом, в дореволюционной историко-этнографической литера-
туре были высказаны на основе народной этимологии и историко-семан-
тического анализа названия следующие точки зрения о происхождении
этнонима «башкорт»: «главный волк», «главный пчеловод», «отдельный
народ», а также выявлено, что слова «башкорт» и «мадьяр» одного корня.
В советское время число гипотез продолжало расти. Р. Г. Кузеев исходит
из того, что тюркское происхождение этнонима «башкорт» является весьма
вероятным, о чем писали еще в XVIII — начале XX в. Он высказал пред-
положение, что «башкорт» происходит от «биш» + «корт» («пять волков»),
«боз/буз» + «корт» («серый волк») (Этническая история башкир с конца
I тысячелетия н. э. до XIX в. // Научная сессия по этногенезу башкир. Уфа,
1969. С. 104; Происхождение башкирского народа. М, 1974. С. 447—449).
Новым в толковании названия «башкорт» является расчленение этно-
нима на три части: «баш» + «кор» + «т» (А. Н. Усманов. Присоединение
Башкирии к Московскому государству. Уфа, 1949. С. 56; А. Г. Биишев.
Еще раз об этнониме «башкорт» // Проблема общности алтайских наро-
дов. Л., 1971. С. 221—222) или «башк(а)» + «ар» + «т» (Ф. И. Гордеев.
О происхождении этнонима «башкир» // Археология и этнография Баш-
кирии. Уфа, 1971. С. 314—317). А. Н. Усманов и А. Г. Биишев, авторы,
придерживающиеся следующего варианта расчленения этнонима —
«баш» + «кор» + «т», считают, что «баш» переводится как «голова», так
толковали это слово большинство исследователей, «кор» — как «крут...
расположение по кругу, совещание разных людей, сидящих по кругу;
племя, община». Таким образом, этноним означает «главное племя,
главное объединение родов и племен». Окончание «т» заимствовано
из монгольских языков и означает множественность. По Ф. И. Гордееву,
автору версии «башк(а)» + «ар» + «т», значение этнонима — «люди,
живущие по реке Башка или Башкаус», а «т» заимствовано из иранских
языков, подразумевает множественность.
По мнению известного исследователя тюркских этнонимов Н. А. Бас-
какова, слово «башкорт» состоит из двух частей «badz(a)» («свояк»), «(о)
гур» и означает «свояк угров» (Модели тюркских этнонимов и их типо-
логическая классификация // Ономастика Востока. М, 1980. С. 199—207;
О происхождении этнонима башкир // Этническая ономастика. М, 1984.
С. 13—18).
Н. В. Бикбулатов в статье «Этноним баш-корт» (Башкирская этнонимия.
Уфа, 1987. С. 29—48) подробно рассмотрел и проанализировал тюркские
гипотезы происхождения названия «башкорт». Он выдвинул свое толко-
вание. В сообщении Гардизи (XI в.) упоминается военачальник Башгирд.
Он был предводителем 2000 всадников. По мнению исследователей,
Гардизи писал о событиях более раннего времени, чем XI в. Вот этот
Башгирд «был той реальной личностью, от имени которого берет начало
этноним башкорт» (с. 42). Это произошло в VIII — не позднее начала IX в.
южнее современной территории расселения башкир. Этноним «башкорт»
появился «в процессе консолидации башкир в этническую общность
20


более высокого порядка, чем племя или группа нескольких (немногих)
родственных племен и родов... в формирующуюся древнюю народность.
При этом процесс консолидации зашел настолько глубоко, что он при
содействии другого фактора — военно-политической организации — при-
вел к возникновению этнического самосознания башкир, получившего
свое выражение в общем этнониме» (с. 43).
У тюркских народов переход антропонима в этноним был распростра-
ненным явлением. Бикбулатов приводит известные примеры. Османские
турки (по имени бея Османа), ногаи (по имени хана Ногая), юрюки —
кочевой народ в Турции (по имени Юрюка), узбеки (по имени хана
Узбека) и др.
Как показывает обзор, в XX столетии все версии о происхождении
этнонима «башкорт» исходят с позиции тюркской теории происхождения
башкирского народа. Опубликованные Р. Г. Кузеевым (К этнической
истории башкир в конце I — нач. II тыс. н. э. // Археология и этнография
Башкирии. Уфа, 1968. Т. 3. С. 231—235) и Ф. Ф. Илимбетовым (Культ
волка у башкир // Археология и этнография Башкирии. Т. 4. Уфа, 1971.
С. 224— 228) многочисленные этнографические материалы о культе волка
у юго-восточных башкир свидетельствуют, прежде всего, о распростра-
нении у них тотема волка, а не о самоназвании всего народа.
О народе с названием «башкорт» свидетельствуют уже первые письмен-
ные источники о башкирах, а именно арабские авторы первой половины
IX в. С. Тарджеман и Масуди, в 922 г. — Ибн Фадлан. Вспомним еще
полузабытое мнение В. Н. Татищева о том, что башкиры называются еще
у Птолемея (II в. н. э.) «аскатирами» (История Российская. С. 428).
А.-3. Валидов также допускал, что упоминаемый Птолемеем народ по име-
ни Пасиртай напоминает самоназвание башкирского народа «башкорт»
(История башкир. Уфа, 1994. С. 11). Все это говорит о том, что народ под
названием «башкорт» существовал задолго до прихода тюркских и тюр-
кизированных монгольских племен, их участия в этногенезе башкирского
народа. Был ли древний башкирский народ тюркским или угорским,
а может быть, тюрко-угорским? На этот вопрос ответят будущие иссле-
дования. В свете сказанного, наиболее вероятным является мнение
Дж. Киекбаева, к сожалению, замалчиваемое исследователями, о том, что
этноним «башкорт» образовался путем изменения слов «бэш угыр» —>
«башгур» —> «башкурт» —> сейчас «башкорт». Древнетюркское слово
«бэш» по-башкирски означает «биш» (пять). (Мадьяр-Орсал — венгр иле
// Совет Бапгкортостаны. 1965. 17 июнь).
5. Данные антропологии, археологии и этнографии
о происхождении башкирского народа
Вкратце рассмотрим данные различных исследований второй полови-
ны XX— начала XXI в. об этногенезе башкир.
Антропологические исследования. Большой вклад в изучение физичес-
кого типа башкир внесла М. С. Акимова. В 1963—1965 гг. она обследовала
1 245 башкир из различных районов Башкирии и сопредельных террито-
рий. По результатам исследования, она выделила четыре антропологичес-
ких типа башкир: субуральский, понтийский, южносибирский и светлый
21


европеоидный. Субуральский тип характерен для северо-западных баш-
кир, а также финноязычных народов Поволжья. Понтийский — для юго-
западных, северных, части юго-восточных и южных башкир. Южноси-
бирский тип распространен у зауральских башкир. Этот тип характерен
для казахов. Европеоидный тип в Башкирии своими корнями уходит
к савроматам и их потомкам — сарматам.
В последние годы исследованием физического типа башкир успешно
занимается Р. М. Юсупов. По его мнению, процессы расогенеза на тер-
ритории исторического Башкортостана не прерывались в последние
2—3 тысячелетия и шли в едином русле формирования антропологичес-
кого состава башкирского народа.
Археологические исследования. В контексте рассматриваемой пробле-
мы важное значение имеет изучение истории земледелия на территории
Башкирии. Данные археологии свидетельствуют, что земледелие в нашем
крае своими корнями уходит в далекое прошлое. По археологическим
данным, его можно уверенно проследить с эпохи бронзы.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. на территории Башкирии
обитали племена абашевской, срубной, андроновской, черкаскульской
и курмантауской культур. Все они представляли собою окраины огром-
ных этнических общностей, распространенных на больших территориях.
В середине и во второй половине II тысячелетия до н. э. западная
и центральная Башкирия были заселены абашевскими племенами. Они
занимали восточную окраину этнической общности, которая охватывает
Верхнее и Среднее Поволжье, Подонье и Южный Урал.
Материалы, обнаруженные при раскопках абашевских поселений,
позволяют охарактеризовать хозяйство абашевцев как скотоводческо-
земледельческое. Орудий труда, связанных с земледелием, на памятниках
абашевской культуры Южного Урала обнаружено немного. «Но, — как
пишет К. В. Сальников, — если учесть малочисленность изученных
и даже просто открытых абашевских памятников в этом районе, то и на-
личное число орудий достаточно убедительно свидетельствует об опреде-
ленном удельном весе земледелия в хозяйстве абашевских племен». Нам
известны как орудия для взрыхления (мотыги), так и для уборки урожая
(серпы) и переработки продуктов земледелия (зернотерки). Мотыга обна-
ружена на Мало-Кизельском селище. Она сделана из крупной гальки,
длиной 10,5 см, с утолщенным одним концом и заостренным другим.
Заостренный конец покрыт сплошь сколами, сделанными частью,
видимо, преднамеренно для заострения орудия, частью получившимися
в процессе работы. Форма гальки широким, противоположным лезвию
концом и плечиками возле него удобна для прикрепления к Г-образной
рукоятке. Орудие уборки урожая — серп — представлен только одним
экземпляром. Он обнаружен К. В. Сальниковым в 1951 г. в результате
вторичного раскопа селища Баланбаш.
Орудие слабо изогнуто, длина его составляет 21,5 см при ширине
2,5 см, одинаковой почти по всей длине, конец его скруглен, противо-
положный конец, место скрепления с рукояткой — несколько сужается
и отгибается в сторону.
Во всех изученных абашевских селищах обнаружены гальки-терочни-
ки, обломки каменных плиток и зернотерок. Все эти земледельческие
22


орудия свидетельствуют о занятии абашевских племен земледелием.
По мнению К. В. Сальникова, абашевцы каменными мотыгами могли
обрабатывать небольшие участки земли лишь в поймах рек. Но как бы
там ни было, нам важен сам факт наличия земледелия у этих племен.
В середине II тысячелетия до н. э. начинается интенсивное проникно-
вение с юго-запада в Башкирию племен срубной культуры. Абашевцы,
по-видимому, были вытеснены в более восточные районы, в Зауралье. Вся
западная часть Башкирии, вплоть до берегов Камы на севере, стала теперь
северо-восточной окраиной огромной территории, занятой племенами
срубной культурной общности.
Кроме скотоводства, племена срубной культуры занимались земледе-
лием. Почти все селища срубняков расположены на невысоких надпой-
менных террасах. Следовательно, земледелие носило пойменный характер.
Вероятно, правы те исследователи, которые считают, что при засушливом
климате в эпоху бронзы земледелие в степи было возможно только в пой-
мах рек.
Для разрыхления почвы служили массивные каменные мотыги с рабо-
чим краем, заостренными двусторонними сколами, с выемками по бокам
и на обухе для крепления к рукоятке. Одно из таких орудий, найденное
на юге Башкирии у села Тюканово на реке Куюргаза, хранится в Орен-
бургском краеведческом музее.
Уборка урожая производилась при помощи серпов. В 1872 г. у дер. Ми-
ловка близ Уфы был найден клад, в состав которого входили кроме других
вещей 6 бронзовых серпов. Недалеко от дер. Ибракаево Стерлибашев-
ского района П. Ф. Ищериковым были обнаружены 11 серпов (хранятся
в Башкирском краеведческом музее). Для всех этих серпов характерен
устойчивый тип: значительная ширина, массивность, средняя степень
изогнутости и наличие крючка, обращенного в противоположную от лез-
вия сторону. По мнению О. А. Кривцовой-Граковой, такие серпы не имели
рукояток, а для захвата служил обернутый кожей конец возле крючка,
который предохранял от соскальзывания с серпа кожаной обертки. Крю-
кастые серпы распространены на всей территории обитания племен
срубной культуры.
Обработка продуктов земледелия производилась на зернотерках,
обломки которых археологи находят на срубных поселениях. Растирание
зерен производилось при помощи пестов.
Примитивность земледельческих орудий труда (несовершенные, гру-
бые каменные мотыги, малые размеры зернотерок и пестов) дает осно-
вание предполагать, что земледелие не играло большой роли в жизни
племен срубной культуры. Оно, по мнению К. В. Сальникова, являлось
подсобным занятием.
Основным населением юго-восточной Башкирии в эпоху бронзы были
андроновские племена. Они проникли сюда из-за Урала. По верхним тече-
ниям рек Белой и Урала известны многочисленные поселения андронов-
ской культуры. Они пока изучены слабо. Поэтому о хозяйстве андроновцев
мы можем судить только по материалам памятников, расположенных вне
Башкирии.
Общепризнано, что экономика племен андроновской культуры базиро-
валась на пастушеском скотоводстве и пойменном мотыжном земледелии.
23


С земледелием андроновцы были знакомы еще на раннем этапе своего
развития. Известно, что еще неолитические племена Восточного Казах-
стана — предшественники андроновцев — были знакомы с земледелием.
На поселении Усть-Нарым найдены кремневые вкладыши серпов. Видимо,
на раннем этапе андроновское земледелие как источник существования
играло незначительную роль. Во всяком случае, на раннем, федоровском
этапе (XVII—XVI вв. до н. э.) мы почти не находим земледельческих
орудий труда. Так, на самом древнем в Зауралье поселении андроновской
культуры — Кипельском — орудия земледелия представлены одной
маленькой зернотеркой, на которой растирание зерен возможно было
только круговыми движениями небольшого песта, найденного там же.
В памятниках алакульского этапа (XV—X вв. до н. э.) уже встречаются
серпы. Так, нам известны серпы из кургана у аула Тулайкина в районе
города Орска, из станицы Павловской близ Оренбурга и два серпа
с оз. Сыкандык у с. Старикова Красноармейского района Челябинской
области. Эти серпы характеризуются небольшой изогнутостью, неболь-
шой шириной и отсутствием крючка. На поселениях этого времени также
найдены крупные каменные мотыги. Все это, видимо, свидетельствует
о более высокой ступени мотыжного земледелия по сравнению с ранним
периодом андроновской культуры (XVIII—XVI вв. до н. э.). О значитель-
ной роли земледелия говорят также зернотерки, найденные в погребении
под курганом у поселка Адамовского, ибо андроновцы в могилу клали
самые необходимые вещи. Интересно отметить, что в алакульское время
изменились конструкции зернотерок. Если в федоровское время зерно-
терки и песты были небольшого размера, то в рассматриваемое время они
стали большими. Так, например, терочный камень из кургана у поселка
Адамовского представлял собой крупную удлиненную плиту, которую
передвигали двумя руками, держа перпендикулярно к продольной оси
нижнего камня. Средняя часть терочника стиралась и края спускались по
сторонам нижней плиты.
Хлеб, по мнению К. В. Сальникова, в алакульское время стал занимать
видное место в питании населения. На основании находок обугленных
зерен пшеницы в сосудах на жертвенном месте у с. Алексеевка на реке
Тобол исследователь делает вывод, что хлеб стал играть какую-то роль
и в обрядах.
К. В. Сальниковым на Урале выделяется еще черкаскульская культура.
По мнению исследователя, эта культура сложилась в третьей четверти
II тысячелетия до н. э. на севере лесостепного и в прилегающих районах
лесного Зауралья, в пограничной полосе Челябинской и Свердловской
областей. В четвертой четверти II тысячелетия до н. э. черкаскульцы про-
никли в северную и центральную Башкирию. Памятники черкаскульской
культуры пока изучены чрезвычайно слабо, но уже имеющиеся материа-
лы позволяют говорить о занятии черкаскульцами, наряду с разведением
домашних животных, охотой, еще и земледелием. О занятии ими мотыж-
ным земледелием свидетельствуют находки на селище Кумлекуль в Баш-
кирии грубой мотыги, сделанной из большой гальки, и бронзовых крю-
кастых серпов на Чесноковской Пашне и оз. Песчаном в Свердловской
области.
На рубеже II и I тысячелетий до н. э. по реке Белой от Бурзянского
района до устья и в нижнем течении реки Ик жили племена культуры
24


курмантау, которые пока изучены также очень слабо. К. В. Сальников
предполагает, на основании единичных фактов, существование у курман-
тауских племен скотоводческо-земледельческого хозяйства.
Таким образом, вышеизложенное показывает, что важнейшей отрас-
лью хозяйства в эпоху раннего железа в Башкирии абашевских, срубных,
андроновских, черкаскульских и курмантауских племен было скотовод-
ство. Оно сочеталось с земледелием, наиболее развитым у племен сруб-
ной и андроновской культур. Незначительную роль в экономике всех этих
племен играли охота, рыболовство и собирательство.
В начале I тысячелетия до н. э. на территории древней Башкирии сло-
жились археологические культуры, тесно связанные с предшествующими.
На юге срубно-андроновское смешанное население трансформируется
в савроматские (сарматские) племена. Это убедительно доказано на архео-
логическом материале К. Ф. Смирновым. Башкирская степная полоса ста-
ла, таким образом, самой северо-восточной окраиной огромного ирано-
язычного сарматского мира, охватывавшего степи Причерноморья, Нижнее
Поволжье, Казахстан и Южное Приуралье. Материалы из многочислен-
ных исследованных курганных могильников савроматов позволяют оха-
рактеризовать их хозяйство. Прежде всего они были скотоводами, о чем
свидетельствуют как многочисленные кости овец, коров и лошадей в моги-
лах, так и погребальный обряд (отсутствие каких-либо земледельческих
орудий труда). Скотоводство носило кочевой характер. Во всяком случае,
не только в Башкирии, но и во всем Поволжье неизвестны сарматские
поселения. Кроме скотоводства, сарматы занимались различными ремес-
лами.
В насыпях курганов у с. Старые Киишки в Башкирии обнаружены
зернотерки круглой и продолговатой формы, с углублением в середине,
а также два терочника. М. X. Садыкова, видимо, основываясь на этом,
полагает, что ранние сарматы, кроме скотоводства, занимались «прими-
тивной обработкой земли». Но зернотерки и терочницы не являются
убедительным аргументом в пользу мнения о занятии сарматов земледе-
лием, потому что она могла служить и для растирания дикорастущих
злаков. К. Ф. Смирновым в погребениях среднесарматской культуры
северного Прикаспия были найдены зерна проса, а в насыпях курганов —
пережженные зерна пшеницы. Видимо, где-то сарматы действительно
были знакомы с земледелием. Но говорить это о сарматах Башкирии пока
нет достаточных оснований.
Во всем Прикамье, в т. ч. и бассейне нижнего и среднего течения реки
Белой в VIII—III вв. до н. э. жили ананьинские племена, генетически
связанные с племенами эпохи поздней бронзы. Хозяйство ананьинцев
всесторонне и полно изучено А. В. Збруевой. Земледелие, наряду со ско-
товодством, играло большую роль в экономике носителей ананьинской
культуры. Это подтверждается находками бронзовых и железных серпов,
костяных и бронзовых мотыг, зернотерок, пестов. А. В. Збруева высказы-
вала предположение, что в качестве мотыг могли употребляться и некото-
рые из бронзовых кельтов, часто встречающихся в памятниках Прикамья
ананьинской эпохи. По мнению А. В. Збруевой, земледелие у ананьинцев
было мотыжным. Такого же мнения придерживаются и другие исследо-
ватели, например, Ю. А. Краснов, который считает, что в лесном Среднем
25


Поволжье и Нижнем Прикамье в начале железного века плужное земле-
делие, существовавшее у срубняков и абашевцев, сменилось мотыжным.
Причину такого регресса в области земледелия на рубеже бронзового и
железного веков Ю. А. Краснов видит «в растворении проникших в лес-
ные районы срубных, абашевских и позднефатьяновских племен в среде
более многочисленного местного населения, что было связано, очевидно,
и с перестройкой хозяйства в соответствии с уровнем развития абориген-
ного населения, с приспособлением заимствованного ими производящего
хозяйства к возможностям местных племен». В настоящее время трудно
говорить уверенно о распространении пашенного земледелия в Нижнем
Прикамье уже в эпоху бронзы и смене его в начале железного века
мотыжным. Собственно, для нас это не имеет принципиально важного
значения. Для нас важно то, что земледелие перестало существовать в Ниж-
нем Прикамье с началом эпохи железа. Более того, на основании находок
земледельческих орудий только в мужских погребениях А. В. Збруева
делает вывод, что «с самого начала ананьинской эпохи земледелие было
одной из основных отраслей хозяйства, делом мужского коллектива того
или иного родового поселка».
Следует отметить, что почти все земледельческие орудия труда ана-
ньинцев найдены за пределами Башкирии. Но это не значит, что анань-
инские племена Башкирии не были знакомы с земледелием. В противном
случае трудно было бы объяснить тот факт, что у потомков ананьинцев
Башкирии — кара-абызских и чегандинских племен земледелие наряду
со скотоводством являлось одной из ведущих форм их хозяйства. От
своих южных степных соседей — сарматов — они не могли перенять
земледелие, так как оно у них не было развито. Поэтому вполне законо-
мерно допустить, что племена Прикамья пьяноборской эпохи унаследо-
вали земледелие от своих предков — ананьинцев.
Кара-абызские племена, обитавшие в лесостепном правобережье реки
Белой между городами Бирск и Стерлитамак, занимались главным обра-
зом скотоводством. Определенную роль в экономике кара-абызцев играло
земледелие. Для занятий земледелием были благоприятные природные
условия: широкие поймы и низкие береговые террасы с толстым слоем
чернозема. Основным орудием обработки земли являлась мотыга. В это
время на смену бронзовым мотыгам появляются железные. Один желез-
ный наконечник мотыги найден В. В. Гольмстеном и Д. Н. Эдингом в 1910 г.
на Охлебининском городище.
Он имеет форму втульчатого топора, втулка сверху слегка разомкнута,
общая длина — 13 см, ширина лезвия — 3,7 см. Второй наконечник
мотыги найден Р. Б. Ахмеровым при исследовании разрушенных погребе-
ний Нового Уфимского могильника. Орудия уборки урожая пока нигде не
найдены, за исключением одного большого, сильно изогнутого железного
серпа на Чертовом городище. Зерно размалывали с помощью зернотерок,
обломки которых представлены на кара-абызских поселениях.
В конце I тысячелетия до н. э. — начале I тысячелетия н. э. на северо-
западе Башкирии и юге Удмуртии жили чегандинские племена. Они также
занимались главным образом скотоводством и земледелием. Земледелие
было мотыжным. Чегандинцы, как и кара-абызцы, землю обрабатывали
железными мотыгами. В настоящее время известен лишь один железный
26


наконечник мотыги на территории Башкирии. Он найден на I городище
Якимовском на реке Березовке. В. Ф. Генинг описывает его следующим
образом: «Он представляет собой довольно массивную железную пласти-
ну, верхний конец которой загнут в несомкнутую трубицу. Высота ее 15 см,
диаметр трубицы 3,5 см и ширина рабочего края — 4,5 см. Два близких
по форме наконечника мотыг найдены на правобережье Камы, за предела-
ми Башкирии. Мотыги, особенно якимовские, — отмечает В. Ф. Генинг, —
довольно массивны и тяжелы». По его мнению, «горизонтальный рабочий
край и массивность наконечников мотыг свидетельствуют о том», что эти
орудия служили не только для взрыхления почвы, но и для уничтожения
корней деревьев и кустарников. В Осинском городище, расположенном
в непосредственной близости с чегандинскими поселениями, найдены зер-
на полбы, ячменя, пшеницы и овса. Исходя из этого, допустимо предпо-
ложение, что чегандинцы тоже высевали эти культуры. Зерно мололи на
зернотерках в виде каменных плит прямоугольной формы, длиной в 25—
35 см и шириной от 9 до 13 см, толщиной 3—5 см, со слегка вогнутой
рабочей стороной.
Таким образом, мы видим, что в эпоху раннего железа в хозяйстве
древней Башкирии произошли определенные изменения. Если в позднюю
бронзу все племена сочетали скотоводство с земледелием, то эта тради-
ционная форма хозяйства сохранилась только на лесном северо-западе
и в лесостепном правобережье среднего течения р. Белой (ананьинские,
чегандинские и кара-абызские племена). Земледелие, видимо, продолжало
оставаться мотыжным. Степная полоса стала районом кочевого скотовод-
ческого хозяйства (сарматы).
До III в. н. э. развитие всех племенных групп раннежелезного века
Башкирии проходило относительно спокойно. Следующая затем эпоха
раннего средневековья характеризуется крупными этническими сдвига-
ми. Сюда проникают кочевые племена, часть коренного населения также
приходит в движение. Следствием этих передвижений явилось сильное
изменение этнической карты Башкирии. В настоящее время в Башкирии
известны пять отдельных этнических групп эпохи раннего средневековья:
бахмутинская, романовская, именьковская, кушнаренковско-караякупов-
ская, турбаслинская и имендяшевская.
Северо-западная часть Башкирии, конкретнее — междуречье Уфы,
Белой и Средней Камы, была заселена бахмутинскими племенами, сфор-
мировавшимися в результате смешения чегандинцев и кара-абызцев.
Бахмутинцы занимались в основном скотоводством и земледелием. При
раскопках Ново-Турбаслинского поселения-П были обнаружены три
хозяйственные ямы. Одна из них (№ 2) размером 1,5x1,3 м, при глубине —
0,7 м, имела ровное дно, вертикальные стенки и была «заполнена черной
землей, сильно перемешанной с древесными угольками и обожженными
зернами полбы. Уголь и хлебные зерна особенно густо залегали вдоль сте-
нок на дне ямы». Очевидно, ямы служили зернохранилищами. Обуглен-
ные зерна полбы были обнаружены и на Кансиярском городище. Кроме
того, известны земледельческие орудия: топоры, тесла-мотыжки, железные
серпы и каменные зернотерки, относящиеся к тому же периоду. Бахму-
тинцы, в отличие от своих предков, занимали более обширную территорию,
их многочисленные поселения встречаются далеко на востоке и северо-
27


востоке от реки Белой. В таких природных условиях, видимо, земледелие
у бахмутинцев носило подсечно-огневой характер. Приготовление лесно-
го участка под посев требовало большой затраты рабочей силы и произ-
водилось, очевидно, всем коллективом.
Междуречье Белой, Камы и Ика занимали пришлые в середине I тыся-
челетия н. э. кушнаренковско-караякуповские племена. В их памятниках
встречаются кости животных как свидетельство скотоводческого хозяй-
ства. Видимо, эти племена не ограничивались только разведением скота.
В нижнем течении реки Ик расположены памятники романовско-имень-
ковских племен; они представлены по преимуществу поселениями с толс-
тым культурным слоем. На романовских поселениях найдены многочис-
ленные кости животных, свидетельствующие о занятии скотоводством.
Обнаружены также большие круглые ямы, которые предположительно
можно рассматривать, как зернохранилище и, следовательно, предпола-
гать земледельческое хозяйство у романовцев.
С IV—V вв. центральная Башкирия стала территорией кочевания
племен турбаслинской культуры. Турбаслинцы сформировались в резуль-
тате смешения сарматов и южных тюркоязычных скотоводов-кочевников,
которые под натиском гуннов вынуждены были перекочевать к северу.
Памятники турбаслинской культуры представлены поселениями и могиль-
никами. Материалы этих памятников дают достаточное основание для
характеристики ранних турбаслинцев как кочевников. В погребениях
встречены в большом количестве кости лошади, крупного и мелкого
рогатого скота. В последние годы были обнаружены и поселения турбас-
линцев, которые дают основание говорить об оседании этих племен через
некоторое время после прихода их в центральную Башкирию. Видимо,
под влиянием местных оседлых племен они стали постепенно заниматься,
кроме скотоводства, и земледелием, о чем свидетельствуют находки
обугленных зерен пшеницы в погребении № 1 кургана № 9 из Ново-Тур-
баслинского могильника и каменных ручных жерновов на Улукулевском
селище, датируемых VI—VII вв. н. э.
Таким образом, изучение археологических материалов показывает,
что земледелие в Башкирии в дописьменный период имело многовековую
историю. Его самые ранние следы обнаруживаются в памятниках эпохи
бронзы. Башкирия не входила в зону возникновения земледелия. Оно
было принесено сюда абашевцами, срубниками и андроновцами.
В эпоху бронзы носители всех культур сочетали скотоводство с земле-
делием. В эпоху раннего железа в хозяйстве населения древней Башкирии
происходят значительные изменения. Традиционная скотоводческо-зем-
ледельческая форма ведения хозяйства сохранилась только в лесных и
лесостепных районах (ананьинцы, кара-абызцы и чегандинцы). Степная
полоса стала районом кочевого скотоводческого хозяйства (сарматы). Эти
же хозяйственные различия существовали и в эпоху средневековья (ското-
водческо-земледельческое бахмутинцев, кушнаренковцев, имендяшевцев
в лесных и лесостепных и кочевое скотоводство ранних турбаслинцев
в лесостепных районах).
Лесная и лесостепная Башкирия, начиная с эпохи раннего железа и до
конца I тысячелетия н. э., являлась местом обитания генетически связан-
ных скотоводческо-земледельческих финно-угорских племен, а степная
Башкирия — ираноязычных сарматов и их потомков — турбаслинцев.
28


Характерной особенностью сообщений средневековых авторов явля-
ется то, что они называют башкир кочевниками-скотоводами. Но было бы
ошибкой распространить свидетельства этих авторов на всех башкир.
Ни один из них не был у башкир, а если и был (Ибн Фадлан), то только
у некоторой части. Следовательно, в своих сочинениях они не могли дать
точную характеристику хозяйства башкир всех районов. Так, все средне-
вековые авторы ни слова не говорят о хозяйстве башкир северо-западных
районов. А между тем даже случайные археологические находки позво-
ляют уверенно говорить не только о сохранении, но и о дальнейшем
развитии и совершенствовании земледелия в этом районе в конце I тыся-
челетия н. э. — первой половине II тысячелетия н. э.
В Башкирском краеведческом музее хранится коллекция вещей, най-
денная в 1932 г. близ дер. Хозятово Чишминского района. Это — топоры,
косы-горбуши, резец сохи, сошник и серп. Датирующими в этом комп-
лексе служат топор и серп.
Топор № 1 имеет асимметричное лезвие с выемкой, массивный обух
с плоской верхней площадкой. Такие топоры обнаружены в Новгороде,
и датируются они XIV—XV вв. Хозятовские топоры аналогичны также
топорам из Муранского могильника Золотоордынской эпохи.
Серп имеет весьма развитую форму. Такие серпы А. В. Арциховский
выделил в особый тип, назвав его «болгарским». Таким образом, весь ком-
плекс орудий труда можно датировать временем в пределах XIII—XV вв.
Находка сошника и резца сохи дает основание говорить об употреблении
северо-западными башкирами на дерново-подзолистых почвах бесколес-
ной однолемешной сохи. Тип такого легкого орудия, вполне соответство-
вавшего неглубоким лесным почвам, создался в лесной зоне совершенно
самостоятельно. Однозубую соху следует рассматривать как орудие плуж-
ного типа, восходящее, видимо, в свою очередь, к более древнему и при-
митивному орудию подсечного земледелия — суковатке. Суковатка пред-
ставляла собой ствол ели с подрубленными и заостренными сучьями и
употреблялась для разрезания и разравнивания почвы.
Применявшаяся в лесных районах бесколесная однолемешная соха,
управляемая одной лошадью, по своему типу относится к однолемешным
сохам, которые назывались «лемех» и «чертеж». От обыкновенного плуга
такая соха отличается тем, что не имеет колес и полоза, которые удержи-
вают орудие от погружения в землю; такую соху, поддерживая руками,
можно легко поднимать, перебрасывать через крепкие корни; ею легко
управлять и регулировать глубину вспашки. Сошники таких сох были
сделаны из железных пластин треугольной формы, края которых на неко-
тором расстоянии от основания треугольника надрезались и загибались
внутрь, вследствие чего получалась трубица для скрепления с деревянной
станиной.
Ценное сведение о башкирском земледелии содержится в шежере
племени Юрматы. Рассказывая о событиях до присоединения к Русскому
государству, автор отмечает, что «однажды годы пришли голодные. Зима
была очень долгая, (в течение) трех лет лошадей, овец не стало, хлеба
совсем не уродились». Юрматынцы в то время жили по рекам Зай и Шеш-
ма, т. е. на северо-западе Башкирии. В XVI в. они переселились в центр
и юг Башкирии и заняли земли по течениям рек Белой, Ашкадара, Сухай-
лы, Кундряка и Селеука.
29


Таким образом, земледелие в Башкирии имеет глубокие корни в прош-
лом. Оно беспрерывно прослеживается со II тысячелетия до н. э. до конца
I тысячелетия н. э. По периоду X — первая половина XIII в. из-за почти
неизученности археологических памятников никакими вещественными
доказательствами существования земледелия в Башкирии мы не распола-
гаем. Но можно предположить, что земледелие в крае продолжало разви-
ваться и в X—XIII вв. Иначе трудно объяснить столь высокий уровень его
развития в XIII—XV вв., о чем свидетельствуют находки в дер. Хозятово,
в центральной Башкирии. Уже в эпоху раннего средневековья земледелие
было плужным.
Видимо, земледельцами на северо-западе и в центре Башкирии в пер-
вой половине II тысячелетия н. э. были потомки тех племен, которые
жили на этой территории еще в I тысячелетии н. э. и занимались пасту-
шеским скотоводством и земледелием. Потомки племен, знавших земле-
делие еще в глубокой древности, смешавшись с пришлыми кочевниками,
видимо, сохранили и продолжили развивать земледелие, совершенствуя
свои орудия труда и приемы обработки земли. Земледелие в первой поло-
вине и середине II тысячелетия н. э. существовало только на северо-
западе и в центре Башкирии.
Этнографические исследования. Вторая половина XX в. является наибо-
лее плодотворным периодом в исследовании башкирской этнографии.
К этому времени относится деятельность Р. Г. Кузеева, Н. В. Бикбулатова
и С. Н. Шитовой. Они провели тщательное обследование быта и культуры
башкир различных регионов, внесли огромный вклад в изучение шежере,
этногенеза и этнической истории, этнодемографии (Р. Г. Кузеев), декора-
тивно-прикладного искусства, системы родства, семейного быта (Н. В. Бик-
булатов), жилища, одежды, народного искусства (С. Н. Шитова).
Остановимся на некоторых выводах этих авторов по материальной
культуре и попытаемся связать их с этногенезом башкир.
В башкирском декоративно-прикладном искусстве, по мнению Р. Г. Ку-
зеева и Н. В. Бикбулатова, выделяется шесть основных орнаментальных
комплексов. Шестой комплекс объединяет геометрические узоры браного
ткачества. Районом распространения является северная и западная Баш-
кирия. Узоры шестого комплекса существовали с глубокой древности.
Мотивы этого комплекса восходят к орнаментальному искусству древних
аборигенов края.
Если возьмем пятый комплекс, который составляют симметрично рас-
положенные (друг напротив друга) птицы и животные, разделенные дере-
вом, восьмиконечные звезды и др., то он распространен в горно-лесной
части юго-восточной Башкирии и в Зауралье. Этот тип характерен для
искусства финноязычных народов, что является свидетельством участия
древних аборигенов в формировании башкирского народа.
В башкирской народной одежде С. Н. Шитова выделила семь локаль-
ных комплексов. Одним из них является северо-западный комплекс.
Этот комплекс охватывал территориально западный Ик, междуречье
Ика и Белой, Белой и Уфы, сопредельные районы Татарстана и Пермской
области. Одежда изготавливалась из конопляных и хлопчатобумажных
тканей домашней выработки (женские платья, фартуки, мужские рубахи,
штаны). Широко были распространены узорные браные холсты. Узор
30


украшал рукава платьев и рубах, низ подола. Платье и фартук носили
молодые и средних лет женщины. Мужчины и пожилые женщины — без-
рукавный камзол, обшитый позументом. Зимой мужчины надевали чек-
мень, сшитый из сукна, женщины — ватное пальто, богатые шубы. Верх-
ней одеждой женщин, особенно пожилых, был бешмет, молодых — сыба,
из домотканины в узкую полоску. Женскими головными уборами явля-
лись платки, тканевые шали, невестки носили кумачовые платки с белыми
узорами, характерным женским убором были колпачки. Девушки и моло-
дые женщины носили колпачки маленькие, плоские и с полуовальным
верхом, а также длинные, мешкообразные колпаки. В прошлом девушки
и молодые женщины надевали такыю, пожилые — белые покрывала.
Мужскими головными уборами являлись тюбетейки, меховые шапки и вой-
лочные шляпы. Обувь — лыковые лапти, состоятельные носили кожаные
башмаки. Украшениями были ожерелья из монет и блях, ошейники-
воротники с узорной застежкой и нагрудными подвесками, косник с под-
весками из монет и блях.
В целом, это типичный костюм оседлых народов, своим происхожде-
нием он уходит в глубь веков.
Что касается жилища, то отмечу только срубный тип. Этот тип разной
формы и разной степени сложности вплоть до избы-пятистенка был
связан с оседло-земледельческим хозяйством. В свое время С. А. Токарев
совершенно правильно писал, что у северо-западных башкир этот тип
сформировался не только за счет русского влияния. Срубный тип жилища,
по крайней мере — в более элементарных формах, имеет у северо-запад-
ных башкир глубокие местные корни.
Лингвистические исследования. В области лингвистики заслуживают
внимания взгляды Г. Б. Хусаинова. Он на основе языковых и других
данных обосновывает, что прародиной башкир с древнейших времен был
Уральский регион. Он поддерживает мнение С. Е. Малова о том, что тер-
риториально древнебашкирские племена жили на юге Восточной Европы,
включая Южный Урал, и что башкирский язык является самостоятельным
уже с V в. до н. э.
Если объединить антропологические, археологические, этнографичес-
кие и лингвистические материалы, то ясно видно, что башкиры, особенно
северо-западные, являются древнейшим коренным населением Южного
Урала.
Северо-западные башкиры сохранили свои особенности быта и куль-
туры до сегодняшнего дня.
6. Политический аспект проблемы формирования
башкирского народа
Политическая история любого народа имеет в качестве предпосылки
разложение родового строя и формирование в этот период военной демо-
кратии, а также включает классообразование и возникновение государ-
ственности. Одновременно с появлением классов и государственности
протекают процессы консолидации племен в народности. Поэтому форми-
рование народности органически связано с процессами классо- и государ-
ствообразования.
31


Политическая история Башкирии до присоединения к России еще не
изучена. Между тем имеющиеся сведения позволяют предполагать, что
политическая история башкир началась задолго до присоединения к Рос-
сии. Одним из моментов политической истории народа является проблема
его формирования в народность. Н. А. Мажитов считает, что VIII—X вв.
явились решающим периодом в сложении башкирского народа. Аргумен-
тация его такова: культура населения края VII—IX вв., которая может
быть отнесена к башкирам, генетически связана с культурой Западного
Приуралья V—VII вв.; сюда относятся форма и орнамент кушнаренков-
ской керамики, орнаментальные мотивы одежды и т. п., сохранившиеся
у поздних башкир.
Однако в нашем распоряжении нет прямых сведений, которые харак-
теризовали бы племена этого периода как языковую общность и под одним
собирательным именем. Поэтому представляется, что период с VII—VIII вв.
по IX век (т. е. до появления первых письменных источников о башкирах)
был эпохой формирования основного этнического элемента (ядра) баш-
кирской народности, который выступает лишь в качестве предпосылки
формирования народности.
В пользу выдвинутого положения о формировании ядра башкирской
народности могут служить сведения Абу Хамида аль-Гарнати — арабского
путешественника XII века, побывавшего в Поволжье, Карпатах и других
местах Восточной Европы. Приводим выдержку из его рассказа: «И вот
прибыл я в страну Ункурийа (Венгрия), а там народность, которую назы-
вают башкирд, она первая из тех, что вышли из страны тюрок...» В исто-
рической литературе хорошо известно, что предки венгров покинули
Приуралье в конце IX в. Отсюда следуют два вывода: а) вместе с древ-
немадьярскими племенами в IX в. с Урала ушла и часть башкир, приняв-
ших активное участие в этногенезе венгров, о чем упоминалось выше;
б) ко времени ухода части башкир с древними мадьярами уже оформи-
лось ядро башкирской народности, чем и объясняется длительное
сохранение вплоть до XII в. этнонима «башкирд» в условиях интенсивных
этнических процессов тогдашней Венгрии.
На рубеже IX в., т. е. с момента появления первых письменных источ-
ников о башкирах, начинается завершающий, второй этап формирования
башкирской народности. Процесс этот длится до XI—XII вв., когда встре-
чаются уже упоминания не только о башкирах, но и об их языке (Махмуд
Кашгари).
Рассмотрим башкирские племена IX—XII вв. с точки зрения сложив-
шихся в научной литературе представлений о народности. Принято выде-
лять следующие признаки народности. Во-первых, народности возникают
в эпоху разложения родового строя и формирования классового общест-
ва. Во-вторых, в этот период образуются союзы племен, что, однако, не
означает полного исчезновения племенных различий (остаются названия
племен, которые позднее превращаются в названия административно-
территориальных единиц; диалекты в языке и обычаи). В-третьих, былые
кровнородственные связи заменяются территориальными (определенный
регион расселения). И в-четвертых, одним из показателей новой общ-
ности является собирательное имя, под которым народность становится
известной соседям.
32


Сопоставляя указанные признаки с имеющимися сведениями о баш-
кирах, пытаемся определить границы той эпохи, когда шел процесс
окончательного формирования башкирской народности.
В распоряжении исторической науки пока нет прямых источников,
говорящих о времени формирования в Башкирии классового общества.
И здесь нам приходится довольствоваться только лишь данными археоло-
гии и фольклора. Результаты археологических раскопок позволяют
заключить, что в IV—VII вв. у ближайших предков башкир шел процесс
классовой дифференциации. На это указывают богатые погребения
(курганы), найденные в Уфе и ее окрестностях. Таковыми являются
погребения, обнаруженные во дворе Башкирского мединститута в 1936 г.,
а также погребения, найденные в 1878 г. вблизи Уфы, около дер. Нови-
ковка. Здесь встречаются также и бедные погребения.
Если археология дает нам лишь приблизительное представление о на-
чальных этапах классовой дифференциации, то материалы фольклора
позволяют проследить указанные процессы более ощутимо, на примерах
отдельных личностей и событий. Так, в сказании «Бабсак и Кусяк»
говорится о союзе 12 башкирских племен под началом хана Масима.
Наряду с ханом в этом сказании фигурируют батыры и пастухи, указы-
вающие на социально-классовые расслоения башкирского общества.
Данное предание М. М. Сагитов относит к IX—XI вв. С этой датировкой
можно вполне согласиться, если учесть, что в эпосе упоминаются кыпча-
ки-половцы (принявшие определенное участие в этногенезе башкир),
которые, по мнению Л. Н. Гумилева, появляются в степях Евразии в IX в.
В связи со сказанным отметим, что процессы классообразования находят
то или иное косвенное проявление в религии. Ибн Фадлан сообщает,
что у башкир X в. было многобожие (политеизм), которое, по мнению
Ю. И. Семенова, возникает в эпоху разложения родового строя и образо-
вания классового общества.
Итак, в течение IV—VII и X—XI вв. у башкирских племен наблюда-
ются процессы классообразования.
А теперь обратимся к письменным источникам и на их основе попро-
буем воссоздать образ жизни древних башкир.
Первые сведения о башкирах мы встречаем у арабского путешествен-
ника IX в. Саллама Тарджемана. Воспользовавшись помощью хазарского
царя, он добрался от столицы Хазарии «через 27 дней до страны башкир»
(вероятно, речь идет о границе страны башкир). Интересно, что путешест-
венник связывает народ с определенной территорией (приблизительно
среднее течение Яика, Южный Урал и прилегающие степи).
Ибн Фадлан, как об этом писалось, называет башкир тюрками и, что
важно, выделяет башкир из других тюркских народов: гузов и печенегов.
Следовательно, в этот период тюркские народы в какой-то мере были
дифференцированы друг от друга и находились на достаточно высоком
уровне формирования народности. Кроме того, Ибн Фадлан указывает на
вполне конкретный район расселения башкир: бассейны рек Яик, Сак-
мара, Кинель, Сармасан и др. Писатель первой половины X в. Абу-Заид
аль-Балхи пишет: «От внутренних башджаров до Булгарии 25 дней пути...
Батттджары разделяются на два племени, одно племя живет на самой
границе Гузии (страны куман) близ булгар. Говорят, что оно состоит из
2000 человек, которые так хорошо защищены своими лесами, что никто
33


не может их покорить... Другие же башджары граничат с печенегами. Они
и печенеги — тюрки». Таким образом, аль-Балхи размещает башкир при-
мерно на той же территории, что и Саллам Тарджеман и Ибн Фадлан. Все
они указывают на одних и тех же соседей башкир: гузов, печенегов и булгар.
Особый интерес представляет то, что названные аль-Балхи два племе-
ни имеют общий этноним, «собирательное имя» — башкиры. Думается,
что здесь имеются в виду союзы башкирских племен. Если бы речь шла
об отдельных племенах, то каждое из указанных объединений имело бы
собственное имя. «Собирательное имя» характеризует более высокую
ступень организации, чем, скажем, род или племя.
Подтверждение выдвинутому положению мы находим и в фольклоре.
По мнению М. М. Сагитова, в эпосах «Кузы Курпес и Маян-Хылу», «Баб-
сак и Кусяк», относящихся к IX—XI вв., отразилась идея консолидации
башкирских племен. Исходя из материалов фольклора, М. М. Сагитов
утверждает: «...в юго-восточной Башкирии до прихода татаро-монгол
существовало крупное племенное объединение — "ете ырыу" (семь пле-
мен), куда входили семь башкирских племен (бурзян, усерган, бушмас,
тамьян, кыпсак, кара-кыпчак и тангаур)». Такого же характера племенное
объединение существовало и в западной Башкирии.
По утверждению археолога В. Ф. Генинга, «в IX в. в Западном При-
уралье, — скорее всего на территории к юго-востоку от булгар (бассейн
Кинели и Самары), возникает мадьярский союз, объединивший два пле-
мени угорского происхождения и пять тюркского». Известно также и то,
что мадьяры в конце IX в. покинули Приуралье.
Почти через три столетия, т. е. в XII в., мы встречаемся у Идриси
с выражением Внутренняя Башкирия (то же самое и у аль-Балхи в IX в.),
которую он располагает в бассейне реки Белой, что совпадает с данными
аль-Балхи «от внутренней Башкирии до страны Булгар 25 дней пути».
Значит, письменные источники указывают на расселение башкир на впол-
не локализованной территории на протяжении IX—XII в. К тому же
Идриси упоминает о существовании в этом районе крупных администра-
тивных центров (городов, по его выражению): Каракья и Минджан (или
Нимджан). Его сведения о башкирских городах подтверждаются и архео-
логическими раскопками. По данным Н. А. Мажитова, в различных райо-
нах современной Башкирии находятся развалины небольших городищ,
которые имеют название или Хан-кала (около дер. Юрмашево Гафу-
рийского района; дер. Булгария Чекмагушевского района; дер. Кара-Якуп
Чишминского района и т. д.), или Кала-тау (возле дер. Торналы Салават-
ского района). Городища Н. А. Мажитовым отнесены к X—XIII вв., что
вполне согласуется с датировкой Идриси (XII в.). Разумеется, о конкрет-
ном местонахождении этих городов Идриси мог и не знать или искажать
слышанное. Однако остается фактом то, что он говорил о башкирских
городах. В этом, на наш взгляд, ничего противоестественного нет, ибо
в тот же период у черемисов (марийцев) — северных соседей башкир —
упоминается город Кокшаров (ныне Котельничи), который был захвачен
новгородцами в 1174 г.
Предположение о существовании на территории древней Башкирии
крупных поселений-городищ было выдвинуто еще в свое время П. И. Рыч-
ковым. Он писал: «Около Уйской линии, как на киргизской, так и башкир-
ской стороне реки Уя, в разных местах находятся развалины каменных
34


строений, из коих некоторые поныне еще в целости». В своей другой
работе, пытаясь объяснить происхождение и название реки Кала-елга —
притока Ика (находится в Бакалинском районе), П. И. Рынков указывает:
«...может быть, потому, что от устья ее в полуверсте, по течению ее с пра-
вой стороны, и поныне виден ров и земляной вал, который по большей
части уже осыпался. Сказывают, что тут бывал город».
Приведенные сведения о городищах — крупных поселениях — указы-
вают не только на определенную централизацию и самоуправление, но и
характеризуют еще образ жизни башкир, который никак нельзя свести
только к кочевому. Представляется, что башкиры не только кочевали на
определенной территории, но и имели известную степень оседлости.
Вероятнее всего, в указанное время были башкиры оседлые, кочевые
и полукочевые. Это логически согласуется с тем, что они издавна жили
и живут на границе гор, леса и степи.
Существенным признаком народности является ее язык. Со всей опре-
деленностью можно утверждать, что язык древних башкир был тюркским,
ибо они были тюрки (С. Тарджеман, Ибн Фадлан, аль-Балхи). Об этом же
говорит «Словарь тюркских языков» (1073—1074 гг.), составленный
Махмудом Кашгари. В рубрике «Об особенностях тюркских народов»
Кашгари перечисляет башкир в числе 20 «основных тюркских народов».
Язык башкир, указывает он, очень близкий к кыпчакскому, огузскому,
киргизскому и другим, т. е. тюркский.
Начавшаяся классовая дифференциация, одновременно с которой
наблюдается возникновение племенных союзов с общим собирательным
именем и общим языком, постоянный регион расселения башкирских
племен, наличие городищ — административных центров — все это харак-
теризует древнебашкирские племена в VII—VIII вв. как формирующуюся
народность, а в IX—XII вв. — уже как сформировавшуюся.
Итак, второй, конечный этап формирования башкир в народность
следует отнести к IX—XII вв., когда налицо не только определенная
территория, но и общность языка, общее «собирательное имя» и наличие
сравнительно крупных для того времени поселений — городищ.
Вместе с тем мы далеки от мысли, что процесс этнической консоли-
дации на этом остановился. Он продолжался и, видимо, имел следующие
направления. Во-первых, башкирские племена могли завоевать более
мелкие и слабые племена (об этом еще мало известно) и ассимилировать
их, что наложило бы отпечаток на обе взаимодействующие стороны, хотя
взаимовлияние их не было одинаковым. Во-вторых, возможны были сою-
зы башкирских племен с иными племенами, порождающие культурный и
языковый обмен. И, в-третьих, тот факт, что Башкирия в XIII—XVI вв.
часто теряла независимость, оказывал то или иное влияние на этнические
процессы. Но все эти процессы протекали на основе сформировавшейся
башкирской народности и поэтому не смогли существенно изменить
специфику ее культуры и языка.
Мы уже указывали, что в IV—VII вв. у ближайших предков башкир
начинаются процессы классообразования. Эти процессы продолжаются
и позже, вступив в конечную стадию в IX—XII вв. Исторический период
между IX и XII вв. был переходным от бесклассового общества к клас-
совому. Как пишет А. Н. Киреев, у башкир «в IX—XII вв. существовали
35


крупные родоплеменные объединения», т. е. союзы племен, которые
характеризуют указанный период как эпоху военной демократии.
Ю. П. Аверкиева так говорит о военной демократии: «На большом кон-
кретном материале... было уточнено место военной демократии в истории
общества как переходной эпохи от доклассового общества к классовому,
как эпохи развития отношений экономического и социального неравен-
ства и формирования ранней формы государственности, призванной
охранять возникавшую частную собственность от коммунистических
принципов распределения предшествующей эпохи». Исходя из этого,
вполне правомерно допущение гипотезы о возможности возникновения
в IX—XII вв. первых государственных образований у башкир, которые
выступали как высшая форма военной демократии. (Сказанное более
всего относится к Восточной Башкирии, которая в X—XIII вв. была само-
стоятельной, в то время как Западная Башкирия подчинялась Булгарскому
государству.)
Об этом, думается, свидетельствуют следующие факты. Шежере баш-
кирского племени усерган возводит свою генеалогию к Куль-Тегину —
древнетюркскому кагану (VIII в.). Существовавшая когда-то связь между
древними тюрками и башкирами подтверждается также данными лингви-
стической науки. Казахский ученый Г. Айдаров на основе изучения
памятников древнетюркской письменности «Куль-Тегин» и «Могилян»
показал, что они имеют отношение и к башкирам. А А. М. Ахметов, иссле-
довавший глагольные корни языка приведенных памятников, убедительно
доказал, что «из 182 глагольных корней языка 172 корня употребляются
в современном башкирском языке». Из изложенного видно, что где-то
в VII—VIII вв. древнебашкирские племена входили в состав могуществен-
ного государства — Тюркского каганата. Известно также и то, что часть
башкир (Западная Башкирия) в X в. входила в состав Булгарского госу-
дарства (Абу-Заид аль-Балхи и др.).
Вхождение древних башкир в состав указанных государств, а также
отношения соседства с такими государствами, как Хазария, государство
сельджуков, половцев и т. д., не могли пройти бесследно, так как приоб-
щали башкир к политической жизни, вырабатывали стереотип политичес-
кого сознания. Этот стереотип в свою очередь должен был реализоваться,
проявиться в условиях распада прежних государств, в попытках башкир
создать свои политические объединения. В этом выражалась объективная
потребность организации общественного самоуправления и необходимость
защиты от постоянной опасности быть завоеванными более сильными
соседями.
Вероятность выдвинутого положения может быть аргументирована
и материалами фольклора. В упомянутом уже эпосе «Бабсак и Кусяк»
сообщается о союзе башкирских племен, во главе которых стоял Масим-
хан. В условиях непрекращающихся военных столкновений и набегов
ханы являлись олицетворением публичной власти, а это важнейший
признак государственности.
Ожесточенное сопротивление, которое башкиры оказали войскам хана
Батыя (1236 г.), говорит об их высокой политической и военной орга-
низации. Традиции политического сознания проявились и в дальнейшем
36


стремлении башкир освободиться от татаро-монгольского ига. Об этом же
говорит выступление башкир в походе среднеазиатского эмира Тимура
против Золотой Орды в 1391 г.
В период татаро-монгольского господства возникали и такие ситуации,
когда башкиры на тот или иной промежуток времени добивались само-
стоятельности и устанавливали своих правителей. Шежере башкирских
племен бурзян, кыпчак, усерган и тамьян сообщает о Тура-хане, кото-
рый был «самовластным ханом башкирского народа». Из шежере видно,
что власть здесь передается по наследству (сыном Тура-хана был Кусем-
хан) — опять же признак государственности. Далее шежере повествует,
что «события были из-за земли и воды» между башкирами во главе с Ку-
сем-ханом и ханом Золотой Орды Бураком. Стороны, готовясь к битве,
вели переговоры. В результате они пришли к соглашению: «Правая сто-
рона реки Самары досталась Бурак-хану, его подданные были ногайцами.
Северная сторона реки Самары досталась Кусем-хану, его подданные
были башкирами». После этого, говорит летопись, «...башкирский и ногай-
ский народы на (определенное) время остались жить в мире до эпохи
Урак-Мамая». События относятся к началу XV в.
И, наконец, факт присоединения Башкирии к России, по нашему мне-
нию, говорит о высокоразвитом этническом самосознании башкирского
народа, выразившемся в добровольном изъявлении желания о вхождении
в состав России. Разумеется, всего этого могло не быть, если бы не было
развитых политических традиций. Следует также отметить, что присоеди-
нение Башкирии к России произошло не сразу после взятия Казани,
а несколько лет спустя — в 1557 г. Думается, это позволяет заключить, что
зависимость башкир от Казанского ханства в этот период не была абсо-
лютной и имела несколько призрачный и формальный характер, время
от времени прерывалась. Вызванная феодальной раздробленностью полу-
вассальная зависимость башкир от Казанского ханства не могла быть
существенным препятствием ни самоуправлению башкир, ни стремлению
их обрести политическую самостоятельность. Это было лишь делом вре-
мени и случая. Такой случай представился: Казанское ханство, объек-
тивно клонившееся к своему закату, перестало существовать, а башкиры
изъявили желание войти в состав России.
7. Этническая история башкирских племен
В формировании башкирского народа активное участие принимали
скотоводческие племена эпохи средневековья, связанные своим происхож-
дением с Южной Сибирью и Алтаем.
Этот раздел написан на основе материалов полевых исследований,
а также имеющейся литературы, особенно работ Р. Г. Кузеева.
В составе башкир принято выделять четыре географические группы,
которые совпадают с историко-этнографическими областями Башкирии:
северо-западную, юго-восточную, юго-западную, северо-восточную.
37


СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ БАШКИРЫ
В северо-западную географическую группу входят икские, нижнебель-
ские и северные башкиры.
Икские башкиры
Основными жителями долины реки Ик издревле были башкирские
племена буляр, байляр (байлар), юрми (юрмый), ирэкте (ирэкте).
Поблизости от них находились районы расселения волжских буляр и, по
мнению некоторых исследователей, угро-мадьяр.
Буляр
Племя буляр включает два рода: мышыга (мышыш), кадыр (надир).
Наиболее распространенными тамгами являются | ||. Род мышыга
имеет древнее происхождение, а род кадыр возник в XVIII или XIX в. как
часть булярцев, выделенная в самостоятельную земельную вотчину.
Этническая история племени буляр подробно исследована Р. Г. Кузее-
вым. Прежде всего он доказал идентичность башкирского этнонима булэр
с названием одного из городов и крупного племени Волжской Булгарии —
Билер, Биляр. Тем более что в средневековых источниках, как западных,
так и восточных, под билерами подразумеваются вообще волжские бул-
гары. Тождественность и взаимозаменяемость этнонимов буляр и биляр
доказывается, по Р. Г. Кузееву, как историческими источниками, так и
лингвистическими исследованиями. Этноним башкирского племени буляр
имеет булгарское происхождение. Икские булярцы являются потомками
той части билярских жителей, которая бежала в прикамские леса, в ни-
зовья Зая, а оттуда на Ик и Сюнь после разгрома г. Биляра в конце XIV в.
Байляр
Племя байлар, байляр (байлар, байлэр) включает три рода: сураш
(сураш), салагуш (салагош), калмыш (калмаш). Основные тамги —
ХД1—\\f- Этноним байляр, кроме башкир, зафиксирован в составе
казахского племени монгольского происхождения купграт, зеравшанских
узбеков, в форме байдар — у монголов и крымских татар. Ясно, что
этнические истоки племени байлар находятся в среде тюрко-монгольских
племен Центральной Азии и Алтая и связаны с их переселением на запад,
в Среднюю Азию, Казахстан и Восточную Европу. Р. Г. Кузеев так рисует
этническую историю байлярского племени. В Среднюю Азию и степи
Казахстана группы байлар попали, будучи органической частью тюркских
образований. Предки башкирских байларцев находились в составе или
этническом окружении племени усерган и прошли вместе с ним все эта-
пы его истории и расселения. В этом плане важным аргументом является
основная байларская тамга Хг совершенно идентичная тамге усерган-
38


ского по происхождению рода сураш. Род сураш в период переселения
племени усерган на Южный Урал разделился: часть сурашевцев осталась
в составе родственных байларцев и позднее передвинулась в низовья Ика,
остальные ушли в присакмарские степи. Небольшие же группы байларцев
переселились на Южный Урал: подразделение или род бай, байлар отме-
чались в составе юго-восточных башкир, в частности — тангауров. Основ-
ная часть байларцев навсегда осталась в долине Ика.
Современная форма этнонима байлар, по мнению того же Р. Г. Кузе-
ева, является развитием в XV—XVIII вв. под влиянием татарского языка
более архаичной и характерной для башкирского языка формы байдар.
Эта последняя форма племенного названия, кроме родоплеменной этно-
нимии монголов и крымских татар, отложилась в топонимии и средневе-
ковой антропонимии Волго-Камья: языческое чувашское имя Байдар,
деревни Байдар, Байдера в Камско-Вятском крае и т. д. Имея в виду
ранние контакты и смешение древнебашкирских племен с булгаро-утор-
ским населением Среднего Поволжья, предполагает Р. Г. Кузеев, распро-
странение этнонима байдар в Волго-Камье произошли в X—XIV вв. через
булгарское посредство.
Юрми
Племя юрми родового деления не имеет. Основной тамгой является i—,.
Юрмийцы расселены по среднему течению реки Ик. Р. Г. Кузеев при-
водит сведения о том, что старые родоплеменные вотчины юрмийцев
находились и на левом берегу реки Ик. Исторических материалов по этни-
ческой истории юрмийцев почти не сохранилось. Однако топонимичес-
кие данные свидетельствуют о том, что часть юрмийцев переселилась на
север и северо-восток (река Юрмаш — левый приток р. Уфы, гора Юрми-
тау и хребет Юрмый-тау на Южном Урале, Юрмияз (поле юрми) в Та-
тышлинском районе, дер. Юрмин в Дюртюлинском районе и т. д.).
Иректе
Тамгами иректинцев являются (3" \L ^ • Иректинские шежере позво-
ляют охарактеризовать этническую историю собственно иректинцев
следующим образом. Иректинцы являются потомками кара-табынцев.
Они переселились из Зауралья, с долины реки Миасс на берега Камы
или Ика, т. е. к границам Казанского ханства, в XV в. и поступили на служ-
бу к хану. Иректе означает «несущие службу в крепости». Постепенно
это определение переходит в родовое название. Так кара-табынцы доли-
ны Ика стали именоваться иректинцами. С завоеванием Казани Иваном
Грозным иректинцы как чужеземцы и военное сословие бывшего ханства
вынуждены были искать новые земли и ушли большей частью на лесное
правобережье Быстрого Таныпа. Они потеснили племя таз и обосно-
вались на его территории. Занятые земли были узаконены получением
жалованных царских грамот.
39


Нижнебельские башкиры
В состав нижнебельских башкир входило 10 племен: еней (йэнэй), гэрэ
(гара), киргиз (KbipFbi?), елан (йылан), ельдяк (елдэк), каршин (каршен},
канлы (гкацлы)1 таз (та?), дуваней (дыуанай), уваныш (ыуаныш).
Еней
Племя еней включает три рода: бугазы (богаты), тугыз (myFbi?), камбар
(камбар). Основными тамгами являются 11 X Т Y.
Этноним племени еней в форме jeno, как об этом было сказано выше,
упоминается у Константина Багрянородного в перечне древневенгерских
племен. Считается установленным, что башкирский йэнэй и венгерский
jeno имеют общий корень, их этническая история в древности
развивалась вместе. В 1909 г. в журнале «Шура» было опубликовано древ-
нее предание енейцев, где рассказывается, что их предки жили в долине
реки Зай, они покинули насиженные места в поисках новых земель,
после долгих мытарств «заняли обширные земли в низовьях Ика, Белой
и по берегам Камы» (№ 1. С. 21—22). Нужно отметить, что у енейцев и
сегодня сохранились предания о том, что их древней родиной была
долина реки Зай. Сейчас трудно судить, на каком языке говорили древние
енейцы. На угорском или тюркском? Если принять во внимание отсут-
ствие в языке енейцев угорских слов, а также их тамги несомненно
тюркского происхождения, то можно предположить, что енейцы в I ты-
сячелетии н. э. говорили на тюркском языке. Но они смешались с мадь-
ярами. Часть енейцев с мадьярами ушла на запад, в Паннонию. Видимо,
до переселения в низовья реки Белой енейцы подверглись сильному
влиянию усерган. Об этом свидетельствует тождество усерганских
и енейских тамг. Енейцы без преувеличения были крупным и могу-
щественным башкирским племенем. Данные РГАДА, в частности «Эко-
номические примечания», свидетельствуют, что енейцы еще в XVIII в.
занимали обширные земли по Ику, Белой и Каме, на севере их граница
проходила по реке Буй. С приходом кыпчаков на Южный Урал связан
новый этап в этнической истории енейцев. Они подверглись
кыпчакизации в этническом и языковом отношение.
Гэрэ
Племя гэрэ включает два рода: урман-гэрэ (урман-гэрэ), иль-гэрэ (ил-гэрэ).
Основными тамгами являются 11 X Т Z_ Y- Гэрэйцы являются кыпчаки-
зированными потомками известного в истории тюрко-монгольского объе-
динения кере. Они переселились в Приуралье одновременно с кыпчаками
и расселились на Белой рядом с енейцами. Постепенно гэрэйцы ассими-
лировали часть енейцев. В XIV в. некоторая часть племени гэрэ мигриро-
вала в забельские леса и получила название урман-гэрэйцев.
40


Киргиз
Племя киргиз включает два рода: тэнкэй-киргиз (тэнкэй-кыргы^),
кады-кай-киргиз (ка^ыкай-кырры?). Основными тамгами являются 11 X Y.
Название этнонима племени совпадает с этнонимом крупного тюрк-
ского народа — киргизов. Для исследования этнической истории башкир-
киргизов большой интерес представляет их шежере. Оно опубликовано
Ахмедгали Халимовым, учителем из Бугульминского уезда, в 1913 г. в жур-
нале «Шура» (№ 10). Шежере рассказывает о пребывании племени киргиз
в составе огузской конфедерации на Сырдарье и в Приаралье. Видимо,
башкиры-киргизы являются потомками енисейских киргизов; пересели-
лись в Среднюю Азию во второй половине I тысячелетия н. э. В даль-
нейшем их этническая история была тесно связана с кыпчаками, с ко-
торыми они вместе совершили миграцию на Южный Урал.
Елан
Племя елан включает три рода: эске-елан (эске-йылан), идель-елан
(и$ел-йылан), кыр-елан (кыр-йылан). Основные тамги — 11 X Т Y. Баш-
киры-еланцы являются потомками древнетюркского племени елан,
которое включилось в состав кыпчаков еще на заре их истории —
миграции на запад. В. В. Бартольд писал, что кыпчаков на Алтае разбил
народ джилан. Кыпчаки смешались с племенами джилан, разгромили
огузов и печенегов, а затем направились на запад. Другой историк Г. Е.
Грумм-Гржимайло также упоминает джилан вместе с кыпчаками. Он
считает, что этнические истоки джилан восходят к динлинам. Еланские
предания о миграции их предков с Алтая, со стороны Волги, тамги с
преобладанием кыпчакского типа, присутствие подразделения кара-
кыпсак у кыр-еланцев — все это свидетельствует об азиатском
происхождении еланцев и их древней, единой этнической истории с
кыпчаками.
Ельдяк
Племя ельдяк включает три рода: кыр-ельдяк (кыр-елдэк), буре-ельдяк
(буре-елдэк), уфа-ельдяк (ефе-елдэк). Основными тамгами являются 11 X Y.
Этноним ельдяк восходит к тюрко-монгольской этнонимии. Он принадле-
жит к группе этнонимов, имеющих окончание -ак, -як, -эк, -ик (например,
кыпчак, бадрак, терсяк). Об этнической истории ельдякцев материалов
почти нет. Этноним и тамги кыпчакского, усерганского и юрматынского
типов свидетельствуют о тюркском, центральноазиатском происхожде-
нии ельдякцев.
Каршин
Племя каршин включает три рода: кадряй-каршин (кэ$рэй-каршен), карга-
каршин (KapFa-каршен), сатлыган-каршин (сатлыран-каршен). Основными
41


тамгами являются 11 | |. Этноним картин, види-
мо, восходит к слову «карши», что в тюркских язы-
ках означает «противостояние». В уйгурском языке
слово «карши» означает «укрепленный город»,
«крепость». Оно было широко распространено
у тюрков. По всей вероятности, означало «защит-
ники крепости», «защитники укрепленных городов».
Об этнической истории каршинцев материалов
чрезвычайно мало. Этноним, тамги кыпчакского
типа, а также тамга — ворота дуванейского и
минского типов, указывают на тюркское, азиат-
ское происхождение каршинцев.
Каршинец.
По С. И. Руденко
Канлы
В составе племени канлы было четыре рода: идель-канлы (щел-кацлы),
юрактау-канлы (йврэктау-кацлы), актау-канлы (актау-кацлы), кыр-канлы
(кыр-кацлы). Основными тамгами являются | || X Y Z. Т- Канлинцы
вошли в состав многих тюркоязычных народов: казахов (племя канглы
в Старшем Жузе), каракалпаков (род канглы племени кыпчак), узбеков
(канглы), крымских татар и ногайцев (канлы). Канлинский союз возник
в XI—XII вв. Канлы были существенной частью кыпчаков. Они участво-
вали в походах на южнорусские степи. В Приуралье канлинцы мигриро-
вали в XIII в. Они расселились в Западной Башкирии, смешались с древне-
башкирскими племенами. Об этом свидетельствует широкое распространение
у канлинцев бурзянских, усерганских и юрматынских тамг. У племен
канлы был общий онгон с племенами усерган и юрматы — журавль.
Таз
Родовое деление племени таз не сохранилось.
Основными тамгами являются || X Y- Родоплеменные образования
таз имеются в составе казахов (племя таз в Младшем Жузе), киргизов
(род таздар племени сарыбагыш), узбеков (род таз племени мангыш),
туркменов (род тазы в составе йомудов) и ногайцев (род таз). Родопле-
менные группы таз были тюркоязычны и жили в Саяно-Алтайском нагорье.
В начале II тысячелетия н. э. они проникли на запад, в приаральские
степи. В начале монгольских походов тазлары кочевали между Эмбой и
Уралом. В конце XIII в. они участвововали в войне между Токты и Ногаем
на стороне последнего. Победа Токты заставила тазларов отдельными
группами мигрировать на север, в Приуралье. Они влились в состав
различных племен, особенно бурзян, кыпчаков, табынцев и др.
Относительно компактно тазлары расселились в Зауралье и на Таныпе.
В Зауралье тазлары проникли вместе с табынцами. Там они расселились
по соседству с дуван-айлинцами и каратавлинцами. В XVIII в. в связи
с изъятием башкирских вотчин под горные заводы тазлары были согнаны
{
42


со своих земель. Они переселились севернее, на земли каратавлинцев,
дуванцев и влились в их состав. Вторая группа тазларов заняла обширные
лесные районы по среднему течению Таныпа.
Дуваней
У дуванейцев сохранилось родовое деление елкесы. Видимо, в древние
времена родов было больше, но исторические источники, которые бы
могли это подтвердить, не сохранились. Основные тамги — || X I IY-
Этнические корни дуванейцев уходят в среду монгольских или тюрко-
монгольских племен Центральной Азии. По мнению ученых, на пути
движения на запад дуванейцы длительное время пребывали
в Средней Азии, где были окончательно тюркизированы и испытали так-
же влияние местного ираноязычного населения. Считается также, что
дуванейцы оставались в присырдарьинских степях и Приаралье до конца
I тысячелетия н. э., где они подверглись огузскому, табынскому и кып-
чакскому воздействиям. В XIII в. дуванейцы ушли на Южный Урал,
поселились на берегах реки Ик и реки Белой. По архивным источникам
известно, что в XVII—XVIII вв. в районе г. Бирска была Дуванейская
волость.
Уваныш
По племени уваныш не сохранились ни родовые деления, ни тамги.
Существование уваныш зафиксировано только архивными источниками.
Потомки уванышцев живут в смешанных башкиро-татарских деревнях.
В их названиях сохранился древний башкирский этноним. В XVI—XVIII вв.
уванышцы занимали земли по правобережью реки Танып. Название пле-
мени находит аналогии в удмуртских топонимах, что говорит об уваныш-
цах как о тюркизированных финно-уграх.
Северные башкирские племена
В составе северных башкир было пять племен: гайна (Fduna), уран
(уран), балыксы (балыксы), ун (ун), танып (танып).
Гайна
Племя гайна являлось одним из наиболее древних и крупных в составе
северных башкир. Оно делилось на роды тул-гайна (тол-FdUHe), тур-гайна
(mop-FdUHd), бисер-гайна (бисер^эйнэ) и мул-гайна (мол-FdUHd). Тамги у тул-
гайна Yr тур-гайна ■ 1, бисер-гайна I | и мул-гайна 11.
В настоящее время потомки гайнинцев расселены в Аскинском и Та-
тышлинском районах Башкортостана, а также в Бардымском, Куединском
и Пермском районах Пермской области. Особенно компактным массивом
живут башкиры по р. Тулве, в Бардымском районе. Р. Г. Кузеев пишет,
что на севере гайнинцы в XVIII в. занимали не только устье Тулвы и при-
легающие по обоим берегам прикамские земли, но и сохраняли вотчины
по левобережью Сылвы. К концу XVIII в. гайнинцы потеряли земли
между Камой и нижним течением Сылвы. Поэтому они ушли на восток,
в верховья Сылвы, Чусовой и на Бисерть.
43


В источниках XVII—XIX вв. встречаются различные сведения о тай-
нинских деревнях. Наиболее полный их перечень был сделан военными
топографами в 1841 г., причем все деревни были чисто башкирскими. Эти
материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом
архиве. Это — Елпачиха, Уймуенова, Федориева, Устунтурова, Каншкова,
Ишменева, Какирчева, Куземьярова, Чувашаева, Кудашева, Акбашева,
Ишимова, Чамеева, Новобичурина, Бардабашева, Мостова, Березникова,
Барда, Читова, Красноярова-I, Аилушева, Красноярова-И, Тюндюкова,
Шлыкова, Староашапова, Султанаева, Сизянова, Батырбаева, Искильза,
Сарашева, Таныпова, Новоашапова, Верхнеашапова, Старая Пайтинова,
Маметова и Новокайпанова. Эти деревни в административном отношении
относились к Осинскому уезду Пермской губернии. В Пермском уезде
были старинные башкирские деревни Куянова и Култаева. Куянова рас-
положена примерно в 25 км от г. Перми, а Култаева — в 218 км.
Сегодня в Бардымском районе Пермской области есть Аклушинский
(по источникам XVIII—XIX вв. — дер. Аилушева), Бардымский, Березни-
ковский, Елпачихинский, Красноярский, Куземьяровский и Новоашапов-
ский сельские советы. В Пермском районе имеются Куяновский и Кул-
таевский сельские советы.
О происхождении гайнинцев. В одном из архивов Москвы сохранился
любопытный документ о гайнинцах, относящийся к концу XVIII в.: «они
сами себя называют башкурт и производят оной народ... от тарханов...
булгарскую область, в которой они обитали, оставили, по собственным их
преданиям, в исходе XII столетия и поселились в Уральских горах, а дру-
гие расселились по тем местам Пермской губернии, где ныне обитают».
Крупный знаток этнографии северных башкир титулярный советник
Н. С. Попов записал в начале XIX в. среди гайнинцев сказание о том, что
они «производят свой род» от «поколения Тарханова, обитавшего в Бул-
гарской области». В середине XIX в. П. Небольсин записал аналогичное
предание. Между прочим, это предание и сегодня живо среди тайнинских
башкир.
Историко-этнографические данные показывают, что тархан в значе-
нии родоплеменного этнонима был известен не только башкирам, но и
некоторым другим народам. Заслуживают пристального внимания и взгля-
ды Р. Г. Кузеева на происхождение гайнинцев. По его мнению, в этни-
ческом плане этноним тархан устанавливает следующую взаимосвязь:
дунайские болгары-венгры **—► волжские булгары-башкиры. Контакты
между этими образованиями сложились давно. С Поволжья этноним
распространился на восток и север-восток и отложился в Волго-Ураль-
ской топонимии. В составе булгарского миграционного потока на терри-
торию современной Башкирии прибыли гайна-тарханцы. Гайна-тарханцы
вместе с юрматынцами, енейцами и другими племенами составили ядро
древнебашкирского этноса. Древнюю родину «в Булгарской области»
предки гайнинцев покинули, по их собственным преданиям, на исходе
XII столетия. По источникам, в Прикамье башкиры проникли позже,
в XIII—XIV вв. Но и раньше, т. е. в XII в., движение гайнинцев на Южный
Урал имело место. В северную Башкирию гайнинцы двигались вверх по
течению Быстрого Таныпа, в низовьях которого некоторое время кочевали.
Последний этап переселения гайнинцев на север был связан с общим
44


движением на северо-восток катайских групп и наплывом в Башкирию
кыпчаков. Это время характеризуется кыпчакизацией всего племени
гайна.
На основе археологических материалов Н. А. Мажитов также выска-
зал мысль о том, что башкирские племена проникали в Пермский край
в XIII—XIV вв.
О численности гайнинцев. По сведениям Н. С. Попова, в начале XIX в.
в 28 деревнях Осинского уезда было 6 773 человека, в двух деревнях
Пермского уезда — 1 147 чел. По архивным данным, в 1841 г. в 36 дерев-
нях Осинского уезда на 2 218 дворов зафиксировано 12 308 гайнинцев, в
Пермском уезде на 288 дворов — 1 746. Оренбургский военный генерал-
губернатор писал в своем отчете царю за 1853 г., что башкир в первом
кантоне, т. е. в Осинском уезде, 18 061 человек. Сведения второй
половины XIX в. о численности башкир противоречивы, и они даются в
известных источниках вместе с другими народами уезда.
Уран
Тамги уранцев: || Т Y I I-
Историко-этнографические сведения, особенно шежере уранцев и сред-
невековые письменные источники (Рашид-ад-Дин), свидетельствуют, что
предки уранцев являются выходцами из среды монгольских или тюрко-
монгольских племен Центральной Азии. Оттуда они двинулись на Сыр-
дарью и Приаралье, где пребывали долгое время и подверглись тюрки-
зации, а также определенному влиянию ираноязычного населения Средней
Азии. В начале II тысячелетия н. э. уранцы попали последовательно в сферу
кара-катайского, табынского и кыпчакского этнополитического влияния.
Приаральский период этнической истории уранцев был очень слож-
ным. Они подверглись сильному огузскому влиянию. Об этом говорят
этнонимы, топонимы и микроэтнонимы с основой огуз у башкир. Напри-
мер, и сегодня есть башкирские деревни с названием огуз (уге$). В это же
время происходит расчленение уранцев. Часть уранцев вместе с огузами
ушла с реки Сырдарьи на юго-запад и участвовала в образовании сельд-
жукского движения. В составе османских турок присутствовало племя
уран. Оставшаяся на Сырдарье часть уранцев упоминается в средневе-
ковых восточных источниках в перечне кыпчакских или канглинских
племен.
Об истории расселения уранцев в Башкирии сведений почти нет.
По историческим преданиям уранцев, их предки пришли с юга, кочевали
на реке Миасс, оттуда вернулись в долину реки Белой. Действительно,
география распространения башкирских топонимов и гидронимов с осно-
вой уран говорит о сложных маршрутах передвижения уранцев. На юге
Башкирии притоки Сакмары называются Большой и Малый Уран, в За-
уралье близ города Миасса башкиры и сегодня называют два озера:
Урангы (Уранга) и Урангыс (Урангич).
В настоящее время потомки уранцев живут в Калтасинском, Красно-
камском и Янаульском районах РБ.
45


Балыксы
Родовое деление у балыкчинцев не сохранилось. Основной тамгой пле-
мени балыксы является \ууГ\. Это видоизмененная форма древней катай-
ской тамги болта. В Аскинском районе, население которого в основном
составляют балыкчинцы, старики рассказывали, что сходство объясня-
ется родством балыкчинцев с катайцами.
Народная этимология этнонима балыксы — «рыболов» (от слова балык —
«рыба»). Она не подтверждается этнографическими материалами (отсут-
ствие культа рыбы у балыкчинцев, они почти не занимались рыболов-
ством и т. д.) и, естественно, не отражает историческую действительность.
Так же обстоит дело с толкованием этнонимов и у других народов.
Например, по казахской народной этимологии казах — это «белый гусь»
(кас + ак). В действительности, этноним казак, по древнетюркским дан-
ным, означает вольных, степных людей. По вопросу происхождения этно-
нима балыксы, на наш взгляд, наиболее правдоподобной является точка
зрения Р. Г. Кузеева. По нему, в древних тюркских текстах VIII—IX вв.
слово балуг, балук употребляется в значении «город». В Семиречье долгое
время сохраняются названия кара-китайских (найманских), а до этого
уйгурских городов Джамбалык, Бешбалык и др. Кроме того, этноним ба-
лыксы известен также у казахов Старшего Жуза — балыкчи, у туркмен—
балыксылар, у киргизов — балыкчи, у тувинцев — балыкчы. Все эти
факты говорят о древнетюркском происхождении этнонима балыксы.
Вполне вероятно, что балыксы могли составлять кочевническую перифе-
рию древних городов, может быть, охранявших или защищавших эти
города на определенных экономических и политических условиях.
Изучение различных источников, особенно исторических сказаний
самих балыкчинцев, позволяет охарактеризовать этническую историю пле-
мени балыксы следующим образом. Предки балыкчинцев жили в районах
Алтая и Южной Сибири вместе или рядом с катайскими родоплеменными
группами. Во время знаменитых переселений народов балыкчинцы с катай-
цами двинулись в Приуралье. Сначала балыкчинцы пришли на Яик, затем—
в район бассейна реки Ик. Они в XII—XIV вв. кочевали здесь вместе
с катайцами. Затем, отделившись от катайцев, по Таныпу двинулись на север
и окончательно обосновались в лесах долины Тюя. Здесь они сильно
смешались с местными древними башкирами булгарского происхождения,
а именно, юрми и финно-угорскими племенами. Несмотря на смешение,
балыкчинцы пронесли через столетия и до сегодняшнего дня сохранили
отчетливые черты степной по происхождению культуры в одежде, построй-
ках, пище и т. д. И еще: как отмечают диалектологи, в разговорном языке
башкир Аскинского района присутствуют специфические фонетические
комплексы согласных, характерные для инзер-катайцев. Приведенные
факты свидетельствуют не только о территориальном единстве, но и,
видимо, об этническом родстве балыкчинцев и инзер-катайцев.
Ун
Племя ун состоит из родовых подразделений: ун (ун), су-ун (су-ун),
байкы (байкы) и кыр-ун (кыр-ун). Имеет тамги: С II * 1-
46


Среди уннарцев Р. Г. Кузеев записал предание, которое представляет
большой интерес с точки зрения воссоздания их этнической истории.
В нем рассказывается, что уннарцы, в отличие от соседних племен, «на-
стоящие башкиры», что предки их кочевали у моря, затем переселились
на север, «к Оренбургу», откуда были вынуждены в поисках нетронутых
охотничьих угодий переселиться на Белую, а позже уйти дальше на север,
в глухие и богатые животными и пушниной леса. Это предание живо
и сегодня среди башкир Караидельского района.
Племя ун до присоединения Башкирии к Русскому государству рас-
селялось между нижним течением реки Уфы и Белой. Здесь уннарцы
были соседями западных табынцев. Колонизационный процесс расчленил
территорию уннарцев. Небольшая часть осталась на левом берегу Быстро-
го Таныпа. Основная часть уннарцев ушла на восток, к реке Уфе. В конце
XVI—XVII в. они переправились на правобережье и заняли низовья
Юрюзани. Видимо, часть уннарцев осталась и в долине реки Белой.
М. Уметбаев, касаясь происхождения прибельских башкир, в частно-
сти бишул-унгарцев, писал, что оседлые башкиры называли их гуннскими
башкирами. В исторической науке считается, что гунны представляли
собой в основном конгломерат тюркских племен. В состав гуннов входило
тюркоязычное объединение племен, которое в источниках именовались
он-уйгур. По мнению Р. Г. Кузеева, башкирский этноним ун может вос-
ходить к гуннской эпохе, к племенной конфедерации он-уйгуров. Предки
уннарцев входили в состав раннебашкирской миграции и оторвались
от древнебашкирских племен лишь в эпоху общих передвижений с При-
уралья на север и восток в XIII—XIV вв.
Танып
Племя танып включает два рода: су-танып (су-танып или сул-танып)
и кара-танып или кыр-танып (-кара-танып, кыр-танып). У су-танып
тамгой является 11, а у кара-танып — I—,. Кроме того, в число таныпцев
входят прежде самостоятельные роды кайпан (кайпан) и казанчи
(казанчи). Их тамга С- Они вошли в состав таныпцев в кыпчакский
период, во время движения последних на север. Сохранившиеся
предания таныпцев позволяют охарактеризовать их этническую историю
следующим образом.
Предки таныпцев пришли на территорию современного обитания
с «Мензелинских сторон». Таныпцы, по мнению Р. Г. Кузеева, углубились
на север после смешения булгаро-угорских племен с башкирскими кочев-
никами в конце XII — начале XIII в. Неслучайно гайнинцы — выходцы из
мензелинских краев, считают таныпцев родственниками.
В этнических сказаниях таныпцев отражается также смешение их
предков с местным, аборигенным населением. Взаимодействие таныпских
башкир с финно-угорскими племенами было значительным. Происходила
языковая и культурная ассимиляция местного населения. Финно-
угорский пласт оставил память о себе в современном физическом облике
таныпцев. Они в антропологическом отношении стоят ближе к народам
Поволжья, а именно к марийцам, мордве и удмуртам, т. е. финно-уграм.
47


История расселения таныпских родов казанчи и кайпан на самом севе-
ре Башкирии также была связана с эпохой кыпчакской миграции. Этно-
ним казанчи широко распространен в Средней Азии. О древнетюркском
происхождении казанчи свидетельствуют также данные, например, о народ-
ной одежде. Для них, как и для тюркских народов, характерны нагрудные
украшения на тканевой основе, общий вид платков-покрывал (кушъяу-
лык), украшения, терминология костюма и т. д.
Этноним кайпан встречается в составе юго-восточных древнебашкир-
ских племен. Вполне обоснованной является мысль о генетической связи
этнонима кайпан с названием племени кай — одного из племен кыпчаков
в эпоху их пребывания в верховьях Иртыша.
Еще раз подчеркну, казанчи и кайпан имеют к собственно таныпским
родам лишь территориальное отношение. Они только в XV в. поселились
на таныпских землях.
ЮГО-ЗАПАДНЫЕ БАШКИРЫ
Башкиры бассейна реки Демы от ее верховьев до устья, течения реки
Уршак, верховьев Чермасана между озерами Кандрыкуль и Асылыкуль,
нижнего течения реки Уфы в историко-этнографической литературе выде-
ляются как демская подгруппа юго-западных башкир. Основу этой группы
составляют башкиры племени мин. Поэтому демские башкиры называ-
ются еще минскими. К юго-западным башкирам относятся также южные
башкиры — жители бассейнов рек Ток, Большой и Малый Уран, а также
верхних долин Большого Иргиза. Они известны в литературе еще как
токчуранские и иргизо-камеликские башкиры. Южные башкиры обычно
выделяются как южная подгруппа юго-западных башкир. В этническом
отношении эта подгруппа очень пестра. Среди них встречаются юго-вос-
точные, юго-западные и другие башкиры.
Племя мин состояло из родов: иль-куль-мин (ил-кул-мен,), кырк-уйле-
мин (кырк-вйлв-мец), куль-иль-мин (кул-ил-мен,), суби-мин (сыбы-мец),
уршак-мин (ершек-мец), миркит-мин (меркет-мец), кубоу-мин (кыбау-
мец), мин (мен,), сарылы-мин (карылы-мец). Основными тамгами являются
ГИII ^ТППУ\/-
В начале II тысячелетия н. э. минцы входили в состав кыпчакского
мира. Есть мнение, что в XIV в. они кочевали по нижнему течению реки
Ик, а также по рекам Зай, Мензеля и Сюнь. Постепенно минцы перешли
реку Белую и заняли огромную территорию в центре Башкирии.
Основным направлением дальнейшего расселения была долина реки
Демы — исключительно удобная для ведения скотоводческого хозяйства.
XV в. считается временем, когда демская долина была полностью заселена
минцами. Как известно, это время было эпохой господства ногайцев в
башкирских землях. Но к середине XVI в., как свидетельствуют шежере,
минские башкиры настолько усиливаются, что во главе с Канзафар-беем
и в союзе с юрматынцами вступают на путь открытой вооруженной
борьбы с ногайцами. В процессе этой борьбы минские роды заселяют
долины Демы и Уршака от низовьев до верховьев рек. С присоединением
к Русскому государству в XVI в. минцы получают от царя жалованные
грамоты на владение практически всей юго-западной Башкирией.
48


Минец.
По С. И. Руденко
В XVII—XVIII вв. в юго-западную Башкирию
устремились потоки кочевников с гор и из лесов.
Лесостепные холмистые долины юго-запада, пре-
красные луга и пастбища притягивали скотоводов.
В долину реки Демы переселяются кочевники не
только из соседних районов юго-восточной Башки-
рии, но и с севера и даже Зауралья. Кульминские
башкиры, например, в 1706 г. пускают на свои
земли даже сальютов из зауральской Исетской
провинции. Так постепенно к концу XVIII в. насе-
ление долины реки Демы становится этнически
сильно смешанным.
История расселения объясняет специфику мин-
ской этнонимии. Р. Г. Кузеев зарегистрировал
в составе минцев 164 родовых подразделения, из
них более трети имеют этнические и родоплемен-
ные названия. В этнонимии минцев преобладают
названия, общие с восточными башкирами: кыпчак,
бурзян, катай, сураш, тау, тамьян, кыргыз, калмак, сарт и др. Народу
с этим на Деме много этнонимов западно-башкирского происхождения:
канлы, кара-тай, таз, юламан и др.
Пестроту и смешанность башкирского населения бассейна реки Демы
отражают и тамги.
Племя мин является совокупностью разных по происхождению родов.
Но это не означает, что надо сбрасывать со счета тот факт, что общее
название всего объединения — мин. Поэтому является исключительно
важным выяснение этнической истории рода мин, который выступал ядром
союза минских родов. Если собрать воедино все исторические источники,
то ясно видно, что основной темой древних исторических сказаний
является повествование о пребывании предков минцев на родине, где-то
в Монголии, эпические подвиги на Алтае далеких предков Тюклю-ата,
Чачле-ата и Корчоба-ата. Далее вынужденная откочевка из-за постоянных
и изнурительных войн на новые земли. Миграция минцев на запад,
в Среднюю Азию, на Сырдарью произошла задолго до монгольской экспан-
сии. Предки минцев были в VII—VIII вв. в составе сырдарьинских огузов.
По шежере, предки минцев являются выходцами из Мавераннахра. Их
родоначальником был Санаклы, прозванный «Урдас-беем с тысячью кол-
чанов». В середине XIV в. он был одним из правителей в Мавераннахре.
Шежере рассказывает о том, что, не выдержав жесткой междоусобицы,
Санаклы вместе со своим родом переселился на Урал.
Родоплеменные образования мин (минг), кроме башкир, имеются в сос-
таве узбеков, ногайцев, киргизов, тувинцев и монголов. Предания повест-
вуют о том, что древней родиной минцев была Монголия или Алтай, они
также рассказывают об их уйгурской принадлежности. В науке есть пред-
положение о тюркском происхождении самого этнонима мин. Все это
свидетельствует о древнетюркском происхождении минцев, этнически
близких к уйгурам.
Этническая история других минских родов выглядит так.
Башкиры минских родов куль называют родиной предков Монголию
или Алтай. Роды или подразделения куль известны в составе туркмен,
узбеков, локайцев, казахов, тувинцев, хакасов и т. д. Следовательно,
49


несомненно, истоки происхождения этнонима куль находятся на Алтае
или в Южной Сибири, т. е. в районе формирования племени мин. Все это
свидетельствует о тюркском происхождении этнонима куль и его носи-
телей. Родоплеменные группы куль переселились на Сырдарью в составе
ранних миграционных волн тюрков. В последующем кульские образова-
ния приняли участие в формировании этнического состава тюркских
народов Средней Азии и Восточной Европы.
Происхождение родов суби и кубоу связано со Средней Азией. Этноним
суби встречается также у казахов, а кубоу — киргизов. У суби-минских
и кубоу-минских башкир тамги восходят к общеминской тамге.
Родовые названия суби и кубоу возникли на сырдарьинском этапе
минской истории. Куби происходит от монгольского слова хуби — доля,
удел; субе — от тюркского слова субэ, сюйбу — область, край. Эти слова
в формах суб-мин, куби (кубоу)-мин означали «удел минцев», «край
минцев», «страну минцев».
По мнению Р. Г. Кузеева, роды кырк-уйле и миркит по происхожде-
нию не минские. В этих родах нет минских тамг. Этноним кырк известен
также у узбеков, киргизов, туркмен, каракалпаков и ногайцев. Родопле-
менные образования кырк у разных народов входят в состав разных
племен. Но особенно отчетливо выступают этнические и исторические
связи родов кырк с катайцами и табынцами. Например, у каракалпаков
род кырк входит в состав племени катай. Одной из распространенных
тамг у башкир кырк-уйле-минцев является катайская по типу тамга —
балга. Можно сказать, этно-историческое взаимодействие предков рода
кырк с катайскими и табынскими образованиями происходило в присыр-
дарьинских степях.
Миркиты имеют монгольское происхождение. Знаменитый историк и
политический деятель государства ильханов Рашид-ад-Дин (XIV в.) прямо
пишет, что миркиты «славны под именем монголов». Кроме башкир, мир-
киты входят в состав туркмен, ногайцев, киргизов, узбеков, алтайцев
и телеутов.
Продвижение миркитов на запад связано с их активной борьбой про-
тив Чингисхана. Миркиты были в войске Чжамухи, которое он в 1201 г.
выставил против Чингисхана. Вместе с Чжамухой миркиты потерпели
поражение. В процессе борьбы миркиты были расчленены и рассеялись.
Часть их осталась в Монголии и Алтае. Здесь они влились в состав алтай-
ских тюрков. Основная масса миркитов, отступая на запад, дошла до
Приаралья и западно-казахстанских степей. Там они были окончательно
разгромлены. С этого момента миркиты отдельными группами вливаются
в состав других племен и племенных объединений.
Из сказанного можно заключить, что племя мин древнетюрского про-
исхождения. В процессе расселения и исторического развития оно сме-
шалось с различными группами тюркского и монгольского происхожде-
ния. Распространенность среди минцев кыпчакской тамги показывает
значительные масштабы и глубину кыпчакского проникновения в среду
минцев. В XIII—XIV вв. минцы составили одно из образований Золотой
Орды. В Приуралье минцы расселились в западной Башкирии. В это время
шел процесс активной миграции башкирских племен на север и восток
Башкирии. Минцы передвинулись в район слияния рек Уфы и Демы
с Белой. В XV—XVI вв. минцы заняли весь бассейн реки Демы.
50


ЮГО-ВОСТОЧНЫЕ БАШКИРЫ
В юго-восточную географическую группу башкир входят племена
юрматы (юрматы), бурзян (берйэн), усерган (удэргэн), тангаур (тэцгэуер),
тамьян (тамъян) и кыпчак (-кыпсак).
Юрматынцы
В составе башкирского народа одним из наиболее древнейших
является племя юрматы. Оно делилось на роды тальтим (тэлтим), татагас
(тэтэгэс), кармыш (кармыш), юрматы (юрматы), ногай-юрматы (нурай-
юрматы) и мишар-юрматы (мишэр-юрматы). Основными тамгами юрма-
тынцев являются Y ГТП |—i hn /•
Юрматынцы расселены в среднем бассейне реки Белой, по рекам
Ашкадар, Сухайля, Селеук, Тайрук, Куганак, Стерля, Зиган. Юрматын-
ские аулы расположены также в бассейнах рек Ток и Малый Уран.
В отличие от генеалогий многих башкирских племен, шежере юрма-
тынцев содержит богатое текстовое сопровождение, что облегчает вос-
создание их этнической истории.
Историю племени юрматы можно воссоздать с XIII—XIV вв. Судя
по шежере, юрматынцы в те времена кочевали в верховьях рек Зай и
Шешма, в пределах бывшего Мензелинского уезда Башкирии. Эти реки
впадают в Каму. В конце XIV в. юрматынцы во главе с Шагали-беем в свя-
зи со сложной обстановкой, связанной с борьбой Тимура с Тохтамышем,
покинули земли по рекам Зай и Шешма и переправились на правобе-
режье Камы. На новых землях юрматынцы некоторое время кочевали по
реке Черной, а затем перебрались в долину реки Шадлык. После смерти
Шагали-бея юрматынцы во главе с новым вождем Гали Шэйехом верну-
лись на реки Зай и Шешма.
С возвышением Ногайской Орды в XV в. юрматынцы стали подвласт-
ны ногайским мурзам. Основная часть юрматынцев навсегда оставила
свои старинные кочевья и двинулась на юго-восток, примерно на совре-
менную территорию расселения. Видимо, в это время происходит неко-
торое смешение юрматынцев с ногайцами. Шежере свидетельствует, что
вождь юрматынцев Чачли Дэрвиш, сын Гали Шэйеха, выдал свою един-
ственную дочь замуж (у него не было сыновей) за подвластного ему
ногайца. У нее родились два сына: Бурнак и Ядкар. В шежере пишется,
что Бурнак — не имя, а прозвище, так звали одного из коней Чачли
Дэрвиша (борон — морда, ак — белый). А настоящее имя Бурнака, уже
судя по шежере башкир дер. Сытырман (юрматынцы), — Казанкап. Отец
мальчиков умер очень рано. Внуков воспитывал Чачли Дэрвиш. Бурнак
стал вождем юрматынцев, а Ядкар — мурзой. Результатом смешения
юрматынцев с ногайцами является возникновение рода ногай-юрматы.
«Бесчисленные ногайцы», как пишется в шежере, кочевали по рекам
Сакмар, Яик и Белая. Видимо, самые тяжелые времена для юрматынцев
были при Бурнаке (он жил до 1548 г.). Постоянные набеги и гнет ногай-
цев. К тому же в течение нескольких лет подряд гибли люди, скот, не
могли уродиться хлеба. Народ обеднел. Ногайские мурзы решили поки-
нуть эти места и перекочевать на Кубань.
51


«Наши деды пришли с Кубани из-за земли и воды, они пришли в по-
исках холодных земель, холодной воды, но оказалось, что зимняя стужа
страшнее жарких дней. Но по сравнению даже с холодом опаснее наступ-
ление с севера неверных русских». Предводители ногайцев пытались
заставить перекочевать и юрматынцев. Однако юрматынцы не присоеди-
нились к ногайцам. Соплеменники обратились к своему вождю со слова-
ми: «В хорошие времена жили вместе, а теперь, когда времена стали плохие,
где нас оставляете, куда мы денемся?» Бурнак-бей бесповоротно решил
остаться на месте. Во главе с Ядкаром на Кубань ушли ногайцы. После
ухода ногайцев на местах их кочевьев юрматынцы кроме скотоводства
занимались бортничеством и охотой. Племя начало жить обеспеченно.
После смерти Бурнак-бея вождем юрматынцев стал Татигас. После
завоевания Казани в 1552 г. в правительстве Ивана Грозного не было
единого мнения относительно методов дальнейшего покорения Востока.
Видимо, победили сторонники идеи мирного подчинения. Поэтому Иван IV
разослал послов с грамотами, в которых призывал народы этих земель
присоединиться к Русскому государству, обещая им мир и безопасность.
В шежере отмечается, что в грамотах царских послов говорилось: «...пусть
никто не убегает и пусть каждый остается при своей вере, соблюдает
свои обычаи». Когда юрматынцы узнали об обещаниях царя, в Казань
отправились послы во главе с Татигасом. В посольство входили родона-
чальники Азнай, Ильчикей Тимер, Кармыш и еще несколько «друзей-
спутников». Они просили русского подданства для их соплеменников.
После этого послы ездили в Москву за жалованными грамотами. С собой
они привезли в казну свой первый ясак. В царской грамоте за юрматын-
цами были закреплены и оставленные ногайцами земли. В царскую казну
племя должно было платить ясак: в год — 100 куниц. Иван IV пожаловал
Татигасу чин мурзы, а Азнаю — старосты. Хотя вопрос о присоединении
юрматынцев к Русскому государству был решен, окончательно он рас-
сматривался на народном собрании. Вождь племени — Татигас спросил
собравшихся соплеменников, согласны ли они быть подданными русского
царя: «Весь народ сказал, хорошо, каждый из нас всей душой согласен».
Юрматынцы были очень довольны, говоря: «...теперь на этой земле есть
места для зимнего жилища, реки есть, есть беркуты с гнездами и пере-
летные птицы, в реках есть бобры, в лесу быстроногие лисицы, есть и
куницы, есть и выдры». На том же йыйыне юрматынцев народ предложил
разделить общеплеменную территорию между четырьмя родами. Было
решено выделить следующие тюбы: I) земли по реке Ашкадар, II) по реке
Тор, III) по рекам Стерля, Куганак, Селеук, IV) по рекам Уршак, Зиган,
Каламан, Шешеняк. По жеребьевке земли соответственно достались: I —
Татигасу, II — Азнаю, III — Ильчикей Тимеру, IV — Кармышу. Впослед-
ствии это деление было закреплено в «Московской книге». В силу того,
что каждый год доставлять ясак в Москву было тяжело, родоначальники
обратились в правительство с просьбой о доставке ясака в Казань, что
и было сделано. В Казань была доставлена «Московская книга», и юрма-
тынцы начали ежегодно возить куниц уже в этот город.
Очень важным является вопрос о численности юрматынцев на момент
присоединения к Русскому государству. Прямых указаний на этот счет
52


нет. Но, как свидетельствует шежере, Татигас говорил царю, что его
соплеменников «300 домов». В этнографической литературе принято
считать, что во время войн и крупных сражений каждый «дом» выстав-
лял 3—4 воина, т. е. практически привлекались все взрослые мужчины.
В процентном соотношении народ распределялся так: примерно 25% —
воины, 50% — женщины, 20% — мальчики и старики и 5% — мужчины,
в основном негодные к боевым действиям, оставшиеся для поддержания
скотоводческого хозяйства. Исходя из этого, можно допустить, что юрма-
тынцев тогда было где-то 3 600—4 800 человек. Для проверки этих данных
обратимся к источникам более позднего времени. Как известно, волост-
ная административная система, созданная в Башкирии после ее присоеди-
нения к России, вплоть до начала XIX в. совпадала во многих случаях
с традиционным родоплеменным делением. Поэтому можно считать, что
содержащиеся в источниках первой половины XVIII в. перечни башкир-
ских волостей с данными о количестве дворов и расчетами численности
взрослого мужского населения имеют большое значение для общей
оценки численности башкир, в том числе юрматынцев. По сведениям кун-
гурского бургомистра Юхнева, собранным в 1725—1726 гг. о башкирах,
в Юрматынской волости было 1000 дворов, в них число душ «мужского
пола, которые могут воевать», — 3000. Если расчеты сделаем по вышеиз-
ложенному принципу, то получится, что к концу первой четверти XVIII в.
юрматынцев было примерно 12 тыс. человек. Таким образом, численность
юрматынцев с 3 600—4 800 человек в середине XVI в. выросла до 12 тыс.
человек в первой четверти XVIII в. Это как раз соответствует демогра-
фическим законам роста численности населения.
Определение численности юрматынцев в последующие времена пред-
ставляло бы большой интерес. Но в источниках сведения очень разбро-
саны, встречаются данные только об отдельных деревнях. Поэтому для
воссоздания численности юрматынцев, как и других племен, требуется
кропотливая дальнейшая работа.
О происхождение юрматынцев написано много литературы на башкир-
ском, русском, венгерском, немецком и других языках. Ученые, исходя
в основном из сообщений Константина Багрянородного, считали юрматы
угорским племенем, впоследствии тюркизированным. Р. Г. Кузеев высту-
пил с гипотезой о древнетюркском происхождении этнической общности
юрматынцев. Его аргументация следующая. Племя юрматы принадлежит
к раннему булгаро-угорскому этническому слою башкирского этноса,
который образовался на базе смешения тюркского и угорского, т. е. древ-
немадьярского, населения на территории формирующейся Волжской Бул-
гарии и сопредельных областей. Об этом говорят расселение юрматынцев
в XIII — XIV вв. в восточном Закамье в соседстве с волжскими булгарами,
тождественность башкирского этнонима юрматы с древневенгерским
этнонимом юрматоу, этническое родство племени юрматы с болгарским
родом ерми в составе приазовских и дунайских болгар, оронимия (Тура-
тау, Курман-тау) и гидронимия (Эсем, Уран) на новой южноуральской
территории юрматынцев, параллели в материальной и духовной культуре
башкир и волжских булгар.
53


Как бы то ни было, известно, что предки венгров в IX в. ушли откуда-
то из Приуралья на территорию современной Венгрии. К. Багрянородный
отмечал, что венгерский союз в Паннонии (современной Венгрии. — Р. Я.)
состоял из семи племен, одно из которых называлось Юрматоу.
Несомненно, часть юрматынцев ушла на запад и участвовала в форми-
ровании венгерского народа, часть — в формировании башкирского
народа.
Бурзяне
Бурзянец.
По С. И. Руденко
Племя бурзян является одним из наиболее
крупных и древних в составе башкирского народа.
По архивным источникам второй половины XIX в.,
бурзян насчитывалось 50—55 тыс. человек.
Бурзяне расселены в верхнем течении реки
Белой, с выходом в Зауралье до реки Яик. На юге
бурзянской территорией являются бассейны рек
Большой и Малый Ик, Юшатырь. Значительная
часть бурзян расселялась в долине реки Демы и да-
лее на юге, по течениям рек Ток, Большой и Малый
Уран, Иргиз, Каралык и Камелик.
Родовой состав племени бурзян был следую-
щим: мунаш (монаш), ногай-бурзян (nyFau-бврйэн),
ямаш (ямаш), янсары (ян1гары)г байулы-бурзян
(байулы-берйэн).
Р. Г. Кузеев зафиксировал 490 бурзянских тамг.
Основной тамгой является —I.
Этногенетические сказания древних бурзян свидетельствуют о том,
что их древнейшие предки жили в Центральной Азии. Восточные этни-
ческие корни бурзян иллюстрируются также сравнительно-историческим
анализом их материальной культуры, а также орнаментикой народного
искусства. Наиболее древний орнаментальный комплекс в народном ис-
кусстве бурзян включает простейшие геометрические фигуры, представ-
ленные в резьбе по коже и дереву, росписи, в вышивке и аппликации.
Узоры этого комплекса находят точные аналоги в орнаментике тюркских
народов Южной Сибири. Особенно четко просматриваются параллели
в резьбе по дереву. Например, элементы резьбы, узоры и форма посуды
башкир и алтайцев настолько похожи между собой, что определить ее
принадлежность к тому или иному народу невозможно.
В первой половине I тысячелетия н. э. бурзяне вместе с другими
кочевниками двинулись в Среднюю Азию. Там и произошло формирование
этнокультурного облика древних бурзян, а также их этнонима.
В историко-этнографической литературе средневековых восточных
авторов бурзяне сопоставляются с бурджанами. Эта идентификация пред-
ставляется обоснованной. Одновременно некоторые востоковеды под бурд-
жанами имеют в виду дунайских болгар. При этом они ссылаются на сооб-
щения средневековых авторов аль-Бакри и Якута (XIII в.) о бурджанах как
о «соседях румийцев». Но соседство бурджан с Византией и этническое
54


отождествление бурджан с дунайскими болгарами является результатом
исторического развития. Бурджаны были тюрками и их происхождение
связано со Средней Азией.
В 60-е гг. VI в. н. э. бурджаны вместе с другими тюрками участвовали
в разгроме государства эфталитов, о чем сообщает Ибн аль-Асир (XII в.).
По сведениям этого же автора, воинственные бурджане в 588 г. участво-
вали в крупном нашествии тюрков на иранские владения. Приведенные
факты свидетельствуют об активном участии бурджан в политической
жизни Тюркского каганата. В последующие столетия бурджаны были
тесно связаны с Византией, с которой тюркские каганы вступили в дого-
ворные отношения в конце VI в.
В VII в. бурджаны оставались еще в Средней Азии. В числе других
тюркских племен бурджаны в VII в. уходили далеко на юг, достигая под-
ножий Хорасанского хребта. Проникновение тюрков на юг было связано
с глубоким кризисом в Тюркском каганате. Особенно массовым был
приток тюрков в Бухарский оазис. Несомненно, в составе тюркского
населения Бухарского оазиса были предки бурзян и других башкирских
племен. Неслучайно, к юго-востоку от Бухарского оазиса на западных
отрогах Памира расположены Башкуртские горы.
Древними родами в составе племени бурзян были монаш и ягалбай.
Последний этноним отложился в названии основной бурзянской тамги.
У киргизов сохранились оба названия: род жагалмой входит в подразде-
ление мунгуш. Этноним монуш зафиксирован в составе тувинцев, жагал-
байлы — казахов, у всех названных родов точно совпадают тамги. Приве-
денные факты свидетельствуют о том, что ягалбайцы по какой-то причине,
по всей вероятности — из-за военного поражения, были рассеяны на
большой территории. Впоследствии они участвовали в формировании
башкир, казахов, киргизов и каракалпаков. Видимо, центром распростра-
нения этнонима ягалбай были приаральские степи.
Этимология этнонима бурджан неясна. Некоторые языковеды пыта-
ются рассмотреть эту проблему с позиций тюркского и иранского языков.
Например: тюркские джан, йан; монгольское джан — «человек», «народ»,
«племя»; семантика основного корня — бур остается неясной, но пред-
полагается его иранское или сармато-аланское происхождение. По мне-
нию Р. Г. Кузеева, весьма вероятным является иранское происхождение
окончания: ан — суффикс имени прилагательного в иранском языке
(таман, дуван, уран, бурджан, усерган и др.). Высказывая такое предполо-
жение, Р. Г. Кузеев учитывает исторические обстоятельства пребывания
тюрков в VI—VIII вв. в Средней Азии. Разгром и покорение эфталитов,
язык которых был иранским, проникновение во внутренние области
Средней Азии с ее ираноязычным населением не прошли бесследно и для
тюрков. Не исключена также возможность взаимодействия и смешения
с сармато-аланами, границы расселения которых археологами в послед-
ние годы отодвигаются в приаральские степи.
Выше уже отмечалось, что бурджаны и болгары идентифицируются.
Поэтому необходимо рассказать об историческом соотношении этно-
нимов бурджан и болгар. Это очень важно для понимания дальнейшей
этнической истории бурзян.
55


По сочинениям средневековых авторов, в VII в., но особенно в VIII—
IX вв., бурджаны двинулись с северного Приаралья и Прикаспия в севе-
рокавказские степи и Причерноморье. Пребывание в VII—IX вв. бурджан
одновременно на Сырдарье, в Приаралье, нижневолжских и приазовских
степях означает, что все эти области представляли в ту эпоху огромный
взаимосвязанный этнокультурный мир.
Этническая история бурджан в эпоху пребывания на Северном Кав-
казе была следующей. В VII—VIII вв. формируется Хазарский каганат.
Приазовская Великая Болгария была разгромлена хазарами. Часть болгар
устремилась на запад, в Причерноморье и низовья Дуная; часть — на
север, где в начале X в. сложилось государство Волжская Булгария.
Передвижение болгар происходило в VIII—IX вв. Следовательно, дата
миграции болгар на Волгу и время появления бурджан на Северном Кав-
казе совпадают. Видимо, бурджаны находились с приазовскими болга-
рами в этнополитических контактах. Находясь в союзных отношениях
с болгарами, бурджаны выступали нередко под общим именем болгар.
Хотя имя бурджан было известно средневековому миру, но это название
в южнорусских степях постепенно растворилось в болгарской этнонимии,
пока наименование не стало в представлениях некоторых средневековых
авторов вторым названием дунайских болгар.
В процессе миграции разделились не только болгары, но и бурджаны.
На запад ушел болгарский род ерми, часть которого оказалась вместе
с булгарами на Волге и вошла впоследствии в состав башкир, известная
как племя юрми.
Бурджан, ушедших на запад и успевших вместе с дунайскими болгара-
ми подвергнуться славянизации и христианизации, имел в виду Абул-фида,
писавший, что народ «ал-бурджан» происходит «из христиан». Р. Г. Кузе-
ев справедливо считает, что бурджанские группы, смешавшиеся с огузами
и кыпчаками, в эпоху позднего средневековья приняли участие в форми-
ровании тюркских народов Причерноморья и Крыма. К числу этнических
образований, в сложении которых роль бурджан была заметна, относятся
гагаузы.
Другая часть бурджан (бурзян) направилась на север, на Волгу и При-
уралье. Видимо, одновременно с Приаралья двинулись на Приуралье
оставшиеся там в свое время бурзянские группы. С. Мирасов в 1930 г.
в «Краеведческом сборнике», издававшемся в Уфе, опубликовал статью
«Историческое прошлое башкир». По преданиям, говорится в ней, родона-
чальником бурзян был Бурзян-бей. Его внуков звали Урал-бей и Арал-бей.
Урал-бей перекочевал в долину реки Яик, а Арал-бей остался на старой
родине и кочевал вокруг Аральского моря. Этот рассказ перекликается
с сохранившимися до сегодняшнего дня сказаниями бурзян о переселе-
нии их предков на Урал от Сырдарьи или с берегов Аральского моря. Эти
повествования полностью совпадают с преданиями усерган и тангауров.
На рубеже I и II тысячелетий н. э. бурджаны кочевали на южной и
юго-восточной периферии Волжско-Булгарского мира. В исторических
преданиях бурзян сохранилось немало свидетельств о расселении их
предков на юго-западе современной Башкирии. В упомянутой статье
С. Мирасов пишет, что, по сказаниям, родиной бурзян являются земли по
рекам Ик, Большая и Малая Кинель, Дема. Заметный сдвиг в расселении
56


бурзян произошел в XIII в. По мере углубления монгольской экспансии
бурзяне уходили в предгорья Южного Урала, занимая широкую полосу
между верхними течениями рек Яик и Белая. Бурные события XIII—
XIV вв. заставили бурзян с южноуральских предгорий продвигаться
дальше в горы. Бурзяне, как и тангауры, продвигаясь вверх по Нугушу и
Белой, расселились в XIV—XVI вв. в горно-лесных районах, где невоз-
можно было вести традиционное скотоводческое хозяйство в прежних
масштабах. Поэтому бурзяне ищут и находят пути в зауральские
лесостепи и степи. Постепенно большая часть бурзян поселяется
в верховьях Сакмары и в Зауралье, возвращаясь в горы лишь на весенне-
летние кочевки. Оставшиеся в горах бурзяне вели комплексное
скотоводческо-охотничье лесное хозяйство.
В XVII—XVIII вв. имело место обратное движение бурзян в южном и
западном направлениях. Одна группа направилась в бассейны рек Боль-
шой и Малый Ик, Юшатырь. Здесь бурзяне смешались с кара-кыпчаками.
В результате в XVIII в. образовалась Бурзян-Кыпчакская волость. Вторая
группа переселилась в долину реки Демы, в бассейны рек Большой и
Малый Уран, Ток и далее на запад. Третья группа поселилась в долинах
реки Большой Иргиз и ее притоков Каралык и Камелик. Переселения
в сравнительно позднее время объясняются следующими причинами.
Во-первых, устойчивой тенденцией к традиционным формам скотовод-
ческого хозяйства. В Зауралье и Сакмаре, где численность населения
возросла, а степные просторы были ограничены, скотоводам-кочевникам
стало тесно. Во-вторых, бурзяне в целях освоения новых пастбищ не
могли перейти на левобережье р. Яика, что привело бы к столкновению
с казахами. Поэтому нужно было искать другие районы для переселения.
В-третьих, в XVII в. еще не были забыты воспоминания о родине предков
с «бескрайними степями» для кочевок.
Усерганы
Племя усерган являлось одним из наиболее крупных среди южных и
юго-восточных башкир. Оно состояло из пяти родов: сураш (сураш), айыу
(айыу), буре (буре), бишэй (бишэй), шишэй (шишэй). Основными тамгами
являются ^ % Y- Сами усерганы, как рассказывали старики-информаторы
почти в каждом ауле, основной считают тамгу ^ Y- Территорией рассе-
ления усерган являлись и являются бассейны рек Сакмара, Ик, Сурень,
Касмарка, Зилаир и Таналык. Небольшие группы усерган расселены по
рекам Иргиз, Каралык, Камелик, а также в долинах рек Большая и Малая
Узень.
В книге Р. Г. Кузеева «Башкирские шежере» опубликованы «шежере
башкир племен бурзян, кыпчак, усерган и тамьян» в двух вариантах
(с. 71—80). Единое шежере нескольких племен объясняется тем, что их
история была взаимосвязана, они входили в один союз. Кроме того, в этой
же книге имеются шежере башкир племени усерган и шежере башкир-
усерган, отделившихся от основной массы племен и кочевавших в пределах
современных Саратовской и Куйбышевской областей. Шежере усерган
было записано в 1900 г. в дер. Кужанак Зилаирского кантона Шагигалимом
Тукумбетовым, а шежере саратовских и куйбышевских башкир — в 1929 г.
57


жителем дер. Дингезбай Пугачевского района Куйбышевской области
Ахметом Ярмухаметовым. Впоследствии оба текста попали к Р. Г. Кузееву.
Следует отметить одну важную особенность, характерную только для
шежере усерган. Это его стихотворная форма изложения. Впрочем, в этом
ничего удивительного нет, так как описание различных исторических и
других явлений в форме стиха было обычным явлением у скотоводов-
кочевников.
Шежере, предания и другие источники позволяют воссоздать этничес-
кую историю племени усерган следующим образом. Древней прародиной
усерган была долина реки Сырдарьи. Вождем племени был сын Туксабы
Муйтен. Поэтому более древнее название племени усерган — муйтен. По
какой-то причине, видимо, связанной с политической обстановкой, сло-
жившейся в то время, обострившейся в I тысячелетии н. э. в связи
с движением кочевников в Европу, усерганы переселились на Южный
Урал. В 1970-е гг. во время этнографических исследований в Хайбул-
линском, Зианчуринском и Зилаирском районах часто старики расска-
зывали легенды о том, что их предки пришли в эти места с Сырдарьи или
Приаралья. Название племени происходит от имени сына Муйтена
Усергана. В свое время Р. Г. Кузеевым было высказано мнение об
общности древней этнической основы племени усерган с каракалпакским
племенем муйтен. Как я уже говорил, родоначальником усерган и всех
башкир считается Муйтен. В старинных песнях усерганы называются
«Муйтенами» или «детьми Муйтена»:
Все башкиры подчинились муйтенам,
Усерганы стали многочисленными,
Беи бурзян, кыпчаков покорились им...
Стотамговые башкиры переселились на Урал.
Этноним муйтен имеется только у башкир и каракалпаков. Совпадение
этнонимов, а также предания о переселении предков усерган — муйтенов
из Приаралья и Сырдарьи свидетельствуют о том, что муйтены участво-
вали в формировании как башкирского, так и каракалпакского народов.
Есть мнение, что усерганы, как и бурзяне, тангауры после переселения
на Южный Урал вначале жили на юго-западе современной Башкирии.
В связи с усилением натиска монголов в XIII в. усерганы уходили с юго-
западного Приуралья в предгорья Южного Урала и окончательно обосно-
вались на территории современного расселения. Судя по шежере, в XVI—
XVII вв. царскими грамотами за усерганами были закреплены их земли.
Усерганы в XVI—XIX вв. взаимодействовали с южными и восточными
соседями. Усерганы жили в непосредственном соседстве с казахами Кичи
(Младшего. — Р. Я.) Жуза. В составе усерган известны несколько родовых
подразделений мамбет. Их генеалогии восходят к казахскому племени
аргын. Усерганы родовых подразделений аргын считают себя по проис-
хождению казахами. Они остались среди башкир в XVII в. и обашкирились.
По шежере можно составить генеалогическую таблицу усерган,
начиная с Муйтена до конца XIX в. Она была следующей: Муйтен —
Усерган — Шигали — Бэзэк-бей — Джурек-бей — Урал-бей — Тулубай —
Урал-бей — Кара-Буга-бей — Карагач-бей — Сарыш-бей — Байгужа —
58


Казаксал — Каргяу — Тугмат-тархан — Тукумбет — Ишбирде — Кут-
лы— Кэдэм — Тэбсэк — Джумакай — Кужанак (было восемь сыновей:
Акбулат, Исхак, Исмагил, Кадыр, Хузур, Габдулла, Мэхди, Кинзябулат,
Хисаметдин) и Кадыр (было шестеро сыновей: Габдэль-Гафар, Сагди, Шара-
фэтдин, Рустэм, Абдэлъ-Гата и Муллагул). Сыновья и внуки Кужанака
почти все были офицерами. Судя по таблице, Сарыбаш был последним
беем. Следовательно, при нем усерганы присоединились к Русскому госу-
дарству, так как вместо бея царское правительство знатным людям
жаловало звания князя, мурзы, старшины и т. д. Обращает на себя вни-
мание, что сын Каргяу, Тутмат был тарханом. В связи с этим отмечу, что
в Башкирии выделяются две группы тарханов: наследственные и личные.
Тарханное звание присваивалось за особые заслуги, особенно военные,
перед государством. Наследственные передавались по наследству (сыновья
тархана по наследству становились тарханами), а личные по наследству не
передавались. Тугмат был личным тарханом, так как, как показывает
таблица, его сын Тукумбет уже не был тарханом.
О численности усерган судить трудно. В источниках сведения очень
разбросаны и фрагментарны. Отмечу только, что, по данным Д. Н. Соко-
лова, в конце XIX в. в усерганских волостях проживало 42 тыс. башкир.
Тангауры
Тангауры территориально подразделяются на южных и северных.
Южные тангауры живут по реке Сакмаре с выходом в степное Зауралье,
а северные расселяются в верховьях реки Белой и узкой полосой выходят
в Зауралье. В источниках XVIII—XIX вв. южную группу тангауров назы-
вают степными — ялан-тангаур (ялан-тэцгэуер), северных именуют лес-
ными — урман-тангаур (урман-тэцгэуер).
Основной тамгой как южных, так и северных тангауров является
фигура в виде полумесяца \j.
Этноним тангаур сопоставляется с названием монгольского рода тан-
гаур. Генеалогия тангауров восходит к Дингауру — сыну Кунграт-бея.
Видимо, происхождение этнической основы племени тангаур следует свя-
зать с кунгратами. А кунграты — это древнее монгольское племя, которое
подверглось тюркизации и приняло участие в формировании этнического
состава узбеков и других народов Средней Азии. Тангауры рано оторва-
лись от монгольских племен на востоке. Их тюркизация произошла еще
в недрах Тюркского каганата, а окончательно завершилась в древнепече-
нежской среде. Среди тангауров распространены предания о том, что их
предки жили на Алтае, они под предводительством волка ушли с Алтая.
История тангауров свидетельствует о раннем проникновении монголь-
ских этнических образований на Сырдарью и в Приаралье и участии их
в формировании многих тюркоязычных народов.
Древние предания племени тангаур связывают его первоначальное
пребывание до переселения на Урал с долиной реки Сырдарьи. Во время
экспедиционных исследований в Зилаирском районе старики рассказы-
вали, что «тангауры, когда начиналась их история, жили на Сырдарье. Там
они собрали большое войско, чтобы двигаться на Урал и обосноваться
там». Далее аксакалы утверждали, что на Южный Урал их предки пришли
59


под предводительством волка. Среди тангауров и усерган широко распро-
странено предание о переселении, о волке. В этих сказаниях заключается
главная идея: тангауры, как, впрочем, и усерганы, и бурзяне, приобрели
новую родину благодаря волку — тотему-покровителю древних башкир.
Волк как тотем занимал большое место в мифологии древних тюрков
и монголов. В тюрко-монгольской мифологии волк выступает в качестве
прародителя и покровителя всех тюрков и монголов. До недавнего
времени у многих тюркских народов, в том числе у юго-восточных баш-
кир, сохранялись многочисленные поверья и приметы, связанные с вол-
ком. Волк у тюркских народов является защитником от всяких несчастий
и покровителем рода. Волк оберегал благополучие и само существование
рода. В этнографических материалах по тангаурам роль волка как тотема-
покровителя проступает весьма явственно. По словам стариков, еще
недавно был распространен обычай ношения амулетов из волчьих зубов
или клыков. Амулеты нашивали на детскую одежду от сглаза. Еще недав-
но сохранялся обычай закапывать под порог строящегося дома волчью
шкуру или волчий череп. Делалось это, чтобы оградить род, семью от
злых сил.
В преданиях тангауров сохранились свидетельства былого расселения
их предков на юго-западе современной Башкирии. С. Мирасов на осно-
вании шежере сообщает, что тангауры являются «выходцами с берегов
Кармасана и Чермасана» — левых притоков Белой. Видимо, тангауры там
кочевали вплоть до XIII в. Существенные изменения в расселении тан-
гауров произошли в XIII в. По мере нарастания монгольского давления
тангауры уходили с юго-западного Приуралья в предгорья Южного Урала.
Бурные политические события XIII—XIV вв. заставили тангауров с южно-
уральских предгорий продвигаться дальше в горы. Тангауры, продвигаясь
вверх по Нугушу и Белой, расселились в горно-лесных районах. Это было
в конце XIV— начале XV в.
В горно-лесных районах Южного Урала невозможно было вести тради-
ционное скотоводческое хозяйство в прежних масштабах. Лесное хозяйст-
во в XIV—XV вв. не могло еще получить большого значения. По архивным
источникам известно, что его подъем относится лишь к XVIII в. Бортни-
чество и охота также не могли компенсировать занятия скотоводством.
Поэтому естественно, что тангауры с момента переселения на Южный
Урал ищут и находят пути в зауральские лесостепи и степи. Вначале тан-
гауры организовали в малоснежных зауральских степях зимнюю тебе-
невку скота. Постепенно большая часть тангауров навсегда поселяется
в верховьях Сакмары и в Зауралье, возвращаясь в горы лишь на весенне-
летние кочевки. Движение тангауров в Зауралье и постройка там посто-
янных аулов продолжались и позже, в XVII—XVIII вв. Оставшиеся в горах
тангауры вели комплексное скотоводческо-охотничье лесное хозяйство,
в котором, начиная с XVIII в., заметно повышается удельный вес лесных
промыслов.
В конце XVII — начале XVIII в. имело место обратное движение гор-
нолесных башкир в южном и западном направлениях. Некоторые группы
тангауров поселились в долинах рек Ток, Большой и Малый Уран, Боль-
шой Иргиз и его притоков Каралык и Камелик.
60


Пребывание тангауров в Приуралье и на Южном Урале в XIV—XV вв.
характеризуется активным взаимодействием с кыпчаками, которые
сыграли большую роль в формировании башкир.
В XVI—XIX вв. взаимодействие тангауров с южными и восточными
соседями продолжается, однако характер его постепенно меняется. Конеч-
но, в этот период в среду тангауров проникали инородные группы, однако
этническое взаимодействие носило уже характер ассимиляции последних
в башкирской среде. В то же время продолжающиеся этнические контак-
ты тангауров, например, с казахами, питали и поддерживали традицион-
ный скотоводческий быт, степные черты культуры башкир.
В XVII—XVIII вв. близко от южных границ Башкирии кочевали кал-
мыки. Взаимные набеги тангауров и калмыков сменялись иногда перио-
дами мира. Брачные связи башкир с калмыками весьма сомнительны.
Этому препятствовала, прежде всего, религия. Калмыки — ламаисты.
Следует отметить, что в составе тангауров есть этноним калмак. Видимо,
так называли потомство некоторых калмыцких семей, перешедших в ислам
и оставшихся среди башкир. По рассказам аксакалов, этноним калмак
сохранился в названиях групп калмыцкого населения, захваченных в плен
в периоды многочисленных набегов; оставшихся среди башкир и затем
полностью ассимилировавшихся в среде последних.
Тамьянцы
Тамьянцы в этнографическом отношении под-
разделялись на южных и северных. Южные
тамьянцы жили по среднему течению реки Белой
и в низовьях реки Нугуш, северные — в верховьях
реки Белой и в Зауралье. Видимо, в XVI—XVII вв.
земельные вотчины тамьянцев были значительно
обширнее. Неслучайно, по данным 1730 г., в бас-
сейне реки Ик, т. е. на западе, была Тамьянская
волость. Сохранились сведения о том, что тамьян-
цы делились на три рода: мулют (молот), куян
(куян) и мэсагат (MdCdFym). Основными тамгами
являются (^) (дата), \ (сыбык), /_ (ирэк). Тамга
дага является собственно тамьянской и древней
по происхождению. Тамга сыбык схожа с тамгой
кара-кыпчаков и тамгой западнобашкирского
племени канлы. Тамга ирэк тождественна одной из По С. к Руденко
бурзянских тамг, а именно рода байулы-бурзян.
В эпоху средневековья племя тамьян являлось одним из наиболее
мощных и многочисленных объединений башкир. По сведениям кунгур-
ского бургомистра Юхнева, численность тамьянцев в начале XVIII в.
составляла примерно 21 тыс. человек.
Известный исследователь прошлого столетия Н. А. Аристов в работе
«Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и све-
дения об их численности» пишет, что башкирское племя тамьян имеет
этническое родство с казахским племенем тома. Это племя в XIX в.
CSJ
61


обитало в верхнем течении Сырдарьи. Гипотеза Н. А. Аристова интерес-
на, но она имеет некоторые необъяснимые моменты. Один из них в раз-
личии окончаний этнонимов. Сравним башкирский тамьян и казахский
тама. Этноним в форме, бытующей у башкир (с окончанием -ан), у дру-
гих народов не зафиксирован. Например, у каракалпаков — тама, узбе-
ков-кураминцев — тама, узбеков-локайцев — кара-тума, киргизов —
кара-тула, ак-тума, алтайцев — каратума. Сравним тамги: сыбык — одна
из главных тамг башкирских тамьянцев, встречается и у казахских тама.
Однако тамги дага у казахских тама не имеется. Попробуем сравнить
этноним тамьян с названием казахского рода тана «поколения» (племе-
ни. — Р. Я.) байулы Младшего Жуза. Родственный племени тама род
тана в XIX в. кочевал между Яиком и Эмбой, т. е. в непосредственном
соседстве с башкирами. Род тана имел тамги, аналогичные тамьянским.
Среди тамьянцев широко распространены предания о том, что древ-
ней родиной предков является Алтайский край. Казахские этнографы
сформулировали гипотезу о генетической связи казахского рода тама и
тана с монгольским племенем тума. По сведениям Рашид-ад-Дина, племя
тума (туман) расселялось в начале XIV в. в верховьях Енисея. Р. Г. Кузе-
ев прав, утверждая, что сопоставления казахских этнографов являются
обоснованными. В начале XVII в. в составе монголов зафиксирован род
тумэт.
Следует отметить одну важную, малохарактерную для восточных баш-
кир, деталь. По архивным данным, в XVIII—XIX вв. в Верхнеуральском
уезде существовала объединенная Тамьян-Тангаурская волость. В этой
волости упоминаются деревни Хамитово, Утяганово, Аскарово, Бурангу-
лово, Ярлыкапово и др. Существование одной волости, несомненно, сви-
детельствует о взаимной близости племен тамьян и тангаур. Эта бли-
зость является следствием общности этнических основ обоих племен,
восходящих к саяно-алтайской прародине их предков. Древнемонголь-
ские истоки племени тамьян подтверждаются довольно широкой рас-
пространенностью в юго-восточной Башкирии этнонима тамьян в его
первоначальной форме тума.
Таким образом, истоки этнической истории тамьян уходят в сложный
этногенетический мир Алтайско-Саянского края. Тамьянцы являются
этническими наследниками древних монгольских племен.
Рассмотрим время проникновения предков племени тама в Восточ-
ную Европу. Известно, что ранние проникновения тюркизированных
монгольских племен в Семиречье и далее на запад имели место, начиная
с эпохи тюркских каганатов. В то время они растворились в составе
крупных тюркских племенных объединений. На территорию к западу от
рек Яик и Волга племя тама могло попасть раньше X в., в печенежском
потоке кочевников вместе с бурзянами, усерганами и другими
племенами. Переход этнонима тама в форму тамьян мог произойти
в племенах, этнонимы которых имели аналогичные окончания — бурзяне,
усергане, т. е. в племенах Средней Азии. В IX в. тамьянцы уже оказались
к западу от Волги; отсюда они направились в Приуралье, видимо, вслед за
бурзянами, в сферу влияния которых они включились еще в Приаралье.
Видимо, этнические контакты тамьянцев с соплеменниками из казах-
ского племени тама в эпоху позднего средневековья не прерывались.
В этих контактах участвовали как группа тама из Тургайских степей —
62


восточные соседи башкир, так и группа тана — южные соседи башкир,
кочующие в междуречье Яика и Эмбы. Казахский исследователь В. В. Вос-
тров идентифицирует этнонимы тома и тана, считает их носителей
различными ветвями единого в этническом отношении образования. Если
иметь в виду закономерность перехода м в н, то идентификация
правомерна. Об этом свидетельствует и то, что группы тама и тана, наряду
с различиями в тамгах, обладали и общей тамгой, идентичной с одной из
основных тамьянских тамг, а именно — сыбык. По преданиям тамьянцев,
их предки жили в Приуралье, где-то в верховьях Демы. Отсюда они
примерно в конце XII в. переместились на южную излучину реки Белой.
Большинство тамьянцев в XIV в. углубились в горно-лесную зону Урала.
Остальные закрепились на старых местах, а именно на южной излучине
Белой, в устье Нугуша. Эта часть тамьянцев подвергалась сильной кыпча-
кизации. В XV— XVI вв. из горно-лесной части Урала тамьянцы выходят
в Зауралье. В XVI— XVIII вв. образуется тамьянский поток реэмиграции
на Нугуш, Дему, Уршак и далее на юг. Вернувшиеся на земли предков
тамьянцы еще в прошлом веке активно общались с зауральскими сопле-
менниками, ездили за сотни километров друг к другу в гости; некоторые
группы вновь переселялись в Зауралье, к сородичам, так как на Деме,
например, они оказались на положении припущенников. И сегодня нугуш-
ские тамьянцы, особенно старики, рассказывают о том, что их сородичи
живут в Зауралье.
Кыпчаки
Кыпчак — одно из крупных башкирских племен.
Оно делится на роды: бушман-суун-кыпчак (бош-
ман-Ъыуьш-толпсак), санкем-кыпчак (сэнкем-тошсак),
гэрэй-кыпчак (гэрэй-'кыпсак), карагай-кыпчак (ка~
paFau-кыпсак), кара-кыпчак или карый-кыпчак
(шра-тшпсак, карый-'кыпса'к), сарыш-кыпчак (са-
рыш-'кыпса'к), ак-кыпчак (ак-кътса'к) и сары-кып-
чак (hapbi-'кыпса'к). Основными тамгами являются
I ^ || УП
Кыпчаки относятся к одному из древних тюрк-
ских племен. Они являлись ветвью динлинского
племени. Динлины с глубокой древности были
автохтонными жителями Южной Сибири, обитали
в окрестностях Саяно-Алтайского нагорья, в Ми-
нусинской котловине и Туве. Кыпчаки упомина-
ются в древних хрониках III в. до н. э. В то время
они жили на северо-западном Алтае, в долине
Чжейлан. В 209 г. до н. э. кыпчаки вошли в состав
западного объединения хуннов. В IV в. н. э. кыпчаки, как и другие жители
Алтая, были подчинены Тюркскому каганату (552—745). В этот период
происходили разделение и миграция кыпчаков из северо-западного
Алтая: часть переселилась в северо-западную Монголию, а основная
масса — на среднее течение Иртыша. Иртышские кыпчаки до конца
VIII в. являлись самостоятельным независимым объединением племен.
Они вступили в военный союз с хазарами, вместе с ними предпринимали
различные военные походы, вели борьбу с арабскими завоевателями на
Кавказе.
Кыпчак.
По С. И. Руденко
63


В VIII—IX вв. произошли значительные изменения в политической и
этнической карте Средней Азии и Казахстана: экспансия арабов и захват
ими областей Мавераннахра (области по правому берегу Амударьи),
распад западного и восточного Тюркских каганатов, образование государ-
ства огузов в Приаралье, на средней и нижней Сырдарье, карлуков —
в Семиречье и др. В это время усилился приток в степи нынешнего
Центрального и Западного Казахстана большого числа тюркоязычных
племен — печенегов, канглы, тюргеш, аргын и др. Кыпчаки, как и многие
другие тюркоязычные племена, были подчинены государству кимаков.
В X в. происходит дальнейшее расчленение кыпчаков: из состава запад-
ных кыпчаков выделилась группа, которая постепенно передвигалась
на юг, в присырдарьинские степи.
Основная масса западных кыпчаков, усилившись, вела борьбу за неза-
висимость и предпринимала походы за овладение областью между рекой
Яиком и Волгой. В конце X — начале XI в. западные кыпчаки подчинили
своей власти кимаков, а также племена, живущие на территории Цент-
рального и Западного Казахстана. Под власть кыпчаков попали также
отюреченные угро-финские племена Приуралья и Средней Волги. Таким
образом, западные кыпчаки в начале XI в. превратились в крупное этно-
политическое объединение, кочевавшее в междуречье Яика и Средней
Волги. Та группа, которая двигалась на юг, в начале XI в. заняла область
средней Сырдарьи и образовала там второе крупное объединение
кыпчаков. Эту группу принято считать присырдарьинской. Таким
образом, термин «кыпчак» становился наименованием двух крупных этно-
политических объединений.
Название «кыпчак» сохранилось также за орхонской и алтайской
группами кыпчаков.
В 60-х гг. XI — начале XII в. происходила миграция западных кыпчаков
в Восточную Европу. Движение их на запад было связано с усилением
феодализации кыпчакского общества и стремлением каждой феодальной
верхушки к обогащению. Это приводило к захвату новых пастбищных
земель, увеличению поголовья скота, а также грабежу соседних народов.
Кыпчаки, переместившись в Восточную Европу и на Северный Кавказ,
расселились отдельными родоплеменными объединениями. Таких объеди-
нений было несколько. В дальнейшем эти сравнительно мелкие объе-
динения, соединившись, образовали две крупные орды: Западную, или
Приднепровскую, и Восточную, Придонскую. Основное ядро этих орд
составляли кыпчаки: у приднепровских — белые кыпчаки (или белые
куманы), а у придонских — черные кыпчаки (черные куманы). Каждая из
них имела своих наследственных правителей.
Перед лицом монгольского нашествия эти орды не могли объединить-
ся в единое государство. Отдельное этническое крупное объединение
по-прежнему составляли присырдарьинские кыпчаки. Этнический состав
орд был весьма пестрым. В составе восточноевропейских и северокавказ-
ских кыпчаков находились остатки некоторых прежних этнополитичес-
ких объединений: огузы, печенеги, канглы, узы, хазары, а также отюречен-
ных групп угро-финских племен. В политической зависимости от кыпчаков
находились остатки степных ираноязычных племен и племенных объеди-
нений: сарматы, аланы, асы и др., жившие в бассейне Дона и на Северном
64


Кавказе. В зависимость от сырдарьинских кыпчаков попали также группы
огузов, печенегов, канглы, азг аргын, тюрков и многие другие этнические
элементы присырдарьинских степей.
В конце XI — начале XIII в. происходил процесс этнического сближе-
ния зависимых племен с кыпчаками. В результате многие из них навсегда
слились с последними, утратив свое родоплеменное самосознание, а ос-
новное ядро многих племен вошло в состав кыпчакского объединения на
правах особых племен или родов. В эти же периоды происходило
переселение некоторой части западных и северокавказских кыпчакских
племен на территории Грузии, Азербайджана и Дагестана. Многие из них
остались здесь навсегда и впоследствии окончательно слились с местным
населением, внеся таким образом в состав указанных народов инопле-
менные этнические элементы. Группы кыпчаков, принявших христиан-
ство и освоивших земледельческую культуру, влились в состав русских.
Некоторые группы присырдарьинских кыпчаков переселились в Хорезм
и в земледельческие области Мавераннахра и позднее также слились
с местным земледельческим населением.
Начало собственно кыпчакской миграции в Башкирию относится к X—
XII вв. Это время можно рассматривать как начальный этап кыпчакского
периода. Данный этап в этнической истории башкирского народа пред-
определил новое направление этнокультурного и этноязыкового развития.
Р. Г. Кузеев этот период относит к IV пласту родоплеменной этнонимии
башкир и называет огузо-кыпчакским. Миграция протекала в условиях
возвышения кыпчакских племен на обширном пространстве Дешт-и-Кып-
чака. Процесс кыпчакизации в этот период не завершился в связи с тем,
что, во-первых, в XI—XII вв. кыпчаки, занятые борьбой в причерномор-
ских степях и набегами на русские земли, не стремились проникать
далеко на север. Башкирия была для кыпчаков в то время периферией на
завоевательном пути. Она мало интересовала кочевников в период их воз-
вышения. В это время традиционные связи башкир с Сырдарьей, При-
аральем и Северным Кавказом сохранялись непрерывно. Это говорит
о том, что первая кыпчакская миграция была невелика. Во-вторых, баш-
кирский этногенез первоначально включил в основном не собственно
кыпчакские племена, а родоплеменные группы, в т. ч. монгольского про-
исхождения, присоединившиеся к кыпчакам до их продвижения в Волго-
Яицкие степи и ассимилированные ими: катай, кузгун, сынгрян. В то же
время их воздействие было очевидно заметным, т. к. уже во второй поло-
вине XI в. язык башкир, по мнению языковедов, был близок к языку
огузов и кыпчаков. Этническую историю башкирского народа в XIII—
XIV вв. можно квалифицировать как кыпчакский этап в его этногенезе.
Кыпчакская миграция в Башкирию в XIII—XIV вв. была наиболее мощной
из всех тюркских миграций в Волго-Уральском регионе.
На основе преданий и шежере можно считать, что кыпчаки проникли
в Башкирию с юга на юго-запад. В XIII—XIV вв. кыпчаки расселились по
всему Приуралью, концентрируясь в междуречье Белой и Ика. Границы их
кочевий на юге были неопределенными; все Волго-Яицкое междуречье,
включая долины рек Белой, Малый Узень и Чижинские разливы, входило
в зону кыпчакских передвижений. Однако уже в XIII—XIV вв., под давле-
нием новых волн кочевников, они были вынуждены отодвинуться далеко
65


на север и восток. В сказаниях южно-уральских кыпчаков и в шежере
обычно рассказывается о переселении предков в горы «с верховьев
Самары, из Ток-Чуранского кантона», «с реки Ик, что впадает в Каму».
Продвигаясь с этих земель на север, кыпчаки переправились на правобе-
режье Белой, где обосновались в ее верхнем и среднем течениях. В XIV в.
кыпчаки господствовали в нижнем течении реки Демы и левобережье
Белой. Большая часть кыпчаков обосновалась в бассейне западного Ика.
Еще в начале XVIII в. «по рекам Ик и Сюнь» располагалась Сарыш-кып-
чакская волость, а по обе стороны нижнего течения реки Белой у ее впа-
дения в Каму была Гарейская волость. Где-то на востоке, в районе озера
Асылыкуль кочевали кыпчакские роды. В верхнем течении западного Ика
жили ак- или туркмен-кыпчаки. В конце XIV — начале XV в. наблюдается
движение кыпчаков на север и восток. Это было связано с распадом
Золотой Орды. Кыпчакизированные родоплеменные группы расселялись
в эту эпоху в разные районы современной Башкирии или частью остались
в Приуралье.
Гирей-кыпчаки расселились по реке Зилим, откуда позже были оттес-
нены дальше на восток в горы. От них отделяется род карагай, который
занял горные долины. Остальные роды (кара-кыпчаки, ак-кыпчак, санкем-
кыпчак, суун-кыпчак и бушман-кыпчак) поселились на территории от юж-
ной излучины Белой до низовьев Сакмары. В XV—XVI вв. под напором
ногайцев они углубились к северу по течению Нугуша и восточнее —
в лесные районы левых притоков Ика. Основным районом расселения
кыпчаки всегда считали низовья Сакмары. В XVII—XIX вв. кыпчаки,
компактно или небольшими группами, жили на огромной территории от
верховьев реки Белой на севере до течения Сакмары на юге. На западе
и юго-западе кыпчакские аулы были разбросаны в бассейнах рек Дема,
Большой и Малый Уран, Ток, Иргиз и Камелик. На Южном Урале кып-
чакские роды образовали три группы. В северную входили роды карагай
и гэрэй; расселяясь в горно-лесном районе, они были несколько оторваны
от основного кыпчакского населения. По берегам реки Белой на участке,
где она течет в широком направлении, и в низовьях реки Нутуш
расселены роды, составлявшие центральную группу: суун, бушман, сан-
кем. Южная группа, к которой относятся роды кара, сараш и ак-кыпчак,
занимали бассейны рек Белой, Ик и прилегающие земли.
В XVII в. кыпчаки расселялись на более обширной территории.
В конце XIX в. кыпчакские аулы встречались в северо-западной Башки-
рии, по левобережью реки Белой, Камы до впадения в нее реки Мензеля.
В XVIII в. источники отмечают Кыпчакскую или Сарыш-кыпчакскую
волость в пределах Казанской дороги и по рекам Ик и Сюнь. Где-то на
западе Башкирии обитал кара-кыпчакский род сайкан, один из биев
которого жил и умер в Казани. В XVII—XVIII вв. в едином потоке с бур-
зянами и другими юго-восточными башкирами кыпчаки устремились на
запад, чтобы занять после ушедших ногайцев старинные земли по правым
притокам Самары и далее на юг — в долины рек Белой и Малый Узень,
на Чижинские разливы. Отсюда они вместе с башкирами других племен
во второй половине XIX века были переселены на Большой Иргиз.
Эпоха, начиная с первых веков нашей эры до середины II тысячелетия,
вошла в историю тюркских, а также некоторых других (монгольских,
угорских) народов как период массовых передвижений, захвативших
66


значительную часть Евразийского континента. Многочисленные племена
совершали походы на многие сотни, тысячи километров, входя в тесные
контакты друг с другом и с автохтонным населением. Одним из результа-
тов этноисторических процессов этой эпохи было широкое распростране-
ние тюркских языков на огромной территории к западу от Центральной
Азии и Алтая.
Башкиры исстари обитали в соседстве с тюркскими народами, языки
которых являются родственными. В том, что основа этнического состава
башкирского народа является тюркской с точки зрения языка, нет сомне-
ний. По классификации Н. А. Баскакова, башкирский язык составляет
булгаро-кыпчакскую подгруппу кыпчакской группы тюркских языков. Кып-
чакская группа языков образовалась в среде многочисленных кыпчакских
племен.
Башкирский язык образовался в результате взаимодействия многих
племен и племенных языков; наиболее ярко в башкирском языке пред-
ставлены кыпчакские и булгарские элементы. Диалектная система башкир-
ского языка сохранилась рельефно. Изучение диалектов башкирского
языка в их отношении к близкородственным и дальнеродственным тюрк-
ским, а также финно-угорским языкам проливает свет на былые этно-
генетические связи башкир.
По Баскакову, время сложения башкирского языка относится к X—
XVI вв. Решающая роль в формировании башкирского языка связана
с кыпчакским наплывом в XIII—XV вв. Мощное кыпчакское наслоение на
башкирский этнос изменяло языковое развитие в направлении к формам,
характерным для современного башкирского языка.
СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЕ БАШКИРЫ
Северо-восточная группа башкир распадается на айлинскую, или айско-
юрюзанскую, зауральскую и горную подгруппы. Население представлено
айлинским, катайским и табынским объединениями, а также племенами
сальют (1галйот) и остатками былых племен и родов сынгрян (1гецрэн),
терсяк (mephdK), бэкатин (бэкэтин, мэкэтин).
Айлинское объединение
Айлинское объединение башкир включает семь племен: ай (эй), кудей
(ку?эй), мурзалар (мыр?алар), сызгы (hbi?Fbi), дуван (дыуан), кошсы (кош-
сы), упей (упэй). Племя ай делится на роды ай (эй), тырнаклы (тырнаклы),
каратавлы (каратаулы), туркмен (твркмэн) и сарт-айле (hapm-эйле). Племя
кудей — шайтан-кудей (шайтан-ку?эй), кыр-кудей (толр-куээй), урман-
кудей (урман-ку?эй), туркмен-кудей (теркмэн-ку?эй) и булякей-кудей
(булэкэй-ку?эй). Остальные племена внутреннего членения не имеют.
История образования айлинской группы восходит к XIV—XV вв. Тогда
кочевники, занимавшие бассейн реки Ай, первоначально представляли
конгломерат различных родовых и племенных организаций. Позднее они
объединились в союз — родоплеменное объединение — айле или айлинцы.
67


Район расселения айлинцев в XVII—XIX вв. был обширным: западные
аулы находились в долине реки Демы, восточные — недалеко от Тобола.
Основной территорией айлинского расселения оставались долины рек
Уфа, Ай, Юрюзань, Сим и Лемеза.
Родоплеменные тамги у айлинских башкир заметно различаются.
Р. Г. Кузеев зафиксировал у айлинских башкир 215 тамг. Тамги собствен-
но айлинцев (родов ай, каратавлы) в целом единообразны Э (ой тамга).
У зауральских сартов тамгой является фигура в виде восьмерки $ (hure?-
ле). Кудейские роды и туркмен-айлинцы имели тамгу Y (1гэнэк). Она тож-
дественна с тамгой туркмен-кыпчаков, что свидетельствует об их род-
ственных связях. У дуванцев тамгой является ~] — кожаная петля на поясе
для топора (шэлтэу). Такая тамга встречается у западных табынцев. Общ-
ность тамги указывает на этноисторические связи дуванцев с табынцами.
У булякей-кудейцев, некоторой части дуванцев и сызгинцев распростра-
нена тамга ГП (капка). Напомним, что эта тамга является одной из
основных у кыпчаков. У кошсинцев тамга — 1 в основном начертании
аналогична юрматынской.
Айлинцы
Предания и легенды собственно айлинских родов: ай, тырнаклы,
каратавлы, сарт, а также мурзалар рассказывают о приходе их предков на
Урал с Сырдарьи. Предания имеют множество вариантов: отцы и деды
потеряли на прежней родине — «на Сырдарье» отару овец и в поисках ее,
идя по следу, пришли на Урал — на свою новую родину. Сохранились
также предания о переселении на Урал за вороным конем, рогатым жереб-
цом или косяком лошадей.
Анализ айлинской родоплеменной этнонимии подтверждает южные
этнические связи их предков. Этноним ай (эйле) зафиксирован в формах:
айнлы в составе узбеков, алты-ата-айтамгалы — нуратинских туркмен,
айы — туркмен-нохурли, ай — киргизов. Почти повсюду, где встречается
этноним с основой ай, обязательно присутствует и название сарт. У нура-
тинских туркмен роды сарт-топи и сарт-айтамгалы входят в состав пле-
мени алты-ата-айтамгалы, у киргизов сарттар — племя в ветви адигине.
Непременное сочетание этнонимов ай и сарт в пределах родоплемен-
ных образований башкир, нуратинских туркмен и киргизов с одинако-
выми тамгами в виде полумесяца — ай, несомненно, доказывает давность
этнических связей между предками айлинцев и сартов. Связи эти должны
были возникнуть на территории, откуда родоплеменные группы ай и сарт
могли попасть в состав практически всех среднеазиатских народов и,
кроме того, на Южный Урал. Такой территорией были сырдарьинские
и приаральские степи.
В Средней Азии и Казахстане имеются аналогии и другим айлинским
родовым названиям. Например, сравним башкирский мыр?алар, род мыр-
загул в составе казахского племени аргын и подразделение мырзагул —
у локайцев. В составе локайцев же имеется подразделение алтымыш,
имеющее в данном случае аналогию у айлинских башкир: алтмыт-колак.
Исходя из вышеизложенного, можно заключить, что ранняя этническая
история собственно айлинских родов развивалась на Сырдарье и в При-
68


аралье. Происхождение же айлинцев, по мнению Р. Г. Кузеева, связано
с огузами. В генеалогической структуре древних огузов, составленной
Рашид-ад-Дином, племена яраз, дукер, дургэ и яирлы объединяются в отде-
ление ай, получившее название по имени второго сына Огуза. Тамга —
полумесяц (ай-таша), характерная для родоплеменных образований ай и
сарт-ай в составе ряда народов, является древнеогузской. Следовательно,
племена или роды ай в составе всех тюркских народов имеют в основе
огузское происхождение.
Принадлежность башкирских айлинцев к огузскому этническому миру
на Сырдарье не означает, что все айлинские роды имели огузское проис-
хождение. На Сырдарью и в Приаралье, особенно во второй половине
I тысячелетия н. э., были направлены маршруты многих кочевников
Востока. В составе объединения ай могли оказаться группы пришельцев
из восточных областей: кыпчаков, тюркизированных монголов и др.
0 том, что этническая ситуация была именно такой, говорят предания
мурзаларцев о Монголии как о родине их далеких предков, родовое
подразделение мангол в их составе, сказания каратавлинцев и тырнак-
линцев о связях с сородичами на Алтае и т. д.
Племена ай, которые мы можем применительно ко второй половине
1 тысячелетия н. э. рассматривать в этническом отношении как смешан-
ные с преобладанием огузского компонента, на Сырдарье и в северном
Приаралье какое-то время находились в контактах с уграми — северными
соседями тюркских кочевников. Видимо, в этом районе во второй поло-
вине I тысячелетия н. э. произошло смешение части угров в составе
предков башкир. Второе название башкир — истяк, иштяк — связано
как раз с этими событиями. В Башкирию это название принесли айлин-
ские башкиры, хотя оно было известно усерганам и тамьянцам. Между
прочим, и сегодня, например, киргизы называют башкир истяками.
Установить точное время переселения айлинцев на Южный Урал почти
невозможно. Видимо, это происходило в конце I тысячелетия н. э.
Племена ай и мурзалар первоначально заняли на Южном Урале терри-
торию водораздела рек Ай, Белая, Яик, Уй и Миасс. Из района водораз-
дела территория айлинцев простиралась к югу по верхнему течению
Урала. В Абзелиловском районе есть гора Айлегэн. По преданиям, именно
сюда впервые пришли айлинцы. С уральских вершин айлинцы продви-
гались к северу, в долину реки Миасс и далее на Ай. Сарт-айлинцы
и мурзаларцы кочевали на той же территории. Еще в XVIII в. к востоку
от Урала, в верховьях Миасса, была Сартинская волость. У мурзаларцев
сохранились предания о том, что старинные земли предков находились
поблизости от табынской дер. Тунгатар, также в верховьях реки Яик.
В дальнейшем происходит постепенное перемещение центра айлин-
ской территории в долину реки Ай, т. е. на соседние земли. Их уход с вер-
ховьев Яика и Миасса был вызван давлением более многочисленных и
сильных табынских родов. Сарт-айлинцы некоторое время оставались на
табынской земле. Лишь в XV в. часть сартов направилась вслед за другими
айлинскими родами на реку Ай. Сарты заняли небольшую территорию на
западных пределах айлинских земель. Сарты, оставшиеся на Урале, были
постепенно вытеснены в зауральские степи. Небольшие группы сартов
кочевали в степях между Тоболом, Миассом и рекой Уй уже в XVI в.
69


В XVI—XVIII вв. в Зауралье переселилась и значительная часть айлин-
цев с верховьев реки Ай. В XVIII в. поток айлинцев в Зауралье усилился
в связи с жестокими репрессиями царских властей в ответ на башкир-
ские восстания. П. С. Паллас, побывавший на северо-востоке Башкирии
в последней четверти XVIII в.г сообщает, что особенно широкие масшта-
бы приняло переселение айлинцев на восток в связи с изъятием огром-
ных площадей их земель под горно-заводское строительство. В Зауралье
айлинцы заняли преимущественно верховья Миасса и междуречье Миас-
са и Течи.
Начиная с конца XVI в. небольшие группы айлинцев, особенно сарт-
айлинцев, проникли и в западную Башкирию. Группы сартов осели на
левобережье среднего течения реки Белой. Дж. Г. Киекбаев пишет, что
именно там зафиксировано наибольшее число сартских топонимов. Часть
сартов направилась дальше на запад, в район устья реки Ик, где они отме-
чены в Сарт-Икской волости источниками XVIII в.
Айлинцы в западной Башкирии поселились на реке Деме и верховьях
Усени. В начале XVIII в. поселения айлинцев появились даже в Енейской
волости Казанской дороги, куда они вынуждены были переселиться в свя-
зи с подавлением башкирских восстаний.
Кудейцы
У кудейцев распространены различные этноге-
нетические сказания. Так, шайтан-кудейское преда-
ние рассказывает о приходе их предков с Кавказа,
туркмен-кудейское — из Средней Азии и кудей-
ское — из западной Башкирии. Несомненно,
различные сюжеты кудейских сказаний отражают
пестроту этнического состава племени. Это под-
тверждается и сложностью этнической характе-
ристики кудейцев. На глубокие различия в быту
туркмен-кудейцев и урман-кудейцев обращали
внимание еще ученые XIX в. Л. Берхгольц и
Н. Малиев. Смешанность племени кудей, много-
численные наслоения в культуре сами по себе
свидетельствуют о длительности формирования
этнического состава племени и древности проис-
хождения основных кудейских родов. С ранней
миграцией в Башкирию надо связывать отсутствие
параллелей кудейским этнонимам в языке тюркских народов Средней
Азии и Восточной Европы. По мнению ученых, в середине I тысячелетия
н. э. на Саяно-Алтайском нагорье существовала древнекудейская общность.
Видимо, отпочкование башкир-кудейцев от древнекудейской общности
произошло в ранний период миграции тюркских кочевников на запад.
Кудейцы прошли путь от Алтая до Северного Кавказа. Из южных степей
в Приуралье кудейцы двигались вместе с бурзянами и другими
башкирскими племенами. В XIII—XIV вв. племя кудей расселялось на
левобережье Белой. В конце XIV в. кудейцы занимали оба берега среднего
течения реки Белой, устье реки Уфы и южнее. Из шежере видно, что
Кудеец.
По С. И. Руденко
70


ставка кудейского бея находилась в то время в устье Зилима. Здесь
кудейцы кочевали с минцами. Под натиском ногайцев кудейцы и минцы
на рубеже XIV—XV вв. почти целиком переправились на правобережье
Белой. Часть кудейцев расселилась в лесных районах нижнего течения
реки Уфы. Остальные направились вверх по реке Сим, а оттуда — на
Юрюзань и Лемезу. Кудейцы на реке Уфе и в низовьях Сима — роды
булякей и урман — смешались с минцами. Кудейцы этих районов сегодня
говорят на языке, который, по мнению Н. X. Максютовой, является
частью демского говора минских башкир. Кудейские роды на Юрюзани
— шайтан, кыр — в результате длительного общения и смешения с
башкирами айского бассейна по языку и культуре оказались в составе
айлинской группы.
Дуван
Дуванские сказания сообщают, что предок дуванцев Кармый пришел
с Алтая. В составе айлинских дуванцев есть родовые подразделения табын-
ды и табын. Они, видимо, говорят о существовании в прошлом этноистори-
ческих связей племени дуван с крупным племенным объединением табын.
Этноним дуван зафиксирован в форме дубан у киргизов, дувана у узбе-
ков и джуван — у казахов Младшего Жуза. Во всех случаях этнонимы
существовали параллельно с названием табын. По шежере, сами башкиры-
дуванцы считают табынцев потомками Майкы-бея, а его брата Юлбугу —
своим предком.
Этноним дуван Р. Г. Кузеев идентифицирует с названием монголь-
ского племени дурбан. Миграция дурбанов (дуванов) на запад относится
к XIII в. и связана с монгольскими походами. Сами дуванцы растворились
в кыпчакской среде, сохранив при этом древний этноним.
Дуванцы первоначально кочевали в долине реки Самара. Двигаясь
оттуда к северу, они заняли обширные земли по реке Белой. В XIV в.
дуванцы расселились в бассейне реки Ай.
Кошсы
Кошсинцы рассказывают предания о приходе их предков в Башкирию
с Алтая. Племя кучши имеется в составе узбеков, кутчи — у туркмен Аму-
дарьи, кучши — у казахов и кушчу — у киргизов. Названия с основой
кушчу встречаются в Азербайджане и даже в Турции.
Значение этнонима кошсы или кушчу все ученые определяют с позиции
тюркских языков: «охотник с ловчими птицами», «специалист по ловчим
птицам» и т. д. Аналогично толкуют значение племенного названия сами
башкиры — «охотники на птиц». Можно сказать, что кошсы — одно из
древнетюркских, центральноазиатских по происхождению племен. Во
второй половине I тысячелетия н. э. кошсинцы участвовали в тюркских
походах на запад. В эпоху позднего средневековья кошсинцы были
разбросаны бесконечными походами и оказались в составе туркмен,
казахов, киргизов, узбеков, башкир и других тюркских народов.
История расселения племен кошсы на Южном Урале развивалась парал-
лельно с дуванцами, с которыми они были связаны еще в XI—XII вв.
71


Сызгы и упей
Племена сызгы и упей — древние образования в составе башкир. Сыз-
гинцы в преданиях рассказывают о родстве с племенем аиле. Зауральские
сызгинцы, переселившиеся туда в XVI—XVII вв., действительно по языку
и культуре ближе к айлинцам, чем к тамошним катайцам.
Упейцы к XVIII в. утратили компактность расселения: они жили отдель-
ными островками среди русского и татарского населения. Упейские баш-
киры сильно смешались с татарами, которые частью восприняли башкир-
ский язык. В районе их расселения в XVII—XIX вв. возникла смешанная
культура из сочетания традиционных элементов обоих народов. Поэтому
трудно провести грань между башкирской историей и татарской.
Отсутствие этнонимических аналогий в тюрко-монгольском мире не
позволяет говорить о тюркском или тюрко-монгольском происхождении
племен сызгы и упей и их этнонимов. Видимо, наиболее верным будет
предположение о том, что племена сызгы и упей были древними жите-
лями Приуралья финно-угорского происхождения. Они тюркизировались
еще в древнебашкирской среде.
Катайцы
Племя катай включало шесть родов. Три рода: инзер-катай (инйэр-
катай), кузгун-катай (ко^он-катай) и идель-катай (и?ел-катай) составляли
западную, или горно-лесную часть катайцев. Еще три рода — улу-катай
(оло-катай), бала-катай (бала-катай) и ялан-катай (ялан-катай) —
восточную, или зауральскую.
Среди катайцев Р. Г. Кузеев зафиксировал 155 тамг. Основными
тамгами являются | £~) £"*") | | | | >——<.
Господствующей у племени катай является тамга — Г (балга). Этим
словом башкиры обозначали изогнутый в одну сторону инструмент,
применяемый для выдалбливания бортей.
Этноним катай хорошо известен в этнографической литературе. Он
в различных вариациях — катай, квитай, хтап, хытай — отмечен у ка-
захов Среднего Жуза, каракалпаков, киргизов, узбеков, ногайцев и гага-
узов (тюркский народ, расселенный в Молдавии и Румынии). Этноним
в форме кара-катай зафиксирован, кроме башкир, лишь у киргизов.
В историко-этнографической литературе распространенным является
мнение, связывающее происхождение катай с кара-китаями или кида-
нями. Но о происхождении самих киданей высказывались различные
мнения. Большинство исследователей считали и считают киданей монго-
лами, другие просто говорят, что кидане — это племена нетюркского про-
исхождения, оставляя таким образом открытым вопрос об их этнической
принадлежности.
В последние годы выдвинуты идеи о тюркском происхождении кара-
китаев.
Кидани и их преемники кара-китаи известны на протяжении более
чем тысячелетия: с III—IV вв. до монгольских завоеваний и позже.
72


Башкиры-катайцы этнически восходят к кара-китаям, которые создали
в XII в. государство в Туркестане. Существенным аргументом является
полная аналогия этнонима башкирского рода кара-катай в северной и
зауральской Башкирии со средневековым названием. Предания катайцев
подтверждают их восточное происхождение: родиной предков они счита-
ют долины Иртыша, Алтай и т. д.
Кто бы ни были по происхождению кара-китаи, их этническая история,
по крайней мере с XI—XII вв., развивалась в тюркской среде, в которой
преобладали кыпчаки. В этнической характеристике башкирских катайцев
отчетливо прослеживаются черты, связывающие их с Алтаем и Централь-
ной Азией. Ярким показателем древних связей предков башкир-катайцев
с тюрко-монгольским миром Азии является их разговорный язык. Специ-
фические фонетические комплексы -ят, -лт, -мт, -нк, -мк (например, «ан-
та» — унда, «мынта» — бында, «алты» — алды, «йомто» — йомдо и т. д.),
свойственные западным катайцам, представлены в орхоно-енисейских
памятниках древнетюркской письменности. Основываясь на этом,
Дж. Г. Киекбаев называл башкир-катайцев «выходцами с берегов Орхона».
На территории Башкирии предки катайцев начали поселяться с сере-
дины XIII в. В Приуралье в XIII —XIV вв. они кочевали в междуречье Ика
и Белой. Об этом свидетельствуют многочисленные названия деревень —
Катай и речек Катай-йылга в Западной Башкирии, исторические преда-
ния, надгробные памятники и т. д.
Во второй половине XIV в. начинается массовая миграция катайцев на
север и восток. Часть катайцев направилась на восток, в горно-лесную
область среднего течения реки Белой и низовьев Инзера. Позднее катай-
цы были оттеснены табынцами на среднее и верхнее течение Инзера и
вышли оттуда к верховьям Белой. Это были кузгун-катайцы и идель-
катайцы. Они смешались с тамьянцами и зауральскими табынцами. Это
смешение заметно сказалось на их языке и культуре. Поэтому кузгун-
катайцы и идель-катайцы по этноязыковым признакам стоят ближе,
скажем, к табынцам, чем к сородичам — инзер-катайцам. Последние
сохранили многие древние черты, прежде всего приводимые выше фоне-
тические особенности в языке.
Основная масса катайцев направилась на север. Катайцы в XIV—XV вв.
занимали верховья реки Чусовой. Во второй половине VI в. катайцы
вынуждены были оставить свои северные земли, Чусовую. Это было выз-
вано бурными политическими событиями того времени. Прежде всего,
активной колонизаторской политикой русского правительства по освоению
Пермского края и Сибири, что поставило башкир перед необходимостью
оставить старые кочевья; а также — с падением Сибирского ханства, что
способствовало башкирскому продвижению в зауральские степи.
Прежде чем рассказать об истории миграции и расселения катайцев
в Зауралье, необходимо дать общие сведения о восточных катайцах.
Как уже говорилось, зауральскую или восточную часть племени катай
составляли роды улу-катай, бала-катай и ялан-катай. К началу XIX в. бала-
катайские и улу-катайские башкиры занимали территории по восточным
отрогам Уфалейского хребта, по верховьям рек Теча и Караболка. В насто-
ящее время улу-катайские и бала-катайские деревни входят в Кунашак-
ский и Аргаяшский районы Челябинской области. Часть бала-катайцев
73


и улу-катайцев осталась в северо-восточной части Уфимской губернии, по
течениям рек Большой и Малый Ик, правых притоков реки Ай. Теперь эта
территория входит в Белокатайский район Башкортостана. В источниках
XIX в. эта часть катайцев называется белян-катайцами. Уральские горы
с их горными заводами, русским населением отделили и изолировали
зауральских катайцев от их сородичей в северо-восточной Башкирии.
Ялан-катайцы («степные катайцы») расселялись вокруг многочислен-
ных озер севернее реки Уй, притока Тобола. В настоящее время потомки
ялан-катайцев живут в Сафакулевском и Альменевском районах Курган-
ской области.
Большая часть улу-катайцев в начале XIX в. расселилась в пределах
Екатеринбургского уезда. На рубеже XVIII и XIX вв., по данным источни-
ков того времени, улу-катайцев в Зауралье насчитывалось более 1 500 чело-
век. В начале XX в. потомки улу-катайцев жили в основном в деревнях
Колошбаево, Юлдашево, Ямантаево вдоль по реке Караболке, и в Кара-
гайды, Ирэндэ, Каинды, Сары-Кульмяково, расположенных по озерам.
Основной тамгой улу-катайцев является (~) (gctFa).
Бала-катайцы были многочисленнее улу-катайцев. В начале XIX в. в двух
бала-катайских волостях насчитывалось около 1 800 жителей. В начале
XX в. потомки бала-катайцев жили в деревнях Асаново, Ибрагимово,
Сарино, Метелино, Таскино, Сулейманово, Канзафарово, Чебаркуль, Сур-
таныш, Булатово, Шогай и некоторых других. Бала-катайские тамги имеют
в основе такую же тамгу, как и улу-катайцы Q (gaFa — подкова).
Между улу-катайцами и бала-катайцами нет резких различий. О бли-
зости этих двух родов говорят родовые названия улу и бала. О родстве
говорит и общность тамг. Кроме того, среди улу-катайцев и бала-катайцев
широко распространено предание о том, что улу- и бала-катайцы явля-
ются потомками двух родных братьев. Надо отметить одну очень важную
этнографическую деталь. Это — запрет брака между улу- и бала-катай-
цами в недавнем прошлом. В науке это явление, т. е. запрет брака внутри
рода, называется экзогамией. Все приведенные данные говорят о том, что
когда-то улу-, бала-катайцы составляли один род. Когда произошло раз-
деление этого рода на два самостоятельных рода, ответить трудно, т. к.
нет соответствующих источников.
С севера катайцы начали движение на юг и юго-восток. В ходе этого
процесса происходит второе деление катайцев. Первая, основная их часть
сдвинулась на юг, в долину реки Уфы и в верховья Большого и Малого
Ика — правых притоков Ая. Вторая часть катайцев направилась в За-
уралье. По преданиям зауральских катайцев, долина реки Уфы в ее сред-
нем течении была местом расселения улу-катайцев и бала-катайцев нака-
нуне их миграции в Зауралье. В Зауралье катайцы в основном заселили
междуречье Синары и Течи в их верхних течениях. Но это были уже не
пустующие земли. Несколько раньше до катайцев сюда перекочевали и
заняли обширные земельные просторы могущественные в то время салью-
ты. Так что основная масса катайских башкир оказалась на положении
припущенников. Зависимость от сальютов, малоземелье или безземелье
вынудило переселиться часть бала-катайцев и улу-катайцев дальше на
восток, в притобольские и приуйские степи. Здесь выходцы двух родов,
смешавшись между собой и с другими этническими группами, получили
74


название ялан-катайских башкир. Об этнической смешанности ялан-катай-
цев свидетельствуют родовые подразделения. Например, у них зафикси-
рованы аймаки: казак, калмак, мишэр, типтэр, hapm, 1галйыуыт и др.
Окончательное заселение ялан-катайцами приуйских и притобольских
степей произошло в первой половине XVIII в. Несомненно, начало
переселения относится к более раннему периоду. Катайцы, живя еще на
Урале, перегоняли летом в эти степи скот на тебеневку. Здесь часть
катайцев постепенно оседала. Во всяком случае, к концу XVIII в. ялан-
катайцы являлись вотчинниками притобольских и приуйских степей.
В 1959 г. Р. Г. Кузеев зафиксировал 24 ялан-катайские башкирские
деревни в Сафакулевском и Альменевском районах Курганской области.
Наиболее крупными деревнями являются Аскарово, Таргул, Юламаново,
Монатово, Будиазово, Латыкаево, Балсыкты, Куйбаково, Бакаево,
Байгинево, Шарипово, Искандарово, Кирей-Тамаково и др.
Табынцы
Табынцы — самое крупное по численности объединение в составе
башкир. Оно включает шесть племен: табын (табын), кувакан (кыуакан),
сырзы (кыр?ы), бишул (бишул), бадрак (бэ?рж), кумрук (кумрык).
Племя табын включает девять родов — тсара-табын (кара-табын),
барын (барын), теляу (тилэу), кубаляк (кубэлэк), кесе (кесе), юмран (йом-
ран), кальсер (кэлсер), дуван (дыуан), сарт (hapm). Племя кувакан состоит
из шести родов — елан (йылан), сагит (сэтт), тау (may), сатка (1гаткы),
кырк-уйле (кырк вйле), тюбеляс (тубэлэс). Племя бишул включает два
рода — бишул (бишул), бипгул-унгар (бишул-ушар). Племена сырзы, бад-
рак и кумрук родовых подразделений не имели, если да, то об этом не
сохранились данные.
Основными тамгами табынских башкир являются (^) О <^4"4 ! ' 7 Y.
Общая численность табынских башкир в 1725—1726 гг., по данным
кунгурского бургомистра Юхнева, составляла примерно 60 тыс. человек.
Табынские башкиры подразделяются на западных и восточных. Запад-
ные табынцы — табынские роды кесе, юмран, кальсер, дуван, сарт,
племена бишул, бадрак, кумрук — компактно расселяются в центральной
Башкирии. Восточные табынцы — табынские роды кара-табын, барын,
теляу, кубаляк, племя сырзы — компактно проживают в Зауралье, в вер-
ховьях Яика. Только племя кувакан занимало горные районы в верховьях
Белой и горно-лесные — в междуречье Юрюзани и Ая.
Часть табынцев живет в западной и южной Башкирии, по рекам Ик,
Черемшан, Ток, Малый Уран, а также в Иргизо-Камеликском районе.
Вкратце об этнической истории восточных табынцев.
Род кара-табын является основным носителем этнонима табын. Ана-
логия племенному этнониму табын имеется только у казахов. Казахское
племя табын входило в состав Младшего Жуза. Табынцы-казахи коче-
вали в соседстве с башкирами в районе Оренбурга, а также по Тоболу.
Основной тамгой казахских табынцев, как и башкирских, был Q. Одина-
ковый этноним и сходство тамги, безусловно, свидетельствуют об этни-
ческом родстве башкирских и казахских табынцев.
75


Шежере табынцев свидетельствует, что их родо-
начальником был Майкы-бей. Рашид-ад-Дин писал,
что Майкы-бей был одним из военачальников
Чингисхана. По шежере, Майкы-бей получил от
Чингисхана страну, птицу — орла, дерево — лист-
венницу, боевой клич — «Салават». В шежере так-
же сообщается, что Майкы-бей, «принеся подарки
Чингисхану, стал его спутником, ездил вместе
с Чингисханом в одной повозке». Правнуком Май-
кы-бея был Каратабын-бей, который дал начало
кара-табынскому роду.
По мнению Р. Г. Кузеева, племя табын имеет
тюркское происхождение. Он пишет, что, по баш-
кирским шежере, предком Майкы-бея был Тумэн-
бей. Тумэн был исторической личностью, он создал
По С. и. Руденко в VI в. н. э. государство древних тюрков — Тюкю.
Тумэн находился у истоков табынской генеалогии.
Древней родиной табынцев, по преданиям и легендам, был Алтай.
Оттуда они в эпоху подъема Тюркского каганата продвинулись в Семи-
речье, где подверглись сильному кыпчакскому влиянию. Когда начался
массовый уход кыпчаков в приаральские степи и далее на Южный Урал,
вместе с ними переселились и табынцы.
Роды теляу-табын и кубаляк-табъш. Теляу и кубаляк территориально
являются южными соседями кара-табынцев. В 1966 г. в дер. Наурузово
Учалинского района было записано предание, по которому Теляу и Куба-
ляк были родными братьями. Кажется, предание отражает этноисторичес-
кую близость телевцев и кубаляковцев. Этноним теляу, кроме башкир,
зафиксирован исследователями у казахов, узбеков и каракалпаков. В том
же Учалинском районе старики рассказывали, что «по ту сторону Яика
кочевали казахи-телевцы, наши предки обоюдно совершали барымту».
Видимо, предки башкирского и казахского родов теляу входили когда-то
в единую организацию, о чем свидетельствует одинаковость их тамг | .
Этноисторические связи между предками табынцев и телевцев, по
мнению Р. Г. Кузеева, установились еще в период передвижения значи-
тельных групп этого населения в Семиречье. Эти связи еще более усили-
лись в эпоху табынского возвышения в Дешт-и-Кыпчаке.
Род барын-табын. Этноним барын, кроме башкир, зафиксирован только
у киргизов в форме баарын. Тамга башкир-барынцев тождественна с там-
гой киргиз-баарынов. В составе барын-табынцев имеется подразделение
тупгатар, такой же этноним зафиксирован учеными у киргизских
баарынцев. Ясно, что речь идет об одном и том же племени.
Барын, баарын по происхождению коренные монголы. Рашид-ад-Дин
описывает племя баарын, которое «близко к племени дурбан (известное
монгольское племя. — Р. Я.)». В борьбе Чингисхана с Джамухой баарыны
сначала сражались на стороне последнего, но вскоре перешли к Чингис-
хану. Свою генеалогию барын-табынцы начинают с Барына.
Миграция барынцев на запад и включение их в табынскую группу
произошло где-то в XII—XIII вв. Р. Г. Кузеев дает следующую схему этни-
ческой истории барынов того периода. В период борьбы Чингисхана
76


с Джамухой часть баарынов бежала к кара-китаям. В Семиречье баарыны
оказались в этническом окружении кара-китаев, найманов, а также дула-
тов и усеней, не потерявших тесных связей с ушедшими в западные степи
табынцами. Часть баарынов примкнула к табынскому объединению, часть
осталась в Семиречье, а позднее присоединилась к киргизам. С Семиречь-
ем связывается происхождение тюрко-согдийского топонима Тункатан,
заимствованного позднее телевцами и сохранившегося в этнонимии кир-
гизов и башкир в форме тунгатар.
Племя сырзы. Этническая история племени тесно связана с историей
кара-табынского рода. Сырзинцы были близки к табынцам. Об этом свиде-
тельствует полное тождество тамг, а также сохранившиеся до сегодняш-
него дня предания сырзинцев и кара-табынцев, в которых они считают
себя родственниками. Известно, что сырзинцы с приходом на Южный
Урал жили в долине Юрюзани, т. е. в непосредственном соседстве с кара-
табынцами. В Салаватском районе вблизи санатория Янгантау имеются
топонимы Сырзы-йорт, Сырзы-зыярат и Сырзы-тау.
Племя кувакан. Куваканцы имеют такую же этническую историю, что
и сырзинцы. В многочисленных преданиях, рассказываемых стариками-
куваканцами, упоминается что их предки пришли с Алтая. И это соответ-
ствует исторической действительности. Куваканские родовые названия
распространены у алтайских народов. Р. Г. Кузеев сообщает, что «особен-
но поразительно сохранение у двух подразделений рода тюбеляс назва-
ний унн — гунн». Информаторы рассказывали ему, что они являются
потомками гуннов. Переселившиеся вместе с кара-табынцами и сырзин-
цами на Южный Урал, куваканы навсегда осели в горно-лесном между-
речье Юрюзани и Ая, а также в горных районах верховьев Белой.
Об этнической истории западных табынцев
Роды кесе, калъсер, юмран. Генеалогия западно-табынских башкир была
опубликована М. Уметбаевым в 1897 г. в книге «Ядкар», как об этом гово-
рилось уже в историографической части. М. Уметбаев прекрасно знал
шежере своих соплеменников. Конечно же, ему были известны предания
и исторические рассказы о происхождении западных табынцев. В языко-
вом и культурном отношении западные табынцы, по мнению Р. Г. Кузеева,
являются переходной группой между демскими и табынскими башкирами.
Предки кесе и калъсер, по их же преданиям, пришли с Алтая или даже из
Монголии. Этноним кесе встречается не только у башкир, но и у туркмен,
киргизов, локайцев, тувинцев и венгров. Распространение этнонима и, сле-
довательно, рода или племени кесе у тюркских народов является естествен-
ным, имея в виду алтайское происхождение кесе. Что касается венгров, то
это тоже исторически объяснимо, т. к. в составе венгерского союза,
ушедшего в X в. в Паннонию с Южного Урала, наряду с юрматынцами,
енейцами были и кесе, что зафиксировано Константином Багрянородным.
Как известно, в начале I тысячелетия н. э. началось массовое
переселение древних тюрков на запад. К ним примкнули многие
кочевники — тюрки и угры Приаралья и Казахстана. Предки башкир
родов кесе, калъсер и юмран поселились в Башкирии во второй половине
I тысячелетия н. э. Здесь они были покорены табынцами, влились в их
объединение и стали «табынскими» родами, хотя сохранили свои родовые
организации.
77


Племена бишул, бадрак, кумрук в этническом отношении ничего обще-
го с табынцами не имеют.
Бишул — древнетюркское племенное образование, которое возникло
в Центральной Азии. Этноним бишул (пятеро сыновей) имеет широкое
распространение. Кроме башкир, этноним бишул имеется у казахов, зерав-
шанских и кураминских узбеков. Ясно, что эти названия генетически
взаимосвязаны. Этническая история бишульцев в Башкирии начинается
с их переселения на эту территорию вместе с другими тюркскими пле-
менами. Примерно с X—XI вв. они попали под влияние табынцев.
Кумруки — древнетюркское племя. По материалам, скрупулезно соб-
ранным в кумрукских деревнях профессором Тимергали Кильмухамето-
вым, предки кумруков являются выходцами из Центральной Азии. Оттуда
они переселились в Среднюю Азию, затем — в Приаралье. Постоянные
войны истощили кумруков и они вместе с более сильными табынцами
переселились на Урал.
Бадраки некогда были многочисленны, об этом свидетельствует раз-
бросанность деревень с таким названием на севере и западе Башкирии.
В конце XIX в. зафиксированы всего три деревни. Родоплеменные группы
бадрак отмечены исследователями в составе казахов, туркмен-йомудов,
локайцев, ногайцев и др. По мнению Р. Г. Кузеева, башкирская группа
бадрак наиболее близка к ногайской, а единственная, сохранившаяся
тамга бадраков тождественна с тамгой ногайского рода бадырак. Все
приведенные данные, без сомнения, указывают на центральноазиатское
происхождение племени бадрак.
Сальюты
В историко-этнографической литературе зауральскими башкирами
обычно называют ту часть башкирского населения, которая занимает
обширную территорию к востоку от Уральского хребта, начиная от реки
Исеть на север и кончая средним течением реки Яик и Оренбургской
областью на юге. В работах XIX в. и особенно в опубликованных иссле-
дованиях по истории и этнографии Башкирии, начиная с 1950-х гг., тер-
мин «зауральские башкиры» сохранился лишь за башкирами, которые
населяют Кунашакский и Аргаяшский районы Челябинской области,
Сафакулевский и Альменевский районы Курганской области. Этой тер-
минологии и будем придерживаться.
Сальют (1галйот) — одно из известных зауральских башкирских
племен. В настоящее время сальюты расселены по среднему и нижнему
течению реки Караболки, по реке Синаре и многочисленным озерам. Это
крайняя северо-восточная часть башкирской территории в Зауралье.
Примерно эти же районы занимали они в XVIII в. В «Реестре» башкир-
ских волостей, составленном около 1730 г. в Уфимской провинциальной
канцелярии, говорится: «...волость Челжеутцкая за Уралом по озерам и по
речкам близ Ухтузских заводов, где медный завод, степи и леса». По
сведениям Н. С. Попова, численность сальютов в начале XIX в. составляла
1 385 человек.
78


Р. Г. Кузеев зафиксировал 30 сальютских деревень. Это — Бурино,
Большое Кызылово, Малое Кызылово, Байгускарово, Мурино, Кунакбай,
Казанбай, Султанай, Соркино, Ихсан и некоторые другие. Сальюты
в XVII—XVIII вв. не подразделялись на роды.
Тамги сальютов оригинальны. Это — \f (ha\gay-maMFa), V* (ук-таша),
(j^) (йэйд-maMFa).
Подобные тамги среди других башкирских родоплеменных групп не
встречаются.
Башкирское племя сольют этнически восходит к монгольскому пле-
мени салджиут. Рашид-ад-Дин пишет, что племя салджиут «ответвилось
от среднего сына Алан-Гоа, а Алан-Гоа был из племени куралас, а племя
куралас есть ветвь монгол-дарлекинов». В другом месте этот же автор
прямо указывает, что салджиуты «были родичами» монголов.
Салджиуты вместе с племенами татар, дурбан и бакатин занимали
территорию «по низовьям рек», из слияния которых «образуется Анкара-
мурэн». Эти племена объединились в борьбе против Чингисхана, но были
разгромлены. Судьба салджиутов с XII в. была тесно связана с найманами
и кара-китаями. В самом начале XIII в. Чингисхан направляет основной
удар против найманов. На стороне найманского хана Буйрука вместе
с другими племенами выступили и салджиуты во главе с Джамукэ-сэчен.
Разгромленные Чингисханом, найманы бежали к кара-китаям. Вместе
с ними были и салджиуты. Из этого видно, что салджиуты — предки
сальютов, имели давние связи с племенами катай и найман. Смежное
расселение зауральских катайцев и башкир-сальютов является сохранив-
шимся пережитком этих давних связей. Неслучайно среди зауральских
башкир широко распространены исторические предания о том, что салью-
ты и катайцы являются братьями.
Салджиуты в составе найманского и кара-китайского племенных
объединений подверглись тюркизации еще в период пребывания на Алтае
и в Южной Сибири. Салджиуты, вовлеченные в общий поток движения
племен, вместе с катайцами переселились в Башкирию. Они сохранили на
северной периферии тюркского мира древний этноним.
На территории Башкирии предки сальютов поселились в середине
XIII в. Во время этнографических исследований среди сальютов я обратил
внимание на то, что среди них широко распространены исторические
предания о своей этнической истории. Одно из них повествует, что когда-
то сальюты жили далеко за Уралом, по реке Уфе. Оттуда сальюты пере-
селились в необъятные степные просторы Зауралья. Интересно, что это
предание перекликается с аналогичным преданием катайцев. Кстати,
в сальютских преданиях постоянно подчеркивается, что прежняя родина
катайцев также на западной стороне Урала и что катайцы переселились в
Зауралье несколько позднее сальютов. Эти сведения говорят о том, что до
переселения в Зауралье сальюты занимали соседние с катайцами земли.
Эти земли находились по среднему течению реки Уфы, а также север-
нее— по верховьям рек Чусовой и Сылве. Это подтверждается истори-
ческими источниками. Сохранились письменные документы о том, что
в XVI—XVII вв. по Чусовой, Сылве и даже по левобережью Камы были
башкирские кочевья. Даже в начале XVIII в. башкиры еще не оставили
районы своего расселения. В Центральном государственном архиве древних
79


актов в Москве сохранилось «Дело о спорных землях башкир на Сибир-
ской стороне Урала». Оно датируется 1695 г. В нем говорится, что «вверх
Чусовой реки» расположена башкирская волость, где живут «ясашные люди,
сотник Арыкайко Кувалдышев с товарищи 21 человек». И в настоящее
время в Пермской и Екатеринбургской областях немало башкирских сел.
Уход сальютов, кочевавших по левобережью Камы, по Сылве и Чусо-
вой, относится к концу XVI в. и связан с походами Ермака и покорением
Западной Сибири. Походы Ермака и окончательное завоевание Пермского
края царским правительством ускорили начавшийся еще в прошлых веках
процесс передвижения населения. Один из лучших знатоков истории
Сибири Г. Ф. Миллер (1705—1783) писал по этому поводу: «...не признавая
больше русскую власть, ушли (башкиры. — Р. Я.) затем в отдаленные мес-
та». Сальюты покинули эти места первыми. Переселившись в Зауралье,
сальюты овладели огромными земельными территориями, которые пусто-
вали в период их переселения. Об этом свидетельствует и то, что на сальют-
ских землях в качестве припущенников жили катайцы, а также башкиры
родов терсяк и сынгрян, переселившиеся примерно из тех же мест
в Зауралье несколько позднее сальютов. Постепенно сальюты растеряли
большую часть своих земель. На их землях были построены уральские,
каслинские и другие заводы. Несмотря на все это, вплоть до конца XIX в.
сальюты имели больше земель, чем соседние катайцы и табынцы. Именно
этим объясняется тот факт, что в Курганской области почти нет сальютов.
Для сальютов не было экономической необходимости покидать свою
новую родину, в то время как безземельные и малоземельные катайцы
вынуждены были переселиться в притобольские и приуйские степи. Толь-
ко в результате переселения они могли заниматься своим традиционным
хозяйством — полукочевым скотоводством.
С сальютами этнически связаны сынгрян, терсяк и бекатин. Они явля-
ются остатками былых племен или родов.
Сынгрян
Башкиры-сынгрянцы (кенрэн) расселены в настоящее время в деревнях
Сынгрян, Кумгул-Сынгрян и Чекурово. Самостоятельное существование
рода сынгрян забыто. Все сынгрянские аулы относятся старейшими
жителями к сальютским. Объясняется это тем, что сынгрянцы жили на
сальютских землях в качестве припущенников, а также их малочислен-
ностью. В начале XIX в. было всего 202 сынгрянца. Видимо, в конце XVI—
начале XVII в. сынгрянцы играли важную роль в политической жизни
Зауралья. Об этом свидетельствует то, что они были главной опорой
Кучумовичей в степях к западу от Тобола. Они кочевали вместе с цареви-
чем Алеем недалеко от Тюмени. Но вскоре сынгрянцы оставили Тюмен-
ский уезд. В 1623 г., судя по источникам, они числились уже в Верхотур-
ском уезде и занимали территорию по левобережью верхнего и среднего
течения реки Исети. Уход сынгрянцев с левобережья Исети на юг, на
сальютские земли, относится к концу XVIII в. На сальютских землях они
поселились в качестве припущенников. Естественно, стремясь получить
вотчинные права на пользование землями, сынгрянцы начали называть
себя сальютами.
80


Сынгрянцы по происхождению относятся к тюркоязычным или монго-
лоязычным племенам. Следует отметить, что сынгрянские башкиры были
расселены не только в Зауралье, но и в западной части Башкирии, а также
на юге, в пределах современной Оренбургской области. П. И. Рычков сооб-
щает, что на Казанской дороге есть «Зирян юрты». Речь идет о сынгрян-
ских башкирах. Их потомки живут в настоящее время в дер. Сынгряново
на берегу реки Сюнь в Илишевском районе Башкортостана. В Тоцком
районе Оренбургской области сынгрянские башкиры живут в деревнях
Талеймас, Кыдрас и Куюк.
Терсяк
Терсяки (теркэк) были более многочисленными. Н. С. Попов сооб-
щает, что в начале XIX в. в Терсяцкой волости Шадринского уезда было
«209 человек в 5 деревнях», в Терсяцкой волости Екатеринбургского уезда
«140 человек мужского и женского полу». На сальютских землях были
расположены терсяцкие деревни Халит, Ильчигулово, Амирово, Моисе-
ево и Махмутово. В XVII в. Терсяцкая волость была расположена по реке
Исети, в районе впадения в нее реки Ерсюк. В одно время с сынгрянцами
терсяки перекочевали к югу от реки Исеть, поселившись на сальютских
землях в качестве припущенников. До переселения в Зауралье терсяки
занимали территории по верхнему течению реки Чусовой. Знаменитый
русский ученый И. И. Лепехин (1740—1802) сообщает, что «Сергинские
заводы... построены в 1740 г. Иваном Демидовым на реке Серге, впадаю-
щей в реку Уфу, на земле, купленной у башкир Терсяцкой волости».
Б. О. Долгих пишет, что в XVII в. «вверх Чусовой» существовала Терсяц-
кая волость, жители которой в 1630 г. переселились в Тюменский уезд.
Бекатин
Небольшой род бекатин (бэкэтин) занимал территорию восточнее
озера Иртяш. В источниках XVIII в. этот род фигурирует как мекотин,
мекетин или мякатин. Бекатинскими деревнями являются Алабуга,
Сабирово, Берданиш и Кирпичики. В XVIII в. бекатинцы были многозе-
мельными. Известно, что они имели 49 озер, но постепенно растеряли их,
сдавая в аренду русским и татарским купцам. Исторических сведений
о бекатинцах почти нет. Сами бекатинцы рассказывают, что их предки
переселились с запада. Они, по преданиям, являются братьями катайцев.
Видимо, так и было. Не случайно в Зауралье бекатинцы расселены на
смежных с катайцами землях. По данным Н. С. Попова, в начале XIX в.
бекатинцев насчитывалось «867 человек в 5 деревнях».
Как видно, многие башкирские племена по своему происхождению
связаны с Алтаем, Средней Азией и Казахстаном. С какими племенами
связано древнейшее население северо-западной Башкирии? Пока на этот
вопрос ответить трудно. Вполне возможно, что предки северо-западных
башкир были ассимилированы пришельцами. Ведь кочевники были могу-
щественными и воинственными. Иначе они не смогли бы овладевать
новыми территориями. С другой стороны, население могло перенять пле-
менные этнонимы победителей, ассимилировав пришельцев и оставшись
в большинстве.
81


II
ИСТОРИЧЕСКАЯ ДЕМОГРАФИЯ
Восстановление численности башкир в различные исторические эпохи
представляет большие трудности. Это, прежде всего, относится к периоду
до и после вхождения Башкирии в состав Русского государства. Архивы,
где хранились материалы о башкирах XVI — середины XVIII в., сгорели
во время пожаров в Москве (1704 г.) и Уфе (1759 г.). Слабая достоверность
статистических источников XVII—XVIII вв., некритический к ним подход
вызвали у авторов противоречивые суждения о численности башкир.
Например, С. Мирасов считал, что в XIII—XV вв. количество башкир рав-
нялось 7 млн человек, в середине XVI в., т. е. в момент присоединения
к Русскому государству — 3 млн, в 1735 г. — около 2,8 млн, в 1744 г. — 2 млн,
в 1815—1817 гг. — 2,1 млн, в 1850 г. — более 1,5 млн человек. По Р. Г. Кузее-
ву, численность башкир в середине XVI в. составляла 180 — 240 тыс.
человек, в 1630—1631 гг. — 260 тыс., 1725—1726 гг. — 260 тыс., 1743 г. —
240/250 тыс., 1775 г. — 230/240 тыс., 1800 г. — 250/275 тыс. человек.
И. Г. Акманов считает, что в 20-е гг. XVIII в. общее число башкир состав-
ляло 380 — 390 тыс. человек.
1. Расселение и численность башкир
в конце XVIII — середине XIX в.
О численности башкир в конце XVIII— середине XIX в. также сущест-
вуют различные мнения. По подсчетам дореволюционного ученого
В. Э. Дена, башкир в XVIII— середине XIX в. было всего 185 тыс. человек.
Ф. А. Фиельструп считал, что общая численность башкир в 1796 г. состав-
ляла около 235 тыс. человек. В 1800 г. численность башкир у У. X. Рахма-
туллина — 184/186 тыс., у Б. X. Юлдашбаева — около 160 тыс. Р. Г. Кузеев
пишет о 250/275 тыс. человек, дополнительно учитывая 30/40 тыс. сартов
и аюкинских калмыков, которые к началу XIX в. в основном уже раство-
рились в башкирской этнической среде. На основе архивных данных мы
предложили определять численность башкир к концу XVIII— началу XIX в.
примерно в 250 тыс. человек. Что касается последующего времени, то
в 1851 г. академик П. Кеппен, в соответствии с материалами 9 ревизии,
определял численность башкир в 508 209 человек. Динамика роста, по
Р. Г. Кузееву, выглядела так: в 1815—1817 гг. — 310/320 тыс. человек,
82


в 1834 г. — 392 072, в 1849—1850 гг. — 490 тыс., в 1857 г. — 544 843 чело-
века. Несколько иные данные приводит А. 3. Асфандияров: в 1819 г. —
280 644 человека, в 1828 г. — 316 862, в 1834 г. — 366 780, в 1846 г. — 439 584,
в 1853 г. — 520 544, в 1855 г. — 524 527 и в 1863 г. — 566 133 человека.
В Российском государственном архиве древних актов в Москве
(РГАДА), в фонде «Экономические примечания» (Ф. 1355) хранятся цен-
ные материалы по рассматриваемой проблеме. Материалы этого фонда
являются одним из важнейших источников по исследованию социально-
экономического развития России во второй половине XVIII — первой
половине XIX в. Мною были изучены «Примечания» Белебеевского,
Бирского, Бугульминского, Бугурусланского, Бузулукского, Верхнеураль-
ского, Мензелинского, Оренбургского, Стерлитамакского, Троицкого,
Уфимского и Челябинского уездов Оренбургской губернии и Пермского,
Осинского, Красноуфимского, Екатеринбургского и Шадринского уездов
Пермской губернии, т. е. основной территории расселения башкир. В «При-
мечаниях» содержатся ценные сведения о башкирах — об их численности
(в основном по 5 ревизии), территории расселения и др. Несколько слов
0 датировке «Примечаний». Известный историк Л. В. Милов, изучив
огромный материал, пришел к выводу, что «датировка, исходя из сроков
межевания той или иной губернии, вполне оправдывает себя по отно-
шению к "Экономическим примечаниям", ибо... основной фактический
материал "Примечаний" собирался при межевании того или иного уезда и
губернии». При межевании в основном и составлялись «Экономические
примечания», хотя иногда могли быть кое-какие дополнения через опре-
деленное время. В целом «Экономические примечания» по нашей теме
относятся к концу XVIII — началу XIX в.
По «Примечаниям» рассмотрим территорию и численность башкир по
каждому уезду в отдельности. Одновременно проследим соотношение
коренного и пришлого населения в основных районах расселения башкир.
По данным Н. С. Попова, в Осинском уезде — 28 деревень — про-
живало 6 769, в Пермском — 2 деревни — 1 045 и Красноуфимском —
2 203 человека. В 35 деревнях Екатеринбургского уезда башкир было
5 480 человек, а в 50 деревнях Шадринского — 3 257 душ мужского пола,
т. е. примерно 6 500 человек, если считать, что мужчин и женщин было
поровну. Итак, в Пермской губернии проживало всего 17 854 башкира.
Основная масса башкир проживала в Оренбургской губернии.
Бугульминский уезд. Башкиры жили в Юрминской, Киргизской, Киргиз-
иланской и Байлярской волостях. По данным, относящимся примерно
к первым десятилетиям XIX в., в уезде насчитывалось 59 556 душ, из них
башкир — 3 131 человек, или 5,25% всего населения. В этническом отноше-
нии деревни были очень смешанными и разнородными. Обычно в одной
и той же деревне жили башкиры, татары и тептяри. Так, например, по
землеустроительным данным в 1800 г. в дер. Урсаева Юрминской волости
было 40 дворов башкир-вотчинников, 7 — тептярей-припущенников и
1 — ясашных татар-припущенников.
В дер. Тумтук этой же волости насчитывалось 20 дворов башкир-вот-
чинников, 18 — тептярей-припущенников, 5 — ясашных татар-припущен-
ников и 20 — служилых татар-припущенников, в дер. Сарлы — 31 двор
башкир-вотчинников, 15 — ясашных татар-припущенников и 5 — тептя-
83


рей-припущенников. Такая же картина наблюдалась в других 15 деревнях
Юрминской волости, в 3 деревнях Киргизской волости и 7 деревнях Кир-
гизиланской и Байлярской волостей. Только в дер. Караярыкова Киргиз-
ской волости жили одни башкиры. Там в 1803 г. насчитывалось 9 дворов
с населением 67 человек.
Мензелинский уезд. По данным 5 ревизии, общая численность населе-
ния составляла 83 911 человек, из них башкир — 16 015 человек, т. е. 19,2%
всего населения. Башкиры жили в Байлярской, Булярской, Гарейской,
Енейской, Ирехтинской, Киргизской и Саралиминской волостях. Деревни
с однородным башкирским населением были расположены в Гарейской
волости. В остальных волостях в одной и той же деревне жили башкиры,
тептяри, татары и др. Так, в 13 деревнях Салагушской тюбы Байлярской
волости не было ни одной деревни с однородным этническим составом.
Из 284 дворов в 173 жили башкиры, в 81 — тептяри и в 8 — ясашные
татары. В смешанных деревнях Тураевской тюбы этой же волости было
93 башкирских двора, 90 — ясашных татар и 43 — тептярских. В 20 де-
ревнях Абдальбинской тюбы Ирехтинской волости насчитывалось 56 баш-
кирских дворов, 161 — тептярский, 240 — ясашных татар, 40 — служилых
татар, 30 — служилых мишарей и 2 — тарханских. В 75 деревнях Сара-
лиминской и Байлярской волостей был всего 1 721 двор, из них 433 —
башкирских, 894 — служилых и ясашных татар, 283 — тептярских,
95 — старокрещенных и новокрещенных татар и 16 — ясашных новокре-
щенных чувашей. В 8 деревнях Киргизской волости было всего 78 баш-
кирских дворов, 107 — тептярских, 11 — татарских, 5 — мишарских и 1 —
удмуртский. Такой же смешанный этнический состав был в Тутузской
тюбе Енейской волости, Мушугинской и Калмашевской тюбах Байляр-
ской волости, Богадинской тюбе Бюлярской волости и т. д.
Бирский уезд. Все население уезда составляло 79 923 человека. Из них
башкир было 20 707 человек, т. е. примерно 25,9% всего населения. Осталь-
ную часть представляли тептяри различных категорий — 16 968 человек,
марийцы различных категорий — 11 370, удельные крестьяне — 9 627,
мишари различных категорий — 9 475, ясашные русские крестьяне —
4 299, удмурты — 2 694 человека и т. д. Характерной особенностью уезда,
как уже показывают приведенные данные, являлся смешанный этничес-
кий состав населения. Это, между прочим, было типично не только для
уезда в целом, но и почти для каждой деревни в отдельности. Башкиры,
особенно вперемежку с припущенниками — тептярами и мишарами,
жили почти во всех волостях уезда: Калнинской, Шемшадинской, Танып-
ской, Елдякской, Тазларской, Еланской, Караеланской, Гарейской, Кара-
таныпской, Уфатаныпской, Сунларской и части Булярской и Киргизской.
Чисто башкирскими были только 14 деревень Уранской волости, 13 дере-
вень Урмангарейской, 8 деревень Ирехтинской и несколько деревень
Сунларской, Уфатаныпской, Каратаныпской и некоторых других волостей.
Троицкий уезд. В конце XVIII в. все население уезда составляло 51 830
человек, из них башкир было 12 171 человек, т. е. примерно 23,5% всего
населения. Характерной особенностью уезда являлось то, что он больше
подвергся русской колонизации. Так, по «Краткой табели», кроме баш-
кир, уезд населяли 18 998 государственных крестьян, 7 537 — черносошных
84


крестьян, 7 081 — служилый и отставной казак и 1 426 — отставных солдат
и их детей. Совсем незначительным было число мишарей (2 503 человека),
тептярей (326 человек), ясашных татар (360 человек) и т. д. Башкиры жили
в Барынтабынской, Каратабынской, Куваканской, Тубеляцкой, Тырнак-
линской, Айлинской, Сартовской, Балакатайской, Дуванской, Малой
Кущинской и Большой Кущинской волостях.
Уфимский уезд. По данным «Краткой табели» уезда, в начале XIX в. все
население составляло 57 138 человек, из них башкир было 8 445 человек,
т. е. примерно 14,8% всего населения. Характерной особенностью уезда
являлось то, что он подвергся как русской, так и мишарской колонизации.
Это объясняется географическим положением края. Уже со времени стро-
ительства города Уфы, т. е. с конца XVI в., вокруг города начали появлять-
ся русские деревни. С запада и северо-запада уезд граничил с Белебеевским
и Бирским уездами, откуда постепенно проникали тептяри и мишари.
Одновременно с северо-востока и востока шла волна русской колониза-
ции. По статистическим данным в крае насчитывалось 6 467 удельных
крестьян, 8 080 — ясашных и 210 служилых тептярей, 8 349 мишарей и т. д.
Башкиры совместно с припущенниками, в особенности с тептярами и
мишарами, жили в Бишаулкурпечтабынской, Чубиминской, Каршинской,
Калнинской (Тюкбаевская тюба), Дуванейской и части Мурзаларской
волости. Несмешанные башкирские деревни располагались в Курманта-
бынской, Минской, Кыркульминской, Урманкудейской (Трухменский
аймак), Кудейской, Шайтанкудейской, Кыркудейской и основной части
Мурзаларской волости.
Белебеевский уезд. В конце XVIII в. в уезде было всего 61 615 человек,
из них башкир — 17 179 человек, т. е. 27,9% всего населения. Уезд
подвергся сильной тептяро-мишарской колонизации. В результате этого
в конце XVIII в. тептярей из татарской среды было 15 646 человек и
мишарей — 4 269 человек. Кроме того, уезд населяли русские крестьяне,
служилые и ясашные татары, марийцы и др. Башкиры совместно с тептя-
рами, мишарами, ясашными и служилыми татарами и другими припу-
щенниками жили в Байлярской, Кирилинской, Калнинской, Кубовской,
Елдятской, Дуванейской и Караеланской волостях. В Кыркулиминской и
Илкальминской волостях большинство составляли башкирские деревни,
но наряду с этим встречались деревни со смешанным этническим
составом. Более однородным — башкирским — было население
Кулуминской и Киргизской волостей.
Стерлитамакский уезд. В конце XVIII в. в уезде насчитывалось 46 229
человек, из них башкир — 22 939 человек, или примерно 49,6% всего насе-
ления. Кроме башкир, в уезде проживали тептяри — 6 177 человек, миша-
ри — 4 238 человек, татары — 2 223 человека, русские и др. Башкирским
было население Юрматынской, Кситабынской, Чанкимкыпчакской, Буш-
манкипчакской, Тамьянской, Тюкункситабынской, Дувантабынской, Каль-
чиртабынской, Гирейкипчакской и Кумруктабынской волостей.
Оренбургский, Бузулукский и Бугурусланский уезды. В Оренбургском
уезде в конце XVIII в. насчитывалось 58 325 человек, из них башкир было
19 048 человек, т. е. 32,6% всего населения. Помимо башкир уезд населя-
ли русские крестьяне — 7 501 человек, служилые и отставные солдаты и
казаки, их дети — 4 769 человек, служилые мишари и др. Башкиры жили
85


в Каракыпчакской, Бурзянкыпчакской, Уранкыпчакской, Усерганской,
Тамьянской и Чанкимкыпчакской волостях. В конце XVIII в. в этих воло-
стях было 2 986 дворов, в которых проживало 17 940 человек. Несколько
иная цифра получается по «Краткой табели» Оренбургской губернии, по
которой в Оренбургском уезде в 1794—1795 гг. проживало всего 20 839 баш-
кир при общей численности населения 53 445 человек, т. е. башкир было
примерно 39%.
В Бузулукском уезде было совсем незначительное количество башкир.
Судя по «Экономическим примечаниям», там было всего 7 башкирских
деревень, в них 134 двора и 1 068 жителей. Кроме того, в деревнях Хали-
това, Салихова и Сорока в числе жителей наряду с татарами упоминаются
и башкиры. В общей сложности, по 5 ревизии, в Бузулукском уезде про-
живало всего 1 298 башкир обоего пола, тогда как общее число населения
составляло 36 158 человек.
По данным 5 ревизии, в Бугурусланском уезде проживало всего
189 башкир при общей численности населения более 77 тыс. человек.
Коллежский секретарь Виниганский писал в 1802 г., что башкиры живут
в деревнях Мукменова, Султангулова, Учалы и на хуторе Рахмангулова и
общее их количество составляет 287 человек.
Челябинский уезд. Все население уезда в конце XVIII в. составляло
80 244 душ обоего пола, из них башкир считалось 11 637 человек, т. е.
примерно 14,5% всего населения. Уезд больше подвергся русской колони-
зации. Так, по статистическим данным начала XIX в., в уезде помимо
башкир проживали служилые и отставные казаки. А представителей
других народов было очень мало. Так, например, мишарей, которые среди
переселенцев по количеству стояли на втором месте после русских, было
всего 1 005 человек. Башкиры компактными группами жили в Карата-
бынской, Баратабынской, Катайской и Сартской волостях. По данным
5 ревизии, в 97 деревнях этих волостей проживало 9 000 человек.
Верхнеуральский уезд. Из-за своего географического положения (юго-
восток Башкирии) уезд мало подвергся колонизации. Так, все население
уезда составляло 29 282 души обоего пола, из них башкир было 18 790 чело-
век, т. е. примерно 64,2% всего населения. Остальные категории населения
распределялись следующим образом: заводские крестьяне — 6 250 чело-
век, тептяри — 2 975 человек, отставные солдаты и их дети — 958 человек,
ясашные татары — 192 человека и т. д. Башкиры жили почти во всех
волостях уезда: Тамьянской, Тангаурской, Кубелякской, Телевской, Кара-
табынской, Карагай-Кыпчаковской, Бурзянской и Катайской.
Исходя из вышеуказанного, можно сделать следующие выводы:
1. На основе «Экономических примечаний» вырисовывается четкая
картина территории расселения башкир внутри каждого уезда. Сейчас
ясно представляются волости, в которых жили башкиры.
2. К концу XVIII в. сильно изменилась этническая карта Башкирии. Бу-
гульминский, Мензелинский, Бирский и Белебеевский уезды, т. е. северо-
западные и западные районы, подверглись сильной колонизации. Тептяри,
мишари, служилые и ясашные татары селились не только в одной
волости, но и в одной деревне с башкирами, чему способствовало родство
языка и религии. Большой приток русского населения был зафиксирован
86


в Пермский, Осинский, Красноуфимский, Екатеринбургский, Шадрин-
ский, Челябинский и Троицкий уезды, т. е. в северные, северо-восточные
и зауральские районы Башкирии, а также в Оренбургский, Бузулукский
и Бугурусланский уезды, т. е. на окраины запада, юго-запада и юга.
Уфимский уезд из-за своего географического положения подвергся как
русской, так и мишарской колонизациям. Сравнительно меньше пере-
селенцев было в Стерлитамакском (49,6% башкир) и Верхнеуральском
(64,2% башкир) уездах, т. е. на юго-западе, юго-востоке и территории,
расположенной между ними.
Если раньше мы имели только обобщенные данные о численности
башкир, то сейчас мы ясно представляем количество башкир по каждому
уезду, по каждой зоне, что имеет важное значение для воссоздания хозяй-
ственного уклада коренного населения. По приведенным данным, общая
численность башкир составляет 170 тыс. человек, что в целом не проти-
воречит общепринятым данным. Однако было бы ошибкой считать, что
эта цифра отражает объективную действительность. Р. Г. Кузеев, анали-
зируя расчеты В. Э. Дена, совершенно правильно указывал, что он не учел
30—40 тыс. сартов и аюкинских калмыков, которые к началу XIX в.
полностью растворились в башкирской этнической среде. Кроме того, баш-
кирские старшины для составления окладных книг, на которых опирают-
ся данные В. Э. Дена, могли дать заниженные сведения, чтобы уменьшить
число налогоплательщиков в свою пользу. Следует иметь в виду также,
что по «Экономическим примечаниям» численность башкир Бугульмин-
ского уезда явно не соответствует действительности. С учетом всех этих
обстоятельств численность башкир конца XVIII — начала XIX в. надо
определить примерно в 250 тыс. человек. Именно эта цифра не противо-
речит точным данным 1815—1817 гг., когда общая численность башкир-
ского населения составляла 310—320 тыс. человек. В конце XVIII — начале
XIX в. в Оренбургской губернии проживало около 740 тыс. человек.
Следовательно, численность пришлого населения была уже примерно
в два раза больше численности коренных жителей.
В первой половине XIX в. происходит дальнейший рост численности
башкир. Так, в 1822 г. число башкир мужского пола только по Оренбург-
ской губернии распределялось следующим образом: Уфимский уезд —
7 841 человек, Стерлитамакский — 15 180, Оренбургский — 22 512, Бу-
зулукский — 560, Бугурусланский — 615, Бугульминский — 2 611, Беле-
беевский — 12 965, Мензелинский — 11 746, Бирский — 15 437, Челябин-
ский — 9 557, Троицкий — 7 385 и Верхнеуральский — 15 452 человека.
Всего по всей губернии получается 121 861 человек. В целом эта цифра не
противоречит вышеизложенным демографическим данным. Некоторые
исследователи склонны считать, что в 1834 г. (по данным 5 ревизии) число
башкир определялось в 392 072 человека.
Для определения численности башкир по данным 5 ревизии (1834 г.)
большое значение имеют «Ведомости 13 башкирских и 5 мишарских кан-
тонных начальников». Если суммировать приведенные там цифровые
данные, то получается следующая картина (таблица 1).
87


Таблица 1
№ кантонов
I
II
III
IV
Загорный
IV
Западный
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
Уезды
Осинский, Пермский
Екатеринбургский, Красноуфимский
Шадринский
Троицкий
Троицкий
Челябинский
Верхнеуральский
Стерлитамакский
Уфимский
Оренбургский, Бузулукский
Бирский
Мензелинский, Елабужский, Сарапульский
Бугульминский, Белебеевский, Бутурусланский
Не включены в «Ведомости»
Всего
Численность
населения
13 450
10 340
14 234
9 364
8 221
22 399
47 381
40 577
20 112
69 535
42 931
37 640
46 486
4 884
377 259*
Как видно из таблицы, в 1834 г. в Пермской, Оренбургской и Вятской
губерниях численность башкир составляла 377 259 человек. Здесь не пред-
ставлены башкиры Саратовской губернии, которые в 1832 г. были причис-
лены к Уральскому казачьему войску. Их количество составляло примерно
3 тыс. человек. Следовательно, в 1834 г. общая численность башкирского
населения составляла примерно 380 тыс. человек.
В 1847 г. общая численность башкир составляла 442 803 человека. Эта
цифра в целом соответствует расчетам ученых того времени. Так, по П. Не-
больсину, в 1849 г. всего башкир было 476 204 человека, в т. ч. 245 758 —
мужского и 230 446 — женского пола. П. Небольсин приводит данные
о численности мужчин по всем башкирским кантонам (таблица 2).
* Вероятно, ошибка в документе.
88


Таблица 2
№
кантонов
I
II
III
IV
Загорный
IV
Западный
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
Итого
Количество
мужчин
8 403
6 444
8 913
5 712
6 022
18 016
26 842
23 542
12 342
43 152
30 850
25 683
29 837
245 758
Уезды и губернии, в которых кантоны
расположены |
Осинский и Пермский уезды Пермской губернии
Екатеринбургский и Красноуфимский уезды
Пермской губернии
Шадринский уезд Пермской губернии
Троицкий уезд Оренбургской губернии
Троицкий уезд Оренбургской губернии
Челябинский уезд Оренбургской губернии
Верхнеуральский уезд Оренбургской губернии
Стерлитамакский уезд Оренбургской губернии
Уфимский уезд Оренбургской губернии
Стерлитамакский уезд Оренбургской губернии,
Бузулукский уезд Оренбургской губернии,
Оренбургский уезд Оренбургской губернии
Бирский уезд Оренбургской губернии
Сарапульский уезд Вятской губернии, Елабужский
уезд Вятской губернии, Мензелинский уезд
Оренбургской губернии
Бугульминский уезд Оренбургской губернии,
Бугурусланский уезд Оренбургской губернии,
Белебеевский уезд Оренбургской губернии
Примерно также оценивает численность башкир в 1850 г. В. М. Черем-
шанский. По нему, она составляла 497 619 человек, в том числе мужского
пола — 253 464 и женского — 244 155 человек. В. М. Черемшанский при-
водит цифровые данные о численности башкир по каждому из 13 канто-
нов: I — 17 086, II — 13 038, III — 17 954, IV — 11 864, V — 12 047, VI —
34 874, VII — 54 147, VIII — 47 268, IX — 26 280, X — 89 477, XI — 58 858,
XII — 53 693, XIII — 61 033 человека. Сведения П. Небольсина и В. М. Че-
ремшанского представляют большой интерес с точки зрения территори-
ального размещения башкир и плотности их расселения в различных
хозяйственных зонах Башкирии в середине XIX в.
В 1850 г. в Оренбургской губернии численность башкир составляла
446 343 человека. С учетом башкирского населения Пермской (48 078 че-
ловек), Вятской (2 892 человека) и Саратовской (4897 человек) губерний
общая численность народа достигла 502 210 человек.
89


В 1857 г. башкир насчитывалось уже 544 843 человека.
В 1862 г., по статистическим данным, хранящимся в Центральном
государственном архиве РБ, численность башкир в пределах Башкирского
войска достигла 563 413 человек. Ввиду того, что после 10 ревизии (1857 г.)
до первой всеобщей переписи в России (1897 г.) официальный учет насе-
ления не был произведен, мы приводим количественное распределение
башкир по кантонам (таблица 3).
Таблица 3
№
кантонов
1
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
Количество
населения
2
20 242
25 559
22 454
28 343
28 410
26 200
7 377
33 238
19 563
12 424
14 331
20 351
19 068
21583
16 681
17 779
7 301
38 613
Уезды и губернии, в которых кантоны
расположены
3
Бугульминский уезд Оренбургской губернии
Оренбургский уезд Оренбургской губернии
Оренбургский уезд Оренбургской губернии
Верхнеуральский уезд Оренбургской губернии
Верхнеуральский уезд Оренбургской губернии
Верхнеуральский уезд Оренбургской губернии
Троицкий уезд Оренбургской губернии
Часть Красноуфимского уезда Пермской губернии,
часть Оренбургского уезда Оренбургской губернии,
часть Троицкого уезда Оренбургской губернии и
часть Уфимского уезда Оренбургской губернии
Челябинский уезд Оренбургской губернии
Челябинский уезд Оренбургской губернии
Екатеринбургский, Шадринский уезды Пермской
губернии
Осинский уезд Пермской губернии
Бирский уезд Оренбургской губернии
Бирский уезд Оренбургской губернии
Бирский уезд Оренбургской губернии
Бирский уезд Оренбургской губернии
Часть Сарапульского и часть Елабужского уездов
Вятской губернии
Мензелинский уезд Оренбургской губернии
90


продолжение таблицы 3
1
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
XXVIII
Итого
2
21 822
14 576
21648
23 131
26 511
6 283
10 240
11221
20 223
28 241
3
Мензелинский уезд Оренбургской губернии
Белебеевский уезд Оренбургской губернии
Белебеевский уезд Оренбургской губернии
Белебеевский уезд Оренбургской губернии
Часть Бугульминского уезда Оренбургской губернии
Уфимский уезд Оренбургской губернии
Уфимский уезд Оренбургской губернии
Стерлитамакский уезд Оренбургской губернии
Стерлитамакский уезд Оренбургской губернии
Стерлитамакский уезд Оренбургской губернии
563 413
Итак, с конца XVIII в. до середины XIX в. динамика роста численности
башкирского населения была следующей: рубеж XVIII—XIX вв. — 250 тыс.,
1834 г. — 380 тыс., 1847 г. — 442 803 человека, 1850 г. — 502 210 и 1862 г.—
563 413 человек.
«Новобашкиры». В последнее время с целью оторвать западных башкир
от основной массы башкирского населения разрабатывается концепция,
согласно которой термин «башкир» имел исключительно сословное зна-
чение. По утверждению авторов этой гипотезы, среди башкир есть «ново-
башкиры», которые составляли большинство населения и являются тата-
рами. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо привлечь и подвергнуть
анализу сохранившиеся источники.
Политика царского правительства по отношению к нерусским народам,
вошедшим в состав Русского централизованного государства, определя-
лась интересами господствующего класса и общими политическими
целями, стоявшими перед государством. В частности, осуществление этих
интересов требовало создания в Башкирии прочного, стабильного положе-
ния. Исходя из необходимости укрепления позиций в Башкирском крае,
русское правительство осуществляло осторожную и гибкую политику.
Оно не разрушало существовавшие общественные отношения, а исполь-
зовало их в своих целях. Признав за башкирами вотчинное право на их
земли, правительство рассчитывало, прежде всего, на службу новых под-
данных и поступление ясака с населения.
С присоединением Башкирии к Русскому государству начинается засе-
ление края служилыми людьми, беглыми крестьянами и т. д. Поселяясь
на различных договорных началах на башкирских землях, значительная
часть пришлого населения вступала в разряд так называемых припущен-
ников. Взаимоотношения между башкирами-вотчинниками и их припу-
щенниками не всегда были мирными. Припущенники часто самовольно
91


захватывали земельные угодья, отказывались платить оброк и т. д. Осо-
бенно обострились отношения между башкирами и мишарами после вос-
стания 30-х гг. XVIII в., когда последние выступили на стороне царского
правительства и получили за это право безоброчно жить на башкирских
землях. Часть этих мишарей, видимо, стала называть себя «башкирами».
Таким образом, понятие «башкир» с известного времени стало употреб-
ляться не только в смысле этническом, но и административно-сословном.
Генеральное межевание башкирских земель в 1798—1823 гг. и последую-
щие акции правительства официально узаконили существование так назы-
ваемых «новобашкир». В ходе межевания земельные наделы некоторых
припущенников были отмежеваны в особые округа, однако большинство
припущеннических селений оставалось в общих с вотчинниками дачах,
без указания количества угодий, что вызывало новые земельные споры.
Указом 10 апреля 1832 г. башкиры-вотчинники должны были бесплатно
уступить часть своих земель припущенникам, жившим на башкирских
дачах без законных актов на занимаемые участки. Земельный надел был
определен в 30 десятин для военных и 15 десятин — для гражданских.
Припущеннические земли, которые еще при Генеральном межевании
были отделены от башкирских дач, оставались «в неприкосновенном
владении». Это вызвало появление в документах первой половины XIX в.
сочетаний: «башкиры из мещеряков», «башкиры из тептярей» и т. д.
Во второй половине XIX в. появляется термин «новобашкиры», вытеснив-
ший прежние. В состав «новобашкир» нередко входили небольшие этни-
ческие группы киргизов, туркменов, ногайцев и другого, как правило,
тюркоязычного населения. Близость языка, культуры, хозяйственных заня-
тий, тесное сотрудничество в условиях совместного проживания ускоряли
процесс перехода их в «новобашкиры».
В 50-х г. XIX в. русский ученый П. И. Кеппен писал, что «в общей
массе Башкирского сословия находится много лиц и небашкирского про-
исхождения, а совершенно других племен, которые с течением времени
уже потеряли свою самобытность». Среди них он называет выходцев из
Туркестана, оренбургских татар-казаков, ногайских татар на реке Сак-
маре, «киргизсцев Средней части Малой Орды», а также выходцев из
Средней Азии — 106 персиян, 17 арабов, 4 армянина, 21 каракалпак,
7 бухарцев, 4 хивинца, 4 кубанца, 5 узбеков, 1 бадакшанец, 4 талышца,
2 афганца, в разное время поселившихся на башкирских землях.
В начале XX в. В. Э. Ден, ссылаясь на указ 7 мая 1753 г., отмечал, что
слово «башкиры» не всегда употреблялось в точном смысле: «в Башкирии
де иноверцы как старых жительств, кои по названию Башкирии гене-
рально именуются башкирцы, в числе коих находятся мещеряки, вотяки,
мордва, черемиса и чуваша». В 1881 г. в «Статистических очерках станов
Уфимской губернии», составленных секретарем Уфимского статистичес-
кого комитета Н. А. Гурвичем, при описании Бирского уезда говорится,
что башкирские припущенники, бывшие тептяри из черемис и вотяков,
«ассимилируя башкир в экономическом отношении, сами между тем тяго-
теют и ассимилируют этнографическим культом башкир: та же одежда, та
же почти пища и редкий из черемис и вотяков может с трудом объяс-
няться по-русски, несмотря на близкое с ними соседство, все же отлично
говорят по-башкирски». Именуются они «по народному названию» новыми
башкирами.
92


Тенденция среди мишарей записываться башкирами фиксируется уже
в материалах 3 ревизии (1762 г.), когда в Уфимской и Исетской провин-
циях «было башкир и под их именем состоящих... мещеряков 2 278 дворов».
В материалах 6 ревизии, сохранившихся частично, в первичных перепис-
ных листах населения Троицкого уезда Баратабынской волости значится
21 душа мужского пола «башкир из мещеряков». В 1834 г. в Красноуфим-
ском уезде Пермской губернии их было 1 341 человек. Заметно усилился
процесс перехода мишарей в башкиры после 1855 г., когда был издан указ
о переименовании Башкиро-мещерякского войска в Башкирское. С этого
времени большинство статистических описаний включали все население
Башкирского войска в одну группу — башкиры. По утверждению ака-
демика Р. Г. Кузеева, объединение в одно войско родственных народов —
башкир, мишарей и тептярей — с общим названием и специфические
условия системы землевладения в Башкортостане сыграли существенную
роль в смешении у части мишарско-тептярского населения понятий об
этнической принадлежности. Это отразилось на содержании первичных
ревизских материалов — ревизских сказок, где в графе состава населен-
ных пунктов появляются термины «башкиры из мещеряков», «башкиры
из тептярей». Весьма показательным является количество таких деревень
в середине XIX в. и их географическое размещение. Деревень, в которых
проживали «башкиры из мещеряков», было 52, располагались они в Челя-
бинском уезде (3), Уфимском (3), Бирском (6), Белебеевском (18), Троиц-
ком (5), Екатеринбургском (1), Шадринском (13), Красноуфимском (3)
уездах. В западной Башкирии деревень с «башкирами из мещеряков»
было много в Бирском и Белебеевском уездах, в восточной — в Шадрин-
ском и Красноуфимском. В 12 из 52 деревень «башкиры из мещеряков»
проживали с «башкирами из тептярей». Смешанные «мещерякско-теп-
тярские» деревни (кроме дер. Большая Ока Красноуфимского уезда)
располагались в западной Башкирии, в Белебеевском и Бирском уездах.
Деревень с «башкирами из тептярей» было 137, в том числе в Уфимском
(3), Мензелинском (11), Бирском (13), Белебеевском (19), Троицком (1)
уездах Оренбургской губернии, Красноуфимском (10), Елабужском уезде
Вятской губернии(23), Бугульминском (37), Бугурусланском уездах Самар-
ской губернии (6). Как видно, деревни с «башкирами из тептярей»
концентрировались главным образом в западной Башкирии — от Елабуж-
ского уезда на севере и до Бугурусланского на юге. В северном Башкорто-
стане деревни с «башкирами из тептярей» группировались в основном
в Красноуфимском уезде.
По данным 10 ревизии, в деревнях Троицкого уезда было 3 495, в Уфим-
ском уезде — 2 497, Челябинском — 1 484, Бирском — 2 351, Белебеевском —
10 327 «башкир из мещеряков», всего — 20 154 человека. В Пермской
губернии в Красноуфимском уезде было 1 739, Екатеринбургском — 1 873,
Шадринском — 10 899 «башкир из мещеряков», всего — 14 511 человек,
в обеих губерниях 34 665 человек. В 1834 г. в Красноуфимском уезде
Пермской губернии «башкир из тептярей» было 2 362 человека, в 1859 г.—
4 177; в Троицком уезде Оренбургской губернии в 1859 г. — 1 048,
Уфимском — 2 399, Бирском — 4 177, Мензелинском — 2 784, Белебе-
евском — 10 900 человек; в Бугульминском уезде Самарской губернии
в 1859 г. было 14 376 «башкир из тептярей», Бузулукском — 1 142,
93


Бугурусланском — 6 008; в Вятской губернии, по данным ревизских
сказок 10 переписи, числилось 7 654 «башкира из тептярей». Всего в трех
губерниях в 1859 г. было 54 665 «башкир из тептярей» и 34 665 «башкир
из мещеряков», или всего 89 330 «новобашкир».
Сартские и калмыцкие башкиры. По данным «Экономических приме-
чаний» к Генеральному межеванию башкирских земель в конце XVIII в.
в Сартской и Калмыцкой волостях Челябинского уезда числилось 811 душ
мужского пола и 765 душ женского пола, всего 1 576 душ башкир «из сарт
и аюкинских калмык». Несколько раньше, в 1780 г., их число составляло
1 127 душ. Как пишет В. Э. Ден, ссылаясь на И. Г. Георги, «поселились
они в Сибири, более нежели за 50 лет тому назад. Башкирцы приняли их
благосклонно, отвели им луга для паствы скота, выдали за них дочерей
своих и прочее...». В официальных источниках «аюкинские калмыки»
упоминаются с 1775 г., когда в Исетской провинции они жили в 32 дворах.
В ходе межевания юрматынских земель в конце XVIII — начале XX в.
часто возникали земельные споры с припущенниками. При этом припу-
щенники «за давностью» договора о припуске называли себя при
переписи башкирами. Башкиры дер. Кутлугузиной Юрматынской волости
Уфимского уезда подали в 1801 г. в уездный суд жалобу, где утверждали,
что истцы — башкиры дер. Макаровой — не башкиры, а «калмыцкой
породы башкирцы», поселившиеся «из платежа оброка» на земле предков
башкир — ответчиков.
Собственно башкиры считали сартов и калмыков «теми же самыми
башкирами» еще в 70-е гг. XVIII в. В пункте 11 наказа башкир Исетской
провинции в Уложенную комиссию 1767—1769 гг. отмечалось, что опреде-
ленная часть башкир официально именуется сартами и калмыками, хотя
они на самом деле те же башкиры, придерживаются одинаковых с баш-
кирами обычаев и того же вероисповедания. «Сарты, — говорится в нака-
зе, — ушли... самопроизвольно от владений степных народов», а калмыки
«так же в древние времена получены были нашими башкирами при
войнах в малолетстве...» Башкиры Исетской провинции просят впредь
называть их башкирами, «а звание сарт и калмыков оставить». В 1834 г.
число сарт в деревнях Абдрашитовой, Мышыкаевой, Азналиной и Султано-
вой Челябинского уезда составляло 1 822 человека, аюкинских калмык —
в деревнях Мурзабаевой, Аптыкаевой, Саитбаталовой, Араслановой,
Шафиевой, Абылтаевой и Абдулменевой того же уезда — 665 человек.
По материалам 5 ревизии (1795 г.), в Челябинском уезде в дер. Аптыка-
евой насчитывалось 46 башкир «из киргиз» (т. е. казахов), в 1811 г. к ним
добавилось еще 27 казахов, проживающих совместно с башкирами в дерев-
нях Казаккуловой, Шарыповой, Убалиной, Ишбулатовой, Кушбаковой,
Искандаровой. В личном архиве М. К. Любавского сохранилось немало
записей, свидетельствующих «о переходе киргизов (казахов) в башкиры».
Так, в 1807 г. на имя оренбургского военного губернатора Г. С. Волкон-
ского было подано прошение казахов кыпчак-танабугинского рода Средней
(Киргиз-Кайсацкой) Орды, записавшихся «в башкирское звание», о «ссуде
им из казны 1 000 рублей на первоначальное обзаведение».
По материалам 7 ревизии (1816 г.), в Оренбургском уезде насчиты-
валось 326 «башкир из киргисцев», 145 «башкир из каракалпак». В 1834 г.
в пятой юрте Троицкого уезда было 4 «башкира из киргисцев». По 8 реви-
зии, в Оренбургском уезде насчитывалось 7 283 человека «султановских
94


ногайцев» казачьего иррегулярного войска, 1 267 «казанских торговых
татар», поступивших в башкиры. Оренбургская казенная палата в 1815 г.
переписывалась с военным губернатором князем Волконским по вопросу
0 перечислении в башкирское звание некоторых каргалинских (Сеитовой
слободы) купцов и мещан. В начале XIX в. (1805 г.) ясашные татары дере-
вень Саитовой и Чирашлы Сарали-Минской волости просили министра
юстиции князя И. О. Лопухина «о перечислении их в первобытное баш-
кирское состояние».
В среднем, в первой половине XIX в., по нашим подсчетам, было около
100 тыс. «новобашкир». Они были мишарами, тептярами, ногайцами и пред-
ставителями других этнических групп и составляли примерно 15—17% от
общей численности. Таким образом, утверждение, что «новобашкиры» —
это татары, и они являются основным населением западного Башкорто-
стана, не соответствует исторической действительности.
2. Этнодемографические процессы
во второй половине XIX — начале XX в.
В 1865 г. Оренбургская губерния была разделена на Уфимскую и Орен-
бургскую губернии. Оренбургская губерния образовалась из 5 уездов:
Оренбургского, Верхнеуральского, Троицкого, Челябинского и вновь
учрежденного Орского. Уфимская губерния состояла из Мензелинского,
Бирского, Белебеевского, Стерлитамакского, Златоустовского и Уфим-
ского уездов. Небольшая часть башкир проживала в Пермской, Вятской
и Самарской губерниях.
В 1865 г. Уфимский губернский статистический комитет признал необхо-
димым производить ежегодный учет населения. Материалы этой переписи
были обработаны и опубликованы Н. Н. Томашевской. По ее подсчетам,
в 1865 г. в Уфимской губернии башкир было уже 619 732 человека,
в 1874 г. — 714 278, в 1884 г. — 906 391, в 1885 г. — 920 547, в 1887 г. — 952 619,
в 1888 г. — 964 055, в 1889 г. — 978 480, в 1890 г. — 988 641, в 1894 г. —
1 023 989, в 1895 г. — 1 041 961 человек.
В 1897 г. была проведена первая всеобщая перепись населения в Рос-
сии. По ее данным, в Оренбургской губернии насчитывалось 1 600 тыс. жи-
телей, из них башкир — 256 тыс. человек, русских — 1 120 тыс., татар —
96 тыс. человек и т. д. В Уфимской губернии насчитывалось 2 196 тыс.
человек, в том числе башкир — 899 910, русских — 834 тыс., татар —
184 тыс. человек и т. д. По уездам башкиры Уфимской губернии распре-
делялись следующим образом: в Бирском — 261 855 человек, или 29,1%
всех башкир губернии, Белебеевском — 232 676 (25,9%), Мензелинском —
122 678 (13,6%), Стерлитамакском — 114 522 (12,7%), Уфимском — 111 342
(12,4%), Златоустовском — 51 166 (5,7%).
По данным первой всеобщей переписи населения, общая численность
башкир, точнее, людей, считающих, что они говорят на башкирском
языке, составила 1 311 017 человек. По мнению Р. Г. Кузеева, в это число
входили примерно 350—400 тыс. тептярей и мишарей. Видимо, оспари-
вать факт вхождения части тептярей и мишарей в число башкир не при-
ходится, хотя эта цифра была гораздо меньше. Как уже отмечено, в 1862 г.
в пределах Башкирского войска численность башкир составляла 563 413 че-
ловек. Во второй половине XIX в. темпы годового естественного прироста
95


башкир составляли 1,4—1,6%. Следовательно, можно считать, что числен-
ность башкирского населения в 1897 г. равнялась примерно 1—1,2 млн
человек.
Основная часть башкир, по переписи 1897 г., жила в пределах Уфим-
ской (68,5%) и Оренбургской (19,4%) губерний, незначительная — рас-
селялась в Пермской (6,5%), Самарской (4,4%), Вятской (1,1%), Саратов-
ской (0,1%) губерниях и Уральской области (0,05%). Отдельные группы
башкир жили также в пределах Казанской, Пензенской, Симбирской и
Сибирской губерний.
В 1912—1913 гг. в Уфимской губернии, как и в других регионах, про-
водилась подворная перепись населения (Крестьянское хозяйство Уфим-
ской губернии. Подворная перепись 1912—1913 гг. Ч. 2. Таблицы. Уфа,
1914 г.). Материалы этой переписи представляют исключительную
научную и познавательную ценность. Они позволяют детально воссоздать
многие вопросы истории Башкирии, в том числе такие, как администра-
тивное деление, численность коренного и пришлого населения Уфимской
губернии по уездам.
Мензелинский уезд. В уезде была 31 волость. Башкир насчитывалось
в Актанышевской волости 8 867 душ, Александро-Карамалинской — 7 566,
Альметмуллинской — 10 789, Амикеевской — 9 200, Ахметевской — 2 592,
Байсаровской — 12 304, Бетькинской — 6, Богодаровской — 693, Ирехтин-
ской — 7 075, Кузькеевской — 22 199, Макарьевской — 1 938, Матвеев-
ской — 4, Ново-Спасской — 873, Ново-Шуганской — 3 006, Нуркеевской —
11 815, Поисеевской — 18 934, Семиостровской — 17 447, Старо-Каширов-
ской — 1 012, Токталачуковской — 2 304, Языковской — 1 289 и т. д. В общей
сложности в уезде проживало 139 913 башкир. Нет необходимости
рассматривать расселение других народов по волостям. Отметим только,
что общая численность населения уезда составляла 458 239 человек, из
них, кроме башкир, было русских — 135 150 чел., татар — 93 403, тептя-
рей — 36 783, крещеных татар — 26 058, мордвы — 6 151, чувашей — 3 922
и марийцев — 2 448. Как видно, башкиры (33,68%) в начале XX в. состояли
на первом месте по численности населения среди других народов уезда.
Бирский уезд. Уезд делился на 40 волостей. Башкиры жили в следую-
щих волостях: Анастасьевской — 2 244 человека, Андреевской — 296,
Аскинской — 215, Асяновской — 6 492, Базановской — 891, Байгузинской—
17 841, Байкибашевской — 9 463, Балакчинской — 8 453, Бураевской — 8 176,
Ваныш-Алпаутовской — 12 496, Верхне-Татышлинской — 10 650, Ельдяк-
ской — 4 168, Илишевской — 12 891, Исмаиловской — 17 662, Казанчин-
ской — 4 384, Каинлыковской — 15 816, Калмыковской — 14 676, Касев-
ской — 2 428, Кизганбашевской — 19 783, Киебаковской — 667,
Кубиязовской — 7 381, Кутеремской — 251, Кызыляровской — 11 595,
Мишкинской — 2 665, Московской — 18 566, Ново-Кыргинской — 66, Нор-
кинской — 3 607, Павловской — 669, Пономаревской — 903, Старо-Бал-
тачевской — 15 048, Тюинской — 1 569, Усы-Степановской — 381 и Чураев-
ской — 476. Общая численность башкир составляла в уезде 232 869 человек.
Кроме башкир, уезд населяли русские — 143 286 человек, украинцы —
2 411, марийцы — 75 942, тептяри — 53 448, удмурты — 23 089, татары —
17 287, мишари — 45 079, чуваши — 567, немцы — 670, эстонцы — 146, кре-
щеные башкиры — 108 (20 семей в Кубиязовской волости) и прочие — 110.
Все население уезда составляло 595 012 человек, 39,14% которых были
башкиры.
96


Белебеевский уезд. Уезд состоял из 34 волостей. Общая численность
населения составляла 538 176 душ. Башкиры жили почти во всех волостях,
кроме Аксаковской, Васильевской, Верхне-Троицкой, Ильинской, Нагайбак-
ской и Чермасанской. Распределение численности башкирского населения
по волостям было следующее: Алыпеевская — 18 213 чел., Артюховская —
4 384, Бакалинская — 2 632, Багадинская — 22 923, Верхне-Бишиндин-
ская — 10 361, Гайниямакская — 17 138, Елизаветинская — 139, Ермекеев-
ская — 3 486, Залитовская — 6 525, Зильдяровская — 8 345, Илькульмин-
ская — 9 239, Имянликулевская — 5 152, Казангуловская — 10 474, Карьяв-
динская — 11 218, Киргиз-Миякинская — 2 492, Кичкиняшевская — 2 563,
Кургучевская — 12 205, Менеузбаш-Кошельгинская — 188, Николаевская —
319, Ново-Шаховская — 4 552, Семено-Макаровская — 474, Старо-Калма-
шевская — 10 171, Старо-Бураевская — 4 224, Тюменяковская — 9 998,
Тюрешевская — 19 056, Усень-Ивановская — 261, Чукадымтамакская —
15 046 и Шаранская — 832 и т. д. Всего по уезду насчитывалось 212 860 баш-
кир (39,55% всего населения). В целом по уезду русских было 101 100 чел.,
украинцев — 30 049, белорусов — 1 729, тептярей — 91 200, татар — 42 554,
чувашей — 40 334, мишарей — 22 440, мордвы — 12 362, марийцев — 8 356,
крещеных татар — 4 886, удмуртов — 822, немцев — 767, эстонцев — 467,
крещеных башкир — 105 (14 семей в Тюменяковской волости), латышей —
94, поляков — 41, цыган — 6, евреев — 4.
Стерлшпамакский уезд. Уезд делился на 34 волости. Башкир жило
в Азнаевской волости 12 047 человек, Аллагуватовской — 3 267, Арасланов-
ской — 5 183, Архангельской — 5 605, Бегеняш-Абукановской — 1 847, Биш-
каиновской — 2 101, Бушман-Кипчакской — 3 810, Гирей-Кипчакской —
3 439, Дуван-Табынской — 6 041, Дедовской — 2 483, Зиргановской —
2 028, Ильчик-Тимеровской — 4 112, Калкашевской — 4 489, Калчир-
Табынской — 6 050, Карагушевской — 6 184, Кармышевской — 29 993,
Кси-Табынской — 6 212, Куганакской — 46, Макаровской — 7 242, Меле-
узовской — 1 654, Миркитминской — 706, Петровской — 794, Уршакмин-
ской — 2 218, Четырмановской — 4 951, Федоровской — 129 и Шми-
товской — 313. Всего численность башкир составляла 100 305 человек. Из
34 волостей только в шести (Богоявленской, Верхоторской, Воскресен-
ской, Ишнарсовской, Николаевской, Татьяновской) не было башкирского
населения. Остальные этносы распределялись по уезду так: русские —
152 405 человек, украинцы — 12 119, белорусы — 301, тептяри — 40 443,
чуваши — 29 782, мишари — 25 303, татары — 24 768, мордва — 17 491,
латыши — 2 123, немцы — 314, эстонцы — 24 и прочие — 380. В целом по
уезду насчитывалось 405 758 человек. На первом месте по численности
населения стояли русские (37,56%), затем башкиры (24,72%), тептяри,
чуваши, мишари и т. д.
Уфимский уезд. Уезд состоял из 34 волостей. Общая численность баш-
кир уезда составляла 96 421 человек. По волостям она распределялась так:
Абраевская — 1 834 чел., Бакаевская — 14 395, Биштякинская — 730,
Бишаул-унгаровская, Богородская — 1 565, Булгаковская — 61, Булекей-
Кудеевская — 11 214, Емашевская — 363, Иглинская — 3 677, Илекская —
1 133, Казанская — 327, Караякуповская — 2 724, Миньярская — 4,
Нагаевская — 1 023, Надеждинская — 909, Новоселовская — 1 042, Осор-
гинская — 152, Петропавловская — 3 532, Покровская — 9 808, Сафаров-
97


екая — 10 221, Свято-Троицкая — 578, Урман-Кудейская — 5 004, Усть-Ка-
тавская — 1 536, Федоровская — 4 125 и Шарыповская — 7 670 человек.
Остальные этносы распределялись по уезду следующим образом: рус-
ские — 208 023 человека, украинцы — 12 170, белорусы — 5 642, мишари —
39 732, тептяри — 25 676, чуваши — 4 645, мордва — 4 386, немцы — 2 163,
латыши — 1 950, марийцы — 3 760, татары — 1 182, поляки — 212,
удмурты — 702 и прочие 369 человек. Все население уезда составляло
406 703 человека. По численности находились на первом месте русские
(51,15%), потом башкиры (23,71%), далее мишари, тептяри и т. д.
Златоустовский уезд. Уезд делился на 21 волость. Башкиры жили
в следующих волостях: Айлинская-1 — 561 человек, Айлинская-П — 7 629,
Болыпекущинская — 10 222, Белокатайская — 2 141, Верхне-Кигинская —
1 331, Дуван-Мечетлинская — 14 376, Ибраевская — 3 146, Калмакулов-
ская — 2 421, Мурзаларовская — 6 738 и Насибашевская — 856. В общей
сложности башкир насчитывалось 49 421 чел. При общей численности
населения в 223 542 человека они составляли 22,11%. Остальные этносы
уезда распределялись следующим образом: русские — 136 575 человек
(61,1%), украинцы — 174, мишари — 18 421, тептяри — 15 140, мордва —
3 191, казахи — 337, татары — 195 и чуваши — 88 человек.
Из вышеизложенного вытекает, что общая численность Уфимской губер-
нии в 1912—1913 гг. составляла 2 627 430 человек, из них русские — 876 539
(33,36%), башкиры — 846 200 (32,21%), тептяри — 262 690 (10%), татары —
179 389 (6,83%), мишари — 150 975 (5,75%), марийцы — 90 506 (3,44%),
чуваши — 79 388 (3,02%), удмурты — 54 662 (2,08%), мордва — 43 581 (1,66%),
крещеные татары — 30 944 (1,18%), украинцы — 26 874 (1,02%), белорусы —
7 672 (0,29%), латыши — 4 167 (0,16%), немцы — 3 914 (0,15%), эстонцы —
676 (0,03%), казахи — 337 (0,01%), поляки — 253 (0,01%) и крещеные
башкиры — 213 человек (0,01%). Обращает на себя внимание численность
тептярей. Как видно, они составляли 10% населения и за русскими и
башкирами занимали третье место по числу жителей уезда, татары —
6,8% — (четвертое место), мишари — 5,75% (пятое место по численности).
3. Этнодемографические процессы
в 20-е гг. XX — начале XXI в.
Перепись 1920 г. проходила в сложной политической обстановке, в ус-
ловиях Гражданской войны. Она в принципе не была завершена. Период
проведения переписи и обработки ее результатов совпал в Башкортостане
с годами становления Башкирской автономной республики и многократ-
ными преобразованиями, уточнениями и изменениями административных
границ. Поэтому подсчет количества населения в разных территори-
альных пределах вызвал различные оценки численности населения. По
Р. М. Раимову, общая численность населения в 1917 г. на территории,
«которая вошла в Башкирию», составляла 3 134 тыс. человек, в том числе
башкир было 1 186 тыс., или 36,4% населения республики, татар — 459,6 тыс.,
или 15%. По мнению Р. Г. Кузеева, в 1920 г. в Большой Башкирии было
3 290 тыс. человек всего населения, в том числе башкир 960 — 1 050 тыс.,
татар — 266,8 тыс., тептярей — 146,6 тыс. и мишарей — 166,2 тыс.
человек. Видимо, численность башкир по переписи 1920 г. равнялась при-
98


мерно 1 млн человек. Главной причиной сокращения численности башкир
являются Первая мировая и Гражданская войны. Особенно во время
Гражданской войны были физически истреблены десятки тысяч башкир.
По переписи 1920 г. в Мензелинском уезде проживало 156 789 башкир.
Этот уезд был отнесен к созданной в 1920 г. Татарской АССР. В дальней-
шем этот фактор негативно сказался на демографических показателях
мензелинских башкир. Здесь сказалось влияние государственно-админи-
стративного фактора, ускорившего процесс поглощения татарским этносом
башкирского населения уезда. По данным переписи 1926 г., в Татарстане
было учтено 1 752 башкира.
Этот факт свидетельствует об отрицательной роли государственно-
административного аппарата тогдашней ТАССР в проведении переписи
населения, когда башкиры были искусственно записаны татарами. В дей-
ствительности, ни один народ, как бы он ни был близок к другому народу,
скажем, в языковом отношении, никогда не поглощается и не переходит в
другую национальность за какие-нибудь 5—6 лет. Так что утверждение,
будто башкирское население, численностью более чем в 150 тыс. человек,
стало к 1926 г. татарским, было чистым обманом, результатом шовинисти-
ческой политики. Такая же участь постигла и бугульминских башкир.
Искусственное причисление мензелинских башкир к татарам было
началом той политики, которая любой ценой стремилась увеличить числен-
ность поволжских татар за счет других тюркских народов (мишарей, теп-
тярей, крымских, сибирских, астраханских и других татар), не имеющих
в этническом отношении никакого или почти никакого к ним отношения.
Эта вредная политика поддерживается некоторыми недобросовестными
учеными, которые для ее оправдания идут на всякие теоретические
вымыслы.
В настоящее время мензелинские башкиры официально считаются
татарами. Так ли это в действительности? Мне часто приходится встре-
чаться с представителями мензелинских башкир, которые заявляют, что
они несмотря на то, что сами учились, а их дети и сейчас учатся в татар-
ских школах, и в паспортах они записаны как татары, в действительности
являются башкирами. Иначе говоря, этническое самосознание сохраня-
ется и по сей день. Следует отметить, что по быту и культуре, разговорной
речи мензелинские башкиры стоят ближе к северо-западным башкирам,
например, илишевским, чем к татарам. Так что они являются татароязыч-
ными башкирами.
По переписи 1926 г. общая численность населения Башкирской АССР
составляла 2 665 836 человек, из них башкиры — 625 845, русские — 1 064 707,
татары — 461 871, мишари — 135 960, тептяри — 23 290 человек. Если
исключить из общего числа коренных жителей башкир Аргаяшского кан-
тона в количестве 40 984 человек, то в процентном отношении националь-
ный состав выглядел следующим образом: башкиры — 22,8%, русские —
40,3%, татары — 18%, мишари — 4,3%, тептяри — 0,9%. Остальные — 13,7%.
Эта перепись показала резкий спад численности башкирского населения.
Гражданская война, тяжелейшие 1921—1922 гг., когда засуха, голод, тиф и
холера поразили Башкортостан народу с Поволжьем — все это явилось
причиной убыли всего населения, в том числе башкир.
Перепись 1926 г. показывает, что в Башкортостане было 135 960 (4,3%)
мишарей и 23 тыс. (0,9%) тептярей. Соответствуют ли эти цифры истори-
99


ческой действительности или нет, это неважно. Важно, что эти народы
в переписи указали свою этническую принадлежность. В переписи насе-
ления 1939 г. и последующих переписях мишарей и тептярей причисляли
к татарам. Это было грубейшим нарушением права народов на самоопре-
деление. А лозунг: «Каждая нация имеет право на самоопределение» был
выдвинут в свое время большевиками и перечеркнут ими же после
захвата власти.
Для установления истины обратимся к этнической истории мишарей
и тептярей. Мишари по языку, быту и культуре отличаются от татар, хотя
и близки к ним, как и башкирам. Недаром среди современных мишарей
замечается преобладание, в отличие от казанских татар, понтийского антро-
пологического типа. Почти все крупные этнографы России связывали и
связывают мишарей с древним финно-угорским племенем «мещера», откуда
и идет их этноним. Они жили в бассейне Средней Оки и впоследствии
были тюркизированы.
О самосознании мишарей и их историческом отношении к поволжским
татарам свидетельствует обращение мишарских депутатов в Уложенной
Комиссии к генерал-прокурору с прошением (1794 г.). В нем говорится:
«Мещерятский наш народ (курсив мой. — Р. Я.) прежде других иновер-
цев, по собственному своему желанию переселившись из Золотой Орды
в Россию в 1493 г., за верныя предков наших российскому скипетру
службы как при взятии Казани (курсив мой. — Р. Я.) (в 1552 г.), так и при
других многих тогдашнего времени случаях, жалованы были в разных
местах на нагорной стороне реки Волги поместными дачами и для поселе-
ния их выгодными землями и утодьи». Итак, мишари вместе с русскими
участвовали при завоевании Казани и за это были вознаграждены зем-
лями на левом берегу Волги. Вот когда они появились на этих местах и
откуда начали двигаться на восток. Депутаты, несомненно, прекрасно
знали историю своих предков.
Мишари — это до Октябрьской революции формирующаяся или уже
сформировавшаяся особая тюркская народность. Неслучайно, как в доре-
волюционных переписях, различных статистических учетах, так и в перепи-
си 1926 г. мишари фиксировались (совершенно справедливо) своим этно-
нимом, т. е. как мишари. Следует подчеркнуть, что и сегодня не только
в мишарских деревнях, но и даже среди городских мишарей, живущих
изолированно от основной мишарской массы, сильно развито нацио-
нальное самосознание. Они называют себя мишарами, а не татарами,
подчеркивая этим свое иноплеменное происхождение.
Тептяри возникли как сословие в конце XVII в. Термин «тептяр», по
правильному мнению профессора А. 3. Асфандиярова, происходит от баш-
кирского слова «тибеу», «тибелеу», т. е. выгнанный из общины. По архив-
ным источникам, в XVIII в. большинство тептярей было башкирами.
В документах обычно пишут — «тептяри из башкир». А в XIX в., особенно
во второй его половине, появляются записи: «тептяри из марийцев»,
«тептяри из татар», «тептяри из чувашей» и т. д. Тептяри всегда фикси-
руются вместе с башкирами, так как они на определенных условиях жили
на их землях. Ни один исследователь не назовет документ об упоминании
татар вместе с тептярами. В начале XX в. тептяри находились на стадии
100


перехода от сословия к этносу. Процесс формирования тептярей как
этноса не завершился и был приостановлен бурными событиями 1917 г.
Перепись населения 1939 г. показала следующее: все население сос-
тавляло 3 158 969 чел.г из них башкиры — 671 118, русские — 1 281 347,
татары — 777 230 человек. Основная масса мишар и тептярей, как уже
было сказано, была искусственно записана татарами. Поэтому числен-
ность татар с 461 871 чел. в 1926 г. увеличилась на 315 359 чел. в 1939 г.
и составила 777 230 человек. В процентном отношении национальный
состав выглядел следующим образом: башкиры — 21,2%, русские — 40,6%,
татары — 24,6%, остальные — 13,6%.
Общая численность населения Башкирской АССР по переписи 1959 г.
составила 3 341 609 чел., из них башкиры — 737 711, русские — 1 418 147,
татары — 768 566, остальные — 417 185 человек. В процентном отношении
башкиры составляли 22,1%, русские — 42,4%, татары — 23,0% и осталь-
ные— 12,5%.
Этнический состав населения Башкирской АССР по переписи 1970 г.
выглядел следующим образом. Башкиры — 892 248 чел. (23,4%), русские —
1 546 304 (40,5%), татары — 944 507 (24,7%) и остальные — 435 016 чел.
(11,4%). Общая численность населения республики составляла 3 818 075 чел.
По переписи 1979 г. общая численность населения Башкирской АССР
составила 3 844 280 человек. В этническом отношении распределение
происходило таким образом. Башкиры — 935 880 чел. (24,3%), русские —
1 547 898 (40,3%), татары — 940 446 (24,5%) и остальные — 429 061 человек
(10,9%).
Этнический состав населения Башкирской АССР по переписи 1989 г.
выглядел следующим образом. Башкиры — 863 808 чел. (21,95%), рус-
ские — 1 548 291 (39,03%), татары — 1 120 702 (28,4%) и остальные —
410 492 человек (10,4%).
Общую численность башкир в 1920—1989 гг., в т. ч. проживающих
в Башкирской АССР, показывает таблица 4.
Таблица 4
Годы
1920
1926
1939
1959
1970
1979
1989
Общая
численность
около 1 000 000
713 684
843 000
989 000
1 240 000
1 371 500
1 449 157
Проживает в Башкирской АССР
всего башкир
625 800
671 100
737 700
892 248
935 880
863 808
в%
87,7
79,6
74,6
72,0
68,2
59,6
Переписи, начиная с 1926 г., показали устойчивый рост численности
башкир. Башкирский народ показал в процессе исторического развития
высокую жизнеспособность.
Общая численность башкир по переписи 1989 г., как видно из табли-
цы 4, — 1 449 тыс. чел., из них 863,8 тыс. (59,6%) живет в Башкирской
101


АССР. За пределами Башкортостана проживало 481,5 тыс. башкир. Много-
численные группы башкир расселены в Челябинской (161,2 тыс.), Оренбург-
ской (53,3 тыс.), Пермской (52,3 тыс.), Свердловской (41,5 тыс.), Тюмен-
ской (41,1 тыс.), Курганской (17,5 тыс.), Саратовской (15 тыс.), Самарской
(10 тыс.) областях, Татарстане (19,1 тыс.) и Удмуртии (5,2 тыс.). За преде-
лами Российской Федерации башкиры проживали в Казахстане (41,8 тыс.),
Узбекистане (34,8 тыс.), Таджикистане, на Украине и т. д.
Как видно, границы расселения башкир не совпадают с государственной
границей РБ. Башкиры в упомянутых республиках и областях Российской
Федерации, кроме Тюменской, не могут считаться переселенцами, они
живут там с древних времен и являются коренными жителями, так как
пространство расселения башкир перед присоединением к Русскому
государству охватывало территорию от Волги на западе до Тобола на
востоке, от Перми на севере до саратовского Заволжья на юге.
Создание и активное функционирование башкирского литературного
языка на базе южного и восточного диалектов без учета северо-западного
диалекта практически положило начало дифференциации башкирского
этноса, отстранило северо-западных башкир от общего направления
культурно-языкового развития.
В 1970—1980 гг. была предпринята попытка в башкирских деревнях
северо-западного Башкортостана ввести школьное преподавание на
башкирском литературном языке и таким путем, начиная с юного
поколения, возродить родной башкирский язык. Преподавание в школах
без учета особенностей северо-западного диалекта встретило недовольство
населения, и оно было приостановлено.
Введение заново в начале 1990-х гг. преподавания на татарском языке
по учебникам, изданным в Казани, где букварь начинается с предложения
«Наша столица Казань», также вызвало скрытое сопротивление населения.
Результаты неправильной национальной политики в Башкортостане
в отношении северо-западных башкир получили четкое отражение
в статистике. По переписи 1926 г., в Башкортостане из 625, 8 тыс. башкир
280 тыс. (44,7%) назвали родным языком татарский, в 1939 г. соответственно
из 671 тыс. башкир — 306 тыс. (45,6%), в 1959 г. из 737 711 человек — 309 тыс.
(41,8%), в 1979 г. из 935,9 тыс. — 333 тыс. (более 28%), в 1989 г. из 863,8 тыс.
человек — 216 тыс. (около 25%).
Цифры об общей численности башкир 1979 и 1989 гг. особенно
показательны для обрисованной политики. Численность башкир без учета
естественного прироста за 10 лет уменьшилась на 72,1 тыс. человек, тогда
как по стране в целом возросла на 78 тыс. человек, или на 5,7%.
Сокращение численности башкир произошло прежде всего в северо-
западных районах. Если по переписи 1979 г. в Балтачевском, Благо-
варском, Бураевском, Буздякском, Дюртюлинском, Ермекеевском, Или-
шевском, Кушнаренковском, Миякинском, Татышлинском, Туймазин-
ском, Чекмагушевском, Шаранском и Янаульском районах численность
башкир составляла 251 694 человека, то по данным 1989 г. уже 142 106
человек. За это же время численность татар, включая и выше-
названные Краснокамский и Уфимский районы, исключая Буздякский,
увеличилась с 151 547 до 251 232 человек. Это объясняется записью части
татароязычных башкир в татары. Это, несомненно, результат отсутствия
102


гибкой, стабильной, устоявшейся политики в отношении северо-западных
башкир. Определенную роль в записи татароязычных башкир в татар-
скую национальность играло также мощное давление татарских
общественных организаций, татарских средств массовой информации,
некоторых шовинистически настроенных ученых Казани, которые
убеждали северо-западных башкир, что они татары, так как язык почти
татарский. Определенная вина ложится и на некоторых башкирских
государственных деятелей, которые, не зная особенностей языка, быта
и культуры северо-западных башкир, утверждали, что северо-западные
башкиры — это татары.
Одновременно следует признать, что уменьшение численности баш-
кирского народа в Башкирской АССР происходило в какой-то мере из-за
миграции некоторой его части за пределы республики. Численность
башкир, проживающих за пределами БАССР, за 1979—1989 гг. увеличилась
примерно на 150 тыс. человек, из них на естественный процесс приходит-
ся 36 тыс., а на миграцию — 114 тыс. человек. Миграция башкир проис-
ходила в основном из юго-восточных и южных районов Башкортостана,
где было мало рабочих мест, существовали большие трудности с трудо-
устройством и отсутствовали нормальные социальные условия.
Таким образом, основными причинами сокращения численности баш-
кир в Башкортостане в 1979—1989 гг. являются запись башкир, особенно
северо-западных, татарами и миграция башкир за пределы республики.
Известно, что академик Р. Г. Кузеев в своих статьях и интервью всегда
отмечал, что в северо-западном Башкортостане башкиры составляют
большинство населения.
Р. Г. Кузеев, касаясь этнодемографической ситуации в западных райо-
нах Башкортостана, совершенно правомерно писал: «Сегодняшние попытки
углядеть в Западной Башкирии под названиями "башкиры", "татары",
"тептяри" только одну единственную общность, а именно татар, является
научным анахронизмом» (Р. Г. Кузеев. Межнациональные отношения:
история, теория, пути демографического обновления. Уфа, 1990. С. 40).
Материалы переписи 1989 г. расходятся с данными предшествующих
переписей, особенно по северным, северо-западным и центральным
районам. Они не отражают объективную картину численности башкир
в этих районах. Историческая справедливость была восстановлена пе-
реписью 2002 г.
По данным Всероссийской переписи населения 2002 г., общая
численность башкир составляет 1 674 тыс. человек, в том числе в РБ —
1 221 302 человека (30% от общей численности населения, по количеству
занимают второе место после русских).
По данным Всероссийской переписи населения 2002 г., соотношение
башкирского и всего населения в городах РБ выглядело так: в г. Уфе
общая численность всего населения составляла 1 049 479 чел., из них
башкир — 154 928 (15% от общего числа). В г. Агидель соответственно
18 721 и 7 806 (42%), Баймаке — 17 223 и 12 015 (70%), Белебее — 85 836 и
9 427 (11%), Белорецке — 85 247 и 14 775 (17%), Бирске — 39 992 и 4 345
(11%), Благовещенске — 32 989 и 6 352 (19%), Давлеканово — 23 860 и
5 255 (22%), Дюртюлях — 29 984 и 6 715 (22%), Ишимбае — 70 195 и 19 964
(28%), Кумертау — 69 792 и 11 426 (16%), Межгорье — 19 082 и 4 980 (26%),
Мелеузе — 63 217 и 17 142 (27%), Нефтекамске — 129 740 и 36 033 (28%),
103


Октябрьском — 108 647 и 14 235 (13%), Салавате — 158 800 и 28 062 (18%),
Сибае — 60 144 и 29 315 (49%), Стерлитамаке — 264 362 и 41 208 (16%),
Туймазах — 98 544 и 24 894 (25%), Учалах — 40 145 и 21 535 (54%) и Яна-
уле — 27 909 и 11 990 (43%) человек. Таким образом, общая численность
городских башкир по переписи 2002 г. составляет 482 402 чел., то есть 19%
от всего городского населения РБ. В отношении ко всему башкирскому
населению — 39%.
В районах перепись дала следующие сведения о численности всего
населения и башкир. В Абзелиловском районе общая численность насе-
ления составляет 43 262 чел., из них башкир — 38 061 чел., или 88% от
общего числа жителей. В Альшеевском районе соответственно 48 398 и
17 930 человек (37%), Архангельском — 20 165 и 9 276 (46%), Аскинском —
23 928 и 16 959 (71%), Аургазинском — 38 996 и 6 748 (17%), Баймакском —
44 214 и 38 795 (88%), Бакалинском — 32 327 и 6 276 (19%), Балтачевском —
24 695 и 17 297 (70%), Белебеевском — 17 360 и 2 314 (13%), Белокатай-
ском — 22 623 и 9 836 (43%), Белорецком — 29 087 и 18 292 (63%),
Бижбулякском — 27 999 и 6 009 (21%), Бирском — 19 883 и 2 665 (13%),
Благоварском — 25770 и 12472 (48%), Благовещенском — 15861 и 3 132 (20%),
Буздякском — 31 178 и 12 528 (40%), Бураевском — 28 320 и 23 045 (81%),
Бурзянском — 16 839 и 16 277 (97%), Гафурийском — 36 761 и 18 325 (50%),
Давлекановском — 18 278 и 8 365 (46%), Дуванском — 32 016 и 6 457 (20%),
Дюртюлинском — 32 988 и 16 184 (49%), Ермекеевском — 18 205 и 8 428
(46%), Зианчуринском — 30 091 и 21516 (72%), Зилаирском — 18 939 и
10 555 (56%), Иглинском — 45 392 и 15 177 (33%), Илишевском — 36 281 и
29 217 (81%), Ишимбайском — 25 610 и 18 335 (72%), Калтасинском —
28 881 и 3 216 (11%), Караидельском — 28 294 и 12 721 (45%), Кармаска-
линском — 54 585 и 23 296 (43%), Китайском — 19 825 и 8 192 (41%),
Краснокамском — 27 552 и 9 668 (35%), Кугарчинском — 34203 и 19280 (56%),
Куюргазинском — 25 587 и И 033 (43%), Кушнаренковском — 29 344
и 12 703 (43%), Мелеузовском — 26 723 и 10 948 (41%), Мечетлинском —
25 604 и 14 961 (58%), Мишкинском — 27 099 и 1 754 (6%), Миякинском —
31 789 и 14 126 (44%), Нуримановском — 21 932 и 7 526 (34%), Салаватском—
28 516 и 19 091 (67%), Стерлибашевском — 22 007 и 7 321 (33%), Стерли-
тамакском — 37 699 и 8 141 (22%), Татышлинском — 26 803 и 18 770 (70%),
Туймазинском — 30 923 и 18 515 (60%), Уфимском — 56 351 и 7 711 (14%),
Учалинском — 35 649 и 29 842 (84%), Федоровском — 19 675 и 3 476 (18%),
Хайбуллинском — 33 072 и 25 840 (78%), Чекмагушевском — 33 031 и
11 445 (35%), Чишминском — 52 663 и 9 934 (19%), Шаранском — 24 494 и
7 614 (31%) и Янаульском — 22 861 и 11 305 (49%). Как видно, общее число
башкир, живущих в сельской местности составляет 738 900 чел., т. е. 46%
от общего числа сельского населения в 1 610 628 человек. В отношении ко
всему башкирскому населению оно составляет 61%. Таким образом, по
Всероссийской переписи населения 2002 г., из 1 221 302 башкир в городах
проживает 482 402 чел., т. е. 39%, в сельской местности 738 900 чел., что
составляет 61%.
За пределами Республики Башкортостан башкиры проживают в Челя-
бинской области — 166 372 чел., Оренбургской — 52 685, Тюменской —
46 575, Пермской — 40 740, Свердловской — 37 296, Курганской — 15 343,
Самарской областях — 7 885 чел., в Республике Татарстан — 14 911 чел.
и т. д.


Ill
ТРАДИЦИОННЫЙ ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ УКЛАД-
ПЕРЕХОД К ОСЕДЛОСТИ И ЗЕМЛЕДЕЛИЮ
1. Хозяйство башкир до и после вхождения в состав России
(до конца XVIII в.)
О хозяйстве насельников края на протяжении бронзового, раннежелез-
ного века и эпохи средневековья мы вкратце рассказали при изложении
проблемы происхождения башкирского народа. Было показано, что наря-
ду со скотоводством предки северо-западных башкир занимались земле-
делием, и оно было одной из традиционных форм их хозяйства.
В эпоху средневековья существенные изменения отмечены в системе
скотоводческого хозяйства. Пришлые из южных и восточных (Сибирь)
степей кочевые племена способствовали его развитию. Резко возросло
в IX—XII вв. число курганов, оставленных кочевниками-скотоводами.
В них умерших хоронили по ярко выраженному кочевническому обряду,
сопровождая погребение умершего вместе с обильной мясной пищей
(конина) и ритуальными захоронениями голов, ног, шкур лошадей. Под
влиянием пришлых степных кочевников доля скотоводческого хозяйства
значительно возросла у местного оседлого населения.
Средневековые авторы характеризуют башкир X—XVI вв. как кочев-
ников-скотоводов. Судя по сообщению Ибн Фадлана, башкиры были
кочевниками.
Характерно, что и другие средневековые авторы называют башкир
кочевниками-скотоводами. Так, арабский писатель Ибн Даста (X в.) пишет:
«Живут они в шатрах и перекочевывают с места на место, отыскивая
кормовые травы и удобные пастбища». Биллем Рубрук сообщает, что баш-
киры «это — пастухи, не имеющие никакого города».
Через столетие Ибн Фадлаллах (XVI в.) перечисляет башкир в числе
подданных Золотой Орды и замечает, что этот народ живет «в нищете
вследствие бедственного существования, ибо это не оседлые люди,
у которых есть посевы, и сильная стужа губит их скотину». В XVI в. точно
такие же сведения сообщает английский путешественник Антоний
Дженкинсон.
Интересные мысли о хозяйстве древнебашкирских племен высказал
Р. Г. Кузеев. По его мнению, примерно с середины I тысячелетия н. э.
Южный Урал входил в единый территориально-хозяйственный комплекс
105


с северным Приуральем и низовьями Сырдарьи. Короткие зимние месяцы
древнебашкирские племена со своими стадами проводили в присырдарь-
инских и приуральских степях. По мере приближения весны стада уходили
на север; сроки продвижения кочевников на летние пастбища соответ-
ствовали срокам наступления весны и ее продвижения к северу. В летние
Предметы скотоводства:
1. Навес для скота (лапас). Дер. Юлдыбаево, Зилаирский р-н; 2. Седло (эйэр).
Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н; 3. Седло (эйэр). Дер. Байдавлетово,
Зианчуринский р-н; 4. Дуга (gyFa). Дер. Байдавлетово, Зианчуринский р-н; 5. Седелка
(ыцрырсак). Дер. Юлдыбаево, Зилаирский р-н; 6. Стремена (взэцгелэр). Из различных
районов. 7. Хомут (-камыш). Дер. Юлдыбаево, Зилаирский р-н; 8. Нагайка (-камсы).
дер. Верхнее Садово, Кугарчинский р-н. 9. Кнут (сыбырткы)
106


месяцы скот укрывался в прохладных долинах Уральских предгорий.
С первыми признаками осени кочевники снимались с летних пастбищ и
медленно продвигались на юг, добираясь до приаральско-присырдарьин-
ских зимних пастбищ к наступлению зимы. Такие постоянные круглого-
дичные передвижения древнебашкирских племен со стадами с юга на
север и с севера на юг в строгом соответствии со сменой времен года
продолжались примерно до X в. н. э. Существование «Арало-Уральского
цикла» кочевания, по Р. Г. Кузееву, подтверждается как упоминаниями
средневековых авторов о далеких передвижениях кочевников (половцы,
гузы и др.), так и этногенетическими преданиями башкир о переселениях
их предков на Урал с низовья Сырдарьи, многочисленными повествова-
ниями о нахождении древней родины башкирских племен у побережья
легендарного моря Мбуф (Аральское) и т. д.
Башкирские шежере, относящиеся к периоду до и после присоеди-
нения Башкирии к Русскому государству, свидетельствуют о ведущей
роли скотоводства в хозяйстве башкир.
Об этом прямо говорится в шежере юрматынцев, минцев, бурзянцев,
усерганцев и кыпчаков. В них содержатся также данные о важной роли
охоты и бортничества в хозяйственной жизни башкир. Юрматынцы,
например, «разбогатели», занимаясь в лесах бортничеством, в водах реки
Белой добывали бобра, в степях — куницу и лисиц. Они же, после воз-
вращения своих послов из Казани, обсуждая условия соглашения с царем
Иваном Грозным о добровольном вхождении в состав Русского государ-
ства, отмечали, что теперь у них имеется все для нормальной жизни —
земля, воды, «есть беркуты с гнездами и перелетные птицы, в реках есть
бобры, в лесу быстроногие лисицы, есть и выдры». Согласие башкирских
представителей платить в царскую казну в виде ясака значительное коли-
чество шкур куниц, лисиц, бобров, а также меда является бесспорным
показателем высокого развития охоты и бортничества.
Таким образом, основой хозяйства башкир до присоединения к Русско-
му государству являлось полукочевое скотоводство. Значительную роль
в экономике играли охота и бортничество. Северо-западные башкиры
занимались и земледелием.
После присоединения к Русскому государству в середине XVI в. Сред-
него Поволжья с его многонациональным населением в составе России
в течение второй половины XVI в. оказалась огромная территория Башки-
рии от Закамья до Притобольских степей, от Пермских земель до Волго-
Яицкого междуречья. Основная башкирская территория теперь составила
Уфимский уезд. Им управлял воевода, который подчинялся Приказу Казан-
ского дворца. В 1708 г. Уфимский уезд был преобразован в провинцию и
в административном отношении подчинен ведомству Казанской губернии.
В Уфе вместо воеводческой учреждается провинциальная канцелярия,
которая оставалась под началом воеводы. В 1728 г. Уфимская провинция
передается непосредственно в ведение Сената. В 1733—1737 гг. она снова
подчиняется казанскому губернатору, а в 1737—1744 гг. — Оренбургской
комиссии. С 1744 по 1781 г. Уфимская провинция входит в состав образо-
ванной тогда Оренбургской губернии. В 1744 г. в Оренбургскую губернию
вливается и Исетская провинция (Зауральская Башкирия), до этого являв-
шаяся частью Сибирской губернии. В 1781 г. Оренбургская губерния была
107


$2*У* *\ЧАСТЬ КУНГУРСКАГО >
1 ( ЮСИНСКАЯ/
1 ЧАСТЬ КАЗАНСКОЙ ГУБЕРНИИ\1 Д0*0™ !
1 -ЯГ ~
\\
у^~^ ^KaJj^/^^^л4^^
' (
\ \ /л
\ х С
\ ' '
'9
\ 1 *
1 ч t
/ М
1
► \
\^Волга
1 ^ч
•«•-r^t ** ■
\& 1 1
? ^$$* 1 ч.
КАЗАНСшГг^
ДОРОГА (/V*
/ /""',ч £
-4С
' Г НОГА
.'Л да
Jtoy1 /
\~У/ /
\f /
V (
Л > J
*—\ ч ^
УЕЗДУ • - '
** •• •* ** \ V^
*% / СИБИРСКАЯ
С Ч ДОРОГА
/ J
; i >
Xя Л
1 / х
\ / %
/ г \
Se*g*X
1 J
г' ЧАСТЬ ЕКАТЕ-
РИНБУРГСКАГО
ч ВЕДОМСТВА
^ - - ч
Л1 * --
V ч - «*
Лг*
1 ^"Л
"" "" ч /
\
* ЧАСТЬ
i
i
/ИСЕТСКОЙ
^/'провинции
^
у
к
1
1
1
ш 1
Деление Башкирии на дороги в 1755 г.
1906. По С. К Руденко
реорганизована в Уфимское наместничество, состоявшее из двух областей:
Уфимской и Оренбургской. Провинциальная форма административного
устройства ликвидировалась. Каждая из областей делилась на уезды:
Уфимская включала 8 уездов (Уфимский, Бирский, Мензелинский, Бугуль-
минский, Бугурусланский, Белебеевский, Стерлитамакский и Челябин-
ский), Оренбургская — 4 (Оренбургский, Бузулукский, Сергиевский и
Верхнеуральский). В 1784 г. в пределах Уфимского наместничества был
образован еще один уезд — Троицкий и отнесен к Оренбургской области.
Уфимское наместничество просуществовало до 1795 г. Перед проведе-
нием 5 ревизии на данной территории оно было упразднено, вместо него
создана Оренбургская губерния с центром в Оренбурге; ведомство воен-
ного губернатора переведено в Оренбург, а гражданский губернатор
остался в Уфе. В конце 1796 г. внутри губернии были упразднены три
уездных управления (Белебеевское, Бутурусланское и Сергиевское), после
чего в ее составе остались десять уездов.
Одновременно с этими изменениями в Башкирии сохранялось старое
ее деление на «дороги». Ногайская — центральная, юго-западная, южная
и юго-восточная части, Сибирская — северо-восточная и восточная, Казан-
ская — западная и северо-западная, Осинская — северная, вернее, узкая
полоса к северу от Уфы. Самой большой являлась Ногайская дорога, далее
шли Сибирская и Казанская. Число волостей не было постоянным, оно
росло за счет дробления существующих крупных. Так, например, по
сведениям кунгурского бургомистра Юхнева, в 1726 г. на территории
Сибирской дороги насчитывалось 24, Ногайской — 20, Казанской — 12
и Осинской — 4 волости; всего 60 волостей. Примерно такие же цифры
108


получаются по реестру Уфимской провинциальной канцелярии. А в 1774 г.
в Уфимской провинции было 56 волостей, в т. ч. в Ногайской дороге — 25,
Казанской — 18, Сибирской — 10, Осинской — 3. Кроме того, в Исетской
провинции находились 11 волостей Сибирской дороги и 2 волости
Ногайской дороги. Следовательно, всего было 69 волостей.
В XVII в. основой хозяйства башкир по-прежнему остается полуко-
чевое скотоводство. В «Книге Большому Чертежу», составленной в 1627 г.,
о башкирах говорится, что «кормля их мед, зверь, рыба, а пашни не имеют,
скоту держут много». В общих челобитных башкир различных районов
на имя царя от 1661—1662 гг. утверждается, что они занимаются главным
образом полукочевым скотоводством, бортничеством и охотой.
Сведения о занятии земледелием тайнинских башкир деревень Кояно-
вой и Култаевой, относящиеся к первой половине XVII в. В 1669 г. баш-
киры деревни Кельдыбяково Иланской волости Осинской дороги Кленчей
Токбулатов «с товарищами» и башкиры той же деревни Аккузя Янтемиров
и Тивча Козеев с братьями спорили из-за пахотной земли. Это — харак-
терный штрих, свидетельствующий о значении земледелия в хозяйстве
башкир того времени. Показательны в этом отношении допросные речи
1690 г. по делу о спорной земле башкир Гареевской волости Казанской
дороги Апаски Акбулатова с товарищами и башкир Урман-Гарейской воло-
сти Осинской дороги. Для установления истины были опрошены башки-
ры различных деревень Уранской волости Осинской дороги: Сараева,
Иванаева, Кошкильдина, Кишкунаева, Абхаева, Варис, Иминбаева, Кадма-
нова, Аизова, Батанаева и Бетоганова. Во второй половине века земледелие
фиксируется в некоторых волостях Казанской дороги. Башкиры Каршин-
ской волости Исмаил Сайтов с товарищами в челобитной, поданной в Уфе
в 1697 г., заявили, что «спорной вотчиной исстари прадеды и деды и отцы
их владели и жили на этой вотчине... пашни пахали, и сено косили,
и всякими угодьями владели, и владеют старинными своими вотчинами».
Башкиры Дуванейской волости Шистька Ишкильдин с товарищами «до
башкирской шатости», т. е. до восстания 1705 г., отдали свои «пашенные
земли, сенные покосы... на оброк... служилым татарам».
В 1697 г. возник спор между башкирами Иланской волости Карабашем
Тохтагуловым и Девеем Байчуриным. При разборе дела выяснилось, что
до башкирского восстания 1662—1664 гг. отец Карабаша, Тохтагул Бюрки
дал «на время безоброчно пашенную землю пахать и хлеб сеять отцу его
Девейку Дюмейкову и многие годы он, Девейко, и сын его Дюмейко, тою
землею владели и пашни пахали. Тою землею Девейко называет своею
и отдает на оброк», потому что он в течение нескольких лет пахал и сеял
на ней, хотя дали ее только на время.
Земледелие известно у сибирского рода Кошсы и даже в Зауралье, на
реках Синаре и Исети (вероятно, Салжаутская и Катайская волости) в райо-
не сибирских слобод. Ездившие в 1675 г. на Ногайскую дорогу служилые
иноземцы пришли к выводу, что «той же Ногайской дороги все башкирцы
пашню пашут, и хлеб сеют по старым своим зимовьям и хоромы строят».
Исследователи иногда относят это высказывание только к Минской и Бур-
зянской волостям. Между тем, оно явно общего порядка, и нет необхо-
димости ограничивать его. Более того, оно может вообще не относиться
к этим волостям, так как бурзяне и минцы упоминаются по не имеющему
109


отношения к земледелию поводу. С другой стороны, тот факт, что служи-
лые иноземцы были в Бурзянской волости, не вызывает сомнений, и,
вероятно, приведенная характеристика распространяется на бурзянских
башкир. Нам особенно важно свидетельство о наличии земледелия у бур-
зян, потому что юго-восток считается самым отсталым башкирским
районом в отношении земледелия, а это — единственное свидетельство
о бурзянском земледелии в то время, когда, вероятно, даже в передовом
северо-западном районе земледелие еще не имело повсеместного распро-
странения. Свидетельство о бурзянах единственное, но обходить его
нельзя. Сомневаться же в наличии земледельческого хозяйства у минских
башкир не приходится. В 1700 г. минские башкиры, жившие по реке
Уршак, из дер. Баимбетово князь Умряс Ишеев с братьями жаловались,
что соплеменники насильно «выбивают» их из деревни, а «воришки и их
хлеб стоячий, и молочный, и земляной. И все, что у них было, отнято».
Башкиры этой же волости Нуркейка Емашев с товарищами в своей
челобитной, поданной в конце XVII в. в Уфе просят дать им «пашенные
земли, сенные покосы, лес, перевоз со всякими угодьями», так как на их
вотчине «построен город Уфа и около города Уфы поселены хлебные
русских людей села и татарские деревни». Степень развития земледелия
у башкир Минской волости, видимо, была выше по сравнению с другими
районами Ногайской дороги, потому что они непосредственно граничили
с городом Уфой, в окрестностях которого существовало развитое русское
земледельческое хозяйство.
Конечно, не следует верить упоминавшемуся свидетельству служилых
иноземцев, будто все ногайские башкиры занимались земледелием. Вряд
ли это возможно, хотя распространенность земледелия была, вероятно,
шире, чем мы считаем.
Сплошного земледелия не было в это время даже и в северо-западных
районах.
Осинская дорога. В документах, относящихся к первой половине XVIII в.,
содержатся многочисленные сведения о земледелии башкир Осинской
дороги. Весьма примечательную характеристику им дал в 1726 г. кунгур-
ский бургомистр Юхнев: «При оной (Осинской. — Р. Я.) дороге живут
башкиры все в домах... Хлеба имеют много и пашни и летом не кочуют
в степи, но по домам живут, как русские: скота у них не так много, как
у прочих, сена косят много». Казалось бы, хозяйственный уклад башкир
Осинской дороги ясен. В действительности дело обстояло сложнее.
Обратимся к сохранившимся источникам.
Начальник Оренбургской комиссии Л. Я. Соймонов доносил 1 января
1742 г. в правительство, что «во многих башкирских местах тот яровой
хлеб прошедшего лета нарочито уродился». Имея нужду в хлебе для казен-
ных надобностей, Л. Я. Соймонов попросил его у старшин. Те доставили
его из Ирехтинской, Уранской волостей Осинской дороги, «команды
старшины Шерыпа Мрякова да Ахмера Асанова» (вероятно, Каршинская
и Калнинская волости Казанской дороги) и «команды Мряся и Кидрася» —
Минская волость Ногайской дороги. При этом старшины говорили, что
«хотя тех яровых семян у себя великого довольства не имеют, но когда
оное потребно к высочайшему... интересу, то они готовы поставить с каж-
дого двора, в ведомстве их имеющегося, по одному четверику... что поста-
вят 910 четвертей, в том числе пшеницы 160 четвертей».
ПО


Итак, по словам старшин, башкиры указанных волостей не имеют
довольства в хлебе как раз тогда, когда Соймонов уверяет, что он «наро-
чито уродился», т. е. в урожайный год. Хлеб — только яровой, что не свиде-
тельствует о высокой степени земледельческого развития. Следует обра-
тить внимание и на то, как мало дают башкиры — по одному четверику.
Нет данных, насколько повсеместно распространялось земледелие в этих
районах, какой его общий уровень. Вероятней предположить, что оно
в разных местах находилось на разных ступенях развития, что дворы
в данном случае являлись просто учетной единицей, хотя распространение
земледелия в это время, вероятно, было повсеместным. Но тем ниже
должен показаться общий уровень местного земледелия, если башкиры,
при своих скромных потребностях, в самые урожайные годы не имели
достатка в хлебе. И это в 1742 г., т. е. более чем через 100 лет после появ-
ления первых сведений о башкирском земледелии.
В старейшей земледельческой волости Башкирии, Тайнинской, в 1737 г.
было реквизировано для продовольствия «Салдацкого боталиона» 5 784
пуда муки и 397 пудов 26 фунтов круп. Если считать, что в Тайнинской
волости 600 дворов, как указывает Юхнев, то на один двор едва придется
10 пудов. Это, конечно, не четверик, но при реквизиции могли забрать
почти все. Уже в следующем году сбор с гайнинцев составил лишь 117 четв.
2 четверика муки и 58 пудов 25 фунтов круп. Для получения 9—10 пудов
хлеба достаточно было засеять одну десятину, что по тем масштабам чрез-
вычайно мало. Во многих случаях башкиры засевали до 5 и более десятин.
И если это была одна из товарных волостей, то, возможно, земледелием
здесь занимались далеко не все жители.
Хозяйство башкир Осинской дороги не ограничивалось только земле-
делием. В нем значительную роль играли стойловое скотоводство, лесные
промыслы, охота и бортничество.
Казанская дорога. Если до XVII в. сведения о земледелии башкир край-
не скудны, так что нельзя даже выделить всех волостей, в которых оно
существовало, то о развитии земледелия в XVIII в. мы можем судить гораз-
до более определенно. По Казанской дороге земледелие прослеживается
во всех волостях.
Большинство записей относится к припуску сходцев, которым часто
сдается наравне с другими угодьями и пахотная земля. Из таких докумен-
тов ясно только, что башкиры владеют пахотной землей, но пользуются ли
они ею сами или отдают исключительно припущенникам, сказать навер-
няка нельзя.
Так, в припускной записи 1749 г. киргизских башкир старшины Аднагу-
ла Силюкова с товарищами указывается: «И во всех... (отданных) урочи-
щах... оным Усею с товарыщи пашню пахать, сено косить... дрова рубить...
и в удобных местах... по указам... мельницы строить, также всякого зверя
и рыбу с ними, Аднагулом с товарыщи, ловить вообще, а бортей... не делать».
Здесь, кажется, можно видеть разграничение угодий по важности.
Бортничество — одно из любимых и повсеместных занятий башкир,
борти не сдаются припущенникам, оставаясь в собственности асабов.
Звероловство и рыболовство — также распространенные среди башкир
промыслы, и нет ничего удивительного в том, что башкиры не отказывают-
ся от пользования ими. Зато о пашнях этого сказать нельзя. Обычно, сдавая
111


в наем пахотные земли, башкиры не оговаривали это никакими условия-
ми, хотя в ряде случаев и можно предполагать совместное пользование
пашней асабов и припущенников.
Весьма вероятно, что безусловные записи свидетельствуют о низком
уровне земледельческого развития башкир данной местности. Тем более
можно так думать в том случае, когда при сдаче различных угодий пашни
вообще не упоминаются. Особенно типичны подобные записи для Еней-
ской волости. Так, башкиры дер. Семиостровной Гали Зиянов с товарища-
ми отдали в 1746 г. в оброк «вотчину свою, лес, бортное ухожье, хмелевые
щипаньи, сенные покосы и звериные всякие ловли», но без пашен.
Правда, отсутствие пахотных орудий в сдаваемых общих аульных зем-
лях может зависеть от развития повытной системы. При формировании
повытий участки пашни в числе первых вошли в их состав и были основ-
ной пружиной повытья. Но это серьезный довод для тех мест, где можно
с достоверностью говорить о высоком уровне развития повытной системы.
Ничего подобного о Енейской волости мы сказать не можем, как не можем
сказать и того, что у енейцев не было земледелия. Напротив, известно, что
енейский старшина Ирмяш Урмашев имел запашку на арендуемых зем-
лях гирейских башкир и строил мельницу в своей дер. Шайтановой.
В 1749 г. бугадинские асабы Сююш Султанов с товарищами, «имея...
у себя довольную пахотную землю и покосы, всякие угодьи, а затем празд-
нолежащую старинную крепостную же свою землю, на распахание отда-
ли» крестьянам.
Как видно, при наличии «довольных» (по мнению и потребностям
башкир) пашенных земель, у енейцев много оставалось еще и целины.
Все это не позволяет еще, конечно, сделать определенный вывод о более
низком уровне енейского земледелия по сравнению, скажем, с каршин-
ским или иланским. Такое заключение было бы преждевременным уже
потому, что по целому ряду записей о припуске сходцев невозможно
установить наличие или отсутствие земледелия у припускавших башкир.
То же, по существу, можно сказать и в том случае, когда «припускают-
ся пашню пахать» башкиры из других волостей. Пашет при этом все равно
припущенник, а не асаб. В то же время припущенничество могло изме-
нить образ жизни башкира, поэтому нельзя определенно говорить о земле-
делии, например, в Тюбелякской волости, если один из ее асабов «пашет
на землях гайнинцев». Но по большинству волостей данные о башкир-
ском земледелии не вызывают сомнений. Так, у гирейцев пашенные земли
находились и в составе повытья, что уже говорит о достаточной зем-
ледельческой культуре. Кроме того, владелец повытья Нияз Танлыбаев,
усыновляя своего родственника Якупа Салтангулова в 1729 г., прямо
указывает: «...пашня пахать, и сена косить, и все употребляца, чем и я,
Нияз, употреблялся».
Иланский башкир Мряс Токумбетов также припускал «в вотчину свою,
в свое повытье, в пахотную землю и в сенные покосы, где я, Мряс, пашу и
сена кошу...».
Чрезвычайно трудно, как уже говорилось, дать качественную оценку
башкирскому земледелию и относительному уровню его развития в раз-
личных волостях. По сообщению Соймонова мы могли убедиться, что
общий уровень его был невысок. Это, в общем, подтверждается и путеше-
112


ственниками второй половины XVIII в. Но к каждому такому свидетельст-
ву надо подходить конкретно-исторически. Имеется же у нас сообщение
Юхнева с весьма высокой оценкой башкирского земледелия на Осинской
и Казанской дорогах. Это, вероятно, объяснялось тем, что Юхнев, доста-
точно знакомый с башкирской жизнью, был поражен тем прогрессом
башкирского земледелия, который имел место в первой половине XVIII в.
Уфимский воевода Н. Д. Мерзлюкин доносил в Сенат в 1736 г.: «Близ...
пригородков (Бирск и строящиеся Елдат в 120 км от Уфы и Красный Яр
в 90 км от Кунгура. — Р. Я.) на Осинской дороге и в Кунгурских уездах,
где живут мещеряки, черемисы и вотяки, в том числе имеютца малое
число башкирцев, в которых местах хлеба сеют премножество и родится
довольное число. Из оных же мест хлеб сплавливать легко в Уфу на низ
Уфою рекою, а ис Казанского уезду преж сего провиант ставить в полую
воду вверх было бес трудности...»
К этому сообщению мы можем отнестись с полным доверием, так как
оно не опровергается другими источниками. Более того, Николай Рычков,
путешествовавший по Башкирии во второй половине XVIII в., считал бас-
сейн протекавшей по этим местам реки Танып единственным земледель-
ческим районом башкир: «Из всех башкирцев, живущих в Оренбургской
губернии, одни они упражняются в хлебопашестве, и то еще в очень
несовершенном».
Места, указанные Мерзлюкиным в качестве хлебной житницы башкир,
можно приблизительно отнести к Дуванейской, Елдяцкой и Шемшадин-
ской волостям Казанской; Тазларской и Ирехтинской — Осинской; Сыз-
гинской, Таныпской и Елдяцкой — Сибирской дорог.
Вообще, состояние земледелия на Казанской дороге намного сложнее.
Интересно, что Мерзлюкин ставит в этом отношении на один уровень
с осинцами и северными сибирцами только казанские волости, прилегаю-
щие к Уфе. Более того, отвергая старую систему ввоза хлеба вверх по
Белой, он называет хлебным Казанский уезд, но не западные волости
Казанской дороги, где, по его мнению, земледелие еще не достигло долж-
ного уровня. Это подтверждает высказавшиеся нами выше предположения
об уровне земледелия енейских и киргизских башкир. Вероятно, и заклю-
чение Юхнева о Казанской дороге («и та дорога кормит Уфу») следует
отнести только к части казанских волостей. Ведь сам Юхнев отмечал не-
одинаковый уровень развития различных районов Казанской дороги, когда
говорил, что половина из здешних башкир летом кочует, а половина нет.
Н. П. Рычков писал в 70-х гг., что башкиры «для собственной своей
потребности небольшой сев хлеба заводят, а особливо, кои живут к Уфе
ближе и к тем жительствам, где издавна было и есть земледелие».
Наконец, вспомним, откуда доставляли хлеб Соймонову — из волостей
Осинской, Сибирской и Ногайской дорог, а также из Каршинской и Кал-
нинской волостей Казанской дороги.
Правда, высказанное предположение требует новых и новых доказа-
тельств. Известно, что вотчины, сдавшие в оброк и не включавшие пашен-
ных угодий, имелись не только в западных, например, Бюлярских и Гирей-
ских волостях, но и восточных, например, в Иланской волости. Наряду
с общим невысоким урожаем башкирского земледелия, это имело в каж-
дом конкретном случае свою особую причину. Поэтому уровень земледелия
ИЗ


в различных районах Башкирии трудно выяснить даже по таким волостям,
как Иланская и Дуванейская, где сдача пашенных угодий и использование
их самими башкирами прослеживается наиболее последовательно, очень
мало фактов для качественной характеристики. Можно лишь отметить,
что пашенные угодья все более и более переходят в состав повытий
(особенно в Иланской волости), что говорит о возрастающей роли их
в индивидуальном хозяйстве башкира.
В ряде случаев пахотные угодья остаются в общем пользовании припу-
щенника и асаба: «...припустил я, Каспулат, ево, Ишчуру, в вотчину свою,
где я, Каспулат, владею пахотною землею, и сенными покосами и всякими
угодьи, владеть со мною, Каспулатом, обида».
Такого же характера запись у дуванейского башкира Юсупа Мамбе-
това: «...припустил я... его, Юсупа Байбулатова, в вотчину свою в повытье
мое, на которой вотчиной моей земли ему... поселитца. похочет, и около
поля городить со мною вообще пополам...».
Как видим, башкиры весьма часто прибегали в земледельческих делах
к помощи более опытных припущенников. Для довольно еще неумелого
земледельца-башкира «как хозяина земли» занятие земледелием в таких
случаях больше сводилось к получению земледельческих продуктов в каче-
стве ренты, чем к непосредственному участию в производственном
процессе. Одновременно это служило наиболее легким путем обучения
башкира земледелию. Вот почему подобная форма у башкир была доволь-
но распространенной.
В приведенном документе следует обратить внимание на размеры
сдаваемой пахотной земли. Если абсолютный размер запашки невелик и
свидетельствует о весьма еще скромных земледельческих успехах башкир
(надо учесть, что Дуванейская волость — одна из передовых), то наличие
большого количества залежных земель говорит об относительной давно-
сти занятий местных башкир земледелием и, может быть, о распростра-
ненности этого занятия. Что касается давности, то она характерна для
большинства волостей Казанской дороги. Так, башкиры Каршинской
волости Исмаил Сеитов с товарищами в челобитной, поданной в Уфе
в 1697 г., заявили, что их предки издавна занимались хлебопашеством.
Башкиры этой же волости Умир Кущуков с товарищами разрешили
в 1715 г. башкирам той же волости Акбашу Иликееву с товарищами посе-
литься по Кармасану и по другим речкам «пашня пахать и сена косить...
где похотят мельницы строить на речках». Такой же характер носит
запись от 1738 г. Якупа Ислаева и Чурекая Азимбетова о припуске в свою
вотчину башкир этой же волости: Шерыпа Мрякова, Ибака Умирова и
Аракая Акбашева. Последним разрешается «пашня пахать, сена косить».
Кроме того, земледелие у башкир Каршинской волости отмечается в источ-
никах первой половины XVIII в. еще несколько раз.
В 1719 г. башкир Дуванейской волости Албяк Таниев припустил в свою
вотчину башкира Нуркея Кизибаева. «И ему, Нуркею, в той же вотчине по-
селитца усадьбою со мною, Албяком, в деревне или з другими товарищами
и пашня пахать и сено косить». Башкиры Гирейской волости Девлетбай
Бангондин и Каныш Канисев с товарищами (конец XVIII в.), не имея ника-
кого права, завладели «пашнею девятью полосами» башкира той же волос-
ти Малына Чоганова. «И стал я, холоп ваш, без пашни, цена девяти полосам
114


девять рублев и меня, холопа вашего, хотят убить да у меня же они
потравили ячменную цена рубль». Земледелие фиксируется, кроме того,
у башкир Елдятской, Каршинской, Иланской, Гирейской, Шемшадинской
и других волостей.
Казанская дорога была, таким образом, достаточно старым земледель-
ческим районом. Большое же количество залежных земель образовы-
валось ввиду примитивного характера земледелия. Мы не имеем точных
сведений о характере башкирского земледелия. Некоторые авторы счита-
ют, что у северо-западных башкир уже в XVII в. земледелие было трех-
польным. Трехполье, вероятно, существовало, но данных о степени его рас-
пространения не имеется. По крайней мере, самый примитивный характер
башкирского земледелия не вызывает сомнений. Его можно проследить
и у более многоопытных сходцев. При этом земля использовалась вар-
варски. Хлеб сеялся в одном месте в течение ряда лет, без всяких удобре-
ний, и после истощения земли (а это происходило довольно быстро) она
забрасывалась. В результате накапливались обширные массивы залежных
земель.
Подтверждением малых размеров башкирских посевов могут служить
акты о позволении припущенникам строить мельницы. При этом иногда
оговаривалось: «Toe мельницу... построить, и ему, Уразметю, и детям ево
молоть всей Каршинской волости приезжающим и детям нашим всякий
оржаной и яровой хлеб... безочередно...» или «молоть ему, Абдусалиму,
нам, Тохтару с товарыщи, 16 дворам на той мельнице безденежно... и
детям нашим». Конечно, характер записи зависит от конкретных условий
припуска, но тем не менее, если вся волость может молоть на одной мель-
нице, то много ли придется на каждого? Вероятно, помол урожая отдель-
ного асаба не был обременительным.
Понятно, башкиры Осинской и Казанской дорог знали и более высо-
кую степень земледельческого совершенства. Это касалось старых земле-
дельческих районов. Есть записи XVIII в. (1724 г.) гирейского башкира
Купана Давлетбаева уфимскому казаку А. Я. Сусорову, где фиксируется,
что он собирается «заплатить... хлебом ржи 16 четвертей в Уфимскую
таможенную меру».
Если считать урожай в среднем (он был неодинаков в разные годы и
в разных местах) втрое больше и что на одну десятину приходилось в посе-
ве больше четверти, то башкир должен был засеять только для платежа
долга 5 десятин, а ведь он оставлял хлеб и для себя. И. Г. Георги определял
предел запашки на одного асаба-башкира в последние десятилетия века
как 8 десятин: «Ни у кого больше осьми десятин в посеве не бывает».
Надо думать, что Давлетбаев приближался к пределу. То же можно ска-
зать об упоминавшемся уже Юсупе Мамбетове, который пользовался вместе
с припущенниками, кроме 8 полос мягкой пашни, еще и обширными
залежными участками. Гайнинец Шахманай Забеев также, вероятно, имел
значительную запашку, используя для этого закабаление своих соплемен-
ников. Занятые у него в долг башкирами Артенеем Тогашевым и Чичка-
ном Ирыспаевым деньги обеспечивались «вместе поруки Артеней 4-х
лошадей да пашенную землю с сенные покосы, а Чичкан 3 борти, 6 овец
да пашенную землю с сенными покосы».
115


У значительной части башкир Казанской дороги основным видом хозяй-
ства было полукочевое скотоводство, но и они под влиянием пришлого
населения начали заниматься земледелием. Так, башкир Киргизской
волости в челобитной, поданной в Уфе в 1635 г., жаловался, что мари
дер. Старый Киргиз посеял «на моей распаханной земле полосу полбы да
полосу овса насильством своим. Цена тому хлебу 10 рублев». О занятии
земледелием, например, башкир юго-западных волостей Казанской дороги,
а также о ведущей роли полукочевого скотоводства, свидетельствуют
данные уже упомянутого нами генерала Л. Я. Соймонова. Юго-западные
башкиры продали ему всего-навсего 37 четвертей, тогда как башкиры
северо-западных волостей — более 700 четвертей зерна.
Сибирская дорога. Ведущей отраслью хозяйства башкир Сибирской
дороги было полукочевое скотоводство. Башкиры держали много лоша-
дей, коров, овец. Скотоводство было экстенсивным: скот круглый год
содержался на подножном корму. Сенокошение здесь было развито слабо,
хотя и отмечалось во всех волостях. «Оный народ (башкиры Сибирской
дороги. — Р. Я.) ленивый, сена летом готовят токмо для мелкой скотины и
для лошадей, которых берегут к войне зимой малое число, а большие
стада зимою в степи без сена и очень от голоду худы, понеже они пита-
ютца всю зиму травой сухой, выкапывая копытом ис под снегу». Посто-
янных летних жилищ не было. «Дворы у них худы и маленьки, в которых
они живут только зимой, а летом кочуют в степи в разных местах». В свя-
зи с сокращением животноводческого хозяйства по мере колонизации
края и под влиянием русских, татар, марийцев и других землевладельцев
многие башкиры Сибирской дороги начали заниматься земледелием.
В начале XVIII в. земледелие у башкир фиксируется в ряде областей.
В 1700 г. башкир Таныпской волости Исамбет Кулдыбеков с товарищами
отдали служилым татарам Сибирского уезда пашенные земли и сенные
покосы, а также мельницу. Башкир Елдятской волости Калый Кусякин
припустил в 1711 г. в свою вотчину башкир Салжаутской волости Сеита
Келеева с товарищами. На этой земле припущенники получили согласие
Кусякина «сено косить и пашни пахать». В грамоте от 1720 г. с «проче-
том» из Приказа Казанского дворца Уфимскому воеводе Б. Ф. Аничкову
о подтверждении владельческих прав на вотчинную землю башкира этой
же волости Сырыма Бисубина с товарищами говорилось: «...по Кундруште
реке до вершины и вниз по Белой реке по обе стороны пашенной земли
и сенными покосы владеть». Башкирское земледелие фиксируется также
в других районах Сибирской дороги. На востоке — это Кумрук-Табынская,
на севере — Сызгинская волости.
Есть свидетельство о земледелии башкир в начале века «по Миясу и
Чюбарколе», относящееся, вероятно, к восточным табынцам или заураль-
ским катайцам. «Ныне пора страдная, — писали башкиры тобольскому
воеводе, — хлеб жать и сена косить».
Можно предполагать уже в это время появление земледелия и у части
кудейских башкир.
В 1706 г. кыркудейский башкир Мокша Артегенов с товарищами отдал
припущеннику «в вотчине своей пахотную землю и сенные покосы, рыб-
ные ловли... которыми вышеописанными покосами и озерами владели дедов-
ские и отца моего, Мокшины, купленные холопи...». И пашней владели те
116


же «холопи», в таком случае феодал, наверное, получал с них ренту зем-
ледельческими продуктами. Определенно о возрасте кудейского земледе-
лия сказать трудно, но, по сообщению Палласа, относящемуся к 70-м гг.,
у трухмен-кудейцев дер. Ерал «открытые места обработаны уральскими
крестьянами и башкирцами, из коих последние так много пашни
засевают, что и на заводи продавать могут». Вероятно, для такой степени
земледельческого развития требовалось значительное время.
Если мы сравним различные волости Казанской и Сибирской дорог по
возрасту земледелия, взяв конечной точкой второе десятилетие XVIII в.,
то получим следующую картину.
Казанская дорога Сибирская дорога
Гирейская волость Елдятская волость
Дуванейская волость Сызгинская волость
Елдятская волость Табынские волости
Енейская волость Таныпские волости
Иланская волость Крайние северо-восточные:
Киргизская волость Салжаутская или Катайская и др.
Шемшадинская волость
Итак, на Сибирской дороге, как и на Казанской, существовали старые
земледельческие районы, окаймлявшие ее с запада, севера и востока. Позд-
нее земледелие начало развиваться лишь у башкир центральных волостей,
которые населяли племена айле, часть кудейцев и табынцев.
Еще в 1736 г. мурзаларский башкир Мухамбет Сапаров говорил, что
у местных башкир «яровой хлеб хотя местами был посеян, только ничего
не уродилось... однако ж, многие из башкирцев говорят, что при
нынешнем спокойствии и хлеб будут покупать, где могут достать».
Безусловно, земледелие в этих местах только-только зарождалось.
К началу 40-х гг. относится известие о земледелии башкир рода тыр-
наклы.
Мы видели, что по времени занятия земледелием осинские и казан-
ские башкиры имеют мало выигрыша перед сибирскими, хотя на западе
земледелие развивалось интенсивнее.
Нельзя заметить преимущества и на общем уровне развития земледе-
лия. Вспомним сообщение Мерзлюкина, в котором он называл в качестве
наиболее хлебных мест западные и северные районы Сибирской дороги.
Одна из северных приуфимских волостей — Сызгинская, вотчинник
которой Иликей Бекбаев подрядился в 1715 г. поставить поручику
М. Г. Жукову «350 четвертух ржи сухой доброй» «в своих стругах». Что-
бы вырастить только этот хлеб, не учитывая собственных нужд, Иликею
требовалось засеять 7—8 десятин. Феодальное хозяйство Иликея было,
вероятно, крупным. На полях его работали зависимые люди. Мари Баши-
бек должен был за взятые деньги «жить... у него, Иликея, и на вотчинной
ево земли, полях ево пашня пахать и хлеб сеять по осьми загонов на год,
в том числе 4 загона ржи, 2 овса, 2 ж ячменю ево, Иликеевыми, семяны...
А ежели... ему, Иликею, в пашне какую остановку... учиню и против сей
записи хотя малого чего не запащу и не посею, то взять на мне 20 руб.».
117


Последняя фраза, хотя и является обычной профилактической форму-
лой, сама по себе достаточно красноречива. Подобные хозяйства, с запаш-
кой до 10 полос (полоса не имеет определенной меры) и работными
людьми, имелись у таныпских башкир дер. Кийгазы Сатлыка Кузеева
и Чурагула Тойгильдина.
Есть сведения, что во второй половине XVIII в. местные башкиры
продавали хлеб. Полковник Бибиков в рапорте от 5 января 1775 г. уведом-
ляет П. И. Панина о трудностях в получении провианта из этих мест (судя
по контексту, речь идет о Екатеринбургском округе).
«Хлебу подвоз, — пишет подполковник — прежде всегда бывал из
Исецкой провинции, из прилегщих русских слобод и от башкирцев, но
сии не сеяли...»
Весьма вероятно, что хлеб привозили из близлежащих исетских баш-
кирских волостей — Салжаутской и Сирлинской, может быть, Катайской.
Если это так, то полковник характеризует эти волости как старый земле-
дельческий район. Такая характеристика подтверждается Поповым: «Хлеб
не только достает для собственного удовольствия, но при случае урожая
продают избыток оных в Екатеринбурге и в заводах, по тому особливо,
что они сами в летнее время в пище не употребляют... (но) только зимою
или лучше сказать: они вместо хлеба, сделав лепешки из муки или колоб-
ки пресные, пекут... в печах. Но всегда более едят мясо». Здесь, как видим,
«товарность» особого рода, то, что можно назвать «товарным земледе-
лием по-башкирски». Башкиры торговали хлебом не потому, что его у них
много было, а потому, что им нужно было его мало. Сеяли они только
яровые. Пределом было «5 и более» десятин. Правда, подсчет в этом
случае сделать трудно. Георги ведь считал пределом запашки для башкир
вообще 8 десятин. А сколько десятин сверх пяти содержит «и более»?
Вполне вероятно, что земледелие не достигло здесь такого уровня, как,
например, у гайнинцев, сызгинцев, айских башкир дер. Кызылбаево. При-
мер зауральских башкир показывает, впрочем, что сама по себе «товар-
ность» далеко не всегда еще определяет высокий уровень земледелия.
Ногайская дорога. Главным занятием башкир Ногайской дороги, как
и Сибирской, являлось полукочевое скотоводство. В горной области боль-
шую роль играли охота, бортничество, лесные промыслы. Скота у башкир
Ногайской дороги имелось гораздо больше, чем у башкир других дорог.
По наблюдениям уфимского вице-губернатора Аксакова (1743 г.), среди
населения Ногайской дороги было много крупных скотовладельцев, имею-
щих от двух до пяти тысяч лошадей. Что касается земледелия, то башкиры
Ногайской дороги «хлеба пахать не охотники».
Земледелие тем не менее вместе с русским населением начало про-
никать и развиваться у башкир и этой дороги. Ездившие в 1675 г. на
Ногайскую дорогу служивые иноземцы Е. Кинишемцев и М. Гречкин
свидетельствуют, что «той де Ногайской дороги все башкиры пашню
пащут и хлеб сеют по старым зимовьям и хоромы строят».
Наличие земледелия в южных и юго-восточных волостях Ногайской
дороги прослеживается по сведениям рапортов царских офицеров,
подавлявших в 1740 г. восстание Карасакала. Капитан Кублицкий разбил
в Калчир-Табынской волости партию башкир, причем те «бросали со
страху копья и довольное число хлеба». Усмирители восстания отметили
118


для себя роль хлеба в продовольствии повстанцев. Начальник Комиссии
башкирских дел Л. Я. Соймонов приказал, чтобы «жилища же их (вос-
ставших башкир. — Р. Я.) все без остатку жгли и хлеб толочили, чтоб где
хотя и оставались каким случаем воры, то б за неимением пристанища и
пропитания могли скорее в погибель прийти...» В данном распоряжении
важны два момента: 1) определенный уровень развития земледелия, при
котором его продукты являются необходимой пищей башкир; 2) более
или менее массовое его распространение (если с уничтожением посевов
связано лишение продовольствия основной массы восставших).
После этого приказа в рапортах для доказательства выполняемого
задания фигурируют сожженные башкирские деревни и уничтоженные
хлебные поля.
«3-го сентября... капитан Семинихин рапортовал: посланный де... вверх
Белой реки по Сю сторону (вероятно, в районе ногайских катайцев или
тангаурцев. — Р. Я.) потолочил посеянного ворами башкирцами хлеба
ярицы 15, ячменю 72, овса 3 полосы...»
«4-го числа оный же капитан Семенихин рапортом объявил... по левую
сторону за Белой рекою (очевидно восточно-табынские или тамьян-танга-
уровские волости. — Р. Я.) позжено изб 24... потолчено ячменю 6 полос».
Подполковник Буткевич, ранее действовавший с командою в располо-
жении инзер-катайцев, «разделились на 4 части, следовал к Табынску
и следучи... жгли деревни и толочили хлеб».
Капитан Кублицкий, пройдя через Тамьянскую волость в Каракайские
горы, сжег там 5 деревень, в них 90 дворов, «потоптал» 74 загона хлеба.
При обратном следовании «командою его сожжено воровских башкир-
ских деревень 64, в них 864 дворов, потоптано разного хлеба 103 загона».
Нет смысла продолжать этот список. Примеров достаточно, чтобы соста-
вить мнение о развитии земледелия у ногайских башкир. Правомерно
говорить не только о бурзянском или, по крайней мере, минском земле-
делии, но и о земледелии ногайских табынцев, юрматынцев, тамьян-тан-
гаурцев. Можно постичь и массовость этого занятия: слишком много
сожжено деревень, в которых имелись посевы. Тем большее доверие
вызывает характеристика Лепехиным табынско-юрматынского района в
1770 г.: здесь «всякий старается, по крайней мере, столько посеять хлеба,
сколько для домашнего обихода потребно», башкиры «год от года рачи-
тельнее становятся к пашне, так что со временем, вероятно, мещеряков
догонят».
На сабантуе, которые видел ученый, все деревенские жители сходились
в мечеть просить Бога об урожае хлеба. Это говорит о той первостепен-
ной важности, которую приобрело занятие земледелием в жизни башкир.
Разумеется, не следует переоценивать эту характеристику башкир
Ногайской дороги. Точнее было бы здесь говорить о распространении
земледелия, ибо абсолютный размер посевов был мал. По-видимому, зем-
ледельческие хозяйства были разбросаны, хотя и частыми, но мелкими
пятнами по территории ногайских волостей.
К середине XVIII в. Башкирия представляла собой комплекс разнооб-
разных в хозяйственном отношении районов. В Осинской и части Казан-
ской дорог важной отраслью хозяйства башкир было земледелие. Не мень-
шую роль играло скотоводство. Значительна была доля бортничества.
119


В остальных районах Башкирии (Ногайская, Сибирская и основная
часть Казанской дороги) главным занятием коренного населения остава-
лось полукочевое скотоводство. Но и в этих районах башкиры в опре-
деленной степени занимались земледелием. В целом, успехи земледелия
в этом огромном регионе были скромными. В горно-лесных районах важ-
ным подспорьем являлись охота и бортничество. В начале XVIII в. лишь
у башкир Ногайской дороги земледелие, вероятно, не захватило большей
части их земель. Однако к началу 40-х гг. оно фиксируется и там. Рубеж
половины столетия отмечен быстрым ростом земледелия у башкир Си-
бирской дороги. Однако и в это время и позднее оно не сделалось здесь
повсеместным занятием населения.
Восстания первой половины XVIII в. и карательные экспедиции сильно
разорили хозяйство башкирского народа. По рапорту начальника Комис-
сии башкирских дел Л. Я. Соймонова в Сенат о результатах деятельности
карательных отрядов только с 23 апреля 1737 г. по 10 июня 1740 г. было
«позжено: деревень — 343, дворов — 3 220, кошей — 88, хлеба разного
сжатого загонов — 400, копен — 658, несжатого загонов — 52, телег
с хлебом (всего) — 1 169, сена стогов — 4 743, в которых по примеру было
не меньше, как по 60 копен, да копнами 20 948, (всего) 305 528; с Сибир-
ской стороны позжено сена стогов 134». С 28 июля по 10 сентября 1740 г.
было сожжено 537 башкирских деревень, в которых находилось более
3 899 дворов, кроме того имеется упоминание о том, что уничтожено 3 207
изб, клетей, амбаров, сараев и других построек. Карательные экспедиции
сожгли более 1 500 копен хлеба. Эти цифры далеко не полны и не дают
точного представления о масштабах разорения башкирского хозяйства.
Тем не менее они являются достаточными показателями хозяйственного
потрясения.
После подавления восстания 1755 г. встал вопрос о восстановлении
хозяйства. Башкиры быстро восстановили свое традиционное занятие —
скотоводство. Отвечая на анкету Вольного Экономического общества
в 1767 г., П. И. Рычков писал, что «во время бывших башкирских заме-
шательств сей народ приведен уже был до великого оскудения в лошадях,
но по успокоении оного в короткое время так они снова у них распло-
дились, что ныне из них многие имеют сот по пять лошадей и больше, и
все вообще стали оными опять достаточны». В конце XVIII в., по словам
академика И. П. Фалька, «бедный хозяин имеет лошадей от 10 до 20,
богатые же владеют целыми табунами и стадами до 1000, а иногда и до
2000 голов». Примерно такие же цифры сообщает и И. Г. Георги: «...редко и
у простого человека бывает меньше 30 и 50 лошадей, многие оных до 500,
богатые до 1000, а иные до 2000 и выше... число овец почти соответствует
у богатых числу лошадей или превосходит оное, однако мало чем.
Рогатого скота держат богатые в половину противу лошадей. Почти
у всех есть козьи стада». Скот, таким образом, оставался привычным
богатством башкир. И. П. Фальк выразил это очень образно, сказав, что
«летом бывает оный (скот. — Р. Я.), как и самые башкиры, жирен».
Царские власти хорошо понимали, что «в кочующем и потому ветре-
ном народе власть почти не имеет никакой силы, напротив того, где домо-
стройство, там и тишина, а где тишина, там и власть законов». Поэтому
оренбургский губернатор Д. В. Волков предлагал «крайнее старание к тому
120


приложить, чтоб и в самой Башкирии и самими башкирцами хлебопа-
шество завести и весьма умножить». По мнению губернатора, для расши-
рения земледелия необходимо разрешить башкирам иметь кузницы,
чтобы они сами могли производить сошники, косы, серпы и другие
сельскохозяйственные орудия труда. Это предложение Д. В. Волкова было
внесено в Сенат на рассмотрение. Но Сенат не разрешил постройку куз-
ниц в Башкирии, ибо в случае восстаний они использовались бы башки-
рами для производства оружия. Необходимые для башкир сельскохозяй-
ственные орудия труда должны были доставляться из Казанской
губернии. Мероприятия по расширению земледелия среди башкирского
населения ограничивались пояснением полезности земледельческого хозяй-
ства и выдачей старшинам «кои из подчиненных деревень в ближние
к ним города и на базары привезут для продажи и наибольшее количество
сеяного ими хлеба, по нескольку аршин красного сукна на кафтан». Оза-
боченность царского правительства расширением земледелия среди баш-
кирского населения объяснялась не только политическими соображениями.
Пожалуй, одной из главных причин была нужда в обеспечении хлебом
заводов и военных гарнизонов. Доставка хлеба в Башкирию из других
районов обходилось государству очень дорого, а пришлое население было
еще не в состоянии поставлять достаточное количество хлеба.
Башкиры — земледельцы еще «очень худые и ленивые», не могли столь
быстро восстановить земледелие, как скотоводство. Правда, в ведомости,
относящейся к 1775 г., отмечается, что на севере и северо-западе Баш-
кирии главным занятием коренного населения является земледелие.
Вероятно, это преувеличение, но оно отражает тенденцию хозяйствен-
ного развития края.
Сложен вопрос о том, в каких районах земледелие стало основным
занятием башкир, что идентично определению оседлых и полукочевых
башкирских районов. От основного вида хозяйствования зависел и образ
жизни.
По мнению Палласа, «все по Уфе живущие башкирцы имеют постоян-
ные деревни, в которых они как летом, так и зимою живут». Проезжая от
кудейцев к айлинцам, в районе деревень Орловки — Каратавли П. С. Пал-
лас снова находит в этой «принадлежащей к заводам стране много
вспаханных полей». В Шайтан-ауле он записывает: «...обитающие тут баш-
кирцы употребляют окрестные поля с пользою, пашут много пашни и
высеивают от 40 до 50 пуд хлеба». Переводя пуды в четверти, мы получим
около 28—33 четв., которыми могло быть засеяно приблизительно 15 деся-
тин. Эти цифры поражают: по башкирским масштабам эти хозяйства
сверхкрупные. Сеяли здесь уже не только яровые, но и озимые.
Сопоставляя это с прежними замечаниями Палласа и Лепехина об
айлинцах и кудейцах, можно заключить, что во второй половине века
значительная их часть стала оседлой. Оседлы же были и башкиры Кубов-
ской волости. И если в этих волостях процесс оседания ко второй поло-
вине XVIII в. шел интенсивно, как, вероятно, и у северных сибирцев, то на
востоке он развивался гораздо медленнее. Башкиры рода тюбеляс в 70-х гг.
обыкновенно оставляли свои зимовья и жили в кибитках, мало занима-
лись земледелием. Вероятно, кочевали и другие восточно-табынские роды,
хотя и у них существовали участки со значительной запашкой.
121


Одним словом, прочная оседлость во второй половине столетия делала
в большинстве волостей Сибирской дороги (но не во всех) первые шаги.
Западные башкирские дороги имели преимущество в развитии земледе-
лия перед восточными. Это закономерно. Ведь башкиры восприняли зем-
ледельческую культуру от пришельцев — русских крестьян и разнопле-
менных сходцев, «хотя башкирцы еще по сие время очень худые и
ленивые хлебопашцы, — писал Лепехин, — однако по соседству с русскими
и с ясашных татар селениями начинают вникать в хлебопашество...».
П. И. Рычков писал, что башкиры занимаются земледелием вокруг
Уфы и тех жительств, где издавна существовало земледелие. Между тем
основная линия колонизационного потока шла, по-видимому, с запада на
восток. Сглаживание уровней земледельческого развития свидетельству-
ет, что темпы развития земледелия некоторых восточных районов были
выше, чем западных. Это особенно заметно на примере айских башкир.
Вот почему нет большой разницы в абсолютном уровне развития земле-
делия башкир Казанской и Осинской дорог, особенно во второй половине
XVIII в. Такой нивелировке мог способствовать вообще низкий уровень
башкирского земледельческого хозяйства.
Поэтому весьма многочисленные и авторитетные путешественники,
обследовавшие Башкирию во второй половине XVIII в., лишь кое-где
выделяют островки с относительно высокоразвитым земледелием.
Выделил же Николай Рычков только один такой район на западе —
в бассейне реки Танып, а Лепехин — аналогичный район на востоке — на
реке Ай. Но ни один из них не противопоставил по степени развития
западные и восточные области.
В Оренбургской губернии, писал П. И. Рычков, «всяких жит родится
с избытком», исключая только Башкирию, где, хотя земли столь же плодо-
родные, но «башкирский народ к пашне не склонен. А хотя некоторые из
них сеют, но только про свою нужду, и то самое малое число». Анало-
гичны заключения Георги, Лепехина и Палласа.
В целом башкиры, по сведениям конца XVIII в., «больше народ коче-
вой... а все их богатство и пропитание происходит от скотоводства... они
водят великое число лошадей и
протчаго скота». Скот круглый год
находится на подножном корме.
Они только «зимою живут в избах,
не имея никакого на дворах строе-
ния, кроме жердяной огородни,
избы их без печей, а с плетеными
из прутьев и обмазанными глиною
каминами, коих наречию чувалы.
Оконницы у них пузырные, отчего
в избах у них всегда холодно». Баш-
киры выходят на кочевку «в начале
мая, оставляют свои деревни пус-
тые, а в зимовье или жилища свои
возвращаются в начале или в поло-
Начало XX в. Музей этнографии вине октября, смотря по времени».
Башкирского государственного университета Летом «живут в войлочных кибит-
122


ках и в шалашах на ближайших от селе-
ния реках и в пространных долинах,
переходя с места на место для лутчего
скоту корма». Питаются «сырами из ко-
ровьего и овечьего молока, пьют кумыс,
то есть кобылье молоко, которое столь
здорово питательно, что в летнее время,
когда начинают они пить кумыс, тогда
становятся полны и здоровы». Что каса-
ется земледелия, то башкиры «сеют не-
много и то только один яровой», «в
пищу свою употребляют они хлеба
весьма мало».
Значительную роль в хозяйстве баш-
кир играло пчеловодство. В XVIII в. гос-
подствующим было бортничество. Бортью
(солок) называлось всякое старое дере-
во, в дупле которого жили дикие пчелы.
Дупленицы являлись личной собствен-
ностью, и на каждой из них обязательно
ставился знак собственности владельца
(maMFa). Однако башкиры начали делать
и искусственные борти, выдалбливая
в деревьях дупла, в которых затем и
селились дикие пчелы. Для устройства
искусственной борти в лесу выбиралось
старое толстое дерево, преимущественно сосна или лиственница. Выбран-
ное дерево прежде всего затамговывалось, и пчеловод приступал к устрой-
ству в нем дупла. Для влезания на дерево пользовались плоским ремнем
шириной около 5 см и длиной 5—7 м (кирэм), сплетенным из полос
сыромятной конской кожи. По описанию С. И. Руденко, на высоте около
метра от земли на дереве топором делались две зарубки таких размеров,
чтобы на них можно было опереться носком ноги. Затем бортник стано-
вился на первые две зарубки, охватывал ремнем дерево и себя на уровне
пояса. Завязав кирам на этой высоте и упершись на него спиной, он
зарубал новое углубление в дереве, несколько выше первых двух зарубок,
опирался в него ногой, выше делал еще зарубку и переносил на нее дру-
гую ногу. Делая зарубки и перебрасывая вверх по дереву кирам, пчеловод
поднимался все выше, обрубая попадавшиеся ему ветки, и, достигнув
нужной высоты, привязывал к дереву под дуплом борти специальную под-
ставку для ног (aFac шик), которая представляла собой круглую плашку,
закрепляемую вокруг дерева при помощи ремня из отдельных полос
кожи. Став на эту подставку, он на уровне поясницы привязывал себя
ремнем к дереву и принимался за работу.
Для выдалбливания борти употреблялись специальные инструменты:
небольшой топор (балта) с длинным топорищем, железное долото (бороз)
с деревянной рукояткой, тесло с вогнутым лезвием (бавау) и длинной
рукояткой, рашпиль (терпе) и особый скобель (йышкы).
Долотом долбили дерево, обычно нанося удары непосредственно или
ударяя по рукоятке обухом топора. После того как в дереве было выдолб-
Бортник.
Начало XX в.
По С. И. Руденко
123


Предметы пчеловодства:
1. Борть (солок). Дер. Шульган, Бурзянский р-н; 2. Роевня (корт тубалы). Дер. Сай-
раново, Ишимбайский р-н; 3. Маточники (инэ корт ситлектэре). Дер. Мурадымово, Бур-
зянский р-н; 4. Съемная подножка пчеловода (лэцге). Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н;
5. Скобель (hepre). Дер. Кутаново, Бурзянский р-н; 6. Поперечный топор (6aFay). Дер. Кута-
ново, Бурзянский р-н; 7. Топор (болта). Дер. Кутаново, Бурзянский р-н; 8. Стружок (юшы).
Дер. Шульган, Бурзянский р-н; 9. Блок (сътлр). Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н;
10. Кожаная веревка для лазания по деревьям (кирэм). Дер. Яумбаево, Бурзянский р-н;
И. Колодочный улей (тумэр умарта). Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н; 12. Батман для
меда (тэпэн). Дер. Сайраново, Ишимбайский р-н
124


лено углубление значительных размеров, начиналась работа теслом. Окон-
чательно дупло отделывали скобелем и рашпилем.
В дупле укреплялись две-три поперечные лучинки (maFapay), и входное
отверстие закрывалось деревянными брусками. В брусках, а иногда в ство-
ле дерева просверливалось несколько отверстий (кейэ) — вход в борть для
пчел.
Примерно со второй половины июля пчеловоды начинали осмотр бор-
тей и снятие меда. При этом они брали с собой большой тупой нож (бал
бысары), топорик, сосуд для меда (батман), гнилушку (серек) для окурива-
ния пчел. Взобравшись при помощи кирам на дерево и подвязав дере-
вянную подставку, башкир становился на нее, зажигал гнилушку и, сняв
колодки, осматривал борть, и если соты бывали наполнены медом и запе-
чатаны, он срезал их ножом и клал их в батман, который поднимался
с земли при помощи волосяной веревки (аркатау), привязанной одним
концом к батману и другим к его поясу. Осмотр бортей заканчивался
к середине августа, когда взяток пчел уже прекращался. На зиму, чтобы
пчелы не погибли от холода, колодки бортей закрывались особыми мата-
ми из луба или веток, под которые подкладывался слой сухой травы.
Выше уже отмечалось, что в документах XVIII в. о припуске башки-
рами во владение вотчинными землями или при сдаче их в оброк в той
или иной форме оговаривались права пользования «бортными ухожья-
ми». Некоторые башкиры владели сотнями бортей. Так, в наемной записи
1716 г. указывается, что татарин Казанской дороги Баймурза Булатов за
взятые им деньги у башкира той же дороги Иланской волости Юмая
Исенеева обязался сделать в лесу в его вотчине 600 бортей. П. И. Рычков
сообщает, что «в Башкирии немало таких хозяев, что у одного башкирца
тысячи по две и больше бортей, отчего они получают знатные себе дохо-
ды. Можно сказать, что конские и пчелиные заводы в Башкирии суть самые
лучшие и прибыточные продукты». И. Г. Георги также писал: «...всяк
имеет, хотя несколько, а иные и до двух, трех, четырех и пяти сот ульев».
Побочную роль в хозяйстве играла охота. В грамоте из Приказа Казан-
ского Дворца (1694 г.) говорится, что башкиры всех четырех дорог жало-
вались царям Ивану и Петру Алексеевичам: «...от того их (т. е. пересе-
ленцев в Башкирию. — Р. Я.) многолюдства в вотчинах их всякий зверь:
лось и медведи, лисицы, и куницы, и белки отошли и бобровыя вяжи
запустели, и им зверя бить, и рыбу ловить, и конских стад и скотины
выпускать стало негде... ясаку и всяких податей платить стало им нечем».
Охота, как видим, уже в конце XVII в., если не раньше, начинает терять
свое экономическое значение. Именно поэтому местная администрация
заменила ясак натурой, деньгами. Начальник Оренбургской экспедиции
И. К. Кирилов в 1735 г. доносил в Кабинет, что «ясашные (башкиры. —
Р. Я.), також де разность имеют в платеже ясаку — одни лисей оклад, дру-
гие куничной, да за бобровые гоны — бобры, за бортное ухожье — мед,
однако же не натурою, но все деньгами, установочными ценами по старо-
му обыкновению». Охота скорее носила характер спорта. Только бедняки
охотились с целью добыть себе пищу. В силу природно-географических
особенностей Южного Урала (степи, горы, леса) здесь получили распро-
странение различные приемы и орудия охоты. С. И. Руденко подразделил
их у башкир на три группы. Первая, «наиболее многочисленная», — это
125


Охотничье снаряжение:
1. Капкан на медведя (айыу капканы). Дер. Саитово, Ишимбайский р-н; 2. Капкан на
лису (телке капканы). Дер. Байназарово, Бурзянский р-н; 3. Капкан на волка (буре кап-
каны). Дер. Байназарово, Бурзянский р-н; 4. Капкан на зайца (куян капканы). Дер. Сайра-
ново, Ишимбайский р-н; 5. Принадлежность охотника (пунарсы корамалдары). Дер. Абишево,
Хайбуллинский р-н; 6. Сачок (йэтмэ). Дер. Ташбулатово, Больше-Глушицкий р-н Самар-
ской обл.; 7. Петля для ловли крупных рыб (мэдкэу). Дер. Азово, Архангельский р-н;
8. Морда (мур?а). Дер. Шакарово, Стерлибашевский р-н; 9. Охотник с соколом
126


«таежная», распространенная в север-
ной и горно-лесной частях Башкирии.
Для нее характерны преследование на
лыжах по глубокому снегу или по насту
крупных зверей, ловля их ударными кап-
канами или ловушками, стрельба зверя
и птицы из лука, ловля птиц перевесами,
а также охота на медведя у берлоги
с рогатиной. За пределами Башкирии эти
виды охоты были известны нерусским
народам Волжско-Камского бассейна
(мари, коми-пермякам; удмуртам, чува-
шам, татарам), а также племенам сред-
ней Оби (ханты, манси).
Вторая, «степная» группа охотничьих
приемов, распространенных не только
у башкир, но и у всех «азиатских кочев-
ников-скотоводов», заключалась в охоте
гоном (преследование зверя верхом на
лошадях) и с ловчими птицами. Эти спо-
собы охоты характерны для степных и
лесостепных районов Башкирии.
Третья группа — это ловля зверей и
птиц петлями, зверей — железными
тарелочными капканами, охота на тетеревов с подъезда и на чучела и
другие виды ружейной охоты. Они были распространены повсеместно.
В источниках конца XVIII в. часто фиксируется степной тип охоты. «Муж-
чины ездят за охотою с собаками и с орлами за зверями, с соколами,
ястребами... так же бьют они волков, лисиц и зайцев по степям верхами,
без собак, собравшись многим числом и заганивают зверей до того, что
убивают их плетьми и всю добычу делят поровну».
Ловушка на медведя.
Последняя четверть XVIII в.
По И. И. Лепехину
Соколиная охота.
Начало XX в.
По С. И. Руденко
127


Охотничье снаряжение:
1. Охотничьи лыжи (-KcwnoFau). Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н; 2. Дубина (сукмар).
Дер. Максютово, Кугарчинский р-н; 3. Ружье (Ъы^ма мылты-к). Дер. Ахмерово, Ишим-
байский р-н; 4 — 5. Копья на медведя (айыу 1юцгелэре). Дер. Миндегулово, Бурзянский р-н;
6 — 7. Наконечники копья (1гвцгв остары). Дер. Гадельгареево, Бурзянский р-н; 8. Лук
(йэйэ). Дер. Аючево, Стерлитамакский р-н; 9. Кистень (кидтэн). Дуванский р-н
Некоторые пермские башкиры занимались рудокопным делом, руду
поставляли на близлежащие медеплавильные заводы. Многие башкиры
северных районов занимались также перевозкой руды на заводы. Из
домашних производств наибольшее распространение имела обработка жи-
вотных материалов. И. Г. Георги так описывает выделки мехов: «...мягкую
128


рухлядь вымачивают они (башкиры. —
Р. Я.) в кислом молоке, намазывают моз-
гами от скотин и натирают мелом». Дей-
ствительно, это самый употребительный
у башкир способ, и он сохранился до на-
ших дней. Из шкур шили одежду, а так-
же мешки для хранения и перевозки
всевозможной провизии. Кожу коптили
до тех пор, пока она не «сделается рогу
подобна». Из кожи выделывались сосу-
ды, конская сбруя, обувь и пр. Из овечьей
шерсти башкиры валяли войлок. Способ
приготовления войлока выглядел следу-
ющим образом: «...разложив толщиною
в большой палец перещипанную шерсть
на простыне или рогоже, впрыскивают
горячею водою, потом катают вместе
с рогожею или простынею; и опять
впрыскивают, катают и топчут из всей
силы до тех пор, пока шерсть крепко
сляжется». Войлок шел на покрытие
кибиток, пола в кибитках, нар; из них
же изготовлялись головные уборы, обувь
и пр. Большое место в домашнем про-
изводстве занимала также обработка
волокнистых веществ — крапивы, пень-
ки. Башкиры ткали холст «претолстой и
узкой»; ни коноплю, ни крапиву в воде Коптилка для кож.
они не вымачивали, а развешивали 1770-е гг.
осенью и зимой на заборах или рассти- По п. с. Палласу
лали на крышах; высушенные волокна
отделяли от стержней толчением в ступах. Ткацкий станок не отличался
от станка оренбургских татар. Ткали башкиры холст, половики и пр. Сле-
дует отметить большую роль башкирской женщины в домашнем произ-
водстве. И. И. Лепехин отмечал, что башкирки «портняжат, сапожничают,
кожевничают и валяют войлоки... делают себе не только обувь, но и всю
домашнюю утварь».
2. Хозяйственный уклад башкир в конце XVIII —
середине XIX в.
В конце XVIII — середине XIX в. территория расселения башкир в ад-
министративном отношении входила в Бугульминский, Мензелинский,
Бирский, Троицкий, Уфимский, Белебеевский, Стерлитамакский, Орен-
бургский, Буздякский, Бугурусланский, Челябинский и Верхнеуральский
уезды Оренбургской; Осинский, Пермский, Красноуфимский, Екатерин-
бургский и Шадринский уезды Пермской губернии. Небольшие группы
башкир были расселены островками в Елабужском и Сарапульском уез-
дах Вятской и Вольской; Хвалынском и Хотинском — Саратовской губернии.
129


10 апреля 1798 г. указом царя Павла I башкиры были переведены
в военно-казачье сословие. В Башкирии была введена кантонная система
управления, которая просуществовала по 1865 г. В начале башкиры были
распределены по 12 кантонам. В 1832 г. 4-й башкирский кантон в Челябин-
ском уезде разделился на два — 4-й Загорный и 4-й Западный. В 1847 г.
4-й Западный стал 5-м. В связи с этим по 1855 г. нумерация кантонов и их
территории выглядели следующим образом. В Пермской губернии:
1-й кантон — Осинский и Пермский уезды, 2-й — Екатеринбургский и
Красноуфимский уезды, 3-й — Шадринский уезд. Остальные кантоны
ОханЬс*
• Пермь
I.' \ I \ ! Екатеринбург0
" I fvx*-v Краснофимск 0 •
Камышлов/
/чГ' \ \""\ ; Екатеринбург0 i *»■*««»/
Capawi ! K^-V^^ \ ^ ^
, .-•-''■>£) М ""'i'v-./у'"'' \\ ) ч>_^Шадрине*0
t Мензелинск vfAy-J -.., I t'j ...>Ч\^с^——«.-•-*
J ..4X1 a>* ^У *-*чеи.*~~ £ \ -a: *.v i#
i
4
)ч
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ:
• •губернские города
о - Уездные города
/^ •...'/ - Башкирские кантоны (I-XII)
£, _) • Границы губерний
CZ.,.,7 * Границы уездов
Административное деление Башкортостана
после введения кантонной системы управления
130


располагались на территории Оренбургской губернии: 4-й (Загорный) и
5-й — в Троицком уезде, б-й — Челябинском, 7-й — Верхнеуральском,
8-й — Стерлитамакском, 9-й — Уфимском, 10-й — Оренбургском, 11-й —
Бирском, 12-й — Мензелинском и Сарапульском, 13-й — Белебеевском,
Бугульминском и Бугурусланском уездах. В 1855 г. кантонная система
в связи с присоединением к Башкирскому войску тептярей и бобылей
реорганизовалась. Образовались 28 башкиро-татарских кантонов: Осин-
ский — 12-й, Екатеринбургский и Шадринский — 11-й, Красноуфим-
ский — часть 8-го, Троицкий — 7-й и часть 8-го, Челябинский — 9-й и 10-й,
Верхнеуральский — 4, 5 и б-й, Стерлитамакский — 26, 27 и 28-й,
Уфимский — часть 8-го, 24-й и 25-й, Оренбургский — 2-й, 3-й и часть 8-го,
Бирский — 13, 15, 14 и 16-й, Мензелинский — 18-й, 19-й, Сарапульский —
часть 17-го, Белебеевский — 2, 20 и 22-й, Бугульминский — 1-й и часть
23-го и Елабужский — часть 17-го кантона.
Хозяйство башкир на рубеже XVIII—XIX вв. авторами того времени
обычно характеризуется как скотоводческое. Так, граф Пушелев, побы-
вавший среди башкир в 1800 г., писал, что башкиры только «зимою живут
в избах, не имея никакого на дворах строения, кроме жердяной огород-
им», так как они «...более народ кочевой, все их богатство и пропитание
происходит от скотоводства». И. Г. Георги также сообщает, что главным
видом хозяйства башкир является полукочевое скотоводство. Башкиры
зимой живут «в одноместных хижинах», а летом в «юртах», т. е. войлоч-
ных кибитках. В Уральских горах летними жилищами служили постройки
«на четыре угла продолговато», покрытые «берестою».
Башкиры разводили главным образом лошадей. Лошадь приспособлена
к тебеневке и может в течение круглого года находиться на подножном
корме. В условиях Южного Урала она не нуждалась ни в стойловом содер-
жании, ни в заготовке для нее на зиму корма. Кроме того, жеребенок
сразу же после появления на свет может следовать за косяком в его пере-
движениях с пастбища на пастбище и при перекочевке. Лошади обеспе-
чивали почти все потребности башкир. Они служили средством передви-
жения, их мясо было главным продуктом питания. Из кобыльего молока
делали кумыс (ъымы?). Конская шкура шла на изготовление одежды и
посуды. Существовала особая порода башкирских лошадей — низкорос-
лая, но крепкая, быстрая и неприхотливая. В источниках часто отмеча-
ется, что башкирские «лошади самою
природою назначены для степных похо-
дов — никогда не зная сухого корма,
они всегда довольствуются подножным:
летом зеленою травою, а зимою мерз-
лым ковылем, выгребаемым ими же
из-под снега, — особенно замечательны
в этих лошадях крепость ног и копыт,
которые никогда не знакомы с подко-
вами, не затрудняются ни в какое время
года и удивляют своею цепкостью на
езде по крутым горам». Кожаный сосуд.
В стадо вхоллл также крупный рога- Начадо хх в Российский
тыи скот, который у богатых «в половину этнографический музей
131


Кожаные сосуды
Начало XX в. Российский этнографический музей
противу лошадей». Его мясо употреблялось в пищу, а из молока делались
молочные продукты — сметана (•каймак), кислое молоко (катык), творог
(эремсек), сливочное масло (ак май), топленое масло (1гары май), напиток
(айран), сыр (корот) и др. Кожа шла на изготовление обуви и других
предметов.
Из мелкого рогатого скота башкиры держали овец. Овцы неприхот-
ливы, при малом снежном покрове сами добывают подножный корм.
Ягнята после окота только два-три дня нуждаются в уходе, а затем свобод-
но передвигаются за стадом. Мясо овцы шло в пищу, из овечьей шерсти
валяли войлок (кейе?), изготовляли ковры (бала$) и сукна, делали обувь,
из овечьих шкур шили зимнюю одежду.
Коз башкиры разводили мало. Шерсть
коз употреблялась на изготовление по-
ловиков-ковров и сукна, из пуха вязали
шали и шарфы.
Крупного рогатого скота, овец и коз,
по сравнению с лошадьми, башкиры дер-
жали гораздо меньше. Это объясняется
тем, что лошади легко переносили зим-
нюю тебеневку, тогда как другой скот
при буранах и гололедицах подвергался
Посуда для питья кумыса. падежу.
Начало XX в. Российский К числу домашних животных башкир
этнографический музей надо отнести и двугорбых верблюдов.
132


Н. С. Попов сообщает, что «у шадринских баш-
кир... есть верблюды, хотя их немного». Башкиры
«6-го и 9-го кантонов имеют верблюдов», —
читаем мы в одном из архивных источников
20-х гг. XIX в. В. М. Черемшанский пишет, что
у башкир, живущих по рекам Белой, Деме, Сак-
маре и Исети, имеются верблюды. По офици-
альным данным, в 1850 г. у башкир Оренбургской
губернии имелось 774 верблюда. Видимо, раньше
их было гораздо больше. Во время русско-турец-
кой войны 1828—1829 гг. башкиры предоставили
более тысячи верблюдов для нужд армии. Кроме
того, башкиры не раз обеспечивали верблюдами
русские военные экспедиции в казахские степи.
В целом, башкиры мало разводили верблюдов,
потому что их содержание требует больших забот,
особенно в морозы. Хотя верблюды и довольст- Начало XX в. Российский
вуются подножным кормом, но для ночлега их этнографический музей
необходимо устраивать в шалаши, с подстилкой
из хвороста или соломы. Интересно отметить, что башкиры верблюдов не
навьючивали, а впрягали в телеги и сани. Они использовали их для
перевозки груза при кочевках, руды на горные заводы, сена, дров и т. д.
Кроме того, верблюжьи шкуры и шерсть употреблялись для изготовления
домашних изделий, а мясо и молоко шли в пищу.
В конце XVIII — начале XIX в. в Башкирии сложились три хозяйст-
венных района: земледельческий, оседлый скотоводческо-земледельчес-
кий и скотоводческий со слабым развитием земледелия.
I. Земледельческий район
В земледельческом районе в начале XIX в. башкиры уже в значитель-
ных размерах сеяли озимые. Так, в 1822 г. в Мензелинском и Бирском
уездах размеры посевов ржи на 1 мужскую душу составляли у башкир
0,5 дес, тогда как у русских крестьян — 1,5 дес, ясашных татар, тептярей
и мишарей — 1 дес. Такая же картина наблюдалась и в Бугульминском
уезде. Что касается яровых, то в этих уездах у русских крестьян «такое
же число десятин засевается», а у башкир «...несравненно более нежели
ржи, но на собственное токмо продовольствие и потому-то они менее ржи
в пищу употребляют». По данным 1841 г. башкиры Осинского уезда
преимущественно сеяли озимую рожь, и урожай составлял примерно
втрое больше. Сохранились сведения по 30 деревням. Из них видно, что
средний размер запашки на двор в пяти деревнях составлял 1 дес,
в 13 деревнях — от 1 до 2 дес. и в 12 деревнях — свыше 2 дес. Размеры
запашек уступали русским, тептярским и др. В частности, в соседнем
Бирском уезде различные категории населения имели следующие раз-
меры посевов (таблица 5).
133


Таблица 5
Категории
населения
Государственные
крестьяне
Помещичьи
крестьяне
Тептяри
Казаки
Башкиры
Мишари
Число
душ
17 928
3 931
64 276
2 179
45 680
18 427
Всего
посеяно
озимых
осенью
1838 г.
15 000
5 500
40 000
900
21000
10 768
На 1 душу
приходится
озимых
0,84
1,4
0,62
0,41
0,46
0,53
Всего
посеяно
яровых
весной
1839 г.
8 000
3 500
45 000
1800
16 000
7 406
На 1 душу
приходится
яровых
0,45
0,89
0,7
0,83
0,35
0,4
В этом же уезде осенью 1842 г. на 1 душу было высеяно озимых
башкирами и мишарами 0,5 дес, государственными крестьянами — 0,58,
удельными крестьянами — 0,6, помещичьими крестьянами — 0,47 и
тептярами — 0,6. Весной 1843 г. всего было высеяно яровых на 1 душу
башкирами и мишарами — 0,2 дес; русскими крестьянами: государствен-
ными — 0,56 дес, удельными — 0,3, помещичьими — 0,17 и тептярами — 0,2.
Постепенно посевы башкир увеличиваются. Уже в 1846 г. в Бирском
уезде в расчете на 1 душу населения башкирами было высеяно только
яровых 14,3 пуда. «Земледелие занимает ведущее место в их жизни», —
отмечается в документе. В 1853 г. башкиры 2-го кантона, т. е. Бирского
уезда, перечисляются в числе жителей «первого разряда», т. е. земле-
дельцев, которые «не только не уступают в хозяйстве других ведомств, но
вообще живут опрятнее последних».
Масштабы развития башкирского земледелия в этом районе значи-
тельны. В Мензелинском уезде общее количество высеянного хлеба раз-
личными категориями населения на 1839 г. представляло следующую
картину (таблица 6).
Таблица 6
Категории
населения
Рожь
посеяно
осенью
1838 г.
Пшеница
Овес
Полба
Гречиха,
просо,
ячмень
в четвертях
Государственные
крестьяне
Помещичьи крестьяне
j Тептяри и бобыли
Башкиры и мишари
78 734
3 826
7 882
14 617
15 081
1708
1867
3 572
18 601
5 205
5 694
6 133
15 081
1037
3 093
5 074
5 047
1087
1809
2 196
134


Сарапул
Эмюуст^
' . ' . * Ораибургс
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ:
о • Уездиые города
Замладалносхий район
fc^A^l • Оседлый скотомдчкко-
P&j&fl замаадальчасяяй рааои
t • •[ * Скотоводческий район
I * . * J со слабым раэмтмам
эамдадалия
Хозяйственное районирование Башкортостана в конце XVIII—XIX вв.
Мы не располагаем данными о численности населения уезда в 1839 г.
отдельно по указанным категориям. Но, учитывая медленный естествен-
ный прирост населения, особенно коренных жителей края — башкир,
обратимся к материалам 8 ревизии, проведенной в 1833 году, т. е. на
шесть лет раньше того времени, к которому относится приведенный выше
документ. В тот период в Мензелинском уезде числилось государствен-
ных крестьян — 68 160 душ, помещечьих крестьян — 18 176, тептярей
и бобылей — 21 382, башкир и мишарей — 35 106. В таблице 7 показано,
сколько на 1 душу было посеяно.
Таблица 7
Категории населения
Рожь
Пшеница
Овес
Полба
Гречиха,
просо,
ячмень
Всего
яровых
в четвертях
Государственные крестьяне
Помещичьи крестьяне
Тептяри и бобыли
Башкиры и мишари
1,15
0,2
0,37
0,4
0,2
0,09
0,09
0,1
0,27
0,3
0,26
0,2
0,2
0,2
0,14
0,14
0,07
0,04
0,06
0,07
0,74
0,63
0,54
0,51
135


Как видим, по количеству посеянного хлеба башкиры уступали только
государственным крестьянам. Вообще в документах, относящихся к 50-м гг.
XIX в., башкиры Мензелинского уезда по степени хозяйственного раз-
вития ставятся на один уровень с русскими, тептярами и др. Более того,
в обзоре Оренбургской губернии за 1862 г. они выделяются как пример
для «других кантонов».
По уровню хозяйственного развития в конце первой половины XIX в.
к северо-западным башкирам примыкали западные башкиры. Этот район
был объектом широкой колонизации. Число переселенцев в первой поло-
вине XIX в. намного превышало число коренных жителей. Так, например,
в Белебеевском уезде на 1839 г. насчитывалось тептярей 41 951 душа,
государственных крестьян — 27 662, помещичьих крестьян — 10 210,
мишарей — 13 906, казаков — 3 739 и башкир 36 640. Резкий рост насе-
ления и развитие припуска вызвали перераспределение земельных пло-
щадей. Это, как известно, нашло впоследствии отражение в Указе 1832 г.,
которым душевой надел башкира снижался до 40 десятин. На такой пло-
щади и тем более при отсутствии общинной формы владения земельными
вотчинами скотоводческое хозяйство с зимней тебеневкой вести невоз-
можно. Очевидно, что в течение XVIII и в начале XIX в. в этом крае одно-
временно с усиленной колонизацией происходил процесс перехода башкир
от полукочевого к оседлому образу жизни.
В архивных источниках, относящихся к 1830-м гг., башкиры Западной
Башкирии, кроме ее южных районов, перечисляются в числе «оседлых» и
«успешно» занимающихся хлебопашеством. Земледелие являлось у них
«единственным промыслом» и «средством к пропитанию». В 1840-е гг.
в Бугульминском уезде было распахано 256 445 десятин земли, т. е. 22,5 %
всей площади. По статистическим данным, в этом уезде в 1843 г. посев
яровых на 1 душу составлял у башкир, тептярей и мишарей по 0,26 дес,
у помещичьих и удельных крестьян — по 0,5 дес.
В Белебеевском уезде башкиры сеяли гораздо больше не только
мишарей и тептярей, но иногда и русских крестьян. Об этом, в частности,
свидетельствует ведомость о посеве озимых в 1839 г. Число душ содер-
жится в этом же документе (таблица 8).
Таблица 8
Категории
населения
Число
душ
Всего
посеяно
озимых
На
1 душу
Всего
посеяно
яровых
На
1 душу
в десятинах
Башкиры
Государственные
крестьяне
Помещичьи крестьяне
Тептяри
Мишари
Казаки
36 640
27 662
10 120
41951
13 906
3 739
22 116
6 600
4 660
6 194
3 730
954
0Г6
0,24
0,4
од
0,3
0,25
13 875
5 971
2 469
14 090
3 117
870
0,38
0,2
0,2
0,3
0,2
0,2
136


Подобный расклад отмечается в 1843 г.
Таким образом, к середине XIX в. башкиры почти всей Западной
Башкирии стали оседлыми. По хозяйственному развитию и образу жизни
они не отличались от северо-западных башкир.
По типу хозяйства и образу жизни к земледельческой северо-западной
Башкирии примыкали башкиры Красноуфимского уезда (север, северо-
восток Башкирии). У них переход к оседлости совершался несколько
быстрее. По данным Н. С. Попова, в начале XIX в. основная масса баш-
кирского населения этого уезда занималась земледелием; меньшая часть
вела полукочевое скотоводство или занималась лесными промыслами
в сочетании с незначительными запашками. Например, башкиры деревень
Арты-Шигиры, Уфа-Шигири, Акбашева, имея посевы, в то же время руби-
ли и поставляли лес на Артинский и Михайловский заводы по реке Уфе.
Башкиры д. Шакурова и ближайших аулов, также имея небольшие пахот-
ные участки, на лето уходили кочевать в горы. Но главным занятием стало
земледелие. Так, в 1841 г. в деревнях Шакурова, Акбашева, Урменаева,
Урген-Шигири, Арты-Шигири, Киркеева, Боланова, Машпарова, Юлда-
шева и Арапиева было посеяно всего 1 155 четв. ржи, 81 четв. пшеницы,
262 четв. ячменя и 433 четв. овса. В деревнях Кызылбаева, Тлышева,
Такини, Тишини, Тимирбаева, Усть Бугулыш и Кургат — 406 четв. ржи,
100 четв. пшеницы, 255 четв. ячменя и 439 четв. овса. В деревнях Азигуло-
ва, Биккинина, Бихмитова, Рахмангулова, Бишкова, Усть-Биинчи, Коакова,
Озерки и Сызги — 615 четв. ржи, 172 четв. пшеницы, 387 четв. ячменя и
843 четв. овса. В источнике, относящемся к 1846—1847 гг., отмечается, что
башкиры Красноуфимского уезда «окружены русскими селами и завода-
ми и обрабатывают земли лучше». В Красноуфимском уезде хозяйствен-
ная эволюция привела к тому, что в середине XIX в. сравнялись размеры
пашни коренного и пришлого населения. Так, в 1846 г. во 2-м кантоне,
куда входили башкиры Красноуфимского и Екатеринбургского уездов,
высеяно башкирами яровых примерно 1,5 четв. на 1 душу, а переселен-
цами в совокупности 1,3—1,5 четв. Таким образом, к середине XIX в.
земледелие у башкир Красноуфимского уезда становится «единственным
почти их промыслом и средством к пропитанию». Традиционное ското-
водческое хозяйство утратило свое былое значение, хотя и сохранилось
у незначительной части населения. Башкиры Красноуфимского уезда еще
«частью кочевые», однако и кочующие «все достаточно занимаются
земледелием». По статистическим данным на 1846 г. в уезде насчитыва-
лось «3 деревни кочевые». Хотя в источнике не указываются их названия,
можно предположить, что речь идет об аулах, близких к Уральским горам,
в соседстве с Екатеринбургским уездом. К середине XIX в. земледелие
стало основным занятием и у башкир северо-востока Башкирии. К этому
времени завершился переход всех башкир этого района к оседлости.
Размеры посевов башкир были примерно такие же, как и у русских,
тептярей, мишарей. Об этом свидетельствует таблица 9 о численности
различных групп населения и количества посеянного ими хлеба на 1839 г.
в Уфимском уезде.
137


Таблица 5
Категории населения
Государственные крестьяне
Вознесенской, Тастубинской
Сикиязской, Дуванской волостей
Помещичьи крестьяне
(кроме заводских)
Мишари 3-го кантона
Башкиры 8-го кантона
Тептяри 10-го кантона
Число душ
18 973
25 919
23 861
18 776
16 989
Посеяно
озимых
в 1838 г.
Посеяно
озимых
в 1839 г.
в четвертях
17 409
26 073
19 366
14 674
7 435
15 076
18 625
9 606
11617
8 572
В этом уезде на 1 дес. высевалось примерно 1,6 четв. озимых и столько
же яровых. Следовательно, на 1 душу приходилось посева у государствен-
ных крестьян 0,5 дес. озимых и 0,5 дес. яровых, у помещичьих крестьян —
соответственно 1,2 дес. и 0,4 дес, у мишарей — 0,5 дес. и 0,25 дес,
у башкир — 0,5 дес. и 0,37 дес. и у тептярей — 0,25 дес. и 0,3 дес. Озимой
и яровой посевы осени 1842-го и весны 1843 г/ составляли на 1 душу
у башкир 1—1,2 дес. , '
В 1846 г. в 8-м башкирском кантоне на 22 943 души было посеяно
193 710 пудов яровых, т. е. примерно 8,4 пуда на/душу или 0,5—0,7 дес.
В свое время, рассуждая о перспективах развития земледелия среди
айских башкир, И. И. Лепехин писал: «Хотя сие небольшое башкирцев
сообщество (земледельцы. — Р. Я.) может служить своим единоплемен-
ным к сельскому трудолюбию примером; однако всю башкирскую орду
не мы, но наши внучата в таком увидят порядке». Предсказания И. И. Ле-
пехина в основном оправдались. К середине XIX в. земледелие стало
главным занятием башкир айского бассейна (кроме верхнего течения,
т. е. зауральской части).
В 40-х гг. XIX в. в 4-м западном башкирском кантоне на одну душу
высевалось в среднем 9,7 пуда яровых. Если переведем пуды в четверти,
получим 1 четверть, которой засевалось примерно 0,6 дес пашни. Следо-
вательно, размеры запашек башкир 4-го западного кантона были такие
же, как и у башкир 8-го кантона. Полукочевое скотоводство, для ведения
которого уже не представлялось возможностей, постепенно исчезало.
Уже к 30-м гг. XIX в. в 4-м западном башкирском кантоне из 54 деревень
ни одна не выходила на кочевку.
Таким образом, северо-восток Башкирии в середине XIX в. стал в ос-
новном земледельческим. Правда, кое-где еще сохранились традицион-
ные летние кочевки, но они уже, видимо, не вызывались хозяйственной
необходимостью. В лесных и лесостепных районах значительную роль
играли лесные промыслы.
138


В связи с ростом хлебопашества увеличивается число мельниц. Если
в конце XVIII в. несколько деревень пользовались одной мельницей, то
к середине XIX в. каждая более или менее крупная деревня имела свою
водяную мельницу, а в некоторых их было по 2—3. Так, например,
в дер. Елпачиха Осинского уезда на 189 дворов в 1838 г. зафиксированы
3 мельницы на реке Амзя. За полгода первая молола 2 888 пудов зерна,
а 2 остальные по 960 пудов. В дер. Сарашева этого же уезда на 204 двора
имелось 4 мельницы, в дер. Барда на 211 дворов — 2 мельницы, которые
за полгода намололи 1 920 пудов и т. д.
По данным 1839 г., в Бирском уезде на 63 башкирские деревни при-
ходилось 68 водяных мельниц, из них в дер. Старо-Чукурева на 42 двора
5 мельниц, в Старо-Балтачево на 60 дворов — 5, в ПТады на 127 дворов —
4, в дер. Каземьярова на 68 дворов — 3, в дер. Алпатова на 70 дворов —
3 и т. д. В некоторых деревнях, где мало дворов, например, Алдарова,
Маметова, Ново-Чукурова, Аксиитова, Шульганова, Чишмина и других
мельниц вообще не было. Их жители везли зерно молоть в ближайшие
деревни, где имелись мельницы. Например, из Алдарова в Каземярова, из
Аксеитова, Ново-Чукурова и Шульганова — в Старо-Чукурева и т. д.
В северной Башкирии водяные мельницы строились и на прудах. Так,
башкиры дер. Култаева Пермского уезда Пермской губернии «имели пруд:
длиною от 200 до 300 сажен, шириною от 100 до 150 сажен, при коем
состоит водяная мукомольная мельница об одном поставе».
Важную роль в хозяйстве башкир рассматриваемого района продолжа-
ло играть оседлое скотоводство. В 40-е гг. XIX в. уровень скотоводческого
хозяйства башкир 28 деревень Осинского уезда представлял следующую
картину. На один двор приходится рогатого скота в 8 деревнях от 1 до 2,
в 2 деревнях — от 2 до 3, в 6 — от 3 до 4, в 5 — от 4 до 5 и в 7 деревнях
свыше 5. В 7 деревнях на 1 двор было лошадей от 1 до 2, в 5 деревнях — от
2 до 3 и только в одной деревне — по 5 лошадей. Количеству лошадей
почти соответствовало и поголовье овец: по 1 на 1 двор было в 3 деревнях,
от 1 до 2 — в 7 деревнях, от 2 до 3 — в 6 деревнях и свыше 3 — в 8 де-
ревнях. А в 4 деревнях вообще не держали овец или же в источниках нет
06 этом данных. Коз разводили вообще мало: в 19 деревнях на 1 двор не
приходилось даже по 1 козе, от 1 и выше было в 5 деревнях, а в 4 де-
ревнях их, видимо, вообще не разводили. Таким образом, по количеству
на первом месте находится рогатый скот, далее идут лошади и овцы, и,
наконец, козы.
В конце 1830-х гг. в 23 учтенных деревнях Уфимского уезда на 1 двор
в среднем приходилось 2—3 лошади, 1—3 коровы и 2—4 головы мелкого
рогатого скота. Подобная картина наблюдалась и в башкирских деревнях
Пермского уезда. Такая структура стада типична для земледельческих
районов.
По статистическим данным середины XIX в. сравним количество скота
смешанного населения башкиро-татарских деревень Бирского уезда.
В дер. Бадракова на 1 башкирский двор приходилось 3 лошади, 3,1 коро-
вы, 2,7 овцы и 3,2 козы, на 1 татарский — 2,2 лошади, 1,8 коровы, 2,2 овцы
и 1,4 козы. В дер. Курчи-Сеитова на 1 башкирский двор приходилось
2,8 лошади, 1,5 коровы, 6,1 овцы, 4,3 козы, на 1 татарский соответствен-
но — 2,3 лошади, 0,5 коровы, 5,8 овцы и 5,2 козы. Примерно такие же
139


цифры получаются по дд Токранова, Стар. Бикметова, Стар. Курзи, Тана-
тарова, Чалокакова, Бураева и Кушманакова.
Сохранились статистические сведения по 13 башкирским, 12 татарским,
7 марийским и 1 удмуртской деревням. На 1 двор приходилось в среднем
у башкир от 2 до 3 лошадей в трех деревнях, от 3 до 4 — в шести деревнях
и свыше 4 — в четырех деревнях. У татар приходилось до 2 лошадей
в двух деревнях, от 2 до 3 — в шести деревнях, от 3 до 4 — в двух деревнях.
8 шести марийских деревнях число лошадей на 1 двор колебалось от 4 до
6 голов, только в одной деревне оно составляло 1,6 головы. В удмуртской
деревне на 1 двор приходилось примерно 5 лошадей. Как видим, число
лошадей на 1 двор у башкир и у татар примерно одинаково. У марийцев
их сравнительно больше. Число крупного рогатого скота на 1 двор у раз-
ных народов было примерно одинаковым и колебалось от 1 до 4 голов.
Овец и коз приходилось на 1 двор от 3 до 7—8.
На севере и северо-западе края значительную роль в хозяйстве баш-
кир в первой половине XIX в. стали играть лесные промыслы — рубка
и сплав строевого и дровяного леса, заготовка мочала, производство из
мочала и дерева различных хозяйственных товаров, выгонка смолы и
дегтя и т. д., Р. Г. Кузеев на основе этнографических материалов верно
отмечает, что у башкир, живущих в долинах рек Пизь, Буй, верховьях
Таныпа, Тюя и др., «лесные промыслы... в середине XIX в. еще конку-
рировали с земледелием и занимали в общем балансе хозяйства башкир
хотя и убывающее, но все же еще видное место». Об этом свидетельству-
ет и отчет оренбургского гражданского губернатора за 1839 г.: «В север-
ной полосе, богатой лесами, особенно в уездах Мензелинском и Бирском,
главные выгоды извлекаются из лесов и из произведений». Эти районы
в середине XIX в. в целом остались покрытыми лесами. Так, по данным
1848 г., 69 % всей площади Бирского и Мензелинского уездов находились
под лесом (не считая кустарника). Естественно, наличие огромных лесных
массивов сохраняло заметное место лесных промыслов в хозяйстве север-
ных и северо-западных башкир. Так, например, только в башкирских
дачах Пермского уезда в 1851 г. было заготовлено 150 ведер дегтя, 2,5 тыс.
ильмовых дуг, 6 тыс. пудов ивовой коры и 10 тыс. пудов мочала. Эти
предметы сбывались на Тагильских заводах, в Осе и Кунгуре. Башкиры-
ногайцы, т. е. жители Осинского уезда, ежегодно продавали промышлен-
никам г. Осы более 200 тыс. пудов мочала.
Башкиры продолжали также заниматься традиционной отраслью
хозяйства — пчеловодством. Следует, однако, отметить, что в первой поло-
вине XIX в. бортничество теряет былое значение, уступая место пасеч-
ному пчеловодству (это объясняется большей экономической выгодой).
Так, например, в 1839 г. в Уфимском уезде на 39 башкирских деревень,
в которых насчитывалось 1 434 двора, зарегистрировано 1 940 ульев и
1 352 борти. На 1 двор приходилось в среднем 1,4 улья и 0,9 борти.
В конце 90-х гг. XIX в. в 158 башкирских деревнях 11-го кантона
насчитывалось 8 598 ульев и всего 782 борти. В Осинском уезде в 40-е гг.
XIX в. только в 10 деревнях занимались бортничеством.
Пчеловодство играло заметную роль в хозяйстве башкир Бирского уез-
да. Юртовые старшины в своих отчетах отмечали, что башкиры «никакими
ремеслами, торговлей и промышленностями не занимаются, кроме одного
140


хлебопашества и пчеловодства», или «башкирцы более занимаются пчело-
водством для самих выгод, збывают мед в разные руки». В уезде бортни-
чество еще сохраняло свои позиции. Так, в дер. Шадино в 40-х гг. XIX в.
на 170 домов было 1 668 бортей и 293 улья и т. д. В целом же число ульев
приближалось к числу бортей.
В земледельческом районе постепенно происходит перестройка быта и
культуры, которая началась еще в XVIII в. Основное направление хозяйст-
венной деятельности — земледелие определило и качественные изменения
в материальной культуре. Окончательный переход от скотоводства к зем-
леделию привел к перестройке всего образа жизни. Теперь башкирские
деревни ничем не отличались от русских деревень. Как и русские дерев-
ни, они имели прямые улицы, дома были похожи на избы русских кре-
стьян, отапливались голландскими и русскими печами, в каждом дворе
имелись хозяйственные постройки.
Земледельческо-скотоводческий район
В ходе хозяйственной эволюции первой половины XIX в. хлебопаше-
ство занимает устойчивые позиции в районах традиционного скотовод-
ства — северо-восточная часть края, северное Зауралье и юго-западная
Башкирия (центральная часть Белебеевского уезда).
Внедрение земледелия в хозяйственную жизнь башкир северного За-
уралья заметно усилилось, когда плотность населения в этом крае достигла
более 12 человек на 1 кв. версту. О степени развития земледелия у башкир
Шадринского уезда свидетельствуют подсчеты, сделанные нами на основе
архивных данных о посеве 30 башкирских деревень в 40-е гг. XIX в. Сред-
ний размер запашки на 1 двор колебался в 3 деревнях от 1 до 2 десятин,
в 22 деревнях — от 2 до 4 дес. и в 5 деревнях — 4 и выше дес. Весной
1846 г. башкиры этого уезда на 1 душу населения высеяли 14,75 пуда зер-
на, т. е. столько же, сколько в земледельческих Бирском и Красноуфим-
ском уездах. Если взять Екатеринбургский уезд, то в 40-х гг. башкиры
сеяли ржи 1 922, пшеницы — 1 187, ячменя — 854 и овса — 2 566 четвер-
тей. По источникам, в то же время в уезде проживало 5 294 чел. Следова-
тельно, на душу населения приходилось 0,36 четв. ржи, 0,2 четв. пшеницы,
0,1 четв. ячменя и 0,48 четв. овса. Как видим, размеры запашек немалые.
Такая же картина наблюдалась в центральной части Белебеевского уезда.
Особенность земледельческо-скотоводческого района в том, что, не-
смотря на повышение удельного веса земледелия в экономике, летние
выходы на кочевку продолжались. Но на кочевки теперь выходили только
после завершения весенних полевых работ. В первой половине XIX в.
из-за сокращения земельных площадей уменьшается поголовье скота.
Башкирские деревни Шадринского уезда по кантонной системе входили
в 3-й кантон. В нем насчитывалось 35 башкирских деревень. Сохранились
статистические сведения о количестве скота по 30 деревням на 1840 г.
Там нет распределения скота по различным социальным группам, ибо
статистические сведения в источниках даны в целом по деревням, а не по
дворам. Тем не менее они являются показателем определенного сокраще-
ния скотоводческого хозяйства башкир Шадринского уезда к середине
141


XIX в.: на 1 двор в среднем по кантону приходится лошадей от 5,5 (дер. Ары-
кова) до 32 (дер. Кунакбаева), крупного рогатого скота от 7,1 (дер. Ильчи-
гулова) до 51,9 (дер. Казакбаева) и овец от 2,9 (дер. Тюлякева) до 15,9 (дер.
Серкина). В то же время в Екатеринбургском уезде в 32 башкирских
деревнях на двор приходилось в среднем 9—12 лошадей и такое же
количество крупного рогатого скота, а также овец. Такая же картина
наблюдалась на северо-востоке Башкирии в бассейне реки Ай. Несмотря
на сокращение поголовья скота, башкиры еще соблюдали традиции коче-
вок. К 40-м гг. полукочевое скотоводство, видимо, продолжало оставать-
ся основным занятием у богатых башкир. Ведь еще в начале XIX в.
Н. С. Попов писал, что в Екатеринбургском и Шадринском уездах «имею-
щие довольное количество скота выезжают летом из своих юрт для коче-
вания в Уральские горы...». Видимо, поэтому кантонные начальники писали,
что башкирские деревни являются в основном «кочующими». С другой
стороны, капитан Герн и поручик Васильев, производившие в 1847 г. топо-
графические съемки в Шадринском уезде, писали, что башкиры «оседлы
и занимаются довольно успешно хлебопашеством, составляющим един-
ственный почти их промысел и средства к питанию. В другом источнике,
относящемся к 40-м гг. XIX в. отмечается, что они давно уже покинули
скотоводство и кочевую жизнь и обратились к земледелию. Живут они
в хорошо устроенных селениях и не уступают русским крестьянам ни
в обработке полей, ни в количестве посева. Такая же характеристика
хозяйства башкир Шадринского уезда содержится в других документах.
Скотоводческий район со слабым развитием земледелия
К середине XIX в. господствующей формой хозяйства юго-западных,
южных, юго-восточных и зауральских (кроме северных) башкир остава-
лось полукочевое скотоводство.
В 1830-е, но особенно в 40—50-е гг. происходит резкое уменьшение
поголовья скота. Это явилось результатом сокращения пастбищных угодий
из-за увеличения плотности населения в крае. Упадку скотоводческого
хозяйства способствовали также крутые меры администрации по пере-
воду полукочевых башкир к оседлости и земледелию. К примеру, в 40-е гг.
военный губернатор В. А. Обручев и командующий башкиро-мещеряк-
ским войском Жуковский не разрешали башкирам выходить на кочевку
до завершения весенних полевых работ.
Переходным являлся Белебеевский уезд. Из 101 чисто башкирской
деревни 45 являлись кочевыми. На летние кочевки выходили башкиры,
живущие в бассейне реки Демы. В 40-е гг. XIX в. у них на двор прихо-
дилось в среднем 20—25 лошадей, 5—12 голов крупного рогатого скота,
10—20 овец. Именно о демских башкирах писал Н. Варадинов в 1858 г.:
«Весной всей деревней уходят на кочевки в ... 15, 18, 20 и более верст».
По статистическим данным, в конце 30-х — начале 40-х гг. XIX в.
в Стерлитамакском уезде, в Дуван-Табынской, Кальчиртабынской, Ксита-
бынской, Курпечтабынской, Бишаултабынской, Кумруктабынской, Гирей-
кипчакской, Чанкимкипчакской волостях — на башкирский двор прихо-
дилось в среднем 6—10 лошадей и 4—5 голов крупного рогатого скота.
142


В Юрматынской, Талтимюрматынской, Тамьянской и Миркитинской
волостях количество скота было сравнительно больше, чем в других райо-
нах уезда. Для примера рассмотрим 10 деревень лесостепных районов
Юрматынской волости. В дер. Амирова на 1 двор в среднем приходилось
11 лошадей и 9 голов крупного рогатого скота, в дер. Каныкаева соот-
ветственно 8—9 и 6, в дер. Ялимбетова 55 и 23, в дер. Карайганова 12 и 5,
в дер. Ишеева 12 и 9, в дер. Гумерова 9 и 9, в дер. Юлдашбаева 38 и 10,
в дер. Икичакова 12 и 7, в дер. Ярбишкадакова 16—17 и 14, Кунгазаева 14
и 13. На 1 двор в указанных деревнях приходилось примерно по 2—5 овец
и коз. Для сравнения возьмем 10 деревень Азнаевской и Татигачевской
волостей, расположенных в степях по рекам Ашкадар и Кундряк. В дер.
Аючева на 1 двор приходилось в среднем 18 лошадей и 20 голов крупного
рогатого скота, в дер. Максютова — соответственно 16 и 14, в дер. Сарай-
сина 10 и 5, в дер. Шакарова 28 и 24, в дер. Яушева 11 и 15, в дер.
Табулдина 13 и 12, в дер. Четырманова 14 и 9 и в дер. Бала-Четырманова
10 и 7. Что касается овец, то только в деревнях Аючева, Максютова,
Сарайсина и Карайсина их приходилось на 1 двор 2—5 голов, и в осталь-
ных колебалось от 10 до 15. Коз почти не держали. Приведенные данные
свидетельствуют, что, во-первых, в первой половине XIX в. происходит
сокращение поголовья скота и, во-вторых, количество лошадей и коров
на 1 двор в деревнях лесостепных и степных районов было примерно
одинаковым.
В Талтимюрматынской, Тамьянской и Миркитинской волостях обычно
на двор также приходилось 10—30 лошадей и 5—10 голов крупного
рогатого скота. Эти волости были сравнительно слабо заселены, к тому
же они располагались по долинам Ашкадара, Сухайлы, Кундряка, Селеука
и других рек, поймы которых богаты сочной травой, очень удобны и вы-
годны для ведения скотоводческого хозяйства.
В Оренбургском уезде в 1827 г. на 1 душу приходилось 2,46 лошади и
1,46 головы крупного рогатого скота. В 1838 г. в 31 деревне Оренбургского
уезда на 914 дворов приходилось 9 747 лошадей, 5 295 голов крупного
рогатого скота, 2 922 овцы, т. е. на 1 двор приходилось 10,6 лошади,
6,7 головы крупного рогатого скота и 3,1 овцы. В 1855 г. же было 1,26 ло-
шади и 0,75 головы крупного рогатого скота.
Общая тенденция уменьшения поголовья скота охватила и юго-восточ-
ную Башкирию. Рассмотрим Верхнеуральский уезд. Анализ архивных
статистических данных, относящихся к 1837—1853 гг., показывает, что
в 61 деревне Бурзянской волости на 1 двор приходилось в среднем
7,4 лошади, 6,6 головы крупного рогатого скота и 3,5 овцы. В 38 деревнях
Тамьянской волости на 1 двор приходилось в среднем 6,8 лошади, 4,7 го-
ловы крупного рогатого скота и 3,2 овцы. В 16 деревнях Карагай-
Кыпчакской волости на 1 двор приходилось в среднем 5,5 лошади, 2,9 головы
крупного рогатого скота и 1,8 овцы. В 7 деревнях Тангаурской волости на
1 двор приходилось в среднем 6,7 лошади, 4,1 головы крупного рогатого
скота и 3,1 овцы. В 10 деревнях Каратабынской волости на 1 двор
приходилось в среднем 5,1 лошади, 3,1 головы крупного рогатого скота
и 3,5 овцы. Примерно такая же картина отмечалась во всех башкирских
деревнях Кубелякской, Катайской, Кудейской и Телевской волостей.
В целом за 28 лет (1827—1855 гг.) в Верхнеуральском уезде число лошадей
143


у башкир уменьшилось с 1,76 до 1,26 головы и крупного рогатого скота —
с 0,92 до 0,81 головы на душу.
В 15 деревнях Катайской волости, а именно в Арыпкулова, Гадилыыино,
Бутаево, Калошина, Усмангалина, Нукатова, Бердыгулова, Ашова, Куюко-
ва, Аптюкова, Зюякова, Асина, Бришева, Манатлина, Новорасянова, на
1 двор в среднем приходилось 1—3 лошади, 1—2 коровы, 2—5 овец. Такое
положение объясняется тем, что эти деревни расположены в горно-лес-
ных районах Южного Урала, где условия для скотоводства малопригодны
и поэтому большую роль в хозяйстве башкир играли лесные промыслы.
Сохранившиеся источники не позволяют воссоздать распределение
скота по различным социальным группам башкир. Естественно, что не все
башкиры владели одинаковым количеством скота. Некоторые баи имели
до нескольких сотен голов. Так, по данным на 1858 г., в Верхнеуральском
уезде Трукмен Мансуров имел одних только лошадей 300 голов, урядник
Габдулмукмин Идильбаев — 250, хорунжий Сабит Суюндуков — 210,
имам Хусейн Кильдебаев — 200, азанчей Ималы Имангулов — 180, зауряд
хорунжий Фаткулла Кильмяков — 160, Якуп Сулейманов — 150, Габдул-
салям Идильбаев — 125, Шамсутдин Ишбердин — 100 и т. д.
Процесс сокращения поголовья скота охватил и Зауралье. В 1840-е гг.
там в среднем на 1 двор приходилось от 3 (дер. Алимгулова) до 26,6
(дер. Сеитбатталова) лошади, от 2,99 (дер. Сибишева) до 15,4 (дер. Сеит-
батталова) головы крупного рогатого скота, от 0,9 (дер. Алимгулова) до
28,3 (дер. Муртазина) овцы. Число коз было незначительным. В остальных
115 деревнях количество скота, как на каждую отдельную деревню, так и
на 1 двор, было примерно равным.
Несмотря на определенное уменьшение поголовья скота, башкиры про-
должали заниматься традиционным полукочевым скотоводством. Военный
топограф Нелюбин, производивший в 1838 г. топографические съемки
Стерлитамакского уезда, так описывает хозяйство башкир этого края:
«Во время зимы имеют свои жительства в постоянных своих зимовых
домах, в коих ничем не занимаются, как только прокармливают свой скот
сеном и соломой, который у богатых людей загоняется в хлевы, а у бед-
ных большей частью кормится в степи травою, которою скот своими
копытами выбивает из под снега... С наступлением весны и по слитии
воды жители сии выходят из зимовых домов в летние кочевья...»
В 1847 г. капитан Герн и поручик Васильев, составляя военно-статис-
тическое обозрение Оренбургского края, отмечали, что башкиры «...4-го,
5-го, 6-го, 7-го, 9-го кантонов только осень и зиму проводят в бедных и
нечистых избах своих, с 15 же мая по 15 сентября, переходя с кочевками
с места на место, на расстоянии от 5 до 35 верст от деревень своих, зани-
маются скотоводством...».
В 1852 г. в рапорте оренбургского гражданского губернатора Ханы-
кова отмечалось: «Значительная часть башкир, именно в Оренбургском,
Стерлитамакском, Уфимском, Верхнеуральском и Троицком уездах выхо-
дят летом на кочевье».
Современники, побывавшие среди башкир-полукочевников, отмечали,
как они с большими трудностями переносят зиму, как с приближением
весны «лица их (башкир. — Р. Я.) расцветают радостью, все сердца бьются
ожиданием». У них заранее все готово для ухода на кочевку. Особенно
144


занимательны дни отъезда. Мужчины, «собираясь толпами на улице»,
говорят о будущих кочевках, «не заботясь больше ни о чем», женщины
собирают вещи, а старики, «переходя от одной толпы к другой», расска-
зывают молодежи «о прелестях давно минувших кочевок». И вот насту-
пает долгожданный день. «Собирается истощенный от бескормицы скот,
лошади запрягаются в арбы, в которые складывается вся домашняя рух-
лядь, другие седлаются под отдельных седоков и таким образом целыми
вереницами отправляются в поход...» Обычно степные башкиры кочевали
в степях рядом с водой, горно-лесные — на лесных полянах и в долинах,
обильных ручьями. Летними жилищами, как у степных, так и горно-
лесных башкир являлись войлочные кибитки — аласык, бедняки строили
балаганы. С наступлением осени они возвращались в деревни, и начи-
налась обычная жизнь с «нуждами и крайностями». Скот опять «всю зиму
гуляет в степи на тебеневке и только жеребята да мелкий скот держатся
в это время дома и кормятся сеном, соломой — и то в пропорции слиш-
ком скудной».
Сенокошение в рассматриваемое время было распространено по всей
Башкирии. Еще в начале XIX в. отмечаются значительные размеры
сенокошения в прилинейных кантонах. Так, например, в 1804 г. башкир
дер. Биктимеровой Чанким-Кыпчакской волости 9-го кантона Бускул Дуя-
нов обратился к оренбургскому военному губернатору, чтобы ногайцы
вернули его односельчанам присвоенные ими «накошенного башкирцами
(летом 1804 г. — Р. Я.) в 130 стогах и 915-ти копнах сена». А до этого, т. е.
8 января 1804 г., дворянский заседатель земского суда Приезжев отдал
ногайцам «приготовленные ими (башкирами. — Р. Я.) по обоим сторонам
речки Касмарки сено 224 стога». В 1805 г. начальник 9-го кантона Буран-
гул Куватов рапортовал оренбургскому военному губернатору Волкон-
скому, что ногайцы в 1804 г. «...перешед через реки Сакмару... перевозили
сено у башкирцев (деревень Янтемировой и Сунарчиной. — Р. Я.)
накошенных ими 224 стога, отчего за неимением корму и скот их пал да
сверх того еще сего года... перевозили они же ногайцы 354 стога (у баш-
кир этих же деревень. — Р. Я.)».
В целом же, даже в конце 1840-х гг. у полукочевых башкир, хотя «заго-
товление сена для собственного употребления и на продажу производится
в больших размерах», но «все не соответственно потребности скотовод-
ства, так как во многих местах скотина тебенюет, т. е. зимой прокармли-
вается сама подножным кормом».
В таких условиях скотоводство, естественно, полностью зависело
от стихийных условий. Зимой от бескормицы, глубокого снега, буранов
и морозов скот «гибнет во множестве». В 1858 г. в полукочевых кантонах
погибло 40 тыс. голов скота, в 1862 г. — 49 тыс. Кроме того, у башкир,
служивших в казахской степи в транспортных и «рабочих» командах,
ежегодно погибало до тысячи лошадей.
Одним из основных показателей масштаба развития земледелия явля-
ется соотношение освоенных под пашню земель к численности населения.
В Стерлитамакском уезде в 40-х гг. XIX в. вся площадь земли составляла
1 888 858 дес, из них под пашней находилось 177 438 дес, т. е. 6% всех земель.
Размеры посевов юго-западных башкир были незначительными и вряд
ли одно хозяйство превышало 1—2 дес. Так, по данным 1837 г., размеры
145


посевов на 1 двор составляли в дер. Нурдевлетова 1,25 дес, в дер. Сабаше-
ва — 1,7 дес, в дер. Юлдашева — 1,5 дес, в дер. Канбулатова — 1,5 дес,
в дер. Юмакова — 1,8 дес. и дер. Юмакаева — 3,06 дес. Эти деревни
расположены по берегам реки Белой и ныне входят в Мелеузовский
район. В Кумрук-Табынской волости Стерлитамакского уезда в начале
1840-х гг. на 1 двор приходилось посевов: в дер. Абзянова 0,6 дес,
в дер. Тюакачева — 0,5 дес, в дер. Атмамбатова — 0,9 дес, в дер. Тимер-
баева — 0,5 дес, в дер. Узунларова — 0,6 дес, в дер. Азова — 0,7 дес,
в дер. Терекли — 0,3 дес, в дер. Муллакаева — 0,6 дес. В целом правильно
писали хорунжие Курпачев и Хасянов, производившие сбор статисти-
ческих данных в различных волостях Стерлитамакского уезда в 1839—
1844 гг., что башкиры занимаются только «частью хлебопашеством».
По направлению и структуре хозяйства к юго-западным башкирам
примыкали башкиры, живущие в Бугурусланском, Бузулукском и Орен-
бургском уездах Оренбургской губернии (в бассейне рек Ток, Большой и
Малый Уран, Бузулук и др.) и в Самарской губернии (по рекам Камелек,
Каралык, а также по верхнему и нижнему течению реки Большой Иргиз).
На этом огромном пространстве башкиры «требуют сильных понуждений
к занятию хлебопашеством», хотя вспашки уже встречаются почти повсе-
местно. Так, например, в январе 1804 г. башкиры Чанким-Кыпчакской
волости Оренбургского уезда жаловались, что дворянский заседатель
земского суда Приезжев насильно отдал ногайцам «приготовленный»
и «принадлежащий нам (башкирам — Р. Я.) в поле стоячий хлеб». Лето
этого же года ногайцы потравили «их (башкир Чанким-Кыпчакской воло-
сти. — Р. Я) хлеба».
Земледелием в этих районах занимались мало. Военный топограф Пет-
ров, производивший в 1838 г. топографические съемки Оренбургского
уезда, писал о земледелии башкир дер. Ганчурина: «Хлебопашество, хотя
и есть у жителей, но оно вовсе незначительно, так что самый богатый
башкирец засевает только до одной десятины, а бедный до 0,25 дес. или
осьминку». Такие размеры запашек были в деревнях Ганчурина, Ильки-
неева, Верхне-Псяньчино, Емашева, Апасева и др. (всего 30 деревень).
Только в дер. Туманьчина «некоторые богатые засевают до 1,5 дес,
а бедные только до 0,5 десятины». При общем низком уровне распро-
странения земледелия все же начинают выделяться хозяйства, которые
имели значительные размеры посевов. В 1845 г. был составлен «Именной
список» башкир Оренбургского и Верхнеуральского уездов, высеявших
от 100 и более пудов. Это были феодалы, муллы и урядники. В Оренбург-
ском уезде их насчитывалось 106 человек. Высеявших от 100 до 150 пудов
было 79, от 150 до 200 — 18 и свыше 200 — 9 баев. В деревнях Аяк-
Ишметовой, Имангуловой, Тятир-Араслановой и Нижне-Ибраевой от 5 до
10 домохозяев высеяли до 200 пудов. У башкир Абубакира Тохватулина,
Гайнутдина Хасанова, Рахматуллы Гусманова, Абубакира Гадиева, Кали-
муллы Хабибуллина, Абдрашита Абдуллинова и Абдуллы Ишмухаметова
количество высеянного хлеба доходило до 150 пудов, у Мухаметши Разак-
баева — до 300 и Абдуллатифа Сагитова 350 пудов.
Такая же картина наблюдается в Бузулукском и Бугурусланском уездах.
Правда, по имеющимся документам можно судить о том, что в этих уездах
в начале XIX в. башкиры начали сеять озимые. Эти районы подвергались
146


сильной русской крестьянской колонизации. Так, по данным 1822 г., в Бу-
гурусланском уезде числилось всего 56 290 душ мужского пола, из них
башкир было только 615, а русских крестьян (государственных, удельных
и помещичьих) насчитывалось 43 654. То же и в Бузулукском уезде. При
общей численности населения 29 304 души башкир было 560, русских —
21 604. Остальную часть населения в обоих уездах составляли незна-
чительные группы отставных солдат, казаков, купцов, ясашных татар,
тептярей и мишарей. Естественно, при сложившихся условиях башкиры,
воспринявшие систему земледелия у русских крестьян, культивировали
и озимые. В начале 1820-х гг. в Бугурусланском и Бузулукском уездах
посев озимых на 1 мужскую душу составлял у башкир 0,5 дес, у русских
крестьян — 1,5 дес. и у ясашных татар и тептярей — 0,75.
Башкирские запашки в несколько раз уступали запашкам русских
крестьян, тептярей и др. Размеры посевов на одну душу у башкир Бузу-
лукского уезда были в 7,5 раза меньше, чем у государственных поселян,
в 13 раз меньше, чем у отставных казаков, в 18 раз меньше, чем у тептярей,
в 19, чем у отставных солдат, и в 13,5 раз, чем у помещичьих крестьян.
Только калмыки-казаки имели одинаковые с башкирами размеры посевов
яровых культур. Несколько иное соотношение прослеживается в Бугурус-
ланском уезде. Правда, в этом районе у башкир на одну душу приходи-
лось столько же посевов, сколько и в Бузулукском уезде, но зато у других
категорий населения их было меньше.
Сравнительно развитое земледелие было у башкир Самарской губер-
нии. По записям генерал-губернатора, в начале 1860-х гг. на одну душу
у башкир приходилось примерно 0,8 дес. пашни.
Общая картина распространения земледелия в Верхнеуральском уезде
была такой же, как и в Оренбургском уезде. Здесь также удельный вес
земледелия в экономике башкирского населения был незначительным.
В течение первой половины XIX в. появляются хозяйства, размеры посе-
вов которых были (в башкирских масштабах) большими. Башкир дер. Ит-
куловой Тангаурской волости Верхнеуральского уезда Давлеткильды
Култаев писал в 1815 г., что «...25 апреля...поехали для посева ярового
хлеба и хлебопашества. На пашню взяли 19 лошадей. День и ночь пахали.
26-го после полудни отец поехал в деревню за семенами, они кончились».
Хозяйство Давлеткильды Култаева, вероятно, было крупным, если в посе-
ве участвовали, кроме него, еще 6 человек.
По «Именному списку» (1845 г.), в Верхнеуральском уезде высеявших
от 100 и более пудов насчитывалось 106 человек. От 100 до 150 пудов
высеяли 83 хозяина, от 150 до 200 пудов — 17, и свыше 200 пудов — 6.
В деревнях Юлдашевой, Байрамгуловой, Карагужиной, Наурузовой и Юла-
мановой таких людей набиралось 5—6. Более 200 пудов высеяли Гумер
Кулушбаев и Алтынбай Исянгалин из дер. Рахметовой, Габдулвахит
Габдрахманов из дер. Баимовой, Яушбай Мулдаев и Мансур Хасянов из
дер. Исламгуловой. Самый крупный посев принадлежал Баймухамету
Абдулвагапову из дер. Базаргуловой. Он высеял 250 пудов.
В целом, размеры посевов были незначительными. Так, например,
в 1842 г. на одну душу было высеяно озимых 0,1 дес, а яровых весной
1843 г. — 0,5 дес. Урожай озимых на одну душу составил — 0,5 четв.,
а яровых — 3,3 четв.
147


По реформе 1855 г. юго-восточные башкиры подразделялись территори-
ально на три кантона: 4-й, 5-йг 6-й. В 4-м кантоне, по данным кантонного
управления на 1858 г., было 25 978 башкир. В 1856 г. здесь было посеяно
9 787 четв. яровых, т. е. примерно 0,35 четв., или 0,17 дес. на душу.
В 1857 г. было посеяно 14 321 четв. яровых, или в среднем 0,5 четв. на
душу. В следующем, 1858 г., было посеяно 14 919 четв. яровьщ, т. е. при-
мерно 0,57 четв. (0,27 дес.) на душу.
В 5-м кантоне на 1858 г. насчитывалось 26 040 башкир. В 1857 г. здесь
было посеяно 15 327 четвертей или, говоря иначе, 0,6 четв. (0,3 дес.) на душу.
В 1858 г. было посеяно 15 727 четв., т. е. 0,58 четв. (0,29 дес.) на душу.
В 6-м кантоне на 1858 г. было 25 297 башкир. В отличие от 4-го и 5-го
кантонов здесь сеяли, правда, в небольших размерах и озимые. В 1857 г.
было посеяно 14 744 четв. яровых, 4 009 четв. озимых. Следовательно,
на душу приходилось 0,73 четв. посевов, в т. ч. 0,58 четв. яровых (0,29 дес.)
и 0,15 четв. озимых (0,1 дес). В 1858 г. было посеяно 13 802 четв. яровых
и 4 826 четв. озимых, т. е. 0,5 четв. (0,25 дес.) и 0,2 четв. озимых (0,13 дес.)
на душу.
Как видно, площадь засеваемой земли в расчете на одного человека
даже к середине XIX в. не превышала 0,3 дес. Такие незначительные
посевы были рассчитаны исключительно на собственное потребление.
Распределение урожая 1858 г. в 6-м кантоне, например, было следующим.
Осенью 1857 г. было посеяно 4 828 четвертей озимых и в 1858 г. — 13 802
четв. яровых. Урожай озимых составил 20 510 четв., а яровых 70 576. Из
полученного урожая озимых в 1858 г. было посеяно 1 181 четв. и сданы
в семенные магазины 473. Таким образом, для потребления населения
оставалось 18 856 четв., т. е. 0,7 четверти на душу. Распределение яровых
в источнике не дается, но отмечается, что на продовольствие жителей
«осталось 34 609 четвертей 6 четвериков 5 гарницы» или в среднем
1,3 четв. на душу. Итак, на одну душу на продовольствие до урожая 1859 г.
приходилось всего около 2 четв. хлеба.
В горно-лесных районах из-за природных климатических условий (позд-
няя весна и ранняя осень, каменистая местность) земледелием башкиры
не занимались. Это были гирей-кыпчаки, карагай-кыпчаки и часть катай-
цев. Правда, и у них были попытки посева хлебных злаков. Так, в 1837 г.
в Катайской волости Верхнеуральского уезда в дер. Бердагулова на
30 дворов было посеяно 10 дес. яровых, в дер. Усмангали на 40 дворов —
15 дес, в дер. Нукатова на 35 дворов — 15 дес, в дер. Субхангулова на
20 дворов — 10 дес, в дер. Ашова на 52 двора — 15 дес, в дер. Куюкова на
31 двор — 8 дес. и в дер. Худайбердина на 45 дворов — 12 дес.
Но эти посевы урожая не дали, и в дальнейшем башкиры этих деревень
не занимались земледелием.
Труднее обстоит дело с выяснением уровня земледельческого хозяй-
ства у зауральских башкир (кроме северных), которых мы рассмотрели
выше. В. М. Черемшанский сообщает, что значительная часть башкир
Челябинского уезда Оренбургской губернии, в т. ч. живущие по берегам
озер между Миассом, Тоболом и реки Уй, в середине XIX в. земледелием
еще не занималась.
Изучение архивных источников показывает, что дело обстояло несколь-
ко иначе. В первой половине XIX в. под влиянием русских происходит
148


постепенное, правда, медленное, распространение земледелия у башкир
этого региона. Военные топографы и местные старшины в 1840-х гг. отме-
чают, что занятием башкир в каждой из 136 деревень являются «скотовод-
ство и хлебопашество». Сочетание полукочевого скотоводства с земледе-
лием сократило сроки кочевания и степень отдаленности кочевий от
деревень. В XVII—XVIII вв. башкиры ранней весной со всем скотом и скар-
бом покидали деревню. Обратно они возвращались лишь поздней осенью,
когда выпадал первый снег. Дальние кочевки отстояли от деревень на
несколько десятков километров. В середине XIX в. на кочевки стали выез-
жать позднее, с 15-го мая по старому стилю, т. е. после завершения сева.
Дальние кочевки прекратились. В источниках зауральские башкиры
перечисляются в числе кочующих «от 5-ти до 35-ти верст от деревень своих».
Это было обусловлено не только отсутствием пастбищ, но и тем, что к пе-
риоду жатвы башкиры должны были вернуться к своим посевам. В целом,
переход зауральских башкир к земледелию совершался медленно. Хотя
в источниках отмечается занятие хлебопашеством зауральских башкир,
было бы ошибкой преувеличивать его роль в их экономике. Даже в сере-
дине XIX в. размеры посевов оставались незначительными. Видимо, не
все жители и в одной деревне засевали поле. Зауральские башкиры, отме-
чается в источнике 1847 г., «требуют сильных понуждений к занятию хлебо-
пашеством, впрочем в последнее время и они начали понимать пользу
этой промышленности и мало к ней обращаются».
Параллельно с упадком скотоводческого хозяйства в горно-лесных рай-
онах все более возрастающее значение приобретают лесные промыслы,
хотя обычай выходить на летние кочевки сохраняется у всех башкир.
«Главные их промыслы суть скотоводство, охота и добыча лесных изде-
лий», — отмечается в источнике, относящемся к 1854 г. Зимой рубили лес,
заготовляли дрова для продажи близлежащим заводам, степным башки-
рам и жителям г. Оренбурга. Видное место в хозяйстве башкир занимала
заготовка бревен. Только по реке Сакмар башкиры каждый год сплавляли
«до 5 500 бревен разного леса». Кроме того, занимались выгонкой дегтя,
сидкой смолы и выделкой кулей. Большое значение в хозяйстве продол-
жало играть пчеловодство. Однако в связи с истреблением лесов количе-
ство бортей у башкир постепенно сокращается. Оренбургский военный
губернатор писал в 1843 г.: «Следствием истребления лесов был упадок
бортевого пчеловодства в крае, ибо бортевое, или дикое, пчеловодство
всегда здесь имело перевес над обыкновенным или домашним, но так для
бортевого пчеловодства необходим уединенный лес и огромные дупло-
ватые деревья, то очевидно, что человек при истреблении леса уничтожил
и те самые деревья, и тем возводил преграду к умножению диких пчел.
Нельзя не сожалеть об упадке бортевого пчеловодства, как потому, что
дикие пчелы всегда лучше домашних по силе и изобилию приносимого
ими меда, так и потому, что борти с пчелами составляют такой дар при-
роды, о котором человек имел только одно попечение в известное время
года выломать мед, а как затем пчелы зимовали, об этом он и не забо-
тился». Теперь башкиры начали устраивать ульи-колоды. Их развешивали
в лесу на деревьях. Появилась возможность сконцентрировать большое
количество ульев на деревьях, на сравнительно небольшом участке. Это
было переходной формой к устройству пасек, где ульи стояли уже на
земле. Эту особенность постепенного перехода от бортевого пчеловодства
149


к пасечному одним из первых отметил А. Тимофеев, изучавший Орен-
бургскую губернию в 20-х гг. XIX в.: «Башкирцы склонные к пчеловод-
ству: они с большим успехом разводят улья близ домов своих, и в лесах,
кои называются бортевые».
В рассматриваемое время башкиры продолжали заниматься одним из
традиционных занятий — охотой. «Из всех жителей Оренбургской губер-
нии башкирцы более всех занимаются звероловством, — пишется в источ-
нике 20-х гг. XIX в., — что доставляет им немаловажную пользу, медведей,
лосей, оленей бьют из ружей и рогатинами, куниц и белок — из луков,
мелких зверей — западнями и ловушками; волков же, лисиц и зайцев
ловят совсем особым манером: собираются человек 6 или 10 на добрых
конях, берут с собой чеканы (топорики с длинными древками), дубинки
и нагайки (плети); выезжают в степь — осенью по черной тропе, иногда
по снегу; как скоро соследят зверя или увидят зайца, начинают занимать-
ся один или двое, прочие едут нешибко, когда лошади первых устанут, их
сменяют другие и таким образом гоняют до тех пор, пока он, выбившись
из сил, встанет, тогда наскакав на него, волка и лису, убивают чеканом,
зайца дубинкой или нагайкой — иногда таковая охота продолжается до
января месяца». Башкиры-охотники воспитывали ловчих птиц не только
для себя, но и для продажи. Они, «...снимая с гнезд беркутов, выкармли-
вают их, приучая ловить лисиц, зайцев и других зверей, отвозят в Орен-
бург на мену с бухарцами и киргизцами». Обычно меняли ловчих птиц на
скот. Весьма интересно вынимание из гнезд молодых соколов. Вот как
описывает это очевидец (1820-е гг.): «Сокол обыкновенно имеет гнездо
свое на высоких каменных горах, в самых крутых утесах, и в ущельях над
реками и стремнинами, куда ни человек, ни зверь подойти не может; три
или четыре башкирца на вершине горы, противу гнезда соколинова, вби-
вают два толстых, но не высоких кола, за одним привязывают крепкую
волосяную веревку, а на другой навертывают оную, оставляя конец, на
который приделана простая сиделка, один башкирец, покрывши лицо и
плечи толстой кожей, садится, привязавшись к веревке и взяв с собою
корзину; товарищи его развертывают веревку и опускают вниз до тех пор,
пока тот, придерживаясь, где можно, за выдавшиеся камни и ущелины и
поравнявшись с гнездом, дает им знать; тогда оставшиеся на горе башкир-
цы, дав время спущенному вниз взять молодых соколят и положить в кор-
зину, опять навертывают веревку и поднимают его наверх. В то время,
как башкирец опускается к гнезду, вынимает соколят и подымается, соко-
лы, взлетая высоко на воздух и стремительно оттуда спускаясь, ударяют
когтями башкирца столь сильно, что иногда раздирают кожанное его
покрывало и делают чувствительные знаки на голове и плечах».
Мероприятия администрации по переводу башкир
к оседлости и земледелию
В связи с переводом башкир в военно-казачье сословие царское пра-
вительство одновременно предписывало губернским властям принимать
меры по переводу полукочевых башкир к оседлости и земледелию. Еще
в 1798 г. царь Павел I строго наказывал оренбургскому губернатору
150


О. И. Игельстрому: «...повелевается как вам, так и всем юртовым старши-
нам входить в состояние каждого башкирца и смотреть накрепко, чтобы
всякий старался о приведении в хорошее состояние домостроительство,
земледелия и прочей своей экономики», а «ленивых и беспечных побуж-
дать к тому легким наказанием и, отобрав на время все угодьи, коими они
пользуются, отдавать в работники хорошим хозяевам, назнача плату,
какую хозяева должны им в год платить, под каковым присмотром и содер-
жать их до того времени, пока исправят поведение и найдутся в состоя-
нии сами хозяйствовать». Что касается нищих, то их «сим посредством
приводить также в исправление...». Кроме того, военному губернатору,
кантонным начальникам и юртовым старшинам вменялось в обязанность
«в отсутствие выкомандированных на службу, не было хозяйство их
упущено... имеете непременный долг пещись, о том, и для того, смотря
по состоянию каждого, равномерно должна быть дана им от общества
помощь, особливо во время жатвы и сенокоса». Принудительный перевод
башкир к оседлости начался с 1830-х гг. Так, в 1834 г. военный губернатор
В. А. Перовский запретил башкирам выход на хутора, мотивируя тем, что
они там оказываются вне надзора полиции и уклоняются от несения
повинностей. В сущности, это было запрещением кочевки башкир, т. к.
губернатор приказал оставить со стадами только пастухов.
В дальнейшем власти от башкир требовали укрупнения деревень.
Аулы должны были состоять по меньшей мере из 25—30 дворов. Видимо,
этим объясняется тот факт, что если в 1826 г. было 1 804 башкирские
деревни, то в 1846 г. их осталось 1 774.
В целях дальнейшего усиления надзора за поведением башкир был
учрежден институт попечительства, который имеет прямое отношение
к хозяйственной жизни.
В 1835 г. Башкиро-мещерякское войско, состоящее из семнадцати кан-
тонов, было разделено на 6 попечительств. В 1-е попечительство с цент-
ром в Красноуфимске входили 1, 2 и 3-й башкантоны, территориально —
Осинский, Пермский, Красноуфимский, Екатеринбургский и Шадринский
уезды Пермской губернии. Во 2-е попечительство с центром в Челябинске
входили 4-й и 5-й башкирские и 1-й мишарский кантоны, расположенные
в Челябинском и Троицком уездах Оренбургской губернии. В 3-е попечи-
тельство с центром в Оренбурге входили 6-й и 9-й башкантоны, располо-
женные в Верхнеуральском уезде Оренбургской губернии. В 4-е попечи-
тельство с центром в Стерлитамаке входили 7-й башкирский и 2-й и 5-й
мишарские кантоны, расположенные в Стерлитамакском и Белебеевском
уездах Оренбургской губернии. В 5-е попечительство с центром в Уфе
входили 8-й и 10-й башкирские, 3-й и 4-й мишарские кантоны, располо-
женные в Уфимском, Бирском и Стерлитамакском уездах Оренбургской
губернии. В 6-е попечительство с центром в Мензелинске входили 11-й и
12-й башкантоны, расположенные в Мензелинском, Сарапульском и Ела-
бужском уездах Оренбургской и Вятской губерний. Во главе попечи-
тельства стоял русский офицер, который подчинялся непосредственно
командующему войском. В 1835 г. в циркулярном предписании генерал-
губернатор В. А. Перовский в двадцати пунктах перечислил обязанности
попечителей. Они, прежде всего, обязаны были вести наблюдения «за на-
родом как в отношении нравственном, так и равно хозяйственном и поли-
151


цейском». В области хозяйства попечитель должен был строго следить за
тем, чтобы все башкирское население занималось земледелием. Он
«внушал» богатых башкир принимать к себе в работники бедных башкир,
которые не имели собственного хозяйства. Попечителю вменялось в обя-
занность прекращать «истребление лесов» вотчинниками и их припущен-
никами, а также производить торги на отдаваемые в оброк башкирские
угодья. Наблюдение за состоянием магазинов для хлебных запасов и за
исправным выполнением повинностей также входило в обязанности по-
печителей. В «путевых журналах» попечителей фиксировалась проделы-
ваемая ими работа. Сохранились записи попечителя 6-го и 9-го кантонов
И. И. Филатова, датируемые сентябрем 1848 г. Он лично проверил, дейст-
вительно ли башкиры дер. Исмаково засевают озимой хлеб, «всюду делал
внушения к трудолюбию», а замеченных «в явном нерадении к хозяйству
и лени» подвергал «в пример прочим» наказанию, «соразмерному вине
каждого». Проезжая по аулам, он осматривал «устройство домов» по пла-
ну. Филатов был настолько жестоким, что в юго-восточной Башкирии до
сегодняшнего дня сохранились об этом предания. Видимо, не было случая,
чтобы по приезду в какой-либо аул он собственноручно не наказывал
кого-либо. Поэтому жители деревень, опасаясь внезапного появления Фила-
това, днем выставляли на минаретах караульных. По сигналу последних
о приближении Филатова к аулу, жители прятались или «кидались на
работу во дворы, огороды». Замеченных в «нерадении» он подвергал «гене-
ральной порке».
В начале XIX в. местные власти не предпринимали резких принуди-
тельных мер по переводу полукочевых башкир к оседлости и земледелию.
Во всяком случае по архивным данным это проследить не удается. При
генерал-губернаторе В: А. Перовском начинают создаваться семенные
магазины для беспроцентной сс^ды семян, закупленных на средства баш-
кирского населения. В 1842 г. таких магазинов насчитывалось 76. Местная
администрация практиковала также поощрительные меры, такие, как
выдача кафтанов и «похвальных листов» обычно богатым башкирам, рас-
ширяющим свои посевы.
Особенно крутые меры по насильственному переводу полукочевников
к оседлости и земледелию предпринимались при генерал-губернаторе
В. А. Обручеве в 1842—1851 гг. В 1843 г. примерно 60 тыс. жителям
южных и юго-восточных кантонов были розданы семена и приказывалось
им «заняться хлебопашеством». Весенние полевые работы проводились
под строжайшим контролем юртовых старшин и сотских. Взятые ссуды
осенью были возвращены башкирами в магазины «бездоимочно». В июле
1845 г. В. А. Обручев предписал командующему башкирским войском
Жуковскому «принять меры», чтобы в 3, 6, 9 и 10-м кантонах, «где ока-
зывается засева от 7 до 17 фунтов на душу, посев озимого хлеба был про-
изводим в большем количестве». Исходя из этого, Жуковский приказал
кантонным начальникам и юртовым старшинам, чтобы «на каждую душу
мужского и женского пола высевалось отнюдь не менее 2-х пудов».
Первые опыты прошли удачно. Поэтому Жуковский в марте 1850 г.
потребовал, «чтобы посев башкир не ограничивался ничтожным коли-
чеством семян, а по крайней мере было высеяно хлеба не менее 3-х пуд на
каждую душу обоего пола». В. А. Обручев не только не отменил этого
приказа, а наоборот, от 14 апреля 1850 г. предписал новому командую-
152


щему башкирским войском Н. П. Беклемишеву «подтвердить кантонным
начальникам, дабы они имели самое длительное наблюдение за этою совер-
шенно необходимою отраслью сельского хозяйства и всемерно старались
об увеличении подведомственными им башкирами засевов собственного
хлеба и чтобы развить в них более трудолюбия к земледелию и вместе
с тем удержать от праздной и ленивой жизни». Однако к такому резкому
переходу башкиры, естественно, не были подготовлены. Кроме того, семен-
ные магазины не имели достаточных запасов. Башкирские чиновники,
как обычно, в угоду командующему «не взирая ни на какие препятствия,
ни на какие нужды, угрозами, даже наказаниями, принуждали башкир
к тому, чтобы они во что бы ни стало приобрели зерна и сеяли». В 1850 г.
после инспекторского осмотра 7-го и 10-го кантонов (Оренбургский и
Верхнеуральский уезды) Н. П. Беклемишев писал, что «главными из разо-
рительных для башкирцев мер в хозяйственном отношении» являются
«1) усиленное распространение хлебопашества, 2) стеснение вследствие
того кочевания, а вместе коневодства и скотоводства». Командующий
обратил внимание и на то, что маломощные домохозяева вынуждены
из-за семян продавать последние пожитки и становиться вечными
должниками. Он видел, как «башкирцы, снявши с плачущих жен своих
ценные кашбау и с себя последние дорогие халаты, отдавали их в залог за
самое малое количество ржи приказчикам соседских помещиков...».
В своем усердии добиться быстрого перехода полукочевников к оседлости
и земледелию В. А. Обручев заходил так далеко, что приказал «в таком
только случае выходить в летнее время на кочевку, когда каждым из них
будет вспахана и засеяна хлебом земля».
Вторично назначенный военным губернатором В. А. Перовский, хоро-
шо знавший особенности быта и культуры башкирского народа, анали-
зируя распоряжения Обручева, в особенности «о посеве... 3 пуда на душу»,
с возмущением писал в 1851 г. военному министру: «Здесь нельзя не обра-
тить внимание на невероятную легкомысленность и, смею сказать, недоб-
росовестность, с каким ведено это дело важное с самого начала. Генерал
Обручев заставляет со дня на день более ста тысяч полукочевых башкир,
почти незнакомых с земледелием, пахать и сеять; усиливает посевы без
всякого расчета и соображения... Можно себе вообразить, какие бедные
башкирцы получают понятия о пользе хлебопашества через указанные
внушения! Какими средствами исполнители устраняют встречаемые пре-
пятствия! К каким неисчислимым злоупотреблениям подобное распоря-
жение дает повод!» Забота царского правительства о распространении
земледелия у башкир, по мнению В. А. Перовского, служит лучшим свиде-
тельством «необходимой осторожности и постепенности в этом деле»,
если бы можно было достигнуть этой цели простым предписанием, то
«уже не существовало бы в России кочующих инородцев и земледелие
процветало бы повсеместно». Предписание Обручева «до выхода на кочевья
засевать по 3 пуда на душу», считал В. А. Перовский, наносит сильный
удар по главному традиционному хозяйственному укладу башкир — ско-
товодству. Непосредственным следствием воспрещения выходить ранней
весной на кочевки, подчеркивал В. А. Перовский, должно быть уничто-
жение покосных мест близ деревень, ибо скот вытаптывает их прежде,
чем покажется трава. «Порядок кочевания не есть какой-либо навык,
основанный на прихоти, отменить его — значит разрушить все народное
153


хозяйство, поэтому, можно сказать утвердительно, что с тех пор, как соб-
людается распоряжение, сделанное генералом Обручевым, башкирские
табуны должны были уменьшиться в возрастающей прогрессии».
Местная администрация пыталась распространить среди полукочевых
башкир и наиболее передовую систему земледелия. Так, при генерал-
губернаторе Обручеве в 1845 г. «было сделано предположение кочевые
кантоны снабдить правилами о введении трехпольного хлебопашества».
После этого указания кантонные начальники и юртовые старшины при-
нудительным путем пытались вводить трехпольную систему. Хотя позднее
в отчетах о состоянии Оренбургской губернии отмечается, что «башкиры
хлебопашество ведут по трехпольной системе, как и другие поселяне», но
в действительности в основном господствовала переложная система зем-
леделия, хотя кое-где закрепилась трехпольная система, что уже было
положительным фактом.
«Попечительная» политика властей коснулась и огородных культур.
В источниках, относящихся к 1840-м гг., начинают появляться сведения
о выращивании некоторыми башкирами картофеля, капусты, репы, свек-
лы, огурцов. Например, в Самарской губернии «на полях, кроме хлеба,
сеют (башкиры. — Р. Я.) арбузы, картофель, репу и др. овощи». В 1855 г.
у башкир 1-го, 11-го, отчасти 12-го кантонов при каждом доме имеется
«огород, где произрастает разные овощи». По утверждению Н. П. Бекле-
мишева, в 4-м, 5-м кантонах башкиры «разводили овощи в значительном
количестве, картофель и репу в особенности, так что все соседние заводы
Златоуст, Куса и прочие продовольствуются ими». Зафиксированы случаи
продажи овощей башкирами. В Оренбургском уезде, например, башкиры
двух деревень выращивали десятками тысяч штук огурцы. А жители
одной из деревень 5-го кантона продавали по несколько сот возов репы
«работным людям» заводов. Губернская администрация, как обычно это
бывало, требовала от кантонных начальников и юртовых старшин, чтобы
они в деле выращивания овощей показали пример своим подчиненным.
А. 3. Асфандияров пишет, что в 50-х гг. в округе был известен образцовый
огород в дер. Сарина Стерлитамакского уезда, заведенный кантонным
начальником Альмухаметом Куватовым, выпускником Казанского уни-
верситета.
Мероприятия по распространению овощеводства, особенно среди полу-
кочевых башкир, сопровождались некоторыми практическими делами.
В Оренбурге было организовано обучение, «для лучшего ознакомления
башкир кочующих кантонов с приемами огородничества». Там постоянно
обучались 10 мальчиков из южных и юго-восточных уездов. Кроме того,
было поставлено «внепременную обязанность» научить огородничеству
башкирских девочек, «находящихся в женских школах».
В 1861 г. на продовольственный капитал башкир-полукочевников
власти купили и раздали им 5 294 пуда картофеля и других огородных
семян. Незначительное количество приобретенных семян объяснялось
тем, что «негде было приобрести», поскольку и в соседних с башкирами
русских селах тоже мало занимались разведением картофеля. В 1862 г.
башкирам 9-го кантона в ссуду было выделено 4 500 руб. «на покупку
семян для поощрения в разведении картофеля». В целом огородничество
еще не получило широкого развития. Разведение картофеля ограничива-
лось земледельческим и земледельческо-скотоводческими районами, что
154


является естественным, ибо скотоводы летом находились на кочевьях.
Картофель только начинает входить в быт башкир. Так, доля башкир по
отношению ко всему населению Оренбургской губернии в сборе карто-
феля составляла в 1845 г. всего 1,7 %, в 1850 — 3,9 и в 1852 — 7,7 %. Это
вполне понятное явление, ибо распространение новой культуры, тем
более в тех исторических условиях, занимало длительное время.
Одной из мер по переводу башкир к оседлости и земледелию было
решение губернской администрации перестроить башкирские деревни
по русскому образцу. А в скотоводческом районе аулы имели характерный
для кочевников вид. «Смотря на них (аулы. — Р. Я.), невольно подумаешь,
что набежавший вихрь перевертел, перекрутил все по своему и оставил
деревню в самом хаотическом положении. Едешь, кажется, по улице и
вовсе неожиданно встречаешь на пути то плетень, то ворота, то амбар,
или что-нибудь подобное», — писал в 1847 г. В. Зефиров, посещавший
башкирские аулы Стерлитамакского уезда. В юго-западных и юго-восточ-
ных районах жилища башкир состояли «из самых бедных лачуг, большей
частью без крыш и многие даже без полов», а аулы не имели «никакого
устройства, дома и без дворов, разобраны в совершенном беспорядке и
так тесно, что пространство, необходимое для одного домохозяина, занято
несколькими лачугами». В южных районах «хижины устроены без проч-
ности из хвороста, обмазаны изнутри кое-где глиной, почти без окон, вместо
которых сделаны для света небольшие отверстия, прикрытые пузырем,
без полу и даже без крыш, а многие и без потолков, едва покрытые
сверху соломой или дерном». Специально был разработан и утвержден в
1843 г. оренбургским военным губернатором типовой план башкирского
аула. Он предусматривал прямые и широкие улицы, промежуток между
дворами должен был составлять не менее 12 саженей. Во вновь построен-
ных домах население обязано было ставить голландки вместо чувалов.
Бани должны были строиться на берегах оврагов, озер и рек. Проводники
политики губернатора — кантонные начальники требовали от своих под-
чиненных «немедленной переноски старых строений на план и возможно
поспешности устройства ворот... в особенности... улиц и сноса со старых
мест домов, которые влились в улицы. Наблюдать за чистотой на улицах,
сметая разную нечистоту метлою по крайней мере два раза в неделю,
также на дворах и в комнату и за опрятностью в одежде жителей».
В результате этих мер в 1846 г. в кантонах было выстроено 3 622 но-
вых дома, в 1847 — 13 950, в 1848 г. — 9 395, в 1849 г. — 2 625 домов, т. е.
за 5 — 6 лет обновилась почти половина всего жилищного фонда башкир.
В целом мероприятия царских властей по переводу полукочевых баш-
кир к оседлости и земледелию, хотя и проводились административно-бюро-
кратическими, порою очень грубыми методами, имели прогрессивное
значение, способствуя распространению земледелия и оседлого быта.
Примерно в конце XVIII в. среди башкир получает распространение
поташное производство. «Поташ делается из щелоков золяных вязового и
кленового, орешникового и ильмового... варением щелоков в чугунных
котлах; оной поташ есть иззнатнейший товар...» — так писалось о поташ-
ном производстве в России.
«Поташ» (смесь растворимых солей — углекислый калий, сернокис-
лый калий, хлористый калий, углекислый натрий) происходит от древнего
немецкого слова «pott» — горшок и «а + ch» — зола. Видимо, щелок,
155


полученный после выщелачивания золы, досуха выпаренный, «пережигали»
(прокаливали) в горшках. По-голландски это слово означает «горшечная
зола», так как его когда-то сохраняли и транспортировали в горшках.
Производство поташа относится к старейшим химическим производ-
ствам, возникшим на Руси еще в XV в. Расход древесины на изготовление
поташа был огромным. Например, 1 кубометр липы давал всего лишь
0,5 кг поташа, ивы — 0,63 кг и вяза — 0,76 кг. Поташ изготовляли следую-
щим методом: в деревянных корытах выщелачивали золу; полученный
щелок спускали в «прикорытки», оттуда — в сборник. На выложенном из
кирпича «гарте» сжигали дрова. Гарт представлял собой сооруженный
под открытым небом кирпичный очаг с бортами, без свода. На гарте горя-
щие дрова поливали щелоками, стремясь не потушить костра. При этом
щелок упаривался и на дне гарта плотным слоем оседал поташ, который
потом выламывали ломами и укупоривали в бочки.
Руководителями поташного производства были «поливачи». Они назы-
вались так потому, что поливали щелоком горящие на гарте костры. «Поли-
вачи» становились мастерами своего дела после длительной практики.
Они были главными руководителями по изготовлению поташа, так как от
их умения зависели выход поташа и содержание в нем растворимых солей.
Самый процесс сжигания дров в целях получения золы лучшего каче-
ства требовал особых приемов. Необходимо было «медленное» сжигание
древесины в целях получения золы с максимальным содержанием поташа.
Существовало мнение, что старая зола дает больше поташа, чем свежая.
По другому методу полученная после сжигания древесины зола
выщелачивалась водой. Щелок выпаривали, и полученный таким образом
поташ прокаливали, добиваясь его белого цвета.
Поташ был основным сырьем для изготовления хрусталя, зеркального
и других ценных сортов стекла. Главнейшим потребителем поташа было
также мыловаренное производство. Для него поташные растворы изго-
товлялись из так называемого «шадрика» (прокаленной золы), выщелачи-
вая его горячей водой. «Зольный щелок» применялся для выделки кож, для
приготовления красок, при изготовлении и окраске сукна, для беления
тканей и т. д.
Огромные лесные массивы Оренбургской губернии позволили разви-
вать это своеобразное по своим техническим приемам химическое произ-
водство. Поташ был одним из ценнейших материалов как для внутрен-
него употребления, так и для экспорта вплоть до 70-х гг. XIX в. Во второй
половине XVIII в. возникают поташные заводы в Башкирии. В 1798—
1800 гг. в Оренбургской губернии насчитывалось 143 поташных завода, из
них 46 находилось в Бирском уезде, 33 — в Мензелинском, 32 — Уфим-
ском, 14 — Белебеевском, 11 — Стерлитамакском, 4 — Оренбургском и
2 — Бугульминском уездах. Этому способствовал указ царского прави-
тельства от 1798 г. «О сбережении казенных лесов» в России, но в кото-
ром ни слова не говорилось о башкирских лесах. В течение всего XIX в.
Башкирия остается одним из главных поставщиков поташа в России. Так,
например, в 1828 г. самое большое число поташных заводов в России
было в Оренбургской губернии — 58, затем в Казанской — 36, Волын-
ской — 17 и т. д. В середине XIX в. в стране насчитывалось до 250 поташ-
ных заводов, из них 61 — в Оренбургской губернии.
156


По сведениям В. М. Черемшанского, число поташных заводов в крае
в 1843 г. достигло 99, потом постепенно снижалось и в 1850 г. был 51 завод.
Несмотря на это, общая выработка поташа росла: в 1848 г. 60 поташ-
ных заводов выработали поташа на 160 273 руб., а в 1850 г. 50 заводов —
на 209 655 руб.
В 1868 г. наибольшее число поташных заводов было в Уфимской и
Саратовской губерниях. Они давали 3/4 всей выработки.
Эта область производства, естественно, не могла не охватить и башкир-
вотчинников огромных лесных дач Оренбургской губернии. Поташные
заводы башкиры строили на собственной или арендованной у вотчин-
ников земле. Сохранившиеся данные свидетельствуют о том, что в начале
XIX в. башкиры владели 29 поташными заводами, в 20-х гг. — 15, в 30-х — 8,
в 40-х — 16, в 50-х — 10. Упадок числа заводов в течение первой половины
XIX в. объясняется тем, что из-за массового и хищнического истребления
лесов башкиры-вотчинники перестали заключать вновь договоры на их
аренду с заводчиками. Вообще, сокращение лесных массивов приняло
такие размеры, что военный губернатор Оренбургской губернии в 1843 г.
вынужден был признать: «Рассмотрев планы Генерального межевания и
сличив их с настоящим положением дач, глаз невольно может быть пора-
жен разностью, которая произошла в течение 40, 50 и 60 лет». Почти во
всех дачах «многие степи, луговые и пастбищные места обратились в поле,
а напротив того лесные дачи в степи; ни что однако же столько не
потерпело от безотчетного самоволия человека, как лес». По мнению губер-
натора, причины этого, во-первых, «в увеличившемся народонаселении
и многочисленном переселении из других губерний», во-вторых, «в пере-
ходе в течение последних 60 и 70 лет большей части башкирских дач
в руки частных владельцев посредством продажи», в-третьих, «само-
вольном и неограниченном истреблении как казенными крестьянами и
помещиками, так и вотчинниками-башкирами лесных дач, неразделенных
на правильные лесосеки», и, в-четвертых, «самым действительным сред-
ством истребления лесов было, без сомнения, жжение золы для варки
поташа и выделывания шадрика». Именно поэтому губернатор запретил
использование для поташного завода Башкирского войска окортомленных
лесных дач, «допуская приобретение золы от башкирцев только из остат-
ков, употребляемого и дровяного материала для собственных житейских
надобностей». В 1798—1800 гг. среди заводовладельцев было 18 рядовых
башкир, 3 указных муллы, 5 старейшин, 3 прапорщика, 2 сотника и один
коллежский советник. А в 30—40-е гг. из 16 заводов 3 принадлежало
потомственным дворянам, 4 — старейшинам, 3 — есаулам, 2 — сотникам,
2 — рядовым башкирам и 2 завода — Башкирскому войску. В середине
XIX в. уже не было ни одного заводовладельца из рядовых башкир.
Видимо, главная причина этого факта заключается в том, что последние
не выдержали конкуренцию со стороны феодалов и чиновников, которые
поняли выгоду от производства поташа. А прибыли были большими. Так,
например, известно, что три поташных завода Башкирского войска,
открытые в 30-х гг. и готовившие шадрик, ежегодно давали доход в сумме
100 тыс. руб. ассигнациями.
Поташ по рекам Белой, Каме и Волге отправлялся в Нижний Новгород.
Его покупателями были владельцы полотняных фабрик и мыловаренных
заводов.
157


Башкиры занимались также извозным промыслом. Этот промысел был
известен почти во всех районах. Башкиры, по утверждению военных
топографов (1847 г.), «...возят руду на заводы, нанимаются под извоз соли
из Илецкой защиты, хлеба и вина в Верхнеуральский и Троицкий уезды».
В отличие от русских крестьян один башкир запрягал сразу до десяти
подвод с припасом сена, сам ехал верхом на особой лошади, гоняя запря-
женных до рудника. Там нагружали ему в сани до 35 пудов, и он отправ-
лялся на завод. За сезон, обычно ноябрь-февраль, извозчик за определен-
ную плату совершал по несколько перевозок. Башкиры скотоводческих
районов, а также Мензелинского уезда возили руду из рудников до
Аскинского, Богоявленского, Воскресенского, Верхоторского, Преображен-
ского, Кананикольского и других заводов. Высоко оценивая роль башкир
в перевозке руды на заводы, И. Казанцев писал, что большинство заводов
Башкирии «существованием своим обязаны башкирам, обитающим в ок-
ружности их. Башкиры, если не участвуют при заводах в работах, то спо-
собствуют оным в доставлении материала за бесценок, особенно осенью
при наступлении первого зимнего пути из отдельных мест, по непроходи-
мым в летнее время лесам, дебрям и горным ущельям».
Процесс развития капитализма в России постепенно распространялся
и на национальные окраины. На Южном Урале появляются владельцы
заводов из башкирских предпринимателей. Так, например, в 1850 г. в Орен-
бургской губернии было 23 завода, из них самыми лучшими считались
заводы башкирских кантонных начальников Ш. Султанова (Мензелин-
ский уезд) и III. Сыртланова (Белебеевский уезд). Во всем Зауралье был
известен кожевенный завод кантонного начальника М. Бузыкаева (Тро-
ицкий уезд). И. Казанцев отмечал: «В настоящее время чиновники баш-
кирского войска... довольно внятно и хорошо объясняются на русском
языке. Некоторые из них имеют порядочное состояние... имеются поташ-
ные и конные заводы, мельницы и другие заведения, доставляющие их
владельцам... выгоды... В обращении, хозяйственном быту и коммерческих
оборотах имеют хорошее навычное познание и даже некоторые из них
превосходят в этом русских мелкопоместных помещиков». Часть обеднев-
ших башкир уходила на сезонную работу, в вольнонаемные рабочие. Так,
например, в 1859 г. на поташных заводах Бондаревского, Неврозова,
Нефедова, Сафронова, Синельникова, Останова и Янышева работало
132 вольнонаемных рабочих из башкир и мишарей, на Троицких золотых
приисках — 504, на Симском заводе — 729, на Юрюзанском — 42, на
винокуренных заводах Бондаревского, Карташевой и Левашева (Стерли-
тамакский уезд) — 72, на суконной фабрике Дурасова (Белебеевский
уезд) — 80, на чугунном заводе Мусалова (Бирский уезд) — 10. Больше
всего рабочих-башкир было на золотых приисках. Их насчитывалось
в Оренбургской губернии свыше 10 тыс.
И, наконец, о распределении башкирского населения по хозяйствен-
ным районам. Исходя из приведенных в работе данных о численности
населения, можно заключить, что в середине XIX в. около трети башкир
жило в земледельческой области, примерно пятая часть вела смешанное
скотоводческо-земледельческое хозяйство, остальные занимались ското-
водческим хозяйством, сочетая его с незначительными посевами, а также
с лесными промыслами в горно-лесных районах.
158


4—\ЯгЗЙ5Ж&1»,*г. '.'.'.'.•.•.•.•.■.*.•
-———*-7l\V" ^—^\1-\^П\\^ ' .'
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ:
• • губернски* города
Уаздиыа город!
Зшладальчаскнй
район
3#МЛ#Д1ЛЬМ1СК0-
схотоаодчкхий район
Скотоаодоеки* район
со слабым ратты
гамлададия
Хозяйственные районы Башкортостана в середине XIX в.
Башкиры, общая численность которых в конце XVIII — начале XIX в.
составляла примерно 250 тыс. человек, прошли сложный путь хозяйствен-
ной эволюции. На рубеже XVIII—XIX вв. Башкирия подразделялась на три
экономических района, контуры которых наметились еще раньше. Для
северной и северо-западной части края было характерно земледелие. Терри-
тории, непосредственно примыкающие к этому району, составляли оседлую
земледельческо-скотоводческую или скотоводческо-земледельческую зону.
Вся остальная часть Башкирии была скотоводческим районом. Это зона
не была одинаковой. На северо-западе, севере и частично северо-востоке
края преобладало оседлое скотоводство. В Зауралье, на юго-востоке, юге,
юго-западе, основной части северо-востока и в центральном районе пре-
обладало скотоводство полукочевого типа. В горно-лесной зоне всех трех
районов значительную роль в хозяйстве играли бортничество и охота.
159


В течение первой половины XIX в. в Башкирии увеличивается плот-
ность населения, происходившая за счет естественного прироста числен-
ности башкир и главным образом притока небашкирского населения
из Поволжья, центральных и западных губерний России. Это привело
к сокращению пастбищных угодий, следствием чего явился значительный
упадок скотоводческого хозяйства, особенно в 30—50-е гг. XIX в. Упадку
скотоводческого хозяйства способствовала кантонная система управления,
при которой администрация принимает ряд мер по переводу полукочевых
башкир к оседлости. В этих условиях дальнейшее развитие получает
земледелие. К середине XIX в. оседлое земледелие распространяется
дальше к западу. Оно становится также главным видом хозяйства башкир
на севере и юге северо-востока Башкирии. В земледельческой области жило
около трети всех башкир, которые по быту и культуре не отличались от
русских крестьян и других оседло-земледельческих категорий населения.
Характерным для северного Зауралья, северо-восточной (кроме севера) и
части юго-западной, окаймленной с запада, севера и востока земледель-
ческим районом, было земледельческо-скотоводческое или скотоводчес-
ко-земледельческое хозяйство. Особенностью этой зоны является то, что,
несмотря на повышение удельного веса земледелия в экономике, летние
кочевки сохранились. На юго-западе, юге, юго-востоке и в Зауралье,
несмотря на сокращение скотоводства, последнее продолжает играть гла-
венствующую роль в хозяйстве, поэтому по мере продвижения на восток
и юг удельный вес земледелия в экономике башкирского населения
постепенно уменьшился и сводился почти на нет на крайнем юго-востоке
и в лесной полосе Южного Урала. В некоторых местах в зависимости от
природно-климатических и иных условий большое значение приобрели
пчеловодство и различные виды лесных промыслов, внося исключитель-
ное разнообразие в хозяйственную жизнь башкир.
3. Хозяйство башкир в пореформенный период
и начале XX в.
Положениями от 14 мая 1863 г. и от 2 июля 1865 г. кантонная система уп-
равления в Башкирии была упразднена. Башкиры переводились в податное
сословие. По гражданским правам они уравнялись с «прочими свободны-
ми сельскими обывателями», подчинялись общим гражданским властям,
т. е. мировым посредникам, уездным и губернским по крестьянским делам
присутствиям. Вотчинное право башкир на принадлежащие им земли
сохранилось. Башкиры теперь получали право неограниченной хозяйст-
венной деятельности, свободного передвижения, найма и т. д. Это новое
состояние было закреплено в «Положении о башкирах». Ликвидация кан-
тонной системы управления и новое «положение» в отношении башкир
явились важной вехой на пути их социально-экономической эволюции.
В административном отношении основная территория расселения
башкир относилась к Оренбургской губернии. В мае 1865 г. она была раз-
делена на Уфимскую и Оренбургскую губернии. Оренбургская губерния
образовалась из пяти уездов — Оренбургского, Верхнеуральского, Троиц-
кого, Челябинского и вновь учрежденного Орского. Уфимская губерния
160


1 * лУ + Пермь 1
1 дуаиск^Г
J /vj^ °Кунгур
1 „ 'г-/ъ""^ Камышпов
[Ы1 Екатеринбург о
„_ •* кд*в .Jt Vv* V Шадрина 0
i+.s*— ч- \-~*2^ \ Златоуст 0 у \ очалябииск
Бугульыа0 #\^A~'-^ \ *+>'
i 'Х.-.—...-** *| / %*—'/'Л 1/" \ ^.-j
•t оБелебей / J f / J ~) />~*
^"^^цп^У у J ^^неуралыж r'
/'*"*) BeA**J '" •• / V 1
ОБузупук v. ^'vjL/^^tr i/
1 / .••*"**" **5»-""*"*4*\-.
j ••—•■».^ #^ • \ / /
'> < i i*
i Оренбург- j -,
x -—*" ^*Vj"' / ""*
Г~^ V \ ^V_ \ у'
\ «• •' ^^>^2»л. ^>.'
• „.'•— ^<22>fSopb<
/
Й j
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ:
• • Губернские города 1
О -Уездные города 1
1%* } -Границы губернии
• ~* 1
Г"' ) • Границы уездов
Административное деление Башкортостана в пореформенный период
состояла из Мензелинского, Бирского, Белебеевского, Стерлитамакского,
Златоустовского и Уфимского уездов. Небольшая часть башкир (примерно
11— 13%) проживала в Пермской, Вятской и Самарской губерниях.
После отмены крепостного права развитие капитализма усилилось и в
Башкирии. Оно проходило здесь в тесной связи с дальнейшей усиленной
колонизацией края. Представители власти утверждали, что для башкир
земля — лишнее бремя, от которого нужно их избавить, и что скопление
больших земельных площадей в руках башкир тормозит развитие края.
«Для пользы самих башкир, — писал оренбургский генерал-губернатор
в 1867 г., — нельзя не желать возможно успешного ограничения их позе-
мельных богатств».
10 февраля 1869 г. был издан закон о новом размежевании башкир-
ских земель, целью которого была подготовка условий для их дальнейших
захватов казной, помещиками и чиновниками. На основании этого закона
из единого земельного фонда башкир образовалось три категории земельных
161


фондов: 1) душевые наделы башкир-вотчинников, находившиеся в непо-
средственном их владении и не подлежавшие отчуждению и сдаче в аренду;
2) «свободные» сверх душевого надела земли башкир-вотчинников, также
оставшиеся в их распоряжении. Эти земли, как излишние, могли прода-
ваться и сдавать в аренду, т. е. превращались в колонизационный фонд;
3) запасные земли, предназначенные для переселения припущенников из
малоземельных башкирских дач. Эти земли передавались в ведение каз-
ны, или «безвозмездно отчуждались».
В результате «свободной» продажи за период с 1869 г. по 1878 г. только
в одной Уфимской губернии было расхищено 851 936 дес. башкирской
земли.
По данным 1885 г., в этой же губернии башкирам-вотчинникам принад-
лежало 4 352 200 дес. земли, а в 1889 году — 4 133 674 дес, т. е. за 4 года
у них было изъято около 200 000 дес. земли.
У башкир в 70—90-х гг. XIX в. было отнято под видом покупки и отгра-
ничения в запас 2 433 тыс. дес, в том числе 1 813 тыс в Уфимской и
620 тыс. дес. в Оренбургской губерниях. Кроме того, находилось в аренде
в Уфимской губернии 543 тыс., в Оренбургской — 2 529 тыс., а всего
3 072 тыс. дес. вотчинных угодий.
Расхищение башкирских земель правдиво описано очевидцем, русским
писателем — демократом Н. В. Ремезовым в книге «Очерки из жизни
дикой Башкирии».
После отмены крепостного права в России усилилась крестьянская
миграция в Башкирию. Причиной этого являлось безземелье или малозе-
мелье крестьян в центральных и приволжских губерниях. В заселении
края были заинтересованы также местные русские помещики-землевла-
дельцы, нуждающиеся в дешевой рабочей силе. Царское правительство
различными циркулярами (от 13 апр. и 4 мая 1868 г.), положениями
(от 9 апр. 1869 г.) и законами (от б февр. 1871 г. и 13 июля 1889 г.) прак-
тически узаконило переселение крестьян в Башкирию.
В 1865 г. в Уфимской губернии, «по тщательно произведенным ... ста-
тистическим исследованиям», число жителей обоего пола составляло
1 290 809 человек, из них — 642 472 мужского пола и 648 337 женского
пола. Плотность населения по уездам представляла следующую картину.
В Мензелинском уезде на квадратную версту приходилось 23,4 человека,
в Бирском — 13,76, в Белебеевском — 12,96, Уфимском — 11,70, Стерлита-
макском — 10,03 и Златоустовском — 6,16. Эта пропорция характеризует,
и степень колонизации того или иного уезда, и хозяйственный уклад его
жителей. По мере продвижения к районам полукочевого скотоводства
густота населения становится незначительной.
Если исходной точкой взять 1865 г., то динамика роста населения
Уфимской губернии по пятилетиям до 1895 года выглядела следующим
образом: 1865 г. — 1 290 909 душ обоего пола, 1870 — 1 364 046, 1875 —
1 527 823, 1880 — 1 684 621, 1885 — 1 874 154, 1890 — 2 051 093 и в 1895 —
2 187 015. Следовательно, за рассматриваемое время население губернии
увеличилось почти в 2 раза.
Переселенцами являлись, как и раньше, выходцы из центральных и
приволжских губерний. Так, например, в 1891 г. в Уфимскую губернию
переселилось 2 350 чел. Они были из следующих губерний: Рязанской
162


(20%), Казанской (14,5%), Пензенской (14,5%), Самарской (7,9%), Симбир-
ской (7,4%), Вятской (6%), Воронежской (4,4%), Тамбовской (6%), Курской
(3,6%), Нижегородской (2,5%), Оренбургской (3,2%) и др. В следующем
году переселялись в основном крестьянские семьи из Рязанской губер-
нии — 361, Казанской — 299, Симбирской — 165, Самарской — 157,
Пензенской — 133, Тамбовской — 85, Воронежской — 79, Тульской — 67,
Вятской — 43, Черниговской — 36, Екатеринославской — 29, Орлов-
ской— 26, Нижегородской — 24, Саратовской — 14 и из двенадцати
других губерний от 1 до 9 семейств.
Углубившийся процесс разграбления башкирских земель, резкий рост
населения в Башкирии и перевод башкир в податное сословие опреде-
лили развитие хозяйства башкир в пореформенный период. В принципе
оно шло в тех же направлениях, которые сложились еще в первой
половине XIX в. Однако сейчас происходит резкая ломка традиционной
структуры хозяйства. «Кочевники, — писал Н. А. Гурвич, — особенно стали
сокращаться со второй половины настоящего (XIX. — Р. Я.) столетия
вместе с изменением административных и экономических условий и
юридическим регулированием их поземельных прав».
Массовое расхищение башкирских земель резко сократило пастбищ-
ные угодья, что привело к упадку скотоводства как в районах оседлого
земледелия, так и, в особенности, в областях полукочевого скотоводства.
Так, проанализируем район оседлого земледельческого хозяйства. В ис-
точниках различные статистические сведения даются в целом по уездам,
а не по категориям населения. Поэтому рассмотрим только те уезды, по
которым имеются данные о башкирах. В Красноуфимском уезде Перм-
ской губернии по данным 1878 г. 3 092 учтенных башкирских двора имели
32 193 головы скота — 10,2 головы на двор против 15,5 — 18 голов
у русских крестьян уезда. Но в дальнейшем поголовье скота у первых еще
более сокращается. Общее количество лошадей у них за 1878—1890 гг.
снизилось с 10 185 голов на 3 092 двора до 5 333 на 3 617 дворов, т. е. с 3,2
до 1,4 головы на одно башкирское хозяйство. 1 044 хозяйства — 28,8%
башкирских дворов вообще не имели лошадей в 1890 г., а 797 хозяйств —
22% были лишены крупного рогатого скота. 31,5% хозяйств без коров
приходилось на безземельных башкир.
В Екатеринбургском уезде при 1 499 башкирских хозяйствах на двор
приходилось скота: лошадей — 4,2 головы, рогатого скота — 1,8, овец —
2,8. У 258 хозяйств — 17,2% всех башкирских дворов вообще не было скота.
Рассмотрим уровень развития земледелия. В Екатеринбургском уезде,
по данным 1887 г., 82,6% земли, принадлежащей башкирам, были пахот-
ными. На одно башкирское хозяйство здесь приходилось пашни 16,06 дес.
(усадебной земли — 0,24, сенокосной — 2,86 дес). Из 1 499 домохозяев
218 — 14,5% обрабатывали всю свою пахотную землю. На 100 хозяев,
имеющих пашенные земли, обрабатывали сами 24,84%, обрабатывали
частично сами, частью сдавали в аренду — 59,31%, сдавали целиком или
запускали — 16,05%. В Красноуфимском уезде распахивалось самими
башкирами 20,9% принадлежащей им пахотной земли. А остальная пашня
сдавалась в аренду или оставалась без обработки. На одно башкирское
хозяйство приходилось засеваемой непосредственно им земли: по Крас-
ноуфимскому уезду — 4,1 дес, по Екатеринбургскому — 4,04 дес. «Более
163


или менее серьезно занимающимися хлебопашеством, — по определению
Д. П. Никольского, — можно считать только тех башкир, которые распа-
хивают более 5 дес». Таких хозяйств по Красноуфимскому уезду набира-
лось 27,1% (981 из 3 617). По Екатеринбургскому уезду до 5 дес.
обрабатывали и засевали 15,61% башкирских хозяйств, до 10 — 6,54%, до
25 — 5,22%, свыше 50 дес. — 0,36%.
Земледельческо-скотоводческий район в пореформенный период пре-
вращается в район оседло-земледельческого хозяйства. Скотоводство
представляло здесь следующую картину. По данным 1880 г., у башкир
Шадринского уезда приходилось на одно хозяйство: лошадей — 5,1 головы,
крупного рогатого скота — 2,1, овец — 4,6, коз — 0,2. «По сравнению
с русским населением — отмечал в 1899 г. Д. П. Никольский, — башкиры
в Шадринском уезде ... держат менее скота». В Уфимском уезде в конце
XIX в. у башкир-вотчинников на один двор приходилось 4,1 головы скота,
из них — 1,8 рабочий скот, тогда как у государственных крестьян
соответственно — 5,7 и 2,2. Башкиры по количеству скота на одну душу
занимали пятое место в уезде. Число безлошадных дворов среди них
составляло — 20,3%, а без всякого скота — 10,4%. В этих условиях земле-
делие становится почти единственным источником существования. Данные,
относящиеся к 80-м гг. XIX в., показывают, что в среднем по Шадрин-
скому уезду засевалось на одно хозяйство по 3 дес.
Полевые материалы свидетельствуют о сравнительно высоком уровне
развития земледелия у башкир северного Зауралья. Некоторые богачи,
например, Хисмат Камалов из дер. Бурино и Габдулкасим Кадиров из
дер. Серкино имели посевы по 45 десятин. Многие зажиточные хозяйства
обзавелись современными сельскохозяйственными машинами. Так, напри-
мер, в дер. Серкино молотилки имели Кадиров Габдулкасим, Зулькарнеев
Абдерахим, сыновья Аючина; самовязки — Зулькарнеев Абдерахим и
сыновья Аючина.
В Златоустовском уезде, по данным 1870 г., на 39 471 башкира было
посеяно всего лишь 14 442 четверти озимых и 22 314 четвертей яровых.
К началу XX в. в хозяйстве происходят большие изменения. На одно хозяй-
ство теперь приходилось в среднем 6,35 дес. посева. По масштабам ведения
земледелия башкиры в этих районах не отличались от северо-западных
и западных башкир.
Общая тенденция сокращения поголовья скота в результате перерас-
пределения земельных площадей охватила и юго-западную Башкирию.
В пореформенный период постепенно происходит переход юго-западных
башкир к полной оседлости. В первых десятилетиях после реформы юго-
западные башкиры почти все выходили на летние кочевки. Так, в материа-
лах Уфимского губернского присутствия 1864 г. отмечается, что в Стерли-
тамакском уезде башкиры деревень Бакракова, Яктыкулева, Утяганова,
Малаевка, Карлыманова, Мурсякова, Мукаева, Куллярова, Шарынкулова,
Кушугулова, Мурзина, Танарова, Верхне-Тюкунова, Нижне-Тюкунова,
Алайгирова и других выходят кочевать на 3—5 верст от деревни. В отчете
уфимского губернатора за 1873 г. пишется «вообще мало занимаются
хлебопашеством в особенности в степных местах Стерлитамакского и Беле-
беевского уездов, выходя с открытием весны на кочевки, с окончанием же
лета закупают хлеб на зиму у жителей окрестных селений в незначитель-
164


ном количестве». Об этом же свидетельствует Н. В. Ремезов, побывавший
в 1873 г. в Стерлитамакском уезде. Он видел левую сторону реки Белой,
степь, «поросшую ковылем, да возле речек кочевки башкир»; в деревнях,
по его словам, «во все лето нельзя было найти ни одной души». Н. В. Реме-
зов, вновь побывавший в этом районе в 1881 г., пишет: «нигде не встречал
кочевников». Такая резкая ломка традиционной структуры объясняется
тем, что скотоводство пришло в полный упадок. Так, к концу 90-х гг. в Стер-
литамакском уезде безлошадных дворов среди башкирского населения
было 32% (среди русского — 10,6% и среди крестьян других национальнос-
тей — 11,3%). Однолошадных башкирских дворов было 36,9% (русских —
27,8% и крестьян других национальностей — 29,7%). В конце XIX в. уже
редко можно было встретить у одного хозяина 50—100 голов лошадей, не
говоря уже о крупном рогатом скоте. Прежде бедный башкир имел столько
лошадей и скота, сколько к началу XX в. имел богатый. Теперь башкира,
владеющего 20—30 лошадьми, считали уже богачом и он был «известен на
большое расстояние». «Бывший скотовод, — пишется в отчете уфимского
губернатора Николая Богдановича за 1897 г., — передвигавшийся с места
на место с табунами скота — башкир, вследствие целого ряда историчес-
ких событий, законодательных актов и наплыва пришлого люда растратил
весь свой скот, лишился значительной части своих земель и окончательно
потерял облик номада, прочно обосновавшись в прежних своих стойбищах».
В таких условиях юго-западные башкиры вынуждены были на остав-
шихся угодьях искать пути интенсификации своего хозяйства. Однако
этот процесс был чрезвычайно сложным. Вчерашний кочевник, вынужден-
ный во имя существования взяться за соху, естественно не мог сразу
стать хорошим земледельцем. В Стерлитамакском уезде по данным 1870 г.
на 86 505 башкир было посеяно лишь 13 585 четв. озимых и 24 129 четв.
яровых. «Местные же башкиры, — писал в 1881 г. уфимский губернатор,
имея в виду юго-западных башкир, — вообще мало склонны к хлебопа-
шеству и делают посевы в незначительных размерах, для собственного
потребления». Хозяйства, не имеющие скота для обработки земли, обычно
сдавали свои душевые наделы в аренду. В качестве арендаторов высту-
пали в основном русские кулаки. «Башкиры же вотчинники и по сие
время благодаря бытовой лени почти хлебопашеством не занимаются,
предпочитая извлекать доход из своих угодий сдачей их русскому насе-
лению, хотя бы за ничтожную цену», — отмечается в источнике 1890 г.
Земледелие у юго-западных башкир, хотя и стало с конца XIX в. почти
единственным источником существования для подавляющей массы
населения, по масштабам развития, вплоть до Октябрьской революции,
значительно уступало земледельческому хозяйству местного русского
населения. Размеры посева у основной массы башкирских крестьян были
незначительны, обычно не более 1,5—2,5 дес. Многие бедные хозяйства
из-за отсутствия скота и сельскохозяйственных орудий вообще не сеяли.
Башкирская беднота массами шла на время страды в близлежащие рус-
ские деревни на заработки в помещичьи хозяйства. Так, из дер. Аючева
в начале XX в. на заработки ходили в дер. Наумово, из дер. Максютово
в дер. Веденовка, из дер. Мурдашева в Осиновку, из Юлдашева в Корне-
евку и т. д.
165


В южных уральских (к югу от Челябинска) и южных районах летние
кочевки и зимняя тебеневка скота, правда в разных формах и масштабах,
сохранялись и в пореформенный период. «Инородцы эти (башкиры. —
Р. Я.), — писал оренбургский губернатор в 1872 г., — далеко еще не оста-
вили кочевой образ жизни». Однако общий процесс сокращения поголовья
скота охватил и эти районы.
В Челябинском уезде даже в конце 80-х гг. оно велось в значительных
размерах. Например, башкиры Сарт-Калмакской волости держали немало
скота: в некоторых деревнях в среднем приходилось на одно хозяйство по
20 и даже по 38 голов скота. Это только средние цифры, но и они указы-
вают на большие размеры скотоводческого хозяйства.
Распределение скота было неравномерным не только по отдельным
хозяйствам, деревням, но и по волостям. Так, в Мухаметкулевской воло-
сти обеспеченность населения скотом была куда меньше, чем в Сарт-
Калмакской волости.
Статистические материалы за 1902 г. свидетельствуют, что число
хозяйств, не имеющих крупного рогатого скота или имеющих менее
3 голов, было равно 734, в то же время 853 хозяйств держали по 10 и более
голов скота (Мухаметкулевская волость).
Таким образом, к концу XIX — началу XX в. произошли большие
количественные изменения в скотоводческом хозяйстве башкир данного
района: башкиры лишились большей части своего скота и не могли уже
думать о ведении самостоятельного экстенсивного хозяйства. Качественные
изменения сводятся к тому, что появляется группа людей, именующихся
в источниках «скотопромышленниками». Полевые материалы показывают,
что это была зажиточная часть башкир, которая стала приспосабливать
скотоводческое хозяйство к рынку. Обычно богачи закупали по дешевой
цене тощий скот, затем его откармливали и перепродавали по высокой
цене. Статистические данные за 1907 г. показывают, что особенно много
было скотопромышленников в Сарт-Калмакской волости — 40, заметно
меньше было в Султанаевской и Караевской волостях (соответственно 4 и 1).
Все это свидетельствует о том, что скотоводческое хозяйство приобретает
товарный характер.
Наряду с этим сохранились кочевки. Однако на кочевку уже выхо-
дили только те хозяйства, «которые, — по словам информаторов, — имели
возможность готовить кумыс», то есть держали кобыл. В дер. Серкино на
кочевку постоянно выходили только 5—б хозяйств из 40 (из них трое
имели войлочные юрты — тирмэ). В дер. Бурино Буринской волости вой-
лочные юрты — показатель благосостояния — имели лишь два хозяйства,
на каждое из которых приходилось по 20—30 лошадей, 10—15 коров
и 30—50 овец. Первый бай дер. Серкино Габдулкасым Кадиров владел
20 лошадьми и 7—8 коровами. Самый большой табун лошадей в округе
принадлежал Мухамедьярову Камалетдину из дер. Мурино (40 лошадей).
На бедняцкие хозяйства приходилось всего 1—2 лошади и 1 корова.
Итак, в степных волостях скотоводческое хозяйство перестало играть
ведущую роль, оно исчерпало свои возможности, ушло в прошлое и посте-
пенно становилось дополнением к земледельческому хозяйству.
У башкир, живущих в южной части Зауральской Башкирии, число скота
было несравненно больше, чем у населения северной части. Башкиры
166


данной местности, как свидетельствуют источники: «...сильно привержены
к кочевому образу жизни». На кочевку выходила вся деревня. Мы не рас-
полагаем данными, которые конкретно бы указывали на то, что башкиры
такой-то деревни перестали выезжать на кочевку. Такие данные в архивах
не сохранились. То, что скотоводство действительно велось в больших
размерах, нет сомнений.
Некоторые башкиры даже в 80-х гг. XIX в. продолжали владеть 200—
500 лошадьми. Источники говорят об упадке скотоводства в данном
районе, начиная с 80-х гг. XIX в. Оренбургский губернатор писал в 1882 г.:
«Скотоводство, бывшее некогда важною отраслью хозяйства у инородцев
(башкир. — Р. Я.) ...с развитием земледелия и с уменьшением скота и
после падежей, бывших в 1879 и 1880 гг., утрачивает даже у первых свое
первостепенное значение и становится необходимым дополнением
к земледельческому хозяйству».
О сокращении скотоводческого хозяйства среди башкирского населе-
ния писал также Юдин в 1890 г.: «Скотоводство, когда-то составляющее
их (башкир. — Р. Я.) главное богатство и главный предмет сбыта, теперь
находится в самом жалком состоянии. Редко теперь можно найти у одно-
го хозяина сто голов лошадей, не говоря уже о рогатом скоте, которого
здесь водится очень мало...»
Об обеднении (скотом) говорят следующие данные: в дер. Юлдыба-
ево-I Усерганской волости в 1899 г. из 59 учтенных хозяйств не имели
скота — 7, безлошадных и однолошадных было 37, а 10 и более имели
2 хозяйства. Отсюда следует, что бесскотные и односкотные хозяйства
составляли 77,6% всех учтенных хозяйств деревни (хозяйства бедняков),
а 5,2% зажиточной верхушки владели 31% всех лошадей. Такая же карти-
на была и в дер. Ниязгулово. В отчете оренбургского губернатора за 1894 г.
приводятся следующие данные: в среднем на 1 двор у башкир Орского
уезда приходилось 7—10 голов скота. Такая же картина наблюдалась
в соседнем Оренбургском уезде. По архивным статистическим данным
1887 г. по 24 деревням приходилось на 1 двор от 2,3 до 8,4 лошади, от 1,3
до 4,1 крупного рогатого скота и от 1 до 7,9 мелкого рогатого скота. Эти
же данные подтверждаются и материалами полевых исследований. Так,
например, по утверждению информаторов, в дер. Верхнебабаларово в кон-
це XIX в. середняк имел в среднем 3—4 лошади, 2—3 коровы и 3—4 овцы
или козы. В начале XX в. башкира, владеющего 20—30 лошадьми, считали
уже богачом. К началу XX в. башкиры данных уездов в расчете на одно
хозяйство имели в два раза меньше скота, чем русские крестьяне. Ско-
товодство, пришедшее в 80—90 гг. XIX в. в упадок, в начале XX в. идет на
некоторый подъем. Видимо, переход к земледелию вызвал увеличение
у башкир, в первую очередь, числа рабочего скота. Уже в 1902 г. 71% всех
хозяйств 2-й Усерганской волости имели более трех голов рабочего скота.
Глубокие изменения, происшедшие в хозяйстве зауральских башкир
в конце XIX в., охватили Верхнеуральский и часть Троицкого уездов.
Статистические данные за 1887 г. показывают, что в башкирских дерев-
нях Верхнеуральского уезда на 1 хозяйство в среднем приходилось от 4 до
20 голов скота (только в дер. Аскарово — 31). В этих условиях часть насе-
ления Тамьян-Тангауровской волости переключалась на лесные промыслы.
А башкиры же Кубеляк-Телявской волости, проживающие в степях
167


и лесостепях, стали больше заниматься земледелием. Поэтому башкиры
Кубеляк-Телявской волости превосходили башкир Тамьян-Тангауровской
волости по среднему числу приходящегося на каждый двор скота (соот-
ветственно 13,0 и 6,6 головы). Объясняется это тем, что ведение земле-
дельческого хозяйства требовало иметь необходимый минимум рабочего
скота. Кроме того, отходы земледельческого производства (солома,
мякина) давали возможность в течение зимы прокормить определенное
число скота. Следует иметь в виду также, что в Тамьян-Тангауровской
волости фактически душевой надел в 1900 г. уже составил 8 дес, а в Ку-
беляк-Телявской — 12 дес.
В Тунгатаровской волости Троицкого уезда (98% жителей — башкиры)
на 1 двор в среднем приходилось около 10 голов скота, т. е. обеднение
скотом коснулось башкир и этой волости. В отличие от других волостей
здесь отхожие промыслы не получили развития: только 70 человек зани-
мались старательными работами.
Полевые материалы свидетельствуют о том, что в конце XIX в. на
кочевку выходили почти все деревни Кубеляк-Телявской и Тамьян-Тан-
гауровской волостей, многие имели юрты (12 хозяйств в дер. Кубагушево
и 10 — в дер. Казаккулево). Богатые башкиры выходили на кочевку с 60—
70 и даже 100 лошадьми, имея, кроме того, еще 7—15 коров и несколько
десятков голов овец. Середняки же имели от 3 до 15 лошадей, от 3 до
8 коров и овец — 10—20 голов. Бедные башкиры имели еще меньше:
1—2 лошади, 1 корову.
Кубелякцы и телявцы в большей степени, чем башкиры северного и
южного Зауралья, были привержены к полукочевому образу жизни.
В конце XIX в. они вели скотоводческое хозяйство. Однако кочевание
уже было подчинено земледелию: лишь после окончания посевных работ,
т. е. 10— 15 мая башкиры отправлялись в свои кочевья, расположенные от
деревни в 12—30 км. В течение лета два раза возвращались на постоянное
место жительства: для сенокоса и уборки хлебов. С наступлением первых
заморозков кочевники возвращались в свои деревни. У кубелякцев на
кочевку выходила не вся деревня, а только ее часть. В деревне оставались
бесскотные и малоскотные, а в некоторых деревнях для присмотра за
усадьбой, за птицей оставались пожилые люди. По сообщениям информа-
торов, в дер. Узункулево оставалось 4—5 хозяйств. В дер. Казаккулево —
до 15 хозяйств. Есть все основания предполагать, что в начале XX в. более
половины населения деревни проводило на кочевке.
По традиции и по мере возможности выходили на кочевку все: пре-
имущественно это были богатые башкиры, середняки и часть бедняков.
Естественно, кочевки были экономически выгодны для многоскотных семей.
Новое в полукочевом быте рассматриваемого района сводилось к сле-
дующему: не оставляя кочевок, башкиры стали все больше заниматься
земледелием, подчинив кочевание требованиям земледельческого произ-
водства. Главное условие ведения полукочевого хозяйства — это наличие
больших пространств земли, т. е. пастбищ, которые сохранились при
общинной форме землевладения. Поэтому даже потеря башкирами боль-
шого числа скота не могла привести к прекращению кочевок. Полукоче-
вое скотоводческое хозяйство было характерно для Тамьян-Тангауров-
ской волости. В середине мая на кочевку выходили все деревни. Строго
168


соблюдались маршруты кочевок. Обратно возвращались в конце сентября.
Скота здесь разводили несравненно больше, чем в других районах Зауралья.
Более половины всех хозяйств имели юрты. Башкиры рассматриваемого
района выезжали на кочевку вплоть до образования колхозов. Пожилые
жители дер. Амангильдино хорошо помнят 1931 г., когда они в последний
раз выходили на кочевку. Перед полным прекращением расстояния коче-
вок сократились до 20 км (раньше дальние кочевки находились на рас-
стоянии до 35 км от своих деревень). К 1931 г. сохранилось лишь 8—9 юрт
из 15—17, имевшихся в начале XX в.
Таким образом, башкиры, населяющие восточные склоны Уральского
хребта, поздно перешли к оседлой жизни, а именно в 20-е гг. XX в. В годы
нэп произошло некоторое увеличение скотоводческого хозяйства, с новой
силой возобновились выезды на кочевки. Это было временным явле-
нием. Башкиры окончательно перешли к оседлости.
Итак, к 80—90 гг. XIX в. скотоводческое хозяйство южных, юго-вос-
точных и зауральских башкир пришло в полный упадок. В начале XX в.
наблюдается некоторое восстановление скотоводства, но уже на основе
развития земледелия.
Полукочевое скотоводство местами вплоть до конца XIX в. было глав-
ным занятием населения. Ведение скотоводческого хозяйства сопряжено
с многочисленными трудностями. Главной из них является неустойчи-
вость пастбищного табунного скотоводства, порождаемая его сильной
зависимостью от природных условий, от стихийных явлений. Следует
учесть, что скотоводство в зауральской Башкирии в течение нескольких
веков было ведущей, чуть ли не единственной отраслью хозяйства: осталь-
ные занятия, такие, как земледелие, бортничество, охота, рыболовство и
промыслы — или вообще отсутствовали, или ими занимались лишь
немногие и то в незначительных размерах.
Мы уже говорили о том, что основным видом скота у зауральских
башкир выступали лошади. Лишь при наличии больших земельных про-
странств можно было сохранить воспроизводство стад при пастбищной
системе кормления скота и рабочих лошадей, добычу различного зверя,
заниматься рыбной ловлей и вести местами, если это возможно, неболь-
шое земледельческое хозяйство. Известно, чтобы прокормить зимой одну
лошадь, требовалось 8—9 га пастбищ среднего качества, а для овцы —
лишь 2—3 га.
Неустойчивость скотоводческого хозяйства ярче всего проявлялась
в неурожайные годы, когда от нехватки корма погибло десятки тысяч
голов скота. В 1876 г. корреспондент газеты «Оренбургский листок» писал
из г. Верхнеуральска, что в 1874 г. большую часть башкирских посевов и
трав «истребили черви и кобылка. Вследствие этого цены на хлеб... подня-
лись чем вдвое, цены же на сено увеличились чуть не в десять раз... доро-
говизна корма, позднее наступление весны 1875 года имели следующие
последствия: большая часть скота от бескормицы пала, другая часть про-
дана за бесценок... оставшаяся часть рабочего скота до конца мая не могла
оправиться... почему башкиры в 1875 году посев сделали поздний, а так
как лето... закончилось преждевременными морозами, то и эти небольшие
посевы были побиты морозами...». «В конце 1875 года и в начале 1876
года, — продолжает он, — с башкир начали взыскивать подати за два года
169


и повели это дело так круто, что многие башкиры для уплаты податей про-
давали по дешевым ценам чуть ли не последнюю скотину...»
Вышеописанный случай неурожая трав и хлебов не был единствен-
ным. Неурожаи трав и хлебов периодически повторялись (1864, 1874—
1875, 1879—1880, 1889—1890, 1896—1897 гг.) и каждый раз уносили десятки
тысяч голов скота. Так, в своем отчете за 1897 г. оренбургский губернатор
писал, что население губернии «по случаю неурожая хлебов, оказался
вынужденным к убою скота в больших размерах на пищу и усиленной
распродаже его, которая началась еще с мая месяца. Сбывая не только
лишний в хозяйстве скот, но и необходимый ... и массовое продолжение
его вызывало падение цен до небывалых размеров ... число скота в губер-
нии уменьшилось почти вдвое».
Обеднение (скотом) коснулось не только башкир, оно имело место и
у казаков. Только в течение второй половины 80-х гг. XIX в. они потеряли
примерно 20% скота.
Ф. М. Стариков правильно объясняет это «полным неурожаем трав и
хлебов в течение трех лет 1886, 1887, 1888 гг. и падежом скота от поваль-
ных болезней». Возможно, снижение численности скота «имело место и
у русских крестьян, а также у башкир других районов».
Большим бедствием являлись «повальные болезни животных». В отчете
оренбургского губернатора за 1882 г. говорилось, что от «эпизоотических
болезней пало 3 629 голов скота, на коих чума на рогатый скот унесла
3 382 таким образом, по числу смерти и степени распространения чумы
на рогатый скот, как и в прежние годы, принадлежит к числу самых
тяжелых болезней, гибельно действующих на развитие скотоводства».
В отчете за 1886 г. подчеркивается, что «борьба с чумою еще до настоя-
щего времени не дает положительных результатов и чумная эпизоотия
существует в Оренбургской губернии в продолжении многих лет». Всего
от чумы пало в том году 11 040 голов рогатого скота. В следующем,
1887 г., чума унесла 2 357, сибирская язва — 1 320 голов скота. В 1888 г.
падеж скота от чумы увеличился и составил 8 360 голов, кроме того, от
бескормицы только в одном Челябинском уезде пало 2 687 лошадей.
В пореформенный период земледельческое хозяйство получило неко-
торое развитие на южной оконечности Зауральской Башкирии. Даже
в малоблагоприятных для земледелия верховьях реки Сакмары средняя
площадь засеваемых участков на одно хозяйство составляла 1 дес, в степ-
ных же волостях запашки на одно хозяйство достигали 2 дес. и более.
Большое количество скота (в некоторых деревнях по 40—50 голов
скота в среднем на 1 хозяйство) при наличии достаточных земельных
угодий позволяло сочетать земледелие со скотоводством.
В «Статистическом очерке состояния сельского хозяйства и промыс-
лов в Оренбургской губернии» за 1871 г. подчеркивается, что во 2, 3 и 4-й
Усерганских волостях «еще сильнее привержены к кочевому образу жизни
и мало занимались хлебопашеством...». Видимо, в этих волостях действи-
тельно так и обстояло дело, в то время как в 1-й и 5-й Усерганских
волостях земледелие было более развито.
В 70—80-е гг. в Орском уезде на одну душу населения приходилось
в среднем 0,2 дес. посева.
170


В целом, правильно писал оренбургский губернатор в отчете за 1882 г.:
«Земледелие башкир развито недостаточно», но тем не менее уже в неко-
торых местах оно стало «...принимать такое же значение, как и в других
уездах».
По данным на 1894 г., в 1-й и 2-й Бурзянской волостях было собрано
112 000 пудов хлеба, недостаток составил 466 000 пудов, хотя и был снят
хороший (сам-8) урожай.
В 1899 г. во 2-й Бурзянской волости на 2 600 семейств засевалось
395 дес. пшеницы, 180 дес. овса, 400 дес. ячменя и 23 дес. конопли, т. е.
всего 1 008 дес. Семена ввиду недостаточности «...приобретались покуп-
кою в казачьих селениях Орского и Верхнеуральского уездов».
Вышеизложенные, а также и другие данные свидетельствуют о том,
что действительно земледелие еще не получило достаточного развития.
В 1899 г. оренбургский губернатор докладывал царю, что у «...башкир...
земледелие, невзирая на многие благоприятные условия, находится еще
на слабой степени развития».
Даже в начале XX в. у башкирского населения не хватало производи-
мого хлеба на собственное потребление. По словам начальника земского
участка Орского уезда, в 1901г.: «...башкиры только в последнее время
стали заниматься земледелием и сеют хлеб в ничтожном количестве, так
что собранного хлеба ими своих полей далеко не хватает на продовольст-
венное население, теперь приходится покупать или у казаков и крестьян,
проживающих в пределах станиц или на базарах в деревнях Халиловой,
Темясово и Иткулово 2-й, куда приводится еженедельно от 15 до 30 возов
пшеничной муки...».
К началу XX в. земледелие у башкир Орского уезда все же сделало
заметный шаг вперед. Об этом свидетельствует таблица 10 по 2-й Усер-
ганской волости.
Таблица 10
Башкир:
без раб. скота
с 1 раб. скотом
с 2 и более
Русских крестьян
Число дворов
с посевом
1796
50
42
1704
2 115
без посева
448
294
154
-
77
всего
2 244
344
196
1704
2 192
посеяно
5 410
16 040
на 1 двор
2,4
8,1
Как видно, экономическое положение населения 2-й Усерганской
волости Орского уезда неодинаковое. На один двор у башкир приходи-
лось в среднем по 2,4 дес. запашки, а у русских крестьян — 8,1 дес. Среди
башкир посевов не имели 20% дворов, среди крестьян — только 3,5%.
Только 17% хозяйств из числа тех, которые не имеют или имеют 1 голову
171


рабочего скота, занимаются хлебопашеством. Хотя башкиры данной воло-
сти еще отстают по масштабам ведения земледельческого хозяйства от
русских крестьян, тем не менее успехи налицо.
По масштабам развития земледелия к Орскому уезду примыкала ос-
новная часть башкир Троицкого и Верхнеуральского уездов.
Кубеляк-Телявская и Тамьян-Тангауровская волости Верхнеуральского
уезда и Тунгатаровская волость Троицкого уезда занимают промежуточ-
ную полосу между северной и южной частями Зауральской Башкирии.
Башкиры этих волостей «занимались только отчасти хлебопашеством»,
так как предпочитали этому занятию «заработки в соседних казачьих
селениях и на золотых приисках».
Даже к 1887 г. размеры посевов в данном районе были незначитель-
ными: в Тамьян-Тангауровской волости на одно хозяйство в среднем при-
ходилось по 0,3—0,5 дес, в Кубеляк-Телявской — 0,3—1,0 дес. и только
в деревнях Гаделыиино — 1,4 и Сайтаково — 2,0 дес.
По данным 1902 г., в Кубеляк-Телявской волости имели посевы 2 052 хо-
зяйства, в Тунгатаровской — 1 479, тогда как более 20% хозяйств вообще
не обрабатывали землю.
Полевые источники дополняют наши представления о степени разви-
тия земледелия в этом районе. По словам информаторов, площади посевов
были различными: у бедняков — 0,25—0,6 дес.
середняков — 2—5 дес.
богачей — 6—7 дес.
Лишь в 20-х гг. XX в. площади посевов в зажиточных хозяйствах
достигли 20 дес. Все это указывает на слабое развитие земледелия у баш-
кир, проживающих по восточным склонам Уральских гор. Лишь незначи-
тельное число хозяйств в Кубеляк-Телявской, Тамьян-Тангауровской и Тун-
гатаровской волостях занимались земледелием. В дер. Гаделыиино посевы
имели лишь 3 хозяйства из 33, а в дер. Узункулево 10 из 35. Бедняки,
составляющие основную массу башкирского населения начала XX в.,
вообще не имели посевов.
Резюмируя, можно сказать, что к концу XIX в. в южной и Зауральской
Башкирии темпы развития земледелия и масштабы его ведения не везде
были одинаковыми. Развитие земледелия было значительным на самой
южной оконечности Зауральской Башкирии, у башкир Орского уезда.
В промежуточной полосе (Верхнеуральский, часть Троицкого уездов) зем-
леделием занимались лишь некоторые хозяйства и в очень малых разме-
рах. Незначительные размеры посевов у башкир Кубеляк-Телявской,
Тамьян-Тангауровской и Тунгатаровской (и даже 2-й Бурзянской) воло-
стей в конце XIX в. во многом объясняются объективными причинами.
Главное заключалось в том, что скотоводство еще не изжило себя эконо-
мически. Оно обеспечивало основные потребности коренного населения.
Тем более, что для ведения полукочевого скотоводства имелись обширные
земельные площади. По статистическим данным на 1905 г., на один баш-
кирский двор в этих районах приходилось в среднем 44 дес. земли. Далее,
как уже указывалось, большое значение имело и то, что в юго-восточной
Башкирии пастбищные угодья оставались в общинном владении, что
позволяло башкирам сохранять хотя бы часть традиционных маршрутов
172


летних кочевок. И наконец, этот регион мало подвергся колонизации.
Следовательно, менее активным было хозяйственное и культурное обще-
ние с другими народами, что способствовало сохранению традиционных
сторон быта и культуры.
Главной тенденцией развития хозяйства зауральских башкир в иссле-
дуемый период являлось постепенное расширение земледелия. Непремен-
ный член Оренбургского губернского присутствия Эверсман отмечал
в 1902 г. на собрании при Оренбургском присутствии по башкирским
делам: «...башкиры ... степных волостей занимались до сего времени глав-
ным образом скотоводством, начинают переходить мало по малу, очень
туго к земледелию». Особое внимание он обращал на тот факт, что «...как
недавние кочевники, совершенно не привыкшие к труду, башкиры очень
туго переходят к хлебопашеству, чем и объясняется главным образом
главное развитие такового среди башкирского населения».
К концу XIX — началу XX в. земледелие для подавляющей массы
башкирского населения Зауралья еще не стало основным занятием. Хозяй-
ства, не имеющие ни скота для обработки земли, ни навыков ведения
земледельческого хозяйства, вынуждены были отдавать свои душевые
наделы в аренду на 2—3 года, а то и более. Фактически сдача в аренду
была равноценна отчуждению. В качестве арендаторов выступали русские
кулаки, а часто и богатые «сородичи». Башкирский крестьянин, отдав
свой надел в аренду, зачастую нанимался к своему же арендатору в каче-
стве батрака. Арендуя таким образом за бесценок у своих «сородичей»
наделы, некоторые башкирские баи засевали по 100—150 дес. Размеры
посевов середняцких хозяйств составляли 2—3 дес, а у бедняцких не пре-
вышали 1 дес, а иногда составляли 20—25 соток. Для занятия земледели-
ем надо было коренным образом перестроить структуру существующего
хозяйства, а также обзавестись сельскохозяйственным инвентарем — но
все это требовало много денег, а их не было. «Без денег ныне и с землей
ничего не поделаешь», — указывал В. И. Ленин в брошюре «К деревен-
ской бедноте». Следует иметь в виду, что земледельческое производство
гораздо трудоемкое и требует от работника необходимых навыков труда,
любви к земле. В течение еще долгого времени земледелие оставалось для
башкир малопривлекательным занятием. Прав был оренбургский губерна-
тор, когда в отчете за 1893 г. указывал, что у башкир «...отсутствие знания,
усердия и более совершенных способов в обработке земли зависит от
недостаточной к ней привязанности, их особенной нелюбви к земледелию
(курсив мой. — Р. Я.)».
Неблагоприятные природные условия также препятствовали развитию
земледелия. В источнике за 1899 г. отмечается: «...в горной части Верхне-
уральского уезда... озимые посевы пострадали от морозов...» Таким образом,
наибольшие трудности для развития земледелия представляли: 1) недоста-
ток «удобных мест» — местность по Уральскому хребту гористая и лесис-
тая. Основная часть пригодных для занятия земледелием земель была
отнята у башкир в XVIII—XIX вв.; 2) неблагоприятные климатические
условия: ранние заморозки, позднее наступление весны и т. д.
Поэтому неудивительно, что по мере сокращения скота, башкирам
«для удовлетворения даже весьма скромных своих потребностей... остается
одна лишь эксплуатация лесных материалов...». Действительно, в горно-
173


лесных районах росло значение лесных промыслов. «Совсем в другом
положении находятся башкирские общества, поселенные в лесистых и
гористых местностях Уральского хребта, — писал оренбургский губерна-
тор в 1886 г., — за недостатком удобных мест для хлебопашества и небла-
гоприятными для развития его климатическими условиями, местному баш-
кирскому населению для удовлетворения даже весьма скромных своих
потребностей остается одна лишь эксплуатация лесного материала для
сбыта его или в виде разного рода деревянных изделий, чем горные
башкиры и занимаются, или же продажею леса для сплава его лесопро-
мышленникам в южные степные пространства».
Примерно также писал о хозяйстве горно-лесных башкир в 90-х гг.
XIX в. непременный член Оренбургского губернского присутствия Эвер-
сман: «Главным источником жизни для них (башкир. — Р. Я.) является
лесной промысел, состоящий в вырубке и вывозке на продажу лесного
материала, скотоводство же служит подспорьем таковому, давая необхо-
димую для указанной эксплуатации леса рабочую силу и отчасти лишь
принося самостоятельный в хозяйстве этих башкир доход». Видимо, как
оренбургский губернатор, так и Эверсман сильно преувеличивали роль
лесных промыслов в экономике горно-лесных башкир. При всем своем
развитии лесные промыслы не могли полностью вытеснить скотоводство
и стать основным занятием населения во всей горно-лесной Башкирии.
Совершенно правильно, на наш взгляд, определил хозяйство горно-лесных
башкир Берхгольц, который 6 лет всесторонне изучал горных катайцев.
Он писал, что «главное занятие (горных башкир. — Р. Я.) это ското-
коневодство и лесные промыслы». Несмотря на упадок скотоводства
во второй половине XIX в., горно-лесные башкиры продолжали занимать-
ся им. Например, в той части Азнаевской волости Стерлитамакского
уезда, где широко развитыми были лесопромысловые занятия, в 1903 г.
на 2 070 дворов приходилось 11 311 голов скота, крупного и мелкого.
А в Гирей-Кипчакской волости этого же уезда, где лесные промыслы
были еще более развиты, на 596 дворов приходилось 7 292 головы скота.
Полевые материалы свидетельствуют о том, что в конце XIX в. в зем-
ледельческих районах в каждой деревне 5—6 семей занимались пасечным
пчеловодством. В горно-лесных районах не теряло своего значения борт-
ничество. Среди башкир-бурзян, например, имелись пчеловоды, имеющие
по 40—50 бортей. В каждом ауле 7—8 домохозяев занимались бортниче-
ством.
Таким образом, в пореформенный период развитие хозяйства башкир
происходит в условиях дальнейшего расхищения их земель и постоянного
увеличения числа переселенцев в крае. Резкое сокращение пастбищных
угодий привело к упадку скотоводства как в районах оседлого земледелия,
так и, в особенности, в областях полукочевого скотоводства. Земледельче-
ско-скотоводческий район в пореформенный период превращается в район
оседло-земледельческого хозяйства. Летние кочевки, которые у некото-
рой части башкир на северо-востоке и в северном Зауралье сохранились
в дореформенный период, в конце XIX в. перестали существовать. Зона
полной оседлости в Зауралье к концу XIX в. распространилась вплоть
до Челябинска на юге. По масштабам развития земледелия северо-вос-
точные и северозауральские башкиры не отличались от северо-западных
и западных башкир. В отношении размеров посевов они, как и северо-
174


I ^ Itextt
Охансх
Мгмядыш
* очолябижж
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ:
♦ •губернски* города
Уоэдиы! город!
Зошидолноски*
ройом
3#Ш!0ДМИ1€Х*~
СХОТОООДЧОСКИ* Р1Й0Н
СкотооодчоекиД район
ео стбыу piHMTNtu
ЗОУЛОДОАМ
Хозяйственные районы Башкортостана в конце XIX в.
западные башкиры, уступали в незначительных масштабах местному рус-
скому населению.
К концу XIX в. завершился также переход юго-западных башкир к осед-
лому образу жизни. Основным занятием становится земледелие, хотя по
размерам запашек они вплоть до Октябрьской революции значительно
уступали русским крестьянам.
В районах старого и нового оседлого земледельческого районов населе-
ние занималось также пасечным пчеловодством, а в лесных районах —
бортничеством.
В конце XIX— начале XX в. на юге, юго-востоке и в Зауралье (к югу от
Челябинска) складывается земледельческо-скотоводческое хозяйство. Осо-
бенность этого огромного региона заключалась в следующем: резкая ломка
традиционного хозяйства — скотоводства, с одной стороны, и незавершен-
175


ность распространения земледелия среди основной массы башкир, с дру-
гой. В отличие от других районов Башкирии, в этом крае, особенно на
юго-востоке, до Октябрьской революции, а кое-где даже вплоть до кол-
лективизации сельского хозяйства сохранились летние кочевки.
В горно-лесных районах большое значение приобретают лесные
промыслы, но они не становятся единственным видом хозяйства башкир.
Несмотря на упадок, скотоводство еще сохраняло значительную роль.
Поэтому хозяйство горно-лесных башкир конца XIX в. лучше определить
как скотоводческо-лесопромысловое. У горно-лесных башкир значитель-
ную роль в хозяйстве продолжало играть традиционное занятие —
бортничество.
Численное распределение башкир между хозяйственными районами
было примерно таким: район оседлого земледелия — 55—60%, район земле-
дельческо-скотоводческого и скотоводческо-лесопромыслового хозяйст-
ва — 40—45%.
Техника земледельческого хозяйства. Основное место в земледельческом
хозяйстве башкир занимало полеводство. Огородничество было развито
слабо. Садоводство вообще не отмечалось. В XVII и первой половине
XVIII в. башкиры сеяли ячмень, полбу, овес, ярицу, коноплю, меньше —
рожь и пшеницу. Во второй половине XVIII в. башкиры, которые сочетали
полукочевое скотоводство с земледелием, по словам И. И. Лепехина, боль-
ше сеяли «ячмень и овес, а озимый хлеб у них за ненужной почитается».
По мере дальнейшего развития и распространения земледелия баш-
киры сеяли следующие сельскохозяйственные культуры: рожь, гречиху,
пшеницу, полбу, просо, горох, коноплю и лен.
Ведущей сельскохозяйственной культурой на северо-западе являлась
рожь. В течение первой половины XIX в. рожь начинает играть главную
роль на западе, северо-востоке и в северном Зауралье, т. е. там, где земле-
делие становится основным занятием башкир. За нею шли овес и ячмень.
Овес преобладал в северо-западных и западных районах, пшеница и про-
со — на засушливом юге и юго-западе. Полба и гречиха в небольших
размерах сеялись по всей Башкирии. В первой половине XIX в. в север-
ных районах западной Башкирии начали культивировать горох. Лен баш-
киры разводили в меньшей степени, чем коноплю, которая, хотя и в малых
размерах, была распространена по всей Башкирии. Ее выращивали с боль-
шой тщательностью. Даже кочевые башкиры, как сообщает И. И. Лепехин,
«для посева коноплей нарочито прилежны, ибо искусство их научило, что
конопляный холст добротою своей много превосходит крапивной, какой
их предки употребляли».
Система земледелия у башкир сложилась подсечно-огневая в лесистых
районах и переложная в степных. При подсечно-огневой — выжигались
большие участки леса. Зола обильно удобряла землю. В течение несколь-
ких лет такая земля давала неплохие урожаи. Когда участок истощался,
его забрасывали и выжигали другой. Подобная система земледелия была
возможна только при редком населении и обилии леса. По мере колони-
зации края и под влиянием русских крестьян подсечно-огневая система
стала постепенно исчезать, заменялась более совершенной — трехпольной.
При этом вся площадь делилась приблизительно на три части; из них одна
засевалась озимым хлебом — рожью, другая — яровым — овсом, ячменем
176


Сельскохозяйственные орудия:
1. Соха (1гука). Дер. Биксяново, Ишимбайский р-н; 2. Соха (кука). Дер. Ногаево, Крас-
нокамский р-н; 3. Деревянная борона (aFac тырма). Дер. Аючево, Стерлитамакский р-н;
4. Борона с железными зубьями (тимер тешле тырма). Дер. Максютово, Стерлитамак-
ский р-н; 5. Лемех (терэн). Дер. Аючево, Стерлитамакский р-н; 6. Кайло (кэйлэ). Дер.
Кулгунино, Ишимбайский р-н; 7. Мотыга (кэтмэн). Аскинский р-н; 8. Скобель (-кырвы).
Дер. Табулдино, Стерлибашевский р-н; 9. Землекопалка (салыр). Дер. Сураман, Учалин-
ский р-н
177


и др., третья оставалась под паром. На следующий год озимый «клин»
превращался в яровой, яровой — в пар, а пар распахивался под озимь.
К середине XIX в. трехпольная система стала господствующей в северо-
западной, западной и северо-восточной Башкирии.
При переложной системе, «выбрав место, по предположению удобное
для посева, они (башкиры. — Р. Я.) распахивают его, сеют хлеб и, если он
родится хорошо, распахивают то же место на следующий год и т. д., пока,
наконец, истощенная земля не даст более ничего или весьма мало, тогда
уже переходят на другое и повторяют то же самое». Обычно башкиры,
имея много земли, истощенный участок забрасывали навсегда. Иногда пос-
ле нескольких лет отдыха опять засевали. Переложная система земле-
делия у башкир оставалась господствующей в степных районах вплоть
до середины XIX в. В пореформенный период в связи с увеличением
запашек эта система была вытеснена трехпольной.
Трехпольная система хозяйства во второй половине XIX в. была распро-
странена повсеместно. Этот способ землепользования характерен не толь-
ко для башкир, но и для всего русского и нерусского населения Башкирии.
Многие орудия обработки почвы башкиры заимствовали у русских
крестьян и народов Поволжья, которые, постепенно проникая на терри-
торию Башкирии, приносили с собой и сельскохозяйственные навыки,
и хозяйственный инвентарь.
Особенно широкое распространение получил во всем крае татарский
сабан (1габан) с колесным передком. В архивных источниках XVII в. отме-
чается, что северо-западные башкиры «пашут сабаном на лошадях». Сабан
применялся главным образом для распашки целинных земель и поднятия
тяжелых почв. Подробное описание этого орудия, бытовавшего в середи-
не XVIII в. в Закамье в бассейне реки Черемшан (с. Басовка), впервые
сделал И. И. Лепехин.
Башкирский сабан конца XIX — начала XX в. хранится в Государ-
ственном музее этнографии в Санкт-Петербурге. Он состоит из основных
частей: рассохи и горбыля. Один конец горбыля прикрепляется к передку
при помощи петли и деревянного гвоздя — чекушки, а другой укреплен
в пятке рассохи. Впереди на рассоху надевается железный лемех, а на
верхнем конце укрепляется рогаль, держась за который пахарь управляет
сабаном. Горбыль с рассохой соединялся железным винтом, который
пропускался посредине горбыля и укреплялся в передней части рассохи.
При помощи этого винта регулировалась глубина погружения лемеха.
Отвалом обычно служила деревянная доска, косо прибитая с правой
стороны. Сабан вплоть до последних десятилетий XIX в. оставался одним
из ведущих пахотных орудий у южных, юго-западных, юго-восточных и
зауральских башкир. В архивных источниках середины XIX в. отмечается,
что на юге башкиры «пашут сабаном в 6 лошадей». В 1885 г. начальники
Орского, Троицкого, Оренбургского и Челябинского уездов доносили
в Оренбургский статистический комитет, что основными земледельчес-
кими орудиями башкир являются «сабаны и бороны». Пристав 1-го стана
Орского уезда наряду с сабаном упомянул соху. Длительное существова-
ние сабана в этом огромном районе объясняется тем, что здесь у башкир
до середины, а в некоторых местах и до конца XIX в. господствовала пере-
ложная система земледелия.
178


Сабан был тяжелым плугом. Тянуть его могли от 3 до 6—7 лошадей,
что было не по средствам подавляющему большинству северо-западных
башкир. Потом глубокая вспашка сабаном даже самой черноземной земли
превращала ее в малоплодную. Именно поэтому у башкир уже в XVIII в.
получает широкое распространение русская деревянная соха с двумя желез-
ными сошниками. «Хотя для начального вспахивания новини степных
мест они (башкиры. — Р. Я.) употребляют татарский плуг сабан, — отме-
чал П. С. Паллас, — однако же обыкновенное орание, как в России, у них
производится сохою, которая плута дешевле, легче и меньше, на управку
лошадей не требует». В конце XVIII и начале XIX в. соха вытесняет сабан.
«Почти совсем оставили башкиры здешней губернии, — пишет Н. С. По-
пов о башкирах Пермской губернии, — употребление сабана. Вместо оного
стали также возделывать плодоносные свои земли русскими сохами».
Развитие капиталистических отношений в деревне, дальнейшее рас-
пространение земледелия, стремление зажиточных башкирских крестьян
к увеличению товарности хозяйства вели к улучшению пахотных орудий.
Поэтому в конце XIX в. в башкирских хозяйствах начинают распростра-
няться усовершенствованные русскими мастерами сохи. Наибольшей
известностью пользовалась «курашимка», изобретенная Н. Н. Паюсовым.
Она проникла в Башкирию из Пермской губернии и получила широкое
распространение в степных волостях (Дуванейской, Емашевской, Благо-
вещенской и Булекей-Кудейской) Уфимского уезда и Петровской Стерли-
тамакского уезда. В отличие от обыкновенной русской сохи, рассоха
курашимки оканчивалась внизу «ножкой», на которую надевался лемех.
«Ножка» — простое расширение рассохи. Вместо сошных подвоев у кура-
шимки был один железный подвой, передний конец которого имел вид
кольца, обхватывающего перечень, а задний конец огибал левую сторону
рассохи и прикреплялся к ее задней поверхности винтом с гайкой. Такое
устройство подвоя позволяло регулировать ширину вспахиваемого пласта,
для чего кольцо, установленное на верхнем конце железного подвоя,
передвигалось по перечню вправо и влево: для уменьшения — вправо, для
увеличения — влево. Пласт переворачивался отвалом. Он делался из
железа и имел вогнутую поверхность. Отвал плотно пригонялся к краям
лемеха и винтами привинчивался к рассохе.
В лесостепных районах в конце XIX в. широкое распространение
получила косуля, заимствованная башкирами от вятских переселенцев.
В отличие от сохи косуля имела широкий лемех и один сошник. А другой
сошник заменялся резцом, который укреплялся несколько впереди, лезви-
ем вперед. Этот резец подрезывал пласт, прежде чем сошник его поднимал.
В начале XX в. во всей Башкирии ведущим пахотным орудием
становится плуг.
Плут был различных размеров, им пахали на трех и четырех лошадях.
Бедному башкиру, не имеющему столько лошадей, плут, естественно, был
не по плечу. Поэтому бедняки, особенно на юге, часто устраивали
«супряжки» для совместной вспашки своих полей. При этом на коренник
запрягалась лошадь хозяина участка, а на пристяжки — остальных членов
объединения.
Интересна обработка земли неимущими башкирами на юге-востоке.
Участок под посев они не пахали, а копали. В качестве орудия использо-
вали салыр — штыковую лопату очень маленького размера. По утверждению
179


82-летнего старика из дер. Сураман Учалинского района РБ Шарипова
Агидама Шариповича и других информаторов из деревень Наурузово,
Байрамгулово этого же района, такими орудиями 4—5 человек в день
примерно копали 0,05—0,06 дес. Если учтем, что бедняк сеял мало (0,20—
0,30 дес), то всей семьей он мог подготовить участок для посева примерно
за 4—5 дней.
Другим орудием для обработки почвы служила борона. При подсечно-
огневом земледелии участки, подготовленные для посева, обрабатывались
примитивной бороной — суковаткой. Она связывалась из нескольких
еловых лесин с торчащими сучьями, легко перескакивала через остав-
шиеся после огня пни. Борона-суковатка в XIX в. еще кое-где встречалась
в лесных районах Башкирии. Более усовершенствованной была вязаная
борона, распространенная в северо-западной и центральной Башкирии.
Она состояла из скрещенных перекладин, к которым ивовыми прутьями
привязывались деревянные зубья. Видимо, под влиянием русских крестьян
в первой половине XIX в. у башкир распространились бороны с деревян-
ными зубьями, укрепленными в пазах брусьев. Наличие таких борон
у южных башкир отмечается в 40-х гг. XIX в.
В конце XIX и в начале XX в. распространенной у всех башкир была
деревянная борона с 20 или 25 железными зубьями. Состояла она из четы-
рех или пяти брусков, скрепленных между собой двумя поперечными
брусками. В просверленные в брусках отверстия вставлялись железные
зубья. Размеры бороны примерно были 2 м длины и 1 м ширины.
Землю под посев озимых хлебов пахали два раза: первый раз в мае или
июне, а второй за 10 дней до начала сева; посев производился под борону.
К севу яровых тоже готовились с осени. В августе — октябре землю
распахивали, весной — вторично, после чего сеяли. Башкиры сеяли вруч-
ную, из лукошка. Бедные башкиры на юге и юго-востоке сеяли из подола.
На 1 дес. семян засевалось в следующем количестве: озимые — 1,1 —
1.4 четв. и яровые — 1,3—1,6 четв. Урожай составлял примерно в 2,5 —
3.5 раза больше, чем посеяно, а в конце XIX и в начале XX в. в связи
с внедрением в хозяйство более усовершенствованных орудий (плут,
борона с железными зубьями и др.) доходил до 4—5, а в некоторые уро-
жайные годы даже до семи раз больше.
Уборка урожая производилась серпом. Он был такой же формы, как
и у всех народов Поволжья и русских, с зубчатой насечкой по рабочему
краю. Косьба применялась в исключительных случаях, когда хлеб
вырастал травянистым и редким. Косы у башкир встречались двух видов:
коса-горбуша и коса с крюком. Первая (местное древнее орудие) имела
распространение на северо-западе. Другая — заимствована у русских.
Жали и мужчины, и женщины. На жатву обычно выезжали всей
семьей, запрягая для этого обычную телегу. Если поле располагалось
вблизи, то дома оставался кто-либо для приготовления и доставки пищи
(обычно старухи), а при дальнем расположении поля выезжали все и
пищу готовили тут же, на костре.
Сжатый хлеб связывали в снопы и складывали в «суслоны»: обычно
И снопов ставили на землю вертикально колосьями вверх, плотно один
к другому, а 12-й покрывал их сверху колосьями вниз, предохраняя зерна от
сырости и птиц. Башкиры были знакомы и с другими способами укладки
снопов («крестцы» и «копы»), но те не имели широкого распространения.
180


Сельскохозяйственные орудия:
1. Деревянные вилы (clfclc кэнэк). Дер. Ягудино, Учалинский р-н; 2. Цеп (сыбсшас).
Дер. Истяк, Янаульский р-н; 3. Грабли (aFac тырма). Дер. Турат, Хайбуллинский р-н;
4. Коса-горбуша (сеймы). Дер. Абишево, Хайбуллинский р-н; 5. Серп (урок). Дер. Чинги-
зовог Баймакский р-н; 6. Коса-летовка (тырмалы салвы). Дер. Чалкак, Бураевский р-н;
7. Ступа с пестом (киле менэн твйгве). Дер. Биксяново, Ишимбайский р-н; 8. Ручная мель-
ница (кул тирмэне). Дер. Аючево, Стерлитамакский р-н; 9. Каменные ручные жернова
(таш тирмэн). Дер. Миндегулово, Бурзянский р-н; 10. Лукошко (тубал, тэпэн). Дер.
Науруз, Учалинский р-н
181


После просушки снопы везли на гумно. Северо-западные и западные
башкиры перевозили чаще всего на специальных сноповозках. На гумне
хлеб складывали в «кэбэн» («кладухи» у русских, «каваны» у марийцев,
«кэбэн» у татар). Хлеб здесь хранился до обмолота.
Перед молотьбой хлеб обычно сушили в «шишах». Других типов ови-
нов у башкир не было. Шиш — это круглая яма, вокруг которой ставились
жерди в конусообразной форме. Жерди обкладывались снопами, колосья-
ми внутрь. В яме разводили огонь, чтобы сохли колосья.
Шиш — простейшее приспособление для огневой сушки хлебов. Он
характерен только для Поволжья. Происхождение этого способа не связы-
вается с какой-либо этнической группой. Он характерен для территории
Поволжья с ее климатическими условиями средней влажности.
Хлеб молотили на току — плотно утрамбованной ровной площадке
перед гумном. Крытые тока устраивали только богатые крестьяне. Моло-
тили осенью и даже зимой. В холод ток для ровности поливался водой
и замораживался. Молотьба хлеба у башкир производилась различными
способами: цепами, лошадьми, телегами и камнями с лошадиной тягой.
Молотьба цепом характерна только для северо-западных башкир.
В XVIII и в первой половине XIX в. цеп распространился у западных и
части северных башкир в связи с развитием земледелия и упадком ско-
товодства. Цеп — это две крепкие палки, длинная и короткая, скреплен-
ные между собой ремнем. Способ скрепления следующий: передний
конец держака делался толще и в нем высверливалась сквозная втулка
диаметром 1—2 см; в эту втулку продевался ремень, один конец которого
привязывался к держаку у основания его утолщения, а другой к билу, за
его шейку. Ремень, как во втулке держака, так и на шейке била, вращался
свободно, не закручиваясь. Молотили обычно 3—5 человек, которые
становились вокруг тока и равномерно били по снопам.
В центральной и восточной Башкирии молотили копытами лошадей.
И. Г. Георги сообщает, что в конце XVIII в. башкиры «очищают семена
от соломы топтанием крупной скотины, на которой разъезжают верхом
по сжатому хлебу».
В середине XVIII в., по словам В. М. Черемшанского, такой способ
молотьбы был в большом употреблении не только среди башкир, но и
русских. При молотьбе неподкованными лошадьми, как это описал в 1905 г.
С. И. Руденко, развязанные снопы ставились на току в круг стоймя, плот-
но один возле другого, колосьями кверху. Лошадей, которыми молотили,
бывало различное количество, от трех до десяти и более. Все они привя-
зывались одна к другой за шею и за хвост. Управлялись лошади одним
погонщиком, который стоял с кнутом в центре круга. С боков несколько
человек с вилами и граблями перетрясали солому и подбрасывали ее
в круг под копыта лошадей. Время от времени лошадей сводили с тока,
снимали граблями перемятую и отмолоченную солому, переворачивали ее
нижние слои и снова гоняли по току лошадей. Эта операция повторялась
несколько раз. В. М. Черемшанский сообщает, что хорошей пшеницы
пять лошадей обмолачивали пудов по сто в день.
В начале XX в. среди южных башкир распространились еще два спосо-
ба молотьбы: камнем и телегой, нагруженной камнями. Молотильные кам-
ни, по словам информаторов, заимствованы от переселенцев-украинцев.
182


При молотьбе телегой, нагружен-
ной камнями, ее возили по разло-
женным по току снопам.
Обмолоченное зерно провеива-
ли лопатой или лукошком. Богатые
башкиры применяли конные мо-
лотилки и веялки.
Зерно хранилось в клетях и
больших деревянных сосудах.
Солому после молотьбы сразу
же складывали в стога продолгова-
то-овальной или четырехугольной
формы и разной длины. Она ис-
пользовалась для перекрытия крыш
(в степных районах), как корм ско-
ту и т. д. Мякина шла на корм
скоту.
Перед размолом башкиры очи-
щали просо, ячмень и полбу от
кожуры толчением в деревянных
ступах, которые встречаются и сей-
час в каждой башкирской деревне.
Размол зерна в старину произ-
водился на ручных жерновах. Они
были широко распространены
среди башкир. В настоящее время
ручные жернова встречаются, прав-
да, редко, в центральной и восточ-
ной Башкирии. Они делались из
двух плоских обрезков березового бревна высотой 20—25 см и 50—70 см
в диаметре каждое. В центре нижнего жернова укреплялся железный
стержень, которому в верхнем жернове соответствовало отверстие.
Верхняя поверхность нижнего жернова и нижняя поверхность верхнего
усеивались осколками чугунного котла. У края верхнего жернова имелась
ручка для вращения жернова. При размоле подстилалась шкурка (в цент-
ре и на восточной) или холстина (на северо-западной стороне).
В горной Башкирии помимо деревянных изготовлялись и каменные
ручные жернова — из песчаника. Размером они обычно были меньше,
чем деревянные. Мололи на ручных жерновах женщины и дети 11—12 лет.
Ступы и зернотерки — древние орудия, на северо-западе они известны
с эпохи бронзы. Ручные деревянные жернова появились намного позд-
нее — в XVII в., когда башкиры ознакомились с земледелием. Кроме
ручных в Башкирии имелись и водяные мельницы как архаичного устрой-
ства — мутовки, так и более совершенные — колесчатые. В документах
XVIII в. в записях на припуск в свои вотчинные земли главным образом
татар башкиры оговаривали их право — «мутовки при себе строить»,
а также «колесчатые об одном и двух поставах». Мельницы-мутовки —
те же ручные жернова, приводимые в движение водой.
Мельница-мутовка.
Последняя четверть XVIII в.
По П. С. Палласу
183


IV
СОЦИАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО ОБЩЕСТВА
Башкирское общество после присоединения к Русскому государству
представляло собой сложное переплетение феодальных отношений с неко-
торыми пережитками патриархального быта. Административной едини-
цей были волости, образованные в основном на территории расселения
былых племен. Во главе волости стоял наследственный бий. После цар-
ского указа 1736 г. должность бия стала выборной.
1. Социальное устройство в земледельческих
и скотоводческих районах в XVIII в.
Для башкирского общества XVIII в. характерна пестрота и сложность
общественного развития. Рассмотрим земледельческие районы.
Дробление общины и разложение общинной земельной собственности.
В XVIII в. разные волости внутри крупных районов и даже отдельные
общины внутри волостей имели неодинаковый уровень развития соци-
альных отношений. Имеющиеся материалы позволяют с достаточной
полнотой и определенностью проследить эту неравномерность развития
только по Казанской дороге.
Степень развития и разложения общины является одним из показа-
телей развития социальных отношений у башкир. Она может быть опре-
делена через степень развития общинного владения и собственности его
антипода — владения частного.
Выяснение первого вопроса связано с исследованием процесса разло-
жения родоплеменной собственности, перехода владельческих, затем
и собственнических прав в руки аула. Второй вопрос — это вопрос о раз-
витии повытной системы, о превращении повытья из права или доли
башкирского асаба во владении общей нераздельной вотчиной в опреде-
ленный, ограниченный участок земельных угодий, постепенно переходя-
щий в индивидуальное владение башкирской семьи.
Казанская дорога
С точки зрения наличия и соотношения всех этих моментов и мате-
риала для их выяснения башкирские волости Казанской дороги целесооб-
184


разно рассматривать по группам: 1) Енейская, Гирейская, Киргизская;
2) Бюлярская; 3) Иланская; 4) Дуванейская; 5) Елдятская, Каршинская,
Кандинская, Шемшадинская.
Енейская волость. Пережитки родоплеменной собственности на землю
сохранялись в той или иной форме еще в XIX в. чуть не по всему Башкор-
тостану, тем более в первой половине XVIII в. енейцы не являются исклю-
чением. Однако восстановить состав енейских аймаков по актам записных
книг довольно трудно, и это уже говорит о нивелировке значения аймака
в то время.
Аульные группы, выступающие в актах в качестве вотчинников, как
правило, не именуют себя аймаками, да и к внутренней крепости этих
групп, судя по количеству совместных актов, можно отнестись с сомне-
нием. Часто аулы выступают в качестве самостоятельных земельных
собственников. Аул Бутады, ранее бывший, вероятно, центром аймака,
выступает один в четырех случаях из пяти. Записи от имени своего аула
дают башкиры деревень Телеевой, Семиостровной, Писляковой, Шабиз,
Картовой, Аккузевой, Сляковой, Белбуловой, Акчуриной, Сарысаз.
Все это свидетельствует о несомненном повышении роли аула как
самостоятельного земельного собственника и о процессе дробления, охва-
тившем все ступени башкирской общинной организации. Разрушение
в первой половине XVIII в. аймачной организации затрудняет выяснение
количества аймаков и их аульного состава. Н. Ф. Демидова называет пять
аймаков: Большой, Малый, Средний, Терпелинский и Канбарский,
Р. Г. Кузеев — три: Камбар, Тутыз, Бутады. В оброчной записи енейских
башкир 1749 г. говорится о четырех аймаках, 1754 г. — о пяти.
Из зарегистрированных в 1754 г. пяти аймаков в дальнейшем фигури-
руют четыре. Деревни второго аймака (по записи 1754 г.) Семиостровная
и Буаскуль показываются принадлежащими к Большому аймаку, Средний
и Терпелинский аймаки отождествляются.
Вероятно, когда-то существовало пять аймаков. В оброчной записи
1749 г. фигурируют «разных деревень башкирцы деревни Терпели...
деревни Калмаш... деревни Семестровны башкирцы выборной Черагул...
да четырех аймаков выборные деревни Семестровны... деревни Апасевы...
деревни Суты... деревни Телдеевой» и снова «башкирцы деревни Семе-
стровны... деревни Картово... деревни Буаскуль».
Кроме аулов, представляющих аймаки, в записи участвуют и необъе-
диненные аулы, вероятно, оставшиеся от распавшегося аймака. Башкиры
дер. Семиостровной — 1-й имеют своего выборного и, по-видимому, не
входят в состав какого-либо из четырех аймаков, возглавляемых другими
выборами. Очевидно, перед нами документ того времени, когда дер. Семи-
островная, осколок разрушенного аймака, еще оставалась хранителем его
развалин. С течением времени в связи с насильственным восстановлени-
ем аймачных традиций она вошла в состав Большого аймака, с которым,
вероятно, еще имела общие угодья.
Но и очертания остальных четырех аймаков становились все более
нечеткими. Подобно тому, как Большой аймак постепенно вбирал в себя
остатки другого, в Малом, Канбарском и Терпелинском аймаках появи-
лись «блуждающие» деревни.
В 1761 г. аул Шабиз числился в одном случае в Канбарском, в другом—
в Малом аймаке. Дер. Аккузина, принадлежавшая в 1754 г. Терпелин-
185


скому аймаку, в 1762 г. числилась уже в Малом. Контуры расплывались,
так как давно уже перестали соответствовать внутреннему содержанию.
В то же время у экс-аймаков сохранялись еще известные общие вла-
дения. Они пользовались ими вместе и в одиночку, поаульно и так далее.
Вот это и было, по-видимому, причиной «блуждания» деревень.
Объединявшими аймаки общими вотчинными угодьями оставались,
пожалуй, лишь крупные рыбные ловли. В 1749 г. башкиры четырьмя
аймаками и рядом аулов отдали в оброк устье реки Белой. В 1761 г. Малый
и Средний аймаки еще выступают собственниками оз. Большой Сагадак,
а Большой, Терпелинский (Средний) и Канбарский владеют оз. Малый
Сагадак. Более мелкие озера находятся уже в собственности одного или
нескольких аулов одного аймака. Так, собственниками оз. Маляши высту-
пают башкиры распавшегося Среднего аймака деревень Буаскуль и Итки-
ной.
Все же прочие вотчинные угодья — поля, леса, степи и пр., состав-
ляющие основу хозяйства и, значит, хозяйственно-владельческих связей,
находились в большинстве уже в ведении аульных групп и отдельных
аулов, и этот последний аргумент ставит крест на значении аймаков не
только как реальных, но даже и как номинальных земельных собствен-
ников.
Характерной особенностью Енейской и Гирейской волостей является
чрезвычайно слабое развитие повытной системы. В актах енейцев этот
термин даже не употребляется.
Что такое «повытье»?
А. П. Чулошников отвечает на этот вопрос так: «...аймачное пользова-
ние и владение вотчинной землей не представляется в это время (XVII—
первая половина XVIII в.) достаточно прочным, так как совладельцы
общей вотчины довольно свободно распоряжаются своими жеребьями,
или повытьями... нисколько не считаясь при этом с интересами других
соучастников общего владения...
По-видимому, часто выступавшие в различных челобитных как коллек-
тивные собственники вотчинной земли, отдельные башкиры с их товари-
щами и являлись такими совладельцами одного жеребья, или повытья
в общей аймачной вотчине».
Итак, жеребьем, или повытьем, А. П. Чулошников считает совместное
владение определенного числа башкир, примерно соответствующего аулу
или группе аулов, внутри аймачной вотчины. А. П. Чулошников опирался,
очевидно, в основном на документы XVII в., о чем свидетельствует и при-
знание им еще значительной роли аймака. В рассматриваемое нами время
положение совершенно изменилось. Аулы и аульные группы расценивали
свои земельные владения не повытьями какой-то более обширной вот-
чины, но самостоятельной вотчиной. Земельный акт 1730 г. дуванейского
башкира Максима Юртекеева, где он уступает «вотчинную свою землю,
своим повытком, вечно, которым повытьем я, Максим, владел з другими
родственниками своими и нашей волости з башкирцы», является исключе-
нием едва ли не единственным.
Появилось повытье более мелкого сорта, и А. П. Чулошников предви-
дит его: «дело шло, несомненно, гораздо дальше, и внутри большой семьи,
выделявшейся незаметно в порядке повытного владения с припущенниками-
чужеродцами из общего аймака или тюбы, продолжалось дальнейшее
расслоение».
186


Этот второй этап повытья в его предельно расчлененной, семейной
форме считает основным для Башкортостана в XVIII в. Р. Г. Кузеев.
«Повытья, жеребия, являясь частью общей территории аула, находились
в распоряжении отдельной семьи». Относительно более крупных форм
повытий он только допускает «возможность» того, «что первоначально
повытья были во владении не отдельной семьи, а группы родственных
семей, то есть общим собственником земли могли выступать ара или аймак
(родовое подразделение)». Эта возможность была несомненной действи-
тельностью, так как мы имеем достаточно примеров владения повытьем
различного количества башкир внутри аула. Но поскольку в одном ауле
жили обыкновенно несколько ара или аймаков, естественно предположить,
что и все они в былые времена владели общим повытьем. Это следует и из
самого значения слова «повытье» — часть или доля какого-то целого.
Когда собственниками вотчинных земель являлись роды и племена, аулы,
владевшие частью угодий самостоятельно, естественно, считались их по-
вытчиками. С ростом вотчинных прав хозяйственного аула значение
термина «повытье» сужалось, фиксируя совместное владение родового
подразделения или подобных ему групп. Наконец, с дальнейшим дробле-
нием и разложением общины и развитием индивидуального хозяйства
термин «повытье» начинает употребляться для обозначения угодий, закреп-
ленных за отдельной семьей. В XVIII в. это его основное значение.
Итак, точки зрения А. П. Чулошникова и Р. Г. Кузеева страдают преуве-
личением одной стороны процесса. Но для нас сейчас важно выяснить не
степень распространенности того или иного вида повытья, а самое
количество видов; скорее всего, их было три: аульный (несколько ара),
повытье ара или аймака и, наконец, семейное повытье. Причем это как бы
только стержни, основные вехи развития, акты же отражают также и дви-
жение и смещение этих видов.
Во всех указанных случаях повытье выступает перед нами как опреде-
ленное количество земли, известное число угодий. По-видимому, оба автора
признают только такое решение вопроса о повытье. Р. Г. Кузеев в связи
с этим пишет о том, что «в Восточном Башкортостане земельные угодья
не делились на повытья: система повытья не могла возникнуть при со-
хранении полукочевого скотоводства и отсутствии в сколько-нибудь
значительных размерах земледелия. Дробление земли на парцеллы-
повытья — связано с земледельческой формой хозяйства».
Как мы знаем, земледелие в Восточном Башкортостане и в первой
половине века, а еще более — во второй, достигло определенных успехов.
Кроме того, и в Восточном, и в Западном Башкортостане термин «по-
вытье» употреблялся и в другом значении: как равное право участия
каждого башкира в общей вотчине, право на равную долю в общей вот-
чине. Примеры этому будут приведены ниже.
Надо думать, между указанными двумя значениями повытья нет боль-
шой разницы. Очевидно, каждому владению определенным земельным
участком предшествовало ранее совместное владение группы товарищей
нераздельной вотчиной, трансформировавшееся затем в право пользования
в ней отдельных башкир ограниченным числом угодий. А это последнее
шло, в свою очередь, от традиционного, наследственного хозяйствования
отдельного башкира или группы башкир в определенном месте общей
187


вотчины. И если в Восточном Башкортостане употребление термина «по-
вытье» в первом значении уступает второму, то это говорит лишь о более
низкой степени его развития. Но это вовсе не означает, что повытная
система существовала только в Западном Башкортостане.
Безусловно, развитие земледелия оказало решающее влияние на фор-
мирование повытий-парцелл. «Повытье есть определенный участок пахот-
ных и прочих угодий». Только при оседлом или полуоседлом образе
жизни, связанном с земледелием, можно было достаточно последователь-
но пользоваться (в смысле владения определенным участком) и другими
угодьями — бортным ухожьем, мельничным местом, сенными покосами,
бобровыми гонами и так далее. Но необходимо подчеркнуть, что земель-
ные акты башкир XVIII в. фиксируют в ряде случаев вхождение всех
перечисленных угодий в состав повытья. «Территория, отошедшая к дерев-
не в результате ее отделения от тюбы или волости, — пишет Р. Г. Кузе-
ев, — подразделялась на две части: леса, пастбища, рыбные ловли обычно
оставались в общей собственности жителей данной деревни и ее высел-
ков; сенокосы, пахотные земли, а в районах, бедных лесом, и лесные
угодья, делились на повытья между отдельными семьями». Прежде всего,
видимо, не нужно думать, что все повытные угодья представляли собой
продукт нарочитого раздела между вотчинниками. Безусловно, часто
бывало так. Но всегда ли?
Н. Ф. Демидова пишет, что «частным позволением» и «владением» (то
есть повытьем) считались те виды земель и угодий, к которым «был при-
ложен индивидуальный труд». Но при относительном земельном просторе
для таких занятий, как земледелие, бортничество и так далее, зачастую,
вероятно, никакого организованного деления подобных угодий не было.
Захотел башкир пахать — облюбовал полянку в лесу или возле речки
земельку нашел — и пашет. Один, побогаче, пашет побольше, другой —
меньше. Точно так же, вероятно, и с бортничеством: от дерева к дереву
ставит тамгу башкир, и вот целый участок постепенно становится его
владением. У одного башкира 500 бортей, у другого — 50, у третьего — 5.
А зависит это в основном только от экономической мощности хозяйства
башкира.
Так стихийно и растет частное владение, не спрашивая на этот счет
ничьего позволения. По крайней мере, деление на повытья предполагает
какое-то уравнение их друг с другом. Тогда историческое неравенство
повытий нам пришлось бы объяснить только узурпацией феодалами об-
щинных земель и повытий своих единоплеменников, что представляется
вряд ли достаточным. Наконец, нам кажется, что перечень угодий, входя-
щих в повытье, можно еще существенно пополнить. Маркс, характеризуя
феодализм сельской общины, писал: «Оставляя в стороне все влияния
враждебной среды, уже одно постепенное накопление движимого имуще-
ства, начинающееся с накопления скота... все более и более значительная
роль, которую движимое имущество играет в самом земледелии, и множе-
ство других обстоятельств, неотделимых от этого накопления, — все это
действует как элемент, разлагающий экономическое и социальное равен-
ство, и порождает в недрах самой общины столкновение интересов, которое
сперва влечет за собой превращение пахотной земли в частную собствен-
ность и которое кончается частным присвоением лесов, пастбищ, пусто-
шей и пр., уже ставших общинными придатками частной собственности».
188


Правда, в Башкортостане рассматриваемого нами периода повытья не
стали еще частной собственностью. Владение повытьем чаще всего имело
известные ограничения, повытчик обычно не имел права полного отчуж-
дения своего жеребья из состава вотчины. Однако дело шло к этому.
И общинные угодья — леса, рыбные ловли — также постепенно втягива-
лись в орбиту распоряжения отдельных семей, в первую очередь, экономи-
чески состоятельных (мы уже не говорим здесь об общинных владениях
повытий). В многочисленных документах, рисующих владения башкир-
ских феодалов, мы встречаем упоминание о лесах и рыбных ловлях.
Думается, что в процессе их приобретения указанные выше факторы
тесно переплетаются. Вообще, нужно подчеркнуть, что в процессе появ-
ления семейных повытий социальным мотивам принадлежит выдающаяся
роль. Захват, скупка, припуск, все виды кабальных сделок, закрепощав-
ших общинников, были средствами приобретения и увеличения повыт-
ного владения.
Таковы, в общих чертах, история возникновения и пути развития
башкирских повытий и их роль в земельных отношениях башкир.
У енейских башкир, как уже говорилось, повытная система прослежи-
вается слабо. Собственниками угодий обычно выступают аулы. В 1709 г.
башкиры деревень Ногашевой и Яланьяра уступили «в вотчине своей на
пашню гаревые земли по Осе реке Бахтинские поля... тое землю пахать,
и по Осе реке сено косить... и... лес, кроме бортевых деревьев, рубить».
В 1729 г. башкир дер. Сарысаз Юнусай Дурменев взял «деревни Бугау-
ди у башкирцев у Султана Аманова с товарищи вотчин их по Ику реке
ловить бобров капканами».
В 1733 г. башкиры дер. Слякова Айдел Калгулатов с товарищами
«припустили вотчину свою Кыркаш и Каргов, в лес делать борти... и ста-
рые борти вычищать», а делить пополам.
В 1738 г. башкиры деревень Картовой, Апьтяновой, Тельдеевой и дру-
гие вотчинники аймака «отдали... вотчину свою... бортные ухожьи, хмеле-
вые щипаньи, пашенные земли, сенные покосы... со всякою рыбною ловлею
и з бобровыми и выдерными гонами... со всякою ловлею всякого текучего
зверя».
Это еще не все деревни, в которых, наряду с лесами и водами, находи-
лись в общинной собственности сенные покосы или бортные ухожья,
бобровые гоны или пашенные земли.
Просачиваются сведения о повытном владении. Может быть, одиннад-
цать вотчинников дер. Семиостровной во главе с Полатом Бектемировым
припускали в 1736 г. солдатского сына П. Г. Соломенцова на повытную
землю. Возможно, владельцами общего повытья были семь человек башкир
дер. Акчуриной, отдавших в 1749 г. в оброк «вотчину свою, лес, бортное
ухожье». Из записи можно видеть, что владельцами сдаваемых угодий
являются только эти семеро башкир, между тем в состав общинного
«мира» кроме акчуринских башкир входили еще асабы дер. Аккузевой.
Тогда перед нами повытье отживающего профиля. А может быть, это само-
стоятельная вотчина.
Свидетельством того, что новые веяния нашли свое выражение и у баш-
кир-енейцев, может служить описывавшийся нами спор представителей
двух башкирских аулов Канмурзы Азаматова и Сунбая Салтангулова. Они
189


решили «те наши сенные покосы разделить нам меж себя на 30 на
8 ясаков (то есть, очевидно, на общее число асабов в обоих аулах. — Р. Я.)
и владеть вопче».
Перед нами пора юности семейного повытья, когда оно еще не явля-
лось устойчивым наследственным владением одной семьи.
Характерно, что Юнусай Дурменев оброчил бобровые гоны у бутадин-
ских башкир только для себя.
Примечание. Тяжба произошла еще в 1705 г. Первый считал общую их
землю — сенные покосы — разделенной, второй — «неразделенной» и на
этом основании начал косить. Канмурза подал на него жалобу, обвиняя
в «насильстве». Но познакомившись с судебной волокитой и бюрократиз-
мом, «не дождався того дела вершения», спорившие прибегли к третей-
скому суду. В последовавшей записи, сделанной после суда, Канмурза
и Сунбай обязались владеть сенными покосами «вопче» и «друг друга не
изобижать». Однако уже через год сам Сунбай подал челобитную о раз-
деле спорных покосов, а Канмурза — вообще всех. Следствием было
решение отмежевать покосы «и по тем межам и урочищам поставить нам
грани с сторонними людьми».
Как видно, на место очень неясных отношений, базировавшихся, с од-
ной стороны, на традиционной фикции общего владения, а с другой — на
давнишнем частном использовании (поэтому оба чувствовали себя правы-
ми, ссылаясь на традицию), пришло полное размежевание. Аулы вступили
в самостоятельное распоряжение землей. Более чем в трети актов, касаю-
щихся Енейской волости, в качестве земельных вотчинников выступают
аулы. Однако неразвитость этого процесса подчеркивает сама единич-
ность примеров.
В целом Енейская волость удивляет оригинальным сочетанием полной
раздробленности собственности общинной и зачаточным состоянием
частного владения и собственности.
Гирейская волость. У гирейцев также не только аймачные, но и связи
более мелких аульных групп были основательно подорваны. Правда, мож-
но еще выделить группу аулов с относительно прочными связями. Это
группа Такта-Алачут — Кабан — Ногаева с примыкающими к ним дерев-
нями. Но, хотя и можно проследить во всей волости две группы деревень,
что соответствует двум гирейским аймакам по таблице Р. Г. Кузеева, восста-
новить аймаки даже так приблизительно, как в Енее, здесь невозможно.
Говорить поэтому, даже условно, об аймачном владении не приходится.
Общими вотчинами, связывавшими аулы, являлись водные угодья.
Большими озерами обычно владело несколько аулов (у енейцев же на них
еще претендовали аймаки). Собственниками оз. Мохового являлись дерев-
ни Ногаево, Бурсуково, Кабан, Старая Дияшева, Такта-Алачуг. Озеро
Азаккуль было вотчиной деревень Мрясевой, Азаккуль, Актаныш-баш,
Ст. Зияшевой, Балтасевой, Тлекеевой.
Часто трудно понять, скольким аулам принадлежит озеро: в разных
случаях выступает различное количество собственников.
В 1738 г. упомянутое оз. Азаккуль сдавали в оброк не 6, а только 3 дерев-
ни: Азаккуль, Мрясева и Балтасева. В 1727 г. оз. Апаиш числилось соб-
ственностью дер. Кабан. В 1755 г. половиной этого озера владеют 8 аулов:
190


Такта-Алачуг, Кабан, Ногаево, Актанышбаш, Мрясева, Коинова, Азяк,
Барсукова.
Нам кажется, что объяснение подобных явлений следует искать в раз-
ложении аймачного владения. Безусловно, причиной появления столь
большого количества аулов-собственников отчасти является искусствен-
ное оживление аймачных традиций в 40—50-х гг. XVIII в. Фактическое же
число собственников было, конечно, меньше.
Интересно, что башкиры деревень Такта-Алачуг и Ногаевой отдали
в оброк русло Белой («стреж») на срок до 1761—1762 гг., а 5 аулов, сделав-
шие аналогичную запись в 1750 г., укрепляли реку за своими съемщиками
с 1763 г. Аулы, таким образом, владеют водными угодьями попеременно,
друг за другом, что указывает на их начавшееся обособление. Ряд случаев
сдачи аулами половины озера, являющегося совместным владением более
широкой общины, свидетельствует о том же.
Интересна запись асаба дер. Байсариной Мряся Салтанаева енейскому
старшине Ирмяшу Урмашеву о припуске в вотчинные угодья. Запись
делалась «с повеления тое же волости, деревни Илак» старшины Кадыр-
гула Касимова с товарищами, от которого Мряс имел на этот счет «татар-
ское письмо». Непосредственным владельцем земель являлся аул, пред-
ставитель которого Мряс Салтанаев самостоятельно определял состав
и количество угодий, сдаваемых припущеннику, и условия припуска.
Однако распоряжение землями исходит, как видим, от феодала, стоящего
во главе какого-то аульного объединения.
Итак, аульные группы связывала не только общая собственность на
водные угодья, но частично и на земельные.
В 1702 г. «гирейские волости, деревни Такталачик Козюм Беккенин,
деревни Баймурзины Ишкиня Темкеев, деревни Кабановы Солтанай Кан-
гильдин, Урметь Биимбетов, деревни Ногаевы Кубяк Азимбетов, башкир-
цы, договорились меж собою в том: владеем мы... вотчиною... все вопче».
Однако: «с тое вотчины и со всяких угодей великого государя казну
платили мы 14 батман меду да 42 куницы, в том числе платили я, Козюм,
2 батмана да 7 куниц, а я, Ишкиня, 2 батмана да 6 куниц, я, Солтанай,
2 батмана да 6 куниц, я, Урметь, 5 батман с полу батманом да 17 куниц,
я, Кубяк, 2 батмана с полу батманом да 6 куниц. И впредь нам... тот
вышеписанный мед и куницы платить... всем поровну, почему не доста-
нетца, а лишнего ничего никому не платить».
Здесь налицо начавшееся деление общей вотчины между аулами, в ре-
зультате чего появилось, очевидно, неравенство в уплате ясака. Да и внут-
ри аула, кажется, произошло дробление. В ауле Кабан два ясачных главы,
из которых один платит в три раза больше другого. Очевидно, внутри аула
обособлялись родовые подразделения или подобные им группы.
В 1727 г. сдавали в оброк вотчинное оз. Апаиш «деревни Кабан
ясашные башкирцы Сапар Уразметев, Игибай Калмаков с товарыщи»
сроком на 4 года. С 1732 г. это озеро сдавали «деревни Кабан... башкирцы
Дюсмекей Урметев, Абызай Игибаев» — двое, без «товарищей», и обяза-
тельства давали только от своего имени.
191


В 1707 г. сходцы оброчили оз. Сютлю у шести кабановских башкир
во главе со Смаилом Катяковым. А в 1750 г. хозяевами половины его
выступали башкиры того же аула Сафар Уразметев, Тимир Тимметев
и Маракай Девенеев.
Трудно определить истинный смысл подобных записей, но все это
очень похоже на групповые и даже семейные повытья, и такие повытья
у гирейских башкир были. Башкир дер. Буртюковой Нияз Танльтбаев,
усыновляя своего родственника Якупа Салтангулова, предоставил ему
владеть «в вотчине нашей, в моем повытье» всякими угодьями. Однако
степень развития такого рода повытий была, вероятно, слабой, так как
приведенный документ является единственным упоминанием о повытье.
В составе общинных угодий мы встречаем такие, которые могли бы войти
в повытья при их развитии. Так, башкиры деревни Ногаевой позволили
крестьянам в своей вотчине «старые наши артельные борти крыть».
Это говорит о том, что повытная система и в Гирейской волости была в
неразвитом состоянии. Основными владельцами земельных и водных
угодий являлись аулы и их объединения.
"к "к "к
Степень развития башкир-киргизцев примерно соответствовала еней-
ской или гирейской и характеризовалась теми же чертами. Как и всюду,
здесь шел процесс дробления общин и вотчин, происходили захваты
земель и споры из-за них, и в большинстве актов стала обычной защитная
формула: «от вступщиков», «от своей братьи вотчинников» и «от посто-
ронних людей во всем очищать».
Бюлярские волости. Общинное владение бюлярских башкир в первые
три десятилетия в документах не отражено. Однако в отличие от ранее
рассмотренных волостей, где почти с самого начала века в качестве носи-
телей общинного земельного права выступают аулы или их объединения,
у бюлярцев еще в конце 20-х — начале 30-х гг. общинный владетель
появляется под такой формулировкой: «Байлярские волости башкирцы
Азя Уразаев... с товарищи»; или: «Байлярской волости башкирцы Мансур
Касимов, Мрясь Ирмяшев... з братьи и з детьми, и с племянники и з род-
ственники»; или, наконец: «Байлярской волости, деревни Калмаш башкир-
цы Азамат Ишкин... 3 братьи и з детьми, и с племянники и с товарыщи».
Итак, здесь два момента:
1. Сравнительно редкое упоминание аулов, ведение записи от какого-
либо лица с товарищами;
2. Включение в состав формулы вотчинников детей, братьев и пле-
мянников.
Это, видимо, свидетельствует о более сохранившихся традициях род-
ственного владения в общинах (однако никаких сведений об аймаках нет)
и о нечетком еще выделении хозяйственных аулов как собственников
земельных пространств. По актам записных книг, аул как носитель права
собственности на землю впервые фигурирует у бюлярцев в 1731 г.
Впрочем, уже с середины 20-х гг. мы не сможем отличить Бюлярские
волости от Гирейской и Енейской. И все же у бюлярцев мы не находим
192


значительного количества аулов, как у башкир этих волостей. Зато у них
ярче прослеживается развитие повытной системы. Так, бюлярец Ишкей
Карманов уступил татарину Салтанаю Исакову: «мое повытье, что владел
я, Ишка, тое же волости з башкирцы с родственники своими... с товарищи
и своими аймаком. А в той же вотчине звериные и птичьи и рыбные
ловли и хмелевая щипание».
Повытье здесь выступает не как определенный участок угодий, а лишь
как право участия в общей вотчине, и Ишкей припускает Салтаная только
«вместо себя».
В случае припуска в вотчину посторонних Салтанай, наравне с другими
асабами аймака, становился равноправным участником дележа «оброч-
ных денег» «по жеребьям», как если бы это был сам Ишкей. Словом,
Салтанай становится равноправным вотчинником, полномочным асабом
(верх возможного для припущенника).
Судя по записи, припуск того или иного сходца от общины не зависит.
Это индивидуальное право повытчика, хотя само его владение есть лишь
право. Но община оказывает сдерживающее влияние: может быть только
замена владельца, но не увеличение числа владеющих. Это естественно,
когда повытье есть лишь право владения, а не участок владения. В против-
ном случае все остальные вотчинники потерпели бы убытки в отношении
материальных благ: увеличивалось количество вотчинников без увеличе-
ния размера вотчины.
Частое нарушение этого общинного права способствовало обезземели-
ванию башкирской общины.
Увеличение числа владельцев вотчины могло произойти только в слу-
чае припуска всей общиной за какую-либо компенсацию: оброк, помощь
в платеже ясака и пр., причем компенсацию на равных правах должны
были получать все башкиры-вотчинники.
Насколько сильна была власть общины, можно видеть из припускной
записи башкира Агыбеся Доскаева енейскому мулле Апасю Тютееву: «со
общего совету припустил я... оного Апася-Муллу в вотчину свою... в свое
повытье для поселения... на оном моем повытье юртом, где пожелает... и
всяким употреблением употреблятца».
Трудно понять, представляет ли здесь повытье определенное количе-
ство угодий или право владения в нераздельной вотчине. В случае «ежели
станут родственники мои, вступаясь в тое вотчину... утесняя, зживать»
Апася Агыбесь имеет право и обязанность «ево в том очищать». Однако,
если кто из «единовотчинников» «станет порицать, что де одним повыт-
ком против других мы с ним владеем вдвое, то мне, Агыбесю, и детям
моим быти от той моей вотчине от повытку лишену, а владеть... Апасю-
Мулле... а нам, Агыбесю, до той вотчины и дела нет».
Контролирующие права общины в отношении повытий представляют-
ся здесь весьма существенными. Дело может дойти до лишения повытчи-
ка вотчинных прав. Перед нами переходная ступень в развитии повытья,
характеризующаяся, с одной стороны, укреплением индивидуальных прав
владельца на него (появилось же у одного повытья два владельца при
«общем совете» с одновотчинниками), с другой — сохранением контроли-
рующих прав общины. Поэтому столь трудно ответить на вопрос о качест-
ве повытного владения.
193


Когда повытье постепенно стало превращаться из права в участок
земли, в частное владение, тогда права общины на него стали падать.
Начало мы видим уже в записи Ишкея Карманова: уходя из повытья, он
оставляет за собой борти, до которых «ему, Салтанаю, дела нет, владеть
мне, Ишкею». И, очевидно, это было не единичное явление. В припускной
записи бюлярца Акметя Аднагулова кубовскому башкиру Юрбагишу
Токметеву «в вотчину свою, в повытье свое», как нам кажется, повытье
представляет собой определенное количество земельных угодий, находя-
щихся в частном владении одного лица.
В отличие от прежних записей мы не видим здесь никакого намека не
только на владельческие права общины, но и на самое ее существование.
Акмет и его потомки самостоятельно решают вопрос о пребывании при-
пущенника в вотчине: «А ему Акметю... и с той вотчины ото владения общаго
вышеписанного не отлишать», причем припуск фактически бессрочный.
В состав угодий повытья входят леса и реки, борти.
На самостоятельность повытного владения указывает и обязанность
Юрбагиша помогать Акмету в платеже ясака, «который ясак надлежит
к платежу в казну на Акмете».
Может быть, слова «вотчина» и «повытье» здесь идентичны и употреб-
ляются в том числе, когда права общины на повытье нивелируются и вла-
дение имеет быть частным.
Процесс дробления вотчин захватил и водные угодья; дробление сопро-
вождалось спорами, захватом угодий, самостоятельным припуском и так
далее.
Башкиры дер. Салауш Мансур Касимов с товарищами вынуждены были
в 1731 г. специальной записью подтвердить, что рыбные ловли находятся
в общей вотчине, в связи с чем «впредь оными рыбными ловли владеть
всем, и с кого надлежит по общему припуску оброк брать» и «оброчные
деньги делить всем по развыткам». «И никакие в тех водах друг другу из
обиды и напрасного изнурения не чинить, и припускать... вообще ж, друг
без друга собою не припускать». Однако сам процесс развития неумо-
лимо вел к дроблению. В 1746 г. башкиры того же аула за отданные озера
«оброку рядили... Мансур Токтамышев, за озеро Тальнишное на год по
15-ти рублей, а Мансур Касимов за озеро Лодеешное на год по 20-ти руб-
лей». Первый отдал озеро на три года, второй — на пять лет. Очевидно,
внутри аула родовые подразделения или подобные им группы владели
своими повытными озерами, хотя и находившимися в общей вотчине.
Споры за землю приобрели, очевидно, столь ожесточенный характер,
что и припущенников мобилизовали на защиту вотчинных прав припус-
тивших асабов. Башкиры аула Калмаш наказывали своему припущен-
нику, что «ежели починитца о той вотчине с кем какое дело и убытки,
вообще друг друга ни в чем не выдавать». Таких документов немного, но
они выразительны.
Иланская волость. Иланская волость во многом напоминает икские
Бюлярские волости. Владельцами общинных земель выступают башкиры
с родственниками, племянниками или с товарищами, но без указания
аула. Впервые аул как собственник земельных угодий ясно различается
в 1735 г.
194


Группы аулов, часто выступавшие собственниками вотчин у гирейцев
и енейцев, здесь, как и у бюлярских племен, совершенно не характерны.
Возможно, это объясняется отсутствием крупных озер, собственниками
которых чаще всего являлись аульные группы.
Здесь владельцами вотчин самостоятельно выступают аулы. Они сво-
бодно распоряжались вотчинной землей и даже производили фактическое
отчуждение ее. Документы отражают и сам процесс постепенного обособ-
ления аулов. Аульные асабы припускали в свои вотчины не только сходцев
или башкир других волостей, но и единоплеменников, а если те «ходили»
в их угодьях «без записи собою», то это считалось «насильством».
Прошли уже те времена, когда башкиры одной волости, одного племени
считались и одновотчинниками; какой-нибудь сходец, мещеряк или чуваш,
припущенный на известных условиях в башкирскую вотчину, имел на нее
гораздо больше прав, чем башкирский асаб из одного племени. Его права
ограничивались теперь территорией деревни. Место рода занял аул.
А ведь такие времена были. И еще в 1732 г. башкиры Ички-Иланской
волости допустили к совладению вотчиной явившихся башкир той же
волости мулл братьев Бекметевых. Однако эта запись производит уже
впечатление анахронизма.
Безусловно, сыграло роль социальное положение искателей. А какой
синклит из мулл, сотников и прочих уважаемых лиц разных деревень
пришлось собрать для решения вышеупомянутого вопроса, исследовать
который пришлось «от прапращурского поколения». Родственные связи,
давно уже потерявшие экономическую значимость, выветривались и из
голов башкир.
Повытная система иланцев прослеживается чуть ли не во всех видах
ее развития. В некоторых местах она только еще зарождалась, и башкиры
припускали сходцев в вотчины «с пашенными землями и сенными покосы
и бортные ухожья... которые вотчины они... владели напередь сего с нами...
вопще», приглашали «пашня пахать... вместе, також сена косить». Суще-
ствовало и владение родовых подразделений или подобных групп, но
повытьем оно уже не именовалось. Однако особенно бурно развивались
повытья семейные.
Иланский башкир Балта Алметев возобновил в 1706 г. припуск шес-
тилетней давности татарина Ишкина Иштерекова «в вотчину свою в свой
жеребей по речке Секашу по одной стороне» в черный лес. Мало того, что
Балта самостоятельно распоряжается своим жеребьем, без контроля общи-
ны. «Да ему ж, Ишкине, — говорится в записи, — ходить вопче той волос-
ти з башкирцы... борти делать в степях и в дубравах, опричь того черного
лесу». Такие же права получает и татарин Аднагул Темеев с товарищами.
Это уже нечто новое, не только повытьем распоряжается припускаю-
щий, но и самостоятельно припускает в общую вотчину, а если кто из
вотчинников станет изгонять его клеврета, то заплатит штраф.
От былого правового могущества общины не остается и следа. Частное
владение торжествует над общинным. Стоит обратить внимание на состав
повытья — бортное ухожье, звериные ловли, пашенные земли, сенные
покосы и так далее. Восстановленные в вотчинных правах муллы братья
Бекметевы, кроме права владения нераздельной вотчиной, получили в част-
ное владение или пользование оз. Емичтау с рыбными ловлями и бобро-
выми гонами.
195


Иногда грань между вотчиной и повытьем совсем стирается. Бывший
повытчик в общей вотчине начинает именоваться прямо вотчинником, на-
пример, «припустил я, Сеин, в вотчину свою ... к себе в помочь ясаку, что
я, Сеин, платил в казну... вотчиною моею владеть со мною вместе», или:
«зделать мне в ево, Юмаевой, вотчине в лесу 600 бортей... а до зделки тех
бортей косить мне... ему, Юмаю, на год по 50 копен сена на ево лугах».
Нам неизвестно, каким путем образовались эти вотчины. Частично,
по-видимому, расширялся круг повытных угодий, частично разными путя-
ми присваивались общие аульные земли. Но несомненно, что появление и
существование таких вотчин свидетельствует о полноте развития повыт-
ной системы у иланских башкир, как и о степени разложения их общин.
Башкир-иланец, выступавший в большинстве случаев единолично,
обычно непосредственно, без обиняков именует вотчину своей.
По некоторым документам можно видеть, как постепенно стирались
грани между повытьем-участком и повытьем-правом. Башкир Туганаш
Тимербулатов припустил в 1716 г. татарина Юрбагыша Токметева «в вот-
чину свою в свой повыток на пахотную землю. Пашня ему, Юрбагышу,
пахать и сена косить, и двором построитца, и в вотчине моем жеребьи
вновь борти делать, и всякого зверя и птицу ловить со мною... вместе».
Хотя повытье и жеребий выделены, но распоряжение каждым из них
одинаково самостоятельно. Точно так же башкир дер. Азаматовой Хоро-
шай Мурзагильдиев, усыновляя пасынка, предоставил ему «пожитками^и
дворовыми строением, пахотного землею и сенными покосы и вотчиною,
бортным ухожьем, звериными и рыбными ловлей и всякими угодьи,
и бобровыми гоны... владеть... вечно моим повытьем».
Так развитие индивидуального хозяйства и связанного с ним частного
пользования дробило общинные земли, становившиеся придатком част-
ного владения, и стирало грани между повытьем и жеребьем.
Как мы уже видели, состав повытных угодий был самым разнооб-
разным. Это зависело, по-видимому, от соотношения сил между вотчиной
и асабами. Средним случаем, как бы уравновешивающим полюса общин-
ного и частного владения, был, вероятно, тот, когда в состав повытья
входили пашенные земли, сенные покосы и борти. Так было у башкир
дер. Кудашевой Смаила и Алея Тергововых, уступивших «в вотчине своей
пахотную землю и сенные покосы, половину повытка своего, также
и прясла да сенны ж покосы — луг... повыток весь, которою вотчиною
и пахотного землю и сенные покосы владеем мы, Смаил и Алей з братом
своим Апкеем, по речке Таныпу...».
Итак, в противовес всем ранее рассмотренным волостям, Иланская
поражает степенью развития своей повытной системы. По-видимому, раз-
ложение общины зашло гораздо дальше. Правда, и здесь мы видим и распо-
ряжение всеми видами угодий со стороны аулов и со стороны родовых
подразделений и подобных групп, но рядом с этим мы видели повытья,
находящиеся в полном распоряжении их владельцев, и упадок общинного
владения, и, наконец, частновладельческие вотчины. Все это заставляет
выделить по степени развития Иланскую волость из среды всех прочих.
Дуванейская волость. Разобраться в земельных отношениях дуваней-
цев стоит большого труда. Из 12 известных нам дуванейских деревень
11 (Бакаева, Расмякеева, Калмашбаш, Картикеева, Старая Картикеева,
196


Ишеева, Старая Ишеева, Ишимбетева, Абашева, Кудюшли-Тамак и Коп-
ландина) находятся в той или иной связи друг с другом, причем трудно
установить ее характер.
В 1717 г. дуванейские башкиры дер. Бакаевой Ишикай и Ишибешев
с товарищами припустили «в вотчину свою, которая по разделе нам с сво-
ею братьею тюбями» досталась. Однако определить аульный состав тюб
не представляется возможным и об известных нам деревнях нельзя ска-
зать, к одной или нескольким тюбам они принадлежат. (Принадлежность
известных многих нам по актам асабов в одно или в разное время к не-
скольким аулам могла происходить также вследствие припуска. Припуск
башкир-единоплеменников широко известен по записям иланских и кар-
шинских башкир. Однако у дуванейцев мы этого проследить не можем.
Единственный известный нам припущенный башкир-дуванеец — Наурус
Байгозин с товарищами.)
11 аулов можно разделить на две группы: в одной Бакаево, Расмякеево,
Калмашбаш, в другой — остальные 8 деревень. Вполне возможно, что это
две разные тюбы, так как между 8 аулами второй группы можно
наблюдать особенно оживленные отношения. Феодал-башкир Казбулат Бур-
чаков, еще в 1713 г. живший в ауле Кудюшли-Тамак (Кулюшли), в 1719 г.
числится уже в Ст. Картикееве, где у него стародавнее, еще отцовское
владение. Еще в 1716 г. Казбулат владел повытьем в Елкичеевской
вотчине, а в 1730 г. эту общинную землю сдает припущенникам башкир
дер. Ст. Ишеевой Кинзибай Сырымбетов, который был одновременно и
вотчинником дер. Ишеевой. Сююндюк Минеев являлся вотчинником
деревень Картикеевой и Копландиной. Наконец, с 20-х гг. все названные
вотчинники выступают постепенно асабами дер. Ишимбетевой. С 1719 г.
там числится ишеевский башкир Азикей Тимганов, с 1723 г. — башкир
дер. Ст. Ишеевой Атика Куюков, с 1726 г. — кудюшлинские башкиры Нусе-
ляк Туганаев, Наурус Багозин, дер. Копландиной Копланда Мамбетев.
Принимая во внимание отсутствие в документах указаний на распро-
странение среди башкир-дуванейцев припуска единоплеменников, можно
склониться к мысли, что указанные аулы принадлежали к одной тюбе и
что взаимосвязи аулов внутри дуванейских тюб были весьма интенсив-
ными.
Нужно обратить внимание и на характер записей.
В 1718 г. башкир дер. Бакаевой припускал «в вотчину свою... кото-
рою... владею я, Аит, тое Дуванейской волости з башкирцами». В 1719 г.
аналогичную запись сделал Казбулат Бурчаков из Ст. Картикеевой. Подоб-
ные же формулировки можно встретить у башкир деревень Расмякеевой,
Картикеевой, Копландиной, Илметевой.
В ряде записей аулы вообще не упоминаются. В аулах Кудюшли-Тамак
и Расмякеево зафиксировано владение «с родственники». Такой характер
записей свидетельствует, вероятно, о недостаточной еще самостоятель-
ности хозяйственных аулов, о недостаточном выделении их из старых
форм аймачного (тюбного) владения.
Однако в записи расмекеевских башкир от 1717 г. об отдаче в оброк
пашен и покосов говорится: «а межи... до глубокова логу, и на том логу
грань по дубу... да по конец... лесу на березе наша грань... да на дубу
грань же».
197


Указание на грани свидетельствует о раннем и глубоком расчленении
и обособлении общин. Во многих из перечисленных общин и аулов состав
общинных угодий включает все или почти все виды. Однако в ряде
записей борти уже исключаются из состава отданных угодий.
Не всегда, конечно, можно с достоверностью определить, какой вид
собственности или владения на пашни и сенокосы существовал в дуваней-
ских аулах и общинах, так как кроме отданных в оброк земель сущест-
вовали и другие. Но в некоторых случаях общинные владения выступают
довольно отчетливо, как, например, в обязательстве башкир дер. Коплан-
диной Копланды Мамбетева с товарищами Мурзе Асану Кирееву «бес
спросу ево, Асанова, сена на лугах не косить» или свидетельстве крестья-
нина О. Гайтанова о том, что он оброчит пахотную землю «у башкирцов
Януруса Байгузина с товарыщи, 10 переездов в поле, а в дву потому — же,
и с сенными покосы».
Частное владение и пользование — повытная система получила у дува-
нейских башкир четкое выражение.
В 1718 г. дуванеец Максим Юртекеев припускал сходца «в вотчину
свою в повыток... во всякие угодья, которыми владею я, Максим, с това-
рыщи своими». Это припуск в повытье общей вотчины, причем нет
никаких оснований считать его определенным участком угодий, но скорее
правом. Однако припуск самостоятельный, без санкции общины, и это
уже залог скорого прогрессирования повытной системы.
В другой записи Максима Юртекеева, данной им через два дня, на этот
раз как асабом другого аула, можно уже видеть намеки на некоторое
обособление или выделение повытий. Максим припускает в повытье
вотчины, общей с другими асабами, «где я, Максим, хожу, и ему... в той
вотчине в моем повытье вопче со мною ходить, вновь про себя борти...
делать... зверя и птицу, и рыбу ловить... бревна и дрова рубить... и всем
употреблятца, чем я, Максим, употребляюсь».
В результате постоянного пользования определенным кругом угодий
вотчинник постепенно начинал рассматривать свои права на них как пре-
имущественные. Так с течением времени обособлялись отдельные части
вотчины, повытье-право превращалось в повытье-участок.
Любопытно, что и круг вотчинников, на которых ложится обязанность
не «выбивать» припущенника, также сужается — «товарыщи» сюда не
входят.
Однако выделение повытий, очевидно, только еще началось и, возмож-
но, приведенная запись была следствием особого положения Максима
Юртекеева в общине. По крайней мере, в том же году он припускал
«в вотчину, в повыток умершаго родственника своего башкирца Ивана...
во всякие угодьи... которыми угодьи владел вышеписанный умершей
родственник мой башкирец Иван, повытком по Казанской и по Осинской
дорогам с товарыщи, тое Дуванейской волости з башкирцы».
Как в прежние времена, припуск производится на освободившееся
место, чтобы число повытчиков оставалось неизменным. Повытье здесь,
несомненно, право участия. И обязанность не «выбивать» снова ложится
и на товарищей.
Итак, для общины Максима Юртекеева можно отметить лишь зарож-
дение повытной системы как системы участков, однако власть общины
над вотчиной уже сильно ослабла. Максим распоряжался ею только от
своего имени.
198


Повытье-право было характерно и для башкир аула Ишимбетево и дру-
гих деревень той же тюбы, где даже бортные угодья составляли артель-
ную собственность. Но на основании записи башкира дер. Копландиной
Юсупа Мамбетова можно думать, что, по крайней мере, пахотные участки
составляли или переходили в семейную собственность: «пашня пахать,
распашкой мяхкой 8-ми полос, а заложной сколько похочет, и около поля
прясла городить со мной вообще пополам». Видимо, повытья были нерав-
ными и по размеру. Но другие угодья оставались в общинной собствен-
ности, хотя припуск в них совершался также индивидуально.
Впрочем, некоторые, наиболее влиятельные лица, вероятно, имели уже
определенные земельные пространства с подавляющим правом использо-
вания. Казбулат Бурчаков припускал башкир той же волости «в вотчину
свою Елкичеевскую в свой повыток по обе стороны Белой реки... с вся-
кими угодьи... Владеть тою вотчиной... вопче, так же и на оброк отдавать
кому похочем вопче». Община исчезает из поля зрения. Указания на то,
что вотчина находится в общинной собственности, нет.
С большей определенностью о повытье-участке можно судить по запи-
си Акзигита Карамшакова, в которой он припускает «в вотчине нашей на
моем повытье поселитца дворам, и сена косить, хлеб сеять, и в лесу
всякого зверя ловить... и бортными угодьи владеть же со мною, и дупле-
ницы рубить, и рыбу ловить со мною вместе. И жить ему, Араслану... на
моем жеребью... вечно... А с тое земли... со всяких вышеписанных угодий
брать мне, Акзигиту... за свой повыток по кунице». И здесь община не
вмешивается в деятельность своего асаба.
В то же время мы видим у дуванейцев и настоящие частновладельчес-
кие вотчины. Ими владели Казбулат Бурчаков, Атика Куюков, Расмекей
Бакаев и другие. Судя по состоянию повытной системы в Дуванейской
волости, такие вотчины образовались путем узурпации феодалами общин-
ных земельных угодий.
"к "к "к
Общим признаком, характеризующим Елдятскую, Каршинскую, Кет-
линскую и Шемшадинскую волости, являлось сохранение традиций аймач-
но-волостного владения и слабое, по сравнению с иланским уровнем,
развитие повытной системы.
У елдятских башкир 4 аймака (по таблице Р. Г. Кузеева — три) сущест-
вовали еще в начале века. Немногочисленные акты елдятцев, относящиеся
в основном к аймаку Балты Мунякова, оформляются или от имени группы
«товарищей» или башкир определенного аула, или группы аулов. Как
известно, не всегда можно определить, насколько запись от имени баш-
кир какого-либо аула отражает существо дела. Но исключал ли круг
собственников земли одних аульных жителей, или большее число асабов,
распорядителем земель выступала здесь бывшая аймачная верхушка во
главе с Балтой Муняковым и при сдаче земель вотчинниками дер. Муня-
ковой и аула Елдяк.
199


Племя Канлы, по таблице Р. Г. Кузеева, делится на четыре аймака.
Очевидно, один из них, Кыр-Канлы, выделился в XVII или начале XVIII в.
в самостоятельную волость, и акты по этим волостям отличаются друг
от друга.
В Канлинской волости встречаются случаи и волостного, и аймачного
землевладения, у кыр-канлинцев этого нет. У канлинцев припускные записи
оформляются от имени группы башкир, в Кыр-Канлинской волости уже
в 1707 г. распределителем земель выступает аул. Если у первых аул вооб-
ще не фигурирует, то у последних аулы выступают и совместными
собственниками угодий.
Традиции волостного владения сохраняются у шемшадинских башкир
и у башкир-каршинцев.
Сохранение пережитков родового владения обусловливало довольно
сильную роль общины в общественной жизни, в земельных отношениях,
обусловливало распоряжение всеми видами земельных угодий.
Шемшадинские башкиры Русай Иванаев с товарищами от лица всей
общины сдавали в оброк в 1709 г. «старой свой усад и пахотную землю и
сенные покосы и рыбные ловли». Канлинский асаб Араслан Бирючаков
припустил в 1723 г. «в свое повытье, в вотчину свою, которою вотчиною
владею я тое ж Канлинские волости с свойственными своими, з башкирцы,
без разделу, в пахотную землю и в сенные покосы... и во всякие угодья».
Многие записи елдятских, канлинских и каршинских башкир анало-
гичны. Каршинские башкиры разделили свою землю между тюбами (по
таблице Р. Г. Кузеева — 3: Каргинская, Кадраева и Сатлыганова) в 1711 г.
По-видимому, деление земель по тюбам имело какое-то реальное содер-
жание.
В 1736 г. в Каршинской волости Чурекей Азимбетов с родственниками
и товарищами припускали в вотчину феодала Шерыпа Мрякова «всею
тюб».
Можно думать, что и многочисленные споры каршинских башкир за
земли связаны с разделением прежде общих земель волости на тюбные
владения, а припуск единоплеменников относится к асабам из соседних
тюбов. Но и традиции волостного владения, вероятно, были еще достаточ-
но живы.
Шерып Мряков, отбирая у братьев Касаевых пашенную землю, заставил
их оговорить: «А нам, Бердыгулу з братьями, з женами и з детьми ис той
деревни и ис Каршинской волости выехать и жить в другой волости, где
пахотим, кроме нашей Каршинской волости». То есть, Шерып лишает
братьев всяких вотчинных прав, возможности каким-либо образом вер-
нуть землю.
В 1714 г. башкир Юсуп Шахов, сдавая в оброк общинные земли с раз-
решением построить мельницу, записал: «Тое мельницу... построить, и ему,
Уразметю, и детям ево, молоть всей Каршинской волости приезжающим
и детям нашим всякой оржаной и яровой хлеб... безочередно». Как видим,
волость имела право на получение какой-то доли с земель, принадлежа-
щих более узкому кругу лиц.
Различными путями раскалывалось единство общины, а с ним и един-
ство вотчины.
Если еще в 1738 г. в припускной записи деревень Сабаевой и Карагай-
Астык Кыр-Канлинской волости значилось: «вотчинною землею и с сен-
200


ными покосами и с бортными ухожьи, дельными и не дельными, со пче-
лами и без пчел деревьи, и с рыбными ловлями и с прочими угодьями
владеть всем вместе», то шемшадинские башкиры Аккыша да Козяк
Тленчеевы с братом своим Пинаем уже в 1709 г. делили «дельные деревья
и борти» отца своего «на три пая».
Сужался крут собственников, точнее, владельцев пахотных и сенокос-
ных угодий.
В данной записи елдятских башкир Бекчуры Бездергенеева, Токая
Игимметова и Топаса Добрынкина с товарищами, между прочим, оговари-
валось: «Да в тех же... местах, в той вотчине мне, Бекчуре, тое ж Елдяцкие
волости з башкиры с Аканом да Килишем, да Сеитом, с Кулманом посе-
литца усадьбою 5-ти дворами особливою деревнею и пашня пахать и сено
косить, а сторонних людей никово в тое вотчину селитца не принимать».
Мы не знаем причин и условий этого выделения, но ясно, что владель-
цами или пользователями определенного участка пахотных и сенокосных
угодий становятся пять башкирских семей. Сходная запись имеется от
владельцев одной деревни четверых братьев Касаевых Каршинскому
мулле Шерыпу Мрякову.
Повытье Араслана Бирючакова — это еще повытье-право, такого же
характера владение елдятца Султаная Бектуганова. А у башкира той же
волости Янгильды Таулина можно уже различить оба вида повытья,
причем сам термин прилагается только ко второму виду. Одновременно
башкир свободно распоряжается своей общей вотчиной, решает, в какие
угодья припускать или не припускать. Елдятский башкир Кадырмет Кад-
ряков пустил сходца в вотчину, «которою владел я... с родственники
своими... да и что особливо владею от родственников своих в лес... и ему...
в вотчине моей, которою владею я, Кадырмет, с родственники своими... да
что и особливо владею, владеть».
В Канлинских волостях также наблюдаются различные степени и
формы развития повытья. Нужно еще раз подчеркнуть неравномерность
развития башкирских общин или, может быть, неустойчивое состояние
различных форм владения и собственности.
В 1728 г. башкир Кыр-Канлинской волости Иткул Илчиев селит сход-
цев на общинных землях. А в Канлинской волости, через 4 года, он при-
пускает «на вотчинную свою землю, в свое повытье, по моим межам и
урочищам, как я владею... и платить им положенный на меня ясак в под-
могу мне... И мне, Иткулу... с той вотчины их не збивать... и от посто-
ронних людей и от родственников — от ступщиков, очищать». В составе
повытья находятся все виды угодий. Рядом с такой записью можно
увидеть акт о сдаче повытья-права.
В Каршинской волости, наряду с семейным владением пашенной землей
братьев Касаевых, башкирская община Тохтара Нуркеева именует «вотчин-
ными повытками» общинные земли. Чурюкей Азимбетов с товарищами
припускали Шерыпа Мрякова (причем «всей тюбой»), «на свои повытья».
Это свидетельствует о том, что у каршинцев, как и у некоторых других
западных башкирских племен, родоплеменная организация еще оказыва-
ла влияние на общественно-экономическую жизнь башкирского общества.
Во всех вышеназванных волостях можно наблюдать также появление
вотчин, находящихся во владении одного лица или узкого крута лиц.
201


Осинская дорога
Осинские башкиры, ранее всех, вероятно, пережившие хозяйствен-
ный прогресс, и в области социальных отношений ушли далеко от уровня,
характерного для родовой общины. Территориальная, соседская община,
сменившая кровнородственную, дробилась; самая оболочка аймачной и
волостной собственности отмирала. Аймак в записях осинцев первой
половины XVIII в. совершенно не фигурирует.
Связи сохраняли еще группы аулов. В 1750 г. башкиры Уранской
волости сдавали земли от имени четырех деревень: Енаевой, Иванаевой,
Иткиной и Артаула. Но и здесь и в другом случае вотчинниками высту-
пают жители только трех последних деревень, в третьем — последних
двух. Наконец, башкиры Тюрюев, Килеев с товарищами выступают лишь
представителями дер. Кошманаковой, утверждая вотчинные права хозяй-
ственного аула.
Башкир Чувашай Килметев владел пахотной землей в дер. Алдаровой.
Когда Чувашай переселился в другую деревню, землей завладели алдаров-
ские башкиры. По мировой записи 1710 г. Чувашай, «не ходя в челобитье
(может быть, не надеялся законно обосновать свои претензии?)», догово-
рился с алдаровцами о следующем: «Как я, Чувашай, к ним... в деревню
жить буду, и того пахотного землею, своими повытками, владеть мне,
Чувашаю, и городьбу крут поль городить... с ними... вместе... А естьли я...
к ним... в деревню жить не буду, и мне, Чувашаю, до той пахотной земли
и до городьбы, до своих повытков, дела нет и не вступатца».
Итак, земля остается за аулом. Выехав из него, вотчинник лишается на
нее права. Только вернувшись в этот коллектив, он снова обретает его.
Это, несомненно, свидетельствует о значительности вотчинных прав хозяй-
ственного аула, хотя в данном случае мы можем видеть распространение
их только на повытные земли.
Кстати, повытье и в передовых западных районах не всегда было пол-
ной и наследственной собственностью владельца. В случае с Чувашаем
мы могли убедиться, с какой сравнительной легкостью оно отчуждается.
Башкиры Иликей-Минской волости Ногайской дороги Урусай Баскунов
с товарищами отписывали переводчику Роману Уразлину «дельные деревья
со пчелами и без пчел, оставшиеся после умершего нашей волости баш-
кира Утеша Исиргипова». Нечто подобное было, вероятно, и здесь. Это
положение позволяет объяснить и факт существования общин, в которых
все виды угодий являлись общей собственностью, в т. ч. бортные ухожья,
пашни, сенные покосы. Таких общин много существовало и на Казанской
дороге. При общем низком уровне развития земледелия, экстенсивном
его характере башкиру определенный пахотный участок нужен был лишь
на несколько лет. Выпахивалась земля, и башкир уходил на новое место,
забрасывая прежний участок. Вспомним, что дуванейский башкир Юсуп
Мамбетов предоставлял своему припущеннику право пахать «заложной»
земли «сколько похочет». Очевидно, ее было много, и она за ненадобно-
стью сдавалась припущенникам. Конечно, с повышением роли земледе-
лия в жизни башкир, с усовершенствованием способов хозяйствования
тяготение башкира к определенному участку усиливается. Переход к проч-
ной оседлости способствует заинтересованности в постоянном пользова-
202


нии и другими видами угодий. Поэтому совершенно справедливо в прин-
ципе замечание Р. Г. Кузеева о выдающейся роли земледельческих занятий
в процессе образования повытий-участков. И мы знаем, что Осинская
дорога была самым передовым районом Башкортостана. Но тем более
подчеркивает общий низкий уровень башкирского земледелия то обстоя-
тельство, что и в этом районе повытные участки отнюдь не всегда были
полной и наследственной собственностью башкирской семьи.
По нашему мнению, на формирование повытной системы оказывало
влияние и общее неупорядоченное состояние землевладения в Башкорто-
стане. Представляется, что, пользуясь правом владения всеми угодьями
в пределах своей общины, башкир и повытные свои участки имел в тех
местах, которые казались ему наиболее удобными. То есть повытья,
вероятно, не были сосредоточены в одном месте, но рассеяны в большей
или меньшей степени по территории, принадлежащей общине. Может
быть, это отчасти объясняет и широкий диапазон угодий, составляющих
иногда повытье. Тогда при всевозможных сделках в состав отданных
земель могли частично попадать и повытья, что также препятствовало
закреплению права на них определенных лиц. Правда, доказать все это
документально мы не можем, поскольку наши акты имеют другой про-
филь, но наличие общинных земель, включающих борти, пашни и покосы
в самых высокоразвитых районах Башкортостана, может служить косвен-
ным подтверждением.
Все сказанное является дополнительной иллюстрацией того положе-
ния, что уровень социально-экономического развития башкирского
общества не только был различен в разных крупных районах, но имел
отклонения и внутри более мелких ячеек. Здесь, на Осинской дороге, мы
встречаем и самостоятельные вотчины с небольшим числом владельцев,
возможно, бывшие когда-то повытьями. Ведь самостоятельная вотчина
являлась логическим завершением последовательного развития повытья.
Наличие таких вотчин, выдвижение на первый план в общинной системе
аулов и аульных объединений характеризует высокую степень социаль-
ного развития осинских башкир.
Сибирская дорога
Малое количество материалов не дает возможности достаточно диффе-
ренцировать и глубоко осветить жизнь сибирских башкир. По имеющимся
же сведениям часто невозможно отличить по степени развития ряд
сибирских волостей, например, Таныпские, Айлинские, Елдятскую от во-
лостей Казанской и Осинской дорог.
Общинное владение таныпцев и елдятцев носит неопределенный
характер. В записях нет ни аулов и аульных объединений, ни тюб и ай-
маков, ни волостей. С одной стороны, мы находим в общинном владении
пашни, борти и сенокосы, с другой — повытье и индивидуальные вот-
чины, включающие леса, рыбные ловли и все прочие угодья.
Характерный процесс дробления общин, охвативший западных баш-
кир, шел здесь, вероятно, не менее интенсивно. Земельные споры, дохо-
дившие иногда до «боя и грабежа», были следствием этого. Так, в 1715 г.
203


пятеро балакчинских башкир уступили башкирам Таныпской волости Еме-~
кею Кадыргулову, Кутлумбету Чийканову, Коскильдаку-мулле Бекчурину,
Бякиру Тобасеву с товарищами спорные земли по Уфе-реке. «Ив той
вотчине... владеть 2-мя жеребьями вышеписанному Емекею с товарищи,
а третьем жеребьем владеть Коскильдаку-мулле да Бекиру Тобасеву».
Здесь вероятно не только дробление общины и вотчины, но и установ-
ление частного владения.
В 1717 г. башкиры той же волости отдали троим таныпским башкирам
бортные ухожья «смежно з башкирцы, по верхнюю сторону Илчибая
Баукеева, по нижнюю сторону с Табаем Ибыкеевым».
Повышая система носит самый разнообразный характер. Здесь и
повытья-владения узкой группы родственников, и индивидуальные владе-
ния, повытье-участок и, может быть, повытье-право. На этот вопрос часто
трудно ответить, но общим моментом является самостоятельное распоря-
жение повытьем, без общинного контроля. В записи елдятских башкир
Кабыла Кусякова, Айдара Кайлина и Акая Нурзалина указывается: «от
посторонних людей, кто станет вступаясь напрасно, или от других род-
ственников их (Кабыловых. — Р. Я.) от изнурения, называя одну вотчину
(т. е. повытье указанных лиц. — Р. Я.) своею, очищать».
Башкиры-единоплеменники припускаются на вотчинную землю как
обычные сходцы, в чем явно видно нарушившееся единство волости.
Известные нам акты унларских башкир отражают только общинное
(в т. ч. и волостное) владение. У айлинцев, кроме этого, мы видим и вос-
становление волостью в правах вотчинников башкир, прибывших из другой
волости. Но все это уже известно по Казанской дороге.
С другой стороны, мы находим здесь припуск вотчинника из одной
волости, а у родов Кошсы и Сызгы и повытную систему.
Ее трудно квалифицировать по качеству. Пожалуй, это наиболее труд-
ная проблема в вопросе повытья. Вероятно, имели место оба вида.
Характерно одно — как и у западных башкир, припуск самостоятельный.
Вмешательство других вотчинников рассматривается чем-то вроде «на-
сильства»: «А буде он, Абдул... или родственники... станут изгонять... и на
нем, Абдулле... или это ево, Тогума, не той вотчины станет выбивать, взять
100 руб.». Башкир Наурус Атаков жаловался, что хотя сын припустившего
его кущинского башкира не изгоняет его из вотчины, но не дает вотчиной
владеть «тоя ж волости деревни Ганбетевы башкирцы... неведомо для
чего». — То есть без права на это.
Здесь же (характерно для сложности земельных отношений в Баш-
кортостане) можно видеть припуск в вотчину вместо умершего асаба, то
есть действие старого обычая сохранения количества вотчинников.
С иным положением мы сталкиваемся у башкир-кудейцев. Интересен
спор за вотчинные земли между башкирами Кудейской и Кыр-Кудейской
волости. Вотчинники первой били челом на вторых, что те припустили
в вотчину сходцев «без совету нашего». Кажется, борьба ведется за вос-
становление даже не волостного, а племенного (более широкого) владения.
Башкиры-каратабынцы обвинили своих единоплеменников из рода
Кувакан в «насильном владении вотчинной земли». Дело вышло настолько
серьезное, что, кроме мулл, потребовалось вмешательство уфимских
властей. В конце концов спорящие помирились на том, чтобы «жить нам
204


по-прежнему на той своей земле, как жили прадеды и деды и отцы наши,
и владеть вотчинами и землями им, каратабынцам... как владели деды и
отцы их. А нам, куваканцам... как владели деды и отцы наши».
Правда, на спорную вотчинную землю, на которую у куваканцев была
«владенная запись», их пустили по полюбовному договору, но на опре-
деленных условиях и чтобы «своей вотчинной не называть». «А буде кто
из нас чюжую вотчину будет называть своею или в чем против сей записи
не устоит, и не на устоящим взять правому 100 руб.».
В крайнем северо-восточном углу Башкортостана, в Салжаутской
волости, Чубар Балагушев с товарищами били челом на своего одновотчин-
ника Сюергула Емагулова «в одадче з другими нашей волости сродники,
з башкирцы без спросу у них вотчинные угодьи посторонним людям».
Согласно мировой, «мне, Сюергулу, быть с ним, Чюбаром с товарыщи,
з другими своей волости з башкирцы, которые от них, Чюбара с товары-
щи, отстают, не сообщатца и к отдаче бес спросу у них, Чюбара с товары-
щи, вотчин не преставать, и самому без них, Чюбара с товарыщи, никому
не отдавать, и быть с ними... за едино во всем», во всяких платежах и
челобитьях, «или по их, Чюбарову с товарыщи, на кого челобитье в мир-
ских в волостных всяких делах на расходы убытков...
Також которые нашей Челжеуцкой волости родственники наши
башкирцы от них, Чюбара с товарыщи, отстают и вотчинами особятца, и
когда будут они; Чюбар с товарыщи, на оных особников за несообщением
купно вотчин бить челом, и мне, Сюергулу, ко оным особникам не при-
ставать и от них, Чюбара с товарыщи, не отстовать.
А когда будут со обоих сторон чинить сообщение, и мне, Сюергулу,
потому ж не спорить. Да ныне мне... вышеупомянутых особников их без
согласия и без опчего совету с ними, Чюбаром с товарыщи, не сообщать,
а чинить все против вышеписанного обще».
У западных башкир мы также видели записи от лица всей волости, но
там это воспринималось как анахронизм, так как были основания думать,
что это явление в известной мере внешнего, наносного характера. Здесь
положение кажется более серьезным. Против дробления общин (это само
нужно отметить как положительный факт, свидетельствующий, что мест-
ные башкирские улусы не были в стороне от общей дороги развития)
выступают весьма сильные общественные силы, и хотя сама серьезность
конфликта, потребовавшая вмешательства в обоих случаях представите-
лей администрации, говорит о глубине раскола общины, однако центростре-
мительные силы волости представляются здесь гораздо более мощными,
чем в западных областях.
Подведем итоги. Социально-экономическое развитие башкир, наблю-
давшееся нами в течение первой половины XVIII в., несомненно, быстро
прогрессировало. Башкирская община за этот период сильно трансформи-
ровалась. Мы могли видеть юридическое существование всех видов ее —
от племени и рода до аула и ара. Но фактическая значимость первых двух
категорий сохранялась, может быть, только для башкир Ногайской дороги
и восточно-сибирских волостей. Для остальных башкир это была уже
в известной мере фикция, отмиравшая форма давно исчезнувшего содер-
жания. Впрочем, это верно только в общем плане. Отдельные рецидивы
могли наблюдаться и, как нам кажется, наблюдались и в волостях башкир-
205


ского запада. На первое же место здесь вышли хозяйственные аулы и ауль-
ные объединения, причем роль первых неуклонно росла. Словом, харак-
терный для Башкортостана того времени процесс дробления общины
в большинстве волостей охватил все ее ступени. Последовательное разви-
тие этого процесса сужения круга общинных собственников, мельчание
владений логическим результатом имело укрепление владения индивиду-
ального или мелко-группового, развития повытно-участковой системы.
Трансформация повытья от права к участку шла рука об руку с трансформа-
цией общины, и степень развития одного зависела от степени развития
(или разложения) другого. То есть дело было в соотношении сил между
общиной в целом и составлявшими ее асабами. И процесс историчес-
кого развития, процесс дробления общины, общинной собственности
привел как к логическому результату к появлению частного владения
и собственности.
На определенной ступени развития общинная собственность порож-
дает свой антипод, община как бы уничтожает самое себя.
По степени интенсивности этого процесса можно выделить три района,
из которых в первый входят волости Осинской дороги, восточные — Ка-
занской и, вероятно, часть западных — Сибирской; во второй — западные
волости Казанской дороги, часть западных и, возможно, центральных
сибирских волостей; в третий — ногайские и восточно-сибирские волости.
Характерной чертой социально-экономического развития Башкорто-
стана является неравномерность происходящего процесса внутри самых
мелких ячеек, в двух рядом стоящих деревнях.
Вторая характерная черта и следствие прогресса социально-экономи-
ческой жизни — неопределенность форм собственности. Быстро ломав-
шиеся фактические рамки не сразу находили отражение в головах людей,
гораздо больший срок требовался для юридического оформления новых
отношений. В результате создавалась такая непроходимая путаница во
владельческих отношениях, что «никто не знал своей собственности,
никто не мог бесспорно произнести слова мое, твое». Эти слова автора
«Замечаний о башкирцах» в журнале МВД (1834. Ч. 22. № 7. С. 346) имеют
глубокий смысл и довольно метко выражают сущность сложившегося
в Башкортостане положения.
Обстоятельства эти сильно затрудняют выяснение сущности и состоя-
ния земельных отношений башкир. Форма и степень их развития часто
совершенно неуловимы.
Пути становления и формы феодальной собственности на землю
у башкир. Официально волостные земли между тремя тюбами Каршин-
ской волости — Карчинской, Капряевой и Сатлыгановой разделяли
в 1711 г. Но традиции живут даже тогда, когда они противоречат положе-
нию дел. Живы еще воспоминания и о волостном владении, а между
тюбами идет напряженная борьба за земли.
Особенно долго держатся общинные традиции, если в этом заинтере-
сованы вожди общин — феодалы; например, такой крупный феодал, как
Шерып Мряков, старшина Каршинской волости, «главный старшина»
Казанской дороги, один из «представителей башкирского народа» на импе-
раторском приеме в Москве.
В 1734 г. «Каршинской волости башкирцы Чирюкей Азимбетев, Якуп
Аслаев з братьями и з детьми и з племенники своими и с товарыщи, всею
206


своею тюбою» припустили Шерыпа и Ибака (Ювака) Умирова с женами
и детьми «на вотчинную свою землю... на свои повытья», впрок безпово-
ротно; пристроить мельницу... и на нашей вотчинной земле близь оной
ново-построенной мельницы поселитца деревнею и пашня пахать, и сена
косить по обе стороны Кармасану реки, и в той реке рыба ловить»,
в прежнем мельницам вред делать. «А буде — говорится в записи — они
(т. е. Шерып и Ибак. — Р. Я.) какую вреду чинить учинять, и им, Шерыпу
и Юваку, в том очищать собою».
Так Шерып вторгся в чужую тюбу. А меньше чем через два года те же
башкиры дали Шерыпу, Ибаку и Аракаю (Ракаю) Акбашеву с детьми и
братьями новую землю «в вотчинную свою, о которой напредь был спор
для поселения дворами... И того вотчиною со всякими угодья владеть»
и сходцев припускать и оброк с них собирать «вобче вечно».
Теперь Шерып получил права вотчинника в полном объеме. Если по
прежней записи он владел вотчиной среди земель и межей других припу-
щенников, которым он не должен был «чинить вреды», то теперь он рас-
поряжается и их землями, собирая с них оброк. Но этого мало. В конце
того же 1738 г. сын его Ахмер с братьями покупает у служилого мещеряка
дер. Бекмеевой Бекметя Тебикова «на припускной меня (т. е. Бекметя. —
Р. Я.) деревни Смаковой служилым мещеряком Абдусалимом Смаковым
мельнице "его" повыток» (0,5 амбара, жерновой камень, избы, баню и
т. д.). По записи новый владелец Ахмер должен стать таким же припу-
щенником у «детей» Абдусалима Смакова, как был до этого Бекмет.
Но распоряжается землями деревень Смаковой и Бекметевой и соби-
рает оброк с мельниц в числе других вотчинников Шерып, отец нового
владельца. Естественно, что «припущенничество» последнего превраща-
ется в таких обстоятельствах в фикцию и истинное значение сделки
восходит, очевидно, к усилению фактического распоряжения старшины
Шерыпа занимаемыми им землями. Шерып хочет не только распоря-
жаться ими, но и путем непосредственного использования получать
побольше прибыли.
В конце того же года или в начале нового «учинилась», наконец, и
«вреда». Логически завершился один из этапов борьбы Шерыпа Мрякова
за захват чужих земель и угодий: «Шерып Мряков завистью своего
у (мещеряков)... Абдусалима Смакова и Салиха Муслимова... мельницы со
всею мельнишною отнял насильно, и помольные деньги, собирая, удер-
живает у себя».
Так варьировались методы: припущенничество — скупка — захват.
Последнему принадлежало выдающееся место. Вероятно, захват предшест-
вовал припуску Шерыпа и Ибака Умирова на земли акбашевских башкир
в 1738 г. Ср.: «в вотчину свою, о которой напредь был с ними спор».
По крайней мере, в той же записи оговаривается: «А который лес, и мел-
кая речка, и озеры... в той нашей вотчине имеются на городовой стороне,
которыми владел напредь сего показанной Ибак Умиров, и тем лесом
с речки и с озером нам, Якупу и Чюрюкею з детьми и родственники
владеть с ним абаком вобще».
Изменение вотчинных прав Ибака в сторону уменьшения и свиде-
тельствует, вероятно, о ранее произведенном Ибаком Умировым захвате.
Старшинская должность открывала возможность Шерыпу от тюбы перейти
207


к деятельности в масштабе всей волости. И от нее вскоре пострадали не
только бывшие хозяева Чурюкей Азимбетов и Якуп Ислаев, но товарищи
по захватам.
Уже в октябре 1741 г. бригадиру Аксакову последовало «покорнейшее
доношение» от Каршинской волости башкир старшины Ракая Акбашева,
сотника Якупа Аслаева, Токтара Нуркаева, Даскея Азимбетова, Рысьмята
Сеитова, Мамяка Катикова, Халита Умитеева с товарищами: «ныне тому
третий год... старшина Шерып Мряков насилием своим чинит нам, имено-
ванным, великую обиду, а именно: с сенных покосов и с вод рыбных,
с припущенников, собирая оброк, в дел нам, именованным, ничего не дает.
И как мы, именованные, стали со оною Шерыпа спрашивать зборные им,
Шерыпом, с припущенников со всяких угодий в раздел оброчных денег,
то оный Шерып, риясь нам, именованным, всячески угрожал и бил дерев-
ни нашей Акбашевой помянутого Рысьмята Сеитова на смерть жестокими
побоями, а протчих брал и содержал у себя под караулом и всячески
стращал. Да оной же Шерып брал с нас, имянованных, неоднократно
своевольно поборы».
Попытка узурпации преимущественных феодальных прав и единолич-
ного распоряжения всеми волостными землями в ущерб интересам
других феодалов дорого обошлась Шерыпу. Даже соучастник многих его
деяний, также ставший старшиной одного из аймаков, Ибак Умиров, на
которого ссылался Шерып, отвечая на поставленные русской администра-
цией вопросы «об учинении народу поборах и обидах», выступал против
него и обвинил в незаконном присваивании «мирских денег». Шерып был
смещен с должности и, может быть, на некоторое время приутих. Но вот
старшиной стал его сын Ахмер (не позднее 1750 г.), и деятельность энер-
гичного феодала возобновилась. «Бывший старшина Шерып Мряков
«вместе с той (Каршинской. — Р. Я.) волости команды старшины Ахмера
Шерыпова» башкирцами с общего согласия волостных асабов отдает в
оброк рыбные ловли с угодьями заводчику М. С. Мясникову.
Это произошло в Уфе 27 июля 1760 г. А на другой день Шерып
встретился с Мясниковым конфиденциально и «договорился, чтоб ис тех
рыбных ловель, как значат в вышеописанной записи, отдавать в оброк
паки ему, Шерыпу, за такую цену, какову будут давать по большому отку-
пу сторонние люди. А сторонним уже кроме ево, Шерыпа, те воды не
отдавать».
Так Шерып освобождается от опеки своих одновотчинников и, разры-
вая зависимость от общины, получает общие земли в частное владение.
Шерып — одна из самых ярких фигур башкирских феодалов XVIII в.
Его нельзя назвать фигурой типичной. Это один из самых могуществен-
ных представителей башкирской феодальной верхушки, пользуясь позд-
нейшей башкирской терминологией — «бояр». Боярином можно назвать
кара-барын-табынского башкира тархана Таймас-батыра Шаимова, может
быть, тамьянского муллу Чурагула Тойгильдина, еще несколько человек.
Вряд ли их было много. Но они определяли собой высший уровень
достижений башкирского феодализма, в их деятельности наиболее полно
раскрываются классовые устремления башкирских феодалов, пути и
методы феодализации земель башкирских общин.
Вспомним этапы и методы деятельности Шерыпа Мрякова: приобре-
тения по «уступке» повытья братьев-башкир и выселение их из волости,
208


спор за земли с башкирами других тюб, припуск в них и расширение
своих владельческих прав; покупка половины мельницы; захват мельниц;
узурпация права распоряжения землями всей волости, выражающаяся,
в частности, в присвоении земельной ренты с припущенников, отдача
вместе с мирскими людьми в оброк угодий с последующим изоброчива-
нием части тех же земель у нового владельца. При этом нужно отметить,
что как один из припустивших асабов, тем более как феодал, он получает
значительную мзду от нового владельца угодий, и последующее
изоброчивание обходится ему уже гораздо дешевле.
По форме собственности земли, к приобретению которых стремился
Шерып, можно разделить на два вида:
1. Общие земли, находящиеся в общинном владении и собственности;
2. Земли, находящиеся хотя и в общинной собственности, но в частном
владении (повытье).
Эти два вида земель характеризуют два пути их феодализации и две
формы феодальной собственности. Одну из них, распространяющуюся на
общие земли аулов или аймаков, Р. Г. Кузеев определяет как «сословную
феодальную собственность», не передающуюся по наследству и не стано-
вящуюся единоличной собственностью отдельного лица. Обладание ею
находится в прямой связи со степенью политической власти того или
иного асаба.
Мы были свидетелями кипучей деятельности старшины Шерыпа по
мобилизации общинных земель, деятельности, при которой цель достига-
лась любыми средствами.
Другой вид феодальной собственности, по Р. Г. Кузееву, — «частная
наследственная земельная собственность». Она формировалась в основ-
ном путем концентрации, приобретения повытий. «Татаро-башкирская
феодальная верхушка, — пишет Р. Г. Кузеев, — могла... стать собствен-
ником многих повытьев и владеть ими на основании частного наслед-
ственного права». Однако концентрация земель феодалами могла «проис-
ходить и посредством скупки или наследственного присвоения той части
земель, которая оставалась в общей собственности тюбы, аула или, реже,
волости».
В деятельности Шерыпа мы видели и эти моменты (захват земель
братьев Касаевых, изоброчивание вотчинных земель независимо от общи-
ны). Неоднократно приводившиеся нами факты существования больших
вотчин, стоявших вне общины, подтверждают это положение. Степень
развития повытной системы в западном Башкортостане с несомненностью
свидетельствует о том, что Шерып должен был иметь ряд земель и угодий
в единоличном наследственном владении.
В 1741 г. служилый мещеряк Сюянгул Аккучуков жаловался на Ше-
рыпа: «Да той же старшина взял у меня оброчную мою землю с лесом и
з бортными ухожьи, ...за которую землю платил я оброку оному старшине
в год по 50 коп. да 2 безсыр с половины меду». Если он платил только
Шерыпу, то, вероятно, земля была Шерыпа. В эти же годы башкиры,
взявшие деньги у Шерыпа, «10 загон зжали хлеба» ему, наверное, на его
поле.
Но нельзя не заметить в приобретательской деятельности Шерыпа
Мрякова превалирующее стремление к захвату общинных земель, к праву
распоряжения ими, с использованием для этого своей политической власти.
209


«Право распоряжения» было, очевидно, самой первой ступенью феода-
лизации собственности на землю. Переход земель в частное владение, тем
более «в частную наследственную собственность» произошел гораздо
позднее.
Развитие феодальной земельной собственности связано с развитием
повытной системы и института индивидуального припуска. Институт
припуска, появившийся в Башкортостане, по словам Р. Г. Кузеева, в XV—
XVI вв. «прошел несколько стадий» — от племенной, затем тюбной
и аймачной к аульной, от аульной к групповой (ара и т. п.), от групповой
к индивидуальной. Рука об руку шло развитие повытной системы
от групповой (может быть, даже аульной и выше) к индивидуально-
семейной. Уменьшение количества фактических владельцев земли, естест-
венно, постепенно приводило к уменьшению числа вотчинников, осу-
ществлявших припуск и отвечавших за его действительность.
С другой стороны, развивавшийся институт припуска сам, очевидно,
оказывал какое-то обратное влияние на отношения общинников по вот-
чине, помогая формироваться частному праву распоряжения землями.
В предыдущем параграфе мы приводили ряд примеров индивидуального
припуска в повытье — право нераздельной вотчины.
Индивидуальный припуск и появление повытий-парцелл знаменовали
большой скачок в развитии феодальной земельной собственности, спо-
собствовали развитию ее форм. Поэтому прав Р. Г. Кузеев, заявляя, что
«институт припуска... в значительной степени является показателем раз-
вития башкирской общины и форм земельной собственности».
Но индивидуальный припуск использовался феодалами не только для
получения ренты с угодий, находившихся в их единоличном владении или
собственности. Феодалы припускали от своего имени и на земли, принад-
лежавшие общине. Так, «Дуванейской волости, деревни Старой Ише(е)вы
башкирец Кинзибай Сырымбеиев... самою сущею правдою и с ведома
своей братьи башкирцев... припустил татарина Айдагула Бекбулатов...
в вотчину свою... во всякие угодья, которою вотчиною владеют я, Кинзи-
бай тое Дуванейской волости з башкирцами... А ежели я, Кинзибай, или
дети мои против сей записи... в чем не устоим... и... те убытки... взять на
мне, Кинзибае, и на детях моих все сполна...» Здесь важно, что Кинзибай
припускает единоличника и ответственность за припуск несет один,
а «с ведома» он припускал или нет, этот вопрос можно оставить открытым.
В 1738 г. «Гирейской волости, Баляры тож, деревни Байсариной баш-
кирец Мрясь Салтанаев» припустил енейского старшину Ирмяша Урма-
шева с товарищами «с повеления той же волости, деревни Илак башкирца
старшины Кадыргула Касимова, Муртазы Сююшева с родственниками
своими, в чем от оного старшины Кадыргула с товарищи между ими име-
ютца татарские письма... Припустил я, Мрясь, с повеления показанного
старшины... с товарыщи их, Ирмяша с товарыщи, для поселения на вот-
чинную свою землю 30-ти (!) дворами, ...которою вотчинного владеем мы,
Мрясь с товарыщи».
Можно владеть всеми угодьями, только зверей бить и борти делать
«бес (с) спросу ево, Мряся с товарыщи», нельзя. «А ежели я, Мрясь, или
показанной старшина Кадыргул с товарыщи, з детьми и с родственники
своими с тое вотчины станем их ссылать», то «взять на нас, Мрясе и на
210


Кадыргула с товарыщи 50 руб.». Кроме классовой солидарности феодалов
разных волостей, здесь можно проследить две группы феодалов — ауль-
ных и феодалов аульного объединения. Они распоряжаются аульной землей
самостоятельно по отношению к общине, на началах известного васса-
литета. Непосредственно землей распоряжается младший феодал, но он
в подчинении у старшего, который, очевидно, также получает какую-то
ренту с припущенников. Это «право распоряжения» общинными землями
как наиболее древнюю форму феодализации земли по местам можем
проследить почти по всем волостям Казанской дороги. Нужно сказать, что
индивидуальным припуском на общие земли пользовались не только
феодалы. Наряду с индивидуальным распоряжением общинными землями,
базировавшимся на господствующем экономическом положении припус-
тившего в общине, его политической власти и так далее, существовал,
вероятно, и частный припуск, причиной которого было начавшееся, еще
не оформленное дробление общинных земель, попытка использовать
удобный случай для наживы и т. п. Башкиры неоднократно жаловались на
подобные явления правительству, в том числе и волостные феодалы, не
желавшие допускать к распоряжению землями феодалов низшего разряда.
Башкиры Байлярской волости Мансур Касимов с товарищами в 1731 г.
специально оговорили: «...и припускать кого надлежит из оброку вобще
ж, друг без друга собою не припускать».
По существу это были, однако, идентичные вещи, в одном случае имев-
шие больше «законных» оснований, в другом — меньше, но обе незакон-
ные, так как узурпировали в пользу частного распоряжения общие земли.
Р. Г. Кузеев совершенно справедливо отмечает также, что, признавая
выдающуюся роль института индивидуального припуска в формировании
феодальной земельной собственности, не нужно забывать, что феодалы
использовали и форму общественного припуска от лица волости, тюбы
или аула. Во-первых, участие того или иного объединения часто было
совершенно фиктивным. Во-вторых, в любом случае интересы феодала
соблюдались в первую очередь. «Канлинской волости башкирцы Акым-
беть Тляков, Моняк Мокаров, Аблет Назаров, Казакай Чюрашев, Тамир
Екашаев и з детьми и с племянники» припустили татарина Адика Тебаева
в свою вотчину. «А за такой наш ево, Адика, во владения вотчины нашей
(припуск) платить с нами ясак вопче, повытья вышеописанного главного
Акымбетева и подводы вместо ево, Акымбетя, куды надлежит по очереди
ему, Адику з детьми и внучеты, гонять».
В данном случае права феодала узаконены записью, но не все ведь
фиксировалось в документах.
Вернемся к индивидуальному припуску. Среди наших материалов есть
такие акты, о которых нельзя совершенно определенно сказать, фиксиру-
ют ли они частное владение или даже собственность, или право распоря-
жения общими землями. Так, башкиры кыр-канлинцы, припуская в 1712 г.
«в вотчину, в степные угодья, кроме черных лесов, которою вотчиною
владеем мы, Болтась и Куселяк с товарыщи», дали запись и на леса: «Да, я,
Куселяк, сверх вышеописанных опщих припущенных угодий, припустил
ево ж, Аиткула, ...в особливую свою вотчину, в черный лес, которым
лесом владею я, Куселяк с товарыщи, по разделу и по поступке тое ж
вышеописанной волости башкирца Юлая Татлыбаева отцу моему... и
211


всяким угодьем во оном моем, Куселяковым, лесу употреблятца. А медве-
дей и куничной ясак в казну великого государя платить им... со мною,
Куселяком, вопче моего повытья в склад со мною, почему я плачю, а мне,
Болтасю, к ясашному платежу ево, Аиткула... не привлекать» (потому что
отдавали «кроме моих, Болтасовых, черных лесов». — Р. Я.).
В 1733 г. енейский асаб дер. Бугады Тавкал Сапаров «припустил
в вотчину свою в товарищество к себе» во всякие угодья. «А положенной
е. и. в. ясак, который на мне, Тявке с товарыщи, положен, ...платить в каз-
ну е. и. в. вопче по паям, кому что подлежит. А что с тех вотчин и озер
брать будем с кого оброку... и тот оброк потому ж делить... по паям... И буду-
чи в той вотчине мне, Товкалю, с товарыщи своими и с родственники,
ево... не гонять. А буде я, Товкал, или ко мне же на моя и дети, или какие
вступатели не той моей вотчины станут ево... выгонять... за неустойку
взять с меня... и по мне з жены моей и детей заряду 15 руб.».
Хотя «товарыщи» и упоминаются, но роль их неясна. И приведенные
документы не единственны.
Нам кажется, что появление таких актов (хотя каждый отдельный
случай и можно отнести на счет ошибки писца) имеет своей причиной
развитие форм феодальной земельной собственности. Башкирская фео-
дальная верхушка часто распоряжалась общинными землями из поко-
ления в поколение, то есть наследственно. Ее власть в общине была
само собой разумеющейся. Одновременно прогрессировало закабаление
рядовых общинников со стороны этих же феодалов. Омэ и haybin у более
отсталых скотоводов, различные кабальные записи (житейские, долговые
и т. д.) в прогрессировавших земледельческих районах постепенно
ставили рядовых асабов в различной степени зависимость от «бояров» и
им подобных. Эти два процесса, шедшие параллельно, и были, по нашему
мнению, одной из причин образования крупных вотчин, находящихся
в частном владении. Право распоряжения общинными землями постепен-
но превращалось в право частного владения ими и, может быть, даже
в собственность на них. Вот, например, какой вотчиной владел дуваней-
ский феодал Казбулат Бурчаков: «та вотчина на Казанской и на Осинской
дорогах смежно от Канлинские волости устья речки Сарашьязы... по су-
хому логу... на Кулюшлю речку на Айбаткесю... до вершины тое речки да
на речку Бисмень... до вершины, да на речку, которая в Чермасан пала, и
по той речке с вершины до устья... вверх по... Чермасану речке... до устья
речки Берденки до Канлинские межи... до устья речки Тогай... на Базин-
ские вершины... на вершину речки Сырыш... смежир Елдятские волости,
да на низ до той речке Сырыш Шемшединские волости, на низ по Чер-
масану-реке... на речку Чебоклинска устья — до вершины... на речку
Лонидиз... до Белой реки... через Белую реку на Осинскую дорогу, на речку
Бирь, вверх... до вершины, до межи Таныпские волости... до межи Сибир-
ские дороги, Елдяцкие волости... до Каршинские межи... до монастырских
Дуваней... и через Белую реку на вышеописанную речку на усть Ше-
рашьяз».
Это настоящее поместье, и нам думается, что было недостаточным
объяснить появление такой вотчины одной концентрацией повытий.
Подобного же типа вотчины, вероятно, были у дуванейских башкир
Расмекая Бакаева с сыном, у Атики Куюкова, у елдятского башкира Мен-
либая Тавлина, енейского старшины Имряка Урмашева, гирейца Урсая
212


Федорова, иланца Усейна Урсякова и т. д. То есть наличие таких вотчин
мы можем проследить чуть ли не по всей Казанской дороге. Новая форма
феодальной земельной собственности, как видим, твердо вступила в жизнь.
Но мы указали только одну из причин или сторон ее развития. Второй
была эволюция повытной системы.
Выше мы уже говорили о разложении общины и образовании повытной
системы как об одном из характеризующих его моментов и следствий. Мы
подчеркнули, что термин «повытье» употребляется в разных смыслах —
и как право или доля участия асаба в нераздельной вотчине, и как опре-
деленный участок угодий, находящихся во владении лица или группы лиц.
С другой стороны, крут лиц, владевших повытьем, от ара, может быть,
даже аула, постепенно сжимался, имея своим пределом повытье семейное.
В процессе дробления земель вотчины «особились». Все меньшее коли-
чество людей называло свои владения вотчиной, соответственно мельчало
и повытье.
Кыр-иланские башкиры «Усейн Урсяков, Сюндяк Уразаев з братьями
и племенники» (это соответствует родовому подразделению) называли
свои земли «вотчиной». Вотчиной же владели иланские башкиры
«Сармаш Курмантаев, Сатыш Бостанаев, Адналы да Оська Бехтемировы»,
калнинцы Рыс Кубаков и Ильдыбай Бикенев.
Правда, если у первых вотчина включала все виды угодий, то у Сарма-
ша и Рыса мы можем проследить только пашенную землю, сенные
покосы и аренду, что позволяет нам с большей уверенностью говорить
о происхождении этих вотчин из повытий (хотя, как мы знаем, пашни и
покосы входили в состав и нераздельных вотчин, а повытье иногда вклю-
чало в себя все виды угодий). Тем более что вотчиной Рыса и Ильдыбая
прежде владел только Ильдыбаев дед Кожбахта, поступившийся ею
Рысову отцу. Иногда же нельзя понять, чем владеют асабы — вотчиной
или повытьем. Так, иланские башкиры Смаил и Алей Тергововы «посту-
пились... в вотчине своей пахотную землю и сенные покосы, половину
повытка своего, также и прясла да сенны ж покосы — луг... повыток свой
весь, которою вотчиною владеем мы, Смаил и Алей з братьями своими
Апкеем, по речке Таныпу по обе стороны». Является ли Апкей последним
совотчинником своих братьев, или соповытчинником, непонятно. Да
впрочем, зачастую различия вотчины и повытья нивелировались. Вот
башкир Мушагинской волости Казанской дороги Акмет Кутуев продает
татарину Тохтару Темееву «вотчину свою и сына своего родного Кусима
повытки по Мушуте речке да в Атрехлинских вершинах, где в Кунчатских
вершинах, да в Мазарских вершинах, да по Тулузбулаку по одной сто-
роне, по Базе речке и по Осе речужке лес и бортные дельные и недельные
деревья и всякие угодья. А взял он, Акмет, у него, Тохтара, за тое свою и
сына своего вотчину денег 5 руб. Да ему ж, Токтару, с той вотчины
платить и в казну... ясак и свой оброк и всякие другие сборы, по чему
будут брать з других вотчинников за тое вотчину».
По форме это повытье, но размеры, а главное, полная собственность
на них (продажа земельных угодий лицам, не входящим в состав общины)
не составляет у них ничего общего с обычными повытьями. Повытье по воле
единоличного владельца уходит из состава вотчины башкирских асабов —
это ли не сильнейший удар по общине, удар в пользу частного феодаль-
ного владения! «Поступались» своим повытьем татарину мурзе А. Кирееву
213


и братья Тергововы. Появление столь широких прав распоряжения
повытьем — плод социально-экономического развития и оказало, по всей
вероятности, мощную поддержку развитию феодальной земельной соб-
ственности и по масштабам и по форме. В самостоятельные вотчины
превращались и бывшие повытья феодалов, и прибавляли они разными
средствами к ним кусок за куском повытья своих собратьев; все это,
в сочетании с бывшими общими землями, создавало достаточную базу для
«нормальной» феодальной жизни. Средства приобретения повытий были
самыми различными. Здесь и припущенничество (так, енейский мулла
Апась Тютеев был припущен бюлярским башкиром Агыбесом Доскае-
вым), и усыновление и тому подобные кабальные сделки, и откровенный
захват, и вымогательство. Однако имеющиеся акты соответственно дают
гораздо меньше материалов о взаимоотношениях башкир между собой,
чем со сходцами, почему мы этот вопрос специально не рассматриваем.
Реальное положение башкирского феодала в обществе, его отношение
к общине, к земле было, если можно так выразиться, многогранным.
Обычно феодал был общинником и, владея значительными земельными
участками, находился под различной степени контролем общины.
Мы уже упоминали об обширном поместье Казбулата Бурчакова,
которым, по записи, распоряжался он единолично. Были у него и другие
земли для припуска «в вотчину свою, где я, Каспулат, владею землей и
сенными покосами и рыбными ловлями и лесом, и всякие угодьи, владеть
со мною... обща». Здесь уже можно думать о каком-то неполном частном
владении. Припуск же Науруса Байюзина с товарищами Казбулат осуще-
ствил уже «в вотчину свою Елкичеевскую в свой повыток по обе стороны
Белой реки... с всякими угодьи...». Действительно, в 1710 г. этой же вот-
чиной владел дуванеец Кинзибай Сырымбетов.
Наконец, выступая асабом дер. Ст. Картикеевой, Казбулат дает запись
на «вотчину свою... всякие угодьи, которою вотчиной по межам и уро-
чищам, я, Касбулат, владею, тое Дуванейской волости с башкирцы».
Правда, в этом случае, как и прежде, Казбулат распоряжается едино-
лично и ответственность берет на себя и своих детей, но отношение его
к общине уже другое. Если одними вотчинами он владел самостоятельно,
другими — почти, то здесь, хотя и формально, как равные Казбулату
асабы выступают другие «Дуванейской волости башкирцы». Право его на
вотчину в данном случае можно рассматривать или как узурпацию прав
общины на общие земли («право распоряжения» феодала), или как инди-
видуальный припуск в повытье нераздельной вотчины.
Итак, мы видели три ступени взаимоотношений феодала и общины, и
это было закономерно: община сопротивлялась натиску феодалов. И не
случайно Казбулату приходилось страховать себя от возможных неприят-
ностей: «А буде в той вотчине какой от кого будет спор или челобитья, и
мне, Ишчюре (припущеннику. — Р. Я.), ему, Каспулату, всякое спомо-
женье чинить безо всякой отговоренности».
Другие постоянные представители дуванейских общин — Атика Кую-
мов, Куселяк Тоганаев, Наурус Байгозин, Копланда и Юсуп Мамбетовы
не только отдавали общинные земли, как Казбулат Алюбяк Таниев, Аит
Мрякеев, но очень часто оформляли акты от лица общины — аула или
аульного объединения. А рядом находились вотчины с частным распоря-
214


жением Якупа Ипичекова и Орки Нуркеева, Токтагула Камина и Маит-
маса и Бябиса Казакаевых и др. Наурус Байгозин вместе с Коштаном
Чумаковым и Утяком Семкиным владел вотчиной в Канлинской волости.
А у канлинца Урмекея Кунгильдина мы встречаем и припуск «с родствен-
ники и с товарищи» и индивидуальный припуск в вотчину свою в свое
повытье, хотя пространство вотчины обнимает 5—6 рек, и наконец, вот-
чину частную. Канлинский башкир Иткул Илчин имел и «свое повытье,
по моим межам и урочищам как я владею» и распоряжался общинной
землей. Вотчинник той же волости Балтас Аблаев, кроме частных вотчин,
имел «особые черные леса» в общинной вотчине.
В Шемшадинской волости владели вотчинами братья Кучуковы. Однако
записи составлялись от разных вотчинников. В 1706 г. это Ибрай Кучуков
и Яныш Кармышев, в 1713 г. — Минлиш Ишкин и Юсуп да Ибрай Кучу-
ковы, в 1715 г. — Ибрай да Юсуп Кучуковы «з братьями и племенни-
ками своими», в 1718 г. — к двум братьям добавляется третий — Нурлю,
в 1719 г. — это Саля. Возможно, что это была не единая вотчина, а нес-
колько, не совсем, может быть, отграниченных. Обращает внимание, что,
когда припускали «Ибрай и Юсуп с родственники своими, з братьями и
с племенники», размеры вотчины, вероятно, намного перекрывали все
остальные и включали 13—15 рек и речек.
У елдятских башкир также можно наблюдать различные ступени
развития феодальной земельной собственности, как и у иланцев, где мы
видим и различные виды припуска, и мелкогрупповое владение, и частное
распоряжение. Нужно отметить, что у иланцев мы встречаем наибольшее
количество частных вотчин, и это естественно, в свете рассмотренной
нами степени развития Иланской волости.
Характерным явлением вотчинной жизни были земельные споры. Более
сильные асабы старались выжить слабых, завладеть их землями. Так,
иланский башкир Тоганаш Темирбулатов в 1712 г. написал мировую
со своим совотчинником Азнагулом Иткуловым, по которой: «впредь мне,
Тоганашу, и жене моей и детям, и родственникам моим ево, Азнагула, ...
не изобижать. А буде я, Тоганаш, на той вотчине ево... стану выяснять, то
взять на мне неустойку». В 1714 г. иланец Мустафа Табанаев обязался
выехать из дер. Лаишлы, где он жил с башкиром Урусом Ильчикеевым. «А
жить мне, Мустафе, где я похочю, кроме той деревни Лаишлы,
в вотчине своей». А если я «стану в той деревне жить насильно и какие
убытки ему, Урусу, учиню, то взять на мне 50 руб.».
Наконец, те же процессы происходили у башкир икских и северо-за-
падных волостей — бюлярцев, киргизцев, гирейцев и енейцев. Хотя здесь
это прослеживается слабее, но качественно можно выделить все описы-
вавшиеся нами ранее формы и степени развития феодальной земельной
собственности. Вотчин частного распоряжения мы не находим только
у бюлярцев. Аналогичные формы развития феодальной земельной соб-
ственности можно наблюдать у башкир Осинской дороги, где сведения
имеются главным образом по Уранской волости, в сибирских волостях
Таныпского и некоторых Айлинского и Елдятской волости.
Здесь мы снова встречаем весьма крупные феодальные хозяйства.
Один из способов приобретения земли таныпским муллой Чурагулом
Тойгильдиным — припущенничество. Он выступает и припущенником
елдятских башкир, и своей Таныпской волости. Припуская и «с това-
рищи», и один.
215


Елдятская вотчина была приобретена Чурагулом с товарищами в 1709 г.,
а в следующем двое из ее новых владельцев, Карас Бекчурин и Тимяш
Киндикеев, уже «уступили» тому же Чурагулу с товарищами в «вотчине
борти свои со пчелами дельные деревья», «а нам, Карасю и Тимяшу...
в тое... вотчине не вступатца и не ходить».
Как видим, феодал, владеющий вотчиной «с товарыщи», постепенно
вытесняет их, сокращает число владельцев. Места свободных общинни-
ков занимали зависимые от Чурагула лица.
«Гулящей» татарин Алимбет Сабанаев «пошел... (к Чурагулу) вместо
сына и мяеженить». После этого он должен отработать на хозяина 15 лет.
«А как я, Алимбеть, оные урочные годы 15 лет у него... отживем, и ему,
Чурагулу, дать мне наделу и скота — лошадь да корову, да овчу, да топор,
косу, серп, да хлеба всякого на семена, да для сеинья хлеба пахотные зем-
ли». Чурагул селит Алимбета на своей земле, и хотя она дается за работу,
но это «надел» не самостоятельное владение, и Чурагул, в этом случае,
вероятно, сохраняет власть над землей и, следовательно, Алимбетом. Через
призму деятельности Чурагул-муллы нам снова видны разлагающиеся
община и общинное владение, развивающиеся от распоряжения общими
землями к индивидуальному владению вотчинной формой феодального
землевладения.
Крупным же феодалом был, вероятно, сызгинец Иликей Бекбаев, тот
самый, что поставлял поручику Жукову рожь «в своих стругах». Зависи-
мый от него человек мари Башибек Федоров обязался «на вотчинной ево
земле, полях ево пашни и хлеб сеять по осьми загонов на год... А ежели до
расплаты оных денег ему, Иликею, в пашне какую остановку упрямством
своим учиню и против сей записи хотя и малого чего не запашу, и не
посею, то взять на мне неустойку».
Любопытно владение кыр-кудейского феодала Мокши Артегенева.
В 1706 г. он «с товарыщи» отдал в оброк «в вотчине своей пахотную зем-
лю и сенные покосы, рыбные ловли» — несколько озер. Однако до этого
«вышеописанными покосами и озерами владели дедовские и отца моего,
Мокшины, купленные холопи Чекен и сын ево, Корел, да Черкас, да Шум-
кей» — всего 13 человек. «И впредь тем купленным холопям до сенных
покосов до озер дела нет».
Земля общинная. Ею распоряжаются «холопи» феодала, то есть сам
феодал. Это открытая узурпация общинных земель, это превращение их
в единоличную собственность феодала. Но эта собственность далеко не
полная, вряд ли даже можно употреблять здесь этот термин. Община,
очевидно, сохраняет контроль над землей и имеет право ее отобрать. Чис-
ло асабов общины, очевидно, не ограничивалось Мокшей с товарищами.
В 1717 г. кыр-кудейские башкиры Акзигит Акбашев с товарищами жало-
вались, что «Кыркудейской волости башкирец Мокша Тергеев с товары-
щи, окроме нас и без совету нашего, на онную нашу вотчину во владение
дал... запись».
Аналогичное дело было в 1721 г. у башкир Салжаутской волости. Мы
уже сравнивали это выше с челобитной старшины Темира Мутина Прави-
тельствующему Сенату. Но одно дело подавать жалобу в верховный орган
империи, да еще от имени всего башкирского народа, причем дело каса-
лось лишь «купцов», которые землю «купят», т. е. речь шла о высшем виде
сделки — купле-продаже, осуществлявшейся обыкновенно и в широких
216


масштабах представителями русского господствующего класса. Другое
дело распространять в повседневной жизни это вето и на другие виды
сделок, касавшихся и сходцев, и соплеменников. Документов подобного
рода по западным волостям мы не имеем. Это позволяет предположить,
что, например, в Башкирском Зауралье развитие форм феодальной
земельной собственности шло более медленными темпами, чем в ранее
рассмотренных нами областях. Однако отсутствие документов заставляет
ограничиться этим предположением. По районам Ногайской дороги мож-
но вывести какое-либо заключение лишь о минских волостях. Акты кре-
постных контор фиксируют у минцев в большинстве случаев неопределен-
ное общинное владение. Феодалы обычно выступают как представители
общины, то есть «с товарыщи». Таковы Саит-Есан Емангулов, Кадыр-
берды-батыр Буздеков, Якшигул-мулла Салтанаев, Юмай-бай Шелтынов,
Ишали-батыр Кадалеев, Исенгул-абыз Кукюрев, Урусай Боскунов и др.
Есть сведения и о частных вотчинах. Ими владели, например, Аиттер
Исенбетев, Алик Аканеев, Каймас Тюмкин. Но определить их место в общей
системе феодальной земельной собственности у минских башкир трудно.
Количество соответствующих актов незначительно.
Итак, из двух форм феодальной собственности на землю у башкир
первичной являлась сословно-иерархическая собственность башкирских
феодалов на общие земли и аулов и аульных объединений, тюб и аймаков.
Обладание ею для каждого отдельного лица находилось в прямой зави-
симости с обладанием политической властью и поэтому не могло иметь
для него устойчивого характера.
Процесс социально-экономической эволюции, развития института
индивидуального припуска и повытной системы привел к формированию
собственности более прочного характера — единоличной наследственной
собственности феодала на вотчины.
Если в первом случае феодал действовал и оставался внутри общины,
то теперь он выделяется из нее, открыто противопоставляет себя общине.
Если первый вид собственности распространялся только на общие
земли, то сложение индивидуальных вотчин происходило еще (и в очень
большой степени) путем укрепления и мобилизации повытий.
Формирование единоличной феодальной собственности на землю спо-
собствовало углублению раскола внутри башкирской общины, подрывало
ее земельную базу.
Для башкирского общества характерны пестрота и сложность хозяй-
ственного и общественного развития. Путь эволюции феодальной земель-
ной собственности был сложен и имел колебания внутри самых мелких
районов. Ввиду этого реальное положение башкирского феодала в обще-
стве, его отношение к разным общинам было разноречиво.
Оно определялось характером и уровнем развития феодального хозяй-
ства, конкретным соотношением сил между феодалом и рядовыми асаба-
ми, степенью развития (разложения) общины.
Башкирская община в скотоводческих районах
В районах полукочевого скотоводства, как и в земледельческих,
официальным владельцем земли выступала волостная община, структура
которой и функционирование имели здесь свои особенности. Наличие
217


значительного количества свободных земель, пастбищ, позволяющих вести
полукочевое скотоводство, преобладание натурального хозяйства предопре-
деляли устойчивость традиционных черт общинной структуры. Внешние
формы волостной земельной общины в районах полукочевого скотовод-
ства сохранились вплоть до середины XIX в. Так, Р. Г Кузеев сообщает,
что все семь деревень Илькуль-Минской волости еще во второй половине
XIX в. считались собственниками общей вотчины.
В скотоводческих районах общинное землевладение сохранялось еще
долго, даже в середине XIX в. Это и понятно. Богатым башкирам было
выгоднее эксплуатировать бедных общинников, фактически узурпируя
общинные земли.
Самыми крупными земельными собственниками и скотовладельцами
в скотоводческих районах были тарханы. Институт тарханства возник
в Золотой Орде и был привнесен в Башкортостан татаро-монголами.
Главная тарханная привилегия — это свободное владение общинными
землями. Следовательно, присвоение тарханного звания не требовало от
правительства никаких экономических затрат. За эту привилегию тарха-
ны несли военную, дипломатическую и административную службу. «Тар-
хан разумеется служилый башкирец», — писалось даже в словарях того
времени.
Башкирские тарханы, представляя феодальную верхушку общества,
обладали большим богатством и реальной властью в обществе. Поэтому
указ 1754 г. об отмене института тарханства фактически не отразился на
их положении. Бывшие тарханы продолжали оставаться крупными феода-
лами, эксплуататорами рядовых общинников.
В первой половине XVIII в. с исторической арены как богатая сослов-
ная категория исчезли князья. Несомненно, они раньше составляли значи-
тельную феодальную верхушку. По данным В. В. Вельяминова-Зернова,
в 1734—1735 гг. 46 башкирских князей Ногайской и Сибирской дорог
были пожалованы в тарханы. Таким образом, исчезает само понятие
«князья», а в действительности они продолжают существовать только под
званием тарханов.
Феодалами являлись также башкирские старшины и их помощники-
сотники. Во главе каждой волости стоял старшина (до 20-х гг. староста).
В зависимости от количества населения внутри волости было еще не-
сколько юртовых старшин. Старшинам принадлежала вся административ-
ная власть в волости. Они организовали линейную службу башкир,
собирали внутриобщинные сборы и имели право телесно наказывать за
малейшие проступки. В силу предоставленных им полномочий старшины
рассматривали башкир своей волости как непосредственно зависимых от
них лиц. Они свободно распоряжались общинными землями, занимались
поборами. При удобном случае, особенно после подавления башкирских
восстаний, продавали детей восставших, присваивали их имущество.
Основную массу трудового населения составляли рядовые общинники.
Они были лично свободными, но подвергались эксплуатации со стороны
феодалов, а также несли основные повинности в пользу Русского государ-
ства. Беднейшая часть населения обычно закладывала, продавала себя, жен,
детей феодалам. После поражения Крестьянской войны 1773—1775 гг.
тысячи башкир ввиду разорения хозяйства остались без крова и пищи.
218


Чтобы спасти от голодной смерти семьи, башкиры, особенно в Исетской
провинции, вынуждены были прибегать к продаже своих детей в крепост-
ную кабалу русским помещикам и заводчикам.
О масштабах продажи и закладе башкирских детей говорит тот факт,
что в 1779 г. был издан специальный указ оренбургского губернатора
И. А. Рейнсдорпа Исетской провинциальной канцелярии о запрещении
продажи и заклада башкирских детей.
Проданные теряли личную свободу и назывались «туснаками». Инсти-
тут тусначества весьма древнего происхождения и, видимо, является
пережиточной формой рабского труда. Вплоть до начала 30-х гг. XVIII в.
тусначество было широко распространено в Башкортостане. В целях со-
хранения числа плательщиков ясака в 1736 г. царским правительством было
«под смертною казнию запрещено... ясашных людей в туснаки в заклады
брать». Однако тусначество продолжало существовать. Например, в 1740 г.
у тархана Белекей-Кудейской волости Сибирской дороги Смаила Мун-
дурова был «"туснак" Янзигит з женою и с сыном».
В начале XVIII в. в хозяйстве феодалов применялся также труд ясырей
(пленников). Ясыри захватывались во время набегов, организуемых фео-
далами на соседние народы, особенно на казахов. Башкирские феодалы
продавали и покупали ясырей. Положение ясырей, таким образом, ничем
не отличалось от положения рабов. Иногда ясыри, после отработки поло-
женного срока у феодала, отпускались на волю. В источниках, относя-
щихся к последней четверти XVIII в., ясыри уже не упоминаются. И это
не случайно. Количество ясырей к этому времени сильно сократилось
в связи с уменьшением взаимных феодальных набегов между башкирами
и казахами.
Формы эксплуатации трудящихся башкир были разнообразными. На-
иболее характерной в скотоводческих районах была система 1юуын. Этот
институт известен почти во всех феодальных скотоводческих обществах
и означает наделение скотом бедных крестьянских хозяйств более
обеспеченными хозяйствами. Ьауын в башкирском обществе не был изо-
бретением или установлением господствующего класса. Он своими
корнями уходит в глубокую древность и выражал в то время совместную
помощь членов общины обедневшему, малоскотному хозяйству.
Выросшая из недр общинного строя родовая знать там, где это было
необходимо, использовала Ьауын в целях укрепления своей власти над
кочевниками. Такого рода hayhin обычно приводил к экономической и
личной зависимости саунщика.
Благополучие и сила феодала зависели от благополучия и преданности
членов кочевой группы. Он был заинтересован в том, чтобы зависимые от
него кочевники обладали экономической возможностью хозяйствования
в размерах, которые были бы достаточны для постоянного возмещения
затраченной рабочей силы и ее восстановления, для возобновления про-
изводственного процесса в размерах, позволяющих «одаривать» добро-
вольными, постоянными приношениями представителей знати.
Башкирский феодал в интересах упрочения своего владения «забо-
тился» о рядовых кочевниках, иногда «помогал» нуждающимся молочным
скотом, передвижными средствами, верховой лошадью. Тем самым он,
с одной стороны, давал возможность отдельным дворам поправить свое
219


экономическое положение, чтобы они снова были в состоянии выполнять
функции зависимых крестьян, с другой стороны, посредством 1гауын уси-
ливалась зависимость рядовых скотоводов от феодалов. Бедный сородич
должен был возвращать феодалу скот с приплодом и выполнять другие работы
в пользу владельца. Но часто у бедняка нечего было отдавать. Тогда он
обязан был отработать феодалу стоимость скотины. Таким образом, соро-
дич попадал к своему богатому родственнику в кабалу, которая часто
была равноценна закрепощению. Все это в конечном счете служило инте-
ресам феодального экономического базиса. В конце XVIII в. И. Г. Георги
писал о скотоводах: «Поелику не всяк может иметь довольное для табунов
своих число невольников, то богатые наделяют скудных скотом, а сии
в знак благодарности приглядывают за скотиною благодетелей. Ежели
табуны чьи-нибудь скоро размножаться, то он почитает сие благодатию и
разделяет по бедным людям знатное число скота. Ежели сей податель
пребудет в благосостоянии, то наделенные им люди не бывают ему за то
ничем обязаны; если же он по причине скотского падежа, расхищения, по
иным каким несчастьям лишится своих стад, то наделенные им прежде
приятели дают толикое же число или еще и с приплодом скота, хотя бы
у самих их и весьма мало за тем оставалось. И потому богатый человек
делает посредством таковых благотворении табуны свои как будто веч-
ными».
Институт haybm имел и другую сторону. Он, кроме феодальных отно-
шений, выражал хозяйственную взаимопомощь и сотрудничество семей,
находящихся между собой в родственной связи. Более или менее состоя-
тельное в хозяйственном отношении семейство, следуя принципам обще-
принятой традиции, не могло отказать в помощи обедневшему родствен-
нику, в особенности, когда последний пользовался определенным
влиянием при решении вопросов внутренней и внешней жизни общины
и т. д. В этом случае haybm не вел к потере самостоятельности, к личной
зависимости саунщика. Он позже мог возвратить полученный скот, мог
и не возвращать, в особенности, если он получил скот от родственника
в качестве пожертвования.
Существование haybm в башкирском обществе было обусловлено при-
родой хозяйствования, особенностями производственного цикла у кочев-
ников-скотоводов. Кочевую общину, совершающую свое производство
на обширном пространстве, часто постигают стихийные бедствия. В этих
условиях взаимная выручка общинников, то есть haybm как форма
хозяйственной взаимопомощи выступает как средство, предохраняющее
кочевой коллектив от распада и гибели. Взаимная помощь скотом есть
необходимость, вытекающая из самой природы производства в кочевом
скотоводческом обществе.
Таким образом, следует различать две стороны haybm: с одной сторо-
ны, феодалы использовали Ьауын в своих классовых интересах, с другой
стороны, haybm был формой хозяйственной взаимопомощи независимых
друг от друга семей.
Кроме того, феодалами умело использовались такие формы взаимопо-
мощи патриархально-родового быта, как аш, емэ. Они широко известны
в историко-этнографической литературе.
220


Самой распространенной формой закабаления рядовых башкир была
долговая кабала, которая в связи с усилением имущественного неравен-
ства получила особенно широкое распространение во второй половине
XVIII в.
К концу XVIII в. стали более заметными социальные противоречия
внутри башкирского общества. Башкирские старшины при продаже общин-
ных земель не считались или почти не считались с мнением общинников
и нередко принуждали их ставить на купчей свои подписи. На этой почве
в отдельных волостях возникали споры между старшиной и его окруже-
нием, с одной стороны, и башкирами-общинниками — с другой. Так,
например, в январе 1772 г. башкиры Бала-Катайской волости Сибирской
дороги Мурза Айсин с товарищами обратились с прошением в Исетскую
провинциальную канцелярию с жалобой на старшину Сару Абдуллина.
Он в 1765 г. без согласия вотчинников продал часть их земли «торговому»
татарину Кидралю Уразаеву «из договорного ими платежа в год неизвест-
ного нам (вотчинникам. — Р. Я.) числа оброку». Общинники, представляв-
шие 236 дворов, выразили резкое недовольство. Тогда старшина пошел
на хитрость. В 1769 г. он якобы для покрытия расходов по обратному
возвращению проданной Кидралю земли собрал со 106 дворов по 70 коп.
В 1772 г. старшина под тем же предлогом собрал еще с оставшихся
130 дворов по 70 коп. А земля так и осталась за Кидралем. Кидраль, в свою
очередь, чтобы узаконить «купленную» землю, делал все возможное,
чтобы заставить признать этот факт вотчинниками. В 1772 г. друг Кидраля
башкирский сотник Султан Кирбязгулов силой доставил ему Бураша
Алимгузина. Кидраль, Султан и находившийся у Кидраля толмач Исет-
ской провинциальной канцелярии Александров избили Бураша, требуя от
него тамги о согласии. Когда тот отказался, Кидраль отвел Бураша
в «черную избу, посадил в прикованную в стене железную цепь и держал
целые сутки». Кидраль вымогал подписи и у башкира Кускара Мякаева.
Злоупотребления башкирских чиновников были различными. Так, напри-
мер, в мае 1757 г. башкир Тайнинской волости Осинской дороги Курманай
Чирбаев обратился в Оренбургскую губернскую канцелярию с просьбой
расследовать незаконные поборы сотника Иманая Смагилова. Последний
в 1755 г. собрал с 72 дворов команды старшины Илиша по 7 коп., обещая
при этом освободить их со следующего года от ямской и подводной
повинности. Но ни в 1756, ни в 1757 гг. этого не произошло. Или другой
пример. В 1756 г. в пригороде Осы расположился армейский драгунский
полк. Каждый из 72 дворов для содержания лошадей полка внес по 10 пу-
дов сена и 5 пудов овса. За это для раздачи башкирам было выделено
авансом 5 руб., из которых 1 руб. 44,5 коп. Иманай оставил у себя. За
оставшимися деньгами Иманай съездил в полк и для раздачи привез всего
64 коп., присвоив себе значительную сумму. И наконец, третий пример.
Летом 1756 г. Иманай, не говоря о причинах, собрал с каждого по 60 коп.
Сбору подверглись и неимущие, правда, по 7 коп., «которые едва себе
и питание имеют, но только не противясь того по скудости своей иные
брали у хозяев, да ему, Иманаю, отдавали». В июне 1773 г. в Исетскую
провинциальную канцелярию жаловались башкиры Сызгинской волости
Сибирской дороги Ишкай Кошкаев и Смак Тупаев на сотника Куйбака
Жейлевова, который самовольно захватил их детей и имущество. В этом
221


же году старшина Катайской волости Терегул Казанбаев без всякой при-
чины избил Ажика Батырева. В 1777 г. башкиры Бала-Катайской волости
Сявкабай Кучеляков и Тунгатар Сарынгулов писали в Исетскую провин-
циальную канцелярию о незаконных действиях сотника Юлдаша Кинжи-
на, который при сборе денег на покупку провианта путем угроз заставлял
общинников сдавать сверх нормы лошадей, коров и мед. В этом же году
башкир Айлинской волости Булат Аптыков в своем донесении в Исетскую
провинциальную канцелярию жаловался на поборы со стороны старшины
Байгазы Козымяшева и есаула Умертея Усянова. Башкиры Юрматынской
волости Ногайской дороги доносили в 1781 г. о том, что их старшина
Мухамет-Рахим Ибраев повторно заставляет их платить деньги для нужд
линейной службы.
Среди башкир было много крупных феодалов. Сохранились данные
о богатстве старшины Кулея Болтасева. В 1780 г. он был ограблен. По ре-
естру «только» похищенное имущество в переводе на деньги составляло
5 302 руб. Сюда входили 3 000 руб. денег в золотых и серебряных монетах,
6 кафтанов с золотыми петлицами и золотым позументом и 4 бешмета
с золотыми и серебряными петлицами, пуговицами и позументом на сумму
284 руб., различные бархатные, атласные и другие дорогие материалы —
807 руб., золотая и серебряная посуда, фарфоровые сервизы — 177 руб.,
45 женских платьев из дорогих материалов, вороты которых окаймлены
золотым позументом, — 279 руб. и т. д. Нетрудно судить о богатстве
Кулея, если одна хорошая лошадь стоила тогда примерно 10 — 15 рублей.
Известным был также Акай Зюбеиров из дер. Зюбеировой Бирского
округа. В «Реестре должникам», поданном им в декабре 1785 г. правителю
Уфимского наместничества А. А. Пеутлингу, у Акая в 20 деревнях числят-
ся 27 должников, из них 25 башкир, 1 татарин и 1 мариец. 24 человека
в общей сложности должны были Акаю 672 руб. 60 коп. Кроме того, брали
в долг у него Ибрай из дер. Козгиляковой 17 пудов меда, Рахмангул из
Атясевой — 200 бревен и Гали из Клянгитамаковой — ржаной муки
65 пудов. Среди должников встречаются лица, взявшие деньги под работу,
то есть попавшие в долговую кабалу. Так, например, на башкире дер. Исян-
баевой Шафи Бикбове, сбежавшем работнике, числится 30 руб., на баш-
кире Селикее Мурзагулове из дер. Язмиуковой — 65 руб., взятых с условием
отработки всем семейством.
Таким образом, социальное устройство башкирского общества в XVIII в.
было весьма сложным. В земледельческих районах происходит станов-
ление феодальной собственности на землю. Вырастает новый класс —
класс феодалов — крупных землевладельцев. Формы эксплуатации стано-
вятся типично феодальными, хотя масса трудящихся башкир была лично
свободной.
В скотоводческих районах класс феодалов представляли крупные фео-
далы, тарханы, старшины, сотники, класс эксплуатируемых составляли
рядовые общинники, нижнюю ступень социальной лестницы занимали
лично зависимые туснаки. Своеобразие социальных отношений в ското-
водческих районах заключалось в том, что ярко выраженная классовая
структура общества переплеталась с элементами патриархально-родового
быта.
222


2. Социальное устройство в период
кантонной системы управления (1798—1865 гг.)
10 апреля 1798 г. указом правительства башкиры были переведены
в военно-казачье сословие, в Башкортостане введена кантонная система
управления, которая просуществовала до 1865 г. Переводя башкир из граж-
данского состояния в военное сословие, царское правительство прежде
всего стремилось «умиротворить» башкирский край, положить конец бес-
конечным башкирским восстаниям. Кроме того, новая система управления
позволяла переложить на плечи башкирского народа всю тяжесть
военной службы по охране восточных границ Российского государства.
И наконец, в условиях политики полного подчинения Казахстана и даль-
нейшего наступления на восток перевод башкир в военное сословие был
необходимостью, т. к. только силами Оренбургского и Уральского казачьих
войск, основных вооруженных сил правительства, немыслимо было про-
водить ее в жизнь. Царское правительство, преследуя перечисленные
военно-политические цели, несомненно, имело в виду и тот факт, что
основная масса башкир — это готовые воины, что они не раз доказывали
активным участием в составе русских войск в военных походах и экспе-
дициях, а также во время восстаний.
С введением кантонной системы управления социальная структура
башкирского общества, казалось бы, приняла запутанную форму. Но в дей-
ствительности это было не так. В этот период башкирское общество было
типично феодальным с некоторыми пережитками патриархально-родо-
вого быта в скотоводческих районах.
В классовом отношении башкирское общество подразделялось на фео-
далов и рядовых. К господствующему классу относились беи, военные и
гражданские чиновники, духовенство (ахуны, мухтасибы, ишаны, хазре-
ты, муллы и муэдзины), потомственные и личные дворяне, а также потом-
ственные тарханы. Башкирское чиновничество было двух категорий:
а) чиновники внутреннего управления (кантонные начальники и юрто-
вые старшины, их помощники, деревенские начальники, юртовые сот-
ники, десятники);
б) чиновники военной и «рабочей» службы (походные старшины, есаул
и сотник, дистанционный начальник).
Чиновничество в войске подразделялось на действительных и нештат-
ных (зауряд-чиновников). К действительным относились звания армейских
(подпрапорщик, прапорщик, поручик, капитан, майор, подполковник,
полковник, генерал-майор) и казачьих (урядник, хорунжий, сотник, есаул
и т. д.) офицеров, а также классные чины (от 14 до 9 классов). Эта группа
чиновников получала дворянское звание. Однако в 1833 г. подпрапор-
щики и урядники были лишены офицерского звания.
Должностные лица из башкир получали зауряд-чины иррегулярных
войск: зауряд-хорунжего, зауряд-сотника, зауряд-есаула. Получая эти зва-
ния, они становились в привилегированное положение: не несли никаких
денежных и других повинностей, освобождались от телесных наказаний.
Чиновничество представляло самую многочисленную господствующую
группу населения. Оно формировалось в основном из баев, хотя в его
ряды иногда попадали и выходцы из рядовых башкир. Здесь прежде всего
223


учитывались деловые качества кандидата, его «благонамеренность» и,
самое главное, преданность царю.
В 1828 г. численность чиновников и казаков башкирского войска по
кантонам распределялась следующим образом (таблица 11).
Таблица 11
№
канто-
нов
1-й
2-й
3-й
4-й
5-й
6-й
7-й
8-й
9-й
10-й
11-й
12-й
Итого
Штаб-
офицеров
1
1
Обер-
офицеров
2
1
2
3
1
13
15
2
42
3
6
5
95
Зауряд-
чинов-
ников
54
38
76
60
89
186
210
123
348
152
125
156
1617
Урядников
71
49
29
64
85
192
91
79
252
176
54
111
1213
Писарей
9
14
3
11
23
15
25
23
63
31
12
11
240
Казаков
2 138
1 742
2 777
2 773
3 906
4 552
5 986
2 082
9 268
6 196
5 437
5 950
52 817
Как видно из таблицы, на 52 817 рядовых казаков приходилось 3 166 чи-
новников, т. е. на 17 казаков — 1 чиновник.
В таблице 11 приведены все категории чиновников. Чиновники обыч-
но «выбирались», в действительности же они назначались военным
губернатором.
Во главе кантона стоял кантонный начальник. В его распоряжении
были 2 татарских писаря и 1 — русский «для составления русского
письма», 2 — вестовых «для посылок по службе» и, в зависимости от
величины кантона, 1 — 2 помощника, замещающих начальника во время
его отсутствия. Но все эти чиновники содержались за счет денег, соби-
раемых со всего населения кантона.
Выборы кантонного начальника формально производились на общем
сборе чиновников с обязательным присутствием председателей земского
суда. Последние должны были следить за правильностью выдвижения
кандидатуры (находившиеся под судебным следствием не имели права
выставлять свою кандидатуру) и проведения самих выборов. Результаты
выборов утверждались военным губернатором. В условиях подкупа пред-
ставителей судов должность кантонного начальника обычно была наслед-
224


ственной. Например, в 6-м кантоне первым кантонным начальником был
«избран» потомок тарханов поручик Аккул Биктимеров. Впоследствии его
должность занимали сын Абдрахман, а потом внук Асатулла. Начальни-
ками 9-го кантона являлись Куватовы, 11-го кантона — потомственные
дворяне Султановы и т. д.
Кантонные начальники подчинялись военному губернатору, а с 1834 г.—
командующему Башкиро-мещеряковским войском. Они обладали властью
на своей территории: военной, административной, судебно-полицейской
и хозяйственной. Обязаны были проводить в жизнь распоряжения выше-
стоящих органов по воинской повинности, следили за выполнением госу-
дарственных и денежных повинностей, сбором налогов, продажей и сдачей
в аренду башкирских земель и т. д. Перечисленные обязанности кантон-
ных начальников показывают, что они имели неограниченные возмож-
ности для личной наживы.
Естественно, среди кантонных начальников были различия в проис-
хождении, богатстве и т. д. Об этом свидетельствует таблица 12.
Таблица 12
№
кан-
тона
1
1
2
3
4
5
6
Фамилия,
имя и звание
начальника
2
Адутов
Багаутдин
Кустукиль-
динов
Салих,
сотник
Бикметов
Давлетша,
есаул
Бузыкаев
Мухамет-
кан,
хорунжий
Кучуков
Сагит,
сотник
Биишев
Хасян,
хорунжий
Воз-
раст
3
52
56
47
47
57
40
Социальное
происхождение
4
Из «башкир-
ских детей»
Из «башкир-
ских детей»
Из зауряд-
чинов
Из зауряд-
чинов
Из «башкир-
ских детей»
Из «башкир-
ских детей»
Клас-
сный
чин
5
14
14
12
Состояние
Дере-
вян-
ный
дом
6
2
1
1
1
3
1
Муко-
моль-
ная
мель-
ница
7
2
1
3
Поташ-
ный
завод
8
—
Ко-
ли-
чест-
во
жен
9
2
4
4
3
4
4
Награды
10
Серебряная
медаль
225


продолжение таблицы 12
1
7
8
9
10
11
12
2
Ибрагимов
Лукман,
есаул
Уметбаев
Ишмухамет,
хорунжий
Куватов
Тагир,
войсковой
старшина
Кутлубаев,
зауряд-
хорунжий
Султанов
Мухамет-
рахим,
войсковой
старшина
Сыртланов
Шагимар-
дан, сотник
3
55
36
52
51
37
4
Из зауряд-
чинов
Из «башкир-
ских детей»
Из дворян
Данных нет
Из дворян
Из «башкир-
ских детей»
5
14
—
13
14
6
1
1
1
1
1
7
3
—
2
2
8
1
—
4
9
2
2
1
1
10
Золотая
медаль на
аннинской
ленте с над-
писью «За
усердие»
Орден Св.
Станислава
4 ст.
Золотая
медаль на
аннинской
ленте с над-
писью «За
усердие»,
бриллианто-
вый пер-
стень, орден
Св. Стани-
слава 4 ст.
Как видно из таблицы, возраст кантонных начальников колеблется
от 36 до 57 лет, 8 из них имеют от 2 до 4 жен. По 4 жены имеют четверо.
По происхождению представляют различные слои общества: б из «башкир-
ских детей», т. е. рядовых или баев, не имеющих официально никакого
звания, 3 — из зауряд-чиновничьих и 2 — «дворян российских». 6 человек
имеют классный чин (4—14-й класс, 1 — 13-й, 1 — 12-й). 2 человека
награждены орденом Св. Станислава 4 ст., 2 — Золотой медалью и 1 —
Серебряной медалью. По учтенному имущественному положению тоже
складывается неодинаковая картина: Б. Адутов имеет 2 дома и 2 мельни-
цы, С. Кучуков — 3 дома и 3 мельницы, Л. Ибрагимов — 3 мельницы и
1 поташный завод. Следует особо остановиться на М. Султанове. Он владел
2 мукомольными мельницами в Мензелинском уезде и 4 поташными
заводами — в Белебеевском уезде. Из не включенных в таблицу данных
надо указать на то, что М. Султанов имел в дер. Макеевой Мензелинского
226


уезда «дворовых людей 12 душ» и в «Белебеевском уезде земли 150 деся-
тин». У М. Султанова был такой мощный канал для дальнейшего обога-
щения, как должность начальника кантона, которым он стал в 1824 году.
М. Султанов происходил из дворянской семьи. Его отец, Абзелил Султа-
нов, в свое время став поручиком, был пожалован в 1796 г. в дворяне.
Несомненно в кантонный период фигура М. Султанова была одной из
ярких и внушительных в башкирском обществе.
Многие из указанных в таблице кантонных начальников достигли
высокого положения в обществе. Они получили чины и награды. Так,
например, хорунжий М. Бузыкаев и есаул Л. Ибрагимов вскоре были
пожалованы в войсковые старшины, т. е. в штаб-офицерский чин, при-
равненный к чину майора регулярных войск. Л. Ибрагимов был «в чинах
офицерских более 40 лет» и более половины из них являлся кантонным
начальником. Среди кантонных начальников особенно выделялся сотник
13-го класса Шагингирей Нагайбаков. С сентября 1820 г. по май 1835 г. он
был начальником 12-го кантона. Имел деревянный дом и мукомольную
мельницу в Бугульминском уезде, а также поташный завод в Белебеевском
уезде. Нагайбаков свои обязанности выполнял «усердно». За малейшее
неповиновение он беспощадно расправлялся с подчиненными. Так, напри-
мер, в 1830 г. за «явет» он добился ареста и «долговременного бытия под
следствием» походного старшины Юлая Ямметева и юртового старшины
Яхьи Акымбетова. Губернские власти высоко ценили его. В 1832 г. он
стал потомственным дворянином. В этом же году был награжден сереб-
ряной медалью «За усердие». В 1833 г. «за поимку беглецов и бродяг» по
высочайшему повелению удостоился ордена Св. Станислава 4 ст. Видимо,
Нагайбаков начал чувствовать себя могущественным и способным безна-
казанно творить что угодно. Однако, «за произношение неприличных слов
пред командою по Высочайшей конфирмации, состоявшейся в 18 день
июня 1836 г.», был разжалован в казаки, лишен дворянского звания,
ордена и переведен во 2-й Мещерякский кантон. Но Нагайбаков продол-
жал внушать уважение губернскому начальству, которое в знак призна-
ния его прошлых заслуг в 1839 г. исходатайствовало ему во второй раз
14-й классный чин. Кантонные начальники умело использовали свою долж-
ность для личного обогащения. Это можно проследить на примере многих.
Например, возьмем Биктимеровых. В 1802 г. оренбургскому военному
губернатору поступила жалоба И. Муратова на Аккула Биктимерова:
«Богатство же ево (Биктимерова. — Р. Я.) не иначе приобретено, как злым
промыслом, он кантонный начальник, до поступления в сие должность
был беден и не имел более 7 лошадей, а ныне в трехгодичное время имеет
несколько сот разного скота и в 1800 году в осеннее время к обогащению
себя наряжал два раза Бурзянской, Тамьянской и Тенгаурской волостей
башкирцов до двухсот семидесяти человек для угону у киргизцов (каза-
хов. — Р. Я.) лошадей и по выгоне более 1 400 лошадей, сделая исчисление
он кантонной Верхнеуральского земского суда с ысправником Спытко-
вым и разделя оных ходявшям башкирцам». Итак, поборы с населения,
феодальные набеги и захват скота у соседей, подкуп представителя
земского суда. Жалоба дорого обошлась И. Муратову. А. Биктимеров бил
его палкой и сек плетьми. Проверявший в 1803 г. достоверность фактов
227


в жалобе И. Муратова дворянский заседатель Верхнеуральского земского
уезда был вынужден признать, что кантонный начальник не отсылает дела
0 воровстве и краже в уездный и земский суды, а разбирает их сам. По
своему же усмотрению оправдывает или назначает меру наказания.
Обычно, «привязывая руки и ноги к кольям, наказывает как то палками
и в одно время плетьми по спине, икрам, пяткам, по ладоням». В том же
году А. Биктимеров был обвинен в наказании рядового Исянгильды
Кулмамбетова и Рабиги Уразгуловой. Первый, «не получив после побоев
от болезней свободы, умер», вторая «быв беременна, несчастно родила
преждевременного ребенка». Подкупив всех видных членов присутствен-
ных органов, Биктимеров сумел оправдаться. За время своего начальство-
вания он совершил массу преступлений. Например, в 1811 г. самовольно
объявил о создании 1000-й резервной команды и собрал с каждого в свою
пользу по 6 руб. В 1812 г. с 500-й команды — по 16 руб. 08 к. с каждого.
Об этих махинациях было известно оренбургскому военному губернатору
князю Волконскому. Но Биктимеров продолжал оставаться у власти. Зло-
употребления и беззакония, творимые Биктимеровым, были настолько
очевидны и опасны, что в 1817 г. он «был отставлен от службы», вскоре
предан суду вместе со своими подручными, юртовыми старшинами
Буранбаем Кутучевым и Ибрагимом Айчуваковым, а также сотником
Юлбарисом Бикбулатовым. Указом Правительствующего Сената от 25 фев-
раля 1820 г. за незаконный сбор денег с населения «кантонного капитана
Биктимерова, тысячного 14 класса Бикбулатова и юртового старшину
14 класса Айчувакова, лиша чинов, сослать в Сибирь на поселение». А но-
вый начальник 6-го кантона Абдрахман, сын Аккула Биктимерова, уже
просил «...во уважение долговременной и беспорочной прежней службы,
старости лет и болезненным припадкам, лишенного чести и звания Акку-
ла Биктимерова... причислить на жительство в Оренбургскую губернию».
«Беспорочная» служба и престарелый возраст были уважены. Аккул
Биктимеров так и не понес наказания. За его преступления пострадали
непосредственно виновные в этом деле Б. Кутучев и И. Айчуваков.
Взяточничество было характерно и для Абдрахмана. Например, в 1821 г.
за переход границы и угон казахских лошадей был арестован и поса-
жен царскими властями в Кизильскую крепость 31 башкир. К ним
явился кантонный начальник Абдрахман Биктимеров и сказал, что он
берет их «на поручительство», т. е. освободит из заключения, если каж-
дый даст ему по 75 руб. Арестованные собрали и вручили Абдрахману
1 816 руб. Однако «освобождение» не состоялось. По данным 1822 г.,
заключенные были переведены и содержались в Верхнеуральском тюрем-
ном остроге. Или другой пример. В 1821 г. башкиры Кадролин и Кунак-
кулов при возвращении «из Киргизской (казахской. — Р. Я.) степи
с добычею», т. е. с крадеными лошадьми, были пойманы кантонным
начальником, который «чрез устращивание отдать их за то к суду и
в солдаты» взял с первого два ковра стоимостью 125 руб. и со второго —
лошадь. За эти и другие злоупотребления Абдрахман был привлечен
к суду. От наказания спасла его смерть в 1827 г.
Очень много жалоб поступало оренбургскому военному губернатору
П. К. Эссену на начальника 9-го кантона Кагармана Куватова. Например,
228


в 1819 г. Махмут Сагитов и Кузягилды Умиткузин писали о его многочислен-
ных злоупотреблениях. Здесь и незаконный сбор денег с рядовых башкир,
и взяточничество за освобождение от очередной полугодовой военной
службы, и невыдача отпускных билетов, и потрава хлеба на корню
у неугодных людей и т. д. В 1821 г. башкир дер. Куватовой Оренбургского
уезда Араслангали Казиров жаловался, что Кагарман Куватов с 14-го клас-
са Исангулом Меимбетовым отняли у него лошадь и охотничьего сокола.
Губернские власти строго следили за поведением кантонных начальни-
ков, устраивая их аттестацию, сменяя проворовавшихся и слишком зарвав-
шихся. Несмотря на это, злоупотребления были слишком велики, жалобы
многочисленны. Правительство, учитывая то, что кантонные начальники
являются проводниками царской политики на местах, и видимо, желая
сократить с их стороны злоупотребления, установило им жалованье. Они
с 1844 г. получали в год «...все в равном количестве по 185 руб. 90 коп.
серебром». К 1865 г., т. е. к моменту упразднения кантонной системы
«жалованья — 950 руб., столовых 500 руб., квартирных 85 руб. 1/2 коп.
Всего 1 535 руб. 71,5 коп.». Несмотря на это, взяточничество и другие
злоупотребления продолжались, о чем свидетельствуют многочисленные
источники, в том числе народные предания.
Каждый кантон был подразделен на юрты. Во главе юрты стоял юрто-
вой старшина, который непосредственно подчинялся кантонному началь-
нику. На юртовое управление приходилась основная масса чиновников,
содержание которых ложилось тяжелым бременем на рядовых башкир.
В 1819 г. генерал-губернатором П. К. Эссеном была предпринята попытка
ограничить юртовые чины, «поелику излишества их ложитца на тягость
народа». Если до этого распоряжения «большая и малая юрты вмещали
в себя равное число юртовых чиновников», то сейчас их количество
должно было зависеть от размеров юрты. Предлагалось установить сле-
дующий порядок: для юрты с количеством менее 50 дворов иметь юрто-
вого старшину и одного помощника; от 50 до 75 — юртового старшину,
помощника и есаула; от 75 до 100 — юртового старшину, помощника,
есаула и сотника; от 100 и более дворов — юртового старшину, помощ-
ника, есаула, сотника и хорунжего. Однако проект П. К. Эссена не был
осуществлен. Только в 1830-е гг. было произведено новое распределение
башкир по юртам, по которому каждая из них включала в себя 700—
800 душ. Тем самым несколько сократилось число юрт. Если в начале XIX в.
их было более 300, то в конце 40-х гг. во всем Башкирском войске
насчитывалось 284 юрты. В 1850 г. на служащих 98 196 казаков, т. е.
рядовых башкир, приходилось 2 штаб-офицера, 105 обер-офицеров, 780
зауряд-чиновников и 1 336 урядников. Число зауряд-чиновников стало
в два раза меньше, чем в 1828 г. Видимо, процесс сокращения числа юрт
путем их укрупнений продолжался. В 1853 г. их количество по кантонам
выглядело следующим образом: 1-й — 9, 2-й — 7, 3-й — 11, 4-й — 9, 5-й —
7, 6-й — 19, 7-й — 30, 8-й — 25, 9-й — 14, 10-й — 41, 11-й — 27, 12-й — 25
и 13-й — 29. Всего 253.
Основной обязанностью юртового старшины была организация и от-
правка два раза в год команд на линейную службу из числа казаков-
очередников подчиненных ему аулов. Кроме того, он руководил сбором
налогов, следил за выполнением государственных и денежных повинностей.
Полномочия давали юртовым старшинам большие возможности для
229


личного обогащения. Они часто за взятки нарушали очередность наряда
на службу, расправлялись с неугодными людьми, отправив их на службу,
занимались незаконным сбором налогов и т. д. Злоупотребления получили
отражение в многочисленных жалобах на них в оренбургское губернское
начальство и земские суда. Например, в 1820 г. есаул из дер. Еширелково
9-го кантона Искандер Арасланов жаловался на старшину Феткуллу
Яхвина о взятии им с него 155 руб. «под видом пожертвования в казну, на
наем на службу», башкир дер. Бураевой Мухаметселим Салихов (1820 г.)
писал о сборе с казаков по 35 коп. в свою пользу старшиной Абдул-
хакимом Амировым, башкир дер. Тавлыкаевой 6-го кантона Ишкильде
Мансуров сообщал о присвоении старшиной Девлетбаем Истекаевым
681 руб., собранных с населения якобы «на предмет отправления
почтовой гоньбы» и т. д. Юртовые старшины, не получая жалованья из
казны, часто «кормились» за счет своих подчиненных.
В 1844 г. оренбургский генерал-губернатор обратился к военному
министру с просьбой установить жалованье помощникам кантонных
начальников и юртовым старшинам, чтобы таким путем покончить с их
«лихоимством». В апреле 1845 г. Военный Совет утвердил оклад по 50 руб.
кантонным помощникам и по 15 руб. юртовым старшинам. Но вряд ли от
этой меры прекратились злоупотребления.
Должность юртового старшины была почитаемой. Ее обычно занимали
выходцы из феодально-чиновничьей знати — зауряд-чины в результате
«выборов». На деле же кандидатуру выдвигали кантонные начальники,
а иногда даже — сам военный губернатор. В юртовые старшины, правда,
очень редко пробивались и из рядовых казаков, добившихся зауряд-
и действительных чинов долголетней, безупречной службой и участием
в военных походах. Сохранились сведения о юртовом старшине 12-го
кантона в 1820—1830 гг. подпоручике Аюпе Каипове, выходце из «баш-
кирских детей». Он участвовал в боевых действиях 1812—1814 гг. против
французов и за исключительную храбрость был награжден орденом
Св. Анны 4 ст. По статуту ордена его кавалер «без различия ряда и проис-
хождения» имел право на потомственное дворянство, однако за исключе-
нием «чинов башкирских войск, кои с пожалованием ордена... пользуются
правом только личного дворянства». Поэтому Аюп Каипов был внесен
в родословную дворянскую книгу Оренбургской губернии как личный
дворянин. На должностях юртовых старшин находились и выходцы из
дворян, даже и из потомственных. Так, в 10-м кантоне эту должность
занимал потомственный дворянин хорунжий Шагиахмет Султанов.
Юртовые старшины освобождались от всех податей и повинностей,
имели возможность для занятий предпринимательской деятельностью.
Например, юртовой старшина 10-го кантона зауряд-есаул Нугуман Кут-
лубаев со своим отцом Зубеиром владел в Бирском уезде «четырьмя
патошными заводами».
Войсковые и зауряд-чиновники, как видно из вышеприведенных циф-
ровых данных, составляли подавляющее большинство господствующего
класса. Служащие, удостоенные армейских офицерских званий, получали
право личного дворянства и записывались в губернскую дворянскую
родословную книгу. Они со своими детьми освобождались от несения
денежных и других повинностей. А лица, удостоенные офицерских
230


званий иррегулярных войск (хорунжий, сотник), часто не получали право
на получение дворянства, даже личного, но были с детьми освобождены
от всех видов налогов и повинностей.
Зауряд-чиновники Башкирского войска также не платили налоги и не
несли повинности, т. е. в правах были уравнены с офицерами. Многие из
чиновников владели значительным количеством скота. В 7-м, 8-м и 10-м
кантонах «многие из войсковых чинов имеют значительные табуны
лошадей от 50 до 1000 голов», — отмечается в отчете оренбургского гене-
рал-губернатора за 1852 г. По данным 1858 г., в Верхнеуральском уезде
урядник Габдулмукмин Идельбаев имел одних только лошадей —
250 голов, хорунжий Суюндуков — 210, зауряд-хорунжий Фаткулла
Кильмяков — 160 и т. д. Чиновники являлись также владельцами посевов
в крупных размерах и мельниц. Например, по данным 1841 г., в 10-м кан-
тоне имели мукомольные мельницы о «2-х», «3-х» и «5-и» «поставах» 14-го
класса Мухамедияр Арасланов и Нигматулла Кийков, зауряд-хорунжие
Шагиахмет Арасланов и Галиулла Муслюмов, зауряд-есаулы Салих Хами-
тов и Абдулвалей Иликеев, отставные старшины Фейруз Казбулатов, Гар-
зим Ягоферов и Абдулвахит Ман-Бакиев и Адзитар Кучуков, зауряд-есаул
Гильман Залитов, старшинский писарь Фейзулла Хабибуллин и походный
старшина Баязит Африсияпов.
Войсковые зауряд-чиновники, как и кантонные начальники, юртовые
старшины, также занимались незаконными поборами с подчиненных.
Так, походный старшина 14-го класса Идрис Садыков из 7-го кантона,
посланный весной 1821 г. по аулам «к отысканию» верблюдов для нужд
армии, «укрывал верблюдов годных» и за это получал взятки у Курамши
и Валиши Санжаровых из дер. Казангуловой 55 руб., у Расула Худайгу-
лова из дер. Аккулаевой — 29 руб., у Яхьи Нуралина из дер. Аскаровой —
10 руб., у Юлдаша Назангулова из дер. Ильчигуловой — 60 руб.,
у Юламана Галиева из дер. Купкасовой — 35 руб. Всего 214 руб. Дистаноч-
ный начальник 9-го кантона Шамгула Мамбетев без какой-либо причины
отобрал у башкира Исмагила Авальмамбетева «денег, меду, лошадей,
протчаго имения на значительную сумму». Старшинский помощник из
дер. Аллагуватовой 9-го кантона Кутлумбет Байгильдин в 1817 г. собрал
для резервной команды юрты вместо 50 по 100 коп. В 1819 г. он без согла-
сия общинников продал жителям Чесноковской станицы сенокосные луга
на 38 стогов. Таких примеров можно привести множество.
Как видно, взяточничество было характерно для всех категорий
башкирских чиновников. Не случайно в журнале «Современник» в 1863 г.
П. Назаров писал, что русские «становые исправники и другие пред ними
(башкирскими начальниками. — Р. Я.) младенцы. Они, когда берут взятки,
все-таки стараются прикрыть какими-нибудь, хотя и пустяшными
предлогами, наши же (башкирские начальники. — Р. Я.) все это делают
с какой-то наглостью, почти открыто, и, отнюдь, не боятся ответ-
ственности перед начальством...»
Привилегии башкирских чиновников просуществовали до 1845 г.
По положению Военного Совета от 17 июня 1845 г. зауряд-чиновники Баш-
киро-мещерякского войска, не занимающие должности, и офицерские
дети, не имеющие чинов, «наравне с прочими башкирами» были
231


обложены налогом по 23 коп. серебром с души для почтовой гоньбы и осо-
бым налогом по 25 коп. для обеспечения продовольствия в неурожайные
годы, а в районах развитого земледелия взносом натурою пшеницы или ржи
по полпуда и по 10 фунтов овса или ячменя. Положение сильно задело
интересы и самолюбие зауряд-чиновников и привилегированных «детей».
Оренбургскому военному губернатору и командующему Башкиро-меще-
рякским войском посыпались жалобы, особенно от дворянских и обер-
офицерских сыновей. Одновременно они просили освободить их от
почтового сбора. Однако просьбы «обиженных» не были удовлетворены
царскими властями. Причина такого изменения политики правительства
в отношении башкирской феодально-чиновничьей знати заключается
в том, что к этому времени отпала острая необходимость в полувоенном
башкирском войске, так как Башкортостан превратился во внутреннюю
область Российской империи. Начиная с 1842 г. от обязательной военной
службы были постепенно освобождены башкиры северных и северо-
западных районов. За это они платили специальный денежный налог. Еще
надо иметь в виду, что феодалы, занимая всякие военные и полувоенные
чиновничьи должности, усердно служили царскому самодержавию, привык-
ли к покорности, и это передавалось из поколения в поколение. Поэтому
они сейчас никакой опасности существующему строю не представляли.
В период кантонной системы управления часть башкирских феодалов
являлась личными и потомственными дворянами. Башкирское дворянство
берет свое начало от жалованной в 1785 г. указом императрицы Екате-
рины II грамоты российскому дворянству. В соответствии с ней право
производства в дворянство и лишения его представлялось губернскому
дворянскому депутатскому собранию. Поэтому до 1850 г. Оренбургское
дворянское собрание удостаивало дворянство башкирских феодалов
самостоятельно. Судя по дворянской родословной книге Оренбургской
губернии, первым дворянином из башкир был записан в 1793 г. полковой
старшина из 7-го кантона Кучербай Акчулпанов с сыном Аралбаем. Вооб-
ще с этого времени и до конца 40-х гг. XIX в. в дворянскую родословную
книгу внесены всего 19 «родов» Башкиро-мещерякского войска, т. е.
«чиновников» (феодалов) с сыновьями, внуками и правнуками. Это —
Акчулпановы, Субханкуловы, Ишмухамет Сулейманов, Бакировы, Абдул-
латиф Ганберов, Каюповы, Кийковы, Гисметулла Кайсаров, Мусины,
Муратовы, Мухаметкарим Мунасыпов, Якуп Юнусов, Янышевы, Тутыевы,
Султановы, Ягудины, Куватовы, Максютовы и Резяповы. Видимо, не все
дворяне были учтены «Родословной книгой». Например, известные дво-
ряне Нагайбаковы, Рафиковы и др. Во всяком случае, по данным 1850 г.,
среди башкир числилось 590 дворян.
Башкирские дворяне в основном были личными. Потомственными
дворянами в Башкиро-мещерякском войске являлись только три семьи,
утвержденные Указом Сената. Это — поручик Ягудин с сыновьями
Салимгареем и Саитгареем (Указ от 7 июня 1844 г.), поручик Абдулзелим
Султанов с сыном Мухаметрахимом, внуками Шайхлисламом, Шагимар-
даном и внучкой Бибихуснизиядой, правнуками Бибинафисбани и Биби-
хуснизиган (Указ от 17 мая 1859 г.), начальник 2-го и 3-го мещерякских
кантонов, сотник Фанулла Резяпов с детьми Шагибеком, Шагиахметом,
232


Мурзагалием, Камалетдином, Хабибземалем, Фатимою, Магитаною, Хади-
чеюг Маргубою и внуком Нургалием, сыном Шагибека (Указ от 12 де-
кабря 1850 г.).
Наиболее влиятельными башкирскими дворянами являлись в 7-м
кантоне Акчулпановы, Ибрагимовы, Рафиковы, в 9-м — Куватовы, 10-м —
Кийковы, 11-м Султановы и 12-м — Нагайбаковы и Каиповы.
Царское правительство, исходя из интересов защиты чистоты русско-
го дворянства, всячески препятствовало доступу в его ряды башкирской
феодальной знати. Так, еще в мае 1808 г. Указом Сената подлежали
к возвращению в Военную коллегию грамоты умерших или без вести
пропавших личных дворян. А по Указу от 5 июня 1828 г. офицеры
казачьих войск могли пользоваться только личным дворянством. К этому
как бы дополнением является Указ от 6 мая 1831 г. В нем говорилось, что
наградные грамоты личных дворян после их смерти подлежат к обязатель-
ной присылке в Капитул, чтобы детям «не подать повода к домогательству
на право дворянства». И, наконец, в статуте ордена Св. Станислава от
28 мая 1839 г. было оговорено, что «чины Башкирского войска с его
пожалованием пользуются лишь правом личного дворянства».
С 1851 по 1865 г. ни один башкирский чиновник не получил дворян-
ского достоинства. На причины уже было указано выше. Сославшись на
то, что нет никаких конкретных законов относительно башкирского дво-
рянства в Российском законодательстве, по предложению оренбургского
генерал-губернатора В. А. Перовского в 1853 г. военным министром было
дано указание «приостановить в административном порядке производство
по просьбам о дворянстве, какие вновь поступать могут... от башкирских
чиновников и не давать дальнейшего хода тем о дворянстве башкирским
делам, как начаты в Депутатском собрании» (речь идет о прошении в по-
томственном дворянстве Аппясовых, Субханкуловых и И. Валитова. —
Р. Я.). Эта мера сохранилась вплоть до отмены кантонной системы управле-
ния. Как видно, царское правительство ограничивало права башкирских
феодалов. Несмотря на это, дворяне были надежной опорой российского
самодержавия в крае и определенное ущемление их политического
положения не мешало им эксплуатировать рядовых башкир.
Дворяне являлись крупными землевладельцами. Они свободно распо-
ряжались общинными землями в земледельческо-скотоводческих районах
и зонах скотоводства со слабым развитием земледелия. Для превращения
в свою собственность общинных земель дворяне, будучи крупными
чиновниками, использовали военную, административную и судебно-поли-
цейскую власть. Выше уже упоминалось, что начальник 11-го кантона
М. Султанов владел 150 дес. земли и 12 душами крестьян. Курмекей и Ша-
гитгарей Нагайбаковы из 12-го кантона в 1815 г. приобрели в Юрминской
волости Белебеевского уезда за 3 010 руб. огромную площадь земли.
Кроме того они имели 2 мукомольные мельницы, которые приносили
доход до 24 тыс. руб. в год, а также — 2 поташных завода с годовым
доходом до 13 тыс. руб.
Башкирские тарханы, издавна относившиеся к феодальной верхушке,
в новых условиях не были приравнены ни к одному из видов дворянства.
Тарханы, будучи свободными от всех денежных и натуральных повинно-
233


стей, были обязаны нести военную службу. Введение кантонной системы
управления нанесло окончательный удар по тарханству. В источниках
отмечается: «когда же... Башкирская Орда получила правильную органи-
зацию иррегулярного войска.., то с этим вместе само собою изгладилось
и само название Тархана». Многие тарханы сейчас оказались в числе вое-
начальников. Часть, получив действительные офицерские чины, стала
личными дворянами. Таким образом, происходит эволюция тарханов в сто-
рону постепенного сближения и слияния с новой феодально-чиновничьей
знатью. Долголетнее нахождение в привилегированном положении дало
возможность потомственным тарханам оставаться крупными скотоводами
и землевладельцами. Но на основании известного положения Военного
Совета от 17 июня 1845 г., «тарханские дети» были обложены налогами и
уравнены с рядовыми башкирами. Поэтому после 1845 г. с целью избежа-
ния налогов многие тарханы начали просить царскую администрацию
записать их заново в тарханскую книгу или же в дворянскую книгу.
В 1846 г. с этой просьбой обращались к военному губернатору Абдулгалий
Минлигулов и Абдулхаким Абдрафиков из дер. Кулыиарипово, Байназар
Амиров из дер. Султангулово Бугурусланского уезда, в 1850 г. — С. Габ-
дулнасыров и Б. Юлмухаметов из дер. Суяргулово Кудейской волости
Верхнеуральского уезда, Р. Монашев и X. Мрадымов из Бугурусланского
уезда и т. д. Но царское правительство отказало им и в тарханстве, и
в дворянстве. Так, к середине XIX в. институт Башкирского тарханства
окончательно потерял былое юридическо-правовое значение. Часть тар-
ханов влилась в ряды феодальной верхушки, а часть уравнялась с поло-
жением рядовых башкир.
В рассматриваемое время происходит расцвет духовенства. Например,
в 1839 г. в 63 деревнях Бирского уезда Оренбургской губернии насчиты-
валось 56 мечетей. В 1837—1853 гг. в Верхнеуральском уезде на 186 дере-
вень приходилось 98 мечетей. В Осинском уезде Пермской губернии
в 31 деревне имелась 21 мечеть и т. д. По официальным данным, в 1850 г.
в Оренбургской губернии числились 1 932 мечети. На каждую мечеть
приходилось по одному мулле и муэдзину. Если же число прихожан пре-
вышало 200 человек, то полагалось обслуживать одну мечеть трем духов-
ным лицам — хатипу, имаму и муэдзину. Муэдзины, кроме того, были
в деревнях, где не было мечетей. Это и неудивительно, так как все обряды
(религиозные, свадебные, связанные с рождением ребенка, разводом,
похоронами и т. д.) проводились под непосредственным руководством
мулл и муэдзинов. По архивным данным, в 1829 г. в Башкирском войске
насчитывалось 2 698 духовных лиц, а в 1850 г. — 3 144. В 1856 г. коли-
чество мулл составляло 2 279 чел., а азанчеев — 871. Правда, в это число
входили не только башкирские, но и тептярские и мишарские священно-
служители.
Царское правительство платило жалование только муфтию, главе духов-
ного собрания. Первый муфтий Мухаметжан Гусейнов (1788—1825) полу-
чал ежегодно 1 500 руб. из казны, сменивший его Абусалям Абдрахимов
(1825—1840) — 2 000 руб. и третий «имам и хатип», тархан Абдульвахит
Сулейманов — 1 572 руб. 90 коп. Только в 1848 г. Военный Совет по хода-
тайству оренбургского военного губернатора установил мулле и азанчею
234


при мечети оренбургского Караван-Сарая соответственно по 100 и 50 руб.
серебром в год. Основная же масса духовенства жила за счет всяких
«религиозных» поборов, что ложилось тяжелым бременем на плечи
рядовых башкир. Лишь в 1862 г. при генерал-губернаторе рассматривался
вопрос о возможности назначать жалования указным муллам примерно
60 руб. в год и азанчеям — 30 руб. по «усмотрению самих обществ... из
мирских сумм». Этот проект был учтен царским правительством при под-
готовке нового положения об управлении башкирами, утвержденном
14 мая 1863 г.
Многие представители духовенства являлись крупными собственни-
ками, владели большим количеством скота, земли, посевов, мельниц и т. д.
По данным 1864 г., в Оренбургском уезде мулле Аллаберде Джамалину
принадлежал табун в 700 лошадей. В 1858 г. в Верхнеуральском уезде
имам Хусейн Кильдыбаев имел одних только лошадей 200 голов, а азанчей
Ималы Имангулов — 180 и т. д. Или пример с посевами: в Верхне-
уральском и Оренбургском уездах в числе 212 домохозяев, высеявших
от 100 до 200 пудов хлеба, были указные муллы дер. Ново-Черкасской
Нугуман Баубяков и Диньмухамет Альмухаметов, муллы дер. Салаватовой
Мухаметьяр Кильдияров, дер. Биккуловой Кутлузаман Тушмакаев,
дер. Кулешовой Мухаметгали Хайбуллин, дер. Ресулевой Гайса Султанбе-
ков, дер. Зяк-Ишметовой Абубакир Ишмухаметов, дер. Тятир-Арасла-
новой Мухаметгалей Мухаметьяров, азанчей дер. Рыскуловой Хусейн
Исакаев, дер. Якуповой Алтынбек Ишелов, дер. Нововоздвиженской Муха-
метша Сыртланов, дер. Якуповой Абдулфеиз Валитов и дер. Имангуловой
Губейдулла Давлетшин. Всего 13 представителей духовенства. Священно-
служители были и в числе владельцев мельниц. Например, по данным
1841 г., в Оренбургском уезде имели мукомольные мельницы ахун
Абдрахман Токтагулов, указные муллы Фахрутдин Рафиков, Хабибулла
Аднагулов и Абсалих Абдуллин, а также указной азанчей Тимерша Абду-
лов. Эти мельницы приносили доход в 10— 12 тыс. руб. в год.
Мусульманское духовенство верно служило царизму. Оно постоянно
ставило в известность Духовное собрание и губернаторскую администра-
цию о настроениях масс, особенно о проявлениях среди башкир недо-
вольства официальной политикой. Зная силу и влияние духовенства среди
верующих, местные власти частенько обращались в Духовное собрание
к муфтию за помощью в «умиротворении» башкир. А они, в свою оче-
редь, были рады на практике доказать преданность правительству. Напри-
мер, во время восстания 1834—1835 гг., по просьбе генерал-губернатора
В. А. Перовского, муфтий Абусалям Абдрахимов обратился к восставшим
башкирам с фетвой-посланием, где говорилось, что «оказание сопротив-
ления и вообще всякого рода неповиновения исполнителям воли Его
Императорского Величества есть весьма вредное и самое злейшее дело».
Неслучайно после смерти другого муфтия Абдульвахита Сулейманова был
опубликован некролог, где подчеркивалось, что покойный постоянно
твердил «подчиненным: будь честен всегда, верен царю и отечеству».
Духовенство, по меткому выражению современника, не только жило за
счет народа, но и одурманивало и угнетало его.
235


Классу эксплуататоров противостояла подавляющая масса населе-
ния — рядовые башкиры, которые были лично свободными. О соотноше-
нии эксплуататоров и эксплуатируемых выше уже были приведены
цифровые данные по Башкирскому войску. Формы эксплуатации были
различными. Прежде всего — это использование труда обедневшего баш-
кира за ничтожную плату. Один из авторов того времени, побывавший
среди юго-западных башкир, писал: «Во время кочевок богатые исключи-
тельно поддаются кейфу, т. е. лежат, пьют кумыс, едят баранину, устраи-
вая по временам празднества, заключающиеся в скачке, борьбе, охоте за
медведями, обижающими их стада. Бедные же за турсук кумысу, фунт
чаю, кусок лошадиного мяса или обрывок какого-нибудь ситца работают
на богатых; стерегут их стада, снимают хлеб и косят сено». Как и раньше
продолжали существовать кауъш, аш, емэ.
По указу 1798 г. кантонные начальники и юртовые старшины имели
право... «входить в состояние каждого бащкирца и смотреть накрепко,
чтобы всякий старался, чтобы о приведении в хорошее состояние домо-
строительства, земледелия и прочей своей экономики», «а ленивых и бес-
печных побуждать к тому легким наказанием, и, отобрав на время все
угодья, коими они пользуются, отдавать в работники хорошим хозяевам
(богатым. — Р. Я.)». Итак, по воле чиновников рядовые башкиры могли
потерять свободу и стать зависимыми от феодалов. Рядовые башкиры
нанимались обычно в работники из-за нужды или за взятые взаймы
деньги у феодалов. По данным 1815 г., в дер. Ишкуловой Тангаурской
волости Верхнеуральского уезда работниками у Давлеткильды Култаева
были Кагарман Зиешев и Бикбай Хасанов, у Култая Адилчура Тулубаев.
Плата за работу была низкой. Например, у южных башкир в 30-е гг.
поденщику за сенокошение платили 1 руб. в день, а за все время сенокоса
«хорошему работнику» 30 руб. За день пахоты поденщик обычно получал
12 коп., за молотьбу хлеба — 25 коп., за жнитво одной десятины обычно
платили 6 руб. В зимнее время поденщик с лошадью стоил 20 коп., без
лошади — 10 коп. Рядовой работник на полном содержании хозяина
получал 40 руб. Нетрудно подсчитать заработки поденщиков и нанимаю-
щихся на определенный срок, если на питание одного работника в день
хозяин тратил в среднем от 3 до 5 коп. По данным 1856 г., в 11-м кантоне
поденщик на земледельческих работах зарабатывал: за пахоту от 10 до
20 коп., жатву — от 15 до 30 коп., косьбу — от 15—25 коп. и за молоть-
бу — от 10 до 15 коп. При этом продовольствие работника обходилось
хозяину в 2—4 коп.
Среди рядовых башкир особенно выделялись байгуши (6<2ufoui), кото-
рые не имели ни земли, ни скота, ни орудий труда. Они обычно
нанимались к феодалам за ничтожную плату, находились в полной
зависимости от них и выполняли всю хозяйственную и домашнюю
работу. В таком же положении были и ялсы. Жили ялсы у баев и играли
роль домашней прислуги. За несколько лет работы они получали очень
низкую плату, обычно скотом или зерном.
Основные повинности перед феодальным государством полностью
выполнялись рядовыми башкирами. Главной обязанностью рядовых баш-
кир являлась военная служба, на которую снаряжались мужчины от 25 до
50 лет в порядке очереди, устанавливаемой юртовыми старшинами.
На службу башкиры должны были являться со своим копьем, саблей,
236


ружьем, колчаном стрел, а также с четырьмя лошадьми для каждого воина.
Кроме того, они обязаны были иметь с собой косу и топор на случай при-
влечения к различным казенным работам. Все это приобреталось за счет
аула и самого командируемого. В «подмоге» не принимали участия пред-
ставители местного духовенства и начальство. Юртовые старшины,
осуществлявшие набор башкир на службу, часто нарушали очередность
за взятки и другие незаконные услуги, чем вызывали недовольство
населения. Так как служба, тем более внеочередная, означала потерю
работника в хозяйстве почти на полгода со всеми вытекающими отсюда
последствиями.
Кроме главной повинности — военной службы — башкиры отбывали
почтовую гоньбу на Оренбургской пограничной линии. Она была возло-
жена на башкир в середине XVIII в. и просуществовала до 1834 г., когда
была заменена денежным сбором в 23 коп. серебром с души. До 1845 г.,
т. е. до известного постановления Военного Совета, эта повинность ложи-
лась исключительно на плечи рядовых башкир. В 1852 г. было собрано
со всего войска на почтовую гоньбу 67 074 руб. 90 коп. серебром.
С 1822 г. башкиры платили особый налог по 25 коп. с души в специ-
альный денежный фонд для обеспечения продовольствием в неурожай-
ные годы. С 1834 г. башкирам земледельческих кантонов денежный сбор
был заменен натуральным: по полпуда ржи и пшеницы и по 10 фунтов
овса или ячменя с души. Начиная с 1832 г., башкиры обязаны были
платить налог со всех продаваемых и отдаваемых в кортому земель.
В середине XIX в. повинности и сборы выросли еще больше. Они в боль-
ших масштабах привлекались в рабочие команды, а также в транспортные
команды для перевозки грузов в укрепления, расположенные в казахских
степях.
В 40-х гг. башкиры 1, 2, 3, 5, 8, 9, 11, 12 и 13-го кантонов были освобож-
дены от несения военной службы и обложены за это налогом по 3 руб.
с каждого мужчины, а отставные и малолетние — по 1 руб. В 1852 г. с них,
вместе с мещеряками 1, 2, 3 и 4-го кантонов, было собрано 309 353 руб.
90 коп. серебром. Башкиры оставшихся кантонов продолжали нести воен-
ную службу, замененную в конце 50-х гг. рабочими нарядами, а с 1863 г.
денежным оброком. Замена натуральных повинностей денежным налогом,
несмотря на его прогрессивный характер, тяжелым бременем ложилась
на плечи народа. Поэтому правительство опасалось народного недоволь-
ства и предупреждало губернское начальство действовать с чрезвычайной
осторожностью в вопросе денежного налога, чтобы «излишней поспеш-
ностью не вызвать волнений и противодействия».
На башкирах лежала также дорожная повинность. Так, в 50-е гг. из
г. Верхнеуральска в г. Уфу была проложена башкирами проселочная дорога.
Содержание дороги было полностью возложено на башкир Катайской
волости. И наконец, на рядовых башкир была возложена также подводная
повинность. «Все чины полиции: земской, казачьей и заводской,
а также и самого башкирского управления имеют право ездить на обыва-
тельских лошадях, без платежа прогонов. Многочисленность чинов всех
ведомств и непрестанные их разъезды, а также посылка нарочных под-
водную повинность башкир делают весьма тяжелою». В 1856 г. подводная
повинность обошлась башкирам в 2 300 руб. Итак, повинности показы-
вают жестокую военную и феодальную эксплуатацию рядовых башкир.
237


Таким образом, социальная структура башкирского общества в 1798—
1865 гг. в значительной степени зависела от установления и сущест-
вования в Башкортостане кантонной системы управления. Происходит
дальнейшее усиление феодального гнета в крае. Трудящиеся массы нахо-
дились в зависимости от военных и гражданских чиновников, баев,
духовенства, которые составляли основную часть феодалов.
3. Эволюция общественного строя башкир
в пореформенный период
Воссоздание социального устройства башкирского общества в поре-
форменный период представляет большие трудности. Сложность заклю-
чается прежде всего в недостаточности источниковой базы. Автору,
изучавшему тысячи дел в различных архивах, не удалось найти убеди-
тельных материалов по такому, например, вопросу, как степень проник-
новения капитализма в башкирскую деревню. С другой стороны, кажется
ничего удивительного в этом нет, так как капитализм был привнесен
в Башкортостан извне и он получил развитие прежде всего среди русско-
го населения. Далее, в сложившихся к концу XIX— началу XX в. новых
районах оседлого земледельческого и земледельческо-скотоводческого
хозяйства продолжала существовать общинная форма землевладения, что
придавало специфичность социальным отношениям, создавало видимость
равенства всех членов общины. А это, в свою очередь, затрудняет в опре-
деленной степени исследование проблемы.
Согласно Положению от 14 мая 1863 г., башкирские дворяне в правах
уравнялись с русским дворянством. Башкиры, удостоенные на службе
действительных и зауряд-чинов до издания этого положения, утвержда-
лись в потомственном и личном дворянстве. Дворяне, действительные
и зауряд-чины, были освобождены от несения натуральных повинностей
и платежа денежных сборов. Как видно, царское правительство ярко
выражало интересы башкирских феодалов-дворян. По данным переписи
1897 г., в Уфимской губернии было потомственных дворян из башкир
с семьями 512 человек, в Оренбургской — 452, личных дворян соответ-
ственно 133 и 207, т. е. всего 1 304 дворянина.
Башкирское дворянство являлось крупным земельным собственником,
получившим право наравне с русскими дворянами покупать поместья.
К концу XIX в. башкиры-дворяне имели в Уфимской губернии 303 и Орен-
бургской губернии 303 хозяйства. Крупным землевладельцем в конце
XIX в. был статский советник, мировой судья Бирского уезда с 1878 по
1894 гг. губернский секретарь Мустафа Кутлубаев. Он владел 120 дес.
земли в Бирском уезде, 517 дес. — в Белебеевском и 814 — в Уфимском,
т. е. всего 1 451 дес. Для этого региона средний размер помещичьих имений
составлял 1 000—1 100 дес, большинство поместий состояло из 500 и менее
десятин.
После отмены крепостного права в России помещики занялись сос-
тавлением уставных грамот, где описывался порядок наделения землей
крепостных крестьян, скрупулезно подсчитывались размеры и формы
отработок дворянам за наделенную землю. Такие уставные грамоты, при-
надлежащие и башкирским дворянам, сохранились и представляют боль-
шой интерес. Так, рассмотрим составленную 31 января 1863 г. уставную
238


грамоту отставного сотника Шайхильислама Султанова из дер. Новой
Смыловки Белебеевского уезда Оренбургской губернии, состоящего
«в нераздельном владении с малолетними детьми покойного брата сотни-
ка Шайхильмардана Султанова дочерьми Гайшой и Фатимой и с сестрою
Бибихуснизиядой». Это — дети и внучки бывшего начальника 10-го кан-
тона, потомственного дворянина Мухаметрахима Султанова. За Султано-
выми значились по 10-й ревизии 23 крестьянина мужского пола, из них
право на землю теряет дворовой, который по Положению от 19 февраля
1861 г. остается «в обязательных отношениях к владельцам», и 5 крестьян,
«получившия свидетельства», т. е. не захотевших остаться на месте
жительства после получения личной свободы и подавшиеся, скорее всего,
в город пополнять рынок рабочей силы. 17 душ мужского пола должны
быть наделены землей. Султановы были малопоместными дворянами, и
вся их земля составляла 150 дес. удобной и 760 саж. неудобной земли.
«Местное положение о поземельном устройстве крестьян» определяло на
одну мужскую душу высший размер надела в 5 дес. и низший размер —
в 1 дес. 1 600 саж. Если бы хозяева выделили крестьянам по высшему
размеру надела, то на 17 крестьян необходимо было отвести 85 дес, тогда
у самих осталось бы 65 дес. Но в Белебеевском уезде, где находилось по-
местье, земля была плодородной и высоко ценилась. Поэтому Султановы
предоставили крестьянам землю по 2 дес. 222 саж. на душу мужского пола,
что было чуть больше низшего размера надела. Таким образом, крестьяне
получили чуть больше 34 дес, а владельцы оставили у себя почти 116 дес.
земли. Из 34 дес. выделенной земли было усадебной — 2 дес 220 саж.,
выгонной в общем владении с «владелицей» Султановой — 7 дес. 1 861 саж.,
под лесом — 6 дес и пашенной — 22 дес. 48 саж. На душу приходилось
чуть более 1 дес. пахотной земли. Крестьяне были обязаны платить оброк
по 5 руб. 25 коп. серебром в год с каждого душевого надела, а также за
усадьбу по 1 руб. 50 коп. с двора. Помимо всего этого, крестьяне должны
были выполнять еще одну повинность — барщину: «...со всех семнадцати
душевых наделов в год: мужских летних 224, мужских зимних 150, жен-
ских летних 168, женских зимних 112, а всего 654 дня».
Как видно, совершалось беспощадное ограбление крестьян, у которых
наделы были даже меньше, чем у русских крестьян этого уезда (на 1 муж-
скую душу приходилось в среднем по 4 дес. 2 342 саж.).
Малые размеры душевого надела поставили крестьян в зависимое поло-
жение от Султановых, которые их впоследствии всячески притесняли.
В жалобе одного из крестьян, Арслангалея Курбангалеева, поданной на
имя уфимского губернатора в 1882 г., говорится: «...помещица Султанова
делает нам всем, жителям, во всем стеснение... не допускает к водопою...
а чтобы доверители мои не могли пользоваться выгоном для выпуска
нашего скота, раздала его в арендное содержание разным лицам, которые
и начали его уже распахивать, производя пашню эту около самых наших
дворов». К этому времени крестьяне еще продолжали платить оброк уста-
новленной формы. Малоземелье вынуждало крестьян арендовать до 1883 г.
51 дес. земли у Султановой. Видимо, недовольная жалобой губернатору,
помещица продала этот участок другим крестьянам, поставив бывших
крепостных в «крайнее и разорительное положение».
В феврале 1885 г. крестьяне дер. Ново-Смыловки обратились с прось-
бой в губернское по крестьянским делам присутствие увеличить им надел
239


за счет поместья Султановой. Ведь с момента наделения землей прошло
более 20 лет и количество жителей, видимо, увеличилось. По данным
Р. Г. Кузеева, в Уфимской губернии средний годовой естественный при-
рост за 1866—1895 гг. составил 1,61%. Следовательно, 17 душ к 1885 г.
выросли примерно до 27 душ мужского пола, не считая женщин. Это было
катастрофическое малоземелье. К тому же времени крестьяне выплатили
огромную сумму за землю: 89 руб. 25 коп. (оброк со всех 17 душевых
наделов за год. — Р. Я.) х 20 лет = 1 785 руб., что в 4 раза превышает
продажную цену 1 дес. в 5 руб. 25 коп. Губернское по крестьянским делам
присутствие нашло необходимым отказать в ходатайстве, сославшись на
«25 ст. мест, полож.», что «Великороссийский помещик ни в каком случае
не обязан увеличивать впоследствии надел, отведенный в постоянное
пользование крестьян...».
«Великороссийские» помещики Султановы были надежно защищены
царским правительством от любых посягательств на их собственность со
стороны низших слоев башкирского народа.
Рассмотрим имение помещика Уфимского уезда С. М. Давлеткиль-
деева. К 1861 г. он владел поместьем в 610 дес. По 10-й ревизии, у Савелия
Давлеткильдеева было записано 4 дворовых крестьянина и у его жены
Марии — 15. Кроме того, у них было 63 крепостных крестьянина. По
Положению, 19 дворовых вообще не наделялись землей по причине «обя-
зательного отношения» их к помещикам до 1863 г., 21 крестьянин наделом
«не пользовался и отказался от оного», т. е. подались в города, заводы и
прииски. Необходимо было наделить землей 42 крестьянина. В Уфимском
уезде размер высшего надела равнялся 4 дес. 1 200 саж., а низшего —
1 дес. 1 200 саж. Давлеткильдеев наделил крестьян по высшему размеру и
на всех крестьян было выделено 189 дес. земли. В непосредственном
распоряжении помещика оставалась 421 дес. По «Местному положению
о поземельном устройстве крестьян» за пользование высшим душевым
наделом устанавливались оброк в сумме 9 руб. и барщина в размере 40 муж-
ских и 30 женских рабочих дней в год. Таким образом, оброк со всех
душевых наделов составлял ежегодно 378 руб. при стоимости 1 дес. земли
5 руб. 25 коп. Крестьяне, кроме того, обязаны были отработать барщину:
«рабочих... дней причитается с каждого душевого надела 24 мужских
летних и 16 мужских зимних, 18 женских летних и 12 женских зимних,
итого 70 дней, а со всех 42 душевых наделов рабочих дней мужских
летних 1 008, мужских зимних 672, женских летних 756, женских зимних
504, итого две тысячи сорок дней (2 040)». За усадьбу крестьяне должны
были платить помещику 63 руб. в год (1 руб. 50 коп. со двора), а «выкуп-
ная сумма за всю оседлость 1 050 руб. 51 коп.».
В 1889 г. Давлеткильдеев имел уже только 265 дес. земли, в его
хозяйстве было 12 лошадей, 10 голов крупного рогатого скота и 70 овец;
32 дес. пашни он сдавал в аренду, 65 дес. засевал за свой счет. Чистый
доход по имению составлял 272 руб., или по 1 руб. на дес. Как видно,
доходы помещика были невелики, что объясняется слабостью хозяйства,
невыгодностью отработок вследствие сравнительно лучшей земельной
обеспеченности соседних крестьян.
Хозяйства башкирских дворян по экономическому развитию и методам
эксплуатации крестьян часто не отличались от хозяйств русских помещи-
240


ков. Сосредоточение в руках помещиков огромных земельных площадей
тормозило развитие края.
В 1865 г., по данным исполняющего должность заведующего башкирами,
в Башкирском войске числилось 70 офицеров, в том числе 6 есаулов,
27 сотников и 37 хорунжих, а также 936 зауряд-чиновников. После упразд-
нения войска основная масса офицеров и зауряд-чиновников была уво-
лена в запас. Уволенные получили право перехода на службу в другое
ведомство и на занятие любым видом хозяйственной деятельности.
Часть башкирских офицеров переводилась в армейскую кавалерию.
Как правило, это были офицеры, закончившие кадетский корпус или
Казанский университет и состоящие на высоких должностях по управле-
нию башкирами. При переводе этих офицеров в соответствующие армей-
ские чины, чин хорунжего башкирского войска соответствовал чину
корнета, чин сотника — чину поручика, чин есаула — чину ротмистра.
Согласно этому положению, 5 офицеров получили звание корнета, 4 — чин
поручика и 7 — чин ротмистра.
Отставные офицеры и зауряд-чиновники получили от правительства
пенсию. По положению Комитета министров, утвержденному царем 4 июня
1871 г., а затем по представлению оренбургского генерал-губернатора
Н. А. Крыжановского последовало 5 сентября 1879 г. «повеление о назна-
чении 219 башкирским чиновникам пенсии от 60 до 120 руб. в год. Быв-
шие кантонные начальники Д. Ишбулатов и А. Давлетшин были награж-
дены пенсиями в размере: «первый 120 руб., а последний (видимо, как
участник коронации царя Александра П. — Р. Я.) вследствие особого
ходатайства, 300 руб.» в год. Как видим, не все чиновники получали
пенсию. По свидетельству оренбургского генерал-губернатора, «пенсия
назначена только беднейшим офицерам». А они были не очень-то бедны-
ми. Например, сотник Абдулхак Кильметев, бывший начальник 15-го канто-
на, имел мукомольную мельницу и два деревянных дома в дер. Бураева
и Богданова Бирского уезда, Мухаметьян Ишалин, отставной зауряд-
хорунжий из дер. Нижний Табын Мензелинского уезда — две избы,
амбар, клеть, баню, пять лошадей, две коровы и т. д. В 1888 г. правительство,
по ходатайству уфимского и оренбургского губернаторов, назначило еще
43 отставным офицерам пенсию в размере по 60 руб. в год.
Таким образом, царское правительство оказывало большую поддержку
офицерам и зауряд-чинам бывшего Башкирского войска. Они составили
костяк нового выборного управления башкирским народом сельских
и волостных обществ, будучи избранными на должности старост в аулах
и старшин в волостях. «Основанием к выбору старшин, — писал царский
чиновник, наблюдавший за этой кампанией, — служили богатства, преж-
нее служебное положение или родственные связи выбранных...»
Социальной опорой царского правительства в рассматриваемый период
продолжало оставаться духовенство. Оренбургское магометанское Духов-
ное собрание в соответствии с указанием Комитета министров разрешало
теперь строить в деревнях одну мечеть независимо от числа прихожан
и две и больше, если верующих мужского пола было больше 500. В 1870 г.
в Уфимской губернии насчитывалось 1302 мечети, в т. ч. в Бирском уез-
де — 318, Белебеевском — 291, Мензелинском — 249, Стерлитамакском —
216, Уфимском — 155 и Златоустовском — 73. Число мечетей постепенно
росло. В 1899 г., например, в Стерлитамакском уезде на 227 деревень
241


приходилось 236 мечетей, в Бирском уезде на 351 деревню — 403 мечети.
Если раньше одну мечеть обычно обслуживали два священнослужителя,
то в пореформенный период их становится уже три. Это — хатип, имам,
азанчей или хатип, имам, муэдзин. Духовные чины зависели от числа
прихожан. Следовательно, происходит рост числа духовных лиц, живу-
щих за счет народа. Царское правительство осуществляло через губерн-
ское начальство строгий контроль за мусульманским духовенством «...как
в отношении исполнения им законов гражданских и правительственных
распоряжений, так и в отношении направления духовных лиц и полити-
ческой благонадежности». В свою очередь, Духовное собрание добива-
лось исправного исполнения священнослужителями своих обязанностей.
Оренбургский муфтий С. Тевкелев, происходивший из дворянской семьи,
в своем наставлении муллам в октябре 1872 г. всячески восхвалял царя
Александра, «отца отечества... который заботится о нашем благосостоянии,
принимает правительственные меры к успехам земледелия, торговли,
промышленности; государя, который за свои благодеяния ничего от нас
не требует, кроме того, чтобы умели ими пользоваться! Чем же мы воз-
благодарим ему? Разумеется, должны так действовать и жить, как требует
его закон, его предначертания». Сам муфтий с честью справлялся со сво-
ими обязанностями по руководству вверенными ему духовными чинами,
а также по наставлению своих подчиненных согласно воле Аллаха и царя.
Об этом свидетельствует такой яркий пример. После расформирования
Башкирского войска правительство сразу не могло решить вопрос
относительно воинской службы башкир. Лишь в 1874 г. Особая комиссия
приняла решение, по которому башкиры Оренбургской, Уфимской и
Самарской губерний должны были проходить службу в кавалерии, а баш-
киры Пермской губернии — «на общем основании», т. е. преимуществен-
но в пехоте. Решение комиссии вызвало отрицательное отношение
башкирского населения Пермской губернии. В разжигании недовольства
определенную роль сыграли и некоторые муллы, саботировавшие распо-
ряжения властей о предоставлении метрических свидетельств призыв-
ников. Тогда в дело вмешался С. Тевкелев. Муфтий сам отправился
в Осинский уезд Пермской губернии. Там С. Тевкелевым «было сделано
должное духовное наставление (башкирам. — Р. Я.) и сказана приличная...
речь о совершении молебна о здравии государя императора и всего цар-
ствующего дома». От имени Оренбургского Духовного собрания муфтий
лишил двух мулл духовного сана, двух освободил от должностей, шесте-
рых уволил с условием восстановления на должности через год, остальным
муллам объявил строгий выговор. Он также сменил ахуна уезда. Всем
духовным лицам было указано «о точном и беспрекословном исполнении
на будущее время всех законных требований начальства». Трое из баш-
кир, организаторов беспокойства, были сосланы в Олонецкую губернию
«под надзор полиции». О верноподданническом отношении к своим
обязанностям муфтия было доложено царскому правительству. 30 августа
1874 г. С. Тевкелеву было объявлено «его императорского величества
благоволение».
С. Тевкелев был крупным феодалом. Он только в Киргизской волости
Белебеевского уезда владел участком земли примерно в 1 520 дес. Однако
башкиры считали, что это их вотчина и произвели там рубку леса. Тогда
муфтий обратился прямо к царю и просил «заставить полицию (Белебе-
242


евского уезда. — Р. Я.) принять меры против произвола башкир... в обез-
печении будущего взыскания за причиненные ему лесоистреблением
убытки, описать и арестовать у виновных движимое имущество и наложить
эквестр на имущество недвижимое». Используя свои связи с местной
администрацией, а также забитость башкир, С. Тевкелев в 1878 г. сумел
через Белебеевский уездный суд законно оформить себе как личный
участок вотчинную землю башкир Киргизской волости.
Могущественный муфтий, получавший за службу из казны 1 572 руб.
12 коп. в год, добился у министра внутренних дел повышения жалованья
чиновникам Духовного собрания, которые послушно исполняли его волю.
С 1877 г. «секретарю... получающему ныне 280 руб., назначить доба-
вочные 320 руб., трем столоначальникам и переводчику, получающим
по 168 руб., — добавочных по 132 руб. каждому, журналисту, получаю-
щему 141 руб., — добавочных 139 руб.». Увеличение происходило за счет
сбора с народа «по 8,5 копейки с каждого брака, по половине копейки
с калымного рубля». С 1 января 1881 г. по ходатайству С. Тевкелева
Комитет министров увеличил сбор за оформление одного брака до 15 коп.
Таким образом, содержание даже штата Оренбургского Духовного
собрания ложилось определенным бременем на рядовых башкир.
Представители духовенства занимались не только религиозными на-
ставлениями. Они не забывали о личном обогащении. Так, например,
в 1877 г. указные муллы Бирского уезда Московской волости дер. Гумеро-
вой Габдулмунир Хисматуллин, дер. Московой Файзрахман Абдулгабитов
и Фаткулла Гимадатдинов, дер. Лачинтау Мухамадей Каримов и дер. Мя-
соковой Лукман Гайсин добивались выделения им душевого надела земли
за счет башкирской Канлинской дачи. Некоторые муллы умудрялись
заниматься ростовщичеством. В 1891 г. в Уфимское губернское по кресть-
янским делам присутствие обратились с жалобой башкиры Бирского
уезда Асяновской волости деревень Юкаликулевой, Токарликовой и Губ-
люкучюковой А. Абдулнасыпов, С. Хисаметдинов и др. на мулл дер. Ася-
новой Фатхильислама Шагабутдинова и дер. Нижн. Каргиной Якупа
Кутлубаева. Последние раздавали под расписку весной беднякам хлеб
стоимостью 50 коп. за пуд с условием возврата осенью по 1 руб. за пуд.
Под залог брали у заемщиков еще расписки на их лошадей и коров. Это
делалось с целью обеспечения точного возврата денег. В противном слу-
чае муллы могли забрать у бедняков скот по их же распискам. Частично
внесенные деньги как погашение в расписках не отмечались. Бедняки
не смогли вернуть долги в установленное время. Тогда «благочестивые»
муллы, которые, естественно, не могли заниматься такой деликатной
стороной далеко не «духовной» деятельности, как выколачивание про-
данного башкирской бедноте хлеба, пригласили пронырливого адвоката
А. Вышенского для выполнения этой миссии. Адвокат взялся за дело
основательно, «как пиявка высасывая с крестьян последния соки». При
отсутствии денег у башкир для уплаты долга в двойном размере А. Вышен-
ский требовал выплатить долг скотиной. Подобные дела по закону решал
мировой судья. Вот протокол заседания: «1890 года декабря 28 дня в селе
Дюртюлях мировой судья 2 участка Бирского округа рассматривал в откры-
том заседании дело о взыскании губернским секретарем Александром
Вышенским с башкира дер. Гублюкучуковой Абдулгазиза Абдулсатарова
17 руб. Явились истец и ответчик. Прочитано дело. Истец А. Вышенский
243


подтвердил свой иск. Ответчик А. Абдулсатаров возразил, что лошади
Якупу Кутлубаеву не продавал, а взял у него 17 пудов ржи в долг по 1 руб.
за пуд, в чем действительно и выдал предъявленную ему расписку, в кото-
рой лошадь указана лишь в обезпечение долга. В погашении этого долга
уплатил Якупу Кутлубаеву 1 руб., но расписки от него в этом не имеет.
Остальные же 15 руб. не заплатил по неимению средств. Истец Вышен-
ский в виду признания ответчиком расписки просил присудить отобрать
у А. Абдулсатарова лошадь или в случае ее утраты, взыскать 17 руб., так
как уплаты никакой не было... Примирение сторон не состоялось. Подмен-
ный подписал мировой судья Назарьев». Судья определил взыскать
с А. Абдулсатарова 17 руб. в пользу А. Вышенского. Таким же образом
А. Вышенский добился в льготу мулл с А. Абдулсатарова 10 руб. и
с Ф. Шамсутдинова 9 руб. 25 коп. Как видим, духовные отцы не гнушались
никакими средствами для своего материального обеспечения. Даже губерн-
ское начальство нашло эти средства «противоуправными» и приказало
«обязать мулл Кутлубаева и Шагабутдинова прекратить недобросовест-
ную наживу, предупредив их, что за действиями их в этом направлении
будет заведено наблюдение и что при дальнейшем продолжении подоб-
ного образа действий с муллами будет поступлено, как с людьми, за небла-
гонадежныя действия подлежащими удалению из места жительства».
Итак, администрация вынуждена была припугнуть мулл, чтобы они
отказались от такой «практики» выжимания денег с простых людей.
Однако подобные вмешательства правительства были редки, и духовен-
ство, используя всякие рычаги для обогащения и поддержания своего
авторитета, по праву занимало «достойное» место в социальной структуре
башкирского общества в пореформенный период.
Для понимания социальной структуры имеет важное значение тот
факт, что в земледельческо-скотоводческой и полукочевой скотоводчес-
кой зонах, которые сложились к середине XIX в. и в которых в послере-
форменный период идет дальнейшая эволюция в сторону земледелия и
оседлости, сохранялась общинная форма землевладения. Она была одной
из главных причин замедленной эволюции социальной структуры баш-
кирской деревни. Традиционное землепользование было выгодно прежде
всего зажиточным башкирам. Во-первых, они пользовались «землей в неог-
раниченном количестве, в виде пастьбы своих больших табунов скота,
покоса травы и посева хлеба». Во-вторых, баи за бесценок покупали
земли у бедноты. Например, башкиром Габбасом Зубайдуллиным «с про-
чими», согласно данным 1869 г., было куплено у башкир Курпеч-Табын-
ской волости Стерлитамакского уезда 200 дес. земли; башкир дер. Кунак-
баева Стерлитамакского уезда Габдулкаримов с товарищами арендовали
в 1868 г. у своих однообщинников 695 дес. по 20 коп. за десятину в год.
Этот же Габдулкаримов и Мухаметшин в 70-х гг. купили у башкир
дер. Муртазино того же уезда 791 дес. земли; башкирами дер. Стерлиба-
шевой Стерлитамакского уезда Губайдуллой и Абдуллой Тукаевыми —
591 дес; башкиром Кинзеевым там же — 1000 дес.
В 1894 г. состоялась сделка об аренде башкиром из дер. Мусиной Кара-
якуповской волости Уфимского уезда Мухамадеем Кильмухаметовым
у башкир дер. Чукаралы Казангуловской волости Белебеевского уезда
715 дес. земли на 12 лет (за 260 руб. в год за весь участок). Башкир дер. Аю-
хановой той же Казангуловской волости Мухаметхабиб Татыкаев в 1894 г.
244


получил в аренду на 20 лет 534 дес. земли у своих односельчан (по цене
20 руб. за дес. в год). В-третьих, при сдаче в аренду или продаже общин-
ных земель в выигрыше всегда оказывались зажиточные башкиры. Так,
например, Рамиев арендовал у башкир Тангаурской волости сроком на
12 лет 10 000 дес. земли за 700 руб. Условия, чрезвычайно выгодные для
капиталиста. Но для получения от волости приемного приговора Рамиев
истратил до 10 000 руб. на подкуп волостных старшин, причем некоторым
пришлось «подарить» по 500—600 руб. А беднякам, «...живущим на золо-
тых приисках или на заводах в работниках и оставляющим свои земли
в распоряжении общественников, ничего не попадало». Точно так же
происходило при сдаче в аренду лесных участков.
4 августа 1878 г. оренбургский генерал-губернатор утвердил правила
для руководства при отводе башкирам-вотчинникам душевых наделов,
разделе их свободных земель между обществами и селениями и выделе
участков в частную собственность отдельным домохозяевам. В этих прави-
лах зажиточные башкиры увидели угрозу своему благополучию и всячес-
ки противились претворению их в жизнь. Непременный член Стерлита-
макского уездного по крестьянским делам присутствия докладывал в 1879 г.
уфимскому губернатору, что «между ними (башкирами. — Р. Я.) нахо-
дятся лица, для которых крайне не выгодно межевание, это именно для
людей богатых, имеющих табуны лошадей и другого скота, который они
пасут по всей даче безвозмездно, никому не давая в этом никакого отчета.
Они очень хорошо понимают, что при отмежевании душевых наделов и
свободных участков своеволие их прекратится и что каждый бедняк,
который в настоящее время скитается по работникам, будет знать, какое
количество земли в общем наделе принадлежит ему и, наконец, потребует
платы за пользование его участком».
Башкирские феодалы умело использовали сложившуюся систему земле-
пользования. В конце XIX — начале XX в. старшины Саратовской волости
продали 8 000 дес. общинных угодий и почти всю сумму присвоили себе.
Зауральские зажиточные башкиры, арендуя за бесценок у своих «соро-
дичей» их наделы, засевали по 80—100 и более десятин земли.
В пореформенный период в условиях дальнейшего перехода к оседло-
сти и земледелию и его незавершенности на огромной территории про-
исходит обнищание основной массы крестьянства. В третьей главе уже
были приведены примеры об этом. Их можно дополнить некоторыми
цифровыми данными, Так, например, в Уфимском уезде у башкир-вотчин-
ников приходилось на 1 двор 1,8 головы рабочего скота, тогда как у госу-
дарственных крестьян, например, было 2,2. Число безлошадных
башкирских дворов составляло 20,3% и без всякого скота — 10,4%.
В 29 деревнях Белебеевского и Златоустовского уездов насчитывался 1881
домохозяин, из них без всякого скота — 56, безлошадных — 282 (15%);
остальные владели 5 793 рабочими лошадьми, 4 715 коровами, 648 овцами
и козами, т. е. на каждого домохозяина приходилось в среднем по 3,62
лошади, 2,7 коровы и 3,7 головы мелкого скота. Только 25 зажиточных
башкир имели не менее 25 лошадей.
Авторы того времени, побывавшие среди башкир, отмечали исключи-
тельную бедность большинства населения. Так, например, в конце XIX в.
по Белебеевскому, Златоустовскому и Уфимскому уездам Уфимской губер-
нии А. Калачев сделал такое наблюдение: «...избушка бедного башкира
245


представляет печальную картину, особенно зимой. Мне приходилось
встречать жилища из глины и плетня не более 4 кв. саженей по полу,
в которое нужно влезать, низко согнувшись. Маленькое оконце затянуто
пузырем и пропускает тусклый свет. Нагие ребятишки копошатся на зем-
ляном полу, тут же в углу привязан новорожденный теленок. Воздухом
этого жилища невозможно дышать, между тем здесь безвыходно целых
8 месяцев зимы живет вся семья, не имея одежды выйти на улицу». У бед-
няка «лошади... нет, скота всего две коровы, ни овец, ни коз, ни домашней
птицы». Таких башкир «тысячи». На юге Белебеевского уезда: «Жалкая
башкирская деревушка с развалившимися избами, с раскрытыми, скорм-
ленными скоту соломенными крышами, без надворных построек, без
дворов... во всем чувствуется хроническая бедность, разрушение, острый
голод и несчастье».
Такая же картина была и в Оренбургской губернии. П. Назаров отме-
чал, что башкирская деревня — это «обыкновенно два ряда... полуразру-
шенных, покосившихся, почерневших от времени и почти ничем не покры-
тых домишек, которые смотрят на вас своею парою неравных маленьких
окошечек, часто со стеклами, а нередко просто затянутых пузырем».
По заключению П. Назарова, «громадная часть башкир совершенно
разорена до последней крайности». Этот факт фигурировал даже в офи-
циальных документах. Так, в отчете уфимского губернатора за 1880 г.
отмечается: «среди башкир-вотчинников, как исключение, найдутся даже
богатые, обладающие табунами лошадей и овец, но масса в большинстве
испытывает постоянную нужду». Таким образом, к концу XIX в. в баш-
кирской деревне происходит резкое имущественное расслоение. С одной
стороны, постепенно выделяется зажиточная верхушка — сельская бур-
жуазия, с другой, происходит обнищание основной массы крестьянства.
Зажиточные башкиры начинают заниматься предпринимательской и тор-
говой деятельностью. По переписи 1897 г., в Уфимской и Оренбургской
губерниях 683 башкирских хозяйства жили на доходы с капитала или
недвижимого имущества, 2 676 башкирских хозяйств занимались торгов-
лей. Башкирские кулаки держали батраков, широко использовали долговую
кабалу своих сородичей, обычно составленную зимой, когда у бедняков
истощались хлебные запасы и они соглашались на любое условие, на
любой объем работы летом. Также сохранялись такие старинные, дофео-
дальные формы эксплуатации, как Кауын, вмэ.
В сложившихся условиях башкирская беднота, обремененная личными
налогами, сдавала свои наделы в аренду за бесценок, часть шла на сплав,
заготовку леса, обработку и перевозку дерева, строительство и ремонт
дорог, добычу руд и камней и т. д. Основная же масса бедняков остава-
лась в деревне, из которой некоторые нанимались батраками, а другие
залезали зимой в долги своим же сородичам и отрабатывали их с высо-
кими процентами летом. По данным Д. П. Никольского, в Екатеринбург-
ском уезде в конце XIX в. занимались:
поденными и понедельными
сельскохозяйственными работами 273
батрачеством 261
извозом 50
черными работами 19
246


рудным делом 43
мастерством 50
другими заработками (?) 523
Всего 1 219
Если исключить последнюю графу, то видно, что наибольшее число при-
ходится на поденщиков, понеделыциков и батраков (534 чел.). По 50 чело-
век занимались извозным промыслом и «мастерством» (кузнецы, плотники,
медики и др.).
Неизвестный автор сообщает, что на сплаве «работает на Малом и Боль-
шом Иках, потом на Сакмаре, до 3-х и более тысяч рабочих, исключи-
тельно башкир».
В середине 90-х гг. в Уфимской и Оренбургской губерниях насчитыва-
лось около 19 тыс. башкир, занятых в промышленности. Из них в золо-
тодобывающей промышленности работали 3 тыс. человек, на горных
заводах— 2,5 тыс., в лесной — 8,7 тыс., в фабрично-заводской, включая
кустарей — 3,8 тыс., на строительных работах 1,4 тыс., на водном и желез-
нодорожном транспорте — 0,1 тыс. человек. По подсчетам Б. X. Юлдаш-
баева, в конце XIX в. промышленными занятиями было охвачено более
10 тыс. башкир. Приводимые данные составлены по итогам переписи
населения 1897 г., при составлении которой часть тептярей и мишарей
записалась башкирами. Поэтому можно предполагать, что в числе рабо-
чих были и они.
Основная масса рабочих была занята на вспомогательных работах.
Авторы «Краткого очерка Белорецкого горного округа» правильно отме-
чали, что: «Башкиры круглый год на заводе представляют редкое явление,
но в то же время они являются серьезной рабочей силой при работах,
имеющих временный характер. Любимым их занятием является рубка
и сплав леса, где во многих случаях незаменимы; затем они охотно зани-
маются перевозкой руды, леса и других материалов».
Из вышеизложенного можно заключить, что башкиры-бедняки были
заняты в основном на сезонных работах. К концу XIX в. численность
промышленных рабочих из башкир была еще очень малочисленна. Глав-
ное заключается в том, что рабочие были связаны с деревней, с общиной,
имели свой надел в общинно-вотчинном владении. Поэтому общинная
форма землевладения в какой-то мере тормозила эволюцию социальной
структуры.
Таким образом, углубившийся процесс разграбления башкирских
земель, резкий рост населения в Башкортостане, перевод башкир в по-
датное сословие и хозяйственная переориентация определили эволюцию
социальной структуры башкирского общества в пореформенный период.
К господствующей группе относились дворяне, волостные и сельские
старосты, баи, часть духовенства и сельская буржуазия. Основную массу
населения составляло крестьянство, большинство которого к концу XIX в.
обнищало. Разорившиеся башкирские крестьяне в поисках заработка
уходили на различные сезонные работы. Начинает формироваться нацио-
нальный пролетариат, правда, очень малочисленный и связанный с общи-
ной, т. е. имевшей надел в общинно-вотчинной земле.
247


V
ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
ЯЗЫК И ПИСЬМЕННОСТЬ
Башкирский язык относится к кыпчакской ветви тюркской группы
языков, входящей в алтайскую языковую семью. Наибольшее родство
у башкирского языка с татарским, казахским, ногайским языками, мно-
жество общих черт обнаруживается также с восточными тюркскими
(якутским, алтайским, хакасским и др.). Кроме того, в нем присутствуют
следы взаимодействий с монгольскими, тунгусо-маньчжурскими, финно-
угорскими и иранскими языками, имеются арабские заимствования, за
последние столетия прочно утвердились русизмы. По итогам Всероссий-
ской переписи населения 2010 г. башкирским языком владело 790 383 баш-
кира. При учете компактного расселения носителей он распространен
в Республике Башкортостан, в отдельных районах Пермского края, Челя-
бинской, Оренбургской, Свердловской, Курганской, Самарской, Саратов-
ской, Тюменской областей и Республик Татарстан, Удмуртия, а также
в местах дисперсного расселения башкир в России, странах ближнего
и дальнего зарубежья.
Происхождение языка
В истории башкирского языка выделяются четыре эпохи — алтайская
(или урало-алтайская), общетюркская, кыпчакская и собственно башкир-
ская. В алтайскую или урало-алтайскую эпоху в прабашкирском языке
формируются самый древний лексический пласт, агглютинативность и
другие, общие для алтайских языков черты.
После распада алтайской семьи (IV—III вв. до н. э.) в истории развития
тюркских языков начинается общетюркская эпоха, когда складываются
основной словарный фонд, базовые фонетические и другие особенности,
общие для всех тюркских, в том числе и башкирского языка.
В течение домонгольской эпохи в пракыпчакской общности выделя-
ются восточная и западная ветви, а в последующую золотоордынскую
эпоху — отдельные кыпчакские языки. С этим временем исследователи
связывают формирование и собственно башкирского этноса и языка.
Современный башкирский язык относится к кыпчакской группе.
Однако в нем имеются особенности, характерные для огузских (туркмен-
ский, диалекты турецкого), булгарских (диалекты чувашского) и сибир-
248


ских (алтайский, хакасский, тувинский, якутский, язык древнетюркских
памятников) тюркских языков.
Безусловно, отдельные специфические черты башкирского языка
являются результатом диалектного взаимодействия с неродственными
языками — иранскими, финно-угорскими, монгольскими, тунгусо-мань-
чжурскими, арабскими и славянскими.
Диалекты и говоры
В современном башкирском языке выделяют три диалекта: восточный,
северо-западный и южный. Территориально восточный диалект охваты-
вает восточную часть Башкортостана, отдельные районы Челябинской,
Курганской и некоторые населенные пункты Свердловской областей.
Северо-западные районы Башкортостана, отдельные районы Пермского
края, Свердловской области входят в зону распространения северо-запад-
ного диалекта башкирского языка. Южный диалект бытует в основном
в центральных и южных районах Башкортостана, отдельных районах
Оренбургской, Саратовской и Самарской областей. Следует отметить, что
башкирские диалекты в сопредельных с Башкортостаном областях и рес-
публиках распространены в основном в местах компактного проживания
коренного башкирского населения соответствующего субъекта Россий-
ской Федерации. В городах и местах дисперсного расселения башкир
отмечается смешение диалектов.
Башкирские диалекты расчленяются на говоры. В восточном диалекте
отмечаются айский, аргаяшский, кубалякский, кызылский, миасский,
салъютский, среднеуральский говоры. Северо-западный диалект включает
гайпинский, караиделъский, нижнебельский/нижнебельско-ыкский и танып-
ский говоры. В состав южного диалекта входят демский, ик-сакмарский
и средний говоры. Различия в диалектах и говорах башкирского языка
незначительны, их особенности относятся в основном к фонетике, и это
дает возможность свободно общаться между собой носителям разных
говоров и диалектов.
Структура языка и этническая специфика
Башкирский язык по своему строю относится к языкам агглютинатив-
ного типа, когда корень слова предшествует аффиксальным морфемам.
Изменения на стыках морфем (соответствия звуков, вставка или выпа-
дение звуков) возможны, однако граница между ними остается легко
различимой. Единство словоформы поддерживается и сингармонизмом.
В башкирском, как и в других тюркских языках, четко противопостав-
лены друг другу имена и глаголы. Существительные не имеют ни
категории рода, ни категории одушевленности-неодушевленности. Они
различаются лишь по линии «человек-нечеловек».
К категории «человек» относятся все личные имена, названия род-
ственных отношений, профессий, должностей, национальностей, т. е. все
то, что связано с обозначением человека. Все остальные имена, в том чис-
249


ле и названия всех живых существ, относятся к категории «нечеловек».
Первые отвечают на вопрос кем? (кто?), вторые — нимэ? (что?).
Башкирский язык относится к языкам номинативного строя. Подле-
жащее в предложении при любом сказуемом сохраняет единую падеж-
ную форму. Пассивных конструкций литературный язык не имеет.
В структуре словосочетания словопорядок выполняет грамматическую
функцию: даже при наличии формальных показателей связи зависимый
компонент располагается впереди главного (ср.: таш юл — каменная
дорога; йомшак юрган —мягкое одеяло).
В структуре предложения словопорядок прежде всего выполняет
смысловую функцию. С его помощью выделяются: 1) предмет речи и само
сообщение о нем (тема и рема), 2) смысловое ядро высказывания.
Вопрос выражается с помощью вопросительных слов и частиц, инто-
нация играет лишь вспомогательную роль. Расположение вопросительных
слов в предложении относительно свободное. Вопросительные же час-
тицы, как и показатели отрицания, соотнесенного с высказыванием,
примыкают к сказуемому. Отнесение вопроса к тому или иному элементу
предложения достигается словопорядком.
В лексике выделяются общетюркские и заимствованные слои; особый
пласт — это собственно башкирская лексика. Среди заимствований выде-
ляются старозаимствованные и новозаимствованные слова. Старозаим-
ствованная лексика фонетически адаптирована. Новые заимствования
практически не адаптированы (харизма, компьютер, принтер) или адапти-
рованы частично (каклык банкы — сберегательный банк). Новые заимство-
вания в основном имеют восточнославянское (русское) происхождение.
Даже слова, восходящие к западноевропейским языкам, так называемые
интернационализмы, проникают в башкирский язык через русский.
Следует отметить, что среди старозаимствованной лексики также
имеются слова восточнославянского происхождения (ср.: самауыр — от
самовар, бурэнэ — от бревно и др.). Старые и древние заимствования
башкирского языка в основном восходят к индоиранским, финно-угор-
ским, монгольским, арабскому языкам. Наряду с фонетическими, морфо-
логическими и лексическими особенностями следует отметить особенно-
сти в номинации башкирского языка.
В каждом языке отражается своеобразие мировидения, мировосприя-
тия и миропонимания народа — носителя языка. Именно поэтому один и
тот же предмет, одно и то же действие в различных языках называются
по-разному.
Так, например, пахучая черная ягода, растущая в естественных усло-
виях вдоль рек, в русском языке называется смородина (от древнерус.
смород, т. е. запах), в башкирском — KapaFam (от древнетюрк. кара —
черный; -Fam/-Kam / -Fan/-как — ягода, плод), в татарском — карлыган (от
древнетюрк. карлыг — холодный; -кан/-ган / -катУ-гат — ягода). Как
видим, русские из всех признаков смородины выбрали при назывании
запах, башкиры — цвет, татары — температурное состояние. У разных
народов из совокупности признаков, характерных тому или иному пред-
мету, для его названия выбирается свой, в соответствии с его моделью
250


мира и различиями языкового материала, обусловленными этноистори-
ческими, этнокультурными особенностями формирования и развития.
Соответственно, в каждом языке обнаруживается собственная тенденция
в отборе критериев номинации. Так, для башкирского языка наиболее
существенным признаком является цвет. Например, из 392 названий птиц,
зафиксированных в книге Э. Ф. Ишбердина «Птицы Башкортостана»,
148 имеет в своем составе цветообозначение. Ср.: аккош (лебедь — букв.:
белая птица), карарош (большой подорлик — букв.: черная птица), hapbiFoiu
(иволга — букв.: желтая птица), кы?ылтуш (снегирь — букв.: красная
грудь) и др. В русском языке из тех же 392 названий лишь в 48 присут-
ствует название цветов. Цветообозначения в башкирском языке зани-
мают большое место и при вторичной номинации. Ср.: кара Ьыуык (сухой
мороз — букв.: черный холод); кара ко? (поздняя осень — букв.: черная
осень); кары haFbiui (неодолимая тоска — букв.: желтая тоска); кары тан,
(раннее утро — букв.: желтая заря); ак куцел (чистая душа — букв.: белая
душа); акюл (счастливого пути — букв.: белая дорога).
Наряду со цветообозначением при вторичной номинации в башкир-
ском языке активно используются и названия частей тела. Ср.: may бите
(склон горы — букв.: лицо горы); йылра шолавы (затон, заводь — букв.: ухо
реки); йылра башы (исток реки — букв.: голова реки); энэ ку?е (ушко
иглы — букв.: глаз иглы) и т. д. В последнем примере также выявляется
этнокультурная специфика восприятия. Например, ушко иголки по-рус-
ски, и глаз иголки (энэ ку?е) — у башкир. Сравнение с ухом (колах) баш-
кирами употребляется обычно при назывании выпуклых, выступающих
с двух сторон частей предмета: ка?ан колоры (ушко котла), бщрэ колоты
(ушко ведра), бурек колары (ухо шапки). А предметы с отверстиями,
в которые можно поглядеть, башкиры называют ку? (глаз, глазок): мэрией
ку$е (ушко бусинки), энэ ку?е (ушко иголки); ишек ку?е (глазок) и т. д.
Вообще, у башкир — жителей степей — обозначения органов зрения
более активно участвуют во вторичной номинации.
Можно привести и другие интересные примеры. Изучение лексики,
связанной с наивной анатомией башкир, показывает, что распределение
ощущений на «анатомической карте» человека у башкир также имеет
свои особенности. Так, в большинстве индоевропейских языков местом
локализации ощущений у человека является сердце, а у башкир это еще и
печень (ср.: кара йерэк / бауыр — злой, таш йерэк / бауыр — жестокий).
Об этом же свидетельствуют выражения бауыр итем (дорогой, родной —
букв.: мясо моей печени), бауырга инеу (влезать в душу — букв.: войти
в печень) и слова — бэррем, бэреркэйем (родимый, душенька, сердечко
мое — букв.: печень моя, печеночка моя) и т. д., т. е. печень является
местом сосредоточения положительных эмоций человека. Что же каса-
ется отрицательных чувств, то их источником у башкир является талак
(селезенка). Ср.: талак ташыу (сильно раздражаться, быть не в себе —
букв.: селезенка переполнилась, вздулась); cap талак (упрямый, несговор-
чивый — букв.: крикливая, дикая, необузданная селезенка), таларын
купсетеу (сплетничать — букв.: селезенке дать прокиснуть) и т. д.
251


Письменность и литературный язык
В развитии башкирского литературного языка специалисты выделя-
ют донациональный и национальный периоды. На первом этапе это был
письменно-литературный язык тюрки Урало-Поволжья, который восхо-
дит к чагатайскому (XV—XVIII вв.)г хорезмско-тюркскому или золотоор-
дынскому (XIII—XIV вв.), караханидско-уйгурскому (XI—XII вв.) литера-
турным языкам, в свою очередь, исторически связанным с руническими
тюркскими литературными языками Восточного и Западного тюркских
каганатов (VI—XII вв.) и древнеуйгурским литературным языком (VII—
XI вв.).
Письменно-литературным тюрки Урало-Поволжья пользовалась только
образованная часть башкирского населения, в целом же бытовал народно-
разговорный язык с его различными диалектами и говорами. Довольно
активно в обществе функционировал отшлифованный сэсэнами (скази-
телями) наддиалектный язык башкирского фольклора.
Все три языковых уровня находились в тесном взаимодействии:
в башкирский народно-разговорный язык и язык фольклора проникали
отдельные элементы письменно-литературного тюрки, а в тюрки, в свою
очередь, появились дифференциальные признаки, усилившиеся после
вхождения башкир в Русское государство. В письменный язык входили
множество разговорных и фольклорных форм, русские заимствования.
Об этом свидетельствуют башкирские шежере, договоры и другие акты,
письма, художественные произведения того времени. Таким образом,
в XVI—XVIII вв. начинается формирование старобашкирского письмен-
но-литературного языка, в котором довольно сильны были традиции
тюрки. Описанная тенденция усилилась с зарождением и развитием про-
светительского движения и массовым приходом в литературу писателей
и поэтов из башкир (М. Акмулла, М. Уметбаев и др.). Таким образом,
донациональный этап завершается формированием старобашкирского
литературного языка.
С конца XIX в. начинается национальный этап в развитии башкир-
ского литературного языка, который можно разделить на пять периодов:
1) конец XIX в. — начало 1920-х гг., когда функции литературного
языка выполнял старобашкирский или, по определению И. Г. Галяутди-
нова, «башкиризованный тюрки Урало-Поволжья»; 2) начало 1920-х гг.,
когда складываются современные черты башкирского литературного
языка; 3) 1930—1940-е гг., когда происходит формирование основной
терминологии, функциональных стилей, норм орфографии и орфоэпии;
4) 1950—1990-е гг., характеризующиеся дальнейшим совершенствованием
норм языка, обогащением лексики, некоторыми изменениями норм орфо-
графии и стабилизацией языка; 5) конец 1990-х гг. — настоящее время —
продолжение развития башкирского языка как государственного.
Разработка новых языковых норм велась с 1920 г., в 1922 г. с этой
целью была создана особая комиссия, и в декабре 1923 г. новая башкир-
ская письменность на основе арабской графики была принята. Такая
реформированная письменность в целом удовлетворяла общественно-
политические и культурные потребности того времени. Она ускорила
ликвидацию неграмотности среди башкирского населения и дала возмож-
252


ность вовлечь в хозяйственное и культурное строительство башкир и
татар, получивших образование в старой школе.
Почти одновременно, с 1924 г., среди башкирской интеллигенции
началось движение за переход на латинский алфавит. Был создан Баш-
кирский центральный комитет нового башкирского алфавита (БЦКНА).
Было решено формировать литературный язык на основе двух диалек-
тов — куваканского и юрматынского.
С августа 1924 г. во исполнение постановления обкома РКП (б) от
29 декабря 1923 г. «О практической работе по реализации башкирского
языка» газета «Башкортостан» начала печататься только на башкирском
языке (до этого она выходила на башкирском и татарском языках).
Наркоматом просвещения с 1924 г. начал издаваться журнал «Белем»
(«Знание»). К 1925 г. на башкирском языке выходили газеты «Башкурдис-
тан» («Башкортостан»), «Башкортостан йэштэре» («Молодежь Башкорто-
стана»), «Яны юл» («Новый путь»), «Яны аул» («Новое село»). В 1929 г.
на башкирском языке издавалось уже шесть газет и восемь журналов.
Количество изданных постановлений о реализации башкирского язы-
ка свидетельствует о важности этого вопроса в жизни молодой Башкир-
ской республики. Именно после установления автономии были созданы
новый литературный язык и письменность, началось научное изучение
башкирского языка и издание литературы. Результатом последовательной
работы стало увеличение числа башкирских школ, издание книг, газет,
политика коренизации способствовала росту национальных кадров.
Однако эти процессы значительно усложнялись очередной сменой
алфавита. В мае 1928 г. специальным декретом правительства БАССР был
утвержден пятилетний план перехода к латинице — яналифу.
Параллельно с переходом на латинизированный алфавит и разработ-
кой орфографии башкирского языка на основе латинской графики
началось движение за принятие русского алфавита. 23 ноября 1939 г. ука-
зом Президиума Верховного Совета БАССР был утвержден окончатель-
ный вариант орфографии башкирского литературного языка на основе
русской графики.
Неоценимую помощь в разработке письменности и грамматических
норм башкирского языка оказал виднейший тюрколог страны, член-кор-
респондент АН СССР, востоковед, основоположник башкирского
языкознания Николай Константинович Дмитриев.
Башкирский алфавит
Аа
Ее
TCk
Пп
Фф
ъ
Бб
Её
Лл
Рр
Хх
Ыы
Вв
Жж
Мм
Сс
hh
ь
Гг
Зз
Нн
QQ
Цц
Ээ
Ff
Ии
И
Тт
Чч
Ээ
Дц
Йй
Оо
Уу
Шш
Юю
3?
Кк
00
YY
Щщ
Яя
253


Современный алфавит башкирского языка, основанный на кириллице,
состоит из 42 букв: кроме 33 общих с русским языком букв, приняты еще
9 букв для обозначения специфических звуков башкирского языка.
Безусловно, упрощение письменности способствовало расширению гра-
мотности среди башкир. С другой стороны, смена письменности привела
к потере существенного пласта исторической памяти.
5 февраля 1999 г. Государственным собранием — Курултаем Респуб-
лики Башкортостан был принят Закон «О языках народов Республики
Башкортостан», в котором утверждался государственный статус башкир-
ского языка наряду с русским. Несомненно, принятие специального закона,
разработка Государственных программ сохранения, изучения и развития
языков народов Республики Башкортостан на 2000—2005 гг. и 2006—
2010 гг., внесение изменений в Конституцию Республики Башкортостан,
Закон Республики Башкортостан «Об образовании», разработка более
30 подзаконных актов по языковой политике создали благоприятные
условия для развития башкирского языка, расширения его общественных
функций, поднятия престижа. Он стал более активно функционировать
в образовании, культуре, СМИ, использоваться в оформлении названий
населенных пунктов, дорожных указателей, этикеток, ярлыков и др. На
башкирском языке делались объявления на железнодорожном, авиа-
ционном, речном, автомобильном и городском общественном транспорте.
Положительные сдвиги наметились в сфере компьютерных технологий.
Создание Лаборатории лингвистики и информационных технологий дало
возможность разработать программы по компьютерному обеспечению
функционирования башкирского языка. Государственный статус и ра-
дикальные изменения, происходящие в стране и мире, не могли
не отразиться на развитии башкирского литературного языка. В част-
ности, в последние годы сильно трансформировались общественно-
политическая и научная терминология. Так, историзмами становятся
неологизмы советской эпохи (совхоз, колхоз, колхозник), и напротив,
возвращаются еще недавно считавшиеся устаревшими определения: (мвхэр-
рир — редактор, сэркэтип — секретарь, табип — врач и др.). Появляются
и новообразования (напр.: квйэрмэн — болельщик, йэнЪурэт — мульт-
фильм). В литературный язык стали проникать некоторые разговорные,
просторечные слова и формы (гэзит — газета, урыд — русский и др.).
Из истории письма башкир. История письма, будучи историей
человеческой культуры, занимает особое место в общей картине развития
цивилизации. Письмо не только средство накопления, хранения и пере-
дачи знаний, способное преодолеть пространство и время; благодаря
письму мысли, идеи, знания, вся духовная, умственная жизнь человека не
умирает вместе с ним, а делается достоянием последующих поколений.
Записанное слово объединяет настоящее и будущее. Поэтому степень
развития каждого народа тесно связана с уровнем развития его письма.
Башкиры, как и многие тюркские народы, до принятия ислама пользо-
вались рунической письменностью. Башкирские родоплеменные тамги
имели сходство с древними рунами. Затем башкиры, видимо, пользова-
лись уйгурским письмом, т. к. ханские ярлыки и другие документы
в Золотой Орде писались уйгурскими или арабскими буквами.
Наиболее древним материалом для письма у башкир, как и у многих
народов, служил камень. Для этого не только использовали каменные
254


плиты, куски камня, нередко высекали надписи прямо на скалах. Сначала
мастер углем или серой наносил на камень изображение букв, а затем
с помощью резца и молотка по рисунку высекал линии букв. О том, что
материалом для письма у башкир служил камень, свидетельствуют не
только надгробные, межевые, договорные камни, но и строки народных
песен:
hay-сэлэмэт кайпйгам Уралыма,
Тарих я?ыр инем пгашына.
Если бы вернулся живым и здоровым на мой Урал,
Написал бы историю на его камне.
Доступным материалом для письма у башкир, как и у русских, была
береста. Об этом свидетельствует фразеологическое выражение: my?Fa
я?маранды Квйлэмэ — не говори о том, чего не написано на бересте, т. е.
не говори чепухи.
Кроме камня, бересты, башкиры писали на шкурах, дереве. Позднее
стали использовать ткань и бумагу.
С принятием ислама башкиры стали пользоваться арабской графикой.
Этим алфавитом башкиры пользовались до 1928 г. Арабскими буквами
писали стихи и поэмы, воззвания батыров, родословные, письма заступ-
ников народа из ссылок, надписи на надгробных памятниках и т. д.
Безусловно, материалом для большинства арабографических памятников
Башкортостана служила уже бумага.
255


Книги из отдела рукописей и старопечатных книг. ИИЯЛ УНЦ РАН
Культ слова и речевой этикет башкир. Как и все народы, башкиры
очень трепетно относились к слову. Слово для башкира было таким же
телесным, как любая вещь, таким же живым, как все живое вокруг.
Именно поэтому башкиры говорят «дать слово» (как любую вещь), «нани-
зывать слово» (как бусы). Также говорят: «слово выходит», в значении
«слово за слово» и т. д.
Так природа слова в магико-мифологический период у башкир порож-
дает культ слова, т. е. веру в магическую силу слова. Вера в силу слова
породила благопожелания (олрыш): «о?он румерле бул1гын» (пусть живет
долго) говорят при рождении ребенка; «текло оярыц менэн» (с легкой
ногой) говорят невесте.
Параллельно с благопожеланиями появились и проклятия, т. е. дурные
пожелания. Вера в магическую силу слова порождает и ответные поже-
лания. Ср.: «кара каррышыц кара башыца» (твое черное (злое) проклятие
на твою черную (злую) голову) или «телец ташка» (язык твой, т. е. твои
дурные пожелания пусть уйдут в камень). Вера в магическую силу слова
была очень сильна у башкир. С помощью слова башкиры заговаривали,
изгоняли болезни, прогоняли злых духов, призывали добрых, просили
счастья, благополучия близким. В самые ответственные моменты жизни
башкир обращался к помощи слова. Рождение ребенка, свадьба, смерть —
все сопровождалось словом.
Речевой этикет башкир имеет ряд специфических черт. В чистом виде
особенности традиционного башкирского речевого этикета сохранились в
общении людей старшего возраста и особенно у жителей сельских районов.
Установление контакта начинается с приветствия. В зависимости от
ситуации и от того, кто принимает участие в общении, используются
различные виды приветствий.
Приветствие «Эссэлэмэрэлэйкум. Вэрэлэйкум эссэлэм» употребляется
в речи пожилых и религиозных людей. Молодые используют его как
шутливое приветствие.
Приветствия: «hayMbihbiFbi?! Хэйерле квн! Хэйерле иртэ! Хэйерле
кис!» без рукопожатия чаще используются в официальной обстановке.
256


Приветствия: «Ьаумы! hayMbihbiFbi?!», сопровождаемые рукопожатием,
являются наиболее употребительными.
Приветствия: «Сэлэм! Нихэл?», «Привет!», употребляются в речи моло-
дежи, являются более фамильярными, шутливыми.
Приветствия сопровождаются пожатием руки собеседника двумя
руками. Это служит знаком особого расположения, радушия. Подавать
только одну руку старикам, пожилым людям считается неуважением.
К близким, знакомым обращаются только на «ты». Вежливая форма
«вы» распространилась под влиянием русской речи.
Башкиры сохранили традиционные формы обращения. К родствен-
никам они обращаются не по имени, а с использованием термина родства.
Для обращения к младшему брату, родственнику, а также людям моложе
себя башкиры употребляют термины: •кустым, эпекэш, эпем, мыр?а, мыр-
тый. Для обращения к младшей сестре, девушкам моложе себя употреб-
ляют слова: Ьецлем, карыпдаш, Ьылыу, 1гецлекэш, тураным. К сестре,
брату, людям старше себя обращаются словами: aFau (брат, дядя), апай
(сестра, тетя). К родственникам старше отца, матери обращаются слова-
ми: иней, эбей, влэсэй (к женщинам); бабай, ana, олатай (к мужчинам).
Термины олатай, влэсэй употребляются не только при обращении к род-
ному деду и бабушке, но и к старым людям, не являющимся родствен-
никами.
Беседа у башкир происходит сидя, беседовать стоя считается непри-
личным. Приступать сразу к деловой части разговора нельзя. Вначале
идет этикетный разговор о здоровье, семье, знакомых, обмен новостями.
И только в конце беседы башкиры переходят к существу дела.
Разговор поддерживается словами: йэ, вэт, кара эле, куйсы, кит эле,
имеющими значения: надо же, смотри-ка, не может быть, иди ты. При
разговоре перебивать друг друга, особенно старших, нельзя. Детям нельзя
вмешиваться в разговор старших. Раньше невестке нельзя было показы-
вать лицо, разговаривать в присутствии свекра. Нельзя вслух разгова-
ривать, когда кто-то молится. Нельзя восхищаться красотой ребенка,
домашним скотом.
Разговор заканчивается благодарностью за угощение (беседа, как пра-
вило, протекает за чаем). Употребляются обычно слова: пусть ниспадет на
тебя благодарность, спасибо. Далее следуют пожелания здоровья, всевоз-
можных благ, просьбы не осуждать за какие-либо промахи во время
беседы, визита. Используются такие выражения: пусть руки-ноги твои не
болят; пусть тебе доведется увидеть добро от своих детей; будьте живы,
будьте богаты; пусть твой стол ломится от добра, пусть душа твоя будет
всегда широка, а лицо открыто; не осуждайте.
При прощании башкиры произносят: «Хуш! XyuibiFbi?!» (до свидания!);
«И^эн-hay булъшы?» (будьте здоровы!); «TaFbi килеге?» (приходите еще);
«Бе?гэ лэ килеге?» (и к нам приходите); «Сэлэм эйтеге?» (передавайте
привет); «Юлыц уц бул1гын» (пусть дорога будет удачной); «Эт-кошка
элэкмэ» (не попадись хищникам).
У башкир в повседневной жизни при обращении по тому или иному
поводу: рождение ребенка, покупка, постройка дома, женитьба и т. д.,
используются речевые формулы, благопожелания.
257


Тем, у кого родился ребенок, адресуют следующие пожелания:
тэуфиклы бул!1ын (пусть будет благонравным, дисциплинированным);
о?он вумерле бул1гын (пусть будет долголетним); ата-инэкенэ тиц уфен
(пусть растет ровней своим родителям).
Если ребенок родился в бездетной семье, говорят: аявьщ ецел бул1гын
(пусть твоя нога будет легкой, т. е. не будь последним).
При виде работающих говорят: Алла яр?ам 6uphen (пусть Аллах
поможет); эшеге? уц бул!гын (пусть дела будут удачными); Алла кеуэт
6upheH (пусть Аллах даст силы).
Тому, у кого пропала вещь, говорят: килер каза шуныц менэн ymhen
(пусть ожидаемое несчастье уйдет с этим); насип булмаран, я?маган (не
было тебе предназначено).
Если человек приобрел новую вещь, ему говорят: йылы тэпецдэ
туэЬын (пусть износится на теплом (живом) теле); пошло булЬын (пусть
будет с душой, счастливой); ту^ансы кей (носи, износи).
Невесте в доме родителей мужа говорят: текло аяши, менэн (с богатой,
счастливой ногой); тешкэн ерецдэ таш кеуек бат (где оказалась —
застынь камнем) и т. д.
Всякое пожелание требует ответного благодарственного пожелания.
И те и другие, как уже было сказано, возникли из заговоров, заклинаний
заключающих идею желания и мольбы.
ЛИТЕРАТУРА
Башкирская литература уходит корнями в глубь веков. У ее истоков
стоят произведения башкирского фольклора, древнетюркские руничес-
кие памятники VII—IX вв., средневековая литература Урало-Поволжья.
Башкирский фольклор, богатый по содержанию и жанрам, занимает
особое место в формировании литературы. Образная символика, содер-
жание фольклорных произведений стали основой башкирской литера-
туры. Например, стилевые особенности, традиции кубаиров, народных
песен составили основу поэтических традиций башкирской поэзии.
Некоторые мотивы и поэтические черты башкирского эпоса, особенно
поэмы, непосредственно связаны с эпическими памятниками башкир-
ского фольклора. А легенды и предания, песни-легенды дали толчок
для создания драматических поэм, во многом определили их тематику
и мотивы, поэтические особенности и стиль. В целом, создание пись-
менной литературы происходило по образцу устно-поэтического
творчества башкир.
Корни башкирской литературы восходят и к древнетюркским письмен-
ным памятникам. Литературоведам на основе сравнения башкирской
литературы с отдельными произведениями древнетюркской литературы
удалось доказать наличие преемственности как в поэтике, так и идейном
содержании башкирской литературы. Например, древнетюркское сред-
ство тюркского стихосложения аллитерация до сих пор служит башкир-
ской поэзии.
Третий кит, на котором стоит башкирская литература, — это средне-
вековая литература Урало-Поволжья. Наиболее ранним памятником этого
периода является романтическая поэма XIII в. «Кисса-и-Юсуф» Кул-Гали,
посвященная поиску справедливого общества, показу чистой, беззавет-
258


ной любви. Она несет общечеловеческие, гуманистические идеи борьбы
добра и зла, характеризуется религиозно-дидактическим толкованием
событий, традиционным сюжетом, устойчивыми формами образности
и стилистики.
Личность автора поэмы неизвестна. Существуют различные версии.
Изучив шежере (родословную) своего рода, Тажетдин Ялсыгул связывает
Кул-Гали с айлинскими башкирами, показывает его их родоначальником.
«Кисса-и-Юсуф» получила широкое распространение среди башкир.
На территории Башкортостана найдены более 70 списков поэмы и запи-
саны фольклористами более 50 ее башкирских народных версий. Идеи
и образы поэмы Кул-Гали прослеживаются в башкирской поэзии XVII—
XX вв.
В XIII—XIV вв. на обширной территории Золотой Орды развивалась
так называемая кыпчакская (тюркская) литература. Ее памятники были
общими для башкир, казахов, ногайцев, татар, узбеков и других тюрко-
язычных народов. Связующим их звеном, наряду с наднациональным
письменным литературным языком тюрки, являлась религия ислам, кото-
рая определяла характер мусульманской культуры ряда народов, в т. ч.
и башкирского.
Дастаны «Хосров и Ширин» (1341—1342) Кутба, «Жумжума султан»
(1391—1392) Катиба, «Мухаббатнаме» (1353—1354) Хорезми, «Гулистан
бит-тюрки» (1391—1392) С. Сараи и другие произведения являются
общим наследием таких тюркских народов, как башкиры, казахи, ногай-
цы, татары, узбеки.
В XV—XVI вв. развивается изустная литература. Имена поэтов
Хабрау-йырау, Асан Кайгы и других популярны среди башкир и сегодня.
Как в булгарский и золотоордынский периоды, так и в период Казан-
ского ханства и Ногайской Орды в Урало-Поволжье проникала арабская
и персидская литература. Особенно большой любовью пользовались про-
изведения Фирдоуси, Низами, Саади, Руми, Джами, Навои и других
восточных классиков. Их читали в оригинале и в переводе на язык тюрки.
Например, книга Джалалетдина Руми «Маснави», переведенная на тюрки
на рубеже XV—XVI вв., сохранилась у башкир в списках до начала XIX в.
Поэты Урало-Поволжья, подражая восточной литературе, исполь-
зовали ее отдельные сюжеты и мотивы. Путем вольного перевода были
созданы местные варианты восточных произведений «Калила и Димна»,
«Бахтиар-наме», «Сорок везиров» и др.
После присоединения к Русскому государству в башкирской лите-
ратуре начинает развиваться национальная тематика, укрепляется связь
с фольклором. В жанровом плане особое место стали занимать шежере
(хроники родов) и таварихи (историко-литературные произведения). До
нас дошли шежере юрматынцев, усерган, табынцев и др. Из таварихов
наиболее известными являются «Чингизнаме», «Таварихи башкорт»,
«Последний из Сартаева рода».
В период башкирских восстаний активизируются публицистика и поэ-
зия. Образцами башкирской литературы этой эпохи являются «Письмо
Батырши» Б. Алиева, поэтические произведения С. Юлаева, кубаиры
и айтыши Баик-сэсэна и др.
В конце первой половины XIX в. распространилась суфийская поэзия.
Видными ее представителями являются башкирские поэты Т. Ялсыгул
аль-Башкорди, Г. Усман, М. Кутуш Кыпсаки, А. Каргалы, X. Салихов,
259


М. Акмулла М. Уметбаев Р. Фахретдинов
Ш. Заки, Г. Сокрой. В этот период творил известный последователь фило-
софии суфизма, ученый, религиозный деятель 3. Расулев.
Во второй половине XIX в. в башкирской литературе началось разви-
тие просветительского направления. В его зарождении и развитии боль-
шую роль сыграли преподаватели Неплюевского (Оренбургского) кадет-
ского корпуса М. Биксурин, С. Кукляшев, М. Иванов (из крещеных
башкир) и др. Видными представителями просветительского движения
в Башкортостане стали М. Акмулла, М. Уметбаев, Р. Фахретдинов.
После Октябрьской революции в башкирской литературе появились
два направления: национально-патриотическое, ратующее за башкирскую
автономию, за самостоятельное развитие национальной культуры и рево-
люционно-демократическое, защищающее большевиков, борющееся за
власть Советов. Известным представителем первого направления был
Ш. Бабич. Второе направление возглавляли Д. Юлтый, А. Тагиров,
Ш. Худайбердин, М. Гафури. В 1920 г. после раз-
гона большевиками Башкирского правительства,
убийства Ш. Бабича литература национально-
патриотического направления перестала существо-
вать. А революционно-демократическая литера-
тура получила дальнейшее развитие. Получили
развитие почти все жанры литературы. В 20-е гг.
появились прозаические произведения М. Га-
фури, А. Тагирова, И. Насыри, стихи и поэмы
Д. Юлтыя, С. Кудаша, Т. Янаби, М. Гафури,
драмы Д. Юлтыя, X. Ибрагимова, М. Бурангулова.
В литературе 30-х гг. темы революционной
борьбы, социалистического переустройства жиз-
ни выходят на первый план. В эти годы появля-
ются поэмы Б. Бикбая, Б. Ишемгула, Р. Нигмати,
Г. Саляма, драмы С. Мифтахова, романы A. Ta-
rn. Бабич гирова, повести С. Агиша, И. Насыри.
260


Великая Отечественная война изменила тематику башкирской литера-
туры. Многие писатели ушли на фронт. М. Абдуллин, А. Карнай, X. Ку-
накбай, С. Мифтахов, М. Хай и многие другие погибли. Оставшиеся
приступили к созданию наряду с традиционными темами довоенных лет
очерков, новелл, рассказов о войне, ее героях. Появляются и историчес-
кие произведения, воспевающие мужество и героизм башкир в войнах
прошлых эпох.
В послевоенные годы начинается новый этап в развитии башкирской
литературы. Во-первых, в литературу приходит новое поколение, прошед-
шее войну. Это такие писатели, как М. Карим, Я. Кулмый, Н. Наджми,
X. Гиляжев, И. Абдуллин, Г. Рамазанов, X. Карим, М. Гали, А. Бикчентаев,
Д. Исламов, Ш. Биккул. Они по-новому раскрывают темы и освещают
проблемы. Во-вторых, в литературу пришла талантливая молодежь. Это
Р. Гарипов, Р. Сафин, А. Игебаев, позднее Р. Бикбаев, А. Вахитов, И. Кинья-
булатов, С. Алибаев, А. Ахметкужин, В. Ахмадиев, Ф. Рахимгулова, Р. Наза-
ров, Р. Шакур, Т. Юсупов и др. В 60—70 гг. получает дальнейшее разви-
тие драматургия. Наиболее известными являются трагедии М. Карима
«В ночь лунного затмения», «Салават», «Не бросай огонь, Прометей!»;
драмы А. Мирзагитова «Седые волосы моей матери», «Матери ждут
сыновей», А. Абдуллина «Тринадцатый председатель» и Н. Асанбаева
«Красный паша». В 50—70 гг. появляются монументальные произведе-
ния эпического жанра. Это известные романы 3. Биишевой «Униженные»,
«У Большого Ика», «Емеш», Я. Хамматова «Золото собирается крупицами»,
«Акман-токман», «Грозовое лето», X. Давлетшиной «Иргиз», Дж. Киекбае-
ва «Родные и знакомые» и др.
Лучшие традиции башкирской литературы прошлых лет продолжают
современные писатели и поэты.
Социально-экономические и политические процессы, происходившие
в стране начиная со второй половины 80-х гг. прошлого столетия, оказали
ощутимое влияние и на развитие национального словесного искусства.
Отход от монопартийно-бюрократических идеологических установок,
появление возможностей свободного изъявления мыслей и чувств дали
большой простор для естественной эволюции художественно-эстетичес-
кого сознания людей. Поэты и писатели получили право обращаться
в своем творчестве к любой теме и проблеме, в т. ч. запрещенным в годы
тоталитарного режима.
В башкирской литературе первых лет постсоветского времени одно из
центральных мест занимает историческая тематика. Во многих произве-
дениях освещаются важные, переломные этапы из прошлого Башкорто-
стана и башкирского народа, а также жизнь и деятельность крупных
исторических личностей. Таковы повести и романы «Кожаная шкатулка»
и «Плач домбры» А. Хакимова, «Крылья беркута» К. Мэргэна, «Карасакал»
и «В ожидании конца света» Б. Рафикова, «Кровавый пятьдесят пятый»,
«Фельдмаршал Пугачева» и «Кисса об Алдар-батыре» Г. Хусаинова и др.
С новых, общегуманистических позиций описываются и события периода
русских революций и Гражданской войны. Для примера можно назвать
романы и повести «Кречет мятежный» Р. Баимова, «Полет беркута»
Р. Султангареева, «Не нашел путей спасения» М. Ямалетдина, а также
драмы «Лети, мой крылатый тулпар!» Ф. Булякова, «Башкир из Кузяна»
261


Н. Асанбаева и др. Суровая правда былых событий стала находить
отражение также в произведениях о Великой Отечественной войне:
«Помилование» М. Карима, «Млечный путь» А. Хакимова, «Звезда на
небосклоне» А. Магазова и др.
Другая центральная тема в башкирской литературе тех лет — эколо-
гия. Проблема защиты окружающей среды волнует не только прозаиков,
но и поэтов и драматургов. Во многих произведениях проблема береж-
ного отношения к природе тесно связывается с экологией души, мораль-
но-нравственными принципами современного человека. В этом отношении
характерны стихи и поэмы «Жажду — дайте воды!» Р. Бикбаева,
«Здравствуй, синева!» М. Ямалетдина, «Запах хлеба» и «Пришли вре-
мена» Т. Юсупова, рассказы, повести и романы «Деревенские адвокаты»
М. Карима, «Пришелец» Д. Булякова, «Ивы на реке Буй» Ш. Янбаева,
«Вечный лес», «Белый олень на Синь-горе» и «Голос раненого человека»
Н. Мусина, пьесы «Тринадцатый председатель» и «Последний патриарх»
А. Абдуллина, «Пеший Махмут» М. Карима, «Пещера» Г. Шафикова и др.
Современное состояние башкирского народа, его будущее нашли отра-
жение в произведениях «Таня-Тансылу» Р. Камала, «Последняя борть»
Н. Мусина, «Усманташи» А. Аминева, «Не оставляй меня, мама!» А. Бай-
мухаметова, а также в стихах Р. Туляка, Г. Ишкинина и др.
Научно-фантастическая тема затрагивается в повестях «Герои космо-
са» и «Лоулла» Б. Рафикова, «Вернусь на рассвете» и «Человек-отраже-
ние» Ф. Исхаковой. В этих произведениях научная фантастика, которая
когда-то может превратиться в действительность, тесно увязывается
с размышлениями о будущем человечества, глобальных процессах все-
ленского масштаба.
На новый этап эволюционного пути встала и литература для детей.
Развивая лучшие достижения предыдущей эпохи, она обогатилась новы-
ми произведениями, нацеленными на морально-этическое воспитание
подрастающего поколения с учетом его возрастных особенностей. Боль-
шая часть прозаических произведений для детей посвящена теме совре-
менности. В рассказах и повестях Д. Булякова, Р. Байбулатова, Р. Сабитова,
Н. Гаитбаева и других авторов центральную проблему составляют взгляд
юного человека на изменяющийся мир, его отношения к учебе, роди-
телям, общественно полезному труду и окружающей природе. Весьма
популярными среди детей стали произведения научно-фантастического и
приключенческого характера, такие как «Далекие планеты» Б. Рафикова,
«Шерлок Холмс плачет» Г. Хисамова, «Потомок завоевателя» Ф. Исян-
гулова и др. С новыми стихами и поэмами выступили поэты С. Алибаев,
К. Аралбаев, Ф. Тугызбаева, Г. Юнусова и А. Игебаев; сценические же
произведения создавали Ф. Буляков, Н. Гаитбаев, Г. Шафиков, С. Сурина,
и некоторые другие драматурги.
Определенные изменения происходят и в жанровой системе башкир-
ской литературы. Возрождаются некогда забытые жанры литературы
досоветского периода. Так, в прозе создаются произведения в жанрах
«кисса», «хикаят» и «насихат», в поэзии в жанрах «дастан» и «хикмат».
Это характерно творчеству М. Карима, Т. Ганиевой, М. Ямалетдинова и
Г. Хусаинова. Последней своей книгой «Жизнь» (Уфа, 1990) Г. Хусаинов
прочно закрепил в башкирской литературе жанр миниатюр. Его миниа-
тюры, написанные в виде этюдов о литературе и искусстве, по своей
262


природе близки к жанру эссе в западной литературе и жанру восточной
мудрости, вернее, их своеобразному синтезу.
Современные башкирские писатели и, особенно, поэты чаще стали
использовать в своем творчестве традиционные стилистические приемы,
устойчивые выражения, сравнения и обороты, восходящие в конечном
счете к произведениям народного устно-поэтического творчества (посло-
вицам, поговоркам и т. п.). Это наблюдается в стихах и поэмах А. Утябая,
А. Юлдашбаева и др.
На интенсивность развития литературы положительно влияет и рас-
ширение издательского дела в республике. В настоящее время наряду
с издательством «Китап» свои услуги писателям могут предоставить
книгопечатные организации «Гилем», «Башкортостан» и др. С начала
90-х гг. в республике стали выходить десятки новых газет и журналов на
башкирском, русском и татарском языках. Это журналы «Ватандаш»,
«Шоцтсар», «Тамаша», «Аманат», «Акбузат», газеты «Иэншишмэ», «А?на»,
«Рисалят» и др. Появившиеся в городах и районных центрах новые
государственные и народные театры открывают широкий простор для
роста драматургии и сценического искусства. Активно популяризуют худо-
жественную литературу также республиканские радио и телевидение.
Таким образом, на нынешнем этапе своего развития башкирская лите-
ратура переживает процесс больших перемен и обновления. Взаимодей-
ствуя с литературами народов России, она все глубже проникает во внут-
ренний мир современника, больше усваивает общечеловеческие ценности,
не теряя при этом своего национального облика и художественно-эсте-
тических традиций.
НАРОДНАЯ КУЛЬТУРА
Термин культура происходит от латинского cultura — возделывание,
воспитание, образование, развитие, почитание. По определению филосо-
фов, культура — это совокупность созданных человеком в ходе его деятель-
ности специфических для него жизненных форм, а также сам процесс их
созидания и воспроизводства. Культура тесно связана с миром человека.
Она определяется эпохами, народами и народностями, сферами деятель-
ности отдельной категории людей. Она бывает народной и профессио-
нальной. Народная культура включает в себя коллективную деятельность
того или иного народа; ценности и нормы, верования и обряды, знания
и умения, обычаи и установления (включая такие институты, как право
и государство), язык и искусство, технику и технологию, созданные и по-
требляемые определенным народом, отражающие его жизнь, воззрения
и идеалы.
Известный философ И. А. Ильин писал: «...каждый народ по-своему
вступает в брак, рождается, болеет и умирает; по-своему лечится, трудит-
ся, хозяйствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет, сердится и отчаи-
вается; по-своему улыбается, шутит, смеется и радуется; по-своему ходит
и пляшет; по-своему поет и творит музыку; по-своему говорит, декла-
мирует, острит и ораторствует; по-своему наблюдает, созерцает и тво-
рит живопись; по-своему исследует, познает, рассуждает и доказывает;
263


по-своему нищенствует, благотворит и гостеприимствует; по-своему строит
дома и храмы; по-своему молится и геройствует... Он по-своему возно-
сится духом и кается. По-своему организуется. У каждого народа свое
особое чувство права и справедливости; иной характер; иная дисциплина;
иное представление о нравственном идеале; иной семейный уклад, иная
церковность, иная политическая мечта, иной государственный инстинкт.
Словом, у каждого народа иной, особый душевный уклад и духовно-
творческий акт». Действительно, каждый народ имеет свой характер и
психологию, язык и культуру; прошел свой путь в истории человечества.
В этом плане, башкиры также не составляют исключения. У них была
своя история, идущая из глубин веков, язык и мировоззрение, сформиро-
ванные в течение многих тысячелетий характер и психология. Безуслов-
но, все это не могло не отразиться в различных видах народной культуры
башкир.
Башкирская народная культура, включающая в себя фольклорные про-
изведения и мифологию, обычаи и обряды, народные знания и верования,
народное право и этикет, является частью мировой культуры. Она
и специфична и универсальна.
Устное народное творчество башкир
как часть народной культуры
Особое место в народной культуре башкир занимает устное народное
творчество, отразившее их древние мировидение и мировосприятие, мен-
тальные особенности и нравственные идеалы. Башкирский фольклор
включает в себя кубаиры (эпос), легенды, предания, сказки, песни, посло-
вицы, поговорки, загадки и пр.
Все жанры башкирского фольклора, безусловно, являются сугубо
национальным явлением и сохраняют в себе все особенности духовной
культуры народа. Они отражают особенности быта, обычаи и обряды,
социально-политическую и этническую историю башкир. Почти во всех
жанрах фольклора можно зафиксировать следы древнейших этнических
и в культурных контактов предков древних башкир как с другими тюрк-
скими, так и нетюркскими племенами и народами. В частности, в эпосе
«Урал-батыр» исследователи отмечают индоиранские параллели. А в заго-
ворах и загадках, пословицах и поговорках, легендах и преданиях отмеча-
ются древнетюркские и общетюркские элементы не только в содержании,
но и поэтике. Обрядовые песни, песни-такмаки, заговоры и заклинания
имеют параллели в устном народном творчестве финно-угорских народов.
В фольклоре башкир более поздних эпох заметны следы влияния
мусульманской культуры. Особенно оно заметно в сказочном фольклоре
башкир. Влияние мусульманской традиции особенно заметно в таких
жанрах башкирского фольклора, как байты и мунажаты. Однако ни
мусульманская культура, ни контакты с другими племенами и в народами
не смогли оказать существенное влияние на самобытную устную народ-
ную культуру башкирского народа.
Классическим жанром башкирского фольклора является эпос. В начале
XX в. были зафиксированы бытовавшие среди башкир крупные
264


произведения с оригинальными сюжетами: «Урал-батыр», «Акбузат»,
«Заятуляк и Хыухылу», сказания о животных «Кара-юрга» («Вороной
иноходец), «Акхак-кола» («Хромой саврасый»), «Кунгыр-буга» («Бурая
корова») и др. В 1981 г. впервые обнаружен эпос «Узак-Тузак —
последний из рода балабашняков». В то же время у башкир широко
распространены сюжеты, встречающиеся в фольклоре других тюркских
народов («Алпамыша и Барсынхылу», «Кузыкур-пяс и Маянхылу» и др.).
Известными или неизвестными сэсэнами, передаваясь из уст в уста,
дополняясь и отшлифовываясь, эпосы доведены до сегодняшнего дня.
В частности, эпос «Урал-батыр» М. Бурангуловым был записан от Габит-
сэсэна, которому как аманат передал Ишмухамет-сэсэн, который в свою
очередь его получил от Буранбай-сэсэна, Баик-сэсэна и других сказите-
лей. Эпосы «Урал-батыр», «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылу», возникшие
в первобытную эпоху, отражают представления башкир о мироздании,
о жизни и смерти, добре и зле, о появлении всего живого на Урале. Так,
в эпосе «Урал-батыр» герой, преодолевая неимоверные трудности, унич-
тожает дивов и змей, добывает «живую воду» для того, чтобы победить
смерть во имя вечного существования человека и природы. Урал не вы-
пил сам добытую им «живую воду», а разбрызгал ее вокруг себя, и иссох-
шая природа ожила, зазеленела и стала бессмертной. Как известно, поня-
тия «живая вода», «живой родник» связаны с мифологическими
воззрениями многих народов, в т. ч. тюркских. В подвиге героя башкирско-
го эпоса высвечиваются глубинные пласты первобытного мышления. Урал-
батыр, победивший смерть, является одним из величественных образов
башкирского фольклора. Поэтому, согласно эпосу, всему живому и нежи-
вому на Урале дал начало Урал-батыр:
Дорога Урала — высокая гора,
Могила Урала — славная гора, —
Стала именоваться Урал (гора).
Спустя много лет,
Соскучившись по Уралу, Хумай
Вдоль по реке его
Полетела, махая крыльями,
Опустилась на гору-скалу,
Думая об Урале, изливая свою грусть,
Лебедушкой обернулась, вывела птенцов!
Лебединое племя размножилось.
Узнали люди о том, говорят,
Считая (этих) птиц потомством Хумай,
Признали (их) как сородичей своих
И порешили между собой
Не охотиться на них,
Поймав лебедя, не есть.
Размножились лебеди, говорят,
А мясо лебединое люди
265


Стали запретным считать, говорят.
Не усидела Хумай, улетела, говорят,
То улетала, то прилетала, говорят.
«Там спокойная страна», — решив,
Она привела (туда) птиц,
За собой их ведя,
К горе Уралу прилетела, говорят.
Урал с тех пор
Дичью и птицами полнится, говорят.
Услыхав, что слетелись птицы (туда),
Что спокойная это страна;
Бык Катил племя свое,
Став его вожаком,
На славные отроги Уральских (гор),
Под укрытие прекрасных Уральских (гор),
Решив вместе со всеми жить,
К Уралу его привел,
Покорился человеку он.
Акбузат тоже по всей стране
Собрал своих лошадей
И, став их вожаком,
На (Уральские горы) привел, говорят.
Приручили люди (лошадей),
Стали они служить для верховой езды,
И размножилось племя лошадей, говорят.
Каждый месяц и каждый день
Все новыми животными полнится Урал.
Люди по дням прихода
(Каждого из) этих животных и птиц
Разделили месяцы и года,
Дав им названия (в том порядке),
Как они пришли.
После того как умер Урал-батыр,
Когда в могиле он истлел, говорят,
(Прах) его в могиле засиял, говорят,
Люди, такое увидав,
Собрались все вместе, говорят,
Каждый по горстке земли взял, говорят,
И все восславили его, говорят.
Со временем на месте том
Образовалось золото, говорят.
Свое богатырское призвание освободить людей от злых сил осущест-
вляют и герои эпических сказаний «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылу».
Герой эпоса «Акбузат» Хаубан отправляется в подводное царство не толь-
ко за невестой, но и с целью добыть священного крылатого коня Акбузата
и алмазный меч своего прадеда Урал-батыра, без которых невозможны
богатырские подвиги эпического героя. С помощью Акбузата Хаубан
266


побеждает падишаха подводного царства Шульгена, уничтожает дэвов и
Кахкаху — чудовищного зверя, проглатывающего людей.
Эпические сказания «Урал-батыр», «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылу»
включают культурные пласты разных исторических эпох. Богатый
архаический фольклорный материал, который лежит в основе их сюжетов,
в значительной мере дополнен представлениями, которые соответствуют
более поздним ступеням общественного развития (образы ханов и борьба
эпического героя в защиту обездоленных и пр.). Большой научно-
познавательный и художественный интерес представляют сказания
«Кузыкурпяс и Маянхылу», «Алдар и Зухра», «Кусяк-бей» и др. Все они
«ратуют за объединение разрозненных племен, зовут к единению, чтобы
совместными усилиями защитить и отстоять независимость общей
родины от иноземных захватчиков». Они осуждают межплеменные
распри и захватнические войны, призывают к миру и согласию между
народами, между человеком и природой. В произведении «Узак-тузак —
последний из рода балабашняков» запечатлена трагическая история гибели
древних кочевников, обитателей долин реки Калки и степей Приазовья,
известных в истории под названием печенегов (башняков). Своей высо-
кой художественностью, характером стиха, идеей о вечности жизни кубаир
перекликается с «Урал-батыром».
Многовековая борьба башкир против золотоордынских ханов отраже-
на в эпических сказаниях «Идукай и Мурадым», «Мэргэн и Маянхылу».
Наполнены глубоким содержанием сюжеты, в которых повествуется
о борьбе башкирских племен против угнетения и произвола казанских и
ногайских ханов («Ек Мэргэн», «Хикаят о Мамайхане» и др.). Для этого
периода характерно усиление социально-исторических мотивов. Тема
защиты Родины, избавления народа и страны от завоевателей становится
главной. Действия эпических героев направлены уже не на преодоление
мифических сил, а преимущественно на борьбу с иноземными поработи-
телями. Новую художественную окраску получили и образы батыров.
Древнейшей частью башкирского фольклора являются космогони-
ческие и этиологические легенды, топонимические и этногенетические
предания. Космогонические легенды сохранили черты древних мифологи-
ческих представлений о «связях» звезд и планет с животными и людьми
земного происхождения. Например, пятна на Луне — это вечно гоняю-
щиеся друг за другом косуля и волк (в других вариантах — девушка
с коромыслом); созвездие Большая Медведица (Етегэн) — семь волков
или же семь девушек-красавиц, которые поднялись на вершину горы и
оказались на небе («Два зверя на Луне», «Луна и Зухра», «Большая Мед-
ведица»). Полярную звезду башкиры называли железным колом (Тимер
Ка^ык), а две соседние с ней звезды — лошадьми (Бузат, Харат), привя-
занными к железному колу. Волки из созвездия Большой Медведицы не
могут догнать лошадей, так как с рассветом и лошади и волки должны
исчезнуть. Аналогичные представления имеются у многих тюрко-мон-
гольских народов. Основанием для рождения подобных мифов служили
наблюдения за видимым движением небесных тел, как бы стремящихся
догнать друг друга. В этих мотивах своеобразно отразились взгляды
скотоводческих народов, в т. ч. и башкир.
267


Существовали легенды об утках-
демиургах, сотворивших некогда
землю из песчинок, глины, ила, до-
бытых ими со дна моря. В баш-
кирском фольклоре известны обра-
зы утки и селезня, выступаю-
щие как духи-хозяева горного озе-
ра. Представления о создании земли
птицами встречаются в мифологии
монгольских, скандинавских и ряда
тюркских народов.
Своеобразны старинные преда-
ния, в которых рассказывается о
происхождении племен, родов и их
названий, а также об историко-
Исполнительница байтов культурных связях башкир с дру-
гими народами.
Самый древний мировоззренческий пласт образуют легенды-предания
о родоначальниках башкирских племен. Первопредками башкирских
родов выступают волк («Потомство волков»), медведь («Происхождение
от медведя»), конь («Тарпан человеческий»), лебедь («Племя Юрматы»)
и демонологические существа: черт («Род шайтанов»), шурале-леший
(«Род потомков шурале») и др.
Значительное место в башкирском фольклоре занимают топоними-
ческие предания и легенды. Древнейший их пласт составляют легенды,
восходящие к мифологическим представлениям. Так, по легенде, записан-
ной в Хайбуллинском районе, название косогора Турат произошло потому,
что там похоронен крылатый конь-тулпар. По легенде «Караидель»,
родник Караидель забил из-под земли в том месте, где могучий крылатый
конь ударил копытом. В топонимических легендах, как и в кос-
могонических, природа поэтически одушевляется. Реки разговаривают,
спорят, сердятся, ревнуют: «Агидель и Яик», «Агидель и Караидель»,
«Калым Урала», «Большой и Малый Инзер».
Чрезвычайно богатая и массовая форма народной поэзии — песенно-
музыкальная классика башкирского фольклора. Каких только тем
и жанровых форм нет в этом репертуаре: от исторических классических
песен о Родине и батырах («Урал», «Салават», «Азамат», «Кахым-тюря»,
«Караван-сарай» и др.), кантонных начальниках («Сибай-кантон»,
«Кулуй-кантон», «Кагарман-кантон»), о ссыльных (-каскын йыр?ары) —
«Буранбай», «Бииш») до бытовых, обрядовых песен (сецАэу, телэк йыры) и
песен о женской доле («Таштугай», «Зульхизя», «Шаура», «Гильмияза»
и др.).
Среди традиционных жанров башкирской народной песни (йыр) выда-
ющееся положение занимает узун-кюй — сокровищница башкирской
народной музыкально-поэтической культуры. В узун-кюй наиболее глубо-
ко и всесторонне выражен национальный характер башкирского народа,
ярко отражены его жизнь и борьба за светлое будущее. Именно поэтому
узун-кюй в то же время и национальный эпос: в прошлом, не имея воз-
можности запечатлеть свою насыщенную богатыми событиями историю
в письменной форме, башкирский народ стремился отобразить ее в узун-
кюй. Воплощение в совершенной форме высоких мыслей и чувств народа,
268


высокий уровень музыкального и поэтического мастерства и, наконец,
живое развитие традиций в условиях современности, — все это позволяет
назвать узун-кюй башкирской народной музыкально-поэтической клас-
сикой.
Во всех своих видах и жанрах башкирское песенно-музыкальное твор-
чество правдиво отражает жизнь народа, его обычаи-и верования, думы
и чаяния. Песня и утешала, и вдохновляла человека. Песенная сокровищ-
ница, обогащаемая на протяжении столетий, вобрала в себя мудрость
и душевную красоту народа.
Черты художественного самосознания людей наиболее древнего периода
выражены в сказках. В сказочном творчестве башкир богато представ-
лены волшебные, бытовые сказки, а также сказки о животных.
Волшебные сказки отражают страх и удивление человека перед непо-
нятными силами природы, показывают борьбу человека с этими силами,
их преодоление. Богатая природа Урала — обилие гор, лесов, вод — не
могла не поражать воображение человека, не возбуждать желания найти
посильное объяснение непонятным явлениям.
Основными персонажами башкирских народных сказок выступают:
аждаха, юха, див (или дию, дью), пери, джин, мяскяй — злые духи
и враждебные людям существа. Среди положительных персонажей выде-
ляются крылатый конь Тулпар — верный слуга сказочного героя, и гро-
мадная птица Самрегош, которая спасает героя за то, что он избавляет ее
птенцов от аждахи (дракона). Сказочная традиция выработала также
целый ассортимент волшебных предметов: меч-самосек, топор-саморуб,
шапка-невидимка, вода, прибавляющая или убавляющая силу; гребень,
из которого вырастает лес; зеркало, превращающееся в озеро (реку, море);
курай, из которого капает кровь, если герой попал в беду, или молоко —
при удаче героя; целебная трава; одежда, которая не изнашивается; хлеб,
который не кончается и др.
Башкирские бытовые сказки более полно и непосредственно отража-
ют социальную жизнь, общественные отношения; они знакомят с давно
прошедшими временами, вводят в атмосферу кочевой жизни, в быт охот-
ников, скотоводов. Вместе с тем в них ярко отразились остроумие народа,
донесен до нас его сатирический смех.
Герои бытовых сказок отражают в своих поступках жизненные инте-
ресы народа, они выступают обличителями неправды. Сказки всегда
кончаются возвращением героя на родину с победой. Отношение героя
к родной земле ярко выражено в поговорке: «Лучше быть на родине
олтаном (подметкой), чем на чужбине султаном», которая часто служит
концовкой сказок бытового цикла. Это возвышенное чувство любви к сво-
ей родине и тоска по ней захватывают героя тем сильнее, чем дальше он
уходит от своего края. Так, в одной из сказок царь решил выдать свою
дочь за того, кто залезет на вершину очень высокого столба со стаканом
воды на голове и спокойно спустится. Герой сказки выполнил это усло-
вие. Он добрался до самой вершины столба, вода из стакана не пролилась,
но зато потекли слезы из глаз: батыр увидел оттуда свой родной край,
и напала на него тоска-печаль.
К жанрам фольклора, возникшим в глубокой древности, относится
загадка. Вначале она была связана с верованиями первобытных людей,
269


носила обрядовую функцию, а затем, с изменением общественно-истори-
ческих условий, постепенно приобрела воспитательное значение и раз-
влекательную функцию.
В загадках народ создает поэтический образ того, что его окружает:
предметов, явлений, людей, животных и т. п. В отличие от других жанров,
они поэтизируют конкретные, самые обыкновенные, но близкие и необхо-
димые человеку вещи реальной действительности. В основе большинства
загадок лежит метафора, т. е. перенесение значения по сходству. Объект
для сопоставления, сравнения народ выбирает из среды, близкой к своему
быту, и согласно своему художественно-поэтическому вкусу.
Огромное количество «загадочных» метафор связано с образом живот-
ных, с которыми люди постоянно соприкасались.
На ранних стадиях общественного развития вырабатывались опреде-
ленные правила человеческого общежития, морально-этические понятия
и нормы общества, которые оформлялись в виде пословиц, выполнявших
роль неписанных законов и правил. В каждой пословице выражена
непреложная истина, которая была проверена наблюдениями и опытом
многих поколений. Кроме эпосов, легенд, преданий, сказок, загадок,
пословиц, башкирский фольклор включает в себя песни, кулямасы, байты
и другие жанры.
Непрерывно развивающееся и обогащающееся устное поэтическое
творчество послужило источником и питательной почвой для башкирской
литературы, во многом определило ее начальное развитие.
Народная музыка
Самобытна и богата музыкальная культура башкир. Ее формирование
происходило на протяжении многих столетий.
У башкир отмечаются различные жанры музыкального фольклора.
Известный музыкальный фольклорист Л. П. Атанова делит их на две боль-
шие группы. К первой группе она относит кубаиры и байты, содержащие
большой текстовый материал. Музыкальная сторона, как отмечает Л. П. Ата-
нова, в них играет подчиненную роль.
Наиболее древний жанр башкирского фольклора — кубаир обычно
сопровождался напевом, близким к речевым интонациям. Л. Н. Лебедин-
ский, знаток и собиратель башкирских песен, писал: «...сам мелодический
рисунок напева кубаира, в особенности же его ритм, прямо указывают на
то, что кубаиры исполнялись под звуки домбры».
К этой группе относятся древние сказания «Ку?ый Курпэс менэн
Маян1гылыу», «Алпамыша менэн БарсынЬылыу», «Акбу?ат» и др., быто-
вавшие в форме иртэков и кубаиров.
При исполнении народного эпоса улавливаются некоторые музыкаль-
но-поэтические закономерности. Поэтический текст кубаиров «сказы-
вается» нараспев. Ритмика короткой, речитативного склада мелодии
кубаиров подчинена метрике семисложного «кубаирского стиха».
270


Кубаиры и возникшие позднее
байты связаны с сольной исполни-
тельской традицией народных пев-
цов-сэсэнов, основу которой со-
ставляет импровизационность.
Можно предположить, что каждый
сэсэн при исполнении различных
сказаний пользовался одним или
несколькими излюбленными моти-
вами.
Байты, как и кубаиры, испол-
няются речитативом нараспев, но
напевы более разнообразны и ин-
дивидуализированы, имеют в ос-
нове своей определенную мело-
дическую ячейку.
Вторую группу музыкального
фольклора составляют народные
песни и наигрыши.
Черты национального харак-
тера башкирского народа, само-
бытные особенности его песенной Исполнитель народных песен
культуры нашли наиболее полное А. Султанов
выражение в протяжных песнях—
о?он-кей. Узун-кюй — музыкальная классика башкирского народа. Типы
протяжных песен разнообразны. Значителен как по количеству, так и по
своей художественной ценности слой исторических песен. Широта, мело-
дическая яркость сочетаются в узун-кюй с высокими поэтическими до-
стоинствами ее содержания. В основе сюжетов исторических песен —
конкретные явления, судьба народа, рода или племени, отдельных
исторических личностей. В них поется о единстве племен и родов, о па-
губности разорения и междоусобиц, о защите Родины («Урал», «Семи-
род», «Искендер», «Султанбек», «Боягым-хан»).
Среди них — песни об Азовском походе Петра I, в котором принимала
участие башкирская конница, песни о Пугачеве и его сподвижнике Сала-
вате Юлаеве, песни о событиях Отечественной войны 1812 года.
Одной из наиболее ранних является старинная патриотическая песня
«Урал», где воспевание Урала, родины башкир, переплетается с глубо-
кими раздумьями о судьбах Отчизны, с мотивами борьбы.
Урал ты мой, когда в лесах твоих
Срезают прут, чтоб погонять коня,
Батыров кровь, погибших за народ,
Из-под ножа стекает у меня.
Не позднее XVIII в. возникает новый пласт исторических песен,
в которых патриотическая тема Родины и народного единства сплетается
271


с гневными мотивами протеста и борьбы с угнетением и колонизацией
(«Разорение», «Колой-кантон», «Тевкелев» и др.).
Тексты и напевы подобных песен насыщены драматизмом. В них
рисуются образы угнетателей и насильников народа, выражается народ-
ная ненависть.
Отразилась в исторических песнях этого периода тема тоски по Роди-
не. Герои песен — вполне реальные люди, оставшиеся в памяти народной
как смелые, непокорные властям борцы за правое дело («Буранбай»,
«Бииш» и др.).
Среди песен, посвященных событиям Отечественной войны 1812 года,
наиболее значительны «Эскадрон», «Вторая армия — Икенсе эрме»,
«Ерэн -кашка», «Любизар», «Песня о Кутузове» и т. д. Песня «Кахым-
туря» сложена о молодом, отважном начальнике отряда — герое Отече-
ственной войны 1812 года.
Большой популярностью среди башкир пользуется песня «Караван-
сарай». После 1812 г. царское правительство разрешило башкирам пост-
роить в Оренбурге благоустроенный постоялый двор с мечетью и медресе,
своего рода национальный культурный центр. Был проведен всенародный
сбор пожертвований, тысячи башкир приняли участие в его строитель-
стве. Большой сад был усажен деревьями, привезенными из лесов всей
Башкирии. Однако после окончания строительства «Караван-сарай» был
занят частично под канцелярию башкирского войска, частично под ка-
зармы.
Башкирским народом сложено много лирических протяжных песен
о тяжелой доле женщины, среди них широко распространены «Шауря»,
«Гильмияза», «Таштугай», «Зюльхизя», «Мадинакай», «Ашкадар», «Зуль-
хабиря» и др. Напевы их богато орнаментированы внутрислого-выми
распевами, исполнение требует вокальной виртуозности.
Среди бытовых жанровых песен большое место занимают скорые
песни — кы<;ка-кей. Они выражают оптимизм народа, претворяющийся
в быстрой песне танцевального характера, иногда бодрой, молодецки
удалой, иногда иронической, иногда веселой, шутливой.
Самая популярная — «Иряндык» — старинная охотничья песня,
известная и как инструментальный наигрыш.
В последние годы в музыкальном творчестве башкир снова получили
распространение кубаиры и такмаки.
Народные музыкальные инструменты
Экономический и социально-бытовой уклад оказывал воздействие
и на музыкальную культуру башкирского народа. Так, простота конструк-
ции и доступность материала, из которого изготавливается курай, способ-
ствовали его популярности в народе.
Язычковый музыкальный инструмент — кумыз / кубыз — встречался
не только в домашнем музицировании, но и при проведении народных
игр, таких, как «Воронья каша» (в некоторых регионах он известен под
названием «Праздник грачей», «Кукушкин чай») и др.
272


Курай с футляром
На струнном щипковом инструменте — башкирской думбыре —
в давние времена играли сказители-сэсэны. Под аккомпанемент думбыры
они в кубаирах прославляли подвиги батыров, воспевали красоту родной
земли, бичевали царских прислужников, призывали к борьбе против соци-
ального и колониального гнета, по сути являлись совестью народа. Видимо,
поэтому их творчество подвергалось гонению и явилось одной из причин
исчезновения думбыры на территории Башкортостана в начале XX в.
Кыл-кумыз (смычковой) и дунгур (ударный), а также сигнальный
инструмент сорнай упоминаются в фольклорных источниках башкир.
Так, на звуки сорная народ собирался на йыйыны — народные праздники
или когда Родине угрожала опасность.
Курай — коренной житель Башкортостана, и вобрал он в себя много-
вековую историю народа — своего создателя. О древности курая говорит,
например, такой факт: башкирская народная мелодия «Звенящие журав-
ли», исполняемая только на курае, имеет более чем 1000-летнюю историю.
Об этом же свидетельствуют упоминания о курае в древних башкир-
ских эпосах «Акбузат», «Кара-Юрга», «Заятуляк и Хыухылу», «Кунгыр-
Буга» и др.
Традиционный курай изготавливается из полого стебля зонтичного
растения, которое также называется курай. В военно-походных условиях
применялся металлический курай. С 1976 г. народным мастером Вакилем
Шакировичем Шугаюповым изготавливается курай из деревянного
шпона, установленный с помощью камертона в натуральном строе на
определенную тональность.
Интонационный диапазон курая необычайно широк. В нем грусть и
радость, сила и хрупкость, нежная лирика и эпическая возвышенность.
В традиционном исполнении обязательно присутствует грудной гортан-
ной звук, который создает оригинальный фон и придает напеву свое-
образие. Развитие башкирского народного мелоса и совершенствование
исполнительного искусства на курае теснейшим образом взаимосвязаны.
Выдающиеся кураисты были и прекрасным импровизаторами, в своем
роде летописцами истории народа, в то же время при исполнении лучших
образцов музыкального творчества предшествующих поколений
совершенствовалось и прибавлялось мастерство, открывались все новые
и новые возможности инструмента. Из поколения в поколение искусство
273


игры на курае бережно хранилось и передавалось народом. Известны име-
на выдающихся кураистов-импровизаторов — основателей различных
направлений в истории искусства игры на курае — Кубагуш-сэсэн
(XV—XVI вв.), Баик-сэсэн (1710—1814), И. Мырзакаев (1800—1877),
Г. Аргынбаев (1865—1921), Ю. Исянбаев (1891—1943), X. Ахметов (1914—
1993) и др.
О происхождении кумыза / кубыза в народе сложена легенда:
«Однажды бедный пастух-сирота Бикбай смастерил себе кумыз из клена
и научился играть на нем плясовые мелодии. Когда молодежь выезжала
в поле, плясала под его кумыз... Как-то Бикбая пригласили на йыйын.
Когда он играл на кумызе, то все девушки плясали под его музыку,
а старшая дочь бая Гульсум непрерывно на него смотрела. Бикбаю тоже
нравилась эта девушка. В знак своего расположения он подарил ей свой
кумыз». В легенде говорится об инструменте из клена, но мало кто знает,
что в Башкортостане в прошлом кумыз изготавливался из гусиного пера,
гусиной косточки и даже из верблюжьего копыта.
Бытует в Башкортостане две разновидности кумыза / кубыза: деревян-
ный и металлический. Деревянный кумыз особенно популярен в северо-
восточных районах Башкортостана. Металлический может иметь дугооб-
разную, прямоугольную, трапециевидную форму.
У башкир кумыз обычно считался детским или женским инструмен-
том. Собираясь на «аулак», женщины обычно брали с собой кумыз и тайком
музицировали на нем. Тихое звучание инструмента давало возможность
играть, не привлекая внимания посторонних. Игра на кумызе может соче-
таться с различным составом инструментов. Характерен ансамбль кумыза
с дунгуром, а также с подносом, на котором выбивается определенный рит-
мический рисунок при помощи наперстков, надетых на пальцы. При этом
дополнительный аккомпанемент издают монеты на нагруднике, на косах
участниц ансамбля.
В последние годы в Башкортостане стали создаваться оригинальные
образцы кумызов / кубызов. Усовершенствованные инструменты мастера
Р. Загретдинова обладают широким диапазоном. На них, кроме исполне-
ния мелодий, возможны многообразные подражательные и имитацион-
ные приемы с усложненными ладово-ритмическими рисунками. Другой
мастер — И. Туймакаев — изобрел целый ряд самозвучащих инструмен-
тов. Оригинальный внешний вид, прекрасный дизайн, необыкновенная
легкость овладения игрой и в то же время невозможность уложить
инструменты в рамках общепринятой классификации — вот характерис-
тика творчества мастера из Зианчуринского района. Р. Загретдинов и
И. Туймакаев не одиноки в своих исканиях. Изготовлением кумызов
занимаются М. Давлетбаев из г. Салавата, М. Махмутов из Бурзянского
района, А. Рысбаев из г. Дюртюли, отец и сын Янгировы из Илишевского
района и многие другие.
Около 100 лет назад русский исследователь С. Г. Рыбаков впервые
увидел в башкирском селе гармонь. Широко распространена гармоника
в западном, северо-западном, северо-восточном регионах республики,
а также у пермских и мензелинских башкир.
В музыкальном инструментарии башкирского народа вместе с кураем,
кумызом / кубызом и гармоникой хорошо уживаются мандолина и скрипка.
274


Корни музицирования на них уходят в глубокую древность — к думбыре
и кыл-кумызу. Возможно трудно было самодельной думбыре соперничать
с фабричной мандолиной, тем не менее любовь и бережное отношение к
своему прошлому не позволили народу забыть свои характерные
инструменты. Так началось восстановление думбыры.
Конечно, исполнители прошлых веков с трудом бы узнали в той
лакированной красавице, которую сделал мастер, заслуженный деятель
искусств Башкортостана В. Шугаюпов, старинный инструмент сэсэнов,
а ведь кроме него свой вариант думбыры представил и А. Кубагушев.
Комиссия Уфимского государственного института искусств рекомендо-
вала к выпуску думбыру В. Шугаюпова.
Другой струнный инструмент — кыл-кумыз — является древним род-
ственником скрипки; только при игре он не прикладывается к плечу,
а ставится вертикально на колено. Кыл-кумыз сегодня почти не встреча-
ется в музыкальном быту башкир, его заменила скрипка, которую многие
пожилые исполнители держат вертикально, подобно старинному прото-
типу. Сейчас башкирскими мастерами ведется работа по восстановлению
этого музыкального инструмента. Так, на выставке башкирских народных
музыкальных инструментов в 1988 г. был показан изготовленный В. Шу-
гаюповым опытный образец кыл-кумыза. А в макете кыл-кумыза,
который сделал пожилой скрипач М. Кильмухаметов из Мечетлинского
района, есть все, чтобы считать его далеким предком скрипки.
Необычные конструкции, которым пока нет названия, придумывает
мастер Н. Лузин из Чишминского района, оригинальные кумызы — мастер
Г. Габдулхаков из г. Туймазы. Звучит со сцены старинный сорнай, восста-
новленный уфимцем Б. Исанчуриным.
Последние годы отмечены возрастанием интереса к истории и фольк-
лору. Выступления певцов, кураистов, исполнителей на гармониках,
думбыре, многочисленных инструментальных ансамблей показали стрем-
ление к сохранению традиций народного исполнительного искусства,
национального инструментария на современном этапе.
Народная хореография башкир
Особенности хозяйственной жизни и быта башкир, образное восприя-
тие ими окружающей природы, древние верования и обряды нашли
отражение в хореографическом искусстве. Тематика танцев была разно-
образной: охотничьи, воинственные, трудовые, свадебные и др.
Как в мужском, так и женском танцах прослеживается подражатель-
ная основа плясовых движений. В мужских охотничье-воинственных тан-
цах исполнители подражали топоту конских копыт, моментам объездки,
джигитовки, скачек, иноходи, бегу, различным движениям коня и поведе-
нию всадника. Степные боевые традиции кочевников закрепили в народ-
ной хореографии башкир воинственность, скульптурность поз, фиксиро-
ванные жесты, мужественную осанку.
Воинственные танцы были неотъемлемой частью праздников йыйын,
майдан, на которых состязались лучшие певцы, сказители, музыканты,
танцоры. Талантливые сказители-сэсэны и пели, и танцевали, одновре-
менно рассказывая собравшимся эпические произведения или легенды.
275


Коллективный женский танец.
1970-е гг.
Исполнители эпоса посред-
ством песнеплясок передава-
ли молодым историю своего
рода, образно описывая под-
виги, борьбу и смерть раз-
личных героев. Еще в 70-х гг.
XVIII в. подобные представ-
ления наблюдал И. И. Ле-
пехин. В женских плясках
изображались различные тру-
довые процессы: дойка ко-
былиц, сбор ягод, обработка
шерсти, прядение, наматы-
вание нити в клубок, сбива-
ние масла, приготовление
кумыса и др. Исполняя руками различные движения, женщины одновре-
менно притопывали, мелко перебирая ногами. В женских танцах дроби
исполнялись более мягко, без прыжков.
Наиболее развитыми формами хореографии были одиночные танцы:
охотничьи, воинственные, эпические («Ьунарсы» — «Охотник», «Кара
K>pFa» — «Вороной иноходец», «Ак!гак кола» — «Хромой конь»); трудовые
(«Орсак илэу» — «Прядение»); свадебные («Киленсэк» — «Невестка»,
«Йыуаса» — «Свадебный гостинец», «Айыу туны» — «Медвежья шуба»);
игровые («Кы??ар бейеуе» — «Девичий танец», «Ецгэщэр бейеуе» —
«Женский танец», «Карттар бейеуе» — «Танец стариков»). Широко
были распространены и дуэтные танцы — соревнования, исполнявшиеся
на праздниках и свадьбах («Карты бейеу» — «Лицом к лицу»), танцы
трио («&с букэн» — «Три пня»).
Основой построения коллективных танцев являлся чаще всего замкну-
тый круг, в котором держались за руки («Туцэрэк уйыны» — «Круговой
танец»). Бытовали также линейные пляски («Тула ба<;ыу» — «Приготов-
ление сукна», «Киндер уйыны» — «Смягчение конопляной ткани», «Пар-
лы бейеу» — «Танцевать парами»). Танцы имели четкую структуру: на
первую половину мелодии исполнялись движения по кругу против хода
солнца, на вторую — различные дроби. На этих движениях были осно-
ваны и обрядовые пляски, связанные с языческими верованиями башкир.
Отражением культа птиц были пляски «KapFa бутка1гы» — «Воронья
каша», «Кэкук» — «Кукушка», «Кор уйыны» — «Глухариная игра», «Ку-
гэрсен» — «Голубь»; плясовые игры «Аккош» — «Лебедь», «Инэ кош» —
«Мать-птица», «Ка? инэ!ге» — «Мать-гусыня», «CdMpeFoiu» — «Птица
Самрау» исполнялись в составе различных ритуальных обрядов.
Среди обрядовых большое место занимали свадебные «Кврэгэ бейе-
теу» — «Пляска с кадкой», «Сецлэу» — «Жалобы невесты», «Айыу туны» —
«Медвежья шуба», «Килен бейеуе» — «Танец невестки» и др. В них отра-
жены мотивы соперничества роднящихся сторон, уважительное отношение
к новому члену рода — молодой невестке и в целом мировоззрение
народа, играющее важную роль в жизни общества.
276


По своей форме и тематике башкирские танцы подразделяются на:
а) историко-героические: «Северные амуры», «Караван-сарай», «Медный
каблук», «Маршрут», «Перовский», «Церемониальный марш», «Гвардейцы»,
«Баик» и др.; б) трудовые: «На колхозной ферме», «Косари», «Влюблен-
ные строители», «Лесная симфония», «Охотник»; в) бытовые: «Бишбар-
мак», «Танец горного орла» и др.; г) юмористические: «Три брата», «Сыновья
Тимербая», «Подарок», «Проказницы», «Сонайым» и др.; д) игровые,
лирические: «Встречи у ручья», «Бурзяночка», «Загида», «Зарифа», «Семь
девушек», «Гульназира», «Наза» и др.
Мужские танцы исполняются вольно, свободно, темпераментно. В них
чувствуется полет, устремленность ввысь. Характерны позы рук мужчин.
Во время исполнения различных движений руки танцора или высоко
вскинуты в стороны вверх, или вытянуты перед собой. Эти позы могли
возникнуть в древности из подражания скачкам, понуканию коня, подер-
гиванию поводьев, размахиванию плетью.
Скотоводческий быт, кочевой образ жизни, охота, войны — все это не
могло не отразиться в башкирских танцах. Башкир-охотник, воин, отлич-
ный наездник хорошо и полно представлен в устном народном творче-
стве. Лучшим другом джигита в башкирском эпосе является конь. Осо-
бенно популярен образ Куктулпара — коня, летающего выше облаков.
В башкирских сказках конь также неразлучный друг героя. Без коня
немыслим башкир — защитник родины, смелый воин. Все это находит
своеобразное выражение в башкирских мужских танцах.
Боевые традиции кочевников, а также борьба башкир против феодаль-
ного и колониального гнета закрепили в народных танцах воинственность
поз, мужественную осанку, устойчивые жесты, строгую ритмику, энер-
гичные дроби.
Наиболее популярными мужскими танцами в начале XX в. были
«Перовский», «Охотник», «Тимербай». Они отражают воинственность,
охотничьи навыки башкир. В них встречаются такие движения, как
выслеживание добычи, рубка саблей, выстрелы из лука, удары плетью,
езда на коне. Возможно, в связи с тем, что башкиры охотились с ловчими
птицами — соколами, ястребами, беркутами, в танцах встречаются дви-
жения, подражающие полету птиц.
Народ бережно хранит устные предания о любимом герое Салавате
Юлаеве. Его легендарная жизнь и подвиги воспеты в народных кубаирах,
байтах, песнях и танцах. С одной стороны, это бесстрашный воин, готовый
погибнуть за счастье народа, с другой — мечтательный поэт. Эти наибо-
лее типичные черты башкирского мужского характера: воинственность,
смелость в сочетании с поэтической одухотворенностью — нашли плас-
тическое отражение в танцах.
В качестве примера можно привести мужской танец «Байьж» («Баик»).
Это песнепляска, исполнявшаяся в прошлом в составе эпических
сказаний. Танцор рассказывал, пел и телодвижениями изображал подвиг
башкирских батыров-воинов. Впоследствии, когда танец выделился в само-
стоятельный жанр, он не утратил связи с рассказом бывалого старого
воина о былом удальстве. В различных вариантах танца встречаются
такие движения, как удары пятками ног в знак готовности исполнения
приказа, отдавания чести. Заложив руку за спину, исполнитель идет по
277


кругу простыми шагами. Он внимательно поглядывает на собравшихся,
желая убедиться, что его действительно хотят выслушать. Остановившись
лицом к зрителям, танцор подбоченивается, принимая горделивую осанку.
Исполнитель начинает танец, доверительно глядя на собравшихся. Он
идет вперед переменным ходом, слегка подчеркивая ход движением
то правого, то левого плеча. Затем заносит было ногу для виртуозного па,
но вдруг застывает, будто вспоминая что-то очень важное; вспомнив,
продолжает танцевальный рассказ четким перебором дробей — подражая
ходу своего верного коня. Лукаво подмигнув кому-то, танцор-сэсэн идет
по кругу, откидывая полы зиляна то левой, то правой рукой. Затем,
подняв локоть левой руки, гордо вскинув голову влево, исполнитель резко
поднимается на полупальцы и, выдержав паузу, двигается по диагонали
влево, ударяя ступнями ног друг об друга. При каждом ударе правой ступ-
ней левая отскакивает на небольшое расстояние, корпус неподвижен,
танцор движется без прыжков, плавно, лишь звонкие удары подкованных
каблуков говорят об энергичных движениях ног. Затем танцор резко опус-
кает руки, обращая лицо к зрителям, и делает два маршевых шага вперед,
завершая движение громкой дробью — тыпырлау.
Вдруг он растерянно приседает на месте. Вот он идет ковыляющей
походкой по авансцене, косолапя то правой, то левой ногой. Руками
отбрасывает полы зиляна назад, чтобы быстрее умерить жару, высушить
пот. Затем исполняет дробь, продвигаясь вправо и потряхивая правой
полой зиляна.
«Эллэ-лэ-лэ! Бирешмэ!» — восклицает исполнитель и бежит по кругу.
Продолжая джигитовку, танцор исполняет ход назад, энергично, ударяя
пятками о пол. Затем исполняет громкие дроби в повороте, на конец
мелодии, подняв правую ногу, резко опускает ее. Движение подчеркивает
корпусом, который также сначала выпрямляется, затем резко склоняется,
правая рука резким взмахом опускается вниз (на уровень колена правой
ноги), левая чуть откинута в сторону.
Мужские танцы исполняются под аккомпанемент курая.
Женские танцы существенно отличаются от мужских как по вырази-
тельным средствам, так и по манере исполнения.
Если в мужских танцах прослеживается полетность, устремленность
ввысь, то в женских плясках, наоборот, все движения исполняются плав-
но, спокойно. В женских танцах, как правило, отсутствуют прыжковые
движения. Основную смысловую нагрузку в женских танцах несут руки.
Различные трудовые процессы отображает такое движение, как щелчки
пальцами. Это танцевальное движение может означать и сбор ягод, и дойку
кобылиц, и обработку шерсти, и прядение. Элементы женского труда,
отражающие скотоводческую жизнь башкир, встречаются во всех жен-
ских плясках. Башкирские женщины изображают в танцах приготовле-
ние айрана, кумыса, сбивание масла.
Одно движение отделяется от другого круговыми ходами. В башкир-
ских танцах изобилуют такие движения, как щелчки пальцами, игра
плечами, засучивание рукавов. В плясках наблюдается сочетание плавно-
го легкого хода с четкими дробями в центре площади. Темп башкирских
женских плясок умеренный. Ритм движений рук замедленный.
278


Женские пляски исполнялись под аккомпанемент кубыза, курая, стук
ведра, подноса, под голосовое сопровождение.
В качестве примера можно привести женские танцы «Киндер тук-
мау» — «Битье конопляной ткани», «Килен бейеуе» — «Танец невестки»
и «Эбещэр бейеуе» — «Танец бабушек», отражающие всю специфику
женского танца башкир.
В танце «Киндер тукмау» две девушки-исполнительницы били коло-
тушкой по конопляной ткани, две другие девушки тянули рулон ткани,
заворачивая смягченную ткань, остальные плясали и пели обрядовую
песню «Киндер квйв».
Киндер тукма, киндер тукма,
Бврсвктэре калма1илн,
AFau-эне, ап1гьшдар^ыц
Куцелдэре калма1гын.
Элилэу, элилэу генэйем,
Элилэу, элилэу генэйем.
Удары были ритмичными, под эти ритмы можно было исполнять
различные движения. Обычно танцевали по два-три участника. Остальные
пели, ожидая приглашения на танец. Кто не умел музыкально выводить
ритмы, того не сажали к бревну. Основные движения в танцах — раз-
личные дроби в такт звукам колотушек.
Киндер тукма, киндер тукма, Щкэ тешерербе? йырлап.
Тауышы KumheH Эй буйлап. Элилэу, элилэу генэйем,
Айырыюас, haFbUiFanga, Элилэу, элилэу генэйем.
Если в танце «Киндер тукмау» можно отметить ритмичность, дроб-
ность, то плавность, грациозность башкирского женского танца можно
заметить в танце «Килен бейеуе» — «Танец невестки».
Танец невестки исполнялся во время свадьбы на стороне родителей
жениха. Башкиры справедливо считали, что во время исполнения танца
человек проявляет свой характер, внутренний мир, эмоциональность, тем-
перамент; считалось, что можно определить по движениям молодухи, какова
она будет в жизни — трудолюбивой, умелой, покладистой или ленивой,
неспособной к ведению хозяйства. Если девушка танцевала плавно, легко,
быстро, четко дробила ногами, мастерски координировала движения голо-
вы, корпуса, рук, ног, танцевала эмоционально, в то же время скромно,
танец получал высшие похвалы. Родственники, восхищенные ее танцем,
непосредственно во время его исполнения выходили один за другим в круг
и громко оглашали свои дары невестке, предварительно осыпав ее комп-
лиментами, одобрительными словами. Например: «Как мелко перебирает
ножками! Будет невестка работящая! Дарю невестки две лошади!» Или:
«Сердце радуется танцу невестки. Дарю корову!» Невестка танцует, при-
крывая платком лицо. Платок иногда опускали так, что невестка могла
видеть только пол.
Особой мягкостью, грациозностью, мастерством отличались танцы
пожилых женщин.
279


Пожилые женщины были хранительницами старины. Они очень серь-
езно относились к обучению молодого поколения песням, танцам, поведе-
нию на праздниках, семейных торжествах. Не считалось зазорным танце-
вать старшим женщинам на больших общественных праздниках, семейных
торжествах. Напротив, в основном искусные женщины старшего поко-
ления пользовались большим уважением, равно как и большей свободой
в условиях усиливающегося влияния ислама. Придавая большое значение
своей педагогической миссии, женщины стремились к совершенствованию
своего мастерства в песне, устном поэтическом творчестве, народном
танце. Зная, что заученное в детстве запоминается на всю жизнь, женщи-
ны показывали детям игры, рассказывали им сказки, легенды, эпические
повествования. Искусство не было уделом избранных. Каждый человек
был хранителем своих народных традиций, испытывал причастность
к своей культуре.
Основное внимание женщины уделяли мягкости хода (ойотоп йвреу,
ойота ба$ыу, ойотоп бейеу), правильному, четкому исполнению дробей,
которые также исполнялись без прыжков. Переменный ход — йврвшлэу
женщина исполняла на полных ступнях на половинную часть музыки. На
вторую половину мелодии танцовщица исполняла дробь — тыпырлау
с продвижением по линии вправо, затем по линии влево. Держа концы
шали в руках женщины перекладывали шаль то влево, то вправо. Корпус
всегда прямой, спокойный. На второй крут женщины обычно прибавляли
темп, мелко и быстро перебирая ногами.
В танцах часто исполнялись повороты на месте, сначала через правое,
затем через левое плечо. Причем при повороте вправо, женщины играли
правым плечом, положив на пояс правую руку; при повороте влево —
играли левым плечом, подбоченившись левой рукой. Концы шали они все
время держали в руках.
Башкирский народный орнамент
Каждый народ имел свои орнаменты, тесно связанные с особенностями
национальной традиции, уровнем культуры, — варианты: упрощение ло-
тосного орнамента, орнамент в виде «бегущих волн», ряда сердцевидных
фигур, своеобразное сочетание пальметки и сердцевидной фигуры
с «бегущими волнами», иногда с опрокинутым гребнем.
Вторая группа орнаментальных мотивов теснейшим образом связана
с S-образной фигурой, фигурой в виде знака интеграла, которая
употребляется как резной орнамент при украшении столов и оконных
ставней.
Этих элементов было совершенно достаточно, чтобы получить те
своеобразные, гармонически построенные сложные и красочные компо-
зиции.
Орнаментика эта наиболее оригинальна и характерна для башкир-
ского искусства, и ее корни уходят глубоко в древность. Это искусство
питалось теми же источниками, что и искусство древнего населения
Горного Алтая середины I тысячелетия до н. э., так как там имеются пора-
зительные аналоги с перечисленными выше элементами башкирского
280


и казахского национального орна-
мента, выполненного в технике ап-
пликации.
Вышитый нитками орнамент был
трех типов: тамбурный, гладевый,
с косой наклонной стежкой, реже
петельчатый.
Одежда башкир редко украша-
лась вышивками. Это объясняется
тем, что в древности башкиры но-
сили одежды преимущественно ме-
ховые, валяные из шерсти или из
домотканого сукна, от которых за-
тем перешли к ярким цветным фаб-
ричным материям. Впрочем, в тот
переходный период, когда они но- Шаршау (занавесь)
сили одежды из белых домотканых
материй (из крапивного или конопляного холста), последние украшались
вышивкой, но она не занимала такого выдающегося места, как на одеждах
мари, удмуртов, чувашей или южных хантов, например, женские сорочки
которых богато расшивались многоцветными узорами. Относительная
бедность шитого башкирского орнамента была не столько качественная,
сколько количественная и зависела не от отсутствия эстетического чув-
ства или вкуса, которые у башкир были развиты настолько, что могли
удовлетворить самые изысканные требования; одна из причин относи-
тельной бедности башкирского шитого орнамента заключалась, по-
видимому, в том, что башкирки, при большом удельном весе в их хозяй-
стве скотоводства, даже зимой не имели столько досуга, как женщины
исконных земледельцев или рыболовов, которые многие месяцы в году
затрачивали на сучение ниток, тканье и вышивание. Тем не менее баш-
кирки, главным образом девушки, занимались вышиванием, и образцы их
работ сохранились на сергетыш, янсык, Ьарауыс, тас;тарбаш, тушел-
дерек, нама?лык и т. п.
Геометрические орнаменты, встречавшиеся на концах полотенец и на
коврах (балск;), определяются техникой изготовления тканьем. Тканье на
стенах по рисунку представляет собой или чередующиеся разноцветные
полосы, или сочетание различных геометрических фигур: квадратов,
прямоугольников, ромбов.
Башкирское народное зодчество
Главной темой башкирского народного зодчества на протяжении всей
его истории было жилище. Оно было первым по своей значимости и по
древности своего возникновения строительным объектом. Косвенным
источником для выяснения состояния материальной культуры башкир
в прошлом являются богатые памятники их устного народного творче-
ства. В них запечатлены многие стороны жизни народа, в том числе и его
зодчество.
281


В народном эпосе не-
мало указаний на то, что
домостроение как явле-
ние культуры и отрасль
народного творчества
возникло у башкир очень
давно. Некоторые фоль-
клорные материалы, ос-
вещая отдельные сторо-
ны строительной деятель-
ности, тесно связывают
их с конкретным исто-
рическими событиями.
Так, в эпосе «Алпамы-
Народная архитектура ша>>- рассказывающем о
временах междоусобной
борьбы между ханами, господствовавшими над отдельными частями Баш-
кирии до присоединения башкир к Русскому государству, словами героя,
сына пастуха, говорится:
Для игры прямой курай
Я сам срежу, отец.
Если нужен будет дом,
Я выстрою его сам, отец.
Старинные народные сказания и песни тех времен, изображая по-
стройки, четко разграничивают летние жилища — тирмэ (юрта) от зимних
изб — ей. Они рассказывают, что дома имели высокое крыльцо, были
связаны с садом и двором, покрытым зеленым ковром травы. Документы
свидетельствуют о том, что многие строительные термины, бытующие в
наши дни, были известны и в давно прошедшие времена. Таковы тер-
мины, обозначающие отдельные части здания: ниргэ, кутэрмэ, ниге?,
тубе и др. Соответственно имущественному и социальному расслоению
населения на бедных и богатых их постройки отличались друг от друга.
Наряду с примитивными хижинами бедных слоев населения были жили-
ща богатых семей и дворцы ханов — hapau. Зодчество в своих памят-
никах ярко отражало существующее экономическое неравенство.
Вместе с тем следует отметить, что начало строительства любого дома
сопровождалось обрядовыми действиями, связанными с закапыванием
под фундамент монет, клока шерсти, молочного продукта, направленными
на обеспечение дому благополучия и счастья.
Основным строительным материалом в крае с древнейших времен
было дерево. Вследствие этого архитектурные памятники сравнительно
быстро исчезали, а сохранившиеся единичные постройки относятся
к началу XIX в. и более позднему времени.
Наиболее распространенным простейшим типом сельского жилища
у башкир в прошлом и в настоящее время является дурт мейешле ей, что
в переводе означает четырехугольный дом. В этом названии, бытующем
282


и в наши дни, продолжает жить отголосок далекой старины — тех времен,
когда впервые появились многогранные постройки, которые в отличие от
существующих до них безутлых (круглых) стали называться по числу
своих углов.
Несмотря на ограниченность типов сооружений, весьма примечатель-
ным было впечатление разнообразия и неповторимости застройки поселе-
ний. Мастера плотницкого дела, осуществлявшие постройку, стремились
придать каждому объекту индивидуальные черты. Достигалось это неко-
торым варьированием конструктивных элементов и декорированием
фасадов. В качестве основного средства декора применялись резьба.
Простыми, а иногда довольно сложными узорами украшались наличники
окон, ставни, фризовые доски, фронтоны, слуховые окна.
В домах, рубленных в XIX в., наличники окон декорировали весьма
скромно. Применялись, в основном, два мотива: ромб или крут как
символическое изображение восходящего солнца. Наибольшее примене-
ние получили S-образные завитки, сравниваемые с изгибом лебединой
шеи и осуществляемые в самых различных комбинациях. Нередко
S-образная фигура получает дополнительные завитки.
В процессе длительного развития четырехстенный дом, как и другие
типы, постоянно видоизменялся и улучшался. Изучая постройки двухсот-
летней давности, нетрудно установить, что наибольшую эволюцию претер-
пела внутренняя структура и значительно меньшую — конструктивная
основа и внешний облик.
Архитектурные качества народного жилища вообще, и башкирского
в частности, проявляются прежде всего во внутреннем устройстве. Внут-
ренняя структура башкирского дома, имея некоторые общие моменты
с устройством домов этого типа у других народов, в то же время отлича-
лась своими неповторимыми и отличительными чертами, исходящими из
конкретных условий.
Наряду с другими, чисто бытовыми причинами, определяющее дейст-
вие на планировку башкирских жилищ оказал ислам. На протяжении
столетий мусульманская религия устанавливала правила поведения
народа. Одним из его требований было разделение жилища на мужскую и
женскую половины с изоляцией последних. Планировочный принцип,
обусловленный этим правилом, был одинаково обязательным для всех
типов жилых домов.
Разделение единого объема четырехстенного дома достигалось двоя-
ким способом: в одном случае создавались два самостоятельных входа
в дом, в другом при одном общем входе устраивался внутри специальный
проход-коридор в женскую половину, совмещенную с кухней. Для всех
типов башкирских жилищ было характерно занятие всей передней части
дома нарами шириной 1,4 — 1,6 метра.
Декоративно-прикладное искусство
Географические условия и хозяйственная деятельность, сложность
этнической и политической истории, территориально-племенные особен-
ности в культуре и бытовом укладе нашли отражение в богатстве и мно-
гообразии форм башкирского народного изобразительного искусства.
283


Резьба и роспись по дереву, тиснение на коже и ювелирное дело, вышив-
ка и аппликация, ковроделие и художественное ткачество, изготовление
украшений из кораллов, бисера и монет, узорная вязка — таковы наибо-
лее характерные формы башкирского народного декоративно-приклад-
ного искусства.
Многие изделия из дерева получили декоративное оформление, но с осо-
бенной тщательностью отделывались бытовые предметы: деревянная
утварь, подсвечники, шкатулки, футляры для курая, посохи, подставки для
сундуков и постельных принадлежностей, кухонные шкафчики, иногда
орудия прядения и ткачества. Употреблялись в быту башкир и берестяные
изделия: посуда для хранения меда и масла, различного рода короба и
корзины, колыбели, некоторые инструменты ткачества и пчеловодства.
Детские колыбели, туески, корзины для ягод орнаментировались неслож-
ной резьбой, шитьем или аппликацией. Часто орнаментировались хомуты,
дуги, седла, т. е. предметы, связанные с убранством коня, имевшего боль-
шое значение в повседневной жизни башкира и поэтому пользовавшегося
всегда его заботой и любовью. По достоинствам коня, по качеству и отдел-
ке оружия судили о самом батыре. Поэтому декоративному оформлению
боевого и охотничьего оружия (сабля, щит, лук, стрелы) и снаряжения
придавалось первостепенное значение.
Лучшие народные мастера трудились над изготовлением и декоратив-
ным оформлением воинского снаряжения и предметов убранства верхо-
вого коня. Верховой конь являлся у башкир основным средством передви-
жения. Верхом на лошади ездили мужчины и женщины, взрослые и дети.
Последних приручали к верховой езде с раннего возраста — с 2—3 лет.
Верховая езда на лошади достигала совершенства с изобретением
жесткого седла и с появлением стремян.
Башкирское седло по конструкции мало отличается от седел других
тюркских кочевников. Наиболее распространенный тип седла имеет
деревянный остов из ленчика и двух лук — передней и задней. Передняя
лука делалась высокой и устанавливалась круто, почти вертикально, а зад-
няя лука была наклонной. Головка передней луки заканчивались округло
и орнаментировалась с боков резным узором. Часто ей придавали форму
птичьей головы, тогда седло своим силуэтом напоминало птицу. В основ-
ном старались декорировать переднюю луку, украшая резными узорами
или посеребренными накладками. Накладки украшались серебряной
насечкой. Орнаментировалась и задняя лука, но сдержанно, лаконично,
главным образом врезными узорами.
Различались седла мужские и женские, взрослые и детские.
Украшали серебрением и металлические стремена, различные по форме
и технике изготовления — литые, кованые, массивные и легкие, полу-
овальные и арочного вида. Были в ходу и деревянные стремена, вырезанные
из цельного корня дерева. Деревянные стремена не орнаментировались,
но совершенством формы и тщательной отделкой поверхности они хоро-
шо гармонировали с декоративным оформлением седла.
Все ременные части сбруи, кроме поводьев, украшались посеребрен-
ными металлическими накладками — пластинами разной формы
и круглыми бляхами.
284


В одном стиле со сбруей декорировалось воинское снаряжение всад-
ника: поясные ремни, колчаны и налучья, сабельные ножны и рукоятки,
различные футляры и сумы для пороха. Декор изумлял тонкой техникой
исполнения, лаконичностью и совершенством композиции узоров тисне-
ния и резьбы.
Необходимо отметить, что предметы убранства коня украшались не
только с целью создания красоты. Об этом говорится в народной песне:
Если серебряное седло
С сердоликовым передком
Ты положишь на лошадь,
То не будет порчи ее спины.
По поверью башкир, седло с серебряными украшениями охраняло
батыра и его коня от неприятностей.
Чепрак — необходимая принадлежность в убранстве коня для вер-
ховой езды. Особенно для наездниц: прежде чем установить седло, круп
лошади покрывается чепраком (сергетышем). Для праздничных, торжест-
венных выездов используют нарядный, расшитый чепрак. Он оформ-
ляется древними роговидными узорами в технике аппликации, вышивки,
с нарядной бахромой и кистями по краям и особенно по углам. У каждой
женщины был свой чепрак, она получала его в подарок, когда выходила
замуж. Шили чепрак из цветного сукна с применением бархата, сатина,
ситца и подбивали войлоком, он имел трапециевидную форму.
Кроме чепраков, декоративной вышивкой украшались праздничная и
обрядовая одежда, многочисленные предметы убранства дома. В древно-
сти вышивка выполнялась по бересте, войлоку и коже. В целом в баш-
кирской вышивке насчитывается более двух десятков различных швов.
Башкирским ткачихам были известны все приемы узорного тканья,
бытовавшие у народов Урало-Поволжья. Это техника пестряди, закладок,
браное, выборное и многоремизное тканье.
В декоративно-прикладном искусстве башкир очень популярной явля-
ется аппликация. Особенно часто украшали аппликацией одежду женщин
и детей. Вырезанные из ткани узоры нашивали на белые суконные
девичьи халаты или на чепраки женских седел. Фигуры, вырезанные из
красного, реже желтого или зеленого сукна, нашивали на задники жен-
ской обуви или по верхнему краю мужских сапог. Орнаментальные
композиции составлялись из элементов двух типов. Первые были связаны
с S-образной фигурой, которая часто использовалась башкирами и как
резной орнамент для украшения фасадов домов. Вторые состояли из
серии простых элементов, среди них ряды чередующихся треугольников
и лепестков, стреловидные фигуры, зубчатые, пилообразные линии. Этих
элементов в различных сочетаниях и вариантах было достаточно для того,
чтобы создавать сложные композиции. «Орнаментика эта наиболее ори-
гинальна и характерна для башкирского искусства, и ее корни уходят
в древность, — писал в начале XX в. автор фундаментального исследова-
ния о башкирах С. Руденко. — Это искусство питалось теми же источни-
ками, что и искусство древнего населения Горного Алтая середины I тыс.
до нашей эры, так как там имеются поразительные аналоги с перечис-
ленными элементами башкирского, казахского орнамента, выполненного
285


в технике аппликации. Особенностью башкирского орнамента является
полихромность. В яркой цветной гамме преобладают красный, желтый,
зеленый цвета, реже синий, голубой, лиловый, алый. Чередование цветов
всегда контрастное. Светотени почти не встречаются. Особенностью
колорита является активность фона, который играет едва ли не основную
роль в цветном оформлении. На излюбленном красном фоне узоры
выполняются обычно желтым и зеленым цветом, на черном — красным и
желтым. Для башкирского орнамента характерны как криволинейно-
растительные, так и геометрические узоры. Причем криволинейные
узоры связаны с техникой аппликации, свободных вышивок, тиснения по
коже, способами орнаментации металла. Геометрические мотивы обычно
выполнены тканьем, счетными швами или вязанием. Резьба по дереву
использует узоры всех типов. Башкирский орнамент является продуктом
долгого исторического развития. В нем сохраняются (консервируются)
обычаи населения различных периодов культурного развития, следы
сложных взаимодействий и взаимовлияний башкир с другими древними
племенами и народами. Смысловое значение, древняя семантика узоров
орнамента в основном забыта».
В декоративно-прикладном искусстве башкир важное место занимает
украшение кожаных изделий.
Кожаная утварь — оригинальная область материального быта, непо-
средственно связанная с кочевьями. Легкая и удобная в употреблении,
необычайно прочная, она с самого появления была рассчитана на исполь-
зование в пути. Кожаные мешки и фляги, наполненные кумысом или
айраном и навьюченные на транспортных животных (лошадь, верблюд),
стали атрибутами подвижной кочевничьей жизни. Рецепты приготовле-
ния молочных напитков, в том числе и кумыса, основаны на естественном
взбалтывании в условиях перекочевки.
Кожаную посуду в прошлом могли шить из шкур многих домашних
животных: лошади, коровы, быка, овцы, козы и др. Украшением кожаных
изделий были вышивка, аппликация. Кроме этого применялись украше-
ния из серебра, драгоценных и полудрагоценных камней. В древности
и средневековье у башкир было развито ювелирное искусство, которое
охватывало, во-первых, сферу женских украшений, во-вторых, оружие
башкира-воина.
Говоря об орнаментации кожаных изделий и ювелирном искусстве,
заметим, что об этих отраслях башкирского искусства мы можем судить
лишь по их состоянию на конец XIX — начало XX в. Ввиду распада былой
военной организации башкирского общества и периодических запретов
царского правительства, опасавшегося башкирских восстаний, иметь
башкирам кузницы, пришли в упадок кузнечное дело и вместе с ним
ювелирное искусство.
По сохранившимся ювелирным изделиям и материалам исследова-
телей XVIII—XIX вв. можно судить, что ювелирное искусство у башкир
имеет многовековые традиции.
Башкирские ювелиры издавна особое внимание уделяли украшению
оружия, конской сбруи. Применялись различные способы отделки.
Серебряная насечка по металлу была характерным приемом орна-
ментации. Пластины и бляхи с отделкой закреплялись на колчанах для
286


стрел, на передней и задней луках седла, на подпругах, нагрудниках,
уздечках, стременах. Серебряным и золотым узором украшались ножны
и рукояти сабель и ножей.
При изготовлении и отделке женских украшений использовались
различные гравировки, чеканки, штампы, вставки и др. Широко применя-
лась скань, вставки из полудрагоценных и драгоценных камней, главным
образом, из сердолика и бирюзы. Распространены были украшения из
бисера, кораллов, монет, бусин, раковин и, отчасти, из жемчуга. На брас-
леты и серьги, перстни и кольца, различные (косные, шейные, нагрудные)
подвески и застежки, пряжки и поясные накладки башкирскими масте-
рами узоры наносились гравировкой, чеканкой, штампом, чернением.
Довольно широко они применяли скань и вставки из цветного камня.
Отделочные традиции средневековых мастеров в последние годы возрож-
даются. Получили развитие изготовление колец, браслетов, подвесок
у мастеров Абзелиловского и Учалинского районов республики.
Башкирский народный костюм
Традиционный костюм — яркий определитель национальной принад-
лежности человека. Состав одежды, ее покрой, характер декора обычно
складывались в течение многих веков и были обусловлены хозяйственно-
бытовым укладом народа, его культурно-историческим развитием.
Народный костюм — ценнейший памятник народного творчества. В еди-
ный художественный ансамбль в народной одежде включалось искусство
кроя, узорного ткачества, вышивки, аппликации, обработки кожи, металла.
Стиль башкирского костюма длительное время определяли особенно-
сти, типичные для общества кочевников-скотоводов. Домашней выделки
сукно, ткани из растительных волокон, кожа, овчины, меха были основ-
ными материалами при изготовлении одежды. Издавна, как и у других
кочевников, в башкирском быту большим спросом пользовались шелка,
бархат и другие кустарные и фабричные ткани.
Верхние зиляны и камзолы были повседневной и праздничной одеж-
дой в течение всего года. Их украшению уделялось большое внимание.
Костюм людей молодого и среднего возраста отличался яркостью.
Отдавалось предпочтение красному цвету в сочетании с зеленым и жел-
тым. Реже использовался синий. В старинной белой одежде красной была
отделка — вышивка, аппликация. Для верхней одежды, особенно пожи-
лых, употреблялись черные ткани.
На одежду, головные уборы нашивали кораллы, раковины-каури, пер-
ламутр, бисер, серебряные бляхи, монеты. Оригинальными произведе-
ниями искусства были нагрудные и наспинные украшения, перевязи,
ожерелья, накосники.
Ювелирные украшения: перстни, браслеты, серьги, изящные подвес-
ки, — выполнялись в технике чеканки, штамповки, гравировки, фили-
грани; металл оживляли сердоликом и бирюзой.
Наряду с сапогами и кожаными башмаками шили обувь с суконными
голенищами. Находили применение и лошадиные шкуры.
287


: 57 ^~Z 1
*4t4\
\
A
Щ
—
Башкирский костюм чрезвычайно многообразен и богат. В основе
этого лежат культурно-этнические особенности влившихся в состав
башкир древних и средневековых племен и народов. Местное
своеобразие проявлялось в форме женских головных уборов и украшений,
в традициях декоративного оформления одежды, в характере орнамента.
Для населения горной и зауральской
Башкирии была характерна нарядная верх-
няя одежда, обшитая цветным сукном и
позументом. Шерстью и шелком выполня-
лись на ней узоры — солнце, роговидные
мотивы, треугольники-амулеты. В декоре
использовались кораллы, бисер, перламут-
ровые кружки, серебряные подвески. Кра-
сочны были праздничные белые чекмени.
Костюм дополнял удлиненный коралло-
вый нагрудник селтэр или яга, какал.
Колоритным женским убором был шлемо-
образный кашмау.
В бассейнах Демы и Уршака верхняя
женская одежда в углах подола
и на спине обильно украшалось монетами.
На полуовальный нагрудник Какал на-
шивали разнообразные серебряные бляхи,
бубенчики.
Север Башкирии славился тканой
одеждой с разноцветными узорами в виде
розеток и полос. В музеях сохранились
узорные платья, фартуки, женские штаны.
288


Молодые женщины и девушки северных районов носили колпачки
с бисером или жемчугом. Украшениями были бусы или серебряные
ожерелья.
На северо-востоке Башкортостана и в деревнях челябинского и кур-
ганского Зауралья головным убором женщин было красочное покрывало
кушъяулык. В старину здесь носили полотенцеобразные вышитые уборы
тартар и налобники hapaybic. Зауральские мастерицы славились изготов-
лением нарядной обуви с белыми суконными голенищами, украшенными
на заднике аппликацией — сарьгк.
Нарядные праздничные комплекты: платья и фартуки с многоцветным
тамбуром из северо-восточных районов Башкортостана, — остались как
свидетельство расцвета вышивального искусства.
Народные игры и состязания
Формирование и развитие народных игр было необходимо не только
детям. Они помогали взрослым скоротать свой досуг, способствовали
поддержанию физической формы, поднимали настроение и закрепляли
трудовые навыки. Самыми любимыми играми у башкир были «Ашик»,
«Возьму птенца», «Сэмрук», «Спрячу платочек», «Медведи-волки есть ли
тут?» и др. Игры исполнялись в прошлом на различных празднествах и
обрядах. Особенно красочно проходили массовые праздники, посвящен-
ные встрече лета (йыйын, бэйге, майдан, сабантуй, каргатуй).
Все игры условно можно разделить на детские и взрослые, на мужские
и женские (девичьи) игры. В мужских играх ашьгк уйыны (игра в альчики),
туп уйыны (игра в мяч), сэкэн уйыны (игра в деревянный шар) участво-
вали не только мальчики и юноши, но и мужчины более старших возрас-
тов. Особенно любили мужчины различные игры в альчик (ашык).
Игра в альчики (ашык), или овечьи бабки, у башкир имеет древнее
происхождение. У нее несколько вариантов. Например, в ней может
участвовать от четырех до восьми человек. Раньше в нее играли не только
дети, но и взрослые. По воспоминаниях пожилых людей, при игре в ашык
на ровном утрамбованном месте игроки чертили крут. В центре круга
ставили на кон рядами альчики (бабки), каждый играющий — по одной
или две штуки, как договорятся. Отойдя от круга на 10—15 шагов, играю-
щие по очереди битой бьют по альчикам (бабкам). У каждого по две биты.
Битами служили более крупные альчики, так как они должны быть тяже-
лыми. Чтобы увеличить тяжесть биты, в середине просверливали отвер-
стие и заливали биту свинцом. Очередность в игре устанавливали по жре-
бию. Тот, кто выбьет из крута две-три бабки, имеет право продолжить
игру дальше и может с места падения биты выбить из круга все остальные
бабки и выиграть весь кон. Каждый старался показать свое мастерство,
но бывало, иной слабый игрок проигрывал все свои альчики и выходил из
игры с одной-единственной битой. Это становилось предметом веселых
шуток и безобидного смеха болельщиков.
Изготавливали биты и из коровьих бабок. Они были больше и тяжелее
овечьих. Кроме того, обе стороны такой биты обрабатывали шероховатым
камнем (позднее напильником), делая биту ровной и гладкой, чтобы она
289


лучше катилась по земле. От удара такой биты вылетали из круга сразу
по несколько альчиков.
Такую игру в альчики проводили и зимой на льду. Это было еще
интереснее: биты катились быстро и точно.
Кроме этой, есть еще несколько вариантов игры в альчики. Чтобы
уметь хорошо играть, надо знать, как бабки во время игры падают, как
они могут лечь, встать.
У овцы, коровы и козы на задних ногах по две бабки. Правую удобно
бросать правой рукой, левую — левой. Когда бабку бросают, то держат ее
между большим и указательным пальцами.
Большое значение во время игр придавали тому, как падают бабки,
когда их бросают: на какой бок или на какую сторону. Каждое положение
имело свое название и соответствующие приметы.
Кроме приведенной выше игры, у башкир были распространены и дру-
гие игры в альчик. В частности, башкиры-кубаляки любили игру «Ашык
сабыш» — «Скачки альчиков».
Игры, имитирующие скачки лошадей, у башкир существовали давно.
Вся жизнь башкира была тесно связана с конем, без коня жизнь башкир
не представляется. В эпосах, сказках, легендах и песнях башкир часто
говорится о коне как о верном друге, спасителе, помощнике батыра. Конь
является и первопредком, тотемом у башкир.
Кони у батыров обращались к своему хозяину на человеческом языке.
Конь выносил батыра с поля боя, доставлял его в нужное место, преодо-
левая огромные расстояния и непогоду. Конь и человек были беззаветно
преданы друг другу. Потому игра «Скачки альчиков», как и настоящие
скачки коней, неизменно вызывала восторг у зрителей.
В игре «Скачки альчиков» участвовали 3—4 человека. На ровном месте
чертили небольшой круг, делили его на равные отрезки. Каждый играю-
щий ставил вне круга один из своих альчиков рядом с альчиками других
участников игры (кони перед скачками становятся рядом). Один из игра-
ющих брал у каждого участника по 2—3 альчика, перемешивал их между
ладонями и бросал на землю. У игрока, альчик которого упав, принимал
вертикальное положение, «конь» передвигался на одну «версту», если упа-
ли два — то на две «версты». Выигрывал тот, чей «конь» первым объезжал
круг.
Чтобы играющие не сомневались друг в друге, бросание альчиков
поручали постороннему человеку.
В игре иногда отставший «конь» перегонял остальных и приходил пер-
вым. Тогда присутствующие, как на настоящих скачках, восторженно
встречали его.
Игра обычно шла честно, без обмана. Если кто прибегал к обману, его
выгоняли из игры с позором. Таких раньше даже били. Обман может быть
такого рода: среди альчиков, которые бросают, может попасться альчик
со свинцом внутри, который, обычно всегда падал вертикально.
Поэтому перед началом игры все альчики проверялись, но иногда мог
остаться незамеченным альчик с искусно замаскированным кусочком
свинца.
290


Любимой игрой юношей в альчик была игра для метких. Эта игра тре-
бовала участия в ней двух человек. Один из них брал шесть альчиков, пере-
мешивал их в ладонях и бросал на пол (на подстилку). Если падая, они
принимали такое положение, когда, например, два из них ложатся на пра-
вую сторону, два на левую, два становятся вертикально и т. д., то игрок
одной из бабок бил другую, принявшую такое же положение. Главное при
этом не задеть остальные. Если задевал, то игру начинал второй играю-
щий. Хороший игрок «стрелял» попарно одинаковыми альчиками и, не
задевая прочие, выигрывал весь кон. Если оставались две бабки в различ-
ных положениях, игрок бросал на пол третью. Если при броске все бабки
принимали одинаковые положения, то не «стреляя», выигрывал бросавший.
Наиболее популярными играми и состязаниями у всего населения
были конные игры, состязания на меткость и куреш — борьба. Такие
игры-состязания обычно устраивались на общенародных, племенных,
родовых йыйынах, которые проводились летом.
Башкирские йыйыны традиционно состояли из двух частей. Первая
часть йыйына представляла собой общенародное собрание, сход, совет.
Вторая часть йыйынов представляла собой яркое общенародное празд-
нество, смотрины, состязания на меткость, ловкость наездника, выносли-
вость того или иного представителя рода или племени. Поэтому во вто-
рой части йыйына проводились различные игры, состязания, жертво-
приношения и другие обрядовые действия. Интересно отметить, что ука-
занные компоненты традиционного башкирского йыйына присутствуют
даже в современных йыйынах родов и племен, возрожденных в последние
20—30 лет.
Все конные игры и состязания условно можно разделить на три груп-
пы: скачки — байге, джигитовка и атлетические игры. Самым популяр-
ным из них у башкир было состязание на скаковых лошадях — байге. Для
участия в них отбирались кони, начиная с двухлетнего возраста, подготов-
ленные по специальным правилам. Дистанция обычно составляла 3—7 км
(иногда стартовали далеко от поселения, но финишировали в ауле). Для
скоростных скачек брали 25, 50 и 100 км. В суточных конных забегах
выигрывал тот, кто преодолевал большую дистанцию за 24 часа. Во время
больших праздников устраивались дальние — многодневные скачки
(3—5 суток) с отдыхом и ночлегом.
Башкиры придавали особое значение скачкам. Непосредственно перед
байге коням чистили копыта, расчесывали гривы, подстригали челку и
обязательно произносили особое благопожелание — заклинание:
Тоягьщ таймаЬын,
CupaFbiH, hbiHMahbw.,
Елдэн erne? бул!
Йыландан йылгыр бул,
Арьк^ландай амыр бул,
У^ынсыны у$$ырма!
Пусть копыта твои не оступятся,
Ноги твои не ломаются.
291


Будь ты всех ветров быстрей!
Льва смелей, змеи ловчей,
Первенства не отдавай,
Всех, кто рядом, обгоняй!
Вторую группу конных игр башкир составляла джигитовка, которая,
как и у многих тюркских и нетюркских народов, представляла собой
комплекс упражнений, выполняемых на скачущей лошади. Джигитовка
должна была продемонстрировать умение владеть лошадью и ловкость
наездника. Обычно в начале джигитовки всадник скачет, стоя в седле;
затем на скаку спрыгивает с седла, потом вновь возвращается на место
(разными способами: переметнувшись под конем, «упав» с коня, зависает
на одном стремени и вновь вскакивает в седло и т. д.). Популярным упраж-
нением у башкир был подхват на полном скаку каких-либо предметов,
специально разложенных на земле: конской плети, девичьих платочков,
мужских шапок, монет и др.
Интересные состязания появились у башкир в период существования
Башкирского и Башкиро-мещерякского войска. По правилам состязания,
всадник должен был на двухсотметровой дистанции на полном скаку
срубить 10 лозовых прутьев, уколоть два чучела пикой и сделать три
выстрела в цель из винтовки.
Любимым состязанием башкир на йыйынах был проход всадников
через живой коридор и мгновенная остановка с разворачиванием коня
назад. По условиям состязания всадники должны были пройти этот живой
коридор на полном скаку, затем развернуться на 180° и промчаться в об-
ратном направлении.
Третью группу конных игр и состязаний башкир на йыйынах состав-
ляют атлетические игры или сражения всадников. Наиболее распрост-
раненными играми, относящимися к данной группе, у башкир можно
назвать состязания Кы$ кыуыу «Догони девушку», Кук буре «Серый волк»,
Ау?арылыш «Перетягивание» и др. Суть игры Кы? -кыуыу «Догони
девушку» сводится к тому, что скачущую на лошади девушку должен
догнать юноша. По правилам игры, юноша должен поцеловать или снять
с руки девушки платок (кусок ткани). Суть игры Кук буре «Серый волк»
сводится к борьбе двух команд за шкуру или тушу козы (барана). Во
время игры, передавая и перебрасывая друг другу шкуру или тушу,
представители одной команды пытались уйти от своих соперников.
Суть игры Ау?арылыш «Перетягивание» сводится к тому, что против-
ники по команде старались выбить друг друга из седла. Стараясь стащить
друг друга с коней, они хватали противника за руки, ноги, шею, кушак.
На башкирских йыйынах особое место занимала стрельба из лука — ук
атыш. В этом виде военного и охотничьего искусства башкиры в средние
века считались лучшими. Не случайно башкир в Отечественной войне
1812— 1814 гг. французы называли «северными амурами».
Легенды и предания, истории деревень и шежере сохранили имена
метких стрелков среди башкир. Судя по произведениям фольклора, баш-
киры в состязаниях по стрельбе из лука применяли различные способы.
Зафиксированы стрельба из лука одновременно или поочередно, стоя или
292


на полном скаку и др. Один из древних способов стрельбы из лука, свя-
занный с попаданием в золотой перстень, запечатлен в башкирской
народной сказке «Золотое перо»: «Пришел черед нашему егету. Выехал
он на своем пегом жеребце и отъехал чуть дальше всех остальных.
Немножко присмотрелся, а потом поскакал... Только пыльная буря вслед
за его конем! Вот так мчался он бешеной скачкой, пока не преодолел
половину пути, после чего взял правой рукой стрелу и приладил к луку и,
ступив на стремена кончиками носков и развернувшись сплеча, выстре-
лил с такой силой, что золотой перстень только звенькнул и исчез неиз-
вестно куда. Присмотрелись: стрела егета, оказывается, вонзилась в камень,
а перстень, звенькая, вертится на той стреле».
К сожалению, стрельба из лука в советскую эпоху у башкир была
утеряна. В настоящее время идет возрождение отдельных видов этого
состязания путем проведения соревнований, создания секций в школах
и спортивных центрах.
Одним из самых любимых состязаний на башкирских йыйынах счита-
ется борьба на поясах билбау куреш. Это состязание вошло и в произве-
дения фольклора. В частности в эпосе «Кузыйкурпес», во-первых,
говорится о том, какой бывает башкирская борьба: «Борец, одолевший
противника своего, выходит на другого, а потом и на третьего и, поборя
оных, получает первую награду. Но после двух удачных подвигов, не
успевши в третьем, лишается награды; и противнику его тогда предстоит
для получения оной совершить три удачных подвига. Таким образом
продолжается борьба до тех пор, пока разберутся все ставки».
В этом же эпосе довольно подробно описывается борьба батыров, в том
числе Куз-Курпяча на могиле у своего отца. Данные строки свидетель-
ствуют о том, что борьба входила в состав обрядовых действий и похо-
ронных и поминальных йыйьшов. Описание борьбы зафиксировано во
многих произведениях фольклора, что свидетельствует о популярности
этого вида состязания.
Подводя итоги по играм и состязаниям башкир на йыйынах, следует
отметить, что наиболее любимыми и популярными у них были конные
состязания, стрельба из лука и борьба куреш. Эти состязания показывали,
во-первых, состояние народа, его воинскую и охотничью выучку, состоя-
ние силы и здоровья, духа народа. В этих играх и состязаниях отраба-
тывались элементы тактики боя. Но главное, в них башкиры черпали
уверенность в будущем, духовные силы для дальнейшей борьбы за нацио-
нальное достоинство и независимость.
Детские игры и игры взрослых с детьми
В играх башкирские дети готовились к будущей взрослой жизни.
С четырех-пятилетнего возраста мальчиков обучали верховой езде,
мальчики чуть постарше тренировались в стрельбе из лука, постигали пре-
мудрости охотничьего мастерства. Башкир — охотник, воин, отличный
наездник, должен был передать свои умения и навыки сыновьям, воспи-
тать в них ловкость, меткость, выносливость. Поэтому среди детских игр
293


особое место занимали игры с луком и стрелами, одну из которых зафик-
сировал в своей работе И. Г. Галяутдинов. Игра называется «Расщепляю-
щая стрела». По правилам игры, каждый участник должен иметь лук и
стрелы. Стрелы берутся одинаковой длины с железными наконечниками.
Сначала участники игры нарезают прямые ветки тальника длиной
в 1,5 м. Эти ветки втыкают в землю (в одну линию).
С пятиметрового расстояния участники игры по очереди стреляют из
лука, метясь в ветки. Чья стрела расщепляет ветку, тот получает 10 очков
(мэрэй). Естественно, кто чаще попадает в цель, тот считается победи-
телем, самым метким стрелком (мэргэн).
Игры с детьми раннего возраста направлены на развитие внимания
и движения детей. Различные припевки, приговоры используются взрос-
лыми в процессе умывания, купания, одевания ребенка. Специальные риф-
мованные и ритмические тексты, используемые взрослыми для общения
с детьми, побуждают их к действию, развивают, успокаивают.
На северо-западе Башкортостана известен вариант, в котором, купая
ребенка в бане, приговаривают:
Ур, улым, ус ,улым,
Ур, улым, кин ку? нурым.
Ка??ар канат биркен,
Торналар аяк биркен,
Бу?энэлэр май биркен,
Ябалактар йун биркен,
Балам ?ур урЛен
Yb УР, УР, УР.
Расти, сьшок, расти, сынок,
Расти, свет моих очей.
От гусей тебе крылья,
От журавлей — ножки,
От перепелок — жир,
От совы — ум.
Расти сьшок,
Расти большим.
При этом в такт произносимому речитативу ребенка поглаживают,
покачивают головой, наклоняясь к нему.
К особому виду игр взрослых с малышами относятся такие, благодаря
которым ребенок учится различать членов семьи, знакомится с назва-
ниями предметов. Загибая ребенку пальчики, кто-либо из взрослых
приговаривает:
Быныкы олатайга,
Быпыкы елэсэйгэ,
Быныкы amaUFa,
Быныкы эсэйгэ,
Быныкы aFaUFa.
Это дедушке,
Это бабушке,
Это отцу,
Это матери,
Это брату.
Пальцы ребенка сжимаются в кулачок. Разгибая, произносят следую-
щее:
XapFa килэ — ка?ан аса,
Торна килэ — то? кала,
Сэпсек килэ — бешерэ,
TypFau килэ — тешврэ,
Эшкэк-бешкэк бешерелгэн.
Ворон пришел — казан поставил,
Журавль пришел — посолил,
Трясогузка пришла — сварила,
Жаворонок пришел, снял с огня,
Эшкек-бешкек сварили.
294


НАРОДНЫЕ ЗНАНИЯ И ФИЛОСОФИЯ БАШКИР
Народные знания
С древнейших времен башкир, как и другие народы, волновали
вопросы жизни и смерти, происхождения своего рода и племени, смены
дня и ночи, теплых и холодных времен года, расположение небесных
светил и их влияние на хозяйственную жизнь, судьбу человека. Как
кочевники, они изучали время и пространство, вели счет своему скоту,
накапливали ветеринарные знания и опыт. С появлением земледелия на-
капливали знания по метеорологии, свойствам почвы, особенностям посева
и сбора урожая той или иной культуры. Потребность в передаче знаний
и социального опыта молодому поколению способствовала развитию
народной педагогики. Добыча железной руды и изготовление изделий
требовали определенных знаний в области народной металлургии. Суро-
вые холодные зимы Урала и знойное лето прилегающих к нему степей
способствовали развитию у башкир народных медицинских знаний, так
как безопасность и благосостояние рода, племени были тесно связаны со
здоровьем и силой сородичей. Участие в бесконечных войнах, восстаниях
способствовало развитию военных знаний у башкир. Именно поэтому
знания, грамотность, письменность были в большом почете у башкир. Об
этом свидетельствуют пословицы и поговорки, загадки и запреты и дру-
гие жанры башкирского фольклора, например: «Байлык бо$т я^ан, рилем
ташка r?foh» (Богатство на льду пишется, а знание на камне высекается);
«Бай булма1гац бай булма, тлем-Квнэргэ hau булма» (Богатство знаний
день ото дня возрастает и вовек не иссякает); «Батша у? илендэ генэ
батша, fcuuim — 1гэр ер?э fcuuim» (Царь только в своей стране царь,
ученый — всюду ученый); «Белэктэн белем квслв» (Знание выше силы);
«Ак KaFbi??bi manapFa ярамай» (Нельзя наступать на белую бумагу);
«Китап йырткандыц кулы корой» (У того, кто рвет книгу, отсохнет рука)
и др.
Народный календарь. Летоисчисление башкир, как и других тюрк-
ских народов, основывалось на двенадцатилетнем животном календаре,
который состоял из годов мыши, коровы, барса, зайца, дракона, змеи,
лошади, овцы, обезьяны, курицы, собаки, свиньи.
Этот календарь был настолько народным, что с древних времен сла-
гались различные легенды о его возникновении. Одну из них приводит
известный нам тюркский филолог Махмуд Кашгари (XI в.). В словаре
«Сборник тюркских наречий» он сообщает, что один из тюркских ханов
пожелал узнать дату войны, которая произошла до него. Но дату ему
сообщили с ошибкой. И хан во избежание подобных ошибок в будущем
предложил своему народу, основываясь на 12 месяцах и 12 созвездиях,
установить 12-летний цикл и дать названия годам. Затем хан повелел
согнать животных к большой реке. Реку переплыли 12 животных. Хан
назвал годы цикла по имени животных, переправившихся через реку.
Другая легенда гласит, что сами животные забеспокоились о том, что
люди запутались во времени. Животные — верблюд, лошадь, корова, собака,
курица, мышь и др., услышав, что люди хотят назвать годы летоисчис-
295


ления именами животных, поспорили о том, именем какого животного
следовало бы назвать первый год цикла. Условились на том: кто первым
увидит восход солнца, его именем и будет назван первый год. Хитрая
мышь забралась на горб верблюда и первой увидела приход нового дня.
Поэтому ее именем был назван первый год. А непонятливого верблюда
вовсе исключили из списка претендентов. Отсюда пошла поговорка среди
тюркских народов: «Верблюд, надеясь на свой рост, остался без ничего».
С каждым годом цикла были связаны определенные приметы и поверья.
Например, в год зайца ожидалось много благ, в год змеи — засуха, в год
овцы — обильные дожди и т. д.
Башкиры, как и древние тюрки, дни, месяцы определяли по поряд-
ковым числительным. Кроме того, исчисление дней и даже часов велось
на основе названия и последовательности животных, фигурирующих
в цикле. Например: час лошади дня коровы пятого месяца года барса.
Год у башкир начинался с месяца буранай (доел, месяц бурана), что
соответствует марту.
В зависимости от хозяйственной деятельности, занятий были Большие
и Малые годы, Большие и Малые месяцы. Времена года также имели свои
названия, связанные с особенностями времени: алым айы (весна) пере-
водится как месяц, который берет; йыйын айы (лето) — время проведения
башкирских йыйынов; бирем айы (осень) — месяц, который дает; куян
айы (зима) — месяц зайца. У каждого месяца также были свои названия,
которые отражали особенности времени, хозяйственных занятий башкир:
буранай — месяц бурана, 1габанай — месяц плуга, ypaFau — месяц серпа,
hbiybiFau — холодный месяц, кэкук айы — месяц кукушки и др. Судя по
названиям, башкиры накопили определенные знания, связанные как с
кочевнической, так и земледельческой экономикой не только по каждому
месяцу, но и их частям: арканай — доел, месяц аркана, название первой
декады буранай (марта). Судя по названию, в это время занимались
изготовлением арканов, веревок, необходимых в хозяйстве в течение
всего года.
У башкир были и свои названия дней: тыуран квн — доел, родившийся
день (понедельник), атаман квн — доел, названный день (вторник), кан
квнв — доел, кровавый день (среда), йык квнв — доел, жертвенный день
(четверг), йек квн — доел, тяжелый день (пятница), коро квн — пустой
день (суббота), а?на квн — доел, недельный день (воскресенье).
Наименования дней недели, дошедшие до нас и употребляемые в совре-
менном башкирском литературном языке, имеют иранское происхожде-
ние и связаны с небесными телами солнечной системы: Солнцем, Луной,
Марсом, Меркурием, Юпитером, Венерой и Сатурном. С принятием ислама
начал действовать у башкир мусульманский календарь. Мусульманский
год состоит из 12 лунных месяцев, он на 11 суток короче солнечного года,
и каждый следующий год начинается на столько же времени раньше пре-
дыдущего. Месяцы хиджры не совпадают с сезонами года и потому
в практической деятельности башкиры, как и соседние мусульманские
народы, пользовались зодиакальным сирийско-арабским солнечным кален-
дарем. Оба счета времени продолжали функционировать и после присо-
единения к Русскому государству параллельно с русско-христианским
календарем.
296


Народная медицина. Магическая медицина. С древних времен челове-
чество волновали вопросы жизни и смерти, долгой и здоровой жизни,
профилактика и быстрые, легкие способы избавления от разных мучитель-
ных болезней. Первоначально знания по медицине были тесно связаны
с магией, тотемистическими представлениями, фетишизмом (вера в сверхъ-
естественные силы неодушевленных предметов).
Башкиры верили, что тотем охраняет и избавляет людей от болезней и
недугов. Они верили в целительную силу фетиша. Фетиши носили как
обереги от болезней.
Как и все народы, башкиры понимали тесную связь душевного и
физического здоровья. Поэтому большое значение придавали душе. Они
считали, что причиной болезни и смерти является нарушение душевного
здоровья, душевной целостности.
По представлениям древних, у человека бывает несколько душ. Судя
по данным наших исследований, у башкир можно различить четыре души:
йэн — душа жизни, тын — душа дыхания, кот — душа сердца и счастья
и исем — душа имени. Причиной многих болезней, смерти, по представ-
лениям башкир, и является отлет одной из душ. Однако в башкирской
традиционной этиологии особое место занимает -кот — душа сердца и
счастья. По рассказам пожилых людей, -кот — душа сердца и счастья
обычно находится вблизи человека, над ним, в его волосах. Если кот
человека рядом, тогда настроение, нрав, дух, здоровье и счастье человека
на месте. Кроме того, он приятен, удачлив. Если душа улетает, то человек
выходит из привычной колеи жизни.
При сильном испуге, по представлениям башкир, у человека «улетает
душа» (лото оса). Опытные знахарки отливанием свинца — -кот койоу
«восстановление души сердца и счастья» вызывают обратно улетевший
-кот. Вызванная и облаченная в кусок свинца форма души у башкир
в такой же степени принадлежит человеку, как и сам -кот. Обычно этот
кусок свинца обшивают тряпкой и пришивают к одежде больного (в об-
ласть сердца, затылка). Пришитый -кот рекомендуется носить и хранить
до конца жизни. Хот койоу (отливание свинца) у башкир преследует две
цели: 1) по форме свинца установить, чего испугался больной;
2) отливанием свинца вернуть улетевшую душу. Кроме испуга, причиной
вылета души сердца и счастья может быть неисполненное желание, на-
пример, безответная любовь, неудовлетворенное желание будущей матери
и др. Башкиры считают, что неисполненное желание женщины может
повредить душе сердца и счастья ее ребенка. Поэтому все желания бере-
менной башкиры стараются выполнять. Угощая беременную женщину,
угощают и ее будущего ребенка. Иначе, как они считают, ребенок будет
ущербным, несчастливым, неудачником, неблагополучным.
По представлениям башкир, причиной многих болезней является сглаз
(ку? тейеу). Во взгляде человека, по словам башкир, есть жало, подобное
жалу змеи, пчелы. Башкиры его называют ку? у^ы — глазные стрелы. При
попадании этих стрел и происходит сглаз (ку? тейеу). Однако взгляд не
каждого человека опасен. Опасность представляют люди с сильным взгля-
дом. Такими считаются люди с черными, глубоко посаженными глазами.
Сглаз обычно происходит помимо воли человека. Поэтому люди, осведом-
ленные о своих подобных способностях, стараются не смотреть на людей,
297


особенно на детей, животных, растения,
предметы ручного труда человека, кото-
рые вызывают восхищение. Сглаз воз-
можен при непосредственном взгляде на
человека, животное или растение. В то же
время восхищение результатом труда че-
ловека (например, приготовленной пи-
щей, связанными или сшитыми предмета-
ми и т. д.) также может повредить
человеку, т. е. возможен и опосредован-
ный сглаз. По представлениям башкир,
сглаз можно отвести. Во-первых, это мо-
жет отвести тот, кто способен навредить,
во-вторых, тот, кому опасен сглаз. Поэто-
му человек, знающий об опасности своего
взгляда при восхищении, например,
ребенком, обычно говорит: «Ку?
теймэ1ген, тьфу, тьфу, •карарлык урыны
юк». (Пусть мой взгляд не повредит, тьфу,
тьфу. Не на что (у него) смотреть.)
А те, кому опасен сглаз, также прини-
мает своеобразные меры предосторожно-
сти. Если это ребенок, обычно ему мажут
лоб черной или синей краской, углем;
к одежде, головному убору пришивают бусинки, монетки, раковинки
ужовки, сейчас завязывают большие яркие банты. Чтобы не сглазили
ребенка, его лоб мажут черной краской. Говорят, нельзя мазать его крас-
ной краской. Иначе ребенок будет плакать сильнее. Женщины в качестве
защиты от сглаза используют яркую одежду, украшения.
Для молодняка скота в качестве защиты от сглаза башкиры исполь-
зуют яркие, разноцветные лоскутки, которые обычно привязывают к хво-
сту или на шее животного. Чтобы оградить дойную корову от сглаза, к ве-
дру прикрепляли трутовик. Его прикрепляли разноцветными нитками.
Кроме указанных мер защиты, считалось, что сглаз можно отвести
определенными словами. Так, при явном восхищении ребенком башкиры
говорят: «Аярьща бук йэбешкэн» (К твоей ноге пристал навоз, помет, экс-
кременты).
Для лечения от сглаза существуют различные способы: собирают влагу
с запотевших оконных стекол; ополаскивают ручки дверей, за которые
держался сглазивший, и этой водой обтирают лицо ребенка.
Иногда применяли воду, в которой споласкивали посуду, из которой ел
человек с дурным взглядом.
Причиной многих болезней считается сихыр, бо?ом (порча). Для наве-
дения порчи используют воду, смытую с покойника, пряди волос, шерсть,
тряпки и т. д. После наведения порчи (сихырланран эйбер?эн) порченый
кашляет, тает как свечка. От порчи часто умирают. Только очень сильный
мулла может освободить человека от порчи или сама знахарка — сихырсы
может отвести ее влияние. Для отведения сихыр обычно жгли уголь
298


в лыковом лапте, сжигали кусок одежды того, кто занимался порчей
и давали понюхать «испорченному». Порча словом (тел-теш — злобная
сплетня и -KapFbiui — проклятие), злобная сплетня и проклятие могут
искалечить, испортить, приковать к постели, убить. Имеется бесчисленное
количество формул проклятий: ер йоткор — пусть проглотит тебя земля;
короп •калрыр — чтоб ты иссох и т. д. По мнению башкир, проклятие
можно повернуть и обратно. Для этого необходимо произнести особые
выражения возврата: «Харгышыц у? башыца meuihen» Проклятие твое
пусть падает на твою голову!
По представлениям башкир, злой язык, от которого человек заболел,
можно укротить. Для этого из белой и черной овечьей шерсти знахарь
заставлял свить тонкую веревку в рост больного. На одном конце веревки
делали петлю, которую надевали на шею больного. Другой конец веревки
держал знахарь или кто-то из присутствующих и под заговор отрезал
веревку короткими кусками. Заговор носил вопросно-ответную форму:
Ни -кыркаЬыц?
Тел-теш ныркам.
Знахарь, обращаясь к высшим силам, приговаривал: освободи от завис-
ти людей — срежь злой язык, освободи от недуга — срежь злой язык,
освободи от всяких проклятий — срежь злой язык.
Каждый раз он сам или помощник отрезал кусок веревки.
Так продолжалось до тех пор, пока не кончалась веревка. Потом все
отрезанные куски веревки и петлю с шеи больного знахарь закапывал.
В отдельных регионах куски веревки сжигали и закапывали золу у порога
дома. Этот способ «лечения» повторяли три раза. Использованный
в обряде лечения нож или ножницы отдавали старушкам как хэйер
(подаяние).
Рациональная народная медицина. В рациональной народной меди-
цине башкир лечение строилось, исходя из причин и сущности страдания.
Редко ограничивались назначением одного лечебного средства, приме-
няли сразу несколько. Почти всегда присутствовала суггестия (внушение).
В деле успешного лечения считалось важным создание для больного
бодрой обстановки, душевного покоя. Ограничивалось посещение больных.
Серьезным компонентом успешного лечения являлось полноценное пита-
ние. Имелось суждение об особой полезности для больного организма
мясного бульона из молодой конины, баранины, курятины, из молочных
продуктов ценились курут (башкирский сыр), кумыс, катык. Арсеналом
лекарственных средств эмпирической медицины башкир служили богат-
ства трех царств природы: растительного, животного мира и минералы.
Пользование целебными растениями уходит в далекое прошлое. Особен-
но высокие целебные свойства приписывались растениям, собранным
в мае и начале июня — в период их цветения. В форме отваров, настоев
использовали душицу, зверобой, аптечную ромашку, тысячелистник, листья
брусники, плоды рябины, корень валерианы, иван-чай, цветы липы, плоды
шиповника. При физической слабости, истощении наряду с усиленным
299


питанием широко рекомендовался прием составов, приготовленных из
корней девясила. При общем недомогании, при цинге ели в сыром виде
молодую зелень озимых хлебов. Как пишет А. Соколов (1887), считалось,
что полезнее ее употреблять в утренние часы. При насморке, кашле, болях
в зеве, потере голоса, воспалении легких применяли потогонные средства.
К ним башкиры относили плоды черной и красной смородины (а также
их ветки и листья), плоды малины, дикой вишни, ягоды клубники, клюк-
вы, цветы липы, шалфей, стручки красного перца, полынь. Как потогон-
ное средство употребляли мед — в виде натирания или же внутрь.
В башкирской народной медицине значительное распространение
имели лечебные средства животного происхождения. Использовались чаще
всего молочные продукты, отдельные органы, ткани домашних и диких
животных.
Целебное свойство оленьих рогов было общеизвестным в древности
среди многих тюркских народов. Например, слабоумным больным реко-
мендовали пить соскоб с оленьих рогов с водой. Если укусит бешеная
собака, то предлагали есть мозги куропатки. При некоторых болезнях
больному человеку рекомендовалось капать в нос сок отдельных лекар-
ственных трав. Если умирал плод в чреве матери, то для вызывания родов
использовали собачье молоко.
Из молочных продуктов как целебный напиток особое место занимает
кумыс. О кумысе упоминал еще Геродот. Да и в настоящее время этот
напиток среди многих народов нашей страны (также и за рубежом)
довольно популярен. Но в лечебных целях кумыс впервые нашел приме-
нение в народной медицине башкир. Первые кумысолечебницы появи-
лись именно на территории Башкортостана. Башкиры использовали кумыс
при истощении, малокровии, легочных болезнях, зобе и как седативное
средство.
Для изгнания некоторых гельминтов, при жидком стуле, для возбужде-
ния аппетита, при тошноте, укусе змеи, в повивальном деле употребляли
башкирский сыр — курут. Топленое масло назначалось как слабительное,
противогельминтное средство, при газовой колике. Употреблялось также
топленое конское, баранье, гусиное, барсучье, медвежье сало и мясо.
Нашли применение муравьиные кучи. При ноющих болях верхние
и нижние конечности подвергали укусам муравьев на протяжении 15—20
минут. Сами же муравьи употреблялись для приготовления настоек для
растирания. В народной медицине использовалось более 30 минералов и
веществ химической природы: сера, квасцы, медный купорос и др. Кроме
того, в башкирской народной медицине широко практиковалась бытовая
физиотерапия с применением растений, минеральных веществ, средств
животного происхождения. Были приняты купание, ванны, припарки, аппли-
кации, обертывание и пр. Наиболее популярными и широко распростра-
ненными средствами и приемами народной медицины пользовались
по существу в каждой семье. Родители, прародители лечили своих детей и
внуков. В то же время были специальные врачеватели: травники (улэн
белгестэре), костоправы (1гвйэк твшврвусе, быуын ултыртыусы), масса-
жисты (йылап дауалаусы, кернэ тартыусы), повивальные бабки (кендек
300


иней, кендек эбей), специалисты по обрезанию (сеннэтсе, баба), кровопус-
катели (кан ебэреусе), специалисты по лечению пиявками (1гелек Ьалыу-
сы), лечцы-маги. Последние также подразделялись по видам оказываемой
помощи: воздействующие заговором (арбаусы), ворожеи (накотсо, курэ-
?эсе), заклинатели (имсе), чертовидцы (шайтан-курэ?э). Народными вра-
чевателями чаще всего становились люди пожилого и преклонного возраста,
умудренные житейским опытом, а также религиозные служители.
Народная история. Башкиры с древнейших времен интересовались
происхождением своего рода и племени. Они пытались объяснить проис-
хождение своих этнических названий, а также этнонимов своих соседей.
Так создавались башкирами их этногенетические легенды. Происхож-
дение многих племен они связывали с тем или иным животным, птицей,
растительностью. Поэтому самые древние формы исторических знаний
у башкир носили тотемистический или анимистический характер. Волк,
лошадь, медведь, журавль, лебедь и другие тотемные предки были объек-
том поклонения, с ними были связаны запреты, идеологические установ-
ки того или иного рода. Как свидетельствуют памятники письменности,
возводить свое происхождение к легендарным предкам, связанным с тотем-
ным животным, было обычаем высшего сословия еше в древнетюркском
обществе. Знание истории рода, своих предков позволяло аристократам
обосновать свое положение в обществе и подниматься по социальной
лестнице. Поэтому наряду с человеческим именем древнетюркские вожди
носили и название животного, почитаемого своим родом. Аналогичный
обычай имянаречения фиксирует у башкир Т. X. Кусимова. Опираясь на
материалы башкирских шежере, она отмечает имена Арслан (Лев), Буре-
бай (бей Волк), Айыухан (хан Медведь) и др., которые в основном принад-
лежали верхушке башкирского общества.
Постепенно чисто тотемистические легенды усложнялись. Предком,
положившим начало какому-либо роду или племени, стали считать чело-
века, родившегося от смешения предка-тотема и предка-человека.
В частности, в легендах отдельные башкирские роды произошли от жен-
щины, унесенной в лес медведем. Как и у гуннов и древних тюрков,
у башкир происхождение некоторых родоплеменных групп объясняется
женитьбой героя на спасшей его от гибели волчице. Происхождение
самих башкир также связывается с тотемным животным — волком — кук
буре. Таким образом, первоначальные исторические произведения —
легенды были посвящены этногониям, тотемным предкам и представляли
собой тотемистические и генеалогические легенды (легенды о приключе-
ниях тотема и человека-предка). В центре этих «историй» стояли
отдельные личности и тотемистические герои. В них повествование было
тесно связано с культом предков, характерным для высшего слоя башкир-
ского общества.
Для древних башкир было присуще знание и изучение родословной —
шежере, которая уходит своими корнями в культ предков. Шежере —
генеалогическая летопись башкирских племен и родов, в которую вноси-
лись имена предводителей родов по мужской линии и включались сведения
об исторических событиях, важнейших фактах жизни родов и племен.
301


Согласно обычаям, башкиры должны были запоминать имена своих
предков до 7—21 поколения. Шежере записывалось в течение нескольких
поколений, поэтому представляло собой большую историческую ценность.
Хранителями шежере были авторитетные аксакалы рода. Перед смертью
они передавали его своему преемнику, который записывал события,
имена людей, современниками которых являлся сам.
Известные сегодня шежере юрматынцев, кыпчаков, айлинцев и других
родов содержат сведения по далекой истории башкир.
Древние и средневековые башкиры идеализировали свою историю,
ханов, вождей, предводителей. Именно поэтому в легендах и преданиях
исторические личности, события обретали мифологический оттенок. Та-
ковы события, связанные с нашествием монголов, борьба башкир против
Тамерлана, установлением дипломатических отношений с Чингисханом,
Иваном Грозным. Даже предводители башкирских восстаний XVII—
XVIII вв. в исторических легендах и преданиях приобретают легендарные,
а где-то и мифологические черты. Башкиры с большим уважением и
любовью вспоминают своих погибших предков, вождей и стремятся
остаться верными их идеалам и деяниям за свободу, за свой Урал. В честь
своих героических предков башкиры создавали исторические песни, леген-
ды, сооружали мавзолеи. По мнению башкир, чем древнее происходив-
шие события и люди, тем они славнее и легендарнее. Поэтому те далекие
времена они называли Нух заманы, Хан заманы — и с ними связывали
всех великих предков, все важные события.
Безусловно, у башкир существовали не только устные истории. Из
поколения в поколение передавались и письменные истории. Об этом
свидетельствуют материалы русских исследователей края, которые, опира-
ясь на исторические хроники, сохранившиеся у старшин, абызов, составля-
ли далекую историю башкир. В частности, материалы старшины Кидраса
Муллакаева помогли составить П. И. Рычкову его книгу и словарь,
написать древнюю и средневековую историю башкир. Исторические
знания всегда были в почете у башкир. М. Уметбаев пишет: «Для каждого
башкира-вотчинника необходимо знать три вещи: первое — свое происхож-
дение, т. е. свой род, второе — название звезд и третье — легенды и
предания, эпосы и песни о ханах». Действительно, история сопровождала
башкира во всем. Даже свои песни и наигрыши они не исполняли без
истории. Каждый объект на башкирской земле имел свою историю,
историю имело и каждое название. Из уст в уста, позднее в письменной
форме дошли до нас истории названий гор и рек, озер и лесов, деревень.
Истории играли важную роль в самосохранении этноса, передаче знаний,
опыта молодому поколению, воспитании борцов за свободу.
Традиции изучения хранения и передачи исторических знаний у баш-
кир восходят к древнетюркской эпохе. Легендарные истории Кюль-Те-
гина, Бильге-Кагана, мудрого Тоньюкука и др., по-видимому, жили и в баш-
кирском обществе и служили идеологическим приемом при воспитании
борцов за свободу. Таким образом, исторические знания для башкир
были повседневной необходимостью.
Народная астрономия. Башкиры, как и другие народы, наблюдали за
небом, небесными телами и явлениями. Об этом свидетельствуют народ-
302


ные приметы, произведения фольклора и башкирского языка. Наблюде-
ние за небом, особенно за солнцем, луной вызывалось потребностями
их образа жизни и занятий — скотоводством, охотой, бортничеством,
земледелием. Башкиры поклонялись небу и небесным светилам, они
рассматривали себя как часть огромного мироздания. Они вершили свои
дела с учетом местоположения на небе звезд и луны. Темными или лун-
ными вечерами на летовке они любили всматриваться в небо и задавать
вопрос: «Как все это возникло? Кто его устроил?» Так возникали леген-
ды — ответы на вопросы о небесных телах и явлениях. Существуют
легенды о происхождении Млечного пути — «Кош юлы» «Дорога птиц»,
созвездия Большая Медведица — «Етегэн йондо?» «Семизвездие», пятен
на луне — «Луна и Зухра», «Звезда Зухра» и т. д.
Звездам башкиры не только поклонялись, но и пытались использовать
в своей повседневной жизни. С помощью звезд определяли свой путь при
кочевании, назначали время посева и уборки урожая, определяли время
женитьбы и рождения. Все это способствовало формированию
у башкир знаний и по астрономии.
В целом, на многовековом опыте практической деятельности и наблю-
дениях над природными явлениями у башкир сложились определенные
знания об окружающем мире, которые использовались в хозяйственных
целях. Представления о закономерностях смены времен года и связанных
с нею изменениях погоды способствовали формированию годичного
цикла хозяйственной жизни с ритмичным чередованием весенне-летних,
осенних и зимних работ, планомерным использованием пастбищ в зави-
симости от состояния трав и рельефа местности. Башкиры знали пита-
тельные, лечебные качества многих трав, хорошо разбирались в ядовитых
растениях.
Был накоплен опыт по разведению животных. Скотоводы могли регу-
лировать периоды случки и массового отела животных, который приуро-
чивали обычно к весне и началу лета, чтобы молодняк до зимы успел
достаточно окрепнуть. Опытные пастухи и чабаны помогали маткам в слу-
чаях тяжелых родов, умели выправлять вывихи суставов, лечить раны,
останавливать кровь, готовить настои от различных болезней.
Письменные и устные знания по истории помогали башкирскому
этносу сохраниться в окружении крупных государств и народов. История
была той идеологией, которая помогла башкиру противостоять ассимиля-
ции, выжить после всех восстаний и войн, сохранить свой уникальный
язык и культуру.
Башкирская мифология
В мифологических представлениях башкир объединяются разновре-
менные пласты, связанные с тотемизмом, культом животных, анимизмом,
одухотворением природы, шаманизмом и тенгрианством. Наиболее древ-
ние мифологические представления башкир нашли отражение в эпосах
«Урал-батыр», «Акбузат», «Заятуляк и Хыухылу» и др.
303


В эпосе «Урал-батыр» отражены представления башкир о трех мирах:
1) верхнем, небесном, где живут бессмертные небожители, некоторые
птицы и кони; 2) среднем, земном, населенном обыкновенными людьми,
духами, животными и некоторыми птицами; 3) нижнем, подземном, где
живут темные и злые силы, приносящие вред людям среднего мира и не-
божителям. Представление о трехъярусной модели мироздания было
свойственно многим народам.
Как и у древних тюрков, верховным божеством древнебашкирского
пантеона, божеством верхнего мира был Тенгри. Именно он «распределял
сроки жизни» между людьми, а рождением людей ведала супруга Тенгри
богиня Хумай/Умай. Культ богини Умай, олицетворяющей женское начало,
имеет древнее происхождение. О нем говорится еще в орхонских надпи-
сях памятника Кюль-Тегина.
В «Урал-батыре» с культом богини Умай был связан образ мифической
птицы Хумай. Дочь верховного бога Самрау и его жены Солнца Хумай
олицетворяла зарождение новой жизни. Согласно эпосу, став женой зем-
ного человека Урала, Хумай после его смерти в знак вечной верности пре-
вратилась в лебедь и привела на землю животных и птиц, чтобы страна
Урал стала цветущим краем.
Почитание богини Умай постепенно приобрело черты культа плодо-
витости, плодородия, земли. Башкиры воспринимали Богиню Земли как
все живое, представляя ее в образе женщины. В древности башкиры гово-
рили: «Появились из земли — в землю уйдем». Повивальная бабка ребен-
ка, родившегося с ее помощью, называла «мой сын, которого я взяла
у земли».
В прошлом у башкир существовало и единое существо Ер-Ьыу (Земля-
Вода), олицетворявшее единство земли и воды. Оно давало жизнь всему
живому и забирало ее, чтобы дать новую жизнь. В башкирском эпосе
«Узак-Тузак» говорится: «Землей-Водой человек рожден, С ним одно
единое он. Вкус воде дает человек, Мертво без него течение рек. Люди в
землю вдыхают тепло, Собрались с судьбою они давно, И потому во всем
заодно! Земля-Вода, ты не сердца ль стук? Земля-Вода, моей жизни круг.
Ты наследие отца моего. Мощь и опора мира всего».
У древних тюрков Земля-Вода именовалась «Ыдык Йер Суб» (свя-
щенная Земля-Вода) и была, наряду с верховными божествами Тенгри и
Умай, главным божеством, управляющим «средним миром».
В эпосах и других жанрах башкирского фольклора отражается и культ
воды. Вода оживляет умерших, дает жизнь вновь рожденным. Поэтому
в «Урал-батыре» царь Катил отдает приказ о принесении жертвы Тенгри:
«...во славу воды, которой мать омывала меня. На долгую жизнь той водой
осеняя, Принесите всех до одной в жертву...»
Своеобразное воплощение культ воды нашел в свадебных обрядах.
По описанию С. И. Руденко, когда во время свадьбы молодую вели на
реку за водой, она «несла серебряную монету, привязанную к нитке, и бро-
сала ее в воду, как бы в жертву водяному духу».
К культам земли и воды примыкает поклонение горам, которые, как
считалось, приближены к небу, но в то же время являются частью земли.
Некоторые исследователи включают божества гор в древний пантеон
304


родовых культов. Не случайно в прошлом
многие обряды и ритуалы проводились на
вершинах гор, а со временем они превра-
тились в места народных празднеств.
Башкирские кладбища обычно располагались
на возвышенностях. Башкиры почитали
древние курганы, где, по преданиям, были
погребены святые (аулия).
С. И. Руденко, описывая поклонение го-
рам, писал: «Мне приходилось видеть на вер-
шинах гор жертвы, принесенные хозяину-ду-
ху горы лицами, на нее поднимавшимися;
жертвами чаще всего были медные монеты,
оловянные или серебряные украшения жен-
ских нагрудников... лоскутки материй, наве-
шанные на деревья или привязанные к пал-
ке, воткнутой в расщелину между камнями
на самой вершине скалы... девушки вешали тряпочки как гадание: если
лоскуток провисит до следующего лета, то она в будущем году выйдет за-
муж; женщины же вешали просто как память посещения родной горы».
Наряду с верховными божествами башкиры почитали духов-хозяев
природных объектов: гор, пещер, воды, лесов, а также домов и др. Почи-
тание духов, принесение им жертв считалось обязательным, ибо неуважи-
тельное отношение могло вызвать их гнев.
Для древних башкир вся природа была одухотворенной, одушевлен-
ной. Были стерты различия между неживой и живой природой, между
человеком и животным миром. Именно поэтому в башкирских
волшебных сказках человек чудесным образом превращается в животное
(быка, жеребца, корову, кота, ослицу, свинью, собаку), птицу (голубя,
кукушку, петуха, соловья, утку), змею, рыбу или лягушку. Многие герои
богатырских сказок рождаются от животных (быка, волка, кобылы,
коровы, медведя), рыб, из куриного яйца, теста и камня. В древ-
небашкирской мифологии подмечена интересная закономерность: обычно
души умерших женщин, девушек превращались в птиц (чаще всего в голу-
бей, ворон, гусей, уток), а мужчин — в наземных животных. Су-
ществовало поверье, согласно которому зазеленевшие весенние травы,
выросшие после дождя, считались душами умерших, вернувшимися на
землю. Известен был древнебашкирским племенам и образ полудерева-
получеловека.
Вера в переселение души человека через ее воплощение в деревья,
птиц и животных восходит к тотемизму. Совершая определенные риту-
альные действия, древний человек стремился к преодолению границ
между человеческим коллективом и миром природы; к установлению
контакта с миром природы, от которого зависело его благополучие.
Каждое башкирское племя или род имело свое священное дерево и
птицу. Например, у племени усерган священным деревом была рябина,
птицей — журавль, у рода яик-суби-мин — береза и орел, у рода илькей-
мин — дуб и ястреб. Усерганам нельзя было убивать журавлей, рубить
305


рябину, иначе, считалось, падет несчастье на всех людей племени. Минцы
в оперение стрел вставляли перья тотемной птицы.
Священной птицей для всех башкир был лебедь. Все лебеди считались
потомками богини Хумай/Умай, поэтому запрещалось убивать этих птиц
и разорять их гнезда. В прошлом существовал обычай ритуального поеда-
ния лебедя, приношения его в дар знатным людям. Журавля, по словам
Ибн-Фадлана, почитали за то, что в одной из битв журавли своим криком
обратили врагов в бегство. Как отголосок древнейших религиозных веро-
ваний бытует сегодня среди башкир мелодия «Сыцрау торна»
(«Звенящий журавль»). Кроме лебедя и журавля, у башкир, как и у
древних тюрков, почитались ворона, глухарь, гусь, кукушка, а также
беркут, сокол, ястреб и др.
Центральное место в жизни башкир занимала лошадь, поэтому лошади,
как и божества, могут жить во всех трех мирах: верхнем, среднем, ниж-
нем. В башкирской мифологии она наделена даром человеческой речи,
способностью к перевоплощению. В критических ситуациях она может
принять вид священного родового дерева, ветви которого поднимают
героя наверх и спасают его от преследователей. На территории Башкор-
тостана в Белорецком районе сохранилось каменное изваяние, называе-
мое «каменный жеребенок» или «летний камень». Оно почиталось как
священное, ему поклонялись и приносили жертвы; верили, что с его по-
мощью можно вызвать или остановить дождь. Лошадь являлась защитни-
ком людей от зла, болезней и несчастий. Считалось, что конский глаз на-
делен сверхъестественной способностью видеть скрытое от человека.
В качестве оберега над ульями, на кольях оград и на воротах устанавлива-
ли лошадиный череп. Магическая сила передавалась веревкам, свитым из
конских волос или кожи, их брали с собой в дорогу, клали возле себя во
время сна как оберег от змей.
Прародителями и покровителями башкир считались волк и медведь.
Согласно одной из легенд, древние башкиры пришли на современную ро-
дину, следуя за волком, поэтому народ и стал называться баш-корт (от
«баш» + «-корт» — главный волк). По преданиям, медведь когда-то был
человеком. Сохранилось множество фольклорных сюжетов, в которых
медведь женится на девушке, у них рождаются дети и образуется баш-
кирский род. В прошлом у башкир бытовал и Медвежий праздник. С це-
лью избавления от бесплодия, а также во время трудных родов женщину
пропускали через растянутую волчью или медвежью губу. Например, на
территории современного Бурзянского района с целью облегчения родов
по пояснице роженицы трижды проводили когтем медведя. Новорож-
денных, здоровье которых вызывало опасение, называли именами, образо-
ванными от названий волка (буре) и медведя (айыу): Буребай, Каш-кар,
Айыухан и др. Когти, зубы, клыки, шерсть волка и медведя башкиры носи-
ли в качестве оберега.
У некоторых групп башкир священным животным являлся олень.
Существует легенда, согласно которой олень добыл солнце для людей,
блуждавших в темноте, и помог им обрести новую родину. В сказании
«Кунгыр-буга» прослеживается культ бурой коровы. Интересным было
отношение башкир к собаке. По описанию М. В. Лоссиевского, если
в семье не выживали дети, башкиры подкладывали ребенка на выкорм
собаке. Был распространен обычай, когда с целью сохранения жизни
новорожденному надевали на него «собачью рубашку», которая сначала
306


надевалась на собаку и поэтому, согласно поверьям, могла противостоять
злым духам. К змее башкиры относились как к существу зловредному,
опасному и вместе с тем необыкновенному. Именно поэтому у башкир
даже сегодня сохранены реликты поклонения змеям и некоторого страха
перед ними. И. И. Лепехин писал: «Когда башкирец [змею] убьет, то как
бы скоро он куда ни ехал, не приминет слезть с лошади и палочкой
увязать змеиную голову в землю». В башкирском фольклоре распро-
странены сюжеты об огромных змеях аждаха и юха, пожирающих
животных и людей.
Свидетельством существования у древних башкир мифологических
представителей, связанных с культом животных, являются названия
родов и родовых подразделений: йылан (змея), куян (заяц), ке?эн (хорь),
мышы (лось) и др.
В прошлом широко бытовала вера в злых духов и людей с «дурным
глазом». Особенно опасными они считались для беременных женщин и
маленьких детей. Для защиты от их вредоносного влияния на одежду или
головной убор нашивали различные амулеты: бетеу (оберег), волчьи
когти и клыки, разноцветные бусинки, пуговицы, раковины-каури,
гусиный пух и др.; на кисть руки надевали серебряные браслеты или нить
с серебряной монеткой.
Башкиры верили в то, что каждая часть человеческого тела имеет свою
душу, поэтому бережно относились к волосам, ногтям, пуповине, плаценте,
последу. В народе существуют следующие выражения: «Пуповина —
душа человека», «Плацента душу бережет».
Основное место во всех верованиях занимал вопрос о жизни и смерти.
В этих представлениях традиционные языческие верования смешались
с позднейшими религиозно-философскими воззрениями. Древний человек,
соизмеряя свою жизнь и смерть с природными ритмами, видел, что в при-
роде все закономерно: день сменяет ночь, лето сменяет зиму, смерть
рождает новую жизнь и т. д. «Периодичность исчезновения и появления
дня, солнца, луны, иначе периодичность смерти и оживления, неизбежно
должны были вызвать сопоставление этих явлений с судьбой человека», —
писал М. В. Лоссиевский.
Идея умирающей и воскресающей природы прослеживается в пред-
ставлениях о рождении и смерти человека. Согласно мировоззрению древ-
них башкир, умерший продолжал жить в другом мире («на том свете»),
поэтому в могилу клали все необходимые предметы домашнего обихода,
одежду, пищу, украшения, оружие, коня. В прошлом башкиры зака-
лывали на могилах батыров коней, таким образом освящая место
захоронения. На могилах устраивались пышные погребально-поминальные
обряды, связанные с обеспечением умершего всем, что ему будет нужно
в предстоящей жизни.
Несмотря на веру в загробную
жизнь, у башкир было принято скор- g/Ъ* Ж- 1lJ> .г А.
беть и плакать об ушедшем в другой ^^в* *^w *^ vv^ >**
мир. Они стремились избежать смер-
ти, веря в различные приметы, предве-
щающие ее. По башкирским поверьям,
запрещалось после захода солнца вы-
носить из дома кости или прорубать Изображения тотемного животного
окно в доме, в котором уже живут, тюрков —волка
т0*****^
307


иначе кто-то умрет. Плохим предзнаменованием считалось карканье ворон,
продолжительный вой собаки или волка, которые якобы предупреждали
о приближении смерти одного из членов семьи. Чтобы избежать беды,
нужно было накормить их или подать кому-нибудь милостыню. Недоброй
приметой, предвещающей близость смерти, считалось появление кукуш-
ки возле жилья. Она была основана на поверье о том, что кукушка — пти-
ца вещая, знающая кому сколько лет осталось жить. В народе говорили:
«Если на крыше дома закукует кукушка, хозяин умрет». В таких случаях
совершались охранительные действия: обливали молоком дерево или по-
стройку, на которой сидела птица.
В «Урал-батыре» смерть (улем) предстает незримой для глаза, вооружен-
ной ножом и саблей, готовой напасть на человека, чтобы отнять у него
душу. Со временем на смену мифическому образу смерти пришел мусуль-
манский ангел смерти Азраил, который по воле Аллаха забирал душу
у людей. С принятием ислама представления о загробном мире были
оттеснены мусульманскими. Согласно исламу, жизнь это всего лишь подго-
товка к загробной, т. е. к другой, истинной жизни, которая на «том» свете.
По мифологическим представлениям, мертвые после своей смерти
в виде невидимых духов посещают свои дома, чтобы узнать, поминают их
или нет, или блуждают над могилами. Для душ, блуждающих над моги-
лами, башкиры на могильных камнях или столбах, а также срубах делали
небольшие углубления для дождевой воды, веря в то, что душа в образе
птицы будет пить ее оттуда.
Душа умершего наделялась свойствами живого человека, т. е. хотела
пить, есть, требовала заботы, утешения. Во многих домах у башкир рядом
с дверью был деревянный гвоздь (aFac сей) для души покойного. Счита-
лось, что душа умершего могла прилетать и садиться туда. Она могла
поселиться и на перекладине. В доме, откуда вынесли покойника, сорок
дней не гасили свет, чтобы душа не заблудилась и прилетела.
По башкирским поверьям, некоторые люди, особенно те, при похоро-
нах которых не были соблюдены соответствующие обряды, после смерти
могли превращаться в злых духов и оставаться среди людей. Башкиры
верили в привидения и представляли их в образе человека в белой одежде
или летящего огненного клубка. «Как остаток подобных воззрений, —
писал М. В. Лоссиевский, — существует и теперь еще страх перед умер-
шими насильственной смертью, самоубийцами, колдунами и колдуньями,
трупы которых иногда вырывают и заколачивают в них осиновые колья».
У многих народов существуют представления о мертвецах, принося-
щих болезнь, смерть, неурожай и другие несчастья. У башкир это убыр —
кровожадное демоническое существо. Слово убыр восходит к древнетюрк-
скому «оп» — пожирать, втягивать, высасывать. Как писал С. И. Руденко:
«У всех сихырсы (колдунов) вместо души, которую они продали шайтану
за свои познания, были убыр, о чем можно было узнать еще при жизни,
так как они ели иногда сырое мясо... По словам горных башкир, днем
убыр принимал вид старика, а ночью летучей мыши. По ночам убыр в виде
огня летал по земле и причинял очень много бедствий: насылал болезни
на людей, пил кровь, замучивал иногда до смерти свою жертву. Когда
сихырсы умирали, в их ступни вкалывалась игла, чтобы убыр не стран-
ствовал по земле». Среди различных групп башкир было распространено
поверье, что убыр («обжора») есть у каждого человека, но он не всегда
агрессивен. Если человек был прожорливым, особенно, если ел сырое
308


'Ж
Надгробный камень
мясо, про него говорили, что он после
смерти превратится в убыр и будет ночью
лаять, как собака. Убыр чаще всего
появлялся в виде огненного шара, а иногда
в виде человека с кроваво-красным, цвета
сырого мяса лицом. Башкиры в значении
«обжора», «дух злого умершего человека»
употребляли и слово мэскэй. Мэскэй, как и
убыр, мог преследовать человека в виде
огромного шара и причинять вред. По
поверьям, убыр и мэскэй выходили из
могилы, оставляя в ней дыру. Муллы шли
на кладбище, клали у могилы Коран и
засыпали дыру землей, заговаривая это
место. Если это не помогало, умершего
надо было вырыть из могилы, перевернуть
лицом вниз и воткнуть ему в спину
деревянный, чаще осиновый, кол или
железный лом. В некоторых случаях в
могилу на уровне груди умершего втыкали веточку можжевельника.
Раскрытая могила, в которой лежал вредоносный мертвец, якобы
становилась красной, а сам убыр лежал, прикусив саван зубами. Иногда
вокруг могилы концом косы делали круги-обереги. Согласно поверьям,
когда мэскэй или убыр гнался за человеком, можно было спастись,
прочитав молитву и разорвав ворот своего платья.
По представлениям башкир, земля кладбища считалась священной: на
ней нельзя было вырубать деревья, убивать животных, потому что каждая
пядь земли там обитаема духами умерших. Косить траву на кладбищах
разрешалось только лицам духовного сана. Кладбище считалось непри-
косновенным убежищем. «Если спать на кладбище, с тобой ничего не слу-
чится», — говорили старики. В сказании «Кунгыр-буга» именно так
поступила женщина, спасаясь от врагов. Н. Рычков, описывая кладбище
Балын-Гус, где погребены святые, отмечал, что люди на место моления
идут, «падттти на колена свои, почитая святых, чтят они и источник, выте-
кающий из сея горы, веря, что эта вода исцелит их от многих болезней».
К умершим обращались, прося об излечении от болезней или защиты от
природных стихий. В засушливые годы проводились различные обряды
вызывания дождя, которые также были связаны с верой в души умерших
(поливали водой ворота кладбища, смазывали маслом или сдвигали с мес-
та могильный камень). Башкиры считали, что могила связывает умерших
людей с землей — источником всех благ, и, таким образом, умершие ста-
новятся сопричастными к плодородию земли и размножению всего живого.
Бездетная женщина, чтобы стать матерью, молилась у могилы святого.
Смерть и жизнь, природа и человек в мировоззрении башкир нераз-
рывно связаны. Наиболее полно различные стороны народной филосо-
фии освещены в фольклоре. Проблема бессмертия человека и земли ярко
отражена в эпосе «Урал-батыр». Главный герой Урал-батыр, победив всех
врагов, находит источник бессмертия и хочет отдать его людям, чтобы их
309


жизнь стала вечной, однако мудрый старик, однажды испивший из этого
родника, говорит:
То, что мы считали смертью,
Воспринимали, как злодейку,
На самом деле Вечный закон,
Освобождающий сад
От высохших растений,
Помогающий оставить этот мир.
Тем, кто прожил свои дни,
Не желайте жить вечно,
Не пейте из родника жизни.
Эти строки отражают гармонию и равновесие в природе. Урал-батыр
погибает, но не исчезает бесследно, а превращается в великую и
почитаемую гору. Смерть приходит во имя жизни. В башкирской сказке
«Алп-батыр» хозяин горы говорит старику: «...без чьей-то смерти на свет
никто не родится. Если сыном обзаведешься, сам умрешь».
По мифологическим представлениям древних башкир, жизнь каждого
человека заранее предопределена. Судьба (я?мыш, от слова я?ма запись) у
каждого была написана на лбу. По словам А. Е. Алекторова, «башкиры
утверждают, что при рождении каждого человека в книге судеб назнача-
ется число дней, которое он должен прожить, и количество пищи, нужное
ему для употребления. Первое называется аджаль, а последнее — нафяка.
Если умирает кто-то из башкир, говорят: "Аджаль его исполнился и на-
фяка кончилась"». В народе также встречается выражение: «Съел
предназначенную пищу, прожил отведенные годы».
Течение человеческой жизни и сама жизнь уподоблялась тянущейся
нити (нити жизни). С. И. Руденко писал: «...башкиры верили, что душа
человека, умершего неестественной смертью, выйдя из тела, находилась
первое время возле покойного. Поэтому, если утонувшего удалось быстро
вынуть из воды и откачать так, чтобы вода вылилась (ибо из-за воды душа
и покидает тело), душа возвращалась в тело и человек оживал. Чтобы
душа нашла дорогу обратно в тело, утопленника клали у воды и изо рта
его протягивали нитку. С этой целью башкиры-сплавщики барок и плотов
всегда возили с собой «на случай... шелковые нитки». В связи с этим инте-
ресно отметить, что в ритуалах родинной и похоронной обрядности избе-
гали узлов, умершим расплетали волосы, раздавали нитки с целью обес-
печения душе свободы.
В целом, подводя итоги, можно сказать, что башкирская мифология
является частью мировой мифологии. Она включает в себя тотемистичес-
кие мифы, т. е. мифы о взаимоотношениях людей и животных, о происхож-
дении людей от животных и наоборот. Башкирская мифология включает
этиологические мифы, объясняющие появление, происхождение различ-
ных природных и культурных объектов, наличие их эйэ (хозяев, патронов).
В башкирской мифологии представлены космогонические, антропогени-
310


ческие, календарные и другие мифы. Есть мифы о происхождении мира,
Вселенной, человека; о происхождении солнца, луны, звезд, животных,
растений, календаря, культурных благ, установлении определенных соци-
альных институтов. Как и у всех народов, башкирские мифы являлись
основным способом познания мира.
ОБЫЧАИ, ОБРЯДЫ И ПРАЗДНИКИ БАШКИР
Семейные обычаи и обряды
Башкирская семья по мере распада родовой организации, перехода
к оседлости и земледелию шла от большой патриархальной к малой инди-
видуальной семье. В XVI—XVIII вв. у башкир в зависимости от количества
поколений, одновременно проживающих в одном дворе, можно выделить
большие, или неразделенные (более двух поколений), и малые, или нукле-
арные семьи, состоявшие из родителей с неженатыми сыновьями и неза-
мужними дочерьми. На основе малых семей возникали неразделенные
семьи, которые в зависимости от типа хозяйства (скотоводство, земле-
делие) могли разрастаться и вновь распадаться на малые.
У башкир выделяются несколько типов неразделенных семей: отцов-
ская (совместно проживали родители с женатыми детьми и внуками),
братская (в одном дворе жили женатые братья со своими детьми), а также
семья, которая состояла из женатых сыновей с детьми и одного из братьев
отца (дядя или племянник). Надо полагать, что в условиях полукочевого
хозяйства, требующего постоянного сплочения большого количества людей,
наиболее оптимальной формой семьи являлась большая неразделенная.
В земледельческих районах важную роль играли малые семьи.
Существенные изменения в структуре семьи произошли после отмены
кантонной системы управления. В связи с переводом башкир из
военно-казачьего сословия в гражданское повсеместно увеличивается
доля малых семей.
В любой семье, по обычаям башкир, главой считался отец. Он был
хранителем семейных устоев, распорядителем имущества, организатором
хозяйственной жизни и имел большой авторитет в семье. Молодые члены
семьи неукоснительно подчинялись более старшим. Положение женщин
было разным. Большим почетом и уважением пользовалась старшая
женщина, жена главы семьи. Она была посвящена во все семейные дела,
распоряжалась женскими работами.
Все работы по дому выполняли снохи и дочери. Безусловно, основную
работу выполняла сноха — хилея. В ее обязанности входили приготов-
ление пищи, уборка жилища, уход за скотом, дойка коров и кобылиц,
работы по изготовлению ткани и одежды. Во многих районах существовал
обычай, по которому килен должна была закрывать лицо от свекра
и других старших мужчин, не могла с ними разговаривать, прислуживала
за столом, но сама не могла принять участие в трапезе.
По обычаю башкир, при жизни отец должен был наделить домом
и хозяйством старших детей, а то, что оставалось при нем — семейный
311


^7
очаг, скот и имущество, — доставалось младше-
му сыну. Дочери свою долю наследства получали
в виде приданого и выступали наследницами лич-
ного имущества матери.
В семейных обычаях и обрядах башкир на-
шли отражение различные этапы истории народа.
Строго соблюдалась экзогамия — древний
обычай, запрещающий браки внутри рода.
Между представителями различных родов
браки совершались беспрепятственно. Ни древ-
ние обычаи, ни шариатские нормы не ставили
преград и для браков с представителями других
мусульманских народов. Браки с выходцами из
немусульманских народов разрешались только
при условии перехода их в мусульманство. Од-
нако следует заметить, такие браки в прошлом
заключались редко. Браки совершались обычно
в рамках определенных социальных групп:
богатые роднились с богатыми, бедные с бедны-
ми. Среди богатых башкир достаточно широко
бытовало многоженство, что соответствовало нормам шариата.
Брачный возраст колебался. Обычно жених был старше невесты на
три-пять лет, но это не было обязательным правилом. Существовал обы-
чай, по которому подростка 12—15 лет могли женить на вдове умершего
брата или дяди (левират), и муж оказывался чуть ли не ровесником ее
сына. Согласно сорорату, вдовец мог взять в жены младшую сестру или
племянницу умершей жены, хотя возрастной разрыв мог быть значитель-
ным. Разница в возрасте супругов была неизбежной.
Весь традиционный уклад жизни башкир убеждает, что молодежь
имела возможность общаться, заводить знакомства. Кроме календарных
праздников, было принято устраивать вечеринки, посиделки (аулак, урнаш)
и другие увеселения, в которых участвовали юноши и девушки. Суще-
ствовала даже особая форма общения с молодежью из окрестных аулов,
когда девушек на выданье специально отправляли на длительное время
в гости к родственникам в другие аулы.
М. Бурангулов с близкими
Свадебные обряды
Весь свадебный цикл распадался на ряд этапов: переговоры о вступле-
нии в брак и о его условиях (выбор невесты, сватовство, сговор); собственно
свадьба, сопровождающаяся обрядом бракосочетания (пиках)] послесва-
дебные церемонии.
Отец, желая женить сына, советовался с женой, спрашивал согласия
на брак и сына. Выбор невесты, хотя и по согласию с женой, всегда принад-
лежал отцу. Заручившись согласием сына и жены, отец отправлял к бу-
дущему тестю сватов (тсо^а) или сам отправлялся к нему для переговоров.
При согласии отца невесты начинались переговоры о калыме. Величина
калыма зависела от благосостояния родителей обоих брачующихся. Однако
размер его не падал ниже известной нормы, обусловливавшейся обяза-
312


тельными со стороны жениха подарками: лошадь (баш аты) — тестю,
лисью шубу (инэ туны) — теще, 10—15 рублей на расходы (тартыу
аксакы), лошадь, реже корову или барана в день свадьбы (туйлык), мате-
риал на платье невесте и деньги на обеспечение ее (мэ!гэр). Теще не всегда
дарилась лисья шуба, иногда это могла быть овечья шуба или даже прос-
той халат. За исключением обязательных подарков весь калым отдавался
отцу невесты, который взамен давал в приданое скот, деньги и прочее,
нередко в большем размере, чем составлял калым. Кроме этого прида-
ного, собственницей которого считалась молодая, она получала от жениха
так называемый «малый калым» — шаль, зилян, платок, платье, сапоги
и сундук.
Заключение условия о размерах калыма, о котором говорилось выше,
отмечалось скромным угощением. Через несколько дней жених вместе
со своими родителями отправлялся в дом невесты и привозил подарки.
Дня за два до назначенного срока малой свадьбы (ижап-кабул), первого
посещения женихом невесты, когда мулла формально заключал брачный
договор, отец невесты приглашал к себе 10—20 родственников, объявлял
им о приезде гостей и просил приготовиться к их приему. Заручившись
согласием, он через посланца приглашал жениха, его отца, мать и указан-
ных родственников к себе в гости. Посланный возвращался от отца
жениха с заранее выговоренной туйльик.
Туйлык состоял в основном из скота, который должна была выделить
семья жениха для угощения на свадьбе (свадебное торжество устраива-
лось в доме у родителей невесты, но на средства жениха и его родителей).
Поголовье и состав скота зависели от имущественного состояния родня-
щихся семей и от количества участников свадьбы. Туйлык включал также
мед, масло, крупу, муку, сладости и другие продукты. О размерах и соста-
ве туйлык договаривались во время сватовства.
Со стороны жениха, кроме его родной матери или близкой родствен-
ницы, никто из женщин на свадьбу не ездил; поэтому родители ехали
обычно в телеге или на санях, а все остальные верхом.
Погостив 2—3 дня, гости возвращались домой. Через некоторое время
к отцу жениха приезжали гости — будущие тесть с тещей, причем для их
приема отводились особые помещения на мужской и женской половинах.
К их приезду обе комнаты наполнялись гостями. Мать невесты привозила
с собой сундучок, в котором сверху лежал платок, затем несколько hapa-
уыс (налобная повязка), под ними лоскутки ситца, нитки, а на дне рубаха.
После угощения мужчины проходили на женскую половину. Тогда мать
невесты предлагала какой-нибудь из женщин открыть сундучок, за что та
и получала платок. Теща собственноручно дарила hapaybic женщинам,
а лоскутки материи (йыртыш) мужчинам, которые одаривали ее деньгами,
кто сколько мог. Нитки дарились старухам, которые принимали их с молит-
вой, но взамен не давали ничего. Наконец, рубаха дарилась отцу жениха,
за которую он давал корову, кобылу или овцу. Этой раздачей подарков
посещение и заканчивалось.
Обряд бракосочетания, как и похороны, у мусульман не считался рели-
гиозным таинством, а являлся скорее гражданским обычаем. Совершался
он не в мечети, а на дому. В дом тестя собирались старики, которые
присутствовали раньше при сватовстве. Приходил мулла с метрической
313


Свадебный обряд
книгой. Последний спрашивал отца жениха, берет ли он в жены своему
сыну такую-то, дочь такого-то. Затем спрашивал отца невесты, отдает ли
он свою дочь. Мулла обязательно спрашивал и о размере махар (мэкэр).
Махар представляет собой предусмотренную шариатом сумму (часто
в виде имущества), которую должен выплатить муж для обеспечения жены
при разводе по инициативе мужа или в случае его смерти. Половину
суммы жених выплачивал до бракосочетания.
После этой процедуры мулла читал изречение из Корана и записывал
брачный договор в книгу. Мулле за сделку обычно платили один процент
стоимости калыма.
После ижап-кабул жених уже имел право посещать молодую на пра-
вах мужа в доме ее отца. Это посещение начиналось или после уплаты
половины калыма и вручения теще, или после обмена подарками родите-
лей брачующихся.
По выплате всего калыма молодой со своей родней отправлялся за же-
ной к тестю. К его приезду тесть, если он был достаточно богат, устраивал
празднество — туй. В противном случае, прием молодого с его родней
в доме тестя ограничивался скромным угощением в присутствии родни
со стороны молодой.
Туй продолжался 2—3 дня, праздновался с утра до позднего вечера.
При богатой свадьбе устраивались скачки (бэйге), стрельба из лука (ук
атыш), борьба (керэш).
314


Наконец наступало время отъезда
молодых. Подруги молодой и другие
женщины-родственницы, не желая
расставаться с ней, устраивали всевоз-
можные препятствия отъезду. Постель
невесты они выносили в лес,
заматывали и завязывали похитрее
веревкой, концы которой прятали под
корни дерева. Молодую сажали на
постель, из-за нее начиналась борьба
между ее подругами и приглашенны-
ми со стороны жениха женщинами.
Борьба за невесту бывала иногда так азартна, что причиняла обеим сторо-
нам немалые убытки в виде разорванных одежд, за которые потерпевших
вознаграждал жених. Когда, наконец, женщинам удавалось распутать и
развязать веревку, ее у них покупал молодой.
Перед самым отъездом молодая прощалась со своими сородичами.
Ходила, окруженная подругами: четыре девушки держали над ней платок
за четыре угла, остальные окружающие ее родственницы поднимали плач.
Молодая обходила всех родственниц и каждой из них дарила полотенце,
скатерть, лоскутки материи, нитки и прочее, которые несла или старшая
сестра, или одна из ее подруг.
При вступлении в дом мужа она трижды становилась на колени перед
свекром и свекровью и трижды ее поднимали. Затем она раздавала родне
мужа подарки; родня, в свою очередь, одаривала ее. На следующий день
молодую вели на реку за водой с коромыслом (квйэнтэ) и ведрами
(би?рэ). При этом она несла с собой маленькую серебряную монетку, при-
вязанную к нитке, и бросала ее в воду.
К моменту показа источника в доме родителей жениха собирали жен-
щин деревни на чай. Перед этим из привезенных сундуков вынимали вещи
невестки: личную одежду, предметы убранства дома, посуду. Присутст-
вующим раздавали подарки невесты (курнеш, курнис, килен булэге,
бирнэ): нагрудные повязки, платки, куски ткани, нитки. С этого времени
килен начинала выполнять работы по дому: ставила самовар, пекла блины,
топила баню для гостей. Сопровождающие невесту вместе с ней приво-
зили ее приданое (бирнэ) и скот (инее мал). По башкирским обычаям
приданое и скот считались ее собственностью. В случае развода по
инициативе мужа или возвращении в отцовский дом после смерти мужа
женщине должны были вернуть ее приданое и невыплаченную половину
махара; личные вещи и украшения переходили к ее дочерям.
После свадьбы, через 2—3 месяца молодые супруги отправлялись
к родителям невесты (туркенгэ барыу). Погостив несколько дней, муж
уезжал, оставив жену в родительском доме на продолжительное время.
В значении «родня жены», «родители жены» слово «туркен» известно во
многих тюркских и монгольских языках.
Свадебные подарки — бирнэ
315


Родинные обряды
Рождение ребенка всегда было радостным событием в семье. Жен-
щина, имеющая детей, пользовалась особым уважением и почетом.
Известие о предстоящем ребенке принималось с радостью.
Как правило, будущая мать вела обычный образ жизни, но для нее суще-
ствовал ряд привилегий и запретов. Все капризы беременной относитель-
но еды должны были быть исполнены, чтобы не отразиться пагубно на
ребенке. По мере возможности старались не перегружать женщину физи-
ческой работой, оберегали от нервных потрясений. Существовали и запре-
ты магического характера. Например, беременной запрещалось крутить
жернова, чтобы пуповина не обмоталась вокруг головы ребенка; садиться
на кадку, иначе не будет выхода ребенку; смотреть на уродливых людей и,
наоборот, нужно разглядывать красивых, чтобы ребенок стал похож
на них.
С началом родов приглашали повитуху (кендек эбей), которая входила
в дом к роженице с молитвами.
Родившегося ребенка подхватывала повитуха и перерезала пуповину.
Засохшую пуповину не выбрасывали. Послед ребенка считался частицей
ребенка и обряд захоронения последа был как бы имитацией погребения
человека: послед обмывали с молитвами, заворачивали в 3—5 слоев белой
ткани, перевязывали ниткой и закапывали в укромном месте. Захороне-
ние последа осмысливалось как средство, обеспечивающее жизнь и бла-
гополучие ребенка.
Перерезав пуповину, повитуха обмывала новорожденного теплой водой,
правила ему головку, заворачивала в пеленки из старой рубахи отца или
матери, поэтому часто эти пеленки называли старье (щке). Считалось, что
старая одежда могла перенести на ребенка лучшие качества человека,
носившего эту одежду.
Башкиры, как и многие другие народы, не могли представить суще-
ствование человека без имени. Имя — его вторая, духовная суть, поэтому
ребенку сразу давали, хотя и временное, имя. Сразу же, приняв ребенка,
повитуха обвязывала запястье младенца какой-нибудь ниточкой и, заво-
рачивая в пеленки, нарекала его именем. Новорожденный получал пеле-
ночное имя (йургэк исеме). Постоянное имя ребенок получал только после
прочтения муллой молитвы (а?ан).
Пока роженица лежала в постели, родственницы и соседки приходили
к ней с поздравлениями и каждая приносила для нее гостинцы (кустэнэс,
йыуаса) — масло, хлеб, чай, блины и проч. В народе говорили: «Балалы
кешене ашат1гац, сауаплы булакыц» (накормишь роженицу — будешь
благословенна). Если взрослые не могли прийти сами, они отправляли
с гостинцами для роженицы своих детей.
Первые сорок дней после рождения ребенка считались наиболее опас-
ными как для него, так и для его матери. В этот период новорожденный
и его мать были еще очень слабыми и подверженными различным забо-
леваниям. Не зная причин многих болезней, люди объясняли их тем, что
на ребенка пал дурной глаз. В народе была выработана целая система
предохранительных мер, якобы способных предохранить от сглаза. Счи-
талось, что способностью сглаза обладал любой человек, поэтому, глядя на
316


ребенка нельзя было хвалить его, говорить, что он красивый, здоровый.
Если же при ребенке произносились похвальные речи, непременно следо-
вало добавить «Ку? теймд1ген» (как бы не сглазить) и при этом трижды
сплюнуть.
Важное значение имел цвет той или иной вещи. Способными отвлечь
дурной глаз считался красный, черный и белый цвета как наиболее яркие.
Запястье ребенка перевязывали красной ниточкой, к волосам прицепляли
кораллы, на лбу делали мазок красной краской. Лоб и брови ребенка
обмазывали сажей. Лечили от сглаза заговоренной водой, а также водой,
смытой с дверной скобы и оконных рам; окуривали дымом можжевель-
ника, березовой чаги.
На 3-й и 7-й день устраивали торжество в честь рождения ребенка.
Называлось оно по-разному: кендек сэйе (чай в честь пуповины), еп сэйе
(чай ниток), бэпэй сэйе (чай в честь младенца). Приглашались только
женщины, чаще пожилые, человек 10—12. Гости приносили угощения:
масло, сметану, различные сладости и выпечку. После трапезы им
раздавали мотки белых ниток, заранее приготовленных роженицей.
Иногда вместе с нитками давали нагрудники (тушелдерек, кукрэксэ),
кисеты (янсык), колечки, лоскутки ткани. Перед уходом все произносили
благопожелания.
Обряд наречения имени исем тупы являлся центральным в цикле
обрядов, связанных с рождением ребенка. Церемония наречения имени
происходила следующим образом. На праздник созывались родственники,
соседи, муллы. По случаю этого торжества готовилось обильное угоще-
ние. Мулла, прочитав молитву (а?ан), трижды, произносил в ухо ребенку:
«Пусть твое имя будет таким-то». Во время обряда наречения имени
роженица преподносила подарки повитухе, своей матери, свекрови.
Повитухе дарили платье, шаль, платок или деньги.
Поминально-погребальные обряды
Башкиры считали, что смерть — это переход души человека в новое
состояние.
Хоронили умерших по мусульманскому обряду. Узнав о безнадежном
состоянии больного, приглашали муллу, который читал над умиравшим
суру из Корана — ясин — обещание райских блаженств верующим. Как
только узнавали о смерти, в дом покойника собирались люди. Несколько
пожилых человек по очереди сидели возле умершего и караулили его. По
поверьям, в него могла войти нечистая сила, во избежание этого на умер-
шего клали нож, монетки или другой железный предмет.
Умершего старались похоронить как можно скорее. Обычно похороны
организовывались в тот же день, если смерть наступила утром, если же
под вечер — то похороны переносили на следующий день. Такая поспеш-
ность погребения основана на законе шариата, который гласит, что от
смерти до погребения — самое мучительное время для души, а потому и
стараются сократить ее мучения.
В день погребения умершего обмывали (мужчину — мужчины, жен-
щину — женщины), облачали в саван (кэфен). Воду для омовения
317


набирали, держа ковш от себя. Иголку при ши-
тье савана также держали от себя. Все делалось
иначе, не как при жизни. Перед выносом по-
койного из дома происходило чтение присут-
ствующими молитвы. На кладбище покойника
несли на особых носилках, читали заупокойную
молитву — йыназа, затем опускали умершего
в могилу, в стенке которой с южной стороны
делают углубление-нишу (лэхет), куда кладут
покойника, затем прикрывают досками и засы-
пают землей. После этого опять читались молит-
вы и присутствующим раздавали хайер — до-
бровольное подаяние кусками мыла, носовыми
платками, деньгами и пр.
После похорон все отправлялись по домам.
Раньше в доме, где находился покойник, в тече-
ние двух суток пищу готовить было нельзя,
только на третий день по умершему справляли
поминки. Согласно древним верованиям, помин-
ки представляли собой кормление мертвых.
Души умерших предков, по верованиям
башкир, якобы влияли на живых, и заботу о них
должны были проявлять родственники. По-
минки были не только памятью о покойном, они должны были обеспечить
нормальный переход души в новое обиталище.
По мусульманским обычаям, поминки следовало проводить на третий,
седьмой, сороковой, иногда пятьдесят первый (или пятьдесят второй) день
после смерти и через год.
Надгробный памятник
Календарные обычаи, обряды и праздники
Самые главные народные праздники у башкир проводились весной, т. к.
весна — это время обновления природы, наступления нового года, закла-
дывания основы благосостояния хозяйства, здоровья и благополучия людей
и скота. Главной целью было обеспечение плодородия и благополучия,
чего можно было достигнуть только при содействии всего общества, всех
членов рода как живых, так и умерших. Большие торжества в честь важ-
нейших событий в жизни человека и общества обозначались словом
«туй» (туй — свадьба, пиршество, праздник), именно поэтому праздники
называются туй.
Весенне-летние календарные праздники у башкир, проживающих
по берегам рек, открывались праздником ледохода (бо? китеу). Во время
ледохода (днем или ночью) старые, молодые, дети собирались у реки.
Женщины и девочки со словами: «Унеси наши болезни, дай нам долгую
жизнь» (Бе??ец ауырыу?ар?ы алып кит, бе$гэ о?он FyMep бир) бросали
сшитых из лоскутов кукол или монетки на льдину. Мужчины и мальчики
бросали на льдину сделанную заранее деревянную лошадку или зажжен-
ную солому со словами: «Унеси все болезни, всю грязь» (Бвтэ булран
318


ауырыу?ар?ы, бысрактар?ы алып кит). Смысл этих действий заключался
в стремлении оградить себя от болезней, избавиться от всего дурного, вред-
ного. Веселились целый день, а если ледоход наступал ночью, то до самого
утра. Обязательно пели песни и плясали, играли в традиционные игры.
Следующим по времени весенним праздником был XapFamyu (Воронья
свадьба или пиршество), или XapFa бутка11ы (Воронья каша).
XapFamyu в прошлом был одним из крупных праздников. Он справ-
лялся в центральных и горных районах Башкортостана и в восточном
Зауралье по случаю пробуждения природы: появление птиц извещало, что
наступила весна. Возникновение праздника было связано с культом птиц.
Праздник проводился обычно на поляне за деревней или на ближай-
шей горе в определенный день в период с мая до середины июня. К месту
проведения праздника несли самовары и собранные накануне по домам
чай, сахар, хлеб, крупу. На юге Башкортостана на ветки растущих вблизи
деревьев и кустарников вешали разноцветные ленты, платки, бусы,
монеты, кольца и браслеты.
Одним из главных ритуалов празднества здесь считалось вызывание
дождя, поклонение духу горы.
Праздник способствовал формированию в подрастающем поколении
экологической культуры, развивал потребность общения с природой,
познания реального мира, определял в какой-то степени положительное
поведение людей в природе.
К одному из древних праздников башкир относится Ьабантуй /
Сабантуй / Ьабанды / Ьабан Ьыуы / Ьабан бутка1гы (праздник плуга).
Наиболее яркую характеристику этому празднику дал известный исследо-
ватель Оренбургской губернии В. М. Черемшанский. О празднике сабан-
туй он пишет следующее: «...к замечательным из обычаев относится
празднество, известное под именем Сабанды (Сабан-туй), отправляемое
башкирцами ежегодно пред начатием пашни весною. Обычай этот сохра-
нился у них, вероятно, еще от времен язычества. Он выражается в сле-
дующих формах: ежегодно, пред наступлением пашни, когда земля освобо-
дится от зимнего покрова и растительность обнаружит признаки жизни,
избирается хороший, ясный день, в который башкирцы всех возрастов
и полов собираются на известное место где-нибудь за селением. Старики
предварительно в этот день ходят в мечеть молиться Богу об изобилии
в настоящий год урожая хлеба, а молодежь обоего пола, разрядившись
в лучшее платье, идет на место назначения; охотники-ездоки садятся
верхом на коней, объезжают вокруг деревни и потом отправляются от
избранного места на несколько верст в степь, и оттуда уже по известному
сигналу бросаются все как стрела, с визгом и гиком, скакать к назначен-
ному месту, где ожидает их толпа зрителей всех возрастов и полов,
а удальца-скакуна и приз в руках одной из прелестниц, избранной для
этого по общему голосу. Скаковой приз обыкновенно из бумажного, шел-
кового или полотняного вышитого шелком и разноцветными нитками
платка, который привязывается на шест и отдается в руки женщины или
девушки. Приз этот достается в собственность тому, кто первый, при-
скакавши к шесту, сорвет его; но случается иногда, что несколько молод-
цев вдруг достигают шеста, тогда право на приз дается тому, кто всех
прочих превзойдет силою в борьбе или в искусстве стреляния из лука в цель.
319


Затем участвовавшие в скачке отправляются в деревню и разъезжают по
домам, поздравляя домохозяев с наступлением весны и желая каждому
хорошего урожая хлеба, размножения скота, пчел и т. п., за что получают
от них угощение, которое, смотря по зажиточности домохозяина, состоит
из крута, конины, бузы, айрана, меда и проч. После того вывозят в поле
несколько пахотных орудий и начинают веселиться каждый по своему
возрасту. Старики обыкновенно садятся пить кумыс, приготовленный
к этому времени, и смотрят на резвящуюся молодежь, которая поет, пля-
шет, играет на чибизгах, борется, стреляет в цель, бегает, скачет верхом и
проч. К вечеру вся эта суматоха стихает и на следующий день начинаются
обычные занятия. Кочевые башкирцы с этого времени начинают
перебираться на кочевку».
На сабантуй часто приглашались башкиры из других деревень, родов и
племен, которые принимали активное участие во всех состязаниях. На
сабантуе традиционно проводились скачки (байте), борьба (кврэш), бег
(йугереу). Были и шуточные состязания типа добывания ртом монет из
котла, наполненного кумысом или катыком, бой мешками, разбивание
горшков с завязанными глазами, взбирание по наклонному шесту и т. д.
Во время сабантуя исполнялись песни, пляски; играли на курае, кубы-
зе и других музыкальных инструментах. Недалеко от площади готови-
лась еда.
Празднество вели аксакалы, занимая на праздничном майдане самые
почетные места, возле собранных подворно призов, пышно убранных юрт.
Батыры прежних сабантуев приносили на праздник лоскутки тканей,
каждый из которых был получен на различных сабантуях. В случае новой
победы лоскутки, нашитые на ленту, показывали зрителям. Таким ориги-
нальным способом велся счет победам.
На праздниках исполнялись патриотические кубаиры о подвигах
народных батыров, об их героической борьбе. Рассказы знаменитых баш-
кирских сэсэнов вызывали слезы на глазах у слушателей. Кубаиры сменя-
лись веселыми песнями, плясками, игрой на кубызе, курае.
Кроме вышеперечисленных, в дни весеннего равноденствия устраива-
ли праздник, посвященный проводам старого года и встрече года наступаю-
щего, — Навруз (Науруз байрамы), а в дни осеннего равноденствия
праздник под названием Сумбала байрамы (Сембелэ байрамы). В период
летнего солнцестояния устраивали праздник Летний Нардуган (Йэйге
HapgyFan), зимнего солнцестояния Нардуган (Нардуган).
Осенние праздники носили менее широкий общественный характер,
но начинаясь как семейные торжества, они охватывали всю деревню,
превращаясь в своеобразные народные увеселения.
С наступлением устойчивых холодов начинались забои скота, птицы,
заготовка мяса на зиму, собирались женские емэ (помощь) помощи по
изготовлению сукна, войлока, прядению льняной, конопляной, шерстяной
нити, т. е. осуществлялась реализация, использование результатов труда,
проделанного летом. Одним из своеобразных празднеств является hyFbiM
ашы. Название празднества говорит о непосредственной его связи с осен-
ним убоем скота: hyFbiM — убойный скот; hyFbiM э?ерлэу — кормить
320


скотину на убой; аш — пища. Полукочевые башкиры забивали скот сразу
после перекочевки на зимовку (в деревню), пока скот был упитанный,
жирный. Слово hyFbiM, возможно, употреблялось в значении отгульный,
упитанный, откормленный скот, a hyFbiM ашы — жирное мясо или пища
из жирного, после летней пастьбы, мяса.
Возможно, название праздника свидетельствует о древнем способе забоя
скота у предков башкир. До принятия ислама скот не резали, а убивали
ударом в лоб.
Гостевания начинались сразу у нескольких хозяев, празднество охва-
тывало постепенно всю деревню. В гостях было принято обмениваться
благопожеланиями, приветственными речами. Гости подавали друг другу
куски мяса с костью, что называлось «мвсэй квйэген бирешеу». Этот
обычай связывался с пожеланиями богатства, довольства, плодовитости
скота (байлык, бэрэкэт юрау), а также расценивался как знак особого
расположения, доброжелательства. За едой произносились различные
пожелания, адресованные старшим, достойным людям, присутствующим
в гостях, а также хозяину.
С установлением снежного покрова проводили помощь по заготовке
гусей (ка? емэЬе), которая заканчивалась праздничным угощением и ве-
сельем. Всех гусей резали в один день и звали женщин и девушек на
помощь. Они ощипывали гусей, убирали потроха, затем, нацепив попарно
тушки гусей на коромысло, шли полоскать на реку или родник. Вечером,
после завершения работ, участники помощи (если замужние женщины,
то вместе с мужьями) собирались в доме хозяйки на вечернюю трапезу.
Играли на кубызе, пели песни, плясали.
К зимним видам помощи относится молодежная вмэ (помощь), тула
бас;ыу вмэке (валяние сукна). Она устраивалась под вечер, тем самым как
бы приравниваясь к вечерним играм молодежи. Девушки несколько раз
поливали заготовку горячей водой и плясали, пока шерсть не скатывалась
и не принимала форму плотной ткани. На юго-востоке Башкирии зафик-
сирована песня-пляска «Тула»
he??e тула ба^алармы? У вас сукно валяют?
Бе?$э тула ба^алар! У нас валяют!
he??e нисек, бе??э шулай У вас как, у нас вот так,
Уйнап куцел асалар! Играют и танцуют!
В зимний период чаще ездили в гости, на ярмарки, базары. Гостевые
визиты к родственникам или знакомым были связаны с такими торжест-
вами, как кунак кур1гэтеу (доел. — показ гостя). Весть о приезде нового
человека мгновенно облетала деревню. Участие односельчан в приеме
гостя считалось обязательным. Когда приезжал гость, хозяин приглашал
к себе группу людей, которые должны были устраивать ответные пригла-
шения («кунак ашы — кара карты» «праздничное угощение взаимно»).
За один — два дня гость не только знакомил жителей деревни с новостя-
ми, но и сам узнавал много интересного, нового.
321


Приглашения односельчан на «показ гостя» требовал неписаный
этикет аульной жизни. В этом проявлялось, с одной стороны, уважение
к приезжему, с другой к односельчанам. Совместная «еда» в нескольких
домах аула сопровождалась беседами, обменом новостями. Вечером испол-
няли песни, играли на музыкальных инструментах, плясали; гостевания
по поводу «показа гостя» по существу раскрывают этические общения
башкир.
В осенне-зимний период устраивались своеобразные формы организа-
ции досуга молодежи аулак (аулак) и урнаш (урнаш). Они представляли
собой игры и развлечения, устраиваемые в любом доме, но обязательно
в отсутствие хозяев. Начало активной поры проведения аулака приходи-
лось на период завершения осенних работ, когда родители, уезжая на
зимнюю ярмарку или в гости, оставляли дочь следить за хозяйством.
Оставшись одна, она собирала подруг. Иногда на аулак собирались в доме
одинокой пожилой женщины. Участниками аулака обычно были девушки
14—18, реже 12—13 лет. Девушки приходили, взяв с собой принадлежно-
сти для рукоделия и продукты. Из принесенных продуктов они готовили
угощение: блины, баурсак, пироги, на которое приходили юноши, взяв
с собой гармонь и гостинцы — конфеты, орехи, семечки. В основном
развлекались: играли в жмурки, устраивали игры, заканчивающиеся шуточ-
ными наказаниями, направленными на сообразительность и раскрытие
творческих способностей (предлагалось спеть, станцевать и др.). На севе-
ро-востоке Башкортостана существовал обычай быкрау, по которому
молодежь в начале октября (обычно в Покров день) похищала гуся или
петуха и приносила его на аулак. Хозяева, обнаружившие пропажу, не
должны были жаловаться. Пока готовилось угощение, участники аулака
играли, пели, плясали. Особой популярностью пользовались игры, позво-
ляющие молодежи выразить симпатии друг к другу. Исполнялись сольные
и парные танцы, плясовые песни, в которых преобладала тема брака.
По домам обычно расходились поздно.
Урнаш отличался от аулака большей свободой нравов. Во время урна-
ша игры нередко продолжались всю ночь, и молодежь, достигшая брач-
ного возраста, оставалась в доме ночевать. Всю ночь рассказывали
различные истории, шутили. Несмотря на кажущуюся свободу поведения,
молодежь лишь условно «проживала», «проигрывала» взрослую семейную
жизнь, а реально только присматривала будущего мужа или жену.
На аулак и урнаш наиболее популярной была игра кэпэлэк (жмурки),
которая по регионам носила названия Ъукыр тэкэ, ку?-бэйлэш. Суть игры
заключалась в том, что одной из участниц (или участнику) завязывали
платком глаза и, покрутив ее (его) несколько раз на месте, разбегались
в разные стороны. Все были в шерстяных носках — ойаксан. Девушки
и юноши бесшумно переходили из одного угла комнаты в другой, зале-
зали на нары, на подоконники, стулья, на печь, лишь бы не попасться под
руки ведущего.
Народные праздники башкир складывались в течение длительного вре-
мени. В них нашли отражение различные стороны духовной и материаль-
ной культуры. Они призваны были поддерживать равновесие общества и
природы. В праздниках участвовали представители всех поколений, что
символизировало единство и вечное продолжение рода, племени.
322


Схема бытования башкирских праздников и обрядов
Летние праздники
Зимние праздники
< S
ю
О
3^
1«
д д
§ °
О н
i
о и
Н
2<
д д
5 °
О н
Мусульман-
ские
праздники
северо-западные
Ьабантуй
Иыйын
Ямгыр буткапы
Тау
ЙомБа уйыны
вй кугэреу
Бесэн емэпе
hyFbiM ашы
Аулатс
Кис ултырыу
Еп илэу
"Каз емэпе
Ураза байрамы
ТСорбан байрамы
Мэулит
северо-восточные
Майзан
Иыйын
"КарБатуй
Телэк
Ьабан пыуы
Киндер уйыны
Кыззар тауы
вй кутэреу
Бесэн емэпе
hyFbiM ашы
Аула*к
Урнаш
Утырма
Еп илэу
Тула басыу
ТСаз eM9he
Ура?а байрамы
ТСорбан байрамы
Мэулит
юго-западные
Йыйын
Кэкук сэйе
"KapFa буткапы
Телэк
Ямгыр телэу
ТСыззар тауы
ЙыуаБа сырыу
вй кутэреу
hyFbiM ашы
Аула*к
Кис ултырыу
Урнаш
hyFbiM ОМЭПе
Орсо*к илэу
Тула басыу
Кейез басыу
ТСаз емэпе
Ураза байрамы
ТСорбан байрамы
Мэулит
юго-восточные
Йыйын
Хозыр
TCapFa буткапы
Кэкук сэйе
Телэк
Ямгыр телэу
Кыззар уйыны
ЙыуаБа сырыу
'Кымызлы'К'ка
барыу
Ьауын
вй кутэреу
hyFbiM ашы
Аула*к
Кис ултырыу
Урнаш
hyFbiM eM9he
Орсо*к илэу
Тула басыу
Кейез басыу
"Каз емэпе
Ураза байрамы
ТСорбан байрамы
Мэулит
Мусульманские праздники в народной культуре башкир
После принятия ислама к башкирам пришли мусульманские празд-
ники, которые так глубоко вошли в жизнь народа, что стали воспри-
ниматься как народные традиционные праздники.
Из мусульманских праздников наиболее значимыми были Ураза-бай-
рам (Ура$а байрамы) и Курбан-байрам (Хорбан байрамы). Во время Ураза-
байрам (праздник разговенья в честь завершения поста) было принято
посещение родных, друзей, соседей, преподнесение гостинцев и подарков.
323


Более состоятельные готовили обильное угощение и приглашали в дом
муллу и гостей. У башкир в прошлом Курбан-байрам содержал в себе
элементы домусульманских традиционных праздников (состязания, игры
и др.). Курбан-байрам, кроме значения праздника, проводимого после хад-
жа, означал принесение жертвы с определенной целью: с пожеланиями
благополучия дому, здоровья, с просьбами об урожае, дожде и пр. Пожи-
лые читали специальную молитву (телэк намазы) и обращались к Аллаху
с просьбами. Юго-восточные башкиры, по описанию М. Баишева, во вре-
мя Курбан-байрам в одном из домов устраивали угощение для молодых
людей соседней деревни. Когда угощение (баранина, кумыс, чай) было
готово, посылали гонца. Получив известие, что гости едут, устраивавшие
угощение юноши выезжали верхом на лошадях навстречу. После взаим-
ных приветствий один из гостей предлагал отнять платок из его рук
и пускался вскачь. Каждая сторона стремилась выхватить платок,
олицетворявший удачу. Этот обряд назывался -кот алыу (-кот — счастье,
удача, алыу — брать). Исследователи переводят его как «гнаться за
счастьем», «гнаться за удачей». Затем хозяева и гости отправлялись в дом,
где начиналось пиршество с плясками и пением.
Тесное переплетение мусульманских и домусульманских представле-
ний отражено в празднике Мир-курбан (Мир торбаны), основу которого
составляло общинное жертвоприношение. Этот праздник проводился
главным образом на северо-востоке Башкортостана.
Жители нескольких деревень заранее оповещались о празднике.
Молодые люди ходили с шестом по всей деревне и собирали подарки:
платки, полотенца, небольшие отрезы ткани или деньги. В день праздника
все население собиралось на лугу или на берегу реки. После обязатель-
ного прочтения молитвы устраивали игры со скачками, борьбой, стрель-
бой из лука, другие состязания и увеселения. Победителей награждали.
Затем устраивали всеобщую трапезу, для чего забивали лошадь, куплен-
ную на собранные деньги (иногда богатые односельчане устраивали
угощение за свой счет). Следует отметить, что во время этого праздника
женщины играли пассивную роль. Кроме больших мусульманских празд-
ников Ураза-байрам и Курбан-байрам, башкиры отмечали Маулид-байрам
(Мэулит байрамы), Гашура-байрам (Feuiype байрамы) и Раджаб-байрам
(Рэжэп байрамы). Эти праздники больше напоминали семейные торжест-
ва: верующие готовили праздничное угощение, поочередно приглашали
муллу и друг друга в гости. В доме читали молитвы, угощались и раздавали
милостыню (хэйер). Еженедельным праздничным днем считалась у баш-
кир, как и у всех мусульман, пятница (йома). К этому дню прибирались
в доме и готовили вкусные блюда, иногда приглашали в гости родных
и соседей.
В целом, подводя итоги, можно отметить, что народные праздники
играли важную роль в жизни башкирского общества. Они были
представлены весенне-летними, осенне-зимними и мусульманскими
праздниками.
324


Обычаи гостеприимства у башкир
Об институте гостеприимства башкир имеется большая литература.
Об этом писали практически все исследователи башкир и башкирского
края, а также путешественники и писатели XVIII—XIX вв.
Известный русский ученый конца XVIII в. И. Лепехин считал гостепри-
имство одной из важных черт башкир и сообщал следующее: «Нам всегда
приятнее было смотреть на их гостеприимство. Башкирцы при всякой
кочевке останавливались; самая младшая жена хозяина принимала лошадей
гостей, привязывала их к кибитке и, отстегивая седло, обивала пот.
Вошедшие гости здороваются с хозяевами сжиманием рук и садятся, не
скидывая шапок. Тут хозяин или хозяйка наливает чашки кумысу
и подает близ сидящему... оный другому даже до последнего, так что
сидящий в первом месте начинает пить после всех. Сколько ни сыт бы
был башкирец, принужден бывает выпить по крайней мере две большие
чаши: ибо менее сего пить хозяину за обиду почитается. Насытившись
кумысом, кончат дело... к Богу мольбою. Тут хозяин наделяет их кумысом
на дорогу, и лучше сам желает остаться ни с чем, нежели гостей отпустит
без награды. Сия в башкирцах привычка так далеко простирается, что
они "одни не могут, как говорят, съесть куска хлеба". Мы из любопытства
давали калача бывшему с нами старшинскому сыну, который его на ма-
лейшие разломив частицы, оделил всех предсидящих башкир».
Русских исследователей поражало ласковое и открытое отношение
башкира даже к совершенно незнакомому человеку, оказавшемуся его гос-
тем и которого он видел в первый и, возможно, в последний раз в своей
жизни: «Хозяин старается при этом сделать для гостя все, что может. Если
есть самовар, то угощает чаем с айраном, сливками и своим печеньем,
а то и с простым хлебом; богатый башкир, пользуясь случаем, приглашает
еще гостей и устраивает чуть ли не настоящий пир. Если есть кумыс, то
при угощении он играет главную роль. Ухаживая за гостем, даже важным,
башкир никогда не снисходит до низкопоклонства, заискивания и т. д.,
но сохраняет свое достоинство и держит себя независимо».
Сами башкиры объясняли свое гостеприимство следующим образом.
Когда был создан мир, собрал Бог гонцов от всех народов и раздал им
по пять самых разных праздников. По пути домой у башкира сломалась
телега, и он отдал их другим, чтобы не оставить на дороге... Невесело было
жить башкирам без праздников, и они снова отправили к Богу гонца.
«Кончились у меня праздники, — ответил Бог. — Если они вам очень
нужны, приглашайте гостей. Каждый из них принесет с собой праздник».
И с тех пор приглашение в гости стало у башкир обычаем. Пришел
гость — значит пришел в дом праздник.
«Угощение и камень растопит», — рассуждал народный ум и считал,
что гостеприимство обладает удивительной способностью умиротворять
не только черствые и холодные души людей, но даже и болезни. Сущест-
вовало поверье: чтобы умилостивить и обезопасить болезнь, нужно
пригласить ее в гости и оказать самый радушный прием. С. И. Руденко
записал довольно интересный рассказ. Однажды женщина-башкирка уви-
дела на крыше болезнь в образе сороки, низко поклонилась ей, пригла-
сила в гости, предложила искупаться в бане, быстро приготовила воду,
таз, веник. Болезнь с большим удовольствием помылась и удовлетворенная
325


покинула этот дом, оставив скот гостеприимной хозяйки живым
и невредимым. Через несколько лет болезнь снова объявилась в этих
краях, и все жители деревни затопили бани и стали зазывать «гостью».
Отдохнувшая и «подобревшая» болезнь оставила деревенский скот
в покое и убралась восвояси.
В представлениях башкир, пришелец всегда ассоциировался со счастьем
и радостью: «Пусть приходит гость — лишь бы не пришла беда», «Негос-
теприимный человек не узнает радости». Он всегда вносил оживление
и разнообразие в устоявшийся монотонный быт хозяина: «Приход гостя —
дому украшение», в будничное и привычное застольное меню: «Гость
приходит — угощение приходит». Человек из далеких краев становился
источником новой информации, рассказывал свежие новости, делился
впечатлениями об увиденном и услышанном. Теплый прием, открытая
душа, любезность и внимательность — все это предназначалось пришель-
цу. «Если гость придет, открой ворота, если в дом войдет, открой казан»,
«Если даже дом пуст, пусть в душе пусто не будет, если даже в доме тесно,
пусть душе тесно не будет», «Улыбка да чай — благо для гостя» — эти и
другие пословицы стали неписаными правилами народного гостеприимства.
Зажиточные башкиры держали специальный дом для приема — кунак
Порто, а у тех, у кого не было такой возможности, гостиной служила часть
дома. Дом для гостей был своего рода и центром воспитания и социали-
зации подрастающего поколения. Здесь исполнялись героические песни,
кубаиры, рассказывались предания. Молодежь, слушая мудрое слово
аксакалов, приобщалась к национальной истории, этике и этикету, обуча-
лась песням, танцам, сплачивалась вокруг духовных идеалов своего народа.
Ритуал гостеприимства воспитывал в молодом поколении чувство ответ-
ственности, внимательность, совестливость, почтительность и уважитель-
ное отношение к людям.
Церемониал имеет как бы два полюса: на одном — гостеприимный,
радушный, щедрый хозяин, на другом — гость. Если о приезде почетного
гостя было известно заранее, обязательно выезжали встречать.
Последовательность приема почетного, уважаемого человека можно про-
следить по материалам башкирских эпических сказаний, сказок, легенд.
Въехавшему во двор помогали сойти с коня, осторожно поддерживая за
руки, провожали в дом, сажали на мягкие подушки, предлагали отдохнуть
с дороги. После взаимных приветствий, зарезав самую лучшую и жирную
скотину, хозяева старались угостить прибывших со всем радушием и
щедростью.
Уважаемый человек издавна считался гостем всей округи, в этом слу-
чае хозяин собирал большое застолье и «показывал гостя». Приглашенные,
в свою очередь, считали долгом пригласить его к себе домой, выказывая
тем самым почтение и уважение.
Гость всегда был в центре внимания. Атмосфера дома, принявшего его,
была направлена на то, чтобы создать максимальный уют и комфорт.
«Гость хоть мало пробудет, да много узнает», — считали люди, и поэтому
пререкания и ссоры среди домочадцев, тем более выяснение каких-либо
личных, семейно-бытовых отношений при нем были большой редкостью.
Сохранение авторитета гостеприимного дома и своего достоинства было
делом чести хозяев.
326


Грубейшим нарушением правил гостеприимства считается прием без
угощения. Ритуал предписывает хозяину ставить на стол все лучшее, что
имеется у него дома. Угощению предшествовала процедура мытья рук.
Гостю подносили таз, сосуд с водой, чистое полотенце и мыло. После мытья
рук приносили кушанья. «Меню» и последовательность подачи блюд опре-
делялись состоятельностью и возможностями хозяев, но в целом неиз-
менными составляющими традиционного угощения для гостя (тсунак orfm)
являлись бишбармак, бульон, чай, кумыс, мед, блины, сливки и др. Хозяин
должен был следить за тем, чтобы гость угостился на славу и съел как
можно больше. В башкирском гостеприимстве до сих пор встречается
обычай кормить с руки (hoFongopoy). Накормить гостя — святая обязан-
ность хозяина. Таким образом он оказывает честь гостю и в то же время
утверждает свою честь, показывая свою щедрость.
После угощения снова повторялась церемония мытья рук. После еды,
а иногда и до нее, гостя развлекали песнями, игрой на курае, вели непри-
нужденные застольные беседы. Вечером, провожая спать, желали прият-
ных сновидений. «У гостя и лошадь гостья, и собака гостья», — считали
в народе, и поэтому конь гостя, сытый и ухоженный, дожидался своего
хозяина в теплом, сухом месте.
Собравшегося уезжать просили остаться погостить еще, однако без
излишней настойчивости и надоедливости — хозяин должен был уважать
желания и свободу действий своего гостя. Церемония расставания была
последним аккордом великодушия в этом ритуале: гостя одаривали
подарками, гостинцами для детей и домашних, желали всяческих благ и
приглашали приехать еще. Открывали ворота и долго смотрели ему вслед,
пока он не скрывался за ближайшим поворотом, деревом, домом.
В ритуале гостеприимства также нашли отражение мировоззренчес-
кие идеи, этические принципы и духовные ориентации башкир, приняв-
ших ислам. Когда после смерти правоверный предстанет перед Всевыш-
ним, как объяснял Мухаммад, тот его спросит: «Почему ты не накормил
меня, когда я был голоден?» «Но как я мог накормить Тебя, владыку мира,
Тебя, в чьей власти находится все?» «Такой-то, — скажет Бог, — был
голоден, а ты не накормил его». Как известно, для башкир самым почет-
ным и дорогим являлся «Божий гость». «Божью пищу черт пожалел», —
гласит башкирская пословица. По представлениям башкир, кормит чело-
века Всевышний, который дает пищу не только ему, но и всему роду
человеческому, и поэтому не делиться пищей — это святотатство, способ-
ное навлечь гнев Бога-кормильца. Как и во многих других традициях,
у башкир считалось неприличным спрашивать человека, переступившего
порог, кто он, откуда родом, куда и с какой целью направляется и что
привело его в дом. Безымянность «Божьего гостя» считалась сферой его
свободы. Через определенный обычаем срок (по мусульманской традиции,
это три дня) пришелец сам может рассказать об этом, но может уехать, не
представившись, и в этом народ не видел ничего предосудительного.
Законы гостеприимства были священны.
Ритуал гостеприимства, предъявляя круг требований к хозяину, не остав-
ляет в стороне и пришельца. Выполнение своих обязанностей по отноше-
нию к человеку, давшему приют и пищу, соблюдение элементарных
правил приличия в чужом доме — это было уже делом чести гостя.
327


Существует мнение, что гость обязан быть покорным воле хозяина.
Башкирская пословица «Гость — ишак хозяина» как нельзя лучше
отражает это ритуальное требование. Действительно, переступив порог
чужого дома, пришелец сразу же попадает в объятия хозяина, и, по
традиции, до финальной точки «сценария гостеприимства» он принимает
как должное все то, с чем сталкивается в этом доме, если только те или
иные действия не противоречат общепринятым канонам ритуала. Без види-
мых причин, не приняв минимума обычных услуг (угощение, чистка
верхней одежды, уход за лошадью, кратковременный отдых и т. д.), гость
не может покинуть принявший его дом, тем более без разрешения хозяи-
на, не поблагодарив его и не попрощавшись с ним. Одним словом, гость
как бы попадает в плен к хозяину, становится «узником» приютившего
его дома. Кстати, аналогичную параллель можно встретить у кавказских
народов: «Гость — раб хозяина», «Гость — пленник своего хозяина».
Каждый шаг, каждое движение, каждое желание берется под зоркий
«контроль» домочадцев, которые теперь обязаны предвидеть потребности
и желания пришельца. Гость же, проявляя максимум спокойствия и вы-
держки, должен вести себя соответственно новому статусу. Никто не желал
заслужить славу дурного человека, который унизился до ссоры с прию-
тившими его людьми или же вел себя недостойно в чужом доме. В том
случае, когда человек попадал туда, где явно было не до него (например,
горе или беда обрушились на семью, траур, болезнь кого-либо из домочад-
цев и т. д.), он имел право уйти, сославшись на срочные дела или другую
причину. На протяжении веков народное гостеприимство выкристалли-
зовывало неписаные «золотые правила», регулирующие нравственное
поведение и действия гостя. Он первым приветствует встречающих его
хозяев, высказывает благопожелания и переступает через порог правой
ногой, приносящей счастье и благополучие. Войдя же в помещение,
воспитанный человек должен терпеливо ждать, когда ему предложат
сесть — самовольность и беззастенчивость, тем более беспардонность
никогда не приветствовались в народном этикете. Гость неторопливо,
степенно, не теряя своего достоинства, играет отведенную ему роль.
Непоседливые, бесцеремонные, шумные и импульсивные не вписывались
в торжественную, спокойную атмосферу приема. Осуждалось всякое
проявление нетерпения и спешки. В частности, считалось неприличным
сразу же начинать беседу со своей просьбы. Как уже отмечалось, в распо-
ряжении гостя были три дня, в течение которых он получал возможность
решить свои проблемы, угощался, отдыхал, мылся в бане, слушал песни,
вел задушевные разговоры. «Умеешь открывать чужие ворота, умей их и
закрывать» — эта пословица является как бы предостережением для тех,
кто не обладает чувством такта и меры. Человек же со срочным делом,
естественно, не выжидал трое суток, чтобы заговорить о цели своего
приезда (прихода), — обычай в этом случае позволял начать разговор
сразу же после угощения.
О предполагаемом отъезде сообщалось заранее. Церемония прощания
предписывала взаимные пожелания всяческих благ и здоровья. «В ответ
на угощение — угощение», «Ешь в гостях утку — готовь своего гуся», —
рассуждал народ, и поэтому гость считал своим святым долгом пригласить
хозяев к себе и оказать такой же достойный и радушный прием.
328


Воспитанный, тактичный человек никогда не выражал своего недоволь-
ства атмосферой приютившего его дома, даже если она этого заслужива-
ла. Разносить сплетни по округе, рассказывать о недостатках или изъянах,
тем более о пробелах и упущениях в организации, например, застолья
считалось делом неприличным и недостойным уважающих себя людей и
серьезно осуждалось народным этикетом. «Приглашение в гости — честь,
никому не рассказывай, если даже нечего было есть», — так предосте-
регала неблагодарных народная мудрость.
Ритуал гостеприимства обрисовывает также моральный облик гостя.
Народ ценил в нем прежде всего воспитанность, скромность, чувство
такта и меры, сдержанность, спокойствие. «Невежливый гость настроение
испортит», «Неблагодарный гость угостится, да тебя же и ославит», «Если
ты гость, будь скромен», «Из-за гостя, не знающего обычаев застолья,
хозяин краснеет», — говорили люди. Неписаные ритуальные правила
запрещали ему вмешиваться в дела семьи, нездоровое любопытство и раз-
гуливание без разрешения и сопровождения по двору отнюдь не украша-
ли его поведение. Считалось низостью и делом, недостойным мужчины,
заглядывать в женскую половину и комнату, где готовится угощение,
заговаривать с хозяйкой дома и ее взрослыми дочерьми. Столь же недо-
пустимыми являются развязное поведение, оскорбления в адрес членов
семьи и хозяина, унижение их человеческого достоинства, заигрывание
и флирт с женщинами.
Выяснение отношений и сведение старых счетов в гостях, ссоры, брань,
ругань, драки — грубейшее нарушение законов гостеприимства. «Трапеза
в согласии сладкой бывает» — это правило знал каждый хозяин и со своей
стороны старался оградить празднество от возможных неприятностей.
«Двух врагов за один стол не сажай», — предостерегала народная посло-
вица. В том случае, когда за праздничным застольем все же оказывались
люди, враждующие друг с другом, они обязаны были держаться подальше
и вести себя так, словно не замечали друг друга.
Приглашение в гости издавна считалось знаком уважения и особого
расположения, и поэтому уважающий себя и других без видимых на то
причин не имел права отказываться от него: «Признак вежливости —
приветствие с поклоном», «Признак уважительности — прибытие без
опоздания», «Куда зовут — иди, откуда гонят — беги». Хозяева могут оби-
деться, и в будущем быть снова приглашенным в этот дом было довольно
проблематичным: «Не пойдешь, куда зовут, — после долго каяться будешь».
По обычаю, тактичный человек, который знает цену своему достоин-
ству и уважает время и труд хозяев, не будет опаздывать на праздничное
застолье: «В гости к столу приходи, запоздаешь — стыдно будет».
Ритуал выдвигает и ряд адресованных гостю требований застольного
этикета. Не уронив своего достоинства, воспитанный человек не может
даже и намекнуть, что он голоден или что хозяева не очень-то расторопны
и заставляют его долго ждать. Без приглашения главы семейства
считалось неприличным первому притрагиваться к подаваемым блюдам:
«Не приступай к угощению, пока хозяин не отведал». Несмотря на обилие
пищи, не полагается много, некрасиво и с жадностью есть, чтобы не
прослыть обжорой. Наоборот, нередко в гости отправлялись сытыми: «В
гости собирайся, дома наедайся, в шелк одевайся», «На свадьбу и застолье
иди сытым». Более того, чревоугодие считалось одним из неприятных
329


человеческих пороков, и поэтому прожорливого, ненасытного человека
предостерегали: «Смерть обжоры от еды, вора — от палки». «У обжоры
желудок сыт, да глаза ненасытны», — смеялись люди. «Обжора ушел —
его место осталось, от сытости еще и шубу забыл», — иронизировал
народ над таким горе-гостем.
В целом, обычай гостеприимства у башкир сохранился и сегодня.
Обычное право башкир
Обычное право является частью традиционной народной культуры.
Оно охватывает институты и нормы, регулирующие деятельность и пове-
дение людей, объединенных в рамках рода, племени, этноса.
Обычное право каждого народа тесно связано с его социальной орга-
низацией и общественными отношениями. Не составляет исключения
и обычное право башкир.
Общественное развитие башкирского общества условно можно разде-
лить на два этапа. Первый этап — этап развития башкирского общества
до присоединения к России. Второй этап — этап развития башкир в сос-
таве Российского государства. Первый этап характеризуется, как показы-
вают археологические, фольклорные и письменные источники, распадом
на ранних периодах строя, постепенным переходом патриархально-родо-
вых отношений в патриархально-феодальные.
На первых порах, как отмечает Н. Г. Мухтаров, были сильны родо-
племенные отношения, поэтому нормы обычного права служат для укреп-
ления рода, племени, повышения авторитета и влияния родоплеменной
аристократии, для защиты родоплеменной территории и собственности
рода. Именно в этот период, очевидно, возникли следующие пословицы
и поговорки: Заты башка менэн болан аулама (доел, не ходи на охоту
с чужеродцем); Бер?ец квнв ил менэн, илдец квне ер менэн (доел, жизнь
(существование) человека с миром, жизнь народа в земле); Илдец эше up
муйьшьшда, ир?ец эше ил -куйыяында (доел, судьба родины в руках муж-
чины, судьба мужчины в руках народа); Ырыу-myFaH талашыр, дошман
кил1гэ ярашыр (доел, родственники (соплеменники) ссорятся, враг при-
дет — помирятся) и т. д.
Именно в тот период как отражение норм обычного права башкир
могли возникнуть пословицы типа Исемец шэп булЪъш, ырыуьща man
булЬын, ырыуьща man килмэкэ, ораныца man булЬын (доел, пусть имя твое
будет соответствовать твоему роду, если не будет соответствовать роду,
пусть будет соответствовать орану (клич, призыв) твоего рода), направ-
ленные на формирование патриотов, знающих оран и другие атрибуты
родоплеменной группы. Следует также добавить, что именно такие нормы
обычного права способствовали возникновению и распространению
у башкир личных имен, совпадающих с наименованием рода, племени и
атрибутами родоплеменной группы: Бврйэн, Тамьян, Натай, Кьтса-к,
У^эргэн, Байкары, Таксаба, Монаш, Тилэу, Кубэлэк и др.
В соответствии с нормами патриархально-родового строя каждый
башкир должен был знать шежере и атрибуты своего рода. Как отмечает
М. Уметбаев, для каждого башкира-вотчинника необходимо знать три
330


вещи; первое — свое происхождение, т. е. свой род, второе — название
звезд и третье — легенды и предания, эпосы и песни о ханах. В этой же
статье «Башкиры» он пишет и о том, что каждому роду главным ханом
даны птицы, дерево, тамга и оран. Например, юмран-табынцы получили, —
продолжает он, — птицу — -KapaFom (большой подорлик), дерево — кара-
Fac (лиственница), тамгу — тсабырга (ребро) и клич — салауат (салават),
т. е. молитва. Судя по материалам, шежере и атрибуты рода род должен
был не только хорошо знать, но и беречь. Их не должны были знать
представители других родов и племен. Об этом свидетельствуют и посло-
вицы типа «Яува йэнецде биркэц дэ, серецде бирмэ» (доел, в бою, если
даже отдаешь свою жизнь, не отдавай свой секрет, тайну).
По мнению Р. М. Юсупова, родовая символика башкир является
отголоском мощного пласта домусульманского мировоззрения, в основе
которого лежали анимистические представления одушевленности, всего
окружающего мира, живой и неживой природы. Следует добавить, что
в родовой атрибутике видны следы также тотемизма культа предков.
Таким образом, вся родоплеменная атрибутика башкир считалась
сакральной, поэтому она должна быть известна всему роду, но не должна
передаваться представителями других родов. Имея сакральное значение,
родоплеменная атрибутика охраняла, помогала своим носителям. Попав
в чужие руки, особенно к врагам, оран мог навредить роду. Очевидно,
поэтому до нас дошли названия орана, птицы и дерева лишь отдельных
родов и племен. В частности, сохранились кыпчакские атрибуты, а имен-
но дерево — -карама (вяз), птица — бврквт (орел), оран — таксаба
(токсаба); атрибуты усерганцев: дерево — милэш (рябина), птица —
торна (журавль), оран — мвйтэн (муйтен); айлинцев: дерево — тирэк
(тополь), птица — шоцкар (кречет), оран — салауат (салават) и др.
Знание атрибутов рода, как уже говорилось выше, было обязательным
для всех, т. к. в переломные, опасные моменты атрибуты рода, по пред-
ставлениям башкир, выступали защитником, спасителем того или иного
рода, племени. Таким образом, укреплению рода, племени способство-
вали нормы обычного права, требующие знания родоплеменной атрибу-
тики и запрещающие их передачи чужеродцам.
Нормы обычного права периода патриархально-родовых отношений
нашли отражение в пословицах и поговорках типа «Барымтара — барым-
та, "карымтара — "карымта» (доел, за ущерб — ущерб, за кровь — кровь);
Барымтанан курккан мал йыймад (доел, тот, кто боится барымты, не
станет богатым) и др.
Карымта — кровная месть — занимала большое место в обычном пра-
ве многих народов, в т. ч. и башкир. Месть за убитого сородича являлась
священным долгом его родственников. Она не осуждалась, наоборот,
поощрялась родом и регулировалась советом аксакалов и родоплеменной
верхушкой. Об этом свидетельствуют и произведения башкирского
фольклора. В частности, в эпосе «Бабсак-бей и Каракулумбет-бей» Кусяк-
бей, сын Бабсак-бея, поймав убийцу своего отца, спрашивает у со-
племенников: «Что будем делать с этим стариком, оставляем или убива-
ем?» На что соплеменники ответили: «Убьем и сварим». Только после
этого Кусяк-бей убивает своего кровника. Очевидно, к этим временам
кровной мести восходит и пословица «Меге?ен Ьындырранды болан онот-
331


мае;, атаЪын ултергэнде уклон онотма?» (доел, того, кто сломал рога,
олень не забудет, того, кто убил отца, сын не забудет). Обычай карымты
наиболее ярко повествуется в эпосах «Бабсак-бей и Каракулумбет-бей»
и «Кусяк-бей», в которых говорится о мести Кусяк-бея, сына когда-то
убитого Каракулумбетом Бабсак-бея. Кусяк-бей убивает весь род — род
бурзянцев, оставляет лишь одного сироту, пастушка девяти лет. Этим он,
судя по тексту эпоса, пытается остановить карымту:
Шунан Кусэк: «Эшем
бетте, китэм, — тине,
Атта елеп, Бабсак
иленэ утэм, — тине,
Тьшыс булыр бьшан
ары -кыпесик ырыуы,
KapbiMmaFa килэ
алмас; бутэн, — тине...
В эпосе, как отмечает Н. Г. Мухтаров, поступок Кусяк-бея не осужда-
ется, т. к. то, что он сделал, соответствует нормам обычного права башкир
того времени.
Очевидно, к периоду патриархально-родовых отношений восходят
и пословицы типа «Натащи gayFa яратты, берйэнде яут яратты»
(доел, катаец создан для ссоры, бурзянец для битвы); «Яума булка, Нвгвш
ташыр, FayFa булка, Сэнкем касыр» (доел, когда дождь, Нугуш разлива-
ется, когда шум — Санким бежит) и др., сохранившие следы пренебре-
жительного отношения к чужому роду.
Судя по источникам, в средние века у башкир была сильна власть
родоплеменной аристократии — беев. Они организовывали набеги, защи-
ту территории рода и соплеменников от чужеродцев, вместе с аксакалами
определяли время и маршрут кочевок, следили за выполнением соплемен-
никами норм обычного права, вершили суд над теми, кто нарушал
обычаи, вместе с мужчинами рода занимались социализацией юношей;
во время войн, позднее восстаний беи поднимали народ на борьбу. Безус-
ловно, все это мог выполнить очень сильный и авторитетный человек,
знающий обычаи, нормы родового права. Именно поэтому в ранние этапы
развития башкирского общества беи выбирались на народных собра-
ниях — йыйынах: «Бвтэ ырыу йыйыны йыйып туй я!гарандар. Бабсакты
Кыпсак ырыуына бей итеп -KyUFangap, mu (собрав йыйын всего рода, про-
вели пиршество. На нем Бабсака поставили беем рода Кыпчак).
В средние века еще в домонгольское время происходит постепенный
переход патриархально-родовых отношений в патриархально-феодаль-
ные. Именно в этот период вместо разрозненных родов и племен
появляются сильные союзы племен во главе с ханом. Так, в эпосе «Кусяк-
бей» говорится о союзе 12 племен во главе с Масим-ханом:
Борон бер Мэсем хан булыпты,
Y?e а-кыллы данышман йэн булыпты.
¥э$еллете, байлыры бер?эй булып,
Ьэр ер?э мекабэтле дан булыпты.
332


Ун ике бей булран бер у?ендэ,
Уйын-квлкв кис Лэм кенде?ен дэ,
БэЬлеуэн FecKepe бихисап куп,
Бынан уткэн дан булмаган ер йе$ендэ.
Вышеприведенный отрывок также позволяет сделать вывод о том, что
хан был самым богатым, самым влиятельным, самым умным и справед-
ливым беем. Хана обычно выбирали беи и аксакалы. Хан выступал
предводителем войска, выполнял функции судьи, законодателя, ста-
новился третейским судьей при ссоре двух племен или их беев, т. е.
способствовал сохранению существующего общественного устройства.
Хан также имел право объявлять войну, заключать мир, вести
дипломатические отношения с другими племенами, народами. Поэтому,
в целом, авторитет хана у башкир был высок. Об этом свидетельствуют
эпосы, легенды и предания, пословицы и поговорки. Так, в эпосе «Кусяк-
бей» беи тунгаурцев Тимеркутлу, тамьянцев — Тамьян, кыпчаков —
Бабсак, бурзянцев — Каракулумбет по вызову Масим-хана немедленно
приходят к нему со своим войском и батырами. Беи Тимеркутлу и Тамьян
беспрекословно подчиняются Масим-хану и не убивают Каракулумбета,
убийцу Бабсак-бея. Таким образом, в данном эпизоде Масим-хан
предотвращает междоусобицу между бурзянцами с одной стороны
и тангаурцами, тамьянцами с другой.
В экономическом плане первый этап развития башкирского общества
характеризуется дальнейшим развитием полукочевого скотоводства с эле-
ментами земледелия. Получают широкое развитие бортничество, лесные
промыслы. Появляются постоянные аулы, сокращаются кочевья, наряду
с родовыми подразделениями важную роль начинают играть большие
семьи. Происходит дальнейшая имущественная и социальная дифферен-
циация башкирского общества. Появляются наделенные государственной
властью тарханы. Безусловно, все это обусловило и изменение норм
обычного права. В частности, судя по фольклорным материалам, если
в середине века, т. е. в начале первого этапа в общественной жизни
башкир большую роль играли советы аксакалов (ак!гакалдар коро), то
в дальнейшем уже происходят существенные изменения. Аксакалы в прош-
лом рассматривали вопросы организации кочевок, барымты и карымты,
споры между соплеменниками, нарушение норм обычного права пред-
ставителями рода или племени и т. д. В башкирском обществе еще тогда
были сильны сплоченность, взаимопомощь, которые обеспечивали роду
коллективную и личную безопасность, сохранность скота, пастбищ. К кон-
цу первого этапа, т. е. накануне присоединения к Русскому государству
карымта ушла в историю. Выборные беи тоже стали редкостью. Совет
аксакалов зачастую выполнял волю бея, хана. Неприкосновенность рода,
родовой территории гарантировалась уже другими нормами.
Однако, несмотря на определенные изменения, нормы обычного права
башкир существенных изменений не претерпели. Почти до XX в. сохра-
нились древние семейные обычаи башкир, связанные с экзогамией (запрет
брака внутри рода), левиратом (женитьба на вдове умершего брата или
дяди), сороратом (женитьба на сестре или племяннице умершей жены).
333


Почти до начала XX в. у башкир, как отмечает Н. Г. Мухтаров, сохра-
нялись и институты обычного права. Так, почти в каждом поселении
аксакалы, старшины и другие «лучшие люди», народу с вопросами орга-
низации кочевок, земледельческих работ, приема на поселение новых
людей, проведения свадеб и других празднеств, решали споры между еди-
нородцами, вопросы, связанные с нарушением общественного порядка.
Старейшины собирались по мере необходимости по приглашению
муллы или главного старейшины (баш аккакал). По этому случаю специ-
ально закалывали барана и готовили бишбармак. Мулла читал полагаю-
щуюся в данном случае молитву. На суд (йэмэгэт хвквме) собирались
по 10—15 старцев (в больших аулах по 20—30 человек), садились в круг,
вызывали виновного.
Большое внимание обращалось на осознание нарушителем своей вины.
Нагрубившего, не подчинившегося аксакалу также вызывали на суд, но на-
казания не налагали, а стыдили, требуя, чтобы он впредь так не поступал.
Основной целью совета как судебного органа было примирение
(яраштырыу) сторон, прекращение ссоры, конфликта. Таким образом, он
выступал как одна из форм примирительного, третейского суда.
Обвиняемого и потерпевшего (истца и ответчика) доставляли в поме-
щение, где собирался совет. Старейшины выслушивали обе стороны,
свидетелей (uiahummap), затем принимали решение.
Мулла наставлял их словами «Ямая hy? эйтмэ, дврв^вн эйт», т. е.
Не лги, говори правду.
Примирение (ярашыу) происходило примерно следующим образом.
Поссорившиеся трижды подавали друг другу руки, причем виновный —
две руки, левую сверху, показывая, что он просит прощения.
Если дело касалось двух родов (ссора их представителей), аксакалы
обоих родов могли собираться вместе.
Смысл «суда старейшин» был в его коллегиальности. Однако в некото-
рых случаях суд могли совершать не все старейшины сразу. Например, по
несложным делам или когда не было нужды собираться всем вместе,
могли решать споры и два аксакала. Также суд мог быть и индивиду-
альным. Из самых уважаемых в общине выбирался самый влиятельный
человек, он и становился судьей. «Судопроизводство» мог осуществлять
и бей рода, знаток обычного права.
Дела же об измене, убийствах, хищении государственной собствен-
ности находились в ведении городских и уездных судов. Сюда же отно-
сились и конфликты между представителями разных народов. Иногда
в ведение народного суда попадали разборы уголовных дел. Были случаи
подкупа, лжесвидетельства и многое другое.
В «судебных процессах» принимали участие также батыры и сэсэны,
которые могли повернуть суд совсем в другую сторону. Однако практи-
чески на всех ступенях «судов» важную роль играли беи родов, племен,
которые не только участвовали, но и являлись советчиками, проводни-
ками того или иного решения.
Споры, возникающие между членами одного родового подразделения
аула, рассматривались часто беями своего рода. Споры, возникающие
между двумя родами, решались беями соответствующих родов и влия-
тельных лиц из соседних родов и племен. Позднее все дела, в т. ч. и уго-
334


ловные, могли рассматриваться на совете старшин. При этом, если их
решение кого-то не устраивало, обращались к почетным, уважаемым
людям из других, причем дальних родов и племен, которые выступали
в роли третейских судов.
Первичные суды, по-видимому, это «суды», проводимые аксакалами
того или иного родового подразделения. Аксакалами, главами тубэ, ара,
зат, аймак рассматривались более мелкие дела: обвинение в клевете,
оскорблении, драке, нанесении телесных повреждений, краже скота
и другого имущества с небольшой стоимостью. Основной обязанностью
«суда» родового подразделения являлось примирение своих спорящих
сородичей. В отношении же злостных нарушителей они принимали более
строгие наказания: телесное наказание, имущественное взыскание и т. д.
По тем вопросам, по которым главы родового подразделения не могли
принять самостоятельные решения, они обращались к родовому бею.
Родовой бей обычно разбирал дела, когда спорили представители двух
родовых подразделений. Он обычно сначала опрашивал старшин, затем
задавал вопросы спорящим.
В данном случае старшины или аксакалы родового подразделения
выступали как защитники своих сородичей. Однако в большинстве слу-
чаев суда как бы второй инстанции не существовало. Все нарушения норм
обычного права решались на суде родового подразделения старшиной или
аксакалами аула.
В целом, родовые суды рассматривали более сложные дела и тяжкие
преступления. К таким можно отнести барымту, разбой, грабеж, убий-
ство, тяжкое телесное повреждение, споры о невесте, о вдове и др., имею-
щие значение для соседнего рода. Но родовые суды аксакалов и беев не
могли отказаться от решения менее важных дел. Часто родовые суды
выносили более строгие решения по отношению спорящих, поэтому реше-
ния или наказания своих старшин, аксакалов обычно принимались
обеими сторонами.
Гораздо сложнее была система разрешения спорных дел, возникаю-
щих между членами двух родов и племен. В таких случаях потерпевший
сначала обращался непосредственно к близким родственникам и лицам,
имеющим влияние на обвиняемого. Эти лица старались примирить их и
удовлетворить просьбы потерпевшего, в противном случае потерпевший
жаловался родоначальнику виновного-ответчика. Если потерпевший и здесь
не получил удовлетворения, тогда он обращался уже к своим родичам,
влиятельным лицам или родовому начальнику своего рода об удовлетво-
рении его просьбы. Последний через влиятельных лиц или, если дело
было очень важное, лично связывался с главой другого рода. Родовой вер-
хушкой и другими влиятельными лицами решался вопрос: удовлетворить
иск без судебного разбирательства или для решения данного дела наз-
начить съезд — йыйын родоначальников, беев и других влиятельных лиц
обоих родов. В большинстве случаев, если дело было не такое уж важное
и по нему имелись неопровержимые обвинительные материалы, свиде-
тели-очевидцы, вещественные и другие доказательства, тогда «лучшие
люди» обвиняемого-ответчика приказывали своим виновным сородичам
оплатить потерпевшему предъявленный иск и уплатить убытки и упущен-
ные выгоды. Если дело было важное и запутанное и для его разбора
335


требовались большие усилия, тогда главы родов, беи, аксакалы спорив-
ших сторон назначали йыйыны. Особенно срочно созывались йыйыны
родов при убийствах, т. к. между членами двух родов могли произойти
взаимные убийства, грабежи и другие преступления. Споры, не связан-
ные с убийствами, карымтой и барымтой, могли решаться на свадьбах,
йыйынах по случаю рождения детей, поминках, аятах и т. д. В такой
обстановке, безусловно, все споры между родами решались без особых
трений и разногласий, особенно, когда совершались так называемые
«дипломатические браки» между двумя родами. Иногда, особенно при
нарушении норм обычного права, при невыполнении решения совета
беев, обиженная сторона старалась защитить и возместить ущерб воору-
женным способом, организовывая барымта. Слово барымта означает —
вооруженное или иным путем открытое или скрытое восстановление
своего ущемленного права, утраченного имущества и т. д. Барымта
в основном начиналась с тайного или открытого захвата или угона скота
и другого имущества. Во время барымта, в особенности двухсторонней,
между родами, принимало участие почти все мужское население враж-
дующих сторон. Они убивали мужчин, женщин и детей, а также угоняли
скот, уничтожали юрты и другое имущество целого родового подразде-
ления или рода. Такой вид барымта обычно переходил в междоусобную
войну. В средние века (до присоединения к России) после таких междо-
усобных войн стороны в большинстве случаев сами не были в состоянии
решать свои споры. Для этого требовались усилия одного или нескольких
нейтральных родовых начальников и их влиятельных людей. Они прила-
гали усилия для того, чтобы собрать в одном месте главных беев и других
уважаемых лиц воевавших родов и с их согласия назначали съезды беев.
На таких съездах при разборе выяснялись причины междоусобной вой-
ны, и кто, в какой степени является зачинщиком или более виновным
и т. д. Затем по мусульманскому обычаю и под присягою, целуя Коран,
давали обещание прекратить войну.
По обычному праву башкир в суде участвовали истец или потерпев-
ший, ответчик или обвиняемый, поверенный, человек, который выступал
вместо истца или ответчика.
Истцом считается человек, которому причинен моральный, физичес-
кий или имущественный вред. По обычному праву истцом может быть не
только сам потерпевший, но и его родственники, влиятельные лица рода и
доверенные люди. Ответчиком был тот человек, который должен был дать
ответ на жалобу истца. Вместо малолетних, сумасшедших, женщин на
суде могли выступать и в качестве истца, и в качестве ответчика роди-
тели, опекуны, сородичи, мужья, родственники мужей, т. е. поверенные.
Отец, сын, брат, муж являлись естественными поверенными. Могли быть
приглашены и друтте поверенные. Для поверенного не требовались
документы, необходимо было только устное заявление самого
поверенного или доверителя. В большинстве случаев поверенный просто
докладывал «суду» о том, что является представителем такого-то лица
и что у него имеются по данному делу свидетели, вещественные
доказательства и т. д. Если суд состоялся вне местонахождения его рода,
там, где данного человека не знают, тогда его личность мог удостоверить
его родовой старшина, бей или другие влиятельные лица. Поверенный
336


допускался и при наличии истца и ответчика. В данном случае истец или
ответчик проходили, как свидетелями, доказчиками, а поверенные в суде
беев выступали как защитники интересов своего доверителя. Пове-
ренный должен присутствовать при наказании противной стороны,
равным образом поверенный доставляет штраф своему доверителю,
изысканный в пользу последнего. Если на месте суда нельзя получить
присужденное с ответчика имущество, тогда поверенный должен помочь
доверителю взыскать его у ответчика или у его родственников.
В башкирском праве башкир для обозначения нарушений общепри-
нятых норм применялись следующие слова и выражения: я?ык (грех,
проступок, провинность, заблуждение, ошибка); я?ыу (сбиться, лишаться);
юлдан я?ыу (сбиться с пути), бо?ак юлра ба$ыу (ступить на скользкий
путь); Fduen (вина, проступок, провинность); Fduewie булыу (провиниться);
хата (ошибка); хаталаныу (ошибаться); хаталык эшлэу (провиниться);
яцылышыу (заблуждаться); яцылышлык эшлэп ташлау (провиниться); енэ-
йэт (преступление); енэйэт я1гау (эшлэу, кылыу) (совершить преступле-
ние); яманлык, яман эш, яманлы -кылыу (совершить дурное дело). Из
приведенных слов я?ык, я?ыу, яцылышыу, яманлык являются тюркскими
по происхождению, а слова енэйэт, Fduen и хата имеют арабское проис-
хождение. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что в обычном
праве башкир понятие преступления имеет более позднее происхождение
и появилось после принятия ислама. Судя по значениям слов я?ык, я?ыу,
яцылышыу, яманлык, древнее обычное право башкир нарушение норм
обычного права рассматривало как проступок, провинность, заблуж-
дение, ошибку. Лишь с принятием ислама, очевидно, начинают разли-
чаться провинность, проступки, заблуждения от преступления (енэйэт).
Следует отметить, что на ранних ступенях развития обычного права
многие народы также не знали особого термина, обозначающего преступ-
ление. В частности, как отмечает С. Л. Фукс, преступление в казахском
праве определялось как «дурной поступок» и лишь позднее «дурное деяние».
Башкирское обычное право на ранних ступенях развития, как и право
многих других народов, не выделяло преступления как особого деяния.
Поэтому ко всем нарушениям обычного права общество относилось как
к простым отношениям между собою. В результате наказания имели цель
удовлетворить обиженную сторону. Судя по значениям вышеприведенных
слов, все преступления в обычном праве башкир классифицировались как
умышленные и неумышленные, т. е. совершенное по неосторожности.
Преступление, совершенное по неосторожности, башкиры называли
я?атайым — нечаянно или абай!гы??ан — по неосторожности хылыяган
эш — совершенное дело. Преступление же, совершенное умышленно,
башкиры называли хаслык кылыу — вымещать злобу. В зависимости от
того, какое было преступление: умышленное или по неосторожности,
применялось и соответствующее наказание.
Для классификации любого преступления в обычном праве башкир
требовались доказательства. Доказательствами считались: задержание чело-
века на месте преступления или во время совершения проступка; личное
признание виновного, вещественные и другие доказательства, показание
очевидцев и свидетелей. Об этом свидетельствуют фольклорные материалы:
337


Ауыдынан кан килгэнгэ ауы?ын астык,
Билге -кылып телен эууэл баштук.
EoFa?biHga бер тимер maFbi куреп,
Кулды тырып napapFa а'кыллаштык.
Бер yFbi ypmahbinan ярган икэн;
0?он ук арьк^андыц эсенэ Ьыймай,
Уктыц башы бора?ына барран икэн.
Эти слова были приведены в доказательство того, что льва убил Баб-
сак-бей, который и оставил как вещественное доказательство — стрелу,
как метку — разрезанный язык льва.
О том, что в обычном праве башкир для доказательства преступления
требовались свидетели, очевидцы, личное признание и т. д., свидетель-
ствует и лексический материал: тотоу ирен (катынын) — застать мужа
(жену); рэйебен таныу — признать вину; ант итеу — дать клятву;
uiahum — свидетель; кеуэс; — свидетель и т. д.
В обычном праве башкир при определении преступления учитывались
отягчающие или смягчающие вину обстоятельства.
К отягчающим вину обстоятельствам в обычном праве башкир Н. Г. Мух-
таров относит:
— совершение преступления против имущества своих сородичей,
особенно в юрте, закрытом доме;
— совершение преступления против интересов своего рода, родового
подразделения;
— совершение преступления во время общего бедствия (во время
восстаний, войн, стихийных бедствий);
— преступление против малолетних, престарелых, больных, инвалидов;
— преступление против родителей и старших родственников;
' — совершение преступления с оружием;
— совершение преступления с издевательствами;
— повторные преступления;
— совершение преступления во время праздников, собраний и т. д.
Смягчающими вину обстоятельствами в обычном праве башкир счи-
тались проступки:
— совершенные несовершеннолетними;
— под влиянием сильного душевного волнения, вызванного самим
пострадавшим или потерпевшим;
— совершенные в первый раз и с незначительным ущербом;
— совершенные главой семьи по отношению к членам своей семьи
и близких родственников;
— совершенные против личности и имущества враждебных аулов
и родов;
— совершенные инвалидами от рождения;
— совершенные по легкомыслию;
— совершенные уважаемыми и заслуженными людьми общества.
Таким образом, в обычном праве башкир при определении преступле-
ния учитывались различные факторы.
В обычном праве башкир при классифицировании преступления обя-
зательно учитывался возраст нарушившего нормы древнего права. Баш-
кирское обычное право не устанавливало возраст, с которого виновный
338


мог быть привлечен к ответственности. Однако у туркмен, казахов и кир-
гизов этот возраст определялся в 15 лет. Очевидно, и у башкир, близким
по социально-экономическим отношениям к названным тюркским наро-
дам, юноша считался совершеннолетним по достижении 15 лет. Юноши
могли считаться совершеннолетними раньше, чем в 15 лет: если они были
женаты на вдовах своих умерших старших братьев или если в семье не
было отца или близких по мужской линии. В качестве примера можно
привести трагедию М. Карима «В ночь лунного затмения», в которой
после гибели на войне старшего брата сыновья Танкабики вступают
в левиратный брак с Шафак и Зубаржат, причем младшему сыну было
всего 12 лет.
Все это было обусловлено тем, что у тюрков совершеннолетним счи-
тался мужчина, когда он уже был женат и мог управлять принадлежащим
ему имуществом, заключать сделки купли-продажи, брать на себя обяза-
тельства и т. д.
За преступления, совершенные юношами до 15 лет, отвечали своим
имуществом их отцы и старшие братья. В случае их наказания аксакалы
больше ограничивались осуждением. Иногда при совершении юношей
более ощутимых для рода, его покоя провинности, преступления судом
беев, аксакалов он приговаривался к телесному наказанию.
В обычном праве башкир учитывался и пол человека. Обычно за про-
ступки жены, дочери наказывали мужа, отца, а при их немощности,
глубокой старости к ответственности привлекался сын или брат. Мотивы
ответственности за действия девушки, джигита нашли отражение в пре-
даниях и легендах башкир. В частности, девушка нечаянно убила купив-
шего ее молодого купца и убежала к своему любимому, однако им не
суждено было жить вместе. Егета приговорили к сибирской каторге,
а девушку — жить на хуторе умершего мужа.
У башкир, по исследованиям Р. Г. Кузеева, в средние века были рабы,
за которых так же, как и за детей, женщин, отвечали хозяева. О том, что
у башкир были рабы, говорят и фольклорные материалы. В частности,
в легенде «Последний из Сартаева рода» говорится о пастухе Ялык-бея,
который был рабом из джунгар, т. е. калмыком. О том, что были рабы,
говорят пословицы и поговорки башкир типа «Улыцдыц бер ку?е кж,
-колоцдоц — UKehe лэ» У сына нет одного глаза, у раба — обоих глаз
(доел.). Как уже говорилось выше, рабы использовались в качестве пасту-
хов. За неправомерные их действия хозяин платил штраф или отдавал
самого раба потерпевшему, который был волен делать с ним все, что ему
заблагорассудится. Он мог, как Ялык-бей, прибить его ухо к деревянной
колоде, из которой поят лошадей, мог убить, мог отрезать уши и т. д.
Преступления могли быть совершены и психически больными. В зави-
симости от того — невменяемый, помешанный (диуана) или взбесив-
шийся (енле) — общество определяло свое отношение. К диуана никаких
запретов не существовало. Их жалели, обидчику делали замечания. За
беспричинное убийство душевнобольного виновный платил штраф или
получал телесное наказание. Ярким примером отношения общества к ди-
уана является умалишенный сын Танкабики из трагедии М. Карима
«В ночь лунного затмения». При убийстве умалишенным кого-либо ни он,
ни его родственники никакой ответственности не несли.
339


Что же касается буйных психических больных, то общество обязывало
держать их взаперти, привязанными в юрте или дома. Юрты, дома с буй-
ными больными ставились отдельно, подальше от аула. Если больные
убегали и совершали кражу, то родственники должны были вернуть вещь
хозяину. Если больной убивал или наносил кому-то увечья, то
родственники пострадавшего могли убить или избить виновника. За это
они никакой ответственности не несли.
Что же касается небольших проступков, преступлений, не связанных
с угрозой для жизни, имущества, то совершивший их душевнобольной
и его родственники перед потерпевшими не отвечали.
Как отмечает Н. Г. Мухтаров, вина человека определялась в зависи-
мости от того, в каком состоянии, кем, когда, в каких условиях было допу-
щено преступление. В связи с тем, что преступления бывают умышлен-
ные, у башкир известны две формы вины (Fduen). Как говорилось выше,
преступления совершались нечаянно (я?атайым, абайлайым) и умышлен-
но (хаслык менэн).
При совершении преступления нечаянно башкиры говорят: ен которт-
кан, шайтан а??ырран (нечистая, шайтан сбил с толку), хо?ай?ъщ кылганы
(совершен Аллахом). В таких преступлениях вины за совершившим
деяние не признавали. Но совершивший нечаянное убийство должен был
принять активное участие в похоронах, поминках потерпевшего. Он
должен был помогать его жене, детям, престарелым родителям. Если
совершивший нечаянное преступление человек не помогал, то он подвер-
гался осуждению, а судом беев — к имущественному наказанию. Что же
касается имущественного вреда от нечаянного преступления, то он воз-
мещался имуществом. В целом, за неосторожное преступление наказание
налагалось гораздо меньшее, чем за умышленное.
Наказание в обычном праве башкир, как уже говорилось выше, опре-
делялось составом преступления, проступка.
В башкирском языке для обозначения наказания применялись следую-
щие слова и выражения: яза — наказание; яза биреу — дать наказание;
язалау — наказание; Kohop — возмездие; ко!горон куреу — быть нака-
занным; ко!горо етеу — получить наказание за содеянное; кейэ — возмез-
дие, плата за содеянное, за грехи; кейэке етеу, тешеу, кейэкен куреу —
получить наказание. К этой группе примыкают и слова, обозначающие
месть, т. к. месть это тоже наказание: кон — месть; кон алыу — отомстить
за убийство; ус — месть, мщение; ус алыу — отомстить; кенэ — месть; кенэ
тотоу, кыуыу — затаить злобу, мстить. Словесные наказания за
незначительные проступки носят названия орошоу — отчитывать, бранить;
оялтыу — стыдить; вгвту (вгвтлэу) — наставлять, увещевать; эрлэу —
ругать; тиргэу — бранить, ругать; яуапка тарттырыу — привлекать к
ответственности, наказанию, осудить.
Судя по лексике, само понятие наказание передается через слово араб-
ского происхождения. Яза — слово, имеющее тюркское происхождение:
кейэ — возмездие (сравните: кенэ — затаенная злоба); кон — отомстить;
ус — месть, орошоу — отчитывать и др., связаны в основном с местью,
возмездием. Исходя из этого, можем предположить, что внутри рода
наказания носили характер внушения, выговора. То, что башкиры до сих
пор для наказания своих обидчиков не обращаются в органы правосудия,
а говорят: «Xo?aUFa (Аллаха, Тэцрегэ) тапшырам мин уны», свидетельст-
вует о том, что наказание в полном смысле слова в башкирском обществе
340


появилось после принятия ислама. Следует отметить, что у башкир, в за-
висимости от того, по отношению кого — своих или чужих (врагов) —
совершено преступление, наказания были разные. К врагам, угрожаю-
щим жизни рода, племени, наказания были более жестокими. Что же
касается сородичей, то часто их наказание сводилось к осуждению, при-
зыву не совершать подобный проступок еще раз. Беи, аксакалы стреми-
лись помирить потерпевшего и человека, совершившего преступление
или проступок. Подчеркивая родственные связи сородичей, они говорили:
«aFau-эне талашыр, атка мен!гэ ярашыр — братья поссорятся, да поми-
рятся». В то же время были нередки и суровые виды наказаний для
соплеменников, нарушивших интересы рода и племени. Уже с древних
времен, судя по произведениям фольклора, у башкир существовала града-
ция наказаний. За мелкие проступки (ложь, обман, неповиновение роди-
телям, мелкое плутовство и т. д.) члены рода или аксакалы наказывали
виновного, в зависимости от его вины, розгами, плетью или словом.
В случае более серьезных нарушений, которыми считались кража иму-
щества, супружеские измены, рождение детей вне брака, существовали
особые наказания. Например, за кражу скота (угон), за похищение чужой
собственности из дому вора сажали на черную корову лицом к хвосту,
навешивали ему на шею чугунный казан и в таком виде возили по дерев-
не или вокруг дома потерпевшего.
Как отмечает Н. Г. Мухтаров, наряду с другими принудительными
мерами, в обычном праве почти всех народов, в т. ч. и башкир, была и
смертная казнь.
Смертная казнь у башкир относится к древнейшему виду наказаний.
Поэтому она могла быть вынесена только народным собранием — йыйы-
ном. Отражение этого обычая можно увидеть в произведениях башкир-
ского фольклора. Так, в эпосе «Бабсак и Каракулумбет-бей» Бабсак,
поймав убийцу своего отца, не торопится его казнить. Он обращается
к народу с такими словами: «Что будем делать с этим стариком, пощадим
его или убьем?» Лишь получив разрешение у народа, он убивает Кара-
кулумбета.
Следует отметить, что смертная казнь у башкир могла применяться
только за совершение тяжелого преступления. По обычному праву баш-
кир, тяжкими преступлениями являлись убийство, неоднократное и сис-
тематическое воровство, грабеж, увоз и изнасилование женщин, прелю-
бодеяние при явном его изобличении. Сравнительное изучение обычного
уголовного права тюркских народов показывает, что в применении смерт-
ной казни при определении тяжести преступления в обычном праве
башкир и других тюрков почти нет разницы. Сравните: у хунну, как и
у башкир, смертная казнь была наказанием за совершение убийства и
крупной кражи. У древнетюркского племени смертной казнью карались
измена, бунт, убийство, прелюбодеяние с замужней женщиной, изнаси-
лование замужней женщины, кража стреноженной лошади. У туркмен,
как отмечает А. Ломакин, смертная казнь была наказанием за умышлен-
ное убийство, изнасилование, похищение женщины или девушки, а также
за грабеж. Казахи смертной казнью наказывали за убийство, прелюбо-
деяние, изнасилование и кражу. Балкарцы к смерти приговаривали за
убийство, прелюбодеяние, оскорбление очага, грабеж.
341


Судя по фольклорным и документальным источникам, у башкир
применялись различные виды смертной казни:
1. забивание камнями;
2. повешение;
3. сажание на кол;
4. закапывание живьем в землю;
5. сжигание;
6. голодная смерть в яме;
7. перерезание горла;
8. рассечение тела на части;
9. удушение;
10. привязывание к хвосту необученной дикой лошади;
11. бросание в кипящую смолу;
12. привязывание за ноги к хвостам двух лошадей;
13. оставление в степи связанным на растерзание волкам;
14. сталкивание со скалы;
15. утапливание;
16. застреливание из лука;
17. обезглавливание;
18. распарывание живота.
Перечисленные виды смертной казни в большинстве своем применя-
лись в древности, поэтому сведения о них можно найти в произведениях
башкирского фольклора. Так, в легенде «Асылкул» по приказу Арслан-
хана двумя дикими жеребцами был рассечен на две части джигит Туляк
за интимные встречи с ханской дочерью. В сказке «Алпамыша и Барсын-
хылу» вероломного раба Колту Алпамыша привязал к хвостам сорока
нежеребившихся кобыл. В эпосе «Бабсак и Каракулумбет-бей» нашло отра-
жение страшное наказание, произведенное кыпчаками. Кусяк, сын Бабсака,
убийцу своего отца исколол иглой и зажарил в котле. Зафиксирован
и такой вид смертной казни, как бросание в кипящую смолу. В сказке
«Алпамыша-батыр» Алпамыша велел варить смолу. Когда смола закипела,
он попросил привести Карабатыра и велел его туда сбросить. Но Кара-
батыр бросился в ноги батыру. Поэтому Алпамыша собрал майдан (сход)
и по его решению отсек саблей ему голову. В эпосе «Последний из Сар-
таева рода» баскака Тимура, по приказу Ялык-бея, связав и обмазав
медом, бросают в муравейник. В этом же произведении зафиксирован
такой вид смертной казни, как закапывание живьем в землю. По рассказу
Ялык-бея, сначала преступнику или врагу отрезают уши и бросают их
в грязную золу, затем его живым закапывают в землю. В отдельных слу-
чаях, особенно врагам, протыкали глаза и в глазницы сыпали соль. Такое
же дикое наказание ждало человека, приносящего недоброе или ложное
известие. Сначала гонцу вырывали или отрезали язык, затем язык под-
вешивали ему на шею, потом отрубали саблей голову.
В легенде «Кобланды-батыр и Казанхан-батыр» Кобланды отрубил голову
кыпчака и долго носил ее на копье, показывая всему народу. В сказке
«Ташбаш-батыр» батыру Султанбаю другие батыры от зависти перереза-
ли горло. Во многих сказках фиксируется сбрасывание в яму. В частно-
сти, в сказке «Алпамыша-батыр» побежденный в борьбе Карабатыр из
мести сталкивает в яму Алпамышу и забрасывает сверху зелеными ветками.
Следует отметить, что многие виды смертной казни у башкир были
общими с другими тюркскими и нетюркскими народами Средней Азии,
342


Казахстана, Южной Сибири, Кавказа. Другие виды наказаний были
характерны для всех мусульманских народов. Например, забивание кам-
нями, безусловно, шариатское наказание. Это наказание хорошо известно
всем мусульманам и применялось обычно за религиозные преступления и
прелюбодеяние. Повешение на верблюде применялось у степных башкир
и, по-видимому, имело казахско-кыпчакское происхождение. Такие виды
смертной казни, как рассечение тела на части, распарывание живота
с последующим вкладыванием туда рук, ног и головы, по всей вероятно-
сти, связано с татаро-монгольским временем.
Однако, наряду с такого рода издевательствами над казненным, у баш-
кир, как и у других тюрков, существовало правило, которое требовало
выдавать родственникам труп в «надлежащем» виде. Выдача трупа в «ис-
правном состоянии», т. е. не в изуродованном, могла быть, очевидно,
в результате удушения, повешения. Такая казнь у башкир считалась «при-
вилегированной». Удушение производилось публично, на собрании
старейшин, местной знати и народа, куда осужденного приводили
с петлей на шее. На собрании выбиралось несколько человек, которые
становились непосредственными участниками смертной казни. Мулла
или самый уважаемый аксакал читал молитву и начинал казнь. Участники
казни становились по обе стороны осужденного и быстро начинали
затягивать веревку со своей стороны, пока не начиналось удушение.
Смерть наступала мгновенно, поэтому считалась самой легкой. Смертная
казнь у башкир, как говорилось выше, могла быть вынесена только
народным собранием, т. е. йыйыном. Поскольку удушение производилось
выборными людьми, можно считать, что этот вид смертной казни был
наиболее древним у башкир. Удушение со временем сменилось
повешением на деревьях, а в степных районах — на верблюде. Если
казнили двоих, то они вдвоем повисали на веревке, перекинутой через
сук дерева или горб верблюда. Обычно таким своеобразным способом
наказывали виновных в прелюбодеянии. Следует отметить, что многие
виды смертной казни у башкир восходят ко временам кровной мести
и применялись в основном до появления шариатских судов, некоторые —
до широкого распространения российского судопроизводства и мер
наказания.
В целом, обычное право башкир, как и у других народов, было тесно
связано с социальной организацией, общественными отношениями и пред-
ставляло собой инструмент для управления ею.
Верования и религии башкир
О древних языческих верованиях башкир наиболее ранние сведения
содержатся в записках посла багдадского халифа в Волжскую Булгарию
Ибн-Фадлана, посетившего башкирские земли в 922 г. Он писал о баш-
кирах: «Из них кое-кто говорит, что у него двенадцать господ: у зимы
господин, у лета господин, у дождя господин, у ветра господин, у деревьев
господин, у людей господин, у лошадей господин, у воды господин, у ночи
господин, у дня господин, у смерти господин, у земли господин, а госпо-
дин, который на небе самый большой из них, но только он объединяется
с ними в согласии и каждый из них одобряет то, что делает его сотоварищ...
мы видели, — продолжает Ибн-Фадлан, — как (одна) группа поклоняется
343


землям, (другая) группа поклоняется рыбе, (третья) группа поклоняется
журавлям, и мне сообщили, что они (некогда) вели войну с одним наро-
дом из числа своих врагов, что они (враги) обратили их (башкир) в бег-
ство и что журавли закричали сзади них (врагов) так, что они испугались
и сами были обращены в бегство, после того как обратили в бегство
(башкир), и поэтому они (башкиры) поклоняются журавлям и говорят:
"Эти (журавли) наш господин, так как он обратил в бегство наших вра-
гов", и поэтому они поклоняются им (и теперь)».
Зафиксированный Ибн-Фадланом материал свидетельствует о том, что
в то время у башкир были следы тотемизма и анимизма.
Природа в представлении язычников-башкир была населена одухотво-
ренными существами. В башкирских сказках солнце (кояш) изображается
в виде красной водяной девы, у которой светлые волосы украшены звез-
дами. Месяц (ай) — существо мужского пола. Звезды и планеты у языч-
ников висели в воздухе, прикрепленные к небу толстыми железными
цепями. Гром и молния происходили по воле верховного бога Тенгре,
желавшего испугать ими духа зла — Шайтана. Особое отношение у древ-
них башкир было к змеям, считавшимся наделенными необыкновенной
властью. Эту власть змея приобретала не сразу, а лишь прожив сто лет.
Столетний юбилей превращал змею в дракона (ажда1га) длиною в не-
сколько метров, жившего в озерах и пожиравшего животных. Дожив до
500 лет, аждаха эволюционировал в юха (супердракона), питавшегося уже
исключительно человечиной и имевшего свойства оборотней. По легенде,
один такой юха, приняв образ красавицы-девушки, умудрился стать хан-
шей одного из башкирских племен.
Помимо светил и животных башкиры в древности обожествляли горы
и пещеры. Об этом писал русский путешественник второй половины
XVIII в. И. И. Лепехин при описании горы Туратау: «Никто из башкир на
сию гору с нами идти не хотел, отговариваясь разными обетами, которые
они горе должны и которые еще не исполнили: ибо без исполнения обе-
тов влазить на гору никто не может». Духам гор и пещер приносились
специальные жертвы — монетки, украшения, лоскутки материи. Кроме
них верили башкиры в духов лесов (шурэле), вод, жилищ. Шурале был че-
ловекоподобен, но имел лишь один глаз на лбу и одну ногу, жил охотой,
имел жену и детей, был смертен.
Водяные духи жили в отдельных озерах и славились своим богатством.
Башкирские лешие и водяные, в отличие от русских «коллег», были
существами, в общем, добродушными и не так сильно вредили людям.
Башкирские домовые жили, по поверьям, на печках, очень любили
после полуночи париться в банях. Потревоживший его за этим занятием
мог поплатиться жизнью. Почитали башкиры и духов ветров, живших
в расщелинах скал или вершинах гор. Жили они в войлочных кибитках,
возле которых бродили табуны лошадей. Присутствуют в языческом
фольклоре башкир и мелкие духи леса — бесенята (бисура). Изобража-
лись они в виде маленьких желтых человечков в красных рубашечках
и жили на полянках в глухих лесах.
Итак, духи, по языческим представлениям, жили сообществами,
имели семьи и часто входили в контакт с людьми. Известный этнограф
344


С. И. Руденко приводил легенду
о происхождении рода шайтан-
кудей. По ней род начался с моло-
дого башкира, сумевшего увести
у местного шурале (лешего) его
молодую жену.
Аналогичные легенды о потом-
ках женщины-бире (нечистая сила,
бес), женщины-русалки распро-
странены в фольклоре, в мифах
башкирских племен и родов.
Своеобразным было языческое
представление о душе. Изобража-
лась она в виде неопределенной
формы белого комочка или мухи и
странствовала во время сна или тя-
желой болезни человека.
Языческое жречество башкир
не сформировалось в строго цен-
трализованную иерархическую
лестницу. Недостаток источников Культ коня у тюрков
той эпохи затрудняет описание це-
лостной картины языческого жречества. Ученый-географ XVIII в. И. Г. Ге-
орги пишет о существовании у башкир обширного слоя колдунов (сихыр-
сы), умеющих предсказывать будущее и читать прошлое по специальным
«черным книгам» (кара китап). Колдуны внушали соплеменникам «свя-
щенный» ужас. По-видимому, это были древние лекари-знахари, владею-
щие элементами гипноза и биоэнергетики. Меньшей популярностью
пользовались обычные знахари (багымсы), предсказывающие по роднико-
вой воде, стружкам в водоемах, клубкам ниток, огню и бересте, 41 желу-
дю и т. п. Их компетенция была сравнительно уже. Они приглашались,
чтобы найти вора, помочь в удачной охоте, торговой сделке или обеспе-
чить счастливое супружество молодоженам. Третьей узкоспециальной ка-
тегорией языческого жречества были так называемые бесогонители (шай-
тан курэ?эсе). Должность эта передавалась по наследству и требовала
недюжинной физической подготовки. Изгнание бесов иногда длилось по
4—6 часов, изматывая и одержимого и целителя. Бесогонители обладали
даром «распознавать духов» в любом обличье, что повышало их влияние
в башкирских племенах и внушало соплеменникам определенную степень
боязни перед ними.
Таким образом, древнебашкирское язычество — это сложное
напластование культа животных (медведя, волка, орла и т. п.) и одухо-
творения природы, тотемизма и анимизма с определенными элементами
фетишизма (поклонение горам и пещерам).
345


Однако, судя по материалам того
же Ибн-Фадлана, язычество башкир
было своеобразным, в своей основе
оно было близко к единобожию,
монотеизму, к тенгрианству. Как
подчеркивается Ибн-Фадданом, все
божества башкир подчиняются
божеству неба, самому большому
божеству. По-видимому, у башкир,
как и у всех тюрков, Тенгри счи-
тался богом Неба. Это было некое
духовное небо. Тенгри — сам незри-
мый высший дух Неба. Тенгри
и Небо — синонимы. Поэтому все,
что есть на небе и близко от него,
достойно поклонения. Особое почи-
тание отдавалось стороне света, от-
куда восходило солнце, — востоку.
Все свои обряды древние башки-
ры, как древние тюрки, совершали
по движению солнца. Кроме Тен-
гри, были и другие божества,
которые подчинялись главному
божеству. Судя по эпосу «Урал-ба-
тыр», некоторые предки башкир,
по-видимому, были и зороастрис-
тами. Об этом свидетельствует
культ огня у башкир, следы кото-
рого сохранились до сих пор.
В X—XI вв. к башкирам начал про-
никать ислам, который способ-
ствовал в определенной степени
забвению их древних религий
и верований. Исламизация баш-
кир проходила в три этапа.
Первый этап (X—XIII в.) связан
был с деятельностью булгарских
миссионеров и затронул в основ-
ном западные районы Башкортостана. Именно к этому этапу относится
деятельность имама Хусейн-бека, проповедовавшего ислам среди башкир-
ских племен и совершившего хадж в Мекку. Место его погребения
считается до сих пор священным, и вокруг него возведен специальный
мавзолей.
Вторым очагом миссионерства была Бухара, также посылавшая своих
проповедников к башкирам. Принятие ислама башкирами шло тяжело.
XI-
Балбал.
-XIII вв. Фототека ИИЯЛ УНЦ РАН
346


Свидетельством этому является ряд
легенд, приводимых уфимским крае-
ведом П. Ф. Ищериковым в его
работе «Ранний ислам» (1941 г.). По
одной из них, близ поселка Чишмы
есть могила «Сынташ», в которой
похоронен башкирский юноша,
возглавивший антимусульманское
восстание в XII в. Другая легенда
связана с горой Каратау (Черная
гора) в Салаватском районе, на ко-
торой другой башкирский юноша
боролся с самим Аллахом и был
сброшен в пропасть.
Тем не менее к началу XIII в.
часть башкирских племен уже была
исламизирована. Об этом говорит
венгерский монах Иоганка Мино-
рит, посетивший край в начале
XIII в. (до монгольского нашествия):
«Государя же Баскирдии с боль-
шей частью его семьи и прибли-
женными мы нашли совершенно
зараженными сарацинским за-
блуждением». Другим подтвержде-
нием являются раскопки Кушулев-
ского могильника (XII в.) — одного
из самых ранних мусульманских
погребений Башкортостана. Могильник этот находится в Дюртюлинском
районе. По-видимому, в конце первого этапа исламизации новая вера вне-
дрилась лишь в среду родоплеменной верхушки ряда башкирских племен
западной Башкирии (бурзян, усерган, тангауров).
Следующий этап исламизации имел южное направление и был связан
с политикой золотоордынских ханов. Исламизация Золотой Орды началась
при хане Берке (1257—1267 гг.), но особенно интенсивно этот процесс
протекал при ханах Узбеке и Джанибеке (1314—1357 гг.).
Именно в XIV в. началось целенаправленное возведение в степях му-
сульманских святынь — мавзолеев. Рамки второго этапа исламизации
башкир охватывают вторую половину XII —XIV вв. В это время создаются
первые мечети, мавзолеи.
Происходит активное внедрение ислама не только в верхушку обще-
ства, но и в ряды простых скотоводов-общинников.
На территории республики сохранилось более 90 мусульманских по-
гребений, относящихся к концу XIII—XIV в. Наиболее известны из них
Мавзолей — кэшэнэ
347


могильник Кара-Яр в Туймазинском районе, Казакларский могильник
в Дюртюлинском районе, Ахметовский могильник в Чекмагушевском
районе, Горновский в Чишминском районе, Ибрагимовский в Кармаска-
линском районе.
Третий этап исламизации края относится к XV в. Он характеризуется
завершением формирования башкирской мусульманской организации,
подчиненной казанскому сеиту, управляющему духовенством края через
своих наместников — ахунов. На третьем этапе продолжалась миссио-
нерская деятельность теперь уже в среде восточно-башкирских племен.
Осуществляли ее среднеазиатские проповедники — суфии из ордена
Накшбандия и казанские муллы.
Исламизация башкир завершилась к XVI в. Она способствовала
слиянию различных по происхождению и историческим судьбам племен
в одно этническое целое, способствовала развитию у башкир арабо-мусуль-
манской культуры, включая письменность.


ЛИТЕРАТУРА
1. Авижанская С. А., Бикбулатов Н. В., Кузеев Р. Г. Декоративно-прикладное
искусство башкир. Уфа, 1964.
2. Асфандияров А. 3. Кантонное управление в Башкирии (1798—1865 гг.). Уфа,
2005.
3. Асфандияров А. 3. Башкирия после вхождения в состав России (вторая
половина XVI— первая половина XIX в.). Уфа, 2006.
4. Асфандияров А. 3. Башкирские тарханы. Уфа, 2006.
5. Башкирские родословные. Уфа, 2002.
6. Башкирское шежере. Уфа, 1960.
7. Башкортостан: Краткая энциклопедия. Уфа, 1996.
8. Башкиры: Этническая история и традиционная культура. Н. В. Бикбула-
тов, Р. М. Юсупов, С. Н. Шитова, Ф. Ф. Фатыхова / Уфа, 2002.
9. Кузеев Р. Г. Очерки исторической этнографии башкир. Ч. 1. Уфа, 1957.
10. Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа. М, 1974.
11. Кузеев Р. Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978.
12. Мухтаров Н Г. Очерки по обычному праву башкир. Уфа, 2007.
13. Нагаева Л. И. Башкирские народные праздники, обряды и обычаи. Уфа,
1999.
14. Проблемы этногенеза и этнической истории башкирского народа. Уфа,
2006.
15. Рахматуллина 3. Я. Этикет как ценность культуры. Уфа, 2004.
16. Руденко С. И. Башкиры: Опыт этнологической монографии. Ч. 1. Физичес-
кий тип башкир. Пг., 1916.
17. Руденко С. И. Башкиры: Опыт этнологической монографии. Ч. 2. Быт
башкир. Л., 1925.
18. Руденко С. И. Башкиры: Историко-этнографические очерки. М.; Л., 1955.
19. Султангареева Р. А. Семейно-бытовой обрядовый фольклор башкирского
народа. Уфа, 1998.
20. Хисамитдинова Ф. Г., Шарипова 3. Я., Нагаева А. И. История и культура
Башкортостана: Хрестоматия. М., 1997.
21. Хисамитдинова Ф. Г., Шарипова 3. Я., Нагаева А. И. Родной Башкортостан.
Уфа, 1992.
22. Хисамитдинова Ф. F. Баш-корт мифологияЬы. Эфе, 2002.
23. Хисамитдинова Ф. Г., Ураксин 3. Г. Башкиры. М., 2003.
24. Хисамитдинова Ф. Г., Словарь башкирской мифологии. Уфа, 2011.
25. Хисамитдинова Ф. Г., Мифологический словарь башкирского языка.
М., 2010
26. Шитова С. Н. Башкирская народная одежда. Уфа, 1995.
27. Янгузин Р. 3. Хозяйство и социальная структура башкирского народа
в XVIII — XIX вв. Уфа, 1998.
28. Янгузин Р. 3. Этнография башкир (история изучения). Уфа, 2002.
29. Янгузин Р. 3. Происхождение башкирского народа. Уфа, 2003.


СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 3
I. Происхождение 5
П. Историческая демография 82
III. Традиционный хозяйственный уклад 105
IV. Социальное устройство общества 184
V. Духовная культура 248


Научное издание
Янгузин Рим Зайнигабитович
Хисамитдинова Фирдаус Гильмитдиновна
КОРЕННЫЕ НАРОДЫ РОССИИ.
БАШКИРЫ
Редактор Л. Г. Гималова
Художественный редактор А. Р. Мухтаруллин
Технический редактор В. Р. Абдрахманова
Корректор Р. М. Ахмедьянова


Подписано к печати 06.12.2018. Формат бумаги 70 х 100 Vi6. Бумага офсетная.
Гарнитура Балтика. Печать офсетная. Усл. печ. л. 28,38 + 0,32 форз. Усл. кр.-отт. 30,31.
Уч.-изд. л. 25,37 + 0,58 форз. Тираж 2000 экз. Заказ 1.0180.18.
Государственное унитарное предприятие Республики Башкортостан
«Башкирское издательство «Китап».
450001, г. Уфа, пр. Октября, 2.