Экономическая история Италии. Античность и средние века - Луццатто Дж.

Автор: Луццатто Дж.
Теги: древний и античный мир история италии
Год: 1954
Похожие
Кембриджская история Древнего мира. Том 5. Пятый век до нашей эры
Кембриджская история Древнего мира. Том IX. Последний век Римской республики, 146-43 гг. до н. э. Полутом 2
Литература Древнего Востока, Античного мира, Средних веков, Возрождения XVII и XVIII веков
Кембриджская история Древнего мира. Том 03. Часть 3. Расширение греческого мира. VIII-VI века до н.э
Текст
                    Луццатпто
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
ИСТОРИЯ
ИТАЛИИ
ДЖ. ЛУЦЦАТТО
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
ИСТОРИЯ
ИТАЛИИ
АНТИЧНОСТЬ И СРЕДНИЕ
ВЕХА
Перевод с итальянского
М. Л. АБРАМСОН
Под редакцией и с предисловием
С. Л. СКАЗКИНА
И * Л
ИЗДАТЕЛЬСТВО
ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Москва, 1954
(}. LUZZATTO
STORIA
ECONOMICA
d’lTALIA
ROMA
1949
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга «Экономическая история Италии» принадлежит
перу большого знатока экономической истории этой
страны, много потрудившегося над проблемами эконо-
мики итальянских городов, прогрессивного итальянского
историка Джино Луццатто.
Неоспоримые достоинства работы — привлечение
огромного числа источников и обширной литературы, све-
дение воедино серьезного и обильного фактического ма-
териала, ясность и простота изложения — все это делает
ее особо ценной для советского читателя. Книга Луц-
цатто — не единственная работа по экономической исто-
рии Италии. Над этими проблемами трудились не только
и, может быть, не столько итальянские историки, сколько
историки других стран: немцы, англичане, французы.
Существуют работы более полные и более солидных раз-
меров, чем работа Луццатто, достаточно назвать немец-
кую работу А. Дорена «Хозяйственная история Италии»
или работу Л. Гартмана (последняя, правда, касается
не только экономики Италии), и, тем не менее, работа
итальянского историка, предлагаемая советскому чита-
телю, имеет ряд преимуществ. Она менее громоздка, бо-
лее четко формулирует свои задачи и лишена той ученой
тяжеловесности, которая так характерна для названных
выше немецких работ.
В литературе на русском языке, посвященной истории
Италии, имеются существенные пробелы. Нельзя сказать,
чтобы русские дореволюционные или современные исто-
рики не занимались историей Италии. Достаточно напом-
нить такие общие работы, как «История Италии в сред-
ние века» академика Тарле и его же «История Италии
1*	з
в новое время» или более специальные труды, касающиеся
экономической истории Италии; сюда следует отнести
разделы, посвященные хозяйству Италии, в работе извест-
ного русского историка и социолога М. М. Ковалевского
«Экономический рост Европы», т. I—II. Некоторые пе-
риоды итальянской истории вызывали большой интерес
со стороны русских дореволюционных историков, тако-
ва, например, эпоха Возрождения. Капитальные работы
Карелина, Дживелегова и других, посвященные Возрож-
дению в целом и отдельным деятелям этого интересней-
шего периода истории Италии, хорошо известны каж-
дому историку. Советские историки, как это само собой
разумеется, интересовались главным образом историей
трудящихся масс итальянского народа. Диссертации ряда
молодых советских историков трактуют важные вопросы
процесса феодализации на севере и юге Италии. Ряд ра-
бот специально посвящен истории городских хозяйств и
проблемам возникновения капиталистических отношений
в итальянской промышленности XIV—XV веков, истории
ранних восстаний пролетариата, чомпи во Флоренции в
конце XIV века. И все же и русские дореволюционные и
советские историки пока мало занимаются историей Ита-
лии, и предлагаемый первый том работы Луццатто воспол-
нит поэтому весьма существенный пробел в исторической
литературе по Италии.
Настоящая книга состоит из двух разделов. Первая
часть посвящена истории Италии в античный период, то
есть истории Рима эпохи республики и империи до
476 года, когда был свергнут последний император За-
падно-Римской империи Рамул-Августул; вторая и боль-
шая часть тома посвящена истории Италии в средние
века до конца XV века. Такое распределение материала по-
нятно в работе итальянского историка, для которого исто-
рия античного Рима, древнейший период истории Италии,
представляет скорее предисторию Италии, вследствие чего
автор дает лишь суммарный очерк истории античного
Рима, не останавливаясь на нем во всех подробностях.
Главное внимание, как этого и следовало ожидать, автор
сосредоточил на истории Италии в средние века, так как
только со времени появления итальянской народности как
таковой, то есть со времени слияния аборигенов Италии —
многочисленных италийских племен, объединенных в гра-
ницах Римской империи, — с германскими племенами ост-
4
готов и лангобардов в единую итальянскую народность,
начинается собственно история Италии.
Мы не будем здесь останавливаться на первом раз-
деле книги и ограничимся лишь несколькими замеча-
ниями. Такие замечания тем более необходимы, что рас-
сматриваемая нами книга является работой прогрессив-
ного буржуазного историка, который, однако, далек от
марксистско-ленинской методологии и. хотя и придает
большое значение экономической истории, но все же ни
в коей мере не руководствуется принципиальными поло-
жениями исторического материализма. Неизбежным ре-
зультатом является тот факт, что многие важнейшие про-
блемы истории Италии нашли в книге не вполне верное,
а иногда и совсем неверное освещение.
Мы напрасно стали бы искать у автора марксистского
понимания процесса перехода от одной формации к дру-
гой, равно как и самого понятия общественно-экономиче-
ской формации. Вследствие этого у Луццатто, когда он
говорит об экономике древнего Рима, наряду с правиль-
ным утверждением, согласно которому основой римской
экономики было рабовладельческое хозяйство, мы можем
найти положения, которые свидетельствуют о том, что он
ушел недалеко от таких историков, как Сальвиоли, утвер-
ждавшего, что в древнем Риме существовал капитализм.
Луццатто утверждает, что всякое «рационально органи-
зованное предприятие с целью получения прибыли»
есть капиталистическое предприятие, а так как древ-
ности были известны подобного рода предприятия,
то, стало быть, нет оснований отрицать существование в
древнем Риме капитализма, буржуазии и т. д. В этом
отношении он, несомненно, находится под влиянием та-
ких реакционных историков, как Пельман и особенно Ро-
стовцев, которого он охотно цитирует и на которого часто
ссылается. И это вполне понятно. В трудах Ростовцева
он нашел попытку обобщения последнего периода антич-
ной истории; именно Ростовцев впервые попытался найти
социальную базу императорского режима в Риме, исходя
из позиций, враждебных марксистской концепции исто-
рии в целом. Он увидел эту 'Социальную базу вначале в
«победившей италийской буржуазии», а затем в «буржуа-
зии многочисленных провинциальных городов». Ростовце-
ву свойственна та модернизация, которая заметна и в тру-
де Луццатто. Он следует Ростовцеву, хотя и с некоторыми

оговорками, и в вопросе о причине упадка и гибели
Рима. Опять-таки это объясняется тем, что в литературе,
которая была для него доступна, нет еще построенного
на научной марксистской основе решения этого вопроса.
Книга советского ученого Н. А. Машкина в настоящее
время только переводится на итальянский язык. Един-
ственные работы, рассматривавшие эту важную проблему
в целом, — это «Социально-экономическая история Рим-
ской империи» и «Социальная и экономическая история
Эллинистического мира» Ростовцева, отправляясь от ко-
торых автор пытается дать свое объяснение проблемы.
Впрочем, Луццатто не во всем следует за Ростовце-
вым. «В том, как Ростовцев объясняет причины упадка
Рима и Италии, несомненно нашли свое отражение (хотя
сам автор об этом и не говорит) наблюдения над теми
изменениями во взаимоотношениях между большими
странами — колонизаторами и их колониальными владе-
ниями по ту сторону океана, которые произошли в наше
время. Экономическое развитие современных колоний,
обусловленное инициативой метрополий, вложенным ею
капиталом, а отчасти даже и трудом, более столетия
было одной из главных причин бурной промышленной
и торговой экспансии метрополии и ее невиданного про-
цветания. Однако, когда колониальные владения достигли
определенной зрелости, метрополия, боясь, что они могут
совершенно отделиться, принуждена была предоставить
им полную административную, таможенную, а до извест-
ной степени и политическую автономию. В конечном итоге
колонии добились полной экономической независимости,
а в ряде случаев превратились в опасных конкурентов
метрополии в области промышленности и торговых отно-
шений» (стр. 110). Так резюмирует концепцию Ростов-
цева наш автор и тут же высказывает свое несогласие
с • этой концепцией. «Экономическое соперничество про-
винций,— говорит он (стр. 113), — является одним из
весьма многочисленных признаков прогрессирующего пе-
ремещения жизненных сил империи из Италии в про-
винции». Но это «соперничество провинций следует рас-
сматривать не как первопричину упадка страны... а как
одно из проявлений этого упадка... Наряду с этим со-
перничеством можно указать также на ряд других явле-
ний, которые приводили к тому же результату (если
ограничиться явлениями, непосредственно связанными с
6
экономической жизнью): быстрое увеличение и без того
крайне тяжелого налогового гнета, концентрация бо-
гатств, экономические затруднения, вызванные характе-
ром рабовладельческого хозяйства, убыль населения»
(стр. 113). Экономическим затруднениям, вызванным ха-
рактером рабовладельческого хозяйства, Луццатто совер-
шенно справедливо^ придает огромное значение (см.
стр. 114—115). «Согласно ' общему мнению, — говорит
автор, — наряду с описанными выше причинами одной из
самых важных причин, способствовавших не только мо-
ральному разложению римского общества, но и ослабле-
нию его экономической структуры, является рабство. На
первый взгляд кажется, что это утверждение находится в
противоречии с той ролью, которую, как уже указывалось,
рабство играло в развитии сельскохозяйственной и про-
мышленной техники Рима. Но это только кажущееся про-
тиворечие. В самом деле, в период завоевательных войн,
подчинивших Риму Великую Грецию, Сицилию, все вла-
дения Карфагена, Македонию, Грецию, эллинизированный
Восток и, наконец, Египет, приток большого количества
рабов, происходивших из стран более высокой культуры и
обладавших поэтому навыками, совершенно неизвестными
римским земледельцам и ремесленникам, землевладельцам
и предпринимателям, в огромной степени способствовал
повышению жизненного уровня, культуры и технических
приемов победителей... Однако, как только иссяк приток
военнопленных, положительное значение, которое раб-
ство имело в первый период, было сведено на нет теми
вредными последствиями, которые являлись непремен-
ными спутниками рабства: физический труд стали считать
занятием презренным, и многие свободные перестали им
заниматься, ибо их труд не мог конкурировать с рабским
трудом и им трудно было привыкнуть к работе бок о бок
с рабами, на равном положении с ними, а часто и в под-
чинении у них...» На основании изучения огромного фак-
тического материала автор, таким образом, довольно
близко подошел — ив этом его несомненная заслуга —
к тому выводу, который в свое время сделал Энгельс об
упадке Римской империи. «Для громадной массы людей
на огромной территории, — писал Энгельс, — единствен-
ной объединяющей связью служило Римское государ-
ство, которое со временем сделалось ее злейшим врагом
и угнетателем. Провинции уничтожили. Рим; Рим сам
7
превратился в провинциальный город, подобный дру-
гим, — привилегированный, но уже переставший господ-
ствовать, переставший быть центром мировой империи,
утративший свое значение резиденции императоров и их
наместников, которые жили теперь в Константинополе,
Трире, Милане. Римское государство превратилось в ги-
гантскую сложную машину исключительно для высасы-
вания соков из подданных. Налоги, государственные по-
винности и разного рода оброки погружали массу насе-
ления во все более глубокую нищету; этот гнет усиливали
и делали невыносимым вымогательства наместников,
сборщиков налогов, солдат. Вот к чему привело римское
государство с его мировым господством: свое право на
существование оно основывало на поддержании порядка
внутри и на защите от варваров извне, но его порядок
был хуже злейшего беспорядка, а варваров, от которых
оно бралось защищать граждан, последние ожидали как
спасителей... Рабство сделалось экономически невозмож-
ным, труд свободных морально презирался. Первое уже
не могло, второй еще не мог сделаться основной формой
общественного производства. Вывести из этого положе-
ния могла только коренная революция» !.
Вторая часть книги посвящена истории средневековой
Италии до конца XV века. И в этой части советский чи-
татель напрасно будет искать ответов на ряд важных для
него принципиальных вопросов, У Луццатто он не най-
дет проблемы перехода от рабовладельческой формации
к феодальной. Более того, та картина, которую вслед за
Фюстель де Куланжем рисует автор, далека от действи-
тельности. Совершенно справедливо отмечая, что герман-
ское общество стояло на более ранней ступени развития,
чем римское, Луццатто, однако, пытается доказать бли-
зость общественного строя германцев и римлян, преувели-
чивая их взаимовлияние (которое, несомненно, имело ме-
сто до вторжения варваров). Подобная точка зрения по-
зволяет автору отрицать ту решающую роль, которую
германские завоевания сыграли в истории Западной Ев-
ропы: «Вторжения, — пишет Луццатто, — не привели ни к
систематическим разрушениям, ни к полному ограблению
и расхищению всего имущества населения покоренных
территорий, — если исключить случаи насилия и грабежей,
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, стр. 125, 127.
8
неизбежных в момент первого столкновения. Возникшие
в Галлии, Испании, Африке и, наконец, также в Италии
романо-германские королевства не только не порвали с
традициями империи, но ни в области права или эконо-
мики, ни в области религии и культуры не создали ничего
нового, что можно было бы противопоставить римским
учреждениям и обычаям» (стр. 153). Чуждый пони-
манию общественно-экономических формаций, автор не
видит рождения новых феодальных отношений. Читатель
ничего не узнает из книги относительно того земельного
строя, который принесли с собой варвары-германцы. Ни
слова автор не говорит об общине у германских племен,
об алоде, о начале закрепощения основной массы ранее
свободных членов земледельческой общины-марки.
В тесной связи с этим стоит и его понимание феодализ-
ма — в этот термин он вкладывает чисто политическое
содержание, сознательно отбрасывая понятие феода-
лизма как общественно-экономической формации. «Фео-
дальная система, — пишет он, — сложившаяся в ланго-
бардской Италии при последних Каролингах и особенно
в период независимого Итальянского королевства, имела
по существу политическое содержание. То экономическое
содержание, которое обычно ей приписывается, является
большей частью следствием смешения понятий феода и
крупной земельной собственности» (стр. 203). Вот почему
процессе феодализации сводится автором главным обра-
зом к проблеме, образования феодальной иерархии в
среде господствующего класса (см. стр. 201—204), кото-
рая и представляется основой феодальной системы. Правда,
он говорит о процессе, идущем снизу, о закабалении не-
посредственных производителей в результате, комменда-
ции (стр. 204), но об этом говорится кратко, и читатель
в этом отношении больше почерпнет из старых работ рус-
ских буржуазных ученых П. Г. Виноградова и М. М. Ко-
валевского, чем из новой книги Луццатто. ^Следует, таким
образом, помнить, что под феодальной эпохой, периодо.м
господства феодальных отношений автор, в отличие от
историков-марксистов, понимает только период феодаль-
ной раздробленности, период господства ленной системы.
И, тем не менее, в работе много интересного материала
даже и о раннефеодальном периоде. Глава II, посвящен-
ная истории Италии до Каролингского завоевания, дает
интересный материал о Южной Италии, позволяющий
9
понять начало той проблемы Юга, которая отнюдь не утра-
тила своего значения и для 'Современной Италии: про-
блема запоздалого здесь развития и чрезвычайно длитель-
ного сохранения феодальных отношений, проблема круп-
ных латифундий и тяжелого положения крестьянства.
Одной из наиболее интересных и важных проблем,
затронутых автором в разделе, посвященном раннему
средневековью, является проблема натурального хозяй-
ства. Переход к натуральному хозяйству уже в период
Поздней Римской империи — факт несомненный, засви-
детельствованный рядом источников. Упадок городов, от-
лив населения * в сельские местности, глубокий кризис в
сфере торговой и финансовой, создание экономически
обособленных поместных организмов — эти и ряд других
признаков ясно свидетельствуют о возврате экономики
Италии к натуральному хозяйству. Луццатто и не отри-
цает этого. «Можно считать, — пишет он, — что эта эпоха
была временем господства натурального хозяйства, для
которого характерно отсутствие денежного обращения,
отсутствие слоя профессиональных торговцев» (стр. 182).
Однако, говоря о натуральности хозяйства, автор имеет
в виду те тенденции к экономической замкнутости, кото-
рые обнаружило в данную эпоху крупное поместье. Если
же рассматривать экономику Италии в целом, то нам,
по мнению автора, представится совершенно иная кар-
тина. Разумеется, Луццатто не отрицает экономического
кризиса конца Римской империи, и, в частности, упадка
городов; тем не менее он полагает, что этот упадок ни-
когда не был полным. В лангобардской Италии уже в
период Лиутпранда и Айстульфа началось возрождение
городов, а многие из них вообще никогда не переставали
существовать в качестве экономических центров, сосредо-
точения ремесла и торговли. В Италии никогда не исче-
зало ремесло, не прекращали существования ремесленные
корпорации, сохранился слой купцов, продолжавших под-
визаться в сфере внешней торговли (особенно с Восто-
ком). Таким образом, по мнению автора, Италия — ив
том ее отличие от стран, расположенных по ту сторону
Альп, — не знала натурального хозяйства в полном смысле
этого слова. Не отрицая тенденции поместья к экономи-
ческой автономии, не отрицая факта вотчинного ремесла,
а также того факта, что «потребности деревни, для удо-
влетворения которых приходилось обращаться к городу,
К)
резко уменьшились», автор полагает, тем не менее, что
«товарные отношения не исчезли полностью и сохранили
такой характер, который объясняет наличие в городе
наряду с мелкими, средними и крупными торговцами
слоя свободных ремесленников» (стр. 188).
Луццатто отнюдь не ставит под сомнение, как это
нередко делают реакционные буржуазные историки, на-
туральный характер хозяйства в Европе раннего средне-
вековья, он только отмечает особенности в развитии Ита-
лии и других стран, подвергшихся сильному влиянию
Рима. Тем не менее в борьбе двух концепций—одна из
которых признает натуральный характер хозяйства Ита-
лии в раннее средневековье, а другая отрицает его — Луц-
цатто скорее склоняется к последней. Италия, по его мне-
нию, оставалась страной, «где деревне никогда не удава-
лось занять господствующего положения; главным цен-
тром общественной жизни попрежнему оставался город»
(стр. 186). Столь далеко идущий вывод вызывает сомне-
ние хотя бы уже по одному тому, что вряд ли факт пре-
обладания городского строя может быть доказан источ-
никами.
Вопрос о характере экономики Италии в раннее сред-
невековье представляется одним из наиболее сложных,
он еще не настолько исследован, чтобы можно было
с определенностью прийти к тому или иному выводу. Оъ
нако все то, что известно об экономическом состоянии
страны в период Поздней Римской империи, а также в
готский и лангобардский периоды — упадок городов и
постепенное развитие поместного строя, — все это проти-
воречит выводам Луццатто о преобладании городского
строя в Италии раннего средневековья.
Тем не менее попытка автора выделить в этом отно-
шении Италию из ряда других стран является, как нам
кажется, вполне закономерной. Уже сам материал, кото-
рый приводит автор, свидетельствует о сохранении город-
ских ремесленных коллегий, о развитии торговли, которой
занимались купцы-горожане, то есть о том, что города
как центры ремесла и торговли в какой-то форме про-
должали существовать. Следовательно, в Италии эле-
менты товарности в хозяйстве должны были сохраниться
в большей степени, чем в других областях, та грань ме-
жду городом и сельской местностью — грань, которая в
других странах исчезла совершенно, — здесь стерлась
11
неполностью. Во всяком случае, следует отметить, что сама
постановка вопроса (равно как и привлеченный автором
материал) заслуживает всяческого внимания и должна
стать предметом детального исследования. Приходится
пожалеть, что Луццатто ни в какой степени не затронул
вопроса о том, как товарно-денежные отношения, кото-
рые, по его мнению, играли столь значительную роль в
экономике Италии, влияли на развитие деревни, на поло-
жение крестьянства. Исследование в этой области в зна-
чительной степени способствовало бы разрешению столь
важной проблемы.
Впрочем, положению итальянского крестьянства в
книге уделено — и в этом один из главных ее недостат-
ков — весьма незначительное место. Внимание автора на-
правлено в основном на городское развитие, что же ка-
сается тех процессов, которые происходили в итальянской
деревне, то они отнюдь не нашли в работе должного от-
ражения. Между тем история итальянского крестьянства
представляет огромный интерес, хотя бы уже по одному
тому, что судьба сельского населения в Италии значи-
тельно отличается от его судьбы в других странах. Про-
цесс проникновения в деревню товарно-денежных отноше-
ний, изменения в связи с этим характера крестьянского
держания, процесс освобождения крестьян из-под власти
сеньёра — все эти вопросы не получили должного осве-
щения в книге. Проблемы положения крестьянства в пе-
риод городских коммун попадают в сферу внимания ав-
тора только постольку, поскольку речь идет о взаимоот-
ношении крестьянства и городов, — здесь автор приводит
обширный и весьма интересный материал. Между тем
этой проблемой история крестьянства в период городских
коммун, разумеется, отнюдь не ограничивается.
Этот период в истории Италии представляет собою
своеобразную и исключительно интересную страницу. Это
не только время крупнейшего в истории Италии крестьян-
ского восстания под руководством Дольчино на севере
Италии и многочисленных крестьянских восстаний в дру-
гих местах Апеннинского полуострова, но и время, когда,
правда, на короткий срок, возникли и существовали па-
раллельно городским деревенские коммуны — явление по-
чти неизвестное в истории других стран Европы. Автор
упоминает об- их существовании (см. стр. 301), но не
останавливается ни на причинах этого явления, ни на их
12
внутреннем устройстве, и это тем менее понятно, что италь-
янские историки интересовались этим вопросом, и один из
них посвятил ему капитальную двухтомную работу
(R. Caggese, Le class! е le communi rurali d’Italia in
medio evo), которую автор приводит в перечне литературы.
Наибольший интерес представляет та часть книги,
которая посвящена городам Италии, особенно в период
городских коммун. Здесь автор располагает обширным
и весомым материалом, здесь он подводит итоги всему
тому, что сделано итальянской буржуазной наукой, есте-
ственно, интересующейся блестящим прошлым своей тор-
говой и промышленной буржуазии. На основе огромного
фактического материала автор показывает процесс воз-
никновения городских коммун, их развитие в период кре-
стовых походов, их борьбу друг с другом. Городскую
жизнь Италии он рисует в самых разнообразных аспек-
тах. Здесь и устройство итальянских цехов и структура
торговых компаний, здесь и перечисление различных от-
раслей производства и широкая картина международных
связей итальянских купеческих домов. В разделах, по-
священных городам, читатель найдет много нового и чрез-
вычайно интересного материала. Не ограничиваясь об-
щим обзором положения городской Италии, автор дает
в высшей степени интересные и насыщенные ценным ма-
териалом очерки по экономической истории отдельных
городов, таких, как Венеция, Генуя, Сиена и др.
Следует отметить, что и эта часть работы не свободна
от недостатков. Автор. уделяет большое внимание таким
проблемам, как организация и развитие торговли, описа-
ние торговых путей, видов товаров и т. д., подробно опи-
сывает финансовую систему, монетное дело и кредит, что
же касается столь важного вопроса, как организация про-
изводства, то он освещен менее подробно. Правда, автор
говорит о возникновении капиталистических отношений
в Италии, о рассеянной мануфактуре, подробно перечис-
ляет различные отрасли производства, однако о самой
структуре производства он говорит сравнительно мало;
между тем этот вопрос уже настолько изучен в литера-
туре, что ему можно было бы уделить несравненно боль-
шее внимание.
Сама проблема возникновения в Италии элементов
капиталистических отношений (равно как и вопрос о при-
чинах гибели этих первых в Европе капиталистических
13
ростков) далеко еще не решена, требует специального
исследования и, как нам кажется, должна была быть
более полно освещена в настоящей книге.
Автору можно сделать и другой упрек: в книге по эко-
номической истории страны следовало бы уделить несрав-
ненно большее внимание положению различных социаль-
ных слоев городского населения. Этого в книге нет, что,
несомненно, является большим пробелом. Еще более уди-
вительным кажется полное молчание автора о восстании
предпролетариата в итальянской промышленности и
прежде всего о восстании чомпи во Флоренции в
1378 году. Повидимому, автор не считает такие события
относящимися к истории хозяйства, понимая последнюю
в узко техническом и экономическом смысле и не затра-
гивая всего того, что входит в понятие производственных
отношений.
Тем не менее разделы, посвященные городам-комму-
нам, — эти разделы являются, несомненно, самыми силь-
ными в книге — представляют большой интерес не только
своим огромным, в значительной части новым архивным
материалом, но и рядом поставленных здесь проблем.
Многие из этих проблем должны стать предметом спе-
циального исследования.
Книга Дж. Луццатто, несмотря на присущие некото-
рые недостатки и пробелы, представляет собой, таким
образом, весьма серьезный сводный труд, написанный на
основе огромного фактического материала и ставящий
ряд важнейших проблем экономической истории Италии.
Эта первая на русском языке общая работа по экономи-
ческой истории древней и средневековой Италии несо-
мненно представит большой интерес для советского чи-
тателя.
С. Сказкин.
ВВЕДЕНИЕ
1. Географическое положение и физико-географические особенности
Италии; их значение в различные исторические периоды. 2. Внутрен-
ние пути сообщения и берега. 3. Климат и предполагаемые клима-
тические изменения в историческую эпоху. 4. Население. 5. Влияние
малярии
1.	Из всех больших полуостровов, расположенных на
южной границе Европы, Италия, без сомнения, наиболее
щедро одарена природой. Расположенная в центре Сре-
диземного моря (на берегах которого начиная с древно-
сти и вплоть до XVI века преимущественно сосредото-
чивалась западная цивилизация), соединенная на севере
с остальной Европой областью, защищенной Альпами,
которые в то же время отнюдь не представляли собой не-
преодолимого препятствия ни для торговых и иных сно-
шений, ни для передвижений народов, вытянутая во всю
свою длину к югу и юго-востоку, Италия образует как
бы колоссальный мост, естественный транзитный путь из
Франции, бассейнов Рейна, верхнего и среднего Дуная
к Северной Африке, с одной стороны, к Греции и Перед-
ней Азии — с другой.
Географическое положение Италии приобретает еще
большее значение благодаря особенностям ее орографи-
ческого строения и гидрографии. От Альп к венециан-
ским лагунам расстилается обширная равнина, которая
тянется отсюда узкой полосой вдоль Адриатического
моря до Брундизия (Бриндизи); Тирренский склон Апен-
нин отступает от моря, образуя тем самым довольно об-
ширные равнины, открытые с моря; здесь создаются удоб-
ные условия для заселения, а также для развития путей
сообщения.
Выгоды географического положения и структуры
полуострова не всегда сказывались в равной степени. Ме-
нее всего они проявлялись в первые века средиземномор-
ской цивилизации, которая не распространялась на
Западе за линию, соединяющую Дирену и остров Крит, и
стали обнаруживаться во всей полноте, когда волна
15
греческой и финикийской колонизации распространилась
на берега Ионического и западную часть Средиземного
морей. Начиная с этого времени, в особенности в периоды
наибольшего расцвета Италии (от Пунических войн до
германских вторжений и от первого крестового похода до
великих географических открытий), выгодное расположе-
ние в значительной степени способствовало неоспоримому
первенству Италии в Средиземноморье и превращению ее
в очаг распространения цивилизации на территории всей
Западной Европы.
Однако благоприятные географические условия Ита-
лии в ходе исторического развития сказывались в отдель-
ных ее областях в различной степени. В период наивыс-
шего расцвета греческой, финикийской и карфагенской
цивилизаций главную роль играли прибрежные города
Южной Италии и Сицилии, спустя тысячелетие, в VIII —
IX веках нашей эры, они вновь оказались в благо-
приятных условиях благодаря тесной связи с византий-
цами и арабами, единственными наследниками и преем-
никами античной цивилизации. Начиная, однако, с I века
до нашей эры, — когда в результате активной завоева-
тельной и колонизационной деятельности Рим установил
мир в пределах империи и распространил свое господство
вплоть до Дуная, а также на всю Западную Европу от
Геркулесовых столпов до Британии, — центр итальянской
жизни перемещается с юга на север. То же явление на-
блюдается и в средние века, начиная с XI века, когда
Франция, области Рейна и верхнего Дуная, а также
южная Англия устанавливают все более тесные сноше-
ния со Средиземноморьем. В связи с этим Милан, Падуя,
Аквилея и Равенна в период Римской империи, а в
XI веке — Пиза, Генуя, Венеция и Милан занимают то
положение, которое в предшествующие периоды принад-
лежало городам Тарентского и Неаполитанского заливов
и Сицилии.
2.	Одним из преимуществ Италии является большая
протяженность ее береговой линии; впрочем, это преиму-
щество сохраняется там, где высокие и извилистые или
же изрезанные эстуариями рек берега способствуют раз-
витию интенсивного мореплавания, и значительно ослаб-
ляется тем обстоятельством, что берега Италии большей
частью являются ровными и плоскими.
16
Разумеется, следует иметь в виду, что мореплавание
в период античности или средневековья сильно отлича-
лось от современного нам мореплавания. В те времена,
когда тоннаж судов был ничтожен и Плавать можно было
только днем ввиду постоянной угрозы пиратского напа-
дения, низкие и плоские берега имели даже известные
преимущества: на плоский берег легче было втаскивать
по вечерам небольшие суда, предохраняя их тем самым
от сильного волнения и от пиратских набегов. Поэтому
в древности судоходство и торговля, в отличие от нашего
времени, процветали именно там, где ровный берег пере-
секался устьями небольших рек, предоставлявшими ко-
раблям безопасное убежище. Именно такими были пло-
ские берега южной Этрурии и ионические берега Лука-
нин и Бруттия, где в настоящее время нет ни одного
порта, действительно достойного того, чтобы называться
портом.
Но если оставить в стороне эти, правда, немаловажные
моменты, можно прийти к выводу, что те природные усло-
вия, которые благоприятно влияли на экономическое раз-
витие Италии в прошлом, оказывают такое же воздей-
ствие на развитие экономики и в наши дни. Тогда, как
и теперь, наиболее интенсивные торговые, культурные и
политические связи с остальным миром были сосредо-
точены на территории между западным склоном Апеннин
и Тирренским морем. Даже перемещение центра тяжести
экономической жизни от портов Апулии и Ионического
моря к портам северной части Адриатики (этот процесс
завершился только в наши дни) начало обнаруживаться
уже в императорский период древнего Рима, когда Акви-
лея достигла значительного расцвета, заняв положение,
которое в предшествовавшие века принадлежало Брун-
дизию, Таренту и Сиракузам.
3.	Из всех даров природы, которыми славится Италия,
наиболее ценным, несомненно, является климат этой
страны. Путешественник, как только он перейдет главный
хребет, останавливается в изумлении перед .необычайным
зрелищем, которое открывается его глазам. Его пора-
жают прозрачность и глубокая синева неба, яркость кра-
сок, тепло, разлитое в воздухе, разнообразие раститель-
ности и ландшафта. Правда, как только он, покинув
холмы и озера предальпийских областей, вступает
2 Зак. 1587. Дж. Луццатто ]7
в Паданскую равнину и Венецианскую низменность и до-
ходит до первых отрогов Апеннин или до северных берегов
Адриатического моря, — впечатление резкого контраста с
областями Центральной Европы несколько сглаживается:
колебания температуры становятся гораздо более резки-
ми, влажность воздуха и почвы значительно возрастает,
небо часто бывает сумрачным, покрытым облаками, расти-
тельность и ландшафт становятся более однообразными.
В полуостровной и островной частях Италии наблюдаются
резкие климатические различия между Тирренским и
Адриатическим склонами Апеннин: климату областей, рас-
положенных по Адриатическому склону, лишь в неболь-
шой степени (и то только в области к северу от Гаргано)
свойственны характерные особенности средиземноморского
климата. Это различие становится особенно резким на юге
Италии и на островах (между береговой полосой и внут-
ренними областями), поскольку характер ландшафта в
этих областях меняется из-за длительной летней засухи
и плохого водного режима, которые зачастую пагубно
влияют на сельское хозяйство и уменьшают плотность
населения.
Однако, несмотря на различие условий, несмотря на
тот факт, что некоторые области находятся в менее вы-
годном положении по сравнению с другими, пользую-
щимися благодаря своему климату заслуженной славой,
климат Италии в целом не только значительно лучше,
чем климат других полуостровов Средиземного моря, но
и является одним из самых благоприятных в Европе.
В силу создавшихся условий плотность населения Ита-
лии, за редкими исключениями, значительно выше плот-
ности населения любой другой из тех стран, где главным
занятием жителей является сельское хозяйство.
Может возникнуть (и часто возникал) вопрос, сохра-
нились ли эти природные условия с древнейших времен
вплоть до настоящего времени неизменными или же они
претерпели резкие изменения, которые в различные пе-
риоды различным образом влияли на размещение населе-
ния и на характер его экономической деятельности. Что
же касается орографического строения и гидрографии
Италии, то с полной уверенностью можно утверждать, что
ее рельеф не испытал резких изменений и что современ-
ная Италия в своих основных очертаниях ничем не отли-
чается от Италии второго или третьего тысячелетия до
18
нашей эры. Единственные и притом довольно незначи-
тельные изменения сводятся к тому, что в результате
накопления речных наносов (наибольшего в дельте По и
гораздо меньшего в устьях Арно и Тибра) увеличилась
площадь низменных приморских участков, а также ухуд-
шился водный режим, что является главным образом ре-
зультатом уничтожения лесов и лишь отчасти возме-
щается работами по регулированию водного стока. Не
только в доисторическую эпоху, но и в первый период
римской истории, равно как и спустя тысячелетие, в наи-
более темные века средневековья, леса, вероятно, почти
сплошь покрывавшие склоны Альп и Апеннин, распро-
странялись также на весьма обширную равнину, прежде
всего на долину По и в меньшей мере на низменные и
холмистые области Этрурии и Лация. Резкие изменения
климата (в особенности режима осадков) ранее объяс-
няли быстрым и зачастую полным истреблением лесов:
такое истребление в одних областях — равнинных — не-
обходимо и полезно, в других — горных — напротив, па-
губно. Таким образом, факту уничтожения лесов при-
писывали большее значение, чем он имеет в действитель-
ности. Доказательство этого предполагаемого воздействия
леса (несостоятельность этой точки зрения единодушно
признана в настоящее время на основании тщательных
научных исследований) видели в тех отрывочных сведе-
ниях о метеорологических условиях, которые встречаются
в сочинениях римских писателей, занимавшихся вопро-
сами сельского хозяйства. Поскольку эти авторы указы-
вают в своих произведениях, в какие сроки должны про-
изводиться те или иные сельскохозяйственные работы,
эти указания послужили основой для следующего рода
гипотезы: лето в некоторых областях Центральной и
Южной Италии якобы начиналось позднее и оканчива-
лось раньше, чем в наше время, снег в Апеннинах таял
значительно позже, а осадки если и не были обильны, то,
по крайней мере, распределялись более равномерно.
В действительности эти данные античных авторов (впро-
чем, вполне достоверные) относятся к чрезвычайно незна-
чительному отрезку времени; поэтому наиболее вероятным
представляется предположение, согласно которому ука-
занные отличия являлись, повидимому, проявлением тех
циклических изменений в продолжительности времен года,
в температурных колебаниях и в распределении осадков,
2*	19
которые можно констатировать также и в более близкие
нам эпохи.
Напротив, не подлежит никакому сомнению, что истре-
бление лесов, в особенности в горных районах, повлекло
за собой изменение режима рек. Реки, известные в антич-
ности своей хорошей судоходностью, со временем превра-
тились и потоки, по которым можно подниматься вверх
Лишь на самые незначительные расстояния и то лишь в
течение короткого периода в году. В этих реках накопи-
лось такое количество обломочного материала и ложе
их настолько поднялось, что создалась постоянная
угроза затопления низинных земель.
4.	С вопросом об изменении климата и водного ре-
жима связана проблема размещения населения и его
плотности. Эта проблема является одной из наиболее
трудных в экономической истории Италии, как, впрочем,
любой страны (в течение всей истории человеческого об-
щества — вплоть до современной нам эпохи. Трудность
эта, быть может, еще более возрастает в связи с тем, что
попытки определить в точных цифрах численность насе-
ления отдельных областей оказались совершенно без-
надежными; имеющиеся статистические данные слишком
фрагментарны, кроме того, полностью отсутствует крите-
рий, который позволил бы определить степень их досто-
верности и значение. Достаточно привести следующий
пример: при определении численности населения римского
государства большое значение придают переписи гра-
ждан; между тем мы не располагаем данными, для того
чтобы выяснить, каково было соотношение числа римских
граждан к числу рабов, а также к числу свободных, не
имеющих права гражданства.
Переписи и немногие крайне туманные и неопределен-
ные сведения о потреблении хлеба, о числе солдат, рекру-
тированных в некоторых областях, не дают возможности
определить абсолютную или относительную численность
населения. К счастью, мы располагаем значительно более
достоверными косвенными данными, на основании кото-
рых можно составить если и не вполне точное, то довольно
близкое к истине представление о том, как изме-
нялась плотность населения в различные периоды и в раз-
ных областях. Большую помощь при этих вычислениях
могут оказать свидетельства античных писателей о коли-
20
честве городов и значении этих цветущих городов в той
или иной области в различные эпохи. Эти свидетельства
можно проверить, и они часто подтверждаются данными
раскопок, в особенности некрополей, богатых ценными на-
ходками. Что касается более поздней эпохи, то эти сви-
детельства проверяются сведениями (зачастую довольно
точными и обстоятельными) о колониях, выведенных в
завоеванные области, и в еще большей степени надпи-
сями. Последние могут пролить яркий свет на характер
расселения в тот период, к которому относится большое
количество этих надписей, не потому, что они сами по
себе являются статистическим источником, а потому, что
в результате анализа и систематизации этих надписей,
где нередко встречаются упоминания о лицах различных
профессий и занятий, можно получить ценные данные
о плотности населения и его передвижении. Мы можем
установить, что Кампания и восточная Сицилия всегда —
от древнейших времен до наших дней — относились к
числу наиболее густо населенных областей Италии,, что,
напротив, другие области —• юго-западная Этрурия, бе-
рега Тарентского залива, некоторые местности римской
Кампании и Понтийской области, где в VIII—IV веках
до нашей эры были многочисленные и большей частью
цветущие города, впоследствии быстро опустели и оста-
вались вплоть до нашего времени самыми безлюдными
районами полуострова. В Паданской равнине шел проти-
воположный процесс: если в период господства галлов эта
область была покрыта густыми лесами и в значительной
своей части болотами, то после римского- завоевания, в
особенности в эпоху Римской империи, она постепенно
превратилась в одну из наиболее богатых и населенных
областей Италии.
5.	В тесной связи с изменениями в размещении насе-
ления на обширных территориях Италии стоит весьма
трудный вопрос — вопрос о той роли, которую в ходе
исторического процесса сыграла малярия. Эта проблема
сводится к следующему: необходимо объяснить, почему
обширные районы — районы дельты По, Тирренского по-
бережья от Пьомбино до мыса Чирчео, берега Тарент-
ского залива и некоторые части апулийского побережья,—
а также внутренние области — Валь ди Кьяна, ниж-
него течения Тибра, некоторых рек Южной Италии и
21
Сицилии, являвшиеся в течение ряда веков областью цве-
тущей цивилизации, многочисленных городов (многие из
которых, вероятно, насчитывали по нескольку тысяч жи-
телей)— позднее более чем на два тысячелетия превра-
тились в самые пустынные и безлюдные края Италии,
немногочисленное население которых было вынуждено в
жаркое время спасаться на соседние возвышенности, где
был более здоровый климат. Данная проблема не может
быть решена, как это пытались сделать, ни гипотезой
о радикальном и внезапном изменении климатических
условий, ни выдвинутой в столь категорической форме
гипотезой об иммиграции из зараженных малярией обла-
стей восточного и южного Средиземноморья лиц, которые
якобы принесли с собой возбудитель малярии. Климати-
ческие изменения не могут обнаружиться на протяжении
десятилетий и столетий, они обнаруживаются в течение
тысячелетий, более того, не в течение одной исторической
эпохи, а в течение предшествовавших ей геологических
эпох. С другой стороны, гипотеза, приписывающая рас-
пространение малярии сношениям со странами, в которых
имелись очаги этой болезни, опровергается тем, что эти
сношения начинаются не с III века до нашей эры, когда
впервые обнаруживается упадок многих городов южной
Этрурии, Лация и Великой Греции, но восходит к весьма
отдаленной эпохе, когда данные города либо переживали
период своего наивысшего расцвета, либо вступали в пе-
риод подъема. Более вероятной представляется гипотеза,
согласно которой малярия в этих областях существовала
с незапамятных времен, но в периоды их наибольшего
расцвета она была распространена значительно меньше
не только в силу естественных причин, но и благодаря
деятельности людей. Доказательством тому являются
многочисленные свидетельства античных писателей, а
также тот факт, что основатели городов отдавали пред-
почтение — и притом не только в целях обороны — гор-
ным местностям или возвышенности. Экономическое и
демографическое возрождение Валь ди Кьяна после
мелиоративных работ, произведенных в период господства
лотарингцев, а равным образом результаты, достигнутые
в наши дни в обширных районах Мареммы и Понтийских
болот и частично уничтоженные войной, показывают, что
малярия может быть побеждена человеческой волей. По-
этому вместо прямой зависимости между распространен
22
нием малярии и обезлюдением можно вывести обратную:
когда область становилась безлюдной, когда прекраща-
лись какие бы то ни было мелиоративные и сельскохозяй-
ственные работы, болезнь возобновлялась и распростра-
нялась с новой силой. В начале XX века на эту тему шла
длительная ученая дискуссия. Наиболее близким к истине
является, вероятно, вывод Анджело Челли. Челли, убе-
жденный в том, что в период, отделяющий нас от антич-
ности, характер почв существенно не изменился, предпо-
лагает, что малярия, которая, как и многие другие
эпидемические заболевания, подвержена циклическим
изменениям, могла в определенную эпоху претерпеть
значительное спонтанное ослабление. Этому естествен-
ному процессу заметно способствовали те работы по
строительству водных сооружений, регулирующих приток
воды, которые проводились в великую эпоху антич-
ной цивилизации, а также по интенсификации сельского
хозяйства.
Считается, что многие из сооружений по регулиро-
ванию водного режима эстуариев По и Арно (те соору-
жения, которые были обнаружены при раскопках), а так-
же отводные каналы для стока озерных и стоячих вод
(в особенности в Маремме и в Валь ди Кьяна) и
дренажные каналы созданы этрусками. Наиболее извест-
ными из каналов являются «клоака Грависки» в римской
Тоскане и «Великая клоака» в Риме, которая, как пола-
гают, в своем первоначальном виде была построена в
период этрусской монархии. Недавно была сделана до-
вольно удачная попытка доказать, что некоторые из этих
работ по постройке каналов, особенно в римской Кам-
пании, имели своей целью не столько осушение террито-
рий, которые и без того в течение большей части года
оставались совершенно сухими, сколько концентрацию и
использование скудных подпочвенных вод. Однако это
объяснение, может быть, вполне правильное для Кам-
пании, мало пригодно для Мареммы, Валь ди Кьяна
и эстуариев Арно и По. В самом деле, трудно предста-
вить себе, как мог народ, столь опытный в строительстве
водных сооружений, применять свои технические позна-
ния только для использования подпочвенных вод, а не
для дренажных и мелиоративных работ.	< '
Весьма вероятно, что так же обстоит дело и в отно-
шении таких прибрежных зон Великой Греции, как
23
равнина Метапонта и Сибариса, а также низменность реки
Селар (Селе), в V—III веках до нашей эры славившихся
своим плодородием, а в настоящее время совершенно за-
брошенных. Есть все данные Предполагать, что и в на-
чальный период греческой колонизации в этих областях
также была малярия, которую и в дальнейшем, вероятно,
не удалось полностью уничтожить. В тот период, однако,
она была распространена значительно меньше, чем в по-
следующее время. Отчасти это объясняется тем, что на-
личие густых и обширных лесов способствовало более ре-
гулярному водному режиму. Так, Плиний Старший назы-
вает судоходными некоторые реки, которые в настоящее
время представляют собой ничтожные ручьи, лишенные
влаги в течение большей части года. Именно тот факт,
что болезнь не получила столь широкого распростра-
нения, облегчил грекам проведение оздоровительных ме-
роприятий. Эти мероприятия сводились к иррига-
ционным работам, о которых свидетельствуют остатки
каналов, сохранившиеся в долине Крати, и к более эф-
фективным сельскохозяйственным мелиоративным рабо-
там.
Итак, не следует думать, что античная Италия сильно
отличалась от Италии современной. Между отдельными
областями существовали, как существуют и поныне, оп-
ределенные различия, однако они никогда не были столь
резкими, чтобы исключить наличие некоторых общих ха-
рактерных черт, способствующих достижению четко вы-
раженного единства. Это единство лучше всего, пожа-
луй, определяется при помощи негативного признака:
отсутствия резких различий в климате отдельных обла-
стей, в распределении населения и размещении сельско-
хозяйственных культур или же, наконец, в характере
путей сообщения. Правда, плотность населения Не-
аполитанской провинции резко отличается от плот-
ности населения Сардинии, Луканин, Молизе, рим-
ской Кампании, но, тем не менее, Италия не знает пу-
стынных районов (если не считать гористых областей,
расположенных выше 2000 метров), подобных тем, кото-
рые встречаются на иберийских плоскогорьях и в неко-
торых местностях Балканского полуострова. Несмотря на
то, что большую часть Тирренского побережья с ее
крайне разнообразной и буйной растительностью нельзя
сравнивать р однообразной занятой .род пашню Падан-
24
ской равниной, тем не менее ни в одной из областей Ита-
лии никогда не создавалось подлинной монокультуры.
В Италии нет ни одного квадратного метра земли •—• будь
то долина или холмистые области, —- который не был бы
тщательно обработан. Наконец, внутренние сношения,
которым в Северной Италии благоприятствует характер
самой местности, встречают на остальной части полу-
острова значительно более серьезные естественные пре-
пятствия. Пересекающая полуостров во всю его длину
Апеннинская горная цепь с ее крутыми склонами, изре-
занными неглубокими долинами, делала в прошлые века
довольно затруднительными сношения между жителями
противоположных склонов. Более того, на каждом из этих
склонов, в особенности на адриатическом, горные цепи
более позднего происхождения и другие природные пре-
пятствия были причиной того, что отдельные области в
древнейшие времена (когда люди еще не обладали сред-
ствами для преодоления этих препятствий) оказались
изолированными. Однако эта изоляция, следы которой
сохраняются в диалектах, в народных обычаях и тради-
циях, никогда не была столь полной, как на двух
других полуостровах Средиземного моря; в Италии
ее преодолели воля и смелость отдельных народов —
сначала этрусков, а затем римлян, — которые принесли
в завоеванные ими области Италии свой язык и свои
законы.
По ряду причин большинство жителей Италии зани-
малось обработкой земли. К числу этих причин принад-
лежат: мягкий климат, характерный почти для всей Ита-
лии, пригодность для обработки большей части ее земель,
тот факт, что ни один из городов (если не считать Рима
эпохи империи), несмотря на их многочисленность, не
принял размеров крупной метрополии, отсутствие серьез-
ных препятствий для внутренних сношений и широкие
возможности сношений с внешним миром, которые осу-
ществлялись даже через Аль'пы. Разводились не только
те сельскохозяйственные культуры, которые удовлетво-
ряют самые элементарные потребности населения, живу-
щего в совершенно изолированной области, но также и
культуры, предназначенные для торговли с другими об-
ластями полуострова, а также для экспорта в отдаленные
страны. Сельское хозяйство и торговля стали главными
занятиями и основным источником богатства населения
25
Италии, жившего на побережье или вдоль важнейших
путей сообщения во внутренних областях. Промышлен-
ность в древности, как и в последующие эпохи, напро-
тив, развивалась лишь в некоторых городах или в при-
легающих к ним районам, где существовали благоприят-
ные природные условия или где благодаря концентрации
населения и наличию весьма больших и оживленных рын-
ков возникал больший спрос на промышленные товары.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
АНТИЧНОСТЬ
ГЛАВА I
ИТАЛИЯ ДО РИМСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ
1. Раздробленность Италии в доисторическую эпоху. Зачатки эко-
номической организации в бронзовый век и в первый период
железного века. 2. Экономическое развитие этрусков. 3. Гре-
ческие города Южной Италии и Сицилии. 4. Карфагеняне в запад-
ной Сицилии и Сардинии. 5. Экономическая жизнь Рима и Лация
в первый период монархии. 6. Рим под властью этрусков. 7. Первые
два века республики
1.	Для Италии доисторической эпохи и начального
периода ее исторической эпохи характерна крайняя поли-
тическая и экономическая раздробленность. Эта раздроб-
ленность была обусловлена, с одной стороны, природными
препятствиями, которые в тот период были непреодолимы,
поскольку человек был еще бессилен в борьбе с приро-
дой, а с другой •—• притоком и скрещиванием на почве
Италии племен различного происхождения, а зачастую и
различной расы. Период раздробленности длится до
III века до нашей эры, когда Риму удалось после много-
численных оборонительных и завоевательных войн окон-
чательно объединить страну. Объединению способствовал
ряд факторов, таких, как колонизация и расширение прав
гражданства, объединение покоренных народов в феде-
рацию, большое дорожное строительство, сама политика
римлян, направленная на поощрение культурных и тор-
говых сношений, а иногда ставящая целью лишить насе-
ление отдельных областей присущих им характерных
черт. Эта своего рода унификация, быстро завершив-
шаяся во II веке до нашей эры, в своей начальной ста-
дии протекала крайне медленно: Риму, который впослед-
ствии завоевал весь полуостров всего лишь в течение
одного века, понадобилось более 400 лет, чтобы стать
господином Лация,
27
В течение того длительного периода, когда Рим яв-
лялся лишь одним из многочисленных маленьких
государств Италии, отдельные народности неоднократно
предпринимали попытки объединить страну. В первую
очередь к этим народностям принадлежали этруски, рас-
пространившие свое господство и оказывавшие влияние
на территорию от Подо Кампании. Не исключена возмож-
ность, что некоторые народности доисторической эпохи
делали подобные попытки и до этрусков. Однако в пе-
риод, предшествующий римскому завоеванию, как пра-
вило, царила крайняя раздробленность, следы которой
можно обнаружить даже в настоящее время в отдельных
этнических признаках, диалектах, обычаях и традициях.
* * *
Зачатки социальной организации у многочисленных
племен, расселившихся на территории Италии, впервые
появляются лишь в неолитическую эпоху. В этот период
люди живут уже не в изолированных пещерах, как в
предшествующие эпохи, а в жилищах, которые часто
объединяются в целые поселения. Кроме охоты и рыбной
ловли, они занимаются разведением домашних животных.
Возникают некоторые зачаточные формы ремесленного
труда, начинается изготовление одежды и глиняных сосу-
дов, отличающихся примитивным орнаментом. Влияние
критской цивилизации, которое сказывается прежде всего
именно в керамике, заставляет предположить, что уже
в неолитическую эпоху существовали, по крайней мере
в Сицилии, торговые сношения с более развитыми стра-
нами восточного Средиземноморья.
Но гораздо более решительные успехи были достиг-
нуты после того, как началось употребление металлов, в
особенности когда в связи с ввозом из отдаленных стран
олова стала распространяться бронза. С появлением ме-
талла человек получил в свое распоряжение орудие для
обработки земли, что явилось необходимой предпосылкой
господства человека над природой, совершенно недости-
жимого в каменный век.
Бронзовый век в отдельных областях Италии наступил
во II тысячелетии до нашей эры. В эту стадию развития
вступили группы населения различных областей, сильно
отличающиеся друг от друга этническим происхождением,
характером социальных объединений, а также погребаль-
28
ными обрядами, формой жилищ и т. д'. Тем не менее для
населения, этого периода характерны некоторые общие
черты, которые нашли свое отражение в эмилианских
террамарах и венецианских свайных постройках — пала-
фитах, в группах жилищ Центральной и Южной Италии
и Сицилии и нурагах Сардинии. Люди в ту эпоху продол-
жали заниматься охотой и рыбной ловлей, но они были
прежде всего земледельцами. Они культивировали пше-
ницу, бобы, виноград, фруктовые деревья и, там, где это
возможно, лен. Значительное место в их хозяйстве зани-
мает разведение крупного рогатого скота, овец, свиней
и других домашних животных. У них появляются, хотя
и в 'зачаточной форме, разнообразные виды ремесленного
производства: ткачество, обработка дерева, кости и рога,
керамика и изготовление украшений. Однако от племен
предшествующей эпохи эти племена отличаются прежде
всего своим знакомством с плавкой и обработкой бронзы,
что предполагает торговые сношения с жителями отдален-
ных стран, откуда ввозилось олово; что касается меди, то ее,
вероятно, уже в то время добывали в рудниках Тосканы.
Экономическое развитие, характерное для бронзового
века, продолжается и в течение первого периода желез-
ного века, то есть в период, который на основании обшир-
ных материалов археологических раскопок, произведен-
ных в районе Болоньи, называют эпохой Вилла-
новы. В этот период, который, как справедливо считают,
совпадает с периодом экспансии племен умбров или
умбро-сабеллов на север и на юг от тоскапо-эмилианоких
Апеннин, железо являлось весьма редким металлом и
употреблялось только для украшений. Орудия, находив-
шиеся в общем употреблении, попрежнему выделывались
из бронзы. По мере того как в различных областях Ита-
лии, прежде всего в Тоскане и на острове Эльбе, обнару-
живают все большие залежи железа, оно постепенно вы-
тесняет бронзу. Однако железо начинает преобладать
только с наступлением той исторической эпохи, когда
италийские племена подпадают под непосредственное
влияние двух народностей, переселившихся на полуостров
в IX—VIII веках до нашей эры и стоявших на более
высокой ступени цивилизации.
2.	Из народов, переселившихся в Италию, наиболее
сильное влияние на ее жителей оказали этруски; это
29
объясняется не тем, что их культура была более само-
бытна или достигла более высокого уровня по сравнению
с культурой других пришельцев, а тем обстоятельством,
что они распространились на обширные территории и сли-
лись с туземными племенами. Сохранились ценные па-
мятники материальной культуры этрусков: многочислен-
ные остатки городских стен, храмов, ворот, дорог, соору-
жений по регулированию водного режима и в особенности
некрополей, в которых находится большое количество
надгробных памятников, фресок, надписей и монет.
К сожалению, однако, хотя нам и известен этрусский
алфавит, смысл надписей полностью ускользает от нас.
Несмотря на усилия многочисленных ученых, язык этру-
сков до сих пор остается тайной, не поддающейся рас-
шифровке.
Вот почему, несмотря на богатство археологического
материала и наличие большого количества надписей, са-
мые важные проблемы истории этрусков служат пред-
метом страстных дискуссий и находят прямо противопо-
ложные разрешения. К такого рода проблемам относятся:
вопрос о происхождении этрусков, об их взаимоотноше-
нии с племенами, ранее жившими на этой территории, о
характере их цивилизации и о степени их участия в со-
здании римского государства.
В этой книге неуместно возобновлять дискуссию, ко-
торая не кончится до тех пор, пока не будут раскрыты
тайны этрусского языка. На данной стадии исследова-
ния вопроса о происхождении этрусков наиболее широ-
кое признание получила теория о том, что этруски при-
были в Италию морским путем, с берегов Эгейского моря,
и не имеют ничего общего с древнейшим населением —
умбрами и обитателями области Виллановы, которые
продолжали жить на своей прежней территории бок о бок
с этрусками. Рассматривая этот вопрос с той точки зре-
ния, которая нас в данный момент интересует, мы должны
отметить, что эта гипотеза, принятая наиболее авторитет-
ными археологами, лучше всего согласуется с тем, что
мы знаем об экономической жизни этрусков, и способна
объяснить некоторые основные особенности их эконо-
мики.
Полагают, что столь массовая иммиграция, какой яв-
лялось переселение этрусков, завоевавших, кроме Тосканы
и Умбрии, большую часть Лация, северную Кампанию и
30
обширные районы Паданской равнины, не могла идти мо-
рем. Однако, по всей вероятности, гипотезу о массовой
иммиграции следует полностью исключить. Переселялись
небольшие отряды, которые прибывали морем, завоевы-
вали обширные области и распространяли свою цивили-
зацию не только на эти области, но и за пределы завое-
ванной территории; примером тому в историческую эпоху
могут служить греки и норманны, переселение которых на
побережье Южной Италии и Сицилии шло последова-
тельными волнами, причем они прибывали всегда мел-
кими группами. Еще более типичным примером являются
те же норманны, поселившиеся в Англии, где они со-
ставили незначительную часть общества, в то время как
местное население составляло подавляющее большинство
жителей. В Этрурии, Умбрии и Лации преобладало,
умбро-сабелльское население, обитавшее здесь уже в
ранний период железного века. Как уже отмечалось
выше, материалы раскопок свидетельствуют о том, что
умбры и сабеллы жили рядом с этрусками, подчиняясь
им и продолжая заниматься той же, что и раньше, эко-
номической деятельностью. В Центральной Италии, в осо-
бенности между устьем Тибра и устьем Макры, впервые
возникает большое количество городов. Они размещаются
по двум основным линиям, идущим с юга на север. Одна
из этих линий, на которой были расположены города,
бывшие, по всей вероятности, наиболее древнего происхо-
ждения, — Цере, Тарквиний, Грависки, Ветулоний, Попу-
лоний, Волатерры (Вольтерра), — тянется вдоль Тиррен-
ского побережья, на небольшом расстоянии от моря;
города второй линии, более отдаленной от моря, располо-
жены по течению Тибра, Кланиса (Кьяна) и верхнего
Арна (Арно). Появление в этот период городов и харак-
тер их местоположения представляют, несомненно, серьез-
ный аргумент в пользу той теории, согласно которой
этруски прибыли из-за моря и составили верхний слой
населения, подчинив ранее жившие здесь племена. Неко-
торые возражают на это, что люди, прибывшие из-за
моря, должны были бы вначале поселиться на самом мор-
ском берегу, однако подобное возражение легко опро-
вергнуть. На первый взгляд может показаться странным,
почему норманны, спустившиеся из центральных областей
Европы и после крайне длительного перехода достигшие,
наконец, моря, остановились на расстоянии от него, хотя
31
бы и небольшом. В действительности в древнейшие вре-
мена, равно 'как и в средние века, даже народы, привык-
шие к опасностям мореплавания, не считали близость
моря благоприятным обстоятельством и неохотно сели-
лись на морском берегу, поскольку здесь не было надеж-
ной естественной защиты. Они предпочитали селиться в
глубине страны, однако не слишком далеко от моря, пре-
имущественно на возвышенности, которую можно было
без труда укрепить, чтоб легче было защищаться в случае
нападения пиратов или мятежей местного деревенского
населения, а, может быть, также для того, чтобы избе-
жать малярии.
Подобно тому как средневековая Пиза устроила свою
морскую пристань в Порто Пизано, так и Волатерры
(Вольтерра) пользовались устьем Цецины (Чечина) или
Популонием; Тарквиний использовал в качестве пристани
Грависки; Вейи, а позднее Рим пользовались южным
устьем Тибра.
Главным занятием населения Этрурии оставалось
сельское хозяйство. Те немногие образцы этрусской
скульптуры и живописи, которые отразили современную
им действительность, изображают только сельскую жизнь.
Все древнейшие литературные источники превозносят Эт-
рурию как одну из наиболее плодородных и богатых об-
ластей Италии. Последнее подтверждается предметами и
изображениями, обнаруженными в некрополях эпохи наи-
высшего расцвета этрусской культуры. Источники, рас-
сказывая о голодовках, поражавших Лаций в течение V
и IV веков до нашей эры, неоднократно свидетельствуют,
что сюда из Этрурии и Кампании постоянно ввозилась
пшеница для прокормления голодающего плебса. Налоги,
предназначавшиеся для африканского похода Сципиона,
которые должны были платить этрусские города, платили
главным образом пшеницей. Помимо пшеницы широко
культивировались другие виды хлебных злаков, в первую
очередь полба однозернянка, а также «настоящая полба»,
широко распространенная во всей Италии до того, как
главной культурой стала пшеница. Виноградарство было
очень интенсивным в холмистых областях Этрурии, а
также в находившихся под властью этрусков областях к
северу от Апеннин и к югу от Тибра. В древнейшие вре-
мена изготовляли вина низкого качества; в римскую
эпоху качество вин, несомненно, заметно улучшилось. Что
32
касается олив, то достоверные сведения о их разведении
относятся лишь к небольшим районам: так, например,
Вольсинии (Орвието) славились производством оливково-
го масла. Повидимому, такие культуры, как виноград и
оливы, были распространены на меньшей территории, чем
в настоящее время: не только горы, но и обширные
районы холмов около Перуджи, Клузия (Кьюзи), Цере,
Грависка и Пизы были покрыты лесами, в значительной
своей части хвойными.
В южной Этрурии, в окрестностях Тарквиния, культи-
вировали лен, служивший сырьем для текстильного ре-
месла, получившего некоторое распространение.
Скотоводство, отступившее, очевидно, на второй план
перед земледелием, в некоторых районах, несомненно,
сохранило свое значение. В большом количестве разво-
дились овцы со специальной целью получения шерсти,
служившей сырьем для домашнего ремесла; это ремесло
считалось весьма почетным, и им занимались даже жен-
щины высших сословий. Римские писатели •— авторы книг
по сельскому хозяйству — отмечают, что лучшие рабочие
быки выращивались в Этрурии, и упоминают некоторые
виды сыров (особенно из Луны), имевшие большой спрос
даже в Риме.
В области Паданской равнины, вплоть до завоевания
ее кельтами находившейся под властью этрусков, боль-
шую площадь, повидимому, занимали дубовые леса; по-
этому здесь в большом количестве разводили свиней.
Мы не обладаем достоверными сведениями о социаль-
ной структуре населения, занимавшегося этой разнообраз-
ной и интенсивной сельскохозяйственной деятельностью.
Латинские авторы, писавшие несколько столетий спустя
после завоевания римлянами Этрурии, сообщают нам о
распределении собственности в этой области, причем на
первый взгляд кажется, что их сведения прямо противо-
положны друг другу. Так, например, они утверждают, что
в окрестностях городов, построенных, как правило, на са-
мой высокой точке возвышенности, селилось большое ко-
личество трудолюбивых сельских жителей, обрабатывав-
ших принадлежавшие им земельные участки. И вместе
с тем они рисуют Этрурию типичной страной крупной
земельной собственности.
Однако оба эти утверждения можно легко примирить,
если принять во внимание следующее положение;
3 Зак. 1587. Дж. Луццатто
33
этрусское завоевание было делом смелого меньшинства, из
которого сформировался высший слой, господствовавший
над жившим в завоеванных областях преимущественно
сельским населением, не истребляя и не уничтожая его.
Весьма вероятно, таким образом, что в Этрурии созда-
лось положение, сходное с тем, в каком две тысячи лет
спустя оказались Англия или Южная Италия после их
завоевания норманнами. Земли в этих странах остались
в руках прежних земледельцев, последние, однако, по-
падали в зависимость от узкого круга крупных собствен-
ников, которые принадлежали к народу-завоевателю и
жили преимущественно в городах или укрепленных зам-
ках, построенных ими с целью охранить и упрочить свое
господство.
Сохранились многочисленные остатки городских стен,
ворот, укреплений этрусских городов. К сожалению, од-
нако, данные о жилище этруска очень скудны и относятся
лишь к более мелким городам. Тем не менее число по-
гребений стало значительно больше и найденный в них
материал гораздо богаче, чем в скудных некрополях
культуры Виллановы (которая охватывает периоды как
предшествовавший этрускам, так и современной им).
Это является несомненным доказательством того, что
в этрусских городах жил достаточно многочисленный
слой представителей богатых семейств. Главным источ-
ником их богатства, вероятно, были пиратство и торговля,
а также добывающая промышленность и ремесло, однако
их прочным экономическим базисом являлась приобре-
таемая ими земельная собственность, те сельскохозяй-
ственные продукты, которые они продавали.
Не исключена возможность, что этруски сами обраба-
тывали землю, однако доказать это предположение
невозможно. Невидимому, многочисленные группы зави-
симых земледельцев, живших вокруг городских стен, при-
надлежали к покоренному населению. Рассматривая
вопрос о степени зависимости этих земледельцев, мы
считаем нужным полностью отказаться от теории Франка,
не подтвержденной ни одним источником. Франк пола-
гает, что свободное население после захвата этих земель
этрусками было обращено в рабство и должно было уже
в качестве рабов обрабатывать земли, отнятые у него но-
выми господами. Впрочем, сам Франк, говоря об осво-
бождении Рима от этрусского господства, безоговорочно
34
признаёт, что в период, предшествовавший этой «револю-
ции», значительная часть сельских жителей представляла
собой более или менее свободных крестьян и подлинного
«освобождения рабов» никогда не происходило.
Весьма вероятно, что условия, господствовавшие в
VI веке до нашей эры в собственно Этрурии и в завое-
ванном этрусками Лации, не отличались от тех условий,
которые существовали во времена Баррона и Плиния
Младшего и известны нам из их сочинений: земли круп-
ных и средних собственников были раздроблены на мел-
кие участки, предоставленные для обработки отдельным
семьям земледельцев. Юридически эти земледельцы не
были прикреплены к земле, однако фактически они были
обязаны из поколения в поколение жить на одних и тех
же участках. Может быть, не случайным является то об-
стоятельство, что условия существования сельского на-
селения, каким его рисуют первые тосканские грамоты
лангобардской и каролингской эпохи, мало отличаются от
положения земледельцев в первый период Римской им-
перии (это положение сохранилось без сколько-либо серь-
езных изменений вплоть до нашего времени).
* * *
В течение всего периода независимости этрусков, а
также в течение нескольких столетий римского господ-
ства основным занятием населения попрежнему остава-
лись земледелие и, в меньшей степени, животноводство.
Тем не менее Этрурия была областью сравнительно раз-
витого ремесла. Это развитие ремесла было обусловлено
прежде всего тем обстоятельством, что Этрурия
была одной из немногих областей Италии, обладав-
ших богатыми и разнообразными месторождениями по-
лезных ископаемых, в особенности рудными месторо-
ждениями.
Начиная с этрусского периода, а может быть, даже в
эпоху энеолита и Виллановы, несомненно, эксплуатирова-
лись месторождения меди в Монтекатини и в долине реки
Чечины и в Монтиери, где в древности добывали также
серебро. Кроме того, медь добывали на острове Эльба
и в южной части Мареммы; там же были обнаружены
небольшие жилы олова, необходимого для выплавки
бронзы.
3*	35
Несколько позднее начинают эксплуатировать место-
рождения железа на Эльбе и на расположенном против
этого острова побережье Мареммы; эти месторождения
составляют главное рудное богатство Этрурии.
Наряду с металлами разрабатывались также много-
численные виды строительного камня: известняки, туфы,
травертины, граниты. Белый мрамор Каррары начали до-
бывать в значительных количествах лишь в первые века
нашей эры.
Изобилие и разнообразие металлов благоприятство-
вало развитию различных металлообрабатывающих ре-
месел, таких, как производство оружия и доспехов, в ко-
тором этруски уже в IV веке до нашей эры превзошли
жителей Востока, изготовление золотых изделий, чеканка
медалей и монет. Процветали прядение, ткачество и кра-
шение льна и шерсти, практиковавшиеся, может быть, в
форме домашнего ремесла, целью которого, однако, была
торговля. Несмотря на то, что этрусские вазы в худо-
жественном отношении значительно уступали греческим,
этрусская керамика приобрела заметное промышленное и
торговое значение.
Экспансия этрусков в обширный район от Капуи до
Альп и поселение этрусков в городах с их многочислен-
ным слоем богатых жителей, склонных к роскоши, стиму-
лировали внешнюю торговлю, которая достигла весьма
значительных размеров. О наличии торговых связей сви-
детельствует также большое количество дорог, построен-
ных этрусками приблизительно по тем же направлениям,
по которым позднее прокладывали свои дороги римляне.
Кроме того, многочисленные пути соединяли более круп-
ные городские центры внутренних областей с их гаванями,
расположенными на морском побережье или невдалеке
от него. На Тирренском побережье было значительное
количество гаваней, и торговля, несомненно, играла
большую роль в жизни этрусков. Однако мы располагаем
весьма скудными сведениями относительно того, какое
участие в этой торговле они принимали непосредственно
и плавали ли на своих собственных кораблях. Есть осно-
вания предполагать, что в первое время после завоевания
мореплавание играло значительную роль в жизни этру-
сков. Позднее этруски (которых греки часто называли
36
мореплавателями и пиратами) также участвовали в
торговле; однако серьезная конкуренция со стороны гре-
ков и финикийцев, колонизовавших западную часть Сре-
диземноморья, заставила этрусков в целях защиты за-
ключить союз с карфагенянами и принудила их, вероятно,
ограничиться торговлей в северной части Тирренского
моря — между берегом Тусции, Сардинией и Корсикой.
Погребения, обнаруженные в наиболее богатых этрус-
ских городах, в особенности в Популонии, Ветулонии,
Клузии, содержат большое количество сосудов тончай-
шей работы, наполненных душистыми бальзамическими
веществами, .'очевидно, греческого происхождения. Их
привозили из портов Эгейского моря финикийские
купцы, а с VI века до нашей эры они шли большей
частью через греческие города Южной Италии (главным
образом через Кумы), с которыми этруски находились в
весьма оживленных торговых сношениях. Повидимому,
у этих городов этруски заимствовали употребление алфа-
вита и чеканку монеты, которая восходит к началу
V века до нашей эры. Вероятно, при посредничестве
греческих колоний Южной Италии и Сицилии экспорти-
ровались многие предметы этрусского ремесла (преиму-
щественно оружие и другие бронзовые изделия), которые
широко распространялись и высоко ценились как в Гре-
ции, так и на Востоке.
Однако, начиная с того времени, когда финикийцам
удалось превратить свою колонию Карфаген в крупней-
ший торговый центр, в мощное орудие экспансии в обла-
сти западного Средиземноморья, финикийцы, оттеснив
греков, стали играть ведущую роль в морской торговле
Этрурии. Карфаген, решивший закрыть греческим куп-
цам путь в африканские и испанские воды, обеспечил
себе тем самым поддержку этрусков и заключил с ними
около 537 года до нашей эры договор о союзе, непосред-
ственной целью которого, вероятно, было уничтожение фо-
кейокой колонии на Корсике. Этот договор гарантировал
карфагенянам свободный доступ во все порты Этрурии.
Тем не менее этруски и эллинистические города Южной
Италии, Сицилии и бассейна Эгейского моря продолжали
поддерживать друг с другом непосредственные связи по
морским и сухопутным путям или вступали в сношения
через посредников. Одновременно расширялась сухопутная
торговля этрусских городов со странами Центральной и
37
Западной Европы, причем главным объектом этой тор-
говли был чрезвычайно ценившийся в то время янтарь.
Этруски почти полностью монополизировали торговлю
янтарем, который они ввозили с побережья Балтийского
моря и переправляли большей частью к берегам Адриа-
тического моря; отсюда через Паданскую равнину он шел
в страны Запада, а через Адриатическое море — в страны
Востока.
3.	Одновременно с этрусской иммиграцией, а, может
быть, несколько позднее — между 800 и 600 годами до
нашей эры — происходит греческая колонизация побе-
режья Южной Италии и Сицилии, которая идет по пу-
тям, проложенным греками в эпоху древней критской и
микенской культуры. Менее чем за два столетия грече-
ские города распространяются по всему побережью Тир-
ренского и Ионического морей — от Кум до Тарента — и
почти одновременно вдоль всего восточного побережья
Италии и большей части южного и северного берегов
Сицилии. Адриатическое море, в течение долгого времени
не привлекавшее внимания греков, становится ареной их
колониальной деятельности лишь с VI века до нашей
эры, невидимому, потому, что в связи с карфагенской
экспансией торговля в западном Средиземноморье, в осо-
бенности к северу от линии Неаполь — Каралес (Каль-
яри) — Балеарские острова, стала для греков слишком
опасным и трудным занятием.
Поскольку в Греции ощущался явный недостаток в
землях (в своей основной массе, кроме того, бесплодных
и выжженных солнцем), в то время как население быстро
увеличивалось, греки вынуждены были эмигрировать;
они появляются в Италии одновременно в качестве тор-
говцев и земледельцев. В отличие от финикийцев,
которые преследовали только торговые цели и ограничи-
лись захватом отдельных безопасных пристаней и созда-
нием там торговых факторий, греки являются эмигран-
тами в полном смысле этого слова: основывая города на
побережье, они тотчас же сталкивались с необходимостью
завоевания пригодных для обработки земель. Эти за-
хваты вызвали сопротивление со стороны свободолю-
бивых местных племен, которые находились еще на срав-
нительно низком уровне культурного развития, но именно
поэтому были отважны, воинственны и высоко ценили
38
свою независимость. В результате этого сопротивления
грекам на территории Южной Италии и Сицилии удалось
захватить только узкую береговую полосу и равнины, ко-
торые открываются к Ионическому морю. Между тем вну-
тренние области страны, по большей части гористые,
оставались в руках древних италийских племен (япигов,
самнитов, бруттиев и сикулов). Лишь в крайне редких
случаях эти племена жили в добрососедских отношениях
с пришельцами и восприняли их более высокую куль-
туру; как правило, они держались особняком и готовили
освободительное восстание, представляя серьезную угрозу
цветущим греческим городам побережья. Эта угроза ста-
новится особенно сильной с VI века до нашей эры, когда
по причинам внутреннего и внешнего порядка греческие
города уже не могли оказать былого сопротивления.
До этого на протяжении двух веков для развития грече-
ских городов создавалась исключительно благоприятная
обстановка. Они становятся очагами распространения
более высокой культуры. Греческие города превращают
окрестную сельскую территорию в сады, которые позднее
станут образцом для сельского хозяйства всех остальных
итальянских областей, расположенных в зоне Средизем-
номорья.
В качестве торговцев греки появились на берегах Юж-
ной Италии и Сицилии задолго до того, как в силу ряда
экономических причин и ввиду перенаселения метрополии
началось их массовое переселение в эти области. Грече-
ских купцов привлекала главным образом возможность
экспортировать зерно, ибо, по свидетельству древнейших
писателей Греции, привыкших к бесплодию земель своей
родины, Италия была необычайно богата зерном. По той
же причине греческие колонисты, осевшие на лукано-
калабрийском побережье и восточносицилийском берегу
(преимущественно на плоском побережье и по долинам
рек), начали заниматься в первую очередь хлебопаше-
ством. Позднее они проникли с этой целью во внутрен-
ние холмистые области Сицилии и на равнину Кампании.
Особенно славились у греков своими зерновыми куль-
турами плоский берег Метапонта и Сириса, равнина Си-
бариса, область Леонтин (современная равнина Катании),
окрестности Энны, Геллы, Селиунта и район Кум.
Несмотря на рост потребления зерна, вызванный повы-
шением жизненного уровня населения городских центров,
39
заметно возрос и экспорт зерна из южных обла-
стей Италии и в еще большей степени из Сицилии.
В V веке до нашей эры значительное количество зерна
экспортировалось в Коринф, Афины и другие города Гре-
ции; одновременно начался ввоз сицилийского и куман-
ского зерна в Рим.
Столь авторитетные авторы, какими являются Плиний
и Варрон, сообщают нам поразительные факты о плодо-
родии этих земель, занятых под посевы: они утверждают,
что урожай был стократным. Если в основу наших вы-
числений мы положим те сведения, которые Цицерон по-
лучил у земледельцев Леонтин и согласно которым ка-
ждый югер этих плодороднейших земель (югер равен
2518 квадратным метрам) засевали одним медимном
(медимн равен 52—53 литрам), то на основании цифр
Плиния и Баррона мы получим урожай в 52—53 гекто-
литра с югера, то есть более 200 гектолитров с гектара.
Между тем в настоящее время, несмотря на применение
азотных удобрений, максимальный урожай составляет
25—30 гектолитров на гектар. Следовательно, сведения,
полученные писателями императорской эпохи из вторых
рук и воспринятые ими не критически, следует считать
совершенно абсурдными. Значительно ближе к истине,
как нам кажется, утверждение Цицерона, который свиде-
тельствует, что средний урожай составлял 8 медимнов
с югера, а наивысший— 10 медимнов с югера, что соот-
ветствует 16—20 гектолитрам с гектара. Если мы примем
данные Цицерона, нам следует отказаться от того тезиса,
что культура зерновых в греческих колониях в Италии
была интенсивной. Тот факт, что в период расцвета и
даже в период начавшегося упадка греческих ко-
лоний значительная часть производимого ими зерна по-
прежнему шла на экспорт, скорее представляет собой
аргумент в пользу противоположного тезиса. В настоя-
щее время большая часть зерна вывозится из таких мест-
ностей, как Канада, бассейны Миссисипи и Рио де ла
Плата, Австралия, где наличие обширных пустующих
территорий дает возможность заниматься экстенсивным
земледелием, требующим минимальных затрат. Характер
расселения и агрикультура на колонизованной греками
территории Италии напоминают, правда в несравненно
меньшем масштабе, особенности расселения колонистов
И специфику сельского хозяйства в больших современных
40
заокеанских колониях. Иммигранты селились преимуще-
ственно группами в многочисленных городах, прибреж-
ных или расположенных в непосредственной близости от
берега. Здесь они насаждали интенсивные виды
культур: занимались огородничеством, садоводством,
разведением виноградников и оливковых деревьев.
По мере того, однако, как новые поселенцы продвигались
все глубже во внутренние области страны, где было много
земель, пригодных для хлебопашества, население стано-
вилось все более редким. В этих районах греки и их
рабы составляли лишь небольшую часть населения: здесь
преобладали те местные земледельцы, которые, вместо
того, чтобы скрыться в горы и продолжать сопротивление,
предпочли подчиниться новым господам и жить с ними
в мире. Экстенсивный характер земледелия был обусло-
влен также недостатком удобрений; в период летней за-
сухи, начиная с июня, косить было нельзя, и население
было вынуждено заниматься пастбищным скотоводством,
а не стойловым животноводством и, следовательно, от-
давать предпочтение двухполью (посев в первом году
зерновых и превращение пашни на второй год в паст-
бище) .
Предположение о том, что виноградная лоза была
ввезена в Италию греками, следует отвергнуть. Однако
не подлежит сомнению, что в колониях, основанных гре-
ками на юге Италии, культура винограда и виноделие
начиная с VIII века до нашей эры достигли больших
успехов. Греческие поселенцы использовали применяемые
в Греции методы выращивания и обработки винограда,
в результате чего их вина отличались высоким содержа-
нием сахара и спирта. После римского завоевания по
всей Италии наряду с греческими приобретают извест-
ность вина Тарента и Сибариса, побережья Мессаны,
Этны и Сиракуз, а в более позднюю эпоху — также вина
Кампании, среди которых первое место принадлежит зна-
менитому фалернскому вину. Вина Южной Италии по-
степенно вытесняют греческие вина даже в области за-
морского экспорта; уже из весьма древних источников мы
узнаем о том, что значительное количество вин шло из
Агригента в Карфаген, сицилийские вина экспортиро-
вались также в Галлию.
Успехи в области выращивания оливковых деревьев
были менее значительны по сравнению с виноградарством,
41
Оливковые деревья, вероятно, росли в Италии с древ-
нейших времен. Однако культивировать их начали лишь
в сравнительно позднюю эпоху.
Оливковое масло вплоть до IV века до нашей эры
попрежнему ввозили из Греции; к этому столетию отно-
сится упоминание о том, что оливковое масло привозили
также из Фурий. В IV веке до нашей эры культура оли-
вок уже начала распространяться в Апулии и Сицилии,
особенно в окрестностях Сиракуз и Агригента, откуда
Карфаген вывозил не только вино, но и оливковое масло.
Если принять во внимание тот факт, что в окрестностях
городов находились многочисленные огороды, сады, в ко-
торых выращивались овощи и плодовые деревья, станет
ясно, что сельское хозяйство греческих колоний в целом,
несомненно, стояло выше сельского хозяйства остальных
областей Италии, в том числе Этрурии; более того, сель-
ское хозяйство южноитальянских областей в эпоху гре-
ческих колоний оказывается выше сельского хозяйства
этих областей (если не считать Кампании) после рим-
ского завоевания. Причины этого превосходства следует,
вероятно, искать в целом комплексе действовавших одно-
временно факторов: под сельскохозяйственные культуры
были заняты лишь наиболее пригодные земли, в то время
как горы и высокие крутые холмы попрежнему
были покрыты лесами, которые обеспечивали правильный
режим небольших рек; сельское население жило в то
время в селениях, рассеянных по всей территории (об
этом свидетельствуют раскопки многочисленных мелких
некрополей); наконец, хозяйства дробились на множе-
ство участков, которые обрабатывались зависимыми
земледельцами.
Лишь в более позднюю эпоху, в особенности в Сици-
лии после завоеваний Дионисия I Сиракузского, зна-
чительно увеличивается количество рабов, которых
начинают впервые использовать не только в качестве
домашних слуг и сельских ремесленников, но и в каче-
стве земледельцев и пастухов.
В связи с этим более широким применением рабского
труда на многих опустошенных войной территориях обна-
руживается тенденция перехода от мелкого хозяйства к
крупному. В таком хозяйстве, которое вел непосредственно
сам владелец, земли обрабатываются рабами и наемными
работниками.
42
* *
Торговля, которой занимались греческие колонисты,
непосредственно связана с сельским хозяйством и осно-
вывается главным образом на нем. На южноитальянском
и сицилийском побережье, где греки селились в большом
количестве, сложилась ситуация, подобная той, какая
складывается во всех колониальных странах. В то время
как в областях древней культуры с их многочисленным
населением торговля всегда базируется на промышлен-
ности, в новые области поселенцев привлекает главным
образом возможность экспорта сельскохозяйственных про-
дуктов и некоторых видов сырья, имеющих наибольший
спрос как на их родине, так и в странах, с которыми она
находится в оживленных торговых сношениях. Такого
рода вывоз был единственной целью финикийцев, выво-
дивших колонии в центральное и западное Средиземно-
морье; что касается греков, то они, кроме торговли,
начали рано- заниматься земледелием, которое впослед-
ствии оттеснило торговлю на второй план. Однако земле-
делие должно было не только снабжать продовольствием
города Великой Греции, но и поставлять сельскохозяй-
ственные продукты на экспорт. Прибыв в Италию в по-
исках зерна, греки приступили к освоению новых земель.
Они распространяли и совершенствовали здесь те куль-
туры, которые издавна разводились в странах Эгейского
моря, и вывозили продукты не столько в Грецию и на
Восток, сколько в Центральную Италию, в другие грече-
ские колонии, возникавшие вдоль берегов западного Сре-
диземноморья, и в Карфаген.
Взамен экспортируемых ими сельскохозяйственных
продуктов города Великой Греции получали ремесленные
изделия, в особенности предметы греческой и восточной
художественной промышленности (вазы, изделия из
бронзы, золота и серебра, драгоценности, ожерелья),
сырье из западных стран или же произведения этрусской
металлообрабатывающей промышленности. При раскоп-
ках в различных областях Италии к северу от Кампании,
а также в Западной Европе нашли и продолжают нахо-
дить огромное количество ваз и других художественных
изделий греческого происхождения, отличающихся пора-
зительным мастерством. Возникает вопрос, производились
ли эти изделия в городах Великой Греции или же эти
43
города были только посредниками, с помощью которых
предметы греческого искусства и промышленности про-
никали на Запад.
Правильного ответа на этот вопрос до сих пор нет, а
может быть, и не будет. Многие города Великой Греции
достигли непревзойденного совершенства в деле чеканки
бронзовых и серебряных монет, что является надежным
свидетельством высокого- развития здесь техники обра-
ботки металлов. Тем не менее многочисленные факты вы-
нуждают нас отдать предпочтение второй гипотезе, со-
гласно которой эти города являлись только посредниками,
ибо- эта гипотеза более отвечает торговому характеру
большинства греческих городов Южной Италии и тому
факту, что богатство жителей этих городов основыва-
лось на сельском хозяйстве.
В римскую эпоху Тарент славился производством шер-
стяных тканей, которые здесь же и красились; разнооб-
разные виды этих тканей вывозились из Тарента в боль-
шом количестве. Этим ремеслом занимались также в Си-
барисе и в некоторых городах Апулии. В Кампании
наиболее важным центром ткацкого ремесла и изготовле-
ния керамических изделий, правда лишь в позднюю рим-
скую эпоху, являлись Кумы. В Путеолах (Поццуоли) из
руды, ввозившейся с Эльбы, добывалось железо, которое
здесь же и обрабатывалось. В Регии (Реджо) упоминает-
ся художественная школа по литью бронзы. Что касается
Сицилии, то здесь, по крайней мере в римскую эпоху,
почти полностью отсутствовало, повидимому, сколько-
нибудь развитое ремесло, а шерсть вывозилась отсюда
в необработанном виде.
Однако промышленное развитие городов Великой
Греции в римскую эпоху является скорее следствием за-
воевания этих областей римлянами, чем пережитком
предшествовавшей эпохи, ибо именно- завоевание, ото-
рвав греческие города от метрополии, ускорило- ее упа-
док и поставило города перед альтернативой: приступить
к производству тех ремесленных изделий, которые до того
вывозились из Греции, или же полностью утратить бога-
тый итальянский рынок.
4.	Влияние на экономику Италии третьего иноземного
элемента — карфагенян, начавшееся с VI века до нашей
эры, нельзя, разумеется, сравнить с тем воздействием,
44
которое оказывали на нее этрускй и греки; тем не Менее
для экономики некоторых областей Италии карфагенское
влияние имело определенное значение. Пока финикийская
колонизация шла непосредственно из городов метрополии,
она сохраняла чисто торговый характер: финикийцы не
создавали какой-либо территориальной базы, а ограничи-
вались созданием на восточном и западном побережьях
Средиземного моря простых торговых факторий, причем
за все время существования этих колоний их население
почти не увеличилось. Что же касается Карфагена, то он
вскоре был вынужден стать на путь завоеваний, отчасти,
может быть, в ответ на колониальную экспансию греков,
отрезавших Карфаген от его метрополии. Карфагену,
этой знаменитой колонии Тира, которую удачно называют
Лондоном античной Африки, благодаря мореплаванию,
пиратству, торговле во всем западном Средиземноморье
и по ту сторону Гибралтарского пролива удалось скопить
огромные богатства, послужившие экономической осно-
вой для создания слоя торговой аристократии. Эта ари-
стократия приступила к покорению туземного населения
прибрежных и внутренних областей и к захвату земель,
которые конфисковало' государство или же приобретали
частные лица. Концентрация громадных земельных владе-
ний в руках частных лиц и наличие в их распоряжении
большого количества рабов (приобретенных частично на
рынках, куда они попадали в результате частых набегов
варварских племен внутренних областей, победоносных
войн, продажи пленных и т. д.) —все это обусловило
развитие плантационного хозяйства: крупные и сплошные
массивы земель находились под непосредственным
управлением собственника или арендатора, обрабаты-
вавшего' их большей частью с помощью рабов или сво-
бодных наемных земледельцев. Предположение о том,
что уже в эту эпоху утвердился обычай (столь распро'-
страненный в данных областях в эпоху Римской импе-
рии) дробить часть земельной собственности на участки,
предоставляя их свободным арендаторам (колонам),
представляется маловероятным. При определении харак-
тера карфагенской крупной земельной собственности сле-
дует принять во внимание не только организацию труда
на этих землях, но и те задачи, которые стояли перед
хозяйством: возделывались культуры, не только необходи-
мые для удовлетворения нужд самих производителей и
45
жителей ближайшего города, но и служйвшие предметами
интенсивного экспорта, в особенности экспорта фруктов,
овощей и благовоний. Вывозились также продукты ско-
товодства, чрезвычайно широко распространенного в
степных районах Ливии. Шерсть, доставлявшаяся с паст-
бищ Берберии, приобрела благодаря своим высоким ка-
чествам особенно широкую известность в римскую эпоху
и в течение всего- средневековья.
Влияние карфагенской цивилизации проявилось силь-
нее в сельском хозяйстве Италии, чем в промышленности
и даже в торговле, которая в остальной части Италии так
и не достигла того значения, какое имела торговля
городов Великой Греции. В африканских владениях
Карфагена применялась система крупных хозяйств, нахо-
дившихся в непосредственном ведении собственника, осно-
ванных главным образом на рабском труде и -специализи-
ровавшихся преимущественно на тех культурах, которые
имели наибольшее значение для торговли. Эта система
позднее распространилась на завоеванные Карфагеном
территории Испании, Сардинии, Западной Сицилии и
Мальты. Насколько- велико- было- то влияние, какое ока-
зала эта аграрная система на последующее развитие
сельского хозяйства в итальянских областях Средиземно-
морья, показывает следующий факт. Во II веке нашей
эры, когда благодаря завоеванию обширных территорий
создались большие возможности для использования раб-
ского труда и благоприятные условия для образования
латифундий (подобных крупным земельным владениям
Карфагена и Сицилии, существовавшим уже за сто лет
до этого), римский сенат принимает решение о переводе
на латинский язык большого трактата по агрикультуре
Магона Карфагенского.
Труд Магона до нас не дошел, однако то уважение,
с которым говорят о нем римские писатели, занимавшиеся
вопросами сельского хозяйства, а также цитируемые ими
отрывки трактата показывают, что рационализация рим-
ской аграрной техники осуществлялась именно под влия-
нием Карфагена.
5.	В нашем распоряжении мало- достоверных сведений
о состоянии экономики Рима и всего Лация в период,
охватывающий четыре столетия — с VII по- III век до на-
шей эры. На протяжении этого периода в тех континен-
46
тальных и островных областях Италии, которые нахо-
дятся под непосредственным влиянием греческой и этрус-
ской цивилизации, главную роль в хозяйственной жизни
страны играют города; многие прибрежные города пре-
вращаются в центры весьма оживленного обмена с вос-
точным Средиземноморьем и карфагенским Западом.
Рассматривая экономику Рима и всего Лация в пе-
риод, предшествовавший римскому завоеванию Италии,
следует помнить, что* даже в начале IV века до нашей
эры —накануне вторжения галлов — подчиненная Риму
территория (собственно ager romanus) простиралась по
левому берегу Тибра от места впадения В’ него реки
Аниен и впадения его самого1 в море на западе до Альбан-
ского озера на юге, охватывая, таким образом, террито-
рию, не превышающую 2000 квадратных километров;
следовательно, эта территория составляла пятую часть
позднейшего Лация. Территория, находившаяся под
властью Рима, была не только крайне ограниченной по
своим размерам, но, повидимому, и мало населенной. Те-
зис Франка, который придерживается противоположной
точки зрения и противопоставляет высокую плотность на-
селения и интенсивное земледелие древнейших времен за-
пустению римской Кампании в настоящее время, нахо-
дится, по нашему мнению, в прямом противоречии, со
всем тем, что мы знаем о> социальном строе римлян и ла-
тинов в этот ранний период их истории. Древнейшие
некрополи невелики и разбросаны далеко друг от друга.
Данные традиции, подтвержденные результатами раско-
пок, свидетельствуют о> существовании многочисленных
деревень, расположенных на вершинах холмов (и позд-
нее включенных в городскую черту Рима), деревень, ко-
торые разделяли болотистые седловины, отличавшиеся
нездоровым климатом. Значительные пространства в этот
период занимали леса и пастбища; об этом свидетель-
ствуют многие названия местностей, а также имена богов.
Нам известно, кроме того, что существовали небольшие
земельные участки, предоставлявшиеся отдельной семье
на правах полной собственности (heredium). Все эти
факты, равно как и многие другие, позволяют прийти
к следующему заключению: главной отраслью эконо-
мики римлян и других латинов древнейшей эпохи было
кочевое скотоводство; скот пасли на пастбищах и
в лесах, являвшихся государственной собственностью и
47
находившихся в общинном пользовании. Только таким
образом можно объяснить, почему каждая отдельная
семья обладала столь незначительным участком земли
(heredium): если допустить, что у римлян и латинов гос-
подствовало земледелие (каким бы интенсивным ни пы-
тались его изобразить некоторые современные исследова-
тели), представляется совершенно невероятным, чтобы
целая семья могла прокормиться с участка размером
в 2 югера (что равняется половине гектара). С другой
стороны, для семьи, главным источников существования
которой являются продукты скотоводства, а также про-
дукты, добываемые в лесу, необходим также небольшой
земельный участок, с которого можно было бы получать
немного овощей и фруктов. Поэтому хозяйство древней-
ших латинов напоминало по своему характеру современ-
ные хозяйства высокогорных районов Италии. В обоих
случаях богатство отдельной семьи измеряется не вели-
чиной обрабатываемого ею земельного участка, а коли-
чеством принадлежащих ей голов скота, главным обра-
зом овец.
Леса., растущие в изобилии не только на холмах, но,
очевидно, и в некоторых областях собственно' «римского
поля», оказывали благотворное влияние на климат и осо-
бенно. на водный режим, создавая, вероятно1, тем самым
благоприятные условия для земледелия в отдельных
районах, которые в настоящее время совершенно' бес-
плодны, выжжены солнцем и пригодны лишь под паст-
бища. Однако уже самый факт, что значительная часть
даже этой весьма небольшой территории была покрыта
лесом, показывает, что' земледельческое население не
могло быть очень многочисленным. По мнению Франка,
сложная система водоотводных каналов (cuniculi), обна-
руженная полвека тому назад в районе Веллетри, была
необходима для того, чтобы приостановить размывание
узких полос земли и тем самым сохранить их для земле-
делия. С этим объяснением нельзя не согласиться. Однако
отсюда отнюдь не следует тот вывод, который делает
американский историк, что вся окрестная территория под-
вергалась интенсивной обработке. Известно, что именно в
горных районах, где земли, годные под обработку, со-
ставляют незначительную часть территории, даже для
того, чтобы сохранить от размывания мельчайшие участки
земли, необходим тяжелый, изнурительный труд.
48
Селения, расположенные вдоль берегов Тирренского
моря, извлекали известную выгоду из сношений с фини-
кийскими, греческими, этрусскими и карфагенскими куп-
цами, приезжавшими сюда за шерстью и некоторыми наи-
более ценными сортами дерева, которые они выменивали
на ремесленные изделия. Но в областях, расположенных
в некотором отдалении от моря, условия жизни были' со-
вершенно примитивными. Значительную часть населения
составляли пастухи, в хозяйстве которых земледелие
играло' лишь подсобную роль. Они жили поселениями,
состоявшими из деревянных хижин, и вели почти непре-
рывную борьбу с соседними деревнями. Оседлость этих
жителей была еще столь непрочной, что как только воз-
никала опасность набега, грозившего лишить их един-
ственного богатства — скота, они бросали свои поля и
вместе со стадами укрывались в ближайшем укреплен-
ном поселении. Несмотря на то, что им было- известно
употребление металлов (бронзы и железа), ремесло, ко-
торым они занимались, носило ярко- выраженный харак-
тер домашнего ремесла. Тот небольшой обмен, в кото-
ром нуждалось население, производился в натуре: един-
ственным известным ему мерилом ценности и единствен-
ным средством обмена был скот.
6.	Древний Лаций, населенный многочисленными пле-
менами, стоящими еще на крайне низком уровне развития,
составляет резкий контраст с Этрурией. Этот контраст
особенно резко бросается в глаза, если сравнить цвету-
щие, отличающиеся высокой культурой этрусские го-
рода Вейи и Цере, расположенные неподалеку от Ла-
циума, с поселениями латинов. Это различие стало сгла-
живаться лишь во второй половине VII века до нашей
эры, когда этруски в своем продвижении на юг перешли
на левый берег Тибра и распространили свое господ-
ство (длившееся примерно 150 лет) на всю об-
ласть вплоть до Волтурна, то есть на большую часть
Лация.
Города в Лации появляются только в период этрус-
ского господства —с середины VII и до конца VI века
до нашей эры: деревни, находящиеся в благоприятных
для торговли условиях, превращаются в торговые поселе-
ния, разрастаются и часто сливаются с ближайшими де-
ревнями. Повидимому, только в это время деревни,
4 Зак. 1587. Дж. Луццатто 49
возникшие ранее на Палатинском холме, соединяются с
теми, которые латины и сабины создали на других холмах,
расположенных на левом берегу Тибра. Поселение, воз-
никшее в результате этого объединения — впервые, мо-
жет быть, получившее тогда название Рима, — было1 за-
щищено укрепленной стеной, первоначальным ядром
укреплений, получивших позднее название сервиевых
стен. Заболоченные седловины между холмами, препят-
ствовавшие образованию настоящего города, осушаются
путем устройства «Великой клоаки» — канала для отвода
и стока вод, который первоначально, вероятно', протекал
открыто и лишь значительно позднее был покрыт сводом.
В этот период к старому, еще деревенскому населению
возникающего города стали присоединяться многочислен-
ные иноземцы, особенно' купцы и ремесленники, вслед-
ствие чего жизнь в городе приобретала новый характер.
Благодаря множеству каменных строений, среди которых
имелись и постройки поистине монументального харак-
тера, преображается внешний облик города. Рим, ставший
важным транзитным пунктом между этрусскими обла-
стями Тусции (Тосканы) и Кампании и превратившийся,
быть может, в центр федерации этрусских городов Лация,
приобретает большое торговое значение, какого он не
имел в предшествовавшую эпоху. Торговля, несомненно,
дала толчок некоторому развитию ремесла, чему способ-
ствовало также возникновение денежного обращения.
Вовлечение Рима и других городов Лация в систему тор-
говых сношений Центральной Италии, потребности новых
городских объединений, а также — и ЭТО' самое глав-
ное —оживленные сношения со значительно более раз-
витыми областями этрусской агрикультуры — все это
дало новый стимул развитию сельского хозяйства, при-
чем в большей степени, чем росту промышленности. Со-
оружения для стока и регулирования вод — многочислен-
ные остатки таких сооружений находят не только на тер-
ритории города, но даже и за пределами его — позволили
приступить к обработке обширных земельных массивов на
равнинных землях.
Все это вызвало заметное развитие культуры зерно-
вых (ограничивавшейся еще, быть может, только полбой),
а также скотоводства, которое сохранило несомненное
значение, превратившись, однако, в подсобную отрасль
сельского хозяйства.
50
7.	Этрусское господство над Римом и всем Лацием
слабело, однако- то, влияние, которое оно оказывало на
экономику и цивилизацию этих областей, исчезло отнюдь
не сразу. Уже первый договор между Римом и Карфаге-
ном (подписанный, если принять приведенную Полибием
и ставшую общепринятой дату его заключения, в год из-
гнания Тарквиния Гордого) свидетельствует о том, на-
сколько! изменилось положение Рима яге только по отно-
шению к племенам Центральной Италии, но и по отноше-
нию к крупнейшим державам западного Средиземноморья.
Правда, договор с Карфагеном показывает, что в области
мореплавания и торговли великий африканский торговый
город значительно превосходил Рим и что па этот раз ему
удалось добиться полного запрещения римским кораблям
приставать к берегу к западу от Капо* Белло и Сардинии
и строго ограничить торговлю римских купцов в этих
областях. Что же касается Карфагена, то он не взял на
себя никаких обязательств, которые ограничили бы право
карфагенских купцов посещать побережье Тиррен-
ского моря. Рим, в свою очередь, добился обещания,
что карфагенское государство не совершит никакого1 по-
литического или военного акта, посягающего- на господ-
ство1 Рима над городами Лация, и жители Рима будут
пользоваться в карфагенских областях Сицилии всеми
теми правами, которыми обладают другие чужестранцы.
Итак, в период этрусского господства в Риме, несо*-
мненно, развивались как мореплавание, так и торговля.
В дальнейшем он прилагал все усилия, чтобы удержать
приобретенную им благодаря господству этрусков вер-
ховную власть над Лацием, ибо сознавал всю серьез-
ность грозившей ей опасности.
Именно потому, однако, что с заключением договора
положение Рима как морской державы пошатнулось и
ему пришлось с этим примириться, он не смог сохранить
преобладание над соседними городами. Ему удалось
позднее восстановить это преобладание лишь ценой дли-
тельной и нелегкой борьбы.
В течение первого- республиканского периода, дливше-
гося до вторжения галлов, Рим приобрел те черты,
которые были характерны для него в течение всей его
последующей истории, и распространил свою власть на не-
большую окрестную территорию. Тем не менее занятие
жителей хлебопашеством и скотоводством придало ему
4*
51
ярко выраженный аграрный отпечаток и отразилось на
борьбе между патрициатом и плебсом, надолго и почти
полностью парализовавшей силы римской экспансии.
Было выдвинуто немало' гипотез, имевших целью уста-
новить происхождение и выяснить социальный характер
римского плебса V века. Из этих гипотез наиболее близ-
кой к истине является та, согласно которой плебс — это
свободные члены общин, покоренные римской общиной
(civitas) и позднее слившиеся с римлянами, а отнюдь не
население, обращенное в рабство римскими или этрус-
скими завоевателями, или чужестранцы, иммигрировав-
шие во' времена Тарквиниев, чтобы заняться торговлей
или ремеслами. В то время как главы родов, составивших
первоначальное ядро города (patres), попрежнему удер-
живали в своих руках управление им, члены покоренных
общин сохранили свою свободу, но не имели права за-
нимать никаких публичных должностей. К политическому
неравноправию плебса присоединилось, и притом еще бо-
лее резко выраженное, экономическое неравенство. Как
патриции, так и плебеи продолжали заниматься — в осо-
бенности после падения этрусского господства — хлебо-
пашеством и скотоводством, составлявшими главный и
почти единственный источник существования римлян.
Но хотя и те и другие обрабатывали поля и пасли стада,
между ними постепенно создавалось различие, явившееся
результатом издавна установленного порядка распреде-
ления земель. Господствовавшая в Риме VII века до> на-
шей эры система распределения земель, вероятно, мало'
отличалась от той системы, которая существовала в зна-
чительно' более позднюю эпоху в римских и латинских
колониях и описана с большой точностью. Земли, которые
ПО' той или иной причине рассматривались как собствен-
ность государства (civitas), то есть общественное поле
(ager publicus), делились следующим образом: неболь-
шая часть предоставлялась всем гражданам в полную
собственность с правом передачи по наследству
чрезвычайно мелкими участками — по 2 югера; вторая
часть, состоявшая из лесов и пастбищ, оставалась
в общем пользовании; наконец, третья часть, значительно
превосходившая по своим размерам первую и состоявшая
из заброшенных, но' пригодных для обработки земель, це-
ликом попала в руки патрициев. Таким образом, патриции
захватили в свои руки не только' привилегии и политиче-
52
скую власть, но и возможность распоряжаться (впрочем,
в те времена, когда римские завоеватели еще не дошли до
позднейших границ Лация, в довольно скромных раз-
мерах) землями, скотом, а может быть, и рабами (также,
впрочем, в довольно1 ограниченном количестве).
Различие между этими двумя социальными слоями
стало более резким, ибо тяготы, вызванные непрерыв-
ными войнами и частыми набегами соседних племен,
наносили страшный удар мелким собственникам: в том
случае, если они лишались урожая или скота, они неиз-
бежно теряли и независимость, поскольку были выну-
ждены прибегнуть к займу у патрициев и — согласно
нормам драконовых законов, направленных против не-
состоятельных должников, — полностью попадали во
власть кредитора.
Таким образом, становится понятным, почему борьба,
которая шла между патрициями и плебеями, была глав-
ным образом борьбой за землю. Характерные черты
земельной собственности — главной и почти единствен-
ной основы экономической деятельности римлян в тече-
ние первых трех веков существования республики —
можно представить себе приблизительно следующим
образом: с юридической точки зрения право собствен-
ности на все земли принадлежало государству, если
не считать тех мелких участков, которые государство
предоставило всем гражданам в полную собственность
с правом передачи ее по наследству (ager privatus).
Однако это верховное право государства ни в коей мере
не являлось препятствием к тому, что часть обществен-
ных земель (а с течением времени даже преобладающая
их часть) перешла в частную собственность. За исклю-
чением тех земель, которые остались в ведении госу-
дарства и должны были обеспечивать выполнение им
фискальных и религиозных функций, почти все завое-
ванные земли попали в руки родовой знати, которая пер-
вой поселилась в расположенных на возвышенностях
(montani) селениях и укрепилась там. Позднее она
постепенно превратилась в патрициат, господствующий
над населением сельской территории, которому затем уда-
лось подчинить население соседних деревень. По отно-
шению к частным лицам патриций, завладевший
участком общественного поля (заимка или так назы-
ваемая оккупация), приобрел всю совокупность прав
53
собственности: полную свободу пользования, право
отчуждения, передачи по наследству, раздела. По отно-
шению к государству он оставался простым владельцем,
чье право пользования землей было временным и могло
быть аннулировано. Он выплачивал государству в каче-
стве налога (vectigal) часть урожая (от одной пятой
до одной десятой доли). Впрочем, государство, которое
имело право отнять землю у того, кто произвел заимку,
практически этим правом не пользовалось, если не счи-
тать издания аграрных законов, которые осуществлялись
далеко не полностью. Поэтому наследники человека, про-
изведшего заимку, 'в конце концов превращались в пол-
ных (pleno jure) собственников занятых земель, и уже
законы XII таблиц признают за ними право свободно
распоряжаться этими землями.
Если допустить, что некогда существовал аграрный
коммунизм, то общинные пастбища (pascua publica),
которыми могли пользоваться все члены общины, можно
считать его пережитком, и притом в большей мере, чем
земли государства, ставшие объектом оккупации и част-
ного присвоения. Однако уже в первый период респу-
блики земли, находившиеся в общественном пользова-
нии, выступают как простой придаток частной собствен-
ности. Эту частную собственность, несмотря на привиле-
гии и злоупотребления патрициев, вызывавшие жалобы
плебеев, все-таки в основном можно считать мелкой
земельной собственностью или, во всяком случае,
собственностью среднего размера. В обработке земли
участвует сам патриций, который работает вместе с не-
многочисленными рабами и немногими зависимыми земле-
дельцами, свободными по своему происхождению.
Достаточно указать на тот факт, что в так называемой
сервисной конституции надел лиц, принадлежавших к пя-
тому — последнему и самому многочисленному — классу
римских граждан, составляет всего лишь 2 югера, а раз-
мер владений лиц IV, III и II классов колеблется в пре-
делах от 5 до 20 югеров, и только лица I класса имеют
более 20 югеров земли (что соответствует 5 га), то есть
их владение несколько превышает те участки, которые
в настоящее время в наиболее плодородных землях Цен-
тральной Италии арендуют исполу и которые считаются
арендными участками среднего размера.
54
ГЛАВА II
ОТ ОБЪЕДИНЕНИЯ ИТАЛИИ ДО
ЗАВОЕВАНИЯ РИМОМ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ
1. Аграрный характер экономики Италии после ее завоевания рим-
лянами. 2. Дороги. Торговля. Монета. 3. Катон о сельском хозяйстве
1. После того как период быстрого экономического
роста, связанного с этрусским господством, закончился,
Рим вновь занял весьма скромное положение небольшого
центра незначительной территории. Эта территория была
населена пастухами, занимавшимися также хлебопаше-
ством и мелким домашним ремеслом, рассчитанным на
удовлетворение непосредственных потребностей. Поло-
жение Рима начало изменяться лишь в последние годы
IV века до нашей эры, когда Рим и Латинский союз
оказались, наконец, в состоянии перейти в контрнасту-
пление на соседние племена, представлявшие для них
до того времени постоянную угрозу. Рим начал длитель-
ную войну против Вей, закончившуюся завоеванием
этого города и несколько позднее всей южной Этрурии —
от Вольсиний до моря. Одновременно латины отбросили
сабинов в горы, захватили область эквов и отогнали
вольсков к югу, завоевав Таррацину и основав на захва-
ченной территории свои колонии: Велитры, Сегны, Норбу,
Ардею, Акций и Цирцеи. Это были древнейшие колонии
Рима.
Результатом этих войн было (не говоря о расшире-
нии Лация и распространении его господства на тер-
риторию к югу от Тибра, то есть до тех границ, которые
он сохранил впоследствии) распространение собственно
римского государства на правый берег Тибра и на тер-
риторию, отнятую у этрусков. Если в начальный период
республики римское государство занимало территорию
менее 1000 квадратных километров, то в первые годы
IV века до нашей эры его площадь превышает 2000 ква-
дратных километров и уже включает массивы пахотных
земель, славящихся своим плодородием.
ба
Таким образом, в результате длительного и сложного
процесса развития, Рим оказался в исключительно благо-
приятном положении — единственной из мельчайших
городских общин Лация, располагавшей значительной
территорией и довольно сильным войском, которое он
мог набирать среди многочисленного населения этой
территории — свободных римских земледельцев. После-
дующему развитию Рима способствовало то обстоятель-
ство, что именно в течение IV века до нашей эры нару-
шилось существовавшее до тех пор равновесие сил между
другими племенами полуостровной части Италии. Города
Великой Греции, цветущие и могущественные в пред-
шествовавшую эпоху, вступили в полосу быстрого упадка.
Этот упадок был вызван междоусобными войнами и
в значительно большей степени—все более сильным и гроз-
ным давлением на эти города со стороны италийских
племен, которые жили в горных районах, расположен-
ных в глубине страны, и стремились проложить себе
путь к равнине и на побережье. Этрусская держава,
теперь, после потери Лация, Кампании и римской Тусции,
уже вступившая в стадию быстрого распада, постепенно
теряла также и свои трансапеннинские владения. В част-
ности, вторжение галлов окончательно уничтожило преж-
нее равновесие сил и в особенности подорвало положе-
ние этрусков в Центральной Италии. Кельтские племена
подчинили к этому времени обширную территорию
в Центральной и Западной Европе, простиравшуюся от
германской равнины до Атлантического океана и Гиберн-
ского (Ирландского) моря. Уже в предшествовавшую
эпоху они совершали набеги на область, расположенную
к югу от Альп, и в конце V века до нашей эры, заняв
всю Паданскую равнину (до реки Адидже), перешли Апен-
нины и обрушились на территорию, представлявшую
собой основное ядро древней территории этрусков.
Правда, Риму также грозила смертельная опасность;
избавившийся от весьма реальной угрозы завоевания,
а может быть, и разрушения, он в течение еще полсто-
летия подвергался набегам со стороны галлов. Но, в ко-
нечном итоге, преимущества, извлеченные Римом из
сложившейся ситуации, были несравненно значительней
нанесенного ему ущерба, поскольку в результате нападе-
ния галлов на области, находившиеся к югу от Апеннин,
силы, которые могли бы противостоять победоносному
56
шествию Рима, были уничтожены. Более того, в резуль-
тате этих набегов Рим получил возможность выступить
в качестве единственной силы, способной оказать помощь
италийским племенам в их борьбе с варварами. Теперь
Рим мог занять иную позицию по отношению к латин-
ским городам: он распустил их союз и был признан глав-
ным городом Лация (338 год до нашей эры). Таким
образом Рим превратился в самую могущественную дер-
жаву среди государств Центральной Италии, причем его
собственная территория составляла около 6000 квадрат-
ных километров и простиралась от Вей до Таррацины и
от Сабинских гор до моря. Длительная и тяжелая
самнитская война, происходившая на территории от
Южной Италии до Умбрии и Тусции (Тосканы), а также
война против Пирра и против Тарента закончились
в 272 году до нашей эры подчинением всей материковой
Италии — от Арна (Арно) и Рубикона до Регия в Ка-
лабрии — если не прямой власти, то, во всяком случае,
гегемонии и влиянию Рима. Следующие данные, являю-
щиеся результатом приблизительных вычислений, могут
дать представление о все более возрастающем могуще-
стве Рима:
Год	Территории, при- соединенные к рим- скому государству (аннексированные), кв. км	Федеративные области, кв. км
Около 350 года до нашей эры	3 100	3 010
jj	338	v	»	j,	w	6 000	5 000
»	300 у w	»	w	8 100	19 400
272 » » ))	25 000	105 000
Большой путь, пройденный Римом в течение IV века
и первых трех десятилетий III века до нашей эры, победо-
носные войны, упрочившие преобладание Рима во всей
полуостровной части Италии, — все это способствовало
установлению оживленных и дружественных сношений
Рима с теми областями, которые давно ушли вперед
по пути экономического развития. К такого рода обла-
стям относились Кампания, вступившая тогда, вероятно,
в период своего наивысшего расцвета, Этрурия и
57
греческие города Тарентского залива; несмотря на то, что
последние обнаруживали некоторые признаки упадка,
по уровню развития промышленности, торговли и даже
сельского хозяйства они все еще превосходили Рим и
весь Лаций. Эти сношения оказали большое влияние на
экономику Рима, однако результаты такого влияния
сказывались медленно как в сфере промышленного и
торгового развития, так и в области тех изменений, кото-
рые произошли в характере земельной собственности и
области аграрной техники.
Объединение полуострова не повлекло за собой немед-
ленного преобразования экономики римлян: завоевание,
совершенное маленьким народом воинов-хлебопашцев,
повидимому, усилило аграрный характер римского обще-
ства и способствовало тому, что подобный характер
приобрела большая часть Италии. Для того чтобы объяс-
нить эту стойкость аграрных начал римской экономики
в период между Тарентской и Второй пунической вой-
нами, следует обратить внимание в первую очередь на те
методы, которых придерживался Рим в своих отноше-
ниях с подчиненными ему италийскими племенами. Он
отнюдь не рассматривал их территории в качестве завое-
ванных областей: за исключением Вей, ни один италий-
ский город не был разрушен, ни один из них не был
обложен данью. Италийские общины (civitates) в своем
большинстве считались союзниками (foederati, socii или
просто italic!). Они получили автономию, сохранили
своих магистратов и были обязаны только сражаться
вместе с римлянами, и притом лишь тогда, когда это
диктовалось их общими интересами. В сущности, они
сохранили полную автономию в отношении своих вну-
тренних дел; что касается их суверенитета в области
внешних отношений, то его более не существовало.
Право внешних сношений перешло целиком к городу-
победителю.
Другая часть территории Италии была непосред-
ственно включена в состав римских владений. Общины,
вошедшие в римское государство, утратили политическую
самостоятельность, а также потеряли часть своих земель
(как правило, треть), ставших собственностью римского
фиска. Однако города, входившие в состав захваченных
Римом территорий, образовали муниципии, которые поль-
зовались ограниченной автономией в сфере администра-
58
ции. Жители таких городов получили права римского
гражданства.
При такого рода политике возможность быстрого обо-
гащения частных лиц и самого государства (подобное
обогащение могло бы быть следствием происходивших
на территории Италии победоносных войн) была
исключена. Эта политика почти совсем не способство-
вала решению экономических проблем, создававших
столь значительные трудности для республики в тече-
ние первых двух веков ее существования, и в первую оче-
редь решению проблемы земельного голода, от которого
страдало подавляющее большинство римских граждан.
Римская колониальная политика, резко усилившаяся
в этот период, была направлена на удовлетворение
острой потребности в земле, а также на утверждение и
сохранение господства Рима в отдаленных районах,
которому угрожали как нападения извне, так и мятежи
местного населения.
Предание возводит начало римской колониальной
политики к деятельности Анка Марция (к моменту
основания Остии); однако подлинными инициаторами
этой политики были латины, которые впервые осуще-
ствили ее на территории волъсков.
Хорошо' известно^, что римские и латинские колонии
различались между собой как в политическом, так и
в военном отношении, причем это различие имело важное
экономическое значение. Римские колонии носили
преимущественно военный характер и были гораздо тес-
нее связаны с метрополией, чем латинские. Они были
населены только римскими гражданами и выводились
почти исключительно в приморские районы и некоторые
пограничные области. К римским колониям относились:
Акций (основан в 338 году), Таррацина (в 329 году),
Минтурны и Синуэсса (в 296 году), Сена Гальская и
Каструм Новум (в 283 году), Эзий и Альсий (в 247 году),
Фрегены (в 245 году). Их население, как правило,
было очень немногочисленным; поселенцам обычно
предоставлялись незначительные земельные наделы,
чтобы колонисты не были чрезмерно поглощены обра-
боткой земли и не пренебрегали бы своими военными
обязанностями. Особенности римских колоний определя-
лись, таким образом, характером поставленных перед
ними задач.
59
Так называемые латинские колонии были гораздо
более многочисленными и населенными. Своим назва-
нием они были обязаны тому обстоятельству, что первые
колонии этого типа были основаны Латинским союзом
(до его роспуска в 338 году до нашей эры). В дальней-
шем их основателем был Рим, ставший главным городом
Лация. Все жители этих колоний пользовались так же,
как и латины, совокупностью всех гражданских прав
(таких, например, как право вступления в брак — jus
connubii, право торговли — jus commercii), но не обла-
дали политическими правами (избирательное право —
jus suffragii). В отличие от римских почти все латинские
колонии были расположены во внутренних областях
полуострова, на территории покоренных племен, и имели,
как правило, значительно более сильное ядро колонистов.
Из числа наиболее важных колоний необходимо отме-
тить следующие: Фрегеллы (основана в 328 году), Люце-
рия (в 314 году), Суэсса (в 313 году), Сора (в 303 году),
Карсиолы (в 302 году), Нарния (в 299 году), Венузия
(в 291 году), Атрия (в 289 году), Коза (в 273 году),
Пест (в 273 году), Аримин (в 268 году), Беневент
(в 268 году), Фирм (в 264 году), Эзерния (в 263 году),
Брундизий (в 244 году), Сполетий (в 241 году), Плацен-
ция и Кремона (в 218 году).
Благодаря этим колониям, население которых, как и
население Рима, состояло из воинов-земледельцев, во
всех частях Италии возникли многочисленные поселения
мелких земельных собственников, состоявшие из несколь-
ких ,;'сотен, а иногда и тысяч семейств. Рядом с ними
селились отдельные представители патрициата Рима или
патрициата муниципиев, управлявшие непосредственно
или через своих должностных лиц земельными владе-
ниями крупных или средних размеров, которые им уда-
лось захватить или получить на том или ином правовом
основании из государственного земельного фонда. Так,
наряду с римским языком, быстро одерживавшим победу
над многочисленными языками местных племен отдель-
ных областей, распространялись экономические отноше-
ния и технические навыки, издавна известные латинам
или же воспринятые ими в процессе весьма оживленных
сношений с этрусками и греками. Между колонистами и
теми италийскими племенами, на территории которых
они жили, установились более тесные связи, основанные
60
на торговых отношениях и сотрудничестве. Наиболее
активную роль в установлении такого рода связей играли
города, один за другим возникавшие на территории полу-
острова. Иногда города основывалась колонистами на
новом месте (ex novo), согласно заранее начертанному
плану, в результате которого возникало органически еди-
ное целое; иногда вследствие притока новых сил возро-
ждались древние италийские города. Таким образом, го-
рода заняли господствующее положение в жизни страны,
что в последующую эпоху стало одной из основных харак-
терных черт итальянской цивилизации. Города стали
сразу же оказывать воздействие на всю экономику страны,
на само сельское хозяйство, которое под влиянием города
претерпело, в конечном итоге, глубокие изменения.
Однако еще до того, как результаты колонизации
обнаружились полностью, уже начали сказываться ее
первые последствия: в самых различных местностях полу-
острова стали распространяться те же виды поселения
сельских жителей, и те же формы распределения соб-
ственности, которые с древнейших времен (согласно
традиции, даже со времен Ромула) были распростра-
нены в Риме и во всем Лации.
Как уже отмечалось выше, все отнятые у врага земли
(большей частью составлявшие третью часть аннексиро-
ванной территории) рассматривались как собственность
государства. Однако судьба их была различной. Из
общего комплекса земель выделялась часть (вероятно,
ближе всего расположенная к центру колонии), границы
которой определяли землемеры; эта земля делилась на
наделы, обычно очень маленькие, и раздавалась отдель-
ным колонистам в полную собственность с неограничен-
ным правом отчуждения. Другая часть, также не очень
большая, сохранялась для удовлетворения нужд культа.
Наконец, большая часть земель — общественное поле
(ager publicus) в узком смысле этого слова — оставалась
собственностью государства, которое, однако, по крайней
мере в республиканский период, не управляло непосред-
ственно своими землями, а давало в аренду уже обрабо-
танные земли, разрешало оккупацию заброшенных или
необработанных земельных участков, предоставляло
право пользования пастбищами и лесами на условиях
уплаты подати, получая, таким образом, только доход
со всех этих земель.
61
В приведенной нами таблице отмечалось, что менее
чем за 80 лет площадь земель, присоединенных к рим-
скому государству (аннексированных), возросла с 3100
квадратных километров до 25 тысяч квадратных кило-
метров, причем, по крайней мере, треть этих земель пере-
шла в собственность государства. На основании указан-
ных данных можно вычислить, что за тот же промежу-
ток времени площадь общественного поля (ager publi-
cus) увеличилась с 100 тысяч гектаров, по крайней мере,
до 800 тысяч гектаров с лишним. Вследствие этого
в каждой области должно было сильно возрасти либо
число земельных участков, принадлежащих мелким сво-
бодным земледельцам на правах полной собственности,
либо среднее и крупное землевладение. Владения сред-
них и крупных собственников приобрели несравненно
большие размеры по сравнению с теми владениями,
которыми они обладали в предшествовавший период
в ближайших окрестностях Рима.
Следовательно, несмотря на то, что основание коло-
ний оказало, в конечном итоге, чрезвычайно большое
влияние на политическую, гражданскую и экономическую
жизнь Италии, оно все же не смогло разрешить той
проблемы, которая в течение более чем двух веков оста-
валась самой насущной и мучительной проблемой обще-
ства, носившего аграрный характер. Между тем основ-
ную силу Рима в IV и III веках до нашей эры попреж-
чему составляли земледельцы.
Поскольку в самом городе Риме и на территории рим-
ского государства богатство большей части населения
основывалось только на земледелии и скотоводстве, кон-
фискация части аннексированных земель и их частичное
распределение между семьями, населявшими вновь осно-
ванные колонии, уменьшили на некоторое время угрозу
выступлений со стороны пролетариев, остро нуждавшихся
в земле. Однако эти меры не могли разрешить земель-
ной проблемы, отчасти потому, что городское население
росло несравненно быстрей, чем число колонистов,
отправлявшихся в эмиграцию, организованную государ-
ством. Кроме того — и это самое главное, — с распре-
делением недавно приобретенных государственных зе-
мель резко увеличилось существовавшее и ранее нера-
венство между привилегированным сословием (члены
которого принадлежали большей частью к сословию
62
Сенаторов) й огромной массой плебеев, почти Полностью
лишенных собственности. Хотя юридически плебеи имели
право брать в аренду или вообще в качестве прекария
крупные наделы из государственного земельного фонда,
тем не менее положение, в котором они находились, не
предоставляло им возможности домогаться этих земель.
Большую часть этих земель составляли обширные паст-
бища, необработанные земли или же участки, чрезвы-
чайно запущенные их прежними собственниками (согнан-
ными с этих земель в результате завоевания). Поэтому
для эксплуатации этих территорий и уплаты подати госу-
дарству необходимо было затратить определенный капи-
тал в виде скота, рабочих рук, живого и мертвого сель-
скохозяйственного инвентаря, которого, разумеется, со-
вершенно не было у плебеев. Плебеям было свойственно
иное стремление: увеличить число и площадь наделов,
предоставляемых каждому гражданину в свободную и
полную собственность, — извечное и неизменное стремле-
ние крестьянства тех стран, где сохранились обширные
территории пригодных для обработки земель, оставшиеся
собственностью государства. Тем же стремлением кре-
стьян объясняется, если обратиться к примерам недав-
него прошлого, распределение среди крестьян домениаль-
ных земель в Южной Италии. Это стремление пле-
беям впервые удалось частично удовлетворить после
завоевания Вей, когда размер участков, предоставляв-
шихся квиритам в собственность, с 2 югеров (о которых
упоминает древнейшая традиция) увеличился до 7 юге-
ров. Но даже это мероприятие, к тому же проведенное
в виде исключения, не разрешило проблемы создания
мелкой земельной собственности и не могло полностью
удовлетворить нужды мелкого землевладельца и его
семьи. В наши дни земельные участки, равные по пло-
щади 7 югерам (13/4 гектара) или меньшего размера,
встречаются лишь в ограниченном числе районов, где
благодаря исключительно плодородным землям со-
здаются условия для развития интенсивной садово-ого-
родной культуры.
Следовательно, распределение между колонистами
нового фонда государственных земель, произведенное
вышеописанным способом, не могло разрешить возник-
шей проблемы, не могло помешать тому, что волнения
в среде плебеев возобновлялись через более или менее
63
короткие промежутки времени: плебеи требовали увели-
чения фонда земель, предоставляемых в полную соб-
ственность, и одновременно установления максимальных
размеров участков общественного поля, сдаваемых част-
ным лицам в аренду или захваченных ими. Согласно
традиции, самые древние из аграрных законов — законы
Лициния и Секстия — восходят именно к началу иссле-
дуемого нами периода (367 год до нашей эры). В этих
законах первым и основным предписанием экономиче-
ского характера является запрещение всем гражданам
держать на правах аренды или на основании иного права
более 500 югеров общественного поля. Это ограничение
было вновь введено два века спустя знаменитым аграр-
ным законом Тиберия Гракха (132 год до нашей эры)
с той, однако, разницей, что к тем 500 югерам, которые
имел право держать отец, прибавлялись 250 югеров на
каждого сына и что владение одной семьи не могло пре-
вышать максимума в 1000 югеров (то есть в 250 гекта-
ров). Целью закона Гракха было не столько воспрепят-
ствовать образованию крупной собственности, сколько
изыскать средства к тому, чтобы наделить мелких соб-
ственников-земледельцев более обширными участками
земли.
Законы Лициния и Секстия содержали также два дру-
гих, не менее важных предписания экономического
характера, тесно связанных с первым, а именно: 1) никто
не имеет права выгонять на общинные пастбища более
100 голов крупного рогатого скота и более 500 голов
мелкого скота; 2) число свободных работников, которых
крупные собственники использовали для обработки своих
земельных владений, должно находиться в определенной
пропорции к числу рабов. Цель первого предписания за-
ключалась в том, чтобы не дать богатым людям, распола-
гавшим большим количеством скота, захватить основную
часть общественного поля, поскольку такого рода захват
имел бы самые отрицательные последствия в двух отно-
шениях: многие земли, пригодные для обработки, превра-
тились бы в пастбища, а следовательно, были бы изъяты
из того комплекса земель, который должен был быть
разделен на наделы; кроме того, мелкие земледельцы
лишились бы того необходимого дополнения к ничтож-
ному доходу от принадлежавшей им собственности, кото-
рое давало им право пользования общинными пастби-
64
щами. Второе предписание, в противоположность пер-
вому, позволяет прийти к выводу, что уже в тот период
существовал сельский пролетариат — люди, которые ра-
ботали за вознаграждение на землях крупных собствен-
ников и которые страдали от того, что их труд не мог
конкурировать с трудом рабов. Таким образом, второй
закон Лициния и Секстия рисует ситуацию, составляю-
щую одну из главных характерных черт следующего
периода, когда завоевательные войны, которые велись за
пределами полуострова, предоставляли в распоряжение
завоевателей огромное количество рабов. Однако в
367 году до нашей эры, когда господство Рима еще огра-
ничивалось частью Центральной Италии, этот закон
кажется странным предвосхищением будущего положе-
ния вещей.
2. Длительный период войн, которые упрочили власть
Рима и привели к объединению полуострова, гибельно
отразился на многих городских центрах Великой Греции
и Этрурии, впрочем, уже страдавших, как отмечалось
выше, от внутренних усобиц и агрессии племен, которые
с гор полуострова вели наступление на прибрежные
области страны. С другой стороны, однако, как только
был преодолен первый период всеобщей усталости, как
только нарушенное равновесие было восстановлено, те
же события исключительно благотворно повлияли на
экономику Рима и всего Лация и, в конечном итоге, ока-
зали влияние на состояние всей Италии.
Появились первые признаки, свидетельствующие о том,
что положение римского государства изменилось: не-
сомненно увеличилось население столицы (хотя это уве-
личение и не может быть выражено в точных цифрах),
выросли патримониальные владения, равно как и госу-
дарственные доходы. Это позволило государству после
очень большого перерыва, длившегося, вероятно, со вре-
мен Тарквиниев, вновь приступить к возведению новых
храмов и общественных зданий, а также произведенному
по приказу Аппия Клавдия Слепого строительству пер-
вого крупного водопровода, снабдившего город превос-
ходной водой с Сабинских гор.
В то же время основание многочисленных колоний и
военные нужды побудили государство приступить к про-
кладке отдельных дорог, положивших начало знаменитой
5 Зак. 1587. Дж. Луццатто 65
дорожйой сети, которая является одной из величайших за-
слуг Рима перед Италией, а позднее и перед всем Западом.
По инициативе того же Аппия Клавдия Слепого, цен-
зора 312 года до нашей эры, была построена Аппиева
дорога — via Appia, пролегающая через Понтийские бо-
лота, от Рима до Капуи, позднее продолженная до Тарента
и Брундизия, — первая римская дорога, которая была
целиком вымощена. Вскоре были проложены другие до-
роги, исходным пунктом которых неизменно оставался
Рим: Клавдиева дорога — via Clodia, пересекавшая цен-
тральную Этрурию и позднее доведенная до Луки; Авре-
лиева дорога — via Aurelia, вдоль побережья Тиррен-
ского моря до Лигурии, проложенная по инициативе
Аврелия Котты, консула 241 года до нашей эры; не-
сколько позже — Кассиева дорога — via Cassia, которая
шла вверх вдоль долины Тибра к его истокам и доходила
до Арна около Фезул (Фьезоле); Фламиниева дорога —
via Flaminia, проложенная Фламинием, цензором 220 года
до нашей эры, через западную Умбрию и долину реки
Метавр до Фана и Аримина (Римини). Продолжением
Фламиниевой дороги является дорога Эмилия — via Emi-
lia, соединявшая Аримин и Плаценцию (Пьяченцу). Она
была построена некоторое время спустя — после Пуниче-
ских войн и окончательного завоевания Цизальпинской
Галлии Эмилием Лепидом, консулом 187 года до нашей
эры.
Таким образом, вскоре после окончательного объеди-
нения полуострова (которое произошло в результате
войны против Пирра и Тарента) италийская дорожная
сеть, если не считать дороги Эмилия, была уже в основ-
ном завершена. Дороги стали важнейшим фактором
объединения страны не только потому, что они имели
военное и политическое значение (они и были проло-
жены главным образом в военных и политических
целях), но и вследствие их экономического значения.
Несмотря на то, что первоначально они и не предназна-
чались для оживленного движения, тем не менее эти
дороги, расходящиеся радиусом из Рима, чрезвычайно
благоприятствовали сношениям между столицей и пери-
ферийными областями и способствовали превращению ее
в центр притяжения для всей Италии.
Другим признаком того, что положение Рима в си-
стеме италийской экономики значительно изменилось,
66
является развитие денежного хозяйства и впервые вошед-
шая в обращение серебряная монета, получившая рас-
пространение по всей стране.
До V века, а может быть, даже до IV века до на-
шей эры Рим не имел собственной монеты. На этом
основании, однако, нельзя делать заключения, что в те-
чение всего предшествовавшего периода господствовало
натуральное хозяйство, то есть что торговые отношения
полностью отсутствовали и развился только незначитель-
ный обмен (его наличие подтверждается существованием
ярмарок и рынков), который производился исключительно
в натуре.
В Риме и Лации имели хождение бронзовая и сереб-
ряная монеты, чеканка которых отличалась непрев-
зойденным совершенством, когда они выходили из мо-
нетных дворов Великой Греции, и была несколько бо-
лее грубой, если их чеканили на монетных дворах Этру-
рии. Тем не менее можно прийти к выводу, что острой
потребности в монете еще не возникло, так как внеш-
няя торговля Рима полностью находилась в руках ино-
земных купцов, пользовавшихся .в своих торговых сдел-
ках иностранной монетой, которая имела более широкое
распространение и выше ценилась на международном
рынке.
Согласно древнейшей традиции, подтвержденной авто-
ритетом Гая, деньги уже обслуживали внутренние по-
требности страны и получили распространение ко вре-
мени децемвиров однако в тот период пользовались
только медной монетой — ассами (то есть так называе-
мыми чеканными ассами — aes signatum, весом в один
фунт или же, согласно* другим источникам, — aes rude,
слитками меди, которые обменивались по весу), а также
двойными ассами — dupondius, весом в 2 фунта, и мел-
кими частями асса — semisse и quadrante, весом в !/г и
74 фунта. Вопрос о том, чеканились в Риме эти монеты
(которые упоминаются в законах XII таблиц), или же
это были монеты, чеканившиеся на монетных дворах Кам-
пании или Этрурии, не имеет большого значения для
1 Времена децемвиров — середина V века до нашей эры.
В 451 году до нашей эры была, по преданию, избрана комиссия
децемвиров, назначением которой была запись законов. Результа-
том деятельности этой комиссии были законы XII таблиц.—Прим,
ред.
5*	67
истории экономики Италии. Следует обратить внимание
на то обстоятельство, что единственная монета, имевшая
в Риме государственный курс, иными словами, един-
ственная монета, получившая признанную гарантию,
обеспечивающую ей внутреннее обращение (и даже ее
мелких частей, о которых упоминает Гай) в силу своего
размера была совершенно непригодна в качестве постоян-
ного и обычного средства обмена. Отсюда возникает
предположение, что эта монета преимущественно служила
мерилом ценности, в то время как торговля в большин-
стве случаев попрежнему производилась в форме нату-
рального обмена1.
Лишь значительно позднее, когда вес асса был со-
кращен до половины фунта, когда начали чеканить
гораздо более мелкие части асса (даже весом в унцию
и половину унции), бронзовая монета приобрела харак-
тер разменной монеты, которую принимали не по весу
металла, а по ее законному курсу.
В то время как эти монеты, которые даже после того,
как вес их неоднократно уменьшали, попрежнему оста-
вались слишком громоздкими для обращения и находили
свое применение в узколокальной торговле, в процессе
торговли с другими городами и с заморскими странами
приходилось употреблять вначале благородные металлы
по весу, а затем монеты значительно более развитых
в экономическом отношении городов Великой Греции,
Сицилии и Этрурии; эти города в V веке до нашей эры
и в гораздо большем объеме в IV веке уже чеканили зо-
лотые и серебряные монеты на собственных монетных
дворах.
Согласно чрезвычайно ценному свидетельству. Плиния
Старшего, Рим впервые начал чеканить серебряную мо-
нету за 5 лет до Первой пунической войны, то есть в 269
или 268 году до нашей эры. Эта монета, изготовленная
на монетном дворе Капуи, получила название денария
1 Согласно новейшим исследованиям, первая чеканка римского
фунтового асса (aes signatum) произошла лишь в 335 году до нашей
эры, а согласно некоторым другим исследованиям—даже в 311 году.
Его вес равнялся осканскому или древнеримскому фунту в 273 грамма.
Позднее — в 286 году до нашей эры, — когда римский фунт прирав-
няли к 327 граммам, чтобы легче было согласовать римское денеж-
ное обращение с греческим, асе был сокращен до шести унций,
то есть до 163г/2 грамма. С изданием Фламиниева закона (Lex Fla-
minia, 217 год?) асе был уменьшен до 1 унции (27 граммов).
68
(denarius), навсегда сохранившееся за ней. Ее перво-
начальный вес, вероятно, значительно превышал тот вес,
которого она достигла в период Ганнибаловой войны,
когда денарий весил 4,548 грамма. Монета такого умень-
шенного веса (делившаяся на 4 сестерции по 1,137 грам-
ма) существовала без каких-либо изменений вплоть до
императорской эпохи.
Мы не располагаем данными, которые свидетельство-
вали бы о существовании в этот период в Риме золотой
монеты. Тем не менее весьма знаменателен тот факт, что
спустя 50 с лишним лет в Риме получили уже широкое
распространение собственные монеты и наряду с бронзо-
выми приступили к чеканке большого количества сере-
бряных монет. Вскоре начали предпринимать попытки
приравнять римскую монету к монете более развитых
стран, в особенности — Греции, Сицилии и Великой Гре-
ции, намного опередивших в этом отношении Рим. Эту
новую монетную политику нельзя рассматривать лишь
как явление, связанное с объединением Италии, несмотря
на то, что она действительно совпала с объединением
(равно как и с основанием римских и латинских колоний,
постройкой первой дорожной сети, охватившей весь полу-
остров, с тем периодом, когда перед Римом впервые
встала морская проблема). Она возникла также не в свя-
зи с более широким распространением металлов (впро-
чем, и в дальнейшем еще очень ограниченным). Монет-
ная политика прежде всего выражала потребности, вы-
званные более оживленными торговыми отношениями с
населением аннексированных территорий и с союзни-
ками, а также с островами Тирренского моря и странами,
расположенными по другую сторону Адриатического и
Ионического морей.
3. Характерная черта римской экономики попрежнему
заключалась в том, что основу общества составляли мел-
кие и средние земельные собственники, которые занима-
лись не только земледелием, но и скотоводством и в своем
подавляющем большинстве сами обрабатывали свои
земли. Однако характер деятельности и экономические
взгляды, по крайней мере, части этих собственников-зем-
ледельцев постепенно подверглись глубоким изменениям.
Увеличение фонда земель, приобретенных благодаря по-
бедоносным войнам, с одной стороны, создало условия
69
для значительного роста числа мелких собственников —
владельцев мельчайших участков, а с другой стороны,
дало возможность наиболее богатым и могущественным
римским гражданам приобретать на различных правовых
основаниях земельные владения. Эти владения еще не
были в данный период особенно большими, но все же они
значительно превосходили по своим размерам те земли,
которые богатым римлянам удавалось получить в не-
посредственной близости от Рима до IV века до нашей
эры.
Одновременно с расширением земельного фонда уве-
личивалось количество рабов. Рабство существовало
в Риме, как и во всех античных государствах, на протя-
жении всей его истории, однако в царский период и в те-
чение первых двух веков существования республики оно
играло (насколько можно судить об этом на основании
сохранившихся крайне скудных источников) лишь второ-
степенную роль в экономической жизни города и сельской
местности. Земледелием и скотоводством занимались ис-
ключительно' свободные; в их руках концентрировалась
главным образом и та небольшая по своему размеру
торговля, которая существовала в ту эпоху. Рабы по-
прежнему играли главную роль только в ремесленном
производстве постольку, поскольку оно практиковалось
в форме домашнего ремесла, в особенности в изготовле-
нии шерстяных и льняных тканей; во многих других от-
раслях мелкого ремесла наряду с трудом рабов приме-
нялся труд свободных ремесленников.
Победоносные войны IV и III веков до нашей эры
послужили причиной появления на рынке большого ко-
личества рабов. Однако, несмотря на то, что количество
рабов значительно возросло по сравнению с предшество-
вавшим периодом, оно все еще было весьма ограничен-
ным, так как войны велись на территории Италии, а Рим
был заинтересован главным образом в том, чтобы обеспе-
чить союз с побежденными народностями Италии и до-
биться их сотрудничества. Совершенно иные последствия
имели вспыхнувшая вскоре Первая пуническая война и
завоевание римлянами карфагенской Сицилии, Сардинии,
а также части Цизальпинской Галлии. Из этих стран в
Рим стекалось гораздо больше пленников, причем многие
чз них были знакомы с теми методами обработки земли
и экономической организации земельной собственности
70
(получившей уже преобладание в финикийских владе-
ниях в Африке и восточной Сицилии), которые были опи-
саны и систематизированы в трактате о земледелии Ма-
гона Карфагенского.
Таким образом, во II веке до нашей эры земледелие и
скотоводство попрежнему оставались господствующим
занятием римского и италийского населения, однако как
в земледельческом, так и в скотоводческом хозяйстве, по
крайней мере в хозяйстве крупных собственников, про-
изошли значительные изменения: земля отныне обрабаты-
валась рабами и наемными работниками, весь риск и
все доходы приходились на долю собственника; произ-
водство' уже в значительной мере преследовало торго-
вые цели.
К счастью, мы обладаем драгоценным источником, на
основании которого можем составить представление об
организации земледельческого хозяйства средних разме-
ров и косвенно также о структуре всей экономики Цен-
тральной Италии и Кампании периода, непосредственно
следующего за Первой пунической войной. Мы имеем
в виду небольшое сочинение Катона Старшего «О земле-
делии» («De Agricultura»). Оно написано, невидимому,
в последние годы его долгой жизни, следовательно, после
окончания Второй пунической войны; тем не менее оно
отражает положение, постепенно складывавшееся в пе-
риод, предшествовавший походу Ганнибала.
Небольшой труд Катона, основанный как на собствен-
ном опыте автора, так и на наблюдениях, непосредственно
сделанных им в различных районах Лация и Кампании,
рисует картину не только сельского хозяйства страны, но
и общего состояния ее экономики; при этом автор полон
глубокого почтения не только к традиции, но даже и ко
многим народным суевериям. Тем не менее создается
впечатление, что нарисованная Катоном картина во
многих отношениях, несомненно, воспроизводит современ-
ную ему действительность. В самом деле, по мнению Ка-
тона, наивысшая похвала человеку —• назвать его хоро-
шим земледельцем; торговля, с его точки зрения, является
слишком рискованным средством для приобретения бо-
гатства и связана со слишком большими опасностями;
преимуществом земледелия является тот факт, что из
среды земледельцев, как он полагает, выходят «храбрей-
шие мужи и самые стойкие солдаты» («viri fortissimi et-
71
milites strenuissimi»); кроме того, земледелие дает наи-
более почетный и самый верный доход. Тем не менее
тот тип сельокого хозяйства, который он описывает и
превозносит, — это хозяйство, связанное с рынком, разви-
вающееся и процветающее в условиях товарно-денежных
отношений; главная задача такого хозяйства состоит в
увеличении площади под специализированные культуры,
которые имеют наибольший спрос и обеспечивают самый
высокий доход. Такое представление о сельском хозяй-
стве обнаруживается уже в свойственном Катону пони-
мании характера земельной собственности: он рассматри-
вает ее не как семейную собственность, передаваемую по
наследству, а как имущество, приобретаемое в расчете на
ту прибыль, которую можно из него извлечь.
В первой главе труда «О земледелии» Катон советует
соблюдать осторожность при приобретении земельного
владения: не следует, поддаваясь желанию во что бы то
ни стало купить имение, платить за него слишком дорого;
прежде чем решиться на покупку владения, следует вни-
мательно осмотреть его, узнать, кто живет по соседству,
какое положение занимают соседи, осведомиться о кли-
мате, о том, возможно ли в этой местности найти доста-
точное количество рабочих рук, о дорогах, ведущих
к имению, наконец, о том, имеются ли в непосредствен-
ной близости к имению крупное селение, море, судоход-
ная река или большая дорога. Катон рекомендует также
вести подсчеты, различая при этом продукты, предназна-
ченные на продажу (зерно, вино, оливковое масло), и
продукты для внутреннего потребления; в этом также
проявляется торговый характер описываемого им сель-
ского хозяйства.
Стремление всячески развивать торговлю, ставшее
главным стимулом сельского хозяйства, побудило Ка-
тона советовать хозяину продавать не только излишки
оливкового масла, вина и зерна, но также скот и даже
состарившихся и больных рабов. Это стремление при-
обретает подлинно спекулятивный характер: Катон
рекомендует создавать в вилле обильные запасы вина, бо-
ченки и сосуды с оливковым маслом на случай возмож-
ного повышения цен.
Основную надежду он возлагает (именно с точки зре-
ния их наилучшего сбыта) на два продукта — виноград
72
и оливки. Имеются в виду две различные формы реализа-
ции этих продуктов: зачастую собственник-земледелец
сам занимается производством оливкового масла и вина,
которое он затем продает, в других случаях он, напро-
тив, продает виноград на лозах и оливки с дерева, сохра-
няя за собой для собственного потребления и потребления
своих рабов часть урожая.
В трактате Катона в качестве собственника выступает
горожанин, который рассматривает землю как форму ка-
питаловложения, но не ограничивается, однако, получе-
нием определенного дохода, не стоившего ему ни риска,
ни труда: он склонен к предпринимательской деятельно-
сти и, сам управляя своим имением, разделяет риск, свя-
занный с ведением хозяйства. Его деятельность в каче-
стве предпринимателя выражается не в повседневном
труде, который делал бы необходимым постоянное при-
сутствие собственника в его владениях; она сводится к
верховному управлению, руководству, постоянному кон-
тролю. Для облегчения этого контроля Катон советует
построить на территории имения наряду с villa rustica
жилище для хозяина — villa urbana. Villa rustica пред-
ставляет собой имение в собственном смысле слова —
с хлевами, винными погребами, амбарами, складами и
помещениями для рабов. Рабы (в сравнительно неболь-
шом количестве) составляют постоянный контингент ра-
бочей силы имения; приблизительно половина их исполь-
зуется для ухода за скотом и лишь половина или не-
сколько больше — для обычных сельскохозяйственных ра-
бот. Для экстренных работ в страдную пору прибегают
к использованию пришлых работников. Эти работники
(известные под названием operarii, mercenarii), получаю-
щие поденную плату, набираются среди окрестных кре-
стьян, обрабатывающих свои мельчайшие земельные уча-
стки, которыми они владеют в качестве собственников,'
а быть может, и арендаторов.
Некоторые виды сельскохозяйственных работ, для ко-
торых требовалось большое количество работников на
короткий период времени, были предоставлены в ведение
подрядчиков, являвшихся настоящими вербовщиками
наемной силы. Так, мотыжение и прополка (politura)
поля, засеянного хлебными злаками, и уход за виноград-
ником поручались издольщику (parziario), который в ка-
честве вознаграждения получал долю урожая,
73
Описанное Катоном хозяйство нельзя считать планта-
ционным (несмотря на применение труда рабов и наем-
ных пришлых работников, несмотря на то, что преиму-
щественно разводили виноград и оливки с целью их
продажи), ибо отсутствует одна из главных характер-
ных черт плантационного’ хозяйства — монокультура.
У Катона нет ни малейшего указания, которое наводило
бы на мысль о существовании специализированной моно-
культуры винограда или оливок; наоборот, всегда гово-
рится о виноградных лозах, посаженных возле деревьев,
о зерновых злаках, кормах, а также о смоковницах и дру-
гих плодовых деревьях, культивируемых вместе с вино-
градными лозами и оливками. Кроме того, если сельское
хозяйство’ такого типа и предполагает (как мы уже гово-
рили и ниже будем говорить подробнее) сильно развитую
торговлю и полное отделение городского ремесла от зем-
леделия, оно вместе с тем организовано по принципу
автаркии, если говорить о снабжении постоянного контин-
гента рабочей силы имения продовольствием: пища сель-
ских рабов (famila rustica), как правило, состоит только
из продуктов земледелия.
Если Катон стремился к тому, чтобы нужды людей,
живущих в имении, удовлетворялись продукцией самого
имения (что лишь частично было осуществлено на прак-
тике) , то он имел в виду только съестные припасы.
В остальном небольшой трактат Катона рисует, как уже
указывалось, сельское хозяйство, существующее в усло-
виях сильно развитого товарного хозяйства: на первом
месте стоит товарообмен сельскохозяйственными продук-
тами между теми странами или областями, где преобла-
дает зерновая культура, и теми, где преобладают вино-
градарство и разведение оливок или же скотоводство; на
втором — обмен сельскохозяйственных продуктов на ре-
месленные изделия.
Итак, произошло полное разделение между промыш-
ленным и сельским трудом: ремесленное производство,
как правило, концентрируется в городах; даже между от-
дельными городами часто обнаруживается четкое разли-
чие, так как некоторые из них приобрели широкую из-
вестность, специализируясь на изготовлении определенных
ремесленных предметов. В 135-й главе Катон дает точные
указания, в каких районах лучше покупать необходимые
в хозяйстве предметы —• одежду и сельскохозяйственный
74
инвентарь. Он советует покупать в Риме тоги, туники,,
плащи, деревянные башмаки, в Калах (Кампания) и Мин-
турнах — капюшоны, железные инструменты (серпы, ло-
паты, кирки, топоры), сбрую, пряжки и тонкие цепочки,
в Венафре — лопаты и черепицу, в Суэссе, а также еще
в одной местности, название которой не удалось устано-
вить, — телеги и молотильные цепы, в Альбе и в Риме —
долин (глиняные сосуды) и чаны. Если потребуются плуги
для обработки плотной земли, следует приобретать рим-
ские плуги, для обработки рыхлой земли — кампанские,
если нужно приобрести ярмо, то следует отдать предпоч-
тение римскому. Прессы для выжимания оливок поку-
паются в Ноле и в Помпеях, ключи и задвижки — в Риме,
в Капуе — ведра для воды, необходимые в случае пожара,
сосуды для оливкового масла и вина, кувшины для воды
и вообще разного рода медные сосуды, в Ноле — неболь-
шие кампанские корзины, в Капуе — крепкие канаты и
различные изделия из спарта (дрока), в Суэссе, в Казине,
и, вероятно, в Риме — небольшие корзины. В заключение
Катон прямо рекомендует обратиться за канатами для
прессов к двум специальным поставщикам — Люцию Тун-
нию из Казина и Каю Меммию из Венафра.
Однако, советуя приобретать столь разнообразные
предметы в близлежащих или даже в сравнительно отда-
ленных городах, Катон в то же время хранит полное мол-
чание относительно каких-либо видов ремесленной про-
дукции, которая производилась бы в самой вилле. Ме-
жду тем в своей книге он уделяет самое пристальное
внимание вопросу о том, как использовать рабский труд
в дождливую погоду и в дни вынужденного перерыва в
работе; однако речь при этом идет только о домашних
работах, о наведении чистоты в помещениях, починке и
уборке. В работе Катона нет ни одного упоминания о ка-
ком-либо из видов производства, характерных для сель-
ского домашнего ремесла. Разделение между деревней и
городом в сфере экономики является уже окончательным;
город в качестве центра торговли и промышленного про-
изводства достиг своего полного развития. Более того,
развитие экономики вышло за рамки самодовлеющего
городского хозяйства постольку, поскольку были города,
которые благодаря усовершенствованию отдельных отрас-
лей ремесленного производства получили возможность
продавать изготовленные ими предметы первой необхо-
75
димости далеко за пределами ближайшей сельской округи
и торговать ими не только в пределах всей области, но
даже и вне ее.
Если текст Катона позволяет с полной уверенностью
прийти к такому заключению в отношении Лация и Кам-
пании, то отрывок из произведения Ливия написанного
в период Второй пунической войны, дает возможность
распространить это положение на всю Этрурию.
Эта городская промышленность, развившаяся и до-
стигшая преобладания во многих городских центрах полу-
островной части Италии после ее завоевания римлянами,
существовала преимущественно- в форме ремесленного
производства. Правда, свидетельство Плутарха, приписы-
вающего Нуме учреждение в Риме восьми коллегий (col-
legia) ремесленников, по единодушному признанию уче-
ных, не соответствует истине. Однако- весьма правдоподоб-
ным представляется предположение, что существование в
1 Воспользуемся подходящим случаем и приведем полностью
знаменитый отрывок из Ливия (XXVIII, 45), который обычно цити-
руется лишь в виде отдельных выдержек: „Так как Сципион... го-
ворил, что флот не будет стоить государственной казне никаких
затрат, он ограничивался теми приношениями, которые делали союз-
ники и которые предназначались на постройку новых судов. Пер-
выми вызвались помочь консулу народы Этрурии, каждый сораз-
мерно своим возможностям: жители Цере обещали дать хлеб и прочие
съестные припасы для кораблей союзников, горожане Популонии —
железо, жители Тарквиния — холст на паруса, население Волатерр —•
внутренние деревянные части кораблей и хлеб, горожане Арретия —
3 тысячи щитов, столько же шлемов, по 50 тысяч дротиков, тяжелых
и легких метательных копий; боевых секир, лопат, серпов, желобов,
жерновов столько, сколько требуется для снаряжений 40 длинных
судов, и 20 100 модиев пшеницы; сверх того они брали на себя пу-
тевые издержки декурионов и гребцов. Жители Перузии, Клузия
и Руссел обещали поставить еловое дерево для постройки судов
и большое количество хлеба; однако еловое дерево было взято из
общинных лесов" („Scipio ... quia inpensae negaverat reipublicae
futuram classem, tenuit ut qttae ab sociis darentur ad novas fabrican^as
naves acciperet. Etntriae primum populi pro suis quisque facultatibus
consulem adiuturos polliciti, Caerites frumentum sociis navalibus com-
meatumque omnis generis, Populonienses ferrum, Tarquinienses lintea
in vela, Volaterrani interamenta navium et frumentum, Arretini tria
milia scutorum, galeas totidem, pila gaesa hastas longas milium quin-
quaginta sttmmam pari cuiusque generis numero expleturos, secures
rutra falces alveoles molas, quantum in quadraginta longas naves opus
esset, tritici centum et viginti milia medium, et in viaticum decurionibus
remigibusque conlaturos; Perusini Clusini Russelani abietem in fabri-
candas naves et frumenti magnum numerum; abiete ex publicis silvis
est tisus“.)
76
Риме свободных ремесленников, организованных в колле-
гии с религиозными функциями, восходит ко временам
Тарквиниев и что римское ремесленное производство раз-
вивалось одновременно с ремеслом городов Этрурии, Кам-
пании и Великой Греции, или несколько позднее. В коме-
диях Плавта, относящихся к периоду, когда Пунические
войны уже закончились и начался процесс превращения
Рима в крупный город, упоминается большое количество
специализированных ремесел, в которых представлены все
отрасли промышленности. Этими ремеслами занимались
главным образом свободные ремесленники в своих соб-
ственных мастерских. Лишь в виде исключения существо-
вали небольшие ремесленные предприятия, где основную
рабочую силу составляли рабы, зачастую греки; послед-
ние ввели в Риме более высокую технику, а также при-
несли с собой художественные вкусы своей родины.
Одновременно с ростом городов и городской промыш-
ленности происходило развитие торговли. Наиболее ожив-
ленной была торговля между городом и деревней, однако
существовали торговые отношения и между отдельными
городами, равно как и между различными областями, не-
редко даже расположенными на большом расстоянии
друг от друга. Серьезным препятствием для сухопутной
торговли являлась высокая стоимость перевозок; неболь-
шие грузы перевозились на вьючных животных, тяжелый
груз переправлялся в повозках, запряженных быками.
Катон сообщает, что при перевозке пресса для оливок
из Суэссы в Венафр (около 30 километров) издержки на
транспорт равнялись 14,5 процента его покупной цены;
при перевозке из Помпей в Венафр (около 100 кило-
метров) эти издержки достигали 73 процентов цены и
фактически делали невозможным торговлю. Напротив, го-
рода и даже деревни, расположенные вблизи моря или су-
доходной реки, могли получать из отдаленных мест не
только предметы роскоши, в особенности изделия худо-
жественной промышленности, обычно привозившиеся из-
далека, но даже и громоздкие товары, не представлявшие
большой ценности. Так, например, необработанное же-
лезо переправлялось за счет предпринимателей с острова
Эльба в Путеолы; здесь в мастерских, принадлежавших
этим предпринимателям, где было занято большое ко-
личество рабочих, железо перерабатывалось в болванки
и даже в готовые изделия.
77
ГЛАВА III
ПЕРИОД ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАСЦВЕТА
1. Экономические последствия завоеваний: увеличение обществен-
ного богатства и богатства частных лиц. 2. Развитие внутренней И
внешней торговли. 3. Торговая политика. Дороги , и государственная
почта. Мореплавание. 4. Порты; вывоз вина и оливкового масла;
ввоз зерна. 5. Экспорт ремесленных изделий и характер италийской
промышленности. 6. Рим как центр потребления, торговли и ремес-
ленного производства. 7. Рабство и образование крупной земель-
ной собственности. 8. Состояние экономики сельского хозяйства.
9. Рабский труд, свободный труд и мелкая аренда
Глубокие преобразования римского общества, всей его
экономической структуры начинаются лишь после Второй
пунической войны. Эта война дала римлянам уверенность
в могуществе их военной организации. Она поставила перед
ними совершенно новые проблемы, возникшие в связи с
объединением Италии, а также проблему их взаимоотноше-
ния с народностями, которые не только могли закрыть рим-
лянам доступ к морю, но и угрожали самому существованию
Рима. Наконец, Вторая пуническая война открыла перед
Римом путь к быстрому завоеванию Средиземноморья.
Двадцатилетний период войн с Ганнибалом истощил
и разорил Рим и всю Италию, некоторые области кото-
рой, в особенности Южная Италия, были и без того уже
разорены Самнитской войной. В дальнейшем так и не
удалось заселить отдельные наиболее пострадавшие и
совершенно опустевшие районы и восстановить некото-
рые города, некогда принадлежавшие к числу самых цве-
тущих, а теперь полностью разоренные. Тем не менее по-
беда Сципиона и завоевательные войны последующего
периода принесли экономике Рима и большей части Ита-
лии такие выгоды, которые значительно перевешивали
ущерб, вызванный перенесенными бедствиями. После пе-
риода колебаний и кризисов, являвшегося неизбежным
результатом любого бурного преобразования, Италия
вступила в полосу нового быстрого развития всех отрас-
лей экономики в эпоху невиданного расцвета.
Впервые в своей истории (за исключением, может
быть, весьма малоизученной эпохи этрусской монархии)
78
Рим превратился в очень богатый город, самый богатый
и многолюдный город Италии. Он, по всей вероятности,
мог соперничать в роскоши с Александрией — наиболее
богатым городом Средиземноморья. Большая часть бо-
гатства досталась государству: оно получало военные
трофеи и возмещение за понесенные им в связи с войной
убытки, а также огромное количество пленников, которых
продавало тому, кто предлагал самую высокую цену,
извлекая таким образом из продажи рабов значительные
барыши. Но самую большую прибыль давали земли и
рудники (в большом количестве отнятые у покоренных
народов); государство давало их в пользование — неви-
димому, только на прекарном праве — наиболее богатым
римским гражданам, взимая с них ежегодную плату. Дру-
гими источниками обогащения римского государства
были ежегодные подати, взимавшиеся с завоеванных
территорий за пределами Италийского полуострова (эти
территории, в отличие от италийских областей, римляне
считали своей сферой господства, и первоначальной целью
их здесь было извлечь возможно большие выгоды в воз-
можно меньший срок), и таможенные пошлины (portoria),
которые взыскивались государством с товаров, провози-
мых через границы между отдельными провинциями и
границы между ними и Италией. Эти пошлины взима-
лись в сравнительно скромном размере, но, тем не менее,
приносили весьма значительный доход.
Одновременно с ростом богатства государства, а мо-
жет быть, быстрее, чем богатство государства, росло бо-
гатство частных лиц. Командиры войск, участвовавших
в завоеваниях, правители захваченных провинций, подряд-
чики, взявшие на откуп сбор налогов и проведение обще-
ственных работ, в короткий срок могли накопить сокро-
вища, которые показались бы сказочными римлянам
предшествовавшего поколения. Лица, принадлежавшие к
господствующему сословию, в особенности к классу сена-
торов, несмотря на то, что они не принимали непосред-
ственного участия в завоевательных войнах и не пользо-
вались связанными с этим выгодами, несмотря на то,
что они не могли участвовать в аукционах, чтобы полу-
чить откупа (так как это запрещалось законом, целью
которого было охранять достоинства старого правящего
класса), отнюдь не находились в силу этих причин в ме-
нее благоприятном положении. Благодаря создавшимся
79
условиям они могли оставлять себе большую часть при
распределении земельного фонда; этот фонд возник в ре-
зультате захватов земель побежденных народов, а также
вследствие того, что во многих областях Италии участки
мелких собственников-земледельцев были заброшены в
связи со Второй пунической и Союзнической войнами.
Однако было бы неправильным усматривать причину
глубоких изменений, обнаружившихся со II века до на-
шей эры в положении и экономической структуре Рима
и всей Италии только в конфискациях, насильственных
захватах, грабежах в прямом смысле слова, которые яв-
ляются неизбежным следствием больших завоевательных
войн. Нельзя считать процесс накопления богатств в Риме
и создания класса новых богачей следствием одного
лишь паразитизма, рассматривать его только как про-
цесс, результатом которого были обнищание и упадок за-
воеванных стран.
Конечно, нельзя отрицать тот широко известный и не-
оспоримый факт, что отдельные стороны римской эконо-
мики развивались в значительной степени в результате
грабежей; вместе с тем, однако, наблюдается подлинный
расцвет новых форм деятельности в сфере производства
и торговли. Этот расцвет был, разумеется, следствием
исключительно благоприятного положения, в котором
оказалась Италия, очутившаяся в центре Средиземно-
морья, объединенного в результате побед римских легио-
нов. Однако римляне эффективно содействовали этому
расцвету своей организационной деятельностью, строи-
тельством дорог, предоставлением провинциям автоно-
мии, тем духом инициативы и предприимчивости, который
был свойственен новому сословию — сословию деловых
людей, дерзких, энергичных, лишенных каких бы то ни
было предрассудков.
Этот класс новых богачей состоял главным образом
из всадников, получивших свое название в силу военных
обязанностей, которые они должны были исполнять в за-
висимости от размера их патримониального имущества.
Всадники не были стеснены в своей экономической дея-
тельности теми рамками, которые ограничивали деятель-
ность сенаторов, и находили самые разнообразные
способы быстро приумножить свои богатства: они зани-
мались военными поставками, сбором -налогов, брали под-
ряды на общественные работы и государственные службы,
80
приобретали или арендовали конфискованные земли, пре-
доставляли займы и занимались разного рода кредитными
операциями, часто носившими ростовщический характер.
Их деятельность протекала в Риме, во всей Италии и в
особенности в провинциях. Многочисленные надписи, со-
хранившиеся в Делосе, а также в различных других го-
родах Греции и Востока, свидетельствуют о том, что тор-
говые сношения с провинциями находились большей ча-
стью в руках римлян плебейского происхождения или жи-
телей италийских городов, в первую очередь Южной
Италии; многие из этих людей благодаря торговле до-
стигли высокого социального положения и стали вла-
дельцами огромных богатств.
2.	В период, охватывавший три столетия — от конца
Второй пунической войны до эпохи Антонинов, — в Ита-
лии создались условия, оказавшие чрезвычайно благо-
приятное влияние на развитие внутренней и внешней тор-
говли (несмотря на расстройство, внесенное граждан-
скими войнами). Можно указать два таких условия:
необычайный расцвет городской жизни в столице и
на периферии и 'То центральное положение, которое за-
нимала Италия в отношении цивилизованного мира, объ-
единенного’ Римом и постепенно возвращавшегося (после
того как прекратились опустошения и грабежи, сопро-
вождавшие завоевание) к мирной, нормальной жизни.
Рим, быстро выросший во II и I веке до нашей эры,
ко’ временам Августа превратился в подлинную космопо-
литическую столицу, в которой, по мнению современ-
ников (вероятно, не преувеличивавших этой цифры),
жило более миллиона человек1. Потребление населения
росло быстрее, чем само население. Это объяснялось та-
кими причинами, как лихорадочное строительство обще-
ственных и частных зданий (сопутствовавшее чрезвы-
чайно бурному росту населения и находившее, сверх
того, огромный стимул в быстром росте богатств частных
лиц, в возросшем стремлении к роскоши), бесплатные
раздачи хлеба беднякам (такие раздачи стали обычными, 1 * * * * 6
1 Недавно Ф. Ло выступил в „Annales d‘ Histone Sociale" (1945 год)
против Каркопино, вновь отстаивая свое давнее утверждение, что
население Рима даже в императорскую эпоху не могло превышать
400 тысяч человек. Однако его аргументы представляются весьма
спорными.
6 Зак. 1587. Дж. Луццатто 81
как мы увидим ниже, со времен Гая Гракха), организа-
ция зрелищ в цирке для огромного количества человек,
преследовавшая политические цели. Увеличение потреб-
ления, в свою очередь, создавало необходимость в непре-
рывном и крайне широком ввозе товаров не только из
Италии, но и из провинций.
С Римом состязались многочисленные города Кам-
пании, Центральной и Северной Италии, крупнейшими из
которых были Капуя, Путеолы, Неаполь, Помпеи, Клу-
зий, Перузия (Перуджа), Арретий (Ареццо), Парма, Пла-
ценция, Мутина (Модена), Медиолан (Милан), Альти-
ний, Конкордия, Аквилея. Они либо строились заново на
тех же самых местах, где ранее находились древнейшие
самнитские, греческие и этрусские города, либо возни-
кали в результате быстрого роста некоторых римских ко-
лоний. Эти города, населенные уже в I веке до нашей эры
зажиточными, а иногда даже богатыми людьми — владель-
цами земель, домов и мастерских, купцами, банкирами и
ростовщиками, в свою очередь, превращались в важные
центры производства и в еще большей степени потребления.
Торговля, развитие которой стимулировалось главным
образом потребностями столицы и многочисленных более
мелких городов, лишь в незначительной мере велась со
странами, не вошедшими в состав империи. Из Германии
ввозили янтарь, кожи, рабов. Южная Русь поставляла
некоторое количество зерна и пеньки, меха, воск и, может
быть, немного меда и небольшое количество золота
с Урала. Из Китая через Сирию ввозился шелк-сырец,
которого в странах Средиземноморья еще не производили.
Более важное значение имела торговля с Египтом; через
Египет в античности, как и в средние века, шел транзит-
ный путь, по которому везли пряности, благовония и дра-
гоценные камни, прибывавшие в страны Средиземного
моря из Индии и с территорий, населенных малайскими
племенами. Эти ценные товары — украшения и пряности,
служившие изысканными приправами, — имели чрезвы-
чайно большой спрос, особенно в Риме, у представителей
высшего сословия, у людей богатых и утонченных.
Во всяком случае, в эпоху империи торговля с отда-
ленными странами, независимыми от Рима, иначе говоря,
торговля, которую можно называть внешней торговлей
в собственном смысле слова, основывалась только на
ввозе немногих предметов роскоши, которые оплачива-
82
jihct> золотом и серебром в виде монет или слитков. Что
касается продуктов Центральной и Северной Европы, то
их получали в обмен на вино, оливковое масло и пред-
меты ремесла, в основном керамику и металлические из-
делия.
Несравненно более важную роль в империи играла
внутренняя торговля главным образом между Италией
и провинциями, но также и торговля между отдельными
провинциями, которая становилась все более и более ожи-
вленной. Подчинение стран Средиземноморья и европей-
ского Запада Риму было, чрезвычайно выгодно- для эконо-
мического развития этих стран в одном отношении: были
уничтожены разделявшие их барьеры.
3.	Было бы антиисторично определять политику, про-
водившуюся первыми организаторами Римской империи,
как политику экономической свободы, приписывая им
ясное понимание проблем, которые в действительности
были им, вероятно, совершенно чужды и не могли
вызывать в них ни малейшего интереса. Но практически,
независимо от того, были ли они заинтересованы в реше-
нии этих проблем, или нет, результат был один: в преде-
лах огромной империи возникла система почти совер-
шенно свободного товарообмена, создалось подлинное
экономическое единство. Правда, уничтожив все та-
можни между областями Италии, первые организаторы
империи -фактически все же сохранили ввозные и вывоз-
ные пошлины, взимаемые на границах отдельных провин-
ций; однако эти пошлины, в целом, очевидно, весьма уме-
ренные (они составляли в среднем 2 или 27г процента
стоимости товара, а максимальный размер их достигал
5 процентов), устанавливались исключительно с фискаль-
ной целью. Римлянам и в голову не приходило, что по-
шлины могут служить средством защиты отдельных отра-
слей италийского ремесла от конкуренции со стороны ре-
месленников провинций. Даже при ввозе товаров в Ита-
лию пошлиной облагались только предметы роскоши.
С другой стороны, быстрому развитию торговых от-
ношений между различными провинциями, а также между
провинциями и Италией — развитию, более быстрому, чем
в любой из предшествовавших периодов римской исто-
рии, — способствовал целый ряд благоприятных обстоя-
тельств. Только две цивилизации удержали свои позиции
6*	83
в Средиземноморье: на Востоке — эллинистическая куль-
тура, на Западе — латинская. Не ассимилируясь пол-
ностью, они взаимно дополняли одна другую и в течение
более чем двух веков оказывали влияние на развитие
экономики, искусства и на административную систему
всех цивилизованных народов.
Эпоха смут и гражданских войн, завоевательных по-
ходов и репрессий закончилась, сменившись — главным
образом после победы Октавиана Августа — длительным
периодом внутреннего мира. Войско римских граждан, за-
воевавшее для родины новые территории и оправдавшее
тем самым эксплуататорскую и паразитическую политику
республики, уже было заменено постоянными войсками,
расположенными на границах империи и предназначавши-
мися почти исключительно для ее защиты от варваров.
Поэтому войны, происходившие на границах империи или
за ее пределами, очень редко оказывали сколько-нибудь
серьезное влияние на состояние внутренних областей и,
как правило, не нарушали спокойствия повседневной
жизни.
Время от времени становилось известно об отдельных
случаях разбоя или пиратства; однако систематические
набеги племен внутренних областей прекратились и пи-
ратство перестало быть, как это случалось ранее, обыч-
ным занятием некоторых племен, населявших побережье.
Римскому государству благодаря его мощному государ-
ственному аппарату удалось обеспечить безопасность су-
хопутных и морских путей сообщения. Лишь один вар-
варский обычай так и не удалось искоренить: речь идет
о так называемом jus naufragii, слишком глубоко' укоре-
нившемся в сознании народностей, жизнь которых была
связана с морем, и удержавшемся на протяжении всей
античности и средних веков. Даже во времена империи
корабли, потерпевшие кораблекрушение, вместе с их гру-
зом попрежнему считались законной добычей жителей по-
бережья, и людей, потерпевших кораблекрушение, в том
случае, если они не могли заплатить выкупа, продавали
в рабство.
Сношения стали не только более безопасными, но и
гораздо более легкими благодаря великолепной дорож-
ной сети, которую императорский Рим распространил на
все провинции, продолжая дело, начатое еще в последние
два века существования республики. Отметим лишь
84
некоторые из дорог: от Аппиевой дороги (via Appia) от-
ветвлялась в Капуе магистраль, которая была проложена
по берегу Тирренского моря и доходила до Регия Кала-
брийского. По другую сторону пролива находилась дру-
гая магистраль, которая вела от Мессины через Палермо
в Лилибей. Отсюда при попутном ветре можно было в
течение 24 часов добраться до Карфагена. От него ответ-
влялись две дороги: одна тянулась вдоль побережья за-
ливов Большого и Малого Сирта; отсюда через Кире-
наику можно было достигнуть Александрии, а 'затем че-
рез Суэцкий перешеек, Палестину и Сирию — Антиохии;
вторая дорога шла по Алжирскому берегу до Геркулесо-
вых столпов (Гибралтарского пролива); отсюда она раз-
ветвлялась на отдельные пути, которые вели в различные
испанские провинции.
Аврелиева дорога, соединявшая Пизу и Луку, была
продолжена до Провинции (Прованса). Дорога Эмилия,
в свою очередь являвшаяся продолжением Фламиниевой
дороги, соединялась в Медиолане с главными альпий-
скими путями, которые шли через горные перевалы Мон
Женевр (Монджиневро), Малый и Большой Сен-Бернар,
Шплюген (Сплугу), Бреннер и через район Юлийских
Лльп и приводили в Галлию, Грецию, Норик и Иллирик.
Разумеется, не все магистрали были вымощены столь
твердым камнем, как Аппиева дорога, не все имели та-
кую ширину, что, не считая двух пешеходных тропинок,
расположенных в центре дороги, на более высоком
уровне, по бокам оставалось достаточно места для двух
повозок. Большая часть дорог была, напротив, очень узкой
(от 2 до 3 метров); поэтому по ним могли передвигаться
только вьючные животные и двухколесные повозки. На
горных тропинках, нередко очень крутых, груз приходи-
лось перевозить на вьючных животных.
Август учредил государственную почту (cursus publi-
cus), в обязанности которой входило перевозить государ-
ственных должностных лиц и переправлять правитель-
ственные депеши. Благодаря тому что станции, где
меняли лошадей, находились недалеко друг от друга, уда-
валось достичь весьма значительной скорости передви-
жения (от 12 до 15 километров в час).
Государственная почта не обслуживала частных лиц;
однако сохранились известия, по крайней мере относи-
тельно Италии, О' системе перевозок, организованной
85
также для надобностей купцов и других путешественни-
ков, о корпорациях погонщиков вьючных животных, ло-
мовых возчиков и извозчиков.
Товары значительно чаще перевозили морским путем,
так как перевозка сушей обходилась слишком дорого.
Техника постройки судов, повидимому, не претерпела
серьезных изменений за рассматриваемый нами сравни-
тельно короткий промежуток времени. За редкими исклю-
чениями, попрежнему пользовались парусными судами
(rotonda) весьма небольшой грузоподъемности, которая,
вероятно, составляла приблизительно 200 тонн. Теперь,
когда морские пути стали несравненно менее опасными,
а сношения между областями гораздо более тесными и
постоянными, мореплаватели стали чаще отправляться в
плавание и благодаря этому могли лучше узнать море.
Путешествовали даже ночью, определяя путь по звездам;
период навигации увеличился до восьми месяцев в году—
с 5 марта по 11 ноября. В эти месяцы у берегов Среди-
земного моря, если верить поэтам II века, всегда тесни-
лось множество кораблей. Литературные источники еди-
нодушно свидетельствуют о том, что корабли в тот период
были довольно быстроходными: рассказывают о судах,
которые в течение 6 дней совершали путешествие из Си-
ракуз в Александрию египетскую, проходя в среднем
около 240 километров в сутки, то есть несколько больше,
чем проходили, по свидетельству Геродота, современные
ему греческие суда.
Главными центрами морских сношений Италии той
эпохи были порты Брундизий, Путеолы и Остия. Купцы,
путешественники и воины, направлявшиеся в Эпир, Маке-
донию и Грецию, добирались туда кратчайшим путем из
Брундизия. Но эта гавань так и не смогла приобрести
важного торгового значения, потому что Брундизий и
Диррахий (Дураццо) отделяли с обеих сторон большие
расстояния от основных центров потребления, до которых
можно было добраться только по суше. Основными тор-
говыми гаванями римского государства были Путеолы
(в течение двух последних веков существования респу-
блики) и Остия (в период империи, особенно начиная
со времен Клавдия). После Второй пунической войны
римляне сделали Путеолы (древнюю Дикеархию) форпо-
стом экономического завоевания Средиземноморья, в
частности эллинистического Востока, с которым этот
86
город издавна поддерживал весьма оживленные сноше-
ния. Путеолы были поставлены в более благоприятное по
сравнению с Неаполем положение в отношении тамо-
женных пошлин и портового права и вскоре превра-
тились в столь крупный центр морской торговли, что
один поэт II века до нашей эры называл их «малым
Делосом».
Путеолы утратили свое значение порта, обслуживаю-
щего Рим, лишь после того, как Клавдий построил на
южном рукаве дельты Тибра новый порт. Однако и после
этого Путеолы оставались крупным центром морской тор-
говли Кампании.
Главной функцией портового города Остии (который,
по преданию, был основан Анком Марцием, хотя истори-
ческая критика и археологические изыскания показывают,
что основание Остии восходит примерно к 330 году до
нашей эры), вероятно, первоначально было снабжение
римлян солью. После Первой пунической войны Остия
превратилась в военный порт Рима; здесь находили убе-
жище и ремонтировались в доках военные суда, отпра-
влявшиеся на завоевание стран Средиземноморья. Еще
в период, предшествовавший императорской onoixe, Остия
стала важным торговым городом. После того как в че-
тырех километрах от долины, где был расположен старый
город, при Клавдии был построен порт, названный позд-
нее Римским портом, Остия приобрела новые функции:
она стала местом, где принимали, хранили и распределяли
прибывавшие из провинций товары и съестные припасы,
а также центром, контролирующим морскую торговлю
Рима. Этой цели служили склады и многочисленные кон-
торы различных коллегий, обнаруженные благодаря рас-
копкам, произведенным около так называемой Площади
корпораций.
4.	На протяжении трех веков наивысшего расцвета
Италии и в особенности ее городов (несомненным свиде-
тельством этого расцвета являются в первую очередь ли-
тература, а также памятники материальной культуры и
многочисленные надписи) Италия представляла собой
рынок, куда стекались продукты, производимые или до-
бываемые преимущественно в провинциях: сельскохозяй-
ственные продукты, металлы и другое сырье для ее про-
мышленности (главным образом шерсть, хлопок, шелк,
87
кожи и строительный лес), ремесленные изделия Востока
и Египта. Широко распространено мнение, что лишь
меньшую часть ввозимых товаров Италия получала в об-
мен на излишки своей сельскохозяйственной и промыш-
ленной продукции, а большую часть их покупала на те
средства, которые извлекала в результате своего господ-
ства над провинциями в форме налогов, ростовщических
процентов, доходов с земли и других видов собствен-
ности, попавших в руки римских граждан. В действи-
тельности, однако (как доказали Хацфельд, который про-
извел в высшей степени тщательный анализ греко-восточ-
ных надписей, и Ростовцев, выводы которого основаны
на богатом археологическом материале), экспорт из Ита-
лии сельскохозяйственной и промышленной продукции
в этот период был гораздо больше по своему объему и
ценности, чем это ранее предполагали ученые. Италий-
ские товары проникали до Кавказа и Балтийского моря
и, несомненно, в значительной степени уравновешивали
платежный баланс, по крайней мере, с теми странами,
которые еще отставали от Италии в своем экономическом
развитии.
Двумя основными предметами италийского вывоза
были в это время вино и оливковое масло. Землевла-
дельцы всего Тирренского склона Апеннин от Тусции
(Тосканы) до Салернского залива, а также восточной
Сицилии от Этны до Фаро начали оказывать после
200 года до нашей эры решительное предпочтение раз-
ведению винограда и виноделию; производившиеся здесь
многочисленные сорта ценных вин завоевали широкое
признание. Все это служит достаточно убедительным до-
казательством в пользу того, что данный продукт пред-
назначался не только для непосредственного потребления
его производителями и не только для продажи на бли-
жайшем городском рынке, но и имел, кроме того, боль-
шой спрос в отдаленных городах Италии и других стран,
где продавался по очень выгодной цене. Более того, боль-
шое количество амфор, на которых сохранилось имя вла-
дельца имения, где вино было изготовлено, служит пря-
мым доказательством того, насколько интенсивной была
торговля италийским вином, производившаяся как на
ближних, так и на дальних рынках. Подобные амфоры
обычно находили либо в местах производства вина, либо
в тех местах, куда его отправляли, расположенных глав-
88
ным образом в области Дуная, в Германии и в опреде-
ленный период времени также и в Галлии.
Если можно положиться на сообщение Петрония, экс-
портная торговля вином, которую вел его герой Три-
мальхион, приняла столь крупные размеры, что корабле-
крушение пяти судов, построенных по его приказу и
пруженных одним вином стоимостью в 30 миллионов се-
стерций (что соответствует приблизительно 30 тысячам
килограммов чистого серебра), не очень его огорчило, ибо
он отправил много других более ценных грузов, которые
благополучно достигли цели.
Путеолы неизменно оставались портом, откуда вина
Кампании и Лация в большом количестве экспортирова-
лись во все страны Средиземноморья. Что касается Се-
верной Италии, где виноградники получили в эпоху им-
перии большое распространение на холмистой террито-
рии, расположенной у подножья Альп и Апеннин, а также
во многих равнинных районах, положение, подобное поло-
жению Путеол, заняла Аквилея, откуда вино вывозилось
в бассейн Дуная и далее.
Экспорт оливкового масла по характеру приближался
к экспорту вина, но имел гораздо меньший объем, по-
тому ли, что территория, на которой оно производилось,
была всегда более ограниченной, чем область виноделия
(следует, впрочем, отметить, что в тот период оливковое
масло производилось в таких местностях Северной Ита-
лии, где в настоящее время полностью прекратили раз-
ведение олив), или же потому, что на внешнем рынке
спрос на оливковое масло, очевидно, был значительно
меньше, чем спрос на вино.
Полное отсутствие статистических данных не позво-
ляет нам выяснить вопрос, был ли экспорт вина и олив-
кового масла достаточным для того, чтобы уравновесить
ввоз зерна.
® Современные исследователи, повидимому, преувеличи-
вают появившуюся после Пунических войн потребность
Италии в иноземном зерне, необходимом для удовлетво-
рения нужд населения. Мы не будем здесь углубляться
в вопрос (тем более, что к нему нам придется вскоре
возвратиться), в какой степени завоевание Сицилии, Сар-
динии и Африки вызвало прекращение посева зерновых
культур, якобы имевшее место на большей части полу-
острова. Ограничимся следующим замечанием: потреб-
89
ность в обширном импорте зерна, ощущавшаяся главным
образом Римом, была вызвана такими причинами, как
чрезвычайно быстрый рост его населения, незадолго до
этого времени введенный обычай даровых раздач хлеба
(frumentationes), наконец, малоблагоприятное положение
той сельской местности, где был расположен великий го-
род. Исключительная по своим масштабам потребность
столицы в зерне удовлетворялась в основном именно вво-
зом через порт Остии зерна, привозившегося вначале из
Сицилии и Сардинии, но позднее в весьма значительной
степени из провинции Африки, и особенно из Египта.
Следует отметить, что, если не считать Рима, наиболее
крупные приморские города, которые не были располо-
жены в области, богатой зерном, вместо того чтобы при-
возить зерно по суше из других областей Италии, пред-
почитали получать его из стран, находившихся на побе-
режье Средиземного моря, поскольку морские перевозки
обходились дешевле. Впрочем, за исключением этих, не-
сомненно, чрезвычайно редких случаев (которые, кроме
того, трудно доказать источниками) огромное большин-
ство италийских городов попрежнему довольствовалось
зерном окрестной сельской территории.
5.	Первое место в импорте и экспорте Италии зани-
мали сельскохозяйственные продукты, но, тем не менее,
она вывозила одновременно также значительное количе-
ство изделий собственной промышленности. Как мы уже
видели, в первые пять столетий римской истории центра-
ми ремесла были только этрусские и греческие города
Италии. После римского завоевания ремесленная про-
мышленность начинает развиваться на территории всего
полуострова, а спустя столетие •— также и в Северной
Италии. Это развитие было следствием ряда факторов:
появление и расцвет городов, более тесные сношения
с этрусским и в особенности греческим миром, наличие
большого количества рабов, специализировавшихся в раз-
личных ремеслах и владевших более совершенной тех-
никой, — все это оказало влияние на население различ-
ных областей. У них именно в это время появилась по-
требность в более широкой, разнообразной и утонченной
продукции. Большая часть ремесел удовлетворяла исклю-
чительно или почти исключительно только потребности
населения Италии, однако продукция некоторых ремесел
9Q
шла и на экспорт. Наличие довольно обширного экспорта
ремесленных изделий подтверждается, по крайней мере
частично, источниками. Так, Италия, несомненно, выво-
зила шерстяные ткани, керамические изделия, предметы
широкого потребления, сосуды и другие изделия из меди,
бронзы, серебра и стекла, туалетные принадлежности,
сделанные из янтаря.
Некоторые черты экономической организации италий-
ской промышленности этого периода можно устано-
вить с относительной достоверностью. Промышленность
уже давно вышла из стадии домашнего ремесла, не-
посредственно удовлетворявшего нужды семьи, отдели-
лась от сельского хозяйства и приняла характер город-
ской промышленности. Ее преобладающей формой
являлось ремесло. Это доказывают раскопки Помпей, в
результате которых было обнаружено большое количество
домов, где помещения нижнего этажа, выходившие на
улицу, использовались в качестве мелких мастерских
[botteghe], полностью отделенных от жилых помещений.
То же самое наблюдалось в Остии: в больших трех- или
четырехэтажных домах (носивших название insulae) го-
рода, где помещались квартиры, сдаваемые в наем, ниж-
ний этаж большей частью был занят под мастерские.
Последние были одновременно лавками, в которых прода-
вались товары, и мелкими мастерскими; по своему харак-
теру они полностью соответствовали средневековым
мастерским. Господствующей формой городской промыш-
ленности было свободное ремесло. Об этом свидетель-
ствуют различные признаки. На основании комедий
Плавта можно составить длинный перечень специализи-
рованных ремесел; лица, занимавшиеся одинаковым ре-
меслом, объединялись в коллегии, имевшие религиозные
функции и функции взаимопомощи; ремесленники были
обязаны нести военную службу, которую до этого несли
только свободные. Однако господство свободного ремесла
не исключает такой практики, когда отдельные владельцы
мастерских сдавали их в аренду своим собственным ра-
бам, становившимся, впрочем, таким путем в значитель-
ной степени независимыми.
Наряду с рассмотренной выше формой организации
ремесленного производства (такая форма преобладала
в более мелких городских центрах, к которым и принад-
лежали Помпеи, но была широко распространена также
91
в Риме и других больших городах) существовали круп-
ные мастерские (officinae). Эти мастерские находились
под управлением подрядчиков-рабов или чаще вольно-
отпущенников и основывались на рабском труде.
Едва ли многие из этих крупных мастерских достигали
размеров большого предприятия: лица, происходившие из
древних богатых семейств, равно как и лица, богатство
которых было недавнего происхождения, неизменно пред-
почитали помещать капитал, накопленный ими посред-
ством откупов, ростовщичества и торговли, в земельную
собственность. Они никогда, по крайней мере, насколько
нам известно, не стремились вкладывать свой капитал
в промышленность. Впрочем, иногда мастерские дости-
гали, несомненно, и больших размеров. Домиций Афр,
например, владел большей частью расположенных в бли-
жайших окрестностях Рима кирпичных заводов [fabbrichej;
на этих заводах были сделаны те кирпичи, которые по-
шли на восстановление города после пожара, происшед-
шего при Нероне.
6.	Роль, которую играл Рим в развитии экономики
Италии и всей империи, отнюдь не была столь односто-
ронней, или, вернее, столь пассивной и узкопаразитиче-
ской, какой ее часто представляют. Картина император-
ского Рима от Августа до Антонинов, восстановленная
по недавно произведенным раскопкам, свидетельствует
о том, что представление о Риме как о городе, в котором
несколько тысяч богачей вели праздную жизнь и насла-
ждались роскошью и кутежами, в то время как огромная
масса пролетариев жила за счет публичной и частной
благотворительности, — совершенно неверное представле-
ние. Правда, система бесплатных хлебных раздач (fru-
mentationes), ставшая с этих пор настоятельной полити-
ческой необходимостью, наложила на экономику Рима
отпечаток паразитизма. Было бы, однако, неправильным
преувеличивать значение этого института, отрицать во-
обще его необходимость или слишком поспешно осуждать
его, подобно тому как в несравненно более близкие к нам
времена осуждали пособия безработным.
_ Frumentationes, введенные Гаем Гракхом, который
провозгласил право каждого гражданина на получение
от государства по самой умеренной цене минимума хлеба,
необходимого для его пропитания, стали позднее бес-
92
платными. Круг лиц, получающих бесплатно хлеб — пер-
воначально только беднейшие граждане, — был при
Клавдии расширен и охватил всех неимущих. Во времена
Цезаря этим правом пользовалось 150 тысяч человек,
к ним относились, вероятно, только совершеннолетние
римские граждане мужского пола, живущие в Риме. При
Августе их число возросло до 200 тысяч человек и в по-
следующие века оставалось почти неизменным. Каждый
гражданин получал в месяц 5 модиев зерна (равные
53,65 литра). Если считать, что каждый совершеннолет-
ний римский гражданин имел семью, состоящую из 4 че-
ловек, раздача 1 миллиона модиев зерна в месяц озна-
чала бы, что это зерно фактически получало 800 тысяч
человек, в то время как общее количество населения
колебалось, по самым осторожным подсчетам, между
1 миллионом и 1 500 тысячами человек и доходило, по
мнению некоторых ученых, подсчеты которых не лишены
убедительности, до максимальной цифры в 2 миллиона.
Каждый из этих 800 тысяч жителей, которые прямо или
косвенно пользовались бесплатными раздачами, получал
ежедневно несколько больше трети литра, то есть, иначе
говоря, не мог жить хотя бы даже и частично' за счет
общественной благотворительности.
Зерно, необходимое для даровых раздач и для пита-
ния остальных римских граждан, не участвовавших
в этих раздачах, а также чужестранцев, в любое время
года стекавшихся в Рим в огромном количестве — воен-
ных и огромной массы рабов, — в большей своей части
ввозилось морским путем из Сардинии, Сицилии, Африки,
а позднее, начиная со времен Августа, главным образом
из Египта. Рим черпал необходимое ему зерно из следую-
щих источников: налоги на провинциальных земельных
собственников в размере десятой доли урожая, урожай
с домениальных (принадлежавших государству) земель-
ных владений, особенно обширных в Египте, и в гораздо
большей степени торговля.
Ввоз зерна, а также импорт большого количества все-
возможных съестных припасов были главной причиной
той лихорадочной деятельности, которая характерна для
торгового порта Остии. Достоверным свидетельством этой
кипучей деятельности является Площадь корпораций. Эта
обширная ровная площадь размером 100 на 80 метров
была окружена с трех сторон портиком; сюда выходили
93
Помещения (таких помещений было 61), предназначен-
ные для корпораций, объединявших лиц различных про-
фессий; к их числу принадлежали конопатчики, канат-
чики, скорняки, торговцы деревом, а также лица,
измерявшие зерно. Все остальные принадлежали к корпо-
рациям судовладельцев (navicularii), которых именовали
по городу, являвшемуся их родиной, например судовла-
дельцы из Александрии, из Сабраты, из Карфагена, из
Гиппона и из многих других городов африканского побе-
режья, а также из Даралеса (Кальяри) и порта Турры,
из Нарбона и Арелате (Арля).
Остия являлась не только пристанищем для судов, но
и рынком, где производились разгрузка и первичное рас-
пределение товаров. Отсюда поток товаров шел вверх по
Тибру на римский рынок, расположенный у подножья
Авентинского.холма. Здесь наряду с черепицей и кирпи-
чами можно было увидеть овощи, фрукты и вина Италии,
зерно из Египта и других областей Африки, испанское
оливковое масло, дичь, лес и шерсть из Галлии, финики
из африканских оазисов; из Луны, Греции и Нумидии
шел мрамор; из Испании — свинец, серебро и медь; из
Центральной Африки везли слоновую кость, золото — из
Далмации и Дакии, олово — из Касситерид («Оловян-
ных островов»), янтарь — с Балтийского моря, папи-
русы •— из Нильской долины, стеклянные изделия — из
Финикии и Сирии, ткани — с Востока, пряности и драго-
ценные камни — из Индии, шелк — с Дальнего Востока.
Отсюда, с римского рынка, все эти товары шли в огром-
ные склады (horrea), построенные в различных пунктах
города. Эти склады предназначались для какого-либо
одного вида товаров или же были устроены наподобие
общих складов, где хранились самые разнообразные то-
вары.
Наиболее обширным рынком, где помещались са-
мые грандиозные склады, был Траянов рынок; величе-
ственным полукругом он окружал со стороны Квиринала
Траянов Форум. Рынок состоял из пяти ярусов, в которых
были размещены 150 лавок, предназначенных для хране-
ния и продажи различных товаров, большей частью про-
довольствия. Огромный Траянов рынок служил также
местом ежедневных встреч деловых людей. Сделки, кото-
рые они заключали, во многих отношениях напоминали
операции, которые производятся на современной бирже:
94
там велась торговля паями товариществ, бравших на
куп сбор налогов и общественные строительные работы,
товариществ, арендовавших государственные земли и
рудники; торговали также долями кораблей, паями бан-
кирских и торговых предприятий; заключали сделки купли
и продажи товаров, рабов,’скота, земель, домов, мастер-
ских и т. д. Не исключена возможность, что сделки купли-
продажи производились не только за наличные деньги,
но и в рассрочку.
Развитие экономики, обусловленное нуждами огром-
ной столицы — главного города мировой империи, — не
ограничивалось одним лишь ростом торговли. Наряду
с развитием торговли развертывалась активная про-
мышленная деятельность, одним из свидетельств которой
являлось большое количество корпораций (collegia); та-
ких корпораций с полной уверенностью можно назвать
более 150. Многие из них представляли собой объедине-
ния мелких розничных торговцев, носильщиков, грузчи-
ков, ломовых возчиков, извозчиков, а также мелких ре-
месленников, работавших на весьма ограниченный круг
заказчиков.
В то же время, однако, существовали корпорации,
само название которых говорит о том, что их члены зани-
мались промышленной деятельностью в полном смысле
этого слова; к ним принадлежат сукновалы, красиль-
щики, ткачи, вырабатывавшие шелк, кожевники, скор-
няки, канатчики, конопатчики, плотники и столяры,
работники по> железу и бронзе, золотых дел мастера,
гончары.
Даже текстильное производство, дольше сохранявшее
облик домашнего ремесла, начинает выделяться в каче-
стве самостоятельного ремесла: появляется ремесленная
категория ткачей (textores).
Однако промышленная деятельность Рима не исчер-
пывалась деятельностью корпораций. В римскую эпоху,
как и в средние века, корпорации состояли исключительно
или почти исключительно из свободных, которые занима-
лись данным ремеслом или промыслом, работая или
торгуя за свой собственный счет или за счет предпри-
нимателя, но всегда более или менее самостоятельно,
они вели торговлю в собственной мастерской или в своем
доме, а иногда отправлялись странствовать со своим
товаром.
95
Вне производства этого типа, однако, оставался более
важный вид промышленности — крупные и средние пред-
приятия, управляемые самими владельцами капитала
(большей частью вольноотпущенниками), которые исполь-
зовали рабский труд или же, может быть, в меньшем
объеме труд свободных наемных рабочих. В Риме неко-
торые из таких предприятий, организованных по> капита-
листическому образцу и ставивших перед собой задачи
капиталистического характера, приобрели в первый пе-
риод империи значение не только в городе, НО' и далеко
за его пределами. К ним относятся, например, мастерские
золотых изделий и ювелирные, керамическая промышлен-
ность, предприятия по изготовлению ламп и стекла. От-
дельные предприятия такого' типа (а может быть, и боль-
шинство') сохраняли форму производства, известного в
настоящее время под именем децентрализованной ману-
фактуры; производителем был ремесленник, работавший
в собственной мастерской, или рабочий, имевший в своем
доме маленькую мастерскую; но как тот, так и другой
работали целиком за счет предпринимателя, платившего
им за работу и продававшего изготовленную ими продук-
цию. В других отраслях промышленности, таких, напри-
мер, как стеклянная и керамическая, равно как и изго-
товление кирпичей, о котором говорилось выше, произ-
водство, напротив, было сосредоточено в крупных или
средних мастерских, где работало иногда несколько де-
сятков и даже сотен рабов.
Возможно, что в других городах Италии в тех отрас-
лях промышленности, которые поставляли продукты на
широкий рынок, возникала1 более узкая специализация,
а также более совершенная и рациональная организация
труда, что' в значительной мере способствовало' созданию
того слоя зажиточных и трудолюбивых горожан [borghe-
sia], который составлял главную силу городов. Так,
Арретий приобрел известность во всей империи благодаря
своим керамическим изделиям, пользующимся широким
спросом, Капуя — благодаря своим мастерским по литью
бронзы и свинца, Ком (Комо) и Путеолы — производ-
ством железа, Тарент, Канузий (Каносса), Патавий
(Падуя), Аквилея, Мутина и Парма—шерстяной промы-
шленностью. Итак, Рим отнюдь не являлся городом
праздных людей, каким его обычно' изображают: взамен,
по крайней мере, части тех съестных припасов, сырья и
96
предметов роскоши, которые ввозились сюда со- всех
стран света, он вывозил продукты своей промышленности.
7.	Условия, создавшиеся в Риме в первые столетия
после завоеваний в, бассейне Средиземноморья, были ис-
ключительно' благоприятны для скопления в отдельных
руках движимого имущества. Однако, ни самые дерзкие
спекулянты, ни крупные ростовщики, имевшие возмож-
ность наживать огромные суммы денег (ибо они извле-
кали прибыль в результате резкой разницы между ценой
денария в Риме, где ростовщический процент во времена
Цицерона понизился до 4 процентов годовых, и в провин-
циях, где дозволенный процент колебался в те годы
между минимумом в 12 и максимумом в 48 процентов),
не считали накопление движимости1 своей конечной целью.
Не только класс сенаторов, лишенных возможности ка-
кого-либо. другого применения своих богатств, но также
•всадники, разбогатевшие плебеи, и вольноотпущенники не-
изменно стремились вложить деньги в недвижимость: при-
обрести дома, а главным образом земельные владения.
Даже после завоевания Средиземноморья, гражданских
войн и образования империи земля попрежнему, как и
в первые пять веков римской истории, была тем видом
богатства, к которому стремились больше всего. Более
того, земля оставалась единственным видом собствен-
ности, который действительно заслуживал того, чтобы
его называли богатством, самой прочной основой власти
и социальной значимости.
С быстрым ростом богатства и постоянном стремле-
нием использовать большую часть капитала на приобре-
тение земельных владений тесно связана тенденция
к росту и преобладанию крупной земельной собствен-
ности. Эта тенденция не только общеизвестна, но. даже,
как мы увидим ниже, часто преувеличивается. Наличие
этой тенденции подтверждается не только хорошо из-
вестными в литературе жалобами писателей, но и более
прямыми свидетельствами. Дак мы уже видели, согласно
аграрным законам Тиберия Гракха, максимальная пло-
щадь общественного поля, которой мог владеть каждый
римский гражданин, была увеличена: он мог иметь до
500 югеров, каждый из его сыновей — по 250 югеров
при том условии, что одна семья может владеть не более
чем 1000 югерами (250 гектаров) земли. В действитель-
7 Зак. 1587. Дж. Луодатто
97
пости, однако, размеры участков общественной земли, по-
павших на законном основании или в результате каких-
либо злоупотреблений в руки сенаторской аристократии
и наиболее богатых всадников, были, несомненно, значи-
тельно выше этой нормы; недаром они с таким ожесточе-
нием восстали против предложения трибуна.
В период гражданских войн один из приверженцев
Помпея обещал своим солдатам (их было 15 тысяч),
что он выделит каждому из них по 4 югера земли из
своих частных владений, которые, следовательно, зани-
мали площадь, значительно превышавшую 15 тысяч гек-
таров. В первый век империи примеры столь крупной зе-
мельной собственности встречались еще чаще.
Тенденция к концентрации земель, хотя и в более
скромных размерах, подтверждается также немногочис-
ленными надписями, на основании которых можно сде-
лать статистические подсчеты, позволяющие определить
размеры частных владений, правда, в пределах неболь-
ших районов. Алиментарные таблицы * 1 Плаценции и Ве-
лейи показывают, что земельные владения, еще сильно
раздробленные в последний век республики, достигли ко
временам Траяна значительной концентрации: число соб-
ственников в первой из этих двух колоний сократилось
соответственно с 92 до 50 человек, а во второй —с 89 до
50 человек, а площадь наиболее крупных владений уве-
личилась в каждой из них с 26 до 135 гектаров.
Основной причиной процесса концентрации собствен-
ности и расширения имений ученые считали конкуренцию,
которая будто бы началась, как указывалось выше, после
Пунических войн между странами, вывозившими зерно:
между Сицилией и Сардинией, с одной стороны, и Ита-
лией — с другой. Эта конкуренция якобы имела своим
следствием почти полное запустение многих земель Ита-
лии и поставила, таким образом, мелкого собственника
перед необходимостью отдать свою землю, которая боль-
ше не могла уже прокормить его и его семью.
Многие историки преувеличивали значение таких, не-
сомненно имевших место, явлений, как известное обезлю-
1 Алиментарные таблицы — таблицы, составленные в процессе
распределения между мелкими и средними землевладельцами Италии
денежных ссуд из особого алиментарного фонда, созданного в конце
I века нашей эры с целью предотвратить разорение мелкого и сред-
него землевладения. — Прим. ред.
98
дение обширных районов Италии после Ганнибаловой
войны и позднее после Союзнической войны, рост паст-
бищ и пастбищного скотоводства, упадок Великой Гре-
ции и приморской области Этрурии. На основании этих
фактов они приходили к следующему заключению: рост'
крупной собственности и увеличение числа сельских ра-
бов были связаны с упадком культуры зерновых, с пре-
вращением многих пашен в пастбища, а также с тем, чтО
земельные собственники не жили в своих имениях, и, на-
конец, с едва начавшимся, но уже внушавшим тревогу,
упадком италийского земледелия.
В действительности, однако, как уже говорилось, ввоз
зерна из завоеванных стран предназначался для удовле-
творения новых потребностей быстро возраставшего на-
селения столицы, а может быть, и то в редких случаях,
небольшого числа других городов, расположенных на по-
бережье Тирренского моря. Излишки продукции других
областей Италии не могли в достаточной мере удовлетво-
рить эти потребности, а если бы и могли, то серьезным
препятствием этому послужили бы трудности, связанные
с сухопутными перевозками, которые, кроме того, обхо1-
дились очень дорого.
Единственной областью, которая могла бы пострадать
от этой конкуренции со стороны Сицилии, Сардинии и
Африки, быть может, была южная Этрурия, в предше-
ствовавший период время от времени экспортировавшая
в Рим часть своего зерна. Однако эта область уже всту-
пила в полосу упадка, причем по причинам, совершенно
не зависевшим от соперничества Сицилии, Сардинии и
Африки. Что касается других ближайших к Риму обла-
стей, то роль зернового хозяйства здесь не изменилась,
о чем свидетельствуют трактаты Катона, Баррона и Ко-
лумеллы, которые отделены друг от друга почти целым
столетием; культура зерновых все еще сохраняла извест-
ное значение в хозяйстве: собственник или управляю-
щий уделяли ей большое внимание, тем не менее, однако,
едва ли зерно занимало важное место в числе продук-
тов, идущих на рынок. Оно предназначалось главным об-
разом для прокормления живущих в поместье рабов (fa-
milia rustica), а частично шло в город для удовлетворе-
ния нужд собственника. После представления италийским
городам автономии, которую они сохранили на протяже-
нии многих веков, торговля зерном приняла характер,
7*	99
очевидно, мало отличавшийся от характёра торговли зер-
ном Италии в средние века и новое время, вплоть до
середины XVIII века: каждый город удовлетворял свои
насущные нужды продукцией окрестной сельской терри-
тории. Эту продукцию частично ввозили в город сами
землевладельцы, у которых в городе были дома и соб-
ственные склады; кроме того ее приобретали (вероятно,
в значительно меньшей степени) в той же пригородной
сельской местности или в ближайших районах муници-
пальные должностные лица, ведавшие анноной, или же
привозили на рынок сами производители.
В общем и целом причины преобразования харак-
тера земельной собственности и ее концентрации следует
искать прежде всего в быстром обогащении некоторых
социальных слоев населения и главным образом в появив-
шейся у них возможности распоряжаться большим коли-
чеством рабов и использовать их отныне не только для
домашних услуг и в ремесленном производстве, но и для
сельскохозяйственных работ. Начиная с III века до
нашей эры рабство приобрело в Риме и во всей Италии
заметное значение также в области земледелия, особенно
в крупных и средних имениях, где почти весь постоян-
ный контингент рабочей силы состоял из рабов. После
Второй пунической войны число военнопленных, прода-
вавшихся в качестве рабов, возрастает в геометрической
прогрессии: согласно Ливию, оно составляло (если опу-
стить мелкие цифры) 10 тысяч человек в 210 году до
нашей эры, 35 тысяч человек в 200 году и 150 тысяч чело-
век в 167 году до нашей эры. В последующие годы
быстрое завоевание Востока, знаменитые победы над
кимврами и тевтонами, завоевание альпийской области и
долины Роны вызвали приток еще большего количества
рабов, которые прибывали столь крупными массами, что,
несмотря на огромный спрос, рыночная цена их, невиди-
мому, внезапно резко упала. С другой стороны, примене-
ние рабского труда стало столь неотъемлемым элемен-
том римской экономики и всей римской жизни вообще,
что военнопленные не могли полностью удовлетворить
возникшую потребность. Поэтому установилась регуляр-
ная торговля рабами, захваченными на границах импе-
рии во время набегов, которые предпринимались наи-
более сильными и воинственными варварскими племе-
нами. Время от времени из самых отдаленных областей
100
Галлии, из Германии, с Кавказских гор и позднее также
из внутренних областей Ливии и Нумидии в средиземно-
морские порты прибывали бесконечные эшелоны рабов;
здесь купцы покупали рабов у варварских вождей или
у их представителей. Отсюда рабов перевозили на судах
либо прямо в Италию, либо через Делос, который играл
столь же важную роль в качестве центра работорговли,
как и в качестве рынка, на котором италийские продукты
обменивались на товары Востока.
Тот факт, что на италийский рынок прибывали
огромные массы рабов, оказал немедленное воздействие
как на распределение собственности, так и на экономи-
ческую организацию хозяйства, а также на развитие
техники и характер культур. Наибольшее количество
рабов, ежегодно прибывавших на рынок, приобретали
сенаторы и всадники (эта категория была не очень много-
численна), накопившие крупные богатства. Возможность
обеспечить свое хозяйство рабочей силой в огромных
масштабах и по дешевой цене побуждала их к непре-
рывному расширению своих земельных владений.
Если бы рабы, которых использовали в сельском хо-
зяйстве, представляли собой совершенно безликую и
аморфную массу, грубую рабочую силу, лишенную какой-
либо технической подготовки и пригодную лишь к самым
примитивным ручным работам под бичом надсмотрщи-
ков, замена свободного труда мелких собственников или
арендаторов рабским трудом привела бы к упадку сель-
ского хозяйства, а во многих местностях и к полной
замене земледелия скотоводством. В действительности,
однако, в столетие великих завоеваний обнаружилось,
что между рабами, которых привозили из разных стран,
существуют огромные различия. Варвары из трансаль-
пийских областей обладали известным навыком в охоте,
скотоводстве, обработке продуктов леса и, самое большее,
были знакомы с экстенсивным и примитивным земле-
делием — возделыванием зерновых культур. Но наряду
с ними имелось множество рабов—-выходцев из Греции,
с Востока, побережья Африки; до своего пленения они
жили в обстановке более высокой культуры, чем рим-
ская, причем каждый из них обладал определенной спе-
циальностью. Термин «пленная Греция» (Graecia capta)
имеет своей главной целью подчеркнуть то сильное влия-
ние, которое оказывали рабы; из их среды выходили
101
грамматики, школьные учителя, врачи, частные и госу-
дарственные управляющие, техники и лица, руководив-
шие новыми отраслями промышленности, а равным обра-
зом обладавшие большим опытом и знаниями земле-
дельцы, которые вводили и распространяли в Италии
новые виды культур и новые приемы сельскохозяйствен-
ной техники. Уже в описанной Катоном familia rustica
различаются три категории рабов: виллик (villicus) —
фактический глава имения, который имеет право же-
ниться и пользуется чрезвычайно широкой свободой
передвижения и действий; рабы, обладающие определен-
ной специальностью, такие, например, как землепашцы
и погонщики ослов; они спят в особых помещениях
виллы; наконец, рабы, содержащиеся в оковах, настоя-
щий рабочий скот, которые в те часы, когда они не рабо-
тают, заперты в помещении (ergastulum), которое мало
чем отличается от тюрьмы.
8.	Тот факт, что население Италии переняло у насе-
ления южного и восточного побережья Средиземного
моря многие технические навыки, способствовал распро-
странению культур, хорошо приспособленных к климату
различных районов полуостровной части Италии: вино-
град, оливки, плодовые деревья (причем этому распро-
странению способствовали также чрезвычайно благо-
приятные условия рынка). Эти новые технические навыки
предоставили многим крупным собственникам возмож-
ность превратить свои владения или, по крайней мере,
часть их в непосредственно подчиненное собственнику
хозяйство, находившееся в ведении управляющего, где
работали рабы, руководство хозяйством и отчасти земле-
дельческая техника строились на началах рационализа-
ции, а продукты производились на продажу.
Не может быть и речи о том, что в связи с отказом
от культуры зерновых тот тип хозяйства, который осо-
бенно часто встречался в Центральной и Южной Италии
на протяжении интересующих нас двух столетий, пере-
живал упадок. Наоборот, следует отметить расширение
и интенсификацию культур винограда, оливок и плодо-
вых деревьев, которые были лучше приспособлены к ха-
рактеру почвы и климата (впрочем, они не вытеснили
полностью зерновые культуры). Правда, они нуждались
в более крупных капиталовложениях, требовали боль-
102
ших технических знаний, производственных навыков,
а также опыта в области торговли. Но зато эти куль-
туры приносили гораздо большую прибыль и имели
лишь один недостаток: они были связаны с серьезным
риском, неизбежным при продаже сельскохозяйственной
продукции, поскольку цены на нее были подвержены ча-
стым и резким колебаниям.
Однако это неудобство начало чувствоваться при-
мерно лишь с конца I века нашей эры. Вплоть до этого
времени, то есть в течение того периода, когда италий-
ские вина, бесспорно, пользовались самым большим
спросом, средние и крупные собственники, стремившиеся
извлечь максимальную выгоду из принадлежащих им
земель и рабов, отдавали предпочтение тому продукту,
который имел наибольший спрос и оплачивался на вну-
треннем и внешнем рынке по наиболее высоким ценам.
Если мы будем считать самым передовым типом сель-
ского хозяйства тот, который лучше всего приспособлен
к рыночным условиям и приносит в связи с этим наи-
больший доход, мы должны признать, что сельское хозяй-
ство римской Италии достигло самого высокого уровня
своего развития в период со II века до нашей эры до
II века нашей эры (в правление Августа и в те века,
которые предшествовали этому времени и следовали за
ним). Об этом свидетельствуют не только высокие техни-
ческие навыки в области виноградарства и виноделия и
то пристальное внимание, которое уделялось этому виду
хозяйства, но и те улучшения, которые вносились
в область земледелия и в дело разведения домашних
животных, дичи, пользовавшейся наибольшим спросом, и
наиболее редких сортов рыбы — всех тех продуктов,
которые приносили почти неправдоподобно высокую при-
быль в период, когда высшие слои общества концентри-
ровали в своих руках огромные богатства и вели в выс-
шей степени утонченный образ жизни.
Современники часто жаловались на то, что в резуль-
тате большой концентрации собственности и алчности
многих владельцев латифундий обширные пространства
земель, занятых ранее под пашню, превращались в паст-
бища. Если бы факт превращения пашен в пастбища
можно было бы доказать, он был бы в высшей степени
серьезным признаком упадка агрикультуры. Однако
такое превращение нельзя считать вполне доказанным,
103
несмотря на несомненные свидетельства отдельных писа-
телей того времени. Во всяком случае, подобного рода
процесс мог происходить только в некоторых областях
Италии — в тосканской Маремме, римской Кампании, на
больших участках апулийского и калабрийского побе-
режья. После опустошений, произведенных в ходе Ган-
нибаловой войны, Союзнической войны или же после
вторжений горных племен Южной Италии, спустившихся
с гор, чтобы овладеть цветущими городами побережья,
эти области в значительной своей части обезлюдели
и никогда более не достигли того расцвета, который
они переживали в золотой век Этрурии и Великой
Греции.
Если не считать этих наиболее пострадавших райо-
нов, где главным занятием населения стало скотовод-
ство, а земледелие, существовавшее только в отдельных
местностях, служило лишь дополнением к нему, во всей
остальной Италии раны, нанесенные войнами, были
быстро залечены.
Правда, во многих областях сословие свободных
землевладельцев заметно поредело. Это было вызвано
рядом обстоятельств: одни несли военную службу в отда-
ленных странах, другие испытывали на себе большую
притягательную силу Рима и иных городов, третьи отпра-
вились в провинции, где нашли более легкий и прибыль-
ный заработок. Впрочем, бреши нанесенные войной,
с избытком заполнялись не только благодаря широкому
притоку рабочей силы, но и благодаря политике земле-
дельческо-военной колонизации и раздачи земель вете-
ранам; результатом этой политики был тот факт, что
многие десятки тысяч свободных граждан вернулись, по
крайней мере временно, на землю и занялись сельским
хозяйством. В самом деле, несмотря на то, что авторы
трудов по сельскому хозяйству, написанных в то время,
выражают свою скорбь об ушедшем золотом веке — вре-
мени господства мелких собственников-земледельцев, —
существовавшем в первый период римской истории, тем
не менее их сочинения отнюдь не свидетельствуют о том,
что обработка земли была прекращена или запущена
вследствие недостатка рабочих рук. Более того, они
рисуют картину обширных земельных владений, где каж-
дый клочок земли, пригодный для обработки, много-
кратно вспахивали, пололи, мотыжили, удобряли, где
104
даже луга обрабатывали, удобряли, а может быть, и
орошали.
Сальвиоли, опровергая крупнейших историков Рима—
от Моммзена до Ростовцева, — блестяще защитил про-
тивоположный тезис. Тем не менее мы полагаем, что
в средних и крупных владениях, непосредственно упра-
влявшихся собственником и обрабатываемых рабами,
велось интенсивное хозяйство. Об этом свидетельствуют
как широкое использование рабочих рук, рабочего скота,
удобрений, так и тот факт, что стойловому животновод-
ству и культуре кормовых трав отдавали решительное
предпочтение перед пастбищным скотоводством. Об этом,
наконец, свидетельствует постоянное стремление не оста-
влять необработанным ни один даже самый мелкий кло-
чок земли в имении.
На первый взгляд кажется, что факт сохранения кое-
где двухпольной системы (при которой земля, возделы-
вавшаяся первый год под зерновые, оставалась на сле-
дующий год под паром) противоречит нашему утвержде-
нию. Но эта система, уже вытесненная в значительной
мере системой чередования зерновых и кормовых культур,
сама по себе не могла придать крупным хозяйствам ха-
рактерных черт экстенсивного' земледелия, поскольку глав-
ную роль в их экономике играли садовые культуры, при-
влекавшие основное внимание, причем первое место среди
них занимал виноград.
Поэтому мы не считаем также справедливыми напра-
вленные, в частности, против Ростовцева обвинения в
стремлении применять к античной экономике современные
понятия и представлять хозяйства, описанные римскими
агрономами, как образец существовавшего в тот период
аграрного капитализма. В самом деле, землевладельцы,
О' которых говорят эти писатели, — это магнаты, вклады-
вавшие часть своего капитала в приобретение земли с
целью извлечения из нее прибыли. С той же целью они
затрачивали значительный капитал на то, чтобы возвести
в своем владении необходимые строения, произвести оро-
сительные работы, приобрести живой и мертвый сельско-
хозяйственный инвентарь. При расширении площади, от-
водимой под отдельные культуры, или введении новых
культур они руководствовались исключительно' состоянием
рынка и перспективой тех барышей, которые могли полу-
чить в зависимости от того, когда — немедленно или через
105
некоторый промежуток времени — им было выгоднее про-
дать свои продукты. Как указывают исследователи (и, по-
видимому, справедливо) землевладельцы не контролиро-
вали, насколько^ регулярно' ведутся счета, которые дали
бы возможность в любой момент с точностью определить,
во что обходится разведение той или иной культуры, при-
носит ли эта культура прибыль или убыток и в каком
размере.
Однако в обязанности виллика входит уже и счетовод-
ство, по крайней мере, в его зачаточной форме; именно
на такого рода подсчетах основывается Колумелла, когда
при помощи цифр показывает, какой доход может при-
нести виноградарство.
Две фразы из труда Баррона чрезвычайно' ярко харак-
теризуют экономические взгляды римского землевладель-
ца эпохи Августа. Следуя за Катоном, он вновь подтвер-
ждает'те преимущества, которые дает владельцу виллы
близость города, где можно по сходной цене купить все
необходимое для хозяйства, а также продать излишки,
остающиеся сверх потребления. Варрон добавляет, что
иногда выгодно покупать даже те продукты, которые
можно было бы произвести в своем собственном имении.
В другом месте он советует землевладельцу применять
одновременно эмпирически традиционный метод (то есть
подражать тому, что делают другие) и экспериментально
рациональный метод («путем опыта пытаться достичь ка-
ких-либо успехов, стремясь не к риску, а к тому, что осно-
вано на разуме»: «experientia tentare quaedam, sequentes
non aleam, sed rationem aliquam»). Он ставит в пример
отдельных землевладельцев, которые, убедившись в том,
что проведенные ими эксперименты удачны, ввели полез-
ные новшества в различных сферах сельскохозяйственной
техники.
9.	Однако даже во время наибольшего распростране-
ния рабства свободный труд в Италии не исчез полностью
ни в сельском хозяйстве, ни в ремесле. Более того, при-
близительно в конце I века нашей эры он проявляет
несомненную тенденцию к росту.
Варрон весьма определенно подтверждает факт со-
существования на одних и тех же землях двух форм
труда — свободного и рабского. Он различает две кате-
гории свободных землевладельцев: к одной категории
106
относятся те, кто обрабатывает землю за свой собственный
счет, — мелкие бедные арендаторы (pauperculi cum sua
progenie: — «беднячки co своим потомством»), к другой
категории — наемные работники (mercenarii), которых
нанимают поденно для наиболее важных работ — уборки
винограда, жатвы и сенокоса. Варрон советует поручить
этим работникам также 'все сельскохозяйственные работы
в местностях с нездоровым климатом, очевидно', для того,
чтобы сберечь рабов, которые теперь представляют собой
ценный капитал.
По свидетельству Горация, относящемуся к тому же
периоду, в его имении, расположенном в Сабинской обла-
сти (это имение было средних размеров), кроме виллы
с восемью рабами, было пять земельных участков, предо-
ставленных свободным колонам.
Менее чем за столетие, отделявшее этот период от
времен Колумеллы, в этом направлении были сделаны
большие успехи. Колумелла делит лиц, занятых обработ-
кой земли, на две категории — колонов (coloni) и рабов
(servi) и советует землевладельцу обращать внимание не
столько' на то, своевременно' ли вносят колоны арендную
плату, сколько на то, как они работают. Он добавляет,
что частая смена арендаторов является вредной, но. еще
вреднее сдавать землю в аренду колону (colonus urba-
nus), который заставляет обрабатывать эту землю своих
рабов. Под термином colonus здесь подразумевается
как арендатор, лично обрабатывающий землю, так и
арендатор, который использует для этого труд других
людей.
Колумелла считает наилучшим типом хозяйства такое
хозяйство, где собственник имения сам непосредственно1
руководит им и где применяется труд принадлежащих ему
рабов. В том случае, однако, когда из-за нездорового кли-
мата или плохого' качества почвы рабов нельзя использо-
вать продуктивно, он советует использовать труд колонов,
постоянно живущих на одних и тех же землях. Если име-
ние расположено' в отдаленной местности, где собствен-
ник не может осуществлять свой контроль в достаточной
степени, следует, по мнению Колумеллы, сдавать земли
в аренду свободным колонам, чтобы возделывать какую-
либо. культуру, главным образом чтобы выращивать зер-
новые. Это, по его мнению, необходимо потому, что колон
может причинить лишь незначительный вред полям, в то
107
время как раб, если за ним не следить, может работать
нерадиво и тратить на посев гораздо- меньше семян, чем
впоследствии укажет, отдать взаймы на сторону волов,
морить их голодом и т. д.
В Центральной Италии и в ближайших окрестностях
Рима было уже довольно много свободных колонов; го-
раздо больше, однако, их было- в районе холм-о-в и плоско-
горья Паданской равнины и северной Этрурии. Плиний
Младший, имевший довольно- обширные владения в
окрестностях Кома и в долине верхнего Тибра, сообщает
в одном письме, что ему предложили купить обширное
имение и что он колеблется — совершать или не совер-
шать эту покупку. С одной стороны, его привлекает пло-
дородие тучных земель — хорошо- орошаемых, состоящих
из пашен, виноградников -и лесов, а также соблазняет
перспектива заменить разбросанные в разных областях
владения единым сплошным земельным массивом, ибо- та-
кая перспектива сулила большие преимущества. С другой
стороны, однако, Плиния смущает то- состояние, в котором
оставил это- имение предшествующий собственник: с целью
уменьшения недоимок по арендной плате, взимаемой им
со своих колонов (на недоимки, представлявшие собой
общее бедствие, нередко- имел основание жаловаться и
сам Плиний), он продал залоги, полученные от колонов
в качестве гарантии; таким образом, реализовав -сразу
же часть долгов, он вызвал этим новое увеличение недои-
мок в дальнейшем. Плиний выражает сильное недоволь-
ство тем, что ценность этих земель понизилась из-за ни-
щеты колонов, которых нельзя заменить рабами, так как
ни у него, ни у кого-либо из его- соседей не было до-ста-
ТО'ЧНО'ГО количества рабо-в.
В другом письме Плиний жалуется, что его мирную,
исполненную прелести жизнь на вилле около Тиферна
Тиберского (где находится современная Читта ди Кастел-
ло!) нарушил приход колонов, которых необходимо было
выслушать. Дело заключалось в том, что- в отсутствие
Плиния запустили регулярное ведение счетов, касавшихся
участков колонов, и теперь последние были недовольны
тем, что он не уделяет достаточно- времени разбору их
жалоб. В третьем письме Плиний сетует на то, что- за
последние пять лет, несмотря на ликвидацию им значи-
тельной части старой задолженности колонов, сумма не-
доимок по арендной плате продолжает увеличиваться, что
108
Колоны даже утаивают и стремятся скорее израсходовать
продукты, лишь бы их не отобрали за долги. Единствен-
ный выход из создавшегося положения Плиний усматри-
вает в замене денежной аренды продуктовой, то есть та-
кой системой, когда колон должен отдавать владельцу
земли часть производимых им продуктов. Он говорит, что
эту новую систему стоило бы проверить на опыте.
Итак, уже ко временам Траяна, по; крайней мере во
многих областях Северной и Центральной Италии, дро-
бление крупных хозяйств на мелкие участки, предоста-
влявшиеся свободным арендаторам, привело к тому, что
этот тип хозяйства стал господствующим.
1'Л A 13 A IV
НАЧАЛО УПАДКА
(II И III ВЕКА НАШЕЙ ЭРЫ)
I. Экономическое развитие провинций, их конкуренция с Италией.
2. Другие причины, способствовавшие упадку Италии после эпохи Анто-
нинов: податной гнет, рабство, убыль населения. 3. Огромная концен-
трация богатства и особенно земельной собственности. 4. Происхожде-
ние колоната и его распространение. Организация труда на землях
крупных собственников. 5. Упадок сельского хозяйства, промышленно-
сти и городов. Относительно благоприятное положение Северной Италии
1.	Приблизительно в конце I века нашей эры, когда
экономика всей Италии —- столицы, мелких городов и
сельской местности, усеянной виллами, садами, огоро-
дами, — достигла, повидимому, наивысшего расцвета, на-
чинают обнаруживаться первые признаки упадка, кото-
рый усиливается на протяжении двух последующих
веков. Этот упадок в конце III века грозит привести к
крушению римской цивилизации.
В том, как Ростовцев объясняет причины упадка Рима
и Италии, несомненно, нашли свое отражение (хотя сам
автор об этом и не говорит) наблюдения над теми изме-
нениями во взаимоотношениях между большими странами-
колонизаторами и их колониальными владениями по ту
сторону океана, которые произошли в наше время. Эконо-
мическое развитие современных колоний, обусловленное
инициативой метрополии, вложенным ею капиталом, а
отчасти даже и трудом, более столетия было одной из
главных причин бурной промышленной и торговой экспан-
сии метрополии и ее невиданного процветания. Однако,
когда колониальные владения достигли определенной
зрелости, метрополия, боясь, что они могут совершенно
отделиться, принуждена была предоставить им полную
административную, таможенную, а до известной степени
и политическую автономию. В конечном итоге, колонии
добились полной экономической независимости, а в ряде
случаев превратились в опасных конкурентов метрополии
в области промышленности торговых отношений.
На основе поистине поразительного количества источ-
ников и исключительно глубокого анализа этих источни-
ков, в особенности археологического материала, Ростов-
110
цев показывает, что аналогичные взаимоотношений
складывались между Римом и всей Италией, с одной
стороны, и провинциями, как восточными, так и запад-
ными, — с другой. В первое время после завоевания рим-
ские правители и другие должностные лица, посланные
в провинции государством, а также откупщики налогов,
спекулянты и ростовщики, да и само государство рас-
сматривали провинции как объект эксплуатации. Поло-
жение провинций уже заметно улучшилось в эпоху Ав-
густа, без колебаний предоставлявшего права римского
гражданства любому жителю провинций, который обе-
щал стать хорошим солдатом и уже настолько подвергся
романизации, что мог писать и говорить по-латыни. Ав-
густ улучшил налоговую систему, уничтожив откупа и
поручая сбор налогов непосредственно государственным
должностным лицам. Он требовал более справедливого
отношения к жителям провинции и первым подавал при-
мер, выслушивая их жалобы и протесты. Но наибольшее
значение имело усиление политики колонизации, сфера
действия которой теперь была расширена: если раньше
колонии основывались лишь в Италии и Цизальпинской
Галлии, то теперь, начиная с правления Августа, выво-
дились также и в провинции. В Галлии, в области Рейна
и верхнего Дуная, в южной Британии, Испании — всюду
возникли города, представлявшие собой точную копию
римских; здесь господствовали римская культура и ла-
тинский язык. В карфагенской Африке и во всем эллини-
стическом мире возрождались древние города, ранее на-
ходившиеся в состоянии упадка или разрушения, выра-
стали новые города, которые становились не только
центрами потребления, стимулирующими рост продукции
близлежащей сельской местности, но также и центрами
цветущей промышленности и очень интенсивной торговли.
В течение определенного периода этот экономический
расцвет провинций не только- не наносил ущерба италий-
скому хозяйству, но даже благоприятствовал его разви-
тию. Расположенная в центре обширной империи, отдель-
ные области которой вновь заселялись и впервые или
снова приобщались к политической жизни и в которой
спрос на продукты высокого качества возрастал столь
быстро, что местная продукция не была в состоянии его
удовлетворить, Италия извлекала большие преимущества
из своего положения.
Ш
Однако приблизительно в конце I века нашей эры
и в значительно большей степени в следующем столетии
обнаруживаются и становятся все более тревожными при-
знаки соперничества между провинциями и Италией в
сфере как сельского хозяйства, так и промышленности.
Несмотря на мероприятия протекционистского харак-
тера, предусмотрительно предпринятые Домицианом, Ис-
пания и в гораздо большей мере Галлия покрываются
виноградниками. В Галлии производятся особенно ценные
вина, которые в ущерб италийским винам вывозят в об-
ласти Рейна и Дуная, в Германию и Британию благодаря
своему соседству с этими странами и наличию весьма
оживленных сношений с ними.
Не в меньшей степени, чем виноделие, развивавшееся
в сельских местностях Италии, пострадала и промыш-
ленность италийских городов: производство многих про-
мышленных изделий в городах как восточных, так и за-
падных провинций империи мало-помалу сокращало ры-
нок сбыта для продуктов италийской промышленности, соз-
давая для нее тем самым все более серьезные затруднения.
Тот факт, что конкуренция со стороны провинций при-
нимала все более грозный характер, не вызывает сомне-
ний. Это соперничество, несомненно, было одним из важ-
ных факторов, обусловивших упадок италийского хозяй-
ства; по иронии судьбы, начало упадка относится к пе-
риоду Траяна и Адриана, который справедливо называют
золотым веком империи как Италии, так и провинций.
Однако едва ли можно согласиться с Ростовцевым,
когда он рассматривает этот сдвиг в экономике, эту воз-
растающую конкуренцию провинций в качестве перво-
причины (causa causarum) упадка Рима. Мы не можем
прийти к такому заключению, поскольку нам не достает
основного звена — сведений об объеме экспорта и им-
порта. Тот факт, что в самых отдаленных областях Ев-
ропы и Востока находят довольно большое количество
амфор, применявшихся, несомненно, для перевозки ита-
лийских вин, а также ваз, металлических изделий, золо-
тых украшений италийского производства, является важ-
ным доказательством того, что италийская продукция
пользовалась большой известностью и получила очень
широкое распространение. Однако подобные факты не
позволяют прийти к выводу, что этот экспорт являлся
жизненно необходимым для промышленности Италии и
112
что его сокращение нанесло италийскому хозяйству
ущерб, подобный тому, который причинило Великобри-
тании начавшееся в 1918 году резкое сокращение бри-
танского экспорта пряжи и хлопчатобумажных тканей.
2.	Экономическое соперничество провинций является
одним из весьма многочисленных признаков прогресси-
рующего /перемещения жизненных сил империи из Италии
в провинции. К таким признакам, как полагают, отно-
сятся, в частности, следующие обстоятельства: на импе-
раторский престол выдвигаются ставленники провинций,
создается новый слой сенаторской аристократии, изме-
няется состав войска. Соперничество провинций следует
рассматривать не как первопричину упадка страны, кото-
рая на протяжении трех веков господствовала над ми-
ром, а как одно из проявлений этого упадка. Наряду с
этим соперничеством можно указать также на ряд других
явлений, которые приводили к тому же результату (если
ограничиться явлениями, непосредственно связанными с
экономической жизнью): быстрое увеличение и без того
крайне тяжелого налогового гнета, концентрация бо-
гатств, экономические затруднения, вызванные характе-
ром рабовладельческого хозяйства, убыль населения.
Создание и укрепление колоссальной империи, посте-
пенное преобразование старого города-государства в уни-
версальную монархию создали необходимость в таком
административном и военном устройстве, которое резко
отличалось от устройства республиканской эпохи и было
несравненно более сложным и дорогостоящим. Экстра-
ординарные расходы, вызванные войнами, строительством
дорог, общественными работами, а также голодовками
и эпидемиями чумы, всегда, как правило, покрывались
за счет экстраординарных поступлений, в особенности
трофеев, контрибуций, взимаемых за причиненные в ходе
войны убытки, за счет дани, которую получали с поко-
ренных народов, за счет сумм, вырученных от продажи
пленных, а также распродажи конфискованных земель.
Но теперь к экстраординарным присоединяются чрезвы-
чайно тяжелые и все возрастающие постоянные расходы.
Управление огромным государством вызывает необ-
ходимость в создании гораздо более многочисленной, чем
ранее, профессиональной бюрократии, из рядов которой
в значительной своей части вербуется новая аристокра-
8 За':. 1587. Дж. Луццатто
ИЗ
тйя. Представители высшего слоя этой бюрократии
вознаграждаются очень высоким жалованьем. Необхо-
димость охранять границы империи, растянувшиеся на
много тысяч миль, требует создания постоянного войска.
Если к этим расходам прибавить издержки по ремонту
дорог и водопроводов, по раздачам хлеба (frumentatio-
nes) в Риме, то получится сумма, намного превосходив-
шая те доходы с патримония, которые получал импера-
торский фиск, какими бы высокими они ни были. Появи-
лась настоятельная потребность в системе регулярных
прямых и косвенных налогов, которые взимались бы не
только с жителей провинций, как это имело место вна-
чале, но и с населения всей Италии. Для того чтобы
составить себе, по крайней мере, приблизительное пред-
ставление о том, насколько увеличился податной гнет,
достаточно отметить, что в последние годы республики
все обычные доходы составляли сумму, несколько пре-
вышавшую 85 миллионов денариев (причем денарий рав-
нялся 3,90 грамма серебра), а в первый период империи
одни лишь расходы на войско в мирное время повыси-
лись до 100 миллионов денариев. Положение стало не-
сравненно более тяжелым со времен Траяна, когда угроза
нападений извне заставила вести длительные и дорого
стоившие войны в далеких странах. Поэтому с налогопла-
тельщиков провинций и самой Италии взимали всевоз-
можные экстраординарные налоги: производили рекви-
зиции, ставили на постой людей, обязывали поставлять
фураж для лошадей, требовали очень тягостных прину-
дительных работ и повинностей (munera), причем ответ-
ственность за то, чтобы бедняки исправно выполняли эти
повинности, возлагали на богатых. Поскольку в период,
когда сначала в Италии, а позднее и в провинциях на-
чали обнаруживаться тревожные признаки убыли населе-
ния и все больших экономических трудностей, потребность
в подобного рода экстраординарных поборах и службах
неуклонно возрастала, постольку податное бремя станови-
лось еще более тягостным. В конце концов оно подо-
рвало самые основы экономической деятельности и сло-
мило свойственный римлянам дух предпринимательства'.
* * # | !
Согласно общему-мнению, наряду с описанными выше
причинами, одной из самых важных причин, способство-
114
вавших не только моральному разложению римского об-
щества, но и ослаблению его экономической структуры,
является рабство. На первый взгляд кажется, что это
утверждение находится в противоречии с той ролью, ко-
торую, как уже указывалось, рабство играло в разви-
тии сельскохозяйственной и промышленной техники Рима.
Но это только кажущееся противоречие. В самом деле,
в период завоевательных войн, подчинивших Риму Вели-
кую Грецию, Сицилию, все владения Карфагена, Маке-
донию, Грецию, эллинизированный Восток и, наконец,
Египет, приток большого количества рабов, происходив-
ших из стран более высокой культуры и обладавших
поэтому навыками, совершенно неизвестными римским
земледельцам и ремесленникам, землевладельцам и пред-
принимателям, в огромной степени способствовал повы-
шению жизненного уровня, культуры и технических
приемов победителей, а также тому, что некоторые от-
расли промышленности и -само сельское хозяйство при-
обрели характер капиталистического предприятия, рацио-
нально организованного с целью получения прибыли. Од-
нако как только иссяк приток военнопленных, положи-
тельное значение, которое рабство имело в первый пе-
риод, было сведено на нет теми вредными последствиями,
которые являлись непременными спутниками рабства: фи-
зический труд стали считать занятием презренным, и мно-
гие свободные перестали им заниматься, ибо их труд не
мог конкурировать с рабским трудом, и им трудно было
привыкать к работе бок о бок с рабами, на равном положе-
нии с ними, а часто и в подчинении у них. Но главным
злом, коренившимся в самих условиях жизни рабов, было
быстрое и резкое уменьшение рождаемости.
К сожалению, если о свободном населении Италии в
античный период до нас дошли весьма скудные статисти-
ческие сведения, то такого рода сведений о рабах нет
совсем. Однако если принять гипотезу некоторых ученых,
согласно которой в период максимального развития раб-
ства (около середины I века до нашей эры) число рабов
в Италии составляло около двух третей количества сво-
бодного населения, то есть основания предполагать, что
в последующую эпоху внезапно стал ощущаться недо-
статок в рабочей силе. Тот факт, что указанный недоста-
ток восполнить было трудно, вызывал тревогу современ-
ников. С цинизмом и удивительным бессердечием Катон
8*
115
Старший советовал как можно скорее продать раба, если
он стал дряхл и неспособен к труду; Варрон, занимаю-
щий резко отличную позицию, рекомендует значительно
более мягкое обращение с рабами. Как Варрон, так
вслед за ним и Колумелла советуют не препятствовать
сожительству рабов и произведению ими потомства, что
было вызвано, впрочем, не столько естественным чело-
веческим чувством, сколько недостатком в рабочей силе,
а также стремлением внушить рабам необходимую при-
вязанность к земле, которую они обрабатывают. Этой же
необходимостью вызвано появление института пекулия
(peculium—первые упоминания о нем относятся именно
к этому периоду) и практики выделения некоторым ра-
бам участков земли.
Однако в то самое время, когда начали раздаваться
жалобы на недостаток рабской силы, когда количество
рабов стало явно уменьшаться, рабство успело уже почти
полностью уничтожить мелкую собственность земледель-
цев во многих областях Италии и привело к массовому
уходу сельского населения с земли. Легкость, с которой
можно было приобрести рабов в период завоевательных
войн, когда отдельные лица быстро скопили огромные
богатства, послужила, как мы видели, одним из наиболее
сильных стимулов к тому, чтобы крупные собственники
стремились, чего бы это им ни стоило, округлить свои
владения и превратить их в сплошной земельный массив.
Мелкий собственник-земледелец, который имел несчастье
владеть участком, расположенным в непосредственном со-
седстве с крупным владением или — что еще хуже —
вклинивавшимся в такое владение и нарушавшим тем са-
мым его целостность, подвергался наступлению, которое,
велось по всем правилам: могущественный сосед уверенно
шел к цели и достигал ее, соблазняя мелкого собствен-
ника выгодной ценой, предоставляя ему займы под залог
недвижимости (в расчете на то, что тот не сможет вы-
купить свою землю) или же действуя при помощи притес-
нений и угроз. Отняв у мелкого собственника его землю,
он начинал обрабатывать ее трудом своих собственных
рабов. Таким образом, за исключением отдельных слу-
чаев, когда мелким собственникам, лишенным земли,
удавалось остаться на тех же участках в качестве арен-
даторов, у них оставалось всего лишь два выхода: остать-
ся в деревне, чтобы вести там полную случайностей жизнь
116
наемных сельскохозяйственных работников, или же пе-
рейти в Рим (или в какой-нибудь ближайший город).
Вначале, очевидно, они предпочитали уходить в город,
по той причине, что города, находившиеся тогда в стадии
быстрого роста, предлагали работу желающим, а также
вследствие возможности получать, особенно в Риме, свою
долю при раздачах съестных припасов, если и не всегда
даром, то, по крайней мере, по очень низкой цене.
Однако в тот период, когда в результате массового
переселения свободных земледельцев потребность города
в людях была полностью удовлетворена, когда города
стремились уменьшить огромные расходы фиска, связан-
ные с необходимостью кормить чрезмерно большое ко-
личество людей, участвующих во frumentationes, — един-
ственным средством спасения в тот период стала эми-
грация. Действительно, большая часть военных и
гражданских лиц, которые населяли новые колонии, созда-
вавшиеся в провинциях, вербовалась, очевидно, из тех
людей, которые незадолго до этого были свободными
собственниками-земледельцами и теперь с радостью поль-
зовались возможностью вновь — уже за пределами Ита-
лии — обрести утраченную ими собственность. Наряду
с колонизацией, организованной государством, большую
роль играла также не контролируемая государством эми-
грация многих людей, которые отправлялись в провин-
ции, сопровождая должностных лиц, откупщиков, тор-
говцев, или же без определенной цели, в поисках счастья.
Несмотря на то, что количество эмигрантов невоз-
можно определить даже приблизительно, представляется
несомненным, что эмиграция достигла весьма значитель-
ных размеров: главным образом именно благодаря эми-
грации процесс романизации провинций Запада прошел
столь быстро и пустил столь глубокие корни, что впо-
следствии на протяжении столетий и тысячелетий эти
области, несмотря на германские вторжения, оставались
романизованными.
Вскоре на большой части полуострова обнаружились
последствия эмиграции, а равным образом сокращения
рождаемости (уже в правление Августа рождаемость
весьма резко сократилась среди высших классов и, не-
сомненно, столь же резко среди рабов) и последствия
малярии, которая превратила береговую полосу Ма-
реммы,. Понтийскую область и район Тарентского залива
117
в ^безлюдные местности. Уже при Августе жаловались
на недостаток молодежи (penuria juventutis); во время
царствования Нерона Лукан жалуется на то, что города
постепенно пустеют и многие поля заброшены из-за не-
достатка рабочих рук.
Нерва, потрясенный этими бедствиями, назначил боль-
шую для того времени сумму в 60 миллионов сестер-
ций для организации внутренней колонизации; однако по-
следствия этого мероприятия сказывались лишь в тече-
ние короткого периода. Действительно, через несколько
десятилетий Марк Аврелий разместил на землях империи
большие отряды маркоманнов, что свидетельствует о
почти полном обезлюдении этих областей.
Две области Италии, принадлежавшие до III века до
нашей эры включительно к числу наиболее цветущих,
а именно области Анция и Тарента, стали ко времени
Нерона столь безлюдными, что даже выведенные сюда
колонии ветеранов не были в состоянии возродить их. Ко
временам Тиберия и Нерона наряду с тосканской Ма-
реммой, Понтийскими болотами и Великой Грецией Сам-
ний и значительная часть Апулии обезлюдели в такой
же степени, а может быть, даже больше, чем после Гра-
жданских войн. Более того, бедствие, которое ранее
(включая эпоху Траяна и Адриана) поражало лишь выс-
шие классы, рабов и население немногих областей, с на-
чала II века распространяется на все большую терри-
торию и приобретает все более серьезный характер. Даже
Кампания, неизменно остававшаяся одной из самых цве-
тущих и населенных областей полуострова, теперь была
столь сильно охвачена общим бедствием, что города,
уничтоженные при извержении Везувия, не восстанавли-
вались, поскольку в этом уже не было необходимости. Бо-
лее того, несколько позднее даже население Рима так
резко сокращается, что, если верить подсчетам, количе-
ство зерна, расходуемого на пропитание жителей города
в течение одного дня, составлявшее при Августе
14 600 гектолитров падает ко временам Септимия Севера
до 6600 гектолитров.
Паданская равнина, которая дольше всех областей
удерживала свои экономические позиции и где вплоть до
II века население неизменно росло, последней вступила в
полосу упадка. Так, например, Атесте (Эсте), еще в эпоху
Августа находившаяся в цветущем состоянии, позднее
118
наполовину опустела, в Верцеллах (Верчелли), Болонин
(Болонье), Мутине (Модене) и Плаценции в пределах
городской территории имелись обширные пространства
заброшенных земель, покрытых развалинами.
3.	Процесс концентрации богатства был тесно связан
с сокращением народонаселения и ухудшением положения
средних и низших классов общества. Эта концентрация,
возбудившая уже в последний век существования респу-
блики столь серьезную тревогу у современных писателей,
начиная с эпохи Августа и Тиберия принимает несрав-
ненно более грозные размеры и оказывает особенно силь-
ное воздействие на распределение земельной собствен-
ности в самой Италии. Это объясняется тем, что люди,
какого бы происхождения они ни были, разбогатев, стре-
мились попасть в Рим; кроме того, те, кто мечтал о почет-
ной карьере, в силу собственных интересов или некоторых
императорских приказов предпочитал вкладывать капи-
тал в землю в Италии, а не в провинциях.
Образование новой крупной земельной собственности
шло уже не путем более или менее законных оккупаций
общественных земель. Во всей Италии было решительно
утверждено право собственности на землю фиска и част-
ных лиц, получившее надежную защиту законов и орга-
нов государственной власти. Поэтому обычно прибегали
к покупке земли, однако, как уже указывалось, такой по-
купке, при которой покупатель находился, как правило,
в крайне выгодном положении по сравнению с продав-
цом, если последний был мелким собственником-земле-
дельцем или даже средним собственником. Даже с чисто
экономической точки зрения предложение земель,  не-
сомненно, сильно превышало спрос. Поэтому некоторые
императоры, встревоженные исчезновением слоя свобод-
ных граждан, принимали меры к тому, чтобы воспрепят-
ствовать продаже владений и помешать падению цен на
землю. Клавдий, Нерон и Флавий, восприняв идею, вдох-
новлявшую авторов древнейших аграрных законов, од-
нако уже в видоизмененной форме, стремились вернуть
государству общественные земли, незаконно захваченные
частными лицами, для того чтобы разделить их потом на
мелкие наделы и продавать неимущимтражданам. Однако
эти мероприятия, как и все предшествовавшие меры рес-
публиканского периода, не могли привести к желаемому
119
результату. Тогда была предпринята попытка достичь
той же цели другим путем: Нерва добивался этого по-
средством приобретения земель, предназначенных для вос-
становления, хотя бы и в очень скромных масштабах,
мелкой земельной собственности. Траян и Марк Авре-
лий — тем, что они обязали каждого гражданина, зани-
мающего должность, предназначенную для лиц сенатор-
ского сословия, вкладывать в италийскую земельную соб-
ственность не менее одной трети своего патримониального
имущества. Однако, несмотря на то, что этим путем и уда-
лось добиться повышения цен на землю (впрочем, только
временного), мероприятия в области распределения зе-
мельной собственности привели, как мы уже видели, к ре-
зультатам, прямо противоположным желаемым, ибо вы-
шеупомянутая мера способствовала концентрации земли.
В это время хозяйства среднего размера (которыми
непосредственно управляли сами собственники), где вы-
ращивались главным образом виноград, оливки, огород-
ные культуры и фруктовые деревья, были на длительный
срок поражены кризисом перепроизводства вин. Эти хо-
зяйства страдали также от недостатка рабов, на труде
которых зиждилась их организация. Мероприятие До-
мициана, запретившего разведение винограда во многих
провинциях (подобного рода мероприятие носило, не-
сомненно, протекционистский характер), невидимому, не-
сколько улучшило состояние италийского виноделия. Тем
не менее оно было бессильно спасти средних собственни-
ков,. культивировавших виноград и оливки. В самом деле,
поскольку при проведении в жизнь этого запрещения не-
избежно делали множество исключений, не удалось устра-
нить конкуренции со стороны стран Леванта, Испании,
южной Галлии, производивших вина, по качеству не
уступавшие италийским, а следовательно, сельское хо-
зяйство Италии того типа, которое можно назвать товар-
ным хозяйством, не могло в течение долгого времени
выдерживать эту конкуренцию. Поэтому даже собствен-
ники такого рода имений должны были приноровиться
к изменившимся условиям и продать или сдавать в аренду
земли, на которых до тех пор они самостоятельно вели
хозяйство.
Если не считать тех обширных районов — большей
частью горных или болотистых, а зачастую и малярий-
ных, местностей, — которые были заняты исключительно.
12Q
под пастбища, отдельные земельные владения более не
представляли собой единого крупного хозяйства; они со-
храняли старое деление на участки (fundi), нередко на-
зывавшиеся по имени их прежнего владельца и предоста-
вленные большей частью колонам.
Эти характерные черты, приобретаемые, как правило,
крупной собственностью в Италии: дробление на владе-
ния, расположенные в различных областях страны, весьма
часто встречающаяся разобщенность участков даже в
пределах отдельного владения, дробление каждого- владе-
ния на большое количество мелких хозяйств — все это, в
свою очередь, оказало влияние на характер управления
самой собственностью. Действительно, за исключением
наиболее безлюдных областей полуострова, где преобла-
дало скотоводство, практиковавшееся в широких масшта-
бах, и где было возможно централизованное управление
опустевшими землями, порученное одному лицу — проку-
ратору (procurator), которому помогали немногие ado-
res и сравнительно ограниченное число рабов, — во всех
остальных случаях становится невозможным тот тип хо-
зяйства, описанный Барроном и Колумеллой, когда соб-
ственник земли сам непосредственно вел свое хозяй-
ство. Богатые собственники, подобные Плинию Млад-
шему, которые обладали землями в трех или четырех раз-
личных областях, расположенных на далеком расстоя-
нии друг от друга, проводят значительную часть года в
Риме или в одной из своих приморских вилл (за исклю-
чением тех случаев, когда их не посылают в провинции
с важными и деликатными поручениями) и лишены воз-
можности взять на себя ведение собственного хозяйства и
связанные с ним риск и трудности. Даже если бы они
этого хотели, они не смогли бы сами вести свое хозяйство
из-за недостатка рабочих рук, а также управляющих, ко-
торые были необходимы для разбросанных владений.
Можно было бы прибегнуть к крайнему средству, которое
состояло в том, чтобы превратить все земли в пастбище,
но к нему до- периода германских вторжений не прибе-
гали ни в одной из областей Италии, 'где процветала го-
родская жизнь и где продолжали заниматься выращива-
нием традиционных сельскохозяйственных культур, хотя
и -в несравненно меньшей степени. Следовательно, у тех
крупных собственников, которые не желали прибегнуть
к этому крайнему средству, оставалось только два
121
выхода: сдать отдельные земельные участки в аренду или
же перейти -к смешанному типу хозяйства, заключавше-
муся в том, что ближайшие к вилле земли попрежнему
обрабатывались под руководством самого собственника,
а более отдаленные земли раздавались в аренду лицам,
которые непосредственно сами вели свое хозяйство. Си-
стема крупной аренды, предоставляемой предпринима-
телю капиталистического типа, широко практиковалась в
провинциях на императорских землях, но никогда не на-
ходила благоприятной почвы в Италии. Это объясняется,
может быть, тем, что городская буржуазия не проявляла
достаточного интереса к сельскому хозяйству, и, в значи-
тельно большей степени — низким уровнем культуры
сельского населения: оно, едва ли было способно выдви-
нуть из своей среды людей, которые смогли бы взять на
себя управление крупным хозяйством.
4.	Следовательно, быстрое распространение мелкой
аренды, все более широкая замена рабского труда в
земледелии трудом колонов — все это представляет наи-
более общую и характерную черту аграрных отношений
в эпоху империи как в Италии, так и в провинциях.
В настоящее время самым широким признанием поль-
зуется теория, согласно которой колонат возник из сво-
бодной аренды; впрочем, признание этого тезиса не ис-
ключает того- факта, что в значительно- более позднюю
эпоху со свободными колонами отождествляли вольно-
отпущенников и даже тех рабов, которых наделяли домом
и земельным участком; здесь они должны были жить и
вести самостоятельное хозяйство-, причем юридическое
положение рабов в результате этого не менялось. Сво-
бодные арендаторы, бывшие предшественниками колонов,
в свою очередь, по-видимому, произошли (по крайней
мере, частично) из категории сельскохозяйственных ра-
ботников, полностью или почти -полностью лишенных иму-
щества. В самом деле, Катон, который ни разу не упоми-
нает о свободных арендаторах, говорит зато о простых
наемных работниках — о поденщиках, которых виллик
нанимает лично или через подрядчика, заключая договор
о найме целой группы работников. Подрядчик постоянно
переходит с места на место. и предлагает свои услуги
собственнику или его виллику в те периоды, когда для
сельских работ требуется количество рабочих рук, значи-
122
тельно превышающее возможности familia rustica. Суще-
ствует гипотеза, согласно- которой наемные работники Ка-
тона были потомками тех свободных земледельцев, кото-
рые некогда получали по гектара или максимально
Г3/4 гектара общественного поля на каждого человека
(viritim), то есть количество земли, которое не могло
обеспечить их существования, и были поэтому вынуждены
продавать свою рабочую силу соседним земельным соб-
ственникам (в таком же положении находятся в настоя-
щее время крестьяне Южной Италии, которые получили
ничтожную долю при разделе домениальных земель и
обречены в течение значительной части года вести тяже-
лую жизнь батрака). Всякому, кто- хоть в какой-то мере
знаком с положением крестьянства Южной Италии, вы-
шеприведенная концепция не покажется слишком смелой.
Однако-, с другой стороны, весьма возможно, что многие
колоны, в особенности в Паданской равнине и северной
Этрурии, произошли от тех мелких собственников-земле-
дельцев, которым после продажи принадлежавшей им
земли удалось остаться на ней в качестве арендаторов.
Во времена Варрона и Колумеллы колон уплачивал
ежегодную арендную плату в денежной форме, или в
форме продуктов, или же частью деньгами, а частью
продуктами. У Катона есть два указания, которые иссле-
дователи пытались истолковать -в качестве доказательства
того, что уже в период Катона колоны вносили арендную
плату частью произведенных ими продуктов. В действи-
тельности, однако-, эти указания относятся только- к опре-
деленным видам работ, выполнявшимся пришлыми ра-
ботниками, которые получали вознаграждение в виде
доли урожая. Как отмечалось выше, два века спустя
Плиний Младший говорит о- введении арендной платы
продуктами, как о совершенно- новом явлении, возникшем
в качестве следствия непрерывного- роста задолженности
по арендной плате, так как эта задолженность стала, по
общему мнению, постоянным злом.
Не подлежит сомнению, что со II века нашей эры в
Италии господствующей формой хозяйства были мелкие
хозяйства, предоставляемые в аренду колонам. Однако
вопрос об экономической организации крупной собствен-
ности в тот период является спорным и представляет со-
бой предмет дискуссии. Если до I века нашей эры вклю-
чительно источники значительно лучше освещают историю
123
Италии, чем провинций, то в рассматриваемый нами
период, к сожалению, источников, касающихся Египта и
Африки, гораздо больше, чем по Италии. Поэтому трудно
решить вопрос, имеем ли мы право распространить также
и на Италию выводы относительно организации крупных
императорских доменов (а может быть, также и крупной
земельной собственности отдельных частных лиц) в рим-
ской Африке, к которым, следуя за Моммзеном и Фю-
стель де Куланжем, пришли ученые.
Даже в столь кратком очерке, каким является данная
книга, эту проблему следует рассмотреть, поскольку
именно она дает возможность представить себе организа-
цию земельной собственности и в основных чертах струк-
туру всего хозяйства раннего средневековья.
Отправным пунктом этих исследований стала надпись,
содержащая декрет императора Коммода относительно
Бурунитанского сальтуса (Saltus Burunitanus, Тунис).
Данным декретом Коммод, уступая просьбам колонов
этого императорского домена, страдавших от произвола
прокураторов (procuratores), запретил прокураторам
(которые, как мы узнаем из другой надписи, вопреки
закону Адриана, нередко требовали от колонов, чтобы те
работали — вручную или с упряжкой быков — вдвое
больше, чем это полагалось) совершать подобного рода
злоупотребления. Согласно декрету, колоны должны были
работать строго фиксированное количество! дней в году,
которое не должно было превышать 2 дней работы в году
на пахоте, 2 дней — на прополке и 2 дней — на жатве.
Эта система, которая во II веке достигает полного раз-
вития в африканских сальтусах и несколько позднее
встречается в галло-романской вилле (villa), предполагает
раздел крупного земельного владения на две части: в его
центре находится вилла (в Африке часто носившая назва-
ние praetorium), где живет procurator или conductor импе-
раторского домена или же сам собственник обширного
владения; вокруг нее расположены строения, где живут
actores (управляющие), а также расположены поселения
(vici) или отдельные дома, где живут колоны.
Население сельской местности делится на две катего-
рии: 1) рабы (familia), которые живут группами либо в
строениях, принадлежащих к вилле, либо в укреплениях;
они получают от хозяина пищу и одежду и работают на
него столько, сколько он пожелает, и на той земле, кото-
124
рую он укажет; 2) колоны; каждому из них предостав-
ляется участок земли; они живут в хижинах, построенных
на самих участках, или селятся целыми деревнями. В со-
ответствии с подразделением земледельцев земли также
делятся на две категории: часть их раздроблена на участки,
с которых несут повинности колоны, а вторая часть нахо-
дится в непосредственном управлении собственника или
прокуратора и обрабатывается трудом сельских рабов,
а также колонов, несущих отработочные повинности. В
самом деле, колоны были обязаны платить землевла-
дельцу так называемые partes agrariae, которые в среднем,
насколько нам известно, составляли третью часть урожая,
а также в течение нескольких дней в году работать на
барской земле самим, а иногда и с собственной упряжкой
быков на пахоте, прополке и жатве.
Правда, рабов еще было довольно- много-, и отрабо-
точные повинности колонов (ограниченные лишь 6—
12 днями в году) еще не достигли того объема и значе-
ния, которые они имели в последний век существования
Западной Римской империи и в течение всего раннего
средневековья. Однако уже тот факт, что прокураторы
прилагали все усилия, чтобы произвольно увеличить раз-
мер повинностей, ясно показывает, что повинности рас-
сматривались в качестве одного из средств, необходимых
для сохранения остатков такого типа хозяйства (хозяй-
ства, находившегося в непосредственном ведении соб-
ственника виллы), который был характерен для предше-
ствовавшей эпохи.
Несмотря на то, что в нашем распоряжении есть
данные, позволяющие утверждать, что сальтус существо-
вал также и в Италии — в Калабрии, Апулии, эмилиан-
ских Апеннинах, — здесь, однако, под сальтусом всегда
подразумевается хозяйство совсем иного типа — обшир-
ные малонаселенные земли, оставленные под пастбище и
лес. Представляется более вероятным, что хозяйство, по-
добное африканским сальтусам, создавалось в обширных
императорских доменах; но мы обладаем только данными
значительно более позднего времени, свидетельствую-
щими о- хозяйстве такого типа (эти данные относятся
к VI веку нашей эры, когда многие из императорских
доменов перешли в руки церкви). Поэтому, хотя мы и не
можем утверждать, что во II и III веках в Италии
существовала крупная собственность типа африканских
125
сальтусов, у нас есть, однако, основания предполагать, что
и в Италии, несмотря на то, что господствующим видом
хозяйства была здесь мелкая аренда, причем колоны,
арендующие земли, платили арендную плату деньгами
или из части продукта, сохранилось также хозяйство, не-
посредственно подчиненное собственнику; арендная си-
стема может рассматриваться как средство, к которому
прибегали с целью сохранить это хозяйство хотя бы ча-
стично.	'
Поэтому ПО' отношению к Италии II и III веков также
можно говорить о существовании таких хозяйственных
организмов, как вилла, однако не в том смысле, в каком
мы говорим о галло-римской вилле. В Галлии земельное
владение было почти совершенно' самостоятельной эконо-
мической единицей; вилла собственника, со всеми ее
складами, хлевами, амбарами, мастерскими, с рабами,
которые работали в качестве ремесленников, обрабаты-
вали землю или ухаживали за скотом, имела в качестве
необходимого дополнения участки колонов, обязанных
повинностями; колоны отдавали часть урожая, а также
выполняли многочисленные транспортные службы и наи-
более тяжелые сельскохозяйственные работы.
Что касается Италии, где города сохранили свои эко-
номические функции, то здесь крупное поместье не могло
превратиться в совершенно замкнутый хозяйственный
организм, и если в отдельных случаях даже по отноше-
нию ко II и III векам еще можно говорить о хозяйстве
виллы, этому термину следует придавать тот смысл, в
котором он применялся на протяжении двух предшество-
вавших веков. В некоторых областях полуострова, осо-
бенно в тех районах, которые более всего подходили для
культивирования винограда и оливки, продолжали су-
ществовать многочисленные виллы, по своему характеру
не отличавшиеся от вилл времен Варрона и Колумеллы
(что полностью подтверждается материалом раскопок,
произведенных в Помпеях и соседних с ними городах).
Несмотря на то, что villa nrbara — местопребывание соб-
ственника, где тот мог отдохнуть и развлечься, —стала
заметно вытеснять виллу как хозяйственную единицу, то
есть villa rustica, последняя сохранила еще определен-
ное экономическое значение в качестве административ-
ного и культурного центра всего поместья, а также в ка-
честве места, 'где хранились и подвергались переработке
126
как сельскохозяйственные продукты, полученные на тер-
ритории, непосредственно управляемой собственником,
так и те продукты, которые собирали с колонов.
Структура хозяйства этого периода отличалась от
строения хозяйства в предшествовавшую эпоху только тем,
что площадь земель, сдаваемых в денежную аренду или в
аренду из части урожая, увеличивалась, и соответственно
уменьшались размеры господокой земли (pars dominica).
5.	Почти повсеместное возвращение к мелкому хозяй-
ству, которое теоретически может казаться прогрессив-
ным, в действительности было показателем надвигающе-
гося упадка италийского сельского хозяйства. Мелкие
держатели, которым теперь предоставлялась большая
часть обрабатываемых земель, находились в крайне бед-
ственном положении и не располагали сельскохозяйствен-
ным инвентарем и необходимыми для ведения хозяйства
средствами, а также не обладали и нужными техниче-
скими знаниями. Предоставленные самим себе, под над-
зором одного только управляющего (actor), который был
поставлен собственником поместья отнюдь не для того-,
чтобы руководить сельскохозяйственными работами, а с
целью следить за правильным поступлением причитаю-
щейся собственнику доли урожая, эти мелкие съемщики
и колоны-издольщики вынуждены были отдавать предпо-
чтение тем культурам, которые могли их прокормить.
Следовательно, возврат к натуральному хозяйству, глав-
ной целью которого было- производство- для непосред-
ственного потребления, был обусловлен не только
конкуренцией провинций и вызванным ею кризисом ита-
лийского виноделия и производства оливкового масла, но
также дроблением и замкнутостью мелких хозяйств
(этот -процесс еще более усилился благодаря частой порче
монеты, препятствовавшей правильному развитию тор-
говли) .
Таким образом, в пределах одной и той же террито-
рии одновременно существовало два мира, почти пол-
ностью изолированных друг от друга. Один мир пред-
ставляла собой вилла и окружающие ее земли, где соб-
ственник или назначенный им управляющий стремились
производить те сельскохозяйственные продукты, кото-
рые предназначались главным образом на продажу, со-
четая виноградарство с садоводством, хлебопашеством,
127
луговодством, огородничеством и стойловым животновод-
ством. Но в этом стремлении не отходить от лучших тра-
диций римского сельского хозяйства и следовать указа-
ниям классических трудов по сельскому хозяйству —
указаниям, носившим частично эмпирический, а частично
рациональный характер, — землевладельцы наталкива-
лись на все большие трудности. К числу этих трудностей
относятся невозможность экспорта продуктов, сужение
емкости городских рынков, недостаток и высокая стои-
мость рабов, а также низкая производительность раб-
ского труда и, наконец, все более тягостная фискальная
политика.
Другой мир представляли земли, переданные колонам,
принимавшим лишь пассивное участие в этой все более
сокращавшейся торговле, так как на рынок шла только
та доля урожая, которая предназначалась собственнику.
Земли колонов неизбежно должны были давать все
меньший и меньший урожай. Это объяснялось отсут-
ствием севооборота; земля никогда не оставалась под па-
ром, а кроме того, хорошей обработке земли и над-
лежащему ее удобрению препятствовал недостаток ра-
бочего скота.
В дальнейшем, когда упадок италийских городов ли-
шил крупных собственников даже того рынка.сбыта, ко-
торый представляли собой небольшие городские рынки,
у них остался единственный выход, чтобы избежать пол-
ной гибели своего хозяйства, а также остановить расту-
щее обезлюдение земель: организовать хозяйство' по
образцу императорских доменов и крупных частных име-
ний провинций. Крупные землевладельцы отныне стреми-
лись установить между обеими частями земельного вла-
дения более тесную связь и тем самым создать хозяй-
ственную единицу, которая носила бы возможно более
замкнутый характер.
Значительно раньше, чем полуостровная часть Ита-
лии, на этот путь вступили Сицилия и Сардиния, где воз-
никли крупнейшие императорские поместья, а также по-
местья частных лиц. Организация этих поместий мало
отличалась от организации африканских сальтусов. Это,
быть может, отчасти объясняется тем влиянием, которое
оказали здесь бывшие карфагенские владения, а в го-
раздо большей степени сходством географических усло-
вий и состояния народонаселения.
128
Особое положение занимали области Северной Ита-
лии, которые вплоть до II века до нашей эры были более
отсталыми по сравнению с Центральной и Южной Ита-
лией, но после завоевания трансальпийских районов
смогли извлечь преимущество из того факта, что они ока-
зались расположенными на важных путях, соединявших
эти районы с Римом. Теперь они могли полностью исполь-
зовать результаты тех крупных работ по строительству
водных сооружений, которые велись здесь в первый пе-
риод империи, извлечь выгоды из широкой колонизации,
результатом которой было известное увеличение населе-
ния, а также и из того факта, что- мелкая собственность
отличалась здесь большей стойкостью и жизнеспособ-
ностью. Но главная причина того, что сельское хозяй-
ство Северной Италии очень долго оставалось в лучшем
положении, чем сельское хозяйство- Центральной Италии,
заключалась в следующем: в североитальянских областях
выросло значительное количество городов, достигших
своего наивысшего- расцвета именно- во- II и III веках
нашей эры; в этих городах имелась зажиточная, а за-
частую очень богатая буржуазия, которая владела боль-
шой частью окрестной территории. И в Северной Италии
крупная собственность стала господствующим видом соб-
ственности, но здесь наряду с крупной гораздо- дольше
сохранилась мелкая собственность земледельцев, а также
поддерживались более тесные сношения между живущим
в городе собственником земли и его арендаторами или
колонами.
$ $ $
Упадок италийского сельского хозяйства, составляв-
ший в течение этих двух веков предмет постоянных жа-
лоб современников, особенно сильно ощущался в тех
областях, которые в предшествовавший период достигли
своего- наивысшего расцвета. Он был непосредственно
связан с сокращением промышленности и торговли зна-
чительной части италийских городов, с прогрессирующим
упадком жизненного- уровня населения этих городов, ко-
торый начался с эпохи Антонинов. Италийские города по-
страдали от распространения цивилизации и развития
городов в западных провинциях, и пострадали, может
быть, даже в гораздо большей степени, чем сельское хо-
зяйство. Поскольку каждый из провинциальных городов
9 Зак. 158'7. Дж. Луццатто 129
стремился прежде всего удовлетворять свои собственные
нужды, а многие из них превратились, в свою очередь, в
центры мелкого производства, рассчитанного на экспорт,
Италия перестала быть поставщиком ремесленных изде-
лий для других стран Запада. Отдельные товары, такие,
например, как шерстяные ткани Тарента, а также Пата-
вия и других городских центров Северной Италии, по-
прежнему высоко ценились и находили сбыт даже за
пределами Италии; однако в таких отраслях, как произ-
водство’ стеклянных и керамических изделий, ламп, ме-
таллической посуды, Италия утратила свое господствую-
щее положение. Это не значит, что производство всех
этих предметов в городах Италии прекратилось, однако
теперь оно было рассчитано' исключительно' на локаль-
ный рынок, и притом на покупателей, жизненный уровень
которых был несравненно более низким и которые от-
нюдь не обладали утонченным вкусом. Поэтому начиная
со II века нашей эры технические и художественные до-
стоинства италийской продукции резко ухудшились.
Исключение составляли некоторые города Северной
Италии, где во II веке и даже в течение значительной
части III века отдельные отрасли производства попреж-
нему находились в цветущем состоянии. Первое место
среди них занимало’ производство шерстяных тканей,
распространенное в Эмилии (Мутине и Парме), Ломбар-
дии (особенно в Коме) и в области Венето (около Пата-
вия, Альтина и Аквилеи). Довольно широкую извест-
ность получили ткани Пармы и туники Патавия.
Источники содержат скудные сведения относительно
производства льняных тканей. Следует, однако, отметить
тот факт, что все дошедшие до нас свидетельства источ-
ников по этому вопросу относятся к Ломбардской низ-
менности; это вполне естественно, ибо данная область по-
ставляла большую часть сырья для производства льняных
тканей.
Из числа городов Северной Италии в этот период
своего максимального развития достигла Аквилея — не
только в сфере торговли, НО' и в сфере промышленности.
Торговля Аквилеи, оказавшаяся в благоприятных усло-
виях вследствие того значения, которое получили для
Рима во времена Траяна и Марка Аврелия области сред-
него и нижнего’ Дуная, стимулировала, в свою очередь,
рост ее промышленной продукции. Разрабатывавшиеся в
130
Норике богатые залежи руды, содержащей металлы,
служили сырьем для производства в Аквилее оружия,
а также предметов из стали, железа и бронзы. Наряду
с металлургическими предприятиями здесь процветали
мелкие ювелирные мастерские, стекольное производство',
большие кирпичные заводы, мастерские изделий из ян-
таря, доставлявшегося с побережья Балтийского' моря.
Однако расцвет отдельных городов северо-восточной
Италии, которые позднее первыми приняли на себя удар
варварских вторжений, не меняет существенно того
общего впечатления застоя, слабости и упадка в полном
смысле этого слова, которое создается при рассмотрении
италийской экономической жизни во второй половине
III века нашей эры. Весьма характерным симптомом из-
менившейся ситуации был происшедший несколько
раньше быстрый упадок Путеол, которые в течение дол-
гого времени оставались главным торговым портом полу-
острова и рынком сбыта для самой богатой области Ита-
лии. Упадок этого кампанского порта отчасти был свя-
зан с крупными работами, предпринятыми ш> приказу
императора Клавдия в гавани Остии, поскольку обязан-
ность снабжать столицу, ранее принадлежавшая Путео-
лам, теперь перешла к Остии. Однако' упадок Путеол был
в гораздо большей степени вызван быстрым сокращением
экспорта сельскохозяйственных и промышленных продук-
тов, который ранее обеспечивал первенство этого порта,
ибо он давал судовладельцам возможность запасаться
для обратного' плавания ценным грузом, совершенно от-
сутствовавшим в Остии. Поэтому окончательный упадок
Путеол является признаком общего упадка Кампании.
Однако' порт Остии, предназначавшийся исключи-
тельно для снабжения столицы, не мог заменить Путеол,
торговая деятельность которых была более сложной и
всесторонней. Ему пришлось разделить судьбу огромного
города, которому он был обязан своим возвышением; как
только' Рим перестал играть роль политического, админи-
стративного', религиозного и культурного' центра, где не
только концентрировались большие суммы денег, но и со-
здавались самые крупные состояния во всей империи,
Остия пришла в окончательный упадок. Впрочем, усло-
вия, превратившие Рим в самый богатый город всего ци-
вилизованного мира, исчезли раньше, чем Рим фактиче-
ски перестал быть столицей империи и оставался ею лишь
9*	131
формально. Возможности быстрого накопления богат-
ства все более сокращались: за редким исключением, пре-
кратились случаи распродажи огромных масс военно-
пленных, и даже обычная торговля рабами заметно со-
кратилась. Практика отдачи на откуп прямых налогов
прекратилась, деятельность откупщиков, взявших на от-
куп таможенные пошлины и другие косвенные налоги,
находилась под контролем государства, вследствие чего
откупщики не могли уже получать огромные прибыли,
как это было в предшествовавший период. Провинции
перестали быть легко доступным объектом эксплуатации,
местом обогащения римских граждан. Со времен Траяна
войны, которые вела империя, лишь в совершенно исклю-
чительных случаях приносили богатую добычу, часто они
заканчивались бесславным миром и были сопряжены
с огромными затратами. Управление императорскими
доменами все реже отдавалось на откуп, но даже и в тех
случаях, когда старая система откупов сохранялась,
conductores были большей частью провинциалами, кото-
рые жили в своих провинциях и находились под стро-
гим надзором императорских должностных лиц—про-
кураторов.
ГЛАВА V
ВОСТОЧНЫЙ ДЕСПОТИЗМ И ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА
РЕОРГАНИЗАЦИИ ИМПЕРИИ. КРУШЕНИЕ ЗАПАДНОЙ
РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
1. Военная анархия во второй половине III века нашей эры. Денеж-
ный кризис. Пиратство и разбой. Расстройство экономики и недоста-
ток рабочих рук. 2. Восстановительная деятельность Аврелиана, Дио-
клетиана и Константина. Денежная реформа. 3. Закрепощение част-
ных лиц и регулирование их деятельности в интересах государства.
Корпорации, обладавшие монополией в различных отраслях промыш-
ленности и носившие принудительный характер. 4. Прикрепление
колонов к земле. 5. Последствия политики иллирийских императо-
ров — временное восстановление порядка и оживление экономиче-
ской деятельности. 6. Ухудшение положения империи и постепенное
углубление кризиса со второй половины IV века нашей эры
1. Внешний блеск, который еще в середине III века
нашей эры сохраняла столица, расцвет многих городов
Цизальпинской Галлии и провинций Запада и Востока,
именно в этот период достигших, очевидно, наивысшего
расцвета, — все это не смогло, однако, скрыть причин
упадка, коренившихся в самой структуре империи и под-
тачивавших ее устои.
К этому времени обнаружились еще более серьезные
признаки того, что существовавшее до сих пор равно-
весие между метрополией и завоеванными областями
нарушено, что Рим отныне неспособен сохранить свое
значение административного центра огромной империи.
Когда Каракалла, руководствуясь не вполне ясными для
нас и, вероятно, не совсем бескорыстными мотивами,
в 222 году нашей эры предоставил право гражданства
всем свободным жителям провинций, он не внес тем
самым никаких существенных изменений в сложившуюся
обстановку как потому, что это понятие — право граждан-
ства — стало пустым звуком и не имело уже никакого
политического содержания, так и потому, что фактически
провинциалы уже преобладали во всех основных государ-
ственных органах Римской империи: в войске, в бюрокра-
тическом аппарате и на самом императорском престоле.
Несмотря на то, что со времен правления Авгу-
ста Рим был вынужден отказаться от своего господ-
133
ствующего положения, от положения города-властелина,
который видел в населении необъятных завоеванных
территорий только побежденных, только подданных, он
более столетия сохранял, тем не менее,' свою огром-
ную притягательную силу, которая привлекала к нему
лучших представителей провинций, стремившихся факти-
чески и юридически превратиться в настоящих римлян.
Однако даже в эпоху своего наивысшего расцвета Риму
не удалось стать столицей империи в подлинном смысле
этого слова, так как он не смог стать центром экономи-
ческим, центром производственной деятельности. По
мере того как в Италии слабела, а в провинциях все
более оживлялась экономическая деятельность и про-
буждался дух предприимчивости, провинции начали
болезненно ощущать гнет столицы, стоившей чрезвы-
чайно дорого и требовавшей с них величайших и ничем
не оправданных жертв. Это не привело к широкому сепа-
ратистскому движению, целью которого было добиться
более широкой автономии провинций, однако участились
мятежи, принимавшие большей частью чрезвычайно
опасный характер, поскольку они представляли собой
восстания солдат, невербованных в провинциях. Эти
восстания привели к возобновлению гражданских войн и
достигли своего апогея в тот печальный период, который
именно поэтому и называется периодом военной анархии.
В качестве реакции на паразитизм Рима возник дру-
гой и притом худший вид паразитизма, и это было своего
рода возмездием: каждый из императоров, обязанный
троном своим солдатам, был вынужден вознаграждать их
и привлекать к себе путем непрерывных увеличений сол-
датского жалованья. Налоговый гнет становился из года
в год все более невыносимым, в особенности потому, что
чаще всего взимались не регулярные налоги, равномерно
взимаемые законным путем, а экстраординарные поборы
и нередко произвольные службы и поставки (munera),
которыми время от времени облагали отдельные города,
отдельные группы лиц определенной профессии или
отдельных лиц. При этом на Западе распространялась
понемногу система, заимствованная, вероятно, в древних
восточных монархиях, на основании которой наиболее
богатые люди каждого города должны были отвечать
своим имуществом, если требуемые суммы налогов не
поступали в казну.
134
2. Денежный кризис являлся самым серьезным симп-
томом того бедственного' финансового положения, кото-
рое было вызвано войнами за пределами империи, вновь
вспыхнувшими гражданскими войнами и военной анар-
хией.
В период от правления Юлия Цезаря до правления
Нерона порча монеты не принимала серьезных размеров:
содержание золота в золотом (aureus) понизилось с 8,18
до 7,4 грамма, а содержание серебра в денарии — с 3,90
до 3,21 грамма. Но со времен последних Антонинов порча
монеты привела к резкому ухудшению ее качества: во
времена правления Септимия Севера золотая монета
содержала от 50 до 60 процентов примеси и чеканилась
лишь в самом небольшом .количестве; такой же, если
не еще бдлыпей, порче подверглась и серебряная монета:
денарий содержал уже менее 2 граммов серебра. Но
самое критическое положение сложилось несколько позд-
нее, при Каракалле, заменившем древний денарий своим
пресловутым antoninianus, в котором примесь достигла
90 процентов, а позднее даже 98,5 процента от общего
веса монеты, иными словами, это была бронзовая монета,
слегка покрытая серебром.
Огромные затруднения, грозившие расстройством
всего общественного и частного хозяйства, пытались
устранить начиная с правления Септимия Севера по-
средством введения государственного курса серебряной
монеты, позднее ставшего принудительным. Но это пре-
вращение металлической монеты в монету, практически
игравшую роль бумажных денег, которой государство
придало определенную ценность, было вскоре сведено
на нет самим фиском, ибо он не принимал более в уплату
налога монет, которые чеканились на государственных
монетных дворах, и требовал, чтобы, по крайней мере,
часть налогов и податей уплачивалась натурой. В то же
самое время обнаружился острый недостаток средств
обращения, неизбежно сопутствующий всем наиболее
серьезным денежным кризисам. Его следствием было
появление наряду с денежным обращением, официально
признанным государством, обращения различного рода
ценных бумаг частного характера, служивших пла-
тежным средством и употреблявшихся при обмене и
уплате небольших сумм. В конечном итоге, наступила
полная денежная анархия, которая вместе с политической
135
и военной анархией привела к обострению социальных
потрясений.
Все это наносило огромный вред торговле и всем
остальным видам экономической деятельности, что усу-
гублялось другими последствиями междоусобных войн и
упадком государственной власти. В то же время морской
торговле вновь начали угрожать пираты, а сухопутные
дороги стали небезопасны благодаря участившимся слу-
чаям разбоя. Поэтому экономика также и тех провинций
(включая сюда и Египет), которые до этого времени на-
ходились в состоянии относительного благополучия, на-
чинает приходить в упадок. Увеличение податного бре-
мени, падавшего на хозяйство частных лиц, и без того
сильно подорванное, вызвало настоящее бегство налого-
плательщиков. Они бросали свои занятия и даже свое
имущество, чтобы спастись от налогового гнета, став-
шего отныне невыносимым. Итак, наступил период край-
него расстройства экономики; обезлюдели города, опу-
стели поля, так как нехват'ало рабочих рук; наряду
с сокращением торговли наблюдался возврат к типич-
ным формам натурального хозяйства.
Становилось все более ясным, что подобное положе-
ние создалось не только в областях Центральной и
Южной Италии, Сицилии и Сардинии, Греции и Македо-
нии, прежде всего пострадавших в силу изменившихся
условий, но и в самых цветущих провинциях империи.
Галлия была потрясена в конце III века грозным вос-
станием земледельцев, вызванным крайней нищетой,
в которую впало и сельское население этой области, где
значительная часть земель была заброшена, преврати-
лась в болота и покрылась лесом. В те же самые годы
в промышленности и сельском хозяйстве Испании ощу-
щался острый недостаток в рабочей силе, и крупнейший
из ее портов — Гадес (Кадис) — превратился в се-
ление, по размерам своим немногим превосходившее
деревню.
Недостаток рабочих рук стал ощущаться также в го-
родском ремесле; постепенно недостаток населения стал
сказываться во всех сферах общественной и частной
жизни. Для предотвращения этого бедствия сначала в по-
граничных районах, а потом и в центральных областях
начали вербовать варваров в ряды войска, превращать их
5 колонов; мало-помалу варвары получили возможность
136
занимать наиболее высокие и доходные государственные
должности.
Но, несмотря на эти меры, резко противоречив-
шие всем традициям римской экономики, нельзя было
заполнить зияющие бреши в государственной системе и
экономике империи, вследствие чего Рим был вынужден
лишь взирать на то, как уменьшалась его военная мощь
и таяли финансы.
2.	Правда, даже в самые тяжелые годы военной анар-
хии упадок ремесла и сельского хозяйства не был полным.
Как только в какой-либо местности прекращались войны
и наступало затишье, обнаруживалось, что многие из
прежних отраслей промышленности и сельского хозяй-
ства уцелели, сохранив свою организацию, ставшую уже
традиционной. Однако состояние анархии порождало
неуверенность в завтрашнем дне, становилось из года
в год все более невыносимым и грозило парализовать все
формы организованного производства и торговли. Все
это заставляло стремиться к созданию твердой и сильной
власти, которая сверху, путем принудительных мер, ценой
принесения в жертву интересам государства всех прав
отдельных граждан смогла бы восстановить порядок,
обеспечить внешнюю и внутреннюю безопасность, а также
экономическую устойчивость.
Именно в тот момент, когда крушение римских инсти-
тутов и римской цивилизации казалось неминуемым, на
императорский престол один за другим взошли несколько
императоров, отличавшихся большой энергией; они поста-
вили своей целью упрочить и восстановить рушащееся
здание империи, и их усилия увенчались успехом. В ряду
этих императоров выделяются прежде всего Аврелиан,
Диоклетиан и Константин. Убежденные в том, что пер-
вым и необходимым условием восстановления империи
является укрепление государственной власти, они при-
менили принципы и методы восточного деспотизма и
справились со своей задачей. Они не только целиком
сосредоточили в своих руках политическую, военную и
административную власть, но и установили строгий кон-
троль над всей экономикой, что привело, в конечном итоге,
к так называемой «бюрократизации хозяйства».
Чтобы внести некоторый порядок в экономическую
жизнь, следовало прежде всего решить денежную
137
проблему. Нельзя было возродить торговлю, столь необ-
ходимую для того, чтобы оживить производство, пока
отсутствовала стабильная монета, которая вновь заслу-
жила бы общее доверие. Уже Аврелиан пытался решить
эту проблему, устранив злоупотребление тех, кто взял
на откуп чеканку монеты.
Диоклетиан, полагая, что лучшее средство исправить
зло — это прекратить систематическую порчу монеты и
начать вновь чеканку золотой и серебряной высокопроб-
ной монеты, номинальная признанная государством
стоимость которой соответствовала бы ее реальной стои-
мости, решил провести более радикальную реформу.
Однако эта реформа, превосходная по своему за-
мыслу, была в тот период преждевременной. Aureus
Диоклетиана, содержавший вначале до 4,67 грамма
чистого золота, количество которого было несколько позд-
нее доведено до 5,45 грамма, а равным образом его
argenteus (древний денарий), теперь снова как и при
Нероне, содержавший 3,41 грамма серебра, сразу же
исчезли из обращения, поскольку их прятали, превращая
в сокровища. Поэтому самому Диоклетиану пришлось
отдать приказ о чеканке разменной монеты, которая
могла служить средством обращения, несмотря на то,
что была значительно более низкой реальной стои-
мости.
Всего лишь несколько лет спустя, когда окончание
гражданских войн, а также административная и эконо-
мическая реорганизация империи создали более благо-
приятную обстановку для денежной реформы, Констан-
тину удалось, и притом с большим успехом, провести
в жизнь программу Диоклетиана: он приступил к че-
канке солида (solidus), содержащего до 4,48 грамма
чистого золота, который делился на 24 серебряных
siliquae; тем самым была создана основа монетной
системы, которая продержалась в течение ряда веков
в Позднеримской, а затем в Византийской империи и
в бассейне Средиземного моря.
Неудача реформы Диоклетиана, вынужденного пу-
стить в обращение низкопробные монеты, государствен-
ный курс которых значительно превышал их реальную
стоимость, вызвала повышение цен; поэтому Диоклетиан
указом 301 года установил единый общеобязательный
тариф рыночных цен и заработной платы, как пишет один
138
современный ему писатель, «издал указ о дешевых
ценах».
Этот указ мог бы достичь своей цели, если бы одно-
временно произошла стабилизация монеты; однако каче-
ство ее продолжало ухудшаться, а следовательно, и цены
продолжали расти, несмотря на усилия, которые при-
лагал Диоклетиан.
3.	Более успешными, чем попытки денежной реформы
и установления твердых цен, были мероприятия Диокле-
тиана и Константина, направленные на нормализацию
экономической жизни; исходя из финансовых и военных
нужд государства, они стремились упрочить и объеди-
нить в органически единое целое институты и обычаи,
возникшие еще в предшествовавшую эпоху. Их много-
численные декреты имели целью концентрацию всех сил
и всех функций государства. Взяв за образец крупные
восточные монархии, они создали такую социально-эко-
номическую систему, при которой каждый гражданин
считался как бы на службе государства. Никто не имел
права выйти из той социальной категории и уклониться от
той деятельности, к которым он предназначался самим
рождением или которые он избрал еще тогда, когда был
возможен свободный выбор. Люди вынуждены были
примириться с тем, что теперь их свобода была резко
ограничена в силу высшей необходимости — в целях со-
хранения и упрочения государства.
Столь жесткая регламентация деятельности отдель-
ных лиц, объединение всех граждан в застывших рамках
наследственных сословий определялись финансовой необ-
ходимостью: государству необходимо было полностью
собрать прямой налог, так как защита границ, охрана
внутреннего порядка, нужды императорского двора, раз-
росшегося наподобие восточного до огромных размеров,
содержание центрального и провинциального бюрокра-
тического аппарата — все это требовало все больших и
больших государственных расходов; самым верным сред-
ством к тому, чтобы полностью собрать налог, было воз-
ложить ответственность за него не на отдельных налого-
плательщиков, а на корпорации лиц, организованных по
профессиональному признаку и по признаку социальной
принадлежности. Эти корпорации отвечали перед фиском
за поступление полностью всей суммы налогов, которой
139
была обложена группа лиц, составляющих корпорацию,
и были обязаны сами взимать эти налоги с членов дан-
ной корпорации.
Несмотря на то, что вся эта колоссальная реоргани-
зация общества была в основном предпринята с финан-
совыми целями, влияние, которое она прямо или кос-
венно оказала на экономическую жизнь империи, было
очень значительно. Управление необъятной земельной
собственностью, принадлежавшей государству в Италии
и в еще больших размерах в провинциях, необходимость
приобретать огромное количество разнообразных пред-
метов потребления — съестных припасов и ремесленных
изделий (которые в качестве анноны поступали для снаб-
жения столицы, императорского двора и армии), обще-
ственные службы, монополия на чеканку монеты, нако-
нец, сбор таможенных пошлин — все это обусловило
в рассматриваемую нами эпоху непосредственное и реши-
тельное вмешательство государства в область сельско-
хозяйственного и промышленного производства, в сферу
торговли, в вопросы транспорта.
Стремясь облегчить это вмешательство и обеспечить
регулирование в области промышленного производства,
транспорта и торговли, государство превратило свобод-
ные коллегии, которые с древнейшего времени объеди-
няли ремесленников, занимавшихся одним и тем же
ремеслом, в принудительные корпорации, обладавшие
монополией в той или иной отрасли производства. Эти
коллегии ранее отнюдь не носили принудительного харак-
тера, не претендовали на монопольное положение в дан-
ной отрасли ремесла и не преследовали также эконо-
мических и политических целей; их задача сводилась
к укреплению братских уз между членами коллегии по-
средством общего богослужения, устройства похорон
(если умирал кто-либо из членов коллегии), организации
время от времени совместных пирушек.
Принудительный характер (то есть наследственное
прикрепление к соответствующей корпорации лиц опре-
деленных ремесел и профессий) прежде всего получили
корпорации, непосредственно обслуживавшие государ-
ство, так как уже давно стало ясно, что последнему
несравненно выгодней иметь дело с организованными
корпорациями, чем с отдельными лицами. И именно
потому, что государство превратилось теперь в самого
ИО
крупного покупателя товаров и самого крупного заказ-
чика, осталось очень мало ремесел, занятий, профессий,
представители которых не были бы наследственно при-
креплены к соответствующей корпорации.
4.	Подобно тому, как ремесленник был прикреплен
к своему ремеслу, а солдат не имел права бросить воен-
ную службу, так и колон был наследственно прикреплен
к земле, которую он обрабатывал. Точно не установлено,
когда именно произошло юридическое прикрепление
земледельцев к земле; поводимому закон о прикреплении
колонов относится к концу III века. Оно явилось, невиди-
мому, юридическим оформлением фактически издавна
сложившихся отношений и не распространялось, оче-
видно, на те территории, где такие отношения не воз-
никли. Подобное явление наблюдаем мы и в наши дни:
несмотря на то, что в силу ряда причин — таких, как
появление прекрасных средств сообщения, притягатель-
ная сила города, возможность эмиграции, — создались
благоприятные условия для ухода, все же даже в тех
областях, где мелкий арендатор и земельный собствен-
ник связаны взаимно только договором на годичный
срок, случаи ухода чрезвычайно редки; обычно эти
договоры молчаливо продлеваются в течение многих лет,
и зачастую одна и та же семья живет на одном и том же
участке земли на протяжении столетий. Правда, римские
писатели первого периода существования империи, зани-
мавшиеся вопросами агрикультуры, жаловались на от-
сутствие прочной оседлости колонов и на ущерб, происте-
кающий от того, что они часто меняют местожительство;
однако эти авторы писали в переходный период, когда
возникла необходимость замены труда рабов, ставшего
непроизводительным и дорогим, трудом колонов и когда
землевладельцы с большим трудом находили достаточ-
ное количество колонов. Позднее задолженность колонов
по арендной плате, как правило, была столь велика, что
они уже не могли законным путем покинуть участок до
тех пор, пока не погасят всего долга собственнику земли;
в результате колоны становились менее подвижны и
были теснее связаны с определенной территорией. Может
быть, именно к этой категории земледельцев, связанных
долгом, принадлежали obaerati или obaerarii, о которых
говорит Варрон. Однако следует отметить, что нередко,
141
главным образом в крупных владениях императорского
фиска, отношения между колоном и собственником, или,
вернее, между колоном и кондуктором, регулировались
не индивидуальными договорами, а посредством «зако-
на сальтуса» (lex saltus или consuetudo praedii), то
есть, иначе говоря, такие отношения приняли едино-
образный характер и стали обычаем. Если же прокура-
тор, управлявший этими землями от имени императора,
или кондуктор, взявший их на откуп, произвольно увели-
чивали отработки и поставки продуктами, размер кото-
рых был установлен обычаем, у колона оставалось
только одно средство спасения — уповать на правосудие
императора, а когда рассеивалась и эта надежда, ему
не оставалось ничего другого, как прибегнуть к крайнему
средству — бегству.
Может быть, именно с этой целью — предотвратить
бегство колонов, в результате которого в период быстрого
обезлюдения Италии многие земли оказались забро-
шены, — был издан «lex a maioribus constituta», упоми-
наемый в законе 332 года, где кратко указывается
только, что этот «закон прикрепил колонов на вечные
времена» («lex colonos aeternitatis iure detineat»).
Однако вполне возможно, что этот акт, ограничивав-
ший свободу колонов, был вызван не только интересами
императорских доменов, но также, может быть, даже и
в большей мере, фискальными соображениями. При рас-
пределении анноны — натуральной подати, взимавшейся
с земельной собственности для нужд войска, столицы,
двора и чиновников, размер которой менялся из года
в год, возникла необходимость в разделе земель на
фискальные единицы (juga). Площадь этих единиц меня-
лась в зависимости от качества земли и предполагаемого
размера урожая. Но для того, чтобы эта форма кадастра
могла обеспечить фиску сбор, соответствующий предва-
рительной смете, требовалось присутствие на каждом
таком участке (jugum) земледельца-налогоплательщика
(caput), который уплачивал бы подать, падающую на
данную единицу. Собственник или кондуктор домена,
ответственный за сбор налога на всей территории дан-
ного владения, должны были сообщать о том, какое коли-
чество голов (capita) находится на этой территории.
Поэтому он терпел двойной ущерб в том случае, если
колоны, чтобы не платить налога, бросали свои участки.
142
Те же фискальные цели преследовали эдикты, предписы-
вающие прикрепление колонов к земле. Может быть,
причиной того, что колон назывался adscripticius, послу-
жил тот факт, что в кадастровых списках его имя вписы-
валось рядом (adscriptus) с названием участка, за кото-
рый он должен был платить налог.
Наконец, прикрепление колонов к земле могло быть
вызвано и другим обстоятельством: колон, поскольку он
являлся свободным, был обязан нести военную службу;
поэтому запрещение колону покидать землю было един-
ственной гарантией того, что он не уклонится от этой
обязанности.
Во всяком случае, каким бы ни был этот процесс,
результатом его было то, что с начала IV века преобла-
дающая часть земледельцев в Италии и провинциях пре-
вратилась в колонов, которые юридически еще считались
свободными, но фактически были полностью или почти
полностью лишены свободы передвижения. Это наслед-
ственное прикрепление к земле отнимало у них всякую
возможность оказать сопротивление собственнику, взи-
мавшему с них поборы, даже в том случае, если он взи-
мал их произвольно. Вместе с тем, однако, прикрепление
давало колонам весьма ценное в столь тревожные вре-
мена преимущество, заключавшееся в том, что их нельзя
было согнать с земли даже в случае ее отчуждения.
Довольно многочисленная категория рабов, посажен-
ных на землю (servi casati), по своему положению в не-
которых отношениях была настолько близка к колонам,
что некоторые ученые даже видели в этом слое источник
происхождения колоната. Владелец крупной частной
земельной собственности, а равным образом прокуратор,
кондуктор или эмфитевт императорских доменов, стре-
мясь избежать нелегкой обязанности содержать своих
рабов, предоставляли части из них жилища и мелкие
участки земли с условием, что в течение половины или
даже большей части всех рабочих дней они будут рабо-
тать на господском поле. Эти рабы отличались от колонов
тем, что продолжали быть рабами, и землевладелец,
отчуждая землю, на которой они жили, мог оставить их
в своем распоряжении. Однако, поскольку практически
рабов, посаженных на землю, очень редко сгоняли с нее,
единственное существенное отличие их от колонов за-
ключалось в том, что1 участок, отведенный рабу, был
143
значительно меньше, а размер отработок —ореге или ап-
gariae, которыми были обязаны рабы, гораздо больше,
чем у колонов.
5.	Колоссальный труд по восстановлению и реоргани-
зации империи, предпринятый иллирийскими императо-
рами, действовавшими путем крайне решительных и кру-
тых мер, несомненно, увенчался большим успехом. Внеш-
няя опасность была устранена, вновь упрочен порядок и
обеспечена безопасность внутри страны; крушение, казав-
шееся в середине III века неминуемым, было отсрочено
почти на два столетия. Несмотря на борьбу за престол,
которая время от времени потрясала империю, послед-
няя еще продолжала казаться прочной и несокрушимой,
хотя это и не соответствовало уже ее действительному
состоянию. Казалось, экономическая и социальная поли-
тика этих императоров достигла поставленной ими цели;
в результате установленной сверху железной дисциплины
сельское хозяйство и промышленность были обеспечены
рабочими руками, установилась правильная деятельность
муниципальных органов управления, наладились транс-
порт, торговля, все виды экономической деятельности,
которые рассматривались теперь в качестве принудитель-
ной государственной повинности.
Более того, в различных областях империи появились
признаки экономического подъема. Новый Рим, с мудрой
предусмотрительностью воздвигнутый Константином на
берегах Босфора, настолько вырос в течение нескольких
десятилетий, что величием и великолепием своих строе-
ний мог соперничать со старым Римом, а вскоре благо-
даря своему чрезвычайно выгодному местоположению
стал центром весьма оживленной торговли; кроме того,
некоторые города Северной Италии, такие, например,
как Медиолан, Равенна, Аквилея, все еще находились
в стадии расцвета, что подтверждается не только свиде-
тельствами римских историков, но и многими памятни-
ками этих городов, относящимися именно к данному
периоду.
Кроме того, многочисленные законодательные памят-
ники IV века, касающиеся экономических вопросов, сви-
детельствуют о том, что сельское хозяйство, промышленное
производство и торговля, для развития которых денеж-
ная реформа Константина создала благоприятные усло-
144
вия, не только вернулись к прежнему нормальному
состоянию, но и достигли того высокого уровня, какой
был им свойственен, по крайней мере, в некоторых слу-
чаях в период наивысшего расцвета.
К сожалению, однако, эти признаки экономического
возрождения, относящиеся притом только к отдельным
районам империи, являются иллюзорными. Болезнь, от
которой страдал организм, была слишком серьезной,
чтобы ее можно было исцелить при помощи авторитар-
ных методов, которые, в конечном итоге, лишь усилили
заболевание и сделали его совершенно неизлечимым.
6.	Не прошло и пятидесяти лет после смерти Констан-
тина, как варвары вновь начали свое наступление на
границы империи: возобновились нарушения границы и
набеги, в особенности вдоль нижнего Дуная, и, наконец,
настоящие вторжения. Чтобы хотя бы временно осла-
бить этот натиск, римляне селили на территории империи
целые племена вооруженных варваров, ошибочно рас-
считывая найти в них стойких союзников, которые
дали бы отпор вторжениям других варварских племен.
Однако они достигли при этом только обратных резуль-
татов: лекарство лишь усиливало болезнь. В то же самое
время возобновились усобицы, обостренные глубокими
религиозными разногласиями; эти усобицы перерастали
в кровавые столкновения, насилия и грабежи.
Но подлинным бедствием был огромный налоговый
гнет, приведший к полному краху экономики. Он пре-
вратился в настоящий бич вследствие системы коллек-
тивной ответственности, распространенной в то время на
все сферы экономической жизни. Должностные лица
муниципий (куриалы-—curiales), избиравшиеся из среды
самых крупных собственников, были обязаны отвечать
своим имуществом за сбор всей суммы податей, кото-
рыми был обложен данный город; на коллегии возлага-
лась ответственность за сбор налогов с ремесел и про-
мыслов, на земельного собственника •— за налоги,
которые взимались с соседних заброшенных земель, ибо
государство считало, что эти земли как бы образуют еди-
ное целое с его владением. Разумеется, мероприятия та-
кого рода не только подавляюще действовали на дух пред-
принимательства, но и убивали всякое желание занимать-
ся каким-либо видом производительной деятельности.
Ю Зак. 1587. Дж. Лувдатто 145
Особенно тяжело отразилась на судьбе сельского
хозяйства последняя из перечисленных мер; деятельный
и трудолюбивый земледелец, который, несмотря на все
бесконечные трудности, продолжал обрабатывать свои
поля, должен был страдать именно из-за своего трудо-
любия: он нес ответственность за беззаботного соседа,
покинувшего свою землю, и в скором времени принужден
был следовать его примеру, так как не мог вынести нало-
гового гнета. Число источников, свидетельствующих
о том, что территория империи все более пустела, что
многие земли остались необработанными и были совер-
шенно заброшены (такие свидетельства довольно часто
встречаются уже около середины III века), примерно
в конце IV века резко возрастает; из года в год положе-
ние становится все более тяжелым.
Христианские писатели того времени, рисуя создав-
шееся катастрофическое положение и особенно подробно
останавливаясь на положении Италии и Галлии, подчас
сгущают краски, что в значительной мере является след-
ствием их религиозного фанатизма, а также их хорошо
известной склонности к гиперболам. Однако источники
законодательного характера, достоверность которых не
вызывает сомнений, ясно свидетельствуют о том, что
обезлюдение, дезорганизация и нищета приняли устра-
шающие размеры.
Шестьдесят лет спустя после смерти Константина
в одной лишь Кампании, которая была до тех пор самой
плодородной и населенной областью Италии, по офи-
циальным данным, насчитывалось 52 842 югера земли,
затопленной или же заброшенной из-за отсутствия земле-
дельцев. В подобных условиях находились сельские
местности Пицена, Самния, Бруттия, Апулии; правитель-
ству пришлось даже понизить следуемые с них земель-
ные подати. После вторжений вестготов Гонорий был
вынужден в 413 году понизить подать с Кампании, Тус-
ции, Пицена, Самния, Лукании, Бруттия до одной пятой
части их прежнего размера, а в 418 году произвести
новое снижение размеров податей с Кампании, Тусции
и Пицена.
Даже в Северной Италии, которая дольше чем какая-
либо другая часть страны противилась всеобщему
упадку, сельские жители, спасаясь от налогового гнета и
варварских набегов, бросали свои поля и бежали в боль-
146
шие города, рассчитывая за городскими стенами найти
безопасное убежище, а также возможность принять уча-
стие в продовольственных раздачах. Поэтому именно
в эту эпоху всеобщего упадка Милан, например, был
известен как большой многолюдный город, а под укры-
тие городских степ Аквилеи толпами стекались жители
окрестных местечек и деревень.
В то же время, однако, даже куриалы более мелких
городских центров, спасаясь от притеснений сборщиков
налогов, налогового гнета и от той ответственности, кото-
рую возложило на их плечи государство, бежали из
городов и искали убежища в своих земельных владениях.
Вместе с ними, как отмечает император Гонорий, бежали
члены ремесленных коллегий; бросая города, они скры-
вались в сельских местностях, расположенных далеко в
стороне от всяких средств сообщения.
Характерно в этом отношении свидетельство Саль-
виана; правда, в основном его изложение представляется
пристрастным, поскольку оно проникнуто антиримскими
настроениями и автор его склонен к гиперболам, однако
в данном случае он описывает события, совершавшиеся
на его глазах. Сальвиан указывает, что, по мнению
современников, даже бегство в самые отдаленные места
внутренних областей империи не спасало от опасности
и что человек мог считать себя в полной безопасности
только в том случае, если бежал прямо к варварам.
«Многие из римлян, — пишет он, — люди отнюдь не
низкого происхождения, а представители благородных
семейств, бегут к врагам, надеясь найти у них римскую
человечность... И хотя они отличаются от варваров рели-
гией и языком, они предпочитают жить у них, чем тер-
петь от римлян жестокую несправедливость... Единствен-
ное желание римлян, живущих у варваров, состоит в том,
чтобы им не пришлось вернуться когда-нибудь под власть
римских законов».
Можно допустить, что такой отчаянный шаг, как бег-
ство к варварам, представлял собой явление чисто эпизо-
дическое. Но, тем не менее, не подлежит сомнению, что
наиболее характерной чертой экономической жизни Ита-
лии и всего Запада в последний век существования
империи было все большее обеднение и обезлюдение
городов и сельской местности. Все чаще мы узнаем
о том, что обширные территории вновь покрываются
10*	147
лесами и болотами, пастбища запущены, а пашни не
обработаны и заброшены. Малярия стала свирепствовать
там, где ее раньше никогда не было. Римские современ-
ные писатели единодушно и настойчиво свидетельствуют
об исчезновении древних городских родов, о запустении
муниципиев, о куриях, которые лишились каких бы то
ни было средств вследствие непрерывного уменьшения
числа богатых горожан, о прекращении промышленной
и торговой деятельности, об отсутствии денег, о разруше-
нии крупнейших городских зданий.
* * *
В то время как нищета стала широко распространен-
ным, почти повсеместным явлением, возник класс новых
богачей — так называемое сенаторское сословие, — кото-
рый не имел ничего общего с древней римской аристо-
кратией и состоял начиная со времен Диоклетиана
исключительно из государственных должностных лиц.
Освобожденные от налогов, они получили возможность
накапливать огромные богатства (далеко не всегда чест-
ным путем), используя свое должностное положение,
причем население было совершенно беззащитно и не
могло оказать им сопротивления. Накопленные богат-
ства, нередко огромные по своим размерам, они вклады-
вали в землю. Лишь немногие из этих могущественных
лиц постоянно жили в столице или других городах, боль-
шей частью они предпочитали строить в сельской мест-
ности большие красивые и прекрасно укрепленные
виллы, где и проводили значительную часть года в окру-
жении сильных вооруженных отрядов, колонов и много-
численных рабов, часть которых была посажена на
землю.
От крупного собственника или управляющего, кото-
рый, подобно настоящему сеньеру, правил всеми своими
обширными владениями, зависели не только непосред-
ственно подчиненные ему люди, но и находившиеся на
территории его владений свободные земледельцы, жив-
шие в деревнях (vici), вступивших под его патронат.
Таким образом, вне городов, вне административного
деления империи формировались самостоятельные со-
циальные организмы, обладавшие если не юридически, то
фактически широкой автономией. Эти социальные ячейки
148
во многих случаях становились также экономически
самостоятельными, ибо около виллы создавались ремес-
ленные мастерские, использовавшие рабский труд, и
между различными частями владения возникал все более
интенсивный обмен производственным опытом и това-
рами.
Свидетельства о несомненном существовании такого
рода вилл — центров огромных земельных владений,
обладавших почти полной самостоятельностью (это явле-
ние можно рассматривать как предвосхищение феодаль-
ной системы), имеются в источниках, относящихся
к африканским сальтусам, отдельным областям восточ-
ной Галлии и южной Британии. Их существование
в Италии накануне падения империи нельзя подтвердить
документальным материалом. Однако, поскольку в Ита-
лии, если не считать многих древних городских центров,
которым удалось устоять, дезорганизация и настоящий
социальный распад были столь же очевидными и зашли
так же далеко, как и в других западных провинциях,
следует предположить, что и здесь существовали крупные
и независимые земельные владения.
Эта дезорганизация и резкое ослабление государ-
ственной власти нашли свое наиболее полное выражение
в росте самостоятельности крупных собственников, в их
патропате над соседними деревнями (patrocinia vicorum).
Все это ясно показало, сколь несостоятельны были по-
пытки Диоклетиана и Константина спасти империю
посредством установления деспотического, централизован-
ного и бюрократического режима восточного типа. По-
добного рода попытки могли привести к хорошим резуль-
татам только на Востоке, где, судя по многочисленным
примерам, деспотия в своей политике исходила из обы-
чаев и традиций значительной части населения. Однако
на Западе попытки принести интересы частных лиц в
жертву государству, эта гипертрофия государственной
деятельности, приводили к полному подавлению индиви-
дуальных устремлений, имели последствия, совершенно
неожиданные для тех, кто надеялся при помощи этого
средства спасти и излечить организм, пораженный бо-
лезнью.
Тот день, когда ремесленник, торговец или земледе-
лец решается отказаться от какого бы то ни было вида
производительной деятельности, когда, чтобы избежать
149
разорительных требований фиска, он совершает подлин-
ное самоубийство, — в тот день, с полной очевидностью
обнаруживалась порочность данной системы. Парали-
зуются все виды деятельности, необходимые для поддер-
жания жизни в этом организме, более того, проведенные
государством мероприятия еще более гибельны по своим
результатам: производители, как и любая другая про-
слойка свободного населения, не только совершенно
порывают с государством, но и начинают видеть в нем,
а равно и в его органах своего величайшего врага.
Именно этим равнодушным и даже враждебным отно-
шением населения к государству объясняется тот факт,
что новая волна варварских вторжений почти не встре-
тила сопротивления и что государственное здание импе-
рии было разрушено столь быстро. Однако, как мы уви-
дим далее, это крушение еще не означало окончательного
исчезновения на Западе римской культуры и присущих
Риму экономических отношений.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СРЕДНИЕ ВЕКА
ГЛАВА I
ОТ НИЗЛОЖЕНИЯ РОМУЛА АВГУСТУЛА ДО РАЗДЕЛА
ИТАЛИИ МЕЖДУ ВИЗАНТИЙЦАМИ И ЛАНГОБАРДАМИ
1. Германские вторжения и римская культура. 2. Хозяйство Италии
в правление Одоакра и в период господства остготов. 3. Положение
Италии в первый период византийского господства. 4. Вторжение
лангобардов до первого перемирия с византийцами. Раздел Италии.
5. Монашество, римская церковь. Хозяйство Италии (до конца
VI века)
1.	Процесс разложения римской экономики, зашедший
уже столь далеко к концу IV века на всем Западе, был
ускорен вторжениями германцев, которые именно в это
время наводняют территорию империи и за короткий срок
доходят от Рейна до Африки и крайнего' юга Италии.
Что же касается вопроса о том, какое влияние оказали
завоеватели на римскую цивилизацию, то мнение по этому
вопросу почти всех современных нам историков глубоко
отличается от мнения, господствовавшего в науке 50 лет
тому назад и ранее. За последнее время появился ряд ис-
следований, в числе которых в первую очередь следует
отметить работы крупного французского историка Фю-
стель де Куланжа, целью которых было опровергнуть
концепцию, ставшую к тому времени чуть ли не общим
местом.
Свое гениальное исследование о древних учрежде-
ниях Франции, написанное приблизительно 70 лет тому
назад, Фюстель де Куланж начинает с опровержения
широко распространенного мнения, что германская куль-
тура накануне вторжений была прямо противоположна
римской и что германцы вели себя в империи как ярые
враги, целью которых было уничтожение римского госу-
дарства. Он показал, что начиная со времен Тацита
германцы или, по крайней мере, те из них, которые окон-
чательно поселились на территории между Одером и Рей-
ном, не были кочевниками, что они занимались преиму-
|51
щественно сельским хозяйством и постоянно жили на
одном месте. Какие бы то ни были следы аграрного ком-
мунизма (если он вообще когда-либо существовал) ис-
чезли, возникла частная собственность на землю (институт
частной собственности получил уже общее признание),
предоставлявшуюся отдельным семьям, группам семей
или деревням. Германцам совсем не был свойственен тот
анархический индивидуализм, который многие исследо-
ватели считали одной из основных характерных черт гер-
манской цивилизации, обычно противопоставляемой рим-
скому строю с его гипертрофией государственности. На-
оборот, у германцев существовало уже довольно сложное
государственное устройство, несмотря на то, что много-
численные германские племена (populi) еще не объеди-
нялись в федерацию и еще не возникли города, которые
благодаря своей большой притягательной силе стимули-
ровали бы производительную деятельность населения
окрестной сельской территории. У германцев сложилась
своего рода социальная иерархия, являвшаяся естествен-
ным дополнением их политической организации. Низшую
ступень этой иерархии составляли рабы, очень близкие
по своему положению к римским рабам, посаженным на
землю: следующую ступень составляли полусвободные,
более высокую —свободные, которые несли военную
службу и участвовали в народном собрании; наконец,
высшую ступень — знать, которая совместно с сословием
жрецов составляла королевский совет.
Несмотря на то, что германцы времен Тацита (и даже
три столетия спустя) сильно отставали от римлян
в своем развитии, поскольку у них, например, не было го-
родов, они не знали писаного права, денег и т. д., тем не
менее в основном их цивилизация по своему характеру
отнюдь не отличалась от римской, а представляла собой
только более раннюю стадию развития, которую другие
народы индогерманской расы, жившие на территории им-
перии, прошли в VI или V веках до нашей эры. И подобно
тому, как в действительности не было никакого столкно-
вения двух якобы противоположных цивилизаций, не было
также, как это показал Фюстель де Куланж, земельного
голода, а равно и той ненависти к Риму, которая будто
бы побудила германцев выступить против него. Свиде-
тельства разных авторов, даже тех, которые по происхо-
жденщо своему сами были германцами, показывают прИ’
верженность германских племен империи и личности им-
ператора. Задолго до того, как начались вторжения в
полном смысле этого слова, германцы в большом коли-
честве оседали на землях империи в качестве солдат или
колонов; и в том и в другом случае они не только .воспри-
няли язык и религию приютившей их страны, но и неод-
нократно доказывали свою верность Риму. Сами вторже-
ния, как уже говорилось, не были вызваны земельным
голодом, так как маловероятно, чтобы в областях, где
обработанные земли чередовались с обширными лесами
и лугами, где не было перенаселения (о нем не сохра-
нилось никаких сведений), был возможен земельный го-
лод. Толчком, побудившим германцев вторгнуться в им-
перию, послужили жестокие междоусобицы между от-
дельными племенами или же непреодолимый напор со
стороны монголов, которые из Центральной Азии, по-
добно лавине, обрушились на Европу, проникнув за Рейн
и Альпы.
Поэтому вторжения их не привели ни к систематическим
разрушениям, ни к полному ограблению и расхищению
всего имущества населения покоренных территорий, —-
если исключить случаи насилий й грабежей, неизбежные
в момент первого столкновения. Возникшие в Галлии, Ис-
пании, Африке и, наконец, также в Италии романо-гер-
манские королевства не только не порвали с традициями
империи, но ни в области права или экономики, ни в об-
ласти религии и культуры не создали ничего нового, что
можно было бы противопоставить римским учреждениям
и обычаям.
При этом Фюстель де Куланж отнюдь не пытается
отрицать важного значения германских вторжений в деле
создания тех совершенно новых, отличных от прежних
условий жизни, которые постепенно складывались на раз-
валинах Западной империи; он лишь отрицает, что эти
условия были непосредственным и прямым следствием
вторжений. В действительности вторжения способство-
вали более быстрому крушению императорской власти и,
таким образом, лишили римские учреждения той сопро-
тивляемости, которой они, несомненно', обладали бы, если
бы уцелела центральная власть. «Вторжение V века, —
заключает Фюстель де Куланж, — отнюдь не повлекло
за собой торжества нового народа, победу нового гер-
'Мднокого духа; hq самый факт германского вторжения,
низвергнув верховную власть римского императора, уни-
чтожил также — правда, не сразу, а постепенно — те
принципы, которыми общество привыкло руководство-
ваться в своей жизни. Беспорядок, порожденный повсюду
нашествием варваров, привил людям новые привычки,
которые, в свою очередь, дали начало новым учрежде-
ниям... Если рассмотреть историю тех ста пятидесяти
лет, которые следовали за смертью Хлодвига, если иссле-
довать методы, при помощи которых франкские короли
управляли своими подданными, если узнать, как жили
франки, каков был образ их мыслей и т. д., станет ясно,
что условия их существования мало отличались от усло-
вий, которые наблюдались в последний век империи.
И наоборот, если перенестись в VII и VIII века, то станет
ясно, что общество, которое, быть может, внешне стало
более романизованным, было, однако, абсолютно непохо-
жим на то общество, которое находилось под властью
римских императоров».
Точка зрения Фюстель де Куланжа, встреченная сна-
чала с крайним недоверием, позднее была подтверждена
многочисленными исследованиями, посвященными от-
дельным проблемам. Первыми появились работы истори-
ков итальянского права; позднее исследования по исто-
рии социально-экономических отношений: крупнейшие
немецкие и французские ученые, среди которых в по-
следние годы первое место занимают Допш и Пиренн,
приступили к исследованию экономики и общественных
отношений. Заслугой данных исследований является сле-
дующий вывод, почти единодушно принятый этими исто-
риками: между римской цивилизацией в той форме, кото-
рую она приняла после Диоклетиана и Константина, и
цивилизацией Западной Европы в первые столетия сред-
невековья существовала полная преемственность. Продол-
жала существовать идея империи, идея ее единства, со-
хранилась латынь, которая стала языком официальной
письменности, богослужения и литературы всех стран, за-
хваченных германцами.
Более того, сохранились все римские учреждения, за
исключением тех, которые постепенно умирали естествен-
ной смертью, так как они не удовлетворяли целям, для
которых были предназначены. Вместе с тем, насколько
можно судить об этом на основании скудных источников,
уцелели все те формы в области экономических отноше-
154
ний, которые постепенно создались на протяжении двух
веков в период упадка империи.
2.	Если удалось доказать, что для Галлии, а также
для некоторых городов, расположенных по Рейну и верх-
нему Дунаю, характерна преемственность римской циви-
лизации и римских учреждений, то еще более очевидна
эта преемственность для Италии, где некоторые города,
такие, например, как Равенна, не испытали бедствий, свя-
занных со вторжениями, и смогли, равно как и многие
другие города, в той или иной степени пострадавшие при
нашествиях, пережить этот период.
Впрочем, могут возникнуть серьезные сомнения, на-
сколько долго сохранялась эта преемственность, и прежде
всего — можно ли распространить на Италию тот тезис,
который блестяще защитил Пиренн, но который основан
главным образом на' французских источниках. Пиренн
доказывает, что смертельный удар римской цивилизации,
римской экономике и учреждениям, которые не были раз-
рушены во время германских вторжений, был нанесен
примерно в середине VIII века арабским завоеванием
Испании и Балеарских островов: в результате пиратства,
а также постоянных набегов арабов на побережье Про-
ванса, Лигурии и Тосканы сношения с Византийской
империей были совершенно прерваны, а следовательно
иссякли источники, питавшие те элементы римской циви-
лизации, которые еще уцелели на Западе. Но радикаль-
ные изменения в экономике и общественном строе
Италии произошли, несомненно, значительно' раньше и
явились следствием вторжения лангобардов, их продви-
жения в различные области полуострова и, наконец, соз-
давшегося четкого разделения между византийскими и
лангобардскими областями Италии.
Однако те изменения, которые внесли германские
вторжения (если они вообще принесли с собой какие-
либо изменения) в экономику и все учреждения полу-
острова в течение полутора столетий, прошедшие между
низложением Ромула Августула и упомянутым выше
разделом Италии, были незначительны. Во время корот-
кого правления Одоакра (476—489), который оказался
у власти, отнюдь не в результате германского втор-
жения, а просто вследствие мятежа варварских войск,
находившихся на службе у империи, не было сделано,
156.
ни малейшей попытки уничтожить старый порядок и со-
здать новый. Стремясь узаконить свое положение как в
пределах империи, так и вне ее, Одоакр оказывает да-
вление на сенат и заставляет его отправить послов к им-
ператору Зинону, чтобы передать последнему знаки им-
ператорского достоинства (так как Одоакр считал не-
нужным возведение на престол нового западноримского
императора) и просить у него титула патриция, что
вполне узаконило бы правления Одоакра в Италии. Сле-
довательно, в то время, когда на обширной территории —
от Бургундии до Африки — создавались все новые и но-
вые романо-германские королевства, Италия еще остава-
лась под юрисдикцией императора, а жители Италии,
давно привыкшие к тому, что от лица бессильного им-
ператора страной фактически управляет варвар, не за-
мечали никаких изменений в своем положении, тем более,
что высшие должностные лица и советники нового па-
триция попрежнему избирались из среды римской ари-
стократии. Единственно, в чем можно было бы видеть
причину нового расстройства экономики, — это выделение
одной трети земельных владений в пользу варваров из
войск Одоакра, которые во> главе с ним восстали против
Ореста. Однако это выделение земель в пользу варваров,
производившееся, впрочем, и в последний период суще-
ствования империи, не затронуло, невидимому, суще-
ственно чьих-либо интересов, так как в этом разделе
приняло участие сравнительно небольшое число солдат.
Что же касается остготов, то вместе с Теодорихом в
Италию переселился, целый народ, с женщинами, стари-
ками и детьми, состоявший приблизительно из 100 тысяч
человек (впрочем, по чисто гипотетическим подсчетам).
Остготы получили в Италии обычную треть земель и до-
мов, однако лишь тех, которые были расположены на
территории между Миланом и Адриатическим морем, где
имелись обширные пространства, опустошенные постоян-
ными вторжениями и зачастую полностью заброшенные.
Что же касается других областей полуострова и Сицилии,
то остготам пришлось ограничиться размещением здесь
мелких гарнизонов.
В отличие от Одоакра, Теодорих заложил основы на-
стоящего государства с прочной территориальной базой
и подчинил своей власти как 'готов, так и римлян. Но,
подобно другим государям романо-германских королевств,
"ж
Теодор их не стремился к независимости от Восточной рим-
ской империи: монеты, чеканившиеся по приказу этого
варварского короля, имели на одной стороне монограмму
императора, а на другой •— его изображение. Народ, во
главе которого стоял Теодорих, более столетия жил в
пределах империи и, несмотря на частые мятежи против
императорских чиновников, относился с неизменным по-
чтением к императору. Сам Теодорих в юности много лет
жил в Константинополе. Поэтому он не мог быть и ни-
когда — за исключением последних лет своей жизни —
не был врагом ни империи, ни римской цивилизации.
Считая, вероятно, положение своего народа мало- отлич-
ным ют положения тех варварских войск, которые рим-
ляне издавна вербовали для защиты своих границ, он
оставил за остготами их военные функции; в сфере гра-
жданского управления он сохранил неприкосновенной
старую римскую иерархию, оставив на местах прежних
должностных лиц, а также сохранив за каждым долж-
ностным лицом его прежние -функции.
Теодорих отнюдь не стремился к слиянию варваров
с римлянами (этому слиянию препятствовал, в частно-
сти, такой фактор, как различие религий), однако он
стремился упрочить, по мере возможности, их мирное
сосуществование. Именно эту цель преследовал изданный
им эдикт. Эдикт Теодориха представлял собой краткое
изложение норм римского права, главным образом уго-
ловного; этим нормам были в равной степени подчинены
как римляне, так и готы.
Столь определенная политика, а равным образом тот
факт, что при Теодорихе министры и советники избира-
лись из среды римской аристократии, позволяют нам
прийти к следующему несомненному выводу: в правление
Теодориха не только не было осуществлено сколько-ни-
будь глубоких преобразований тех учреждений, которые
почти два столетия регулировали экономическую и со-
циальную жизнь Италии, но даже не было сделано ни-
каких попыток приступить к такому преобразованию. Па-
негиристы Теодориха утверждают, что именно благодаря
ему в этот период состояние экономики Италии заметно
улучшилось; однако для такого утверждения нет доста-
точных оснований. Нельзя отрицать, что во время три-
дцатилетней передышки между вторжениями, в период
относительного покоя и безопасности, создались условия
157
для некоторого оживления экономической деятельности
не только в сельской местности, но и в городах, где эко-
номическая жизнь никогда не замирала полностью и по-
этому обнаружила теперь признаки возрождения. В са-
мом деле, есть сведения (впрочем, в известной степени
преувеличенные) о том, что Теодорих приказал построить
тысячу кораблей, о том, что из портов Кампании и се-
верного побережья Адриатического моря вывозили зерно
для оказания помощи населению Лигурии и Прованса,
страдавшему от сильного голода.
Некоторые известия, относящиеся к периоду первой
войны между греками (византийцами) и готами, свиде-
тельствуют о том, что в период, предшествовавший осаде
Константинополя, когда Путеолы и Капуя утратили былое
значение, Неаполь превратился в главный торговый центр
Кампании. Здесь нашли убежище отдельные группы во-
сточных купцов, в том числе целая колония евреев, которые
во время осады Неаполя помогали населению в его борьбе,
обеспечивая город продовольствием. Кроме того, некото-
рое значение в этой связи имеет присущее правлению Тео-
дориха оживление строительной деятельности и вообще
общественных работ, несмотря на то, что в этом нельзя
усматривать безусловный признак прогресса экономики.
Это оживление строительной деятельности сказалось не
только в строительстве королевских дворцов в Равенне,
Павии и Вероне и знаменитых церквей в Равенне, но
и в реставрации римских памятников и театра в Помпеях,
Аврелиевой стены, а также стен многих городов и кре-
постей Северной Италии, в заботах о термах Рима, Ра-
венны, Павии, Вероны и Сполето и о минеральных источ-
никах в Абано, в начавшихся мелиоративных работах в
отдельных районах Понтийских болот и в районе Равенны
(эти работы проводили частные лица, которые по окон-
чании работ обратились к королю с просьбой пожало-
вать им земли, отныне вновь годные под обработку и под
пастбище, чтобы возместить тем самым средства, за-
траченные на мелиорацию).
Однако эдикт Теодориха, представляющий собой не-
сравненно более авторитетный источник, резко противо-
речит всем этим оптимистическим свидетельствам. Уже
по одному тому, как подобраны императорские законы,
какие преступления караются в этих законах наиболее
строго, видно, насколько остро ощущался недостаток в
158
рабочих руках, необходимых для обработки земли, на-
сколько неустойчивым было положение собственников,
насколько распространенными были насилия и злоупо-
требления магнатов по отношению к мелким собствен-
никам и земледельцам. Тем самым можно считать дока-
занным, что те бедствия, от которых начиная с послед-
них десятилетий IV века страдала экономика Италии,
столь же гибельно отражались па ней и в период остгот-
ского господства.
В наиболее критический момент войны между гре-
ками и готами Тотила, руководствуясь данной политиче-
ской ситуацией, провел ряд мероприятий, которые могли
бы коренным образом изменить характер взаимоотноше-
ний между крупными собственниками и классом зависи-
мых земледельцев. Все светские и церковные крупные
собственники приняли сторону империи, что сильно со-
кратило доходы Тотилы от земельной подати, которую
они уплачивали, перелагая эту подать, в свою очередь,
на зависимых от них земледельцев. Поэтому Тотила пол-
ностью освободил колонов от обязанности давать своим
сеньёрам чинш, повинности и подати, требуя с колонов
лишь уплаты государственного налога непосредственно
остготскому фиску, рассчитывая извлечь тем самым двой-
ную выгоду — ослабить врага и привлечь на свою сто-
рону тех, кто обрабатывал поля собственным трудом.
Если мероприятия Тотилы действительно таковы, какими
мы представляем их на основании истолкования отрывков
из Прокопия, сохранивших в высшей степени краткие
сведения о деятельности Тотилы, не может возникнуть
сомнений в том, что эти мероприятия, хотя они и были вы-
званы военными соображениями и служили целям про-
паганды, могли привести к настоящей революции в сфере
социальных и экономических (поземельных) отношений.
Однако в результате поражения готов и победы греков
эти мероприятия были отменены и крупные собствен-
ники восстановлены в своих правах, что и было подтвер-
ждено Прагматической санкцией 554 года, возвращавшей
римлянам (то есть римским крупным землевладельцам)
всю собственность и все права, которыми они обладали
до правления «нечестивейшего» Тотилы.
3.	Победа греков или, как их обычно называли в то
время, ромеев юридически и фактически восстановила
159
то положение, в котором Италия находилась накануне
готского завоевания. Готы были почти полностью истреб-
лены или изгнаны, и, таким образом, внутреннее поло-
жение в стране было упрочено. Границы были укреплены
благодаря строительству ряда крепостей вдоль альпий-
ских долин и тех дорог, по которым чаще всего двигались
варвары в своих набегах на Италию. В этих крепостях
стояли -гарнизоны из местных отрядов или подразделений
императорских войск, оставленных на полуострове. Сол-
дат обеспечивали средствами к существованию следую-
щим образом: иногда им предоставляли землю, которую
они сами обрабатывали, а иногда обязанность содержать
гарнизоны возлагали на население данной местности.
Наконец, на Италию было распространено законодатель-
ство, действующее в Византии. Таким образом, казалось,
положение Италии должно было улучшиться, принимая
во внимание, что она вновь стала частью империи в тот
момент, когда престиж последней значительно возрос в
результате решительных побед, одержанных войсками
Юстиниана над персами, вандалами, остготами,—• побед,
почти полностью восстановивших господство Византии
во всем Средиземноморье.
В действительности, однако, Италия не получила ожи-
даемых выгод: она оказалась в несравненно более тяже-
лом положении, чем при Теодорихе. Обычно причиной
такого ухудшения' считают тот факт, что все высшие
должности преимущественно занимали греки, а бюрокра-
тический аппарат чрезмерно' разросся и стоил очень
дорого; причина ухудшения коренилась также в том
господствующем положении, которое занимала аристокра-
тия — крупные земельные собственники (что тяжело- от-
ражалось на немногих сохранившихся представителях
городской буржуазии и на средних и мелких собственни-
ках), и прежде всего в чрезвычайно развитой и в высшей
степени тягостной фискальной системе. В результате
этой фискальной системы иссякли все источники обога-
щения, и предприниматели утратили стимул, необходимый
для возобновления экономической деятельности.
-Следовательно, нельзя отрицать того факта, что в
ухудшении положения Италии в значительной степени
повинна Византийская империя. Однако та же самая си-
стема управления и администрации, которая была в то
время распространена на Италию, существовала начиная
160
с правления Константина и в восточных провинциях, но
это не помешало Восточной Римской империи на десять
столетий пережить Западную Римскую империю и даже
временами достигать расцвета, когда Константинополь и
города бассейна Эгейского моря и Сирии превращались
в самые оживленные центры культуры, промышленности
и торговли всего восточного Средиземноморья. Вина ви-
зантийского правительства заключалась в том, что оно
не считалось со специфическими условиями, в которых
находилась Италия к тому времени, когда ею начал упра-
влять Нарсес. Мы не будем останавливаться на таких во-
просах, как вопросы морали и религии (укажем только,
что Византия унижала достоинство римлян, назначая на
высшие гражданские и военные должности греков и лиц
греко-восточного происхождения, заставляя Италию при-
знать принятую в Византии трактовку теологических во-
просов). Ограничимся сферой экономики. Серьезной ошиб-
кой Византии было непонимание того факта, что фискаль-
ная система, которую с трудом выдержали бы даже
страны с цветущей экономикой, была совершенно гибель-
ной для Италии, ибо последняя на протяжении почти трех
веков находилась в состоянии полного упадка, а затем,
едва оправившись от ран, нанесенных вторжениями
V века, подверглась еще более сильным опустошениям
во время жестокой войны между греками и готами. Про-
копий,. сообщая, что война с вандалами в Африке стоила
жизни более чем 5 миллионам человек, добавляет, что по-
тери в результате готской войны были значительно
больше. Эти цифры, несомненно, представляют собой плод
его фантазии, если принять во внимание, что оба войска,
как сообщает сам же Прокопий, были очень невелики
по размеру; кроме того, накануне войны многие города
и области Италии сильно обезлюдели. Однако современ-
ники имели, несомненно, все основания сокрушаться по
поводу огромных потерь, которые были не столько след-
ствием военных действий, сколько, и притом в гораздо
большей мере, следствием репрессий, систематически по-
вторявшихся случаев резни населения и мародерства,
чумы и голода. Картина бедствий, которую в натурали-
стических красках рисует византийский историк, произ-
водит глубокое впечатление. Многим городам пришлось
во время этого исполненного несчастьями двадцатилетия
дважды, а иногда и чаще подвергаться осаде, и некоторые
11 Зак. 1587. Дж. Луццатто 161
из них, опасаясь голода, были вынуждены эвакуировать
всех, кто не мог участвовать в обороне. Милан был сне-
сен до основания, Рим и Неаполь — разграблены и
опустошены; значительная часть земель, как жалуется
папа Пелагий, была полностью заброшена из-за отсут-
ствия рабочих рук.
Правительство Юстиниана предоставило пятилетний
мораторий по долгам, сделанным во время войны, при-
знав тем самым ненормальность положения, создавше-
гося в Италии; однако эта уступка ограничивалась сфе-
рой взаимоотношений между частными лицами и не ка-
салась долгов фиску, которые не были аннулированы,
если не считать освобождения от недоимок по уплате на-
лога всего лишь за один год. Хотя прямые налоги, на-
сколько можно судить об этом на основании доступных
нам скудных сведений, и не достигли размеров, харак-
терных для современных государств, налоговый гнет
стал невыносимым для широких масс налогоплательщи-
ков, полностью обессиленных к тому времени. Он приво-
дил к полному разорению мелких и средних собственни-
ков и способствовал дальнейшей концентрации земельной
собственности в руках узкого круга лиц.
С одной стороны, мелкие налогоплательщики предпо-
читали уступать право собственности на свои земли мо-
гущественному соседу и оставаться на этих землях в
качестве арендаторов; с другой стороны, на крупных соб-
ственников, земли которых часто составляли целый фи-
скальный округ, не возлагали разорительной обязанности
отвечать за покинутые или необработанные земли соседа;
кроме того, такие собственники в значительной степени
сохраняли независимость по отношению к фиску, так как,
в силу распоряжения Юстиниана, обладали правом изби-
рать гражданских правителей провинции.
Итак, тот процесс разложения и упадка экономики, ко-
торый шел в Италии, отнюдь не был вызван, но лишь
ускорен германскими вторжениями; он начался раньше,
и его никоим образом нельзя было приостановить та-
кими мерами, как присоединение Италии к Византии.
Старые учреждения, старая экономическая система уце-
лели, хотя и под новыми названиями, подобно тому, как
они сохранились при готах; однако эти учреждения все
более и более приходили в упадок, а многие из них
стояли на грани полного исчезновения.
162
Несмотря на крайнюю скудость источников, которые
могли бы бросить свет на жизнь итальянских городов
этого периода, все же можно установить, что сохранился
слой торговцев и мелких ремесленников, еще объединен-
ных в прежние коллегии. В результате исчезновения слоя
не только мелких, но и средних собственников города не
могли выполнять значительной части своих экономиче-
ских функций: ни в одном из них, за исключением Ра-
венны и в меньшей степени Неаполя, не было достаточно
широкого слоя купцов, поддерживающих регулярные
торговые сношения с Востоком. Большая часть этих го-
родов деградировала до уровня скромных центров сель-
ской округи и постепенно теряла свое значение по мере
того, как крупные землевладельцы данной округи стре-
мились все более значительную часть ремесленной
продукции производить в своем поместье и не зависеть
в этом отношении от города.
* * *
4.	Нам трудно судить о тех последствиях, которые
имела реорганизация Италии, предпринятая Константи-
нополем, так как уже через 14 лет после опубликова-
ния Прагматической санкции на полуостров обрушились
бедствия, самые грозные из всех, каким он подвергался
со времен Аттилы. Италия стала жертвой нового вторже-
ния. Угроза нового продвижения монгольских племен
заставила лангобардов (численность которых, повиди-
мому, не превышала 200 тысяч человек, включая стари-
ков, женщин и детей) покинуть равнину Паннонии, куда
они незадолго до того переселились из северной Герма-
нии. В 568 году лангобарды перешли Юлийские Альпы
и спустились в Венецианскую низменность, а затем на-
воднили всю Паданскую равнину (где за 20 лет до этого
многочисленные лангобардские войска в качестве вспомо-
гательных отрядов принимали участие в походе Нарсеса
против готов, причем лангобарды отличались столь дикой
свирепостью, что византийский полководец предпочел
отделаться от них, удалив их с полуострова).
Лангобарды легко и быстро продвинулись от Чиви-
дале через Тревизо и Виченцу до Милана, не встречая
на своем пути сопротивления. Они оставляли позади себя
укрепленные города (такие, например, как Падуя, Мон-
селиче, Мантуя и Кремона), в которых заперлись
11*	163
византийские гарнизоны. Единственным городом, сопро-
тивление которого лангобарды решили сломить, быть
может, благодаря его особенно важному положению, была
Павия; овладев Павией после трехлетней осады, ланго-
барды сделали ее столицей своего королевства. Однако
города, имевшие несчастье оказаться на пути завоевате-
лей, лишенные укреплений и потому беззащитные, лан-
гобарды большей частью разрушали, истребляя безоруж-
ное население. От некоторых городов, принадлежавших
в императорскую эпоху к числу наиболее цветущих (та-
ких, например, как Аквилея, Альтин, Конкордия), сохра-
нилось одно лишь воспоминание, другие были восстано-
влены в значительно более позднюю эпоху, причем не-
редко в некотором отдалении от того места, где нахо-
дился древний город.
Не следует, быть может, придавать слишком боль-
шого значения свидетельствам современников, описываю-
щих неслыханную свирепость новых завоевателей; на-
силия над побежденными, независимо от того, были они
вооружены или безоружны, обычно сопутствуют Всем
войнам того периода. Тем не менее, однако, не подлежит
сомнению, что между готским завоеванием и завоеванием
лангобардов существовало коренное различие. В течение
двух веков, предшествовавших их вторжению в Италию,
готы находились в тесном соприкосновении с римской
цивилизацией, восприняли римское право, говорили и пи-
сали по-латыни. Они пришли в Италию в качестве' союз-
ников империи и неизменно признавали ее верховенство.
Что касается лангобардов, то они, несмотря на свое пре-
бывание в Паннонии, почти не были затронуты римским
влиянием; даже значительно позже, почти столетие спустя
после завоевания Италии, Ротари издал эдикт на ужа-
сающем латинском языке, изобилующем варварскими
терминами, что зачастую крайне затрудняет понимание
текста. Лангобарды очень плохо усвоили латинский язык,
почти совсем не были знакомы ни с римским правом, ни
с другими сторонами римской цивилизации. Они при-
шли в Италию как враги, а не как союзники. Ланго-
барды жили главным образом войной, нередко прини-
мавшей форму набегов, от которых страдали соседние
народы, а также охотой; кроме того, они разводили те
виды животных, которые лучше всего были приспособ-
лены к жизни в лесах, главным образом свиней. Осжг
164
вой их военного, политического и общественного устрой-
ства была родовая группа, носившая название «фара»
(fara). Она представляла собой группу семей, связанных
узами родства и живших в одной и той же деревне. Даже
после первого периода их вторжения в Италию, когда
лангобарды проникли из района восточных Альп до Пье-
монта и до лигурийских и тоскано-эм'илианских Апеннин,
эта родовая группа попрежнему составляла основное
ядро поселений завоевателей (особенно в равнинной
местности), о чем свидетельствуют, между прочим, со-
хранившиеся до наших дней названия многих местностей
в районах Венето, Ломбардии, Пьемонта, Сабинских гор
и Абруцц. Лангобарды предпочитали селиться неболь-
шими группами в открытой сельской местности, чем и
объясняется тот слабый интерес, который они, по край-
ней мере в первый период после завоевания, проявили
к античным городам. Впрочем, некоторые из этих горо-
дов дали свое имя более крупным объединениям, сна-
чала военного, а впоследствии и территориального харак-
тера, носившим латинское название ducatus (герцогств)
и превратившимся в своей большей части в центры —
резиденции герцогов, а позднее также гастальдов, упра-
влявших королевскими земельными владениями.
До какой степени был еще не развит политический
строй лангобардов, видно из того факта, что после на-
сильственной смерти Альбоина и Клефа государство рас-
палось на многочисленные герцогства. Это произошло
потому, что отпала острая необходимость в военном
объединении под властью одного лица, поскольку уже
не было нужды защищать страну от врагов, прекратив-
ших в этот период свои набеги. Каждое лангобардское
герцогство самостоятельно продолжало завоевания, со-
вершая многочисленные набеги на еще не захваченные
территории и проникая за Апеннины, в Тоскану и отсюда
через Умбрию и Абруццы до Беневента и Лукании.
Позднее, когда появилась необходимость в защите
страны от греков и франков, королевская власть была
восстановлена, причем короли обеспечили себе прочную
материальную базу, потребовав, чтобы герцоги уступили
им в свою пользу половину присвоенных земель. Однако
даже и тогда лангобардское королевство не стало под^
линно единым государством. Два больших южноитальян-
еких герцогства, образовавшихся в этот период'— Сполето
165
и Беневент, — остались фактически самостоятельными
княжествами, лишь в незначительной степени зависи-
мыми от Павии. Между тем эти два герцогства по-
степенно распространили свою власть на область от
Пицена до Бруттия, захватили большую часть Адриа-
тического побережья — от Монте Конеро до залива Ман-
фредония, и более короткие отрезки побережья Иони-
ческого моря — от Метапонто до Кротоне, а также и
побережья Тирренского моря — к югу от Амальфи. Само
лангобардское королевство утвердило свое господство в
Северной Италии и распространило его на новые терри-
тории, завоевав в правлении Агилульфа почти все укре-
пленные города в Венето и Ломбардии (Падую, Монсе-
личе, Мантую и Кремону), остававшиеся до того времени
под властью византийцев, и в правлении Ротари — Ге-
ную и всю Лигурию к югу от Апеннин.
Отношения между греками и лангобардами, долгое
время — в течение 30 лет — остававшиеся враждебными,
стали затем постепенно улучшаться, отчасти вследствие
далеко неблагоприятного положения (в особенности в
военном отношении), в котором Восточная Римская импе-
рия оказалась после смерти Юстиниана, отчасти вслед-
ствие начавшегося в правлении Агилульфа распростра-
нения среди лангобардов католичества. Таким образом,
С течением времени была уничтожена, по крайней мере,
одна из причин, вызывавших борьбу между обоими на-
родами. Может быть, подлинный мир никогда не насту-
пал, однако война обычно продолжалась недолго и за-
канчивалась перемирием (первое из них было заключено
на три года в 598 году при посредничестве папы Григо-
рия I), причем периоды перемирия становились все более
длительными. В правление Ротари после завоевания Ли-
гурии и округа города Одерцо наступил период переми-
рия, в течение которого позиции обеих сторон укрепи-
лись. Это дает основание утверждать, что около середины
VII века завершился процесс разделения Италии на две
части — на византийские и лангобардские области, и гра-
ница между этими владениями определилась довольно
четко.
Следует отметить, что, в конечном итоге, в руки лан-
гобардов попала несравненно большая часть — обширная
территория, занимавшая несколько менее девяти десятых
всей площади Италии. У греков осталась только изре-
166
занная лагунами полоса побережья от озера Градо до
устья По, Романья и Марке к северу от города Озимо,
Апулия от реки Офанто до города Метапонто, южная
оконечность Калабрии, герцогства Рим, Гаэта, Неаполь
и Амальфи. Но в экономическом отношении византий-
ские владения имели несравненно большее значение, так
как в их состав входили, помимо больших островов Тир-
ренского моря, все морские порты полуострова, за исклю-
чением Пизы и Генуи (экономика последних в этот пе-
риод, вероятно, не была развита, и они не играли никакой
роли в торговле). В то время как византийская Италия
имела возможность поддерживать торговые отношения
со странами Востока, экономически гораздо более разви-
тыми, лангобардская Италия не имела с Востоком ника-
ких связей и могла принимать в этой торговле лишь кос-
венное участие.
Следовательно, независимо от того, какое непосред-
ственное воздействие оказало лангобардское завоевание
на экономику большей части Италии, сам факт раздела
страны после лангобардского завоевания послужил при-
чиной того, что в областях Италии, оставшихся в руках
новых завоевателей, уже с начала VII века создалось то
положение, которое, по мнению Пиренна, сложилось в
бассейне западного Средиземноморья только в резуль-
тате арабских завоеваний и набегов (на этом основании
Пиренн полагает, что полное прекращение сношений с
Византией и с другими странами восточного Средизем-
номорья относится только к середине VIII века).
5.	В условиях почти полного опустошения Италии и
расстройства ее экономики, явившихся результатом войны
между византийцами и готами, а также лангобардского
вторжения, относительные порядок и спокойствие сохра-
нились только на землях, являвшихся собственностью
церкви, и прежде всего на землях недавно возникших
монастырей.
На протяжении двух веков, последовавших за изда-
нием Миланского эдикта и смертью Константина, церков-
ная собственность непрерывно увеличивалась в резуль-
тате дарений. Сами готы, которые были арианами, не
препятствовали католической церкви расширять ее патри-
мониальные владения. Церковное землевладение росло
и в период войны между византийцами и готами, ибо
167
крайний упадок всех институтов гражданской жизни в
это время побуждал даже многих представителей выс-
шего слоя знати искать у церкви убежища и защиты.
Наконец, еще быстрее росла собственность церкви в пра-
вление Юстиниана, всегда и всемерно покровительство-
вавшего церкви и способствовавшего увеличению ее бо-
гатств.
Первыми земельными владениями, превратившимися
в собственность церкви, где была осуществлена система-
тическая организация труда, были благодаря св. Бене-
дикту (480—543) земли монашеских орденов. Знамени-
тый устав св. Бенедикта, составленный им около 534 года
для монастыря Монтекассино, не только определял рели-
гиозные обязанности, но и регулировал экономическую
деятельность многочисленных бенедиктинских монасты-
рей, которые взяли за образец Монтекассино и число ко-
торых росло не только в Италии, но позднее также и на
всем Западе. Устав св. Бенедикта предписывал монахам
не только молитву и благочестивые размышления, но и
труд. Распорядок дня монахов был точно определен:
часы, посвященные молитве и размышлению, чередовались
с часами чтения и труда, причем первое место неизменно
отводилось труду. Осенью и зимой, с середины сентября
до пасхи, монахи должны были четыре часа посвящать
совместной молитве и размышлению, три часа — чтению
и пять часов — работе. Весной и летом часы работы уве-
личивались до шести с половиной, а в определенные дни,
когда потребность в их труде возрастала, — даже до
восьми с половиной часов.
Говоря о труде, св. Бенедикт всегда подразумевает
физический труд; исходя из своих общих взглядов, со-
гласно которым монастырь должен был по возможности
удовлетворять свои потребности собственными силами,
св. Бенедикт различает четыре вида работ: работы по
содержанию монастыря в чистоте и порядке, работы на
мельнице и выпечка хлеба, приготовление пищи или же
сельскохозяйственные работы, не только в саду, но и на
монастырских полях. При жизни св. Бенедикта монахи,
как правило, не ограничивались тем, что руководили ра-
ботой рабов, наемных сельскохозяйственных рабочих и
колонов, но, когда в том была необходимость, сами об-
рабатывали землю. Впрочем, устав предусматривает слу-
чай, когда для некоторых наиболее тяжелых работ,
168
таких, например, как жатва, монахи могут пользоваться
трудом людей, которые находятся от них в личной зави-
симости; однако в случае отсутствия таких ли-ц монахи,
согласно уставу, сами- должны выполнять эти работы.
Наконец, четвертым видом работ было ремесло, которое
могло не только удовлетворять потребности самого мо-
настыря, но и поставлять изделия на продажу, при том,
однако, условии, чтобы весь доход целиком шел мона-
стырю.
Итак, по замыслу основателя Монтекаосино, мона-
стырь должен был представлять собой небольшую об-
щину равных между собой людей, которые совместно тру-
дятся для общего блага, а не ради прибыли и в равной
со всеми остальными степени участвуют в потреблении.
Однако вскоре характер монастырской общины изме-
нился, причем сам св. Бенедикт подготовил почву для
этого. Согласно его установлению, каждый вступающий
в монастырь должен отказаться от своих богатств в
пользу бедных или же отдать их в дар монастырю; ро-
дители могут поручить своих несовершеннолетних сыно-
вей покровительству монастыря (oblati), причем послед-
ний получает за это соответствующие дарения.
К этим вкладам вскоре присоединились гораздо более
многочисленные дарения частных лиц. Движимые как
религиозным чувством, так и стремлением найти могуще-
ственного покровителя, они, не вступая в орден, переда-
вали ему свои земли. Таким образом, собственность
многих монастырей (основанных св. Бенедиктом или со-
зданных вскоре в большом числе по их образцу и на основе
того же бенедиктинского устава) быстро достигла гран-
диозных размеров. На монастырских землях жило мно-
жество зависимых людей, которые на различных усло-
виях обрабатывали эти земли и пасли монастырский скот.
В VII веке не только в Италии (Фарфа, Боббио, Нонан-
тола, монастырь св. Юлии в Брешии, Новалеза, Кава деи
Тиррени, монастырь св. Винченция в Волтурно), но и во
Франции, Швейцарии, Германии, Англии и Ирландии
имелись многочисленные и пользующиеся широкой из-
вестностью монастыри, которые обладали обширными зе-
мельными владениями. Главный монастырь или подчинен-
ные ему более мелкие монастыри, разбросанные в раз-
личных частях обширных и раздробленных монастырских
владений, представляли собой хозяйственно-администра-
169
тивные центры, по своему характеру мало отличающиеся
от виллы, являвшейся центром светских крупных земель-
ных владений римской императорской эпохи. Только ме-
сто виллика занимал теперь аббат со своими монахами,
из которых одни осуществляли надзор за домашними
или сельскохозяйственными работами, в то время как
другие сами занимались физическим трудом. 'Подобно
римской вилле, монастырь имел свои амбары, склады и
винные погреба, в которых хранились продукты, полу-
ченные в господском хозяйстве и доставленные в виде
доли урожая с участков, обложенных повинностями,
а также свой скотный двор. Большая часть предметов,
необходимых в повседневной жизни монастыря и зависи-
мого от него населения, производилась в принадлежащих
монастырю мелких ремесленных мастерских, где рабо-
тали сами монахи и более или менее значительное число
рабов (сервов). Таким образом, монастырь достигал той
хозяйственной замкнутости (впрочем, никогда не являв-
шейся полной), которая в эпоху анархии и насилий, в
эпоху быстрого упадка городов была необходимым усло-
вием для поддержания хотя бы самой скромной хозяй-
ственной деятельности.
О том, как управлялось крупное церковное поместье
в период, наступивший уже после смерти св. Бенедикта,
когда Италия испытывала еще более сильные потрясения
в связи с постоянными набегами лангобардов, можно от-
части составить представление по письмам папы Григо-
рия I. Церковные поместья, образовавшиеся в короткий
срок благодаря пожертвованиям со стороны государей
и частных лиц, очень страдали в V и VI веках из-за на-
силий и грабежей завоевателей, а, может быть, в еще
большей степени из-за нерадивости и прямых злоупотреб-
лений должностных лиц, управляющих церковными вла-
дениями; эти управляющие открыто или тайно расхитили
значительную часть монастырских земель. Император
Юстиниан, стремясь сохранить целостность тех владе-
ний, которые удалось удержать церкви, издал распоря-
жение о неотчуждаемости всей церковной собственности.
Следствием этого предписания было аннулирование всех
арендных договоров (на земли, которые светские лица
держали от церкви), заключенных на 30 лет и более
долгий срок, а также аналогичных эмфитевтических до-
говоров, заключенных более чем на три поколения.
170
Земельные владения римской церкви (к которым можно
причислить владение Равеннской церкви, сохранившей
свою автономию), находившиеся под покровительством
и защитой императорской власти, достигли к концу
VI века огромных размеров. Они были настолько сложны
по своей структуре и многообразны по своему характеру,
что их можно сравнить в этом отношении с император-
ской крупной собственностью предшествовавшей эпохи,
поскольку церковь частично унаследовала эту собствен-
ность. Дарения, которые римские императоры, начиная
с Константина, делали римской церкви (fundi, massae и
possessiones), образовали внутри церковных владений
комплексы земель, носивших характер единого хозяй-
ственного организма, на которых работали сервы и ко-
лоны. Наряду с этим церковные владения, которые
складывались в результате дарений частных лиц, отлича-
лись большой дробностью и пестротой. Земли дарили
вместе с сервами и колонами, но иногда дарение ограни-
чивалось землей, на которой не было зависимых земле-
дельцев. Наконец, нередко даритель сохранял за собой
право остаться на отданной им земле, обрабатывать ее
и снимать в свою пользу урожай, обязуясь лишь уплачи-
вать церкви небольшой денежный или натуральный чинш.
В столь сложной обстановке наиболее трудно разрешимой
проблемой была нехватка рабочих рук, в результате ко-
торой земли, разбросанные в наиболее отдаленных друг
от друга областях Италии — от Сицилии до Альп, — от-
нюдь не приносили того урожая, какой могли бы прино-
сить. Папа Григорий I, продолжая, быть может, линию
своих непосредственных предшественников, стремился
весьма энергично и с большим практическим умением ре-
шить именно эту проблему.
Из писем Григория I видно, что церковные владения
делились на округа, называвшиеся патримониями (patri-
monia). Самые обширные из них находились в Сицилии
(их центром были Сиракузы и Палермо) и в окрестно-
стях Рима. Во главе каждого патримония стоял rector,
чье положение почти полностью соответствовало положе-
нию прокуратора императорских доменов. Это было
назначаемое папой церковное должностное лицо, в обязан-
ности которого входило защищать церковную собствен-
ность в данном округе, надзирать за деятельностью упра-
вляющих, а также за получением доходов, Земли
171
отдельных имении, входивших в патримонии, как и в им-
ператорский домен, передавались в ведение кондуктора.
Однако последний, повидимому, отличался от своих пря-
мых предшественников, так как он не был, подобно
кондуктору императорских доменов, крупным арендато-
ром или своего рода подрядчиком, который, используя
труд сервов или колонов, вел хозяйство за свой собствен-
ный счет и уплачивал церкви в качестве арендной платы
определенную денежную сумму или отдавал ей часть
урожая. На основании свидетельств папы скорее можно
прийти к выводу, что кондуктор был одновременно мел-
ким арендатором, который кормился с предоставленного
ему участка земли и в качестве управляющего поместья
руководил работой сервов и колонов, надзирал за ними
и собирал с них денежный чинш и часть урожая, пред-
назначенные церкви или прокуратору, который передавал
их церкви.
Письма Григория I не дают основания предполагать,
что в церковных 'патримониях в это время сохранялось
характерное для сальтусов и вилл подразделение на гос-
подскую землю, где хозяйство ведет непосредственно
собственник, сам или через своего управляющего, и
участки, предоставленные колонам и рабам, которые
обязаны нести повинности. В папских письмах не встре-
чается также никаких указаний на то, что эти обязанные
повинностями земледельцы должны работать определен-
ное число дней на господской земле. Причину этого отли-
чия следует искать в остром недостатке рабочей силы, и
в частности рабов. Той же причиной объясняется также
только что отмеченное нами изменение положения кон-
дуктора. Папа вынужден признать, что для получения
даже минимального дохода с некоторых его земель в
Сицилии следует отказаться от разведения лошадей, ко-
торым занимались в господском хозяйстве, так как из-
держки, связанные с содержанием пастухов-сервов, в
12 раз превышают доход, получаемый от скота. Поэтому
он приказывает субдьякону Петру — прокуратору Сици-
лии — продать всех лошадей, оставив только 400 самых
молодых, которых следует передать кондукторам, чтобы
те использовали их в хозяйстве и таким образом из-
влекли из них некоторую пользу. Пастухи, оставшиеся
без стад, должны быть, в свою очередь, распределены по
различным хозяйствам для обработки земли. По мнению
172
папы, единственным средством обеспечить церкви хотя
бы минимальный доход с ее земель является раздел
земли на участки и предоставление их колонам.
Вероятно, недостатком рабочих рук объясняется
также и практика отдачи обширных земельных владений
церкви в эмфитевзис частным лицам, которые обязыва-
лись платить ежегодный чинш весьма скромных размеров
и нередко в конце концов переставали платить его, стре-
мись превратить держание на праве эмфитевзиса в свою
полную собственность.
Письма Григория I не содержат, к сожалению, под-
робного описания земельных владений римской церкви;
земельная опись была составлена, и притом весьма тща-
тельно, еще до понтификата Григория. Тем не менее его
письма дают основание утверждать, что в конце VI века
организация крупной земельной собственности во всех
областях Италии, еще не завоеванных лангобардами,
очень напоминала организацию больших императорских
доменов. Единственное отличие состояло в том, что основ-
ная масса земель предоставлялась эмфитевтам, свобод-
ным мелким арендаторам, колонам или рабам, посажен-
ным на землю, и лишь небольшая их часть представляла
собой господское хозяйство, в котором применялся труд
familia rustica.
ГЛАВА II
ЛАНГОБАРДСКИЕ И ВИЗАНТИЙСКИЕ ОБЛАСТИ ИТАЛИИ
ДО ЗАВОЕВАНИЙ КАРЛА ВЕЛИКОГО
1. Лангобардская Италия в правление Ротари. 2. Первые признаки
экономического возрождения во времена Лиутпранда и Айстульфа,
города. 3. Денежная система лангобардской Италии. Натуральное
хозяйст/во и товарное хозяйство. Торговля с византийской Италией
(Комаккьо). 4. Купцы и свободные ремесленники в городах: город-
ское и поместное ремесло. Корпорации. 5. Хозяйство византийской
Италии в VII—VIII веках. 6. Возникновение Венеции и ее торговля
до конца VIII века
1.	Явившись в Италию, лангобарды расположились
здесь лагерем, подобно вражескому войску. Однако их
расселение отчасти утратило свой военный характер,
когда отряды лангобардов распространились по всему по-
луострову, когда герцоги и гастальды обосновались в го-
родах и вступили в непосредственные сношения с латин-
ским населением, когда в царствование Агилульфа
(591—616) увеличилось число лангобардов, перешедших
из арианства в католичество, когда, наконец, было, заклю-
чено первое перемирие между лангобардами и византий-
цами. Впрочем, после смерти Агилульфа, когда опять
одержала верх национально-арианская партия, верная
прежней вере и традициям предков, расселение лангобар-
дов вновь приняло ярко выраженный военный характер.
Последним и наиболее влиятельным представителем этого
направления был Ротари, который с удвоенной энергией
возобновил войну против византийцев и издал в 643 году
эдикт, где впервые было сведено!, систематизировано и
дополнено' обычное право лангобардов. Этот эдикт, нося-
щий название эдикта Ротари, представляет собой един-
ственный (если не считать кратких данных, сообщаемых
Павлом Диаконом, и очень немногочисленных грамот
частных лиц) достоверный источник, который дает сведе-
ния, правда очень поверхностные и несовершенные, об
учреждениях лангобардов и их общественном строе после
завоевания Италии, а косвенно и о положении самой Ита-
лии в этот первый и наиболее темный период лангобард-
ского господства.
174
Почти половина статей эдикта (а их всего 388) по-
священа уголовному праву; эти статьи содержат чрезвы-
чайно подробно разработанную шкалу денежных штра-
фов за преступления и имеют своей целью заменить
кровную месть денежным штрафом, размер которого за-
висит от тяжести преступления и от социального положе-
ния пострадавшего. Этот закон рисует достаточно полную
картину общественного строя лангобардского народа в
течение тех 75 лет, которые прошли с момента его втор-
жения и ДО' издания эдикта. При чтении эдикта прежде
всего бросается в глаза чисто военный характер народа-
завоевателя: его основную массу составляют свободные,
само название которых (arimanni, exercitales) показы-
вает, что эти люди входили в состав войска. Народное
собрание, которому принадлежали, ПО' крайней мере
формально, все верховные права, отождествляется с об-
щим собранием вооруженных воинов.
Над слоем свободных людей возвышается сравни-
тельно немногочисленная группа знати (adalingi) — по-
томков древнейших родов. Из ее среды народное собра-
ние избирает короля, герцогов, сотников, десятников, то
есть предводителей различных подразделений войска, ко-
торые после окончательного поселения на полуострове,
кроме военных функций, приобрели также администра-
тивную и судебную власть над населением той террито-
рии, где они обосновались.
'Как это' свойственно древнему германскому устрой-
ству, ариманны были не только воинами, имевшими право
участвовать в народном собрании, но и земельными соб-
ственниками. Их владения сильно отличались друг от
друга по своим размерам, однако, как правило', все ари-
манны заставляли своих зависимых людей обрабатывать
земли, а сами занимались лишь войной и охотой.
Высшей категорией зависимых людей были альдии
или литы, обладавшие личной свободой, но не входившие
в состав войска и лишенные всех политических прав.
Можно сказать с почти полной уверенностью, что альдии
принадлежали к варварским племенам, подчиненным лан-
гобардами до завоевания Италии; побежденные римляне,
очевидно, не входили в число альдиев.
На более низкой ступени, чем альдии, стояли рабы
самых различных категорий. Высшее место среди
рабов занимал раб, специализировавшийся в каком-либо
175
ремесле, опытный и искусный (servus ministerialis proba-
tus et doctus), за убийство которого следовало заплатить
штраф в 50 золотых солидов (по 3,89 грамма золота в
каждом солиде), в то время как штраф за убийство'
альдия составлял 60 солидов. На той же ступени, что и
раб-министериал, находился раб — старший свинопас,
у которого' было два, три или более помощников (magi-
ster porcarius, qui sub se discipulos habet duo aut tres
aut amplius). Министериал (ministerialis), находившийся
под началом «искусного и опытного министериала», оце-
нивался лишь в 25 солидов, раб, возглавлявший пастухов,
пасших коз, раб, под начальством которого' находились
пастухи, пасшие овец, старший волопас, также обслужи-
вавший господское хозяйство' (sala), а равным образом
раб, сидевший на участке земли (servus massarius), — все
они оценивались в 20 солидов; на низшей ступени стояли
раб, зависевший не от свободного собственника, а от мас-
сария —• раба, сидевшего на земле (servus rusticanus qui
cum massario est), а также помощники старших пастухов,
пасших овец и коз, оценивавшиеся в 16 солидов.
Эдикт Ротари позволяет прийти к выводу, что приоб-
ретенные лангобардами в Италии земельные владения де-
лились на две части: первую из них составляла sala (на-
зывавшаяся также sundrio), которая соответствовала
господской земле (pars dominica) сальтуса или римской
виллы. В ее центре находились господские строения и
мастерские, в которых работали рабы, специализировав-
шиеся в различного вида ремеслах. Однако-, в отличие от
территории римской виллы, большая часть господской
земли в лангобардском поместье была, невидимому, за-
нята лесами: только этим обстоятельством можно объяс-
нить, почему старшему свинопасу придавали особое зна-
чение по сравнению с другими пастухами (впрочем,
о преобладании на протяжении двух столетий лесов
прямо свидетельствуют источники).
Близ господской земли были расположены земли за-
висимых людей (так называемый massaricium), разделен-
ные на участки, которые были, как правило, довольно
большого размера, если массарии, сидевшие на этих
участках, сами имели рабов.
У нас нет данных, достаточных для того, чтобы ска-
зать, насколько организация хозяйства на этих землях
(начиная с правления Ротари) была близка организации
176
Крупных поместий римской императорской эпохи. В са-
мом деле, мы не знаем, какими видами ремесла занима-
лись министериалы и для кого предназначались изготов-
ляемые ими продукты, но хуже всего то, что мы не
знаем, какое соотношение существовало между господ-
ской землей и землей, разбитой на участки массариев,
а также — несли ли массарий и его рабы барщину на
земле господина. Поскольку, однако, мы знаем, какими
методами производилось размежевание и измерение
полей (эти методы применялись уже задолго до того рим-
скими землемерами), мы можем предположить, что' эко-
номическая организация крупной собственности у ланго-
бардов, очевидно, мало отличалась от той, которая суще-
ствовала в предшествующую эпоху и описание которой
позднее мы вновь встречаем в источниках IX и X веков.
Эдикт Ротари почти ничего' не говорит о том, в каком
положении оказалось покоренное население; поэтому все,
кто занимается историей лангобардской Италии, с давних
пор вынуждены обращаться к двум широко известным и
очень трудным для понимания отрывкам из произведений
Павла Диакона, требующим весьма тщательного ана-
лиза. Несомненно, что положение побежденных римлян, в
особенности сенаторов и всех крупных земельных соб-
ственников, было очень тяжелым в годы завоевания и,
может быть, еще тяжелее в период междуцарствия, кото-
рый продолжался десять лет. Число римлян значительно
сократилось после резни, учиненной лангобардами,
а также благодаря тому, что многие римляне бежали в
города, которые были укреплены и защищались визан-
тийцами, или на территории, реже подвергавшиеся ланго-
бардским набегам. Позднее, когда при Аутари и Ротари
лангобарды вновь предприняли наступление, имевшее
целью завоевание новых областей, опять начались избие-
ния римлян и их бегство.
Однако именно потому, чтс> лангобардское завоевание
носило ярко выраженный варварский характер, оно не
смогло оказать более серьезного и длительного влияния
на местное население. Ибо' в данном случае не может
быть и речи о переселении многочисленного народа, кото-
рый снялся с места в поисках новых земель, и поэтому
стремился занять место прежних жителей или как бы
надстроиться над ними, обратив их в рабство1. Перед
нами воинственные племена, для которых война пред-
12 Зак. 1587. Дж. Лувдатто
177
Ставляет собой наиболее прибыльное и наиболее почетное
постоянное занятие и которые в первый период после
вторжения, а также во время^ последующих завоеваний'
живут главным образом грабежом. Даже в тех местно-
стях, где они переходят к более оседлому образу жизни,
они представляют собой войско, оккупирующее враже-
скую территорию; их собственные роды (фары) распола-
гаются вне и большей частью далеко от городов; они
всегда готовы к войне и живут за счет покоренного ими
местного населения. Поэтому взаимоотношения между
римским населением и победителями введены в рамки за-
кона только1 в одном отношении, в отношении обязанно-
сти покоренного населения снабжать съестными припа-
сами войска победителей, занявших страну, а также обес-
печивать их жильем. Последнее достигалось посредством
института (может быть, временного) hospitalitas, став-
шего уже традиционным: свободные землевладельцы (там,
где они уцелели) или же, чаще, колоны обязаны были
предоставить лангобардам одну треть своих домов и треть
урожая со своих земель. Огромных земельных владений
римского фиска и не менее обширных владений представи-
телей высших сословий (тех, которые были истреблены или
бежали) было более чем достаточно для того, чтобы ланго-
бардские короли, герцоги и вся знать стали крупными
землевладельцами. Не исключена возможность, что во вре-
мена Аутари простым exercitales — рядовым свободным
членам племени — также были предоставлены земельные
наделы: вместо получаемой ими ранее одной трети урожая
они получили треть земель, конфискованных у римлян.
В остальном же лангобардские правители в период от
времен Альбоина и ДО' правления Ротари не проявляли,
повидимому, никакого интереса к тому, в каком положе-
нии находится покоренное население, и предоставляли
римлянам решать их внутренние дела, согласно их соб-
ственным законам и обычаям. Можно' почти с полной уве-
ренностью сказать, что римские государственные учре-
ждения, как провинциальные, так и муниципальные, сразу
же прекратили свое существование, так как исчез тот
социальный слой, из среды которого1 ранее рекрутирова-
лись должностные лица империи; исчезновение этих учре-
ждений, пребывавших на протяжении трех веков в состоя-
нии глубокого упадка, ускорило' также то. обстоятельство1,
что' города в большинстве своем были разрушены или
178
находились в состоянии запустения. В лучшем случаё
могли уцелеть некоторые второстепенные магистратуры,
такие, например, как должность куратора (curator), над-
зиравшего за городским рынком, и, может быть, отдель-
ные коллегии, в которые, по распоряжению властей, были
объединены ремесленники, поставлявшие все необходимое
для снабжения города.
2.	Экономическое положение лангобардской Италии,
каким его рисует эдикт Ротари, заметно изменилось и
улучшилось восемьдесят лет спустя, когда Лиутпранд,
а затем Рахис и Айстульф завершили дело, начатое их
предшественником.
Повидимому, тот факт, что' до нас дошло множество
источников, рисующих экономическое состояние Италии
с конца VII века и позднее, когда экономика страны была
более развита, объясняется чисто случайным обстоятель-
ством — сохранением относящихся к этому периоду гра-
мот некоторых монастырей и епископств. Однако уже то
обстоятельство, что' появилась возможность лучше хра-
нить нотариальные и судебные акты, которые в преды-
дущий период подверглись полному уничтожению, в;
какой-то степени знаменателен сам по себе. Прогресс эко-
номики отражается также в общем тоне нового законо-
дательства и отдельных законодательных распоряжений.
К ним относятся, в частности, распоряжения, где гово-
рится о, римлянах, живущих по своим законам, о торгов-
цах (negotiatores), зачисляемых в войско, и вообще о гра-
дации свободного населения, обязанного' нести военную
службу уже в зависимости не от своего социального про-
исхождения, а от экономического' положения. К числу
причин, обусловивших прогресс экономики, нужно отне-
сти следующие: длительная передышка между завоева-
тельными войнами, а также набегами народа-завоевателя;
установившиеся, по крайней мере временно', мирные отно-
шения между лангобардской и византийской частями Ита-
лии (эти периоды мира позволили городам и поместьям
внутренних областей Италии вновь принять участие, хотя
бы косвенное — при посредничестве греческих городов
бассейна Адриатики и Южной Италии, — в средиземно-
морской торговле); тот факт, что римляне и лангобарды
жили совместно в одних и тех же городах, и, наконец, в
первую очередь, деятельность церкви. После того как
179
лайгобарды были полностью обращены в католичество,
а религиозные разногласия, вновь расколовшие в VII веке
христиан Италии, ликвидированы, церковь восстановила
во всех городах единую власть епископов, что* значительно
способствовало сближению обоих народов.
В эпоху Лиутпранда и Айстульфа прежде всего бро-
сается в глаза возрождение городов, которые приобрели
не только религиозные и административные, но и эконо-
мические функции, наличие наряду с поместным ремес-
лом городского' ремесла, сохранение, а может быть, раз-
витие денежного' хозяйства.
В то время как многие города Венето и некоторые
города Ломбардии и Лигурии были полностью разрушены
или, по крайней мере, в такой степени пострадали во
время вторжения, что в течение долгого' времени не смог-
ли вернуться к прежней деятельности, другие города, та-
кие, как Павия, Пьяченца, Верона, Лукка, Пиза, Чиви-
дале, Тревизо, либо' остались нетронутыми, либо’ быстро
восстановили свои укрепления. Разумеется, не следует
думать, что города VII—VIII веков были по своему внеш-
нему облику и по своей деятельности похожи на римские
города эпохи Августа и Антонинов или на города средне-
вековой Италии в эпоху их наивысшего расцвета. Источ-
ники часто сообщают, что внутри городских стен,
окружавших, как правило, небольшое пространство, нахо-
дились пахотные земли, луга, пастбища и усадьбы. Следо-
вательно, четкого' разграничения между деревней и горо-
дом более не существовало', сельское хозяйство частично
вторглось в самый город. Тем не менее некоторые черты,
присущие городу, содействовали тому, что- он вновь ста-
новится руководящим и ведущим центром. Как мы ви-
дели, в период владычества лангобардов, с момента втор-
жения, города стали прежде всего резиденциями высших
должностных лиц: подобно' тому как в Павии был коро-
левский дворец (в этом дворце, а также вокруг него жили
придворные и все королевские должностные лица), так
Чивидале, Верона, Иврея, Сполето и все остальные го-
рода, уцелевшие после завоевания, стали постоянным ме-
стом пребывания герцогов и гастальдов. Епископы, власть
которых — в этой власти слабые видели свою естествен-
ную защиту — распространялась преимущественно на
остатки городского населения, находились вне бюрокра-
тической иерархии и, тем не менее, начиная с IV века
180
постепенно приобретали во вое более широких масштабах
важные публичные функции, которые иногда признава-
лись за ними даже официально. Непосредственно или че-
рез монастыри епископ помогал бедным, больным, .стран-
никам и в исключительных случаях оказывал содействие
государственной власти в деле защиты горожан во время
вражеских набегов или же во время чумы и голода. Сохра-
нились довольно многочисленные упоминания, относя-
щиеся главным образом к VIII веку, о странноприимных
домах (xenodochia), возникших при участии епископа или
благодаря щедрости частных лиц, которые совершали да-
рения или завещали свое имущество в пользу монастыря.
Некоторые из этих домов были созданы в городах или
в непосредственной близости от них. Так, например, в те-
чение небольшого' периода времени — с 718 по 778 год—
в Лукке и ее окрестностях существовало, насколько' мы
можем судить об этом на основании источников, по' мень-
шей мере, шесть таких домов, часть которых не только
предоставляла убежище иноземным путешественникам, но
и оказывала помощь беднякам, вдовам и сиротам. Такие
приюты, существовавшие, как нам известно на основании
источников, в Лукке и прилегающей к ней территории,
имелись также во многих мелких городах Сиенской Ма-
реммы и вдоль всех дорог, которые с севера через Апен-
нины шли в Рим.
3.	О том, насколько' возросло' значение некоторых горо-
дов лангобардской Италии, свидетельствует появление но-
вых (начиная с правления Лиутпранда) монетных дворов,
которые чеканили золотую монету — солид и тремиссе.
Помимо широко распространенной монеты, чеканившейся
в Лукке, постепенно появляются монеты Пизы, Павии,
Милана, Сеприо, Мантуи, Пармы, Пьяченцы, Виченцы,
Тревизо, а также монета, которая чеканилась на монет-
ном дворе самостоятельного герцогства Беневента. Уже
тот факт, что у лангобардов в последний период их гос-
подства возникла потребность в чеканке собственной зо-
лотой монеты, был верным признаком глубокого измене-
ния их экономического положения, а также того влияния,
которое оказали на лангобардскую Италию торговые от-
ношения с византийской Италией и при посредстве по-
следней с более развитыми областями греческого и араб-
ского Востока. Действительно, самый факт появления за
181
небольшой промежуток времени монетных дворов, Кото-
рые вначале существовали, повидимому, только в Лукке
и Павии, в десяти или более городах, очевидно, свиде-
тельствует о том, что многие города, особенно' Северной
Италии, начинают с этого времени принимать активное
участие в торговле.
Правда, нельзя отрицать, что крупные землевладельцы
стремились производить в своих поместьях все необходи-
мые продукты, не выходя, таким образом, за рамки так
называемого натурального хозяйства. Можно считать, что
эта эпоха была временем господства натурального хозяй-
ства, для которого' характерно отсутствие денежного обра-
щения, отсутствие слоя профессиональных торговцев. Так,
например, крупные собственники — фиок, наиболее могу-
щественные епископы, самые большие монастыри — вла-
дели землями, разбросанными в разных районах, которые
отличались друг от друга по характеру почвы и по кли-
мату; продукты, специфические для каждого района, пере-
возили зачастую на значительные расстояния. Так, все
крупные церковные собственники Северной Италии имели,
по крайней мере, по одной оливковой роще в районе озер
и после завоевания лангобардами Равенйского экзархата
нередко получали в пользование земли и соляные разра-
ботки на берегу лагуны Комаккьо, а Луккское епископ-
ство и другие церкви Тосканы приобрели соляные раз-
работки на территории Вольтерры. Таким образом, крупные
земельные собственники удовлетворяли свою потреб-
ность в отдельных продуктах, не прибегая к рынку. Неко-
торые из этих землевладельцев, стремясь использовать
излишки производимых в их поместьях продуктов, устраи-
вали в 'городе погреба (cellae), где хранили (или пере-
рабатывали) часть своего урожая, предназначавшуюся на
пропитание зависимых от них людей, живших в городе,
на благотворительность, а зачастую также и на рынок.
Но наряду с хозяйством, которое исключало' обмен
или где обмен (в его натуральной форме) сводился к об-
мену продуктами между различными частями одного и
того же владения, существовала внешняя торговля с от-
даленными странами, происходившая при посредничестве
профессиональных купцов. Для этой торговли были необ-
ходимы деньги как мерило' стоимости и как платежное
средство. Мир с Византийской империей, несмотря на то,
что он длился очень недолго, имел решающее значение
182
для развития внешней торговли лангобардской Италии,
так как в период мира купцам приморских областей
удалось проникнуть в города внутренних районов, распо-
ложенные в Паданской равнине и на полуострове, завя-
зать довольно' оживленную торговлю с этими городами,
доставлять сюда новые виды товаров и способствовать
тем самым росту потребностей населения.
Что касается вопроса о торговле между Павией и го-
родами побережья Тирренского моря (в частности, Пизой
и Амальфи), то мы вынуждены здесь ограничиться гипо-
тезой, что такая торговля, по- всей вероятности, существо-
вала. При этом мы исходим из упоминавшихся выше
источников, которые свидетельствуют о существовании
многочисленных странноприимных домов (xenodochia),
построенных вдоль «дороги франков» (via francigena) и
вообще вдоль тех дорог, по которым чаще всего- путеше-
ствовали паломники и купцы; мы исходим также из сви-
детельств источника, правда, гораздо- более по-зднего вре-
мени (этот источник называется «Но-norantiae civitatis
Papiae»), содержащего, тем не менее, неоднократные упо-
минания о лангобардской и франкской эпохе. Вполне до-
стоверные сведения сохранились только о торговых отно-
шениях с северным побережьем Адриатического моря.
Договор 715 года между Лиутпрандом и городом Ко-
маккьо, по- существу, являющийся скорее привилегией,
предоставленной королем Лиутпрандом купцам Ко-маккьо,
торгующим на территории Лангобардского королевства,
ставит этих купцов в особо- благоприятное положение
в отношении уплаты таможенных пошлин в различных
речных портах по течению По и по некоторым его прито-
кам, до портов Kanoi Минчо- (современная Остилья?),
Мантуи, порта, принадлежавшего Брешии (может быть,
у слияния Ольо с По), Пармы, Порто- д’Адда, Порто дель
Ламбро (который, невидимому, обслуживал Милан), Пья-
ченцы. В каждом из этих по-ртов находились должностные
лица фиска (riparii), взимавшие -портовые пошлины. Эти
пошлины в целом были, -очевидно, весьма умеренными и
сводились к обязательству кормить у себя на корабле
должностных лиц фиска, к уплате натурального- побора
(который носил название ripaticum и представлял собой
определенную, вероятно, небольшую часть перевозимой
соли) и к уплате денежной пошлины, называвшейся pali-
fictura (в размере одного тремиссе, что равнялось
183
7з золотого солида, то есть несколько больше 1 грамма
чистого золота).
Договор Лиутпранда касался торговли солью. Однако
из самого текста договора видно, что купцы вместе с
солью перевозили оливковое масло и перец. Не подлежит
сомнению, что1 перец шел из Константино-поля и портов
Леванта; столь же несомненным является тот факт, что
купцы ввозили в Италию и другие пряности, а также
дорогие восточные ткани, издавна в значительном коли-
честве прибывавшие в Равенну и другие города Италии,
которые на протяжении трех веков поддерживали наибо-
лее тесные сношения с Византией.
4.	Торговля, оживившаяся благодаря связям с при-
морскими городами и принявшая отныне постоянный
характер вследствие развития речного транспорта и
появления городских рынков, которые впервые изредка,
но вполне определенно упоминаются источниками, вызы-
вает подъем слоя торговцев — negotiatores. В знамени-
том законе Айстульфа (750 год) торговцы в первый раз
выступают в качестве слоя, пользующегося значитель-
ным социальным весом. Устанавливая правила, согласно
которым должны вооружаться различные слои горожан,
лангобардский король делит торговцев на три категории:
крупные купцы (maiores или potentes), за ними по раз-
мерам своего имущества следуют менее богатые купцы
(sequentes), затем идут мелкие торговцы (minores).
Король причисляет крупных купцов к тому же разряду,
что и собственников земли, владеющих, по крайней мере,
шестью участками земли (то есть шестью наделами зави-
симых крестьян); как те, так и другие обязаны воору-
житься панцырем, щитом, копьем и явиться в войско
верхом. Minores, мелкие местные торговцы, принад-
лежали, очевидно, к низшему классу свободного город-
ского населения, представители которого вооружены
только луком и стрелами.
В документах VIII века наряду с торговцами довольно
часто упоминаются ремесленники, живущие в городе,
вероятно около рынка; речь идет главным образом
о золотых дел мастерах, живописцах, медниках, сапож-
никах, портных и мыловарах. Имеющиеся у нас данные
позволяют предположить, что это свободные люди, кото-
рые частично были лангобардского происхождения и
184
носили лангобардские имена, а частично были римля-
нами; все они работали, повидимому, по заказу покупа-
теля.
Среди ремесленников наибольшей известностью поль-
зовались magistri commacini, называвшиеся так или
потому, что они происходили из Комо, или же, вероятнее
всего, потому, что имели в своем распоряжении леса
(machina), необходимые для постройки зданий. Их дея-
тельность регулировалась законодательным актом, где
уделялось особое внимание вопросам оплаты труда и
строительной техники. По всей вероятности, речь идет
о подрядчиках на строительных работах, получавших
плату согласно точно определенному тарифу, сообразно
выполненным ими работам; они назывались мастерами
(magistri), подобно тому, как лица, работавшие у них
в подчинении, называются в некоторых источниках уче-
никами (discipuli).
Уже сами эти термины — мастера и ученики, —• а тем
более тот факт, что Лиутпранд пожаловал кафедраль-
ному собору Пьяченцы ежегодный побор в размере
30 фунтов мыла, который платили королевскому двору
мыловары этого города, заставляют нас предположить,
что не только в византийской части Италии, но и в лан-
гобардской ее части никогда не прекращалась деятель-
ность ремесленных корпораций, существовавших в Позд-
ней Римской империи. Такое предположение подтвер-
ждается значительно более достоверными известиями,
содержащимися в приводившемся нами выше источ-
нике — «Honorantiae civitatis Papiae», на которых нам
придется остановиться позднее. Этот вопрос вызвал мно-
жество споров, и на него нелегко дать определенный
ответ. Он важен для нас не с юридической точки зрения:
его решение зависит от того, какое из двух противо-
положных представлений о характере хозяйства Италии
в раннее средневековье следует считать правильным.
В самом деле, если мы допустим, что даже в областях,
завоеванных и окончательно занятых лангобардами, уце-
лели ремесленные корпорации, нам следует признать, что
свободные городские ремесленники, производившие на
рынок или же выполнявшие свою работу по заказу поку-
пателя, никогда не исчезали в этих областях. Иначе
говоря, придется допустить, что многие римские города не
только уцелели, но и сохранили, пусть в незначительных
185
масштабах, свои экономические функции, оставаясь
центрами торговли и ремесленного производства. Следо-
вательно, Италия, подобно другим странам Запада, где
влияние Рима было наиболее сильно, даже в раннее
средневековье в основном сохранила характерную для
нее городскую цивилизацию, то есть осталась страной,
где деревне никогда не удавалось занять господствую-
щее положение; главным центром общественной жизни
попрежнему оставался город.
Согласно утверждениям ученых, придерживающихся
противоположной точки зрения, в лангобардскую эпоху,
как и позднее при Каролингах и в феодальную эпоху,
господствовало так называемое поместное хозяйство, то
есть замкнутое домашнее хозяйство. Крупная собствен-
ность, почти полностью поглотившая к тому времени
мелкие и средние свободные земельные владения, якобы
смогла осуществить в пределах своей территории такое
разделение труда, которое обеспечивало в основном нату-
ральный характер данного хозяйства. Торговые сноше-
ния с внешним миром сводились к покупке соли, неко-
торых металлов и немногочисленных предметов роскоши.
Согласно этой теории, средневековые городские кор-
порации возникли на основе той организации труда,
которая существовала в таких самостоятельных в эконо-
мическом отношении крупных земельных владениях.
Несвободные дворовые ремесленники (servi ministeria-
les), работавшие в мастерских, расположенных в усадьбе
сеньера, были организованы в группы в зависимости от
вида их ремесла; такую группу возглавляло лицо, носив-
шее название magister. Даже в городах, где существова-
ние мастеров, учеников, ремесленников засвидетельство-
вано источниками, как бы скудны они ни были, наличие
ремесленников следует объяснять тем, что некоторые
господские дворы были расположены не в деревне,
а внутри городских стен. Итак, по мнению сторонников
этой теории, не город со своим свободным ремеслом и
торговлей экономически подчинил себе деревню, а по-
местное хозяйство распространилось на город.
Мы не сомневаемся, что обе эти теории, каждая из
которых, кстати сказать, основывается на крайне ограни-
ченном количестве источников, всегда будут находить и
приверженцев и противников, однако первая из них
гораздо более соответствует исторической действитель-
186
ности. Даже в императорскую эпоху древнего Рима, как
отмечалось нами, крупные поместья Италии отнюдь не
представляли собой обособленных хозяйств, которые
можно было бы сравнить с африканскими сальтусами и
виллами Галлии и Британии. Несмотря на то, что начи-
ная с II века богатые римляне располагали огромным
количеством рабов, в крупных имениях чрезвычайно
редко устраивались ремесленные мастерские, и ремеслен-
ные изделия попрежнему, как и во времена Катона, при-
возили сюда из города. Сельское хозяйство неизменно
оставалось включенным в систему товарно-денежных отно-
шений, центром которой являлся город.
Правда, военная анархия III века, вражеские втор-
жения, бегство населения от варваров, а также от сбор-
щиков налогов, обезлюдение городов и деревень — все
это очень тяжело отразилось на товарном хозяйстве, но
не смогло уничтожить его полностью. Как в готскую, так
и в лангобардскую эпоху продолжали чеканить монету;
попрежнему шла торговля движимостью и недвижи-
мостью; цены, чинш, заработная плата — все это упла-
чивалось частично в натуре, частично в денежной форме,
причем достоверно известно, что в некоторых случаях
деньги служили не только для того, чтоб в них выража-
лась цена продукта, но и реальным средством обмена,
то есть продукт действительно оплачивался деньгами.
Так, в отличие от стран, расположенных по ту сто-
рону Альп, в Италии полиптики и другие документы
крупных монастырей очень редко рисуют картину само-
довлеющего, замкнутого хозяйства, способного существо-
вать в условиях полной изоляции от внешнего мира; сле-
дует при этом отметить, что все эти источники относятся
к более поздней эпохе, когда феодальная система уве-
личила политическую мощь, а следовательно, и экономи-
ческую самостоятельность крупных светских и церковных
собственников.
Правда, в источниках встречаются сведения о том, что
около господского двора были расположены мастерские,
где рабыни монастыря пряли и ткали, обслуживая
нужды многочисленного населения, жившего на мона-
стырской территории, а может быть, частично изгото-
вляя также продукты на продажу; мы встречаем со-
общения о сервах и колонах, которые уплачивали
чинш необработанным железом или готовыми железными
187
ремесленными изделиями или же несли извозную повин-
ность со своим собственным скотом, перевозя продукты
из одного господского двора в другой, даже и в том слу-
чае, если они далеко отстояли друг от друга. Однако
такие примеры не только редки, но и относятся всегда
к очень большим владениям, состоявшим, как правило,
из отдельных разбросанных поместий, часто находив-
шихся даже в разных районах. Следовательно, и в дан-
ном случае населению, живущему в этих отдельных
поместьях, неизбежно приходилось иногда прибегать
к покупке соответствующих предметов на рынке ближай-
шего крупного города или укрепленного пункта.
Итак, в Италии этой эпохи существовали отдельные
элементы поместного хозяйства (хотя этот термин и
непригоден для лангобардского периода); потребности де-
ревни, для удовлетворения которых приходилось обра-
щаться к городу, резко уменьшились; однако товарные
отношения не исчезли полностью и сохранили такой ха-
рактер, который объясняет наличие в городе наряду с
мелкими, средними и крупными торговцами слоя свобод-
ных ремесленников.
5.	Если мы от лангобардской Италии перейдем к обла-
стям, которые до правления Лиутпранда, а частично и
позднее, остались под властью Византийской империи,
мы увидим, что в экономическом отношении они в основ-
ном мало отличались от лангобардских областей. Прагма-
тическая санкция, распространившая, как указывалось
выше, на Италию императорское законодательство, со-
хранила старое разделение, существовавшее в каждой
провинции между гражданской и военной администра-
цией, предоставив первой известную автономию. В связи
с лангобардским вторжением и вызванной им необходи-
мостью в обороне повысилась роль военных властей:
высший командир — экзарх (esarca), магистры войск
(magistri militum), дуки (duces) и трибуны (tribuni),
составлявшие военную иерархию, распространили свою
власть также на сферу гражданской администрации,
постепенно подрывая власть префекта и более мелких
чиновников, а затем полностью вытеснив их.
За исключением Неаполя, являвшегося сравнительно
важным торговым центром, и Равенны, которая была
местом пребывания экзарха и высших византийских
188
Чиновников и потому находилась на особом положении,,
муниципальное управление в византийских областях Ита-
лии постепенно приходит в упадок и с конца VI века
полностью исчезает здесь, как и в Лангобардском коро-
левстве. Из муниципальных должностных лиц сохра-
нился, как мы видели, лишь куратор, который надзирал
за рынками и ведал снабжением больших городов,
в частности деятельностью уцелевших корпораций рыба-
ков и мясников. В многочисленных крепостях, создан-
ных в то время для защиты от лангобардов, и во многих
мелких городах, ставших простыми крепостями, римский
муниципий был заменен военным гарнизоном (numerus),.
а место курии и дефензора (defensor) занял трибун, кото-
рый был командиром гарнизона.
Тот факт, что вся система управления носила преиму-
щественно военный характер, в свою очередь, отразился
на экономике. Византия не в состоянии была держать
в Италии сильное войско, которое экзарх мог бы исполь-
зовать для широкого контрнаступления или для того, что-
бы оказать помощь городам и областям, находившимся
под прямой угрозой лангобардского нашествия. Поэтому,
как правило, приходилось вербовать в военные отряды
местных жителей: такие отряды защищали укреплен-
ные пункты, расположенные вдоль всей пограничной ли-
нии— от Градо до крайнего юга Италии. Содержание'
этих местных гарнизонов обеспечивали следующими
двумя способами: либо солдаты получали участки земли,,
которые они обрабатывали сами или с помощью других
людей; либо обязанность содержать этих солдат возла-
галась на колонов и землевладельцев данной местности.
Жертвами такой системы в данном случае оказались
мелкие и средние земельные собственники, так как круп-
ным землевладельцам удалось использовать сложив-
шуюся ситуацию для того, чтобы укрепить свои позиции
и стать еще более могущественными.
Слой крупных собственников частично состоял из
представителей древней сенаторской аристократии, а в
несравненно большей части из высших гражданских и
военных должностных лиц, которые сосредоточили в сво-
их руках огромные земельные владения; эти земли они
захватили у подчиненного им населения либо получили
у церкви, заставив ее передать им в виде эмфитевзиса
обширные территории, которые позднее они фактически
189
Превратили в свою полную собственность. Очень часто
в руки крупных собственников попадало в конце концов
командование местными гарнизонами; таким образом
создавалось положение, характерное для будущей фео-
дальной организации общества, когда крупный землевла-
делец был вместе с тем и носителем военной власти.
Отмечая эти наиболее характерные черты политической,
военной и социальной структуры византийской Италии
VII—VIII веков, Л. М. Гартманы, наиболее полно и пра-
вильно излагающий историю Италии данного периода,
пришел к следующему выводу: невзирая на различие в
терминах, земельные отношения и социальный строй в
лангобардских и византийских областях Италии, по суще-
ству, были очень сходными. Это объясняется не столько
внешними факторами, такими, как вторжения варваров
или византийское господство, сколько дальнейшим разви-
тием процесса разложения римского общества и римских
учреждений, начало которого относится к III веку. Нам
кажется, однако, что в этом своем заключении, в основном
правильном, Гартманы не принял в достаточной мере во
внимание одного обстоятельства, а между тем это об-
стоятельство до- X или до XI века определяло собой суще-
ственное различие — по крайней мере, в некоторых эко-
номических аспектах — между обеими частями Италии.
В византийской Италии, несомненно, шел процесс, кото-
рый привел к обезлюдению и запустению большинства
городов, к упадку, а может быть, и полному исчезнове-
нию муниципальных учреждений, к сильной концентрации
земельной собственности, особенно церковной, к стре-
млению крупных землевладельцев стать в пределах своей
территории мелкими независимыми государями. Тем не
менее эти области сохранили известное превосходство по
сравнению с лангобардской Италией, ибо им попрежнему
был доступен морской путь и они могли поддерживать
с восточными странами сношения, несравненно более
тесные, чем лангобардские области Италии.
Правда, вскоре после завоевания, и особенно со вре-
мен Ротари, лангобарды тоже утвердили свое господство
над значительной частью итальянского побережья. Од-
нако нет никаких указаний на то, что в эту эпоху суще-
ствовали более или менее значительные порты в Лигурии
и Тоскане; что касается побережья Адриатического моря,
то здесь на отрезке от Монте Конеро до Гаргано вообще
190
.не было портов. Совсем иным было положение византий-
ской Италии: обширный бассейн Венецианского залива и
сеть впадающих в него рек и каналов представляли
безопасный внутренний путь, удобный для сношений
между Истрией и Равеннским экзархатом; южнее были
расположены крупные портовые города Комаккьо и Ра-
венна и небольшие порты Пентаполиса. И, наконец, что
является самым главным, благодаря портам Южной Ита-
лии поддерживались оживленные сношения с Сицилией,
побережьем Эгейского моря и Константинополем. Равенна,
Комаккьо, Неаполь и, может быть, Бари, Амальфи и
Гаэта в отличие от городов внутренних областей ланго-
бардской Италии (до правления Лиутпранда и Айстульфа)
жили напряженной жизнью. Отсюда отплывали корабли
паломников, направлявшихся к «святым местам», сюда
прибывали с Босфора и из Сирии корабли, груженные
тканями, пряностями и другими ценными товарами
Востока; в эти города попрежнему съезжались греческие
купцы. Здесь, вероятно, жили также судовладельцы,
иначе нельзя было бы объяснить ту морскую войну, ко-
торую эти города вели в IX веке против сарацин, совер-
шавших набеги на Италию.
Развивавшаяся таким образом торговая деятельность
этих приморских городов не могла ограничиться узко-
локальными рамками. Правда, за исключением естествен-
ной дороги, какую представляла собой По (по этому
пути ко временам Лиутпранда купцы Комаккьо могли
подняться до Пьяченцы), природные препятствия, слож-
ность политической обстановки, а также отсутствие хоро-
ших дорог ограничивали торговцам этих портов доступ
к внутренним территориям страны. И все же Амальфи,
Неаполь и Гаэта имели сношения не только с византий-
скими дукатами — Кампанией и Римом, но и с герцог-
ством Беневент, входившим в состав Лангобардского ко-
ролевства. Благодаря этим торговым связям на данных
территориях развилось товарное хозяйство (о чем сви-
детельствует тот факт, что здесь дольше, чем в других
местах, продолжали чеканить золотую монету), которое,
в свою очередь, оказало влияние на характер земельной
собственности и состояние сельского хозяйства.
6.	Особое положение среди областей, захваченных
Византией, занимала в этот период область лагун, которая
191
Сохранила свое старое римское название — провинция
Венеция; лишь позднее (не раньше 1200 года) главный
город этой области, возникший в начале IX века под на-
званием Риальто, стал называться Венецией.
Возникновение Венеции относится к периоду, охваты-
вавшему несколько более столетия — от первого втор-
жения лангобардов до установления мира и прочных гра-
ниц между лангобардской и византийской областями Ита-
лии. Весьма знаменателен тот факт, что будущая
владычица Адриатики возникла в годы, когда подгото-
влялся раздел Италии на две части •— лангобардскую и
византийскую, — и притом возникла на самой северной
границе между этими территориями.
Как в древности, так и в раннее средневековье от
дельты Изонцо до дельты По непрерывной полосой тя-
нулся — между открытым морем и побережьем материко-
вой части Италии — длинный ряд лагун, усеянных остро-
вами. Эти области, несомненно, были населены еще во
времена империи. Поэтому нельзя говорить о том, что Ве-
неция возникла только в период лангобардских вторжений,
тем более, что нет никаких данных, которые позволили бы
определить дату ее возникновения. И все же не вызывает
сомнений, что первое вторжение и последующие за-
воевания лангобардов повлекли за собой переселение на
острова лагуны наиболее богатых и влиятельных жите-
лей больших городов Венето, а следовательно, не только
значительный рост населения этих островов, но и быстрое
и коренное изменение его состава, поскольку раньше здесь
жили только бедные рыбаки, лодочники и охотники.
Поток беглецов из Аквилеи направился в Градо —
у самой северной границы города, около устья Изонцо;
в Каорле — у устья Ливенцы — поселились беженцы из
Конкордии; в Гераклее (Читтанова) и Эквилио (Дже-
золо), расположенных около устьев Пьяве, нашли приют
беженцы из Одерцо; беглецы из Альтина отправились на
Торчелло и соседние островки, бывшие жители Падуи и
Монселиче — на Маламокко или Кьоджу. Религиозным
центром области был Градо, политическим и военным
центром—Гераклея, торговым центром — Торчелло.
Область лагун, отделенная от материка благодаря
своему особому географическому и политическому поло-
жению, оставалась после вторжения лангобардов со-
вместно с Истрией одной из провинций византийской
192
Италии. Мелкие города, возникшие на ее островах, как
и другие укрепленные пункты экзархата, находились под
управлением военных должностных лиц — трибунов, из-
биравшихся из среды землевладельцев, которые иммигри-
ровали сюда из римских городов близлежащей террито-
рии. Лишь в конце VII века или, быть может, еще позд-
нее над трибунами был поставлен дож (dux), вначале
назначавшийся византийским правительством; в период
восстания византийской Италии против законов, запре-
щавших почитание икон, должность дожа стала выбор-
ной. Однако даже и в последующую эпоху византийское
влияние попрежнему сказывалось на характере этой
должности, в тех титулах, которыми наделяли дожа, в це-
ремониях, которыми его окружали, в самом характере его
власти; оно сказалось также на направлении политики
Венеции и на особенностях ее экономического развития.
Самым ранним из имеющихся в нашем распоряжении
источников, который освещает экономическую жизнь
обитателей лагуны до лангобардского вторжения и мас-
сового переселения на острова горожан с материка, яв-
ляется знаменитое письмо Кассиодора морским трибунам
Венеции. Заинтересованный в привозе вина и оливкового
масла из Истрии в Равенну, римлянин •— министр остгот-
ского короля — настаивает на том, чтобы этой перевоз-
кой занялись жители Венето, которые «владеют в своей
области многочисленными кораблями», «часто пересекают
бесконечные пространства», «находясь в плавании, чув-
ствуют себя как дома», а «когда море закрыто для них
из-за неистовства ветров, могут воспользоваться другим
путем — по красивым рекам». «Тогда корпуса их судов
не видно, — добавляет Кассиодор, из чего явствует, что он
непосредственно наблюдал описанную им картину, — и
временами кажется, что они плывут по лугам; они дви-
жутся, ибо их тащат канатами, так что не лодки везут
людей, а пешие люди тащат лодки».
Следовательно, обитатели Венецианской лагуны уже
в начале VI века занимались не только рыболовством, но
и перевозками грузов в открытом море; при этом, ве-
роятно, они плавали между Истрией и дельтой По («бес-
конечные пространства» Кассиодора), а также по лагуне
и впадавшим в нее рекам.
Далее Кассиодор останавливается на описании об-
ласти, омываемой с востока морем, «где морские приливы
13 Зак. 1587. Дж. Луццатто 193
й отливы то покрывают, то оонажают поля, а жи-
лища похожи на гнезда водяных птиц», где люди, защи-
щаясь от сильного прилива, должны строить искусные
плотины из сплетенных ивовых прутьев. «У жителей, —
добавляет он, — имеется в изобилии только рыба; там
бедняки и богачи равны между собой, все они питаются
одной и той же пищей и находят приют в одинаковых
жилищах. В их среде нет места зависти; они состязаются
лишь в разработке месторождений соли, вместо работы
плугом и косой они заставляют вращаться цилиндры, и
таким образом также как бы получают жатву; соль они
обменивают на те продукты, которых у них нет: ведь нет
никого, кто не нуждался бы в соли».
Это описание знакомит нас с основными чертами хо-
зяйства Венеции в период ее возникновения: источником
существования населения, привыкшего к суровому об-
разу жизни, к ежедневной борьбе со стихиями, являются
рыбная ловля, добыча и дробление соли, а также тор-
говля ею и, повидимому, в меньшей мере, перевозка гру-
зов. Начиная с этого времени в венецианском хозяйстве
главную роль играла торговля солью (это характерно
даже для периодов его высшего расцвета): соль соста-
вляла один из главных предметов экспорта в Паданскую
равнину на всем ее протяжении и предоставляла, таким
образом, Венеции возможность с самого начала ее су-
ществования завязать сношения с городами внутренних
районов страны.
Переселение на острова лагуны жителей материковой
Италии, несомненно, усилило социальную дифференциа-
цию в среде населения этих островов; семьи богатых соб-
ственников со всем их окружением и рабами, высшие
сановники церкви, уже обладавшие обширными земель-
ными владениями, не только присоединились к тузем-
ному населению рыбаков, лодочников и солеваров, но и
как бы надстроились над ним. Перебравшиеся в лагуну
епископы и крупные светские собственники (так называе-
мая трибунатская аристократия) сохранили права на те
земли, которыми они владели па материке, на завоеван-
ной лангобардами территории. Правда, с этими правами
отнюдь не всегда считались; впрочем, даже независимо
от этого обстоятельства, в условиях почти непрерывной
войны эти собственники не могли распоряжаться своими
материковыми владениями, равно как не могли черпать
194
В них то могущество, каким обладали крупные собствен-
ники материковой Италии, жившие в своих поместьях.
С другой стороны, сами природные условия островов ла-
гуны не способствовали образованию аристократии, со-
циальный вес которой определялся бы не только проис-
хождением и многочисленными должностями, но и бога-
тыми доходами с собственных земель, обрабатываемых
множеством зависимых людей.
На некоторых островах уже в эту раннюю эпоху суще-
ствовали, хотя и в значительно меньших масштабах, чем
в наше время, виноградники, огороды и фруктовые сады,
однако там совершенно не было больших территорий, за-
сеянных зерновыми злаками или кормовыми травами.
Поэтому, в то время как недалеко от лагуны, в прибреж-
ной полосе материковой Италии, очевидно, преобладали
крупные поместья, земли которых состояли из заболо-
ченных долин, пригодных для охоты и рыбной ловли,
зарослей кустарников, лесов и пастбищ, — на островах,
на тех небольших пространствах, которые не были заняты
поселениями или соляными разработками и не были за-
болочены, жители, вероятно, разводили сады и огороды,
используя эти земли в высшей степени эффективно. Эти
земли были раздроблены на мелкие наделы.
Аристократии приходилось компенсировать потерю
доходов со своих материковых владений тем, что она при-
нимала прямое или косвенное участие в тех занятиях, ко-
торые служили главным источником существования мест-
ного населения: в эксплуатации месторождений соли,
весьма многочисленных не только в Кьодже, но и в My-
рано и в самом Риальто, в торговле солью, в перевозке
морем и речным путем грузов и в торговле предметами,
доставлявшимися с Востока. В частности, значение мор-
ской торговли Венеции заметно возросло после того, как
Равенна подпала под власть лангобардов. Может быть,
уже в VIII веке и, несомненно, в IX веке венецианцы
торговали с Сицилией, с Грецией и Египтом, причем
иногда сами добирались до этих стран. Нам известно,
что в начале IX века у них уже был военный флот, кото-
рый приходил на помощь византийцам; в то же самое
время мы встречаем венецианцев в Кремоне и Павии, где
они, конкурируя с купцами Комаккьо, торговали, кроме
соли, ценными перьями и кожами, бархатом, шелком,
пурпурными тканями из Тира, словом, всевозможными
13*	195
восточными товарами, которые получали в обмен йа лес,
железо и главным образом рабов.
Именно к первым годам IX века, то есть к периоду,
когда Венеция, сделавшая Риальто местопребыванием
правительства, впервые обнаружила свое морское мо-
гущество и упрочила свою независимость, хотя и сохра-
нила верность по отношению к Византии, относятся два
имеющихся в нашем распоряжении документа: завеща-
ния дожа Джустиниано и епископа Орео Партечипаццо.
Эти документы наглядно свидетельствуют о том, что ве-
нецианский патрициат уже занял то экономическое поло-
жение и приобрел тот облик, который сохранил вплоть
до XVI века. Особенность экономического положения
венецианского патрициата заключается в том, что его
богатство состояло из двух примерно равных частей.
Представители патрициата получали одновременно как
доходы с земли, так и барыши с капитала, который они
вкладывали в ростовщические операции и торговые пред-
приятия.
Джустиниано и Партечипаццо, потомки старинной
знати, унаследовали многочисленные земельные владе-
ния на островах лагуны и на берегу материковой Ита-
лии. Сверх этого они приобрели у трибунатских семейств,
переселившихся в область Венеции или же в область
Тревизо, их земли, оставшиеся на лангобардской терри-
тории. Одновременно дож и епископ принимали участие
в морской торговле, помещая в нее довольно значитель-
ный капитал, разделяя связанный с ней риск и получая
прибыль. Очевидно, этим участием (которое, вероятно,
сводилось к той или иной форме финансирования тор-
говли) объясняется то обстоятельство, что в своих заве-
щаниях они распоряжаются большими количествами пер-
ца и других пряностей.
Уже то обстоятельство, что морская торговля только
что возникшего города влекла к себе аристократию, воз-
высившуюся исключительно благодаря земельным бо-
гатствам, является наилучшим показателем того, какое
значение сохранили торговые сношения между портами
византийской Италии и Востоком, какие широкие воз-
можности предоставляла купцам этих портов их роль по-
средников между самыми развитыми странами Среди-
земноморья и лангобардской Италией.
Г Л А В A III
ФЕОДАЛЬНЫЙ ПЕРИОД
(IX—XII века)
1. Италия под властью Каролингов. Новая угроза со стороны вар-
варов — арабов, венгров, норманнов, славян. 2. Феодализм. 3. Фео-
дализм и крупная земельная собственность. Так называемое помест-
ное хозяйство. 4. Хозяйственная организация на землях крупных
монастырских поместий и короны. 5. Города византийской Италии:
Равенна, Рим, Бари, Амальфи. 6. Рост венецианского могущества
в период IX—XI веков. 7. Приморские города лангобардской Италии:
Пиза и Генуя. 8. Городская жизнь во внутренних областях королев-
ства. Павия. Финансы и экономика королевства до конца X века.
1.	Восшествие династии Каролингов на престол Па-
вии и восстановление Священной Римской империи За-
пада объединившей лангобардскую Италию с Фран-
цией и Германией под скипетром единого государя, вы-
звали ряд других территориальных перемен, следствием
которых было уменьшение византийских владений и от-
деление Беневентского герцогства от Лангобардского
королевства. Однако это не повлекло за собой сколько-
либо заметного изменения экономического положения
Италии и тенденций ее экономического развития.
Государство сохранило свои старые учреждения; все
изменения свелись к тому, что произошла смена лиц при
дворе и в государственном аппарате. Некоторые крупные
земельные владения перешли в руки представителей
франкской знати, другие владения были созданы заново
из захваченных земель. В германских королевствах, где
короли управляли государством, как своим личным иму-
ществом, они не могли рассчитывать на систему прямых
налогов, и их доходы состояли лишь из экстраординар-
ных приношений, санкционированных собранием, и не-
больших поступлений, получаемых от сбора пошлин; но
основные поступления состояли из доходов от огромных
земельных владений. Поэтому в распоряжении Каролин-
1 Говоря о Священной Римской империи Запада, автор имеет
в виду Каролингскую империю. — Прим. рад.
197
гов был единственный способ усилить могущество и
создать для него прочную (хотя бы и временную) базу:
щедрая раздача земельных пожалований своим васса-
лам — франкам. Каролинги раздавали земли светским
лицам и монастырям также и в Италии, главным образом
в долинах, по которым шли пути из Италии через Альпы
в другие страны Европы.
Несмотря на то, что произошла смена лиц, занимав-
ших государственные должности и владевших землями,
экономика Италии в основных своих чертах, естественно,
не претерпела никаких изменений с последнего века су-
ществования Лангобардского королевства: попрежнему
преобладала крупная земельная собственность, которой
была свойственна тенденция ко все более полной само-
стоятельности как в политическом отношении (независи-
мость от центральной власти), так и в экономическом (удо-
влетворение собственными средствами самых насущных
нужд населения данного поместья). Впрочем, в Италии
эта тенденция ослаблялась в значительно большей сте-
пени, чем в северных владениях Каролингов, тем обстоя-
тельством, что в Италии уцелели города и сохранились
торговые связи с итальянскими областями, находивши-
мися под властью Византии, и при их посредничестве
с восточным Средиземноморьем. Эта торговля, находив-
шаяся под покровительством Карла Великого и его пре-
емников, стала даже более оживленной по сравнению
с торговлей времен Лиутпранда; она-то и препятствовала
осуществлению той полной изолированности Италии от
средиземноморской цивилизации, которая, как утвер-
ждает Пиренн, характерна для начального периода сред-
невековья в римских провинциях к западу от Рейна.
Наиболее важным признаком того, что страны, рас-
положенные к северу от Альп, оказались вне главного
русла международной торговли, является прекращение
чеканки в этих странах золотой монеты и переход к се-
ребряному монометаллизму (по существу, единственной
монетой, которая чеканилась, был денарий, содержавший
несколько более 2 граммов чистого серебра). Такая эко-
номическая изоляция являлась следствием завоевания
арабами западного Средиземноморья и почти полной по-
беды в указанных выше странах замкнутого натураль-
ного хозяйства. В Италии же, напротив, подобной эконо-
мической изоляции не существовало, что, впрочем, при-
198
знает и сам Пиренн. Хотя монетные дворы империи вос-
приняли каролингскую монетную систему, в Беневент-
ском герцогстве попрежнему чеканилась золотая монета,
и византийский золотой солид все еще имел хождение
на крупных рынках Италии, поддерживавших более ча-
стые как прямые, так и косвенные сношения с Византий-
ской империей.
Однако, если мы не можем согласиться, по крайней
мере в отношении Италии, с тем, что товарное, а следо-
вательно, и денежное хозяйство исчезло, мы не должны
впадать в противоположную крайность, свойственную тем
историкам, которые рассматривают эпоху Карла Вели-
кого как эпоху своего рода возрождения, выразившегося
не только в пышном расцвете культуры, но и в экономи-
ческом расцвете. В действительности причины, которые
вынуждали майордомов Австразии раздавать земли в бе-
нефиции лицам из своего окружения, получая взамен
клятву верности (вассалитет), с целью создать прочную
основу для своего могущества, действовали и во времена
их потомков, вступивших на франкский престол. Система
раздачи бенефициев вскоре была распространена на
Итальянское королевство и привела не только к опасной
раздробленности государства, но и к последующему уси-
лению многочисленных крупных землевладельцев. По-
следние постепенно становились в своих поместьях мел-
кими государями и распространяли свою власть за пре-
делы собственных земель, населенных колонами и дру-
гими категориями земледельцев — свободных и сервов, —
на соседних мелких и средних собственников, так как по-
следние в страхе перед грозящими опасностями были вы-
нуждены отдать себя под покровительство этих крупных
землевладельцев.
Следовательно, и в Италии создавался ряд самостоя-
тельных владений, представлявших собой как бы мелкие
государства, основой которых являлась главным образом
земельная собственность; они ограничивали сферу дей-
ствия городского рынка и мешали развитию товарного
хозяйства, естественным центром которого являлся город.
Эта тенденция к государственной раздробленности,
свойственная самому строю Каролингской империи (не-
смотря на ее притязания на мировое господство), была
значительно усилена не только борьбой за престол, но и
новой страшной угрозой нападений внешних врагов, кото-
199
рая возникла с середины IX века. Арабы, прочно осевшие
в Берберии, Марокко, Испании и на Балеарских остро-
вах, завоевали Сицилию и пытались овладеть Сарди-
нией и Корсикой. Проявляя обычно мягкость и терпи-
мость по отношению к покоренному населению в стра-
нах, прекративших сопротивление (более того, в этих
странах арабы мало-помалу даже создают условия суще-
ствования, которые были значительно лучше тех, что сло-
жились на христианском Западе), на побережье Южной
Франции и в Италии арабы появляются в облике пира-
тов и грабителей, а не купцов. Они захватили Бари и
в течение тридцати лет удерживали его в своих руках;
на берегу Тирренского моря, на горе, господствующей
над заливом Гаэта, арабы устроили свое разбойничье
гнездо и отсюда наводили ужас на жителей Кампании и
Лация; они угрожали самому Риму, а нередко и добира-
лись до него. Арабы не пощадили даже северные об-
ласти: укрепившись во Фраксинете, на крайних отрогах
Альп Прованса, сарацины Испании на протяжении почти
целого столетия совершали отсюда непрерывные набеги
на соседние деревни, захватывая в плен жителей и про-
давая их в рабство. Объектом их набегов, кроме Про-
ванса, были Пьемонт и Лигурия; перевалы западных
Альп стали непроходимыми; нападения, угрожавшие
с моря и с суши Генуе и Пизе, сделали невозможным ка-
кое-либо участие этих городов в торговле.
К угрозе арабских набегов с конца IX века присоеди-
нилась еще более серьезная угроза со стороны венгров,
которые, разгромив Велико-Моравское княжество, навод-
нили Дунайскую низменность и рассеялись отсюда во
всех направлениях. В 899 году они совершили первый
набег на Фриуль и Венето; отсюда они проникли до Па-
дуи, опустошая и разрушая все на своем пути, и год
спустя, нагруженные добычей, вернулись на свои преж-
ние места на венгерской равнине. В дальнейшем они не-
однократно покидали ее ради разрушительных вторжений
в Германию, однако добыча, захваченная в этой еще
слишком бедной стране, их не удовлетворяла, и они
вновь направились в Италию. Венгерские полчища втор-
гались в Италию рядом последовательных волн; в 921 го-
ду они появились перед Брешией, в феврале 922 года
проникли в Апулию, в 924 году, подобно шквалу, обру-
щились на Венето и Ломбардию, завоевали Павию
?QQ
(здесь, как сообщает хронист, они сожгли 44 церкви),
дошли до Пьемонта и отсюда, перейдя через Альпы,
огнем и мечом прошли по Провансу и Лангедоку. В по-
следующие годы набеги возобновились; в 947 году венгры
пересекли весь полуостров и проникли до Отранто.
Наконец, у северных и восточных границ империи
внезапно появились грозные норманны, которые отныне
совершали на империю непрестанные набеги. Уже в X ве-
ке эти отважные мореплаватели через Гибралтарский про-
лив проникли в Средиземное море. Пиратские набеги
славян, продвинувшихся до Фриуля и берегов Далма-
ции, сделали крайне опасным для жителей этих обла-
стей плавание в Адриатическом море.
2.	Эти нападения извне ускорили давно начавшийся
процесс, благодаря которому феодальная система востор-
жествовала во всех странах Священной Римской империи
Запада. Две линии развития, действующие в противо-
положных направлениях (один процесс шел, так сказать,
сверху, а другой — снизу), но направленные к одной и
той же цели, привели к победе феодализма. Первый про-
цесс был явлением общим для всех стран в периоды,
когда государство не обладало достаточным могуще-
ством, чтобы гарантировать своим подданным безопас-
ность и правосудие. В этих случаях (как мы уже видели
на примере Римской империи в период военной анархии и
в самые трагические периоды варварских вторжений) для
все большего и большего числа мелких и средних соб-
ственников, которых государство ни в какой степени не
защищало и которые постоянно страдали от насилий вар-
варов, грабежей разбойников, злоупотреблений государ-
ственных должностных лиц, самоуправства богатых и
сильных соседей, единственно возможным выходом было
отдать себя под покровительство какого-либо магната.
Коммендируясь такому лицу, они из свободных собствен-
ников превращались в простых владельцев, зависимых
от своего сеньера. Формально речь шла пока что лишь
о зависимости в области личных отношений, регулиро-
вавшихся большей частью договором; однако такого рода
отношения способствовали огромному расширению круп-
ной собственности; более того, они придавали последней
характер настоящей сеньерии, владелец которой распро-
странял свою власть не только на зависимых от него
201
земледельцев, но и на большое число клиентов — свобод-
ных людей, связанных с ним узами верности.
Второй процесс, который также является следствием
слабости государственной власти и ее преимуществен-
но, если не исключительно, частновладельческого харак-
тера, восходит к древним обычаям и учреждениям. Од-
нако начало этого процесса в его типичной и окончатель-
ной форме относится в Галлии к последним годам
правления Меровингов; своего высшего распространения
он достигает при преемниках Карла Великого и после ги-
бели Каролингской монархии. Король мог обеспечить себе
верность и получить военную помощь людей своего окру-
жения одним-единственным путем — путем пожалования
им в бенефиций или феод части королевских земель.
В виде единственного возмещения он получал клятву вер-
ности (оммаж), которая превращала бенефициариев в вас-
сально зависимых людей — вассалов (homines или vas-
sal!) лица, пожаловавшего им бенефиций. Бенефиций и
вассалитет составляли два основных и взаимно допол-
нявших друг друга элемента так называемой феодальной
системы. Ее дальнейшее развитие состояло в росте вто-
ричных пожалований: непосредственный (in capite) бене-
фициарий, получивший свой бенефиций прямо от короля
(в Ломбардии они назывались капитанами— capitanei
или cattani), в свою очередь, окружал себя вассалами
(вальвассорами — valvassores), которым он раздавал во
временное или пожизненное держание часть земель, яв-
лявшихся его собственностью или пожалованных ему ко-
ролем в качестве бенефиция. Таким образом, общество
стало делиться по иерархическому признаку, причем вер-
шиной иерархии был король, а на ее низшей ступени на-
ходились самые мелкие вассалы.
Бенефиции, предоставлявшиеся королем непосред-
ственно его бенефициариям, первоначально носили ха-
рактер временного держания и могли быть отняты, но
в 877 году Керсийский капитулярий превратил их в на-
следственные. Керсийский капитулярий совершенно из-
менил отношения между обеими сторонами: он признал
полное бессилие центральной власти по отношению
к крупным феодалам и юридически признал последних
почти самостоятельными государями в их владениях. Эта
независимость магнатов еще более усилилась в связи
с тем фактом, что они на протяжении еще почти двух
202
столетий продолжали давать своим вассалам земли в бе-
нефиций на определенный срок, причем сеньер имел пра-
во получить по окончании срока эти земли обратно.
Как мы уже говорили, процесс, шедший сверху, сли-
вался с процессом, шедшим снизу, так как многие круп-
ные землевладельцы, которым коммендировалось мно-
жество людей, превращали их в своих вассалов, а сами,
в свою очередь, получив земли в бенефиций, становились
вассалами короля.
Позднее, когда высшие должности, носители которых
представляли государство в различных территориальных
областях (должности графов, виконтов — viceconrtes,
маркграфов), превратились в наследственные феоды,
а иммунитетные пожалования крупным светским и цер-
ковным землевладельцам передали в их руки политиче-
скую власть, эта система получила свое наиболее полное
выражение. Крупные землевладельцы приобрели адми-
нистративную власть, частичное право осуществлять су-
дебную власть над своими подданными, право взимать
с них пошлины и другие косвенные налоги, право постоя,
право требовать с них личных служб, наконец, право
основывать рынок и получать связанные с ним поборы.
3.	Феодальная система, сложившаяся в лангобард-
ской Италии при последних Каролингах и особенно в пе-
риод независимого Итальянского королевства имела, по
существу, политическое содержание. То экономическое
содержание, которое обычно ей приписывается, является
большей частью следствием смешения понятий феода и
крупной земельной собственности. Новое образование,
обычно, хотя и не всегда правильно обозначаемое терми-
ном «феод», представляет собой гораздо более многогран-
ное и сложное явление, чем римские сальтусы и виллы,
а также поместья (curtes) раннего средневековья. Феод
почти всегда является соединением одного или несколь-
ких укрепленных пунктов, деревень, маленьких дереву-
шек и отдельных домов, разбросанных по сельской мест-
ности; он состоит из господской земли и участков зави-
симых крестьян. Часть владений находится в полной
собственности сеньера и представляет собой его патримо-
ний, другая же часть получена им в бенефиций, и, в свою
очередь, пожалована полностью или частично более мел-
ким вассалам, и, следовательно, с экономической точки
203
зрения, почти совершенно независима. Полное экономиче-
ское господство крупных землевладельцев'—епископов,
церквей, монастырей, светских сеньеров — простиралось
только на их патримоний; патримониальные земли дели-
лись на господскую землю, которая экстенсивно обраба-
тывалась трудом дворовых рабов и колонов, несущих
барщину, и па землю, с которой шли повинности держа-
телей (terrae massariciae); эта земля была разделена на
мелкие участки, предоставленные свободным земледель-
цам (ливелляриям) или зависимым, большей частью по-
земельно зависимым держателям. С этих участков сеньер
получал различного рода поборы. Что касается вновь при-
обретенных земель, которые постепенно в результате ком-
мендации или пожалования бенефициев присоединялись
к патримониальной земле, то они были расположены да-
леко от старых владений; крупный феодал, в свою оче-
редь, раздавал их в бенефиций, а, следовательно, такие
земли и в экономическом отношении теряли связь с сень-
ериальной собственностью.
Весьма сомнительно, чтобы о земельной собственности
крупных феодалов, обладающей столь сложной структу-
рой, можно было говорить, как о феодальном хозяйстве,
в особенности в том случае, если считать феодальное хо-
зяйство результатом простого расширения поместного
хозяйства. Вопрос о том, существовало ли подлинное по-
местное хозяйство как типичная форма организации эко-
номики Западной Европы в раннее средневековье, являлся
и до сих пор является предметом оживленных дискус-
сий. Не подлежит сомнению, что на протяжении почти
тысячелетия, начиная с того периода, когда впервые об-
наружился упадок Римской империи, существовала по-
местная структура крупной собственности. Столь же бес-
спорно, что эта структура, для которой характерно
наличие центрального господского двора и разделение
территории поместья на господскую землю и наделы зави-
симых земледельцев, достигла своего высшего развития
в IX—XI веках. Из этого, однако, отнюдь не следует, что
подобной организации крупной собственности, основной
целью которой была обработка господской земли держа-
телями, сидевшими на наделах, можно придавать столь
широкий и абсолютный смысл, как это делают некоторые
исследователи. Они подразумевают под поместным хо-
зяйством такой экономический строй, при котором даже
204
ремесленное производство и торговля ограничены узкими
рамками вотчины; население поместья ничего не продает
и почти ничего не покупает вовне, вследствие чего деньги
в хозяйстве такого поместья совершенно не нужны.
При всякой попытке определить характерные черты
какого-либо' периода экономической жизни всегда опасно
впадать в обобщения, отличающиеся излишней прямо-
линейностью и не допускающие никаких оговорок. Так,
например, мы очень часто утверждаем, что живем в эпоху
крупной промышленности и наемного труда; это утвер-
ждение, верное само по себе, если говорить о наиболее
типичных признаках нашего экономического строя, ста-
новится глубоко ошибочным, когда его пытаются обоб-
щить и свести к нему всю современную экономику, ибо
в действительности наряду с крупной существует мелкая
и средняя промышленность, ремесло, а также домашняя
промышленность. Точно так же следует иметь в виду, что
в крупных земельных владениях IX—X веков имелось и
сильно развитое поместное ремесло, о чем имеются совер-
шенно достоверные данные. Приведем лишь два примера,
впрочем, наиболее известных. Монастырь св. Юлии
в Брешии, в состав обширных земельных владений ко-
торого входило 60 поместий, где насчитывалось 800 се-
мейств колонов и 741 раб (все эти рабы обрабатывали
господскую землю), производили в своих имениях многие
ремесленные изделия: поместье Грильяно поставляло ле-
мехи, топоры и давало, кроме того, 100 фунтов железа;
поместье Изео поставляло грубошерстные ткани. Мовел-
лара давала 100 садовых ножей и имела, сверх того,
женскую ремесленную мастерскую — гинекею, в которой
работало 20 рабынь, изготовлявших сукна. Монастырь
Нонантола посылал ежегодно в зависимый от него мона-
стырь св. Михаила Архангела во Флоренции 20 послуш-
ников, с тем чтобы они изготовляли там шерстяные и
льняные рубашки. Тот же монастырь св. Юлии, подобно
другим монастырям Северной Италии, располагал не-
сколькими кораблями, имел порты и рынки. В его владе-
ниях существовала хорошо организованная система пере-
возок (продукты перевозились из одного монастырского
двора в другой держателями, которые несли, таким об-
разом, извозную повинность).
Начиная с IX века крупным земельным собственникам
все чаще предоставлялось право создавать еженедельные
205
И даже ежегодные рынки и пользоваться связанными
с ними доходами. Исследователи обычно применяют к
этим рынкам термин «поместные рынки», утверждая, что
они служили для торговли населения одного и того же
поместья или ряда соседних поместий. Таким образом,
существование подобного рода рынков расценивали как
еще одно доказательство в пользу господства замкнутого
хозяйства. В действительности, однако, обмен между
господским двором и участками зависимых держателей
или между отдельными поместьями происходил в форме
либо натуральных поставок, либо служб на основе до-
говорных отношений или обычая, а поэтому отпадала
всякая надобность обращаться с этой целью к рынку.
Более того, дипломы, жаловавшие светскому сеньеру или
монастырю право открыть рынок, присоединяли к этому
праву и другое право — взимания всей совокупности ры-
ночных пошлин; было бы абсурдным полагать, что ры-
ночные поборы взимались с колонов, совершавших об-
мен в пределах поместья.
Сохранившиеся в довольно большом количестве
итальянские источники IX—X веков свидетельствуют
о том, что итальянское поместье этой эпохи, как правило,
охватывало не целые деревни, а лишь отдельные дворы,
расположенные в различных деревнях. Наделы держате-
лей, а нередко и сама господская земля не представляли
собой целостного земельного комплекса; эти земли за-
частую были участками, расположенными в различных
местностях и окруженными с двух, трех, а иногда даже
со всех сторон землями других собственников, не имев-
ших никакого отношения к данному поместью. Колоны,
которые жили в одной деревне с зависимыми держате-
лями других сеньеров и наделы которых вклинивались
в земли других поместий или даже были окружены уча-
стками отдельных сохранившихся еще мелких свободных
собственников, несомненно, по всем вопросам, касаю-
щимся администрации поместья, обращались в господ-
скую усадьбу; однако вряд ли они считали господский
двор центром всей своей экономической жизни, вряд ли
они были отделены от окружающего мира непреодоли-
мым барьером (не говоря уже о той притягательной силе,
которой мог обладать для некоторых колонов соседний
городской рынок).
206
Можно было бы предположить, что феодальная си-
стема, при которой власть сеньера распространялась на
целые деревни, как большие, так и маленькие, и на всех
мелких и средних собственников, чьи земли нарушали
целостность владений данного сеньера, смогла создать
такое единство и такую самостоятельность отдельных
экономических ячеек, какой никогда не удавалось до-
стичь поместью.
Правда, ни в один из периодов истории Италии к ней
нельзя применить полностью французский принцип «нет
земли без сеньера». Даже в лангобардской Италии,
то есть в тех областях, где феодальная система получила
наиболее широкое распространение, фактически были
земли, которые не являлись феодами, равно как были
люди, оставшиеся вне феодальной иерархии. Однако,
если не считать городов и прилегающих к ним областей,
занимавших особое положение (на этом вопросе мы оста-
новимся ниже), эти оазисы, сохранявшие независимость,
становились все более редкими, ибо светские и церковные
магнаты получали все большее и большее число имму-
нитетных пожалований.
Таким образом, в рамках феода, как правило, посте-
пенно создавалось единство, которое было прежде всего
единством политическим: от сеньера до простого раба,
посаженного на землю, шла длинная иерархическая ле-
стница. Это включало в феодальную систему каждый
участок земли и каждого человека: любой человек, обос-
новавшийся на территории феода, попадал под власть
сеньера, и единственным средством избавиться от нее
было бегство. Однако, несмотря на то, что феод нельзя
рассматривать как замкнутое экономическое целое,
власть, которой был облечен феодал, в конце концов рас-
пространялась даже на земли и лиц, связанных с ним
лишь отношениями публичноправового характера. За
сеньером было признано право собирать таможенные и
дорожные пошлины, требовать барщину по постройке,
ремонту и охране стен укрепленного пункта, по постройке
гидравлических сооружений, а также других работ пуб-
личного характера, наконец, право суда по менее серьез-
ным преступлениям. Эти права, а главное широкие воз-
можности, которые создавались для сеньера в связи
с тем, что в его руках сосредоточилась высшая власть
на данной территории и что верховная государственная
207
власть отнюдь не всегда Могла его контролировать, не-
избежно отражались на всей экономической жизни. В тех
случаях, когда крепость была построена не по инициа-
тиве общины мелких собственников в целях общей за-
щиты, а являлась тем же господским двором, только
в новой его форме, она была не только орудием господ-
ства в руках сеньера, не только местом, где зависимое
население находило убежище в моменты опасности, но
одновременно также и центром экономической жизни
феода, местом хранения запасов зерна и других съестных
припасов, которые было обязано доставлять зависимое
население в крепость. Она была также местом пребыва-
ния той части обитателей поместья, которая не жила по-
стоянно на своих участках, а равным образом некоторого
числа свободных ремесленников; здесь встречались люди,
рассеянные по окрестной сельской местности; крепость
являлась также естественным центром торговли.
Предположения о том, что существовали так называе-
мые поместные рынки, на которых якобы происходил об-
мен между крестьянами одного и того же поместья, как
мы видим, является нелепостью. Однако, если рассматри-
вать рынок как рынок феода (независимо от того, функ-
ционировал ли он внутри крепости или около нее), куда
съезжаются земледельцы, подчиненные юрисдикции фео-
дального сеньера, но сохраняющие, свою экономическую
самостоятельность, то существование такого рынка ста-
новится вполне понятным.
4.	В период, когда императорская и королевская
власть (как это было и после смерти Карла Великого)
все больше и больше слабела и фактически становилась
номинальной, когда все более реальной становилась
угроза анархии, феодальный строй представлял собой
первый шаг к дальнейшему развитию производительных
сил. За пределами феода обычно шла постоянная война:
сеньеры чаще всего рассматривали соседние феоды как
чужеземные края, отделенные труднопреодолимыми
барьерами. Но на территории самого феода военная и
судебная власть сеньера обеспечивала мир, безопасность
и более упорядоченные и устойчивые отношения в сфере
собственности и производства, способствуя, таким обра-
зом, его прогрессу, что сказалось в особенности в области
земледелия.
208
Этот прогресс обнаруживается прежде всего на зем-
лях крупных церковных поместий. Возможно, что это от-
части объясняется тем чисто случайным обстоятельством,
что характер церковного землевладения исследован не-
сравненно лучше, так как сохранилось большое число
относящихся к нему источников. Однако» может быть»
церковное поместье действительно отличалось более высо-
ким экономическим развитием, чем другие поместья» бла-
годаря тому, что к церковной земельной собственности
относились с большим уважением, и благодаря самой
организации монашеских орденов, в особенности бене-
диктинцев. Бенедиктинские монастыри являли образец
совершенного разделения труда; когда монахи разбога-
тели и перестали работать сами, заставляя работать
вместо себя сервов и другие категории зависимых кре-
стьян, многие из них занялись организацией управления
всеми отраслями монастырского хозяйства. В поместьях
крупных монастырей, зачастую достигавших огромных
размеров, прогресс агрикультуры, наблюдавшийся в
VIII—IX веках, был весьма значителен: обрабатывались
новые земли, насаждалась все более интенсивная куль-
тура зерновых, разводились — там, где это было воз-
можно, — виноградники и оливковые рощи. Однако не-
престанно ощущался острый недостаток рабочих рук»
особенно при обработке господской земли. Бегство и вос-
стания сервов, право сеньера принимать на свои земли
людей, прибывших из других местностей, стремление
сеньера распространить на всех зависимых земледель-
цев установленное обычаем прикрепление к земле пока-
зывают, что проблема рабочей силы была наиболее труд-
но разрешимой проблемой даже в тех поместьях, которые
были лучше всего организованы. Поэтому на салической
(господской) земле самую обширную площадь всегда
занимало пастбище: в описях (например, в описи мона-
стыря Боббио) говорится о небольшом урожае зерно-
вых, но упоминаются многочисленные стада свиней, на-
ходившиеся в господских лесах, а также меньшее, но
также всегда значительное количество рогатого скота и
овец, которые паслись на монастырских лугах. Между
тем держатели монастыря на своих участках выращи-
вали прежде всего зерно, а в некоторых случаях произ-
водили оливковое масло и вино. Поскольку преобладаю-
щей системой была аренда из доли урожая, определенная
14 Зак. 1587. Дж. Луццатто 209
часть этой продукции (как правило, одна треть уро-
жая) попадала в закрома и винные погреба монастыря.
Сверх того, держатели, сидевшие на участках, несли бар-
щину и таким образом принимали участие в обработке
господской запашки. Объем барщины менялся в зависи-
мости от социального положения держателя, а также от
размеров участка. В Боббио различались свободные арен-
даторы (ливеллярии), обязанные нести весьма ограничен-
ную по своим размерам барщину: от одной недели в году
до двух дней в неделю (впрочем, этот максимальный раз-
мер барщины составлял исключение), — и зависимые
держатели, известные под названием массариев, которые
обязаны были нести неограниченную барщину в зависи-
мости от нужд господского двора.
Наряду с церковным землевладением в лангобардской
Италии имели, разумеется, огромное значение королев-
ские поместья, состоявшие частично из сплошных и об-
ширных комплексов земель, а частично из владений, раз-
бросанных далеко друг от друга. В период, когда коро-
левские поместья достигли максимального размера, они,
по весьма приблизительным подсчетам, достигали одной
девятой всей территории королевства. В королевских вла-
дениях салическая земля также состояла преимуще-
ственно из обширных лесов, пастбищ, а позднее и обра-
батываемых лугов. При дворцах и в крепостях имелись
мельницы и хлебные печи, помещения для прядильщиц,
часто также мастерские для обработки дерева и железа,
в отдельных местностях — каменоломни и печи для об-
жига извести. Несмотря на то, что в источниках встре-
чаются данные о наделах держателей, несущих обычные
повинности деньгами или продуктами и отбывающих
обычную барщину на господской земле, значительно бо-
лее широкое распространение в королевских владениях
получила, повидимому, система раздачи в аренду целых
имений. Съемщик должен был платить ежегодно аренд-
ную плату, которую вначале вносили продуктами, а за-
тем— в X веке — деньгами; это изменение было, оче-
видно, первым шагом к распаду королевских владений,
которые три века спустя полностью исчезли.
5.	В особом положении находились те области Ита-
лии, которые начиная с VII века были под властью ви-
зантийцев. Часть этих областей со времен Пипина пере-
210
шла под верховную власть папы (которая, впрочем, во
многих областях была номинальной), в то время как дру-
гие достигли фактически (но не формально) полной са-
мостоятельности, превратившись в настоящие суверен-
ные государства. И здесь, как и в других областях Ита-
лии, сельские местности, как мы видели, обезлюдели и
запустели, и здесь результатом этих бедствий было пре-
обладание крупного поместья, изолированного от внеш-
него мира. Тем не менее феодальная система в этих об-
ластях была введена лишь три столетия спустя, в связи
с завоеванием норманнами. Сходные условия создались
в Беневентском герцогстве лангобардов, сохранившем
свою независимость, в Сицилии, завоеванной в IX веке
арабами, и Сардинии, где дольше всего сохранялась но-
минальная власть византийцев и где феодальная система
в своем наиболее типичном виде была привнесена в го-
раздо более позднюю эпоху Арагонской династией.
Однако резкое отличие в развитии этих областей от
развития остальной Италии проявлялось главным обра-
зом не в области земельной собственности, не в юридиче-
ском и экономическом положении сельских классов,,
а в росте городов. Можно даже утверждать, что возро-
ждение городов, явившееся в последующие века причи-
ной того, что Италия вновь завоевала первенство в мире,,
началось в IX веке именно с развития отдельных, боль-
шей частью приморских центров византийской Италии..
Равенна, в последний век существования Западной
Римской империи фактически являвшаяся ее столицей,
а позднее столицей византийских владений в Италии,
извлекла, как известно, преимущества из этого положе-
ния, а также из тех тесных связей, которые она поддер-
живала с Константинополем и всеми остальными портами
Византийской империи. Серьезным ударом для Равенны
было завоевание ее лангобардами при Лиутпранде и —
несколько десятилетий спустя — ее переход под власть
папы. Однако она не утратила полностью своих особен-
ностей, приобретенных ею в период наивысшего расцвета;
она попрежнему была не только резиденцией епископа
(самого богатого и могущественного в Италии после
папы), но и местом пребывания многочисленных торгов-
цев (negotiatores), различных категорий городских ре-
месленников, часть которых, как сообщают источники,
была организована в корпорации (scholae).
14*	211
В варварскую и феодальную эпоху Рим сохранил
лишь тень былого величия древней столицы империи. Его
население, которое в эпоху Августа и Траяна доходило
до 1 миллиона человек, а может быть, и превышало эту
цифру, сократилось к концу VI века, по гипотетическим,
но, впрочем, весьма правдоподобным подсчетам, до 30
или 40 тысяч человек. Однако и в эту эпоху упадка он
попрежнему обладал известным превосходством над
другими итальянскими городами, в особенности благо-
даря тому, что являлся центром католической церкви.
Пышные украшения для римских соборов отчасти посту-
пали в виде дарений от верующих, нередко из очень от-
даленных стран, отчасти ввозились в Италию в виде то-
варов или, наконец, производились в самом Риме.
Благодаря тому, что Рим был резиденцией папы, сюда
неизменно шел приток чужестранцев, весьма значитель-
ный по своим размерам, особенно если учесть, что дороги
в тот период были в крайне плохом состоянии и далеко
не безопасны. Паломники, прибывавшие в Рим из раз-
ных стран — даже из Ирландии, Англии, Скандинавских
стран, — принадлежали к различным социальным слоям.
В этом непрерывном движении — в Рим и обратно —
участвовали крупнейшие прелаты в сопровождении своих
свит, монахи, послы восточных и западных стран. Англо-
саксы, фризы, франки, лангобарды и венгры имели
в Риме свои собственные церкви со странноприимными
домами и кладбищами.
Эти чужестранцы являлись в Рим с богатыми прино-
шениями, что способствовало усилению денежного обра-
щения в городе. По следам паломников шли купцы. На-
ряду с чужеземными купцами в Риме имелись местные
торговцы, которые не только принимали участие в тор-
говле во время периодически устраивавшихся рынков, но,
очевидно, вели и постоянную торговлю в портиках и дру-
гих помещениях, предназначавшихся для этой цели. Од-
нако в Риме развивалась не только торговля; здесь жили
многочисленные ремесленники различных профессий, ор-
ганизованные, как и в Равенне, в отдельные корпорации
(scholae), которые имели собственную администрацию.
Особенностью Рима по сравнению со всеми остальными
городами Запада было наличие в городе особой катего-
рии менял (cambiatores); в их услугах нуждались много-
численные чужестранцы, прибывавшие сюда из разных
212
стран. Деятельность этих менял не ограничивалась про-
стым разменом денег; по крайней мере с начала XI века
некоторые менялы стали давать деньги взаймы церквам
и самому папскому двору.
Совершенно иным по своему характеру и значительно
более быстрым было развитие прибрежных городов Ита-
лии. После того как ввиду арабского завоевания морской
путь стал непроходим для портов лигурийской Ривьеры и
Прованса, а сообщение по Дунаю в IX веке было прер-
вано новыми вторжениями, приморские города Италии
стали необходимыми посредниками в торговле между
Востоком и Западом. Прежде всего, или, по крайней
мере, раньше всего, такими посредниками стали грече-
ские города Южной Италии, в особенности Бари на
берегу Адриатического моря и Амальфи на берегу
Тирренского моря. Бари был объектом длительной
распри между византийцами и лангобардами Беневента
и неоднократно подвергался нападениям сарацин, кото-
рые захватили его и удерживали в течение 30 лет (840—
870 годы), а затем был окончательно отвоеван византий-
цами. В период возрождения Византийской империи
(X—XI века) он превратился в главный город византий-
ских владений в Южной Италии, подвергшихся полной
реорганизации, стал резиденцией катепана и многочис-
ленных должностных лиц. Непрерывные и тесные сноше-
ния Бари с империей определялись не только политиче-
скими и административными соображениями, но и по-
требностями торговли. Хронисты этого периода, сообщая
о мореплавании и торговле, которыми занимались горо-
жане Бари, говорят о пилигримах, отправлявшихся из
Бари морем в «святую землю», о принадлежавших жи-
телям Бари кораблях, груженных товарами из Калабрии,
Дураццо, Морей, Константинополя. В знаменитой Золо-
той булле, которую императоры Василий и Константин
пожаловали в 992 году венецианцам, содержится требо-
вание, чтобы венецианцы не перевозили на своих кора-
блях товаров, принадлежащих амальфитанцам или ев-
реям и лангобардам из Бари, равно как и товаров,
предназначенных для них. Таким образом, византийцы
ртремились к тому, чтобы привилегии, предоставленные
213
венецианцам — значительное снижение таможенных и
портовых пошлин, —= не распространялись на купцов дру-
гих городов, обычных посетителей Золотого Рога. При-
надлежавшие Бари корабли, грузившие в Абруццах
оливковое масло для перевозки его в столицу Византии,
прибыв в Константинополь, плыли дальше через Эгей-
ское море, вдоль берегов Малой Азии, а затем вдоль бе-
регов Сирии. В Антиохию направлялись, в частности, те
корабли, которые, как нам известно, приобрели в
1087 году в Мире (Малая Азия) мощи св. Николая.
В Бари, куда были привезены эти реликвии, в их честь
начали строить грандиозный храм, который, равно как и
заложенный на несколько лет ранее кафедральный собор,
наиболее красноречиво свидетельствует о том, какая
оживленная деятельность царила в те годы в Бари и на
всей территории, прилегающей к городу, а равно и
о том, насколько разбогател этот город.
На противоположном склоне Апеннин, на побережье
Тирренского моря в районе заливов Салернского, Неа-
политанского и Гаэты, со второй половины IX века, шла
оживленная торговля, чему способствовали выгодное гео-
графическое положение и благоприятная политическая
ситуация. Три византийских герцогства — Амальфи, Неа-
поль и Гаэта, окруженные лангобардскими владениями —
княжествами Салерно и Капуя, были таким образом
полностью отрезаны от остальных византийских владе-
ний в Южной Италии и оказались в положении, с поли-
тической точки зрения, весьма сходном с положением Ве-
неции: номинально они признавали верховную власть
Константинополя, но фактически сохраняли независи-
мость; более того, они извлекали выгоду из союза с Ви-
зантией, весьма полезного им в торговом отношении, и
потому не порывали чисто формальных уз, связывавших
их с империей, и не нарушали верности ей. Однако, в от-
личие от венецианцев, эти герцогства вынуждены были
считаться и с другим соседом, гораздо более могуще-
ственным и опасным, •— с арабами. Окончательно утвер-
дившись в Сицилии, арабы постоянно угрожали побе-
режью Тирренского моря и даже овладели, как упоми-
налось выше, возвышенностью, господствующей над
заливом Гаэта, что должно было обеспечить успех их на-
бегам во внутренние области Италии. Византийские го-
рода, расположенные в этих заливах, предпочли как
214
можно скорее установить мирные отношения со столь
опасными соседями. Тот факт, что Неаполь, Амальфи и
Гаэта обладали полной независимостью, формально яв-
ляясь вассалами Византии, и что они сохраняли вместе с
тем добрососедские отношения с арабами, способствовал
развитию их торговли в бассейне Средиземного моря.
Из этих трех городов единственным городом, о тор-
говой мощи которого сохранилось довольно много сви-
детельств (если исключить немногочисленные известия
о купцах Гаэты, которые появлялись в Константинополе
и вдоль берегов Тирренского моря — в Риме, Пизе, Генуе
и Сардинии, а также проникали во внутренние районы
Италии до Павии), был Амальфи. На протяжении при-
близительно 200 лет — с X по XII век — Амальфи, не-
сомненно, занимал первое место среди портов побережья
Тирренского моря. Амальфи, Атрани и Равелло, пред-
ставлявшие собой незначительные порты на северном
берегу Салернского залива, расположенные на расстоя-
нии нескольких сот метров друг от друга, защищенные
с севера крутыми Соррентскими горами, и по сей день
населены отважными рыбаками, добирающимися во
время своих поездок до побережья Африки. Своим возвы-
шением эти порты были обязаны морю, а также сноше-
ниям с арабами и греками. В XI веке амальфитанцы (так
назывались купцы всех трех местностей) имели в Кон-
стантинополе колонию с церквами и монастырями, а
в Антиохии — так называемую ruga Malphitanorum; в то
же самое время они посещали Египет, Тунис и Испанию.
В XII веке в главных городах Сицилии имелись торговые
кварталы амальфитанцев, возникновение которых отно-
сится ко временам арабского господства.
Несмотря на то, что господство в Адриатическом море
постепенно < переходило в руки венецианцев, купцы из
Амальфи проникали и в Адриатику; у них была колония
в Дураццо, и они перевозили товары из Сицилии в Ра-
венну. В начале XI века они вместе с купцами Венеции,
Гаэты и Салерно посещали ярмарки в Павии, которые
функционировали два раза в году; здесь они, подобно
венецианцам, платили в королевскую казну в качестве
рыночной пошлины 2,5 процента стоимости проданных
товаров, сверх того давали небольшие количества перца
и других пряностей, а жене магистра камерария должны
были преподнести гребень из слоновой кости, зеркало и
215
украшения (paratura). Но основной сферой их торговой
деятельности был берег Тирренского моря. Множество
амальфитанских купцов стекалось в Рим: они привозили с
собой дорогие ремесленные и художественные изделия гре-
ческого и арабского производства, в особенности предметы
культа. Они часто бывали и севернее — в Пизе, где имели
свои лавки, в Генуе, а может быть, и в городах Прованса.
Итак, с узкой береговой полосы Соррентского полу-
острова, протянувшейся между горами и морем, купцы
рассеялись по всему побережью Средиземного моря и
проникли даже в различные города внутренних областей
Италии, куда переселились многочисленные купеческие
семьи из Атрани и Равелло. Большая часть населения
этой местности занималась торговлей, которая играла
здесь главную роль. С другой стороны, Амальфи посе-
щали арабские, африканские и итальянские купцы. Хро-
нисты изображают Амальфи многолюдным городом, бо-
гатым золотом, серебром и драгоценными тканями, куда
стекались жители соседних областей для приобретения
наиболее ценных восточных товаров.
Эта интенсивная торговля самыми разнообразными
товарами стала источником богатства и могущества ряда
семейств, о чем свидетельствуют сохранившиеся до наших
дней руины дворцов и остатки великолепных садов
Равелло. Среди этих семейств выделялась семья Панта-
леони; один из ее членов — Мавр, сын Панталеони,
играл первостепенную роль в европейской политике
XI века и делал щедрые пожертвования не только много-
численным религиозным учреждениям родного города,
но и католической церкви св. Павла, расположенной вне
стен Амальфи, церкви св. Михаила в Гаргано и некото-
рым церквам Антиохии и Иерусалима.
Торговое могущество Амальфи было, однако, недолго-
вечно: оно всецело зависало от выгодного политического
положения Беневентского герцогства и неизбежно должно
было исчезнуть вместе с ним. Независимости Амальфи
постоянно угрожали князья Салерно; норманское завое-
вание нанесло городу окончательный удар. После потери
независимости Амальфи оказался в несравненно худшем
положении, чем другие порты Южной Италии, находив-
шиеся в гораздо более благоприятных природных усло-
виях; он не смог долго сохранять свое превосходство и
быстро.пришел в упадок. Этот упадок, разумеется, обна-
216
ружился не сразу: амальфитанская торговля имела
слишком большое значение для всего Средиземноморья,-
чтобы норманское завоевание могло покончить с -ней
одним ударом.
Еще много лет амальфитанские купцы продолжали
плавать по морям; еще в 1302 году город был в состоя-
нии заключить договор с Генуей. Амальфи утратил неза-
висимость в тот самый момент, когда его соперники
благодаря крестовым походам смогли расширить свою
торговлю с Востоком до огромных масштабов и когда
наряду с Венецией быстро поднялись могущественные
города Пиза и Генуя.
6.	Некоторые порты Апулии на берегу Адриатиче-
ского моря (к северу от Бари), в частности Трани, Бар-
летта и Сипонто (Манфредония), попрежнему сохраняли
в этот период известное значение благодаря экспорту
зерна. Об Анконе до XI века почти не сохранилось ни-
каких известий, Равенна потеряла былое значение, и
Комаккьо был полностью разрушен. В то же время
утверждается морское и торговое могущество Венеции,
которая в области торговли в бассейне восточного Среди-
земноморья вначале уступала Бари и Амальфи, но затем
значительно опередила их, поскольку ее могущество
основывалось на несравненно более широком и прочном
базисе. Уже с конца царствования Карла Великого вене-
цианскому правительству (место пребывания которого
именно в это время было перенесено на Риальто) удава-
лось извлекать пользу из соглашений относительно
Адриатического моря, заключенных между византийским
и франкским императорами. Договор, заключенный импе-
ратором Лотарем (840 год) и автоматически возобно-
влявшийся в дальнейшем в течение долгого времени,
определял взаимоотношения между городами лагун, бли-
жайшей к ним частью материковой Италии и северной
частью Адриатики; статьи договора гарантировали Вене-
ции сбыт ее товаров в области Паданской равнины, что
являлось непременным условием развития ее торговли
в бассейне Адриатического моря, а также с Востоком.
В самом деле, договор не только обеспечивал нормаль-
ные, добрососедские отношения между этими областями
(в нем оговаривалось, что оба государства взаимно ока-
зывают покровительство подданным и не принимают
217
сервов, бежавших из союзного государства), но и уста-
навливал взаимную свободу торговли для участников
договора: обе стороны обязывались взимать только тор-
говый побор (ripat’cum) в размере 2,5 процента самих
товаров или их стоимости; этот пункт был исключительно
выгоден венецианцам. Венецианцы также обязывались
не брать в плен и не покупать христиан в королевских
владениях с целью продажи их в рабство. С константи-
нопольским правительством Венеция неизменно поддер-
живала после эпизода с Пипином самые дружественные
отношения, нередко во время военных действий перехо-
дившие в прямую взаимопомощь. Этот союз имел для Ве-
неции не меньшее значение, чем для Бари и Амальфи,
ибо благодаря ему Венеция получала все более важные
торговые пожалования и привилегии, которые заметно
улучшили ее положение по сравнению с ее соперниками,
городами Южной Италии.
После этого первого шага, сделанного Венецией, ее
господство на берегах залива, получившего позднее на-
звание Венецианского, начало быстро увеличиваться и
распространяться на более широкую территорию: Вене-
ция не только добилась преобладания на западном побе-
режье залива, но примерно в конце X века, правда,
не без сильного противодействия со стороны городов-
соперников, стала господствовать над Северной Далма-
цией, что дало основание дожу Пьетро Орсеоло II
(вскоре после 1000 года) добавить к своему титулу
новый — dux Dalmaticorum.
В то же самое время, когда венецианцы расширяли
свою торговлю во внутренних областях Северной Италии
и утверждали свою гегемонию в прибрежных районах
Адриатики, действуя на Востоке силой оружия, на
Западе — путем дипломатии, интриг и подкупов, они
устанавливали все более тесные и оживленные сноше-
ния с Византией. Именно в этот период своего сближе-
ния с Венецией Византия начала оправляться от уда-
ров, нанесенных ей мусульманским завоеванием, и
частично восстанавливать свои позиции в восточном
Средиземноморье. Доказательством тесной связи Вене-
ции с Византией является декрет, изданный в 960 году
дожем Пьетро Кандиани, который запретил венецианцам
перевозить в Константинополь все носившие частный
характер письма и послания из Ломбардии, Баварии,
218
Саксонии и других областей Германии. Каковы бы ни
были мотивы этого запрещения, оно показывает, что
Венеция к тому времени уже стала местом встречи куп-
цов, прибывавших сюда из-за Альп через Бреннер и
Понтеббу, с купцами (большей частью венецианскими),
приезжавшими сюда морским путем с Востока. Это
запрещение указывает также на то, что торговля между
Константинополем и Центральной Европой, которая шла
при посредничестве Венеции, стала уже довольно ожи-
вленной и настолько регулярной, что ее можно было
использовать для почтовой связи.
Лучшим доказательством того факта, что Венеция
заняла господствующее положение в торговле с Восто-
ком, является знаменитая Золотая булла, пожалованная
в 992 году императорами Василием и Константином
дожу Пьетро Орсеоло. Эта привилегия предоставляла
венецианцам свободный доступ в гавань Константино-
поля и полную свободу торговли в этой гавани; ввозная
пошлина, взимавшаяся с венецианских кораблей при
входе в проливы, произвольно удвоенная к этому вре-
мени, теперь должна была взиматься в первоначальных
размерах (2 золотых солида с каждого корабля при его
входе в пролив и 15 солидов — при выходе), тогда как
с купцов из Амальфи и Бари эта пошлина попрежнему
взималась в большем размере.
В следующем столетии венецианцы продолжали за-
воевывать все новые позиции в Константинополе и на
всем Востоке, пока, наконец, в 1082 году, накануне пер-
вого крестового похода, им не удалось добиться моно-
польного положения: известная привилегия Алексея I
гарантировала им свободу торговли во всей империи,
освобождала венецианских купцов от всех торговых по-
шлин, разрешала открывать лавки и устраивать торговые
склады в Константинополе и иметь в гавани свои соб-
ственные пристани. В грамоте перечислялись также
города Сирии, Малой Азии, Фракии, Македонии и Гре-
ции, обычно посещавшиеся венецианскими купцами.
Публикация Honorantiae civitatis Papiae (источника,
который, по всей вероятности, восходит к тридцатым 'го-
дам XI века, НО' содержит сведения, относящиеся к зна-
чительно более раннему периоду) освещает более полно
торговлю, которую венецианцы вели в IX—X веках с горо-
дами Паданской равнины, в частности с Павией, избирая
219
обычно речной путь. Пятая глава говорит о «многих
богатых, венецианских купцах» («multi divites negot’atores
Venetorum»), которые обычно приезжали в Павию для
заключения там торговых сделок; здесь они платили мо-
настырю св. Мартина, расположенному перед городскими
воротами, побор в размере 2,5 процента от цены продан-
ных товаров, давали определенное количество пряностей
камерарию и преподносили украшения его жене (иначе
говоря, уплачивали те же самые пошлины, что и купцы
Амальфи, Гаэты и Салерно). В четвертой главе гово-
рится О' ежегодном поборе в размере 50 венецианских
лир и, сверх того, о мантии, которые дож был обязан да-
вать королевскому фиску «ввиду того, что она (Павия)
входила в Лангобардское королевство» («propter hoc quod
ad regem Longobardorum pertinet»), и добавляются в виде
пояснения следующие слова, очень напоминающие знаме-
нитое письмо Кассиодора: «И этот народ не пашет, не
сеет, не собирает винограда. Этот побор называют догово-
ром потому, что благодаря ему венецианцы могут поку-
пать в любом порту зерно и вино и останавливаться в Па-
вии, и они не должны испытывать никаких неприятно-
стей» («Et ilia gens non arat, non seminat, not vindemiat.
Istud censum appellant pactum, eo quod gens Venetorum
potest emere in omni portu granum et vinum et illorum
dispendia in Papia facere et nullam molestiam recipere
debent») !.
Павийский источник является ярким свидетельством
того, какое значение для венецианской экономики сохра-
няла в X веке торговля по речным путям. Однако, если
не считать соли, которую в тот период добывали только
в соляных разработках Кьоджи и островов лагуны, объек-
тами этой торговли почти исключительно являлись товары,
привозимые с Востока: пряности, благовония, предметы
роскоши, а также шелковые, льняные и хлопчатобумаж-
ные ткани из Сирии, вино и оливковое масло. из Греции,
сандаловое дерево-, красящие вещества, фрукты и произ-
ведения искусства.
В обмен на эти товары, импортируемые из восточного
Средиземноморья и Египта, венецианцы вывозили из
стран Северной и Западной Европы немногочисленные
1 Instituta rega'ia et ministeria Cam'erae Regum Longobardorum et
Honorantiae civitatis Papiae (ed. Hofmeister, in: Monumenta Ger-
maniac Historjca, Scriptores, t. XXX, p. 11, Leipzig, 1933),
220
виды товаров: строительный лес, железо^ и медь, а также,
невзирая на часто повторявшееся в договорах IX—X ве-
ков запрещение, значительное количество рабов, в осо-
бенности из славянских стран.
Несмотря на то, что мы не знаем, существовали ли в
рассматриваемый нами период столь же богатые купцы,
каких мы встречаем в конце XII — начале XIII веков,
несмотря на то, чтс> источники (впрочем, довольно скуд-
ные) дают основание предполагать, что1 объем торговли
и размер вкладываемого в нее капитала были еще весьма
скромными, все же регулярные торговые отношения вене-
цианцев с Апулией, Сицилией, Египтом, Сирией, Балкан-
ским полуостровом и прежде всего с Константинополем по-
казывают, что уже накануне крестовых походов сложились
условия для быстрого развития венецианской торговли.
7.	Значительно' позднее, чем приморские города визан-
тийской Италии, достигли морского и торгового' могуще-
ства два единственных порта лангобардской Италии —
Пиза и Генуя, которые расцвели с поистине чудесной
быстротой. Экономика этих городов, как и городов вну-
тренних областей, носила начиная с VII века преимуще-
ственно аграрный характер. Позднее они были включены
в феодальную систему, однако в конце X века, когда
Средиземное море стало, наконец, ареной деятельности
смелых и предприимчивых моряков Пизы и Генуи, эти
города потеряли свой феодальный характер и преврати-
лись в XI веке в важные торговые центры, соперничавшие
с приморскими городами Южной Италии. После ланго-
бардского завоевания, когда торговле был нанесен силь-
ный удар, исчез слой торговцев и полностью прекратились
сношения Генуи и Пизы с Византийской империей, -—
сношения, которые были основным, если не единственным
источником их торгового процветания. Но, тем не менее,
морская торговля в этот период не была полностью уни-
чтожена, хотя ее развитие и было замедлено. Позднее эти
два города, как и весь берег от Гаэты до Лангедока, бо-
лее двух веков подвергались опустошительным набегам
арабов, й вся их история, насколько она нам известна,
сводится к борьбе на суше и на море против нападавших
на них сарацин.
Пиза была речным портом, но> обладала морской га-
ванью, расположенной несколько севернее современного
221
Ливорно. В большей степени, чем от набегов сарацин из
Фраксинета, она страдала, повидимому, от нападений
сарацин, прибывавших с юга, которые были в IX веке раз-
биты объединенными силами папства и герцогств Южной
Италии. Благодаря этому обстоятельству, а также благо-
даря близости Лукки и «дороги франков», проходившей
вдалеке от побережья Лигурийского моря, открытого для
пиратских набегов, Пиза начала возрождаться раньше,
чем Генуя. В ходе сопротивления арабам росло морское
и военное могущество' Пизы, которая скоро смогла перей-
ти в контрнаступление. Пизанский флот отваживался, в
особенности с начала XI века, продвигаться самостоя-
тельно или вместе с генуэзскими кораблями вдоль берегов
Калабрии и Сицилии и добираться до Балеарских остро-
вов, Испании и Африки. Несмотря на то, что внешне
борьба с сарацинами носила чисто политический харак-
тер, в основе ее лежали экономические интересы. Вольпе
пишет: «Война, которую пизанцы и генуэзцы вели во всем
западном Средиземноморье, являлась предвосхищением
крестовых походов. Несмотря на то, что в ней принимали
участие — правда, в незначительных масштабах — также
и феодальные силы, несмотря на то, что' она давала вы-
ход алчности небогатых земельных собственников полу-
деревенского, полугородскоГо' типа, •— все же как по
своему характеру, так и по своим целям она являлась
целиком городским предприятием. Эта война была орга-
низована частными судовладельцами для защиты своей
собственной торговли, для захвата добычи, с целью под-
чинения, скорее экономического', чем политического, обла-
стей, богатых сырьем, в котором так нуждались горо-
жане». К областям, которые пизанцы и генуэзцы стре-
мились освободить от господства и влияния арабов, в
первую очередь принадлежали острова Эльба, Сардиния и
Корсика. В борьбе за эти острова преимущество' находи-
лось на стороне Пизы, которой с начала XI века удалось
распространить свое господство' на Корсику и, может
быть, также на Эльбу, по крайней мере, церковная юрис-
дикция на этом острове принадлежала пизанскому епи-
скопу. После победы 1016 года Пизе не удалось сразу
приобрести политическую власть над Сардинией, но начи-
ная с этого времени она установила своего рода протекто-
рат (по крайней мере, над северной частью острова), обес-
печивавший пизанским купцам значительные привилегии.
222
О том расцвете, какого- достигла Генуя В Период древ-
него Рима, она вплоть до второй половины X века сохра-
няла одни лишь смутные воспоминания. Она еще не ощу-
щала необходимости, да и не имела возможности, восста-
новить городские стены, разрушенные Ротари. На том
небольшом пространстве, где раньше был римский город,
теперь среди садов, полей, заброшенных участков земли
были разбросаны маленькие деревянные дома. Уже в ре-
зультате лангобардского завоевания, а позднее в резуль-
тате господства арабов в западном Средиземноморье Ге-
нуя была отрезана от важнейших морских торговых путей.
Две римские дороги, сходившиеся в Генуе, стали опасны
в связи с постоянной угрозой арабских набегов и поэтому
были заброшены; торговым путем стала проходившая к
востоку «дорога франков», которая через Чизу спускалась
к Луни. Генуя не смогла даже стать, подобно другим
итальянским городам, рынком сбыта сельскохозяйствен-
ных продуктов, так как окрестная территория была гори-
стой и неплодородной; она не смогла также использовать
выгод, связанных с превращением ее в резиденцию долж-
ностного лица, представлявшего в данном городе коро-
левскую власть или, позднее, крупного феодала, ибо она
вначале была подвластна юрисдикции маркграфов Тос-
каны, а позднее — Обертенгов, центр владений которых
был расположен на возвышенности Апеннин. Единствен-
ными представителями власти, жившими в Генуе или ее
пригороде, были епископ и виконты, являвшиеся намест-
никами маркграфа и правившие городом также и в пе-
риод его возрождения. Это- возрождение, начавшееся
около середины X века, шло- с удивительной быстротой.
Предоставленный своим собственным силам, город был
вынужден сам защищаться от нависшей над ним опас-
ности арабских набегов. Стремясь укрепить свою обороно-
способность, он прежде всего восстановил городские
стены, и сюда, под прикрытие этих стен, епископ перенес
свою кафедру. Позднее, когда феодалы Прованса раз-
рушили цитадель арабов Фраксинет (987) и опасность
арабских набегов со стороны суши была устранена, Ге-
нуэзцы, подобно пизанцам, перешли в контрнаступление
на море и совместно с пизанцами менее чем за 30 лет
очистили от сарацин северную часть Тирренского моря.
Превратившись столь быстро в могущественные мор-
ские державы, Пиза и Генуя завязали торговые сношения
223
с приморскими городами трех южноитальянских гер-
цогств. Когда ожесточенные войны с арабами Сицилии,
Испании и Африки сменялись периодами мира, пизанские
и генуэзские купцы посещали порты этих стран, а арабов
и берберов часто можно было встретить на пути в Пизу.
О торговле с Востоком сохранилось лишь несколько
весьма неопределенных сведений; только в XII веке, после
норманского завоевания Сицилии, открывшего1 пизанцам
и генуэзцам путь через Мессинский пролив, и в особен-
ности после первого крестового похода, в котором боль-
шую часть флота крестоносцев составляли пизанские и
генуэзские корабли, эти города Тирренского побережья
стали соперниками Венеции в восточном Средиземно-
морье. Несмотря на то, что их торговая деятельность
ограничивалась западной частью бассейна Средиземного
моря, Генуя и Пиза, особенно последняя, в течение
XI века достигли благодаря флоту и торговле подлинного
расцвета. В Пизе были отстроены чудесные новые здания,
возник слой могущественной буржуазии —- слой судовла-
дельцев и купцов, принявших участие в управлении горо-
дом, сложилось обычное морское право (это морское
право было признано привилегией, предоставленной Пизе
Генрихом IV). В Пизу и Геную стекались купцы из от-
даленных внутренних областей Италии; об этом свиде-
тельствует документ, в котором речь идет о тяжбе между
монастырем Монтекассино' и кураторами пизанского рын-
ка, а также древнейший таможенный тариф Генуи, соста-
вленный в конце XI века, где в перечне купцов, посещаю-
щих этот торговый центр, фигурируют купцы всех пор-
товых городов от Барселоны до Салерно, лангобардских
городов, а равным образом городов, расположенных к се-
веру от Альп.
8.	После Каролингской эпохи даже внутренние обла-
сти Лангобардской Италии попрежнему отличались от
стран, расположенных по ту сторону Альп, где феодаль-
ная система достигла полного развития; это различие
заключалось в том, что в лангобардских областях город-
ское хозяйство неизменно! играло1 несравненно большую
роль, чем в этих странах. Начиная с середины IX века
постепенно возрастает роль городов внутренних областей.
Этому процессу содействовало происходившее в этот
период развитие морской торговли между городами
224
побережья Италии и арабским и византийским миром, ко-
торая оказывала, в свою очередь, влияние, хотя и несрав-
ненно более слабое, на внутренние районы. Многие города
начали реставрацию старых городских стен (поскольку
еще не было возможности построить новые крепости), за
которыми можно было бы укрыться во время набегов
венгров и сарацин. Эти новые города сохранили от древне-
римских городов собственно' одно название; впрочем, за
редкими исключениями, это были даже и не города в
полном смысле слова, если вкладывать в него определен-
ное экономическое понятие, подразумевая под городом
место сосредоточения населения, источником существова-
ния которого является не сельскохозяйственная деятель-
ность. Вместо старых римских зданий, разрушенных на-
бегами или постепенно превратившихся в руины (в осо-
бенности с VI века), не строили новых; там, где раньше
стояли эти здания, теперь зачастую были луга или поля,
которые составляли значительную часть территории (как
правило, весьма небольшой), расположенной внутри го-
родских стен. Епископ, граф, высшие должностные лица
и немногочисленные более или менее крупные вассалы,
которые нередко, хотя и не всегда, жили в городах (или
же имели там своих представителей), получали в городе
со своих колонов, сидевших на землях пригорода, а иногда
даже и внутри города, чинш, по крайней мере, частично
уплачивавшийся в натуральной форме. За городскими
стенами расстилались луга и леса, где городское населе-
ние имело право' пасти скот и собирать дрова. Итак, глав-
ный источник богатства значительной части городского
населения попрежнему составляла земля — пашни, леса
и пастбища.
Однако высшие светские и церковные магнаты, жив-
шие в городе со своей многочисленной свитой должност-
ных лиц и клиентов, какой бы образ жизни они ни вели,
не могли удовлетворить свои нужды исключительно про-
дуктами, получаемыми с окрестных земель. Поэтому ка-
ждый раз, когда какая-нибудь фраза или отдельный тер-
мин, сохранившиеся в крайне скудных источниках, при-
открывают нам картину внутреннего1 состояния городов,
мы видим, что среди городского населения наряду со
знатью, колонами и сервами были и такие элементы, кото-
рых можно рассматривать как родоначальников будущей
буржуазии. Мы уже указывали, что в эдикте Айстульфа,
15 Зак. 1587. Дж. Луццатто 225
относящемся к последним годам существования Ланго-
бардского королевства, упоминаются negotiators как
определенный социальный слой, разделенный на три сту-
пени, высшая из которых по своему социальному поло-
жению приравнивается к слою средних земельных соб-
ственников. Трудно> сказать, что подразумевали под тер-
мином negotiators: имели ли в виду, как это было' в
древнем Риме, лиц, занимавшихся преимущественно кре-
дитными операциями, или же профессиональных торгов-
цев. Самым правдоподобным представляется второе тол-
кование этого термина; однако в таком случае встает
вопрос: существовали ли начиная с данного времени на-
ряду с купцами, постоянно' переезжавшими с одного рынка
на другой, торговцы, которые постоянно! жили в одном
и том же месте и имели собственную лавку, Где и прода-
вали свои товары. Нам известно, что в Италии, по край-
ней мере до> периода Оттонов (при которых иммунитетные
права достигли большего размера и распространялись на
большую территорию), в наиболее важных грамотах, пре-
доставлявших сеньерам рыночное право, шла речь о
рынке на территории города или у городских стен. Неко-
торые названия косвенных налогов, такие, как buticati-
сшп, взимаемый в Пизе, curatura и portaticum, взимаемые
во многих других городах, указывают на несомненное
существование городской торговли. Точно так же та-
моженные пункты вдоль рек Северной Италии, где
следовало платить ripaticum или palificatura, иногда уста-
навливались около границ крупных земельных владе-
ний, особенно монастырских, но чаще поблизости от
городских центров. Все это дает основание предпола-
гать, что главным местом пребывания negotiators были
города.
Начиная с VIII века в городах наряду с negotiators
существовали также и свободные ремесленники. Ремес-
ленники, занятые в текстильном производстве, а может
быть, и в некоторых других отраслях производства, были
в худшем положении ввиду конкуренции рабского труда,
применявшегося в монастырях и в других крупных по-
местьях. Но ремесленники, занятые, например, строитель-
ными работами, изготовлением оружия, мыловарением,
остались независимыми от господских дворов и даже были
поставлены, как мы вскоре увидим, под непосредственное
покровительство' королевской администрации.
226
Городской рынок развивался в первую очередь в горо-
дах, расположенных вдоль дорог, которые с Альпийских
гор вели в Павию и Рим, или вдоль судоходных рек
(прежде всего вдоль По), а также в непосредственной
близости от них. «Honorantiae civitatis Papiae» — источ-
ник, к которому мы неоднократно обращались, предста-
вляет собой запись поступлений, следуемых королевскому
фиску (то есть доходов от регалий, а также поступлений,
получаемых в результате пожалования монополии на
отдельные ремесла); он содержит, таким образом, пере-
чень таможен, расположенных на границах и взимав-
шихся фиском поступлений. Все таможенные посты, если
не считать трех таможен на восточной границе, перене-
сенных во времена Оттонов в равнину, были расположены
у выхода главных альпийских долин: у Сузы, Барда,
Беллинцоны, Кьявенны, Больцано и позднее у Валорнье
(около Кьюза ди Риволи), то есть в местах, откуда путе-
шественники легко могли добраться до центральной части
Ломбардии и оттуда, перейдя через Апеннины, двинуться
в Тоскану и Рим.
Через эти таможни должны были проходить пили-
гримы и купцы, шедшие из других стран; первые (romi-
peti) были освобождены от уплаты пошлины за все имев-
шиеся при них предметы, если они нужны были для их
собственного употребления, но они были обязаны наравне
с купцами платить побор (в размере десятой части цены)
за все товары, которые они привозили в королевство, для
продажи. Среди этих товаров упоминаются лошади, рабы,
сукна и полотна, грубые холсты, мечи. Особое положение
заняли англо-саксы; произошло это, благодаря следую-
щему эпизоду: англо-саксы, прибывшие в Италию, в боль-
шинстве своем паломники, возмутились против таможен-
ных чиновников, пожелавших осмотреть их мешки и сумы.
Вызванный этим спор закончился, как сообщает аноним-
ный автор перечня доходов фиска, договором между коро-
лем англо-саксов и лангобардским королем, который
освободил англо-саксов от всех таможенных поборов и
разрешил им провозить товары без таможенного осмотра,
а англо-саксы должны были в виде возмещения раз в
3 года уплачивать королевскому дворцу в Павии побор
в размере 50 фунтов серебра и делать дополнительно не-
большие приношения.
15*	227
Асти, Верчелли, Милан возвысились благодаря тому,
что они -были расположены на пересечении путей, спу-
скавшихся с альпийских долин — с пьемонтских долин и
из Беллинцоны и Кьявенны; Верона — благодаря тому,
ЧТО' она расположена на реке Адидже в месте ее выхода
из Альп; Пьяченца возвысилась потому, что- она находи-
лась в месте, где «дорога франков», которая шла с Аль-
пийских 'гор, пересекала По. Уже в IX веке в Пьяченце
4 раза в год функционировал рынок, каждый раз в тече-
ние 8 дней, а с 896 года собиралась большая ярмарка,
продолжавшаяся 17 дней в году; она происходила около
приюта монастыря св. Сикста, который предоставлял убе-
жище путешественникам, направлявшимся в Рим или че-
рез Апеннины. Возвышение Лукки объясняется тем, что
она была расположена на той же дороге, недалеко от
Пизы, в одном из наиболее плодородных районов Италии.
Значение, которое приобрела Лукка, проявилось к концу
существования Лангобардского королевства в наличии в
городе своего монетного двора и имело следствием особый
характер земельной собственности епископства Лукки.
Господское хозяйство было оттеснено здесь на второй
план, так как основную часть земель составляли наделы
держателей, причем большинство этих наделов было раз-
дроблено на мельчайшие участки и передано в ливелляр-
ную аренду. В X веке — ранее, чем в других городах
Италии, — здесь получила распространение аренда на
условии уплаты денежного чинша, а также эмфитевтиче-
ская аренда больших земельных владений. В условиях,
когда аграрный строй испытывал значительное влияние
городского хозяйства, эти виды аренды привели к медлен-
ному распаду крупного землевладения луккского епи-
скопства. Луккские купцы сравнительно рано сумели ис-
пользовать преимущества географического положения
города, сконцентрировав в своих руках торговлю с насе-
лением Паданской равнины и странами, лежащими к се-
веру от Альп, и стали, быть может, совместно с Сиеной,
посредниками в этой торговле, распространив сферу своей
деятельности вплоть до Рима включительно. Они полу-
чили от Генриха IV привилегию, освобождающую их от
уплаты curatura на всех рынках, расположенных между
Павией и Римом; в этот же период монета, чеканившаяся
на монетном дворе Лукки, получила, наряду с денариями
Павии, всеобщее признание в качестве платежного сред-
228
ства на всей территории вплоть до Рима, а также в самом
Риме.
Уже в это время в Лукке наряду с торговлей развива-
лось производство1 тонких сукон и, может быть, уже на-
чало зарождаться шелковое производство; в области этого
производства Лукки в XIII веке занимала первое место
среди итальянских городов.
В раннее средневековье сухопутные дороги, несмотря
на их скверное состояние, имели известное значение как
для переезда людей, так и для перевозки товаров, но, тем
не менее, путешественники чаще всего предпочитали пере-
правляться по1 рекам. Уже в VIII веке из Венеции и Ко-
маккьо купцы поднимались мимо Феррары, Кремоны и
Пьяченцы до Павии и Милана. Путешествие было мед-
ленным и стоило' довольно дорого, так как государство,
рассматривавшее реки как свою домениальиую собствен-
ность, запрещало' свободное пользование ими; государ-
ство считало' реки источником фискальных доходов и
объектом феодальных пожалований как церковным учре-
ждениям, так и частным лицам. Поэтому тот, кто путе-
шествовал по речным путям, был обязан на каждом
участке пути отдавать а'гентам фиска или агентам лиц,
получивших соответствующее пожалование, часть своих
товаров или определенную денежную сумму. Побор был
весьма умеренным, когда речь шла о простом передвиже-
нии по реке; однако в том случае, если путешественник
должен был пристать к берегу, привязать лодку к сваям
и приступить к разгрузке, размер этого побора значи-
тельно возрастал.
Крупные землевладельцы использовали речные пути
для того, чтобы на принадлежащих им лодках (naves)
перевозить в центральный господский двор продукты из
более отдаленных господских дворов или получать с бли-
жайшего рынка те немногие товары, в которых они ну-
ждались (причем обязанность доставлять эти товары была
возложена на их зависимых держателей). Но речными
путями пользовались также, и притом во все большем
количестве, профессиональные купцы, которые везли соль,
рабов, ценные ткани, пряности, лекарства, предметы укра-
шения и другие редкие товары, пользующиеся большим
спросом.
Вначале торговлю вели купцы с побережья Адриатиче-
ского моря; они поднимались вверх ио реке и доставляли
229
эти товары в поместья и на рынки внутренних районов
Италии. Позднее купцы южноитальянских городов также,
вероятно, стали пользоваться этим путем, чтобы до-
браться до лангобардской столицы; к ним присоединились
купцы некоторых городов, расположенных вблизи По или
ее притоков: они перевозили по реке сельскохозяйствен-
ные продукты и скот из внутренних областей на большие
рынки и покупали у приезжавших сюда венецианцев соль,
рабов и восточные товары. Феррарские купцы добирались
в одном направлении до Венеции и Равенны, в другом —
до1 Павии. Мантуанские купцы с озера Гарда спускались
к Ферраре и Равенне. Документы X—XI веков неодно-
кратно и весьма красноречиво свидетельствуют об ожи-
вленной сухопутной и морской торговле, которую вели
жители Кремоны и которая, очевидно, составляла в то
время основное занятие и главный источник доходов го-
родского населения. Именно это обстоятельство' вызвало
ожесточенную длительную борьбу горожан с епископом
из-за налогов, которые епископ пытался взимать с куп-
цов. Подобная борьба происходила несколько- лет спустя
в Пьяченце: епископ и горожане оспаривали друг у дру-
га обладание портом на реке По.
Однако самым важным торговым центром Паданско-й
равнины в течение трех с лишним столетий оставалась
Павия, которая только с начала XI века стала постепенно
приходить в упадок и уступила свое место- Милану. В Па-
вии находилась центральная финансовая администрация:
здесь сухопутные дороги, шедшие с Альпийских гор и
Апеннин, скрещивались с речным путем; если корабли
шли по- главной артерии этого пути — по- реке По-, то они
редко поднимались далее порта Павии. Таким образом,
Павия являлась не только политической столицей коро-
левства, но и центром его экономической жизни. Монета,
которую чеканили на ее монетном дворе, до конца XI века
была самой распространенной монетой королевства.
Все наиболее богатые монастыри и церкви не только
Ломбардии, но и других областей имели в Павии дом или
хозяйственные постройки, приют, а часто- также несколько
лавок, которые они сдавали внаймы купцам; нередко' они
получали право- пользоваться гаванями на Тичино- и По.
О развитии торговли, а частично и ремесла столицы в
конце X века мы узнаем благодаря счастливой случай-
ности — изданию многократно' цитировавшегося нами
23,0
перечня доходов фиска. Из слов анонимного^ автора,
весьма хорошо знакомого с древними распорядками и
правами королевского фиска, явствует, что в Павии бы-
вали не только, как говорилось выше, приезжие купцы
ив Венеции, Гаэты и Амальфи; в среде купцов самой Па-
вии выделилась аристократия, слой людей «могуществен-
ных, пользующихся почетом и очень богатых» (magni,
honorabiles et multum divites), организованных по роду
своих занятий в «министерии» и подчиненных непосред-
ственно юрисдикции магистра камерария (казначея
фиска). Купцы Павии находились под защитой королев-
ской или императорской власти и обладали особой при-
вилегией, в силу которой на любом рынке, куда бы они ни
прибывали, они обладали преимуществами по сравнению
с купцами других городов; их права сводились к следую-
щему: ни один купец, если он не был из Павии, не имел
права вмешиваться в переговоры, которые вели павийские
купцы, или конкурировать с ними при заключении какой-
либо сделки. Однако эти привилегии предоставлялись
только павийским купцам, входившим в министерии (qui
sunt de ministeriis), то есть тем, которые принадлежали
к какой-либо ремесленной корпорации, признанной госу-
дарственной властью и находящейся под ее защитой.
Таким министерием было объединение монетных ма-
стеров — monetarii, во главе которых стояли девять «бла-
городных и богатых» (nobiles et divites) мастеров, обя-
занных с ведома казначея надзирать за тем, чтобы в
монетах, чеканившихся на монетном дворе, содержание
чистого серебра было бы не ниже 10/12 их общего веса.
Получив на откуп монетный двор, мастера должны были
ежегодно платить за это 12 фунтов серебра в павий-
ских денариях королевскому фиску и 4 фунта — графу
Павии.
Подобным же образом были объединены в министерий
рыбаки, во главе которых стоял старшина, владевший
60 лодками для рыбной ловли. За каждую лодку они
уплачивали ежемесячно 2 денария; таким образом созда-
вался денежный фонд, предназначавшийся на покупку
рыбы для короля, когда он прибывал в Павию.
Существовал министерий кожевников, пользующийся
полной монополией. Число членов и учеников в нем было
ограничено: в него' входили 12 мастеров и 12 учеников
(juniores)Кожевники обязаны были давать ежегодно
231
королевскому фиску 12 выделанных кож, «ибо никому,
кроме них, не дозволяется выделывать кожи» («ео quod
null! homini liceat coria confectare»).
К другим министериям принадлежали: министерий ло-
дочников, во главе которых стояли старшины и которые
были подчинены королевскому фиску; если король посе-
щал Павию, они должны были предоставить в его рас-
поряжение две большие оснащенные лодки: одну для
короля, другую для королевы; министерий мыловаров, ко-
торые в качестве возмещения за полученную ими приви-
легию монопольного изготовления мыла в Павии должны
были ежегодно давать 1000 фунтов этого мыла королев-
скому фиску и 10 фунтов казначею; это обязательство
напоминает пожалование, которое Лиутпранд сделал епи-
скопу Пьяченцы: он передал епископу те поборы (pensio)
в размере 30 фунтов мыла, «которые поступают в наш
дворец из города Пьяченцы» («quae palatii nostri ex civi-
tate Placentina inferebantur»)
Тот факт, что указанные министерий пользовались мо-
нопольным правом на производство данного вида ремес-
ленных продуктов, подтверждается также общим распо-
ряжением, запрещающим всем лицам, не являющимся
членами этих объединений, изготовлять эти продукты (de
omnibus istis ministeriis nullus homo debet illorum
ministerium facere nisi illi qui ministri sunt). Таким
образом, нет никаких сомнений в том, что в конце X —
начале XI веков, по крайней мере в столице и таких го-
родах, как Пьяченца, которые находились в более непо-
средственном подчинении центральной власти, существо-
вал целый ряд министериев, поставленных под прямой
контроль королевского фиска, уплачивавших ему побор
и обеспечивавших тем самым свое право на монопольное
положение в данном виде ремесла. Это устройство' весьма
сходно с организацией византийских корпораций, с кото-
рой знакомит нас Книга эпарха, относящаяся почти
к тому же самому периоду.
1 Большинство ученых, исследующих этот павийский источник,
причисляет к лицам, включенным в ministeria, также людей, занятых
промывкой золота (lavatores auri), в то время как в тексте по отно-
шению к ним никогда не применяется этот термин, и было бы нелепо
полагать, что в корпорацию были организованы и бедные золото-
искатели, рассеянные по берегам двух десятков рек, которым за год
удавалось добыть всего лишь по нескольку граммов золота^
232
В перечне доходов фиска упоминается также, правда,
всего лишь один -раз, соседний с -Павией город Милан;
в нем говорится, что на миланском монетном дворе
(устройство которого было аналогично- устройству мо-
нетного двора Павии) находилось 4 мастера, также «бла-
городных и богатых» (no-biles et divites); они должны
были под контролем казначея столицы чеканить милан-
ские денарии (denario-s mediolanenses), проба и вес ко-
торых соответствовали пробе и весу павийских денариев.
Эти мастера тоже платили королевскому фиску ежегод-
ный чинш в размере 12 фунтов серебра в денариях.
С устройством обоих монетных дворов было- связано-
распоряжение относительно- лиц, промывавших золото на
берегах По, его- левых и некоторых правых притоках,
а также на реках Адидже и Брента: эти лица были обя-
заны продавать королевскому казначею все добытое ими
золото.
Таким образом, павийский источник, относящийся
к тридцатым годам XI века, по-новому освещает не
только некоторые стороны жизни столицы, но и финансо-
вое и экономическое устройство королевства в период от
падения Каролингской династии до возникновения пер-
вых городских коммун. Возможно, что анонимный автор
перечня доходов королевского- фиска (-сам, быть может,
происходивший из того рода, в котором в течение дли-
тельного периода времени переходила от отца к сыну
должность камерария дворца) несколько сгустил краски,
стремясь противопоставить былое процветание королев-
ского фиска тому плачевному состоянию, в которое он
был приведен последующими казначеями во времена
Оттона III. Но большая часть сообщаемых им сведений
подтверждается королевскими или императорскими ди-
пломами и другими вполне достоверными документами и,
вне всякого сомнения, соответствует действительности.
Эти сведения показывают, что, несмотря на многочислен-
ные иммунитетные пожалования, продолжала существо-
вать центральная финансовая администрация, деятель-
ность которой ощущалась на всей территории королевства
до его альпийских границ, ибо она взимала весьма важные
поборы, связанные с ко-роле-вскими регалиями. Финансо-
вая администрация контролировала торговлю, которая
была отнюдь не столь незначительна, как это обычно по-
лагают» поскольку рынки П.аданскоц равнины посещали
233
не только венецианцы, но. и купцы Южной Италии,
а также северных стран, включая сюда далекую Англию,
и королевский фиск получал от торговли сравнительно
крупные доходы. Платежным средством при заключении
большей части торговых сделок являлась, очевидно, мо-
нета, которая чеканилась на монетных дворах Павии и
Милана; эти монетные дворы работали под руководством
значительного числа мастеров, которые отвечали за доб-
рокачественность монеты. Наконец, павийский источник
показывает, что1 Павия, а, вполне вероятно, также Милан,
Пьяченца и другие города были в известной мере ремес-
ленными центрами, причем деятельность ремесленников,
организованных в корпорации, подвергалась строгой рег-
ламентации со' стороны королевского1 фиска.
ГЛАВА IV
ВОЗНИКНОВЕНИЕ городских коммун
КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ И ПРИМОРСКИЕ ГОРОДА ИТАЛИИ
1. Возникновение городских коммун. 2. Первый крестовый поход
и его значение для экономики стран Средиземноморья. 3. Участие
Пизы, Генуи и Венеции в первых четырех походах. Итальянские
колонии в Леванте. 4. Четвертый крестовый поход. Венеция и Ла-
тинская империя Востока до Нимфейского договора. 5. Морская тор-
говля в Адриатическом море. 6. Торговля Венеции в XIII—XIV ве-
ках. 7. Морское могущество Пизы. 8. Генуя до битвы при Кьодже.
1.	В конце X — начале XI веков, когда в связи с воз-
рождением морской торговли многие города побережья
вступили 'в полосу расцвета и добились независимости, во
внутренних областях, где некоторые города, находившиеся
в наиболее благоприятном положении, никогда не прихо-
дили полностью в упадок, вступили в полосу экономиче-
ского возрождения. Вначале их подъем шел медленно и
почти совершенно незаметно, однако затем, когда эконо-
мические сдвиги подорвали самые основы феодальной
системы и привели к утверждению мощи городов, эти
сдвиги обнаружились во всей своей полноте.
Население, которое ранее в своем подавляющем
большинстве было обречено постоянно' пребывать в узких
границах феода, теперь обрело подвижность и легко сни-
малось с места в поисках лучших жизненных условий:
эта подвижность сама по себе уже свидетельствует о на-
ступлении острого кризиса. Кризис проявился в неустой-
чивости социальных отношений, стабильность которых
была нарушена в результате волнений и восстаний низ-
ших классов и быстрого' распространения мистических
ересей, также являвшихся выражением народного' недо-
вольства. Наконец, высшим проявлением кризиса был
переход феодальных прав в пределах города от крупных
светских и церковных сеньеров к группе горожан, объ-
единенных в коммуну.
Некоторые историки, рассматривая это* движение
с чисто' экономической точки зрения, сводили его к победе
капитала, заключенного в движимости, над богатством,
состоявшим из недвижимости, победе торговли и ремесла
235.
над чисто сельскохозяйственной деятельностью. Однако
те1 ученые, которые таким образом представляли себе
процесс возникновения городских коммун, имеют в виду
не коммуны в начальный период их существования, а
крупные торговые коммуны XIII—XIV веков, то есть,
периода полного торжества буржуазии внутри коммуны.
В действительности возродившаяся торговля, несо-
мненно, оказала заметное влияние на процесс становле-
ния городских коммун, но- это- влияние в основном не
было непосредственным и в значительной степени носило
внешний характер. Быстрый рост городской независимо-
сти происходил в Италии отчасти благодаря интенсивной
внешней торговле, в которой со второй половины IX века
принимали участие города всего побережья, отчасти бла-
годаря торговым отношениям между портовыми городами
и городами внутренних районов. Эти отношения привели
к установлению более тесной связи между отдельными
областями, способствовали более активной торговой дея-
тельности городских купцов и повышению спроса на
сельскохозяйственные продукты, необходимые для снаб-
жения приморских городов Италии и ряда других стран.
Развитие городского- рынка также способствовало- возник-
новению коммун, так как городской рынок совместно
с другими факторами политического- и военного- характера
содействовал привлечению в город многих землевладель-
цев из соседней сельской местности: благодаря рынку
они получили возможность продавать продукты, произво-
димые на принадлежащих им землях, и приобретать не-
которые товары, которые ранее им приходилось получать
в поместье, что, несомненно, обеспечило этим землевла-
дельцам более широкую экономическую независимость.
Однако еще не возник сильный и многочисленный слой
торговцев и свободных ремесленников (можно- говорить
лишь об отдельных представителях этого слоя), который
смог бы возглавить политическую борьбу и захватить в
свои руки управление городом. Далее ученые предпола-
гают, что некоторые римские корпорации продолжали
существовать в лангобардскую и франкскую эпоху (и в
настоящее время их существование установлено, невиди-
мому, вполне достоверно). Но корпорации, принявшие
форму officia или ministeria, подчиненные самому стро-
гому контролю государственной власти, могли занимать в
то- время лишь второстепенное место в жизни города и не
23й
играли никакой роЛй в создании коммуны. В конце XII—
начале XIII веков, когда вновь возникает большое коли-
чество корпораций, процесс образования городских ком-
мун уже полностью завершен; кроме -того, вполне ве-
роятно предположение, что новый расцвет корпораций
был не причиной, а результатом того же возрождения
духа ассоциаций, главным и величайшим проявлением
которого была сама коммуна.
В некоторых городах, таких, например, как Кремона,
где развитие рынка было- более интенсивным, возникно-
вению коммуны содействовал также тот факт, что горо-
жане объединились для защиты своих торговых интере-
сов, которым угрожал епископ. Однако даже в этих
городах, как почти во всех остальных городских комму-
нах внутренних областей Италии, управление городом
неизменно оказывалось в руках земельных собственни-
ков, ранее включенных в феодальную систему. Высшая
должность в городе — должность консула — носила ярко'
выраженный аристократический характер: большинство
консулов вышло из рядов феодальной аристократии, в их
числе лишь в виде исключения встречаются отдельные
разбогатевшие купцы, также, впрочем, превратившиеся в
землевладельцев; что- же касается ремесленников, то они
вообще никогда не фигурируют в списках консулов; более
того, во всех древнейших коммунальных статутах указы-
вается, что необходимым условием для того, чтобы попасть
в городской совет или занять какую либо городскую долж-
ность, было обладание определенным количеством земли.
Следовательно, для того чтобы понять тот коренной
переворот в экономике, который привел к возникновению
городских коммун и появлению буржуазии, следует изу-
чать не столько внутренние изменения, происходившие в
среде горожан, сколько само- феодальное общество в це-
лом и изменения, совершавшиеся в сфере поземельных
отношений, в области взаимоотношений между землевла-
дельцами и их держателями.
В варварскую эпоху и в начале феодального периода
лишь незначительная часть -земель могла быть объектом
торговых сделок; огромные пространства земли, оставлен-
ной под лесом или пастбищем, составляли королевский
домен, другие столь же обширные территории являлись
неотчуждаемой собственностью церкви, в частности мо-
настырей. Характер земельной собственности светских
237
лиц в большинс гве случаев определялся весьма сложными
взаимоотношениями между сеньером и вассалом, ко-
торые если и не исключали полностью права отчужде-
ния этой земли, то 'всемерно его' ограничивали. Столь
же стабильными были отношения между собственником и
его держателями; здесь договорные узы постепенно' заме-
нялись узами обычая, который нивелировал всю огром-
ную массу земледельцев. Обычай ставил их всех в поло-
жение прикрепленных к земле колонов, которые не могли
по своему желанию уйти с земли, но и не могли быть со-
гнаны с нее.
Эта своего рода инертность земельной собственности,
вследствие которой землю едва ли можно было считать
источником земельной ренты, не причиняла больших не-
удобств в то время, когда ряд факторов — незначительная
плотность населения, наличие обширных пастбищ и лесов,
находившихся в общем пользовании, постоянная угроза
нападений со- стороны варваров — способствовал тому,
что землевладельцы и колоны старались теснее спло-
титься, производить большую часть необходимых съест-
ных припасов в своем собственном хозяйстве и как
можно реже выходить за рамки привычных им условий.
Теперь, когда крестьяне получили возможность
укрыться за стенами крепости или 'города или же стать
под защиту крупного- светского' или церковного- феодала,
когда с начала X века прекратились набеги со стороны
арабов и венгров, теперь народные массы деревни стали
меньше зависеть от всякого рода случайностей. Лйы не
располагаем никакими статистическими данными о- росте
народонаселения, но тем не менее на основании множе-
ства признаков можно сделать вывод, что- в X веке насе-
ление начало расти и что- этот рост продолжался и шел
довольно быстрыми темпами в течение трех последую-
щих столетий. Мы приходим к этому выводу на основа-
нии следующих признаков: в Италии заключаются много-
численные договоры, содержащие обязательство по-
строить дома для колонов и возделать пустующие земли;
земельный участок, который ранее обрабатывался одной
семьей, теперь нередко делится между двумя или боль-
шим числом семейств; увеличивается число договоров,
возлагающих на арендатора обязанность насадить вино-
градные лозы или ввести другие улучшения на его
участке; часто земельное пожалование передается группе
238
семейств с условием, чтобы они построили крепость; на*
конец, несколько позднее начинаются работы по строи-
тельству гидравлических сооружений с целью предохране-
ния окрестностей от наводнений в период разлива рек,
осушения заболоченных земель, орошения полей, улучше-
ния речной навигации.
Растущий спрос на продукты земледелия и более интен-
сивная обработка земли обусловили увеличение ее цен-
ности, равно- как и увеличение объема сельскохозяйствен-
ной продукции. Поэтому в связи с увеличением числа
рынков в городах и укрепленных местечках возникла и
стала быстро расти земельная рента. Наконец, значи-
тельное расширение денежного обращения (свидетель-
ством которого являются увеличение числа монетных
дворов и рост разнообразных денежных повинностей) со-
действовало тому, что ограничения, препятствовавшие
свободному распоряжению земельной собственностью,
свободной эксплуатации земельных владений, становились
все более несовместимыми с новыми условиями жизни.
В этот период начинается распад крупной собствен-
ности, в особенности церковной, которая в большей сте-
пени пострадала от кризиса. Произошло это потому, что
принцип неотчуждаемости строже проводился во- владе-
ниях церкви; начиная с последних десятилетий IX века
епископы, церкви и монастыри заключали сотни ливел-
лярных договоров, но теперь уже не непосредственно
с земледельцами, а с духовными лицами, государствен-
ными должностными лицами, воинами и горожанами,
которые обязаны были уплачивать лишь незначительный
денежный чинш, сохранить на участках арендуемой
земли колонов, которые жили в домах, относящихся
к этим участкам, или же построить новые дома и хижины
и призвать туда новых колонов.
Эти формы земельного пожалования (объектом кото-
рого- нередко являлась часть господской земли) получили
такое широкое распространение и представили столь
серьезную угрозу целостности церковной собственности,
что государственная власть сочла необходимым вме-
шаться. Она осудила укоренившийся обычай, согласно- ко-
торому церковь более не взимала чинша с ливелляриев,
и издала распоряжение, чтобы епископы и каноники не
давали земель в ливеллярную аренду никому, кроме
земледельцев (nisi laboratoribus).
239
Однако, несмотря на запрещения, земля все чаще
передавалась в такого рода держания, являвшиеся в
большей своей части замаскированным отчуждением; тем
самым уничтожалась целостность поместья. Оно, пере-
стало быть экономически независимым организмом; ме-
жду сеньером и зависимым земледельцем постепенно
образовался сильный и многочисленный промежуточный
слой крупных и средних держателей, который сблизился,
а затем и слился с классом мелких вассалов.
От изменений, происшедших в сфере отношений соб-
ственности, пострадали прежде всего земледельцы; ранее
они зависели непосредственно от сеньера, находивше-
гося где-то далеко от них, — будь то церковь, монастырь
или светский феодал, — а теперь оказались в зависимо-
сти от соседнего крупного или среднего держателя, лично
заинтересованного в увеличении своих доходов, и, следо-
вательно, испытывали тяжесть старых и новых поборов.
Вот почему источники сообщают нам о жалобах крестьян,
их протесте против произвольных поборов, (superimposi-
tiones), против дурных обычаев (malae consuetudines);
вот в чем причина бегства, образования крестьянских
союзов и, наконец, крестьянских восстаний. Крестьяне
требовали, чтобы произвольно устанавливаемые повинно-
сти, размер которых ограничивался только весьма неопре-
деленным и забытым к этому времени обычаем, определя-
лись на основании договора, который был, как правило,
коллективным и строго' фиксировал размер поборов.
Однако во главе движения, повлекшего за собой столь
важные перемены, как это бывает всегда, встал не самый
бедный и угнетенный класс. Первый удар был нанесен
более могущественным классом крупных эмфитевтов, ли-
велляриев и вассалов, уже полностью порвавших эконо-
мическую связь с поместьем своего' сеньера; им остава-
лось сделать всего лишь один шаг, чтобы превратиться
из вассалов и простых держателей в свободных собствен-
ников.
Это они восстали в 1035 году в Милане против архие-
пископа и других крупных феодалов. Невидимому, это
они в 1024 году стали причиной волнений и пожаров
королевского дворца в Павии, являвшегося для них сим-
волом еще тяготевших над ними личных служб и повин-
ностей; при этом их основной целью было уничтожение
ограничений, которые еще мешали им свободно распоря-
240
жаться своей землей. Наконец, это они, получив под-
держку германского императора Конрада II, заинтересо-
ванного в ослаблении чрезмерного могущества архиепи-
скопа Ариберта и крупных феодалов Ломбардии, одер-
жали полную победу, добившись издания в 1037 году
знаменитой «Конституции о феодах» («Constitution de
feudis»). Эта «Конституция» санкционировала наслед-
ственность феодов, которые держали вассалы, а, следова-
тельно, фактически, право вассалов свободно распоря-
жаться своими мелкими субфеодами.
Всех этих средних землевладельцев, освободившихся
от уз, ставших невыносимыми, притягивал теперь не за-
мок или двор их прежнего сеньера, а город, где они могли
реализовать свои доходы на рынке, где развивалось про-
изводство и 'где они могли найти поддержку среди равных
им людей. Дипломы Оттонов, предоставлявшие значи-
тельной части епископов юрисдикцию над населением
города и пригорода, отражают то противоречие, которое
существовало между городским рынком и последними
сохранившимися еще элементами натурального' хозяйства
в деревне, противоречие между земельными собственни-
ками, обосновавшимися в городах, и крупными сеньерами,
владевшими в округе (контадо) поместьями и обладав-
шими правом юрисдикции. Селившиеся около рынка
или кафедрального' собора средние собственники, к кото-
рым иногда присоединялись отдельные богатые купцы,
были в равной степени заинтересованы в ремонте и за-
щите городских стен, в сохранении права пользования
общинными выгонами и лесами, в обеспечении мира и
защите рынка от феодалов; но главным образом их объ-
единяло общее стремление — не допустить возвращения
власти прежнего феодального сеньера. Объединенные
общностью интересов, а нередко и узами родства, эти
собственники, уже освободившиеся от феодальных уз,
начинают наряду с епископом принимать участие в адми-
нистративных и судебных делах города. В первый, наи-
более острый период борьбы они еще нуждались в
заступничестве епископа или государственного должност-
ного лица, однако позднее, после окончания этого пе-
риода, они стремятся освободиться от опеки данных лиц.
Средние собственники, организованные в объединение,
все члены которого' приносили клятву, обладали своими
собственными магистратами: это были консулы, которые
16 Зак 1587. Дж. Луццатто 241
постепенно начали представлять интересы всего города и
превратились в городскую администрацию. Можно счи-
тать, что в это время—в последние десятилетия XI века—
возникла городская коммуна в ее первоначальной, ари-
стократической, форме. Однако в данный период коммуна
еще является наполовину частной ассоциацией представи-
телей определенного^ класса, наполовину организацией
публичного характера, представляющей всех горожан.
2.	К тому же периоду, когда городская коммуна сло-
жилась окончательно ц во главе ее стали консулы, отно-
сится грандиозная военная кампания — первый крестовый
поход, — явившаяся реваншем, взятым христианством
Запада у мусульманского мира. Началом этого контрна-
ступления послужило отвоевание Византийской империей
(в начале X века) ее прежних областей — Крита, Кипра
и Антиохии, продолжением—норманское завоевание Си-
цилии, победоносные войны пизанцев и генуэзцев у бе-
регов Корсики, Сардинии и Балеарских островов, рекон-
киста в Испании, где христиане отвоевали весь север
страны до Тахо. В течение нескольких лет первый кре-
стовый поход вернул Италии ее господство на Средизем-
ном море, а итальянские приморские республики достигли
высшей степени могущества и процветания. Подавляю-
щее большинство крестоносцев было завербовано во
Франции, Рейнской области, странах, захваченных нор-
маннами; но поход не мог быть успешным без содействия
тех городов, почти исключительно итальянских, которые
уже издавна установили регулярные сношения с араб-
ским и византийским миром, обладали сильным флотом
и располагали значительным богатством. Именно эти го-
рода предоставили в распоряжение крестоносцев транс-
портные и военные суда, снабдили их оружием и осад-
ными машинами, дали им в виде аванса денежную
сумму, предназначенную для экипировки и снабжения
войска продовольствием, а нередко отправляли с ними
и военные подкрепления, набранные на свои собственные
средства. Итальянские города извлекли из этого похода
огромную выгоду. Непосредственная выгода состояла в
следующем: они получили часть богатой военной до-
бычи (отдельные историки и экономисты полагают, что
именно эти поступления легли в основу богатств, состояв-
ших прежде всего из движимого имущества, приморских
242
городов Италии, что является несомненным преувеличе-
нием), а также добились у новых христианских правите-
лей Востока привилегий, по своему объему значительно
превосходивших те, которые им предоставляли арабы и
византийцы. Косвенная выгода заключалась в том, что
на побережье Сирии и Палестины были основаны латин-
ские колонии, с которыми можно было завязать весьма
оживленные торговые отношения.
Поскольку большая часть крестоносцев двигалась из
Западной Европы (Франции, Бургундии, Фландрии и
Англии), первыми приморскими городами Италии, к ко-
торым они обратились за содействием, были города по-
бережья Тирренского моря-—Пиза и Генуя. Эти города,
принимавшие до сих пор лишь незначительное участие
в торговле восточного Средиземноморья, теперь оказа-
лись способными конкурировать в данных областях с Ве-
нецией и Амальфи, а в скором времени достигли здесь
превосходства. Генуя оказала важную помощь Боэ-
мунду Тарентскому при осаде Антиохии и после взятия
города получила от нового Антиохийского князя в каче-
стве вознаграждения тридцать домов на городской тер-
ритории, рынок и водный источник.
В период осады Иерусалима Пиза снарядила за свой
собственный счет вспомогательную вооруженную экспе-
дицию в составе 120 кораблей; правда, флот прибыл уже
после того, как Иерусалим был взят, тем не менее,
однако, эта экспедиция достигла цели, ибо Пиза, про-
демонстрировала таким образом свою готовность ока-
зать помощь крестоносцам. Дагоберт, епископ Пизы, со-
провождавший экспедицию, был назначен патриархом
Иерусалима и, очевидно, в качестве представителя своего
города получил в феод целый квартал в порту Яффы,
который стал главным центром торговли между Западом
и Палестиной.
Венеция, тесно связанная с Византийской империей,
которая в 1082 году в виде вознаграждения за помощь,
оказанную ей в борьбе против норманнов, предоставила
Венеции право свободной торговли — без всяких ограни-
чений и фискальных поборов — во всех византийских
портах Европы и Азии,—оставалась в стороне во время
подготовки крестового похода. Однако, когда кресто-
носцы взяли Иерусалим, она также нашла способ вме-
шаться в происходящие события и отправила в 1100 году
16*	243
В Яффу флот, -состоящий из 200 судов, предоставив его
в распоряжение Готфрида Бульонского. В качестве возна-
граждения Венеция получила в каждом захваченном кре-
стоносцами городе церковь, место, пригодное для устрой-
ства рынка, а также освобождение от налогов и от
«берегового права» (jus naufragium) во всем Иерусалим-
ском королевстве.
3.	После того как Венеция, Генуя и Пиза приняли
участие в первом крестовом походе, организовав круп-
ные морские экспедиции, эти города продолжали помо-
гать крестоносцам в завоевании еще остававшихся в ру-
ках врага прибрежных городов, получая за это все новые
и новые привилегии. Таким образом, в первой половине
XII века почти во всех прибрежных городах Сирии и Па-
лестины и в некоторых городах внутренних областей,
расположенных недалеко от моря, были основаны мно-
гочисленные колонии венецианцев, генуэзцев и пизанцев.
Новые колонии отличались совершенно особым характе-
ром, отчасти напоминавшим характер древних финикий-
ских колоний; однако в отличие от последних новые
колонии основывались не в неизведанных и нецивилизо-
ванных странах, а в цветущих и многолюдных городах,
причем их появление не изменило сколько-либо суще-
ственным образом этническую структуру и экономический
характер этих городов. Иногда венецианцы, генуэзцы и
пизанцы получали у новых христианских правителей в
качестве феода квартал или, в очень редких случаях, це-
лый город. Чаще пожалование ограничивалось улицей с
каким-либо общественным зданием, лавкой, которая
была одновременно и складом для товаров (фондако),
несколькими домами, являвшимися жилищем частных
лиц, а также церковью, хлебной печью, мельницей и ба-
ней. В приморских городах они, как правило, получали
также пристани и территорию, на которой можно было
устроить рынок. Наконец, итальянским городам нередко
жаловались также пашни, расположенные вокруг город-
ских стен.
Дома и земли жаловались итальянским городам от-
нюдь не потому, что это диктовалось интересами много-
численных групп эмигрантов из Генуи, Пизы или Венеции,
обосновавшихся в городах Леванта: сами итальянские
приморские города были заинтересованы в том, чтобы
244
иметь на Востоке территории, где можно было бы с пол-
ной свободой и безопасностью производить операции по
погрузке и разгрузке, хранить товары в собственных скла-
дах и производить куплю-продажу без помех со сто-
роны местных властей и соперников. Они стремились по-
лучить в свое исключительное пользование улицу, по ко-
торой купцы от пристани, предоставленной специально
для кораблей данного города, .могли пройти к своим жи-
лищам. Там, где управление находилось в руках их соб-
ственных должностных лиц, итальянские города стреми-
лись избежать какого бы то ни было вмешательства по-
сторонней власти; поэтому в большинстве случаев они
добивались того, что их горожане были изъяты из юрис-
дикции местного правителя в области гражданских, тор-
говых, а также уголовных дел и судились собственными
магистратами по законам своей родины. Что же касается
других привилегий, таких, как пожалование кварталов,
церквей, земель и т. д., то они носили исключительно
фискальный характер: итальянские города получали фео-
дальные поборы с этих земель и кварталов, где продол-
жали жить сирийцы и евреи, которые владели землей и
обрабатывали ее.
Однако с течением времени, по мере развития торго-
вых сношений, в этих кварталах, где население постоянно
сменялось в связи с прибытием галер с родины или
караванов из внутренних областей, постепенно' стало
складываться ядро постоянного итальянского населения.
Прямой или косвенной причиной, побудившей итальян-
цев поселиться здесь, являлась торговля. Так образо-
вались настоящие колонии с постоянным населением,
подобные тем, которые возникли во второй поло-
вине XIX века в крупных торговых центрах Дальнего
Востока.
Во главе этих колоний начиная с 1004 года стояли
должностные лица, называвшиеся виконтами (vicecomi-
tes) или баюлами, а позднее чаще всего консулами, ко-
торые были несравненно ближе к должностным лицам
своего родного города-коммуны, чем к своим потомкам —
современным нам представителям государства в чужой
стране. Обязанности средневековых консулов не ограни-
чивались тем, что они должны были защищать перед
местными властями интересы — преимущественно торго-
вые — своих соотечественников. Консулы избирались?
245
самой колонией или назначались метрополией. Они были
подлинными правителями колонии, совершенно независи-
мыми от местной власти и обладавшими полным
или почти полным правом юрисдикции не только по
отношению к горожанам своей метрополии, но и по
отношению к туземному населению, жившему в квар-
талах или на земле, которой город владел в качестве
феода.	I !	' ’
Итальянские колонии, рассеянные по1 всему побе-
режью от Александретты до Яффы, стали центрами тор-
говли между Западом и Востоком и сыграли важную
роль в ее развитии. Эта торговля ни по своим статьям,
ни по характеру почти не отличалась от той, которую вели
в древности финикийцы, греки и римляне; из числа во-
сточных товаров на западноевропейских рынках наиболь-
шим спросом пользовались пряности (среди них главным
образом перец), шелковые ткани, благовония, драгоцен-
ные камни, кожи, слоновая кость, а также хлопок, не-
которые красящие вещества и квасцы (получившие чрез-
вычайно широкий сбыт в период, когда текстильное
производство достигло в Западной Европе наивысшего
развития).
Итальянские купцы вслед за миссионерами проникли
вглубь Азиатекого континента, до Монголии и Дальнего
Востока; в большинстве случаев, однако, они двигались
вдоль берегов и, в лучшем случае, добирались до рас-
положенных на некотором расстоянии от побережья
Алеппо, Антиохии, Дамаска с их крупными рынками,
куда сходились караваны из Месопотамии, Аравии и
Китая.
Отдельные корабли приморских городов Италии, при-
бывавшие в Сирию и Палестину, начали вскоре, невзирая
на папские запрещения, посещать египетские, порты.
В этих портах, оставшихся в руках мусульман, итальян-
ские города не получали тех привилегий, которыми они
пользовались в новых христианских государствах, но
здесь можно было приобрести товары, прибывавшие из
Индии и из стран, населенных малайцами ( не говоря
уже о товарах Нильской долины), и притом на более
выгодных условиях, чем в Сирии и Палестине, ибо эти
товары доставлялись сюда морским путем. Иногда вене-
цианцы, генуэзцы и пизанцы бывали в Каире, чаще в
Дамьетте, однако охотнее всего они посещали Алек-
246
сандрию. Этот порт был особенно заинтересован в
приезде итальянских купцов, так как они ввозили сюда
строительный лес, смолу и металлы, которых совершенно
не было в Египте; итальянские купцы поставляли эти
товары в большом количестве даже в те годы, когда еги-
петский султан готовился к решающей войне против
Иерусалимского королевства.
Впрочем, и после того, как «святые (места» вновь по-
пали в руки арабов, и даже в периоды, когда приморские
города принимали участие в новых попытках крестоносцев
отвоевать обратно Палестину или захватить египетские
порты, когда в связи с войной становились неизбежны
некоторые перерывы в торговле с этими странами и воз-
никали для нее серьезные трудности, эта торговля ни-
когда не прекращалась полностью. Купцы итальянских
городов продолжали посещать порты Сирии и Палестины
и пользоваться там большей частью прежних привиле-
гий. Что же касается Александрии, то она попрежнему
являлась для них самым крупным поставщиком дорогих
товаров бассейна Индийского океана. Когда в 1225 году
корабли, возвращавшиеся из Александрии, задержались
на несколько месяцев, этого оказалось достаточным,
чтобы на всем Западе резко вздорожали перец и другие
пряности. В конце концов пизанцы и венецианцы доби-
лись в этом большом египетском порту привилегий, сход-
ных с теми, которыми они пользовались в городах Сирии.
Вместе с ними в этой торговле приняли участие купцы
Генуи, Анконы, Дубровника (Рагузы), Прованса, Ката-
лонии и, под покровительством Пизы, купцы различных
городов внутренних областей Тосканы.
Мы не располагаем сведениями относительно того, тор-
говала ли Италия с каким-либо пунктом африканского
побережья на его значительном отрезке к западу от Але-
ксандрии, до заливов Большой и Малой Сирт. Но мы
располагаем некоторыми известиями о купцах Пизы, Ге-
нуи, Гаэты и Сицилии, посещавших порт Триполи. Са-
мыми оживленными были политические и торговые сно-
шения с берегами Туниса, Алжира и Марокко (странами,
известными в то время под названием «Гарбо»), которые
славились прекрасной шерстью. В течение длительного
периода здесь господствовали пизанцы и генуэзцы, при-
мерно в конце XII века к ним присоединились венецианцы
и провансальцы.
247
4.	Таким образом, на протяжении столетия с неболь-
шим торговые колонии трех крупных портовых городов
Италии обосновались на территории, простиравшейся от
Сирии до Гибралтарского пролива, и добились привиле-
гированного положения даже в арабских государствах
Средиземноморья. Однако в то же самое время их поло-
жение в Константинополе, который неизменно оставался
самым важным центром посреднической торговли итальян-
цев между Востоком и Западом, становилось все более
щекотливым и затруднительным. Крестовые походы, ко-
торые, по замыслу папы Урбана II и других инициаторов
походов, должны были прежде всего оказать помощь
Византийской империи в ее борьбе против арабов и ту-
рок, оказались для Византии не менее серьезной угрозой,
чем мусульманские вторжения. Выходцы с молодого и
полного энергии Запада, мало чем отличавшиеся от вар-
варов, отправились на Восток, движимые честолюбием и
алчностью. Новые христианские государства, образовав-
шиеся в Передней Азии, на территории, которая ранее
составляла часть Византийской империи и теперь должна
была быть ей возвращена, не только начали отстаивать
свою независимость, но и проявили прямую враждебность
по отношению к Византии, а выходцы из Италии, число
которых росло' с каждым днем, наводняли территорию
империи.
Ряд причин и особенно та враждебность, с которой
греческое население относилось к заносчивым «латиня-
нам», вынудил византийских императоров в течение всего
XII века вести политику лавирования. Не имея возмож-
ности дать окончательный отпор требованиям итальян-
ских городов, императоры стремились использовать со-
перничество между ними и всемерно разжигали его, на-
деляя привилегиями поочередно то один, то другой из
этих городов. Так, в 1111 году византийское правитель-
ство, пытаясь ограничить привилегии, которыми пользо-
вались венецианцы, разрешило пизанцам основать в Кон-
стантинополе торговую колонию на условиях, весьма напо-
минающих те, на основании которых существовали
колонии их соперников. В 1155 году привилегии были
распространены также на генуэзцев, которым был пожа-
лован, согласно установившемуся обычаю, квартал в
Константинополе и для которых таможенные пошлины
были снижены с 10 до 4 процентов. Тот факт, что кон-
248
курирующие между собой города получали все новые и
новые привилегии, имел двойственные результаты: с од-
ной стороны, увеличивалось число итальянцев, обосновав-
шихся в Константинополе или посещающих его порт (это
число, по свидетельству современных хронистов, дохо-
дило до нескольких десятков тысяч человек); с другой
стороны, все более обострялось соперничество между ве-
нецианцами, лишившимися былого привилегированного
положения, и купцами других городов; впрочем, пизанцы
и генуэзцы отнюдь не обнаружили солидарности, как это
можно было бы ожидать в данных обстоятельствах, и не
отказывались от своей неизменной вражды. Ввиду этого,
а сверх того и по политическим причинам возник кон-
фликт, в ходе которого гнев народа и императора обра-
тился против Венеции. Наконец, в марте 1171 года было
издано распоряжение об аресте всех венецианцев, живу-
щих в Константинополе и других городах империи, и
о конфискации их имущества. Энергичное противодей-
ствие венецианцев, вступивших в союз с королем Сици-
лийского королевства Вильгельмом II, принудило импе-
ратора возвратить им все прежние привилегии и взять на
себя обязательство возместить убытки. Но эта уступка
еще более разожгла ненависть местного населения не
только к венецианцам, но и вообще к латинянам и при-
вела в 1182 году к яростному мятежу, завершившемуся
избиением всех латинян, которых только удалось захва-
тить.
Таким образом, постепенно складывались отношения,
которые в 1202 году привели к тому, что войска четвер-
того крестового похода двинулись на Константинополь,
результатом чего явилось создание Латинской империи
(1204). С образованием Латинской империи были удовле-
творены алчность и честолюбие Балдуина Фландрского
и других крупных феодалов, однако фактически империя
служила главным образом тем целям, которые ставила
перед собой Венеция. Избежав опасности потерять бас-
сейн Эгейского моря, Венеция вновь обрела полное торго-
вое и морское господство на всем побережье империи,
причем это господство основывалось теперь на гораздо
более прочной базе, чем простая императорская привиле-
гия. Договор, заключенный венецианским дожем с во-
ждями крестоносцев до восшествия на престол нового
Императора, обеспечивал за Венецией полную власть ни
249
всем побережье Ионического моря, от Эпира до южной
оконечности Морей, над Критом, над Негропонтом, над
главными островами архипелага, над Галлиполи и во
внутренней области Фракии-—над Андрианополем. Та-
ким образом, под властью Венеции оказалось три -вось-
мых всей территории империи. Однако Венеция, не обла-
давшая сухопутным войском и не имевшая излишка
земледельческого населения, не стремилась в то время
к территориальным приобретениям. Она не стала реали-
зовать свои права на территории материка, передав эти
земли в феод греческим правителям или крестоносцам, и
ограничилась тем, что сохранила за собой монополию на
торговлю и свободу от всех пошлин в пределах этих тер-
риторий. Венеция подчинила своему непосредственному
господству лишь отдельные наиболее важные порты (Ду-
раццо [Дурес] в Эпире, Медон и Корон в Морее) и
острова, которые были завоеваны после длительного со-
противления. Каждый из этих островов был превращен в
феодальную сеньерию и пожалован наследственно какой-
либо венецианской патрицианской семье (при сохранении
верховного суверенитета Венеции), которая брала на себя
обязательство обеспечить реальное владение им и его за-
щиту.
Так появились династии Санудо — герцогов острова
Наксос, Дандоло — на острове Андрос, Бароцци — на
острове Санторини, Кверини — на острове Стампалия и
династии множества других патрицианских родов, пред-
ставители которых были на своих островах настоящими
феодальными сеньорами, в то время как в Венеции они
оставались простыми горожанами, членами Большого со-
вета или сената, занимавшими ту или иную государствен-
ную должность, судовладельцами и купцами, подобно
остальным представителям своего сословия.
Наиболее важные стратегические пункты, такие, как
Медон и Корон, остались под непосредственным управле-
нием метрополии. Более сложное устройство . было со-
здано на Крите, являвшемся самым важным из венециан-
ских владений, куда иммигрировало значительное число
венецианцев: земли острова были предоставлены патри-
цианским семьям Венеции в феодальное держание, а
порты и города получили автономное управление, причем
устройство этих городов воспроизводило государственный
строй Венеции.
250
В то же время был расширен венецианский (Квартал в
Константинополе, столь густо заселенный, что, казалось,
ему было предназначено стать второй Венецией. Им упра-
влял подеста или баюл, который одновременно был гла-
вой колонии и представителем Венеции во всех ее вла-
дениях на Востоке. Купцы других приморских городов
сохранили право торговать в Константинополе и в иных
портах Латинской империи; однако в то время как вене-
цианцы были совершенно освобождены от поборов, с куп-
цов Пизы, Генуи, Анконы и Прованса взимались пош-
лины, в лучшем случае, небольшие. Благодаря этому, а
также в связи с наличием у Венеции мощных морских
баз период существования Латинской империи (1204—•
1261) представлял собой золотой век в истории венециан-
ской экспансии на Востоке. Ее торговля, уже ранее
весьма значительная, увеличилась теперь до огромных
размеров и впервые распространилась также на бассейн
Черного моря.
Пизанцы и генуэзцы, потерпевшие поражение в Кон-
стантинополе и во всех портах Черного моря, пытались
удержать свои позиции, по крайней мере, в Сирии, где
им также угрожала венецианская экспансия. Это вызы-
вало очень острые конфликты, кульминационным пунк-
том которых была разгоревшаяся в 1255 году и продол-
жавшаяся до 1258 года ожесточенная борьба за безраз-
дельное обладание Акрой; эта война закончилась в тот
период полной победой Венеции, заставившей генуэзцев
покинуть город и отступить в Тир. Однако разгромлен-
ные в Палестине генуэзцы были более чем вознаграждены
после того, как они оказали императору Михаилу Палео-
логу помощь в отвоевании Константинополя и восстано-
влении Византийской империи (1261).
Падение Латинской империи нанесло серьезный удар
морскому могуществу венецианцев на Востоке. Однако,
хотя генуэзцам и удалось на некоторое время занять в
области торговли то привилегированное положение, ко-
торое утратили их соперники, они не смогли отнять у Ве-
неции ее территориальные владения на побережье и на
островах. Несмотря на то, что Генуя приобрела в каче-
стве компенсации опорные пункты па других островах
Эгейского моря, на берегах Малой Азии и в Крыму, ее
не мог не беспокоить тот факт, что территории, занятые
Венецией, оставались опорой ее господства на море, тем
251
более, что Палеолог, хорошо понимавший, что империи
гораздо выгоднее соперничество между крупнейшими
морскими державами Италии, чем безраздельное господ-
ство генуэзцев, всячески стремился усилить это соперни-
чество. Именно к этой чрезвычайно ожесточенной борьбе,,
которая после 1283 года (когда в результате битвы при
Мелории конкуренция Пизы была устранена) тянулась,
почти без перерывов на протяжении более столетия, сво-
дилось содержание всей политической и военной истории
колонизации Леванта генуэзцами и венецианцами. Тем
не менее ни почти непрерывные пиратские набеги, ни
длительные периоды беспощадных войн не смогли по-
мешать необычайно активной торговой деятельности,
обоих могущественных соперников.
5.	Завоевание восточного рынка имело очень большое
значение для крупных приморских городских коммун как
потому, что драгоценные товары Востока и тропических
областей приносили купцам высокую прибыль, так и по-
тому, что городам эти товары были необходимы для того,
чтобы не отстать от конкурентов. Однако, если бы вся
морская торговля периода наивысшего экономического
расцвета итальянских городов сводилась к торговле во-
сточными товарами, это означало бы, что морская дея-
тельность Генуи и Венеции была весьма скромной и огра-
ничивалась снаряжением один или два раза в год трех
или четырех караванов, состоявших из небольшого коли-
чества кораблей (причем их водоизмещение лишь из-
редка превышало 500 тонн).
В действительности торговля, которую вели итальян-
ские города, отнюдь не исчерпывались торговлей с Вос-
током, несмотря на то, что последняя по ценности груза
имела наибольшее значение в экономической жизни этих
городов: все более активизировалась их деятельность в
более близко расположенных морях.
Для Венеции ее господство в восточном Средиземно-
морье имело огромное значение, и она шла на любые
жертвы, чтобы сохранить это господство; но основной и
наиболее прочной базой ее торговой мощи было господ-
ство в Адриатике. Основой его являлись захваченные
Венецией стратегические пункты восточного берега
Адриатического1 моря, в первую очередь Пола, Зара
(Задар) и Дураццо, Венеция не стремилась к приобре-
252
тению каких-либо территорий на западном побережье
Адриатики к югу от устья По; однако прибрежные города
Романьи и Марке, независимость которых была признана
Венецией, были вынуждены подчиниться ее супрематии
во всем, что касалось их морской деятельности; для них
Венеция была центром всей торговли, источником их про-
цветания.
В сферу влияния Венеции не попала только Анкона;
несмотря на то, что с XIII века Анкона перестала быть
соперницей Венеции, она все же сохранила известную
самостоятельность в области торговли.
К западным берегам Адриатического моря венециан-
ских купцов более всего привлекала возможность выво-
зить отсюда сельскохозяйственные продукты — вино,
оливковое масло и зерно, которые шли на удовлетворение
потребностей самой Венеции, а зачастую и ближайших
областей материковой части Италии. Вполне понятно,
зачем понадобилось Венеции ввозить вино и оливковое
масло, но на первый взгляд может показаться стран-
ным тот факт, что она ощущала необходимость в импорте
зерна. Дело в том, что Венеция была обеспечена мест-
ным зерном только в том случае, если год в Северной
Италии был урожайным; тогда она ввозила зерно —иногда
из некоторых зерновых районов Венето, а гораздо
чаще •— из областей Феррары, Мантуи и других районов
центральной и южной Ломбардии. Но в неурожайные
годы, напротив, многочисленные и многолюдные город-
ские коммуны этих областей, представлявшие собою
центры развитой промышленности, принимали меры к
тому, чтобы все зерно шло на удовлетворение потребно-
стей их собственного городского населения; поэтому они
не только запрещали вывоз зерна, но и стремились сами
ввозить зерно из областей, расположенных на побережье
Адриатического моря, главным образом из Романьи, Аб-
руцц и Апулии, становясь, таким образом, 'соперниками
Венеции.
Основной целью политики Венеции было превратить
венецианский порт в единственного посредника в торговле
между Адриатикой и Паданской равниной.. Поэтому в
торговых договорах, заключенных с Равенной, Венеция
обещала не препятствовать выгрузке в равеннском порту
съестных припасов из Марке и Апулии, поскольку эти
припасы предназначались для местного потребления или
253
для продажи их венецианцам. Однако вывоз этих продук-
тов во внутренние области был категорически запрещен.
В области торговли солью Венеция прибегла к еще
более решительным мерам. Стремясь к полной монопо-
лии, которая должна была не только обеспечить важный
источник фискальных доходов, но и послужить орудием
торгового проникновения в обширную область материко-
вой Италии, Венеция прежде всего постаралась обезвре-
дить своего соперника в этой области — Червию, облада-
тельницу богатых соляных разработок, обязав этот
город, с которым она была связана договорами, прекра-
тить добычу соли. Позднее, когда спрос на соль на-
столько возрос, что его не могли удовлетворить соляные
разработки Кьоджи и Истрии, Венеции удалось пол-
ностью овладеть соляными разработками Червии.
Первое место в венецианской торговле с западным по-
бережьем Адриатического моря занимала Апулия. В сред-
ние века главным занятием населения Апулии было зем-
леделие и скотоводство, хотя источники часто говорят
также об окраске тканей, что предполагает существова-
ние текстильного производства.
Наряду с вином и оливковым маслом, которые в то
время ценились меньше, чем вино и масло Марке и Ро-
маньи, основным сельскохозяйственным продуктом Апу-
лии было зерно. Может быть отчасти благодаря тому,
что зерновые культуры получили здесь большое распро-
странение, а главным образом благодаря относительно
небольшой плотности населения производство зерна зна-
чительно превышало его потребление. Вследствие этого
экспорт Апулии превышал экспорт любой другой области
Южной Италии. Так, например, в 1329 году из 145 тысяч
мер зерна (называемых там some), которые флорентиец
Аччаюоли вывез из Неаполитанского королевства, на долю
Апулии приходилось 125 тысяч мер. Этот крупный рынок
зерна — явление необычное в период преобладания го-
родского хозяйства, когда экспорт наталкивался на зача-
стую непреодолимые препятствия — привлекал внимание
купцов Генуи, Пизы, Сиены и Лукки, которым иногда
удавалось, хотя и ненадолго, установить торговые отно-
шения непосредственно с Апулией. На долю флорентий-
цев выпала большая удача: в период господства анжуй-
цев они превратились в банкиров неаполитанского ко-
роля, добились привилегированного положения в порту
254
Барлетты и вывозили отсюда большое количество зерна
и других сельскохозяйственных продуктов. Но несколько
десятилетий спустя, когда самые известные торговые дома
Флоренции обанкротились, когда в Неаполитанском коро-
левстве происходили династические смуты, флорентийцы
были вытеснены из Барлетты и из всей Апулии.
Что касается Венеции, посылавшей с начала XI века
свои корабли в апулийские порты для покупки зерна,
экспортируемого отсюда в Левант, то она вплоть до
XVI века (если не считать отдельных небольших перио-
дов) удерживает в своих руках монополию на вывоз
зерна из этих областей.
Многочисленные порты апулийского побережья, от
Виесте и Манфредонии до Галлиполи, были в этот пе-
риод центрами интенсивной морской торговли. Поскольку
здесь почти не было сухопутных дорог, вся торговля, даже
внутренняя, шла морским путем. Местные моряки совер-
шали на своих лодках лишь каботажные плавания; тор-
говля с восточным и западным Средиземноморьем нахо-
дилась целиком в руках чужеземцев.
Первое место среди портов, которые посещали вене-
цианцы, занимал Трани; здесь венецианцы создали до-
вольно большую колонию и пользовались обширными
таможенными привилегиями; взамен они взяли на себя
в 1332 году обязательство снарядить на собственные
средства два судна, которые должны были нести у бере-
гов сторожевую службу. Венецианцы бывали также и в
других городах; многие из них обосновались там и не
только вели экспортную торговлю, но также вкладывали
свой капитал — самостоятельно или совместно с мест-
ными жителями —• в местную торговлю, сельское хозяй-
ство или промышленность.
Не менее оживленной была торговля между обоими
противоположными берегами Адриатического моря. Во-
сточный берег изрезан многочисленными бухтами и высо-
кими мысами; вдоль него расположен ряд островов; во
внутренних областях совершенно не было дорог. Через
порты этого берега шли только строительный лес и скот.
Из всех этих многочисленных портов под суверенитетом
венецианцев до 1200 года находились лишь те, которые
были расположены к северу от Зары; даже после четвер-
того крестового похода городам южной Далмации, среди
которых самым значительным был Дубровник (Рагуза),
255
почти Bde время удавалось сохранять Независимость,
совершенно самостоятельно вести торговлю и поддержи-
вать дружественные отношения с городами Апулии,
Абруцц и Марке, причем эти отношения нередко санк-
ционировались договором. Однако в целом политика
Венеции была направлена на то, чтобы торговля в бас-
сейне Адриатического моря, включая сюда торговлю
между обоими его берегами, сосредоточивалась в вене-
цианском порту; и постепенно в течение XIV века Вене-
ция почти достигла своей цели.
6.	Эта неуклонно проводившаяся Венецией политика,
целью которой было сосредоточить в руках венецианских
купцов всю морскую торговлю, — политика, навязывае-
мая Венецией менее крупным городам, резко противоре-
чила, повидимому, их интересам и разрушительно дей-
ствовала на их экономику. Но она являлась жизненной
необходимостью для самой Венеции, стремившейся сохра-
нить свое положение крупного космополитического тор-
гового центра. В этот период международная торговля
попрежнему велась прежде всего на ярмарках. Чуже-
земные купцы, постоянно посещавшие один и тот же
город, предпочитали съезжаться сюда в определенное
время года, чтобы иметь возможность обменять импорти-
руемые ими товары на те товары, которые пользовались
наибольшим спросом на рынках внутренних областей
Италии. Проводимая Венецией политика концентрации
торговли объяснялась также причинами фискального
характера: финансы Венецианской республики складыва-
лись главным образом из поступлений, получаемых в виде
таможенных пошлин и поборов с торговых сделок.
Цель, которую поставила перед собой Венеция, была
полностью достигнута в XIV—XV веках. К тому времени
Венеция стала главным торговым центром всего Запада;
после того как суда из Леванта прибывали в Венецию,
сюда со всех сторон стекались купцы материковой части
Италии, Австрии, южной и западной Германии и Нидер-
ландов. Венецианцы, занимавшиеся преимущественно
морской торговлей, предпочитали, чтобы итальянские
купцы приезжали к ним, причем в том случае, когда им
не удавалось привлечь этих купцов мирным путем, они
не останавливались перед насилием. Действительно, те
города, которые грозили стать опасными соперниками
256
Венеции и наносили ей ущерб, перехватывая часть тор-
говли между Адриатикой, Паданской равниной и Тоска-
ной, подвергались нападениям со стороны венецианцев
и в конце концов бывали вынуждены уступить. Именно
так обстояло дело с Феррарой, извлекавшей значитель-
ную прибыль из торговли в районе дельты По, с Равен-
ной и другими портами Романьи, а позднее с Падуей,
в борьбе с которой Венеция прибегала к контрабандной
торговле через порт Кьоджи. После победы над этими
городами венецианский порт утвердил свою торговую
гегемонию на всей территории равнины, простиравшейся
от Альп до Апеннин на юге, и до озера Лаго-Маджоре
и реки Тичино на западе. К Венеции сходились все пути,
пересекавшие восточные и центральные Альпы и тоскано-
эмилианские Апеннины.
Наряду с купцами городов Венето, Эмилии, Тосканы
и Ломбардии в Венецию съезжались многочисленные
немецкие купцы; с конца XII века им пришлось предоста-
вить особый фондако, являвшийся одновременно постоя-
лым двором, складом для хранения товаров и местом, где
совершались торговые сделки. Вначале фондако немец-
ких купцов — Fondaco dei Tedesci — был небольшим
двухэтажным домом с кухней и местом для засола рыбы,
но в 1318 году он сгорел и был затем отстроен в значи-
тельно более крупных масштабах. Теперь в нем имелись
обширные склады для товаров, место, где совершались
совместные трапезы, помещение для венецианских долж-
ностных лиц и пятьдесят спален, которых, тем не менее,
нехватало для всех приезжих. Фондако был собствен-
ностью республики, находился под ее непосредственным
управлением и приносил ей значительный доход. Этот
доход складывался из платы, получаемой за постой
с приезжих купцов, пошлин за привозимые ими товары
и поборов с заключаемых ими торговых сделок. В отли-
чие от итальянских колоний на Востоке немецкая коло-
ния в Венеции не имела своих собственных должностных
лиц и не обладала правом юрисдикции: все должностные
лица были венецианцами и назначались государствен-
ными органами республики; к таким должностным лицам
относятся «видомы» (visdomini), надзиравшие в фондако
за порядком, «купеческие консулы» (consoli dei mer-
canti), разбиравшие тяжбы по торговым делам, а также
жалобы на видомов, и «сензалы» (sensali) или «мессеты»
17 Зак. 1587. Дж. Луццатто 257
(mesSeti), которые оказывали содействие немецким куп-
цам во всех их коммерческих операциях и регистрировали
заключенные сделки. Венецианцы получили монопольное
право на торговлю с немецкими купцами — самыми круп-
ными покупателями перца и главными поставщиками ме-
таллов, в особенности серебра и меди.
В течение средних веков эта торговля получила значи-
тельное развитие; вряд ли в южной Германии XV века
были крупные купцы, которые не провели бы в юности
несколько лет в Венеции в качестве учеников. По под-
счетам одного современника, в 1472 году в Венеции было
продано немецких товаров на сумму в 1 миллион золо-
тых дукатов.
Торговля между Венецией и Западной Европой,
была ли она регулярной или эпизодической, выходила
далеко за пределы южной и центральной Германии и
охватывала территорию Нижнего Рейна, берега Север-
ного моря, Англию и Францию. Вначале торговля шла
по сухопутным дорогам, через шампанские ярмарки и
немецкие рынки верхнего Дуная и верхнего Рейна. В на-
чале XIV века венецианское правительство приступило
к снаряжению нового ежегодного каравана, так называе-
мого «каравана Фландрии» (muda di Fiandra), по
образцу тех, которые шли из Константинополя, Бейрута
(Сирия) и Александрии, но состоявшего из кораблей
большего водоизмещения. На своем пути эти корабли
заходили в порты Берберии, южной Испании, в Лис-
сабон; в Ла-Манше они разделялись: два корабля отпра-
влялись в Саутгемптон («Антона»), расположенный на
южном берегу Англии, два других — в Слейс («Кьюза»),
являвшийся портом Брюгге.
Новый морской путь, несмотря на то, что в течение
нескольких лет торговля по нему шла довольно удачно,
не выдержал конкуренции с сухопутной дорогой, имев-
шей большое преимущество: она проходила через мно-
жество очень важных рынков, особенно в Германии, что
способствовало заметному увеличению объема торговли
и более быстрому товарообороту.
7.	Роль, которую крупные порты Тирренского побе-
режья— посредники в торговле между Востоком и Запа-
дом — играли в торговле с арабским и византийским
миром, стала в эпоху после крестовых походов все более
258
приближаться к той роли, которую играла Венеция, е той,
однако, разницей, что эти города никогда не достигали
того могущества на Тирренском море, какого достигла
Венеция на Адриатическом.
В то время как Венеция — владычица Адриатики —
имела основания рассматривать ее в качестве своего вну-
треннего моря, в качестве венецианского залива, Тиррен-
ское море, отчасти вследствие своего географического
положения, никогда не было сферой господства исклю-
чительно одной какой-либо морской державы. Несмотря
на то, что после битвы при Мелории Генуя добилась
здесь известного превосходства, ей так и не удалось,
однако, ограничить свободу мореплавания и торговли
соперничавших с ней городов, и она вынуждена была и в
дальнейшем мириться с конкуренцией Пизы, позднее Фло-
ренции, а также городов южной Франции и Каталонии.
Непосредственное господство Пизы на побережье
Тирренского моря распространялось на область от залива
Пьомбино до устья Серкьо; однако, невзирая на столь
ограниченные размеры своих прибрежных владений,,
Пиза в течение всего XII века и большой части XIII века
по положению, занимаемому ею в западном и восточном
Средиземноморье, не уступала Генуе. Сфера ее влияния
охватывала территорию от залива Гольфо ди Специя до
Монте Арджентаро; она господствовала над всеми остро-
вами Тосканского архипелага, разделяла с Генуей гос-
подство над Корсикой и опередила Геную, распространив
свое влияние на Сардинию. Начиная со второй поло-
вины XII века Пиза получила в Сардинии торговое
преобладание, чрезвычайно важное для нее, ибо оно
давало Пизе возможность вывозить отсюда серебро и
другие металлы, а также использовать Сардинию в каче-
стве базы для пизанских кораблей, направлявшихся
в Сицилию, на Балеарские острова, в Испанию и к по-
бережью Африки.
После первого крестового похода, в то время, когда
были основаны и достигли своего расцвета пизанские
колонии на берегу Сирии и в Египте и пизанцы вытес-
нили другие приморские города Италии в Тунисе и
Алжире, им удалось также основать фондако в Мессине
и послать туда своего консула, создать довольно много-
людную колонию в Кальяри, куда уже более столетия
Пиза ввозила шерстяные ткани. Пизанские купцы
17*	259
встречались и в городах южной Франции; более того,
здесь имелись целые кварталы, принадлежащие пизан-
цам; по свидетельству современников, Монпелье превра-
тился в крупный международный рынок именно' благо-
даря присутствию здесь пизанцев.
Из своих владений в Маремме Пиза ввозила соль,
зерно, железо и серебро, из римской Мареммы — зерно,
соль, а позднее — квасцы; в областях, расположенных
к северу от Арно, она приобретала главным образом цен-
ный строительный лес, необходимый для ее корабле-
строения.
Торговля Пизы получила в это время большое значе-
ние не только потому, что некоторые области Италии на-
ходились под владычеством Пизы или под ее непосред-
ственным влиянием, и не только благодаря развитию ее
городской промышленности (изготовление шерстяных
тканей), но главным образом благодаря тому, что от
области, расположенной в устье Арно, и от пизанского
порта (Порто Пизано) начинались важные торговые пути.
На расстоянии нескольких километров от стен города
проходила знаменитая «дорога франков», которая вела
к Рейну. Это был древний путь в Рим, по которому шли
паломники и купцы из Западной Европы. Перейдя у Чизы
через Апеннины, они спускались через Гарфаньяну или
Версилью к Арно. Несмотря на то, что они не могли
пройти через Маремму и были вынуждены отклоняться
в сторону, двигаясь на Лукку и Сиену, их привлекал
богатый пизанский рынок, а, может быть, также и воз-
можность продолжить путь в Рим морем. Лукка, которая
в значительной степени была обязана развитием своей
торговли именно этому пути, пыталась оказать сопро-
тивление, требуя, чтобы все западноевропейские купцы,
прежде чем следовать в Пизу или Сиену, не менее восьми
дней проводили в Лукке. Но в конце концов ей пришлось
сдаться: в 1181 году она разрешила всем, кто ехал через
Лукку, беспрепятственно и в любой момент продолжать
свой путь в Пизу. Это был для нее единственный способ
остаться обязательным транзитным пунктом на этой до-
роге. Подобная уступка дала возможность обоим сопер-
ничавшим городам прийти к новому соглашению, на
основании которого горожане Лукки получили право
пользоваться торговым портом Пизы наравне с пизан-
скими купцами.
260
С 1200 года другой тосканский город — Флоренция —
стал для Пизы источником. больших богатств, а позднее
соперником, более грозным, чем Лукка.
В течение почти 50 лет после договора 1171 года Фло-
ренция поддерживала мирные отношения с Пизой. За
это время жизненно необходимым для Флоренции стало
получение выхода к морю через устье Арно; поэтому
даже после 1220 года, когда отношения между обоими
городами окончательно испортились, флорентийская ком-
муна использовала каждый — даже самый недолгий —
период перемирия для того, чтобы направлять свои
товары по этому пути. Между судовладельцами Пизы и
флорентийскими купцами даже установилось сотрудни-
чество, которого Венеция, например, ревностно защищав-
шая интересы своих патрициев-купцов, никогда не допу-
стила бы. Купцы Флоренции, Лукки и других тоскан-
ских городов перевозили на пизанских кораблях свои
товары, а равно и продукты Леванта, Африки, Испании,
предназначавшиеся не для Пизы, а для их родных
городов.
Вполне вероятно, что в Пизе возник особый слой
судовладельцев, которые не занимались торговлей, не
зависели от купцов и даже в течение длительного периода
имели над ними перевес.
Поражение при Мелории и завоевание Сардинии ара-
гонскими королями нанесли смертельный удар могуще-
ству Пизы, достигшему своей наивысшей точки в начале
XIII века. Однако, несмотря на то, что с этого момента
она перестала быть средиземноморской торговой держа-
вой, ее экономическое развитие, а равно и экономическая
деятельность не прекратилась, и в течение более чем
столетия она сохраняла отблеск былого расцвета. В связи
с ростом населения и развитием производства в городах
внутренней части Тосканы, предъявлявших большой
спрос на промышленное сырье, а часто и на съестные
припасы, морская и торговая деятельность Пизы была
довольно оживленной, что, в свою очередь, стимулиро-
вало развитие ее шерстяной промышленности. Однако
конкуренция со стороны флорентийского государства,
с которым Пиза не в состоянии была соперничать, окон-
чательно подорвала ее экономику. В периоды войны
с Флоренцией пизанские ремесленники, изготовлявшие
шерсть, могли сохранить монополию на местном рынке;
261
однако отсутствие обычных крупных заказов гибельно
отражалось на морской торговле и кораблестроении.
Напротив, в периоды мира пизанская шерстяная про-
мышленность страдала от конкуренции флорентийских
изделий; но и торговля не могла возместить этого ущерба
и подняться до уровня прежних веков, так как могуще-
ственные флорентийские купцы не желали более подчи-
няться пизанским и отныне стремились использовать Пизу
как простой транзитный порт.
8.	До сражения при Мелории Генуя, которой пред-
стояло стать крупнейшей морской державой западного
Средиземноморья, также значительно уступала Венеции,
поскольку она не обладала столь же обширной террито-
риальной базой. В период, когда Венеция была бесспор-
ной владычицей Адриатики, под прямым господством
Генуи находилась только область Ривьера ди Леванта
до залива Гольфо ди Специя. Мелкие городские ком-
муны, расположенные в этой области — Нерви, Рекко,
Рапалло и Портофино — принадлежали к генуэзской
«компании» и участвовали на совершенно равных пра-
вах в торговых и военных предприятиях Генуи, в то
время как коммуны Савона, Ноли, Альбенга и Венти-
милья в Ривьера ди Понента были независимы, а зача-
стую и враждебно настроены по отношению к Генуе и
долгое время сохраняли самостоятельность даже в обла-
сти торговых сношений с отдаленными странами. Поло-
жение изменилось лишь во второй половине XII века,
когда они были вынуждены признать супрематию Генуи
на море и обязаться не плавать далее Сардинии и Барсе-
лоны. Если же в отдельных случаях их корабли отпра-
влялись в Средиземное море дальше установленных
границ, они должны были отправляться из Генуи, имея
на борту в большей своей части генуэзские товары, а на
обратном пути были обязаны оставлять в Генуе весь
свой груз.
Однако Генуя обладала весьма ограниченными воз-
можностями в отношении удовлетворения потребностей
быстро растущего городского населения, в этом она
была гораздо ближе к Венеции, чем к Пизе. В самом
деле, Пиза могла рассчитывать на доход с сельской тер-
ритории, не очень обширной, но богатой благодаря много-
численным пастбищам и полям, засеянным зерновыми
262
культурами, в то время как Генуя могла получать со
своих земель, расположенных между морем и Апен-
нинами, только вино, оливковое масло, фрукты, овощи и
строительный лес, и то в небольших количествах. Город-
ская промышленность также, очевидно, никогда не приоб-
ретала большого значения, ибо ее продукция шла лишь
на удовлетворение внутренних нужд. Шерстяная про-
мышленность была весьма слабо развита, отчасти
потому, что преобладание мореплавания и торговли
лишало промышленность как капитала, так и рабочих
рук, а главное потому, что она не была защищена тамо-
женной политикой, так как таможенные ограничения
противоречили интересам купцов, торговавших иностран-
ными сукнами. Производство сукон достигло довольно
значительного развития только в 1246—-1255 годах (ве-
роятно, вследствие того, что в период наиболее ожесто-
ченной борьбы с императором Фридрихом II проводилась
блокада городов). Это развитие сказалось на увеличении
числа ремесленников, изготовлявших шерсть (как лигу-
рийских, так и иноземных, главным образом ломбард-
цев), а также на том факте, что сырье — шерсть, краси-
тели и квасцы — приобреталось теперь в гораздо боль-
ших размерах. Лишь в этот период Генуя начала
вывозить, и то в небольшом количестве, изделия соб-
ственного производства, однако позднее, когда генуэз-
ский рынок был вновь открыт для ввоза и перепродажи
иноземных сукон, этот вывоз полностью прекратился.
Производство и экспорт дорогих шелковых тканей приоб-
рели большое значение много позднее. Впрочем, не-
смотря на то, что могущество Генуи покоилось на весьма
ограниченной территориальной базе, несмотря на то, что
генуэзский экспорт был весьма незначителен, Генуя
имела одно преимущество - перед Пизой: область, тесно
связанная с Генуей торговыми интересами, несмотря на
Апеннинскую горную цепь (в этой своей части довольно
узкую и обладавшую сравнительно низкими и легко про-
ходимыми перевалами), была гораздо более широкой,
чем область, связанная с Пизой. Начиная с XII века
в Генуе поселилось множество купцов из городов Пье-
монта и западной Ломбардии, что свидетельствует об
оживленной и довольно интенсивной торговле, развернув-
шейся между этими областями и портом Генуи. Уже в то
время путешественники, которым нужно было, пересечь
263
Апеннины, чаще всего избирали путь из Польчеверы
и Пассо деи Джови, который к северу от Апеннин раз-
ветвлялся на два пути: один из них шел через Асти, вто-
рой — через Тортону, Павию и Милан. Была проложена
также и другая дорога, впрочем, менее удобная, которая
шла от Бизаньо и Коль делла Скоффера и, проходя через
Боббио, соединяла Геную с Пьяченцей. Территория,
с которой была связана Генуя, охватывала и области,
расположенные за Пьемонтом, по ту сторону Альп —
области d’oltremonti: так назывались восточная Фран-
ция, западная Германия, Нидерланды, а иногда даже
Англия.
Несравненно большего могущества после крестовых
походов и особенно после заключения Нимфейского до-
говора (1261) Генуя достигла в Средиземноморье.
В XI веке она распространила свое влияние только на
Корсику, Сардинию, Прованс и Каталонию; позднее она
захватила Сицилию, остров Мальту, побережье Бербе-
рии и Магриба, где генуэзцы, соперничая с пизанцами,
основали многочисленные колонии; после крестовых по-
ходов в сферу генуэзского влияния вошли также берега
Сирии и Палестины; наконец, вскоре после 1261 года,
Генуя получила преобладание также на берегах Эгей-
ского моря, проливов и Черного моря. Таким образом,
в эту эпоху генуэзские колонии и морские базы были
раскинуты на территории от Кафы в Крыму до Сеуты
и даже начали основываться начиная с того времени
по другую сторону Гибралтарского пролива, на запад-
ном побережье Марокко.
Именно тот факт, что Генуя развернула столь широ-
кую деятельность, а также развитие каботажного плава-
ния — генуэзские суда почти ежедневно ходили между
Генуей и мелкими портами обеих частей Ривьеры,
Тосканы, Прованса, Лангедока — и объясняет нам, по-
чему лигурийские купцы, как правило, в большинстве
своем занимались морской торговлей, в то время как
сухопутная торговля с той областью, которая была свя-
зана с Генуей экономическими узами, обычно предоста-
влялась, как это было в Венеции, купцам тех городов,
которые поддерживали эти сношения.
Чаще всего Геную посещали купцы из Асти и Пья-
ченцы. Первые закупали товары в странах, расположен-
ных по ту сторону Альп (преимущественно дорогие
264
французские и фламандские ткани), вторые импортиро-
вали продукты текстильной промышленности Пьяченцы
и Ломбардии; как те, так и другие имели в Генуе свои
банкирские конторы, занимавшиеся ссудно-ростовщиче-
скими операциями.
Милан, несмотря на то, что его связывал с Венецией
более удобный речной путь, неизменно поддерживал тес-
ные сношения с Генуей; иногда посредниками в такого
рода сношениях являлись Павия, Тортона, Пьяченца и
Асти, но чаще миланские купцы образовавшие в Генуе
многолюдную и цветущую колонию, вступали в непо-
средственные сношения с Генуей. Они рано начали вы-
возить в Сицилию (на генуэзских кораблях) продукты
миланской промышленности — бумазею и изделия из
стали. Позднее, в XIII веке, миланские товары, в число
которых входили изделия шерстяной промышленности,
начали вывозиться в более отдаленные страны. В обмен
на эти товары в Милан ввозились перец и другие пряно-
сти, воск, хлопок, квасцы, бразильское дерево, индиго и
иные красители, шерсть — сырье, а иногда и соль, ве-
роятно, из Сардинии и Балеарских островов. Эти товары
шли через Геную по пути, который по своему значению
соперничал с дорогой, проходившей через Венецию.
Генуэзским портом пользовались также некоторые города
Тосканы, особенно Лукка в длительный период вражды
с Пизой.
Начиная с XIII века Генуя вела оживленную тор-
говлю со Швейцарией, а через нее — с Рейнской обла-
стью; частично эта торговля находилась в руках немец-
ких, но в основном в руках ломбардских купцов.
Вершины своего могущества Генуя достигла в послед-
ние два десятилетия XIII века, когда прежние соперники,
если не считать Венеции, были повержены, а новые,
которым вскоре предстояло вступить с ней в борьбу за
господство в области западного Средиземноморья, еще
не выступили на исторической арене. Пиза была разбита,
могущество Анжуйской династии ослаблено восстанием
в Сицилии и войной, последовавшей за Сицилийской
вечерней; эта война поглотила также все силы арагон-
ского правительства; французский флот только начал
возникать, городские коммуны Прованса, находившиеся
под властью анжуйцев, шли по пути быстрого упадка. Во
всем бассейне Средиземного моря одна лишь Венеция
265
могла соперничать с Генуей, однако крушение могу-
щества Анжуйской династии, при помощи которой Ве-
неция надеялась вновь упрочить свое положение в Ви-
зантийской империи, весьма болезненно отразилось и на
положении Венеции. Лишь с огромным трудом ей удава-
лось поддерживать равновесие сил в районе Эгейского
моря и сохранять таким образом свои прежние позиции;
что касается бассейна Черного моря, то отсюда вене-
цианцы были почти совершенно вытеснены.
По весьма неточным вычислениям, торговый оборот
Генуэзского порта достиг своего наивысшего размера
в 1291 году; в те же годы население в городе и контадо
достигло максимальной плотности, которая уже не повы-
шалась вплоть до XVIII века. Это подтверждается
также и тем, что в Генуе постоянно жило большое число
чужеземцев. Наиболее многочисленными были группы
ломбардцев и тосканцев, которые получали право гра-
жданства и сливались с местными жителями; уже во вто-
ром поколении их уже не называли по тому городу, от-
куда происходили их семьи. Наряду с ними жили пред-
ставители всех других народностей известного европей-
цам мира, что создавало необычайную пестроту населения
в этом богатом, полном жизни городе.
Однако господству Генуи, достигнутому ею в конце
XIII века, грозили опасности как внешнего, так и вну-
треннего характера. В тот день, когда Генуя и Венеция
остались единственными державами, оспаривавшими друг
у друга господство в восточном Средиземноморье, их
борьба стала неизбежна. Она становилась все более оже-
сточенной, пока, наконец, не разразилась война, закон-
чившаяся битвой при Кьодже. Кроме Венеции, соперни-
ком и непримиримым врагом Генуи была Каталония,
которая благодаря унии с Арагонским королевством
приобрела большое политическое могущество, обеспечила
себе после завоевания Сардинии и Сицилии ряд опорных
пунктов в районе Эгейского моря и вступила во всем
Средиземноморье в каперскую войну с венецианцами и
генуэзцами, в высшей степени опасную для них. Но еще
более тягостные последствия имели для Генуи происхо-
дившие в ней внутренние раздоры — борьба между гвель-
фами и гибеллинами, между грандами и пополанами,
между различными родами, — сильно ослабившие рес-
публику. Ее ослаблению способствовал также и тот фактх
266
что военные действия на море, равно как и морская тор-
говля осуществлялись частными лицами. Это явление,
неизменно составлявшее одну из характерных черт
генуэзского общества, стало особенно опасным для госу-
дарства в XIV веке, когда многие семьи приобрели
огромные богатства и могущество, что создало резкий
контраст между мощью отдельных лиц и слабостью госу-
дарства. Многочисленные и цветущие колонии, рассеян-
ные по всему побережью Средиземного моря, от Кафы
до Сеуты, а на территории Западной Европы от Севильи
до Брюгге, стремились к независимости и все более отры-
вались от метрополии. Государство, испытывавшее
серьезные финансовые трудности, вынуждено было пре-
доставить ведение военных кампаний (что являлось,
естественно, делом только его компетенции) инициативе
частных лиц — предпринимателей, объединенных в так
называемые «маоны» (maoni).
Слабость генуэзского государства наиболее ярко про-
явилась после заключения Туринского мира (1381): мно-
гие статьи этого договора, казалось, были результатом
победы генуэзского государства, однако Генуя не смогла
воспользоваться плодами победы. Истощенное в финан-
совом отношении, не имея возможности подчинить своей
власти силы, грозившие погубить его, государство неодно-
кратно оказывалось вынужденным отдаваться под власть
иноземных правителей и в конце концов должно было
передать наиболее сложные публичные функции объеди-
нению своих кредиторов: наибольшим могуществом в го-
роде с 1405 года обладал «Банк св. Георгия». Таким об-
разом, в начале XV века сложилась ситуация, которая на
первый взгляд может показаться абсурдной: в то время
как процветание отдельных частных лиц достигло своего
кульминационного пункта и многие судовладельцы,
купцы, банкиры, исследователи новых земель, проникав-
шие во все части света, были исполнены духа предприим-
чивости и отваги, центральная власть Генуи переживала
период наиболее глубокого распада и полного бессилия.
ГЛАВА V
РАЗВИТИЕ экономики КРУПНЫХ ГОРОДСКИХ
КОММУН ВНУТРЕННИХ ОБЛАСТЕЙ
(XII—XIV века)
1. Различные социальные группы внутри города и зарождение бур-
жуазии. 2. Цехи ремесленников и лиц других профессий и городское
хозяйство. 3. Развитие международной торговли и большие торговые
и промышленные города. 4. Крупные коммуны Паданской равнины.
5. Крупные коммуны Тосканы. 6. Экономическая политика городских
коммун
Т
1.	В тесной связи с развитием приморских городов
началось развитие крупных городов внутренних районов
страны. Возрождение городов, происходившее в областях
Северной и Центральной Италии (в частности, Ломбар-
дии и Тосканы, где в XIII—XIV веках города достигли
наивысшего расцвета), распространилось в XI—XII веках
также на Южную Италию. На юге многие города не
только вступили в период процветания, но добились пол-
ной автономии. Были признаны обычаи этих городов,
созданы настоящие муниципальные статуты; город полу-
чил ряд важных суверенных прав, в частности таких, как
право чеканки монеты и право заключать торговые и
политические договоры.
Этот бурно протекавший процесс — процесс станов-
ления независимых южноитальянских городов — был
приостановлен сначала объединительной и централиза-
торокой политикой Рожера II, а позднее еще более
энергичной и решительной политикой Фридриха II, неумо-
лимого врага всех предоставлявшихся породам или от-
дельным социальным группам привилегий, ослаблявших
государственную власть. Впрочем, сами условия, необходи-
мые для возникновения автономии городов, постепенно
исчезали, так как экономическое положение Южной
Италии в анжуйскую и арагонскую эпоху отнюдь не бла-
гоприятствовало росту того1 городского сословия, могуще-
ство и влияние которого’ обусловливается развитием тор-
говли и промышленности.
В самом деле, формально можно было бы считать,
что на своем первом этапе развитие городских коммун
268
происходило в рамках феодального общества, считать
это развитие результатом простого пожалования госуда-
рем части суверенных прав, принадлежащих сеньеру,
группе вассалов, которым предстояло объединиться
в коммуну. В действительности, однако, это перенесение
прав сопровождалось явлением несомненно революцион-
ного характера — возникновением буржуазии и ее высту-
плением на политическую арену.
Процесс образования буржуазии как класса отно-
сится к первому веку эпохи развития городских коммун,
который обычно называется консульским периодом.
Одержав победу и прочно утвердившись внутри город-
ских стен и в пригороде, коммуна должна была присту-
пить к жизненно необходимому для нее завоеванию
контадо. Этот процесс повсеместносопровождался значи-
тельной иммиграцией населения из деревни в город.
В иммиграции приняли участие самые различные эле-
менты: частично это были мелкие и средние феодалы или
простые земельные собственники, которые подчас добро-
вольно, а чаще принудительно переселялись в конце кон-
цов в город или же давали обязательство построить там
дом и жить в городе часть года, передав своих homines
под управление коммуны. В большем объеме в город
переселялись ливеллярии или вассалы сеньеров контадо,
стремившиеся освободиться от феодальной зависимости
или привлеченные близостью рынка.
В положении первой категории иммигрантов не
произошло резких изменений: большая часть этих людей
сохранила свою прежнюю земельную собственность и
попрежнему была связана с деревней. Совершенно иначе
обстояло дело с зависимыми людьми — колонами и даже
настоящими сервами. По мере роста городов возникали
все более выгодные условия на городском рынке труда,
кроме того, колонов и сервов манила возможность стать
свободными, так как они получали свободу по истечении
нескольких лет постоянного пребывания в городе, их
также привлекала перспектива больших доходов и не-
сколько лучших условий существования.
Исходя из данных хроник и других источников того
времени, трудно определить хотя бы приблизительно,
какой численности достигало городское население до
XIV века. Все же данные источников единогласно и
определенно свидетельствуют о бурном росте городского
269
населения; во многих городах с 1100 по 1250 год населе-
ние с 5—6 тысяч человек, невидимому, увеличилось до
30—40 тысяч. Эти данные подтверждаются тем фактом,
что пояс городских стен непрестанно расширялся; нередко
новые стены города окружали территорию, по своей пло-
щади в 10 раз превышавшую ту, которая была включена в
первоначальное кольцо стен, и тем не менее, даже эта но-
вая территория не могла вместить всего населения города.
Внешний вид города совершенно преобразился. Там,
где раньше были пастбища, поля и болота, где были раз-
бросаны землянки и жалкие деревянные хижины, кры-
тые соломой, простые и грубые церкви и немногочислен-
ные административные здания, теперь рядами стояли
небольшие деревянные и каменные дома; над ними выси-
лись башни замков, принадлежащих переселившейся
в город знати, величественные церкви романского стиля
и суровые дворцы коммуны, свидетельствующие о силе
и честолюбии представителей новых классов.
Шел быстрый и интенсивный рост городского населе-
ния, коренным образом менялся архитектурный облик
города, его планировка. Одновременно происходили глу-
бокие преобразования в области социально-экономиче-
ских отношений внутри города.
В начальный период существования коммуны, когда
городское население, состоявшее из небольшой прослойки
ремесленников и торговцев и из группы средних земель-
ных собственников, которые подчинили верховной власти
коммуны зависимых от них земледельцев, было малочис-
ленным, экономическая связь между деревней и городом
еще не была порвана. Весьма возможно, что в этот период
самые бедные жители города, независимо от того, как
давно жили они на городской территории, с утра до
вечера обрабатывали землю. Земельные собственники и
земледельцы, жившие в городе, питались продуктами
своих собственных земель; эти продукты хранились
в амбарах, винных погребах и складах, построенных
в самом городе. Только часть этих продуктов они
продавали торговцам и ремесленникам, обменивая
их на те продукты, которые нельзя было получить земле-
дельческим трудом и которые во все более ограниченном
количестве поставляла домашняя промышленность.
Успешная борьба коммуны против сеньеров контадо,
которая привела к отчуждению господской земли и ее
270
дроблению, уничтожила последние остатки замкнутости
хозяйства феода и поместья; в связи с этим день ото дня
увеличивалось значение городского рынка. Им пользо-
вались также жители контадо, покупая те ремесленные
изделия, которые они не могли ни производить в своем
собственном доме, ни получать у дворовых ремеслен-
ников, так как поместное ремесло либо исчезло, либо
было на пути к полному исчезновению. Повысившийся
спрос на промышленные изделия как в среде горожан,
так и среди населения контадо способствовал тому, что
большая часть переселившегося в город населения стала
заниматься ремеслом, и прежние сервы и колоны очень
скоро стали свободными ремесленниками. Таким обра-
зом произошло полное отделение деревни от города;
деревня занялась почти исключительно производством
сельскохозяйственных продуктов, съестных припасов и
сырья, а город стал центром промышленного производ-
ства и торговли.
Одновременно в результате иммиграции в городе
происходит социальная дифференциация: с одной сто-
роны, образуется крупная земельная аристократия, кото-
рая не собирается отказываться от своих иммунитетных
прав, от своей доли в фискальных поступлениях, от всей
совокупности прав по отношению к своим homines,
теперь ставших жителями городской коммуны; однако
все эти зависимые люди, занявшись каким-либо ремеслом
или промыслом, порвали всякую связь с господским
хозяйством и не хотели более нести своим прежним
сеньерам феодальные повинности, так как это мешало им
в их новой производственной деятельности.
Промежуточное положение между земельной аристо-
кратией и трудящимися массами занимали купцы. Мы
имеем в виду не мелких лавочников, которые торговали
в розницу на центральной городской площади, но горо-
жан, посещавших рынки и ярмарки как близких, так и
далеких стран и привозивших в город иноземные товары.
В городах с более развитой торговлей эти купцы с самого
начала существования коммуны наряду с земельной ари-
стократией принимали участие в городском управлении,
но чаще они возглавляли ремесленников, объединив-
шихся для борьбы за свои права, за завоевание власти.
В таких городах купцы составляли основное ядро бур-
жуазии, или, как тогда говорили, «народа» (popolo).
271
2.	Во второй половине XII века появляются органи-
зации ремесленников и купцов, которые мы называем
цехами ремесленников и лиц других профессий (согро-
razioni di arti е mestieri), в то время как в разных горо-
дах Италии они были известны под различными назва-
ниями: Arti, Fraglie, Paratici и т. д. Эти организации
включали мастеров каждого ремесла, подчиненных им
пбдмастерьев (socii или laborantes) и учеников (disci-
puli).
Как отмечалось выше, авторы последних исследова-
ний, в особенности тех, которые появились после издания
«Honorantiae» Павии, пришли к почти единодушному
выводу, что в части итальянских городов, как византий-
ских, так и лангобардских, с самого начала средних веков
существовали ремесленные корпорации, обслуживавшие
насущные нужды государства, уплачивавшие ему опре-
деленные повинности и пользовавшиеся в виде вознагра-
ждения монополией в соответствующей отрасли произ-
водства. Однако внезапное появление цехов во второй
половине XII века и быстрое их развитие в качестве сво-
бодных объединений, созданных не только в религиозных
целях и целях взаимопомощи, но и для охраны и регу-
лирования производства и городской торговли, а также
для защиты интересов своих членов, следует рассма-
тривать как совершенно новое явление. Оно было тесно
связано с теми условиями, в которых оказалась коммуна
сразу же после своего возникновения и после того, как
сюда переселилась значительная часть жителей деревни.
В самом деле, если все немногочисленные ремесленники
и купцы, которые жили в городе до XI века, были орга-
низованы в замкнутые монополистические корпорации,
подобные тем, какие рисует нам павийский источник,
они должны были всемерно стремиться к устранению
конкурентов и не допускать вступления в корпорацию.
Вероятно, люди, ранее зависевшие от сеньеров контадо,
иммигрировав в город и занявшись теми ремеслами и
промыслами, в которых нехватало рабочих рук, почув-
ствовали, что им необходимо объединиться для борьбы
с их прежними сеньерами. Объединяясь в союзы по
профессиональному признаку, они, быть может, отчасти
следовали никогда не умиравшей римской традиции и
некоторым ранее существовавшим образцам, но в несрав-
ненно большей степени в этом сказывалась та потреб-
272
ность в создании ассоциаций, связанных взаимной клят-
вой и созданных с целью защиты и наступления, которая
представляла собой общую тенденцию в обществе того
времени. Эта тенденция нашла свое отражение в созда-
нии ассоциаций, в которых объединялась знать (societa
delle torri), «вооруженных компаний» — пополанских
ополчений, делившихся по кварталам, религиозных объ-
единений светских лиц и в особенности в возникновении
коммуны, устройство которой целиком копировали цехи
торговцев и ремесленников. Вряд ли было бы правильно
утверждать, что на образование новых союзов не по-
влияло устройство прежних мастерских, где работали
дворовые рабы, существовавших в некоторых крупных
поместьях: в этих мастерских рабы в зависимости от
ремесла, которым они занимались, делились на группы —
министерии (ministerii), причем в каждой группе име-
лись свои magistri.
При объединении ремесленников проявилось их стре-
мление селиться поблизости друг от друга — потому ли,
что они ощущали потребность действовать бок о бок
с членами своего цеха, или же, что более вероятно,
потому, что они восприняли правила, действовавшие на
рынке, согласно которым каждой категории торговцев
предоставлялось особое место. Лица, занимавшиеся
одним и тем же видом ремесла, располагали свои мастер-
ские, являвшиеся в то же время и лавками, на одной и
той же улице или на нескольких соседних улицах.
Поэтому даже в настоящее 'время в самых старых квар-
талах итальянских городов, особенно неподалеку от
рынка, еще часто можно встретить такие названия улиц,
как Улица кузнецов, Улица мастеров по изготовлению
мечей, золотых дел мастеров, ткачей, красильщиков, мед-
ников, булочников и т. д.
Образование цехов вызывалось не только потреб-
ностью ремесленников в защите против самоуправства
городской знати: для этого было бы, вероятно, доста-
точно вооруженных «компаний» пополанов, которые воз-
никли почти в то же самое время. Экономическая орга-
низация ремесленников по профессиональному признаку
прежде всего отвечала потребностям городского хозяй-
ства и в значительной степени определялась узостью
городского рынка. В течение нескольких десятилетий
почти все древнеримские города, уцелевшие после
18 Зак. 1587. Дж. Луццатто
273
падения империи, а также более крупные укрепленные
пункты почти в одно и то же время превратились в неза-
висимые коммуны и стали постепенно распространять на
окрестную территорию свою фискальную, военную и эко-
номическую власть. В начале XII века многие города
Северной и Центральной Италии достигли почти полной
самостоятельности.
Если исходить из того, что в среднем расстояние
между двумя соседними коммунами не превышало
30—40 километров, то следует прийти к выводу, что
даже после того, как контадо было целиком подчинено
коммуной,' расстояние между городом и границей кон-
тадо не могло превышать 15 или, в редких случаях,
20 километров.
За пределами небольшой территории коммуны начи-
налась чужая территория. Иногда между соседними ком-
мунами устанавливались добрососедские отношения, бла-
гоприятствовавшие развитию торговли, однако несрав-
ненно чаще города находились в состоянии явной или
скрытой вражды. Каждый горожанин, который, руковод-
ствуясь торговыми соображениями, отваживался выйти
за пределы своей коммуны, подвергался серьезному
риску нападения. Исключение составляли периоды ярма-
рок, когда вступали в силу особые охранные грамоты.
И, тем не менее, у нас нет достаточных оснований для
того, чтобы говорить о полной замкнутости городского
рынка: товары провозились через территорию различных
городов, городские коммуны поддерживали между собой
постоянные торговые отношения. Однако всегда имелась
опасность того, что может наступить момент, когда при-
дется ограничить городской рынок рамками города и его
округи; естественно, что в периоды, когда вспыхивала
открытая война (а такие периоды бывали очень часты),
подобные опасения вполне оправдывались. Отсюда по-
нятное для той эпохи стремление регулировать производ-
ство таким образом, чтобы город и деревня по мере воз-
можности взаимно удовлетворяли свои потребности, по
крайней мере самые настоятельные из них. Если город-
ская коммуна хотела получить из деревни необходимые
съестные припасы, в первую очередь зерно, то она
должна была также позаботиться о том, чтобы деревня
получила в обмен на сельскохозяйственные продукты
достаточное количество нужных ей ремесленных изделий.
274
Вот почему в городе должны были развиваться узко*
специализированные отрасли производства, рассчитанные
лишь на весьма ограниченный круг заказчиков. Для
существования таких отраслей необходимо было уни-
чтожить конкуренцию между производителями и устра-
нить кризисы перепроизводства, представлявшие смер-
тельную опасность для данных видов ремесла. Этим
объясняется появление цеховых уставов, регулировавших
взаимоотношения между мастерами и подмастерьями,
ограничивавших число учеников, которое мог иметь каж-
дый мастер, и определявших срок ученичества. Те же
причины вызвали появление суровых правил, запрещав-
ших прием работников, бежавших от другого мастера,
а также увеличение заработной платы сверх размеров,
установленных статутами. Этим объясняются и трудно-
сти, с которыми встречались иностранцы или иногород-
ние, желавшие заниматься ремеслом, уже составлявшим
занятие ремесленников данного города; этим объяс-
няются привилегии, которые получали пришельцы, на-
саждавшие новые отрасли производства, этим объяс-
няются чрезвычайно подробные технические инструкции
о приобретении и использовании сырья, правила, пред-
писывавшие изготовлять продукцию только высшего
качества, правила, фиксировавшие максимальную про-
должительность рабочего дня, устанавливавшие принуди-
тельные дни отдыха, наконец, таблицы цен разных това-
ров, определение порядка их продажи и тому подобное.
Цеховое устройство обеспечивало экономическое рав-
новесие и экономическую независимость ремесленников;
деятельность цеховых советов давала им известные
навыки в области управления; во многих городах цехи
явились тем мощным орудием, при помощи которого
можно было приобрести известное политическое влияние.
Купцы часто не только возглавляли ремесленников, но и
толкали их на более решительные действия, и примерно
к концу XII века ремесленники стали проникать в аппа-
рат городского управления коммуны, ранее им недоступ-
ный, так как он находился в руках аристократии. Именно
тогда высшие должностные лица коммуны — консулы,
которые представляли только интересы олигархии, были
заменены подеста, происходившими большей частью не из
данного города. Предполагалось, что подеста были людь-
ми, чуждыми борьбе классов и группировок и стоявшими
18*	275
выше этой борьбы, чТО' они должны обеспечить
внутренний мир в городе, установив равновесие между
борющимися силами или, что являлось более обычным,
добившись победы для одной из них. Однако именно
в тот период, когда у власти в городе стояли подеста,
возникли условия быстрого подъема классов купцов и
ремесленников. В городские советы проникли представи-
тели цехов, которые приняли широкое участие в новых
органах управления, создавшихся постепенно наряду
с должностью подеста. Наконец, во второй половине
XIII века, по крайней мере в тех коммунах, где произ-
водство достигло значительного развития, цехи взяли
власть в свои руки и начали из своей среды избирать
городских должностных лиц, полностью отстранив от
управления старую аристократию.
По мере того как буржуазия принимала все большее
участие в управлении городом, по мере того как росло ее
политическое влияние, экономическая политика коммуны
все более приспосабливалась к ее интересам и потребно-
стям городского хозяйства. Политика, которую коммуна
проводила в отношении деревни, определялась исключи-
тельно интересами горожан, как потребителей, так и
производителей, и приняла характер систематической
эксплуатации деревни. Руководствуясь только собствен-
ными интересами, город содействовал изменению со-
циального состава сельского населения, исчезновению
феодальных уз и освобождению крепостных (сервов).
Однако, уничтожив власть крупных феодалов, город
занял их место; он рассматривал подчиненную его власти
деревню как свою колонию, которая должна снабжать
город продовольствием и где должны находить сбыт
изделия городского ремесла. Сельскохозяйственные про-
дукты, не предназначавшиеся для потребления самих
земледельцев, должны были, как правило, продаваться
только' в городе, господствующем в данной округе;
жители контадо обязаны были производить закупки
только на городском рынке. Коммуна всячески препят-
ствовала производству в контадо тех ремесленных изде-
лий, которые выделывались в городе, запрещала бегство
или эмиграцию жителей контадо. Таким образом, не-
смотря на то, что в первый период своего существования
коммуна боролась с крепостничеством (стремясь тем
самым ослабить сеньеров контадо), положение жителей
276
контадо весьма напоминало положение прикрепленных
к земле крестьян, с той лишь разницей, что это прикре-
пление осуществлялось теперь в интересах горожан,
ставших собственниками земли. Часто издавались за-
конодательные распоряжения, весьма точно определяв-
шие, каким сельскохозяйственным культурам следует
отдать предпочтение, какими должны быть условия
труда и порядок продажи сельскохозяйственных про-
дуктов.
Политика коммуны, основной целью которой было
снабжение города продовольствием, определялась эконо-
мическими отношениями между городом и контадо. С тех
пор как городское население быстро возросло, с тех пор
как городские власти в своей политике стали принимать
во внимание также и интересы широких слоев населения,
органы городского управления заботились прежде всего
о том, чтобы избежать голодовок и роста цен на основ-
ные продукты питания и обеспечить беднейшим слоям
городского населения прожиточный минимум, бывший,
впрочем, весьма низким. Решить подобную проблему
было очень трудно, ибо огромные массы сконцентриро-
ванного в городе населения, занятого в промышленности
или мелком городском ремесле, занимавшегося торго-
влей, перевозками и т. д., нельзя было прокормить про-
дуктами, доставляемыми с небольшой по своим размерам
территории контадо.
В урожайные годы эта проблема не была столь
острой, так как наиболее многолюдные города с раз-
витым ремеслом могли без всяких затруднений ввозить
зерно и другие продукты первой необходимости из райо-
нов, сохранивших преимущественно аграрный характер.
Однако в неурожайные годы между отдельными ком-
мунами возникали непроходимые барьеры; крупные
города принуждены были тогда рассчитывать только на
свою собственную территорию, а это означало, что насе-
лению этих городов грозила голодная смерть. Зачастую
эта опасность становилась страшной реальностью: хро-
ники того времени пестрят сообщениями не только о чуме
и пожарах, но и о свирепствовавшем то в одном, то
в другом городе голоде, который уносил значительную
часть городского населения. Для того чтобы предотвра-
тить эти бедствия, в городах, по римскому образцу,
создавали особые должности, носившие название uffici
277
dell’annona, della grascia, dell’abbondanza. Лица, зани-
мавшие данные должности, были обязаны, исходя из
весьма приблизительных данных о численности городского
населения, подсчитать, какова его потребность в съестных
припасах, и обсудить, как снабдить город всем необхо-
димым, принимая во внимание предполагаемый урожай
и имевшиеся запасы продовольствия. В коммунах, где ко-
личество продуктов, необходимых для городского населе-
ния, обычно было выше среднего урожая контадо или
равнялось ему, неизменно запрещался вывоз зерна. В тех
коммунах, где положение было более благоприятным
или где земельным собственникам удалось сохранить
большее влияние, экспорт зерна то разрешали, то вновь
запрещали. Если год обещал быть неурожайным и
городу угрожал голод, коммуна прибегала к решитель-
ным мерам: она приобретала большие количества зерна
в соседних коммунах или приморских городах, ввозив-
ших его из Апулии, Сицилии и Романьи, и продавала
зерно непосредственно потребителям.
Деятельность коммуны в интересах городских потре-
бителей не ограничивалась мероприятиями, целью кото-
рых было обеспечить население достаточным количеством
зерна; помол зерна, выпечка и продажа хлеба, убой скота
и розничная продажа мяса — все это было поставлено
под прямой надзор должностных лиц коммуны. Нередко
эти мероприятия отдавались на откуп частным лицам,
которые становились, таким образом, как бы должност-
ными лицами и обязаны были всегда иметь определен-
ное количество товаров для продажи потребителям на
определенных условиях и притом по установленным
ценам.
Коммуна следила также за тем, чтобы остальные про-
дукты, ежедневно привозимые из деревни, шли непосред-
ственно потребителям, для чего устанавливались опреде-
ленные часы дня, когда производители могли встретиться
с потребителями на рынке, свобода действий посредников
была ограничена и всякая попытка спекуляции и искус-
ственного повышения цен влекала за собой суровое
наказание.
3.	До тех пор пока городское население еще не уве-
личилось, пока городская округа могла удовлетворять
его потребность в сельскохозяйственных продуктах, пока
278
жизненный уровень горожан остался сравнительно низ-
ким, подобная экономическая политика в какой-то сте-
пени достигала своей цели, а коммуна с подчиненной ей
сельской территорией могла в основном рассматриваться
как замкнутый рынок. Торговля между отдельными ком-
мунами, как правило, была незначительной и прекраща-
лась совершенно в периоды войны, извне обычно посту-
пали лишь те продукты из отдаленных стран (чаще всего
из стран с совершенно иными географическими усло-
виями),, которые неизменно составляли объект между-
народной торговли.
Однако города Италии, вернее некоторые города Се-
верной и Центральной Италии, сравнительно рано вырва-
лись из этого чрезвычайно ограниченного круга город-
ского хозяйства (в самом узком смысле этого слова)
благодаря тому, что в них шел бурный процесс концен-
трации богатства, заключавшегося в движимости, а
также вследствие той важной роли, которую эти города
играли в области финансов и в крупной международной
торговле.
Портовые города, а несколько позднее и те города
внутренних областей, которые были тесно связаны с при-
морскими городами и со странами, расположенными
к северу от Альп, оказались в выгодном положении по
сравнению со многими государями, крупнейшими прела-
тами и светскими магнатами как Италии, так и всей
Западной Европы: поскольку на землях этих крупных
феодальных собственников продолжало господствовать
натуральное хозяйство, они, несмотря на свои огромные
владения, не располагали средствами, которые могли бы
удовлетворить их возрастающие потребности.
До тех пор пока эти сеньеры жили в пределах своих
поместий и довольствовались теми продуктами, которые
производились на господской земле или доставлялись
многочисленными зависимыми от них людьми в виде
разнообразных натуральных повинностей, их положение
было очень прочным не только с политической и военной,
но и с экономической точки зрения. Но когда крупные
феодалы стали надолго отлучаться из своих родовых
владений, отправляясь на войну, совершая паломниче-
ство в далекие страны или, что случалось чаще всего,
участвуя в крестовых походах, и столкнулись с необхо-
димостью приобретать оружие и одежду, а также
279
фрахтовать корабли для больших масс людей, они
сразу же оценили все те преимущества, которыми город-
ская экономика обладает по сравнению с натуральным
хозяйством их феодов. Им пришлось обратиться к только
что возникшему слою торговой буржуазии или к своим
вассалам, переселившимся в город, чтобы получить сред-
ства для удовлетворения самых безотлагательных нужд.
Иногда сеньеры прибегали к услугам купца, приезжав-
шего в их страну на ярмарку, и просили у него ссуду
или же поручали ему оплатить их счета в других стра-
нах, чаще всего, однако, крупные феодалы, по пути на
Восток проезжавшие через Италию, обращались за по-
мощью к капиталистам того или иного итальянского
города и получали значительные займы (в виде ремес-
ленных изделий, транспортных средств или денег),
которые они должны были возвратить по окончании
похода.
В связи с предоставлением таких ссуд, выплата по
которым часто растягивалась на долгие годы и даже
десятки лет, итальянские купцы в XII веке все чаще и
чаще посещали стрйны, расположенные по ту сторону
Альп (причем со многими из этих стран они до того вре-
мени не поддерживали никаких торговых отношений),
и выступали там не только в качестве кредиторов и сбор-
щиков платежей, но и в качестве настоящих купцов.
Участие некоторых городов внутренних областей Ита-
лии в международной торговле и возникновение в этих
городах довольно многочисленной прослойки купцов
капиталистического типа нарушило характерное для бо-
лее раннего периода равновесие, необходимое для
совместного существования множества мелких городских
коммун.
Необходимым условием замкнутости городского хо-
зяйства было существование во всех городских коммунах
данной области одних и тех же отраслей ремесла, кото-
рые удовлетворяли бы все повседневные нужды город-
ского и сельского населения.
Действительно, коммуны стремились к этому в своей
экономической политике в период расцвета городов (как
и позднее, в период, коРда отдельные государства про-
водили меркантилистскую политику), и если какой-либо
город принужден был ввозить из соседнего города те
ремесленные изделия, которые можно было изготовить
280
на месте, это считалось признаком неблагополучия. Как
только где-либо по соседству возникал новый вид
ремесла, коммуна прилагала все усилия к тому, чтобы
ввести его на своей территории; она приглашала инозем-
ных мастеров, предоставляя им различные привилегии
(такие, например, как освобождение от налогов, предо-
ставление им даровых помещений и права безвозмездно
пользоваться энергией воды, выдача денежного аванса),
с тем чтобы эти мастера обучали своему искусству ремес-
ленников данного города.
Но эти усилия не всегда приводили к желаемому
результату: своеобразие климата и почвы, удобные пути
сообщения, техническая подготовка и навыки давали
отдельным городам большое преимущество над другими,
ибо они производили гораздо более дешевые товары и
могли вводить технические усовершенствования, что ста-
вило их вне всякой конкуренции. Поэтому некоторые
продукты, для производства которых в силу ряда обстоя-
тельств в данной коммуне создавались более благоприят-
ные условия, постепенно проникали на рынки соседних
областей. Таким образом, отдельные города начинают
специализироваться на определенных видах ремесла; эта
специализация касается главным образом тех ремесел,
которые связаны с известным ростом технических навы-
ков и нуждаются в привозном высококачественном сырье.
Отсюда необходимость завоевать более широкий рынок,
несравненно более широкий, чем городская округа.
Тех же результатов, к которым в одних городах при-
водила специализация производства, ряд других городов
достигал благодаря своему торговому развитию, обусло-
вленному их чрезвычайно выгодным географическим
положением: они были расположены либо у выхода аль-
пийских долин, через которые проходили пути, имевшие
важное международное значение, либо в месте, где сухо-
путные дороги пересекались с речными путями, и т. д.
Таким образом, начиная с первой половины XIII века
один или два города каждой области значительно- опе-
редили в своем развитии (равно как и по количеству
населения) мелкие города, расширили свои владения
далеко за пределы прежней территории коммуны и за-
воевали для некоторых изделий своей промышленности
не только рынок данной области, но и итальянский,
а частично и международный рынок.
281
4.	В Пьемонте таким городом, экономическое значе-
ние которого переросло границы данной области, был
Асти; здесь жили купцы и банкиры, торговавшие
с XII века во Франции, в Бургундии и в Англии, где они
образовали главное ядро итальянских купцов, так назы-
ваемых «ломбардцев». Они принадлежали к наиболее
частым посетителям порта Генуи, откуда вывозили во-
сточные товары на рынки Пьемонта и стран, расположен-
ных к северу от Альп; поэтому на внутренних рынках
восточной Франции и Рейнской области купцы Асти
пользовались большей известностью, чем генуэзцы.
Пьяченца сохраняла в XIII веке торговое значение,
приобретенное ею в предшествующие столетия, благо-
даря тому, что она была расположена на середине дороги
между Генуей и Миланом, в том месте, где Эмилиева до-
рога приближалась к По. Купцы Пьяченцы принимали
активное участие в генуэзской торговле, ее банкирские
дома находились в цветущем состоянии, а некоторые
изделия ее текстильного! производства шли не только на
местный рынок, но и в Геную, откуда они экспортирова-
лись морским путем.
Наряду с Пьяченцей определенное значение получила
Кремона благодаря ее обширной торговле, которая шла
по реке По, и той роли, которую играла ее льняная про-
мышленность.
Однако уже в XI веке, после упадка Павии, крупней-
шим политическим, а также торговым и промышленным
центром не только Ломбардии, но и всей Паданской
равнины стал Милан, чему содействовали те же геогра-
фические условия, благодаря которым в наши дни он
остается самым крупным рынком Италии; и тогда
Милан находился на пересечении важных международ-
ных торговых путей из Швейцарии, Франции и Германии
с итальянскими путями из Генуи, Тосканы, с южного
берега Адриатического моря и из Венеции. Когда к по-
току итальянских купцов, проходивших через Альпы на
север, присоединился поток немецких купцов, спускав-
шихся в Италию, и в особенности когда (примерно в
конце XIII века) был открыт новый доступный для транс-
порта путь через Сен-Готард, Милан стал одним из
главных торговых центров полуострова. Этот могуще-
ственный город вызывал зависть других городов еще до
войны с Барбароссой. Уже тогда, в 1159 году, его тор-
282
говля имела определенную организацию и была подве-
домственна «купеческим консулам» (consules negotiato-
rum). После войны, едва преодолев это суровое испыта-
ние, город дал новое доказательство' своего могущества и
богатства, положив начало' тем гидрологическим работам,
которым Ломбардская низменность в значительной мере
обязана своим процветанием. Именно в то время наряду
с множеством мелких каналов был прорыт канал, полу-
чивший позднее название Большого- канала (Naviglio
Grande); приблизительно' в середине XIII века была за-
вершена сеть каналов, соединявших Милан с Тичино,
Аддой и По- и частично служивших целям ирригации,
а также и промышленным целям.
При энергичном содействии ордена тумилиатов в Ми-
лане рано возникло- и достигло процветания производство
шерсти, принявшее вскоре капиталистический характер и
в значительной степени рассчитанное на экспорт. Наряду
с ним позднее развились еще и две другие отрасли тек-
стильной промышленности — производство fustagni1 и
шелка. Но- наибольшую известность получила миланская
металлургия (отрасль промышленности, значительно ме-
нее распространенная в остальных городах Италии) и в
особенности производство ценного' оружия.
Кроме ежедневного- рынка, обслуживающего горо-
жан, в Милане два раза в неделю действовал рынок, куда
приезжали жители контадо-, и четыре раза в год — боль-
шие ярмарки, на которые съезжались купцы всех цивили-
зованных стран, привозившие с собой продукты всех ча-
стей света. Городское население настолько1 быстро воз-
росло, что- в начале XIV века в Милане насчитывалось
уже более 100 тысяч жителей. Для того чтобы снабдить
жителей предметами потребления, а также удовлетворить
интересы производства, продукция которого намного
превышала местные нужды, Милан начал постепенно
распространять свое господство над всеми соседними
ко-ммунами, пока в период наибольшего могущества
Висконти под его властью не оказалось более половины
нынешней Ломбардии. Подчиненные ему мелкие город-
ские коммуны, несмотря на то, что' они сохраняли извест-
ную самостоятельность, уже не могли более вести
1 Особого вида ткань, в которой льняная нить смешана с бу-
мажной. — Прим. ред.
2S3
экономическую политику, противоречившую интересам
господствующего города.
В наиболее цветущих городских коммунах материко-
вой части Венето, прежде всего в Вероне и Падуе, шел
процесс развития промышленности, в особенности произ-
водства шерсти, в значительной степени рассчитанного!
на экспорт. С конца XIII века в этих городах появляется
слой капиталистов, занимающихся ссудно-ростовщиче-
скими операциями. Время от времени то одной, то дру-
гой из этих коммун удавалось подчинить своему господ-
ству большую часть Венето, однако соперничество между
ними, а также близость таких могущественных городов,
как Венеция и Милан, мешали им упрочить свое влияние.
В Эмилии равновесие, создавшееся между многочис-
ленными городскими коммунами, расположенными между
Римини и Пьяченцей на почти одинаковом расстоянии от
обоих городов, было гораздо более устойчивым. Правда,
Болонья опередила их по развитию некоторых отраслей
промышленности, а также по объему торговли, росту
которой способствовало ‘географическое положение го-
рода и наличие знаменитого Болонского! университета,
куда стекались школяры из всех стран Европы; болон-
ские купцы добирались до Англии, где они появлялись в
качестве банкиров и откуда вывозили сукна и шерсть.
Тем не менее, однако, в Болонье не наблюдалось ни того
роста населения, ни того1 избытка промышленной продук-
ции, которые вызывали бы в ней стремление подчинить
своей власти остальные городские коммуны.
5.	Эволюцию внутренней жизни коммуны и процесс
образования больших торговых городов легче всего про-
следить в Тоскане, так как здесь эти явления изучены
гораздо лучше, чем в других местах. После недолгого
господства варваров, а затем феодальных сеньеров Лукка
в политическом и торговом отношении заняла в XII веке
первенствующее положение в Тоскане. Она опередила
соперничавшие с ней города в области производства
шерсти и особенно шелка, который, повидимому, начали
вырабатывать здесь гораздо раньше, чем в других горо-
дах; более столетия Лукка занимала по производству
шелка первое место в Италии. После 1314 года, когда в
связи с тиранией Каструччо Кастракани множество тка-
чей шелка и торговцев шелковыми тканями покинуло
284
Лукку, именно этот приток предпринимателей, опытных
организаторов и искусных ремесленников из Лукки по-
служил толчком к развитию шелкового производства во
Флоренции, Болонье, Венеции и Генуе. Горожане Лукки
были не только' и не столько ремесленниками, сколько
отважными купцами, подлинными пионерами итальян-
ской торговой экспансии во всей Западной Европе,
прежде всего во Франции, где они заняли особое положе-
ние и сумели сохранить его вплоть до нового времени.
Однако в связи с печальными событиями своей внутрен-
ней истории, а также в связи с натиском более сильных
соседей — Пизы и Флоренции, Лукка не могла извлечь
всей той выгоды, которую предоставляла многогранная и
плодотворная деятельность ее купцов в других странах.
Поддерживая постоянную связь со своей родиной, лукк-
ские купцы не смогли, тем не менее, помешать упадку
коммуны, первые признаки которого появились уже в
XIV веке.
Сиена, расположенная в центре суровой по своим
географическим условиям области, бедной водой, боль-
шею частью гористой и плодородной лишь в отдельных,
весьма ограниченных районах, не могла стать крупным
промышленным городом. Ее промышленность влачила
жалкое существование; даже производство шерсти, более
развитое, чем другие ремесла, не могло выдержать кон-
куренции флорентийской промышленности; производство
шелка начало развиваться лишь в XV веке; что же ка-
сается остальных отраслей производства, то они сохра-
няли характер мелкого ремесла.
Горная промышленность некоторых районов Сиены
или подвластных ей территорий была довольно раз-
витой по сравнению с остальной Италией, однако не
настолько, чтобы стать объектом крупных капитало-
вложений.
Этот город, население которого, ПО' данным довольно
достоверного источника, резко выросло в XIV веке, ро-
стом своего богатства и могущества был обязан раннему
и бурному развитию торговли. Это развитие объясняется
прежде всего тем, что город был расположен в месте пе-
ресечения «дороги франков» с тем путем, который шел из
Флоренции и Болоньи. Благодаря этому сиенские купцы
рано завязали оживленные торговые связи с папским
двором и со странами, расположенными к северу от
285
Италии, включая Англию, откуда, начиная с раннего
средневековья, толпы паломников и других путешествен-
ников направлялись в Рим и по пути проходили через
Сиену. Поэтому сиенские купцы не случайно стали посред-
никами в финансовых отношениях между папской курией
и другими европейскими странами. Когда папа Григо-
рий IX поручил им сбор десятины, взимавшейся на кре-
стовый поход в странах, расположенных по ту сторону
Альп, они воспользовались этим для расширения сферы
своей торговли, объектом которой стали теперь товары,
пользовавшиеся наибольшим спросом: перец, корица,
воск, шафран, — а также товары, ввозившиеся в Италию,
преимущественно сукна Франции и Фландрии. Но глав-
ным источником богатства знаменитых сиенских родов
стали в XIII веке банковские операции: крупные сиен-
ские компании Буонсиньори, Пикколомини, Салимбене,
Толомеи, предоставлявшие займы папе, королям, инозем-
ным магнатам и прелатам, а также итальянским комму-
нам, были почти в течение столетия самыми богатыми в
Италии.
Однако сиенский капитализм, питавшийся только
торговыми и главным образом кредитными операциями,
не мо'г долго удерживаться на той высоте, которой он до-
стиг во второй половине XIII века благодаря деятельно-
сти прославленной компании «Большого стола Буон-
синьори», имевшей мировое значение. После краха этого
банкирского дома, утратившего доверие папства
(а именно' оно и предоставило' в свое время Буонсиньори
возможность для их успешной экспансии), Сиена была
вынуждена отступить перед своим конкурентом — Фло-
ренцией. Это объясняется тем, что земельная собствен-
ность флорентийцев приносила им больший доход, а про-
мышленность росла несравненно быстрее и имела более
широкие перспективы, чем сиенская, вследствие чего дея-
тельность флорентийцев протекала на гораздо более
прочной основе, а их капиталовложения были лучше
обеспечены. Правда, несколько лет спустя после банкрот-
ства Буонсиньори Сиене удалось оправиться от этого по-
трясения; ее банкирские дома сохранили свое богатство
и финансовое могущество, и она еще в течение трех ве-
ков оставалась одним из самых богатых городов Италии.
Однако Сиена не могла поспеть за Флоренцией в ее
быстром развитии и была вынуждена ограничить свои
286
территориальные притязания частью Мареммы, располо-
женной вокруг Гроссето.
Коммуне Флоренции понадобилось более двух столе-
тий (считая с ее основания), чтобы занять первое место
среди городов Тосканы; до середины XIII века она была
окружена со всех сторон — за пределами узкой полосы
земли у ее стен — независимыми городскими коммунами
и мощными феодальными сеньермями. Источниками ее
могущества была торговля, вслед за которой очень скоро,
развилось и местное ремесло. В последние годы XII века
во главе цехов, организованных, вероятно, незадолго' до
этого времени, стояли купцы цеха Калимала (Calimala),
которые, очевидно, были представителями всего класса
торговцев. Эти купцы, получившие свое название от
небольшой улицы между Старым и Новым рынком, где
находились их лавки, занимались преимущественно тор-
говлей иностранными сукнами. Поэтому они поддержи-
вали тесную связь с другими странами и нередко, кроме
торговли шерстяными тканями, занимались, правда в
небольших масштабах, банковскими операциями. Наряду
с торговлей эти купцы занимались и промышленной дея-
тельностью, перерабатывая вывезенные из Франции,
Фландрии и Англии сукна применительно к вкусу
итальянских покупателей, вели розничную торговлю в
своих лавках и одновременно перепродавали оптом
сукна в Пизу и Венецию. Возможно, что из их среды вы-
ходили как крупные банкиры, сохранившие связь с цехом
(состоявшим в большей своей части не из индивидуаль-
ных предпринимателей, а из влиятельных компаний, ко-
торые и определяли капиталистическую мощь Флорен-
ции), так и купцы, совершившие полный переворот в
области производства шерсти. Они превратили шерстя-
ную промышленность, как мы вскоре увидим, из мелкого
ремесленного, производства, не удовлетворявшего даже
местные нужды, в крупную промышленность, в которой
были заняты многие тысячи рабочих; значительная часть
сырья для нее ввозилась теперь из других стран, а про-
изводимые ею разнообразные ткани продавались на на-
циональных и иностранных рынках наряду с наиболее
высоко ценившимися тканями стран, расположенных по
ту сторону Альп.
Спрос на сырье был столь велик, что около 1300 года
флорентийские купцы покупали шерсть у английских и
287
шотландских монастырей (таких монастырей было около
двухсот); они не только скупали шерсть непосредственно
в Англии, но и приобретали сырье на ярмарках Централь-
ной Европы, в Испании, Северной Африке, Греции и раз-
личных областях Италии. В те же годы 20 крупных пред-
приятий цеха Калимала перерабатывали ежегодно более
10 тысяч кусков иностранного сукна, каждый из которых
стоил в среднем 30 золотых флоринов (во флорине со-
держалось примерно 3,14 грамма чистого золота), а об-
щий объем продукции самой флорентийской промышлен-
ности цеха Лана составлял 100 тысяч кусков сукна в год.
Шелкоткацкое производство начало развиваться зна-
чительно позднее. «Цех ворот св. Марии» (Arte di Рог
S. Maria), который лишь в XIV веке превратился в цех
шелкоделов — «Сета» (Seta), вначале представлял со-
бой корпорацию купцов, занимавшихся розничной про-
дажей сукна низкого качества — флорентийского и при-
возного, льняных и хлопчатобумажных тканей, шелко-
вых изделий, различных предметов одежды и украшений.
Только^ в XIV веке, когда начался упадок флорентийской
шерстяной промышленности, цех Сета вступил в стадию
быстрого развития, что вызвало к жизни оживленную тор-
говлю дорогими товарами.
Цех врачей, аптекарей и мелочных торговцев вел не
только' торговлю мелкими предметами широкого' потреб-
ления, но и гораздо1 более доходную торговлю восточными
лекарствами. Цех меховщиков также стал играть опре-
деленную роль в торговле, так как кожи и меха пользо-
вались значительным спросом. Цех менял (Cambio), вы-
делившийся в 1202 году из цеха Калимала, занимался
главным образом непосредственным обменом денег и тор-
говлей металлами и драгоценными камнями; он произво-
дил также мелкие депозитные и ссудные операции, не
выходя за рамки локальной торговли. Как правило,
к этому цеху не принадлежали богатые флорентийские
банкиры, которые занимались с конца XIII века круп-
ными кредитными операциями ВО' всех странах мира;
применительно к данному периоду, собственно говоря,
нельзя даже употреблять термины «банки» и «банкиры»
в узком смысле этого слова. Банкиры того времени были
капиталистами, вернее капиталистическими компаниями,
входившими большей частью в цех Калимала; эти компа-
нии вкладывали свой капитал в самые разнообразные
288
Предприятия, главным образом й банковское дело и в
торговлю шерстью и сукном. Оба эти занятия так тесно
переплетались друг с другом, что невозможно опреде-
лить, какое из них появилось раньше и играло более за-
метную роль.
О том, какое положение на международном рынке
занимали крупные флорентийские купцы, свидетельствует
такой факт, как чеканка золотого' флорина, оказавший, в
свою очередь, большое влияние на развитие торговли.
Флоренция первая из коммун приступила в 1252 году
к чеканке золотой монеты. В тот период, когда золотой
византийский солид неоднократно подвергался порче, в
распоряжение флорентийских купцов была предоставлена
монета, которая благодаря неизменно высокой пробе и
полному весу завоевала всеобщее доверие: в этом и со-
стояла цель монетной политики Флоренции. Вскоре после
того, как начали чеканить флорин, он не только получил
хождение на всех рынках, но и пользовался там большим
спросом. Наряду с золотым венецианским дукатом, вы-
пущенным на несколько лет позднее, флорин стал пла-
тежным средством в крупной международной торговле,
внушающим наибольшее доверие.
Обладание монетой, курс которой неизменно стоял
очень высоко, в частности, способствовало тому, что
крупные флорентийские компании занимались банков-
скими операциями: в соперничестве между сиенскими и
флорентийскими банкирами последние, как мы только
что видели, постепенно одержали верх и еще до банкрот-
ства Буонсиньори захватили в свои руки значительную
часть финансовых дел папской курии. Однако большие
банкирские дома Флоренции не ограничились выполне-
нием папских поручений: при Анжуйской династии они
проникли на юг Италии, добились пожалования им та-
можни Барлетты и попытались превратить этот порт не
только в место погрузки экспортировавшегося ими из
Апулии зерна, но и в транзитный пункт флорентийской
торговли с Востоком. Когда папы переселились в Авиньон,
флорентийцы заняли во Франции положение, не намного
уступавшее тому, которое они занимали в Италии. В Анг-
лии они ссужали королю и крупным землевладельцам
большие суммы и часто в качестве гарантии получали
право сбора таможенных пошлин и многочисленные при-
вилегии при экспорте сырья (шерсти). Из Франции и
19 Зак. 1587. Дж. Луцдатто 289
Англии крупные флорентийские компании перенесли свою
деятельность также в Нидерланды, Кдтолонию, Касти-
лию и восточные страны. Там, где обосновывались агенты
известных банкирских домов, уполномоченные собирать
отданные в кредит деньги, налоги или церковную деся-
тину, там возникал значительный торговый центр с не-
большой флорентийской колонией.
Вслед за этими агентами прибывали купцы и пред-
ставители других компаний, которые (каждый в отдель-
ности или объединившись в общества) давали свои ка-
питалы в кредит государству, церкви и частным лицам,
основывали конторы по обмену денег, продавали при-
везенные ими товары и экспортировали местную продук-
цию.
Основная часть доходов от операций, которые в огром-
ных масштабах велись во всех частях цивилизован-
ного мира, попадала во Флоренцию, следствием чего бы-
ли концентрация имущества и рост населения, привлечен-
ного сюда цветущей промышленностью. На основании
цифр, приводимых Виллани и в значительной своей части
вполне достоверных, городское население в период с 1200
по 1330 год увеличилось с 10 тысяч до 90 тысяч. Потреб-
ности этого многочисленного населения толкнули Флорен-
цию на завоевание более обширной территории. Но если
в течение нескольких десятилетий ей удалось овладеть
всей областью от Пистойи в Апеннинах до Валь ди
Кьяна, то в западном и юго-западном направлении фло-
рентийская экспансия натолкнулась на сопротивление
сильных городов •— Лукки, Пизы и Сиены, не позволив-
ших Флоренции присоединить к своим владениям террито-
рию, которая могла бы избавить ее от угрозы голода. По-
добно тому как флорентийская промышленность при сбыте
своих изделий была вынуждена рассчитывать на рынок
других независимых коммун или на экспорт в другие
страны, так и снабжение города съестными припасами
в значительной степени зависело от их ввоза из Апулии,
Сицилии и Мареммы, являвшегося дополнением к мест-
ному производству сельскохозяйственных продуктов.
В периоды мирных отношений с Пизой Флоренция могла
использовать естественный путь по Арно, через Порто
Пизано, но в периоды частых и длительных войн ей при-
ходилось искать другие пути, открывающие доступ к мо-
рю. В течение некоторого времени, как уже было ска-
290
зано, она использовала с этой целью Барлетту, что пред-
ставляло серьезные неудобства, так как до Барлетты
было трудно добраться по суше. Позднее Флоренция
стала искать более близкий выход к морю (впрочем, не-
изменно через чужую территорию) и купила у Сиены
порт Таламоне. Чаще всего, однако, флорентийцы поль-
зовались портом Венеции, которого они достигали, дви-
гаясь по суше до Феррары и затем спускаясь по реке По
или же добираясь сухопутной дорогой до Фано, а от-
туда морем в Венецию. Но все эти способы передвиже-
ния были дорогостоящими и медленными. Городские
власти и купцы Флоренции стремились полностью и на-
всегда захватить в свои руки путь по Арно. Это желание
было, наконец, удовлетворено в 1405 году, после завоева-
ния Пизы.
6. Образование больших торговых коммун, много-
людных и богатых, превратившихся в крупные центры
торговли, потребления и промышленного производства,
уже достигшего значительной дифференциации, привело
к коренному преобразованию городского хозяйства, не
уничтожив его специфики. Возможность для больших
торговых коммун приобретать привозное сырье высокого
качества, применять труд наемных рабочих, вводить тех-
нические усовершенствования и вырабатывать вслед-
ствие этого изделия, отличавшиеся большим разнообра-
зием, поставила эти города в столь благоприятное поло-
жение, что они смогли принудить соседние коммуны
открыть свои рынки для тех изделий, которые не могли
вырабатывать их собственные ремесленники. В это время
стихийно возникает разделение труда между городами,
правда, ограниченное определенными видами промыш-
ленных изделий; каждый город специализируется на про-
изводстве определенных продуктов, коммуны ведут регу-
лярную торговлю этими изделиями.
Мы были бы, однако, весьма далеки от истины, если
бы пришли на этом основании к заключению, что в отно-
шениях между коммунами установилась свобода тор-
говли. Во всех городах, как крупных, так и мелких, по-
прежнему действовали ограничения, целью которых было
обеспечить в интересах городских потребителей изоби-
лие съестных припасов и дешевые цены на них, а рав-
ным образом воспрепятствовать тому, чтобы население
19*
291
деревни и вообще всей подчиненной территории нару-
шало торговую и промышленную монополию господ-
ствующего города. В крупных коммунах эти ограничения
более уже не оправдывались потребностями замкнутого
городского хозяйства; они проводились в интересах вла-
дельцев промышленных предприятий, стремившихся удер-
жать на низком уровне цены на съестные припасы и пре-
пятствовать, таким образом, повышению уровня заработ-
ной платы рабочих.
Впрочем, даже в периоды сравнительно интенсивной
торговли создавались бесчисленные препятствия, ограни-
чивавшие свободу действий чужеземного купца — ком-
муна все еще рассматривалась как замкнутый, самодо-
влеющий рынок, и сохранились многочисленные пере-
житки ее первоначальной изоляции. Одним из наиболее
серьезных препятствий являлся институт репрессалий:
горожанин, пострадавший лично или потерпевший мате-
риальный ущерб в результате насильственных действий
должностного или частного лица другой коммуны (при-
чем материальным ущербом нередко считалось также не-
выполнение условий контракта), мог получить у своей
городской коммуны, в том случае, если конфликт не уда-
валось уладить мирным путем, патент на репрессалии в
отношении горожан виновной коммуны. В силу этого
патента потерпевшему предоставлялось право наложить
секвестр на товары, а иногда и подвергнуть аресту
любого горожанина коммуны, отказавшейся возместить
нанесенный ущерб.
Сохранение института репрессалий являлось не только
серьезным препятствием к установлению регулярных тор-
говых отношений между коммунами, но и свидетельство-
вало также о том, что в политике коммуны продолжал
господствовать принцип изоляции; горожанин, покинув-
ший территорию своей собственной коммуны, как
правило, как бы попадал на вражескую территорию. В са-
мом деле, в крупных городах возникла потребность осво-
бодить купцов от подобной опасности; они стали заклю-
чать с соседними коммунами договоры, в силу которых
применение репрессалий на определенное время прекра-
щалось или же ограничивалось очень немногочисленными
случаями и регулировалось нормами, ослаблявшими их
эффективность. Тяжбы, являвшиеся следствием репрес-
салий, подлежали суду арбитров. Коммуны стремились
292
уничтожить наиболее губительную для торговли форму
репрессалий, заменяя их пошлиной, взимавшейся при
ввозе товаров, принадлежавших жителям той коммуны,
которая была виновна в конфликте, на территорию ком-
муны, выдавшей патент на репрессалии. И наконец, по-
следним мероприятием, знаменовавшим полный отказ от
этой системы, столь враждебной любой форме между-
народной торговли, было создание постоянного арби-
тража для расследования всех тяжб, которые могли по-
служить поводом к репрессалиям.
Другим серьезным препятствием для развития тор-
говли между коммунами (хотя, по мнению многих иссле-
дователей, и не столь серьезным) было громадное коли-
чество таможенных, дорожных, рыночных пошлин,
поборов на торговые сделки и т. д., которые были в боль-
шей своей части унаследованы городскими коммунами
от эпохи Римской империи. Купец, перевозивший свои
товары из Венеции во Флоренцию, должен был столько
раз платить дорожную пошлину, сколько городских ком-
мун встречалось на его пути; прибыв к месту назначения,
он платил ввозную пошлину, составлявшую один из глав-
ных фискальных доходов коммуны; если он продавал
здесь свои товары, то уплачивал рыночные пошлины и
побор с торговой сделки, взимавшийся в размере, про-
порциональном стоимости товаров. Все эти пошлины
в основном преследовали чисто фискальные цели ком-
мун и не преследовали целей протекционистского харак-
тера. Более того, развитие торговли и доминирующее по-
ложение купцов в городах приводили часто к тому,
что крупные коммуны заключали торговые договоры
с целью облегчить провоз товаров, добиться снижения
или полной отмены дорожных пошлин и уменьшения
ввозных и рыночных пошлин.
Лишь более мелкие коммуны, где производство, не-
смотря на то, что оно достигло значительного развития,
сохранило форму ремесла и поэтому не могло рассчиты-
вать на завоевание более широкого рынка, строго придер-
живались политики полной изоляции и отказывались от
какого-либо снижения пошлин. Наконец, такие коммуны,
как, например, Пиза XIV века, в которых шла борьба
между владельцами предприятий, сохранивших характер
ремесленных мастерских, и крупными купцами, прово-
дили политику снижения и отмены пошлин лишь в те
293
периоды, когда у власти оказывались лица, защищавшие
интересы торговли; если же у власти стояли ремеслен-
ники или те, кто выражал их интересы, город вел протек-
ционистскую политику.
Следовательно, было бы ошибкой считать, что все го-
родские коммуны проводили одну и ту же торговую по-
литику; однако, несмотря на многочисленные отклоне-
ния и исключения, всегда сохранялась некая общая тен-
денция, лежавшая в основе этой политики, — тенденция
к городской автаркии. Благодаря этой тенденции эконо-
мическая политика крупных итальянских коммун XIII—
XIV веков явилась необходимым и непосредственным
предвосхищением меркантилизма, ибо в этой экономиче-
ской политике уже содержатся основные присущие ему
черты.
ГЛАВА VI
СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ в
ПЕРИОД ГОРОДСКИХ КОММУН
1. Городское и сельское хозяйство. 2. Земельная собственность и
расслоение сельского населения в период городских коммун. 3. Сель-
скохозяйственные культуры и техника земледелия. 4. Городское хо-
зяйство и промышленность. 5. Горная промышленность. 6. Метал-
лургия и кораблестроение. 7. Текстильное производство. 8. Художе-
ственная промышленность
1. К сожалению, почти во всех, часто очень ценных,
исследованиях по экономической истории Италии периода
коммун есть один серьезный пробел, одна серьезная
ошибка, порожденная неверным пониманием особенно-
стей этого периода. В самом деле, в настоящее время
ученые, как правило, видят экономические причины обра-
зования коммун в том глубоком преобразовании и корен-
ном перевороте в области земельной собственности и со-
циальных отношений — отношений между теми, кто жил
на доходы с земли, и теми, кто обрабатывал ее, — кото-
рый произошел в конце X и начале XI века. Но, при-
ступая к исследованию того периода, когда городская
коммуна уже окончательно утвердилась и вступила на
путь быстрого развития, эти ученые настолько забывают
о земельной собственности, агрикультуре, о классах сель-
ского населения, словно они утратили всякое значение в
экономической жизни городов. В лучшем случае, исто-
рики говорят лишь об образовании сельских коммун,
о продовольственной политике городских коммун, имми-
грации из деревни в город и актах так называемого кол-
лективного освобождения крепостных крестьян.
Впрочем, то обстоятельство, что многие исследова-
тели сосредоточивают свое внимание на истории про-
мышленности и торговли, имеет, несомненно, свое оправ-
дание: в период XIII—XVI веков Италия вновь заняла
первенствующее положение в мире не только благодаря
своему искусству и литературе, но в такой же степени
и благодаря развитию отдельных отраслей своей
295
промышленности и в особенности благодаря громадной
роли итальянских городов в международной торговле, со-
вершенству организации и техники торговли и новым
институтам торгового права.
Однако, если это предпочтение может показаться со-
вершенно оправданным постольку, поскольку речь идет
о торговле, оно уже несравненно менее оправдано, когда
дело касается промышленности. Несмотря на то, что
в отдельных городах некоторые отрасли производства,
работавшие на экспорт, достигли значительного разви-
тия, Италия попрежнему была, даже в период наивыс-
шего расцвета коммун, преимущественно аграрной стра-
ной: такой она была в древности, такой осталась вплоть
до наших дней.
Сельское хозяйство по своему характеру является са-
мым консервативным из всех отраслей экономики; оно
развивается настолько медленно, что, может быть, мно-
гие из тех бесконечно разнообразных типов распределе-
ния земли, видов земельной аренды и технических прие-
мов земледелия, которые существуют еще в наше время
в различных областях Италии, восходят к римской и
доримской эпохе. Тем не менее как накануне возникно-
вения коммун, так и в период их расцвета сельское хо-
зяйство, несомненно, претерпело глубокие изменения.
Проблема взаимосвязи между возрождением городской
жизни и возрождением деревни рассматривалась до сих
пор преимущественно с точки зрения политической или
юридической; при этом ученые отмечали распад прежних
светских и церковных сеньерий, переход большей части
пригородных земель в руки богатой городской буржуа-
зии и те изменения, которые произошли в положении
земледельцев. Однако эта проблема имеет также эконо-
мическое содержание, и, по существу говоря, она пред-
ставляет собой проблему экономическую. Между тем до
настоящего времени замечали только негативную сто-
рону этой экономической проблемы — эксплуатацию 'гос-
подствующим городом подвластной ему деревни. Сами
по себе представления об отрицательном влиянии города
на экономику деревни совершенно справедливы, но сле-
дует, однако, отметить, что в данном случае историки,
характеризуя взаимоотношения между городом и дерев-
ней в рассматриваемый нами период, отчасти исходят из
той ситуации, которая сложилась гораздо позднее, в част-
296
ности в XVIII веке. Но главное — историки забывают
о том, что преимущества, которые деревня в период наи-
высшего расцвета и могущества коммун извлекала из
соседства и даже господства какого-либо крупного го-
рода, могли перевесить тот ущерб, который ей наносила
его монополистическая и ограничительная политика.
Эта проблема в своих наиболее общих чертах сво-
дится к выяснению следующих вопросов: произошли ли
в Италии (или, по крайней мере, в тех областях ее, где
развитие городской жизни было самым интенсивным и
победа буржуазии в XIII веке — наиболее полной) глу-
бокие изменения не только в характере собственности,
но и в подборе, распределении и севообороте культур;
являлась ли возможность продать эти продукты на город-
ском рынке (несмотря на препятствия, которые чинила
господствующая коммуна свободной торговле продуктами
земледелия) сама по себе достаточным стимулом для
специализации сельского хозяйства и для более интенсив-
ного выращивания некоторых культур; есть ли основания
предполагать, что, помимо поднятия целины, усиленных
работ по регулированию водного режима, а иногда также
мелиоративных и ирригационных работ, кроме более ин-
тенсивного разведения виноградников и оливковых де-
ревьев (об этих фактах, которые являются несомнен-
ным доказательством прогресса агрикультуры, свиде-
тельствуют источники), в XI веке получили распростране-
ние культурные луга и стали выращивать новые куль-
туры. Необходимо также выяснить вопрос о том,
приводило ли изменение системы разведения скота (свя-
занное с истреблением лесов в равнинах, разработкой
пустошей и поднятием нови) к более рациональной си-
стеме севооборота, большему унавоживанию почвы и т. д.
Углубленное изучение всех этих вопросов, а также
ряда других аграрных проблем исследуемого нами пе-
риода, которые здесь невозможно полностью перечислить,
развернуло бы перед нами, вероятно, крайне пеструю
картину. Эта пестрота была не только результатом раз-
личного уровня развития городской жизни и различной
степени самостоятельности городов, но объяснялась так-
же более глубокими историческими причинами, а также
резкими географическими различиями. Но для того чтобы
обосновать эти гипотезы, нужно терпеливо продолжать
исследовательскую работу, которая, по существу, едва
297
только началась. Исторические труды, впрочем, часто
в высшей степени ценные, посвященные исследованию
отдельных районов полуострова (среди лучших работ от-
метим работу Глория об области Падуи и более новые
труды: Лизье о Южной Италии, Габотто о Салуццо и
вышедший в последние годы большой труд Торелли
о мантуанской деревне периода образования городских
коммун), являются скорее прекрасными очерками, весьма
полезными в качестве отправного пункта исследования,
но никоим образом не в качестве его конечного резуль-
тата.
В настоящей книге, посвященной экономической исто-
рии Италии, мы, к сожалению, не можем заняться ис-
следованием, для которого необходимо привлечь огром-
ное количество источников: договоров, описей имущества,
кадастров, писем, перечней доходов государственной
казны и счетных книг частных лиц, в большей своей
части неизданных. Поэтому мы ограничиваемся постанов-
кой проблемы и суммированием немногих достигнутых
к нашему времени результатов.
2. Наиболее полно источники освещают те изменения,
которые произошли в пределах крупных земельных
владений в период становления городских коммун. Эти
изменения привели к разрушению той организации по-
местья, которая стала к этому времени традиционной,
и к почти полному исчезновению господской или доме-
ниальной земли. Как уже указывалось выше, ряд взаим-
но связанных факторов, таких, как рост населения, но-
вый расцвет городской жизни, возобновившееся участие
стран Запада в средиземноморской торговле, войны про-
тив арабов, развитие денежного хозяйства и рост по-
требности в деньгах, привел к подлинной революции
в условиях земельной собственности. Постепенно слабела
связь между участками зависимых держателей и господ-
ской землей (pars dominica), возникшая ранее на основе
общности интересов, поддерживавшая спаянность от-
дельных частей крупного земельного владения и равно-
весие между ними. Спрос на рабочие руки (необходимые
для того, чтобы освоить территории, ранее оставленные
для охоты, рыбной ловли, разведения скота, находив-
шего на них скудный корм, сбора болотных трав и т. д.)
увеличивался быстрее, чем происходил рост населения.
298
В обширных низинных районах Паданской равнины
в XI—XIII веках повсеместно шло строительство вод-
ных сооружений и разработка огромных массивов покры-
тых лесом, болотистых и пустующих земель. Необходи-
мость этих мероприятий диктовалась главным образом
близостью городского рынка, предъявлявшего все боль-
ший и больший спрос на сельскохозяйственные продукты.
Обратимся к наиболее изученной Мантуанской области.
Тот факт, что русло По постепенно отодвигалось к северу
(этот процесс окончательно приостановился только в кон-
це XI и начале XII века), сделал необходимыми большие
работы по устройству плотин, для того чтобы прежде
всего использовать земли, освободившиеся от воды
вследствие изменения русла реки. Вследствие этого в
многочисленных аграрных договорах того периода ука-
зывается, что арендатор обязан заботиться о ремонте пло-
тин и предохранять их от разрушения. Земли, ранее по-
крытые лесом или же представлявшие собой пастбища
или болота, до XI века, несомненно, составлявшие боль-
шую часть всей площади этого района (в одном круп-
ном поместье Мантуанской низменности еще в 1072 году
насчитывалось 32 югера обработанной земли и 3 тысячи
югеров земли, покрытой лесом), теперь усиленно обра-
батываются и превращаются в пахотные земли. Наиболее
эффективным средством для достижения этой цели ока-
залось дробление крупного поместья и сдача его отдель-
ных участков в аренду.
Подобную же картину мы наблюдаем в области
дельты По, в Веронской низменности, на всех землях,
расположенных вблизи По и Адидже: земли, оставав-
шиеся до этого времени неподеленными и в своем пода-
вляющем большинстве пустующими, дробятся на участки.
Иногда это принимало характер настоящей аграрной ко-
лонизации; так, например, маркграф Бонифаций Канос-
ский в 1077—1091 годах разделил свои владения на
233 участка (манса — mansi) по 10 югеров в каждом и
передал их отдельным колонам, которые были обязаны,
согласно договорам, производить такие работы, как рас-
чистка леса, поднятие целины и в первую очередь наса-
ждение виноградников. В результате всего этого земли
крупных церковных владений были, как сообщает
в 1233 году настоятель кафедрального собора, менее чем
за столетие «прополоты и вспаханы, очищены от лесов и
299
осушены и вновь сделаны пригодными для земледелия»
(«runcatae et aratae et de nemoribus et paludibus tractae et
ad usum panis reductae») b
В таких случаях интересы крупного собственника и
колонов совпадали: как собственник, так и колоны были
заинтересованы в том, чтобы ускорить ликвидацию гос-
подской земли, разделить ее на мелкие участки и обра-
батывать уже не путем барщины, а совместным трудом,
рассчитанным на то, чтобы в интересах общей пользы
внести улучшения в области агрикультуры. В других
случаях крупный собственник, преимущественно цер-
ковный, был вынужден передать частным лицам, чаще
всего не крестьянам, а горожанам, часть своей земли,
главным образом господской, поскольку он уже не мог
извлекать из нее доход и не был в состоянии приспосо-
бить свое хозяйство к новым условиям денежного хо-
зяйства. Передача земли производилась в форме эмфи-
тевтических договоров или ливеллярпых договоров, за-
ключавшихся на 29 лет, и пожалования в феод; по су-
ществу, однако, они сводились к отчуждению земли, и
право владения землей (dominium utile) полностью отде-
лялось от права верховной собственности (dominium di-
rectum); лицо, получившее землю во владение, приобре-
тало полное право распоряжаться ею по своему усмотре-
нию, ограниченное лишь уплатой верховному собствен-
нику ничтожного по своим размерам чинша.
Наконец, в других, и, вероятно, наиболее многочислен-
ных, случаях описанный процесс начинался снизу и при-
нимал характер столкновения между земледельцами и
собственниками земли. В связи с повышением спроса на
сельскохозяйственные продукты, которые можно было
реализовать на городском рынке, крестьяне контадо осо-
бенно тяжело ощущали лежавшее на них бремя. Они
восставали главным образом против того, что собствен-
ники пользовались приобретенным ими правом суда для
взыскания с крестьян многочисленных дополнительных
поборов сверх тех повинностей, которые эти собственники
получали как частные лица, в силу договора или чаще
в силу обычая. Это движение протеста, выливавшееся
1 Ср. Р. Т о г е 11 i, Un comune cittadino in territorio ad econo-
n a agricola, Mantova, 1930. I. Distribwzione della proprieta — Sviluppo
ry ricolo—- Contratti Agrari, p. 153.
300
иногда в форму восстания, й целом приводило к успеху:
составлялись договоры (pacta), которые впоследствии
превращались в статуты сельских коммун, в сущности,
представлявшие собой коллективные договоры. В этих
договорах точно определялись повинности, которые несли
свободные земледельцы, освобождавшиеся от любого
рода произвольных поборов, и прежде всего от тягостной
для них барщины.
Исчезновение прежней организации крупного по-
местья отнюдь • не уничтожило сотрудничества между
собственником земли и земледельцами. Если ранее оно
проявлялось в том, что колоны предоставляли в распоря-
жение собственника одну треть или половину своих ра-
бочих дней, а собственник, со своей стороны, снабжал их
съестными припасами, одеждой и орудиями производства,
то теперь, когда вся земля была разделена на участки
держателей и барщина почти полностью исчезла, это
сотрудничество выразилось во все более широком рас-
пространении издавна известного вида аренды из части
урожая, которая позднее почти во всей Центральной
Италии, а отчасти и к северу от Апеннин приняла форму
половничества (mezzadria); согласно договору об аренде
исполу колон должен был отдавать собственнику земли
половину урожая и, в свою очередь, получал от него
или должен был получать техническую помощь, скот,
сельскохозяйственный инвентарь, а также средства, кото-
рые шли на разного рода нововведения и улучшения
в области хозяйства.
С другой стороны, развитие городских коммун, и в
особенности крупных торговых городов, оказывало воз-
действие на положение деревни не только в связи с тем,
что резко повышался спрос на продукты земледелия,
способствующий интенсификации сельского хозяйства и
дроблению прилегающих к городу земельных владений
на мелкие участки. На положение деревни влияло также
образование слоя буржуазии, состоявшего из земельных
собственников. Отчасти это были землевладельцы, кото-
рые добровольно или вынужденно переселились в город,
отчасти это были разбогатевшие купцы, стремившиеся
вложить в землю значительную часть полученной ими
прибыли. Это стремление объяснялось, во-первых, тем,
что для купцов было несравненно надежней помещать
свои богатства в землю, чем в торговлю, связанную со
301
Слишком большим риском, а во-вторых, тем обстоятель-
ством, что земельная собственность неизменно, даже
в период наивысшего торжества так называемой купече-
ской демократии, придавала купцам больший социаль-
ный вес.
В течение долгого времени в исторической литературе
было широко распространено мнение о том, что город-
ская коммуна не только преобразовала систему распре-
деления. и организацию земельной собственности и струк-
туру социального слоя землевладельцев, но и вызвала
более глубокие сдвиги в положении крестьян, ибо бла-
годаря городской коммуне они начиная с XIII века по-
лучили ту свободу, которую крестьяне многих других
областей Европы приобрели лишь в XVIII и XIX веках.
Однако исследователи, которые говорят о массовом осво-
бождении сельского населения, пожалуй, впадают в пре-
увеличение. Правда, почти повсеместно действовал обы-
чай, согласно которому крестьянин, прибывший в город
и проживший там в течение определенного срока, счи-
тался свободным. Что же касается массового освобожде-
ния крепостных (происходившего, впрочем, очень редко),
то оно служило в руках городских коммун всего лишь
средством ослабить политическое и военное могущество
тех сеньеров контадо, с которыми коммуны вели борьбу;
города отнюдь не собирались своими декретами об осво-
бождении крестьян произвести коренные изменения в аг-
рарном строе. Правда, с исчезновением господского двора
и барской запашки личная крепостная зависимость исчез-
ла, однако узы, привязывавшие крестьянина к земле, на
которой он сидел, сохранились, в сущности, почти повсе-
местно. Юридически оформленного прикрепления к земле
уже не существовало (впрочем, его, быть может, в боль-
шинстве случаев вообще никогда не существовало), од-
нако фактически крестьяне контадо, носившие теперь об-
щее название villani, manenti или resident!, являлись, за
редкими исключениями, колонами, наследственно при-
крепленными к земле. Пользование этой землей перехо-
дило от отца к сыну в течение длинного ряда поколений
колонов, и в подавляющем большинстве актов об отчу-
ждении, наследовании и разделе земель, составленных до
периода городских коммун, а равно и после этого пе-
риода, крестьяне — и это в высшей степени характерно —
неизменно называются колонами.
302
3.	Эта постоянная связь колонов с землей, которую
обрабатывали еще их предки, в огромной степени способ-
ствовала тому, что сельское хозяйство приобретало за-
стойный характер. Появление новых мелких участков,
явившихся результатом дробления господской земли,
освоения земель, ранее покрытых лесом, пустовавших или
заболоченных, а иногда даже результатом вторичного
раздела слишком больших участков, — все это не на-
рушило прежнего распределения обработанных земель
между отдельными семьями земледельцев, которое почти
не изменилось на протяжении всего изучаемого нами пе-
риода начиная с римской эпохи: границы между участ-
ками оставались неизменными, равно как и методы раз-
межевания и обмера земель, введенные еще древнерим-
скими землемерами. Общая площадь обработанных
земель заметно увеличилась, в некоторых низменных об-
ластях, в особенности в миланской низменности, улучши-
лась обработка орошаемых лугов и увеличилась занимае-
мая ими территория; но в целом в земледелии, полностью
основанном на труде колонов, попрежнему господство-
вали традиционные методы, мало отличавшиеся от тех,
которые были описаны древнеримскими авторами, писав-
шими о сельском хозяйстве; эти методы удержались
в Италии вплоть до XVIII века, а во многих случаях и
до наших дней.
Попрежнему возделывали те же сельскохозяйственные
культуры, что и в античности. Из зерновых злаков упо-
минаются только пшеница, полба, ячмень, овес, просо,
а в альпийских долинах, вероятно, и рожь. Существует
мнение — его можно нередко слышать и в настоящее
время, — что в Италии, уже начиная с периода городских
коммун, была распространена культура маиса; однако
эту точку зрения следует, очевидно, считать плодом не-
доразумения. При этом некоторые ученые стремятся до-
казать, что маис — это не что иное, как сорго (что, разу-
меется, совершенно неверно). Что касается риса, то его
начали культивировать в наиболее низко расположенных
районах Паданской равнины не ранее конца XV века. Из
садовых культур наиболее распространенными были ви-
ноградная лоза и оливковое дерево; многие источники
свидетельствуют о том, что с самого начала периода го-
родских коммун усиленно разводили виноградники и
оливковые деревья. Следует отметить, что оливковые
303
йЛайтацйи в древней и средневековой Италии находились
совсем не там, где они находятся в новое время. В наши
дни они преимущественно распространены в Южной Ита-
лии, холмистых районах Северной Италии и в Лигурии,
а в те времена они были широко распространены также
на холмах Паданской равнины и в Венето.
Культура тутовых деревьев, введенная в Сицилии, ве-
роятно, арабами и привившаяся на обоих берегах Мес-
синского пролива, с 1200 года распространилась на об-
ласть Лукки и некоторые районы Северной Италии. Од-
нако уже самый факт, что в коммунальные статуты вклю-
чаются специальные постановления, целью которых было
создать благоприятные условия для разведения шелко-
вицы, показывает, что еще в 1300 году шелковица зани-
мала в большей части Северной Италии весьма незначи-
тельную площадь. Поэтому в течение XIV и XV веков,
несомненно, большое количество шелка-сырца попреж-
нему шло из Леванта, и многочисленные данные источ-
ников, свидетельствующих о значительном расцвете
в этот период шелкового производства, неизменно говорят
только о ткачестве, иногда упоминают прядение, но ни-
когда не говорят о получении шелковых нитей из ко-
конов.
В технике земледелия попрежнему господствовала
римская традиция. Об этом свидетельствует самый ран-
ний из итальянских средневековых трактатов об агри-
культуре — трактат болонского судьи Пьетро де Кре-
шенци «О выгодах сельского хозяйства». Вышедший
в свет около 1305 года, труд Крешенци получил в то
время чрезвычайно широкую известность, был сразу же
переведен на тосканский диалект и позднее, после изобре-
тения книгопечатания, выдержал многочисленные из-
дания.
Крешенци не избрал земледелие своей профессией и
не посвящал себя изучению проблем агрикультуры; тем
не менее он настолько интересовался этими проблемами,
что, удалившись от дел, провел последние двадцать лет
своей жизни в вилле, расположенной в окрестностях Бо-
лоньи, наблюдая за тем, как велось на его землях хозяй-
ство, и работая над своей книгой. В этом трактате очень
часто встречаются ссылки на Катона, Варрона, Колу-
меллу и Палладия; но вместе с тем Крешенци постоянно
обращается к событиям своего времени, и его труд,
304
сомненно, в значительной своей часть! является плодом
тех наблюдений, которые автор его сделал в период
своего пребывания в многочисленных городах Северной
и Центральной Италии (Сенигалии, Имоле, Ферраре,
Пизе, Асти, Брешии, Пьяченце) в качестве судьи, сопро-
вождающего подеста.
В своих наставлениях о том, как и в каких местах
следует строить усадьбу, Крешенци, несомненно, исхо-
дит из современных ему условий. Он советует окружить
ее со всех сторон стеной и рвом и защитить тем самым
от грабителей, а в случае надобности и от врагов; если
землевладелец богат, он должен превратить свою усадьбу
в «неприступную крепость».
Рассказывая о технике виноградарства, Крешенци
описывает разные способы, применявшиеся в Ломбардии,
Романье, Модене, Марке, Анконе, Пистойе, Кортоне.
В главе, трактующей о многочисленных видах винограда
(на этой главе не сказалось влияние античных авторов),
он упоминает, кроме вышеупомянутых областей, также
сельские местности районов Падуи, Пизы, Асти, Фер-
рары, а дальше, говоря о способе подрезания лозы, он
отмечает методы, использовавшиеся в районах Асти, Кре-
мы, Милана, Бергамо, Вероны, Болоньи, Модены, Форли.
Что касается других сельскохозяйственных культур,
то здесь его внимание привлекают главным образом ко-
нопля и сорго, которые находились у римлян в полном
пренебрежении. «Тот, кому конопля нужна для производ-
ства веревок, — пишет он, — должен сеять ее в земле
очень тучной, где она сильно подымется и даст обильное
волокно. Тот же, кто хочет получить из нее мешки, про-
стыни и рубахи, должен сеять ее в не слишком тучных и
рыхлых почвах и притом сеять густо; тогда она выра-
стет без ветвей, наподобие большого льна. Она нужна
также рыбакам для изготовления сетей, так как конопля
лучше сохраняется в воде, чем лен».
Итак, совершенно очевидно, что Пьетро де Крешенци
не был ученым, оторванным от жизни, который писал
о сельском хозяйстве, как он мог бы писать о медицине
или астрономии, подражая классическим образцам и
совершенно абстрагируясь от действительности. Напро-
тив, он предстает перед нами как внимательный наблюда-
тель, хорошо знакомый с техникой современного ему зем-
леделия. Область, являвшаяся объектом его наблюдений,
20 Зак. 1587. Дж. Луццатто 305
была довольно обширна: она простиралась от Пьемонта
до берега Адриатического моря и от Ломбардских Альп
до Тосканы.
То обстоятельство, что этот человек, столь внима-
тельно изучивший современную ему действительность, сле-
дует в большей части своей книги наставлениям римских
трудов по сельскому хозяйству, наводит нас на мысль,
что римские труды в какой-то степени соответствовали
уровню сельского хозяйства во времена Крешенци. В са-
мом деле, хозяйство, которое обозначается термином
капиталистическое сельское хозяйство или, менее точно,
плантационное хозяйство (то есть такой аграрный строй,
при котором собственник непосредственно управляет
своими земельными владениями, пользуясь рабским тру1-
дом, и руководствуется при этом исключительно целью
производства продуктов на рынок и извлечения при-
были), никогда—даже в периоды наибольшего могуще-
ства и расцвета Рима — не получало в античной Италии
того распространения, какое оно имело в других странах
Средиземноморья; такое хозяйство представляло собой
в античной Италии явление исключительное, существо-
вало сравнительно недолго и притом лишь в некоторых
областях полуострова. Как правило, на большей части
италийской территории велось мелкое хозяйство; на не-
большом участке земли в течение столетий, а может быть,
и тысячелетий сидела одна и та же семья колонов, об-
ладавшая теми практическими знаниями и навыками по-
вседневной работы, которые были приобретены в резуль-
тате опыта, накопленного поколениями, и приспособления
человека к условиям окружающей среды.
Упадок Рима и варварские вторжения положили ко-
нец первым попыткам рационализации крупного хозяй-
ства, относившимся к эпохе Августа. В этот период упад-
ка империи и варварских нашествий резко уменьшилось
сельское население огромных территорий страны, обшир-
ные пространства земли заросли лесом, превратились
в луга и болота; но те колоны, которым удалось уцелеть,
продолжали сидеть на своих участках. Именно эти пред-
ставители римского сельского населения, пережившие
эпоху упадка, и передали свой опыт вилланам периода
городских коммун. Крупные купцы города, которые были
одновременно крупными земельными собственниками или
стали ими, не вносили в дело управления своими сель-
306
скими владениями той инициативы, тех организацион-
ных и рационализаторских методов, которые они столь
успешно применяли в своих торговых и банковских пред-
приятиях. Все их внимание и все их способности были об-
ращены на торговые дела; земля являлась для них лишь
одним из средств обезопасить себя от риска, связанного
с торговлей и банковским делом, всего лишь побочным
источником дохода. Поэтому до тех пор, пока шла круп-
ная международная торговля, приносившая огромные
прибыли, переход земель в руки буржуазии никоим об-
разом не мог стимулировать прогресса и нововведений
в области сельскохозяйственной техники и организации
хозяйства. Итальянская агрикультура периода наивыс-
шего расцвета городов все еще жила наследством, заве-
щанным ей опытом древнего Рима. Лишь с середины
XVI века начинают встречаться отдельные попытки отой-
ти от традиции и использовать другие методы, основан-
ные на данных разума, на достижениях науки.
4.	Развитие промышленности в период городских ком-
мун шло совершенно иным путем, чем развитие сельского
хозяйства. Даже если допустить, что в варварскую, а за-
тем в феодальную эпоху многие отрасли производства,
в особенности текстильное, сосредоточивались преимуще-
ственно в господских дворах, расположенных большей
частью в сельской местности, то в эпоху коммун вся про-
мышленная деятельность целиком или почти целиком со-
средоточивается в городе. Производство живет рынком
и может процветать, лишь находясь в непосредственной
близости от него; как уже было сказано, во всех средне-
вековых городах Италии члены цехов даже свои мастер-
ские-лавки устраивали на улицах, окружавших рынок,
о чем свидетельствуют названия многих из этих улиц,
сохранившиеся до настоящего времени.
Существует мнение, и притом довольно распространен-
ное, что Италия никогда не сможет превратиться в ин-
дустриальную страну, так как она чрезвычайно бедна по-
лезными ископаемыми. Это, быть может, отчасти и спра-
ведливо по отношению к нашему времени, когда без
железа и каменного угля действительно невозможно раз-
витие современной крупной промышленности; но такое
утверждение представляется совершенно необоснованным
по отношению к эпохе, предшествовавшей XVIII веку,
307
когда каменный уголь вообще не использовался, а ЖЩ
лезо, известное, правда, по крайней мере, в течение двух
тысячелетий, применялось в несравненно меньших мас-
штабах, чем в наши дни.
Главную роль (такую роль в настоящее время играют
отрасли так называемой тяжелой промышленности — чер-
ной металлургии, металлургии цветных металлов и ма-
шиностроения, — которая не может существовать без угля
и железа) в средние века играло текстильное производ-
ство, главным образом производство шерсти, а для его
успешного развития наличие обильного и высококаче-
ственного сырья было, конечно, желательным, но далеко
не обязательным условием. Ведь те средиземноморские
страны, которые производили шерсть самого высокого
качества, так называемую шерсть из Гарбо (Магриба),
а также районы испанского плоскогорья на протяжении
нескольких столетий после падения Кордовского хали-
фата вывозили большую часть своей шерсти в виде
сырья, и даже Англия примерно до середины XV века
вывозила больше шерсти, чем сукна. С другой стороны,
производство шерсти достигло своего максимального раз-
вития во Фландрии, в Брабанте, северной Франции, в от-
дельных областях южной Франции, в некоторых городах
Ломбардии, Венето и Тосканы, что прежде всего объ-
ясняется, если не считать наличия в этих областях мно-
гочисленных опытных мастеров и близости крупных цент-
ров овцеводства, таким развитием торговли, при котором
наиболее ценное сырье можно было ввозить из других
стран, даже отдаленных.
Промышленные предприятия, если, разумеется, не счи-
тать добывающей промышленности, располагались в не-
посредственной близости от рынка также и потому, что
в тот период не было необходимости в мощных источни-
ках энергии. Водную энергию, нужную для помола зерна,
валяния сукна и тех немногих производственных опера-
ций, в которых нельзя было обойтись ручным трудом,
можно было, как правило, получить на близлежащих ре-
ках или отводных каналах, шедших через город или его
окрестности.
Отрасли промышленности, столь тесно связанные с го-
родским рынком, можно разделить на две основные ка-
тегории. В первую, большую категорию входят все те
отрасли производства, которые необходимы для удовле-
308
творения повседневных потребностей и пропитания мест-
ного населения. В них были заняты простые ремеслен-
ники, работавшие на довольно узкий круг заказчиков:
булочники, мясники, слесари, плотники, сапожники, порт-
ные и т. д. Эта форма ремесленного труда сохра-
нилась почти без изменений во всех странах вплоть
до наших дней; поэтому нет никакой необходимости
уделять ей особое внимание при характеристике основ-
ных черт итальянского хозяйства периода городских
коммун.
Но наряду с этим мелким локальным ремеслом в Ита-
лии рано развилось производство, рассчитанное на го-
раздо более широкий круг покупателей, а нередко и на
международный рынок.
5.	В средние века Италия была далеко не так бедна
рудными месторождениями, как в настоящее время; за-
океанские страны еще не конкурировали с Италией в до-
быче драгоценных металлов, и даже ввоз железа и меди
из Центральной Европы только что начался и к тому
же был затруднен в связи с плохим состоянием транс-
порта. Поэтому в тот период разрабатывали относительно
большее число серебряных рудников самой Италии, ко-
торые позднее были совершенно заброшены и в некото-
рых случаях начали разрабатываться вновь лишь в по-
следнее время для добычи железного и медного колче-
данов.
Самые богатые месторождения руды находились в те
времена (как, впрочем, и в наши дни) в Тоскане и Сар-
динии. В Тоскане уже в XII веке вновь велись обширные
разработки железа на острове Эльба; серебряные, мед-
ные и железные рудники находились в области Масса
Марритима, на территории Сиены, около Вольтерры, где
в XIV веке началась также эксплуатация залежей квас-
цов, столь необходимых для окраски сукон. В Сардинии
находились богатые залежи руды в Вилла ди Кьеза
(«Иглезиас»), где пизанцы добывали тогда главным об-
разом серебро; в наши дни здесь добываются лишь сви-
нец и цинк, правда, в значительных количествах.
В альпийских долинах, от Доры до Пьяве, добыва-
лось ничтожное количество золота (которое содержалось
в речных песках) и в гораздо больших количествах —
серебро и железо. Даже в Южной Италии в те времена
309
разрабатывались некоторые рудные залежи: на острове
Искья добывались квасцы, в Калабрии — железо и медь.
Касаясь организации горных работ, следует отметить,
что статуты предписывали сохранять между отдельными
выработками (fosse) расстояние в 10 или 15 шагов; эти
распоряжения и внешний вид разработок, где некогда ве-
лась добыча руд, испещренных ямами и рвами, казалось
бы, позволяют заключить, что горный промысел в ту пору
находился еще на весьма примитивной стадии. На этой
стадии изыскания и разработка производились наудачу
отдельными лицами, и рудокопы ограничивались выра-
боткой руды в поверхностных частях рудных жил или
на незначительной глубине, другими словами, работы
осуществлялись на поверхности и велись открытым спо-
собом, а не в глубоких рудниках. Мы можем, однако,
с полной уверенностью сказать, что в эпоху, от которой
сохранились многочисленные данные о технике горного
дела в источниках, касающихся этого вопроса (они отно-
сятся к Тренто; наиболее ранние из них датируются
1198 годом), стадия горных работ под открытым небом
была уже пройдена окончательно, и работы велись боль-
шей частью в штольнях, куда можно было попасть с по-
верхности по наклонным или даже вертикальным ство-
лам.
Работа в штольнях, о которой свидетельствует приме-
нение ламп и крепежных стоек, вызвала необходимость
устройства вентиляционных ходов, применения помп и
рытья небольших канавок для водоотлива.
Руды добывались отбойкой породы специальными ин-
струментами и отладкой. В первом случае работа велась
при помощи кирок, во втором случае в выработке закла-
дывались кучи дров, которые зажигали (в нерабочие
дни), чтобы легче было затем отбивать посредством кай-
ла крепкую и сплошную горную породу. Добытая руда
транспортировалась, большей частью вручную, к выходу;
близ рудника на особой площадке (piazza) накаплива-
лись отвалы пустой породы (monti). Там же строилась
хижина или дом, где в течение пяти дней в неделю жили
рудокопы (в эти дни они не имели права возвращаться
в город). Здесь они проводили часы, когда не были за-
няты на подземных работах, обычно производившихся
в две смены, до двенадцати часов в каждой. Во многих
рудниках на площадке, использовавшейся для накопле-
310
ния пустой породы, производились также первичные опе-
рации по обработке руды, которая здесь дробилась и
промывалась, и, наконец, поступала в плавильную печь.
Все эти работы, проводившиеся в рудниках и на по-
верхности, требовали не только применения многочислен-
ных и разнообразных инструментов, но и большого ко-
личества рабочих различных специальностей. Почти все
рабочие, использовавшиеся для этих работ, в первую оче-
редь для горных, требовавших особых навыков, приходили
из ближних или дальних областей, в значительной части
из Германии. Эти частые переходы рабочих с места на
место были связаны с самым характером горного дела
того времени: участки рудных месторождений (такие
участки получали в пожалование) были небольших раз-
меров, а горные выработки находились на незначитель-
ной глубине, редко превышавшей сто метров; поэтому
рудная жила быстро истощалась, в результате чего при-
ходилось отправляться на поиски других залежей, при-
годных для эксплуатации. В самой Германии, являвшейся
в течение всего средневековья основным очагом горного
дела, переходы рудокопов из одной области в другую и
даже за Альпы — в Трентино, Тоскану, Сардинию, а позд-
нее в Венето и Ломбардию — были обычным явлением.
Поэтому стали возникать мелкие товарищества или
компании из лиц, получивших в пожалование участок,
где начиналась разработка руды.
Разработки делились на доли, подобные долям, кото-
рыми обладали судовладельцы, совместно владеющие ко-
раблем; так, например, в Сардинии, а может быть и
в других местах, каждая разработка неизменно делилась
на 32 доли, которые носили название trente. Каждый из
участников компании (partiarii или verchi — от немецкого
Gewerke) мог владеть несколькими долями, иногда—де-
сятью или двенадцатью, и даже лишь частью доли. Ка-
ждая доля представляла собой право получать часть от
всей продукции совместно эксплуатируемого рудника. Ка-
ждому участнику компании вменялось в обязанность уча-
ствовать в работах, проведенных на основании решения
большинства, или посылать вместо себя других лиц, ра-
ботающих за его счет.
Однако, поскольку отдельные доли можно было пере-
давать по наследству и даже отчуждать, многие из них
попали в руки лиц, не имевших возможности принимать
311
непосредственное участие в горных работах. Все чаще
доли в рудниках стали переходить к церковным лицам,
земельным собственникам, купцам и ремесленникам, ко-
торые жили в городе и предоставляли разработку руды
рабочим соответствующей специальности, как правило,
лишенным каких бы то ни было средств. Уже в XIII веке
были четко разграничены участники компаний (partiarii)
и рабочие (laboratores). Чаще всего труд оплачивался
сдельно: компания в целом или отдельные ее члены пере-
давали разработку всего рудника или только части его
компании рабочих, которым предоставлялась доля из
добытой ими руды или полученного из нее металла
(в большинстве случаев только 2Д), а иногда вся продук-
ция при условии уплаты определенной суммы денег.
Различие между Германией и Италией заключалось,
очевидно, в том, что в итальянских рудниках имелись
настоящие наемные рабочие, тогда как в Германии такой
категории до XV века не существовало. Начиная с
XIII века в Маремме и Сардинии мастер («Maestro della
fossa»), избранный большинством partiarii из числа наи-
более опытных рабочих, вербовал рабочих, руководил их
работой и оплачивал ее. Рабочие делились на таких,
которые нанимались на неделю и получали заработную
плату один раз в неделю, и тех, которые нанимались
на день (qui conducuntur ad diem). Несмотря на то, что
рабочий, нанятый на неделю или на день, получал в ка-
честве компенсации за свой труд определенную долю
добытой руды — в натуре или деньгах, — этот вид
оплаты, размер которой определялся количеством затра-
ченного полезного труда, не мешает нам считать такого
работника наемным рабочим.
Однако эта зачаточная форма наемного труда не дает
еще нам права рассматривать средневековое горное дело
как капиталистическую промышленность. Мы не считаем
данную промышленность капиталистической не столько
потому, что отдельные предприятия были ничтожны по
своим размерам, а их расширению мешали права сосед-
них предприятий, сколько потому, что в горном деле
совершенно отсутствовал тот тип предпринимателя и
организатора, который шел бы на риск, вкладывая капи-
тал в горное дело, добивался увеличения продукции и
направлял бы развитие горной промышленности по
новому пути. Можно, конечно, предположить, что функ-
312
ции такого предпринимателя брали на себя компании
по добыче руды, в которых один из крупнейших исследо-
вателей экономической истории Германии увидел обра-
зец раннего акционерного общества Ч
В действительности, однако, все источники, из кото-
рых мы узнаем о состоянии средневекового горного дела,
свидетельствуют о том, что оно носило феодальный
характер. Все лица, имевшие прямое или косвенное отно-
шение к горному делу, от крупного сеньера или город-
ской коммуны, обладавших правом регалии, до самого
бедного рудокопа, не имевшего ничего, кроме своих рук,
участвовали в деле на основе пожалования; каждая из
договаривающихся сторон получала часть от всей про-
дукции, что напоминало условия, существовавшие в рыбо-
ловном промысле, где каждый человек, принимавший
участие в рыбной ловле, — будь то собственник лодки
или собственник сетей, рулевой на лодке или самый
незначительный матрос, — имел право на часть улова;
а это отнюдь не способствовало четкому разграничению
между капиталистом-предпринимателем и наемными ра-
бочими.
6.	Единственной отраслью металлургического произ-
водства, о которой сохранились данные, помимо тех сум-
марных сведений, которые содержатся в цеховых стату-
тах, отраслью, продукция которой была рассчитана на
рынок, далеко выходивший за пределы городских стен,
было производство оружия. Усилия Фридриха II, стре-
мившегося возродить в Сицилийском королевстве ору-
жейное дело, некогда процветавшее при арабах, не
сыграли сколько-нибудь заметной роли в истории южно-
итальянской промышленности. Наивысшего совершенства
достигли оружейные мастера Милана. В Ломбардской
области развитие металлургии встретило благоприятные
условия, так как долины этой области принадлежали
к числу немногих районов Италии, где добывалась же-
лезная руда; она добывалась, правда, в небольшом коли-
честве, зато была высокого качества, а главное — ее
месторождения были очень удобно расположены: вблизи
еще довольно густых лесов, никогда не высыхающих рек
1 Ср. I. Striede’r, Studien zur Geschichte kapitalistischer Orga-
nisationsformen, 2 Ausg., Munchen, 1925.
313
и многолюдных центров, которые могли обеспечить это
производство рабочей силой.
В связи с тем, что место городских и феодальных
ополчений стали занимать профессиональные войска,
увеличился (начиная с середины XIII века) спрос на
различные виды оружия. Это, в свою очередь, стимули-
ровало значительную интенсификацию работ по добыче
и плавке железной руды, проводившихся в многочислен-
ных мелких предприятиях долин Бергамо, Брешии и
в особенности долины Валь Тромпиа. Полученное в куз-
ницах железо, лишенное всяких примесей, частично под-
вергалось обработке на местах, в самих долинах, ча-
стично — в городах или даже мелких сельских поселе-
ниях северной Ломбардии. Однако промышленность
Брешии не нашла для своего развития нужных ей усло-
вий, по крайней мере до того времени, пока Венеция
не захватила восточную Ломбардию до Ольо и Адды
(что благоприятно отразилось на развитии брешианской
промышленности), и главным очагом металлургии и
производства оружия неизменно оставался Милан.
Хронист Бонвезин де ла Рива сообщает, что в Милане
в середине XIII века было более 100 мастерских, изго-
товлявших панцыри, и множество других мастерских,
выделывавших все виды оружия; это оружие, добавляет
он, купцы везли в близлежащие и отдаленные города.
Сообщение хрониста подтверждается многочисленными
фактами: в центре Милана находились улица оружейни-
ков, улица мастеров, изготовлявших мечи, улица масте-
ров, выделывавших шпоры; цех «мастеров по железу»
(ferrari) должен был ежегодно платить на постройку
собора очень большой побор — 20 имперских лир, в то
время как цех мастеров, изготовлявших бумазею (он
стоит в перечне вторым), платил лишь 5 лир; наконец,
показателен таможенный тариф. Несмотря на то, что он
относится к более позднему периоду— 1396 году,—
в нем перечисляется несколько десятков видов изделий
металлургических и оружейных мастерских Милана. Эти
изделия доставлялись на иностранные рынки как мест-
ными, так и венецианскими и немецкими купцами.
В 1380 году, в наиболее острый момент войны с Ге-
нуей, закончившейся битвой при Кьодже, Венеция в тече-
ние 10 месяцев приобрела на миланском рынке через
одного из своих наиболее видных горожан 1230 панцы-
314
рей, 1492 шлема и 180 тысяч дротиков, в общей слож-
ности на сумму в 7200 золотых дукатов.
Производство оружия, особенно изготовление панцы-
рей из тончайших стальных колец (эти панцыри пользо-
вались заслуженной мировой славой), своим высоким
качеством было обязано искусству миланских мастеров и
сохраняло поэтому характер мелкого ремесленного произ-
водства. Им занимались отдельные мастера, работавшие
в собственных мастерских с помощью небольшого числа
подмастерьев и учеников. Возможно, что в некоторых
случаях, в особенности при работе на экспорт, эти ору-
жейные мастера договаривались с какими-либо круп-
ными купцами и работали по их заказу. Гораздо чаще,
однако, они работали самостоятельно и сами продавали
свою продукцию.
Упоминавшийся нами венецианский посол Пьетро
Корнаро неоднократно и весьма ясно говорит о том, что
он имел дело непосредственно с местными ремеслен-
никами, работавшими на заказ. Они неукоснительно
выполняли требуемый заказ, и притом очень быстро,
однако упорно отказывались отдать свою работу до
того, как будет сполна получена причитающаяся им
плата: несколько больше 1000 дукатов Г Проявленное
ими упорство по отношению к такому должнику, как
Венецианская республика, которая даже в самый крити-
ческий для нее момент сохраняла свою платежеспособ-
ность, свидетельствует о том, что речь идет о малоиму-
щих ремесленниках, по самой своей природе не имевших
возможности работать в кредит.
ф ф
Более ясно выраженный капиталистический характер
носило начиная с XIII века судостроение, по крайней
мере в Генуе и Венеции. Для этих больших портовых
городов судостроение было жизненно необходимым. Эта
отрасль промышленности в различных городах XIII—XIV
веков была очень сходной по своей организации. Уже
из анналов Кдффаро мы узнаем, что в Генуе постройкой
галер занимались как частные лица, так и государство
;	1 „Dispacci di’ Pietro Cornaro, ambasciatore a Mi’ano durante la
guerra di Chioggia; a cura di V. Lazzarini", Venezia, 1939, Deputazions
di storia patria.
315
и что коммуна в это время и позднее, предпринимая воен-
ные походы, довольно часто использовала также частные
торговые корабли. Сами судовладельцы финансировали
постройку корабля, каждый пропорционально той доле
корабля, владельцем которой он должен был стать.
Постройка поручалась особому мастеру-подрядчику (ma-
gister asciae), который, в свою очередь, нанимал масте-
ров — специалистов по постройке отдельных частей
корабля и чернорабочих, получавших поденную оплату,
а часто и продовольствие. Нередко два или три мастера-
подрядчика работали совместно или же один из них за
свой счет нанимал на работу нужных ему мастеров.
Строительный материал приобретал собственник (или
собственники) корабля.
В Венеции, во всяком случае, начиная с XIII века
судостроительная промышленность приняла две различ-
ные формы: государственного кораблестроения, довольно
рано сосредоточившегося в знаменитом венецианском
арсенале, и частного кораблестроения, практиковавше-
гося во всех лагунах, главным образом в Венеции,
Кьодже, Торчелло, Бурано и Маццорбо, где имелось мно-
жество мелких и средних доков (squeri).
Как правило, постройкой судов для военного флота
ведало государство; что же касается частных лиц, то они
ведали строительством торговых кораблей. Однако чет-
кого разграничения между этими видами судостроения
не было: очень часто постройка галер и других военных
судов производилась в доках частных лиц; впрочем,
трудно предположить, чтобы в арсенале, где постоянно
выполнялись срочные заказы для военного флота, строи-
лись торговые корабли.
Повидимому, до второй половины XV века частное
судостроение преобладало над государственным судо-
строением. В самом деле, неоднократно издавались рас-
поряжения, согласно которым ремесленники, связан-
ные контрактом с частными судовладельцами, с кото-
рыми они свободно договаривались о размере заработной
платы, были обязаны работать в качестве поденщиков на
коммуну всякий раз, как она этого потребует. В XIII веке
их заработная плата обычно устанавливалась в зависи-
мости от той, какая существовала в данный момент на
рынке труда, а в XV веке она уже определялась госу-
дарством, причем зачастую была значительно ниже, чем
316
Та, которая существовал Я на рынке труда. Поэтому МнОл
гие мастера прибегали к всевозможным хитростям и
уловкам, чтобы избежать работы на городскую коммуну;
это вызывало протест со стороны менее ловких и удач-
ливых мастеров, которые не могли примириться с мыслью,
что их коллегам удастся избежать работы на государ-
ство и зарабатывать вдвое больше тех, кто, подчиняясь
приказам, трудился в арсенале.
Частное судостроение еще сохраняло в этот период
форму ремесленного производства: квалифицированные
рабочие попрежнему назывались мастерами; каждый из
них имел право держать определенное количество уче-
ников, обычно не более двух (большей частью это были
его сыновья или племянники); мастера были обязаны
состоять в одном из двух цехов — конопатчиков или судо-
строительных плотников, так называемых марангонов
(marangoni) — и соблюдать цеховые статуты. Фактиче-
ски, однако, это производство не было и не могло быть
по своему характеру ремеслом: оно нуждалось в до-
вольно дорогом оборудовании, требовало значительного
предварительного капиталовложения, совместной работы
значительного числа квалифицированных рабочих и чер-
норабочих в одном и том же доке, все это приводило
к глубокой дифференциации в среде так называемых ма-
стеров. Огромное большинство из них были мастерами
только по названию, являясь, по существу, наемными
рабочими, получавшими у подрядчика ежедневно или
еженедельно заработную плату и питание. Одновременно
из их среды выделился немногочисленный слой привиле-
гированных рабочих, занимавших, правда, довольно
скромное положение. Сюда входили старшие мастера,
которые были собственниками дока и предоставляли ра-
боту известному числу мастеров. Но даже этих старших
мастеров нельзя считать капиталистами, которые полу-
чали прибыль и брали на себя риск, связанный с по-
стройкой корабля. В целом, во всяком случае, до
XVI века все расходы и весь риск по предприятию
брали на себя судовладельцы; в этот период появились
даже особые постановления, запрещавшие мастерам и
старшим мастерам предпринимать на свой страх и риск
какую-либо постройку и извлекать из нее прибыль.
Итак, с экономической точки зрения, судовладе-
лец является в то же время и судостроителем: когда
317
судовладельцу нужно построить корабль, он “не ограни-
чивается гем, что поручает эту постройку собственнику
дока, но сам ведает всеми делами по строительству, за-
ключает договоры со старшим мастером или даже непо-
средственно с отдельными мастерами и обеспечивает
оплату труда нанятых ими рабочих.
7. Однако самой важной отраслью промышленного
производства было текстильное производство, на протя-
жении всего средневековья игравшее ведущую роль в
экономическом развитии крупных и мелких городских
центров Италии и стоявшее на первом месте как по числу
занятых в нем лиц, так и по количеству употреблявше-
гося в нем сырья, а равным образом по объему торговли
текстильными товарами.
Наименее важной отраслью текстильной промышлен-
ности было, очевидно, льняное производство, быть мо-
жет, потому, что итальянский климат был всегда мало
благоприятен для культивирования льна, который в про-
шлом, как и в настоящее время, выращивали лишь в не-
которых местностях района Кремоны и в меньшем коли-
честве в других низменных и сырых местностях Лом-
бардской низменности и Пьемонта.
Италия была бедна сырьем, тем не менее она не
ввозила недостающего ей сырья из стран, расположенных
к северу от Альп; эти страны предпочитали, особенно
с конца XIV века, ввозить в Италию свои льняные ткани,
которые уже тогда ценились очень высоко и составляли
один из главных объектов торговли между городами
Германии и крупными городами Северной Италии.
Небольшое количество льна, которое выращивалось
в Италии, преимущественно использовалось для укреп-
ления основы тканей смешанного типа, так называемых'
fustagni и pignolati. Основным материалом для выра-
ботки этих тканей был хлопок, культивировавшийся в
небольшом количестве в Сицилии и некоторых областях
Южной Италии, а также импортировавшийся из Кипра
и Сирии. Этот импорт с конца XIV века начал посте-
пенно возрастать; одна Венеция ежегодно отправляла на
Восток караван, главным образом за хлопком, состояв-
ший из значительного числа торговых кораблей боль-
шого тоннажа; этот караван так и назывался «караваном
хлопка» (muda del cotoni).
318
Производство lustagni и pignolati, привившееся во
многих больших городах Паданской равнины, было орга-
низовано по типу шерстяной промышленности. Крупней-
шим центром хлопчатобумажного производства была
Кремона, экспортировавшая ежегодно несколько десят-
ков тысяч кусков ткани, в основном при посредничестве
Венеции.
Производство шелка в период наивысшего расцвета
итальянских коммун еще не достигло того развития, ко-
торое в начале нового времени выдвинуло его на первое
место среди отраслей промышленности, работавших на
экспорт, так как было призвано удовлетворять растущую
потребность в роскоши княжеских дворов и частных лиц.
До XII века производство шелка процветало, очевидно,
только в Сицилии, где оно было введено арабами. В пе-
риод норманского господства в Сицилию были пригла-
шены византийские ткачи, которые способствовали рас-
цвету производства шелковых тканей.
Так, Эдризи и Уго Фалькандо с восхищением описы-
вали великолепные изделия королевской мастерской в
Палермо. Шелковой промышленности, перенесенной Ро-
жером II на континент, позднее покровительствовал
Фридрих II, который нашел в ней удобное средство для
увеличения доходов фиска. Он отдал красильни шелка
на откуп евреям, которые еще около 1400 года продол-
жали заниматься этим ремеслом во многих городах юга,
главным образом Апулии.
В XIII веке шелкоткацкое производство начинает за-
рождаться в некоторых городах Тосканы и Северной
Италии: во Флоренции, Болонье и Венеции (не считая
Лукки). В Болонье в 1273 году, как сообщает город-
ская хроника, некий Франческо Боргезано устано-
вил даже перед воротами города — Порта Кастильоне
самую древнюю из известных нам механических пря-
лок (для сучения нитей шелка), которая приводи-
лась в движение энергией воды; эта прялка, вероятно,
заменяла собой труд 400 прядильщиков, работающих
вручную.
Но в целом то обстоятельство, что шелковое произ-
водство не получило в отдельных городах самостоятель-
ной цеховой организации, а было связано с купцами,
торговавшими в розницу сукном, галантерейными това-
рами, меховыми изделиями и т. п., а подчас даже
319
зависело от этих купцов, — свидетельствует о том, что
эта промышленность еще не играла значительной роли.
Единственным городом, в котором она приобрела не
только торговое значение, но и получила большое разви-
тие, достигла узкой специализации, причем каждая узкая
отрасль имела свои статуты, была в это время Лукка.
Лукка является подлинной родиной итальянской шелко-
ткацкой промышленности, которая создалась здесь бла-
годаря деятельности лучших элементов городского насе-
ления, вынужденных позднее — в первых десятилетиях
XIV века — по политическим причинам эмигрировать из
города.
Вначале основной поток эмигрантов направился в
Болонью и Венецию, позднее началось их переселение
во Флоренцию и Геную. Мы располагаем довольно мно-
гочисленными данными об организации шелковой про-
мышленности в Венеции начала XIV века, и эти данные
свидетельствуют о том, что изготовлением шелка зани-
мались только представители цветущей луккской коло-
нии. Ткачи и купцы были организованы в две раздельно
существовавшие корпорации: ткачи работали на купцов,
объединенных в «Corte della seta», но сохраняли по от-
ношению к ним известную автономию, не опускаясь до
положения настоящих наемных рабочих, находящихся во
власти купца-предпринимателя.
* * *
Главной отраслью не только в текстильной, промыш-
ленности, но и во всем промышленном производстве в
течение средних веков в Италии, как и во всей Западной
Европе было производство шерсти. Первое место, кото-
рое начиная с XVIII века принадлежало хлопку и лишь
в XX веке начало постепенно переходить к вискозе, в
прошлом бесспорно занимала шерсть. Она была нужна
всем — и представителям беднейших классов и богачам
с их утонченной роскошью. Именно потому, что в шер-
стяной ткани нуждались все слои населения, а сырье для
нее можно было получить в любых климатических усло-
виях, было бы абсурдным приписывать какому-либо од-
ному народу первенство или монополию в сфере произ-
водства шерсти. Даже в самые мрачные столетия раннего
средневековья, последовавшие за падением Римской
320
империи, шерсть продолжала изготовляться во всей
европейских странах: ее производство приняло либо
форму деревенского домашнего производства, либо
форму городского ремесла; ремесленные мастерские име-
лись и в замках и в крупных монастырях. И позднее, не-
смотря на то, что некоторые города выдвинулись на пер-
вое место по выработке сукон, во всех других областях
продолжало существовать и даже получило большее рас-
пространение мелкое ремесло, удовлетворявшее потреб-
ность широких кругов населения в шерстяных тканях.
Продуктом развившегося в отдельных областях диф-
ференцированного производства и объектом соперниче-
ства между этими областями были лишь ткани лучшего
качества, предназначавшиеся для высших сословий. Эти
сукна изготовлялись, по крайней мере вначале, лишь в
отдельных районах, располагавших лучшим сырьем,.
квалифицированными мастерами и более совершенным
техническим оборудованием. Было бы нелепо утвер-
ждать, что в Италии эта промышленность развилась
раньше, чем в других странах: приоритет в этом отноше-
нии принадлежал тому небольшому району северо-
западной Европы, центром которого была Фландрия. От-
сюда суконное производство распространилось на Бра-
бант, северную и северо-восточную Францию, наконец на
восточную Англию и южную Голландию. Однако
Италии принадлежало неоспоримое первенство в области
торговли шерстяными тканями: итальянские купцы были
самыми энергичными и предприимчивыми посредниками
при перевозке этих товаров с шампанских ярмарок или
непосредственно из центров их производства на юг и юго-
восток. «Французские» сукна (franceschi) появлялись на
всех крупных рынках Средиземноморья, главным обра-
зом благодаря посредничеству этих купцов. Правда, са-
мые ранние источники говорят о купцах из других стран
Западной Европы, добиравшихся до Генуи и Венеции;
но с XI века все более возрастает число итальянских
купцов — lombardi, закупавших сукна на рынках Фланд-
рии и Нидерландов; тем самым «ломбардцы» создали
наиболее прибыльную и известную отрасль итальянской
торговли. В самом деле, главным видом деятельности и
источником экономического могущества итальянских
купцов была местная торговля импортированными сук-
нами и их перепродажа в другие страны. В качестве
21 Зак. 1587. Дж. Луццатто 321
наиболее яркой иллюстрации успешной деятельности
купцов, торговавших сукном, можно привести флорен-
тийский цех Калимала; из того же источника шли до-
ходы купцов Лукки, Сиены, Пьяченцы, Милана и всех
других крупнейших коммун Северной Италии.
Как и во всех остальных областях экономики итальян-
ских городов, и в шерстяном производстве торговля сук-
нами играла определяющую роль: именно торговля была
той движущей силой, которая в основном значительно
способствовала развитию производства, несмотря на то,
что в отдельных и редких случаях она тормозила его
развитие. В своей политике Венеция и Генуя исходили
не только из интересов небольшой группы купцов, вво-
зивших чужеземные сукна; и все же самый расцвет
средиземноморской торговли, особенно левантийской,
определялся свободным импортом в Венецию и Геную
и перепродажей здесь сукна — одного из немногих про-
дуктов Запада, пользовавшихся большим спросом на
рынках Леванта и Северной Африки. В двух венециан-
ских таможенных тарифах XIII века перечисляются сукна
только шести итальянских городов (Лукки, Флоренции,
Милана, Комо, Бергамо и Брешии) и более тридцати ви-
дов шерстяных тканей значительно более высокого ка-
чества, которые привозили из французских городов (та-
ких городов было двадцать), из Нидерландов, и даже из
Англии (отсюда вывозили всего лишь один вид ткани).
Попытка закрыть доступ этому весьма широкому потоку
импортируемых товаров и создать тем самым благоприят-
ные условия для развития городской промышленности,
усилила бы опасность кризиса, угрожавшего торговле
с Левантом, так как эта политика затруднила бы посту-
пление на венецианский рынок восточных товаров, при-
носивших большую прибыль.
В экономике этих городов первую роль играла торго-
вая и морская деятельность, что препятствовало разви-
тию шерстяной промышленности. Это происходило по
следующим причинам: промышленность не была обеспе-
чена необходимым капиталом, ибо владельцы капитала
предпочитали вкладывать его в более рискованные, но
зато сулившие значительно большую прибыль отрасли
экономики, такие, как судостроительная промышлен-
ность, а также в морскую торговлю; заметно сократи-
лось и число рабочих рук, нужных для выполнения наи-
322
более низкооплачиваемых и неквалифицированных работ
в суконном производстве. Недостаток рабочей силы обо-
стрялся еще и тем обстоятельством, что в Венеции, как
и в Генуе, отсутствовала сельская округа, население ко-
торой, частично переселяясь в город, могло удовлетво-
рить потребности городского рынка труда.
В ином положении находились крупные коммуны вну-
тренних областей. В этих городах само сословие купцов,
несмотря на доходы, извлекаемые им из импорта чуже-
земных сукон, с какого-то момента стало стремиться,
а может быть, и было вынуждено дополнить этот импорт
(не заменяя его) продукцией местной промышленности,
расширив ее объем, оживив ее и придав ей более рацио-
нальную и сложную организацию. Купцы поняли, на-
сколько удобно иметь в своем распоряжении местную
продукцию, особенно в тот период, когда начался отме-
ченный нами рост городского населения (XI—XIV века),
повысился жизненный уровень значительной части горо-
жан, что привело к быстрому увеличению потребления
сукна. Кроме того, расширение локального производ-
ства отчасти обусловливалось причинами международного
характера; к ним относятся упадок шампанских ярмарок,
препятствия, с которыми все чаще сталкивались итальян-
ские купцы во многих районах Франции, появившаяся
в результате развития морской торговли возможность
обеспечить шерстяное производство сырьем высшего ка-
чества из стран Гарбо, Испании, с Балеарских островов
и, наконец, из Англии (превосходство «французских» су-
кон объяснялось главным образом прекрасным качеством
английской шерсти).
Импорт тканей высокого качества не подорвал мест-
ного суконного производства, которое в Тоскане достигло
наивысшего развития в первой половине XIV века, а в
других областях, особенно в Ломбардии, продолжало
развиваться еще в XV веке. Согласно широко известным
свидетельствам Джованни Виллани, в начале XIV века
во Флоренции 300 предприятий ежегодно выпускало
100 тысяч кусков сукна: за 30 лет эта продукция упала до
70—80 тысяч кусков, причем теперь их выпускали всего
лишь 200 предприятий; но при этом стоимость каждой
штуки сукна удвоилась, и их общая стоимость достигла
суммы в 1200 тысяч флоринов; итак, в среднем один ку-
сок сукна стоил более 15 флоринов. Виллани полагает,
21*	323
что это повышение стоимости сукна объясняется приме-
нением английской шерсти, которую ранее либо мало
использовали, либо совсем не умели использовать.
В то же время двадцать компаний, входивших в цех
Калимала, продолжали импортировать во Флоренцию
ежегодно 10 тысяч штук сукна (общей стоимостью в 300
тысяч флоринов), предназначавшихся для самих флорен-
тийцев; к этому следует прибавить еще некоторое коли-
чество сукна, рассчитанного на дальнейшую перепродажу
(объем данной статьи импорта нам неизвестен).
Когда в Венеции (в 1380 году) было проведено, быть
может впервые, мероприятие протекционистского харак-
тера, имеющее целью защитить местную промышлен-
ность, в число импортируемых сукон, которые запреща-
лось продавать в розницу, не вошли «французские сукна
и те, которые называются французскими (из Фландрии
и Брабанта), и сукна из Англии» (panni francischi et qui
appellantur francischi et de Anglia). Следовательно, эта
протекционистская политика была направлена против
промышленных городов Венето, Ломбардии и Тосканы
и ни в малейшей степени не затрагивала оптовой тор-
говли, предметы которой в большей своей части пере-
продавались в Левант. Уже в это время большую часть
товаров, предназначавшихся для дальнейшей перепро-
дажи, составляла итальянская продукция. В одной из
знаменитых речей, которые Санудо приписывает дожу
Томмазо Мочениго, говорится, что из одной лишь Лом-
бардии в Венецию ежегодно ввозится 5 тысяч кусков
сукна, изготовленных в Комо, Бергамо, Брешии, Милане,
Монце, Павии, Парме, Александрии, Тортоне, Новаре,
общей стоимостью 900 тысяч золотых дукатов.
Итак, в течение XIV века итальянская продукция не
только увеличилась в своем объеме, но и улучшилась по
своему качеству. Рост итальянской промышленности
отчасти объясняется тем, что эта промышленность рабо-
тала на импортной — испанской и английской — шерсти,
которая в значительных количествах ввозилась при по-
средничестве Пизы, Генуи и Венеции. Известную роль
в развитии итальянской промышленности сыграло также
введение более совершенной техники и создание эконо-
мически более высокой организации производства.
Множество разнообразных технических процессов,
которым подвергается шерсть — сначала сырье, а затем
324
полуфабрикат, прежде чем превращается в готовый про-
дукт, — придает совершенно особый отпечаток этой от-
расли производства. Получив тюк шерсти, обычно не-
очищенной, суконщик должен ее рассортировать. Затем
шерсть бьют, треплют, промывают, слегка пропитывают
растительным маслом, прочесывают кардами, а иногда
и деревянными гребнями со стальными зубьями. После
этого шерсть подготавливают для основы и прядут. Когда
пряжа получена, а в некоторых случаях также и окра-
шена, ее наматывают, подвергают операции снования,
шлихтуют клейкими веществами и, наконец, ткут. Но
ткань, вышедшая из рук ткача, далеко еще не предста-
вляет собой готового продукта. Для этого ее следует
подвергнуть тем операциям, которые требуют наиболее
сложного и дорогостоящего технического оборудования:
вторичной промывке, называющейся во многих местно-
стях очисткой, валянию, которое производится при по-
мощи энергии воды на сукновальной мельнице, вытяги-
ванию, ворсованию (то есть удалению особыми кард-
ными щетками с правой и левой стороны сукна ворса,
свалявшегося при валянии) и стрижке. Все операции по
окончательной отделке ткани, равно как и ее окраска,
имеют своей целью придать сукну те качества, благо-
даря которым оно удовлетворяло бы вкусам покупателей.
Столь многочисленные операции (их перечень, не-
смотря на его длину, все-таки не совсем полон) едва ли
осуществимы в рамках ремесленного производства, в ко-
тором весь производственный цикл совершается в ма-
стерской ремесленника, работающего вместе с членами
своей семьи или несколькими помощниками. Ремеслен-
ный тип производства, пожалуй, возможен и в сукноде-
лии, однако лишь в тех мелких центрах, где у произво-
дителя есть свой узкий круг постоянных покупателей,
потребности которых скромны и отнюдь не разнообраз-
ны. Возможно, что в этих случаях ремесленник затрачи-
вает предварительно небольшую сумму денег, чтобы
приобрести местное сырье, или даже берет эту сумму в
виде задатка у заказчика; такой ремесленник разделяет
между своими помощниками все многочисленные опе-
рации, необходимые для получения готового продукта,
может быть, за исключением окраски сукна, которая,
очевидно, повсеместно являлась самостоятельным ре-
меслом.
325
Однако как только увеличивается спрос на сукно, как
только круг заказчиков расширяется, а сами они стано-
вятся более требовательными и разборчивыми, концен-
трация всей торговой и ремесленной деятельности в
одних и тех же руках сразу же становится невозможной.
Такой концентрации препятствует необходимость расхо-
довать огромные средства на приобретение наиболее
ценного сырья и различных орудий труда; но основным
препятствием является то, что для получения продукции
высокого качества отдельные операции должны произво-
диться рабочими соответствующих специальностей; таким
образом создается то разделение труда, которое в сред-
ние века встречается только в этой отрасли промышлен-
ности. Есть основания предполагать, что к тому же ре-
зультату могло привести разделение производства шерсти
на множество независимых и связанных между собой
промыслов. Однако такая гипотеза справедлива лишь
частично и притом только в теории, поскольку даже ма-
стера, выполнявшие определенные операции в собствен-
ных мастерских, не обладали экономической самостоя-
тельностью и не входили в непосредственный контакт
с покупателями; такие операции, как, например, пряде-
ние, осуществлялись преимущественно женщинами, ра-
ботавшими на дому, у себя в деревне, а такие операции,
как битье шерсти, прочесывание ее кардами и гребнями,
а также все наиболее тяжелые работы и все подсобные
операции производились наемными рабочими-поденщи-
ками. Что же касается остальных наиболее важных опе-
раций, то тканье производилось как в мастерских, так
и на дому, а организация дорогостоящих производствен-
ных процессов, таких, как очистка, валяние, ворсование,
вытягивание и стрижка сукна, напоминала в небольшом
масштабе организацию мануфактуры, в которой пред-
приниматель за свой счет заставляет работать незначи-
тельное число зависимых от него рабочих.
Организация со столь сложным разделением труда,
не могла сложиться и процветать, если бы во главе ее не
стоял предприниматель, являвшийся одновременно и соб-
ственником и управляющим, который последовательно
передавал продукт в различные отделы и получал его
обратно после завершения определенной производствен-
ной операции, уплачивая рабочим причитающуюся им
плату. Этот предприниматель, экономическую природу
326
которого нелегко определить, назывался шерстяником
или суконщиком (lanaiuolo, lanaro, lanifex, drappiere). Он
сохранял право собственности на продукт начиная
с того момента, когда его покупали в виде сырья, и на
всех стадиях его обработки, вплоть до момента продажи
окончательно отделанного сукна. Изредка предпринима-
телем становился ткач, которому удалось стать упра-
вляющим, иногда — сукновал, стригальщик или даже
красильщик. Но в большинстве случаев, по крайней мере
в Италии, шерстяник был прежде всего купцом, главным
занятием которого являлась продажа — в розницу или
оптом — сукон, а часто даже купля-продажа шерсти
(сырья). Эту свою основную деятельность он совмещал
с промышленной деятельностью, которая зачастую за-
ключалась не только в том, что он заставлял работать
за свой счет (большей частью конкурируя с другими су-
конщиками) определенное число ремесленников, рабочих,
трудившихся на дому, наемных рабочих, но и в его непо-
средственном участии в производстве, так как он лично
управлял теми центральными мастерскими, где нельзя
было положиться на простого мастера-ремесленника.
Исходя из всего этого, мы можем прийти к выводу,
что шерстяную промышленность в крупнейших центрах
производства и экспорта нельзя рассматривать как ре-
месло; она скорее приобретает характер децентрализо-
ванной мануфактуры. И все же, несмотря на то, что при
таком типе производства капитал обладает довольно
важными функциями и связан с наемным трудом, опла-
чиваемым сдельно или поденно, у нас нет достаточных
оснований утверждать, что шерстяник уже приобрел все
характерные черты предпринимателя капиталистического
типа. Разрешить этот вопрос можно будет только в том
случае, если, кроме хорошо изученной истории цеха
Лана, будут систематически исследованы нотариальные
акты, когда будет произведена обещанная Сапори пуб-
ликация бухгалтерских книг торговых предприятий, спе-
циализировавшихся на производстве сукон, ибо эти
источники должны пролить свет на деятельность отдель-
ных предпринимателей. Теперь же, пока еще нет всех
этих необходимых публикаций и исследований, мы
склонны видеть в подавляющем большинстве шерстяни-
ков типичных мелких торговцов, занимавшихся одновре-
менно промышленной деятельностью, которые по своей
327
целенаправленности и своим экономическим возможно-
стям стоят гораздо ближе к торговцу-ремесленнику, чем
к настоящему предпринимателю капиталистического
типа. К этому выводу побуждает нас тот факт, что
продукция каждого отдельного шерстяника была не-
большого объема; об этом свидетельствуют цифры, при-
водимые Виллани, которого не раз, но всегда несправед-
ливо, обвиняли в преувеличениях. Если 200 предприятий
вырабатывало в год от 70 тысяч до 80 тысяч штук сукна,
то годовая продукция каждого из них составляла 350—
400 штук, в среднем по 15 флоринов за кусок. Следова-
тельно, общая стоимость продукции отдельного пред-
приятия равнялась 5250—6000 золотых флоринов, то есть
была весьма скромной, если принять во внимание, что
речь идет о периоде наивысшего расцвета флорентий-
ского производства и что предприниматель должен был
расходовать большие средства на приобретение сырья
и оплату труда многочисленных квалифицированных
рабочих. Но еще более показательные данные мы нахо-
дим в уставах компаний по производству шерсти; в них
шерстяник зачастую выступает в качестве компаньона,
участвующего только в руководстве производством или
же, в лучшем случае, помещающего в компанию незна-
чительный капитал, нередко равняющийся четвертой или
пятой части того капитала, который вкладывает в пред-
приятие компаньон, бывший подлинным капиталистом.
Наконец, косвенным доказательством нашего тезиса
является то обстоятельство, что во многих городах было
чрезвычайно трудно привлечь в производство капитал
частных лиц, для этого нередко требовалось вмешатель-
ство городских властей, тирана, цеха или какой-либо
монашеской конгрегации. К числу таких городов принад-
лежала, например, Падуя, где в XIV веке политические
события привели к тому, что многие семейства, накопив-
шие большие богатства путем торговли и ростовщиче-
ства, эмигрировали, а сам город пришел в упадок.
К числу таких городов относится и Венеция, где вла-
дельцев капитала попрежнему несравненно больше
влекли мореплавание и морская торговля. В том и дру-
гом случае коммуне или цеху приходилось вмешиваться
и брать в свои руки проведение таких производственных
процессов, как ворсование и очистка шерсти, так как
устройство ворсильни и отделения для очистки треба-
328
вало крупных затрат. Во многих городах Ломбардии и
ряде мелких городских центров остальной Италии в деле
изготовления шерстяных тканей обращались к гумилиа-
там, жалуя им участки земли, предоставляя кредит на
выгодных условиях и освобождая их от налогов. Гуми-
лиаты не ставили своей задачей заново создать произ-
водство, ибо оно уже существовало, их целью было рас-
ширить и оживить его; к их помощи прибегли потому,
что в тех городах, где не было предприимчивых и ини-
циативных капиталистов, только гумилиаты могли в ка-
кой-то степени заменить их, так как у них существовал
принцип разделения труда и в их распоряжении имелись
пригодные для данной цели здания общего пользования.
Итак, очевидно, изучение организации шерстяной про-
мышленности также позволяет нам прийти к выводу, что
функции предпринимателя капиталистического типа вы-
полнял не скромный шерстяник, но крупный купец, ко-
торого можно с полным правом назвать предпринимате-
лем в самом широком смысле этого слова. Он вкладывает
свой капитал, а также и капитал своих родных, друзей,
вкладчиков, предоставивших ему свои средства в депо-
зит, в любое дело, сулящее прибыль: в импорт шерсти
из Англии или Испании или в импорт сукон, в операции,
связанные с предоставлением займов городам, государям
и частным лицам, в приобретение земель или домов, в
финансирование городской промышленности. Лишь эти
смелые и осторожные дельцы, характер которых форми-
ровался в процессе крупной торговли с отдаленными
странами, положившей основу их обогащения, были под-
линными представителями нашей эпохи в итальянской
экономической жизни XIII—XIV веков. Именно этим
людям итальянское шерстяное производство было обя-
зано своим быстрым развитием.
8. Художественная промышленность по своему ха-
рактеру была прямо противоположна шерстяному произ-
водству. Если последнее выпускало (в крупных городах)
массовую продукцию, рассчитанную на очень широкий
круг потребителей, вследствие чего это производство и
подпало под контроль капитала, то все отрасли художе-
ственной промышленности по своей природе были сугубо
индивидуальны и изготовление художественных изделий
не выходило за пределы ремесленной мастерской в
329
самом высоком значении этого слова, ибо художественная
промышленность требовала вкуса, артистического чутья
и особых технических приемов, эти приемы держались в
строгом секрете и передавались от отца к сыну.
Некоторые из подобного рода ремесел, таких, напри-
мер, как производство художественных шелковых тканей
(дамаск, парча, гобелены), художественная работа по
дереву, железу, меди, бронзе, знаменитое венецианское
производство металлических изделий, достигли наивыс-
шего расцвета с XV века; однако расцвет других ремесел
начался гораздо раньше. В Венеции очень быстро раз-
вилось искусство мозаичной живописи, которое было
заимствовано из Рима через Равенну. Уже в XIII веке
оно достигло высокого совершенства и принесло масте-
рам по мозаике столь большую славу, что когда нача-
лись гигантские работы по внутреннему украшению фло-
рентийского баптистерия, то обратились именно к этим
мастерам.
Наравне с мозаикой развивалась техника мраморных
инкрустаций, особенно часто применявшихся для украше-
ния пола. В отделке сиенского собора искусство мрамор-
ных инкрустаций достигло' такого совершенства, что эти
инкрустации можно сравнить лишь с лучшими памятни-
ками живописи эпохи Возрождения. Столь же значи-
тельным был прогресс в изготовлении золотых и серебря-
ных изделий, а также предметов из слоновой кости,
которое достигло высокой степени совершенства в круп-
ных городах, поддерживавших наиболее оживленные и
тесные сношения с византийским и арабским миром,
главным образом в Венеции и Пизе, а позднее во Фло-
ренции. Самые богатые патриции Венеции вели тор-
говлю драгоценными камнями и нередко становились
капиталистами-компаньонами лучших золотых дел ма-
стеров города, которые изготовляли драгоценные укра-
шения, пользовавшиеся большим спросом во всех стра-
нах Запада.
С XII века в Венеции существовало также стекольное
производство, заимствованное, вероятно, из Леванта,
которое с конца XIII столетия скоцентрировалось на ост-
рове Мурано. Техника этого производства в последующие
столетия настолько усовершенствовалась, что оставалась
непревзойденной до XVII века, но, тем не менее, оно со-
хранило характер мелкого ремесла. В Венеции имелось
330
множество небольших по размерам стеклоплавильных
печей, у которых работало по одному мастеру или, в ред-
ких случаях, несколько мастеров, пользовавшихся по-
мощью немногочисленных подмастерьев и учеников.
Лишь в конце периода городских коммун зарождается
итальянское производство художественной керамики, за-
служившей позднее столь широкую известность. Его ро-
диной являлась Умбрия, откуда оно распространилось на
другой склон Апеннин, где начало развиваться в Кастель-
Дуранте, Урбино, Пезаро и особенно1 в Фаэнце, которая
дала свое имя самому ценному виду керамических изде-
лий — фаянсу. Из Фаэнцы керамическое производство
быстро распространилось в XV веке по различным обла-
стям Италии: искусство керамики процветает отныне в
Перудже, Губбио, Читта ди Кастелло, а равным образом
в Падуе, Венеции, Сиене, Кастельфьорентино, Флоренции,
Прато, Пистойе, Павии. Вершиной керамического искус-
ства являлись изделия, вышедшие из знаменитой мастер-
ской семьи делла Роббиа.
Здесь, в области художественной керамики, бронзо-
вых, золотых и серебряных изделий, трудно провести чет-
кую грань между искусством и ремеслом: из ремеслен-
ных мастерских, обычно работавших на продажу, время
от времени выходили совершенные и оригинальные ра-
боты, творцы которых в большинстве случаев нам даже
неизвестны. В тех же самых мастерских проходили свое
обучение и нашли себе помощников величайшие скульп-
торы, чеканщики по металлу и резчики Возрождения.
ГЛАВА VII
ТРАНСПОРТ И ТОРГОВЛЯ
1. Рост международной торговли. 2. Сухопутные пути сообщения.
3. Морские пути сообщения. 4. Главные предметы импортной и экс-
портной торговли. Торговля громоздкими и дешевыми товарами и
торговля высококачественными товарами. 5. Купец коммунального
периода. Рынки и ярмарки. Мелкая и крупная торговля. 6. Объеди-
нение капиталов и торговые компании. 7. Ведение книг и техника
торговли
1.	Несмотря на то, что сельское хозяйство и промыш-
ленность достигли в коммунальный период значительных
успехов в своем развитии, все же Италия завоевала в эти
века неоспоримое первенство в мировом хозяйстве глав-
ным образом благодаря своей торговле. Именно потреб-
ностями крупной международной торговли было вызвано
усовершенствование техники и правовых институтов,
введение более рациональной организации сельского хо-
зяйства, появление крупного предпринимателя современ-
ного типа, наделенного еще большей инициативой и пред-
приимчивостью, чем горожане предыдущего периода.
Можно считать, что деятельность итальянских купцов
приморских городов и даже многих городов внутренних
областей не знала границ, ибо она распространилась на
весь известный тогда мир. Знаменитый справочник для
купца «Искусство торговли» («Pratica della mercatura»),
написанный в первой половине XIV века Пеголотти,
агентом крупной флорентийской компании Барди, и пред-
ставлявший собой руководство для итальянских купцов
в их повседневной деятельности, в числе множества тор-
говых пунктов перечисляет и такие, которые не входили
в территорию, некогда составлявшую Римскую империю,
но были расположены далеко за ее пределами
Описывая крупные и мелкие города, расположенные
вдоль всего побережья Средиземного и Черного морей,
Пеголотти переходит к Армении, Персии и берегам Кас-
пийского моря, а затем к Туркестану, Монголии и Китаю.
Венецианские купцы Поло предприняли свое путешествие
332
отнюдь не в поисках приключений. Это не было отваж-
ное предприятие отдельных выдающихся людей; в бли-
жайшие десятилетия по их следам двинулись другие куп-
,цы различных городов, заинтересованные только в том,
чтобы завязать прибыльные деловые связи. Разумеется,
такие путешествия не могли предприниматься часто, ибо
приходилось преодолевать огромные расстояния, двигаясь
по сухопутным дорогам; по данным Пеголотти, на путе-
шествие из Кафы в Китай требовалось не менее 250 дней;
однако такие поездки отнюдь не были редким исключе-
нием, в противном случае Пеголотти не стал бы сообщать
столь подробные и точные сведения о денежных системах,
весе, мерах и торговых обычаях этих отдаленных стран.
В южном направлении итальянские купцы добирались
только до Каира или до марокканского берега Атланти-
ческого океана.
Со второй половины XIII века итальянские купцы,
ранее нередко посещавшие средиземноморские порты
(Балеарских островов, Барселону, Валенсию и Альмерию)
и атлантические порты (Кадис и Лиссабон), стали часто
появляться также и в Севилье, чрезвычайно важном тор-
говом центре Иберийского полуострова. Во Франции и во
Фландрии они встречались повсюду — от приморских го-
родов Лионского залива (в особенности в Марселе, Эгмор-
те, Арле, Ниме, Монпелье, Сете, Перпиньяне) и до Парижа,
от шампанских ярмарок до Реймса и Куртрэ; в Англии
бывали в Лондоне и на южном побережье Корнуэлла.
К тем городам, которые перечисляет Пеголотти, можно
прибавить другие города, о которых он умалчивает (ве-
роятно, потому, что флорентийцы в них не бывали), так
как достоверные данные других весьма многочисленных
источников свидетельствуют, что в сферу деятельности
итальянских купцов входили также области Центральной
Европы, и среди них в первую очередь города Рейнской
области и бассейна верхнего и среднего Дуная, вступив-
шие в XIII веке в стадию бурного расцвета. Итальянские
купцы иногда избирали их конечным пунктом своей по-
ездки, но гораздо чаще предпочитали посещать их про-
ездом, по пути на шампанские ярмарки, а позднее в
Брюгге и Антверпен.
Таким образом, регулярные торговые связи итальян-
ских купцов XIII—XIV веков простирались от централь-
ной Англии до Каира, от Лиссабона до Кавказа; при
333
этом наиболее смелые купцы добирались до Дальнего
Востока и западного побережья Марокко. '
2.	Столь широкий круг торговых связей итальянских
купцов дает основания утверждать, что многочисленные
крупные торговые города Италии, несмотря на то, что.
их экономика во многом сохранила характерные черты
узкого городского хозяйства, превратились в этот период
в своего рода мелкие центры мирового, хозяйства. Этот
размах торговли кажется тем более необычайным, что
сношения между областями попрежнему наталкивались
на множество серьезных трудностей.
С XII века заметно улучшились средства сообщения,
однако- это улучшение нельзя сравнить с тем коренным
переворотом, который произошел с конца XVIII века.
Статуты итальянских коммун, относящиеся к XIII—
XIV векам, содержат целые главы, посвященные строи-
тельству и ремонту дорог и мостов, а также надзору за
ними. Первоначально дороги предназначались для хозяй-
ственных сношений между сельской местностью и гос-
подствующим городом округи, а также для военных це-
лей: по ним должно было- продвигаться городское опол-
чение до самых границ коммунальной территории. По-
степенно, однако, по мере расширения территории, под-
властной крупным торговым коммунам, их дорожная
сеть смыкалась с дорожной сетью подчиненных им горо-
дов, а нередко и с дорожной сетью соседних независимых
городских коммун; таким образом, сеть дорог посте-
пенно охватывала всю область, надзор за ней в некото-
рых коммунах, в частности, например, в Милане, осуще-
ствляли объединения купцов (mercanzia).
Впрочем, несмотря на то, что в рамках отдельных
областей, таких, например, как Венето, Ломбардия и
Тоскана, значительный прогресс в этом отношении на-
блюдался еще до XIV века, дорог, пригодных для пере-
движения вдоль всего полуострова, еще не было, как
совершенно не было настоящих дорог для сношений со
странами, расположенными к северу от Альп. Правда,
документы и литературные памятники того времени го-
ворят о многочисленных дорогах, пролегающих через
главные апеннинские перевалы и соединяющих Ломбар-
дию и Эмилию с Тосканой; в действительности, однако,
это были пешеходные тропинки или, в лучшем случае,
334
тропы для вьючных животных, и притом очень крутые.
Лишь с XIV века некоторые из этих дорог были не-
сколько улучшены, по ним уже могли передвигаться не-
большие повозки, а затем и небольшие артиллерийские
орудия, но даже в это время большую часть товаров
попрежнему перевозили на вьючных животных.
В равнинных районах торговля шла главным образом
по речным путям. В Тоскане единственной рекой, дей-
ствительно имевшей торговое значение, был Арно (от
Синьи до Пизы); кроме того, в низинных и болотистых
местностях между Пизой и Порто1 Пизано и между
Арно и Серкьо были прорыты многочисленные каналы,
по которым передвигались лодки, груженные товарами.
На Паданской равнине, особенно в районе от Пья-
ченцы до моря, речная навигация имела несравненно
большее значение. Техника постройки гидравлических
сооружений делает в эту эпоху поразительные успехи и
во многом достигает вполне современных приемов; в ре-
зультате проводятся грандиозные работы, причем неко-
торые из этих работ предпринимаются совместно несколь-
кими соседними коммунами. Так, например, еще в XII веке
Венеция оказала материальную помощь небольшой комму-
не Лорео, с тем чтобы последняя могла завершить построй-
ку канала, соединяющего лагуну с Адидже и По. Кремона,
чтобы не выполнять требования Мантуи, согласно кото-
рому все суда, прибывшие в Говерноло, обязаны были
подниматься вверх по Минчо до Мантуи и выгружать там
свои товары, объединилась в 1220 году с Реджо для по-
стройки большого судоходного канала длиной почти
60 километров, ответвлявшегося от По- около Гуасталлы
(то есть в том месте, где По поворачивает на север) и
вновь впадавшего в По в месте его слияния с Панаро.
Серьезный конфликт, возникший тогда же по поводу
этого канала между двумя ломбардскими городами, ясно
свидетельствует, что' его постройка затрагивала жизнен-
ные интересы данных городов, ибо речная навигация
была весьма важной для торговли и, кроме того, явля-
лась источником фискальных доходов для коммун, рас-
положенных около’ рек. В навигации по реке По прини-
мали участие все города, расположенные в бассейне
среднего и нижнего По. Болонья, Модена, Реджо, Парма,
Брешиа, Бергамо, Лоди и Милан использовали в своей
торговле По или другие судоходные реки и каналы;
335
каждый из этих городов имел свой собственный неболь-
шой порт. Милан начиная с XIII века не только поль-
зовался реками Ламбро и Олона, но и был центром пе-
ресечения двух каналов, соединявших его с Аддой и
Тичино.
В тех областях, где не было крупных городов и тор-
говой буржуазии, пути сообщения находились в значи-
тельно худшем состоянии. Купцам удавалось совершить
путешествие из Флоренции в Неаполь за 11 или 12 дней,
и притом лишь в том случае, если они по целым дням
не слезали с лошадей и ехали через Терни, Аквилу, Суль-
мону и Теано. По пути купцов подстерегали всевозмож-
ные опасности: им приходилось переходить через
Абруццы по узким тропинкам, а область у границ Кам-
пании была наводнена разбойничьими шайками. Более
прямая дорога, пролегавшая между Неаполем и Римом
и проходившая через Террачину и Минтурно, пользова-
лась дурной славой, так как была не безопасна; по ней
проходили только войска и лица, ехавшие с политиче-
скими поручениями, что же касается купцов, то они поль-
зовались исключительно морским путем.
В Южной Италии единственной дорогой, имевшей
большое значение, был древний путь, пересекавший Апен-
нины (через перевал Ариано) и соединявший Неаполь
с Фоджой и Манфредонией. Поскольку этот путь, кото-
рым часто пользовались купцы, содержался более или
менее в исправности, по нему могли передвигаться по-
возки. Вдоль апулийского побережья и в окрестностях
Неаполя пролегали дороги небольшой протяженности.
В остальном купцам приходилось передвигаться по тром-
пам или просто по следам других путников, пешком или
верхом на лошадях, ослах и мулах.
Купцы, которые отправлялись сухопутной дорогой на
шампанские ярмарки, в Париж или во' Фландрию, встре-
чали на пути еще более серьезные трудности, чем те, ко-
торые препятствовали перевозке товаров через централь-
ную и южную часть Апеннинского хребта. Переход через
Альпы считался столь трудным, что купцы, как правило,
предпочитали добираться сухим путем до Порто Пизано
или Генуи, а оттуда морем до Ниццы, Марселя, Эгморта
или Нима или же (как это с давних пор делали вене-
цианцы) обогнуть весь полуостров, плывя вдоль берегов,
чтобы прибыть в Эгморт на своих собственных кораблях.
336
ВыёйДйвшись йа побережье Прованса, купцы поднима-
лись вверх rid Роне и Соне, направляясь в Бургундию,
Шампань или Нидерланды.
Итальянские и немецкие купцы никогда не отказыва-
лись и от более короткого пути через Альпы, несмотря на
то, что прекрасно знали, какие трудности ожидают их
на этом пути. На западе они пересекали Альпы через
Малый и Большой Сен-Бернар, а позднее также через
Симплон, через центральные перевалы Септимер, Луко-
маньо' и Сплуга, а с 1236 года — через Сен-Готард. Во-
сточнее из Баварии в Венето проходили через перевалы
Решен и Бреннер. Наконец, из Вены через Штирию и
Каринтию прибывали во Фриуль и Венецию, пользуясь
перевалом Тарвизио и так называемым Валле дель
Ферро.
 Однако альпийские дороги, подобно апеннинским, бы-
ли, по существу, всего лишь крутыми горными тропин-
ками; здесь приходилось прибегать к помощи местных
жителей, которые перевозили груз на вьючных животных
или чаще переносили его на собственных плечах. Первая
дорога через Альпы, пригодная для проезда повозок, была
построена с 1388 года между Куром и Кьявенной,
через перевал Септимер. Но и эта дорога была столь
узкой, что по ней могли проехать лишь небольшие по-
возки, перевозившие не более 2,5 центнера груза, то есть
лишь на треть больше того груза, который можно было
в среднем транспортировать на вьючном животном. Как
правило, перевозом грузов в течение долгого времени за-
нимались сами купцы или их агенты, которые переходили
со своими товарами с одной ярмарки на другую. Но с
конца XIII века как в крупных городах Италии, так и в
больших городах Фландрии появляется и в следующие
века начинает играть заметную роль категория лиц, сде-
лавших перевозку товаров своей профессией. Эти лица
часто назывались conductores ballarum, так как они спе-
циализировались на перевозке тюков (balle) шерсти —
как сырья, так и готовых сукон. Иной и притом строго
корпоративный характер имела организация транспорта
в горных областях. С начала XIII века в долинах, спу-
скавшихся с Апеннин к Генуе, и на дорогах, которые вели
из Болоньи в Лукку, Пизу, Флоренцию и Сиену, прово-
зом товаров занимались корпорации возчиков (vectu-
rales).
22 Зак. 1587. Дж. Луццатто
337
Жители долин, расположенных рядом с альпийскими
перевалами, издавна были обязаны поставлять государю
или своему феодальному сеньеру при их переездах смену
лошадей или мулов для перевозки груза. В конце концов
они приобрели монопольное право обслуживать купцов,
паломников и других путешественников, проезжавших по
их территории. Местными жителями руководили в этом
отношении коммуны горного района, которые заключали
соглашение относительно равномерного распределения
обязанностей между жителями отдельных областей. Как
правило, каждая коммуна ведала транспортом от одного
привала до другого, расстояние между которыми равня-
лось одному дню пути; так, например, на путешествие из
Кьявенны в Кур через перевал Септимер нужно было по-
тратить шесть дней.
Даже те купцы, которые, направляясь на ярмарки
среднего Рейна, Шампани и Фландрии, избирали путь
через южную Францию, были вынуждены пользоваться
большей частью вьючными животными или небольшими
двухколесными повозками, так как дороги были трудно-
проходимы.
* Каждый купеческий караван сопровождало^ значи-
тельное число возчиков (vetturali, vecturales), которые
транспортировали наиболее тяжелые, а также самые
громоздкие товары, в то время как купец вез на своей
собственной лошади деньги и товары, представлявшие
наибольшую ценность. •'
Сухопутной торговле препятствовал не только гот
факт, что дороги были в скверном состоянии и далеко не
безопасны; еще в большей мере ей препятствовали про-
должительность путешествия, материальные лишения, ко-
торые приходилось переносить купцам, расходы на та-
моженные и дорожные пошлины, поборы за постой и
особенно транспортные издержки.
1 Недавно Сапори с редким мастерством исследовал
данные торговых книг флорентийской компании дель Бене
относительно транспортных издержек при перевозке опре-
деленного количества тюков сукна из места их изгото-
вления (различных фламандских городов и Кана) или
из Парижа во Флоренцию. Сапори пришел к заключению,
что в целом в исследованных им шести операциях по
перевозке сукна («recate») сумма всех накладных расхо-
дов (транспортных издержек при перевозе сукна по суше,
338
й затем морем из Нима, Марселя или Ниццы до Порто
Пизано, таможенных пошлин и другого рода дорожных
поборов, денег, уплаченных лицам, доставившим товары,
денег за посредничество при торговой сделке, поборов за
хранение товаров на складе и страховых взносов за
перевоз их морем) колебалась между 11,70 и 20,34 про-
цента покупной цены сукна, то есть в среднем была не-
сколько ниже 16 процентов. На основании своих вычисле-
ний он сделал вывод, прямо противоположный утвержде-
ниям Шульте и Зомбарта, а именно, что расходы купцов,
как бы значительны они ни были, все же были не на-
столько велики, чтобы подорвать торговлю между отда-
ленными друг от друга странами.
Несмотря на то, что примеры, приведенные Сапори,
бесспорны, против сделанного им вывода можно, тем не
менее, выдвинуть два возражения. Во-первых, его вычис-
ления относились к тем случаям, когда товары лишь ча-
стично шли по* суше, и притом по почти совершенно ров-
ной местности, а частично морем; при этом расходы на
сухопутный транспорт и поборы, взимавшиеся на терри-
тории Франции, составляли приблизительно1 три четверти
общей суммы расходов, а несравненно меньшие издержки
на морской транспорт возросли благодаря уплате стра-
ховых взносов (размер которых исчислялся в соответ-
ствии со стоимостью товара), оказавшихся в данный мо-
мент особенно высокими из-за ожесточенной борьбы ме-
жду Генуей и Пизой. Второе возражение основывается
на качестве товаров, являвшихся объектом тех торговых
операций, о которых говорит Сапори: во всех случаях
речь идет только об очень ценных сукнах; каждая опера-
ция по отправке сукна сводилась к перевозке 240 кусков
фламандского сукна, упакованных в 19 тюков, общей
стоимостью 6196 лир во флоринах. Следовательно, перво-
начальная покупная стоимость каждой штуки сукна в
среднем равнялась 17 золотым флоринам с лишним,
а стоимость каждого тюка — примерно 270 фло-
ринам.
Если мы возьмем в качестве примера транспорти-
ровку не сукна, а не столь ценного, но, тем не менее,
отнюдь не дешевого товара — английской шерсти
(сырья), — мы увидим, что в 1391 году за один тюк
шерсти в 149 килограммов было уплачено1 20 миланских
лир, а один лишь перевоз ее через Альпы — из Беллин-
22*	339
доны в Констанцу — обошелся в 7,5 лиры, из которых
2 лиры составила уплата таможенных и дорожных по-
шлин и поборов за постой и 5,5 лиры составляли сами
транспортные расходы.
Впрочем, сам Сапори в тех же книгах дель Бене на-
шел данные о стоимости доставки вина из Торре дель
Греко во Флоренцию, которые показывают, что транспорт-
ные издержки составляли в данном случае гораздо более
значительную часть всей суммы накладных расходов.
Цена 58 бочек греческого вина в момент их погрузки в
Неаполе на суда равнялась примерно 460 лирам во фло-
ринах, а одни лишь издержки на транспорт (vettura) и
на уплату многочисленных дорожных пошлин на терри-
тории от Пизы до Флоренции составляли 104 лиры, то
есть 22,6 процента покупной цены товара, хотя весь путь
равнялся приблизительно 80 километрам, в то время как
при доставке упомянутых выше фламандских сукон на-
кладные расходы не превышали 0,5 процента от покуп-
ной цены на каждые 80 километров пути.
Итак, остается непоколебленной издавна установив-
шаяся точка зрения, согласно которой сухопутная торго-
вля могла быть выгодной лишь в том случае, если торго-
вля велась немногочисленными и очень ценными товарами
или если товары можно было продать по цене, резко пре-
вышающей их покупную цену.
Если товары шли очень медленно, то в отличие от
них почту удавалось пересылать сравнительно быстро.
В период городских коммун, особенно в XIV веке, мона-
стыри, университеты, цехи, корпорации купцов, крупные
коммуны широко пользовались услугами курьеров, пе-
ших или конных, которые доставляли не только письма
пославшего их цеха, или города, но также и письма ча-
стных лиц. Чтобы ускорить пересылку сообщений, с на-
чала XIV века стали устраивать станции, на которых
находились подставы лошадей; таким образом, путеше-
ствие из Венеции в Брюгге при благоприятных условиях “
удавалось совершить даже в семь дней или за несколько
больший срок.
3.	Речные пути сообщения были для купцов 'гораздо
удобнее, так как эти пути были несравненно' безопаснее,
а перевозить по ним товар было гораздо дешевле.
Правда, в своем продвижении по реке купцы таюце
340
наталкивались на препятствия, зачастую весьма серьез-
ные: местные правители, пользуясь старыми иммунитет-
ными правами, затрудняли навигацию, устраивая на се-
редине рек водяные и сукновальные мельницы, взимая
мостовые пошлины, заставляя путешественников делать
остановки или отклоняться от пути. Однако, несмотря на
эти трудности, несмотря на все поборы, преимущества
речного пути были столь очевидны, что купцы предпочи-
тали пользоваться водным путем, даже такими реками,
как Адидже и Арно, по которым в настоящее время уже
давно перестали перевозить товары отчасти из-за ухуд-
шения водного режима этих рек, но в гораздо большей
степени благодаря тому, что стали значительно лучше
сухопутные дороги.
Однако, как правило, не вся река, но только сравни-
тельно небольшой участок ее был судоходен: от Брен-
цоло (несколько южнее Больцано) до Венеции, от Пья-
ченцы до Венеции, от Синьи до Порто Пизано, а также
небольшие участки Тибра, Лири — Гарильяно и Воль-
турно. Поэтому несравненно более удобным путем сооб-
щения неизменно оставалось море: им предпочитали
пользоваться в международной торговле и вообще при
транспортировке на большие расстояния товаров, имев-
ших значительный объем.
Перевозка товаров морским путем также сталкива-
лась с серьезными затруднениями: в тот период, когда
суда были малого тоннажа, буря была опасна для них
в гораздо большей степени; кроме того, судам угрожали
нападения пиратов. Печальные последствия кораблекру-
шений в огромной степени усугублялись существованием
берегового права (ius naufragii); но самым страшным
врагом морской торговли являлось пиратство. Хроники
того времени почти на каждой странице говорят о кора-
блях и целых купеческих флотилиях, которые были за-
хвачены в плен, ограблены, потоплены или сожжены и
притом не только в открытом море, но и в гавани. В пе-
риоды открытой вражды государство само давало сред-
ства на ведение каперской войны, но даже в периоды
мира те города, откуда происходили пираты, не только
терпели морской разбой, но иногда даже и поощряли
его; договоры неоднократно пытались ограничить сво-
боду действий пиратов, однако морской разбой никогда,
не ставился вне закона.
341
Эти опасности, ,а также отсутствие до ХШ века на-
дежных навигационных приборов заставляли морепла-
вателей путешествовать только днем и останавливаться
на ночь в какой-либо сравнительно безопасной гавани.
Поэтому они стремились держаться ближе к берегу. Даже
в тот период, когда в связи с изобретением компаса стала
возможной навигация в открытом море, а также более
длительные маршруты, опасность пиратских нападений
вынуждала купцов, особенно в чужих морях, попрежнему
объединяться в караваны, которые выходили в сопро-
вождении военных кораблей или вооруженных торговых
судов, особенно в том случае, если перевозились очень
ценные товары.
Ввиду опасностей, подстерегавших мореплавателя,
риск, связанный с морской навигацией, обычно делили
между многими лицами. Как правило, этот раздел при-
нимал следующую форму: корабль, отправлявшийся в
плавание, никогда не являлся собственностью одного
лишь судовладельца (даже если он и носил его имя), но
представлял собой собственность членов ассоциации. Ко-
рабль обычно' делился на 16 долей, и каждый из совла-
дельцев мог владеть определенным числом этих долей или
даже частью доли; он разделял риск и прибыль от судо-
ходства и от продажи корабля в зависимости от того,
какое количество' долей ему принадлежало;
Однако' не только участники ассоциации, владевшей
кораблем, разделяли между собой риск, связанный с мор-
ской торговлей; капиталисты часто предоставляли таким
ассоциациям ссуды, которые не только' увеличивали
объем капиталов, помещенных в предприятие, но и были
средством частично возложить риск, связанный с море-
плаванием, на такого капиталиста, не имевшего доли
в корабле. Весьма вероятно, что именно широкое распро-
странение этих ссуд и привело к возникновению морского
страхования, получившего большое развитие с начала
XIV века и практиковавшегося, по крайней мере в XIV—
XV веках, отдельными капиталистами.
Несмотря на опасности, морской транспорт играл не-
сравненно более важную роль, чем сухопутный, не только
в международной торговле, но зачастую также и во вну-
тренней торговле отдельных стран. Морской путь обла-
дал одним неоспоримым преимуществом даже в торговле
р теми областями, куда можно было добраться по суше;
342
морем можно было перевозить большие массы тяжелых,
громоздких и сравнительно дешевых товаров. Правда,
тоннаж торговых кораблей был еще крайне мал, но на-
чиная с XIII века, то есть в период, когда с появлением
компаса стали возможны более длительные путешествия
в открытом море, тоннаж кораблей начал заметно уве-
личиваться, по крайней мере тех весьма немногочислен-
ных судов, которые предназначались для плавания в
более отдаленных морях (особенно после того, как ге-
нуэзцы и венецианцы отважились выйти из Гибралтар-
ского пролива в океан, чтобы, почти не останавливаясь
в пути, достичь берегов Ла-Манша и Северного моря).
Двумя основными типами кораблей были: 1) галера
(galera) — военный корабль, длинный, с небольшой осад-
кой; она передвигалась при помощи весел и парусов,
игравших лишь вспомогательную роль; 2) транспортное
судно или собственно корабль (nave), то есть неф, за-
кругленной формы, с высокими бортами, передвигав-
шийся исключительно при помощи парусов; он использо-
вался главным образом для торговых целей. Промежу-
точным типом судна была так называемая «торговая
галера» (galera da mercato), которая была больше по
своему объему и глубже сидела в воде, чем мелкая га-
лера; поэтому, помимо места для гребцов и вооружен-
ных людей, в ней оставалось место, правда, ограничен-
ное, для ценных товаров небольшого объема. Торговые
корабли были различных типов; главными из них были
тариды (taride) или тартаны (tartane), бучи (buci) и
кокки (cocche); причем последние имели больший тон-
наж и использовались также в качестве вспомогатель-
ных военных судов.
По данным морских статутов Венеции первой поло-
вины XIII века, грузоподъемность торговых кораблей ко-
лебалась от 200 тысяч фунтов до 1 миллиона фунтов, то
есть примерно от 94 до 470 тонн. Однако в последующие
века грузоподъемность галер и торговых кораблей типа
кокки, предназначавшихся для рейсов во Фландрию,
Сирию, Константинополь и Черное море, значительно
увеличилась: в начале XV века грузоподъемность галер
превышала 750 тонн, а грузоподъемность кокки колеба-
лась между 600 и 800 тоннами.
Согласно венецианским морским статутам, экипаж
корабля набирался из расчета один человек на каждые
343
4,5 тонны груза, в то время как при переправке товаров
того же веса сушей потребовалось бы, по крайней мере,
15 человек, даже если бы на двух вьючных животных
приходилось всего лишь по одному погонщику.
Таким образом, поскольку на один корабль можно
было погрузить большое количество товаров, при пере-
возке морем требовалось несравненно меньшее число
людей, чем при сухопутных перевозках; кроме того, мо-
рем можно было совершать продолжительные рейсы, не
уплачивая никаких поборов за провоз товаров. Все это
резко снижало стоимость транспорта. Пеголотти, весьма
осведомленный в этих вопросах, сообщает, что венециан-
ская коммуна за перевоз шелка из Венеции во Фландрию
взимала фрахт в размере 2 процентов от цены шелка.
Правда, к этому следует прибавить страховой взнос, но,
поскольку речь идет о путешествии на вооруженных га-
лерах, страховая сумма, очевидно, не была очень высо-
кой; во' всяком случае, даже если мы допустим, что Ве-
неция взимала в общей сложности сумму, достигавшую
5 или 6 процентов стоимости груза, эти накладные рас-
ходы были значительно ниже тех 15—20 процентов, ко-
торые, по вычислениям Сапори, составляли общую сумму
издержек при доставке сукна сухопутным и морским
путем из Фландрии во Флоренцию. Таким образом, не
только такие ценные товары, как пряности, благовония,
лекарства, красящие вещества, ткани, шелк-сырец,
шерсть в виде сырья и хлопок, но и сравнительно недо-
рогие и громоздкие товары, такие, как соль, лес, металлы
и зерно, было выгодно перевозить морским путем даже
на большие расстояния.
Столь интенсивные морские сношения вызвали не-
обходимость в организации значительно более сложной
транспортной службы. Когда товары шли морем, купец
почти всегда либо сам сопровождал их, либо- посылал
с ними своего компаньона или агента. Теперь, однако,
купец, за редким исключением, уже не мог одновременно
являться и судовладельцем. В тех случаях, когда путе-
шествия совершались в интересах государства, когда в
рейсе в качестве охраны и даже для транспорта товаров
принимали участие военные суда, оснащение судов и
служба транспорта находились в ведении государства.
Чаще всего, однако, этим занимались отдельные компа-
нии, которые строили или приобретали корабль и оснц-
344
щали его для определенного- рейса или для ряда рейсов.
Членами компаний обычно были купцы, но-, как правило,
даже в этих случаях судовладельцы и купцы действовали
в различных экономических сферах. Судовладелец полу-
чал прибыль в виде фрахта, уплачивавшегося, согласно
условиям договора, за наем целого корабля в течение
определенного рейса, или же — как часто случалось при
регулярном курсировании судов по твердо установлен-
ным маршрутам — за провоз отдельных товаров, при-
надлежавших разным купцам.
Широко распространенное мнение о том, что морским
путем шло лишь крайне незначительное количество това-
ров, основывается на недоразумении: сторонники этого
мнения принимают во внимание только те периодические
рейсы, которые организовывало и регулировало государ-
ство-. Это были рейсы, связывавшие Италию с крупней-
шими центрами Средиземноморья, а позднее и бассейна
Северного моря. Если бы вся морская торговля или боль-
шая ее часть действительно исчерпывалась этими свя-
зями, следовало бы прийти к выводу, что размеры тор-
говли были поразительно ничтожны. Так, например, Фло-
ренция, которая приобрела Порто Пизано и Ливорно
и после 1421 года приложила все усилия к тому, чтобы
стать крупной морской державой, поставила своей целью
создать по образцу Венеции и Генуи постоянные рейсы,
по- которым должны были регулярно курсировать корабли,
направлявшиеся в Левант и на Запад. Эти корабли
строило и оснащало государство, которое затем сдавало
их в наем частным лицам (на определенный рейс). Но
скоро Флоренции пришлось сократить транспортную
службу до двух галер, отправлявшихся во Фландрию и
Англию, и одной галеры, которая ходила в Константино-
поль. Если считать, что общая грузоподъемность этих га-
лер должна была в среднем составлять 500 тонн и то-
вары занимали менее половины этого груза, то следует
прийти к выводу, что ежегодный товарооборот не превы-
шал 750 тонн.
Генуя и Венеция, несомненно, перевозили на своих
галерах несколько большее количество товаров, однако и
оно -оставалось довольно- умеренным. В начале XV века
венецианские корабли ежегодно- совершали от 5 до 7 рей-
сов, причем каждый караван состоял из двух, трех или —
правда, в виде исключения — четырех галер. За 16 дет—.
345
с 1440 по 1455 год — общее число галер, нанимаемых
ежегодно частными лицами, колебалось от 9 (что, впро-
чем, являлось исключением) до 20 и в среднем равня-
лось 14; следовательно, общий груз этих галер составлял
весьма приблизительно 3—4 тысячи тонн.
Несмотря на незначительность приведенных цифр, мы
не должны, разумеется, недооценивать значения, которое
линейное судоходство, по справедливому мнению иссле-
дователей, играло в экономике того времени. Организа-
цию транспортной службы и руководство ею государство
брало на себя: оно определяло число вооруженных лю-
дей на каждой галере, назначало главу каравана и раз-
решало все мелкие вопросы, связанные с поездкой. Это
делалось не только по военным и политическим сообра-
жениям, но и в интересах фиска: государство стремилось
обеспечить взимание пошлин на ввоз и вывоз наиболее
ценных товаров. Именно по этой причине право- на пере-
воз пряностей, шелка и других товаров, представлявших
собой большую ценность при незначительном объеме,
было закреплено за судами, совершавшими постоянные
рейсы.'Венецианские хронисты XV века часто- указывают
величину стоимости груза, прибывавшего на галерах из
Александрии и Бейрута; таким образом, нам известно,
что стоимость груза каждой из этих галер, неоднократно
достигала суммы 200 тысяч дукатов (700 килограммов
чистого золота) и даже превышала ее. Естественно, что
в эти грузы вкладывалась бдльшая часть имевшегося в
городе свободного капитала. Во многих контрактах о
заключении ссуды или сделки купли-продажи отмечалось,
что уплата должна производиться по прибытии галер;
это прибытие вызывало наибольшее оживление деловой
жизни крупного международного рынка Риальто.
Однако, несмотря на бесспорность вышеприведенных
фактов, было бы .абсурдным полагать, что 14 галер, пере-
возивших 3000—4000 тонн груза, исчерпывали всю мор-
скую торговлю Венеции. В своей знаменитой речи-заве-
щании, являющейся ценнейшим источником статистиче-
ских сведений, дож Мочениго указывает, что в Венеции,
кроме 45 больших и мелких галер, на которых было за-
нято 11 тысяч матросов и солдат, имелось также 300 не-
фов (nave) грузоподъемностью более 120 тонн, которые
обслуживало 8 тысяч матросов, а также 3 тысячи неболь-
ших кораблей грузоподъемностью от 6 до 120 тонн. Даже
346
если допустить, что последняя категория кораблей при-
менялась только для перевозок товаров в лагунах, для
речного транспорта и малого каботажного плавания,
остается 300 торговых кораблей, многие из которых (и
в первую очередь, как уже указывалось, кокки) имели
довольно значительный тоннаж.
Начиная ,с XIV века правительство Венеции стреми-
лось сделать все галеры своей собственностью и поэтому
во все большем масштабе поручало их постройку своему
арсеналу. Но нефы (с прямыми парусами), предназна-
чавшиеся для транспорта товаров, были обычно собствен-
ностью частных лиц. Иногда в годы наибольшего расцвета
левантийской торговли они использовались дополнительно
к галерам в линейном судоходстве или же снаряжались
для самостоятельного, но носившего специальный харак-
тер плавания по постоянным линиям. Так, например,
ежегодно' весной и осенью снаряжался так называемый
«караван хлопка» (muda die cotone), состоявший из 5—
12 кокк, которые принадлежали частным лицам; эти
суда грузоподъемностью от 600 до 800 с лишним тонн,
направлялись на Кипр и в порты залива Александретта.
Они находились под командованием капитана, назначен-
ного' государством, и подчинялись обычно дисциплинар-
ным нормам, установленным для флотилий.
Однако, помимо этой вспомогательной транспортной
службы, которая также была организована государством
и находилась под его контролем, в Венеции развивалось
совершенно независимое от государства мореплавание,
в Котором принимало участие большое количество ко-
раблей и которое как по объему, так и по весу транспор-
тируемых товаров оставляло далеко позади линейное
судоходство.
Ежедневно в Венецию с обоих берегов Адриатиче-
ского' моря прибывали мелкие суда, груженные вином,
оливковым маслом, зерном, скотом, лесом и другими
строительными материалами. Основными статьями вене-
цианского импорта были зерно и соль. Эти продукты
большей частью покупали на рынках Апулии, Сицилии,
Крита, Кипра, Черного моря, Сардинии и Балеарских
островов венецианские купцы, которые перевозили их на
судах, принадлежавших им совместно с другими членами
ассоциации или же зафрахтованных ими. Мы не распола-
гаем статистическими данными о ввозе этих товаров, но
347
об их объеме говорит тот факт, что Венеции принадле-
жало почти монопольное право снабжать солью все
районы Паданской равнины, а импортируемое ею зерно
удовлетворяло потребности основной массы населения
города, уже в XIV веке насчитывавшего 150 тысяч человек,
причем это зерно нередко вывозилось также в города и
области материковой части Италии, страдавшие от голода.
Кроме этих кораблей, каждый из которых самостоя-
тельно занимался импортом съестных припасов и пред-
метов, необходимых для городской промышленности, в
Венеции, как и в Генуе, имелись мореходы, которые в
течение трех, четырех или пяти лет пребывали вдали от
родного города, став свободными мореплавателями в
самом полном смысле этого слова. Так, например, ко-
рабль, принявший в Венеции груз леса, выгружал его в
Трапани или Шакке, брал груз сицилийского зерна, пере-
возил его на Балеарские острова, оттуда направлялся к
Сардинии и из Сардинии с грузом соли возвращался,
наконец, в Венецию. Вино из Кдндии и зерно из Сицилии
перевозили большей частью венецианские и генуэзские
корабли, которые не только приставали к материковой
части Италии, Сардинии и к Балеарским островам, но
добирались даже до Севильи и Эгморта.
Некоторое время, особенно с конца XIV века, ге-
нуэзские корабли курсировали не столько между Генуей
и другими странами, сколько' перевозили грузы других
стран; это были, таким образом, предшественники совре-
менных «морских бродяг».
4.	Все вышесказанное относительно сухопутного и
морского транспорта не означает, однако, что крупные
города Италии стали с XIII века центрами настоящей
мировой торговли; тем не менее темп обращения товаров
значительно увеличился, сами товары стали более разно-
образными. Разумеется, если бы мы располагали стати-
стическими данными о том, какое количество товаров
проходило через порты Генуи и Венеции в момент макси-
мального расцвета этих городов в средние века, и срав-
нили бы эти данные со статистическими данными о то-
варообороте в портах не только Лондона, Нью-Йорка,
Антверпена, Роттердама и Гамбурга, но даже тех же
итальянских портовых городов в наиболее благоприят-
ные для них годы XX века, мы были бы поражены огром-
348
мой разйиЦей между э!йми цифрами; вполне вероятий,
что в исследуемый нами период размер тоннажа кора-
блей, прибывавших в порт, и вес погружаемых и разгру-
жаемых товаров относился к соответствующим совре-
менным цифрам, как 1 : 20 или 1 : 30. Но даже если со-
отношение является именно таким, мы не можем на этом
основании прийти к выводу, что торговля периода средне-
вековых коммун уступает современной торговле, так как
в настоящее время объем торговли в огромной степени
возрос из-за таких крайне дешевых и тяжелых товаров,
как каменный уголь, нефть, железная руда, фосфаты,
цементное сырье и т. д., которые в средние века были
либо вообще неизвестны, либо не являлись объектами
крупной международной торговли. В те времена потреб-
ность в импорте товаров из отдаленных стран была очень
скромной, так как плотность населения была гораздо
меньше, кроме того, низшие слои сельского, а в пода-
вляющей своей части также и городского населения фак-
тически не принимали в этой торговле никакого участия.
Так, например, тот факт, что во всех мелких городах и
даже во всех укрепленных пунктах производство сукна
достигло значительного развития, объяснялся необходи-
мостью удовлетворить местной продукцией нужды бед-
нейшей части населения, которая довольствовалась изде-
лиями довольно низкого качества, выработанными из
местной шерсти. Импортировавшаяся из Африки, Испа-
нии и Англии шерсть более высокого качества и дорогие
французские и фламандские шерстяные ткани предна-
значались только для высших классов общества.
Однако было бы ошибкой делать на этом основании
вывод, что расцвет итальянских городов XIII—XV веков
был результатом только торговли ценными товарами и
что громоздкие и малоценные товары были полностью
исключены из торговли. Всякого, кто знакомится с источ-
никами: с каким-либо из многочисленных таможенных та-
рифов, с перечнем товаров, составленным Пеголотти или
содержащимся в других торговых книгах, или же с го-
раздо более полным списком наименований товаров, со-
ставленных современными историками на основании дру-
гих источников, — поражает количество наименований и
разнообразие товаров, составлявших в эти столетия пред-
мет экспорта и импорта. Наряду с. обычно привозимыми
товарами — пряностями, благовониями, драгоценными
349
камнями, лекарственными веществами (которые с античн
ных времен составляли предмет средиземноморской тор-
говли), наряду с золотом и рабами, вывозившимися с
середины XIII века в довольно значительном количестве
с северного побережья Черного моря, мы находим в этих
перечнях огромное число других товаров. Их легко раз-
бить на те категории, которые применяются в современ-
ной статистике импортной и экспортной торговли: сырье
для промышленности, полуфабрикаты, съестные припасы
и готовые изделия. Среди последних преобладали наи-
более дорогие ткани; кроме того; перевозили, хотя и в
значительно меньшем количестве, оружие и другие метал-
лические изделия, а также бумагу; в первых двух кате-
гориях, напротив, преобладали товары широкого потреб-
ления. Для текстильного производства ввозили шерсть,
хлопок, лен и шелк-сырец. Первое место среди них, есте-
ственно, занимала шерсть; шерсть .более низкого каче-
ства импортировалась из стран Балканского полуострова
и из Берберии, шерсть более высокого качества — из об-
ластей «Гарбо'» (Магриб), Испании, Франции, Германии
и Англии. Шерсть не только вывозилась из стран, распо-
ложенных к северу от Альп, из-за моря и из тех обла-
стей Италии, где было особенно развито овцеводство,
главным образом из Апулии, Абруцц и Сардинии; упо-
требляли также и местную шерсть.
Итак», те возражения, которые Зомбарт, иронизируя
над Виллани, выдвигал против приводимых им широко
известных цифр, выражавших объем флорентийской про-
дукции сукон, оказываются лишенными основания.
Стремясь опровергнуть данные, согласно которым
Флоренция ежегодно) производила 100 тысяч кусков
сукна, Зомбарт указывает, что ежегодный импорт англий-
ской шерсти для всей Италии не превышал 4 тысяч меш-
ков шерсти, из которой можно было выработать не бо-
лее 12 тысяч кусков сукна. Даже если эти цифровые дан-
ные и верны, они еще ничего не доказывают. Зомбарт
забывает, что во Флоренцию шерсть импортировалась
также и из района тоскано-эмилианских Апеннин и дру-
гих областей Италии, а также, и притом нередко' в боль-
шем объеме, чем из Англии1, из «Гарбо» и Испании;
1 В 1466 году одни лишь прибывшие в Порто Пизано флорентий-
ские галеры выгрузили 2253 тюка английской шерсти (Grundz-
weig, Les fonds du consulat de la mer).
350
Эта шерсть служила основным сырьем при производстве
наиболее ценных видов сукон.
Упоминания о ввозе льна встречаются 'гораздо реже.
Значительно более важными являются известия об им-
порте шелка-сырца и хлопка. В большом количестве
многочисленные сорта шелка-сырца ввозились из восточ-
ных стран — от Сирии до Китая. Объем импортируемого
хлопка все более возрастал на протяжении XIV века,
когда, как указывалось выше, в одной лишь Вене-
ции примерно' 12 кораблей грузоподъемностью в
среднем 700 тонн предназначались исключительно для
перевозки этого сырья с Кипра, из Сирии и Малой
Армении.
Развивавшаяся текстильная промышленность нужда-
лась в большом количестве красителей. Некоторые из
них, такие, например, как резеда, марена и шафран, раз-
водились в самой Италии; шафран из Аквилы даже в
значительном количестве экспортировался с конца
XIV века в Германию, в то время как другие красители,
такие, как кошениль и индиго, приходилось вывозить из
далеких стран (кошениль — из Европы и Передней
Азии, индиго — из Восточной Индии, Месопотамии и Се-
верного' Египта).
Снабжение промышленности красителями было* свя-
зано' со снабжением ее квасцами, которые в средние века
применялись не столько' в медицине, сколько в процессе
окраски сукон. До того как в XV веке началась эксплуа-
тация квасцовых копей в папской области (Тольфа),
квасцы в небольшом количестве получали в области
Вольтерры и на острове Искья. Поэтому Италии при-
шлось начиная с XIII века расширить импорт квасцов из
северного Египта и Малой Азии, где богатыми месторож-
дениями квасцов в Фокее завладела генуэзская семья
Захария; таким образом, итальянским купцам удавалось
не только удовлетворять возрастающий спрос итальянской
промышленности, но и экспортировать значительные ко-
личества квасцов в Нидерланды.
Из металлов источники упоминают серебро, добывав-
шееся в рудниках Тосканы, Сардинии, Трентино и Агордо,
а позднее в значительно больших масштабах ввозившееся
из Центральной Европы; медь из Валь ди Чечина и в зна-
чительно большем объеме — из стран, расположенных по
ту сторону Альп; свинец из Сардинии; олово из Корнуэлла;
351
ртуть, невидимому,, Из Йдрии; железо с острова Эльба,
из Штирии и Каринтии. Часть металлов посту-
пала в продажу в виде Готовых изделий, часть — в необ-
работанном виде. В общем товарообороте металл занимал
небольшое место. Это объяснялось отчасти тем, что до
тех пор, пока не получила широкого применения артилле-
рия, спрос на металлы был еще ограниченным, а отчасти
тем, что месторождения находились ВО' внутренних, боль-
шей частью высокогорных районах, и длительная, сопря-
женная с трудностями перевозка их по суше способство-
вала резкому вздорожанию металлов.
Несравненно' более широкое применение находил лес,
необходимый для строительства зданий и судостроения;
его в большом количестве доставляли из районов Альп,
Предальп, Апеннин, а также из еще уцелевших лесов
зоны равнин и холмов. Лес сплавляли по рекам до горо-
дов внутренних областей или портов и отсюда перевозили
морем в портовые города и области Леванта, особенно
в Египет, который начиная с этого периода особенно
остро1 нуждался в лесе.
Из числа полуфабрикатов, помимо кож, в больших
количествах импортировавшихся из различных стран,
среди которых первое место1 (по1 крайней мере, по каче-
ству кож) занимали области, расположенные к северу от
Черного моря, источники сравнительно часто- упоминают
льняную и хлопчатобумажную пряжу, крученый шелк,
железную и медную проволоку.
Продукты питания, составлявшие предмет торговли,
были гораздо более разнообразны. Эти продукты, за
исключением вина и оливкового' масла, в небольшом ко-
личестве экспортировавшихся в Константинополь, со-
ставляли главным образом статью импорта и ввозились
в основном из других областей Италии и с островов. К их
числу принадлежали: различные фрукты и орехи (вино-
град, сушеные фиги, миндаль, грецкие и другие орехи,
каштаны, апельсины и финики), мед, консервированное
мясо, сыр, соленая рыба (различные сорта этой рыбы при-
возили с Черного моря и рек России), воск и сахар (им-
порт сахара с Кипра, из Сирии и Египта резко возрос
с начала XIV века; это заставляет нас предположить, что
сахар стали употреблять уже не только в качестве лекар-
ства), оливковое масло и в первую очередь вино, зерно
и соль, которые составляли наряду с текстильным сырьем
352
и изделиями ткацкой промышленности основные статьи
крупной средневековой торговли.
Жители Италии эпохи городских коммун, очевидно,
потребляли вино' в чрезвычайно1 большом количестве:
несмотря на широкое распространение в Италии и на
островах виноградарства, потребление настолько превы-
шало местную продукцию, что делало необходимым зна-
чительный ввоз вина из Греции, Кандии, Родоса и Кипра.
Для лиц, занимавшихся морскими перевозками незави-
симо от государства, перевозка вина часто представля-
лась делом наиболее выгодным.
Торговля зерном даже превышала по своему объему
торговлю вином. Иногда в числе зерновых, являвшихся
предметами импорта, упоминаются рожь, овес, ячмень, но
большинство сведений, и притом самых достоверных, от-
носится к торговле пшеницей. Жесткая регламентация,
которой в интересах городского населения подвергался
вывоз зерна за пределы территории, подчиненной ком-
муне, не привела к полному прекращению торговли зер-
ном. Самые крупные земельные собственники, в особен-
ности в том случае, если они были облечены политической
властью, всегда находили способ уклониться от законов
о продовольствии и вывезти часть своего зерна, если его
было много. Приведем лишь один пример: в 1379 и
1380 годах, когда подступы к Венеции с моря были бло-
кированы генуэзским флотом, сеньеры Милана, Фер-
рары и Мантуи продали ей большие партии зерна ’.
Обычно, однако, крупные перенаселенные города, жители
которых кормились за счет подвластной городам сельской
местности, должны были прибегать к закупке зерна в
отдаленных областях, где было широко развито зерновое
хозяйство, плотность населения была меньше и где почти
совершенно не было крупных городских центров. Флорен-
ция и Генуя закупали зерно прежде всего в Тосканской
Маремме, а затем в Сардинии, Сицилии и районе Черного
моря, Венеция — на всем итальянском побережье Адриа-
тического моря, и в особенности в Апулии (где, как уже
говорилось, у нее одно время был опасный конкурент в
лице Флоренции); одновременно Венеция обращалась
также к Сицилии, Криту, Румынии, а иногда и Сардинии.
У нас нет статистических данных относительно торговли
1 Ср. цитировавшиеся выше „Dispacci di Pietro Cornaro".
23 Зак. 1587. Дж. Луццатто 353
зерном; однако представление о ее интенсивности могут
дать слова Марино Санудо, который писал в конце
XV века:
«В этой земле ничто не произрастает, и все же всего
имеется в изобилии, ибо сюда с товарами и особенно
съестными припасами приезжают из всех стран и из всех
частей света, и всякий приехавший легко находит поку-
пателей, так как здесь у всех есть деньги Г
Изобилие предметов потребления в Венеции пред-
ставляется особенно знаменательным фактом, если при-
нять во внимание, что население города во времена Са-
нудо достигало 190 тысяч человек, что, кроме того, в го-
роде постоянно пребывало' огромное число' чужеземных
купцов, паломников и других путешественников, останав-
ливавшихся здесь проездом; тем не менее большие пар-
тии привозимого зерна переправлялись дальше, во вну-
тренние области Италии.
В течение всего средневековья первое место (по
своему объему) среди товаров, транспортировавшихся
морским и сухопутным путем, занимали соль и пшеница.
В крупных 'городах внутренних областей операции по
снабжению населения солью — столь необходимым пред-
метом питания — не предоставлялись целиком в руки
частных лиц; города стремились обеспечить достаточное
количество соли, заключая торговые договоры, а иногда
даже принимая непосредственное участие в ее закупке.
Милан покупал соль у Генуи и Венеции; флорентийские
купцы в качестве покупателей соли являлись в Романью
и Марке; Сиена приобретала соль в Маремме. В союзном
договоре, заключенном между Бернабо Висконти и Вене-
цианской республикой в 1377 году, накануне войны, за-
кончившейся битвой при Кьодже, Венеция обязалась
удовлетворить потребность миланского тирана в соли,
предоставив ему 5 тысяч венецианских модиев (по
666 литров в модии) на каждые два года, и не повышать
цены на соль, равнявшейся примерно 8 золотым дукатам
за 1 модий соли высшего качества. Три года спустя, в са-
мый острый момент войны, когда враждебный Венеции
флот стоял в лагуне, сеньера Брешии Реджина делла
Скала потребовала, чтобы ей было предоставлено, по
1 Marino Sanudo, Cronachetta, ed. Fulin (Papadopoli — Hel-
lembach), Venezia, 1880.
354
крайней мере, i тысячи модиев соли, угрожая Венеции
разрывом дружеских отношений.
Эти факты показывают, насколько важным как в тор-
говом, так и в финансовом отношении было для крупных
приморских городов располагать огромными запасами
соли, ибо> это ставило их в привилегированное положе-
ние в отношениях с городами и тиранами значительной
территории внутренней области. В особенно выгодном по-
ложении в этом отношении оказалась Венеция, так как
ей довольно' рано удалось получить в свое полное распо-
ряжение соляные разработки Дьоджи, Истрии и Червии,
а также ввозить соль во внутренние области по речному
пути, что' было значительно дешевле. Торговля Венеции
вскоре приняла такие масштабы, что республика путем
особых вознаграждений стала поощрять крупнейших
купцов и помогать им делать широкие закупки, иногда
даже приобретать всю соляную продукцию Кипра и со-
перничать с купцами Генуи, Пизы и Каталонии в покупке
соли в Сардинии, Сицилии, на Балеарских островах и в
Северной Африке.
Венеция создала специальный орган для руководства
торговлей солью — Camera del sale; уже тот факт, что
он превратился в самый мощный из всех финансовых
органов республики, свидетельствует о том, какого
объема достигла торговля солью.
Итак, пряности и самые дорогие шерстяные и шелко-
вые ткани составляли в течение всего' средневековья наи-
более прибыльную статью международной торговли, бо-
лее всего привлекавшую купцов; но> наряду с ней уже
развилась торговля менее ценными товарами, причем
торговля некоторыми из этих товаров, такими, например,
как шерсть и хлопок, квасцы, вино и особенно зерно и
соль, приняла весьма значительные для того времени
размеры.
5.	Основываясь главным образом на фактах, почерп-
нутых из истории итальянских городов, Зомбарт посвя-
тил блестящие, ярко написанные страницы типичной фи-
гуре купца, который посещал множество' стран — от
Англии до Армении, а иногда и до Дальнего Востока —
и торговал как предметами роскоши, так и имевшими ши-
рокий сбыт предметами первой необходимости. Зомбарт
считает, что составить правильное представление о
23*	355
деятельности купца можно только в том случае, если при-
нять во внимание, что при крайне узком круге торговых
сделок 'в них принимало участие большое число купцов.
Так, например, в экспорте из Англии 30 тысяч центнеров
шерсти участвовало, 252 купца; следовательно, на долю
каждого, из этих «крупных» купцов приходился ежегод-
ный экспорт в размере 119 центнеров. Далее, по мнению
Зомбарта, следует обратить внимание на огромное число
договоров о создании коменды \ причем в каждую из них
вносился незначительный капитал, который в среднем
равнялся 1000—1100 золотых марок (по курсу 1914 года),
а также па крайне медленное обращение товаров, мед-
ленный темп ведения дел, на ничтожный тоннаж кораб-
лей и незначительную стоимость их груза. Приведя много-
численные другие примеры, касающиеся не только мел-
ких, но и крупнейших торговых центров Италии и даже
могущественной компании Барди, примеры, подтверждаю-
щие, с его точки зрения, мизерные масштабы торговой
деятельности, Зомбарт заканчивает свои рассуждения
хорошо известным отождествлением купца с ремесленни-
ком: «Величина торговых предприятий свидетельствует
о том, что носитель профессиональной торговли в докапи-
талистическую эпоху был не чем иным, как ремесленни-
ком. Весь образ их мыслей, весь строй их чувств, их со-
циальное положение, формы их деятельности — все это
роднит их с мелкими и средними производителями того
времени. В самом деле, нет ничего более нелепого, чем
населять средние века капиталистически чувствующими
и экономически вышколенными купцами. Ремесленная
сущность старого' торговца обнаруживается прежде всего,
в своеобразии его целей. Стремление к наживе, свой-
ственное современным предпринимателям, как нельзя бо-
лее чуждо его сердцу; он не хочет ничего иного, как тру-
дами рук своих добывать себе средства на приличное его
сословию существование —- не меньше, но и не больше;
над всей его деятельностью господствует идея про-
питания»1 2.
Мы изложили, быть может, слишком подробно точку
зрения Зомбарта не потому, что, считаем целесообразным
1 См. стр. 309 ь сл. — Прим. ред.
2 В. Зомбарт, Современный капитализм, т. I, М. — Л., 1931,
стр. 291.
356
вступать здесь в полемику с ним, но. по той причине, что
эта точка зрения является, с одной стороны, отголоском
широко, распространенного мнения, а с другой стороны,
естественной реакцией на очевидное заблуждение тех
историков, которые в своей оценке средневековой тор-
говли не -замечают никакой существенной разницы между
ней и торговлей XIX—XX веков. Стремление подчерк-
нуть не столько1 действительные или мнимые черты сход-
ства, сколько, резкое различие между ними, является
весьма своевременным; однако чрезмерная привержен-
ность этому тезису завлекла немецкого, экономиста слиш-
ком далеко, и он, несомненно, впал в сильное преувели-
чение.
* В действительности в итальянских городах, игравших
ведущую роль в международной торговле, одновременно
сосуществовали две категории купцов, резко отличав-
шихся друг от друга как по характеру своей деятельности
и по образу жизни, так и по тем экономическим целям,
которые они перед собой ставили. Мелкий торговец, про-
водивший целый день в своей лавке и продававший
в розницу самые разнообразные товары узкому кругу
покупателей (который в общем не менялся в течение
года и даже на протяжении ряда лет), был ограничен
в своей деятельности жесткими предписаниями уставов,
контролем со стороны цеха и должностных лиц, ведав-
ших деятельностью рынка; он не имел права ни изме-
нять по своему желанию цены, ни торговать дольше, чем
это было положено, ни каким-либо иным образом кон-
курировать с другими торговцами своего цеха. В дей-
ствительности такого торговца по образу его жизни, по
тем экономическим целям, которые он перед собой ста-
вил, можно сравнить с ремесленником: он знает, что его
лавка принесет ему ежедневный скромный доход, доста-
точный для содержания семьи, и вряд ли может рассчи-
тывать на расширение сферы своей деятельности и изме-
нение своего положения. На ежедневных и еженедельных
рынках — такие рынки были во всех городах и укреплен-
ных пунктах — торговали частично мелкие торговцы,
частично — производители из окрестных деревень. Еже-
дневные рынки предназначались главным образом для
продажи съестных припасов, поставлявшихся крестья-
нами городскому населению, а также самых грубых ре-
месленных изделий — тканей, обуви, одежды, железного
й деревянного инвентаря, различных предметов по-
вседневного обихода, которые ремесленники и городские
мелкие розничные торговцы давали взамен сельскому
населению; на еженедельных рынках в основном торго-
вали скотом, растениями для посадки, семенами и сель-
скохозяйственными орудиями, необходимыми для кре-
стьян. Мы менее осведомлены о том, какой характер и
какое значение имели в Италии ежегодные ярмарки.
Ученые, занимающиеся экономической историей средне-
вековья, до сих пор уделяли мало внимания этому пред-
мету, может быть, потому, что до XVI века ярмарки
не играли в Италии сколько-нибудь значительной роли
в качестве центров международной торговли. Молчание
ученых в значительной степени объясняется молчанием
источников: торговые книги наиболее крупных предприя-
тий, мемориалы, нотариальные акты богатых купцов
содержат, насколько нам известно до сих пор, лишь
очень редкие упоминания о посещениях этими купцами
той или другой итальянской ярмарки.
С другой стороны, если источники, что случается
несравненно чаще, сообщают, что итальянские купцы
отправляются «на ярмарки», не делая при этом какие-
либо дополнительные указания, речь идет всегда о шам-
панских ярмарках. Следовательно, нотариусы и государ-
ственные должностные лица не допускали возможности,
что эти столь широко известные ярмарки можно смешать
с итальянскими ярмарками.
Это различие отнюдь не является признаком эконо-
мической отсталости Италии. Оно объясняется не только
тем обстоятельством, что итальянские купцы посещали
все крупнейшие международные ярмарки Средиземно-
морья, а также Западной и Центральной Европы, но и
превращением в XIII—XVI веках больших торговых
городов Италии, в первую очередь Генуи, Венеции,
Милана и Флоренции, в крупные и постоянные ярмарки.
В лавках, фондако и на складах этих городов чужезем-
ные купцы могли приобретать разнообразные, самые
редкие и ценные товары, шедшие сюда со всех концов
света; здесь купцы любой страны и любой националь-
ности могли каждое утро встречаться на рыночной пло-
щади (которую можно было бы с почти полным основа-
нием назвать своего рода биржей) и заключать здесь
торговые сделки.
358
Правильность этого объяснения подтверждается тем
фактом, что ярмарки достигли определенного развития
уже в XIII—XIV веках только в Марке, Абруццах, Апу-
лии и некоторых других областях Южной Италии, то
есть там, где почти совсем не было крупных горо-
дов, а торговые сношения сушей были значительно
более затруднены. Однако и эти ярмарки являлись, на-
сколько нам известно, не столько центрами междуна-
родной торговли, сколько центрами товарообмена
внутри данной области или между отдельными обла-
стями.
Исключение составляли некоторые города, располо-
женные в бассейне нижнего течения По и у выхода ряда
альпийских долин. Благодаря своему положению им уда-
лось добиться того, что купеческие караваны, проходив-
шие через них, останавливались здесь на несколько дней
на отдых и продавали покупателям, по крайней мере,
часть своих товаров. К таким городам принадлежали
Пьяченца, Болонья, Феррара, Тренто, Больцано и Ме-
рано. Наибольшей известностью среди этих ярмарок
пользовались ярмарки Феррары — города, расположен-
ного в месте пересечения речного пути по реке По с сухо-
путными дорогами из Романьи, Тосканы, областей Веро-
ны и Мантуи. Феррарские ярмарки открывались дважды
в год — на пасху и в день св. Мартина; сюда съезжались
купцы из Болоньи, Мантуи, Милана и других ломбард-
ских городов, тосканские, а иногда и некоторые чужезем-
ные купцы для торговли сукном, кожами, железными
изделиями и прочими товарами. Города, где собирались
ярмарки, в значительной степени именно им и были обя-
заны своим расцветом; но, тем не менее, эти ярмарки
нельзя сравнить по своему значению с французскими и
фламандскими. Недаром ярмарки верхнего Адидже и
позднее знаменитая ярмарка Сенигаллии вступили в пе-
риод своего высшего расцвета лишь в XVI веке, когда
в крупных европейских государствах победила политика
протекционизма, препятствовавшего свободному продви»
жению итальянских и европейских купцов через Альпы:
протекционизм заставил купцов обратиться к ярмаркам
Италии, доступным в равной мере для всех. Таким обра-
зом, международная торговля продолжала развиваться,
а Италия избежала опасности полностью остаться в сто-
роне от нее.
359
Н* ч»
Итальянские ярмарки, несмотря на то, что они
играли второстепенную роль, все же служили в какой-то
степени связующим звеном между мелкой локальной и
крупной международной торговлей. Международная тор-
говля была сферой деятельности исключительно высшего
слоя итальянских купцов, по характеру своих занятий,
социальному положению и экономическим целям резко
отличавшихся от мелких торговцев, продававших товар
только в розницу. В цеховом строе итальянских городов,
а равным образом в повседневной деятельности торгов-
цев собственно не существовало четкого разграничения
между оптовой и розничной торговлей. Правда, были и
отдельные исключения: так, например, в уставе флорен-
тийского цеха врачей, аптекарей и мелочных торговцев
идет речь о купцах, продававших товары оптом (in gros-
sum), и торговцах, продававших товары в розницу (ad
minutum). Но в большинстве случаев, если в городе су-
ществовал цех купцов (mercatores), в него входили лишь
те купцы, которые торговали сукнами и другими тка-
нями; не ограничиваясь продажей в розницу местной
продукции, они приобретали, а иногда даже сами вво-
зили чужеземные сукна, полотна и fustagni с целью их
перепродажи.
Там же, где торговля была особенно интенсивной,
принимала наиболее дифференцированный характер и
где наряду с торговлей существовала довольно развитая
промышленность, вместо одного цеха купцов существо-
вало несколько корпораций, члены которых занимались
тем или иным видом торговли, а иногда, одновременно
с этим, и соответствующим видом промышленной дея-
тельности. В таких городах объединение купцов (mer-
canzia) было не цехом, а органом управления коммуны
или же, как во Флоренции, органом управления пяти
старших цехов — Калимала, Лана, «Ворот св. Марии»,
менял и цеха врачей, аптекарей и мелочных торговцев.
Два из них — Калимала и цех врачей, аптекарей и ме-
лочных торговцев — можно считать корпорациями круп-
ных купцов, ведущих торговлю в международных мас-
штабах (в особенности цех Калимала). Но даже члены
могущественного цеха Калимала, к которому принад-
лежали самые богатые семьи Флоренции, занимавшиеся
36Q
наряду с импортом сукон (из стран, расположенных
к северу от Альп) также их окончательной отделкой, тор-
говлей другими товарами и банковским делом, вели,
правда в ограниченных масштабах, одновременно и роз-
ничную торговлю в лавках, расположенных на узкой
улице Калимала. В Венеции и Генуе, где сама коммуна
представляла собой организацию купеческой аристокра-
тии, крупные купцы не были заинтересованы в создании
корпораций, но использовали уже существовавшие цехи
(особенно в Венеции) как орудие своего господства над
превосходившим их по своей численности классом ремес-
ленников. Уже самый тот факт, что в Венеции и Генуе,
где имелись цехи галантерейных торговцев, аптекарей,
мелочных торговцев, не было цехов менял, банкиров, тор-
говцев тканями, судовладельцев и вообще всех купцов,
ведущих торговлю в международном масштабе, показы-
вает, насколько глубоко ощущалась всеми разница
между мелким торговцем, который во всех отношениях
походил на ремесленника и занимал в коммуне скромное
положение подданного, и купцом в полном смысле этого
слова, пользовавшимся всеми политическими правами и
участвовавшим лично и своим капиталом в международ-
ной торговле, в особенности в торговле с далекими
заморскими странами.
* Купцы различных городов, участвовавшие в крупной
международной торговле, в отличие от мелких торговцев
были сходны друг с другом уже по одному тому, как они
готовились к своей будущей профессии, как вступали
на это поприще, их сближала также и их дальнейшая
деятельность.
Еще в очень юном возрасте, закончив краткий курс
грамматики и арифметики (большей частью в частных
школах), купец начинал свою карьеру длительными
путешествиями по морям и суше и зачастую долго жил
вдали от родного города. Иногда, особенно в Венеции,
эти начинающие купцы совершали свои первые путеше-
ствия в качестве каких-либо скромных государственных
должностных лиц во флоте или в колониях, но даже
в таких случаях они занимались главным образом
делами своего торгового дома. Некоторые из купцов,
объехав весь известный тогда мир, оставались навсегда
в каком-либо чужеземном городе. Нередко даже купцы,
занимавшие известное положение, всю жизнь проводил^
3(5]
на море; так, венецианец Майрано более 40 лет, если
не считать коротких периодов отдыха, лично сопро-
вождал свои товары, следовавшие с одного побережья
Средиземного моря на другое; в 1190 году, когда ему
было уже шестьдесят лет, он сохранил еще достаточно
сил, чтобы командовать кораблем в этих длительных,
трудных и опасных путешествиях. В большинстве слу-
чаев, однако, по достижении зрелого возраста купец воз-
вращался на родину, где и жил до самой смерти. Отка-
завшись от странствований, купец отнюдь не прекращал
сношений с чужеземными купцами: в любом случае —
принимал ли купец, вновь ставший гражданином своего
родногб города, активное участие в его общественной
жизни, или замыкался в своем узком семейном кругу —
он управлял своим торговым предприятием один или
совместно с другими. То, чем он занимался в юности, он
предоставлял теперь делать сыновьям и племянникам
или своим агентам; они посещали вместо него между-
народные ярмарки, управляли филиалами его торгового
дома в крупнейших центрах Прованса и Фландрии,
в Париже и Лондоне, в Испании и на Балеарских остро-
вах, в больших итальянских городах и городах Леванта,
причем в управлении им помогал многочисленный тех-
нический персонал; административная организация этих
предприятий и система счетоводства были построены на
чисто рациональных началах.
Итак, если мы, опровергая точку зрения Зомбарта,
вправе сделать вывод, что по самому своему облику и
образу жизни крупный купец прямо противоположен
ремесленнику, ограниченному в своих стремлениях, при-
выкшему к однообразному труду, никогда не выходив-
шему за рамки, установленные цеховым уставом и дли-
тельной привычкой, то. и другие возражения Зомбарта
также нельзя считать обоснованными. Зомбарт считает,
что не может быть и речи о крупной торговле, а глав-
ное — товарооборот был столь медленным, что частные
лица не могли создавать значительные состояния, зани-
маясь только торговлей. Следует признать, что купцы
действительно часто затрачивали много усилий, чтобы
приобрести небольшое количество сукна, или затевали
длительную переписку по поводу сделки, сводившейся
к нескольким десяткам золотых дукатов, а иногда даже
нелц по поводу этой сделки бесконечные судебные тяжбы.
36?
Однако в источниках встречаются такие операции купли-
продажи, которые удовлетворили бы по своим масшта-
бам даже крупную фирму нашего времени и были тем
более значительными в период, когда скромный служа-
щий торговой компании мог жить, получая жалование
в размере 50 лир во флоринах (что соответствует 34’/2 зо-
лотых флоринов). Именно в этот период одна из наи-
менее могущественных компаний, входивших в цех
Калимала — компания дель Бене, операции которой Са-
пори привел в качестве образца торговой деятельности,
закупила в течение трех лет (1318—1321 годы) во
Фландрии и Франции 951 кусок сукна в общей слож-
ности на сумму 32 364 лиры во флоринах. В течение
первой из этих поездок за сукном, в которую за счет дель
Бене отправились агенты Барди, они привезли 19 тюков
(содержавших 240 штук сукна), являющихся собствен-
ностью дель Бене, а также 71 тюк уже в качестве соб-
ственности Барди. Вполне можно предположить, что
количество товаров, которое за тот же самый проме-
жуток времени импортировала могущественная ком-
пания Барди (в орбите которой находились дель Бе-
не), по своей стоимости, по крайней мере, в 4 раза
превышало импорт дель Бене. Согласно балансу ком-
пании Барди, сведенному на 1 июля 1318 года, общий
оборот средств компании равнялся 872 633 золотым фло-
ринам.
Даже если масштабы отдельной операции кажутся
очень скромными, следует иметь в виду, что большая
часть купцов того периода торговала самыми разно-
образными товарами. Достаточно привести следующий
пример: душеприказчики венецианца Пьетро Соранцо
продали все товары, находившиеся в момент его смерти
на складе или в пути; перец они продали за 3 тысячи
дукатов, мускатный орех, гвоздику, олово, свинец, же-
лезо — за значительно меньшую сумму, золото, ввезен-
ное из района Черного моря, — за 1478 дукатов, шелк-
сырец— за 3810 дукатов, кожи из России — за 1900 ду-
катов; стоимость сахара из Сирии и Кипра, воска,
меда, жемчуга не указана, но была, несомненно, зна-
чительной.
Почти в то же время (1365) братья Корнаро объеди-
нились с Вито Лионом для торговли с Кипром; их
совместный капитал составлял 83 275 золотых дукатов,
363
и за один лишь год они ввезли товаров на 67 тысяч
дукатов.
Темп ведения торговых дел в то время был действи-
тельно очень медленным: на перевозку тюка с сукном
из Фландрии во Флоренцию требовалось в среднем
четыре месяца; если письмо, отправленное из Венеции
со специальным курьером, прибывало в Брюгге ранее,
чем через восемь дней, это Считалось чудом быстроты.
Но этот темп в той или иной степени сохранялся вплоть
до появления железных дорог и телеграфа и все же
нисколько не помешал тому, что в XVI веке Фуггеры,
а в следующем столетии крупные купцы Амстердама
стали владельцами огромных состояний. Для крупного
торгового дома, который обладал филиалами во всех
больших торговых центрах мира, где при его участии
постоянно заключались многочисленные сделки, быстрота
завершения каждой из них в отдельности не имела ре-
шающего значения — независимо от этого торговый дом,
даже при среднем сравнительно невысоком уровне при-
были (согласно Сапори, равнявшемся 10—15 процентам)
при сведении баланса получал значительную прибыль.
В самом начале XIV века Бартоло ди Джакопо Барди,
умирая, оставил наследство, состоявшее из 17 240 флори-
нов свободного капитала и из земель и другой недвижи-
мости стоимостью 8400 флоринов. Менее чем через 40 лет
его сыновья увеличили в пять раз это состояние (оцени-
вавшееся теперь в 129 142 флорина), и притом путем
одних только торговых и банковских операций.
Правда, крупные тосканские купцы в широких мас-
штабах занимались банковскими операциями, как депо-
зитными, которые были особенно выгодны, так и кредит-
ными; но, поскольку эти ссуды предоставлялись главным
образом государям и коммунам и сами операции были
связаны с очень большим риском, в них нельзя видеть
единственный или главный источник обогащения купцов.
В то же время крупные венецианские и генуэзские купцы,
по крайней мере до XV века, не уделяли особого внима-
ния финансовым операциям в других странах, более того,
они занимались ими лишь в виде исключения; большей
частью их кредитные операции сводились к приобрете-
нию на рынке ценных бумаг государственного займа и
финансированию отдельных торговых предприятий дру-
гих купцов или судовладельцев.
364
Итак, торговля была тем основным фактором, благо-
даря которому прямо или косвенно возникли крупные
состояния купеческой аристократии.
Наиболее полное представление о значении и в из-
вестном смысле о современном характере деятельности
крупного итальянского купца XIII или XIV века дает
сложная и рациональная организация того предприятия,
которое он возглавлял. В период с 1331 по 1343 год ком-
пания Перуцци держала на жалованье в центральной
резиденции и филиалах, расположенных в других стра-
нах, 133 служащих, более могущественная компания
Барди за 36-летний период (с 1310 по 1345 год) насчи-
тывала 346 служащих. Поскольку каждый из них в сред-
нем оставался на службе у компании 11 —12 лет, можно
высчитать, что компания Барди ежегодно держала на
жалованье от 100 до 120 служащих, труд которых опла-
чивался различным образом: ученик получал 5—7 золо-
тых флоринов в год, глава филиала во Фландрии и
Англии — до 200 флоринов, руководители счетных дел
компании — 300 флоринов.
В те же годы компания Барди учредила филиалы во
всех итальянских областях — в Анконе, Аквиле, Бари,
Барлетте, Кастель дель Кастро, Генуе, Неаполе, Ницце,
Орвието, Палермо, Пизе и Венеции; в Леванте — на
Кипре, в Константинополе, Иерусалиме и на Родосе;
на Западе — в Брюгге, Лондоне, Париже, Марселе,
Авиньоне, на Майорке, в Барселоне, Севилье и, наконец,
Тунисе. Естественно, что не единичные торговые сделки,
заключенные в той или иной области, придавали между-
народный характер деятельности компании Барди: каж-
дый из ее 25 филиалов, от Лондона до Иерусалима,
руководил многочисленными операциями, в ходе которых
обращалось большое количество товаров и вкладывался
капитал, нередко — как, например, в Лондоне, Брюгге
и Венеции, — принимавший значительные размеры.
Итак, даже опуская многочисленные примеры, кото-
рые рисуют характерный облик крупного купца не
только Флоренции, но и всех других больших торговых
городов Италии, мы вправе сказать, что те цели, кото-
рые ставил перед собой крупный купец, весь образ его
жизни были резко отличны, если не прямо противо-
положны целям и образу жизни мелкого розничного
торговца. Мелкая торговля, как и ремесло, основывалась
365
на почти постоянно сохранявшемся равновесии между
местным спросом и предложением, на отношениях между
торговцем и узким, хорошо знакомым ему кругом поку-
пателей, потребности которых он с легкостью мог удовле-
творить. Это была торговля, не связанная с серьезным
риском, но и не сулившая больших прибылей; она гаран-
тировала тому, кто ею занимался, прожиточный мини-
мум, возможность попрежнему вести скромный и одно-
образный образ жизни. Между тем крупный купец вышел
далеко за пределы замкнутой и узкой сферы городскЪй
жизни. В каком-то смысле он является наследником и
преемником прежнего странствующего торговца, у кото-
рого заимствовал страсть к бродячей жизни, знакомство
с обычаями дальних стран, знание отдаленных рынков.
Опасности и трудности скорее влекут его, чем страшат;
однако он не стал от этого безрассудным игроком, ставя-
щим- на карту все свое состояние: эти трудности развили
в нем совершенно новые организаторские и администра-
тивные способности. Именно эта торговля, которую вел
крупный купец, послужила толчком к быстрому развитию
в Италии XIV—XV веков торгового счетоводства и бух-
галтерского дела, рациональной организации предприя-
тий, техники торговли и торгового права, которые были
затем переняты у Италии всей Европой.
Как правило, такой купец не специализировался на
продаже определенных групп товаров и вообще на опре-
деленных видах деятельности. Следует, правда, указать,
что наиболее видные семьи Сиены XIII века, несо-
мненно1, предпочитали заниматься банковскими опера-
циями, что во Флоренции в следующем столетии они
занимались одновременно финансовыми операциями и
торговлей чужеземными сукнами, а во вторую очередь —
и другими ценными товарами, в то время как в Венеции
и Генуе кредитно-ростовщические операции до XVI века
отступали на задний план перед операциями чисто тор-
гового характера, в особенности перед морской торговлей.
Однако в основном крупный купец являлся прежде всего
дельцом в полном смысле слова, человеком, с первых
шагов своей деятельности обладающим небольшим дви-
жимым имуществом, а главное — смелостью, предприим-
чивостью и организационными навыками. Не боясь
риска, он брался за все: вел внешнюю и внутреннюю
торговлю, торговал оптом и в розницу сукнами и шерстью
36(>
в виде сырья, зерном и пряностями, солью и металлами;
он вкладывал деньги в производство, занимался обменом
денег, давал ссуды частным лицам, государям и ком-
мунам, брал на откуп сбор таможенных пошлин и других
поборов. Он торговал то тем, то другим, а иногда всеми
товарами одновременно, лишь бы это приносило ему при-
быль и удовлетворяло жажду наживы, которая была
главным импульсом его многообразной деятельности.
* 6. Размах деятельности отдельного купца, даже если
этот купец был отважен, если располагал капиталом,
хотел им рисковать и целиком помещал его в торговлю
(что случалось нечасто), все же оставался весьма незна-
чительным. Поскольку товары шли крайне медленно,
а путь им предстоял очень долгий, нередко между нача-
лом какой-либо торговой операции и ее завершением
проходили многие месяцы, а иногда и годы. Таким обра-
зом, купец, несмотря на то, что часть его капитала была
вложена в недвижимость, вскоре мог оказаться вынуж-
денным временно отказаться от всех других занятий,
ожидая того момента, когда он вновь сможет распоря-
жаться своим свободным капиталом.
Если сфера деятельности отдельного купца быстро
увеличивалась и ему нехватало средств, чтобы довести
операции до конца, он без особого труда находил —
среди родственников или друзей, которые не вели соб-
ственной торговли, а часто среди других купцов своего
города или даже посещавших этот город чужеземных
купцов — человека, который вкладывал в данную торго-
вую операцию свой капитал или входил с этим купцом в
компанию на определенный срок. Именно эта практика
объединения капиталов, получившая огромное распро-
странение и увеличивавшая потенциальные возможности
отдельного купца, определяла бурный рост торговой дея-
тельности.
Даже с чисто экономической точки зрения (ибо только
она интересует нас в данной работе), эти ассоциации
владельцев капитала принимали различные организа-
ционые формы в зависимости от того, создавались ли
они для морской торговли, сухопутной торговли или
производства. В приморских городах они принимали
в основном две формы: 1) объединения капиталистов,
предоставлявших ссуды купцам, ведущим морскую
367
торговлю, и 2) коменды (commenda), называвшейся в Ве-
неции коллеганцой (colleganza).
Морская ссуда сводилась к следующему: купец, от-
правлявшийся в плавание, а иногда и судовладелец
(nauclerus) получал у капиталиста-заимодавца опреде-
ленную сумму; эта сумма должна была быть возвращена
вместе с процентами, когда купец, получивший ссуду,
прибывал к месту назначения или же, чаще, когда он
возвращался в порт, откуда начал свое плавание. В неко-
торых случаях в договоре указывался лишь первый порт,
где следовало разгружать товар; оттуда купец, получив-
ший ссуду, имел право продолжать свой путь в любом
направлении и на любом корабле, обязуясь лишь воз-
вратиться в назначенный срок и вернуть обусловленную
в договоре сумму.
При ссуде такого типа, которая была распространена
только в морской торговле, уровень процента был зна-
чительно выше того, который существовал при предоста-
влении ссуды обычного, простого типа. Примерно в конце
XII века, то есть в период, когда покупательная способ-
ность денег, очевидно, была очень высокой, процент, взи-
мавшийся при предоставлении морских ссуд, казалось,
был равен проценту при ссудах обычного типа или даже
был ниже его: он колебался между 20 и 25 процентами;
в действительности, однако, разница была огромной, так
как в простых ссудах речь шла о годовом проценте,
а в морских ссудах он устанавливался только на срок
плавания, который именно в тех случаях, когда процент
был сравнительно небольшим, был непродолжительным
(из Венеции — в Дураццо, в Арту или Коринф, из Кон-
стантинополя— в Смирну, из Акра — в Александрию).
В других договорах, согласно которым ссуда давалась
на два года, взималось 33 процента годовых; в одном
случае, когда плавание было не особенно длительным,
но довольно опасным, процент возрос до 50.
К этой форме финансирования, при которой заимо-
давец разделял риск, связанный с плаванием, войной,
пиратством, но не риск, вытекающий из самих торговых
операций, некоторые купцы прибегали (особенно в
XII веке), может быть, именно потому, что она не влекла
за собой никакого контроля заимодавца над тем, как
данный купец ведет торговые операции, и предоставляла
последнему весь доход от предприятия, если не считать
368
оговоренных в договоре процентов. Так обстояло дело,
например, с уже упоминавшимся нами венецианцем Май-
рино, который за один лишь месяц (июль 1167 года)
и на одно лишь путешествие (из Константинополя в Але-
ксандрию и обратно) заключил с различными лицами
8 договоров (их тексты сохранились до наших дней)
о морской ссуде в общей сложности на сумму 1106 золо-
тых перперов при условии выплаты заимодавцам от 40
до 50 процентов.
Однако, несмотря на широкое распространение мор-
ских ссуд, наиболее распространенной формой помеще-
ния капитала в морскую торговлю была коменда. Появле-
ние коменды восходит к значительно более отдаленной
эпохе, но именно с XIII века она превратилась в наи-
более удобное средство, предоставлявшее множеству
людей независимо от их социального положения возмож-
ность получить долю вожделенных доходов от морской
торговли, не разделяя трудностей и опасностей морского
путешествия. Поэтому, по мнению Сэйу, коменду можно
рассматривать как типичный для XI—XIV веков договор,
касающийся морской торговли.
Нам известны два вида коменды, которые с почти
одинаковой полнотой освещены многочисленными сохра-
нившимися источниками: 1) двусторонняя коменда, полу-
чившая в Генуе название компании (societas), в которой
«остающийся» (stans), то есть компаньон, остававшийся
в городе, вносил две трети капитала, а «деятель»
(tractator или procertans) — купец, направлявшийся в пла-
вание и осуществлявший операции, — предоставлял лишь
треть капитала, в то время как прибыль делилась между
ними поровну; 2) односторонняя коменда или соб-
ственно коменда, в которой остающийся компаньон вно-
сил весь капитал и получал три четверти прибыли.
Практически оба вида коменды, по всей вероятности,
сливались в один вид — в чистую и простую, или одно-
стороннюю коменду, и кажущееся участие обеих сторон
в помещении капитала, быть может, фиксировалось в до-
говорах, с тем чтобы возможные убытки не падали цели-
ком на заимодавца (как при предоставлении морской
ссуды), а разделялись между обоими участниками ко-
менды; две трети таких убытков приходились на долю
«остающегося» и одна треть — на выполняющего пору-
чения.
24 Зак. 1587. Дж. Луццатто 369
Взаимоотношения, устанавливавшиеся между куп-
цом и лицом, финансировавшим его предприятие, по
существу, были взаимоотношениями между должником и
кредитором; единственное, впрочем, довольно важное,
различие состояло в том, что купец — участник коменды
не мог просто возвратить взятую им взаймы сумму
вместе с процентами, обусловленными договором, но
должен был представить финансировавшему его лицу
отчет об израсходованных им суммах, полученных при
организации коменды (в форме денег и товаров); если же
купцу не удавалось вернуть всего полученного капитала
полностью, то он обязан был объяснить причины невы-
полнения обязательств Ч
Зомбарт, одержимый навязчивой идеей о ничтожном
развитии деловой жизни Италии даже в период город-
ских коммун, в ироническом тоне выражает сомнение
в том, что можно назвать «большой» торговую операцию
купца, который пускается в плавание, получив у второго
участника коменды, своего соотечественника, владельца
капитала, сумму в размере 100 генуэзских, венецианских
или пизанских лир (равных, по вычислению Зомбарта,
1000 золотых марок по курсу его времени). В самом
деле, хотя и бывали случаи, когда договоры о коменде
заключались на значительно более крупные суммы, даже
на 1000 лир, сумма в 100 лир действительно представляет
собой средний размер вносившегося капитала, по край-
ней мере в XIII веке. Однако скромные размеры этой
средней суммы приобретают значение, прямо противо-
положное тому, которое стремился им придать Зомбарт,
если мы обратим внимание на то, что большая часть
итальянских купцов, отправляясь в плавание, получала
в результате договоров о коменде денежные суммы или
партии товаров у широкого круга лиц, желавших раз-
делить риск и прибыль предприятия. Несколько сгустив
краски и допустив некоторое преувеличение, с тем же
успехом мы могли бы признать ничтожным по масшта-
бам современное акционерное общество, если бы нам
не был известен его капитал, а было бы только известно,
что номинальная стоимость каждой акции равняется, на-
пример, 100 лирам.
1 Ср. GH statuti veneziani di Jacopo Tiepolo del 1242 e le loro
glosse, a cura di R. Cessi, Venezia, 1938, libro III, cap. 1.
370
В действительности дошедшие до нас в большом
числе завещания, описи имущества и отчеты душепри-
казчиков, нередко позволяющие нам определить состав
имуществ частных лиц, показывают, что в XIII веке
широкое распространение получил обычай вкладывать
большую часть имущества в операции, проводившиеся
комендой. Приведем лишь один пример: некий венециан-
ский патриций, обладавший состоянием средних разме-
ров, после своей смерти в 1268 году оставил состояние,
пятая часть которого (или несколько более) предста-
вляла собой недвижимость, а почти четыре пятых — дви-
жимое имущество. Большая часть этой движимости
(22 935 венецианских лир из 38 848 лир) состояла из
сумм, розданных им в качестве участника компаний типа
коллеганцы. Тот факт, что преобладающая часть капи-
тала была вложена в коменду, приобретает еще большее
значение, если принять во внимание социальное положе-
ние венецианца. Речь идет о патриции преклонного воз-
раста, человеке, который в течение 15 лет был дожем
Венеции. Этот патриций до того, как он достиг высочай-
шего поста в республике, занимал должность подеста
в различных итальянских коммунах; он командовал вене-
цианским флотом в экспедиции, предпринятой для отвое-
вания Зары, и представлял Венецианскую республику на
Лионском соборе. Это был человек, в юности сам зани-
мавшийся торговлей, но к этому времени уже давно
устранившийся от непосредственного участия в делах.
И все же он был к моменту смерти членом 132 ассоциа-
ций коллеганцы, и его взносы колебались от 100 до
970 венецианских лир, составляя в среднем 174 лиры
по каждому договору.
Что престарелый дож накануне смерти оказывал пред-
почтение этой форме вложения капитала, видно из его
завещания: распределяя свое имущество между род-
ственниками, духовными лицами, церквами и монасты-
рями, он советует и даже иногда предписывает своим
наследникам помещать полученный капитал в колле-
ганцу. Такой способ помещения капитала практиковали
жители всех приморских городов — Венеции и Генуи,
Пизы, Марселя и Барселоны, что объясняется самим
характером морской торговли, ибо не все, обладавшие
свободным капиталом, могли принимать в ней личное
участие; между тем морская торговля, в которой отделы
24*	371
ная торговая операция осуществлялась обычно в течение
одного плавания, облегчала и делала более прибыльным
помещение капитала в торговое дело на короткий срок
(здесь, как правило, капитал вновь освобождался после
окончания морской экспедиции).
Правда, компании, которые в городах внутренних
областей стали, как мы вскоре увидим, преобладающей
формой ассоциации владельцев капитала, вскоре начали
возникать и в приморских городах; здесь они состояли
из лиц, владевших долями корабля и практиковавших
сдачу судов в наем; это, однако, объясняется именно тем,
что владение кораблем и деятельность судовладельцев
отнюдь не сводились к одной-единственной морской
экспедиции.
* * *
Возможно, что эти компании, состоявшие из совла-
дельцев одного корабля, положили начало появившимся
в Венеции и Генуе в первой половине XII века торговым
компаниям, которые занимались торгом на рыночной
площади родного города, сухопутной и морской торгов-
лей, хотя в морской торговле до XIV века продолжала
господствовать коменда.
Торговая компания, получившая с XIII века значи-
тельное распространение и в приморских городах, со-
стояла из нескольких лиц — двух и больше, — вносивших
одинаковые или различные доли капитала; все ком-
паньоны участвовали в работе по организации предприя-
тия и сообща несли полную ответственность перед
третьими лицами за те операции, которые проводил каж-
дый из них; исключение в отношении принципа общей
ответственности составляло лишь взыскание суммы убыт-
ков с отдельного члена компании. Прибыли и издержки
делились между участниками пропорционально внесен-
ному ими капиталу. Объединение обычно создавалось
не для проведения одной какой-либо операции, а для
осуществления ряда операций, которыми его участники
занимались на протяжении определенного срока; по исте-
чении же этого срока соглашение могло быть всякий раз
возобновлено по желанию членов компании. Решив лик-
видировать компанию, они подводили общий итог своей
деятельности, в отличие от коменды, где один из участни-
ков был обязан отчитываться перед другим.
372
Торговые компании достигли полного господства в эко-
номике городов внутренних областей Италии, где они
приобрели те же функции, которые в приморских городах
выполняли ассоциации типа коменды. По своему проис-
хождению и характеру они были близки к коменде.
Благодаря тому, что в число компаньонов вскоре начали
попадать лица, не принадлежащие к тому роду, который
основал компанию, капитал компании вскоре значительно
увеличился, достигая иногда крупной суммы 90—100 ты-
сяч золотых флоринов. И все же компании не могли
справляться с непрестанно расширяющимся кругом своих
дел; поэтому им пришлось принимать депозиты у самих
участников компании и у посторонних лиц, уплачивая
вкладчикам твердо установленный процент, и в некото-
рых случаях даже принимать вклады со стороны от лиц,
не вступающих в компанию и не имеющих никакого отно -
шения к ее деятельности, но желающих принять ограни-
ченное участие в ее прибылях.
В период, когда акционерные общества были еще не
известны, этот тип компании оказался наиболее приспо-
собленным к таким операциям, как финансирование про-
мышленности, сухопутной торговли с отдельными обла-
стями и в особенности предоставление займов государям
и коммунам, то есть к операциям, требовавшим большой
концентрации капиталов и прочного положения самой
компании. Можно сказать, что в период XIII—XV веков
этот -тип компании господствовал в сфере крупной тор-
говли: во всех больших торговых городах Тосканы и
Ломбардии не существовало ни одного крупного торго-
вого дома, который не был бы организован в форме ком-
пании. В Сиене к числу наиболее известных компаний
принадлежали Буонсиньори, Пикколомини, Салимбене,
Толомеи, Санседони, Уголини, Каччамонти, Фини, Гал-
лерани, Маффеи; в Асти — Альфиери, Скарампи, Мала-
байла; в Лукке — Бурламакки, Ченами, Гиниги, Рапонди,
Ричарди; в Пистойе —- Амманати, Канчельери, Панча-
тики; в Пьяченце — Маньявакка. По сообщениям Вил-
лани, во Флоренции в 1329 году существовало восемь-
десят компаний, большая часть которых входила в цех
Калимала. Многие статьи цеховых статутов Калималы
имели в виду не столько отдельных купцов, сколько
включенные в цех компании. Наряду с широко извест-
ными компаниями Альбицци, Буондельмонти, Черки, дель
373
Бене, Фрескобальди, Моцци, Пацци, Портинари, Пульчи,
Строцци (часть которых занимала в XV веке важное
экономическое и политическое положение) в Калималу
входили компании Альберти, Джанфильяцци, Скали,
Спини и в первую очередь Аччаюоли, Барди и Перуцци,
приобретшие в течение первых сорока лет XIV века
характер настоящих мировых капиталистических дер-
жав.
Несмотря на то, что в юридическом аспекте эти ком-
пании крупных торговых и промышленных городов вну-
тренних областей не отличались сколько-либо заметным
образом от компаний приморских торговых городов,
между ними имелись заметные различия в иных, и при-
том весьма существенных, отношениях. В Генуе и Вене-
ции, насколько нам известно, компании сохраняли слу-
чайный характер и не препятствовали своим членам
заниматься разнообразной торговой деятельностью; там
компании распускались по завершению предприятия,
ради которого они были организованы. В Тоскане же их
главное ядро составляли объединения отдельных семейств
(причем эти объединения носили всегда имя того семей-
ства, которое вложило в компанию большую часть ее ка-
питала); компании сосредоточивали в себе всю деятель-
ность своих членов и существовали на протяжении не-
скольких десятилетий под одним и тем же названием и,
по крайней мере перед лицом посторонним, выступали
как единые и неизменные объединения (даже в том слу-
чае, если капитал компании увеличивался или умень-
шался, если в нее вступали новые участники или из нее
выбывали некоторые старые члены). Даже изменение
состава компании не приводило к ее ликвидации: в этом
случае ввиду отсутствия ежегодных балансов, еще не
вошедших в употребление, сводился баланс к моменту
прекращения торговли (за два года, восемь или двена-
дцать лет); такого рода баланс позволял определить права
на долю капитала членов, выходящих из состава компа-
нии; само общество, в его частично обновленном составе,
сохранялось и продолжало свою деятельность.
7. Как в центре, так и в филиалах компании было
хорошо организовано счетоводство; в операциях участво-
вало множество корреспондентов компаний и нотариу-
сов; все это придавало компаниям характерные черты
374
крупных современных предприятий. Несмотря на то, что
не издавалось никаких законов, предписывавших купцам
обязательное ведение торговых книг, по мере увеличения
числа дел и расширения их масштабов вошло в обычай
систематически регистрировать операции; такого рода
регистрация стала совершенно необходимой в крупных
объединениях, а в них превратилось большинство тор-
говых предприятий. Уже в XIV веке книги, если они
велись регулярно, начали фигурировать в суде в качестве
доказательства и, согласно установившемуся обычаю,
были вне подозрений с точки зрения своего фактического
содержания, если достоверность записей была признана
магистратами купеческих цехов, которым поручались их
просмотр и апробация.
Сперва книги велись главным образом для того, чтобы
удержать в памяти операции; первоначально регистриро-
вались лишь те сделки, где не производилось уплаты
наличными, причем эти записи велись без соблюдения
особых формальностей и строгого хронологического по-
рядка (мемориал, книга счетов, расходная книга и т. п.).
Вскоре, однако, когда появилась потребность в более
систематическом ведении записей, начали переносить раз-
личные операции, зарегистрированные в мемориале,
в другую книгу, получившую (и сохранившую до нашего
времени) название журнала (giornale); там эти опера-
ции регистрировались в хронологическом порядке, день
за днем, причем они разделялись на две части — дебет
и кредит, и в каждом случае коротко излагалась причина
данной операции. Наряду с журналом вскоре стало необ-
ходимо завести главную книгу (libro maestro), в которой
каждый корреспондент компании, постоянно с ней свя-
занный, получал особый счет, большей частью зани-
мавший одну страницу; на ней вверху записывалось
имя корреспондента и его место жительства, слева по-
мещался дебет (дать — dare) и справа — кредит (иметь —
avere).
Эти главные книги, часто дополнявшиеся другими
регистрами, в течение долгого времени велись по системе
простой бухгалтерии, которая представляет собой только
описание сделок, когда каждая отдельная операция отме-
чается в журнале или в главной книге один-единственный
раз — в графе дебета или в графе кредита — ив качестве
дебиторов и кредиторов фигурируют только отдельные
375
лица. Но наряду с простой бухгалтерией в Италии
появляется, по крайней мере с XIV века, система двой-
ной бухгалтерии, в которой данная операция записы-
вается дважды в один и тот же регистр — в дебет и
в кредит, — и этот двойной аспект каждой операции стал
возможным потому, что в качестве дебиторов и кредито-
ров начали фигурировать не только лица, но и предметы.
Так, в начале XV века в главной книге банка Филиппо
Борромеи и компаньонов в Лондоне, как и в книгах его
центральной резиденции («дома») в Милане и его фи-
лиала в Брюгге, каждый клиент имел свой собственный
счет, который разделялся на графу дебета, фиксировав-
шегося на оборотной стороне каждого листа, и противо-
положную графу кредита — на лицевой стороне следую-
щего листа. Каждая регистрация в дебет требовала вне-
сения записи в кредит другого счета: если речь шла о по-
купке или продаже, запись производилась в счете «monte»
того товара, который поступал в графу прихода или рас-
хода; если речь шла о покупках и одновременно о произ-
водившихся сделках продажи за наличные, об уплате или
получении денег, также наличными, о займах, депозитах,
обмене денег и так далее, регистрация производилась
в счете «cassa de’ contanti», денежные суммы заносились
в дебитовые и кредитовые счета. Для сношений с кор-
респондентами и клиентами со стороны имелись счета
«для нас» и «на их счет»; в первых регистрировались
операции, выполненные клиентом или такие, которые он
должен произвести по поручению банка, во вторых —
операции, производившиеся банком по поручению
клиента.
Известно, что в течение долгого времени изобретение
двойной бухгалтерии приписывали монаху Луке Пачоло
из Борго Сан-Сеполькро, который в книге, изданной
в Венеции в 1494 году («Summa de Arithmetica»), описы-
вает с большой точностью эту систему записей. В дей-
ствительности, однако, ученый тосканский монах ничего
не изобрел: он только систематически изложил то, что
издавна вошло в употребление в больших торговых домах
Венеции («ведение книг по венецианскому образцу» —
scrittura alia veneziana), Генуи и других итальянских
городов (впрочем, это он и сам признает). Изданные
в последние годы регистры или фрагменты регистров
итальянских купцов показывают, что двойная бухгалте-
ре
рия довольно часто применялась уже в первые десятиле-
тия XIV века; возможно, что новые публикации покажут,
что она начала применяться еще раньше.
В самом деле, начиная с того времени, когда у круп-
ных торговых домов появились корреспонденты и фи-
лиалы во всех частях света и эти дома стали заниматься
множеством дел самого разнообразного характера, для
центральной резиденции, управлявшей всеми предприя-
тиями, должна была возникнуть необходимость в та-
ком методе регистрации, который позволил бы ей в
любой момент выяснить размеры имущества самой
компании и положение каждого корреспондента в от-
дельности.
В этот период, когда появились целые трактаты о тор-
говом счетоводстве, предназначавшиеся для счетоводов
(scrivani), ведущих торговые книги, компилировались
также практические руководства, содержавшие самые
разнообразные сведения и нормы, которые могли приго-
диться купцу в его занятиях.
Самым полным и важным из этих руководств является
уже многократно упоминавшееся нами «Искусство тор-
говли», написанное в начале XIV века флорентийцем
Франческо Бальдуччи Пеголотти. Это руководство сооб-
щает о торговых обычаях, ярмарках и рынках, о мерах
и весах, о монете, о расстояниях и продолжительности
путешествий во все страны, с которыми флорентийцы
поддерживали деловые сношения; книга дает, таким об-
разом, подробные и ценные сведения о всей экономиче-
ской жизни городских коммун периода их наивысшего
расцвета. От начала XIV века или несколько более позд-
него времени до нас дошли другие многочисленные руко-
водства того же типа, часть которых напечатана, но
большинство осталось неизданным до настоящего вре-
мени.
Анализ деятельности столь крупных предприятий,
весьма сложных по структуре, построенных на чисто ра-
циональных началах, должен был бы уничтожить всякие
сомнения в том, что уже с XIII века экономическая жизнь
Италии по своему характеру приближалась к современной.
Правда, против такого заключения можно возразить, что
крупные предприятия составляли редкое исключение и не
были в состоянии преобразовать средневековое хозяйство
в его основных чертах, с его ремесленным производством,
377
ограничительной и уравнительной политикой цехов и гос-
подством принципа «справедливой цены», целью которого
было превратить все виды экономической деятельности
лишь в средство обеспечить определенный, хотя и скром-
ный образ жизни.
Однако такое возражение легко опровергнуть, ибо во
многих итальянских городах богатые купцы-банкиры и
в особенности крупные торговые компании были весьма
многочисленными и приобрели большое значение, а глав-
ное именно эти купцы и компании играли решающую
роль в экономической жизни и направляли ее развитие
по определенному руслу. Во Флоренции, как и в других
больших городах, наряду с крупным купцом-банкиром
существовали средние и мелкие торговцы и ремеслен-
ники.
Однако все эти люди находились в сфере влияния
крупных торговых компаний: они либо работали совместно
с компанией, используя ее организацию для ввоза
чужеземных сукон, либо разделяли в некоторой степени
риск и прибыли крупного предприятия, доверяя ему свои
собственные капиталы («in partecipazione») и неся огра-
ниченную ответственность за судьбу данного предприя-
тия, или же вносили в эту компанию деньги в депозит
при условии получения твердо установленного процента
(причем общая сумма вкладов была так велика, что
иногда в распоряжении отдельных компаний оказывался
капитал, в семь или восемь раз превышавший их основ-
ной капитал); наконец, их финансировали более богатые
купцы, которым эти мелкие ремесленники были целиком
обязаны возможностью продолжать свою производствен-
ную деятельность.
Виллани с грустью говорит о том огромном потрясе-
нии, которое вызвало во всех классах общества банкрот-
ство Барди и Перуцци. Современники расценивали это
банкротство как большое несчастье для всей Флоренции,
бедствие, быть может, более страшное, чем военное по-
ражение; достаточно прочесть эти страницы, чтобы убе-
диться, что именно крупные торговые и банкирские пред-
приятия являлись в то время подлинными устоями эко-
номики, движущей силой ее развития, именно они были
главными виновниками ее кризисов. Исследователь,
упорно отстаивающий ту точку зрения, что основной ха-
рактерной чертой хозяйства крупных итальянских горо-
378
дов была ремесленная структура производства и соответ-
ствующая ей организация торговли, страдает смещением
перспективы. Он подобен человеку, который, основываясь
на данных последней переписи промышленных предприя-
тий, пришел бы к заключению, что типичным видом про-
изводства и руководящей силой современной итальян-
ской промышленности являются не гигантские предприя-
тия, такие, как «Фиат», «Сниа вискоза», «Монтекатини»
и «Эдисон», а миллионы мельчайших предприятий, в
каждом из которых занято менее трех рабочих.
ГЛАВА VIII
ФИНАНСОВАЯ И ДЕНЕЖНАЯ СИСТЕМА, ЦЕНЫ,
КРЕДИТ
1. Система государственных финансов. 2. Система городских финан-
сов. Расходы. 3. Поступления с домениальных земель и косвенные
налоги. 4. Прямой налог и займы. 5. Финансовая политика и город-
ское хозяйство. 6. Деньги; политика, проводившаяся в сфере денеж-
ного обращения. 7. Цены и заработная плата. 8. Посреднические
операции банков и операции по обмену денег. 9. Кредит и банкиры
1.	Обычно полагают, что современная система финан-
сов развилась из городского хозяйства крупных итальян-
ских коммун средневековья. Как мы увидим, эта точка
зрения во многом соответствует действительности; однако
мы совершили бы серьезную ошибку, упустив из виду,
что1 до финансовой системы городов существовала госу-
дарственная финансовая система п что она частично про-
должала существовать наряду с городской финансовой
системой, нередко как бы надстраиваясь над последней.
Эдикты лангобардских королей ясно свидетельствуют
о том, ЧТО1 в ту эпоху существовала государственная ор-
ганизация финансов, которая с незначительными измене-
ниями сохранилась в каролингскую эпоху и период
Итальянского королевства. Только позднее она перестала
существовать в результате полного развития феодальной
системы, в особенности в период Оттонов.
Управление государственными финансами до конца
X века сосредоточивалось исключительно в королевском
дворце в Павии, куда стекались доходы с королевских
поместий, налоги и таможенные пошлины. Во главе фи-
ска находился казначей (camerarius), ведавший сбором
поступлений и распределением расходов.
Это финансовое управление, центр которого был рас-
положен в столице королевства, далеко не было столь
разветвленным и сложным, как современная система фи-
нансов. Потребности средневекового государства были
еще весьма скромными: те функции государства, которые
во все эпохи требовали наибольших затрат — содержа-
ние войск во время войны, содержание гражданской
380
администрации, проведение общественных работ, — все
это осуществлялось таким образом, что отягощало госу-
дарственный бюджет в самой минимальной степени. В пе-
риод варварских королевств, равно как и в период пол-
ного- развития феодализма военная служба носила при-
нудительный характер, и лица, обязанные находиться в
войске, не только не получали никакого- вознаграждения,
но должны были нести расходы на вооружение соответ-
ственно своему экономическому и социальному положе-
нию. Продовольствие людям и корм лошадям должны бы-
ли поставлять жители той области, где находились войска.
Исполнение обязанностей в аппарате гражданской
администрации и в суде носило почетный характер и
косвенно вознаграждалось пожалованием земли в бене-
фиций или предоставлением права на часть налогов и
судебных штрафов.
Обязанность проведения общественных работ гра-
жданского и военного- назначения обычно возлагалась на
тех, кто, как предполагалось, был прямо- или косвенно
заинтересован в них: эти лица были обязаны, согласно
старой системе, нести подушный и поземельный налог
(munera).
Итак, фиску приходилось нести издержки лишь по со-
держанию двора, управлению королевским доменом, взи-
манию налогов, брать на себя расходы на представитель-
ство и, вероятно, на содержание личной охраны короля.
Финансовая система — как поступления, так и рас-
ходы — в значительной мере носила частновладельческий
характер: начиная со времен Аутари основой финансо-
вой системы лангобардских королей были доходы с их
земельной собственности. Обширный королевский домен,
большая часть которого была расположена в Паданской
равнине, состоял из многочисленных поместий; отсюда в
фиск шли значительные поступления как продуктами, так
и деньгами. После смерти Карла Великого многие из
этих земельных владений были пожалованы в бенефи-
ций и перестали служить источником государственных
доходов, по крайней мере непосредственно; но это сокра-
щение домена было возмещено рядом новых приобре-
тений, совершенных фиском в результате завоеваний и
на основании права короля на выморочные имущества.
На второе место после поступлений с домена, соста-
влявших до XI века главный доход государственной
381
казны, следует поставить доходы, проистекавшие из так
называемых регалий (regalia), существование которых
также было* следствием частновладельческого характера
средневековой финансовой системы. Впервые они были
перечислены и упорядочены в «Конституции о регалиях»
(«Constitutio de regalibus») Фридриха I Барбароссы,
однако они возникли и постепенно оформились в пред-
шествовавшие столетия. Регалии рассматривались как
суверенное право государя на всю совокупность или на
часть тех доходов, которые извлекались из пожалования
королем права заниматься определенными видами дея-
тельности. Самой важной регалией было право чеканки
монеты, которое королевская власть считала наиболее
ценной из своих прерогатив; поэтому лишь гораздо
позднее это право' стало объектом иммунитетных пожа-
лований. До XII века даже в Милане монета попрежнему
чеканилась от имени императора, и администрация монет-
ного двора подчинялась фиску (camera) императорского
дворца. Даже после смерти Фридриха I, когда право че-
канки собственной монеты было предоставлено городам
непосредственно или при посредничестве епископов, число
этих пожалований было еще весьма ограничено, может
быть, потому, что это право рассматривалось не столько
как источник доходов фиска, сколько как символ импе-
раторской власти.
В Южной Италии в норманскую эпоху и эпоху Гоген-
штауфенов шел процесс, прямо противоположный тому,
который ранее наблюдался в Лангобардском королев-
стве: в последнем вместо единой монеты появилось не-
сколько монет, чеканившихся на отдельных самостоя-
тельных монетных дворах. На юге Италии, где в преды-
дущую эпоху функционировало множество монетных дво-
ров в княжествах, которые возникли в результате распада
Беневентского герцогства, в византийских фермах и дука-
тах, государям путем самых суровых мер удалось вновь
утвердить свое монопольное право чеканки монеты.
К регалиям принадлежали следующие права: право
рыбной ловли в реках домена, право добычи золота по-
средством промывки речного песка и на большой части
Италии даже право' производить горные изыскания и
разрабатывать рудники, что, впрочем, никогда не прак-
тиковалось непосредственно фиском или его должност-
ными лицами, а предоставлялось другим лицам, которые
382
получали соответствующие пожалования непосредственно
от фиска или через другое лицо и были обязаны отдавать
фиску часть добытого металла. Добыча морской соли не
представляла собой регалии, ибо ввиду множества мел-
ких соляных разработок, рассеянных по отлогому побе-
режью полуострова, побережью дельты По, Венециан-
ской лагуне, Истрии, осуществлять и охранять это право
было бы крайне затруднительно. Вместо регалии соляных
разработок существовала монополия на торговлю солью,
которая позднее стала одним из главных источников до-
хода крупных городских коммун, унаследовавших и это
право королевского фиска.
В Южной Италии, где норманские государи и Гоген-
штауфены, в особенности Фридрих II, приложили немало
сил, чтобы вернуть короне утраченные права, где созда-
лась разветвленная система государственных финансов,
наряду с монополией на соль и на металлы существо-
вали монополии на продажу шелка-сырца, на окраску
шелка и в некоторых областях монополия на продажу
пеньки. Торговля зерном не была монополизирована,
однако для его вывоза необходимо было получить осо-
бое разрешение; продавая эти разрешения, государство
также превратило их в источник доходов; кроме того, они
являлись средством получать широкий кредит у купцов-
банкиров Центральной и Северной Италии.
С монополией в производственной и торговой области
связаны те натуральные и денежные поборы, которые, как
мы видели, камерарий королевского дворца в Павии взи-
мал с булочников, мясников, мельников, мыловаров, ло-
дочников; они должны были платить не столько за ту
защиту, которую получали от государственных должност-
ных лиц, сколько за возможность заниматься своим про-
мыслом, не опасаясь конкуренции.
Наряду с этими поступлениями, в той или иной мере
связанными с правом регалий, значительное место в фи-
нансовой системе занимали поступавшие в королевский
фиск судебные доходы, главным образом доходы от кон-
фискации имущества лиц, казненных за тяжелые престу-
пления, и денежные штрафы за прочие преступления.
Самые многочисленные и достоверные сведения источ-
ников о налогах, первоначально взимавшихся фиском,
относятся к косвенным налогам. Так, центральная и
наиболее древняя часть «Honorantiae civltatis Papiae»,
383
относящаяся к 1010—1020 годам и представляющая собой
перечисление поборов, получаемых королевской казной
Павии, начинается с заявления, что купцы (negotiatores),
вступая в пределы королевства, платят десятину с тор-
говли в горных ущельях и на дорогах (solvebant decimam
de omni negotio ad clusas et ad vias). В перечне указы-
вается десять таможен, установленных в горных ущельях
и в других пунктах, где можно было перейти границу:
два у выхода долин западных Альп, три — в центре и
пять — на востоке. «Все люди, — говорится далее в тек-
сте, — которые приходят в Ломбардию с севера, должны
платить десятину» (omnes gentes quae veniunt de ultra
montes in Lombardiam debent esse adecimatae). Воз-
можно, что эту десятину взимали не со всех, а только
с некоторых импортируемых товаров; они даже перечис-
ляются: лошади, рабы, шерстяные и льняные ткани, гру-
бый холст, олово и мечи. Купцы платили требуемую
сумму должностному лицу камерария, управляющему
данной таможней.
Согласно) тем ценным сведениям, которые сообщает
автор павийского перечня, уже до XI века таможенные
пошлины представляли собой довольно значительную
часть доходов королевской казны. Как уже указывалось,
англо-саксонские купцы жаловались на чрезмерные фи-
скальные вымогательства, которые им грозили при их
вступлении на территорию Ломбардии, когда начали
осматривать их вещи; этот осмотр и заставил купцов ока-
зать противодействие должностным лицам казны. Оба
государя пришли к компромиссу, согласно которому
англо-саксы освобождались на будущее время от уплаты
десятины, но должны были раз в три года давать коро-
левскому фиску Павии 50 фунтов серебра в слитках, двух
очень дорогих борзых собак, два щита, два копья и два
меча, а магистру камерарию — два фунта серебра и две
отборные беличьи шкурки.
Наряду с таможенными пошлинами павийский источ-
ник упоминает пошлины, взимавшиеся с купцов Венеции,
Салерно, Амальфи и Гаэты за право торговать на рынке
Павии. Помимо 50 венецианских лир, взимавшихся с ве-
нецианцев за право покупать зерно и вино во всех портах
Ломбардии и приобретать в Павии необходимые съестные
припасы, они, подобно купцам Салерно, Амальфи и Га-
эты, платили 2,5 процента от стоимости всех торговых
384
сделок, заключенных на рынке в Павии, и преподносили
(натурой и деньгами) в установленном размере подарки
камерарию и его жене.
Начиная с Поздней Римской империи и до периода
городских коммун источники постоянно упоминают этот
рыночный побор, представлявший собой налог на торго-
вые сделки; большей частью он называется siliquaticum
или curatura, реже — plateaticum. Наибольший интерес
представляет второе название: оно, очевидно, восходит
к созданной в Поздней Римской империи должности ку-
ратора, одной из главных обязанностей которого был
надзор над рынком. Павийский перечень доходов фиска
ничего не говорит о других пошлинах на товары, часто
обозначавшихся общим наименованием telonea или та-
кими названиями, которые в какой-то мере отражали ха-
рактер этих пошлин: ripaticum, portaticum, pedagium,
dohana, stationaticum (плата за наем рыночных прилав-
ков) . Молчание источника, быть может, объясняется тем,
что ко времени его составления все эти пошлины были
пожалованы епископам, монастырям и крупным феодаль-
ным сеньорам и были, собственно говоря, уже потеряны
для фиска; в самом деле, они упоминаются только в им-
мунитетных грамотах.
Возможно, что по той же причине в павийском перечне
отсутствует какое-либо указание на взимание казначеем
королевства прямых налогов. Однако данные многочи-
сленных источников, возникших в различных концах
Италии, свидетельствуют о том, что этот налог неизменно
продолжал существовать под разными названиями (реп-
sio publica, census, fiscus, datio и чаще collecta).
Возникают серьезные сомнения в том, что при взима-
нии прямого налога в раннее средневековье пользовались
кадастром, хотя в период возникновения городских ком-
мун одновременно существовали два вида прямого на-
лога: личное обложение, взимаемое «с очага» (foculares
или fumames), и поземельное обложение, взимавшееся
в зависимости от размеров имущества (per libram), что
наводит нас на мысль об уцелевших capitatio humana и
capitatio terrena.
Существование прямого налога не подлежит сомне-
нию. Однако мы не знаем, взимался ли в эпоху варвар-
ских государств и в период расцвета феодальных отноше-
ний этот налог регулярно, например ежегодно, кац
25 Зак. 1587. Дж. Луццатто 385
в Поздней Римской империи. Мы полагаем, что этот на-
лог не был периодическим и постоянным — финансовая
система западных государств раннего средневековья осно-
вывалась не столько на регулярных налогах, сколько на
экстраординарных поборах, взимавшихся в зависимости
от потребностей данного момента. В одном лангобард-
ском источнике 775 года прямо говорится о том, что сле-
дует взимать побор «по мере необходимости и там, где
его обычно взимали» (ubi consuetudinem habuerunt et
quando utilitas fuerit).
Повидимому, резко отличается от других налогов по-
бор, называемый fodro, который упоминается в XI—XII ве-
ках в качестве единственного прямого налога, уплачи-
вавшегося в Италии императору; как правило, он соби-
рался лишь в том случае, если император предпринимал
путешествие или военный поход в Италию, взимался в
размере 26 денариев с каждого очага и, очевидно, не
подвергался изменениям.
2.	Организация финансов Итальянского королевства
до XI века, очевидно, была гораздо более сложной и
централизованной, чем это в течение долгого времени
полагали исследователи. Но с периода Оттонов разру-
шается ее основа: епископы получают многочисленные
пожалования регалий и права взимания поборов, не-
редко представлявшие собой, по существу, пожалования
в пользу городов, представителями которых в то время
являлись епископы. Уже в последний период существо-
вания Римской империи города превратились в важные
органы финансового управления, поскольку каждый из
них получал право собирать с различных социальных
групп определенную сумму прямых налогов и munera.
С XI века города перестали удовлетворительно- вы-
полнять свою роль —роль органа государственной фи-
нансовой администрации; они начали добиваться пол-
ной финансовой самостоятельности. Уже в XIII веке
крупные города Паданской равнины и Тосканы почти
полностью достигли этой цели. В папском государстве
финансовая самостоятельность городов была ограничена
римской курией, близость которой заметно давала себя
чувствовать; финансовая независимость городов Южной
Италии была сведена к минимуму созданием в норман-
скую эпоху и при Гогенштауфенах сильной центральной
386
власти, резко враждебной всем привилегиям и вольно-
стям городов.
В крупных независимых коммунах Тосканы и Лом-
бардии в этот период их расцвета пульс экономической
жизни бился более интенсивно, поэтому после падения
Гогенштауфенов, когда коммуны превратились в настоя-
щие суверенные государства, их финансовая система
стала более сложной и, несмотря на то, что многие фи-
нансовые институты вели свое начало от соответствую-
щих учреждений Поздней Римской империи и романо-
германских королевств, приобрела совершенно новое со-
держание.
Для бюджета городов, как крупных, так и мелких,
характерна более или менее резкая диспропорция между
обычными и чрезвычайными статьями, что, впрочем, свой-
ственно всей фискальной системе раннего средневековья.
В Венеции в первом сохранившемся до наших дней
«Регулировании доходов и расходов» (которое восходит
к 1262 году) на удовлетворение обычных расходов бюд-
жета предназначалась незначительная сумма в 3 ты-
сячи лир малых денариев в месяц на все издержки
по управлению. Остатки доходов должны были расходо-
ваться в первую очередь на уплату процентов по госу-
дарственному долгу (производившуюся каждые шесть
месяцев), после выполнения этого обязательства — на
военные нужды и, наконец, если средства еще остава-
лись, — на погашение займов. Очень скоро стало ясно,
что эта сумма недостаточна, вследствие чего неодно-
кратно приходилось созывать комиссии «мудрых» для
пересмотра бюджета. Удвоить его решились лишь в
1349 году (позднее, в 1360 году, сумма доходов и рас-
ходов была повышена до 7600 лир в месяц). При этом
перечислялись статьи расходов, которые следовало по-
крыть этой суммой: жалованье дожу и его советникам;
милостыня, которая утверждалась Малым советом
и раздача которой на рождество и на пасху уже ста-
ла обычаем; жалованье баюлам Кипра, Трапезунда
и Константинополя, консулам Таны и Апулии, га-
стальдам, герольдам и звонарям; средства на содержа-
ние тюрем и тюремной стражи, на судопроизводство;
жалованье, которое получали, «sapientes juris», надсмотр-
25*	387
Щики за берегами и островами лагуны, нотариусы Боль-
шого совета, члены и нотариусы Совета Сорока, врачи,
судьи и адвокаты курий при доже, главные консулы,
курьеры для экстренных сообщений, должностные лица
республики в Леванте, оценщики золота, весовщики
серебра; средства на рытье каналов; жалованье старши-
нам городских кварталов; средства на ремонт мостов
и набережных на Лидо и Торчелло; жалованье видому
Аквилеи, консулу Феррары, инквизитору суда над ерети-
ками, должностным лицам, которые ведали снабжением
города, цензорам, командирам военных пограничных по-
стов, аудиторам суда, а также средства на мелкие рас-
ходы.
Мы сочли нужным привести целиком столь длинный
перечень расходов, чтобы показать, насколько уже в
середине XIV века усложнилось управление государ-
ством и насколько неправдоподобно предположение, что
все эти расходы можно было покрыть крайне незначи-
тельной ежегодной суммой в 72 тысячи лир (что равно
27 060 золотых дукатов); в те же годы общая сумма рас-
ходов официально оценивалась в 676 446 лир (что равно
260 170 дукатов). Всего лишь четверть века спустя
(правда, сразу же после бурных событий войны, закон-
чившейся победой при Кьодже) республике пришлось
по одним лишь процентам по государственному долгу
уплачивать ежегодно 246 690 дукатов.
В действительности обычные расходы бюджета были
гораздо выше суммы, ассигнованной на них в бюджете,
потому что в Венеции, как и во всех остальных городах,
установился обычай, согласно которому отдельные адми-
нистративные органы покрывали расходы, связанные
с их содержанием, за счет части получаемых ими дохо-
дов; в казну, таким образом, поступали только излишки,
оставшиеся сверх израсходованных ими сумм, которые
и регистрировались в бюджете. Но даже если прибавить
эти суммы (размер которых невозможно определить
точно) к обычным расходам бюджета, общий объем
обычных издержек в . Венеции и в других коммунах бу-
дет значительно ниже экстраординарных расходов.
Экстраординарные расходы вызывались необходимостью
отправлять посольства в далекие страны, принимать
чужеземных послов, прелатов и государей, проводить
общественные работы (эти работы повсюду приняли в
388
этот период грандиозные масштабы, во-первых, потому,
что они были необходимы, в частности сооружения, пре-
дохраняющие от стихийных бедствий и оборонные соору-
жения, во-первых, благодаря честолюбию верховных
правителей города, которые, стремясь придать блеск
своему городу, строили многочисленные общественные
здания и церкви, отличающиеся высокими художествен-
ными достоинствами) и прежде всего вести войны, а в
случае поражения возмещать связанные с ними убытии.
В первый период городских коммун, когда войны вспы-
хивали спорадически и велись на весьма ограниченной
территории силами городского ополчения, участники ко-
торого набирались принудительно и не получали возна-
граждения, военные издержки были незначительны. Но
со второй половины XIII века, когда масштабы и про-
должительность военных действий резко увеличились и
наряду с городскими ополчениями начали сражаться
наемные войска, более того, когда наемные отряды по-
степенно стали вытеснять ополчение, — военные издержки
приняли огромные размеры, и победа обычно оказыва-
лась на стороне той крупной коммуны или той тирании,
которая обладала большей финансовой мощью. Война
с папой в 1378 году стоила Флоренции большой суммы
в 2,5 миллиона золотых флоринов; но этот расход не-
велик по сравнению с теми издержками (в 7,5 миллиона
флоринов), которые повлекли за собой три войны про-
тив Висконти. В Венеции в связи с войной 1378—1381 го-
дов, закончившейся битвой при Кьодже, не только уве-
личили налоги и требовали с горожан крупных добро-
вольных пожертвований, но и ввели принудительные
займы на сумму, превышающую 5 миллионов золотых
дукатов, которые оказались не под силу многим лицам,
обязанным принимать участие в займе.
Часть наемных войск (причем, несомненно, большая)
получала жалованье только во время войны. Однако са-
мые могущественные коммуны и в особенности тираны,
стремившиеся создать базу для своего господства, про-
должали и в мирное время содержать небольшие наем-
ные отряды (представлявшие собой стражу города),
а иногда и маленькое постоянное войско.
В то же время (XIV—XV века) и с той же целью
в крупных городах, сохранивших еще республиканский
строй правления, . а также в городах, подчинявшихся
389
власти тиранов, постепенно образовалась профессиональ-
ная бюрократия, представители которой действовали в
сфере администрации, дипломатии и суда наряду с долж-
ностными лицами, чьи должности носили почетный ха-
рактер, а иногда и занимали более высокое положение.
В силу всех этих причин крупные итальянские города
эпохи Возрождения начали ощущать недостаток в фи-
нансах, совершенно неизвестный монархиям раннего
средневековья. Отсюда возникла система обычных и
чрезвычайных поборов, которая, несмотря на то, что в
большинстве случаев ведение этих поборов диктовалось
нуждами момента и представляло собой меру экстраорди-
нарную, фактически заложила основы современной фи-
нансовой системы.
3.	Доходы с доменов не составляли основной части
финансовых поступлений коммуны, как это было в ко-
ролевском фиске, крупных феодальных сеньериях, а по-
зднее в Неаполитанском королевстве, Сицилии, графстве
Савойе и даже, правда, в меньших масштабах, в неко-
торых областях папского государства. С момента своего
образования коммуны, как правило, обладали собствен-
ностью на леса и пастбища (право пользования ими
принадлежало горожанам), но не на пахотную землю,
которая являлась бы для коммун значительным источ-
ником доходов. Позднее некоторым крупным коммунам
удалось приобрести в собственность сравнительно обшир
ные земельные владения: в ходе той борьбы, которая шла
внутри городов, имущество горожан, принадлежавших
к побежденной партии, подлежало конфискации и пере-
ходило к городу; кроме того, осуществляя завоевание
соседних коммун, город конфисковал имущество тех
горожан побежденного города, которые упорно не хотели
покориться завоевателю. Часть' земли созданного таким
образом домена поступала в продажу, но иногда земли
оставались под управлением коммуны, извлекавшей из
них определенный доход, которого, однако, едва хватало
на удовлетворение незначительной части быстро увели-
чивавшихся потребностей города.
Большее значение имели доходы, которые город по-
лучал с земель, расположенных в городской черте, в
первую очередь от сдачи в наем помещений для лавок
и мастерских на рыночных площадях, а часто и на ули-
390
цах, расположенных вокруг рынка. Эти поступления,
источником которых также являлась земля, принадле-
жавшая городу (городской патримоний), а, может быть,
также и старая рыночная регалия, в отдельных городах
достигали довольно значительных размеров. Так, напри-
мер, в Венеции в 1164 году двенадцати горожанам, пре-
доставившим коммуне ссуду в размере 1150 серебряных
марок (около 225 килограммов серебра), были целиком
пожалованы на 11 лет «доход от предоставления мест на
рынке и измерения товаров, а также вообще все доходы
от этого рынка» («redditus stationum, urnarum, et cuncto-
rum reddituum ipsius mercatus»). Следовательно, в пе-
риод, когда венецианская торговля еще не достигла того
объема, какого она достигла в два последующих сто-
летия, ежегодный доход с рынка выражался приблизи-
тельно1 в сумме, равной 25 килограммам чистого серебра.
Несмотря на то, что доходы от патримония, равно
как и доходы, связанные со старым правом регалий, ко-
торое частично- или целиком перешло к коммунам, имели
некоторое значение в системе городских финансов
(правда, наряду с ними коммуна получала немалый до-
ход от судопроизводства), финансовая система коммуны
в отличие от финансовой системы предшествовавшего
периода средних веков базировалась главным образом
на налогах. Удовлетворить свои потребности коммуна
могла только путем увеличения налогового бремени, все
более возраставшего и по временам принимавшего устра-
шающие размеры.
Различие между прямыми и косвенными налогами
является очевидным и бесспорным; гораздо труднее от-
личить регулярные налоги от экстраординарных. Теоре-
тически рассуждая, можно утверждать — как всегда и
делали, — что косвенные налоги взимались регулярно,
в то- время как прямые налоги сохраняли вплоть до конца
средних веков характер экстраординарных налогов.
Однако на практике это различие было гораздо менее
определенным: в периоды войн или каких-либо серьез-
ных финансовых затруднений государство резко увеличи-
вало косвенные налоги, а иногда и прибегало к введению
новых косвенных налогов; государство объявляло их вре-
менными и давало- обещание отменить их, как только
в них минует настоятельная необходимость. С другой
стороны, к взиманию прямого налога действительно
391
прибегали лишь в экстренных случаях; столь же несом-
ненно, однако, что многие мелкие коммуны, где доход от
пошлин был незначительным, устанавливали нерегуляр-
ные прямые налоги различных видов, предназначавшиеся
на покрытие постоянных или периодически возникавших
потребностей города, как, например, на уплату жало-
ванья подеста или на подать, периодически вносившуюся
либо суверену, либо городу, господствующему над дан-
ной коммуной.
Косвенные налоги в основном были те же, что и в
предшествовавшую эпоху. Однако система косвенных
налогов в городах, которые вели торговлю только с окрест-
ными деревнями, развивалась иначе, чем в городах, где
торговля играла главную роль и поддерживались торго-
вые сношения с довольно отдаленными областями.
В коммунах первой категории преобладали налоги на
съестные припасы, в особенности на вино, но зачастую
и на предметы широкого потребления. Эти косвенные
налоги повсеместно являлись одним из самых важных
источников доходов. В крупных торговых городах такое
же, а иногда и более важное место занимали налоги на
импортную и экспортную торговлю, на транзитную
торговлю и на сделки, заключенные на городском рынке.
Первые таможенные тарифы Пизы, Генуи, Венеции и
Флоренции восходят к концу XII века, еще чаще они
издавались в XIII веке. Они являются ценным источни-
ком, который свидетельствует как о масштабах торговли
этих городов и разнообразии товаров, так и о тех дохо-
дах, которые поступали в казну коммун в результате
торговли.
С налогами на съестные припасы связаны монополии,
среди которых первое место занимала соляная монопо-
лия. Не тслько приморские коммуны, которые имели в
своем распоряжении местную продукцию и могли непо-
средственно и без больших издержек вывозить соль из
других мест, где она добывалась, но даже некоторые
коммуны внутренних областей использовали эту моно-
полию как эффективное средство налогообложения, за-
ставляя всех подданных независимо от возраста и со-
циального положения приобретать определенное коли-
чество соли по цене, значительно превышающей ее стои-
мость. В Венеции в середине XV века торговля солью,
находившаяся в ведении особого органа, приносила казне
392
доход в 165 тысяч дукатов, в то время как общая сумма
доходов республики составляла 667 250 дукатов. Даже
Сиена, которая могла рассчитывать лишь на гораздо бо-
лее узкий рынок, получала в XIV веке от соляной моно-
полии, по крайней мере, 100 тысяч сиенских лир.
4.	Прямой налог в период городских коммун, как
правило, рассматривался скорее в качестве дополнения
к косвенным налогам и не представлял собой основу,
на которой строилась вся система финансов. Он по-
прежнему взимался (по крайней мере, во многих ком-
мунах) в двух видах, заимствованных от Поздней Рим-
ской империи: как личный налог, единицей обложения
которого являлся очаг (per fumantes), и налог на иму-
щество, зависевший от размеров дохода (per libram).
В первом случае требовалась только перепись семей,
подлежащих обложению; каждая из этих семей в слу-
чае надобности обязана была заплатить определенное
количество денариев или несколько сольдо. На первый
взгляд кажется, что при таком способе взимания налога
он ложился равной тяжестью на бедного и на богатого
и, следовательно, распределялся несправедливо. Но эта
несправедливость была, повидимому, в значительной сте-
пени ослаблена тем обстоятельством, что первоначально,
а может быть, и в течение всего периода городских ком-
мун обладателями очага считались только те, кто владел
земельной собственностью или арендовал землю, при-
чем крупный земельный собственник должен был платить
столько долей налога, сколько участков у него имелось;
поэтому и этот личный налог, по существу, в конце кон-
цов превратился в поземельный. Правда, неравенство
в распределении налога заключалось в том, что вла-
дельцы земельных участков, резко отличавшихся друг от
друга по качеству земли, должны были платить один и
тот же налог. Однако то же явление наблюдается, как
мы увидим, даже при обложении, основанном на точ-
ной оценке имущества; оно, может быть, смягчалось тем
обстоятельством, что менее плодородные участки были
обычно больших размеров.
Налог на имущество (per libram или, как он назы-
вался в тосканских коммунах, lira), превратившийся по
мере роста городского богатства (и особенно увеличения
движимого имущества) в главный вид прямого налога,
393
взимался на основании оценки имущества (estimo). Та-
кая оценка, несомненно, с конца XII века или начала
XIII века производилась во многих городах, однако при
современном состоянии науки мы лишь в отдельных слу-
чаях можем определить, из какого критерия исходили
при определении и оценке подлежащего обложению иму-
щества каждого налогоплательщика. Впрочем, сохрани-
лась оценка имущества жителей некоторых коммун
XIII—XIV веков, правда, не самых крупных; тщатель-
ный и терпеливый анализ этих источников позволил бы
нам глубже изучить многие важнейшие проблемы в об-
ласти не только истории финансов, но и распределения
собственности, и мы смогли бы дать более полную ха-
рактеристику общественных классов, профессий, глубже
понять характер земельной собственности периода ком-
мун.
В Пизе (с 1162 года), в Сиене (приблизительно с на-
чала XIII века), а вероятно, и во всех итальянских го-
родах при определении размеров имущества исходили
из заявления самого налогоплательщика, которое затем
проверяла комиссия «оценщиков» (aestimatores или
allibratores), вносившая в случае надобности поправки
в сообщенные ей сведения. Комиссия ставила целью оце-
нить не доход, а все имущество данной семьи, то есть
принадлежащую ей в городе недвижимость, земельную
собственность, а также движимое имущество в самом ши-
роком смысле слова.
До XV века мы располагаем лишь весьма неполными
сведениями о критериях оценки имущества, притом от-
носящимися к незначительному числу городов. Так, от-
носительно Милана нам известно только, что доход от
сдачи в аренду имуществ капитализировался из расчета
7 или 8 процентов; в Венеции с 1280 года сумма обло-
жения исчислялась на основе общего размера движи-
мости, объявленного ее владельцем и подтвержденного
оценщиками, что же касается недвижимого имущества,
то его размер исчислялся посредством оценки получае-
мого с него годового дохода; этот доход затем записы-
вался в кадастр в десятикратном размере (причем эта
норма оставалась неизменной более столетия).
В 1403 году в Венеции был принят менее жесткий
критерий оценки имущества (быть может, для того чтобы
облегчить налоговое бремя, ставшее слишком тяжелым
394
в период ' войны, закончившейся битвой при Кьодже):
если налогоплательщик имел 1000 золотых дукатов (или
соответствующее этой сумме количество товаров, золота,
серебра и драгоценных камней) «в хороших денариях»—
de bonis denariis, в кадастр вписывалась 1000 лир; что же
касается недвижимости, то она оценивалась в размере
1000 лир, если налогоплательщик получал с нее 100 зо-
лотых дукатов дохода в год. Дукат был равен 2,6 лиры;
следовательно, теперь в кадастре фиксировалось лишь
несколько более 38 процентов объявленной и засвиде-
тельствованной стоимости имущества. Таким образом, то
преимущество, которым ранее при оценке пользовалась
недвижимость, полностью сохранилось. Это преимуще-
ственное положение, которое во всех коммунах занимала
недвижимость, объясняется чисто техническими причи-
нами, а отнюдь не тем, что класс земельных собствен-
ников занимал привилегированное положение: недвижи-
мость нельзя было скрыть при проверке, в то время
как владельцы движимого имущества нередко распола-
гали возможностью утаить большую часть своих бо-
гатств.
В Венеции в 1403 году соотношение между имуще-
ством, подлежащим обложению, и всем засвидетельство-
ванным оценщиками имуществом можно определить как
38 : 100; во Флоренции же в начале XIV века, если ве-
рить свидетельству Канестрини, это соотношение будто
бы составляло^ 0,83 : 100, что может показаться совер-
шенно неправдоподобным.
В действительности Канестрини принял за обычную
практику один-единственный случай, относившийся к на-
чалу XV века; до этого времени во Флоренции не суще-
ствовало аналитического кадастра имуществ, поэтому в
нашем распоряжении нет никаких данных, которые
позволили бы определить даже приблизительно соотно-
шение между стоимостью той доли имущества, которая
подвергалась налогообложению, и действительной или
засвидетельствованной оценщиками стоимостью всего
имущества. По всей вероятности, в то время, когда на-
лог обычно взимали с целой группы лиц, кадастр соста-
вляли с целью фиксировать долю, падавшую на каждого
налогоплательщика. Так, например, если было решено
собрать общую сумму налога в размере 60 тысяч лир,
эта сумма делилась между различными «populi», а в пре-
395
делах каждого' из них — между отдельными семьями.
Однако распределение суммы налога между семьями не
было равномерным, как это было при взимании налога
«с очага»: определяя сумму налога, падавшую на каж-
дую семью, учитывали данные, зафиксированные в ка-
дастре, но это была, как писал Барбадоро, абстрактная
цифра, которая приобретала смысл лишь тогда, когда
ее ставили в соотношение с цифрами, относившимися
к другим семьям того же «populus». Однако такое пропор-
циональное распределение налогов, несомненно, должно
было базироваться на оценке, хотя бы приблизительной
и примитивной, имущества (если исключить предполо-
жение, что это распределение было совершенно произ-
вольным) ; поэтому известное соотношение между такой
оценкой и цифрой, занесенной в кадастр, все же суще-
ствовало, хотя оно и не поддается определению.
Когда во Флоренции в 1315 году стали взимать налог
не СО' всего имущества, а только с земельных владений,
этот новый вид налога, имевшего характер чисто позе-
мельного налога, основывался на оценке земельной соб-
ственности в контадо; такая оценка производилась
экспертами и представляла собой первый шаг к созданию
настоящего земельного кадастра. Позднее, в 1327 году,
когда ввиду острой потребности Флоренции в деньгах
был временно восстановлен также налог на городское
имущество', размер налога устанавливался уже не в
форме доли от суммы, которой была заранее обложена
целая группа семейств, а в виде определенной доли от
общей стоимости имущества, объявленной налогопла-
тельщиком и подтвержденной оценщиками. Эта доля со-
ставляла 0,83 процента стоимости домов, 1,25 процента
стоимости земельных владений и 1,66 процента размеров
движимого имущества. Кроме того, обложению подле-
жал доход от занятий отдельного налогоплательщика,
до этого времени никогда не являвшийся объектом обло-
жения. Этот налог был прогрессивным: с дохода ниже
25 лир взимали 1,66 процента, с дохода от 25 до 50 лир —
2,25 процента, с 50—75 лир — 3,75 процента, с дохода
от 75 до 100 лир—5 процентов. Следовательно, по край-
ней мере, с момента этой реформы в кадастр вносилась
настоящая оценка имущества, причем не только иму-
щества во всей его совокупности, но и отдельных его
составных частей.
396
После ухода из Флоренции герцога Калабрийского И
с возвращением к власти богатых флорентийских се-
мейств, враждебно относившихся к подоходному налогу,
последний был снова отменен в городе, но продолжал
взиматься в контадо. Чесси справедливо заметил, что
отмена налога на городское имущество не являлась узкой
политикой класса, желавшего переложить податное
бремя на земельных собственников и земледельцев кон-
тадо, так как вновь захватившие власть богатые купцы
сами имели большие земельные владения, за которые
платили довольно значительный поземельный налог. Это
мероприятие было вызвано стремлением купцов защитить
свою движимость, оградить себя в области торговли и
сохранить кредитоспособность, поскольку они страдали
не столько от самого налога, сколько от жестких мето-
дов его взимания.
Именно в период, когда во Флоренции, Генуе и осо-
бенно в Венеции торговля достигла наивысшего разви-
тия и послужила причиной образования могущественной
купеческой аристократии, в этих городах даже в мо-
менты наибольших финансовых затруднений старались
не взимать прямого налога, предпочитая использовать
возможности внутреннего кредита в виде добровольных
или, что случалось гораздо чаще, принудительных зай-
мов.
До конца XIV века отсутствуют достоверные цифровые
данные о размерах займов. Возможно, что шире всего
практику займов использовала Генуя. В XII веке здесь
преобладала система добровольных займов, получивших
название «покупок» (compere), так как кредиторам пре-
доставлялось право в течение ряда лет получать опреде-
ленные государственные поступления, до тех пор, пока
таким образом им не возвращалась вся сумма, предо-
ставленная взаймы государству, вместе с соответствую-
щими процентами, в некоторых случаях достигавшими 15.
С начала XIII века государство начало прибегать на-
ряду с добровольными ссудами к принудительным зай-
мам, в значительной мере заменившим добровольные.
За принудительными займами сохранилось название
«сотрете», хотя сбор поступлений, предназначенных на
уплату процентов по займу, поручался теперь не креди-
торам, а должностным лицам коммуны или лицам, по-
лучившим его на откуп. Если вначале займы через
397
некоторое время погашались, то позднее они стали по-
стоянными; неоднократно предпринимались попытки уни-
фицировать их путем предоставления в качестве гаран-
тии по всем займам одной и той же группы поступлений
и выплаты по ним одинаковых процентов. Наиболее важ-
ная из этих унификаций была осуществлена в 1340 году
дожем Генуи Симоне Бокканегра, ставленником попола-
нов. Он провел консолидацию займов и объединил три
группы ранее существовавших займов в единый заем
(compera) на сумму 2 964 147 лир, ассигновав на необхо-
димые расходы по этому объединенному государствен-
ному долгу поступления почти от всех косвенных налогов.
Борьба, разгоревшаяся между Генуей и Венецией,
гибельно отразилась на финансовой системе обоих го-
родов и заставила Геную прибегнуть к выпуску новых
принудительных займов на сумму, несколько уступавшую
сумме предшествовавших займов, однако на значительно
более обременительных для государства условиях, с обя-
зательством выплаты по ним от 8 до 10 процентов.
С 1347 года в Генуе, где практиковались столь много-
образные формы кредита, стали создаваться так назы-
ваемые «маоны» (maone): коммуна получала займы
у группы капиталистов (маон) и передавала им финан-
сирование колониальных предприятий.
Лишь в XV веке постепенно удалось окончательно
объединить все займы, но это было сделано ценой почти
полного отказа республики от ее финансового суверени-
тета, который перешел к кредиторам государства, орга-
низованным в «Банк св. Георгия».
Во Флоренции и в Венеции вначале государственные
займы по своему характеру мало отличались от генуэз-
ских. В XII веке эти города также предпочитали прибе-
гать к добровольным ссудам, предоставляя кредиторам
право в течение определенного времени получать отдель-
ные поступления. Однако с начала XIII века даже во
Флоренции и в Венеции преобладала система принуди-
тельных займов, которая во Флоренции получила боль-
шое развитие только с 1315 года, в период, когда был
отменен, как указывалось выше, налог на городское иму-
щество, и вместо прямого налога государство предпочло
обратиться к принудительному, но, тем не менее, более
выгодному для кредиторов займу. В 1347 году была
проведена реформа, заключавшаяся в консолидации
398
отдельных займов (которые были еще неконсолидирован-
ными, заключались на условии выплаты различных про-
центов и гарантировались разными поступлениями) и
их унификации. Введенный таким образом единый заем,
приносивший доход в размере 5 процентов, свободно по-
купался и продавался.
В Венеции первый принудительный заем, по всей
вероятности был выпущен в 1207 году, а система займов
получила окончательную организацию с 1262 года. Здесь
принудительные займы, по которым выплачивался в два
срока единообразный постоянный доход в размере 5 про-
центов годовых, не только полностью заменили прямой
налог (появившийся снова лишь в период войны, закон-
чившейся битвой при Кьодже), но и превратились в един-
ственную форму государственного долга: добровольные
ссуды, к которым еще продолжали прибегать для удо-
влетворения безотлагательных финансовых нужд, носили
временный характер и погашались доходами от ближай-
шего принудительного займа.
Принудительные займы вручали государственным
кредиторам в размере не какой-либо определенной
суммы, а в виде доли оцененного имущества каждого из
них, если оно превышало минимум, колебавшийся от 100
до 300 лир.
Государственный долг Венеции можно считать, во
всяком случае с 1262 года, консолидированным долгом,
так как изданный в этом году закон «De ligatione pecu-
niae» имел своей главной целью гарантировать выплату
процентов; на погашение, долга предназначались все
государственные доходы, за исключением, как мы видели,
той незначительной суммы, которая шла ежемесячно на
обычные расходы. До 1363 года государственный долг
мог погашаться. При этом государство не фиксировало
заранее срока его полного или частичного погашения:
в годы мира и экономического процветания государство
откладывало большие суммы (до 22 500 лир в месяц),
предназначенные на погашение полученного им займа.
Это был лучший период в истории государственного дол-
га Венеции: за 34 года (1316—1350) возвращаемые
суммы достигли 68 процентов от оцененного имущества
займодержателей, в то время как новые долги в общей
сложности достигли лишь 34 процентов. Если бы не но-
вая война с Генуей, если бы государство могло
399
продолжать ту же финансовую политику, Венеция в те-
чение нескольких лет смогла бы полностью погасить го-
сударственный долг.
Но в 1363 году государство прекратило практику воз-
вращения капитала, которая была заменена системой
свободного обращения облигаций по займу, так как госу-
дарство предпочитало использовать случайные излишки,
появившиеся в результате превышения бюджетных до-
ходов над расходами, для покупки на рынке ценных
бумаг.
Бумаги государственного займа свободно покупались
и продавались; их рыночная стоимость колебалась, и
притом до 1379 года в сравнительно умеренных грани-
цах— от 60 до 102 процентов номинальной стоимости
облигаций. В марте 1381 года, когда была отсрочена вы-
плата процентов по займам, стоимость облигаций резко
упала—до 18 процентов их номинальной стоимости; в
1403 году она поднялась до 66, в 1424 году — до 67; в
1474 году она упала до 13 процентов, чтобы более уже
не подняться.
Вплоть до войны, закончившейся битвой при Кьодже,
держатели облигаций венецианского принудительного
займа (известно, что их число, если не считать держа-
телей мелких долей облигаций, несколько превышало
2 тысячи человек при общей численности городского на-
селения почти в 100 тысяч человек) не были отягощены
этой формой обложения, которая гарантировала им не-
большой, но верный доход в виде процентов, давала
возможность надеяться на скорое возвращение предоста-
вленной ссуды и позволяла в любой момент и без тяже-
лых потерь реализовать рыночную стоимость ценных бу-
маг.
В периоды сравнительно нормального состояния госу-
дарственных финансов жертва, которую республика тре-
бовала от лиц, обязанных предоставить ей заем, не была
для них слишком обременительной. Правда, они были
обязаны приобретать ценные бумаги сначала на сумму,
составлявшую 1 процент стоимости их оцененного иму-
щества, позднее—2 процента и, наконец, 3 процента.
Однако эта оценка, которая основывалась на заявлении
самого владельца имущества и контролировалась сна-
чала должностными лицами (которые раскладывали
сумму займа с помощью старшин кварталов), а затем
400
назначавшимися с этой целью «комиссиями мудрых», на
деле сводилась к оценке лишь небольшой части иму-
щества. Как уже говорилось выше, такой контроль мог
быть в известной степени эффективным, когда речь шла
о недвижимости, которая оценивалась посредством уве-
личения в 10 раз объявленного дохода с земли, но он не
имел никакого значения при оценке движимости, когда
заинтересованные лица часто оценивали свое имущество
в смехотворно малых цифрах, фактически выражавших
стоимость лишь незначительной части их богатств. Может
быть, именно потому, что сами способы оценки были не-
удовлетворительны, государству всего лишь за четыре
года (1350—1353) удалось обложить владельцев имуще-
ства займами, составлявшими 40 процентов их оценен-
ного патримония, не подорвав вместе с тем их экономи-
ческого положения.
Однако подобная система могла сохраниться и даже
приносить выгоды государственной казне лишь при том
условии, если ею не злоупотребляли, если период силь-
ной государственной задолженности сменялся более дли-
тельным периодом нового подъема торговли и сокраще-
ния государственных расходов, когда государство путем
простого' увеличения таможенных пошлин и монополий
могло обеспечить уплату процентов и погашение долга.
Но в Венеции чрезвычайные расходы казны возросли на-
столько, что правительство было вынуждено потребовать
от налогоплательщиков в течение трех лет сумм, превы-
шавших ту сумму, в которую оценивалось их имущество,
а равным образом отсрочить уплату процентов, чго вы-
звало катастрофическое падение рыночной стоимости об-
лигаций займа. Двадцать с лишним лет спустя вновь
возникли подобные финансовые затруднения, вызванные
на этот раз войнами, связанными с завоеванием областей
материковой Италии и требовавшими все более крупных
средств, которые должны были удовлетворить притязания
кондотьеров. В конце концов стало ясно, что одними
лишь займами и увеличением таможенных пошлин нельзя
справиться с новыми финансовыми трудностями.
Вследствие снижения выплачиваемых процентов
(иногда доходивших до 1,5 процента) и быстрого паде-
ния рыночной стоимости ценных бумаг тяжесть этой си-
стемы почувствовали не только широкие массы мелких
потребителей, сильно страдавшие от налогов на предметы
26 Зак. 1587. Дж. Луццатто 401
первой необходимости, но даже крупные государственные
кредиторы, которые были вынуждены при каждом новом
займе оплачивать всю стоимость эмиссии, с тем чтобы
потом перепродавать эти ценные бумаги за одну чет-
вертую’ или одну пятую часть их номинальной стоимости
новым богачам, еще не занесенным в списки лиц, подле-
жащих обложению. Вред, какой приносила эта система,
стал настолько очевидным, что многие представители ста-
рого правящего^ сословия, которые до' сих пор в силу
установившейся традиции упорно сопротивлялись введе-
нию любого прямого налога, в конце концов стали скло-
няться к мнению, что вместо столь невыгодного займа,
реализация которого была связана с крупными убытками,
выгоднее ввести налог меньших размеров, хотя бы и без
права возврата затраченной суммы.
Попытки вернуться к прямому налогу — хотя бы вре-
менно и частично — имели место> уже в 1378 году. В этом
году, помимо военного налога, который должен был по-
крыть расходы ПО' содержанию экипажей галер, решили
прибегнуть, быть может в первый раз, к следующей си-
стеме налогов (impositiones): в счет налога удерживали
определенную сумму при выплате процентов по займам,
уплате жалованья, из арендной платы за дома и другое
имущество. Сумма налогов должна была быть возвра-
щена, как только республика выйдет из затруднительного
положения, однако после окончания войны эти налоги
были частично насильственно превращены в заем на
очень тяжелых для займодержателей условиях, а ча-
стично не только вообще не были оплачены, но были пре-
вращены в постоянные налоги.
Так постепенно подготавливалась почва для реформы
1463 года, которая была осуществлена после окончатель-
ного краха старой системы принудительных займов и зна-
меновала собой решительный поворот в истории вене-
цианской финансовой системы. Эта реформа ввела новый
постоянный налог на доход — «десятину» (decima).
В основу этого налога был положен уже не старый ме-
тод оценки имущества со слов его владельца — этот ме-
тод был слишком примитивен и позволял произвести лишь
самую поверхностную оценку, — а аналитический кадастр,
куда были внесены все. доходы от сдачи в аренду домов,
рек, мельниц и остальной недвижимости в городе и на
островах лагуны, а также все доходы, получаемые вене-
402
цианскими гражданами от своей собственности, располо-
женной на материковой части Италии.
5.	Система финансов, постепенно сложившаяся в
итальянских коммунах XIII—XV веков, представляет для
нас интерес в первую очередь в связи с тем влиянием,
которое она оказала как на хозяйства отдельных лиц, так
и на экономическую жизнь в целом. К сожалению, до-
ступные нам источники содержат мало достоверных све-
дений по столь важному вопросу. Некоторые, хотя и не-
полные данные относительно того, в каком размере взи-
мали прямой налог с каждого отдельного хозяйства,
можно извлечь из бухгалтерских книг. Например, в тор-
говых книгах Перуцци мы находим, что Донато, сын
Джотто ди Арнольдо де’Перуцци, взял из кассы компа-
нии на свои домашние расходы с 1 июля 1338 года до
1 июля 1339 года 33 фунта 8 сольдо во флоринах и за
тот же период заплатил налог за имущество в размере
4 фунтов 2 сольдо' 7 денариев во флоринах. Итак, соотно-
шение между единственным прямым налогом, которым
тогда облагалась во Флоренции земельная собственность
в контадо, и домашними расходами Донато равнялось
12: 100.
В том же году другой участник компании уплатил
тот же самый налог в сумме 10 фунтов 12 сольдо 8 де-
нариев, а на покупку лошади истратил 47 фунтов
16 сольдо1 8 денариев.
Более обременительным, очевидно, был налог в тре-
тьем случае: в 1335 году Лепре, сын Гвидо де Перуцци,
взял из кассы на свои собственные расходы, в том числе
на одежду и обувь, на весь год довольно скромную сумму
в 48 фунтов 1 сольдо 3 денария, а в виде налога за
ипотечный кредит в размере 600 золотых флоринов,
предоставленный им Верино Адатти, и налога за земель-
ный участок, «который у него [Лепре] остался за упомя-
нутые деньги», он уплатил 40 фунтов 12 сольдо. Даже
если допустить, что в данном случае налог был уплачен
за два года, его соотношение с домашними расходами,
включая одежду и обувь, все же равнялось 41 : 100.
Если на основании этих немногочисленных данных мы
не можем прийти к какому-либо определенному выводу,
то в еще меньшей степени способны мы решить вопрос
о том, насколько обременительными были косвенные
26*	403
налоги, на которых, как уже указывалось, базировалась
главным образом система городских финансов. Тем не
менее на основании многочисленных данных можно сде-
лать вывод, что в периоды мира и даже в периоды войн,
если они были непродолжительны и стоили не слишком
дорого, эти налоги для населения представляли собой
не слишком тяжелое бремя и не служили препятствием
для экономического развития крупных городов. Таможен-
ные пошлины, которыми облагались главным образом
импортные, экспортные и транзитные товары, как пра-
вило, несмотря на свой, довольно высокий уровень, не
мешали притоку чужеземных товаров и приезду чуже-
земных купцов, все более возраставшему, по крайней
мере, до середины XIV века; пошлины не мешали и тому,
что крупная торговля оставалась основным источником
городского богатства. Купцы, стоявшие у власти в Генуе
и Венеции, прилагали все усилия, чтобы избежать повы-
шения этих пошлин, которое преследовало протекционист-
ские цели и могло придать этим пошлинам запретитель-
ный характер.
Даже налоги на предметы первой необходимости, не-
смотря на то, что они неоднократно повышались, никогда
не приводили к резкому повышению цен на съестные
припасы. Множество данных, к которым мы вскоре вер-
немся, свидетельствует о том, что цены на продоволь-
ствие были в те времена очень низкими, в особенности
если сравнить их с ценами на высококачественные ткани,
украшения и вообще на все предметы роскоши.
Но положение коренным образом изменилось, когда
крупные коммуны (к которым мы причисляем и тирании,
неизменно сохранявшие характер города-коммуны) на-
чали вести политику территориальных завоеваний, вовлек-
шую их в частые войны, нередко очень длительные и
сопряженные с большими расходами. Начиная с середины
XIV века, и особенно1 в следующем столетии, от горожан
требовали столь тяжелых жертв, что это крайне отрица-
тельно отражалось на их экономическом положении. При-
ведем лишь несколько наиболее ярких примеров, число
которых можно было бы значительно увеличить.
В 1380—1381 годах дворцы венецианских патрициев не-
редко шли с аукциона ввиду неплатежеспособности их
владельцев; в конце войны, в мае 1381 года, положение
налогоплательщиков стало столь отчаянным, что государ-
404
ству пришлось пересмотреть размеры налога; впрочем,
он был сокращен в общей сложности не более чем на
1500 тысяч венецианских лир, что составляло четвертую
часть суммы налогообложения двух предшествовавших
лет.
Налоговый гнет, вероятно, еще тяжелее отразился на
экономическом положении Венеции в 1453 году, когда
республика, изнуренная бесконечными войнами с Ви-
сконти, вступившая также в войну с Франческо Сфорца,
почти все государственные поступления ассигновала на
военные нужды. Уплата жалованья всем лицам, состояв-
шим на службе у государства, была отсрочена на год;
съемщиков домов, лавок и мастерских заставили едино-
временно уплатить в казну сумму, составляющую поло-
вину вносимой ими арендной платы, а собственников
этих домов, лавок и мастерских — внести одну треть по-
лучаемой ими арендной платы; горожане Венеции и лица,
жившие в ней временно, были обложены экстраординар-
ным налогом в сумме, составлявшей половину их дохо>-
дов с собственности, принадлежавшей им на материковой
части Италии; с евреев, живших на территории респу-
блики, была взыскана подать в размере 16 тысяч дука-
тов; наконец, были резко увеличены все налоги на пред-
меты первой необходимости, на торговлю, на перевозку
товаров морем. Посредством этих экстраординарных
мероприятий рассчитывали увеличить общую сумму бюд-
жетных поступлений, доведя ее с 700 тысяч до- 1 милли-
она золотых дукатов.
Все то, что происходило в Венеции, в иных формах,
но в тех же масштабах повторилось в Милане и Флорен-
ции. Огромные накопленные здесь богатства дали этим
трем государствам возможность выступить на между-
народную арену и стать достойными, соперниками круп-
нейших держав Европы. Но именно эта политика грозила
иссушить источники их богатства.
Ф -i*	"I*
Из числа регалий королевский и императорский фиск
стремился, как указывалось выше, прежде всего сохра-
нить за собой право чеканки монеты; крупным коммунам
это право удалось приобрести лишь после того, как
ОНИ преодолели длительное сопротивление, фиска. Это
405
сопротивление отчасти объяснялось тем, что чеканка мо-
неты всегда считалась прерогативой верховной власти,
однако основной причиной являлся тот факт, что монет-
ный двор был источником поступлений, как законных,
получаемых на основании так называемого права вер-
ховной власти, так и незаконных, когда фиск прибегал
к выпуску неполноценной монеты, оставляя неизменной
ее нарицательную стоимость.
Со времен Карла Великого денежной единицей повсе-
местно попрежнему был фунт серебра (libra), который
некогда являлся мерой веса, но к этому времени давно
перестал быть ею. Он делился на 20 солидов или сольдо
(soldi), по 12 денариев (denari) в каждом сольдо. Фак-
тически единственной монетой, которая чеканилась, был
серебряный денарий. Его вес и проба заметно изменя-
лись с течением времени, а также в зависимости оттого,
на каком монетном дворе он был изготовлен, причем вес
монеты имел тенденцию непрерывно уменьшаться, а
проба — понижаться. Так, пизанский и луккский денарий
второй половины XII века содержали около 0,6 грамма
чистого серебра, генуэзский денарий —• около 0,5 грамма,
денарий Кремоны и Брешии — около 0,4 грамма, дена-
рий Вероны и Венеции, который стал чеканиться
несколько позднее—менее 0,15 грамма. Полстолетия
спустя содержание серебра в пизанском и луккском де-
нариях понизилось до 0,25 грамма, а в генуэзском — до
0,35 грамма.
Изменения пробы монеты, обычно сводившиеся к ее
ухудшению, отчасти вызывались техническими причина-
ми: спрос на средства обращения быстро возрастал, в то
время как ресурсы серебра были всегда весьма ограни-
чены. Однако в значительно большей степени эти изме-
нения диктовались фискальными соображениями: как
государи, так и коммуны видели в праве чеканки монеты
средство увеличить свои доходы, которые можно было
получать без всякого труда, как им казалось, не отяго-
щая при этом налогоплательщиков. Столь гибельная для
экономики страны практика нашла свое оправдание в
так называемой номиналистической теории денег, кото-
рая получила в то время распространение. Эта теория,
согласно которой монета обладает той стоимостью, кото-
рую ей пожелает придать государь (valor impositus),
противопоставлялась реалистической теории, согласно.
406
которой стоимость монеты определялась только стои-
мостью содержавшегося в ней металла (bonitas intrin-
seca).
В первый период существования коммун, когда в них
почти безраздельно господствовало замкнутое хозяйство
и деньги были прежде всего средством товарообмена ме-
жду городом и его сельской округой, частая порча мо-
неты и в особенности тот факт, что в разных районах
циркулировали различные монеты и что вообще дело че-
канки монет и все денежное обращение были крайне
неупорядочены — все это не имело еще катастрофических
последствий: одни при этом терпели ущерб, другие, на-
оборот, получали выгоду. Однако в период наивысшего
расцвета международной торговли города, жившие глав-
ным образом торговлей, почувствовали настоятельную
необходимость в монете, которая благодаря своей высо-
кой стоимости и постоянному весу имела бы широкое
хождение и пользовалась бы всеобщим доверием; пока
не было такой монеты цену товара как в международных
торговых отношениях, так и в торговле между городами
приходилось выражать в весовых единицах серебра опре-
деленной пробы (фунт взвешенного серебра — libra
argenti ponderati, четко отличавшийся от фунта дена-
риев — libra denariorum, равного 240 денариям вне зави-
симости от веса последних).
Из единиц веса, применявшихся в международной тор-
говле, наряду с фунтом широкое распространение полу-
чила в Италии, особенно в торговле серебром, кельнская
марка (marco di Colonia), которая после ряда незначи-
тельных изменений стабилизировалась в объеме
233,8 грамма.
Однако необходимость платить серебром по весу или
же огромным количеством крайне разнообразной размен-
ной монеты (что неизбежно^ требовало' участия весов-
щика и пробирщика) служила серьезной помехой при лю-
бом акте продажи. Для того чтобы избежать этой помехи,
в конце XII века или в начале XIII века приступили к че-
канке монеты очень высокой пробы — серебряного грос-
са — grosso, широко применявшегося в международной
торговле. Повидимому, первой вступила на этот путь Ве-
неция, где в правление дожа Энрико Дандоло (вероятно,
в 1202 году, накануне четвертого крестового похода)
начали чеканить большой денарий (denaro grosso), или
407
гросс, проба которого равнялась 965Лооо, а общий вес —
2,18 грамма (из них 2,103 грамма чистого серебра). Со-
отношение старого денария, который, начиная с этого
времени, стал называться малым денарием (piccolo), и
гросса примерно равнялось 1 : 26,1. Такое же соотноше-
ние, естественно, сохранялось и между более крупными
монетами, делившимися на денарии: сольдо или лирой
гроссов и сольдо или лирой малых денариев. В то время
как лира гроссов содержала 504,72 грамма чистого сере-
бра, лира малых денариев уже понизилась до 19,33 грам-
ма.
Почти одновременно' во Флоренции и других итальян-
ских городах, а вскоре и во Франции приступили к че-
канке монет, похожих на венецианский гросс и равных
ему по весу и пробе.
Несмотря на то, что таким образом были созданы две
денежные единицы, по своему весу и пробе резко отли-
чавшиеся друг от друга, хотя обе они и назывались дена-
риями (отметим попутно, что проба малого денария по-
низилась до 25О/юоо), все же денежная система итальян-
ских городов, как и всей Западной Европы, попрежнему
основывалась на серебряном монометаллизме. Соотно-
шение между гроссом и малым денарием оставалось по-
стоянным. Первый применялся в крупной торговле и при
кредитных операциях больших масштабов, второй — в
локальной торговле и в отношениях с соседними горо-
дами материковой части Италии; чеканка гросса сама по
себе не привела к обесценению старой монеты.
Соотношение между гроссом и малым денарием оста-
валось неизменным в течение 60 лет, но затем ситуация
начала усложняться в связи с усилившейся порчей мо-
неты. В то время как в течение почти двух столетий —
с момента своей первой чеканки вплоть до 1379 года ве-
нецианский гросс оставался неизменным, малый денарий
начал обесцениваться в 1269 году, когда изменилось даже
его официально признанное соотношение с гроссом (при
его обмене на гросс): в 1265 году оно понизилось до 1 : 27,
в 1269 году— 1 : 28 и, наконец, в 1282 году— 1 : 32.
Все более прогрессирующую порчу монеты, которая
употреблялась в местной торговле, и монеты, имевшей
более широкое хождение, удавалось остановить лишь на
короткие периоды времени, и затем она возобновлялась
в еще больших масштабах. Возможно', что правящий
40.8
слой практиковал порчу монеты не в узкоклассовых ин-
тересах и совсем не стремился вызвать инфляцию, тем
не менее, однако, она, несомненно, приводила именно к
этим результатам. Вследствие этого очень скоро1 возникла
необходимость наряду с двумя монетами, соотношение
между которыми стало теперь крайне изменчивым, ввести
третью монету, собственно, не монету, а фиктивную еди-
ницу, так называемую «лиру в гроссах» — lira a grossi
(во Флоренции — лиру во флоринах — lira a fiorini), со-
хранявшую неизменным старое соотношение с гроссом
и с флорином.
Таким образом, появились три различные единицы,
являвшиеся мерилом стоимости: двум из них соответ-
ствовали фактически существовавшие монеты — гросс и
малый денарий — и более крупные единицы — лира и
сольдо1 гроссов, лира и сольдо1 малых денариев (из них
лишь первая обладала сравнительно устойчивой стои-
мостью, то есть такой, которая подвергалась колебаниям
только в связи с изменением цены серебра), третья оста-
валась только единицей измерения. К последней прибе-
гали преимущественно при платежах фиску и при уплате
ему поборов, а также во всех сделках, которые не были
столь крупными, чтобы возникала надобность в лире
гроссов, но при которых необходимо было, тем не менее,
выразить цену товара в определенных единицах.
С расширением международной торговли, особенно
средиземноморской, находившаяся в обращении серебря-
ная монета не всегда могла удовлетворить растущие по-
требности, даже несмотря на существование такой всеми
признанной монеты, какой был гросс. В XIII веке вновь
возобновляется чеканка золотой монеты, которую па всем
Западе, за редкими и незначительными исключениями,
перестали чеканить еще со времен Карла Великого.
Прекращение чеканки золотой монеты объясняется от-
части тем, что страны Западной Европы обладали скуд-
ными запасами золота, а в несравненно большей степени
тем, что суверены, обладавшие монетной регалией, к ко-
торым перешло право чеканки монеты, располагали
весьма незначительными экономическими возможностями.
Этот факт не означал исчезновения золота из обращения.
В течение всего средневековья золото продолжало быть
платежным средством и попрежнему циркулировало либо
в. форме различных предметов, иди слитков, оценивай-
409
шихся по весу, либо — что случалось гораздо чаще —
в форме византийских монет (византин или перпер) и
арабских монет (манкузий и маработин), которые до-
вольно часто встречаются в договорах, описях имуще-
ства, а также в кладах, обнаруженных при раскопках не
только во всех областях Западной, но даже и в Север-
ной Европе.
Это широкое распространение византийских и араб-
ских золотых монет также являлось одной из причин
того, что западноевропейские государства, несмотря на
интенсивное развитие торговли накануне и после первого
крестового похода, лишь позже возобновили чеканку зо-
лотой монеты. На долю этих монет выпала примерно та
же роль, какую в эпоху, близкую к нам, играли талеры
Марии Терезии в областях Центральной Африки, доллар
и фунт стерлингов — в многочисленных странах бассейна
западной части Атлантического и Тихого океанов; мест-
ным монетам жители Европы предпочитали пользовав-
шиеся всеобщим признанием арабские и византийские
монеты. Очень часто даже в таких цветущих торговых
центрах, как Генуя, вместо того-, чтобы выпускать мо-
нету собственного чекана, предписывалось чеканить мо-
нету по византийскому или арабскому образцу. И именно
прогрессирующее обесценение арабских монет (после от-
воевания христианами большей части Испании), а также
византийского перпера (после четвертого крестового
похода) побудило, наконец, -итальянские государства, на-
ходившиеся в оживленных сношениях с арабами и визан-
тийцами, заменить эти неполноценные монеты золотой
монетой, которая заслужила бы всеобщее доверие, на-
всегда утраченное восточными монетами.
Первым на новый путь вступил Фридрих II, присту-
пивший в 1231 году к чеканке августала (augustalis),
весившего немногим более 6 граммов и содержавшего
2072 каратов чистого- золота. Однако чеканка августала
очень скоро прекратилась. Заслуга выпуска золотой мо-
неты, очень быстро завоевавшей господствующее поло-
жение на всех рынках Средиземноморья и Западной
Европы, принадлежит Флоренции, которая в 1252 году на-
чала чеканить свой знаменитый флорин (fiorino), содержав-
ший 24 карата чистого золота и весивший 3,53 грамма.
Золотой флорин должен был соответствовать 1 фунту
серебряных денариев, но вскоре — в 1271 году — государ-
41Q
ство повысило номинальную стоимость флорина, прирав-
няв его к 29 сольдо. Позднее, в связи с порчей мелкой
серебряной монеты, это соотношение осталось стабиль-
ным для так называемого фунта (лиры) во флоринах.
Примеру Флоренции немедленно последовала Генуя
(впрочем, возможно, что она опередила Флоренцию),
приступив к чеканке «дженоино» (genoino). Что касается
Венеции, то она запоздала с выпуском своего золотого
дуката (ducato d’oro, известного^ значительно позже под
названием цехина — zecchino), весившего 3,559 грамма
и содержавшего 24 карата чистого’ золота; он был вы-
пущен в 1284 году. Это' опоздание нельзя объяснить ни
сокращением торговли, которая, напротив, после четвер-
того крестового похода достигла своего наивысшего раз-
вития, ни уменьшением потребности в золоте, для того
чтобы покрыть пассивный баланс торговых отношений
с Востоком. Отставание в выпуске золотой монеты от-
части вызывалось политическими мотивами: пока суще-
ствовала Латинская империя, Венеция не хотела противо-
поставлять свою монету византийскому перперу, чтобы
не подвергать опасности свое привилегированное поло-
жение державы, покровительствующей этой империи.
В большей степени это отставание объяснялось экономи-
ческими причинами: Венецианская республика была за-
интересована в сохранении прежней стоимости своей се-
ребряной монеты, являвшейся платежным средством
международной торговли, так как при перепродаже вос-
точных товаров на Западе она получала за них серебро,
и ей приходилось оплачивать золотом излишки импорта
из восточных стран над экспортом в эти страны. Однако
позднее, когда пала Латинская империя и у Венеции
больше не было оснований защищать перпер, а послед-
ний обесценился в такой степени, что его стоимость по
сравнению с прежней понизилась более чем наполовину,
и даже восточные купцы начали переходить к серебря-
ной монете, Венеция не могла более медлить и при-
нуждена была последовать примеру Флоренции и Генуи.
Чеканка константинопольского гросса и его> паритет офи-
циальному курсу венецианского гросса, в то время как
его проба была более низкой, таили опасность для сере-
бряной монеты Венеции. Чтобы избежать этой опасности,
республика приступила к чеканке золотого дуката,
определив выгодные для гросса условия обмена на но-
411
вую монету (1 : 18). Такие условия обмена поставили
гросс в положение неоспоримого превосходства по отно-
шению ко всем остальным серебряным монетам, цирку-
лировавшим на константинопольском рынке.
Таким образом, в Венеции была введена биметалли-
ческая денежная система (уже в течение тридцати лет
существовавшая во Флоренции и Генуе), причем соотно-
шение между серебром и золотом составляло 1:11. Эта
система обладала недостатками, последствия которых не
замедлили обнаружиться во всех итальянских городах.
Биметаллизм внес настоящий хаос в монетную систему, по-
скольку произошла инфляция мелкой разменной монеты,
за столетие с небольшим потерявшей три пятых своей стои-
мости по сравнению с гроссом и дукатом. Еще более
серьезные последствия имела эта система и в другом от-
ношении: частые колебания стоимости золотых и серебря-
ных монет и их соотношения сказывались, и подчас до-
вольно тяжело, на торговых связях коммун с другими
странами.
Поскольку Венеция была заинтересована в сохране-
нии высокой стоимости серебряного гросса, она поддер-
живала неизменным соотношение серебра и золота
(1:11) в период, когда рыночная цена серебра почти
всегда обнаруживала тенденцию к снижению; так, в
1313 году это соотношение на главных рынках Западной
Европы представляло 1 : 13. Для того чтобы сохранить
биметаллическую систему, следовало восстановить нару-
шенное равновесие, а это можно было сделать следую-
щими тремя способами: уменьшить содержание золота в
золотом дукате, увеличить содержание серебра в гроссе
или же изменить условия обмена гроссов на дукаты, при-
ведя их в соответствие с уменьшившейся стоимостью се-
ребра. Однако Венеция (как, впрочем, и Флоренция, ко-
торая мало чем отличалась от нее) вплоть до кризиса
1379 года в этом отношении осталась верной своей мо-
нетной политике, основное и неизменное правило которой
заключалось в сохранении стабильного содержания ме-
талла в золотом дукате и серебряном гроссе; более того,
после незначительного изменения в соотношении между
дукатом и гроссом, произведенного в 1285 году (с 1 : 18
на 1 : I872), Венеция настаивала на возвращении к ста-
рому соотношению между этими монетами. Вначале это
Объяснялось, может быть, тем,, что. на восточных рынках
установилась более высокая цена на серебро, нем на
западных, а позднее главным образом необходимостью
сохранить свой престиж, ибо Венеция опасалась, что
официально признанное обесценение гросса поколебало
бы ее положение на Востоке.
Это стремление защитить гросс любыми средствами,
даже тогда, когда его- рыночная цена была на одну ше-
стую часть ниже его официального курса, грозила при-
вести к исчезновению золота из обращения. В 1328 году
Венеции пришлось окончательно отказаться от подобного
рода политики; она оставила неизменными пробу и вес
дуката и гросса, но свела соотношение между ними от
1 : 18V2 до 1 : 24. Таким образом, было достигнуто до-
вольно серьезное преимущество, сохранившееся до паде-
ния республики: денежные расчеты заметно- облегчались
десятичной системой счисления — лира гроссов стала в
10 раз больше дуката; 1 лира была равна 240 гроссам,
а 1 дукат — 24 гроссам.
Однако реформа 1328 года лишь яснее показала всю
несостоятельность биметаллической системы. Лишь только
эта реформа начала проводиться в жизнь, как в Венеции
и на всем Западе стало обнаруживаться заметное повы-
шение цены серебра. Причиной нового нарушения равно-
весия между стоимостью обоих металлов (причем не
только не удавалось восстановить это равновесие на про-
тяжении почти целого века, но оно временами даже еще
более нарушалось) было, вероятно, увеличение предложе-
ния золота; оно обусловливалось, с одной стороны, раз-
витием морской торговли с северным побережьем Чер-
ного моря, а также и торговлей с караванами, привозив-
шими золото из Центральной Африки в порты Берберии,
эту торговлю вели прежде всего генуэзские купцы; с дру-
гой стороны, оно вызывалось большим спросом на се-
ребро-, который рос быстрее предложения. Изменившееся
соотношение между обоими металлами привело к исчез-
новению из обращения наиболее высоко ценившихся се-
ребряных монет и увеличению предложения золота монет-
ным дворам. Особенно опасные размеры приняло исчез-
новение серебряных монет, что не могло не встревожить
венецианское государство. Не желая менять пробу и вес
гросса, оно заменило гросс двумя монетами более низкой
пробы (1ОО/юоо), представлявшими собой части гросса —
меццанино (mezzanino) и сольдино (soldino).
413
Семь лет спустя положение, очевидно, еще более
ухудшилось, судя по тому, что Большой совет приказал
всем должностным лицам, ведавшим денежными делами
республики, производить выплату только в дукатах и
сольдино, изымать из обращения все гроссы, которые по-
падут к ним в руки, продавать их и передавать казне всю
прибыль, извлеченную из этой операции. Это распоря-
жение лучше, чем что-либо другое, свидетельствует о том,
что гросс уже не мог иметь хождение по своему офи-
циальному курсу, который был в тот период гораздо ниже
рыночной цены гросса.
Между тем цена на серебро продолжала расти в та-
ких масштабах, что даже сольдино благодаря наличию
в них серебра можно было продавать с заметной при-
былью. Если бы государство захотело в 1353 году урав-
нять официальный курс гросса с его фактической стои-
мостью, оно было бы вынуждено из одной марки серебра
чеканить уже не 10972 гроссов, а 156. Другими словами,
оно должно было бы уменьшить содержание серебра в
гроссе с 2,1 грамма до 1,49 грамма.
Итак, положение все более усложнялось: наряду с
лирой гроссов, лирой малых денариев и лирой в грос-
сах циркулировали «гроссы в дукатах» или «в золоте» —
gross! ad ducatum или ad aurum (вероятно, в установлен-
ном государством соотношении — 24 гросса на 1 дукат)
и «гроссы в монетах» — gross! a monetis (уплачивавшиеся
мелкой разменной монетой на основании установленного
государством соотношения между гроссом и этой моне-
той). Точно так же в Венеции и Флоренции в обращении
находились золотой дукат и золотой флорин, а также
гросс монетного двора, причем стоимость этого гросса
равнялась стоимости содержавшегося в нем серебра.
Поскольку разрыв между золотом и серебром стано-
вился все более глубоким, а попытки восстановить офи-
циально признанное соотношение между золотыми и се-
ребряными монетами, которое соответствовало^ или при-
ближалось бы к фактически существовавшему соотноше-
нию, встречали серьезные трудности, мы не можем уже
говорить о наличии биметаллической системы; однако
вместе с тем не произошло и возврата к серебряному
монометаллизму. Нужно полагать, что в этот период
установилось два различных типа денежного обращения:
одно — на серебряной и второе — на золотой основе.
414
Поэтому при заключении сделок все чаще возникала по-
требность указать в контракте, в каком металле — в се-
ребре или в золоте —• будет производиться уплата.
Выход из этого хаотического положения был найден
только во время серьезного финансового кризиса, насту-
пившего в период войны, закончившейся битвой при
Кьодже: ввиду невозможности добыть то количество се-
ребра, которое было необходимо для чеканки гросса, го-
сударство пришло к решению уменьшить содержание
серебра в гроссе.
Начиная с этого времени во всех бухгалтерских кни-
гах и во многих торговых контрактах соотношение между
лирой гроссов и дукатом неизменно составляет 1 : 10;
однако это соотношение нужно было теперь только для
ведения расчетов, при котором лира гроссов регистриро-
валась в записях как монета, равная 10 золотым дука-
там. Это отнюдь не выражало официального соотноше-
ния, которое дало бы право обменивать по такому курсу
золотую монету на серебряную, и наоборот. Фактически
в Венеции, как и на всем Западе, установилась система
золотого монометаллизма, ставшая тем более необходи-
мой с первых десятилетий XV века, что открытие и интен-
сивная эксплуатация некоторых серебряных месторожде-
ний в Центральной Европе настолько увеличили
предложение серебра, что вызвали резкое изменение со-
отношения между обоими металлами в пользу золота.
7.	Если самим современникам было трудно заметить
и объяснить колебания в соотношении между стоимостью
золота и серебра, то несравненно более трудной, а, мо-
жет быть, даже неразрешимой является проблема, столько
раз выдвигавшаяся учеными, изучающими историю эко-
номики: выяснить изменения в соотношении между день-
гами, с одной стороны, товарами и трудом —• с другой.
Эта проблема сводится к воссозданию диаграммы поку-
пательной способности денег в различные
периоды и в разных местностях и сразу же наталки-
вается на серьезные практические затруднения: мы
располагаем сравнительно достоверными данными для
наших подсчетов только в том случае, если источники
исчисляют цены и жалованье в полноценной монете по-
стоянной пробы и веса, какими были, например, золотой
флорин и дукат, серебряный гросс, или же в монете, на-
415
водившейся в твердо установленном соотношении с этими
монетами, какими являлась лира в гроссах или лира во
флоринах. Однако в большинстве случаев источники го-
ворят о лирах, сольдо, денариях, не указывая, к какой
монете относятся эти наименования; поэтому возникает
опасность грубейших ошибок (достаточно' вспомнить, что
в начале XIII века гросс, то' есть большой денарий, рав-
нялся 26 малым денариям, а в 1455 году он равнялся
62 малым денариям).
Но даже в том случае, если допустить, что это- прак-
тическое затруднение может быть преодолено путем эли-
минирования всех сведений, не являющихся вполне до-
стоверными, остается более серьезная трудность •— вы-
бор соизмерителя, пригодного для определения измене-
ний покупательной способности денег. В течение долгого
времени считали, что лучшим соизмерителем является
зерно — товар самого широкого потребления.
Исследователи, начиная с Чибрарио, составляли длин-
ные списки цен на зерно в различных областях Италии.
Однако именно зерно является тем продуктом, цены на
который в прошлом еще в большей степени, чем в на-
стоящее время, подвергались крайне резким колебаниям,
причем это колебание определялось не только измене-
нием покупательной способности монеты, но в гораздо
большей степени климатическими условиями, убылью
населения в результате болезней и эпидемий, а также по-
литическими факторами, войнами.
В таблицах, составленных Чибрарио, мы, например,
видим, что в одной и той же местности на протяжении
одного года (с 1302 по 1303) цена стайо зерна поднялась
с 3 до 7 венских солидов, в 1307 году она упала до 5 со-
лидов и в 1316 году вновь поднялась до 9 солидов 6 де-
нариев. В Турине цена стайо зерна в 1345 году равнялась
8 сольдо 9 денариям, в 1346 году—13 сольдо и в
1347 году — 27 сольдо. Во Флоренции с мая 1292 года
по октябрь 1293 года цена стайо пшеницы упала с 11 до
5 сольдо.
С другой стороны, попытка (сопряженная со значи-
тельными трудностями в силу многих причин) применить
к средним векам наиболее совершенные методы совре-
менной статистики •— составление ряда индексов, исчис-
ленных на основании данных о средних ценах на товары
и о средней оплате труда лиц разных профессий, — очень
416
мало приближает нас к намеченной цели: ведь имени#
удельный вес. каждого отдельного расхода в бюджете
средневекового человека заметно отличается от удельного
веса того же расхода в бюджете современного человека
(ведь даже в наши дни этот бюджет заметно меняется
в зависимости от климата, образа жизни и социального
положения данного лица).
Итак, приходится отказаться от попыток выяснить со-
отношение между покупательной способностью средне-
вековых и современных денег. Однако сведя воедино
большое число данных — цены на товары первой необ-
ходимости, плату за наем помещений и заработную
плату, — относящихся к одному городу или ограничен-
ному району на протяжении небольшого промежутка вре-
мени, можно определить, какова была в данной местно-
сти и в данное время средняя стоимость жизни различ-
ных слоев населения. Таким образом мы получаем
твердую базу для того, чтобы установить реальные раз-
меры номинальной оплаты труда, а также доходов и
имущества.
К сожалению, эта область до сих пор очень мало
исследована на основе научного критического метода. До-
статочно, однако, привести всего лишь несколько приме-
ров. Нам известно, что во Флоренции, например, содер-
жание двух мальчиков-сирот из семьи Амманати, кото-
рым отец оставил незначительное по своим размерам
имущество,  в течение 13 месяцев — с июля 1290 по
август 1291 года — стоило их опекуну 21 фунт 12 сольдо
во флоринах; таким образом, на каждого из мальчиков
в год приходилось съестных припасов на 10 лир во фло-
ринах (1 флорин равнялся 29 сольдо). Сорок лет спустя
содержание двух девочек-сирот, принадлежавших к го-
раздо более высокому социальному кругу — из семьи
Барди, — стоило 40—50 лир малых денариев, то есть
20—25 лир на каждую девочку (не считая обуви и оде-
жды) . Если учесть, что в ту эпоху малый денарий на-
столько обесценился, что 1 золотой флорин был эквива-
лентен 62 сольдо малых денариев, стоимость содержания
двух сирот из семьи Барди составляла примерно 10 лир
во флоринах, то есть равнялась стоимости содержания
двух сирот из семьи Амманати.
Если исходить из этих цифр, то жалованье служащих
той же компании Барди, — которое колебалось в среднем
27 Зак. 1587. Дж. Луццатто 417
между 80 и 150 лирами во флоринах в год, нередко под-
нималось выше 200 лир во флоринах, а в отдельных
исключительных случаях — даже выше 400, — следует
признать высоким.
Соотношение заметно изменяется, если сравнить раз-
меры этого жалованья с уровнем квартирной платы. Раз-
мер квартирной платы, как это показал Сапори, в 30-х
и 40-х годах XIV века не претерпел резких изменений,
но, очевидно, заметно повысился в предшествовавшие
годы — годы быстрого роста населения и экономического
подъема — и был, по крайней мере в конце XIII века,
сравнительно высоким: в двух случаях плата за скром-
ную квартиру была выше 25 и 31 лиры во флоринах, то
есть почти в 3 раза превышала сумму издержек на со-
держание мальчика из зажиточной семьи.
Цены на предметы одежды также были довольно вы-
сокими по сравнению с ценами на съестные припасы.
Опекун Барди платит 4 лиры за ткань (вероятно, не са-
мого высокого качества) на юбку одной из девочек и
5 сольдо за шитье, в целом почти половину того, что он
истратил на ее питание в течение года.
Уровень заработной платы был самым различным.
Крайне низким был заработок школьного учителя, кото-
рый получал за частные уроки Р/г сольдо в месяц, а
также прачки, получавшей 5 денариев за стирку двух
простынь. Гораздо более высоким было жалованье вра-
чей: врачи, нанятые флорентийской коммуной для обслу-
живания городских кварталов, получали от 50 до 120 лир
малых денариев в год, а в некоторых случаях и значи-
тельно больше. Несравненно выше был гонорар извест-
ных врачей, занимавшихся частной практикой: один из
таких врачей взял однажды 16 золотых флоринов за про-
веденный им курс лечения.
Более интересным было бы сравнить цены с заработ-
ной платой рабочих. Однако в то время как в цеховых
статутах содержатся многочисленные сведения о • зара-
ботной плате и часто фиксируется ее максимум, значи-
тельно более достоверные данные, встречающиеся в ис-
следованных до сих пор контрактах и различного рода
счетных записях, к сожалению, очень скудны.
Тем не менее можно утверждать, что реальная зара-
ботная плата квалифицированных рабочих была сравни-
тельно высокой, но реальная заработная плата поден-
418
щиков и чернорабочих, выполнявших наиболее тяжелую
работу, была крайне низкой.
В Венеции и Флоренции в середине XIV века поку-
пательная способность денег была приблизительно оди-
наковой. В Венеции расходы на содержание (питание и
мелкие расходы) взрослого человека, занимавшего срав-
нительно высокое социальное положение, оценивались
судом в сумме от 15 до 20 золотых дукатов в год. Эта
сумма была, несомненно, близка к действительной. В са-
мом деле, счета, составленные при реализации условий
завещания некоего патриция, показывают, что в 1344—
1345 годах содержание в течение 15 месяцев четырех
братьев из патрицианского рода (причем один из них был
женат) в общей сложности стоило 87’/2 дукатов, иначе
говоря, содержание одного человека (если приравнять
несовершеннолетних к совершеннолетним) в течение года
стоило в среднем несколько менее 15 дукатов.
И в Венеции существовала резкая разница между
ценой на съестные припасы и ценой на предметы одежды.
На один гросс (’/24 золотого дуката) можно было купить
почти три фунта говядины, или гуся, или два фунта со-
леного сыра, один литр оливкового масла, более пята
литров вина или двадцать яиц (в апреле), тогда как в
то же время один локоть сукна стоил 15 гроссов; таким
образом, на одно лишь сукно, необходимое для того,
чтобы одеть трех мальчиков, было израсходовано 15 зо-
лотых дукатов. Кожаная шляпа стоила несколько меньше
4 гроссов. Арендная плата за дом, занимаемый врачом,
в тот же период достигала 30 дукатов.
Этой разнице в ценах на товары соответствовало
столь же значительное различие в оплате труда. Бедный
венецианский учитель несмотря на то, что ему было пору-
чено воспитание трех мальчиков из патрицианской семьи,
жил отнюдь не в довольстве: получая в месяц 6 гроссов,
он мог кое-как прокормиться, но уже не имел никакой
возможности купить себе новое платье, равно как не мог
позволить себе роскошь снимать приличную квартиру..
Учителя, преподававшие в городской школе, жили в не-
сколько лучших условиях, поскольку взимали с каждого
учащегося по 18 гроссов в год. Однако их положение,
быть может, было немногим лучше положения служанки,
кроме питания и помещения получавшей 6 гроссов в ме-
сяц, и уж, во всяком случае, хуже положения кормилицы,
27*	419
которая жила на всем готовом и, кроме того, получала
1 дукат в месяц. Положение учителя нельзя сравнить с
положением врача: один врач, например, в течение де-
вяти дней лечивший богатого патриция, получил девять
золотых дукатов.
Чтобы дать представление об уровне заработной
платы, ограничимся одним примером: несколько десяти-
летий спустя конопатчики, работающие в арсенале, по-
лучали 4 гросса 40 малых денариев летом и 3 гросса
30 малых денариев зимой, а конопатчики, работавшие в
доках частных лиц, получали летом 6 гроссов 12 малых
денариев и зимой 4 гросса 12 малых денариев; во’ всех
случаях они получали заработную плату, которая коле-
балась приблизительно между 50 и 75 золотыми дука-
тами в год, а следовательно, в два или три раза превы-
шала сумму, необходимую для содержания (без квар-
тиры) взрослого человека из зажиточной семьи.
8.	Сложность денежной системы периода городских
коммун объясняется не только множеством монетных
дворов и разнообразием выпускаемых ими монет, она
была результатом также того обстоятельства, что приме-
нявшаяся в контрактах и в бухгалтерских книгах услов-
ная монета, являвшаяся счетным наименованием опреде-
ленного количества золота или серебра, лишь редко со-
ответствовала монетам, фактически находившимся в
обращении, а последние подвергались частым измене-
ниям и порче. Поэтому в период, когда размах торговых
операций быстро увеличивался, возникла необходимость
упростить платежи, совершавшиеся на месте покупки или
продажи, а также облегчить перевод денег в далекие
страны. Первая цель была достигнута созданием жиро-
банков, вторая — появлением переводного векселя.
В крупных торговых городах Италии, как и на боль-
ших французских и фландрских ярмарках, где банков-
ские операции осуществлялись истальянцами, функции
банкира носили общественный характер: он регистри-
ровал в своих книгах суммы, которые со счета одного
купца переводились на счет другого. В Венеции, где
эта система платежей достигла наибольшего разви-
тия, платежи при посредничестве банков («scrivere
е girare in- banco») остались и впоследствии самой излюб-
ленной формой расчетов, и именно благодаря этой своей
420
функции банки получили характерное название «banchi
de scripta».
Крупная венецианская торговля фактически протека-
ла на маленькой площади св, Джакомо в Риальто. Все
венецианские и чужеземные купцы, имевшие открытый
счет в нескольких банках, встречались в одни и те же
часы около столов банкиров и могли производить до-
вольно крупные денежные выплаты посредством устного
распоряжения. Таким образом, простой расчет, произве-
денный при помощи банка, породил довольно значитель-
ное безналичное обращение, которое обладало двойным
преимуществом по- сравнению с обращением наличных
денег: можно было обходиться без подсчета, оценки и
перевоза огромных количеств самых разнообразных мо-
нет, была также создана условная единица для расче-
тов (позднее получившая название «банковой монеты» —
mon eta di banco), эквивалентная самым полновесным мо-
нетам, как правило, лире гроссов. Широкое применение
этой условной монеты не означало, что она действительно
циркулировала в форме чека или в какой-либо иной ма-
териальной форме. Правда, банкиры часто вручали своим
клиентам маленькие записки, удостоверявшие, что эти
клиенты пользуются кредитом, в их банке, но нет никаких
данных полагать, что в Венеции эти записки применя-
лись в качестве платежного средства, как это делалось
позднее в сицилийских банках.
Согласно действовавшим тогда нормам, банкир дол-
жен был по распоряжению владельца текущего счета
производить выплату в данном банке до тех пор, пока
его- счет не будет исчерпан; но- часто случалось, что бан-
киры, стремясь оказать услугу отдельным клиентам, а
главным -образом (по- крайней мере, в XV веке) удовле-
творить настойчивые требования государства о предоста-
влении ему кредита, отступали от этих мудрых ограни-
чений; таким образом, создавалось настоящее кредитное
обращение без закрытия счета.	;
Еще большее распространение, особенно в междуна-
родной торговле, получил переводной вексель (lettera di
cambio), или, точнее, тратта. Мы считаем неуместным
здесь вступать в еще не закончившуюся дискуссию о
происхождении этого института. Нельзя полностью исклю-
чить предположение, что переводной вексель существо-
вал уже у тех народов (византийцев, арабов, евреев),
421
которые вели наиболее оживленную торговлю по берегам
Средиземного моря и повсюду имели колонии, фактории
и своих корреспондентов. Возможно также, что он пред-
ставлял собой видоизменение более ранней ссуды в форме
морского перевода, то есть той формы морской ссуды,
когда лицо, получившее в кредит определенную сумму
в каком-либо месте в одной валюте, давало обязатель-
ство возвратить эквивалентную сумму в другой валюте
по прибытии к месту своего назначения. Не подлежит
сомнению, что, по крайней мере на данной стадии иссле-
дования, когда круг источников расширился, сообщения
об этом институте, которые сохранились в регистрах ге-
нуезских нотариусов и восходят к 1155 году, являются
первыми сообщениями; однако по характеру сохранив-
шихся документов видно, что ни один из них не предста-
вляет собой настоящего переводного векселя. В них
только содержалось обязательство уплатить определен-
ную сумму «по< причине перевода» — «ех causa cambii»,
оформленное нотариусом. Это был нотариальный акт, на
основании которого, например, Тицио, получивший в Ге-
нуе у Кайо, определенную сумму в генуезских лирах, да-
вал обязательство, что он «сам или через своего предста-
вителя» («per se vel per suum cerium missum») возвра-
тит в Монпелье ту же сумму в турских ливрах Кайо «или
его представителю» («vel suo certo misso»).
Согласно гипотезе Гольдшмидта, которую не удалось
опровергнуть ни одному из более поздних исследовате-
лей, дебитор одновременно с нотариально оформленным
обязательством уплатить взятую им сумму посылал сво-
ему корреспонденту в Монпелье письмо (настоящий пере-
водной вексель или тратта, часто носивший характерное
название «seconda di cambio») с приказанием уплатить
долг по предъявлению данного письма, или в сроки, уста-
новленные местным обычаем (Пеголотти сообщает длин-
ный перечень таких сроков), или же в срок, фиксирован-
ный обеими сторонами. Самый ранний образец такого
письма (которое вручалось получателю-ремитенту и пред-
ставлялось им или его представителем плательщику по
векселю — трассату для уплаты указанной суммы) отно-
сится также к Генуе и восходит к 1248 году. Однако это
объясняется причинами чисто случайными: как правило,
частные документы, не заверенные нотариусом, сохрани-
лись в несравненно меньшем количестве.
422
Тратта, получившая с XIII века очень широкое рас-
пространение в международной торговле, не могла еще
обращаться с той легкостью, как это было с конца
XVI или начала XVII веков в результате введения
индоссамента — передаточной надписи на обороте век-
селя. До- этого при передаче векселя третьему лицу тре-
бовалась формальная доверенность. Однако, несмотря на
это затруднение, переводной вексель превратился в один
из самых важных документов, заменявших деньги, стал
эквивалентом определенной стоимости, ибо- он предпола-
гал кредит, являвшийся следствием того, что товары про-
давали в одном месте, а платили за них в другом, или —
что, может быть, случалось чаще •— следствием предо-
ставления ссуды,' которую надлежало возвратить в дру-
гом месте. Даже если оставить в стороне случаи (сравни-
тельно- частые с начала XIV века), когда договор о пере-
воде денег скрывал ссудно-ростовщические операции,
которые были запрещены церковным правом, часто слу-
чалось (как это видно из деловой корреспонденции того
времени) даже в период, когда вексель еще сохранял
свой первоначальный характер переводного документа,
что- торговый дом, коммуна или государь, не имея воз-
можности обеспечить своего поверенного денежной сум-
мой, в которой он нуждался для проведения порученных
ему операций, разрешали ему взять эту сумму по век-
селю в том городе, где он находился, обязуясь оплатить
позднее тратту в своем собственном городе.
Во всяком случае, каковы бы ни были причины вы-
пуска векселей, они породили кредитное обращение, ко-
торое не только существовало наряду с обращением на-
личных денег, ио в крупных торговых городах значительно
превосходило его, поскольку при посредстве векселя
можно было- производить платежи, не прибегая к помощи
денег, и расплачиваться наличными только в тех случаях,
когда суммы, подлежавшие уплате, были невелики.
9.	В связи с важной ролью денег и других платеж-
ных средств, возникла особая категория лиц, особая про-
фессия. Ее представители, повидимому, всегда существо-
вали в таких, например, городах, как Рим, где было мно-
жество чужеземцев, однако лишь с начала XII века эта
профессия начала играть значительно большую роль.
Единственной категорией лиц, которые посвятили себя
423
Целиком денежным операциям и довольно рано объеди-
нились в особый цех, были менялы (campsores или саш-
biatores), занимавшиеся непосредственно обменом де-
нег. Однако не исключена возможность, что в тех горо-
дах, где вексельные операции и система платежей через
посредство банка приобрели уже известное значение, ме-
нялы, по крайней мере во многих случаях, служили по-
средниками при вексельных сделках, а также произво-
дили за своих клиентов платежи путем простых переносов
(giri) в своих регистрах данной суммы со счета одного
лица на счет другого. О том, что обмен денег и упомяну-
тые выше банковские операции часто сосредоточивались
в руках одних и тех же лиц, свидетельствует также тот
факт, что в крупных городах оба названия — меняла
(campsor) и банкир (bancherius) — употреблялись попе-
ременно для обозначения лиц одной и той же профессии.
Однако банковская деятельность по вексельным опе-
рациям и по безналичным расчетам, находившаяся под
жестким контролем государственных органов, была резко
отграничена от ссудно-ростовщической деятельности.
Случалось, правда, что «банкиры», в строгом смысле
этого слова, занимались ссудными операциями, предо-
ставляя займы государям, коммунам и частным лицам,
но эти занятия всегда рассматривались как опасное от-
клонение от их нормальной деятельности. Чтобы избе-
жать в дальнейшем подобного рода злоупотреблений,
предпринимались довольно суровые меры, самой ради-
кальной из них была замена частных банков единым
государственным банком, — это мероприятие Венеция
намеревалась провести уже в XIV веке, но осуществила
лишь в конце XVI века.
Как правило, деньги под проценты ссужали не ме-
нялы, а купцы. Это первоначально дополнительное за-
нятие нередко становилось в конце концов основным, в
особенности у купцов, принадлежавших к трем нацио-
нальным группам: это были евреи; «кагорцы» (caorsini)
(жители города Кагора в Гиени), под которыми подра-
зумевались не только банкиры Южной Франции, но
сравнительно часто и итальянцы; «ломбардцы» (lorn-
bardi) или «тосканцы» (toscani) (итальянцы вообще,
преимущественно пьемонтцы из Асти и Кьери, горожане
Пьяченцы и тосканцы из Сиены, Флоренции и Пистойи).
Эти купцы стали, собственно говоря, монополистами . в
424
области кредитных операций на всем Западе. Роль евреев
в средневековых денежных операциях обычно сильно пре-
увеличивают. В эпоху варварских государств и развития
феодальных отношений евреи извлекли выгоду из своих
оживленных сношений с Византией и арабами и оказа-
лись в числе наиболее деятельных посредников в тор-
говле между Востоком и Западом. Некоторые из них
были странствующими купцами, другие избрали своим
постоянным местом жительства Южную Францию, Ибе-
рийский полуостров, юг Италии, где они занимались не
только1 торговлей, но также ремеслом и сельским хозяй-
ством. Однако еще до начала религиозных преследований
в экономическом положении евреев произошли глубокие
изменения, вызванные расцветом городского хозяйства.
В эпоху коммун право заниматься ремеслом и торговлей
принадлежало членам цехов; в цех могли вступать только
христиане, евреям это было запрещено. В течение извест-
ного времени еврейские купцы еще могли участвовать в
крупной международной торговле, которая долгое время
не замыкалась в узкие рамки цехового строя. Мало'-по-
малу, однако, им был закрыт доступ и к этой сфере дея-
тельности, они были вынуждены ограничиться торговлей
поношенными вещами и заняться главным образом де-
нежными операциями. Лишь в тех областях Италии, где
ремесленные цехи не получили развития, евреи могли
попрежнему заниматься некоторыми видами ремесла.
Так, Фридрих II Гогенштауфен предоставил им моно-
полию на производство и окраску шелковых тканей во
всем Сицилийском королевстве; даже два столетия
спустя окраска шелка в Апулии все еще почти целиком
находилась в их руках. Однако в большинстве западно-
европейских стран, если не считать Испании, им при-
шлось изъять капиталы, вложенные в землю и в промыш-
ленность, и превратиться в мелких странствующих тор-
говцев, в ростовщиков и старьевщиков.
Их ссудно-ростовщической деятельности благоприят-
ствовало наличие свободных капиталов, солидарность,
существовавшая в мелких еврейских общинах, объеди-
ненных узами общего языка, религии и взаимной защиты,
а часто также родственными связями; частично', но как
мы вскоре увидим, в сравнительно небольшой степени
этой деятельности благоприятствовало и каноническое
право, целью которого было отстранить христиан, от,
425
занятий ростовщичеством. С другой стороны, однако, ев-
реи не могли заниматься настоящей банковской деятель-
ностью в больших масштабах вследствие шаткости сво-
его положения, постоянно нависшей над ними угрозе,
и той враждебности, с которой к ним нередко относилось
местное население, — все это препятствовало приему де-
позитов и заставляло' их пускать в оборот только свои
собственные капиталы.
Из числа тех занятий, которыми было разрешено за-
ниматься евреям, по крайней мере в Италии, главным
занятием было предоставление мелких ссуд на необходи-
мые повседневные нужды, большей частью под залог
имущества. Их часто призывали для этого государи и
коммуны, особенно в те страны, где сильнее ощущался
недостаток в капитале, находящемся в обращении, где
тосканцы не успели еще создать своих банков или где го-
сударство стремилось лишить тосканцев их монопольного
положения. Те государи и коммуны, которые регулиро>-
вали права и обязанности евреев определенными поста-
новлениями (всегда на ограниченное время), извлекали
из этого непосредственную выгоду, так как евреи давали
им займы и одновременно1 удовлетворяли потребность на-
селения в мелком кредите, который практиковался на
строго определенных условиях и находился под контро-
лем государства.
В сходном, но зачастую гораздо более привилегиро-
ванном положении находились тосканцы, которые с на-
чала XIII века во множестве встречались в многочислен-
ных мелких центрах Южной Италии, папского государ-
ства, Венето, в то время как «кагорцы», и «ломбардцы»
встречались в городах Франции, Нидерландов и Англии.
Они также занимались банковской деятельностью в
сравнительно скромных масштабах, преимущественно мел-
ким кредитом на повседневные нужды. Однако они обла-
дали значительным преимуществом по сравнению с евре-
ями: находясь в зависимости от какой-либо- крупной тор-
говой компании, они пользовались ее поддержкой, брали
от ее имени на откуп сбор таможенных пошлин или дру-
гих фискальных поборов и вели торговлю. Кроме того,
они знали, что, если это понадобится, государство, гра-
жданами которого они являются, и организация, объеди-
нявшая всех находившихся за границей купцов (прина-
длежавших к какой-либо одной области или, в отдельных
426
случаях, к разным областям Италии) сумеют их защи-
тить.
Эти мелкие ростовщики резко отличались от крупных
купцов, членов торговых компаний, центральная резиден-
ция которых находилась в Риме, Сиене, Флоренции, Пья-
ченце, а филиалы — в главных городах Италии, других
западноевропейских стран и Востока.
Некоторые из этих компаний, очевидно, специализиро-
вались на кредитных операциях (как, например, компания
«Большого стола» Буонсиньори в Сиене в XIII веке), но
большая часть их совмещала банковскую деятельность
с торговлей и с участием в промышленном производстве.
Во Флоренции, являвшейся в XIV—XV веках крупней-
шим капиталистическим центром Италии, большие ком-
пании, занимавшиеся в самых широких масштабах бан-
ковско-ростовщическими операциями, принадлежали не
к цеху менял (Камбио), а к цеху Калимала, члены кото-
рого (первоначально все, а позднее в своей основной мас-
се) занимались ввозом из-за Альп сукна, его окончатель-
ной обработкой и продажей его оптом и в розницу.
Посещая шампанские ярмарки в качестве купцов или
выступая в качестве сборщиков церковных поборов для
папской курии, представители крупных итальянских ком-
паний в странах Западной Европы вскоре расширили
круг своих ссудно-ростовщических операций, предоста-
вляя кредит государям, крупным светским и церковным
сеньерам, а иногда даже и городам. Крупные ссуды го-
сударям, которые впоследствии послужили причиной кра-
ха многих из этих компаний, на первых порах благоприят-
ствовали им в их деятельности, в особенности в экспорте
английской шерсти, фландрских и французских сукон.
Их операции приняли настолько широкий размах, что
капитала компаний, зачастую весьма значительного, уже
нехватало, приходилось вкладывать дополнительный ка-
питал, принадлежавший отдельным членам компаний
(которые получали в виде вознаграждения не долю при-
были, а определенный процент), но в большей степени
приходилось прибегать к депозитам, внесенным жите-
лями того же города в основную контору компании,
а иногда даже чужестранцами, вносившими депозиты в
ее филиалы.
Депозиты, хранившиеся в банковских домах, четко де-
лились на две категории, имевшие различный характер
427
и разные функции. Депозиты, которые вносились, как
мы сказали бы сейчас, на текущий счет, большей частью
вкладывались купцами в банк, где они пользовались кре-
дитом, для того чтобы в случае надобности располагать
капиталом и иметь возможность осуществить платеж по-
средством простого переноса требуемой суммы с одного
счета на другой. Эти депозиты не приносили вкладчикам
процентов; более того, вполне вероятно, что купец дол-
жен был уплатить банкиру небольшое вознаграждение
за выполненные им операции. Если банкир использовал
эти лежащие на текущем счету депозиты для кредитных
операций и спекуляции товарами, такая практика всегда
осуждалась и запрещалась как серьезное злоупотреб-
ление.
Совершенно иным было положение тех вкладчиков,
которые, доверяя компании купцов-банкиров свои капи-
талы, договаривались о вознаграждении в виде сравни-
тельно высокого процента, показывая тем самым, что
они знали о будущем использовании их денег в прибыль-
ных, но рискованных предприятиях.
Во время банкротства Буонсиньори именно то обстоя-
тельство, что вкладчики знали о риске, которому они
подвергались, было приведено в качестве убедительного
аргумента против их требований вернуть им целиком вне-
сенные в депозит суммы.
Самыми прибыльными, хотя и не всегда самыми мно-
гочисленными из операций, которыми занимались эти
крупные компании, была ссуда под проценты. В течение
всего рассматриваемого нами периода этико-религиозные
принципы, рано получившие оформление в законах ка-
нонического права, запрещавших ростовщичество, нахо-
дились в резком противоречии со все более возраставшей
и повсеместно ощущавшейся потребностью в кредите,
хотя бы и за уплату непомерно высоких процентов. Эта
потребность была столь настоятельной, что даже сторон-
ники церковной доктрины принуждены были отказаться
от своих позиций непримиримой вражды к ростовщиче-
ству и разрешить взимание процентов в том случае, если
заимодавец, ссужая деньги, подвергался риску или же
когда ссуда не могла быть возвращена в срок, установ-
ленный соглашением. Подобного рода уступки, несом-
ненно, допускали самое широкое толкование, поскольку
любая ссуда, а не только морская, как это первоначально
428
полагали, была фактически связана с риском, и по-
скольку проценты, уплачиваемые за отсрочку, можно
было без труда превратить в обычные проценты путем
предоставления ссуды на очень короткий срок. Далее,
часто различали ссуду, приносившую доход, то есть по-
лученную лицом, извлекающим прибыль из одолженной
суммы денег, и ссуду, предоставлявшуюся на повседнев-
ные нужды, которая фактически разоряла должника. До-
пускалось, что в первом случае заимодавец может взи-
мать умеренный процент, но во втором случае запрет
оставался в полной силе.
Во всяком случае, моральные и религиозные прин-
ципы и нормы способствовали тому, что вокруг заимо-
давцев по профессии и в особенности вокруг настоящих
ростовщиков создавалась атмосфера враждебности. Эти
люди взимали высокие проценты и часто действовали
как подлинные ростовщики, заставляя тех, кто имел не-
счастье прибегнуть к их услугам, брать товары вместо
денег (причем при окончательных расчетах эти товары
расценивались по крайне низким ценам), а также, уве-
личивая в течение нескольких лет долг до размеров, в
три или четыре раза превышающих фактически ссужен-
ную сумму, путем взимания процентов за отсрочку пла-
тежа, штрафов, процентов на проценты.
Помимо такого ростовщичества (в самом узком
смысле этого слова), которое всегда осуждалось не
только церковными, но и гражданскими законами, ссуды
денег под проценты продолжали существовать; более
того, ссудные операции нередко открыто оговаривались
в контрактах.
Не всегда можно говорить о законном взимании про-
цента, но все же он зачастую был официально признан,
причем размер его подвергался колебаниям в связи с из-
менением курса денег на рынке. Коммуны бывали выну-
ждены обратиться к своим и чужеземным капиталистам
с целью размещения своего неконсолидированного долга,
а иногда и с целью получения краткосрочных займов.
Советы коммун решали доставать необходимые суммы
на условиях выплаты процента, колебавшегося в зави-
симости от изменений рыночного курса; в среднем уро-
вень процента в XIII—XIV веках равнялся 7—8 процен-
там, но иногда он поднимался до 12 и даже 15 про-
центов.
429
При принудительных займах доход кредиторов обыч-
но составлял 5 процентов; в периоды серьезных финан-
совых затруднений процент значительно понижался и
заем стремились превратить в налог. Но в действитель-
ности лица, приобретавшие облигации такого займа, вме-
сто официально признанных 3—4 процентов от номиналь-
ной стоимости бумаг получали процент, колебавшийся
между 10 и 15 от фактически вложенного ими капитала,
так как они могли приобретать в периоды кризиса обли-
гации займа по гораздо более выгодной цене, иногда
снижавшейся до четвертой или пятой части их номиналь-
ной цены.
Если государственный долг давал спекулянтам воз-
можность вкладывать капитал на столь прибыльных
условиях, то естественно, что ссуды частным лицам, не-
смотря на то, что при таких ссудах почти всегда требо-
вали гарантию в виде залога движимого и недвижимого
имущества, а кроме того, еще и поручителей, давались,
как правило, под более высокие проценты.
В венецианских торговых документах XII века ссуда
без процентов лишь в редких случаях предоставлялась на
годичный, а чаще на гораздо более короткий срок (даже
на месяц); по истечении этого срока она начинала при-
носить 20 процентов годовых, которые в течение дли-
тельного периода времени фигурировали как законный
процент и даже в большей части ссуд исчислялись начи-
ная с первого дня предоставления денег в долг. В фор-
муле, часто встречающейся в контрактах о ссуде, 20 про-
центов годовых (prode de quinque sex per rationem anni)
объявляются соответствующими обычаю Венеции (usum
patriae nostrae); штраф, который взыскивался в случае
неуплаты долга в установленный срок, всегда равнялся
удвоенному размеру ссуды и процентов. Это не было
простой формулой; так, например, в 1167 году должник,
не погасивший в установленный контрактом тридцати-
дневный срок предоставленной ему ссуды в размере 50
веронских лир, отдал кредитору в полную собственность
за ссуженный ему капитал и в качестве штрафа, равного
удвоенному капиталу, земельный участок и дом (пере-
данные ранее в качестве залога).
В тот же период в контрактах о морской ссуде фикси-
ровался процент, который колебался между 20 и 25 про-
центами; но он не устанавливался на годичный срок и не
430
был процентом, взимаемым за год, а взимался за время
плавания и в известных нам случаях ввиду большего
риска достигал 33, 40 и даже 50 процентов.
Во Флоренции в начале XIV века (в период, когда
заметно увеличилось количество денег, находившихся в
обращении, и законы против ростовщичества стали более
суровыми) процент по ссудам обычного типа, который
можно, например, точно установить по бухгалтерским
книгам одной компании, входившей в цех Калимала, ко-
лебался от 10 до 15. В конце столетия, то есть в период,
когда в других городах Тосканы максимальный процент,
указанный в контрактах, поднимался даже до 40 про-
центов годовых, во Флоренции (в байках, которым было
разрешено предоставлять мелкий кредит под залог иму-
щества или на основании надлежащим образом оформ-
ленных долговых обязательств) он удерживался на
уровне 20—30 процентов и даже имел тенденцию пони-
жаться до 15 процентов, если ведение банковских опера-
ций предоставлялось евреям.
Следовательно, в эти столетия ссудно-ростовщические
операции представляли собой, особенно для купцов-бан-
киров, расширивших сферу своей деятельности за пре-
делы родного города и проникших во многие чужеземные
государства, чрезвычайно прибыльное предприятие, ко-
торое зачастую создавало возможности быстрого и зна-
чительного накопления капитала.
Однако эти операции были связаны с очень серьезным
риском, в первую очередь для крупных банковских до-
мов, которые давали взаймы большие суммы денег суве-
ренам тех государств, где они находили приют, и связы-
вали, таким образом, свою собственную судьбу с их по-
литическими и военными успехами и неудачами. Это
было для них тем более опасно, что государям часто
удавалось избежать краха, которым грозило им какое-
либо неудачное предприятие, в то время как их банкиры
в результате понесенных убытков, вызванных морато-
рием долгов или окончательным отказом царственных
должников платить по своим обязательствам, терпели
полный крах. Именно благодаря тем опасностям, с ка-
кими было связано предоставление займов государям,
объясняется тот факт, что крупнейшие банкирские ком-
пании, как правило, существовали, очень недолго. Так,
например, Буонсиньори из Сиены, игравшие некоторое
431
время ведущую роль в кредитном обращении, обанкро-
тились в конце XIII века вследствие того, что поместили
значительную часть своего капитала в ссудные и депо-
зитные операции и не имели достаточных сумм налич-
ными. Крупные флорентийские компании, занявшие их
место и превратившиеся в начале XIV века в своего рода
капиталистические державы, были сметены кризисом,
разразившимся в 40-х годах XIV века, который начался
банкротством Барди и Перуцци. Он был вызван не только
неплатежеспособностью английского короля, но также
политическим и экономическим кризисом, обрушившимся
на Флоренцию и Неаполитанское королевство периода
Анжуйской династии. Крупному флорентийскому банку
удалось возродиться в конце XIV века, однако уже в
лице других банкирских домов. В течение всего XV века
длился расцвет крупных банкирских домов Медичи,
Пацци, Питти и Строцци, однако столетие спустя им при-
шлось уступить место генуэзцам — последним предста-
вителям могущественного банковского капитала Италии.
С начала XVI века крупные итальянские банкирские
дома, если не считать генуэзских, стали клониться к
упадку. Роль этих домов постепенно переходит к госу-
дарственным банкам, сначала Сицилии, где государствен-
ный банк был создан по образцу каталонского, а позднее
и в материковой части Италии — в Неаполе, Риме, Генуе,
Милане и Венеции. В то же время борьба против мел-
кого ростовщичества и евреев, которая возобновилась
с удвоенной энергией, привела к учреждению в различ-
ных городах Умбрии и Марке, а мало-помалу и во всей
Италии ломбардов (Monti di Pieta). По замыслу инициа-
торов, ломбарды должны были заниматься своего рода
благотворительностью, предоставляя мелкий кредит под
залог имущества.
Л ИТЕРАТУРА
К ВВЕДЕНИЮ
О влиянии географических условий на историю Италии: С. Cat-
la п е о, Notizie naturali е civili sulla Lombardia. Milano 1844.
Th. Fischer, Italien. Eine landerkundliche Skizze. Hamburg. 1893.
E. C. Semple, The geography of the Mediterranean region; its rela-
tions in ancient history. London. 1932. Th. Fischer, Beitrage zur
physischen Geographic der Mittelmeerlander, besonders Siciliens. Leip-
zig. 1877.
О природных условиях античной Италии: Н. Nissen, Italieni-
sche Landeskunde. Berlin. 1883—1902. Lackheit. «Italia» (Pauly-
Wissowa — Kroll. Real-Encyclopadie des klassischen Altertums.
Suppl. 3. 1918). E. Pais, Storia dell’Italia anlica e della Sicilia per
Г eta anteriore al dominio romano, 2 ed. Torino. 1933. Vol. 1, cap. 1.
О малярии в древности: Jones, Malaria a neglected factor in the
history of Greece and Rome. Cambridge. 1907. Jones, Dea febris:
a study of malaria in Ancient Italy (B: Annals of archaeology and
anthropology of the University of Liverpool. Vol. 2. 19'09). A. Celli,
La malaria. 4e ed. Roma. 1910. P. Fraccaro. La malaria e la storia
degli antichi popoli classici (B: Atene e Roma. Г919). N. Tosca-
n e 11 i, La malaria nell’antichita e la fine degli Etruschi. Milano.
1927. Kind. «Malaria» (B: Pauly-Wissowa — Kroll. Real-Encyclo-
padie, 1928). L. Clerici, Economia e finanza dei Romani. Vol. 1.
Bologna. 1943 (Особенно приложение 4-е на стр. 26—28).
О гидравлических работах в древности: Е. Lombardin i,
Studi idrologici e storici sopra il grande delta padano. Milano. 1868.
P. Fraccaro, Di antichissimi lavori idraulici di Roma e Campagna.
(«Bollettino della Societa geografica italiana». 1919). V. Orsolini
С e n c e 11 i, Le paludi pontine. Roma. 1932.
О населении античной Италии: К- J. Be loch, Bevolkerungsge-
schichte Italiens. Berlin. 1937—1939. (Итальянский перевод в «Biblio-
teca di storia economica», dir. da E. Ciccotti e V. Pareto, parte 4).
См. в том же томе критическое введение Чикотти и полемические
работы: Seeck’a и Kornemann’a, результаты которых противоречат
вычислениям Белока. Эти авторы убедительно доказывают, что
цифры Белока не соответствуют действительности. К тем же резуль-
татам приходит J. Carcopino (La vie quotidienne a Rome а Г apo-
gee de 1’empire. Paris. 1942.) в своем исследовании о Риме, эпохи
Траяна.
28 Зак. 1687. Дж. Луццатто 433
К ГЛАВЕ I
Литература по доисторической Италии: В г i z i о, Ероса preisto-
rica (В: Storia politica d’Italia. Vol. 1. Milano. 1899. De Sanctis.
Storia dei Romani. Vol. 1. Torino. 1907. В. И. Модестов,
Введение в римскую историю, ч. 1—2, Спб., 1902—1904). S е г g i,
Europa. L’origine dei popoli europei. Torino. 1908. Peet, The stone
and bronze ages in Italy. Oxford. 1909. M о n t e 1 i u s, La civi-
lisation primitive en Italie. Stockholm — Berlin. 1910. Pigorini,
Gli abitanti primitivi dell’Italia (B: Atti della Societa per il progresso
delle scienze. Riunione di Padova. Roma. 1910). Mos so, Le origini
della civilta Mediterranea. Milano. 1910. S e r g i, Italia. Le origini.
Torino. 1919. Pinza, Storia delle civilta antiche d’Italia: Paleontolo-
gia d’ltalia. Milano. 1923. Pais, Storia dell’Italia antica. Roma.
1925. Homo, L’ltalie primitive et les debuts de I’imperialisme remain.
Paris. 1925. Della Seta, L’Italia antica. Della caverna preistorica al
palazzo imperiale. 2 ed. Bergamo. 1928. D u c a t i, Italia antica (B: Sto-
ria d’ltalia dir. da P. Fedele. Milano. 1936). P a t г о n i, La preistoria
(B: Storia politica d’ltalia dir. da A. Solmi. Vol. 1—2. Milano. 1937).
О культуре Виллановы: Gozzadini, La necropole de Villa-
nova decouverte et decrite. Bologna. 1870. Grenier, Bologne villa-
novienne et etrusque. Paris. 1912.
Авторы множества работ (и часто превосходных) об этрусках
уделяют мало внимания их экономике. По этому вопросу следует
обратиться к фундаментальному исследованию Muller — Deecke,
Die Etrusken. Stuttgart. 1877, а также Martha, статья «Etrusci»
в Darenberg et Saglio. Dictionnaire des antiquites etc. Korte
S k u t s c h, ст. «Etrusker» в Pauly — Wissowa op. cit. VI. Stuttgart.
1907. D u c a t i, Etruria antica. Torino. 1925. Sackermeyer, Etru-
skische Friihgeschichte. Leipzig. 1927. Solari, Vita pubblica e pri-
vata degli Etruschi. Firenze. 1932. N о g a r a, Gli Etruschi e la loro
civilta. Milano. 1933. Pfister, Die Etrusker. Munchen. 1940.
Об экономике греческих городов Южной Италии и Сицилии:
Holm, Geschichte Siziliens. Leipzig. 1874. Pais, Storia dell’Italia
antica e della Sicilia per 1’eta anteriore al dominio romano. 2 ed.
Torino. 1933. Ciaceri, Storia della Magna Grecia. Vol. 1—2. Mi-
lano — Roma. 1927. Pace, Civilta della Sicilia antica, Vol. 1. Mi-
lano—Roma. 1935.
О влиянии Карфагена на экономику Италии: Meltzer-Kahr-
s t е d, Geschichte der Karthager. Berlin. 1913. G s e 11, Histoire
ancienne de 1’Afrique du Nord. Vol. 3. Paris. 1918. Heichelheim,
Wirtschaftsgeschichte des Altertums. Bd 1. Haag. 1938. Korne-
m a n n, ст. «Domanen» в Pauly — Wissowa —• Kroll, op. cit. Suppl. 4.
1924. Pais, Storia della Sardegna e della Corsica durante il dominio
dei Romani. Torino. 1923.
Об экономике Рима и Лация в царский период и первые два
века республики: Т. Моммзен, История Рима, Т. I, М. 1936.
Pais, Storia critica di Roma durante i primi cinque secoli. Vol. 1.
Roma. 1913. Frank, An economic history of Rome. Baltimore. 1927.
Homo, op. cit. Bonfante, Storia del commercio. 2 ed. Pt 1.
434
Roma. 1938. P. Besnier, L’etat economique de Rome ail temps des
rois (B: «Revue d’histoire du droit fran^ais et etranger». N. s. 13.
1934}. Grenier, La transumance en Italie et son role dans 1’histoi-
re romaine (B: Melanges des 1’Ecole franpaise de Rome. 1905). T a m-
b о r i n i, La vita economica nella Roma degli ultimi re. («Athe-
naeum». 1930). E. De Ruggiero, Ager publicus e privatus (B:
Enciclopedia giuridica italiana). Kornemann, ст. «Bauernstand»
(B: Pauly—Wissowa— Kroll, op. cit. Suppl. 4. 1924). L. Zancan,
Ager publicus. Padova. 1935.
О роли скотоводства bi римской экономике раннего периода
 можно найти новые данные и большую документацию в работе
L. Clerici, Economia е finanze dei Romani. Vol. 1. Bologna. 1943.
К ГЛАВЕ II
По вопросу о господстве Рима в Италии следует привлечь, по-
мимо общих работ Моммзена, Паиса, Де С а нктиса, Ом о,
Франка и Гейхельгейма, также книгу J. В е 1 о с h, Der
Italische Bund unter Roms Hegemonie. Leipzig. 1880.
Об общественном поле, колониях и первых аграрных законах:
Mommsen, Romisches Staatsrecht. Lzg. 1876—1887. Humbert. Co-
lonia (B: Darenberg et Saglio, op. cit.) Kornemann, «Colonia»
(B: Pauly—Wissowa, op. cit. Bd. 4. Abt. 1. 1900). E. De Ruggiero,
Ager publicus e privatus (B: Enciclopedia giuridica italiana). E. D e
Ruggiero, Agrariae leges (там же).
О римских дорогах: Lecrivain, «Via» (В: Darenberg et Sag-
lio, op. cit.). Charlesworth, Trade routes and commerce of the
Roman empire. 2 ed. Cambridge. 1928, где, правда, лишь очень
кратко говорится о дорогах Италии.
О происхождении римской монеты: Head, Historia nummorum.
Oxford. 1887. Ciccotti, Introduzione к итальянскому переводу
третьего тома «Bibl. d’histoire economique». Segre. Metrologia. S. Ricci.
Storia delle monete in Italia. Parte antica. Padova. 1937.
Об организации имения средних размеров и структуре римского
сельского хозяйства после первой пунической войны по данным «De
agricultura» Катона: G u m m е г и s, Der romische Gutsbetrieb als
wirtschaftlicher Organismus nach den Werken des Cato, Varro und
Kolumella. (В: «КИо». Beiheft V. Leipzig. 1906).
О торговле и промышленности; Gummerus, Industrie und
Handel. (B: Pauly — Wissowa, op. cit.), C a g n a t, «Mercator» и
«Mercatura» (B: Darenberg et Saglio, op. cit.), H a t z f e 1 d, Les
trafiquants italiens dans 1’Orient hellenique (B: Bibliotheque des Eco-
les franpaises d’Athene et Rome. Fasc. 115. Paris. 1919).
К ГЛАВЕ 111
Кроме уже указанных общих работ, см. по периоду от Юлия
Цезаря до Константина труд Ростовцева: Social and economic history
of the Roman empire. Oxford. 1926 и An economic survey of ancient
Rome, Ed. by T. Frank. Vol. 1—5. Baltimore. 1931——1940.
28*	435
Для общей характеристики римской экономики данного периода
полезны также следующие работы: Э. Мейер, Экономическое раз-
витие древнего мира. Спб. 1898. G. Ferrero, Grandezza е deca-
denza di Roma. Vol. 1. Milano. 1902. L. Homo, L’empire remain.
Paris. 1925. Tout a in, L’economie antique. Paris. 1927. S al viol i,
Il capitalismo antico. Bari. 1929. Car co pi no, La vie quotidienne,
cit. Barbagallo. Economia antica e moderna («Nuova rivista storica».
1928, 1929).
Об изменениях в экономике, вызванных завоеванием стран Сре-
диземного моря, кроме известной главы Моммзена: История Рима.
Т. 5, гл. 12 и Ферреро, op. cit. см. также J. К г о m а у е г, Die
wirtschaftliche Entwicklung Italiens im II und I Jahrhundert vor Chr.
(B: Neue Jahrbiicher fiir das klassische Altertum. 1914, S. 145—169).
О концентрации имущества см. посмертную работу Моммзена,
Boden- und Geldwirtschaft der romischen Kaiserzeit (B: Gesammelte
Schriften. Bd 5). Berlin. 1908.
О торговой и промышленной деятельности в Италии со II в.
до н. э. см. работу Н a t z f е 1 d, op. cit., Charleswarth, op. cit. Gum-
merus, op. cit. Koster, Studien zur Geschichte des antiken See-
wesens. (B: KHo. 1939).
О корпорациях: Waltzing, Etude historique sur les corpora-
tions professionelles chez les Romains, Louvain. 1898. Waltzing. Col-
legia (B: Dizionario epigrafico di E. De Ruggiero).
О раздачах хлеба (frumentationes): C a r d i n a 11 i, «Frumenta-
tio» (B: Diz. epigr.). Rostovzeff, «Frumentum» и «Frumentatio»
(B: Pauly—Wissowa, op. cit. Bd. 7. 1910). Oliva, La politica
granaria di Roma antica dal 265 a. C. al 410 d. C. Piacenza. 1910.
О рабстве: W a 11 о n, Histoire de 1’esclavage dans I’antiquite.
Paris. 1879. Westermann, «Sklaverei» (B: Pauly—Wissowa, op.
cit. Suppl. 6. 1935). Ciccotti, Il tramonto della schiavitu. 2 ed.
Udine. 1940.
Об организации хозяйства в средних и крупных имениях, о villa
rustica, о труде рабов и наемных работников в сельском хозяйстве,
кроме основных источников, которыми являются трактаты Баррона
и Колумеллы, см. С. Gertrud, Die Agrarlehre Columellas (В:
Vierteljahrschrift fiir Social- und Wirtschaftsgeschichte. 1926, S. 1—47).
H e i 11 a n d, Agricola, a study of argiculture and rustic life in the
Graeco — Roman world from the point of view of the labour. Camb-
ridge. 1921. Греве, Очерки из истории римского землевладения.
СПБ, 1905. Day, Agriculture in the Life of Pompeii. (Yale classical
studies. Vol. 3. 1932). Kornemann, ст. «Bauernstand» и «Doma-
пеп». (B: Pauly — Wissowa, op. cit.).
О Риме и Остии: Carcopin о, op. cit. Carcopin о, Ostie.
Paris. 1929.
Об учете в сельском хозяйстве: Mickwitz., Economic rationa-
lism in Graeco-Roman («English historical review». 1937).
436
К ГЛАВЕ IV
О причинах упадка: Seeck, Geschichte des Untergans der
antiken Welt. In 6 Bden. Berlin. 1895—1910. Dopsch, Wirtschaft-
liche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung aus
der Zeit von Casar bis auf Karl den Grossen. 2. Aufl. Wien. 1923'.
Hartmann und Krom ay e r, Romische Geschichte. 2. Aufl.
Gotha. 1921. Lot, La fin du monde antique et la debut du moyeri
age. Paris. 1927. Stein, Geschichte des spatromischen Reichs. Bd 1.
Vom romischen zum byzantinischen Staat (284—476 n. Chr.). Wien.
1928. Barbagallo, Il problema della civilta antica. (B: Civilta
moderna. 1933). Storia universale. Vol. 2. Pt 2. Roma antica. L’impero.
Torino. 1932.
О налоговом гнете и финансовом кризисе: Mommsen, Ge-
schichte des romischen Miinzwesens. Berlin. 1860 (главным образом
ч. 8, гл. 12 и 13). Babeion. Traite des monnaies grecques et romaines'.
Paris. 1901. Seeck, op. cit. Bd 3. Ci c co tit i, op. cit. Введение.
A. S egre, op. cit.
О крупной земельной собственности и колонате: L е с г i v a i п.
«Latifundia». (В: Dahrenberg et Saglio, op. cit.) Kornemann,
«Domanen» cit. Mommsen, Dekret des Commodus fur den Saltus
Burunitanus. («Hermes». 1880). S c h u 11 e n, Die Lex Hadriana de
rudibus agris. («Hermes». 1894). Fustel de Coulanges. Le colant ro-
main. (B: Recherches sur queiques problemes d’histoire. Paris. 1885).
G. S e g r e. Studio sull’origine e sullo sviluppo storico del colonato
(«Archivio giuridico». 1889). Schulten, «Colonatus». (B: Diz. epigr.,
cit.). Rostovzeff, «Kolonat». (B: Handworterbuch der Staatswis-
senschaften. 3. Aufl. Jena. 1911). Rostovzeff, Studien zur
Geschichte des romischen Kolonates. (В: «КПо». Beiheft, Leipzig.
1910). Schulten, Die romischen Grundherrschaften. Beaudouin,
Les grands domaines dans 1’empire remain. («Nouvelle revue histori-
que de droit francais et etranger». 1889). Gummerus, Die Fronden
der Kolonen (B: Atti della Societas scientiarum Fennica. 1907—1908).
Salvioli, Sulla distribuzione della propriety fondiaria in Italia al
tempo dell’Impero romano. («Archivio giuridico». 1899).
Об упадке сельского хозяйства и городов см., кроме Seeck,
op. cit. Salvioli, Sullo state e la popolazione d’Italia prima e dopp
le invasioni barbariche (B: Atti della R. accademia di Palermo. 1909).
К ГЛАВЕ V
Кроме перечня, данного в предыдущей главе, см.: Fustel de
Coulanges, L’invasion germanique et la fin de 1’empire. Paris.
1905. Mommsen, Das Diocletianische Edikt fiber die Warenpreise/
(B: Gesammelte Schriften. Bd 2. Berlin. 1905). Lot, L’impdt fonciere
et la capitation personnelle sous le Bas Empire. Paris. 1928. C i c-
cotti, Motivi demografici e biologici nella rovina della civilta antica.
(«Nuova rivista storica». Vol. 14. 1930). Rostovzev, The decay of
the ancient world and its economic explanation. («Economic history
review». 1930).
437
ЧАСТЬ II
К ГЛАВЕ 1
Основной работой по истории Италии в раннее средневековье
остается Hartmann, Geschichte It aliens im Mittelalter. In 4 Bden.
-Gotha. 1897—1915. Эта работа, доведенная только до правления
Оттонов, осталась незаконченной. Для данной главы см. Т. 1: Das
italienische Konigreich и I часть второго тома: Romer und Lango-
barden bis zur Teilung Italiens, кроме того, см. G. Romano, Le
dominazioni barbariche. (B: Storia politica d’ltalia). Milano, 1909
и новое издание под ред. A. Sol mi, Milano. 1940. L. S a 1 va-
t о r e 11 i, L’Italia medievale .dalle invasioni barbariche agli inizi del
secolo XII. Milano. 1932. G. Volpe, Il medio evo. Firenze. 1925,
C. Barbagallo, Storia universale. Vol. 3. П medio evo. Torino.
1934. R. C a g g e s e, L’alto medio evo. Torino. 1935. G. Pepe, Il me-
dio evo barbarico d’ltalia. Torino. 1941.
Серьезная работа A. D о r e n’a (Italienische Wirtschaftsgeschichte.
Jena. 1934) превосходна для периода коммун, но недостаточно
подробна в той части, которая относится к раннему средневековью,.
По вопросу о взаимоотношениях между германцами и римля-
нами и о пережитках элементов римской цивилизации после вар-
варских нашествий см., кроме многочисленных работ историков права
(N. Tamassia, Е. Besta, A. Solmi, Е. Mayer): Fustel de Сои la n-
g е s, Histoire des institutitons de 1’ancienne France. T. 2. L’invasion
germanique et la fin de 1’empire. Paris. 1891. A. Dopsch, Grund-
lagen der europaischen Kulturentwicklung. In 2 Bden. Wien. 1924.
H. P i r e n n e, Mahomet et Charlemagne. 2 ed. Paris. 1937.
О бедствиях и опустошениях во время войны готов и византий-
цев см. Прокопий Кесарийский. Война с готами. Пер.
С. П. Кондратьева. М. 1950.
О византийском периоде, кроме общих работ и многочисленных
исследований, посвященных Восточной империи, среди которых наи-
более новые принадлежат Васильеву и Острогорскому, см. также
старые работы: С а 1 i s s е, Il governo dei Bizantini in Italia («Rivista
storica italiana». 1885). Ch. Diehl, Etudes sur 1’administration
byzantine dans 1’exarchat deRavenne. Paris. 1888. L. M. Hartmann,
Untersuchungen zur byzantinischen Verwaltung in Italien. Leipzig.
1889.
Для изучения судебного и социального устройства полезна ра-
бота F. Schupfer’a: Degli ordini sociali е del possesso fondiario
appo i Longobardi. Wien. 1861.
О правовых учреждениях у лангобардов см. работу Е. Besta,
Storia del diritto italiano. Diritto pubblico. Vol. 1. Milano. 1941.
О монашестве и ордене св. Бенедикта см., кроме многих других:
L. Salvatorelli, S. Benedetto е I’Italia del suo tempo. Bari. 1929.
Об управлении церковными землями в понтификат Григория I:
Th. Mommsen, Die Bewirtschaftung der Kirchengiiter unter Gre-
gor I. («Zeitschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte». Bd 1. 1893.
438
и в «Gesammelte Schrifiten»}. Е. Spearing, The patrimony of the
church in the time of Gregor the Great. Cambridge. 1918. Luzzatto,
I servi nelle grandi propriety ecclesiastiche italiane. Pisa. 1910.
К ГЛАВЕ II
Для изучения эдикта Ротари и лангобардской Италии до сере-
дины VII в. помимо II тома Гартман на, op. cit. и вышеприве-
денных общих работ по истории раннего средневековья (особенно
книги Пепе) следует указать: F. Schupfer, Storia del diritto ita-
liano. Le fonti. Roma. 1904.
Материал по возрождению городов и всей экономической жизни
в правление Лиутпранда и Айстульфа дает прежде всего F. С а г 1 i,
Il mercato nell’alto medio evo. Padova. 1931. Карли можно обвинить
в том, что он изобразил это возрождение в слишком светлых тонах;
но многие его выводы не могут быть опровергнуты. Для того же
периода следует привлечь: N. Tam as si а е Р. S. Leicht, Le
carte longobarde dell’Archivio capitolare di Piacenza. (B: Atti d. R.
istit. Ven. di sc. lett. ed arti. 1909.) По городам см. следующие ра-
боты: G. Salvioli, Citta е с mpagne prima е dopo il Mille. Pa-
lermo. 1901. (Эта работа переиздана с небольшими изменениями
и добавлениями в: Le nostre origini. Storia economica dell’Italia
nell’alto medio evo. Napoli. 1913.) G. Mengozzi, La citta italiana
nell’alto medio evo. 2 ed. ridev. da A. Solmi. Firenze. 1931. S. Mo-
ch i-Onory, Vescovi e citta. (Sec. IV—VI). Bologna. 1933.
О монетных дворах и деньгах в лангобардской Италии см.: U g о
Monneret de Villard, La moneta in Italia durante 1’alto me-
dioevo («Rivista italiana di numismatica», 1919—1920).
О натуральном и товарном хозяйстве, о ремесленных цехах,
о свободных ремесленниках и применении рабского труда в крупных
поместьях см.: L. М. Hartmann, Analekten zur Wirtschaftsge-
schichte Italiens im friihen Mittelalter. Gotha. 1904. G. Volpe, Per
la storia economica e giuridica dell’Italia nel medio evo. (B: Studi
storici di A. Crivelucci. 1904. Новое издание в Medio evo italiano.
Firenze. 1925.) A. S о 1 m i Le associazioni in Italia avanti le origini
del comune. Modena. 1898. Id. L’amministrazione finanziaria del
Regno italico nell’alto medioevo. Pavia. 1931. S. Pivano, Sistema
curtense (B.: Bollettino dell’Istituto storico itahano. T. 30. Roma.
1909).
О торговой деятельности в портовых городах византийской Ита-
лии: A. S с h a u b е, Handelsgeschichte der romanischen Volker des
Mittelmeergebiets bis zum Ende der Kreuzziige. Munchen — Berlin.
1906.
О городском ремесле: U. Monneret de Villard, L’orga-
nizzazione industriale nell’Italia langobarda durante 1’alto medioevo.
(B: «Archivio storico lombardo». 1919). Id. Note sul memoratorio dei
maestri comacini (ibidem. 1920). P. S. Leicht, Operai, artigiani,
agricoltori in Italia dal secolo VI al XVI. Milano. 1946.
439
О возникновении Венеции см.: Н. Rretschmayr, Geschich-
te von Venedig. Bd 1. Gotha. 1905. R. Cessi, Venezia ducale. Vol. 1,
Venezia. 1940. L. M. Hartmann, Die . wirtschaftlichen Anfange
Venedigs («Vierteljahrschrift filr Sozial- und Wirtschaftsgeschichte».
1905). G. Luzzatto, Les activites economique du patriciat venitien..
(«Annales d’histoire economique e sociale». Г936).
/( ГЛАВЕ III
О феодализме во Франции и других европейских странах см.:
М. Bloch, La societe feodale. Vol. 1. La formation des liens de
dependance. Vol. 2. Les classes et le gouvernement des hommes. Pa-
ris. 1939—1940 (L’Evolution de I’humanite. N 34 bis).
О феодальных институтах Италии см. (кроме работ по истории
итальянского права Пертиле, Сальвиоли, Сольми, Дель Джудиче н
Беста): Ciccaglione, статью «Feudalita». (В: «Enciclop. giur,
И.»); Calisse. статью «Feudo». (В; «Digesito italiano»).
О роли крупных земельных владений в феодальном хозяйстве
см.: Р. Darmstadter, Das Reichsgut in der Lombardei und in
Piemont. Leicht. Studi sulla proprieta fondiaria. Vol. 1. Curtis e feudo.
Padova. 1903. R. C a g g e s e, Classi e comuni rurali nel medio evo
italiano. Vol. 1—2. Firenze. 1906—1909. G. Luzzatto, I servi nelle
grandi proprieta ecclesiastiche dei secole. IX e X. Pisa. 1910. F. Can
1 i, op. cit; L. C h i a p p e 11 i. La formazione storica del comune cit-
tadino in Italia (B: Arch. stor. it. Ser. 5. Vol. 4—XXXIV—4—XXXVII.
1926^—1930). A. Colombo, Milano feudale e comunale. Milano. 1928.
U. G. M о n d о 1 f o, Terre e classi sociali in Sardegna (оттиск из.
«Rivista italiane per le scienze giuridiche»). Roma. 1903. E. Best a,
La Sardegna medievale. Vol. 1—2. Palermo. 1902—1909. U. For-
me n t i n i, Sulle origini e sulla costituzione di un grande gentilizio
feudale. (B: Atti soc. ligure de storia patria. T. 4—III. 1926)*
A. D о p s c h, Die Wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit. 2. Aufl.
Wien. 1921—1922. F. Schneider, Die Entstehung von Burg- und
feudale. (B: Atti soc. ligure de storia patria. T. 4—III. 1296.)
«Rendiconti della R. Accademia del Lincei. Scienze morali». 1927.)
R. C. R a s p i, Le classi sociali nella Sardegna medievale. Cagliari.
1938. Leicht, Operai, artigiani, agricoltori in Italia dal sec. VI
al XVI. Milano. 1946.
Литература о приморских городах Южной Италии в IX—XI вв.:
М. Camera, Memorie storico diplomatiche dell’antica citta e ducato
di Amalfi. Vol. 1—2. Salerno. 1876—1881. R. Filangieri di Can-
dida, Codice diplomatico amalfitano. Napoli. 1917. G. С о n i g 1 i o,
Amalfi e il commercio amalfitano nel medioevo. («Nuova rivista sto-
rica». Anno 28—29. 1944—1945). F. Gay, L’Italie Meridionale et
1’empire byzantin. Paris. 1904. Po up ar din, Etudes sur les institu-
tions' des priricipatites lotabardes dans 1’Italie Meridionale des IX—X
siecles. Paris. 1907. M. S chi pa, Il Mezzogiorno d’ltalia (новое изда-
ние, куда вошли исследования о Салернском княжестве, Неаполи-
танском герцогстве и др.) Napoli. 1927. Р. Fedele. Il ducato di
Gaeta. (В: Arch. stor. p. le prov. napoletane. 1904.) N. Tam as si a.
440
Stranieri do ebrei nell’Italia meridionale (B: «Atiti del R. ist. Ven. di
scienze, lettere ed arti». 1903). M. Мег о r es, Gaeta in friihem Mittel-
alter. Gotha. 1911. О Риме: F. Gregorovius, Geschichte der
Stadt Rom im Mittelalter. L. M. Hartmann, Die Urkunde einer
romischen Gartner-Genossenschaft vom Jahre 1003. Freiburg. 1892.
О Венеции (кроме указанных выше работ) см.: G. Luzzatto,
Les activites economiques du patriciat venitien. («Annales d’histoire
economique e sociale». 1935.) G. Padovan (G. Luzzatto), Ca-
pitale e lavoro nell commercio veneziano dei sec. XI e XII. («Riv. di
stor. econ». 1941.)
О Пизе и Генуе, кроме Schaube, op. cit. см.: G. Volpe,
Studi sulle istituzioni comunali a Pisa nei sec. XII—XIII. Pisa. 1902.
Id, Medio evo italiano. Firenze. 1905. C. Manfroni, Storia della
marina italiana dalle invasion! barbariche al trattato di Ninfeo. Li-
vorno. 1809. H. Sieveking, Genueser Finanzwesen. Freiburg in Br.
1898—1899. R. Lopez, Storia delle colonie genovesi nel Mediterra-
neo. Bologna. 1938.
О городах внутренних районов королевства как центрах торговли
и промышленности, о Павии как административном и финансовом
центре, о деньгах и ремесленных корпорациях см.: A. S о 1 m i, L’am-
ministrazione finanziaria del Regno italico nell’alto medio evo. Pavia.
1932. F. С a r 1 i, Il mercato nell’alto medio evo. Bari: 1934. Leicht,
Corporazioni romane e arti medievali. Torino. 1937.
/( ГЛАВЕ IV
По вопросу о происхождении городских коммун следует при-
влечь прежде всего старый классический труд: К. Hegel, Geschichte
der Stadtverfassung in Italien seit der Zeit der romischen Herrschaft
bis zum Ausgang des 12. Jahrhunderts. Lzg. 1847.
Эта книга попрежнему является основным трудом по данному
вопросу, несмотря на то, что точка зрения ее автора отчасти испра-
влена и изменена позднейшими исследователями. Укажем также
следующие работы: G. В о u г g i n, Les origines comunales («Revue
de synthese historique». Vol. 1. 1901). L. Siciliano Villanueva. «Со-
типе» (В: Digesto italiano). G. Volpe, Question! fondamentali sull
origine e svolgimento dei comuni italiani. Pisa. 1904. (Новое изда-
ние в «II Medioevo italiano». Firenze. 1928). F. G a b о 11 o, Le ori-
gin! signorili dei Comuni. (B: Boll. stor. bibl. subalp. 1903). На эту же
тему: F. Patella, Nobili e popolani in una piccola citta dell’Alta
Italia. Siena. 1902 и опровержение мнения Габотто у G. Volpe,
Une nuova teoria sulle origini del comune («Archivio storico italiano».
1905 и «Medioevo italiano» cit.). H. Pirenne, Les villes au moyen
age. Bruxelles. 1927. G. Volpe, Il medio evo. Firenze. 1926. L. Chi-
a p p e 11 i, La formazione del comune cittadino in Italia (territorio
lombardo — tosco) («Arch. stor. ital». 1926—-1930),
О коммунах Южной Италии; F. С а 1 a s s о, La legislazione
statutaria dell’Italia meridionale. Pt I. Le liberta cittadine dalla fon-
dazione del Regno all’epoca degli statuti. Roma. 1929.
441
Из многочисленных работ о происхождении отдельных городских
коммун и социальном устройстве этих коммун в ранний период их
развития см. F. S с h u р f е г, La societa milanese all’epoca del risor-
gimento del comune. Vol. 1—2. Bologna. 1869—1870. P. Santini,
Sull’antica costituzione del comune di Firenze. («Arch. stor. ital.»
1890—1903). G. Volpe, Studi sulle istituzioni comunali a Pisa nei
secoli XII—XIII. Pisa. 1902. L. Simeoni, Le origini del comune di
Verona («Nuovo archivio veneto». 1913). А. В о s i s i o, Le origini
del comune di Milano. Messina — Milano. 1933.
О крестовых походах и их роли в развитии приморских городов,
Италии см., кроме цитированных выше работ Гейда, Шаубе и Манф-
рсни: Е. Неу с k, Genua und seine Marine im Zeitalter der Kreuz-
ziige. Innsbruck. 1886. H. Sievekin g, Genueser Finanzwesen mit
besonderer Beriicksichtigung der Casa di S. Giorgio. Bd. 1. Freiburg
in Br. 1898. C. Manfroni, Le relazioni tra Genova, I’Impero bi-
zantino e i turchi (B: Atti d. Soc. legure di St. patr. 1898). Tomma-
s i n i, Le colonie pisane d’Africa. Roma. 1903. P. Silva. Il Mediterra-
neo dall’unita di Roma all’Impero italiano. 3 ed. Milano. 1941.
R. Cessi, Le colonie medieval! in Oriente. Pt 1. La conquista. Bo-
logna. 1942. R. Lopez, Storia delle colonie genovesi nel Mediterra-
neo. Bologna. 1938.
О торговле Венеции в Адриатическом море и со странами Леванта
см., кроме цитированных выше общих работ по истории Венеции:
Романина, Кречмайра, Чесси и др., также старую работу: С. A. Ma-
rin, Storia civile е politica del commercio dei Veneziani. W. L e n e 1,
Die Entstehung der Vorherrschaft Venedigs und der Adria. Strassburg.
1897. G. Luzzatto, I piu antichi trattati fra Venezia e le citta
marchigiane («Nuovo archivio veneto». 1906). Carabellese e
Z a m b 1 e r, Le relazioni commerciali fra la Puglia e la Repubblica
di Venezia. Trani 1897—1898. G. Yver, Le commerce et les marchands
dans 1’Italie Meridionale au XIII et au XIV siecle. Bari. 1912. V. Vi-
tale, Trani dagli Angioini agli Spagnioli. Bari. 1912. G. Bonolis,
Sul commercio delle citta adriatiche nel medioevo («Rivista interna-
zionale di scienze sociali». 1912). R. Heinen, Zur Entstehung des
Kapitalismus in Venedig. Stuttgart. 1905. A. E. S а у о u s, Le role
du capital dans la vie locale et le commerce exterieur de Venise entre
1050 et 1150 («Revue beige de philologie et d’histoire». 1934).
G. Luzzatto, Les activites economiques du patriciat venitien
(X—XIV siecles) («Annales d’histoire economique et sociale». 1935).
G. Padovan, Capitale e lavoro nel commercio veneziano dei secoli
XI e XII. («Rivista di storia economica». 1941.)
О торговле Венеции с Фландрией и Англией: A. S с h a u b е,
Die Anfange der venetianischen Galeerenfahrten nach der Nordsee
(«Historische Zeitschrift». 1908). R. Cessi, Le relazioni commer-
ciali tra Venezia e le Fiandre nel secolo XIV («Nuovo archivio ve-
neto». 1914).
О торговле Дубровника: 1 i r e c e k, Die Bedeutung von Ra-
gusa in der Handelsgeschichte des Mittelalters. Wien. 1899.
О Пизе: A. Schaube, Das Konsulat des Meeres in Pisa. Leip-
zig. 1888. G. Volpe, Studi cit. G. Arias, I trattati commerciali
442
della Repubblica di Firenze. Vol. 1—2. Firenze. 1901. P. Silva, ln-
torno all’industria e al commercio della lana in Pisa (B: «Studi sto-
rici» di A. Crivellucci. 1911). P. Brugaro, L’artigianato pisano
(B: «Studi storici» di A. Crivellucci. 1908).
О Генуе, кроме цитированных работ, см.: Canale, Nuova storia
della Repubblica di Genova, del suo commercio e della sua letteratura.
Vol. 1—4. Firenze. 1858—1864. G. Caro, Genua und die Machte am
Mittelmeer. (1257—1331). Halle. 1895—1899. R. C e s s i, Studi sulle
Maone Medievali («Arch. stor. ital». 1919). E. H. Byrne, Genoese
trade with Syria in the Xllth century. («American historical review».
1920). Id, Genoese shipping in XII and XIII centuries. Cambridge,
Mass. 1930. G. J. Bratianu, Recherches sur le commerce genois
dans la Mer Noire au XIII siecle. Paris. 1929. R. L. Reynolds,
The market for northern textiles in Genoa 1179—1200. («Revue beige
etc.». 1929). R. Lopez, Benedetto Zaccaria. Messina — Milano. 1932.
I d, Studi sull’economia genovese nel medioevo, Torino. 1936.
А ГЛАВЕ V
Для понимания социального устройства итальянских коммун и,
в частности, развития буржуазии следует обратиться к ряду работ
(опущены многочисленные исследования по отдельным частным
вопросам): Р. V i 11 а г i, I primi due secoli del Comune di Firenze.
Vol. 1—2. Firenze. 1893—1894. G. Salve mini, Magnati e popolani
in Firenze dal 1280 al 1295. Firenze. 1899. R. D a v i d s о h n, Ge-
schichte von Florenz cit. Bd 1—4. Berlin. 1896—4924. P. Santini,
Sull’antica costituzione del Comune di Firenze cit. N. Rodolico,
11 popolo minuto. Bologna. 1899. I d, La democrazia fiorentina nel
suo tramonto. Bologna. 1904. N. 011 о k a г, Il Comuna di Firenze
alia fine del Dugento. Firenze. 1926. G. Volpe, Studi sulle isti tu-
zioni comunali di Pisa cit. U. G. Mondolfo, Il populus a Siena.
Genova. 1911. G. De Ver go tt ini, Il popolo nella costituzione
del Comune di Modena. Siena. 1931. M. A. Z о r z i, L’ordinamento
comunale padovano nella prima meta del secolo XIII. (B: Miscellanea
di storia veneta). Venezia. 1931. U. G u a I a z z i n i, Il populus Cre-
monae («Rivista di storia del diritto italiano». 1938). F. Schupfer,
La societa milanese cit. S. Ghiron. La credenza di S. Ambrogio о la
lotta dei nobili e del popolo in Milano («Archivio storico lombardo».
1876). G. Fa soli, La legislazione antimagnatizia nei comuni ita-
liani. («Rivista di storia del diritto». 1938).
О взаимоотношениях между деревней и городом и о переселе-
нии сельских жителей в города см.: R. С a g g е s е, La repubblica
di Siena e il suo contado nel secolo XIII («Bollettino senese di sto-
ria patria». 1906). G. Luzzatto, Le sottomissioni dei feudatori e le
classi sociali in alcuni comuni marchigiani. (B: Le Marche. 1906.)
G. De Vergottini, Origine e sviluppo storico della comitatinanza.
Siena. 1929. J. Plesner, L’emigration de la campagne a la ville
libre de Florence au XIII siecle. Copenhaghen. 1934. (Оттиск из
«Studi di storia e diritto in onore di E. Besta». Milano. 1938.)
О цеховой организации в итальянских городах см., кроме назван-
ных работ Сольми, Лейхта и Монти: G. Arias, Il sistema della
443
costituzione economica e sociale italiana nell’eta dei comuni. Torino —
Roma. 1905. F. Valsecchi, Le corporazioni nell’organismo politico
riel medio evo. Milano. 1931. Эта работа особенно ценна потому,
что она дает большую библиографию о цеховом строе в отдельных
городах. Для времени после периода коммун см. L. Dal Рапе,
11 tramonto delle corporazioni in Italia. Milano. 1940.
О населении в крупных городах Италии: К. J. В е 1 о с h, Ве-
volkerungs geschichte Italiens. Bd 1—2. Berlin. 1937—1939. Имеется
библиография.
О развитии экономики крупных городов и особенно об их торговой
экспансии, кроме названных работ Шаубе и Ариаса, см.: Н. Sieve-
king, Die kapitalistische Entwicklung in den italienischen Stadten
des Mittelalters. («Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsge-
schichte». 1909.) Для Милана: A. Schulte, Geschichte des mittel-
alterlichen Handels und Verkehrs zwischen Deutschland und Italien mit
Ausschluss von Vendig. Bd. 1—2. Leipzig. 1900. F. С a r 1 i, Il mercato,
cit. Vol. 2. T. Z e r b i, Aspetti economici-technici del mercato milanese
nel Trecento. Como. 1936. Для городов Тосканы: L. Zdeckauer, Il
mercante senese del Dugento. .Siena. 1901. M. Chiaudano, Aspetti
dell’espansione mercantile italiana all’estero nel secolo XIII (Discorso
inaugurale). Camerino. 1932. M. Chiaudano, I. Rothschild del Due-
cento. Siena. 1936 и особенно многочисленные превосходные работы
А. Сапори, посвященные той же теме; из них следует главным обра-
зом обратить внимание на следующие: Una compagnia di Calimala
ai primi del Trecento. Firenze. 1932. Studi di storia economica medie-
vale. Firenze. 1940. 2 ed. 1947. Очень хорошая статья для общей
ориентации: Il mercante italiano del Rinascimento (В: «Problemi sto-
rici e orientamenti storiografici». Como. 1942, с большой библиогра-
фией). Для Лукки: L. Mi rot, Etudes lucquoises. (B: Bibliotheque de
I’Ecole des chartes. 1927—1930 e 1937). О торговой экспансии неболь-
шого города Тосканы: A. F a n f a n i, Un mercante del Trecento Mi-
lano. 1935. По Кремоне: U. Gualazzini, I mercanti di Cremona.
Cremona. 1928. По Асти: G. G о r r i n i, Di alcune relazioni politiche
e commerciale di Asti con Firenze e con la Francia. Asti. 1887.
К ГЛАВЕ VI
Для понимания сущности городского хозяйства следует прежде
всего обратиться к К. Б ю х е р у, Возникновение народного хозяй-
ства. Пг. 1923. и G. Below, Uber Theorien der wirtschaftlichen Ent-
wicklung der Volker mit besonderer Riicksicht auf die Stadtwirt-
schaft des deutschen Mittelalters. (B: Probleme der Wirtschaftsge-
schichte. 2. Aufl. Tubingen. 1926.)
По истории сельского хозяйства Италии в средние века см.
краткий общий обзор G. Rosa, Storia dell’agricoltura nella civilta.
Milano. 1883 (и значительно лучше у С. Bertagnelli, Delle vi-
cende dell’agricoltura in Italia. Firenze. 1881). (Общие выводы в не-
сколько расширенном виде изложены автором в статье «Agricoltura»
в Digesto italiano). A. Gloria, Dell’agricoltura nel Padovano.
Vol. 1—2. Padova. 1885. F. G a b о 11 o, L’agricoltura nella regione
Saluzzese dal secolo XI al XV. Torino. 1901. A. Lizier, L’economia
rurale dell’eta prenormanna nell’Italia meridionale. Palermo. 1907.
444
Об аграрных договорах и главным образом о половничестве:
С. Bertagnolli, «Mezzadria», «Masseria» или «Colonia». (В: Digesto
italiano). Ch. Dietzel, Uber Wesen und Bedeutung des Teilbaus
in Italien. («Zeitschrift fiir die gesamte Staatswissenschaft). 1884—1885.)
G. P i v а п о, I contratti agrari in Italia nell’alto medio evo. Torino.
1904. P. S. Leicht, Libellario nomine, cit. G. S a 1 v i о 1 i, La pro-
prieta fondiaria nell’agro modenese durante il medioevo. Modena.
1917 (Оттиск из «Archivio giuridico»). Luzzatto, Contributo alia
storia della mezzadria («Nuova rivista storica». 1948. Fasc. 1—2).
О взаимоотношениях между городом и деревней и об освобо-
ждении зависимого сельского населения см.: R. Pohlman n, Die
Wirtschaftspolitik der Florentiner Renaissance. Leipzig. 1878. R. C a g-
gese, La Repubblica di Siena e il suo contado, cit. Id. Classi e co-
muni rurali, cit. P. V a с c a r i, Le affrancazioni dei servi nell’Emilia
e nella Toscana, Bologna. 1926. I d, Le affrancazioni collettive dei
servi della gleba. Milano. 1940.
О главных сельскохозяйственных культурах и сельскохозяйствен-
ной технике см., кроме выше названных работ Глория, Габотто и
Лизье, данные, которые можно извлечь из многочисленных город-
ских статутов XIII—XIV вв.; также Р. De С г е s с е п t i i s, Summa
agriculturae о Opus ruralium commodorum. Впервые напечатано в
Аугсбурге в 1471 г. О распространении кукурузы в Италии: L. М. es-
sedaglia, La storia del mais. Venezia. 1925.
Материалы о городской промышленности, взаимоотношениях ме-
жду ремесленными цехами и о развитии промышленности дают,
кроме двух упоминавшихся не раз общих работ Ариаса (Il siste-
ma della costituzione economica) и Дорена (Wirtschaftsgeschichte
Italiens im Mittelalter), также многочисленные исследования, посвя-
щенные истории ремесленных цехов в отдельных городах. Из них
в особенности: R. Р б h 1 m a n n, Die Wirtschaftspolitik, cit. G. Sal-
vemini, Magnati e popolani in Firenze dal 1280 al 1295. Firenze.
1899. G. Volpe, Studi sulle istituzioni comunali a Pisa cit. A. D o-
ren, Entwicklung und Organisation der Florentiner Ziinfte im XIII
und XIV. Jahrhundert. Leipzig. 1897. A. Doren, Das Florentiner
Zunftwesen vom XIV. bis zum XVI Jahrhundert. Stuttgart — Berlin.
1908. A. Bru gar o, L’artigianato pisano, cit.
О горной промышленности: F. Bonaini, Ordinamenta super artem
fossarum rameriae et argenteriae civitatis Massae. («Archivio storico
italiano». App. 8. 1850)-. C. Baudi di V e s m e. Codex diplomaticus
ecclesiensis. («Hist patr. monuments»). Torino. 1877. Id, Dell’industria
delle miniere nel territorio di Villa di Chiesa. Torino. 1870. F. Pin-
tor, II-dominio pisano nell’isola d’Elba durante il secolo XIV (B:
«Studi storici di A. Crivellucci 1898—1899»). G. Volpe Montieri:
Costituzione politica, struttura sociale, attivita economica di una terra
mineraria toscana del secolo XIII («Viertel jahrschrift fiir Sozial- und
Wirtschattsgeschichte». 1908). Codex Vangianus (B: Fontes rerum
Austriacarum. Ser. 2. Vol. 5). A. L i s i n i, Notizie sulle miniere della
Maremma toscana. («Bollettino senese di storia patria». 1935). R. Lo-
pez, Contributo alia storia delle miniere argentifere della Sardegna.
(B: «Studi economico-giuridici della R. Univ, di Cagliari». 1936.)
445
О металлургии, главным образом о производстве оружия:
A. Schulte, Geschichte des mittelalterlichen Handels und Verkehrs
zwischen Westdeutschland und Italien. Bd. 1—2. Leipzig. 1900. I di-
spacci di Pietro Cornaro. Ed. da V. L a z z a r i n i (B: Monumenti
della R. Deputaz. di st. per le Venezie. Venezia. 1938).
О строительстве кораблей: C. Manfroni, Storia della marina
ital., cit. Vol. 1. G. Luzzatto, Per la storia delle costruzioni na-
vali a Venezia. (B: Miscellanea Manfroni). Venezia. 1925. E. H. Byr-
n e, Genoese shipping in the XII and XIII centuries. Cambridge. 1930.
F. C. Lan e. Venetian ships and shipbuilding. Baltimore. 1934.
О производстве тканей из льна и хлопка: Е. Motta, Per la sto-
ria dell’arte dei fustagni nel secolo XIV. («Archivio storico lombardo».
1890.) G. M i g 1 i о 1 i, Le corporazioni cremonesi di arti e mestieri
nella legislazione statutaria del medio evo. Verona — Padova. 1904.
R. C e s s i, La corporazione dei mercanti dei panni e della lana in
Padova fino a tutto il secolo XIV. Venezia. 1908. (B: Memorie di
R. 1st. Ven. di sc. lett. et arti). В книге Чесси рассматривается также
вопрос о производстве хлопчатобумажных тканей: L. Simeoni,
Gli antichi statuti delle arti veronesi. (B: Monumenti della R. deputa-
zione veneta di storia patria). Venezia. 1914.
О шелковой промышленности: M. Amari, Storia dei Musulmani
in Sicilia. 2 ed. curata da C. A. Nallino. Catania. 1933—1940.
E. Kantor ovicz, Kaiser Friedrich II. Berlin. 1927. Gar gio Hi,
L’arte della seta in Firenze, trattato del secolo XV. Firenze. 1868.
T. Bin i, I. Lucchesi a Venezia. Vol. 1—2. Lucca. 1855—1856. R. Brog-
1 i о di A r i a n o, L’arte della seta in Venezia. Milano. 1902. P. Pieri,
tntorno alia storia dell’arte della seta a Firenze. («Archivio storico
italiano». 1927.) U. Dorini, L’arte della seta in Toscana. Firenze.
1928. E. Lazzareschi, L’arte della seta in Lucca. Lucca. 1930.
H. Si eve king. Die Genueser Seidenindustrie im XIV Jahrhundert.
(«Jahrbuch ftir Gesetzgebung» etc. 1897. Bd 21.)
О шерстяной промышленности отдельных городов следует ука-
зать из множества работ, различных по своему объему и качеству,
главным образом: A. D о г е п, Die Florentiner Wollentuchindustrie
vom XIV. Jahrhundert. Stuttgart. 1901. R. C e s s i, La corporazione
dei mercanti di panni e della lana in Padova, cit. L. Z a n о n i, Gli
Umiliati nei loro rapporti con 1’eresia, 1’industria della lana ed i Co-
muni nei secoli XII e XIII. Milano. 1911. P. Silva, Intorno all’-
industria e al commercio della lana in Pisa. Pisa. 1911. L. Simeoni,
Gli statuti delle arti Veronese, cit. Введение N. F a n o, L’industria
della lana a Venezia nei sec. XIII e XIV. («Archivio veneto». 1936.)
R. Lopez, Le origini dell’arte della lana. (B: Studi suU’economia,
genovese nel medio evo). Torino. 1936.
О художественной промышленности существует большая лите-
ратура, но вся она относится к XV и XVI вв., т. е. ко времени рас-
цвета этой промышленности; о состоянии ее в XIII—XIV вв. напи-
сано очень мало. Можно, однако, и для этого времени найти ряд
интересных указаний в книгах по истории искусства и истории быта.
См. напр.: Р. Molmenti, La storia di Venezia nella vita privata,
446
7 ed. Bergamo. 1927. G. Lehnert (u. a.), Illustrierte Geschichte
des Kunstgewerbes. Bd 1—2. Berlin. 1907-—1909. E. Verga, Storia
della vita milanese. 2 ed. Milano. 1931.
К ГЛАВЕ VII
Наиболее ценным источником по вопросу о значении междуна-
родной торговли в начале XIV в. является: La practica della mer-
catura Francesco Balducci Pegolotti. Старое известное издание Pag-
nini (XVIII в.) (Della Decima etc. Vol. 3) переработано A. Evans’oM
(Cambridge, Mass. 1936) с добавлением весьма полезных указаний.
Из новейшей литературы следует указать, кроме основных работ
Шаубе и Гейда: Friedmann, Der mittelalterliche Handel von
Florenz in seiner geographischen Ausdehnung (Abhandlungen der
Geographischen Gesellschaft in Wien. Bd 10). О поездках итальян-
ских купцов в страны Дальнего Востока. Н. Yule, Cathay and
the way thither. 2 ed. Vol. 1—4. London. 1913—1916. R. Lopez,
European merchants in the medieval Indies. («Journal of economic
history». 1943. Vol. 3). О торговле между Италией и Германией,
о которой Пиголотти ничего не сообщает, см. две уже названные
работы: Simonsfeld, Der Fondaco dei Tedeschi и Schulte,
Geschichte des Handels und Verkehrs etc. О деятельности генуэзских
купцов в Марокко см.: R. Lopez, I Genovesi in Africa occidentale
nel medio evo. («Studi sull’economia genovese nel medio evo»).
Torino. 1936.
О сухопутном сообщении см. общие работы Gotz, Die Ver-
kehrswege im Dienste des Welthandels. Stuttgart. 1888. Schulte,
Geschichte des mittelalterlichen Handels etc. G. Schafer, Ursprung
und Entwicklung der VerkehrsmitteL Dresden. 1908. N u b 1 i n g, Die
Handelswege des Mittelalters. (В книге: Ulms Handel im Mittelalter.
Ulm. 1901. Кулишер И. M., История экономического быта За-
падной Европы. 7 изд. М.—Л. 1926. A. Doren, Italienische
Wirtschaftsgeschichte, cit., а также Mueller, Das Roewesen
Bayerns und Tirols im Spatmittelalter und zu Beginn der Neuze't
(«Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte». 1905).
G. Z i p p e 1, Il Sempione e le vie del commercio traverso le Alpi
(B: Annuario della R. scuola media di studi comm, di Roma.
1905—1906). A. Schaube, Der Kurierdienst zwischen Italien und
den Messen von Champagne. («Archiv fur Post und Telegraph». 1896.)
B. Feliciangeli, Un viaggio da Camerino a Roma nel sec. XV.
Sanseverino. 1911. G. Milanesi, Gli ordini della scarsella de
mercanti fiorentini p. la corrispondenza tra Firenze e Avignone,
1357. (B: Miscell fiorent. di erudiz. e storia, 1886). Rodacanachi,
Les couriers pontificaux du XIV au XVI siecle («Revue d’histoire
diplomatique». 1912). G. Barelli, Le vie del commercio tra 1’Italia
e la Francia nel medio evo («Boll. stor. bibliogr. subalpino». 1907).
P. R a у n a, Strade, pellegrinaggi e ospizi nell’Italia del medioevo
(«Atti della Soc. it. p. il progresso della scienze». Roma. 1912).
Ё. N a s a 11 i-R о с c a, Sulle antiche strade del terriforio piacentino
(«Archivio stor. piacentino». 1930). Tyler, The alpine passes in
the middle age (960—1250). Oxford. 1930. L. Chiappelli, Per la
storia della viabilita nel alto medio evo: I. L’ospizio del «Pratum
447
episcopi» («Boll. stor. pistoiese». 1926). I. Renouard, Comment
les papes d’Avignon expediaient leur courier. («Revue historique». 1937).
О стоимости сухопутного транспорта: A. Schulte, Op. cit.
A. S a p о r i, Una compagnia di Calimala ai primi del Trecento.
Firenze. 1932. A. F a n f a n i, Costi e profitti di Lazzaro Bracci,
mercante aretino del Trecento (В книге: Studi di storia economica
italiana». Milano. 1936).
О речной навигации имеется только несколько работ по част-
ным вопросам см.: G. В i s с а г о, Gli antichi navigli milanesi
(«Archivio storico lombardo». 1908). A. S о 1 m i, Le diete imperial!
di Roncaglia e la navigazione del Po presso Piacenza. Piacenza.
1910. Id. L’antico porto di Milano, ibid. 1927. E. N a s a 11 i-R о с c a,
Un capitolato di gabelle e di pedaggi sul Po, ibid. 1927. Для более
позднего времени: Е. Verga, La Camera dei mercanti di Milano.
Milano. 1914. Zamboni, La navigazione dell’Adige. Venezia. 1927.
О морском транспорте: C. Manfroni, Storia della marina
italiana delle invasion! barbariche al trattato di Ninfeo (400—1261).
Livorno. 1899. I d, Storia della marina italiana dal trattato di
Ninfeo alia caduta di Costantinopoli (1261—1453). Livorno. 1902.
К Kretschmer, Die italienischen Portolani des Mittelalters. Ber-
lin. 1909. R Piedelli ed A. Sacerdoti, Gli statuti marittimi
veneziani fino al 1255. («N. arch, veneto». 1902.) G. Yver, Le
commerce et les marchands dans ITtalie meridionale au XIII et au
XIV siecle. Paris. 1903. A. Schaube, Die Anfange der venetiani-
schen Galeerenfahrten nach der Nordsee. («Historische Zeitschrift».
1903 ) R. Cessi. Le relazioni commerciali tra Venezia e le Fiandre
nel secolo XIV. («N. arch, veneto». 1914.) R. Doehaerd, Les g-aleres
genoises dans la Manche et la Mer du Nord a la fin du XIII et
au debut du XIV siecle. («Bull, de 1’Institut hist, beige de Rome».
1938). G. В о n о 1 i s, Il diritto marittimo dell’Adriatico. R. Zeno,
Storia del diritto marittimo nel Mediterraneo. Roma. 1915.
E. H. Byrne, Genoese shipping, cit. F. C. Lane, Venetian ships,
cit. J. Sottas. Les messageries maritimes de Venice au XIV et
au XV siecles. Paris. 1938.
О морских путешествиях флорентийцев во Фландрию и в страны
Востока в XV в>.: Е. Mueller, Document! sulle relazioni delle citta
toscane con 1’Oriente. Firenze. 1879. A. Grunzweig, Les fonds
du consul at de la mer aux archives de I’etat a Florence. («Bulletin
de ITnstitut beige de Rome». 1930).
О статьях международной торговли см., кроме Пеголотти и
Гейда: R. С i a s с a, L’arte dei medici е speziali nella storia e nel
commercio fiorentino dal sec. XII al XV. Firenze. 1927.
. О торговле квасцами: R. Lopez, Benedetto Zaccaria, ammi-
raglio e mercante. Messina. 1933. О вывозе зерна из Южной Италии
и с островов см., кроме работы Ивера (Yver): F. Carabellese
ed A. Z a m b I е г, Le relazioni commerciali fra la Puglia e la
Repubblica di Venezia dal secolo X al XV. Trani. 1897. R. C a g g e s e,
Roberto d’Angid e i suoi tempi. Firenze. 1932. M. de В о u a r d,
448
Problemes des subsistences dans un etat medieval: le marche et les
prix des cereales air Royaume angevin de Sicile (1266—1288) («An-
nales d’histoire economique et sociale». 1938.) О торговле солью:
G. Arias, I trattati commerciali della Repubblica fiorentina. Firenze.
1901. C. Bauer, Venetianische Salzhandelspolitik bis zum Ende
des XIV. Jahrhunderts («Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschafts-
geschichte». 1930). V. Lazzarini, I dispacci di Pietro Cornaro, cit.
О типе итальянского купца ХШ и XIV в®., о различии между
крупными и мелкими купцами и о характере и размере между-
народных торговых связей см.: L. Zdeckauer, II mercante senese
nel Dugento (доклад). Siena. 1901. В. Зомбарт, Современный
капитализм. М.—Л. 1929-—1930. Н. Sieveking, Der Kaufmann
im Mittelaiter. («Schmollers Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung
und Volkswirtschaft». 1928.) G. Luzzatto, Piccoli e grandi mer-
canti nelle citta italiane del Rinascimento. (B: Saggi di storia e
leoria economica in memoria di G. Prato. Torino. 1931.) G. Luz-
zatto, Les activites economiques du patriciat venitien. X—XIV
siecles («Annales d’histoire economique et sociale». 1937). A. Fan-
fa n i, Un mercante del Trecento. Milano. 193-5. G. Pa do van,
Capitale e lavoro nel commercio veneziano dei secoli XI с XII
(«Rivista di storia economica». 1941). Наиболее ценным вкладом для
понимания крупной итальянской торговли XIV в. являются основ-
ные работы A. S а р о г i, La crisi delle compagnie mercantili dei
Bardi e dei Peruzzi. Firenze. 1926. Una compagnia di Calimala ai
primi del Trecento. Firenze. 1932. I libri di commercio dei Peruzzi.
Milano. 1934, а также статьи и доклады, собранные в большой
работе: Studi di storia economica medievale. Firenze 1940; 2 ed.
Firenza, 1946 (с большой библиографией по данному вопросу). См.
также краткое суммирование выводов в II mercante italiano del
Rinascimento. (В книге: Problem! storici e orientamenti storicgrafici.
Raccolta di studi a cura di E. Rota. Como. 1942) и работу, рассчи-
танную на широкий круг читателей: Mercatores. 1942.
О рынках и ярмарках: Р. Н u v е 1 i n. Essai historique sur le
droit des marches et des foires. Paris. 1897. На стр. 279 автор
касается вопроса об итальянских ярмарках и находит причину их
сравнительно небольшого значения в том факте, что «итальянская
торговля настолько быстро достигла высокого уровня своего раз-
вития, что не могла удовлетвориться этим средством периодического
оживления торговых отношений». F. С а г 1 i, Il mercato nell’eta del
comune. Vol. 2. Хотя книга Карли является историей торговли, а не
историей рынков в узком смысле слова, она содержит ряд интерес-
ных данных о некоторых городских ярмарках XII—XIII вв.
L. Zdekauer, Fiera е mercato in Italia alia fine del medioevo.
(Доклад.) Macerata. 1920.
Об отдельных ярмарках: S c h a u b e, Storia del commercio, cit.
Schulte, Geschichte, cit. Bd. 1. Doren, Italienische Wirtschafts-
geschichte, cit.
О торговых ассоциациях: A. Lattes, Il diritto commerciale nella
legislazione statutaria delle citta italiane. Milano. 1884. L. Gold-
schmidt, Handbuch des Handelsrechts. Erlangen. 1874,
29 Зак. 1587. Дж. Луццатто 449
О морской ссуде (кроме этих двух общих работ): Е. В е s t а,
Il diritto е le leggi civil! di Venezia fino al dogado di Enrico Dan-
dolo. Venezia. 1900. A. Sacerdoti, Le colleganze nella practica
degli affari e nella legislazione veneta. («Atti de R. Istituto ven. di
scienze, lettere ed arti. T. 59. Pt 2). R. Heinen, Zur Entstehung
des Kapitalismus in Venedig. Stuttgart. 1905. С. B. Hoover, The
sea loan in Genoa in the XII century. («Quarterly journal of econo-
mics». 1926.) G. Padovan, Capitale e lavoro nel commercio vene-
ziano, cit.
О комменде и коллеганце: G. Н. F. L a s t i g, De commenda
et colleganzia. Dissertazione. 1870. W. Silberschmidt, Die Com
menda in ihrer fruhesten Entwicklung bis ins XIII Jahrhundert
Wurzburg. 1884. A. Sacerdoti, Le colleganze, cit. M. Weber,
Zur Geschichte der Handelsgesellschaften im Mittelalter. Leipzig.
1899. A. Arcangeli, La commenda a Venezia nel secolo XIV
(«Riv. it. p. le scienze giuridiche». 1902). G. L a s t i g, Die Acco-
mendatio. Halle a. S. 1907. R. C e s s i, Note per la storia delle
societa commerciali nel medio evo in Italia («Riv. it per le scienze
giuridiche». 1917). G. Astuti, Origini e svolgimento storico della
commenda fino al secolo XIII. Torino. 1933. I d, Ancora su le origini
e la natura giuridica del contralto di commenda marittima («Atti del
Convegno di studi storici del diritto marittimo medievale. [Amalfi]»).
Napoli. 1934. G. Luzzatto, La commenda nella vita economica dei
secoli XIII e XIV, con particolare riguardo a Venezia («Atti Convegno
Amalfi»). Napoli. 1934. A. E. Sayous, Le role du capital dans la
vie locale et le commerce exterieur a Venise entre 1050 et 1150. («Re-
vue beige de philologie et d’histoire». 1935.) W. Silberschmidt,
Die italienische Commendaforschung der jiingsten Zeit («Studi Alber-
toni». Padova. 1936). I d, Sempre e daccapo la commenda. («Rivista
di dir. commerciale». 1937.) Condamari Michie r, Zur friih-
venetianischen Collegantia («Miinchener Beitrage zur Paoyrusforschung
und antiken Rechtsgeschichte». Munchen. 1937). G. Astuti, Note
sulla collegantia veneta (B: Studi in onore di A, Solmi. Milano. 1941).
G. Padovan, "Capitale e lavoro, cit.
О торговых компаниях: M. W e b e r, Zur Geschichte der Handels-
gesellschaften, cit. A. Arcangeli, Gli istituti di diritto commer-
ciale nel costituto senese del 1310 («Riv. di dir. commerciale». 1906).
Q. Senigaglia, Le compagnie bancarie senesi nel secolo. XIII
e XIV. («Studi senesi». 1908.) A. S c i a 1 о j a, Sull’origine delle
societa commerciali («Studi senesi». 1911). E. V. Roon-Basser-
m a n n, Sienesische Handelsgesellschaften des XIII. Jahrhunderts.
Mannheim. 1913. R. C e s s i, Note per la storia delle societa com-
merciali, cit. M. Chiaudano, Studi e document! per la storia del
diritto commerciale italiano nel secolo XIII. Torine. 1930. A. S a p о r i,
Storia interna della compagnia mercantile dei Peruzzi. Id. Le com-
pagnie mercantili toscane del Dugento e dei primi del Trecento: la
responsabilita dei compagni verso i terzi. I d, Il personale delle com-
pagnie mercantili del medioevo. (B: Studi di storia economica medie-
vale, cit.)
О ведении книг: V. Alfieri, La partita doppia applicata alle
antiche aziende veneziane. Milano. 1891. V. Vianello, Luca Paciolo
450
nella storia della ragioneria. Messina. 1896. P. В a r i о 1 a, Storia
della ragioneria italiana. Milano. 1897. Brambilla, Storia della
ragioneria italiana. Milano. 1901. P. Santini, Frammento di un
libro di banchieri fiorentini nel 1211 («Giornale storico della let-
teratura italiana». Vol. 10). H. Siev eking, Aus venetianischen
Handlungsbuchern («Schmollers Jahrbuch», cit. 1901). I d, Die Hand-
lungsbucher der Medici («Sitzungsberichte der K. Akademie der
Wissenschaften». Wien. 1906). R. Brown, A. history of accounting
and accountants. Edinburgh. 1905. A. Lattes, Il libro giornale di
un mercante toscano ad Imola nel secolo XIII («Rivista di diritto
commerciale». 1911). G. В i s с a г о, Il banco di Filippo Borromei e
C. di Londra («Archivio storico lombardo». 1913). A. Ceccherelli,
Le scritture commerciali nelle antiche aziende fiorentine. Firenze.
1910. Id, I libri di mercatura della banca Medici e 1’applicazione
della partita doppia a Firenze nel secolo XIV. Firenze. 1913. I d, Le
funzione contabili e giuridiche del bilancio nelle societa medieval!.
(«Rivista italiana di ragioneria». 1914). G. Corsani, I fondaci e i
banchi di un mercante pratese del Trecento. Prato. 1922. A. Sapori,
I libri di commercio dei Peruzzi. Milano. 1934. T. Zerbi, Il Mastro
a partita doppia di una azienda mercantile del Trecento. Como. 1936.
О технике торговли: P. Rigobon, Studi antichi e moderni
intorno alia tecnica dei commerci (Доклад). Bari. 1902. E. Weber,
Literaturgeschichte der Handelbetriebslehre. Tubingen. 1914. F. Bor-
land!, Введение к изданию II libro di mercatantie et usanze
de’paesi. Torino. 1936. A. Evans, Введение к изданию Pratica della
mercatura Пеголотти.
К ГЛАВЕ VIII
О финансах Итальянского королевства при императорской адми-
нистрации и административном управлении королевства Сицилии и
Апулии; Р. S. Leicht, Studi sulla proprieta fondiaria nel medio evo.
Vol. 2. Oneri reali e imposte personali. Padova-Verona. 1907.
A. S о 1 m i, L’amministrazione finanziaria del Regno italico nell’alto
medio evo. Pavia. 1931. P. Darmstadter, Das Reichsgut in der
Lombardei und in Piemont. Strasburg. 1895. W. Cohn, Das Zeitalter
der Hohenstaufen in Sizilien. Breslau. 1925. E. В e s t a, Storia del
diritto italiano. Diritto pubblico. Padova. 1927; 4 ed. Vol. 1 (до паде-
ния Лангобардского королевства). Milano. 1941. A. D о г е n, Italie-
nische Wirtschaftsgeschichte, cit.
О городских финансах, кроме Дорена, см.: G. Canestrin i,
La scienza e 1’arte di state. Firenze. 1862. L. Banchi, Gli ordina-
menti economici dei comuni toscani nel medio evo, e segnatamente
del Comune di Siena. Pt. 1. La lira e 1’estimo. Siena. 1879.
H. S i e v e k i n g, Genueser Finanzwesen, cit. Di T u с c i, Imposte
genovese («Giornale stor. lett. di Liguria». 1930). Documenti finaziari
della Repubblica veneta. Venezia-Padova. 1912; из них особенно
Bilanci generali. Vol. 1. A cura di F. Besta. Venezia. 1912. La rego-
lazione della entrate e delle spese. A cura di R. Cessi. Padova.
1925. I prestiti della Repubblica di Venezia nei secoli XIII—XIV.
A cura di G. Luzzatto. Padova. 1929. Для Флоренции основными
работами являются следующие: R. Barb a dor о, Le finance della
29*	451
Repubblica fiorentina. Firenze. 1929. R. C e s s i, Nota sulla storia
delle finanze fiorentine («Archivio storico italiano». 1932). Из боль-
шой литературы по вопросу о финансах отдельных маленьких город-
ских коммун следует выделить: Р. Ciapessoni, Per la storia
della economia e della finanze pubblica povese sotto Filippo Maria
Visconti («Bollettino S. Soc. stor. patr.» Vol. 6. 1906). A. Pino
Branca, Il Comune di Padova sotto la Dominante. Rapporti
amministrative e finanziari («Atti della R. Accad. di scienze, lettere
ed. arti di Padova». 1930). G. Luzzatto, Le finanze di un castello
nel secolo XIII («Vierteljahrschrift fiir Sozial- und Wirtschaftsge-
schichte». 1912). Об оценке имущества и кадастрах см., кроме двух-
томной работы Барбадоро (Finanze Rep. Fior.) и работы Луццатто
(Prestiti). также R. Fog’lietti, Il catasto di Macerata dell’anno
1268 («Archivio storico italiano». 1882). G. P a r d i, Il catasto
d’Orvieto nell’anno 1292 («Bollettino Soc. Umbra di storia patria».
1896). G. Biscaro, Gli estimi del Comune di Milano nel secolo
XIII («Archivio storico lombardo». 1928).
О монополии на соль: С. Bauer, Venezianische Salzhandels-
politik zum Ende des XIV. Jahrhunderts («Vierteljahrschrift fiir
Sozial- mid Wirtschaftsgeschichte». 1930).
О размерах пряглого налога, падающего на отдельные хозяйства,
см.: Libri di commercio dei Peruzzi. Ed. A. S a p о r i.
О деньгах и денежной системе см., кроме классических трудов
по нумизматике (превосходная библиография составлена
G. Castellani к его статье «Moneta» в Enciclopedia italiana):
Р. F. Casaretto, La moneta genovese in confronto con le altre
valute mediterranee nei secoli XII e XIII (посмертное издание в
«Atti d. Soc. ligure di storia patria». 1928). R. C e s s i, Studi sulla
moneta veneziana. («Economia». Anno 1. N 7, anno 2. N 1).
R. Cessi, Problem! monetari e bancari veneziani («Archivio Veneto-
Tridentino». 1926). R. Cessi, Problemi monetari veneziani (B:
Documenti finanziari della Repubblica veneta. Padova. 1937) и ре-
цензию G. Luzzatto на эту работу—L’oro e I’argento nella
politica monetaria dei secoli XIII e XIV («Rivista storica italiana».
1937). См. также очень полезное краткое изложение G. М a n d a i и i,
Moneta, credito, banche attraverso i secoli. 2 ed. Roma. 1942. О зо-
лоте в средние века см. превосходную статью М. Bloch, Le pro-
bleme de Гог au moyen age («Annales d’historie economique et
sociale». 1913). О ввозе золота из Африки см.: R. Lopez, I Geno-
vesi in Africa Occidentale nel medio evo (в книге: Studi sull’econo-
mia genovese nel medio evo. Torino. 1936). О падении византийского
перпер а и его отношении к денежным единицам итальянских горо-
дов см.: G. В г a t i a n u, L’hiperpere byzantin et la monnaie d’or
des republiques italiennes au XIII siecle (В книге: «Etudes byzanti-
nes d’histoire economique et sociale». Paris. 1938). О теории денег
bv средние века см.: Т. A s с а г е 11 i, La moneta. Padova. 1929. По
вопросу о покупательной способности денег в средние века можно
указать старую работу С i b г а г i о, Della economia politica del
medio evo. Torino. 1839, которая знакомит нас с данными, распро-
страняющимися почти исключительно на Пьемонт и Савойю. См.
Также; G. Luzzatto, Il costo della vita privata a Venezia nel
452
Trecento (В: Ateneo veneto. 1934). A. Sapori, Un bilancio dome*
stico a Firenze alia fine del Dugento (B: Studi di storia economica
medievale, cit.). A. Fanfani, Suli’econornia domestica dei Peruzzi
e dei loro compagni (B: Saggi di storia economica italiana, Milano.
1936).
Мы располагаем большим количеством работ то вопросу о
жиробанках и переводных векселях, которые принадлежат главным
образом перу специалистов по торговому праву. Среди множества
книг см. прежде всего сборник History ol the principal public banks,
написанный разными авторами под редакцией J. G. Van Dillen’a.
The Hague, 1934. (H. Sieveking, Das Bankwesen in Genua
und die Bank von S. Giorgio; G. Luzzatto, Les banques
publiques de Venise и особенно превосходную работу A. S а р о г i.
Saggio di una bibliografia per la storia della banca in Italia.)
См. также.: R. G e s s i, II problema bancaria a Venezia nel secolo
XIV. (B: Atti d. R. Accad. delle scienze di Torino. 1917.) R. Cessi,
Problemi monetari e cambiari veneziani del secolo XIV («Archivio
veneto-tridentino». 1926). V. C us urn ano, Le polizze dei banchieri
privati di Palermo nei secoli XV e XVI. Palermo, 1886. A. Lattes,
II libro giornale di un mercante toscano a Imola nel secolo XIII
(«Rivista di diritto commerciale». 1911). I d, Note per la storia del
diritto commerciale; gli antichi registri dei banchieri genovesi
(«Rivista di diritto commerciale». 1919). A. E. S а у о u s, Les ope-
rations des banquiers italiens en Italie et aux foires de Champagne
pendant le XIII siecle («Revue historique». 1932).
Основным трудом по истории переводного векселя является по-
прежнему: L. Goldschmidt, Universalgeschichte des Handels-
rechts. Stuttgart. 1891. См. также: A. Schaube, Die Anfange der
Tratte («Zeitschrift fiir Handelsrecht», 1894). I d, Studien zur
Geschichte und Naiur des altesten Cambium. («Jahrbiicher fiir Natio-
nalokonomie und Staiistik». 1896). G. В i s c a r o, Contribute alia
storia del diritto cambiario («Riv. it. per le scienze guiridiche».
1900). A. Lattes, Nuovi document! per la storia del commercio
e del diritto genovese («Archivio storico italiano». 1910). I d, Note
per la storia del diritto commerciale («Rivista di diritto commerciale»
1900, 1907, 1911). A. Arcangeli, Svolgimento storico dell’intervento
cambiario (ibid. 1912). E. Bens a, Francesco di Marco da Prato.
Notizie e documenti sulla mercatura italiana nel secolo XIV. Milano.
1928. M. Chiaudano, Contratti di cambio in una lettera senese
inedita cel 1269 («Atti di R. Accad. della scienza di Torino». 1931).
A. E. S a v о u s, L’histoire universelie du droit commercial de L. Gold-
schmidt et les methodes commerciales des pays Chretiens de la
Mediterranee aux XII et XIII siecles («Annates de droit commercial».
1931). Id, L’origine de la lettre de change: le procedes de credit et
de payement dans les pays cretiens de la Mediterranee occidental
entre le milieu du XII siecle et celui du XIII (Ibid. 1933). U. Nic-
c о 1 i n i, Studi storici sul pagherd bancario. Milano. 1936.
О менялах, банкирах, купцах-банкирах и о ссуде под проценты
см.: W. En der ma n n, Studien in der romanisch-kanonistischen
Wirtschafts- und Rechtslehre bis gegen Ende des XVIII Jahrhunderts.
Bd 2. Berlin. 1874—1883. C. S. Peruzzi, Storia del commercio e
dei banchieri di Firenze in tutto il mondo conosciuto dal 1200 al
1345. Firenze. 1868. P. Rota, Storia delle banche. Milano. 1874.
453
G. L a S о r s a, L‘organizzazione dei cambiatori fiorentini nel medio
evo. Cerignola. 1904. G. Yver, Le commerce et les marchands dans
I’ltalie Meridionale. Paris. 1903. G. S a 1 v i о 1 i, La dottrina dell’usura
secondo i canonisti e i civilisti italiani nei secoli XIII e XIV. Napoli.
1906 (B: Studi giuridici in onore di Carlo Fadda). F. Patetta,
Caorsini senesi in Inghilterra nel secolo XIII. («Bollettino senese di
storia patria». 1897—1898). A. Battistella, I Toscani in Friuli.
Bologna. 1898; Udine. 1903. G. Arias, Studi e documenti di storia
del diritto. Firenze, 1901 («I banchieri italiani e la Santa Sede»:
«La compagnia bancaria dei Bonsignori»). Id, Le societa di commer-
cio medieval! in rapporto con la chiesa («Archivio di Societa romana
di storia patria». 1906). Id, La chiesa e la storia economica del medio
evo (Ibid.). E. Jordan, La faillite des Buonsignori. Paris. 1902.
(B: Melanges Paul Fabre). I d, De mercatoribus Camerae apostolicae
saeculo XIII. Rennes. 1909. L. Gauttier, Les Lombards dans les
Deux Bourgognes. Paris. 1907 (Bibliotheque de 1’Ecole des hautes
dtudes. Vol. 156). L. Zdekauer, L’intorno di un banco di pegno
nel 1417. («Archivio storico italiano». 1896). О. M e 11 z i n g, Das
Bankhaus der Medici und seine Vorlaufer. Jena. 1906. Holzapfel,
Die Anfange der Montes Pietatis (1462—1513). Munchen. 1903.
G. Caro, Sozial- und Wirtschaftsgeschichte der Juden im Mittelalter.
Leipzig. 1908. В. 3 о мбарт, Евреи и их участие в образовании
современного хозяйства. Спб. 1910. G. Bigwood, Le regime juridi-
que et economique du commerce de 1’argent dans la Belgique du
moyen age. Bruxelles. 1921 («Memoires de 1’Academie Royal de
Belgique. Classe de lettres». T. 14). P. Morel, Les Lombards dans
la Flandre Fran^aise et le Hainaut. Lille. 1908. A. S a p о r i, La crisi
della compagnie dei Bardi e dei Peruzzi. Firenze. 1926. A. Say о us,
Les operations des banquiers de Genes a la fin de XII siecle («Anna-
les de droit commercial fran^ais». 1934). M. Chiaudano, I Rot-
schild del Dugento: la Gran Tavola di Orlando Bonsignori («Boll,
senese di storia patria». 1935). L. Mi rot, Etudes lucquoises. («Biblio-
theque de 1’Ecole des chartes». 1927—1930.) A. S a p о r i, Studi di
storia economica medievale, cit. (гл. 3. I mutui dei mercanti fiorentini
del Trecento e 1’incremento della propriety fondiaria; гл. 5. L’interesse
del denaro a Firenze nel Trecento; гл. 6. L’usura nel Dugento a Pi-
stoia).
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие ......................................... 3
Введение............................................ 15
Часть первая. Античность
Глава I. Италия до	римского	завоевания.............. 27
Глава 1Г. От объединения Италии до завоевания Римом Среди-
земноморья .................................... 55
Глава 1Ц. Период экономического расцвета ........... 78
Глава IV. Начало упадка (II и III века нашей эры)....ПО
Глава V. Восточный деспотизм и последняя попытка реоргани-
зации империи. Крушение Западной Римской империи . . 133
Часть вторая. Средние века
Глава I. От низложения Ромула Августула до раздела Италии
между византийцами и лангобардами.................151
Г лава 1Г. Лангобардские и византийские области Италии до за-
воеваний Карла Великого...........................174
Глава III. Феодальный период (IX—XII века).............197
Глава IV. Возникновение городских коммун. Крестовые походы
и приморские города Италии........................235
Глава V. Развитие экономики крупных городских коммун вну-
тренних областей (XII—XIV века)....................  .	268
Глава Vr. Сельское хозяйство и промышленность в период
городских коммун..................................295
Глава VII. Транспорт и торговля........................332
Глава VIII. Финансовая и денежная система, цены, кредит . . 380
Литература...........................................  433
Дж. Луццатто
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
ИТАЛИИ
Редактор О. Г. Чайковская
Технический редактор М. А. Белёва
Корректор К. И. Ив нова
Переплёт художника И. К. Баймадорова
Сдано в производство 3/VIII 1954 г.
Подписано к печати 20/XI 1954 г.
А-08012.	Бумага 84 a 10o/;.2-7,l бум. л.
23,3 печ. л.
Уч.-изд. л. 25,4. Изд. № 6/2262.
Цена 17 р. к. Зак. 1587.
Издательство иностранной литературы.
Москва, Ново-Алексеевская, 52.
Министерство культуры СССР.
Главное управление полиграфической
пппмыш ценности.
4-я тип. им. Евг. Соколовой. Ленинград,
Измайловский пр., 29.