Автор: Литвинова Л.
Теги: страноведение краеведение история история крыма туризм сборник рассказов издательство таврия
Год: 1985
Текст
ЯС РЫМСКИЕ
Ш АНИКУЛЫ
РЫМСКИЕ
АНИКУЛЫ
СБОРНИК
ДЛЯ ТУРИСТОВ И КРАЕВЕДОВ
Книга вторая
Симферополь
«Таврия»
1985
ББК 26.89 (2Ук-4Крм)
К85
Крымские каникулы: Сб. для туристов и краеведов:
К85 Кн. 2 / Сост. Л. А. Литвинова.— Симферополь : Таврия,
1985.— 352 с., ил.
Книга, рассчитанная на туристов и краеведов, знакомит с мало-
известными широкому кругу читателей историческими событиями в
Крыму, крымскими страницами жизни замечательных людей, с герои-
ческими подвигами русских и советских воинов на крымской земле,
с природой полуострова.
1905040000-077
КМ216(04)-85 37"84
ББК 26.89
91(С2)
Составитель Лидия Литвинова
Рецензенты: В. П. Замковой (Институт истории партии
при ЦК Компартии Украины — филиал Института марксиз-
ма-ленинизма при ЦК КПСС); И. М. Хворостяный, кандидат
исторических наук; В. Ф. Репринцев (Институт истории АН
УССР).
Издательство «Таврия»х 1985
КОРОТКО ОБ ЭТОЙ КНИГЕ
Перед вами — вторая книга «Крымских каникул». Первый сбор-
ник краеведческих очерков под таким же названием вышел в 1981 г.
Издательство получило немало писём с отзывами читателей о нем.
В основном они были положительными: читается легко, много повой
информации о Крыме и людях, связанных своей судьбой с Крымом,
удачно дебютировали молодые краеведы. Крымчане охотно дарили
книгу своим гостям из других областей и республик страны. К этому
можно добавить, что на республиканском конкурсе на лучшее
освещение туристской тематики под девизом «Чувство семьи единой»,
который ежегодно проводит Союз журналистов Украины и республи-
канский совет по туризму, «Крымские каникулы» отмечены дипломом
и первой премией.
В новом сборнике учтены и критические замечания, советы, по-
желания, которые были высказаны в читательских письмах, при об-
суждении книги, в отзывах о ней, появившихся в центральной печати
(журнал «В мире книг», «Литературная газета») и в местных перио-
дических изданиях.
Составитель и редакция стремились максимально сохранить пре-
емственность двух изданий — первой и второй книг сборника. Вновь
в «Крымских каникулах» дебютируют молодые краеведы, с новыми
очерками выступают авторы первого сборника, включены в него
и публикации опытных журналистов, исследователей, впервые уча-
ствующих в издании. Принцип и первой и второй книги неизменен:
Крым в живых, конкретных отражениях, в судьбах замечательных
людей — революционеров, защитников и освободителей края, деятелей
пауки, культуры. А поскольку сборник рассчитан в основном на при-
езжих, па многочисленных гостей солнечного полуострова, прежним
остался и девиз издания: отдыхая, познавай! Это вовсе не значит,
что, работая над ним, мы не учитывали интересов крымчан. Нам
просто хотелось бы приобщить к краеведению как можно более ши-
рокий круг читателей — курортников, туристов, отдыхающих.
Участники сборника старались отобрать такой материал, который
сообщал бы о Крыме информацию новую и малоизвестную, не при-
мелькавшуюся в путеводителях, чтобы присутствовал по возможности
элемент научного исследования, краеведческого поиска, хотя бы ма-
ленького открытия. Насколько поставленная цель достигнута, пусть
судит читатель. Нам лишь хотелось бы отметить отрадный факт:
в составлении сборника, его апробации приняли участие десятки
энтузиастов со всех концов страны, и это показало, что не только
в Крыму, но и за его пределами (Москва, Киев, Ленинград, Запо-
рожье, Одесса, Ворошиловград, Новосибирск) есть немало любителей
и подлинных знатоков Крыма в самых разных отраслях краеведения,
связанных с природой, историей, литературой, искусством, револю-
ционными и военными событиями на «крымской земле.
Что интересного прочтете в новых «Крымских каникулах»?
Думается, ваше внимание привлечет очерк лауреата Государственной
премии СССР писателя Вадима Сафонова «Восхождение на Мит-
ридат» — о Керчи, городе, испепеленном войной, и сегодняшнем,
3
мирном, о городе древнем, с более чем 25-вековой историей, и всегда
юном, его революционных, ратных и трудовых традициях.
Марии Ивановне Водовозовой, издательнице первых книг Влади-
мира Ильича Ленина, посвящен очерк Натальи Гурьяновой. Героика
гражданской войны, легендарный образ рядового бойца ленинской
гвардии — такова тема очерка Анны Мищенко «Товарищ Клава».
Очерк Игоря Гасско содержит новые и малоизвестные факты о пре-
бывании в Крыму народовольцев, об их деятельности здесь, об участия
крымчан в революционных событиях в Петербурге. Об удивительной
и трагической судьбе народовольца Николая Клеточникова рассказы-
вает Владимир Поляков.
Сборник выходит в свет в год знаменательного юбилея — 40-летия
Великой Победы над фащизмом. Героика тех незабываемых лет также
нашла отражение в книге.
О провале диверсионной операции, затеянной фашистами в Кры-
му перед самой конференцией глав правительств трех союзных
держав — СССР, США и Великобритании,— повествует Сергей Шан-
тырь. Подвиги советских людей в годы Великой Отечественной вой-
ны — к этой благодарной, поистине неисчерпаемой теме обратились
Лидия Литвинова, Рита Ногина, Николай Харитонов, Михаил Лезин-
ский. Сюда же тематически примыкает очерк Евгения Веникеева
«Родина — Сыновьям» — о преемственности подвига, о пашей святой
обязанности помнить и чтить павших за Отчизну.
Специально для этого выпуска Элеонора Данилова и Валентина
Успенская написали очерк о ТУАК — Таврической ученой архивной
комиссии, трудами которой широко пользуются и сегодня, и будут
пользоваться завтра сотни исследователей Крыма.
Виктор Гребенников, биолог и художник-анималист но профес-
сии, выступает с очерком о симферопольских «берегинях» — декора-
тивных рельефах и скульптурах, исследованием которых он занимает-
ся долгие годы.
Хорошо известно имя композитора Александра Спендиарова, много
лет жившего в Крыму. Но очень немногие знают, что его брат Леонид
был талантливым Теологом и что в 1900 г. Международным конгрес-
сом геологов учреждена премия его имени, которую и сегодня при-
суждают за лучшие работы геологам разных стран. Похоронен Леонид
Спендиаров в Симферополе. Об этом замечательном человеке — очерк
кандидата геолого-минералогических наук Юрия Полкапова.
Несколькими очерками представлено Южнобережье. Музеевед
Зинаида Ливицкая знакомит с творчеством фотографа-художника
В. Н. Сокорнова, с малоизвестными сооружениями создателя Ливадий-
ского дворца — архитектора Н. П. Краснова, журналист Павел Тыг-
лиявц — с культурными событиями, происходившими в Ялте в чехов-
ские времена.
Очевидно, многих привлекут очерки, в которых такие известные
всем имена, как А. С. Пушкин, С. В. Рахманинов, А. К. Толстой,
А. А. Фет...
Хочется надеяться, что новый сборник «Крымских каникул» при-
влечет внимание любознательных так же, как и первый. Всем, кто
работал над его созданием, интересно было бы узнать, пришлась ли
вам по душе книга, что посоветуете на дальнейшее, какие выскажете
пожелания. Ваши замечания, предложения будут встречены с пони-
манием и благодарностью.
4
ВАДИМ САФОНОВ
ВОСХОЖДЕНИЕ
НА МИТРИДАТ
Рассказ о Городе
у двух морей
рилетел я утром.
Нет, полет не планировался. Мне
казалось, он разрывает земные
связи — там, где нужно, чтобы была смена обликов земли, ее
непрерывность.
Хотелось проследить береговую полосу от Одессы до уди-
вительной Керчи, так непохожей ни на какой другой город,
сколько их ни пришлось перевидать...
Так за чем же дело стало? Можно было избрать как эту,
так и любую другую дорогу по Черному морю. От порта к
порту. В знойном июле 1888 г. (не таком ли, как и в наших
1972 и 81 годах?) Чехов едва переночевал в Севастополе —
уже подоспел пароход, и в Феодосии молодой насмешливый
писатель, пожимая руку Айвазовскому, подумал, что мягкая
рука эта больше всего напоминает архиерейскую. А из Фео-
досии, опять чего проще, другой Рароход, «Юнопа», увезет,
разумеется — через Керчь, дальше, на Кавказ,— повесть
«Дуэль» останется памятником этой поездки...
Но вот оказалось, что из Одессы в Керчь теперь никак
не проехать морем. Нет такой пассажирской линии. При-
шлось лететь...
И сразу на керченской земле, у трапа, охватил особен-
ный, с детства знакомый пыльно-кисловатый запах. Чуди-
лось всегда — он присущ только этому месту. Невольно уга-
дывалась известняковая крошка камня-дикаря, почва, пере-
тертая в белесоватый горячий прах, желтенькая россыпь
мелкой ромашки в низкой курчавой траве, грязно-голубая
придорожная лебеда с рыбьей чешуей на конце плетей.
И бледные метелочки в кронах софор, буро-красные, отдаю-
щие уксусом перистые опахала айланта...
Старый запах, когда все стало; иным.
Сады, сады в просветах новых кварталов. В бетонных
берегах прямо стремится к проливу Приморская речка —
под лягушачьи хоры люди с удочками терпеливо стоят над
5
ней. Как тут узнать иссыхающую, в вонючих лужах на дне
канаву Мелек-Чесме!
Но и к той, прежней, Мелек-Чесме нельзя быть неспра-
ведливым: ведь это по пей шел фронт месяц за месяцем в
сорок четвертом, гитлеровцы, в чьей власти еще был город,
так и не сумели сбросить наших воинов с северного плац-
дарма, переступить преграду, хоть изрыли, испепелили бом-
бами, снарядами каждую пядь за ней — то, что еще уцелело
в рыбацких, рабочих окраинах, заводском районе...
Испепеленная войною Керчь!
Враг впервые ворвался в сорок первом году, это было еще
ненадолго: под новый сорок второй Керченско-Феодосийская
дерзновенно-смелая десантная операция (когда уже развер-
нулось наше контрнаступление под Москвой, Ростовом-на-
Дону, Тихвином) вернула нам Керчь. Передышка — да и
полная ли передышка? — до мая. Опять воевали дома, на-
сквозь ^простреленные. Воевала гора, прикрывая переправу
через пролив. И потянулось страшное, глухое время оккупа-
ции — сорок второй, сорок третий, до апреля сорок четвер-
того. Не добились захватчики спокойной жизни. То было
время подвига подземных крепостей. Аджимушкай, Старока-
рантинские, Багеровские каменоломни с сотнями тайных
выходов — миллионы людей во всем мире услышали о них.
Что не рухнуло в городе, стояло в оспинах, щербинах —
долго не сотрутся следы черной сыпи.
Город встал из руин. Имена героев сейчас в названиях
керченских улиц. Не преодолеть необычайного чувства: слов-
но все, что ни видишь — дома, перекрестки, лестницы, гор-
батые подъемы, прекрасные площади,— существует не про-
сто само по себе, но, широко раздвинув грани существования,
как бы удвоив его. За открытым для всех сегодняшним гро-
мадно вырастает и другое, от него неотъемлемо, навеки не-
забываемо: то, что все это значило тогда. То, без чего нет
Керчи.
И кого судьба ни приведет сюда,— природный ли это
керчанин, или заезжий с командировочным удостоверением в
кармане, а то и курортник без году неделя в Керчи,— вся-
кому становится очевидной совершенно особенная связь меж-
ду городом и его горой. В сознании она впечатается точ-
но с большой буквы: Гора.
Начать с того, что сопровождается ею всякий шаг по
Керчи.
Вот она прямо над головой. Забудешься, задумаешься —
глядь, отскочила на север. А сейчас смотрит на тебя с юга,
оттуда, где солнце. Тень ее с запада гасит день в восточных
6
кварталах. Обелиском Славы первой издали встречает при-
езжих. И ночи напролет светит в тысячи окошек Вечный
огонь с Митридата.
...В бурную чернильно-черную ночь на 1 ноября 1943 г.
с мотающихся катеров, мотоботов десантники кидались в ле-
дяной прибой, чтобы под кинжальным огнем в тревожно по-
лосующих тьму столбах прожекторов взять штурмом зами-
нированный берег, прорваться к гитлеровскому укрепленному
узлу Эльтигену и па малом участке-пятачке выстоять три-
дцать шесть суток. Я знаю, эти скудные строки не дадут даже
отдаленного представления о том, чем была операция на
Огненной земле. И о том, как, оттянув силы врага и тем об-
легчив высадку с севера, приняв на себя несчетные танко-
вые, бомбовые удары (какой ценой, какой грозной ценой
отражали их!), наши солдаты, наши моряки ночным брос-
ком ворвались в Керчь, в самый центр расположения, твер-
дыню гитлеровцев, поднялись на темя Митридата — и утром
красное знамя полыхнуло над городом!
Из 129 Героев Советского Союза за керченские десан-
ты — 60 огнеземельцев.
Существует память места — нельзя допускать, чтобы
она стиралась. Памятник-мемориал сооружен на высоте над
Огненной землей. Памятниками в художественном слове
отозвалась наша литература. Сейчас, на крымской земле, я
думаю, в частности, о повести крымского цисателя Анато-
лия Игнатьевича Никаноркина. В предисловии к тому из-
бранных произведений его, изданному симферопольской
«Таврией», Василь Быков ставит «Сорок дней, сорок ночей»
«в ряд лучших произведений советской прозы о минувшей
войне». Молодым врачом Никаноркин попал, как он выра-
жается, «с бала па корабль» — на десантный корабль,
высадивший его в составе медчасти 335-го гвардейского
стрелкового полка, которым командовал полковник П. И. Не-
стеров, на Огненную землю. И все дни и ночи он провел в
десанте, включая ночной бросок по гитлеровским тылам в
Керчь, на Митридат, вплоть до эвакуации на таманский берег.
Остался жив, ранен, довезли до госпиталя; а после войны врач
начал писать — дорога, издавна проторенная в русской лите-
ратуре Далем, Чеховым, Вересаевым; сборники стихов, том
прозы.
Рядом стоящее прошлое — где еще так внятно это? И се-
годня еще — копни на горе, подберешь стреляные гильзы.
Под слоем осыпавшейся земли вдруг звякнет о заступ каска.
Со странно маленьким (края проржавели) страшным отвер-
7
стием. Чья молодая, горячая жизнь оборвалась на вершине
Митридата? Ради того, чтобы...
Да вот ради и этих ребят-выиускннков, пришедших сюда,
как положено, чтобы встретить начало взрослой жизни.
У них сегодня открыто взрослые мысли, может быть, и лю-
бовь уже коснулась их. Будут в жизни и другие, более
значительные, более решающие дни. Но такой, как вот этот
на Митридате, когда кончена школа, не повторится...
Поодаль еще группа — кто такие? Моряки, они тоже
пришли отметить канун — перед дальним походом в Атлан-
тику, в Индийский океан. Рубежи мира близки.
Есть день в году, Девятое мая, когда не группки — весь
город подымается на Митридат. И с утрд до ночи, в раскатах
салюта, в цветной игре огней, гора живая. Мало кто пре-
небрежет сложившимся особенным керченским ритуалом
празднования Победы. И сколько приезжих, ветеранов со
всех концов Союза, гостей на празднике! Пусто, просторно
в этот особенный день внизу.
У вершины горы раскинулся пышный в том году, узорво
расшитый травяной ковер. Где посуше — полынь в крошеч-
ных беленьких конических раковинках улиток-булимов.
Цепкие ветви дерезы в мелких цветочках...
В двух шагах от сердца города ты лицом к лицу с при-
родой без долгих сборов, дальних выездов.
Вниз отсюда бежит белая лестница, недавно она доведена
до самого верха. Темным вечером ярко озаренная, из города
она кажется вскинутой в небо. Прежняя, построенная почти
полтора века назад, великолепно задуманная, как «торжест-
венные пропилеи Керчи», доходила лишь до полугоры. Ее
214 ступеней широки, плавные марши чередуются с обшир-
ными террасами, лёт сто назад тут стояли грифоны (гераль-
дический зверь Пантикапея), высокие каменные чаши-фиа-
лы, но уже в книге, напечатанной в 1894 г., я прочел: «В на-
стоящее время лестница пришла в ветхость, украшения
исчезли...» Все это, конечно, должно быть восстановлено —
вряд ли тогда сравнится с керченской и знаменитая одесская.
Спускаясь, минуешь стены, стеночки, ограждающие кру-
тые дворы, висячие сады. Кинется в глаза по старой камен-
ной кладке кудрявая полоса, усеянная звездочками такой
изумрудности, такого изящества и тонкости, что кажется —
никогда не видывал подобного и, ей-богу же, незачем по
справочникам разыскивать ботаническое имя керченского
настенного мха... Зато ты уверен: то вольное дыха-
ние, что наполнило грудь наверху, донесешь нерастрачен-
8
пым до улиц у подножия, пока не обнимет новая свежесть:
морская.
Море и Митридат. Близость рубежей мира и рубежей
истории.
А само слово: Митридат — сколько раз на день и услы-
шишь вокруг, и сам повторишь. Не задумываясь, что не про-
сто это название, какими полным полна топонимика, но имя
человека, умершего больше двух тысячелетий назад. Митри-
дат Шестой Евпатор, его звали Великим, звали Диописом,
было ему шестьдесят девять, когда, потеряв все, свергнутый
народом и собственным сыном, он велел тут, на горе, зако-
лоть себя мечом — яд его не брал. Случилось это в 63 году
до нашей эры, то есть еще за девятнадцать лет до того, как
в римском сенате Цезарь упадет под ударами ножей к под-
ножию статуи Помпея.
Почему же запомнилось имя, прошло сквозь тысячелетия?
И как прошло! Вспоминаю, в кёрчепском моем детстве по-
стоянно слышалось просторечное, «неграмотное» Митрадат —
и вот в авторитетнейшем, по тем временам, Новом Брокгаузе,
в томе 26, нахожу прямую отсылку от «Митридата» к «Мие-
радату» — через фиту, греческую «тэту» (предыхательпое т).
Так что же — долетевший из бездонной древности, без книг
и писаний, подлинный звук?
Все же еще мы не коснулись «дна» времени, истока го-
рода. Еще четырьмя столетиями раньше скатывали темные
прямоугольные паруса, бросали в воду у причалов перехва-
ченные железом посередке тяжелые вытесанные камни (та-
кой древний якорь выставлен сейчас на керченском бульва-
ре), и рабы-гребцы судов, посланных Периклом за хлебом,
разминали руки в кровавых мозолях, разглядывая лепив-
шиеся по горе (как же называлась опа?) улицы-террасы
Пантикапея, уставленные чистенькими домиками с крошеч-
ными огороженными дворами.
Наверняка, и ранее, в VII в. до н. э., когда здесь возник
эмпорий — древнегреческое торговое поселение, картина бы-
ла та же.
Странно, удивительно сказать, но очутишься на Митри-
датских улицах — и перед тобой то там, то сям начнут вдруг
проступать черты некоего родства, сходства с тем, что было
тут буквально в бездне времен, при Перикле! Поражающая
особенность города, прав Станислав Славич, пишущий об этом
в своих отличных книжках о Керчи!..
Черты преемственной связи — даром что у ворот видишь
«Жигули»,жа зайдешь — цветной телевизор: так живут матро-
сы, рыбаки, рабочие, дело сейчас обычное, житейское...
9
Скажу кстати: не думаю, чтобы было нужно все с плеча
переименовывать. Не следует ли возвести в нерушимое пра-
вило: имя, запечатлевшее историю, присущее лишь данному и
никакому иному месту, не подлежит замене, непре-
рывность живой нити — ведь это тоже наше достояние.
...Греки. Скифы. Понтийские полководцы. Боспорское
царство. И вот «рать великая русская» прошла «от Корсуня
и до Корча»: так в IX в. появляется Керчь, и тут сама
история подсказывает нам, что ошибочно бытующее нередко
ударение Керчи вместо правильного Керчи *.
Некогда была она факторией, далеко протянувшей свой
щупы, отважной и пронырливой купеческой республикой.
Память о том: Генуэзский мол в бирюзовой воде!
Нашествие за нашествием на уже славянский город,
истребление его огнем и мечом, пепелища. И каждый раз в
необычайной его истории зримо свершалось гётевское:
«Умри и восстань!»
Я хорошо знал старую женщину, которую пятилетней
девочкой увозили на арбе, гоня, нахлестывая лошадей, а де-
вочка не сводила глаз с угольно-черного на фоне багрового
зарева Митридата.
...Там турки, англичане
Разорили нашу Керчь.
То было в Крымскую войну, двадцати лет не прошло, как
погиб Пушкин.
- Не знаю, не видел панорамы, схожей с той, что исполин-
ским размахом распахивается от монумента Славы.
Машины, автобусы подымаются по повой, бетонными
плитами уложенной дороге и ждут поодаль, пока группы
туристов, заезжих, артисты, музыканты, выступающие в кер-
чепских концертных и театральных залах, щелкают фотоап-
паратами или молча, зачарованно медлят у среза горы.
Два мыса, как две руки, обнимают глубокий вырез бухты.
И, следуя ему, пестрый ковер города настелен на далеко вы-
бежавший северный мыс. Частый лес мачт, теснота движу-
* Отзвуки древнего Корчева, Корча, видимо, пе замерли еще
и в середине прошлого века. В «Справочном энциклопедическом сло-
варе», в томе шестом, СПб, 1847, находим статью Керчь — с твердым
знаком и колеблющимся склонением: «Окрестности Керча усеяны бес-
численным множеством курганов...» «В 12 вер. от Керча находится
Камыш-Бурупская бухта, замечательная по ловле сельдей...» И лишь
в немногих местах появляется «Керчи», ясно показывая преемствен-
ную звуковую зависимость. «Из Керча», с очевидным ударением на
первом слоге, писал и Пушкин (брату Льву, 24 сентября 1820 года).
10
щихся кораблей, причальные массивы. Судоремонтный завод,
вовсе новый город, улицы, виадуки — Мимо, мимо, туда, где
громадно раскинулся завод Войкова, с крупнейшим в стране
цехом эмалированной посуды. Странной, чужеродной кажет-
ся здесь выкрошившаяся руина турецкой крепости Еникале
(тоже история!). Холмистые гряды в виноградниках — и к
оконечности крымской земли подкатывает дальний поезд.
Для него тут лишь малая остановка. Вдвинутый в море мас-
сив, а на плоско-пустынной палубе парома, сложившись
вчетверо, умещается состав, чтобы у азовской горловины
перешагнуть на Кавказ и покатиться дальше кубанской
степью...
Нет, пока не удалось перехватить эту горловину с кер-
ченского берега до Чушки — самой большой из кос, членя-
щих пролив, той дамбой, о которой ведется столько разгово-
ров. Она должна бы регулировать водообмен с Азовским
морем, справиться с осолонением его. Упал речной сток,
пресную воду по пути разбирают гидротехнические сооруже-
ния, она идет на полив от века жаждущей земли. И это от-
лично, но нарушена экология едва ли не уникального нере-
стилища, какое древние звали Меотическим болотом, а мы —
Азовским морем. Теплое, мелкое,— взмученные желтые по-
лосы подымаются даже в середине его,— накрытый природой
стол для миллионных косяков рыбы, для выращивания маль-
ков; бледно-голубое, опресненное — помню овечьи отары на
водопое у Казантипа. /
А сейчас, видишь с Митридата, засинел и пролив, что,
сразу глубокий, плещется у кромки бульвара, еще отвоевав-
шего новую широкую полосу у моря.
Перемены за переменами в казалось бы наизусть знако-
мом городе.
И все же удивительная вещь — преемственность его
плоти!
Площадь Лепина со зданиями универмага, почтамта, те-
атром и цветниками, куртинами; в зелени, рядышком с весе-
лыми стайками детей, вовсе не ищущих тени, в отличие от
$амаш, обсуждающих свои важные дела на скамейках, укры-
тых под живым пологом, стоит церковь Иоанна Предтечи.
Одна из древнейших в стране. Некогда я был крещен в ней,
маленькой, беленой, обычной провинциальной, со стертыми
особенностями. И никогда прежде не видел я сбросившего
многовековые наслоения стройного храма! Мягко кругля-
щиеся выступы абсиды... Непривычная плоскостность во-
сточной части. Коричневые полосы по фасаду, по ребрам ку-
пола, подчеркивающие рельеф, объемы. Из какой византий-
11
ской дали залетело это! Вот, думается, пример, как надо вос-
станавливать памятники.
Работы не закончены. Церковь вросла в землю. Сходить
по ступеням. Несколько колонн, тонких стебельков, для ко-
торых чужд даже этот древний свод с остатками фресок
XIV столетия. На одной колонне, без рамки, вертикальной
лентой процарапано о Кириаке, сыне Георгия, умершем
в 757 году. Домашне-простой след руки, работавшей двена-
дцать веков назад -- откуда только не приезжают, из-за ка-
ких тридевяти земель, чтобы лишь взглянуть на него!..
В церкви устроен лапидарий. Собраны стелы со здешних
античных, средневековых некрополей. Они разнолики. И ког-
да следишь за изменениями их от столетия к столетию, не
покидает ощущение, будто сами пласты времени сменяются,
перелистываются перед тобой.
...Здесь был базар с горами мушмулы и сладких рожков,
пассаж, пропахший кожей, лавчонки с подковками пахну-
щего чувяками суджука * и совершенно особый запах в
рыбных рядах. А между осмоленными баркасами в нечистой
малахитовой воде морские иглы неподвижно висели среди
водорослей, напоминающих салат. Йа закате ласточки
и стрижи наполняли воздух над низкими кровлями, как
рыбы садок.
Какие же сомнения — так, как теперь, свободней, кра-
сивей.
Сберечь, больше того — ярче открыть глазам исконную,
исторически сложившуюся красоту города, особенно — древ-
него, с такой поразительной историей — вот, на мой взгляд,
верховный принцип любых перестроек; забвение его дорого
обходится.
Ищу взглядом «свою» улицу, Петра Алексеева, бывшую
2-ю Босфорскую. Непроглядная отсюда, сверху, гуща, река
зелени.
...Железные шины колес дребезжали по каменным кула-
кам булыжной мостовой. Деревья с реденькими кронами го-
ло стояли поодаль одно от другого на слежавшейся в камень
панели перед домом. Дом... Где он? А вот. Тот самый. Жив,
уцелел. Сколько в конце концов было пожито в нем, какая
малая часть твоего века? Но малая эта часть — ни с каким
иным не сравнимое время, когда из мальчика становился
юношей!
Во дворе, захлебываясь лаем, кинется под ноги собачонка,
в подмогу ей кубарем катится вторая. Что-то не так во дворе.
* С уд ж у к — колбаса местного приготовления.
12
Разгорожено. Понадстроено. Да в том ли дело? Нет чего-то
главного. Могучего вяза, все осенявшего ветвями, властелина
двора. От его шатра и ушел некогда юноша в предстоящую
ему жизнь. Ни следа. Ни пня. Колеблешься определить точ-
ное место. Будто никогда не было. И, словно столкнувшись
лицом к лицу, по черте, подробности этой, в общем-то, впол-
не естественной, вдруг до осязательности ощутишь невозврат-
ность времени, неумолимую, если можно так сказать, веще-
ственность его, вырытую им, а затем укрытую, тщательно
декорированную бездну. Полет времени, как смело, метко
уподобил живший двести лет назад большой русский поэт,
Державин,— до свиста крыльев в ушах. Что же, отдаешь
себе отчет, что некого и не о чем спрашивать, дважды, триж-
ды перечитавши незнакомый список жильцов...
Ниже по улице на маленьком домишке — мемориальная
доска. Дом-памятник под охраной: здесь в белогвардейщину
была конспиративная квартира подпольщиков-большевиков.
И доской преображен «домик крошечка в три окошечка»,
выделен из множества таких же, что стояли по всей этой
окраине, по Соляной. Разве сочтешь, сколько раз пробегал
мимо с исцарапанными, дочерна загорелыми, ребячьими но-
гами, ни о чем не подозревая, пока...
Тот день, что я мог бы припомнить час за часом, стал
теперь названием улицы на полугоре. Как трудно мне от-
влечься от личного отношения ко многому и многому в этом
городе! Вот и к улице 23 мая 1919 года. Была она прежде
Константиновской, по имени «1-й гильдии купеческого сына»
грека Алексея Константинова, очевидно — Константипиди,
своим иждивением построившего лестницу снизу до этой
улицы. Наша семья, на одном из перепутий, связанных с бро-
дячей работой отца, изыскателя и строителя железпых до-
рог, па какое-то время вновь прибилась к родным местам.
Остановились у родича матери, капитана Русского общества
пароходства и торговли. Там, в доме дяди Кости, я и родился.
Узнаю теперь — двор при доме был непростой, в середке его
высилось нечто многогранное, в памяти почему-то застряло
словечко «фонтан», но то — водослив, куда, что ни лей, все
уходило в прорву, в «катакомбы», а вернее, в пористую массу
горы...
А 23 мая 1919 года...* Счет времени вели еще по привыч-
ке по старому стилю. Врезалось в память — четверг. Мне уже
четырнадцать, живем на 2-й Босфорской, раным-рано, но все
♦ Эта дата, а также все даты до февраля 1918 г. включительно
даны но старому стилю.
13
на ногах. День неярок, сухой стрекот ближе, ближе, явствен-
нее очереди, взрыв криков. Вжиканье пуль у самых окон,
ухающий вой «чемоданов», летящих с моря, с застывших на
рейде утюгов английских крейсеров. Восставшие закрепились
на горе. Жаркий бой на Константиновской! Отряды партизан
ночью вышли из каменоломен (впервые грозно прозвучало:
Аджимушкай!), одним командовал рабочий Петр Алексеев,
чье имя присвоят 2-й Босфорской — тяжело раненный в тот
день, он был вытащен из больницы, запытан, мучительно
казнен... Партизан поддержало трудовое население, бедно-
та,— казалось, значительная часть города уже в их руках.
Но нечего противопоставить антантовскому оружию деникин-
цев, главному калибру крейсеров, расстреливавших гору, как
па флотских маневрах, с полной безопасностью для себя.
Пьяная «победа» одна шаталась к вечеру по вымершим
улицам, обутая в нерусские скрипучие краги, с нерусскими
стоками белых офицеров, с красными до лоска рожами. Что
глушили спиртом — страх, совесть, запах горелой человечи-
ны на кровавом пиру? Ветер шевелил повешенных па ака-
циях, фонарных столбах, у заколоченного железоскобяного
магазина Литкевича. Расклеивали афиши: футбол с англий-
скими моряками.
Наш дом — второй с угла. На углу жил мой одноклассник
Коля Василенко, ставший после моряком. Изредка мы встре-
чали на улице его отца, рослого старика с бородой лопатой.
В долгополой одежде, похожий на старообрядца, прямой, су-
ровый, глядя прямо перед собой, он проходил мимо ребят,
уступавших ему дорогу.
За углом — Босфорская площадь. Вечерами вдруг став-
ший слышным лай собак со всего города доносился на ее
пустырь. Терялась в закатной дали цепочка горок, с самой
высокой, беловерхой, третьей от Митридата,— у нас звали ее
Сахарной головой; мы не знали, что так же назвал ее один
из крупнейших геологов Н. А. Андрусов — очевидно, на-
прашивалось: сахарные головы стояли тогда в синей бумаге
по всем бакалейным лавочкам. Горькие тени все шире пада-
ли на скудную траву. И что-то обрывалось в груди, непонят-
ная тоска стесняла сердце, будто касалась его стылая вода,
затоплявшая вечереющий город...
Нет пустыря. Улицы, застройки. В конце 2-й Босфорской
помню озерцо. Вода в нем появлялась лишь весной, на три-
четыре педели, по лодыжку. Но брачные трели лягушек
успевали разнестись на всю Соляную. Откуда брались, куда
девались? Потом пухлая прелая тина одна стлалась за по-
14
слезными домишками — в такой тиши, будто ничего и нет
в мире, кроме бездыханного безмолвия.
Сгинуло и озерцо. С морем соединен бассейн нового пор-
та, достойного рыбной столицы юга. Океанские суда, рефри-
жераторы, плавучие рыбозаводы швартуются у широко раз-
вернутой причальной стенки. В беглом луче вспыхивает
рыже-красный обвод на серой громаде — с осторожной меш-
котностью Гулливера среди лилипутов она вдвигается в мор-
ской канал исполинского ковша.
Сюда подведена железнодорожная ветка. Вырос пищевой
комбинат. Многоэтажные дома. И вот что стоит отметить:
в исконном ядре города их нет. Надо высоко ценить такую
бережность. Всегда ли и во всем мы проявляем ее? Длинный
унылый забор тянулся обок с площадью Ленина, за новым
универмагом,— никак не обойдешь стороной. Внутри при-
станище рычащих машин. Воздух полон выхлопами (позднее
тут разбили сквер). Здесь еще недавно стояло одно из при-
метных городских зданий. Один из старинных устоев —
Керченская александровская гимназия. Сколько людей, чьи
имена вписаны в историю страны, ее культуру, вышло отсю-
да! Ученые, писатели. Здесь учился А. И. Желябов, органи-
затор и руководитель «Народной воли», по ленинской
оценке — корифей русского революционного движения, по-
гибший на виселице с четырьмя другими первомартовцами.
Петр Войков, замечательный советский дипломат, убитый
белогвардейцами в Польше в 1927 г. Имя Войкова носит сей-
час металлургический завод... В 1963 г. школа имени Желя-
бова торжественно отметила столетие. А затем вековое здание
со многими заслугами приговорили к сносу. Не берусь
судить, так ли уж непоправимо поразила ветхость на совесть
воздвигнутые чуть ли полуторааршинной толщины стены...
Мы стремимся сохранить каждый камешек античной
древности — почему же так часто непримиримо расточи-
тельны по отношению к гораздо более близкому прошлому?
Надо ли непременно стремиться на месте одного города вы-
строить другой? Мы говорим о преемственности плоти города
при всех переменах, а значит это, что уникальность облика,
связанная с неповторимостью места, естественной среды и
сформированная также неповторимыми тысячелетиями исто-
рии, запрещает безликость и стандартность...
Вот от Генуэзского мола протянулся узкий язычок ста-
ринного квартала. К тому концу Приморского бульвара, что
назывался некогда Лизиной Рощей, он выходил домом полу-
круглым, строгим, с ярусами стрельчатых окон, их затеняли
высокие темные колонны. Говорят, даже пишут, то была
15
таможня, куда с корабля нетерпеливо соскочил стремитель-
ный юноша Пушкин. Пусть даже это и не так (здание вы-
строено поздней). В мое время тут помещалась библиотека.
И вид из окон — взлетающие гривы волн, сёдая даль до сла-
бой дымки таманского берега (в «14 000 саженях», как наме-
рил еще в 1068 г. по замерзшему проливу тмутаракаиский
князь Глеб), ныряющие суденышки, врывающийся рев реву-
нов — все это сливалось для меня, подростка, с тем обликом
необъятного мира, который.открывали другие, гигантские ок-
на— книги, какие я впервые читал. В читальне, комнатуш-
ке на верхотуре, в 1921 г. я и прочитал, что 7 августа
в Петрограде скончался поэт А. Блок, мне тогда неведо-
мый...
Неустранима особенность топографии — гора здесь «уг-
лом» подступает к морю. И все городские артерии, связыва-
ющие громадно-раскинутые новые районы, втискивались в
узкий просвет. Что говорить, нелегко было отыскать пра-
вильный выход. Но то, к чему пришли,— снести долой зда-
ние нерядовой архитектуры, ключевое для всей приморской
застройки и для лица города, одну из характернейших до-
стопримечательностей Керчи,— вряд ли назовешь верным
решением. Потеря невосполнимая — всегда ли осознаем гроз-
ный с^ысл этих двух слов?
...Поток машин, оставив позади теснину, минуя полтора
века известный стране историко-археологический музей, вод-
ное зеркало «ковша» с его массивными причалами, пересе-
кая затем новые железнодорожные пути и молодую зеленую
зону, устремляется туда, где, если глядеть с Митридата, над
мысом Ак-Бурун, «крепостным мысом», по керченскому
просторечию, сияющей чертой блещет закраипа Черного
моря.
Там, за буграми, за Старым Карантином, где стлались
тощие пшеницы и овсы помещика Олива, сказочно вырос
город горняков, металлургов, кораблестроителей. Дворцы
культуры, спортзалы, школы, стадион, парки, ленты пляжей
под обрывами — все, что сегодня присуще рабочему и ку-
рортному югу. Широкооконпые дома, как их положено стро-
ить — ввысь и вширь, просторно обрамляют проспект. Пре-
ображенный поселок Аршинцево, которому дали жизнь
камышбурунские руды, сейчас — промышленный район
Керчи.
Не хочу сравнивать, тем более подравнивать старую
Керчь под город, родившийся па глазах. Они сосуществуют.
И это отлично. Они сосуществуют, снимая жесткое «или —
или», оставляя возможность сопоставления, оценки.
16
Груженые составы идут с рудника на агломерационную
фабрику. Высятся трубы ТЭЦ. У камышбурунского порта —
знаменитый завод «Залив», строитель супертанкеров. Ви-
жу — исполин уже на плаву, готовый оборвать пуповину.
Сто восемьдесят тысяч тонн — как дать об этом представле-
ние? Подойдет ли сюда привычное слово «корабль»? Закинь
голову: двадцатиэтажный дом. Крошечные фигурки на-
верху...
А па столовой, прозаической столовой, надпись буковка-
ми, стремящимися подражать эллинским: «Тиритака». Да,
и здесь, на месте современного поселка, стоял античный го-
родок.
День склоняется к вечеру, и еще необъятнее раздается
земной круг, обнимающий всякого поднявшегося к монумен-
ту Славы. Красный шар падает на иззубренную гряду, дугой
замыкающую кругозор. И обуглены в пылающем костре ча-
стые конические зубцы — невиданный фантастический пей-
заж! Рукотворный пейзаж. Холмистая цепь надстрое-
на погребальными курганами... Не знаю, существует ли дру-
гое место, где древность не сводится к «объектам», а
участвует в формировании физического облика земли. Или
нигде в мире?
Человек поднял черепок. Донышко глиняного детского
пустячка. Перевернул. Кружком побежали письмена. «Де-
метриу» — разбирает он по-гречески. Еще одно изделие ма-
стера Деметрия! Не ведаем, ни кто он, ни как жил два
тысячелетия назад, а земля сохранила самое прочное в че-
ловеческой жизни — плоды труда!
Так размышляет человек и вдруг стремительно нагибает-
ся. Бурый осколок, нет, на нем серые, коричневые пояски
с кругообразной кривизной — кусочек плоского блюдца, но-не
в том дело: с оборота в упор глянули два круглых сближен-
ных глаза с такой игрой бликов в зрачках, что глаза эти
подмигивают, дуги бровей высокомерно вскинуты, воинствен-
ные волоски в усах растопорщены. Вот я вас! И все трып-
трава! Человек насвистывает, напевает и поминутно щупает
в кармане — цел? Что-то вошло в его собственную жизнь.
Подумать только — сосуд привез какой-нибудь милетский
корабль сюда, в благословенную хлебную страну (колос
изображался на пантикапейских монетах)!
И тысячелетие за тысячелетием среди шерстистой травы
с беленькими раковинками улиток-булимов лежали надмен-
ный прищур и осклабленная ухмылка — и никто их не видел!
Почва нафарширована остатками двухтысячелетней
жизни..
17
Пантикапей, очень большой город, отрыт только краеш-
ками — «как если бы на блюдо кинуть гривенник», сравнил
один археолог. Несколько лет назад московская экспедиция
под руководством И. Д. Марченко обнаружила руины об-
ширного здания, может быть, дома приемов, расписного, с
дорическими колоннами — его можно собрать из обломков,
Марченко мечтала увидеть его таким, как он стоял на Мит-
ридате. Воздвигнуты 3—4 колонны, перекрыты, вероятно,
частью антаблемента. Марченко умерла, и все остановилось.
Почему? Почему же? Разве так уж много надо средств?
Да и нельзя считать разницу доходов и издержек реша-
ющей в делах культуры. Тем более, что в единственном в
своем роде заповеднике нам прямо в руки дано неизмеримое
богатство. И настойчиво стучится в сознание мысль: если
показать его лицом, в полную силу, разве не пришлось бы
говорить об одном из удивительнейших центров паломниче-
ства? Какие затраты в любом исчислении не были бы с
лихвой перекрыты! И какой выигрыш, научный, идейный,
наша гордость, то, что вне материальных мерок!
А пока... Картина пестра. Прогремела сенсация — золотой
клад в курганах «Три брата», и вновь вспомнились времена,
когда были отысканы сокровища Куль-Оба (курган «Гора
пепла»), украшающие боспорскую коллекцию Эрмитажа.
А склеп Деметры с прославленными фресками... В прекрас-
ной книге «Боспор Киммерийский» (М., Искусство, 1983,
с. 68) образ богини, созданный неведомым нам боспорским
мастером, поставлен даже «в одном ряду с Сикстинской ма-
донной Рафаэля»! Но вот никак не отыщется способ укро-
тить разрушающие эту бесценную живопись почвенные во-
ды — очевидно, неслыханной сложности техническая задача,
не по плечу и эпохе НТР с космическими полетами!
Но как быстро, по-южному, вечереет... Жемчужный от-
свет пал на воду, степная лиловатая дымка сгустилась над
зубчатой грядой. Еще просвечивает кайма над Ак-Буруном
в черноморской стороне. Синь облекла город, где завтрашний
день стоит рядом с головокружительной бездной минувше-
го. Зернь далеких огоньков рассыпалась на членящих море
лентах кос, уходящих к таманскому берегу.
Таманский берег, Тамань. Нет без нее керченского кру-
гозора. Привычно белела вертикальная черточка таманской
церкви, если глядеть с бульвара. И у кого не было родни в
Тамани, а то и своей хатки? Дети казачьих семей учились
со мной. Те 14 000 сажен, что намерил князь Глеб, безотказ-
но пересекал знаменитый в городе «Вестник». По нему заме-
чали время те, у кого не было часов, а таких подавляющее
18
большинство. Был «Вестник» «последним из могикан» ко-
лесного морского пароходства — на склоне своей долгой тру-
долюбивой жизни он стал подобен динозавру, чудом очутив-
шемуся посреди неугомонного племени охотников на пе-
щерных медведей и саблезубых тигров.
Сейчас рейсы через пролив совершаются несколько раз
в день. Жить в Керчи и не побывать в Тамани немыслимо.
И чего только не вмещают в себя небольшие юркие теп-
лоходишки! Целую толпу ожидающих на пристани. Баулы,
плетеные корзины, путешествующую легковую машину. Воз-
вращаются с покупками из керченских магазинов. Или едут
на дешевый таманский базар. Людей посмотреть и себя по-
казать. Кивки, рукопожатия. Люди примелькались, знают
друг друга, как и капитанов теплоходов, судовые команды.
Отвалили. Но с рокотом обогнала, пронеслась вперед,
оставив долгий след, белая, как лебединое перо, комета-раке-
та па подводных крыльях. Вон она уже — съежилась в кро-
шечную темнеющую точку. Анапа — Туапсе — Сочи — что
ей стоит!
За створом между косой и Ак-Буруном поверхность моря
черней, тяжелей, рифленая, металлическая. «Бакинец» кач-
нуло. Ведомый капитаном Виталием Кальченко, он, после
косы Тузлы, берет курс на Тамань.
Чего же я ищу там?
Именно из Тамани в Керчь приехал Пушкин, торопясь
взбежать к «Митридатовой гробнице», сорвать цветок «для
памяти». В это время печаталась «Руслан и Людмила».
Меньше чем через три года будет начат «Онегин».
А через семнадцать лет, в 1837 г., другой юноша, ссыль-
ный, как и Пушкин, волей судьбы — наследник его, осенней
поздней ночью на перекладной тележке и с подорожной по
казенной надобности прибыл по почтовому тракту в Тамань.
Чип невелик, прапорщик,— квартиру отвели над самым мо-
рем, на обрыве, в хибарке, где «нечисто». А то, что Лермон-
тов написал через немногие месяцы, вошло в золотой фонд
русской литературы. «Не могу понять,— говорил Чехов Бу-
нину,— как мог он, будучи мальчиком, сделать это!» Сейчас
мы читаем «Тамань» в составе «Героя нашего времени», но
родилась она первой и, вероятно, тогда, когда автор ее еще
пе думал о романе, как о целом...
Прикоснуться к тому миру, «реалиям», что окружали
поэта... Дорого следует оценить попытку помочь в этом «пу-
тешествии во времени»! Дом-музей открыт в октябре 1976 г.
Небольшая группа энтузиастов во главе с Владимиром Алек-
сандровичем Захаровым стремится максимально восстано-
19
вить все «как было». Чтобы еще что-то оказалось закреплено
для пас в промелькнувшей полтора века назад краткой,
необычайной жизни...
Подъем на высокий берег. В «Тамани» он назван скали-
стым. Товарищ Лермонтова М. И. Цейдлер («Русский немец
белокурый...»), годом позже останавливавшийся у той же
Царицыхи па подворье черноморского казака Федора Мыс-
ника, говорит об утесистом береге. Однако это обычные для
здешних мест земляные кручи. Не «городишка», а по сию
пору станица, Тамань раскинулась шире иного губернского
города той поры. Посреди парка — памятник запорожцам:
казак в шароварах «шириной с Черное море» с русским
флагом в руке взбирается на крутизну.
То были запорожцы, переселяемые по указу императри-
цы после уничтожения Сечи на «остров Тамань».
И в те дальние времена Тамань была сопряжена с
Керчью. Как бы вторым планом это проходит у Лермонтова.
Берег Крыма тянется лиловой полосой. Хозяйская дочка,
ундина, убежала с лодочником из Керчи, скрыто и бесстраш-
но приплывающим ночью с таинственным грузом.
Не все «реалии» поддаются воскрешению. «Отвес берега»
оглажен бульдозером. Никакой кошачьей ловкости не тре-
буется, чтобы спуститься на уютный пляжик. Юная, строй-
ная, худенькая девчушка в купальных трусиках и лифчике
из цветастой синтетики с женской аккуратностью раскла-
дывает по гальке снятый джинсовый костюм. При любом
усилии воображения в ней не легко увидеть певунью с ка-
мышовой крыши, ночную спутницу по опасной морской про-
гулке героя «Тамани».
То ли место в точности? Текст «Тамани» наводит на
мысль, что подворье стояло левее, а не вправо от причала —
можно предположить, что место его не менялось. Там и
кручи выше и не так еще разгулялись бульдозеры.
Верно ли, нет — этим не умаляется значение историко-
культурного дела, предпринятого в Тамани. Лишь одна сто-
рона его — воспроизведение внешних черт, облика. Создан
и непрерывно умножается библиотечный фонд. Возник в
станице новый, нужный, интересный опорный пункт лермон-
товедения.
Возвращаюсь другим рейсом того же «Бакинца». Конечно,
разговоры о Доме-музее — кто из команды не побывал в нем?
Капитан Кальченко, видимо, и не раз. Неожидан, непривы-
чен оттенок в этих разговорах, упоминаниях. Великий поэт,
смутно, огромно рисующийся в полуторавековой дали? Да,
20
конечно. Это все знают. Но прежде всего — о Лермонтове,
как о с о с е д е!
Снова па пути трех- или четырехминутная остановка на
Тузле — и непосильный труд сочетать ее с той, «моей» Туз-
лой. Многокилометровая полоска, приросшая к кубанскому
берегу, девственно-пустынная, с резко отличными сторонами
«черноморской» и обращенной к проливу. Где чуть шире,
возникало подобие нетронутой степи, с кишащей живой ме-
лочью, непугаными птичьими стаями; птичьи базары кипели
на островке Бакланка, кинутом в узкий проход между лезви-
ем Тузлы и Ак-Бурупом, «крепостным мысом»*. На косе
стояли рыбацкие «заводы» и земляные балаганы, керченские
рыбаки битком набивались в них в весеннюю и осеннюю пу-
тины. То было продолжение рыбацкой Керчи — как и участ-
ки кубанского берега вплоть до Ачуева па Протоке, рукаве
Кубани при впадении в Азовское море, и Холодной балки
на Черном море, где невдалеке, к югу от мыса Панагия, по-
казывали след другого, старого черноморского рукава Ку-
бани.
Но и в самое горячее, со сверхсильным напряжением для
каждого время не покидало на косе чувство отъединенности,
отрыва от всего, что вне заброшенной в море ленточки суши.
Здесь, сам мальчишка, встретил я другого мальчишку,
который рассказывал людям в тесной клетушке, как он
сочинил песню, какой предстояло вскоре облететь страну:
«А в саду при долине...» О песнях слушали, песни пели — и
в душных, дымных, низеньких заводах с тусклыми светцами,
и на море, в дубках, в баркасах, в штиль и в волну. Песни
эти навсегда остались в памяти.
Отсюда за 18 верст ходил я в Тамань за хлебом.
Нет косы Тузлы. Шторм двадцать, пятого года прорвал
ее у корня, остался вытянутый остров; теперь уже два про-
рана в «две руки» принялись осолонять керченскую и та-
манскую бухты. Значение лова на Тузле упало; нынешние
сейнеры проторили дороги в океан. И где же девственность,
пустынность, отъединенность? Сизые рощи. Детский лагерь.
Дом отдыха. Сходит группа московского телевидения. И хлы-
нула на «Бакинец» шумная курортная толпа — провели день
посреди моря, теперь обратно в Керчь. Ей-богу же, это боль-
ше похоже на воскресную вечернюю посадку с бою в элек-
тричку где-нибудь на подмосковной дачной платформе.
Едет в город и Александр Александрович Чернов, рыбак
коренной, на Тузле в 1948 г. и родился. А не скажи он о
себе, за кого примешь по-выходному, даже со щегольством
одетого человека? Сменилось все. Песни? Поют, но другие.
21
Впрочем... «Тузла», как и в «мое» время, это больше для
«культурного» книжного разговора. А в обычном, бытовом,—
как была, так и осталась «Середняя». И’ не рыбаки, а, как и
было,— рыбалки. И те же ветры, бог весть из каких генуэз-
ских далей долетевшие (вот и Куприн называет их в
«Листригонах»),— пунент, широкко... Да, есть немало стой-
кого, прочного, не так уже легко размываемого вре-
менем!
А в небе над теплоходом, зорко присматриваясь к водной
шири, описывая петли, возвращаясь, кружит самолет рыб-
разведки.
Сейчас Керчь вся в цветущей акации.
Тонкий, сладостный, неуловимо-будоражащий запах со-
чится через раскрытые окна, разлит над дворами, над ули-
цами. Легкое дуновение доносит его на вершину горы. Де-
ревья стоят в белом, тяжелом, праздничном уборе, под но-
гами опавшие, но еще вяло, медово пахучие пухлые гроздья..
Дети набирают их охапками. И сколько птиц!
Все же что-то сдвинулось в экологическом балансе. Не
чертят сумерки ломким полетом летучие мыши. Не видно
так характерных прежде, трюхавших с наступлением ночи
по панелям, по пустырям зеленых жаб, гораздо более прыгу-
чих, «лягушкоподобных», чем северные серые.
Столбики мальв с простенькими желтыми и розовыми,
со стерженьком посредине, цветами по палисадникам, смени-
лись ухоженными клумбами.
Оповещение для всеобщего сведения: «За благоустройство
(такой-то) улицы отвечает (такой-то) коллектив».
Город-герой — это не только великая честь, но и непре-
рывная высокая ответственность в большом и малом.
Ни за что не затворить окошка, хоть знаешь, что чем
свет разбудит воркование! Так непохожее на привычное се-
верное. Еще сквозь сон прислушиваешься к глуховатому
замиранию на третьем слоге, примерно:
ТА-ТА-у-ТУ!
ТА-ТА-у-ТУ!
Самый ранний звонок по телефону застает уже на ногах.
Готов? Отлично. Через пять минут будет «козлик», едем по
полуострову. Прежде всего, конечно же, КАНАЛ.
...Старая Керчь. Никогда не забыть.
Сушь. Хрусткая пыль на зубах. И мечта о воде. Приез-
жие долго привыкали к керченской, она солона, с сероватым
22
отстоем. И той мало, считай каждое ведерко, не хватает и
на половину самых скромных потребностей.
Жажда города. Жажда земли, с выпотами солонцов, пе-
рекрещенной к лету трещинами, куда входил детский ку-
лачок...
...Издалека показалась вороненая сталь ходящей в вет-
реный день острыми гребнями водной поверхности. Черное,
Азовское? Здесь, на перешейке, которым связан Керченский
полуостров с основным Крымом, оба близки.
Но не Черное, не Азовское — это пресное море. Ем-
кость его 36 миллионов кубометров: самое большое на Ка-
нале. А рядом село — Фронтовое. Это ведь тот Акмонайский
перешеек, где дважды проходил фронт —- в гражданскую и
в Великую Отечественную. Где нынешней пышной зеленью
укрыты памятники над братскими захоронениями. Каждая
пядь досыта полита, пересыщена кровью. Как счесть всех
тех, кто лег, назвать-по именам, званиям?
Под иными памятниками — не одна тысяча...
И как раз отсюда, именно отсюда, от Фронтового, идет
Река Жизни.
Замечательные слова на плите: «В год пятидесятилетия
образования СССР сбылась вековая мечта трудящихся Кер-
ченского полуострова — воды Днепра пришли на земли Ле-
нинского района. 27 апреля 1972 года».
Едем вдоль ложа. Дюкеры. Перегораживающие сооруже-
ния. Новенький домик службы капала — посреди уже под-
нявшегося сада, цветников, требующих, разумеется, внима-
ния, заботы, а главное — любви к живой красоте. Одних-то
роз — белых, красных, чайных, бархатных! Нет, это вовсе
не входит в смотрительские обязанности Лидии Ивановны
Шулятьевой, да и живет она не здесь, а на Семисотке, вер-
стах в семи (опять пахнёт стариной, сплавом ее с нашим
нынешним: семьсот казаков выселены сюда при Екатерине
из уничтоженной Запорожской Сечи). Но иначе не захотели
представить себе своего рабочего места ни она, ни ее това-
рищи: плох тот, кто никогда не потребует от себя ничего
сверх положенного. Честно говоря, слегка шевельнется и за-
висть к неторопливой тишине, шелесту ветвей, легкому воз-
духу в комнате с белеными стенами, запахом трав. И к тем
мыслям, серьезной оглядке на свое место и дело в жизни, на
себя самого, каков ты есть, что придут, не могут не прийти
под внимательными взорами бархатных и чайных, под не-
умолчный голос, шорох, плеск не знающей устали воды.
Впрочем, о них не спросишь, о тех мыслях, да и кто станет
делиться ими с мимоедущим...
23
Ажурные крылья раскинуты на полсотни, на семьдесят
метров. Похоже, что первые самолеты времен братьев Райт
присели там и сям по всему кругозору и, присевши, что-то
делают, хлопочут в серебристо-радужном тумане. И любо
посмотреть, как под щедрыми дождевальными струями гу-
стыми коврами расстилаются поля хлебов, посевы райграса,
ежи сборной, эспарцета, люцерны. Яровая вика с овсом, ози-
мая с пшеницей. А цветение степи! Полосы багряного, вне-
запный затопляющий разлив густо-лилового. Тюльпаны
отошли; брызнули красные капли маков, затаенно глянет си-
ним глазком мелкий полевой ирис-петушок. Мышиный,-ду-
шистый горошек со своим тонким запахом весны. И все пе-
ревито растениями-вьюнами, бело-розовыми колокольчиками!
Нашего спутника, заместителя редактора районной газе-
ты «Под знаменем Ленина», близко касаются, как и всё в
районе, дела меняющейся природы. Как заправский бота-
ник, он сыплет именами, названиями всей этой гущи обита-
телей Зеленой страны. Новая агротехника! А виноградники!
4 000 гектаров! Больше, чем на Южном берегу.
Зовут нашего спутника, сейчас распоряжающегося мар-
шрутом, Михаил Федорович Вольфсон. Старый журналист,
он награжден за свою работу Грамотой Президиума Верхов-
ного Совета Украины.
Проезжаем только подымающимися молодыми керчен-
скими лесами. Замедляем ход. Тише! Еще тише! Только бы
не спугнуть фазанов!..
Прямо из-под колес взлетают небесно-голубые ракши.
Синие птицы. Птицы счастья.
Здесь оправданнее, чем где-либо, переименования. Ведь
нет и помину вросших в землю, задымленных, глинобитных,
саманных хижин. И как умножились поселения, усадьбы,
фермы! Непрерывно ощущаешь живое биение труда, форми-
рующего землю. Воскрешая ее. Откуда, как запало, еще с
детства, ощущение до угрюмости мертвенной, одноликой сте-
пи? Ландшафт, полный кулис, с нежданно меняющейся пер-
спективой. Словно впервые видишь все рельефно выделен-
ные, подчеркнутые необычные особенности его. Керченское
холмогор ь е: как метко слово, найденное географами!
Гребни, гряды — затухающая Митридатская, вперебой с
ней, к югу,— Парпачская: эти названия даны Н. И. Адрусо-
вым, настолько увлеченным- прихотливой сложностью, неис-
черпаемостью в строении этого, казалось бы, такого малого
на карте страны, клочка земли, что не пожалел десятилетий
для исследования его, подведя итоги целой книгой «Геотек-
тоника Керченского полуострова».
24
Что знали о недрах? О чем-то догадывались. Точно про-
емы в подземный мир, раскиданы группы небольших вулкан-
чиков, сопок. У каждого своя биография. Потухшие, дейст-
вующие, изливая пузырящиеся потоки. Подымаемся на литое
темя крутой, большой сопки, молчащей с 1914 г. Грубые,
длинные стебли па пролысинах почвы, корзинки грязно-
желтых цветов.
— Сорвите, понюхайте,— с улыбочкой, предвкушающей
эффект, предлагает всезнающий спутник.— Попюхайте, не
бойтесь!
Удушливая, едва выносимая вонь. Что же это?!
— Губорепка!
...Издали в степном мареве различаешь сквозные, решет-
чатые вышки буровых. Стан георазведчиков. Двери во вре-
мянку приоткрыты. Трещат цикады. Мелькнул тушканчик.
Кто-то возится у машины с поднятым капотом, другой с
двумя полными ведрами спешит от ставочка в сотне шагов.
А под ногами, под этой времянкой, машиной, ставочком,
пышным разнотравьем, на четырехкилометровой глубине, ко-
торую не вообразить реально, бур, пронзив слоеный пирог
пластов, складывающих земную толщу, достиг в душной кро-
мешной, спрессованной под исполинским давлением тьме
предсказанного геологами газосодержащего слоя.
На дальнем срезе кругозора показывается Онук. Тот, что
реющей тенью виден с кавказского берега, с мыса Панагия.
Следишь, как он вырастает на глазах.
Вот темной тучей налег на край небосклона:
. И резко меняет облик.
Огибаем с севера — отлог и раскидист. Верховой маль-
чишка, пятками понукая коня, сбивающегося на шаг на дол-
гом подъеме, везет в торбах хлеб чабанам овечьих отар —
вон они, горстками рассыпаны по склону!
Обогнули — и неузнаваемо подобралось, упруго вобрав в
себя все раскинутое, литое тело горы.
Кряж Опука, резко отличный ото всего, что встречалось в
этой поездке, с плоской, «столовой», как у африканских гор,
крышей-вершиной, слегка наклонен к югу. И круто обры-
вается в Черном, море, будто в стремительном движении ту-
да, где в нескольких километрах вырастают посреди воды
особенной прозрачности, дивной синевы Корабли-Камни.
Сколько раз описаны они, воспроизведены в географических
альбомах, в «Чудесах природы» — сверкающие на солнце, в
снежно-белой рубашке чаячьего гуано, в точности похожие
25
на окаменевшие паруса-ветрила с пенным колечком у осно-
вания!
А южный срыв горы вблизи морщинист, расчленен. Стол-
бы и зубы утесов сторожат провалы, на дне медленно взды-
мается и опадает лиловая до черноты вода в спокойном
дыхании — слабо донесется сосущий, чмокающий звук. Мяу-
кающие крики мартынов будят дремлющее эхо; черный бак-
лан по касательной пролетел над морской гладью, сея пре-
рывистую строчку долго не замирающих всплесков.
Крутизна и зияния, громады ступеней восходят к верх-
нему венцу, к отвесу первозданного панциря, рождая сравне-
ние с чудовищным костяком мертвого исполина, некогда бре-
менившего землю.
У подножия притулились остатки древнего города Ким-
мерика.
Чистейшая струя вытекает из трубы, бог весть кем и ког-
да вделанной.
Ворожба этого места (в стороне от туристских троп — и
верно, к счастью!) внятна всякому, кого коснется она. Зем-
леведу, напряженно разгадывающему загаданное ею. Хими-
кам, климатологам, стремящимся разобраться в целебной
силе чистого, сухого воздуха полынных степей, в сложных
растворах солей озерной воды. Маститый фаунист, неустан-
ный искатель нехоженых просторов, уязвлен причудли-
востью пейзажа, нежданным своеобразием живого мира.
А теперь вот и мы грешные. О себе скажу — признаюсь,
именно в здешних (псевдонимы прозрачны) местах происхо-
дит главное в романе «Песок под босыми ногами», который
я написал несколько лет назад. Николай Трофимович Мари-
ин... Объехал чуть ли не все моря на судах рыбразведки,
выпустил книжку «Три океана», но сколько в ней стихов о
людях Керчи, их земле и море, которого не заслонить иным
морям и океанам! Василий Яковлевич Маковецкий... Чело-
век особенной скромности, преданности своему делу, раз
взятой твердой линии. Каждая из его книг свидетельствует
об этом. Каждая раскрывает какую-то грань окружающей
его сложной, яркой жизни, неразрывными нитями связанной
с общим, огромным миром нашей Родины.
«Керченскими повестями» названа недавняя книга. Но
и все написанное им — «керченские повести», уже это высо-
ко поучительно для меня, хорошо помнящего, в частности,
что ни о каком писателе, живущем и работающем в Керчи
моего детства и юности, не могло быть и речи.
Ему дороги его герои, мягкая лирическая нота звучит со
страниц книг; и очевидно, что так же дороги и близки ему
26
реальные, живые люди вокруг, те, без кого он не смог бы
написать ни одного героя. А это — дороги, близки — и
есть первое непременное условие литературы.
Копни глубже, внимательнее в своем месте — и, пожалуй,
больше узнаешь обо всем, чем тот, кто проскачет галопом
из конца в конец да и был таков!
Примета и особенность нашего времени: литературная
Керчь. Вячеслав Отрошко, Наум Славин, Марк Смородин,
Николай Щербуха... Я назвал не всех.
Полуостров исхожен нашим спутником, Маковецким,
вдоль и поперек. Пешком, рюкзак за плечами. И не с турист-
ской созерцательностью, а впутываясь, вмешиваясь во мно-
гое горячее, кипучее, с чем сводит жизнь. Вот и в то, чтобы
не дать пустить по ветру/расточить красоту, богатство, не-
повторимость этой земли.
Сейчас, у северного края полуострова, заповедан удиви-
тельный, высокий, вдвинутый в азовскую гладь Казантип —
атолл древнего моря, сам ставший полуостровком,— округ-
лая гора, ножкой-перешейком прилепленная к береговой
линии.
А тут, па юге, у Черного моря объявлен заповедным уро-
чищем (с 1980 г., а до того — памятником природы) Опук и
связанное с ним чудо — Корабли-Камни, они же — Скалы-
корабли.
Опук стал сильнейшим впечатлением юности художника
Константина Богаевского, поразил поэта Максимилиана Во-
лошина.
Так уникально место, где мы очутились. То, что видим,
дополняют рассказы попутчиков. Вот Маковецкий сви-
детельствует... о морских змеях! «Вынериет, хоть под этой
скалой, с добычей, с глосиком в пасти». Речь идет об обита-
телях «волшебной горы», особом виде — «водяных ужах».
Нет у них желтых «ушек», как у обычного, всем знакомого.
Но не одним этим отличны они. Путешественник, зоолог,
знаток Крыма И. И. Пузанов называет их «гигантскими», он
видел, как с шипеньем они «страшно» раздувают «свое й без
того толстое тело». Волошин писал, что они «кишат» в за-
ливчиках, у лабиринта скал, изъеденных «щелями, напоми-
нающими трещины ледников».
Если бы в те, далекие годы, когда наклонный к югу кряж
был привычной деталью моего детского кругозора,— если бы
только довелось мне тогда прослышать про морских змей!..
Будто заговоренным кругом очерченный ткцвой мир
Опука!
27
Каждый шаг вспугивает тучи травяной мелочи, разно-
видных прямокрылых, прыскающих из-под ног с треском ма-
линовых, бирюзовых веерков-крыльев. Стрекот стоит в па-
хучем, с эфирным запахом шалфея, чуть солоноватом возду-
хе. Снуют ящерицы, бурые, с прозеленью.
. А птицы... Отменены 43 вида — «единственное в своем
роде скопление птиц, подобного которому пет больше на
Керченском полуострове и вообще в Крыму», удостоверяет
исследователь-орнитолог Ю. В. Аверин,
Маковецкий вдруг круто поворачивается.
— Смотрите: розовые скворцы!
Однако стая, усеявшая берег озера под горой, отливает
лищь металлической чернью.
— Терпение! Не забывайте: терпение. Смотрите. Смот-
рите же!
Точно по команде стая шумно взмыла. В уже косых лу-
чах ударило по глазам мгновенным сполохом розовое облако!
И безотчетный, щекотный холодок счастья пробежал по те-
лу. Смывая с души все налипшее, нечистое, тяжелое. Застав-
ляя забыть и о полчищах «овечьих» мух, облепивших руки,
шею -г где только можно добраться до кожи.
Озеро было голубым, полноводным, приманчиво плещу-
щим. Со следами побежек куликов у кромки. По-мальчище-
ски захотелось, разувшись, закатав штанины, шагнуть, по-
болтать в воде босыми ногами. Но обожгло, хлестнуло, точно
крапивой по ногам, по незаметным ссадинкам на них. Жгу-
чая вода! Зачерпнешь горстью — горькая, как слабительная
соль, рапа! Вода целебного озера.
А мимо озера,, на запад, навстречу падающему, теряя
раскаленность, солнечному шару, насколько хватал глаз,
бежала оранжевая, бежала золотая лента с россыпями раз-
ноцветных раковин в крупной зерни бархатного песка — де-
сятки и десятки километров пляжей с белой оторочкой при-
боя, подобных которым не приходилось видеть больше нигде.
Словно жадно устремленная к Грядущему керченская
целина.
Москва
НАТАЛИЯ ГУРЬЯНОВА
ИЗДАТЕЛЬНИЦА
ПЕРВЫХ КНИГ
В. И. ЛЕНИНА
Ялтинской городской библиотеке
имени А. II. Чехова как бесценная
реликвия хранится книга, на об-
ложке которой читаем: «Владимир Ильин. Развитие капита-
лизма в России. Процесс образования внутреннего рынка
для крупной промышленности. Издание М. И. Водовозовой.
С.-Петербург, 1899».
Прижизненное ленинское издание...
Для крымчан оно особенно дорого тем, что связано с
историей Южного берега Крыма. Именно здесь, в Мисхоре,
периодически жила первая издательница трудов В. И. Лени-
на М. И. Водовозова.
Родилась Мария Ивановна 15 июня 1869 г. в семье из-
вестного в то время сибирского чаеторговца И. Ф. Токмакова
в Кяхте забайкальском городке, куда ссылали русских
революционеров.
Общение с ссыльными, рассказы родителей о декабрис-
тах, чтение и обсуждение в доме герценовских «Колокола»
и «Полярной Звезды» сказались на развитии прогрессивных
убеждений будущей издательницы.
В 1879—1880 годы, чтобы дать детям образование, а от-
части в связи с плохим здоровьем И. Ф. Токмакова, семья
переехала в Москву. Там М. Токмакова окончила с золотой
медалью первую казенную женскую гимназию и получила
звание домашней учительницы. В 1890 г. в Петербурге она
стала слушательницей Бестужевских курсов.
В 1891—1892 годы, когда в России свирепствовал голод,
Мария Ивановна вместе с сестрой Еленой Ивановной уехала
в Поволжье, где помогала в создании так называемых пита-
тельных пунктов, организовывала сбор средств, оказывала
медицинскую помощь.
В 1883 г. Токмаковы приобрели па Южном берегу Кры-
ма, в Мисхоре, имение Олеиз, построили дом * для семьи и
дачи для приезжих.
* Сегодня — один из корпусов дома отдыха «Судостроитель».
29
Прогрессивные взгляды Токмаковых нашли свое выра-
жение в общественной деятельности. В соседнем селении
Кореиз они построили школу на 50 мест, Народный дом (ны-
не клуб), где были созданы драматический и музыкальный
кружки, хор, библиотека с читальным залом. В концертах
выступали О. Л. Книппер-Чехова, К. А. Эрдели, Е. Д. и
М. Д. Турчаниновы, А. И. Куприн. Детский праздник
однажды посетил Л. Н. Толстой. Сборы шли на благотвори-
тельные цели, библиотеку, которая, после Ялтинской, счита-
лась лучшей на побережье. Большую часть забот по органи-
зации работы Народного дома взяла на себя сестра Водово-
зовой Гали Ивановна Токмакова-Петрова.
На средства Токмаковых была построена Кореизская
больница, где лечился живший тогда в Кореизе агент ленин-
ской «Искры» В. Г. Шкляревич. В 1902 г. он установил
по поручению В. И. Ленина непосредственную связь редак-
ции газеты с Ялтинской социал-демократической организа-
цией. К нему сюда шли письма В. И. Ленина и Н. К. Круп-
ской.
В имении Токмаковых собирались писатели, композито-
ры, художники, врачи, прогрессивно настроенная молодежь.
На даче «Нюра», входившей в имение Олеиз, в разные годы
жили М. Горький, Ф. И. Шаляпин, М. Н. Ермолова,
С. В. Рахманинов, М. В. Нестеров и другие представители
русской культуры. В семье Токмаковых нашел приют
находившийся под гласным надзором полиции известный
революционер Л. Б. Красин, о чем сохранилась запись в по-
лицейском деле: «С 8-го ноября... 1893 года проживает в
имепии Токмаковых Олеиз... сын чиновника 24 лет, Леонид
Борисов Красин, который в семействе Токмаковых принят,
как очень близкий знакомый... Такое близкое знакомство
с Красиным вновь подтверждает отношение семейства Ток-
маковых с лицами неблагонадежными в политическом отно-
шении». И дальше: «За деятельностью и сношениями как
Токмаковых, так вообще и всех проживающих в... Олеизе...
имеется строгое наблюдение».
На Южном берегу Красин изучал «Капитал» Карла
Маркса, работал над статьей о капиталистическом пути раз-
вития сельского хозяйства на юге России.
В имении родителей Мария Ивановна познакомилась с
Николаем Васильевичем Водовозовым (1870—1896) и в янва-
ре девяносто третьего года вышла за него замуж.
Публицист, автор ряда статей по истории общественной
мысли и рабочего движения, Н. В. Водовозов в 1895 г.
вместе с М. И. Водовозовой основал прогрессивное книгоиз-
30
дательство. Вначале оно находилось в Москве, затем — в Пе-
тербурге.
Совместно супругам удалось выпустить лишь одну книгу.
25 мая 1896 г. Николай Васильевич скончался в Вене от
туберкулеза. Тело его перевезли в Россию и 3 июня похоро-
нили на мисхорском кладбище.
М. И. Водовозова продолжала издавать книги одна.
Она преследовала просветительные цели и выпускала
лишь работы экономистов, историков, философов, лишая
этим издательство определенной прибыли и в то же вре-
мя подвергая себя постоянным нападкам со стороны цен-
зуры.
В издательстве Водовозовой вышел ряд работ так назы-
ваемых «легальных марксистов». И хотя «легальный марк-
сизм» был либерально-буржуазным извращением учения
Маркса, и Лепин с ним беспощадно боролся, в тот момент,
по определению самого же Владимира Ильича, это была едва
ли не единственная возможность популяризации марксист-
ских идей.
В январе 1898 г. В. И. Ленин писал А. И. Ульяновой из
сибирской ссылки: «У меня теперь в голове все планы об
издании своих статей особой книгой. Я получил на днях
«Экономические этюды» Н. Водовозова, и они меня натолк-
нули на эту мысль» *. Владимир Ильич в тот период уделял
огромное внимание борьбе с народничеством, которое стояло
на пути распространения марксизма в России. Он пишет ряд
статей, направленных против мелкобуржуазных идей народ-
ников, и решает издать их отдельным сборником.
«Экономические этюды и статьи» В. И. Ленина вышли
в свет в октябре 1898 г. в издательстве М. И. Водовозо-
вой. 10 ноября в с. Шушенском книгу получил Владимир
Ильич.
«Самым крупным событием в нашей жизни за последнее
время было, конечно, прибытие «этюдов и статей». Ждали
мы их, ждали, потом поставили крест, и Володя накануне
почты пессимистически замечал: что особенного может при-
нести почта? Наконец в одно серенькое утро — видим лезет
через забор мальчишка из волости с каким-то громадным
тюком: оказались бесконечные «этюды», завернутые в во-
лостной тулуп... Настроение быстро изменилось» **,— пи-
сала Н. К. Крупская А. И. Ульяновой-Елизаровой 22 ноября
1898 г.
Первый легальный сборник произведений В. И. Ленина
♦Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 55, с, 70,
Там же, с. 404.
81
был издап тиражом 1200 экземпляров. В него вошло пять
статей: «К характеристике экономического романтизма. Сис-
монди и паши отечественные сисмондисты», «Кустарная пе-
репись 1894/95 года в Пермской губернии и общие вопросы
«кустарной» промышленности», «Перлы народнического про-
жектерства», «От какого наследства мы отказываемся?» и
«К вопросу о нашей фабрично-заводской статистике». Че-
тыре из них, за исключением «К характеристике экономи-
ческого романтизма», публиковались впервые.
Появление сборника Ленина сразу привлекло к себе вни-
мание. Одна из первых рецензий под названием «Новая
книга против народничества», написанная членом «Союза
борьбы за освобождение рабочего класса» М. А. Сильвиным,
отбывавшим ссылку в Сибири, опубликована в газете «Ени-
сей» 9 декабря 1898 г. Владимир Ильич остался ею до-
волен.
На выход книги в свет «откликнулась» и петербургская
охранка. 18 ноября 1898 г. в департамент полиции поступило
донесение: «Вышло в свет и продается... новое произве-
дение... Владимира Ильина... Названный автор более извес-
тен под другим своим псевдонимом — «Тулин»... Настоя-
щую его фамилию знают немногие, так как социал-демокра-
ты держат ее в большом секрете, оберегая в этом авторе
одного из своих вожаков. В действительности это — полити-
ческий ссыльный Владимир Ильин. Ульянов, родной брат
террориста Александра Ульянова, казненного в 1887 году».
В сибирской ссылке В. И. Ленин продолжал усиленно ра-
ботать и над своим капитальным трудом — «Развитие капи-
тализма в России». С предложением издать книгу Владимир
Ильич решает обратиться к М. И. Водовозовой. «Не взялась
ли бы издать книгу г-жа М. Водовозова?» * — спрашивает он
в ноябре 1898 г. А. И. Ульянову-Елизарову, которая неза-
долго до этого вместе с М. Т. Елизаровым ездила в Крым.
Останавливались они в Алупке, где именно — неизвестно. Но
не исключена возможность, что они проживали в принадле-
жавшем М. И. Водовозовой «Пансионе для лиц интеллекту-
ального труда». Как и издательство, пансион не имел ком-
мерческих целей. Им руководила сестра Марии Ивановны —
Е. И. Токмакова, дававшая, по сведениям Таврическою
жандармского управления, «приют неблагонадежным».
Во всяком случае о приезде А. И. Ульяновой-Елизаро-
вой и М. Т. Елизарова в Алупку стало сразу же известно
царским властям. В сентябре 1898 г. ялтинский исправник
♦Ленин В. И, Поли. собр. соч., т. 55, с. 105.
82
послал секретный рапорт Таврическому губернатору, в кото-
ром доносил, что «прибывшая в Алупку жена коллежского
секретаря Анна Ильинична Елизарова состоит под неглас-
ным надзором полиции. Негласный надзор полиции за ней
учрежден». В Крыму Анна Ильинична была недолго.
В конце ноября того же года, зная уже о согласии Водо-
возовой, Владимир Ильич пишет Анне Ильиничне: «Это име-
ет свои хорошие стороны, что издание перешло к Водовозо-
вой: по крайней мере, определеннее будет стоять дело...
Я намерен, воспользоваться предложением Водовозовой (ко-
торой при свидании передай, разумеется, всяческие от меня
благодарности) издать мои «рынки...» * (таково было рабо-
чее название книги «Развитие капитализма в России»).
Старшей сестре, которая непосредственно вела перегово-
ры об издании книги, Ленин сообщает: «О моем согласии на
предложение Водовозовой я ответил немедленно по по-
лучении твоего письма» **.
В. И. Ленин стремился дать читателям безупречную кни-
гу не только по содержанию, но и оформлению, он обращает
внимание даже на мелочи, например, на то, каким шрифтом
печатать названия параграфов, таблицы. Просит присылать
ему в Шушенское для окончательной проверки, так называе-
мые, белые, или чистые листы.
Владимир Ильич заботился и о денежных интересах из-
дательницы: он выбрал менее выгодный для себя вид опла-
ты — чистую прибыль ***, а не определенный гонорар, так
как не решился просить у Водовозовой по 75 руб. за лист
«...что, вероятно, обременительно и рискованно для изда-
теля» **♦*.
В конце марта 1899 г. книга «Развитие капитализма в
России» вышла в свет, и 15 апреля газета «Русские ведомо-
сти» поместила объявление: «Новое издание М. И. Водово-
зовой. Владимир Ильин. Развитие капитализма в России.
Процесс образования внутреннего рынка для крупной про-
мышленности. Цена 2 руб. 50 коп. Стр. 480». Тираж книги
составил 2400 экземпляров.
В конце апреля в Шушенском Владимир Ильич получил
первые три экземпляра. Книга удостоилась его высокой по-
хвалы: «Внешним видом книги я очень доволен,— сообщал
* Ленин В И. Поли. собр. соч., т. 55, с. 111.
* * Там же, с. 125.
* ** Остается после распродажи всего тиража, расчета с издатель-
ством, книжным магазином и т. д.
* **♦ Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 55, с. 116.
2 Крымские каникулы
33
oil 1 мая 1899 г. Анне Ильиничне.— Издана прекрас-
но...» *.
Восторженно отозвалась о книге и ее издательница. Пи-
сателю А. И. Эртелю, с которым она работала в Поволжье,
М. И. Водовозова сообщала 13 июля 1899 г.: «Успех моих
некоторых последних изданий просто поразителен,— я го-
ворю о книге Ильина «Развитие капитализма в России».
Я издала ее весной, и, несмотря на наступление лета и отлив
молодежи из столиц перед пасхой, эта книжка расходится с
невероятной быстротой... Успех Ильина объясняется, помимо
блестящих литературных и научных данных, еще, главным
образом, тем, что он трактует об образовании внутреннего
рынка.в связи с аграрным вопросом в России и разложени-
ем крестьянства... Нельзя читать эту книгу без самого захва-
тывающего интереса».
Труд В. И. Ленина, окончательно разгромив идеологию
народничества и подвергнув критике «легальный марксизм»,
указывал путь, по которому пойдет развитие России. Следу-
ет отметить, что для крымчан немалый интерес представля-
ет то, что, давая оценку капиталистической эволюции земле-
делия в пореформенной России, Владимир Ильич использовал
данные статистики по Таврической губернии, в состав ко-
торой входил Крым. Он упомянул в книге и о крайне тяже-
лом положении рабочих на табачных плантациях в Крыму и
вызванном этим судебном деле, которое разбиралось у ял-
тинского городского судьи.
Помимо издания книг, М. И. Водовозова в 1899 г. заведо-
вала беллетристическим отделом ежемесячного научного и
литературно-политического журнала «Начало», где печата-
лись труды и письма К. Маркса, Ф. Энгельса, Г. В. Плеха-
нова. Здесь (№ 3, март 1899 г.) В. И. Ленин поместил в виде
статей и первые шесть параграфов третьей главы книги
«Развитие капитализма в России» под названием «Вытесне-
ние барщинного хозяйства капиталистическим в современном
русском земледелии». В третьем, четвертом и пятом номерах
«Начала» печатались рецензии Ленина на книги Джона Гоб-
сона, К. Каутского.
В июне 1899 г., просуществовав пять месяцев, журнал
был запрещен. G его закрытием Водовозова потеряла значи-
тельную часть своих средств. В 1900 г. перестало существо-*
вать и ее издательство. М. И. Водовозова попала под надзор
полиции и была выслана из Петербурга в Крым, в Олеиз.
♦Ленин В. И, Полн. собр. соч., т. 55, с. 159.
84
Лучшую оценку издательской деятельности Водовозовой
дала в 1925 г. А. И. Ульянова-Елизарова: «Сим под-
тверждаю, что, как мне известно, М. И, Водовозова (по вто-
рому мужу — Хорошко) была первой издательницей легаль-
ных марксистских книг в России в конце 90-х и начале 900-х
годов. В том числе ею были изданы две книги моего покой-
ного брата Владимира Ильича Ульянова-Ленина: «Развитие
капитализма в России» и «Экономические этюды».
Скончалась М. И. Водовозова 13 декабря 1954 г. в Мо-
скве.
Похоронена на Ново-Девичьем кладбище. Имя ее навсе-
гда вошло в историю русской демократической печати.
Ялта
АННА МИЩЕНКО
ТОВАРИЩ КЛАВА
ел третий год гражданской войны.
Еще не создан Южный фронт.
Еще впереди был легендарный
штурм Перекопа, и вал, преграждавший дорогу в Крым, уг-
рюмо щетинился стволами белогвардейских орудий и пуле-
метов. Под его прикрытием белая армия накапливала силы
для нового удара по Советской России.
В глубоком вражеском тылу, в невероятно тяжелых усло-
виях боролись крымские большевики. На долуострове свиреп-
ствовал белый террор. В феврале 1920 г. были схвачены и
казнены руководители севастопольского подполья, в марте
уничтожено ядро феодосийской организации. В апреле, после
отставки Деникина, не оправдавшего надежд Антанты, во
главе всей контрреволюции на юге России стал барон Вран-
гель. Последовала новая волна репрессий. В мае нанесен
удар по севастопольскому большевистскому подполью, его
боевой дружине. Тогда же белогвардейской контрразведкой
арестована группа симферопольских большевиков. Пятнад-
2*
35
дать человек приговорены к смертной казни военно-полевым
судом при штабе Добровольческого корпуса. Налетом враже-
ского отряда прервана работа областной партийной конфе-
ренции в Коктебеле. И снова — жертвы, массовые аресты,
расстрелы.
Огромные потери потребовали от подпольного обкома
партии изменить тактику действий. Комитет во главе с Ни-
колаем Бабаханом (С. Я. Бабаханяном) перебазировался в
леса на Чатыр-Даге, в район нынешнего села Краснолесье
Симферопольского района. Теперь целью всей подпольной
работы стало объединение разрозненных, неорганизованных
партизанских отрядов и создание единой, боеспособной по-
встанческой армии для борьбы с врангелевским режимом.
Положение осложнялось тем, что уже восемь месяцев отсут-
ствовала связь с Советской Россией. Все попытки прорваться
через линию фронта заканчивались неудачей.
В начале 1920 г. Крымский обком партии, находившийся
в Мелитополе, направляет для установления связи Макара
Дерябина. Несколько раз пытался он перейти узкий плац-
дарм между Геническом и Перекопом, захваченный бело-
гвардейцами. Пробиться не удалось. В марте пройти через
местами замерзший Сиваш вызвался матрос Борисов. Но и
он не смог установить связь с Крымом. Судьба Борисова
осталась неизвестной. Назад он не вернулся, вероятно, погиб
в застенках белогвардейской контрразведки.
А в Крыму ждали помощи, ждали вестей из Советской
России...
Много лет спустя Юрий Петрович Гавен, в то время
секретарь Крымского обкома партии, тепло и благодарно
вспоминая героиню, которой удалось выполнить, казалось,
невыполнимую задачу, назвал ее «первой ласточкой».
Первая ласточка — символ весны, символ перемен и на-
дежды... Стремительная, бесстрашная, красивая птица...
Пройдя через все вражеские заслоны, надежду, а с ней
и новые силы для борьбы принесла крымским повстанцам
Клавдия Даниленкр. «Товарищ Клава» — под таким именем
значится она в документах Закордонного отдела ЦККП(б)У,
созданного в мае 1920 г. для руководства деятельностью под-
польных большевистских организаций на Киевщине, Волы-
ни, в Подолии и в Крыму. Под таким именем знали Клав-
дию Константиновну Андоньеву товарищи по подпольной
работе в Александровске *, в Екатеринославсйом губкоме
КП(б)У, в состав которого она была избрана в ноябре
♦ Ныне г. Запорожье.
36
1919 г. И еще ее звали «Антон», «Даниленко». Эту фамилию
она сохранила до конца жизни.
Клава выросла в семье народного учителя. Окончив с
золотой медалью гимназию, сама начала работать сельской
учительницей. Затем поступила в Петроградский универси-
тет, участвовала в революционных демонстрациях, вела по-
литическую агитацию среди рабочих, помогала в организа-
ции стачек. Летом семнадцатого года она приехала на
каникулы домой, в Александровск, и сразу же установила
связь с местными большевиками. В декабре в городе вспых-
нуло вооруженное восстание. Под прицельным огнем бело-
гвардейцев медсестра Клава Андоньева спасала раненых
товарищей. Получив боевое крещение в дни борьбы за Со-
ветскую власть, в феврале 1918 г. она вступает в ряды боль-
шевистской партии. Когда Украину оккупировали войска
кайзеровской Германии, Клава с отрядом Красной Армии
ушла на фронт. Весной девятнадцатого вернулась в освобож-
денный Александровск, работала в горкоме партии. А через
несколько месяцев — снова фронт. Летом город был захвачен
деникинцами. Партийный комитет поручает Клаве руковод-
ство подпольной группой. Дважды, в сентябре и нояб-
ре 1919 г., переходила она линию фронта с донесениями в
Зафронтовое бюро ЦК КП (б) У. Дважды возвращалась об-
ратно в Александровск. Она прошла сотни километров по
белогвардейским тылам. Какого нечеловеческого напряжения
сил и нервной энергии требовала такая жизнь — постоянно
на грани риска, на грани возможного! А Клаве было в то
время немногим более двадцати лет. И для нее то, что мы
называем сегодня подвигом, было работой, которую нужно
выполнять каждый день, и каждый час, и каждую минуту с
одинаковым упорством и выдержкой.
В партархиве Крымского обкома Компартии Украины
хранятся воспоминания товарищей Клавы по александров-
скому подполью:
«Мы, запорожцы, помним еще эту девушку, тонкую,
стройную, как молодое деревцо.
Клавдия была очень скромна, добра, проста, разговарива-
ла мало и тихо, старалась быть незаметной.
Темные глаза ее на красивом смуглом лице были мечта-
тельны, нежны и вместе с тем поражали необычной твер-
достью взгляда. Они горели тем особым огнем, который го-
ворил о глубокой страстности, богатстве духовной жизни и
большой силе характера, и сама ее немногословность, сдер-
жанность были ничем иным, как большой собранностью ду-
шевных сил: она как бы избегала их тратить на повседнев-
37
пые мелочи жизни, так как берегла их для большого дела
во имя великой цели. Печать сурового подвижничества ле-
жала на всем ее существе».
Во время длительных переходов по белогвардейским ты-
лам в ноябрьскую распутицу, под холодными дождями и
снегопадами Клава отморозила ноги. Вскоре она тяжело
заболела.
...Установить связь с крымским подпольем Даниленко
вызвалась сама. Когда Гавен и политотдел 13-й армии гото-
вили людей для переброски через линию фронта, Клава ра-
ботала в Мелитополе в качестве упродкома Екатеринослав-
ского губкома партии. Здесь она встретилась со старым то-
варищем, которого знала еще по александровскому подполью.
Ему хорошо было известно, в каком тяжелом положении
находятся крымские подпольщики, и он рассказал об этом
Даниленко.
На следующий день «товарищ Клава» пришла к Гавену.
Она была немногословна, но настойчива. «У меня уже есть
опыт,— убеждала она.— Женщине пройти через белые по-
сты легче, чем мужчине. Она не вызовет лишних подозре-
ний». А сердце билось лихорадочно и гулко, рвалось в
бой — туда, где на грани риска, на грани человеческих воз-
можностей совершалось единственно важное и нужное дело,
святое и правое дело революции. Гавен слушал внимательно,
расспрашивал о прошлом. «Я неплохо знаю Крым,— говори-
ла Клава.— В восемнадцатом несколько месяцев училась в
Таврическом университете, в Симферополе. Я пройду, до-
верьте мне это поручение».
Это было в апреле 1920 г. А к концу мая, после спе-
циальной подготовки, Клава вместе со своим товарищем
выехала на тачанке из Мелитополя к Геническу. Тавриче-
ская степь переливалась под легким ветром пестрым весен-
ним разнотравьем. Они ехали вдоль линии фронта на запад,
пытаясь найти наиболее безопасное место для перехода. На-
конец остановились в Скадовске. Уютный приморский горо-
док дремал, одурманенный сладким ароматом цветущей
акации. Показалось на миг, что войны нет, что она, Клава,
красивая и юная, может забыть об окопах и теплушках,
сидеть у открытого окна, смотреть на море и любоваться бе-
лыми гроздьями акации. Так было в детстве, так еще будет,
а сейчас время торопит, требует, приказывает: «Вперед! На
линию огня!»
Рыбаки, до черноты загоревшие под морскими ветрами,
согласились перевезти Клаву через Каркинитский залив. До
Крыма было далеко. Идти через залив решили ночью, на
38
парусной шлюпке. Чтобы затемно добраться до противопо-
ложного берега, нужно было ждать попутного ветра. И Кла-
ва ждала, сидела у открытого окна в опустевшей на лето
школе, вспоминала своих первых учеников и все ждала
шторма. И вот, наконец, с моря потянуло влажной све-
жестью, небо заволокли лиловые тучи» Быстро собрала Кла-
ва заранее приготовленные нехитрые пожитки, увязала в
узелок, надела полученные еще в Мелитополе крестьянскую
кофточку и юбку, коротко, по-мальчишески стриженные во-
лосы прикрыла много раз стиранным платочком. На кофте
вместо пуговиц были обтянутые тканью бриллианты средней
величины. Драгоценности предназначались крымским под-
польщикам. В подол юбки был зашит крохотный кусочек по-
лотна — мандат Крымского обкома партии с подписью
Гавена.
Долгожданный шторм бросал шлюпку с волны на волну.
Под ветром трещали мачты, рвались паруса. За полночь лод-
ка уткнулась в отлогий песчаный берег. Ветер утих. При
свете выплывшей из туч луны Клава отыскала узкую тро-
пинку и вскоре вышла на проселочную дорогу с хорошо на-
езженной колеей.
К рассвету она добралась до деревни Бакал *, как и на-
мечалось по разработанному в Мелитополе плану. Адресов
явочных квартир Клава не получила: в Крымском обкоме
их не знали. Все предстояло решать самой, действуя по об-
стоятельствам. В Мелитополе наметили лишь маршрут — из
Бакала через Биюк-Онлар ** в Евпаторию — и назвали имена
людей, которых Даниленко должна была найти: «дядя Ва-
ня» — Иван Назукин и Николай Бабахай.
Биюк-Онлар был забит. белогвардейцами. Через село тя-
нулись обозы. Клава устала. После ночи, проведенной в за-
ливаемой водой шлюпке, ее знобило. Босые ноги до крови
избились о каменистую землю. Но задержаться в Биюк-
Онларе Даниленко не могла. Один неверный шаг — и зада-
ние провалено в самом начале.
В Евпатории Даниленко встретилась с секретарем под-
польного горкома партии. От него узнала, что Назукин рас-
стрелян белогвардейцами в Феодосии, а Бабахай, командую-
щий повстанческой армией, находится в лесу.
Что делать дальше? Как добраться к повстанцам? У ев-
паторийцев связи ни с лесом, ни с симферопольской органи-
* Ныне село Стерегущее Раздольненского района.
** Ныне поселок городского типа Октябрьское Красногвардейского
района.
39
задней не было. Имелись лишь явки в Севастополе. Связать
Даниленко с севастопольскими большевиками и проводить ее
к повстанцам поручили комсомолке Симе Ратнер. Она рабо-
тала в молодежном подполье Симферополя, многих комсо-
мольцев знала в лицо. Поэтому-то девушки и отправились
в Севастополь кружным путем, надеясь, что Симе удастся
выйти на явки в Симферополе. (Сима Ратнер — Римма Пав-
ловна Лозовская — и сейчас живет в Симферополе.)
Снова в путь, через села, наводненные белыми, мимо вра-
жеских постов. Привычным взглядом разведчика Клава под-
мечала, где стоят батареи, куда движутся обозы, сколько
конных разъездов встретилось в пути. Потом все это приго-
дится. Улицы Симферополя были тихи и пустынны. Город
будто вымер. На афишных тумбах рядом с рекламой'варьете
для офицеров — приговор военно-полевого суда, обрекающий
на смертную казнь арестованных большевиков. Тела казнен-
ных в устрашение жителям Симферополя все еще не сняты
с виселиц. Ядро подпольной организации города было унич-
тожено, явки провалены. Подступало отчаяние. Неужели
она, «товарищ Клава», так и не сможет выполнить зада-
ние? А время торопило, приказывало, требовало, время от-
считывало дни, часы, минуты, и каждая могла стать по-
следней.
Теперь оставалась единственная дорога в лес — через
Севастополь. В городе находилась ставка Врангеля, и про-
никнуть туда без документов было делом невероятной слож-
ности. Огромный опыт конспиративной работы выручил и на
этот раз. Клава артистически умела перевоплощаться из кре-
стьянской девушки в аристократическую даму, из горничной
в строгую учительницу. И вот она уже — бойкая спекулянт-
ка, торговка продуктами, везет в переполненном, прокурен-
ном вагоне бидон молока из Симферополя в Севастополь. Би-
дон, конечно, чужой: Клава предложила свою помощь со-
седке, увешанной узлами и корзинами. Несколько раз поезд
останавливали для проверки документов. Спекулянты врас-
сыпную бросались в кусты у железнодорожного полотна.
Клава, услужливо помогая соседке, собирала потерянные в
панике узлы. Казалось, этому путешествию не будет конца.
Нервы* натянуты до предела. Жгли грудь бриллиантовые пу-
говицы...
В Севастополе Клава получила явку для связи с остав-
шимися в живых подпольщиками Симферополя. Обратная
дорога была уже привычной. В Симферополе дожидались
проводников из леса. Клаве становилось все хуже, усилился
кашель, на щеках горел нездоровый румянец. Но теперь она
40
знала — до цели остался один, последний шаг, и верила, что у
нее хватит сил, чтобы сделать этот шаг.
В лес двинулись вечером. Впереди — два проводника, за
ними Даниленко и Софья Серова, жена погибшего недавно
в Коктебеле Ильи Серова, секретаря Севастопольского под-
польного комитета партии. Шли молча: лес был обложен
белыми. Около полуночи сделали привал. К рассвету подня-
лись уже высоко в горы. На лесных полянах в лучах восхо-
дящего солнца искрилась покрытая росой трава. От горного
воздуха, пронизанного острым ароматом хвои и чабреца,
кружилась голова. Было тихо и спокойно. Лишь в сотне мет-
ров впереди шелестела листва, изредка потрескивали сухие
ветки: туда, разведывая дорогу, ушел проводник.
И вдруг — выстрелы. Затаились в кустах. Минута, дру-
гая — и снова тишина. Проводник не вернулся. Подождав
немного, пошли дальше. Вскоре в просвете между бронзо-
выми стволами сосен показалась опушка леса. От усталости
и напряжения чувство опасности притупилось. Поляна ма-
нила к себе свежей, сочной зеленью, узорной россыпью ро-
машек.
Внезапный конский топот, сломанные копытом стебли
ромашек — все это показалось чем-то нереальным. Опомнив-
шись, бросились на землю, вжались лицом в духмяную тра-
ву. Отряд белогвардейцев промчался через опушку вниз по
склону, и долго еще эхом отдавался в горах топот копыт.
Решили дождаться ночи, чтобы под покровом темноты
продолжить путь. К вечеру невдалеке послышались звуки
ружейной перестрелки. Выстрелы хлопали часто и резко —
видимо, где-то в горах шёл бой. Неизвестность тревожила,
волновала судьба партизанского отряда. Неужели не удастся
дойти? Когда выстрелы смолкли, пересекли опушку и вскоре
отыскали избу объездчика. До лагеря партизан проводил
подросток, внук старого лесника.
В 1935 г. персональный пенсионер Клавдия Даниленко,
уже неизлечимо больная, по просьбе Истпарта Крымского
обкома ВКП(б) и редакции «Истории гражданской войны»
просто и скупо описала весь этот долгий и немыслимо опас-
ный путь от Скадовска до Чатыр-Дага, описала как буднич-
ную, привычную работу. Подробности тех дней, всей ее био-
графии установить сегодня трудно. Необычайная скромность
Клавы — черта, которую отмечали все, кто близко знал ее,—
стала причиной того, что мы так мало знаем об этом уди-
вительном человеке.
...В партизанском лагере после удачного боя царило при-
поднятое настроение. Но Клаву встретили настороженно: не
41
верилось, что эта хрупкая, изящная, кареглазая девушка —
связная обкома, не верилось, что она сумела преодолеть ьсе
трудности и опасности пути, пронести по белогвардейским
тылам драгоценности и инструкции.
В палатке собрались члены подпольного обкома партии
и ревкома — Николай Бабахай, Антонина Федорова, Катя
Григорович, раненная недавно в Коктебеле, Оскар Тар-
ханов, руководитель крымского комсомола. Краснея от
неловкости под цепким взглядом Бабахана, непослушными
руками Клава вспарывала подол юбки, чтобы достать завет-
ный мандат.
Волнуясь и торопясь, вспоминала она все подробности той
жизни, что осталась за линией фронта, подробности, столь
важные здесь, в лесу, где с осени прошлого года не видели
ни одной советской газеты. Даниленко говорила о том,
что ЦК партии поднимает все силы на борьбу с южной
контрреволюцией, что, несмотря на голод и разруху, рабочий
класс героическими усилиями восстанавливает промышлен-
ность и транспорт. Она рассказывала о том, как на IX съез-
де РКП (б) выступал Ленин, о намеченной съездом гранди-
озной программе социалистического строительства, о ленин-
ском плане электрификации всей страны. Клава знала, что
сейчас слова ее для этих людей, собравшихся в партизанском
лагере,— самое важное, что завтра они пойдут в бой, храня
их в памяти. Она видела: отряд спаян единой целью и стро-
гой дисциплиной, бойцы его хорошо вооружены, подтянуты,
собранны.
Клавдия хотела остаться в Крыму, но ее уже ждали дру-
гие дела. Мандат Даниленко, подписанный Бабаханом, дати-
рован 29 июня. На следующий день Клава с членом Крым-
ревкома, делегированным для доклада о деятельности
крымских партизан и подпольщиков в ЦК КП (б) У, отпра-
вились в Алушту, оттуда — в Ялту. Долго ехали в скрипу-
чей мажаре по горной петляющей дороге в Симферополь.
Здесь Клава и ее спутник пробыли несколько дней, встреча-
лись с комсомольцами города, затем выехали в Евпаторию.
Дальше предстоял переезд в Советскую Россию. Подготовка
к нему в Евпатории — помогали в этом местные большеви-
ки — заняла около двух недель. Что же пишут газеты? Бе-
логвардейская пресса взахлеб описывала разгром Красной
Армии в таврических степях, кричала о скорой гибели Рес-
публики Советов. Клава торопилась — скорее домой, на
родпую Украину. Там узнает правду из большевистских
газет.
42
Обратный путь лежал через Одессу. Плыли на рыбацком
ялике, в компании всякого рода «дельцов»;7 спешивших раз-
богатеть на спекуляциях. На сей раз Клава была польской
подданной, изысканно-кокетливой буржуазной дамой, искрен-
не сочувствующей белогвардейскому режиму. Несколько
дцей ялик носило по морю, едва не прибило к румынским
берегам. И вот, наконец, Одесса, встреча с портовой. ЧК.
Настало время показать надежно спрятанный мандат Крым-
ского обкома.
Из Одессы Даниленко уехала в Харьков, где находился
Закордот — Закордонный отдел ЦК КП (б) У. С нетерпением
ждала она встречи с Гавеном, знала, что волнуется Юрий
Петрович: со времени ее отъезда из Скадовска прошло боль-
ше двух месяцев. Вновь подкошенный тяжкой болезнью,
которая изнуряла его всю жизнь, напоминая о царских
тюрьмах и каторге, Гавен лечился в Славянске. В середине
июля «товарищ Клава» доложила ему — задание выполнено.
А теперь — скупые исторические факты. Они непрелож-
ны. 21 июля 1920 г. на заседании Оргбюро ЦК РКП (б) был
заслушан доклад о положении и деятельности Крымской
подпольной партийной организации. Накануне поступило
сообщение Закордота, в котором, в частности, говорилось:
«Наша организация в Крыму приобрела и до сих пор поль-
зуется огромным влиянием в среде рабочего населения... Ни-
какие репрессии: расстрелы рабочих, отправки на ффонт и пр.
не помогли». Связь с крымским подпольем была установле-
на, и стало ясно, как действовать, что предпринимать.
Вскоре ЦК КП (б) У принял решение направить в Крым
группу коммунистов и красноармейцев для укрепления
повстанческого движения. В ночь на 17 августа вблизи Кап-
сихора * с катера «Гаджибей» высадился десант во главе с
Алексеем Васильевичем Мокроусовым, который был назна-
чен командующим повстанческой армией. 24 августа Мокро-
усов издал первый приказ. Мелкие разрозненные отряды
объединялись в три полка. Осенью удары повстанческой ар-
мии по белогвардейцам стали настолько ощутимыми, что
вынуждали врангелевское командование снимать с фронта
крупные воинские части.
9 ноября 1920 г. над Перекопским валом взвилось крас-
ное знамя. Войска Южного фронта под командованием
М. В. Фрунзе развернули наступление по всему Крыму. С ты-
ла отходивших белогвардейцев громили партизаны. Так за-
кончилась последняя страничка гражданской войны.
♦ Теперь село Морское Судакского района.
43
...В двадцатые годы Клавдия Даниленко вела партийную
работу в Симферополе, Севастополе, Запорожье, Ялте, Мо-
скве. В дни празднования 10-летия разгрома Врангеля была
награждена Почетной грамотой КрымЦИКа. В именном
списке награжденных — Д. И. Ульянов, Бела Кун, В. К. Блю-
хер, С. М. Буденный, И. К. Грязнов, П. Е. Дыбенко, И. П. Убо-
ревпч...
С 1930 г. «товарищ Клава», ставшая к тому времени пер-
сональным пенсионером по болезни, жила в Ялте — жила
на пределе сил, потому что легкие уже отказывались рабо-
тать. Товарищи вспоминают, с какой гордостью читала Клав-
дия Константиновна каждое сообщение в газетах о новой
трудовой победе советского народа, о победе святого и пра-
вого дела революции, дела всей партии. «Какое замечатель-
ное время сейчас мы переживаем»,-—писала она в одном из
ялтинских писем.
В январе 1939 г. Ялта прощалась с Клавдией Константи-
новной Даниленко, легендарной Клавой, которую считали,
а кое-кто по неведению считает и сейчас, вымышленной
героиней.
Сегодня . «красные следопыты» продолжают поиск доку-
ментов, рассказывающих о жизни отважной разведчицы, по
крупицахм восстанавливают ее биографию. В Крымском крае-
ведческом музее бережно хранится драгоценная реликвия —
полотняный мандат, с которым Даниленко прошла в два-
дцатом через линию фронта, принесла в Крым долгождан-
ные вести из Советской России.
Крымчане помнят твой подвиг, товарищ Клава!
Симферополь
ИГОРЬ ГАССКО
СТО ЛЕТ СПУСТЯ
овольно глотка воздуха, чтобы убе-
диться — здесь поселились старые
бумаги. Непобедимый запах бу-*
мажной пыли вместе с тысячами лежалых папок переехал
из затхлых подвалов в новенькое светлое здание. В неболь-
шом зале слышен только шелест перевертываемых страниц.
Это и есть архивная ^тишина, в которой упокоены забытые
дела исчезнувших людей.
Под ветхими порыжевшими обложками — сотни и сотни
листов, покрытых витиеватым писарским почерком прошло-
го века. Кому нынче дело до старых бумаг! Но под слоем
пепла тлеют угли, из-под тысяч мертвых листов пробива-
ется неостывший жар истории, поступки, лица, голоса лкн
дёй.
Сто с лишним лет тому назад на всю Россию, нет, по-
жалуй, на всю Европу, на весь мир прозвучали героические
имена. 1 марта 1881 г. тайная организация русской социально-
революционной партии «Народная воля» осуществила свой
приговор: был казнен император Александр II.
Полиция схватила некоторых участников этой акции,
стали известны руководители — сын крепостного крестья-
нина Таврической губернии Андрей Иванов Желябов и
дочь Петербургского, позднее Таврического, вице-губернато-
ра Софья Львова Перовская.
Как отзвук отдаленного набата и доныне звучит: «...Пе-
ровская... Желябов...»
Но кто теперь вспомнит, к примеру, симферопольского
гимназиста Евгения Матвеева Сидоренко, бывшего студента
Киевского университета Семена Скулова или председателя
губернской земской управы Владимира Карлова Винберга?..
24 апреля 1881 г. в Симферополе было созвано Чрезвы-
чайное губернское земское собрание. Председатель губерн-
ской земской управы В. К. Винберг известил гласных (так
именовались выборные члены земских собраний) о повест-
45
ке предстоящих заседаний. Дело 1 марта, естественно, не
значилось в повестке, но каждому очевидно было, что и царе-
убийство, и участие в нем известных в Таврической губер-
нии лиц не могут быть обойдены вниманием. И, как по-
вествует протокол, «в полдень в помещение Таврического
губернского земства прибыли: исправляющий должность
Таврического губернского предводителя дворянства А. X. Сте-
вен, представитель ведомства государственных имуществ
статский советник Н. В. ЖаДовский и гг. губернские глас-
ные...» Далее следует перечисление 24 богатейших помещи-
ков и финансистов Таврии: Г. И. Фальц-Фейн, С. А. Крым и
др. Прибыл в зал заседаний и «г. начальник губернии» гене?
рал-майор А. А. Кавелин.
За восемь лет председательства в губернской земской
управе Владимир Карлович Винберг научился вести собра-
ние по пути, им же, Винбергом, намеченному.
Так и нынче, несмотря на неудовольствие многих солид-
ных господ, земельных магнатов, председатель управы до-
бился учреждения «капитала для пособия безземельным
крестьянам в приобретении земель, постановлено было боль-
шинством — за 17, против 9 — внести на это начинание
150 000 рублей».
Это дело было осуществлено споро, в какие-то минуты, и
вот тут-то и прозвучали слова, от которых вздрогнул г-н на-
чальник губернии.
Итак, все тот же протокол.
«В. К. Винберг.— Неужели теперь, в эту поистине тор-
жественную минуту мы будем молчать?.. Нет, не того ждут
от нас наши избиратели, не для того уполномачивали они
нас говорить именем всей губернии. Они ждут от нас, чтобы
мы в настоящую историческую минуту — по мере разуме-
ния, как каждому говорит его совесть, без страху и задней
мысли — высказали наше искреннее глубокое убеждение,
каким способом найти меры к искоренению зла. Если бы я
считал земское собрание компетентным в этом, в этого рода
вопросах,, то я указал бы как на причины, способствовавшие
развитию зла, отсутствие свободы слова, малоземелие кресть-
ян и тягость лежащих на них повинностей; а главное, на
отсутствие органа, правильно выражающего народную нужду.
Но не нам, представителям одной губернии, решать эти во-
просы. Только весь народ, в лице его истинных представи-
телей, в состоянии указать на средства к спасению Рос-
сии...»
И все эти мысли Винберг предложил высказать в «вер-
ноподданом адресе» Александру III!
46
Как всколыхнулось собрание! На лицах некоторых гг.
гласных была растерянность.
Всего лишь три недели прошло с того дня, как на Семе-
новском плацу в Петербурге были повешены пятеро участ-
ников Дела 1 марта. И на суде Желябов и Перовская про-
износили все те ясе слова — о нищете и безземелии кресть-
ян, об отсутствии свободы слова и органа, выражавше-
го народную нужду,— парламента, думы, всероссийского
земства.
И, как следовало ожидать, Винбергу был дан отпор.
«Н. В. Щербань.— Уместно ли проведение известных
государственных начал и попытки адресного давления, когда
правительство занято ориентированием в борьбе с подполь-
ною крамолою, когда глава его удручен сыновней скорбью,
в миллион раз тягчайшею нашей скорби. Это было бы по-
литически и всячески бестактно, и если какой-либо край
России должен сторониться от подобной бестактности, так
именно тот, из которого к нашему вечному сокрушению
вышло двое цареубийц...»
Предложение Винберга о назначении комиссии для со-
ставления «мотивированного адреса», естественно, отклоне-
но было большинством, хотя нашлись в зале и склонные к
«бестактности» гласные —- П. Н. Казначеев, Н. А. Арендт,
готовые его поддержать.
Но слова были произнесены, запротоколированы, и теперь
«начальник губернии» мог взвесить их и сопоставить с
теми, что прозвучали на недавнем заседании Государствен-
ного совета, созванного 8 марта.
Тогда в Петербурге речь шла почти о том же, что и
сегодня в Симферополе, разве что столичный тон был за-
метно резче.
Новый государь объявил собравшимся, что надлежит
обсудить предлагаемый Лорис-Меликовым проект созыва
представителей земств и городов, который разрабатывался
при покойном императоре. О, нет, вопрос не следует считать
предрешенным. При этом царь первым произнес слово «кон-
ституция», и все, в том числе сторонники проекта, взволно-
вались, обеспокоились.
«—Ваше величество! — воскликнул «либерал» Милютин,
сторонник проекта.— Не о конституции идет речь, нет ея и
тени...»
В ответ обер-прокурор святейшего синода К. П. Победо-
носцев, трясущийся, нервный, бледный как полотно, раз-
разился речью. Вот реплики из нее:
47
«—Ваше величество! При соображении проекта, предла-
гаемого на уважение ваше, сжимается сердце! Он дышит
фальшью... В России хотят ввести конституцию, и если не
сразу, то по крайней мере сделать к ней первый шаг... Так
называемые представители земства только разобщают царя
с народом... Государь, в такое ужасное время надобно ду-
мать не об учреждении новой говорильни, в которой произ-
носились бы новые растлевающие речи, а о деле... Надо
действовать!»
И действовали. По всей России шли обыски и аресты
не только лиц, подозреваемых в прикосновенности к делам»
«Народной воли», но и всех, кто позволил себе обронить
непочтительные слова по поводу кончины одного Александра
и воцарения другого.
Речь Винберга, произнесенная в высоком собрании в
присутствии губернатора, не могла быть отнесена к числу
случайных высказываний. Такое выступление должно быть
подвергнуто рассмотрению, дознанию. Это стало ясно и гу-
бернатору и начальнику губернского жандармского управ-
ления. И вот:
«Дело Таврического губернского жандармского управле-
ния о председателе Таврической земской управы и его еди-
номышленниках.
...В мае сего 1881 года председатель Таврической губерн-
ской земской управы и Симферопольского общества взаим-
ного кредита Владимир Карлов Винберг, 46 лет, своим об-
разом действий и отношением к лицам социально-револю-
ционной партии навлек на себя подозрение в сочувствии
их стремлениям.
Произведенным дознанием выяснено, что в учреждениях,
подчиненных Винбергу, служили разновременно не только
политически неблагонадежные лица, состоявшие под над-
зором, но даже и политические преступники; к числу по-
следних принадлежали: Диковский, Теллалов, Перовская и
Клеточников, к первым: Гордынский, Скулов, Ренецкий,
Гольденберг, Журман и Мержанов, о противоправитель-
ственном направлении которых Винберг не мог не знать.
Лицам этим Винберг оказывал материальную поддержку.
Так, например, Теллалов, а затем Скулов были воспитателя-
ми его дочерей и жили в имении на Южном берегу Крыма;
некоторые из них получали денежные награды в 80 и 100 р.,
а с Теллаловым, Скуловым и Гольденбергом Винберг был в
очень близких, даже дружественных отношениях...»
Вот к чему привело выступление Владимира Карловича
на Чрезвычайном земском собрании. Так, во всяком случае,
48
утверждают в «Деле» таврические жандармы: «...В мае сего
1881 года...»
А между тем имя Винберга появилось в делах много
раньше. К примеру, 12 января 1880 г., т. е. за полтора года
до собрания, симферопольский полицмейстер докладывал
губернатору: «Секретно. Вследствие приказания вашего пре-
восходительства произвести обыски ночью — после полу-
ночи — 11 генваря у председателя губернской земской
управы Винберга... были приглашены приставы и их помощ-
ники в полицейское управление для указаний по испол-
нению...»
Так что дело 1881 г., представленное Таврическим жан-
дармским управлением в Министерство юстиции, а через
четверть века извлеченное из архивов редакцией журнала
«Былое», не раскрывает нам всех подробностей полицейской
слежки за председателем губернской земской управы.
Намеренно ли укрывали таврические жандармы и поли-
цейские свою информацию на месте, в Симферополе? Либо
была некоторая несогласованность в действиях полиции и
жандармерии?
Последнее предположение, может быть, и попадает в точ-
ку: полиция и жандармерия подчинялись разным ведом-
ствам— Министерству внутренних дел и «собственной его
величества канцелярии». Так что и донесения жандармов и
полиции направлялись по разным адресам, вливались в раз-
ные потоки. К слову сказать: эти материалы —- основной,
нередко единственный источник сведений о революционерах
той поры.
Но начнем рассказ о крымских «нигилистах» по поряд-
ку. 19 сентября 1866 г., после покушения Дмитрия Карако-
зова на Александра II, министр внутренних дел при-
слал Таврическому губернатору циркуляр, содержавший су-
ровое предостережение: «Надлежит строго следить за тем,
чтобы не возникала в губернии нравственно извращенная
среда, известная под общим наименованием «нигилистов».
Затем вице-губернатор в своем распоряжении полицмейсте-
рам и уездным исправникам подробно разъяснил: «Развитие
ц распространение вредной идеи отрицания всего священно-
го для общественного порядка и нравственности находит
себе почву преимущественно в так называемых студенческих
кружках, к которым, впрочем, нередко принадлежат и лица
других сословий. Господин Министр... требует нести неослаб-
ное наблюдение за тем, чтобы не образовывались такие
кружки и общества».
49
И полиция принялась за дело. В 1868* г. полицмейстер
доложил губернатору о харьковском студенте Владимирове,
«прикосновенном к ...делу о русской читальне в Гейдельбер-
ге, основанной с целью распространения революционной
пропаганды в России». Далее последовали дела о «бывшем
студенте Новороссийского университета Андрее Желябове»,
о прочих нигилистах — Дарье Фомилиант, Софье Перовской.
Каждого надо было взять под полицейский надзор, иными
словами — организовать систематическую слежку, проверку.
В июне 1871 г. надзор в Симферополе проводился над
83 лицами. А из столицы знай идут и идут распоряжения.
Высочайшим повелением закрывают библиотеку и кабинет
для чтения Михаила Берга, приказано вести наблюдение за
тем, чтобы книги не выносились из библиотеки. Из Киева
прибыла в стол секретной губернской канцелярии препрово-
дительная бумага, и возникает «Дело», вырастающее за три
года до 122 листов: «О студентах Киевского университета
Александре Тхоржевском, Федоре Чепурине, Иване Панке-
еве, Семене Скулове и Владимире Животовском, исключен-
ных за сходку, подлежащих высылке в Таврическую губер-
нию».
И неоднократно в документах надзора, дознаний возни-
кает фамилия Винберга: то посещение поднадзорными дома
председателя управы, то служба в подчиненных ему учреж-
дениях. И частота этих повторений не могла не привлечь
полицейского ока.
Но кто же помянутые в жандармском деле 1881 г. лица,
с которыми Винберг поддерживал отношения?
Нет нужды представлять Софью Львовну Перовскую,
первую в России женщину, взошедшую^на эшафот за свобод
ду народа, за страдания миллионных обездоленных кресть-
янских масс.
Далее — Мойсей Андреевич Диковский, бывший учащий-
ся Таврической семинарии, сын священника, вместе с бра-
том Сергеем Диковским принимавший участие в покушений
на жизнь Киевского генерал-губернатора. На суде М. Ди*
конский назвал себя членом социально-революционной
партии.
Затем — член Исполнительного комитета «Народной во-
ли», бывший студент Петр Абрамович Теллалов, которого
в течение трех лет безуспешно пытались схватить жандар*
мы. После казни Желябова и Перовской он стал самым дея-
тельным членом Исполнительного комитета: уже в 1881 гг
развернул в Петербурге, Москве, фабричных центрах страны
пропаганду среди студентов и рабочих.
50
Наконец, Николай Васильевич Клеточников * **
Это перечисление можно было бы продолжить — еще сле-
дуют в «Деле Винберга» имена Михаила Тригони, Михаила
Гольденберга, Александра Ренецкого, Ардалиона Мержано-
ва, Сергея Зябнина, Александры Славич.
То было время, когда в русском обществе начали возни-
кать слухи о некоем «Земском союзе», организации, оппо-
зиционной царскому правительству, о русских «земских кон-
ституциалистах». На глазах у всех прошла расправа с
Петербургским земством, созданным одним из первых —
в 1866 г. И первой же в 1867 г. столичная губернская зем-
ская управа была разогнана, а председателя управы, испол-
нительного чиновника, цензора III отделения Н. Ф. Крузе
государь повелел сослать на жительство в Оренбургскую
губернию. Вина петербуржцев заключалась в том, что они
направили Александру II ходатайство против нового закона,
ограничивавшего права земства при обложении сборами про-
мышленных и торговых заведений.
«...Земство с самого начала было осуждено на то, чтобы
быть пятым колесом в телеге русского государственного
управления»,— писал в 1901 г. В. И. Ленин. «Земство —
кусочек конституции. Пусть так. Но это именно такой кусо-
чек, посредством которого русское общество отманивали от
конституции» И даже у наиболее прогрессивных деятелей
(примером тому — В. К. Винберг) надежда на конституци-
онный путь развития, на мирное решение всех обществен-
ных проблем была неистребима.
Острый интерес, настороженное внимание к земству со
стороны правительства и его бдительных стражей — жан-
дармерии, полиции — подогревались либеральными высказы-
ваниями некоторых земцев и обывательскими сплетнями,
клубившимися вокруг земской деятельности.
Так и в Таврической губернии.
О доме Винберга говорить не приходится. Отставной
штабс-капитан, прошедщий Севастопольскую кампанию,
Владимир Карлович прослушивает курс лесного и меже-
вого института ***, с головой уходит в земскую деятельность
сначала в Ялтинском уезде, затем в масштабах губернии,
затевает в Симферополе учреждение общества взаимно-
го кредита, вступает в попечительский совет женской
* О нем — отдельный очерк (см. с. 59 и сл.).
** Л е н и н В. И. Гонители земства и Аннибалы либерализма.—
Поли. собр. соч., т. 5, с. 35, 65.
*** В переводе на современный язык — институт лесоводов и ин-
женеров землеустройства.
51
гимназии. Наконец, учреждает стипендии неимущим студен-
там. И в завершение распахивает двери своего дома для «лиц
сомнительного направления» — тех самых студентов, кото-
рым он учреждал стипендии.
А какое направление выбирает дочь вице-губернатора
Сонцова, того самого, что в 1866 г. издавал для полицмей-
стеров и уездных исправников распоряжение «не допускать
в губернии возникновения нравственно извращенной среды,
известной под именем «нигилистов»? Софья Адриановна
Сонцова отправилась в Германию прослушать курс наук в
тамошних университетах; судьба свела ее с Фердинандом
Лассалем. В ноябрьском выпуске «Вестника Европы» за
1877 г. Софья Адриановна, теперь уже Арендт, опубликова-
ла переписку с Лассалем.
Да, она стала женой упомянутого нами гласного губерн-
ского земского собрания — Николая Андреевича Арендта,
доктора медицины, он же один из пионеров науки о плане-
ризме. В доме Арендтов (нынешняя ул. К. Либкнехта, 14)
останавливались Желябов, Перовская и другие «неблагона-
дежные», побывавшие в доме Винберга.
А заглянем в дом генерала Славича, жена которого,
Мария Александровна, успешно занималась науками, осо-
бенно историей, ее перу принадлежит несколько серьезных
исследований и изданный в 1871 г. первый на русском языке
путеводитель по Крыму. Дочь же генерала, Александра Ни-
колаевна, укрывала от преследований полиции государствен-
ного преступника Филиппова после того, как пребывание
его в доме Винберга стало заметным, опасным...
Должно быть, много сил требовало дознание, изрядно при-
шлось поработать полицейским и шпикам, прежде чем по-
явилось на свет крупное политическое дело — «Об открытии
в Симферополе общества пропагандистов п о преследовании
их». На обложке даты: 16 апреля 1879 г.— 13 октября 1881 г.
Далее следует перечисление 22 симферопольцев, в числе
которых уже упомянутые Иван Панкеев и Семен Скулов,
студенты Киевского университета, погибший вскоре Михаил
Райко, осужденные на каторгу Мойсей Диковский и сорока-
летний Василий Тимофеевич Голиков.
Впрочем, все, внесенные в этот список, подвергались и в
дальнейшем полицейским преследованиям.
В пятом листе дела содержится копия сообщения (види-
мо, губернатор — Новороссийскому генерал-губернатору):
«В Симферополе полициею открыто целое общество социа-
листов, производящих постоянные сходки и как видно заня-
тых приготовлением какого-то предприятия по отношению к
52
пропаганде, так как все имеют оружие, револьверы, кинжа-
лы. Передаю произведенное полициею секретное дознание
жандармскому полковнику и доношу одновременно мини-
стру...»
Листов с дознанием, с показаниями^ уликами и прочим
следственно-полицейским реквизитом в папке нет. Но и по
дальнейшим материалам этого и иных дел губернаторской
канцелярии просматривается картина долгих засад и поис-
ков, преследований, обысков, арестов, препровождении в
Одессу, в Киев, в Харьков, в Петербург. По журнальным и
книжным публикациям, последовавшим за Первой русской
революцией, стали известны некоторые детали событий и
судеб, а уже после октября 1917 г. в печати появляются
автобиографии, записки, воспоминания революционеров 70—
80-х годов.
С какой радостью обнаруживаешь в словаре Гранат на-
писанную в 1925 г. автобиографию Евгения Матвеевича Си-
доренко, в те 70-е годы еще мальчика, юноши, гимназиста!
Вот одна из симферопольских судеб, сплетенная со всеми
помянутыми *.
Родился Евгений Сидоренко в 1862 г. в местечке Армян-
ский Базар Перекопского уезда в семье приходского свя-
щенника. В 1873 г. после двухлетнего курса уездного учи-
лища его отдали во 2-й класс симферопольской гимназии и
поместили в казенный пансион.
В гимназии он сразу сошелся со сверстниками, увлекав-
шимися шевченковским «Кобзарем», мечтали гимназисты о
вольном казачестве. «Цогда в 1877 и 1878 году,— пишет
Сидоренко,— в Симферополь прибыло несколько человек
киевских студентов, исключенных из университета за учас-
тие в беспорядках, то революционная пропаганда их нашла
во мне, 15—16-летнем юноше, уже вполне готовую почву
для восприятия социально-революционных идей».
Можно без труда уточнить: на папке «Дела о студентах
Киевского университета...» стоит дата — 13 апреля 1878 г.
Так что знакомство с Панкеевым и Скуловым (а затем —
со всем кругом связей этих поднадзорных студентов) отно-
сится к 1878 г. Отметим также, что полиция допустила здесь
некоторую небрежность.
Еще в 1873 г. очередной Таврический губернатор — гене-
рал-майор Рейтерн — строго указал полиции на необходи-
мость вести наблюдение за студентами, прибывающими в
Крым на время летних вакаций, «в особенности за сближе-
♦ Имя Е. М. Сидоренко упоминается в показаниях А. Тыркова
и других документах.
53
пием их с простым классом народа, если такое было заме-
чено». Речь о благонравных студентах на вакациях. А что же
говорить о поднадзорных?
Панкеев и Скулов дали толчок революционным настрое-
ниям гимназистов и семинаристов, приобщили к нелегальной
литературе, к чтению тщательно подобранных подцензур-
ных книг и журналов из библиотеки Михаила Берга.
Гимназическое и семинарское начальство стремилось вы-
лить живую душу в заготовленную форму, предопределен-
ную сословной принадлежностью ученика, состоянием его
родителей, религией, чтобы на ниве Министерства народного
просвещения произрастали лишь верноподданные слуги цар^
ского престола. Во всем царила дотошная регламентация,
подчинение, чинопочитание, была суровая система наказа-
ний, подслушиваний, доносов.
А симферопольские гимназисты и семинаристы создают
революционный кружок, в дальнейшем — «Союз учащейся
молодежи», обзаводятся печатью с изображением кулака.
Сидоренко довелось побывать на допросе в жандармском
управлении, но подозрения удалось отвести...
«Находясь в последнем классе гимназии, я перезнако-
мился со всеми проживавшими в районе Симферополя и
Севастополя лицами, причастными к «Земле и Воле», а
потом к «Народной воле», а также со многими, посещавши-
ми эти места. Особенно был близок с Н. Н. Дзвонкевичем и
его семьей и с В. Т. Голиковым. Был знаком с семьею
С. Л. Перовской, проживавшей тогда на хуторе близ Сева-
стополя. В Симферополе же встречался с В. Свириденко,
казненным в Киеве в 1879 году по делу о вооруженном со-
противлении под фамилией «Антонов», Е. К. Дическуло
(Андреевой), С. Н. Шехтер (Доллер), С. и М. Диковскими,
П. Лозяновым, М. Н. Тригони, Н. П. Колодкевичем, П. А. Тел-
лаловым и другими, фамилии которых остались неизвест-
ными... Общение со всеми этими лицами воспитало во мне
революционное настроение... Стремление быть в центре борь-
бы влекло меня в Петербург, где я и основался, поступив в
университет...»
8 февраля 188Г г. Сидоренко участвовал в акции, орга*
низованной центральным студенческим кружком: министру
просвещения была нанесена публичная пощечина за аресты
400 студентов, за предание их дисциплинарному суду, за
содержание под стражей.
Незадолго до этого Сидоренко познакомился с С. Л. Пе-
ровской и А. И. Желябовым, с которыми ему «не приходи-
54
лось раньше встречаться в Симферополе во время их пре-
бывания там...»
Е. М. Сидоренко вспоминает: ' «...По предложению
С. Л. Перовской я принял участие в действиях наблюда-
тельного отряда, следившего за выездами Александра II.
Выслеживание велось под непосредственным руководством
С. Л. Перовской шестью лицами: И. Гриневицким, Е. Н. Оло-
венниковою, Н. Рысаковым, А. В. Тырковым, студентом
Тычининым и мною, причем наблюдатели обслуживали еже-
дневно в определенные часы каждую линию предполагаемых
маршрутов царя парами и обыкновенно раз в неделю собира-
лись для доклада Перовской о результатах наблюдений и
сводки их...»
Шел отсчет дней императора российского.
1 марта 1881 г. в третьем часу пополудни в центре Санкт-
Петербурга послышались один за другим два взрыва. Пер-
вым бомбу бросил Николай Рысаков, вторым — Игнатий
Гриневицкий. Бомба Гриневицкого поставила точку — был
убит, наконец, император. Погиб и народоволец, осуществив-
ший приговор Исполнительного комитета.
В три часа в кофейню на Владимирской, где ожидали
Сидоренко и Тырков, вошла Перовская и направилась к
столику, занятому студентами. Лицо Софьи Львовны было
непроницаемо и могло быть названо спокойным... Лишь
через несколько секунд Евгений услышал ее прерывающий-
ся голос: «Схватили... Убили».
Схваченный на месте покушения Рысаков не устоял на
допросах. Одного за другим выдавал он недавних товари-
щей... Сидоренко упомянут не был.
Предательство не спасло Рысакова. 3 апреля были каз-
нены Софья Перовская, Андрей Желябов, Николай Кибаль-
чич, Тимофей Михайлов, а вместе с ними повешен и Ры-
саков.
Но «Народная воля» не была уничтожена с гибелью' пер-
вомартовцев. Вновь выходили прокламации Исполнительно-
го комитета, которые жадно читала Россия, ошеломленная
казнью царя.
Судьба Сидоренко пересеклась с судьбой другого симфе-
ропольца — Петра Теллалова, теперь фактического руково-
дителя «Народной воли». Работа разворачивалась, налажи-
валась. Сидоренко собрал группу. Но 4 января 1882 г. его
арестовали. Обвинения не были слишком серьезными, учас-
тие в деле 1 марта, в цареубийстве, осталось неизвестным
прокурору, и Евгения Сидоренко определили в сибирскую
ссылку.
55
В начале 1888 г. ему было дозволено вернуться на ро-
дину.
Все было по-старому, не было только старых друзей и
знакомых: одни погибли в борьбе, другие пребывали в
местах разной отдаленности, третьих нельзя теперь бы-
ло счесть друзьями. Неуютно, одиноко было Сидоренко в
Таврической губернии; уехал он в Одессу и, осмотрев-
шись, через ловкого посредника, предложившего услуги за
400 рублей, выхлопотал разрешение на сдачу экзаменов
экстерном при Новороссийском университете...
Однако, дорогой читатель, не находите ли вы нечто по-
разительное в этом малом отрезке революционной хроники,
в самой (так уж угодно было истории) фокусировке крым-
ских имен в эпицентре грандиозных событий России?
Вспомним дела года 1879-го. Почему именно этого, ста-
нет ясно ниже.
Год 1879-й ворвался на плечах 1878-го — Вера Засулич
стреляла в петербургского градоначальника Трепова, и суд
присяжных оправдал ее! Ударом кинжала Кравчинский
убил шефа жандармов Мезенцева и бесследно скрылся.
А уже 9 февраля 1879 г. револьверным выстрелом был смер-
тельно ранен Харьковский губернатор князь Кропоткин.
2 апреля на Дворцовой площади в Петербурге Александр
Соловьев совершил покушение на Александра IT. С расстоя-
ния в несколько шагов он расстрелял револьверную обойму,
но пуля лишь пробила царскую шинель.
В июне 1879 г. в Воронеже собрался тайный съезд рево-
люционной организации «Земля и воля». Одни ожидали от
этого съезда мирных решений, агитации в народе, другие
стремились к действию, к немедленному сокрушению цариз-
ма. Так возникла «Народная воля», организация, которая
26 августа вынесла смертный приговор тирану. Теперь уже
не случайные выстрелы грозили царю — за дело взялось
сообщество революционеров.
На пути поезда, возвращавшего из Тавриды в Петербург
царскую семью после летних вакаций, должны были быть
заложены мины. В дальнейшем было решено — под Алексан-
дровском (Запорожье) и под Москвой. Агентом Исполни-
тельного комитета «Народной воли», осуществлявшим акцию
под Александровском, был Желябов, под Москвой — Перов-
ская и Гартман.
А в конце лета в Симферополь приехали Желябов и Мер-
кулов (в дальнейшем — предатель, послуживший «на со-
весть» жандармерии). Побывали во многих симферопольских
домах, прикидывали — не здесь ли, в Крыму, сосредоточить
56
все силы и рассчитаться с деспотом. Немало способствовал
Желябову Василий Тимофеевич Голиков, состоявший под-
рядчиком по работам на Лозово-Севастопольской железной
дороге. Осматривали пути, проезды, но на территории полу-
острова не нашлось подходящего места.
Обсуждали и план покушения. А затем Желябов, Голи-
ков, Дзвонкевич, Меркулов (тогда он носил фамилию Яко-
венко) в один из жарких, нестерпимо солнечных дней конца
симферопольского лета отправились вчетвером на пустын-
ный Феодосийский тракт. Там на выжженной пустоши стали
упражняться в метании камней, равных по весу разрывным
бомбам. Может, уже Андрею Желябову виделся решающий
день 1 марта 1881 г.?
Осенью пробралась сквозь жандармские кордоны к мате-
ри в Приморское (под Севастополем) Софья Перовская.
Василий Львович, брат, вспоминает: «...Я получаю телеграм-
му из Симферополя, вызывающую меня с лошадью немед-
ленно. Для нас ясно было, что она от Сони... Накануне ее
приезда с вечера (это была суббота) мы отпустили кухарку
на целый воскресный день... Соня покашливала, жаловалась
на грудь и носила шерстяную фуфайку. Соня ласкалась к
матери, однако веселости не обнаруживала и тоже подготов-
ляла мать к своей скорой гибели в казенной крепости или
на эшафоте... Уехала Соня от нас на другой день; прощаясь
с матерью, горячо обнимала и целовала ее руки...»
Взрыв было суждено осуществить 19 ноября под Москвой
Перовской и Гартману. Но произошло непредвиденное —
в Харькове царский и свитский поезда поменялись местами...
Заключение этого рассказа подарил случай.
Письмо было адресовано: «Председателю Земской Упра-
вы г-ну Панащатенко» и направлено в город Перекоп, кото-
рого уже нет. Не существует Перекопа ни на земле, ни на
карте более 60 лет — с гражданской войны. Что же касается
дат на почтовых штемпелях — они были сухо прозаичны:
«Почтовый вагон 559-60 25—26 дек. 1879», «Мелитополь
26 дек. 1879» и, наконец, «Перекоп 29 дек. 1879».
Итак, письмо на имя г-на Панащатенко опустили в щель
почтового вагона на пути к Мелитополю в 1879 г., а спустя
сто лет оно выпало из старой книги, купленной автором в
букинистическом магазине в Симферополе — на углу про-
спекта Кирова и улицы Гоголя.
Чужое письмо...
Впрочем, уж некогда (видимо, в 1879 г.) оно было вскры-
то, и теперь я вынул из небольшого непривычного по форма-
ту конверта, сверху обрезанного ножницами, сложенный
W
ввосьмеро хрупкий пожелтевший листок с типографским
текстом. Бережно, опасаясь сломать на сгибах, развернул
его.
«От Исполнительного Комитета.
19 ноября под Москвою на линии Московско-Курской
железной дороги по постановлению Исполнительного Коми-
тета произведено было покушение на Александра II посред-
ством взрыва царского поезда. Попытка не удалась...»
Прокламация «Народной воли»! Весть о покушении от-
правлена сто лет тому назад, а сегодня, сейчас получена
мною.
«...Мы обращаемся ко всем русским гражданам с прось-
бой поддержать нашу партию в этой борьбе. Нелегко выдер-
жать напор всех сил правительства. Неудачная попытка
19 ноября представляет небольшой образчик тех трудностей,
с которыми сопряжены даже отдельные, сравнительно незна-
чительные эпизоды борьбы. Для того, чтобы сломить деспо-
тизм и возвратить народу его права и власть, нам нужна
общая поддержка. Мы требуем и ждем ее от России.
С.-Петербург, 22 ноября 1879.
Петербургская Вольная Типография».
Что ощутил, что подумал, что содеял с этим письмом
адресат, г-н Панащатенко, в канун нового 1880 г.? Каков он
был, этот уездный деятель?
Прежде всего, его имя безусловно знали отправители, и
от него, от Панащатенко, ожидалось сочувствие, более
того — поддержка. Тираж прокламации был невелик, навер-
няка экземпляров пятьсот, и посылать по адресным книгам,
наудачу, не мог себе позволить Исполнительный комитет.
О какой поддержке могла идти речь? Об участии в дея-
тельности Исполнительного комитета? Едва ли таким спосо-
бом сзывали «на рать»: речь, скорее, могла идти о денежной
поддержке. В немалую сумму должна была вылиться такая
попытка, как покушение 19 ноября 1879 г. И должен был
знать сочувствующий какие-то адреса, имена — кому напра-
вить, передать деньги. Значит, общались отправители и
прежде с председателем уездной земской управы, были
слова, чувства, может быть, поступки...
Как бы там ни было, письмо, по-видимому, оставалось у
адресата, ни в полицию, ни в жандармерию оно не угодило,
и вот сегодня, в залитый ослепительным симферопольским
солнцем летний день я получил письмо Исполнительного ко-
митета «Народной воли».
58
Что же делать с этим письмом теперь — через сто лет?
Оно требует поддержки, но как высказать, выразить ее, эту
поддержку, делам уже исполненным, осуществленным?
В том, XIX столетии остались следы, которые вели к
приезду народовольца Андрея Преснякова в Симферополь в
ноябре 1879 г. Для организации покушения нужно было на-
ладить связь — получить в день отправления императора из
Крыма точные сведения о графике, о последовательности
движения царского и свитского поездов.
С кем встречался Пресняков, кто поставлял ему сведе-
ния? Как выяснилось, к какому из составов будет прицеплен
императорский вагон? Наконец, кто обеспечивал связь, теле-
графные сообщения? Голиков? Дзвонкевич? Райко? Зелен-
кевич? Дроботов? Викторов? Севастопольская телеграфистка
Тарновская? А может быть, совсем иные, неизвестные нам
люди?
На многие вопросы о делах народовольцев, об их связях
с Крымом ответа нет и поныне.
Симферополь
ВЛАДИМИР ПОЛЯКОВ
СЕКРЕТНЫЙ АГЕНТ
м был скромный кассир симферо-
польского общества взаимного кре-
дита Николай Васильевич Клеточ-
ников. В течение двух лет он успешно работал в самых сек-
ретных отделах политического ссыска Российской империи.
Ничто, казалось, не предвещало героического будущего
слабому, болезненному юноше, сыну мелкопоместных пен-
зенских дворян. Из-за слабого здоровья он был вынужден
оставить Петербургский университет и уехать в Ялту. По-
тянулись годы скучной работы письмоводителем в канцеля-
рии уездного предводителя дворянства. Мало что изменилось
и после переезда в Симферополь, где Клеточников служил в
обществе взаимного кредита. Небольшой губернский город
59
далек от событий, волновавших в то время Россию. В столи-
це завершился «процесс пятидесяти», в списках из рук в
руки передают речи Софьи Бардиной, Петра Алексеева.
В ответ на разгул реакции революционеры перешли к тер-
рористическим действиям. Ранен петербургский градоначаль-
ник Трепов, убит шеф жандармов Мезенцев...
Клеточников не мог оставаться в стороне от происходя-
щего. Он едет в Петербург. Через знакомых еще по Ялте
курсисток добивается встречи с Александром Дмитриевичем
Михайловым — одним из руководителей организации «Земля
и воля». Симферополец произвел благоприятное впечатле-
ние, тем более что у него была «безупречная репутация»,
чем не мог похвастать ни один из членов организации —
за плечами у каждого исключения из университета, аресты,
ссылки... И Михайлов предлагает новичку неожиданное за-
дание: хозяйка меблированных комнат охотно пускает сту-
дентов, но потом жильцы ее часто оказываются под арестом;
не мог бы Клеточников поселиться у нее и выяснить, что бы
это значило?
Новый жилец понравился хозяйке. Долгие вечера проси-
живал он с ней за картами и неизменно проигрывал к удо-
вольствию партнерши рубль или два. Как бы между прочим
Клеточников сказал, что ему придется съехать с квартиры,
поскольку без связей не может найти хорошей работы.
Терять такого милого постояльца? Да она сама все устроит
наилучшим образом! Оказывается, ее племянник и един-
ственный наследник — помощник начальника ссыскной по-
лиции!..
Связь с полицией очевидна! Однако дело зашло гораздо
дальше, чем мог предположить Михайлов. Племянник хозяй-
ки, полковник Гусев, предложил Клеточникову работу в
ссыскной полиции. Сложность заключалась в том, что Ми-
хайлов, в сущности, не знал Клеточникова. В долгих беседах
с ним он пытался понять: справится ли вчерашний симфе-
ропольский кассир с предложенной ролью, где, помимо му-
жества, преданности делу, надо обладать незаурядным умом,
выдержкой и артистизмом. Будущее показало, что Клеточ-
ников был наделен всеми этими качествами. За два года
сйужбы в тайной полиции он успел сделать карьеру от рядо-
вого осведомителя до младшего помощника делопроизводи-
теля всего департамента и даже был награжден орденом
св. Станислава III степени!
Но настоящей для него наградой были спасенные жизни
товарищей, которые благодаря своевременно полученной ин-
формации уходили из под ареста под самым носом полиции.
60
Впоследствии на суде Клеточников сказал: «Я решил про-
никнуть в это заведение, чтобы парализовать его деятель-
ность».
Во многом он преуспел. Видя, что департамент полиции,
как стало называться III отделение, не справляется, само-
стоятельный розыск и аресты стала проводить и полиция
при градоначальнике. Именно она задержала Михайлова.
Если раньше связь Клеточникова с подпольем осуществлял
только он, Михаилов, то после его ареста круг лиц был рас-
ширен, места явок подбирали не так тщательно. На одной
из таких квартир попал в засаду и Клеточников.
Арест его поразил руководство полиции. Как указыва-
лось в обвинительном заключении, «Клеточников был посвя-
щен во все политические розыски не только в Санкт-Петер-
бурге, но и во всей империи». Суд над героями «Народной
воли» всколыхнул всю страну. Под давлением общественно-
го мнения царь был вынужден заменить 10 смертных при-
говоров пожизненной каторгой. В числе «помилованных»
был и Клеточников. Его поместили в Петропавловскую кре-
пость, где вскоре он умер после голодовки.
Симферополь
СЕРГЕИ ШАНТЫРЬ
ПРОВАЛ ОПЕРАЦИИ
«АБВЕР-ЮГ А»
осол Громыко информировал меня
о недавней своей беседе с г-ном
Гопкинсом, в которой Гопкинс вы-
сказал мысль о том, что Вы могли бы прибыть в конце нояб-
ря в Черное море и встретиться со мной на советском чер-
номорском побережье,— писал И. В. Сталин секретно и
лично президенту США Ф. Рузвельту 19 октября 1944 г.—
Я весьма приветствовал бы осуществление этого наме-
рения».
«Мои военно-морские органы решительно высказываются
против Черного моря,— отвечал лично и строго секретно
Рузвельт 19 ноября 1944 г.— Они не хотят идти на провод-
ку крупного корабля через Дарданеллы или Эгейское море,
61
так как это потребовало бы очень сильного эскорта, в кото-
ром ощущается большая нужда в других местах».
«Очень жаль, что Ваши военно-морские органы сомнева-
ются в целесообразности Вашего первоначального предло-
жения о том, чтобы местом встречи нас троих избрать со-
ветское побережье Черного моря»,— телеграфировал 23 но-
ября Сталин.
«...Перспективы нашей скорой встречи еще не ясны...»,—
отвечал Рузвельт 14 декабря.
Через девять дней, в ночь на 23 декабря 1944 г., группа
советских контрразведчиков отдела «Смерш» (что означа-
ет «Смерть шпионам») армейского подразделения в 20 кило-
метрах от Симферополя взяла в плен фашистского рези-
дента, отправленного специальным военным самолетом в
Крым филиалом разведывательного центра «Абвер-Юг» в
Вене. Резидент был одет в форму старшего лейтенанта
Красной Армии, удостоенного якобы ордена Красной Звезды,
медалей «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и
гвардейского значка. При задержании он оказал вооружен-
ное сопротивление, бросив гранату, в растерянности не вы-
дернул кольцо, и граната не разорвалась. У лазутчика оказа-
лись фиктивные документы, печати и штампы некоторых
советских частей, в том числе запасного полка, дислоциро-
ванного в Крыму, продовольственного пункта г. Симферо-
поля, коменданта города, бланки проездных документов по
железной дороге, офицерские и красноармейские книжки.
На двух парашютах были сброшены тюки с аккумуляторами
для рации, обмундирование для десяти военнослужащих
Красной Армии, включая один комплект для офицера, и со-
ветские денежные купюры на 539 тысяч рублей.
На допросе резидент показал, что был заброшен на осво-
божденную территорию в целях «обеспечения агентурной
группы питанием для рации, одеждой и деньгами». После
его прибытия вся группа должна была по заданию гитлеров-
ского разведцентра перебазироваться в прифронтовую зону
в район реки Припять и соединиться с действующим под
видом партизан вооруженным отрядом диверсантов.
' Когда в Ялте открылась конференция руководителей трех
союзных держав и 9 февраля 1945 г. в печати и'по радио
сообщили, что «Президент Соединенных Штатов Америки,
Премьер Советского Союза и Премьер-Министр Великобри-
тании, в сопровождении своих начальников штабов, а также
трех министров иностранных дел и других советников, со-
вещаются в настоящее время в районе Черного моря», раз-
ведывательный центр «Абвер-Юг» стал запрашивать симфе-
62
ропольских радиорезидентов и требовать от своего агента
точного места проведения конференции, максимального при-
ближения к месту встречи, сообщения о состоянии на Юж-
ном берегу Крыма погоды, противовоздушной обороны и
другие сведения.
— Дезинформируя «Абвер-Юг»,— рассказывают руково-
дители группы советских контрразведчиков, подполковни-
ки в отставке М. П. Яворский и М. П. Парамонов,— мы ре-
гулярно сообщали по рации, что пробраться на Южный
берег практически невозможно, так как все дороги и тро-
пинки контролируются войсками. Погода же на побережье
ненастная, дождливая, видимость плохая, хотя в действи-
тельности погода в те дни стояла хорошая. Ее даже называ-
ли «рузвельтовской погодой». Что касается противовоздуш-
ной обороны и зенитной артиллерии, установленной по скло-
нам гор, то тут мы не кривили душой, сообщая, что она мощ-
ная...
Мы сидим впятером: Михаил Петрович Яворский, его
жена Галина Львовна, Михаил Петрович и Валентина Оси-
повна Парамоновы и я в квартире Парамоновых в Симферо-
поле. На невысоком столике разложены реликвии тех лет:
фотографии, личные документы, газеты.
— Резидента,— вспоминают очевидцы событий,— мы
ждали три ночи. Как оказалось позже, он задержался из-за
дополнительного уточнения района выброски. Гитлеровцы
еще и еще раз проверяли надежность предпринимаемого
шага.
А перед этим произошло вот что. После освобождения
Крыма от оккупантов советскими органами контрразведки
была запеленгована неизвестная радиостанция. С помощью
советских патриотов сотрудники «Смерш» установили место,
откуда шли в эфир ее передачи, и в мае 1944 г. задержали
четырех вооруженных агентов «Абвера», оставленных для
работы в тылу советских войск. После тщательной про-
верки вражеские радисты были использованы в оперативной
радиоигре против «Абвер-Юга». Цель радиоигры — дезин-
формация противника, выявление сведений о замыслах и
действиях гитлеровского разведцентра, агентах, обучавших-
ся в разведывательных школах и заброшенных в тыл Крас-
ной Армии. А затем было решено выманить из «Абвер-Юга»
агента или резидента. Заполучить такого «гостя» одного из
филиалов третьего рейха для советских контрразведчиков
явилось делом нелегким.
Разработать правдивую легенду, предусмотреть все нюан-
сы агентурной деятельности гитлеровской разведки, соста-
63
вить радиограммы на фактах, действиях, сообщениях под-
ставных лиц, якобы вновь завербованных на случай возмож-
ной перепроверки другими сотрудниками «Абвера», обеспе-
чить надежными явочными квартирами для приема связных
или резидента — все это было весьма сложно.
— И весь машинописный материал радиоигры,— под-
черкнул М. П. Яворский,— прошел через руки вот этой
женщины, которая тогда работала машинисткой отдела
контрразведки армии.— И он показал на жену своего боево-
го друга Валентину Осиповну Парамонову.— А затем мате-
риал поступал к Галине Львовне Яворской, которая тут же
отправляла его в Москву,— заметил Парамонов.
— Они все помнят, а я уже и подзабыла,— улыбнулась
хозяйка дома.
— Такое не забывается,— продолжал Яворский.— В кон-
це концов враг попался «на удочку». В условленное место
и время «Абвер-Юг» направил из Вены через Румынию спе-
циальный военный самолет с опытным резидентом. В 1941 —
1942 гг. он прошел специальное обучение в двух разведыва-
тельных школах, был назначен инструктором одной из них
и перед отлетом в Крым в случае успеха обнадежен «Желез-
ным крестом». Кстати, и всем нам, участникам операции,
тоже были обещаны «Железные кресты», так как о нашей
работе докладывали фюреру, который остался очень дово-
лен складывавшейся ситуацией.
Заброска сотрудника «Абвера» в Крым преследовала
цель не только получить информацию о предстоящей кон-
ференции. В случае успешного завершения первого этапа,
операции намечалась переброска специальной диверсионной
группы.
Крым гитлеровцы считали только вероятным местом
встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля, не более, а до от-
крытия конференции оставалось чуть больше месяца. Вра-
жеская операция, начатая с большим желанием наверстать
упущенное, была пресечена в самом зародыше. Благодаря
усилиям советской контрразведки угроза для жизни участ-
ников встречи была предотвращена. Крымская конферен-
ция прошла спокойно и, как известно, приняла решения
исторического значения не только по военным вопросам, по
и по вопросам послевоенного устройства мира. Ее решения
были направлены на ускорение окончания войны в Европе
и на. Дальнем Востоке, закладывали основы справедливого
демократического послевоенного мира и безопасности.
Симферополь
64
ЛИДИЯ ЛИТВИНОВА
МАТРОС С «ПЛОЩАДИ
РЕВОЛЮЦИИ»
давно не бывала в Москве, года
три, наверное, а может, и больше.
В этот раз, как и три, и пять,
и десять лет назад, меня подхватил стремительный москов-
ский поток, увлек, закружил и вдруг выплеснул из вагона
метро на станцию «Площадь Революции». Не сделала ггдвух
шагов по перрону, как — словно удар в грудь! Остолбенела!
Меня задевали плечами, сумками; кто-то бросил на бегу:
«Тут и без вас скульптур хватает! И они не мешают...»
Это верно, они не мешали, скульптуры, хотя мне пре-
градила путь одна из них.
В теплую летнюю ночь недалеко от товарной станции го-
рода Калинина стоял на железнодорожной насыпи парень в
форме курсанта военно-морского училища. Стоял, как фор-
менный идиот. Потому что какой же умный человек будет
ждать, когда к нему явится шайка хулиганов и отлупит! Но
цикто не пришел, и Лешке Кашину пришлось топать домой
с тяжелым сердцем. Мать, как факт, не спит и уже, навер-
ное, собирается бежать на гарнизонную гауптвахту. Дорож-
ка туда ей известна: почти каждый отпуск ее предпоследний
сынок там посиживает.
Мать не спала. Лешка рассказал все, как было. Прово-
жал девушку (не мог выбрать, какая поближе живет,—
черт-те где эта товарная станция!). Привязались двое. Дал
обоим по шее. Сказали, что вернутся и приведут еще каких-
то гавриков. Никто не пришел. Зря прождал два часа. Нет!
Девушку не бросил — инцидент возник почти рядом с ее
домом.
Мать сказала:
— Господи! У всех дети как дети. Что ж ты у меня
урод такой уродился!
Лешка снял форму, аккуратно сложил брюки на досках
под ватным матрасом своей постели и теперь рассматривал
в трюмо физиономию — что-то саднило под левым ухом.
3 Крымские каникулы
65
— Ну что ты, мама! Какой же я урод? Даже симпа-*
тичный.
— Я не про красоту твою, а про кулаки. Мне рассказывав
ли, как третьего дня у театра ты влез в драку из-за этого
сморчка Яшки Орлова!
— Мама, слабых надо защищать. На него четверо нава-
лились! Это несправедливо.
— А если патруль? Опять бы на губу?
— Там разбираются и понимают, кто сам лезет, а кто
сдачу дает. Начинают пьяные, а я непьющий.
Мать только в третий его отпуск поняла, почему Лешка
попадает на гауптвахту. Не было у местных парней уваже-
ния к морякам. Какие моря они видали? А кроме того, оде-
ты кое-как: брючишки залатанные, вместо ботинок носят
синие брезентовые спортсменки и надраивают их черным
гуталином, будто они из кожи. Сама видела, как Колька, (ее
младший сын) сббирался на танцы и замазывал дырки на
спортсменках, того не понимая, что носки-то потом не от-
стирать! Надо бы новое что-то купить ему, да вот все не
соберется... А военные моряки с иголочки одеты. Завидно.
Вот и тянет наших пощупать: мол, выглядишь ты браво, а
чего стоишь — поглядим! Но Лешке она говорит другое.
— Лешка, Лешка! Ведь ты первый в нашей семье кон-
чил десятилетку. Учишься вон где —в Ленинграде! А ума
ничуть!
— Спи, мама! Ты обо мне не беспокойся. Будет полный
морской порядок.
Но мать не может уснуть. Вот и поговори с ним! Мор-
ской порядок!.. Жизнь прожила, а моря ведь тоже сроду не
видала. Страшно, поди, на море-то. А Лешка... За справед-
ливость он — вот что. Раз четверо на одного, не махать же
после драки кулаками! Еще слава богу, что не пьет. Пьяно-
му веры нет. Ну, теперешние драки не сравнить с теми,
какие разыгрывались при Савве-то Морозове. Бывало, как
праздник, напьются мужики и на площадь к прядильной
фабрике. Казарма на казарму, как стенка на стенку. По-
ставишь пироги в печь или чего наваришь, а печь огромная,
как прорва, все горит и достать нечем — ухваты и кочереж-
ки гуляют по головам на площади!..
Страшно подумать, что было бы с ребятами, не будь ре-
волюции-то! Тот же Лешка. Разве кто-нибудь с Пролетарки
мог стать морским командиром? Такое и в голову бы не при-
шло. С тринадцати лет пошел бы на фабрику, потом бы
женился, запил, как все, и уж, конечно, ни одна драка без
него бы не обошлась. В какой-то раз и убили бы в драке...
66
Или, к примеру, сама. Все детство побиралась: «Пода-
вите, Христа ра-ади!» Страх вспомнить, как в деревне за
Волгой один мироед спустил на нее с сестрой Дунькой псов
с цепи — без памяти бежали три версты... И единого дня в
школе не сидела. А теперь вот — лучшая банкаброшница на
прядильной. В президиум выбирают, портреты в комбинат-
ской многотиражке «Голос текстильщика» печатают. Теп-
лая и дешевая квартира. Дети учатся. И помирать не надо.
А Лешке жениться пора...
Алексей женился после окончания Ленинградского воен-
но-морского училища имени Фрунзе. Теперь он служил на
Черноморском флоте. Незадолго до войны приехал с женой
домой. Звали ее Шурочка. Милая и тихая девушка из Бело-
руссии, она, может, и не блистала красотой, но столько
чистоты и преданности было в ней, столько любви к мужу,
что при ней не говорили ни громко, ни грубо. Свекрови
это не нравилось. Как-то непривычно. Все бабы с Пролетар-
ки отличались громкими голосами (текстильное производ-
ство шумное — в двух шагах тебя не услышат, хоть на-
дорвись!), не очень-то стеснялись в словах, на собрании
никогда не смолчат, если что не так. Были независимы, стой-
ки в семейных передрягах и без ропота несли бремя работ-
ниц, многодетных матерей и домохозяек одновременно. Од-
нако и она шуметь при невестке не решалась.
Приехали они на Первое мая сорок первого года. Собра-
лись все родственники. Лешка, такой красивый и серьез-
ный в форме морского лейтенанта, молчал. Он понимал, как
всем хотелось, чтоб было весело. А веселья не получилось,
потому что каждый думал... О войне. Они не умели гово-
рить красиво и возвышенно, но им было дорого все, за что
воевал в гражданскую войну Лешкин отец, которого недав-
но похоронили. Да, было трудно, были очереди, судили за
опоздание, нельзя было уйти на другое предприятие. Но
ведь работали они на себя, а не на Савву Морозова. У тек-
стильщиков был свой большой театр, прекрасный парк в
роще, стадионы, клубы. Книги! В квартирах мотальщиц,
ткачих, слесарей, граверов были книги. Много книг. Алексей
не первый и не последний из семей текстильщиков получил
высшее образование. Были свои инженеры, учителя, врачи,
командиры Красной Армии.
Что будет война, в этом никто не сомневался. А он, лей-
тенант Кашин, знал точно, что она будет скоро. Нет, ему
никто об этом не говорил. Но он не мог не понимать, с
какой целью Германия вышла к нашей западной границе от
Балтики до Черного моря.
3*
67
И вот я стою, как столб, на станции метро «Площадь ре-
волюции». Меня уже подталкивает новый поток москвичей,
выпущенный из множества дверей нарядного состава. А я
все смотрю в твое бронзовое лицо. Как я могла забыть!
Ведь вот же — и нос, как у меня, и губы, только пожестче,
и подбородок с ямкой-ложбинкой —- это же наш фамильный
подбородок! Как я могла забыть, что твое бронзовое тело
живет здесь, в светлом и торжественном подземелье сто-
личного метро!
Нет! Я все помню. Помню, как по вечерам, склонившись
над большой белой бумагой, ты тихонько водил тоненькой
черной палочкой, из которой вытекало что-то черное, и на
бумаге получались всякие сломанные вещи: то машина с
одним колесиком, то ухват без ручки, а то и вовсе полмоста
через Волгу, только кверху ногами. Мы с сестрой Юлькой
не выдерживали, подпрыгнув, тушили свет и с визгом мча-
лись по коридору, а потом вниз по деревянной лестнице,
которая тоже визжала, и перила качались. Один раз ты
поймал медя и намылил мне голову вареной картошкой.
Мать долго отмывала волосы, ругала тебя, а била меня: раз
поцарапает в голове, раз — подзатыльник, поцарапает —
подзатыльник...
Я помню, как каждое утро и по вечерам ты выжимался
и раскачивался, уцепившись за верхнюю притолоку двери,
которая называлась турник. Турник трещал, но не отрывал-
ся. На этой доске так и остались две ложбинки от твоих, а
потом Колькиных ладоней...
Летом ты иногда разрешал нам с Юлькой увязаться с
тобой на Тьмаку или Тверцу — купаться. Выдавал шлепки,
если боялись лезть в холодную воду, учил плавать и откры-
вать глаза под водой...
Ты не смотри на меня так строго. Я ведь помню не толь-
ко всякие глупости. Помню, что ты был комсоргом самой
крупной десятилетки в городе. Помню твое свидетельство
(и толстую книгу Чехова, которой тебя наградили за хоро-
шую учебу). Это был первый документ о среднем образова-
нии в нашей рабочей семье.
Потом я увидела тебя — как теперь, в форме воедного
матроса. Только на ленточке бескозырки было не имя лин-
кора или крейсера, а название училища, где учился. И ты
лучше всех парней плясал «Яблочко».
А однажды пришло письмо из Ленинграда. Отец распе-
чатал конверт и вынул вырезку из газеты. Это был высокий,
на одну колонку, снимок: скульптура матроса с сигнальны-
ми флажками в спокойной руке. Матрос на минутку присел
68
отдохнуть, но готов по первому звуку тревоги взлететь на
мостик и передавать эскадре приказ флагмана. Пусть кру-
гом кипит море от разрывов снарядов, пусть свистят пули,
пусть мостик уплывает из-под ног, руки матроса будут четко
выговаривать приказ. И сбить его нельзя, потому что он
Из стали. Нет, из бронзы...
Ты писал, что в Москве строится метро и что на стан-
ции «Площадь Революции» будет установлена эта скульп-
тура. Ее лепили с тебя. Весь вечер мы вертели вырезку из
центральной газеты и все решали: похож или нет. Но по
газете это трудно определить. Тогда отец крякнул и сказал:
«А плечи — наши, кашинские!»
Забыла! Леша! Я забыла, какие у всех у вас были плечи!
Потому что уже вечность прошла, как я не видела живых
кашинских плечей. Все твои братья ушли из дому, и никто
не вернулся с войны. Никто! Вот только твои плечи и оста-
лись. Бронзовые!..
Мать до самого последнего часа жизни ждала вас, хоть
одного. Бывало, сидит на скамеечке. Развернет ладонь, рас-
топырит сухие узловатые пальцы и все твердит: «Столько
сыночков и ни одной могилки». Так и умерла. От тоски
и горя.
А Шурочка жива. Тогда, в сорок втором, узнав о твоей
гибели, она кончила курсы радистов и попросилась на фронт.
Была в парашютно-десантных частях. Бесстрашно лезла под
огонь — все искала ту пулю, которая оборвет ненужную без
тебя жизнь. А принесла с войны туберкулез, потому что
однажды долго пришлось идти по болотам. А было холодно...
Она не хочет верить, что тебя нет. Она и сейчас ждет.
А что же ждать? Она не была в Севастополе после вой-
ны. А я была. Я видела, где держала оборону твоя 6-я рота
2 -го Перекопского полка морской пехоты. Мне рассказывали
очевидцы, как матросы ходили врукопашную (и тут уж, ко-
нечно, никто с тобой тягаться не мог!). Как на зорьке шли
к окопам противника, подняв вверх руки — вроде сдаются.
А у самих в руках лимонки. Вражеские солдаты, разинув
рот, глядели на это невероятное явление — севастопольские
матросы сдаются в плен. О! Такое можно увидеть только
раз в жизни!.. И верно, жизнь врагов обрывалась на этом
самом видении, потому что «сдающиеся» швыряли им на
голову смерть...
Тебя ранило в правую ногу, в эту самую, на которую
сейчас опираешься правым локтем, крепко зажав в кисти
бронзовые сигнальные флажки. На последнем письме твоем
стояла дата — 16 января 1942 года. Как всегда, ты писал,
69
что бьете фашистов, что у тебя «полный морской порядок»*
Когда мы получили письмо, тебя уже не было в живых, по-
тому что транспорт, на котором в тот раз вывозили из Сева-
стополя раненых, говорят, был потоплен...
Люди, когда вы окажетесь на станции московского метро
«Площадь Революции», взгляните на молодого матроса с
сигнальными флажками в руке. Он .присел на минутку и
готов вскочить по первому звуку тревоги. Он был живой.
У него могли быть дети. У него были серые с голубинкой
глаза, как древнее русское небо, под которым он родился.
А еще таким бывает январское Черное море, когда с поверх-
ности его уходит туман.
Симферополь
РИТА НОГИНА
ПУТЬ К ПОДВИГУ
У храбрых есть только бессмертие,
смерти у храбрых нет.,.
К. Симонов
ИСТОКИ
а два года до прихода нового,
XX века, в Симферополе, в семье
учителей Забниных, родилась дочь
Нина. Дед девочки, Иван Иванович Забнин, был из крепост-
ных. Трудно сейчас сказать, как удалось бывшему крепост-
ному, с детства проявлявшему большой интерес к рисованию,
поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодче-
ства: то ’Ли решающую роль сыграли способности, то ли
помог кто-то из образованных добрых людей. Но училище он
окончил и получил звание «неклассного художника». Был
знаком с В. Г. Перовым и другими известными художника-
ми. По семейному преданию Забниных, рассказчик на карти-
не Перова «Охотники на привале» писался с Ивана Ивано-
вича, и художником было достигнуто удивительное портрет-
ное сходство.
Отец Нины — Константин Иванович — с юности стре-
мился к наукам. Он поступил на математический факуль-
тет Московского университета, но после второго курса его
исключили за «политическую неблагонадежность». Однако
70
через некоторое время ему удалось завершить свое образо-
вание в Харьковском университете. Мать — Ефросинья Ва-
сильевна — дочь мелкого чиновника, окончив гимназию, по-
лучила звание учительницы.
Вскоре после рождения Нины в семье родилась еще одна
дочь — Надежда. Константину Ивановичу тяжело было со-
держать семью на свое учительское жалование — дома едва
сводили концы с концами. И Забнины решили переехать в
Борисоглебск, где обещаны лучшие условия. Забнин посту-
пил учителем математики в мужскую гимназию. Материаль-
ное положение семьи улучшилось, но ненадолго.
Шел 1905 год... Россия была охвачена народными волне-
ниями, перешедшими в Первую русскую революцию. Моло-
дой учитель не остался в стороне от этих событий. За
участие в революционном движении его лишили права пре-
подавания. Тогда, чтобы иметь средства к существованию,
Ефросинья Васильевна открыла начальную школу, которую
вскоре передала государству. Школу преобразовали в гим-
назию, а в названии сохранили имя ее учредительницы —
Е. В. Забниной.
Девять лет Константину Ивановичу не разрешали пре-
подавать, и только в 1915 г. он стал учителем реального
училища.
Все это я узнала от младшей сестры Нины — Надежды
Константиновны *. Она помнила, что в дни революционных
волнений 1905 г. дома прятали какого-то человека и их —
детей — предупреждали, что никто не должен об этом знать.
Наступил революционный 1917 год, за ним — грозные
годы гражданской войны. Борисоглебск часто переходил из
рук в руки. Когда его захватывали белогвардейцы, они не-
однократно врывались в дом с криками: «Где комиссар?»
Отцу приходилось скрываться. Дочь предполагала, что уже
тогда отец был членом партии большевиков.
В такой семье формировался характер Нины. И вот она
уже гимназистка старших классов. Небольшого роста, очень
изящна и женственна. Не по годам серьезна. К ней тянутся
ровесники, знают, что она очень чутка, всегда даст здравый
совет, всегда поможет.
В 1915 г. Нина закончила гимназию с золотой медалью.
Но еще до ее окончания стала сестрой милосердия в госпи-
тале, куда прибывали раненые с фронтов первой мировой
войны. Дела на фронтах ухудшались, раненых становилось
* Надежда Константиновна Забпина (1900—1979) работала эконо-
мистом на предприятиях г, Алушты.
71
все больше, госпитали переполнены, не хватало перевязоч-
ного материала и медикаментов. Нина помогала раненым, не
считаясь ни с усталостью, ни со временем. В документе, удо-
стоверяющем, что она была сестрой милосердия в госпитале
с 1914 по 1917 г.,— приписка: «Нина Константиновна Заб-
нина своим сердечным обращением и опытным уходом сни-
скала себе благодарность раненых воинов, бывших на ее по-
печении».
Совсем юной Нина вышла замуж. Муж заболел тубер-
кулезом. Болезнь протекала очень тяжело. В надежде вер-
нуть ему здоровье, семья переехала в Крым, но целитель-
ный крымский климат уже не мог помочь... В 23 года Нина
Снежкова осталась вдовой с двумя маленькими детьми. Это
очень тяжелый удар. Но она понимала: нужно заглушить
боль, нужно работать, растить детей...
«СЕЯТЕЛЬ»
А страна переживала тяжелое время: разруха, голод, на
улицах — масса беспризорных детей, потерявших во время
империалистической и гражданской войн родителей. Этих
детей нужно спасать от гибели. Им нужна помощь взрослых,
нужна ее помощь. С первых дней после изгнания белогвар-
дейцев из Крыма, с ноября 1920 г., Нина Константиновна
всю свою энергию направила на борьбу с детской беспризор-
ностью. Вместе со своей матерью Ефросиньей Васильевной
помогала создавать в Симферополе детские дома, колонии,
работала в детприемниках. Она умела отыскать путь к серд-
цам измученных жизнью ребят. Некоторые из них привя-
зались к ней и называли ее мамой. В 1940 г. в доме Нины
Константиновны, в Алуште, я встретила рослого красивого
парня — одного из тех «сыновей». Он каждое лето проводил
в этой семье.
Константин Иванович Забнин со времени создания
Крымского ревкома работал в аппарате Наробраза. Внезап-
но новое горе обрушилось на семью — скоропостижно умер
отец, а Нина и мать заболели сыпным тифом. Молодой орга-
низм Нины выдержал, а Ефросинья Васильевна умерла. Так
Нина Константиновна почти одновременно потеряла-отца и
мать — соратников и единомышленников. Ослабевшая и
перенесшая тяжкий удар судьбы, она не пала духом, выстоя-
ла и вновь с головой ушла в работу. До тех пор, пока да
улицах встречались маленькие голодные оборвыши, Нина
Константиновна самоотверженно боролась с детской обездо-
ленностью.
72
Молодая Республика Советов залечила раны. Жизнь в
стране нормализовалась, покончено с разрухой и голодом.
У Снежковой к тому времени был уже немалый опыт педаго-
гической работы. Стремление к самосовершенствованию при-
вело Нину Константиновну в Крымский педагогический
институт им. М. В. Фрунзе на естественный факультет. Учи-
лась и работала, а в период летних отпусков она — экскур7
совод Алуштинской турбазы. Снежкова отлично знала Крым,
экскурсии ее были чрезвычайно интересны. В те времена в
Крыму было всего два экскурсовода I категории, одна из
них — Снежкова. Ее коллега и подруга, известный краевед
М. Г. Кустова, рассказывает:
— Нину отличало великолепное знание Крыма, в горах
ей была знакома каждая тропинка. Восхищала она удиви-
тельной легкостью преодоления склонов любой крутизны. По
ловкости и быстроте напоминала ящерицу. Вот только что
она стояла на большой известняковой глыбе и буквально
через секунду она уже высоко, среди зарослей. Удивитель-
ны были ее контакты с животными. На одном из экскурси-
онных маршрутов навстречу ей выползал леопардовый полоз,
страшно пугая туристов. Но Нина вынимала из кармана
рюкзака баночку с молоком и подносила змее. Полоз выпи-
вал приношение и к великой радости замерших от страха
туристов уползал восвояси.
Как-то М. Г. Кустова обратилась ко мне с такими словами:
— Вы, вероятно, пишете о ней только как о героине-
партизанке? А я помню ее очень обаятельной женщиной.
В ней была «сила женственности». Удивляло ее бесстрашие.
При кажущейся внешней суровости (вероятно из-за немно-
гословия) она была чутка и к людям, и ко всему сущему.
Сын симферопольских подпольщиков Волошиновых, еще
мальчиком знал Нину Константиновну. Его родители, тоже
учителя, на летние каникулы выезжали в Алушту для рабо-
ты экскурсоводами. Леонид Иванович Волошинов вспомина-
ет: «Нина Константиновна была замечательным человеком.
Она умела понять детскую душу. Я, мальчишка, был очень
к ней привязан».
Вот что сказано у писательницы Е. Г. Криштоф:
«Нину Константиновну Снежкову я знала хорошо, она
была моей учительницей. Преподавала историю, и история
в рассказах Нины Константиновны приобретала удивитель-
ное свойство: она приближалась к нам вплотную.
Из того, что и как любила рассказывать Нина Констан-
тиновна, становилось ясно: наша учительница добра, конеч-
но, но больше всего в людях ценит мужество.
73
Больше других запомнилось утро, в которое, вместо того,
чтобы сидеть за партами, стояли мы в балочке недалеко от
города и слушали рассказ о первом Советском правитель-
стве в Крыму, члены которого расстреляны вот здесь, у
этих камней...
Нина Константиновна не просто называла фамилии, она
словно хотела передать нам эстафету мужества...» *
Я сама близко узнала Снежкову за два года до начала
Великой Отечественной войны. А произошло это так. Нашу
семью постигло большое горе — умер отец. Мне было тогда
14 лет, сестре — немногим больше. Маме, учительнице на-
чальной школы, работавшей после смерти отца в две смены,
было нелегко. Нина Константиновна и мама были коллегами
и друзьями. У них во многом были схожие судьбы. Мама
так же, как Снежкова, в двадцатые годы работала в детских
домах, а затем перешла в школу. Узнав о случившемся,
Нина Константиновна приехала к нам и сказала маме:
— Девочек ваших я забираю на лето к себе. Полагаю, у
меня им будет неплохо.
И вот мы с сестрой в Алуште, у Снежковой. Небольшой
домик, крытый толем, на Пионерской улице, производит
впечатление фанерного. При домике маленький земельный
участок. На нем растут овощи. Ухаживаем за растениями
мы сами — основные их потребители.
В доме Снежковой в летнее время всегда много народу:
сын с женой, дочь, племянница, которая после смерти мате-
ри жила и воспитывалась у Нины Константиновны, прием-
ные дети со своими сестрами и братьями, я с сестрой. Уди-
вительно, но всем хватало места. А в домике всего одна
комната и коридор. Молодежь располагалась на ночь во дво-
ре, па воздухе, пропитанном терпковатым ароматом кипари-
сов.
Хозяйку дома мы видели редко, хотя было время школь-
ных каникул. Утром она давала нам короткие советы —
что и как делать по хозяйству. И уходила на работу: она
водила экскурсии, обучала молодых экскурсоводов. А если
выпадал свободный день, то дома всегда была занята каким-
то делом. Мне запомнилось, как она раздирала высохшую
морскую траву для того, чтобы набить чехлы и сделать
матрасы для новых гостей.
Одевалась она скромно, но очень аккуратно — темная
юбка и светлая кофта, а на ногах (удивительно маленьких
по размеру) самодельные босоножки, вырезанные из автомо-
* Кри штоф Е. Г. Алушта. Симферополь: Таврия, 1976, с. 12.
74
бильных скатов, перекрещенные фитилями от керосиновых
ламп. Эта обувь была очень удобна для каменистых почв
Алушты, и я, подражая Нине Константиновне, попросила,
чтобы мне сделали такую же, и носила ее с гордостью и удо-
вольствием.
Нина Константиновна всегда была в курсе всех наших
дел, при любой возможности отправляла нас в туристские
походы и на экскурсии. Так мы побывали на вновь органи-
зованной экскурсии в Судак и Новый Свет. То, что я увиде-
ла, открыло мне удивительную красоту восточного Крыма,
и я полюбила этот край навсегда.
У меня в этот период был возраст «юноши,, обдумываю-
щего житье». И именно Нина Константиновна стала тем
человеком, с которого мне хотелось «делать жизнь». Поэто-
му всё взрослые сознательные годы меня не покидала мысль
о том, что о ней я должна рассказать людям. Я работала в
архивах, встречалась с теми, кто знал Нину Константинов-
ну, и по крупицам собирала сведения о ее жизни. И вот
теперь рассказываю все, что сумела о ней узнать и вспо-
мнить...
После окончания института Нина Константиновна пере-
ехала в Алушту, где стала экскурсоводом-методистом экскур-
сионного бюро, но и педагогическую деятельность она не
оставила — работала на медицинском рабфаке.
Все больше ее увлекает история, и Снежкова — вновь
студентка педагогического института, только уже историче-
ского факультета. Продолжает работать на рабфаке и в эк-
скурсионном бюро. По ее инициативе организуются новые
туристские маршруты — они шире и глубже представляют
историю Крыма, его уникальные природные богатства.
В апреле 1941 г. Нину Константиновну назначили дирек-
тором алуштинской средней школы № 2. Сохранилась теле-
грамма в Наркомпрос Крыма, посланная Алуштинским рай-
комом партии: «Настаиваем утверждении директором школы
Снежкову. Подтвердите телеграммой. Секретарь райпартко-
ма Еременко».
Директор школы Снежкова сразу взялась за улучшение
школьной работы. А дел немало: привести в порядок библио-
теку, создать пришкольный участок.
Уже шла война, уже фашистские бомбы падали на крым-
скую землю, а директор полна забот о школе, о подготовке
к новому учебному году. 28 июня 1941 г. она пишет письмо
в Наркомпрос Крыма: «Разбит пришкольный участок. На
нем высажены различные декоративные культуры. В школе
работает кружок юных натуралистов, который изготовил
75
гербарий для уроков ботаники. Работают кружки электро-
техников и радистов. Для библиотеки выделено специальное
помещение. Пенсионерка Гаршина подарила школе свою
библиотеку. Многие книги требуют переплета, что будет
выполнено в течение лета».
Совершенно мирные планы, твердая уверенность в том,
что Крым не будет сдан.
Когда враги уже были на подступах к полуострову, Нина
Константиновна сказала:
— Крыма им не видать, а если и случится такая беда,
останусь здесь, уйду в партизаны. Ведь я хорошо знаю горы
и буду нужна здесь.
Так она и поступила.
ПОДВИГ
Партизанский отряд был организован в первых чис-
лах ноября 1941 г. из партийно-советского актива города.
Уничтожив важные хозяйственные и военные объекты, пар-
тизаны покинули Алушту. В тот же день город заняли
фашисты.
Отныне жизнь Снежковой стала частицей жизни парти-
занского отряда. К концу его формирования (все время при-
соединялись красноармейцы и краснофлотцы, не успевшие
пробиться к Севастополю) насчитывалось 160 человек, из
которых создали 6 боевых групп. Командиром отряда стал
директор винсовкоза «Алушта» С. Е. Иванов, -комиссаром —
секретарь Алуштинского райкома партии В. Г. Еременко, а
Снежкова— рядовым бойцом.
Дневники, которые вели комиссар В. Г. Еременко и сек-
ретарь парторганизации отряда Н. А. Лунин, рассказывают
о буднях алуштинских партизан.
Не повезло с погодой. Начался проливной дождь. Одежда
промокла до нитки, было тяжело передвигаться. Шли по
северному склону Бабуган-яйлы, к лесничему кордону Ай:
Йори, расположенному немного южнее водопада Головкин-
ского. Дорога была крутой и скользкой.
Несмотря на трудности марша, Нина Константиновна
шла легко и быстро. Ее не угнетали тяжесть промокшей
одежды, крутые подъемы, путь был для нее привычным. Но
очень тяжело было на душе. Тревожно за детей. Беспокои-
лась о сыне — студенте-медике, который переехал в другой
город, к родителям жены. Мать всегда волновало его здо-
ровье. Дочь добровольно ушла в Красную Армию и вместе
с войсками покинула Алушту.
76
Отряд добрался до Ай-Йори и разбил там лагерь. Но на
следующий день партизанская стоянка была обстреляна фа-
шистской артиллерией. Партизаны, не успевшие даже высу-
шить одежду, вынуждены были перебазироваться на новое
место.
А в Алуште бесчинствовал враг. За одного убитого гитле-
ровского солдата расстреливали 15 мирных горожан, прожи-
вавших вблизи места убийства. При малейшем подозрении
в контактах с партизанами — смерть. Была повешена сме-
лая партизанская разведчица врач М. Я. Горбачева. Позднее
погибли разведчики С. Г. Пуцатов и М. Я. Глазкрицкий *.
С помощью предателей, указавших расположение продо-
вольственных и вещевых баз, враги захватили партизанские
запасы. Возникла угроза нехватки продовольствия.
А отряд спешно приобретал навыки ведения партизан-
ской войны. 22 ноября на дороге Алушта — Заповедник
группа партизан сделала девять завалов и произвела четы-
ре взрыва. На следующий день партизаны напали на грузо-
вые автомашины гитлеровцев, три из которых пошли под
откос. Противник потерял 15 человек, партизаны потерь не
имели. И так день за днем народные мстители не давали
покоя фашистам.
В конце ноября сильно похолодало, выпало много снега.
Гитлеровцы организовали карательную экспедицию и значи-
тельно превосходящими силами начали наступление на пар-
тизан с четырех направлений. Бой длился несколько часов.
Лагерь был окружен со всех сторон. Однако небольшой
группе партизан удалось обойти противника,с тыла и уда-
рить из миномета и винтовок. Предпринятый маневр заста-
вил противника отойти.
Пришлось сменить место партизанского лагеря. Двигать-
ся по заснеженной яйле было очень трудно. Партизанам
грозил голод.
Враг торопился покончить с партизанами, чтобы напра-
вить все силы на штурм Севастополя. День за днем гитле-
ровцы, как огненной гребенкой, прочесывали лес. 3 декабря
фашисты вновь напали на отряд. Бой длился более четырех
часов. Враг вынужден был отступить. Партизанам пришлось
опять покинуть лагерь и, маневрируя, уходить все выше и
выше, на плато Бабуган-яйлы.
В боях Снежкова проявила себя смелым бойцом — это
подтверждают все, кто воевал рядом с ней.
♦ Именами М. Я. Горбачевой, С. Г. Пуцатова, М. Я. Глазкрицкого
названы улицы в Алуште.
77
Бывший начальник штаба Алуштинского партизанского
отряда И. И. Купреев вспоминает: «Небольшого роста темно-
глазая женщина в шапке-ушанке и теплом штатском пальто
часто останавливалась, пропуская вперед партизан, затем
обгоняла их, па ходу поправляя повязки у раненых, подбад-
ривая уставших. Это Нина Константиновна Снежкова, быв-
ший директор алуштинской школы, очень уважаемый чело-
век в отряде».
С каждым шагом идти становилось труднее. Сильный мо-
роз, глубокий снег, обледенелые скалистые тропы. Резкие
порывы холодного ветра перехватывали дыхание. Раненых
вели и несли на плащ-палатках. Тяжело ранен был коман-
дир группы Анатолий Васильевич Гурьев. Ночевали в сне-
гу. Никто не спал. На рассвете поднялись на яйлу, вошли в
колхозную кошару, осмотрелись и решили здесь оставить
раненых. Помогать им вызвалась Нина Константиновна. От-
ряд двинулся дальше. Через неделю раненых удалось пере-
вести в более безопасное, как казалось партизанам, место —
в так называемую Чучельскую казарму.
Утром 12 декабря каратели подошли к казарме. Раненые
взяли оружие. Врага встретили огнем из винтовок и автома-
тов. Гилеровцы стали окружать казарму. Против десятка
раненых партизан шел батальон фашистов. Прячась за ство-
лами деревьев, каратели подходили все ближе. В них поле-
тели гранаты. Несмотря на большие потери, враг сжимал
кольцо. У партизан оставалось всего несколько гранат. И тут
Нина Константиновна открыла окно, выходящее в лес.
— Быстрее уходите,— скомандовала она,— мы с Гурье-
вым прикроем ваш отход.
Уходившие партизаны еще долго слышали выстрелы со
стороны казармы...
На следующий день рядом с сожженной казармой парти-
заны нашли зверски изуродованные тела Снежковой и Гурь-
ева. Похоронили их ниже пепелища со всеми партизанскими
почестями и на могиле поклялись отомстить захватчикам.
И клятву свою выполнили.
Алуштинский партизанский отряд просуществовал девять
месяцев — до июля 1942 г., когда остатки его слились с
Симферопольским отрядом. За это время алуштинцы участ-
вовали в 48 боевых операциях, в которых оккупанты понес-
ли большие потери в живой силе и технике.
Жизнь Нины Константиновны Снежковой оборвалась в
43 года.
Сегодня ее имя носит одна из улиц города Алушты,
78
Мы низко склоняем голову перед памятью об этой бес*
страшной женщине и о погибших ее товарищах-партизанах.
Вечная слава!
Симферополь
НИКОЛАЙ ХАРИТОНОВ
ТАК ОНИ ВХОДИЛИ
в жизнь...
Свобода существует лишь до тех пор,
пока люди не разучились за нее
умирать.
событиях Великой Отечественной
войны в Крыму написано немало.
Но мы знаем далеко не все о по-
двигах, совершенных на крымской земле воинами Советской
Армии, партизанами, подпольщиками. Поиски выявляют все
новые имена, новые факты.
Рассказ о юных участниках молодежной подпольной ор-
ганизации, живших в деревне Рассвет и соседнем Сарабузе
(ныне Гвардейское), основан на архивных документах, вос-
поминаниях родных и близких, оставшихся в живых участ-
ников подполья, вольных и невольных свидетелей событий
тех лет.
Факты, о которых пойдет здесь речь, в академическом
издании о Крыме * уместились в несколько строк: «В 1942 го-
ду молодые патриоты... создали для борьбы с фашистами
подпольную группу... Им помогали пионеры. Гестаповцам
удалось схватить двух ребят: 16-летнего Витю Трунова и
15-летнего Алешу Синченко, при обыске у которых нашли
оружие. Но, несмотря па пытки, юные герои не выдали то-
варищей. По приказу гитлеровского коменданта Симферопо-
ля 12 апреля 1943 года они были расстреляны».
Шел август 1942 г.— десятый месяц оккупации Крыма
фашистской армией. В Сарабузе существовало несколько
молодежных подпольных групп.
* История городов и сел Украинской ССР: Крымская область. К.,
1974, с. 462.
79
Одна из проблем, которая стояла тогда перед подполь-
щиками,— оружие. Его добывали, как могли. Виктора Тру-
нова, Алексея (Леню) Синченко, Владимира Коляду стар-
шие товарищи поначалу не привлекали к своей опасной ра-
боте. Но разве могли ребята оставаться в стороне! Проблему
оружия они пытались решить по-своему. Володя Коляда,
например, стал мастерить самопал. Старший брат Петр за-
стал его за этим занятием. Володя ожидал одобрения, но
Петр сказал:
— Самодельными самопалами сейчас не воюют. Чтобы
из твоего пистоля фрица прикончить, надо сначала его
поймать, привязать на веревку да харчей дня на три дать,
чтобы он с голоду не подох, пока ты кресалом фитиль по-
дожжешь да выстрелишь. Всех партизан из головы выкинь
и пистоль свой в Салгир брось. А то накличешь беды на
свою голову да и на всех нас. Возьми лучше ведро и наноси
в кадушку воды: мать стирать будет.
Володя брата слушался во всем, но на этот раз выбрасы-
вать свой «пистоль» и не думал. Незадолго перед этим из
разговора своего старшего брата с Николаем Шевченко (Ни-
колай был руководителем молодежной подпольной груп-
пы) Володя узнал о существовании группы молодых
подпольщиков и о том, что оружие для нее сейчас нужнее
всего? Поэтому он спрятал свой самопал понадежней и ре-
шил брата больше ни о чем не спрашивать. Тем более, что
Володе было с кем поговорить.
Через несколько дней перед вечером он зашел к Виктору
Трунову, жившему в той же деревне Рассвет.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Виктор жил у тети Оли — сестры отца; мать умерла пе-
ред войной, отец ушел на фронт, а других' родных у него не
было. С начала войны Виктору пришлось помогать семье:
с ним остались еще старшая сестра и младший брат. Виктор
теперь не учился, а работал в общине, где за труд почти
ничего не платили, зато можно было кое-что взять, когда
вблизи не было гитлеровских прислужников.
В этот вечер тетя Оля ушла к соседям за керосином.
Друзья сидели в темной комнате. Володя рассказал все, что
узнал, и предложил создать свою группу, чтобы потом вместе
со взрослыми пробиваться в лес к партизанам. Володя ува-
жал Виктора за умение разобраться в деле, уверенность,
серьезность: уж этот его на смех не поднимет, а посоветует
дельное. Они решили, что надо добыть оружие и патроны.
80
Ребята поклялись друг другу, что все будет сохранено в
тайне.
Так в годы оккупации возникло не одцо содружество
отважных для борьбы с лютым врагом. Бывшие друзья и
товарищи по работе, месту жительства, по школе, ранее
делившиеся сокровенными мечтами, теперь клялись в вер-
ности на жизнь и смерть, вверяя друг другу не только свою
судьбу, но и судьбу своих родных и близких.
«ЛЮБИТЕЛЬ МАРОК»
В Сарабузе, на одной из главных улиц, недалеко от реки
Салгир, стоял большой старый дом. Построенный добротно,
прилежно оштукатуренный, он мало поддавался влиянию
времени. С начала оккупации в нем поселились фашистские
летчики.
Для военного имущества была отведена полутемная ком-
ната вдали от жилых помещений, где в чемоданах, рюкзаках,
ящиках, свертках хранились вещи летного состава, стояли
ящики с патронами, ракетами, батарейками для карманных
фонариков и другой мелочью, здесь же были специальные
полки для хранения оружия. Вход во двор и в помещение
охранялся круглосуточно.
Вот здесь Виктор Трунов и Леня Синченко и решили
добыть оружие.
Разведку вел Леня, которому тогда минуло четырнадцать
лет. Невысокий, с быстрыми серыми глазами и аккуратно
причесанными темными, почти черными, волосами, он про-
изводил очень хорошее впечатление своей внешностью на
всякого, кто с ним встречался. Слегка застенчивый, сообра-
зительный, всегда подтянутый, он сумел понравиться и двум
немцам, жившим по соседству. От них же немного научился
их языку, им же поведал свою страсть: он собирает коллек-
цию марок.
Быстро опустошив запасы «своих» немцев, он стал про-
сить, чтобы те подсказали, где можно добыть марки Италии,
Греции, Алжира, Египта и других стран. Свои просьбы под-
креплял подарками. В оплату пошли яблоки, груши, яйца.
Очень помогли «любителю марок» друзья, которых он посвя-
тил в свои планы, да и родители смотрели на увлечение сына
благосклонно. Наконец один из солдат пообещал познако-
мить Леню с ефрейтором Пфулем. Как раз этого Леня и до-
бивался: ключи от склада были у Пфуля.
81
Стравив ему две курицы и десятка три яиц, лишь в
третье посещение Леня, наконец, переступил порог завет-
ного склада. Пока Пфуль искал марки, Леня осматривал кла-
довую. А чтобы не вызвать подозрений у недоверчивого еф-
рейтора, он шелестел диетами альбома, беспрестанно бол-
тая, восторгался видами на открытках, которые, кстати, в
полутьме разглядеть было почти невозможно, и, как только
Пфуль отворачивался, рассматривал склад. Прежде всего —
потолок: да, люк есть. Изнутри он... что-то плохо видно...
ага, не заперт. Полки широкие и подняты так высоко, что из
люка можно стать вон на ту полку. Там чемоданы... Вот ви-
сит... что это? Ага, фотоаппарат. Вон ящики. С чем они?
Дощечки сверху приподняты. Хорошо, надо будет прове-
рить... А что там на полке? Не видно... Шаг, второй, ближе...
Да это... ну да... Это же пистолеты! Раз, два, три... шесть...
девять... Леня старался впечатать в память каждую мелочь...
В этот раз сделка проходила в духе особых взаимных
уступок: Пфуль дал целых шестнадцать марок, Леня — це-
лого гуся. И яблоки. Гусь с яблоками! Что может быть луч-
ше к рождественскому столу?! Оберст будет доволен и даст
Пфулю отпуск, как обещал. Этой радостью он поделился
с Леней. На всякий случай Леня тоже обрадовался и по-
просил привезти марок и открыток из Берлина. Пфуль по-
обещал и велел Прийти к нему через неделю и принести по-
больше яблок в обмен на карманный фонарик. У Лени за-
хватило дух: как им необходима такая вещь! Он робко взял
фонарик и с восхищением стал вертеть его в руках. Фона-
рик свет давал ярким снопом, можно делать красный, зеле-
ный свет, мигать, нажимая на кнопку, вешать на пуговицу
пальто.
— Можно, я возьму его сейчас? А яблоки я обязательно
принесу. Обязательно, обязательно! (Давать честное слово
фашисту ЛенЯг не хотел и стирался обходить это выра-
жение.)
Пфуль, рассчитывая на милость оберста и прикинув, что
собственно гусь уже стоит пяти фонариков, согласился.
Леня, обрадованный, убежал.
В тот же день с Виктором они обдумали план вылазки.
Провести ее решили в день отъезда Пфуля, чтобы оттянуть
возможное обнаружение пропажи и успеть скрыть следы.
Теперь все внимание друзей сосредоточилось на том, чтобы
не прозевать отъезд ефрейтора. А отъезд откладывался со
дня на день. Леня уже не знал, что ему носить; все, что
можно было взять из дому,— было взято, и он теперь чи-
стил Пфулю сапоги. Леня быстро освоил это дело: за десять
82
минут сапоги под его руками приобретали зеркальный блеск.
Это нравилось Пфулю. Наконец ефрейтор сказал, что че-
рез три дня едет домой и даже показал на пальцах.
Виктор об этом узнал в тот же день. Время, оставшееся
до отъезда ефрейтора, ребята посвятили тщательной подго-
товке: за день они успели осмотреть все ближайшие подхо-
ды к помещению, «знакомились» с собаками ближайших со-
седей (чтобы при случае не залаяли), заготовили два мешка,
веревку. Ночью собирались уточнить маршруты патрулей.
Но перед вечером прибежал запыхавшийся Леня и выпалил:
«Улетел!»
Действительно, Пфуль улетел с оберстом, которого сроч-
но вызвали в ставку.
На вылазку решили идти этой же ночью.
НОЧНОЙ «ВИЗИТ»
Перед вечером Виктор сказал тете Оле, что пойдет к
Лене читать интересную книгу и у него заночует. Завернув
веревку в мешок, он сунул сверток под руку и вышел. Леня
встретил друга на улице и проводил в дом.
Через час потушили лампу и улеглись на одной кровати.
Вскоре все в доме заснули. Только мерно тикали ходики.
Виктор проснулся, как от толчка. Дернул Леню. Тот
осветил фонариком циферблат часов: шел второй час ночи.
Бесшумно оделись, захватили все необходимое и на цы-
почках вышли из дома. Дул западный ветер, временами сры-
вался дождь. Друзья околицей направились к Салгиру. По-
том спустились почти к самой воде и пошли берегом. Было
так темно, что Виктор, шедший сзади, раза три терял Леню
из виду и окликал его.
То, что днем казалось простым, ночью оказалось почти
невозможным: как различить из канавы, по которой они
шли, чтобы сократить путь, вход в узкий переулочек, веду-
щий к дому. Встал вопрос: возвращаться или продолжать
поиск?
В эту ночь такой вопрос еще не раз вставал перед ними.
Все улицы патрулировались фашистскими солдатами и мест-
ными полицаями. Встреча, да еще ночью, ни с теми, ни с
другими ничего хорошего не сулила. Пришлось долго ле-
жать, чтобы обнаружить патрульный дозор, так как и сол-
даты и полицаи в такую погоду предпочитали наблюдать
за своим участком из укрытия. Виктор первым вылез из ка-
навы и, пригнувшись, направился к темневшим постройкам.
83
Леня двигался следом. Пройдя метров пятьдесят, Виктор
вдруг припал к земле: он заметил, как в отдалении мигнул
слабый огонек. Леня лег рядом. Патрульные шли в сторо-
ну притаившихся ребят. Что делать? Оставаться на месте?
Наткнутся — и задержат. Бежать? Заметят, начнут стрельбу.
Может быть, первая операция так бы и закончилась ничем,
если бы...
Есть люди, у которых после того, как решение принято,
все помыслы, точно стрелка компаса, направлены к одному:
осуществлению намеченного. Наверное, только таким людям
дано находить выход там, где его, казалось бы, отыскать не-
возможно. И выход нашелся.
Пошарив вокруг себя, Виктор вдруг приподнялся и с си-
лой запустил камнем по направлению к тропинке, ведущей
к мостику. Затем бросил туда же второй камень, третий.
Ребята приникли к земле. Послышались голоса и торопливые
шаги двух солдат. У выхода из проулка они остановились,
потом направились по тропинке к мостику. Как только они
удалились, Виктор поднялся и почти бегом кинулся в про-
улок. Леня — за ним.
К дому подошли с тыльной стороны. Здесь было неболь-
шое оконце, через которое можно было попасть в пристрой-
ку, а оттуда — на чердак. Но вот беда: в черноте ночи стена
казалась сплошным черным прямоугольником. Мальчики
прошли вдоль всей стены, а оконца не нашли. Опять при-
шлось решать, казалось бы, неразрешимое. Вспомнив, что
через то окно гитлеровцы выбрасывают мусор с территории
двора, Виктор стал искать его, обшаривая... землю под нога-
ми. Нашел! Руки нащупали пустые консервные банки — та-
кие были только у немцев.
Через слуховое окно ребята пробрались на чердак
дома, где лежали какие-то узлы и свертки. Леня, посвечи-
вая фонариком, быстро нашел люк. Подняли крышку и при-
слушались. Все было тихо. Леня спустился на полку и исчез
внизу. Виктор подал веревку. Вскоре за веревку два раза
дернули. Виктор потянул: груз был увесистым. На ее конце
оказалось восемь пистолетов, нанизанных через отверстия
спусковых скоб.
У Виктора задрожали руки: только теперь он осознал,
какое опасное предприятие они затеяли. Одна лишь дверь
отделяет их от немцев. Если их застанут здесь — смерть.
Виктору сразу стало жарко так, что он снял кепку и вытер
вспотевший лоб. Но снизу раздался сигнал Лени, и Виктор
вновь поспешно опустил веревку. На этот раз на ее конце
оказалось шесть пистолетов. Отвязав их, он снова стал спус-
84
кать веревку, но Леня был уже на верхней полке и преры-
вающимся голосом прошептал.
— Проснулись. Кто-то пришел... там разговаривают...
Держась одной рукой за край люка, другой стал быстро
подавать то, что захватил с собой: фотоаппарат, два кар-
манных фонарика, какие-то небольшие тяжелые пачки. Вы-
таскивая товарища, Виктор ощущал, как того бьет непре-
одолимая нервная дрожь, и чувствовал, что возбуждение
охватывает и его самого. Нужно было срочно уходить. Вик-
тор попросил посветить, чтобы аккуратно закрыть люк, но
Леня никак не мог найти фонарик. Впотьмах на ощупь за-
крыли люк, собрали пистолеты и разложили их в два меш-
ка, рассовали тяжелые пачки.
Обратный путь прошел без особых приключений, если не
считать того, что пришлось два раза ложиться, так как па
улицах уже появились прохожие. Светало. Вылазка на чер-
дак заняла около пяти часов.
В доме Лени тоже встали. Отец собирался на работу.
Нести груз в дом было нельзя, и ребята решили спрятать
его под подстилку в ящике, в котором спал Рыгай — лохма-
тый черно-белый дворняга, вороватый и прожорливый, за
что и получил свою неблагозвучную кличку. Ящик быстро
вытряхнули, на дно сложили пистолеты и прикрыли соло-
мой. Виктор обернулся к Лене, чтобы что-то сказать, но так
и остался с открытым ртом, уставясь на грудь Лени. Леня
сначала ничего не понял, потом оглядел себя-и чуть не за-
визжал от радости.
Виктор тоже принялся хохотать, хватаясь за бока, давая
разрядку напряжению, которое пришлось пережить друзьям
в эту ночь. А вообще хохотать, возможно, и не было особых
причин: на пуговпце пальто Лени висел обыкновенный кар-
манный фонарик, ну да, тот самый, из-за которого они так
переволновались на чердаке.
ОПЕРАЦИЯ «ПО ЧИСТКЕ»
Когда отец ушел на работу, мальчики принялись рас-
сматривать свои трофеи. Осмотр принес и радость, и разоча-
рование: пистолеты были почти новые, хотя и разных систем,
а вот патронов... патронов не было. Из раскрытой пачки,
одной из тех, в которых предполагались патроны, посыпал-
ся белый порошок. «Наверно, химикаты для фотодела»,—
сообразил Виктор. Химикалии тоже могли пригодиться. Но
патроны нужнее. Тут же с юношеской решительностью бы-
ло постановлено: ночью опять идти — за патронами. Домой
85
Виктор не пошел, а отправился к дому летчиков поразве-
дать — не обнаружена ли пропажа оружия. Ничего подозри-
тельного не заметив, он возвратился к Лене и вместе они
подготовили все для нового ночнбго выхода. Ребята верну-
лись с удачей и на этот раз.
Добытые восемь пистолетов, несколько сот штук патро-
нов, батарейки к фонарикам, часы от самолетов Виктор унес
к себе и спрятал на чердаке дома.
На следующий день Виктор Трунов, Леня Синченко, Во-
лодя Коляда и еще несколько пацанов затеяли игру в са-
модельный футбол. Играли с азартом. В разгаре игры Леню
окликнули. Голос показался знакомым, и Леня оглянулся.
Почти напротив через улицу стоял солдат и манил Леню
пальцем. Он пошел. За ним последовал и Виктор, мучимый
догадками — куда же повел солдат Леню. Оказалось, что
немцу надо было почистить сапоги. Солдат зашел в дом ря-
дом с тем, в котором жили летчики (видимо, там он и видел
Леню за чисткой сапог) и вынес ваксу, щетки, суконку, бро-
сил сапоги. Друзья дружно взялись за дело. Вскоре сапоги
были вычищены. За свою работу ребята попросили несколько
почтовых марок и открытку. Потом Виктор и Леня с не-
поддельным любопытством разглядывали разные вещи сол-
дат, живших в этом доме, громко восторгались и расхвалива-
ли все немецкое. Ушли они примерно через час, пообещав
заходить почаще. На улице их встретил Володя. Заведя дру-
зей за большой дом в тихом переулке, Виктор вытащил из-
под Иолы пистолет и подал его Володе. Тот быстро сунул пи-
столет за пазуху.
— Он думал дураков нашел, за открытки будут перед
ним спину гнуть,— насмешливо проговорил Виктор.— Мы к
тебе еще зайдем. И почистим еще... тебя.
Операция «по чистке фрицев», как ее называл Виктор
Трунов, дала еще пару пистолетов, несколько гранат, пат-
роны и другой военный реквизит. Володя Коляда показал
свой пистолет брату и все рассказал об операции своих дру-
зей. Петр посоветовался с Николаем Шевченко. Так юные
друзья стали помощниками подпольной молодежной органи-
зации.
ОБЛАВА
Но вскоре фашисты обнаружили пропажу. Дали знать в
полицию. Стали доискиваться, следить, кое-кого опрашивать.
Постепенно картина прояснилась: кто-то видел пацана, стре-
лявшего в карьере, вспоминали, что перед последней пропа-
86
жей пистолета у обер-лейтенанта никого не было, кроме
ребят. И коварный план облавы был составлен.
Теплым воскресным днем в начале апреля, когда и взрос-
лые и детвора высыпали на улицы, полиция оцепила три
квартала и сделала прочес. Брали только подростков. Сде-
лано это было так быстро, что десятка полтора ребят и опо-
мниться не успели, как очутились в просторной камере мест-
ной полиции.
Леня Синченко тоже попал в число задержанных и по-
нял все: его заботила одна мысль — куда спрятать пистолет.
Камера была пуста, негде укрыть даже спичку, единственное
место — печка. Повертевшись около, Леня сунул пистолет
в поддувало. Но вихрастый парень, попавший при облаве
в ту же камеру, заметил движение Лени и поднял шум. Во-
шедший полицай повел вихрастого и Леню к коменданту.
На вопросы Леня не отвечал.
Тогда гитлеровец медленно, как бы нехотя, отвернулся
и неожиданно наотмашь ударил свою жертву по лицу. G глу-
хим стуком тело подростка отлетело в угол. Вихрастого за-
била дрожь, и он сказал все, что видел и знал. Назвал и фа-
милию друга Лени — Трунова.
Леня в это время зашевелился. Немец одной рукой под-
нял его и поставил на ноги. Правая щека Лени вздулась,
изо рта шла кровь.
Немец поднес к лицу Лени пистолет: — Это ты с Виктор
Труноф вороваль?
— Я сам... воровал,— с трудом выговорил Леня, глядя в
землю.
Вихрастый уставился на пистолет широко открытыми
глазами.
Немец приказал отпустить рыдавшего вихрастого и всех
остальных, а Леню под конвоем повели к его дому. Но
обыск у Лени Синченко ничего не дал: оружие много рань-
ше через Володю Коляду ушло подпольщикам.
ЦЕНОЮ ЖИЗНИ
Виктор Трунов в этот день сажал сирень около своего
дома. Он выкопал две траншейки по обеим сторонам дорож-
ки, ведущей от ворот к дому, и теперь отправился с сестрой
Милой в Базлеров сад накопать саженцев. По дороге и пока
копал сирень Виктор думал, куда перепрятать оружие?
Этот вопрос мучил его уже несколько дней. На чердаке сухо,
не поржавеет, но почти на виду. Очередную партию писто-
87
летов ой сложил в ученический портфель и сегодня соби-
рался закопать его во дворе.
Когда два добрых пучка саженцев были уже накопаны,
кто-то, проходя мимо, крикнул: «Витя, около вашего дома
немцы».
Мелькнула мысль — не пойти, скрыться. Но тогда погиб-
нет вся семья, все до одного человека. Если же пойти, то,
возможно, и обойдется... Правда, очень мало надежды, очень
мало. Надежда одна — если не найдено оружие у Лени, если
не найдут пистолеты у него. Оружие не найдут только при
условии, если не будет обыска. Значит, обыск надо пре-
дупредить. Да, не допустить! Очень слабая надежда, но он
ухватился за нее.
Не знал он, что такой возможности уже нет. Не знал и
заторопился с возвращением. Но если бы и знал, то, воз-
можно, торопился бы еще больше: товарищ, его друг, Леня,
попал в беду! Над родными нависла смертельная опасность.
Собрав быстро саженцы, подхватив лопату, он повторил
свое любимое:
— Кто боится, тот скорей попадется. Пойдем, Мила.
В свой двор Виктор вошел быстрой походкой, и лицо его,
с низко падающим на лоб треугольником волос, было спо-
койно. Бросив саженцы и поставив лопату, он поздоровал-
ся с полицаем, стоявшим у дверей, и вошел в сенцы. Там
были еще два гитлеровских солдата и переводчик. Виктор
поздоровался со всеми и... с Леней Синченко.
— Давай сюда,— сказал немец, сверля взглядом Викто-
ра,— что краль с ним? — И ткнул пальцем в Леню.
«Его уже обработали,— подумал Виктор, мельком взгля-
нув на заплывший глаз и вздувшуюся щеку Лени.— Что им
известно?»
Виктор с готовностью полез на чердак и стал подавать
фонарики, часы от самолетов, химикалии, фотоаппараты. По-
лицай все принимал и складывал к ногам гитлеровца. Когда
куча стала порядочной. Виктор спустился с чердака. Немец
пнул кучу носком сапога и приказал полицаю обыскать
чердак.
Оттолкнув Виктора, тот полез наверх. Бросая вещи с ме-
ста на место, он бросил и портфель. От удара замок не вы-
держал, портфель раскрылся... Оставив дальнейшие поиски,
полицай спустился и передал гитлеровцу свою добычу.
Ольга Федоровна и сестра бросились было к Виктору, но
немец так свирепо на них уставился, что они не посмели
приблизиться. Полицай поспешно вытолкнул Виктора и Ле-
ню за порог.
88
В тот же день, когда арестовали Трунова и Синченко, Ни-
колай Шевченко пришел к Петру Коляде. Петр рассказал
все, что узнал из состоявшегося перед тем разговора с Во-
лодей. Оружие, добытое ранее и хранившееся у Володи, пе-
репрятано, все остальные вещи выброшены в Салгир.
Тем временем Николай Шевченко, Петр Коляда и их то-
варищи готовили побег Виктора и Лени. Но арестованных
перевели в Симферополь. Удалось установить связь с город-
ской тюрьмой.
Подготовка требовала времени.
Четвертый день в симферопольской тюрьме, седьмой
день допросов. Очередной допрос кончился. Виктор и Леня
опять брошены в камеру. Виктор с трудом пошевелился и
огляделся: да, все та же камера для уголовников. Значит, их
не отправили в СД, как грозились, значит, их по-прежнему
считают только воришками. Значит, все эти муки они терпят
недаром, значит, родные, друзья, товарищи не пострадают.
Хорошо, что они успели заранее договориться и теперь в
один голос повторяют, что пистолеты попались в темноте
по ошибке, случайно, нести обратно побоялись — не поверят.
А переправлять их никому не собирались.
Он обернулся к Лене:
— Ну что с нас взять? Подержат и выпустят. Может, и
завтра...
Знал Виктор, что им уже не выйти отсюда. Знал и все же
уверял в благополучном исходе, чтобы поддержать товари-
ща. Не знал только, когда все кончится. Но чувствовал, что
допросы идут к концу, чувствовал также, что и силы его
кончаются...
На рассвете следующего дня два солдата вывели их из
камеры и втолкнули в машину, которая тут же выехала со
двора и затарахтела по пустынным улицам. За городом на
холме у противотанкового рва машина остановилась. Из-за
далеких гор вставало солнце. Воздух был свеж, небо про-
зрачно. Яркие зеленя покрывали поля. Невдалеке жил город,
раздавались сигналы автомашин, доносился шум идущего
поезда. И все это так отчетливо, так властно входило в ду-
шу, что Виктор, на мгновение забыв обо всем, поднялся в
кузове и, как зачарованный, смотрел на восток. Как прекра-
сен мир в это весеннее утро! Как тяжело расставаться с
ним в пятнадцать лет!
Но толчок немца вернул Виктора к действительности.
Трунов с трудом спустился на землю. Помог сойти Лене.
Их повели к краю рва. Они попрощались. Виктор обнял
89
товарища за плечи. А сам смотрел вперед и мыслями уносил^
ся туда, где вставало солнце, где жили, боролись советские
люди.
Фашист вскинул автомат, сухо протрещала очередь, такая
странная, нелепая среди тишины просыпающегося дйя...
Старший брат Виктора Трунова Борис, получив известие
о смерти брата уже после освобождения Крыма, прислал
письмо: «Завтра вылетаю на задание, отомщу за Витю, ина-
че не вернусь с заданий».
С этого задания он не вернулся, но бомбы, брошенные им
в цель, были достойным ответом за смерть брата-героя.
Погиб на фронте Володя Коляда. Память о ник бережно
хранится па родине.
Если вы побываете в селе Красная Зорька (с ним теперь
слилась деревня Рассвет) в домике, где жил Виктор Тру-
нов, вам покажут два ряда разросшихся кустов сирени из
тех саженцев, которые он принес в день своего ареста. Они
были посажены, когда Виктор был уже в тюрьме. Если вы
попадете в село в мае, вам охотно дадут душистую веточку:
буйно цветет сирень в эту пору! Возьмите ее с собой в дорогу.
Это. особая реликвия: очень много отдано за то, чтобы вольно
росла и щедро одаряла нас своими цветами эта буйная по-
росль на свободной земле под чистым небом.
Симферополь
МИХАИЛ ЛЕЗИИСКИЙ
УРОКИ МУЖЕСТВА
был день первый обороны Сева-
стополя — 30 октября 1941 г.
И был день двухсотпятидесятый
4 июля 1942 г. Враг блокировал город с моря, с неба, с су-
ши. Германское радио, захлебываясь, вещало:
«Севастополь перед нами. Он давно был бы в наших ру-
ках, но дело в том, что все подходы к нему сильно заминиро-»
90
ваны русскими. Через несколько дней это последнее препят-
ствие будет устранено и Севастополь падет!..»
Германскому радио вторило японское:
«Время Севастополя, крупнейшей военно-морской базы,
сочтено!..»
И снова — германское:
«Говорит Берлин! Передаем обзор центральных газет.
Газета «Берлинер берзенцайтунг» пишет: «... Кругом сви-
стят пули, а противника не видно... так тяжело, как под
Севастополем, германским войскам нигде не приходилось»...
Военный корреспондент газеты «Гамбургер фремденблат»
пишет, что «Севастополь оказался самой неприступной кре-
постью мира и что германские солдаты никогда не наталки-
вались на оборону такой силы...»
А в первые дни осады главнокомандующий 11 армией
генерал Манштейн писал в своем приказе: «Севастополь —
крепость слабая. Она защищена всего несколькими батарея-
ми береговой обороны и десятком пулеметных блиндажей...
Взять маршем! Коротким удавом!»
Но удалось!
К Севастополю срочно была направлена специальная
группа самолетов, подготовленная в Италии для борьбы с
русскими кораблями. Из Германии и Италии спешно пере-
брасывались к севастопольским берегам подводные лодки,
катера-охотники и торпедные катера. Генерал-полковнику
Рихтгофену было приказано в наикратчайший срок перебро-
сить 8-й авиационный полк к городу. Для подавления бере-
говых батарей к Севастополю доставили сверхмощную ар-
тиллерийскую установку, чудо немецкой техники, пушку
«Дора», снятую с линии Мажино...
Но израненный город не сдавался. Город сражался. Го-
род жил.
Генерал Манштейн готовился к «последнему» штурму.
«У всех солдат, осаждающих самую сильную крепость
на Черном море, отобрать шинели и снять с довольствия...
У солдат румынского происхождения, помимо перечислен-
ных мер, отобрать и сапоги. Взятие на довольствие произ-
вести 21 декабря 1941 года после взятия Севастополя».
И в это же почти время, когда сочинялся такой приказ,
в горком партии, к Борисову, вызвали преподавателя мате-
матики Наталью Николаевну Донец. В суровые годы оборо-
ны Борис Алексеевич Борисов был первым секретарем гор-
кома партии и председателем городского комитета обороны
Севастополя,
91
Вспоминает Н. Н. Донец:
— «Вы, Наталья Николаевна, назначаетесь заведующей
гороно,— сказал Борисов,— необходимо в самый короткий
срок перевести все школы под землю.
— Так ведь Степанченко у пас заведующий! Как ясе так?
Антона Исааковича Степанченко любили все учителя и
ученики. Он многое сделал, чтобы школы Севастополя на-
зывались «лучшими». Про себя мы называли Степанченко
«неистовый Антон». Поклонник Аптона Макаренко, влюб-
ленный в него, Степанченко и сам собирался написать книгу
о своей педагогической деятельности. Это был человек, ко-
торый работал на полную катушку. А как он выступал на
педсоветах... Не жди от него слов, политых сиропом: если
виноват, то отчитает так, что стыдно становится. И ника-
кими прошлыми заслугами не оправдаешься. Вполсилы
этот человек ничего не делал. И после него — заведующей
гороно!
Антон Исаакович стоял тут же.
— Степанченко назначается заместителем председателя
горисполкома. Вас рекомендовал он сам,— заметив мое сму-
щение, произнес Борисов.
Мне стало страшно: беспрерывные бомбежки, школы
давно не работают, идет эвакуация детей и учителей.
— Школы должны уйти под землю. Нельзя детей остав-
лять неучами даже в осажденном городе.
— Это, конечно, правильное решение — перевести ребя-
тишек в подземные укрытия, но справлюсь ли я?
Степанченко посмотрел на меня внимательно. Жестко
произнес:
— В осажденном городе не раздумывать, а исполнять
надо!
И стала я заведующей гороно подземных школ...»
Нет сейчас в живых Бориса Алексеевича Борисова, нет
в живых Натальи Николаевны Донец, но автор был с ними
знаком долгие годы. И со многими учениками и учителями
подземных школ был дружен или сейчас находится в друж-
бе. Их воспоминания и помогли воссоздать картину подзем-
ных школ Севастополя.
В один из ноябрьских дней 1941 года Наталья Николаев-
на Донец провела первый летучий педагогический совет. Во-
прос стоял один: где учить? Произвели осмотр убежищ, учет
учителей и учеников^ оставшихся в осажденном городе. Про-
извели осмотр разбомбленных школ — уцелевшее оборудо-
вание стали завозить в подземные школы.
92
К 15 декабря было открыто восемь подземных школ:
в центре города, на Корабельной стороне и в Инкермане.
Вспоминает Б. А. Борисов:
«Появились на улицах и давно невиданные в Севастопо-
ле фигуры школьников с учебниками под мышкой или с сум-
ками через плечо... Первой открылась школа № 13. Она
была размещена в хорошо оборудованном газоубежище по
улице Ленина. Газоубежище имело два выхода: один для
учащихся и педагогов, другой — для граждан, укрывшихся
здесь во время тревог... У входа в бомбоубежище постоянно
дежурил один из преподавателей или член родительского ко-
митета. Дежурный обязан был смотреть за «воздухом», во
время тревог переводить ребят в наиболее надежные от-
секи»...
Вспоминает бывшая ученица 10-го класса подземной шко-
лы № 13 Ирина Гавриловна А смакова:
«Расскажу вам об одном обычном дне в подземной шко-
ле... Группы ребят идут по искореженной, заваленной ули-
це и смотрят в небо — не появится ли фашистский стервят-
ник? Успеют ли они добежать до школы? Появится — спря-
чемся. Не появится — вовремя придем в школу.
Пройдя немного, встречаю своих подруг Аллу Сидорен-
ко — сейчас живет в Москве, Вилюсю Лекаренко — умерла,
Тому Масюгину — сейчас проживает в Рустави. Только за-
вернули на улицу Таврическую — вой сирены. Тревога!
А школа — рядом. Не сговариваясь, бежим к школе. Вбегаем
в подвал, прячемся за толстыми каменными сводами.
И тут звонок. Обыкновенный школьный звонок, созыва-
ющий на уроки. Занятия, несмотря на тревогу,— подвалы
сотрясаются, бомбят улицу Ленина,— проходят по распи-
санию.
Как всегда, так и в этот день, на первом уроке — полит-
информация. Зачитывают сводку Севастопольского гор-
кома ВЛКСМ об участии комсомольцев города в его оборо-
не. Мне она запомнилась потому, что подписал ее секретарь
ГК ВЛКСМ Саша Багрий — мы его все знали и очень лю-
били...»
Рассказ Ирины А смаковой мы дополним подлинной ин-
формацией, которая была зачитана в тот день.
«Пионеры и школьники не только стараются отлично
учиться, но и активно помогают защищать свой любимый
93
город. Во время одной из бомбардировок фашистские стер-
вятники сбросили большое количество зажигательных бомб.
В борьбе с зажигательными бомбами активно участвовали
пионеры и школьники. Особенно отличились пионеры Витя
и Вера Снитко. Витя Снитко, самоотверженно борясь с ог-
нем в районе одного военного объекта, затушил, рискуя
жизнью, 10 зажигательных бомб, а Вера Снитко затушила
сама 2 бомбы и 8 бомб помогла тушить, засыпая их землей...
Военный совет Черноморского флота наградил Витю и Веру
Снитко медалями «За боевые заслуги».
В городе работают тимуровские команды, ребята вовлече-
ны в активную работу и вместе со своими матерями оказы-
вают большую помощь фронту... Тимуровцы Алла Цырцан,
Рая Полищук, Светлана Густылева, Карас, Запорожцева ока-
зали большую помощь госпиталям в сборе посуды и белья.
Тимуровка Феня Коленцева связала 26 пар теплых носкбв и
перчаток для бойцов Красной Армии. Володя Беликов, Толя
Пушин, Оля Шабанина, Дмитрий Беликов приняли самое
активное участие по маскировке и строительству аэродрома...
Все эти факты говорят о том, что все от мала до велика от-
дают все силы на борьбу с коварным врагом — гитлеровской
Германией.
Секретарь ГК ВЛКСМ Багрий».
Напутствие автору:
— Не забудьте добрым словом помянуть Сашу Багрия.
Он погиб в июле 1942 года как боец с оружием в руках.
За несколько дней до своей гибели Багрию удалось пере-
слать с крейсером «Молотов» записку отцу:
«Дорогой папа! Если со мной что-либо случится, я об
одном прошу тебя: воспитай моего сына, а твоего внука
так же, как ты воспитал меня. За меня ни ты, ни мама ни-
когда не покраснеете...»
Вернемся вновь к рассказу Ирины Асмаковой-Слаба:
«...На втором уроке писали контрольную по математике
и в это время услышали сигнал новой тревоги. Третий урок
прошел более-менее спокойно, а на уроке истории — снова
тревога.
Урок истории вела Клавдия Ивановна Оглоблина — чело-
век очень обаятельный, но требовательный. До нас доносят-
ся взрывы бомб, а Клавдия Ивановна, не повышая голоса,
произносит:
— Ребята, запомните этот день. Мы сейчас с вами не
только учим историю, но и пишем ее. Вы живые ее свидете-
94
ли. Прошу вас, не забудьте, как коварный враг пытается нас
с вами стереть с лица земли. Вспомните слова Председателя
Государственного Комитета Обороны товарища Сталина:
«Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват
наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба
и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей
целью восстановление власти помещиков, восстановление ца-
ризма, разрушение национальной культуры и национальной
государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев,
латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян,
азербайджанцев и других свободных народов Советского
Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких
князей и баронов...»
Звонок с урока. И вместе со звонком сигнал новой воз-
душной тревоги. Но паники нет. Пришел учитель математи-
ки, он же директор школы Степан Николаевич Влайков и
стал нам задавать занимательные математические задачи и
головоломки. И так — до самого отбоя тревоги.
— А теперь, ребята, по домам. И учтите: зря не риско-
вать, под бомбы и снаряды не высовываться, но и не отси-
живаться в стороне, когда необходима ваша помощь. Помни-
те, вы — севастопольцы!»
Напутствие автору:
— Будете писать о школе № 13, не забудьте помянуть
добрым словом лучшего математика города и директора Сте-
пана Николаевича Влайкова. Степана Николаевича ранило
в последние дни обороны. Его эвакуировали на Кавказ и в
1944 году он скончался от ран.
— Не забудьте помянуть добрым словом учителя истории
Клавдию Ивановну Оглоблину — она погибла под бомбами.
— Не забудьте вспомнить об Олеге Глазастикове, отлич-
нике нашей подземной школы. Олег Глазастиков погиб во
время налета — дежурил у городского убежища.
Вспоминает бывший преподаватель литературы и русско-
го языка школы № 13 Анна Васильевна Крюкова:
«Говорят, когда пушки стреляют,— музы молчат. Это не
так. Наши ученики охотно занимались художественной са-
модеятельностью. Мне запомнились два литературных вече-
ра: один был посвящен Н. В. Гоголю, а другой — А. М. Горь-
кому. Подготовка к вечерам проводилась после уроков. Мы
обсуждали план доклада, выбирали отрывки из художествен-
ных произведений для декламаций, репетировали маленькие
сценки...»
95
Из газеты «Маяк Коммуны», 1942 год.
«На весь мир оповестили геббельсовские брехуны о том,
что в осажденном Севастополе замерла жизнь, что люди хо-
дят в унынии и тоске. Пусть заглянут сегодня вшивые фа-
шисты в помещение 13-й советской школы. Пусть посмот-
рят на жизнерадостную молодежь, послушают, с какой силой
и страстью произносит Галя Герашева пламенные слова Та-
раса Бульбы, как свободно и звонко льется песня в исполне-
нии ученицы Бойко, как весело й задорно танцует Алла Си-
доренко.
Вот выступает ученица 7 класса Нина Савченко. Совсем
недавно осколок вражеской бомбы окровавил ее красивые
белокурые локоны, но через несколько дней она уже собира-
ла деньги на постройку танка, отлично отвечала на уроках,
а сегодня весело и уверенно исполняет отрывок из кино-
фильма «Истребители».
Чуть-чуть дрогнул голос у талантливого чтеца-декламато-
ра Гали Лазаревой, посерьезнели лица сидящих в зале, ко-
гда снаружи прозвучали сигналы воздушной тревоги. Вечер
самодеятельности продолжался. Жизнь идет своим чере-
дом — спокойная, деловитая...»
Из газеты «Красный черноморец», 1942 год.
«В средней школе № 13 ровно в восемь часов утра на-
чались занятия. В классах свыше 500 человек. Ученики Га-
лина Мунд, Томушкин, Гершкова и другие получили отлич-
ные оценки.
В 17 часов в школе состоялась встреча с писателями.
Они прочли ребятам свои новые рассказы. Потом пионеры
показали свою художественную самодеятельность».
Вспоминает бывшая ученица 10-го класса подземной шко-
лы № 13 Алла Сидоренко:
«К секретарю комсомольской организации Пете Ященко
обращались старшеклассники с заявлениями, в которых было
одно содержание: «В дни осады любимого города, в дни
Отечественной войны, хотим быть в рядах передовой молоде-
жи Ленинского комсомола...»
Такие заявления поступили от Светы Густылевой, Алек-
сандры Гореловой, Инессы Шушуновой... Всех не перечис-
лишь!
Ушли в партизанский отряд Сережа Собченко, Лёсик Ве-
селов, Слава Федоринчик, Костя Дико...
При нашей школе была организована концертная брига-
да, которая обслуживала госпитали, корабли, воинские час-
96
ти. Хочу рассказать только об одном выезде в район пере-
довых позиций на Мекензиевых горах. Было нас человек
шесть-семь. Возглавлял бригаду Петя Ященко — он обладал
редким певческим голосом и вообще был заводила во всех
делах.
Соли мы па грузовик, нас накрыли брезентом и повезли
в горы. Хотя дорогу и обстреливали, доехали мы благопо-
лучно.
Когда машина остановилась у блиндажа, нам показали
сарай, видневшийся вдалеке, и сказали, чтобы к нему мы
пробирались по-пластунски — снайперы взяли под прицел
все тропки.
Извиваясь ужом, доползли до сарая и там дали концерт.
Исполнение каждого номера бойцы воспринимали молча.
Нам даже странно показалось: неужели не нравится? А ко-
гда Галя Мунд закончила концерт зажигательным танцем
«Веселый кочегар», бойцы не только зааплодировали, но и
закричали «Ура!». И тут же вокруг сарая стали рваться
мины. Командир, прижимаясь вместе с нами к земле, по-
яснил:
— Немцев смутило «Ура!» Наверное, подумали, мы по-
шли в атаку. Сейчас успокоятся.
Ио скрою, лично мне было очень страшно.
Вскоре в школу пришло благодарственное письмо за на-
ше выступление. И Петя Ященко зачитал его перед всей
школой...»
и Напутствие автору;
— Не забудьте рассказать о сложной судьбе нашего ком-
сомольского вожака Пети Ященко!
Случилось так, что Петр Ященко оказался в оккупации —
в захваченном фашистами Севастополе. Нашел путь к под-
полью. По заданию подпольного комитета распространял ли-
стовки. В 1944 году по доносу предателя была арестована
большая часть подпольщиков. Петя Ященко находился в од-
ной камере е руководителем севастопольского подполья,
школьным учителем Василием Дмитриевичем Ревякиным —
8 мая 1965 года В. Д. Ревякину посмертно присвоили зва-
ние Героя Советского Союза.
Подпольщиков приговорили к смертной казни. За четыре
часа до приведения приговора в исполнение Петра Ященко
повели на допрос. Его отбили по дороге и помогли скрыться.
Через несколько дней советские войска освободили Сева-
стополь.
4 Крымские каникулы
97
Комитет комсомола направил Петра Ященко учиться.
Сейчас Петр Михайлович Ященко — кандидат медицинских
наук. Живет в Севастополе. В школах города он частый
гость.
Из дневника Натальи Николаевны Донец. Декабрь
1941 года..
«Утром, как всегда, пришла в гороно, и тут мне сообщи-
ли, чтобы я немедленно прибыла к секретарю горкома пар-
тии Борисову...
Возле Бориса Алексеевича увидела незнакомого мужчи-
ну, солидного, с проседью в волосах.
— Знакомьтесь, Наталья Николаевна, это Ленько Кузьма
Иванович. Педагог. Был директором симферопольской шко-
лы. Поступает в ваше распоряжение.
Я взглянула пристальнее на Кузьму Ивановича и замети-
ла в его глазах безысходную тоску.
— Вы, товарищ Ленько, идите в гороно,— сказал Бори-
сов,— сейчас туда придет Наталья Николаевна, и вы дого-
воритесь о дальнейшей работе.
Когда Ленько вышел, Борисов коротко рассказал, сколько
горя досталось на долю этого человека: накануне войны
умер младший сын, старший пропал без вести на фронте, а
несколько дней назад в Ялте немцы разбомбили теплоход
«Армения» и на глазах погибла жена. Сам он остался жив
только потому, что взрывной волной был сброшен в море.
— Загрузите его работой, Наталья Николаевна. И поду-
майте о создании в Инкермане подземной школы...
Я вернулась в гороно и сказала Ленько:
— Стемнеет, выедем в Инкерман. -
Мы выехали вечером, днем проехать по дороге невоз-
можно — обстреливается прямой наводкой.
Вот и штольни...»
Ипкерманские штольни — огромный подземный город.
И город этот прикрывают высоченные своды — «потолок»
стометровой толщины. Ни одной бомбе не пробиться
сюда.
В стародавние времена здесь добывали камень, который
известен всем под названием «инкерманский». Весь Севасто-
поль выстроен из этого белого материала. Сотни лет добыва-
ли в этих местах инкерманский камень, и возникли гигант-
ские выемки.
В канун Великой Отечественной войны в них была за-
ложена первая в Советском Союзе партия мускатного шам-
панского типа «Асти».
98
С первых же дней обороны штольни превратились в убе-
жища для жителей Инкермана. В штольнях разместили гос-
питаль, два спецкомбината — выпуск оружия и пошив теп-
лой одежды для защитников города. Здесь же находились
детский сад и школа. Поначалу это была даже не школа: ра-
бочие спецкомбинатов, чтобы не оставлять детей в расстре-
ливаемом и разбомбленном городе, привели их с собою. А на
работу приходили не на восемь часов — неделями не выхо-
дили из штолен, месяцами не видели синего неба.
Дети должны были учиться. Нашлись добровольные учи-
теля. Вначале учились без определенной программы. И стар-
шие, и младшие в одной группе. Учились по газетам «Маяк
Коммуны» и «Красный черноморец».
Мы бы сейчас назвали эти уроки — УРОКАМИ МУЖЕ-
СТВА.
На одном из таких уроков выступила • прославленная
героиня Севастопольской обороны Нина Онилова...
«...Вызвали меня в Военный совет и вручили орден Крас-
ного Знамени.
«Скажи ответное слово, дочка!»—погладил меня 'цо
волосам, как девочку,' наш генерал, наш командующий
Петров.
А я не знаю, что и ответить. Не умею разговоры разгова-
ривать.
Отвечаю: «Буду с фашистами вести речи на языке пуле-
мета!»
А в один не прекрасный день школьников повели в госпи-
таль. Он находился в соседнем отсеке.
На железной кровати, покрытой белоснежной простынью,
умирала тяжелораненая Нина Онилова. Над ней склонился
командующий.
— Ты храбро сражалась, дочка. Ты храбрейшая из храб-
рых. Смотри, сколько народу пришло, чтобы сказать тебе
спасибо за все, что ты сделала. Ты слышишь меня, Нина?
Подошел врач, профессор Кофман. Прошептал тихо, но
его услышали школьники.
— Все средства испробованы. Она продержится не боль-
ше двух часов...
Сегодня, через много лет после Великой нашей Победы,
бывшая ученица 6-го класса в инкерманских штольнях На-
дежда Сергеевна Денисова-Гончарова, рассказывая нам об
этом, не может сдержать слез.
А потом, на очередном УРОКЕ МУЖЕСТВА, прочитали
записи Героя Советского Союза Нины Андреевны Ониловой.
4*
99
На ученической тетради в клеточку, эпиграфом слова Льва
Толстого:
«Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севасто-
поле, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества,
гордости и чтобы кровь не стала быстрее обращаться в ва-
ших жилах».
И тут же — признание Нины Ониловой:
«Да! И кровь стала быстротекучей, а душа наполнилась
высоким волнением, а на лице яркая краска гордости и до-
стоинства. Это наш, родной советский.город — Севастополь...
Слава русского народа — Севастополь! Храбрость русско-
го народа — Севастополь! Севастополь — это характер рус-
ского советского человека, стиль его души, Советский Сева-
стополь — это героическая и прекрасная поэма Великой Оте-
чественной войны. Когда говоришь о нем, не хватает ни слов,
ни воздуха для дыхания... Он придет, новый наш Лев Тол-
стой, и трижды прославит тебя, любимый, незабываемый,
вечный наш Севастополь...»
Антон Исаакович Степанченко — заместитель председате-
ля горисполкома, начальник ПВО — противовоздушной обо-
роны, в силу своего характера навсегда оставшийся УЧИ-
ТЕЛЕМ, говорил заведующей гороно Наталье Николаевне
Донец:
— Уроки мужества — это великолепно. Именно па этих
уроках развивается душа. Но дети должны получить от нас
не только надежное укрытие над головой, должны иметь не
только честную открытую душу, но и прочные знания. Дети,
вырвавшиеся из тисков осады, должны иметь полновесные
табеля, чтобы продолжать учиться. Это паша главная цель —
назло фашистским захватчикам...
Напутствие автору:
—. Будете писать о подземных школах, не забудьте об
Антоне Исааковиче Степанченко.
Степанченко не успел эвакуироваться из осажденного Се-
вастополя— свой посадочный талон на последний самолет
он отдал женщине с ребенком! Его схватили гитлеровцы на
мысе Херсонес.
— Комиссар?!
— Я народный учитель.
- Как?!
— Народный учитель. Воспитатель советской молодежи.
Агитатор.
Автоматная очередь прервала жизнь народного учителя.
100
Из дневника Натальи Николаевны Донец. Декабрь
1941 год.
«Школу мы открыли с помощью учителей, попавших в
штольню. Особенно помогла нам Надя Березовская — энер-
гичная комсомолка. Она стала комсоргом школы.
В работу включились немедленно: «открыли» — отделили
фанерой классы, перенесли туда столы, стулья, парты из
разбомбленной дневной школы. Кузьму Ивановича Ленько
я тут же представила учителям как директора вновь создан-
ной подземной школы № 32. Впоследствии его избрали еще
и секретарем парторганизации спецкомбината № 2.
Я доложила Борисову, что начало новой школе' положе-
но, дети учтены — их было сто двадцать человек,— учителя
нашлись. Даже музыкальный работник!..»
Вспоминает В. А. Борисов.
«...Весьма оживленное заседание бюро горкома, посвя-
щенное подготовке и проведению Нового года, подходило к
концу, когда я напомнил собравшимся об одном из пунктов
постановления ВЦСПС, переданного по радио.
— Товарищи, мне кажется, что пункт о новогодних елках
распространяется также и на Севастополь... В убежищах
люди живут, трудятся, а ребята скоро даже учиться начнут
в убежищах. Почему же нельзя устроить там елку?..
На следующий день в отсеке горкома собрались главные
энтузиасты «елки». Опечаленные Багрий и Надя Краевая
сетовали, что па примыкающей к Севастополю территории,
вплоть до самой передовой, сосеп не оказалось...
— Можно мне сказать? — спросила Надя Краевая.—
Я поеду в бригаду Горпищенко — там у меня много друзей-
комсомольцев,— расскажу им про елку. Они все сделают для
детей Севастополя...
Бородач полковник Горпищенко вместе с Надей пошел в
разведроту. Надя рассказала бойцам о беде севастопольских
детишек, и вся рота, как один человек, выразила желание
принять участие в рискованном походе... В ту же ночь, во-
оружившись, помимо автоматов и «лимонок», топорами и пи-
лами, разведчики пробрались на территорию, запятую не-
приятелем... _
Бойцы успели нарубить и напилить изрядное число де-
ревьев, когда были услышаны немцами... Командир дал при-
каз отходить, разумеется, вместе с соснами. Ужо вблизи ли-
нии фронта разведчики столкнулись с немецким отрядом.
Завязалась перестрелка, Один боец был легко ранен. Это так
101
рассердило разведчиков, что они дали немцам настоящий
бой, рассеяли отряд и захватили в плен немца.
Нагруженные деревьями, поддерживая раненого товари-
ща, разведчики с триумфом вернулись домой.
Горпищенко поругал их за недостаточную осторожность,
а в приказе по бригаде объявил благодарность.
Так мужеству и нежности наших бойцов обязаны были
севастопольские ребятишки прекрасным новогодним празд-
ником...
Когда ребятишки вдоволь наплясались и занялись подар-
ками, воспитательница попросила гостей рассказать им, как
была добыта «елка». Ребята слушали внимательно, нахму-
рив свои чистые детские лбы. Я смотрел на них и думал:
«Уже с раннего детства узнали они силу народной заботы о
себе и вырастут, осознав, сколь многим обязаны они своей
Родине!»..
Напутствие автору:
— Будете писать о подземных школах, помяните добрым
словом Кузьму Ивановича Ленько.
В последние дни обороны Ленько было поручено вывезти
из Севастополя на лидере эсминцев «Ташкент» спасенные
части полотен Панорамы. Он выполнил приказ: 35 тюков,
обшитых одеялами, бессмертных полотен кисти Рубо сдал в
целости и сохранности в Новороссийске.
Был ранен в ногу. Долго лечился, но ногу пришлось ам-
путировать.
Кузьма Иванович Ленько скончался в 4943 году.
В том же 1943 году в боях на Никопольском плацдарме
погиб командир 1-го Севастопольского полка морской пехо-
ты полковник Горпищенко Павел Филиппович.
Через много лет после Победы * скончался первый секре-
тарь горкома партии в годы обороны Борис Алексеевич Бо-
рисов, оставив нам в наследство множество книг о славных
защитниках города и о севастопольских детях.
Вспоминает бывший заместитель секретаря комсомоль-
ской организации спецкомбината № 2 Анна Михайловна Не-
стеренко:
«Преподавателямц в основном была молодежь. Комсо-
мольцы Нина Ивановна Нелепова, Фаина Михайловна Тара-
ненко, Надежда Никифоровна Березовская, Прасковья Ива-
новна Макарова, Евгения Георгиевна Пирогова... Но были и
старые опытные учителя: Кузьма Иванович Ленько, Клав-
дия Васильевна Васильева, Полина Павловна Клименко, Ни-
102
на Ивановна Кучина, Александр Иванович Бухарин, Мария
Ивановна Чефрапова...»
Напутствие автору:
— Будете писать о подземной школе в Инкерманских
штольнях, помяните добрым словом погибших учителей.
В мае 1942 года осколок вражеского снаряда оборвал
жизнь Клавдии Васильевны Васильевой.
В последние дни жестокого июпьского штурма погибла
Надежда Никифоровна Березовская.
•
Вспоминает бывшая ученица подземной школы № 32 На-
дежда Сергеевна Денисова-Гончарова.
«В штольне семьи учителей располагались внизу, отде-
ляя свое жилище одеялами, занавесками. В шутку проходы
между этими импровизированными «квартирами» называли
улицами.
Был сооружен — отделен фанерой! — большой отсек-зал.
В нем дети завтракали во время перемен, здесь подготавли-
вались праздничные концерты, здесь работники спецкомби-
пата проводили собрания, здесь встречались с фронтовиками.
Ни бомбежки, ни прицельный артобстрел не страшны
штольням. Но мучил недостаток воздуха. Отличные венти-
ляционные установки поначалу приносили достаточно свеже-
го воздуха, но при непрерывных бомбежках вентиляцион-
ные рукава, выведенные высоко в горы, забивались песком,
землею, камнями. Мойцные электродвигатели остервенело
выли, стараясь протолкнуть воздух. Под вентиляционными
решетками в штольне опасно было стоять — с потолка ле-
тели песок и камень.
Становилось все труднее с водой. Водокачку давно раз-
бомбили. К Черной речке — нашей поилице — тйожно было
пробраться только ночью: засевшие рядом немцы немедленно
открывали огонь по любой движущейся цели.
Детей не выпускали, а взрослые гибли».
Из информационной сводки Севастопольского горкома
партии и горисполкома. 18 июня 1942 года.
«...С 28 мая 1942 года начались массовые налеты враже-
ской авиации на г. Севастополь, которые продолжаются и
но сей день. С 31 мая по 15 июня сброшено на город фугас-
ных бомб 27 529 и за 16—17 июня — 1034, артснарядов за
этот же срок выпущено по городу 3091 и за 16—17 июня —
1216. Кроме этого, было сброшено около 10 000 зажигатель-
103
ных бомб, которые вызвали 500 пожаров в городе и на воен-
ных объектах...
Продолжают работать, после некоторых перебоев, спец-
комбинат № 1 и спецкомбийат Кз 2, которое находятся в
надежных бомбоубежищах...
Для борьбы с воздушным десантом и отдельными враже-
скими группами, которые могут просачиваться в город в
период штурма, организовано по предприятиям и учрежде-
ниям 15 боевых дружин...»
Вспоминает бывший завуч школы № 32 Полина Павлов-
на Еременко:
«Учили всему. В первую очередь: быть настоящим пат-
риотом своей Отчизны. В последнее время стали появляться
в Инкермане ракетчики. Это диверсанты или продажные при-
хвостни, которые ракетой указывали цели вражеским бом-
бардировщикам.
Меня вызвали в особый отдел, и усталый человек с ка-
питанскими «шпалами» в петлицах сказал:
— Учите детей бдительности. Сейчас нужен глаз да
глаз...
И мы старались привить детям чувство сопричастности ко
всему, что делается взрослыми.
Вначале занятия посещали дети, которые вместе с роди-
телями жили в штольне, а впоследствии и те, кто жил побли-
зости.
После наших бесед у школьников обострилось внимание,
и они стали присматриваться ко всем подозрительным.
Однажды третьеклассница Лида Губская пересекла об-
стреливаемую полосу и заметила, что стрельба вдруг пре-
кратилась. У самой штольни, у монастыря, что врезан прямо
в скалу, увидела мужчину. Мужчина во весь рост пересек
опасную зону и подошел к девочке. Был он в обыкновен-
ной красноармейской форме.
— Кто живет в этих домах? — спросил он Лиду и указал
ей в сторону штаба.
Мужчина стал говорить, что* разыскивает знакомого май-
ора, который должен здесь находиться.
Лида насторожилась, но виду не подала.
— Я знаю только своих соседей, а они не военные.
— Не знаешь и ладно. Найду сам...
Лидочка Губская стала за ним следить. А незнакомец на-
правился прямо к штабу дивизии, носящей имя Василия
Ивановича Чапаева.
104
Лида знакомой тропочкой, минуя завалы, пробралась к
штабу первой, подбежала к часовому и рассказала ему о
своих подозрениях.о
А потом меня снова вызвали в особый отдел, и тот же
капитан сказал:
— Полина Павловна, передайте всему коллективу учи-
телей спасибо. Баша ученица Лидия Губская помогла за-
держать матерого гитлеровского агента, заброшенного в наш
тыл...»
Вспоминает Б. А. Борисов.
«Однажды на одной из окраинных улиц Севастополя
близ своего дома стояли два мальчика — Коля Крутилин и
Костя Сорокин. Они оживленно беседовали: возможно, об-
суждали впечатления о последней воздушной тревоге. В это
время по улице прошел человек в потрепанной одежде, силь-
но обросший. Ребята обратили на него внимание: несмотря
па трудные условия жизни в осажденном городе, таких: не-
брежно одетых людей в Севастополе, привыкшем к аккурат-
ности моряков, ребятам видеть не приходилось. И вот, не
упуская подозрительного прохожего из виду, они как будто
спокойно продолжали свою беседу. Человек, дойдя до конца
улицы, повернул назад и снова прошел мимо ребят. Теперь
он держал путь в ту сторону, куда пикто из жителей города
не ходил — там была запретная зона.
—- Коля, следи за ним, а я побегу за подмогой,— тихонь-
ко сказал Костя Сорокин.
Коля остался один. Незнакомец двигался не спеша, по
все же стал постепенно скрываться из поля зрения мальчи-
ка. А Кости все не было.
К счастью, неподалеку проходил краснофлотец.
Коля бросился к нему:
— Этот дядька не наш, он направился к пещерам...
Краснофлотец с подростком незаметно последовали за
подозрительным прохожим.
Подойдя к нему на близкое расстояние, краснофлотец
вскинул винтовку к плечу и громко крикнул:
— Стой!
Незнакомец бросился было в сторону, но там его уже под-
жидали подошедшие Костя и командир-артиллерист. Коман-
дир выхватил браунинг, незнакомец медленно поднял руки.
Доставленный в комендатуру под конвоем командира,
краснофлотца и обоих ребят, незнакомец во время допроса
сознался, что он немецкий шпион, засланный в город для
диверсий.
105
Так бдительность и мужество юных севастопольцев обез-
вредили матерого врага нашей Родины».
Свидетельствует писатель и журналист Александр Ха-
мад ан.\
«Сколько бы пи ярились фашистские летчики и артилле-
ристы, но помешать нормальной работе в цехах и мастер-
ских, занятиям в школах они не могут...
В просторной, залитой электрическим светом пещере дет-
ский сад. Стены украшены полотнищами, картинами, порт-
ретами Лепина и Сталина. Малыши сидят за низенькими
столиками...
У взрослых ребят — дело потруднее: арифметика и гео-
графия. Для мальчишек это просто пытка. Рядом, рукой по-
дать — война. Слышен вой снарядов, взрывы мип, очереди
пулеметов.
Но арифметика и география неумолимы. Десятилетний
Коля Салаев горестно вздыхает:
— Каждый день арифметика, хоть бы раз повезли на
передний край...
Ребята легко оперируют сложнымц военными терминами:
передний край, рубежи, позиции, огневой налет, контратака,
клин, фланги...»
Напутствие автору:
— Не забудьте помянуть добрым словом корреспондента
ТАСС Александра Хамадана, первым поведавшего всему
миру о подземных школах Севастополя.
Александр Моисеевич Хамадан казнен гитлеровцами в
Севастопольской тюрьме 29 мая 1943 года.
Из справки, зачитанной на партийном активе в мае
1942 года:
«...Наилучших показателей добилась школа № 32, нахо-
дившаяся в Инкермаиских штольнях... Директором ее был
коммунист Ленько...»
Из дневника Н. Н. Донец:
«К концу обороны народу в штольне прибавилось. С пи-
танием стало трудно. Только пшено. Воды совсем мало.
Вызвал меня Степанченко.
— Как вы посмотрите, Наталья Николаевна, на то, ес-
ли мы разрешим поить детей водою, разбавленной шампан-
ским?
106
Я растерялась. Хотя бинты для раненых давно стерили-
зовались шампанским, взрослые пили его вместо воды, но...
дети...
— Поговорю с учителями, посоветуюсь...
Педагоги за голову схватились: это невозможно! Но когда
воды совсем не стало, пришлось пойти и на это.
Особенно трудно пришлось малым деткам: их вместо чая
стали поить прокипяченным шампанским. И кашу варили на
шампанском. ...Но и это не спасало. Дети болели и умирали.
Тяжело было смотреть, как умирали малютки от болезней,
задыхались от нехватки воздуха — вентиляторы гнали в
штольни смрад и дым.
29 мая 1942 года занятия в Инкерманских штольнях бы-
ли закончены, школьникам выдали табеля и аттестаты».
Грозные, тяжелейшие двести пятьдесят дней обороны Се-
вастополя в Великой Отечественной войне стали историей.
С каждым днем все меньше и меньше остается свидетелей
жесточайшей человеческой трагедии, но память наша не
тускнеет с годами.
...Пусть это документальное исследование послужит буду-
щим писателям отправной точкой для создания бессмертной
книги о Советском Учителе.
Севастополь
ЕВГЕНИЙ ВЕНИКЕЕВ
РОДИНА — СЫНОВЬЯМ
Из каменных гробов их голос вечно
слышен,
Им внуков поучать навеки суждено,
Их слава так чиста, их жребий так
возвышен,
Что им завидовать грешно...
А. Фет. Севастопольское братское
кладбище. 1887
амятники Севастополя имеют
огромную притягательную силу.
Казалось бы, такие привычные,
столько раз виденные, они влекут к
себе снова и снова. По-
рою как бы оживает холодный камень, и тогда прошлое вры-
вается в твое сознание грохотом боя, неистовством атак, ка-
ким-то щемящим чувством любви и благодарности к тем, кто
защищал и освобождал священную севастопольскую землю.
И предстают перед твоим мысленным взором они, защитники
и освободители, герои далекого и недавнего прошлого —
107
революционных битв, первой и второй обороны, победной
весны 1944-го...
Первая героическая оборона города была суровым и
тяжким испытанием, и народ наш выдержал его с честью:
в бою за Отечество явил он чудеса храбрости и самопожерт-
вования. Это признавали враги. Теперь говорят о том доку-
менты, обелиски, надгробия.
Памятников героям первой обороны много, но пи один
так пе потрясает, не дает такого чувства сопричастности, как
огромный мемориал — Братское кладбище. Ойо занимает
холм на окраине Северной стороны, опоясанный каменной
стеной, заросший деревьями. Из их чащи на вершине взды-
мается монументальная каменная пирамида. Это храм
св. Николая — общий памятник всем погибшим в оборону
русским воинам. Перед главньш входом два дома в готиче-
ском стиле с крутыми фронтонами и высокими трубами:
здесь жили ветераны войны — смотрители кладбища. Ворота
оформлены башнями, повторяющими в уменьшенном мас-
штабе храм св. Николая*.
Петропавловское (позднее названное Братским) кладби-
ще было устроено по специальному указанию начальника
штаба Черноморского флота- В. А. Корнилова 21 сентября
1854 г. Оно было самым большим из военных кладбищ Сева-
стополя той поры; потому-то его и избрали местом создания
мемориального комплекса. 17 декабря 1856 г. Морское ми-
нистерство призвало моряков начать сбор пожертвований для.
этой цели, деньги жертвовали также военнослужащие-ар-
мейцы и гражданское население. 5 сентября следующего го-
да состоялась торжественная церемония закладки на верши-
не холма храма-памятника по проекту архитектора А. А. Ав-
деева. Строительство продолжалось до 1870 г.
Почему автор придал памятнику форму пирамиды, со-
вершенно не свойственную православным церквам? Причин
могло быть несколько. Во-первых, был прецедент — такой же
формы памятник в Казани. Его соорудили в 1823 г. по про-
екту архитектора Н. Ф. Алферова на могиле русских воинов,
павших при взятии города в 1552 г. Во-вторых, А. А. Авдеев
интуитивно нашел форму, наиболее подходящую для дан-
ной местности. Известный историк архитектуры И. И. Бру-
ров писал: «Благодаря контрастам в пределах спокойного
целого, пирамида проникается огромной внутренней жизнью
и колоссальной силой воздействия. При большом внешнем
спокойствии Достигается большое внутреннее напряжение».
Но А. А. Авдеев не мог, да и вряд ли имел намерения со-
108
вершеино порвать с традицией. В пирамиду он удачно впи-
сывает однокупольный храм в византийском стиле, на вну-
тренних стенах которого высечены имена погибших офице-
ров (правда, далеко не всех). Своеобразная летопись подви-
га и на наружных гранях пирамиды: здесь список частей
Севастопольского гарнизона с указанием потерь убитыми и
ранеными. Внутри храм был украшен фресковой живописью,
выполненной художниками М. Н. Васильевым, А. Е. Кор-
неевым, А. Д. Литовченко. Мозаичный образ Христа
над входом был создан по рисунку известного художника
Ф. А. Бруни.
Таков был этот памятник в его изначальном виде.
К сожалению, живопись просуществовала недолго из-за
сырости в храме. Отопление в церкви было устроено только
в 80-х годах прошлого века, когда живопись пришлось уже
заменять смальтовой мозаикой. Эту трудоемкую и дорого-
стоящую операцию выполнили специалисты мастерской Ан-
тонио Сальвиати в Венеции по картонам севастопольского
художника М. Н. Протопопова в 1886 г.
Храм сильно пострадал в годы Великой Отечественной
войны. В верхнюю часть пирамиды попал снаряд, разрушив-
ший звонницу, крест рухнул на землю и разбился на не-
сколько частей. Почти полностью была уничтожена мозаика.
Ныне храм объявлен памятником архитектуры республи-
канского значения. Ведется его реставрация (авторы проекта
И. А. Шмульсон, В. И. Манко, Т. >В. Гусельникова), кото-
рая уже близка к завершению.
Одновременно со строительством храма-памятника про-
исходило. благоустройство территории кладбища. Сегодня
оно для нас — Память. И потому нам небезразлично, кто по-
коится под надгробиями, сколько человеческих жизней унес-
ла эта война и для кого из защитников Отечества (хотя бы
числом, безымянно) Братское кладбище стало последним
приютом.
Итак, сколько человек здесь похоронено?
С легкой руки Г. Москвича, автора популярных до ре-
волюции путеводителей по Крыму, вошла в краеведческий
оборот цифра: 127 587 человек. Однако, по данным архива
канцелярии Военного министерства, общее число убитых,
умерших от ран и болезней под Севастополем составило в
русской армии 124 816 человек (потери неприятеля были
больше — около 155 тысяч). Выходит, Г. Москвич похоронил
на Братском кладбище все жертвы войны и даже кое-что
прибавил. Но, кроме Братского (оно самое большое), были
и другие кладбища. Только в Севастополе мне известны
109
девять мест захоронения того времени, в том числе Михай-
ловское кладбище (ныне не существует), по площади не на-
много уступавшее Братскому, а умерших от ран хоронили
также в Бахчисарае, Симферополе (здесь погребено около
20 тысяч человек), Карасубазаре (ныне Белогорск) и дру-
гих городах, где были устроены госпитали.
Участник обороны Севастополя П. В. Алабин так описы-
вает погребение «нижних чинов» на Братском кладбище:
«Могилу делают в виде большого квадратного ящика глуби-
ною сажени в полторы (около т^ех метров.— Е, В.). На дно
кладут покойников рядом друг к другу, зарывают их и по-
том кладут второй ряд трупов, а иногда, когда слишком ве-
лик привоз с Южной стороны, кладут и третий ряд. Таким
способом в могилу кладут от 50 до 80 человек».
Это свидетельство позволяет определить общее количе-
ство погребенных, исходя из цифры 50—80 человек на брат-
скую могилу. Таких могил в наши дни сохранилось 427, а
первоначально их было около 500 (многие разрушены во
время Великой Отечественной войны). Даже приняв ма-
ксимальную цифру — 80 человек, получим общее количество
только сорок тысяч. Я сейчас написал «только» и содрогнул-
ся: ведь это же вдвое больше, чем все гражданское населе-
ние Севастополя перед началом войны!
Индивидуальных могил, где погребены офицеры, сохра-
нилось 128, на них читаются 149 имен (не считая перезахо-
роненных с других кладбищ в последние годы), по источни-
ки называют еще десятки лиц, могилы которых не сохрани-
лись. Но если даже число похороненных здесь офицеров
достигало 300 человек, это все равно не намного увеличи-
вает общую цифру.
В немногочисленной литературе, упоминающей Братское
кладбище, общим местом стало утверждение, что погибших
хоропили по полкам и родам войск. Возможно, это в какой-
то мере и справедливо по* отношению к погребенным в брат-
ских могилах, хотя современники событий не сообщают та-
ких сведений, но в индивидуальных захоронениях никакой
системы не было. Саперы, артиллеристы, кавалеристы и мо-
ряки покоятся рядом без различия чинов и видов оружия,
которые разделяли их при жизни.
В 1872 г. Симферопольская инженерная дистанция
под руководством инженера-полковника К. Е. Геммельмана
(он же автор монумента на месте Альминского сражения)
разработала 19 не похожих друг на друга проектов памятни-
ков па братских могилах. Так была решена главная пробле-
ма мемориала, огромного по тем, да и по нашим временам,—
НО
проблема создания цельной композиции ансамбля. К этому
надо добавить, что каждый памятник в пределах одного ти-
пового проекта наделен некоторыми индивидуальными чер-
тами, не делающими его простой копией другого.
Что касается памятников или надгробий на индивидуаль-
ных могилах, то их размеры и материал зависели, естествен-
но, от имущественного положения родственников погребен-
ного. Впрочем, надо отметить, что памятники сооружались
нередко и па средства однополчан. На кладбище продолжали
хоронить участников обороны (их называли «севастополь-
цами»), это считалось особо почетным, и поэтому каждый
раз испрашивалось специальное разрешение императора. Са-
мый поздний из сохранившихся памятников — П. В. Щепан-
скому — датирован 1912 г.
Благоустройство кладбища сопровождалось паркострои-
тельными работами. И делалось это очень искусно. В 1870—
1875 гг. весь холм оделся в зеленый наряд, причем высажи-
вались деревья, доставленные из Никитского ботанического
сада и Одесского питомника. Даже Г. Москвич, обычно не
грешивший в своих путеводителях излишней чувствитель-
ностью, описывая Братское кладбище в начале XX в., позво-
ляет себе некоторый лиризм: «...Кладбище прекрасно содер-
жится, утопая в зелени густо разросшихся деревьев. Кипа-
рис, каштан, сирень, белая и желтая акация, миндаль, туя
и клумбы цветов приветливо встречают посетителя, обвеян-
ного грустными воспоминаниями прошлого».
Во время второй героической обороны Братское кладби-
ще стало местом боев. Многие памятники были разрушены,
другие иссечены пулйми. К началу 70-х годов сохранилось
599 памятников. Настоятельно требовалась реставрация!
В 1970 г. приступили к составлению проекта, разработ-
ка которого продолжалась менее двух лет.
О сложности задачи, которую пришлось выполнить
проектировщикам (руководители авторского коллектива
В. М. Артюхов и автор этого очерка), говорит объем проек-
та — 1244 листа обмерных и реставрационных чертежей.
Значительная часть работ, предусмотренная проектом, уже
выполнена, но до их завершения еще далеко.
Самый известный памятник мемориального комплекса —
генерал-лейтенанту С. А. Хрулеву (1807—1870), он — пер-
вый от главного входа. Не будем останавливаться на описа-
нии этой каннелюрованной колонны (т. е. с вертикальными
бороздками), украшенной бюстом и орлом (автор — скульптор
Годебский), это сделано уже не раз, а внимательно прочтем
эпитафии, высеченные на мраморных досках. Но прежде
111
несколько слов об эпитафиях вообще. Их собирание и изу-
чение, некогда широко распространенные в нашей стране,
ныне прочно забыты. А ведь эпитафия — это литературное
произведение, зачастую несущее в себе, благодаря лаконизму
и выразительности, эмоциональный заряд исключительной
силы. Во многом искусство создания эпитафий в наши дни
утрачено. Тем поучительнее обратиться к наследию про-
шлого, для чего Братское кладбище дает богатый материал.
Лучший тому пример — памятник С. А. Хрулеву. Первое, что
видим на нем, это великолепный в своей поистине гениаль-
ной краткости текст: «Хрулеву — Россия». Он имеет пе
только символический, но и конкретный смысл — памятник
создан па средства, собранные по всей стране. На другой
доске стихи:
К бессмертной славе за собою
Он благодетелей водил!
И громкий славой боевою —
Средь благодетелей почил.
Это экспромт, произнесенный генералом В. Коссинским,
участником оборопы, на очередном, после смерти С. А. Хру-
лева, севастопольском обеде (ежегодной встрече участников
оборопы) 20 февраля 1871 г. Тогда же другой «севастопо-
лец», Генерал-лейтенант П. К. Меньков, познакомил присут-
ствующих с речью, произнесенной одним из общественных
деятелей города па похор’онах С. А. Хрулева. Вводная часть
этой речи, несколько измененная для придания ей большей
ритмичности, также высечена на памятнике:
Пораздайтесь, холмы погребальные,
Потеснитесь и вы, благодетели!
Вот «старатель» и ваш пришел
Доказать вам любовь свою,
Дабы видели все, что и в славных
Боях и в могильных рядах
Не отстал он от вас!
Сомкните же теснее ряды свои,
Храбрецы беспримерные,
- И героя Севастопольской битвы
Окружите дружнее в вашей
Семейной могиле!
Часто повторяющееся в эпитафиях на этом памятнике
слово «благодетели» — любимое обращение генерала к сол-
датам. Себя же он называл их «старателем».
На кладбище встречаются эпитафии не только на рус-
ском языке. Справа от главной аллеи, неподалеку от входа,
видим сильно пострадавший от времени памятник из мра-
112
моровидного известняка. На одной его грани значится по-
русски: «Франц Пржецлавский», на трех других сторонах —
по-польски: «От брата брату. Здесь покоится прах Франти-
шека Пржецлавского, убитого при обороне Севастополя
21 марта 1855 года...» Под этим памятником погребен один
из трех братьев Пржецлавских, участников обороны. Второй
брат, Иван (или flu), умер от ран 8 апреля 1855 г. и тоже
похоронен на Братском кладбище. Третий — его имя неиз-
вестно — остался жив и поставил памятники на могилах
братьев.
Франц Пржецлавский прославился еще в 1853 г. во вре-
мя войны на Дунае. Во главе 80 добровольцев он внезапно
нацал на дунайский остров Макан и после ожесточенного
боя выбил оттуда турок.
Несколько выше по склону, слева,, у самого края аллеи,—
плоское каменное надгробие, в которое вделана металличе-
ская плита с текстом на немецком языке: «Карл фон Тур-
ский, лейтенант 14 артиллерийской бригады. Пал за отечество
4 августа 1855». Поручик (иначе — лейтенант), считавший
Россию своей родиной, погиб смертью героя в Черноречен-
ском сражении при штурме Федюхипых высот.
На всех индивидуальных памятниках сегодня еще можно
прочесть 152 имени и каждое из них хочется упомянуть. На-
зову лишь несколько героев обороны — насколько позволя-
ет объем очерка. Здесь похоронены командиры батарей
Ф. Ф. Нарбут, И. М. Манто, Н. С. Эсмонт, Н. И. Костома-
ров и другие; штабс-капитан 10. С. Островский, убитый
6 июня 1855 г., когда он во главе своей ро^ы бросился от-
бивать захваченную французами батарею Жерве; майор
А. М. Беляев, павший, как свидетельствуют воспоминания,
«с беспримерным мужеством... пронзенный штыком в грудь»
26 мая 1855 г. у Селенгинского редута; прапорщик В. На-
сакип, который тушил на Малаховом кургане горящий по-
роховой погреб, ежеминутно грозивший взрывом; И. Г. Руд-
нев, командир пароходофрегата «Херсонес»...
В- заключение рассмотрим один из лучших в худо-
жественном отношении памятников — М. Д. Горчакову
(1793—1861), главнокомандующему Крымской армией в
конце осады. Монумент выполнен в виде часовни с шатро-
вой кровлей, изнутри свод расписан фресками. Создатель
памятника — архитектор А. А. Авдеев, живопись выполнил
художник М. Н. Васильев.
Памятник, однако, находится не в лучшем состоянии.
Живопись (единственный сохранившийся в Севастополе об-
разец творчества М, И. Васильева) давно нуждается в
113
реставрации, исчезли доска е эпитафией и мраморный бюст
М. Д. Горчакова, находившиеся внутри часовни. К счастью,
текст эпитафии сохранился и, надо полагать, будет при
реставрации восстановлен. Вот этот текст: «Тело покойно-
го по его желанию погребено среди воинов, не допустивших
врага отечества перейти за рубеж того места, где находятся
их могилы».
Сохранить Братское кладбище, сделать его благоустроен-
ным мемориальным комплексом — наш патриотический долг.
Некрополь времен Крымской войны — это не только память
о тех героях, чьи фамилии мы еще можем прочитать на
надгробиях. Это прежде всего памятник народному подвигу.
Рядом с Братским, в общей с ним ограде, расположено
кладбище советских воинов, отдавших жизнь при обороне
города в 1941—1942 гг. Это глубоко символично: оба клад-
бища — как бы единый мемориал мужеству, стойкости на-
ших матросов, солдат и офицеров — защитников Севастопо-
ля, принадлежащих разным историческим эпохам, но еди-
ных в главном — верности Отечеству.
Лейтмотивом мемориала служат высеченные на камен-
ной стеле у главного входа горьковские слова: «Пускай ты
умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь
живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
Зимой 1961 г. я, тогда еще очень молодой человек, два
года как окончивший институт, получил от своего началь-
ника, а впоследствии учителя и друга, Валентина Михайло-
вича Артюхова задание: произвести инвентаризацию клад-
бища в связи с составлением проекта его реконструкции.
Дело показалось мне нетрудным и заключалось в следую-
щем: нужно было пронумеровать все могилы в «натуре» и
соответственно на топографическом плане и скопировать
надписи. Поручение было не сложным, но очень ответствен-
ным: ведь временные, наспех устроенные еще во время вой-
ны из бетона и металла памятники будут разобраны и за-
менены новыми, выполненными из мрамора и гранита, на
них высекут на века старые тексты и фамилии, переписан-
ные мною. В такой ситуации малейшая ошибка непрости-
тельна, более того — преступна.
Я прибыл на место во второй половине дня и тут же
принялся за дело. На надгробия старался смотреть чисто
отвлеченно — как на объект, который нужно поточнее за-
фиксировать. Однако постепенно обстановка стала на меня
действовать. Я медленно бродил, в совершенном одиноче-
стве, среди могил на вершине обдуваемого ветром холма,
114
по засохшей траве, как-то траурно шелестевшей под нога-
ми. По безрадостному зимнему небу низко неслись рваные
серые тучи, иногда они разражались мелким дождем, скры-
вавшим перспективу бухты и города. Обнаженные ветви ив
тянулись, сплетаясь, по ветру; ветки акаций, казалось, цеп-
лялись за тучи. Ни шума порта, ни звуков городской жизни
не долетало сюда, только шорох сухой травы да посвист об-
наженных ветвей. Й под этими сиротливо нагими деревья-
ми, под этим серым, низким, мрачным небом бродил я, вчи-
тываясь в надписи на памятниках: «Политрук Фурии,
1942», «Младший лейтенант Итаев, 1942», «Медсестра Вера,
1942».
Вот так, наедине с Памятью, глубоко, по-настоящему
постигаешь трагизм, жестокость, бесчеловечность войны, по-
знаешь истинную цену подвига самопожертвования! Лежа-
щие здесь были не старше, а многие и моложе меня, каким
я был в те годы. Они убиты и похоронены, и даже фамилии
некоторых неизвестны (медсестра Вера), и погибли они по-
тому, что фашисты хотели захватить наш город, (вот он —
и на этом, и на том берегу), поработить наш народ. Но эти
молодые люди пожертвовали собой, чтобы я мог свободно
ходить по этой земле...
С тех пор здесь многое изменилось, кладбище рекон-
струировано, превратилось в крупный мемориальный ком-
плекс. Весь участок имеет форму трапеции, осью компози-
ции некрополя является главная аллея, начинающаяся от
входа, по сторонам которого установлены якоря. Слева и
справа от нее расходятся дорожки, вдоль которых лежат
плоские гранитные плиты с именами' погребенных.
Подножие некрополя скрыто кипарисами, ивами, вечно-
зеленым кустарником. Верхняя его часть открытая — на ней
только газон. Весь мемориал словно осеняет склоненное
знамя в руке монументального Скорбящего Матроса. Памят-
ник воздвигнут в 1963 г., его авторы — скульптор П. И. Бон-
даренко, архитекторы А. А. Заварзин и В. М. Артюхов.
Очень продуманно, удачно устроен подход к этому впе-
чатляющему, 12-метровому монументу, бронза которого кон-
трастно выделяется на фоне белых стен из известняка. Под-
нимаясь к памятнику по любой из двух ведущих к нему до-
рожек, вы можете охватить его взглядом весь, а заодно и
детали: скорбно обнаженную голову Матроса, бескозырку в
одной его руке и знамя — в другой. На пьедестале гордая и
лаконичная надпись: «Родина — Сыновьям».
Памятник стоит на вершине холма, высота которо-
го увеличена искусственной насыпью. Монументальность
115
всего сооружения подчеркивают широкие ступени лестнич-
ных маршей.
На стенах слева и справа высечены горельефы — очень
пластичные, исполненные силы, энергии. Горельефы изо-
бражают борьбу команды за жизнь корабля — внутри пего,
внизу, под палубой. На правом могучий матрос зажал спи-
ной пробоину в борту. Рядом профиль офицера — волевой,
решительный облик. На левом горельефе прекрасно высече-
ны несколько фигур: обнаженный по пояс матрос поддер-
живает рухнувшую балку; офицер спокойно, даже как-то
буднично отдает приказания по телефону; укутанный по-
крывалом раненый па руках двух товарищей.
Рельефные композиции высечены в местном твердом из-
вестняке, добытом в окрестностях Севастополя и обычно на-
зываемом крымбальским камнем. Авторы умело использова-
ли зернистую структуру материала для придания фигурам
особой выразительности. На мой взгляд, монумент «Роди-
на — Сыновьям» по силе эмоционального воздействия, по
удачному расположению и гармоничному соответствию ча-
стей —г лучший памятник Севастополя, посвященный герои-
ке нашего, советского времени.
Я кратко рассказал лишь о двух воинских кладбищах
города, хранящих память о его героическом прошлом. Ме-
жду тем, их десятки. Самые известные —- на 6-м километре
Симферопольского шоссе (здесь похоронены защитники и
освободители Севастополя в Великую Отечественную вой-
ну) и кладбище Коммунаров на улице 5-й Бастионной —
место погребения активных участников революционной
борьбы, Великой Отечественной войны и мирного послевоен-
ного строительства. Немало воинских кладбищ разбросано
на полях сражений под Севастополем. На большинстве стоят
памятники, воздвигнутые сразу же после боев. Тогда не
было возможности приглашать специалистов для проекти-
рования, доставать гранит и мрамор, высекать статуи. Все
делалось своими силами и из материалов, имевшихся под
рукой бута, бетона, металла. С тех пор прошло сорок
лет; требуется реконструкция, замена временных памятни-
ков. Много уже сделано для приведения в порядок мемо-
риальных комплексов, по еще больше* предстоит сделать.
И речь не только об усилиях строителей или дендро-
логов.
Имена далеко не всех погибших известны. Тут уже дол-
жны поработать историки, музееведы, архивисты. Уместно
вспомнить о благородной деятельности старшего научного
116
сотрудника Музея героической обороны и освобождения Се-
вастополя, капитана 1 ранга в отставке Ю’ Н, Савченко,
участника Великой Отечественной войны. Он занят тита-
ническим трудом — составляет список всех погибших при
защите и освобождении Севастополя. Представьте себе объ-
ем этой работы или хотя бы существующей картотеки
(она — плод многолетних упорных поисков): ведь количе-
ство погибших исчисляется десятками тысяч!
Мечта Ю. Н. Савченко — создание Книги Памяти. Ее
он представляет в виде тома высотой около двух метров,
установленного на главном мемориальном кладбище перио-
да Великой Отечественной войны — на 6-м километре Сим-
феропольского шоссе. На металлических листах книги дол-
жны быть выгравированы фамилии павших. Вот благород-
ная задача, выполнение которой стало делом чести, делом
всей жизни!..
Бессмертные подвиги защитников Севастополя и его
освободителей — лучшая школа гражданского долга. И долг
этот обязывает нас делать все, чтобы претворялись в жизнь
высокие слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Пророчески звучат строки, написанные более 120 лет
назад: *
Мир вам, защитники отчизны!
Но день еще иной придет,
Над вашим прахом, славной тризны
Заря блестящая взойдет.
Да и в потомстве отдаленном,
Доколе в сердце умиленном
Родная слава будет жить,
Могилу вашу станут чтить»
Севастополь
♦ Ж а ндр Н. Свет.—Морской сборник, 1857, № 1.
ПАВЕЛ ЛУНЕВ
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ
ТЕЛЕГРАФ
годы Крымской войны в Сева-
стополе действовал оптический
или, как его еще называют, сема-
форный телеграф. Принято считать, что первая линия оп-
тического телеграфа была построена в 1833 г. в Петербур-
ге между Зимним дворцом и Кронштадтом. Однако целый
ряд фактов свидетельствует, что уже в 1830 г. такой теле-
граф существовал в Севастополе. Он назывался «городо-
вым», так как охватывал весь город и даже дальние селения
в окрестностях. Заведовал им в 1830—1835 гг. бывший
штурман знаменитого брига «Меркурий» штабс-капитан
Иван Петрович Прокофьев.
Командование Черноморского флота уделяло большое
внимание развитию телеграфической связи, особенно с на-
чалом Крымской войны 1853—1856 гг. На карте боевых
действий военного инженера Э. И. Тотлебена были отмече-
ны станции семафорного телеграфа на хуторах Хрипунова
(южнее Стрелецкой бухты) и Панютина, на Сапуи-горе,
Федюхиных высотах, на горе Гасфорта, у Сарандинакиной
балки. Из других официальных документов периода оборо-
ны Севастополя известно, что телеграфные станции действо-
вали в Балаклаве, Инкермане, у Константиновской батареи,
на Мекензиевых горах, Малаховом кургане, Херсонесском
маяке, в Георгиевском монастыре.
Во второй половине минувшего столетия кончилась эра
оптического телеграфа. На смену ему шел телеграф элек-
трический. Севастополь был в первом десятке городов Рос-
сии, где были установлены телеграфные линии.
Оптический телеграф сравнительно успешно решал за-
дачи оповещения в зоне действия войск, оборонявших Се-
вастополь. Но он не мог помочь в организации быстродей-
ствующей связи с городами, лежащими за пределами Кры-
ма. Поэтому 5 мая 1854 г. появился правительственный указ
о немедленной постройке телеграфной линии от Николае-
118
ва, через Берислав, Перекоп, Симферополь, к Севастополю.
Линию строили очень быстро: уже к 19 сентября 1855 г.
она была доведена до Симферополя, а 2 октября достигла
Севастополя. Так как к этому времени русские войска оста-
вили южную часть города, телеграфная связь была подана
на Северную сторону.
Электрический телеграф в Севастополе использовался
преимущественно для нужд военного командования и пра-
вительственных учреждений. Но постепенно к его услугам
стали прибегать промышленники, биржевые комитеты, тор-
говые люди и частные лица. Большое значение для дальней-
шего развития связи на юге страны имела прокладка в
1908 г. подводного телеграфного кабеля Севастополь — Вар-
на (Болгария). Телеграммы из Южной Европы поступали
в Варну, а затем в Севастополь и далее продолжали путь
через Симферопольский телеграф в Харьков, Москву, Пе-
тербург, а также через Керчь в Тбилиси. Из Тбилиси теле-
граммы направлялись в Индию, Японию, страны Ближнего
и Среднего Востока...
С началом второй обороны Севастополя (1941—1942 гг.)
телеграфная связь осуществлялась только внутри города.
Телеграммы на Большую землю передавали через радиостан-
цию Наркомата связи, которая размещалась на горе Матю-
шенко. Радиограммы доставляли на радиостанцию и забирали
почтальоны. Труд их был поистине героическим. Под бомбами
и артиллерийским огнем врага, рискуя жизнью, они достав-
ляли севастопольцам телеграммы.
В трудных условиях приходилось работать и связистам
радиостанции Николаю Кутыне и Георгию Маркову. Во
время бомбежек часто обрывались антенны, падали мачты,
но проходил час, полтора — радисты исправляли поврежде-
ния, и .радиосвязь возобновлялась. Радиостанция работала
до последних часов обороны города. Радист Сталинградской
станции Михаил Феофанов поздно вечером 30 июня 1942 г.
принял из Севастополя последнюю радиограмму радиостан-
ции Наркомата связи: «Это последнее наше сообщение, на
этом заканчиваем связь, фашисты подходят к нашему зда-
нию, приступаем к уничтожению аппаратуры. Отомстите за
разбитый Севастополь. Еще раз прощайте».
В честь подвигов связистов в период героической оборо-
ны города в 1941—1942 гг. на здании Дома связи и на том
месте, где находилась радиостанция Наркомата связи, уста-
новлены мемориальные доски.
Севастополь
119
ЕВГЕНИЯ ШВАРЦ
Ф. Ф. МАТЮШКИН
В СЕВАСТОПОЛЕ
одной из книг о Пушкине я
прочла строки, полные боли- от-
чаяния, гнева: «Пушкин убит!
Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась
на него рука? Яковлев, Яковлев! Как ты мог это допу-
стить?..» Эти горькие слова написал после гибели великого
русского поэта его лицейский друг Федор Матюшкин из
Севастополя в Петербург.
Пущин, Кюхельбекер, Дельвиг, Яковлев и Матюшкин
были верными друзьями Пушкина в годы учебы в Царско-
сельском лицее.
Осенью 1825 г., когда Матюшкин находился в круго-
светной экспедиции Ф. П. Врангеля *, Александр Сергеевич
прислал в «лицейское подворье» (так называли петербург-
скую квартиру М. Яковлева, где отмечались лицейские го-
довщины) стихотворение «19 октября» **, посвященное то-
варищам. Среди них и Матюшкин— «чужих небес любов-
ник беспокойный»:
...Иль снова ты проходишь тропик зпойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты ла корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О, волн и бурь любимое дитя!
В год выпуска из лицея В. Кюхельбекер писал о Ма-
тюшкине:
И молчаливый, и упорный,
И в мыслях и в мечтах богат,
Матюшкин, друг наш благородный,
Прославь на море наш пенат.
♦Врангель Ф. П.—- адмирал, известный русский морепла-
ватель, один из устроителей Русского географического общества.
*♦ 19 октября 1811 г.— день открытия Царскосельского лицея.
120
Федор Федорович Матюшкин (1799—1872) — известный
русский мореплаватель и исследователь, адмирал, сенатор.
С юных лет он мечтал стать моряком. После окончания ли-
цея Матюшкин добровольно поступил на флот и в 1817—
1819 гг. принял участие в кругосветном плавании В. М. Го-
ловина в качестве гардемарина на шлюпе «Камчатка».
В 1820—1824 гг. он находился в арктической экспедиции,
исследовал значительные пространства Восточной Сибири,
собрал ценные этнографические материалы. Именем Матюш-
кина назван мыс в Чаунской губе Восточно-Сибирского мо-
ря. Во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг. коман-
довал различными военными кораблями.
Первая встреча с Севастополем произошла в сентябре
1832 г., после летнего плавания вдоль берегов Южной Ев-
ропы, в котором Матюшкин командовал бригом «Ахиллес».
Здесь, на Черноморском флоте, молодой офицер пробыл год,
а затем вернулся па Балтику.
В мае 1835 г. Матюшкин, по настоянию главного коман-
дира Черноморского флота и портов адмирала М. П. Лаза-
рева, был переведен в Севастополь. Так Федор. Федорович
влился в «лазаревскую школу» черноморских флотоводцев
и командиров, из которой вышли П. С. Нахимов, В. А. Кор-
нилов, В. И. Истомин — герои Севастопольской обороны
1854-1855 гг.
Молодой порт Севастополь набирал силу. «Что за порт
Севастополь! Чудесный. Кажется, что благодатная природа
излила на него все свои щедроты и даровала все, что толь-
ко нужно для лучшего порта в мире...»,— писал М. П. Лаза-
рев своему другу и соплавателю А. А. Шестакову.
Благоприятно началась здесь служба Матюшкина. На
севастопольской верфи достраивался сорокачетырехпушеч-
ный фрегат «Браилов». Лазарев, не боявшийся выдвигать
знающих, энергичных офицеров, назначил Матюшкина ко-
мандиром нового корабля.
А над Тавридой сияет южное солнце, и о берега бьется
теплое море. Ночи стоят бархатно-черные. Чудесный край,
которым когда-то любовался Пушкин:
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля-..
Давно не встречался с другом Матюшкин. И, возможно,
не увиделись бы они уже никогда, если бы не поехал позд-
ней осенью 1836 г. в отпуск в Петербург. После долгой
разлуки встретились лицеисты — Яковлев, князь Эристов и
Матюшкин. Последним пришел Пушкин... Прощание было
121
грустным. Матюшкин, того не ведая, простился с поэтом
навсегда.
Время не скоро унесет боль и гореч^. «После смерти
Пушкина годы моей жизни пошли однообразней и так, слов-
но разрешился какой-то до сего не разрешимый, но полный
надежд вопрос моей жизни... Но и при всем угнетении моем
я нашел свою пристань,— она здесь, в Севастополе, ибо
здесь соделывается величайшее для флота и для государ-
ства нашего: адмирал Лазарев истинно преобразовал флот
и русское офицерство»,— писал Матюшкин несколько лет
спустя.
Служба в Севастополе продолжалась успешно: после
«Браилова» командовал восьмидесятипушечной «Варной» и,
наконец, стодвадцатипушечным кораблем «Варшава». Адми-
рал Лазарев давал лестные отзывы о служебной деятельно-
сти Матюшкина. В своем письме к Меншикову о повыше-
нии по службе группы офицеров-черноморцев имя Ф. Ф. Ма-
тюшкина он называет рядом с именем П. С. Нахимова:
«...я разумею преимущественно капитана 2 ранга Нахимо-
ва, капитан-лейтенанта Матюшкина... Они старательные и
неутомимые по службе офицеры».
О своей жизни в Севастополе Матюшкин рассказывал
в письмах к другу на Балтику:
«Что сказать вам о своем быте? Вы знаете Севастополь.
Живу я в доме поблизости гауптвахты. Тут хозяйничаем
мы с Н. М. Вукотичем** (который вам кланяется), стена об
стену с Нахимовым и Стодольским... 25 сентября М. П. Ла-
зарев ходил с нами в море пробовать новые корабли. «Три
святителя» и «Три иерарха» — хорошие корабли, и каждый
из них отвечает за трех, но моя старуха «Варшава» держит-
ся лучше, чем «Три святителя», лучше несет паруса... Лю-
блю нашу службу, хоть, признаться, вперед ничего не ви-
дать!» И продолжает дальше: «Я*живу по-старому — ка-
ждый божий день в хижине и на корабле, вечером — в кру-
гу старых братцев — Нахимова, Стодольского... Встаю в
7 часов, в 9 часов иду, несмотря на дождь и слякоть, на
корабль, потом в экипаж — подписываю ведомости, книги,
лепорты... В пушку, то есть в 12 часов, возвращаюсь в свою
хату... Потом отправляюсь в библиотеку — читаю газеты и
журналы...».
Здесь Матюшкин явно поскромничал. В библиотеке он
не только читал газеты и журналы. С 1843 по 1847 г. он
состоял членом комитета директоров севастопольской Мор-
♦ Вукотич Н. М.—в 1837—1838 гг. капитан 2 ранга, дежурный
штаб-офицер ЧФ.
122
ской библиотеки. (Интересно вспомнить, что секретарем-ка-
значеем библиотеки в начале 1843 г. был избран В. А. Кор-
нилов, а в комитет входили П. С. Нахимов, позднее
Н. М. Станюкович — брат известного писателя-мариниста,
участник обороны Севастополя 1854—1855 гг.).
Когда в декабре 1844 г. в библиотеке случился пожар,
среди офицеров и матросов, самоотверженно участвовавших
в ее спасении, был и Матюшкин...
В 1852 г. началась деятельность Федора Федоровича па
высших должностях в Морском министерстве. За плечами
остались десятилетия корабельной жизни, скитаний по мо-
рям и океанам. Севастопольская «морская семья» с удо-
вольствием узнала о новом вице-директоре Инспекторского
департамента Морского министерства. Корнилов писал бра-
ту: «Очень рад, что Матюшкин назначен вице-директором,
по крайней мере, честный, благонамеренный человек, и наш,
черноморский, свой».
Матюшкина и Корнилова связывала крепкая дружба.
Шестнадцать лет длилась их переписка и оборвалась лишь
за несколько месяцев до гибели Корнилова в осажденном
Севастополе. Будущий герой Севастопольской обороны ча-
сто писал Матюшкину — из Николаева, Лондона, куда ездил
по служебным делам, Керчи, Одессы, а потом, когда Матю-
шкин был переведен в Петербург, и из Севастополя.
Матюшкину был дорог не только сам Корнилов, но и
вся его большая семья. Он крестил сына Корнилова, с холо-
стяцкой щедростью в трудную минуту ссужал товарища
деньгами, постоянно справлялся о здоровье детей, об их
учении.
«Мы не разучились,— написала однажды Матюшкину
жена Корнилова,— вас любить всей душой и интересовать-
ся всем, что касается до вас. Неужели же судьба-злодейка
не доставит нам сердечной радости еще свидеться в жизни.
Да хранит вас бог, нашего милого, дорогого. Постоянно же-
лаю вам всего лучшего в мире!»
А сдержанный в проявлениях чувств Корнилов продол-
жил письмо жены: «Хотелось бы мне многое что сказать
вам, душевно уважаемый Федор Федорович, но ведь вы
знаете, как я не речист».
Когда у стен героического Севастополя решалась судьба
Крымской войны, Матюшкин был далеко от севастополь-
ских редутов, от черноморских кораблей. Но душа его бы-
ла там, где сражались «старые братцы», как называл он
черноморцев-лазаревцев. С болью в сердце прислушивался
он к раскатам севастопольской канонады. И, может быть,
123
не раз пожалел контр-адмирал Матюшкин, что вернулся
с Черного моря на Балтику.
В год окончания Крымской войны Матюшкин был про-
изведен в вице-адмиралы, а спустя одиннадцать лет — в пол-
ные адмиралы. Адмиральские эполеты были честно заслу-
жены им в плаваниях, походах и сражениях.
Через всю жизнь пронес старый моряк память о своем
лицейском товарище. В конце 60-х годов, когда был органи-
зован комитет для создания памятника Пушкину, в его
состав вошел и Матюшкин. По предложению Федора Фе-
доровича первоначальный замысел — увековечить память о
A. G. Пушкине в Царском Селе был пересмотрен, и комитет
принял решение поставить памятник в Москве, где родился
поэт. Это было продиктовано любовью и уважением к вели-
кому русскому поэту.
Севастополь
ВИКТОР ГРЕБЕННИКОВ
СИМФЕРОПОЛЬСКИЕ
«БЕРЕГИНИ»
огда-то, давным-давно, был обы-
чай: при постройке деревянной
избы или дома; украшая его резь-
бой, непременно вплести в узор где-нибудь на видном месте
фигуру русалки либо птицы с человеческим ликом. Счита-
лось, что это обережет дом и его обитателей от лиходей-
ства и дурного глаза. Стражниц так и называли — «бере-
гинями». Их и сейчас можно встретить на уцелевших ста-
рых деревянных домах в разных районах нашей страны. То
лукавые, то веселые, то наивные существа с женским ли-
цом, рыбьим хвостом или птичьими крыльями — плод фан-
тазии небесталанных плотников — заметно постарели. И ро-
ли поменялись: теперь не «берегини» охраняют людей, а
люди сберегают для грядущих поколений чудесные произ-
ведения народного творчества — уцелевшие дома, одетые вы-
чурной деревянной резьбой с лошадиными головами или
петухами на крышах, с русалками или «Птицей-Сирином»
124
на фронтонах, наличниках окон или над воротами. Если та-
кой дом все же подлежит сносу, то деревянное старинное
кружево заботливо снимают и переносят в музей.
Я считаю, что вполне справедливым было, бы подобное
отношение проявить не только к деревянной резьбе, но и к
лепным украшениям старинных каменных зданий наших
южных городов. Все эти рельефные изображения людей,-
стилизованных животных и растений, да и сами дома сдела-
ны Такими же трудолюбивыми талантливыми руками,, каки-
ми творили деревянные шедевры. И если можно еще поспо-
рить насчет художественной ценности некоторых из этих
лепных украшений, то уж историческая ценность камен-
ных и цементных «берегинь» несомненна.
Но я хочу рассказать о другом — о воспитательной их
роли. Именно так! А открыл я это для себя недавно, уже
на склоне лет.
Детство мое прошло в довоенном' Симферополе (сейчас
я биолог и художник, живу и работаю в Сибири). Мне очень
повезло, что я вырос в окружении всякой живности. Ка-
ждый вечер мимо нашего дома проходило... стадо: коровы -т
серые, пестрые, красные, черные, козы всех мастей, лоба-
стые барашки. А впереди вышагивал мудрый бородатый
козел с фантастически изогнутыми рогами — вожак это-
го разношерстного табуна. Стадо растекалось по переулкам:
и тупичкам, и вот уже умная скотина стучит рогом в свою
калитку...
У нас был большущий двор — целый мир, населенный
собаками, кошками, курами, цесарками... Сейчас мне острог
не хватает четвероногих домочадцев. И не потому, что'
живность нужна мне как биологу. Твердо убежден: без об
щения с домашними животными, особенно в детстве, любой
человек теряет что-то очень ему необходимое.
Художников в нашем роду не было (отец, правда, буду-
чи техником-конструктором, отлично чертил). Все произве-
дения искусства казались мне почти волшебством, совершен-
но недоступным! Но они-то и помогли мне стать художни-
ком. Репродукции в журналах и энциклопедиях (наш дом
был набит всевозможным старинным чтивом), выставки
картин всякий раз потрясали мое воображение. И еще очень
помогла мне в этом, как я теперь понял, архитектура. Но
об этом чуточку позже.
Мы жили в самой высокой части города — недаром вбли-
зи моего родного Фабричного спуска (эта коротенькая улоч-
ка цела и по сей день) поставили телевышку. И улицы, ве-
125
дущие отсюда к центру Симферополя, были не прямые, а
прихотливо-извилистые, они и сейчас мало изменились, раз-
ве что их покрыли асфальтом да снесли несколько совсем
ветхих домов.
Мир тогда для меня делился на четкие ярусы, каждый из
которых имел не только свое назначение, смысл и образ,
но и свой цвет. Самый верхний — небо, с его облаками, стри-
жами, грифами (тогда эти крупные птицы кружили даже
над городом) — был синим. Второй ярус был зеленым и
как бы соединял небо с зёмлей. Это были деревья: высокие
пирамидальные тополя, густые акации, раскидистые пла-
таны, непробиваемые лучами солнца каштаны. Третий ярус
был всегда солнечным и оранжево-красным: этот цвет со-
здавали черепичные крыши — владения голубей, воробьев,
кошек, трубочистов и, конечно же, нас, ребятишек, страсть
как любивших, несмотря на запреты, вскарабкаться на этот
обширный, непривычно пустынный и красногорячий ярус.
Был и белый ярус — дома, заборы, стены — все сложен-
ные из известняка и все побеленные. Слепящую белизну
одно-, реже двухэтажных домов подчеркивала бархатисто-
черная широкая кайма по низу фасада из сажи, разведен-
ной керосином. Белый ярус был самый важный, потому
что тут жили люди и в том числе я...
Но знаете, что мне раньше всего запало в детскую
память и долго, десятилетия, сидит в ее закоулках? Необык-
новенные, сказочные звери: не то птицы, не то рыбы — боль-
шущие существа, страшноватые и добродушные одновре-
менно. Они «жили» на стенах одного из домов (угол про-
спекта Кирова и улицы Одесской), мимо • которого меня
водили за руку в город. И я очень расстраивался, если мы
шли другим путем. Потом^ когда подрос и стал ходить в го-
род сам, всегда шел только по этой улице — к своим завет-
ным драконам. Головы у них были в общем птичьи, с крюч-
коватым, загнутым вниз носом. По верху головы шел гре-
бень наподобие петушиного, который переходил сзади в
рыбий плавник. На спине у моих «знакомых» были крылья.
А вот туловище шло опять как будто рыбье или змеиное —
покрыто крупной чешуей. Хвост же, закрученный хитрой
восьмеркой, кончался длинной волосистой кистью. Ног или
лап у них не было вовсе, * зато из тела росли затейливые
завитки.
Я очень переживал, когда уже в Сибири узнал по радио,
что в город вошли фашисты. Цел ли тот дом? Цел ли дом,
где я родился и вырос? Что будет теперь с моим белым го-
родом, с моими друзьями по улице и школе, с соседями?
126
Трудно описать мою печаль и переживания тех холодных
и голодных лет. Мысль моя улетала из сибирских равнин
туда, далеко-далеко, за степи, горы, за дымную линию
фронта...
В Симферополь мы не вернулись. А память, в которой,
оказывается, при давно ушедшем детстве прочно отпеча-
тался почти каждый дом, каждый переулок, каждое дере-
во, каждый выступ камня, все эти годы возвращала и воз-
вращает меня в родной город. И я понял, что, кроме живой
и неживой природы, кроме школы, кроме мастерской отца
и библиотеки матери, был у меня еще один воспитатель —
архитектура.
Ведь каждый дом, из окружавших меня, имел свой, не
похожий на другие облик. Были дома серьезно-строгие. Бы-
ли беззаботно-радостные. Были дома мудрые, а были и глу-
повато-смешные. Все это зависело и от таланта зодчего,
его замысла, и от прихоти заказчика, и просто от расположе-
ния и формы окон, дверей, лепных украшений, а иной раз,
несомненно, и от того, как и когда я увидел этот дом впер-
вые. Я, конечно, решительно ничего не смыслил ни в тео-
рии и истории искусства, ни в архитектурных стилях. Вос-
принимал просто все таким, каким оно есть, и счастлив
теперь, что так оно было и что никто мне в этом не по-
мешал.
Это уж теперь, приезжая в отпуск на родину и огляды-
вая своих каменных «воспитателей», вижу, что далеко не
все здания безупречны по стилю. Многие были не в меру
пышными за счет обилия «лепнины», из-за совершенно не-
вообразимого смешения стилей. Как бы то ни было, разная
архитектурная безвкусица и эклектика, раздражавшая, воз-
можно, немногих для той поры истинных знатоков зодче-
ства, успешно прошла испытание временем, и в значитель-
ной части Симферополя сплошь и рядом, иногда на одном
и том же фасаде, мирно и уютно соседствуют солидный тя-
желый ампир и пышное рококо, странные подражания го-
тике и тяжеловато-помпезное «южнороссийское» барокко,
томный болезненный модерн периода стыка веков и кон-
структивистские поиски двадцатых годов.
И ведь вот что интересно. Фасады те множество раз ре-
монтировали, красили-белили, и многочисленные лепные де-
тали над окнами, дверями, на стенах мало-помалу замаза-
лись, округлились, местами чуть ли не слились с фоном, но
«лепнина» стала от этого только лучше, обретя монумен-
тальность и утратив ненужную дробность деталей — карни-
зиков, завитков, листиков и прочих мелочей. И получился
127
как бы общий, единый, вполне благородный стиль — ста-
ринное, и все тут...
Некоторые маскароны явно были задуманы их автора-
ми не идеализированными, не в подражание античным, а
как простые, вполне земные физиономии — то скуластые, то
с близко посаженными глазами, то курносые, по именно
этим удивительно симпатичные. Сдается мне, что моделями
для некоторых из них провинциальному скульптору служи-
ли его земляки-соседи или даже сама тщеславная хозяйка
дома.- Ну как не подумать о таком, когда поглядишь, на-
пример, на женские головки над окнами пома № 15 по ули-
це Крейзера — это ведь определенно портреты живого чело-
века, выполненные с большим сходством.
Выразительные нимфы и менады, грифоны и сатиры, на-
яды и кариатиды, драконы и купидоны, дриады и атланты
бесстрастно глядели вдаль, либо приветливо улыбались, ли-
бо выполняли почти непосильную работу: стоя в неудобной
позе, напрягши до предела мышцы, день и ночь, из года в
год держали тяжеленную арку или балкон на руках, спине,
а то и прямо на голове. У них вроде бы и работы уже не
стало: убрали балкон. А два бородача стоят с перекатываю-
щимися под известковой кожей мускулами и, не опуская
поднятых над головою рук, терпеливо ждут, когда люди до-
гадаются обеспечить их работой — построят новый балкон.
Пара таких обнаженных до пояса, но «безработных» атлан-
тов все еще стоит на перекрестке улиц Чехова и Танкистов...
Конечно, ничто не вечно, даже камни. Город растет, го-
род обновляется, и все это очень хорошо. Как написал один
журналист, многое здесь просится в одинаковой степени и
ыа холст живописца, и под ковш экскаватора. И я не до-
считался уже многих своих каменных «приятелей», погиб-
ших в кучах строительного мусора при сносе старых
зданий.
И потому решил: пройду-ка по городу, зарисую сохра-
нившиеся еще скульптурные изображения «живых» су-
ществ на фасадах старых зданий, некоторые сфотографи-
рую. Спозаранку, чуть свет, бегу на улицы, освещенные
солнцем с востока, чтобы запечатлеть очередную «натуру»
до того, как она окажется в тени. Горюю, когда пасмурно,
и жду с нетерпением солнышка. А к вечеру опять забота:
пе прозевать «ухватить» тс рельефы, которые озарены све-
тилом с запада. Переживаю, что не уложился в отпуск.
Странно выглядит человек, нацеливающийся объективом
на облупленные детали старых домов. «Правильно, товарищ
корреспондент, давно пора повалить все это и дать нам но-
128
вые квартиры!» — такими репликами меня не раз подбад-
ривали на улицах симферопольцы. Старинные дома и
домишки, строившиеся в незапамятные времена, неблаго-
устроеиы, холодны от вековой сырости, и жить в них труд-
новато. Поэтому в некоторых районах города, лязгая гусе-
ницами и поднимая пыль, хозяйничают бульдозеры и экска-
ваторы: здесь станут новые дома — просторные и светлые.
Но вот я походил по новым многоэтажным кварталам
Симферополя, решительно ничем не отличающимся от со-
временных микрорайонов других городов. И разве что скром-
ную плоскую ленточку геометрического орнамента увидишь
на .редком из таких зданий. Дома уже много десятилетий не
украшают никакой «лепниной» — в свое время она вполне
справедливо была признана дорогостоящим архитектурным
излишеством. Но почему же такое безразличие к культур-
ному наследию? Я сам видел, как сносили дом, украшенный
мае нами дриад с таинственной улыбкой, окруженными за-
витками в стиле модерн: мощный бульдозер крушил стены
того дома вместе с его «берегинями». Убежден, что никто и
Еф сфотографировал эту «малохудожественную мелочь»,
фгм же я, как назло, был в тот .день без фотоаппарата.
> Даже у моих заветных драконов в теле пробиты дыры:
крепили к фасаду плакат или вывеску — не знаю. Как под-
нялась рука «шлямбурить» эти дыры в почти живом суще-
стве? Жаль мне будет стариков-драконов, если они умрут.
А такое очень может быть: здание, на котором они дожива-
ют свой век, было выстроено неумеренно вычурно, и очень
скоро, может быть, в понимании очередного специалиста,
художественной ценности иметь не будет. Тем более, это —
самый центр города...
Убежден: паши потомки будут по крохам, по сохранив-
шимся фотографиям, рисункам кропотливо изучать, восста-
навливать образы ушедших эпох, поминая недобрым сло-
вом тех, кто не сумел, не захотел сберечь историческое на-
следие.
Ведь ни па одном из зданий Симферополя, украшенных
рельефными изображениями животных и людей — а я на-
считал их в городе всего лишь 52,— нет таблички «Охра-
няется государством». Все-таки, может быть, есть резон
пересмотреть бытующее сейчас среди некоторых архитекто-
ров и руководителей отношение к «педеревянному» зодче-
ству наших городов XIX — начала XX века, в общем непо-
вторимому и своеобразному?
PI еще (это я уже как биолог): людям всех эпох и на-
родов было свойственно изображать живой мир, украшая и
5 Крымские кацикулы 129
общественные здания образами растений, животных, людей,
В этом тысячелетиями проявлялась какая-то очень нужная
связь с природой. Вспомним пещерную живопись палеоли-
та, фрески и рельефы древнего Египта, Греции, Рима, Ин-
дии; вспомним строгую, но богатую растительными орна-
ментами готику, вспомним эпоху Возрождения — настоящий
гимн природе и человеку. Так вот хорошо ли мы сделали,
что начисто убрали с фасадов своих новых жилищ и обще-
ственных зданий все то, что накапливалось и совершенство-
валось веками?
Недостаток места не дает мне рассказать здесь о дру-
гих, тоже почти «бесхозных» и гибнущих изделиях талант-
ливых рук человеческих: кованых и просечных железных
решетках на воротах, над козырьками парадных, на лест-
ницах, балконах, на литых чугунных украшениях улиц
Симферополя, на резьбе по дереву. Все это неповторимо,
тонко и ранимо. Приведу лишь один пример. Парадные две-
ри дома № 16 по улице Пушкина (теперь здесь стоматоло-
гическая поликлиника) были сплошь украшены замыслова-
той сложной резьбой в стиле барокко; в 1978 г. остался
лишь одинокий монстр (как хорошо, что я успел его изобра-
зить!) с обломанными рогами, на левой половинке двери;
1981 год: этот последний монстр сбит. Неужели подобное
произойдет с дивной красоты дверями, украшенными рез-
ными растениями и драконами, которыми я любуюсь, спе-
циально приходя к дому № 17 по улице Карла Либкнехта?
Там пока что цел весь узор обоих дверных полотен. Побере-
гите их, уважаемые жители этого дома!
А вот некоторые рельефы даже в совсем отличном со-
стоянии, и за них можно вроде бы не бояться, например,
два превосходнейших грифона под крышей здания по ули-
це Горького, 5, о существовании которых вряд ли подозре-
вает большинство симферопольцев: летом их почти не видно
из-за разросшихся деревьев.
Высоко под крышей на фасаде дома № 4 по улице Пуш-
кина высечено несколько больших барельефов в духе пер-
вых послереволюционных лет — в стиле благородного сим-
волического классицизма. Гордый мускулистый пролетарий
с тяжёлым молотом у наковальни. Пахарь с серпом у пле-
ча, плугом и снопом пшеницы, под которым трогательно
примостилась кринка молока. Вы их сможете увидеть над
кронами деревьев, перейдя на противоположную сторону
улицы.
Уже не один отпуск я с фотоаппаратом и планшетом для
рисования брожу по городу, навещая своих молчаливых
130
любимцев. Составил их «адресный список», завел фототеку.
Затеял полный атлас сохранившихся скульптурных изобра-
жений на фасадах родных улиц. Но в иллюстрированном
списке моем, увы, некоторые названия обведены черной
рамкой. Это значит: дом снесли, и вместе с ним погибли
его сатиры, атланты или нимфы. А может, это значит, что
они просто состарились и умерли, подобно людям, прожив-
шим долгую, трудную, но честную жизнь?
И родилась у меня идея: нарисую крупно несколько де-
сятков своих каменных любимцев и предложу устроить в
Симферополе к его двухсотлетию небольшую выставку.
. В ноябре .1983 г. мечта моя о выставке осуществилась: на
семь месяцев — до празднования 200-летия города — кол-
лекция разместилась, в гостеприимном кинотеатре «Спар-
так» *. Теперь я все чаще думаю: а не оставить ли ее в
родном Симферополе навсегда? Например, в краеведческом
музее, если он будет столь же гостеприимен?
«Берегини» охраняли и продолжают охранять мой город.
И моему городу следует подумать о том, чтобы сохранить
их для грядущих дней.
Симферополь — Новосибирск
♦ В канун 200-летне го юбилея неузнаваемо преобразился, похо-
рошел центр Симферополя. Ремонт зданий, их частичная реставрация,
обновление фасадов выявили красоту и своеобразие архитектуры
южного города. Декоративные рельефы, лепные украшения освобо-
дились от копоти, различных наслоений. Благодаря реставрационным
работам и выставке рисунков В. С. Гребенникова симферопольские
«берегини» стали очень популярными. В организации выставки автору
помогли партийные и советские органы. Для многих симферопольцев
все эти архитектурные детали, на которые раньше мало кто обращал
внимание, были подлинным открытием.— Ред.
ЭЛЕОНОРА ДАНИЛОВА
ВАЛЕНТИНА УСПЕНСКАЯ
СОБИРАТЕЛИ
И ХРАНИТЕЛИ
БЕСЦЕННЫХ
СОКРОВИЩ
рхивное дело имеет давнюю, мно-
говековую традицию.. Слово «ар-
хив» произошло от греческого
«архейон» — «присутственное место». В современном толко-
вании «архив» — собрание документальных материалов, по-
ступивших на государственное хранение и важных для
познания прошлого, судеб общества. В Крыму к научному
отбору архивных документов для постоянного хранения при-
ступили лишь во второй половине прошлого века — менее
ста лет назад. Такой Счастливый для исторической науки
поворот связан с созданием Таврической ученой архивной
комиссии — шестой по счету из 35 ученых архивных комис-
сий, организованных в губернских центрах дореволюционной
России.
Итак, Таврическая ученая архивная комиссия (для удоб-
ства будем называть ее сокращенно — ТУАК) учреждена
24 января 1887 г. и за три с половиной десятилетия своего
существования * вписала ярчайшие страницы в историю все-
стороннего изучения Крыма. Говорим «всестороннего», по-
тому что в компетенцию комиссии входил не только отбор
документов, представляющих научный интерес. ТУАК за-
нималась также обследованием, учетом и изучением архео-
логических памятников на территории губернии.
Архивы Таврической губернии в то время были еще
сравнительно молодыми: их хронологические рамки едва
превышали столетие (1783—1887). Архивов было великое
множество: каждое учреждение, общество, гимназия, мона-
стырь, церковь имели свой собственный архив. Но пикто
по-настоящему не заботился о сохранности документов. Уже
к концу XIX столетия многие ценные материалы были без-
возвратно утрачены. Особенно пострадали архивы во время
Крымской войны, когда их постоянно, и подчас без особой
* ТУАК упразднена в 1923 г. в связи с реорганизацией архивного
дела на новой, социалистической основе.
132
на то нужды, перевозили с места па место. Немало доку-
ментов погибло при упразднении некоторых ведомств в свя-
зи с реформами 60-х годов. В то время «за ненадобностью
для делопроизводства» сотнями пудов продавались на аук-
ционах дела ликвидированных Таврических палат граждан-
ского и уголовного суда, городских ратуш. Оставшиеся бу-
маги были свалены в подвалы и погреба и отданы па съеде-
ние крысам.
Не в лучшем состоянии были и уникальные археологи-
ческие памятники Тавриды. Большая их часть, находившая-
ся па помещичьих землях, не охранялась законом, и земле-
владельцы поступали с ними по своему усмотрению. Памят-
ники, которые мешали, можно было уничтожить, а те, что
представляли коммерческую ценность, продать или сдать в
аренду.
Душой и истинным вдохновителем новорожденной архив-
ной комиссии стал ее первый почетный председатель —
Александр Христианович Стевен (1844—1910), младший
сын знаменитого «Нестора ботаников», основателя Никитско-
го ботанического сада X. X. Стевена. Он родился в Симферо-
поле. С золотой медалью окончил Симферопольскую муж-
скую гимназию, а затем физико-математический факультет
Петербургского университета. Стевен был человеком все-
сторонне образованным и очень энергичным. К тому же
с 1883 г. он занимал довольно высокий пост председателя
губернской земской управы и имел возможность оказывать
возглавляемой им ТУАК весьма существенную помощь.
С детских лет АГ X. Стевен испытал благотворное влия-
ние отца и его друзей — известных ученых академика П. И.
Кеппена и А. Я. Фабра, врачей Ф. К. Мильгаузена и
А. Ф. Арендта. С детства ему были привиты благоговейное
уважение к науке и деятельная любовь к Крыму. Одарен-
ный и любознательный юноша рано осознал, какой огром-
ный естественно-научный интерес представляет Крым, как
велико его историко-культурное наследие.
Еще до образования ТУАК Стевен старался привлечь
внимание местных властей к охране крымских древностей,
способствовал популяризации естественно-научных и исто-
рических знаний о крае. При губернской управе он основал
библиотеку «Таврика», где собирались издания на русском
и иностранных языках, касавшиеся преимущественно Кры-
ма. (Впоследствии большая часть этого собрания послужила
основой одноименной библиотеки при Крымском краеведче-
ском музее. Сейчас книжные сокровища «Таврики» полу-
чили всесоюзную известность: сюда приезжают исследова-
133
тели Крыма со всех концов страны.) О пополнении «Тав->
рики» Стевен заботился до конца своих дней.
Александр Христианович был фигурой поистине уникаль-
ной не только по уровню своей энциклопедической образо-
ванности, но и по размаху общественной деятельности. При
нем создан специальный фонд для безвозмездной выдачи
пособий населению, пострадавшему от стихийных бедствий.
По его почину была благоустроена Сакская земская грязе-
лечебница, основано в Симферополе отделение Русского об-
щества садоводства, при губернской управе учреждены пер-
вый в России энтомологический кабинет и должность гу-
бернского земского энтомолога (кабинет со временем был
преобразован в естественно-исторический музей — один из
предшественников нынешнего Крымского краеведческого).
А. X. Стевен много сделал для охраны исторических па-
мятников: собрал прекрасные археологическую и нумизма-
тическую коллекции, субсидировал экспедиции по исследо-
ванию некоторых памятников, следил за раскопками в
Херсонесе. По его инициативе группа ученых составила ар*
хёологическую карту Крыма. В 1889—1890 гг. Стевен сам
принял участие в раскопках курганов в окрестностях Сим-
ферополя, и в «Известиях Таврической ученой- архивной ко-
миссии» (№ 11, 1890). было опубликовано сообщение об их
результатах.
К сожалению, в 1894 г. Стевен уехал в Петербург — к
месту своей новой службы, но связи его с Крымом не пре-
рываются. В 1907 г. он пишет А. И. Маркевичу: «... не могу
не вспомнить моей старой мечты о создании в Симферополе
особого губернского музея, в котором соединились бы и со-
брания естественно-исторические, и археологические, и ар-
хив, и библиотека... Я все мечтаю о возвращении в Крым».
Вскоре желание Стевена осуществилось, хотя и при об-
стоятельствах весьма печальных: по состоянию здоровья он
вышел в отставку и поселился в своем судакском имении.
Теперь ему было легче поддерживать более тесный контакт
с ТУАК, принимать посильное участие в ее делах. Незадол-
го до смерти он пожертвовал ей свою нумизматическую кол-
лекцию — около трехсот боспорских и пантикапейских мо-
нет (в наше время она хранится в Крымском краеведческом
музее).
Выражая мнение не только своих коллег по ТУАК, но
и всех, кто знал А. X. Стевена, председатель Комиссии
А. И. Маркевич писал о нем в некрологе: «Он не замыкал-
ся в узкой сфере какой-нибудь одной отрасли знания... Есте-
ственник по своему образованию в высшей школе, он и в
134
сфере социальных наук и вопросов, и в области сельского
хозяйства, земледелия и садоводства, равно как и в области
истории и археологии стремился приобрести глубокие осно-
вательные знания. Это был человек стальной энергии и си-
лы воли и гранитной стойкости убеждения, человек высо-
кого благородства и кристальной честности, поразительного
знания жизни и такта в отношении к людям. Сам удиви-
тельно работоспособный, он своим примером заставлял ра-
ботать и других. При всем этом Александр Христиаиович
был очень прост и внимателен к людям, он был враг вся-
кой напыщенности, искусственности, всего показного».
После отъезда Стевена в Петербург ТУАК возглавил Ар-
сений Иванович Маркевич (1855—1942), выпускник Вар-
шавского университета, учитель русской словесности Сим-
феропольской мужской гимназии (той самой, которую не-
когда окончил Стевен; сейчас в этом здании — средняя
школа № 1). Арсений Иванович был одним из учредителей
и бессменным председателем Комиссии (с 1894 г.— факти-
чески, а с 1908 г.— официально) до последнего дня ее су-
ществования.
Приехав в Симферополь совсем молодым, двадцати восьми
лет от роду, Маркевич прожил здесь более чем полвека (дом
на Архивной, 28, где он жил, сохранился; ныне — ул. Ды-
бенко, 50). Здесь он женился на А. Н. Плешковой, дочери
популярного врача, краеведа и общественного деятеля
Н. В. Плешкова, в доме которого (ул. Толстого, 4) во вре-
мя Крымской войны бывали Н. И. Пирогов и Л. Н. Тол-
стой. Здесь, в Крыму, Маркевич прошел путь от скромного
гимназического учителя до признанного ученого, чьи тру-
ды до сих пор не утратили своей научной ценности.
А. И. Маркевич был талантливым славистом и замечатель-
ным краеведом. Увлекался литературоведением, топоними-
кой, библиографией, этнографией. Но из всех муз наиболее
почитал Клио: охотнее всего он занимался историей, осо-
бенно новой.
Трудно переоценить вклад Маркевича в деятельность
ТУАК. Благодаря ему были приведены в порядок архивы
многих губернских учреждений, сохранились тысячи цен-
нейших архивных документов. Юн положил немало сил на
то, чтобы музей Комиссии постоянно пополнялся памятни-
ками материальной культуры. Озабоченный судьбой городи-
ща Неаполя скифского, Маркевич подал археологам мысль
определить его границы и добился, чтобы местные власти
официально запретили на нем кладоиркательские «раскоп-
ки» и заготовку камня.
135
Избранный гласным городской думы, А. И. Маркевич
способствовал расширению в Симферополе сети школ и биб-
лиотек. И активно работал как исследователь, популяриза-
тор, редактор. Любимым его детищем были «Известия Тав-
рической ученой архивной комиссии». Став их редактором
в 1891 г., Маркевич за 29 лет издал 40 томов. За это время
он опубликовал в «Известиях» свыше сорока собственных
работ, в том числе фрагменты капитального библиографиче-
ского труда «Taurica. Опыт указателя сочинений, касаю-
щихся Крыма...», который академик Б. Д. Греков рекомен-
довал всем исследователям Крыма как настольную кни-
гу. Велика заслуга Маркевича и в том, что он неустанно
привлекал к сотрудничеству в «Известиях» крупнейших
ученых — историков, археологов, филологов: академи-
ков Ф. И. Успенского, В. В. Латышева, Н. FI. Кондако-
ва, А. И. Соболевского, А. А. Шахматова, В. В. Бартольда,
Н. Я. Марра и других.
По свидетельству многих ученых, Маркевич прилагал
все усилия, чтобы работа ТУАК была как можно более пло-
дотворной. В частности, академик И. 10. Крачковский от-
мечает: «Роль архивных комиссий в истории нашей куль-
туры в прошлом была довольно велика, но можно смело ска-
зать, что ни одна из них не поднялась до той высоты, как
Таврическая, благодаря самоотверженной и в большинстве
случаев единоличной деятельности А. И. Маркевича».
Труды А. И. Маркевича получили должную оценку толь-
ко при Советской власти: в 1927 г. он был избран членом-
корреспондентом Академии наук СССР без защиты канди-
датской и докторской диссертации. Это высокое ученое зва-
ние присуждено ему по совокупности научных работ (их
около ста, не считая богатейшей картотеки по топонимике
Крыма) и ввиду выдающихся достижений на педагогиче-
ском поприще.
На первом заседании ТУАК 30 мая 1887 г. был опреде-
лен круг ее работ, намечена первейшая из них — безотлага-
тельно обследовать губернские архивы с минимальной гаран-
тией сохранности. Решено было обследовать и древности,
особенно те, что требовали срочных охранных мер.
Выступивший на заседании А. X. Стевен обратил вни-
мание сотрудников на то, что уникальные памятники или
разрушаются под воздействием неумолимого времени, или
вовсе гибнут на глазах из-за хищнического кладоискатель-
ства и что находится немало таких «любителей» старины и
186 ;
даже ученых, которые систематически вывозят из Крыма
ценнейшие археологические находки, чему следует всяче-.
ски препятствовать.
На этом же заседании было принято «решение о периоди-
ческой публикации «Известий» и о создании специальной
библиотеки при ТУАК.
Члены-учредители Комиссии были полны энтузиазма и
решимости выполнить все намеченные планы, но отсутствие
средств й собственного помещения с первых же дней поста-
вили Комиссию в крайне затруднительное положение, при-
чем условия ее работы со временем не улучшались, а, ско-
рее, становились все хуже. Главным камнем преткновения
была рутинность общественно-политического строя царской
России, всесильное право собственности. Комиссия была
вроде бы учреждением официальным, но никаких юридиче-
ских прав не имела. Ни местные, ни тем более центральные
правительственные органы никакой ответственности за ее
судьбу не несли и проявляли полнейшее равнодушие к ее
деятельности.
Денежные субсидии и помещение, которые на учреди-
тельном собрании пообещал предоставить таврический гу-
бернатор, Комиссия так и не получила. И сразу же начались
ее скитания в поисках пристанища. Сначала она приютилась
в конференц-зале Таврической губернской земской управы
(угловое здание, выходящее на ул. К. Маркса, 17, К. Либк-
нехта, 2, и Жуковского, 3, где сейчас находится областной
суд и прокуратура). Затем ее переселили в маленькую ком-
нату в том же здании управы. В тесном помещении негде
было повернуться: у одной стены стоял шкаф с архивными
делами (большинство дел лежало в связках прямо на полу),
у второй — библиотечные шкафы, простенок между окнами
третьей стены и середина комнаты были заняты витриной с
археологическими находками, а четвертую стену занимали
двери, печка и небольшой стол с ящиками — «канцелярия»
Комиссии. Комната была очень холодная, работать там
зимой было невозможно, однако Комиссия провела в ней
пять лет (и, как ни странно, по признанию А. И. Марке-
вича,— «лучших, быть может, в ее жизни»). Именно в это
время было положено начало историческому архиву, вышли
в свет первые издания трудов — «Известий», зарождались
музей и библиотека. Самоотверженно трудились на благо
отечественной науки А. X. Стевен, Ф. Ф. Лашков, И. И. Ка-
зас, А. И. Маркевич — основной «актив» Комиссии. Затем
ТУАК пришлось переселиться (на целых десять лет!) в
полуподвальное темное помещение. Но из-за перестройки зда-
137
ния управы Комиссию выдворили и отсюда и отвели ей ком-
натушку, в которую можно было попасть лишь через квар-
тиру сторожа управы. Сюда были втиснуты экспонаты ар-
хеологического музея, громоздкие вещи оставлены во дворе,
а архивные документы вынесены па чердак управы. Так
прошло четыре года...
В 1912 г., подводя итоги деятельности ТУАК за 25 лет,
ее председатель А. И. Маркевич на юбилейном заседании
(где присутствовали представители всех губернских науч-
ных обществ) с горечью признал: «Иногда наступало такое
тяжелое время, что члены не верили в возможность даль-
нейшего существования и хотелось бросить все». Но, к
счастью, не бросили — устояли. И мы сейчас можем только
удивляться самоотверженности этих людей, восхищаться их
бескорыстным долготерпением...
Шли годы, но по-прежнему у Комиссии не было средств
для того, чтобы привести в порядок отобранные на хранение
дела, не было для них помещения, не было денег на органи-
зацию археологических экспедиций, не было даже хотя бы
мало-мальски сносного кабинета для работы. Многие учре-
ждения чинили туаковцам всяческие препятствия и по
очень-то охотно допускали их к своим архивам. Словом,
трудности возникали на каждом шагу.
Но вопреки всему и вся ТУАК, продолжая работать, до-
стигла немалых результатов и обрела заслуженный автори-
тет. Стараясь привлечь к своим делам внимание научных
обществ, она вела с ними деятельную переписку: ее коррес-
пондентами были Петербургская археологическая комиссия,
Московское археологическое общество, Общество истории и
древностей России при Московском университете, Одесское
общество истории и древностей, Общество летописца Несто-
ра при Киевском университете, Московский главный архив
Министерства иностранных дел, губернские ученые архив-
ные комиссии и многие другие научные организации. Боль-
шое значение в работе Комиссии имело ее участие во Все-
российских и губернских съездах.
На археологических съездах в 1905, 1911, 1914 гг. со-
трудники ТУАК вновь и вновь поднимали вопрос об узако-
нении ученых архивных комиссий и реорганизации архив-
ного дела в губерниях и областях России, о действенной
охране археологических памятников вплоть до отчуждения
земель, на которых они находятся, в пользу государства
и определения законным порядком мер наказания за хище-
ние и разрушение памятников древности. Комиссия счита-
ла, что эти меры особенно необходимы для Таврической гу-
138
бернии, где, кроме многочисленных курганов, многие уни-
кальные памятники прошлого — остатки античных и сред-
невековых крепостей, пещерные поселения, некрополи, хра-
мы, жилые дома и т. д.— находились в частных владениях
и уничтожались безнаказанно. ✓
ТУАК принимала меры к возвращению археологических
и нумизматических коллекций и ювелирных изделий, со-
бранных в Крыму археологом-любителем графом А. С. Ува-
ровым и профессором Петербургского университета
Д. А. Хвольсоном и вывезенных ими из Крыма. Были спа-
сены от расхищения’ находки в Судакской генуэзской кре-
пости, остатки византийского укрепления эпохи Юстиниа-
на I близ Алушты, обследованы памятники в Старом Кры-
му и Бахчисарае, Феодосии и Керчи, в Херсонесе. Члены
Комиссии не упускали случая разъяснять местным жите-
лям всю важность охраны памятников древности. Предме-
том постоянных забот ТУАК были и археологические рас-
копки. По ее ходатайству и при участии ее сотрудников уже
в 188.9 г. организуется экспедиция под руководством из-
вестного археолога Н. И. Веселовского. В дальнейшем по
ее поручению производили раскопки и другие видные рус-
ские ученые: Ю. А. Кулаковский — в Керчи, Н. И. Репня-
ков и Р. X. Лепер — на Южном берегу и на Мангупе. Ус-
пешные результаты раскопок способствовали основанию ар-
хеологического музея ТУАК. В его основу легли предметы,
обнаруженные во время экспедиции 1889 г. Музей постоян-
но пополнялся из разных источников: и за счет археологи-
ческих находок, и за счет приобретений у местных жите-
лей, и особенно за счет частных пожертвований (главным
образом членов ТУАК). К 20-м годам нашего столетия в
музее было собрано свыше семи тысяч экспонатов (сейчас
большая часть этого собрания хранится в Крымском крае-
ведческом музее).
Сотрудники Комиссии разыскивали и изучали старинные
грамоты, исторические, архивные, археологические, эпигра-
фические и нумизматические материалы, нарративные ис-
точники (путевые заметки), ’ мемуарные и литературные
работы по истории Крыма. Результаты этих поисков и ис-
следований обычно публиковались в «Известиях», которые
начали выходить в свет с 1887 г. Таким образом, в науч-
ный оборот вводились малоизвестные или совсем неизвест-
ные сведения о Крыме.
Своеобразная природа Тавриды, ее бурная история и
редчайшие археологические памятники интересовали про-
свещенных людей не только в России, но и в Германии,
199
Франции, Англии и друйих европейских странах. В XVIII
и особенно в XIX в. в Западной Европе было издано немало
трудов по истории Крыма и путевых очерков на немецком,
французском, английском языках. Публиковались также
(па языке оригинала) и первоисточники — латинские, ста-
роитальянские, старофранцузские, арабские.
Сотрудники Комиссии переводили полностью или фраг-
ментарно первоисточники и подлинные работы с древних и
современных западноевропейских языков на русский.
Здесь следует в первую очередь назвать Л. П. Колли (член
ТУАК с 1901 г.) .
Л. П. Колли сделал комментированный перевод с фран-
цузского двух глав фундаментального труда Вильгельма
Гейда (профессора и библиотекаря королевской библиотеки
в Штутгарте) по истории генуэзских колоний XIII—XV вв.,
опубликовав его в 52-м выпуске «Известий» Комиссии в
1915 г. Этот перевод до сих пор не утратил своего значе-
ния, и его широко используют современные исследователи
средневекового Крыма.
В «Известиях» Л. П. Колли опубликовал 15 крупных
статей и около десяти мелких сообщений. Особую ценность
представляют его работы по истории генуэзских колоний в
Крыму (конец XIII в.— 1475 г.), основанные на первоис-
точниках — официальной переписке должностных лиц коло-
ний, с Генуей на латинском и староитальянском языках.
Кроме того, будучи хранителем Феодосийского музея древ-
ностей, Л. П. Колли многое сделал для сохранения архео-
логических памятников, особенно восточного Крыма.
Людовик Петрович Колли (род. в 1849 г.) приехал в
Россию из Швейцарии. Несколько лет он скитался по рос-
сийским городам и весям в поисках службы, пока в 1879 г.
не попал в Феодосию, где получил место учителя француз-
ского языка в мужской, а затем и в женской гимназиях.
Колли остался в Феодосии навсегда. Здесь он и умер в
1917 г.
Л. П. Колли был из числа тех просвещенных иностран-
цев (он получил в Швейцарии гуманитарное, классическое
образование), которые обрели в России вторую родину и
бескорыстно служили ей по мере сил и возможностей. Од-
нажды, как бы продолжая прерванную задушевную беседу,
Колли написал об этом своему другу А. И. Маркевичу:
«Да, я иностранец, швейцарец по рождению, но люблю
Россию и буду ей предан до смерти». (К тому времени он
прожил в России более четверти века.) И это были не пу-
стые слова. Их подтверждает вся жизнь Л. П. Колли.
140
Благодаря своей общительности и живости истинно галль-
ского характера Колли, приехав в Феодосию, сразу же
вошел в круг феодосийской интеллигенции, завел там дру-
зей. Он занимался живописью, и это увлечение сблизило
его с И. К. Айвазовским. Бродя по городу и окрестностям
в поисках натуры, Колли заинтересовался античными и
средневековыми памятниками, которыми столь обилен во-
сточный Крым. Со временем простое любопытство1 вполне
естественное для нового в этих краях человека, переросло в
подлинно исследовательскую страсть, которая уже не остав-
ляла его до последних дней жизни.
Дважды Л. П. Колли принимал участие в международ-
ных выставках в Италии: в Миланской, по случаю откры-
тия Симплонского тоннеля (1906 г.), и в Генуэзской, посвя-
щенной истории генуэзских колоний (1914 г.). К сожале-
нию, сам -Колли из-за недостатка средств не смог ни разу
поехать в Италию, и ему пришлось ограничиться отправ-
кой туда материалов, которыми он располагал. Фотографии
развалин генуэзских крепостей в Феодосии, Судаке и Ба-
лаклаве, копии старинных гравюр и акварелей с архитек-
турными пейзажами Крыма XVIII — начала XIX вв., копия
плана Феодосии 1784 г., снятого вскоре после того, как
туда вошли русские войска, и многие другие экспонаты,
присланные Колли, вызвали в Италии настоящую сенсацию.
В связи с этим, еще во время подготовки Генуэзской ме-
ждународной выставки 1914 г., Л. П. Колли был избран по-
четным членом Лигурийского общества (общество, суще-
ствующее до сих пор, занимается изучением истории Генуи
и генуэзской колонизации в бассейне Средиземного и Черно-
го морей). В начале осени 1913 г. во время поездки, свя-
занной с организацией Генуэзской выставки, председатель
Лигурийского общества Чезаре Империале прибыл на па-
ровой яхте «Каффа» в Феодосию, где познакомился с
Л. П. Колли, который был тогда директором’археологиче-
ского музея. Колли, став добровольным гидом и перевод-
чиком, сопровождал итальянцев во время их путешествия
в Судак, Балаклаву и Ялту. В благодарность Империале
преподнес ему несколько томов документов, связанных с
историей генуэзских колоний XIV—XV вв. и изданных Ли-
гурийским обществом в конце прошлого века> (Эти ценней-
шие первоисточники Колли впоследствии передал в дар
Феодосийскому музею.)
В «Известиях» публиковались и источники, хранившиеся
как в местных, так и в центральных архивах. Отметим»
что подготовил и издал историк Ф. Ф. Лашков: «Камераль-
141
ное описание Крыма 1784 г., составленное бароном Игель-
стромом», знакомившее с состоянием полуострова в момент
его присоединения к России, а также ордера генерал-губер-
натора Новороссии князя Г. А. Потемкина правителю Тав-
рической области В. В. Коховскому. Это настоящая лето-
пись становления новоприсоединенного края, превращения
его в российскую черноморскую твердыню, приобщения
к русской культуре. Деятельность ТУАК вызвала интерес
в научной среде, и к концу XIX в. ее членами стали такие
видные ученые, как В. Д. Смирнов, В. Б. Антонович, Н. И. Ве-
селовский, А. С. Лаппо-Данилевский, В. Н. Юргевич,
А. И. Багалей, Ф. И. Успенский, Н. П. Кондаков, В. В. Ла-
тышев, Ю. А. Кулаковский, М. В. Довнар-Заполь-
ский.
Этот период в русской исторической науке ознамено-
вался активным развитием археологии и эпиграфики. И не
случайно именно тогда на страницах «Известий» все чаще
начали появляться работы, основанные на богатейшем крым-
ском материале. Самая значительная из них — монография
В. В. Латышева «Краткий очерк истории Боспорского цар-
ства» (№ 17, 1892), в основу которой легли исследования
эпиграфических памятников Крыма.
Состав ТУАК постоянно пополнялся как местными на-
учными силами, так и крупнейшими русскими учеными.
В первые два десятилетия нашего века сотрудниками
ТУАК были известные академики и профессора — истори-
ки, археологи, литературоведы, лингвисты, искусствоведы —-
С. Ф. Платонов, Б. В. Фармаковский, М. И. Ростовцев,
Д. И. Иловайский, А. Н. Самойлович, А. И. Соболевский,
А. А. Шахматов, В. В. Бартольд, В. С. Иконников, С. А. Же-
белев, Н. Я. Марр, Г. В. Вернадский, И. К. Гудзий, Б. Д.
Греков, А. В. Айналов и другие. Всех их объединяла общ-
ность научных интересов, кропотливые поиски археологи-
ческих и эпиграфических данных, скрупулезное изучение
первоисточников, т. е. стремление к познанию всей той со-
вокупности сведений, которая позволяет с максималь-
ной полнотой и достоверностью проследить на конкретном
материале связь времен, воссоздать особенности историче-
ского процесса, имевшего место в Крыму.
Основополагающее значение многих трудов, опублико-
ванных ТУАК, позволило академику И. Ю. Крачковскому
утверждать, что «Известия» представляют своеобразную
энциклопедию по истории и культуре Крыма, которая дол-
го еще будет служить путеводной нитью для всех исследо-
вателей края»,
142
И все же главной задачей ТУАК являлся сбор архивных
материалов. Благодаря ее усилиям сохранилось много цен;
ных документов: было просмотрено 152 144 дела по описям
и в натуре и свыше 10 000 отобрано дл*я хранения в пред-
полагавшемся историческом архиве Комиссии. Но посколь-
ку создание этого архива так и не состоялось, они по-пре-
жнему хранились в архивах соответствующих учреждений.
Крымский центральный архив (ныне — Государственный
архив Крымской области) был образован лишь после Ок-
тября. (Первым его заведующим был профессор Крымско-
го университета, будущий академик Б. Д. Греков.) Туда и
поступили дела, отобранные Комиссией.
Великую Октябрьскую революцию ТУАК встретила, по
признанию ее председателя А. И. Маркевича, «с надеждой
на грядущее обновление всех сфер жизни многострадальной
России». Появилась уверенность, что и к деятельности уче-
ных Советская власть отнесется с заслуженным внимани-
ем и Комиссия получит долгожданную поддержку прави-
тельства.
В январе 1918 г. А. И. Маркевич выступил на съезде
научных обществ и учреждений Таврической губернии с
докладов «К вопросу об архивной реформе и о мерах со-
хранения архивных материалов». Он напомнил о том, что
члены ТУАК в прошлом настоятельно требовали издания
закона об учреждении центральных губернских архивов и
отчуждении в государственную собственность частных зе-
мель, на которых находятся памятники древности, но эти
требования неизменно оставались гласом вопиющего в пу-
стыне. Он также выразил уверенность в том, что настало,
наконец, время для издания такого закона.
Комиссариат внутренних дел Республики Тавриды пред-
ложил ТУАК собрать все архивы ликвидированных учре-
ждений и национализированных имений Таврической гу-
бернии. Заручившись поддержкой Советской власти, члены
Комиссии спасали от расхищения художественные ценно-
сти, библиотеки, музеи, частные архивы. Например, член
Комиссии В. Д. Гейман сохранил археологические экспо-
наты и библиотеку Феодосийского музея. Благодаря ему
были спасены также художественные ценности в имении
наследников Айвазовского в Шейх-Мамае, библиотека и гер-
барий в имении профессора Э. А. Юнге в Коктебеле. Члены
Комиссии сохранили большой ценный архив Ю, В. и
П. В. Поповых в имениях Тавель Симферопольского уезда
и Васильево Мелитопольского уезда, архивы ликвидирован-
143
ных Таврической земской управы и других губернских уч-
реждений.
ТУАК была благодарна Советскому правительству за за-
боту и внимание, за оказываемое ей содействие. «Комиссия
должна засвидетельствовать, что к ее ходатайствам, как и
вообще к ее трудам, Советская власть относилась внима-
тельно и предупредительно»,— докладывал Комиссии ее
председатель, отчитываясь о работе за 1918 г.
Вскоре Крым захлестнула волна буржуазно-национали-
стической контрреволюции, германской оккупации, интер-
венции Антанты (апрель 1918 г.—апрель 1919 г.). Начался
разгул реакции и анархии. Опустошались заповедники и
парки, расхищались архивные фонды, громились библиоте-
ки, грабились музеи, продавались и вывозились за границу
цепные коллекции... Но и в это страшное время туаковцы,
оставаясь верными себе, старались выполнить свой граждан--
ский п патриотический долг, насколько это было в их си-
лах. Они спасли остатки архивов учреждений Республики
Тавриды, разгромленных белобандитами. Приняли самое
активное участие в открытии Таврического университета:
подготовка к открытию, состоявшемуся 1(14) октября
1918 г., началась еще в период кратковременного существо-
вания Республики Тавриды. По рекомендации Комиссии
был разработан университетский устав, приглашены про-
фессора и доценты, в том числе члены ТУАК: А. И. Мар-
кевич, П. А. Двойченко, А. Н. Деревицкий, Е. В. Петухов,
В. И. Филоненко, Л. В. Жирицкий, К. И. Тодорский.
Несмотря на трудности военного времени, продолжалась
и издательская работа. В грозном 1919 г. был выпущен
54-й том «Известий», посвященный 75-летию старейшего по-
четного члена Комиссии Александра Львовича Бертье-Де-
лагарда. В юбилейном издании приняли участие академики
В. В. Латышев и А. А. Шахматов, профессора М. И. Ростов-
цев, В. Д. Смирнов, С. А. Жебелев, С. Ф. . Платонов,
Н. И. Веселовский, крымские сотрудники ТУАК —
А. И. Маркевич, Л. П. Колли, Н. А. Маркс, В. Д. Гейман,
И. М. Волошинов, С. А. Мокржецкий, композитор А. А. Спен-
диаров и другие.
А. Л. Бертье-Делагард (1842—1920), военный инженер,
генерал-лейтенант, был уроженцем Севастополя. Большую
часть жизни он строил. Особенно много — в Крыму: берего-
вые укрепления, водопровод, Приморский бульвар, мостовые,
причалы, адмиралтейство, порт в Севастополе, водопровод,
порт и мол в Ялте, порт и железную дорогу в Феодосии.
144
Строил и за пределами Крыма: госпиталь в Херсоне, оборо-
нительные сооружения на Дунае, порт в Одессе...
Крупные строительные работы, которыми занимался
Бертье-Делагард, не помешали ему серьезно увлечься исто-
рией, археологией и нумизматикой. И эти «побочные» его
интересы со временем далеко вышли за рамки банального
дилетантизма: он стал прекрасным исследователем-археоло-
гом и нумизматом, написал ряд интересных работ по архе-
ологии, нумизматике и истории Крыма, опубликованных в
«Записках Одесского общества истории и древностей» (он
был вице-президентом Общества) и в «Известиях Тавриче-
ской ученой архивной комиссии».
Членом ТУАК А. Л. Бертье-Делагард стал в 1889 г.
В 1916-м, в связи с «сорокалетием его трудов по исследова-
нию истории и древностей Тавриды», он был избран почет-
ным членом Комиссии. Почести, оказываемые Комиссией
Бертье-Делагарду, вполне объяснимы: редкий протокол за-
седаний обходился без упоминания его имени — в связи с
каким-либо открытиСлМ ученого, исследованием, докладом
или в связи с его многочисленными и щедрыми пожертвова-
ниями.
Для «Известий» Комиссии Бертье-Делагард написал не-
сколько больших работ, в частности, «Заметки о Тмутара-
канском камне», «Каламита и Феодоро» (№ 55, 1918).
В «Известиях» опубликован и его фундаментальный труд —
монография «Исследование некоторых недоуменных вопро-
сов средневековья в Тавриде» (№ 57, 1920).
А. Л. Бертье-Делагард организовывал, обычно за свой
счет, многолетние полевые археологические работы: про-
извел разведки в окрестностях Севастополя, обследовал «пе-
щерные города» Крыма, Неаполь скифский, вел раскопки в
Херсонесе, Судаке, на Южном берегу. Он же пожертвовал
свыше тысячи рублей на консервацию Судакской крепости.
Свое большое собрание старинных карт, планов и гра-
вюр и великолепную библиотеку, негкоторые, по свидетель-
ству его близкого друга А. И. Маркевича, не жалел средств,
Бертье-Делагард передал в дар Комиссии (сейчас и собра-
ние и часть библиотеки находятся в Крымском краеведче-
ском музее, где создан фонд Бертье-Делагарда).
Выйдя в отставку и поселившись в тогдашнем предме-
стье Ялты — Аутке, Бертье-Делагард развел в своей усадь-
бе чудесный акклиматизационный сад. (Первый энтомолог
и помолог Таврической губернии, член ТУАК, С. А. Мокр-
жецкий в юбилейном, 54-м, томе «Известий» опубликовал
список 117 редких растений, акклиматизированных в этом
145
саду.) Несмотря па преклонный возраст и недуги, он не
оставлял своей научной и просветительской деятельности,
участвовал в организации Крымского горного клуба — пред-
шественника нынешнего Ялтинского краеведческого му-
зея.
Многогранная талантливость А. Л. Бертье-Делагарда по-
лучила заслуженное признание его современников. «Бертье
соединяет с большим знанием материала и начитанностью
в литературе тонкое техническое понимание памятников и
всегда оригинальную их оценку. Его интересные гипотезы...
всегда отличаются стройной логичностью, отсутствием пред-
взятых точек зрения и свежестью концепций»,— свидетель-
ствует профессор М. И. Ростовцев. Академик С. Ф. Плато-
нов, вспоминая в 1927 г. о влиянии, которое оказал Бертье-
Делагард на него и его сверстников, пишет: «Уже в зрелом
возрасте мы любовались отчетливыми, тонкими по манере,
оригинальными по мысли работами Бертье-Делагарда...»
ТУАК в официальном в приветствии в связи с 75-летием
Бертье-Делагарда отмечает, что все свои силы он употребил
«на тяжелый подвиг государственной службы и обществен-
ной деятельности и неустанные труды на ученом поприще...»
Весной 1919 г. Красная Армия освободила большую
часть Крыма от интервентов и белогвардейских банд. 5 мая
в Симферополе было образовано рабоче-крестьянское пра-
вительство Крымской Советской Социалистической Респуб-
лики. Обнародованная на следующий день Декларация
Крымского правительства намечала обширную программу
преобразований. В конце мая по решению Народного комис-
сариата просвещения учреждается Таврический Централь-
ный архив (в соответствии с декретом СНК РСФСР от
1 июня 1918 г., подписанным В. И. Лениным) и отводится
ему помещение в здании бывщего пансиона Симферо-
польской мужской гимназии. Свершилось то, чего в течение
долгих тридцати двух лет тщетно добивалась ТУАК.
Комиссариат внутренних дел Крымской Советской Ре-
спублики приказал всем местным Советам охранять архи-
вы, музеи и художественные ценности частных имений в
Крыму. В частности, Ялтинскому Совету было дано указа-
ние охранять библиотеку, коллекции и архив Бертье-Дела-
гарда.
Но вскоре Крым наводнили банды Деникина, затем
Врангеля. Все архивы были возвращены бывшим владель-
цам, а помещение, отведенное под Центральный архив,
отобрано.
146
Потери культурных ценностей во время врангелевского
лихолетья были огромны: вновь, как и в 1918 гк, уничтожа-
лись архивы, расхищались библиотеки и музейные релик-
вии. Все наиболее ценное продавалось интервентам, поддер-
живавшим Врангеля, и вывозилось за границу.
Положение Комиссии, не обеспеченной ни юридически,
ни материально, стало безвыходным: она лишилась даже
тех мизерных правительственных субсидий, которые полу-
чала до революции, лишилась поддержки Академии наук и
Русского исторического общества, поскольку связь с Кры-
мом была прервана. Предоставленная своей собственной су-
дьбе, Комиссия смогла лишь выпустить три последних то-
ма «Известий» (55—57). Они были изданы за счет «вну-
тренних ресурсов» — членских взносов, доходов от продажи
предыдущих выпусков «ИТУАК» и особенно за счет пожер-
твований. Самую большую лепту внесли университетские
профессора. И не случайно: 56-й номер был посвящен Тав-
рическому университету «по случаю первой его годов-
щины».
После окончательного установления власти Советов в
Крыму (осенью 1920 г.) задачи Комиссии существенно из-
менились. В связи с образованием Крымского центрального
архива основная функция Комиссии — сохранение и упоря-
дочение архивных документов — перешла в его ведение.
Охраной памятников стал веда'гь специальный подотдел при
Крымнаркомпросе — комитет по делам музеев и охраны па-
мятников искусства, старины, природы и народного быта
(Крымохрис). Археологический музей и библиотека Комис-
сии вошли в состав Центрального музея Тавриды.
В марте 1923 г. Таврическая ученая архивная комиссия
была преобразована в Таврическое общество истории, ар-
хеологии и этнографии (ТОИАЭ), которое возглавил
А. И. Маркевич. Несмотря на явную преемственность (она
отразилась даже в названии Общества, к которому в скоб-
ках добавлялось: «бывшая Таврическая ученая архивная
комиссия», не говоря уже о том, что многие члены ТУАК
во главе с ее председателем вошли в состав Общества), это
была иная организация, с иными целями и задачами, заслу-
живающая особого разговора...
Давно уже не существует ТУАК, давно ушли из жизни
ее создатели и сотрудники... Вспомним же с благодарно-
стью имена подвижников, бескорыстно и самоотверженно
собиравших и стремившихся сохранить для потомков исто-
рическое и культурное наследие прошлого — имена Алек-
сандра Кристиановича Стевена, Арсения Ивановича Марке-
447
вича, Александра Львовича Бартье-Делагарда и Федора Фе-
доровича Лашкова, Людовика Петровича Колли и Ильи
Ильича Казаса... Они сделали все, что смогли, и все, что
смогли,— сделали.
Тысячи архивных документов, тысячи археологических
музейных экспонатов, сотни редчайших книг и 57 томов
ценнейших публикаций — «памятник почетный и священ-
ный» деятелям Таврической ученой архивной комиссии, со-
бирателям и хранителям бесценных сокровищ.
Симферополь
логический конгресс.
ЮРИЙ ПОЛКАНОВ
ИМЕНИ ГЕОЛОГА
ЛЕОНИДА
СПЕНДИАРОВА
от уже более ста лет (с 1878 г.)'
через каждые три-четыре года
собирается Международный Гео-
Цель этого научного объединения —
содействие развитию наук о Земле, сотрудничество геологов
разных стран.
В 1897 г. Конгресс впервые собрался в России, в Петер-
бурге. В нем участвовала 121 делегация (более тысячи чело-
век). Председателем сессии был избран А. П. Карпинский.
Накануне ее закрытия, 23 августа (4 сентября) 1897 г.,
А. П. Карпинский получил от жителя Симферополя Афана-
сия Авксентьевича Спендиарова следующее заявление: «По-
корнейше прошу ваше превосходительство объявить
VII Международному Геологическому съезду о нижеследую-
щем: зная, с какой любовью мой покойный сын, Леонид
Спендиаров, изучал геологию и как горячо он был предан
интересам этой науки, которой он всецело посвятил всю свою
молодую жизнь, я желаю увековечить священную для меня
память его учреждением на вечные времена премии под
названием «премия геолога Леонида Спендиарова» за луч-
шее сочинение по геологии или лучший ученый труд по
вопросам, предлагаемым международными геологическими
конгрессами». Далее А. А. Спендиаров разъяснил, что пре-
148
мйю составят проценты с вечного вклада в 4000 руб, накап-
ливающиеся за период между сессиями Конгресса, и выска-
зал пожелание, чтобы премии выдавались без различия на-
циональности.
С 1900 г. высший геологический форум — Международ-
ный Конгресс регулярно присуждает премию имени наше-
го земляка Леонида Сиендиарова на своих сессиях.
К сожалению, о человеке, в память о котором она осно-
вана, известно до обидного мало. В Крыму мало кто знает
и о нем, и о премии его имени. Фамилия Спендиаров, хоро-
шо известная в Крыму, ассоциируется, в основном, с млад-
шим братом геолога — композитором Александром Афанасье-
вичем. О нем написано несколько книг, на здании бывшей
гимназии в Симферополе, где он учился, установлена мемо-
риальная доска, в Судаке его именем названа улица...
Скудность сведений о Л. А. Спепдиарове отметили в своих
выступлениях участники Международного Геологического
конгресса, проходившего в 1980 г. в Париже,— С. И. Кири-
килица (Симферополь) и А. И. Жамойда (Ленинград).
Беседы с ними побудили автора к разысканиям, и их
предварительные результаты он решил вынести на суд чита-
телей.
2 мая 1869. г. в Симферополе в семье лесопромышленника
Афанасия Авксентьевича Спендиарова и Наталии Карповны
Селиповой родился сын Леонид. В том же году Спендиаровы
переехали в Каховку, где в 1871 г. родился младший брат
Леонида — Александр, впоследствии известный композитор.
В 1877 г. мать с детьми вернулась в Симферополь. Жили
сначала на ул. Долгоруковской (Карла Либкнехта), а с
1889 г.— в собственном доме на углу Севастопольской и Но-
во-Садовой (ныне дом № 19 по ул. Севастопольской).
Отец Леонида не жалел средств на образование детей:
нанимал учителей иностранных языков, преподавателей му-
зыки, выписывал учебные пособия...
С 1880 по 1889 г. Леонид учился в Симферопольской
мужской гимназии. В 1882 г. гимназистом стал и его брат.
Здесь в значительной мере сформировалось увлечение маль-
чиков естественными науками, укрепилась любовь к музыке
и пению.
В гимназии был сильный коллектив учителей. А. И. Мар*
кович (историк, впоследствии чл.-корр. Академии наук
СССР), Ф. Ф. Лашков и другие преподаватели вели не толь-
ко учебную, но и исследовательскую работу. Надо сказать,
что гимназия имела хорошие традиции. В разное время здесь
учились будущие академики: филологи Н. С. Державин и
149
д. н. Овсянико-Куликовский, физики Н. Д. Папалекси и
И. В. Курчатов, астроботаник Г. А. Тихов, гидроэнергетик
Г. О. Графтио (в одно время с Л. Спендиаровым).
Учился Леонид хорошо. Живой, добрый и общительный,
он был любимцем гимназии. Пел в ученическом хоре, играл
на виолончели. Трогательные взаимоотношения связывали
энергичного и решительного Леонида с тихим и застенчивым
Александром. Старший опекал младшего в гимназии, а за-
тем и в университете.
Семья Спендиаровых нередко выезжала за границу. Леня
отлично владел языками и брал на себя все хлопоты, сопря-
женные с поездками.
В 1889 г., после окончания гимназии, Леонид поступил
на естественное отделение физико-математического факуль-
тета Московского университета. В 1890 г. вслед за братом
туда же поступил Александр. Братья поселились в Столеш-
никовом переулке, в доме Никифоровых. Позже они жили
в Афанасьевском переулке, на Большой Дмитровке в меб-
лированных комнатах «Версаль» (1891 г.) и в Леонтьевском
переулке, в доме Шиллинга (1892 г.).
Юноши усердно занимались в университете, а все сво-
бодное время посвящали музыке. «Между лекциями есть
много свободных часов, и, воспользовавшись этим, я посту-
пил в консерваторию»,— писал Леонид домой. К учебе в уни-
верситете добавилось посещение вокального отделения кон-
серватории.
Отец высылал достаточно денег на опдату квартиры, про-
кат пианино, музыкальные занятия... Казалось, должно было
хватать. Но братья делились деньгами с товарищами и едва
сводили концы с концами.
«Мы, слава богу, здоровы и много занимаемся,— писал
Леонид отцу в марте 1891 г.,— хотя музыку и пение не ос-
тавляем». И далее: «Теперь скажу насчет музыки и пения...
я и Саша сделали довольно большие успехи, так что недав-
но концертировали в одной из зал военного собрания и очень
успешно. Я пел арию из новой оперы... Затем скоро после
этого я был приглашен участвовать в концерте, который был
дан в консерватории и тоже прошел очень хорошо. Мне
аккомпанировал Саша и на бис я спел одно из его сочине-
ний» (у Леонида был приятный тенор, а петь он любил
с детства).
Не оставлял музыкальные занятия и на каникулах в
Крыму: участвовал в благотворительных концертах в пользу
«недостаточных студентов» — выпускников родной гимназии,
студентов-феодосийцев...
150
В феврале 1892 г. большую группу участников много-
людной студенческой сходки у здания университета полиция
согнала в Манеж, затем наиболее активных, в том числе
Леонида Спендиарова и его симферопольского товарища Ка-
заринова, отправили в Бутырскую тюрьму. На следующий
день арестованных выпустили, и Леонид вернулся домой,
ничего не подозревая о последствиях. Но наказание последо-
вало: ряд студентов, а в их числе и Леонид Спендиаров, был
исключен из университета.
Это неожиданное известие явилось для Леонида тяжелым
ударом. К счастью, в том же году ему удалось поступить
в Дерптский (Тартуский) университет — одно из старейших
высших учебных заведений страны. В октябре 1892 г. Лео-
нид писал отцу: «Уже неделя, как я здесь, и теперь совер-
шенно устроился. Живу с Казариновым, который тоже по-
ступил сюда на сельскохозяйственный факультет. Я приехал
в Дерпт в чем был..., оставив в Москве на произвол судьбы
все. Мысль о том, что двери университета закроются для ме-
ня навсегда, бросала меня в жар, и я не допускал такой не-
справедливости со стороны судьбы. Я только утешался тем,
что все, что ни делается, то к лучшему. Как оно и оказа-
лось».
Леонид помногу и с увлечением работал в университет-
ских лабораториях. К этому периоду относится его знаком-
ство с известным геологом (впоследствии академиком)
Ф. Ю. Левинсоном-Лессингом, который с 1892 г. в течение
десяти лет был профессором университета, читал лекции
по геологии, минералогии, кристаллографии, палеонтологии,
вел геологические исследования на Кавказе и в Крыму.
Ф. Ю. Левинсон-Лессинг оказал большое влияние на фор-
мирование молодого ученого. В знак уважения к профессору
Л. Спендиаров назвал левинсонией один из новых, откры-
тых им видов древних морских ежей.
На последних курсах университета Леонид все* больше
увлекается геологией. Даже во время отдыха у родителей
в Крыму он пополнял свои коллекции минералов и окамене-
лостей, . обрабатывал материал. К сожалению, сведения об
этой стороне деятельности Л. Спендиарова в крымский пери-
од его жизни очень отрывочны. По свидетельству племян-
ницы геолога — Марии Александровны Спендиаровой, в их
доме в Судаке бережно хранились образцы горных пород,
минералов и окаменелостей из коллекции Леонида Афанась-
евича. Во время минувшей войны дом был разрушен фаши-
стами, и весь этот материал пропал.
151
В 1894 г., еще студентом, Л. А. Спендиаров участвовал
в VI сессии Международного Геологического конгресса в Цю-
рихе. В этом же году Л. Спендиаров успешно закончил уни-
верситетский курс со степенью кандидата сельского хозяй-
ства. Однако продолжил занятия в университете и в 1895 г.
получил еще и степень кандидата минералогии за работу
об изверженных породах Кавказа. Об основательности иссле-
дования свидетельствует тот факт, что более 30 лет спустя
академик Ф. Ю. Левинсон-Лессинг счел возможным обрати-
ться к этому труду: в примечании к статье «Армянское вул-
каническое нагорье» (1928) он писал, что наряду с другими
материалами пользовался «и неопубликованной кандидат-
ской диссертацией Л. А. Спепдиарова, в которой дан ряд
анализов из моего сбора 1891 г.».
В 1896 г. Л. Спендиаров был принят па работу в Мини-
стерство земледелия и командирован в Вену. Незадолго пе-
ред этим он- женился на Варваре Леонидовне Мазировой
(внучатая племянница И. К. Айвазовского) и выехал за гра-
ницу с женой; в 1897 г. они отпраздновали рождение
сына.
В Вене Л. А. Спендиаров работал в лаборатории земле-
дельческой опытной станции. Одновременно занимался в па-
леонтологическом институте при университете, где обраба-
тывал окаменелости, собранные ранее в Крыму и на Кавка-
зе. Результаты этих исследований частично отражены в об-
стоятельной статье «О морских ежах из юрских отложений
Кавказа», увидевшей свет уже после смерти геолога. В ра-
боте описаны три новых вида морских ежей из рода колири-
тес: левинсония, варвария (в честь жены) и рострата. На
статью ссылаются до сих пор в справочной литературе по
палеонтологии.
Отправив жену с ребенком в Симферополь, Л. А. Спеп-
диаров в июле 1897 г. выехал из Вены на Кавказ для под-
готовки экскурсии VII сессии Международного Геологиче-
ского конгресса, которая должна была состояться в августе,
после заседаний съезда в Петербурге (важной частью каж-
дой сессии являются геологические экскурсии по стране, в
которой она проходит).
5 августа 1897 г. Л. А. Спендиаров писал в Симфере7
ноль: «Путешествие мое идет хорошо, я совершенно здоров
и через 10 дней буду уже в Петербурге, где, пробыв семь
дней, выеду с мамой в Симферополь и пробуду там, очевид-
но, короткое время — 3—4 дня, а затем отправлюсь на Кав-
каз, где по Военно-Грузинской дороге я должен руководить
экскурсией».
152
Во время подготовки кавказской экскурсии произошел
несчастный случай в горах: Леонид Афанасьевич сильно
ушиб голову со стороны больного уха (страдал воспалением
с 1894 г.). Вернувшись в Петербург, он смог еще участвовать
в первом заседании Конгресса 17 (29) августа, а вечером
того же дня скоропостижно умер.
Глубоко потрясенный этой неожиданной смертью, отец
Леонида Спендиарова обратился к геологам — товарищам
сына по общему делу — с письмом, о котором упоминалось
выше. Он знал, как сын любил свою работу, как был предан
профессии и как много мог бы еще сделать для геологии,
если бы трагический случай не оборвал его жизнь в 27 лет;
Отцу хотелось, чтобы память о сыне не исчезла бесследно
и чтобы премия имени Леонида Спендиарова помогала ра-
боте геологов.
Совет Конгресса, ознакомленный с пожеланием отца,
передал его предложение на утверждение Генеральной Ас-
самблеи Конгресса. На последнем заседании Конгресс почтил
память Леонида Спендиарова, принял решение об учрежде-
нии премии его имени и выразил благодарность отцу геоло-
га. Оргкомитету следующего Конгресса было предложено
выполнить формальности и продумать вопросы, за решение
которых будет присуждаться премия памяти Спендиарова.
Обо всем этом председатель Конгресса уведомил А. А. Спеп-
диарова письмом от 26 августа (7 сентября) 1897 г.
Л. А. Спендиарова похоронили на Армянском кладбище
в Петербурге. В 1899 г. прах его был перевезен в Симферо-
поль и перезахоронен. Усыпальница Спендиаровых на ста-
ром кладбище па углу улиц Козлова и Русской в Симферо-
поле сохранилась. Это памятник не только истории, но и
архитектуры: открытая часовенка в армянском стиле, при-
мыкающая к стене из песчаника с резными надписями и ор-
наментом, выдержана в хороших пропорциях, лаконична и
выразительна. Текст надписей, любезно переведенный по
моей просьбе с армянского С. С. Агавелян, сообщает, что,
кроме Леонида Афанасьевича, здесь похоронен и его отец
Афанасий Авксентьевич (1840—1901), так много сделав-
ший для увековечения памяти сына.
Александр Спендиаров посвятил Леониду цикл «Памяти
брата. Четыре романса для одного голоса с сопровождением
фортепьяно» (издац в 1899 г.). В сборник вошли романсы:
«Они любили друг друга» (1895), «О любви твоей, друг
мой, я часто мечтал» (1898), «К розе — Восточная* мело-
дия» (1894), «Он спал, разметавшись в своей колыбели»
(1899), написанные на слова М. Лермонтова, С. Надсона
153
и А. Цатуряна. Тетрадь нот «Памяти брата» молодой компо-
зитор надписал своему учителю: «Глубокоуважаемому Ни-
колаю Андреевичу Римскому-Корсакову от сердечно предан-
ного автора».
В 1900 г. было утверждено положение о премии имени
Леонида Спендиарова. Для ее присуждения Конгресс изби-
рал комиссию с обязательным участием представителя на-
шей страны. Впервые Международный конгресс присудил
премию имени Спендиарова в 1900 г. в Париже русскому
геологу — директору Геологического комитета А. П. Карпин-
скому. Приняв оказанную честь, он отказался от материаль-
ного вознаграждения в пользу иностранных ученых. Остав-
ленный в распоряжении Конгресса капитал бюро форума
присудило швейцарцу Паулю Шоффа для продолжения гео-
логических работ в Португалии.
С тех пор премия присуждалась почти на всех Конгрес-
сах. Не присуждали ее в 1922 г. в Брюсселе. На сессии
в Мадриде в 1926 г. стало известно решение Советского
правительства оставить капитал премии в распоряжении
Конгресса. На последующих сессиях в Лондоне и Вашингто-
не, Мехико и Сиднее, Копенгагене, Париже и других горо-
дах премии удостаивались геологи различных стран и нацио-
нальностей.
Трижды премию получали наши соотечественники. Кро-
ме уже упомянутого А. П. Карпинского, Ф. Н. Чернышев
(Мехико, 1906, за работу «Верхнекаменноугольные брахио-
поды Урала и Тимана») и В. П. Батурин (Москва, 1937,
за работы по петрографии). В настоящее время она имену-
ется «Международная геологическая премия имени
Л. А. Спендиарова Академии наук СССР». Ее присуждает
Академия наук СССР и вручает вместе с Почетным дипло-
мом представитель Академии на очередной сессии Конгрес-
са. По традиции премии удостаивают молодого талантливого
геолога страны, в которой проводится Конгресс.
Очередной Международный Геологический конгресс
состоялся в Москве в 1984 г.— третий раз в нашей стране.
Н. А. Богданов стал четвертым отечественным лауреатом.
В заключение отмечу, что благодаря Международной
премии имени Леонида Спендиарова памятные места в Сим-
ферополе, связанные с его именем,— здание средней шко-
лы № 1 по ул. Карла Маркса, дом № 19 по ул. Севасто-
польской и усыпальница Спендиаровых на кладбище по
ул. Русской — приобретают особое значение.
ВОЛЬДЕМАР У Ill APO ВС КИЙ
ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ЯЛТЫ
тоит лишь спуститься с Ангарско-
го перевала к морю, и вы на при-
еме у Главного. У вас еще нет ку-
рортной книжки, никакого представления о санатории или
пансионате, куда вы направляетсь. Лечебные процедуры,
между тем, уже назначены.
Теперь ваши легкие дышат вместе с сосновыми лесами,
можжевеловыми рощами и морем, открытие которого ожида-
ет вас за одним из поворотов дороги. Воздух здесь не просто
чистый — это целебный бальзам. Над его приготовлением
Крым «колдует» уже многие тысячи лет.
Где-нибудь под Вологдой ни одна сосулька еще не по-
теплела слезой, а Ялта, предстающая перед вами в легкой
накидке из цветущего миндаля,— сама весна. В ваших гла-.
зах застыло изумление. Это, кстати, тоже одна из процедур.
Изумлением лечат.
Ну, что же, знакомьтесь — климат. Он-то и есть главный
врач Ялты.
За время отдыха на нашем курорте вы непременно по-
встречаете увлеченного пейзажем художника. Даже беглого
взгляда на этюдник окажется достаточно, чтобы и там уви-
деть... климат. Солнце, море, горы, кипарисы... Разве не они
делают погоду? (А погода, наиболее характерная для дан-
ной местности, как раз называется климатом.)
Итак, климат. Рассказ о нем нам бы хотелось начать
с солнца.
Солнце. В Крыму оно не совсем такое, к какому вы при-
выкли у себя дома. Только не спешите с поговоркой «каж-
дый кулик...» Вот данные столетних наблюдений. В Ялте
276 дней в году — солнечные. Из них 128, как говорится,
без единой помарки, без облачка. Простые подсчеты позво-
лят вам дни тут же перевести в месяцы, и вы невольно
покачаете головой: ну и ну! Даже изумрудная Адриатика
не смогла бы предъявить столь «безоблачный баланс».
155
Так что Ялта — это город солнца. Его огненный диск Ял-
та вполне могла бы поднять на пьедестал.
Впрочем, такой же почести потребовало бы для себя и
море.
Климат Южнобережья не зря называют щадящим. Его
отличает плавность суточного-дт годового хода температур.
Никаких резких скачков.
Где же тот реостат, столь осторожно переводящий днев-
ные градусы в ночные, теплое время года в холодное, и на-
оборот? Море. Легкой свежестью бризов оно усмиряет лет-
ний зной, отбирая у того огромное количество тепла. Л зи-
мой эта «батарея центрального отопления» постоянно подо-
гревает воздух.
— Постойте, постойте! — воскликнут горы.— О чем вы
там говорите? Да уйди мы из Крыма, и вашу хваленую Ялту
не спасут от северных ветров пи солнце, пи море. Опа тут же
съежится в высоко поднятых воротниках пальто.
И то верно. Горы правы. Южный берег относят к север-
ным субтропикам. Между тем, 44-й градус северной широты
не дает на это никакого права. Субтропики начинаются па
500 км южнее. Так далеко па юг Ялту «перенесли» горы.
Образовалась «крымская завалинка», позволяющая даже па
макушке зимы блаженствовать в лучах солнца.
Да и какая это зима! По среднерусским понятиям, ско-
рее, вторая половина осени. Срывается и снежок. И поле-
жать ему удается когда день-два, а когда и целую неделю.
Бывают^ конечно, и суровые зимы. Но это — исключение.
А как правило, крымская зима мягкая, с переменчивой по-
годой.
Дожди. В Ялте они идут так, словно между отдыхающи-
ми и небом существует негласная договоренность. Основной
курортный сезон проходит почти насухо. Опять же, не без
того, чтобы какая-то из тучек вдруг не пролилась дождем, а
то и ливнем. Совсем было сникшие речки обретают силу
горных потоков.
Тем не менее, большую часть своей годовой нормы осад-
ков (520—550 мм) Южный берег получает в холодное вре-
мя, оказываясь в зоне деятельности глубоких циклонов. Но
и тогда это не похоже на промозглую сырость.переувлажнен-
ных мест. Очищая атмосферу, дожди ничего всерьез не до-
бавляют к обычной влажности воздуха. Она редко выходит
за рамки 61—77 %-.
В этом «мокром» разделе нашего повествования статис-
тика предлагает следующие средние цифры: 83 дождя,
156
16 выпадений снега, 11 туманов в год. Для отдыхающих
в самый раз, а вот для растений маловато.
Ветры. Разделим их сразу на две группы: пришлые и
свои, «домашние». Пришлые есть результат глобальных про-
цессов, происходящих в атмосфере. Циклоны заходят на по-
бережье больше зимой и больше с северо-востока. Дуют вет-
ры и с других сторон горизонта. Редко, но зато, как гово-
рится, метко. Сильный южный ветер быстро разгоняет
короткую, крутую волну. Такой шторм моряки называют
«горбатым» и очень не любят его.
Северо-западный ветер (по местному «низовка») может
сорвать с моря теплое покрывало верхнего слоя воды. Тогда
из глубины поднимается холод. Вечером купался, в море
было 23°, прибежал утром — осталось 9е.
Не надо ругать ветер. Он сделал доброе дело — унес
в открытое море все то нечистое, что накопилось у берегов
за многие недели. Произошла замена воды в прибрежном
бассейне.
Что же в таком случае делать? Отправляйтесь на экскур-
сии, в походы. Дня через 3—4 кончится сгон — так называ-
ют это явление — и море потеплеет.
Бризы и ветры долин. Чтобы «запустить» механизм их
действия, «раскачать маятник», необходимы перепады суточ-
ных температур. Нужно тепло. Без него не обойтись.
Дневной бриз возникает так. Земля быстрее воды нагре-
вается от первых лучей солнца, и воздух начинает струи-
ться восходящими потоками тепла. В разреженное простран-
ство с моря устремляется более холодный воздух. Механизм
бриза запущен. К полудню он действует в полную силу,
а к вечеру останавливается. (Температура берега и моря вы-
равнивается).
Круто падающая вниз Главная гряда Крымских гор рас-
стается с солнцем раньше прибрежной полосы. Скалы бы-
стро теряют тепло, охлаждают воздух, и тот по долинам
стекает к морю. Это и есть ветер долин. Вскоре компанию
ему составляет ночной бриз. Теперь суша и море поменя-
лись ролями. С рассветом разность двух соседствующих тем-
ператур сглаживается и механизм бриза выключается. Вот
почему ранним утром и в предвечерние часы царит безмол-
вие. И только легкая волна шевелит гальку.
Есть еще два ветра, о которых можно было бы не упоми-
нать, они не так уж типичны, разве что интереса для.
Бора. С новороссийской ялтинскую бору не сравнишь, по
природа их одна. Зимой случаются прорывы тяжелого арк-
тического воздуха. Могучей рекой напирают они на плотину
157
Крымских гор. Обычно высоты плотины хватает, чтобы сдер-
жать натиск. Но если поступление холодных масс воздуха
возрастает, случаются прорывы его в понижениях хребта.
Тогда он обрушивается вниз, достигая силы урагана.
Леса и парки Южнобережья не скоро забудут бору, раз-
разившуюся в ноябре 1981 г. Двое суток буря «выкручивала
им руки». Трещали стволы и сучья, ломались вершины де-
ревьев. Особенно досталось одиноким великанам. Камени-
стая почва лишает их возможности крепко вцепиться в
землю. И они падали, обнажая лопнувшие корни. Гуляя по
аллеям парков, вы и теперь можете увидеть следы этой
жестокой схватки.
В наших краях известен еще один злой ветер — фён.
Сухой и теплый, он переваливает все через ту же гряду гор.
Устремляясь вниз, воздух динамически разогревается до та-
кой степени, словно только что вырвался из центра Сахары.
Все живое мучительно переносит фён. Хорошо хоть, его на-
беги на Ялту случаются крайне редко.
...Что же, пора подвести черту. Следовательно, по типу
климат Большой Ялты (побережье от Гурзуфа до Фороса)
относят к субтропическому. Засушливое, жаркое, но не зной-
ное лето, умеренная зима.
Теперь остается главное: «примерить» к этому климату
ваше здоровье — подойдет ли? И здесь нам понадобится хо-
рошо известная формула.
Формула здоровья
Солнце + воздух + вода 4- движение = здоровье.
Вы, конечно, знаете о роли листьев в великом процессе
фотосинтеза. В известной степени нашу кожу можно
сравнить с поверхностью листьев. Ни сердце, ни легкие, ни
сосуды, ни другие органы и системы нашего организма но
«видят» солнца. Только глаза и... кожа. Зато на ее поверх-
ности у организма миллионы агентов, передающих получен-
ную информацию па ЦПУ — центральный пульт управле-
ния, он же центральная нервная система. Отсюда разбега-
ются «гонцы во все концы» с приказами: ускорить, усилить
или, наоборот,— замедлить, ослабить! И, действительно, уско-
ряется обмен веществ, усиливается реактивность, улучшается
состав крови, тормозится развитие болезнетворных бактерий,
атеросклероза и т. д. и т. п.
Но! (Нелишне было бы поставить не один, а три вос-
клицательных знака.) Но летнее солнце в Крыму слишкохМ
большой источник радиации, чтобы относиться к нему бла-
158
годушно или легкомысленно. 25—30 биодоз посылает оно
на Землю в течение одного дня. »
Можно ли принять хотя бы половину этих доз без пере-
дышки? Можно. Стоит только при этом взглянуть иа ЦПУ
вашего организма. Стрелки всех приборов зашкалены, при-
способительные механизмы, направляющие течение и интен-
сивность процессов, связанных с выделением и поглощени-
ем тепла в зависимости от температуры воздуха, работают
на пределе. И это у здорового человека. Больному же хватит
куда меньшей дозы, чтобы потребовалась скорая помощь.
Женьшень называют корнем жизни. И не без оснований.
Но попробуйте принимать его настойку стаканами... Солнце
тоже нельзя принимать «стаканами».
Двух часов, проведенных на пляже, куда входят пла-
вание и пребывание в тени, вполне достаточно. Если, воз-
вращаясь с моря, вы чувствуете вялость и желание соснуть
часок-другой, это сигнал. Выходит, переборщили.
Совсем не обязательно привозить домой загар, какой бы
вызывал восхищение. Цена такому восхищению может ока-
заться слишком высокой.
Надо иметь в виду, что особой биологической активно-
стью обладает ультрафиолетовая радиация. А она вас най-
дет и в тени. Так что, удобно устроившись под навесом, вы
продолжаете загорать. Равномерно. Без ожогов. Да и кру-
титься вслед за солнцем, как это делает шляпка подсолну-
ха, вам уже ни к чему.
Многие из вас стремятся попасть в Ялту непременно
в июле или августе, чтобы уж взять, так взять Крым. Но
разумно ли это?
В графике, составленном учеными-климатологами Никит-
ского ботанического сада, май, июнь, затем сентябрь, ок-
тябрь— «на верху блаженства». Это наивысшие отметки
комфортности. А ваши излюбленные июль и август прова-
лились. Почему? Жарко. Как ни стараются бризы, но высо-
кое солнце — 68° 30' над горизонтом — дает о себе знать.
Летом 1981 г. бризы неделями не могли раскачаться. Морю
неоткуда было взять более холодные массы воздуха, чтобы
направить их на сушу. Ведь температура воды не опуска-
лась ниже 26°.
Так обстоит дело с солнцем. В интересах логических свя-
зей мы поменяем местами два следующих слагаемых фор-
мулы здоровья и поговорим вначале о море.
По своему химическому составу морская вода близка
к составу нашей крови. Точнее, к ее сыворотке. Большая
часть растворенных в морской воде солей находится в ион-
159
ном состоянии (электрически заряженных атомов). Кроме
поваренной соли, она содержит сульфаты, магний, карбона-
ты, кальций, калий и еще не менее 50 химических элемен-
тов. Это хорошо и полезно.
Однако наибольший оздоровительный эффект морских
купаний обусловлен пе столько химическим составом воды,
сколько температурой. И чем прохладнее вода, тем больше
эффект. (Учитывая, конечно, степень закаленности.) Как же
ведет себя организм, чтобы сохранить тепловое равновесие
и пе нарушить жизненно важные функции? Он вынужден
каждый раз проводить мобилизацию своих защитных сил.
Ощущение бодрости, какое вы испытываете после купания,
является результатом благотворных изменений в основных
системах организма.
Только ведь и тут постарайтесь не переусердствовать.
Особенно в первые дни. Простудные заболевания могут вы-
бить вас из колеи, если не перечеркнуть весь отпуск.
Но и растворенные в морской воде соли, хотя мы и сдви-
нули акцент на закаливание, оказывают свое благотворное
влияние. Слегка раздражая кожу, они вызывают прилив
крови.
Море к тому же — прекрасный массажист. Ии одни руки
не смогут так мягко и вместе с тем упруго «повозиться»
с вашим телом, как это делают волны.
А еще море — естественный ингаляторий. Ведь прибой —
это природная станция атмосферного электричества — ионов.
Особенно отрицательных. Отрицательными они называются
по своему физическому знаку. Для нас же они очень даже
положительные.
Наконец, вид безбрежности моря по-гриповски действует
на вашу душу, вашу фантазию и воображение. Это один
из элементов ландшафтотерапии.
Воздух. Его «приготовлением» на «кухне» Южнобере-
жья природа занимается по особым рецептам. Неумолчный
прибой поставляет частички атмосферного электричества —
ионы. Это и есть тот самый озон, от которого исходит бод-
рящее ощущение утренней свежести. И тогда мы восклица-
ем: «Дышится-то как легко — полной грудью!» А капельки-
аэрозоли распространяют вокруг морской дух.
Наше привычное представление о роли лесов и парков,
как о фабриках кислорода, следует намного расширить.
Ведь именно здесь* рождаются летучие вещества, способные
снизить показатель загрязненности воздуха, изменить радио-
активный фон, увеличить количество легких ионов, озонируя
воздушную среду.
160
А фитонциды!
Рассмотрим каплю воды под микроскопом... Это как кино-
хроника: городская площадь в часы пик. Вдруг все замерло.
Стоп-кадр. Кто же остановил «пленку»? Фитонциды. Рядом
с каплей легло несколько надломленных хвоинок. Несколько
иголочек. Это они издали неуловимо легкий вздох, и бакте-
рии погибли.
Фитонциды. Энергичные, биологически активные веще-
ства. Стимуляторы обменных процессов, роста и жизнестой-
кости растений. Это, как выразился один немецкий ученый,
полиция и армия, находящиеся в постоянной боевой готов-
ности. Сосредоточив главные силы в тканевых соках для
борьбы с микробами, проникающими в «крепость», фитонци-
ды располагают и летучей фракцией — отрядами ПВО, встре-
чающими неприятеля еще в воздухе.
Все мы — дети леса. Сколько поколений отделяют нас
от него — тысяча? Даже, пожалуй, меньше. - (Если принять
за точку отсчета последний ледниковый период.)
Природа, как известно, никогда и никуда не спешила.
И опа едва ли «заметила» наше переселение в города. На
пути эволюции, где счет идет на миллионы лет, тысяча поко-
лений— всего лишь предварительная заявка. За это время
ни одно из основных жизненных отправлений человеческого
организма не успело «забыть» лес. Человек кормился и ды-
шал им, жил бок о бок с деревьями и травами, птицами и
животными. Кров, стол, аптека...
Итак, аптека. Гектар соснового леса выделяет летним
днем не менее 5 килограммов летучих фитонцидов. Можно
представить бактерицидную силу этой дозы, если вспомнить
те несколько хвоинок.
Л можжевельник — это более 30 килограммов. Стериль-
ность воздуха абсолютная.
Способностью окружать себя «облаком» фитонцидов на-
делены все деревья: хвойные и лиственные. В разной мере,
но все. Надо ли удивляться умению леса снимать усталость.
Да что усталость! Он делает человека сильнее и моложе.
Эмоции? Безусловно. Лес — это волшебная арфа. Ка-
кую бы струну ее ни задели, она тут же отзывается в душе
возвышенным звуком. Будь то загадочный полумрак под
шатром вековой ели, пугливо-любопытствующая бусинка
беличьего глаза, блеснувшая из-за ствола, или солнечный
зайчик неожиданной полянки... Что и говорить, сила эмоций
велика. Только основной источник бодрости, какую мы ис-
пытываем в лесу, все-таки фитонциды.
5 Крымские каникулы 161
Возможность использования фитонцидов в борьбе с хро-
ническими неспецифическими заболеваниями легких
(ХНЗЛ) заинтересовала ученых Ялтинского НИИ физи-
ческих методов лечения и медицинской климатологии
им. И. М. Сеченова. Под руководством заведующего лабора-
торным отделением института доктора медицинских наук
В. В. Николаевского уже начались успешные исследования
фитонцидов эфирных масел более 50 растений...
Существенное влияние на здоровье человека, на его са-
мочувствие оказывают и колебания атмосферного давления.
Летом в Ялте можно неделями не обращать внимания на
стрелку барометра. Она все время будет держаться у от-
метки 760 мм. Случаев/^когда бы атмосферное давление за
3 часа изменялось на 2—4 мм, что считается особо неблаго-
приятным явлением, летом практически не наблюдается. За-
то в декабре и в январе больным людям надо быть начеку.
Декабрь может дать 7 скачков, январь — 4, февраль и март
по три. Если вы знаете, что ваш организм болезненно реаги-
рует на подобные колебания атмосферного давления, лучше
в такие дни полежать.
Мы не зря уделили воздушному бассейну Ялты столько
внимания. Даже больше, нежели морскому, что вполне
оправдано. Именно целебные свойства воздуха определили
основную «специальность» курорта. Это борьба с туберкуле-
зом легких, пневмониями, бронхиальной астмой, бронхитами,
плевритами и многими другими болезнями органов дыхания.
Обычный отпуск позволяет вам провести в Ялте где-то
около месяца. И этого вполне достаточно. Потом вы начи-
наете уже вздыхать по дому, скучать без родных и близ-
ких. Хотя порой для преодоления какого-то недуга или уста-
лости отпуска может и не хватить.
Есть ли возможность увеличить срок пребывания на ку-
рорте, не увеличивая срока пребывания на курорте? Есть.
Активное движение.
Вот мы и подошли к тому самому слагаемому формулы
здоровья, какое обладает способностью намного усиливать
действие всех остальных факторов.
«Коронным блюдом» Кисловодского курорта принято счи-
тать нарзанные ванны. Ничего подобного! Терренкуры —
ходьба в горах — вот что укрепляет сердечную мышцу и со-
суды. Наблюдая по утрам Кисловодск, невольно отдаешься
впечатлению, что ты присутствуешь при массовой сдаче норм
комплекса ГТО. В спальных корпусах — пусто.
Увы, Ялта выглядит иначе. Прогулки по набережной, да-
же по специальным маршрутам терренкуров, даже утром
162
столь неспешны, что взгляд невольно ищет рядом с дамами
собачек. Некоторое исключение составляет Солнечная тропа.
А надо бы и в Ялте завести «моду» на быстрый шаг.
В темпе!
Правда, летом отдыхающие все-таки спешат ранним ут-
ром — спешат к морю. Особенно те, кто без путевок. Иначе
не занять место под солнцем. Но вот место, слава богу, заня-
то. Теперь можно и полежать! До скончания... солнца. Вялая
беседа, случайно раздобытая книжка, подкидной... Скука.
Но зачем так! Можно же иначе. Отдыхаешь в Мисхоре,
ходи в Ялту или Симеиз пешком. А то и в Кастрополь. Вер-
нуться можно на катере.
Это смешанный вариант. Есть чисто морской: купить би-
лет до Рыбачьего. Побережье к востоку от Алушты — сов-
сем другой Крым.
Призыв к активцрму движению распространяется на все
времена года, не только на лето.
Осень. Зарядил дождик? Эка беда, существуют зонтики.
Зима. Выпал снежок? Прекрасно! Как же выглядит этот
южанин Крым в сибирском наряде?
Весна. Ну, о весне даже речи нет. Не сразу и разберешь,
что это на иных кустах или деревьях — цветы причудливые
или, может, бабочки заморские.
Надо всегда помнить, что бесценное богатство Южного
берега — воздух — можно считать богатством реальным толь-
ко... на воздухе. Это как в хоккее — остановилась игра, оста-
новилось время. В закрытом помещении целебное действие
крымского воздуха прекращается. Часы останавливаются.
А вот теперь. пришло время нашего первого интервью.
Вопросы обращены к старейшему сотруднику Ялтинского
НИИ им. Сеченова, заслуженному деятелю наук УССР, док-
тору медицинских наук, профессору В. Г. Бокше.
Вопрос: Вячеслав Георгиевич, что можно сказать о стра-
тегии и тактике научно-исследовательской работы вашего
института? Изменились ли они, допустим, за последние
10 лет?
Ответ: Что касается главного, стратегического направле-
ния исследований института, то оно остается прежним —
изучение влияния на организм природных (климатических)
и преформированных (физиотерапевтических) факторов и
использование их для лечения легочных, сердечно-сосуди-
стых и нервных болезней, разработка новых методов клима-
тофизиотерапии. Это именно то научное направление, ради
которого в 1914 г. был создан институт (в ту пору един-
ственное научное учреждение такого профиля в России),
6* 163
и результаты проведенных и проводимых наблюдений при-
несли ему научную известность и в нашей стране, и за ру-
бежом.
Другое дело, что, разрабатывая это основное направле-
ние, институт всегда опирался на последние достижения
науки и техники, использовал новые приборы, методики,
реактивы. В рамках этого направления институт изучил та-
кие вопросы, которые были наиболее актуальны для того или
иного периода. И вот если взять этот, тактический аспект,
то за последние 10 лет, конечно, произошли изменения. Идет
время, меняются условия жизни, труда, развивается паука.
Одни болезни под нашим «натиском» либо ликвидируются,<
либо уходят на второй план. Другие болезни, к сожалению,
приобретают главенствующее значение, и, следовательно,
против них должны быть сконцентрированы силы ученых
и врачей.
Так, среди сердечно-сосудистых заболеваний основное
внимание институт уделяет сейчас последствиям инфаркта
миокарда, стремясь комплексным применением методов кли-
матотерапии, физиотерапии и физических тренировок уско-
рить процессы реабилитации, т. е. возвращение больных
к полноценной жизни и трудовой деятельности. Если гово-
рить о болезнях нервной системы, то в центре внимания на-
ходятся нарушения мозгового кровообращения вследствие
склероза сосудов мозга или воспалительных сосудистых за-
болеваний.
Однако основное изменение исследований института
в иной сфере — заболевания органов дыхания.
Сложность лечения этих болезней заключается в много-
ликости причин их возникновения. И дело не только в том,
что многочисленны возбудители. Важное значение имеет
состояние организма, его иммунологическая реактивность,
от которой во многом зависит течение болезни. Существен-
ную роль играют условия внешней среды загрязненность
и загазованность воздуха, широкая химизация быта и многих
производств, подчас неправильное применение ряда ле-
карств, например, антибиотиков.
Многие методы лечения, разработанные в институте, яв-
ляются принципиально новыми. Они защищены авторскими
свидетельствами, демонстрировались на Выставках достиже-
ний народного хозяйства СССР и УССР.
Вопрос: О южнобережном климате обычно говорится
в столь превосходной степени, что невольно возникает сом-
нение: а так ли велико его милосердие?
164
Ответ: Скрывать нечего, есть больные, здоровью которых
Крым не только не помог, но и ухудшил его. Порой значи-
тельно. Только не по своей вине.
Человеческий организм наделен от природы способностью
приспосабливаться к определенным климатическим услови-
ям, а также — в случае нужды — перестраиваться. Эти при-
способительные механизмы у здорового человека действуют
достаточно надежно. У больного они, увы, разлажены.
Страна наша велика. С севера на юг и с востока на за-
пад тысячи километров. Прилетев в Крым с Дальнего Вос-
тока, человек перевел стрелки своих наручных часов — сде-
лать это просто. А вот со «стрелками» внутренних «часов»
дело обстоит куда сложнее. Время, когда ты привык спать,
здесь приходится на полдень, шубу сменил пиджак, а ни-
зенькое, не навязчивое солнышко превратилось в настоящий
реактор.
-В результате состояние больного резко ухудшается. По-
стель, микстуры, инъекции, таблетки... Наконец, дела пошли
па поправку. Но уже надо заказывать билет в обратный
путь. А дома на больного накатывается вторая волна пере-
стройки — реадаптация. Она может оказаться «девятым ва-
лом».
Многочисленные исследования, проведенные нами со-
вместно с различными медицинскими институтами Сибири,
показали, что у 40 % легочных больных, прибывших в Ялту
из дальних краев, здоровье ухудшилось, а у 15—20 % после-
довало даже значительное обострение процесса.
Кто же виноват — Крым?
Оздоровительные возможности Южнобережья велики. Но
чем дальше, тем больше пас, ученых института им. Сечено-
ва, беспокоят две проблемы.
Первая — загазованность воздушного бассейна Ялты ав-
томобильным транспортом. Особенно в разгар летнего курорт-
ного сезона. Попытки ограничения въезда сюда автотурис-
тов следовало бы уже давно превратить в решительный за-
прет. Что же касается контроля за химическим составом
выхлопных газов, то он должен стать таким же строгим,
как и контроль за соблюдением правил уличного движения.
Отравление газами ничуть не меньшее зло, если не большее,
чем дорожно-транспортные происшествия.
Другая серьезная проблема — это отношение к зеленым
насаждениям. Эстетика эстетикой, я не против нее. И не про-
тив экзотики. Только ведь подбирая растения, нужно ду-
мать о той пользе, какую они приносят в оздоровлении воз-
165
душной среды. Приятное должно разумно сочетаться с по-
лезным.
Заканчивая эту главу и весь очерк, мы еще раз хотим
обратить ваше внимание на формулу здоровья. Только, ко-
нечно, не в пассивном ее варианте. Движение! По горизонта-
Лй и по вертикали. Деиь ото дня все круче и круче. Пусть
крепнут мышцы, пусть ширится грудь. Это полезно. И по-
молодевшее сердце упругими толчками пусть гонит кровь.
По руслу жизни.
Гурзуф
судно. Отдавшись воле
ЦАБЕЛ ТЫГЛИЯНЦ
ЯЛТИНСКАЯ
НАБЕРЕЖНАЯ
уществует такая топонимическая
легенда. Однажды, давным-давно,
заблудилось в тумане греческое
волн, плыло оно неведомо куда.
И вдруг яркие лучи солнца пронзили плотную пелену тума-
на, он расступился, и измученные мореплаватели увидели
синие силуэты гор. «Ялос! Ялос!» — воскликнули они, а сло-
во это означало «берег»,— и бросили якорь. «Ялос» стал
Ялтой, а ее спасительный берег превратился в ялтинскую
набережную...
1. ЛУЧШЕЕ МЕСТО ДЛЯ ПРОГУЛОК
«Для прогулок в Ялте,— читаем в старом путеводи-
теле,— очень мало места. Открытая для публики часть
Мордвинова сада по набережной, рядом с гостиницей «Рос-
сия», содержится неудовлетворительно и лишена тени».
И все же — «лучшее место для прогулок: набережная и мол».
Ялтинская набережная...
Здесь можно подолгу стоять, вглядываясь в морскую даль,
можно просто наблюдать за пассажирами какого-нибудь
166
круизного лайнера, позволяя им с той же непринужденно-
стью разглядывать тебя. На набережной можно подойти
и заговорить с фанатичным рыболовом, мечтающим поймать
кефаль или, в крайнем случае, бычка. Можно рассматривать
гуляющих и, если тебе понравилось чье-нибудь лицо, улыб-
нуться ему и получить в ответ такую же улыбку иди гри-
масу. На набережную можно приходить ночью и, прой-
дя далеко в море по волнорезу, смотреть на прожектора
порта, на гнездящиеся друг за другом соцветия городских
огней...
Миллионы людей прошли по ялтинской набережной. Но
вот стоит только представить, что здесь,- пусть это было поч-
ти сто лет назад, гулял Антон Павлович Чехов, что, может
быть, сохранилась та галька, по которой ои ступал, те ка-
мешки, которые, он в задумчивости шевелил палкой, и набе-
режная обретет для нас совершенно иное значение.
Впервые Чехов появился в Ялте летом 1888 г., а потом
через год. «Во время бури у берега камни и камешки с трес-
ком, толкая друг дружку, катаются то сюда, то туда — их
раскатистый шум напоминает мне смех Наталии Михайлов-
ны, гудение волн похоже на пение симпатичного доктора.
По целым часам я просиживаю на берегу, жадно прислу-
шиваясь к звукам...» Так, коротая время на набережной,
вспоминал Чехов своих друзей — семейство Линтваревых,
у которых проводил лето в усадьбе «Лука» под Сумами.
Ни Чехову, ни ялтинцам не могло тогда и в голову при-
йти, что когда-нибудь Чехов станет ялтинцем, а Ялта —
чеховской. Тем не менее через девять лет его высокую,
строгую и, казалось, неприступную фигуру теперь уже час-
то можно было видеть на набережной. То из павильона Вер-
не, то у пристани, то у книжно-табачного магазина «Русская
избушка» Антон Павлович наблюдал ялтинскую публику:
крупных царских чиновников, генералов и нищую интелли-
генцию, богатых предпринимателей и работных людей, мест-
ных владельцев дач и пансионов, услужливую толпу мелких
торговцев, носильщиков, проводников, извозчиков...
С первых же дней приезда Чехов активно окунулся
в культурную жизнь города, а вскоре стал центром всеобще-
го внимания. Именно тогда Ялта получила новый эпитет,
который неотделим от нее и в наши дни: чеховская. И дело
тут не в чеховских рассказах «ялтинского периода», не в их
героях, даже таких общеизвестных, как Дмитрий Дмитрич
Гуров и Анна Сергеевна фон Дидериц, знакомство которых
начиналось на ялтинской набережной. Вернее; дело не толь-
ко в этом. .
167
Оказавшись в Ялте вопреки своему желанию, Чехов пе
прожил в ней и пяти лет. И как литератор, и как обще-
ственный деятель трудился он каторжно, будучи тяжело и
безнадежно больным. Трудился для знакомых и незнакомых,
для ялтинцев и Ялты, для читателей и почитателей, для
России. Только не для себя. И никто другой не мог так
тонко, как Чехов, определять состояние той части русской
интеллигенции, которая в канун революционных преобразо-
ваний металась в поисках применения своих сил.
Его белый причудливый дом на пыльной окраине в Аут-
ке, с овальным столом и самоваром в столовой, у которого
пивали чай выдающиеся люди искусства и науки,— этот
дом оказывался нередко и в центре Ялты, а порой и в цент-
ре самой России.
И в этом доме, и на ялтинской набережной — лучшем
месте для прогулок — происходили тогда интереснейшие
встречи...
2.«НОЧЕВАЛА ТУЧКА ЗОЛОТАЯ...»
Каких только не бывает в жизни
, встреч!
А. П. Чехов, Дама с собачкой
У Чехова есть рассказ «На пути». Героиня этого рас-
сказа Марья Михайловна Иловайская «была маленькая, ху-
денькая брюнетка, лет двадцати, тонкая, как змейка, с про-
долговатым белым лицом и с вьющимися волосами... Затя-
нутая в черное платье, с массой кружев на шее и рукавах,
с острыми локтями и длинными розовыми пальчиками, она
напоминала портреты средневековых английских дам».
Чехов ясно представлял себе ту женщину, с которой пи-
сал портрет Марьи Иловайской.
Осенью 1898 г. совершенно случайные обстоятельства
напомнили Чехову и о рассказе, написанном им двенадца-
тью годами ранее, и о его героине.
Начало сентября Чехов провел в Москве на репетициях
только что созданного К. С. Станиславским и Вл. И. Неми-
ровичем-Данченко Художественного театра *. Готовились
к постановке чеховская «Чайка» и «Царь Федор Иоаннович»
А. К. Толстого. На репетициях Антон Павлович познакомил-
ся со своей будущей женой Ольгой Леонардовной Книппер.
♦ Его полное название тех лет — Московский Художественно-
общедоступный театр.
168
В середине сентября Чехов был уже в Ялте. Он решил
навсегда поселиться в этом южном городке. Прощай, Мели-
хово!..
Прощание с привычным всегда грустно. К этому чувству
прибавилась и тревога за «Чайку», которая в 1896 г. про-
валилась на премьере в Петербурге.
В Ялте Чехов встречался со своими старыми и новыми
знакомыми. Среди них были поэт Константин Дмитриевич
Бальмонт; бывший певец Большого театра, издатель «Жур-
нала для всех» Виктор Сергеевич Миролюбов, он же — Ми-
ров; врач и писатель Сергей Яковлевич Елпатьевский, или,
как его здесь называли, отец Елпатий.
Из Москвы. приехала группа известных актеров. «Рус-?
ская музыкальная газета» в корреспонденции из Ялты сооб-
щала: «16 сентября с успехом состоялся концерт артистов
Московской частной оперы с участием г-жи Любатович,. Анг
тоновой и гг. Шаляпина, Секар-Рожанского и Малинина^. -
С Федором Ивановичем Шаляпиным Антон Павлович
познакомился еще в Москве, быстро подружился с ним. При-
езд замечательного певца был несомненной радостью.
Татьяна Спиридоновна Любатович была известной опер-
ной певицей, впервые * исполнившей на русском языке
партию Кармен в одноименной опере Ж.- Бизе. Она пела
на сценах не только русских, но и многих зарубежных
театров.
Антон Владиславович Секар-Рожанский обладал лирико-
драматическим тенором. Специально для него Н. А. Римский-
Корсаков написал вставную арию царя Гвидона в «Сказке
о царе Салтане».
В письме Лидии Стахиевне Мизиновой Чехов сообщил:
«Здесь концертируют Шаляпин и С. Рожанский, мы вчера
ужинали и говорили о Вас».
В газетных корреспонденциях не упоминается именй еще
одного спутника Шаляпина, приехавшего в Ялту пе для
сольных гастролей. Им был композитор и пианист Сергей
Васильевич Рахманинов. Позади был трудный театральный
сезон: Рахманинов дирижировал спектаклями в Московской
частной опере Саввы Ивановича Мамонтова, не только круп-
ного промышленника и мецената, но и даровитого театраль-
ного режиссера. У Мамонтова Рахманинов сошелся близко
с Шаляпиным и вместе с Федором Ивановичем приехал
в Крым.
Тогда уже зарождался его знаменитый Второй фортепиан-
ный концерт, олицетворяющий красоту и мощь, грусть и гор-
дость России.
169
(Каждый год, в День Победы, после традиционной ми-
нуты молчания, если она застает нас у экранов телевизоров,
мы слышим, как в комнату вступают первые аккорды рах-
маниновского концерта. Величественные звуки заставляют
учащенно биться сердце, и за мощным хором всего оркестра
видится нам уверенная и миролюбивая поступь непобедимо-
го народа.)
Ялтинская встреча Чехова и Рахманинова была короткой,
но полной для обоих глубокого смысла. Сергей Васильевич
признался не только в своей любви к творчеству Чехова,
но и открыл ему тайну, которую хранил много лет.
Мы можем представить, как это было.
...Они шли по набережной и слушали шум моря. В горах
отгрохотал ливень. Еще лежали сизые тучи на яйле. Пожел-
тевшие от ила ялтинские речки влетали в морскую пучину,
смешивались с ней, и море в тех местах играло разноцве-
тьем — от желто-зеленого у берега до изумрудно-фиолетово-
го, дальше к горизонту. Вид слегка поникшей природы вызы-
вал чувство, похожее на грусть разлуки.
— Я давно должен был признаться вам, Антон Павло-
вич,— произнес Рахманинов,— в том, что моя симфониче-
ская фантазия «Утес» и ваш рассказ «На пути» похожи не
только эпиграфом из Лермонтова. Ваш рассказ — это про-
грамма моей фантазии...
— Вот как! — воскликнул Чехов.— А ведь я ничего не
знал об этом! Я даже не слышал вашего «Утеса». Послу-
шайте, нельзя же так, вы должны его обязательно мне про-
играть...
«Утесу» не повезло, как и «Чайке». На премьере в Пе-
тербурге в 1896 г. они не были поняты ни исполнителями,
ни столичной публикой.
Правда, «Утес» звучал не впервые. Ранее он уже испол-
нялся в Москве. Рахманинов проигрывал его на фортепиано
Чайковскому, и Петру Ильичу произведение понравилось.
Партитуру «Утеса» Рахманинов снабдил комментарием:
«Фантазия эта написана под впечатлением стихотворения
Лермонтова «Утес». Стоял и эпиграф: «Ночевала тучка зо-
лотая па груди утеса-великана». И ни намека на чехов-
ский рассказ.
Композитор Борис Асафьев: «Программой для фантазии
г. Рахманинову послужил один из рассказов А. Чехова —
«На пути», но композитор дал своему сочинению название
«Утес», потому что эпиграфом к рассказу послужило нача-
ло известного стихотворения».
170
Но почему же Рахманинов умолчал о самом главном?
И только теперь, спустя годы, открыл свою тайну Антону
Павловичу?
Иван Бунин говорил о Чехове: «Прост, точен и скуп на
слова был он даже в обыденной жизни». Таков был и Рах-
манинов в музыке. Слушатели не сразу принимали музыку
Рахманинова, но, приняв, навсегда оставались ее поклонни-
ками.
А как же столичная критика? Она встречала произведе-
ния молодого московского композитора со свойственным ей
высокомерием. Даже представитель «Могучей кучки» музы-
кальный критик и композитор Цезарь Кюи с иронией выска-
зывался по поводу некоторых произведений Рахманинова.
Отсюда ясно, почему Рахманинов не указал на программ-
ную основу «Утеса»: в случае неудачи, критика так или
иначе затронула бы имя Чехова! И лишь положительный
отзыв Чайковского, которого безгранично обожал и Антон
Павлович, оставлял у Рахманинова надежду, что со време-
нем его фантазия будет прекрасно сыграна и прекрасно при-
нята. В будущем так и произошло.
А с другой стороны, может быть, зная источник рахма-
ниновского вдохновения, Цезарь Кюи не написал бы, что
«никакого утеса здесь нет», «автор все время к чему-то ве-
дет и ни к чему не приводит».
Этими словами, сам того не подозревая, Кюи охаракте-
ризовал образ главного героя чеховского рассказа — Гри-
гория Петровича Лихарева.
Лихарев говорит: «Если русский человек не верит в бога,
то значит, что он верит в что-нибудь другое». Сам Лихарев
от одного увлечения мечется к другому, и нет еще такого
дела, с которым он смог бы остаться навсегда. Но он не сда-
ется, он на пути... Мимолетная встреча с Марьей Иловай-
ской, открывшей в себе готовность пойти хоть на край света
с тем, кто не просто проживает жизнь, а находит упоение
в поиске истины — встреча эта оставляет у Лихарева такое
чувство, как улетевшая поутру золотая тучка в груди лер-
монтовского утеса-великана. Новое испытание он принимает
безропотно, как послание судьбы,^- ему предстоит работа
в глуши, управляющим шахтами...
Рахманинов уехал, а у Чехова осталось чувство обязан-
ности перед ним. Он сел за стол и написал сестре в Мелихо-
во: «Милая Маша, возьми 1 экз. «Мужики» и «Моя жизнь»,
заверни в пакет и в Москве, при случае, занеси в музыкаль-
ный магазин Юргенсона или Гутхейля для передачи «Сер-
гею Васильевичу Рахманинову».
171
В октябре Чехов получил известие о смерти отца. Он
приходил на набережную и часами сидел у моря, слушая
шум гальки, и чудились ему родные голоса...
Среди знакомых Чехова была Капитолина Михайловна
Иловайская, однофамилица героини рассказа «На пути».
(Совпадение здесь, однако, случайное.) «Я в 1892 г. позна-
комился с ней... в Хреновом, где ее муж управлял лоша-
дями,— сообщал Чехов в одном из писем,— и мы встрети-
лись теперь, как старые знакомые».
В 1892 г. Чехов принимал участие в кампании оказания
помощи голодающим. Из города Боброва (южнее Воронежа)
он писал тогда: «...Вчера весь вечер провели... у управляю-
щего Иловайского; у Иловайского в зале застали мы плот-
ников, делающих эстраду и кулисы, и любителей, репети-
рующих; «Женитьбу» в пользу голодающих. Затем блины,
разговоры, очаровательные улыбки и m-Пе Иловайская,
18глетияя девица, очаровывающая нас своею оригинально-
стью и сценическим талантом». Речь идет о дочери Капито-
лины Михайловны (она же в шутку «Екатерина Великая»)
и Степана Павловича Иловайских.
Знакомство с этой семьей произошло у Чехова через
шесть лет после того, как уже был создан рассказ «На пу-
ти». А фамилия его героини — Марьи пришла из донецких
степей, оттуда, где родилась и знаменитая «Степь». Именно
в тех местах происходит встреча Марьи Иловайской с Лиха-
ревым, едущим управлять шахтами. «Позвольте, я эти шах-
ты знаю,— говорит героиня рассказа.— Но ведь там голая
степь, безлюдье, скука такая, что вы дня не проживете!»
О том же, но иначе говорит сам Чехов: «Донецкую степь
я люблю и когда-то чувствовал себя в ней, как дома, и знал
там каждую балочку. Когда я вспоминаю про эти балочки,
шахты, Саур-могилу, рассказы про Зуя, Харцыза, генерала
Иловайского...» Имена эти и названия, связанные с истори-
ческим прошлым донецкой земли, сохранились и поныне
(Харцызск, Иловайск).
Мариэтта Шагинян, в течение пяти лет знавшая Рахма-
нинова, вспоминала его слова: «Удивительный глаз у Чехо-
ва,— ведь он своих «красавиц» нашел именно в этих кра-
ях,— кажется, где-то в Донецкой области, помните его рас-
сказ». Рассказ так и назывался — «Красавицы».
В Ялте у Капитолины Михайловны Иловайской был дом,
известный как дача «Омюр». Дача — двухэтажное здание
в романском стиле — сохранилась до наших дней и пред-
ставляет собой восьмигранную башню и два крыла, отхо-
дящих от нее под прямым углом. Эти крылья венчают по
172
углам маленькие остроконечные башенки. В октябре 1898 г.
Чехов поселился в этом «замке» и жил почти год, пока стро-
илась его дача.
Сюда пришла бандероль от Сергея Васильевича Рахмани-
нова. Распечатав ее, Чехов достал партитуру симфонической
фантазии «Утес». На титульном листе было написано: «До-
рогому и глубоко уважаемому Антону Павловичу Чехову,
автору рассказа «На пути», содержание которого с тем же
эпиграфом служило программой этому музыкальному произ-
ведению. С. Рахманинов. 9 ноября 1898 года».
3. «ПОЧТИ ВЕ06 РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИР...»
Апрельское утро 1900 г. Не по сезону многолюдна ял-
тинская набережная. Вот уже несколько дней в эти ранние
часы собираются здесь актеры Московского Художественно-
го театра, крымские гастроли которых привлекли сюда и
многих известных литераторов. Уже состоялись знакомства,
определились симпатии, наметились творческие плдны...
Мужчина, который говорит глуховатым баском, одет в
черную подпоясанную косоворотку, темные брюки заправ-
лены в сапоги. Он изредка приглаживает непослушные
длинные волосы и, покашливая, прикладывает руку к пыш-
ным усам. На его собеседнике темный костюм с широким
галстуком-бабочкой. Такая же пышная прическа, голос мя-
гок, хорошая дикция. Это Алексей Максимович Горький
и Константин Сергеевич Станиславский. .
Их ялтинская встреча состоялась благодаря самому ре-
шительному участию Антона Павловича Чехова.
Когда было принято решение, что Художественный те-
атр приедет весной на гастроли в Крым, Чехов настоял, что-
бы Горький был в Ялте обязательно. Чехов предугадывал
в нем драматурга. И Станиславский и Немирович-Данченко
ехали в Крым в надежде договориться с Горьким о пьесе.
Идея ее родилась из воспоминаний писателя о своей жизни
«в людях». И вот тут, во время прогулок по набережной,
Горький рассказывал Станиславскому содержание будущей
пьесы «На дне»...
Приезд Художественного театра в Крым был событием
уникальным. И дело не только в том, что театр ехал в гос-
тя к Антону Павловичу Чехову («гора—-к Магомету») —
он вообще впервые ехал в гастрольную поездку. Событие
это Собрало в Ялте «почти весь русский литературный мир...».
Собрало, перезнакомило и вдохновило!
173
Актеры Художественного театра заявили так:
— Антон Павлович не может приехать к нам, так как
он болен, поэтому мы едем к нему, так как мы здоровы.
В первых числах марта 1900 г. в Крыму появился актер
Художественного театра Александр Леонидович Вишнев-
ский, однокашник Чехова по Таганрогской гимназии. Он
играл на сценах многих театров России. Позже, в советские
годы, удостоен звания заслуженного деятеля искусств
РСФСР и Героя Труда.
Покой чеховского дома был нарушен. Вот как сообщает
в одном из писем сам Антон Павлович: «Был Вишневский.
Он пробыл здесь 4 дня и все это время сидел у меня за сто-
лом и сочинял своему начальству телеграммы или рассказы-
вал, как он прекрасно играл. Он читал роль из «Дяди Ва-
ни» и совал мне в руки пьесу, просил, чтобы я подавал ему
реплики; он орал, трясся, хватал себя за виски, а я смотрел
и слушал с отчаянием в душе, уйти было уже нельзя, так
как шел снег,— и этак 4 дня!!!»
На ялтинских улицах появился анонс о предстоящих,
гастролях. И. А. Синани, владелец книжно-табачного мага-
зина «Русская избушка», непременный участник многих
культурных начинаний, приступил даже к заблаговременной
продаже билетов.
Отступать было некуда. «Артисты, их жены, дети, няни,
рабочие, бутафоры, костюмеры, парикмахеры, несколько ва-
гонов имущества, в самую распутицу, двинулись из холодной
Москвы под южное солнце»,— вспоминал Станиславский.
У Ольги Леонардовны Книппер был несколько иной путь.
«В начале апреля,— писала Мария Павловна Чехова,— я,
как всегда, на пасхальные каникулы выехала в Ялту. Вмес-
те со мной поехала Ольга Леонардовна с тем, чтобы погос-
тить несколько дней у нас на даче, а затем уехать в Севасто-
поль, куда должен был приехать Художественный театр на
гастроли...»
А теперь позвольте представить труппу Художественно-
го театра. Актеров не более двадцати. Но и это количество
может утомить нетерпеливого читателя, а потому — только
самых известных. Одновременно заглянем и в их будущее,
которое стало теперь уже прошлым.
Итак, занавес!
Основатели и законодатели театра Константин Сергеевич
Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко
ввиду их огромной известности специального представления
не требуют.
174
Актриса Мария Федоровна Андреева. В 1904 г. вступила
в партию большевиков, издавала газету «Новая жизнь». Бы-
ла другом, секретарем и помощником Максима Горького.
Она —- один из инициаторов создания Большого драматиче-
ского театра в Петрограде, позже — директор Московского
Дома ученых.
Актер Иван Михайлович Москвин стал знаменитым пос-
ле исполнения роли Федора в спектакле «Царь Федор Иоан-
нович». Талантливейший импровизатор и интерпретатор
классических ролей. Почти полвека отдал Художественному
театру. Был режиссером многих спектаклей, директором
МХАТа. Народный артист СССР.
Актриса Ольга Леонардовна Книппер окончила класс
Вл. И. Немировича-Данченко в Музыкально-драматическом
училище Московского филармонического общества, в теат-
ре — с момента основания. В ее ^актерской биографии — га-
лерея прекрасно сыгранных женских образов. В пьесах Че-
хова это Аркадина («Чайка»), Елена Андреевна («Дядя Ва-
ня»), Раневская («Вишневый сад»). Когда ее мужем стал
Антон Павлович Чехов, к фамилии Книппер добавилась еще
одна — Чехова. Впоследствии народная артистка СССР, лау-
реат Государственной премии СССР.
Александр Родионович Артем двадцать пять лет препо-
давал рисование и чистописание и вышел в отставку, уже бу-
дучи известным артистом. Один из лучших актеров! театра,
прекрасный исполнитель ролей в чеховских пьесах.
Василий Васильевич Лужский не только актер, но и ре-
жиссер, один из реформаторов русской сцены — вместе
с К. С. Станиславским.
Мария Петровна Лилина — актриса высокого дарования,
жена и сподвижница К. С. Станиславского; позже — режис-
сер и педагог в студии имени Станиславского.
Всеволод Эмильевич Мейерхольд занимался, как и Книп-
пер, У Немировича-Данченко и по его приглашению начал
работу в Художественном театре. В начале нашего века был
руководителем «Товарищества новой драмы». В режиссер-
ской трактовке спектаклей расходился с системой Стани-
славского, отстаивал театр зрелищного агитационно-полити-
ческого направления. Народный артист РСФСР. В партии
большевиков с 1918 г.
Актер Александр Иванович Адашев. Педагог и руково-
дитель «курсов драмы Адашева», в советские годы ** препо-
даватель театральной школы при Киевском русском драма-
тическом театре.
175
Актер Александр Леонидович Вишневский уже был пред-
ставлен.
Актриса Мария Александровна Самарова обладала, по вы-
ражению Станиславского, «сочным талантом», была теат-
ральным педагогом...
После спектаклей в Севастополе актеры приехали в Ял-
ту. Здание ялтинского театра находилось в городском саду.
В эти апрельские дни 1900 г. на сцене его шли «Чайка» и
«Дядя Ваня» Чехова, «Одинокие» Гауптмана и «Гедда Габ-
лер» Ибсена.
Ялта была полна знаменитостей. Мы можем представить
себе такой разговор (в основе его — подлинные высказыва-
ния):
К. С. Станиславский: «Там были в то время: Бунин, Куп-
рин, Мамин-Сибиряк, Чириков, Станюкович, Елпатьевский,
и, наконец, только что прославившийся тогда Максим Горь-
кий...»
О. Л. Книппер: «...входивший в славу тогда быстро и
сильно, как ракета...» .
К. С. Станиславский: «Кроме писателей в Крыму было
много артистов, музыкантов, и среди них выделялся молодой
С» В. Рахманинов».
О. Л. Книппер: «Артисты приезжали часто к Антону
Павловичу, обедали, бродили по саду, сидели в уютном ка-
бинете, и как нравилось все это Антону Павловичу...»
К. С. Станиславский: «Хозяйничала сестра Антона Пав-
ловича, Мария Павловна, наш общий друг. На главном мес-
те хозяйки восседала мать Антона Павловича, прелестная
старушка, всеми нами любимая».
М. П. Чехова: «Не было кажется местечка в нашем саду,
где бы ни раздавались порой шумные, порой приглушенные
серьезные беседы. Одни соберутся в кабинете вокруг Анто-
на Павловича, другие — в уголке столовой, третья группа
на веранде слушает Горького, из сада доносятся взрывы
смеха, вызываемые остротами Москвина или шутками и рас-
сказами Бунина, Мамина-Сибиряка...»
В Ялте Художественный театр дал восемь спектаклей.
Последним была «Чайка». Антону Павловичу, страшно не
любившему официальных церемоний, на этот раз не уда-
лось избежать чествования. Лишь на торжественном обеде,
устроенном в честь Антона Павловича богатой ялтинской
поклонницей его таланта, не было виновника торжества.
176
4, «ГОСПОДИН МАРКИЗ БУКИШОН»
...Грусть и задумчивость... Тяжесть волн... Волны нико-
гда не бегут легко. Им всегда тяжело. Они с трудом добега-
ют до берега, шлепаются на него и, вздохнув, откатываются
назад... Море утолмлено. Оно хочет отдохнуть, не качаться.
Но если волны остановятся, оно перестанет быть морем. Все,
что останавливается, умирает. И море понимает это и снова,
и снова, набрав силы, катит волны на берег...
Таким видит море Рахманинов. И, слушая его игру, ру-
нин представляет море таким же.
Они сидят у Чехова, в его кабинете. Из овального окна
видна долина Учан-Су и треугольник моря. Бунин впервые
видит и слышит Рахманинова так близко.
Бывает, что люди не говорят друг другу каких-то особен-
ных слов, не проходят вместе через груду испытаний, но,
встретившись однажды, совершенно необъяснимо проникаю-
тся чувством взаимной симпатии.
Так произошло с Буниным и Рахманиновым.
«При первой встрече с ним в Ялте,— вспоминал Иван
Алексеевич Бунин,— произошло между нами нечто подобное
тому, что бывало только в романтические годы молодости
Герцена, Тургенева, когда люди могли проводить целые но-
чи в разговоре о прекрасном, вечном, о. высоком искусстве».
Антон Павлович Чехов, оказавшись свидетелем зна-
комства этих обаятельных людей, не только позавидовал,
но и ревностно забеспокоился о Бунине, который всецело
уже «принадлежал» тогда чеховскому семейству. А Бунин
и Рахманинов уходили на ялтинскую набережную и преда-
вались высоким мечтам, слушая то друг друга, то грохот
волн в теплой южной ночи.
Рахманинов поведал Бунину о том, как под впечатле-
нием от чеховского рассказа «На пути» написал свою сим-
фоническую фантазию «Утес». Ему захотелось выбрать что-
нибудь из бунинских стихов, может быть, из крымских, и по-
ложить их ца музыку... Всегда сдержанный в проявлении
чувств, Рахманинов обнял Бунина за плечи и произнес:
«Будем друзьями. Навсегда».
Но дружбе этой не суждено было продлиться...
Что покоряло и располагало к себе в личности Ивана
Алексеевича Бунина?
Талант Бунина был многообразен. Оп писал стихи, рас-
сказы, повести, прекрасно переводил иностранных поэтов.
Впервые им была переведена на русский язык — и переведе-
на блестяще — «Песнь о Гайавате» Лонгфелло, некоторые
177
стихотворения и драмы Байрона... Бунин любил путешество-
вать, побывал во многих странах, живо и увлекательно об
этом рассказывал. »
Иван Алексеевич сохранил нежное чувство к Крыму.
«Весной 1889 года... побывал в Крыму, о котором у меня еще
в детстве составилось самое поэтическое представление, бла-
годаря рассказам отца, и нашел, что ходить верст по сорок
в_~ сутки, загорать от солнца и от морского ветра и быть
очень легким от голода и молодости — превосходно...»
Знакомство Бунина с Чеховым началось с писем. Моло-
дой Бунин обратился к Чехову с просьбой прочесть некото-
рые его рассказы и дать на них «несколько заключений».
Чехов любезно согласился: «Очень рад служить».
Встретились они впервые в Москве в 1895 г., а потом
только через четыре года в Крыму. «Еду в Ялту, проветри-
ться дней на пять, увидаться с Миролюбовым, Чеховым и
Горьким, которые в Крыму».
Человек совершенно не навязчивый, он, конечно, и не
помышлял тут же явиться к Чехову и доложить о своем
прибытии. Бунин остановился в гостинице и начал ходить
на набережную в надежде встретиться с Чеховым. Так и
произошло.
«...Вечером встретил его на набережной.
— Почему вы не заходите ко мне? — сказал он.— Непре-
менно приходите завтра».
С тех пор, как только Бунин появлялся в Ялте, Чехов
всегда приглашал его к себе.
Ялтинская набережная стала для Бунина и местом зна-
комства с Горьким. «...Иду как-то по набережной и вижу:
навстречу идет с кем-то Чехов, закрывается газетой, не то от
солнца, не то от этого кого-то, идущего рядом с ним, что-то
басом гудящего и все время высоко взмахивающего руками
из своей крылатки. Здороваюсь с Чеховым, он говорит: «По-
знакомьтесь, Горький...»
Бунин не решался приходить на чеховскую дачу без при-
глашения. И Чехову нравилось это.
Как-то Бунин остановился в гостинице «Россия». Был
поздний вечер. Вдруг зазвонил телефон. Бунин подошел к
трубке:
«— Милсдарь, возьмите хорошего извозчика и заезжай-
те за мной. Поедемте кататься.
— Кататься? Ночью?.. Что с вами,* Антон Павлович?
— Влюблен.
— Это хорошо, но уже десятый час... И потом — вы мо-
жете простудиться... *
178
— Молодой человек, не рассуждайте-с!
...Ночь была теплая, тихая, с ясным месяцем, с легкими
белыми облаками... Экипаж катился по белому шоссе, мы
молчали, глядя на... блестевшую равнину моря».
Бунин обладал способностью переживать в унисон с Че-
ховым. Их настроения часто совпадали. Они могли подолгу
молчать вдвоем, изредка обмениваясь, казалось, совсем не-
ожиданными мыслями.
Случались встречи веселые, праздничные. Так было в дни
гастролей в Ялте Художественного театра. «И. А. Бунин
с необыкновенным талантом представляет что-то, а там, где
Бунин, непременно стоит Антон Павлович и хохочет, поми-
рает от смеха. Никто так не умел смешить Антона Павло-
вича, как И. А. Бунин, когда был в хорошем настроении».
Это писал Станиславский.
Зимой Чехов уехал в Италию, а Бунина попросили по-
жить в ялтинском доме вместе с Марией Павловной и Евге-
нией Яковлевной, матерью Чеховых. Бунин охотно согла-
сился, писал стихи и, как мог, помогал двум добрым
женщинам в хозяйстве и вечернем времяпрепровождении.
Марию Павловну Бунин в шутку называл Амарантой, а себя
Доном Зинзагой — по рассказу Чехова «Жены артистов».
В доме Чеховых за Буниным укоренилось другое про-
звище: «Антон Павлович все называл меня Букишоном.
Правда хорошо?» Любил Антон Павлович наделять Бунина
и самыми невероятными титулами и званиями, например
«господин маркиз Букишон».
Когда из Италии вернулся Антон Павлович, Бунин реши-
тельно перебрался в гостиницу, собираясь уезжать из Кры-
ма. «...Был у него (Чехова.— Ред.) и в пятницу, и в суббо-
ту, и сегодня — по целым дням; конечно, по его желанию,
а не вследствие нахальства, присущего мне. Был он со мной
очень ласков, а мне было очень приятно быть с ним. Он за-
держал меня здесь — этим и объясняется то, что я еще
здесь».
Это «ласков» было редким по отношению к знакомым:
чеховская доброта — с оттенком строгости.
В апреле 1901 г. Бунин приезжал к Чехову вместе с Куп-
риным. Потом Иван Алексеевич был в сентябре.
В марте следующего года Бунин снова в Ялте. С ним
приехал одесский художник Петр Александрович Пилус.
Они часто бывали у Чехова.
Петр Александрович Нилус — участник передвижных
художественных выставок. Объектом его произведений был
простой люд. Занимался он и литературным творчеством, а
179
вместе с писателем А, М. Федоровым издавал бесцензурный
сатирический журнал «Звон». Нилус написал два портрета
Чехова.
Ялтинская встреча Бунина с Чеховым весной 1902 г. бы-
ла последней.
Бунин оставил - интересные воспоминания о Чехове, но
в них всего лишь малая часть того, что мог он рассказать.
В конце жизни, во Франции, он работал над книгой о Че-
хове. Она осталась незавершенной. ’ 4
5. «ВОЛНУЮЩИЙ АРОМАТ МОРЯ...»
У ялтинской набережной стояли гостиницы «Россия» и
«Франция». И было в атом нечто глубоко символичное — не
только дань тогдашней официальной моде. А в первом этаже
«Франции» находился книжно-табачный магазин «Русская
избушка» с бревенчатым фасадом.
Во времена Чехова магазин «Русская избушка» пользо-
вался неизменной популярностью среди интеллигенции. Не
книги и не табак были здесь главной достопримечательно-
стью, хотя, и то, и другое шло неплохо. Книги никогда в ма-
газине не залеживались, каждую новую партию тут же рас-
купали и порой, кроме какого-нибудь рекламного справочни-
ка, нечего было предложить посетителю.
Что касается продавца этих книг, то он не мог оставаться
равнодушным ни к самим книгам, ни к их авторам. Именно
этой особенностью и отличался владелец магазина Исаак
Абрамович Синани. В его собственность магазин перешел
в начале девяностых годов прошлого столетия. А популяр-
ность магазина началась с мелких услуг, которые Синани
с готовностью оказывал приезжавшим в Ялту писателям,
артистам, художникам, музыкантам, их друзьям и знакомым.
Одним из первых, кто воспользовался этой любезностью,
был Антон Павлович Чехов. По пути на остров Сахалин
писал сестре Марии Павловне: «Я послал тебе в Ялту теле-
грамму на имя магазина Асмолова и сидящего в нем караи-
ма Синани» (июнь 1890 г.). С Синани Чехов познакомился
в Ялте за год до этого.
А вот отрывок из письма к писательнице Е. М. Шавро-
вой: «Вы у Синани или у кого-нибудь из крымских старожи-
лов оставьте свои адреса» (июнь 1891 г.).
Родилась традиция. И, так как магазин стал импровизи-
рованной справочной, каждый старался ею воспользова-
ться. А вскоре «Русская избушка» превратилась и в импро-
180
визированное место встреч. Сюда заходил и Антон Павлович
Чехов.
«В городе его часто можно было видеть на набережной
в книжном магазине И. А. Синани, к которому Антон Пав-
лович относился с большой симпатией, к нему и его семье.
Исаак Абрамович Синани был предан Антону Павловичу...
Около магазина была скамейка, знаменитая скамейка,
где сходились, встречались, сидели и болтали все приезжав-
шие в Ялту «знаменитости»: и литераторы, и певцы, и
художники, и музыканты... У Исаака Абрамовича была в
магазине- книга, в которой расписывались все эти «знаме-
нитости» (и он гордился тем, что все это общество сходи-
лось у него); у него же в магазине и на скамейке узнава-
лись все новости, все, что случалось и в небольшой Ялте, и
в большом мире. И всегда тянуло пойти на ослепительно
белую, залитую солнцем набережную, вдыхать там теп-
лый, волнующий аромат моря, щуриться и улыбаться, гля-
дя на лазурный огонь морской поверхности, тянуло поздо-
роваться и перекинуться несколькими фразами с ласковым
хозяином, посмотреть полки с книгами, нет ли чего новень-
кого-, узнать, нет ли новых приезжих, послушать невинные
сплетни...»
Эти поэтические воспоминания принадлежат Ольге Лео-
нардовне Книппер-Чеховой.
Впрочем, никаких запланированных встреч там, у Си-
нани, не происходило. Все было делом случая, споры и бе-
седы возникали стихийно и так же быстро прекращались.
Да и само открытое место на ялтинской набережной никак
не подходило для серьезных разговоров. Для этого были в
Ялте другие места,, прежде всего дом Антона Павловича
Чехова. Часто собирались у врача Леонида Валентиновича
Средина, где бывали прославленные и начинающие, тогда
еще мало кому известные писатели, художники, композито-
ры, актеры.
Таким образом, знаменитая скамейка у магазина Синани
располагалась как бы на авансцене, а «знаменитости» появ-
лялись здесь, словно в прологе предстоящего спектакля. Те-
перь ничто не напоминает о чеховском прошлом: нет пи той
скамейки, ни того магазина. Теперь тут сквер.
Но фантазия рождает образы. Мы не видим ни «Русской
избушки», ни скамейки, ни людей, которые на ней сидели,
не знаем точного содержания их разговоров. Но мы можем
представить Горького, который, размахивая руками, что-то
горячо доказывает Миролюбову; восторженных Рахманино-
ва и Бунина, идущих со стороны мола; откуда-то появивше-
181
гося Средина с художниками Нестеровым и Васнецовым. Из
магазина выходят Куприн и Чеховы, Мария Чехова под-
держивает под руку болезненного Левитана, к ним подходят
Мамин-Сибиряк и Телешов; Гарин-Михайловский кого-то
поджидает в задумчивости; у заветной скамьи возникает
фигура Шаляпина; кому-то машет рукой Комиссаржевская;
спешит .художник Мясоедов; чуть поодаль — Брюсов и
Бальмонт; можно узнать академиков Кондакова и Кони...
От набережной имени В. И. Ленина по улице Чехова
можно попасть на улицу Кирова, бывшую Ауткинскую.
Узкая улица, изгибаясь, тянется вверх. Слева — серый ми-
ниатюрный замок в средневековом стиле — бывший дом
Иловайских с мемориальной доской на стене. Подъем ста-
новится круче. Вот уже и белая чеховская дача и высокая
белая береза возле нее... Теперь и они остаются позади, а
навстречу встают открывшиеся панорамой горы. Вдали вид-
неется водопад Учан-Су. Дорога поворачивает вправо. Над
горами — мрачные сизые тучи. Белое облачко, оторвавшись
от них, плывет над Дарсаном. В горах начинается дождь.
Ветер гонит его, и капли начинают стучать в спину. Внизу
справа — море. У самого берега, залитая солнцем, лежит
красавица Ялта. Только узкая полоса отделяет ее от моря.
Это — ялтинская набережная.
Симферополь'
ЗИНАИДА ЛИВИЦКАЯ
НЕ ТОЛЬКО БЕЛЫЙ
ЛИВАДИЙСКИЙ
елый Ливадийский дворец — одно
из самых красивых зданий на
Южном берегу Крыма. Он был
построен в 1911 г.
В 1925 г. здесь открылась первая крестьянская здрав-
ница, а в 1945 г. состоялась историческая Крымская (Ял-
тинская) конференция глав правительств трех союзных дер-
жав антигитлеровской коалиции — СССР, США и Велико-
британии. Сегодняэто санаторий «Ливадия»,
182
Автор проекта этого дворца — архитектор Николай
Петрович Краснов, о котором ранее нам мало что было из-
вестно. Документы Центрального Государственного истори-
ческого архива г. Ленинграда, копии которых недавно по-
ступили в Ялтинский краеведческий музей, позволили вос-
полнить этот пробел. Главным источником информации
послужило жизнеописание, «curriculum vitae», составленное
самим архитектором в связи с выдвижением на звание ака-
демика Санкт-Петербургской Академии художеств в 1913 г.
Классный художник архитектуры Н. П. Краснов родил-
ся в 1865 г.* В 1885 г.— окончил Московское училище жи-
вописи, ваяния и зодчества, которое в тот период являлось
вторым (после Академии) центром художественной жизни
страны. Это учебное заведение отличалось большим демо-
кратизмом, чем Академия художеств, а среди студентов
преобладали представители среднего сословия. Н. П. Краснов
по своему социальному происхождению — из той же среды:
родители его были крестьянами.
В Ялту Краснов приехал в 1888 г. и 11 лет служил го-
родским архитектором. Позже занимался частной практи-
кой. В биографической справке подчеркивается безвозмезд-
ное участие Н. П. Краснова в работа^ Комиссии по рестав-
рации Бахчисарайского дворца (начата в 1900 г.), которое
продолжалось 10 лет. Краснов проводил все необходимые
обмеры, готовил чертежи, снимал планы, исполнял проек-
ты ремонта, делал фотографии дворца и старинных домов
Бахчисарая, занимался сбором мелких предметов дворцовой
утвари и национального быта. Эти факты свидетельствуют
о трудолюбии архитектора, широте его интересов, внимании
к историческому прошлому.
Деятельность зодчего на Южном берегу Крыма была
плодотворной. «Список некоторых работ, выполненных по
проектам и под наблюдением архитектора Н. П. Краснова
в городе Ялте», включает 61 номер. В него внесены построй-
ки Краснова не только в Ялте и окрестностях, но и в Сим-
ферополе, Балаклаве, Алуште. Это дворцы великосветской
знати, виллы, особняки, доходные дома, культовые, просве-
тительные и общественные учреждения. В сохранившихся
До наших дней зданиях сейчас находятся санатории, дома
отдыха, гостиницы, музеи, научные и учебные заведения.
Дворец «Дюльбер» (сейчас — дом отдыха «Красное зна-
мя») был построен Красновым в 1895—1897 гг. Стиль этого
* По сведениям югославских исследователей, Н. П. Краснов ро-
дился в 1864 г.
183
здания определялся исследователями и как мавританский, и
как иранский. Краснов же в «Списке» дает точный источ-
ник, послуживший ему образцом при строительстве: «Зда-
ние дворца исполнено в арабо-сарацинском типе по образ-
цам древних построек в Каире».
При проектировании дворца «Харакс» (ныне санаторий
«Днепр») Краснов использовал элементы европейской архи-
тектуры, по его определению, он «исполнен в современном
шотландском вкусе, из местного известняка мозаичной клад-
кой со вставкой орнаментальных частей, высеченных из то-
го же камня, и покрыт английской черепицей». По проекту
талантливого зодчего возведена и церковь имения «Харакс#
(1908—1912 гг.) по образцам грузинских и армянских цер-
квей (Ахпата и Гелатского собора). *
Особый интерес представляет так называемый охотни-
чий дом князя Ф. Ф. Юсупова (сейчас школа-интернат,
с. Соколиное Бахчисарайского района), как один из первых
опытов применения стиля Бахчисарайского дворца.
По проектам и под наблюдением Н. П. Краснова соору-
жено несколько учебно-просветительных, культовых зда-
ний. Известно, что Ялтинскую Александровскую мужскую
гимназию (сейчас ВНИИВиВ «Магарач») строил архитек-
тор Г. Шрейбер. А до проектам Краснова построены пан-
сион-общежитие и гимназическая церковь, которая со-
единялась с пансионом теплым переходом (теперь здесь кор-
пуса института, ул. Кирова, 25). Он же построил здание
женской гимназии в Ялте (сейчас — средняя школа № 5
им. А. П. Чехова, ул. Войкова, 4), Иоанно-Златоустинскую
церковно-приходскую школу (здание разрушено в годы Ве-
ликой Отечественной войны).
Краснов выполнял также и интерьеры некоторых соору-
жений. Например, мраморный иконостас Иоанно-Златоу-
стинской церкви, внутреннюю отделку, роспись и иконо-
стас Александро-Невского собора в Ялте.
По проектам Краснова были построены католический ко-
стел (сейчас здесь размещается отдел Ялтинского краевед-
ческого музея, ул. Пушкинская, 25), торговые ряды на На-
бережной (гастроном № 1, ул. Ленина, 15), доходные дома
(гостиница «Крым», дом № 9 по ул. Литкенса), несколько
частных вилл (корпуса лечебный, № 2 и № 4 санатория
«Крымская здравница», ул. Кирова, 21), гостиница «Петер-
бургская» в Ялте (сохранилась лишь часть этого здания,
ул. Литкенса, 1) и многие другие здания, ставшие не-
отъемлемой частью архитектурного облика Южного берега
Крыма.
184
Большой интерес для краеведов и историков представля-
ют сведения об авторстве проектов зданий, которые явля-
ются памятниками истории и культуры. Это дом А. Л. Бер-
тье-Делагарда, инженера-строителя, ученого, археолога, ну-
мизмата (сейчас здесь станция юных техников, г. Ялта,
ул. Кирова, 15). Проект этого здания выполнен, видимо, в
соавторстве с хозяином дома. В списке работ, исполненных
Красновым, отмечена и вилла композитора А. А. Спепдиа-
рова. Вероятно, это дом № 5 по ул. Литкенса, пристройка к
основному зданию (ул. Литкенса, 3). Дом художника
Г. Ф. Ярцева в Ялте (ул. Войкова, 9) и знаменитый средип-
ский балкон в этом здании известен всем: здесь бывали
А. II. Чехов, М. Горький, И. А. Бунин, М. Н. Ермолова,
М. В. Нестеров.
Но, пожалуй, самое знаменитое детище Краснова — Бе-
лый Ливадийский дворец.
Вот что пишет сам архитектор об этом дворце: было
важно «согласовать» внешний вид дворца с окружающей
природой, панорамой гор, морем и расположить здание так,
«чтобы различные его части по возможности были открыты
доступу солнца и воздуха». Одним из условий при состав-
лении проекта было сохранение старого дворцового храма,
построенного в 1872 г. по проекту профессора И. Монигет-
ти. Эту задачу он решил блестяще.
Техническое оснащение дворца было выполнено по по-
следнему для того времени слову техники. Во дворце про-
ведено центральное водяное отопление с вентиляцией, все
помещения снабжены пресной (горячей и холодной) и мор-
ской (для принятия ванн) водой, освещение электрическое.
Для уменьшения звукопроводимости выполнены межэтаж-
иые перекрытия системы Геннебик с пустотелыми гипсо-
выми камерами. Для предохранения от жары в летний пери-
од потолки верхних помещений изолированы пробковой мас-
сой (лапидитом).
В справке Краснов дает сведения и о материалах, кото-
рые использовались при строительстве дворца. Это местные
известняки — инкерманский светло-палевый и балаклав-
ский розовый, а также зеленый песчанпик. Для защиты
наружных стен от выветривания и атмосферных осадков их
покрыли флюатом.
Дворцовая церковь в соответствии с заданием была
оставлена в прежнем виде, а между колоннадою и внутрен-
ним итальянским двориком установлены ажурные, кован-
ные из железа, ворота. До сих пор в краеведческой литера-
туре бытовало мнение, что эти ворота выполнены ураль-
185
скими мастерами. Краснов же пишет, что «ворота итальян-
ской работы, в 1750 г. вывезены из Вероны».
Дворец был построен не только из местных материалов,
но и руками местных мастеров — русских, греков и других.
После успешного завершения строительства Белого Лива-
дийского дворца ялтинскому архитектору было присвоено
звание академика Санкт-Петербургской Академии худо-
жеств. Диплом академика Н. П. Краснова за № 47 от 4 ян-
варя 1914 г. находится в Ялтинском краеведческом музее.
В 1922 г. Н. П. Краснов приехал в Югославию, где про-
вел последние годы своей жизни. Умер он в 1939 г. и по-
хоронен в русском секторе Белградского Нового кладбища
юго-восточнее Иверской капеллы.
Упоминания о деятельности архитектора Н. П. Краснова в
Югославии есть в ряде работ, посвященных развитию бел-
градской архитектуры между двумя мировыми войнами.
В 1983 г. в журнале «Тетради Общества искусствоведов
Сербии» вышла первая монографическая статья об архитек-
торе Краснове. Ее автор, югославский ученый Желько Шка^
ламера, на основании сохранившихся чертежей, архивных
и других документов дает интересные сведения о жизни
Н. П. Краснова в Белграде и анализирует творчество архи-
тектора этого периода. Семнадцать лет он работал в Ми-
нистерстве строительства инспектором архитектурного отде-
ления, руководил проектной группой отдела монументальных
сооружений. В Югославии по проектам Краснова выполнен
ряд замечательных сооружений: здания Министерства ле-
сов и рудников, Министерства сельского хозяйства и вод,
Государственного архива (сейчас архив Сербии), театр
«Манеж» (ныне Югославский драматический театр), ин-
терьеры дворцов в Дедине и Народной Скупщине, Мавзолеи
Негоша на Ловчеву,
Ялта
ЗИНАИДА ЛИВИЦКАЯ
ФОТОГРАФ ВАСИЛИЙ
СОКОРНОВ
сенью 1981 г. в Алупке дочь изве-
стного врача Д. Г. Иванова, много
сделавшего для развития курортов
Крыма, Тамара Дмитриевна, передала нам, работникам Ял-
тинского краеведческого музея, документы, книги, фотогра-
фии отца разных лет. Автором одного из фотоснимков был
Василий Никандрович Сокорнов.
Меня давно интересовала судьба этого некогда известно-
го фотографа. Сказала об этом Тамаре Дмитриевне. В тот же
день она привела меня в небольшой дом на улице Ялтин-
ской в Алупке, где прошла долгая трудовая жизнь Сокор-
нова. Сейчас здесь живет Анна Ивановна Выдрина, которая
была близким семье Сокорновых человеком в последние го-
ды жизни хозяев. Я сразу узнала живописные работы Со-
корнова, его фотографии... Но то, что вынула из заветного
ящичка Анна Ивановна, ошеломило. Бронзовая медаль Меж-
дународной универсальной выставки 1900 г. в Париже!
На аверсе — символ французской республики: барельефное
изображение головки девушки в профиль во фригийском
колпаке; на реверсе — аллегорическое изображение творца-
победителя и крылатой богини, несущей атрибуты славы —
лавровый венок и пальмовую ветвь, ниже — отливка «Sokor-
noff», фамилия награжденного. Еще одна медаль, русская,
она скромнее: «За трудолюбие и искусство от министерства
финансов». Яркие дипломы фотовыставок в Петербурге, Кие-
ве, Архангельске...
Кто же такой Сокорнов? Сведения о нем самые скупые:
фотограф, художник, жил и работал в Алупке, сделал мно-
го фотопейзажей Крыма, его снимки издавались в открыт-
ках... Но в современной литературе о художественной фото-
графии вы едва ли встретите даже упоминание его имени.
Это заставило меня заняться поиском.
В основе очерка — немногие сохранившиеся документы,
воспоминания людей, знавших Сокорнова,
187
Василий Никандровйч родился 27 февраля 1867 г. в селе
Васильевском Шуйского уезда Владимирской губернии, в
сейье крестьян. Начальное образование получил в Лушни-
ковском училище Острогожского уезда Воронежской губер-
нии. В 1887 г. Сокорнов был принят в Академию художеств
вольнослушателем по отделу живописи. Одновременно он ра-
ботал ретушером в известной в Петербурге фотографии Па-
зетти, так как средств на жизнь не хватало; там он и осво-
ил все фотопроцессы. Однажды Пазетти поручил Сокорнову
отретушировать и раскрасить большой портрет девочки для
выставки в Париже. Портрет имел успех — обладатель фо-
тографии получил золотую медаль. Может быть, тогда Со-
корнов понял, что может работать сам...
В Петербурге он заболел, врачи посоветовали поехать в
Крым, а Общество поощрения художников выделило сред-
ства для лечения. Так в конце прошлого века Сокорнов ока-
зался в Алупке. Поселился он в доме молодой вдовы Ста-
ховскбй. Деньги, однако, скоро кончились, а лечение надо
было продолжать. Попробовал писать этюды в окрестностях
Алупки и сдавать их в писчебумажный магазин Девичин-
ского. Но этюды раскупались плохо и доходов не принесли.
А природа пленяет и радует глаз: море, горы, экзотиче-
ские растения... И вот тогда он вспоминает о фотографии.
В магазинах Ялты, Алупки продавались фотооткрытки
зарубежных издательств с видами Крыма, и Сокорнов ви-
дел, что снимки можно сделать лучше по качеству, инте-
реснее по композиции. Но нет ни аппарата, ни оборудова-
ния... Да и денег нет. Как быть? Решил обратиться к Ека-
терине Никаноровне Стаховской. Полученные в долг деньги
потратил на приобретение необходимого.
И вот днем Сокорнов снимает: Алупку, дворец, парк,
горы, лес, море. А ночью печатает. Скоро он подготовил
50 фотопейзажей и отнес их в тот же писчебумажный мага-
зин. Фотографии понравились, но...
— Дорого. Не пойдут.
В отчаянии он хватает снимки и стремительно идет к
выходу. Его неожиданно останавливает голос:
— Господин Сокорнов! Разрешите посмотреть ваши
фото.
Он вспыхнул, готов был ответить резко, но сдержался,
протянул фотографии хорошо одетому господину. Тот по-
смотрел их и сразу заплатил 25 рублей за все. Девичин-
ский, увидев это, тут же заказал 100 фотографий. На сле-
дующий день 100 фотопейзажей Алупки и окрестностей
были выставлены в магазине. А вечером Девичинский посту-
188
чал к Сокорнову: «Печатайте еще 300 штук. Ни одной не
осталось!»
Разумеется, как художник Сокорнов был ограничен рам-
ками общества, в котором жил. Заказчик, потребитель дик-
товали свои вкусы. Поэтому на снимках Сокорнова — па-
радная сторона жизни дореволюционного буржуазного ку-
рорта: роскошные дворцы, виллы, праздная сытая публика...
13еспросветная нищета, голод, болезни — это оставалось за
кадром. Может быть, поэтому особенно любил Сокорнов
пейзаж...
Скоро с долгами было покончено, а через некоторое вре-.
мя Василий Никандрович женился на Екатерине Нйкано-
ровне Стаховской. К домику пристроили фотомастерскую и
фотолабораторию.
Началась новая жизнь...
Делать пейзажные снимки в то время было нелегко: ап-
парат был тяжел и громоздок, в отдельном ящике приходи-
лось носить или возить тщательно упакованные стеклян-
ные пластинки и небольшую походную фотолабораторию.
С таким вот грузом Сокорнов колесил по Крыму — Ялта,
Алупка, Симеиз, Бахчисарай, Севастополь... Работал тща-
тельно. Бывали случаи, когда над одним негативом колдо-
вал целый день. Но работа была в радость: фотопейзаж да-
вал возможность выразить свое отношение к природе, свое
восприятие ее удивительных явлений. Это было творчество,.
Но и живопись он не оставлял: Крым с его ярким светом,
теплым воздухом, морем — в картинах и этюдах Сокорнова.
Пришло признание. Снимки Сокорнова публиковались в
иллюстрированных журналах «Нива», «Солнце России»,
«Открытое письмо». В 1902-г. журнал «Солнце России» из-
дал альбом фотографий В. Н. Сокорнова «Виды Крыма»,
который имел успех. Более 20 фотографий Сокорнова по-
служили' иллюстрациями к книге известного плодовода-се-
лекционера Л. П. Симиренко «Крымское промышленное пло-
доводство», изданной в 1912 г. и получившей широкую из-
вестность среди садоводов России и за рубежом.
Снимки Сокорнова приобретали различные издательства
для исполнения видовых открыток, хотя не всегда в изда-
нии указывали имя фотографа. Но несмотря на растущую
популярность, жил Василий Никандрович по-прежнему зам-
кнуто, много работал. В редкие часы отдыха возился в ма-
леньком садике у дома, где росли слива, виноград, огромный
орех — плодов с него хватало на всю зиму.
В 1929 г. в Ялте на Массандровской улице, 21, органи-
зуется фотомастерская Крымгосиздата и Сокорнов стано-
189
вится ее штатным сотрудником. Он охотно делится своим
огромным опытом с молодыми фотографами. В 1931 г. Со-
корнов передает труд всей своей творческой жизни — 1300
негативов с видами Крыма — Крымгосиздату. Будучи чело-
веком преклонного возраста, Василий Никандрович продол-
жает преданно служить советской культуре. В 1937 г., ко-
гда в нашей стране проходили юбилейные торжества, посвя-
щенные 100-летию со дня смерти А. С. Пушкина, Сокорнов
вместе со своим учеником И. Я. Голобородько подготовил
диапозитивы к лекции о Пушкине. В тот же год на Все-
крымской фотографической выставке в Симферополе было
представлено 50 фотографий Сокорнова, которые получили
самые высокие оценки специалистов, а выставка впослед-
ствии экспонировалась во многих городах Крыма. Спустя
два года многолетний труд талантливого фотографа и худож-
ника Сокорнова был отмечен особо: по ходатайству кол-
лег, сотрудников издательства, фотографов и профсоюза ки-
но- и фотоработников для него была установлена академи-
ческая пенсия республиканского значения.
И, кажется, возраст уже солидный, и потрудился доста-
точно, а он весь в действии: готовит 25 лучших своих не-
гативов для Академии художеств. Осуществить дар поме-
шала Великая Отечественная война.
Вскоре после освобождения Крыма был восстановлен и
открыт Алупкинский дворец-музей. Его посетители — в
основном выздоравливающие раненые из госпиталей. Сокор-
нов делает фотографии этих первых экскурсионных групп,
самого дворца и парка. В 1945 г., незадолго до смерти, он
подарил Алупкинскому музею 100 своих фоторабот и не-
сколько живописных.
Скончался Сокорнов в апреле 1946 г. и похоронен на
старом алупкинском кладбище.
Творческое наследие В. Н. Сокорнова в настоящее вре-
мя, к сожалению, очень неполно. Часть работ хранится в
фондах Алупкинского дворца-музея. Личная коллекция фо-
тографий и негативов была, видимо, распродана Сокорно-
вым в разные годы. Буквально по крохам у разных людей
в Ялте, Алупке скупал И. Я. Голобородько работы своего
учителя. В 1980 г. коллекция из 70 фотографий и живопис-
ных этюдов, выполненных Сокорновым в Крыму, была пере-
дана в Ялтинский краеведческий музей.
Мы, сотрудники музеев, часто обращаемся к фотогра-
фии, открытке как к историческому документу. Часто гово-
рим: «Такой была Ялта в прошлом, такой ее видели Чехов,
190
Толстой, Горький, Леся Украинка...» Вот она, старая Ялта,
на снимках Сокорнова: нарядные дамы в длинных платьях и
широкополых шляпах, со светлыми зонтиками — у набереж-
ной, мужчины в белых панамах, светлых костюмах — на
деревянных сходнях у Александровского сквера. Вдали так
называемый старый город на Поликуровском холме, а в
центре Иоанно-Златоустинская церковь *. От нее сейчас
осталась только колокольня (церковь сгорела в годы Вели-
кой Отечественной войны).
Гурзуф- «Счастливейшие минуты жизни», проведенные
здесь Пушкиным, обессмертили маленький поселок на Юж-
ном берегу Крыма. Гурзуфская бухта, Аю-Даг, Генуэзская
скала, кипарис, который называют Пушкинским, дом, где
останавливался поэт,— все это снимал Сокорнов с особым
настроением и любовью. Фотографии донесли до нас облик
дореволюционного Гурзуфа, четко делившегося на две ча-
сти: восточную — с мечетью, где дома с плоскими крышами
тесно лепились друг к другу, и европейскую — с прекрасном
парком у моря, церковью, гостиницами, построенными по
западным образцам. Вдали Суук-Су. Непривычно современ-
ному человеку видеть пустое, каменистое, кое-где поросшее
кустарником место там, где сейчас высятся корпуса Все-
союзного пионерского лагеря «Артек» имени В. И. Ленина.
Большую ценность представляют фотографии Сокорнова,
запечатлевшие дворцы, усадьбы, имения Южного берега
Крыма. Архитектурный облик Крыма меняется. Меняется
назначение и использование прекрасных архитектурных
сооружений. На фотографиях Сокорнова мы видим дворец
«Дюльбер» — одну из первых построек на Южном берегу
Крыма известного архитектора Н. П. Краснова. Построенный
по его же проекту Охотничий домик в Коккозах (ныне с. Со-
колиное) снят Сокорновым с разных точек и расстояний,
существует также редкий диапозитив интерьера столовой
этого дома. Сейчас в нем располагается школа-интернат.
Недалеко от Байдарских ворот, на крутой обрывистой
скале, необычно выглядит Форосская церковь, построенная
в 1892 г. в византийском стиле по проекту архитектора
Н. М. Чагина. Знаменита она была своим внутренним убран-
ством — уникальной настенной росписью кисти известных
художников К. Е. Маковского, А. И. Корзухина. Сегодня
Церковь — памятник архитектуры, состоящий на специаль-
* Церковь Иоанна Златоуста была построена в 1837 г. по проекту
итальянского архитектора Торичелли городским архитектором Ялты
Карлом Эшлиманом.
191
ном государственном учете. Но, к сожалению, губительно
долго решается вопрос о реставрации здания, служившего
украшением этого уголка Южного берега, а ныне обветша-
лого, полуразрушенного.
Особое 'место в творческом наследии талантливого фо-
тографа занимают портреты. Известно, что людей он почти
не снимал. Исключение делал только для тех, с кем был
дружен. Среди немногих портретных работ Сокорнова есть
уникальные: фотографии профессора А. А. Боброва,. того
самого, который организовал детский костно-туберкулезный
санаторий в Алупке, доктора П, В. Изергина, работавшего
в этом санатории с Бобровым, а после смерти Боброва дол-
гие годы руководившего этим лечебным заведением.
Большинство работ Сокорнова посвящено природе Кры-
ма — он сам считал своим призванием фотопейзаж. Его пей-
зажные снимки восхищают и сейчас не только техническим
исполнением, но и необычностью композиции, лиричностью.
Сохранились его ночные пейзажи — «Ночь на море», «Нок-
тюрн», «Лунная ночь в Симеизе» и другие (кстати сказать,
съемка выполнялась днем, против солнца). В своих работах
Сокорнов мастерски показывает разные состояния природы:
море — в штиль и шторм, горы, покрытые снегом или скрытые
облаками, кипарис в Алупкинском парке,, увитый цветущей
глицинией, тысячелетний дуб в Массандре. Интересен сни-
мок, воспроизведенный в открытке «Крым. В горах над
Алупкой». На переднем плане — причудливо изогнутая
крымская сосна, дальше — морской мыс с редкими строе-
ниями и светлая полоска моря до самого горизонта. Открыт-
ка выпущена издательством Комитета попечения о сестрах
милосердия Красного Креста * — на обороте фирменный знак
этого издательства, автор снимка не указан. Но в заметке
«Крым в открытках», опубликованной в журнале «Откры-
тое письмо» за 1904 г., сообщается о том, что «талантливый
фотограф В. Hw Сокорнов представил свои прелестные виды
Крыма в исключительное пользование» упомянутого коми-
тета. В журнале помещены две фотографии В. Н. Сокорно-
ва: «Горный пейзаж близ Алупки» и «В горах над Алуп-
кой». Сравнение последнего снимка из журнала с открыткой
того же названия убедило в том, что автор фото для открыт-
ки — В. Н. Сокорнов, а сама открытка, видимо, одна из
первых, выпущенных этим издательством о Крыме.
* Одно из самых крупных издательств России. За 20 лет своего
существования — с 1898 по 1917 г.— выпустило 6406 названий от-
крыток.
192
Красота крымских гор, бухт, необычная форма скал,
прибрежных утесов поражали, будили мысль и воображе-
ние. В книге «Акварели и легенды Крыма» И. Мыслина
(Москва, 1915) читаем наивные строки, посвященные Си-
меизу: «Любуюсь далью. Как красиво. В нее ушли Монах и
Дива!»
Современный читатель, знакомый с Южным берегом
Крыма, непременно спросит о Монахе: ведь его нет сейчас,
осталась только Дива. Исчезновение скалы, поразительно
напоминавшей человеческую фигуру в монашеском одеянии,
многие сторожилы связывают с землетрясением 1927 г. Это
неверно. Скала была разрушена прибоем зимой 1931 г.
Крымский журналист И. И. Неяченко в путеводителе «Си-
меиз», вышедшем в 1982 г., приводит свидетельство очевид-
ца этого события. Снимок Сокорнова «Лунная ночь- в Си-
меизе», датированный 1931 г., вероятно, одно из последних
фотоизображений Монаха.
Ялта
ЮРИЙ ПАВЛОВ
С ЛЮБОВЬЮ К ПРИРОДЕ
Весь огромный мир кругом меня, надо
мной и подо мной полон неизведанных
тайн. И я буду их открывать всю
жизнь, потому что это самое инте-
ресное, самое увлекательное занятие
в мире!
В. Бианки.
ак-то мне попала в руки краевед-
ческая книжка, в которой были
такие, поистине проникновенные,
берущие за душу строки:
«Охотник с ружьем пересек поляну. Впереди лес, тихий
и задумчивый, будто уснувший. Деревья, одетые в зеленый
наряд, застыли в немом покое, как бы боясь уронить с ли-
стьев капли росы. Кругом царит безмолвие.
Но вот собака подняла птицу на крыло... Охотник про-
ворно вскинул ружье, взял птицу на мушку и ... не выстре-
лил,. Почему?
Красота и величие природы разбудили что-то в душе
охотника, пе поднялась рука его оборвать жизнь птицы, ру-
жейным выстрелом нарушить лесную прелесть утра. Вели-
ка, могуча покоряющая сила природы!..»
7 Крымские каникулы
193
И еще: «Патриотизм начинается у порога дома, в кото-
ром мы живем, с родной природы...»
Строки эти взяты из книги М. Жадана «Аптека в лесу».
И когда я подбирал для «Крымских каникул» свои зарисов-
ки с натуры, сделанные и на туристских тропах, и на мор-
ском берегу, в разные времена года и в разных уголках
Крыма, мне подумалось: хорошо будет, если мои наблюде-
ния и размышления, достоинство которых, пожалуй, лишь
в том, что они согреты любовью к природе, вызовут та-
кой же отклик, такие же чувства у моих читателей и, как
пишет М. Жадан, прибавят «к их патриотизму еще хотя бы
росинку».
К НОВОЙ жизни
В лесу под старым дубом я разгреб палкой снег, затем
опавшие листья и на земле увидел несколько желудей.
В погожие дни они разбухли от тепла и пустили хрупкие
росточки. Под листвою им не холодно. Желуди притаились,
приготовились к новой жизни. И, как только грянет вес-
на,— зазеленеют молодые дубочки. Я положил на место
желуди, закрыл их листвою и пошел своей дорогой, думая
о том, как мудро все предусмотрено природой.
КИЗИЛОВАЯ ВЕТКА
В январе я нашел в лесу сломанную кизиловую ветку.
На ней было много почек. Дома я поставил ветку в банку
с водой, а через несколько дней почки раскрылись, и ветка
распушилась желтыми бутончиками, издавая едва улови-
мый медовый аромат. Ветка была обречена, но на прощание
она расцвела, отдавая самое прекрасное в жизни — цвете-
ние, как благодарность за то, что ее согрели и напоили.
ЗОРЯНКА
Зимние, серые тучи зажглись на востоке бледно-золоти-
стым огнем, и показалось солнце. Бурый лес просветлел.
И вдруг совсем рядом раздались жизнерадостные, трепет-
ные, по-своему обаятельные птичьи трели. Это пела на де-
реве зорянка — серенькая пташка с красным галстуком на
груди. Она пела о солнце, о далекой весне. 'И на душе у
меня стало теплее, светлее, уютнее, словно в нее заглянул
весенний солнечный луч,
194
ТОПОЛЕК
Однажды порывистый ветер подхватил с земли тополи-
ное семя и забросил его на самый верх стены старого дома.
Семя попало во влажную щель между камнями и начало
прорастать. Время шло, и появился пушистый тополек.
Прохожие задирали кверху головы и с удивлением говори-
ли: «Чудеса! Смотрите, где растет тополек!» Пессимисты
ворчали: «Слишком высоко для дерева, не приживется».
Оптимисты утверждали: «Выживет!». И тополек выжил. Он
все глубже и глубже уходил корнями в старую стену, выса-
сывая оставшуюся после дождей влагу, и постепенно пре-
вратился в молодое, стройное деревцо. Летом топольку труд-
но приходится от жары и безводья, а зимой от холодов.
Сильные ветры качают его из стороны в сторону, кажется,
вот-вот он сломится. Но тополек, выпрямившись, снова и
снова тянется ветвями к солнцу, голубому небу, утверждая
наперекор судьбе свою великую любовь к жизни.
ПОДСНЕЖНИКИ
Весенние лучи ярким потоком обрушились на землю.
Лес очнулся от зимней дремоты, заулыбался, задышал ран-
ней весенней свежестью. Могучий дуб вздрогнул, закачал
гигантскими ветвями. Вдоль журчащих речушек разрумя-
нились косматые вербы. В глубине балок медленно таял
старый, серый снег. То тут, то там раздавался тонкий си-
ничий посвист: «Фыо-фи-фи! Фью-фи-фи!» Они как бы вы-
говаривали: «Это мы! Рады мы!» И вдруг под скалой я уви-
дел подснежники. Их нежные бутончики с тонким арома-
том сияли снежной белизной на высоких зеленых ножках.
Я стоял очарованный около первых весенних цветов, слов-
но попал в чудесную сказку. На другой день я вновь пошел
в лес. Ночью был мороз, подснежники лежали на земле.
«Замерзли»,— подумал я с грустью. Однако взошло солнце,
подснежники отогрелись, поднялись и снова засияли снеж-
ной белизной.
РЫБА-РАДУГА
С братом Алексеем мы как-то рыбачили с лодки около
Алушты. Стояла солнечная погода. Море было спокойно и
переливалось нежными красками и оттенками, будто впи-
тало в себя яркую палитру лесов, гор, цветов и синь огром-
ного неба. Голубая вода была настолько прозрачной, что от-
7* 195
четливо просматривалось все подводное царство с его при-
чудливыми рифами, лесом водорослей и всевозможными его
обитателями. Вдруг леска на спиннинге у Алексея сильно
натянулась, и он осторожно стал наматывать ее на бара-
бан. Вскоре на воде показалась удивительная рыба. Это
был морской петух весом около двух килограммов. Чешуя
его горела на солнце красными, зелеными, желтыми, сини-
ми полосами, а большие плавники напоминали крылья зе-
леного петуха. Морские петухи — украшение подводной
фауны. Рыба эта стала редкой. Сжалились мы над пей и,
окрестив ее рыбой-радугой, выпустили в море. Плюхнулась
наша радуга в родную стихию и вскоре скрылась в зеленых
водорослях.
ПАПАША КО-КО
Гостил я как-то в деревне у своих знакомых, и был у них
петушок карликовой породы в золотистом оперении. Он
ходил в огороде с серыми цыплятами, заботился о них, как
квочка, выискивал в земле насекомых и, если находил что-
нибудь съедобное, громко кричал: «Кыт-кыт-кыт! ,Ко-ко-
ко!». Мол, бегите ко мне скорее, смотрите, что я нашел!
И цыплята мчались на зов. Совсем недавно у цыплят была
мама-квочка, тоже из породы карликовых, но она погибла,
и цыплята осиротели. Неожиданно для всех родительские
обязанности взял на себя петушок — он стал кормить и
защищать своих деток. Его так и прозвали — Папаша Ко-Ко.
Как-то перед вечером бродячая кошка попыталась ута-
щить цыпленка, но Папаша Ко-Ко своими острыми шпора-
ми и клювом такую ей дал взбучку, что надолго отбил у
полосатой охоту воровать. А был и такой случай. Нагрянул
из укрытия кобчик и прямо на цыплят. Папаша Ко-Ко вовре-
мя заметил опасность и громко закричал: «Кррру! Кру!
Кру!». Это означало: «Прячьтесь скорей!» И цыплята за-
легли в густой траве. А Папаша Ко-Ко нахохлился, принял
воинственную позу и вступил в единоборство с пернатым
хищником. Драка была отчаянной, по сторонам летели пе-
рья. И когда подоспели к месту происшествия, Папаша Ко-
Ко подмял под себя кобчика и клевал его по голове. Их раз-
няли. Кобчика отнесли в школьный зооуголок, а Папаша^
Ко-Ко встряхнулся и, прихрамывая, повел своих цыплят в
сарай. Уезжая, я угостил милое семейство пшеном. Како-
во же было мое удивление, когда Папаша Ко-Ко отказался
от лакомства и накормил пшеном своих цыплят.
196
МУЗЫКАЛЬНАЯ СОЙКА
К своим родителям в Алушту я приехал рано утром.
Парк, близ которого они живут, дышал ранней весенней све-
жестью, насыщенной ароматом хвойных деревьев и морским
воздухом. Почки на миндале разбухли и ждали своего часа.
Верхушки кедров засеребрились в лучах утреннего солнца.
Вдруг я услышал зычный голос вороны: «Каррр! Каррр!»
Он сменился гортанным криком черного ворона: «Кор! Кор!
Кор!» Затем мягко и тихо запела монотонным голоском
совка-сшпошка: «Сплю... сплю... сплю...» Отрывисто про-
кричала галка: «Ка! Ка! Каа!». Потом зазвучали веселые
марши дрозда: «Ррр-ра-ри-фью-ра!» И вдруг откуда-то
сверху раздался резкий звук, будто завизжал дикий поро-
сенок: «Хрю-ии! Хрю-и-и!» Я задрал голову и увидел на
вершине кедра одну-единственную птицу — красивую сой-
ку. Когда она пела, голова ее хохлилась, а на щеках смеш-
но шевелились два темных пятна. Сизые перья с голубым
отливом сияли на солнце. Сойка громко крикнула свое тра-
диционное «Ще! Ще!» и улетела. «Она каждое утро бывает
здесь и дает свои бесплатные концерты. Наверное, парк ей
наш понравился»,—сказала мама, и глаза ее засияли ра-
достью.
Соек в наших лесах много. Я часто их вижу. Они при-
носят большую пользу, поедая вредных насекомых.
Слышал я от лесников, что некоторые из них обладают
способностью подражать голосам птиц и животных, но такую
музыкальную сойку встретил впервые.
ГУЛЯ
Был у меня как-то вызов по «скорой» к одной больной
с сердечным приступом. Зашел я в квартиру и вижу в по-
стели пожилую женщину, а рядом на спинке стула — до-
машнего голубя в красивом сизом оперении. С год назад
женщина подобрала во дворе голубя с поврежденным кры-
лом и стала его лечить. Голубя назвали Гулей. Когда крыло
зажило, его выпустили на свободу, но он снова прилетел в
квартиру. Гуля ходил за хозяйкой, пел голубиные песни,
танцевал и делал перед ней реверансы. Так у них и завя-
залась дружба. Гуля улетал во двор и снова прилетал. Ко-
гда форточка была закрыта, он стучал клювом в окно и
«уукаал» — мол, впустите меня. И вот теперь сидел Гуля
перед хцзяйкой и что-то приятное ей пел: «А-уу! А-уу!»
197
Сизые перья на нем переливались радужными цветами,
женщина улыбалась. А я-то знаю из своей врачебной прак-
тики, как много значит для больного добрая улыбка.
ПЕРЕПОЛОХ
Как-то в июне я шел через лесополосу. Мое появление
заметили сороки и затрещали: «Трр! Скрр!» Ради озорства
решил их подзадорить и заверещал голосом молодого соро-
чонка. Произошло невероятное! В лесополосу со всей окру-
ги слетелись взрослые сороки и подняли настоящий гвалт.
Они подумали, что я поймал молодого сорочонка, и были
встревожены. Пришлось выйти из лесополосы и показать
птицам свои пустые руки. Сороки успокоились, а я сделал
важный вывод, что в лесу надо вести себя осторожно и быть
другом его обитателей.
ДЕРЖИДЕРЕВО
Попал я как-то в заросли кустарников с мелкими ли-
стьями и кривыми, как рыболовные крючки, колючками.
В мою одежду вцепились колючки, и чем больше я дергал-
ся, тем глубже они впивались. Вскоре я застонал от боли и
понял, что этот коварный кустарник крепко меня держит в
своем плену. Осторожно освободив от колючек правую руку,
достал нож и стал обрезать ветки. Так я освободился от
плена, а позднее узнал, что этот кустарник в народе метко
окрестили держидеревом. Весной мой брат-пчеловод обра-
тил внимание на то, что цветет держидерево мелкими
желтыми цветками, в которых летали пчелы, и решил не вы-
возить свою пасеку с окраины Алушты. Некоторые пчелово-
ды подшучивали над братом, но вскоре были удивлены обиль-
ному медовому урожаю с цветков держидерева. Мед этот
был по-своему ароматным, со специфическими вкусовыми
и, как мне потом объяснили, лечебными качествами. Ел я
этот мед и вспоминал, как оказался по неосторожности в
плену у держидерева.
ПЕСНЯ ЖАВОРОНКА
Проливной дождь застал меня однажды в степи непода*
леку от леса. Я присел на землю, укрывшись клеенкой
съежившись. Вокруг было сумрачно, смолкли птичьи голо*
са. Но вот дождь кончился, тучи рассеялись и выглянуло
солнце. В изумрудно-зеленых коврах душистых степных
198
трав пестрели яркие цветы. После дождя они были еще
красивее. На белых, голубых, желтых, оранжевых лепест-
ках жемчужными россыпями блестели дождевые капли.
В небе послышались нежные, неудержимо радостные песни
жаворонка, словно это пела скрипка и звенел серебряный
колокольчик. Я собирался уходить, как вдруг около себя
в траве увидел маленькое гнездо. В нем, намокшая от до-
ждя, сидела нахохлившись серая птичка и тревожно смотре-
ла на меня. Это была самка-жаворонок. Она продолжала обе-
регать кладку даже в моем присутствии. Гнездо покидать
нельзя, яйца остынут, и жизнь в них замрет. Великий мате-
?инский инстинкт победил страх. Я тихонько удалился от
незда и зашагал в сторону леса,
СЕРДИТЫЙ ЧИВ
Живу я в новом доме на четвертом этаже. Балкон свой
с внутренней стороны облицевал декоративными досками.
Между облицовочными плитами снаружи балкона и доска-
ми образовались просветы. Этим воспользовалась воробьи-
ная супружеская пара и в одном месте свила себе гнездо.
Воробьиха терпеливо сидела в гнезде, а воробей суетился и,
прилетая, громко делился своими впечатлениями. Но вскоре
поведение его стало иным. Стоило кому-нибудь из нашей
семьи выйти на балкон, как воробей начинал тревожно чи-
рикать и чуть ли не лезть в драку. «Отстань от нас,— гово-
рили мы ему,— не тронем твоего гнезда, успокойся!». Во-
робья мы прозвали Сердитым Чивом. Потом появились
птенцы. Сердитый Чив беспрестанно таскал насекомых, гу-
сениц из соседнего парка. Наконец, птенцы выросли и од-
нажды покинули гнездо. Это был волнующий момент — Сер-
дитый Чив сопровождал своих неуклюжих деток в парк.
«Счастливого полета! — напутствовала их наша бабушка.—
Теперь хоть спокойно поживем, никто шуметь не будет».
Прошла осень, зима, и вот снова наступила весна. «Чив-
чив»,— услышал я однажды на балконе. Это прилетел Сер-
дитый Чив, а рядом с ним сидела воробьиха с соломинкой в
клюве.
СОСНА-СК АДОЛАЗ
На южном склоне Яйлы *, на высокой отвесной скале, я
увидел большую сосну с раскидистой кроной. Ствол сосны
* Традиционное название Главной гряды Крымских гор.
499
изогнутый, и ветви, как руки, тянутся к скале, и кажется,
что дерево карабкается к высокой вершине. Как могло оно
прижиться здесь, где нет ни почвы, ни даже уступа, оста-
ется загадкой. То ли ветер занес туда семя, то ли птица,
но дерево, наперекор судьбе, выросло. И путники, проходя
мимо красивой, гордой сосны, окрестили ее скалолазом.
ДЕРЕВО В КОЛОДЦЕ
В этот старый, заброшенный колодец ветер однажды
забросил семя клена, и оно попало в щель между камнями.
Влаги было достаточно, и семя начало прорастать. Появи-*
лось маленькое деревце. В колодце царит полумрак, клен
своей верхушкой потянулся к свету. Он никому не мешает,
ого не трогают, может быть, из уважения к дереву, которое
выросло в столь необычных условиях и завоевало право на
жизнь.
УГРЮМЫЙ ШОФЕР
Однажды поздно вечером, уставший после длительного
лесного похода, я выбрался на трассу и стал голосовать.
Машины проскакивали мимо. Наконец остановился «ЗИЛ».
Я взобрался в большую кабину. Машина тронулась с места.
Пытался заговорить с шофером, но он угрюмо молчал. По-
видимому, тоже устал за баранкой. Глаза мои слипались, и
от плавного покачивания я стал засыпать. Вдруг завизжали
тормоза.
—г Что случилось? — спросил я.
— Думаю, что ничего,— спокойно ответил шофер.
Он вылез из кабины и что-то вытащил из-под передних
колес. При свете фар я разглядел большого ежа. Он сердил-
ся, сопел, разворачивая веером свои иголки.
— Ишь, какой сердитый,—сказал шофер,—и погладить
нельзя, одни иголки. Повезло тебе, брат, топай себе дальше.
Он бережно перенес ежа за трассу и выпустил в густую
траву.
— Дела у него там какие-то,— буркнул шофер,— а мо-
жет быть, это ежиха, сидят где-нибудь сейчас ежата и
ждут свою мамку. Вот будет радости, когда дождутся...
Машина вновь покатила. Шофер молчал, и я молчал.
Но в кабине стало сразу светло и уютно, и шофер теперь
не казался мне угрюмым.
200
БУРКА
В предвоенные годы к нам в лесничество привели неболь-
шого жеребца темной масти с белым пятном на лбу. Лошадь
слегка вздрагивала, почему-то часто оглядывалась назад.
У нее были грустные карие глаза.
— Денисыч! — крикнул сопровождающий леснику,—
Принимай упрямца. Спас его от смерти, хотели пристрелить
беднягу. Ну, ничего, сойдет как верховая.
Лесник Иван Денисович дружелюбно похлопал лошадь
но шее и повел ее в конюшню. Позднее выяснилось, что
бывший хозяин был пьяницей, заставлял возить непосиль-
ные грузы. Однажды Бурый (так звали лошадь) не смог
сдвинуть с места телегу, нагруженную кирпичом. Хозяин
озверел и так избил его кнутом, что конь упал и на какое-то
время потерял зрение. С тех пор, когда Бурого запряга-
ли в телегу, он оглядывался, ложился на землю в ожида-
нии, что его начнут бить.
Бурого я прозвал Буркой. Часто угощал его корками
хлеба, овсом, а в летнее время купал в речке. Иван Денисо-
вич был доволен лошадью и разрешал мне кататься на ней.
Это были счастливые дни моего детства. Я забирался в сед-
ло и галопом мчался на глазах у мальчишек ближайшей
деревни.
Вскоре началась Великая Отечественная война. Крым
был захвачен фашистами. Народ поднялся на борьбу. Мно-
гие односельчане ушли в лес партизанить. Наша семья
была связана с партизанами. Как-то по заданию мы с ма-
мой на другой лошади привезли шесть мешков муки для
партизан и спрятали их в сарае.
В тот же день к нам в лесничество нагрянул взвод гит-
леровских солдат во главе с офицером. Фашисты занялись
грабежом. Они ловили кур, разоряли ульи, вытащили из
хлева перепуганного поросенка, нашли муку. Долговязый
офицер был доволен и говорил: «Курка есть, яйка есть,
гут, гут!» Погрузили они все награбленное на телегу, за-
прягли в нее Бурку и стали его понукать. Бурка оглянулся
и лег на землю. Фашисты били его палками, сапогами, но
он лежал. «Что! Что!» — орал офицер, тыкая в него паль-
цем, опрашивая нас. «Больной, плохо ему, капут»,—объ-
яснили мы.
Солдаты прихватили с собой сколько смогли., и ушли из
лесничества. Пять мешков, оставшихся в телеге, мы снова
спрятали.
Однажды мой отец сидел в комнате лесничества и писал
201
донесение о проведенной разведке в расположение враже-
ских частей. Неожиданно на дороге, ведущей в лесничество,
показались фашисты. Отец сунул мне в руки донесение и
сказал: «Беги в лес и положи в дупло дуба, ты знаешь
куда...» Я успел выскочить через окно дальней комнаты,
забежал в сарай, вывел Бурку, вскочил на него и поскакал
лесной дорогой.
Отца в тот день арестовали, но задание его было выпол-
нено.
После войны мы с мамой собирались ехать на постоян-
ное место жительства в город. Мама укладывала вещи, а я
на Бурке ездил верхом и прощался с местами моего дет-
ства, лесом, птицами, зверушками, с журчащей речушкой.
Бурка чувствовал предстоящую разлуку, теребил мои паль-
цы своими мягкими губами, словно целовал их на про-
щание.
Уезжали мы на грузовой машине. Когда переехали реч-
ку, я.крикнул: «Бурка! Бурка! До свидания!» И Бурка за-
ржал, дико, пронзительно. Бедная лошадь бежала за нами
по дороге, пока машина не скрылась за поворотом.
По щекам моим катились слезы. Я еще раз оглянулся.
Места моего детства остались далеко позади. В небе пока-
залось белое облако, словно чистая, верная душа Бурки
превратилась в него и плыла вместе со мной.
ОТЕЦ И «МАМОНТЕНОК»
На небольшой площади, где расположена Алуштинская
горно-лесная опытная станция, зеленеют кедры, сосны, ки-
парисы, декоративные кустарники. Но самое большое бо-
гатство — молодые секвойи. У себя на родине, в горах Се-
верной Калифорнии, некоторые из секвой достигают высоты
ста метров, двадцати метров в поперечнике и живут до трех
тысяч лет. У нас в Алуште напротив улицы Судакской ра-
стет свой гигант. Ему не более ста лет, но он уже ростом
с пятиэтажный дом. Издали дерево напоминает мамонта с
огромными бивнями, взъерошенной макушкой, с мягким на
ощупь, будто шкура животного, стволом. За такое сход-
ство с древним живцтным его метко окрестили «мамонто-
вым деревом».
Одна из молодых секвой растет неподалеку от дома моих
родителей. Отец ласково называет ее «мамонтенком». Ниж-
ние ветви дерева он постепенно обрезает, почву под ство-
лом периодически рыхлит и поливает. Секвойя хорошо ра-
стет и своей пирамидальной вершиной переросла крышу
202 ,
двухэтажного дома. Недавно я застал отца у любимого де*
рева, он поливал его, что-то напевая, а «мамонтенок» тихо
шелестел своими густо-зелеными ветвями.
ВОРИШКИ
~ В детстве, когда я жил с родителями в лесничестве, око-
ло речки у нас был огород, огражденный от скота плетне*
вым забором. Как-то мы заметили, что у нас стали по-
немногу пропадать зеленый горошек, молодая картошка,
морковка. Грешили на деревенских мальчишек, а потом об-
наружили в огороде следы, похожие на собачьи.
«Это барсуки повадились,— сказал отец,— надо их по-
пугать...»
Однажды ночью мы засели в огороде с ружьем среди
участка кукурузы и стали ждать. Лунный свет серебрился
в листьях деревьев, в росинках трав, цветов. Рядом тихо
журчала речка, квакали лягушки, пели сверчки. «В ветвях
огромного дуба монотонным голосом кричала сова сплюш-
ка: «Сплю... сплю...»
«Не спишь? — тихо спросил меня отец,— красотища-то
какая вокруг...»
Я приглядывался к деревьям в лесу, и мне казалось, что
среди них ходят неведомые фантастические животные.
Черное небо надо мной было усеяно звездами. В даль-
них пещерах скал кто-то ухнул... Мне стало страшновато, и
я жался к отцу. Вдруг зашуршали ветки под плетневым за-
бором, и на огороде появились барсукщ один из них был
большой, остальные поменьше. Большой барсук встал на
задние лапы, навалился на стебель кукурузы, пригнул его, а
остальные принялись потрошить молодой початок, чавкая,
как поросята, от удовольствия. Отец резко поднялся, хлоп-
нул в ладоши и громко крикнул: «Я вот вас! Держи их!»
Крик его эхом прокатился по лесным балкам и ущельям,
взбудоражив сонную тишину ночи. Барсуки от страха бро-
сились врассыпную.
«Теперь долго не придут,— сказал отец,— пойдем
спать...»
«А почему ты в них из ружья не стрелял?» — спросил я.
«Почему? — Завтра все поймешь.»
На другой день мы с отцом спрятались в кустах около
барсучьего городка, который был неподалеку от огорода в
зарослях кизила и дубовых деревьев. Я всматривался в
широкие норы, и вскоре из одной из них вылез большой
барсук, по всем признакам самка, а за ней выбежали моло-
203
дые барсучата, смешные, симпатичные. Барсучата приня-
лись играть. Они кувыркались, хватали друг друга за хво-
сты. Мама грелась на солнце, а потом принялась зализывать
взъерошенную шерсть на голове у одного своего дитяти. Мы
тихонько вышли из засады и оставили в покое наших во-
ришек.
«Теперь понял, почему я не стрелял?» — сказал отец,
и мы направились в сторону лесничества. Вечером мама
с любовью приглаживала на мне взъерошенные волосы
и кормила меня душистым медом в сотах. Я ел мед й думал
о барсучихе с барсучатами, а на другой день наломал куку-
рузных початков и отнес их в барсучий городок. Отец с ма-
терью, по-видимому, догадывались б причине пропажи и,
загадочно посматривая на меня, улыбались.
Симферополь
АЛЕКСАНДР ЕНА
«ЗАТЕРЯННЫЙ МИР»
СИВАША
згляните на географическую кар-
ту: между северо-восточными бе-
регами Крымского полуострова,
материком и тонкой косой Арабатской стрелки причудливым
лабиринтом избгнулась мелководная лагуна Азовского моря.
Перед глазами же путешественника предстает ослепительно
сверкающая под ярким южным солнцем гладь воды, далеко
на горизонте виднеются неясные контуры низменной суши.
Серый песок побережья покрывает налет соли, кристаллики
которой блестят в солнечных лучах, как мириады рассыпан-
ных алмазов, местами чернеют выброшенные на берег водо-
росли... Сказочный мир островов, заливов и птиц. Это и есть
Сиваш, или Гнилое море, как его еще нередко называют.
...Наша маленькая экспедиция на яхте «Таврика» вот
уже несколько дней блуждает среди архипелагов лагуны.
Цель путешествия — не только попытка освоения ее аква-
204
тории для целей малого парусного туризма. Для нас, мо-
лодых географов, это, прежде всего, изучение природных
особенностей восточного Сиваша — одного ий интересней-
ших уголков Крыма.
Людям издавна известны эти места. Первое литератур-
ное свидетельство о Сиваше принадлежит древнегреческому
географу и историку Страбону. В своем географическом опи-
сании он называет Сиваш «Гнилым озером», болотистым и
едва судоходным: «Гнилое озеро, как говорят, имеет в ши-
рину даже четыре тысячи стадиев и составляет западную
часть Меотиды (Азовского моря.—А. Е.), с которою оно
соединено широким устьем. В этом заливе есть три остров-
ка, а вдоль берега — мели и подводные камни». Римский
ученый Плиний Старший на страницах своей «Естествен-
ной истории» упоминает таинственное озеро Бук, в описа-
нии которого легко узнается Сиваш. Изображение конту-
ров Сиваша можно обнаружить и на географических кар-
тах, составленных по данным древнегреческого астронома и
географа Клавдия Птолемея, и на генуэзских картах мор-
ских побережий — портоланах XIV—XV вв. Современное же
название залива — Сиваш — появилось уже значительно
позднее и означает в переводе с турецкого «грязь».
...Туго вздымают грудь паруса, за кормой шелестит во-
да. Мы идем, лавируя, среди россыпи Чонгарских островов
на северо-запад, к проливу, ведущему в Коянловское рас-
ширение лагуны. Свистит в снастях ветер, шкоты врезают-
ся в ладони, и «Таврика» смело сминает носом встречную
волну.
Для своей экспедиции мы не случайно выбрали в каче-
стве транспортного средства яхту. Разумеется, путешествие
под парусами уже само по себе интересно и заманчиво. Но
главное то, что парусник — безмоторное, «экологически чи-
стое» суденышко — позволяет натуралисту действительно
побыть один на один с природой, не только наблюдать, но
в слышать ее, чувствовать себя маленькой частицей огром-
ного мира...
Природа этих мест в одинаковой степени и скупа и уди-
вительна. Однообразные равнинные берега пересекают ред-
кие плавные понижения — русла балок и древних речных
Долин. Над обрывами красно-коричневых глин и суглинков
Ютятся редкие кустики галофитов — растений, приспособив-
шихся к сложным условиям обитания на засоленных поч-
вах — полыни, тамарикса, солероса, кермека. Эти растения
способны выделять наружу накапливающуюся в тканях
соль — в сухую погоду они покрываются белесым горьким
205
налетом,— которую время от времени смывают редкие и
непродолжительные дожди. Сиваш — это, прежде всего,
соль. Соль везде: в воде, в почве, даже в воздухе чувству-
ется ее горьковатый запах.
Это не случайно. Мелководная лагуна, глубина которой
чаще всего не превышает одного метра и только в некото-
рых местах достигает 2,5—3 метров, своего рода гигантский
природный выпариватель. Площадь этого уникального по
масштабам естественного сооружения более 2500 квадрат-
ных километров. При этом концентрация соли — 170 граммов
на литр — почти в пять раз больше, чем в Мировом океане!
Это интересное явление объясняется прежде всего климати-
ческими условиями региона. Климат Присивашья по-своему
уникален, даже для Крыма, известного своими климатиче-
скими контрастами. Средняя температура воздуха в июле
+ 24°, а в январе — 2,4°, но нередко в летние дни столбик
термометра подбирается к отметке +44°, а зимой опускает-
ся до —33°, Нетрудно подсчитать, что максимальная ампли-
туда годовых температур достигает иногда 77°!
Высокие летние температуры, значительная разница меж-
ду количеством выпадающих атмосферных осадков (око-
ло 300 мм в год) и величиной испарения (более 1000 мм
в год) обусловили исключительно интенсивное насыщение
воды солью. В мелководных заливах Сиваша, глубоко вдаю-
щихся в берег, нередко можно наблюдать выпадение из пе-
ренасыщенного раствора самосадочной соли. Величина испа-
рения огромна! Подсчитано, что в течение года из лагуны
испаряется почти половина содержащейся в ней воды, по-
полняется же Сиваш за счет естественного притока соленой
воды из Азовского моря через Генический (Тонкий) пролив.
По составу солевой массы вода Сиваша, или рапа, как
называют такие растворы, практически не отличается от
воды океана. В ней присутствуют тот же хлористый натрий,
магний, кальций, калий — удивительная природная кладо-
вая химических элементов! Люди очень давно обнаружили
и по достоинству оценили природное богатство Сиваша.
Соль, этот, пожалуй, единственный «съедобный» минерал,
с древних времен добывается здесь выпариванием, соляные
промыслы — одно из самых древних занятий в Присивашье.
...Далеко на западе тонет в глади лагуны оранжевый
диск солнца. Кажется, вот-вот зашипит, закипит вода, обож-
женная светилом. Еще немного — и над Сивашом опускает-
ся тихий августовский вечер, меркнут и без того скупые
краски, тихо-тихо плещет у песчаного берега волна. «Тав-
рика» лениво раскачивается, стоя на якоре.
206
После ужина мы заполняем полевые дневники и долго
пытаемся заснуть под комариное пение, ведь завтра — сно-
ва в путь...
На Сиваше можно своими глазами увидеть многие инте-
ресные природные явления, например, приливы и отливы.
Правда, они здесь не имеют ничего общего с океаническими
суточными колебаниями уровня воды, связанными с притя-
жением Луны. Воду в лагуну через пролир Тонкий наго-
няют ветры, и в некоторых местах Сиваша суточные коле-
бания уровня воды составляют 0,2—0,7 метра. При сгоне
вода отступает местами на 7—10 километров, обнажая или-
стое дно заливов, которые называют «сивашами», «засуха-
ми». Кстати говоря, впервые на эту особенность Сиваша
обратил внимание еще Страбон: «Ветры легко открывают
мели и затем снова наполняют их водою, так что эти боло-
та непроходимы для более значительных судов...» Во время
отливов глинистое дно лагуны нередко растрескивается на
полигональные отдельности, многоугольники и очень силь-
но напоминает типичные азиатские такыры. Здесь можно
брать грязь и рапу для приготовления лечебных ванн —
ведь грязи Сиваша обладают целебными свойствами. Образо-
вание сивашского ила, или грязи, как его еще называют,
связано со сложными биохимическими процессами, происхо-
дящими на дне лагуны, и протекает чрезвычайно медленно.
В жаркие летние дни можно наблюдать, как на туман-
ном, белесом горизонте появляются и исчезают неясные кон-
туры фантастических фигур. Они то висят в воздухе, то по-
гружаются в воду... Это миражи — обычное в общем-то яв-
ление в Присивашье,— которые вызываются преломлением
лучей в неравномерно нагретых слоях воздуха.
Скрылись из виду низкие берега, и мы идем под всеми
парусами по свободной воде. Далеко впереди виднеется
тонкая полоска острова Коянлы — самого крупного из
островов лагуны.
Погода снова преподносит сюрприз: меняется и креп-
чает ветер. На северном берегу острова уже грохочут вол-
ны, обдавая песок белой пеной. Мы поворачиваем и медлен-
но идем к югу вдоль острова. Где-то там, судя по карте,
должен быть пролив, через который можно выйти в восточ-
ную часть Коянловского расширения, к Арабатской стрел-
ке. Волны между тем увеличиваются, сильные шквалистые
порывы ветра заставляют откренивать яхту, вывешиваясь
всем телом за борт. Понемногу мы входим в ветровую тень
острова и заводим «Таврику» в маленький залив, где нам и
предстоит провести эту ночь.
207
Наутро, проваливаясь по колено в вязкий, черный ил,
едва покрытый водой, мы тянем «Таврику» через очеред-
ную мель. Нещадно палит солнце — южный день в самом
разгаре.
Кто-то сказал, что каждое путешествие совершается три-
жды. Сначала в мечтах, затем наяву и, наконец, в воспоми-
наниях. Ну, что же, значит, сейчас мы на самом интерес-
ном этапе, полном неожиданных трудностей, каждодневных
маленьких открытий. Пройдут годы, и, перелистывая старые
дневники, мы будем с теплотой вспоминать каждый из этих
экспедиционных дней, насыщенных яркими впечатлениями
от общения с природой...
Животный мир лагуны чрезвычайно интересен. Через
Сиваш проходит один из наиболее оживленных пролетных
путей птиц. Для них акватория Сиваша — своеобразная
«промежуточная станция», в период сезонных перелетов
здесь сосредоточиваются огромные стаи. Тогда на водной
глади можно увидеть множество уток, гусей, лебедей, а в
середине прошлого века здесь встречались даже пеликаны
и зимовали колпицы.•
На островах лагуны, часть из которых взята под запо-
ведную охрану, гнездятся чайки-хохотуньи, изящные се-
рые цапли, крачки, долговязые шилоклювки, кулики. Из-
редка можно встретить лисиц и хорьков: привлеченные
гнездовьями птиц, они забегают во время отлива на острова
за легкой добычей. В норках на побережье скрываются
ядовитые пауки тарантул и каракурт.
Несмотря на повышенную соленость воды, в Сиваше по-
стоянно обитает немало видов рыб. Среди них и камбала-
глосса, и бычок-сивашник, из Азовского моря заходят ке-
фаль, хамса, сельдь, ставрида, оставаясь, правда, лишь в
северной, относительно слабозасоленной части лагуны. Мно-
гочисленны представители моллюсков, немало червей и ра-
кообразных. Очень интересен небольшой рачок артемия.
Этот широко распространенный здесь вид настолько при-
способился к жизни в соленых водоемах, что выдерживает
колоссальную концентрацию соли — до 270 граммов на
литр!
...Шквал налетел неожиданно. Он пришел из-за стены
дождя, и лагуна сразу посерела, окуталась белыми бараш-
ками волн и пеной. Все, как в старой морской примете:
«Дождик раньше, ветер вслед •— жди от шквала всяких
бед». Яхта, тяжело переваливаясь, медленно идет к Арабат-
ской стрелке. Еще немного — и мы убираем паруса и от-
даем якорь, чтобы не попасть в опасную полосу прибоя...
208
Арабатская стрелка, собственно, и является тем природ-
ным барьером, который сформировал Сиваш, отделив лагу-
ну от Азовского моря. Образовалась она путем намыва
песчаных перемычек между отдельными островами, сложен-
ными коренными породами. Кстати, образование ее произо-
шло сравнительно недавно. Еще шесть-семь веков тому
назад на географических картах Арабатская стрелка изобра-
жалась в виде цепочки островов. Сейчас ширина этой низ-
менной полоски суши, вытянувшейся почти меридианально
на 113 километров, составляет от 250 до 7000 метров. Так
что сооружение, под защитой которого сформировалась уни-
кальная естественная лагуна Сиваша, хрупко и весьма уяз-
вимо, в особенности там, где активная хозяйственная деятель-
ность человека нарушает его целостность. Задача людей —
сберечь, сохранить для многих поколений эту скупую и вме-
сте с тем сказочную частицу крымской природы.
...Убраны паруса. Вечер. Над лагуной тишина и покой.
Весла мягко входят в свинцовое зеркало воды. Мы идем че-
рез Тонкий пролив к Азовскому морю. Прощай, Сиваш,—
интереснейший уголок земли крымской, маленький «зате-
рянный мир» на перепутье больших и малых дорог, веду-
щих на наш полуостров с материка!
Симферополь
ВЛАДЛЕН ГОНЧАРОВ
ДИКИЕ КОНИ
школьные годы на летних канику-
лах мы участвовали в археологи-
ческой экспедиции в горах Кры-
ма. Меня назначили конюхом. На плато Мангупа, где неко-
гда находилась столица средневекового княжества Феодоро,
я получил от сторожа музея старенькую лошадь Куклу и
должен был перегнать ее на Ай-Петринскую яйлу, куда на
машине отправилась наша экспедиция.
209
Что нужно индейцу, ставшему на тропу войны? Боевая
лошадь, раскраска на лице и груди, орлиное перо на го-
лове и острое копье. Куклу переименовал в Мустанга, перо
подобрал от домашней утки, лицо и грудь покрыл сажей и
глиной, копье заменила длинная палка. Я стал Ястребиным
Когтем и двинулся в путь.
Но, наверное, не очень смахивал на индейца, потому
что встречные удивленно оглядывали меня и тактично по-
малкивали. Лишь девчонки, работавшие на табачной план-
тации, хихикнули и выразительно покрутили пальцем у ви-
сков. Не обращая внимания на мирных поселян, я держал
путь в горы, где меня ожидали «бледнолицые». Верный
«Мустанг» не реагировал на мои боевые клики. Кобыла ле-
ниво вышагивала по лесной дороге. Пытался пустить ее
галопом и хлестанул колючкой по бокам. Обидевшись, она
неожиданно резко взбрыкнула, и я свалился на землю.
Кукла — тут я вспомнил ее настоящее имя — презритель-
но смотрела на меня, терпеливо поджидая, пока я вновь
заберусь на ее спину.
Скоро я почувствовал опасность, мне показалось, что ря-
дом враг. На дороге были видны чьи-то непонятные следы.
Я потрогал их, свежие или нет? Понюхал сломанную веточ-
ку, даже пожевал листоц. Наверняка, враг прошел совсем
недавно. Кукла смотрела на меня снисходительно.
Ночью костра не разжигал, а, пожевав колбасы и хлеба,
лег спать, укрывшись шерстяным одеялом. Боевое ору-
жие — копье и камни — положил рядом, приготовившись к
любому нападению. Куклу стреножил и пустил на луг па-
стись. Мохнатые звезды низко висели над головой. Сладко
пахло травами и цветами.
Глубокой ночью раздалось призывное ржанье и резкий
лошадиный топот. Я проснулся и онемел: над густыми тра-
вами в зеленом свете луны летел сказочный табун — впере-
ди пепельно-седой вожак (ему я тут же дал имя Седун).
Неправдоподобно длинные хвосты и гривы, как флаги, раз-
вевались на ветру. Неужели мустанги? Откуда они в Кры-
му? А лошади-птицы, взмахнув гривами-крыльями, исчез-
ли в лунной ночи.
На другой день я притащился на своей Кукле в лагерь
экспедиции. О своем ночном видении ничего не сказал, по-*
думал — засмеет меня наше мальчишеское общество.
Прошло несколько лет. Опять я шел с Бойки на плато
Ай-Петри — мы искали новые пещеры. Стоял май. Мир был
зеленым и синим. Зеленый ковер яйлы, усыпанный белы-
ми звездами крымских эдельвейсов, и синий окаем неба.
210
И вдруг я увидел лошадей. Сказочные розовые кони плыли
в волнах сине-зеленого света. Молча созерцал я это чудо.
Из раздумья меня вывел чей-то голос.
— Ну как, хороши лошадки? — Я обернулся. Невдалеке
стоял лесник.
— Да! А чьи они?
— А ничьи. Вольные лошади!
— Как вольные? Не может быть! — В моем сознании
не могли совместиться понятия «вольность» и «лошадь», ведь
она должна работать на человека, он ее властелин и корми-
лец.
— Да очень просто, ушли от человека в горы, а кормов
тут на круглый год хватает, и стали лошади свободными.
Здесь издавна пасли лошадей, а в годы войны они оста-
лись без присмотра и разбежались, вот живут и живут...
— Боже мой, так это мустанги! Дикие лошади! И где?
В цивилизованном мире, в Европе, в Крыму!
Теперь я понял, что поразило меня той давней ночью,
когда впервые в лунном свете увидел табун лошадей, и
вспыхнуло сейчас при виде розовых коней. В облике му-
стангов жила первозданная сила природы. В них была та
естественная свобода, гармония движения, что сродни те-
чению горного ручья, колыханию травы под ветром, и в
этой свободе таилась великая, извечная красота жизни.
Мустанги... И снова чудо-богатырь Седун (а возможно,
его сын) во главе тонконогих красавиц-кобылиц. Теперь
мы поменялись местами: я находился со стороны заходяще-
го солнца и, наверное, смахивал на зловещего красного идо-
ла. А табун тихо притаился на дне широкой карстовой
воронки. Мустанги паслись. Я не мог подойти к ним бли-
же — они сразу бы учуяли меня и унеслись вскачь. Закат-
ное солнце медленно угасало. И снова волшебство света
окрасило лошадей, теперь они стали синими. Как вечер, как
туман, собирающийся по горным впадинам. Синие мустан-
ги мирно щипали траву и медленно уходили в синюю мглу.
— Э-гей, мустанги!
В ответ лишь короткое тревожное ржанье и удаляющий-
ся топот копыт...
Ялта
АНДРЕЙ ЕНА
ГИМН ЗЕМЛЯНИЧНОМУ
ДЕРЕВУ
тебе хорошо знают и крымчане и
их многочисленные гости. Одна из
редчайших пород на полуострове,
не имеющая себе равных по красоте во всей мировой флоре,
недоступная затворница диких скал, драгоценное украшение
крымского Южнобережья... Право, во всех этих эпитетах нет
пи малейшего преувеличения. Ученые мужи еще вспоминают
о тебе, земляничник мелкоплодный, посвящая статьи н даже
диссертации, но разве можно исчерпать твое существо за-
мерами высоты и диаметра ствола? Неужто ты недостойно
стихов? Художник, почему вы пронесли этюдник мимо?
Вот среди корявых кустов дуба пушистого и стройных
стволов можжевельника высокого проглядывают какие-то
красные пятна, освещенные солнцем. Они сливаются в огром-
ную длань наклонных ветвей, поддерживающих полушар
изумрудно-зеленых, сверкающих листьев. Это и есть земля-
ничное дерево, прелестное растительное существо с гладкой,
кожистой корой, верхний слой которой каждое лето сбрасы-
вается. Нет у нас другой такой породы со столь примечатель-
ной особенностью; она всегда удивляла людей и послужила
поводом для шутливого названия земляничника — «бесстыд-
ница» (или «пляжница», «курортница»). Дерево словно спе-
циально сбрасывает свои одежды Bt самый разгар купального
сезона, демонстрируя перед людьми свою неотразимую кра-
соту и символизируя чистоту и непорочность природы.
Если быть внимательным, то можно заметить, что па-раз-
ных деревьях кора слущивается неодинаково. Некоторые
экземпляры покрывают всю почву под кроной длинными
свитками, создавая впечатление разоренной Александрий-
ской библиотеки. Прошлогодний «пергамент» темно-бордо-
вого цвета придает особую убедительность этой бутафории.
У других особей стволы напоминают сочную красно-желто-
салатную мозаику: кора растрескивается маленькими одина-
ковыми квадратиками, которые долго не облетают. Однажды
мне довелось показывать это дерево венгерским виноделам
212
Из породненного с Симферополем Кечкемета, и я решил по-
дарить им на память по такому свитку. Надо было видеть,
с какой осторожностью и трепетом они вкладывали эти суве-
ниры в свои бумажники, и казалось, будто они готовы вы-
бросить оттуда »все содержимое, лишь бы не помять драго-
ценную древесную кожицу. Боюсь, однако, что подарок не
доехал целым даже до границы: сыроватая корочка подат-
ливо гнется, а вот, высушиваясь, совершенно рассыпается.
Вполне естественный и уместный вопрос: «а для чего это
дерево сбрасывает кору» — можно отнести к той же серии,
что и вопросы типа: «зачем льву грива» или «отчего зебра
полосатая». Звучит вроде бы наивно, по на самом деле за-
дачка не из легких даже для специалистов — экологов и ге-
нетиков. Ведь разные признаки могут иметь, а могут и по
иметь приспособительного значения. В последнее время роль
некоторых «очевидных» признаков пересмотрена так круто,
что ряд приспособлений «для» трактуется ныне как приспо-
собления «от». К счастью, необычное «поведение» землянич-
ника довольно логично объясняется ботаниками.
Дело в том, что, хотя это дерево и вечнозеленое, его
листья живут не дольше двух лет. К июлю, когда вырастут
молодые побеги, старая листва желтеет и опадает. Странно
выглядит этот листопад на фоне расцветающей природы.
А дереву накладно — у него потеряна часть фотосинтезирую-
щей поверхности. Вот оно и вынуждено ввести в строй свой
последний резерв — молодую зеленую корочку, находящуюся
под слоем старой красной коры. Таким способом землянич-
ное дерево ежегодно разрешает собственный экономический
кризис. Заодно выбрасывается изношенная одежда, в кото-
рой попросту становится тесновато.
Похоже, что свое прозвище «бесстыдница» получила еще
и оттого, что* сбросив свой наряд, она краснеет не сразу и
даже с большим опозданием. Правда, в июле — августе зем-
ляничное дерево пытается скрыться от посторонних глаз, и
его зеленые стволы сливаются с обычными красками леса.
Даже зимой оно бывает трудно различимо среди сосен и мож-
жевельников. С конца лета и в течение всего последующего
времени кора земляничника испытывает череду чудесных
цветовых превращений, проходя через гамму зеленоватых,
белесых, сероватых, желтоватых, лососевых, розовых оттен-
ков, становясь, наконец, к следующему лету темно-красной.
Тут могут упрекнуть меня в ошибке, которая всегда неиз-
бежна при описании окраски живых организмов, но даже
введенный ГОСТ на цвета помочь здесь не в силах. Ведь
благодаря изменчивости проявляются заметные различия в
213
окраске стволов земляничного дерева, да и в глазах разных
людей они выглядят то как кораллово-красные, то как пур-
пурные или бордовые. Мне приходилось встречать даже шар-
лаховые и кирпичного цвета деревья.
Повиснув на отвесных серых скалах, земляничник про-
изводит поистине сюрреалистическое впечатление, но, надо
сказать, даже самый экстравагантный из художников-сюр-
реалистов Сальвадор Дали не додумался нарисовать такое
ни на одном из своих полотен. Реальность, как всегда,
изобретательней самой изощренной фантазии.
С апреля до июня земляничник цветет кистями малень-
ких беловатых цветочков, похожих на ландыши. Особой до-
стопримечательности эти цветы не составляют, зато плоды
удачно дополняют красоту дерева. Они созревают к началу
зимы, и здесь становится ясно происхождение официального
наименования этого вида: сантиметровые ярко-красные яго-
ды и впрямь отдаленно напоминают по внешнему виду лес-*
пую землянику. Если вы захотите попробовать их на вкус,
то вас ждет хоть и не горькое, но разочарование, потому что
вкуса у земляничниковых ягод — никакого. Вернее, есть,
конечно, вкус, который иронично отражен в немецком на-
звании дерева — Sandbeere, «песочная ягода». Ряд птиц,
однако, ни со мной, ни с немцами не согласится. Это те,
кого «песочная ягода», она же «морская вишня», кормит всю
зиму — черные дрозды, сойки и другие. Куницы и зайцы
тоже не брезгуют этим богатым витаминами кормом. Перна-
тая компания снимает урожай по определенному плану: на-
чинает с нижних ветвей, а заканчивает на верхушке. Хотя
земляничное дерево считается орнитохором, то есть распро-
страняется птицами, последние не очень-то далеко отлетаюу
от своей зимней столовой и пасутся, как правило, в грани-
цах земляничниковой популяции. Здесь они активно содей-
ствуют возобновлению этого редкого растения, ибо доказано,
что семена, побывавшие в птичьем желудке, всходят лучше.
Возобновление земляничника — тревожная проблема.
Долговечность его особей, достигающих часто возраста,
исчисляемого сотнями лет, не обеспечивает сама по себе вы-
сокую жизненность популяций. Чтобы у любых живых орга-
низмов было будущее, им необходимо иметь обильное по-
томство. А так как земляничное дерево размножается исклю-
чительно семенным путем, то от количества и качества
семян зависит очень многое. Вы замечали, что в южнобереж-
ных парках редко садят земляничники? Это связано не
столько с трудностями его выращивания, сколько с низкой
всхожестью семян. Нам удалось выяснить, что в разных по-
214
пуляциях соотношение полноценных и неполноценных семян
в ягодах различное, причем на западе крымского ареала зем-
ляничника плохих семян больше, а на востоке больше хоро-
ших. Естественно, это отражается и на возрастном составе
популяций. Там, где доброкачественные семена, в насажде-
ниях преобладают молодые особи. Отрадно было узнать, что
у редкого, исчезающего вида есть еще порох в пороховницах.
Особенно много красноствольного подроста на Аю-Даге, на
мысе Мартьян и Земляничниковом гребне.
Жизнь юного сеянца полна драматических опасностей. На
крутых каменистых южных склонах, где обйчно обитает
земляничник, очень мало влаги. Большая часть нежных рас-
теньиц в первое же лето засыхает. В сильную засуху погиба-
ют все проростки. Наиболее выносливые (или выросшие в
защищенном месте) дотягивают до холодной половины года,
которая в средиземноморском климате Южнобережья являет-
ся одновременно и самым влажным периодом. Постоянная
эрозия почвенного покрова и частые камнепады все после-
дующие годы грозят уничтожить молодые деревца. Мне не
раз доводилось видеть подрост, разможженпый пролетевшей
глыбой. В 20—25-летнем возрасте земляничник вступает в
пору плодоношения. Сформировав крепкие ветви, дерево ста-
новится уже более устойчивым к периодическому каменному
«обстрелу». Бывает, что сорвавшийся сверху валун так и
врезается в древесину намертво, а затем через годы оплыва-
ет живой тканью. Сначала земляничное дерево растет до-
вольно быстро, по 30 и даже 50 см в год. С возрастом рост
сильно замедляется, постепенно формируются многократно
разветвленные, причудливо изогнутые ветви, столь характер-
ные для этого дерева. Сухая веточка земляничника, чем-то
похожая на коралл, является любимым украшением интерье-
ра у крымских ботаников. Вступая в генеративный период,
земляничные деревья со’ временем становятся многостволь-
ными. Толщина стволов может производить весьма обманчи-
вое впечатление о возрасте особи, потому что твердая, тяже-
лая древесина нарастает очень медленно.
Ученых и широкую публику всегда привлекали сведения
о наиболее старых экземплярах деревьев. В этом отношении
с земляничником достаточно сложное положение. Его древе-
сина слишком тверда, чтобы надеяться на специальный бур,
а научная ценность деревьев слишком высока, чтобы рас-
считывать на пилу. И все же сравнительным методом уда-
лось выяснить, что по крайней мере два земляничника в
Крыму имеют не менее чем. 1000-летний возраст. Я уверен,
215
что, увидев их, вы бы дали больше. Один из этих патриар-
хов найден нами на вершине; горы Ай-Никола над Ореандой.
Тропинка, ведущая туда, начинается неподалеку от ста-
рой беседки с колоннами, приютившейся у подножия скалы.
По этому пути в 50-е годы не раз поднимался сюда академик
Игорь Васильевич Курчатов, находясь в Крыму на отдыхе.
Он вообще очень любил туризм, много путешествовал по на-
шему полуострову еще тогда, когда учился здесь в уни-
верситете (в 1984 г. Симферопольский университет устано-
вил у своего входа мемориальную доску в его честь). Для
многих отдыхавших с ним людей и даже для некоторых
местных жителей И. В. Курчатов был первооткрывателем
живописной тропы к вершине Ай-Николы. Теперь она по
праву называется Курчатовской. На высоте около 200 м над
уровнем моря мощь соснового леса начинает дополняться
красотой других реликтовых пород: можжевельника высоко-
го, земляничника мелкоплодного. Стволы некоторых из них
достигают 50—80 см в поперечнике. Возраст таких деревьев,
несомненно, исчисляется сотнями лет. А вот молодых мож-
жевельников вокруг почти нет. Другое дело — земляничник,
который здесь имеет, по всей вероятности, более светлое бу-
дущее, поскольку подроста этого вида встречается немало.
По пути мы считали взрослые особи земляничника. С по-
мощью подзорной трубы и невооруженным глазом удалось
выявить немногим более сотни плодоносящих экземпляров.
У скалистого обрыва виднелись самые крупные земля-
ничники. Здесь нас ожидала встреча с краспокорым патриар-
хом. На высоте 320 м, в романтичном урочище, прикрытом
с юга» выступом скалы, а с севера — древней каменной клад-
кой, высятся 12 больших ветвей, каждая из которых по
виду — отдельное дерево. Они отходят от кряжистого, словно
оплывшего ствола четырех метров в обхвате, внутри которого
зияет широкое дупло. Несмотря на свой более чем преклон-
ный возраст, дерево не суховершинит, плодоносит, развива-
ется. Четырнадцатиметровый великан так хорошо упрятан
среди скал и леса, что заметить его не так-то просто.
Другое тысячелетнее дерево земляничника мы обнаружи-
ли совсем недавно, в марте 1984 г., путешествуя по знамени-
той Солнечной тропе. Нет, чтобы как все нормальные курорт-
ники смотреть себе под ноги или щуриться на солнышке —
мы постоянно озирались кругом, надеясь встретить что-ни-
будь интересное. И таки встретили! Мы увидели огромных
размеров земляничник, который явно выделялся среди дру-
гих деревьев. Укрывшийся среди непроходимых зарослей
грабинника, великан взметнул свои 10 стволов на 15 метров
216
ввысь. Измерили окружность ствола: четыре с половиной
метра! Как и у айникольского ровесника, главный, верти-
кальный ствол не сохранился, разрушился изнутри, а здоро-
венное полено верхушки как упало когда-то на соседние
деревья, так и зависло над землей, простирая почерневшие
сучья па 10 метров в сторону. Конечно, 15 м для деревьев —
немного, но для земляничника, который обычно не бывает
выше 6—8 метров, это своего рода рекорд. Пробираться
через грабинник к старожилу было очень трудно: густые
ветки переплелись между собой, и пришлось, как говорится,
складываться буквой Z. Под древним деревом накопилось
такое количество листьев и коры, что я проваливался в них
по колено. Вокруг розовели лесные пионы, фиалки едва про-
сматривались на подстилке... Не хотелось уходить от велика-
на-земляничника. Если бы грабинники в это время были с
листвой, мы бы его ни за что не заметили.
Находка двух старейших земляничных деревьев в одном
районе — между мысом Ай-Тодор и Ореапдой — наводит на
мысль о том, что это, по-видимому, древнейшее ядро крым-
ской популяции, которая состоит из почти сорока небольших
по площади местообитаний. По сути дела они являются убе-
жищами, в которых эта теплолюбивая порода пережила лед-
никовый период. Вы же знаете, что мы живем в межледни-
ковье? Вот уже больше 10 000 лет, как закончилось последнее
оледенение. Несмотря на то, что ледник так и не продвинул-
ся дальше широты Киева, его влияние простиралось далеко
па юг. Нельзя сказать, чтобы это была катастрофа: измене-
ния климата растягивались на тысячи лет. Однако, как из-
вестно, вода камень точит, и постепенно наименее холодо-
стойкие растения (и животные) вымирали. Нынешние остат-
ки богатой доледниковой флоры называют реликтовой, это те
виды,, которые выжили. Крыму еще повезло: в его современ-
ной флоре более половины видов — реликты. В то время,
когда в равнинной части нашего полуострова разгуливали
косматые мамонты, на Южном берегу, под защитой Крым-
ских гор, ютились теплолюбивые растения, которые и сейчас
составляют основу средиземноморской флоры. Самые зябкие
сохранялись лишь на крутых южных склонах, которые все-
гда хорошо прогреваются солнцем. В таких убежищах пере-
зимовали ледниковый период и земляничные деревья вместе
с другими вечнозелеными деревьями и кустарниками, среди-
земноморскими травами. Многие из них после «великой зи-
мы» вновь расселились в горах. Но земляничник, видимо,
даже спустя тысячи лет не может прийти в себя от перене-
сенных испытаний, потому что до сих пор практически не
217
встречается за пределами своих убежищ. Впрочем, именно
это и представляет большой интерес для науки. Изучая, на-
пример, закономерности размещения деревьев в убежище на
Байдаро-Кастропольской стене, нам удалось установить, что
средние температуры на Южнобережье в ледниковом перио-
де понижались всего на 3—5°, и это совпадает с предполо-
жениями климатологов. Вопросы, связанные с использовани-
ем земляничника в качестве индикатора истории развития
природы Крыма, с интересом обсуждались на XI конгрессе
Международного союза по изучению четвертичного периода,
проходившем в Москве в 1982 году.
Вот мы и разобрались с относительно недавней, по геоло-
гическим масштабам, историей земляничника на Крымском
полуострове. Однако ряд исследователей оспаривает воз-
можность того, что он мог сохраниться здесь во время ледни-
ковья. Короче говоря, они утверждают, что это не абориген,
а пришелец. Может быть, разберемся, легко ли дереву до-
браться до Крыма? Если это когда-либо могло произойти,
то — когда? И откуда?
Южный берег Крыма является самым крайним северо-
восточным форпостом средиземноморской растительности.
Ныне земляничное дерево красное распространено в Восточ-
ном Средиземноморье: по берегам Эллады, на островах Эгей-
ского моря, в Турции. В нашей стране этот вид есть еще в
нескольких пунктах Абхазии и Аджарии. Сотни тысяч лет
назад он произрастал на территории современной Болгарии.
Миллионы лет назад формирование природы Древнего Среди-
земья шло на огромной площади, полосой, простиравшейся
чуть ли не до Гималаев. За прошедшее время, надо думать,
многое изменилось; помимо того, что древняя теплолюбивая
флора заметно оскудела и обогатилась северными пришель-
цами, сама суша изменила свои очертания. Может быть,
именно поэтому теперь земляничник встречается споради-
чески, его ареал разорван и напоминает остатки краски,
которую разлили на пол и затем вытерли везде, кроме щер-
бинок на досках и щелей у плинтуса. Южный берег Кры-
ма — не что иное, как такая маленькая щербинка, в которой
осталось немного очень красивой краски. Неужели и эти
сладкие остатки могло вылакать чудовище по имени «ледни-
ковый период»?
Для того чтобы выяснить истину и вернуть земляничнику
паспорт коренного крымчанина, надо было изучить его ми-
грационные возможности. Измеряя расстояние, на котором
появляются сеянцы от одиночно стоящего дерева, и то, как
далеко отстоят от основной популяции отдельные выскоч-
218
ни — авангардные особи, удалось высчитать, что ориентиро-
вочная скорость, с которой земляничник может продвигаться
на новые земли, не превышает 20—25 метров в год. Это в
идеальном случае, если допустить повсеместное благоприят-
ствование условий, когда выросшее из семени дерево благо-
получно достигнет генеративного возраста и станет обильно
обсеменять окружающее пространство, где затем вновь по-
явятся проростки и т. д. Сопоставляя вычисленную таким
образом скорость с расстоянием, которое должен был бы
преодолеть земляничник, добираясь в Крым из ближайших
местообитаний в Абхазии, приходится констатировать, что,
даже существуй тогда мост через Керченский пролив, наше-
му путешественнику не хватило бы времени — 10 000 после-
ледниковых лет — чтобы увенчать успехом такую фантасти-
ческую авантюру. Выходит, все-таки, земляничник — наш
земляк.
И все же,— не успокаиваются наши оппоненты,— разве
древние греки, колонизировавшие Крым две тысячи лет
назад, не могли завезти сюда земляничное дерево? В прин-
ципе, конечно, могли, но зачем? Ведь земляничник не играл
у них ни пищевой, ни культовой роли. Эллины, по свидетель-
ству Геродота, пытались акклиматизировать на земле Тав-
риды мирт, лавр, маслину, то есть те растения, с которыми
была тесно связана их жизнь. А вы бы взяли с собой в опас-
ное путешествие на небольшом деревянном судне растение,
без которого никому не стало бы хуже? С другой стороны,
семена могут и случайно проникнуть на новую землю.
В Англии, к примеру, значительную часть флоры составляют
пришлые, адвентивные виды, несомненно, прибывшие с гру-
зами на морском транспорте. Все же, попав в Крым с древ-
ними мореплавателями, земляничное дерево никак не смог-
ло бы сформировать на Южнобережье тот сложный по струк-
туре ареал, который мы знаем сегодня.
Реликты часто бывают редкими растениями (хотя и не
обязательно). К сожалению, земляничник относится именно
к этой категории. Он занесен в международную Красную
книгу, а также включен в конвенцию, запрещающую торго-
вать его древесиной. Красное дерево попало также и в Крас-
ную книгу СССР, а вот в украинском издании, увы, забыли
упомянуть о единственном в нашей республике, да и во всей
европейской части страны аборигенном вечнозеленом лист-
венном дереве, реликте доледникового времени. Нам при-
шлось заниматься подсчетом взрослых экземпляров этого де-
рева: растение, охраняемое законом, требует индивидуаль-
ного подхода. В «Определителе растений Крыма» вы можете
219
прочесть о земляиичййкё, что он «довольно обычен». На
самом деле положение гораздо серьезнее. В сорока место-
обитаниях этого вида, расположенных цепочкой вдоль Юж-
ного берега Крьща от урочища Аязьма (близ Балаклавы)
на западе и до Орлиной горы в Алуште на востоке, удалось
насчитать всего около восьми тысяч плодоносящих особей.
Произрастает земляничное дерево обычно в труднодоступ-
ных местах: на крутых, каменистых, размытых склонах и
обрывистых скалах преимущественно южной экспозиции.
Только крымская сосна да можжевельник высокий могут
сравниться с ним по выносливости. Летом на южных скло-
нах работать можно только утром; днем же здесь настоящее,
как говорится, пекло, и можно попросту свалиться с тепло-
вым ударом. Сидя в тенечке в жуткую сушь, когда вокруг
невыносимо громко трещат цикады, невольно удивляешься,
почему именно эти наиболее жаркие места выбрал в качестве
своих убежищ земляничник. Оказывается, при всей его вы-
носливости, герой нашего повествования отличается низкой
зимостойкостью; повреждения листьев наступают часто при
температуре ненамного ниже —10 °C. Особенно опасны для
него весенние заморозки: в 20-е годы описано массовое вы-
мерзание молодых побегов по всему Южнобережыо. Так что
«бесстыдница» — растение нежное.
Пожалуй, самые крупные местообитания земляничного
дерева — это мыс Мартьян и приморский склон от Мисхора
до Ореанды, где обитает по нескольку тысяч его взрослых
особей. В редколесьях, где встречается земляничник, его
обычно сопровождают уже знакомые нам крымская сосна
(или сосна Палласа) с темно-серыми, в отличие от соспы
обыкновенной, стволами, можжевельник высокий — «настоя-
щий», как гласит его научное название, а также листопад-
ный дуб пушистый (у него волосистая нижняя сторона
листьев), фисташка туполистная, или кевовое дерево. Изучая
растительность земляничниковых убежищ, вам придется не
раз попасть в цепкие «лапы» держидерева, периодически вы-
тряхивать из-под воротника сухую хвою можжевельника ко-
лючего, а также по нескольку раз менять место приземления,
потому что вас будут повсюду преследовать колючие кусты
вечнозеленого кустарника иглицы понтийской. После таких
мелких неприятностей можно будет отвести душу на благо-
ухающих, смолистых кустах вечнозеленого реликта ладанни-
ка крымского, покрывающегося в июне крупными розовыми
цветами, напоминающими мятый шиповник. Здесь же всегда
встретите жасмин кустарниковый — вечнозеленое растение,
у нас ведущее себя как листопадное, сумах дубильный, о
220
котором почти все сказано в его имени, и скумпию — непре-
менного участника парада лесополос. В светлых южнобереж-
ных лесах так много интересных диких трав, что о них
следовало бы рассказать специально и поподробней. Но в
первую очередь бросаются в глаза куртинки дубровников,
подушечки чабреца, сочные «елочки» молочая, фуманы и
солнцецветы с желтыми цветочками и коварные лиловые
соцветия ясенца голостолбикового — купины неопалимой,
вызывающие темные ожоги на коже.
Любимым местом исследований для меня всегда была
гора Кастель, что расположена западнее Алушты. Опа гор-
бится у самого моря маленьким подобием Аю-Дага. Эти горы
роднит их общее происхождение — вулканическое, тогда как
другие местообитания земляничника лежат на известняках.
Здесь, у села Лазурного, среди больших каменистых балок
земляничник «установил» самый крайний в мире северный
форпост своего ареала. От сельских домиков до красных де-
ревьев, кажется, рукой подать, но в действительности до-
браться к ним насколько сложно, настолько и опасно. Од-
нажды мне пришлось целых полчаса висеть на сосне, решая,
на какой камень ступить, чтобы не вызвать камнепада. Не-
смотря на естественные преграды, возведенные самой приро-
дой, в 30 заповедных объектах, где встречается земляничное
дерево, в том числе и в памятнике природы «Гора Кастель»,
к сожалению, процветает браконьерство. Несчастную «бес-
стыдницу» рубят, пилят, вырезают на ней надписи (чего уж
проще — проведи ногтем по коре, и автограф готов). Даже в
труднодоступном, безлюдном урочище Аязьма, где сохрани-
лось всего несколько десятков земляничных деревьев, руки
вандалов дотянулись до их ветвей. Самое надежное убежи-
ще земляничник нашел в заповеднике «Мыс Мартьяп», кото-
рый является лабораторией под открытым небом для ученых
Никитского ботанического сада. Сотрудники старей»пего в
Крыму научного учреждения потратили немало сил и време-
ни, чтобы с 1973 года — года организации заповедника —
превратить замусоренный «дикий пляж» в превосходный,
процветающий природный уголок, эталон растительности
средиземноморского типа. Не случайно многие ученые из
Франции и других стран — гости Крыма были просто пора-
жены сохранностью заповедного можжевелового леса, подоб-
ного которому на их родине теперь уже не найти.
Гости Всесоюзной здравницы впервые знакомятся с зем-
ляничным деревом обычно в Никитском ботаническом саду.
Даже там, в царстве всевозможных экзотов, невозможно по-
терять из виду яркие красные ветви, просматривающиеся то
221
тут, то там через пышные заросли. Когда же экскурсия под-»
ходит к земляничнику, гид торжественно оглашает его пас-
портные данные и, в частности, то, что принадлежит он к се-
мейству вересковых, что в роде арбутус (земляничник по-
латыни) насчитывают 20 видов, распространенных в странах
Средиземноморья и Северной Америке. Земляничники еще в
древности привлекали к себе внимание. В свое время, как
повествуют мифы, одна из славных экспедиций Геракла за-
кончилась замечательной ботанической находкой: он ра-
зыскал на краю Ойкумены земляничник Канарский с «золо-
тыми яблоками Гесперид». Редкостность этих плодов оста-
лась поистине легендарной даже спустя тысячи лет: на
островах Канарского архипелага сохранились только единич-
ные деревья этого вида. Гораздо обычнее родной брат «бес-
стыдницы» — земляничник крупноплодный. Его ягоды обла-
дают довольно высокими вкусовыми качествами, существуют
даже специальные плантации чернокорого арбутуса. Красо-
ту земляничника воспел Овидий в знаменитых «Метамор-
фозах».
Наверное, отдавая должное «занимательной» биологии,
читатель все же интересуется главным вопросом: а какова
практическая ценность земляничного дерева, что с ним мож-
но делать? Прежде всего, охранять — от пожаров, порубок,
от ножей живодеров, страдающих манией величия, от строи-
телей, которых порой одолевает неудержимое стремление
ставить дома в самом сердце земляничпикового убежища...
В Крыму, насколько это удалось установить, местное населе-
ние раньше никогда особо не интересовалось этой породой,
называя ее «кызыл-агач», «красное дерево». Известно толь-
ко, что до революции его ветки продавали как сувениры. Из
плодов земляничника делали варенье, ликер; когда-то их
вместе с корой употребляли в лечебных целях. Древесина
очень твердая и прочная, хорошо противостоит гниению, бе-
ловатая с розовым ядром. Она хорошо обрабатывается и ис-
пользуется в Средиземноморье для изготовления небольших
поделок и угольных карандашей высшего качества. В древ-
ности это дерево считалось лучшим подвоем для ореха, как
сообщает византийская сельскохозяйственная энциклопедия
X века. Ну, а для какого серьезного дела годится оно в веке
двадцатом? По-видимому, настала пора широко использо-
вать земляничное дерево для закрепления крутых склонов и
лесопосадок на Южнобережье. Ведь оно ни к почве, ни к
влаге совершенно не требовательно. В средиземноморских
странах вечнозеленые растительные сообщества, в которых
обилен земляничник, считаются одной из стадий восстанови
222
ления леса. Проникая своими корнями глубоко в землю,
это дерево активно закрепляет склоны и уменьшает эрозию.
Часто доводится видеть, что водоразделы в системе мелких
балок на склоне сохранились как раз там, где растут земля-
ничные деревья. В почвозащитной работе им заметно помо-
гают вечнозеленые кустарниковые реликты: ладанник крым-
ский, иглица понтийская^жасмин кустарниковый, вязель
эмеровый и другие.
Появляются новые рукотворные леса во Всесоюзной
здравнице, и, конечно, хотелось бы, чтобы в единственном в
европейской части Советского Союза субсредиземноморском
регионе было больше вечнозеленых насаждений, и не только
из сосны крымской. Причем не стоило бы, наверное, зло-
употреблять иноземцами — кедрами, туей, ведь наша южно-
бережная флора сама предлагает великолепные древесные
породы: сосну пицундскую, можжевельник высокий и, ко-
нечно, земляничник мелкоплодный. Есть еще немало труд-
ностей в деле выращивания земляничного дерева, но разве
могут они стать непреодолимым препятствием на пути уди-
вительного, ни с чем не сравнимого по красоте растения в
леса и парки, где его с нетерпением ожидают люди? Без-
условно, самое лучшее, что мы можем сделать с землянич-
ным деревом, это украсить им южнобережные парки. Счи-
тается, что в Западной Европе оно культивируется с
XVIII века. В Никитском саду его выращивали по указанию
X. X. Стевена с первого же года основания. «Курортница»
активно использовалась при создании ландшафтного парка
в Алупке, единичные ее деревья встречаются во многих ста-
ринных парках Южного берега: Гурзуфском, Харакском
и др. Этим деревом частенько украшали и относительно
небогатые приусадебные насаждения и дачи. В последнее
время в парках возродилась мода на земляничник, его смело
высаживают у дорог и пытаются раздвинуть рамки ареала,
как, например, в Алуште. Это хорошее начинание: ботаники
во все времена твердили, что земляничное дерево достойно
исключительного внимания и привилегий в парковом строи-
тельстве.
Я смотрю на гладкие, кожистые ветви и не устаю удив-
ляться, нет предела восхищению перед чудесным деревом.
Мне хочется погладить его, обнять, посидеть рядом. Никакой
сентиментальности, я просто люблю это растение. Разве
нельзя?
Симферополь
СЕРГЕЙ ДРУЖИНИН
К. И. ТАБЛИЦ
В ТАВРИДЕ
Крымом связаны имена многих
замечательных ученых. О некото-
рых из них написано довольно
много, о других совсем мало. К последним относится Карл
Иванович Таблиц, видный русский ученый и государствен-
ный деятель. Родился он в 1752 г. в Кенигсберге (ныне
Калининград). Когда ему исполнилось шесть лет, семья пе-
реехала в Россию, в Москву, куда его отца пригласили на
должность инспектора университетской типографии. В Моск-
ве Таблиц получил прекрасное образование в лучших учеб-
ных заведениях того времени — пансионе и гимназии при
первом русском университете, а в 1768 г. был зачислен в его
студенты.
Одпако сидеть на студенческой скамье долго не при-
шлось. В том же году Санкт-Петербургская Академия наук
снарядила несколько научных экспедиций для изучения от-
даленных районов Российского государства. Одну из них
возглавил 24-летпий академик С. Г. Гмелин, которому пору-
чалось исследовать низовья Волги и каспийское побережье
Кавказа и Персии. В те времена подобные поездки, нередко
закапчивались трагически для их участников. Тем не менее
юный Карл Таблиц уговорил родителей, а потом и универ-
ситетское начальство отпустить его в экспедицию.
Весной 1769 г. Таблиц присоединился к отряду Гмелина
и пять лет делил с ним все тяготы этого нелегкого путе-
шествия.
Академия наук высоко оценила научную деятельность
Таблица в этой экспедиции и в 1776 г. избрала его в свои
корреспонденты. Тогда же он был направлен в Астрахань
заведовать местным ботаническим садом, которому посвятил
следующие шесть лет своей жизни...
Наступил 1783 год... 8 (19) апреля в Петербурге состоя-
лось подписание исторического манифеста о принятии Кры-
ма, Кубани и Тамани «под державу Российскую». А в конце
224 ,
июля Таблица направили в новоприсоединенную область для
ее «физического описания».
В те времена для русской науки Крым во многом пред-
ставлял землю неизвестную.
Академик И-А. Гюльденштедт в ноябре 1773 г. даже не
смог проникнуть на полуостров. Другому исследователю —
талантливому русскому ученому В. Ф. Зуеву хотя и удалось
это сделать 13 (24) апреля 1782 г., однако; обследовав толь-
ко Восточный Крым, 15 (26) мая того же года он вынужден
был свернуть экспедицию. Изучение полуострова осталось
незавершенным, а составленное Зуевым его первое научное
описание —.очень кратким. Действительным первооткрыва-
телем Крыма для русской науки суждено было стать Карлу
Ивановичу Таблицу.
Итак, в конце июля 1783 г. он выехал из Петербурга в
Тавриду. Однако, вопреки господствующему в крымоведче-
ской литературе мнению, в 1783 г. свидание Таблица с Тав-
ридой не состоялось. Из-за начавшейся на полуострове эпи-
демии чумы его с полдороги отозвали в Петербург. В марте
следующего года он вновь отправился в путь, в начале мая
прибыл в Кременчуг, тогдашнюю столицу Новороссийского
края, и, видимо, к концу мая 1784 г. достиг крымской земли,
что можно заключить из его малоизвестной автобиографии,
еще не использовавшейся в нашей литературе...
За четыре месяца Таблиц исходил и объездил Крым
вдоль и поперек. На соленых озерах у Перекопа он наблю-
дал добычу соли. Июнь в то лето выдался сухим и жарким,
и «урожай» соли был хорошим. В Севастопольской гавани
его внимание привлекли стада тюленей. На Тарханкуте —
фруктовые сады. На Керченском полуострове — «соленые
ключи, кои... горное масло, или так называемую черную
нефть с собою выбивают, которая в вырытых около их ямах
па поверхности воды всплывает, а потдм с оной собирается
для мазания колес и для жжения в лампадах вместо све-
чек...»
Но особенно восхитила ученого природа горйого Крыма.
«В редких, может быть, других странах света,— писал он,—
можно найти столько разных совокупленных вместе совер-
шенств, как в сей горной здесь полосе».
За очень короткий срок Таблицу удалось собрать значи-
тельный научный материал о природных богатствах Тав-
риды, и он приступил к составлению ее «физического опи-
сания».
«В октябре,— писал Таблиц в своей автобиографии,—
я стал искать себе пристанище на зиму, чтобы мне можно
8 Крымские каникулы 225
было привесть в порядок мои бумаги, по пе мог пайти оного
в городах и селениях, по прйчине опасности чумы... Посему
должен был я искать приютА в одном из расположенных в
Крыму полков, и нашел оный во втором гренадерском, пол-
ковой начальник отвел мне, по благосклонности своей, вы-
копанную в земле хижину, или так называемую землянку
с печью. В сем подземном жилище трудился я в течение
двух месяцев над составлением «Физического описания Тав-
рической области по ее местоположению и по всем трем цар-
ствам природы».
Этот отрывок из автобиографии натолкнул на мысль па-
йти место, где писалось знаменитое сочинение, принесшее
его автору европейскую известность. Оказалось, что в 1784 г.
второй гренадерский полк квартировал под Карасубазаром
(ныне Белогорск), а его командиром был князь Волконский,
вероятно, Григорий Семенович, отец будущего декабриста.
В декабре 1784 г. Таблиц завершил свой труд. В 1785 г.
он был напечатан в Петербурге. Вскоре первое в России
фундаментальное научное исследование минерального, рас-
тительного и животного «царств» Тавриды переводится на
французский, немецкий и английский языки, «открывая» тем
самым Крым не только для России, но и для Европы.
Доныне главный труд Таблица сохраняет свою значи-
мость. Автор впервые в науке дал систему, природного
районирования Крыма, привел значительное число растений,
животных и полезных ископаемых, встречающихся на полу-
острове, впервые введены были в научный оборот такие тер-
мины, как «Полуденный берег Крыма», «крайний Южный
хребет», «передовые» и «средние» горы и другие...
Однако свою книгу Карл Иванович увидел не скоро.
В конце декабря 1784 г. сенат назначил Таблица советником
уголовной палаты Таврического областного правления. Впро-
чем, никаких дел у уголовной палаты еще не было, и с на-
ступлением весны 1785 г. Таблиц продолжил свои научные
исследования. В связи с проектами превратить Тавриду в
шелководческий край он занялся поиском мест для посадок
тутовых деревьев. В первых числах марта он обследовал
район Старого Крыма и признал его «преудобным местом к
разводу шелковых Червей», тем самым положив начало
крымскому шелководству. В этой поездке Таблица сопрово-
ждал правитель Таврической области Василий Васильевич
Коховский, который и предложил ученому переехать в «за-
водимый» областной город Симферополь.
Он же помогал Таблицу в устройстве на новом месте.
Коховский нашел ученому подходящий дом, а свой соб-
226
ственный предоставил под его коллекцию, которую составля-
ли обширный гербарий, чучела животных, «набитые соло-
мою, насекомые и другие предметы, относящиеся до нату-
ральной истории и очень хорошо сбереженные, как то еще
камни и минералы и прочие редкости крымские». Коллекцию
Га блица можно с полным основанием считать первым в Сим-
ферополе (и в Крыму) естественно-историческим музеем.
В Симферополе Таблицу не сиделось, и он с удоволь-
ствием принял приглашение Коховского сопровождать его
в поездке по Таврической области. Во время этого путешест-
вия между ними «состоялось тесное... знакомство, которое
потом превратилось в искреннюю дружбу». Позже Таблиц
уже самостоятельно поехал на Тамань, некоторые районы
которой еще оставались им не исследованными.
Вернувшись с Тамани, Таблиц получил долгожданный
трехмесячиый отпуск и в июле 1785 г. выехал в Москву,
где Карла Ивановича ожидали встречу с родными и его пер-
вая книга, только что вышедшая в Петербурге, а также «вы-
сочайшее повеление» составить «историческое описание по-
мянутого края». Задача была не из легких, так как Таблиц
был натуралистом. Хотя еще в 1772 г. в Астрахани он
работал в архивах, собирая для Гмелина материалы по исто-
рии калмыков. Так или иначе, работа предстояла большая,
и он сразу же приступил к чтению й конспектированию тру-
дов древних авторов.
В октябре 1786 г. Таблиц завершил основную часть сво-
его исторического сочинения и в свите Потемкина выехал
в Тавриду. Здесь ученому пожаловали сад в Судаке, затем —
дачу в Чоргуне (ныне п. Чернореченсдое под Севастополем),
в январе 1787 г. назначили директором домоводства Таври-
ческой обларти, а в феврале — директором экономии, с пред-
писанием «вступить между тем в действительное управление
казенных в сей области поселян»,
Эта должность не могла не отвлечь Таблица от его науч-
ных занятий. Но того требовали интересы государственные.
При поселении русские крестьяне сталкивались с многи-
ми трудностями, и даже Потемкин заметил, что «большое
число поселенцев терпят великую нужду». Кроме того, число
•их постоянно росло. А в апреле в Тавриду было направлено
еще 4000 «заштатных дьячков». Таблицу предписано при-
нять «нужные меры и старание о приготовлении им в Таври-
ческой степи удобных и выгодных для жилищ, угодий и
хлебопашества мест». Так что забот у Карла Ивановича зна-
чительно прибавилось. Помимо этого, он еще трудился и над
завершением своего «исторического описания Тавриды».
8*
227
16 августа 1787 г. турецкий флот обстрелял Очаков, и
вскоре началась новая война с Турцией.
Боевые действия шли у самых берегов Тавриды. Не
исключалась и высадка на полуострове турецкого десанта.
Поэтому Карлу Ивановичу пришлось на некоторое время
оставить науку и заняться вопросами обороны Крыма й
снабжением действующей армии продовольствием. К тому же
в феврале 1788 г. его произвели в коллежские советники и
назначили поручиком правителя области. А летом, после
отозвания Коховского в армию, он на 5 месяцев вступил в
должность правителя области. Так во главе края стал та-
лантливый ученый и к тому же, по отзывам современников,
энергичный, добрый и честный человек.
Однако забот на новой должности у Таблица стало гораз-
до больше.
Два неурожайных года привели к голоду, и Карл Ивано-
вич организовывал выдачу с провиантских складов муки и
зерна «как на продовольствие поселенцев, так и на посев».
Нужно было еще обеспечивать армию, действующую под
Очаковым. В августе Потемкин требовал прислать для нее
2000 голов скота. На Таблице лежала ответственность и за
безопасность полуострова. В 1788 г. областное правление с
присутственными местами и казной перевели в Перекоп и
Армянский Базар (ныне Армянск). А когда опасность ту-
рецкого десанта миновала, Карлу Ивановичу пришлось зани-
маться возвращением правительственных учреждений в Сим-
ферополь.
Даже после прибытия в Тавриду в январе 1789 г. нового
правителя С. С. Жегулина забот у Таблица не убавилось.
А в 1793 г. он вновь возглавил управление областью. К ста-
рым проблемам прибавились новые. В Симферополе населе-
ние увеличилось с 815 жителей (в 1783 г.) до полутора ты-
сяч (в 1792 г.). Появились первенцы промышленности: пиво-
варенный, винокуренный и кирпичный заводики. Открылись
первая аптека и первое в Крыму среднее учебное заведе-
ние— Главное народное училище (в 1793 г.). Во всем этом
была заслуга и Карла Ивановича Таблица. К 1793 г. отно-
сятся встречи и переписка Таблица с прославленными рус-
скими военачальниками — героями русско-турецкой войны
1787—1791 гг. В феврале и марте он принимал А. В. Суворо-
ва, прибывшего в Тавриду в качестве командующего войска-
ми. Полководец впоследствии неоднократно писал ученому,
называя его «высокоблагородным и высокопочтенным». Са-
мые добрые отношения связывали Таблица и Ф. Ф. Ушако-
228
ва, который в те годы командовал Севастопольской эскадрой.
А осенью Карл Иванович вел активную переписку с рус-
ским послом в Турции М. И. Кутузовым.
Но даже занимаясь важными государственными делами,
Карл Иванович старался найти время и для занятий «нату-
ральной историей», как он писал в своей автобиографии. Он
продолжал делать сборы и описания крымской флоры и фау-
ны (его гербарий хранится ныне в Ботаническом институте
Академии наук. СССР). При этом щедро делился знаниями,
материалами. Так, академик П. С. Паллас использовал его
данные при составлении известного своего труда «Flora Ros-
sica» («Российская флора»).
Два знаменитых учепых-естествоиспытателя встретились
в конце октября 1793 г. в Симферополе, куда Паллас при-
был со своей небольшой научной экспедицией. Значительную
помощь экспедиции оказал Карл Иванович Таблиц. Весной
1794 г. он совершил с ее участниками путешествие в свою
Чоргуну. Тогда-то имение Таблица и зарисовал участник
экспедиции молодой лейпцигский художник Г. Гейсслер.
В литературе также сохранились описания «Чоргунской
дачи» ученого, его дома, построенного в «турецком вкусе»
возле средневековой башни, и разбитых им садов. Лучшие
из этих описаний принадлежат известным литераторам —
В. В. Измайлову (впоследствии родственник А. С. Пушкина
и первый издатель его стихов) и И. М. Муравьеву-Апостолу,
отцу трех декабристов. Муравьев-Апостол, кстати, хорошо
знал Таблица и, посетив Чоргуну в 1820 г., вспоминал по-
стоянную благосклонность хозяина и его «добрую, умную
улыбку».
В июне 1794 г. Таблиц проводил Палласа в обратный
путь. Однако ученые расставались ненадолго. Паллас давно
уже мечтал покинуть холодный и шумный Петербург и на-
йти где-нибудь на юге «покойное прибежище в старости».
После путешествия в Тавриду сомнений в выборе такого
места у него не было. И не последнюю роль в этом сыграл
Карл Иванович.
Проводив Палласа, Таблиц занялся соляными промысла-
ми, которые поручили его личному надзору. В том же году
о Ft сумел добиться увеличения доходов от продажи соли бо-
лее чем в два раза. В декабре 1795 г. Таблиц уже в чипе
статского советника встречал в Симферополе Палласа. А па
следующий год была высоко оценена и его научная деятель-
ность: Санкт-Петербургская Академия наук избрала Таблица
своим почетным академиком.
229
6 поября 1796 г. скончалась Екатерина II, и Россия всту-
пила в период павловской реакции. Смена власти не замед-
лила отозваться и в Тавриде.
Среди прочих екатерининских начинаний оказалась в не-
милости и Таврическая область. 12 (23) декабря ее упразд-
нили. Тяжелая рука Павла-законодателя коснулась даже
названий крымских городов. В черный список наряду со сло-
вами «революция», «совет», «клуб» попали Севастополь и
Феодосия. Первые, видимо, ассоциировались у Павла I с иде-
ями Великой Французской буржуазной революции, вторые —
с византийскими проектами его матери. В годы павловского
правления эти города снова стали называть Ахтияром и Ка-
фой. Почти перестали упоминаться Таврида и Симферополь,
а последний из областного города разжаловали в уездный.
Естественно, после этого Таблиц больше не мог оставать-
ся на прежней должности. В феврале 1797 г. он «с при-
скорбным сердцем», как признается в своей автобиографии,
был вынужден оставить Тавриду.
Впоследствии Карл Иванович не раз возвращался к крым-
ским делам. В 1803 г. он вернулся к своему второму, еще пе
напечатанному сочинению о Тавриде и издал его за свой
счетов типографии медицинской коллегии. До 1809 г. он про-
должал владеть Чоргуной и, возможно, (5ывал там, хотя у
нас и нет таких сведений.
И в дальнейшем Таблиц не порывал с Тавридой. На про-
тяжении последних десяти лет своей жизни он неизменно
председательствовал во всех государственных комитетах и
комиссиях, которые учреждались для решения крымских
дел. Во время работы в одной из таких комиссий 9 (21) ок-
тября 1821 г. смерть и застала этого человека, который, по
словам великого русского критика В. В. Стасова, «до глубо-
кой старости сохранил весь свой чудесный, благородный и
великодушный нравственный склад, всю силу прямого и свет-
лого ума, всю многостороннюю свою одаренность».
Симферополь
ВЛАДИМИР ДОВЖЕНКО,
АЛЕКСАНДР РОМ. ДОВЖЕНКО
ЭТОТ ДОКТОР ВСЕ
МОЖЕТ
Я люблю Россию, люблю честь Родины,
а не чины, это врожденное, его из серд-
ца не вырвешь и не переделаешь.
Н. И. Пирогов.
сем известно имя Николая Ивано-
вича Пирогова, о его вкладе в ми-
ровую и отечественную хирургию.
Немало сделано им и для развития педагогики. Н. А. Добро-
любов считал, что если бы Пирогов оставил только свои
педагогические сочинения, то и в этом случае навсегда во-
шел бы в историю науки.
Пирогова-хирурга, Пирогова-педагога знают все. Далеко
по все знают, что обе стороны деятельности великого учено-
го имеют отношение к Крыму.
Жизнь и деятельность Николая Ивановича уже у его со-
временников вызывали уважение. Николаю Пирогову нет и
пятнадцати лет, а он уже студент медицинского факультета
Московского университета! В восемнадцать лет, когда его
ровесники еще сидели на школьных скамьях, закончил уни-
верситетскйй курс со званием лекаря. Стремление молодого
Пирогова к «истине и совершенству» родилось в студенче-
ские годы: «У меня от пребывания моего в Московском уни-
верситете остались впечатления глубоко, на целую жизнь
врезавшиеся в душу и давшие ей известное направление па
всю жизнь».
Пирогов попадает в число способных «природных моло-
дых россиян», направленных для дальнейшей учебы в Юрь-
евский (Дерптский) университет. Дни заполнены книгами,
опытами, лекциями, исследованиями. Ночи — в маленькой
каморке, где опять книги, перо и свеча исчерпывают его по-
требности. Поражает его пытливость, упорство в занятиях.
А результат? Он великолепен. Блестяще защищена доктор-
ская диссертация. Двадцать два года — профессор!
Время ведет счет дням, месяцам, годам. Каждый год этой
Жизни увенчивается запоминающимися событиями.
Год 1836-й. Николая Ивановича избирают профессором
Хирургии в Юрьевском университете. Педагогические способ-
231
ности молодого профессора раскрываются с необычайной си-
лой, на него обращено внимание преподавателей и студен-
тов-медиков. Пирогов становится в университете популярной
фигурой.
Год 1837-й. В свет выходят «Анналы Дерптской хирурги-
ческой клиники» и «Хирургическая анатомия артериальных
стволов и фасций» — классические труды, где Николай Ива-
нович раскрывает органическую связь хирургии и анатомии,
ставит на вооружение медиков «прекрасные правила, как
следует идти ножом с поверхности тела в глубину».
Год 1838-й. Париж. Пирогов перед знаменитым француз-
ским хирургом Вельпо. Скромно рекомендуется:
. — Я — русский медик. Приехал в Париж учиться.
Вельпо, с любопытством глядя на гостя, спрашивает, не
знает ли он дерптского профессора Пирогова, автора пре-
красного исследования о фасциях?
-г- Пирогов перед вами.
Мгновение Вельпо стоит недвижимо. Потом эаключает
русского в объятия. Восклицает:
— Не вам учиться у меня, а мне у вас!
. Год 1841-й. Петербург. Столичные врачи торжественно
встречают Пирогова, преподносят почетный диплом на зва-
ние члена Петербургского общества русских врачей. Нико-
лай Иванович назначен профессором Петербургской медико-
хирургической академии. Перед вступлением в должность
в академии состоялся разговор: он примет кафедру хирургии
при условии учреждения при ней хирургической клиники.
Зачем она ему? Затем, чтобы соединить науку, все обучение
студентов с практикой.
Пирогов идет в военно-сухопутный госпиталь, выделен-
ный под клинику, и что же видит? На прогнивших матрацах
лежат больные, заброшенные, одинокие. Грязь, сырость,
спертый отравленный воздух. Не переводятся гангрена, зара-
жение крови. Ко всему — воровство.
Молодой профессор вступает в борьбу с казенщиной, ли-
хоимством. Госпиталь довольно быстро преображается. Опе-
рируют уже не в общих палатах, а в заново оборудованной
операционной, для инфекционных больных выделен изоля-
тор. Налажена выдача белья и пищи, а воры изгнаны. За-
пущенный госпиталь превращен в образцовую клинику на
тысячу коек.
Кафедра хирургии в академии —- центр научной мысли.
Пирогов читает клиническую хирургию, топографическую и
патологическую анатомию. И каждая лекция неразрывно
связана с практикой, с наглядным показом, как «лечить не
232
болезнь, а заболевшего человека», как у постели больных
«наблюдать природу не глазами и ушами своего учителя, а
своими собственными».
Этот приземистый человек смело взвалил на свои плечи
непомерно тяжкую ношу и несет ее мужественно, не сги-
баясь. Работа на кафедре и в клинике, руководство заводом,
изготовлявшим хирургические инструменты, директорство
первым в России и во всем мире анатомическим институтам,
который основан по его замыслу. Затем бесчисленные кон-
сультации, бесплатное врачевание в больницах, новые поис-
ки в науке. Как плод его больших творческих усилий выхо-
дят в свет «Полный курс прикладной анатомии человеческо-
го тела с рисунками. Анатомия описательно-физиологическая
и хирургическая» и «Анатомические изображения человече-
ского тела^ назначенные преимущественно для судебных
врачей».
Год 1846-й. В Петербурге эпидемия холеры. Пирогов
открывает в своей клинике специальное отделение для за-
болевших холерой. С риском для жизни делает вскрытия —
за полтора месяца 800 вскрытий! И этот подвиг венчает
исследованием — «Патологическая анатомия азиатской хо-
леры»; 'ё
И опять перед ним — нелегкие тропы. Человеколюб, он
не Шжет спокойно созерцать страдания людей от боли при
операциях. Нельзя ли облегчить? Ученый встает перед проб-
лемой обезболивания. Эфир! Не это ли ключ к решению?
Проверяет его действие на животных, испытывает на себе.
И затем оперирует десятки людей под эфирным наркозом.
Результаты успешны. Это признано всеми. Ученый еще не
удовлетворен. Он едет на Кавказ, где идет война с горцами,
чтобы проверить действие эфирного наркоза при хирургиче-
ской обработке раненых, облегчить их страдания. Здесь Пи-
рогов проводит без боли сотни операций. История медицины
обогащается опытом первого применения эфирного наркоза
в боевых условиях. Пирогов пишет: «Мы надеемся, что от-
ныне эфирный прибор будет составлять, точно так же, как
хирургический нож, необходимую принадлежность каждого
врача на бранном поле».
Между тем мысль и энергия ученого уже сосредоточены
па другом: в медицину входит его знаменитая костно-пласти-
ческая операция — остеопластика, которая восстанавливает
Действия сломанных костей.
Год 1853-й. Начало Крымской войны. Пирогов пишет в
военно-медицинский департамент, предлагая «употребить
свои силы и познания для пользы армии на боевом поле».
233
Но какое дело чиновникам департамента до страданий
раненых? Нет, пусть Пирогов остается в тылу. Он пишет
новое прошение, потом еще одно и добивается направления
на фронт.
Год 1854-й. Октябрь. В Петербурге утверждается первая
в истории «Община воздвижения животворящего креста се-
стер попечения о раненых и больных», или «Крестовоздви-
женская община».
Пирогову «высочайше повелено» явиться в распоряжение
Мещпикова, главнокомандующего сухопутными и морскими
силами в Крыму «для ближайшего наблюдения за успеш-
ным лечением раненых».
Николай Иванович комплектует группу хирургов, в кото-
рую вошли его ученики. Решив, что сестры милосердия от-
правятся позже, Пирогов и четверо его спутников — врачи
Сохраничев и Обермиллер, фельдшера Никитин и Калашни-
ков — встречаются на вокзале.
Тяжел путь до Севастополя. И чем дальше на юг, тем
хуже. Дорога, разжиженная осенними дождями, цепко при-
хватывала колеса. Распутица и гнетущее ощущение чере-
пашьего движения к цели выводили Пирогова из себя. Энер-
гичный и нетерпимый к безделью, он готов был идти на
фронт пешком... Он еще не знал, как плохо у Меншикова
поставлена медицинская служба. Шесть госпиталей с тыся-
чью коек на весь Крым! В Альминском сражении — два пе-
ревязочных пункта, десяток повозок и три медика! Что они
могли сделать с десятками тысяч раненых? Потому-то мно-
жество искалеченных людей и остались на поле брани уми-
рать. И тысячи раненых брели следом за отходящими вой-
сками, едва волоча ноги, падая и погибая от ран, от голода
и жажды. Под Инкерманом было не лучше.
...Дорога пошла, наконец, по крымской земле. Перекоп...
Симферополь... Бахчисарай. Здесь Пирогов и его товарищи
сошли с тарантасов. Осмотрели первый на своем пути госпи-
таль. Почти четыреста раненых втиснуто в два небольших
казарменных дома. Лежат вповалку. Зловоние. Стоны, жало-
бы. Пирогов потрясен. Почему раненые голодают? Он в упор
смотрит на заведующего хозяйством госпиталя. Тот говорит,
что-де нет кухонных котлов. Их находят спрятанными в
сарае. «Не госпиталь, а нужник»,— заключает Пирогов и
спрашивает себя: если здесь, в тылу, так плохо, что же там,
в осажденном Севастополе?
С тяжелыми думами Николай Иванович покидает Бахчи-
сарай. И сразу же за городом, на протяжении целых 30 верст,
234
дорогу загромоздили транспорты — раненые, боеприпасы,
фураж. Дождило. С дальних гор срывался и налетал холод-
ный ветер. А больные и раненые лежали на подводах, дрожа
от сырости, холода и боли. Сердце сжалось от возмущения
и горели; «И здесь то же чиновничье равнодушие к судьбам
страдальцев, тех, кто решает судьбу войны, судьбу отечест-
ва. Что же это? Ошибки или преступления?»
12 ноября 1854 г. Пирогов прибывает в Севастополь. Раз-
местившись с товарищами на Северной стороне в огромном
каземате, он идет представляться Меншикову.
После этой встречи хирург записал в «Журнале моей
энциклопедии»: «Сухой саркастик, отъявленный эгоист.
Это ли полководец? Как он запустил всю администрацию,
все сообщения, всю медицинскую часть! Это ужас!»
Гнетущее чувство рассеял Нахимов — они встретились
в тот же вечер. Рядом с Павлом Степановичем невозможно
быть удрученным. Он заряжал своей бодростью, энергией,
неистребимой верой в победу. Это он распорядился выдать
матросские тюфяки в армейские казармы, где на голом полу
лежало почти две тысячи солдат — раненых и больных. Это
он покупал на свои деньги и посылал раненым чай, табак,
сахар.
Осмотром морского и сухопутного госпиталей начинает
Пирогов свою службу в Севастополе. Они ничем не отлича-
ются от Бахчисарайского. Больные инфекционными заболе-
ваниями и раненые лежат бок о бок, ни одеял, ни медика-
ментов, мизерные пайки, нехватка обслуживающего пер-
сонала. Он видел: война идет с огромными потерями для
русской армии, которая расплачивается тут не только за без-
дарное руководство царских полководцев, но и за техниче-
скую, экономическую отсталость крепостной России.
Но видел он и другое — силу и благородство русского
парода. Наводя порядок в госпиталях, расставляя медицин-
ские силы для лучшего обслуживания больных и раненых,
изгоняя равнодушных и расхитителей, замечает в госпиталь-
ных бараках деловитую девушку. На платье — медаль «За
отвагу». Нет, Николай Иванович не пройдет мимо, он узнает,
какими путями пришла Даша Севастопольская к своему под-
вигу...
Очень прост этот рассказ. Узнала, что на крымскую зем-
лю идут войной чужеземцы. Долго не раздумывая, продает
все свое имущество, покупает лошаденку с двуколкой и боч-
ку для воды. На ней матроска и перешитые шаровары отца.
На голове бескозырка. Прихватила с собой котомку, а в
вей — тряпки и ножницы. В таком виде она и предстала
-235
перед солдатами на позициях возле Альмы. Поставив дву-
колку в кусты, Дарья наблюдала за начавшимся сраже-
нием. И вот из боя выходят раненые. Ищут перевязочный
пункт, а его поблизости нет. Зовет их девушка к своей дву-
колке и, в меру своего умения, перевязывает раны. Так день
за днем. И вся армия уже знает ее и называет в шутку док-
тором.
И конечно же, слушая этот простой рассказ «доктора»,
великий хирург не может не волноваться. Перед ним сама*
душа народа, благородная, добрая, его смелый характер.
Простых русских женщин Пирогов видит на земляных обо-;
ронительных работах. Они же, пренебрегая опасностью, при-*
носят на батареи простиранное белье и раздают солдатам,
матросам жареную рыбу, оладьи, блины, хлеб и иную нехит-
рую снедь. Скоро к героиням обороны Севастополя присоеди-
нятся сестры милосердия Крестовоздвиженской общины, та-
кие же патриотки своей Родины.
Первый их отряд — 30 человек во главе со старшей сест-
рой Стахович — Пирогов встретил в ноябре 1854 г. в Симфе-
рополе. В январе 1855 г. в Севастополь прибывает второй от-
ряд под начальством Марьи Меркуровой. Вскоре сюда же
приехала с группой сестер милосердия Бакунина — племян-
ница полководца М. И. Кутузова. В конце марта прибыл
четвертый отряд старшей сестры Будберг. К апрелю все
сестры Крестовоздвиженской общины находились на передо-
вых позициях обороны Севастополя.
Они работали в госпиталях и на перевязочных пунктах,
устроенных в здании Дворянского собрания, в Инженерном
доме, на Николаевской батарее, в домах Гущина и Орлов-
ского. То, что сделали они под руководством Пирогова,—
подвиг.
В Крыму организаторские способности Пирогова как во-
енного медика раскрылись с полной силой. Он быстро сделал
вывод, что успех медицинской службы на войне зависит
прежде всего от правильной ее организации. Роль этапов
эвакуации, устройство главного перевязочного пункта, спец-
транспорт, транспортирующие врачи и медсестры — вот из
чего складывались предпринятые Пироговым меры. Он явил-
ся зачинателем метода сортировки раненых и больных, четко
определив ее задачи и принципы.
«Надоело удивляться г. Пирогову,— писала в письме до-
мой сестра Меркурова,— это человек, которому подобного
редко можно встретить; он весь прикован к своему делу и,
кажется, у него нет другой мысли, как о раненых и боль-
ных».
236
Костно-пластическая операция, обезболивание с помощью
хлороформа, применение неподвижной гипсовой повязки —
эти и другие методы лечения он усовершенствовал и приме-
нил в широком масштабе. Гипсовая повязка Пирогова поло-
жила начало «сберегательному» лечению раненых с пора-
жением больших костей. Он впервые подчеркнул, как велико
регулирующее действие центральной нервной системы и со-
стояние всего организма на течение ранений и их осложне-
ний. И на фронте он не переставал быть ученым.
Установив порядок в госпиталях и лазаретах, Пирогов и
его сподвижники начали решительное наступление на воен-
ные ведомства и интендантства. Со свойственной ему рез-
костью разоблачал Пирогов воровство чиновников, их неспо-
собность снабжать армию. Он засыпал ставку главного
командования справедливыми требованиями и прошениями.
Неудивительно, что мошенники и карьеристы тоже сделали
все, чтобы выжить его из армии.
13 июня 1855 г. Пирогов покидает Крым, но в конце ав-
густа добивается возвращения на фронт. В числе других мо-
лодых врачей с ним приехал только что кончивший универ-
ситет Сергей Петрович Боткин, будущий великий клиницист.
Севастопольская страда близилась к роковому концу.
28 июня не стало Нахимова. Тяжело ранен талантливый ин-
женер Тотлебен. Пал Малахов курган. Исход войны, участь
Севастополя были решены. Письма Пирогова в те дни полны
тяжелых переживаний. «Один акт трагедии кончился, начи-
нается другой, который будет не так продолжителен, а там —
третий... О себе ничего не говорю, можно ли при таких собы-
тиях говорить о себе?»
Тоскливо тянулись дни эвакуации раненых и больных.
Нескончаемым потоком двигались повозки к Перекопу и
дальше. И не было среди тысяч много выстрадавших воинов
такого, который бы с чувством глубокого уважения не ото-
звался о сутуловатом приземистом человеке в простой сол-
датской шинели и военном картузе — Николае Ивановиче
Пирогове...
Более полутора столетий прошло со дня рождения Нико-
лая Ивановича Пирогова, выдающегося русского хирурга,
ученого,- педагога. Велико его научное наследие. Знакомство
с ним вызывает чувство восхищения и удивления: как один
человек за сравнительно недолгую жизнь смог сделать так
много и с таким блеском!
В годы Великой Отечественной войны советская медици-
на плодотворно применяла это наследие. Принцип Пирогова
237
о важности административной роли военного врача получил
полное признание и практическое претворение в Советской
Армии. В нашей армии осуществлялась не только сортиров-
ка раненых поблизости от передовых позиций, но и были
созданы мощные сортировочные госпитали. Бывало, что за
день они пропускали до шести тысяч раненых.
Любой участник минувшей войны знает, насколько был
прав Пирогов, говоря, что судьба раненых в значительной
мере зависит от своевременности их выноса с поля боя. Быв-
шие фронтовики никогда не забудут, как наши врачи появ-
лялись в районе боев, подтягивали свои санбаты, госпитали
к передовым позициям и оперировали тут же, у переднего
края. А ведь это прямое осуществление идеи Пирогова о
приближении хирургической помощи к фронту, о необходи-
мости иметь в районе боевых действий хорошо оснащенные
госпитали. Полностью оправдали £ебя применение эфирного
наркоза и гипсовая неподвижная повязка. В период Великой
Отечественной войны в строй было возвращено более 70 про-
центов раненых и свыше 90 процентов больных. Цифры по*
истине удивительные.
Закончилась Крымская война. Николай Иванович Пиро-
гов вернулся к своим мирным занятиям. Среди них было и
такое: попечитель Одесского учебного округа. В округ входи-
ла Таврическая губерния. Так, волею судьбы, не прервалась
связь Николая Ивановича с Крымом. В Крымском облгос-
архиве хранятся документы, по которым можно проследить,
сколь многогранна и плодотворна была деятельность попечи-
теля. Вот предписания директору училищ Таврической гу-
бернии за 1857 г., в которых Пирогов указывает на хозяй-
ственные неполадки, плохое состояние учебных помещений
и требует срочного принятия мер.
Не проходят мимо внимания Пирогова и такие каза-
лось бы «мелочи», как прививка оспы детям, открытие боль-
ницы при гимназии. А жестокое обращение с учениками со
стороны «попа-батюшки» вызывает немедленную реакцию:
поп уволен, гимназическому начальству сделано строгое
предупреждение.
Такова была практическая сторона деятельности Пирого-
ва-педагога и Пирогова-гуманиста.
В 1985 г. исполнится 175 лет со дня рождения великого
русского ученого. Еще в дореволюционное время, в декабре
1911 г., предлагалось увековечить пребывание Н. И. Пирого-
ва на крымской земле, даже выделены были деньги на по-
стройку дома, в котором разместился бы «музей медицины
238
и гигиены» — пироговский музей. Дальше проекта дело, увы,
не пошло.
В наши дни при Крымском медицинском институте соз-
дан один из лучших в республике анатомических музеев. Он
находится в том самом здании, где работал Николай Ивано-
вич Пирогов (ул. Р. Люксембург, 29). Одна из комнат му-
зея — пироговская: редкие экспонаты, документы, книги...
Хорошо бы к юбилею ученого открыть музей его имени —
Крымский музей истории медицины. Вполне можно было бы
и Крымскому медицинскому институту присвоить имя
П. И. Пирогова — славное и дорогое жителям нашего полу-
острова имя.
Симферополь — Феодосия
АЛЕКСАНДР ВЛАД, ДОВЖЕНКО,
ВЛАДИМИР ДОВЖЕНКО,
СЕРГЕИ СЛЕПНЕВ
БЕЗ ПРАВА НА ОШИБКУ
1946 г. в Москве в Большой ауди-
тории Политехнического музея
проходил XXV Всесоюзный съезд
хирургов — первый ’ послевоенный. Гром аплодисментов
встретил почетного председателя съезда 70-летнего академи-
ка Бурденко. Он принял участие в работе, предложив слу-
шателям свой доклад, посвященный лечению огнестрельных
ран в Великую Отечественную войну, который прочитал
один из его учеников — профессор А. Ф. Лепукалн. Собрав
всю свою волю, лишенный слуха и речи, за месяц с неболь-
шим до смерти, Николай Нилович Бурденко, первый прези-
дент Академии медицинских наук СССР, Герой Социалисти-
ческого Труда, Почетный член Международного общества
хирургов, Лондонского королевского общества, держался
стоически. И никто из участников съезда не мог подумать,
что это последнее выступление ученого...
С именем академика Н. Н. Бурденко в Крыму связано
становление и развитие Сакского грязевого курорта. Но
239
прежде чем рассказать об этом, нам хотелось бы корот-
ко напомнить читателю о некоторых штрихах жизни выдаю-
щегося хирурга до приезда в Крым и в послекрымский пе-
риод.
Многим врачам, особенно хирургам, известен такой эпи-
зод из жизни Николая Ниловича Бурденко. В 1935 г. он во
главе советской делегации приехал на Всемирный съезд хи-
рургов в Париж. Имя профессора было хорошо знакомо
специалистам не только в нашей стране. И за рубежом зна-
ли: доктор Бурденко — разносторонний специалист, но сфера
особых его интересов — нейрохирургия, операции на голов-
ном и спинном мозге.
Профессор Бурденко рассказал делегатам съезда о раз-
работанной им сложной операции — в верхнем отделе спин-
ного мозга; До него такое не практиковалось. Сообщение
вызвало огромный интерес.
Знаменитый французский хирург де Мартель предложил
Николаю Ниловичу посетить его клинику и сделать показа-
тельную операцию на головном мозге.
Бурденко согласился. Однако у французских хирургов
не было необходимого инструмента — он изготовлялся толь-
ко па советских заводах. Пока парижские специалисты де-
лали нужный инструмент, Николай Нилович знакомился с
тяжелобольным рабочим, которого предстояло оперировать.
Узнав, что от опухоли мозга ему поможет избавиться извест-.
ный советский хирург, больной воспрянул духом.
— Ну вот и хорошо,— произнес Николай Нилович, когда
ему перевели слова больного.— Нужно всегда верить в побе-
ду. Один древний врач сказал пришедшему к нему за по-
мощью: «Смотри, нас трое: я, ты и болезнь. Если ты будешь
на моей стороне, мы ее быстро одолеем...»
В тот день все крупнейшие медики Парижа заполнили
демонстрационный зал, расположенный над операционной,
накрытой стеклянным куполом.
По предварительной договоренности, провести начальный
этап операции — обнаженйе головного мозга — вызвался ру-
ководитель клиники профессор де Мартель. Николай Нило-
вич не возражал. Для опытного хирурга это была сравни-
тельно простая манипуляция^ технически не сложная. Но
случилось непредвиденное. Завершая обнажение мозга, фран-
цузский хирург сделал одно неверное движение. Скальпель
соскользнул па миллиметр дальше, чем было нужно, и задел
кровеносный сосуд. Алой струей брызнула кровь.
240
— Тампоны! Отсос!последовали быстрые команды
Бурденко.
Место будущей операции залила кровь. Зрители заволно-
вались, поняв опасность и сложность ситуации*
Бурденко уверенно шагнул к столу.
г- Ножницы, пинцет!
Нервы у всех были напряжены до предела. Даже отлич-
но выученная операционная сестра не выдержала, ошиблась:
вложила ножницы в левую, а пинцет в правую руку хирур-
га. Николай Нилович спокойно положил инструмент на стол
и повторил команду.
Руки хирурга работали быстро и точно. Кровотечение
значительно осложнило операцию, и порой жизнь больного
висела на волоске. Но опыт и мастерство победили. Опухоль
была удалена, операция завершилась успешно. Наверху за
стеклянным куполом раздались аплодисменты.
После операции врачи поздравляли Бурденко. Удивляясь
его спокойствию и хладнокровию, спрашивали:
—- Неужели не волновались?
— Сильно волновался,— просто ответил Николай Нило-
вич,— до операции, а во время операции хирургу волновать-
ся некогда...
Тогда ему было под шестьдесят...
Как известно, Медиком Бурденко стал не сразу. Путь его
в-медицину пролегал... через духовное училище. Закончив
его с отличием, поступил в семинарию, а после нее за казен-
ный счет был направлен в Петербургскую духовную акаде-
мию. Но карьера священника пе прельщала юношу.
— О медицине и думать не смей! — кричал Нил Карпо-
вич,— Ничего не добьешься, загубишь всю свою 4кизнь!
— Отец,— пытался как можно спокойнее говорить Ни-
колай,— я не хочу быть священником. Как я могу убеж-
дать людей веровать в то, во что сам не верую?
— Ну что ж, воля твоя. Только знай, нету тебе моего
родительского благословения. На помощь из дому не уповай.
Подойдя к столу, Нил Карпович вытащил из шкатулки
две семикопеечные марки.
— Денег я тебе не дам, а вот марки возьми,
। И добавил сурово:
— Когда от голода умирать будешь, письмо пришлешь...
...С тех пор минуло 13 лет. В 1906 г. Николай Бурденко
окончил Юрьевский университет, получил звание лекаря и
врачебный диплом с отличием. Работал в Херсонской губер-
нии во время эпидемий оспы, кори, дифтерии, тифа. Будучи
241
еще студентом, в качестве помощника врача участвовал в
русско-японской войне. За мужество и героизм награжден
орденом. Позже он пишет научные статьи, сдает докторские
экзамены, защищает диссертацию. Его избирают приват-до-
центом, а затем профессором Юрьевского (Тартуского) уни-
верситета.
Однако университетская деятельность не могла пол-
ностью удовлетворить Бурденко. Спокойная, размеренная,
как часы, академическая жизнь — не для его кипучей нату-
ры. Жажда практической деятельности, желание лечить про-
стых людей, помогать им в трудные минуты жизни — все
это заставляет Николая Ниловича принять приглашение Тав-
рического земства поработать летом в Сакской земской гря-
зелечебнице.
С 1911 г. молодой профессор вместо отпуска каждое лето
проводит в этой лечебнице. Здесь Николай Нилович прини-
мает больных, консультирует, делает операции, продолжает
научные исследования. Все свои знания, мастерство врача,
весь жар души Бурденко отдает лечению бедных крестьян,
рабочих, ремесленников, рыбаков. Мог ли кто-нибудь из них
мечтать о том, что его будет лечить не знахарь или фельд-
шер, а профессор университета!
Грязелечение глубоко увлекло и заинтересовало молодо-
го ученого. Настойчивая работа, умение на многое взглянуть
по-новому позволили Бурденко собрать интереснейшие дан-
ные, которые он впоследствии обобщит и опубликует в стать-
ях «О необходимости устройства добавочных учреждений
при хирургическом отделении Сакской грязелечебницы»,
«К вопросу о номенклатуре суставных заболеваний» и дру-
гих. Николай Нилович с интересом изучает свойства грязи,
методы и способы ее применения, историю грязелечения.
В этой истории ему предстояло сыграть особую роль.
С именем Бурденко связан качественно новый, по-настоя-
щему научный этап в грязелечении. Посмотрим, какова была
лечебная практика «до Бурденко».
О целебных качествах грязей крымских соляных озер
было известно еще в глубокой древности. Так, древнегрече-
ский историк Геродот в V веке до нашей эры упоминает
о том, что в Таврике на соленом озере используется «египет-
ский» метод лечения грязью. Молва о чудодейственной силе
сакской грязи издавна поражала воображение людей. Быль,
причудливо переплетаясь с выдумкой, обрастая различными,
порой невероятными фактами, с годами превращалась в ле-
генды. В записях известного русского бальнеолога профессо-
ра А. И. Щербакова есть легенда об украинском чумаке,
242
приехавшем в Крым за солью. Его волы застряли с непо-
сильным грузом в озерной грязи. Долго топтался чумак
в озере, перетаскивая мешки на берег. Возвратившись домой,
он вдруг обнаружил, что сильная боль в ногах, беспокоившая
его много лет, бесследно прошла!..
После присоединения Крыма к России (1783) целебные
грязи Сакского озера заинтересовали русских исследовате-
лей, путешественников, врачей. В их числе — академик
П. С. Паллас, писатель-академик П. И. Сумароков и другие.
Но впервые изучил действие грязи при различных заболе-
ваниях и осуществил медицинское наблюдение за больными
евпаторийский уездный врач С. Н. Оже в 20—30-х годах
XIX в.
Тогда же на берегу Сакского озера строится грязелечеб-
ница, гостиница для приезжих, отделение Симферопольского
военного госпиталя. Популярность курорта росла с каждым
годом. Сообщения о целебных свойствах Сакского озера ста-
ли появляться в зарубежной печати.
Слава о целебных грязях разнеслась по всей России.
В Саки приезжают на лечение из Архангельска, Вятской,
Симбирской губерний, из самых отдаленных городов страны.
Лечатся и иностранцы из Франции, Англии, Румынии, Си-
рии и других стран.
Но далеко не каждый желающий мог приехать на лече-
ние — оно было очень дорогим. Пребывание на Сакском ку-
рорте в течение месяца стоило 140—350 рублей, в то время
как средний заработок рабочего и служащего составлял 25—
40 рублей. Бедняки, крестьяне и рабочие, которым удава-
лось добраться до Сак, жили где попало, порой ночуя под
открытым небом, и лечились без всякого медицинского
контроля по способу, описанному еще П. И. Сумароко-
вым в книге «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в
1799 году». Вот как лечились в Саках «при Сумарокове» да
и столетие спустя: «Стекающая и солнцем испаряемая вода
оставляет у берегов род ила или грязи, в котором выкапыва-
ют глубокие ямы на подобие могил, и в них зарывают неду-
гующих по самую шею так, что лежащие в них не могут
иметь никакого движения. Над головой делают из ветвей род
шатра, дабы сохранить ее от раскаленных лучей, сидят в'яме
по часу и более, переменяя грязь свежею, и сила-то оной
приносит облегчение страждущим...»
Передовые русские врачи, работавшие на курорте, делали
все, что было в их силах, чтобы облегчить положение бед-
няков. В 1910 г. старший врач Сакской грязелечебницы
243
C. G. Налбандов организовал на берегу озера первую в Рос-
сии «народную лечебницу», где неимущие больные получа-
ли бесплатную медицинскую помощь.
Сергей Сергеевич Налбандов сыграл выдающуюся роль
в развитии здравницы. Не щадя сил и времени, он боролся
с ретроградами за преобразование курорта. Он требовал об-
легчить труд наемных рабочих. При нем был организован
вывоз добытой в озере грязи конной тягой по узкоколейке,
устроена механическая прачечная. Под его непосредствен-
ным наблюдением строились гостиница для неимущих боль-
ных, помещения для приема рапных ванн и грязевых про-
цедур.
Именно по инициативе С. С. Налбандова Таврическое
земство стало приглашать на работ/ в Саки опытных, высо-
коквалифицированных врачей на должности ведущих спе-
циалистов по основным видам заболеваний. Среди них был
приглашенный на должность заведующего хирургическим
отделением и кабинетом механотерапии 35-летний хирург,
профессор Юрьевского университета Н. Н. Бурденко.
В свою очередь Николай Нилович вызвал из Юрьева по-
мощников — ученых различных медицинских специально-
стей. Такой солидный состав работников позволил Бурденко
сразу же поставить работу в грязелечебнице на широкую на-
учную основу — с применением рентгеновских снимков и
всех доступных анализов.
Надо отметить, что именно здесь впервые ярко проявился
организаторский талант Н. Н. Бурденко: за четыре летних
сезона Сакская грязелечебница изменилась к лучшему боль-
ше, чем за десятки предшествующих лет. Совместная пло-
дотворная деятельность двух талантливых ученых — Бурден-
ко и Налбандова — позволила в 1912 г. впервые в России
разработать методику лечения грязями, определить длитель-
ность процедур, оптимальную температуру нагрева грязи и
многие другие критерии. Но главное — в лечебное дело был
внесен научный исследовательский принцип, введен всесто-
ронний контроль, детальный учет, анализ и критика резуль-
татов.
Много вечеров провели в спорах Бурденко и Налбандов,
обсуждая будущее курорта, медицинские проблемы. Ряд их
проектов уже тогда удалось претворить в жизнь. В 1912 г.
был создан институт диагностики и физических методов ле-
чения, а два года спустя по предложению Н. Н. Бурденко
построен хирургический клинический корпус.
Первая мировая война прервала плодотворную деятель-
ность Николая Ниловича в Сакской грязелечебнице.
244
Вскоре после ее начала он уехал в Петербург, а оттуда
отправился на фронт. Теперь он — военный медик общества
Красного Креста.
В Крыму погпрежнему помнят о Бурденко, высоко ценят
его заслуги. Об этом свидетельствует письмо Таврической
губернской земской управы, отправленное ею в марте 1915 г.
в Главное управление Российского общества Красного Кре-
ста: «Профессор Н. Н. Бурденко в течение четырех лет за-
ведовал хирургическим отделением Сакской земской грязе-
лечебницы... Принимая во внимание опытность и знания
профессора Н. Н. Бурденко в деле оказания хирургической
помощи при грязелечении... Таврическая губернская земская
управа имеет честь покорнейше просить об откомандирова-
нии профессора Бурденко, хотя бы на месяц, предстоящим
летом в Сакскую земскую грязелечебницу...»
Однако обстоятельства не позволили Николаю Нилови-
чу приехать в Крым. Следующий его приезд осуществился
уже в советское время...
Первая мировая война, а затем войпа гражданская, хо-
зяйничанье белых и интервентов пагубно отразились на ку-
рортном деле. Практически работа здравниц Крыма была
прекращена. После установления Советской власти молодое
рабоче-крестьянское правительство, заботясь о здоровье на-
рода, принимает решение об использовании Крыма для ле-
чебных целей на качественно иной, демократической основе.
По инициативе Крымского ревкома в декабре 1920 г. начи-
нается восстановление здравниц Крыма. Сакский курорт
принял своих первых больных уже летом 1921 г. Из врачей
одними из первых приезжают профессора Шенк, Шевандин
и другие высококвалифицированные специалисты. В феврале
1923 г. руководители грязелечебницы посылают телеграмму
в Воронежский университет профессору Бурденко: «Под-
тверждаем приглашение Саки». С мая этого года Николай
Нилович снова работает в Саках хирургом и консультантом
Центрального управления курортов Крыма.
В этот период Бурденко всецело поглощен огромной на-
учно-исследовательской работой. Он создает специальную ла-
бораторию с небольшим помещением для подопытных жи-
вотных. Помощник профессора, тогда еще врач-ординатор
Б. А. Петров подготавливал собак к опытам в московской
клинике, а затем привозил их в Саки. Под руководством
Бурденко Петров собрал обширный материал о лечении гря-
зями анкилозирующего спондилоартрита. Впоследствии
Б. А. Петров стал крупным ученым, академиком, в годы
245
Великой Отечественной войны Ой был главным хирургом
Черноморского флота.
Врачам, работавшим с Бурденко, надолго запомнилась
деловая, творческая обстановка, царившая в коллективе. На-
учные работы, статьи, даже порой просто интересные мысли
широко обсуждались на врачебных советах. Это помогало
молодым специалистам более полно овладеть секретами про-
фессии.
Не только чисто медицинскими проблемами занимались
работники курорта. В начале 20-х годов вокруг Сакского озе-
ра разгорелись жаркие споры об использовании его богатств
между двумя организациями — грязелечебницей и соляным
промыслом с химзаводом. Медикам во главе с Бурденко уда-
лось добиться прекращения добычи соли в лечебной части
озера. Николай Нилович указывал, что «сакская грязелечеб-
ница является единственной в своем роде по целебным свой-
ствам грязи й рапы, и гибель ее является невозвратимой
потерей для государства как одного из драгоценнейших ку-
рортов России».
В 1924 г. профессора Н. Н. Бурденко и С. С. Налбандов
выступили на Евпаторийской врачебной конференции с пред-
ложением организовать на озере регулярные биоклиматиче-
ские и санитарно-гигиенические наблюдения и исследования.
В 1926 г. была построена контрольно-наблюдательная стан-
ция для изучения режима и охраны Сакского озера, которая
работает и по сей день — вот уже более полувека.
Подводя краткий итог научной и лечебной деятельности
Н. Н. Бурденко в Крыму (а она была вообще-то не столь
продолжительной — неполных пять летних сезонов), отме-
тим главное: ученый впервые в истории отечественной меди-
цинской науки создал стройную, последовательную класси-
фикацию заболеваний суставов, что позволило применять
медицински обоснованную методику грязелечения. Хирург-
новатор вначале сделал предположение, а в 1923 г.— окон-
чательный вывод о невозможности грязелечения при костно-
суставном туберкулезе. Заслуга Бурденко и в том, что он
внедрил в практику новейшие методы диагностики (Заболе-
ваний — рентгенологические и лабораторные исследования,
организовал при грязелечебнице кабинет механотерапии для
разработки суставов по методу шведского ученого Цандера.
Н. Н. Бурденко справедливо называют научным руково-
дителем Сакского курорта. По его инициативе была органи-
зована на курорте специализированная служба ортопедиче-
ской помощи больным. Столь же справедливо и другое: он
создатель строго научного режима ^использования и охраны
246
Сакского грязевого озера. И все это — при огромной загру-
женности лечебной и консультативной работой: за три сезон-
ных месяца он принимал до 700 больных!..
Десятки тысяч людей, ежегодно приезжающих в Саки
лечиться, обращают внимание на портрет Н. Н. Бурденко,
установленный на фасаде современного здания. Под порт-
ретом — слова ученого: «Я — хирург. И как хирург привык
отвечать за свои дела». Единственный в Европе, уникальный
по своей конструкции комплексный санаторий, где лечат
больных с повреждениями позвоночника и спинного мозга,
носит имя Николая Ниловича Бурденко. Эта здравница —
лучший памятник выдающемуся советскому хирургу.
Симферополь
АЛЕКСАНДР ЛЮСЫЙ
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
ской земле! Однако
оображенью край рвящецпый...»
С какой казалось бы легкостью
воскликнул великий поэт о крым-
на самом деле путь «воображенья»
к «краю священному» был не так прост, как это может пока-
заться на первый взгляд. В Крыму, «посреди прибрежных
скал», Пушкин не только слышал шум волн, но и голоса
предшественников, до него побывавших на этой земле,— в
«воображенья» и в действительности. Каковы были те, са-
мые первые свидания русской музы с Крымом, подготовив-
шие почву для незабываемой пушкинской встречи?
1. «ТАК МЫСЛИЛ СЕВЕРНЫЙ МУДРЕЦ...»
Крым, его природа, история постоянно присутствовали
в сфере научных и художественных интересов М. В. Ломо-
носова, хотя гений русского Ренессанса, «северный мудрец»,
как назвал его поэт С. Бобров, никогда пе бывал здесь.
247
В «Слове о рождении металлов», касаясь геологического
прошлого планеты, Ломоносов исследует вопрос о происхож-
дении Черного моря и Крымского полуострова. В работе
«Первые основания металлургии» он уделяет внимание воз-
никновению Крымских гор, рассматривая их в одном ряду
с Кавказскими, Кордильерскими и Пиренейскими горами.
Настольным изданием ученого была многотомная «Естест-
венная история» римского натуралиста, писателя и государ-
ственного деятеля Плиния Старшего, в которой содержится
одно из древнейших описаний Крыма (это описание отлича-
ется точностью и подробностью и не утратило значения для
современной науки). Ломоносов использует сведения рим-
ского исследователя по географии, геологии, истории и этно-
графии, часто цитируя огромные абзацы его произведения —
своеобразной итоговой энциклопедии всей античной науки.
Плиний Старший был для Ломоносова воплощением муже-
ственного служения науке до самого смертного часа (он по-
гиб, наблюдая знаменитое извержение Везувия 79 года).
Крым интересовал Ломоносова и с экономической точки зре-
ния (значительная часть соли поступала в центральные гу-
бернии отсюда), и с исторической. В «Древней Российской
истории» он описывает взаимоотношения Руси и Крыма с
древнейших времен. В «Описании стрелецких бунтов и
правления царевны Софьи» он исследует роль крымских
походов князя Василия Голицына во внутриполитической
борьбе, что предшествовала воцарению Петра I. Одна из
первых зрелых од Ломоносова посвящена русско-турецкой
войне 1735—1739 гг., во время которой русская армия
фельдмаршала Миниха впервые вступила на Крымский по-
луостров.
В Крыму разворачиваются события ломоносовской тра-
гедии «Тамира и Селим» (1750). Ее общий план — героиче-
ская победа русского народа на Куликовом поле в 1380 г.,
частный — любовь двух молодых людей, преодолевающих
политические интриги. Ломоносов отталкивается от реаль-
ного исторического факта — бегства Мамая в Кафу после на-
несенного ему поражения. Как гласит «Сказание о Мамае-
вом побоище», которое внимательно изучал Ломоносов, «сам
поганый царь Мамай с четырьмя князьями своими в малом
числе побег с побоища, забеже от великого страха даже до
града, лежащего над морем, Кафы... по, вскоре... убиен
бысть... оставив по себе вечный студ и поношение». В тра-
гедии Мамай пытается выдать поражение за победу и, поль-
зуясь поддержкой местного царя (тот обещал ему в жены
свою дочь), организовать новые военные авантюры.
248
Тамира любит багдадского царевича Селима, который вел
осаду Кафы (эпизод, совершенно вымышленный). Поражен-
ный красотой Тамиры, он заключает мир и ей посвящает
свою дальнейшую жизнь. Однако не случайно в названии
произведения имя Тамиры стоит на первом месте: подлинной
героиней является в трагедии именно она.
Представь себе, представь прельщенную Медею,
Оставлыпую отца и честь на сем брегу! —
восклицает она, и сравнение это отнюдь не является преуве-
личением для той внутренней борьбы, когда приходится вы-
бирать между отцом и возлюбленным. Сама по себе тема
семейного деспотизма в тогдашней российской действитель-
ности приобретала весьма актуальный характер (в юности
самого Ломоносова пытались насильно женить). Так что об-
раз девушки из Кафы, готовой пожертвовать всем ради
любимого, безусловно, повлиял на женские характеры после-
дующих произведений русской литературы. Ломоносов тес-
но связывает судьбу отдельной личности с судьбой всего на-
рода. По Ломоносову, оба вида тирании (и над личностью,
и над народом) имеют один и тот же источник — ненасыт-
ную «алчбу имения и власти». «Кто гонит одного,— тот вся-
кому грозит»,— утверждает Надир, брат царя Кафы. В тра-
гедии ему отдана роль резонера, и, философствуя, он немало
слов посвящает обличению войн и прославлению добродете-
ли, которая «сама себе хвала, сама себе свидетель». Он пред-
видит крах Мамая («Россию варварство его бесчеловечно Из
многих областей в одну совокупит»). Но единственное, чем
он может помочь Тамире, это горько поиронизировать вад
тем, что «против ней» воюют «великие цари», включая соб-
ственного отца. Проникнутый фатализмом совет Надира —
«перестань противиться судьбе» — Тамиру совершенно не
устраивает. Она выходит нравственной победительницей из
спора с Мамаем, отвечая на тираду о его действительных и
мнимых заслугах.
Когда ты многие привел под власть пароды,
Ты славы, государь, толикой не теряй,
И слабый женский пол лишив драгой свободы,
Ееликих дел своих чрез то не помрачай.
Мамай проводит расследование причин несговорчивости
Тамиры и, вступив в поединок с Селимом, пытается коварно
убить его с помощью своих приближенных.‘ Но появляется
брат Тамиры Парсим, бывший союзник Мамая, с которым
тот пытался предательски расправиться ранее. С Мамаем
покопчено, и все узнают о подлинном исходе сражения.
249
В данном случае весть эта приводит к счастливой развязке
произведения (все положительные герои остаются живы).
Это было необычным для жанра трагедии. Верой в торжест-
во справедливости Ломоносов утверждал присущий ему гу-
манизм. Он первым из русских драматургов в произведении,
не имеющем религиозной основы, выразил с такой силой и
убежденностью идею исторического оптимизма.
2. СОЛЬ И ЛИРА
В начале XVIII в., на Балтике, Россия, по словам Пуш-
кина, «вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке
топора и при грохоте пушек». А в конце века «спуск кораб-
ля» происходил уже на юге. Те же «стук топора» и «грохот
пушек», и в то же время — с невиданной силой «звуки ли-
ры и трубы».
Крымская тема — у истоков гражданской и политической
лирики ГавриЛы Романовича Державина. Еще Я. Грот, со-
ставитель самого объемистого собрания сочинений поэта, от-
метил, что стихотворение 1772 г. «На победы Екатерины II
над турками», посвященное триумфу русского оружия в вой-
не с Турцией — «старейшее из всех изданных произведений
Державина на подобный предмет».
Вступил лишь в Херсонес, пошел лишь Долгоруков,
Единой славою его гремящих звуков
Отверзлась Перекоп, пришел в подданство Крым,
И веки что творят, то летом он одним.
В этом стихотворении есть уже многое из того, что хоро-
шо зпакомо по лирике зрелого Державина. Восторг перед
успехами Отечества дополняется сознанием высокой миссии
этих успехов. Узнаем мы и конкретные эпизоды, в частности,
вступление на полуостров армии князя В. М. Долгорукова-
Крымского, после чего Османская империя уже не смогла
восстановить своего господства над Крымом. Это не просто
описание событий, а их эхо, «усиленное поэтическим гением
до вселенских масштабов, в расчете на космический резо-
нанс» *.
В 1783 г. произошло включение Крыма в состав России.
Русская литература отреагировала на это событие незамед-
лительно. В. В. Капнист пишет оду «На завоевание Таври-
ды» (ее он не окончил, но впоследствии сам отправился сю-
♦ Лебедев Е. Чудесный подлинник.— В кн.: Державин Г. Сти-
хотворения. М., 1982, с. 4.
250
да «по следам Одиссея»: в собрании его сочинений опубли-
кованы две статьи на эту тему). В девятом номере журнала
«Собеседник любителей русского слова» за 1784 г. появилась
«Ода на взятие под Российскую державу Крыма и Кубани».
Ода поступила, как сказано в примечании, «от неизвестного»
(типичный для XVIII в. случай, когда проблема авторства
мало кого занимала) и обращена к Екатерине II, которая
стала себя величать среди прочих титулов «царицей Херсо-
ниса Таврического».
Союз, порядок с тишиною
Идут господствовать страною,
Где царствовала йечно почь:
Где слабый свет луны считался
Единым светом искони.
Восстани Крым! твой сон прервался.
Тебе наступят ясны дни.
Публикация анонимной оды заставила поспешить
Г. Р. Державина со своим выступлением на эту тему — одой
«На присоединение без военных действий к Российской дер-
жаве Таврических и Кавказских областей или на учиненный
договорами с Отоманскою портою мир 1784 г.», напечатан-
ной в 11-м номере «Собеседника» (в дальнейшем ода пере-
издавалась под сокращенным названием «На приобретение
Крыма»). На этот раз, обращаясь к крымской теме, Держа-
вин одним из первых в русской поэзии использует белый
стих, обосновав это в предисловии ссылкой на опыт античной
поэзии.
Увидел Марс,— нахмурил брови,
Скрежещет и кричит, ярясь:
«Как? — мир? — И без меня победы? —
Я вас!»— Но, будучи сражеп
Вдруг с севера сияньем кротким,
Упал с железной колесницы...
Державин не боится переоценить значение такого факта,
как мирный характер присоединения Крыма. Грохот паде-
ния бога войны благостен. «Не слыша громового треска»
орудий и не видя «молненной зари» разрывов, «Пастух и
земледелец в песнях Средь хижин воспевают мир». Творя
эту идиллию, поэт стремится звуками своей лиры оконча-
тельно укротить разбушевавшегося Марса. Со свойственной
ему поэтической раскованностью Державин, несколько пере-
осмысливая известный эпизод «Одиссеи», сводит на крым-
ской земле вместе злую волшебницу Цирцею и разрушаю-
щую ее чары Минерву — одно из постоянных олицетворе-
ний Екатерины II.
251
Цирцея от досады воет,
Волшебство все ее ничто;
Ахеян, в тварей превращенных,
Минерва вновь творит людьми...
Отведя значительное место прославлению императрицы,
поэт не впадает в обычную придворную лесть. В одном из
лучших своих стихотворений «Видение мурзы», написанном
в это же время, он отвергает упреки в лицемерии: «Не лесть
я пел и не мечты, А то, чему весь мир свидетель». Державин
считал, что, идя вровень со своей эпохой, он поможет укро-
тить не только коварного Марса, но и грозного вельможу, и
неправедного судию. Прославляя в своей «крымской» оде
«венцёиосну добродетель» за то, что та «дождит блажен-
ствы», он в то же время соблюдает свой общий поэтический
принцип: «в шутках правду возвещать» и не забывает о
судьбах «пастуха и земледельца», замечает слезы радости
«нежных матерей й жен», которые, может быть, сильнеет чем
кто бы то ни было, способны ощутить благо мира.
Во время следующей русско-турецкой войцы (1787—
1791 тг.):, зайрейившей южные приобретения, Державин пи-
шет оду «Осень во время осады Очакова», где упомина-
ет «российского Марса» Г. А. Потемкина, «орел» которого
«Над Дрейним царством Митридата Летает и темнит луну».
Вспоминает он «Кавказ й Тавр» и в оде «На взятие Из-
маила». В знаменитом «Водопаде» весь «край Эвксина» пред-
ставляется в качестве театра грандиозного исторического
действа.
У Державина не было возможности совершать поездки,
аналогичные театрализованному путешествию в Крым в
1787 г. Екатерины II, хотя он и мечтал побывать здесь.
Губернаторство в Олонецкой и Тамбовской губерниях, служ-
ба в Сенате и президентство в Коммерц-коллегии отнимали
слишком много времени. «Не так мне досужпо,— пишет он
В. Капнисту,—- как ты думаешь, чтоб я мог стихами зани-
маться». Когда, в царствование Александра I, Державин
становится министром юстиции, он вновь обращает внимание
на Крым, на этот раз уже не как поэт, хотя с тем же раз-
махом государственного мышления и все с той же способно-
стью как бы самолично присутствовать за тысячи верст от
своего письменного стола.
ч В 1802 г. Державин-министр, как когда-то Ломоносов-
ученый, заинтересовался судьбой крымских соляных озер
и начал в связи с этим борьбу со злоупотреблениями гене-
рал-прокурора Беклешова. Сенат поручил новому министру
составить проект постановления о содержании озер.
252
В короткое время обширный проект был готов. Держа-
вин выступил в нем против того, чтобы крымские соляные
промыслы отдавались на откуп, так как откупщики искус-
ственно взвинчивали цены на соль, от чего страдали прежде
всего широкие народные массы. Судьба озер должна нахо-
диться в руках государства. Для того чтобы упорядочить
добычу и вывоз крымской соли, «сего необходимого для чело-
веческой жизни продукта», Державин предложил учредить
при казенном управлении должность надзирателя крымских
соляных озер, назначив на нее «человека, честностью, расто-
ропностью и усердием к благу общему известного». Таким
человеком стал знакомый по службе в Оренбурге Дмитрий
Борисович Мертваго. Крымская соляная контора надзирате-
ля должна находиться «у Перекопских ворот, при озерах
Старом, Красном и Круглом». В дополнение к ней учрежда-
ются заставы: в Козлове (Евпатории), при озере Сакском, а
также при Кинбурнских, Кефийских (Феодосийских), Кер-
ченских озерах и при Геническом проливе.
Державин-хозяйственник разработал план поэтапной ор-
ганизации снабжения крымской солью всей европейской ча-
сти страны. Он стремился перейти от импорта соли к экс-
порту, в частности, развернуть широкие торговые операции
с недавним противником — Турцией.
Для осуществления всего этого предлагались конкретные
меры: строительство судов, продажа по умеренным це-
нам повозок, заготовленных для организации альпийского
похода Суворова, строительство речных каналов. Проект был
направлен против применения принудительного труда на со-
ляных промыслах. Вникая в каждую мелочь, Державин
заботился о здоровье и быте поставщиков и потребителей
крымской соли, старался не допустить, чтобы ее разработка
приобрела характер бесконтрольного расхищения, преду-
сматривал возникновение проблем, современным языком на-
зываемых экологическими.
В Сенате развернулась по поводу проекта дискуссия.
Державин не соглашался на изменение в проекте ни одной
статьи.
— Удивительно, что Сенат благоволит давать откупщи-
кам миллионы, а народу ничего!-— бичевал он сановников, не
щадя их самолюбия.
План был в общих чертах принят. Державин пристально
следил за его выполнением. В 1803 г. он корректировал дея-
тельность отправившегося на место службы Д. Б. Мертваго,
которого вводили в заблуждение смещенные откупщики.
«А то вижу я, что вы, положась на внушения Переца и
253
Штиглица, сделали такое положение, из которого они, заведя
большие запасы по городам соли... извлекут свои выгоды...»
Борьба с разбазариванием соли продолжалась. Деятель-
ность Державина осложнялась тем, что Александр I, вмеши-
ваясь в крымские дела, использовал этот продукт для оплаты
долгов своих придворных. В рескрипте от 20 февраля 1803 г.
он, «во уважение стесненных обстоятельств генерала от ин-
фантерии Львова... всемилостивейше повелевает» отпустить
ему из крымских озер 2 тысячи фур соли. Нетерпимость
Державина к подобным явлениям привела к тому, что через
полгода царь заявил ему на аудиенции:
— Ты слишком ревностно служишь.
— А как так, государь, то я иначе служить не могу.
Простите!
Отставка не заставила себя ждать.
Есть мнение, что поэзии Державина отставка пошла на
пользу. Что же, вернемся к поззии, к итоговому «Памятни-
ку», к строке: «Слух пройдет обо мне от Белых вод до Чер-
ных». Прочтя ее, сначала невольно отметишь цветовой конт-
раст. Потом послышится волн понтийских рокот, хотя речь
здерь, конечно, о двух морях, омывающих крайние пределы
государства. А немного поразмыслив, вспомнишь: Петр I на-
чинал строительство флота именно на Белом море, к концу
XVIII в. Россия закрепилась на Черном море и на его бере-
гах. Так что это не только география: Белые и Черные воды
принадлежат шумной державинской «реке времен», а стро-
ка — поэтическая формула всех свершений XVIII столетия.
Крымская тема занимает в этой формуле достойное место.
3. СЕМЕН БОБРОВ, ПОЭТ И КАПИТАН
На рубеже XVIII—XIX вв., когда русская культура ис-
пытывала невиданный расцвет, когда она творчески усваи-
вала античные темы и образы, Поэт как бы плечом к плечу с
Воином и Строителем ступил на землю древней Тавриды.
Крымская тема, с необычайным размахом заданная русской
литературе Ломоносовым и Державиным, была подхвачена
С. С. Бобровым. Он первым из русских поэтов побывал в
Крыму на самом деле — не только в поэтическом вообра-
жении.
Имя Семена Боброва говорит современному читателю не-
сравненно меньше, чем имена его предшественников, но
было время, когда оно ставилось сразу же вслед за ними.
«Я смело и не боясь никакой строгой цензуры, могу ска-
254
зать,— писал современник забытого поэта,— что г. Бобров
в лирическом стихотворчестве после двух российских вели-
ких гениев, Ломоносова и Певца Фелицы (т. е. Держави-
на.— 4. Л.),из всех доселе известных русских пиитов, зани-
мает первое место».
Как и державинская ода «На приобретение Крыма», по-
эма Боброва «Таврида или Мой летний день в Таврическом
Херсонисе» написана белым стихом, который впервые в
русской литературе применялся в подобных масштабах.
Державин высоко оценил поэтические находки своего та-
лантливого ученика, писавшего, в отличие от учителя, «с
натуры». Прежде чем передать «ветху лиру» Жуковскому
и благословить, «в гроб сходя», Пушкина, не случайно
именно в Боброве Державин ожидал увидеть своего преем-
ника.
Несколько слов о жизни Семена Боброва, одного из об-
разованнейших людей своего временй. Родился он примерно
в 1763 г. близ Ярославля в небогатой разночинской семье.
В годы учебы в Московском университете сблизился с пред-
ставителями тогдашней оппозиции царской власти. С 1784 г.
печатался в изданиях Н. Й. Новикова. После переселения в
Петербург начинается его творческое сотрудничество с
А. Н. Радищевым.
В 1790 г. А. Н. Радищев был арестован (Екатерина II
показала свою способность к «шуткам», объявив автора
«Путешествия из Петербурга в Москву» «бунтовщиком ху-
же Пугачева»). Еще через два года был разгромлен кружок
Н. И. Новикова. Имя С. Боброва на целое десятилетие ис-
чезло со страниц московских и петербургских журналов, а
сам он, находясь на службе в Морском ведомстве, как гла-
сит документ того времени, был «перемещен в походную
канцелярию его высокопревосходительства г» адмирала,
председательствующего в Черноморском адмиралтейском
правлении, Николая Семеновича Мордвинова». В балладе
«Могила Овидия, славного любимца муз» С. Бобров упрека-
ет тирана за ссылку великого поэта, подразумевая под его
судьбой и свой удел (эти мотивы затем нашли отражение
у А. Н. Радищева и А. С. Пушкина).
Вместе с Н. С. Мордвиновым капитан Бобров совершал
поездки по Черному и Азовскому морям и, по свидетельст-
ву очевидцев, «при обозрении Николаевского, Херсонского,
Одесского, Севастопольского, Керченского и Таганрогского
портов разделял с ним труд в сочинении обстоятельных о
том донесений к высочайшему лицу». Однако он не огра-
ничивал свои занятия только донесениями. «Великолепная
255
и богатая Таврида,— сообщал впоследствии прогрессивный
журнал «Северный вестник»,— воскресила его Музу, чтобы
волшебною ее силою воспользоваться к отпечатанию преле-
стей своих в его песнопении». В посвящении поэмы «Таври-
да» Н. С. Мордвинову С. Бобров отмечает, как возник за-
мысел: «Начало сего плода возрастом своим обязано еще
первому вашему обозрению сего полуострова». Н. С. Мордви-
нов вполне заслужил это посвящение. «Вельможа-гражда-
нин», как назвал его Е. Баратынский, на протяжении всей
своей долгой жизни (1754—1845) проявлял себя как выда-
ющийся государственный деятель, автор смелых проектов
экономического и политического переустройства России. Он
оказался единственным членом Верховного уголовного суда,
который не поставил своей подписи под смертным пригово-
ром декабристам, «заключая в себе одном,— по словам
А. С. Пушкина,— всю русскую оппозицию». Уезжая из Пе-
тербурга, он взял с собой все необходимое для того, чтобы
устроить при своем управлении в Николаеве едва ли не са-
мую первую на юге типографию, где в 1798 г. поэма и ^ыла
напечатана.
В начале поэмы автор как бы априорно сравнивает крым-
скую природу с известными по книгам образцами.
Я в Херсонисе много-холмном
Под благодатным небо-склоном
Найду Гельвецию с хребтами,
Найду Сатурнову страну...
Гельвеция — латинское название Швейцарии, а под
Сатурновой страной подразумевается Италия, где Сатурн
был в древности богом посевов и покровителем земледелия.
В то же время поэт подчеркивает необычность, новизну свое-
го замысла: «Доселе ни едина Муза Не строила здесь звон-
кой арфы».
Уникальностью природы обосновывает Бобров и своеоб-
разие тех художественных средств, которые он намерен ис-
пользовать (в частности, полюбившееся Державину при
освоении крымской темы «дыхание свободное» белого стиха),
и долг поэтического увековечения, обретающий особую важ-
ность*
Блаженна будет Муза та,
Котора испытает силы,
Чтобы с успехом возвеличить
В живых очах племен грядущих
Сии бессмертные протоки,
Сии утесы и поля,
Сии ключи, сии моря!
256
Любуясь рассветом, поэт сожалеет о тех, кто, не под-
чиняясь велению природы, добровольно пребывает еще в
плену сна и пропускает драгоценные мгновения утреннего
пробуждения Крыма.
Когда солнце всходит, поэт замечает фигуры двух пут-
ников, ведущих философский разговор о жизни и смерти.
«Лазурпа твердь — то пища взоров, А храм пророка —
царство мысли»,— поучает мудрец своего ученика. Но поэт
направляется именно к лазурной тверди, к Шатер-горе, в
спутницы призывая Музу (согласно римской мифологии —
Камену).
Оставь свои холмы любезны,
Божественна моя Камена!
Пусть будет Чатырдаг высокий,
Сей дивный слепок естества,—
_ Твоим любезным храмом песней!
Вершина горы Чатыр-Даг становится своеобразным кон-
трапунктом всех сюжетных линий произведения, авторским
центром поэтического повествования. С Шатер-горы виден
весь полуостров, раскинувшийся под ногами.
Когда бы мне в красах теряться,
То б мог я взоры простирать
От Ифигениана мыса
До карадажской высоты;
Но Чатырдаг и две Яйлы
Байдары, Ялта и Судак
Сильней удерживают мысли.
Поэт замечает также «Брега Карасские» (реки Кара-
су.— А. Л.), Альминскиё и Качинские», знакомые нам со-
ляные озера, зверей и птиц, особое внимание останавливая
на их редких видах, одновременно проявляя тем самым и
наблюдательность ученого, и чуткость поэта.
А здесь журавль черноголовый,
Прекрасный видом, цветный в перьях,
— (Живет в высоких он горах)
Как велегласно восклицает...
Это не просто описание, это первое поэтическое «иссле-
дование» крымской природы.
В поэме то и дело встречаются длинные перечни назва-
ний крымских деревьев, цветов и плодов, зверей, рыб и
птиц, горных пород и лишайников (среди них немало таких,
что можно найти только в научных трудах и специальных
словарях). К примеру, среди растений: донник, вербейник,
фитолакк, кизил, вересклед, курай, крушина, глод, городо-
9 Крымские каникулы z 257
вина, айва, миндаль и др. Поэма населена й птицами, та-
кими, как аист, баклан, коршун, неясыть, лунь, нырок, per-
чанка, хохотун, шептун и т. д. С. Бобров упоминает рыб
(кефаль, пеструшка, скомбер), насекомых (овод, скорпион),
названы многие минералы (базальт, селитряное вещество,
острациты, графиты, серный колчедан, шпат) — словом, в
той или иной мере схвачено все многообразие крымской
природы. Новая лексика требовала и соответствующих, до-
вольно сложных эпитетов: «бурелюбивый Эвксин», «злато-
струйный цвет облаков», «далекодонный кладезь», «полно-
сочные гроздья», «пламеннозвездный свод неба...» Эти
крымские эпитеты придают поэме особую эмоциональность,
романтическую приподнятость. Перед читателем предста-
вал неведомый ранее Крым. Все было диковинно — краски,
звуки, понятия, образы. Возьмем наугад несколько приме-
ров: белоперый сыч и пушисторунный кролик, темноцвет-
ный скворец, среброчешуйная кефаль, криворогий сайгак,
краснолистые фисташки. Необычная природа побуждает
к соединению разнородных понятий: зубчато-бледные листы,
светло-звучные камыши. Что еще, как не воспоминания о
Крыме, помогло родиться словосочетанию «тихо-шумный»?
Но при Бельбеке тихо-шумном,
Что меж холмами извивался,
Еще пред изумленным взором
Долина длинна и прекрасна
Открылася навстречу мне...
Когда поэт не мог найти в родном языке красочного
слова, он сам по русским и античным моделям создавал но-
вые слова, так как, по его мнению, при описании крымской
природы «обыкновенные, слабые и ветхие имена, кажется,
не придавали бы слову той силы и крепости, какую свежие,
смелые и как бы с патриотическим старанием изобретен-
ные имена». Вот некоторые порожденные Крымом неоло-
гизмы: исполинствовать, юнеть, окаменить, огромлять, из-
виванье, подземность, журчливый... Это как бы молекулы
задуманного С. Бобровым художественного воссоздания
Тавриды.
Многие слова из всего этого, как определил автор, «сло-
вопада» сразу же канули в Лету, но нельзя не заметить
среди них и настоящих поэтических находок. Многие «крым-
ские» образы Боброва, как это отметили специалисты, стали
для лирики XIX в. традиционными: волнующаяся нива, уеди-
ненная урна, всевидящие очи, всеслышащие уши. Можно
найти немало примеров новаторских по тем временам ас-
сонансов и аллитераций, когда восклицает как бы сама при-
258
рода полуострова: «С сих-сих свистящих вихрей...», «Скалы
по скатам не скакали», «И в сладки гласы не слагались
Меж дебрей диких клики ликов». Порой метафоры С. Боб-
рова чрезмерно усложнены, он допускает неоправданные'
длинноты и теряет чувство^ меры в Своем словотворчестве; но
в целом получается захватывающее зрелище «словопада»,
своего рода поэтический «путеводитель» по Крыму, которо-
му трудно найти еще какой-либо аналог в русской поэзии.
Итак, поэма-путеводитель... Читатель вместе с автором
совершает путешествие как в пространстве, так и во вре-
мени. Когда на вершину Чатыр-Дага пришел полуденный
зной, место действия переносится в прохладные пещеры
Инкермана. Встретившись там с разными людьми, автор
узнает грандиозную историю края, уходящую своими корня-
ми в бездонные мифологические глубины. Картина вновь ме-
няется: автор обращает внимание на «дремлющий Мангуп»,
уносясь мысленно к тому времени, когда на полуостров
пришли «гунны, венгры и козары И половцы в толпах
несметных». Как и Г, Державин, С. Бобров надеется, что «ор-
лосердые Россы» укротят местного Марса, что Россия рас-
пространит просвещение среди обитателей Тавриды. Юж-
ный край должен быть преображен созидательным, творче-
ским трудом, как это происходило на севере.
Тогда исполнился бы тот
Период славный просвещенье,
О коем бесподобный Петр
Пророчески провозвещал...
Любой из современных читателей может найти в поэме
что-то интересное. Это и своеобразный синтетический путе-
водитель по Крыму, и богатейший музей лексики того вре-
мени, и учебник работы над языком («рудослов», пользуясь
выражением самого Боброва, родственным знаменитой «до-
быче радия» из «словесной руды»).
4. ЭХО «ТАВРИДЫ»
Как только «Таврида» была опубликована, Бобров по-
слал ее А. Н. Радищеву, который в это время был переве-
ден из сибирской ссылки в свое калужское имение Нем-
цове. Вернувшись из Сибири, Радищев старается нарисовать
Перспективы дальнейшего служения Отечеству. Его мысль
невольно обращается не только к тем далеким краям, из
которых он только что вернулся, но и тем, что стали рос-
сийскими владениями недавно, прежде всего к Черноморско-
му побережью.
9* 259
Радищев пишет свою «повесть богатырскую» — поэму-
путешествие «Бова», переосмысливая в вей старинную ле-
генду о Бове-королевиче. По авторскому признанию, поэма
«вслед пойдет творцу «Тавриды», но с ним сможет ли сра-
вниться?» Бобров был единственным из современных писа-
телей, которого Радищев оценивал безусловно положитель-
но. При составлении маршрута «поездки на Пегасе» за ос-
нову он взял именно «Тавриду» Боброва.
Чатырдаг, гора высока,
На тебя, во что ни станет,
Я вскарабкаюсь, с собою
Возьму плащ я для тумана,
А Боброва в услажденье.
Отрывок этот породил когда-то целую литературоведче-
скую дискуссию: что подразумевал Радищев под чатырдаг-
ским туманом? Некоторые исследователи утверждали, что
весь рассказ — чистое иносказание: туман — это атмосфера
подозрительности, продолжающая окутывать первого рус-
ского революционера, угроза репрессий над ним. Однако
М. А. Алексеев, на основании внимательного изучения био-
графии автора «Путешествия из Петербурга в Москву»,
пришел к выводу, что и плащ, и горный туман, и вершина
Чатыр-Дага — не аллегории. Радищев любил путешество-
вать и действительно собирался взойти на эту гору. К со-
жалению, этим мечтам не суждено было осуществиться.
После возвращения Боброва в Петербург в 1800 г. среди
литераторов вспыхнула короткая, но очень острая дискус-
сия о его творчестве. Журнал «Северный вестник», разделяя
мнение Радищева, отмечал, что «прочитав «Тавриду»,
нельзя, кажется, не сказать, что автор сей книги отворяет
новую дверь в российскую поэзию». Поэма в 1804 г. вошла
в четырехтомное собрание сочинений поэта, в несколько пе-
реработанном виде, под названием «Херсонида или Картина
лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом». Шумный,
пенившийся на юге стих как бы вошел в гранитные петер-
бургские берега, стал сдержанней и лиричней.
Умер Бобров в бедности в 1810 г. и о нем начали забы-
вать. Отношение к поэту А. С. Пушкина, первоначально
снисходительное, несколько насмешливое, с годами меняет-
ся. После путешествия в Крым (1820) он настойчиво просит
брата прислать ему в Молдавию «Тавриду». Перемена во
взглядах Пушкина на это произведение связана с общим
утверждением реализма в его творчестве и обостренным ин-
тересом к литературному наследию. Новую точку зрения
поэт отстаивает в полемике с П. А. Вяземским, оценка кото-
260
рого оставалась прежней — негативной. Пушкин заимствует
в несколько измененном виде и одну из строк «Тавриды»,
и имя ее героини для своей «крымской» поэмы «Бахчиса-
райский фонтан».
Надо сказать, что заметки Пушкина о Боброве остались
в письмах и носят, к сожалению, беглый характер, а обстоя-
тельные статьи декабриста В. К. Кюхельбекера, насильст-
венно вырванного царизмом из литературы, были забыты.
Лишь в последнее время, благодаря работам советских лите-
ратуроведов, сделаны первые шаги по восстановлению
истинного значения автора «Тавриды» для русской литера-
туры.
Симферополь
ЮЛИЯ МАВРЕШКО
«но В ЖИЗНИ ЕСТЬ ЕЩЕ
ОТРАДЫ...»
(А. К. Толстой в Крыму)
юньским полднем 1856 г. в тени-
стой роще у подножия Чуфут-Ка-
ле остановились всадники: высо-
кий, широкоплечий мужчина и его сероглазая спутница со
смуглым от загара лицом. Привязали лошадей, поднялись на
плато и через калитку в крепостной стене вошли в мертвый
город.
Квадратные осыпи камней — следы домов и жилых квар-
талов, узкие улицы, заросшие терновником. Солнце. Тиши-
на. Серые ящерки дремали в расщелинах и казались такими
же древними, к5к выжженные солнцем стены города.
Алексей Константинович Толстой показывал Чуфут-Кале
своей будущей жене Софье Андреевне Миллер *.
Софью Андреевну (в девичестве Бахметову) и Толстого
судьба свела на маскараде в Большом театре.
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты...
* Толстой был в Чуфут-Кале несколько раз, интересовался его
историей, посвятил городу стихотворение, которое включил в цикл
«Крымские очерки».
261
Это — о первой их встрече в 1851 г. Женственная, с се-
рыми, печальными глазами, голос, «как звон отдаленной
свирели» — такой увидел ее Толстой и полюбил на всю
жизнь. Она была замужем за нелюбимым, но получить офи-
циальный развод не могла.
Толстому было 34 года, он занимал высокое обществен-
ное положение — служил в императорской канцелярии, в
ведении которой были вопросы законодательства. Его посто-
янно приглашали во дворец на балы, парады, царскую охо-
ту. В печати появилась повесть Толстого «Упырь», отмечен-
ная Белинским. Алексея Константиновича считали балов-
нем судьбы, а он представлял себе счастье иначе: «Даже
в самом разгаре моих аристократических увлечений я всегда
желал для самого себя простой деревенской жизни...»
Толстой, ненавидевший службу, мечтал уйти в отставку,
запяться творчеством, но сановные родственники хотели его
видеть государственным деятелем, и он, из чувства долга,
подчинялся. Писал он мало, но уже был начат исторический
роман «Князь Серебряный», и в близком Толстому кругу
получили известность его стихи.
Софье Андреевне открыл он то, что мучало его послед-
ние годы. «Я живу не в своей среде, не следую своему при-
званию, не делаю то, что хочу, во мне — полный разлад...
Мое настоящее призвание — быть писателем... лишь бы мне
быть уверенным, что я найду артистическое эхо, и теперь я
его нашел... это ты».
Какое сильное, юное чувство испытал Толстой! Он назы-
вал свою любовь бурным вихрем, который «током теплых
слез, как благостным дождем», напоил его опустошенную
душу, возродил ее к творчеству.
И просветлел мой темный взор,
И стал мне виден мир незримый,
И слышит ухо с этих пор
Что для других неуловимо.
Виделись они нечасто. Софья Андреевна жила у брата в
Пензенской губернии, Алексей Константинович — в Петер-
бурге. Он писал ей почти ежедневно, чаще — о литературе
и искусстве. Софья Андреевна была очень начитана, обла-
дала тонким художественным вкусом. Ей первой отдавал он
на суд свои стихи, ее считал самым строгим своим кри-
тиком.
Началась Крымская война. В марте 1855 г. Толстой «за-
писался в число охотников», образовавших так называемый
«полк императорской фамилии», но «полк не имел случая
быть в деле и достиг только Одессы». Вспыхнула эпидемия
262
тифа, погибло более тысячи человек, в январе 1856 г. заболел
и майор Толстой.
А Софья Андреевна? Всегда покорная судьбе, Софья Ан-
дреевна, листок, плывущий по течению, деревце, поникшее
под снегом, как называл ее Толстой, Софья Андреевна, уз-
нав о болезни любимого, не посчиталась с мнением света,
приехала в Одессу, самоотверженно ухаживала за ним, и это
было едва ли не главным, что помогло ему выжить.
Из Одессы в первых числах мая 1856 г. они поехали в
Крым.
Южный берег казался царством цветов. Белыми мотыль-
ками садились на траву лепестки черешен, поляны желтели
коврами одуванчиков, фиолетовым пламенем горел ба-
гряник.
Обычно уже ранним утром Софью Андреевну и Толстого
ждали под седлами медлительный мул и буланая лошадка с
лохматой гривой. Путешественники отправлялись вдоль бе-
рега моря, в горы. Они чувствовали себя так, словно вырва-
лись на свободу. Парады, мундиры, сутолока света — все по-
зади!
Часто их прогулки заканчивались глубокой ночью. Убаю-
кивал мерный шаг лошадей, ровный шум моря. Явь или
счастливый сон?
Как ослепительна луна!
Как гор очерчены вершины!
В сребристом сумраке видна
Внизу Байдарская долина...
Ужель я вижу не во сне,
Как звезды блещут в вышине,
Как конь ступает осторожно,
Как дышит грудь твоя тревожно?
Иль при обманчивой луне
Меня лишь дразнит призрак ложный
И это сон? О, если б мне
Проснуться было невозможно!
Эти ли строки сложились первыми, или другие, но па-
мятью о лете 1856 г. остались «Крымские очерки»—цикл
из четырнадцати стихотворений *, которые были написаны
во время путешествий и осенью этого же года. Еще четыре
стихотворения Алексей Константинович оставил за преде-
лами цикла.
«Крымские очерки» — это гимн Южному берегу, краю
вечной весны.
* Семь из них положены на музыку С. Рахманиновым, Ц. Кюи,
Л. Гречаниновым, Н. Черепниным.
263
1 Над неприступной крутизною
Повис туманный небосклон;
Там гор зубчатою стеною
От юга север отделен.
Над ним весна младая веет,
И лавр, Дианою храним,
В лучах полудня, зеленеет
Над морем вечно голубым.
По мнению биографа Толстого А. Кондратьева, выска-
занному в его книге, изданной в 1912 г., есть основания счи-
тать, что в 1832 г. дядя поэта А. А. Перовский, будучи по
делам в Одессе, заезжал с пятнадцатилетним племянником
в Крым. О том, чтй в 1856 г. Толстой был в Крыму не впер-
вые, свидетельствует девятое стихотворение цикла, в кото-
ром поэт называет знакомым кровом дом дяди — Л. А. Пе-
ровского в Меласе, и другое^ не вошедшее в «Очерки», о
поездке в Чуфут-Кале.
Отчего же раньше крымская тема не коснулась творче-
ства Толстого? После тяжелой болезни Алексей Константи-
нович с особой силой чувствовал радость жизни; с ним была
Софья Андреевна, он смотрел вокруг ее глазами и заново
открывал для себя красоту знакомого края.
Природа Южного берега никого не оставляла равнодуш-
ном, но летом 1856 г. Толстой воспринимал ее восторжен-
но и прибегал иногда в стихах к романтическим'преувели-
чениям. В третьем стихотворении цикла поэт рассказывает
о возвращении с Чатыр-Дага, о ночном привале на морском
берегу. Горит костер, его пламя озаряет
Дубов зеленые вершины,
Песчаный берег, водопад,
Крутых утесов грозный ряд,
От пены белый и ревущий
Из мрака выбежавший вал
И перепутанного плюща
Концы, висящие со скал.
Южцый берег «Очерков» — это край темнолиственных
лавров, черных кипарисов и пурпурных роз, сказочно-пре-
красных лунных ночей, особенно любимых Толстым.
Туман встает на дне стремнин,
Среди полуночной прохлады
Сильнее пахнет дикий тмин,
Гремят слышнее водопады...
Край вековых горных лесов, где
Зубчатый клен, и гладкий бук,
И твердый граб, и дуб корнистый
264
Вторят подков железный звук
Средь гама птичьего и свиста...
Толстой путешествовал по Крыму спустя менее двух ме-
сяцев после окончания Крымской войны. Части союзников
еще стояли на Херсонесском мысу, в Балаклаве и ее окрест-
ностях. Алексей Константинович видел, как англичане и
французы вырубали для своих нужд леса, и с горечью от-
мечал в «Крымских очерках»:
Где был заветный лес Дианы,
Там слышны звуки топора,
Грохочут вражьи барабаны...
На побережье, близ Фороса, война тоже напоминала о
себе. Почти год назад, в августе 1855 г., пароходы неприя-
теля контролировали берёг от Фороса до Кикинеиза. Фран-
цузы стреляли из судовых орудий по имениям, морские
и сухопутные части грабили усадьбы в Форосе, Мшатке,
Мухалатке. Такая же участь постигла и дом Льва Алексе-
евича Перовского в Меласе.
Об этой «горестной перемене» Толстой рассказал в сти-
хотворении «Приветствую тебя, опустошенный дом».
Меласский парк был окутан ароматом роз и согретой
солнцем хвои, звонкий, студеный ключ смягчал зной июнь-
ского полдня. В меласском парке, считает А. Кондратьев,
сложились эти строки:
Клонит к лени полдень жгучий,
Замер в листьях каждый звук,
В розе пышной и пахучей,
Нежась, спит блестящий жук;
А из камней вытекая,
Однозвучен и гремуч,
Говорит, неумолкая,
И поет нагорный ключ.
Софья Андреевна и Толстой прожили в Меласе две не-
дели. Щедрая южная природа не только набрасывала свой
покров на раны, оставленные войной, но врачевала и ду-
шевные раны. Казалось, нет впереди разлуки, не ждет Тол-
стого тягостная служба.
И как наше горе казалось далеко,
И как мы забыли о нем! —
этими словами заканчивается обращенный к Софье Андре-
евне поэтический рассказ о поездке вдоль берега моря. Один
из его вариантов был написап в Крыму. Много лет спустя,
265
плененные прелестью стихов, С. Рахманинов и Ц. Кюи на-
пишут к ним музыку.
Ты помнишь ли вечер, как море шумело,
В шиповнике пел соловей,
Душистые ветки акации белой
Качались на шляпе твоей?
Не все стихи цикла Алексей Константинович считал
удачными, эти любил больше других. По возвращении в Пе-
тербург он продолжит над ними работу и напишет Софье
Андреевне: «...мне часто мешает легкость, с которой мне
дается стихотворство; когда я что-нибудь пишу, у меня
всегда складываются 3—4 редакции той же мысли, той же
картины, и мне нужно было бы свежее ухо, чтобы выбрать
одну из редакций... и чем больше мне нравится мысль или
картина, тем более я ее меняю и исправляю... Сегодня... я
уже переменял и изменял «Ветку акации» так много, что
я уже не знаю, что надо оставить...»
Вероятно, по совету Софьи Андреевны будет выбран
один из вариантов, который войдет в «Крымские очерки».
Меж камней, обросших густым виноградом,
Дорога была так узка;
В молчанье над морем мы ехали рядом,
С рукою сходилась рука.
Ты так на седле нагибалась красиво,
Ты алый шиповник рвала,
Буланой лошадки косматую гриву
С любовью ты им убрала;
Одежды твоей непослушные складки
Цеплялись за ветви, а ты
Беспечно смеялась — цветы на лошадке,
В руках и на шляпе цветы!..
Быстро летели дни, близился к концу июнь, но не хоте-
лось расставаться с благодатным краем, где были забыты
все тревоги мирской суеты.
Не слышно в листьях трепетанья,
Недвижно море; корабли,
Как точки белые вдали,
Едва скользят, в пространстве тая;
Какая тишина святая
Царит кругом! Нисходит к нам
Как бы предчувствие чего-то...
Это было предчувствие счастья. Через три года Алексей
Константинович добьется бессрочного отпуска, а затем и от-
ставки, получит развод Софья Андреевна, они поселятся
вдали от столицы. Толстой войдет в русскую литературу не
266
только как лирический поэт и один из «опекунов» Козьмы
Пруткова, но как автор драматической трилогии, централь-
ное место в которой займет «Царь Федор Иоаннович».
Трижды еще Толстой встретится с Крымом. В декабре
1857 г. будет спешить в Алупку к заболевшему В. А. Пе-
ровскому, старшему брату матери. В письме Софье Андре-
евне И декабря он расскажет о поразившем его незимнем
наряде алупкинского парка, о свежей зелени плюща и ки-
парисов, о нежном цветении розмарина и поющих птицах,
потому что не мог один любоваться красотой, Софья Андре-
евна тоже должна была ее увидеть.
Летом 1858 г. Толстой ненадолго приедет в Мелас, и в
печати появятся стихи, в которых будут такие строки:
Валы за валами, прибой и отбой,
И пена их гребни покрыла;
О море, кого же мне вызвать на бой,
Изведать воскресшие силы?
И в последний раз Толстой увидит Крым в октябре
1869 г. — императрица пригласит его в Ливадию прочесть
«Царя Бориса». Удрученный запретом спектакля «Смерть
Иоанна Грозного», Толстой будет надеяться на ее содей-
ствие в постановке заключительной части трилогии. Увы,
напрасно. «Царь Борис» при жизни автора сцены не уви-
дит.
Самым памятным останется лето 1856 г., когда с Тол-
стым была его Эгерия, нимфа-вдохновительница, как назы-
вал он Софью Андреевну; все вокруг дышало поэзией, и си-
лой своего дара он «остановил» в стихах это прекрасное
время.
Чуфут-Кале стал конечным пунктом путешествий Тол-
стого и Софьи Андреевны Миллер летом 1856 г.
Представим себе, как стояли они у обрыва над зеленым
простором Иосафатовой долины, глядя в безоблачное небо,
где «плавные круги, паря, чертит орел нагорный», потом
обошли гулкие пещеры, высеченные в скале, и той же доро-
гой, через калитку, по крутой тропе спустились с плато.
Солнце клонилось к западу, тени легли у крепостных
стен. Путешественники сели на лошадей и растаяли в све-
жем сумраке леса.
Симферополь
МАРИЯ КУБЛИЦКАЯ
«КАКОЙ ТУТ дышит
МИР!..»
(А. А. Фет в Крыму)
фанасий Афанасьевич Фет посе-
тил Крым единственный раз —
осенью 1879 г. На железнодорож-
Бахчисарае его с женой ждал экипаж, при-
ной станции в
сланный Ксенофонтом Феодосиевичем Ревелиоти, хозяином
имения Ак-Тачи.
Минут сорок ехали по каменистой дорожке в долине ре-
ки Качи, отдыхая от духоты поезда, любовались обширны-
ми садами, тополями, холмистыми берегами реки. Наконец,
миновав небольшую деревню, въехали в каменные ворота
усадьбы и остановились у двухэтажного дома, стоящего
над самой Качей. К экипажу бросился седобородый, невы-
сокого роста человек: «Наконец-то! Афанасий!» Это был
хозяин усадьбы, старый друг поэта, служивший вместе с
ним тридцать лет назад в Кирасирском Военного Ордена
полку, квартировавшем по городкам л селам юга Украины...
Ревелиоти повел гостей осматривать усадьбу: запущен-
ный, но все еще красивый дом с балконом на реку, мель-
ницу, «экономию» — хозяйственные постройки — и, конеч-
но, дивный сад по ту сторону реки Качи, напротив дома.
Особенно Фету потом вспоминались спелые яблоки, падав-
шие со склоненных веток прямо в воды Качи.
После обеда, уединившись в кабинете, друзья преда-
лись воспоминаниям. Что могли они вспомнить в тот
день? Конечно, друзей, командиров, походы, встречи. На-
верное, Ревелиоти, как и в своих письмах другу, убеж-
дал Фета в превосходных душевных качествах всех их то-
варищей по полку, а Фет, как всегда, осторожно выделял
некоторых, наиболее близких. И в самом деле: какими раз-
ными для них были армейские годы! Для Ревелиоти — ве-
селые вечера с жженкой и картами, для Фета — бедность
и необходимость тянуть армейскую лямку в захолустье в
надежде выслужить дворянское звание, оторванность от
литературной жизни Москвы и Петербурга. И все же эти
два столь разных человека сошлись. После тридцати лет
268
разлуки Фет стал разыскивать адрес полкового приятеля,
чтобы написать ему: «...Явлюсь в Симферородь обнять
старого товарища, которого в душе никогда не переставал
любить, как полюбил последнее время в полку». И еще:
«И слава богу, что хорошие честные натуры не черствеют
иод грубой щеткой годов, которая старается содрать мяг-
кий юношеский ворс с души человека».
Прожив два дня в гостеприимном доме Ревелиоти, Фет
выехал в Бахчисарай, чтобы засветло осмотреть город и
дворец, переночевал в гостинице, а наутро отправился в
Севастополь. Вот впечатления Фета, изложенные в мемуа-
рах «Мои воспоминания»: «...Бахчисарай с его тесной гор-
ной улицей, харчевнями, лавками, медными и жестянки
производствами, действующими открыто на глазах прохо-
жих, сохранил полностью характер азиатского города».
Горькие строки воспоминаний, опубликованных в 1890 г.,
посвящены Севастополю, еще не залечившему раны войны:
«Говорят, в настоящее время Севастополь неузнаваем. Но в
то время он производил самое тяжелое впечатление почти
сплошными развалинами. Кроме изуродованных стен, в
бывших домах ничего не оставалось, и благодаря мощцой
южной растительности в разломанные амбразуры окон и
дверей порою виднелись зеленеющие деревья».
Пышная, яркая природа Крыма не нашла отзвука в
душе поэта. Среди стихотворений Фета известны лишь два,
навеянные Крымом. Одно из них — «Севастопольское
братское кладбище» — написано 4 июня 1887 г.
Какой тут дышит мир! Какая славы тризна
Средь кипарисов, мирт и каменных гробов!
Рукою набожной сложила здесь отчизна
Священный прах своих сынов ♦.
Ялта, о которой, вероятно, много рассказывал поэту
брат жены, знаменитый врач С. П. Боткин, произвела на
Фета «удручающее впечатление». Маленький городок, пе-
реполненный праздной, скучающей публикой, путешествен-
ники обошли за несколько часов. Переночевали, за отсут-
ствием мест в гостиницах, в частном доме «недалеко от
кипарисной рощицы, у русской церкви». По этим коорди-
натам дом, где останавливался Фет, найти, конечно, невоз-
можно. Но зная, что единственной русской церковью в то
время в Ялте была церковь Иоанна Златоуста, окруженная
кипарисами (колокольня церкви сохранилась до сих пор),
* Второе стихотворение — «Крымский обвал», или «Ты был для
пас всегда вон той скалою...»
.269
можно предположить, что путешественники переночевали
в одном из домов на Поликуровском холме в старом цент-
ре Ялты.
В Ялту из Севастополя прибыли на пароходе, обратно
выехали в экипаже. Из Севастополя поездом отправились
домой, в имение Воробьевка Курской губернии. В письме
Фета от 9 октября 1879 г. Л. Н. Толстому читаем: «Вчера
вернулся домой из Крыма <...>. Я так рад, что после всех
чудес природы и ханских дворцов вернулся в топленные
комнаты и ем по-человечески, а не по гостиницам с горь-
ким маслом и такую жесткую говядину, хоть топором
руби».
В ноябре 1880 г. Фет получил из Крыма от товарища
по полку Александра Андреевича Кази письмо с сообще-
нием о смерти Ревелиоти. На этом все связи поэта с Кры-
мом оборвались.
«Позвольте,— скажет любознательный читатель, — рас-
сказ подходит к .концу, но один вопрос остался невыяснен-
ным: не знаю в Крыму места под названием Ак-Тачи». Чи-
татель прав. Такого названия уже нет. Село, в котором на-
ходилось имение Ревелиоти, называется теперь Фурманов-
ка. Рейсовый автобус из Бахчисарая довезет вас сюда за
двадцать минут. Теперь это большое современное село, все
в зелени, на высоком, холмистом берегу Качи.
Дом Ревелиоти разобран был за ветхостью. На улице
Буденного, над рекой, на месте усадьбы построены новые
дома. Рядом с ними — длинные одноэтажные строения с
черепичной крышей — бывшие хозяйственные постройки
усадьбы. Старожилы села хорошо помнят дом, при Совет-
ской власти долгие годы служивший сельским клубом. По
их словам, на втором этаже дома было 6 или 7 комнат,
большой зал с роялем... В доме была прекрасная библиоте-
ка, шкафы с книгами поднимались до потолка; много книг
было на иностранных языках. Книг, альбомов с фотогра-
фиями, вещей из усадьбы найти не удалось — многое по-
гибло или было разграблено оккупантами в годы Великой
Отечественной войны.
Ялта
ГАЛИНА ПЕЧАТКИНА
«НАД ФЕОДОСИЕЙ УГАС
НАВЕКИ ЭТОТ ДЕНЬ
ВЕСЕННИЙ...»
(Марина Цветаева в Феодосии)
ели вы подниметесь по улице Ци-
олковского в Феодосии,* минуя
улицы Чехова, Нахимова, генуэз-
ский ров, дорога приведет вас на одну из старых улочек —
бывшую Анненскую, ныне Шмидта. Тихая и уютная,
заросшая акациями и топдйями, она ведет в гору и упирает-
ся в зеленый холм, покрытый садами. У самого его подно-
жия находится дом (ул. Шмидта, 14), принадлежавший не-
когда А. Ф. и Э. М. Редлих. Дом был окружен густым и ве-
селым садиком, где росли миндаль, абрикос, вишня, а в ни-
ше между окнами, из которых открывался вид на город и
бухту, стояла мраморная ваза с цветами. Здесь, в двух ком-
натах с простенькой мебелью, которая радовала глаз пуфа-
ми, диванчиками, уютным абажуром на керосиновой лампе,
картиной в поблекшей раме, в октябре 1913 г. поселилась
Марина Ивановна Цветаева с мужем Сергеем Яковлевичем
Эфроном и маленькой дочкой Алей. Неподалеку на Буль-
варной улице (теперь Десантников) сняла комнату ее млад-
шая сестра Анастасия Ивановна с сыном Андрюшей.
Это был не первый приезд сестер Цветаевых в Крым.
Совсем юными, в 1905 г., они с родителями жили в Ялте на
даче врача и писателя С. Я. Елпатьевского, где мать Мария
Александровна лечилась от туберкулеза. В 1911 г. Марина
Цветаева гостила у Волошина в Коктебеле, куда приехала
«после чудесного месяца одиночества на развалинах генуэз-
ской крепости в Гурзуфе».
Дом Волошина был своеобразной Меккой, куда тянулись
художники, писатели, артисты, приезжавшие в Крым. Об-
щее оживленное настроение, творческая атмосфера, царив-
шая в доме, захватили и Марину. Она становится участни-
цей розыгрышей и мистификаций, стихотворных конкурсов
и далеких пешеходных прогулок по окрестностям Коктебе-
ля. В доме Волошина она постепенно освобождается от зам-
кнутости, книжного восприятия мира. В письме к Волоши-
ну из Гурзуфа (18 апреля 1911 г.) Цветаева признавалась:
271
«Книги гибель... чем больше читаешь, тем меньше уме-
ешь и хочешь жить сама».
В жизнь Марины вошли праздник и радость, она узнала
счастье преданной дружбы и настоящей любви. Сергей Эф-
род, с которым она познакомилась у Волошина, через год
стал ее мужем. Вот как описывает их встречу дочь Ариадна
Сергеевна Эфрон в «Страницах воспоминаний»: «Она соби-
рала камешки, он стал помогать ей — красивый грустный
юноша — с поразительными, огромными... в поллица глаза-
ми; заглянув в них и все прочтя наперед, Марина загадала:
если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду-за него за-
муж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь,
ибо не отрывал своих серых глаз от ее зеленых,— и вложил
ей его в ладонь, розовый, изнутри освещенный камень, ко-
торый она хранила всю жизнь...».
За несколько летних месяцев Марина так изменилась,
что Анастасия Цветаева, приехавшая погостить в Коктебель,
не узнала свою старшую сестру в этом «загорелом тонень-
ком мальчишке в шароварах, оживленном и радостном».
Летом 1911 г. сестры Цветаевы вместе с Волошиным бы-
вали в Старом Крыму и Феодосии, которая покорила деву-
шек восточной экзотикой, пестротой и яркостью товаров в
лавчонках на Итальянской улице (нынешней Горького),
толпами приезжих на набережной, иностранными корабля-
ми в порту. «Это была сказка из Гауфа, кусочек Константи-
нополя... И мы поняли, что Феодосия — волшебный город
и что мы полюбили его навсегда»,— писала Анастасия
Цветаева в «Воспоминаниях». Свою благодарность Волоши-
ну за «счастливейший год моей жизни» Марина Ивановна
Цветаева выразит в письмах к «Максу»: «Это лето
было лучшее из всех моих взрослых лет, и им я обязана
тебе».
30 августа 1913 г. умер Иван Владимирович Цветаев и
перед сестрами стал вопрос, куда уехать из Москвы, опустев-
шей после смерти отца? Выбор пал на Феодосию. 10 ноября
1913 г. Волошин сообщал в письме к художнице Юлии Обо-
ленской: «В Феодосии поселились Марина и Сережа. Устро-
ились они на горе, у дяди и тетки Рагозинского. Те их упле-
мянили... И об них там заботятся трогательно». Рагозинский
был художником-архитектором, а его дядя, уже упоминав-
шийся Э. М. Редлих — фотографом и живописцем-любите-
лем, учеником и приятелем Айвазовского. В Феодосии жили
художники К. Богаевский, М. Латри, К. Кандауров, Н. Хру-
стачев, с которыми дружили и часто встречались сестры
Цветаевы,
272
Об этом времени, об этих встречах так тепло и востор-
женно вспоминает Анастасия Ивановна Цветаева: «...Феодо-
сия предвоенных лет! Та, через фиту!.. Полная уютных се-
мейств, дружеских праздничных сборищ, ожидания гостей,
наивного восхищения талантом». Здесь часто устраивались
импровизированные музыкальные вечера с чтением стихов,
игрой на фортепьяно, пением романсов, веселым застольем.
Особенно любили сестры Цветаевы бывать на окраине Фео-
досии в доме Анны Никитичны Айвазовской — жены велико-
го мариниста. В просторных комнатах ее дома, обставлен-
ных старинной мебелью, висели сказочные, величественные
пейзажи Богаевского, акварели Волошина, небольшие кар-
тины Латри, изображавшие виды Феодосии, Бахчисарая, Ве-
неции. Анна Никитична любила собирать людей искусства,
наслаждаясь их обществом, угощая на славу. В этом госте-
приимном доме звучали романсы в исполнении Ариадны
Николаевны Латри, читали свои стихи Максимилиан Воло-
шин и Марина Цветаева. Художник Леонид Фейнберг, го-
стивший в те годы в Коктебеле у Волошина, вспоминал:
«Разговор у обеих сестер был весьма схож: довольно быст-
рая речь, с отчетливой артикуляцией, с точным набором
слов каждой фразы, без поисков выражений — необходимые
слова всегда наготове!.. Недаром обе сестры — в унисон, слог
в слог — читали стихи Марины».
Мы быстры и наготове,
Мы. остры,
В каждом жесте, каждом взгляде, каждом слове
Две сестры!
Своенравна наша ласка
И тонка,
Мы из старого Дамаска
Два клинка.
Мы одне на рынке мира
Без греха,
Мы из Вильяма Шекспира
Два стиха...
Сестры с успехом выступали и перед феодосийской пуб-
ликой. Вот краткий перечень их выступлений: 24 ноября
участвуют в благотворительном вечере, 15 декабря — в «Ве-
чере поэзии и музыки», 30 декабря — снова благотворитель-
ный вечер, 3 января 1914 г. читают стихи в мужской гимна-
зии...
Анастасия Ивановна вспоминает вечер в зале Азовского
банка, залитом светом люстр, сияние восторженных лиц, за
окнами — шум моря... И стихи Марины.
273
Пока огнями смеется бал,
Душа не уснет в покое.
Но имя бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал бог;
Морские они, морские!
Марина с мужем и сестрой охотно бывали в просторной
мастерской Богаевских, с которыми подружились еще в
1911 г. Путешествуя в 1912 г. по Италии, Марина посылает
Богаевскому в Феодосию открытку с видом Катаньи: «Ах,
Константин Федорович, сколько картин ждут Вас в Сици-
лии! Мне кажется — это Ваша настоящая родина (не оби-
жайтесь за Феодосию и Коктебель)».
Вспоминая дружную чету Богаевских: невысокого, топ-
кого, скромного и благожелательного художника и его строй-
ную, синеглазую, гостеприимную жену, Анастасия Ивановна
Цветаева рисует нам портрет и молодой Марины тех лет,
любуясь ее обаянием, расцветающей женственностью, за-
стенчивостью. «В этом феодосийском доме, где ее так ждут,
так ждут ее стихов... как слушают, как радуются... Это было
время расцвета Марининой красоты». И далее: «Марина
была счастлива с ее удивительным мужем, с ее изумитель-
ной маленькой дочкой — в те предвоенные годы».
В 1913—1914 гг. в Крыму — Феодосии и Коктебеле —
Марина Цветаева- создает цикл стихов, посвященных Сергею
Эфрону-Дурново: «Есть такие голоса...», «Генералам двена-
дцатого года», «Я с вызовом ношу его кольцо...»
В его лице я рыцарству верна,
—- Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут йа плаху.
Поездка на юг, к морю, была полезна Сергею Яковлеви-
чу, болевшему туберкулезом. Время пребывания с семьей
с 17 октября 1913 г. по 1 июня 1914 г. он использовал
для подготовки к гимназическим экзаменам, которые сда-
вал здесь же, в Феодосии. «У 20-летнего гимназиста дочь
2-х лет»,— шутил он.
В Феодосии в ноябре 1913 г. Цветаева посвящает стихи
дочери:
Аля, маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: не троньте,
Будет день —
Милый, грустный и большой
274
День, когда от жизни рядом
i Вся ты оторвешься взглядом
И душой...
Ворожит мое перо!
Аля! Будет все, что было;
Так же ново и старо,
Так же мило.
В июне 1914 г. в Коктебеле написано второе стихотворе-
ние, посвященное дочери,— прекрасные строки, грустные Ъ
нежные. И это стихотворение, и другие, написанные в тот же,
«счастливый» крымский период, с полным правом можно от-
нести к лучшим произведениям «ранней Цветаевой».
В Феодосии сестры знакомятся с книгой философа и пи-
сателя В. В. Розанова «Уединенное». В ней они нашли близ-
кие, созвучные своим настроениям мысли, и между пожилым
писателем и юными Цветаевыми завязывается переписка.
Сохранились три письма, посланные из Феодосии Мариной
Цветаевой, они важны для понимания ее состояния души,
ее творчества в тот период.
Весной 1914 г. из Феодосии Цветаева пишет Розанову в
Петербург: «Во всем моем существе какое-то ликование...
Сейчас так радостно, такое солнце, такой холодный ветер.
Я бежала по широкой дороге, мимо тоненьких акаций...
Я чувствовала себя такой легкой, такой свободной... Сейчас
закат, еще различаю, что пишу».
Вероятно, в эти дни и были написаны неповторимые по
красоте и музыкальности стихи:
Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час..,:
Иду вдоль генуэзских стен,
Встречая ветра поцелуи,
И платья шелковые струи
Колеблются вокруг колен...
Иду вдоль крепостных валов,
В тоске вечерней и весенней»
И вечер удлиняет тени,
И безнадежность ищет слов.
Уже в юности Марина Цветаева осознала свое предназна-
чение поэта. В мае 1913 г. в Коктебеле она написала стихи,
которые оказались пророческими:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет...
Разбросанным в пыли по магазинам
275
(Где их пикто пе брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
'Настанет свой черед.
«Формула — наперед — всей моей писательской и челове-
ческой судьбы»,— так назвала впоследствии эти строки Цве-
таева.
Как характер человека, так и главные черты таланта
формируются с детства, юности. В душе чуткой и впечат-
лительной девочки шла сложная работа. С детства Марина
много читает, замыкается в своем мире грез и романтики,
пытается выразить в стихах свои горестные раздумья о мире,
свою мятущуюся душу. В поэзии молодой Цветаевой звучат
ноты печали, тема «юности и смерти», предчувствие трудной
и трагической судьбы поэта.
Столько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.
И счастье тех феодосийских дней, и счастье молодости
не заглушают грустные ноты ее творчества, которые явствен-
но ощутимы в стихах 1913—1914 гг.: «Идешь, на меня по-
хожий...», «Уж сколько их упало в эту бездну!», «Стать тем,
что никому не мило»... Вкладывая в письмо к Розанову, от-
правленное из Феодосии 7 марта 1914 г., эти три произве-
дения, Цветаева пишет: «...Я совсем не верю в существова-
ние бога и загробной жизни. Отсюда — безнадежность, ужас
старости и смерти. Полная неспособность природа — моли-
ться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная,
лихорадочная жажда жить». Впоследствии в стихах это про-
звучит так: «Я о земном заплачу и в раю».
Но были и личные мотивы для такого настроения. Поте-
ряв рано умершую от туберкулеза мать, теперь она хоронит
отца, гордость и восхищение которым сохранит на всю
жизнь. В будущем она посвятит ему замечательный рассказ
«Отец и его музей», о котором К. Паустовский скажет, что
это «действительно драгоценный лавровый венок любящей
дочери своему талантливому отцу».
Иван Владимирович Цветаев всю жизнь прожил, по его
словам, на «высокой ноте» и был для своих детей примером
бескорыстного и самоотверженного служения искусству. Сын
сельского священника Владимирской губернии, Цветаев сво-
им трудом и талантом пробил дорогу в жизни, став извест-
ным филологом, профессором Московского университета,
основателем Музея изящных искусств' (ныне Музей изобра-
зительных искусств им. А. С. Пушкина). Он положил на
создание музея всю свою жизнь, свои сбережения. Через год
276
после открытия музея его не стало. Последние дни отца Ма-
рина Ивановна описала в письме В. В. Розанову, отправлен-
ном из Феодосии 8 апреля 1914 г.: «27-го августа ночью его
привезли с дачи почти умирающего. Доктор говорил, что
75 % людей умерло бы во время переезда. С первого момента
до последнего ни разу не заговорил о возможности смерти.
Умер без священника... Его кончина для меня совершенно
поразительна: тихий героизм,— такой скромный!»
Период пребывания Марины Цветаевой в Феодосии и
Коктебеле в 1913—1914 гг. был необычайно плодотворен.
Только в Феодосии ею написаны несколько циклов стихов и
поэма «Чародей», вошедшие в ее сборник «Юношеские сти-
хи. 1913—1914».
«Юношеские стихи», третья по счету книга Цветаевой,
оказалась как бы переходом от полудетского романтизма ее
первых сборников «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный
фонарь» (1912) к страстной, подчас трагической романтике
зрелого поэта. Цветаева придавала особое значение этой
книге, считала ее важным этапом своего творчества.
Первый ее поэтический сборник встретил доброжелатель-
ную оценку в печати: строгий Брюсов хвалил Цветаеву
особенно за то, что она безбоязненно вводит в поэзию «повсе-
дневность», «непосредственные черты жизни». Но ее «крест-
ным отцом» в поэзии был Максимилиан Александрович Во-
лошин, написавший о «Вечернем альбоме» в газете «Утро
России» статью и посвятивший юной поэтессе стихи, окан-
чивающиеся словами:
Я давно уж не приемлю чуда,
Но как сладко слышать: «Чудо — есть!»
Цветаева и Волошин познакомились в Москве в 1910 г.
Эта встреча положила начало яркой и самой значительной
в жизни Цветаевой дружбе. «Волошину я обязана первым
самосознанием себя, как поэта»,— отмечала Цветаева впо-
следствии. Волошин был тогда единственным старшим дру-
гом, которому она абсолютно доверяла, с мнением и вкусом
которого считалась. Не избалованная вниманием и добротой,
благодарная за каждое ее проявление, Цветаева навсегда со-
хранила глубокое уважение к поэту. Спустя много лет, уже
в эмиграции, она посвятила ему цикл стихов и блестящую
литературную эпитафию «Живое о живом». Марина Цвета-
ева писала о его призвании и умении «сводить людей, тво-
рить встречи и судьбы». Волошину она обязана знакомством
и дружбой со многими литераторами, людьми искусства, при-
езжавшими в Феодосию и Коктебель или жившими там.
277
Марина Цветаева, по словам ее дочери Ариадны Эфрон,
сохранила на всю жизнь «тоску по тем местам и друзьям».
«Крым,— писала Ариадна Сергеевна,— не меньше, чем Тару-»
са (Россия), вторая колыбель маминого творчества и, пожа-«
луй, последнее ее счастье... Тот Крым она искала везде и
всюду — всю жизнь».
Симферополь
МОИСЕЙ ВАЛИТ
РАХМАНИНОВ
В КРЫМУ)
ПЕРВАЯ
етом 1888 г., после окончания за-
нятий и экзаменов, пятнадцатилет-
ний Сергей Рахманинов в числе
трех воспитанников и пансионеров профессора Московской
консерватории Николая Сергеевича Зверева впервые приез-
жает в Крым *. Зверев, замечательный пианист, преподавал
на младшем отделении консерватории. Друг Н, Г. Рубин-
штейна и П. И. Чайковского, он был выдающимся педаго-
гом своего времени. Из его класса вышли известные русские
музыканты: А. И. Зилоти, А. Н. Скрябин, К. Н. Игумнов
и С. В. Рахманинов. Для своих учеников Николай Сергеевич
не жалел ни времени, ни средств. За обучение неимущих он
сам вносил плату. Наиболее одаренных брал к себе на пол-
ное содержание, оплачивал занятия по общеобразовательным
предметам, иностранным языкам, систематически водил на
концерты и в театры. Строгий и требовательный, он приучал
своих воспитанников к упорному труду, заботился о их нрав-
ственной чистоте. Недаром уже в зрелые годы С. В. Рахма-
нинов скажет: «Лучшим, что есть во мне, я обязан ему».
♦ Ранее в крымской печати назывались различные даты первого
пребывания Рахманинова в Крыму (1886, 1887 г.). Приводимая здесь
дата определена на основании копии удостоверения, выданного
С. Рахманинову как ученику консерватории для выезда в Крым 30 мая
1888 г. Этот документ хранится у 3. А. Апетян (Москва),
278
Ежегодно в летнее время Н. С. Зверев со своими питом-
цами (их ласково называли «зверятами») выезжал на дачу
в Подмосковье, где ребята должны были заниматься так же,
как и зимой. Но на сей раз неутомимый педагог повез юных
пианистов — Сергея Рахманинова, Матвея Пресмана и Лео-
нида Максимова — в Крым. Приглашение приехать на юг
Николай Сергеевич получил от своих друзей Токмаковых,
детей которых обучал музыке.
Глава семейства Иван Федорович и его жена Варвара
Ивановна долго прожили в Сибири в маленьком городке
Кяхте, где общались с ссыльными революционерами и помо-
гали им. В 1883 г. Токмаковы приобрели несколько имений
в Крыму, которые становятся притягательными центрами
прогрессивной интеллигенции: писателей, артистов, врачей,
приезжавших на Южный берег, а в последующие годы и рево-
люционно настроенной молодежи. В имениях Токмаковых
бывали Л. Н. Толстой, М. Горький, А. П. Чехов, Л. Н. Анд-
реев, И. А. Бунин, Н. Д. Телешов, С. Г. Скиталец, М. Н. Ер-
молова, Ф. И. Шаляпин, А. А. Спендиаров, А. Б. Гольден-
вейзер, Л. А. Сулержицкий, В. И. Немирович-Данченко и
многие другие.
Во время первой русской революции 1905 г. здесь укры-
вался руководитель большевистской организации в Кореизе
И. В. Лазарев. На конторском ротаторе Токмаковых при со-
действии их сына Николая Ивановича печатались револю-
ционные листовки. А в момент ареста И. В. Лазарева хозяй-
ка имения помогала ему прятать оружие и патроны *.
А еще ранее в 1893 г., по отбытии одиночного тюремного
заключения, в Олеизе нашел приют заболевший туберкуле-
зом й находившийся под надзором полиции большевик Лео-
нид Борисович Красин.
Особой известностью среди революционеров и писате-
лей пользовалась дочь Токмаковых — Мария Ивановна Водо-
возова-Токмакова, издательница марксистской литературы, в
том числе и первых книг В. И. Ленина **.
Таковы были крымские друзья Зверева — Токмаковы.
Но вернемся к лету 1888 г. и поездке «зверят» в Крым.
Участник этого путешествия, близкий друг Рахманинова, а
в более поздние годы известный советский музыкант
М. Л. Пресман в статье «Уголок музыкальной Москвы вось-
* Сведения эти взяты в Крымоблгосархиве из «Дела Водовозовой-
Токмаковой», Ф. Р — 663, on. 1, д. 244, л. 72.
** См. очерк Наталии Гурьяновой «Издательница первых книг
В. И. Ленина».
279
мидесятых годов» вспоминает, что они поселились в «име-
нии... Токмаковых — Симеиз» *. Приезжим был сдан от-
дельный домик. В нем, помимо Зверева, трех его учеников
и повара Матвея, жил еще и молодой преподаватель москов-
ской консерватории Н. А. Ладухин. Он занимался с мальчи-
ками музыкально-теоретическими предметами: элементарной
теорией музыки и начальным курсом гармонии. Такая под-
готовка была необходима Рахманинову. Ведь перейдя в этом
году на старшее отделение консерватории, Сережа был за-
числен в класс гармонии А. С. Аренского сразу на второй
курс. Требовалось не только освоить определенные премуд-
рости новой науки, но и сдать осенью экзамены. А ведь вы-
сокоодаренные ученики Зверева ранее были почти пол-
ностью освобождены от музыкально-теоретических дисци-
плин. Продолжались и ежедневные занятия на инструменте.
Лето было по-настоящему трудовым.
И все-таки оно оказалось необыкновенным. Ласковая,
светлая красота южнобережной природы с ее морем, горами
и ароматом растений отозвалась в душе Рахманинова не-
обычным волнением.
«Как сейчас помню,— писал М. Пресман,— Рахманинов
стал очень задумчив, даже мрачен, искал уединения, расха-
живал с опущенной вниз головой... причем что-то почти без-
звучно насвистывал, размахивал руками, будто дирижируя.
Такое состояние продолжалось несколько дней. Наконец, он
таинственно, выждав момент, когда никого, кроме меня, не
было, позвал меня к роялю и стал играть. Сыграв, он спро-
сил меня:
— Ты не знаешь, что это?
— Нет,— говорю,— не знаю.
— А как,— спрашивает он,— тебе правится этот орган-
ный пункт в басу при хроматизме в верхних голосах?
Получив удовлетворивший его ответ, он... сказал:
— Это я сам сочинил и посвящаю тебе эту пьесу».
По утверждению М. Пресмана, это было самое первое
произведение великого композитора, а Крым оказался свое-
образной колыбелью рахманиновской музыки, поскольку «там
♦ Изученные мною архивные источники пока не дают подтверж-
дения тому, что в Симеизе у Токмаковых имелось владение." И я ду-
маю: нс произошло ли в памяти уважаемого мемуариста перемещение
близких и созвучных названий: Олеиз — Симеиз? Не могло ли более
известное (Симеиз) со временем вытеснить малоупотребляемое
(Олеиз)? Ответа на вопрос пока нет. Тем не менее, уже давно в крым-
ской печати многие авторы местом первого пребывания Рахманинову
в Крыму называют Олеиз.
280 z
он впервые начал сочинять». Однако еще ранее, в Москве,
Рахманинов написал три ноктюрна для фортепиано и фраг-
мент оркестрового скерцо (части задуманной симфонии).
Очевидно, об этом Пресман не знал: скрытный автор не спе-
шил демонстрировать свои первые успехи. Но, возможно,
сам юный сочинитель, не довольный более ранними произ-
ведениями, лишь зародившиеся в период крымских каникул
пьесы посчитал началом своей творческой деятельности. Не
в то ли далекое лето появились образцы прекрасных и уже
вполне зрелых юношеских пьес, отмеченных автором op. 1? ♦
В. Брянцева в книге «Фортепианные пьесы Рахманинова»
(1966) высказывает предцоложение, что начинающий компо-
зитор играл в Крыму своему другу одну из них — Прелюдию
ми-бемоль минор. В последующей своей работе «С. В. Рах-
манинов» она отказывается от этой мысли, предполагая, что
не имеющие точной датировки пьесы op. 1 (судя по их про-
фессионализму) сочинены не ранее 1889 г. Возможно, это и
так. Но ведь замысел мог появиться годом раньше и потом
уже приобрести законченные и отшлифованные формы.
Как бы там ни было, не оставляет сомнения главное: в
Крыму Сергея Рахманинова захватила такая неодолимая
страсть к сочинению, какую он не мог больше скрывать от
своих товарищей. В памяти ближайших друзей Рахманинова
поездка в Крым запечатлелась именно первыми успехами
будущего великого русского композитора.
ШАЛЯПИНСКИЕ КОНЦЕРТЫ
В середине сентября 1898 г. С. Рахманинов вторично при-
езжает в Крым. Для композитора это было тяжелое время,
связанное с мучительными переживаниями, вызванными
провалом его Первой симфонии. Творческий взлет сменился
депрессией. «После этой симфонии не сочинял ничего около
трех лет. Был подобен человеку, которого хватил удар и у
которого на долгое время отнялись и голова, и руки»...—
вспоминает Сергей Васильевич.
Тогда имя Рахманинова как композитора не было широко
известно, но 25-летний музыкант успел проявить свое
дарование в качестве дирижера Московской русской частной
оперы Саввы Ивановича Мамонтова. Там и состоялось его
знакомство с гениальным русским певцом Федором Ивано-
♦ Рахманинов обозначил op. 1 (№ 1—4) свои юношеские сочине-
ния Романс, Прелюдию, Мелодию и Гавот. Несколько лет спустя он
присвоил это обозначение (op. 1) своему Первому фортепианному
концерту.
281
вичем Шаляпиным. Обладая поразительным талантом и
влюбленностью в искусство, молодые люди подружились.
Рахманинов, вдохновляясь прекрасным пением друга, бли-
стательно аккомпанировал ему на фортепиано. Этот редкий
ансамбль магически воздействовал на слушателей.
По инициативе Мамонтова осенью 1898 г. была предпри-
нята концертная поездка артистов оперы по южным городам
России. Они побывали в Киеве, Харькове, Одессе и в середи-
не сентября прибыли пароходом в Ялту.
16 сентября в Ялтинском городском театре с большим
успехом прошло первое выступление. Газета «Крымский
курьер» писала:
«В среду, 16 сентября, в Ялтинском театре состоялся
концерт артистов Московской частной оперы г-жи Антоновой
и Любатович и г-д Малинина, Секар-Рожанского и Шаляпи-
на. Концерт оказался вполне удачным. Все артисты — певцы
с хорошими голосами и хорошей школы.
Сильное впечатление на слушателей произвело пение
г. Шаляпина. Он чудно владеет своим замечательно мягким
и красивым басом... Это певец-художник в самом серьезном
значении этих слов. Г. Шаляпин очень молод, если не оши-
баемся, ему всего 25 лет.
Какая видная будущность предстоит этому замечательно-
му таланту, если в такие молодые годы он уже представляет
собой не сырой материал, а законченного художника!..
Сегодня артисты дают концерт в Гурзуфе, а в понедель-
ник снова в Ялте».
21 сентября московские артисты при участии Шаляпина
и Рахманинова давали в Ялте второй концерт. После каж-
дого номера программы зал взрывался аплодисментами. А в
антракте восторженная публика бросилась в артистическую
и плотным кольцом окружила Шаляпина. Никто не обращал
внимания на скромно сидящего в стороне молодого пианиста.
Через некоторое время в комнату вошел А. П. Чехов. Во
время концерта он находился в директорской ложе. Не толь-
ко музыка и ее восхитительное исполнение покорили писате-
ля. В неменьшей степени его поразило лицо Рахманинова,
умное и строгое, с проникновенным взглядом, за которым
угадывались воля, искренность и глубокое человеческое бла-
городство. Привлекала и горделивая, сдержанная манера
поведения на эстраде.
Чехов направился прямо к Сергею Васильевичу:
«— Я все время смотрел на вас, молодой человек, у вас
замечательное лицо — вы будете большим человеком».
Этот концерт в Ялте, где Рахманинов впервые встретил-
ся с любимым писателем, явился для него одним из самых
незабываемых мгновений жизни. «Умирать буду — вспомню
об этом с гордой радостью»,— говорил композитор. Слова
поддержки, сказанные тогда Чеховым, оказались необыкно-
венно важными для молодого музыканта, утратившего на
время веру в свои творческие возможности.
Ялтинская встреча осенью 1898 г. положила начало
дружбе писателя и композитора.
Как много общего в творчестве этих величайших худож-
ников! Их произведения роднит необыкновенная проникно-
венность, тончайший лиризм, искренность и глубокий пси-
хологизм. В их искусстве находит отражение великая мечта
о красоте, о жизни, достойной человека, непримиримость к
его угнетателям, тревога за его судьбу. Музыка чеховского
слова обнаруживает наибольшую тождественность проникно-
венным звукам рахманиновских творений. Недаром выдаю-
щийся советский музыковед и композитор Б. В. Асафьев
считал, что если бы «Чайка», «Три сестры» и «Вишневый
сад» родились в сознании музыканта, то они бы прозвучали
«рахманиновским тоном».
Бывая в Ялте, Рахманинов всегда навещал Антона Пав-
ловича, играл ему свои сочинения. А после смерти великого
писателя, в память о нем, написал музыку на текст моноло-
га Сони из четвертого действия пьесы «Дядя Ваня» — «Мы
отдохнем» *.
23 сентября 1898 г. музыканты выступали на сцене Се-
вастопольского городского театра. А через два дня их ждали
симферопольцы. Концерт состоялся в городском клубе (сей-
час ул. Пушкина, 19**). Газета «Крым» 26 сентября 1898 г.
сообщала:
«Концерт г-жи Антоновой и других столичных артистов,
состоявшийся 25 сентября, прошел почти при полном сборе
с громадным артистическим успехом. Артисты были настоль-
ко любезны, что биссировали неоднократно. Особенно хорошо
было трио «Ночевала тучка золотая» и все номера г. Шаля-
пина, произведшие фурор».
♦ Во взаимоотношениях Чехова и Рахманинова небезынтересна
следующая деталь. Согласно записи в дневнике В. Н. Буниной от
24 сентября 1926 г. Рахманинов в разговоре упоминал о том, что
Антон Павлович предлагал ему написать что-то к «Черному монаху».
♦♦ В настоящее время в этом здании располагается учебный кор-
пус № 3 Симферопольского филиала Днепропетровского инженерно-
строительного института.
288
Принимал ли участие во всех этих представлениях
С. В. Рахманинов? По-видимому, да. Трудно представить, что
кто-либо мог его заменить на концертах.
Последний концерт артистов русской частной оперы со-
стоялся в Алупке. Жена певца Секар-Рожанского — Елена
Рудольфовна вспоминает:
«Он происходил на террасе Воронцовского дворца под от-
крытым небом, при свете луны и звезд, с двумя канделяб-
рами па рояле. Но Сергей Васильевич играл все наизусть, и
даже при аккомпанементе свечи ему не понадобились. Было
чудесно!».
Йё трудно представить себе эту сентябрьскую ночь на
берегу моря, тающий в бесконечных просторах голос велико-
го Шаляпина (который пел арию короля Ренэ из «Иоланты»
Чайковского) и улетающие к звездам звуки рахманиновской
«Мелодии».
Так завершились крымские гастроли осенью 1898 г.
Крымская публика смогла по достоинству оценить москов-
ских артистов.
ВЕСНА ВОЗРОЖДЕНИЯ
Творческая депрессия у Рахманинова затянулась на не-
сколько лет. Он словно по каплям набирал силы для ее пре-
одоления. Благотворные результаты принесло лечение у док-
тора Н. В. Даля. Но только весной 1900 г. композитор почув-
ствовал себя полностью выздоровевшим.
В середине апреля 1900 г. Сергей Васильевич приехал в
Ялту и поселился на даче Александры Андреевны Ливен
(ул. Бассейная, 8). Композитору был приготовлен отдель-
ный флигилек в саду для работы и великолепный «Блют-
нер», который поставили на веранде *.
Уже в первые дни пребывания музыканта на Южном бе-
регу Крыма возобновились его встречи с А. П. Чеховым.
Рахманинов делился с писателем своими творческими пла-
нами, с волнением рассказывал о впечатлениях, связанных
♦ Мне удалось выяснить адрес и отыскать дачу Ливеп. По сви-
детельству старожилов, дом этот и сейчас выглядит так же, как и в на-
чале века. Стены его по-прежнему обвиты глицинией и плющом,
а в небольшом саду растут те же ели, пихта, каменный и пробковый
Дубы. Во дворе — заброшенный старый фонтан. Бывшая веранда
и оранжерея перестроены под квартиры. Среди жителей дома — Звя-
гинцева К. С.—внучка бывшего дворника и сторожа дачи. Она вспо-
минает, что, по рассказам родителей, дачу посещал Ф. И. Шаляпин
и пел на веранде дома. Адрес и местоположение дома Ливен имеется
в «Указателе города Ялты» за 1908 г., с. 34.
284
с посещением Л. Н./Толстого. (Рахманинов побывал у вели-
кого русского писателя 1 февраля 1900 г.) Чехов вниматель-
но слушал Сергея Васильевича и старался развеять его тя-
желые мысли. Он даже намеревался вместе с Рахманиновым
поехать в Италию. 10 мая 1900 г. композитор пишет из Ялты
М. А. Слонову: «Со мной едет, кажется, А. П. Чехов, по
крайней мере уговаривался». Но состояние здоровья не по-
зволило Антону Павловичу осуществить заграничное путе-
шествие.
Этой же весной в Ялту приехал коллектив тогда еще со-
всем молодого Московского Художественного театра. Среди
зрителей был и Рахманинов. Спектакли глубоко взволнова-
ли его. Композитор и ранее посещал Художественный театр,
психологическое искусство которого было ему чрезвычайно
близко. Но теперь, в Ялте, Сергей Васильевич получил воз-
можность близко познакомиться с артистами. На заключи-
тельном представлении «Чайки» 23 апреля после третьего
акта всем артистам и А. П. Чехову была устроена гранди-
озная овация. Писателю был поднесен адрес. В числе 185
фамилий стояла подпись С. В. Рахманинова.
Спектакли Художественного театра и постановки чехов-
ских пьес сделали Ялту весной и летом 1900 г. местом па-
ломничества представителей передового русского искусства.
«Из Севастополя мы переехали в Ялту,— рассказывает в
своей книге «Моя жизнь в искусстве» К. С. Станиславский.—
Кроме писателей, в Крыму было много артистов, музыкан-
тов, и среди них выделялся молодой С. В. Рахманинов».
Ежедневно актеры и писатели собирались па даче
А. П. Чехова. Говорили и спорили о литературе и искусстве.
Атмосфера этих бесед открывала для многих из присутству-
ющих еще неведомые горизонты творчества. В ней зарожда-
лись замыслы будущих произведений. Не здесь ли, в пере-
довой и пылкой артистической и литературной среде двадца-
тисемилетний композитор мог почерпнуть новые творческие
импульсы?
Общность творческих устремлений сблизила Рахманинова
с известным писателем и поэтом Иваном Алексеевичем Бу-
ниным. Одна из встреч состоялась 25 апреля 1900 г. в гости-
нице «Россия» на ужине, устроенном в честь литераторов и
актеров, еще остававшихся в Ялте. Бунин и Рахманинов
вышли на террасу, -затем спустились к морю.
«Было уже поздно,— вспоминает Бунин,— нигде не было
ни души, сели па какие-то канаты, дыша их дегтярным за-
пахом и той какой-то совсем особой свежестью, 'ito при-
суща только черноморской воде, и говорили, говорили все
285
горячей и радостней уже о том чудесном, что вспоминалось
нам из Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Майкова...»
Сергей Васильевич Рахманинов высоко ценил поэтиче-
ский дар Бунина. И в последующие годы нашел проникно-
веннейшие звуки для воплощения поэзии Ивана Алексееви-
ча в своих романсах «Я опять одинок» и «Ночь печальна».
Крымская весна 1900 г., наполненная интересными, вдо-
хновляющими встречами, оказалась важнейшей вехой в твор-
ческой жизни композитора, явилась порой возрождения,
духовного выздоровления и оказалась началом нового, еще
более высокого художественного взлета. Рахманинов сдер-
жанно сообщает из Ялты в письмах к близким, что занимае-
тся «не особенно много, но аккуратно». Но от А. А. Ливен
друзьям и родственникам становится известно, что Сергей
Васильевич работает серьезно и увлеченно.
Композитор настойчиво вел к завершению свою Вторую
сюиту для двух фортепиано. Ссылаясь на присланный ком-
позитором в 1917 г. Асафьеву перечень произведений с ука-
занием дат сочинения, можно утверждать, что в Ялте Рах-
манинов работал над третьей и, возможно, четвертой частью
сюиты: «Романсом» и «Тарантеллой».
Рахманинов шел к новой творческой вершине, величай-
шим художественным открытиям. Он был на пороге творче-
ской зрелости. Лето 1900 г. подготовило его к созданию Вто-
рого концерта для фортепиано с оркестром — одного из вы-
дающихся произведений русской музыки.
В Ялте Рахманинов посетил неизлечимо больного компо-
зитора Василия Сергеевича Калинникова, чья Первая сим-
фония к тому времени получила всероссийскую известность,
как и трагическая судьба ее автора. Рахманинов стремится
всеми возможными средствами поддержать музыканта. Он
играет для него, знакомит ялтинского «пленника» с новы-
ми сочинениями Глазунова, Танеева, Аренского и по его
просьбе исполняет собственные произведения. Для Калинни-
кова эти встречи были подобны целебному воздуху. 2 мая
1900 г. он пишет своему преданному другу С. Н. Круглико-
ву: «Был у меня Рахманинов, гостящий здесь у Ливен. До-
ставил мне огромное удовольствие своей игрой, от которой я
всегда получаю высокое наслаждение. Играл, между прочим,
свою «Судьбу» на апухтинские слова, петую с таким успехом
Шаляпиным. По-моему, это выдающееся произведение... Его
посещениям я очень рад, и они освежают меня. Большой он
талант».
Рахманинов прикладывает максимум усилий для оказа-
ния помощи В. G Калинникову в опубликовании его произ-
286
ведений. Он берет на себя посреднические функции в пере-
говорах с крупным издателем Юргенсоном, пытаясь на отно-
сительно выгодных условиях продвинуть в печать симфонии
и романсы композитора. Калинников же, совсем отчаявшись
и несмотря на нищенское положение, уже думал отдать из-
дателю свои сочинения бесплатно. После смерти композитора
«Крымский вестник» 9 января 1901 г. сообщил по этому по-
воду любопытные факты: «А между тем Калинников не мог
найти издателя для своих симфоний, и лишь в 1900 г. Юр-
генсон согласился издать две его симфонии, но... без выдачи
автору гонорара и с приобретением права собственности на
эти симфонии»... Под видом якобы уже полученного автор-
ского гонорара Рахманинов вручил умирающему музыканту
собранные его друзьями по искусству 120 рублей. Это было
в духе натуры Сергея Васильевича, оказывавшего и в более
позднее время материальную помощь деликатно и тихо, так,
чтобы никто об этом не догадывался.
В первых числах июня композитор уезжает в Москву для
оформления заграничного паспорта. Предстояла поездка в
Италию. Ф. И. Шаляпин получил приглашение из миланско-
го театра Ла Скала спеть заглавную роль в опере Бойто
«Мефистофель». Сознавая серьезность предстоящего первого
выступления русского артиста на величайшей музыкальной
трибуне, Рахманинов вызвался ехать с ним и помогать раз-
учивать оперу.
КРЫМСКАЯ НЕЗНАКОМКА
В творческой судьбе С. В. Рахманинова есть интересная
страница, хоть и не связанная с пребыванием композитора
в Крыму, но все-таки весьма примечательная для нас. Дело
в том, что творческий импульс к написанию одного из самых
значительных произведений пришел к нему с далеких бере-
гов Черного моря. Вот как это было.
Годы, предшествующие первой мировой войне, вошли в
жизнь композитора трагическим предчувствием тревожных
и неумолимо надвигающихся катастрофических событий. По-
добно чуткому барометру, он улавливал эту тревогу в недрах
всей русской общественной жизни. Она нередко ассоцииро-
валась* в воображении Сергея Васильевича с гулкими звука-
ми набата, погребальными похоронными перезвонами. Насто-
роженность начала века уже нашла отражение в. его музы-
ке — напряженных ритмах, взволнованных колокольных
аккордовых перезвонах, как, например, в суровой и властной
287
начальной теме гениального Второго концерта для фортепиа-
но с оркестром или знаменитой Прелюдии до-диез минор.
Но теперь Рахманинов искал новые, более масштабные
формы для отражения волновавших его мыслей и настрое-
ний.
Летом 1912 г. в Ивановке Тамбовской губернии он полу-
чил письмо из Севастополя от незнакомой девушки с вло-
женным в него текстом поэмы Эдгара По в переводе Баль-
монта «Колокола». Неизвестная советовала композитору про-
честь поэму и написать музыку, выражала убеждение, что
только талант Рахманинова может передать силу потрясших
ее поэтических строк.
Присланный текст прекрасно отражал давно укоренивше-
еся в сознании композитора представление об окружающей
действительности. Это была идеальная форма для выражения
того, что накопилось в душе и ждало выхода. Весной 1913 г.
в Риме Рахманинов намечает полный эскиз нового произ-
ведения. Летом того же года в Ивановке он с упоением рабо-
тает над партитурой. Результатом этой работы явилось рож-
дение одного из самых выдающихся сочинений Рахманино-
ва — поэмы «Колокола» для солистов, хора и большого сим-
фонического оркестра. Долгие годы оно оставалось любимым
детищем Сергея Васильевича.
Поэма «Колокола» явилась творением глубоко националь-
ным. Она обобщила некую стихию колокольности в русской
музыке, как стихию народной жизни, идущую из глубины
веков и охватывающую как отдельные судьбы русских лю-
дей, так и судьбы целых поколений. По воспоминаниям со-
временников, «Колокола» принадлежали к любимым произ-
ведениям В. И. Ленина.
Но кто же была та таинственная крымская незнакомка,
которая предложила композитору программу для нового со-
чинения? И только после его смерти благодаря документам
выяснилось ее имя. В архивах Государственного центрально-
го музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки хра-
нится рукопись «Колоколов» Рахманинова. К рукописи при-
ложен адрес той, что прислала текст поэмы: «Севастополь,
Петропавловская ул., д. 46, Мария Данилова».
Родом из Севастополя, Данилова обучалась в классе из-
вестного московского виолончелиста М, Е. Букиника. Она
страстно любила музыку и интересовалась всеми музыкаль-
ными событиями. Лето Мария обычно проводила в Севасто-
поле, у матери. Именно там ей случайно встретилась поэма
«Колокола». Мысль о том, что боготворимый ею Рахманинов
должен написать музыку к поэме Эдгара По, настолько не-
288
отступно преследовала ее, что Данилова решилась написать
композитору...
Как порой удивительны бывают пути, по которым # ве-
личайшим людям эпохи стекаются чувствования их совре-
менников! И разве не в способности чутко улавливать их,
жить ими состоит подлинное величие гения? Именно таким
был гений С. В. Рахманинова.
ПОСЛЕДНЕЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ НА РОДИНЕ
1917 год. Начало лета композитор провел в Ессентуках,
где лечился. В июле (точная дата не установлена) он вер-
нулся в Москву, затем вместе с семьей выехал в Крым. Это
была последняя встреча Рахманинова с солнечным краем.
Сойдя с поезда в Севастополе, Сергей Васильевич с же-
ной и дочерьми — Татьяной и Ириной — направились в Но-
вый Симеиз. Дачу сняли на пустынном берегу *. Рахманинов
проводил время с девочками, читал, играл на фортепиано,
подолгу бродил по берегу моря. Часто выезжал к Шаляпи-
ну, семья которого жила в Мисхоре на прекрасной даче у
самого моря (ныне корпус № 4 дома отдыха «Морской при-
бой»).
Приезды Сергея Васильевича всегда были праздником
для семьи Федора Ивановича. Дочь певца — И. Ф. Шаляпи-
на вспоминает:
«Мои братья, Борис и Федор, чтобы доставить удоволь-
ствие Сергею Васильевичу, часто рассказывали анекдоты или
изображали какие-нибудь сценки, заранее придумывая не-
лепые комические сюжеты. Рахманинов очень любил эти
импровизации и от души смеялся над ними.
Иногда Сергей Васильевич садился за пианино, начинал
играть гаммы и арпеджио, и вдруг... начиналось чудо... В та-
кие минуты Рахманинов не любил, чтоб его специально слу-
шали, поэтому мы старались быть незамеченными».
Курортная жизнь текла по привычному руслу. Пляжи и
парки были заполнены буржуазной публикой. Казалось, что
великие революционные события этого года далеки от крым-
ских берегов. Но это было лишь внешнее впечатление. Вол-
на радостного подъема охватила все слои народа, в том чис-
ле и передовых представителей русского искусства. Шаля-
♦ И. И. Неячепко в путеводителе «Симеиз» (Симферополь, Таврия,
1982) пишет о том, что, по свидетельству старожилов, Рахманиновы
остановились на вилле «Миро-Маре» (теперь корпус санатория
им. Н. А. Семашко).
10 Крымские каникулы , 289
пин выезжает в Севастополь. В матросской форме с красным
знаменем в руке поет свою песню, посвященную революции:
К оружию, граждане, к знамени,
Тиранов жадных свергнем гнет!
Во славу русского народа
Пускай презренный враг падет!
Рахманинов разделял настроения своего друга. Он с ра-<
достью встретил весть о свержении самодержавия. Но вскоре
чувство ликования сменилось тревогой. Он не смог разобра-
ться в сложных событиях, последовавших за Февральской
революцией. Сергей Васильевич опасался, что среди разра-
зившейся общественной бури деятельность музыканта-про-»
фессионала не найдет себе применения.
В тревожных размышлениях проходило лето. С наступле-
нием осени Шаляпины переехали в Ялту, где поселились в
доме композитора А. А. Спендиарова (сейчас клуб медработ-
ников, ул. Литкенса, 3). Сюда приезжали и Рахманиновы,
Свободные вечера нередко посвящали музыке. Дети Федора
Ивановича с восторгом слушали рахманиновскую польку,
которую Сергей Васильевич и Наталья Александровна (жена
композитора) исполняли в четыре руки.
В июле-августе 1917 г. в Ялте проходил целый ряд кон-
цертов симфонического оркестра под управлением дирижера
Александра Ивановича Орлова. Исполнялась «Шехеразада»
Римского-Корсакова, «Римский карнавал» Берлиоза, Первая
симфония Калинникова, симфония Шуберта C-dur, «Ман-
фред» и Концерт для скрипки с оркестром Чайковского,
оркестровые миниатюры Мусоргского, фрагменты из клас-
сических опер. В концертных программах мелькает и имя
Рахманинова: пианистка Бескина играла его «Элегию» и
две фортепианные прелюдии.
А 5 сентября появилась афиша, возвещающая о выступ-
лении самого композитора. В письме Рахманинова (из Ново-
го Симеиза) от 26 августа 1917 г. близкой родственнице
С. А. Сатиной читаем:
«Хочу тебе сказать, что по всем вероятиям я выезжаю
отсюда один 2-го сентября и надеюсь быть в Москве 4-го позд-
но вечером. На этих днях, т. е. 30 августа я играю в Ялте,
Взял себе этот концерт, чтобы что-нибудь заработать. Жизнь
здесь ужасно дорога, и мы много истратили».
Однако по неизвестным причинам срок выступления был
дважды изменен. Концерт состоялся 5 сентября. Он прохо-
дил днем в городском саду. Дирижировал А. И. Орлов.
Рахманинов исполнял первый концерт Ф. Листа для фор-
тепиано с оркестром. Великий русский композитор и пиа-
290 /
нист играл, еще не сознавая того, что это последнее его вы^
ступление на родине, что это прощание о Россией навсегда.
Он шел к той роковой ошибке, которая до самой смерти ста-
ла для него незаживающей и глубокой раной.
Рецензия на последний в России концерт Рахманинова
опубликована 10 сентября 1917 г. в газете «Ялтинский го-
лос». В ней мы встречаем драгоценные для нас подробности.
Автор заметки, помещенной в разделе «Театр и музыка»,
И. Круглов пишет:
«Во вторник, 5 сентября, состоялся в бенефис А. И. Ор-
лова 29-й симфонический концерт при участии Сергея Ва-
сильевича Рахманинова.
Первое отделение заняла Пятая симфония А. Глазунова.
А. И. Орлов, исполняя эту трудную симфонию, сделал все,
что было возможно с наличным составом оркестра. Но глав-
ный интерес концерту придавало участие в нем, в качестве
солиста, С, В. Рахманинова.
Говорить об исполнении С. В. Рахманинова не приходит-
ся. Его игра выше критики и отзывов. Можно лишь попы-
таться слабо передать то удивительное впечатление, которое
этот колосс-музыкант производит на слушателей и испол-
нителей.
Замечательно и то, что С. В. Рахманинов, этот могучий
композитор, выступал, как пианист-виртуоз, с чужим произ-
ведением. Он играл концерт Листа Es dur с оркестром. Ялта
еще никогда не слыхала такого идеального исполнения Ли-
ста.
Под бурю аплодисментов С. В. Рахманинов исполнял на
bis ряд своих произведений.
Закончился концерт юмористическим «Свадебным шест-
вием царя Додона» из оперы «Золотой петушок» —
Н. А. Римского-Корсакова.
Общее впечатление от концерта таково: был редкий му-
зыкальный праздник, превосходно удавшийся, т. к. Рахмани-
нов на летней эстраде — явление особого порядка».
После концерта, возможно, уже на следующий день, Рах-
манинов выехал в Москву, а вскоре — в концертное турне
за пределы России.
Прошли годы. Родина Рахманинова расцвела повой, не-
виданной ранее красотой. Частицей этой красоты стала и по-
всеместно исполняемая и любимая у нас музыка великого
Рахманинова.
Симферополь
10*
МАЙЯ ГУРДЖИ
КОМПОЗИТОР
декабре 1982 г. в Москве, в Колон-
ном зале Дома Союзов, состоялась
премьера — Большой симфониче-
ский оркестр Всесоюзного радио и Центрального телевиде-
ния под управлением народного артиста СССР Владимира
Федосеева исполнил финальную симфонию грандиозного цик-
ла из шести симфоний «Поэма Победы». Горячими, долго
не смолкавшими овациями, многочисленными «вызовами»
благодарила потрясенная сочинением столичная аудитория
автора — композитора Алемдара Карамапова.
«Поэма Победы» завершила 16-летний творческий поиск
крупного самобытного мастера, художника, сказавшего свое
слово в искусстве.
Но мы вернемся на пять десятилетий назад в небольшой
город Симферополь, где в 1934 г. родился Алемдар Карама-
нов, где начался его путь в большую музыку, проследим,
каковы были первые, самые сильные детские впечатления,
которые остались с ним на всю жизнь.
Рассказ о детстве и юности композитора написан со слов
его матери Полины Сергеевны Карамановой.
...Назвали мальчика, по желанию отца, Алемдар, что в переводе
с арабского значит «впереди несущий знамя»...
Работу мне пришлось оставить, она была далеко от дома, но очень
печально для меня было еще то, что я должна была оставить учебу
в музыкальном училище: малыш совершенно не выносил звуков
музыки. Я начинала заниматься, а он — плакать. Плакал до истерики.
Ради него пришлось надолго для себя закрыть крышку рояля.
Вскоре у меня родилась дочь, потом еще сын, и самой мне стало
не до музыки. Но обидная мысль, что мой старший сын еще в млсдён-
честве отверг музыку, мучила меня. Я очень любила музыку и всегда
мечтала, что именно он станет музыкантом. И вдруг такой удар.
В дошкольные годы мне мало приходилось видеть моих детей
днем: утром уходили в детсад, а с работы я возвращалась в один-
надцать вечера, и дети уже спали,
292
Но выходной у нас был общий. И вот однажды, сама не знаю
почему, я открыла рояль и заиграла романс Шуберта «Песнь моя ле-
тит с мольбою тихо в час ночной». Дети были заняты игрой в сосед-
ней комнате. Я пе пела, играла романс без слов. Когда заканчивала
второй куплет, чье-то легкое прикосновение заставило меня обер-
нуться. Это был Алемдар.
— Что ты играешь, мама? — спросил он.
— Тебе правится?
— Да. В детском саду так не играют.
— А ты хочешь научиться сам это играть?
- Да.
Для меня это было второе его рождение. Я засуетилась, заспеши-
ла, боясь потерять эту добрую минуту, быстро подмостила на’ стул
подушку, а под ноги скамеечку — усадила мальчика за рояль. Отыскав
«Школу для начинающих», приступила к первому уроку. Я делилась
с ним своими знаниями, как умела. Алемдар оказался очень понятли-
вым, быстро все запоминал и за два-три урока уже изучил скрипич-
ный ключ, а басовый, мне кажется, он как-то постиг сам.
Занимались мы каждый день утром до детского сада. Он никогда
пе ленилсй и не уставал заниматься. В выходной день мы часто с ним
сидели за ронлем по два-три часа.
Когда Алемдару исполнилось 7 лет, я повела его в детскую музы-
кальную школу при музучилище. В это время там шло прослушива-
ние и набор учеников. В классе находились Ева Павловна Сеферова,
преподаватель музучилища по классу рояля, и Иван Иванович Чернов,
профессор теории музыки. Алемдар уже хорошо играл на рояле для
первого класса, но его никто не попросил что-либо исполнить. Иван
Иванович постучал карандашом по роялю и сказал: «Повтори!» Он
проделал это несколько раз в разных сложных сочетаниях. Алемдар
Четко и правильно повторил.
— У меня все,— сказал Иван Иванович и, опустив руки на кла-
виши, взял аккорд. Ева Павловна в это время подозвала к себе
Алемдара.
— До—ми — соль — до,—сказал Алемдар, подходя к ней.
— Что? — засмеялась Ева Павловна.
— О, да у него абсолютный слух! — воскликнул Иван Иванович.—
Это же он мой аккорд называет! А ну, иди сюда, мальчик. Стань
ко мне спиной. Я буду брать аккорды, а ты мне их называй.
Алемдар быстро, без ошибки перечислял все звуки аккордов.
Ева Павловна Сеферова преподавала в музучилище, по некоторых
одаренных учеников детской музшколы брала к себе в класс. Алемдар
оказался в ее классе.
Это была осень страшного 1941 года. Немцы наступали, наступал
голод и холод. Муж ушел на фронт в первые дни войны. Домой он
не вернулся.
293
Я осталась одна. На руках было трое маленьких детей, парализо-
ванный старый отец и старая мать. Эвакуироваться с такой семьей
я не могла. Решила остаться — или пережить, или умереть, по всем
вместе.
Работала в библиотеке Дома учителя. В здании находились со-
ветские войска. Однажды ко мне зашел комиссар и сказал: «Закрывай-
те библиотеку и больше не приходите». Я поняла, что означали его
слова. Через два дня немцы были в Симферополе...
Но даже в тяжелейших условиях оккупации занятия музыкой
не прекращались. Я упорно и настойчиво водила па уроки сына.
Соседи по дому удивлялись мне, некоторые осуждали, .считали, что
пас все равно ждет смерть и что я напрасно мучаю себя и ребенка.
Но я считала: нельзя упускать время.
Однажды, придя с урока, Алемдар сел за стол и чем-то долго
занимался.
— Мама,— позвал он меня,— иди сюда.— Перед ним на столе
лежал клочок бумаги. Неровные, с неправильными промежутками
строчки изображали пять нотных линий. В начале первой строчки
стоял скрипичный ключ, нарисованный задом наперед, на второй
стоял басовый, довольно правильно изображенный. Дальше шли
ноты — половинки, четверти и даже восьмые, паузы тоже занимали
какое-то свое место. Большинство нот имело очень странное положе-
ние хвостиков, и все было, конечно, по-детски неумело.
— Что это, Алемдар?
— Вот, я сочинил.
Я недоверчиво, с удивлением смотрела на его первое сочинение.
— Ну что же, сыграй! — сказала я.
Но написанная им музыка оказалась для него трудной, и он не
мог ее сыграть. И тогда я решила познакомить с творчеством Алем-
дара Еву Павловну. Она одобрила, похвалила, указала на неправиль-
ности, сказала, чтобы он обязательно написал еще что-нибудь.
В те дни бумаги не было, ни нотной, никакой. Ева Павловна, где
могла, доставала ее, а я линовала. Алемдар каждый раз радовался,
видя налинованные разноцветные клочки, на которых все же можно
было писать свои сочинения.
Однажды Ева Павловна подарила ему чистый лист настоящей
нотной бумаги. Он страшно был рад и просто бегом мчался домой
с урока.
— Алемдар,— спросила я,— отчего ты так бежишь?
— Я спешу, чтобы скорей записать музыку.
— Пропой ее мне,—попросила я. Он остановился, удивленно
поглядел на меня.
— Как же я могу ее тебе цропеть? — воскликнул маль-
чик.— У меня в голове звучит оркестр. Как я могу тебе что-то про-
петь!
Ж
Писал он сложно для своего возраста/ не имея представления
о правилах композиции, писал так, как музыка звучала у него в го-
лове. Эти музыкальные фразы он пе мог еще играть сам.
Наступила весна 1944 года. Фашистов прогнали из Симферополя.
Война уходила от нас все дальше и дальше, и жизнь в городе по-
немногу налаживалась.
Мой сын учился уже в 3-м классе музыкальной школы. Одновре-
менно Алемдару разрешили посещать уроки по гармонии со студен-
тами первого курса музучилища. Он делал успехи по фортепьяно, по
остальные занятия его не очень интересовали. Он стал реже и реже
сочинять сам. Меня очень огорчало это. Мне казалось, что композитор-
ское дарование постепенно покидает его.
В то трудное время я старалась внести в нашу жизнь светлые
минуты. Отмечали, как могли, праздники: Октябрьскую революцию,
Первомай, Новый год, а также дни рождения каждого члена семьи.
На этот раз, 19 октября, был день моего рождения. Моя дочь
Севиль где-то у подруг достала розы и поднесла мне чудесный букет
из красных, белых и розовых дивно пахнувших роз. Младший сын
Сашенька поздравил меня, поцеловал и подарил нарисованную им
самим картинку с надписью: «Мама».
Алемдар подошел, поздравил и, очень смущаясь, сказал: «Вот
я написал. Посвятил тебе. Сыграй. Мне кажется, это хорошо».
Он подал мне лист нотной бумаги. «Моя тайна»,— было заглавие,
потом сбоку приписано: «Посвящаю маме».
— Почему же «тайна»? — удивилась я. Он всегда давал название
своим сочинениям, но... «Моя тайна»?
— Потому, что это секрет. Я очень люблю тебя,—пояснил Алем-
дар шепотом, прижавшись ко мне.
В одном из первых послевоенных номеров газеты «Красный
Крым», издаваемой в Симферополе, появилось стихотворениеi
*
Тяжелым снарядом расщепленный тополь
Лежит в придорожной пыли.
Любимый наш город, родной Севастополь,
Ты ждал нас, и вот мы пришли.
Было несколько куплетов, но я помню только начало. Чьи слова —
тоще не помню. Алемдар написал на них музыку. Ня петь, ни играть
свое произведение он не мог. На концерте исполняли другие, а ма-
ленький композитор стоял сбоку от сцены, нервно подергивая левой
частью лица и шеи. Ему тогда было 10 лет. Это сочинение утеряно.
В первый год после освобождения от фашистов на концерте-экза-
мене он блестяще исполнил программу-максимум, и педагоги отметили
его незаурядное музыкальное дарование. Педагогический совет по-
становил: освободить Алемдара от платы за обучение в детской
музыкальной школе; зачислить его на стипендию как студента пер-
295
вого курса училища; дать ему хлебную карточку и паек студента
первого курса.
Какая это была большая помощь для семьи!
Было очень трудное время. Не было ни одежды, ни достаточного
количества еды. Зима выпала очень холодная. Одев Алемдара в ба-
бушкино пальто (своего у пего не было) и закутав голову своим
платком (шапки тоже не было), я вела его на урок.
Многие знали мое бедственное положение. Часто, пока мы ждали
своей очереди на урок, педагоги угощали Алемдара то булочкой, то
бутербродом. В те тяжелые для всей нашей страны дни я встречала
много хороших, добрых людей, помогавших мне. Это были педагоги
музучилища, педагоги общеобразовательной школы, где учились мои
дети, мой профсоюз. Я теперь, к сожалению, не могу припомнить их
имена и фамилии, но их добрые дела остались в моей памяти. .
Спасибо им.
Алемдар не сочинял довольно длительное время, и я примирилась
с мыслью, что он будет только пианистом. Но я ошибалась. Только
позже я поняла, что в его детской голове слагались новые, более
сложные формы музыки.
Однажды я застала его над сонатинами Моцарта, Кулау.
— Мама,— сказал он,— посмотри, как строятся сонатины. Видишь,
все одинаково: аллегро, адажио, финал. Надо взять главную тему,
потом делать разработку. Побочная тема... Я никак не мог понять,
а это просто. Ведь правда?
В те времена Алемдару редко приходилось слышать музыку. Ра-
диоприемники были дороги, я не могла купить. Провести трансля-
цию — тоже было недешево. Музыку он слышал только ту, что играл
сам, и на школьных концертах, когда играли другие.
Очень любил Бетховена, Моцарта., Музыка не мешала ему быть
помощником мне в доме. Я берегла его руки, но пилить дрова, копать
огород больше было не с кем. Этот худенький десятилетний мальчик
справлялся с работой охотно и лучше меня.
Как-то раз я повела детей в кукольный театр. Тогда это был
очень скромный театр. Представления шли поверх ширм, и куклы
были маленькие. Алемдару очень понравилось представление.
Он набрал глины, слепил головы, раскрасил их, вместо волос
наклеил шерсть. Загородил куском материи нижнюю часть открытой
двери и стал показывать представления — разные сказки* За всех
кукол говорил сам.
Тогда не было телевизоров, кино, театры находились далеко,
и детей не всегда туда пускали, поэтому малыши охотно посещали
театр Алемдара. Он не ленился писать огромные афиши, приглашая
на представления. Афиши вывешивал у нас в окне.
Алемдар не любил бесцельно шалить, бегать, драться. Его время
всегда было заполнено чем-то интересным. Очень любил читать:
296
приключения, фантастику, сказки. За интересной книжкой мог не
спать всю ночь.
Несмотря на трудности, наша семья была очень дружная, трудо-
любивая. Я работала заведующей библиотекой, и у меня был ненор-
мированный рабочий день: уходила в девять утра и возвращалась
в десятом часу вечера. Многие заботы пришлось взять на себя моей
маленькой дочери Севиль. Она строго требовала от братьев выполне-
ния уроков, постоянной помощи бабушке но дому, учила бережли-
вости, вежливости. Все хорошее, что понесли мальчики с собою
в жизнь, было привито им сестрой.
Алемдара в семье любили все. Возможно, за его интересные затеи,
возможно, за его доброту и отзывчивость, возможно, за то, что очень
любил всех нас. Я не помню ни одного случая ссоры, брани, драки
между моими детьми.
Как-то в Симферополь приехал на гастроли Саратовский оперный
театр. Мне очень хотелось повести Алемдара послушать оперу. Я до-
стала билеты на «Аиду» Дж. Верди. На спектакле Алемдар сидел, как
зачарованный. Сердился, что были антракты — так не терпелось ему
видеть продолжение спектакля. *
Когда мы шли домой, спросила:
— Понравилось тебе?
— Очень! — с восхищением воскликнул Алемдар.— Только жаль,
что они пели, лучше бы говорили, а то ничего не понять.
О музыке — ни слова. Будто он ее не слышал.
Начался 1949/50 учебный год. Алемдара зачислили на первый курс
музыкального училища. В годы учебы он всегда был окружен любовью
и дружбой сверстников, старших товарищей.
Успехи по музыке у Алемдара по-прежнему были хорошие.
У него была отличная намять: прочитав один-два раза текст прозы
в полстраницы, он мог повторить его дословно. Музыкальная память
тоже была изумительная. Сонату Бетховена «Аппассионату» он, про-
слушав по радио на улице, стал играть по памяти. К сожалению, он
мало сидел за роялем, не добивался «бисерной» техники, но умел
вложить в исполняемое произведение глубокое понимание музыкаль-
ной мысли. К сочинению музыки он, как мне казалось, охладел.
Иногда я напоминала ему об этом, ответ всегда был уклончивый,
вроде: «Мне надо еще многому научиться, чтобы уметь писать».
Алемдар снова занялся театром, теперь не кукольным, а с живы-
ми действующими лицами. Большой помощницей в этом была ему
сестра Севиль. Она подбирала пьесы и актеров. Алемдара увлекало
главным образом оформление спектаклей: писание декораций, свето-
вые эффекты. Одну из наших комнат делили па сцену и зрительный
зал. Алемдар устроил из простынь раздвигающийся занавес. Бабуш-
кина кровать отодвигалась к стене напротив сцены, на нее усаживали
публику.., х-
,297
Сверстники моих детей, будучи уже взрослыми, с теплым чув-
ством вспоминают этот театр, который так хорошо организовал их
свободное время, наполнил радостными заботами о костюмах, о бута-
фории, о том, чтобы хорошо представить пьесу.
Прошел учебный год. Алемдар перешел на второй курс. Сочине-
ний больше не было. Ему исполнилось 16 лет. Худой высокий мальчик.
По-прежнему первый помощник в доме по хозяйству. Год проходит
без особых эпизодов. Учится на стипендию, это значит — нет троек.
Перешел па третий курс. Сочинений нет.
Может быть, стал скрытен? Пишет и не показывает? Не знаю.
В Саратове был конкурс лучших исполнителей музучилищ.
Алемдара включили в конкурс. Для него это было необычайное про-
исшествие — летели на конкурс самолетом. Первый раз в жизни
оторваться от земли — такое даже не могло присниться!
На конкурсе он получил высшую оценку.
Однажды Алемдар с радостью сообщил, что ему предлагают ехать
в Евпаторию с театром. Надо было на рояле провести музыкальное
оформление спектакля. Шла пьеса «У черного озера». Музыку к ней
написал композитор, он же дирижер театра Розентур. Когда Алемдар
пришел к театру, от которого было назначено отправление автобуса,
артисты покосились на худощавого юношу, своим внешним видом
не внушавшего им доверия.
«Провалит нам пьесу,—шел между ними ропот.—Без репетиции!
Кто знает, что он там умеет играть? И кто это только выдумал —
взять мальчишку на такое ответственное дело?»
В театре администратор показал Алемдару рояль, вручил ему
ноты и строжайше предупредил, чтобы ноты не потерялись и были
возвращены ему в руки после спектакля. Алемдар просмотрел ноты,
кое-что проиграл и не нашел в них ничего трудного. Первое действие
ноты стояли перед ним на рояле. В антракте он понес их админи-
стратору.
— Возьмите, пожалуйста,— сказал он.
— Но спектакль ведь еще не окончен,—удивился администратор.
— Ничего,— ответил Алемдар,— Я все уже иомпю. А ноты боюсь
потерять. Возьмите, пожалуйста.
Спектакль прошел хорошо. Артисты остались довольны музы-
кантом.
Утром, когда композитор Розентур встретился с Алемдаром, он,
сиюясь, сказал: «Что же, нам придется платить тебе авторские?
Говорят, ты отложил мою музыку и играл свою?»
С тек нор Алемдар часто ездил с театром. *
Запомнился мне один разговор с Алемдаром. Я наводила порядок
в шкафу с нотами. С грустью взяла папку с его детскими сочи-
нениями.
— Как жаль,— сказала я,— что ты оставил сочинения,
08
— Я не оставил,— ответил Алемдар.
— Как же не оставил? Где же они?
Алемдар долго смотрел на меня. Наконец ответил:
— Мама, мне иногда кажется, что я какой-то большой инстру-
мент, даже не рояль, а что-то очень большое. Когда я вижу море,
горы или лес, или ночное звездное небо, это меня так волнует своей
красотой, что инструмент начинает звучать. Звучит музыка, звучит
оркестр, оркестр звучит у меня в голове, в сердце, во всем моем су-
ществе, но я пе могу это записать, мама, я очень малограмотный.
На выпуске в училище председатель комиссии, принимавшей
государственные экзамены у Алемдара, сказал: «Я ставлю пять этому
юноше за его одаренность. Я вижу, он никакого усилия не приложил
для выполнения программы. Если бы он готовил ее, как полагается,
он играл бы, как бог!»
В числе немногих выпускников училища Алемдар был рекомендо-
ван в консерваторию...
18 января 1979 г. в Большом зале Московской консерва-
тории состоялась премьера 5-й симфоний «Драматория
«В. И. Ленин» Алемдара Караманова по поэме В. Маяков-
ского.
«Обогащение музыкальной Ленинианы», «Современная,
сегодняшняя, молодая музыка Революции», «Эмоциональ-
ный документ, как бы стенограмма чувств целой историче-
ской эпохи...» — это из отзывов столичной прессы. «...Под-
линную смелость проявил композитор, взявшись за создание
сочинения, связанного с образом Владимира Ильича Левина,
причем монументального полотна крупной формы» (газета
«Советская культура»).,
Говорят, лучший судья произведений искусства — время.
Свою 5-ю симфонию Алемдар Караманов создавал в 1956—
1957 гг., ему было 22 года, он был студентом Московской
консерватории.
«Редко встречались студенты четвертого курса, которые
обладали бы такой творческой смелостью, такой ♦ уверен-
ностью в своих силах, такой художнической зрелостью. Со-
здав сочинение могучего гражданского звучания, Караманов
заявил о себе и как композитор-гражданин — так спустя
много лет написал в рецензии на премьеру «Драматории»
в журнале «Советская музыка» профессор Московской кон-
серватории, композитор Сергей Баласанян.— Перед нами
броский, мощного звучания плакат — развернутая музыкаль-
ная публицистика, вышедшая из-под пера, не побоюсь ска-
зать, молодого музыкального «горлана, главаря». Это сочи*
пение чрезвычайно масштабное, мощное, с широким сим фо*
ЭД
ническим дыханием, с ясным тематическим началом. Яркое
самобытное дарование, большой своеобразный художник со
своей четкой творческой позицией».
Московскую консерваторию Алемдар Караманов окон-
чил в 1957 г. по двум факультетам: фортепиано (класс проф.
В. А. Натансона) и композиции (класс проф. G. С. Богаты-
рева).
На защите диплома он представил «Драматорию» (в ис-
полнении на рояле) и сыграл с симфоническим оркестром
свой Первый фортепианный концерт. Сочинения получили
высокую оценку крупнейших мастеров советской музыки —
М. Чулаки, С. Баласаняна, Т. Хренникова, Дм. Шостако-
вича.
«Это интересный и оригинальный талант»,— отозвался о
молодом композиторе Дм. Дм. Шостакович.
И вот прошло 26 лет. Оценка, данная Караманову Шоста-
ковичем, вполне оправдалась: ныне Алемдар Сабитович Ка-
раманов — автор девятнадцати симфоний, трех фортепиан-
ных и двух скрипичных концертов, концерта для трубы и
эстрадного оркестра, двух балетов, поставленных на сценах
Большого театра СССР и Малого Ленинградского оперного
театра, большого количества произведений камерной музы-
ки самых разных жанров, множества хоровых произведений
(среди них оратории, кантата «Комсомольская», хоровыо
сюиты и др.).
Его музыка звучит как в нашей стране, так и за рубе-
жом (в Берлине поставлен балет «Последний выстрел» по
повести Б. Лавренева «Сорок первый»). Им написана му-
зыка к кинофильму М. Ромма «Обыкновенный фашизм»,
обошедшему экраны многих стран мира...
Никакое искусство не зависит так от качества исполне-
ния, как музыка. Это касается прежде всего творчества мо-
лодых композиторов. Услышать свое сочинение в первоклас-
сном исполнении — это огромная радость и вместе с тем пре-
красная школа мастерства. В этом отношении Караманову
повезло. Его произведения исполняли лучшие оркестры
страны, за дирижерскими пультами стояли: Н. Аносов,
А. Жюрайтис, Э. Гульбис, К. Кримец, Г. Проваторов, Ф. Глу-
щенко, В. Федосеев...
В 1965 г. Алемдар Караманов вернулся в Крым, в свой
родной город Симферополь. Здесь он живет, по-прежнему
очень много и активно работает, сотрудничает с симфониче-
ским оркестром Крымской государственной филармонии, его
дирижерами — народными артистами УССР Алексеем Гу-
ляницким и Альвидасом Шульчисом, часто исполняющими
800
7-ю симфонию «Лунное море», «Крымскую увертюру», «Ге-
роические танцы» и другие сочинения.
Много внимания уделяет композитор Крымскому украин-
скому театру драмы и музыкальной комедии. С большим
успехом идут в нем спектакли с его музыкой: «Фонтан люб-
ви» (по мотивам поэмы А. С. Пушкина «Бахчисарайский
фонтан») и «Евпраксия — киевская княжна» (обе пьесы со-
зданы Гарольдом Бодыкиным). Насыщенная особыми на-
ходками в звучании, необыкновенно красочная партитура
этих сочинений создает неповторимую эмоциональную атмо-
сферу.
В истории Крыма немало героических страниц. Одна из
них — подвиг защитников Аджимушкая, легендарного под-
земного гарнизона города-героя Керчи. В 1980 г. А. Карама-
зов пишет музыку к спектаклю «Аджимушкай» — драмати-
ческой поэме Б. Сермана й Е. Черткова. Проникнутая
необыкновенной теплотой, состраданием к людям, их траги-
ческой судьбе, эта музыка получила самую высокую оценку.
В январе 1983 г. спектаклю была присуждена областная
комсомольская премия им. Н. Бирюкова. В числе лауреа-
тов — композитор Алемдар Караманов.
...Недавно крымчане поздравили Алемдара Караманова
с 50-летием. На юбилейном вечере был зачитан адрес секре-
тариата Союза композиторов СССР, подписанный Тихоном
Николаевичем Хренниковым: «Дорогой Алемдар Сабитович!
Ваше творчество — ярко талантливое, самобытное — привле-
кает к себе сердца слушателей... Вы находитесь сейчас в рас-
цвете творческих сил, и мы ждем от Вас новых замечатель-
ных сочинений...»
Симферополь
ОЛЬГА ИВАНОВА-ШИПОВА
НАВЕЯНЫ КИММЕРИЕЙ
етом 1915 г. в Судак приехал вы-
дающийся историк русского искус-
ства, один из организаторов и
идейных руководителей «Мира искусства» *, художник и
художественный критик Александр Николаевич Бенуа. Он
поселился в доме своей племянницы Камиллы Бенуа, в Кап-
сельской долине, за мысом Алчак.
Суровая и сдержанная красота судакских ландшафтов
вызвала в воображении художника образы античной мифо-
логии: корабль Одиссея пристает к берегу печальной страны
Киммерии... Среди охристых холмов расцветают золотистые
стрелы асфоделин... Одиссей сходит в мрачное царство Аида,
и здесь луга поросли теми же асфоделинами, какие покрыва-
ют весной каменистые склоны судакских гор. Появляется
цикл этюдов, колорит которых далек от цветового решения
серии его акварелей из Италии и Франции. На смену от-
раженному цвету версальских пейзажей, зеленым лугам и
серебристо-серым облакам прозрачных бретонских рисун-
ков приходит эпическая монохромность судакских листов
А. Н. Бенуа. Лаконичный рисунок гор сливается со строгой
линией средневековых башен Генуэзской крепости.
В тот же год Бенуа создал целую серию акварелей: «Су-
дак, 1915 г.», «Капсель, 1915 г.», «Лунная ночь», «Генуэз-
ская крепость ночью», «Долина с видом на гору Св. Геор-
гий», «Вид на Генуэзскую крепость и Сокол», «Вид на Мега-
ном»... И среди них вдруг — как улыбка, как утренний свет:
«Первые лучи солнца. 17 июля 1915 г.», «Отплытие из Су-
дака в Капсель, 6 авг. 1915 г.» Сейчас эти работы хранятся
в фондах Государственного Русского музея в Ленинграде.
Пейзаж Судака, всегда сложный и изысканный в цвето-
вом отношении, точный строгой графикой рисунка, его воз-
дух, терпкий и звонкий, наполненный светом и звуками
♦ «Мир искусства» — объединение художников рубежа XIX и
XX столетий; так же назывался издаваемый ими журнал.
802
моря, запахом полыни и чебреца,— все это не могло не обо-
гатить живописца. Прослеживая «судакский период» твор-
чества А. Н. Бенуа, яснее понимаешь его путь к воплоще-
нию одной из главных своих тем — иллюстраций к произ-
ведениям А. С. Пушкина.
Работа над иллюстрациями к поэме А. С. Пушкина «Мед-
ный всадник» была начата еще в 1903 г. в Риме по заказу
«Кружка любителей изящных изданий», и спустя год их ва-
печатали в XI томе журнала «Мир искусства». Однако боль-
шого признания эта серия не получила.
В 1916 г. Бенуа вновь посетил полюбившийся край.
И снова его встречают героический пейзаж древней Кимме-
рии, бурная стихия морского прибоя, «блуждание туч и те-
ней» у стен Генуэзской крепости. Возможно, именно такие
минуты внутреннего единения художника с могучими сила-
ми природы и смогли создать в воображении мятежные и
трагические образы, навеянные пушкинскими страницами.
В Судаке Александр Николаевич приступил к созданию
новых иллюстраций к поэме А. С. Пушкина «Медный всад-
ник». Порыв, движение, вдохновение, зрелость мысли, свобо-
да рисунка, созвучие художественного решения с лиризмом
и поэтическим пафосом пушкинского стиха — все предстало
в книжной миниатюре монументальным, законченным про-
изведением графики. Эти листы и по сей день остаются не-
превзойденными. Они знакомы всем нам по школьным учеб-
никам. Оригиналы их хранятся в Государственном Русском
музее в Ленинграде. На них пометка: Судак, 1916 год.
Судак
вали, сколько бы вы ни
ВЛАДИМИР ТЕРЕХОВ
ПОКУДА помним
I
оворят: лучше один раз увидеть,
чем сто раз услышать. В самом
деле, сколько бы нам ни рассказы-
читали, ничто не заменит зритель-
ного образа. .
Говорю не о кино. Говорю о предметах, документах, ре-
ликвиях лет, ушедших в прошлое. Говорю о музеях. И не
только о них. Эффект присутствия, эффект участия, возмож-
ность соприкоснуться с явлением, ставшим символом време-
ни,— все это будит исследовательскую инициативу, будит
мысль.
Человек, размышляя, останавливаясь на, может быть:
одному ему открывшихся штрихах прошлого (и настояще-
го), постигает их суть. А ведь ничего нет прочнее и до-
роже, чем самостоятельно добытые знание, истины. И чем
более труда на них затрачено, чем многообразнее были ка-
налы, по каким информация текла к человеку, тем объем-
нее и прочнее знания.
В Крымском краеведческом музее, в зале, где стоит ле-
гендарная тачанка с «максимом», войлочной буркой и па-
пахой с алой лентой наискосок, посетители задерживаются.
Мальчишек и девчонок не оттянуть от этих символов, от это-
го предметного олицетворения героизма давних лет. Они гля-
дят, они примеряют и примеряются. Они украдкой трогают
усталое дерево, крепкий еще металл, летучие полы бурки.
Они уносят с собой образ героики и огня — ощущение^м в
пальцах, картиной в глазах, замиранием и восторгом в серд-
цах, уносят с собой свои раздумья.
Потом они, улучив момент, снова и снова заходят в му-
зей и через другие залы идут прямиком в этот единствен-
ный...
Не отвергая и не умаляя остальные формы и способы по-
знания и воспитания (лишь все вместе они дают наиболь-
ший эффект), обращаю внимание на выставки и музеи.
304 ,
Великолепны музеи Москвы, Ленинграда, Киева. Но в
них побывает далеко не каждый. А местный краеведче-
ский — он призван сделать то же самое, что и те, головные.
Он рассказывает нам о том уголке родной страны, где мы
родились и выросли, где мы живем, трудимся, растим на-
ших детей, рассказывает о земле, с которой для каждого из
нас начинается Родина.
II
Много лет назад в селе Вишневка Красноперекопского
района мне показали убогую, утонувшую в бурьянах хатен-
ку с провалившейся глиняной крышей. И рассказали о му-
зейчике, который тут был до недавнего времени. Был, да
вот намедни развалился. Рассказали между прочим, как о
курьезе, как рассказывают анекдот после серьезного разгово-
ра. А разговор и впрямь был серьезным. Приехал я в сов-
хоз «Днепровский» с группой писателей в самую страду. Мы
побывали на полях, на току, где сновало с десяток человек,
а всю прорву работ выполняли механизмы. Нас поводили по
селу, утопающему в зелени садов. По асфальтовым улицам
с важностью и высокомерием хозяев-собственников разгули-
вали гуси и утки, а на животноводческой ферме мычали и
таращились па нас ухоженные буренки, сытые, раздобрев-
шие на свежей кукурузной и люцерновой сечке.
Побывали мы в великолепной сельской школе — светлые
классы, мастерские, кабинеты. Показали нам хороший Дво-
рец культуры — просторный зрительный зал, добротная сце-
на, библиотека, музыкальные комнаты...
...С почтением и восхищением созерцали мы канал, кото-
рый принес в этот некогда полупустынный край новую
жизнь.
А разваливающаяся музейная хатка этаким нечаянным
шипом беспокоила, колола душу.
И не потому я так близко к сердцу принял эту хатку,
что детство мое прошло точно в такой, затерявшейся среди
полынных степей, в осиротевших послевоенных забурьяне-
лых крымских полях. Калыбные стены спасали от зимних
ветров и морозов. Земляная крыша, которую надо было не
менее двух раз в году хорошо покрыть глиной, замешанной
с мелкоизрубленной соломой, хранила от снега и дождей.
А земляной пол, смазываемый еженедельно смесью глины
с воловьим навозом (полагалось бы с конским, да где его
возьмешь — коней после войны не было), в летнюю жару
лучше кондиционера обеспечивал прохладу. Правда, в хате
305
всегда стоял хлевный запашок. Но он вас не беспокоил.
Здесь запах хлева — естественный, неотъемлемый запах де-
ревни, как запах свежевспаханной земли, свежеиспеченного
хлеба...
Родная хата. Скупые родные стены, неурожайные ис-
сохшие поля. Школа, приспособленная из бывшей жилой
хаты, потому что старая, довоенная стояла страшная, без
крыши и окон. Но не одинокая — мы ежедневно играли сре-
ди ее обгорелых стен в казаки-разбойники, в войну, в По-
беду.
Тяжкие годы послевоенной разрухи... Наши матери и
старшие братья получали на трудодень по 200, а то и
100 граммов зерна. С того и живы были.
Школьные задания писали на газетной бумаге. Не было
чернил. У нас даже бузина не росла. Выручала гармала.
Приспособились из ее зеленых семян получать коричнево-
бурую жижу. Писали ею. Обыкновенное школьное перо бы-
ло великой ценностью. Кроме учебников (и то один на дво-
их, троих) — никаких книг. Читали все подряд, у кого что
было, читали вслух, собираясь компаниями, пока родители
поздно ночью не разгоняли нас по домам.
О радио мы только слышали. В районном поселке за семь
километров на столбе висел репродуктор. В тихую погоду
до нас долетала музыка и сигналы точного времени. Мой
дед по ним сверял старые, чудом сохранившиеся в военном
лихолетье швейцарские часы. А до того, как появился ре-
продуктор, он время узнавал по крикам паровоза и столбам
пара за горизонтом — дед точно знал время прохождения
утреннего поезда на Керчь.
Отчетливо помню эти годы, помню и то, что мы пе чув-
ствовали себя обделенными. Может быть, потому, что дет-
ство обладает иммунитетом к несчастьям, природным, врож-
денным запасом счастья, способностью находить его в ма-
лом, в повседневном. Но, может быть, все-таки потому, что
с нами была Победа. Скорее всего, именно поэтому.
Так вот, эта музейная ха'гка засела во мне не потому,
что живо и больно напоминала детство. Причина иная.
Помню, дед мой был знатный рассказчик — участник
первой мировой, гражданской. Начнет, бывало, рассказы-
вать — не верилось. Военные приключения и подвиги — это
да. Не верил картинам прежней жизни: хлеба вырастали по
грудь, в школу ребят не пускали, работали с малых лет,
кино не было, тракторов пе было, жили люди не коллекти-
вом, а каждый сам по себе.
306
Теперь мои сыновья не верят тому, что в годы моего
детства пшеничка в Крыму приподнималась лишь от зем-
ли чуть-чуть, что я мечтал наесться жареной картошки, что
ходил за восемь километров степью в райцентр в библиотеку
и книжный магазин, что не было асфальта, радио, телевизо-
ра, что в школе в одном помещении одновременно сидели
ученики четырех классов и учила их одна учительница, что
босиком ходили до морозов. Не верят.
Чтоб постигнуть, нужно сравнить. Неизвестное с извест-
ным. Непривычное с привычным.
III
Собираясь писать о Северо-Крымском канале, я прошел
и проехал вдоль его трассы. Побывал в местах моего детства.
Конечно, их узнать трудно. Невозможно. А ведь прошло-то
совсем немного. Изменился ландшафт. Где были поля да
выгоны — сады, виноградники. А если остались поля, то
уже в ином качестве: они орошаются водой канала и дают
по 2—3 урожая в год.
Изменились деревни. Встали новые дома, их целые улицы.
Асфальт, тротуары, электричество, водопровод, газ, бетони-
рованные дворы, белоснежные красивые заборы, телевизоры,
библиотеки. Вместо подслеповатых амбарообразных клу-
бов — горделивые Дворцы культуры. Многоэтажные сельские
школы. В домах ковры, во дворах легковые автомашины.
Не раз доводилось слышать:
— А ведь нынешняя детвора не представляет, предста-
вить не может, как жили деды, отцы. Что они сделали в
своей жизни, своим трудом, как длинна их дорога, с чего
начинался нынешний комфорт и достаток, какой ценой до-
быто нынешнее благополучие и радость.
А ведь и в самом деле: далеко не все знают, с чего все
начиналось и чего оно стоило!
Неплохо бы оставлять один-два старых домика в таком
виде, в каком они были на заре новой жизни. Смотрите, ка-
кой путь прошла жизнь. Смотрите, какова цена настоящему.
Неплохо бы оставлять в неприкосновенности какой-ни-
будь из хуторков, что еще кое-где хоронятся в тени степных
лощин.
Вот о чем я подумал, когда изучал новь крымской сте-
пи. Никакие слова, кино и книги не сравнятся нагляд-
ностью с тем, что завтра станет памятником истории, сви-
детельством течения жизни.
Сейчас музеи есть в колхозах, совхозах, на заводах, в
307
школах. Поистине великолепна картинная галерея в колхозе
«Дружба народов» Красногвардейского района. Создавали
его крымские художники-профессионалы. Интересен музей
в совхозе «Солнечный» Симферопольского района.
Большинство музеев имеют историческую направлен-
ность.
В музее села Кольчугино — история совхоза, в музее
села Маленькое — история крымского садоводства, история
местного сельхозтехникума, в поселке Ленино — музей исто-
рии района. В музее симферопольской школы № 1 — исто-
рия школы.
Большинство этих музеев существует на общественных
началах. В одном только Симферополе подобных музеев бо-
лее 37! В троллейбусном парке, на заводе «Союзстроммаши-
на», в школе № 4...
Здравствует и крепнет Музей археологии Крыма, став-
ший подлинным центром пропаганды исторических знаний
о родном крае. При музее работает секция юных археологов.
В ней ребята из четвертой, одиннадцатой, пятнадцатой и
других школ Симферополя совершенствуют свои историче-
ские знания, приобретают навыки в камеральных и полевых
археологических работах. Для некоторых из ее питомцев
эти занятия не остаются лишь детским увлечением — стано-
вятся делом жизни, профессией.
По вполне понятным причинам многие из сельских му-
зеев тяготеют к какой-либо одной теме. Чаще всего эта те-
ма — сельчане в Великой Отечественной войне. Так, музе-
ем заветненской средней школы довольно подробно и
наглядно представлена история Ичкинского партизанского
отряда, действовавшего в годы Великой Отечественной вой-
ны в крымских лесах.
Есть комнаты боевой славы, посвященные героическим
землякам, в школах сел Краснолесье, Скалистое, Красный
Мак... В симферопольской школе № 7 — музей, рассказываю-
щий о жизни А. В. Мокроусова, активного участника граж-
данской и Великой Отечественной войн.
Созданы эти комнаты-муреи энтузиазмом и стараниями
педагогов, юных следопытов и существуют благодаря их тру-
дам, выполняют важную роль в нашей жизни.
А много ли в Крыму музеев, которые могли бы расска-
зать о труде, быте наших дедов и прадедов, живших сто-
двести лет назад? Между тем, лишь музеи с этнографиче-
ским уклоном, музеи народного быта могут дать объемную
картину прошлого, начальную точку отсчета достижений со-
временности.
308
Хоть давно уже перестали оглядываться на 1913 год, нам
все-таки полезно, ах как полезно поглядеть на день вчераш-
ний и позавчерашний. В четвертой симферопольской школе
создали обобщенный (экспонаты из разных мест) образ
крестьянского быта дореволюционных времен. Это, конечно,
интересно, поучительно. Иной пример — в совхозе «Солнеч-
ный». Тамошний музей, вернее, часть его экспозиции, отра-
жающая крестьянский быт в прошлом, создана на местном
материале.
Интересен музей в селе Совхозном Красноперекопского,
района. Занимает он просторный перестроенный переселен-
ческий домик. Одна из комнат имитирует дореволюционную
крестьянскую хату. Тут макет русской печи, дощатый стол
(ему лет сто!), хомуты, утюги, ухваты, горшки, металличе-
ская зернорушка в виде мясорубки, сделанная сельским
умельцем, кувшины, керосиновая лампа, деревянные греб-
ни, рушники...
Затем идет экспозиция времен гражданской войны, хо-
рошо представлен период Великой Отечественной... Экспо-
зицию обогащает и украшает диорама художника И. С. Пет-
рова «Штурм Перекопа». Далее — трудовая героика наших
дней.
Сельские музеи — это нечто универсальное, куда стека-
ется информация со всей округи, разнообразнейшие релик-
вии, от курьезных до серьезных. Нашли старый утюг — в
музей, нашли снарядную гильзу — в музей, редкий доку-
мент — туда же. Так, по крайней мере, начинались многие
музеи. Потом уже идет отбор материала по выбранной схе-
ме. Таковы музеи и в «Солнечном», и в «Пятиозерном». Не
умаляя всей просветительской, воспитательной роли этих му-
зеев; вижу все же возможность и настоятельную необходи-
мость в организации музеев народного быта.
Попытки создать такие музеи уже были — в той же Виш-
невке Красноперекопского района. Много лет назад дирек-
тор совхоза «Днепровский» В. Н. Шацкий стал собирать ве-
щественные свидетельства той жизни, что навсегда ушла, но
помнить о которой крайне необходимо и нам, и следующим
поколениям.
Ведь говорят: покуда помнит — жив народ!
Музеи, о которых говорю, не новинка. Они есть в селах,
поселках страны от Прибалтики до Дальнего Востока. Пре-
красные музеи народного быта созданы в Киеве, Ужго-
роде, Львове...
Вишневский музей был известен и за пределами района.
Другого такого музея в области не было.
309
Резонен вопрос: а как же те, о которых я уже говорил?
Те — более коллекции старых вещей, более картинки ста-
рого быта, но не музеи. Они размещаются в приспособлен^
пых помещениях: в современном блочном строении, в ком-'
нате переселенческого домика, в зале современного Дворца
культуры. Музей Шацкого — старая крестьянская усадьба.
Но судьба этого начинания нам уже известна.
Беспокоюсь за судьбу другого великолепного начинания.
IV
Есть в Ленинском районе село Ново-Николаевка. Там в
доме № 21 по улице Львовской живет Юрий Андреевич
Клименко, художник колхоза «Красная заря». Зайдите к
нему, и так быстро вам не выйти. И не только потому, что
он и его жена Валентина Алексеевна — люди приветливые
и хлебосольные. А главным образом потому, что дом свой
превратили в музей. Чтоб ту коллекцию, которую собрали
Клименки, развернуть, как подобает, переселенческий до-
мик мал, хозяевам места не хватит, усадьбы недостаточно!
Смею утверждать — это самое значительное, самое полное,
самое грамотное собрание старых реликвий крестьянского
быта во всем Крыму.
Повторяю, музей (пусть в свернутом виде) уже сущест-
вует, его посещают, о нем знают в районе, в области. Вся
забота о том, что делать дальше? И пока этот вопрос не шиб-
ко торопливо циркулирует по инстанциям, расскажу, как,
что, почему, зачем собрал в своем доме Клименко.
Корни его тут, в Ново-Николаевке.
Когда-то село звалось Николаевкой, Кучаном, Качаном,
Кочаном. Тут жили нестронуто несколько поколений. Если
вещь еще могла служить по назначению, ее берегли и ис-
пользовали. Она переходила от поколения к поколению.
А когда оказывалась ненужною — не выбрасывали, остав-
ляли как память о молодости, о родителях. Когда вещь была
ружной, когда она служила долго, она врастала в жизнь, в
биографию, становилась частью жизни поколений. Такую
вещь выбросить — рука не подымется. Сделать это сможет
лишь сторонний человек, которому она ничего не говорит,
для которого ничего не значит. Сделать это может человек,
привыкший жить в мире вещей легкополучаемых. Ведь го-
ворят: легко пришло — легко ушло. Да и вирус моды тоже
толкает на расточительство.
Но если очень нужную в хозяйстве вещь добыл с тру-
дом, а то и сделал своими руками, если она, эта вещь,
810
служила тебе, а то и твоему отцу, деду,— такую вещь не
швырнешь на мусорник.
Стоит в углу стальной молот. Рядом с ним лежат сталь-
ные клинья.
— В нашем роду были ломщики камня, Отец и дед, а
может, и прадед этим инструментом камень ломали. Круши-
ли скалу. Скала слоистая, известняк — вот, забивая клипья
меж слоями, и отламывали плоские ковриги по два-три пуда
весом. Строили из них все заборы, сараи, дома. Камень —
единственное, чем была богата наша земля. Дрючок на стро-
пила где взять? Дрючок, может, был самой ценной конст-
рукцией в доме. А из камня делали все. Корыта для скота,
звездчатые катки-молотилки, которые катали быками и ко-
нями по разостланной на току пшенице...
Стоят еще в Ново-Николаевке хаты, сложенные из кам-
ня, наломанного Андреем, Петром Клименками. Рядом с
домом Юрия — штабель из дикарного камня. Это не запасы
для будущего сарая. Нет‘. Это кубическая «сажень» — едини-
ца измерения наломанного камня.
Сейчас у молота вместо ручки металлическая труба. Крас-
норечивый знак нашего времени. Камень ломали, восстанав-
ливая село в сороковых и пятидесятых годах.
Но сколько деревянных ручек истлело, расщепилось в ру-
ках не одного поколения ломщиков!
Как можно этот молот сдать в металлолом?
— Сердце замирает, лишь дотронусь до него. Ведь он
хранит тепло рук моих пращуров.
Хранятся у Юрия Клименко чуреки дядьки Петра.
А дядька Петро был ого-го! Эти чуреки под стать сапогам
чудо-богатыря. Дядька Петро сам сапожничал. Есть ботинки
его изделия. Знатная работа!
В комодах — домотканые штаны, платья, рубахи, ска-
терти льняные. Все это от родни и знакомых. От бабок, ко-
торые хранили таким образом память о своих матерях, о
своей молодости.
После войны Юра переростком учился в местной школе.
В соседнем Чистополье окончил 10 классов.
С детства рисовал. Рисовали братья, родичи. Пошел в
армию. Там выучился на шофера. Работал. Заочно окончил
Московское художественное училище.
Работал в колхозе кузнецом-молотобойцем, мотористом.
Жил в Керчи. Плавал с рыбаками в Азовское и Черное
Моря.
Жена — крановщица.
311
Вернулся-таки в село — к старикам ближе. Работал ху-
дожником в Доме культуры, собирал свою коллекцию.
Был депутатом сельсовета — собирал.
Был председателем сельсовета — собирал.
Это — страсть, которая родилась еще в юности.
Стариков-родичей у него полсела. Умирают деды. Пока
они живы, лежат при них старые вещи. Ведь с ними че-
ловеку трудно, почти невозможно расставаться. А умрут, и
начинает молодежь гадать, куда деть хлам. Она, молодежь,
долго голову не ломает — в сарай, а то и на свалку. Или де-
тишкам на забаву. Те их затаскают, изломают — пропали
вещи. А вещам, может, сто лет, а то и больше.
Стало жаль:
— Отдайте мне, пусть у меня лежат.
И стал складывать во флигельке, в сарайчике, в гараже.
А то и в дому.
Первыми вещами, взятыми на сохранение, оказались ке-
росиновые лампы, постолы...
Очень его забавляли и удивляли пословицы и поговорки,
особенно местного новониколаевского происхождения. Стал
записывать присказки, меткие слова, легенды. О Ваське Ко-
саре, например, который разбойничал в этих местах, гра-
бил на дорогах богатеев... Собирал Юрий Клименко песни.
Добыл гармошку старую, довоенную, тульский баян... Шло
у пего это стихийно, случайно, разрозненно.
Но подумал как-то: а ведь это все связано. Постолы, лам-
пы, иконы, уздечки, ухваты, горшки, рушники — все они
иллюстрируют словесную картину жизни. А словесные пер-
лы дополняют предметную картину.
Так родилась идея коллекции, музея.
Ездил в Египет. Видел там пирамиды. Потрясло это
все его. Но... Тогда же у тех пирамид и подумал: а ведь
моя земля, моя Ново-Николаевка тоже вполне достойна быть
запечатленной, ее история тоже ценна.
«Города и села могут быть маленькими, но их история —
никогда».
Это из материалов учредительного съезда Всероссийско-
го общества охраны памятников истории и культуры. Годы
двадцатые...
Понял: просто коллекционировать, что под руку попа-
дет,— еще не дело. Дело — в системе, в знаниях, в цели, ка-
кую себе ставишь. А цель определилась такая: не склад
старых вещей, не коллекция ради коллекции, но — музей.
Музей села Ново-Николаевки, которое «есть пошло» от тех
далеких времен конца XVIII в., когда сюда, в сухие крым-
312
ские степи, переселились предки Юрия Клименко — полтав-
ские крестьяне. Музей — памятник тем, кто первый распа-
хал целину, сухую степь и вырастил первый урожай, тем,
кто поставил хату под глиняной или камышовой крышей,
а в ней русскую печь, кто первый испек настоящий пше-
ничный хлеб.
Знаний было мало. Наладил связь с Ленинградским му-
зеем этнографии. Сам поехал на курсы по музееведению.
Там его приняли: понимали, разделяли и страсть, и мысль.
И вот он собирает мемуары старожилов. Сфотографиро-
вал все старые дома и их владельцев. Записал на магнито-
фон образцы речи, устные рассказы о тех давних временах.
Идея стала шире. Родного села не хватает. Работает над
бывшим Феодосийским уездом! Знает все села и поселки на
Керченском полуострове. И его знают. Знают не только
тут — далеко за пределами Крыма. С Полтавы, с родины
своих предков, привез ткацкий станок.
Справедливости ради надо сказать, что до него в Ново-
Николаевке тоже были собиратели. В старом амбаре стояла
коллекция сельхозинвентаря, которую Клименко сохранил и
приобщил к своей.
У-
Так что же дальше?
Большое дело можно одолеть только сообща. Но жизнь
красноречиво говорит нам, что часто, очень часто дело зате-
вает и держит, подобно атланту, на своих плечах энтузи-
аст-одиночка, подвижник. Случается, он устает, надрывает-
ся, уходит по какой иной причине — и делу конец.
Около десяти лет на бескорыстии и глубоком интересе
сотрудников Л. А. Шумской и А. А. Щепинского держался
Музей археологии Крыма, получивший не так давно статус
народного.
Музей в селе Скворцово создавался по инициативе и с
участием директора совхоза И. И. Белоиванова. Энтузиаз-
му, страсти Владимира Сергиенко, директора сельского клу-
ба, обязан своим существованием музей боевой славы в се-
ле Оборонном. Музей в селе Совхозном основал директор
совхоза И. Н. Фрич. Этот человек любил красоту. Более цве-
тущего (в прямом значении слова), чем Совхозное, села я
не встречал. Центральная улица — бульвар имени Фрича —
вся в розах и украшена высоким фасадом великолепного
Дворца культуры. Тут же рядом музей, и хранит его влюб-
ленная в свое дело Н. В. Крук. А вот в Вишневке тако-
\ 313
го хранителя не нашлось. Не стало Шацкого — не стало
музея.
Клименке предлагают поместить свою экспозицию, свое
собрание в подвал колхозной конторы. Такой вариант не
обрадовал его. Ну, хорошо, переселимся мы в подвал. Склад
складом и останется. Кунсткамера. Но речь-то о крестьян-
ской усадьбе!
Вот сверхзадача!
Понятно, усадьбу найти и оборудовать не так-то легко.
А может, сложить заново?
В качестве временного выхода из положения Клименко
просит под музей старую силосную башню, которую сложил
дядька Иван. Это, согласитесь, интересней, чем подвал в но-
вом здании.
А что касается сверхзадачи, то мечты такие. Усадьба
должна быть не первая попавшаяся, а типичная. И разме-
щена должна быть так, чтоб смотрелась вместе с ландшаф-
том тех времен. Есть еще в этих краях целинные косогоры,
скалистые бугры, сухие степные балки. Ведь предлагал
Юрий заповедать участок степи на косогоре «Круча». Там и
ковыль, и птица степная есть, и ящерицы шмыгают. Никто
не возражает. Но и конкретных шагов в эту сторону пока
нет.
Усадьбу в конце концов можно построить заново, ско-
пировать до тонкостей. Настанет время, эта усадьба оста-
нется единственной. Сохранится точка отсчета. А ведь как
важно ее не потерять.
Музей в Ново-Николаевке складывается. А как сложит-
ся его судьба?
Сельский совет Ново-Николаевки, правление колхоза
«Красная заря» понимают важность инициативы Клименко.
Ленинский райком партии, партийная организация колхоза
внимательны к нарождающемуся музею. Это вселяет надеж-
ду, более того — уверенность, что будет в Ново-Николаевке
полноправный музей народного быта, что сможет Ю. А. Кли-
менко и дальше заниматься своим любимым делом, очень
нужным для людей.
Возвращаюсь к тем, ради кого затеял этот разговор. Воз-
вращаюсь к сыновьям, к будущему Родины, к самой близ-
кой заботе нашей. Отмечена историческими свершениями и
драматической борьбой за будущее Человечества наша Со-
временность. Бурлит быстротекущая жизнь. А те, кому две-
надцать и пятнадцать,— каждый, как новенький сосуд. Ви-
жу, ощущаю, как окружающая действительность наполняет
ЗН /
их собой. Чувства восприятия у молодых свежие, глаз ост-
рый, память цепкая, мысль бойкая. Но диалектики, движе-
ния времени они не ощущают. Это придет с опытом.
Семья, школа, пионерия, комсомол делают все, чтоб со-
держимое в сосуде молодой души было чистым, знания проч-
ными, мысли ясными. Но, чтоб познавать, нужно сравни-
вать.
Чтоб знать истинную цену и ценность дня нынешнего,
нужно знать прошлое. Нужно сравнить: новое со старым,
настоящее с прошлым. И роль музеев тут трудно переоце-
нить.
Симферополь
ВИКТОРИЯ КАНАРШ
РЕЛИКВИИ
УНИВЕРСИТЕТСКОЙ
БИБЛИОТЕКИ
ПУШКИНУ,
ЗА ПРИЛЕЖАНИЕ...
обравшись в дорогу, зашел я к ста-
рому моему приятелю **, коего
библиотекой привык пользовать-
ся». И еще: «...Стали приводить в порядок библиотеку...» Это
строки из знаменитой пушкинской статьи «Путешествие из
Москвы в Петербург» и письма поэта жене от 17 апреля
1834 г. В первом случае имелась в виду библиотека Сергея
Александровича Соболевского, имя которого зашифровано в
статье звездочками, во втором — самого Пушкина, а приво-
дил он ее в порядок, как видно из текста письма, опять же
с Соболевским.
«Библиотечная тема» звучит и в письме И. В. Киреев-
ского, сообщившего Соболевскому в Париж в 1829 г. о Пуш-
кине следующее: «...Зная, что твоя библиотека хранится у
нас,— открывает ящик и выбирает оттуда несколько книг,
принадлежащих ему, уверяя, что он на это имеет полное
право...» На некоторых книгах из библиотеки Пушкина есть
автографы Соболевского (например, «А. С. Пушкину, за при-
лежание, успехи и благонравие»).
С. А. Соболевский, чьи книжные интересы переплета-
лись с пушкинскими, вошел в историю русской литературы
как автор блестящих эпиграмм, но широкую известность по-
лучил он и как просвещенный библиофил, создатель упи-
кальной личной библиотеки «по географии и библиографии»,
насчитывавшей 20—25 тысяч томов. Ему принадлежало бо-
гатое собрание сочинений иностранцев, путешествовавших
по России, начиная с XV в.; имеются сведения, что отдел
библиографии, истории, книгопечатания и книжной торгов-
ли, а также истории библиотек был доведен Соболевским
«до небывалой ни в одной из частных библиотек в России
полноты», что его отборная иноязычная библиотека получи-
ла «известность в Европе».
После смерти Соболевского библиотека была продана на-
следницей в Лейпциге книгопродавцам, а у них основную
массу книг немедленно приобрели Британский музей и Лейп-
цигский университет. Остальные продавались с аукциона.
Правда, отдельным экземплярам некогда богатой коллекции
повезло — разными путями они снова вернулись на родину,
и часть их оказалась в библиотеке Симферопольского уни-
верситета. Установить историю обнаруженных книг помогли
экслибрисы Соболевского, а также карандашные пометки
об их стоимости, соответствующие ценам, обозначенным в
изданном в Лейпциге каталоге бывшего владельца.
Помня о том, что библиотекой Соболевского «привык
пользоваться» Пушкин, мы, конечно, надеялись обнаружить
в наших экземплярах его пометы, но, к сожалению, таких
знаков не оказалось.
Известен интерес великого поэта к историческим трудам,
в частности, и тех авторов, чьи книги были в его личной
библиотеке и библиотеке Соболевского. К ним, например,
относится работа Павла Муханова «Подлинные свидетель-
ства о взаимных отношениях России и Польши преимущест-
венно во времена самозванцев» (М., 1834). Этот сборник
документов с параллельным текстом на русском и польском
языках хранится сейчас в нашей университетской библиоте-
ке. Есть некоторые основания предполагать, что он мог быть
подарен Пушкиным Соболевскому или тот взял его на время,
да так и не вернул. Документы свидетельствуют, что эту
книгу Пушкин купил в магазине А. Ф. Смирдина 10 июля
1834 г. Однако ни в описи книг поэта, сделанной в 1837 г.
после его смерти, ни в каталоге части библиотеки, находя-
щейся сейчас в Институте русской литературы АН СССР,
ни в других списках книг Пушкина эта книга не значится.
Следы ее как будто потеряны. Между тем, Павел Мухапов,
810
брат декабриста Петра Муханова, утверждал, что оп был
«коротким приятелем» Пушкина «еще по петербургской
своей жизни» (до мая 1820 г.). С декабристом Мухановым
Пушкин был также знаком, их общение относится к концу
1823 — началу 1824 г.— времени приезда Муханова в Одес-
су, где в то время был Пушкин. Он читал Муханову первую
главу «Евгения Онегина», а в письмах причислял будущего
декабриста к своим друзьям. Известно, что Павел Муханов,
издатель названной книги, был знаком и с Соболевским.
«Привык пользоваться» Пушкин библиотеками и других
своих знакомых. Это подтверждают материалы биографа
Пушкина П. Бартенева, касающиеся библиотек «крымских
приятелей» поэта. В Гурзуфе, в доме Раевских, «нашлась
старинная библиотека, в которой Пушкин тотчас отыскал со-
чинения Вольтера и начал их перечитывать. Кроме того,
Байрон был почти ежедневным его чтением...» Находясь в
ссылке в Кишиневе, Пушкин очень часто отлучался в Ка-
менку, «где жила мать старика Раевского... во втором бра-
ке Давыдова» и где «без сомнения тоже было довольно
книг». Эти книги вполне могли совершать дальние по тому
времени путешествия вместе со своими владельцами — из
Каменки в Крым и обратно. Ведь Каменка на Украине и
Саблы ♦ в Крыму принадлежали много лет Давыдовым и их
родственникам.
Вполне возможно, что книги, ранее принадлежавшие де-
кабристам, находившимся в Сибири на каторге и в ссылке,
попали в нашу библиотеку из собрания Давыдовых. Допу-
стимо предположить, что какие-то из тех книг, которых «бы-
ло довольно» в Каменке и которые читаем теперь мы, зна-
комы Пушкину.
Есть у нас и другие книги, имеющие отношение к Пуш-
кину. Это изданные в конце XVIII в. на французском язы-
ке сочинения античного историка Плутарха. На каждом из
томов сохранились остатки какого-то автографа, отпечатав-
шиеся и на оборотной стороне шмуцтитула. С помощью
зеркала, то есть в обратном изображении, мы не без труда
прочли фамилию, написанную латинскими буквами — По-
тоцкая. Наш вывод полностью подтвердили криминалисты,
применившие современные методы исследования.
После долгих поисков мы убедились в том, что речь идет
о Софье Потоцкой-старшей. Поиски же, связанные с этим
именем, снова привели нас к Пушкину, а затем к другой
Софье, ее дочери,— Софье Станиславовне Потоцкой-Киселе-
• Ныне село Партизанское Симферопольского района.
317
вой, которой, как утверждают некоторые исследователи,
Пушкин посвятил стихотворение «Платоническая любовь».
Для нас интересно то, что Пушкин мог встречаться с
Потоцкой и в Крыму, когда он жил в Гурзуфе у Раевских,
а Софья могла находиться поблизости — в своем имении
Массандра. Возможно, что там тоже «нашлась старинная
библиотека», и в пей — любимый Пушкиным Плутарх.
Конечно, у нас нет бесспорных доказательств того, что
именно университетские экземпляры книг Плутарха держал
в руках Пушкин. Одно несомненно: издания с автографами
Потоцкой, с экслибрисами Соболевского связаны с именем
великого поэта и по праву занимают место среди других ре-
ликвий, принадлежащих университетской библиотеке.
КНИГИ ИЗ «КАТОРЖНОЙ АКАДЕМИИ»
Год 1925-й. На специальном заседании ученых Крыма,
посвященном столетию восстания на Сенатской площади в
Петербурге, отмечались связи отдельных декабристов с на-
шим примечательным во многих отношениях краем. Этой
теме было посвящено и выступление историка и библиогра-
фа А. И. Маркевича. Даже краткое его изложение, опубли-
кованное тогда же в газете «Красный Крым», говорит об
основательности исследования.
Устанавливая факты пребывания в Крыму тех или иных
декабристов, он, в частности, отмечал, что «в 1820 году жил
в Крыму декабрист Муравьев», то есть по тем временам еще
будущий декабрист. Маркевич упоминал и о библиотеке по-
следнего. Но сначала — об ее предыстории.
Создателем библиотеки был отец будущего декабриста
Михаил Никитич Муравьев — русский поэт конца XVIII —
начала XIX в., автор исторических работ, педагог и “страст-
ный библиофил. Надо полагать, что как педагог и ученый
он не мог не оказать известного влияния на своего сына.
Влияние это, очевидно, испытывали и другие будущие де-
кабристы. Мы знаем, например, что, уже находясь на катор-
ге, декабрист С. Трубецкой изучал именно тот том сочинений
М. Н. Муравьева, где напечатаны его «Опыты истории», из-
данные впервые анонимно в 1796 г.
Вполне возможно, что их читали и другие декабристы,
используя в своей «каторжной академии».
«Никита Муравьев» — написано четким почерком на кни-
ге английского философа И. Бентама «Трактат о судебных
доказательствах» (Париж, 1823), хранящейся в библиотеке
Симферопольского университета, И тут же це менее ясная
818
пометка — «видал Лепарекий». Эти автографы говорят о мно-
гом...
В 1826 г. царское правительство отправило на каторгу
я поселение более ста участников декабрьского восстания
1825 г. Прибывшие в Сибирь декабристы содержались нарав-
не с уголовными преступниками, им запрещалось писать
письма родным, не выдавались книги для чтения. Некото-
рое время спустя, после настойчивых просьб разрешить за-
ниматься самообразованием, они добились права пользовать-
ся журналами, книгами. Постепенно через жен и родпых
декабристы приобрели немало книг на разных языках, стали
выписывать газеты и журналы. Созданная ими при Читин-
ском остроге библиотека насчитывала более 6000 экземпля-
ров. Переведенные затем в Петровский острог, декабристы
продолжали заниматься самообразованием, читали друг дру-
гу лекции по разным темам. Николай Бестужев прочитал
курс истории русского флота, Ф. Б. Вольф преподавал фи-
зику, химию и анатомию, Никита Муравьев был специали-
стом по военной тактике и стратегии. По мнению декабри-
ста Лунина, Н. Муравьев «стоил целой академии». Многие
декабристы, в том числе и Н. М. Муравьев, хорошо знали
труды Радищева, Куницына, Новикова, Ломоносова, Фон-
визина и других русских писателей и философов. Серьезное
влияние на декабристов оказали произведения Вольтера,
Гольбаха, Гельвеция, Руссо, Монтескье, Бентама и других
западно-европейских мыслителей. О том, что труды И. Бен-
тама хорошо знал Н. Муравьев, свидетельствует надпись на
упомянутом выше «Трактате о судебных доказательствах»,
изложенном на французском языке Э. Дюмоном.
Помимо артельной библиотеки, декабристы имели и лич-
ные коллекции. Особенно много книг они приобрели после
того, как в 1836 г. были отправлены на поселение по раз-
ным «медвежьим углам» Восточной и Западной Сибири. Их
личные библиотеки служили здесь уже не только делу само-
образования, но и просвещения местного населения. Об
этом, в частности, говорят воспоминания декабриста
Н. В. Басаргина: «...Муравьев Никита Михайлович имел
огромное количество книг, в которых никому не отказывал...»
После смерти Н. Муравьева библиотека была возвраще-
на в Москву. Мать декабриста передала в дар Московскому
университету 4067 книг. Книги декабристов оказались в
Иркутском университете, Читинской областной библиотеке,
в частных коллекциях. Попали они и в библиотеку Симферо-
польского университета, некоторые из них были обнаружены
в последнее десятилетие. Может быть, часть книг Н. Му*
819
равьева после его смерти была привезена в Крым его пле-
мянником, имение которого находилось вблизи Симферопо-
ля в деревне Кильбурун (ныне Пионерское). Мы знаем так-
же, что дочь декабриста Сергея Трубецкого (она была заму-
жем за сыном декабриста В. Л. Давыдова) жила в Симфе-
рополе и Саблах и хранила архив отца. В библиотеке уни-
верситета хранится упомянутая книга М. Н. Муравьева с
владельческой надписью — «Трубецкой».
К сожалению, нет достаточно точных сведений о соста-
ве тюремной библиотеки. И тем не менее о некоторых кни-
гах с полной достоверностью можно сказать, что они были
с декабристами на каторге. Вспомним помету: «видал Ле-
парский». Когда в Читинском остроге декабристам разреши-
ли пользоваться книгами, комендант тюрьмы генерал Ле-
карский обязан был просматривать книги, о чем делал на
них пометки. Есть они и на нескольких книгах из библио-
теки Симферопольского университета: на первом томе кни-
ги Бентама «Трактат о судебных доказательствах», на трех7
томнике Хозе-Антонио Конде «История владычества арабов
и мавров в Испании и Португалии» (Париж, 1825), восьми-
томном собрании сочинений французского философа XVIII в.
Монтескье (Париж, 1827). Надпись «видал Лепарский»
(или «читал Лепарский») красовалась и на многих других
книгах декабристов.
Еще один уникум из фондов университетской библиоте-
ки — книга «Верховный Уголовный суд над злоумышлен-
никами, учрежденный по высочайшему манифесту 1-го июня
1826 года», выпущенная сразу же после судебного процесса.
В этом издании в числе других материалов помещен список
декабристов, «осуждаемых к разным казням и наказаниям».
Капитан Никита Муравьев, согласно этому списку, был от-
несен к преступникам первого разряда, осуждаемым к смерт-
ной казни отсечением головы. Позднее «милосердный» суд
смягчил наказание — отправил Н. Муравьева на каторжные
работы сроком ша двадцать лет с последующим поселением
в Сибири.
Поиски книг декабристов — немых свидетелей героиче-
ского прошлого — продолжаются. Мы должны сохранить их
как памятники замечательным людям, которых не сломили
ни каторга, ни ссылка.
Симферополь
РЕГИНА УШАТАЯ
ЗАТЯНУВШИЕСЯ
МИСТИФИКАЦИИ
ЛЕРМОНТОВ И КРЫМ
1887 г. журнал «Русский архив»
опубликовал письма Омер де
Гелль, французской писательницы
и путешественницы (1817—1871). В четырех письмах к
парижской подруге она рассказывала о знакомстве с
М. Ю. Лермонтовым (знакомстве интимном). В одном из
писем приводилось стихотворение Михаила Юрьевича па
французском языке. Материал, естественно, вызвал боль-
шой интерес и был воспринят с доверием, поскольку опубли-
ковало его авторитетнейшее издание. Журнал «Русский ар-
хив» — крупнейший русский исторический журнал (1863—
1917), в сущности — историческая энциклопедия, гигантский
свод материалов по русской истории XVII—XVIII вв. Кро-
ме того, руководил журналом П. И. Бартенев, человек ог-
ромных знаний, скрупулезный и точный исследователь. Пе
вызывало подозрений и имя публикатора — Павла Петрови-
ча Вяземского: князь, сенатор, сын поэта и критика П. А. Вя-
земского (друга А. С. Пушкина), археограф, основатель
Общества любителей древней письменности, хороший знако-
мый М. Ю. Лермонтова, переводчик некоторых его стихо-
творений на французский язык. Все вместе взятое и обусло-
вило успех этой публикации П. П. Вяземского — «Лермон-
тов и г-жа Гоммер де Гелль в 1840 году».
Адель Омер де Гелль была относительно известной лич-
ностью в России. Ее муж геолог Ксавье Омер де Гелль
(1812—1848) выпустил трехтомный труд, посвящепный
степному югу России («Степи Каспийского моря, Кавказ,
Крым и Южная Россия», Париж, 1843—1845). В обработке
материала, собранного во время путешествий, принимала
участие и его жена. Она же — автор любопытных заметок
о Крыме, опубликованных во Франции. Но ее пребывание
в Крыму — это отдельная тема, еще ждущая исследователя.
Отмечу только, что в трехтомнике, как и в заметках, содер-
жится любопытный краеведческий материал. Мы же обра-
тимся к публикации ее писем П. П. Вяземским.
Крымские каникулы
321
Осень 1840 г. Конец октября — начало ноября. Влюблен-
ный Лермонтов, бросив службу на Кавказе, сопровождает
по Крыму легкомысленную, но прекрасную и талантливую
француженку-поэтессу. Мелькают даты, населенные пункты
(между прочим, Симеиз, Алупка, Мисхор, Кореиз, Ореанда,
Ялта, Кучук-Ламбат), люди, сцены (иногда фривольные),
пейзажи.... Все — поверхностно, дерзковато, легкомысленно,
но совершенно в духе окруженной поклонением молодой,
романтически настроенной француженки.
Этот материал сразу вошел в биографию великого поэта,
стал дорабатываться, уточняться, перепечатываться. Вот не-
которые примеры. В 1893 г. «Исторический вестник» поме-
щает работу П. Мартьянова «Поэт М. Ю. Лермонтов и г-жа
Адель Гоммер-де-Гелль», выходит «Собрание сочинений»
П. П. Вяземского с вышеназванными письмами. В 1927 г.
член-корреспондент АН СССР профессор Е. В. Петухов пи-
шет об этом в очерке «Крым и русская литература».
В 1928 г. печатаются «Записки» Е. Сушковой с «Письмами
о Лермонтове» в приложениях. В 1929 г.— «Книга о Лер-
монтове» (вып. 2) П. Щеголева, где крымский период Лер-
монтова подвергается тщательнейшему анализу. И, наконец,
в 1933 г. этот материал в расширенном виде издает «Acade-
mia»: Омер де Гелль, «Письма и записки».
Гром грянул в мае 1934 г.: в Институте русской литера-
туры выступил известный литературовед Н. О. Лернер с
доказательством псевдомемуарности книги Омер де Гелль.
На основе неопровержимых фактов он пришел к выводу,
^то автор этих писаний — их первый публикатор, т. е.
князь П. П. Вяземский. Выводы Н. О. Лернера детализиро-
вал и окончательно обосновал П. С. Попов в работе «Ми-
стификация (Лермонтов и Омер де Гелль)», напечатанной
в журнале «Новый мир», 1935, № 3. Картина открылась,
прямо скажем, некрасивая: князь, сенатор, маститый уче-
ный, приятель Лермонтова и — фальсификатор, извратитель
фактов жизни и творчества гениального поэта, введший в
заблуждение литературную науку на добрых полстолетия.
Ведь «факты» фальсификатора вошли во все биографии Лер-
монтова, стихотворение, которого он не писал,— во все со-
лидные издания, включая академическое. А потери художе-
ственной литературы! Ведь романтическая любовь францу-
женки-поэтессы и Лермонтова на фоне Кавказа и Крыма
привлекла внимание мастеров дера. Вот лишь краткий пе-
речень произведений на эту тему: Большаков К. А.— роман
«Бегство пленных», Павленко П. А.— «Тринадцатая повесть
о Лермонтове», Петровский Д. В.— стихотворение «Адель
322
Омер», Пильняк Б. А.— повесть «Штосс в жизнь», Серге-
ев-Ценский С. Н.— повесть «Мишель Лермонтов» (точнее
«Поэт и поэтесса», Мл Федерация, 1932, переиздано в кн.
«Мишель Лермонтов», М., 1933) и его же пьеса «Поэт и
поэтесса»,
К этому мартирологу отнесем и художественный фильм
1930 г. «Кавказский пленник» (сценарий П. Щеголева и
В. Мануйлова, к слову, крупнейших лермонтоведов, много
сделавших для оправдания тех грубых несуразностей, ко-
торыми были переполнены фальшивки П. П. Вяземского).
Касаясь причин мистификации, П. С. Попов пришел к
выводу, что П. П. Вяземский сочинял все это в состоянии
нарастающего старческого маразма. Тем более недопустимы
попытки оправдания, даже воспевания этой фальшивки,
представляемой как этакий занятный розыгрыш, «остроум-
ный ответ на разного рода измышления о Лермонтове»,
причем П. П. Вяземский стал-де «на защиту памяти» поэ-
та *. Вот уже 50 лет наука защищает М. Ю. Лермонтова от
такого «остроумия» и такой «защиты памяти»!
В послевоенной краеведческой литературе установилась
традиция вдумчивого освещения вопросов. Увы, есть и иск-
лючения. Вот одно из них: М. И. Ростовцев, «Волшебный
край: Крымские зарисовки», издано в Москве в 1977 г. На
с. 60 читаем: «О каменистом мысе Ай-Тодор, Гаспре и Мис-
хоре упоминает в путевых заметках А. С. Грибоедов. Неза-
долго до своей трагической гибели здесь побывал М. Ю. Лер-
монтов». Старая фальшивка вновь оживает! И где? К сожа-
лению — в центральном издательстве, в «Просвещении», в
«Пособии для учащихся»...
Каковы же действительные связи Михаила Юрьевича
Лермонтова с Крымом? Их немного, но они есть.
Ступить на землю нашего солнечного полуострова вели-
кому поэту не пришлось, хотя он и был совсем рядом — на
Тамани. «Полюбовавшись несколько времени из окна на го-
лубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний
берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается
утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я от-
правился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта
о часе моего отъезда в Геленджик» («Герой нашего времени.
Тамань»). Алфавитно-частотный словарь языка М. К). Лер-
монтова (Лермонтовская энциклопедия.— М.: Советская эн-
циклопедия, 1981) показывает, что крымская лексика в сло-
варе М. Ю. Лермонтова — ничтожна: Крым — 1, крымец — 1,
* Курортная газета, 1972, 6 февр.
!!♦
323
Керчь — 1, крымский — 2.,. Крым, Керчь, крымский — в «Та-
мани», крымец — в «Вадиме». Таким образом, Крым не от-
ражен в творчестве Михаила Юрьевича.
Особняком стоит в его поэзии одно «крымское» стихо-
творение, но это — лишь перевод: в 1838 г. М. Ю. Лермон-
тов по подстрочнику перевел сонет А. Мицкевича «Вид гор
из степей Козлова» (напечатан после гибели поэта в 1846 г.).
Автограф перевода не сохранился. Стихотворение из цикла
«Крымские сонеты». Это единственное обращение М. Ю. Лер-
монтова к поэзии Мицкевича. Внешние причины этого обра-
щения связаны со службой поэта в лейб-гвардии Гроднен-
ском полку, командиром которого был тогда генерал
М. Г. Хомутов. Поэт, посещая дом Хомутовых, узнал трога-
тельную историю любви сестры генерала А. Г. Хомутовой
к поэту И. И. Козлову. В 1838 г. А. Г. Хомутова встрети-
лась с И. И. Козловым после длительной (более двадцати
лет) разлуки. Слепой, парализованный, тяжко больной поэт,
глубоко взволнованный и потрясенный благородством и сит
лой чувства, написал известное стихотворение «К другу вес-
ны моей после долгой, долгой разлуки».
М. Ю. Лермонтов, прочтя его, выразил свои чувства в
послании к А. Г. Хомутовой («Слепец, страданьем вдохно-
венный...») и заинтересовался личностью и творчеством
слепого поэта, особо известного переводом «Крымских соне-
тов» А. Мицкевича (переводы И. И. Козлова считаются об-
разцовыми). Но это лишь внешняя канва событий.
М. Ю. Лермонтова, безусловно, привлекла романтическая
устремленность творчества А. Мицкевича, его мятежный дух,
«байронизм», присущий и русскому поэту, и, конечно, не-
обычность «Крымских сонетов»: образы, краски, пейзажи.
Так родилась «крымская» жемчужина М. Ю. Лермонто-
ва. Тем более обидно, что в сувенирном издании «Крымских
сонетов» А. Мицкевича, появившемся в Крыму дважды —
в 1977 и 1983 гг. на польском, русском и украинском язы-
ках,— составитель, поэт Леонард Кондрашенко поместил
перевод О. Румера, а не гениального Лермонтова... Не бу-
дем говорить о несопоставимости этих имен. Обратим вни-
мание на то, что сам О. Румер в последних публикациях
перевода идет к Лермонтову. Так, в 1943 г. О. Румер давал
«Вид на горы из Козловских степей», а уже в 1948 — «Вид
гор из степей Козлова» (как у Лермонтова). В ранних пуб-
ликациях концовка звучала несколько комично: «Ага!», позд-
нее О. Румер исправляет: «А!» (как у Лермонтова). Та же
картина с пятой строкой оригинала: вначале она передана —
«Пылающий Царьград!» (ближе к подлиннику), позднее —
324
«Пылает ли Царьград...» (ближе к Лермонтову) и пр. Досад-
но: на каких образцах воспитываем и кого забываем!..
В 1964 г. первозданная степь Тарханкута в районе села
Оленевки принимала невиданных гостей: режиссер С. Ро-
стоцкий снимал широкоформатный художественный фильм
«Тамань». Лермонтовские герои обживали дикую громаду
Атлеша, каменистую выжженную равнину: Печорин (В. Ива-
шов), девушка-контрабандистка (С. Светличная), слепой
мальчик (Н. Бурляев — вспомним «Вступление» и «Ивано-
во детство»). Это еще одна страничка крымской лермонто-
вианы.
Остается совсем немного.
С Ялтой связаны жизнь и творчество художника Нико-
лая Алексеевича Арсеньева. Да, конечно, он, как и его се-
стра Зоя Алексеевна,— из рода Арсеньевых, того рода, от-
куда по матери и сам Михаил Юрьевич Лермонтов. В 1981 г.
Николай Алексеевич подарил лермонтовскому музею в Пя-
тигорске ряд своих полотен.
В I960 г. литературовед Ф. Майский обнаружил в Крым-
ском областном государственном архиве письма на француз-
ском языке сводных сестер Карамзиных — Софьи Николаев-
ны Карамзиной и Екатерины Николаевны Мещерской. Эту
находку тщательно исследовала преподаватель латинского
языка в Крымском мединституте Э. В. Данилова. Переписка,
относящаяся к 1838—1839 гг., попала в архив из кореизско-
го поместья Клейнмихелей, родственников Карамзиных. Ин-
тересна находка тем, что обе сестры часто упоминают имя
М. Ю. Лермонтова. В биографию поэта вошли новые факты...
ЭКСПЕДИЦИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Крым... Сколько славных событий и имен связано с этим
благодатным уголком нашей страны! Взять хотя бы такую'
относительно узкую отрасль знаний, как археология,— бле-
стящие открытия, сенсационные находки, выдержавшие ис-
пытание временем труды. И замечательная плеяда имен:
К. С. Мережковский, К. К. Косцюшко-Валюжинич,
А. Л. Бертье-Делагард, Г. А. Бонч-Осмоловский, О. Н. Ба-
дер, А. А. Формозов, П. Н. Шульц... Не случайно крымское
историческое краеведение богато и популярно, как нигде в
Союзе. И здесь особенно важны бережное отношение к фак-
ту, ответственность перед читателем за печатное слово, тем
более в условиях, когда крымская история находит все боль-
шее отражение в художественной литературе. Ведь в лите-
ратуроведении и историографии зафиксированы досадные
325
случаи, когда «исторические документы» из художественных
произведений перекочевывают в научно-популярные изда-
ния, а иногда и в чисто научные труды. Есть случаи пора-
зительные, скандально известные. Об одном из них напом-
нил Е. Немировский *.
Писательница В. Н. Жакова (1914—1937) широко вводи-
ла в свои художественные произведения сымитированные
ею же исторические документы. Эти псевдо документы неко-
торые авторы стали цитировать, не утруждая себя поисками
оригинала, как подлинные. И не только популяризаторы —
даже профессиональные ученые, в том числе и кандидат
наук, и профессор... А талантливый поэт Дм. Кедрин на ос-
нове исторических имитаций В. Жаковой сочинил «истори-
ческую» поэму «Конь»! В этой связи Е. Немировский спра-
ведливо замечает: «Печатное слово обладает любопытной
особенностью — своей авторитетностью оно делает достовер-
ными те факты, о которых сообщает. Мы верим книге, жур-
налу, газете — и это хорошо. Читательское доверие обязы-
вает редакторов, да и авторов, десятки раз проверять и
перепроверять факты, прежде чем делать их достоянием об-
щественности».
Крымчане хорошо знают краеведческую книжку Юрия
Померанцева «Нептуния рядом» (Симферополь: Крым,
1964, и второе издание, 1968). Аквалангист высшего класса,
автор занимательно рассказывает о подводном мире. Здесь
и квалифицированные советы, и популярные объяснения, и
подкупающая любовь к подводному миру, и. страницы исто-
рии подводных исследований — «О невымышленных Ихти-
андрах». В этом разделе (с. 19—20 первого издания)
сообщаются потрясающие вещи. Московская подводная ар-
хеологическая экспедиция под руководством профессора
В. П. Кротова обнаружила затонувший в конце II в. до н. э.
древнегреческий корабль. Среди поднятых аквалангистами
экспедиции находок оказалась циста — герметически закры-
вающийся медный футляр для перевозки рукописей. Отлично
сохранившиеся в цисте пергаменты дали неизвестные факты
о разгроме восстания рабов под руководством Савмака. Мало
того: экспедиция В. П. Кротова нашла крепость Тилур —
последний оплот восставших, да еще спрятанные ими сокро-
вища!
И при этом — никаких ссылок на источник сведений о
таком воистину сенсационном открытии! К счастью, в конце
♦ Немировский Е. О библиотеках, книголюбах и... фальси-
фикаторах.—Альманах библиофила. Вып. 5. М., 1978, с. 192.
826
издания приводится список литературы, использованной при
написании книги. Поиски привели к книге Глеба Голубева
«По следам ветра», вышедшей в издательстве ЦК ВЛКСМ
«Молодая гвардия» в 1963 г. В ней автор подробнейшим
образом описывает кропотливые поиски затопленных древне-
греческих поселений, расположенных по берегам Керчен-
ского пролива. Руководит этой московской археологической
экспедицией профессор Василий Павлович Кратов (в книге
10. Померанцева — В. П. Кротов). Профессор — автор не-
скольких работ о вооружении и тактике древних греков, а
его экспедиция в течение ряда лет ведет регулярный поиск
городов, оказавшихся под водой в связи с повышением уров-
ня моря. Уже найдены опустившиеся на морское дно остат-
ки древнегреческого города Гермонассы, а в этот сезон экс-
педиция сделала открытие необычайное: корабль, циста с
большим текстом II в. до н. э. на двух листах пергамента
(описание разгрома восстания Савмака и 13-строчное стихо-
творение), крепость Тилур и потайное убежище восставших.
Это — глубокая подводная пещера под Кара-Дагом. Здесь
прятался сподвижник Савмака Бастак, здесь хранились
невиданные сокровища. Экспедиция профессора В._П. Крато-
ва обогатила мировую сокровищницу находками потрясаю-
щими: золотая фиала с рельефными фигурками зверей, золо-
той диск с символом бога Гелиоса, светильник в виде выхо-
дящей из морской раковины Афродиты, щит с золотым
изображением Медузы Горгоны, золотые и серебряные чаши,
цепочки с драгоценными камнями... Дух захватывает, когда
читаешь перечень находок!
Почему же об этом открытии не шумит пресса, почему
молчат радио, телевидение? Почему об этом не пишут сами
ученые? Книга Г. Голубева вышла в серии «Приключения.
Путешествия. Фантастика». Да, да, это классический образец
жанра фантастики — на историко-археологическом материа-
ле. Правда, в издании не указано, что повесть — фантасти-
ческая. Это, видимо, и ввело Ю. Померанцева в заблужде-
ние. Скрупулезно собирая данные о подводных исследова-
ниях, он включил в свою «Нептунию рядом» и крымскую
экспедицию профессора Кратова (почему-то переделав его в
Кротова). Так в крымоведении появилось мифическое имя
крупного московского ученого, знатока античности, так был
пущен в обиход фантастический вымысел о Савмаке, кре-
пости Тилур, о сокровищах... Точный повтор истории с
В. Жаковой и недобросовестными учеными, на нее ссылав-
шимися!
327
Создается, впечатление, что фантастику Глеба Голубева
автор считал (и, возможно, продолжает считать) докумен-
тальным повествованием. Между прочим, в этом он не оди-
нок: всерьез воспринимают книгу Г. Голубева и читатели-
подростки, о чем говорит практика работы библиотекарей.
Так отсутствие на титуле двух слов — «фантастическая по-
весть» — породило мистификацию.
А теперь о ее продолжении, так сказать, «второй серии».
В 1968 г. «Нептуния рядом» переиздается. Открываем со-
ответствующую главу: профессор Смит, Франко Проспери,
профессор В. Д. Блаватский. А где же профессор В. П. Кро-
тов? Весь раздел о знаменитом профессоре и сенсационном
открытии отсутствует. Что заставило изъять такой важный
материал — в книге ни слова. Однако автор вновь прибега-
ет к злополучной голубевской фантастике как научному
источнику.
«Предметы под водой выглядят большими, чем на самом
деле»,—заключает Ю. Померанцев. Хотя мысль и не очень
свежая, ее надо подкрепить ссылкой на литературу: «Вот
как описывает свою первую встречу с совершенно безобид-
ной для человека сельдевой акулой — катраном, обитающей
в Черном море, один московский аквалангист...» Далее —
длинная цитата.
Й смех, и грех! «Один московский аквалангист» не мог
описывать эту встречу: Николай Козырев — во-первых, герой
художественного произведения, лицо вымышленное, а не
реальное. Во-вторых, герой специфического литературного
жанра — фантастики. А описывает встречу с катрапом Глеб
Голубев — автор и создатель художественного образа Коли
Козырева.
Во втором издании своей книги Ю. Померанцев не счел
нужным объяснить досадную ошибку и развеять непреду-
мышленную мистификацию. Жаль! Сделаем это за него: ни-
когда не было московской подводной археологической экспе-
диции под руководством профессора Василия Павловича
Кротова (Кратова), не было и самого ученого, специалиста
по военному делу античной эпохи, не было открытия кре-
пости Тилур, не было подводной пещеры с сокровищами.
Была очередная и небезвредная литературная мистифика-
ция.
Симферополь
328
ГАЛИНА ВОРОВСКАЯ
НА СТЫКЕ ТРЕХ НАУК
евастополь. Многочисленные бух-
ты, стекающие к ним балки. Каме-
нистая степь, заросшая травой,
усеянная маками весной и голая, рыжая, неуютная в осталь-
ное время года, вся в каких-то выпирающих из-под земли
клетках, полосах, буграх.
Между Казачьей и Голубой бухтами полосы и клетки
мельчают, скучиваются, бугры становятся крупнее. Это
остатки описанного Страбоном* Херсонеса, древнего поселе-
ния греков, переехавших сюда из Гераклеи. Поэтому и мыс
назван Гераклейским, а стоящий на нем маяк — Херсонес-
ским.
Это древнее поселение — Страбонов Херсонес — еще не
раскопано. Внимание археологов с конца прошлого века
было полностью отдано самому городу Херсонесу, возникше-
му в конце V в. до н. э. у бухты, называемой теперь Каран-
тинной, его мощным сооружениям, храмам и жилым квар-
талам, порту и водохранилищу, благодаря которому херсо-
меситы смогли так долго выдерживать осаду войска киев-
ского князя Владимира.
Сейчас древний город, объявленный заповедником, окру-
жен новыми домами и улицами. Раздвигающий свои грани-
цы Севастополь берет приступом каменистую степь с еще
видными из-под земли остатками сельскохозяйственных на-
делов древних греков. Наделы эти (так называемые клеры)
сохранились нетронутыми только в Крыму и представляют,
быть может, единственную в мире возможность узнать, что и
как выращивали херсонеситы две с лишним тысячи лет
назад.
Поэтому строители не имеют права разрушить ни одного
надела, пока его не изучат археологи, а у научных сотруд-
ников Херсонесского музея-заповедника работы по горло:
отдел клеров подчас ведет раскопки сразу в десяти местах.
Есть наделы маленькие, по 3—4,5 гектара, есть большие,
до 40 гектаров. Обративший на них внимание Станислав
329
Францевич Стржелецкий считал, что каждая обнесенная за-
бором территория принадлежала одному владельцу, который
обрабатывал землю, используя труд рабов. Другой исследо-
ватель — Г. М. Николаенко, продолжая дело своего учите-
ля, предполагает, что херсонеситы й на крымской земле
придерживались греческих законов. Согласно Платону и Ари-
стотелю в V—III вв. до н. э. в Греции земля была государ-
ственной. Каждому гражданину могло принадлежать два
участка — один вблизи, другой вдали от города, но общая
площадь не должна была превышать 9 гектаров.
— Не случайно сельскохозяйственные наделы в Херсонесе
разделены на участки, и не случайны размеры этих участ-
ков,— говорит Галина Михайловна.— Например, при усадь-
бе № 39а, недавно раскопанной на западном берегу Камышо-
вой бухты, надел земли в 26 гектаров, огражденный одним
каменным забором, внутри разделен такими же оградами на
шесть равных частей около 4,5 гектара каждая.
Галина Михайловна категорически против того, чтобы
эти наделы земли называть клерами. Клерос — по-гречески
счастье, жребий. Земля не продавалась, а разыгрывалась:
кому какое счастье выпадет.
— У нас нет ни одного доказательства того, что в Херсо-
несе ее так же разыгрывали по жребию,— говорит Никола-
енко.
Высокое чувство ответственности, научная щепетильность
Галины Михайловны вызывают уважение, но не грешно
предположить, что если древние греки и в Крыму соблюда-
ли законы своего народа о владении землей, то вполне воз-
можно, что они соблюдали и связанные с ними обычаи.
Поэтому автор позволяет себе это хорошее название, став-
шее традиционным,— клер.
А что думает о гипотезе археолог Инна Анатольевна Ан-
тонова, около 30 лет (до 1985 г.) возглавлявшая Херсонесский
музей-заповедник?
— Археологических подтверждений того, что наделы
были клерами, в прямом смысле слова нет. Нет и доказа-
тельств того, что усадьбы принадлежали нескольким семьям.
Их надо искать в раскопках земельных наделов и усадеб.
Крупные наделы не совпадают с законодательными положе-
ниями греков того времени. И надо ли было их придержи-
ваться? Одно дело в Афинах, где земли было мало, и дру-
гое дело в Крыму, где она лежала дикой степью. Может,
нам придется пересмотреть всю экономику херсонеситов.
Ученица спорит с учителем, руководитель научной рабо-
ты сомневается в правоте и одного, и другого. Твердых до-
330
казательств нет. На участках надела могли произрастать
разные культуры. Еще ни один надел полностью не изучен.
Это очень трудоемкая работа. Открыты частично участки
под виноградниками. Раскопки усадеб тоже пока не дали
материала, который позволил бы судить о количестве его
владельцев. Но такие небольшие коллективы могли возникать
и в результате дробления одного надела, когда обзаводи-
лись своими семьями сыновья хозяина. И, наоборот,— не-
сколько семейств могли объединиться, чтобы сообща содер-
жать винодельню, обороняться от набегов скифов. Херсо-
неситам приходилось быть все время начеку. Город обнесен
оборонительными стенами толщиной более чем в три метра.
На многих сельскохозяйственных усадьбах — оборонитель-
ные башни. Жизнь древних греков на крымской земле была
нелегка. Подтверждением этому является и усадьба № 39а.
Судя по найденным монетам, статуэтке Геракла, жертвен-
нику, она существовала со второй половины IV в. по II в.
до н. э. и погибла от пожара. Во всех помещениях много
углей, в слое пожарища — рухнувшая кровля. Обычно херсо-
неситы с пожарищ уносили все, что можно было использо-
вать при возведении нового здания. А здесь упавшая плас-
том черепица так и осталась на месте. Может быть, пожар
произошел во время набега скифов, и не помогли хозяевам
сохранить жизнь ни оборонительная башня, ни окружаю-
щий усадьбу ров.
Этот ров для археологов оказался неожиданностью и вы-
звал у Николаенко вопрос: не были ли оборонительные баш-
ни на усадьбах собственностью государства? Что же, создан-
ное посреди сельскохозяйственных наделов в IV в. до н. э.
военное поселение и оборонительные башни на усадьбах
вполне могли составлять единую систему обороны древних
греков.
На клере № 39а остатки башни показывают, что опа
была такой же, как и другие: 7X7 метров, двухэтажная,
дееятиметровой высоты, на уровне тарана — сплошная ка-
менная кладка. Внизу — хозяйственные службы, на втором
этаже — жилье.
Весь комплекс винодельни хорошо сохранился. Две да-
вильные площадки, каменный пресс на рычаге, углубления
для пифосов, в которые стекал виноградный сок. Рядом хо-
зяйственные помещения и подвал, в котором хранилось в
пифосах вино. Обнаруженные остатки пифосов местного про-
изводства и привозных — емкостью 400—800 литров. На
Гераклейском полуострове греки возделывали около 10 тысяч
гектаров виноградников.
331
Для пас особенно интересно то, что виноградники херсо-
песитов были расположены на очень бедных почвах. Верх-
ний питательный слой тонок, во многих местах подстилаю-
щий его скальный известняк выходит на поверхность. Древ-
ние клеры потому и сохранились до сегодняшнего дня, что
земля неудобна для земледелия.
Как же хозяйничали здесь древние эллины — выходцы из
Малой Азии? Какие культуры выращивали, какие урожаи
получали?
По мере раскопок и изучения клеров интерес к ним рас-
тет и углубляется, появляются новые вопросы, требующие
ответа. В исследования вовлекаются новые научные органи-
зации. Несколько лет в содружестве с археологами работает
заведующая лабораторией культурной флоры Ботанического
сада Академии наук Молдавской ССР доктор биологических
наук Зоя Васильевна Янушевич. Для нее, изучающей древ-
нее земледелие, археологические находки Крыма оказались
весьма важными.
В фондах музея 3. В. Янушевич исследовала найденные
когда-то С. Ф. Стржелецким на клерах остатки семян и уви-
дела, что это карликовая пшеница в смеси с гибридными
формами. На территории Молдавии и Правобережной Украи-
ны, историю земледелия которых она изучает, находки такой
пшеницы относят только к средневековью. До этого повсе-
местно — с неолитических поселений V тысячелетия вплоть
до VI—VII вв. н. э. там знали только полбу — пшеницу,
покрытую пленкой. Ее надо было обдирать, как обдирают
ячмень и овес на крупу. По качествам своим полба во мно-
гом уступала голозерной пшенице, хлеб из нее был неваж-
ный, быстро черствел. Чаще всего ее ели вареной, в виде
каши (вспомните вареную полбу у Пушкина в «Сказке о
попе и работнике его Балде»), Но имеет полба и свои пре-
имущества. Ее зерно содержит много белков, она высоко-
калорийна, очень полезна для здоровья. Кроме того, ее уро-
жаи, хотя и невысокие, но ровные, гарантированные. Полбе
любая погода хороша. Может быть, и зря у нас о ней за-
были.
Но вернемся к карликовой пшенице. Откуда она взялась
у херсонеситов? Они не могли привезти ее с собой — на
Балканах в то время карликовой еще не знали. Янушевич
исследует в фондах музея материалы, собранные на других
поселениях, и находит такие же зерна в раскопках Уч-Баша,
таврского поселения X—VIII вв. до н. э. Это явное доказа-
тельство того, что с родины земледелия — Ближнего Восто-
ка с племенами, двигавшимися на север через Кавказ, кар-
332
липовая пшеница проникла в Крым намного раньше, чем на
Балканы. Проникла давно, еще до появления здесь скифов.
Греческие колонисты позаимствовали культуру пшеницы у
местных жителей — тавров.
И не только ее. Найденные С. Ф. Стржелецким па клере
№ 25 в обломке пифоса обугленные семена винограда для
палеоэтноботаника 3. В. Янушевич оказались подлинным
научным кладом. С лупой и микроскопом Зоя Васильевна
изучала длину, ширину, форму зерен и их клювиков и дру-
гие морфологические данные. Среди сортов, возможно, при-
везенных в Крым из Гераклеи, опа сразу же увидела знако-
мые мелкие зерна, типичные для местного дикорастущего
винограда. А между культурными и дикими оказалась целая
гамма переходных форм, унаследовавших характерные при-
знаки и тех, и других.
Что витйс-сильвестрис, лесной виноград, широко исполь-
зовался, местными жителями, Янушевич знала во раскоп-
кам у $ебя на родине и Правобережной Украине. Опа иссле-
дует семена винограда, найденные Николаенко на 91-м,
150-м, 203-м наделах херсонеситов. И вот находки с клера
№ 39а. Разные районы, разные годы, а факт один и неопро-
вержимый: древние греки использовали для виноделия но
только культурные формы, привезенные с собой, но и дико-
растущий виноград.
Последняя проверка самой себя, своих выводов: Зоя
Васильевна едет на Мапгуп и по дороге в лесу находит
такой же витис-сильвестрис. Форма его зерен, их клювиков,
размеры — все приметы его точно такие же, как и те, что
были найдены на донышке пифоса из-под вина, сделанного
греками более двух тысяч лет назад. Осторожно собранные
и бережно сохраненные археологами обугленные семена яви-
лись бесценным свидетельством основ древнего земледе-
лия.
Итак, на бедном скалистом грунте баловень человека —
культурный виноград выращивался в сочетании с неприхот-
ливым, привычным к бедным почвам, к жаре и холоду диким
местным жителем. Каким опытом должны были обладать
древние греки, чтобы так мудро вести селекцию? Какие Ми-
чурины проживали на этой каменистой земле? Какие же
урожаи они получали?
Старший агроном совхоза им П. Осипенко В. П. Уланов-
ский предполагает, что херсонеситы собирали по 70—
80 центнеров винограда с гектара.
— Однако,— говорит он,— другие специалисты по раз-
мерам давилен в усадебных винодельнях определяют урожаи
333
до 400 центнеров, что представляется невероятным на Ге-
раклейском полуострове, где годовые осадки составляют
350—380 мм при необходимых для винограда 600—800 мм.
Ведь оросительной системы здесь не было! Но...
Как часто возникает это «но» на крутых поворотах
мысли, когда человек начинает возражать сам себе, когда
появляются факты, противоречащие уже сложившемуся
мнению.
Да, оросительной системы тогда не было. Но что такое
каменные стены, выстроившиеся вдоль виноградников ряда-
ми через каждые два метра? Какую роль они играли в тех-
нологии выращивания винограда? Только ли для того, чтобы
пе вывозить с территории уйму выдолбленного из лунок кам-
ня, складывали его древние земледельцы длинными рядами?
Археологи высказали мнение, что каменные ряды помо-
гали конденсировать в почве влагу. Виктор Петрович Ула-
новский увидел еще одно обстоятельство, которого не раз-
глядели археологи. Плантажные стенки располагались вдоль
господствующих ветров с моря, а крупные камни, как чере-
пицы, поставлены так, чтобы вгонять влажный морской воз-
дух в стены. Происходит и аэрация почвы и конденсация в
пей принесенной с моря влаги.
Это было уже не просто любопытно. Появилось желание
возродить хотя бы кусочек клера и посмотреть, что давала
такая технология. Николаенко и Янушевич едут на совет
в Ялту в институт виноделия и виноградарства «Магарач»
и там встречают не только одобрение самой идеи, но и жела-
ние подключиться к эксперименту. То же самое высказал и
уже упоминавшийся нами агроном В. П. Улановский.
Итак, у археологов, палеоэтноботаника и виноградарей
появилась мысль произвести совместный эксперимент.
У каждого из инициаторов свои мысли и задачи. Мы за-
дали заинтересованным лицам один и тот же вопрос:
— Насколько важно для вас восстановление древнегре-
ческого виноградника, и что вы надеетесь получить от экспе-
римента?
Вот что ответили:
Инна Анатольевна Антонова:
— Эксперимент обещает быть чрезвычайно важным и ин-
тересным. Ретроспективно восстановленная нами экономика
и характер хозяйств, отдаленных от нас на две тысячи лет,
несомненно, предположительны. Он подтвердит наши выво-
ды о развитии и экономике Херсонеса или внесет в пих по-
правки, уточнит наши знания, даст твердые основания, ис-
ходя из которых можно будет получить наиболее реальную
834
картину не только хозяйственного развития античного Херсо-
неса, но и многих других явлений. Станет понятно назначе-
ние того, что сегодня еще ставит нас в тупик. Яснее станут
многие вопросы не только агротехники земледелия, но и
самой жизни херсонеситов.
Л М. Николаенко, заведующая отделом Гераклейских
клеров Херсонесского музея-заповедника, кандидат истори-
ческих наук:
— Чрезвычайно важно получить правильное представ-
ление об экономике Херсонеса, определить возможности эк-
спорта, культуру земледелия, урожаи. Без этого будут не-
полными наши знания о социально-экономической истории
древнего Херсонеса. Кроме того, когда мы создадим такой
участок, то сможем показывать экскурсантам древнюю тех-
нологию виноградарства и виноделия. Познавательное зна-
чение этого несомненно. Современные люди как бы побы-
вают в глубокой древности.
3. В. Янушевич, доктор биологических наук, заведующая
лабораторией культурной флоры Ботанического сада АН
Молдавской ССР:
— Пока что мы еще не владеем точными данными о
путях распространения отдельных культур на территории
нашей страны. Например, даже в учебниках можно про-
честь, чтр один из видов бобовых — чина, когда-то шедшая
людям в пищу, якобы была завезена к нам из Германии в
XVIII в., а культура винограда попала в Северное Причер-
номорье с греками. Между тем наши палеоэтноботанические
находки свидетельствуют, что чина на территории Молдавии
выращивалась еще в IV в., а виноград не культурный, а
дикий, был широко распространен на юге СССР. Его выра-
щивали и тавры у своих жилищ. А. М. Негруль (1960) пер-
вым отметил преобладание в ранних слоях семян с харак-
терными признаками витис-сильвестрис на территории Кры-
ма и Кавказа. Поэтому было бы интересно и важно на эк-
сперименте проследить эволюцию культуры винограда в
Крыму. Работы на опытном участке могут идти в разных
планах, но два основных — это познание и проверка древних
агротехнических устройств и поведение на их фоне совре-
менных видов и сортов винограда. Думаю, что это явилось бы
не только большим вкладом в науку, но и принесло огром-
ную пользу практическому виноградарству.
В. П. Улановский, агроном:
— Очень важно проверить экспериментально, какая мо-
жет быть урожайность на древнем винограднике. Если она
оправдается, то когда-нибудь среди каменных рядов мы бу-*
335
дем выращивать паши сорта. Вместо того, чтобы долбить в
скале лунки вручную, мощной техникой сделаем траншеи,
применим химикаты для защиты от вредителей.
На участке херсонеситов подстилающим слоем является
скала, не пропускающая влагу вниз, но и не сохраняющая
ее. Вода из питательного слоя уходит быстро. Создание
плантажных стенок, конденсирующих влагу, должно изме-
нить картину.
А пока идет другой эксперимент. Опыт в совхозе
им. С. ДТеровской, разработанный институтом «Магарач»,
был начат в 1978 г. на участке с подстилающим слоем из
конгломерата гальки, сцементированной солями известняка.
Там картина такая: 40—60 см — питательный слой, до мет-
ра — конгломерат, а глубже идет глина, водоупор.
То, что Виктор Петрович назвал экспериментом, приня-
ло уже немалые размеры. В 1983 г. площадь под траншея-
ми была доведена почти до 300 гектаров. Я была в те дни
на полях второго и третьего участка, когда поднимали тран-
шейный плантаж. Длинные ряды валов конгломерата, усту-
пившего в траншеях место плодородной почве, тянулись по
холмам к горизонту, как в пятибалльный шторм волны
взмученного моря.
— Па этой неудобной, нс пригодной для земледелия земле
любящие глубину корни винограда, минуя плодородный слой,
оказываются в жестком конгломерате. Здесь же, в тран-
шее, для них собрана и добрая почва на нужной глубине,
здесь же на глиняной подстилке их ждет и дающая соки
жизни влага.
Загибая пальцы, Улановский перечисляет блага этой
технологии посадок, и я слышу почти те же слова, которые
ми Янушевич и Николаенко хвалили достоинства древнегре-
ческих траншейных виноградников. Он уверен в правиль-
ности метода посадок, разработанного для неудобных земель
во ВНИИВиВ «Магарач» отделом агротехники, которым
руководит кандидат сельскохозяйственных наук В. П. Бон-
дарев, и считает эту технологию технологией XXI века.
Бондарев говорит увлеченно:
— Во всем мире отмечено, что из-за эрозии почв, из-за
роста населения на земном шаре и по другим причинам
площади под пашнями на душу населения с каждым годом
уменьшаются, а необходимость увеличения производства
зерна, хлопка, овощей и других сельхозпродуктов растет.
И конечно же, этим культурам надо отдать самые лучшие
земли, а выносливый и неприхотливый виноград мы должны
суметь поселить на таких конгломератных склонах, па каме-
336
нистых полях. Сколько их в Средней Азии, в Крыму, на
Кавказе? А Нижнеднепровские суглинистые пески, а засо-
ленные земли Дагестана! По крайней мере, полмиллиона
гектаров могут быть успешно использованы под культуру
винограда.
Вот что рассказал В, П, Бондарев, кандидат сельскохо-
зяйственных наук.
— В Крыму свыше 100 тысяч гектаров скальных грун-
тов, которые сейчас не используются. Если каменные кон-
денсаторы влаги оправдают себя, можно будет идею херсоне-
ситов использовать на современном уровне. Это дело буду-
щего. А пока продолжается опыт с траншеями, но без ка-
менных стен. Вспаханы и подготовлены траншеи почти па
300 гектарах, большая часть виноградника уже посажена.
Первый урожай в 1982 г. был отличный. Молодые лозы на
6 гектарах дали урожай по 102 центнера, а на контрольных
участках только 78. В 1983-м, весьма засушливом году, уро-
жай был очень низкий, и все же на опытном поле он оказал-
ся на несколько центнеров выше, чем на основных участках.
Обнадеживающие результаты дал год восемьдесят четвертый:
урожайность на опытном поле значительно возросла, не-
смотря на неблагоприятные погодные условия. Мы ждем
от траншейного способа посадок очень много. Дополни-
тельные затраты по этой технологии увеличиваются на
3,5 тысячи рублей с гектара, но они окупаются за 3—
5 лет. А действовать траншеи будут очень долго. Я видел
траншеи древних херсопеситов, сделанные две тысячи лет
назад,— в них хоть сейчас сажай лозы. Значит, вырыв тран-
шеи под одну ротацию виноградника, мы будем использо-
вать их много раз. Да и сама естественная жизнь виноград-
ной лозы значительно удлинится. Сейчас обычные виноград-
ники па конгломератных почвах плодоносят всего 12—15 лек
Мы надеемся, что жизнь виноградных лоз и плодоношение
при траншейных посадках удлинятся лет до 30. Вот так и
движется наука вперед. Отрасли разные, интересы разные,
но тесно переплетающиеся, и осуществление их взаимосвя-
зано. В данном случае без археологов не восстановить древ-
нюю агротехнику и винодельческий комплекс. Без виногра-
дарей не узнать экономику древних греков, не проверить
эффективность их агротехнических устройств. Без палеоэт-
ноботаники пе осмыслить пути эволюции сельского хозяй-
ства.
Таковы предварительные итоги эксперимента.' Прав
В. II. Бондарев: успех исследования обогатит новыми факта-
ми и археологию, и экономику, и палеоботанику.
337
А все вместе позволит использовать опыт древних гре-
ков и, применив современную агротехнику, намного повы-
сить урожайность. Это — тоже вклад в решение Продоволь-
ственной программы.
Ну, что же, в добрый час! Эксперимент требует времени
и немалого. Наберемся терпения,
Севастополь
ИРИНА ЛЕЗИНА
СПОРЯ С ЛЕГЕНДАМИ
ГОРА-КУЗНЕЦ
роллейбус мчит вас по трассе
Симферополь—Алушта. С Ангар-
ского перевала распахнется про-
стор моря и откроется в сиреневой дымке зубчатая громада
Демерджи, одной из красивейших гор Крыма. Если с вами
едет экскурсовод, вы узнаете от него, что тюркское «демир-
джи» в переводе означает «кузнец», и услышите старинную
легенду.
В давние времена нахлынули в Крым орды захватчиков.
На этой горе, которая называлась тогда Фуной, поселился
великан-кузнец; он обладал чудовищной силой и такой же
невероятной жестокостью. Кузнец взялся ковать оружие для
врагов, а в подручные заставлял идти мужчин из соседней
деревни. Все они вскоре гибли от йепосильной работы. И вот
отважная девушка Мария решила отправиться к кузнецу и
просить его сжалиться над односельчанами. Великан только
расхохотался в ответ и потребовал, чтобы Мария стала его
женой. А когда девушка не покорилась ему, вонзил ей в
сердце нож. Не выдержала гора такого злодейства, раз-
верзлись ее недра и поглотили убийцу. С тех пор люди ста-
ли называть ее Демерджи, «Кузнец».
И эта, и многие подобные ей легенды, о которых речь
пойдет дальше, можно отнести к топонимическим.
«Почему так названо?» — недоумевали люди, и как ответ
на этот вопрос, тревоживший любознательные умы, появля-
338
лась легенда. Крым богат ими. Очарование его природы обо-
стряло чувство прекрасного, будило воображение, и появля-
лись романтические сюжеты о любви и разлуке, верности и
предательстве, мужестве и преданности родине. Легенды
одушевляли мертвый мир камня; горы, утесы становились
окаменевшими людьми или животными, начинали жить
таинственной жизнью.
Многие из крымских топонимических легенд по-настоя-
щему поэтичны и пленительны, но, разумеется, топонимика
не может принять их наивные толкования и по-иному объ-
ясняет происхождение, значение, судьбы географических на-
званий.
Перечисление всех типов названий увело бы далеко от
нашей темы — пора вернуться к Демерджи. Этот древний
тюркоязычный топоним, как и многие подобные ему, по сво-
ему происхождению и значению не связан со свойствами
или признаками объекта. Как это пи парадоксально на
первый взгляд, такие названия возникли за тысячи километ-
ров от Крыма: в дебрях Алтая, в ковыльных степях и зной-
ных песках Средней Азии. Да и обозначали они тогда вовсе
не названия гор или рек, а нечто совсем иное.
Для того чтобы разобраться в этом, придется на время
оставить поэтический мир легенд и поговорить о более про-
заических вещах.
НЕ «КАКАЯ» ГОРА, А «ЧЬЯ»
Значительная часть крымских топонимов по происхожде-
нию тюркские. Это вполне закономерно: начиная с IV в. н. э.
на территорию полуострова проникали тюркоязычные племе-
на и народы: гунны, древние булгары, хазары, печенеги,
кипчаки (половцы)... У этих кочевых скотоводов была силь-
но разветвленная родоплеменная структура: племя, союз
родов, род, его отделения, кочевые аулы и т. д. Каждое из
звеньев имело свое имя, свято хранимое членами данной
общности на протяжении столетий, имело свои кочевья,
места стоянок, пастбища, водопои. Угодья большей частью
закреплялись за «первооткрывателями»: кто пришел со своим
скотом на незанятые еще земли, получал право пользовать-
ся ими и в дальнейшем.
И дабы утвердить и довести до общего сведения это пра-
во, родоплеменная группа по обычаю присваивала урочищу,
водному источнику и т. д. свое имя. Так появились в Крыму
названия: река Бодрак (сравним родовое имя бадрак у турк-
мен и башкир, бодырак у ногайцев), гора Бакла (род бакла
339
у узбеков), гора Караман (род караман у туркмен), гора
Манжйл (род манжули у каракалпаков), Байдарская доли-
на (род байдар у ногайцев), балка Канака (конаке у кирги-
зов) — подобных параллелей можно привести сотни.
Если склоны горы были богаты пастбищами, водопоями,
то главным ее признаком в глазах скотоводов были именно
эти угодья. И, конечно, такой немаловажный факт: кому они
принадлежали, кто имел право ими распоряжаться. Это и
отражалось в названии горы. Похожа ли она при этом на
горб верблюда или спину осла, не представлялось суще-
ственным.
Так возникали в Крыму и на других территориях этно-
топонимы *и генотопонимы **, изучением которых занима-
ется сравнительно молодая отрасль топонимики — этнотопо-
нимика.
Естественно ожидать возражения: какое отношение име-
ют родовые имена узбеков, киргизов, туркмен к Крыму, где
эти народы никогда не жили ***? Конечно, нет прямых до-
казательств, нет твердо установленных фактов. Все, что вы-
носим здесь на суд читателя, не следует рассматривать как
истину в последней инстанции. Это только версия автора.
Одна из возможных ****.
На протяжении столетий в результате активной мигра-
ции народов из Азии па запад, под влиянием бурных поли-
тических событий и других факторов, происходило смеше-
ние, взаимопроникновение кочевых родоплеменных групп.
В результате одни и те же осколки древних родов и племен
оказались в составе большинства тюркских народов, в том
числе и тех, что поселились в Крыму.
Когда обитавшие в Крыму кочевники перешли к осед-
лости (а произошло это намного раньше, чем у народов
Средней Азии), у них, как всегда бывает при этом, разру-
шился родоплеменной строй. Старые родовые имена были
забыты. Сохранились они лишь в названиях деревень, гор,
урочищ, но уже ни о чем не говорили потомкам кочев-
ников.
♦ Этнотопоним — географическое название, в основу ко-
торого положено наименование народа.
* ♦ Генотопоиим— географическое название, в основу ко-
торого положено название родоплеменного подразделения.
♦ ♦♦ У каракалпаков и туркмен существуют предания о том, что
их предки некогда жили в Крыму.
Работа И. Н. Лезиной заинтересовала и получила положи-
тельную оценку доктора филологических наук А. В. Суперанской,
исследователя и знатока крымской топонимики.— Ред.
340
К подобным названиям относится и Демерджи: можно
предполагать, что здесь находились пастбища одноименно-
го рода, который еще в начале XX в. был известен у кара-
калпаков (роды нередко носили названия профессий: куз-
нец, погонщик верблюдов, охотник, рыболов, бортник и т. д.).
Топоним Демерджи встречается также близ Судака, где
могла размещаться другая часть рода.
Стремясь разгадать загадку названия Демерджи, народ-
ная фантазия не только создала топонимическую легенду,
но и подкрепила ее доказательствами: это два утеса на Де-
мерджи, которые получили имена Кузнец и Мария. Однако
присмотритесь внимательно: перед вами, скорее, двое влю-
блённых в минуту размолвки — она, сидя, смотрит вдаль,
Он стоит к ней Спиной. Никаких атрибутов кузнеца, никако-
го намека на кровавую драму. Не очертания скал послужи-
ли поводом для создания легенды, а, наоборот, она заставлю
ет видеть в каменных изваяниях ее персонажей.
КИПЧАКИ БЛИЗ АЮ ДАГА
Согласитесь, разве не так же, если быть беспристраст-
ным, именно благодаря легенде и названию мы утверждаем,
что известная гора Аю-Даг (аю—«медведь», даг — «гора»
или «лес») — вылитый медведь?
Вспомним содержание наиболее популярного варианта
легенды. Некогда в Крыму жили гигантские медведи. Раз-
бушевавшееся море выбросило однажды на берег девочку,
которая чудом уцелела после кораблекрушения. Звери при-
няли ее в свою стаю и воспитали. Их питомица стала краси-
вой девушкой, ц пришло ей .время полюбить. Но когда она
захотела вместе с любимым уплыть на лодке и навсегда
оставить эти края, медведи отказались отпустить свою люби-
мицу. Звери принялись пит!» морскую воду, и течение устре-
милось к берегу, море на глазах мелело. Тогда девушка за-
пела, и мохнатые великаны подняли головы, слушая ее.
Только вожак все пил и пил без устали, пока не понял, что
его усилия тщетны и девушка не вернется больше. С горя
он окаменел: «Мощные бока превратились в пропасти, спи-
на стала вершиной горы, голова — острой скалой, густая
шерсть— дремучим лесом. Старый вожак-медведь стал Мед-
ведь-горою»,
Но разве у медведя такая плавная и покатая линия спи-
ны, такая маленькая заостренная голова? Зоркий глаз Ва-
лентина Катаева подметил сходство Аю-Дага совсем с дру-
гим «зверем»: «Исполинская темно-зеленая туманная мышь
341
Аю-Дага, припав маленькой головкой к прибою, пила мор-»
скую воду...» А генуэзцы в средние века называли эту гору
Камелло, Верблюд.
Наверное, читатель уже догадывается, к чему мы клоним!
как это было с Демерджи, легенду породило название горы,
и название опять-таки представляет собой генотопоним.
Многие родовые имена, особенно древние, образовались
от названия тотема, священного животного — покровителя
рода: борю («волк»), ит («собака»), бугу («марал»), аю
(«медведь») и т. д. Род аю встречается у башкир и кирги-
зов, аючи — у узбеков. Во всех случаях он входит в состав
племени кипчак, и этнографы возводят его происхождение к
средневековым кипчакам.
Этот народ на протяжении многих веков обитал в Кры-
му; не случайно его имя еще в прошлом веке носили два-
дцать три деревни на полуострове. Поэтому связь топонима
Аю-Даг с кипчаками представляется вполне вероятной. Тем
более, что в топонимии (совокупности названий) аюдагских
окрестностей можно отыскать и другие следы пребывания
этого народа.
Прежде всего — знаменитый Артек. У киргизов отмечен
род артык, входивший в объединение кипчак. Возможно, это
осколок рода древних кипчаков: история сохранила имя
Артыка, или Артука, сына половецкого хана Шарукана
(наши летописи называют его на русский лад Отроком).
А имя вождя у кипчаков, как и у многих других кочевни-
ков, часто носил подвластный ему род.
Недалеко от Аю-Дага и Гурзуфа есть родники Ковал-
Чаир, Кумбасан, Барлахлар, Катка и оросительная канава
Мамалар. Все эти названия совпадают с родовыми имена-
ми — опять-таки в составе племени кипчак! — у узбеков, ка-
ракалпаков, киргизов.
ГРЕКИ ИЛИ ОГУЗЫ?
Не только в сборниках легенд, но и в некоторых путево-
дителях приводится предание об основании Ялты.
Несколько греческих кораблей отплыли из Константино-
поля на север в поисках новых земель для поселения. В море
их застал шторм, который сменился густым туманом. Море-
плаватели потеряли ориентировку, кончились вода и пища.
Когда люди уже готовились к смерти, туман внезапно рас-
сеялся, засияло солнце, освещая прекрасные берега Крыма
и удобную гавань. «Ялос! Ялос!» («Берег!») — закричали
842
обрадованные путешественники. Близ этого залива они ос-
новали поселение, которому дали имя Ялос. Из Ялоса со
временем якобы получилась Я лита, а в конце концов —
Ялта.
Недоверие к преданию вызывает то, что была, оказыва-
ется, в Крыму и другая Ялта, на Керченском полуострове.
Она упоминается в начале XVI в. в одном из официальных
документов.
Вместе с тем и от этого топонима тянется знакомая нам
ниточка к туркменским родовым именам: в одном племени
встречается ялти, в другом — ялталар (буквально «люди
подразделения ялта»), Все становится понятным: придя в
Крым, одна часть рода обосновалась на южном берегу, дру-
гая — в восточной части полуострова.
А как быть с тем, что в южнобережной Ялте жили гре-
ки? Известно, что, основывая в Крыму свои деревни, они
часто давали им названия местных урочищ. Таких греческих
деревень с тюркскими наименованиями в Крыму встреча-
лось немало; можно предположить, что к ним принадлежит
и Ялта.
Сопоставление крымских топонимов и тюркских родовых
имен обогащает не только топонимику. Например, название
Ялта (оно впервые упоминается в XII в.) может свидетель-
ствовать о пребывании в Крыму предков туркмен, огузских
племен. А это уже сфера интересов этнографов и исто-
риков.
«МИНИ-ЛЕГЕНДЫ»
Сжалимся над любителями романтики и не станем раз-
венчивать остальные топонимические легенды — тем более,
что и объем очерка не позволяет этого. Займемся близкими
родственниками этого жанра — легендами в миниатюре (по-
зволим себе дать им такое название.)
Часто они состоят всего из одной фразы, например:
«Местность называется Хангельды, потому что здесь одна-
жды побывал крымский хан» (речь идет о названии урочи-
ща на Караби-яйле; дословный перевод его «хан пришел»).
Что это — несостоявшаяся легенда? Тема не нашла вдохно-
венного рассказчика, который облек бы ее в красочные оде-
жды? Или, наоборот, была легенда и забыта, остался лишь
костяк?
Урочище же могло быть местом кочевок рода хомлелъды,
известного у каракалпаков и казахов. Название у обоих на-
родов имеет тот же смысл: «хан пришел». Род получил свое
843
имя от предводителя Хангельды;- тот,» в свою очередь, по
традиции был назван в честь знаменательного события,’сов-
павшего с его рождением.
Такими удивительными, но вполне закономерными путя-
ми приход некоего хана в места, отстоящие за тысячи кило-
метров от Крыма, мог отразиться в одном из топонимов по-
луострова.
Есть также «мини-легенда» о названии хребтов Большой
и Малый Янышар и бухты Енишары (к востоку от Планер-
ского): говорят, что в этих местах в 1475 г. высадилась
гвардия турецкого султана, янычары. Это событие якобы
породило и название соседней деревни Султаповки (теперь
пос. Южное).
Поищем опять-таки аналогию с родовыми именами и
обнаружим у башкир подразделение янсаръг (звук с в одной
группе тюркских языков может соответствовать ш — в дру-
гой). А название Султановки вряд ли имело отношение к
турецкому владыке: деревень со сходными названиями в
Крыму было пять, причем три в районе Перекопа, где тур-
ки никогда не жили. Обычно такое название получали дерев-
ни, принадлежавшие сыновьям крымского хана, которые ко-
сили титул «султан».
Некоторые из «мини-легенд» издавна бытовали в народе;
другие — недавнего происхождения и являются плодом твор-
чества инструкторов по туризму, экскурсоводов и широких
кругов любителей топонимики: ведь расшифровка загадоч-
ных названий — столь же увлекательное; занятие, как реше-
ние ребусов и кроссвордов. Подобно настоящим легендам,
они передаются из уст в уста, приобретают широкую по-
пулярность — и зачастую так же заводят в дебри ложных
этимологий. В тех случаях, когда перед нами генотопоним
(а их в Крыму великое множество), любая попытка дать
еще один вариант дословного перевода — «самый верный» —
несостоятельна. Это порождает лишь очередную топонимиче-
скую легенду.
Более полувека назад топоним Качи-Кальон (или Качи-
Кален) — название горы и пещерного монастыря на реке
Каче — был с большой натяжкой переведен как «Крестовый
корабль». Такое название якобы дано потому, что монастыр-
ский утес напоминает окаменевший корабль. На самом деле,
качи и кален — родовые имена киргизов; видимо, в данной
местности находились по соседству два рода. От одного из
них получила свое название и река Кача,
844
Порою истолкование топонимов* бывает совершенно ане-
кдотическим: «Хребет называется Конёк потому; что похож
на спину лошади»,— слышат туристы, идущие по этому
«Коньку» в районе Бабуган-яйлы. На самом деле должно
произноситься Конэк, что означает у казахов кожаное ведро
для доения верблюдиц. На ведро гора абсолютно не похо-
жа — здесь опять, как обстояло с приходом хана,— много-
ступенчатая связь. Очертания ведра и название конэк имела
тамга; по тамге стал называться род (до начала нашего
века он существовал у казахов), а по роду — пастбище на
крымской яйле. (Гора Конэк, кстати, есть и в Казахстане.)
Автору неизбежно пришлось оперировать такими поня-
тиями феодального общества, как «хан», «султан», «яныча-
ры» и т. п. Однако читатель мог убедиться, что это лишь
внешняя оболочка, за которой скрывается любопытный
факт: необычайная живучесть древних родовых названий.
И другой факт, еще более знаменательный: неожиданная
связь Крыма, Украины с такими братскими республиками,
как Казахстан, Туркмения, Киргизия!
Пусть не создается у читателя впечатление, что мы за-
дались целью «расправиться» с легендами. Отнюдь нет—
они нужны людям. Как и в давние времена, наших совре-
менников захватывают и покоряют эти поэтические сказа-
ния, в которых прелесть крымских пейзажей слил ась * с
романтикой высоких человеческих чувств.
Вспомним, что из крымской легенды, услышанной Пуш-
киным, родился «Бахчисарайский фонтан».
Харьков
ГРИГОРИЙ РУДНИЦКИЙ
ЯЗЫКОМ ШАХМАТ
И ШАШЕК
од 1855-й. По случаю приез-
да в Петербург прославленно-
го героя севастопольской обороны
Э. И. Тотлебена столичное общество любителей шахмат
(так назывался первый в России шахматный клуб) устроило
торжественный обед. На нем виновнику события препод-
несли задачу, расстановка фигур в которой изображала
букву Т. Композиция вызвала восхищение присутствовав-
ших па обеде знатоков игры, а впоследствии неоднократно
перепечатывалась во многих отечественных и зарубежных
изданиях.
Давайте рассмотрим ее и мы, тем более, что это первая
изобразительная шахматная задача, имеющая самое непо-
средственное отношение к крымской тематике. Белые —
Kpel, Фе2, Ле4, КеЗ, Ке5, черные — Креб, Ле7, Cb6, Kd7,
Kh6, пн. Ь7, с7, f7, g7, Ь7. Мат в пять ходов. Главный вари-
ант решения таков: 1. Фс4+Кр£6 2. JIf4+Kpg5 3. JIf5 +
Кр : f5 4. Фg4 + Kph6 5. К : f5X.
Автор этого произведения — флотский офицер, выдаю-
щийся мастер и один из пионеров шахматной композиции в
России Илья Степанович Шумов (1819—1881). В 1867 г.
он выпустил приуроченный к открытию международного
турнира в Париже сборник своих задач, куда вошло много
изобразительных композиций, в том числе полный шахмат-
ный букварь, охватывающий весь латинский алфавит. По-
пала в букварь и посвященная Э. И. Тотлебену задача.
Последние дни своей жизни художник шахмат И. С. Шу-
мов провел на нашем полуострове. Через два месяца после
выхода в отставку, в марте 1881 г., он уехал в Севастополь,
где собирался подготовить новую книжку задач, однако осу-
ществить свой замысел уже не успел.
Популярны изобразительные композиции и в шашках.
Наиболее распространенными жанрами здесь являются кон-
цовки, а также задачи, преимущественно одновариаптные.
Из составителей в первую очередь отметим Д. И. Саргина,
846
РЕШЕНИЯ ШАШЕЧНЫХ ПОЗИЦИИ
(автор — Г. А. Рудницкий)
Выигрыш
1. ed8 с : е7 2. d : cl а: с5 3. саЗ е : Ь4
4. ad4 с : еЗ 5. а : f2! (Избегая ничей-
ного варианта после 5. а : gl аЬ4
6. gd4 аЬ6 7. da7 ЬсЗ.) аЬ4 6. fel ЬаЗ
7. есЗ.
Запереть простую
1. fg5 f : h4 2. саЗ hg3 3. ef4 g: c7
4. cb6 c: a5 5. ab4.
Запереть простую
1. dc3 b : f4 2. dc5 b : d4 3. b : g3 hg5
4. gf2 gI4 (Если 4. ..gh4, to 5. hg3.)
5. hg3 f : h2 6. fgl.
Запереть простую
1. dg7 h:f8 2. bg7 f: h6 3. ed4 c : e3
4. f:d8 h:f4 5. hg5 f : h6 6. db6 hg5
7. af2 с теми же финалами, что и в
предыдущей задаче.
> abcdefgii
, a bcdef g h
347
автора фундаментального исследования «Древность игр в
шашки и шахматы» (1915), а также наших современников,
ведущих специалистов в области шашечной Задачи А. И. Ку-
личихипа, Н. Н. Пустынникова, харьковского мастера спорта
С. И. Беренштейна, начинавшего свою блестящую карьеру
на поприще композиции в Симферополе.
Отдали известную дань изобразительному жанру и про-
блемисты Крыма, произведения которых публиковались в
периодической печати. Так, в частности, 15 октября 1969 г.,
когда на звездных трассах продолжался триумфальный груп-
повой .полет экипажей космических кораблей «Союз-6»,
«Союз-7» и «Союз-8», газета «Крымская правда» поместила
под девизом «Ракета» этюд, составленный симферопольским
шашистом Александром Павловым,— своеобразный отклик
па новую победу советской науки.
Яркая и самобытная игра армейского форварда Валерия
Харламова, восхищавшая всех хоккейных болельщиков, вдох-
новила симферопольского мастера спорта Владимира Афими-
на на создание следующей стоклеточной концовки. Белые —
простые 9, 11, 17, 21, 24, 31, 41, черные — простые 5, 6, 13,
15, 18, 23, 33, 43. Белые начинают и выигрывают.
Группа фигур на левом фланге образует начальную букву
фамилии знаменитого нападающего, а в верхнем правом
углу — клюшка (шашки 5, 15, 25) и шайба (24). Любопытно,
что решение начинается ходом шашки 17, а именно под этим
номером Валерий Харламов всегда выступал и в сборной
команде Советского Союза, и в своем клубе ЦСКА.
А выигрыша белые добиваются вот как. К 17 — 12 18 : 47.
Вынужденный ответ, потому что в международных (стокле-
точных) шашках, если появляется возможность бить в раз-
ных направлениях, как в данном случае, обязателен ход, ко-
торым с доски снимается наибольшее количество фигур.
2. 9 : 49 47 : 20 3. 25 : 14 15 — 20 4. 14 : 25 и затем наперехват
единственной еще боеспособной фигуры в армии черных по-
сылается простая 48, уже совершившая длинный маневр
через всю шашечницу. Впервые позиция В. Афимина была
напечатана 23 апреля 1982 г. в минской газете «Знамя
юности».
Любителям шашечной игры, среди которых, мы увере-
ны, найдется и немало гостей солнечного Крыма, адресуют-
ся изобразительные позиции, приведенные на диаграм-
мах.
Симферополь
СОДЕРЖАНИЕ
Коротко об этой книге ............................ 3
Вадим Сафонов. Восхождение на Митридат .... 5
Наталия Гурьянова. Издательница , первых книг
В. И. Ленина . ................................... 29
Анна Мищенко. Товарищ Клава ......... 35
Игорь Гасско. Сто лет спустя................. с 45
Владимир Поляков. Секретный агент................. 59
Сергей Шантырь. Провал операции «Абвер-Юга» 61
Лидия Литвинова. Матрос с «Площади Революции»... 65
Рита Ногина. Путь к подвигу . , . . . . . . . . 70
Николай Харитонов. Так они входили в жизнь... ... 79
Михаил Левинский. Уроки мужества.................. 90
Евгений Вениксев. Родина —-Сыновьям................107
Навел Лунев. Севастопольский телеграф.............. 118
Евгения Шварц. Ф. Ф. Матюшкин в Севастополе . . 120
Виктор Гребенников. Симферопольские «берегини» . . 124
Элеонора Данилова, Валентина Успенская. Собиратели
и хранители бесценных сокровищ....................132
Юрий Полканов. Имени геолога Леонида Спендиарова 148
Вольдемар Ушаровский. Главный врач Ялты .... 155
Павел Тыглиянц. Ялтинская набережная..............166
Зинаида Лисицкая. Пе только Белый Ливадийский 182
Зинаида Лисицкая. Фотограф Василий Сокорнов 187
Юрий Павлов. С любовью к природе................ 193
Александр Ена. «Затерянный мир» Сиваша . . . . 204
Владлен Гончаров. Дикие кони .....................209
Андрей Ена. Гимн земляничному дереву ..... 212
Сергей Дружинин. К. И. Таблиц в Тавриде . . . . 224
Владимир Довженко, Александр' Ром. Довженко. Этот
доктор все может..................................231
Александр Влад. Довженко, Владимир Довженко, Сер-
гей Слепнев. Без права на ошибку..................239
Александр Люсый. Первые встречи...................247
Юлия Маврсшко. «Но в жизни есть еще отрады...»
(А. К. Толстой в Крыму)......................... 261
Мария Кублицкая. «Какой тут дышит мир)..»
(А. А. Фет в Крыму)...............................268
Галина Печаткина. «Над Феодосией угас навеки этот
день весенний...» (Марина Цветаева в Феодосии) 271
Моисей Валит. Рахманинов в Крыму..................278
Майя Гурджи. Композитор...........................292
Ольга Иванова-Шипова. Навеяны Киммерией .... 302
Владимир Терехов. Покуда помпим................. 304
Виктория Канары. Реликвии университетской библио-
теки ....................................... . 315
Регина Ушатая. Затянувшиеся мистификации . . . 321
Галина Ворайская. На стыке трех наук..............329
Ирина Лезина. Споря с легендами...................338
Григорий Рудницкий. Языком шахмат и шашек . . . 346
В РЕЦЕНЗИРОВАНИИ ОТДЕЛЬНЫХ ОЧЕРКОВ КНИГИ
ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ:
М. Р. Акулов, доктор исторических наук, профессор;
В. Г. Бокша, доктор медицинских наук, профессор, заслужен-
ный деятель науки УССР; М. М. Максименко, доктор истори-
ческих наук, профессор; С. А. Секиринский, доктор истори-
ческих наук, профессор; А. В. Суперанская, доктор филоло-
гических наук; В. Г. Ена, кандидат географических наук,
доцент; В. П. Казарин, кандидат филологических наук, до-
цент; И. В. Крюкова, кандидат биологических наук; А. И. Ми-
хайлов, кандидат филологических наук; Г. А. Шалюгин, кан-
дидат филологических наук; В. И. Черный, председатель сек-
ции бывших партизан и подпольщиков военно-научного
общества при Симферопольском гарнизонном Доме офице-
ров; А. В. Глянцев, музеевед; О. Ю. Грабар, музеевед;
В. В. Груббе, краевед; Л. П. Кравцова, архивист; Е. В. Кри-
кун, архитектор; В. Я. Маковецкий, писатель; А. А. Столбу-
нов, краевед; М. А. Фронджуло, археолог.
Издательство благодарит своих внештатных сотрудников
за помощь, оказанную при подготовке книги к печати. *
Составитель Лидия Александровна Литвинова
КРЫМСКИЕ КАНИКУЛЫ
Сборник для туристов и краеведов
Книга вторая
Редакторы С. К. Сосновский, Р. А. Замтарадзе,
Е. В. Лебедева
Художники В. В. Б у н ь, В. Д. Фесенко
Художественный редактор В. В. Купчинский
Технический редактор Н. Д. Крупская
Корректоры Т. П. Каминская, С. А. Павловская
Информ, бланк Ks 1090
Сдано в набор 09.08.84. Подписано в печать 09.08.85. БЯ 03382.
Формат 84x108732. Бумага типографская 3. Гарнитура обыкно-
венная новая. Печать высокая. Услов. печ. л. 18,48. Услов. краскоотт.
19,74. Учет.-изд. л. 20,97. Тираж 50 000 экз. Заказ М» 4—2476.
Цена 1 р. 50 н.
Издательство «Таврия», 333000, Симферополь, ул. Горького, 5.
Головное предприятие республиканского производственного объеди-
нения «Полиграфкнига». 252057, Киев, ул. Довженко, 3.
ЧИТАЙТЕ КНИГИ О КРЫМЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВА «ТАВРИЯ»,
ВЫШЕДШИЕ В 1985 ГОДУ
Антонова И. А. и др. Херсонес: Путеводи-
тель,— Симферополь, 1985.— 5 л.
Гивенталь А. Я., Терехов В. П., Собо-
лев О. М. Память О Крыме: Фотоальбом.— Сим-
ферополь, 1985.— 14 л.
Гурьянова Н. М., Г урьянов Н. А. Памят-
ники Ялты: Справочник.— Симферополь, 1985.—
12 л.
Лезина И. Н., Коломийченко Ю. Ф. По
местам боев крымских партизан: Лесными тропами
от Белогорска до Планерского: Путеводитель.—
Симферополь, 1985.— 4 л.
М и ш н е в В. Г. Лес и человек: Науч.-попул.
очерк.— Симферополь, 1985.— 4 л.
О р лов Н. П., Г а с с к о И. Б. Город-герой Се-
вастополь: Фотоальбом.— Симферополь, 1985.—
14 л.
Путнин Ф. В., ЦыганникВ. П., Кисли-
цына Л. С. Дом-музей С. Н. Сергеева-Ценского:
Путеводитель.— Симферополь, 1985.— 3,5 л.
С е в е р и н ов С. С., Ягупов В. Т. Евлатория-
курорт: Путеводитель-справочник.— Симферополь,
1985.—7 л.
Тимофеев Л. Н., Ц а р и н А. П. Алупка:
Путеводитель.— Симферополь, 1985.— 5 л.
1 р. 50 к.
влавымскиЕ
ИГйАНИКУЛЫ