Титул
Выходные данные
Вступление. \
Молекулы и память
Двадцать пять веков незнания
Молекулярная биология в зеркале памяти
Можно ли потерять память?
Память на конце шприца
\
Гены и способности
Гены и гении
Что такое ум?
От дрозофилы до Баха
Память близнецов
Тембр таланта
Последняя страсть Павлова
Дьявол и пульт
Не только гены...
Вмешательство: надежды и опасности
\
Стимулятор для всех
Призрак рая
\
Гении на конвейере
Человек у руля эволюции
Предупреждение
\
Оглавление
Текст
                    ф
fS
>
11
8
я
8
ИГ
&ь*?.
., . • - ^ч t> « 7. ~r*;a^'
^4".
mmjmA.
Г
/ /
/- ' •
+
300000
км
СЕК
Г-ч
—• v
„-f
"Ь;
Af~- '~-£
Еу=Н\|/
ч..-- v?^*---.--^
5 .**■•"
4 ■ ■ Ф
v л<:-.<:^


Г. ГРИГОРЬЕВ, /I. МАРХ АСЁВ стать мным ЛЕНИНГРАД «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» 1973
Оформление С. БАРАБОШИНА Рисунки к главе «Лабиринт профессора Бехтерева» А. КАРПОВА 57 Григорьев Г., Мархасев Л. Г-83 Как стать умным? Рис. С. Барабошина. Л., «Дет. лит.», 1973. 192 с, с илл. «Как стать умным?» — вторая книга Г. Григорьева и Л. Марха- сева. В первой книге — «Путешествие в страну МОЕ» — авторы пригласили читателей в мир молекулярной биологии. «Как стать умным?» — книга о великих тайнах мозга, которые ученые надеются разгадать и использовать на благо человечества. Ради этого продвигаются они все дальше и дальше, к новым горизонтам страны МОЕ. Конечно, в названии книги «Как стать умным?» есть доля шутки. И все же задачу «от каждого по способностям» надо решать вновь и вновь. Молекулярная биология и генетика могут внести здесь свой вклад. Какой — вы прочтете в этой книге. 0763—128 551-72 101(03)—73
ВСТУПЛЕНИЕ «ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ» Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума, Да здравствует солнце, да скроется тьма! А. Пушкин Едва человек стал человеком, как он осознал великую силу своего разума. И, наверно, тогда же, на заре своей сознательной истории, задумался, где источник этой силы. Сначала он искал его в боге, потом пришло время, когда человек понял, что этот источник — в нем самом, в его мозге. Веками человек искал ответы на вопросы, где в мозге живут память, ум, способности, талант. Он ждал ответа от философии, анатомии, физиологии, психиатрии. Он ждет ответа сегодня от молекулярной биологии и генетики. В истории естествознания время от времени та или иная его отрасль вдруг решительно заявляет свои претензии на роль лидера. Заявку подавала механика Ньютона, потом физика Эйнштейна, Резерфорда и Бора. Такую заявку подали генетика и молекулярная биология. Законы генетики охватывают все живое — от вируса, стоящего на грани живого, до человека; в них — история возникновения жизни и пути будущей эволюции. Молекулярная биология — наука о гигантских молекулах полимеров биологического происхождения — белков и нуклеиновых кислот, наука об устройстве этих полимеров, о том, как созидается из них живое. В той первичной клетке, из которой возникает человек, уже заложена на молекулярных носителях, в генах и хромосомах, вся его генетическая программа, уже предопределено и то, что это будет человек, а не микроб, не мышь, не з
свинья, и то, что он будет цветом глаз в одного из родителей, а цветом волос в другого. В этой сверхминиатюрной программе, в чертеже, недоступном сегодня даже глазу электронного микроскопа, уже заложен план еще не существующего мозга и план каждой клеточки этого мозга. Что говорят сегодня молекулярная биология и генетика о природе нашего разума, наших способностей, талантливости и гениальности? Мозг познает самого себя. Но познать сегодня — значит научиться управлять завтра. А управлять возможностями мозга — значит не только «исправлять» больной рассудок, избавить человека от угрозы психических недугов. Управлять — это значит овладеть скрытыми пока мозговыми резервами, найти пути повышения одаренности каждого на своем месте. «Поумнеть» — для себя и для общего блага... Десятки симпозиумов, семинаров, конференций во всех частях света обсуждают научные основы управления обществом, производством, перспективы образования и пути науки. С каждым годом нужда в умных все ощутимей. Но как быть, если «гении родятся веками, большие таланты десятилетиями, таланты — годами, посредственности— днями и бездарности — часами»? (К. С. Станиславский.) Статистика способна оспорить этот «закон Станиславского». За последние пятьдесят лет, как известно, наука и техника подарили человечеству куда больше изобретений, чем за все предшествующие годы истории. Каждый день на земном шаре рождается более пятисот изобретений, из них каждое шестое — наше, советское. В 1970 году количество заявок, поданных в Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР, превысило 120 тысяч, и 32 тысячи были официально зарегистрированы в качестве изобретений. Число людей, занятых научной деятельностью, резко возрастает и относительно, и абсолютно. Сейчас в мире около трех миллионов ученых. Научные работники наших дней составляют девяносто процентов числа всех ученых за всю историю человечества. Половина всех данных науки «добыта» в последние 15 лет. В нашей стране число научных работников удваивается каждые семь лет, в США — каждые десять лет. 4
Если потребность в людях науки станет и дальше возрастать такими темпами, легко рассчитать, что наступит время, когда все население нашей планеты должно будет заняться чисто научной деятельностью. Сейчас, например, в мире работает более 200 тысяч химиков. Сто лет назад их было всего две тысячи. Количество химиков (математиков, физиков, биологов) возросло в сто раз. А население планеты даже не утроилось. Итак, недостаток, дефицит умов? Ученые считают, что человек не намного поумнел, по крайней мере, за последнее тысячелетие. Как писал Луи де Бройль, один из «отцов» современной физики, «современные ученые не более умны, чем их предшественники. Весь секрет в объеме добытых научных знаний. Если бы современные ученые обладали тем же объемом знаний, что и античные мыслители, то они действовали бы, видимо, точно так же». С другой стороны, знаменитый французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери справедливо замечал, что объем знаний — еще далеко не все. «Какая-нибудь посредственность, недавно окончившая политехнический институт, знает о природе и ее законах больше, чем Декарт, Паскаль и Ньютон. Однако она не способна сделать и одного-един- ственного духовного шага из тех, на которые были способны Декарт, Паскаль и Ньютон». А между тем стремительное развитие науки, техники, производства требует все более высокого уровня способностей, все большей духовной творческой мощи, все большего объема знаний. Наука требует определенного числа математиков, физиков, биологов. Но ведь не из каждого можно сделать Павлова, Винера, Бора. Скажем, для примера, что по расчетам самых различных авторитетов в области психологии, статистики, науковедения количество людей, способных действенно заниматься наукой, не превышает 10—14% от общей численности всего населения земного шара. (Эта цифра приведена в юбилейном сборнике, посвященном известному физику и борцу за мир Джону Берналу.) Эти 10% означают, что остальные 90% имеют больше шансов стать писателями, актерами, строителями, скалолазами, художниками, шеф-поварами, инспекторами уголовного розыска, б
архитекторами, редакторами, аквалангистами, фрезеровщиками, фигуристами... Каждый человек имеет какие-то способности. Умело воспитывая и обучая, наше общество может обеспечить себя всеми нужными специалистами. Но какие «заготовки» дает ему природа? Учитывает ли она, сколько нам нужно квалифицированных рабочих и ученых, балерин и парикмахеров? Сходится ли ее приход с нашим расчетом? Во многих странах хотят подвести «баланс прихода и расхода» умов на планете. «Баланс» этот в нынешнем его виде явно обнаруживает недостачу. Маловато умов первого сорта, и совсем редко, рассеянные в череде веков, встречаются титаны мысли. И вот уже пессимисты в старой Англии и стареющей Америке мрачно предрекают, что нашей планете грозит «интеллектуальный голод», и если дело пойдет такими темпами, то скоро мы подойдем к такому истощению мозговых ресурсов, которое будет напоминать «выскабливание дна котла». Да, число умов явно не безгранично. Количество ученых — тоже. Возможности отдельного ученого не безбрежны. Но прогресс науки и техники не может остановиться. Он зависит от возрастающей интеллектуальной мощи страны. Народы жизненно заинтересованы в новых источниках этой мощи. Где их искать? Ответ необходим. Век торопит. Где же выход из положения? Один старинный, проверенный способ: похищать или покупать умы. Историк А. Горбовский проследил краткую, но впечатляющую историю этого древнейшего промысла: от царя Навуходоносора до президента Джонсона. В древности силой уводили в рабство всех, кто умел ткать ковры, строить колесницы и корабли, воздвигать храмы и предсказывать будущее. Там, где была бесполезна сила, приходило на помощь золото... «Охотники за умами» и в наше время прибегали и к силе, и к золоту. Американцы после второй мировой войны «импортировали» в США из разоренной Европы тысячи ученых. За 15 лет в США переселилось 85 тысяч ученых Англии, Франции, ФРГ... «Европа теряет свой мозг. Скоро она перестанет творить». А США уже «высасывают умы» б
Японии, Австралии, Бразилии... «Утечка мозгов», по-английски «брейн-дрейн», коснулась и развивающихся стран, а для них отъезд даже десятка квалифицированных специалистов — тяжелый удар. Нетрудно понять, что браконьерство не прибавит миру созидающего «серого вещества». Тем более, что в условиях капитализма это «серое вещество» эксплуатируется хищнически и безжалостно, и тысячи использованных умов, как и миллионы рук, становятся безработными. Наше общество, строящее коммунизм, поставило своей целью воспитать в каждом всесторонне развитого гармоничного человека. Подлинного Homo sapiens, «человека разумного». Великие социальные достижения нашего строя в области культуры и образования впервые сделали реальной задачу «от каждого по способностям». И вот уже в нашу страну едут посланцы всего мира, чтобы изучить и перенять опыт организации профессионально-технических училищ и физико-математических школ. Со школьной парты действует тщательно продуманная система отбора умов и выявления способностей. Общество хочет, чтобы ни один талант не затерялся. Ради этого открываются по вечерам двери Дворцов пионеров, и ради этого академики составляют вопросы для детских олимпиад... Но, увы, не все становятся Курчатовыми, Шостаковичами и Твардовскими. Не все знают, как ими стать... Ведь, как грустно заметил известный английский писатель-фантаст Артур Кларк, «вероятно, 99 процентов способностей человека растрачиваются попусту; даже сегодня люди, считающие себя культурными и образованными, работают по большей части просто как автоматы, лишь один или два раза за всю жизнь постигая на мгновение те могущественные, но глубоко скрытые возможности, которыми располагает их разум». Некоторые нейрофизиологи утверждают, что из всех клеток мозга — нейронов коры — человек в течение своей жизни заставляет работать в среднем не более четырех процентов! Могло быть сделано в 25 раз больше! Если б знать, как привести в действие «ресурсы мозга», как разведать их и заставить работать? Нейрохирурги первыми проникли в глубины мозга. 7
4 — нога, отдельные движения. 6 — повороты туловища, повороты головы, ба — навыки, стопа, мочевой пузырь, толстая кишка. 7 — сенсорные функции: туловище — нога. 8 — лабиринтное ощущение положения и движения. 9 — побуждение. Ощущение напряжения и силы. 10 — последовательность движений. 11 — индивидуальное и общественное Я. 17 — зрительное восприятие яркости, цвета, формы, движения. 18 — ориентировка на местности. Движение взгляда вниз. 19 — запоминание местности. Счет. Узнавание цифр. Чтение. Зрительное воображение. Зрительное узнавание предметов. Узнавание цвета. 20 — понимание смысла шумов и музыки. 21 — движения настораживания. Слуховое внимание. 22 — последовательность звуков (понимание слов). 23 — телесные восприятия собственного Я. 28, 34 — узнавание запаха. 37 — понимание названий. 40 — поступки. Последовательность отдельных действий. 46 — реч* в форме предложений. 46 — активные мысли. 47 — взгляды, действия в соответствии со взглядами.
Помните греческий миф о рождении богини мудрости Афины Пал лады? Она вышла из головы Зевса в полном вооружении и в блестящем шлеме, родилась зрелой и совершенной. Гефест разрубил топором череп Зевса. Бессмертный Зевс не пострадал. Быть может, этот греческий миф — пророческая аллегория? Ведь первые разведчики мозга прокладывали себе дорогу тоже «топором» — скальпелем или электродами. Одни раздражали у животных разные участки коры головного мозга и следили, какой отклик и где последует за раздражением. Другие удаляли часть коры — и наблюдали, как изменится поведение животных. Увы, и медицина давала обильный материал: болезни мозга у человека тоже не редкость. Лечение этих болезней требовало введения скальпеля в глубь мозга. Постепенно методы диагностики и лечения мозга становились все тоньше и ювелирнее. Была открыта электрическая активность мозга — и тогда в разные отделы мозга стали «вживлять» электроды. Посылая электрические сигналы, раздражая мозг электродами, можно было привести подопытных животных в ярость, низвергнуть их в пучину страха, в царство голода, можно было дать им ощущение блаженства... Но ни одна обезьяна от этого не стала «умнее»... Нет, ни скальпель нейрохирурга, ни электроды нейрофизиолога пока не стали «золотым ключиком» в потаенное царство мозга. А мозг торопится познать самого себя. Время подгоняет. Известный наш генетик профессор М. Лобашев среди задач ближайшего десятилетия сформулировал и такую: «Уже сегодня значительно возрос интерес к проблеме поведения человека и животных... к изучению наследственной обусловленности профессиональных способностей людей и их раннего определения для более высокого использования интеллектуального потенциала человека в обществе. Молекулярная и биохимическая генетика должны помочь разгадать такие сложные явления, как ассоциации и память...» «Усиление умственных способностей» — назван один из разделов книги У. Эшби «Введение в кибернетику», в котором он говорит о необходимости «сознательно, намеренно» 9
вмешиваться в развитие мозга. Эшби писал об этом еще в 1956 году. А десять лет спустя, в 1966 году, группа профессоров Калифорнийского университета в США подчеркнула важность практических работ по нейробиологии на кафедре молекулярной биологии: «Именно в этой области — изучение простых нервных функций, осуществляемых малыми нейронными ансамблями, мы предвидим быстрый и важный прогресс в течение ближайших десяти лет. Это изучение нейронных сетей включает генетические и эмбриологические аспекты, в особенности благодаря тому, что они могут быть связаны с идеями современной молекулярной биологии...» Но еще задолго до того, как родилась генетика, у человека появилась догадка о том, что должны существовать «эликсиры ума». Помните злоключения третьего сына (в русских сказках), который «вовсе был дурак», но, искупавшись в трех водах, предстал перед царем красивым, умным и удачливым? Макбет в трагедии Шекспира яростно вопрошает своего врача: ... ужели ты не можешь Уврачевать болящий дух, с корнями Из памяти исторгнуть злую скорбь, Стереть в мозгу написанное горе, Противоядьем, сладким и дающим Забвение, очистить грудь от дряни, Что давит сердце? Врач Только сам себе Больной помочь здесь может. Макбет Брось тогда Лекарства псам, а мне они не нужны. Где искать «золотой напиток», который всегда бы делал ум ясным и бодрым, служа противоядием против всего, что затемняет и обессиливает рассудок? Во все времена были прорицатели будущего. В наше время их называют футурологами. ю
У Макбета были свои футурологи. В соответствии с понятиями того времени Шекспир называл их ведьмами. Макбет пытался использовать их и как фармакологов. «Эликсиры», которыми они потчевали, состояли из следующих составных частей: Ты, змеи болотной жир, Закипай, чтоб вышел пир. Пса язык бросайте вы, Кровь ехидны, крыло совы, Ящериц, нетопыря, Чтоб котел кипел, варя... перевод С. М. Соловьева По мере кипения прибавлялись: кольчатый дракона труп, пасть акулы, волчий зуб, корень, вырытый в ночи, козлиная желчь, жир висельника, кровь павиана и т. д., и т. п. Общеизвестно — и эти «эликсиры» не помогли супругам Макбет обрести гармонию ума, восстановить душевное равновесие и только подорвали их веру и в придворную медицину, и в колдовскую алхимию. Тем не менее, выражаясь современным языком, претензии Макбета, как доказал наш век, были обоснованы. Уже в середине нашего века стало ясно, что биохимия мозга во многом определяется такими веществами, как адреналин, норадреналин, серотонин, ацетилхолин и другие; не здесь ли скрыты источники управления работой мозга? Но врата в царство химии живого раскрылись только с появлением молекулярной биологии, потому что мир молекул — это и есть царство химии. «Язык» молекулярной биологии — химический, именно на этом «языке» записана в исходной клетке и программа построения мозга развивающегося организма, и пути выполнения этой программы. Понять этот «язык» — значит научиться конструировать любые новые «фразы» и «предложения», значит вмешаться в работу клеток мозга. Так не химия ли — самое верное оружие вторжения в мозг? Футурологи предсказывают: после 1985 года резко возрастет процент излечения психических больных с помощью химических препаратов. С 1990 года станет возможным 11
химическими средствами «улучшать» мыслительные способности человека. Химия — самое верное оружие? Но всякое оружие — обоюдоостро. Надежды велики, но велики и опасности. На лондонском симпозиуме «Человек и его будущее», еще в 1963 году, ученые предупреждали об опасности «химического контроля над поведением» в реакционных целях, «химического порабощения» личности человека. Но звучали и другие голоса: будут найдены химические и фармакологические препараты, которые повысят эффективность обучения и воспитания и раскроют новые резервы мозга. Человечество рвется из дарованной ему колыбели — Земли. Но сумеет ли оно раздвинуть возможности мозга, сможет ли управлять скрытыми пока резервами? Овладев молекулярными и генетическими «рычагами» разума, сумеет ли человек удержать их в руках? Вот об этом — о молекулярно-биологических и генетических основах способностей и таланта, о первых попытках научиться управлять «солнцем бессмертным ума», о надеждах и опасностях, с этим связанных, — наша книга.
ОЛе- Кулы ПдМЯТЬ
Послушайте, что смертным сделал я: Число им изобрел И буквы научил соединять, — Им память дал, мать муз — Всего причину. Эсхил
ПАМЯТЬ ГЕНИЕВ И ГЕНИИ ПАМЯТИ В 1935 году Н. К. Крупская отвечала на анкету Института мозга. Анкета содержала вопросы, посвященные разным чертам психологического облика В. И. Ленина. Среди них были вопросы о памяти Ленина. Надежда Константиновна писала: «Зрительная память прекрасная. Лица, страницы, строки запоминал очень хорошо. Хорошо удерживал в памяти и надолго виденное и подробности виденного. .. Очень хорошо запоминал и очень хорошо удерживал в памяти слышанное. Передавал всегда точно, уверенно и свободно. Думаю, что зрительная и слуховая память были у него приблизительно равны по степени развития. ..» Великолепную память Маркса отмечал Лафарг в своих воспоминаниях. А. В. Луначарский так изобразил одно из замечательных качеств Я. М. Свердлова: «Какой-то биографический словарь коммунистов носил он в своей памяти...» Биографы великих композиторов любят вспоминать о необыкновенной памяти своих героев. 15
Сергею Рахманинову достаточно было один раз услышать фортепьянный концерт, чтобы сыграть его так, как будто бы он тщательно готовился к исполнению. Говорили, что в этом Рахманинов походил на итальянского композитора и профессора Московской консерватории Ф. Бузони. Музыку, которую слышал Бузони, он мог в точности воспроизвести. Музыкальная память юного Моцарта — предмет удивления для всех его биографов. Взрослый Моцарт записывал многоголосое произведение, прослушав его один или два раза. А. К. Глазунов по памяти восстанавливал партитуру крупных музыкальных произведений. Французскому художнику Гюставу Доре был заказан рисунок альпийской природы, он должен был скопировать его с фотографии. Доре ушел, забыв фотографию. И все- таки на другой день он принес готовый рисунок, совершенно точную копию, сделанную по памяти. Чемпион мира по шахматам Александр Алехин мог играть «вслепую» с 30—40 партнерами одновременно, удерживая «в голове» все партии и осуществляя в них самые неожиданные комбинации, рассчитанные за много ходов вперед. Алехин помнил практически все свои сыгранные партии и еще много партий других шахматистов. О юношеских годах Энрико Ферми, одного из самых больших физиков XX века, так писал друг его родителей, итальянский инженер Амидей: «Я уже убедился в том, что Энрико достаточно было прочесть книгу один раз, чтобы знать ее в совершенстве. Помню, например, как однажды он возвратил мне прочитанную им книгу по дифференциальному исчислению. Я предложил ему оставить ее у себя еще на один год с тем, чтобы он смог еще воспользоваться ею. Ответ Ферми был поразительным. «Благодарю вас, — сказал он. — В этом нет необходимости, поскольку я уверен, что запомнил все необходимое. Несколько лет спустя идеи предстают передо мной с еще большей отчетливостью, и если мне понадобится формула, я смогу легко вывести ее». Кроме поразительной способности к наукам, Ферми обладал еще исключительной памятью». Число таких примеров можно умножить. Все самые знаменательные достижения человеческой мысли — от пирамид Хеопса до лунохода — созданы с 16
помощью памяти. Она — «стартовая площадка» человеческой мысли. Между степенью талантливости и объемом памяти всегда существует какое-то соответствие, какая-то формула связывает эти величины, формула, которую мы не можем пока выразить ни на языке математики, ни с помощью формальной логики. Творец прогресса должен знать, а следовательно — помнить то, что было сделано до него. Творчество в любой области требует громадных знаний. Пушкин в своих произведениях использовал почти 30 тысяч разных слов... Альберт Эйнштейн, по его собственным словам, уже «в возрасте от 12 до 16 лет овладел основами математики, включая принцип дифференциального и интегрального исчисления». «Овладел»... «усвоил»... «вобрал в себя»... И во всех этих случаях именно память — единственное вместилище теорий, курсов, идей и т. д. Память — условие обязательное для расцвета ума, способностей, таланта. Но можно вспомнить и противоположные примеры. В последние годы жизни «король ботаников», великий шведский натуралист Карл Линней утратил все специальные знания. Линней находил удовольствие в перечитывании собственных сочинений. Забыв, что он и есть автор этих книг, Линней восклицал: «Как это прекрасно! Если бы я написал это!» Старость есть старость, и в эти годы он уже больше ничего не создал, может быть, именно вследствие потери памяти. Вальтер Скотт был в старости столь же забывчив. Однажды он присутствовал при чтении поэмы, которая ему чрезвычайно понравилась. Он спросил имя автора. Оказалось, что автор поэмы «Пират» — он сам. Другой пример. В мемуарах жена Достоевского Анна Григорьевна вспоминает, что, когда она работала стенографисткой у Федора Михайловича, она заговорила с ним о его романе «Униженные и оскорбленные». Только пять лет прошло с того дня, когда Достоевский завершил «Униженных и оскорбленных». И тут, к изумлению Анны Григорьевны, Достоевский признался в том, что смутно помнит содержание романа, и обещал на досуге прочесть его, чтобы вспомнить. Психолог бы сказал, что это типичный случай вытеснения, или конкуренции, ведь в этот период 2 Как стать умным? 17
Достоевский был занят своим новым романом, тем самым, который он диктовал стенографистке. Новые замыслы, новые образы, новые сильные чувства — старое отодвинулось на второй план, затянулось «дымкой». А там, под этой «дымкой», наверняка хранятся подробнейшие воспоминания. Но память, связанная с овладением знаниями — условно она может быть названа «информационной», — далеко не единственный вид памяти, который нужен для творческой деятельности. Попробуйте умножить в уме 12 на 14 — и вы убедитесь, что промежуточное решение 12X4 = 48, нужно удержать в памяти, чтобы затем прибавить этот результат к 120 (12X10). Назовем такую память «операционной» — она нужна, чтобы проводить мысленные операции над числами, понятиями... Эта память похожа на память электронно- вычислительных машин (ЭВМ). У некоторых людей она столь же впечатляюща. В конце XIX века был знаменитый «счетчик» Жак Иноди, который прославился исключительной памятью на числа и способностью производить молниеносно вычисления. Например, умножение шестизначного числа на пятизначное. При этом Иноди, в прошлом пастух, не умел ни читать, ни писать, кругозор его был сжат до предела. Все вычисления он производил устно, откладывая промежуточные результаты в памяти, подобно тому как это делает современная ЭВМ. Он мог прервать подсчет и заниматься другими делами, с тем чтобы по первому требованию продолжить вычисления с того самого места, на котором он остановился. (Напрашивается аналогия с ЭВМ: когда один из авторов этой книги работал на ЭВМ и время, отпущенное ему на работу в данный день, заканчивалось, промежуточные результаты заводились в машинную память, автор занимался другими делами, с тем чтобы назавтра, вводя результаты из памяти в машину, продолжать расчеты с прерванного места). Совершенно очевидно, что Иноди обладал развитой операционной памятью, той самой памятью, которую использует любой исследователь, продвигаясь к решению задачи (неважно в какой области) через джунгли промежуточных результатов и выводов. Известна история швейцарского крестьянина, который 18
в любую минуту дня и ночи мог ответить на вопрос, который час. Внутренне, про себя, он отсчитывал секунды и минуты и каждые отсчитанные пять минут прибавлял к тому, что уже хранилось в его памяти. Эту работу, подсознательно, он не прекращал даже ночью, откладывая в памяти секунду за секундой, минуту за минутой, час за часом... Память информационная, память операционная. Сколько еще видов памяти нужно для творчества? Трудно дать точный ответ, но ясно одно: память — необходимый «резервуар» идей. Она — одна из основ творческой деятельности мозга. Человечество не знало «беспамятных» талантов и гениев, но человечество помнит и людей с феноменальной памятью, которые не обогатили, однако, мир своими творениями. Подобно титанам живописи, литературы и науки высятся над общим уровнем человечества эти титаны памяти, и люди всегда с обостренным вниманием и интересом присматривались к ним. У нашего популярного журнала «Наука и жизнь» был некогда одноименный предок, еще в XIX веке выходивший в городе Санкт-Петербурге. В № 41 за 1891 год журнал извещал своих подписчиков: «В Англезео живет человек, имеющий доступ к местным метрическим книгам, прилежно изучающий их интересное содержание. В результате, он теперь в состоянии без малейшего замешательства сказать с точностью не только возраст каждого рожденного в 5 приходах за последние 35 лет, но даже и день, в который появился на свет Божий каждый обыватель». Среди всемирно известных полиглотов выделялся хранитель Ватиканской библиотеки кардинал Джузеппе Меццо- фанти, который владел 57 языками. К титанам памяти примкнул наш соотечественник репортер Шершевский. Известный советский нейропсихолог А. Р. Лурия посвятил Шершевскому одну из своих лекций в МГУ им. М. В. Ломоносова. Притихшая аудитория услышала, как еще в 1926 году в лабораторию А. Р. Лурии пришел молодой человек С. В. Шершевский — ему было около 30 лет — и сообщил, что он репортер вечерней газеты и что редактор направил его в лабораторию, для того чтобы исследовали его память. 2* 19
Лурия спросил, какими мотивами руководствовался редактор, и получил ответ: один раз редактор вызвал Шер- шевского и дал ему ряд поручений. Тот все это выслушал и отправился их выполнять. Тогда редактор вернул его и спросил, почему он ничего не записал. «Я и так запомню»,— ответил репортер. Удивленный редактор попросил повторить задание, и когда тот безошибочно сделал это, редактор направил его в психологическую лабораторию. Когда Лурия попытался исследовать объем и прочность памяти Шершевского, он убедился, что практически нет способов установить «границы памяти» репортера. Ему предлагали 30—40—100 слов, цифр или картин, он слушал или смотрел один раз, затем повторял с начала к концу, с конца к началу. Он без труда мог сказать, какое слово идет вслед за другим, причем никаких специальных приемов для запоминания у него не было. Можно было без предупреждения проверить, удерживает ли память Шершевского все это через неделю, месяц, год, два года, пятнадцать — двадцать лет, — и всегда получить от него совершенно точные ответы. Никакого «забывания» у испытуемого не было. Шершевский одинаково легко мог запомнить формулы, цифры, слова на русском или на любом иностранном языке, бессмысленные слоги или звукосочетания. Все это воспроизводилось с абсолютной точностью. «Маленькую книжку о большой памяти» А. Р. Лурия посвятил феноменальной памяти Шершевского, его уму. Исполненный уважения к дару природы, которым владел этот человек, дару, который так много дал психологам, Лурия заканчивает свой рассказ о нем с некоторой грустью: «Так он и оставался неустроенным человеком, человеком, менявшим десятки профессий, из которых все были «временными». Он выполнял поручения редактора, он поступал в музыкальную школу, он играл на эстраде, был рационализатором, затем мнемонистом, вспомнил, что он знает древнееврейский и арамейский языки, и стал лечить людей травами, пользуясь этими древними источниками... И трудно сказать, что было реальнее — мир воображения, в котором он жил, или мир реальности, в котором он оставался временным гостем...» Бесполезная гениальная память... Нас поражают и память гениев, и гении памяти. Но раз- 20
ве не менее поразительна память самого обыкновенного человека? Десятки, сотни, тысячи понятий осваивает за короткий срок маленький ребенок, множество знаний осваивает школьник за десять лет своей учебы, но впереди — громадный новый путь познания. Владимир Ильич Ленин в речи на III съезде Российского Коммунистического Союза молодежи сказал: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество ». Многие психологи считают, что человек запоминает практически все, с чем сталкивается в жизни, но не все потом воспроизводится его памятью, хотя в исключительных случаях эти забытые воспоминания вдруг обнаруживают себя. По страницам книг о памяти кочует история простой служанки, которая, заболев, заговорила на каких-то древних языках. Специалисты разобрали, что больная изъяснялась фразами на древнегреческом, латинском и древнееврейском языках. Позже выяснилось, что задолго до болезни девушка работала у пастора, любителя древних языков, и, совершенно не понимая смысла, запомнила длиннейшие тексты, которые пастор читал вслух. Болезнь «включила» таинственный «магнитофон» ее памяти, выздоровление вновь «выключило» тот отрезок ленты, на котором запечатлелись следы лингвистической страсти пастора. Где же хранятся все эти сведения? Как записаны в памяти формулы и строки стихов, нормы поведения и героические традиции, хронологические таблицы и нежный запах сирени? Если память — «фундамент» мыслительной деятельности мозга, то совершенствование памяти — один из путей, ведущих к повышению умственного потенциала человека,
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ВЕКОВ НЕЗНАНИЯ Перечень ученых, которые интересовались проблемой памяти, похож на именной указатель почти всех великих людей :• Аристотель... Вольтер... Гегель... Гоббс... Дидро. .. Лейбниц... Локк... Монтескье... Павлов... Платон... Шопенгауэр... Первый в этом славном списке — Аристотель — в трактате «О памяти и воспоминании» задал вопрос: где хранится память и как выглядят те «восковые таблички», на которых все записывается? Это был глас вопиющего в пустыне веков, но эхо покатилось через столетия и страны. Философские аспекты памяти, различные приемы развития памяти, приемы для запоминания — мнемоника — вот поросли из семени, брошенного Аристотелем, хотя над мнемоникой еще до него задумывался греческий поэт Симонид. В 80-х годах XIX века немецкий психолог Эббингаус поставил задачу изучить память саму по себе, отделив ее от 22
логического мышления. Для этого он придумал метод запоминания бессмысленных слов, которые не рождают никаких ассоциаций (например: «дес, cap, лим, зик, пат, нур» и т. п.), и начал исследовать основные законы запоминания. В 1885 году Эббингаус опубликовал книгу, в ней он сделал вывод: можно описать процессы запоминания, измерить объем памяти и основные законы сохранения ее следов. Так, именно с изучения памяти, началась экспериментальная психология. В 90-е годы прошлого века исследования памяти были перенесены с человека на животных. Ученые шли к разгадке законов запоминания у животных: одни — используя пищу, чтобы понять, как запоминаются раздражители, другие — применяя лабиринты. Они выясняли основные закономерности сохранения навыка у животных, причины, по которым навык возникает. Эти работы стали фундаментом новой области... но не учения о памяти, а психологии поведения — бихевиоризма. Иван Петрович Павлов подошел к изучению памяти как физиолог, применяя метод условных рефлексов. Советские психологи Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, Л. В. Занков, А. А. Смирнов продолжали исследования природы памяти. За 25 веков, прошедших с Аристотелевых времен, возникла громадная литература, посвященная памяти, был как бы узаконен определенный язык, на котором говорят ученые—«следопыты памяти», и «азбуку» этого языка тоже надо знать. Один из известных физиков шутя заметил: если для одного и того же явления есть много теорий — все они плохи, истинная теория может быть только одна. То же самое можно сказать и о теориях памяти, и даже об определении, что такое память. Определений этих много, и мы не будем умножать их числа, а приведем одно, уже знакомого нам А. Р. Лурия: «Память — процесс, который позволяет нам сохранять и воспроизводить следы прошлого опыта и реагировать на сигналы и ситуации, которые перестали непосредственно действовать на человека». В нервной системе хранятся два вида информации. Одна накоплена в процессе эволюции вида, филогенеза — в ходе биологического развития человека, она живет в безусловных рефлексах, в инстинктах. Будем называть ее генетиче- 23
ской памятью. Другая — приобретаемая в индивидуальной жизни организма, в его онтогенезе. Эту память будем называть прединформативной. В дальнейшем речь пойдет, в основном, о памяти, приобретаемой каждым в жизни. Память человека включает три процесса: запечатлева- ние, сохранение и воспроизведение информации. Эти три процесса существуют раздельно. Существуют болезни, поражающие только процесс запечатлевания или только воспроизведения. В пьесе А. Н. Островского «Без вины виноватые» My ров вспоминает фамилию человека, с которым имел дело: «Я уж забыл. Не то Иванов, не то Перекусихин; что-то среднее между Ивановым и Перекусихиным, кажется, Подговер- ников». В «Лошадиной фамилии» Чехова вспоминают фамилию акцизного, который «заговаривает» зубы. Память хранила фамилию, но воспроизвести ее в нужный момент не смогла. В зависимости от того «канала», по которому информация поступает на хранение (глаза, уши, нос, кожа), память делят на зрительную, слуховую, обонятельную, осязательную, смешанную. Полученная информация может долго храниться в памяти, но может довольно быстро исчезнуть. «Мой дядя самых честных правил...» был внесен в нашу память в школьные годы — и, наверно, этот «дядя», несмотря на свой недуг, доживет в нас до конца наших дней. С помощью гипноза удавалось вернуть пожилых людей к воспоминаниям пяти- семилетнего возраста с самыми мелкими подробностями и деталями. Закрепление кратковременной памяти, перевод информации на долгосрочное хранение получил название консолидации следов памяти. Существуют различные уровни памяти: воспроизводящий — человек может самостоятельно вывести формулу Пифагора о том, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов; опознающий — вывести формулу человек не может, но узнает ее, если ему показать; и, наконец, облегчающий уровень — вывод формулы забыт, но, если читать учебник снова, обучение пойдет быстрее. Информация различного содержания как бы конкурирует за право попасть в память, одни события и факты мо- 24
гут как бы отодвигать другие. Запомните, например, ряд цифр: 273621894, а теперь запомните другой ряд: 53898487617815 — и вы убедитесь, что первый ряд вспомнить стало труднее, второй как бы наложился на него и заглушил его. Психологи говорят о том, что в этом случае произошла интерференция следов памяти (вспомните этот термин из курса физики). Наконец, память может быть произвольная, зависящая от вашей воли (запоминание номера телефона, нужного вам), и непроизвольная (какое-нибудь происшествие, в общем вас не задевшее, но запомнившееся). Пожалуй, этой «азбукой» «языка» памяти мы и ограничим свою память — будем считать, что теперь мы можем отправиться в «страну памяти». Повторяем, книг о памяти множество, на разных языках мира, в том числе на русском. Самые разные издания содержат научные или популярно изложенные сведения о памяти: от приложения к журналу «Мир божий» (1885) или трудов, изданных в частной одесской типографии Циммермана и Баха (1908), до брошюр-лекций издательства «Знание» или серьезных монографий, вышедших в издательстве «Наука» (1972). Но до самого недавнего времени во всем этом необъятном море книг трудно было найти сведения о физической и химической природе тех «восковых дощечек», на которых все записывается. Нужны были существенные успехи электрофизиологии, биохимии, гистохимии, молекулярной биологии, чтобы наконец-то на вопрос, заданный еще Аристотелем, появились первые ответы. Через двадцать пять веков...
МОЛЕКУЛЯРНАЯ БИОЛОГИЯ В ЗЕРКАЛЕ ПАМЯТИ В 1943 году было сделано одно из самых значительных открытий в молекулярной биологии — наконец-то было получено строгое экспериментальное доказательство того, что дезоксирибонуклеиновая кислота — ДНК — отвечает за передачу наследственных свойств. Сейчас это открытие стало обычной истиной, фактом школьного учебника по биологии, а тогда, когда оно было сделано, еще только начинался азартный поиск того, как устроен ген... В том же самом 1943 году шведский гистохимик («гис- то» — ткань) Г. Хиден открыл, что во время возбуждения нервной системы в нервных клетках увеличивается накопление и расход другой нуклеиновой кислоты — рибонуклеиновой (РНК). Хиден высказал предположение, что в основе мышления и, в частности, памяти лежит обмен нуклеиновых кислот. В конце сороковых годов академик А. В. Палладии, исследуя обмен нуклеиновых кислот в мозгу крыс после возбуждения их нервной системы, обнаружил уменьшение 26
активности фермента, который расщеплял рибонуклеиновую кислоту, — рибонуклеазы. Мозг словно нуждался в РНК, и организм уменьшал активность тех веществ, которые рибонуклеиновую кислоту разрушали. История молекулярной биологии развивается как бы в двух направлениях. На одном, главном, все чаще происходят события, говорящие, что нуклеиновая кислота — хранитель и переносчик наследственной информации. Гигантские молекулы нуклеиновых кислот «помнят» все те качества, которые от предков передаются потомкам. На другом направлении появляются все новые доказательства, что нуклеиновые кислоты как-то связаны с работой мозга, с памятью, а следовательно — с передачей и хранением информации, только уже не наследственной, а той, которую дают окружающая среда и жизнь. От предков в этой информации нет ничего, все это — от наших собственных ощущений, впечатлений, знаний. На первом, основном, направлении молекулярной биологии меж тем произошло событие, оказавшее революционное воздействие на последующее развитие биологии: в 1953 году Френсис Крик и Джеймс Уотсон установили, как выглядит молекула ДНК. Откройте школьный учебник общей биологии и на картинке вы увидите, что молекула ДНК составлена из двух очень длинных тонких полимерных цепей, закрученных в правильную линейную спираль, — нечто вроде винтовой лестницы, у которой «перила» состоят из чередующихся Сахаров и остатков фосфорной кислоты, а «ступеньки» — это азотистые основания — плоские шестиугольные молекулы, по две в одной ступеньке. Спирали одинаковы. Одна как бы зеркальное отражение другой. По одной половинке можно достроить другую, она будет моделью, штампом, матрицей... «Тексту» одной спирали, «тексту», изложенному чередованием азотистых оснований, соответствует аналогичный «текст» на другой спирали. При делении клеток двойная спираль ДНК расходится на две части, каждая часть снова достраивается в целую молекулу, а две двойных спирали разбегаются по новым клеткам. Программа развития клетки, записанная на ленте ДНК, размножена. А двойная спираль снова готова к делению пополам — так обеспечивается бессмертие информации, — пока какие-нибудь события не ворвутся в этот заведенный природой ритм и не 27
Старая Старая цепь цепь Старая Новая Новая цепь цепь цепь Старая цепь внесут свою «правку» в повесть о жизни. Обратите внимание, именно на нити ДНК записано все строение будущего организма, весь ход его развития — и это тоже «память», память о биологическом виде. Природа как бы уже решала эту задачу: что сделать «хранилищем памяти» строения организма. Подобно тому как человек передает знания из поколения в поколение через книги, так и природа передает знания о строении клетки, органа, организма через нуклеиновую кислоту. «Память» нуклеиновой кислоты можно уподобить «памяти» книг... Поэтому не удивительно, что именно нуклеиновые кислоты начинают привлекать все большее внимание исследователей мозга. В самом деле, природа явно стремится к стандартизации своих решений. Например, вся энергетика организма, куда бы ни расходовалась эта энергия, в конечном итоге основана на использовании одного и того же соединения — аденозинтрифосфорной кислоты — АТФ — и эту АТФ использует и клетка бактерии, и клетка человека. Одни и те же структуры — митохондрии — служат «органами дыхания» клетки, будь это человек с его 1 000 000 000 000 000 клеток
или какой-нибудь организм, состоящий всего из нескольких клеток. Сама природа подсказывала исследователям: быть носительницей генетической, наследственной памяти избрана нуклеиновая кислота. Тогда почему бы этой столь «удобной» для хранения «памяти» молекулой не воспользоваться, чтобы записывать свежие следы событий, сведений и впечатлений? Но как может идти «запись» на нуклеиновых кислотах? В своей книге «Биологический код» (1971) американский ученый М. Ичас пишет, что самым трудным для расшифровки кода наследственности «было понять, что код существует. На это потребовалось целое столетие. Когда это поняли, то для того, чтобы разобраться в деталях, хватило каких-нибудь десяти лет». Первый шаг еще в 1952 году сделал американец А. Дауне, предположив, что на ДНК записаны «рецепты» белков, их состав и строение. Буквы этой записи — нуклеотиды — «кирпичики ДНК». Идея эта, как пишет сам Дауне, возникла у него тогда, когда он сдавал экзамен. — Откуда клетка знает, какие белки ей строить? — спросил Даунса профессор Дж. Самнер. — Эти сведения «записаны» на других белках. — А сведения об этих других белках? Так легко дойти до бесконечности. «Эта проблема, с тех пор засевшая у меня в голове, требовала разрешения, приемлемого по крайней мере с точки зрения логики». В 1954 году известный физик-теоретик Георгий Гамов, ничего не зная о гипотезе Даунса, высказал предположение, более обоснованное и детальное, о том, что отдельные «ступеньки лестницы» — азотистые основания нуклеиновой кислоты — это те «буквы», которые кодируют строение белков в живой клетке, «помнят», как их нужно делать. А ведь белки — строительный материал всего живого, и катализаторы всех химических реакций в этом живом. Белковые молекулы сложены из цепей, состоящих из сравнительно простых химических звеньев — аминокислот. Основных аминокислот всего двадцать, но число различных комбинаций из них громадно. Поэтому живая природа — средоточие сотен тысяч самых разнообразных и не похожих друг на друга молекул белков. Подобно тому как сочетание точек и тире в азбуке Морзе способно выразить любое сочетание букв, 29
слов, предложений, — так и разнообразные сочетания всего лишь четырех нуклеотидов, чередуясь в цепи нуклеиновой кислоты, способны вобрать все богатства белкового «текста». К 1960 году генетический «алфавит» и «язык» уже были уточнены; стало ясно, сколько в нем «букв», как складываются «слова» и как их нужно читать. Только вот смысл «слов» был непонятен. Кто-то должен был расшифровать «язык» нуклеотидов... События молекулярной биологии продолжали отражаться в «зеркале» биологии памяти. В 1960 году все тот же неутомимый Хиден и его сотрудники поставили опыты, которые даже во многих научных статьях оцениваются как ювелирные. Сперва они выделили отдельную нервную клетку, затем извлекли из нее ближайшую родственницу ДНК — рибонуклеиновую кислоту РНК, разорвали цепь этого полимера с помощью химических веществ. Потом нанесли микроскопическую каплю этой смеси на шелковую нить, с помощью электрического поля растянули содержимое этой капли вдоль нити, так что разные нуклеотиды оказались в разных местах нити, а дальше — простыми оптическими методами определили химическое содержание нуклеотидов — тех самых «букв», которыми кодируется информация в РНК... 1961 год. 14 августа стало одним из самых знаменитых дней в истории молекулярной биологии. В этот день с трибуны V Международного биохимического конгресса в конференц-зале Московского университета прозвучало сообщение молодого американского ученого Маршалла Ниренберга о том, что ему, совместно с другим биохимиком, Генрихом Маттеи, удалось «прочитать» первое «слово» генетического кода — три уридиловых нуклеотида кодировали один из «кирпичиков» белка — аминокислоту фенилаланин. (В 1968 году Маршалл Ниренберг и ряд других ученых, чьи работы способствовали расшифровке генетического кода, стали лауреатами Нобелевской премии.) Параллельная история продолжает развиваться. «Язык» памяти еще неизвестен, но делается первая попытка «поиграть» с «буквами»—так как открытие Ниренберга и Маттеи ясно показало, что «буквы» кода — нуклеотиды. В 1962 году Хиден поставил задачу — выяснить, изменяется ли соотношение разных «букв» — нуклеотидов 30
РНК — в клетках мозга после обучения животных, обучения, связанного с запоминанием. Хиден справедливо предполагал, что если количество разных «букв» изменится, значит, не тот уже и сам «текст», записанный этими «буквами». Все происходило дальше, как в хорошем цирке. Молодых белых крыс учили ходить по проволоке длиной почти в метр, да еще натянутой под углом. Минут пятнадцать длился этот проход — аттракцион. Но уже на третий день этот путь занимал всего две минуты. Прогресс был налицо, и, как это часто бывает в истории, цирк на этом кончался, — наиболее способным отрубали головы и определяли состав РНК в мозгу. Оказалось, что количество РНК в клетке возросло и, что главное, изменился нуклеотидный состав РНК—состав тех самых «букв», изменилось их количество, которое свидетельствовало об изменении «текста». Значит, в РНК обученных крыс появились какие-то новые «записи». В другом, более позднем эксперименте Хидена (1964) такое же изменение «текста» было обнаружено у крыс, обученных доставать пищу из узкой трубки одной лапой. Увы, прочесть эти «записи» нельзя: «язык» нам пока не знаком, да и много ли скажешь, просто зная, как изменилось количество «букв». Измененный «текст» сохранялся 48 часов, а потом соотношение «букв» становилось прежним. Прогресс молекулярной биологии и биохимии между тем позволил представить весь синтез белка в виде стройной, ставшей уже классической схемы. «Рецепт» каждого белка записан на дезоксирибонукле- иновой кислоте (ДНК) тем самым кодом, который сумели прочесть Ниренберг и Маттеи. Когда клетке нужен определенный белок, с того участка ДНК, где записан «рецепт» этого белка, снимается копия: на этом участке синтезируется с помощью специального фермента — катализатора — рибонуклеиновая кислота (РНК), она и копирует этот участок ДНК. Эта копия несет на себе и всю ту информацию, которая была записана на участке ДНК, поэтому она получила название информационной. Информационная РНК поступает в специальные «молекулярные машины» — рибосомы, которые по «рецептам», воспроизведенным на РНК, производят молекулы белков. Но для производства нужен материал — аминокислоты, те самые звенья, из ко- 31
торых и будет состоять белковая цепь. Эти аминокислоты «подвозятся» к рибосомам с помощью молекул транспортной РНК. От информационной она отличается своим устройством, что и не удивительно — ведь ее задачи совсем другие. Эта стройная картина не внесла ясности в понимание молекулярных основ памяти. В самом деле, какая РНК принимает участие в формировании памяти? Информационная ? Транспортная? 32
А есть еще и РНК, входящая в состав рибосом, — рибо- сомальная РНК? Вскоре ряд ученых в разных странах пришли к выводу, что в процессе обучения (а следовательно, запоминания) меняется уровень обмена РНК клеток мозга, причем такой РНК, которая в большей своей части является информационной РНК. Но информационная РНК, по «красивой»—стройной классической схеме, исполняет роль курьера, переносящего информацию из главного «хранилища чертежей» клетки к молекулярным «машинам»—рибосомам; информационная РНК — лишь промежуточное звено между ДНК и белком. В 1968 году сотрудники профессора Л. Г. Воронина на кафедре физиологии высшей нервной деятельности МГУ имени Ломоносова в специально оборудованной камере обучали крыс генетически однородной линии (считается, что такие крысы «одинаково способны»). С точки зрения крысы программа обучения, наверно, была очень сложной: красный свет — крыса должна прыгнуть на одну из полок камеры, удар метронома — на другую, белый свет — на третью. Тогда крыса получала пищу из кормушки. Курс обучения занимал девять дней. Потом крыс приносили в жертву науке: после биохимических операций измеряли в их головном мозгу количество РНК. Открылись удивительные вещи: на второй и третий день обучения количество РНК резко возрастало. Все правильно: если для памяти нужна РНК, то ее количество и должно расти, но дальше обучение продолжалось, а количество РНК уже не увеличивалось, оно даже упало, хотя было больше, чем у необученных крыс. Накапливались опыты, из которых следовало, что не все ясно в царстве памяти, где, по гипотезе Хидена, должна царить только РНК. Ботаник по профессии, член-корреспондент АН СССР В. Л. Рыжков так писал в статье «Память в пробирке»: «Меня не удовлетворила гипотеза Хидена по двум причинам: во-первых, потому что синтез РНК зависит от ДНК и нам неизвестны случаи такой автономности клеточной РНК, которая бы требовалась по этой гипотезе. Кроме того, представлялось совершенно невероятным, чтобы нервное 33
возбуждение могло привести к перестройке последовательности нуклеотидов в РНК...» Взамен В. Л. Рыжков выдвинул собственную гипотезу. Суть ее в следующем. При нервном возбуждении прежде всего изменяется проницаемость нервной клетки для ионов калия и натрия. Нервная клетка в состоянии покоя мало проницаема для ионов калия, которые находятся внутри этой клетки. При возбуждении ионы калия выходят из нервной клетки, а в нее устремляются ионы натрия. Когда клетка приходит в состояние покоя, все происходит наоборот. Под действием этих ионов происходит закручивание или раскручивание нитей ДНК — или всей, или отдельных участков этой нити. Скручено, раскручено, скручено, раскручено... «Если мое предположение справедливо, то, следовательно, память кодируется довольно простым способом, подобно азбуке Морзе, использующей только два знака — точку и тире», — писал В. Л. Рыжков. Одновременно с В. Л. Рыжковым ученые разных стран стали указывать на ДНК как на хранительницу памяти. И даже не просто на ДНК, ведь чистая ДНК существует только в пробирке, — в клетке ДНК всегда находится в тесном единстве со специальными белками, которые защищают ДНК от непрошеных воздействий, регулируют активность ДНК. Причем гипотеза о главной роли ДНК в памяти не исключает второй роли РНК, которая просто начинает выступать как «подчиненная» молекула. Может быть, она нужна, чтобы передавать сведения от ДНК к белку при «считывании» памяти? Гипотеза о том, что белок — хранитель памяти или во всяком случае «служитель» при том «магнитофоне», на котором записывается информация, возникла давно. Раньше, чем вообще началось повальное увлечение нуклеиновыми кислотами. Еще к началу 50-х годов относятся опыты советского биохимика Г. Е. Владимирова, которые начинались традиционным приемом. У крысы вырабатывался условный оборонительный рефлекс: в ответ на определенный сигнал крыса выпрыгивала через отверстие в камере и тем самым избегала сильного электрического раздражения. Но дальше опыты шли необычно. В определенный момент, когда у крысы «срабатывает» условный рефлекс, она 34
попадает в подставленный к отверстию в камере сосуд с жидким воздухом и замораживается в течение нескольких секунд, превращаясь буквально в стекляшку, которую можно истолочь в ступке. Этот остроумный (с точки зрения исследователя) и неостроумный (с точки зрения крысы) прием позволил ученым фиксировать малейшие изменения в мозгу, который как бы превращался в ледяное царство, где все оставалось застывшим на своих местах. Тогда ученые обнаружили, что уровень белкового обмена в мозгу изменен по сравнению с крысами, тоже замороженными в жидком азоте, но не проходившими обучения, — поэтому у них не закрепился условный рефлекс. Значит, обмен белка важен для памяти. В общем, с высоты наших сегодняшних знаний можно сказать, что ничего в этом удивительного нет, — повышенный уровень информационной РНК может привести к увеличению количества белка. Но самое удивительное в том, что «по части белка» в проблеме памяти нам известно еще меньше, чем «по части нуклеиновых кислот», и до сих пор «участие белка в процессе запоминания почти не имеет экспериментальной основы» — так и было сказано в одном из докладов на первом отечественном симпозиуме по молекулярным основам памяти. Молекулярная биология зиждется на трех китах: «ДНК— РНК — белок». (На ДНК записано строение белков, «чертежи» строения белков РНК переносит к рибосомам, которые делают белок из аминокислот.) Зеркало молекулярной науки о памяти отразило эту триаду: «молекулами памяти» называют и ДНК, и РНК, и белок. Пожалуй, первая гипотеза о триаде создана известным физиком Лео Сциллардом. В «Триаду Сцилларда» входят: фермент — ферментооб- разующая система — ингибитор фермента. Несколько слов о каждом члене этой тройки. Фермент — это белок — катализатор биохимической реакции, резко ускоряющий ее протекание. Работу фермента регулирует особое вещество — ингибитор, который в нужных случаях подавляет действие фермента. Ферментообразующую систему можно рассматри вать как ДНК, где «сидят» рецепт фермента и РНК, которая этот «рецепт» считывает. Сциллард очень конкретно ферментообразующую систему не рассматривал. Как физик он рассчитал, что эта троица может пребывать только в двух устойчивых состояниях — подобно качающейся доске. Такие качели из одной доски могут остановиться либо ввер- 35
ху, либо внизу — и любое промежуточное состояние их неустойчиво. «Качели» внизу — фермента очень мало, «качели» вверху — много. «Груз» новой информации как бы перекидывает «качели» из одного состояния в другое (как гиря, упавшая на одну их сторону). По расчетам Сцилларда в одной нервной клетке мозга — нейроне —100 000 таких «качелей», а число нейронов в мозгу описывается единицей с десятью нулями. Таким образом, общее число «триад памяти» Сцилларда 1015. Подсчитано, что если человек будет воспринимать 25 бит информации в секунду (бит — единица информации), то за 80 лет жизни, работая непрерывно по 16 часов в день, он переработает 25 X 3600 X 16 X 365 X 80 = 4,5 1010 бит, и, следовательно, запаса «триад памяти» с лихвой хватит на всю возможную жизнь человека. Подобно многим другим гипотезам о природе памяти, теория Сцилларда умозрительна, да и только ли этой триадой ограничены «молекулы памяти»? Едва только от РНК ниточка потянулась к ДНК, а от ДНК уже тянется дальше. Около сорока лет назад немецкий психолог Э. Иенш заметил, что некоторые художники обладают своеобразной манерой портретного письма — они смотрят на человека 10—15 секунд, а затем пишут портрет без натуры, воспроизводя при этом мельчайшие детали. Обращение к биографиям великих художников показало, что, за некоторыми из них современники замечали подобную особенность, да и сам художник мог знать о ней. У психологов эта особенность получила название: эйдетизм. Такими художниками, например, кроме француза Гюстава Доре, о котором мы уже упоминали, были русский художник Н. Ге, английский портретист Дж. Рейнольде и другие. Иенш поставил опыты с людьми, которых он отобрал, обнаружив у них эйдетические свойства. Испытуемым на 10—15 секунд показывалась какая-нибудь сложная картина, содержащая массу мелких подробностей. Затем, уже без картины, испытуемые описывали, что на ней изображено, называли мелкие детали и надписи, отвечали на любые вопросы по картине, словом, вели себя так, словно картина продолжала находиться перед их глазами. При этом у некоторых из эйдетиков зрительный образ сохранялся днями, 36
месяцами, даже годами. Профессор А. Р. Лурия в одной из своих лекций, прочитанных в МГУ, высказал предположение, что эйдетизмом обладают некоторые писатели: они описывают натуру с исключительной точностью, как если бы продолжали видеть эту натуру. Возможно, что эйдетическим «виденьем» (наряду с другими формами памяти) обладал «счетчик» Перикл Диаманди, поражавший Французскую академию наук одновременно с другим уже знакомым нам «счетчиком» Иноди. Их даже сводили между собой в своеобразных поединках на ринге «памяти». Эти «бои» показали, что Диаманди обладал феноменальной зрительной памятью, как бы внутренне созерцая длинные ряды заданных чисел. Он производил требуемые вычисления с цифрами, вписанными в квадрат, в спираль, через три минуты после наблюдения он уже представлял себе ряд из двадцати пяти цифр, свободно читая эти как бы «видимые» внутренним зрением цифры в любом порядке. Биологическая природа эйдетизма неизвестна. Но доказано, что введение в организм ионов калия (например, в виде хлористого калия) снижает яркость и четкость эйдетических образов, уменьшает время их сохранения в «уме». И наоборот — введение ионов кальция как бы закрепляет эйдетические образы, позволяет лучше разглядывать их «внутренним зрением». Медики и биохимики заметили также, что эйдетики отличаются от «обычных» людей некоторыми особенностями гормонального обмена. Гормонам же в последнее время отводится все большая и большая роль в регуляции генетической активности, то есть в конечном итоге в управлении синтезом информационной РНК, а следовательно, и белка. Так появляется еще одна, пока тоненькая ниточка, ведущая к памяти, — гормоны участвуют в регуляции активности ДНК, она в свою очередь ведает синтезом РНК, которая несет программу для синтеза белка. А где-то, в какой- то точке, эта триада «ДНК — РНК — белок» связана с памятью. И может быть, гормоны способны управлять памятью, или хотя бы каким-нибудь ее видом, или пусть даже только созданием эйдетических образов? Итак, перед нами прошли все возможные претенденты на роль «магнитофонной ленты памяти»: ДНК, РНК, белок и все они вместе, но ни один из претендентов не побе- 37
дил на конкурсе. Как было сказано в строго научном обзоре О. А. Крылова, В. С. Тонгура и Р. А. Даниловой: «Нам кажутся преждевременными и излишними в настоящее время как дальнейшая детализация высказанных предположений, так и дальнейшие спекуляции... Здесь следует предоставить слово эксперименту». Эти слова были произнесены более шести лет назад, но справедливость их полностью сохранилась. Несомненно, что если даже ДНК или РНК не служат «лентой» для памяти, триада «ДНК—РНК—белок» участвует в ее хранении, потому что эта, именно эта триада обеспечивает жизнь каждой клетки, в том числе и нервной. Но связь памяти с ДНК и РНК имеет и еще одну сторону. Молекулярная биология и генетика накопили уже громадный опыт воздействия на нуклеиновые кислоты с помощью самых разных химических веществ. Если память связана с ДНК и РНК, значит, весь арсенал этих веществ можно использовать для управления памятью. Идея, существовавшая в форме скорее мечты, приобрела теперь конкретный характер. Произошла «материализация духов». План действий есть, его можно изложить как военную диспозицию: а) вмешаться в схему биологического синтеза ДНК—РНК— белок; б) взамен одной ДНК или РНК в нервных клетках ввести новую ДНК, пересадить РНК, например, из мозга в мозг... Однако стоп... Запахло безответственной фантастикой. А мы обещали всего лишь научно-популярную книгу.
МОЖНО ЛИ ПОТЕРЯТЬ ПАМЯТЬ? Человек, потерявший память, не сюжет для фантаста, а реальность человеческой трагедии. Выдающийся русский психиатр С. С. Корсаков еще в прошлом веке описал болезнь, когда алкогольное отравление мозга приводит к своеобразному состоянию — старые следы в памяти остаются неповрежденными, новые запечатлеваются очень плохо. Такой больной хорошо помнит свое прошлое — точно так нее, как любой из нас. Однако, если, расставшись с ним, вы через несколько минут снова входите в больничную палату, он вас не узнает. Такой больной может читать газету, писать письмо, но спросите его, что он делал несколько минут назад, этого он не помнит. Картина болезни, соответствующая «корсаковскому синдрому *, возникает и при отравлении мышьяком или угарным газом — окисью углерода. Некогда в старину фетр для шляп обрабатывали солями ртути — шляпники отравлялись солями и забывали весь свой прошлый опыт, с трудом воспринимали новый. Отсюда и появился традиционный герой английского 39
фольклора — безумный шляпник. Тот самый, который повстречался Алисе в Стране Чудес. В 1949 году было обнаружено, что если у крыс выработать условный рефлекс и через пятнадцать минут после закрепления рефлекса подвергнуть крысу электрошоку, навык исчезал, если через час — навык сохранялся. Могут ли химические вещества действовать подобно электрошоку? Оказалось, метразол — вещество, вызывающее судороги, — заставляет забыть (хотя и не полностью) навыки, полученные за несколько дней до введения метразола. Если же ввести его сразу после обучения — память об этом навыке исчезает совершенно. Таким же действием обладают барбитураты — вещества, вызывающие тормозное состояние. В Станфордском университете, накладывая на мозг пасту из окиси алюминия, учились управлять закреплением следов в памяти — их либо полностью сохраняли, либо полностью стирали... Во всех этих случаях неизвестен конкретный механизм действия метразола или барбитуратов на память. Не исключено, что это воздействие очень сложное, барбитураты, скажем, действуют на одно из звеньев длинной цепи, лишь в конце которой находится память... Нельзя ли целенаправленно подействовать на «молекулы памяти», действовать не вслепую, а нанести прицельный удар? Такие прицельные опыты начались на планариях. «Если поблизости от вас, читатель, имеется пруд со стоячей водой, заросшей тростником и покрытый широкими листьями водяных лилий, попробуйте найти здесь маленького плоского червя планарию. Иной раз достаточно перевернуть несколько лежащих на заиленном дне камней, чтобы найти на нижней стороне одного из них зеленоватую или зеленовато-коричневую планарию...» Так начинается очерк о плоских червях в первом томе нового отечественного издания «Жизнь животных». «.. .Выставив вперед похожие на уши боковые лопасти, планария плавно скользит по камню, прижавшись брюшком к его поверхности. Движения эти, удивительно плавные и как бы сползающие, обусловлены тем, что кожный покров нежного тельца планарии (в длину оно достигает едва 2,5 мм) покрыт ресничками»» 40
Прудовая планария — карлик по сравнению с некоторыми своими сородичами: байкальский поликотилус достигает 30 сантиметров в длину, морская поликлада — 16 сантиметров. Планарии успели прославиться еще в прошлом веке: прекрасное описание южноамериканских планарии оставил Чарлз Дарвин. История, о которой пойдет речь, начиналась с того, что американские ученые У. Корнинг, Р. Томпсон, Дж. Мак- Конелл и др. выработали у планарии условный рефлекс — сокращение тела в ответ на световой сигнал. Для этого в многочисленных опытах вспышку света подкрепляли ударом электрического тока до тех пор, пока одна световая вспышка, без всякого подкрепления током, стала вызывать сокращение тела планарии. Мы привыкли к тому, что условные рефлексы воспитывают у собак, мышей, обезьян, а здесь какие-то плоские черви. Но нужно иметь в виду, что планарии — свободно живущие организмы, а право на свободу могут завоевать даже черви — и они ее завоевали, научившись самостоятельно передвигаться, определять положение собственного тела в пространстве, вовремя замечать пищу и опасность. У планарии есть «мозг» — небольшое скопление нервных клеток, от которого к хвостовой части тянутся нервные стволы, более мощные на брюшной стороне тела и менее развитые на спинной. С нервными клетками связаны фоторецепторы — скопления нескольких клеток, образующих «глазки», способные воспринимать свет; есть у планарии и органы химического чувства — обоняние. В этом самом «мозгу» планарии и в нервных стволах оставалась у планарии память о том, что вспышка света сопровождается ударом тока. Сокращением своего тела отвечали планарии на прикосновения жалящего электрода. Но вот уже и нет электрода — только свет, но «память» планарии подсказывала: за светом следует удар тока. Планарии обладают удивительной способностью к регенерации: в одном из опытов их тело расчленили на 279 частей, и из каждой части возникал червь со всеми присущими планариям органами. Планарии даже способны к своеобразному «самоубийству» в неблагоприятных условиях: повышение температуры воды, недостаток кислоро- 41
да — они распадаются на куски, регенерирующие при наступлении благоприятных условий в целых животных. Этот процесс получил название самокалечения — автотомии. Исследователи решили использовать способность планарий к регенерации, — после выработки рефлекса планарию разрезали поперек, и через некоторое время обе половины вырастали в целых червей. При этом и «головная» и «хвостовая» планарий помнили то, чему их обучили до разрезания,— нужно было намного меньше попыток, чтобы вновь выработать рефлекс. Пожалуй, самым занятным в этих опытах был тот факт, что «память» планарий оказалась не только в «мозгу», а во всех нервных клетках, но это было только начало. Опыт повторили, но на этот раз обе половинки на период регенерации поместили в слабый раствор белка, который способен разорвать (или, как говорят ученые, расщепить) молекулу РНК на кусочки. Этот сравнительно маленький и простой белок называется рибонуклеаза. Она доступна — рибонуклеазу сейчас получают даже на мясокомбинатах. Удалось химически синтезировать этот белок, сконструировав для этого автомат, состоящий из сорока склянок и программного устройства, управляющего очередностью открывания склянок. РНК — это длинный полимер, Голиаф по сравнению с рибонуклеазой. Но исход их встречи такой же, как в бою Давида с Голиафом, — рибонуклеаза уничтожает нуклеиновую кислоту, разрывая цепь на коротенькие отрезки. Дальнейшая логика довольно проста: если память записана на РНК (или если РНК участвует в хранении памяти любым другим образом), то, «натравив» на нее фермент, уничтожив РНК, мы уничтожим и память. Рибонуклеазу можно ввести в кровь, прямо в мозг — эксперимент прост, и смысл его ясен, хотя на деле, как это всегда бывает, разобраться в результате не так-то просто. Планария, регенерировавшая из «головы», в растворе фермента сохранила свой рефлекс, «хвостовая» планария все забыла. Если бы рефлекс утеряли обе «бывшие половины», все было бы как-то понятнее, но, как это часто бывает в науке, ответ принес с собой больше вопросов, чем их задавали авторы, задумывая работу. Может быть, фермент просто не мог проникнуть в голову? 42
Может быть, дело просто в числе клеток: в «головной половине» число нервных клеток больше — и поэтому выше шансы, что информация сохранится за счет дублирования? Опыты продолжались. Планарий держали в слабом растворе рибонуклеазы не разрезая, и оказалось, что в этом случае образовать у них условные рефлексы не удается. Тот же самый результат, если планарий помещали в раствор нуклеазы за тридцать минут до опыта, — воспитать у них условные рефлексы после этого было невозможно. МЕРА И УМ Ученые, занимающиеся генетикой поведения человека, часто используют в своих работах психологические тесты. Поэтому в нашей книге вы найдете краткий очерк о «коэффициенте интеллектуальности*, распространенном в генетических исследованиях. В буквальном переводе с английского «test» — проба, попытка. Любая разведка есть тест чего-то. Для начала будем говорить не об уме вообще, а о том, что сегодня называется «умственные способности». Если ум как-то связывают со знаниями, то способности от знаний не зависят. Способность к музыке можно определить, проиграв гамму, но как определить способности к тому, что называется общим развитием? 1 Глава «Лабиринт профессора Бехтерева», разбросанная по всей книге, написана совместно с В. И. Решетниковым. 43
Значит, рибонуклеаза проникает в планарию и достигает «головы»? Или, разрушая РНК, фермент прерывает передачу импульсов от клеток, расположенных вдоль всего тела, в голову? Ответа на вопрос «что происходит?» нет. Но опыты с планариями считаются вполне надежными, как обоснован и тот факт, что введение нуклеаз в мозг любого животного влияет на запоминание условных рефлексов. «Магнитофонная лента» памяти как бы обрела свою «стирающую головку». Рибонуклеаза действует не только на «мозг» планарии. На майском симпозиуме 1966 года в биологическом центре Академии наук СССР (Пущино — на Оке) ученые из разных лабораторий рассказали об опытах, приводящих к одному и тому же результату. Рибонуклеаза, введенная прямо в мозг крысы, приводила к исчезновению условных рефлексов или к их ослаблению. Подобным действием обладает и дезоксирибонуклеаза — фермент, по принципу действия схожий с рибонуклеазои, но расщепляющий не РНК, а ДНК. Антибиотик актиномицин — дальний родственник пенициллина — стал почти классическим «рычагом» в молекулярной биологии: с его помощью можно остановить идущий вдоль цепи ДНК синтез РНК. Ввели крысам актиномицин — и выяснилось, что антибиотик действительно препятствовал образованию новых условных рефлексов, не влияя на уже приобретенные,— в самом деле, актиномицин не разрушает уже существующую РНК — он препятствует образованию новой. Во всей истории стирания памяти разными химическими веществами случай с применением нуклеаз необычен — впервые применено вещество, направление действия которого нам известно абсолютно точно: мы знаем, с какой молекулой свяжется рибонуклеаза и что она с этой молекулой сделает. Это — начало направленного воздействия на память, научно точного, ведь до опыта известна молекулярная схема воздействия. И это новый качественный шаг в создании молекулярной биологии мозга,
ПАМЯТЬ НА КОНЦЕ ШПРИЦА Вещества, способствующие закреплению памяти, найти труднее по той простой причине, что сломать что-нибудь (особенно не зная устройства) легче, чем улучшить. Американский психолог Мак-Гоу вырабатывал навык у крыс, а затем, через некоторое время, когда крысы уже начинали забывать его, проверял этот навык. Почти половина крыс (47 из 100) совершала при этом ошибки. Тогда сразу после обучения Мак-Гоу стал вводить крысам ничтожные дозы стрихнина: известно, что в малых дозах он стимулирует кору головного мозга. И только 29 крыс из 100 ошиблись — следы памяти явно были закреплены лучше. (Мы уверены, читатели помнят: стрихнин — сильнейший яд, и если его начать употреблять для улучшения памяти, можно обрести «вечную память». Но это не та вечная память, о которой все мы мечтаем.) Передать память от одного организма к другому попытался тот самый Мак-Конелл, которые ставил опыты на планариях. Внешность планарий обманчива — нежное тело скрывает свирепого хищника. Планарий нападают на мелких 45
рачков, например, и высасывают их или рвут на части, глотая куски целиком. Свирепостью планарий и воспользовался Мак-Конелл, а затем и другие ученые. Необученных планарий кормили кусочками обученных, пытаясь, таким образом, передать им «память», зафиксированную в молекулах РНК. И действительно, планарий, «съевшие своих ученых родственников», обучались быстрее, чем планарий, которых кормили «неучеными». На Международном конгрессе по психологии в Москве в 1967 году Дж. Мак-Конелл рассказал о своих последних опытах. Вначале он выяснил, какой рукав в Т-образном лабиринте (светлый или темный) больше нравится плана- риям. Как только планария направлялась в этот рукав, она получала удар током. Так вырабатывался навык. Потом Мак-Конелл кормил необученных планарий обученными. Оказалось, что «планариеды-каннибалы» двигались в тот же рукав лабиринта, в который прежде направлялись и их жертвы. Мак-Конелл кормил планарий кашицей, составленной как из червей, обученных входить в светлый рукав, так и из червей, направлявшихся в темный рукав. У этих «всеядных каннибалов» условные рефлексы вырабатывались хуже. Опыты с каннибализмом стали сенсацией прессы, породив много шуток, иронических высказываний, мрачных прогнозов. Начало им положил сам Мак-Конелл, который в одном из публичных докладов шутя сказал, что ему понятно, почему в древние времена в некоторых племенах поедали одряхлевших мудрецов, и что профессоров-пенсионеров следовало бы превращать в пилюли и прописывать студентам. И вообще — какая благодарная почва для фантастов, склонных к каннибальскому юмору: детектив о похищении гения гурманами из племени мяу-мяу; пессимистическое полотно о могильных червях, съедающих всю мудрость мира; гротеск о людоедах, разделавшихся с миссионером и тут же ставших богоискателями... Словом, работы Мак-Конелла дали пищу журналистам. Что же касается науки, она получила от опытов Мак- Конелла не так уж много: в конечном итоге если бы следы памяти были записаны не на РНК, а на любой другой молекуле, эффект был бы тот же самый. Съедая куски плана- 46
рии-жертвы, планария-хищник получает все, что там есть. Можно усомниться в том, сохранит ли «нежная» молекула РНК свою структуру, пройдя через пищеварительную систему планарий. Если бы можно было ввести «консервированную» память — РНК — прямо в мозг, ввести через шприц новые знания! И такой опыт был сделан, причем не на червях с их примитивной организацией, а на крысах. Автор этой очередной сенсации, прозвучавшей с трибуны московского Международного конгресса по психологии, американец А. Л. Якобсон. Он обучил одну группу крыс бежать к кормушке на звук трещотки, а другую — на мигающий свет. Затем он выделил РНК из мозга крыс обеих групп, ввел их необученным крысам. Затрещала трещотка — и крысы, получившие через шприц «звуковую» память, пошли с первого раза к своей кормушке, а крысы, награжденные световой памятью, побежали к той, где мигал свет. Инъекции памяти! Не нужно восклицаний, чтобы понять, какое изумление вызвали эти опыты даже в научном мире. К тому же они вроде бы еще раз подтвердили роль РНК. Но вот сравнительно недавно английский журнал «Природа» публикует еще одну работу: белковое вещество, выделенное из мозга крыс, которых научили предпочитать светлые норы темным, ввели в брюшную полость мышей — и мыши сразу же стали удирать в светлые «норы». Снова белок? Да, треугольник «ДНК — РНК — белок» оказался «заколдованным», выбраться из него не так-то просто.
«ОТМЫЧКИ» ПАМЯТИ... В 1962 году известный английский писатель-фантаст А. Кларк написал книгу, быстро ставшую знаменитой, — «Черты будущего». В главе «Мозг и тело» А. Кларк писал: «Когда мы разгадаем, как мозг фильтрует и хранит ту лавину впечатлений, которая вливается в него каждую секунду нашей жизни, мы, возможно, научимся управлять памятью с помощью сознания или искусственных внешних воздействий». Об искусственных внешних воздействиях Кл&рк знал очень мало. Основная масса фактов пришлась на время, последовавшее за выходом книги «Черты будущего». Даже с меньшим даром провидца, чем у Кларка, можно сейчас предсказать больше. Таково следствие стремительного прогресса в этой области. Подведем итог, какие же способы «управления памятью» могут появиться в будущем. 1. Память можно усиливать или «стирать» с помощью химических веществ небиологического происхождения (ме- тразол стирает «память» мышей). 48
2. Память можно «стирать», используя ферменты (рибо- нуклеазу или дезоксирибонуклеазу) или антибиотики. 3. Память можно «пересаживать». («Прививки РНК» — из мозга в мозг.) Итак, нельзя ли: 4. Массово тиражировать, размножать емкие «типовые памяти» для всех (по известной модели: «ДНК — РНК — белок»). 5. Обеспечить консервацию и вечное хранение наиболее ценных «памятей» (может быть создан Архив Памяти Человечества—Химический институт. Сокращенно: АПЧХИ). 6. Наградить человека памятью животных, пересадив ему «РНК — ДНК — белок» из мозга льва, дельфина, может быть, даже мамонта, если вечная мерзлота сохранила ДНК — РНК его мозга. 7. Менять «память»—стирать «неприятную», вводя ферменты, и прививать «приятную», вводя РНК. А это бы означало обновление психической личности. (Подобная операция, выполненная, правда, нехимическим путем, послужила основой фантастического сюжета в фильме румынского режиссера И. Попеску-Гопо «Фауст XX века».) 8. Ввести в действие генетическую память, наследство предков, «забытое» в ходе эволюции (ящеров, рыб, птиц и т. д.) 9. Иметь личную «мнемотеку» «радужных», «розовых», «мрачных», «острых» и т. п. воспоминаний по заказу на любой каприз и прихоть. 10. .. .Впрочем, остановимся. Хотя вначале перечень зиждется на достижениях химии и молекулярной биологии, но с четвертого пункта он стал приобретать слишком шутливый характер. А ведь мы забыли электрофизиологию, по- видимому лежащую в основе операционной памяти и вообще процесса запоминания, а может быть, и воспроизведения. Мы забыли о гипнозе, пробуждающем дремлющую память детских лет. Словом, наш перечень — лишь фрагмент длинного списка, который специалисты могли бы долго продол- ткать... Многое из сказанного может показаться фантастикой — и действительно, чем не темы для фантастов! Но мы убеждены — по крайней мере несколько пунктов нашего перечня могут быть выполнены. Вот, к примеру, эмоциональная 3 Как стать умным? 49
«окраска» памяти, о которой тоже мы почти ничего не говорили... В жизни большого русского писателя А. И. Куприна 14 лет занял военный период: кадетский корпус, Александровское юнкерское училище, пехотный Днепровский полк... Окрашенные в мрачные тона воспоминания послужили основой для повести «На переломе (Кадеты)» — военного варианта «Очерков бурсы» — и одного из самых замечательных и беспощадных произведений русской литературы — повести «Поединок». Повесть «Кадеты» кончается словами: «Прошло очень много лет, пока в душе Буланина не зажила эта кровавая, долго сочившаяся рана. Да полно, зажила ли?» Но рана зажила. Прошло почти тридцать лет. Куприн в эмиграции пишет повесть «Юнкера». И память «подает» ему факты с эмоциональным оттенком грусти. Грусти по ушедшим временам, грусти по юности. И эти времена кажутся ему добрыми и славными. Так за тридцать лет произошло эмоциональное «перекрашивание» воспоминаний. «Память так же разборчива, как желудок... Большинству из нас приходится освобождать свою память от слишком тяжелого груза», — говорит один из персонажей Г. Уэллса («Мистер Блетсуори на острове Ремпол»). В книге, изданной почти сорок лет назад и посвященной памяти, приводятся слова Ницше: «Ты это сделал»,— сказала память. «Ты этого не мог сделать», — сказала гордость — и память сдалась». Эмоции — это «палитра памяти»; именно отсюда черпает память краски для расцвечивания воспоминаний. Да и сами события запоминаются в ореоле их эмоциональной окраски. Словно на пути восприятия, запоминания и воспроизведения информации стоят фильтры наших чувств, как цветные стекла, через которые проходит поток «свет$», идущий в «кладовые» памяти или струящийся из них. Но чувствами, эмоциями можно управлять — и непрерывно пополняемый арсенал химических отмычек к эмоциям готов, об этом еще будет идти речь. А через эмоции можно управлять окраской памяти... Да, многое еще кажется сегодня фантастикой, но вот что сообщил далекий от фантастики журнал «За рубежом» в апреле 1969 года о пересадке памяти с помощью экстрактов из мозга: 50
«Найти высокоодаренного донора, по всей вероятности, можно. Многие лауреаты Нобелевской премии уже завещали свой мозг для научных исследований. Последним это сделал американский генетик Герман Джозеф Меллер. Однако удастся ли найти человека, который согласится на инъекцию чужой памяти? Ведь вводить будут не поддающуюся контролю смесь. Отдельные способности по заказу отфильтровать пока не удается... Тому, кто захочет получить через иглу шприца знания другого человека, придется принять всю горечь воспоминаний, накопившуюся у донора в течение его жизни. Поэтому профессор Юнгар считает: «Единственным способом сделать это направление исследований пригодным для практического применения является создание искусственных «препаратов памяти». Исследования в этой области ведутся с повышенной интенсивностью и в обстановке секретности. Лишь изредка публикуются кое-какие сведения. В Олбэни (штат Нью-Йорк) профессор Камертон избрал самый прямой путь. Он стал вводить своим престарелым пациентам, страдающим выпадением памяти, препараты рибонуклеиновой кислоты (РНК), полученной из дрожжей. Расчет его прост: возможно, избыток «кирпичиков», из которых строится память, снова повысит способность мозга замечать и запоминать. Успех превзошел все ожидания. У пациентов Камертона память резко улучшилась. Одна восьмидесятилетняя дама, не помнившая собственного имени и по двадцать раз кряду задававшая один и тот же вопрос, сама не замечая этого, вновь обрела способность нормально вести разговор. Пятидесятивосьмилетняя пациентка, страдавшая крайним ослаблением памяти, стала все отлично помнить. Лаборатории фирмы «Эббот» в Чикаго, очевидно, удалось найти вещество, стимулирующее естественный синтез РНК. Это пермолин магния; его действие испытывали на крысах. Через тридцать минут после получения таблетки крысы должны были научиться по определенному знаку прыгать с доски. Они научились этому трюку в пять раз быстрее, чем их сородичи, не получившие препарата. В 1966 году были проведены первые опыты на людях. Они также оказались многообещающими. Но вскоре 3* 51
препарат и опыты с ним были засекречены. Фирма «Эббот» окружила плотной завесой тайны свои новые «пилюли памяти». * * * Одну из первых гипотез о молекулярной природе памяти создал Лео Сциллард, слывший пророком среди физиков. (Мы познакомили вас с этой гипотезой.) Имя Лео Сциллар- да тесно связано с историей ядерной физики. Сциллард в числе первых еще в начале 30-х годов описал теоретически цепную ядерную реакцию и внес значительный вклад в ее практическое осуществление. В то же время, как пишет Роберт Юнг в книге «Ярче тысячи солнц»: «Сциллард обладал удивительной способностью, опираясь на факты сегодняшнего дня, методом дедукции предугадывать будущие события». Действительно, Лео Сциллард предугадал не только возможность цепной реакции — он предвидел создание атомной бомбы и еще в 1935 году обратился, к ученым-атомникам с призывом воздержаться от публикации их исследований. В 1938 году он уже осознавал возможность гонки атомных вооружений и вторично обратился к ученым с призывом о самоцензуре. Он же, в предвидении того, что гитлеровская Германия может создать атомную бомбу, составил проект известного письма президенту Франклину Д. Рузвельту, которое подписал А. Эйнштейн и которое послужило отправным пунктом для начала работ по созданию атомной бомбы. Остался ли Сциллард пророком, круто повернув от атомной физики к биохимии памяти? Будет ли это направление науки таким же стратегически важным? Нам кажется, что да. В 1899 году в «стольном граде» Санкт-Петербурге вышла тоненькая книжечка «Память. Мнемоника». Ее автор Д. Павлов рекомендовал себя как первый и единственный русский специалист по памяти. Спустя 67 лет в Биологическом центре Академии наук СССР в городе Пущино на берегу Оки 125 отечественных специалистов сделали 87 докладов, и все — о физико-химических основах памяти. Летом этого же года в Москве на XVIII Международном психологическом конгрессе проблемам памяти было посвящено три симпозиума, 157 докладов. 52
Продолжение. ДЕЦИБЕЛЫ И ИМБЕЦИЛЫ Первую шкалу для измерения умственных способностей создал француз Бине, Она состояла из 30 постепенно усложняющихся заданий психологического характера. 1, Координация движений головы и глаз, ZL/LUA 2. Сжать положенный на ладонь кубик,.. С -I 5. Развернуть плитку шоколада,.. ^ ■ J 9, Назвать показанные на картинке предметы, (Хорошо знакомые всем предметы изображены в необычном ракурсе,) -С II О 33 10, Определить, какая из двух прямых длиннее,,, 14. Определить слова: \ш\ / Т И/ 1 Т/П Г и '/ гм 1 Г 1 ,4—г- 1 1 ■ 1 РгРгН 1 1 ;' 1 1 1 1 1 1 -1-^»—. 44444- 15, 29. 15 дом, лошадь, вилка, лампа. Повторить фразу (из слов),.. Листок складывают вчетверо и часть отрезают. Нарисовать, что получится, если листок развернуть. 30. Провести различие между привязанностью и уважением, печалью и скукой. Шкала давала возможность определить коэффициент интеллекта. Суть его в том, что задачи берутся не по вкусу составителей, а по статистическим результатам. Для разработки шкалы выбрали 50 детей нормального развития от 2 до 12 лет и столько же умственно отсталых взрослых (теперь это называется группой стандартизации). Им дали довольно обширный набор заданий. То, с которым справлялось большинство 6-летних в группе, считали посильным для нормального 6-летнего. В точности так же, как нормальный аппетит — это близкий к потребности в пище большинства. Развитие, при котором задания для 6-летних можно сделать, а для 7-летних — не по силам, называется умственным возрастом 6 лет (УВ 6 лет). Это понятие — главное в методе коэффициентов интеллекта. 5-летний с УВ 6 лет развит хорошо, а семилетний — плохо. 53
Поток работ о молекулярных основах памяти стремительно нарастает. Симпозиум в Пущино проходил в новом здании Института биофизики. Недалеко от этого здания смотрят в небо радиотелескопы Физического института им. П. Н. Лебедева Академии наук. Сравнительно близко шло строительство крупнейшего в мире серпуховского ускорителя. И это соседство кажется нам символичным: три генеральных направления естественных наук нашего времени рядом — физика, биология, космология. Пожалуй, и физика, и космология обогнали и «памято- логию» в частности, и биологию в целом. Выход в «космос памяти» еще только готовится. До итогов, до точного знания еще далеко — ив этом, пожалуй, основной итог нашего короткого заключения. Конечно, память не сводится к двум-трем типам молекул, просто мы ничего пока больше не знаем. Память по-прежнему загадочна и таинственна — и мы завершим эту главу прекрасными словами известного немецкого писателя С. Цвейга: «Наша память не похожа на бюрократическую регистратуру, где в надежно упакованных бумагах исторически верно и неизменно — акт к акту— документально изложены все десятилетия нашей жизни; то, что мы называем памятью, заложено в нашей крови и заливается ее волнами; это живой орган, подчиненный изменениям и превращениям, а не ледник, не устойчивый аппарат для хранения, в котором каждое чувство сохранило бы свои основные свойства, свой природный аромат, свою былую историческую форму. В этом струящемся потоке, который мы поспешно сжрмаем в одно слово, называя его памятью, события двигаются как гальки на дне ручья, шлифуясь друг о друга до неузнаваемости. Они приспособляются, они передвигаются, они в таинственной мимикрии принимают форму и цвет наших желаний. Ничего или почти ничего не остается неизменным в этой трансформирующей стихии, каждое последующее впечатление затемняет предыдущее, каждое новое воспоминание до неузнаваемости и часто до противоположности изменяет первоначальное. ..» Память остается «стихией», над которой человек так до конца и не властен. Пока...
ВнЫ и СПоСоБ- ЯОСти
Мы все гениальны в утробе..» Евг. Евтушенко ... Нельзя вообще требовать от человека таланта, если бог его обделил талантом. А. Блок
У КОЛЫБЕЛИ ГЕНИЯ Вы прочли эпиграфы к этой части? Кто прав — Александр Блок или Евгений Евтушенко? Все гениальны, пусть даже в утробе, или талантом как особой милостью награждает природа? Современная биология вмешалась в заочный спор поэтов. В наиболее наглядной форме человеческие способности видны у гения, который «есть торжественнейшее и могущественнейшее проявление сознающей себя природы...» (В. Г. Белинский). Дают ли основание современная молекулярная биология и генетика считать, что в основе гениальности лежат биологические особенности организма, или каждый путем упорного труда при наличии условий может стать гением? Именно такова прозаическая вариация на темы двух эпиграфов. Сразу оговоримся, что мы согласны с теми, кто считает, что гения создает труд, что его воспитывает среда и что гений — это ответ на запросы эпохи. Но для того, чтобы эпоха получила такой ответ, каких милостей нам надо ждать от природы? 57
«Для того, чтобы стать Рафаэлем, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии*,— надо носить Рафаэля в себе, а кроме того, каждый, в ком сидит Рафаэль, должен иметь возможность беспрепятственно развиваться». Вот о «Рафаэле в себе» и пойдет речь. Обостренный интерес к гениям возник, очевидно, вскоре после того, как на земле появился первый гений. История не сохранила нам его имени, может быть, это был создатель ловушки для мамонтов, а может быть, изобретатель колеса. Книга Хуана Уарте «Исследование способностей к наукам» (вполне современное название) вышла в испанском городе Баэса уже в 1575 году. Она выдержала несколько изданий, была переведена на множество языков и сделала талантливого врача Хуана Уарте прославленным испанским философом. В 1581 году инквизиция запретила книгу Уарте. Талант не результат божественного вдохновения, утверждал Уарте, его основы заложены в строении самого человека: «Так же как для того, чтобы хорошо видеть вещи, ему (человеку) необходимы хорошие глаза, и для того, чтобы слышать звуки, — хорошие уши, по той же самой причине он должен иметь хороший мозг, чтобы судить о том, что хорошо и что плохо». Хороший врач Уарте пытался даже описать те анатомические особенности мозга, которые, по его мнению, должны быть у способных людей. Его предположение о том, каковы эти особенности, наивны с нашей точки зрения, но на протяжении всех последующих столетий люди искали нечто особое в анатомии великих. Австрийский врач и анатом Франц Йозеф Галль стал основателем френологии — учения, утверждающего, что особенности психики человека находят свое выражение в строении черепа. Артур Шопенгауэр в трактате «О гении» посвятил целый раздел предполагаемым анатомическим и физиологическим особенностям гения, в первую очередь — его мозгу. В конце прошлого века анатомы непрерывно «открывали» на черепе великих «математические шишки», «музыкальные выступы». Конечно, мы и сейчас понимаем, что анатомические особенности играют роль в выявлении талантов, особенно художественных, о чем очень подробно сказано в книге А. Илиади «Природа художественного таланта» (1966). Илиади справедливо пишет о том, что фигура танцовщицы, 58
£ука пианиста, глаз художники, ухо музыканта — все это необходимые условия проявления способностей, а затем и формирования таланта. В программе концерта девятилетнего Моцарта, в частности, значится: «Будут точнейше определены расстояния всех тонов, которые могут быть даны отдельно или в аккордах, на рояле или на всевозможных инструментах, колоколах, стаканах, часах и т. д.*. Только идеально физически устроенное природой ухо способно к такому восприятию. А рука музыканта, в особенности его кисть? Как писал известный пианист и педагог Г. Нейгауз: «...исключительные, уникальные пианистические дарования возможны только, когда между духовными и телесными данными пианиста существует полная гармония [то есть когда и талант исключительный, и руки исключительные]... Посмотрите на руки наших современных сильнейших пианистов-виртуозов : Рихтера, Гилельса, Горовица... Вы сразу по первому впечатлению убеждаетесь в том, что это руки особой, редкостной и исключительной приспособленности к фортепьянной игре в большом масштабе». В определенных пределах эти анатомические особенности — плод труда, упорства, воли, но только в определенных, — любому физическому совершенствованию частей тела есть предел. Шопен, например, сделал себе специальное приспособление между пальцами, чтобы достичь нужного растяжения, но кисть у него так и осталась сравнительно небольшой. Итак, по элементарной схеме: гений музыки — это дарованные природой мозг, ухо, рука; гений живописи — мозг, глаза, руки... Не правда ли, такой перечень напоминает прейскурант магазина учебно-наглядных пособий, где на полках лежат муляжи различных органов? Но анатомические особенности не объяснят темперамент таланта, его волю, часто соразмерную таланту, его одержимость, о которой так красочно сказал Ромен Рол- лан: «Пусть тот, кто отрицает гений, кто не знает, что это такое, вспомнит Микеланджело. Вот человек, поистине одержимый гением. Гением, чужеродным его натуре, вторгшимся в него, как завоеватель, и державшим его в кабале». Словом, гений — не собрание специализированных органов, отличающихся особым развитием. Как и каждого человека, гения следует рассматривать как целостный организм. 59
Даже фраза «гениальная голова», строго говоря, не верна. Народная пословица гласит: «на то и голова, чтобы в ней ум был». Можно усомниться и в народной мудрости — в голове сосредоточен мозг, а это не то же, что «весь ум». Такое заявление сперва похоже на бессмыслицу. И тем не менее эта бессмыслица не раз служила предметом спора: «Может ли существовать отдельно, жить и мыслить «голова профессора Доуэля?» Или другого, недавнего спора: «Может ли машина мыслить как человек?» Спор этот еще изредка выплескивается на страницы, как лава затухающего вулкана, но подавляющая часть ученых твердо убеждена, что мозг — лишь своеобразный «пульт» более сложной системы, именуемой «человек», которая только в целом может быть носителем психической индивидуальности разума, таланта. Об этой системе в целом, о ее внутренних связях известно мало, поэтому лавры гения всегда доставались голове, как лавры полета в космос — космонавтам. Только изредка разрывалась пелена незнания. Мы уже рассказывали о том, что многих крупных художников (Г. Доре, Н. Ге и др.) отличала феноменальная зрительная память, — посмотрев короткое время на натуру, они видели ее потом «внутренним зрением» со всеми мельчайшими подробностями. Позже было найдено, что такого рода свойство — эйдетизм — вызвано особой работой гормональных систем. Эйдетизм — «божий дар» для писателя, художника, журналиста, натуралиста, дар, который может определить призвание человека и безусловно способствует проявлению его таланта. Но не мозг синтезирует гормоны — и если этот факт безразличен для головы профессора Доу- эля, то он мог бы стать убийственным для головы художника Доуэля: талант художника обусловлен не только тем, что есть в черепной коробке. Современная наука давно уже рассматривает человека «как самовоспроизводящийся и саморегулирующийся биохимический комплекс, индивидуальный и неповторимый у каждого человека». Если это ученое определение растолковать, то оно означает, что каждый человек — существо особое, неповторимое, так велика анатомическая изменчивость человека, так меняется его химический состав, содержание белков и витаминов, гормонов и низкомолекулярных ве- 60
ществ. Один человек отличен от другого и наследственностью и «химизмом». Десятки ферментов проявляют разную активность, если они получены от разных людей. Обмен веществ и скорость роста, действие гормонов и биотоки мозга — все индивидуально, как рисунок кожи. Конечно, и у мозга биохимическая индивидуальность должна проявляться по крайней мере с той же силой, с какой она существует во всем организме. Среди бесконечных биохимических индивидуальностей, которыми может быть представлен организм, вдруг возникает и та уникальная, которая может служить биологической основой гения, всего лишь основой, природной «заготовкой», а потом уже труд и социальная среда должны, из этой «заготовки», как из глыбы мрамора, вырубить облик будущего гения. Пока не так уж много известно о человеческом организме как о взаимосвязанной биохимической системе, и мы не можем вывести «формулу гения», из которой сразу было бы видно, чем биохимически отличался Моцарт от Сальери. Но одно достоверно известно: многое в этой биохимической «заготовке», будь то «полуфабрикат» дурака или гения, определяется генетической системой человека — генотипом. Именно в генотипе содержится информация об основных биохимических реакциях, об их последовательности. Генотип — основа индивидуальности человека, правда, только основа: на пути от первой клетки будущего организма — зиготы, возникшей из слияния яйцеклетки и сперматозоида, до взрослого организма эту генетическую информацию будет «редактировать» своим физико-химическим «карандашом» среда Сейчас трудно найти человека, который бы стал спорить с тем, что именно хромосомы определяют многие внешние черты человека — цвет волос, кожи, глаз, форму губ, ноздрей и носа... В хромосомах «записаны» особенности скелета, группа крови и т. п. И в этом смысле «хромосомная» индивидуальность гения так же существенна для его судьбы, как индивидуальность любого человека в его жизни. Биографы любят писать об уродливости Паганини, чарующей внешности всех Дюма, предрасположенности к туберкулезу Шопена. По этой канве романисты часто плетут узор событий. Но если большой нос Сирано де Берже- рака осязаем — и его величина может быть «свалена» на 61
«безумство» хромосом, to большой талант — нечто менее осязаемо^, чем нос. Легко определить, что такое нос, — а что такое талант? И вот это «нечто», чему и определения точного нет, мы пытаемся связать с хромосомами, хотим поставить знак равенства между индивидуальностью биологической и хотя бы частью индивидуальности психологической. При всех наших многочисленных заверениях о том, что речь идет только о задатках способностей, таланта, что роль социальной среды, образования, воспитания становится решающей после того, как природа награждает нас «Рафаэлем в себе», все равно оппоненты найдутся. «А почему бы не быть всем гениями?» — задал вопрос писатель Лев Гумилевский во время еще одной, недавней дискуссии на эту тему. Может быть, прав известный биохимик Р. Уильяме, который заметил: «Человеческая гордость— мешает нам признать, что законы генетики приложимы к человеческим существам. Знаменитый атлет, математик, музыкант или философ предпочитает считать, что он достиг своего положения благодаря собственным усилиям. Ведь... его врожденная одаренность представляют собой как бы пассив в балансе его достоинств и недостатков». А между тем биологические основы таланта — менее всего тема для академического спора или схоластической дискуссии. От этого зависит планомерное увеличение интеллектуальной мощности человечества.
ГЕНЫ И ГЕНИИ Если не каждый может стать гением, то откуда берет свои биологические задатки тот, кто им все же становится? Вот уже почти сто лет именно на эту тему ведется упорная дискуссия, начало которой положила книга английского ученого Френсиса Гальтона «Наследственность таланта». Френсис Гальтон — сам выходец из семьи талантов: его дед, Эразм Дарвин, известный натуралист, врач и поэт, его двоюродный брат — Чарлз Дарвин, основоположник учения об эволюции живой природы. Гальтон был одним из самых интересных умов XIX столетия. Он ввел дактилоскопию в Скотленд-Ярде, основал общество евгеники, которое требовало размножения человечества на разумных основаниях, и сверх всего этого он по праву считается основателем математической генетики. Страстью всей жизни Гальтона было считать все подряд. Внимательно исследовав сведения о целых поколе- 63
ниях английских ученых, Гальтон утверждал, что для возникновения талантов наследственность (под которой Гальтон понимал влияние предшествующих поколений) важнее среды. После Ф. Гальтона традиционным методом для генетиков всех стран стало исследование родословных выдающихся людей. Иногда ученые просто избирали для анализа родословные лиц, о которых у подавляющей части человечества сложилось представление как о выдающихся; иногда они ограничивали себя списком тех, чьи имена попали в энциклопедию, например, Британскую. Родословные давали повод для раздумий. Династия Иоганна Себастьяна Баха, целый «клан» гениальных (сам Иоганн Себастьян), талантливых (его сыновья), одаренных (его родственники) композиторов, органистов, дирижеров... Братья: Александр и Вильгельм Гумбольдты; Эдмонд и Жюль Гонкуры; Гергарт и Карл Гауптманы; Томас и Генрих Манны (и сын Томаса — Клаус), Валентин Катаев и его младший брат — Евгений Петров. «Отцы и дети»: Штраусы, Дюма... Актерские и музыкальные династии... Еще до революции в России появляются статьи, посвященные наследованию способностей человеком; в знаменательном 1917 году крупный русский генетик Ю. А. Филип- ченко помещает подробную статью на эту тему в журнале «Русская мысль». Для анализа выбирался список членов Академии наук— Активную поддержку этим разысканиям оказывали руководители Российской Академии наук академик С. Ф. Оль- денбург и А. Е. Ферсман. ... Петроград, осень 1920 года. Еще полыхает в стране пламя гражданской войны. В стране царит разруха и голод. По холодным улицам Петрограда спешат ученые. Хлопает массивная дверь Дома ученых, пропуская голодных и замерзших людей. Здесь, в Доме ученых, работает Комиссия по улучшению быта ученых, созданная по инициативе А. М. Горького и по указанию В. И. Ленина. В отделе распределения происходит регистрация продуктовых карточек. На этот раз вместе с карточками ученым выдают три листа бумаги; на одном из них, большого форма- 64
та, — какая-то анкета, на другом, поменьше — пояснения к ней, на третьем — еще какие-то вопросы. Ученый, решившийся ответить на вопросы анкеты, должен был заполнить массу самых различных граф, касающихся его детей и родителей, бабушек и прабабушек. Анкеты спрашивали об их занятиях и профессиях, о цвете глаз и волос, о зрении и слухе, о различных болезнях, которые были известны в этом роду... Список вопросов был явно утомительный, и тем не менее, многие из ученых пытались дать на все полные ответы, — имя составителя анкет профессора Петербургского университета Ю. А. Филипченко было достаточно хорошо известно в кругах интеллигенции. Филипченко обратился к спискам членов Российской Академии наук, к анкетному опросу современников. Анкеты и данные из архивов академии стекались на Зверинскую улицу, 4. Здесь, прямо на квартире Ю. А. Филипченко, помещалось бюро по генетике человека, организованное в начале 1921 года по решению Совета постоянной комиссии по изучению естественных производительных сил России; генетический материал страны был отнесен к ее производительным силам. Многочисленные родословные, так же как и анкеты современников, обрабатывались математически, в принципе почти так же, как обрабатывал свои данные «отец генетики» Грегор Мендель, смотря за поколениями желтых и морщинистых горошин, — только на этот раз «горошинами» были человеческие судьбы. Вот родословная известного химика — академика Николая Николаевича Бекетова. В его роду Г. С. Карелин — известный натуралист и путешественник, его дочь — переводчица Дарвина и В. Н. Бекетов — профессор ботаники. В этом роду и русский баснописец П. П. Дмитриев, писатель Н. А. Бекетов, ученый-иконограф Н. П. Бекетов, приходящийся родственником Карамзину, М. А. Бекетова — переводчица и литератор, поэт А. А. Блок. Вот другая родословная, относящаяся к семье Ляпуновых: известный астроном, директор Казанской обсерватории М. В. Ляпунов и три его сына: Александр Михайлович академик-математик, Сергей Михайлович композитор, профессор консерватории, и Борис Михайлович — академик-славист. Эта семья находится в родстве с Сеченовыми, среди которых знаменитый физиолог И. М. Сеченов, и с семьей 65
Крыловых, где наиболее известен математик и кораблестроитель академик А. Н. Крылов. На стол исследователей ложились цифры, и они-то и привели Ю. А. Филипченко к выводу, «что... подобно многому-многому другому, и выдающиеся ученые рождаются, а не творятся». Этот вывод в принципе совпадал с мыслями Гальтона, взгляды которого во многом казались сомнительными уже его современникам. Пожалуй, и сегодня любопытны возражения Ф. Гальто- ну. Если в какой-либо одной семье замечается последовательный ряд так называемых талантов одного и того же направления, то это ровно ничего не значит. Разве не вполне естественно, что талант отца или дяди рано влияет и на развитие ребенка в известном направлении? Опыт мог бы окончательно разрешить этот вопрос, но такого опыта никто никогда не делал... Схему опыта, который, наверно, удовлетворил бы противников Гальтона, можно изложить почти как сюжет фильма в кинопрограммах. Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал... Малютку помещают в приют. Он вырастает в лишениях и наперекор всему становится, ну, скажем, талантливым математиком или музыкантом. И вот тут- то бывший малютка узнает, что он происходит из рода, где пять предыдущих поколений были либо математики, либо музыканты. Счастливый финал, все плачут... И такой опыт должен был бы повториться много раз, чтобы совершенно исключить случайность. Только тогда можно было бы доказать, что данный талант наследственный. Действительно, если бы опыт, ах, если бы опыт... Что касается одаренных — «малюток» без особой родословной — в них тоже особого недостатка нет: С. Прокофьев в 9 лет писал музыку, а В. Серов — рисовал. А. Иванов в 11 лет был принят в Академию художеств, а Торква- то Тассо в 13 стал студентом Болонского университета... Рано раскрывались дарования всех настоящих математиков, от Лейбница до Мергеляна, от Галуа до Винера. Недаром Норберт Винер назвал свою автобиографию «Бывший вундеркинд...» Все это так. Но, с другой стороны, разве не было «вун- дергроссфатеров»? Вальтер Скотт, написавший первую книгу в 43 года, С. Т. Аксаков — в 56 лет... Или композитор Арам Хачатурян, только в 19 лет поступивший в музы- 66
кальный техникум... Как быть 6 родословной & этом случае? Здравый смысл подсказывает: родословной легче всего все объяснить. Юмористы добродушно шутят: «Лядова Людмила. Композитор. Племянница композитора Лядова. Мощный аргумент в руках генетиков». Да, у Иоганна Себастьяна Баха в роду были талантливые музыканты. Но как отнестись к Эйнштейну, который одиноко высится в толпе своих родственников во всех известных нам поколениях? В шутливом тоне это отмечал и сам А. Эйнштейн: «У меня нет никакого таланта, а только страстное любопытство, следовательно, отпадает вопрос о наследственности». Список «не помнящих родства» может быть продолжен как угодно долго: Ньютон и Фарадей, Джек Лондон и Тургенев, Мопассан и Чайковский... Если бы на одну чашу весов можно было бы поставить талантливых детей талантливых родителей, а на другую собрать от не менее талантливых родителей детей, ничем себя не проявивших, — можно не сомневаться, что вторая чаша быстро перевесила бы первую. И пусть даже в талантливом роду во всех поколениях есть талантливые представители. Ведь кто-то должен быть первым, и здесь нужен Адам... Нет, что-то не ладится в стройной системе Гальтона — Филипченко... Откуда все же берутся эти биологические задатки, эта биохимическая индивидуальность и «гениальный» генотип?
да китй5 ЧТО ТАКОЕ УМ? Наука требует четких определений. Поэтому вот два вроде бы простых вопроса. Что такое гениальность и талант? Кто такой гений? С 1925 по 1930 год в Свердловске издавался журнал с необычным и длинным названием: «Клинический архив гениальности и одаренности (эвропатологии), посвященный вопросам патологии гениальной и одаренной личности, а также вопросам патологии творчества». Во многих статьях этого журнала утверждалось, что гений непознаваем. Гений — творец, но «творческий процесс — это надо считать установленным — происходит вне сферы ясного сознания». Недаром для древних «гений» был тоже самое, что «гинн» — туман, тень, дух, демон... Гений — существо странной, мистической, огромной, таинственной творческой силы. Ее истоки неведомы самим гениям. Откуда она берется? «Этого я не знаю, да я тут и ни при чем!» — воскликнул Моцарт. 68
Понятие «гений» окутывалось мистическим туманом: «Есть основание думать, что гений не сознает и не может объяснить своих характеристических способностей. Так как гений обладает главным образом творческой способностью и уклоняется от обыкновенных торных дорог в мысли и деятельности, то он необходимо должен быть феноменом, стоящим выше естественных законов» (С. Джевонс. Основы науки. Санкт-Петербург, 1881). «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Эфрона меланхолически сокрушался в начале нашего века: «Гениальность, как высшая степень, сравнительно с талантом, как низшею, не поддается точному определению». Кажется, с тех пор мы не сильно продвинулись вперед. Полвека спустя «Словарь русского языка», составленный С. И. Ожеговым, оказался менее многословным, но, увы, не более проницательным: «Гений — высшая творческая способность». И к этому определению с незначительными вариациями присоединяются все отечественные энциклопедии последнего полувека. Таланту повезло не больше, чем гению. Расул Гамзатов писал в «Правде»: «Физики и химики, исследующие строение материи, так и не обнаружили до сих пор, где и как рождается талант. Я тоже не представляю себе, что это такое: мужество или нежность? Совесть или красота? Награда или наказание? Любовь или ненависть? Радость или печаль? И откуда он приходит к человеку? Талант как здоровье: когда он есть, так есть...» И другой поэт, Д. Самойлов, открывая «Книгу стихов» К. И. Галчинского, задумался все о том же: «Мы еще не изучили тайных законов, по которым происходит та удивительная концентрация способности к познанию и самопознанию, которую мы именуем талантом. Мы не знаем биологии таланта и мало занимаемся психологией творчества, потому в «реалиях быта», в свойствах отцов ищем начальные контуры поэтической картины мира, которую творит художник». Задают вопросы не только поэты, но и ученые, специально исследующие творчество. В. Пушкин заключает свою книгу «Эвристика — наука о творческом мышлении» вопросом: «Как управлять загадочным и непонятным творческим процессом?.. Нельзя не отметить, что наука в настоящее время не располагает еще точными и надежными 69
методами повышения эффективности творческой деятель* ности. Творческий процесс в значительной степени остается случайным и в этом отношении отчасти напоминает творчество во времена Гомера... Можно предположить, что большой интерес как в теоретическом, так и в практическом отношении будут иметь исследования на молекулярном уровне...» Нет, мы не можем пока дать сколь-либо точное определение гению, таланту. Попробуем тогда определить более простое понятие: «умный». Между «Идиотом» Достоевского и «Гением» Драйзера бесчисленная галерея образов мировой литературы. Кто умнее или кто глупее, Остап Бендер или Ходжа Насреддин, Пантагрюэль или Гулливер, Фауст или Гамлет, Шейлок или Гобсек? На этот вопрос ответить трудно, прежде всего потому, что мы не знаем, как «измерить» ум. Интуитивно каждый из нас понимает, что такое ум, и даже способен разместить по уму своих коллег по учебе или работе, хотя сделать это несоизмеримо трудней, чем расположить их по росту. Как отличить природный ум от тренированной памяти, быструю сообразительность от умения быстро извлечь книжную мудрость, как распознать собственное, индивидуальное под «шубой» культурных навыков, привитых обществом? Пока удовлетворительно сделать этого мы не можем — существует лишь одно довольно скудное средство — тест, своеобразный «пробный камень» для человеческого ума. Собственно говоря, те логические задачи, которые так часто печатают наши научно-популярные журналы, уже в какой-то степени можно считать тестами умственных способностей человека. Правда, их решение без оценки психолога представляет лишь чисто спортивный интерес. Объединенные в программы тесты позволяют количественно «оценить ум» — оценить в очках и в баллах за решение того или иного теста. Тестам посвящена обширная литература, но, даже не читая ее, легко понять несовершенство тестов как мерила ума. Но выбора нет — ничего лучшего пока не придумано: в Палате мер и весов, где лежит эталонный метр, нет эталонной мерки для ума. Тесты измеряют по существу способность производить подходящий выбор. Например, при одном из тестов ребенку показывают какой-нибудь обычный предмет и 70
спрашивают его название — из всех слов ребенок должен выбрать нужное. Распространенными тестами являются лабиринты, Продолжение. КОЭФФИЦИЕНТ ИНТЕЛЛЕКТА По данным Бине, 5-й тест оказался верхним пределом для 2-летних детей, а также для идиотов; 9-й — для 3-летних, 14-й — для 5-летних, 15-й — для взрослых имбецилов. Слабоумные взрослые размещались несколько ниже 12-летних детей (см. стр. 53). Недостатки шкалы очевидны. Почему, скажем, нормальный трехлетний обязан назвать предметы на картинке? А если он их в глаза не видел, зато знает уйму других? И может быть, при этом он легко выполнит и 14-й тест, и 15-й? Отсталый он или очень способный? Почему развитие в 3 года определяет именно знание этих предметов, а в 5 лет — сравнение длин? Хочется критериев более весомых и зримых. Критиковать всегда просто. Но статистика подтверждала: да, большинство не одолевших тесты своего возраста — отсталые, большинство выполнивших тесты и для старшего воз раста — способные. Правда, не слишком убедительное больший ство. Эта схема, непрерывно меняясь и совершенствуясь, привела к нынешнему коэффициенту интеллекта /Q (Intelligence Quotient). Он основан на шкале Станфорд — Бине (Бине — тот самый, а Станфорд — университет, где шкалу улучшали). Ввел понятие /Q Л. Терман в 1916 году. /Q показывает, во сколько раз умственное развитие выше нормального, среднего, которое полагается согласно календарному возрасту (KB): УВ /Q = -ттпг • 100 (для удобства результат выражен в процентах). Свой календарный возраст люди, как правило, знают. Для определения остается найти умственный. Полная шкала Станфорд— Бине содержит уровни: от II до V через полгода (II, II — 6, III., Ill — в и т. д.), от V до XIX через год, и, кроме того, уровень НВ (нормальный взрослый), и три уровня РВ (развитый взрослый): PBI, РВИ, PBIII. Каждый уровень состоит из 6 тестов (только НВ — из 8). 71
«пройти» через которые нужно с карандашом за определен- яое время. И в этом случае всю операцию можно разбить на ряд «шагов», при каждом из которых мы должны совершить подходящий отбор — «сюда или не сюда». «Что такое разум? — спрашивал Уильям Росс Эшби, один из основоположников кибернетики, и сам отвечал: — Разумной следует считать систему, способную выполнить подходящий отбор. Эта способность и есть критерий разумности. Иными словами — разумен тот, кто разумно действует. ..» Действительно, мы оцениваем шахматиста по тому, как он выбирает ходы, полководца — по выбору стратегии, приводящей к победе. Задача ученого — выбрать самое строгое объяснение факта, или правильную теорию, или лучшую методику эксперимента из многих возможных объяснений, теорий, экспериментов. Художник отбирает наилучшую композицию, краски... Словом, «все разумные действия являются действиями по подходящему отбору» (У. Р. Эшби). В этом отборе участвует память — только на основе предварительно полученной информации человек способен произвести правильный отбор. Смысл образования и жизненного опыта, в конечном итоге, состоит в том, чтобы снабдить нас информацией для правильного выбора в возможных будущих ситуациях — будь это выбор траектории полета на Луну или выбор подруги жизни. В последнем случае критерии правильного выбора субъективны. Наше решение как бы окрашено нашим характером, темпераментом, волей.. . Итак, способность к наилучшему выбору — основное свойство разума. Память — необходимое условие для проявления этой способности. Характер, темперамент — своеобразный тембр этой способности, ее окраска.
ОТ ДРОЗОФИЛЫ ДО БАХА К элементарному (по сравнению с мозгом человека) выбору способна и электронная машина, разбивающая задачу на этапы, в каждом из которых она осуществляет выбор «да — нет». Примитивный выбор может осуществить и животное. И вот здесь, на животных, уже проделаны опыты, которые показывают: способность к выбору, а также способность научиться осуществлять правильный выбор действительно связана с генетической системой. Наиболее оригинальные и новые работы принадлежат С. Бензеру, одному из виднейших ученых в области структуры гена. Бензер выполнил свою работу на мухах-дрозофилах, этом классическом объекте всех генетиков. Вначале он попытался разделить мух на тех, кто любит свет, и тех, которых свет раздражает. Мух заключали в цилиндрический сосуд, состоящий из двух одинаковых половин, которые легко могли соединяться или разбираться вновь. Половина сосуда освещена, половина затемнена. Мухи разделяются в этом сосуде по своему отношению к све- 73
ту — одни тянутся в светлую половину, другие — в темную. Но в каждой из этих половин есть мухи, случайно залетевшие: любительницы темноты, оказавшиеся на свету, и наоборот. Поэтому сосуд разбирают на две половины и каждую половину вновь соединяют со стандартной пустой частью так, что вместо одного сосуда становится два, и в каждом есть темная и светлая половины. Мухи, попавшие в один из сосудов после первого разделения вместе со светлой половиной самого первого сосуда, вновь размежевываются: те, кто залетел случайно на свет, прячутся в темноту, хотя небольшое количество таких мух все же снова останется на свету. Следующее разделение — и число «темных мух» на светлой половине еще меньше и т. д. В итоге после десяти таких операций мухи оказываются разделенными по двадцати сосудам, причем в одном из них — «светлице» — наибольшее количество мух, тянущихся к свету, а в другом — «темнице» — собрано наибольшее число мух «любителей темноты». Теперь можно было экспериментировать с этими двумя типами мух. Во-первых, оказалось, что «любовь» или «нелюбовь» к свету — признак, передающийся по наследству. Этот признак может изменяться под действием химических соединений — мутагенов. Бензер также определил локализацию этого «чувства» на одной из хромосом и затем попытался проверить на любительницах света их способности, а точнее — их отношение к обучению. Для этого Бензер в светлую половину сосуда поместил пленку из прозрачного пластика, на которую с помощью проводящего лака нанес тонкую решетку электродов и подал на них напряжение 50 вольт. Когда мухи, в наследственности у которых заложена тяга к свету, идут на свет и попадают на решетку, они получают электрический удар. После 10— 20 минут обучения часть мух запоминает урок «на отлично» и очень четко выбирает между «да» (идти к свету через удар током) и «нет» (отсиживаться в темноте). Но есть и «упрямцы», которые упорно продолжают тянуться к свету, они-то и соберутся в светлой части сосуда. Среди них будут и случайно попавшие мухи, которые, вообще-то говоря, выучили правила «уличного движения» в сосуде, но, как говорится, «с перепугу» залетели не туда. Будут там и мухи, которые почти обучились, и еще бы чуть-чуть — и они сидели бы в темной половине. И снова 74
шлиф разнимается, сосуд разбирается на две половины, и снова каждая из них соединяется со стандартной пустой частью. Снова подается напряжение. Теперь только отъявленные «упрямцы» остаются в светлой половине. Можно рассматривать этих мух как дураков, совсем не способных к обучению, а можно — как героев, готовых перенести все, лишь бы добраться к свету, не в этом дело. Важно, что после нескольких разделений мух можно разделить на «отличников» и «тупиц». Первые способны быстро научиться тому, как осуществлять правильный выбор, вторые — не способны. Отобрав чистые линии таких мух, С. Бензер показал, что эти свойства генетически обусловлены. У мух-«от- личников» рождались и дети-«отличники». Можно было скрестить папу-«отличника» с мамой-«тупицей» и получить любые комбинации способностей у деток. Используя методы генетического анализа, Бензер определил на хромосомной карте то место, где расположен ген, ведающий способностью к обучению. Чтобы поставить все точки над i, оставалось попробовать как-то повредить ген. Бензер сумел подобрать мутагены — химические вещества, атакующие хромосому, которые повреждали этот ген, и с их помощью стал превращать «отличников» в «тупиц», а в некоторых случаях с помощью химического воздействия на хромосомы можно было совершать и обратное превращение. Конечно, исследования на дрозофиле имеют самое прямое отношение к общим законам генетики вообще и генетике человека в частности, но, однако же, когда речь идет о таких свойствах человеческой личности, как ум, талант, интеллект, тут даже самый смелый исследователь не решится проводить параллели сплошными линиями. Только очень осторожно, чуть заметным пунктиром! Поэтому двинемся вверх по иерархической лестнице живого мира. Довольно много подобных работ выполнено на мышах. Вот одна из них. У мышей 15 генетически различных линий изучалась «исследовательская активность», которая измерялась числом тупиков в ходах лабиринта, куда мыши забегали в поисках выхода, где их ждал корм. Испытания повторялись неоднократно. Как Гулливер над городом лилипутов, стояли исследователи у лабиринта, взирая на мечущихся мышей и исправно отмечая число «тупиковых забегов». Мыши одних линий после непродолжительной тренировки почти безошибочно выбирали в каждом «хитром» 76
участке лабиринта путь к цели. Другие учились, совершая многочисленные промахи. У каждой из линий были мыши более и менее «сообразительные» — их число распределялось, как говорят математики, по нормальной кривой. Мыши наиболее «способной» линии отличались от мышей 76
4. Из груды взять указанное число кубиков. 5. Указать, какой из 5 изображенных предметов не соответствует остальным. 6. Пройти лабиринт. 1 1 Тесты довольно примитивны. Но, во-первых, они рассчитаны на шестилетних, американских, а не наших. И довоенных, а не нынешних. Темп развития детей ускоряется. В школу сейчас идут на год раньше. А тесту 35 лет. Сейчас это — историческая реликвия. А во-вторых, нормальным здесь считается не тот шестилетний, какого мы представляем по своим стандартам или каким помним себя, а среднестатистический. А он чаще всего нам совсем незнаком. Все уровни привести трудно и едва ли нужно. Верхний уровень на стр. 87. 77
самой «тупой» линии в 23 раза. Причем это различие сохранялось у детей, внуков, правнуков, словом, во многих мышиных поколениях. Позже сами исследователи названия этих линий — «способные» и «тупые» — заменили более осторожными: «способные ориентироваться в лабиринте» и «неспособные ориентироваться в лабиринте». Мышиный «талант» оказался специфическим: мыши, получившие высокую оценку в лабиринте, могли получить низкую оценку в каком-нибудь другом месте. Мухи... Мыши... Но как далеко от них до человека! Генетике человека посвящена обширнейшая литература. И почти в каждой из книг можно найти жалобу на... человека. Человек — неблагоприятный объект для генетических исследований. В отличие от мухи-дрозофилы у него много хромосом, а смена поколений происходит медленно... Поэтому генетика человека вынуждена использовать различные побочные методы. Один из них — близнецовый. Близнецы — это дети, выношенные и рожденные одной матерью одновременно. Наука различает однояйцевых и разнояйцевых (двуяйцевых) близнецов. Однояйцевые — возникают из одного яйца, оплодотворенного одним сперматозоидом. Они, фактически, тождественны по своим наследственным свойствам, всегда одного пола и очень похожи между собой. Разнояйцевые близнецы возникают из разных яиц, оплодотворенных разными сперматозоидами. Они могут быть одного пола или разных, могут быть похожи и непохожи, попросту говоря, это братья и сестры, родившиеся одновременно. В науке таких близнецов называют «сиб- сы», соединив сокращенные английские слова «сестра» — «брат». Близнецы — своеобразный «золотой фонд» генетики человека, богатый экспериментальный материал для сравнительных выводов. Близнецам посвящают обширные монографии, за ними «охотятся» ученые. С помощью программ, включающих самые разнообразные тесты, ученые подвергли исследованию близнецов. Немецкий ученый Готшальд в 1937 году собрал 90 пар детей-близнецов в специальный лагерь, где наблюдал и исследовал их. Среди этих исследований были и многочисленные тесты, позволяющие оценить способность к выбору. Оценки по тестам у каждой пары однояйцевых близнецов оказались более близкими, чем у двуяйцевых. Собственно, 78
подобные данные получали и до Готшальда и после — люди с близкой наследственностью сходным образом реагировали на тесты: проходили лабиринты приблизительно за одно и то же время, проявляли одинаковый подход к решению логических задач, похожим образом находили заданные простые геометрические элементы в сложных фигурах. Но опыт Готшальда интересен своим продолжением. Прошло 13 лет, после того как ученый собрал близнецов. Отгремели залпы второй мировой войны, и неугомонный Готшальд вновь собрал тех же близнецов в лагерь, правда, на этот раз их собралось только 70 пар. И снова реакция на тесты умственной одаренности, на способность к выбору оказалась близка у каждого из партнеров в близнецовой паре, причем у однояйцевых это сходство по-прежнему было большим. Это сходство близнецы пронесли через 13 лет, хотя каждого из них обстоятельства ставили в самые различные условия и жизненный опыт одного из близнецов часто сильно отличался от жизненного опыта другого. И. Канаев в своей книге «Близнецы и генетика» приводит ряд ярких примеров очень близкой по характеру специальной одаренности близнецов. Вот два близнеца, которых Канаев считает однояйцевыми — Иоганн Христофор Бах и Иоганн Амбросиус Бах (отец знаменитого Иоганна Себастьяна Баха). Эти два близнеца «были так похожи, что даже жены не могли их отличить. Они были чудом... для каждого, кто их видел. Речь, образ мысли — все у них было одинаково. В музыке также их нельзя было отличить. Они одинаково играли, одинаково развивали тему...» Дирижеры Вольф и Вилли Хайнцы. Один мог заменить во время антракта другого. Никто — публика, оркестранты, певцы — не сумели бы обнаружить замену... Огюст и Жан Пикары. Очень сходны внешне. Оба тяготели к естественным наукам. Огюст стал физиком, Жан — химиком. Оба известны полетом в стратосферу. Позже Огюст Пикар прославился глубоководными погружениями в батискафе... Все эти опыты и наблюдения — от мух до людей-близнецов — свидетельствуют о том, что способность к разумному выбору связана с генотипом (напомним еще раз, что под этим термином в генетике понимается сумма всех генов, наследственная конституция организма).
ПАМЯТЬ БЛИЗНЕЦОВ Сам факт существования памяти человека и механизм записи, хранения и воспроизводства памяти уже предопределен генетически для всего рода людского. Но кроме того, мы уже говорили об этом, память связана с молекулами нуклеиновой кислоты. С ДНК или РНК. Или со всей великой триадой молекулярной биологии: «ДНК—РНК—белок». Но ДНК — это и есть основа генетического материала. И РНК тоже связана с ним. Поэтому в том, что память зависит от генетических структур, как-то и сомневаться неудобно... Но все это относится к памяти «вообще». Что же касается индивидуальных, генетически обусловленных особенностей памяти, то их может быть столько же, сколько особенностей характера, ума, темперамента. Воспитание, обучение, тренировка увеличивают эти различия или, наоборот, сглаживают их, но генетическая основа памяти остается. Еще лет тридцать назад ученые, занимавшиеся генетикой поведения животных, обнаружили, что есть такие генетические линии мышей, у которых во всех поколениях обучение проходит быстро, а есть такие линии, у которых 80
медленно. Если скрестить мышей из этих двух линий, то в последующих поколениях можно будет наблюдать и быстро схватывающих программу обучения, и медленно, и средних между теми и другими — то есть способность к обучению явно передавалась по наследству. Но имеет ли это отношение к памяти? Мы уже рассказывали о метразоле — веществе, «стирающем» следы памяти. В 1959 году Мак-Гоу, взяв две линии мышей — быстрых и медлительных «учеников», стал вводить им метразол. Через 45 секунд у тех и других мышей навык исчезал, следы памяти стирались. Через 30 минут — навык не терялся у «способных» учеников и пропадал у «тугодумов» — им для возникновения прочных следов требуется во всяком случае больше получаса. И эта особенность сохранилась у всех мышей этой линии, хотя поколение сменялось поколением. Скорость записи следов памяти оказалась генетически предопределенной. Теперь от мышей перейдем к людям. Профессор А. Р. Лурия исследовал память все на тех же близнецах. В упрощенном виде опыт можно представить так. Близнецам в течение короткого времени показывают 10 фигур (или называют 10 слов). Затем они должны их повторить. Если они называют без ошибки 5, будем считать, что эффективность их памяти 50%. (На самом деле есть более сложные формулы для оценки, но сейчас это не важно.) Если окажется, что у однояйцевых близнецов эта величина эффективности одинакова (оба близнеца запомнили 7 фигур из 10) или очень близка, а у двуяйцевых сильно отличается (один запомнил 3, другой — 6), значит генетическая общность влияет на свойства памяти. (Конечно, берется много пар близнецов и ставится много опытов, так что случайные совпадения исключаются.) В действительности так и оказалось: у однояйцевых близнецов в возрасте от 5 до 7 лет различия в зрительном запоминании были очень малы, а у двуяйцевых — в три раза больше. Эта высокая разница сохранялась и в школьном возрасте. Непосредственное запоминание слов у однояйцевых близнецов тоже было близким, а двуяйцевые различались по этому признаку заметно. А. Р. Лурия проверял и словесную память, когда слово, требующее запоминания, связывалось с каким-то расска- 4 Как стать умным? 81
зом, картинкой и путем внутренних или внешних ассоциаций его можно было восстановить. Такая форма памяти требует уже некоторого интеллекта, на нее влияют условия жизни, обучения, воспитания. Скажем, одному достаточно показать картинку с маяком — и он вспомнит, по ассоциации, требуемое слово «море». У другого маяк ассоциируется с пароходом, третий никогда не видал маяков — и такая картинка ничего ему не подскажет. У детей в возрасте 5—7 лет результаты по-прежнему были более близкими у однояйцевых близнецов, но уже для школьников 11—13 лет разница между одно- и двуяйцевыми близнецами исчезала — память опосредованного типа приобрела более сложный характер. В начале этой части мы уже приводили примеры «миграции» выдающихся способностей в поколениях одной и той же семьи. Подобные примеры иногда более ярки, чем статистические выводы над множеством близнецов, хотя часто и менее достоверны. Такой яркий пример — семья Шершевского, человека с необъятной памятью, о котором мы рассказали в начале книги. Как пишет А. Р. Лурия: «Самым интересным оказался тот факт, что эта особенность памяти была, по всем данным, наследственной. Ряд косвенных признаков показал, что такая же память была у его отца и матери. Близкая память была у его сына...» Итак, особенности памяти связаны с генотипом. Иногда их можно унаследовать. Есть еще один вид памяти — филогенетическая. Это память, накопленная биологическим видом в ходе эволюционного развития, то, что называют безусловными рефлексами, врожденными инстинктами, такими, например, как способность птиц ориентироваться при перелетах с севера на юг и обратно. Быть может, каждый из нас хранит в памяти все, что знали и умели до нас, и мозг наш испещрен миллионами следов умений и навыков, увы, навсегда погребенных под песком, нанесенным веками эволюции? Лишь случайно, чудесным образом, как Робинзон, мы внезапно наталкиваемся на эти следы. Все слышали, как поразительно ловки лунатики — с какой уверенностью движутся они по краю крыши или узкому карнизу. И. И. Мечников предположил, что секрет этой ловкости скрыт в каждом из нас и что, доставшись от наших 82
пращуров, прыгавших по деревьям, он зарыт где-то в древней наследственной памяти. Зарыт в самой глубокой темной штольне, где бездействует уже тысячелетия... А умение плавать? Есть нехитрый дедовский прием: бросить в воду — поплывет. ..Ив самом деле, чаще всего, преодолев страх, барахтаясь и отплевываясь, беспорядочно двигая руками, ногами, телом, человек выплывает, хотя до этого никогда не плавал. П. В. Симонов пишет: «Вполне возможно, что двигательный механизм плавания заложен в мозге от рождения, но до поры до времени хранится в нем в скрытом, запечатанном виде». Но когда возникает необходимость, происходит «экстренное распечатывание» механизма плавания, тоже доставшегося нам от предшествующих поколений. В качестве гипотезы, теоретически возможной, но не имеющей фактического подтверждения, можно даже допустить, что в этой филогенетической, передаваемой с хромосомами памяти заложены воспоминания о древнейшем прошлом человечества, уходящем своими истоками в дремучую даль миллионолетий, к тем временам, когда человек был вовсе и не человеком, а ловким и сильным зверем, и, может быть, в мозгу младенцев, чья память не загружена накопленным опытом жизни, смутно проносятся туманные образы далекого прошлого. Как в шутку было сказано на одной научной конференции: Младенцам снятся бронтозавры, Их ДНК и РНК Спят в лабиринтах Минотавра, Чисты как белая доска. И только редко, очень редко Из заколдованных жилищ Промчатся тихо тени предков С палеозойских пепелищ... Один из «краеугольных камней» разума — память — генетически обусловлена...
ТЕМБР ТАЛАНТА Великий врач Древней Греции Гиппократ оставил исследователям человеческого характера описание четырех темпераментов: сангвиника, флегматика, меланхолика, холерика. .. По Гиппократу, жизнь организма определяется четырьмя соками: кровью, слизью (флегмой), черной желчью и желтой желчью. Тот, в ком бушует кровь, — сангвиник, у кого преобладает флегма — флегматик, черная желчь — меланхолик, желтая — холерик. И. П. Павлов дал этим четырем психическим типам научное описание, подчеркнув, что Гиппократ, в общем, правильно уловил основные черты типов темпераментов. По Павлову. Сангвиник. Характеризуется большой силой и хорошей уравновешенностью процессов возбуждения и торможения, а также отличной их подвижностью. Самый совершенный из всех типов по возможности приспосабливаться и согласовывать свои действия с условиями внешней среды. Флегматик. Сильный, уравновешенный, спокойный, но 84
с недостаточной подвижностью нервных процессов. Затрудняется, когда необходим быстрый ответ на раздражения внешней среды. Меланхолик. Сила, уравновешенность и подвижность нервных процессов незначительна. Слабый тип, плохо приспосабливается к неблагоприятным условиям, в сложных ситуациях заболевает неврозом. Ему необходимы «тепличные» условия существования. И наконец, холерик: сильный, но неуравновешенный тип: чрезвычайно сильно выражен процесс возбуждения и слабо — процесс торможения. Разумеется, сангвиник и холерик активнее флегматика и меланхолика (активность — условие номер один для творческой деятельности), флегматик — выносливее и упорнее холерика и меланхолика (выносливость и работоспособность часто «делают» одаренного человека), меланхолик — тоньше, часто болезненно внимательнее к проявлениям душевной жизни, нежели сангвиник, холерик и флегматик. Стендаль полагал, что большинство выдающихся людей — холерики. История знает замечательных людей всех темпераментов. Ходячие примеры: если Пушкин — холерик, то Гончаров — флегматик... И все же холерический темперамент более всего располагает к раскрытию способностей в деятельности, в поведении, в эмоциях. У животных их «первородным умом» были эмоции — эмоции помогали выжить в борьбе за существование. Ярость, умножая силы, помогала победить опасность. Страх сохранял жизнь, обращая в бегство. Теперь известно, где в мозгу находится «вместилище чувств». Ученые могут по заказу вызывать ярость, страх, радость, удовольствие... Профессор Иельского университета Хосе Делгадо управлял по радио эмоциями и поведением животных. В определенные участки мозга он вживлял электроды, концы их соединялись с миниатюрным приемо-передаточным радиоприбором. Прибор крепился на черепе или на спине животного. Делгадо демонстрировал фильм. Коррида. Сам профессор в роли тореадора, он размахивает ярко-красной муле- той — и на него бросается разъяренный бык. Но Делгадо 85
включает передатчик, посылает импульс в «центр успокоения» — и бык, мгновенно забыв весь кодекс чести корриды, покорно застывает и осматривается, где бы пожевать траву. Любопытнейшие фотографии быка, усмиренного радиоимпульсами, можно увидеть в книге Делгадо «Мозг и сознание». Эта книга вышла в переводе на русский язык в 1971 году. Профессор научил обезьян тому, что значит «оппозиция». Злому вожаку обезьян он вживил электроды в «центр успокоения», а «угнетенным» обезьянам отдал рычаг, управлявший этими центрами. Делгадо делал вывод: «...одно животное может научиться стимулировать мозг другого из одной с ним колонии... В этом опыте подчиненная обезьяна многократно нажимала на рычаг, который запускал радиостимуляцию хвостатого ядра мозга обезьяны-вожака, тормозящую его агрессивное поведение». Дальше — больше. На конференции Общества инженеров по электротехнике и радиоэлектронике Делгадо сообщил, что проводил опыты по регуляции... материнского чувства. На этот раз электроды вводились туда, где дремлет материнский инстинкт. Получая десятисекундный радиосигнал, обезьяна, заботливая и ласковая мать, отталкивала детеныша, кусалась, злобно металась по клетке... И пока звучало «эхо» радиосигнала в ее мозгу, она была враждебна к своему детенышу, но через 15 минут снова превращалась в чуткую мать... Когда профессор Делгадо в августе 1966 года был в Москве на XVIII Международном психологическом конгрессе, он признался, что его особенно интересует «химия эмоций». Он с увлечением делился новой методикой своих опытов. «Снова пришлось начать с отрицания прежней методики эксперимента, которая позволяла исследовать химический состав мозга, лишь умертвив животное. Миниатюрная система насосов, резервуаров с химическим препаратом — все вместе меньше мизинца — и две тончайшие металлические трубочки, уходящие в мозг... По одной — жидкость закачивается в нужную точку мозга, по другой — выкачивается. И вся эта система тоже управляется издалека, по радио, а трубочки к тому же служат электродами, позволяющими замерить биопотенциал в том месте, на которое оказывается химическое воздействие». Управлять эмоциями — значит управлять поведением. 86
Но разве, управляя эмоциями, человек не управляет способностями? Эмоции у человека — союзник мышления. Это хорошо знают пропагандисты: чтобы внушить какой-нибудь лозунг, подчас бывает необязательно вдалбливать его в голову. Куда скорее дойдет этот лозунг «от сердца к разуму». Сама по себе мысль абстрактна. «Загореться» ею, сделать ее силой заставляют чувства. Если человек опечален, огорчен — ему хуже думается. Если он бодр и радостен — мысль ясна и быстра. Эмоции — «могучий генератор» мышления. Не потому ли любовь стольких сделала поэтами? Советский физиолог П. Симонов писал: «эмоции» моби- Продолжение. НА ВЕРХНЕМ УРОВНЕ 1. Определить устно понятия: книга, брошюра, голод, аппетит, очки, пение, лорнет, дерево, растение, куст, трава, постель» кровать, воздух, кислород, атмосфера, знание, воспитание, образование, эрудиция, машина, механизм, степень, качество, уровень, понятие, геодезия, онкология, левитация, механика. 2. Задача. Турист вышел из лагеря в полдень. Делая по равнине 4 мили в час, дошел до холма, со скоростью 3 м/ч, поднялся на вершину, со скоростью 6 м/ч, спустился и к 6 часам вернулся в лагерь. Сколько он прошел? С точностью до получаса, когда он был на вершине? Решить устно. 3. Дать слова, противоположные словам: (напр.: сильно — слабо; жидкий — густой). Закат — ...; сеять — ...; дно — ...; мычать — ...; дроби — ...; холод — ...; ум — ...; вещественный — ... 4. Листок бумаги складывается в 2—3 раза и часть отрезается. Нарисовать развертку оставшейся части, не разворачивая листка. 5. Пройти лабиринт. в. Повторить прочитанные 1 раз вслух числа: 7, 4, 1, 5, 8, 2, 9, 4, 3. 87
лизуют скрытые резервы, повышают (а в других случаях, наоборот, тормозят, угнетают) энергетические возможности мышц, обостряют чувствительность зрения, слуха и обоняния. Эмоции вскрывают дополнительные хранилища памяти, которые мы не можем использовать по своему усмотрению. В состоянии эмоционального возбуждения человек находит те решения, которые принято называть интуицией и озарением». Эмоции — творческая сила. Это ветры — попутные или встречные — жизненного океана, в котором странствуют корабли наших поступков. Эмоции питают энергией интеллект. Так нельзя ли «проявить» талант, с помощью того или иного «химического проявителя» — темперамента? С эмоциональным строем Ф. М. Достоевского можно было написать Раскольникова и невозможно — Остапа Бен- дера. Ну, а если бы Достоевскому поубавить едкости, мрачности, болезненной ненависти к так называемым «нигилистам»? Кто знает, может быть, вместо «Крокодила» и «Скверного анекдота» и написалось бы что-нибудь более светлое по юмору и настроению. Представляете, этакая палитра для писателя! Дюжина микстур или, чтоб это не выглядело так аптечно, дюжина настоек, по три на каждый темперамент, с вариациями и нюансами. Выпиваешь совсем немного — и меняешь настроение. И вот в одном писателе, на страницах одной книги, уживается сразу множество органичных характеров, стилей, манер... Целый Союз писателей! Впрочем, не будем шутить. Зададим вопросы всерьез: есть ли связь между эмоциями, настроением, темпераментом — и проявлениями таланта? Как использовать эту связь? Не может ли сегодня химия предложить что-то людям, природный ум которых растрачивается бесцельно — из-за лености, слабоволия, разгильдяйства? Как открыть и воспитать в природном характере все то, без чего не бывает гения, — работоспособность, упорство, настойчивость ? Откуда берутся эти черты характера — наследуются, приобретаются? Опять вопросы... За ответами на этот раз отправимся в Колтуши. 88
ПОСЛЕДНЯЯ СТРАСТЬ ПАВЛОВА ... Есть известный снимок: Иван Петрович Павлов стоит перед зданием лаборатории экспериментальной генетики высшей нервной деятельности. Стоит в кепке, в рубашке, выглядит он по-рабочему, даже опирается на садовый инструмент. .. Уже строились лаборатория и питомник, уже на фасаде появились слова: «Экспериментальная генетика высшей нервной деятельности». Павлов сам наблюдал за строительством, рассаживал кусты вокруг зданий... Похоже было, в 85 лет он «заболел» новой страстью — генетикой. Что подстегнуло эту страсть? Быть может, мысли, которые Павлов высказал вслух над гробом сына Всеволода, рано умершего от рака поджелудочной железы (мать Ивана Петровича умерла от рака желудка): «Всеволод! Даю тебе слово, что мучительный конец твоей надломленной и рано оборванной жизни не пропадет даром. Я имею некоторый голос среди молодежи. Этим голосом я расскажу твою историю. Она лишний раз толкнет людское внимание в сторо- 89
ну одной уже известной важнейшей научной истины, законов наследственности Менделя... эта истина освободит человека из-под груды скорбей и обеспечит ему здоровье и радостное существование». 1935 год... Ивану Петровичу остается еще год жизни. И в этот последний год он отдается генетике высшей нервной деятельности, как одной из главных загадок, насущнейшей задаче науки. Впрочем, у страсти этой были давние истоки... В 1922 году ученик И. П. Павлова Н. П. Студенцов решил выяснить, наследуются ли условные рефлексы, и начал серию опытов на мышах. На первых порах мыши казались ужасающе бесталанными: сотня опытов, другая, наконец третья... Кажется, мыши научились по звонку идти к пище. Потомство их уже обучалось рефлексу за меньшее количество опытов. Наконец, пятому поколению в потомстве требовалось уже всего 5—8 опытов. Итак, условные рефлексы наследуются? Если б это было так, это был бы переворот в генетике... Генетики встретили известие об опытах Н. П. Студенцо- ва с понятным скептицизмом. Известный ученый Н. К. Кольцов отправился к И. П. Павлову. «Мы беседовали около часа. Я утверждал, что в вывод его ученика вкралась ошибка: на самом деле учились не мыши, а экспериментатор, у которого не было опыта тренировать мышей. И. П. слушал внимательно, как будто соглашался, но говорил, что это не его специальность и он не имеет своего определенного мнения. Я ушел от него успокоенный, работа будет проверена, а неизбежный результат проверки мне был заранее определенно известен...» Находясь в поездке в Англии, а потом и в Америке, И. П. Павлов упомянул об опытах Студенцова. Американский журнал «Сайенс» напечатал даже предсказание Павлова, что, когда он «вернется в свою лабораторию, у шестого или седьмого поколения мышей условный рефлекс родителей на звонок превратится в безусловный». Один из основателей современной генетики Морган усомнился в этом. А Кольцов ответил статьей, которая далась ему нелегко. Он питал к Павлову глубочайшее уважение, и обвинять Павлова в поспешности выводов было не просто. Но Кольцов сделал это, повинуясь совести ученого.,, 90
Когда они встретились снова, в Кольцове на минуту шевельнулось опасение: он слышал, что Павлов нетерпим, суров, не выносит возражений... Но Павлов повернулся и подошел с дружеской улыбкой: «Николай Константинович, теперь я работаю только с собаками, которых знаю, а с мышами работать не хочу». Кольцов замечает: «Недоразумение было окончательно разъяснено». Но это вовсе не означало, что генетика поведенческих реакций перестала интересовать Павлова. Напротив, он решил продолжать работу «только с собаками». Да, собак он знал хорошо. Однажды он даже обратился с похвалой к собаке. И не раз говорил: «И где у людей головы, если они могут думать, что между нами и животными качественная разница. Разве у этой собаки глаза не блестят радостью? Почему не исследовать феномен радости на собаке, здесь все элементарнее и потому доступнее». Среди собак, как и среди людей, попадались и сангвиники, и флегматики, и холерики, и меланхолики... Одни псы были ласковы, покорны и веселы, другие угрюмы, мрачны и ворчливы. «Мы с полным правом, — подчеркивал Павлов, — можем перенести установленные на собаке типы нервной системы (а они так точно характеризованы) на человека. Очевидно, эти типы есть то, что мы называем у людей темпераментами. Темперамент есть самая общая характеристика каждого отдельного человека, самая основная характеристика его нервной системы, а это последняя кладет ту или другую печать на всю деятельность каждого индивидуума». Но почему одни рождаются жизнерадостными сангвиниками, а другие — грустными меланхоликами? Как наследуются типы нервных систем, и наследуются ли они вообще, как передаются из поколения в поколение темпераменты и делаются характеры? Поведение зависит от характера. Недаром говорят: «Посеешь характер — пожнешь судьбу»... У одних собак рефлексы вырабатывались быстро, хорошо закреплялись, с ними легко и приятно было иметь дело. Экспериментаторы соперничали друг с другом, чтобы получить этих собак для опытов, выясняющих законы условно- рефлекторной деятельности. 91
Но попадались и другие животные: условные рефлексы у них образовывались медленно, закреплялись плохо — собаки подводили экспериментаторов. Наследуются ли индивидуальные особенности нервной деятельности, предопределяет ли наследственность тип нервной системы? Или же наследственные задатки тут ни при чем и различия возникают уже в ходе развития животного, особенно в раннем возрасте, и вызваны неодинаковыми условиями существования? Вот тогда Павлов и задумал новый эксперимент по изучению генетики темперамента собак. Для этого и был нужен большой питомник для разведения собак — нескольким поколениям их суждено было подвергаться экспериментальной «проверке на темперамент». Длительность эксперимента не пугала Павлова. Единственно, о чем он жалел, что его знания в области генетики недостаточны... Павлов наметил два пути исследования. Первый путь — выяснить, как разное воспитание влияет на животных. В конце 30-х годов сотрудники Павлова — С. Н. Выржиковский и Ф. П. Майоров, а позже Л. О. Зе- вальд — провели в Колтушах первые эксперименты. Щенков, у которых были одни и те же родители, разделили на две группы. Одних с двухмесячного возраста изолировали от внешнего мира в отдельные клетки, обрекли на одиночество. Другие жили и росли вместе, как обычно. Когда прошел год, и тех и других щенков поселили в одном месте, в одни и те же условия и продолжали наблюдения. Оказалось, что по внешнему поведению собаки первой и второй группы отличались. Вышедшие из изолированных клеток были трусливы. «Свободные» щенки выросли «общительными» собаками. Но вот в характере нервных процессов существенных отличий между ними не было: те и другие обладали сильным и подвижным типом нервной системы и ничем не отличались от родителей. Значит, особенности поведения, например трусливость, в большей степени определялись условиями воспитания, ведь если бы животные не изолировались, не ограждались от внешних влияний, не содержались в «одиночном заключении», они выросли бы нормальными, обычными, контактными, как говорят ученые, или, как модно сейчас выражаться, «коммуникабельными» существами. Действительный член АМН СССР Д. А. Бирюков вспоминал, что Павлов как-то «рассказывал 92
о начавшихся тогда опытах по изучению поведения щенят, воспитываемых на свободе и в условиях постоянной изоляции. В разговоре привожу ему примеры из записок шлиссельбуржцев, которые, выйдя на свободу, замечали резкое повышение впечатлительности или извращение ее. Иван Петрович оживился, просит дать ему точные названия книг Новорусского, Фигнер». Итак, можно было сделать вывод, что трусость и мужество, предательство и самоотверженность воспитываются. И героя, гибнущего в бою, и дезертира, покидающего поле боя, делают обстоятельства. У героя может быть слабый тип нервной системы, у труса — сильный; отец героя мог быть белобилетником, отец труса — полным георгиевским кавалером: своим сыновьям они могли оставить в наследство тип нервной системы, характер нервных процессов, их силу и слабость, быстроту возбуждения и торможения, подвижность и вялость, — но никак не гарантию получить орден за храбрость или приговор военного трибунала за малодушие. .. А откуда появляется трусость? И как наследуется темперамент — по отцовской или по материнской линии? Исследования продолжались. Их вели ученики Павлова. В частности, физиологи продолжали заниматься происхождением трусости, или, говоря более ученым языком, тем, как формируется пассивно-оборонительное поведение животных. Оказалось, что трусость у собак — не только результат воспитания, но зависит и от наследственных задатков. Трусливое поведение можно заметно усилить воспитанием в раннем детстве, если у животных уже есть наследственное предрасположение к трусости. А у других собак никак не удавалось вызвать стойкий пассивно-оборонительный рефлекс. Заметили, что для трусости есть критический возраст. Если неприятности обрушиваются на животное в 1—3 месяца, трусость, страх проявляются потом чаще и активнее. А вот после 6 до 10 месяцев у собак, наследственно не трусливых, воспитать трусость не удается. У восточноевропейских овчарок есть одно любопытное свойство. До 6 месяцев овчарка боится человека. Но если с 4 до 6 месяцев с овчаркой гулять, приучая ее к людям и к миру, боязнь исчезает. Значит, генетически этот признак поведения предопределен, но воспитанием его можно «све- 93
сти на нет». Прежде чем ген реализуется в признак, проходит какое-то время, и здесь следует «поймать мгновение», когда можно направленно повлиять на результат работы генетической системы, на генетическую активность. Второе направление, которое И. П. Павлов начал развивать в Колтушах, — исследования «только на собаках». Предполагалось, что, подбирая родителей с определенным типом нервной системы, можно будет получить животных с сильными или слабыми нервными процессами, с подвижной или инертной нервной системой. К сожалению, война, блокада Ленинграда и другие причины прервали эту работу. * * * Сравнительно-генетические исследования в Колтушах вновь заняли свое место в последние десятилетия. Их вновь возглавили ученики И. П. Павлова, в частности, доктор биологических наук, профессор В. К. Федоров. Интересно, что на наследование нервных процессов главным образом влияет материнский организм. Пословица: «яблоко от яблони недалеко падает»—действительно верна. Именно: «от яблони...» Материнской линии принадлежит приоритет в передаче по наследству свойств высшей нервной деятельности. Кстати, писатели замечали это давно. Можно сказать, Шекспир был стихийным, интуитивным генетиком. В трагедии «Юлий Цезарь» Кассий уверяет Брута: От матери наследовал я пылкость. Люби меня настолько, чтобы вспышки Мои сносить... В других переводах читаем вместо «пылкость» — «вспыльчивость». Это точнее (хотя наследование по матери осложняется влиянием матери в раннем детстве). В Колтушах проводился так называемый гибридологический анализ. Гибридологический анализ — это ряд различных скрещиваний между животными исходных линий и их гибридов. С помощью такого анализа можно выяснить относительную роль материнского и отцовского организма в наследовании. Для опытов были взяты две исходных линии крыс — линию Вистар, полученную из ГДР, и линию, выведенную 94
Продолжение. АРИФМЕТИКА ПСИХОЛОГА Вычисление IQ несложно. Пусть определятся /Q подростка 13 с половиной лет, Тестолог на глаз, в разговоре, определяет У В испытуемого: около 14, и для начала дает тесты уровня XIII, чтобы он был наверняка выполним целиком. Затем XIV НВ и т, д, — пока не появятся невыполненные тесты. Каждый тест имеет условную «цену* в месяцах. Эта «цена* заранее определена психологом — составителем тестов. Последний сделанный целиком уровень — допустим, XIV — называется базовым возрастом. Затем уровни следуют до первого целиком не выполненного. Это — потолок. Весь тест — с начального уровня и до «потолка* занимает час — полтора, В итоге перед психологом появляется таблица примерно такого вида: Уровень XIV НВ РВ I РВ II РВ III Выполнено тестов 6 4 3 1 — Цена теста в месяцах базовый 2 4 б Базовый возраст лет 14 Надбавка в месяцах — 8 12 б Умственный возраст 14 лет 25 мес. Календарный возраст испытуемого: 13 лет 6 мес. Обратим все наши цифры в месяцы: 14 лет 25 мес. —193 месяца, 13 лет 6 мес. — 162 месяца. 193 IQ = -^tt -100 = 119, Много ли это? Нормой считают рамки, в которые попадают 2/з результатов, ближайших к среднему. В тестах на IQ отклонение у 68®/о испытуемых от среднего не превышает 15 баллов вверх и вниз. Поэтому результаты от 85 до 115 считаются нормой.
Л. В. Крушинским в Московском университете. Десять поколений этих животных прошли перед учеными, и они убедились, что обе линии существенно различаются по физиологическим, биохимическим и другим признакам. Л. В. Крушинский, создавая свою линию крыс, вел селекцию по высокой чувствительности к звуку. Все животные этой линии на сильный звук, скажем, на громкий звонок, отвечали двигательным возбуждением, судорожными припадками, напоминающими эпилептические припадки у человека. Все десять поколений реагировали на звук такими судорогами. Значит, у этой реакции есть наследственная основа. Но крысы линии Вистар вели себя иначе. Звонок не вызывал у них припадков. Лишь немногие, услышав звук, приходили в возбуждение. Стали скрещивать крыс обеих линий и их гибриды. И пришли к таким результатам. Во-первых, в наследовании этой реакции материнское влияние не ощущается: независимо от того, бралась ли самка из линии Крушинского или из линии Вистар, число припадков у потомков было одинаковым. Во-вторых, возникновение судорожных реакций на звук наблюдалось только во втором поколении. Потомки первого поколения, полученные от родителей из разных линий, оказались устойчивыми к звуку. Наконец, в-третьих, эта патологическая способность животных реагировать на звук определяется одной парой особых генов. Итак, подтвердилось, что наследственность ответственна в данном случае за поведение животных. Деятельность нервной системы тесно связана с биохимическими изменениями как в самой нервной клетке, так и в местах соединения с другими клетками — синапсах. В передаче нервных импульсов важную роль играют вещества — медиаторы, такие, как ацетилхолин, и ферменты, восстанавливающие нервную проводимость, такие, как хо- линэстераза. Крысы линии Крушинского обладают и высокой подвижностью нервных процессов, и высокой активностью холинэстеразы в коре головного мозга; наоборот, у крыс линии Вистар — низкая подвижность нервной системы и низкий уровень активности этого фермента. Материнское влияние сказалось на активности фермента в мозгу и «скорости переделки» условных рефлексов. Две линии крыс различались и по весу головного мозга: крысы линии Крушинского обладали более тяжелым моз- 96
гом, нежели крысы линии Вистар. Этот анатомический показатель тоже был генетически обусловлен. Причем у потомков первого поколения, родившихся при скрещивании крыс разных линий, вес головного мозга был больше, чем у крыс линии Крушинского. В генетике такое явление называют гетерозисом, когда гибридные особи превосходят по тому или иному признаку своих родителей. Эта генетическая закономерность особенно важна для практики. Интересно, как связана подвижность нервных процессов с уровнем активности фермента в коре головного мозга. Чем выше подвижность нервных процессов у животных, тем выше и уровень активности холинэстеразы. Можно даже сделать вывод, что чем больше этого фермента в мозгу, а уровень его тоже наследственно обусловлен, тем лучше и быстрее идет обучение животных. Однако вывод этот не абсолютно точен. Действительно, у более «способных» крыс уровень активности фермента в мозгу всегда выше, чем у менее способных. Но, с другой стороны, если крыс селекционировать по уровню фермента, то у крыс с высоким уровнем фермента способность к обучению не всегда бывает наиболее высокой. Видимо, способность к обучению помимо активности фермента зависит и от других факторов. В лаборатории В. К. Федорова изучалось и влияние на поведение изменений наследственных признаков, мутации. У мышей и крыс окраска волос диктуется определенными генами. Если ген окраски мутирует, изменяется, то в потомстве надо ждать альбиносов. Лабораторные альбиносы произошли от серой норвежской крысы, утратившей ген окраски. Поведение альбиносов и серых крыс разительно отличается. Серые крысы агрессивны, злобны, очень подвижны. По способности к обучению они превосходят альбиносов. И уровень активности фермента — холинэстеразы в мозгу у серых выше, чем у альбиносов. И по весу мозга, сердца, печени, почек и так далее они превосходят своих белых родственников. Было предположение, что все эти различия — следствие многих мелких мутаций. Для решения нужно было получить от серых крыс мутантов-альбиносов, исследовать их и сравнить с серыми крысами и белыми крысами линии Вистар. Выяснилось, что вслед за утратой пигментации, окраски, снизился вес головного мозга, почек, желудка, печени. Зна- 97
чит, ген, ответственный за окраску, влияет и на наследование других признаков. Биохимический показатель — активность фермента в коре мозга — также понизился у мутантов. А вот поведение у мутантов было как у серых крыс — такое же злобное и агрессивное, подвижность нервных процессов так же не изменилась, осталась относительно высокой. Выходит, мутация этого гена не влияет ни на биохимические процессы в мозгу, ни на поведение. Видимо, черты поведения контролируются большим числом генов. Однако на формирование высшей нервной деятельности очень сильно влияют и всевозможные внешние факторы. Некоторые фармакологические вещества изменяют скорость обучения. Интересно, что это касается менее «способных учеников» и практически не затрагивает более «способных». Возможно, что низкая способность к выработке условных рефлексов вызвана недостатком тех или иных веществ в организме, генетически запланированных. Значит, нужно научиться компенсировать, восполнять генетическую недостаточность. Генетика поведения развивается. Привлечение математических методов позволит этой отрасли науки увереннее двинуться вперед. Итак, вывод, который можно сделать: биохимические, физиологические и иные особенности центральной нервной системы имеют наследственную основу. ... Десятый, сотый опыт... Снова белая мышь мечется в лабиринте. Подгоняемая электрическим током, снова устремляется туда, где тока нет. Как скоро научится она ориентироваться и проходить свой электрифицированный путь к безопасному финишу? Как быстро установится рефлекс на свет или звук? Увеличит ли обучение содержание фермента в мозгу? Сначала животные одной линии, потом — другой. Десятки опытов, сотни животных, тысячи цифр в регистрационных журналах... Факты, факты — прежде всего надо знать. «Факты — воздух ученого», — говорил И. П. Павлов. Копилка фактов пополняется из года в год. Есть гены активности, гены страха и дикости, гены «исследовательской деятельности». Опять у крыс, опять у мышей.. • А у человека?
ДЬЯВОЛ И ПУЛЬТ Народная мудрость, кажется, давным-давно решила проблему: наследственна ли основа характера и темперамента, играющих столь огромную роль в реализации умственных способностей. Говорят: «Упрямством он весь в деда». Пишут: «Воинственностью он походил на своих предков из древнего рода Мальборо». Сплетничают: «Ветренна, как мать. Одни мужчины да танцы на уме...» Пословицы категоричны не меньше, чем людская молва: «Яблоко от яблони недалеко падает». При этом имеется в виду не столько, что яблоко и округло, и румяно, сколько, что оно горько или кисло. Осуждается характер — не вид. ... В 20-х годах в Москве был создан Государственный музей социальной гигиены Наркомздрава. Среди прочих любопытных материалов в этом музее хранилось «досье» одной уникальной семейки Юкке. За 75 лет из 870 членов 99
этой семьи вышли 200 воров и убийц, 90 девиц легкого поведения, 280 умственных и физических уродов, кроме того, 300 детей родились мертвыми. Значит ли это, что есть какие-то «гены преступности»? Это — давний спор: рождаются ли люди преступниками, или их делает такими жизнь, среда, социальный строй? Когда-то пытались определять преступников по внешнему виду: глубоко запавшие глаза, низкий лоб, выдающаяся вперед челюсть... Находились ученые, пытавшиеся даже отличить «порок» от «добродетели» по жесткости волос или по содержанию сахара в крови. Для нас несомненно, что преступность — прежде всего явление социальное. И все же проблема эта не так проста, чтобы от нее отмахнуться небрежным жестом. Биологические силы порой таинственно, властно и коварно взращивают преступное в человеке. Великий русский физиолог Иван Михайлович Сеченов в «Автобиографических записках» писал об одном важном своем наблюдении, изложенном в книге «Рефлексы головного мозга»: «... страсти коренятся прямо или косвенно в так называемых системных чувствах человека, способных нарастать до степени сильных хотений (чувство голода, самосохранения, половое чувство и пр.) и проявляются очень резкими действиями или поступками...» Сеченов замечал далее: «Из-за этой книги («Рефлексы головного мозга») меня произвели в ненамеренного проводника распущенных нравов и в философа нигилизма... В самом деле, в наиболее резкой форме обвинение могло бы иметь такой вид: всякий поступок, независимо от его содержания, считается, по этому учению, предуготованным природой данного человека; совершение поступка приписывается какому-нибудь, может быть, даже совершенно незначащему толчку извне, и самый поступок считается неизбежным...» Но человек на то и человек, подчеркивал Сеченов, чтобы обуздывать дурные замыслы, «угнетать» скверные движения души. «... В инкриминируемом сочинении рядом с рефлексами, кончающимися движениями, поставлены равноправно рефлексы, кончающиеся угнетением движений. Если первым на нравственной почве соответствует совершение 100
добрых поступков, то вторым — сопротивление человека всяким вообще, а следовательно, и дурным порывам». Так думал Сеченов. Так отвечал он своим оппонентам. Спор этот — только в другой форме и на ином научном уровне — продолжается и поныне. «Литературная газета» проводила дискуссию на тему: «Преступность: соотношение социального и биологического». Все участники дискуссии твердо сошлись на одном: «прирожденных преступников нет, преступность по своему характеру — явление прежде всего социальное». И вместе с тем были высказаны и следующие точки зрения. Доктор юридических наук Н. Стручков и профессор Б. Утевский: «В человеке всегда сочетается биологическое и социальное». Есть врожденные полезные и отрицательные задатки, они обратимы и могут быть ослаблены, а то и полностью погашены. Профессор Н. Фелинская: биопсихологические особенности данного человека (сила и направленность влечений, волевые задержки и так далее) играют определенную роль. Приводились цифры и факты в подтверждение этих взглядов. К сожалению, фактов было мало. И участники дискуссии пришли еще к одному общему выводу: нужно знать больше, «необходимы всесторонние биопсихологические исследования преступников с участием психиатров, генетиков, психологов». Заметьте, генетиков! Ибо спекуляций на тему «гены насилия и жестокости» более чем достаточно... Так легко объяснить все катаклизмы современного мира — и негритянские бунты в США, и студенческие демонстрации в Париже или Риме — «агрессивными импульсами, заложенными в генах». Ведь неслучайно американский публицист Джон Фишер назвал свою статью в «Харперс мэгэзин» «Заменитель насилия — вот что нужно молодежи». Да, разумеется, Фишер не отрицает социальных причин насилия: жизнь в трущобах, расовые и религиозные трения, развал семьи... Но это все вторичное. Главное — в другом. «Для первобытного человека жизнь была непрекращающейся битвой: против враждебного окружения, против хищников, со своими сородичами за пещеру, источник воды, охотничьи угодья, подругу...» 101
Философ Уильям Джеймс в своем исследовании «Моральный эквивалент войны» писал, что «воинственность, унаследованная у предков, вошла в нашу кровь и плоть». Логика подобных философских построений всегда одинакова. Что может предложить буржуазное общество взамен этой «генетической воинственности»? Ничего, кроме накопительства, приобретательства, размеренной скуки и надоевшего порядка. А «гены насилия» зовут к мятежу: они заставляют студентов в Латинском квартале размахивать черным знаменем анархизма, а «диких ангелов» на мотоциклах развивать самоубийственные скорости на калифорнийских автострадах... Войны были «спасительным клапаном». Но теперь «традиционные отдушины» закрыты, и общество чревато насилием, которое зреет и может разрушить его изнутри. Итак, во всем виноват «ген насилия» — козел отпущения за грехи империализма и расизма с их культом насилия, зверских агрессивных инстинктов. И тем не менее, такие инстинкты существуют. Иначе чем оправдать чудовищные метаморфозы, когда добропорядочные лавочники превращаются в кровожадных эсэсовцев, а «славные парни» из Техаса хладнокровно берут на мушку вьетнамских женщин? Как объяснить социальную историю целых народов, «национал-социалистический новый порядок» Гитлера или «культурную революцию» Мао Цзэ-дуна? В чем искать причины того садизма, который ошеломил американского психолога Стенли Мильграма? Описание этого знаменитого эксперимента, обошедшее многие газеты и журналы, мы заимствуем из «Литературной газеты». Испытуемый сидел в отдельной комнате на электрическом стуле и должен был заучивать определенные группы слов, которые диктовал ему лаборант. Если, повторяя эти слова, он ошибался, лаборант наказывал его ударом электрического тока. Лаборант находился в соседнем помещении у пульта управления с рядом кнопок, на каждой из которых стояла величина до четырехсот пятидесяти вольт. Кнопка «450» была окрашена в красный цвет, около нее прикреплена предостерегающая табличка: «Опасно! Сильный удар!» Лаборант видел испытуемого на телевизионном экране и слышал его голос в динамиках. Для того чтобы 102
лаборант имел представление, какому наказанию он подвергает испытуемого, перед началом опыта ему давали испробовать на себе силу удара напряжением сорок пять вольт. Ощущение, которое он испытывал при этом, весьма болезненное и надолго запоминается. И вот идет опыт. Лаборант сидит за пультом управления. Он постепенно увеличивает силу электрических ударов. Он видит на экране, как бьется человек, привязанный к электрическому стулу. Он слышит его крик: «Прекратите! Пожалуйста, прекратите!» Нажмет ли он красную кнопку с надписью «450», подвергнет ли он смертельной опасности ни в чем не повинного, случайного, не знакомого ему человека только потому, что человек этот не может воспротивиться насилию и ему, лаборанту, дано указание снять всю характеристику до верхнего предела? ... Все происходившее в комнате испытуемого было лишь театральной постановкой. Подлинным объектом эксперимента был не кто иной, как сам лаборант. А на «электрическом» стуле сидел профессиональный актер, имитировавший страдания человека, которого пытают током. Чем выше цифры на кнопке, тем выразительнее страдания, тем громче мольбы о пощаде. Но лаборант всего этого, конечно, не знал... Перед началом опытов Мильграм задал сорока американским психологам вопрос: сколько лаборантов, по их мнению, все-таки нажмут на красную кнопку? Его коллеги были единодушны — они утверждали, что если и найдется человек, столь жестокий и бесчувственный, то его вряд ли можно признать нормальным, — это, должно быть, болезненно агрессивное существо. Результаты экспериментов были ошеломляющими. Шестьдесят три процента лаборантов нажали красную кнопку. Шестьдесят три из ста, шестьсот тридцать из тысячи! И, что больше всего потрясло профессора Мильграма, ни в одном из этих случаев не потребовалось какого-то особого давления на лаборанта, даже долгих разговоров. Простого указания было достаточно, чтобы человек оказался способным подвергнуть другого человека смертельной опасности. .. ... Стенли Мильграм объясняет эту удивительную готовность к насилию тем, что лаборанты не чувствовали никакой ответственности за свои действия — они были уверены: ЮЗ
за все, что случится, отвечает руководитель лаборатории. Они считали себя всего лишь слепыми исполнителями чужой воли. И второе — лаборанты не воспринимали страданий жертвы непосредственно, они были отделены от нее техническим барьером — пультом с кнопками, экраном телевизора, динамиками... Правы ли западные газеты, которые расписали эксперимент С. Мильграма, как блистательно мрачное подтверждение того, что «человек — зверь», в каждом от рождения «сидит дьявол», с каждым может повториться «странная история доктора Джекила и мистера Хайда», рассказанная Р. Л. Стивенсоном, красавца Джекила, рыцаря благородства, который, сам того не желая, мгновенно превращался в злобного, порочного, жестокого урода Хайда... Конечно, результаты эксперимента, проведенного профессором Мильграмом, — закономерное следствие мобилизации насильнических, зверских, агрессивных инстинктов, инстинктов людей, выросших в обществе насилия и эксплуатации человека человеком. Но ведь среди этих лаборантов-палачей были и умные, и «добропорядочные» люди... Где-то в мозгу дремлют доставшиеся от наших далеких предков разрушительные инстинкты? Стоит обществу воззвать к ним — и они начинают взрываться? Кому адресовать новые вопросы? Биохимии мозга? Генетике поведения?
НЕ ТОЛЬКО ГЕНЫ... Средневековый врач и философ Хуан Уарте, о котором мы упоминали, пытался объяснить различие умов результатом разной комбинации одной и той же первичной материи. По Уарте это комбинация из четырех элементов: огня, земли, воздуха и воды. Спустя 350 лет, в 1925 году, ученый-генетик Ю. Филипченко рассматривал гениальный ум как результат комбинации нескольких генов. Чем сложнее сочетание (а гениальное сочетание самое сложное), тем реже оно должно встретиться. Так Филипченко пытался соорудить подпорки для классификации талантов, классификации, которую хотел создать еще Гальтон. Гальтон ввел понятие о классах одаренности от А до X. По его схеме представители класса А встречаются как 1 из каждых 4 людей, представители класса В — как 1 из 6, класса С — как один из 16, пока мы не дойдем до класса X, к которому относятся наиболее одаренные люди, 105
встречающиеся примерно как 1 на 1 000 000 других, менее одаренных людей. Когда Филипченко писал свой труд, молекулярной генетики еще не существовало. Гены казались необычайно стойкой системой. Твердо держалось убеждение, что, если есть ген, значит и признак, им обусловленный, обнаружится рано или поздно. Считалось, что фенотип — сумма всех свойств организма — должен отражать генотип — сумму генов. Это была та кажущаяся ясность и наивная простота, которая свойственна каждой науке на заре ее развития. С тех пор простота сменилась сложностью, а ясность возникла только в одном — в том, что нам еще далеко до понимания всех процессов развития организма. Поэтому мы можем набросать только очень эскизную картину. Уровень наших нынешних знаний позволяет со всем основанием сказать, что между геном и таким сложным признаком, как интеллектуальная одаренность, существует очень сложная связь. По современным представлениям один ген отвечает за синтез одного белка. Даже простые признаки часто зависят от многих генов — например, окраска лепестка мака контролируется по крайней мере десятью генами. А что должны мы предположить о таком признаке, как интеллект? Но предположим даже, что вся сотня или тысяча генов, необходимых для выдающегося интеллекта, на месте. Громадное воздействие на будущий организм оказывают отношения между генами. В них определяется метаболизм (обмен) веществ небелковой природы, в свою очередь все это влияет на образование клеточных структур и клеток, а взаимоотношения клеток очень важны для поведения тканей и органов. Уже на этой ступеньке организации организма среда способна влиять на отношения между генами. Сам по себе генотип довольно надежно застрахован от воздействия внешней среды — природа позаботилась об этом — иначе слишком легко человеческий род деградировал бы. Поэтому только резкие воздействия, химические или физические, способны внести искажения в генетическую систему. Среди агентов среды, способных повлиять на судьбу «идей», заложенных в генотипе, и температура, и различные вещества, попадающие в организм с питанием, и вирусы, и продукты бактериальной жизнедеятельности, и из- 106
быток или недостаток каких-либо гормонов, и радиационное облучение... Вряд ли мы сейчас можем составить полный список всех возможных агентов среды, так их много. Иными словами, та информация, которая закодирована в дезоксирибонуклеиновой кислоте (ДНК), пока организм растет и развивается, много раз «перекодируется», усиливается или ослабляется, на ее основе возникает новая информация. Чем больший путь проходит информация, тем больше шансов, что результат может оказаться как в игре в «испорченный телефон», и, наоборот, не исключено, что генетическая информация как-то улучшится в процессе этих многих превращений, хотя это ситуация более редкая. Могут ли быть при одном и том же генотипе различные биохимические индивидуальности, различные варианты человека в целом или хотя бы его интеллекта — от среднего интеллекта до гения? Этого мы не знаем, а знать важно, потому что ответ на этот вопрос подскажет, на каком пути искать средства искусственного повышения человеческого интеллекта. Возникновение такого генотипа, в конечном итоге, дело случая. И дело многих случаев, дело среды помочь генотипу воплотиться в «гениальную» биохимическую индивидуальность. Эти уникальные комбинации генов могут быть переданы по наследству целиком или фрагментами, а могут быть и сильно изменены, как бы разбавлены материнским (или отцовским) наследственным материалом. Но и, будучи переданы, они могут быть не реализованы из-за самых разнообразных причин. Можно предложить и другую ситуацию — генотип, обещающий гения, возник в данном роду несколько поколений назад и исправно передавался из поколения в поколение, пока, наконец, развитие беспрепятственно прошло от генотипа до «гениального организма». В какой точке этого сложного пути возникают те особенности, которые образуют гения? Этого мы не знаем. Можно только предположить, что важно многое: и наличие определенных генов, и их взаимодействие, и влияние клетки на клетку, и еще очень многое. Но во всяком случае и генам в этой иерархии отведена своя роль. И не случайно в учебнике для университетов «Генетика» его автор, видный советский генетик М. Лобашев, писал: «Было бы 107
глубоким заблуждением полагать, что каждый человек в равной мере способен к любого рода деятельности. Для каждого человека характерен свой генотип, и естественно, не каждый генотип в равной мере определяет способность к музыке, математике, спорту». Случайное сочетание большого числа генов в определенном порядке — событие крайне редкое. Но задатки еще только начало — они должны пробиться сквозь социальный барьер. В отличие от Гальтона это уже прекрасно понимал Филипченко. Он считал, что среди представителей решительно всех классов общества рассеяны те наследственные задатки (гены), от счастливого сочетания которых зависит степень «интеллектуальности» их обладателя. В процессе размножения непременно возникают сочетания этих генов с разной степенью приближения к идеалу. Но и оптимальное сочетание — это еще не все. Чтобы стать творцом в определенной области, каждый из представителей данного класса должен перейти в центральный круг, перешагнуть границу, которая на схеме Филипченко имеет разную толщину в различных секторах. Граница — по Филипченко — определяется теми социально-экономическими условиями, в которых существует класс. Для эксплуатируемых классов капиталистического общества она может превратиться в непроходимый барьер. Словом, это вывод, согласующийся со словами В. И. Ленина о том, что социализм позволяет «... втянуть действительно большинство трудящихся на арену такой работы, где они могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе непочатой родник и которые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами». Но предположим, что талант развивался в самых благоприятных условиях. И это еще не все — нужно, чтобы особенности таланта отвечали запросам эпохи. Интересно замечание Исаака Ньютона, приведенное У. Эшби, что когда Ньютон был совсем молод, то всегда представлял себе любые явления как бы непрерывно протекающими в чем-то еще другом. Такой метод мышления был для Ньютона естественным, близким ему по духу, и ученый применял его при рассмотрении любых вопросов. Разве удивительно, что именно он был человеком, который в момент, когда назревало открытие дифференциального исчисления, стал пер- 108
вым, открывшим его? Когда в начале этого века наука буквально требовала человека, могущего представлять все явления как происходящие малыми, дискретными скачками, появился Планк. Родилась квантовая механика. «Если бы Ньютон имел несчастье родиться в 1900 году, — замечает У. Эшби, — то свойственный ему метод мышления помешал бы ему сформулировать квантовую теорию». Не слишком ли много преград на пути гения? Много. Именно поэтому так редки гении, так редкостно их Продолжение. ВСЕ ЛИ ВОЗРАСТЫ ПОКОРНЫ? Для взрослых, вообще говоря, шкала применима плохо. Да и зачем измерять способности, которые уже в прошлом? Но есть и чисто технические трудности. Прежде всего, умственное развитие когда-то заканчивается. А календарный возраст, естественно, непрерывно растет. Так что, имея в 20 лет IQ = 100, к 40 годам надо вдвое поумнеть, или /Q опустится до уровня идиота. Эту трудность обходят, устанавливая верхний предел календарного возраста — срок, к которому заканчивается и умственное развитие. В действующей шкале Станфорд — Вине принят верхний предел 15 лет 9 месяцев. (В других шкалах — от 13 лет 9 месяцев до 18 лет. Почему и пенно между 14 и 18 годами? Наверное, потому, что после 14—15 лет мозг больше не растет). Так что, по Станфорд — Вине, мы вечно молоды. Дальше. Если вы одолеете все уровни, ваш IQ по этой шкале определить невозможно — вы, так сказать, сломали силомер. Но во всяком случае, IQ выше 145. Здесь, пожалуй, пора сделать одно признание. Мы сомневаемся, что вы с ходу одолели тесты № 2 и 6 уровня РВ III на стр. 87. Дело в том, что номером вторым вставили задачу Льюиса Кэрролла, автора «Алисы в стране чудес», который был и неплохим математиком. Мы сделали это, чтобы читатель не зазнался из-за простоты тестов. Подлинная задача № 6 значительно проще. Так что не теряйте надежды, может быть, ваш IQ астрономически велик. 109
появление, так выделяются они, служа, по выражению Козьмы Пруткова, «верстовыми столбами» человечества. Обратимся еще раз к самому удачному сочетанию генов. Именно уникальность этой комбинации представляет мало шансов родителям передать ее детям — отцовская наследственность, смешиваясь с материнской, создает новые комбинации. Но передача хотя бы определенной части такого набора не исключена. В сборнике «Наука о науке» (1965) Дж.Холдейн писал: «Бесспорно, конечно, что у выдающихся мужчин и женщин вероятность появления детей с теми же задатками больше, чем у среднего человека. Но вероятность эта мала. Если принцип наследственного качества срабатывает один раз в десяти или ста случаях, то он, видимо, не очень перспективная база для социального планирования...» Поэтому, если бы в примерах, приводимых Гальтоном и Филип- ченко, оказалось возможно отсеять «пшеницу от плевел» — отбросить случаи «влияния семейных традиций», осталась бы горстка фактов, действительно подтверждающих тезис «яблоко от яблони...» Но родовое происхождение таланта — частный и очень редкий случай в генетической картине его возникновения. Получим ли мы биохимический «комплекс гения», — во многом дело случая, слепой игры природы. Есть ли законы у этой игры? Когда «Литературная газета» в конце 1971 года задала крупнейшим ученым мира вопрос: «Какие наиболее важные научные открытия могут произойти в обозримом будущем? О чем вы мечтаете?» —то «живой классик» молекулярной биологии, Нобелевский лауреат Френсис Крик отвечал так: «Думаю, что в ближайшие 30—50 лет мы станем понимать значительно больше в том, как работает мозг. Например, мы сможем ответить на вопрос, до какой степени структура мозга зависит от генетических факторов. Я убежден, что роль их выше, чем считают в настоящее время». Не будем оспаривать слова Нобелевского лауреата.
Meiua- ТЕдЬСтВО: НАДЕЖДЫ жОПАСНО- «^* сти *■
Тропинка к истине сложна, И потому в мышленье чистом Отвага дерзкая нужна Не менее, чем альпинистам. Е. Винокуров
ПРОРОКИ XX ВЕКА Трудно предсказывать даже погоду, а каково же с прорицаниями по переделке Homo sapiens? Успех пророчества сильно зависит от методов прогнозирования. Итак, какой же «машиной времени» воспользоваться? Жертвенными курильницами, дым которых одурманивал пифий? Гениальной интуицией одиночек? Да, предвидение одиночек по-прежнему играет роль в человеческом обществе, особенно если проистекает из знания основных законов природы и общества. И все же основная черта нашего времени в том, что интуиция одиночек уступает место развитой «индустрии прогноза», а ряды жертвенных курильниц—блокам электронно-вычислительных машин. Мы живем в стремительно движущемся, ежеминутно меняющемся мире. Образно говоря, перед глазами наших прадедов жизнь неторопливо разворачивала альбом с фотографиями, перед нашими глазами стремительно проносятся целые киноленты. Развитие науки и техники происходит во 5 Как стать умным? 113
все убыстряющемся ритме. Вот почему, открывая газеты и книги, листая страницы научно-популярных журналов, выходящих миллионным тиражом, мы все чаще задумываемся: а что будет дальше, что произойдет завтра, как скажется это на нашей жизни? Сегодня пересадили сердце, а завтра? Сегодня одолели полиомиелит, а когда рак? Сегодня ввели «память» крысам, а когда людям? «Когда, когда, когда?» Этот вопрос — как стук метронома, отбивающего ритм времени. И ответ на это «когда», ответ часто жизненно важный для судеб человечества, нельзя запланировать с точностью до дня или года, его можно только предсказать с некоторой вероятностью. На основе нашего знания, нашей интуиции, умноженной на мощь вычислительных машин. «Произведение» интуиции на мощь машин далеко не всегда используется для оценки будущего в том высоком смысле, который мы привычно вкладываем в это слово. Прогноз будущего фасона юбок интересует соответствующую американскую фирму больше прогноза грядущих социальных потрясений в штате Миссисипи. Потребность в автомобилях на 1980 год, количество жителей Земли в 2000 году, архитектура грядущего двадцатилетия... В США прогнозами научно-технического развития в 1967 году было занято 600 специализированных фирм с оборотом почти 100 миллионов долларов. «Комиссии 2000 года» созданы в самых разных странах мира: во Франции, США, Канаде... Современный этап коммунистического строительства выдвигает перед советским планированием задачу повышения научного уровня и экономической обоснованности наших планов, и прогнозирование — существенный этап решения этой задачи. Диктуемое веком создание «индустрии прогнозов» облегчает ответ на вопрос: «как и когда можно будет поумнеть?» Так же как ни один самолет не поднимется в воздух без прогноза погоды на время полета, точно так же современный «самолет» науки и техники не может взлететь без прогноза на обстановку в будущем. Естественно, нужна «служба прогноза», нужна наука о том, как делать прогнозы и оценивать их достоверность. Потребность в прогнозах породила науку, которая полу- 114
чила название «футурологии» на Западе и «прогностики» в нашей стране. Как прогнозировать? Современное прогнозирование развития науки и техники производится одним из трех основных методов. Это — метод экстраполирования, метод экспертных оценок, метод моделирования. Расскажем коротко о каждом из этих методов на примерах, представляющих интерес для нашей книги. Самый простой метод — экстраполирование, распространение наблюдений и выводов из настоящего в будущее. В первой главе уже были «пророчества» о росте числа ученых в нашей стране. Эти пророчества были результатом экстраполяции: если в 1965 году в нашей стране было 660 тысяч ученых, и это число удваивается каждые 7 лет, то через 7 лет, в 1972 их будет 1 миллион 320 тысяч, а в 1979—1980 годах 2 миллиона 640 тысяч. Это, конечно, простейшие формы экстраполяции. Однако с помощью экстраполяции можно предсказать далеко не все, и не на большой срок — лет на 15—20 вперед. Дело в том, что те закономерности, которые лежат в основе эстраполяции, тоже меняются со временем. Эстраполяция показывает, что к 2050 году наукой в нашей стране должно заниматься более 800 миллионов человек. Даже если быть наилучшего мнения о наших потомках и считать, что к 2050 году грудные младенцы будут одновременно приниматься за грудь и за диссертацию, — и то неизвестно, сумеем ли мы набрать эти 800 миллионов. А если учесть, что не одной наукой будет живо человечество и не каждый сможет или захочет стать ученым, то понятно, что разумный предел роста числа ученых наступит где-то значительно раньше, — может быть, еще при жизни того поколения, которое сейчас ходит в школу. А так как развитие науки будет идти темпами еще более быстрыми, то, по-видимому, первоначально в дело войдут резервы производительности научного труда: вычислительные машины заменят «середняка» в науке, совершенная техника эксперимента сократит затраты научного труда, новые формы обмена информацией уменьшат количество параллельных исследований, подтянется образование, а затем остро встанет проблема повышения эффективности разума. Всего этого простая арифметическая экстраполяция не учитывает — она знай себе умножает да 5* 116
умножает, а это, как правило, верно лишь на близком отрезке времени. Экстраполяция — метод, годный для составления первого «эшелона» прогнозов, которые рассчитаны на будущие 15—20 лет. Такие прогнозы, включающие конкретные количественные данные, часто называют перспективными планами. Прогнозы «второго эшелона» рассчитаны на более отдаленный срок — примерно до первого десятилетия XXI века (экстраполяция показывает, что к этому времени должно произойти удвоение объема знаний и важнейших результатов науки). Прогнозы «третьего эшелона» рассчитаны примерно на столетие вперед и носят, как правило, чисто предположительный характер. Второй метод прогнозирования — метод экспертных оценок. В конце концов, каждый ученый, работающий, например, в генетике, в состоянии указать срок того или иного открытия, срок, который ему кажется вероятным, хотя при этом он может сильно ошибаться. Но если опросить десять, двадцать, сто экспертов, точность оценки, бесспорно, увеличится, хотя предсказание даже 1000 экспертов не гарантирует абсолютной точности. Таким экспертным методом является метод Делфи, который получил свое название в честь дельфийских оракулов. Именно этим методом была составлена таблица «Рэнд- центра» (США) — перечень предполагаемых научных открытий, среди которых немалое место отведено открытиям, направленным на вмешательство в мозг человека. Вот как прогнозировались эти открытия: экспертам, с промежутками примерно в два месяца, было направлено четыре вопросника. В первом туре анкетирования экспертов просили перечислить основные изобретения и открытия, которые они считают крайне необходимыми и осуществимыми в течение следующих 50 лет. На основании ответов на этот вопросник был составлен список событий из 49 пунктов. В этом списке оказались такие интересные для нас события: пересадка и протезирование органов нашего тела, искусственное создание примитивных форм жизни, химический контроль над наследственностью, непосредственное взаимодействие между мозгом человека и электронной вычислительной машиной, ши- 116
рокое использование лекарств, влияющих на психику и поведение людей, и многое другое. Во втором туре экспертам предлагалось указать вероятность осуществления этих событий в одном из следующих интервалов: 1968 — 1972 годы, 1972—1978 годы, 1978— 1986 годы, 1986—1997 годы и так далее. При обработке полученных ответов исключалась четверть наиболее оптимистических и четверть самых пессимистических оценок. В последующих турах анкетирования вопросы были составлены так, чтобы уточнить полученные результаты, а также аргументировать их, в некоторых случаях уточнялось само описание предполагаемого открытия. Например, одно из ожидаемых событий — «широкое использование лекарств, влияющих на психику и поведение людей» — к последнему туру было сформулировано так: «широкое распространение, принятое обществом, использования ненаркотических лекарств (но не алкогольных напитков) с целью создания специфических изменений в характере личности». О том, что получилось в результате этой серии опросов, мы расскажем немного далее, а пока перейдем от метода экспертных оценок к новому методу — моделей. Метод моделей должен описать любой процесс математической моделью — формулами, отражающими суть процессов и доступными для вычислительных машин. В принципе — это лучший из методов, но он не всегда пригоден. Можно ли оценить, насколько точен прогноз? Представьте себе, что вы разговариваете по телефону с абонентом из Владивостока. В трубке слышится много шумов — они искажают голос, слова, так что иногда даже не разобрать сообщения. Разговор, конечно, вас не удовлетворил, но утешаться можно тем, что теория шумов позволяет оценить, как исказится сообщение, на которое наложен шумовой поток, и насколько оно будет искажено. А теперь представьте себе, что вы ведете телефонный разговор с будущим, и Некто сообщает вам обо всем, что там происходит. Сообщение это не точное, приблизительное, и не потому что этот Некто плохо осведомлен о состоянии дел, — просто линия связи из нашего времени в будущее еще более сложная и протяженная, чем от Ленинграда до Владивостока. Будем считать поэтому, что искажение происходит из-за шумов, а раз так, то можно приложить теории шумов из радиотехники к прогнозам. 117
И результаты получились любопытные — удалось для многих случаев оценить точность прогнозов. Словом, математика и социология, физика и кибернетика, техника вычислительных машин и интеллект экспертов — все становится сейчас на службу новой науке — прогностике. Нет, непраз был великий Данте, поместив предсказателей в четвертый круг ада, с головами, обращенными назад — к прошлому. Современный пророк, вооруженный знаниями и вычислительной машиной, заглядывает в будущее уверенней, чем его дантовский собрат, хотя по-прежнему жива еще магия пророчества — интуитивное начало, основанное, однако, на понимании возможностей науки. Теперь, когда вы знакомы с азбукой теории прогнозирования, остается показать, как выглядит таблица прогнозов в области влияния на интеллект, составленная нами по самым разным источникам, хотя далеко не полная. Прогноз предполагаемых открытий человечества в области стимуляции интеллекта п/п 1. 2. 3. 4. б. 6. 7. Потенциальное открытие Биологические агенты, влияющие на темперамент Распространение ненаркотиков для изменения характерных особенностей людей Влияние на умственное развитие путем воздействия на мозг эмбриона или ребенка Изменение систем биологического контроля на базе использования нуклеиновых кислот Широкое применение лекарств, оказывающих влияние на психику Многократное расширение области излечиваемых психических заболеваний Лекарства, повышающие умственное развитие Начало применения 1978 1980 1984 1984 1985 1985 1985 118
п/п 8. j 9. 10. П. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. Потенциальное открытие Химический контроль над наследственными дефектами (модификация генов) Непосредственное взаимодействие между мозгом человека и ЭВМ Управление старением человека (продление жизни еще на 50 лет) Обучение путем прямой регистрации информации в мозге Эффективные лекарства для снижения утомляемости, повышения восприимчивости, расширения способностей к запоминанию Устройства моделирования сложных мыслительных процессов. Синтезированное живое вещество Генетическое воздействие на физическое и психическое развитие кандидатов в космонавты, повышение их способностей в решении таких психологических задач, которые в настоящее время находятся за пределами человеческих возможностей Искусственный разум Управление наследственностью Управление памятью для восстановления воспоминаний Бессмертие мозга и памяти Начало применения 1990 1990 1995 1997 2000 Рубеж XX-XXI вв. 2001 2000 2020 2050 2092 Размышляя над этой таблицей и мысленно «примеряя» ее даты к срокам собственной жизни, полезно сперва заглянуть в историю. В 1937 году группа экспертов по заданию американского Комитета по национальным ресурсам попыталась дать прогноз научно-технического развития на тридцать лет вперед. И в этом прогнозе не оказалось ни расщепленного атома, ни электронно-вычислительных машин, ни ракет, ни реактивных самолетов — всего того, что 119
составляло самые характерные приметы 1967 года, к которому относился прогноз. И в этой ошибке прогнозистов сказалась не плохая квалификация экспертов, а неисправимый порок всех методов научного прогнозирования — неумение предсказывать открытия. Радиоактивность, случайно открытая А. Беккерелем — фотопластинки почернели, потому что лежали рядом с куском урановой руды, — не могла быть предсказана даже за минуту до этого мгновения всеми прогнозистами мира, даже если бы их удалось собрать в той же комнате. Черен- ковское излучение, лазеры, генетический код, словом, все открытия, составляющие славу нашего века, непредсказуемы, непрогнозируемы, потому что предсказать открытие, сформулировав его суть, — значит открыть. Смутное же предсказание, смысл которого запрятан в научные слова, вряд ли можно назвать прогнозом. Если считать, что открытия—«геодезические знаки», по которым человечество прокладывает свой путь к прогрессу, то выясняется, что самое главное в науке, ее конечная цель — открытие — не прогнозируемо. Ну, как тут не воскликнуть: «Все врут календари!» Поэтому, взирая на таблицы прогнозов, на книги — прогнозы и главы — «вполне научные прорицания» — нужно иметь в виду, что это гладкое течение прогресса по пути, начертанному рукой прогнозиста, со скоростью, «точно» определенной с помощью электронно-вычислительной машины, способно вдруг прерваться водоворотом, водопадом, поворотом вспять. В свое время искали материал для цветочных горшков — открыли железобетон, и все прогнозы о строительных материалах будущего были повергнуты ниц. Поэтому, внимательно рассматривая даты в таблицах прогнозов, не спешите, глядя на цифру «2000 год», говорить: «Ну, от нас это еще далеко», «Все врут календари». Впрочем, даты таблицы не так уж далеко отстоят от нас. Время реального воплощения будет еще ближе. Таблица прогнозов — это как бы путеводитель по науке будущего с ее надеждами и опасностями. И мы хотим пригласить вас, читатель, в путешествие с этим путеводителем. В этом путешествии вы увидите, что многое из того, о чем говорят лаконичные строки прогноза, уже занимает прочное место в планах научных работ, уже вершится в лабораториях.
«БЕЛЫЙ АБРИКОС» ПСИХОФАРМАКОЛОГИИ Психические болезни позволили заглянуть в устройство мозга, очертить границы его возможностей. Наука оказалась на первых порах в положении ребенка, сломавшего игрушку и разобравшего ее механизм. Собрать его снова он не может, но представление о колесиках и винтиках уже получено... «Сломанный мозг» питал догадки о работе исправного, нормального. Более того, он давал повод для размышлений о том, что же такое талант и гений. Случайно ли, что материальной основой таланта и гениальности впервые заинтересовались психиатры, люди, которым постоянно приходилось наблюдать «сломанный мозг»? Им пришлось решать, где проходит граница между разумным и безумным, между нормальным и ненормальным, патологией. Что считать нормой, а что патологией? Не является ли сама талантливость и гениальность особой формой патологии («Гений — это безумие»)? 121
Или, напротив, то, что обыденно нормально, есть отклонение от талантливости, потенциально заложенной в каждом? И тогда норма уже не норма, а патологическая остановка в развитии мозга? Углубимся немного в историю, чтобы проследить весь путь — от «химии против безумия» к «химии улучшения способностей». Что такое умственное расстройство? Что это значит — «сойти с ума»? Что скрывается за словами: «психическая болезнь»? Двадцать лет назад сама мысль, что можно лечить шизофрению порошками, а депрессию — микстурой, показалась бы тяжелым бредом. Двадцатый век в своих воззрениях на возможность лекарственного излечения и шизофрении, и маниакального состояния («беснования»—так называли это состояние наши предки), и депрессии («кручины») мало чем отличался от пятнадцатого, когда было сказано: «Струп душевный едва исцелен бывает, просто рещи (лучше сказать) не исцелееть». На каждом сумасшедшем доме как незримая вывеска было это заклятье: «Не исцелееть»... Помните у Пушкина? Да вот беда: сойти с ума, И страшен будешь как чума, Как раз тебя запрут, Посадят на цепь дурака, И сквозь решетку как зверька Дразнить тебя придут. А ночью слышать буду я Не голос яркий соловья, Не шум глухой дубров — А крик товарищей моих Да брань смотрителей ночных, Да визг, да звон оков. .. Так было и в лондонском Бедламе, и в венской Башне Дураков, и в парижском Бисетре. Первым снял цепи с умалишенных Филипп Пинель, главный врач приюта Бисетр... Это случилось в 1793 году, в годы Великой Французской революции. Париж жил будущим, а здесь, в Бисетре, гнездилось ужасное прошлое. В грязных склепах копошились калеки, проститутки, бродяги, маньяки, эпилептики, паралитики, убийцы и юродивые. .. Они спали по восемь человек на кроватях, их не- 122
щадно секли, у многих из них ржавчина въелась в кожу до костей, — десятилетиями несли они на себе цепи. Бисетр считался парижским адом: здесь впервые испытали гильотину. .. Все содрогалось в Пинеле, когда он входил с шумной солнечной улицы в Бисетр. Он добился аудиенции у триумвира Конвента Кутона. Кутон насмешливо выслушал просьбу Пинеля: — Ты хочешь снять с них цепи? Я знаю, ты нас обманываешь и прячешь врагов народа под видом умалишенных. Гражданин, я завтра же навещу тебя в Бисетре, и горе тебе, если раскроется обман... Неумолимый Кутон, друг Робеспьера, сам жестоко недомогал: его мучили головные боли и тошнота, ноги его были парализованы. Жандармы вносили его на заседания Конвента. Жандармы внесли его в Бисетр. Жестокосердый Кутон оглядывался в молчаливом ошеломлении. — И ты, гражданин, — обратился он тихо к Пинелю, — настолько безумен, что хочешь расковать этих помешанных? — Да, гражданин Кутон. Я уверен, эти больные так неспокойны, потому что им не хватает воздуха и свободы... — Им не поможет ни воздух, ни свобода, — сказал Кутон. — Им ничто не поможет. Но делай, как хочешь. Только я уверен: ты станешь жертвой собственной смелости. .. .Первым расковали в Бисетре больного, который 40 лет провел в цепях и убил кандалами смотрителя. Притихший и просветленный, бродил этот несчастный по Бисетру — и с этого дня он никому больше не сделал зла... Сняв цепи, Пинель, по меткому выражению одного психиатра, «возвел сумасшедшего в ранг больного». Но как лечить и вылечить таких больных? Прошло сто лет, а приговор Кутона — «им ничто не поможет» — оставался в силе. Больницы для умалишенных изменились мало. Правда, исчезли цепи, но оставались смирительные рубашки, оставалась «палата номер шесть», оставались крики больных и брань смотрителей. И число больных все прибывало и прибывало... Сегодня половина всех коек в больницах мира занята психическими больными. По данным начала 50-х годов в США их было свыше 9 миллионов, и каждый год это 123
количество увеличивалось еще на 250 тысяч. 3 миллиарда долларов в год съедает лечение душевных заболеваний. Но теперь есть лечение. И это одна из великих общих побед химии, фармакологии и медицины XX века. * * * Повинуясь ненасытным аппетитам фармакологов, французская фирма «Рон-пуленк» синтезировала новое вещество: З-диметиламино-пропил-2-хлорфенотиазин-гидро- хлорид. Название это было, очевидно, неудобным не только для непосвященных, но и для самой фирмы. И в каталог фирмы новое вещество внесли под номером 4560 R. Р. Его синтезировали для того, чтобы во время операции усилить действие обезболивающих средств, таких, как хлороформ и закись азота, и вместе с тем снять защитную реакцию организма: повышение кровяного давления, температуры, мышечного тонуса, напряжение нервной системы. Среди хирургов, получивших 4560 R. Р., по счастливой случайности, был родственник известного парижского психиатра П. Деникера. Хирург работал в маленьком городке под Парижем. Его дружба со столичным родичем обязывала провинциального врача проявлять интерес к психиатрии. Тем более, что Деникер не раз вздыхал, сравнивая точное умение хирурга с туманной магией психиатрии. Итак, препарат 4560 R. Р. получен и применен в нескольких операциях. Да, он снижает кровяное давление, уменьшает мышечный тонус, понижает температуру тела... Делает все, что от него ожидали. И в этом нет ничего сенсационного. Удивительно другое: с хирургическими больными, которые подвергались действию препарата, происходит неожиданная психическая метаморфоза. Они идут на операцию улыбаясь. Панику сменяет беззаботность. У тех, кто и прежде имел самообладание, исчезает внутренняя критическая напряженность. Те, кто вечно досаждал тяжелым, истеричным характером и капризами, превращаются в послушных, спокойных пациентов. Исчезает страх перед операцией. Словно какой-то выключатель сработал в организме, убрав все ненужные тревоги и волнения, которые, мешая больному, никогда не помогают врачу. 124
Так впервые узнали, на что способен 4560 R. Р., и тогда вместо безликого номера ему дали гордое имя «ларгак- тил» (от французского «large» — «широкий»; препарат широкого действия). Его еще называли «хлорпромазин». У нас он известен как «аминазин». Во всяком случае, своей славой «ларгактил» — «аминазин» обязан наблюдательным хирургам. И их имена — А. Лабори и П. Югенар — по праву занесены в новую историю психиатрии. Когда П. Деникер узнал о внезапных свойствах ларгак- тила, он вместе с Ж. Делеем испытал его в парижских психиатрических клиниках. Испытание превратилось в чудо. В состоянии прежде неизлечимых больных наступало улучшение. Снималось патологическое возбуждение, страх, гнев, агрессивность, галлюцинации... Люди выписывались домой, возвращались к труду, в общество. Слова «сумасшедший дом» стали терять свой буквальный и переносный смысл... Первые наблюдения П. Деникер и Ж. Делей сообщили в мае 1952 года. Судьбу аминазина можно сравнить с судьбой пенициллина: он открыл новую эру в психиатрии. Фармацевтические фирмы меняли «фаворитов»: с антибиотиков они переключались на психофармакологические препараты. Химики торопились синтезировать новые препараты, ведя летоисчисление от аминазина. В университетах, в медицинских институтах и клиниках открывались психофармакологические лаборатории. В 1957 году испытывались 15 производных аминазина, в 1964 году — уже 75. Через 10 лет после сообщения П. Деникера и Ж. Делея число работ, посвященных аминазину, перевалило за 10 тысяч. К 1963 году 50 миллионов больных лечили аминазином. Поистине триумфальный, космический старт... Впрочем, у аминазина был предшественник. Почти 400 лет назад немецкий ботаник Леонард Раувольф дал его первое описание. Это было вещество, получаемое из кустарника, который растет в Индии; впрочем, о целебных свойствах этого вещества знали 25 веков назад. Кустарник назвали раувольфией. 125
Брамины давали жевать высушенные корни рауволь- фии от укуса змей, от холеры и слепоты, тем, кто страдал бессонницей или был бесноватым. Махатма Ганди, углубляясь в созерцание и размышление, пил экстракты из корня раувольфии, чтобы отрешиться от мира и целиком уйти в глубины своих мыслей. В 1931 году два индусских врача — Д. Сен и К. Боз — сообщили, что экстрактами раувольфии можно лечить психозы. Почти никто не обратил тогда внимания на это сообщение. .. В 1952 году ученые швейцарской фирмы «Циба» выделили из раувольфии кристаллический алкалоид — его назвали резерпин — и испытывали его. Теперь сообщениям индийских врачей поверили: резерпин обладал замечательными свойствами. Действие резерпина было сходно с действием аминазина: он успокаивал, снижал кровяное давление. «Пара великих» — тогда в газетах только так титуловали аминазин и резерпин. От этой родительской пары, в сущности, и пошла вся психофармакология. Его Величество Случай был щедр на сюрпризы. Доктор Р. Кун в Базеле получил от фармацевтической фирмы «Гайги» еще одно синтезированное вещество — тоф- ранил. Идеалом оставался аминазин, и тофранил сравнивали с аминазином. Сравнение едва не похоронило тофранил: эффективность его была слабой, практически на больных психозами он не действовал... Будущее тофранила представлялось гиблым делом. Но однажды, мало на что надеясь, доктор Кун попросил своего помощника вновь дать тофранил больным, страдавшим психозами. Помощник, то ли по неверию в новое средство, то ли по рассеянности, дал его всем, в том числе и тем, кто был в состоянии тяжелейшей депрессии. Через несколько дней доктор Кун не узнал этих пациентов — они преобразились, от депрессии остались слабые следы... Так тофранил открыл еще одну родословную психофармакологии — родословную антидепрессантов. Итак, в арсенал психофармакологии вошли лекарства антипсихотического действия — нейролептики, к ним относятся и аминазин и резерпин; большие и малые транквилизаторы (успокоители); антидепрессанты; галлюциногены — вещества, способные вызывать галлюцинации... 126
Сейчас их сотни и сотни — психофармакологических препаратов. В США производство транквилизаторов стало мощной отраслью фармацевтической промышленности. «Это большая группа веществ, настолько дифференцированная, — замечает академик П. Анохин, — что можно точно сказать, какое средство успокаивает от тоски, а какое — от неприятностей по службе или ссоры с женой». Растет и число стимуляторов, взбадривающих центральную нервную систему. Впрочем, и транквилизаторы, и стимуляторы в лошадиных дозах создали в США еще одну угрозу. Профессор Гуго Глязер в книге «Новейшие победы медицины» рассказывает: «Коробку с успокоительными таблетками всегда носили с собой, а трубочку с пилюлями клали на ночной столик. Иначе можно было прослыть человеком бесчувственным и грубым. Именно этого требовала мода. Газета «Голливуд репортер» сообщила о матери, столь заботливой по отношению к своему ребенку, что она всякий раз давала ему такую пилюлю, когда собиралась наказать. ..» Дальше профессор Гуго Глязер подробно пишет о катастрофе врожденных уродств у детей, матери которых перед родами принимали «мягкий транквилизатор» талидомид. Само это слово — «талидомид» — звучит ныне как суровое предупреждение. А число психофармакологических препаратов тем временем множится. И хотя по своему значению они все еще находятся на втором месте после антибиотиков, они уже теснят антибиотики... Бесконечно разрослась семья аминазина: пропазин, ле- вомепромазин... Появляются все новые названия, испытываются все более сильные средства. Весприн... Подобен аминазину, но в пять раз его действеннее. Хлорэтоксибутамоксан... В испытаниях на мышах оказался в двадцать раз сильнее аминазина. Вчера исследователи мощнейшим считали френквел. Какое средство будет признано мощнейшим завтра? Ведь каждый год химики синтезируют тысячи, а фармакологи испытывают сотни новых соединений... 127
* * * Как работают психофармакологи, эти современные «алхимики души»? Один из первых отделов психофармакологии в нашей стране был создан в Ленинграде в Психоневрологическом институте имени В. М. Бехтерева. Мы побывали в этом отделе в начале его жизни. Нередко молодые науки делаются молодыми учеными. И этот отдел возглавил молодой психофармаколог И. П. Лапин. История психофармакологии для И. П. Лапина — это живые люди и судьбы живых открытий... Да и вся недолгая эта история «овеществлена» на полках обычного канцелярского книжного шкафа в тесном кабинете И. П. Лапина. ... Отдел помещался в старом флигеле на улице Бехтерева. Даже внешне стиль работы здесь отличают спокойная увлеченность, деловитость энтузиастов. Есть что-то студенческое в той страстности, с которой обсуждаются результаты экспериментов, но страстности сопутствует зрелость выводов и заключений... И никакого деления на генералов от науки и на сержантов, быть может, потому, что все, что здесь происходит — не регулярный бой, а напряженный поиск... Прежде чем синтезировать препарат, фармакологи с химиками рассматривают химические формулы и сопоставляют их с уже известными лекарствами. Существует ли какая-нибудь связь между химическим строением и психофармакологическим эффектом? Новый препарат должен отличаться и новым действием. Какую мишень хотим мы поразить на этот раз? И. П. Лапин говорит: мы «изобретаем» формулу препарата, который, по нашим предсказаниям, должен отличаться от уже существующих — либо силой, либо спектром действия, либо снайперской меткостью попадания. Иначе зачем еще одно лекарство к десяткам уже имеющихся? ...Так впервые прозвучало неожиданное слово: «мишень»... Оно встретится еще не один раз. Оно удивительно емко, точно и образно и притом имеет все права научного термина... У старейшего ленинградского психиатра профессора Т. Я. Хвиливицкого был остроумный подарок И. П. Лапина, 128
.. .Есть такая детская игра: стрелы в виде разноцветных перьев с резиновыми присосками—«попади в цель». Цель нарисована на внутренней стороне крышки коробки этой игры. Это — мишень, похожая на те, которые висят в любом тире. Так вот, И. П. Лапин наклеил в центре этой мишени, в «яблочке», портрет одного американского психиатра, оппонента Т. Я. Хвиливицкого. Между ними идет давний спор: американец считал, что нужно лечить «страх вообще», «тревогу вообще» и т. п. Советский ученый придерживался мнения, что не бывает «страха вообще» — страхов много. Каждой разновидности шизофрении, каждому неврозу соответствует «свой страх», а значит, должно быть и свое лекарство против любого оттенка страха. Итак, в центре «мишени» профессора Хвиливицкого был улыбающийся американец, а вокруг него расходились круги: «страх», «тревога»... И как альтернатива, к ним приписаны были слова: «симптом-мишень». Но вернемся к рассказу Изяслава Петровича Лапина. — Химики синтезировали новое вещество: «скроили» его молекулу по заказу психофармакологов. Теперь надо оценить новый препарат с помощью простых, экономных и обязательно быстрых тестов, быстрых потому, что больные не могут долго ждать. Начинается испытание, которое метко называется «просеивание». Англичане первыми использовали этот метод, и в жизнь вошло английское слово «screening» («просеивание»). Мы как бы насыпаем новые препараты на сито, чтобы «просеять» их фармакологическими методами, «высеять» только то, что пригодится для лечения психических или нервных заболеваний. А потом наступает черед проверки препарата на животных. Опыты начинаются с утра. ...Рука экспериментатора достает из стеклянного сосуда многотерпеливую белую мышь. Молниеносная инъекция — испытание началось... Другие мыши тоже получают — для сравнения — препараты, действие которых уже известно. Но главное внимание сегодня вот этому пока спокойному, малоподвижному существу, с розовыми метками на белой спине и боках... Как оно поведет себя, увеличится ли его двигательная активность, изменится ли температура? Наступает время недолгого ожидания — электронные приборы будут тщательно следить и регистриро- 129
вать малейшие изменения в поведении животного. В ближайшие часы должен быть «пойман», понят, разгадан, расшифрован намек, в каком направлении возможно действие нового препарата на человека. Впрочем, нет ли порока в самой основе подобных экспериментов? Разве физическая заторможенность и вялость крохотного существа с розовыми метками сродни отчаянной тоске художника Левитана? Разве судорожные подергивания мышей в стеклянной камере, под «потолком» которой оглушительно ревет звонок, то же самое, что припадки Достоевского? Да, на животных моделировать психические заболевания вообще невозможно, так как это именно «человеческие» заболевания. Но как ни далеко животное от человека, на животных все же создаются модели, дающие возможность изучать новые препараты, сравнивать их с эталонами. В биохимической и физиологической основе психических расстройств человека и нарушений поведения животных лежат какие-то общие механизмы, зависящие от медиаторов (посредников) нервного возбуждения: норадре- налина, адреналина, ацетилхолина, серотонина, от участия глубоких мозговых структур. Именно на эти механизмы, эти медиаторы, эти мозговые структуры у животных и человека и влияют современные психотропные препараты. Антидепрессанты, например, не действуют ни на здоровых людей, ни на нормальных животных. Чтобы антидепрессант стал активен, нужна «мишень» — депрессия, черная меланхолия, тоска. Так как же испытывать антидепрессант на животном? Врачам известно было, что иногда люди, принимавшие большие дозы резерпина (обычно это больные гипертонической болезнью), становились вялыми, апатичными, печальными. Порой дело заходило так далеко, что даже опытный психиатр не мог отличить искусственно вызванную резер- пиновую подавленность от психиатрической депрессии. Но вот что любопытно, антидепрессанты помогают при «резер- пиновой депрессии» не хуже, чем при истинной, психиатрической. Не попробовать ли резерпин на животных? Попробовали, оказалось, что у мышей и крыс тоже возникает своеобразная «депрессия», они не бегают, сидят, закрыв глаза, температура тела у них падает. ХЗО
Резерпиновая модель! Вот теперь, если применить антидепрессанты, их действие начнет сказываться; они будут «работать» против резерпиновой депрессии и снимут ее. И у животных, и у человека, каждый препарат по-своему... Так И. П. Лапин посгятил нас в один из секретов, как в отделе психофармакологии моделируют настроения — пусть пока в самых крайних проявлениях. И тем не менее, «мишень» тоски и отчаяния есть — можно начинать пристрелку. Сотрудник отдела психофармакологии Е. Л. Щелкунов предложил еще один метод: вводить стимулятор фенамин. У крыс появляются характерные быстрые движения головы, животные тревожно суетятся, разгребают что-то лапами... Возникает «фенаминовый стереотип». Аминазин уменьшает его. Антидепрессанты увеличивают... Еще одна модель психического состояния, быть может, родственного страху, ужасу, панике. Еще одна «мишень»... «Батарея тестов» — так называют эти испытания. И в этом термине есть свой символический смысл: снова как бы подчеркивается: нужны прицельно действующие средства. Психофармаколог не может не быть снайпером. Психиатрам нужна «клавиатура» психотропных средств — они не только хотят «настроить» болезненно расстроенный инструмент человеческой психики, но и уметь извлекать всю «музыку», очищая ее от фальшивых призвуков, от малейших оттенков давящих настроений... Химики могут синтезировать за год 50 новых соединений, фармакологи испытывают 10, в клинику придут на испытание 2. Хорошо, если в арсенал психофармакологии войдут 2 из 1000. Осторожность, еще раз осторожность! Эксперименты в отделе психофармакологии многочисленны — сегодня его сотрудники бывают заняты не тем, чем были заняты вчера. Развитие психофармакологии стремительно, изобилует новыми идеями и новыми счастливыми находками. Быть может, «специи кухни эмоций», которые разгады- ваются здесь сегодня, помогут создать «аптеку настроений»? Быть может, сами «соки мозга» подскажут, что искать? Снайперы ведут пристрелку, хотя невелик еще арсенал и не все цели видны отчетливо и ясно... 131
Раньше в отделе психофармакологии часто можно было услышать слова: «безнорадреналиновый мозг». Потом самыми ходкими словами стали: «безсеротониновый мозг»... Во многом поиск ведется в неизвестном: из мозга мыши убираются норадреналин или серотонин, эти вещества замещаются другими. Как в пробирке, когда убавляют и прибавляют реактивы, чтобы увидеть, что из этого получится. .. Что делают препараты с мозгом, на какие структуры они влияют? .. .Установка напоминает трехэтажный кукольный дом в разрезе. На всех «трех этажах» — белые мыши. Им ввели вещество — 5-окситриптофан, — родственное серотонину. И вот реакция: быстрые, мелкие подергивания головой. Такое впечатление, будто мыши ведут какой-то немой, лихорадочный, жуткий разговор. Быть может, этот «разговор» тоже даст новую информацию? На стол ставится прибор, отдаленно напоминающий микроскоп. Отчасти он действительно служит «микроскопом мозга». Придумали этот прибор в Чехословакии и дали ему ласковое имя «пихачек». Но дело, которое делает «пиха- чек», лишено сентиментальности: в сущности, это ювелирной точности инъектор — с помощью особого устройства он может ввести окрашенное вещество точно в любую структуру мозга. Потом можно будет судить, что стало с этим веществом в мозгу... А в другой комнате белая мышь кончает свою жизнь в жидком воздухе. Все жизненные процессы мгновенно замерли. Если сейчас заглянуть в мозг, его механизмы приостановлены в том виде, который хотел «поймать» исследователь. «Моментальная фотография» реакций, шедших в «пробирке» биохимии психики... .. .«Алхимия души». В маленьких комнатах отдела психофармакологии Ленинградского психоневрологического института имени В. М. Бехтерева приходит конец мистике, разложенной на химические элементы. * * * Рычаги управления больным мозгом есть... Немного известно и о том, как они работают. Аминазин блокирует действие норадреналина, который ответствен за процессы возбуждения мозга. 132
Резерпин усиливает действие серотонина, ответственна* го за процессы торможения. Если аминазин как бы выключает «генератор возбуждения», резерпин включает «генератор успокоения». В итоге — действие их сходно. Одни «рычаги» включают тормозящие устройства, другие — «ускорители», «акселераторы мозга». И. П. Лапин и Л. X. Алликметс исследовали работу «тормозов» — имипрамина, имизина, тофранила. Они пришли к выводу, что при депрессии резко снижается активность «центров удовольствия» и «системы положительного подкрепления» мозга и столь же резко возрастает активность тех его структур, которые подстегивают напряженность, страх, тревогу. Идеальный антидепрессант должен бить двойным ударом: снять заторможенность в «центрах удовольствия», но затормозить «центры психической напряженности». Существующие антидепрессанты именно так и действуют: если не идеально, то, по крайней мере, прицельно. Психические «усилители» — стимуляторы — блокируют фермент, который сам должен блокировать и разрушать адреналин. Оставшийся «свободным» адреналин стимулирует психическую энергию. ... Да, кое-что известно. «Знаем», «не знаем», «не знаем»... И снова — «знаем», «не знаем», «не знаем»... Это — как пульс поиска, как лихорадочный, ускоряемый беспокойным «не знаем» ритм продвижения в глубины мозга. Ясно одно: где-то в удивительно гармоничной цепи обмена веществ выпадает одно звено — молекула или обломок молекулы. Восстановить это звено, посадить его на место — с помощью лекарств или иным путем — не этим ли вслепую, ощупью, с полудогадками, с неясным ощущением приближения к истине и занимается медицина испокон веков? Мощный стимул органа познания — незнание. Пусть не удивляет вас, что все еще существует загадка мепробама- та — ведь до сих пор существует и тайна всем знакомого аспирина. Как он действует, окончательно не известно. Решение будет найдено на молекулярном уровне. Действительный член Академии медицинских наук СССР В. В. Закусов писал: «Знание структуры и свойств лекарственных веществ и тончайших механизмов их дей- 133
ствия на молекулярном уровне и делает реальным направленный синтез веществ с заранее заданными свойствами... С помощью фармакологических средств можно разобщить межнейронные связи различных областей мозга и выключать болевую чувствительность организма, активно вмешиваться в самые сложные процессы и функции головного мозга. Это ли не мечта невропатологов и психиатров?!» Но, прежде чем появятся «аптеки настроений» и «фармацевты мышления» предложат каждому «домашнюю аптечку для улучшения разума», необходим генеральный прорыв вперед на стыке молекулярной биологии, нейрофизиологии, психиатрии, психологии, фармакологии, биохимии, физической химии — там, где родилась психофармакология. * * * Однажды известный итальянский фармаколог Даниель Бовэ шутя спросил своих ленинградских коллег, знают ли они, почему так талантливы флорентийцы. Данте был родом из Флоренции. Петрарка, воспевший Лауру, родился в семье флорентийского нотариуса. «Декамерон» написал флорентиец Боккаччо. И «универсальный гений» Возрождения Леонардо да Винчи тоже был сыном Флоренции... Флоренция дала жизнь самым разным гениям: от неистового Микеланджело до коварнейшего Макиавелли. Так вот, улыбаясь, пояснил Даниель Бовэ, флорентийцы так талантливы потому, что только на земле Флоренции растет редкий белый абрикос, пища титанов и гениев... Еще недавно слова «духовная пища» употреблялись только в переносном смысле. Не убеждают ли первые победы психофармакологии, что мы стоим на пороге «химических реальностей духовной пищи»? Но предстоит еще идти и идти. По меткому замечанию американского популяризатора Р. де Роппа: «Ученый, который сегодня пытается проникнуть в химию мыслей и чувств, напоминает взломщика, орудующего зубочисткой у бронированных дверей крупнейшего мирового банка». Но пока речь шла только о больном мозге. Впрочем, почему больном? Ведь транквилизаторы стали в капиталистическом мире «большим бизнесом» — здоровые люди, не желающие страдать от «стресса», от изматывающего напряжения повседневной суеты жизни и «эмо- 134
циональных трудностей» все чаще прибегают к таблеткам. В книге Д. Джонсона «Заговор пилюль» приведены такие цифры: американские врачи выписывают ежегодно 100 миллионов рецептов на всякого рода успокоительные пилюли. «Общество транквилизируется». «Ничего не стоит добиться поголовного успокоения — достаточно добавлять лекарственные вещества в резервуары городских водопроводов...» Итак, вместо стимуляции умов и талантов впереди замаячила грозная возможность всеобщего сонного покоя? Р. де Ропп в книге «Лекарства и мозг» иронически начертал контуры этого «успокоенного общества»: «...ваши дни будут следовать один за другим, подобно водам мирной реки, текущей через зеленые пастбища, на которых пасутся волоокие коровы. И вы в своем блаженном самодовольстве будете походить на этих коров. О счастливейшие из смертных, ваша душевная ущербность исправляется искусностью химика, а вашим личным неприятностям не устоять перед мощью химической формулы. Никакой борьбы с собственными слабостями! Никаких мук совести! Никакой рефлексии! Исцеление в наш хемопсихиат- рический век ждет вас, в любой аптеке». Итак, человек, «успокоенный» до того, что вместе с тревогами и заботами ушли его идеалы, убеждения, общественные устремления, творческие порывы, сознание личной ответственности. Человек-теленок, жвачное, получившее идеальную жвачку и впавшее в «счастливое забытье».,. Вот так перспектива! Вместо восхождения — дальше и выше! — к «бессмертному солнцу ума» — блаженная летаргия — в тупике, в загоне сытого существования. Как бы хотелось идеологам капитализма добиться этого! Но разве это вина психофармакологии? Велики ее победы — она вернула здравый ум сотням тысяч больных. Бесспорны ее достижения — она возвратила к творческому труду тех, кто страдал «черной меланхолией». Сколько больших писателей, художников, ученых, изобретателей оставили нам описания этого недуга во всех его оттенках — от «просто» плохого настроения до убийственной тоски! 135
Полная потеря интереса к жизни и к окружающим, сознание своей ненужности и греховности, бегство от друзей и родных, попытка убежать от самого себя, навязчивые мысли о самоубийстве... Сколько драгоценных часов пожрала меланхолия у великих умов! И сколько выигранных судеб — благодаря таблеткам, пилюлям, уколам. Быть может, у психофармакологии есть единственное средство «подвинуть» ум от нормы к одаренности, воздействуя на характер, на темперамент? Академик П. Анохин замечает: «Я здесь не вижу ничего необыкновенного. Действительно, это одна из ближайших задач. Предположим, у человека чересчур впечатлительный характер, он неусидчив, невнимателен, обладает и другими подобными пороками, и в этом случае ему может помочь фармакология. Многие черты характера зависят от эмоциональной сферы человека. Воздействуя на нее дифференцированно и тонко, вполне в наших силах изменить характерные черты данного индивидуума». Гений, талант — не только высокая степень умственных способностей. В своем творчестве гений и талантливый человек воплощают и свою личность. Личность неразрывно связана с характером, темпераментом, эмоциями. Ключ к управлению умственными способностями непосредственно еще не найден. Зато эмоциями наука учится управлять надежно и прицельно. Так не выведет ли этот непрямой путь к главной цели?
СТИМУЛЯТОР ДЛЯ ВСЕХ Все хотят стать умными сегодня, сейчас, немедленно. Конечно, есть главный путь, стратегическое направление решения этой задачи: воспитание, образование, раскрытие собственных способностей. Но есть и тактическое направление — стимуляция умственной работоспособности, более эффективное использование того, что уже есть. Стимуляция добрая, конструктивная, а не злая, разрушительная... Арсенал стимуляторов скромен. И среди них почетное место занимают два растения: женьшень и элеутерококк. * * * ...В осеннее утро 1898 года на берегу Японского моря стоял молодой прапорщик. За его спиной взбегали по склонам холмов деревянные домики Владивостока. У самых ног его лежала, похожая на полумесяц, бухта Золотой Рог. 137
За неширокой чертой пролива и пригнувшимися сопками Русского острова угадывалась необъятная морская синь. Так произошло знакомство Владимира Клавдиевича Ар- сеньева с Дальним Востоком, краем, с которым он навсегда связал свою жизнь путешественника, географа, писателя. Пройдут годы, и книгами Арсеньева — «В дебрях Уссурийского края», «Дерсу Узала», «Сквозь тайгу»—будут зачитываться в России и Европе, а полное поэзии и духа странствий повествование о проводнике-гольде Дерсу Узала, восторженно встреченное А. М. Горьким, станет одной из любимых книг нашего юношества. И в каждой из книг В. К. Арсеньева, да и во многих его научных статьях, можно найти упоминание о женьшене — едва ли не самом удивительном и легендарном растении Дальнего Востока. Среди лекарственных растений земли женьшень занимает особое м;есто. Его исключительные тонизирующие и лечебные свойства вот уже пять тысяч лет обеспечивают ему почетное место в сокровищнице народной медицины. История женьшеня овеяна легендами. Сам вид корня, напоминающего человеческую фигуру, располагал к этому. Арсеньев собирал легенды о женьшене. Из его книг вы узнаете о том, что, по преданиям, женьшень может превращаться в человека, тигра, птицу, а вырастает он там, где молния ударяет в источник прозрачной и холодной воды. И легенду о гибели храброго воина Жень-Шеня в битве с разбойником Сен-ши-хо записал Арсеньев. Там, где падали горячие слезы сестры Жень-Шеня Ляо, вырастал снежно-белый цветок женьшеня. Корень обозначался двумя иероглифами: «жень» — «человек» и «шень» — «корень». Путешественники, посетившие Китай, рассказывали о том, что императоры держали целую армию сборщиков корня, и горе было тому, кто утаивал хотя бы один корешок. Говорили о том, что корень этот исцеляет все болезни, делает людей мудрее, вселяет жизнь в умирающих. «И тот корень варят и дают тем, которые слабы от долгой немощи, и великую помощь подает»,— такими словами доносил русский посланник в Китае Спафарий престарелому царю Алексею Михайловичу в 1675 году о чудодейственном корне. Так семнадцатый век познакомил Европу и Россию с главным сокровищем восточной медицины — женьшенем. 138
Лекари европейских стран начали охоту за женьшенем. Заморский гость был дорог: золото падало на чашу весов, на другой чаше которых лежал корень. Дряхлеющие короли и немощные князья, прусские герцоги и русские цари пили отвары корня, настои и бальзамы, изготовленные из женьшеня. Казалось, что сама природа дала в руки людям тот эликсир молодости, за которым не один век охотились алхимики. Но, увы, омоложения не происходило, все болезни не исцелялись, и смерть косила коронованных особ, искавших спасение в женьшене, с той же неумолимостью, с какой подрубала она древо жизни простых смертных. Но сила легенд была велика: гениальный ботаник Карл Линней в 1753 году дал этому растению латинское название «панакс» — «всеисцеляющий». Название не помогло: к началу нашего века европейская медицина разуверилась в женьшене... Между тем женьшень был действительно могущественным лекарственным растением, королем среди целебных трав, но, как известно, даже самые могущественные короли не всесильны. Научные исследования последних десятилетий не развенчали ореол женьшеня. Да, он оказался королем, но в царстве природных адаптогенов. Учение об адаптогенах (от латинского слова «адаптио»—прилаживание, приноровление) — веществах, повышающих общую устойчивость организма, помогающих ему приноровиться к трудным условиям, было развито ленинградским ученым, крупным советским фармакологом профессором Н. В. Лазаревым и его школой. Адаптогены, совершенно безвредные для организма, повышают его сопротивляемость вредному влиянию очень широкого числа факторов физической, химической и биологической природы. Эти вещества как бы усиливают все физические способности, уже заложенные в человеке, в том числе и способность к умственной деятельности, а точнее, как пишут в медицинской литературе, умственную работоспособность. Ученик Лазарева — профессор И. И. Брехман — показал, что и женьшень принадлежит к классу адаптогенов. Молва считала женьшень средством от всех болезней, снадобьем, приносящим мудрость. И в этом есть доля истины — организм, который мобилизовал все свои резервы, решительнее ведет сражение с опасными недугами, в то же 139
время активизация биохимических процессов даже у здорового человека способствует всей его жизнедеятельности. Прием женьшеня сказывается и на умственной деятельности: человек быстрее способен прочесть какой-нибудь текст и лучше его запомнить, с более высокой скоростью проводит он расчеты «в уме», быстрее ориентируется в хитроумных тестах, сочиненных психологами. Конечно, отсюда еще очень далеко до того, чтобы производить «жень- шеневых мудрецов»: женьшень не прибавляет ни знаний, ни мудрости — человек, не способный сотворить теорию относительности, наверняка не совершит это открытие под действием настойки женьшеня. Но бег мысли человеческой под влиянием женьшеня как бы происходит быстрее, при этом мозг утомляется медленнее. Может быть, цивилизация развивалась бы более быстрыми темпами, если бы все человечество на протяжении веков употребляло вместо чая женьшень. Но так как человечество было лишено такой возможности, пусть это утверждение останется на совести авторов. Таинственность, окружавшая женьшень, его мистическая «жизненная сила» лет десять тому назад выкристаллизовалась под руками химиков в белое вещество. Химики Владивостокского института биологических активных веществ, получившие этот белый, сверкающий в лучах света порошок, определили, что компоненты, входящие в его состав, относятся к классу тритерпеновых гликозидов — именно им, в сочетании, составленном самой природой, принадлежит главная роль в действии женьшеня. Казалось, вопрос решен, — если активное начало женьшеня выделено, и химическая структура этих веществ известна, в дело может вступить химический синтез. Такой путь, например, прошел хинин — победитель малярии. Сперва его выделили из коры экзотического хинного дерева, после расшифровки структуры хинин научились синтезировать, и синтетическое вещество оказалось полноправным заменителем природного хинина. Женьшень не повторил, однако, судьбы хинина: ни каждое из отдельно выделенных веществ, ни даже их сумма не обладают всей полнотой действия природного корня. Какие-то микродобавки, крохотные, еще не найденные примеси, витамины, обнаруженные в корне и листьях, — все это своеобразный «аккорд», подобранный самой природой: 140
из отшлифованного тысячелетиями «созвучия» не выкинешь ни одной «ноты». Если исследования химиков помогли снять покров таинственности с корня жизни, то, как пишет профессор И. И. Брехман, «медицинская практика от научных исследований женьшеня пока ничего не получила». Да, химия пока проигрывает сражение с природой за женьшень. И, значит, по-прежнему вся ставка пока делается на «комбинат природы», где производятся натуральные корни. Почти два года требуется на прорастание его семян, вес дикорастущего женьшеня 20—25-летнего возраста часто не превышает 30 граммов. Поэтому, если «подфартит» корнев- щику, и найдет он корень гораздо большего веса, чем скупо отмеренные природой тридцать граммов, о находке его сообщают газеты, как пишут о диковинных золотых самородках, найденных на приисках, или о кладах монет в старых глиняных горшках. Легендой, например, стала история, в свое время обошедшая весь мир. В 1905 году нашли корень женьшеня — ему было около 200 лет. Корень этот весил около 600 граммов и был продан в Шанхае за 5000 долларов, что, по мнению шанхайских купцов, не составляло и половины его настоящей стоимости. В 1910 году В. К. Арсеньев писал, что ежегодно 30 тысяч сборщиков собирают 4000 корней. Даже если представить, что один сборщик находит один корень — то 26 тысяч бесполезно проводят сезон в тайге. А «сколько погибло от голода, сколько заблудилось и было растерзано дикими зверями». Сейчас за сезон корневщики нашего Дальнего Востока собирают 10—15 тысяч корней, но даже если бы все корни весили по 50 граммов, общий вес добычи не превышал бы 750 килограммов, а потребность только нашей страны фармакологи оценивают в несколько десятков тонн. Еще в древности искатели корня, обнаружив в тайге слабенький росток женьшеня, принимались тщательно за ним ухаживать. Рядом с ним высаживали другие корешки, найденные в тайге. Над каждым растением — персональный навес, чтобы росток не сломил ветер, не забил дождь. Здесь же в убогой хижине поселялись люди, такую плантацию встретил Арсеньев в тайге в 1915 году. Это был тот редкий случай, когда «дикари» ценились гораздо выше, чем их «цивилизованные собратья». 141
В нашей стране — в Приморском крае — создан жень- шеневый совхоз. Плантации женьшеня есть на Северном Кавказе, в Молдавии и даже под Москвой, на станции Битца есть плантация женьшеня, принадлежащая учреждению со звучным названием ВИЛ АР — Всесоюзный институт лекарственных и ароматических растений. Возделывание женьшеня — занятие очень трудное, никто пока еще толком не знает, как влияют условия культивации на композицию целебных веществ женьшеня. Да и весь урожай специализированного совхоза в 1967 году составил примерно 200 килограммов, а совхоз — это гигант, по сравнению, например, с крохотной плантацией ВИЛАРА. О десятках тонн пока и мечтать не приходится. Сложилась трудная ситуация — охота за природным женьшенем с каждым годом становится все тяжелее, искусственное культивирование сложно, а химия бессильна. * * * После книг Арсеньева, после волнующих разговоров о женьшене, попав на Дальний Восток, мы, конечно, захотели увидеть, как ищут легендарный корень, хотя наша экспедиция была посвящена совсем другой теме. Наш проводник Василий Васильевич, или Васильич, как мы его называем для краткости, с неохотой берет нас с собой. Всякие ссылки на Дерсу Узала и Арсеньева на него действуют мало, хотя книгу эту он читал. Угрюмо, в бороду он ворчит, что для нас, мол, это так, а для него заработок на весь год. Не помогают и доводы о пользе и значении науки, о том, что таежные корни нужны химикам. Но мы тоже люди настырные — не отстаем. Мы уже знаем, что Васильич — лучший из корневщиков, не раз удивлявший все Приморье своими находками, да к тому же из семьи потомственных корневщиков. В конторе нам сказали: корневщики в тайгу гостей водить не любят, секреты у них всякие, тропочки потаенные, места сокровенные, да и примета такая есть — чужим глазом искать корень несподручно. Наконец мы уговариваем нашего героя. Но уговор: «До первого корня, а потом вы домой, а я в тайгу, дальше у меня сезон впереди», — говорит корневщик. Вертолет, доставляющий почту и продукты для геологической партии, высадил нас вместе с корневщиком на 142
таежной поляне у охотничьей избушки-зимника, пообещав забрать нас на обратном пути, через день. — А может, не найдем корень за один день, — забеспокоились мы. — Это же не по расписанию делается. — Найдем, — сказал, как отрубил, наш провожатый, и мы пошли в чащобу, и уже через час стало ясно, что самостоятельно, без Васильича, к избушке обратного нам ходу ^ нет. Еще часов семь шли мы тайгой с одним коротким привалом, когда вдруг корневщик уверенно сказал: «Вот он, женьшень». Мы стояли на крохотной полянке, среди громадных, двумя руками не обхватишь, деревьев. Густые кроны их силе- • тались, почти не пропуская лучей солнца. Было темно и очень тихо, только время от времени дурным голосом вскрикивала какая-то неведомая нам, горожанам, птица. Редкие травянистые растения пробивались сквозь опавший лист — и наверняка скучно и тяжело им было в этом затененном и сумрачном уголке. Не сразу приметили мы в метре от дерева как бы чахлый кустик лесного изгнанника с тремя листиками и соплодием из ягод, чем-то напоминающим кулачок новорожденного младенца. — Девять лет ему, — сказал корневщик, — я его пятый год сторожу. — И указал нам на две еле заметные зарубки на дереве. ... Корневщик чуть заглубил землю возле стебля, а потом очертил круг более метра радиусом около корня. Было что-то магическое в этом круге и непонятное в действиях корневщика. Он молчал, и мы тоже молча созерцали. Из затертой до невозможности кожаной сумки достал он несколько костяных лопаток, неторопливо выбрал одну из них, поплевал на ее туповатый край и осторожно начал окапывать землю у границ круга. Ласковые движения его сильной руки напоминали, должно быть, движения археолога, бережно снимающего землю с находки тысячелетней давности. — Мочки корня длинные, а повредишь — весь корень загниет, — сказал, ни к кому не обращаясь, корневщик, употребляя вместо слова «корень» слово «тантаза»—так называют сборщики корень трехлистного растения. Непонятными, но звучными словами называют они корни четырех — пяти- и до невероятности редко встречающегося ше- стилистного растения: «сипия», «упия», и «липия»... 143
Довольно скоро корень был извлечен. Цветом напоминал он нашу российскую петрушку, да и видом тоже, хотя, если внимательно присмотреться, мясистые отростки и раздвоенный нижний конец действительно чем-то походили на человечка, а длинная шея стебля с листьями ушей и соцветием головы еще больше увеличивала это сходство. Почему-то настойчиво лезли в голову строки поэта: «Голова моя машет ушами, как крыльями птица...» Все растение, аккуратно обернув мочки вокруг корня, сборщик долго разглядывал, принюхивался к нему, а затем уложил в берестяную корзинку со свежей землей, обложил мхом. Молча развел костер. Мы сварили ужин, приложились к фляге: «За счастливую добычу» — а утром следующего дня уже были в охотничьем зимнике, откуда без всяких приключений вертолет доставил нас к зданию управления заповедником. После возвращения в Ленинград по-новому читались горькие строки статьи Арсеньева об искателях женьшеня: «Как только подуют сухие северо-западные ветры и деревья под влиянием утренних заморозков разукрасятся всеми цветами радуги, кончается женьшеневыи промысел. В это время в тайге разыгрываются кровавые драмы. Осенью, с наступлением холодов, измученные и изнуренные долгим скитанием по лесу, с драгоценной ношей в руках искатели стремятся к земледельческим фанзам в надежде снискать себе там покой и пропитание. Ужасные голодовки, кровожадные звери и нечеловеческие лишения, которым неизбежно подвергается всякий женыпеныцик за попытку бороться с природой там, где она наложила свое вето, все это как будто позади. Но еще большая опасность ожидает его впереди. Там, где долина суживается, чтобы только оставить проход горной речке, где-нибудь за камнями караулит грабитель. Искатель знает это и торопится скорее пройти опасное место. Вот он почти прошел его — и вдруг небольшая струйка дыма мелькнула в кустах... Скоро ночная мгла, словно траурная вуаль, стала опускаться на землю. Так иногда погибает искатель женьшеня за то растение, которое он считал источником жизни». 144
Так было пятьдесят с небольшим лет тому назад в том самом Уссурийском крае, где состоялась нынче наша «увеселительная прогулка» за женьшенем. * * * Народная мудрость говорила: женьшень — единственный и неповторимый корень жизни. Ученые отвечали: женьшень — лишь одно из растений многочисленного семейства аралиевых. В нем 60 родов и почти 800 видов. И у членов этого семейства должны быть общие черты. Народная мудрость утверждала: за тысячелетия человек наверняка перепробовал все эти виды. И если он остановился на редком, труднодоступном женьшене, — наверное, потому, что именно в нем-то и сокрыта самая живительная сила. Ученые возражали: человек привык использовать лекарственные травы. В семействе аралиевых всего 15—20 травянистых растений — среди них женьшень. Остальное — деревья и кустарники, и мы, возможно, даже не подозреваем, какие богатства таят они в себе. Впрочем, может быть, предки наши гораздо лучше умели ценить таежную аптеку: пока еще мало изучен опыт народной медицины стран Юго-Восточной Азии, которая использует сравнительно много растений семейства аралиевых. Спор этот достаточно отвлеченный, и обе стороны выступают в нем не очень-то доказательно. К тому же на стороне народной мудрости есть преимущество — к тысячелетнему опыту большинство из наших современников отнесется с уважением, пожалуй, большим, чем к мнению одного ученого. Народная медицина — вещь описательная, построенная на тонкой наблюдательности, вековом отборе самого ценного. Современная медицина, а особенно фармакология — наука экспериментальная. И в данном случае дело решил экспериментальный поиск. Он-то и определил, мудра ли народная мудрость. Несколько раз в работах В. К. Арсеньева встречалось упоминание об элеутерококке — колючем таежном кустарнике. «Диким перцем» или «чертовым деревом» называли его крестьяне. На крохотной таежной плантации, где растили несколько корней женьшеня, Арсеньев обратил и Как стать умным? 145
внимание на то, что, пропалывая траву возле женьшеня, они особенно тщательно выпалывали элеутерококк. А между тем, элеутерококк — ближайший родственник женьшеня: оба они принадлежат к семейству растений, которых ботаники нарекли словом «аралиевые». Элеутерококк — брат женьшеня — долго оставался в тени своего великого родственника. Но именно в поисках родственника женьшеня ученые пришли к элеутерококку. Одним из первых на элеутерококк обратил внимание видный специалист по женьшеню И. И. Брехман. Именно в его лаборатории экстракты из корней и листьев элеутерококка стали испытывать на мышах и крысах. Мыши плавали в бассейне, лезли вверх по веревке, опущенной в холодную воду, до изнеможения крутились в беличьем колесе, карабкались по вертикальному стержню, спасаясь от ударов электрического тока. И всегда мыши, которые попробовали живительный напиток элеутерококка, оказывались сильнее, работоспособнее. Опять мыши... А все же, как человек? Современный спорт все больше и больше становится экспериментальной лабораторией, где ведется проверка предельных возможностей человеческого организма. Вспомним хотя бы Олимпийские игры... У нас в стране был проделан эксперимент: юноши одного возраста за 30 минут до старта в беге на 10 километров принимали драже, в которое входит экстракт элеутерококка. Другой группе давали такие же драже, но без экстракта. Внешне драже ничем не отличались. Спортсмены не знали,'кто из них обязан оправдать надежды ученых и пересечь финишную черту в числе первых. Старт дан. Заметим, что бежали юноши нетренированные. 52,6 минуты — среднее время спортсмена в группе, не получившей элеутерококк, 45 минут — среднее время тех, кто принял его. Конечно, у тренированных спортсменов такой разницы не получить, но ведь и борьба между ними идет за секунды, а иногда за десятые и сотые доли секунд. На семь секунд уменьшилось среднее время мастеров спорта, стартовавших в шоссейной гонке на 50 километров и принявших перед стартом драже с элеутерококком. Спортсмены самой высокой квалификации — спринтеры и прыгуны в высоту, десятиборцы и бегуны на 5 и 10 километров, марафонцы — все они в процессе тренировок и пос- 146
ле них чувствовали себя лучше, если принимали элеутерококк, даже не зная об этом. Элеутерококк улучшал зрение и слух, облегчал трудную работу горноспасателей, труд радиотелеграфистов в условиях приема скоростных радиограмм, помогал матросам в суровых условиях дальнего плавания. Но это не допинг, который, как кнут, подстегивает нервную систему человека, истощая ее. Спокойно и равномерно действует элеутерококк на организм, обладая, по выражению ученых, «редкостной безвредностью». Как сказано в книге И. И. Брехмана, посвященной элеутерококку, «повышение работоспособности после однократного приема элеутерококка проходит как бы незаметно для человека, и только после одной — двух недель ежедневных приемов... появляется чувство бодрости, желание работать, вера в свои силы». Подобно женьшеню, элеутерококк оказался веществом, активно стимулирующим умственную деятельность. Девяносто восьми мужчинам в возрасте от 19 до 23 лет предложили править корректуру — текст, где сознательно были допущены ошибки: пропущены буквы, вставлены лишние и т. п. Это была работа, требующая какого-то интеллекта: умения «схватывать» текст, сравнивать его с тем, что хранится в памяти, — словом, для этого нужна работа мозга. И во всех этих опытах лучше работал мозг испытуемых, получивших перед опытом настойку из корней и листьев элеутерококка, хотя они и не знали об этом, — точно такую же по внешнему виду и вкусу «настойку», но без живительного корня, получала и контрольная группа. Вообще тонизирующие вещества давно вошли в практику людей, занятых творческой работой. Пожалуй, самым известным примером стало употребление Бальзаком кофе — мимо этого не прошел ни один из биографов Бальзака, в том числе С. Цвейг и А. Моруа. По шестнадцать, восемнадцать часов в сутки трудился Бальзак. И, как пишет С. Цвейг, «кофе — вот черная нефть, вновь и вновь приводящая в движение этот фантастический робот, и поэтому для Бальзака, который дорожит только своим творчеством, кофе важнее, чем еда, сон, чем любое другое наслаждение. ... он посвятил кофе свои прелестнейшие поэтические гимны: «Кофе проникает в ваш желудок, и организм ваш тотчас же оживает, мысли приходят в движение, словно 6* 147
батальоны Великой Армии на поле битвы. Сражение начинается. Тяжелой поступью шагают воспоминания с развернутыми знаменами. Легкая кавалерия сравнений скачет великолепным галопом. Артиллерия логики подъезжает со своими орудиями и снарядами. Остроумные слова мечутся, как стрелки. Встают образы, бумага покрывается чернилами. Битва начинается и кончается потоками чернил, как настоящее сражение — черным порохом...» Без кофе нет работы, во всяком случае, той непрерывной работы, на верность которой присягнул Бальзак. Куда бы он ни поехал, он вместе с пером и бумагой берет с собой в качестве третьей необходимой принадлежности кофейник. Никому не доверяет он приготовления кофе, ибо никто другой не сможет приготовить это возбуждающее зелье, придав ему такую крепость и черноту. ... Как всякое возбуждающее средство, кофе постепенно перестает оказывать свое действие, и поэтому его приходится употреблять во все большем количестве. Чем больше перенапрягал свои нервы Бальзак, тем в большем количестве поглощал он кофе. Об одной из своих книг он заметил, что довел ее до конца лишь при помощи «потоков кофе». В 1845 году, после почти двадцатилетнего злоупотребления этим напитком, он устанавливает, что весь его организм отравлен, и жалуется, что действие кофе становится все менее сильным. «Промежуток времени, в течение которого действует кофе, становится все короче. Оно возбуждает мой мозг теперь только часов на пятнадцать — опасное возбуждение. Оно вызывает чудовищные боли в желудке». И если пятнадцать тысяч чашек крепчайшего кофе (так высчитал один статистик) помогли созданию гигантской «Человеческой комедии», то они же преждевременно погубили здоровое от природы сердце Бальзака. Доктор Наккар, который в качестве друга и врача наблюдал Бальзака всю его жизнь, считал, что кофе было единственной причиной смерти Бальзака». Лет пятнадцать тому назад советские медики провели консилиум по поводу смерти А. С. Пушкина. Заключение было единогласным: в современных условиях антибиотики спасли бы поэта от смерти. Если бы сейчас был проведен такой лее консилиум у постели Бальзака, заключение могло бы быть столь же единогласным: элеутерококк — вот баль- 148
зам для Бальзака. Можно твердо сказать, что «редкостная безвредность» этого препарата в сочетании с тем, что организм не привыкает к элеутерококку так, как он привыкает Продолжение. «ВАЖНОЕ СКАЗУЕМОЕ» До сих пор испытуемый был для нас статистической единицей, А ведь это живой человек, один из нас. И ему небезразлично, кто и зачем копается в его мышлении. И если копание идет ему во вред, он будет сопротивляться. А тогда — прощай тесты. Можно привести лошадь к реке, но пить ее не заставишь. Против воли тестировать бесполезно. Вот почему существует строгий кодекс профессиональной этики. Тесты должны проводить только квалифицированные специалисты. Результаты тестов не должны сообщаться неспециалистам. Испытуемый должен заранее знать, кому и для чего будут сообщены результаты. Испытуемый должен знать истинные причины проведения теста и дать свое согласие. Тестолог должен четко разъяснить каждой заинтересованной стороне свою позицию. В каждом правиле сказуемое — слово «должен». Всякое нарушение правил со стороны психолога непоправимо вредит всей тестологии. Почти так же вредит, как безответственность специалиста, любопытство публики. В тестах большинство усматривает занимательные задачи, вроде кроссвордов. А печать идет навстречу широкому читателю. Редкий журнал удержится от соблазна поместить несколько тестовых задач под рубрикой «испытайте себя» или «проверьте ваши способности». А всякая огласка губительна для теста. По этой причине мы не смогли бы, даже если бы захотели, привести задачи из действующих тестов. Выдача секретов специалистами — неспециалистам и прессой — публике пагубна для тестологии. 149
к кофе, могла бы помочь созданию «Человеческой комедии», оставив в живых ее творца. Но, увы, элеутерококк еще не нашел своего Бальзака. Аналогия между кофе и элеутерококком с точки зрения медика или химика чисто внешняя — у этих веществ иные точки приложения в организме, различное действующее начало, а кроме того, действие элеутерококка на мозг человека, по-видимому, глубже и значительнее, чем действие кофе. Оказалось, что элеутерококк не просто адаптоген и то- низатор — он способствовал излечению некоторых нервно- психических заболеваний, оказывал воздействие на кору головного мозга. Вот отрывок из одной истории болезни. Мы не будем пояснять некоторые сугубо медицинские термины, суть не в них, а смысл и так понятен. «Больная С-юк, 34 лет, служащая. Диагноз: невроз типа неврастении... При первичном обследовании жаловалась на периодические головные боли, усиливающиеся к концу дня, повышенная раздражительность, слезливость, трудность сосредоточить внимание, рассеянность, нарушение сна. Больна в течение двух лет, заболевание связывает с тяжелой психической травмой и неблагоприятно сложившейся семейной обстановкой. Лечилась ранее по поводу данного заболевания бромидами, общеукрепляющими средствами, физиотерапией, но с незначительным эффектом. ... Настроение подавленное, интерес к окружающему снижен. Больная раздражительна, склонна к бесконтрольным вспышкам... У больной отмечалось перенапряжение основных корковых процессов... После лечения элеутерококком наблюдалось обратное развитие тормозного состояния в корковых клетках. Отмечалось и улучшение клинического течения заболевания. Спустя неделю после лечения больная отмечала уменьшение слабости и раздражительности, повысился общий тонус, улучшился сон. Через месяц (по окончании лечения элеутерококком) больная чувствовала себя хорошо. Исчезли головные боли, раздражительность. Повысилась работоспособность. Больная окрепла, восстановился сон...» Такова эта история болезни — история с драматической завязкой и счастливым финалом. Как сказано в одной из научных работ, посвященных элеутерококку, использование психологических тестов показывает, что «элеутерококк 150
по сравнению с обычным лечением значительно лучше повышает умственную работоспособность невротиков». * * * Если бы растения умели думать, то история стремительного вознесения элеутерококка по лестнице славы вызвала бы у них жгучую зависть: за короткое время элеутерококк из никому неведомого колючего кустарника стал всемирно известным лекарственным растением. Путешествие за элеутерококком оказалось еще более прозаическим, чем прогулка за женьшенем. В лагере нашей экспедиции, за сопками, отделявшими нашу базу от залива Посьет, стояла бревенчатая, вросшая в землю баня. Прямо за баней начиналась и тянулась в сопки негустая поросль элеутерококка. Юный элеутерококк схож со своим знаменитым братом — низкий и тонкий стволик, три-четыре листика — даже опытные люди с трудом могут различить их листья. Но дальше элеутерококк стремительно обгоняет женьшень. Прямые стволы кустарника почти трехметровой, а изредка до шестиметровой высоты иногда образуют заросли в тайге. Светло-серые ветви густо усажены тонкими шипами — у юных растений — сплошной ершик тонких шипов, как бы первый пушок на юношеском лице; старые кусты обычно теряют свои шипы. Бледно-фиолетовые и желтые цветы качаются в июле на ветках, чтобы к сентябрю уступить свое место соплодиям черных ягод. Чередуясь с тонкими деревцами самых разных пород, поросль, начинавшаяся в низинке у бани, доходила до проржавленной, метра три высотой проволочной сетки, тянувшейся в сопки, пока хватало взгляда. Сетка эта отмечала собой громадный .участок, на котором бродило стадо пятнистых оленей местного совхоза. Красавцы олени, будившие нас по ночам трубными криками, гордо несли главное свое украшение — панты, нежные оленьи рога. Из пантов пятнистого оленя, марала или изюбра, добывают пантокрин — еще одно древнее средство народной медицины, вещество тонизирующего действия, стимулирующее всю деятельность человека, включая и работу мозга. Тот, кто бывал в Приморье, навсегда запомнил фигурки оленей с белыми яблоками пятен на рыжей шкуре. 151
Память запечатлела и протяжные оленьи крики по вечерам, и ритмичный топот копыт стремительного оленьего стада, и большие, почти человечьи, карие, затянутые пленкой страха глаза оленей-пантачей в загонах, и груду пантов в варочных котлах, образующих загадочный лабиринт, словно творение скульптора-модерниста. В период роста пантов олени с жадностью поедают элеутерококк. И не его ли живительная сила переплавилась в силу пантокрина? Впрочем, это уже фантазия. Может быть, биогенные стимуляторы элеутерококка способствуют образованию активных веществ пантов? Истинная связь здесь пока не установлена, и вопросы остаются без ответа. Чудодейственные свойства элеутерококка обратили на себя внимание химиков. В том же владивостокском Институте биологически активных веществ химики выделили активное начало этого растения: группу веществ с общим названием — элеутерозиды. И так же, как в случае с женьшенем, ни каждое из этих веществ, ни их сумма не давали такого эффекта, как настойка из корня, — и здесь целебное действие обусловлено гармоничным сочетанием всех компонентов. .. Теперь самое время спросить: как возникло это гармоничное сочетание в растении, нужна ли ему самому эта целительная сила? Один из ответов может быть несколько фантастичен: да, нужна. Дело в том, что все семейство аралиевых — и среди них герои нашего повествования, женьшень и элеутерококк — уцелевшие представители растительного мира древних геологических эпох, их прямые предки втаптывались в землю лапами бронтозавров и прочих звероящеров. На протяжении многих десятков тысячелетий эти растения упорно боролись за свое существование с более молодыми и лучше приспособленными к новым условиям видами других растений. Но натиск новичков был непреодолим. Аралиевые стали своеобразными изгнанниками мира растений. Эти растения — реликтовые, как их называют ботаники за то, что они оставлены нам в наследство седой древностью нашей планеты (от латинского слова «релик- тус» — оставленный), вынуждены были приспосабливаться к новым неблагоприятным для них условиям. И может быть, именно в ходе этого приспособления совершенствовал- 152
ся уникальный химический состав реликтовых, подбирались те вещества, которые помогли растительным клеткам выстоять в новых для них условиях климата, почвы и под натиском новых соседей. Пока это всего лишь гипотеза, для которой самое место — страницы научно-популярной книги. Истоки этой гипотезы можно найти в Одессе. Именно в этом городе академик В. П. Филатов разрабатывал методы пересадки роговицы, взятой из глаза трупа. Филатов обнаружил, что такая пересаженная роговица, если ее предварительно хранили в течение нескольких дней при низкой температуре (2—4°), приживалась лучше, чем свежая. Филатов пришел к открытию: многие кожные заболевания излечивались после пересадки выдержанной на холоде трупной кожи человека. Ученый предположил, что лечебный эффект тканевой терапии обусловлен особыми веществами — биогенными стимуляторами, которые вырабатываются в клетках ткани, попавших в тяжелые для них условия: холод, темнота... Биогенные стимуляторы — как бы последний шанс клетки выжить, стратегический резерв «главного командования». Филатов сделал и следующий вывод в области тканевой терапии: защитным действием должны обладать и ткани растений. Как пишет В. М. Сало в книге «Растения и медицина»: «Наиболее подходящими для тканевой терапии оказались листья алоэ. Их мясистая ткань могла долгое время после отделения листа от стебля оставаться в живом состоянии... Обладая свойством долго сохраняться в живом состоянии, находясь в неблагоприятных условиях, они могут накапливать большое количество биогенных стимуляторов, в чем состоит их преимущество перед листьями других растений. Для получения препарата биогенных стимуляторов из алоэ листья растения выдерживают в темноте при температуре от 4 до 8° в течение 12 суток...» А теперь представим себе, как природа тысячелетиями выдерживала семейства аралиевых при неблагоприятных условиях, как постепенно формировался оптимальный набор этих биогенных стимуляторов, как отбором эти свойства закреплялись, а потом уже все растения этого семейства стали снабжаться коллекцией стимуляторов, правда, различных для разных растений. Можно было бы рассказать о способностях элеутеро- 153
кокка повышать сопротивление организма самым разным неблагоприятным воздействиям среды, и о его лечебном действии при диабете, лучевой болезни, и о его помощи в борьбе с опухолями, и о многом, многом другом. Но наша книга — о мозге, о способностях, и поэтому мы сознательно подошли к женьшеню и элеутерококку несколько однобоко, выбирая именно те их свойства, которые особенно интересны для нас. * * * После многочисленных клинических испытаний началось победное шествие элеутерококка — брата женьшеня. Запасы элеутерококка громадны: только в Приморском крае можно без ущерба для воспроизводства заготовлять 2000 тонн корня в год (в пересчете на сухой вес). Значит, речь идет не об уникальном препарате (попробуйте достать в аптеке настойку женьшеня!), а о массовом тонизирующем средстве — пригодном для больных и здоровых, для молодых и стариков, для ученых, летчиков, спортсменов и просто нетренированных граждан, каждый из которых может стать и бодрее, и даже увеличить умственную работоспособность. Стимулирующие свойства элеутерококка столь очевидны, а запасы в тайге так велики, что даже свиней решили кормить элеутерококком, тем более, что это можно делать на первых порах и без тщательного приготовления экстракта: можно добавлять в корм свиньям просто натуральный элеутерококк. Так экономика вторгается в романтику: «соперник корня жизни», универсальный стимулятор, активизирующий даже умственную деятельность человека, попал и к свиньям. Неизвестно, правда, «поумнеют» ли от этого свиньи, — иной свинье никакой элеутерококк не поможет, но вот прибавлять в весе они действительно начинают быстрее. В учебном хозяйстве Свердловского сельскохозяйственного института поросятам давали по утрам экстракт из элеутерококка, а в Хабаровске его предлагали быкам и коровам, в Приморском крае — норкам и курам, а на пасеке горно-таежной станции дальневосточного филиала Сибирского отделения Академии наук такой экстракт смешивали с сахарным сиропом и угощали этой смесью пчел. И все эти животные чувствовали себя от этого бодрей и веселей. А пчелы, попробовавшие экстракт, как о том свидетель- 154
ствуют строгие данные науки, становятся до того «сознательные», что раньше вылетают из улья, позже возвращаются и отправляются за нектаром даже в неблагоприятную погоду. В конце прошлого века два аптекаря из штата Атланта в Соединенных Штатах Америки, Лембертон и Кендлер, создали напиток «кока-кола» — «вкусный, освежающий и тонизирующий», как говорят о нем километры рекламных плакатов и огней. Легенды ходят о составе напитка и технологии его приготовления. Хотя «кока-кола» в нынешнем виде почти не содержит природных продуктов, а лишь сплошную синтетику, спрос на нее непрерывно возрастает: сила традиций и рекламы, громадная психологическая нагрузка на человека в современном обществе, приводящая к употреблению тонизаторов, — все способствует славе «кока-колы». Но предприниматели пока еще не знают, что над «кока-колой» собирается гроза. Появился наш отечественный напиток «Бодрость», созданный в экспериментальной лаборатории Московского завода безалкогольных напитков на основе экстракта из корней элеутерококка. «Хотите иметь свежую голову на плечах — пейте «Бодрость»!» Может быть, именно такая реклама займет место невыразительной: «Покупайте мороженое хладокомбината». А элеутерококк продолжает активно вторгаться в пищевую промышленность. Появилось пиво «Восточное», конфеты и даже молочные продукты, в состав которых входит экстракт элеутерококка. Настой элеутерококка есть теперь почти в любой аптеке. Да, есть тонизирующие вещества, действие которых изучено лучше, но мы выбрали элеутерококк не только из-за его удивительной судьбы. Мы выделили из всей плеяды целебных растений — тонизаторов и адаптогенов — элеутерококк потому, что его запасы, безвредность и свойства способны обеспечить массовую и дешевую стимуляцию умственной работоспособности человека. Экстракты и таблетки, драже и пищевые продукты... История элеутерококка вряд ли имеет аналогию в истории отечественной фармакологии — может наступить время, когда миллионы людей станут его потребителями. В нем можно видеть прообраз массового стимулятора недалекого будущего — стимулятора для всех.
ПРИЗРАК РАЯ Власть химии над мозгом... Химера это или реальность? Увы, разве не случалось нам с вами видеть, как милый, славный человек, выпив бесцветную жидкость, по внешнему виду ничем не отличающуюся от воды, становился буен, глуп и боЛтлив? Водка, одурманив, узурпировав власть над мозгом, превратила человека в животное. Алкоголь — начало вторжения химии в «царство разума». Начало, уходящее в глубь веков. Древнегреческим философам казалось, что высшее благо жизни — невозмутимость духа, душевный покой. Это состояние называли «атараксия», что по-гречески означает «бесстрастие». Но как добиться атараксии? Как «сконструировать» ее? «Конструктор» всего духовного и эмоционального в человеке — мозг. Значит, способность к атараксии — в конечном счете — особое состояние ума, мозга. Грубо говоря, чтобы «войти в атараксию», надо иметь «машину атараксии» — особым об- 156
разом «настроенный» мозг, даже если этот «настрой» будет непрочным и недолговечным. И первыми «настройщиками мозга» стали алкоголь и наркотики. Впрочем, правильнее их было бы назвать «рас- стройщиками» — они действовали, как злые, разрушительные узурпаторы власти над мозгом, обещая призрачный «рай на земле». Пророки искусственного рая имели каждый свое «древо добра и зла». У одних это был мак, у других — индийская конопля, у третьих — кат... Они приносили обманчивое самозабвение, но за вратами рая таился ад... * * * Бледные или пурпурные лепестки мака, как мантия, окружающие кувшин цветка, в котором заключен джинн по имени опий... С опием связаны легенды, казни и кровопролитные войны, вошедшие в историю как «опиумные войны». «Охотой на дракона» называли опиекурение в Китае. Миллионам в Азии опий заменял пищу, религию, философию... Цветок мака был «секретным оружием» англичан в их экспансии на Дальнем Востоке. Мак — как королевская лилия на знамени величайшего заблуждения человечества — наркомании. Вот одна из бесчисленных легенд, рожденных опием. Молодой гольд полюбил девушку, но его разлучили с ней и насильно женили на другой. Возлюбленная его погибла в огне, но он нашел ее окаменелое сердце на пепелище и по ночам говорил с ним... Жена нашла сердце, разбила его и выбросила. И тогда ночью явилась возлюбленная к молодому гольду и сказала: «Выйди из дому, полюбуйся цветами, выросшими из осколков моего сердца, и утешь себя ими. В семенах их особый сок, собери его и, когда он загустеет и почернеет, кури его. Ты впадешь в забытье, забудешь меня, и пройдет твоя тоска. Когда очнешься от забытья и тоска снова подступит к сердцу, снова закури. ..» «Снова и снова» — в этом зловещая, коварная, порабощающая власть морфия и героина, которые получают из опия. С чем можно сравнить это порабощение опием? Только с работорговлей. Карл Маркс сочувственно цитировал 157
английского либерала Монтгомери Мартина. «Даже работорговля,— писал Монтгомери Мартин 20 сентября 1858 года на страницах «Нью-Йорк дейли геральд», — была чем-то ничтожным в сравнении с торговлей опиумом. Мы не истребляли африканцев физически, поскольку сохранение их жизни было в наших прямых интересах... А тот, кто продает опиум, отравив, обесчестив и уничтожив морально несчастных наркоманов, убивает также их тело, причем этот ненасытный молох беспрерывно требует все новых жертв...» Возникает физическая зависимость: человек зависит от наркотиков так же, как от еды, воздуха или воды. Если здоровый человек не получает витаминов, он заболевает. Если наркоман не имеет морфия или героина, он тоже заболевает; вслед за кратким периодом возбуждения наступает упадок, который сменяется деградацией физической и моральной, умственным истощением, ранней смертью. Жить без морфия он физически не может: морфий или другой наркотик стал необходим наркоману. Но зависимость от наркотика тоже означает болезнь и умирание... Это — злейшее рабство и это абсолютное рабство. Без желания взбунтоваться и без надежды выбраться. С одним желанием: любой ценой достать еще одну порцию наркотика. Иначе наступают адские муки: конвульсии, рвота, горячий пот проступает сквозь кожу, ужасные боли пронизывают тело, изнуряют, доводят до полумертвого состояния. Увы, и сегодня в мире процветает могущественная подпольная торговля опиумом. С плантаций мака в Юго-Восточной Азии опий уходит в Гонконг, Макао, Сингапур, Сайгон, оттуда — через Бейрут, Рим или Марсель — в Нью-Йорк... Килограмм опиума-сырца в Гонконге еще недавно стоил 500 долларов, а в Нью-Йорке 8000... Но спекулянты уже выручают с килограмма по 250—400 тысяч долларов, продавая 50—80 тысяч порций по 5 долларов каждую... В велосипедных камерах, в тайниках роскошных «кадиллаков», в пустотелых рогах и золотых статуях Будды странствует по миру древнейший «пропуск» в «искусственный рай», под невидимой охраной тысяч агентов, среди которых представители всех полиций мира, купленные опиумным синдикатом. Производство опиума растет. Пока властям удается конфисковать лишь одну десятую его часть... 158
• * * В Индии растет конопля, которую называют «каннабис сатива». Из цветущих верхушек индийской конопли добывается гашиш. Впрочем, его называли так на Аравийском полуострове, в Персии его звали бенг, в Марокко — киф, в Индии — бханг, в Соединенных Штатах — марихуана. . В Тибете его настой пили из чаш, сделанных из человеческих черепов, в Египте курили в специальных трубках, в США продавали в виде сигарет... В прошлом веке в Париже, в Латинском квартале, был основан Клуб гашишистов, и к знаменитым поэтам Теофи- лю Готье и Шарлю Бодлеру вдохновение являлось в гашишном дурмане. Минуты подъема, внезапного осознания своего всесилия и ясновидения сменялись часами прострации и днями разрушения. Достаточно взглянуть на портрет Тео- филя Готье, чтобы понять, как дорого ему обошлось путешествие в райские кущи индийской конопли. «Человека- бога» гашиш превращал в «человека-червя». Небо искусственного рая, в котором гашиш перекинул дрожащую радугу, обернулось холодной, черной бездной. Ложный «восторг» приводил к распаду личности и безумию! Марихуана—«дешевый» наркотик. Если гашиш—«шампанское» для пресыщенных поэтов, марихуана — «дешевое вино» для бедняков, которое подстрекает иногда к грабежам и убийствам... Недаром в США говорят о «марихуа- новой угрозе»... Индийская конопля давно покинула пределы Индии. В джунглях Африки находят теперь скрытые плантации индийской конопли. После большой полицейской операции власти Нигерии узнали, что хозяин плантации в Аухи должен был получить от своих лондонских клиентов 100 тысяч фунтов стерлингов, посредник, доставляющий товар из Нигерии в Лондон, положил бы в карман полмиллиона, а вся остальная выручка — около 5,4 миллиона фунтов — досталась бы подпольным синдикатам и их агентам. Всемирная охота за наркотиками продолжается. * * * «Кат» в Африке называют «смертельным салатом». В шахтах Перу горнякам предприниматели раньше выдавали листья кока... Худые каменные, словно выжженные лица, потустороння
ний, отсутствующий взгляд, тупо жующие челюсти... Наркотик, содержащийся в листьях, возбуждает нервную систему, подавляет чувство голода — можно работать под землей по 10—12 часов без еды... Рабы кока — их можно встретить в Боливии, Колумбии, Эквадоре. * * * В пустынях Мексики, среди скал и песков, растет неприметный кактус. Когда испанские конкистадоры высадились в Южной Америке, кактус стал их неожиданным врагом. Ацтеки называли кактус «пейотл». Они называли его еще «плоть богов». Вкушая «плоть богов», они как бы переносились в иной мир, мир странных видений. Поиски пейотла — священная экспедиция. Распевая молитвы, с обнаженными головами приближаются индейцы к кактусу, и коленопреклоненно славят богов, прежде чем с благоговейной осторожностью срезать толстые, темно-зеленые, мясистые растения... Затем пейотл режут на куски, высушивают на солнце... Сморщенные коричневые кружочки, покрытые беловатым пухом... Они неприятны на вкус, горьки, у них тошнотворный запах... Так почему же трапеза, в которой единственная еда — эти кружочки, превращается в богослужение вокруг пылающего костра, под бой барабанов, в церемонию, подобной которой больше нет у индейцев? Ученые испытали его действие на себе. Они пришли к выводу: пейотл высвобождает в мозгу какие-то «зрительные ресурсы»; он словно обостряет видение красок. У одних пейотл вызывал ощущение возросшей силы, у других — неминуемой смерти, но все эти ощущения неизменно сопровождались анархической вакханалией красок, оргией видений, раскрепощением цвета, «зрелищным взрывом». В 1927 году в Париже вышла книга Александра Руэ «Пейотл». Наш журнал «Мир приключений» в 4 номере за 1927 год откликнулся на эту книгу статьей с характерным названием: «Растение, от которого восторженно раскрываются глаза». Руэ описывал свои впечатления так, как будто бы он был не фармакологом, а поэтом, учившимся стилю у Оскара Уайльда. Здесь были и кольца чистейших бриллиантов, голубых, сиреневых, зеленоватых, розовых, лило- WQ
вых; и золотистые облака, несущиеся по пепельному небу; и джунгли, задыхавшиеся от нестерпимой лазури неба и изумрудного трепета листвы... Ученые принялись за анализ пейотла: коричневая масса очищалась, одна кристаллическая составная часть отделялась от другой... Были выделены несколько алкалоидов. Самым интересным оказался мескалин. Ему кактус-пейотл обязан своей славой. По своему химическому составу он походил... на адреналин и норадреналин — вещества, играющие огромную роль в биохимии мозга. Мескалин синтезировали. Его начали испытывать с научными целями. Синтетический мескалин действовал так же: вызывал хаотичные красочные видения, устранял ощущение времени и пространства, раздваивал «я»... Но при этом порождал вялость, пассивность, безразличие, в конечном счете мог привести к разрушению личности. Когда кошке ввели мескалин прямо в мозг, она прониклась любовью к мышке, и началась игра в кошки-мышки, которая кончилась обычным образом: кошка съела мышку. Но пока действовал мескалин, кошка была «гуманистом». .. Как и на что действует мескалин? Неизвестно. Возможно, он даже не проникает в мозг? Когда мескалин «пометили» радиоактивным углеродом, его следы обнаружили в печени, но не в мозгу. Но важно заметить: он меняет восприятие, усиливает одни чувства, подавляет другие. Он искажает их, обладает психотропным действием, избирательно вмешивается в работу мозга. Ученые, работавшие с мескалином, обратили внимание на внезапное совпадение: видения, вызванные этим алкалоидом, напоминают галлюцинации, «зрительный ряд» шизофрении, которой страдали иные поэты, писатели и художники. .. Мескалин «моделировал» на очень короткое время один из видов шизофрении. Кто-то бросил крылатое определение: «Шизофреник — это человек, как бы всегда живущий мескалином». Мескалин «расщеплял» разум, начинался «распад» личности, возникала экспериментальная шизофрения, человек начинал ощущать в себе осколки самых разных существ... Рождалась экспериментальная психиатрия, основанная на химии наркотиков, Ш
» » » Если мескалин вызывает галлюцинации, очень схожие с теми, которые бывают при шизофрении, не является ли тогда причиной шизофрении «яд безумия», который отравляет мозг и схож с мескалином? Если мескалин так близок по своему химическому строению адреналину и норадреналину, не происходит ли какая-то поломка в обмене веществ, не вкрадывается ли какая-то «опечатка» в формулу адреналина, которая искажает голос разума и приводит к психической болезни? Два канадских студента, изучавших душевные болезни, X. Осмонд и Д. Смитис, изложили эту гипотезу в работе «Шизофрения — новый подход». Работа могла показаться дерзкой, она ни на что не опиралась; кроме догадки, предположения, удачной мысли, никаких экспериментальных данных. Публикация Осмонда и Смитиса строилась на сплошных «если»... Если есть «яд безумия» — таинственная субстанция «М», она может быть аналогом или производным адреналина... При шизофрении вырабатывается избыточный адреналин. Если произошла ошибка и адреналина стало больше, чем надо, значит, стало больше и его производного — субстанции «М»... Почти десять лет понадобилось Осмонду, Смитису и присоединившемуся к ним А. Хофферу, чтобы попытаться определить, что же такое субстанция «М»... Они продвигались от одного случайного озарения к другому. Однажды коллега Осмонда между прочим сообщил ему, что, принимая очень большие дозы адреналина от мучившей его астмы, он видел такие же видения, как если бы ввел себе мескалин... В другой раз друзья предавались военным воспоминаниям. В войну не хватало адреналина, и вместо обычного приходилось применять для анестезии так называемый «розовый адреналин». Придя в себя после операции, больные нередко рассказывали диковинные вещи: как будто их погружали не в глубокий сон, а посылали на несколько часов в фантасмагорическую синераму. Ту встречу, когда говорили о войне и вспоминали о «розовом адреналине», Осмонд запомнил навсегда. Он писал: «Мы строили предположения о составе «розового адреналина». Профессор Хэтчин указал, что «розовый адреналин» наверняка среди 162
прочих составных частей содержит адренохром, и стал писать пространственную формулу адренохрома... Наступили волнующие десять минут, теперь было очевидно, что адренохром по своему химическому составу является как бы Продолжение. «ВЫСЫЛАЙТЕ ТЕСТЫ...» Публикуя тесты, журналы, как вороны, выклевывают наиболее лакомые на их вкус части. Интерес публики к тестам прежде всего спортивный. И печатают те задачи, где ответ получается однозначно, лучше всего — в цифрах. В результате 9/ю журнальных публикаций — математические и околоматематические задачи. А поскольку арифметику проверять просто («загляни в конец задачника!»), на тесты смотрят как на олимпиаду: решил — плюс, не решил — ноль, прорешал все, подсчитал крестики- нолики — готово, вся подноготная на ладони. «Вышлите бланк тестов Станфорд — Вине. Хочу проверить /Q моей сестренки. Мама говорит, она здорово развитая». Между тем психологический тест нечто совсем другое. Прежде всего, в нем почти нет математики. Еще основатели тестоло- гии считали, что язык — это конспект мысли и именно языковые задачи — основы оценки интеллекта. Во взятых наугад шести возрастных уравнениях шкалы Станфорд — Вине лишь 4 задачи — из 33 — математические. Это 12°/о. На каждую приходится 4 языковых. А в языковых задачах однозначного ответа, как правило, нет. Противоположные слову мычать: шуметь, говорить, кричать, орать. Какое вернее? И вряд ли два человека совершенно одинаково определят хотя бы понятие «книга». Хоть порядком слов, а будут разниться. А в тесте и порядок слов имеет значение. Как и тон, обмолвки, паузы, мимика, конечно, только для опытного психолога. Вот почему правила требуют, чтобы тесты проводил квалифицированный специалист. И ведущие авторитеты тестологии согласны, что будущее психологических измерений больше зависит от совершенствования самих специалистов, чем от улучшения тестов. 163
ядром всех уже известных галлюциногенов. Но ведь адре- нохром выделяется в организме из адреналина...» «Казалось, теперь все укладывалось в логическую схему: когда возникает напряжение, «стресс», количество адреналина увеличивается. Часть адреналина расщепляется, образуется адренохром. Если адренохром задерживается, не выводится из организма, не разрушается по каким-то непонятным причинам, он приводит к шизофрении... Осмонд решил проверить прочность этой схемы на себе. Адренохром был синтезирован в лаборатории, и ученый ввел пурпурно-красную жидкость себе, своим сотрудникам и даже их женам. Через десять минут потолок начал менять свой цвет... «Я закрыл глаза и увидел яркие красочные узоры. Цвета были не столь великолепные, как те, которые я видел, когда испытывал мескалин, но видения были того же рода... Мне казалось, что я нахожусь на дне моря или в аквариуме среди стаи ослепительно прекрасных рыб... В какой-то момент мне даже показалось, что я — морской анемон... Эйб и Нил принесли автопортрет Ван-Гога, чтобы я взглянул на него. Я никогда не видел картину столь пластичную и столь живую. Ван-Гог пристально смотрел на меня, коротко подстриженный, с пронзительным, безумным взглядом... Казалось, портрет имеет три измерения. Я чувствовал, что могу ощупать его одежду и вот-вот Ван-Гог повернется в раме...» Но обостренность восприятий вскоре омрачилась внезапными ощущениями тревоги и беспокойства. Когда Осмонд шел коридорами, они показались ему «зловещими и неприветливыми». Все вокруг было отмечено скрытым враждебным смыслом... Затем Осмонд стал терять интерес к окружающим, даже к сотрудникам, с которыми он хотел обсудить эксперимент. Все стало ему безразлично, и он с трудом удерживался от неприятных замечаний. Он начал погружаться в депрессию, когда не тревожат больше ни опасность, ни сомнения, ни унижения и когда теряется ощущение времени и пространства... Увы, гипотеза Осмонда и Смитиса все еще не стала теорией — в организме шизофреников пока не нашли «ядов безумия»... Бостонские исследователи считают, что адренохром неповинен в безумии, виноват другой продукт расщепления адреналина — адренолютин. • • 164
На смену «адреналиновой гипотезе» приходит «серото- ниновая»: другие ученые предполагают, что не адреналин, а серотонин поддерживает в мозгу нормальное течение психических процессов. Избыток или недостаток серотони- на — вот главная опасность. Все это пока гипотезы, не ставшие окончательной теорией. Субстанция «М» ускользает от исследователей. Даже многих правдоподобных догадок мало, чтобы сложилась истина. Истина — не мозаика... Истина — где-то в молекулярной биологии мозга. Совсем недавно Д. Смитис привел данные, что «яды безумия» отличаются от нормального адреналина тем, что у «ядов» есть метильные группы, которых адреналин не имеет. Так не в этих ли метильных осколках СНз — секрет безумия? * » » Индейцы Мексики искали не только пейотл, но и «священные грибы». «Грибы» тоже вызывали у них видения, которые казались им пророческими... В «священных грибах» нашли потом психотропное вещество — псилоцибин, вызывающее психозы и галлюцинации. Их десятки, этих растений: кава на Гавайях, каапи и кохоба в джунглях Амазонки... Вещества, полученные из них, меняют работу мозга. Одни из этих веществ сходны по составу с адреналином, другие — с серотонином, третьи не походили ни на тот, ни на другой, структура четвертых до сих пор неизвестна... Но несомненно одно: вещества, управляющие психикой, не шарлатанство и не мистика, хотя до сих пор использовали их в своих целях с заранее обдуманными намерениями именно шарлатаны и мистики, знахари и шаманы... В их руках даже мухомор приобретал зловещую волшебную власть, даже белена. Помните, в сказке Пушкина: «Что ты, баба, белены объелась?». Из белены тоже было выделено психотропное вещество — скополамин. До сих пор человеческая психика испытывала стихийные разрушительные набеги химических агентов. Алкоголь, табак, наркотики... Но теперь химия хочет посягнуть на переделку психического склада человека: жестокого, равнодушного, злоб- 165
ного, ограниченного эгоиста превратить в доброго, ласкового, умного гуманиста, тупого практика — в тонкого поэта. Извлечь из недр мозга, из глубин нервных клеток и их скоплений нечто скрытое в человеке? Открыть доступ в глубины личности? Теперь речь идет о созидательной реконструкции психики. О вмешательстве в психику других людей, желают они этого или не желают. Вызов, бросаемый химией, пожалуй, серьезен не менее, чем атомная угроза. Химия посягает на внутреннюю, душевную жизнь. В ее перегонных аппаратах уже булькают снадобья, которые готовятся быть питательными соками ординарного мозга, чтобы пробудить в нем фантазию и творческий порыв. Но эти снадобья могут стать и величайшей губительной силой. Такой, как «ядерная бомба» наркотиков — ЛСД. * » » В 1943 году в Базеле в лаборатории фармацевтической фирмы «Сандоз» доктор А. Хофман занимался синтезом одного соединения из группы лизергиновой кислоты. Лизерги- новая кислота содержится в рожках спорыньи, сидящих на хлебных злаках и состоящих из паразитических грибков, которые вызывали массовые отравления когда-то и на Руси. Лизергиновая кислота не имела для А. Хофмана специального медицинского интереса. Он просто манипулировал с ее молекулой и пришил ей «хвост» — диэтиламино- вую группу... Затем ничтожное количество вновь полученного препарата он перенес из пробирки в пробирку. Быть может, пылинка этого вещества попала ему в рот или на кожу. О том, что произошло впоследствии, А. Хофман писал в своем лабораторном отчете: «В прошлую пятницу, 16 апреля (1943 года) в середине моего рабочего дня в лаборатории я вынужден был прекратить работу. Я должен был вернуться домой, потому что ощутил очень странное беспокойство, связанное с легким приступом головокружения. Дома я лег в постель и погрузился в неприятное состояние опьянения, которое характеризовалось чрезвычайно возбужденной фантазией». Вскоре появились первые сообщения об ЛСД. Подозревал ли А. Хофман, что через 20 лет в США ЛСД станет «кровью новой религии»? С. Коэн, ведущий 166
исследователь ЛСД, заявил: сравнивать ЛСД с прежними наркотиками — все равно что сравнивать атомную бомбу с древним тараном. ЛСД на фоне других психотропных средств «как пик Гималаев на фоне песчаного холма». Употребление ЛСД привело к массовой эпидемии безумия в США. Главной жертвой ее стала молодежь. Есть бесспорные доказательства, что, обостряя иногда зрение и слух, ЛСД всегда притупляет мышление и память, лишает самоконтроля и способности ориентироваться. Корреспондент «Известий» в США С. Кондратов описывал случай с четырьмя студентами из Калифорнийского университета, «лизнувшими ЛСД»: «...их эмоции расцвели буйно и юношеский интеллект двинулся за пределы сухомятки учебников, их окружили удивительные миражи, зыбкие, но важные — удержишь эти миражи, как жар-птицу за хвост, и они обернутся зрелыми, мудрыми откровениями. Одно откровение ждало их, когда эффект ЛСД выдохся и они вернулись в обычный мир после сладостного забвения. Откровение на всю жизнь — они потеряли зрение. Они «путешествовали» лежа на спине, с открытыми глазами, и мир галлюцинаций был так силен, что они не почувствовали, как солнце наказывало их за дерзость, выжигая сетчатку из глаз своими лучами. В штате Айова молодая мать зверски зарезала своего ребенка, находясь под воздействием ЛСД...» Печать обошло сообщение: «Первый ребенок — жертва ЛСД», «Три американских врача — Коэн, Маринелло и Бэк — установили, что в белых кровяных тельцах, помещенных на 4—48 часов в растворы ЛСД, разрушаются хромосомы», «...недавно появился на свет первый ребенок» «поколения ЛСД» — урод. Это гораздо опаснее, чем пресловутый талидомид: здесь химическое вещество изменяет кариотип (полный хромосомный набор клеток) человека. Это печальное открытие сделано американским ученым Хозе Эгзоком, сотрудником генетической лаборатории в Портленде (штат Орегон). Осознав термоядерную угрозу, человечество пришло к выводу, что, пока не поздно, необходимо заключить договор о нераспространении ядерного оружия. «Нераспространение» таких веществ, как ЛСД, тоже становится столь же актуальной задачей. В европейских странах применение ЛСД разрешено только в клиниках и науч- 167
ных институтах. Советский Союз решительно выступил в ООН за установление строгого контроля над ЛСД. И все же многие вопросы, связанные с ЛСД, пока остаются без ответа. Не случайно вопросом закончил сенсационную статью об ЛСД Л. Робинсон в «Нью-Йорк тайме мэгэзин»: «Являются ли ЛСД и другие галлюциногены действительно революционизирующими препаратами, которые могут расширить сознание человека?» Если бы нам было полностью ясно, как и с чем взаимодействует в мозгу ЛСД, то многое в тайне образного видения мира стало бы понятно. В конечном итоге проблема мозга во многом проблема «черного ящика», как говорят в технике. Мы не знаем, как устроен ящик, но знаем, что он «выдает» продукты творчества. Взломать его нельзя: разрушив ящик, разрушим механизм. ЛСД вызвал резкое «возмущение» мозга. Если химия способна создать «новое видение», значит, она действует на какие-то вещества (ведь очевидно, что ЛСД с чем-то реагирует). А с чем может реагировать ЛСД? С РНК, ДНК, гормонами, серотонином? Так бывало не раз: ЛСД возмутило умы миллионов, а наука затрудняется ответить, какие действительные возможности и какие подлинные опасности таит ЛСД. А следом за «безжалостной кислотой» идет новое поколение уже созданных, синтезированных человеком химических веществ, нацеленных на человеческий мозг. * » » Среди дел чрезвычайной важности, которыми озабочен Генеральный Секретарь ООН, есть и такие опасности: «1 — циклогексил — 2,2 — дидиэтиламинометил — 1 — фенилэтан»... «7 — (р-метоксибензол) — 2 — морфолино- метил — 1,4 — бензодиоксан — 7 — бензоил — 2 — пипе- ридинометил — 1,4 —бензодиоксан...» Это — как пароль новых бед. Химия синтезирует вещества, по сравнению с которыми настой опия — просто сельтерская вода... Две трети наркотических веществ, находящихся сейчас под международным контролем, представляют синтетические вещества, «вызывающие физическую и психическую зависимости». Пока — это агрессия без плана, без страте* 108
гии, и даже без продуманной тактики. Но агрессия все расширяющаяся и умножающая пути и способы проникновения. .. Каждый год комитет экспертов Всемирной организации здравоохранения по лекарственным средствам, вызывающим зависимость, публикует «Список» таких средств... В «Списке» XI доклада (1963 год) — их 92. В «Списке» XV доклада (в 1967 году) — их уже 106... Против морфия, героина, гашиша можно пытаться бороться: установить засады в портах и на аэродромах, сажать в тюрьму спекулянтов, устраивать полицейские налеты на тайные плантации и склады... Но как сдержать невидимое вторжение новых веществ, действующих на психику? Они ежечасно рождаются в лабораториях, и в громоздких их названиях трудно уловить сигнал тревоги... Во Всемирной организации здравоохранения есть ареопаг виднейших фармакологов мира. Он имеет власть над всеми правительствами мира. «В отношении просьбы правительства Швейцарии об освобождении от международного контроля вещества декстро- феноморфан Комитет считает, что последний, по-видимому, не имеет способности вызывать наркоманию. Однако не имеется достаточных оснований считать, что он не может превратиться в вещество, вызывающее наркоманию. Комитет придерживается мнения, что нельзя разрешить снятие контроля в отношении декстрофеноморфана. Поэтому Комитет экспертов по лекарственным средствам, вызывающим наркоманию, рекомендует сообщить о его мнении относительно декстрофеноморфана Генеральному Секретарю Организации Объединенных Наций». Каждое вещество подвергается тщательнейшему рассмотрению: если его химическая структура сходна с составом основных наркотиков, это опасно. Но бывает, оно несхоже по строению с морфином, но порабощающее его действие во сто крат сильнее... В сущности, мы слишком мало знаем, как действует даже морфин или гашиш. Проникают ли они в мозг или нет? Активные начала гашиша, например, выделены и получили имя «тетрагидроканнибинолы», но мы не знаем, на что они действуют. А они действуют. Как сообщила лондонская газета «Обсервер», в одном только 1966 году и в од- 169
ном только Нью-Йорке родилось восемьсот детей, которые подобно матерям-наркоманкам, испытывают непреодолимое влечение к наркотикам. Чтобы оградить их от смерти, которая могла бы наступить в результате шока, вызванного неожиданным прекращением поступления в их организм наркотиков, им приходилось вводить синтетический заменитель наркотика — метадон. Лишь после двухнедельного лечения этих детей можно было постепенно избавить от патологического влечения к наркотикам. К сожалению, с теми, кто постарше, дело обстоит намного сложнее... Но почему? Почему роковое, разоблачившее себя даже в глазах своих приверженцев заблуждение тем не менее не потеряло для многих своей убийственной привлекательности и в XX веке? Один ясный и очевидный ответ диктуется социальной действительностью. Кто прибегает к опию? Что характерно для этих несчастных людей? «а) крайняя нищета, распространение преступности... б) неустойчивые семейные связи, отсутствие преуспевающих мужчин в семье; чувство безнадежности в отношении возможности планировать свое будущее в смысле получения образования, постоянной работы, достижения относительного благополучия и уверенности; стремление к случайным, мимолетным удовлетворениям; недоверие к «закону и правопорядку»; представление об «успехе», как о чем-то непременно связанном с незаконной деятельностью. ..» Так сказано в XV докладе Комитета экспертов, на который мы уже ссылались. Можно было сказать короче: капиталистическое рабство заставляет слабых и отчаявшихся искать забвения в наркотиках, вместо того чтобы активно включаться в борьбу трудящихся масс за построение нового, справедливого социалистического общества.
♦ПЕРЕШАГНУТЬ» ЧЕРЕЗ ХРОМОСОМУ Повысить интеллектуальную мощь человечества в целом можно, прежде всего, с помощью «социальной хирургии» по Марксу и Ленину. Помочь этому может и тот путь, который ведет к вмешательству в биологическую основу интеллекта. Среди различных потенциальных достижений, записанных в таблицу прогнозов, выделяется одно из самых кардинальных — управление наследственностью. Вот, казалось бы, путь для коренного улучшения умственных способностей, мечта евгенистов. Термин «евгеника» предложил все тот же Френсис Галь- тон. Буквально этот термин означает науку «о рождении лучших» — лучших как в физическом, так и в умственном отношении. Евгеника разделилась на негативную и позитивную. Негативная евгеника пыталась и пытается предотвра- 171
тить передачу заведомо нежелательных генов будущим поколениям. Некоторые мероприятия негативной евгеники проводились еще задолго до возникновения этой науки. Когда в 1722 году Петр I издал закон «О свидетельствова- нии дураков в Сенате», он мотивировал его тем, что «от браков с дураками доброго наследия к государственной пользе надеяться не можно». Возможно, что Петр I был прав: по современным данным слабоумие одного из родителей — риск для ребенка быть слабоумным в 30—35% случаев. Позитивная евгеника предполагает улучшить уже существующий генетический материал человечества (в том числе и тот, с которым связан интеллект) и тем улучшить жизнь человеческого общества. Сама по себе эта идея стара, как мир. Еще 2300 лет назад Платон создал проект улучшения состава человечества подбором сильных и здоровых производителей. Классической шуткой стало письмо одной актрисы к Б. Шоу, в котором она предлагала ему руку и сердце, надеясь, что их дети унаследуют ее внешность и ум Шоу. Чем не евгеническая идея! Но другие идеи в этой области были не столь безобидны: Гитлер объявил евгенику «арийской наукой» и приступил к массовой стерилизации всех, кого нацисты считали неполноценными. Многочисленные спекуляции в области евгеники, использование ее идей для самых бредовых умозаключений дискредитировали эту науку. Миллионер Твайвт из романа И. Эренбурга «Трест Д. Е.» так трактовал евгенические законы: «Строго контролируя зачатья, мы можем в течение ста лет создать несколько удачных пород ломовых лошадей: человек-грузчик, человек-возчик, человек-лакей и другие, по желанию... Импорт ста тысяч ломовых людей окончательно уничтожит социализм». Научная информация сама по себе нейтральна — все определяется тем, в чьих она руках. И атомная энергия, и ракета могут нести и добро и зло. То же самое и с евгеникой — все зависит от того, в чьих руках окажутся методы этой науки. Об этом еще речь впереди. Негативная евгеника становится на все более прочную основу, по мере того как растут наши знания о генетических болезнях и о законах их наследования. Совершенствуются методы обнаружения вредных генов (в том числе и ге- 172
нов, обусловливающих болезни, побочным результатом которых является слабоумие). Возникают новые разумные формы воздействия на носителей таких вредоносных генов, на их потомство. У позитивной евгеники пока нет еще конкретных достижений, но генетики уже собираются, используя достижения молекулярной биологии, физики и химии, вторгнуться в человеческую природу, и в частности, повысить интеллектуальную мощь человека. Академик Д. Беляев писал в журнале «Наука и жизнь»: «Будет ли пользоваться наука будущего термином «евгеника» или за ненадобностью отбросит его (этот вопрос частный), несомненно то, что ей придется решать, по существу, евгенические задачи. И нет сомнений в том, что центральное место здесь займет генетика». Казалось бы, технология проста. Вначале надо составить генетическую карту человека — расположение различных признаков на хромосомах. Такие карты уже составлены для мух дрозофил, этого излюбленного объекта генетиков. Но генная карта человека во столько же раз сложней мушиной, во сколько раз человек сложнее мухи. Но предположим, что рано или поздно мы справимся с составлением генной карты человека. Следующий шаг — установить ту комбинацию признаков, которая оптимальна для гения, таланта. Не исключено, что рассматривать придется астрономическое число комбинаций. Но ладно, справимся и с этим — электронно-вычислительные машины помогут. А дальше — генетическая хирургия, «редактирование» «карандашом» лазера. Но это лишь слова, гладкие на бумаге, но очень колючие на практике, потому что, как к ним подступиться, не очень-то понятно. И не исключено, что на Марсе и Венере мы побываем раньше, чем «на хромосоме» человека, если задача этой операции не просто лечение генетических болезней, а «ваяние» гения из «мрамора» хромосом. Один из самых известных биологов мира Холдейн, человек универсальных знаний, склонный к философическим обобщениям, рассматривая такие возможности будущего, как синтез новых генов, введение их в хромосомы с помощью физико-химических методов, заметил: «Может пройти тысяча лет или около того, прежде чем наше знание генетики человека будет хотя бы настолько полным, 173
как наше современное, весьма неполное знание органической химии. До тех пор мы едва ли можем надеяться сделать много для нашей эволюции». Но Холдейн, по-видимому, окажется в крайних пессимистах, потому что «все врут календари», и уже начал врать тот календарь, по которому Холдейн принимался отсчитывать свое тысячелетие. В 1963 году американский ученый Корана, индус по происхождению, первым в мире синтезировал ген, как синтезируют какой-нибудь полимер для чулок, — чисто химическим путем. На генах, как известно, записана информация о строении белков и рибонуклеиновых кислот. Несколько лет назад была расшифрована структура транспортной РНК — коротенького полимера, который подвозит аминокислоты к местам синтеза белков. Сразу стала понятна и последовательность букв генетического кода, изображающих рецепт этой РНК. «Буквы»—это коротенькие химические соединения— нуклеотиды — и вот «буква» за «буквой» Корана начал синтезировать «текст». Коротенькие отрезки полимерной цепи сшивались воедино специальным ферментом — лигазой. Так возник ген — вернее пробирка с раствором, в котором «плавали» сотни и тысячи абсолютно одинаковых генов. Далее — ген этот прицепили к ДНК вируса, точнее — бактериофага — вируса, паразитирующего на бактериальной клетке. Вирус «впрыснул» свою ДНК в бактериальную клетку и вместе с ней «въехал» в эту клетку ген, сработанный руками человека, но клейма «сделано человеком» клетка не обнаружила и принялась за синтез, согласно программе, впечатанной в ген... Не случайно А. Кларк намечает контроль над наследственностью на 2020 год. Кто из них прав: «пессимист» Холдейн или «оптимист» Кларк?
ГЕНИИ НА КОНВЕЙЕРЕ В 1966 году авторы этой книги написали научно-фантастический рассказ «Сейф бессмертия», который вошел в книгу «Путешествие в страну МОБ». Герой этого рассказа — биохимик Купер — мастер выделения сверхчистой ДНК, научившийся, к тому же, выделять ее в состоянии, пригодном для долгого хранения. Упорно работает он над новыми образцами ДНК. Однажды его вызывает к себе шеф фирмы мистер Саундз. Накануне Саундз дал Куперу какую- то жидкость, из которой просил выделить ДНК. Сейчас он берет этот препарат из рук Купера и опускает пробирку в громоздкий сейф-холодильник. Монолог Саундза, последовавший за этим, выглядел у авторов так: — Я дал вам свою кровь, Купер. И вы получили мою ДНК. По вашей идиотской привычке вы снова спросите: «Зачем?» Затем, что я хочу бессмертия. Я не верю в бессмертие в загробной жизни. Я, президент фирмы, выпускающей самые модные лекарства, знаю, что человек смертен. Я не верю в бессмертие в детях. У меня нет детей, и я не жалею об этом. Дети только бы «разменяли» мой ум, мою волю, мое упрямство и энергию. Нет, я хочу возродиться самим собой, только самим собой. 175
Пройдет десять, двадцать, ну, пусть пятьдесят лет — я верю, должен верить! — ученые придумают такую систему, которая будет производить живой организм по плану, заключенному в ДНК. Я завещаю моим наследникам: они воспользуются наследством, если только вернут меня в этот мир. Я вернусь! А теперь я закрываю эту работу...» «Соль» рассказа была в конце, когда выяснялось, что Купер, не зная о намерениях шефа, принес ему ДНК из кролика, и кролик был торжественно обречен на бессмертие. Но на самом деле «соль» рассказа оказалась совсем не в том, в чем видели ее авторы. «Пройдет десять, двадцать, ну, пусть пятьдесят лет... ученые придумают такую систему, которая будет производить живой организм по плану, заключенному в ДНК». Прошло несколько лет. В Международном физическом центре в Дубне проходил традиционный сбор специалистов в области молекулярной биологии. Утро и вечер были заняты лекциями. Поздний вечер встречали за «круглым» столом. Там, за «круглым» столом, который на самом деле был не круглый, а квадратный, именно за этим самым столом встретились мы снова с идеей своего рассказа, но идеей, материализованной в четкие формулировки научной работы. Разговор затеял московский эмбриолог, доктор биологических наук А. А. Нейфах. Судьба сводила нас в экспедициях на Крайнем Севере и на Дальнем Востоке — и везде «Сан Саныч», как называет его окружающая молодежь, увлекательно говорил об эмбриологии. В этот вечер Сан Саныч рассказал о работах американца Джелли. Из соматических клеток («сома»—тело) крысы- самца он выделял хромосомы. Затем, с помощью микроманипулятора — прибора, с помощью которого можно было бы подковать блоху, хромосома вводилась в яйцеклетку. Собственное ядро яйцеклетки, содержащее материнские хромосомы, как бы убивалось действием пучка ультрафиолетового света. Таким образом, яйцеклетка несла теперь только отцовскую наследственность, она стала как бы инкубатором, куда подсадили вместо яйца отцовскую хромосому. То, что составляло материнскую индивидуальность, было разрушено, убито. Но деление яйцеклетки проходило исправно — две клетки, четыре... шестьдесят четыре... Те- 176
перь главное — довести этот комочек клеток до созревшего организма... Начавшие делиться клетки ввели мыши-матери, в то самое место, где должны были бы находиться эти клетки при нормальном акте оплодотворения и развития. Через положенное время родился мышонок — генетическая копия отца. Он был обязан своей матери не больше, чем цыпленок инкубатору. Рожденный матерью, он не принадлежал ей, ибо не нес в себе никакого отпечатка ее облика, характера. Он был папин сын в абсолютном смысле этого слова, и он был двойником своего отца, только без того жизненного опыта, который вырабатывается в среде, где царит закон зубов и когтей. — Вот, — сказал Нейфах, — перед вами идеальный путь для производства гениев. — Но ведь у людей... — начал с сомнением кто-то из присутствующих. — Да, — угадав, о чем пойдет речь, возразил Нейфах. — Это даже не столько вопрос техники, сколько вопрос морали. В области техники я, как эмбриолог, не вижу серьезных препятствий. Этим методом можно воспроизвести все удачные комбинации генов, найденные природой, испытанные жизнью. Хотите сто Эйнштейнов — пожалуйста, взвод Наполеонов и квартет Клибернов — еще проще, математиков Бурбаки можно воспроизвести хоть всех оптом. Ну, об образовании, конечно, придется позаботиться, тем более, что известно, с каким генотипом имеешь дело. Вопрос отбора в специальные школы решается очень просто... Разгорелся спор — этично ли это, имеет ли ученый право заниматься подобными работами. Но об этом позже, потому что спор перерос стены гостиничного номера. Через три дня, когда перед притихшей аудиторией, собравшейся в конференц-зале корпуса теоретической физики, А. А. Нейфах в докладе вновь коротко повторил свой рассказ, именно по этическим аспектам снова разгорелись страсти. Но все это было позже, а пока для нас эти дни были наполнены размышлениями, раздумьями... Итак, какова технология этого «производства гениев» и что в этом деле фантазия, что реальность? Для производства будущего гения надо иметь: а) хромосомы «гения», б) яйцеклетку, в) суметь провести оплодотворение, 12 Как стать умным? 177
предварительно «убив» ядро этой клетки, г) дать возможность развиться этой оплодотворенной клетке до взрослого организма. Хромосомы можно выделить просто из соматических клеток, срезав, например, небольшой кусок кожи, как при пластических операциях. Получить яйцеклетку проще пареной репы. Убить ее яйцо — тоже технически реально. Внедрение оплодотворенной яйцеклетки в матку — вещь, реально обсуждаемая учеными. По заявлениям небезызвестного профессора Петруччи, пересадка оплодотворенного яйца для него вопрос решенный. И одному из детей, полученных таким образом, уже семь лет. И хотя Петруччи уверяет, что он вообще может вырастить детей чисто лабораторным путем, многие крупные ученые видят в его заявлениях больше саморекламы, чем науки. Опыты по искусственному оплодотворению, по выращиванию эмбрионов увеличивают наши знания о природе, помогают вторгнуться в таинственный мир событий, от которых зависит жизнь человека. Можно избавить многих женщин от бесплодия, можно избавить мир от нелепых случайностей— рождения уродов, можно выращивать органы для пересадок — благородные задачи, не правда ли? Но можно создавать касты будущих поколений — кретинов и гениев, «трудяг» и «свободных» художников, — словом, те самые сорта людей, о которых грезил или которыми бредил миллионер Твайвт. Возможности науки стремительно нарастают. Вот уже второй десяток лет живет в лабораториях мира культура клеток, называемая «Хела»—по первым буквам имени и фамилии давно умершей женщины, которой принадлежали исходные клетки этой культуры. Культивирование человеческих тканей — рядовой процесс современной генетики, онкологии. Но из этих тканей можно выделять хромосомы и вводить их в яйцеклетку с «убитым ядром». Так можно воспроизводить генотипы давно умерших людей — достаточно создать «Банк тканевых культур»... А впереди еще вмешательство в развитие эмбриона, — в этот период будущий мозг особенно подвержен всяким воздействиям. Впереди — искусственный мозг, полученный путем управления дифференциацией клеток из одной клеточки организма, — об этом мы тоже подробно писали в од- 178
ном из фантастических рассказов книги «Путешествие в страну МОБ». Важно отметить, что эти искусственные гении могут быть созданы при нашем неполном знании. До сих пор «акт творения» — оплодотворение яйцеклетки, ее последующее развитие — нам неведом; действие идет за закрытым занавесом, только по отдельным фразам, доносящимся со «сцены», пытаемся мы понять происходящее. И тем не менее можно сегодня уже творить нужные нам генотипы, — механику этого дела за нас додумывает клетка. «Быть может, мы получим нечто живое, не зная до конца, что же такое жизнь. Но это не должно нас ни в коей мере обезоруживать в поисках. Нет сомнения, что именно на этом пути будет сделан решающий шаг в движении к конечной цели — познанию сущности жизни. Можно ли сомневаться в том, что это будет величайшим триумфом естествознания нашего века!» Так писал академик В. Энгельгардт в журнале «Коммунист» (№ 3, 1969). Но нужно быть бдительными, иначе триумф может обернуться пирровой победой. Создатель классической модели ДНК, Френсис Крик, предупредил: «Если мы возьмем одно из ядер яйцеклетки женщины, а затем уничтожим ядро оплодотворенной клетки у другой женщины и пересадим первое ядро в ее яйцеклетку, то родившийся ребенок будет абсолютной копией той женщины, у которой взяли ядро. И такую операцию можно провести неоднократно. Конечно, такую операцию можно будет делать лишь в далеком будущем, и я вообще не уверен, что все это вообще возможно, но вопрос стоит иначе: если бы это было возможно, то следовало бы это делать? Ответ на этот вопрос можно дать только с помощью моральных критериев. И такой ответ нам всегда надо иметь заранее». Есть ли у нас такой ответ, вот в чем вопрос.
ЧЕЛОВЕК У РУЛЯ ЭВОЛЮЦИИ Идея о том, что человеческая способность мыслить подлежит улучшению, наталкивается на наше стихийное моральное сопротивление, проистекающее от растревоженного «комплекса неполноценности». Тем не менее мы признаем, что эволюция — процесс непрерывный, хотя и медленный. Тогда придется признать, что в будущем на планете будет жить человек, который, по нашей сегодняшней мерке, может быть назван сверхразумным; придется признать и то, что наш сегодняшний уровень сознания лишь ступенька непрерывной лестницы. В масштабе Вселенной это, может быть, одна из самых нижних ступенек. Признав непрерывность эволюции, мы тем самым признаем и несовершенство нашего разума, и его нынешнюю беспомощность перед многими явлениями природы, и необходимость его совершенствования... Считать уже сегодня наш разум высшим и конечным достижением природы, как бы это ни тешило наше само- 180
любие, означает утвердить законченность эволюции. В поисках сил, которые остановили эволюцию, предначертав нам быть венцом творения, очень легко прийти к мысли о воле божьей... Общепринято, что в мире животных эволюция в основном происходит по законам, которые в свое время сумел заметить Дарвин. Напомним, что, согласно его представлениям, любой группе животных и растений свойственна изменчивость. (Теперь мы знаем, что наследуемые изменения возникают в результате мутаций.) Рождается больше особей, чем может выжить, происходит борьба за существование, конкуренция за пищу и местообитание. В этой борьбе за существование, изменения, которые возникли у отдельных особей, помогают им выжить или, наоборот, приводят к тому, что обладатели этих изменений гибнут. «Удачные» изменения передаются последующим поколениям, которые оказываются все больше приспособленными к среде своего обитания... Концепция выживания наиболее приспособленных—«ядро» теории естественного отбора... Но все это хорошо в мире животных и растений, пока эволюция не доходит до человека. Мальтузианство— реакционная попытка распространить теорию естественного отбора на человеческое общество — было заклеймено Марксом, Энгельсом, Лениным. Человеческое общество при разумной социальной организации может избежать свирепой конкуренции за ресурсы, порождаемой перенаселением. Современная цивилизация представляет даже людям с генетическими дефектами право на выживание... Где же движущая сила непрерывной эволюции человеческого общества? Мы вправе предположить, что согласно «замыслу» природы цивилизация есть прием для эволюции человека, который, овладев премудростями генетики, химии, молекулярной биологии, созидает эволюционный прогресс «своими руками». Конечная «цель» природы — то же биологическое совершенствование, но эволюция как бы меняет свои тактические приемы. На первом этапе, пока не возник человек, эволюция его предков шла «по Дарвину». Затем человека начал созидать труд «по Энгельсу». Это второй этап биологического «усовершенствования». На третьем, резко 181
отличающемся от первых двух, человек интенсивно накапливает знания, происходит стремительная эволюция его технических возможностей и знаний без изменения биологических особенностей человека. Фактически, на этом третьем этапе никакой биологической эволюции человека не существует или она очень ничтожна. Означает ли это прерывность эволюции? Древние остатки ископаемого примитивного человека — Гейдельбергского, названного по имени местечка Гейдель- берг, относят к периоду, отстоящему от нас примерно на 500 тысяч лет. Если все время существования жизни принять за час, то окажется, что между нами и Гейдельбергским человеком всего пять секунд, а между нами и неандертальцем еще меньше — около одной секунды. Поэтому, по масштабам биологической эволюции живого мира, наша короткая остановка на третьем этапе — лишь миг, лишь мгновение, за которым бег продолжается снова — и мы не можем сказать «остановись, мгновение...» Наша остановка может продлиться еще сотню лет, все равно — это капля в «океане времени» эволюции. Не значит ли это, что мы стоим на пороге четвертого этапа эволюции, когда накопленные нами на короткой остановке знания дадут возможность продолжить биологическую эволюцию человека и сделать это гораздо быстрее, чем при отборе, по Дарвину? Может быть, высшая «стратегия» природы в том и состоит, чтобы продолжить эволюцию человека, дав ему возможность познать самого себя? Ответить трудно, мы сами прокладываем для себя путь во Вселенной, и у нас нет возможности навести справку: а как это происходило на других планетах? Но прогноз несомненен: мы стоим на пороге Эры Нового Преобразования Человека. Мы почти готовы к этому технически. Готовы ли мы морально взять в свои руки руль эволюции?
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ В 1927 году в журнале «Мир приключений» появился рассказ «Ассепсанитас». Герой рассказа — французский химик Жан Жак Бетье — предложил делать прививки в мозг, которые вызвали бы у людей отвращение к войне: «В мозг будет влито всего две капли жидкости с целью убить всякую склонность не только к войне, но и просто к вражде. Операцию вливания я готов начать немедленно...» Бетье заставил враждующие армии подчиниться ему. К химику подводили людей с выбритыми начисто головами. .. Он нащупывал какое-то ему одному ведомое углубление на черепе. Потом накладывал на него платиновую пластинку с миниатюрным моторчиком и крошечной воронкой сверху. Жидкость из воронки смачивала крошечное платиновое сверло. Моторчик просверливал углубление. Химик вводил туда шприц и впускал две капли фиолетовой жидкости... Первыми подвергались инъекции генералы и офицеры... 183
Действие рассказа происходит в 1943 году. Видимо, автор в 1927 году твердо верил, что такого рода инъекции через 15 лет могут стать реальностью. Впрочем, он верил в это не до конца: Бетье погибает от рук поджигателей войны. Любопытно, дожил ли автор рассказа до 1943 года, узнал ли, что подобные инъекции действительно проводились, только с прямо противоположными целями? Гитлеризм создал тип ученого-убийцы, сделавшего чужой мозг объектом чудовищных экспериментов, — с целью вырастить людей-роботов, послушных, безмысленных существ. В фильме «Мертвый сезон» мы увидели совершенно секретные документальные кадры из нацистских архивов— уродцы, жертвы опытов врачей со свастикой, в руки которых попал человеческий мозг. А голос с экрана говорил: «Вы, вероятно, читали в газетах заметки, которые в последнее время довольно часто появляются, о том, что в некоторых капиталистических государствах проводятся опыты по использованию бактериологических и химических средств массового уничтожения людей. Эти последние в особенности страшны потому, что они поражают психику людей...» Да, мы читали эти заметки. Это уже 1968 год: «Учебный лагерь американских «специальных войск» в штате Луизиана. «Питомник тигров». «Тигры» тренируются в применении психохимикатов против партизан...» Управление мозгом и поведением. Управление, ставшее столь же легким, как и уничтожение. Бригадный генерал Д. Ротшильд писал: «...Войска, подвергшиеся воздействию одного из психохимических отравляющих веществ, даже и не подозревали, что их поведение является совершенно ненормальным; они находились в таком состоянии, что не могли выполнять простые команды... Только посторонний наблюдатель... мог определить, что поведение войск было весьма странным...» Из засекреченных лабораторий опасность начала расползаться в повседневности. Транквилизаторы — успокоители, стимуляторы, допинг. .. Писатель Олдос Хаксли в своей антиутопии «Прекрасный новый мир» еще сорок лет назад «предвидел» триумф 184
мира, лидеры которого открыли новый способ сделать всех счастливыми, благодатную «Сому». Напиток «Сома» и успокаивает, и внушает радость, и обещает приятные видения... Напиток, в котором совместились «все достоинства христианства и алкоголя, без единого их порока». Окончание. ВРЕМЯ ИСПЫТЫВАЕТ ТЕСТЫ Тесты не окончательное, а может быть, и не лучшее решение вопроса о способностях. Можете — предложите лучшее. Во всяком случае, это не кроссворд и не олимпиада. И составить хорошую — надежную — тест-анкету немыслимо в одиночку. Труд этот громаден, не по плечу одному. Приговоров тесты не выносят, ибо результаты дают неоднозначные. Умственные тесты измеряют далеко не весь интеллект, со многими его качествами у IQ никакой связи. Слишком многогранен интеллект. Тем не менее большинство психологов согласно, что с тестами лучше, чем без них. Когда в начале 20-х годов страну нашу наводнили беспризорники и надо было вернуть их к нормальной жизни и сделать гражданами Страны Советов, вопрос: «К чему они способны?» — приобрел чрезвычайную остроту. Экзаменовать их было бесполезно — знания десятилетнего мало чем отличались от знаний пятнадцатилетнего. Но природный ум был в каждом. Как его оценить — для начала хотя бы приближенно? Кто сообразительнее, быстрее схватывает, понимает, ориентируется? В. М. Бехтерев предложил простые тесты: пройти лабиринт за три минуты. Тогда, в 20-х годах, тесты получили огромное распространение — от Петрограда до Владивостока. Центром многочисленных лабораторий, занимавшихся тестами, стала Академия коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской. Но, конечно, слепо верить тестам опасно. Есть ли научные предпосылки для точного отбора людей, способных быть операторами ядерных реакторов, космонавтами, химиками? Кому пойти в физики-теоретики, а кому в писатели- прозаики? Психология, физиология, медицина предпринимают отчаянные попытки определить эти требования. 185
Недаром Олдоса Хаксли называли «первым апостолом химического вероисповедания». Да, его антиутопия реакционна — и тем не менее именно наука дала Хаксли повод для мрачной фантазии, наука с ее открытиями и ее прогнозами. Но может ли случиться так, что часть человечества в каком-то сумасшедшем темпе несется к той поре, когда химия получит власть над разумом, когда, повинуясь каким-то идеям, претворенным в газы, растворы, порошки, сотни тысяч людей будут одновременно плакать, негодовать, метаться в ярости, радостно приветствовать садизм и варварство, ощущая себя то клеткой единого организма, то винтиком громадной машины? История джинна, вырвавшегося из бутылки, история цепной реакции расщепления ядра, трансформировавшейся в атомную бомбу, еще у всех в памяти. Несколько лет спустя после создания атомного оружия немецкий физик Гейзенберг говорил: «Летом 1939 года двенадцать человек еще могли при взаимном согласии не допустить создания атомных бомб». Это утверждение кажется наивным, особенно если учесть громадную стоимость современной науки, а ведь «музыку заказывает тот, кто платит». И пожалуй, лучший ответ Гейзенбергу дал его коллега, известный ученый-атомщик Вейцзекер: «Одного того факта, что мы, физики, составляли единую семью, оказалось еще недостаточно. Возможно, нам следовало бы организовать международный орден с единой дисциплиной для всех его членов. Но осуществимо ли это, если учесть характер современной науки?» И пожалуй, дело не только в зависимости науки от финансовых источников, потому что есть еще и страсть исследователя, та самая страсть, которая заставляла средневековых алхимиков искать гомункулуса в своей реторте, тот азарт, который привел доктора Франкенштейна английской писательницы Мери Шелли к созданию чудовища, монстра, принесшего горе своему творцу. Другой доктор, уже не литературный персонаж, американский физик Роберт Оппенгеймер, так выразил эту мысль: «Мое суждение сводится к тому, что, если перед вами возникает технически интересная проблема, то вы стремитесь к ее решению, не раздумывая о том, что будет с этим потом. Так было и с атомной бомбой». Безусловно, что развитие атомной физи- 186
ки, атомной техники привело нас не только к бомбе, но и к атомным электростанциям, поставило человека на новую ступеньку в познании природы. Более того, именно развитие физики, последовавшее за расщеплением атома — один из основных стимулов революции в биологии. Поэтому победа над психическими болезнями, повышение возможностей интеллекта — эти благородные задачи будут привлекать ученых, и где провести ту роковую черту, ту грань, за которой благо станет злом? Да, всегда были и будут такие ученые, которые сознательно уходили от продажи своего гения, если понимали, что эта продажа может завершиться суровым уроком для человечества. Создатель кибернетики Норберт Винер писал: «Если я и не принимаю непосредственного участия в бомбардировках или отравлении беззащитного населения, то все же несу полную ответственность наравне с теми, кому раскрываю свои научные идеи. Я не намереваюсь впредь публиковать свои работы, которые могли бы послужить целям разрушения в руках милитаристов». Но так ли просто дать суждения о своей работе, о том, каким целям она будет служить? Это могут сказать те, кто разрабатывает подвески для бомб, но что может сказать ученый, пытающийся перекроить генетическую карту? Даже когда ученый служит благородным целям, вторжение в тайны природы может вызвать новые опасности. Пример с антибиотиками у нас перед глазами. Казавшиеся панацеей от всех бед, они не только лечили, антибиотики одновременно способствовали отбору жизнестойких, свирепых бактерий, они увеличили частоту мутаций в мире микробов, и в один прекрасный день человек заметил, что бактерия приноравливается к новому антибиотику куда быстрее, чем человек придумывает очередной препарат... Можно ли предусмотреть все опасности вмешательства в жизнь мозга? Ученые предупреждают: человечество должно уже теперь начать всесторонне готовиться к революции в биологии— готовиться социально, политически, морально, идейно. Времени осталось не так много. Это время должно быть использовано биологами, генетиками, социологами, юристами, философами и психологами, это время должно быть использовано всеми, чтобы предотвратить опасности и реализовать надежды,
«ОТ КАЖДОГО ПО СПОСОБНОСТЯМ...» Мы привыкли к формуле: «От каждого по способностям...» Но до конца ли мы ее понимаем? Ведь чаще всего мы слышим в ней утверждение тех великих возможностей, которые раскрывает наше общество перед каждым. Но «От каждого по способностям...» означает еще и другое: мои способности — не мое личное достояние, не моя личная собственность. Мой долг — отдать все, на что я способен, обществу. Я ответствен за реализацию своих способностей. Но и общество несет ответственность за то, чтобы мои способности были выявлены, реализованы и применены наилучшим образом, за то, чтобы способный человек работал на своем месте. В этом — суть слов: «От каждого по способностям. ..» Можем ли мы сказать, что эта проблема решена у нас полностью и окончательно? Что нет у нас больше людей «не на своем месте» и только способные люди вершат успех дела? 188
Разве не сталкивала нас жизнь с бездушными чиновниками, с бессердечными врачами, с инженерами, которым наплевать на производство? Спор идет о главном — как строить образование. И сталкиваются мнения, и ломаются копья. Одни — за то, чтобы школа наша была широко дифференцированной: по способностям, возможностям, наклонностям, по целенаправленному обучению и воспитанию. «Принцип одинакового образования для всех не учитывает генетического разнообразия детей» (сотрудник Института цитологии и генетики Сибирского отделения АН СССР М. Голубовский). Надо учесть: одни быстро схватывают, другие тугодумы ; одни блещут в добывании фактов, другие — в обобщении данных; одни медлительны и «берут потом», других, напротив, медлительность и педантичность утомляет и снижает у них продуктивность... Нужны не только разные школы, наподобие уже существующих — физико-математических, биологических, балетных, профессионально-технических. .. Нужны даже разные режимы, методы преподавания, системы оценок. «Нет, — темпераментно возражают противники этой точки зрения. — Так недолго дойти и до абсурда: идеальный гуманизм — каждому ученику своя программа, свой режим, свои учителя». «Великий принцип социалистического гуманизма в том и состоит, чтобы дать максимум развития и духовного богатства всем ребятам, а не только избранным» (действительный член Академии педагогических наук РСФСР, профессор Л. В. Занков). И те, и другие участники дискуссий озабочены одним: не потерять таланты. Ранний отбор? Но как быть с детьми, одаренность которых выявляется довольно поздно? Поздний отбор? Но тогда теряется драгоценное — для будущего математика или музыканта — время. И в том, и в другом случае страшны ломающие жизнь ошибки. Кроме того, там, где «школы для избранных» существуют веками (в Англии, например), они не привели к повышению «интеллектуального потенциала» нации. Напротив! Об этом писал великий английский физик Дж. Томсон. Об этом пишет сейчас Ч. Сноу: «Мы не умеем использовать людей средних способностей». Сколько людей — столько и способностей. Важно в каждом открыть, а если она задавлена, сформировать его соб- 189
ственную способность. В противном случае — беда! Та самая беда, «коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник». У нас в стране есть все возможности для того, чтобы обеспечить полное претворение в жизнь принципа «От каждого по способностям...» Единственный голод, который мы испытываем, — это «голод на талант», на способных людей. По меткому выражению Юрия Олеши, жизнь не имеет черновиков, она сразу пишется набело. Сегодня заполняются первые чистые листы биографии людей, которые будут работать при коммунизме. Как они будут работать? Где ключ к их способностям? Окончательный ответ могли бы дать генетика и молекулярная биология. В этом еще одна из наших многочисленных надежд. Вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции ученые мечтали о создании «эвропрофилакти- ки», которая пробуждала бы «эвроактивность» (творческую силу изобретателя). В сборниках «Клинический архив гениальности* и одаренности» излагались идеи, как стимулировать «эвроактивность». Ощупью шли исследователи к пониманию биологической сути творческой одержимости гения. В номере 2 «Уральского врача» за 1921 год даже появилась идея создания Института по изучению гениального творчества. Комиссия по производительным силам России. Всеукраинский Институт истории труда. Академия коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской. Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова... Во всех этих учреждениях, рожденных Октябрем, усиленно думали над повышением интеллектуальной мощи человечества, издавали книги, статьи, читали лекции, создавали лаборатории, отделы, секторы, посвященные разработке все той же идеи. «При социалистическом и коммунистическом строе, несомненно, человек настолько овладеет силами природы, что изменит саму биологическую основу человека, и это будет сделано в интересах всего человечества». Это было написано в 1925 году в предисловии к книге Ю. Филипченко «Пути улучшения человеческого рода», книге, конечно, несовершенной, во многом наивной. Впрочем, с вершины наших сегодняшних знаний. 190
Вторгаясь в глубь этой сложной области, понимая свое бессилие, наши предшественники завидовали нам — нашему знанию, нашим теоретическим и экспериментальным возможностям. В работе 1923 года, посвященной измерению интеллектуальной мощности, ее автор Ф. Р. Дунаевский писал: «Может быть, здесь понадобятся целые поколения размышлений и не только размышлений, но и измерений и экспериментов, — чтобы объективно обосновать представление об интеллекте, столь же четкое, как наши нынешние представления о генераторах энергии физической». И вот наступает время реализации этих идей. Наука сегодняшнего дня уже ищет способы управления биологическими задатками интеллекта. Эти задатки определяют верхний уровень наших возможностей. Дойти до этого уровня или еще выше поднять его — и означает ответить на вопрос: «Как стать умным?» Но, прежде чем дойти до порога, каждый из нас обязан использовать все громадные «допороговые» резервы, которыми он обладает. Труд — единственная возможность реализации этих резервов. Человек сумел преодолеть порог земного притяжения, вырвавшись в космос. Он сумеет преодолеть и порог своего нынешнего развития интеллекта благодаря новым достижениям генетики, молекулярной биологии, эмбриологии и других наук.
ОГЛАВЛЕНИЕ Вступление. «Познай самого себя» 3 Молекулы и память 13 Память гениев и гении памяти 15 Двадцать пять веков незнания 22 Молекулярная биология в зеркале памяти 26 Можно ли потерять память? 39 Память на конце шприца 45 «Отмычки» памяти 48 Гены и способности 55 У колыбели гения 57 Гены и гении 63 Что такое ум? 68 От дрозофилы до Баха 73 Память близнецов 80 Тембр таланта 84 Последняя страсть Павлова 89 Дьявол и пульт 99 Не только гены 106 Вмешательство: надежды и опасности 111 Пророки XX века 113 «Белый абрикос» психофармакологии 121 Стимулятор для всех 137 Призрак рая 156 «Перешагнуть» через хромосому 171 Гении на конвейере 175 Человек у руля эволюции 180 Предупреждение 183 «От каждого по способностям...» 188 Лабиринт профессора Бехтерева на стр. 43, 53, 71, 76, 87, 95, 109, 149, 163, 185. ДЛЯ СРЕДНЕГО И СТАРШЕГО ВОЗРАСТА Григорьев Григорий Матвеевич, Мархасев Лев Соломонович КАК СТАТЬ УМНЫМ? Ответственный редактор Н. К. Неуймина. Художественный редактор В. В. Куприянов. Технический редактор Т. С. Филиппова. Корректоры К, Д. Немковская и Н. П. Васильева. Подписано к набору 6/IX 1972 г. Подписано к печати 29/1 1973 г. Формат 60Х841/if. Бум. м/мел. Печ. л. 12. Усл. печ. л. 11,2. Уч.-изд. л. 10,21. Тираж 60 000 экз. М-1551 в. Ленинградское отделение ордена Трудового Красного Знамени издательства «Детская литература* Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Ленинград, 192187, наб. Кутузова, в. Фабрика «Детская книга» J* 2 Росглавполи- графпрома Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Ленинград. 198036, 2-я Советская, 7. ТП 1972 № 551. Заказ № 339. Цена 46 коп.
ф > паи 8 8 W <v 'AS.*^ ^£0^4 ^ф У* ш^ч£п_ 0 4 г > • 4- 30) НО км СЕК Гч " -с- Еу=Ну ' Г ^ „ 0 ; "'' е»^ f щ^ s*
46 коп. \