Избранные труды. В пяти томах. Том II. Марксизм и утопизм - Ойзерман Т.И.

Глава 2. Марксизм и его предшественники-утописты
Глава 3. Опыт критического осмысления диалектического материализма
Глава 4. Материалистическое понимание истории
Глава 5. Революция или эволюция? Проблема перехода от капитализма к посткапиталистическому обществу
Глава 8. Марксистская концепция социализма и реальный социализм
Автор: Ойзерман Т.И.
Теги: философия психология этика история философии марксизм утопизм ойзерман
ISBN: 978-5-02-038498-9
Год: 2014
Похожие
Избранные труды. В пяти томах. Том I. Возникновение марксизма
Марксизм и утопизм
Избранные труды. В пяти томах. Том III. Оправдание ревизионизма
Избранные труды. В пяти томах. Том V. Mетафилософия. Амбивалентность философии
Текст
                    Т.И. ОЙЗЕРМАН
Избранные
труды
2
НАУКА
Т.И. ОЙЗЕРМАН
Избранные труды
В пяти томах
в
МОСКВА НАУКА 2014
Т.И. ОЙЗЕРМАН
Избранные труды
Том второй
Марксизм
и утопизм
е
МОСКВА НАУКА 2014
УДК 1(091)
ББК 87.7
0-11
Составитель И.Т. КАСАВИН
Ойзерман Т.И.
Избранные труды : В 5 т. / Т.И. Ойзерман ; [сост. И.Т. Касавин] ;
Ин-т философии РАН. - М. : Наука, 2014. - ISBN 978-5-02-038498-9
Т. 2. Марксизм и утопизм.-2014. -467 с. - ISBN 978-5-02-038500-9
(в пер.).
В монографии анализируется феномен утопизма. Негативистское отношение к
утопиям, по мнению автора, совершенно неоправданно, так как они представляют собой
содержательные заблуждения, в которых неадекватным образом заключаются истинные
представления. Основоположники марксизма полагали, что основательной, материали-
стической критикой своих предшественников они покончили со всяческим утопизмом.
Однако они восприняли безусловно утопические представления о бестоварном, безденеж-
ном посткапиталистическом обществе, об упразднении разделения труда, специализации
работников в производстве. Более того, они выдвинули и пытались научно обосновать
новые, созданные ими утопические положения об исторической миссии пролетариата как
разрушителя капиталистического строя и строителя бесклассового общества, о диктатуре
пролетариата, которая в принципе невозможна, так как никакая диктатура не осуществляет-
ся массой людей. Эти и ряд других положений являются предметом критического анализа.
Для философов, преподавателей, студентов и аспирантов философских факультетов,
всех интересующихся историей философии.
По сети «Академкнига»
ISBN 978-5-02-038498-9
ISBN 978-5-02-038500-9 (Т. 2)
©Ойзерман Т.И., 2014
©Касавин И.Т., составление, 2014
©Институт философии РАН, 2014
©Редакционно-издательское оформ-
ление. Издательство «Наука», 2014
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение .................................................... 7
Глава 1
Марксизм как идеология...................................... 27
Глава 2
Марксизм и его предшественники-утописты .................... 52
Глава 3
Опыт критического осмысления диалектического материализма .	85
Глава 4
Материалистическое понимание истории: плюсы и минусы ...... 142
Глава 5
Революция или эволюция? Проблема перехода от капитализма
к посткапиталистическому обществу ......................... 234
Глава б
Идея диктатуры пролетариата: Маркс, Энгельс, Ленин ........ 300
Глава 7
Ленин как марксист......................................... 333
Глава 8
Марксистская концепция социализма и реальный социализм .... 404
Заключение................................................. 448
Указатель имен ............................................ 463
CONTENTS
Introduction........................................................ 7
Chapter 1
Marxism as Ideology................................................ 27
Chapter 2
Marxism and Its Predecessors, the Utopian Thinkers................. 52
Chapter 3
An Essay on the Critical Revision of Dialectical Materialism......	85
Chapter 4
The Materialist Understanding of History: Merits and Demerits..... 142
Chapter 5
Revolution or Evolution? The Problem of Transition from Capitalism
to the Post-Capitalist Society.................................... 234
Chapter 6
The Idea of Proletariat’s Dictatorship: Marx, Engels, Lenin....... 300
Chapter 7
Lenin as Marxist.................................................. 333
Chapter 8
Marxist Concept of Socialism and the Real Socialism............... 404
Conclusion........................................................ 448
Index............................................................. 463
ВВЕДЕНИЕ
Начиная работу над этой книгой, я прежде всего задавал себе
вопрос о ее будущих читателях, в особенности о тех гражданах
бывшего СССР, которые пережили десятки лет существования
советского государства, «диктатуры пролетариата», реального
социализма, безраздельного господства социалистической идео-
логии, марксизма. Я не мог, конечно, не задумываться и о тех
моих согражданах, которые преподавали «марксизм-ленинизм»,
историю КПСС и даже занимались исследовательской работой в
этой области, разумеется, лишь в той мере, в какой это допуска-
лось догматическими стереотипами и идеологическим диктатом.
Для преподавателей и ученых, как и для меня, поскольку ряд
моих работ были посвящены истории марксистской философии,
сразу же после краха социалистического строя в СССР и других
европейских странах неизбежно вставали такие вопросы: а был
ли это действительно социализм? возможно ли социалистическое
переустройство общества вообще? является ли социализм единст-
венно возможной альтернативой капиталистическому строю?
нужно и можно ли оставаться марксистом сегодня, несмотря на
опровергающие его важнейшие выводы, исторические факты?
можно ли преодолеть заблуждения основоположников марксизма
и их продолжателей, не подвергая отрицанию основы марксизма,
в частности материалистическое понимание истории? чем объ-
яснить засвидетельствованное историческим опытом громадное
воздействие марксизма на ход общественного развития, на эво-
люцию капитализма в особенности?
Я перечислил далеко не все вопросы, которые вставали пере-
до мной и множеством других советских людей. Но эти вопросы
кажутся мне самыми важными, и я постараюсь ответить на них в
этой книге.
Если бы лет 15 тому назад кто-либо из граждан СССР или
зарубежных ученых-советологов высказал предположение, что
в ближайшие годы Маркс, Энгельс, Ленин будут объявлены в
7
нашей стране утопистами (и чуть ли не шарлатанами), а их тео-
рии - апологией жесточайшего тоталитарного режима, то такого
прорицателя в лучшем случае высмеяли бы как субъекта, лишен-
ного чувства реальности, а что еще более вероятно, просто отпра-
вили бы в распоряжение психиатров. И тем не менее крушение
социалистического строя произошло в стране, где марксизм был
не только официальной, господствующей идеологией, но так-
же и массовым общественным сознанием, можно даже сказать,
вероисповеданием. И произошло это отнюдь не случайно. Вот
почему критический анализ марксизма — моральная обязанность,
по меньшей мере, тех ученых, которые в течение десятилетий
пропагандировали это учение или пытались развивать, обосно-
вывать те или иные его положения. Поэтому для меня совершен-
но неприемлемо весьма распространенное теперь убеждение, что
сегодня теоретическое обсуждение основных проблем марксизма
является если не излишним, то, во всяком случае, неуместным
занятием. На деле же научное, критическое обсуждение учения
марксизма подменяется его беспардонным охаиванием.
В 1990 г. С. Чернышев в статье «Новые вехи» писал о готовя-
щемся суде над марксизмом: «Судебный процесс еще не начался,
обвинение не предъявлено. Покуда Маркс всего лишь выходит из
моды. Говорить о нем, ссылаться на него становится дурным то-
ном. Он окружен стеной молчания. Общественное мнение в клас-
сическом сталинском стиле готовится санкционировать расправу
над своим былым кумиром. Естественно, аргументы никого не
интересуют»1.
Суд над Марксом, над марксизмом так и не состоялся, его за-
менила внесудебная расправа. Приведу лишь один пример. 3 де-
кабря 1992 г. на страницах «Известий» выступил один из самых
известных представителей советской интеллигенции. Я не хочу
называть его имени частью из уважения к нему, частью из снис-
ходительности, а также потому, что он высказывал (вернее, пе-
ресказывал) не только свое убеждение. Октябрьская революция,
писал он, была совершена «непосредственно силами самого рос-
сийского народа во главе с немецким революционным центром».
Эта революция представляла собой «большевистский предатель-
ский мятеж». Походя автор касается и знаменитого марксистско-
го лозунга: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Автор оце-
нивает его безапелляционно категорически: «шизофренический
лозунг»2.
1 Чернышев С. Новые вехи // Знамя. 1990. № 1. С. 156.
2 Известия. 1992. 3 дек.
8
Естественно возникает вопрос: чем объясняется эта внесудеб-
ная расправа с марксизмом, которой больше всего занялись его
недавние пропагандисты? Объяснение, которое напрашивается
само собой, таково: в СССР марксизм как обязательное учение
был конформистской идеологией, а после крушения социализма
конформистской идеологией стал воинствующий антимарксизм.
И все же дело не только в конформизме, карьеризме, которым
можно объяснить поведение новоявленных ниспровергателей
марксизма из числа его наиболее активных в недалеком прошлом
пропагандистов. Суть дела, скорее, в том, что крушение социали-
стического строя не могло не повлечь за собой и крушения социа-
листической идеологии.
Конечно, марксизм как научная теория не сводится к идео-
логии, но в социалистических странах его излагали и понимали
именно как идеологию, непримиримо враждебную всем немарк-
систским теориям, в том числе и тем, которые воспринимали
те или иные положения марксизма. Эта нетерпимость к инако-
мыслию, именовавшаяся партийностью, превращала марксизм
в учение, обрекшее себя на изоляцию, т.е. в учение, ставшее
невосприимчивым ко всем появившимся после его возникнове-
ния философским, социологическим и экономическим теориям.
Идейный изоляционизм, идеологическое отчуждение оказались
одной из главных причин догматизации марксизма еще до того,
как он в результате Октябрьской революции стал официальной
идеологией в обществе, где все в чем-либо не согласные с ним
теории были просто запрещены.
Марксизм появился на исторической арене прежде всего как
критика всех предшествовавших социалистических и коммунис-
тических учений. Маркс и Энгельс, в отличие от своих предшес-
твенников, воспринимали себя как суровых (строго научных!)
обличителей капиталистического строя. Не случайно первый
основательный экономический труд Маркса назывался «К кри-
тике политической экономии» (1859), а главное экономическое
сочинение Маркса, многотомный «Капитал», имеет подзаголо-
вок: «Критика политической экономии». Свои же философские
воззрения Маркс и Энгельс излагали лишь в полемических сочи-
нениях, таких, как «Святое семейство», «Немецкая идеология»,
«Нищета философии», «Анти-Дюринг» и т.д.
Учение Маркса, как известно, с самого начала (и чем дальше,
тем больше) подвергалось критике со стороны не приемлющих
это учение социальных мыслителей. Кстати, и сам термин «мар-
ксизм» впервые появляется в работах антимарксистов, и лишь
в конце XIX века выражение «марксист» приобретает у левой
интеллигенции вполне респектабельное содержание.
9
К сожалению, идейная борьба между марксизмом и его про-
тивниками уподобилась религиозным войнам, когда всякая кри-
тика воспринималась марксистами как посягательство на святая
святых. Этим объясняется весьма односторонняя, несомненно
пагубная по своим историческим последствиям оценка сочине-
ний немецкого социал-демократа Э. Бернштейна (кстати, друга
и душеприказчика Ф. Энгельса), опубликовавшего в 1899 году
работу, в которой высказывались важные как в теоретическом,
так и политическом отношении положения. Так, он правильно
констатировал, что сформулированный в «Капитале» закон абсо-
лютного (то есть постоянно возрастающего) обнищания рабочего
класса явно неприменим к западноевропейским капиталистиче-
ским странам конца XIX века. Нетрудно понять принципиальное
значение этого вывода для правильного определения не только
тактики, но и стратегии социал-демократических партий.
Бернштейн полагал, что «дальнейшее развитие и усовер-
шенствование марксистского учения должно начаться с его кри-
тики»3. В подобном утверждении нет ничего противоречащего
нормальному развитию науки: наиболее плодотворны в ней
именно разногласия между единомышленниками. И тем не ме-
нее оно вызвало возмущение ортодоксальных марксистов, пола-
гавших, несмотря на всякого рода оговорки, что теория Маркса
представляет собой истину в последней инстанции. А поскольку
Бернштейн оставался членом социал-демократической партии
и считал себя марксистом, ортодоксальные марксисты, включая
Г.В. Плеханова и В.И. Ленина, объявили «бернштейнианство»
злейшим врагом марксизма, придерживаясь принципа, что «ере-
тик хуже иноверца». Так возник жупел ревизионизма. Парадок-
сально, что поборники «научного социализма» тем самым отсту-
пали от основных императивов научного исследования, согласно
которым принципы - не умозрительные, априорные постулаты, а
фундаментальные теоретические обобщения эмпирических дан-
ных, обобщения, которые не остаются неизменными, а подлежат
дальнейшему развитию, и нередко даже пересмотру (ревизии) и
отрицанию. Разве теория относительности и квантовая физика не
являются основательной ревизией принципов классической меха-
ники и всей физики XVII-XIX веков?
В науках о природе немыслим такой феномен, как «ревизио-
низм», обозначающий якобы внутреннего врага, скрывающего
свое враждебное нутро под покровом научности. Нет этого жу-
3 Бернштейн Э. Проблемы социализма и задачи социалдемократов. М.,
1901, с. 46.
10
пела и в большинстве гуманитарных наук. Ревизионизм - обще-
принятая научная процедура, которая, в свою очередь, также не
застрахована от критики, а значит, и от ревизии. Превращение
же ревизионизма в нетерпимую, подлежащую преследованию и
решительному искоренению деятельность представляло собой
начало ускоренной догматизации марксизма, вопреки сопут-
ствующим утверждениям: марксизм, мол, не догма, а руководство
к исследованию и действию.
Самокритика никогда не занимала в истории марксизма сколь-
ко-нибудь значительного места, а со времени возникновения «ре-
визионизма» она практически исчезла. Утверждение догматизма
в качестве основной идеологической установки означало также
отказ от развития этой теории на основе нового исторического
опыта, неизбежно понуждающего к пересмотру прежних воззре-
ний. Нетрудно понять, что эта негативная тенденция развития
выдающейся социальной теории XIX века получила свое самое
утрированное выражение в СССР. В течение ряда десятилетий в
советском обществе сложился культурно-исторический мента-
литет, вследствие которого марксизм был поставлен над всеми
науками и тем самым, как бы это ни было парадоксально, лишен
нормального научного статуса. Научная теория, ставшая непрере-
каемой официальной доктриной, юридически освященным госу-
дарственным образом мышления, выступала в качестве всеведу-
щей верховной науки, директивные указания которой считались
обязательными не только в области гуманитарных исследований,
но также и в биологии, кибернетике, физике и т.д.
Исключительное, так сказать, сверхъестественное положение,
в которое был поставлен марксизм, не могло не привести к небы-
валому снижению научного уровня марксистских исследований,
в особенности тех, предметом которых оказалось «социалисти-
ческое строительство». Правда, в работах, посвященных истории
античности или средневековья, в трудах по логике, теории позна-
ния, истории философии, философским проблемам естествозна-
ния, несомненно, имелись определенные достижения, поскольку
такого рода исследования обычно лишь косвенным образом были
связаны с суровым идеологическим диктатом. Но и здесь, конечно,
исследователи нередко оказывались, по существу, в трагической
ситуации. Достаточно, в частности, вспомнить известное, хотя
и нигде не опубликованное замечание Сталина, что философия
Гегеля якобы представляет собой аристократическую (то есть
феодальную) реакцию на Великую французскую революцию.
Догматизация общественного сознания, неуклонно насаждав-
шаяся в процессе пропаганды марксизма, заведомо предполагала
11
запрещение в какой бы то ни было форме упоминать о заблужде-
ниях Маркса, Энгельса, Ленина и, конечно, Сталина. К послед-
нему это, правда, относилось, лишь пока он оставался в живых.
После XX съезда КПСС критика Сталина стала необходимым
элементом пропаганды «марксизма-ленинизма». Практически
это означало замену разоблаченного культа Сталина (о действи-
тельном содержании этого эвфемизма немногие задумывались)
культом Ленина.
Если ученые-естествоиспытатели, излагавшие студентам ту
или иную научную дисциплину, считали необходимым упоми-
нать, а то и анализировать заблуждения таких корифеев науки,
как И. Ньютон, А. Эйнштейн, Д. Менделеев, то классики марк-
сизма характеризовались его преподавателями как непогрешимые
мыслители. Преподаватель марксизма мог, например, саркастиче-
ски высмеять католический догмат о непогрешимости папы рим-
ского, бессознательно противопоставляя тем самым ему якобы
избежавших любых заблуждений классиков марксизма, которым
в силу такой логики рассуждений приписывалось чуть ли не бо-
жественное наитие.
История СССР демонстрирует беспредельное в истории науки
некритическое отношение к научной теории, несмотря на то что
она обосновывала необходимость радикальнейшего переустрой-
ства всех общественных отношений. Разумеется, за время суще-
ствования СССР сознательные граждане по-разному относились
к марксизму. Одни были его пламенными пропагандистами, не-
смотря на то что их знания были главным образом почерпнуты
из учебных пособий, являвшихся едва ли не основной формой
догматизации и вульгаризации этого учения. Небольшая часть
марксистов-ученых, занимавшихся исследовательской работой,
изучавшая марксизм по первоисточникам, имела, конечно, пред-
ставление о некоторых заблуждениях его основоположников и их
последователей, однако же заводила речь об этом в своих публи-
кациях лишь в тех случаях, когда можно было привести соответ-
ствующие признания из работ классиков марксизма. Большинство
же воспринимало марксизм как не подлежащую обсуждению го-
сударственную доктрину, положения которой следует принимать
подобно некоторым прописываемым врачами пилюлям, то есть
проглатывать не разжевывая. Среди них было немало критически
относящихся к марксизму людей; их скептицизм был естествен-
ной реакцией на доходящую до абсурда догматизацию и вульга-
ризацию основных марксистских положений.
Скептики хорошо сознавали опасность открытого выражения
своего отношения к марксизму. Тем не менее этот крайне сдер-
12
жанный, а то и вовсе молчаливый скептицизм постепенно распро-
странялся, а после XX съезда КПСС охватил значительные слои
советской интеллигенции. Из этой среды вышли диссиденты, в
ней они находили сочувствие и нередко также поддержку.
Стоит отметить, что диссиденты вовсе не выступали про-
тив социалистического строя. Их требования были несравненно
скромнее: выполняйте демократические нормы, записанные в
Конституции СССР. Когда один из диссидентов появился на ули-
це с плакатом «Да здравствует советская Конституция!», он был
арестован миллиционером*.
Описываемая ситуация может быть определена как латент-
ный, скрытый, но постоянно углубляющийся кризис «марксизма-
ленинизма», с одной стороны, как идеологии, а с другой - как
социальной теории. Неудивительно поэтому, что после офици-
ального провозглашения гласности, а также плюрализма мнений
действительное, несомненно критическое отношение значитель-
ной части советских людей к господствующей «научной социа-
листической идеологии» выплеснулось на поверхность. В газетах
и журналах появились публицистические статьи, в которых под-
вергались критике достаточно очевидные, исторически выявив-
шиеся заблуждения классиков марксизма. В этих статьях приво-
дилась и вполне объективная информация о жизненном уровне
трудящихся в капиталистических странах. В свете этой инфор-
мации оценивалось экономическое положение СССР, качество
жизни его граждан. Короче говоря, публицисты и журналисты, не
занимаясь собственно научным анализом марксистской теории,
оценивали ее лишь как идеологию путем сопоставления того, как
живут люди «у нас» и «у них».
* А.Д. Сахаров, наиболее выдающийся представитель диссидентского дви-
жения, подвергавший суровой критике советскую практику подавления граждан-
ских прав, вместе с тем подчеркивал в своих получивших широкую известность
«Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной
свободе», что его воззрения «являются глубоко социалистическими», что он
«хорошо понимает, какие уродливые явления в области человеческих и меж-
дународных отношений рождает эгоистический принцип капитала, когда он не
испытывает давления социалистических, прогрессивных сил...» (Сахаров А.Д.
Тревога и надежда. М., 1990, с. 27). В этих же «Размышлениях...» он утверждал:
«Доказана жизнеспособность социалистического пути, который принес народу
огромные материальные, культурные и социальные достижения, как никакой
другой строй возвеличил нравственное значение труда» (там же, с. 38). И, за-
ключая свои «Размышления...», Сахаров заявлял: «Мы приходим к нашему ос-
новному выводу о нравственном, морально-этическом характере преимущества
социалистического пути развития человеческого общества» (там же, с. 41—42).
Таким образом, Сахаров подвергал критике советские порядки с социалистичес-
ких позиций. Однако эта критика осуждалась как враждебная социализму, ибо
советский режим был абсолютно нетерпим к критике в свой адрес.
13
Ответом на эту критику господствовавших идеологических
штампов и того, что называлось «реальным социализмом», стала
статья Н. Андреевой «Не могу поступиться принципами». Автор
весьма недвусмысленно продемонстрировала суть догматичес-
кого «понимания» не только отдельных положений марксизма,
но и его принципов, так же как и научных принципов вообще.
К сожалению, такой догматической защите марксизма была про-
тивопоставлена огульная критика этого учения, которая, несмот-
ря на свое неприятие большевистского радикализма, фактически
возрождала присущую ему нетерпимость к инакомыслию.
Вульгарная критика марксизма, вопреки убеждению ее пред-
ставителей, является выражением глубокого духовного кризиса
нашего общества. Она, в сущности, родственна тому предельно
вульгаризированному марксизму, который десятилетиями насаж-
дался в нашей стране. Приведу лишь один пример. Известный
в свое время советский драматург в небольшой опубликованной
им газетной статье рассматривает громадное влияние идей социа-
лизма и в нашей стране, и во всем мире как некое помрачение
умов. Он приходит к выводу: глупость свойственна не только
глупым людям. Доверие к учению Маркса, которое обосновывало
возможность и необходимость гуманистического преобразования
общественных отношений, это-де и есть глупость умных людей,
явление, между прочим, вечное, неистребимое, которое будет
снова и снова направлять народы по ложным путям. По мнению
этого критика, марксизм обещал людям земной рай, который, увы,
неосуществим. В этой связи хотелось бы заметить, что западные
критики марксизма по-иному оценивают социалистические идеи.
Ученые на Западе, выступающие в качестве критиков марк-
сизма, в отличие от наших неофитов, изучали эту теорию не по
советским учебным пособиям, а по первоисточникам. И для нас
небезынтересно, что говорят о социализме и марксизме его наибо-
лее авторитетные критики. Так, К. Ясперс был убежденным анти-
коммунистом и выступал с осуждением господствующего в СССР
политического режима. Подвергая его резкой критике, Ясперс
вместе с тем писал: развитие техники, возникновение крупных
предприятий, общественный характер труда вызывают необходи-
мость материального обеспечения всех людей и правового регу-
лирования отношений между ними. «Все люди требуют справед-
ливости и теперь при пробудившемся сознании способны понять,
выразить и защитить свои притязания. Это требование справед-
ливости направлено как на условие труда, так и на распределение
полученных в результате трудовой деятельности продуктов»4.
4 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991, с. 185.
14
Свои политические воззрения Ясперс определял как консерва-
тивно-демократические, противопоставляя их радикализму как
справа, так и слева. Но, развивая приведенные выше мысли, он
утверждал: социализм представляет собой в настоящее время уни-
версальное тяготение современного человечества к новой организа-
ции труда и распределения произведенного, к установлению свободы
для всех людей. «В этом смысле сегодня едва ли не каждый человек
социалист... Социализм - основная черта нашего времени»5.
К. Поппер, которого можно считать одним из наиболее влия-
тельных философов второй половины XX века, посвятил немало
работ критике марксизма. Главная из них - «Открытое общество
и его враги». В ней коллективизм трактуется как враждебное ци-
вилизации, трайбалистское по своему происхождению сознание,
которое обрекает людей на несвободное существование в «закры-
том», антидемократическом по своей природе обществе. Платон,
Гегель и Маркс являются согласно этой концепции, идеологами
«закрытого общества». Не вдаваясь в рассуждения о «марксист-
ском трайболизме», я хотел бы подчеркнуть, что Поппер, с силу
присущей ему научной добросовестности, крайне далек от того,
чтобы запросто перечеркнуть учение Маркса. Поэтому он заявля-
ет: «Возвращение к домарксистской общественной науке уже не-
мыслимо. Все современные исследователи проблем социальной
философии обязаны Марксу, являются должниками Маркса, даже
если они этого не осознают»6. Поппер подчеркивает непреходя-
щий вклад Маркса в развитие социальной науки, при всем своем
критическом отношении к его теоретическому наследию.
Думаю, что в настоящее время, после превращения массового
«социалистического сознания» в постоянно третируемую идео-
5 Там же.
6 Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. т. 2, с. 98. Продолже-
нием этого положения Поппера могут быть такие, например, его высказывания:
«Формула “вся история есть история борьбы классов” весьма ценна как напоми-
нание о нашей обязанности вникать в важную роль, которую играет классовая
борьба в сфере политики, равно как и в других сторонах жизни общества» (там
же, с. 136). Маркс, пишет далее Поппер, «впервые установил влияние экономи-
ческого развития и экономических интересов на законодательство и раскрыл
функцию законодательных мер как орудия классовой борьбы» (там же, с. 142).
Касаясь Марксовой критики капитализма и, в частности, произвола магнатов
капитала, Поппер указывает: «Его пылкий протест против этих преступлений, к
которым тогда относились терпимо и иногда даже защищали не только профес-
сиональные экономисты, но и представители церкви, навсегда обеспечит ему
место среди освободителей человечества» (там же, с. 143). Совершенно ясно,
что убежденный противник марксизма К.Р. Поппер, в отличие от постсоветских
изобличителей Маркса и их последователей, отличается научной объективнос-
тью, которая напрочь отсутствует у этих недавних марксистов.
15
логик», истолковываемую как набор предрассудков, суеверий и
злонамеренных замыслов, маскируемых гуманистической фра-
зеологией, несомненно необходима серьезная научная дискуссия
по основным вопросам марксизма.
Марксизм, именуемый также научным социализмом, проти-
вопоставлялся его основоположниками и их последователями
утопическому социализму (и коммунизму) как его противопо-
ложность, отрицание, преодоление, что, однако, не исключало
признания того, что это утопическое учение явилось одним из его
источников. История во многом опровергла это противопоставле-
ние, доказав, что марксизм далеко не во всем преодолел утопизм,
а ряд его противопоставлявшихся утопическим учениям концеп-
ций оказались тем не менее также утопическими.
Утопические социалисты и коммунисты рисовали будущее
человечества как бестоварное, безденежное общество, заменив-
шее рыночную экономику непосредственным продуктообменом
между производителями. Марксизм полностью воспринял это
видение будущего, несмотря на его явную несостоятельность.
В настоящее время промышленность ежегодно производит не
менее 35-40 миллионов различных изделий, значительная часть
которых ежегодно обновляется. Новые, не производившиеся ра-
нее промышленные изделия умножаются небывалыми в истории
темпами. Невозможность распределения всей этой громадной
массы различных продуктов производства путем непосредствен-
ного продуктообмена, т.е. без товарно-денежных отношений, вне
рыночной экономики, доказана математически. Ныне даже самые
правоверные марксисты (если такие все еще имеются) не отважи-
ваются утверждать, что товарное производство и деньги должны
быть упразднены.
Идея замены товарно-денежных отношений непосредствен-
ным продуктообменом - не единственное положение, заимство-
ванное марксизмом у его утопических предшественников. Тезис
об упразднении разделения труда в посткапиталистическом об-
ществе, т.е. убеждение в том, что каждый член этого общества
будет постоянно переходить от одной полезной деятельности к
другой, отвергая тем самым профессиональную специализацию,
также был воспринят основоположниками марксизма у их пред-
шественников-утопистов.
Энгельс утверждал, что утопические социалисты «гениально
предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правиль-
ность которых мы доказываем теперь научно...»7. Приведенные
7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 499.
16
примеры показывают, что идеи, воспринятые марксизмом у уто-
пистов, не были в большинстве своем предвосхищениями истин
и поэтому не могли быть доказаны научно.
Однако не один лишь утопический социализм (и коммунизм)
был источником присущих марксизму утопических положений:
ряд таких положений являются собственным порождением мар-
ксизма. Это прежде всего положение об исторической миссии
пролетариата как классе - разрушителе капитализма и создателе
бесклассового коммунистического общества. Во времена Маркса
и Энгельса это положение представлялось обоснованным истори-
ческим опытом. Даже в начале XX века с ним соглашались многие
близкие марксизму гуманистически мыслящие деятели. А. Франс,
не только гениальный писатель, но и выдающийся мыслитель,
говорил в 1903 г.: «...Мы видим, как во Франции, в Германии, в
Англии, в Соединенных Штатах, невзирая на препятствия, кото-
рые воздвигают на пути пролетариата правящие и имущие классы,
он закономерно развертывает свои неисчерпаемые силы и медлен-
но, но уверенно готовится к завоеванию власти в умиротворенном
мире»8. В настоящее время немногие, даже среди марксистов,
согласятся с этим утверждением. Пролетариат, составлявший во
времена Франса значительную часть в массе трудящихся, ныне не
превышает 20 процентов всего самодеятельного населения в раз-
витых капиталистических странах, в которых несравненно боль-
шая часть трудящихся занята в сфере услуг. Но дело не только в
этом. Существенно изменились жизненные условия пролетариата
и его классовое сознание. Было бы, однако, грубым заблуждени-
ем не видеть ничего истинного в идее об исторической миссии
пролетариата. Рабочее движение, на которое Маркс и Энгельс
возлагали задачи социалистического переустройства общества,
сыграло громадную роль в демократизации буржуазного обще-
ства, в создании законодательства, ограничивающего произвол
капиталистов по отношению к наемным рабочим, в улучшении
жизненных условий трудящихся и т.д. Следовательно, утопи-
ческое положение Маркса и Энгельса об исторической миссии
пролетариата оказалось не только содержательным, но также и
истинным, хотя и не в том смысле, который придавали ему осно-
воположники марксизма.
Утопизм, утопия обычно истолковываются в марксистской ли-
тературе сугубо отрицательным образом, несмотря на признание
выдающегося исторического значения утопического социализма
и коммунизма. Г.В. Плеханов писал: «Если бы я должен был в
8 Франс А. Собр. соч. В 8 т. М., 1960, т. 8, с. 573.
17
немногих словах определить заслугу Маркса в общественной
науке, я сказал бы, что его учение нанесло смертельный удар уто-
пизму»9. Плеханов ошибался не только в оценке заслуг Маркса,
но и в оценке утопизма, о котором он имел крайне одностороннее
и поэтому ошибочное представление. Он совершенно не допус-
кал возможности и даже необходимости положительной оценки
утопизма, так же как не был в состоянии осознать, что нанести
смертельный удар утопизму невозможно и едва ли нужно.
Предметом этой монографии является критический анализ
проблематики марксизма, его отношения к утопизму. Феномен
утопизма специально рассматривается во второй главе; о нем
также идет речь в последующих главах. Поэтому во Введении
я полагаю необходимым и достаточным остановиться лишь на
принципиальной характеристике гносеологической всеобщности
утопизма.
Утопизм обычно характеризуется как попытка предвидеть,
обрисовать будущее человечества. Но представление об истори-
ческом прошлом, т.е. ретроспективное видение истории, также
нередко носит утопический характер, примерами чего могут быть
поэтические представления Гесиода о золотом веке, а в новое
время - «натюризм» Ж.-Ж. Руссо. Однако утопизм находит свое
выражение не только в изображении истории, но и в развитии
человеческого познания. В течение двух тысячелетий формаль-
ная логика, разработанная Аристотелем, считалась совершенно
законченной наукой о правилах мышления. Возникновение и
развитие неклассической, математической логики опровергло это
утопическое убеждение. Таким же утопическим было всеобщее
убеждение в том, что геометрия Евклида - единственно воз-
можная геометрия. Классическая механика, создание которой в
основном является великой заслугой И. Ньютона, также истолко-
вывалась утопически вплоть до начала XX века, т.е. до создания
теории относительности, а затем и квантовой механики. А разве
не было утопизмом стремление создать perpetuum mobile? Уто-
пией была и алхимия, значение которой в становлении научной
химии нельзя недооценивать.
Предвидения грядущих достижений науки и техники и их зна-
чения для судеб человечества закономерно связаны с творческим,
9 Плеханов ГВ. Избр. философские произведения. М., 1956, т. II, с. 691. В от-
личие от Плеханова, третирующего утопизм, современный английский историк
общественной мысли И. Берлин утверждает: «Утопии имеют свою ценность -
ничто так замечательно не расширяет воображаемые горизонты человеческих
возможностей...» (Берлин И. Стремление к идеалу // Вопросы философии, 2000,
№ 5, с. 58).
18
не боящимся утопии воображением. X. Максим, изобретатель
получившего широчайшее распространение пулемета, полагал,
что это скорострельное оружие позволит, по меньшей мере, раз
в тридцать сократить постоянные армии. А. Нобель, знаменитый
изобретатель динамита, утверждал, что это ужасающее по своей
разрушительной силе вещество сделает невозможным войны.
Оба изобретателя оказались утопистами, но их утопии несрав-
ненно ближе к действительности, чем, например, претендующее
на трезвое видение будущего утверждение Г. Уэллса, автора заме-
чательных научно-фантастических романов, сделанное в начале
века: «Возможно, что в 1950 г. будет изобретен такой аэроплан,
который поднимется и благополучно вернется на свое место»10.
В этом предвидении нет ни грана утопизма, но как далеко оно от
истины.
Б.Г. Кузнецов, талантливый историк науки, несомненно, хоро-
шо знал, какими серьезными заблуждениями чревато предвиде-
ние будущих научных открытий и их практическое применение.
Но он не боялся чрезмерно высокой оценки реальных возможно-
стей долговременного научного предвидения, не останавливался
перед заключениями, которые и по сей день, через 30 с лишним
лет после выхода его книги «Наука в 2000 году», представляют-
ся утопическими, несмотря на их глубокую содержательность.
Кузнецов, не колеблясь, утверждал: «В солнечной системе уже в
конце нашего века, по-видимому произойдет частичное освоение
поверхности (может быть, и недр) Луны и планет солнечной груп-
пы - Меркурия, Венеры и Марса»11. Обсуждая вопрос о будущих
достижениях молекулярной биологии и биотехнологии, он столь
же уверенно заявлял: «С медицинской генетикой связана надежда
на исчезновение наследственных болезней в течение оставшихся
десятилетий XX века»12. И, как бы подытоживая предвидение до-
стижений не столь уж отдаленного будущего, которое стало уже
наступившим временем, Кузнецов отваживался на пророчество,
которое не посмел сделать, насколько мне известно, ни один из
его современников: «Ничто сейчас не противоречит мысли о по-
колении, которое доживет до 2000 года, как о поколении, которое
будет последним или предпоследним смертным поколением»13.
Кузнецов был, конечно, чрезмерным оптимистом; в этом источ-
ник его во многом утопических предвидений. И все же не стоит
10 Уэллс Г. Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на че-
ловеческую жизнь. М., 1902, с. 176.
11 Кузнецов Б.Г. Наука в 2000 году. М., 1969, с. 193.
12 Там же, с. 196.
13 Там же, с. 208.
19
утверждать, что эти предвидения несбыточны. Я полагаю, что
они лишь опережают будущие достижения человечества. Но та-
кое опережение предстоящих достижений науки и практики, как
бы ни было оно утопично, само является научным достижением.
Приведенные примеры убедительно опровергают утвержде-
ние В.И. Ленина, что утопия - «фантазия, вымысел, сказка»14.
Люди живут не только настоящим, но и будущим. Краткосроч-
ное и среднесрочное предвидение является необходимым услови-
ем эффективного производства и управления на государственном
уровне, которые невозможны без планирования и, следовательно,
без прогнозов. Такие, охватывающие 5-10 лет прогнозы пред-
ставляют собой эмпирические выводы, основой которых является
учет тенденций происходящего развития и их экстраполяция на
ближайшие годы. Совершенно иной, принципиально иной харак-
тер носит долгосрочное, охватывающее десятилетия предвидение,
которое ни в коем случае не должно рассматривать будущее со-
стояние общества как простое продолжение его предшествующих
состояний. И здесь долгосрочное предвидение, которое в наше
время иронически именуется пророчеством, неизбежно сталки-
вается с трудностями, которые лишь частично, да и то далеко не
всегда, могут быть преодолены.
Исторические, более или менее отдаленные последствия са-
мых разумных, продуманных, тщательно рассчитанных действий
людей (в особенности общества в целом) хотя бы отчасти не могут
быть заранее предвосхищены и, следовательно, носят неуправ-
ляемый, чреватый всякого рода неожиданностями характер. А эти
отчасти непредвидимые последствия влекут за собой еще менее
предвидимые, еще более неожиданные последствия. Последние,
еще менее предвидимые, проще говоря, непостижимые послед-
ствия порождают такого рода непредвиденные последствия, ко-
торые неизбежно вступают в конфликт с научным предвидением
и фактически ставят под вопрос саму его возможность. Этот ряд
все более и более непредвидимых следствий непредвиденных по-
следствий самой рациональной человеческой деятельности ухо-
дит в бесконечность. И чем дальше заглядываем мы в будущее,
тем более туманными, утопическими становятся наши представ-
ления о нем.
14 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 22, с. 117. Ленин фактически и сам оп-
ровергает это утверждение, когда он рассуждает об утопическом социализ-
ме, а также о либеральных и народнических утопиях. О последних он пишет:
«...марксисты должны заботливо выделять из шелухи народнических утопий
здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма
крестьянских масс» (там же, с. 121). Как же после этого утверждать, что утопия
просто вымысел, фантазия, сказка? Это, разумеется, риторический вопрос.
20
Неизбежность утопического видения будущего объективно
обусловлена. Но она имеет и субъективные, столь же непреодо-
лимые причины. Дело в том, что сегодня мы не можем обладать
знанием, которое окажется в нашем распоряжении не только в от-
даленном, но даже в ближайшем будущем, выражаясь фигураль-
но, завтра. Как же без знания будущего судить о будущем состоя-
нии человечества, которое в постоянно возрастающей степени
зависит от этого неизвестного нам знания? Отсюда нетрудно сде-
лать вывод, что научное предвидение будущего принципиально
невозможно. И все-таки с этим выводом нельзя согласиться. На-
учное предвидение отдаленного будущего проблематично, всегда
чревато утопиями, которые отнюдь не бессодержательны, т.е. в
какой-то, пусть и в совершенно неадекватной форме, частично
предвосхищают грядущее.
В.С. Степин справедливо констатирует: «Любой сверхдаль-
ний футурологический прогноз включает в себя некоторые утопи-
ческие элементы, какие бы научные основания и научные методы
ни применялись при его разработке»15. Стоит отметить, что эту
истину в известной мере осознавал и Энгельс, который в конце
своей жизни писал: «Сформулировать в немногих словах идею
грядущей новой эры, не впадая ни в утопизм, ни в пустое фра-
зерство, - задача почти невыполнимая»16. Тем не менее Энгельс,
по существу, абсолютно противопоставлял «научный социализм»
утопическому социализму.
Итак, научное понимание утопизма предполагает признание
его укорененности в человеческом мышлении, познании. Оно
также предполагает осознание того, что утопии не только утопии.
Диалектика, которая подвергает критике абстрактное тождество
(А есть А, утопия есть утопии), подсказывает необходимость
глубже разобраться и утопизме. Диалектика требует признания
относительной противоположности между истиной и заблуж-
дением, поскольку последнее не сводится к нарушению правил
мышления, а представляет собой содержательную форму позна-
ния. То же, конечно, относится и к утопиям, содержательность
которых не подлежит сомнению.
К. Мангейм, который специально исследовал феномен уто-
пии, видел ее основную черту в критике существующего общест-
венного строя. Хотя такое понимание утопии односторонне, так
как оно игнорирует утопические идеалы, которые, как правило,
являются содержательными, нередко даже предвосхищающими
15 Степин В.С. Маркс и тенденции современного цивилизационного разви-
тия // Карл Маркс и современная философия. М., 1999, с. 19.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 167.
21
будущие достижения цивилизации, тем не менее характеристика
утопии как критики социального status quo в высшей степени су-
щественна. Критика - специфическая форма познания, вскрываю-
щая негативные стороны социальной действительности. И хотя
утопия не является научным критическим анализом социума, она
тем не менее имеет немало с ним общего. Напомню, что Т. Мор
был первым критиком первоначального накопления капитала в
Англии, разоблачившим варварские, бесчеловечные формы это-
го исторического процесса с позиций человечности, гуманизма.
«Теоретические построения Т. Мора, - справедливо отмечает
О.В. Мартышин, - проникнуты верой в прогресс, в возможность
рационального переустройства общества. Такой подход противо-
речил христианской средневековой традиции безропотного сми-
рения перед судьбой и был привнесен в общественное сознание
гуманизмом, опиравшимся в этом плане на развитие производи-
тельных сил, успехи наук и искусства»17.
Связь между утопизмом и гуманизмом носит глубоко органи-
ческий характер, поскольку гуманистическое видение социальной
реальности всегда проникнуто критическим к ней отношением.
Гуманизм никогда не удовлетворяется имеющимися достижени-
ями, улучшениями; он требует большего, лучшего, и это роднит
его с утопизмом. Уже платоновская утопия идеального государс-
тва носила глубоко гуманистический характер, хотя бы потому,
что она отрицала рабство и обосновывала необходимость научно-
го руководства государственными делами. Прослеживая истори-
ческие корни гуманизма, можно с уверенностью сказать, что его
колыбелью была утопическая критика общества. Оснований для
такой критики всегда было и всегда будет предостаточно.
Утопический характер радикального отрицания частной собс-
твенности (на средства производства) ныне ни у кого не вызывает
сомнений. Необходимость многоукладной экономики стала оче-
видной и для самых ортодоксальных марксистов. Такая экономи-
ка характерна для современного капитализма, в котором наряду с
частной, единоличной собственностью на средства производства
существует также государственная, муниципальная, акционер-
ная, кооперативная формы собственности. Следовательно, можно
сказать, что отрицание частной собственности на средства про-
изводства в известной мере осуществлено уже при капитализ-
ме. Утопическим оказалось лишь тотальное отрицание частной
собственности. Однако и это утопическое отрицание частной
17 Мартышин О.В. Политические теории нового времени // Политические
учения: история и современность. М., 1976, с. 266.
22
собственности было исторически оправдано в эпоху феодализма,
когда феодал являлся собственником земли, которую из поколе-
ния в поколение возделывала крестьянская семья. Феодализм был
отрицанием частной собственности подавляющей массы членов
общества. Удивительно ли, что такой мыслитель, как Лейбниц,
не утопический социалист и даже не демократ, высказывался,
как правильно подчеркивает А.М. Деборин, против частной собс-
твенности. «Лейбниц был убежден, что общность имущества слу-
жила исходным пунктом развития человечества, и верил в то, что
исторический процесс приведет к строю, основывающемуся на
общности имущества»18. Это утопическое воззрение было впол-
не выраженной антифеодальной идеологической позицией. И ко-
нечно, нельзя согласиться с основной идеей книги К. Маннгейма
«Идеология и утопия», т.е. с противопоставлением (и притом ра-
дикальным) идеологии и утопии. Французское Просвещение было
идеологией буржуазной революции, идеологией, которая носи-
ла несомненно утопический характер, ибо утопическими были
представления просветителей о будущем, т.е. буржуазном, об-
ществе как царстве разума и справедливости. Ранняя буржуазная
идеология с характерным для нее иллюзорным убеждением, буд-
то упразднение сословных привилегий обеспечит благоденствие
общества, насквозь пропитана утопизмом, который возвышает,
облагораживает эту идеологию. Да и существовала ли вообще
когда бы то ни было идеология, свободная от утопизма? Полагаю,
что на этот вопрос может быть дан лишь отрицательный ответ.
Марксистское отрицание частной собственности на средства
производства утопично, поскольку оно требует полного, всеобъ-
емлющего и окончательного ее упразднения. Но было бы близо-
рукостью не видеть того, что капитализм, особенно во времена
Маркса и Энгельса, означал фактическое отрицание частной собс-
твенности на средства производства у значительной части само-
деятельного населения, у пролетариев. Следовательно, это уто-
пическое основоположение марксизма отражает определенные
исторические реалии. Капитализм лишил частной собственности
на средства производства массу мелких производителей, пролета-
ризировал их. Марксизм выдвинул задачу продолжить этот про-
цесс экспроприации, т.е. экспроприировать экспроприаторов. Од-
нако исторический опыт показал, что превращение всех средств
производства в общественную (в особенности государственную)
собственность становится, вопреки основному убеждению марк-
систов, оковами для дальнейшего развития производительных сил.
18Деборин А.М. Лейбниц как социальный мыслитель// Вопросы филосо-
фии, 1961, № 3, с. 107.
23
Утопическая формула «диктатура пролетариата» расшифро-
вывалась Марксом и Энгельсом как «завоевание демократии»,
ибо речь шла о необходимости насильственной революции в
условиях, когда пролетарии фактически были лишены граждан-
ских прав и свобод. Следовательно, и эта утопическая формула
носила глубоко содержательный характер: завоевание демокра-
тии отнюдь не было утопической задачей.
Ортодоксальное изложение учения марксизма предполагает
его радикальное противопоставление утопизму и, соответственно
этому, огульно отрицательное отношение к последнему. В наше
время несостоятельность такого понимания марксизма доказана
историческим опытом. Однако многие, узревшие утопические
черты марксизма, оказались не способны позитивно оценить
утопизм и, следовательно, критиковать утопизм, учитывая его
реальное содержание, историческое и в некоторых отношениях
непреходящее значение. И это непонимание сущности утопизма
и его исторической роли исключает возможность постижения
выдающегося научного и культурного значения учения Маркса
и Энгельса. Нельзя не согласиться с В.М. Межуевым, который
убедительно подчеркивает: «Неприятие Марксом буржуазной,
т.е. наиболее развитой, по его мнению, цивилизации в качестве
окончательной и единственно возможной формы человеческой
жизни ставит его в один ряд со многими выдающимися мыслите-
лями прошлого и настоящего, хотя и отличает от них предложен-
ными им способами выхода из ее тупиков и противоречий. Как
бы ни оспаривать правомочность и справедливость этих средств
в наше время, нельзя вместе с ними отвергать и главный, общий
смысл его учения». И, развивая свою мысль, Межуев продолжа-
ет: «...без марксистской и вообще всей социал-демократической
и коммунистической мысли капитализм не стал бы тем, чем он
является в настоящее время». По отношению к созданной капита-
лизмом цивилизации марксизм «выполняет свою историческую
задачу тем, что способствует ее большей демократизации, гума-
низации, перерастанию в новое качество, выявлению ее собст-
венного культурного смысла»19.
Таким образом, не только научное содержание учения Марк-
са, но и его оказавшиеся утопическими идеи оказали громадное
воздействие на общественное развитие, способствуя больше,
чем какое-либо другое учение, социальному прогрессу в рамках
капитализма, который благодаря противостоящему ему социали-
19 См.: Вопросы философии, 1990, № 10. Круглый стол: «Умер ли марк-
сизм?», с. 44—45.
24
стическому движению приобрел современную, цивилизованную,
контролируемую форму, превратился, так сказать, в капитализм с
человеческим лицом.
Ленин с огорчением констатировал, что социализм, который
в прошлом третировался буржуазными политиками, ныне при-
знается ими как цель, идеал, противополагаемый капитализму,
несмотря на то что эти политики вовсе не разделяют воззрений
Маркса. «Социализм» вообще, как цель, в противоположность
капитализму (или империализму), признается теперь и многими
буржуазными социальными политиками»20. Ленин заключает сло-
во «социализм» в кавычки, ибо он признает лишь социалистичес-
кое учение марксизма. Но он не хочет видеть того, что признание
социализма немарксистами, противопоставляющими социализм
капитализму (этого Ленин, как мы видим, не отрицает), свиде-
тельствует о том, что апология капитализма, господствовавшая в
прошлом в духовной атмосфере буржуазного общества, вытесня-
ется его критикой. Ленин отвергает немарксистский социализм,
поскольку последний считает возможным осуществление соци-
алистического идеала не путем революции, а посредством соци-
альных реформ. Но ведь Маркс и Энгельс, начиная с 70-х годов,
считали возможным мирный переход к социализму в демократи-
чески развитых капиталистических странах. Однако эта сторона
учения основоположников марксизма, которую я постараюсь об-
стоятельно рассмотреть в пятой главе монографии, фактически
игнорируется Лениным.
Таким образом, тема предлагаемой монографии - марксизм и
утопизм - предполагает не просто отрицание присущего марксиз-
му утопического видения капитализма и посткапиталистического
будущего человечества, но и положительное рассмотрение этой
сущностной определенности марксистского учения. Научное
20 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 214. Ф.А. Хайек, критикующий со-
циализм с позиций консервативного неолиберализма, с горечью признает, что
«социализм - одно из наиболее влиятельных политических движений нашего
времени» (Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М.,
1992, с. 21). Хайек пытается объяснить этот неоспоримый факт. «Первоначаль-
ный шок при обнаружении того факта, что люди интеллектуальных профессий
по большей части бывают социалистами, проходит по мере сознания того, что
этим людям свойственно, как правило, переоценивать интеллект и полагать, буд-
то мы должны быть обязаны всеми преимуществами и возможностями, которые
дает нам цивилизация, сознательному замыслу, а не следованию традиционным
правилам поведения» (там же, с. 95). Хайек, следовательно, осуждает слишком
высокую, по его убеждению, оценку интеллекта, убеждение в возможности ра-
циональной организации общества. Этому убеждению он противопоставляет
следование традициям, т.е. примирение с существующим социальным строем
независимо от присущих ему пороков.
25
и утопическое в рамках марксизма трактуются мною не как аб-
солютные, а относительные противоположности, которые друг
друга обусловливают и вне этого взаимного отношения просто
не существуют. И пусть это не покажется парадоксом: в этом
единстве научного и утопического, в их взаимопроникновении, и
слабость и сила марксизма. Эту силу хорошо сознают его против-
ники. «Маркс, - писал Р. Арон, - поставил перед собой научную
задачу, которую мы еще сегодня не можем выполнить»21. Вопреки
опошляющему марксизм критиканству, в котором упражняются,
стремясь обелить свое марксистское прошлое, постсоветские
антимарксисты, следует со всей определенностью заявить, что
марксизм был и остается наиболее теоретически обоснованным
гуманистическим движением, которое оказало неоценимую
поддержку пролетариату и непролетарским трудящимся массам
в их борьбе за человеческие условия жизни против всевластия
капитала. Тот факт, что членами коммунистических партий были
А. Франс, Р. Роллан, П. Пикассо, Л. Арагон, П. Неруда - люди,
которые с полным правом могут быть названы совестью челове-
чества, - убедительнее любых теоретических аргументов говорит
как о высоком гуманистическом значении учения Маркса, так и
о том, что поставленные им проблемы не ушли и еще долго не
уйдут в историческое прошлое.
21 Aron R. Die heiligen Familien des Marxismus. Hamburg, 1970, S. 233.
Глава 1
МАРКСИЗМ КАК ИДЕОЛОГИЯ
Идеология как отрицание всякой идеологии
Термин «идеология» был предложен в 1796 г. французским
экономистом и философом Дестютом де Траси в качестве назва-
ния для учения об идеях, которые рассматривались им в духе сен-
суалистической теории Кондильяка как имеющие своим источни-
ком чувственные восприятия внешнего мира. Дестют де Траси и
его единомышленники П. Кабанис, К. Вольней были активными
деятелями либерального движения, которое противостояло уста-
новленному Наполеоном режиму императорской власти. Наполе-
он третировал этих своих противников как фантастов, утопистов,
оторванных от жизни мечтателей, придавая термину «идеология»
сугубо отрицательный смысл. Такое презрительное, негативист-
ское толкование этого термина стало общепринятым в первой по-
ловине XIX в. В этой связи Маркс и Энгельс писали о Наполеоне:
«Его презрение к промышленным дельцам было дополнением к
его презрению к идеологам»1. Это получившее повсеместное рас-
пространение представление об «идеологии» было воспринято
также Марксом и Энгельсом.
Было бы ошибочно винить основоположников марксизма в
том, что они, так сказать, не раздумывая, присоединились к это-
му, распространившемуся в их эпоху толкованию термина «идео-
логия». В.И. Ленин правильно отмечает, что термины, которые
в тех или иных исторических условиях приобретают известное,
никем не оспариваемое содержание и значение, представляют со-
бой «совершившийся факт, который заставит считаться с собой».
Каждый, конечно, имеет «полное право критиковать термин, от-
вергать или пояснять его условное значение и т.д., но игнориро-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство // Соч., т. 2, с. 137.
27
вать его, или извращать установившееся уже значение, значит
вносить путаницу в вопрос»2. Понятно поэтому, почему Маркс
в своей докторской диссертации «Различие между натурфилосо-
фией Демокрита и натурфилософией Эпикура», не входя в об-
суждение сложившегося словоупотребления, утверждает: «Не в
идеологии и пустых гипотезах нуждается наша жизнь, а в том,
чтобы мы жили, не зная смятения»3.
В 1842-1843 гг., в период работы в «Рейнской газете», Маркс
неоднократно применяет термин «идеология» в негативистском
смысле. В статье «Дебаты по поводу закона о краже дров» он
ссылается при этом на Наполеона4. В другой статье «Запреще-
ние «Leipziger-allgemeine Zeitung» он характеризует идеологию
как превратное восприятие действительности: «...не будем судить
слишком поспешно, возьмем мир таким, каков он есть, не будем
идеологами...»5. Такое толкование неологизма «идеология» со-
храняется у Маркса (а также у Энгельса) и в последующие годы,
когда они создают свое собственное, материалистическое и ком-
мунистическое учение. Особенно показателен и этом отношении
их труд «Немецкая идеология», в котором немецкая классичес-
кая философия и в особенности младогегельянство, а также мел-
кобуржуазный «истинный социализм» решительно отвергают-
ся и, пожалуй, даже третируются как идеологемы. В этой связи
конкретизируется понятие идеология: «Если во всей идеологии
люди и их отношения оказываются поставленными на голову,
словно в камере-обскуре, то и это явление точно так же проис-
ходит из исторического процесса их жизни...»6. Это значит, что
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 11, с. 252.
3 MEGA, 2. Auflage, 1. Abteilung. Bd. 1. S. 53. Я цитирую подлинник, так как
в русском переводе слово «идеология» заменено словом «мудрствование» (см.:
Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 60). Стоит отметить,
что Гегель также негативистски относился к термину «идеология», но ограничи-
вался лишь критикой связанного с ним философского содержания. (Гегель Г.В.Ф.
Лекции по истории философии. Кн. 3. Соч., т. XI, с. 385. М., 1935). Отрицатель-
ное отношение к «идеологии» мы находим также у Шеллинга, который трак-
тует ее как совершенно неприемлемую форму идеализма (Schelling F. W.I. Das
Tagebuch 1848. Hamburg, 1990, S. 230).
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 141.
5 Там же, с. 171.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 25. Важно подчеркнуть, что такое по-
нимание идеологии как искаженного отражения социальной действительности
сохраняется во всех последующих трудах основоположников марксизма. Так, в
«Анти-Дюринге» Энгельс подчеркивает, что «идеолог конструирует мораль и
право не из действительных общественных отношений окружающих его людей,
а из понятия» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 98). В письме к Ф. Мерингу от
14 июля 1893 г. Энгельс вновь поясняет понятие идеологии: «Идеология - это
28
идеологическое восприятие действительности и, следовательно,
его превратный характер не являются делом произвола того или
иного мыслителя, а обусловлены определенным общественным
бытием, характером общественных отношений. Поэтому идеоло-
гическое отражение социальной действительности не сводится
просто к ложным о ней представлениям; оно обладает реальным,
объективным, хотя и превратно выраженным содержанием. Это
существенное обстоятельство, характеризующее марксистское
понимание идеологии и отличающее его от общепринятого в то
время словоупотребления, как правило, игнорируется многочис-
ленными комментаторами и критиками марксизма. Вот один из
примеров. Современный немецкий философ Э. Топич определяет
идеологию, имея при этом в виду концепцию Маркса и Энгельса,
как совокупность пустых, бессодержательных формул, которые
«можно по мере надобности наполнять желаемым содержанием
или вообще оставлять пустыми. Но это не препятствует тому, что
подобные идеологические, ложные обоснования или пустые фор-
мулы обладают значительным влиянием на сознание индивидов
и групп»7.
То обстоятельство, что Маркс и Энгельс понимают идеоло-
гию как содержательное, хотя и ложное отражение социальной
действительности, следует особенно подчеркнуть не только по-
тому, что они критикуют как идеологов Канта, Гегеля, младоге-
гельянцев, мелкобуржуазных социалистов, но и потому, что они,
в отличие от принятого в их время представления об идеологии,
связывают этот духовный феномен с положением и интересами
определенных классов. Так, они утверждают, что «немецкая фило-
софия есть следствие немецких мелкобуржуазных отношений»8.
В характеристике идеалистических воззрений младогегельянцев
Маркс и Энгельс подчеркивают, что они выражают «в философ-
процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но
с сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к де-
ятельности, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идео-
логическим процессом. Он создает себе, следовательно, представление о ложных
или кажущихся побудительных силах» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 83).
7 Topitsch Е. Sozialphilosophie zwischen Ideologic und Wissenschaft. Berlin
(West), 1971. S. 148. Это же воззрение разделяет представитель «критическо-
го рационализма» К. Альберт, утверждающий, что идеология «дезавуирует
идею беспристрастного поиска истины», что «идеология противоположна ис-
тине» (Albert К. Konstruktion und Kritik, Aufsatze zur Philosophic des kritischen
Rationalismus. Hamburg, 1872, S. 68). Весьма показательно, что и Э. Топич и
К. Альберт ни в малейшей мере не сознают, что и они являются идеологами, а
именно идеологами буржуазного, консервативного либерализма.
8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 449.
29
ской форме представления немецких бюргеров»9. Но, не касаясь
вопроса о том, в какой степени правильны эти идеологические
характеристики (мне они представляются, мягко говоря, упро-
щенными), важно указать, что идеология здесь понимается как
общественное сознание, отражающее, хотя и превратным обра-
зом, общественное бытие того или иного класса или социальной
группы.
Это в высшей степени важное положение о классовом содер-
жании идеологии, положение, в сущности вступающее в конф-
ликт с ее негативистским истолкованием, сохраняющимся во
всех трудах основоположников марксизма, получает дальнейшее
развитие в работах Маркса. Так, в «Восемнадцатом брюмера Луи
Бонапарта» Маркс ставит вопрос об отношении между полити-
ческими и литературными представителями класса и тем клас-
сом, который они представляют. Отвечая на него, он разъясняет,
что идеологи мелкой буржуазии могут быть далеки по своему со-
циальному положению от мелкого буржуа. Но представителями
мелкой буржуазии «делает их то обстоятельство, что их мысль не
в состоянии преступить тех границ, которые не преступает жизнь
мелкого буржуа, и потому теоретически они приходят к тем же
самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приво-
дит практически его материальный интерес и его общественное
положение»10. Маркс не называет здесь политических и литера-
турных представителей мелкой буржуазии идеологами, но совер-
шенно очевидно, что именно они имеются в виду.
В предисловии к «Критике политической экономии» Маркс,
лапидарно формулируя основы исторического материализма,
дает обобщенную характеристику идеологии как совокупности
форм общественного сознания, в которых находит свое отра-
жение социально-экономический процесс. Характеризуя эпохи
социальных революций, Маркс указывает: «При рассмотрении
таких переворотов необходимо всегда отличать материальный,
с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в
экономических условиях производства от юридических, поли-
тических, религиозных, художественных или философских, ко-
роче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот
конфликт и борются за его разрешение»11. Здесь прежде всего
обнаруживается, что идеология уже не сводится к идеалистиче-
ским представлениям о действительности. Речь идет о всех без
исключения формах общественного сознания, о всем многооб-
9 Там же, с. 11.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 148.
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
30
разии политических, юридических, эстетических и других соци-
альных воззрений. Общим для всех этих качественно различных
форм общественного сознания является то, что они представляют
собой осознанное бытие. Оно, разумеется, не тождественно с тем
бытием, которое осознается, но оно его отражает, и в этом его
существенное значение. Такая характеристика идеологии и ее
форм во многом отличается от того, что было сказано на эту тему
в «Немецкой идеологии». Я полагаю, что здесь налицо основы
научного понимания сущности идеологии, которые оказали боль-
шое влияние на тех социологов XX столетия, которые занялись
специальным исследованием этого феномена, признавая, как это
делает, например, К. Мангейм, что они развивают идеи Маркса.
В отличие от тех мыслителей, которые, выражая определен-
ные классовые интересы, не сознают этого и полагают, что их
теоретические воззрения независимы от каких-либо классов,
Маркс и Энгельс, напротив, подчеркивают, что созданная ими
коммунистическая теория отнюдь не является результатом одного
лишь теоретического мышления. В «Манифесте Коммунистичес-
кой партии» коммунистические убеждения противопоставляются
идеологии как выводы, непосредственно почерпнутые из эмпири-
чески констатируемых фактов: «Теоретические положения ком-
мунистов ни в коей мере не основываются на идеях, принципах,
выдуманных или открытых тем или другим обновителем мира.
Они являются лишь общим выражением действительных отно-
шений происходящей классовой борьбы, выражением совершаю-
щегося на наших глазах исторического движения»12.
Важнейшей, определяющей чертой этого исторического
движения Маркс и Энгельс считают классовую борьбу пролета-
риата; они характеризуют ее как борьбу против капиталистиче-
ского строя, которая закономерно приведет к его уничтожению.
Основоположники марксизма, выступая на стороне этого класса,
полагают, что «значительная часть английского и французского
пролетариата уже сознает свою историческую задачу и посто-
янно работает над тем, чтобы довести это сознание до полной
ясности»13.
Полемизируя в работе «Святое семейство» с младогегель-
янцами, которые, будучи идеалистами, признавали в качестве
движущей силы истории лишь борьбу идей и поэтому крайне
пренебрежительно относились к рабочему движению, к борьбе
пролетариата за свои материальные интересы, Маркс и Энгельс
12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 438.
13 Там же.
31
подчеркивают, что в отличие от этих, игнорирующих историче-
ские реалии идеологов, пролетарии «знают, что собственность,
капитал, деньги, наемный труд и тому подобное представляют
собой далеко не призраки воображения, а весьма практические,
весьма конкретные продукты самоотчуждения рабочих и что по-
этому они должны быть упразднены также практически и кон-
кретным образом»14.
В этом же произведении пролетариат характеризуется как
порождаемое капитализмом отрицание капиталистической систе-
мы. Ведь если основой капитализма является частная собствен-
ность на средства производства, то пролетариат, лишенный этой
собственности, несмотря на то что он ее создает, представляет
собой деятельное отрицание капитализма, которое неизбежно
приведет к его уничтожению. Поэтому Маркс и Энгельс характе-
ризуют свои воззрения как теорию освободительного движения
пролетариата. Они подчеркивают, что коммунизм есть, прежде
всего, не доктрина, а общественное движение, борьба против су-
ществующего, капиталистического строя. Что же касается комму-
нистической теории, то она представляет собой «теоретическое
обобщение условий освобождения пролетариата»15.
Итак, Маркс и Энгельс, создавая систему теоретических воз-
зрений, которая выражает, по их убеждению, уже проявившиеся
стремления рабочего класса, выступая, следовательно, в качестве
его теоретиков, идейных представителей, самым решительным
образом противопоставляют свою теорию всякой идеологии,
несмотря на то что они вполне осознают, что любая идеология
выражает определенные классовые интересы. Чем объяснить та-
кую противоречивую позицию, этот отказ считать себя не идеоло-
гами, а исследователями, теоретиками, идеи которых совпадают
с интересами пролетариата? Ссылка на то, уже упоминавшееся
выше обстоятельство, что в эту эпоху термин «идеология» ис-
толковывался чуть ли не как бранное слово, представляется мне
все же недостаточным ответом на поставленный вопрос. Главной
причиной негативного отношения Маркса и Энгельса к термину
«идеология» был, на мой взгляд, тот факт, что основоположники
14 Там же, с. 58.
15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 282. Исходя из учения Маркса и Эн-
гельса, их французский последователь и соратник П. Лафарг утверждал, что
«коммунистические идеи находятся в скрытом состоянии в головах наемных
рабочих - пропагандисты коммунизма только пробуждают их и делают их дейс-
твительными» (Лафарг П. Соч., т. 2, с. 310. М.-Л., 1928). Таким образом, Ла-
фарг, как и другие последователи оснопоположников марксизма, был убежден
в том, что коммунисты лишь теоретически выражают то, к чему фактически
стремится пролетариат.
32
марксизма решительно отвергали все без исключения идеологии,
поскольку они были враждебны или по меньшей мере чужды
интересам рабочего класса. Кроме того, негативное отношение
основоположников марксизма ко всем существовавшим идеоло-
гиям имело и теоретические основания: эти идеологии исходили
из идеалистических посылок, в то время как Маркс и Энгельс
разрабатывали материалистическую теорию общественного раз-
вития. Противопоставляя эту теорию идеалистическим идеологе-
мам, Маркс и Энгельс указывали на эмпирически фиксируемые,
материальные предпосылки своей теории: «...мы исходим не из
того, что люди говорят, воображают, представляют себе... для нас
исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из
их действительного жизненного процесса мы выводим также и
развитие идеологических отражений и отзвуков этого жизненного
процесса»16. Как известно, последователи Маркса и Энгельса, вы-
ступившие на историческую арену в конце XIX - начале XX вв.,
отказались от негативистского отношения к термину «идеоло-
гия» и, вопреки высказываниям основоположников марксизма и
вместе с тем в полном согласии со всем духом их учения, стали
называть его идеологией, идеологией пролетариата, подчеркивая
при этом ее научный характер. Так поступал, например, Плеха-
нов, а вслед за ним и Ленин, который писал: марксизм «завоевал
всемирно-историческое значение как идеологии революционного
пролетариата тем, что марксизм отнюдь не отбросил ценнейших
завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал
все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии
мысли и культуры»17. Если основоположники марксизма принци-
пиально противопоставляли науку и идеологию, отвергая на этом
основании всякую идеологию, то их последователи, сохраняя
противопоставление науки буржуазной идеологии, пересматри-
вали вместе с тем само понятие идеологии, разъясняя, что на-
учный социализм, в отличие от утопических социалистических
учений, представляет собой научную социалистическую идеоло-
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 69.
17 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 337. Правильно замечает Н.М. Ме-
жуев в статье «Был ли Маркс утопистом?»; «По иронии истории, учение, пре-
тендовавшее на преодоление всяческой идеологии, было истолковано его по-
следователями как идеология по преимуществу, хотя иногда и с добавлением
«научная». Для самого Маркса словосочетание «научная идеология» столь
же неприемлемо, как выражение типа «народное государство», «казарменный
коммунизм» и пр. По смыслу его теории, идеология несовместима с наукой...»
(сб. «Карл Маркс и современная философия». М., 1999, с. 73). Соглашаясь с
В.М. Межуевым, я все же хочу подчеркнуть, что отказ от негативистского толко-
вания термина «идеология» был не только исторически, но и научно оправдан.
2. Ойзерман Т.И., том 2
33
гию. Таким образом, противоречие, наличествовавшее в учении
Маркса и Энгельса об идеологии и общественном сознании, было
преодолено его последователями.
Идеология пролетариата эпохи раннего
промышленного капитализма
Маркс и Энгельс, создавая свое учение, опирались не только на
предшествующие социалистические теории, но и на факты, сви-
детельствующие о борьбе рабочего класса против хозяев-капита-
листов. Они отмечали бурное развитие капиталистического про-
изводства, доказывая вместе с тем, что умножение общественного
богатства в условиях капитализма неизбежно усугубляет нищету
производителей этого богатства, пролетариев. В «Святом семей-
стве» основоположники марксизма говорят о положении проле-
тариата, сложившемся в результате промышленной революции,
как о действительности нечеловеческого существования. В своей
характеристике пролетариата они указывают на «противоречие
между его человеческой природой и его жизненным положени-
ем, являющимся откровенным, решительным и всеобъемлющим
отрицанием этой самой природы»18. Бесчеловечность капита-
лизма в странах Западной Европы, несомненно, по убеждению
Маркса и Энгельса, чревата социальной, антикапиталистической
революцией, так как в пролетариате человек, потерявший самого
себя, «вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой
потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против
этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся
никакому приукрашиванию, абсолютно властной нужды, этого
практического выражения необходимости - то ввиду этого проле-
тариат может и должен себя освободить»19.
В этом высказывании основоположников марксизма важно
подчеркнуть их убеждение, что пролетариат обрел теоретическое
18 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 39.
19 Там же, с. 40. Однако наряду с этой характеристикой общественного
положения пролетариев как обесчеловеченного бытия мы находим в том же
«Святом семействе» и существенно иное представление об этом классе: «Нужно
быть знакомым с тягой к науке, с жаждой знания, с нравственной энергией и
неутомимым стремлением к саморазвитию у французских и английских рабо-
чих, чтобы составить себе представление о человеческом благородстве этого
движения» (там же, с. 92). Такая характеристика рабочего класса, в отличие от
той, которая приведена выше, несравненно больше соответствует содержанию
марксистского учения о пролетариате как классе, способном не только покон-
чить с капитализмом, но и создать новое общество, в котором будет покончено с
нищетой трудящихся, с социальным неравенством вообще.
34
сознание своего невыносимого положения, т.е. сознательно встал
на путь революционной борьбы против капитализма. С этой точ-
ки зрения Маркс и Энгельс рассматривают рабочие восстания 30-
40-х гг., видя в них не просто акты отчаяния доведенных до край-
ности пролетариев, а начало революционного штурма твердыни
капитализма. Примечательна в этом отношении оценка Марксом
восстаний ткачей в Лионе в 1831 и 1834 гг.: «Лионские рабочие
полагали, что преследуют только политические цели, что они
только солдаты республики, тогда как на самом деле они были
солдатами социализма»20.
Еще более решительно утверждает Маркс, что рабочий класс
приходит к сознанию необходимости пролетарской революции в
своей оценке Силезского восстания ткачей, вспыхнувшего в 1844 г.:
«Силезское восстание начинает как раз тем, чем французские и ан-
глийские рабочие восстания кончают, - тем именно, что осознает-
ся сущность пролетариата». Ни одно из рабочих восстаний в про-
шлом «не имело столь теоретического и сознательного характера,
как восстание силезских ткачей»21. Ф. Меринг в своей биографии
К. Маркса оценивает Марксову характеристику Силезского вос-
стания как более чем странную. Маркс, указывает Меринг, припи-
сывает этому восстанию «стремление, несомненно чуждое ему»22.
Меринг, конечно, прав. На самом деле, Силезское восстание ткачей
не заключало в себе никакого стремления уничтожить капиталис-
тическую систему. Чем же объясняется Марксова оценка и этого,
и Лионского восстания как, в сущности, антикапиталистических?
Ответом на этот вопрос служит истолкование фактов, на кото-
рые постоянно ссылаются основоположники марксизма. Промыш-
ленная революция, совершившаяся в Англии во второй половине
XVIII в. и захватившая Францию, Германию и некоторые другие
западноевропейские страны в XIX в., вызвала массовое разоре-
ние ремесленников, которые не могли конкурировать с промыш-
ленным производством. Пролетаризация мелких производителей,
громадное увеличение массы пролетариев, значительная часть
которой была обречена на безработицу, - все это означало про-
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 446. Уместно сослаться на его, как
оценивала лионские восстания ткачей французская буржуазная пресса. Так,
одна из газет утверждала: «Вот где опасность для современного общества, и
отсюда могут выйти варвары, которые его разрушат» (см.: Тарле Е. Соч. В 12 т.
Т. VI, с. 250. М., 1950). И Маркс, и буржуазная пресса в этих восстаниях видят
смертельную угрозу существованию буржуазного общества. Но если газету эти
восстания приводят в отчаяние, то Маркс видит в них залог обнадеживающего
будущего.
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 443.
22 Меринг Ф. Карл Маркс, его жизнь и деятельность. М.-Л., 1934, с. 76.
2*
35
грессирующее ухудшение экономического положения трудящих-
ся на фоне бурного прогресса капиталистического производства.
Констатация этих фактов приводит Маркса и Энгельса к выводу,
что дальнейший прогресс капитализма не сулит даже малейшего
улучшения положения пролетариата: прогрессирующее обнища-
ние пролетариата - неизбежное следствие развития производи-
тельных сил буржуазного общества. Так сама по себе правильная
констатация существовавшего положения вещей служит основой
для оказавшегося ошибочным вывода о том, что пролетариат, со-
циальное положение которого характеризуется как отрицание ка-
питалистического способа производства, необходимо стремится к
его революционному упразднению. Этот вывод непосредственно
связывался с упоминавшимися выше восстаниями пролетариев, в
которых Маркс и Энгельс видели свидетельства приближающей-
ся пролетарской или, как они выражались, коммунистической
революции. Это, как указывалось уже выше, заблуждение осно-
воположников марксизма было опровергнуто последующим ис-
торическим опытом, показавшим, что массовое организованное
рабочее движение борется за удовлетворение своих социальных
требований путем забастовок и других форм сопротивления экс-
плуатации, не прибегая, как правило, к восстаниям, которые зара-
нее осуждены на поражение.
Следует, правда, отметить, что это обстоятельство в известной
мере признал уже в 1845 г. Энгельс в работе «Положение рабочего
класса в Англии», в которой, в частности, отмечается: «Рабочий
класс впервые выступил против буржуазии тогда, когда он силой
воспротивился введению машин, что произошло в самом начале
промышленного переворота. Так подверглись насилию первые
изобретатели, Аркрайт и другие, а машины их были разбиты;
позже последовало множество восстаний, вызванное введением
машин, которые протекали почти в точности так, как волнения
ситцепечатников в Богемии в июне 1844 г.: рабочие ломали маши-
ны и разрушали фабрики»23. Однако на следующей странице этой
23 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 439. К. Каутский также подчеркивает,
что рабочие восстания характерны для ранних стадий промышленного капита-
лизма: «Многочисленные восстания в первые десятилетия прошлого века сви-
детельствовали о том, как много страданий принес ручным рабочим переход
к машинной работе, какое отчаяние она вызывала» (Каутский К. Эрфуртская
программа. М., 1959, с. 52). Вместе с тем Каутский отмечает, что «в начальный
период развития крупной капиталистической промышленности рабочий-проле-
тарий едва отличался от люмпен-пролетария» (там же, с. 177). Люмпен-пролета-
риат появился в результате массового разорения мелких производителей, ремес-
ленников, вызванного промышленной революцией. И восстания, о которых шла
выше речь, были в своем большинстве люмпен-пролетарскими восстаниями.
36
же работы Энгельс указывает на изменившийся характер англий-
ского рабочего движения вследствие легализации профсоюзного
движения. «Когда же рабочие в 1824 г. получили право свободно
объединяться, союзы эти очень быстро распространились по всей
Англии и получили большое значение. Во всех отраслях труда
образовались такие союзы (trades-unions), открыто стремившиеся
оградить отдельных рабочих от тирании и бездушного отноше-
ния буржуазии. Они ставили себе целью: устанавливать зара-
ботную плату, вести переговоры с работодателями коллективно,
как сила, регулировать заработную плату сообразно с прибылью
работодателя, повышать заработную плату при удобном случае
и удерживать ее для каждой профессии повсюду на одинаковом
уровне»24. Эта характеристика английского рабочего движения
первой половины XIX века, движения, наиболее выдающимся
выражением которого был чартизм, выдвигавший лишь демокра-
тические требования, убедительно говорит о том, что рабочий
класс этой самой развитой капиталистической страны отнюдь не
стремился к уничтожению капитализма. Тем не менее Энгельс в
этой же, цитируемой мною работе утверждает, что стачки «яв-
ляются военной школой, в которой рабочие подготовляются к
великой борьбе, ставшей уже неизбежной». Повсеместно распро-
страняющиеся забастовки «всего лучше доказывают, как далеко
зашла в Англии социальная война». Правда, замечает Энгельс,
«эти стачки - только авангардные схватки, превращающиеся ино-
гда и в более серьезные битвы: они еще ничего не решают, но
они с несомненной ясностью доказывают, что решительный бой
между пролетариатом и буржуазией уже близится»25.
Чем объясняется убеждение Маркса и Энгельса в том, что ис-
торическая миссия пролетариата заключается в революционном
уничтожении капиталистического строя, в замене его общест-
венным устройством, экономической основой которого станет не
частная, а общественная, коллективная собственность на средства
производства? Поскольку это убеждение появляется уже в рабо-
тах Маркса и Энгельса, относящихся к периоду формирования их
мировоззрения, т.е. до того, как они стали основоположниками
учения, получившего название марксизма, научного коммунизма,
то представляется несомненным, что теоретическим источником
этого основополагающего воззрения был утопический комму-
низм, который, в отличие от утопического социализма, не при-
Отсюда понятна ошибочность убеждения, согласно которому эти восстания сви-
детельствовали о назревании пролетарской революции.
24 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 440.
25 Там же, с. 448.
37
знавал иного пути упразднения капиталистического строя кроме
насильственной революции. Уместно в этой связи указать на то,
что «Манифест Коммунистической партии», первый программ-
ный документ марксизма, содержит обстоятельную критику
различных течений утопического социализма и лишь вскользь
говорит об утопическом коммунизме, упоминая при этом учение
Э. Кабе, который в отличие от других утопических коммунистов
(бабувистов, бланкистов) не был приверженцем революционного
коммунистического переустройства общества.
Однако не один лишь утопический коммунизм способствовал
развитию убеждений Маркса и Энгельса в необходимости проле-
тарской революции. Дело в том, что это убеждение сложилось у
Маркса и Энгельса еще до того, как они познакомились с рабо-
тами представителей утопического коммунизма. Об этом пойдет
речь в главе, посвященной учению основоположников марксизма
о революции. Пока же достаточно указать на тот факт, что пе-
риод формирования марксизма совпадает с периодом назревания
революционной ситуации в Германии, Франции и других евро-
пейских странах. «Манифест Коммунистической партии» вы-
шел в свет всего лишь за несколько недель до революции 1848 г.
В нем прямо говорится о приближающейся революции, которая,
с одной стороны, характеризуется как буржуазная революция, а с
другой - как пролог, преддверие революции пролетарской.
Следует, конечно, в полной мере учитывать качественное от-
личие европейских буржуазных революций середины XIX века
от буржуазных революций не только XVII, но и XVIII столетия.
К середине XIX века капиталистический способ производства
стал господствующим не только в Англии, уже пережившей эпо-
ху промышленной революции, но также во Франции, Германии
и ряде других стран. Этому значительно более высокому уров-
ню развития капитализма соответствовало как умножение массы
пролетариата, так и развитие присущей капитализму противопо-
ложности между трудом и капиталом. Революция 1848 г. во Фран-
ции была уже третьей буржуазной революцией в этой стране. Ее
содержание состояло не столько в борьбе буржуазии за власть,
сколько в ее борьбе за безраздельное политическое господство.
Но в этой борьбе буржуазия столкнулась не только (и даже не
столько) с пережитками феодального прошлого, сколько с про-
тивостоящим ей пролетариатом, который, собственно, и был ос-
новной, совершившей буржуазную революцию силой. Конфликт
между буржуазией и пролетариатом, боровшимся за коренное
улучшение своих жизненных условий, во многом определил ход
этой революции, а поражение пролетариата привело к победе
38
контрреволюции, которая теперь уже носила не феодальный, а
буржуазный характер.
В Германии революция 1848 г., конечно, существенно отлича-
лась от французской революции. Однако и здесь конфликт между
борющейся за власть буржуазией и пролетарской массой, глав-
ной участницей вооруженной борьбы, также в конечном итоге
выступил на передний план, что побудило либеральную буржуа-
зию фактически отказаться от революционной борьбы и пойти на
сговор с абсолютизмом. Энгельс в работе «Революция и контр-
революция в Германии», анализируя причины поражения немец-
кой революции, имеет в виду не столько поражение буржуазии,
сколько поражение пролетариата, который, по его убеждению,
боролся отнюдь не за победу буржуазии, хотя далеко не всегда
осознавал свои действительные интересы и обусловленные ими
политические задачи. Отсюда понятен вывод Энгельса: «...если
мы и разбиты, нам не остается ничего другого, как начинать сна-
чала. А та, вероятно, очень короткая передышка между концом
первого и началом второго акта движения, которая нам предостав-
лена, дает нам, к счастью, время для крайне необходимого дела:
для исследования причин, сделавших неизбежным как недавний
революционный взрыв, так и поражение революции»26. Все даль-
нейшее исследование хода немецкой революции посвящено в
значительной мере выяснению вопроса: почему пролетариату не
удалось добиться победы в революции, т.е. завоевать власть. То,
что такая задача действительно вставала перед пролетариатом, не
вызывает у Энгельса ни малейшего сомнения. Так, обрисовывая
складывавшуюся в Германии революционную ситуацию, Эн-
гельс пишет: «...в то время как буржуазия была готова свергнуть
правительство, а пролетариат готов был свергнуть вслед за тем
буржуазию, - правительство упрямо следовало по пути, который
неизбежно должен был привести к столкновению»27. Этот вывод
Энгельса тем более поразителен, что он характеризует немецкий
пролетариат как класс, не вполне осознавший свои интересы, не
вполне выделившийся из массы ремесленников, которые сплошь
и рядом были его работодателями. В этой связи Энгельс замечает:
«...поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале револю-
ции значительная часть рабочих выставляла требование немед-
ленного восстановления цехов и средневековых привилегирован-
ных ремесленных корпораций»28. Как же можно было утверждать,
что этот еще не вполне сложившийся как класс буржуазного
26 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 6.
27 Там же, с. 24.
28 Там же, с. 12.
39
общества пролетариат был готов свергнуть еще не завоеванную
немецкой буржуазией власть? Не приходится сомневаться в том,
что такое утверждение вытекало из созданной Марксом и Энгель-
сом идеологии, с позиций которой Силезское восстание ткачей
истолковывалось как революционная борьба рабочего класса
против капитализма, сознательная борьба. При этом совершенно
выпадало из поля зрения то весьма существенное обстоятельство,
что силезские ткачи были ремесленниками, восставшими против
тех спекулянтов-предпринимателей, которые по дешевке скупали
продукты их труда.
Произведение Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапар-
та» представляет собой теоретическое осмысление французской
революции 1848 г. вплоть до бонапартистского государственно-
го переворота 1851 г. Оно продолжает и завершает его работу
«Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», которая в зна-
чительной мере основана на его публикациях в «Новой Рейнской
газете», т.е. в период революционной бури 1848-1849 годов. Оба
эти труда пронизаны единой идеей: революции 1848 г. были, в
сущности, пролетарскими революциями, несмотря на то что бур-
жуазия боролась в ходе этих революций за политическое господ-
ство, которого ей не хватало даже во Франции, несмотря на две
предшествовавшие буржуазные революции. Объясняя поражение
революций 1848 г., Маркс утверждает: «...пролетарские револю-
ции, революции XIX века, постоянно критикуют сами себя, то и
дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому,
что кажется уже выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова,
с беспощадной основательностью высмеивают половинчатость,
слабые стороны и негодность своих первых попыток, сваливают
своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из
земли впитал свежие силы и снова встал бы во весь рост против
них еще более могущественный, чем прежде, все снова и снова
отступают перед неопределенной громадностью своих собствен-
ных целей, пока не создается положение, отрезывающее всякий
путь к отступлению...»29. Эта характеристика пролетарских рево-
люций, непосредственно относимая к революционным событиям
1848-1849 гг., имеет, по-видимому, в виду и новые, ожидаемые
Марксом в недалеком будущем революции. Своей критикой Маркс
надеется помочь будущим участникам пролетарской революции
преодолеть те колебания, непоследовательность, половинчатость,
которые, как он полагал, проявили пролетарские революционеры
в 1848-1849 гг., что повлекло за собой поражение революции.
29 Там же, с. 123.
40
Свою характеристику пролетарских революций Маркс проти-
вопоставляет характеристике буржуазных революций прошлого,
которые сравнительно легко, пожалуй, даже триумфально про-
двигались к победе. Но перед пролетарской революцией встают
несравненно более грандиозные задачи, поражающие «неопре-
деленной громадностью своих собственных целей». Поэтому и
трудности, с которыми предстоит справиться пролетарской рево-
люции, совершенно несопоставимы с теми трудностями, которые
преодолевали буржуазные революции.
Все эти рассуждения Маркса не вызывали бы каких-либо,
даже малейших, возражений, если бы революции 1848 г. были
действительно пролетарскими революциями или же вообще если
бы пролетарские революции представляли собой, как были убеж-
дены основоположники марксизма, всемирно-историческую не-
обходимость, которой не может избежать ни одно капиталистиче-
ское общество. Но история, опровергшая это убеждение Маркса и
Энгельса, тем самым практически доказала, что источником этого
убеждения являлся не реальный ход общественного развития, а
идеология, та самая идеология, которую создали эти выдающиеся
мыслители.
Идеология, всякая идеология, несомненно отражает опреде-
ленные социальные условия, тенденции развития, короче говоря,
факты. То, что делает ее идеологией, заключается в определен-
ной интерпретации фактов. Идеология, которую создали Маркс
и Энгельс интерпретировала факты в интересах рабочего класса,
т.е. в интересах наиболее угнетенной, наиболее эксплуатируемой
части населения капиталистического общества.
Выше уже шла речь о тех фактах, истолкование которых
приводило Маркса и Энгельса к коммунистическим выводам. Их
можно и нужно дополнить экономическими фактами, которые
приковывали к себе внимание не только Маркса и Энгельса, но и
других их современников. Можно, не боясь ошибиться, сказать,
что наиболее важным из этих фактов являются кризисы перепро-
изводства. Первый такой кризис разразился в Англии и некото-
рых других капиталистических странах Европы в 1825 г.; за ним с
перерывом в несколько лет следовали снова и снова новые кризи-
сы перепроизводства, которые вызывали громадное увеличение
количества безработных, банкротство части капиталистических
предприятий, разрушение производительных сил. Неудивитель-
но, что эти кризисы воспринимались многими современника-
ми буквально как катастрофы и зловещие предзнаменования.
Швейцарский экономист Симон де Сисмонди (1773-1842) был,
пожалуй, первым ученым, который сделал предметом специаль-
41
ного исследования кризисы перепроизводства. Он рассматривал
их как такого рода пороки капиталистической системы, которые
рано или поздно сделают невозможным ее существование. При-
чину кризисов перепроизводства Сисмонди видел в концентра-
ции капитала, т.е. в капиталистическом обобществлении средств
производства, которому он противопоставлял мелкое и среднее
предпринимательство, т.е. фактически уже пройденный этап раз-
вития капитализма.
Маркс и Энгельс были решительно не согласны с тем осуж-
дением концентрации и централизации капитала и крупной
промышленности вообще, которые представлялись Сисмонди
причинами кризисов перепроизводства. Они видели эти причи-
ны не в развитии производительных сил буржуазного общества,
а в ограниченном характере капиталистических производствен-
ных отношений. В «Манифесте Коммунистической партии» они
утверждают: кризисы перепроизводства - свидетельство того, что
производительные силы буржуазного общества благодаря своему
развитию вступили в конфликт с частнособственническими про-
изводственными отношениями. Капитализм уже выполнил свою
историческую миссию. «Буржуазия менее чем за сто лет своего
классового господства создала более многочисленные и более
грандиозные производительные силы, чем все предшествующие
поколения вместе взятые»30. Дальнейшее развитие производи-
тельных сил, совершающееся в условиях буржуазного общества,
все более обостряет противоречие между производительными
силами и буржуазными производственными отношениями, что
вызывает еще более глубокие, более разрушительные кризисы пе-
репроизводства. «Каким путем преодолевает буржуазия кризисы?
С одной стороны, путем вынужденного уничтожения целой мас-
сы производительных сил, с другой стороны, путем завоевания
новых рынков и более основательной эксплуатации старых. Чем
же, следовательно? Тем, что она подготовляет более всесторон-
ние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства про-
тиводействия им»31.
Таким образом, «Манифест» предрекает конец капиталисти-
ческого строя и неизбежность пролетарской революции, развивая
и обосновывая сформулированное уже в «Немецкой идеологии»
положение, что именно пролетариат является тем классом, от ко-
торого «исходит сознание необходимости коренной революции,
коммунистическое сознание»32. Это положение, образующее одну
30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 429.
31 Там же, с. 430.
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 69.
42
из основ созданной Марксом и Энгельсом идеологии, не получи-
ло сколько-нибудь конкретного обоснования в их произведениях,
так как из констатации действительно существующей противо-
положности труда и капитала отнюдь не вытекает, что рабочему
классу присуще коммунистическое сознание и революционная
решимость уничтожить капиталистический способ производства.
Поэтому и провозглашенный «Манифестом» тезис - пролетариат
является могильщиком буржуазии - оказался не более чем одним
из постулатов коммунистической идеологии, вступившим в про-
тиворечие с тем, что в Англии, стране наиболее организованного
рабочего движения (чартизм), пролетарии борются за проведение
демократических реформ, за свои экономические интересы, не
примыкая к существующему в этой стране социалистическому
учению. Однако, не придавая значения этому факту, Маркс, вы-
ступая в 1847 г. на митинге в Лондоне, заявляет, что «все старое
общество отжило свой век». И далее: «По сравнению с другими
странами Англия является страной, где противоположность меж-
ду пролетариатом и буржуазией достигла наибольшего развития.
В силу этого победа английских пролетариев над английской бур-
жуазией имеет решающее значение для победы всех угнетенных
над их угнетателями»33. Впоследствии Маркс и Энгельс сущес-
твенно изменили свои оценки английского рабочего движения,
приблизившись благодаря этому к более правильному и, я бы ска-
зал, более трезвому его пониманию.
Ленин, следуя представлениям Маркса и Энгельса об об-
условленном развитием капитализма порождении коммунисти-
ческого сознания пролетариата, писал в 1910 г., т.е. тогда, когда
ошибочность этого представления основоположников марксизма
была уже опровергнута историческим опытом, что марксизм
«всего легче, всего быстрее усваивается рабочим классом и его
идеологами в условиях наибольшего развития крупной промыш-
ленности»34. Источником этого ошибочного воззрения является,
конечно, идеология, которая не позволяла сомневаться в том, что
пролетариат по мере развития капитализма все более осознает
необходимость революционного уничтожения этой социально-
экономической системы.
Десятилетия, последовавшие вслед за поражением революций
1848 г., были периодом сравнительно мирного развития буржуаз-
ного общества в Европе. Промышленная революция продолжа-
ется, охватывая все новые и новые сферы производства. Рабочее
33 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 372.
34 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 65.
43
движение приобретает организованный характер, в особенности
благодаря профсоюзным объединениям, которые в ряде стран
Западной Европы обретают легальный статус. Маркс констати-
рует в работе « Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.»:
«При таком всеобщем процветании, когда производительные
силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, на-
сколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о
действительной революции не может быть и речи». Тем не менее
несколькими строками ниже он уверенно заявляет: «Новая рево-
люция возможна вслед за новым кризисом. Но наступление ее так
же неизбежно, как и наступление этого последнего»35.
Однако во второй половине XIX века воззрения Маркса и Эн-
гельса претерпевают существенные изменения. Они теперь уже
признают, что пролетарскую революцию отделяет от буржуазной
революции более или менее длительный исторический период.
Изменяются и их представления о классовом сознании пролета-
риата. Они все чаще и чаще констатируют, что пролетарии самых
развитых капиталистических стран не проявляют склонности к
революционному штурму капитализма. И это прежде всего от-
носится к Англии, самой развитой капиталистической стране, в
которой, согласно учению Маркса и Энгельса, антагонистическое
противоречие между трудом и капиталом приобрело наиболее
острый характер. Энгельс в статье «Тред-юнионы» с горечью кон-
статирует, что «тред-юнионы забыли свои обязанности передовой
части рабочего класса»36. Но при этом он не теряет надежды, что
приближается уже время, когда английские рабочие поймут, что
экономическая борьба является «только одним из многих средств,
ведущих к достижению более высокой цели: к полному уничто-
жению всей системы наемного труда»37.
35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 100.
36 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 267.
37 Там же, с. 268. За два года до цитируемой статьи Энгельс писал Э. Берн-
штейну: «Английское рабочее движение вот уже ряд лет безвыходно вращается
в узком кругу стачечной борьбы за повышение заработной платы и сокращение
рабочего дня, причем эти стачки рассматриваются не как мера временной помо-
щи и не как средство пропаганды и агитации, а как конечная цель» (Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 295). Еще резче высказывается Энгельс в письме к
Г.В. Плеханову в декабре 1894 года: «Можно, действительно, прийти в отчая-
ние от таких людей, как эти английские рабочие с их чувством воображаемого
национального превосходства, с их в высшей степени буржуазными идеями и
взглядами...» (Маркс К., Энгечьс Ф. Соч., т. 39, с. 210). Характерно, что Энгельс
не видит того, что тенденция, наиболее ярко выявившаяся в Англии, наличест-
вует в большей или меньшей мере во всех развитых капиталистических странах.
В отличие от Энгельса Каутский отмечает эту тенденцию, указывая, что в конце
XIX века «экономическая борьба выдвигается на первый план, и рабочие массы
44
Цитируемая статья относится к 1881 г. А в декабре 1889 г. Эн-
гельс, как об этом свидетельствует его письмо к Ф. Зорге, по-ви-
димому, окончательно теряет надежды на изменение характера
английского рабочего движения. «Самое отвратительное здесь -
это всосавшаяся в плоть и кровь рабочих буржуазная «респекта-
бельность»38.
Стоит сравнить эти высказывания Энгельса с тем, что он пи-
сал об английском пролетариате в 1845 г. в работе «Положение ра-
бочего класса в Англии». Разница поразительная, и она, конечно,
не сводится к одному лишь изменению убеждений: существенно
изменилось положение английских рабочих, которые добились
значительного улучшения условий труда, повышения заработной
платы, сокращения рабочего дня, и, пользуясь завоеванными ими
гражданскими правами в демократическом буржуазном обществе,
продолжают свою борьбу в целях все более полного осуществле-
ния своих потребностей в рамках существующего общественного
строя.
Английские рабочие - пожалуй, самый убедительный пример
эволюции пролетариата от первоначального революционаризма,
наиболее примитивной формой которого было движение лудди-
тов, разрушавших машины, до организованного тред-юнионист-
ского движения, на основе которого возникла в 1900 г. лейборист-
ская партия. Но английские рабочие - отнюдь не исключение,
обусловленное особым положением Великобритании. В письме
Ф. Зорге от 31 декабря 1892 г. Энгельс отмечает, что буржуазные
предрассудки крепко засели также и в американском рабочем
классе: «...американский рабочий воображает, что традиционная
буржуазная форма хозяйства есть нечто по самой своей природе
и на все времена прогрессивное и превосходное, нечто пес plus
ultra»39. В этом же письме Энгельс констатирует, что классовая
борьба пролетариата как в Англии, так и в США носила более
ожесточенный характер в первый период развития крупной про-
мышленности и стала затихать в последующий период.
Энгельс возлагает свои надежды на развитие рабочего движе-
ния в континентальной Европе, особенно в Германии. В 1869 г.
здесь возникла первая марксистская рабочая партия, организа-
торы которой А. Бебель и В. Либкнехт были последователями
приходят к тому взгляду, что при помощи профессиональных и кооперативных
организаций они в настоящий момент могут добиться больших успехов, чем
путем политической деятельности» (Каутский К. К критике теории и практики
марксизма. Одесса, 1905, с. 248).
38 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 270.
39 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 476.
45
и соратниками Маркса и Энгельса. Однако в 1875 г. эта партия
объединилась с существовавшим с 1863 г. «Всеобщим рабочим
союзом», организованным Ф. Лассалем. Главным программным
положением этого союза было требование создания производ-
ственных кооперативных объединений рабочих при помощи су-
ществующего, т.е. буржуазно-помещичьего, германского государ-
ства. Это требование, как и некоторые другие чуждые марксизму
положения лассальянской программы, было включено в про-
грамму объединенной пролетарской партии, принятой в г. Гота.
Новая программа подверглась резкой критике в письмах осново-
положников марксизма к руководителям партии. Однако Маркс и
Энгельс отказались от опубликования своих писем, полагая, что
это не стало бы способствовать укреплению политических пози-
ций объединенной партии. Впервые Марксова «Критика Готской
программы» была опубликована в 1891 г., накануне Эрфуртского
съезда германской социал-демократической партии*. Предло-
женный съезду новый проект программы партии стал предметом
критики Энгельса, который, в частности, осудил имевшееся в
нем положение о возможности мирных социалистических пре-
образований в условиях Германии. Показательно, что, отвергая
это положение, Энгельс вполне допускает такую возможность в
более демократически развитых капиталистических странах, в
частности в Англии и США. Эти мысли Энгельса, продолжаю-
щие высказывание Маркса в одном из его выступлений 1872 г.,
получают дальнейшее развитие в ряде работ Энгельса 90-х годов.
Налицо, таким образом, изменение созданной Марксом и Эн-
гельсом идеологии, которое несомненно связано с пониманием
изменившегося положения пролетариата в буржуазном общест-
ве: совершенно бесправный в прошлом класс обрел гражданские
права, в частности право на профессиональные объединения, на
забастовки, добился законодательного ограничения рабочего дня
и т.д. Та характеристика рабочего класса, которая давалась Марк-
сом и Энгельсом в «Святом семействе», «Немецкой идеологии»,
«Манифесте Коммунистической партии», во многом уже не соот-
* В связи с опубликованием «Критики Готской программы» Энгельс пи-
сал Ф. Зорге: «Статью Маркса в “Neue Zeit” ты читал. Среди социалистических
властителей в Германии она вызвала сначала страшный гнев, который теперь,
кажется, понемногу начинает стихать» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 24.).
В этом же письме Энгельс констатирует расхождения между ним и социал-де-
мократическими лидерами в Германии: «...эти господа меня бойкотируют, что
мне весьма кстати, так как избавляет меня от кое-какой бесполезной траты вре-
мени» (там же). Расхождения, о которых пишет Энгельс, были фактически нача-
лом отхода социал-демократии от ортодоксального марксизма.
46
ветствовала положению этого класса в демократически развитых
капиталистических странах конца XIX в.
К. Каутский - главный теоретик германской социал-демокра-
тии и второго Интернационала, основанного в 1889 г., правиль-
но оценил процесс изменения положения пролетариата в бур-
жуазном обществе, когда он утверждал, что социалистические
убеждения, социалистическая идеология не вызревают в рабочем
движении, не порождаются им, а вносятся в рабочее движение
извне пропагандистами этой идеологии, революционной интел-
лигенцией. Этот вывод Каутского, означавший пересмотр одно-
го из основных положений Маркса и Энгельса, был воспринят
Лениным и получил систематическое развитие в его работе «Что
делать?». В ней утверждается: «История всех стран свидетельс-
твует, что исключительно своими собственными силами рабочий
класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионист-
ское, - т.е. убеждение в необходимости объединиться в союзы,
вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства тех или
иных необходимых для рабочих законов и т.п.»40. Не следует по-
нимать это ленинское положение лишь в том смысле, что рабочие
не в состояний своими силами выработать научную теорию соци-
ализма, хотя Ленин и указывает на это само собой разумеющее-
ся обстоятельство. Основная идея работы Ленина заключается в
ином: классовое сознание пролетариата не становится само собой
социалистическим сознанием, ибо пролетариат, соответственно
своему положению в капиталистическом обществе, стремится
главным образом к улучшению условий своего труда: повыше-
нию заработной платы и т.п. Поэтому Ленин категорически заяв-
ляет: «Классовое политическое сознание может быть привнесено
рабочему только извне, т.е. извне экономической борьбы, извне
сферы отношений рабочих к хозяевам»41.
40 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 30. Несколько ниже Ленин в еще более
категорической форме заявляет: «О самостоятельной, самими рабочими массами
в самом ходе их движения вырабатываемой идеологии не может быть и речи...»
(там же, с. 39). Но разве тред-юнионизм не является идеологией, выработанной
внутри рабочего движения? Ленин, судя по его рассуждениям в «Что делать?»,
с одной стороны, признает тред-юнионизм идеологией, присущей организо-
ванному рабочему движению, а с другой - считает тред-юнионизм продуктом
воздействия буржуазной идеологии на рабочий класс. Но идеология буржуазии
господствует в капиталистическом обществе. Это означает, что она господ-
ствует не только в буржуазной среде, но и в массе трудящихся, в том числе и
пролетариев. При этом буржуазная идеология, господствующая в небуржуазной
среде, естественно, изменяет свою форму, что делает ее более приемлемой для
этой среды.
41 Там же, с. 79.
47
Ленин характеризует тред-юнионистское, т.е. профсоюзное,
движение как, в сущности, буржуазное по своему характеру, так
как оно ставит своей задачей не уничтожение капиталистических
отношений, а достижение наиболее выгодного для рабочего клас-
са компромисса с капиталистами. «Тред-юнионистская полити-
ка рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего
класса»42.
Если подытожить смысл приведенных высказываний Лени-
на, то он сводится к отрицанию одного из основных положений
Маркса и Энгельса, к отрицанию социалистической природы
пролетариата. Но раз пролетариат не социалистический по своей
природе класс, то на каком основании социал-демократическая
партия, важнейшей задачей которой считается уничтожение ка-
питалистической системы, объявляет себя партией пролетариата?
Ленин не ставит этого вопроса, хотя он постоянно настаивает на
том, что задача социал-демократической партии состоит прежде
всего в том, чтобы убедить широкие народные массы в необхо-
димости революционного ниспровержения капиталистических
общественных отношений. Тред-юнионистское сознание (и по-
литика) истолковывается им как продукт стихийного рабочего
движения, что, конечно, противоречит фактам, так как профсоюз-
ное движение представляет собой организацию, охватывающую
(в отличие от социал-демократических партий) большую часть
пролетарской массы, в особенности ее осознающую свои непо-
средственные классовые интересы часть.
Один из современных критиков марксизма А. Мейе проводит
весьма интересную параллель между изложенными выше воз-
зрениями Ленина и воззрениями Э. Бернштейна, которого Ленин
беспощадно критиковал как предателя интересов рабочего класса.
Мейе пишет: «Нет сомнения в том, что пролетариат естественно
склоняется скорее к реформизму, чем к революции. Бернштейн
уже высказал это; поэтому он требовал от социал-демократии от-
бросить революционную фразеологию и открыто объявить себя
партией реформ. Ленин исходит из той же констатации, но чтобы
прийти к противоположному выводу»43. В какой же мере право-
42 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т.6, с. 84.
43 Maillet A. Un myth contemporain: le marxisme-leninisme // Les cahiers
rationalistes, 1976, septembre—October, p. 16. Следует, однако, подчеркнуть, что
фактическое отрицание Лениным социалистической природы пролетариата
представляет собой результат его полемики против «экономистов», т.е. тече-
ния в российском рабочем движении, придававшего первостепенное значение
экономической борьбе пролетариата, отодвигая на второй план политическую
борьбу, в которой Ленин видел главный признак всякой классовой борьбы. Од-
нако в других своих работах Ленин, подобно Марксу и Энгельсу, полагал, что
48
мерен этот противоположный вывод? Октябрьская революция
1917 г., германская революция 1918 г., казалось бы, подтверждают
вывод Ленина, что революционная социал-демократия способна
революционизировать рабочий класс вопреки его тред-юнио-
нистскому сознанию. Однако весь исторический опыт рабочего
движения XX в., вся история социал-демократических партий
показывают, что рабочий класс всех развитых капиталистических
стран борется за улучшение своего положения в рамках сущест-
вующего, т.е. капиталистического, строя, достигая в большей или
меньшей мере удовлетворения своих классовых требований, не
стремясь к упразднению капиталистических производственных
отношений, во всяком случае революционным путем. Эта борьба
рабочего класса находит свое отражение в программных доку-
ментах социал-демократических партий, в которых если и гово-
рится о социализме, то только лишь в смысле социальных реформ
в интересах трудящихся.
Современные социал-демократические (и социалистические)
партии нередко становятся правящими партиями во многих капи-
талистических странах, особенно наиболее развитых, например,
в Великобритании, Франции, Германии, Швеции. Они исполь-
зуют завоеванную ими путем выборов государственную власть
для издания законов, выражающих интересы трудящихся, но ни
в коей мере не пытаются ликвидировать систему капиталисти-
ческого хозяйствования, которая оценивается ими как наиболее
продуктивная.
Социализм, с точки зрения современной социал-демократии,
означает не новую общественно-экономическую формацию,
сменяющую капиталистический способ производства, а сово-
купность социальных программ, направленных на улучшение
условий жизни и труда широких трудящихся масс. В противопо-
ложность теории и практике ленинизма, современные социал-де-
мократы не рассматривают свою партию как руководящую силу
рабочего движения, ее передовой отряд. Вместо характерного
для ленинизма неявного, но, несомненно, имеющего место про-
тивопоставления партии рабочей массе с ее якобы ограниченным
социалистическое сознание зарождается в массе рабочих уже в процессе их эко-
номической борьбы. Так, в статье «О стачках», написанной в 1899 г., он утверж-
дал: «Всякая стачка наводит рабочих с громадной силой на мысль о социализ-
ме-о борьбе всего рабочего класса за свое освобождение от гнета капитала»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 294). Работа «Что делать?» была написана
двумя годами позже. Остается гадать, действительно ли изменились (и притом
коренным образом) воззрения Ленина, или же его полемика с «экономистами»
завела его слишком далеко?
49
буржуазными идеологическими догмами тред-юнионистским со-
знанием, социал-демократы ныне считают свою партию частью
рабочего движения, стремящейся к осуществлению вырастающих
из этого движения койкретных экономических и политических
задач. Партия рабочего класса, утверждает теоретик современной
германской социал-демократии И. Штеффен, «не имеет, как учат
коммунисты, руководящей роли по отношению к рабочему дви-
жению. Для демократического социализма распределение ролей
носит совершенно противоположный характер. Партия демокра-
тических социалистов является политическим вспомогательным
средством рабочего движения»44.
Ленин третировал социал-демократические партии второго
Интернационала как враждебные делу рабочего класса. Но имен-
но рабочий класс составлял массовую базу этих партий. Совре-
менные социал-демократические партии объединены в социа-
листическом Интернационале, который является продолжателем
идеологии и политической практики второго Интернационала.
Ныне массовой базой этих партий является не только пролета-
риат, доля которого существенно уменьшилась, но и достаточно
широкие слои так называемого среднего класса. Что же касается
немногочисленных коммунистических партий, то они не играют
какой-либо значительной роли в современном рабочем движе-
нии* *. Этот факт со всей очевидностью свидетельствует о том, что
рабочие массы стремятся к решению своих классовых задач не
путем уничтожения капиталистической системы, а посредством
ее реформирования.
Выше уже отмечалось, что Маркс и Энгельс в определенной
мере осознавали существенное изменение положения и интере-
сов пролетариата в рамках капиталистического общества и стави-
ли в этой связи вопрос о возможности, при известных условиях,
44 Steffen I. Strukturelle Revolution. Hamburg, 1974, S. 390.
* Нельзя не отметить, что и коммунистические партии во всех развитых
капиталистических странах давно отказались от идеи насильственной револю-
ции, как и от идеи диктатуры пролетариата. Американский писатель-коммунист
Л. Лоренс заявляет устами героя своего романа Фрэнка Хоггарта: «Коммунизм
не имеет с анархизмом ничего общего. Он не признает ни насилия, ни пропа-
ганды насилия. Коммунистическая партия исключает из своих рядов всех, кто
совершает насильственные действия или призывает к ним» (Лоренс Л. Старый
шут закон. М., 1976, с. 448). Характерно, что Лоренс считает признание рево-
люционного насилия признаком анархизма, который решительно отвергается
марксизмом. Налицо, таким образом, эволюция коммунистических партий, их
сближение с социал-демократией. Однако, поскольку эти партии по-прежнему
объявляют коммунизм конечной целью пролетариата, они не находят поддержки
в пролетарских массах.
50
мирных социалистических преобразований. Этот вопрос будет
предметом обстоятельного рассмотрения в пятой главе. Здесь же
отметим, что Маркс и Энгельс до конца своих дней были убеж-
дены в том, что пролетариат так или иначе стремится к замене
капиталистической системы принципиально отличным от нее
коммунистическим обществом. Однако исторический опыт XX в.
доказывает, что реформы, к осуществлению которых стремятся
пролетарии и другие слои трудящихся, хотя и предполагают суще-
ственные изменения в сфере распределения, не направлены про-
тив экономической основы капиталистического строя. Рабочий
класс и его партия не ставят своей задачей упразднение частной
собственности на средства производства. Рабочие добиваются
установления достаточно высокого прогрессивного налога, дабы
значительная часть получаемой капиталистами прибыли поступа-
ла в государственную казну и шла на осуществление социальных
программ. Такое, в сущности, коренное изменение исторической
ситуации никак не согласуется с марксистским анализом разви-
тия капитализма, с прогнозами, которые делались на основе это-
го анализа. Весь ход исторического развития капиталистических
стран приводит к заключению: марксизм как идеология выражал
положение и интересы пролетариата эпохи раннего промышлен-
ного капитализма. Однако содержание марксизма, конечно, не
может быть сведено к идеологии. Это - философское, социологи-
ческое, экономическое учение, которое и будет предметом моего
рассмотрения в следующих главах.
Глава 2
МАРКСИЗМ И ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКИ-УТОПИСТЫ
Феномен утопизма
Вопрос об отношении марксизма к утопизму есть прежде все-
го (и главным образом) вопрос об его отношении к утопическому
социализму и коммунизму. Однако понятия утопии, утопизма
далеко не исчерпываются содержанием тех социалистических и
коммунистических учений, которые предшествовали марксизму
или существовали наряду с ним. Именно поэтому понятие утопии
должно быть рассмотрено прежде всего безотносительно к марк-
сизму. Только при таком подходе могут быть раскрыты действи-
тельное содержание и, в известном смысле, непреходящее значе-
ние утопического в сознании, мышлении, мировоззрении людей.
Вопрос о сущности утопизма был уже кратко рассмотрен во
Введении, но он заслуживает более обстоятельного рассмотрения
как потому, что предшественниками марксизма были утопические
социалисты и коммунисты, но также и потому что утопизм пред-
ставляет собой форму общественного сознания, существующую
безотносительно к существованию марксизма.
В повседневном, обыденном языке слова «утопия», «утопиче-
ское» обозначают, как уже указывалось во Введении, несбыточ-
ное, неосуществимое, невозможное, то есть то, о чем можно лишь
мечтать. Однако когда говорят о неосуществимом, невозможном,
то естественно возникает вопрос: невозможна эта мыслимая цель
в рамках данных наличных исторических условий, или же она
неосуществима вообще, в принципе?
Анализ различных утопических учений позволяет сделать вы-
вод, что в них наряду с заведомо неосуществимым содержались
вполне реальные (можно сказать, реалистические) социальные
проекты, которые вполне осуществимы в наше время в наиболее
экономически развитых странах. Можно согласиться (правда, не
52
безоговорочно) с А. Франсом, который писал: «Утопия - принцип
всего прогресса; без утопистов далекого прошлого люди продол-
жали бы нищенскую жизнь в пещерах»1. А. Франс совершенно
прав, поскольку он имеет в виду прогрессивные утопии; однако
существовали (и существуют по сей день) утопии реакционные,
обосновывающие необходимость возвращения к прошлому, ис-
торически изжившему себя состоянию общественной жизни. Но
и эти последние утопии не лишены известного положительного
содержания, поскольку заключают в себе обоснованную критику
тех социальных порядков, которые действительно должны быть
преобразованы.
Всякая утопия есть прежде всего критика пороков, присущих
исторически определенному общественному строю, которому уто-
пист противопоставляет идеал общественного устройства, некую
мысленную картину общества всеобщего благоденствия. Как пра-
вильно отмечал Г.В. Плеханов, утопистом оказывается «всякий тот,
кто стремится построить совершенную социальную систему, исходя
из какого-нибудь отвлеченного принципа»2. Таким «отвлеченным
принципом» может быть идея справедливости, истолковываемая
вне связи с конкретными историческими условиями/абстрактная
идея человеческой природы, в соответствии с которой должно быть
организовано идеальное общество, идея равенства всех людей пе-
ред Богом и т.д. Совершенное общество, совершенное социальное
устройство - явно несбыточный социальный проект. Но отсюда во-
все не следует, что социальные идеалы (и даже проекты идеального
общественного устройства) лишены реального, в принципе осуще-
ствимого содержания. И такого рода осуществимые социальные
проекты наличествуют, правда, обычно в неадекватно, ненаучно
выраженной форме, во всех прогрессивных утопиях.
Утопические системы возникли уже в глубокой древности.
Первой систематически выраженной, изложенной системой уто-
пизма является знаменитое сочинение Платона о государстве.
Идеальное государство, которое рисует философ, противопо-
ставляется рабовладельческому строю, является его отрицанием.
В идеально устроенном обществе, по убеждению Платона, нет
рабства. Основными социальными группами являются свобод-
ные земледельцы и ремесленники, воины и правители - наиболее
образованная, умудренная часть общества, которых Платон назы-
вает философами.
Утопию Платона нередко характеризуют как первое произве-
дение утопического коммунизма, поскольку в его идеальном об-
1 France A. Discours aux etudiarits. Paris, 1910, p. 36.
2 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1957, т. III, с. 561.
53
ществе правители, высшая социальная группа, не обладают иной,
кроме личной, собственностью. Тем не менее платоновскую уто-
пию нельзя считать коммунистической, несмотря даже на то, что
она послужила прообразом для ряда последующих, утопичес-
ки-коммунистических сочинений. Характерным признаком уто-
пического коммунизма, признаком, вполне уже выявившимся у
Т. Мора в его знаменитой «Утопии», является его антикапиталис-
тический характер. Этой черты, конечно, нет в утопии Платона,
значение которой состоит скорее в том, что она сформулировала
идеал справедливости, указывающий (несмотря на ограниченное
понимание самой справедливости) высшую цель, к достижению
которой должны стремиться люди. И. Кант правильно определил
значение утопии Платона: «Хотя этого совершенного строя ни-
когда не будет, тем не менее следует считать правильной идею,
которая выставляет этот maximum в качестве прообраза, чтобы,
руководствуясь им, постепенно приближать законосообразное
общественное устройство к возможно большему совершенству»3.
Английский историк А. Мортон указывает в своей моногра-
фии на существование многочисленных народных утопий, рису-
ющих общество всеобщего благоденствия, наделяя его нередко
фантастическими, сказочными чертами. Он цитирует поэму
безымянного автора «Страна Кокейн»:
Широкие реки текут молока,
Меда и масла, а то и вина.
Там совсем не нужна водица,
Для виду разве да чтоб помыться.
Плодов бессчетно там на растениях
В сладкое зреет всем утешение.
Комментируя эту народную утопию, появившуюся за два века
до утопии Т. Мора, Мортон констатирует: «Итак, Кокейн прежде
всего страна, где все сбывается. Это - утопия изнуренных тяже-
лым трудом крепостных людей, которым все достается ценой
больших усилий, тех, кто должен непрерывно бороться лишь для
того, чтобы добыть скудные средства к жизни»4.
Исторический процесс становления капиталистического
способа производства вызвал к жизни утопические сочинения,
предвосхищающие будущие научно-технические достижения и
связанное с ними, как полагали их авторы, благоденствие всех
без исключения членов общества. Такова «Новая Атлантида»
Ф. Бэкона. В ней описывается некий затерявшийся в необъятных
3 Кант И. Соч. В 6 т. М., 1966, т. 3, с. 252.
4 Мортон А.А. Английская утопия. М., 1956, с. 352.
54
океанских просторах остров Бенсалем - «счастливая страна»,
называемая Бэконом еще и «страной ангелов», поскольку народ
этой страны живет, не зная в чем-либо нужды, оставаясь вместе с
тем чуждым «всякой скверне». А.А. Карев отмечает: «Все жители
Бенсалема, с которыми мы встречаемся на страницах бэконовской
утопии, к какой бы категории населения они ни принадлежали,
заняты той или иной научной, производственной, администра-
тивной деятельностью. Как и в «Утопии» (имеется в виду сочи-
нение Т. Мора, с которым Бэкон был знаком. - Т.О.), в «Новой
Атлантиде» нет места праздности»5.
В идеальном обществе Бэкона сохраняются частная собствен-
ность, деньги, социальное неравенство. Отсутствие же нищеты и
благоденствие всех граждан обеспечиваются исключительно до-
стижениями науки и техники, которыми специально занимается
управляющий Бенсалемом совет мудрейших, задачей которого
является «познание причин и скрытых сил всех вещей и расши-
рение власти человека над природою, пока все не станет для него
возможным»6.
Научно-технические достижения бенсалемцев поистине
должны были поражать воображение современников Бэкона.
В «Новой Атлантиде» говорится о создании новых видов расте-
ний и животных, более полезных человеку, чем уже существую-
щие. У бенсалемцев существуют подводные лодки и летательные
аппараты, различного рода машины, а также «приборы, основан-
ные на вечном движении» . Бэкон даже в какой-то мере предвос-
хищает изобретение лазеров, утверждая, что бенсалемцы умеют
«усиливать свет» и передавать его «на большие расстояния»7.
«Новая Атлантида» является утопическим произведением
прежде всего в том смысле, что она изображает осуществленным
то, что в эпоху Бэкона не могло быть осуществлено. Утопично,
конечно, утверждение о приборах, основанных на «вечном дви-
жении; здесь мы сталкиваемся со своеобразной технической
утопией. Рассуждения философа об идеальной нравственности и
даже «целомудренности» бенсалемцев также утопичны. Однако
в целом в «Новой Атлантиде» превалирует не столько утопия,
сколько прогностическое мышление, научное предвидение, впол-
не обоснованный исторический оптимизм.
Конечно, научно-технический прогресс нашего времени да-
леко превзошел предсказания Бэкона относительно возможных
5 Карев А.А. «Новая Атлантида» и «Утопия» // Томас Мор. Коммунистиче-
ские идеалы и история культуры. М., 1981, с. 156.
6 Бэкон Ф. Соч., т. 2. М., 1978, с. 509.
7 Там же, с. 515-516.
55
человеческих изобретений и усовершенствований. Здесь впол-
не уместно вспомнить изречение французского деятеля и поэта
А. Ламартина: «Утопии часто оказываются лишь преждевремен-
но высказанными истинами»8. Случайно ли это? Конечно, нет.
Ни Бэкон, ни какой-либо другой гениальный мыслитель не могли
в силу самой природы познания предвидеть будущие знания, а
следовательно, и основанные на них технические достижения.
Принципиальная невозможность такого (конкретного) предвиде-
ния очевидна хотя бы из того факта, что мы не можем сегодня
познать то, что мы познаем в будущем, то есть не можем заранее
обладать будущим знанием. Отсюда-то и следует, что утопиче-
ские предвидения, проекты сплошь и рядом отстают от действи-
тельного прогресса, который они загодя предвосхищают.
«Новая Атлантида» Бэкона - не единственное утопическое
сочинение, предвосхищающее капиталистический прогресс и его
благодетельные последствия. В середине XVII века английский
публицист Дж. Гаррингтон в книге «Республика Океания» разра-
ботал конституцию утопической буржуазно-дворянской респуб-
лики, в которой, несмотря на сохранение социального неравен-
ства, преодолевается пропасть между имущими и неимущими,
упраздняется нищета масс и воцаряется всеобщее благоденствие.
Д. Юм вопреки обосновываемому им философскому скепти-
цизму, писал, что «Океания» представляет собой «единственно
ценный образец государства, который был до сих пор предложен
вниманию общества»9.
Вообще следует отметить, что эпоха буржуазных революций
закономерно порождала утопические упования, прожекты, ло-
зунги. Деятели Великой английской революции XVII века были
убеждены, что созидают Царство Божие на Земле. По этому пово-
ду немецкий романтик Ф. Шлегель утверждал: «Революционное
стремление осуществить Царство Божие на земле - пружинящий
центр прогрессивной культуры в начале современной истории.
Все, что не связано с Царством Божиим, представляется ей
чем-то второстепенным»10. Лозунги Великой французской рево-
люции XVIII века - свобода, равенство, братство! - несомненно,
утопичны, несмотря на то что эта революция установила демо-
кратические порядки, обязательные для всех граждан законы, уп-
разднив сословные привилегии и крепостничество. Утопические
ожидания, надежды составляли в высшей степени существенное
8 См. сб. «Афоризмы» М., 1966, с. 166.
9 Юм Д. Идеал совершенного государства. // О свободе Антология западно-
европейской классической либеральной мысли. М., 1995, с. 99.
10 Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. М., 1983, т. 1, с. 301.
56
содержание сознания массы участников трех российских револю-
ций XX столетия.
Немецкий исследователь А. Фогт справедливо указывает:
«Во всех политических движениях всегда есть свой утопический
элемент; без него, по-видимому, никакая борьба не была бы воз-
можна»11.
Подведем некоторые предварительные итоги. Совершенно
неправильно представление об утопизме как о беспочвенном
мечтательстве, уповании на несбыточное, принципиально не-
осуществимое. То, что в утопии оказывается совершенно не-
возможным, вполне подлежит исключению, после чего остается
реальное прогностическое содержание, возможность реализации
которого выявляется при определенных исторических условиях
на путях социального прогресса. Едва ли можно согласиться с
Э.Я. Баталовым, автором весьма содержательной монографии,
когда он утверждает, что «утопию можно определить как произ-
вольно сконструированный образ идеального социума». Произ-
вольность, точнее говоря, фантазии (и соответственно фантасти-
ческие конструкции), несомненно, свойственны утопиям, но не
они образуют их содержательную ценность. Характеризуя уто-
пию как произвольную конструкцию, мы выражаем тем самым
принципиально негативистское отношение к утопиям, которое
с исторической точки зрения не может быть оправдано. Гораздо
более правильно другое положение автора цитируемой работы,
согласно которому «во многих футурологических проектах легко
просматривается типичный для утопии нормативно ценностный
подход...»12.
Утопия - определенная историческая форма общественного
сознания, содержание которой обусловлено общественной жиз-
нью, ее противоречиями, тенденциями ее развития. Следует со-
гласиться с Ч.С. Кирвелем, посвятившим свою докторскую дис-
сертацию исследованию феномена утопии, когда он подчеркивает,
что каждая утопия - важнейший документ данной исторической
эпохи, свидетельствующий о ее духовной атмосфере, поисках и
чаяниях ее современников. «Утопия, - пишет Кирвель, - пред-
ставляет собой неизбежную (для определенных исторических
ситуаций), объективно обусловленную форму осмысления че-
ловеком окружающей и своей собственной природы, тип реак-
ции субъекта на те или иные социальные проблемы». Развивая
далее свое понимание сущности утопии, Кирвель указывает на
11 Фогт А. Социальная утопия. СПб., 1907, с. 2.
12 Баталов Э.Я. В мире утопий. М., 1989, с. 23, 37.
57
исторически выявляющееся приближение утопических сочине-
ний к научным исследованиям. «В своем историческом развитии
утопия, - пишет он, - интенсивно развивает способы и методы,
приближающиеся к логике и методологии социально-научного
познания, тяготеет к самому понятию социальной науки, имити-
рует ее объективность и точность»13. Эта характеристика вполне
может быть отнесена к великим представителям утопического
социализма, к Сен-Симону, Фурье, Оуэну, учения которых стали
одним из источников марксизма.
Было бы заблуждением полагать, что в век научно-техни-
ческой революции и успешно развивающихся социальных наук
утопии представляют собой исторический анахронизм, навсе-
гда превзойденное прошлое, которое никоим образом не может
возродиться. Научно-техническая революция породила научно-
техническую фантастику, произведения которой при ближайшем
рассмотрении оказываются своеобразными утопиями. Противо-
речия и негативные последствия научно-технического прогресса
и экономического роста породили антиутопии - сочинения, в
которых осуществление утопических проектов всеобщего благо-
денствия изображается как ужасающая картина деградации че-
ловечества. Разумеется, антиутопии - тоже утопии, но только со
знаком минус.
Таким образом, утопии не канули в реку забвения. Они оказа-
лись необходимыми и в наше, преимущественно прагматически
мыслящее время. И возможно, не лишено серьезных оснований
утверждение известного американского футуролога А. Тоффлера:
«Необходима целая революция в создании новых утопий»14. Сто-
ит задуматься над этим утверждением, претендующим на прогно-
стическое постижение будущего человечества.
Утопический социализм (и коммунизм):
иллюзорное и реальное
В сочинениях утопических социалистов и коммунистов легко
обнаружить положения, которые явно противоречат гуманисти-
ческой традиции, в рамках которой они возникли и развивались.
Так, в «Утопии» Т. Мора преступники подвергаются весьма свое-
образному, чуждому гуманизму наказанию: они превращаются в
рабов, которых заставляют выполнять самые тяжелые и «низмен-
13 Кирвель Ч.С. Утопия как форма освоения социальной реальности.
Л., 1989, с. 8, 17.
14 Toffler A. The Future Shock. N.Y., 1970, р. 467.
58
ные» работы. В утопии Т. Кампанеллы «Город Солнца» в общест-
ве будущего упраздняется семья, а тем самым и воспитание детей
родителями. Функцию воспитания детей берет на себя государ-
ство и осуществляет ее таким образом, что детям неизвестны их
родители.
В сочинениях социалистов-утопистов (и коммунистов) не-
трудно обнаружить фантастические, противоречащие реалисти-
ческому видению мира положения, которые уже их современ-
никами и даже сторонниками рассматривались как несуразные.
Так, Фурье в своем описании будущего общества, которое он
называет социетарным (термины «социализм» и «коммунизм»
появились позднее), утверждает, что благодаря милости Божией
в распоряжении людей будут антильвы, на которых можно будет
передвигаться с большой скоростью, антикиты, которые станут
буксировать морские суда, антиакулы, антитюлени, которые ста-
нут полезными для общества рыболовами.
Социетарный строй, утверждал Фурье, обеспечит среднюю
продолжительность человеческой жизни, превышающую 140 лет.
В этом обществе «будет на Земном шаре 37 миллионов поэтов,
равных Гомеру, 37 миллионов математиков, равных Ньютону,
37 миллионов драматургов, равных Мольеру»15.
Для того чтобы правильно оценить утопический социализм
и коммунизм, следует отвлечься от этих частью архаических,
частью популистских (выражаясь современным языком) поло-
жений, которые не имеют отношения к основному содержанию
этих учений, то есть ко всему тому, что придало им эпохальное
значение.
Правильное понимание содержания социалистических и ком-
мунистических утопий выявляется путем их сравнения с идео-
логией либерализма, который обосновывал необходимость граж-
данского общества, то есть ликвидации сословных привилегий,
узаконения гражданских прав и свобод (свободы вероисповеда-
ния прежде всего), равенства всех граждан перед законом.
Утопический социализм (и коммунизм) не отвергает поло-
жений либерализма, но считает их совершенно недостаточными,
поскольку гражданское общество, в котором либералы видят во-
площение социальной справедливости, нисколько не устраняет
пропасти между имущими и неимущими и, более того, обрекает
широкие трудящиеся массы на нищенское существование. Поэто-
му в противовес либерализму утописты-социалисты (и коммуни-
сты) выдвигают и обосновывают идею радикального переустрой-
15 Фурье Ш. Избр. соч., М., 1951, т. 1. с. 199.
59
ства общества, создания такого общественного строя, в котором
бы восторжествовала подлинная социальная справедливость и
была бы полностью устранена нищета масс.
Социалисты-утописты пытались осуществить свой социаль-
ный идеал путем пропаганды, просвещения, убеждая господ-
ствующие классы, что планируемое ими преобразование общест-
ва будет равно благотворно для всех классов, и это было, конечно,
утопией. Но такой же утопией было и стремление коммунистов-
утопистов установить новый, идеальный, по их убеждению, об-
щественный строй путем революционного переворота, осуществ-
ляемого группами заговорщиков-коммунистов.
Из того, что пути осуществления социального идеала, пред-
лагавшиеся социалистами-утопистами (и коммунистами), носили
явно иллюзорный, неосуществимый характер, вовсе не следует,
что идеи социальной справедливости и устранения нищеты масс
утопичны. Следует подробней остановиться на этих идеях, по-
скольку даже в настоящее время имеется немало ученых, считаю-
щих эти идеи утопичными. Ф.А. Хайек, один из наиболее авто-
ритетных представителей консервативного крыла современного
либерализма, заявляет весьма категорически: «Я не считаю, что
получившее широкое хождение понятие «социальной справедли-
вости» описывает какое-то возможное положение дел или хотя бы
вообще имеет смысл...»16.
Аргументация Хайека основана на том, что в разные исто-
рические эпохи имелись существенно различные представления
о том, какое общественное устройство является справедливым.
Действительно, понятие социальной справедливости истори-
чески изменялось, что, впрочем, относится и ко всем другим
социальным понятиям. Однако едва ли кто-либо станет оспари-
вать то, что упразднение рабства, крепостничества, сословных
привилегий представляло собой акт социальной справедливости.
Хайек, разумеется, не осуждает эти исторические акты; он про-
сто считает, что они не имеют отношения к якобы неизменному,
догматическому понятию социальной справедливости. Он, таким
образом, догматизирует понятие социальной справедливости и
отрицает его под флагом борьбы против догматизма.
Понятие социальной справедливости, которое Хайек стре-
мится дискредитировать путем, по существу, умозрительных
рассуждений, не относится к тем понятиям, которые зародились
и получили свое развитие в сфере отвлеченного мышления. Это
понятие порождено, можно сказать, выстрадано в ходе много-
16 Лайек Ф.А. Пагубная самонадеянность, М., 1992, с. 19.
60
векового освободительного движения угнетенных и эксплуатируе-
мых масс: рабов, крепостных, рабочего класса. Следует подчерк-
нуть, что и буржуазия, когда она составляла «третье сословие» в
недрах феодального общества, также использовала в лице своих
передовых представителей понятие социальной справедливости.
И в современном буржуазном обществе точка зрения Хайека от-
нюдь не разделяется мыслителями, не принадлежащими к ради-
кально консервативному лагерю. А. Печчеи, основатель Римского
клуба, сыгравшего выдающуюся роль в исследовании глобальных
экологических проблем, настойчиво подчеркивает: «...если смот-
реть на будущее в долгосрочной перспективе, без справедливости
нет и не может быть никакого стабильного мира или безопасно-
сти, никакого социального развития, никакой свободы личности,
человеческого достоинства и приемлемого качества жизни для
всех. Справедливость становится, таким образом, в новую эпоху
условием sine qua non самого существования человеческого об-
щества»17.
Печчеи не является ни социалистом, ни коммунистом. Но он
гуманист, демократ, наделенный глобальным видением современ-
ных основных проблем человечества. Он обращается к понятию
социальной справедливости потому, что убежден: «...если ны-
нешний ход развития человечества не будет радикально изменен,
то глобальный крах во всех человеческих делах неминуем»18.
Итак, понятие социальной справедливости, понятие общест-
ва, в котором социальная справедливость будет осуществлена, -
не ложная семантическая конструкция, не пустой идеал. Выдви-
жение этого понятия, его обоснование не заключает в себе ничего
утопического. Утопическими являются представления о путях и
средствах достижения социальной справедливости, предлагав-
шиеся теоретиками утопического социализма и коммунизма.
Понятие социальной справедливости не остается у утопи-
ческих социалистов (и коммунистов) одним лишь юридическим
понятием, оно наполняется вполне определенным социально-эко-
номическим содержанием: уничтожение нищеты, создание обще-
ства, в котором каждый человек располагал бы необходимыми
для жизни вещами.
Т. Мор и Т. Кампанелла были убеждены, что прекращение
производства предметов роскоши, ликвидация всякого рода из-
лишеств, превращение всех работоспособных членов общества в
производителей материальных благ не только покончит с нище-
17 Печчеи А. Человеческие качества. М., 1985, с. 217.
18 Там же, с. 168.
61
той, но и сделает возможным осуществление принципа: от каж-
дого по способностям, каждому по потребностям. Этот принцип,
рассматриваемый сам по себе, вне исторического контекста, в
рамках которого он был сформулирован, представляется сугубо
утопическим. Однако под потребностями, подлежащими удовле-
творению, и Мор, и Кампанелла понимали лишь удовлетворение
насущной жизненной нужды. Так, по словам Т. Мора, «в Утопии
каждый довольствуется одним платьем, которое носит большей
частью два года»19. Все жители острова носят одинаковые платья
из некрашеной (в целях экономии) материи. Таким образом, удов-
летворение всех потребностей в системах раннего утопического
коммунизма предполагает, как это ни парадоксально, всемерное
их ограничение, повсеместный аскетизм.
Сен-Симон, Фурье и Р. Оуэн обосновывали принцип: от каж-
дого по способностям, каждому по его труду. Они отвергали, сле-
довательно, уравнительное распределение материальных благ, но
при этом, однако, доказывали, что и при неравном распределе-
нии каждый трудящийся будет обеспечен всем жизненно необ-
ходимым. Так, согласно Фурье, даже самые слабые работники в
условиях социетарого общества будут по меньшей мере обладать
«средним буржуазным достатком»20.
Сен-Симон, Фурье и Оуэн в отличие от своих предшествен-
ников полагали, что уничтожение нищеты и создание общества
благоденствия становятся возможными благодаря ускоренному
развитию материального производства. Сен-Симон видел пред-
посылки будущего процветающего общества в развитии промыш-
ленного капитализма, индустриализации. Фурье, который считал
основной экономической ячейкой социетарного общества земле-
дельческую ассоциацию, полагал, что эта новая организация про-
изводства и всей жизни общества повлечет за собой столь значи-
тельное повышение эффективности производства, что продукты
его сделают возможным всеобщее благоденствие.
Наиболее четкие представления о материальной основе бла-
годенствия будущего общества мы находим у Р. Оуэна, который
теоретически осмысливает итоги промышленной революции в
Англии и приходит к выводу, что вызванный ею громадный рост
производительности труда вполне обеспечивает удовлетворение
всех насущных потребностей населения. Он указывает на то,
что в результате промышленной революции 12 миллионов анг-
лийских работников производят такое богатство, для создания
19 Мор Т. Утопия. М., 1978, с. 190.
20 Фурье Ш. Избр. соч., т. 1, с. 113.
62
которого в прежнее время (то есть до промышленной революции)
понадобился бы труд 800 миллионов работников. Таким образом,
свое убеждение в возможности такого переустройства общества,
которое ликвидировало бы нищету масс, Оуэн обосновывает
вполне материалистически. Он пишет: «Благодаря изобретениям
и открытиям, сделанным в последнее столетие, общество, орга-
низованное на научных основаниях и управляемое с помощью
простых здравых принципов равенства и справедливости, может
быть насыщено благами самого высшего качества при работе,
сводящейся к приятным занятиям, продолжающимся менее четы-
рех часов»21.
Либеральные теоретики - современники утопических со-
циалистов и коммунистов - упорно отстаивали тезис, согласно
которому существование неимущей массы населения является
неизбежным, неустранимым злом. Это зло действительно было
неустранимо в тогдашних исторических условиях. Но либералы
доказывали, что бедность значительной части населения, притом
той его части, которая непосредственно занята созданием общест-
венного богатства, никогда не может быть устранена. Экономист
Мальтус завоевал широкое признание своей теорией, согласно
которой население увеличивается в геометрической прогрессии, а
средства существования - в арифметической прогрессии. Из этой
ложной умозрительной концепции следовал вывод о неизбежном
ухудшении экономического положения трудящихся, неизбежном
росте безработицы и пауперизма.
Утопические социалисты решительно оспаривали догмати-
ческие утверждения о неизбежности существования неимущих
классов и были принципиально правы в своем споре с адептами
либерализма. Однако, несмотря на свою правоту, они оставались
утопистами, поскольку полагали, что условия для уничтожения
нищеты уже имеются налицо.
Утопические социалисты (и коммунисты), рассуждая о по-
требностях, подлежащих удовлетворению, считали их в основном
неизменными, поскольку речь шла лишь о пище, одежде, жилище.
Они не задумывались о том, что ускоренному росту производства
соответствуют порождаемый самим производством ускоренный
рост потребностей людей, возникновение новых потребностей,
которых просто не могло быть в прошлом. Из этого ограничен-
ного понимания и проистекало утопическое убеждение, что уско-
ренный рост производства является достаточным условием для
удовлетворения всех человеческих потребностей.
21 Оуэн Р. Избр. соч., М.-Л., 1950, т. 2, с. 21.
63
Общество социальной справедливости, как его понимали уто-
писты, общество, в котором навсегда покончено с нищетой масс,
конечно, несовместимо с капиталистической системой. И утопи-
ческие социалисты (и коммунисты) являются страстными кри-
тиками капитализма, в котором они видят причину небывалого
в прошлом обнищания трудящихся. Промышленная революция
вызвала разорение массы ремесленников, занятых ручным произ-
водством. Пролетаризация ремесленников и значительной части
крестьянства повлекла за собой массовую безработицу, паупе-
ризм. Подвергая критике капитализм, утописты далеки от того,
чтобы представить себе перспективы его развития. Они полагают,
что порожденные капитализмом противоречия не могут быть раз-
решены в рамках капиталистического способа производства. Со-
гласно основным убеждениям утопистов, нищета трудящихся пос-
тоянно порождается богатством в его капиталистической форме.
Было бы наивно полагать, что утопическая критика капита-
лизма оказалась бесплодной. Утописты не просто критиковали
социальную систему, которую считали порочной, антигуманной.
Они противопоставляли капиталистической практике свои про-
екты рационализации производства, свои требования сокращения
рабочего дня, который в те времена длился до 14-16 часов в сутки.
Т. Мор устанавливает в своей «Утопии» шестичасовой рабочий
день. Р. Оуэн считал возможным ограничить рабочий день че-
тырьмя часами, учитывая выдающиеся достижения научно-тех-
нического прогресса. В идеальном обществе, которое рисовалось
утопистами, обеспечивалось бесплатное образование, бесплат-
ное медицинское обслуживание. Утописты были инициаторами
некоторых законодательных актов. Как отмечает ГВ. Плеханов,
Р. Оуэн «был истинным родоначальником кооперативного движе-
ния в Англии. Его требование фабричного законодательства не
заключало в себе ровно ничего утопического»22. Энгельс указы-
вает, что Оуэн после ряда неудачных попыток организовать ком-
мунистическую колонию «обратился прямо к рабочему классу, в
среде которого он продолжал свою деятельность еще тридцать
лет. Все общественные движения, которые происходили в Англии
в интересах рабочего класса, и все их действительные достиже-
ния связаны с именем Оуэна»23.
Хотя утопический социализм и коммунизм возникли вне
рабочего движения, независимо от него, идеи этих учений, их
социальные требования постепенно стали проникать в рабочее
22 Плеханов ГВ. Избр. философские произведения, т. III, с. 582.
23 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 69.
64
движение, которое в странах Западной Европы уже к середине
XIX века находилось под сильным влиянием утопических идей
и предложений. И эволюция капиталистического общества, кото-
рое вынуждено было принять законы, ограничивающие продол-
жительность рабочего дня, не может быть понята без учета идей
и предложений утопистов, воспринятых трудящимися, которые
начали бороться за свои права.
В современном буржуазно-демократическом обществе трудя-
щиеся обладают не только избирательными правами, но и правом
свободного объединения в профсоюзы, правом на борьбу за улуч-
шение своего положения путем демонстраций, забастовок, реа-
лизации своих прав в качестве избирателей. Современный капи-
тализм в его наиболее развитых формах осуществил на практике
многие требования и предложения, выдвигавшиеся утопистами-
социалистами. Следует при этом, конечно, иметь в виду, что эти
требования и предложения были научно развиты и обоснованы
марксизмом, влияние которого на общественное развитие, в том
числе и на развитие буржуазного общества, невозможно пере-
оценить.
Сен-Симон и Фурье, обосновывая необходимость радикаль-
ного переустройства общества, отнюдь не считали необходимым
упразднение частной собственности. Это обстоятельство следует
подчеркнуть, дабы избежать одностороннего представления об
утопическом социализме. В отличие от Сен-Симона и Фурье,
Оуэн утверждал, что частная собственность, «если она и была
полезна до того, как началось господство машин, то сейчас она
совершенно не нужна и является ничем не оправданным злом»24.
При этом, однако, подчеркивалось, что частная собственность не
включает в себя «предметов чисто личного обихода»25.
Утопические коммунисты отличались от социалистов-утопи-
стов своим решительным требованием «общности имущества».
Однако понимание этого требования претерпело на протяжении
XVII-XVHI веков существенные изменения. Если Т. Мор безого-
ворочно требовал «совершенного уничтожения частной собствен-
ности»26, то Морелли, утопический коммунист XVIII века, уже
утверждал, что из общего имущества должны быть исключены
«те вещи, которые каждый употребляет для удовлетворения сво-
их потребностей, для удовольствия или для повседневного тру-
да»27. Последние слова, очевидно, имеют в виду повседневный
24 Оуэн Р. Избр. соч., т. 2, с. 24.
25 Там же, с. 25.
26 Мор Т. Утопия, с. 97.
27 Морелли. Кодекс природы. М., 1947, с. 202.
3. Ойзерман Т.И., том 2
65
труд ремесленников; применяемые ими орудия труда и средства
производства исключаются из общего владения, остаются част-
ной собственностью производителя.
Д. Брей, английский утопический коммунист XIX века, со-
временник Маркса и Энгельса, еще более уточняет традиционное
коммунистическое требование общности имущества, утверждая,
что «производительные силы общества будут находиться в общей
собственности»28 29. При этом Брей вполне допускает имущест-
венное неравенство в рамках планируемого им посткапитали-
стического общества. Он пишет: «Абсолютное имущественное
равенство среди людей так же невозможно, как полное сходство
29
характеров» .
Существенные различия в понимании собственности, отли-
чающие одних социалистов от других, различия в понимании
собственности между социалистами-утопистами и утопистами-
коммунистами - примечательный факт, заслуживающий специ-
ального исследования. Ведь всех этих утопистов, несмотря на
указанные выше различия, объединяет одна и та же генеральная
идея: установить общество социальной справедливости, в котором
трудящиеся получали бы заслуженную ими долю общественного
богатства. Во имя осуществления этой великой гуманистической
идеи одни утописты предлагают преобразования, не затраги-
вающие существования частной собственности, в то время как
другие считают невозможным осуществление благодетельных
социальных преобразований без упразднения (или оптимального
ограничения) частной собственности, которая в ходе эволюции
этих утопических теорий начинает пониматься как частная собст-
венность на средства производства. Не следует ли из констатации
этих различий при наличии единой основной цели, что вопрос о
частной собственности (на средства производства) является для
всех этих утопистов (и социалистов, и коммунистов) не главным,
а вторичным. Обсуждая вопрос, как быть с частной собственно-
стью, утописты пытаются найти необходимое средство для ради-
кального переустройства общества. Сен-Симон и Фурье полага-
ют, как указывалось выше, что такое переустройство общества
вполне возможно при сохранении частной собственности, Оуэн и
утопические коммунисты, напротив, настаивают на замене част-
ной собственности общественной, коллективной собственностью
на средства производства.
Отрицание капиталистической системы, требование замены
ее гармоническим посткапиталистическим обществом, исклю-
28 Брей Д. Несправедливости в отношении труда и средства к их устране-
нию. М., 1956, с. 225.
29 Там же, с. 138.
66
чающим противоположность классов, - вот главная идея, основ-
ное требование утопических социалистов и коммунистов. Эта
идея, это требование утопичны в том смысле, что капиталисти-
ческая система, которую надеялись упразднить утописты, нахо-
дилась на подъеме и в высшей степени способствовала развитию
производительных сил, культуры, науки и в конечном счете также
постепенному повышению жизненного уровня трудящихся. Эта
идея, это требование остаются утопическими и по сей день, ибо
современный капитализм при всех своих противоречиях и поро-
ках все еще остается наиболее производительной, эффективной
системой общественного производства.
Значит ли это, что идея перехода к посткапиталистическому
обществу целиком утопична? Для такого вывода, на мой взгляд,
нет никаких оснований. Капитализм, как и предшествовавшие
ему системы общественного производства, не вечен; он эволю-
ционирует, изменяется и благодаря своему развитию превратится
в посткапиталистическое общество. Этот вывод отнюдь не явля-
ется умозрительным, основанным на общей философской идее о
всеобщем изменении, развитии. Факты убедительно свидетель-
ствуют, что капиталистический способ производства в настоящее
время качественно отличается от той экономической системы, ко-
торая господствовала в Европе в прошлом веке. Понятие «постин-
дустриальное общество», которое ныне применяется к наиболее
развитым капиталистическим странам (и зачастую истолковыва-
ется как отрицание капитализма), фиксирует в высшей степени
существенные трансформации, которые претерпело буржуазное
общество. Укажем хотя бы на тот факт, что в «постиндустриаль-
ном» обществе в материальном производстве занято не более
20 процентов самодеятельного населения; остальная его часть за-
нята в сфере услуг, культуры, образования, медицины, короче го-
воря, в сфере обслуживания человека. Нетрудно понять, что такая
перестройка производства и всех остальных сфер общественной
жизни означает существенное улучшение жизненных условий
трудящихся.
В 1948 году, свыше полувека тому назад, Генеральная ассам-
блея ООН приняла «Всеобщую декларацию прав человека», в
которой получили свое юридическое, экономическое обоснова-
ние, реалистическое выражение те гуманистические требования,
которые в начале прошлого столетия провозглашались, обосно-
вывались патриархами утопического социализма и коммунизма.
Приведем лишь одну, а именно 25-ю статью этого выдающегося
исторического документа: «Каждый человек имеет право на та-
кой жизненный уровень, включая пищу, одежду, жилище, меди-
3*
67
цинский уход и необходимое социальное обслуживание, который
необходим для поддержания здоровья и благосостояния его само-
го и его семьи, и право на обеспечение на случай безработицы,
болезни, инвалидности, вдовства, наступления старости или ино-
го случая утраты средств к существованию по не зависящим от
него обстоятельствам».
Конечно, от провозглашения прав человека до их полного
осуществления дистанция немалая. Однако не следует полагать,
что цитируемая «Всеобщая декларация» лишь провозглашает
благие, в высшей степени гуманистические пожелания. Речь идет
об обязательствах, принятых государствами - членами ООН, то
есть большинством ныне существующих государств. Эти обя-
зательства в разной степени, в разном объеме выполняются в
различных странах, но они повсеместно признаются обязатель-
ствами, подлежащими выполнению. Вдумываясь в содержание
«Декларации», мы можем сказать, что утописты были не только
утопистами, что в их утопических проектах заключалось опере-
жающее фактический ход истории видение будущего, которое в
известной мере (и вполне закономерно) становится настоящим.
Ф. Энгельс, подвергая критике иллюзии утопических со-
циалистов (и коммунистов), иронизировал: «Истинный разум и
истинная справедливость до сих пор не господствовали в мире
только потому, что они не были еще надлежащим образом позна-
ны. Не было просто того гениального человека, который явился
теперь и который познал истину»30. Это в основном правильное
положение является вместе с тем односторонней оценкой уто-
пических представлений об историческом процессе, которые,
несомненно, включали в себя идеалистическое понимание роли
гения, исторической личности, но никоим образом не сводились
к этому ограниченному воззрению.
В сочинениях Сен-Симона, Фурье, Оуэна мы обнаруживаем
явные признаки исторического подхода к анализу общества. Сен-
Симон проповедует исторический детерминизм, утверждает, что
каждая эпоха в истории человечества является закономерным
продолжением предшествующей эпохи. Социалистическое пе-
реустройство общества становится возможным и необходимым
лишь благодаря индустриализации, которая создает необходимые
условия для создания изобилия предметов потребления. В.П. Вол-
гин так характеризует историческое воззрение этого мыслителя:
«Каждая новая общественная система, сменяя систему устарев-
шую, составляет некоторый шаг вперед в развитии общества.
30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 69.
68
Это развитие мыслится Сен-Симоном как аналогичное развитию
человеческого организма. Общество человеческое, подобно чело-
веку, с момента своего возникновения совершенствуется, достигая
в конце концов зрелости»31. Промышленный капитализм, по Сен-
Симону, это общество, достигшее зрелости, то есть такого уров-
ня, когда становится возможным его радикальное переустройство
в интересах всех его членов, и прежде всего обездоленной части
населения.
Фурье делит всемирную историю на качественно различные
исторические периоды. Социетарному (социалистическому) об-
ществу, согласно его учению, предшествуют семь исторических
периодов. Цивилизация, или буржуазное общество, является, с
точки зрения Фурье, пятым историческим периодом, за которым
должны последовать еще два (гарантизм и социантизм), но че-
ловечество может миновать их и прямо от цивилизации перейти
к обществу гармонии, социетарному строю. Поэтому Фурье фо-
кусирует свою критику на «цивилизации», буржуазном обществе
своего времени, настойчиво подчеркивая преходящий характер
этого строя, породившего повсеместную нищету. «Разве не веро-
ятно, - риторически вопрошает Фурье, - что он является лишь
ступенью на пути общественного развития?»32
Исторических воззрений Р. Оуэна мы уже касались выше.
Он жестко разграничивает доиндустриальную эпоху с характер-
ным для нее господством ручного, ремесленного труда и эпоху
промышленной революции, которая является, по его убеждению,
вполне достаточной основой для все возрастающего производ-
ства всего необходимого людям для безбедного существования.
Благодаря промышленной революции возникла, писал Оуэн, «но-
вая и неограниченная способность создавать богатства и навсегда
устранить бедность...»33.
Утопические коммунисты в отличие от социалистов не зани-
мались периодизацией всемирной истории. Они констатировали
противоположность классовых интересов внутри общества, сфор-
мировавшегося после Великой французской революции, подчер-
кивали, что власть находится в руках наиболее зажиточной части
населения, настаивали на том, что необходима новая, последняя
революция, которая навсегда покончит с господством капитала
над трудом. Характеризуя последователей Бабёфа, В.П. Волгин
отмечает: «Впервые в истории коммунизма они сделали попытку
31 Волгин В.П. Социальное учение Сен-Симона // Сен-Симон. Избр. соч.,
М.-Л., 1958, т. 1,с. 23.
32 Фурье Ш. Избр. соч., т. 1, с. 91.
33 Оуэн Р. Избр. соч., т. 2, с. 39.
69
разрешить проблему организации власти после победоносной
революции, выдвинув идею диктатуры трудящихся»34.
Понятие исторической необходимости, к которому в той или
иной мере подходили утопические социалисты, служило им, как
это ни покажется удивительным на первый взгляд, для обосно-
вания их основной утопической идеи - необходимости незамед-
лительного перехода к посткапиталистическому обществу. Опи-
сывая исторические периоды, предшествующие завершающему
всемирную историю обществу гармонии, утопические социа-
листы тем самым пытались доказать, что время для коренного
социального переустройства уже наступило. Правильно замечает
А. Фогт: «Убежденный утопист всегда нетерпел ив... Он требу-
ет, чтобы переустройство государства и экономических условий
жизни совершилось бы сейчас же, и едва соглашается на самое
короткое или переходное к реформам время. Возможность немед-
ленного изменения общественных отношений - один из основных
принципов утопической веры»35.
Утопические коммунисты считали возможным немедленно
после совершения революционного переворота и установления
власти трудящихся упразднить товарно-денежные отношения и
перейти к непосредственному обмену продуктами производства.
В их сочинениях подробно описываются правила, обычаи, взаи-
моотношения разных групп населения, устанавливаемые в гар-
моническом обществе. Эти доходящие до мельчайших подробно-
стей описания предназначались, по-видимому, для привлечения
симпатий читателя, чтобы сделать его активным сторонником
проповедуемого учения. Вместе с тем эти детальные описания
взаимоотношений между членами коммунистической общины
свидетельствовали о стремлении жестко регламентировать сверху
не только организацию общества, но и личную жизнь его членов.
Эта черта утопического коммунизма особенно отчетливо выяви-
лась в тех коммунистических общинах, которые неоднократно
создавались видными деятелями утопического коммунизма в
США и других странах.
Утопический социализм и коммунизм XIX века существенно
отличаются от предшествующих социалистических и коммуни-
стических учений. Впрочем, и в рамках XIX века нельзя не отме-
тить развития этих утопических учений, их тяготения к научному
обоснованию своих убеждений. Показательно, например, что
Фурье, полемизируя с сенсимонизмом, называл систему своего
34 Волгин В.П. Французский утопический коммунизм. М., 1979, с. 51.
35 Фогт А. Социальные утопии, с. 8.
70
предшественника утопической, пытаясь противопоставить ей
свою «социальную науку». В этом смысле можно сказать, что
понятие научного социализма начало складываться еще до воз-
никновения марксизма.
Английские утопические коммунисты Д. Брей, Т. Годскин
были сторонниками трудовой теории стоимости А. Смита и
Д. Рикардо. Опираясь на учение последнего, они доказывали, что
создаваемая рабочими прибавочная стоимость целиком присваи-
вается собственником средств производства, капиталистом. Не
будучи сторонниками революционного переустройства общест-
ва, они разрабатывали проекты перераспределения прибавочной
стоимости и постепенного, посредством социальных реформ,
перехода к обществу социальной справедливости.
Французский утопический социалист П. Прудон утверждал в
1844 году, то есть в период формирования марксизма: «Необхо-
димо отвергнуть субъективную отправную позицию, принимае-
мую до сих пор философами и юристами, и искать вне смутной
концепции справедливости и добра законы, которые могут быть
детерминирующими и которые объективно нам даны в процессе
изучения социальных отношений, создаваемых экономическими
фактами»36.
Таким образом, история утопического социализма (и комму-
низма) явилась исторической, теоретической подготовкой учения
К. Маркса и Ф. Энгельса.
Преодоление марксизмом утопизма
как незавершенный исторический процесс
Основное, важнейшее содержание учения Маркса - экономи-
ческая теория, предмет которой составляет исследование законо-
мерностей возникновения, развития и функционирования капи-
талистической системы производства. Главные выводы, которые
делаются Марксом из его экономических исследований, могут
быть сведены к следующим трем положениям:
1)	Капиталистический способ производства - исторически
необходимая эпоха в развитии если не всего человечества, то, во
всяком случае, европейских народов, которые уже перешли от
феодального способа производства к капиталистическому. Маркс
сознательно избегал философско-исторических обобщений и по-
этому не утверждал, что все народы земного шара обязательно
должны пройти капиталистическую стадию развития. Введенное
36 См.: Cuvillier A. Proudon. Paris, 1937, р. 152-153.
71
Марксом понятие азиатского способа производства указывало на
возможность иного, отличного от европейского, исторического
пути экономического развития. В письме к В. Засулич от 8 марта
1881 года Маркс указывал, что в его экономических исследовани-
ях историческая неизбежность капитализма ограничена странами
Западной Европы. Иными словами, он не исключал возможности
при наличии определенных исторических условий некапиталис-
тического развития других стран.
2)	Капиталистический способ производства является ис-
торически преходящей эпохой в развитии стран, вступивших
на путь капитализма. Экономическое развитие человечества не
ограничивается рамками какой-либо одной системы обществен-
ного производства. Капитализму предшествовали феодальный
и рабовладельческий способы производства, которые оказались
преходящими в силу внутренне присущих им антагонизмов. И ка-
питализму внутренне присущи антагонистические противоречия;
главное из них - противоречие между общественным характером
производства и частной формой присвоения. Это противоречие
получает свое основное выражение в противоположности труда и
капитала, в противоречии интересов пролетариата, главного про-
изводителя материальных благ, и класса капиталистов, присваи-
вающих создаваемую пролетариатом прибавочную стоимость.
Таким образом, преходящий характер капитализма обусловлен
не только всеобщими законами развития, но и специфическими
закономерностями капиталистического производства.
3)	Капиталистическая система производства в основном уже
исчерпала свои потенции, в силу чего возникла историческая
необходимость перехода к посткапиталистическому, бесклассо-
вому обществу, которое Маркс и Энгельс именуют социализмом
и коммунизмом. Переход к этому новому общественному строю,
который раз и навсегда кладет конец эксплуатации человека чело-
веком, обусловлен самим развитием капиталистической системы.
В рамках этой системы непрерывно происходят концентрация
капитала (возрастание его массы), централизация капитала (его
сосредоточение в руках все уменьшающегося количества капи-
талистов). Этот исторически ускоряющийся процесс Маркс на-
зывает обобществлением средств производства, которое, однако,
совершается на базе частной собственности. Переход к постка-
питалистическому обществу означает продолжение и завершение
процесса обобществления средств производства: частная собст-
венность на средства производства упраздняется, и экономиче-
ской основой нового общества становится общественная, коллек-
тивная собственность на средства производства.
72
Сопоставляя друг с другом три указанных выше раздела уче-
ния Маркса, можно констатировать, что наиболее основательно
был разработан первый раздел: исследование законов функцио-
нирования и развития капиталистического способа производства.
Маркс прослеживает в этом разделе, составляющем основное
содержание первого тома «Капитала», переход от простого то-
варного производства к товарно-капиталистическому, исследует
исторический генезис капитала, процесс его первоначального на-
копления, появление класса формально свободных рабочих, про-
летариев, то есть превращение рабочей силы в товар, стоимость
которого определяется суммой жизненных средств, необходимых
для ее воспроизводства. Маркс исследует начальные ступени
развития капитализма, его первую историческую форму - ману-
фактурный капитализм, основу которого составляет ручное, ре-
месленное производство. Далее предметом исследования Маркса
становятся промышленная революция, возникновение машинно-
го производства, индустриализация, крупное производство, ста-
новление и развитие промышленного капитализма.
Не следует недооценивать значение второго и третьего разде-
лов экономического учения Маркса. Положение об исторически
преходящем характере капиталистической системы, составляв-
шее теоретическую основу марксистской критики капитализма,
было направлено против вульгарных апологетов капиталистиче-
ской системы, которые воспевали ее как предел возможного для
человечества благоденствия. Критика капитализма, которую на-
учно обосновал Маркс, стала идейным оружием рабочего класса,
борющегося за сокращение рабочего дня, повышение заработной
платы, улучшение условий труда и т.д.
Современные критики марксизма справедливо утверждают,
что капитализма, который разоблачал Маркс, уже не существует.
Действительно, современный капитализм существенно отличает-
ся от капитализма времен Маркса. Рабочие свободно объединя-
ются в профсоюзы, заключающие соглашения с собственниками
капиталистических предприятий. В этих соглашениях выражены
интересы рабочих, их достижения в борьбе за улучшение условий
жизни и труда. Современный капиталист вынужден оплачивать
рабочим ежегодные отпуска, выплачивать страховые суммы, необ-
ходимые для оплаты пособий безработным, выплаты пенсий, и т.д.
Рабочий класс современного буржуазного общества добился в
условиях капитализма большего, чем это считали возможным
Маркс и Энгельс.
Подчеркивая положительное значение второго и третьего раз-
делов экономического учения Маркса, их несомненное влияние
73
на развитие организованного рабочего движения и даже на эво-
люцию капиталистической системы, мы все же должны признать,
что эти футурологические по своему характеру разделы марксиз-
ма остались недостаточно обоснованными как в экономическом,
так и в историческом и политическом отношениях. Эти разделы
появились в учении Маркса задолго до того, как он создал свою
экономическую систему, в частности теорию прибавочной стои-
мости. О преходящем характере капитализма, о необходимости
перехода к посткапиталистическому обществу Маркс и Энгельс
говорили уже в своих работах середины 40-х годов XIX века, то
есть в период формирования, становления своего учения. Иначе
говоря, Маркс и Энгельс стали социалистами, коммунистами еще
до создания марксистской политической экономии.
Естественно, возникает вопрос: что послужило теоретичес-
кой основой социалистических (и коммунистических) убежде-
ний основоположников марксизма еще до создания марксистской
политической экономии? Такой основой стало материалисти-
ческое понимание истории, главные положения которого были
сформулированы Марксом и Энгельсом уже в 1845-1846 годах
в таких совместных работах, как «Святое семейство» и «Немец-
кая идеология». Согласно материалистическому пониманию ис-
тории многообразие общественных отношений (юридических,
политических и т.д.) обусловлено материальным производством,
производством материальных благ, которое всегда совершается
в рамках соответствующих уровню его развития производствен-
ных, экономических отношений, совокупность которых образу-
ет экономический базис общества; ему соответствуют, образуя
его надстройку, политические, юридические отношения, а также
формы общественного сознания. С этой точки зрения переход от
рабовладельческого строя к феодальному так же, как переход от
феодализма к капиталистическому способу производства, обус-
ловлен прогрессом производительных сил, которые вступают в
конфликт со старыми (рабовладельческими, феодальными и т.д.)
производственными отношениями. Капиталистическая система,
подчеркивали основоположники марксизма, характеризуется бур-
ным развитием производительных сил. В «Манифесте Коммунис-
тической партии», опубликованном Марксом и Энгельсом в нача-
ле 1848 года, говорится, что буржуазия «впервые показала, чего
может достигнуть человеческая деятельность. Она создала чуде-
са искусства, но совсем иного рода, чем египетские пирамиды,
римские водопроводы и готические соборы; она совершила сов-
сем иные походы, чем переселение народов и крестовые походы».
И далее, развивая свою мысль, Маркс и Энгельс подчеркивают:
74
если первым условием существования прежних господствующих
классов было сохранение старого способа производства в неиз-
менном виде, то буржуазия постоянно революционизирует про-
изводство. «Исконные национальные отрасли промышленности
уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем. Их вы-
тесняют новые отрасли промышленности, введение которых ста-
новится вопросом жизни и смерти для всех цивилизованных на-
ций...»37. Однако бурное развитие производства, без которого не
может существовать буржуазия, перманентное расширение про-
изводства за пределы национальных границ неизбежно вступают
в конфликт с буржуазными производственными отношениями,
следствием чего становятся кризисы перепроизводства «Буржу-
азные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить соз-
данное ими богатство»38. Таким образом, по убеждению авторов
«Манифеста», капиталистический способ производства своим
собственным, объективным развитием подготавливает свое уни-
чтожение, которое будет осуществлено классом, порожденным
самим капитализмом, пролетариатом.
В противоположность философам-идеалистам, которые объ-
ясняли переход от рабовладельческих отношений к феодальным
и последующее упразднение крепостничества, а также установ-
ление буржуазного общества развитием гуманности, прогрессом
нравственного сознания, Маркс и Энгельс рассматривали раз-
витие общественного сознания, духовный прогресс, осознание
несправедливости рабовладения, крепостничества и т.п. как
следствие развития производительных сил, причем главной про-
изводительной силой, подчеркивают они, являются работники,
трудящиеся. Сознание, сколь бы ни было оно возвышенным, как
бы ни было велико его значение для развития общества, все же
является вторичным, производным от развития общественного
бытия, жизни общества, основу которого образует материальное
производство. Таковы теоретические позиции, которыми опре-
деляется отношение марксизма к утопическому социализму и
коммунизму. Разделяя вместе с утопическими социалистами и
коммунистами убеждение в необходимости перехода от капита-
листического общества к посткапиталистическому бесклассовому
строю, Маркс и Энгельс доказывали, что речь идет не просто об
осуществлении некоего в высшей степени гуманного идеала, а о
закономерном ходе развития самой капиталистической системы.
«Рабочему классу, - писал Маркс, - предстоит не осуществлять
37 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 427.
38 Там же, с. 430.
75
какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового обще-
ства, которые уже развились в недрах старого разрушающегося
буржуазного общества»39.
Марксизм есть отрицание утопического социализма (и ком-
мунизма), но отрицание диалектическое, воспринимающее со-
держащиеся в этих учениях неадекватно выраженные истины,
смутные предвосхищения будущего, проницательную критику
капитализма.
В особенности высоко Маркс и Энгельс оценивают учения
Сен-Симона, Фурье и Оуэна, характеризуя их как критически-
утопический социализм. Подчеркивая выдающуюся роль этих
мыслителей как предшественников марксизма, Энгельс указывал,
что они гениально предвосхитили множество истин, правиль-
ность которых марксизм доказывает научно. Подвергая критике
мелкобуржуазный социализм, обосновывающий необходимость
возрождения доиндустриальных форм производства с его благо-
приятными для ремесленников условиями труда, указывая на ре-
акционность этого социального идеала, Маркс и Энгельс вместе с
тем показывают, что и это социалистическое учение основательно,
глубоко критиковало капиталистический способ производства.
«Этот социализм, - говорится в «Манифесте Коммунистической
партии», - прекрасно умел подметить противоречия в современ-
ных экономических отношениях. Он разоблачил лицемерную
апологетику экономистов. Он неопровержимо доказал разруши-
тельное действие машинного производства и разделения труда,
концентрацию капитала и землевладения, перепроизводство,
кризисы, неизбежную гибель мелких буржуа и крестьян, нищету
пролетариата, анархию производства, вопиющее неравенство в
распределении богатства, истребительную промышленную войну
наций между собой, разложение старых нравов, старых семейных
отношений и старых национальностей»40. Эта выразительная ха-
рактеристика мелкобуржуазного утопического социализма свиде-
тельствует также о том, что и он в известной мере предвосхищал
некоторые положения социалистического учения Маркса и Эн-
гельса и, следовательно, также является одним из теоретических
источников марксизма.
Основоположники марксизма пытались объяснить, почему
предшествующие социалистические и коммунистические учения
неизбежно носили утопический характер. Эти учения возникли в
условиях неразвитого капиталистического строя, когда еще не вы-
39 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 347.
40 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 450.
76
явились тенденции, указывающие на закономерность обобществ-
ления средств производства в ходе развития капитализма, когда
еще не существовало организованное рабочее движение, которое
в дальнейшем сыграло выдающуюся роль в эволюции буржуаз-
ного общества. Утописты, говорит Энгельс, были вынуждены
конструировать элементы будущего общества из своей головы,
так как в буржуазном обществе эти элементы еще не зародились.
Утопические социалисты не видели и не хотели видеть того уже
выявляющегося факта, что капиталистическому обществу пред-
стоит еще длительный путь развития, прежде чем оно исчерпает
свои социальные ресурсы и станет возможным переход к пост-
капиталистическому общественному строю. Чувство социальной
справедливости, которое одушевляло утопистов, подталкивало их
к выводу, что уже настала пора заменить несправедливый обще-
ственный строй справедливым обществом социальной гармонии.
Маркс решительно выступил против этих субъективистских
представлений своих предшественников. В предисловии к работе
«К критике политической экономии» он с впечатляющей научной
трезвостью заявил: «Ни одна общественная формация не погибает
раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых
она дает достаточно простора, и новые, более высокие производ-
ственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют
материальные условия их существования в недрах самого старого
общества»41. Это классическое положение, высказанное в 1859году,
когда уже были созданы основы марксистского экономического
учения, является назидательным ответом не только утопическим
социалистам и коммунистам, но и собственным воззрениям
Маркса и Энгельса, которые доказывали, что эпоха перехода от
капитализма к посткапиталистическому обществу уже наступила.
Между тем трезвый научный вывод, сформулированный Марк-
сом, не получил подтверждения ни в его экономических, ни в
исторических и политических исследованиях. Парадоксальный
факт: признав жизнеспособность капиталистического способа
производства, Маркс и Энгельс продолжают выражать надежду,
что каждый новый кризис перепроизводства станет предвестни-
ком краха всей капиталистической системы. Несмотря на то что в
Марксовом «Капитале» было разъяснено, что кризисы перепроиз-
водства являются нормальным циклом процесса воспроизводства
капитала, Энгельс в «Анти-Дюринге» характеризует эти кризисы
как кризис «самого способа производства»42.
41 Там же, т. 13, с. 7.
42 Там же, т. 20, с. 299.
77
Энгельс разъяснял, что утописты были утопистами в силу
того, что капиталистическая система была недостаточно развита.
Однако и Маркс и Энгельс также жили в эпоху все еще недоста-
точно развитого капитализма, едва вступившего в эпоху промыш-
ленного производства. Это обстоятельство впоследствии было
признано Энгельсом, когда он писал, что вместе с Марксом пере-
оценивал степень зрелости капитализма. Но дело было не только
в этой переоценке зрелости капитализма, но и в тех, по существу,
утопических выводах, которые делались из этой ложной конста-
тации.
Вернемся снова к «Анти-Дюрингу» - произведению, в кото-
ром наиболее полно и систематически изложены социалистиче-
ские воззрения основоположников марксизма. Эта книга вышла в
свет в 1878 году. Маркс читал ее в рукописи, согласился с вывода-
ми Энгельса и дополнил его исследование еще одной, им самим
написанной главой. «Анти-Дюринг» можно рассматривать как
одно из итоговых произведений марксизма. В нем мы находим
обстоятельный критический анализ утопического социализма
и наряду с ним... утопические по своему характеру заявления о
конце капитализма, близости нового, социалистического строя.
«Новые производительные силы уже переросли буржуазную фор-
му их использования», - категорически утверждает Энгельс43.
Та же мысль высказывается в другом месте: «Производительные
силы восстают против способа производства, который они пере-
росли»44. И далее: «Весь механизм капиталистического способа
производства отказывается служить под тяжестью им же самим
созданных производительных сил»45.
Такими высказываниями пестрит весь «Анти-Дюринг», но
нам нет нужды приводить другие цитаты, чтобы показать уто-
пический характер убеждений основоположников марксизма
относительно близости краха капитализма. Эти убеждения были
полностью восприняты и даже усилены Лениным, который в от-
личие от Маркса и Энгельса не связывал ожидаемый крах капи-
талистической системы с конфликтом между высокоразвитыми
производительными силами и не соответствующими их уровню и
характеру буржуазными производственными отношениями.
Таким образом, марксистская критика утопического социа-
лизма и коммунизма оказывается непоследовательной. Отвергая
идеалистические воззрения утопистов, полагавших, что социа-
лизм победит капитализм подобно тому, как истина и справедли-
43 Там же, с. 279.
44 Там же, с. 287.
45 Там же, с. 288.
78
вость побеждают ложь и несправедливость, Маркс и Энгельс так-
же оказывались во власти гуманистических иллюзий, предрекая
крах капиталистической системы в ближайшие годы. Подобно
утопистам, они не видели, что порождаемые капитализмом про-
тиворечия находят свое постепенное разрешение в рамках капита-
листической системы, и односторонне, пессимистически оцени-
вали перспективы развивающегося капитализма. Это нашло свое
наиболее яркое выражение в сформулированном Марксом законе
абсолютного и относительного обнищания трудящихся. Согласно
этому закону прогресс капитализма означает прогрессирующее
обнищание пролетариата. Следует отметить, что основную идею
этого закона мы находим у Фурье и других утопистов, которые
утверждали, будто богатство порождает нищету, так как источни-
ком богатства является ограбление трудящихся.
Закон абсолютного и относительного обнищания трудящихся
был фактически опровергнут уже при жизни Маркса и Энгельса
благодаря организованному рабочему движению и деятельности
социал-демократических партий, которые сумели заставить ка-
питалистов пойти на серьезные уступки классовым требованиям
пролетариата. Таким образом, само историческое развитие раз-
облачило одну из главных утопических идей, служившую для
марксизма едва ли не главным теоретическим аргументом в кри-
тике капитализма и обосновании его неминуемого краха в рамках
ближайшего, уже начавшегося исторического периода.
Свое убеждение относительно приближающегося краха капи-
тализма Маркс стремился также обосновать общими положения-
ми созданного им исторического материализма. Идеи согласно
этому учению вторичны; они отражают определенные материаль-
ные условия, общественное бытие. Следовательно, появление на
исторической арене социалистических и коммунистических идей
свидетельствует о том, что уже существуют условия, определив-
шие их содержание, и соответствующие социальные требования
и задачи. Однако коммунистические идеи появились на истори-
ческой арене задолго до возникновения капитализма. Каутский в
своем исследовании происхождения христианства ссылается на
Священное Писание, в частности на «Деяния апостолов», при-
водя следующий пассаж: «И они постоянно пребывали в учении
Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах... Все
же верующие были вместе и имели все общее. И продавали име-
ния и всякую собственность и разделяли всем, смотря по нужде
каждого»46.
46 Каутский К. Происхождение христианства. М., 1990, с. 310.
79
Энгельс в работе «Революция и контрреволюция в Германии»
характеризует Томаса Мюнцера, радикального представителя
Реформации, как утопического коммуниста. Едва ли приходится
сомневаться в том, что эти коммунистические идеи имели биб-
лейский источник. В «Анти-Дюринге» и других своих работах
Энгельс неоднократно высказывается в том духе, что буржуазной
революции во Франции и в Германии предшествовали философ-
ские революции - французское Просвещение, с одной стороны,
и немецкая классическая философия - с другой. Разумеется,
идеи утопического коммунизма, как и другие идеи, вступавшие
в конфликт с существующим социально-экономическим строем,
возникали не самопроизвольно: они отражали происходившие в
обществе изменения, протест против существующих порядков.
Таким протестом, и притом весьма радикальным, были идеи уто-
пического коммунизма, возникшие задолго до появления капита-
листического строя.
Положение Маркса и Энгельса о том, что появление на ис-
торической арене коммунистических идей свидетельствует о
приближающемся крахе капитализма, представляло собой явную
уступку утопическому социализму и коммунизму.
Маркс и Энгельс критиковали утопических социалистов и
коммунистов за то, что они со скрупулезными подробностями
описывали будущее общество, которое придет на смену капита-
лизму. В отличие от утопистов основоположники марксизма огра-
ничились указаниями на те черты посткапиталистического строя,
которые являются продолжением процессов, совершающихся
уже при капитализме. Так, констатируя, что развитие капита-
лизма характеризуется обобществлением средств производства,
основоположники марксизма приходили к выводу, что конечным
результатом этого процесса станет упразднение мелкого и сред-
него производства, поглощение мелких капиталистов крупными
акционерными компаниями, короче говоря, прекращение суще-
ствования частной (принадлежащей отдельным, частным лицам)
собственности на средства производства. Этот вывод отличался
от представлений тех утопических социалистов и коммунистов,
которые считали необходимым запрещение частной собственно-
сти на средства производства. И тем не менее этот вывод Маркса
и Энгельса оказался ошибочным, поскольку развитие капита-
лизма, особенно начиная с конца XIX века, не только не вело к
упразднению мелкого производства, но всячески способствовало
его развитию, создавая необходимую для него материально-тех-
ническую базу. Частная собственность на средства производства
оказалась непреходящей основой капиталистического производ-
80
ства, которое вопреки убеждениям Маркса и Энгельса не создава-
ло экономических предпосылок для ее упразднения.
Вслед за Р. Оуэном и утопическими коммунистами осново-
положники марксизма утверждали, что посткапиталистическое
общество навсегда покончит с товарно-денежными отношени-
ями и перейдет к системе непосредственного продуктообмена.
И этот вывод Маркса и Энгельса также оказался явной уступкой
утопизму.
Маркс утверждал, что в товаре содержатся в зародыше все
антагонистические противоречия капитализма. Этот тезис ос-
тался недоказанным и, конечно, вообще не может быть доказан.
Товарный обмен возник уже в доклассовом обществе; он сущест-
вовал, развивался в рабовладельческом, феодальном обществах,
не порождая присущих капитализму экономических отношений.
И современный уровень общественного развития свидетельству-
ет, что товарно-денежные отношения, рыночная экономика явля-
ются рациональными экономическими отношениями как внутри
каждой страны, так и в отношениях между странами. Товарно-
денежные отношения возникли задолго до капитализма, и они как
цивилизованная форма экономических отношений сохранятся и в
посткапиталистическом обществе. Значит ли это, что они не под-
вергаются изменению, развитию? Конечно, нет. Они находятся в
процессе изменения и развития.
Д.К. Гэлбрейт характеризует крупные капиталистические
фирмы, корпорации как планирующую систему, которая в ряде
отношений качественно отличается от рыночной экономики,
прежде всего потому, что она сама определяет цены продукции,
поставляемой ею на рынок. «Чем крупнее фирма, тем большее
место она занимает в своей отрасли, тем выше соответственно
будет ее влияние на установление цен и издержек. И тем выше
будет в целом ее влияние на потребителей, общество и государ-
ство, короче говоря, тем выше будет ее способность влиять на
окружающую ее среду, т.е. планировать ее»47. Корпорации, яв-
ляющиеся планирующими экономическими системами, произво-
дят в развитых капиталистических странах около половины всех
товаров и услуг, оказывая мощное влияние на товарно-рыночные
отношения как относительно независимая, хотя и связанная с
ней хозяйственная организация. «Рыночная система покупает
по ценам, которые во многом находятся во власти планирующей
экономики»48. Разве это не свидетельствует о том, что рыночная
47 Гэлбрейт Д.К. Экономические теории и цели общества. М., 1976, с. 69.
48 Там же, с. 82.
81
экономика и вся система товарно-денежных отношений претер-
певают качественные изменения, будущее которых в настоящее
время не поддается предвидению?
Маркс и Энгельс полагали, что социалистический принцип
распределения «от каждого по способностям, каждому - по тру-
ду» может быть осуществлен в обществе, упразднившем товар-
но-денежные отношения. И этот вывод является, конечно, уступ-
кой утопизму. Отсутствие товарно-денежных отношений делает
невозможным хозяйственный расчет и вознаграждение за труд,
соразмерное его количеству и качеству (последнее особенно важ-
но). Маркс, правда, указывает в «Критике Готской программы»,
что на первой стадии коммунизма, при социализме, сохранится
экономический закон, аналогичный закону стоимости, что сде-
лает возможным эквивалентный обмен между производителями,
несмотря на упразднение товарно-денежных отношений. Однако
он никак не обосновывает этот свой вывод, т.е. не указывает, как
возможен эквивалентный непосредственный продуктообмен без
измерения стоимости обмениваемых материальных благ. Исто-
рический опыт «реального социализма», несмотря на то что при
нем в какой-то мере сохранились товарно-денежные отношения,
убедительно показал, что цены на продукты производства фор-
мировались не столько в рамках рыночных отношений, сколько
административным путем, решениями государственных органов,
что крайне мешало созданию рентабельного, эффективно разви-
вающегося производства.
В заключение само собой напрашивается вопрос: не является
ли идея социализма и коммунизма утопией? Многие в наши дни
готовы без каких-либо колебаний ответить утвердительно. Од-
нако ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Прежде
всего не подлежит сомнению, что капитализм не вечен и, сле-
довательно, переход к посткапиталистическому общественному
строю неизбежен. Однако «научный коммунизм» не сводится к
обоснованию этого тезиса. Он представляет собой программу
разностороннего социального прогресса, важнейшим направле-
нием которого является свободное развитие способностей чело-
века, всемерное умножение интеллектуального капитала, роль
которого в развитии общества все более превосходит значение
создаваемых на его основе материальных средств производства.
Уже утопический социализм (и коммунизм) представлял собой
целый комплекс социальных программ по вопросам организации
производства, обучения, воспитания, образования, медицинского
обслуживания, пенсионного обеспечения и т.д. В еще большей
мере это относится к разработанному Марксом и Энгельсом уче-
82
нию, которое никоим образом не сводится к требованию заменить
частную собственность на средства производства общественной
собственностью, перейти от товарно-денежных отношений к
планомерно организованному обмену продуктами труда. Учение
Маркса и Энгельса - программа рабочего движения, борющегося
за обеспечение прав человека: на труд, отдых, образование и т.д.
И тот факт, что трудящиеся многих стран уже добились осуще-
ствления своих человеческих прав, говорит о выдающемся значе-
нии марксизма несравненно больше, чем заблуждения его осно-
воположников, не сумевших до конца преодолеть утопизм своих
предшественников.
Бельгийский социал-демократ Э. Мандель пишет: «На протя-
жении более двух тысячелетий идея социализма понималась как
стремление и борьба за создание такого общества, которое было
бы качественно более справедливым, равноправным и разумным,
чем то, которое существует сегодня. Это содержание социалисти-
ческой идеи не исчезло и не исчезнет»49. Учение Маркса явля-
ется продолжением традиции, сформировавшейся на протяжении
тысячелетий. В марксизме эта традиция приобрела развитую,
систематическую форму научной теории, форму, которая не пре-
дохранила ее от заблуждений, но вместе с тем способствовала
глубокому экономическому, историческому, материалистическо-
му исследованию общества.
В.И. Ленин противопоставлял марксизм либерализму, пос-
кольку последний является буржуазной идеологией. При этом,
однако, Ленин игнорировал тот факт, что либерализм был и ос-
тается идеологией демократии, в рамках которой рабочее (в том
числе социалистическое) движение добилось своих выдающихся
успехов. Нельзя поэтому не согласиться с выдающимся американ-
ским социологом Ч.Р. Миллсом, который писал: «То, что является
наиболее ценным в классическом либерализме, наиболее убеди-
тельно и плодотворно воплощено в классическом марксизме»50.
В противоположность большинству буржуазных социологов,
которые рассматривают марксизм как в значительной мере чуже-
родное явление в лоне европейской цивилизации, как отрицание
ее веками сложившихся духовных устоев, традиций, убеждений,
Миллс, напротив, подчеркивает, что именно в марксизме высочай-
шие достижения европейской культуры получили свое наиболее
одухотворенное выражение. С его точки зрения, с которой нельзя
49 Мандель Э. О социализме в прошлом и будущем // Социальные идеалы и
политика в меняющемся мире. М., 1992, с. 160.
50 Mills Ch.R. The Marxists. N. Y„ 1962, p. 123.
83
не согласиться, марксизм является такой же частью европейской
культуры, как и культура итальянского Ренессанса.
Миллс не марксист, и это делает тем более ценными его раз-
мышления о марксизме. Они приводят его к выводу, что «нет
такого положительного идеала, поддерживаемого Марксом, кото-
рый не был бы вместе с тем ценным вкладом в гуманистическую
традицию»51. Это положение Миллса позволяет правильнее,
глубже оценить позицию тех недавних марксистов, которые ныне
не видят в марксизме ничего, кроме утопических заблуждений,
не ведая того, что даже эти заблуждения содержательны и именно
поэтому не являются только заблуждениями.
«В любой части света интеллектуалы и политики в течение
сотни лет мыслили и действовали и сегодня мыслят и действуют
от имени Маркса», - констатирует Миллс52. И эта констатация,
которой нельзя избежать, вновь и вновь ставит вопрос о совре-
менном значении учения Маркса, о путях его критического пе-
реосмысления и дальнейшего развития, преодолевающего всякий
утопизм.
51 Ibid, р. 132.
52 Ibid, р. 136.
Глава 3
ОПЫТ КРИТИЧЕСКОГО ОСМЫСЛЕНИЯ
ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА
Философия как отрицание философии
Перманентная конфронтация, специфически характери-
зующая отношения между философскими учениями, нередко
находит свое выражение в том, что тот или иной создатель фи-
лософской системы подвергает отрицанию не только все другие
философские учения, но даже самое философию, истолковывая
тем самым свое учение как нечто принципиально отличное от
того, что когда-либо считалось философией. Ярким примером та-
кого философского отрицания философии является учение Канта,
утверждающего, что его философия «провозглашает себя такой
философией, до которой еще вообще не существовало никакой
философии»1. Это парадоксальное заявление Кант поясняет рас-
суждением о том, что возможна лишь одна истинная философия,
а поскольку до него таковой не существовало, то все неистинные
философские учения вообще не следует считать философией; они
представляли собой просто рассуждательство на философские
темы, а не систему истин, которой, по определению, должна быть
философия.
Кант, разумеется, не был одинок в своем философском от-
рицании философии. Непримиримый противник кантианства
и идеализма вообще Л. Фейербах с такой же категоричностью,
как и Кант, восклицал: «Никакой религии! - такова моя рели-
гия; никакой философии! - такова моя философия»2. В этом
заявлении парадоксально сочетаются как отрицание философии
(и религии), так и ее признание. Такова вообще судьба всякого
1 Кант И. Метафизика нравов. Соч., М., 1965, т. 4, ч. 2, с. 114.
2 Фейербах Л. Фрагменты к характеристике моей философской биографии //
Фейербах Л. Избр. филос. произведения, М., 1955, т. 1, с. 268.
85
философского отрицания философии, начиная со времен анти-
чного философского скептицизма и до наших дней. Дело в том,
что всякое теоретически обосновываемое отрицание философии
неизбежно становится обоснованием новой философской теории.
Иными словами, отрицание философии, предполагающее кри-
тический анализ ее содержания, противопоставление ее тезисам
антитезисы, ее аргументам контраргументы, необходимо оказы-
вается отрицанием отрицания, т.е. возрождением философии на
новой основе. С этих позиций следует подходить и к тому отри-
цанию философии, которое внутренне присуще учению Маркса
и Энгельса как в период его формирования, так и на следующих
этапах его развития.
Уже в первой своей философской работе, диссертации «Раз-
личие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией
Эпикура» Маркс вплотную подходит к отрицанию философии
как абстрактного самосознания, противопоставляемого внешней,
якобы лишенной духовности действительности. Философия,
согласно Марксу, призвана не отвергать эту действительность, а
сделать ее разумной, философской. А для этого философия долж-
на превратиться из абстрактного умозрения в практическую энер-
гию. Это превращение - закон развития философии, благодаря
которому только и может быть преодолено противоречие между
нею и действительностью. Но вместе с преодолением этого кон-
фликта происходит и самоотрицание философии. «Таким обра-
зом, - пишет Маркс, - в результате получается, что в той мере, в
какой мир становится философским, философия становится мир-
ской, что ее осуществление есть вместе с тем ее потеря...»3.
Эта мысль о необходимом, закономерном обмирщении фило-
софии, которое становится в конечном итоге ее самоотрицанием,
получает дальнейшее развитие в статьях Маркса, опубликованных
в «Рейнской газете» в 1841-1843 гг. В них обсуждается экономи-
ческое и политическое положение Германии, однако обсуждение
ведется с позиций философии, понимаемой как разумная крити-
ка. То обстоятельство, что предметом философского рассмотре-
ния являются дебаты Рейнского ландтага, законопроект о краже
дров, бедственное положение мозельских виноделов, нисколько
не противоречит, по убеждению Маркса, назначению и призва-
нию философии. Если в прошлом философия считала газеты не
подходящей для своих выступлений ареной, то теперь она ста-
новится газетной сотрудницей. «Философия, сообразно своему
характеру, никогда не делала первого шага к тому, чтобы сменить
3 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 78.
86
аскетическое священническое одеяние на легкую модную одеж-
ду газет», - писал Маркс4. Порывая с многовековой традицией,
Маркс делает предметом философского анализа нефилософские
вопросы, развивая тем самым новое понимание философии, кото-
рое в дальнейшем характеризуется как ее отрицание.
Следующим этапом в развитии Марксовой концепции фило-
софии являются статьи, опубликованные в «Немецко-француз-
ском ежегоднике», изданном Марксом вместе с младогегельян-
цем А. Руге в 1844 г. Это издание открывается письмами Маркса
и Руге, в которых обсуждается задача предпринятого ими изда-
ния. В письме Маркса, помеченном сентябрем 1843 г., филосо-
фия осуждается как стремление умозрительно, догматически
предвосхищать будущее, как совершенно неоправданная амби-
циозная претензия решить раз и навсегда все встающие перед
человечеством проблемы. «До сих пор, - саркастически замечает
Маркс, - философы имели в своем письменном столе разрешение
всех загадок, и глупому непосвященному миру оставалось только
раскрыть рот, чтобы ловить жареных рябчиков абсолютной нау-
ки». Но времена меняются, констатирует Маркс, и прежнее по
видимости независимое от жизненного мира существование фи-
лософии стало невозможным. «Теперь, - пишет Маркс, развивая
идеи, сформулированные в “Рейнской газете”, - философия стала
мирской; это неопровержимо доказывается тем, что само фило-
софское сознание не только внешним, но и внутренним образом
втянуто в водоворот борьбы»5. Это изменение характера фило-
софствования, превращение философии в критику социального
status quo, непосредственное участие философии в политической
борьбе есть, с одной стороны, воплощение гуманистических
идеалов, порожденных развитием философии, ас другой - отри-
цание философии, по меньшей мере в старом, традиционном ее
понимании*.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 105.
* Наглядным примером такого традиционного понимания философии мо-
жет быть следующая сентенция Гегеля: «Отвращение к волнениям непосред-
ственных страстей в действительности побуждает приступить к философскому
рассмотрению; его интерес заключается в том, чтобы познать ход развития са-
моосуществляющейся идеи, а именно идеи свободы, которая существует лишь
как сознание свободы» (Гегель. Философия истории. Соч., М.-Л., 1935, т. VIII. с.
422). Примечательно, что Гегель говорит о самоосуществляющейся идее, т.е. не
включает в ее осуществление человеческую деятельность. Показательно и дру-
гое: свобода характеризуется «лишь как сознание свободы». Именно против
такого понимания смысла и роли философии выступает Маркс: «... мы знаем,
что нам нужно совершить в настоящем, - я говорю о беспощадной критике всего
существующего...» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 379).
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 379.
87
В статье «К критике гегелевской философии права. Введе-
ние», опубликованной в «Ежегоднике», Маркс продолжает раз-
вивать идею о единстве процессов воплощения философии и ее
отрицания, упразднения. Выступая против модного в тогдашней
Германии младогегельянства, воззрения которого Маркс незадол-
го до этого разделял, он критикует его представителей за иллю-
зорное представление будто бы «можно превратить философию
в действительность, не упразднив самой философии»6. Превра-
щение философии в действительность, т.е. осуществление ее гу-
манистических идеалов, есть, по убеждению Маркса, отрицание,
упразднение всего того, что специфическим образом характеризу-
ет философию как умозрительную форму сознания. Философия,
воплощаясь в жизнь, став практической деятельностью, полити-
чески ориентированной борьбой, перестает быть философией -
такова мысль Маркса.
Однако в цитируемой статье Маркс еще не приходит к от-
рицанию философии вообще; он, скорее, настаивает на необхо-
димости радикально преобразовать философию, соединив ее с
освободительным движением пролетариата, сделав ее идейным
оружием его классовой борьбы. «Подобно тому, как философия
находит в пролетариате свое материальное оружие, так и проле-
тариат находит в философии свое духовное оружие...»7.
Приведенные положения Маркса свидетельствуют о его двой-
ственном отношении к философии. С одной стороны, он осуж-
дает ее как доктринерское, противопоставляемое практической
жизни умозрительное сознание, которое подлежит упразднению.
Но с другой стороны, он настойчиво подчеркивает необходимость
воплощения философии в действительность и, следовательно, не
только признает сложившиеся в лоне философии гуманистические
идеалы, но и видит в философии (правда, радикально преобразо-
ванной) идейное оружие социального освобождения рабочего клас-
са. Такое двойственное отношение к философии преодолевается
Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 года».
Эта незаконченная рукопись, являющаяся, пожалуй, самым зна-
чительным произведением периода формирования, становления
6 Там же, с. 421.
7 Там же, с. 428. Несколько ниже Маркс поясняет свою мысль: «философия
не может быть воплощена в действительность без упразднения пролетариата,
пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действи-
тельность» (там же, с. 429). Упразднением пролетариата Маркс называет его
социальное освобождение, благодаря которому пролетариат перестает быть
пролетариатом, т.е. эксплуатируемым классом, и становится собственником
применяемых им средств производства.
88
марксизма, отличается той особенностью, которую Маркс, оцени-
вая впоследствии «Святое семейство», первое написанное в со-
авторстве с Энгельсом произведение, назвал культом Фейербаха.
Фейербах, утверждает Маркс, «по-настоящему преодолел старую
философию». Развивая этот тезис, Маркс пишет: «Подвиг Фейер-
баха заключается в следующем:
1) в доказательстве того, что философия есть не что иное, как
выраженная в мыслях и логически систематизированная религия,
не что иное, как другая форма, другой способ существования
отчуждения человеческой сущности, и что, следовательно, она
также подлежит осуждению;
2)в основании истинного материализма и реальной науки,
поскольку общественное отношение «человека к человеку» Фей-
ербах также делает основным принципом теории»8.
Маркс солидаризуется с Фейербахом и тем самым принима-
ет фейербаховское отрицание философии, несмотря на его явно
односторонний, а также и упрощенный характер. Как видно из
приведенной цитаты, фейербаховское отрицание философии есть
отрицание идеализма, который редуцируется к религиозному со-
знанию, что, конечно, игнорирует его собственно философское,
познавательное содержание, которое попросту выносится за
скобки.
Нетрудно понять, что такое, принимаемое Марксом отрица-
ние философии принципиально отличается от того к ней отно-
шения, которое обосновывалось им в «Немецко-французском
ежегоднике» и в более ранних работах. Теперь уже нет и не мо-
жет быть речи о воплощении философии, претворении в действи-
тельность ее гуманистических идеалов. Упразднение философии
сводится к упразднению религии, понимаемой как отчужденное
человеческое сознание. Правда, в приведенной выше цитате фи-
лософии, подвергнутой тотальному отрицанию, противопостав-
ляется истинный материализм, который понимается, как видно из
цитируемого текста, не как философское учение, а как отрицание
философии, что представляется вполне правомерным, поскольку
философия сведена к идеализму и, более того, к религиозному
сознанию. Но суть дела не только в этом, ибо «истинный мате-
риализм» противопоставляется не только идеализму, но и всем
предшествующим материалистическим учениям: ведь они также
были философскими учениями. То, что Маркс называет истинным
материализмом, не есть материалистическое учение о природе,
каковым был весь предшествующий (в том числе и фейербахов-
8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 105.
89
ский) материализм. Называя Фейербаха основателем истинного
материализма, Маркс, разумеется не сознавая этого, приписывает
своему выдающемуся предшественнику принципиально новое ма-
териалистическое учение, которое лишь в зародыше содержалось
в философии Фейербаха, в его антропологическом материализме.
Маркс имеет в виду (и это становится очевидным при чтении его
«Тезисов о Фейербахе» и в особенности «Немецкой идеологии»)
материалистическое учение об обществе, исторический материа-
лизм, понимаемый как теоретическая основа коммунистического
мировоззрения.
«Точка зрения старого материализма, - говорится в Марксо-
вых “Тезисах о Фейербахе”, - есть гражданское общество; точ-
ка зрения нового материализма есть человеческое общество, или
обобществившееся человечество»9. Гражданское общество, о ко-
тором здесь идет речь, конечно, буржуазное общество; челове-
ческое же общество есть не что иное, как общество, построенное
на коммунистических началах. Отсюда понятно, почему в «Не-
мецкой идеологии» коммунисты характеризуются как практичес-
кие материалисты: их деятельность теоретически основывается
на материалистическом понимании истории10.
В «Святом семействе» основоположники марксизма в про-
цессе критики младогегельянского идеализма конкретизируют
свое отрицание философии, понимаемой как отчужденное че-
ловеческое сознание в его теоретической форме. Философия,
утверждают они, «именно потому, что она была только трансцен-
дентным, абстрактным выражением существующего положения
вещей, вследствие этой своей трансцендентности и абстрактно-
сти, вследствие своего мнимого отличия от мира, должна была
вообразить, что она оставила глубоко под собой существующее
положение вещей и действительных людей. С другой стороны,
так как философия в действительности не отличалась от мира,
9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 4. Следующий, заключительный тезис,
получивший широкую известность, гласит: «Философы лишь различным обра-
зом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (там же).
В этом положении отрицание философии не сводится к отрицанию идеализма и
его якобы неизбежной религиозной основы. Философия отвергается как теория,
которая не служит необходимому делу изменения (разумеется, революционно-
го) общественных отношений. Это, конечно, весьма одностороннее понимание
философии, которая, как свидетельствует исторический опыт, достаточно ча-
сто служила делу революционного преобразования общества. Что же касается
того, что философы различным образом объясняли мир, то это, конечно, нельзя
вменять в вину философии, как и науке вообще, которая познает и тем самым
объясняет действительность.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 42.
90
то она и не могла произнести над ним никакого действительного
приговора, не могла приложить к нему никакой реальной силы
различения, не могла, значит, практически вмешаться в ход вещей,
и в лучшем случае ей приходилось довольствоваться практикой in
abstracto»11. И здесь, так же как в «Экономическо-философских
рукописях 1844 года», Маркс, в сущности, отрицает не филосо-
фию вообще, а ее особую, трансцендентную, по его выражению,
форму, т.е. идеализм. Этот вывод, несомненно вытекающий из
цитируемого положения, вполне подтверждается содержанием
того краткого историко-философского экскурса, который мы на-
ходим в «Святом семействе». Маркс и Энгельс прослеживают,
правда фрагментарным образом, борьбу материализма против
идеализма, именуемого метафизикой. Подчеркивая выдающееся
значение философии Гегеля, который не только возродил, но и
обогатил метафизику XVII века, основоположники марксизма
указывают, что и эта, высшая форма спекулятивно-идеалисти-
ческой философии «будет навсегда побеждена материализмом,
достигшим теперь благодаря работе самой спекуляции своего
завершения и совпадающим с гуманизмом. А подобно тому как
Фейербах явился выразителем материализма, совпадающего с
гуманизмом в теоретической области, французский и английский
социализм и коммунизм явились выразителями этого материализ-
ма в практической области»12. В другом месте этой же работы
Маркс и Энгельс утверждают, что материализм, продолжающий
традиции картезианской физики, «вливается в естествознание в
собственном смысле слова»13, т.е. также перестает существовать
как особая, философская форма знания. Таким образом, филосо-
фия, не только идеализм, но и материализм теряют свой raison
d' etre, а то, что в них было рациональным, растворяется в не-
философском знании, с одной стороны, в науках о природе, а с
другой - в социальной, практически ориентированной теории.
Отрицание философии особенно резко выражено во втором
совместном произведении основоположников марксизма, в «Не-
мецкой идеологии». Здесь уже нет речи об усвоении положитель-
ными науками гуманистической направленности философии, о
слиянии материализма с естествознанием. Философия буквально
третируется. Философия, утверждают Маркс и Энгельс, должна
быть отправлена в отставку: «...нужно выпрыгнуть из нее и в
качестве обыкновенного человека взяться за изучение действи-
тельности. Для этого в литературе имеется огромный материал,
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 43.
12 Там же, т. 2, с. 139.
13 Там же, с. 145.
91
не известный, конечно, философам... Философия и изучение дей-
ствительного мира относятся друг к другу, как онанизм и половая
любовь»14. Это, по существу, нигилистическое отношение к фи-
лософии, явно отличающееся от того отрицательного, но вместе с
тем двойственного отношения к ней, которое имело место в более
ранних работах Маркса и Энгельса, обосновывается аргумента-
ми, родственными позитивистской философии О. Конта. Положи-
тельные науки, отпочковавшись от философии, отмежевавшись от
нее, лишают в конечном итоге ее права на существование. «Изоб-
ражение действительности лишает самостоятельную философию
ее жизненной среды. В лучшем случае ее может заменить све-
дение воедино наиболее общих результатов, абстрагированных
из рассмотрения исторического развития людей»15. Это сравни-
тельно мягко выраженное отрицание философии, допускающее
вместе с тем возможность теоретического (по существу, фило-
софского) обобщения результатов истории человечества, сменя-
ется в последующем изложении все более резкой критикой фи-
лософии как мнимого знания, неизбежно обреченного оставаться
в отрешенном от реальной действительности мире мыслей. Этой
самоизоляции в мышлении не существует для нефилософского,
положительного исследования, которому нет необходимости
спуститься из мира мыслей в действительный мир, так как такое
исследование не отрывается от действительности, не противопо-
ставляется ей; оно осуществляется в лоне действительного мира,
в мире фактов, эмпирических данных. Понятно поэтому, почему
«вся задача перехода от мышления к действительности, и, значит,
от языка к жизни существует только в философской иллюзии,
т.е. правомерна лишь с точки зрения философского сознания,
которому неизбежно остаются неясными характер его мнимого
отрешения от жизни»16.
И здесь обнаруживается, что отрицание философии снова и
снова оказывается отрицанием спекулятивно-идеалистического
мышления, которому постоянно противостоит материалистиче-
14 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 225.
15 Там же, с. 26. В.И. Ленин, следуя Марксу и Энгельсу, утверждал в од-
ной из ранних своих работ: «С точки зрения Маркса и Энгельса, философия
не имеет никакого права на отдельное самостоятельное существование, что
ее материал распадается между разными отраслями положительной науки»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 438). В своих последующих работах Ле-
нин, по-видимому, изменил свою точку зрения, о чем свидетельствуют, с одной
стороны, его собственные философские работы, а также тот факт, что он рас-
сматривает философию (диалектический материализм) как одну из составных
частей марксизма.
16 Там же, с. 451.
92
ская философия. Это обстоятельство не остается вне поля зре-
ния основоположников марксизма, поскольку они говорят о ма-
териалистическом мировоззрении, которое «вовсе не обходится
без предпосылок, а эмпирически изучает как раз действитель-
ные материальные предпосылки как таковые и потому является
впервые действительно критическим воззрением на мир»17. Речь
здесь идет о материалистическом понимании истории. Само это
выражение, так же как и основы материалистического понимания
истории, впервые изложены Марксом и Энгельсом в «Немецкой
идеологии», изложены как отрицание философии, как переход
материализма из области философской спекуляции в область
положительного, осмысленного и обобщающего эмпирические
данные положительного исследования.
Не следует думать, что отрицание философии, так же как и
противопоставление философии материалистического понимания
истории, характерно лишь для ранних произведений Маркса и
Энгельса, относящихся к периоду формирования марксизма. Эту
же позицию Маркс и особенно Энгельс отстаивают во всех своих
трудах. Так, в работе «Людвиг Фейербах и конец классической
немецкой философии» Энгельс утверждает: материалистическое
понимание истории «наносит философии смертельный удар в
области истории точно так же, как диалектическое понимание
природы делает ненужной и невозможной всякую натурфило-
софию»18. В этом безоговорочном отрицании натурфилософии
и философии истории нельзя не отметить признания одного из
важнейших результатов развития философии - диалектического
способа мышления, который, как видно из цитируемого выска-
зывания, рассматривается Энгельсом безотносительно к филосо-
фии, т.е. не как специфически философский, а общенаучный ме-
тод исследования, который должен быть усвоен всеми учеными,
в особенности естествоиспытателями. Поэтому в «Диалектике
природы» Энгельс настойчиво подчеркивает: «Лишь когда ес-
тествознание и историческая наука впитают в себя диалектику,
лишь тогда весь философский скарб - за исключением чистого
17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 224.
18 Там же, т. 21, с. 316. К. Каутский, опираясь на высказывания основопо-
ложников марксизма и не видя в их отрицании философии стремления по-но-
вому понять и развить философию, приходит к явно неправильной характерис-
тике марксизма: «Я рассматриваю марксизм не как философское учение, а как
эмпирическую науку, как особое понимание общества» (Kautsky К. Ein Brief
liber Marx und Mach // «Der Kampf», Wien, 1909, Heft 10, S. 452). Тот факт, что
Энгельс в «Анти-Дюринге» и других своих работах, уточняя марксистское отно-
шение к философии, говорил об отрицании философии в старом смысле слова,
по-видимому, не оказал на Каутского никакого влияния.
93
учения о мышлении - станет излишним, исчезнет в положитель-
u	10
нои науке» .
Таким образом, отрицание философии, которое в «Немецкой
идеологии» выступало в своей тотальной и, можно даже сказать,
вызывающе брутальной форме, приобретает позитивный харак-
тер, свидетельством чего является признание выдающегося за-
воевания философии - диалектического способа мышления.
В «Святом семействе» Маркс и Энгельс высказываются о
диалектике главным образом в связи с философией Гегеля и его
последователей, высказываются по-фейербаховски, т.е., по суще-
ству, отрицательно. Это подтверждается, в частности, такой их
оценкой гегелевской системы и ее критики Фейербахом: «Но кто
же открыл тайну “системы”? Фейербах. Кто уничтожил диалек-
тику понятий - эту войну богов, знакомую одним только фило-
софам? Фейербах»19 20. Если учесть, что Фейербах не воспринял
диалектики Гегеля, что он истолковывал ее как идеалистический,
мистифицирующий действительность метод, то столь высокая
оценка фейербаховской критики диалектики убедительно свиде-
тельствует о том, что в 40-х гг. Маркс и Энгельс еще не стави-
ли вопроса о материалистической переработке диалектики, что
их отрицание философии являлось в те годы также отрицанием
диалектики.
В «Немецкой идеологии» вопрос о диалектике вообще не
обсуждается. В «Нищете философии» Маркс критикует прудо-
новскую, воспринятую из гегелевской философии диалектику,
вскрывая ее идеалистический характер. Однако наряду с этим
Маркс подчеркивает и положительные стороны гегелевской
диалектики. Он указывает, например, на то, что отрицание яв-
ляется необходимым моментом процесса развития. Выступая
против прудоновского недиалектического понимания отношения
противоположностей положительного и отрицательного, Маркс
справедливо отмечает: «Сосуществование двух взаимно-проти-
воречащих сторон, их борьба и их слияние в новую категорию
составляют сущность диалектического движения. Тот, кто ставит
себе задачу устранения дурной стороны, уже одним этим сразу
кладет конец диалектическому движению»21. Однако в «Нищете
философии» отсутствует общая принципиальная характеристика
отношения марксизма к гегелевскому диалектическому методу,
несмотря на то что Марксова критика «Философии нищеты» Пру-
дона несомненно заключает в себе диалектическую постановку
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 525.
20 Там же, т. 2, с. 102.
21 Там же, т. 4, с. 136.
94
ряда вопросов*. Такую принципиальную характеристику мы на-
ходим лишь через 20 с лишним лет в предисловии Маркса ко вто-
рому изданию первого тома «Капитала». В нем Маркс выступает
против модного в тогдашней Германии третирования философии
Гегеля, объявляет себя «учеником этого великого мыслителя» и в
этой связи лапидарно определяет смысл и значение гегелевской
диалектики: «Мистификация, которую претерпела диалектика в
руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель пер-
вый дал всеобъемлющее и сознательное изображение ее всеоб-
щих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо
ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой
рациональное зерно»* 22. Как разительно отличается эта оценка
диалектического идеализма Гегеля от всего того, что писали об
этой философии Маркс и Энгельс в сороковых годах!
Маркс ставит вопрос о демистификации идеалистической
диалектики Гегеля, о ее материалистической переработке. Такая
постановка вопроса с необходимостью влечет за собой возвраще-
ние к материалистической философии как общему мировоззре-
нию, которое не сводимо к материалистическому пониманию ис-
тории. И Энгельс, решая поставленную Марксом задачу, говорит
в «Анти-Дюринге» о новой исторической форме материализма:
«...современный материализм является по существу диалекти-
ческим и не нуждается больше ни в какой философии, стоящей
над прочими науками. Как только перед каждой отдельной наукой
ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи ве-
щей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеоб-
щей связи становится излишней»23. Таким образом, признание
необходимости новой, диалектико-материалистической филосо-
фии не отменяет прежнего отрицания философии, однако на мес-
то тотального, по существу, нигилистического отрицания права
философии на существование ставится конкретная, исторически
оправданная задача: покончить с противопоставлением филосо-
фии наукам о природе и обществе, упразднить философию как
науку наук, т.е. мнимую науку, претендующую на верховенство в
мире конкретных наук. Это уже не отрицание философии вообще,
* ГВ. Плеханов правильно характеризует выступление Маркса против
Прудона: «Победа Маркса над Прудоном в этом споре была победой человека,
умевшего мыслить диалектически, над человеком, не сумевшим выяснить себе
природу диалектики, но пытавшимся применить ее метод к анализу капитали-
стического общества» (Плеханов ГВ. Избр. филос. произведения. В 5 т. Т. III.
М„ 1957, с. 147).
22 Там же, т. 23, с. 22.
23 Там же, т. 20, с. 25.
95
а отрицание философии в старом смысле слова, т.е. отрицание
традиционной философии, каждая система которой претендова-
ла объять необъятное, построить целостную, охватывающую все
существующее картину мира. Относительно этой, подлежащей
упрпзднению философии Энгельс замечает: «Требовать от фило-
софии разрешения всех противоречий, значит требовать, чтобы
один философ сделал такое дело, какое в состоянии выполнить
только все человечество в своем поступательном развитии. Раз
мы поняли это, - а этим мы больше, чем кому-нибудь обязаны
Гегелю, - то всей философии в старом смысле слова приходит
конец. Мы оставляем в покое недостижимую на этом пути и для
каждого человека в отдельности “абсолютную истину” и зато ус-
тремляемся в погоню за достижимыми для нас относительными
истинами по пути положительных наук и обобщения их результа-
тов при помощи диалектического мышления»24.
Итак, Маркс и Энгельс, начав с радикального отрицания фило-
софии en bloc, приходят в конечном итоге к отрицанию философии
в старом смысле слова. Это уже несомненно положительное отри-
цание, которое означает, с одной стороны, преодоление присущего
прежней, в особенности идеалистической, философии противопос-
тавления философского миропонимания всему многообразию науч-
ного знания, а с другой стороны, представляет собой критическое
освоение материалистической традиции и диалектического спосо-
ба мышления. На этом пути Маркс и Энгельс приступают к созда-
нию философии нового типа. В какой мере им удалось решить эту
задачу? Этот вопрос требует обстоятельного рассмотрения.
Проблема предмета философии нового типа.
Законы диалектики
Маркс, высоко оценивая диалектический способ мышления и
ставя задачу материалистической переработки идеалистической
гегелевской диалектики, не называл, однако, свое мировоззрение
диалектическим материализмом или философией вообще. По-ви-
димому, он рассматривал материалистически переработанную
диалектику не как философское учение, а как научную методоло-
гию, что вполне согласуется с марксистским отрицанием фило-
софии. Нет поэтому у Маркса и речи о созданной им философии.
В.И. Ленин безусловно ошибается, когда заявляет, что «Маркс
неоднократно называл свое миросозерцание диалектическим
материализмом... »25.
24 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 278.
25 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 260.
96
Энгельс, как это видно из приведенной выше цитаты, говорит о
диалектическом характере «современного материализма». Однако
и у него я не нахожу выражения «диалектический материализм»;
характеризуя свои философские воззрения, Энгельс чаще всего
говорит о материализме, о материалистической диалектике. Речь,
разумеется, идет о диалектическом материализме, а почти пол-
ное отсутствие этого выражения, очевидно, объясняется тем, что
свои философские воззрения Энгельс, как это ни парадоксально,
трактовал как преодоление философии. Вероятно, поэтому мы не
встречаем у Энгельса таких, получивших впоследствии широкое
распространение выражений, как «философия марксизма» или
«марксистская философия». Тем не менее было бы совершенно
неправильно ставить под вопрос тот несомненный факт, что ос-
новоположники марксизма, подвергая критике предшествующую
материалистическую философию как метафизическое (антидиа-
лектическое), механистическое учение, предприняли в высшей
степени плодотворную попытку создания принципиально новой,
диалектической формы материализма. И, несмотря на свою суро-
вую критику идеалистических учений, они признавали, что одним
из источников их новой материалистической философии является
идеалистическое учение Гегеля, поскольку оно носило диалекти-
ческий характер. Сам факт признания исторической преемствен-
ности между диалектическим материализмом и определенным
идеалистическим учением принципиально отличает Маркса и Эн-
гельса от их предшественников-материалистов, которые напрочь
отвергали всякое идеалистическое философствование, третируя
его как собрание всяческих предрассудков и утверждений, проти-
воречащих здравому смыслу.
Французские марксисты, авторы «Критического словаря мар-
ксизма», правильно говорят о выражении «диалектический мате-
риализм»: «Это выражение, которое в настоящее время служит
для обозначения философии марксизма, не встречается у Мар-
кса и Энгельса, которые говорили лишь о «материалистической
диалектике»26.
Авторы словаря подчеркивают это далеко не случайное обстоя-
тельство, так как оно выражает сложившееся у основоположников
марксизма негативистское отношение к философии, выявляющее-
ся даже тогда, когда они приступают к изложению своей собст-
венной системы философских взглядов. Так, в «Анти-Дюринге»
Энгельса, в произведении, в котором наиболее полно, несмотря
26 Labica G. et Bensussan G. Dictionnaire critique du marxisme. Paris, 1982,
p. 723.
4. Ойзерман Т.И., том 2
97
на свою полемическую форму, излагаются основные положения
философии марксизма, утверждается: «...если принципы бытия
выводить из того, что есть, - то для этого нужна не философия, а
положительные знания о мире и о том, что в нем происходит; то,
что получается в результате такой работы, также не есть филосо-
фия, а положительная наука»27. Если руководствоваться этим тези-
сом, то нелегко ответить на вопрос, какое же место занимает фи-
лософия марксизма в системе научных знаний, поскольку и здесь
Энгельс по-прежнему рассматривает философию как противосто-
ящую положительным наукам и поэтому подлежащую отрицанию.
Это значит, что, несмотря на утверждение, что марксизм отрицает
философию лишь в старом смысле слова, тотальное отрицание
философии не вполне преодолено, что, как мы увидим дальше,
непосредственно сказывается в постановке вопроса о предмете
философии.
Выражение «диалектический материализм» ввел в научный
оборот последователь Маркса и Энгельса И. Дицген в работе
«Экскурсии социалиста в область теории познания». Выражение
«философия марксизма» впервые появляется в работах маркси-
стов эпохи II Интернационала, в особенности же в сочинениях
ГВ. Плеханова и В.И. Ленина. Не следует, однако, придавать этим
историческим подробностям существенного значения, так как соз-
дателями диалектического материализма, вне всякого сомнения,
являются Маркс и Энгельс, последний в особенности.
Энгельс, подчеркивая принципиальное отличие излагаемых
им философских воззрений от всей предшествующей философии,
указывает: «Это вообще уже больше не философия, а просто миро-
воззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить
себя не в некоей особой науке наук, а в реальных науках». Вы-
ражение «просто мировоззрение» не может, конечно, не вызвать
возражения по той простой причине, что просто мировоззрения
не существует. Существуют различные типы мировоззрений, в
частности религиозное, естественно-научное, социально-поли-
тическое и, конечно, философское мировоззрение, обладающее
специфическими, лишь ему одному свойственными характеристи-
ками. Энгельс косвенным образом признает, что речь идет именно
о философском мировоззрении, так как продолжением приведен-
ной выше цитаты является следующее утверждение: «Философия,
таким образом, здесь «снята», т.е. «одновременно преодолена и
сохранена», преодолена по форме, сохранена по своему действи-
27 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 35.
98
тельному содержанию»28. Следовательно, отрицание философии
оказывается в конечном счете, если воспользоваться понятиями
диалектики, отрицанием отрицания, т.е. снятым, преодоленным
отрицанием, а значит, и возрождением философии, но, конечно,
на новой, как подчеркивает Энгельс, основе.
Философия, переставшая быть «особой наукой наук», черпает
свои выводы не из умозрительных постулатов, а из совокупного
опыта человечества, из результатов естественно-научного иссле-
дования природы. Естественно, что такая философия, осмысли-
вающая человеческий опыт и научные данные, может быть только
материализмом. И соответственно этим методологическим посыл-
кам Энгельс утверждает: «...материалистическое мировоззрение
означает просто понимание природы, какова она есть, без всяких
посторонних прибавлений...»29.
Такими же аргументами пользуется Энгельс для обоснования
материалистического отрицания сверхприродного, потусторонне-
го духовного мира. Это отрицание представляется ему не результа-
том философского (материалистического) исследования, а необхо-
димым выводом из специально научного исследования внешнего
мира и мышления. Нет, конечно, никаких оснований умалять роль
науки, в особенности естествознания, в обосновании материали-
стического мировоззрения. Но значит ли это, что материализм не
является результатом развития самой философии, в том числе и
философского осмысления естественно-научных открытий? Ко-
нечно, нет. Тем не менее материалистическое отрицание транс-
цендентного трактуется Энгельсом не как философский, а как
естественно-научный вывод. Он пишет: «Уверенность, что кроме
материального мира не существует еще особого духовного мира,
есть результат длительного и трудного исследования реального
мира, у compris также исследование продуктов и процессов чело-
веческого мозга»30. Между тем в «Диалектике природы» Энгельс
подвергает критике тех естествоиспытателей, которые придержи-
ваются идеалистических и даже мистических воззрений. Не зна-
28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 142. Там же, с. 513. Это определение
материалистического мировоззрения не учитывает того, что идеалисты также
полагают, что они понимают природу так, как она есть, и, больше того, в отличие
от теологов, настаивают на том, что явления природы следует объяснять лишь ес-
тественными, т.е. природными, причинами. Сошлемся хотя бы на Шеллинга, ко-
торый в своей натурфилософии, осмысливая достижения естествознания, отвер-
гал всякое объяснение природных явлений внеприродными факторами. «Первое
правило подлинного естествознания - объяснять все естественными силами...»
(Schelling F.W.J. Samtliche Werke. Stuttgart, 1860, Bd. Ill, S. 273).
29 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 631.
30 Там же, с. 24.
4»
99
чит ли это, что естествознание не приводит само собой к материа-
листическому миропониманию, что философский материализм,
который несомненно черпает свои аргументы в естествознании,
все же отличается известной самостоятельностью, относительной
независимостью от Своего естественно-научного основания. По
словам Энгельса «современный материализм обобщает новейшие
успехи естествознания...»31. Это обстоятельство свидетельствует
как о зависимости «современного материализма» от наук о при-
роде, так и о его относительной независимости, проистекающей
из обобщения многообразных, нередко не согласующихся друг с
другом, научных данных.
Энгельс решительно противопоставляет новый, т.е. диа-
лектический, материализм предшествующим учениям, которые
оставались чужды диалектике, носили метафизический (т.е. ан-
тидиалектический) характер, сводили движение к механическому
перемещению тел, не признавали всеобщности и существенности
развития, ограничивались материалистическим пониманием при-
роды, оставаясь на идеалистических позициях в своем понимании
общественных явлений. В отдельных случаях критика Энгельсом
недиалектического характера предшествующего материализма об-
ретает крайне резкие, неоправданно резкие черты. Так, например,
он утверждает, что гегелевский «синтез наук о природе и их ра-
циональная группировка представляют собой большее дело, чем
все материалистические глупости, вместе взятые...»32.
Итак, диалектический материализм порывает не только с
идеалистической философией, но и с метафизическим, антидиа-
лектическим материализмом и, соответственно этому, диалекти-
ко-материалистически формулирует предмет и всю проблематику
философии. Отрицание философии (пусть и в старом смысле
слова) делает во многом проблематичным и понимание предмета
марксистской философии. Это бросается в глаза хотя бы из такого
высказывания Энгельса: «За философией, изгнанной из природы
и истории, остается, таким образом, еще только царство чистой
мысли, поскольку оно еще остается: учение о законах самого про-
цесса мышления, логика и диалектика»33. Если согласиться с этим
тезисом, то предметом философии марксизма оказывается мыш-
31 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 520.
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 520.
33 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 316. Французский марксист Л. Альтюсер,
имея в виду это и другие аналогичные высказывания Энгельса, заключает: «Фи-
лософия не имеет предмета» {Althusser L. Philosophic spontanee des savants. Paris,
1974, p. 38). Однако этот вывод не согласуется с другими высказываниями Энгель-
са, приведенными выше.
100
ление. Но этот вывод, сближающий диалектический материализм
с гегелевским диалектическим идеализмом, явно противоречит
всем другим высказываниям Энгельса, в особенности тем, кото-
рые касаются материалистического понимания природы.
В «Диалектике природы» Энгельс критикует Гегеля за то, что
для него законы диалектики существуют «лишь как законы мыш-
ления», противопоставляя этому идеалистическому воззрению
материалистический тезис, характеризующий предмет философии
марксизма: «...диалектические законы являются действительными
законами развития природы»34. В другом месте этой же работы
Энгельс, ссылаясь на «Анти-Дюринг», подчеркивает, что «диалек-
тика рассматривается как наука о наиболее общих законах всякого
движения»35.
В той же «Диалектике природы» мы встречаемся и с другой
характеристикой диалектики, а тем самым и предмета философии
марксизма: «Диалектика как наука о всеобщей связи. Главные
законы: превращение количества в качество - взаимное проник-
новение полярных противоположностей и превращение их друг
в друга, когда они доведены до крайности, - развитие путем про-
тиворечия, или отрицание отрицания, - спиральная форма разви-
тия»36. Энгельс, таким образом, связывает всеобщность развития
со всеобщей связью явлений. И то и другое трактуется как сущ-
ностное содержание развития природы и общества (объективной
диалектики), с одной стороны, и процесса познания, т.е. субъек-
тивной диалектики, - с другой.
Нельзя не отметить, что с точки зрения современного есте-
ствознания, статической физики прежде всего, представление о
безусловно всеобщей взаимосвязи, взаимообусловленности всех
явлений и соответствующее ему утверждение, что все связано со
всем, является мягко говоря, односторонним и фактически проти-
воречит основоположению диалектики о единстве противополож-
ностей, которое предполагает существование противоположного
наличному состоянию. Уже во времена Маркса и Энгельса физика
34 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 384, 385.
35 Там же, с. 582.
36 Там же, с. 343. Приведенное положение явно не согласуется с уже цитиро-
ванным высказыванием Энгельса в «Анти-Дюринге», согласно которому каждая
наука должна выяснить свое место во всеобщей связи вещей, в силу чего «какая-
либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней» {Маркс К., Эн-
гельс Ф. Соч., т. 20, с. 25). Таким образом, обнаруживается определенное расхож-
дение между «Анти-Дюрингом» и «Диалектикой природы». В «Анти-Дюринге»
диалектика характеризуется, прежде всего, как учение о законах мышления (см.
там же), в то время как в «Диалектике природы» в соответствии с предметом ис-
следования говорится об объективных диалектических законах.
101
газов исходила из положения о независимости молекул газа друг
от друга, об отсутствии связи, взаимообусловленности между
ними. Теория вероятности, которая в XIX веке была уже в основ-
ном сложившейся математической дисциплиной, также исходила
из понятия независимости явлений, составлявших предмет ее ис-
следования. Современная статистическая физика и теоретическая
биология определяют независимость как фундаментальную опре-
деленность явлений, определенность, которая никоим образом не
сводится на нет их взаимосвязью, взаимозависимостью. Ю.В. Сач-
ков в своей монографии приводит следующее положение Р.Л. Берга
и А.А. Ляпунова: «Независимость - это такое же фундаментальное
явление природы, как наличие взаимозависимости». Комментируя
это положение, он разъясняет: «Независимость есть необходимое
условие признания истинного разнообразия в мире, когда каждый
объект или система имеют нечто свое, не определяемое извне и
не зависящее от других объектов и систем»37. Таким образом,
определение диалектики как науки о связях требует существенной
корректировки, поскольку отношения между явлениями природы
и общества не сводимы к их взаимозависимости.
Итак, предметом диалектического материализма являются
универсальные законы диалектики, которые характеризуются как
определяющие все процессы, совершающиеся в природе, обще-
стве и познании. Естественно, возникает вопрос: не является ли
само представление о верховных, повсеместно господствующих
законах, в равной мере определяющих природные и социальные
процессы, а также деятельность познания далеким от науки, кото-
рая исследует, открывает законы определенной области явлений,
законы, всеобщность которых неизбежно ограничена? Если даже
такие всеобъемлющие законы существуют, то, поскольку они не
могли быть открыты какой-либо наукой, область исследования ко-
торой не беспредельна, как могли они быть открыты философией?
Существуют ли вообще абсолютно всеобщие законы, т.е. законы,
радикально отличные от тех законов, которые открыты (и откры-
ваются) фундаментальными науками? Для ответа на эти вопросы
следует, на мой взгляд, хотя бы вкратце рассмотреть отношение
между «законами диалектики» и теми законами, которые открыты
физическими, химическими, биологическими и другими науками.
Прежде всего, возникает вопрос: чуждо ли фундаментальным
наукам понятие универсального закона? Закон всемирного тяготе-
ния представляет собой, как я полагаю, универсальный закон при-
роды. Действие этого закона, определяя отношения между телами
37 Сачков Ю.В. Вероятностная революция в науке. М., 1999, с. 74.
102
неживой природы, вместе с тем оказывает вполне определенное,
поддающееся измерениям влияние и на процессы, протекающие в
живой природе, в том числе и в человеческом организме. Однако
биологические процессы хоть и подвержены влиянию закона все-
мирного тяготения, все Ж£ определяются специфическими, биоло-
гическими закономерностями. Правда, анализ этих закономерно-
стей показывает, что в их основе лежат физические и химические
законы, но это обстоятельство не отменяет специфических биоло-
гических, физиологических закономерностей и лишь свидетель-
ствует о единстве живой и неживой природы, единстве законов
природы. Однако универсальность закона всемирного тяготения
не распространяется на общественные отношения, так же как и на
процессы познания, мышления. Следовательно, это не абсолютная
универсальность, т.е. все же ограниченная всеобщность. И фунда-
ментальные науки, судя по их исторически сложившемуся содер-
жанию, не знают таких законов, которым бы подчинялись все без
исключения процессы, совершающиеся в природе и обществе.
Таким образом, сравнение «законов диалектики» с законами
фундаментальных наук указывает на принципиальное различие
между ними, поскольку «законы диалектики» трактуются как
сущностные отношения, определяющие процессы, происходящие
в неживой и живой природе, в общественной жизни, а также в
мышлении. Правда, при этом обычно оговаривается, что «законы
диалектики» по-разному проявляются в различных сферах бытия,
обретают существенно различные, особенные, специфические
формы своего действия в природе, обществе и мышлении. Но эта
оговорка не изменяет главного, а именно признания одних и тех
же законов для всего существующего.
Энгельс в «Анти-Дюринге» и «Диалектике природы» иллюс-
трирует «законы диалектики» примерами из физики, химии, био-
логии, истории философии. Мы видим, что переход из одного
агрегатного состояния в другое происходит путем постепенного
накопления количественных изменений, которое в конечном итоге
приводит к скачкообразному переходу в новое качественное со-
стояние. Этот пример, как и все другие, которые нет необходи-
мости перечислять, позволяет сделать вывод, что законы природы
(если не все, то, во всяком случае, значительное множество этих
законов), а также законы социальных процессов и познания но-
сят диалектический характер, т.е. являются законами движения,
изменения, развития. Но из этого заключения, которое носит все
же в известной мере гипотетический характер, поскольку остает-
ся непознанным неопределенное множество законов природы и
общества, отнюдь не следует вывод (пусть даже гипотетический),
103
что существуют всеобъемлющие, абсолютные законы диалектики.
Имеются лишь основания утверждать: то, что обычно именуется
законами диалектики, указывает на наличие общих существенных
черт во всех процессах материального мира и духовной жизни. За-
коны природы, законы общественной жизни, законы познаватель-
ной деятельности людей, несомненно, качественно отличающиеся
друг от друга законы, что, однако, не исключает существенно об-
щего между ними, поскольку все они представляют собой законы.
Это общее между качественно различными законами качествен-
но различных сфер бытия и было возведено в ранг абсолютных
«законов диалектики». В действительности же нет и не может
быть особого класса законов, верховных законов, производными
от которых якобы являются конкретные, открываемые фундамен-
тальными науками законы. Правомерным, научно (а значит, и фи-
лософски) оправданным является допущение, что наличествует
существенное единство всего многообразия известных науке зако-
нов, единство, которое стремится выявить и выразить диалектика
как философское учение. Признавать же, что существует два клас-
са законов - высшие (диалектические) и подчиненные им законы
природы, общества и познания, - значит, оставаться на позициях
гегелевского диалектического идеализма, который противопостав-
лял философию всему научному знанию как всеведущую науку
наук, постигающую подлинную, скрытую от всех остальных наук
истину*.
Следует отметить, что Маркс и Энгельс, говоря о сформули-
рованных Гегелем законах диалектики, обычно имели в виду по-
всеместно совершающиеся диалектические процессы, находящие
свое выражение в закономерностях, устанавливаемых фундамен-
тальными науками. Основоположники марксизма были весьма
далеки от допущения, что философия открывает законы, неизвест-
ные фундаментальным наукам. Им было совершенно чуждо геге-
левское, идеалистическое возвеличение «законов диалектики», их
противопоставление законам, познаваемым фундаментальными
науками. Однако в учебных пособиях, издававшихся в советское
время, «законы диалектики» характеризовались как особый, выс-
ший класс законов, с которыми обязаны сообразоваться положения
всех наук. Печально знаменитая «мичуринская биология», провоз-
* Так, в «Феноменологии духа» Гегель утверждает: «...все, что в каком-нибудь
знании и в какой-нибудь науке считается истиной и по содержанию, может быть,
достойно этого имени только тогда, когда оно порождено философией» (Гегель.
Соч. Т. IV. М., 1959, с. 37). По Гегелю выходило, что множество научных положе-
ний, никак не связанных с философией, являются в лучшем случае правильными,
но не истинными.
104
глашенная Т. Лысенко подлинной диалектико-материалистической
наукой, с позиций которой были отвергнуты все исследования в об-
ласти генетики, является убедительным свидетельством того, что
апелляция к высшим (диалектическим) законам, выставляемым в
качестве верховного судьи в научном споре, легко превращается в
лженаучное шарлатанство.
Подытоживая предшествующее изложение, я прихожу к заклю-
чению, что предметом диалектического материализма являются не
пресловутые «законы диалектики», а гипотетически полагаемый
всеобщим диалектический процесс, содержание которого образу-
ют установленные науками факты: движение, изменение, развитие
в природе, обществе, познании. Материалистическая диалектика
есть поэтому общая теория движения, изменения, развития, об-
общающая специальные теории движения, изменения, развития,
созданные в биологии, геологии, астрофизике, социологии и ряде
других наук.
Энгельс, характеризуя предмет философии марксизма, разгра-
ничивает объективную диалектику как процесс, совершающийся в
независимой от сознания и воли людей реальности, и субъективную
диалектику, диалектическое мышление, познание. В этой связи он,
вслед за Гегелем, обосновывает необходимость диалектической
логики, о которой, однако, его высказывания носят спорадический
характер, вследствие чего марксистская концепция диалектической
логики остается недостаточно определенной. В.Ф. Асмус, пытаясь
определить специфику диалектического мышления, рассуждает
в духе Платона и Гегеля: «Только в том случае можно говорить
о диалектике, если мы вынуждены об одном и том же предмете
высказывать утверждения, противоречащие друг другу в одно и то
же время, в одном и том же отношении»38. Такое понимание диа-
лектического мышления противопоставляет его, и притом ради-
кальным образом, формальной логике, т.е. фактически отвергает
последнюю, для чего нет никаких оснований, что хорошо понимал
и сам Асмус, как автор одного из советских учебников формальной
логики. Гегель, а также Энгельс тоже в известной мере противопо-
ставляли диалектику формальной логике, которая зачастую истол-
ковывалась ими как метафизическое, антидиалектическое учение
о правилах мышления. Но для такого истолкования нет никаких
оснований, если, конечно, отвлечься от того, что метафизически
мыслящие философы нередко истолковывали формальную логику
не только как учение об элементарных правилах мышления, но
также как онтологическую теорию.
38 Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973, с. 282.
105
Если у Гегеля противопоставление диалектики формальной
логике носит преимущественно полемический характер, выражая
стремление доказать, что диалектика является более глубоким,
проникающим в сущность явлений способом мышления, то у
Энгельса это противопоставление свидетельствует как о недоста-
точной разработанности общей теории диалектического процесса,
так и о недостаточной ясности, определенности марксистского по-
нятия диалектической логики. Неудивительно поэтому, что даже в
советское время, т.е. в эпоху идеологического принуждения также
и в философии, некоторые философы-марксисты (преимуществен-
но специалисты-логики) отрицали существование диалектической
логики.
Поставленные, но не решенные проблемы
Развитие познания, а также практическая деятельность людей
вполне опровергают идеалистическое представление о природе
как совокупности наших, человеческих представлений. Это субъ-
ективно-идеалистическое представление не находит в наше время
открытых приверженцев. Что же касается объективного идеализ-
ма, который признает независимость природы от человеческого
сознания, то его несостоятельность в свете современных дости-
жений естествознания полностью выявляется в его понимании
материи как косного, аморфного вещества, которое само по себе,
т.е. без действия имматериальной силы, не способно к движению,
развитию, образованию сложных структур. Уже естествознание
XIX в. экспериментально доказало самодвижение материи, т.е.
превращение качественно различных форм движения материи
друг в друга. А после открытия атомной энергии любые рассужде-
ния о косности материи утеряли даже видимость убедительности*.
Однако, несмотря на современные научные представления о внут-
ренней мощи материи, то есть о неразрывном единстве материи и
энергии, идеализм не исчез; он по-прежнему стремится опроверг-
нуть материалистические представления о духовном, отстаивая
тезис о самодостаточности, даже субстанциальности духовного.
Маркс и Энгельс не ограничивались критикой идеализма, сурово
критиковали они и так называемый вульгарный материализм, ис-
* Следует, впрочем, отметить, что материализм XVIII в., предвосхищая пос-
ледующие естественно-научные открытия, успешно опровергал представления о
косности материи. Так, П. Гольбах в своей знаменитой «Системе природы» ут-
верждал, что «материя движется благодаря собственной энергии, что она обязана
своим движением внутренне присущим ей силам...» (Гольбах П. Избр. произв. в
двух томах. Т. 1. М., 1963, с. 75).
106
толковывавший духовное как особого рода материальный продукт
человеческой жизнедеятельности. Но так ли уж далека эта явно
упрощенная концепция духовного от свойственного всем мате-
риалистическим учениям воззрения? Античные материалисты
полагали, что человеческая душа есть особенно тонкая материя.
Материалисты нового времени не продвинулись существенным
образом вперед в своем представлении о сознании, мышлении.
Т. Тоббс вообще утверждал, что существуют только тела, и, хотя
он признавал, конечно, существование мышления в качестве акци-
денции особого, сложного тела и даже занимался основательным
анализом мышления, ему не удалось примирить свой онтологи-
ческий вещизм с признанием духовного. Другие материалисты,
в отличие от Гоббса, признавали не только существование тел,
вещей, но и невещественную реальность - сознание, которое они
в полном согласии с физиологией человека рассматривали как
свойство мозга.
Основоположники марксизма, соглашаясь с исходным поло-
жением предшествующего материализма о первичности материи
по отношению к сознанию, критиковали своих предшественников
за метафизическое (антидиалектическое) понимание природы и
неспособность распространить материалистические принципы на
понимание общественной жизни. При этом, однако, они вполне
удовлетворялись старым материалистическим основоположением:
сознание - свойство мозга, функция высокоорганизованной мате-
рии. Это положение бесспорно лишь в том смысле, что без челове-
ческого мозга не может быть сознания, мышления. Но позволяет
ли это само по себе правильное утверждение понять, объяснить
реальное многообразие и содержательность духовного? Конечно,
нет. Больше того: признание истины, что сознание, мышление
являются продуктом высокоорганизованной материи, едва ли пол-
ностью порывает с устаревшим материалистическим воззрением
на духовное как особенно тонкую материю. Ведь духовное не есть
просто сознание, мышление. Существует духовный мир - наука
и познание вообще, искусство, формы которого многообразны,
религия. Сказать, что наука, искусство, религия - продукт высоко-
организованной материи, мозга, значит, ничего не объяснить, ни-
чего не понять в этих феноменах духовной деятельности человека,
человечества на всем протяжении их исторического развития.
Если идеализм явно недооценивает природу, редуцируя ее к
личностному сознанию или безличному духовному, то материа-
лизм, как мы видим, постоянно недооценивал духовное, редуцируя
его к физиологической основе, которая нисколько не объясняет
развития науки, искусства, духовного вообще (например, интел-
лектуальности индивидуума).
107
Энгельс, определяя сознание, мышление как «продукты чело-
веческого мозга»39, вместе с тем осознает, что мышление все же
не может быть сведено к его физиологической основе. Поэтому он
пишет: «Есть ли это мышление отдельного единичного человека?
Нет. Но оно существует только как индивидуальное мышление
многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей»40.
В другом месте, в том же «Анти-Дюринге» Энгельс, говоря о тео-
ретическом мышлении, подчеркивает: «...это - исторический про-
дукт, принимающий в различные времена очень различные формы
и вместе с тем очень различное содержание»41. Такая постановка
вопроса о мышлении, о знании, конечно, далеко выходит за пре-
делы естественно-научной констатации того, что мышление есть
свойство, функция мозга.
К сожалению, эта принципиально новая по сравнению с пред-
шествующим материализмом постановка вопроса о природе ду-
ховного не получает развития ни в «Анти-Дюринге», ни в других
работах Энгельса. Правда, излагая основы материалистического
понимания истории, основоположники марксизма намечают но-
вый, весьма плодотворный подход к анализу сознания. Общест-
венное сознание, утверждают они, отражает общественное бытие,
т.е. жизнь людей, которая, по определению, носит общественный
характер. Сознание человеческих индивидов представляет собой
индивидуальное и вместе с тем общественное сознание, т.е. един-
ство того и другого. Без понимания этого изначального единства
индивидуального и общественного невозможно понять развитие
мышления (его категориальной структуры прежде всего), научно-
го познания, искусства во всех его формах.
Таким образом, становится понятным, что исходное мате-
риалистическое положение о духовном как продукте материаль-
ного, при всей своей правильности, совершенно недостаточно
для понимания духовной жизни людей, в том числе их сознания,
мышления, не говоря уже о познании, развитие которого может
быть объяснено лишь путем исследования специфических зако-
нов этого процесса. Маркс и Энгельс, создавшие диалектический
материализм как теорию диалектического развития, которую они
противопоставляли прежним эволюционистским концепциям, не
разработали теории духовного развития человечества и вслед-
ствие этого не смогли преодолеть до конца материалистический
редукционизм, т.е. одностороннее, принципиально несостоятель-
ное сведение духовного к материальному.
39 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 34.
40 Там же, с. 87.
41 Там же, с. 366.
108
Плодотворная попытка углубления, развития понятия иде-
ального, которое мы обнаруживаем в «Капитале» Маркса, была
предпринята Э.В. Ильенковым в статье «Идеальное», опублико-
ванной в «Философской энциклопедии», а также в ряде других его
работ. Ильенков справедливо указывает на то, что материальное
воплощение человеческих идей, замыслов, образов превращает
эти продукты человеческой деятельности в единство материаль-
ного и идеального, вследствие чего идеальное получает и внешнее
по отношению к сознанию людей существование. Он пишет, что
«предмет оказывается идеализированным лишь там, где создана
способность активно воссоздать этот предмет, опираясь на язык
слов и чертежей, где создана способность превращать «слово в
дело», а через дело в вещь». И далее, развивая эту мысль, Ильен-
ков утверждает: «...форма внешней вещи, вовлеченной в процесс
труда, «снимается» в субъективной форме предметной деятельно-
сти; последняя же предметно фиксируется в субъекте в виде меха-
низмов высшей нервной деятельности. А затем обратная очередь
тех же метаморфоз - словесно выраженное представление превра-
щается в дело, а через дело - в форму чувственно созерцаемой
вещи, в вещь»42.
М. Лифшиц, опираясь на Ильенкова и частью полемизируя с
ним, полагает, что идеальное как норма (например, биологический
вид) существует и безотносительно к сознанию людей. «Словом,
идеальное есть во всем, оно есть и в материальном бытии и в
сознании, оно есть в обществе и в природе, или же его нет ни-
где»43. И подытоживая свою концепцию объективной реальности
идеального, Лифшиц заключает: «И чтобы наш материализм был
вполне современным, придется взять еще один урок у Платона,
Аристотеля и Гегеля, то есть признать, что идеальное существует
не только в человеке, не только в общественной деятельности,
не только в предметных воплощениях общественного созна-
ния, но и в природе, и в социальных процессах, и в жизни лич-
ности»44.
42 Философская энциклопедия. М., 1962, т. 2, с. 221, 222. В другой своей ра-
боте Ильенков подчеркивает: труд есть процесс, «внутри которого в качестве его
метаморфозы рождается и функционирует идеальное, совершается идеализация
деятельности, природы и общественных отношений, рождается язык символов
как внешнее тело идеального образа внешнего мира. Здесь - тайна идеального и
здесь же его разгадка» (Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М., 1974, с. 194).
При этом указывается: «В природе самой по себе, в том числе в природе человека,
как биологического существа, идеального нет» (там же, с. 189).
43 Лифшиц М.А. Об идеальном и реальном// Вопросы философии, 1984,
№ 10, с. 123.
44 Там же, с. 145.
109
Можно соглашаться или не соглашаться с Ильенковым и осо-
бенно с Лифшицем, но несомненно одно: они творчески ставят
проблему духовного, идеального, способствуя преодолению ее
ограниченного понимания, которое не было вполне преодолено
марксистской философией.
Энгельс утверждал, что материалистическая философия с
каждым новым эпохальным научным открытием принимает но-
вую историческую форму. Можно в основном согласиться с этим
положением, несмотря на заключающееся в нем преувеличение.
Создание диалектического материализма, т.е. новой исторической
формы материалистической философии, отразило выдающиеся ес-
тественно-научные открытия середины прошлого века. Конец XIX
столетия и особенно начало XX века были ознаменованы новыми
эпохальными естественно-научными открытиями, которые сдела-
ли необходимостью придание диалектическому материализму но-
вой исторической формы. Эту задачу пытался решить В.И. Ленин
в работе «Материализм и эмпириокритицизм».
Энгельс, исходя из данных естествознания своего времени, не
ограничивался общим философским, онтологическим определе-
нием понятия материи как первичного по отношению к сознанию,
мышлению, а пытался конкретизировать это определение, указывая
на естественнонаучные факты. «Вещество, материя, - писал он, -
есть не что иное, как совокупность веществ, из которых абстра-
гировано это понятие»45. Строго говоря, это определение материи
не вполне отвечало всем выдающимся открытиям естествознания
эпохи Маркса и Энгельса. Ведь уже при их жизни появилось в
высшей степени важное понятие электромагнитного поля. Кроме
того, существовавшая в то время волновая теория света несомнен-
но указывала на то, что материальное не сводимо к веществу, к
телам природы. Тем не менее ссылка Энгельса на естественно-на-
учные представления о материи имеет принципиальное значение,
так как она указывает на недостаточность абстрактной дефиниции
понятия материи как первичной реальности. Такая абстрактная
дефиниция, поскольку она рассматривается безотносительно к
научным данным, мало чем отличается от представлений наивных
материалистов античности, рассуждавших о первоматерии, перво-
веществе.
В.И. Ленин анализирует в «Материализме и эмпириокрити-
цизме» методологический кризис в физике, начавшийся в конце
прошлого века вследствие открытия электрона - элементарной
45 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 550. Понятие материи, разъяснял Эн-
гельс, есть абстракция. «Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда
объединяем их как телесно существующие под понятием материи» (там же, с. 570).
110
частицы, объяснение которой не укладывалось в рамки классичес-
кой механики. Замешательство среди многих естествоиспытате-
лей, вызванное этим открытием, нашло свое выражение в идеа-
листических рассуждениях о дематериализации материи, так как
понятие материи все еще сводилось к понятию вещества. Ленин,
отстаивая позиции материализма, доказывал, что электрон, даже
если он не обладает свойствами, которые естествознание припи-
сывает материи, несомненно материален, поскольку он представ-
ляет собой реальное, существующее независимо от сознания и
воли людей явление. В этой связи Ленин предлагает философское
определение материи, которое должно сохранить свою истинность
независимо от того, какие бы новые, неожиданные природные
явления ни открыло естествознание. В отличие от онтологичес-
кой философской дефиниции понятия материи как первичного,
предложенная Лениным дефиниция может быть определена как
гносеологическое определение понятия материи. «Материя есть
философская категория для обозначения объективной реальнос-
ти, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется,
фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя
независимо от них»46. Главное в этом определении - понимание
материи как объективной реальности, которая по определению су-
ществует безотносительно к человеческому сознанию. Утвержде-
ние, что эта объективная реальность чувственно воспринимается,
связано с ленинской критикой махизма, рассматривающего ощу-
щения как «элементы» всего существующего, а не как восприятия
существующей независимо от них реальности. Настаивать на том,
что объективная реальность является таковой, лишь поскольку
она отображается в наших ощущениях, значит отступать от ма-
териализма, осознающего ограниченность чувственных воспри-
ятий и, следовательно, существование множества объективно-ре-
альных явлений, которые не являются объектами наших органов
чувств. Однако запросто исключить чувственные восприятия из
дефиниции понятия материи как объективной реальности, по-ви-
димому, невозможно, поскольку эта дефиниция носит гносеоло-
гический характер. Кроме того, понятие объективной реальности,
взятое вне связи с человеческими чувственными восприятиями,
вполне приемлемо для объективного идеализма, который исходит
из представления о субстанциальности духовного и, следователь-
но, его независимости от человеческого сознания. Таким образом,
хотя понятие о материи как о чувственно воспринимаемой объек-
тивной реальности далеко не охватывает многообразия форм ее
46 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 131.
111
существования, оно все же в определенной мере необходимо как
антитеза идеалистическому представлению о сверхчувственной,
трансцендентной объективной реальности. Однако это понятие
остается.недостаточным, неполным, не охватывающим многооб-
разия форм существования материи.
Нельзя не отметить, что предложенное В.И. Лениным фило-
софское понятие материи не является новым как в марксистской
литературе, так и в предшествующей марксизму философии. Так,
Плеханов в статье «Трусливый идеализм», критикуя махиста
И. Петцольда, определяет материю как то, что «посредственно,
или непосредственно, действует, или, при известных обстоятель-
ствах, может действовать на наши внешние чувства»47. При этом
Плеханов замечает, что ни одно из «поразительных физических
открытий последних лет» не подрывает этого понятия материи.
Однако не только материалисты определяют материю как
внешнюю чувственно воспринимаемую реальность. Ж.-Ж. Руссо,
который решительно не соглашался со своими соратниками-ма-
териалистами, отстаивая идеалистическое мировоззрение, утвер-
ждал: «Все, что я сознаю вне себя и что действует на мои чувства,
я называю материей»48. И. Кант, создатель трансцендентального
идеализма, утверждал в «Метафизических началах естествозна-
ния»: «... материя есть любой предмет внешних чувств...»49.
Итак, определение понятия материи как чувственно восприни-
маемой объективной реальности недостаточно характеризует спе-
цифику материализма, его принципиальную противоположность
идеализму, во всяком случае некоторым его разновидностям. Это
сенсуалистическое определение понятия материи так же ограни-
ченно, как и сенсуалистическая гносеология, согласно которой
все познаваемые предметы чувственно воспринимаемы. Связывая
47 Плеханов ГВ. Избранные философские произведения, т. III, с. 469. Такое
же понимание материи мы находим и у Каутского, который исходит при этом из
признания неоспоримой реальности чувственно воспринимаемого мира: «При-
знание материализмом материи ничего другого не означает, как признание, что
мир существует действительно вне нас, что он не чистая видимость (nicht blosser
Schein), не является продуктом человеческой головы» (Kautsky К. Materialistische
Geschichtsauffassung. Stuttgart, 1928, Bd. 1, S. 23). Марксизм в своем определении
понятия материи не отличается принципиальным образом от предшествующего
материализма. Так, Гольбах в работе «Система природы» аналогичным образом
определяет материю: «...по отношению к нам материя вообще есть все то, что
воздействует каким-нибудь образом на наши чувства» (Гольбах П. Избр. философ,
произведения в двух томах, т. 1, с. 84). Такие же определения материи характерны
и для других материалистов XVII-XVIII вв., поскольку они в теории познания
стоят на позициях сенсуализма.
48 Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании. СПб., 1913, с. 262.
49 Кант И. Сочинения в шести томах. М., 1966, т. 6, с. 70.
112
понятие материи с чувственным восприятием, это определение
вносит тем самым в понятие материи момент субъективности.
Ясно также и то, что созданные человеком предметы (напри-
мер, машины или художественные произведения) не могут опре-
деляться как независимые от сознания и воли людей. Это - спе-
цифическая объективная реальность, которая представляет собой
воплощение, материализацию человеческого интеллекта и нахо-
дится в явном противоречии с исходным положением материализ-
ма: материальное первично, изначально, всегда существовало.
Понятие материи как чувственно воспринимаемой объектив-
ной реальности, независимой от сознания и воли людей, прин-
ципиально неприменимо к категориям материалистического по-
нимания истории. Производительные силы и производственные
отношения создаются людьми, их объективность носит субъект-
объектный характер, т.е. они частью независимы, а частью зависи-
мы от человеческой деятельности.
Гносеологическое определение понятия материи заключает в
себе и тот недостаток, что оно ничего не говорит о первичности
материи по отношению к сознанию, мышлению, духовному во-
обще. Между тем это определение материи как абсолютно изна-
чального, несотворенного и неуничтожимого, исторически и ло-
гически является ее основным философским определением. Это,
между прочим, признает и Ленин, говоря об отношении между
материальным и духовным: «... нельзя, по сути дела нельзя дать
определения двух последних понятий гносеологии, кроме как
указания на то, которое из них берется за первичное»50. И тем не
менее Ленин пытается, как мы видим, дать новое философское
определение материи, определение, которое нельзя признать удов-
летворительным, принципиально размежевывающим несовмести-
мые противоположности - материализм и идеализм.
Все изложенное выше приводит меня к выводу, что диалекти-
ческий материализм не дал своего философского понятия мате-
рии, т.е. такого понятия, которое принципиально бы отличало его
от предшествующего, метафизического (антидиалектического)
материализма. Конечно, может возникнуть вопрос: необходимо ли
новое, диалектико-материалистическое понятие материи, возмож-
но ли оно? Ленин, как и Плеханов, ставил вопрос о необходимо-
сти такого нового понятия, пытался его сформулировать. Однако
поставленная задача не была решена. Можно, правда, прийти и
к такой постановке проблемы: философия не претендует на свое
собственное, особое понятие материи и принимает то понятие ма-
50 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 149.
113
терии, которое сложилось и развивается в естествознании. Но ес-
тественно-научное понятие материи оказывается неприменимым
к общественным явлениям, которые, несомненно, также подлежат
материалистическому объяснению. А поскольку общенаучное
понятие материи не вырабатывается в рамках отдельной науки,
выработкой такого, по существу, философского понятия и призван
заниматься диалектический материализм как наиболее развитая
форма материалистической философии. Такое понятие необхо-
димо в особенности для того, чтобы окончательно преодолеть то
упрощенное понимание духовного, от которого все еще не изба-
вился философский материализм.
Центральным понятием философии марксизма как учения о
диалектическом процессе является понятие всеобщности разви-
тия. Хотя диалектика определяется Энгельсом как наука о законах
всякого движения, изменения, развития, именно развитие должно
быть понято как процесс, включающий в себя всякое движение и
изменение. Только при таком понимании развития оно выступает
как действительно всеобщий процесс. Движение, какова бы ни
была его форма, само по себе не есть развитие. Переход из одного
агрегатного состояния материи в другое представляет собой каче-
ственное изменение ее состояния, но это также не есть развитие,
хотя бы уже потому, что оно является обратимым процессом. Вы-
дающиеся представители домарксовского материализма обосно-
вывали принцип самодвижения материи, трактовали движение как
форму существования материи*. Они признавали также измене-
ние материи, природы как необходимый, закономерный процесс.
Понятие развития также не было им чуждо, но они не исследо-
вали связи между понятием развития и такими образующими его
процессами, как движение и изменение, которые сами по себе
не являются процессами развития. Основоположники марксизма
также не исследовали это отношение, т.е. единство качественно
различных процессов, образующих процесс развития.
Диалектический материализм предполагает диалектическую
концепцию развития. Маркс и Энгельс характеризуют развитие
как процесс, совершающийся по законам диалектики. Однако эти
* Обоснованный материализмом принцип самодвижения материи вынужден
был признать (разумеется, не без оговорок) и идеалист Гегель, который в своей
«Философии природы» постулирует единство материи и движения: «Точно так же
как нет движения без материи, так не существует материи без движения» (Гегель.
Энциклопедия философских наук. Том второй. М., 1975, с. 64). Однако Гегель
вместе с тем ограничивает понятие движения. Логический процесс, которому
он приписывает субстанциальное значение, не есть, с его точки зрения, процесс
движения. Связывая движение с материей, Гегель понимает его лишь как механи-
ческое движение, перемещение в пространстве.
114
законы, во всяком случае в том виде, в каком они формулировались
и применялись Гегелем, характеризуют не столько процесс разви-
тия, сколько связь, единство противоположностей. Так, переход
количественных изменений в качественные описывается Гегелем
как обратимый процесс. Противоречие, взаимопроникновение про-
тивоположностей рассматривается в гегелевской «Науке логики»
в разделе о сущности, в котором отсутствует понятие развития, по-
являющееся лишь в учении о понятии, интерпретируемом Гегелем
как онтологическая основа и бытия, и сущности. «Поступательное
движение понятия, - утверждает Гегель, - не есть больше ни пере-
ход в другое, ни видимость в другом, но есть развитие...» И Гегель
поясняет этот тезис, разграничивая сферу понятия от сфер бытия и
сущности: «Переход в другое есть диалектический процесс в сфе-
ре бытия, а видимость в другом есть диалектический процесс сущ-
ности. Движение понятия есть, напротив, развитие, посредством
которого полагается лишь то, что уже имеется в себе»51.
Маркс и Энгельс, естественно, не согласились с гегелевским
пониманием процесса развития, которое фактически отрицало его
всеобщность. Законы диалектики являются, с их точки зрения, не
только законами всякого движения и изменения, но прежде всего
законами развития. Так, закон перехода количественных измене-
ний в коренные, качественные обосновывает, согласно материа-
листической диалектике, скачкообразный, революционный путь
развития. В этой связи Маркс и Энгельс принципиально разграни-
чивают революционное и эволюционное развитие, рассматривая
последнее как предшествующее революционному преобразова-
нию и как бы подготавливающее его. Следует, однако, отметить,
что в «Капитале» Маркса переход количественных изменений в
качественные (например, накопление денег до известного преде-
ла, когда они становятся капиталом) рассматривается как посте-
пенный, эволюционный процесс.
Высказывания Энгельса относительно присущих явлениям ка-
честв позволяют сделать вывод, что качественные изменения могут
происходить не только скачкообразно, но и постепенно. Энгельс, в
частности, указывает, что «существуют не качества, а только вещи,
обладающие качествами, и притом бесконечно многими качества-
ми». При этом, как подчеркивает Энгельс, «всякое качество имеет
бесконечно много количественных градаций»52. Но в таком случае
изменение одного или нескольких качеств, присущих тем или иным
предметам, вовсе не означает превращение этих предметов (или
процессов) в новое, скачкообразно возникающее состояние.
51 Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логика. М., 1974, с. 343.
52 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 547.
115
Диалектическое противоречие Маркс и Энгельс также рас-
сматривают как закон развития. Противоречие определяется осно-
воположниками марксизма как отношение противоположностей,
которые и обусловливают, и вместе с тем исключают друг друга.
В «Капитале» Маркс характеризует отношение между наемным
трудом и капиталом как именно такое отношение, противоречие.
Соответственно этому он и приходит к выводу, что упразднение
капитала (капиталистических общественных отношений) есть
также и упразднение наемного труда. Маркс исследует противоре-
чивый характер функционирования и развития капиталистическо-
го способа производства. Так, анализируя процесс обмена това-
ров, Маркс указывает, что он «заключает в себе противоречащие и
исключающие друг друга отношения. Развитие товара не снимает
этих противоречий, но создает форму для их движения. Таков и
вообще тот метод, при помощи которого разрешаются действи-
тельные противоречия»53. Маркс, следовательно, полагает, что
разрешение противоречий представляет собой не устранение их, а
переход в новую форму противоречивого развития. Мысль Марк-
са понятна: развитие всегда представляет собой противоречивый
процесс. Но разве развитие не предполагает упразднение тех или
иных противоречий, например противоречий между трудом и ка-
питалом, специфических противоречий капитализма вообще?
Исследуя производство прибавочной стоимости, т.е. процесс,
совершающийся при определенных исторических условиях, Маркс
утверждает, что оно «должно совершиться в сфере обращения и в
то же время не в сфере обращения»54. Противоречие, на которое
указывает Маркс, не трудно постигнуть: производство прибавоч-
ной стоимости совершается в сфере производства товаров, которые
поступают в сферу обращения, т.е. продажу, в результате которой
капиталист обретает вожделенную прибавочную стоимость.
К сожалению, Маркс рассматривает вопрос о противоречии
лишь в связи с исследуемыми им экономическими процессами, не
входя в специальный философский анализ понятия противоречия,
не разрабатывая теории противоречий. То же можно сказать об
Энгельсе, в работах которого понятие «противоречие» выступает
как само собой разумеющееся понятие.
В.И. Ленин трактует противоречие как борьбу противополож-
ностей. В «Философских тетрадях», важнейшее содержание кото-
рых образует критический конспект трудов Гегеля, он утверждает,
по-видимому, в противовес Гегелю: «Развитие есть “борьба” про-
53 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 113-114.
54 Там же, с. 177.
116
тивоположностей». И далее: «Борьба взаимоисключающих проти-
воположностей абсолютна, как абсолютно развитие, движение»55.
Примечательно, что в первой из приведенных цитат слово
«борьба» заключено в кавычки, которые, правда, исчезают во вто-
рой цитате. Тем не менее эти кавычки далеко не случайны, так как
Ленину, судя по примерам, которые он приводит, ясно, насколько
условно слово «борьба» применительно к любому диалектиче-
скому отношению противоположностей. В тех же «Философских
тетрадях» Ленин ссылается на такие диалектические противо-
положности: действие и противодействие (в механике), положи-
тельное и отрицательное электричество (в физике), соединение и
диссоциация (в химии), классовая борьба (в обществоведении)56.
Нет необходимости доказывать, что диалектические отношения,
наличествующие в механических, физических, химических про-
цессах, никак не могут быть охарактеризованы как борьба проти-
воположностей. Это - коррелятивные отношения, взаимообуслов-
ленность противоположностей. Иное дело борьба классов; она
действительно имеет место, но и ее нельзя назвать абсолютной,
поскольку она не исключает компромиссы, как об этом свидетель-
ствует исторический опыт и современное буржуазное общество.
Абсолютная борьба, о которой говорит Ленин, предполагает аб-
солютные противоположности, в то время как диалектика имеет
дело с относительными противоположностями.
В тех же «Философских тетрадях» Ленин, по-видимому под
влиянием Гегеля, придает первостепенное значение идее тождества
противоположностей, определяя, соответственно этому, главное в
диалектике: «...диалектика есть учение о том, как могут быть и как
бывают (как становятся) тождественными противоположности, -
при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг
в друга...»57. Если у Гегеля идея тождества противоположностей
относилась к определениям мышления и поэтому могла быть, в
известной мере, оправданна, то у Ленина, рассуждающего о тож-
дестве материальных процессов, вещей, эта идея придает диалек-
тике сугубо релятивистский, субъективный характер. Разве могут
быть тождественны наемный труд и капитал, истина и заблужде-
ние, добро и зло, война и мир? Тождество противоположностей,
о котором говорит Гегель, может быть материалистически интер-
55 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 317.
56 Там же, с. 316. Гораздо правильнее рассуждал Гегель: «Положительное и
отрицательное, следовательно, существенно обусловливаются друг другом и су-
ществуют лишь в своем отношении друг к другу». (Гегель. Энциклопедия фило-
софских наук, т. 1, с. 278).
57 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 98.
117
претировано лишь как момент реального отношения противопо-
ложностей, лишь как указание на то, что относительность проти-
воположностей предполагает наличие момента общности между
ними.
Маркс, подвергая критике экономические воззрения
Дж.С. Милля, указывает на такое его, отнюдь не диалектическое
заблуждение: «Единство противоположностей он превращает в
непосредственное тождество этих противоположностей»58. Это
конкретное критическое замечание Маркса имеет и более общее,
методологическое значение: оно предупреждает против преувели-
чения относительности противоположностей, абсолютизации их
единства, которое отнюдь не абсолютно.
Энгельс, обосновывая необходимость социалистического пере-
устройства общества, говорит о внутренне присущем капитализму
противоречии между общественным характером производства и
частной (капиталистической) формой присвоения. Совершенно
очевидно, что это противоречие не предполагает взаимозависи-
мости противоположностей, что здесь лишь одна сторона про-
тиворечия определяет другую ее сторону. Поэтому уничтожение
капиталистического присвоения не только не упраздняет общест-
венного характера производства, но, напротив, придает ему еще
более развитую многообразную форму. То же следует сказать и о
другом, указываемом Энгельсом противоречии, присущем капита-
лизму: противоречии между плановой организацией производства
на предприятиях и анархией капиталистического производства в
целом. Упразднение последнего не только не упраздняет плановой
организации производства на предприятиях, но превращает пла-
нирование производства в задачу государственного масштаба.
Приведенные примеры указывают на многообразие диалекти-
ческих противоречий и необходимость их типологического иссле-
дования, которого мы не находим у основоположников марксизма и
их последователей. Можно, конечно, указать на работы отдельных
марксистов, в особенности советских философов, но они, как пра-
вило, представляли собой популяризацию идей Маркса, Энгельса,
Ленина, т.е. были совершенно лишены критического анализа этих
идей. В «Анти-Дюринге» Энгельс кратко характеризует «законы
диалектики», в особенности закон отрицания отрицания, против
которого яростно ополчался Е. Дюринг. Приводя ряд примеров,
иллюстрирующих этот «закон», Энгельс затем делает вывод:
«Итак, что такое отрицание отрицания? Весьма общий и именно
поэтому весьма широко действующий и важный закон развития
58 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. III, с. 86.
118
природы, истории и мышления; закон, который, как мы видели,
проявляется в животном и растительном царствах, в геологии,
математике, истории, философии...» Однако именно всеобщность
этого закона указывает, как отмечает Энгельс, на то, что он не
определяет конкретным образом какие-либо процессы. «Когда я
обо всех этих процессах говорю, что они представляют собой от-
рицание отрицания, то я охватываю их всех одним этим законом
движения и именно потому оставляю без внимания особенности
каждого специального процесса в отдельности»59. Этот вывод не-
сомненно относится ко всем «законам» диалектики; он указывает
на то, что эти законы (если сохранять за ними такое наименование)
не определяют процессов, совершающихся в природе, обществе и
мышлении, а лишь фиксируют некоторые общие черты, присущие
этим процессам, которые определяются законами, образующими
предмет исследования фундаментальных наук.
В своей практической деятельности люди овладевают дей-
ствием законов природы, но они, конечно, не овладевают так на-
зываемыми законами диалектики, поскольку они представляют
собой лишь научные абстракции, необходимые теоретическому
мышлению, но не образующие конкретного содержания процесса
практического овладения законами природы. Это не может не при-
знать и Энгельс: «С одним знанием того, что ячменный стебель
и исчисление бесконечно малых охватываются понятием «отри-
цание отрицания», я не могу ни успешно выращивать ячмень, ни
дифференцировать и интегрировать...»60.
Таким образом, характеризуя те или иные процессы, в част-
ности занимаясь исследованием капитализма, Маркс и Энгельс,
хотя и указывают на диалектические черты исследуемых процес-
сов, постоянно стремятся выявить их специфические закономер-
ности, которые и характеризуются ими как определяющие харак-
тер этих процессов. Нельзя также не признать, что, указывая на
диалектические процессы в развитии капиталистического строя,
основоположники марксизма не применяют (за редким исклю-
чением) основных понятий диалектики в своих высказываниях
о докапиталистическом развитии человечества, так же как и в
своих характеристиках будущего человечества, определяемого
как коммунистическая формация. Таким образом, всеобщность
диалектического процесса в истории человечества скорее посту-
лируется, чем доказывается конкретным анализом эмпирических
данных.
59 Там же, т. 20, с. 145.
60 Там же, с. 146.
119
Выше уже отмечалось, что Маркс и Энгельс пользуются по-
нятием развития, не занимаясь его определением, т.е. принимая
его как вполне определившееся цо своему содержанию благодаря
научным достижениям. Однако отдельные высказывания Энгельса
показывают, что он иногда все же формулирует и общее понятие
развития. Существенным (это особенно важно) диалектическим
содержанием этого понятия является взаимосвязь противополож-
ностей: прогресса и регресса. Так, он подчеркивает: «...точное
понятие о вселенной, о ее развитии и о развитии человечества,
равно как и об отражении этого развития в головах людей, может
быть получено только диалектическим путем, при постоянном
внимании к общему взаимодействию между возникновением и
исчезновением, между прогрессивными изменениями и измене-
ниями регрессивными»61. Это положение свидетельствует о том,
что Энгельс далек от сведения развития к одному лишь прогрессу,
что он подчеркивает противоречивый характер развития, взаимо-
обусловленность наличных в нем противоположных процессов.
Конкретизируя этот диалектический тезис, Энгельс обращается к
учению Дарвина о видообразовании, которое вполне подтвержда-
ет понимание развития как единства противоположностей. И Эн-
гельс утверждает: «...каждый прогресс в органическом развитии
является вместе с тем и регрессом, ибо он закрепляет односторон-
нее развитие и исключает возможность развития во многих других
направлениях»62. К сожалению, это в высшей степени плодотвор-
ное общее понятие развития не получает дальнейшего развития
в работах Энгельса. Более того: Энгельс фактически пересматри-
вает им же сформулированное общее понятие развития в своих
характеристиках развития человечества. Всемирная история, за-
являет он, представляет собой процесс «бесконечного развития
общества от низшей ступени к высшей»63. Нельзя не отметить, что
это утверждение явно не согласуется с марксистским положением
об антагонистическом развитии классового общества. «Капитал»
Маркса убедительно показывает, что капиталистический прогресс
внутренне связан с регрессивными процессами, которые и порож-
даются этим прогрессом. И тем не менее приведенное высказы-
вание Энгельса, далеко не случайно. Развитие общества, говорит
Энгельс представляет собой картину «непрерывного процесса
возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от
61 Там же, с. 22.
62 Там же, с. 621.
63Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 275.
120
низшего к высшему»64. Чем объясняются эти противоречия в его
общем понятии развития, в особенности же в применении этого
понятия к обществу? На мой взгляд, здесь имеются две причины:
теоретическая и идеологическая. Энгельс, по-видимому, полагал,
что в процессе взаимодействия прогрессивных и регрессивных
тенденций первая из них оказывается более мощной, преобладаю-
щей, так что в конечном итоге именно она, во всяком случае в об-
щественном развитии, определяет его направление и результаты.
Такое соотношение между указанными противоположными тен-
денциями, конечно, имеет место в истории, но оно вовсе не носит
всеобщего характера, в особенности потому, что не только процесс
развития, но и его результат заключают в себе как прогрессивные,
так и регрессивные тенденции.
Таким образом, можно констатировать, что общее диалекти-
ческое понятие развития, центральное понятие диалектического
материализма, остается у основоположников марксизма недоста-
точно разработанным. И если диалектика определяется ими как
теория развития, то, строго говоря, такая теория в принципе невоз-
можна без всестороннего анализа и обоснования самого понятия
развития. Правда, Ленин в «Философских тетрадях» (фрагмент
«К вопросу о диалектике») делает попытку указать на основные
черты диалектической (в противоположность метафизической)
концепции развития, но он не дает ни общего понятия развития,
ни анализа столь важного для этого процесса соотношения между
прогрессом и регрессом.
Теория познания диалектического материализма обычно ха-
рактеризуется как теория отражения, которая являлась гносео-
логией и предшествующего материализма. Понятие отражения
носит частью метафорический характер, но в философии, осо-
бенно в диалектическом материализме, речь, конечно, идет не о
непосредственном отношении субъекта познания к познаваемому
объекту, а об идеальном воспроизведении реальности, которое
совершается в течение более или менее длительного времени и
поэтому не вполне адекватно выражается термином «отражение».
Энгельс указывает, что «верное отражение природы - дело труд-
ное, продукт длительной истории опыта». И далее: «В сфере об-
щественных явлений отражение еще более трудное дело»65.
64 Там же, с. 276. Правильно замечает М.Н. Руткевич, имея в виду распростра-
ненное в советской марксистской литературе понятие развития: «...сведение поня-
тия развития к прогрессу обладает прочностью предрассудка...» (Руткевич М.Н.
Развитие, прогресс и законы диалектики // Вопросы философии, 1965, № 8, с. 28).
65 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 639, 640.
121
Маркс и Энгельс диалектически перерабатывали гносео-
логическую концепцию отражения. Они провели качественное
различие между теоретическим и эмпирическим (а тем более
чувственным) познанием, доказав, что теоретические выводы
принципиально несводимы к чувственным данным и основанным
на них эмпирическим заключениям. Тем самым основоположники
марксизма вскрыли ограниченность сенсуалистической гносеоло-
гии, т.е. теории познания старого материализма, согласно которой
все содержание знания, независимо от его теоретического уровня,
заложено в чувственных данных, ощущениях*. Тем не менее по-
нятие отражения понимаемое как сущность познавательного про-
цесса, является, строго говоря, односторонним, недостаточным,
поскольку оно в конечном итоге сводит знание к осмыслению
и обобщению чувственных данных. Между тем, как правильно
отмечает В.А. Лекторский, результаты «воздействия предмета на
органы чувств человека, хотя и являются отражением внешнего
объекта, но вовсе не составляют знания, они непосредственно не
включены в познавательное отношение и, будучи лишь его не-
обходимой предпосылкой, не могут быть охарактеризованы как
познавательные образы...»66. Далее Лекторский еще более четко
указывает на качественное отличие любого знания от непосред-
ственного чувственного восприятия внешних предметов: «Любое
восприятие, как мы пытались показать, - это сложная опосредую-
щая деятельность, предполагающая допущения, предположения,
гипотезы, схематизацию и т.д.»67.
Философские предпосылки, лежащие в основе экономических
исследований Маркса, в известной мере преодолевают сенсуалис-
тический редукционизм, поскольку они убедительно показывают,
что теоретическое познание и его результаты относительно неза-
висимы от эмпирических знаний. «Капитал» Маркса, хотя и не
формулирует эту истину, доказывает ее всем своим содержанием.
Эмпирические данные говорят о том, что цена товара определяет-
ся суммой издержек производства плюс прибыль. Эмпирические
наблюдения свидетельствуют о том, что цены товаров колеблются
* Этой критической характеристики гносеологии диалектического материа-
лизма явно не заметил В.И. Ленин, который тверждал: «Иначе, как через ощу-
щения, мы ни о каких формах вещества и ни о каких формах движения ничего
(курсив мой. - Т.О.) узнать не можем» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 320).
Это ошибочное воззрение связано с тем, что Ленин сближает философию марк-
сизма и радикально сенсуалистический материализм Фейербаха, утверждая, что
«вся школа Фейербаха, Маркса и Энгельса пошла от Канта влево, к полному отри-
цанию всякого идеализма и всякого агностицизма» (там же, с. 213).
66 Лекторский В.А. Субъект. Объект. Познание. М., 1980, с. 137.
67 Там же, с. 184.
122
в зависимости от спроса и предложения. Маркс не отрицает этих
эмпирически фиксируемых данных; он объясняет их теорети-
чески посредством анализа производства стоимости товара, про-
изводства и обращения капитала. Таким образом, эмпирические
свидетельства служат для него материалом, анализ и осмысление
которого приводит к теоретическим выводам, опровергающим
эмпирически познаваемую видимость капиталистического произ-
водства и обращения.
Теоретическое мышление, согласно гносеологии диалектиче-
ского материализма, относительно независимо от эмпирических
данных, на которых оно обычно основывается, что не мешает ему
вступать в противоречие с ними. Энгельс указывает, что Ньютон
теоретически установил сплюснутость земного шара, между тем
как исследователи-эмпирики в течение длительного времени не
только игнорировали это открытие, но и пытались его опроверг-
нуть68. Что же позволяет теоретическому исследованию быть
относительно независимым от эмпирических данных? Энгельс
указывает, что в естествознании эта относительная независимость
реализуется посредством гипотез, которые предлагают объясне-
ние тем наблюдаемым фактам, которые не укладываются в рамки
существующих теорий. Разумеется, многие гипотезы, как показы-
вает история естествознания, оказываются несостоятельными, но
некоторые из них подтверждаются эмпирическими исследования-
ми и тем самым совершается переход к новому, более высокому
уровню познания.
Разумеется, гипотезы имеются и в обществоведении, где они
играют примерно такую же роль, как и в естествознании. С точки
зрения психологии познания гипотезы предполагают воображе-
ние, фантазию, которые в науке, конечно, далеки от произвольных,
лишенных основания, допущений. Кант, характеризуя мышление,
придавал первостепенное значение тому, что он называл продук-
тивной силой воображения. Маркс и Энгельс, явно недооценивав-
шие роль Канта в развитии теории познания, фактически прини-
мали это понятие, давая ему, разумеется, не априористическое, а
историческое объяснение. Так, Энгельс, поясняя независимость
теории от наличных в данное время эмпирических данных, пи-
сал: «Теоретическое мышление каждой эпохи, а значит, и нашей
эпохи, это - исторический продукт, принимающий в различные
времена очень различные формы и вместе с тем очень различное
содержание»69. Тот факт, что не только формы, но и содержание
68 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 522.
69 Там же, с. 366.
123
теоретического мышления исторически обусловлены, - в высшей
степени важное положение гносеологии диалектического материа-
лизма. Историческая обусловленность теоретического мышления
многообразна, но в ней необходимо прежде всего выделить пред-
шествующее развитие познания, которое если и не детерминирует
его последующее развитие, то так или иначе образует его основу
и достижения, указывающие направление и методы дальнейшего
развития познания.
Несводимость познавательного содержания мышления, ка-
ковы бы ни были его формы, к эмпирическим данным самым
очевидным образом обнаруживается в категориях, которыми
оперирует мышление. Это - необходимые формы мышления, без
которых оно невозможно даже на уровне обыденного опыта. Кате-
гории - формы всеобщности, которые, естественно, не могут быть
почерпнуты из чувственных данных. Образование и развитие ка-
тегориального аппарата мышления - многовековой исторический
процесс, который продолжается и в наше время, и притом в ясно
выраженной форме, благодаря революционизирующим фундамен-
тальные науки открытиям. Учение о категориях - весьма важный
раздел теории познания.
Нельзя сказать, что Маркс и Энгельс уделяли много внимания
гносеологическому исследованию категорий. Тем не менее сле-
дует отметить диалектический анализ причинно-следственного
отношения в работах Энгельса, так же как и его, основанное на
материалистической переработке гегелевской диалектики, пони-
мание конкретного тождества, которое в отличие от абстрактного
тождества, являющегося одним из основных понятий формальной
логики, содержит в себе различие, существенное различие. «Тот
факт, что тождество содержит в себе различие, выражен в каждом
предложении, где сказуемое по необходимости отлично от подле-
жащего. Лилия есть растение, роза красна: здесь либо в подлежа-
щем, либо в сказуемом имеется нечто такое, что не покрывается
сказуемым или подлежащим... Само собой разумеется, что тожде-
ство с собой уже с самого начала имеет своим дополнением отли-
чие от всего другого»70. Значение понятия конкретного тождеству
трудно переоценить. Ведь речь идет, с одной стороны, о тождестве
единичного или особенного и общего, а с другой стороны, указы-
вается на существенность имманентно присущего тождеству раз-
личия безотносительно к отношению данного единичного и осо-
бенного к общему. Есть политика и политика; есть война и война.
Однако противоположность конкретного тождества абстрактному
70Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 529-530.
124
тождеству не умаляет содержательности последнего. Политика
есть политика; война есть война
Категория тождества - одна из основных категорий, совокуп-
ность которых, как правильно утверждал Гегель, образует понятие
сущности. Что касается других категорий сущности, то их анализ в
«Анти-Дюринге» едва ли удовлетворит читателя, проштудировав-
шего «Науку логики» Гегеля, не говоря уже о профессиональных
философах. Правда, эта книга была написана Энгельсом в расчете
на широкий круг читателей, т.е. представляет собой популярное
изложение основ марксизма, в том числе и его философии. Но суть
дела в том, что философское учение марксизма нигде, кроме «Ан-
ти-Дюринга», не было изложено более или менее систематическим
образом. Не удивительно поэтому то, что ряд категориальных
форм мышления не получил в системе диалектического материа-
лизма основательной разработки. Укажу в этой связи на проблему
необходимости и случайности. Маркс в «Капитале», исследуя то-
варное обращение, показывает, что этот объективно необходимый,
вследствие разделения труда, экономический процесс складывает-
ся из случайных актов купли-продажи. Случайные акты образуют
в своей совокупности необходимый процесс, который вырастает
из них, обусловлен ими, осуществляется посредством случайно-
стей. К сожалению, этот в высшей степени важный диалектиче-
ский вывод, который принципиально по-новому намечает анализ
понятия необходимости, не получает систематического философ-
ского развития в трудах основоположников марксизма.
Энгельс в «Диалектике природы» подвергает основательной
критике как антидиалектическое отрицание случайностей, так
и представление о случайном как несущественном в природных
процессах. Ссылаясь на учение Ч. Дарвина, он справедливо под-
черкивает: «Случайность опрокидывает существовавшее до сих
пор понимание необходимости. Прежнее представление о необ-
ходимости отказывается служить. Сохранять его - значит навя-
зывать природе в качестве закона противоречащее самому себе
и действительности произвольное человеческое определение,
значит тем самым отрицать всякую внутреннюю необходимость
в живой природе, значит вообще объявить хаотическое царство
случая единственным законом живой природы»71. Этот вывод, по-
черпнутый из учения Ч. Дарвина, излагается Энгельсом и в более
обобщенной форме, т.е. распространяется на всю совокупность
природных явлений. Однако как только Энгельс переходит к рас-
смотрению общественной жизни, его понимание отношения необ-
71 Там же, с. 536.
125
ходимость-случайность начинает изменяться. Случайности теперь
уже трактуются не как то, из чего складывается необходимый про-
цесс, а как нечто, образующее его видимость. При исследовании
социально-исторического процесса задача, говорит Энгельс, со-
стоит в том, чтобы «проследить последовательные ступени этого
процесса среди всех его блужданий и доказать внутреннюю его
закономерность среди всех кажущихся случайностей»72. Утвер-
ждать, что случайность представляет собой нечто кажущееся,
даже если допускается объективная реальность кажимости
(видимости), значит отступать на позиции домарксовского
материализма.
Чем объясняется это изменение взгляда на отношение слу-
чайности к необходимости? Я полагаю, что его причина носит
не столько теоретический, сколько идеологический характер.
Основоположники марксизма теоретически обосновывали объек-
тивную необходимость перехода от капитализма к социалистиче-
скому общественному строю, необходимость, которую они всегда
истолковывали как неизбежность, исключающую всякую иную
историческую альтернативу. При таком понимании исторической
необходимости, которое при ближайшем рассмотрении оказы-
вается ее абсолютизацией, принципиально чуждой диалектике,
случайность неизбежно низводится к чисто поверхностному яв-
лению, к тому, что лишь кажется. Поэтому Энгельс утверждает:
«...где на поверхности происходит игра случая, там сама слу-
чайность всегда (курсив мой. - Т.О.) оказывается подчиненной
72 Там же, с. 23. Это же положение буквально повторяется Энгельсом в статье
«Развитие социализма от утопии к науке» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 206).
Это обстоятельство, на мой взгляд, показывает, какое большое значение придавал
Энгельс данному тезису. Правда, в другой своей работе Энгельс утверждает, что
в истории, «несмотря на сознательные желаемые цели каждого отдельного чело-
века, царствует, в общем и целом, по-видимому случай...» (Маркс К., Энгельс Ф.
Соч., т. 21, с. 306). Создается впечатление, что диалектическое отношение меж-
ду необходимостью и случайностью совершенно недостаточно исследовано Эн-
гельсом. Главное, что он не решается признать, состоит в том, что случайности,
многообразие которых невозможно отрицать, столь же существенны, как и необ-
ходимость, что случайности необходимы, представляют собой одно из основных
определений сущности. Это тем более удивительно, что в «Диалектике природы»
он, излагая гегелевское понимание случайности, подчеркивает его новаторский,
порывающий с традиционными представлениями характер: «...случайное имеет
некоторое основание, ибо оно случайно, но точно так же и не имеет основания,
ибо оно случайно; что случайное необходимо, что необходимость сама опреде-
ляет себя как случайность и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее
абсолютная необходимость» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 535). Однако это
положение, в частности указание, что случайность есть также абсолютная необ-
ходимость, не становится предметом теоретического анализа в работах Энгельса.
126
внутренним скрытым законам»73. Случайность, таким образом,
объявляется поверхностным, внешним явлением. Нетрудно понять,
что с такого рода концепцией случайности, нельзя понять существо
статистических закономерностей, значение которых в современном
естествознании, а также в социальных науках чрезвычайно велико.
Ю.В. Сачков в своей содержательной монографии справед-
ливо подчеркивает: «...теорию вероятностей зачастую называют
наукой о случайном, а в представлении ученых вероятность и
случайность практически нерасторжимы». И, развивая далее эту
мысль, он резонно отмечает: «Понятие случайности является пер-
вичным. Оно не поддается определению через иные, более общие
понятия»74. Эти правильные положения, конечно, не согласуются
с представлениями основоположников марксизма об отношении
между случайностью и необходимостью. Маркс и Энгельс, а так-
же их продолжатели понимали необходимую связь явлений как
жесткую детерминацию, которая фактически предопределяет бу-
дущее состояние. Это представление было обусловлено, с одной
стороны, идеологическими постулатами, а с другой, - основными
посылками классической механики. И хотя Маркс и Энгельс неод-
нократно указывали на ограниченность механистического миро-
воззрения, их представление о необходимости как неизбежности
фактически еще несет на себе печать этого мировоззрения.
Важно также отметить, что отношение необходимость-случай-
ность не охватывает всего многообразия процессов, совершаю-
щихся в природе и истории человечества. Сошлюсь, к примеру,
на такой факт, как эпидемии, которые почти ежегодно постигают
людей целой страны, а то и всего континента. Являются ли эпиде-
мии необходимо обусловленным процессом? Можно сказать, что
при определенных условиях они становятся не просто необходи-
мыми, но даже неизбежными. И все же эпидемии нельзя считать
необходимостью, а тем более неизбежностью. Тот факт, что не-
которые эпидемии были искоренены благодаря вакцинации, под-
тверждает такое заключение. Но если эпидемии не являются не-
обходимостью, значит, они представляют собой нечто случайное?
Отнюдь нет. Значит, характеристика определенных явлений в духе
альтернативы - или необходимое, или случайное - оказывается
несостоятельной. Здесь эти категории или просто неприменимы,
или же мы имеем дело с явлением, которое в равной мере и необ-
ходимо, и случайно.
73 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 306. В другой своей работе Энгельс
также утверждает, что в истории законы господствуют «над кажущейся случайно-
стью событий» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 11).
74 Сачков Ю.В. Вероятностная революция в науке, с. 62, 63.
127
Другой пример. В 30-х годах прошлого века в связи с уста-
новлением фашистского режима в Германии в марксистской ли-
тературе обосновалось положение: победа фашизма не была не-
обходимостью. Совершенно правильное утверждение. Но можно
ли сказать, что установление фашистского режима было случай-
ностью? Конечно, нет. Какой же вывод напрашивается? Очевидно,
такой: или данные категории здесь неприменимы, или же прихо-
дится считать, что фашистский режим в Германии, учитывая спе-
цифические условия, при которых он победил, представлял собой
нечто и необходимое и случайное. Этот же вопрос можно поста-
вить и относительно победы Октябрьской революции в России.
Таким образом, единство необходимости и случайности вы-
ступает перед нами в совершенно новой, весьма существенной
ипостаси. Это отношение сущностных противоположностей не
привлекало внимания основоположников марксизма и их после-
дователей, несмотря на его в высшей степени существенный ха-
рактер. Дело, по-видимому, заключается в том, что понятие не-
обходимости не было предметом обстоятельного, всестороннего
исследования. Так, например, отношение необходимость-возмож-
ность вообще оставалось вне поля зрения.
К числу весьма важных категориальных отношений, присущих
теоретическому и в особенности диалектическому мышлению,
несомненно принадлежит отношение возможность-действитель-
ность. Смысл и значение этой категориальной пары впервые ис-
следовал Аристотель, по учению которого материя содержит в себе
неограниченное множество возможностей, которые, однако, могут
осуществляться лишь благодаря нематериальным формам. Гегель
является продолжателем Аристотеля в этом, как и в ряде других
отношений. Но в отличие от своего гениального предшественника
он не связывает с понятием материи бесконечное многообразие
возможностей. Многочисленность возможностей, которую Гегель,
правда, не отрицает, он характеризует как наличие абстрактных
возможностей. Такого рода возможности, скорее, лишь мыслимы,
но реально не осуществимы. Абстрактным возможностям Гегель
противопоставляет немногочисленные реальные возможности,
которые при наличии определенных условий и деятельности,
направленной на осуществление той или иной возможности,
превращаются в действительность. Действительности, которая,
развертываясь, оказывается необходимостью, принадлежит при-
мат над возможностями. Этот вывод Гегеля выражает основную
направленность его философии, идею примирения умудренного
сознания с действительностью, которая в отличие от просто суще-
ствующего и необходима и разумна.
128
Гегель, который склонялся к тому, чтобы рассматривать свою
эпоху как завершение всемирно-исторического процесса, естест-
венно, не мог и не хотел понять того, постоянно выявляющегося
общественным прогрессом факта, что мир возможностей, в том
числе тех возможностей, которые благодаря историческому разви-
тию становятся реальными и в конечном счете осуществляются,
несравненно богаче наличной действительности, закономерно сме-
няющейся новой действительностью, реализующей возможнос-
ти более развитого этапа социального или природного развития.
Маркс и Энгельс, к сожалению, лишь от случая к случаю каса-
лись категориального отношения возможность-действительность.
При этом понятие возможности трактовалось ими главным об-
разом как понятие зародыша того, что со временем, в результате
развития, станет действительностью. Это сведение возможности к
зародышу может быть оправдано лишь как аналогия, недостаток
которой состоит в том, что она указывает на одну обусловленную
наличием зародыша возможность, в котором уже задана, заложе-
на вполне определенная, вполне предсказуемая действительность.
Между тем всегда существует по меньшей мере две или даже не-
сколько возможностей.
Маркс, анализируя противоположность потребительной стои-
мости к стоимости, внутренне присущей товару, указывает, что
эти противоположности «заключают в себе возможность - однако
только возможность - кризисов. Превращение этой возможности
в действительность требует целой совокупности отношений, ко-
торые в рамках простого товарного производства вовсе еще не
существуют»75. Энгельс, разъясняя Марксово понимание товара,
утверждает: «...в форме стоимости продукта уже содержится в
зародыше вся капиталистическая форма производства, противо-
положность между капиталистами и наемными рабочими, про-
мышленная резервная армия, кризисы»76. Если учесть, что товар-
ное производство в Европе появляется за несколько тысяч лет до
первых ростков капитализма в недрах феодального общества, то
становится совершенно необъяснимым, почему этот зародыш ка-
питалистической экономики столь долго находился, так сказать, в
спящем состоянии.
Понятие возможности как зародыша применяется Энгельсом
и при рассмотрении естественно-научных вопросов. Так, по его
словам, «в впервые возникшем комочке белка заключается, как
в зародыше, «в себе» (an sich), весь бесконечный ряд более вы-
75 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 124.
76 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 322.
5. Ойзерман Т.И., том 2	129
сокоразвитых организмов»77. Такое представление об отношении
возможности к действительности в известной мере приближается
к преформистской концепции биологического развития, которая
была опровергнута уже во времена Энгельса.
Более широкое и глубокое понятие возможности применяется
Энгельсом в анализе человеческой способности познания. Мыш-
ление, говорит он, и суверенно и несуверенно, его познавательная
способность столь же неограниченна, как и ограниченна. «Суве-
ренно и неограниченно по своей природе, призванию, возможно-
сти, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по
отдельному осуществлению, по данной в то или иное время дей-
ствительности»78. Здесь возможность понимается как присущий
познанию потенциал, который заведомо превосходит наличные
результаты познания. В таком случае мир возможностей несрав-
ненно богаче действительности. Такое понимание возможностей
процесса познания является убедительным обоснование диалек-
тического принципа неограниченной познаваемости мира. Однако
и в этом понимании отношения возможность-действительность
отсутствует представление о возможностях, т.е. о том, что ре-
альный процесс развития предполагает отнюдь не единственную
возможность. Между тем лишь учет многообразия возможностей
позволяет правильно понять становление определенной действи-
тельности и присущую ей отнюдь не однозначную, не одномерную
необходимость.
История человечества, в особенности научно-технический
прогресс с неоспоримой убедительностью свидетельствуют о
превосходстве возможного над наличной действительностью.
Промышленная революция второй половины XVIII-первой поло-
вины XIX веков, электротехническая революция последней трети
XIX века, научно-техническая революция середины XX столетия,
ее современный этап - компьютерная революция - все это не что
иное, как превращение многообразных возможностей в действи-
тельность. Кто в наше время отважится ограничить многообразие
возможностей и тем самым ограничить научно-технический про-
гресс, т.е. его потенциальные возможности, перспективы? Таких
людей ныне, пожалуй, не найдется. Имеется, правда, немало лю-
дей, в том числе и среди научной элиты, которых страшит много-
образие возможностей научно-технического прогресса. Некоторые
из этих людей создают даже антиутопии, изображающие ужасаю-
щие последствия научно-технических достижений. Яркий пример
77 Там же, с. 617.
78 Там же, с. 88.
130
этого - роман О. Хаксли «Новый прекрасный мир» (название, ра-
зумеется, саркастическое), в котором, в частности, изображается
изготовление людей посредством специального технического обо-
рудования. Роман О. Хаксли вышел 70 лет тому назад, и теперь его
представление об искусственном создании человеческих особей
уже не кажется утопическим. Правда, человечество, возможно,
откажется от клонирования человеческих индивидов, пресечет
такую возможность. Но это также докажет, как необъятны, необо-
зримы, непререкаемы возможности человеческой деятельности.
Но и эти возможности блекнут благодаря постоянно выявляю-
щимся, в процессе познания и практики, возможностями приро-
ды, материального мира. Строго говоря, почти неограниченные
в масштабах исторического времени возможности человечества
представляют собой не что иное, как возможности самой приро-
ды, реализацию ее закономерностей. Стоит ли после всего этого
утверждать, что действительность, наличное бытие превосходит
возможное, потенциальное? Ведь и сама действительность, если
понимать ее не как нечто застывшее, а как процесс, заключает в
себе многообразие возможностей, что составляет весьма важную,
весьма существенную ее характеристику.
Отличительной особенностью философии марксизма является
диалектико-материалистическое понимание истины как процесса
и результата познания. В «Анти-Дюринге» Энгельса мы находим
глубокое понимание относительности объективной истины, об-
условленной развитием познания, прогресс которого постоянно
вносит коррективы в уже казавшиеся окончательными результаты
познания, признаваемые истинами, нередко даже абсолютными,
не подлежащими критическому анализу истинами. Эта концепция
относительности, историчности истины противопоставляется
антидиалектическому представлению об абсолютной истине как
исчерпывающем познании предмета, как истине в последней ин-
станции, вечной истине. При этом, однако, не отрицается нали-
чие, правда, немногочисленных вечных истин, так же как и до-
стижимость абсолютных истин, если последние понимаются как
единство относительных истин и, следовательно, относительные
в своих границах.
Центральным пунктом в этой теории истины является поло-
жение об относительной противоположности между истиной и за-
блуждением, если последнее понимается не просто как логическая
ошибка, а как содержательное заблуждение, которое постоянно
имеет место в научном познании. «Истина и заблуждение, - пишет
Энгельс, - подобно всем логическим категориям, движущимся
в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение
5*	131
только в пределах чрезвычайно ограниченной области...». Одна-
ко из этого глубоко правильного положения Энгельс неожиданно
делает весьма сомнительный, мягко выражаясь, вывод: «Поэтому
в действительно научных трудах избегают обыкновенно таких
догматически-моралистических выражений, как заблуждение и
истина...»79. Этот вывод, сделанный в пылу полемики с Е. Дюрин-
гом, совершенно не согласуется с теорией познания диалектичес-
кого материализма.
Одной из наиболее сложных проблем теории познания явля-
ется проблема критерия истины. Идеализм постоянно стремился
выявить неопровержимый признак истины в самом процессе по-
знания и больше того: в высказываниях, признаваемых истинами.
Так, Декарт утверждал, что истинные суждения отличаются такой
ясностью и отчетливостью, которая исключает какие бы то ни было
сомнения в их истинности. Критики этой концепции справедливо
утверждали: необходимо в таком случае указать критерий ясности
и отчетливости суждений. Это требование фактически указывало
на то, что критерий истины находится вне признаваемых за ис-
тинные высказываний. Однако необходимость такой постановки
проблемы не осознавалась философами, продолжавшими искать
критерии истины в самом знании, в его содержании или логиче-
ской форме.
Материалисты в отличие от идеалистов пытались решить
проблему критерия истины путем анализа отношения суждений к
внешним предметам, о которых высказываются суждения. Однако
эта правильная в основе своей постановка проблемы не получа-
ла развития. Только Фейербах, так сказать, нащупал правильный
подход к решению проблемы, указав на необходимость «включить
в состав самой философии ту сторону человеческого существа, ко-
торая не философствует...»80. Однако Фейербах имел в виду лишь
79 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 92, 93. К сожалению, неясность в во-
просе об отношении между истиной и заблуждением сохраняется и в написанной
Энгельсом после «Анти-Дюринга» работе «Людвиг Фейербах и конец классиче-
ской немецкой философии», в которой утверждается: «...то, что ныне признается
истиной, имеет свою ошибочную сторону, которая теперь скрыта, но со временем
выступит наружу; и совершенно так же то, что признано теперь заблуждением,
имеет истинную сторону, в силу которой оно прежде могло считаться истиной...»
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 303). В этом высказывании относительная
противоположность между истиной и заблуждением истолковывается таким об-
разом, что она фактически исчезает: истина и заблуждение оказываются едва ли
не равноценными, равнозначными положениями. Последовательное проведение
такого воззрения (чего, конечно, нет в работах Энгельса) привело бы к абсолют-
ному релятивизму.
80 Фейербах Л. Предварительные тезисы к реформе философии // Избр.
филос. произведения. М., 1955, т. 1, с. 124.
132
чувственные восприятия, свидетельства наших органов чувств;
эти свидетельства он истолковывал как критерий истинности (или
неистинное™) того, что высказывается в суждениях, в мышлении.
При этом Фейербах отрицал необходимость критической провер-
ки чувственных данных, объявляемых не подлежащими сомнению
истинными представлениями.
Маркс, философские взгляды которого формировались под
влиянием фейербаховского материализма, согласился с тезисом,
что философия, решая свои проблемы, должна обратиться к тому,
что не является философией. Однако этим необходимым для
философии нефилософским элементом является не просто чув-
ственность, чувственные восприятия, а чувственная практическая
деятельность, которая только и может быть критерием истинности
наших знаний.
В своих знаменитых «Тезисах о Фейербахе» Маркс указывал,
что Фейербах «рассматривает чувственность не как практическую
человечески-чувственную деятельность»81. Этот недостаток фей-
ербаховского и всего предшествующего материализма Маркс на-
зывает созерцательностью, которая состоит в том, что познание
рассматривается как результат воздействия внешнего мира на наши
органы чувств, между тем как важнейшим условием познаваемо-
сти явлений мира является человеческое воздействие на этот мир,
его изменение благодаря практике. Именно поэтому в практике и
только в практике «должен доказать человек истинность, т.е. дей-
ствительность и мощь, посюсторонность своего мышления»82.
Практика является критерием истины, поскольку она образует
основу всей познавательной деятельности людей, основу общест-
венной жизни, определяющей, направляющей, стимулирующей
процессы познания во всем их многообразии. «Общественная
жизнь, - пишет Маркс, - является по существу практической. Все
мистерии, которые уводят теорию в мистицизм, находят свое ра-
циональное разрешение в человеческой практике и в понимании
этой практики»83.
Включение понятия практики в теорию познания, несомнен-
но, является выдающимся философским достижением. Но ясно
также и то, что понятие практики, относящееся прежде всего к
материальному производству и определенным формам общест-
венной деятельности, далеко не всегда, не везде может быть не-
посредственно (или хотя бы опосредованно) применимо к про-
верке, к оценке результатов познания. И, как всякая человеческая
81 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 2.
82 Там же, с. 1.
83 Там же, с. 3.
133
деятельность, практика отнюдь не свободна от всякого рода за-
блуждений. Естественно поэтому возникают вопросы: всякая ли
практика является основой познания? Всякая ли практика может
быть критерием истины? На мой взгляд, на эти вопросы не может
быть утвердительного ответа.
Признание практики критерием истины нисколько не умаляет
значения теоретического доказательства, особенно в таких науках,
как математика и физика, исследования в которых сплошь и рядом
непосредственно не связаны с практикой. Нельзя не согласиться
с Д.П. Горским, который пишет: «...практику как критерий ис-
тины не следует понимать примитивно, а именно в том смысле,
что каждое положение науки должно применяться на практике,
подтверждаться ею. В процессе обоснования положений науки мы
пользуемся многими приемами опосредованного сопоставления
научных утверждений, научных контекстов с действительностью
(логическим доказательством, принципами соответствия, принци-
пами простоты и непротиворечивости, отысканием моделей, удов-
летворяющих формальным системам, правилами сведения слож-
ного к простому и т.п.), которые лишь в конечном счете связаны с
практикой»84.
Практика, какова бы ни была ее форма и уровень развития, по-
стоянно подвергается теоретической критике. Это в равной мере
относится и к материальному производству, и к общественной
деятельности, и к тем материальным средствам, которые приме-
няются в познании. Теория, особенно в современную эпоху, как
правило, опережает практику. Это не значит, конечно, что прак-
тика перестает быть основой научного познания; она продолжа-
ет играть эту роль, но лишь в той мере, в какой она осваивает,
вбирает в себя научные, теоретические достижения. Но в таком
случае не практика сама по себе, т.е. безотносительно к научной
теории, а единство практики и научной теории становится основой
последующего развития научного познания. Это особенно очевид-
но в современном естествознании (например, в атомной физике,
астрономии, биохимии), инструментарий которого представляет
собой материализацию, овеществленную форму научных теорий,
результатов теоретических исследований.
84 Горский Д.П. Опережающий характер отрицания действительности на
уровне человеческого познания // Практика и познание / Под ред. Д.П. Горского и
др. М., 1973, с. 69. Несколько ниже автор справедливо отмечает: «На основе внут-
ренних законов развития фундаментальных наук создаются также области знания,
которые в принципе не допускают непосредственной практической проверки, но
они применяются, используются в конечном счете в тех дисциплинах, которые
допускают практическое применение» (там же, с. 70-71).
134
Энгельс справедливо указывает на громадную роль экспери-
мента в естественно-научном исследовании, в установлении ис-
тинности или ложности теоретических положений, остающихся
обычно гипотезами до тех пор, пока они не получат эксперимен-
тальной проверки. Эксперимент, несомненно, представляет собой
специфическую форму практической деятельности. Специфич-
ность ее состоит в том, что она исходит из определенных теоре-
тических положений, которые и подвергаются экспериментально-
му испытанию. Правильно отмечает В.С. Степин: «...эксперимент
должен предваряться какими-то вариантами абстрактных схем
практики, заранее созданными в науке и представленными в содер-
жании ее знаний. Именно сквозь призму этих схем исследователь
смотрит на природу и «препарирует» ее в своей эксперименталь-
ной деятельности»85. Таким образом, и экспериментальная прак-
тика не существует безотносительно к теории, независимо от нее.
Эксперимент есть не только научно осмысленная и направляемая
научной теорией практика; он представляет собой реализацию или
ниспровержение определенного научного замысла, концепции,
гипотезы.
На примере эксперимента особенно наглядно выявляется не-
избежная ограниченность практики как критерия истины. Законы,
открываемые естествознанием, подтверждаются эксперименталь-
но и благодаря этому признаются истинным знанием определен-
ных природных отношений. Но это практическое подтверждение
любого закона природы нисколько не доказывает его неограничен-
ную всеобщность, которая признается лишь потому, что этот закон
постоянно подтверждается. Это значит, что вывод о всеобщности
того или иного закона природы является индуктивным заключени-
ем, истинность которого не поддается практической проверке.
Энгельс, подчеркивая роль практической деятельности, в част-
ности эксперимента, указывает: «Эмпирическое наблюдение само
по себе никогда не может доказать достаточным образом необхо-
димость. Post hoc, но не propter hoc... Это до такой степени верно,
что из постоянного восхождения солнца утром вовсе не следует,
что оно взойдет завтра, и действительно, мы теперь знаем, что
настанет момент, когда однажды утром солнце не взойдет. Но до-
казательство необходимости заключается в человеческой дея-
тельности, в эксперименте, в труде: если я могу сделать некото-
рое post hoc, то оно становится тождественным с propter hoc»86.
Соглашаясь с Энгельсом относительно познавательной роли труда,
85 Степин В.С. Научное познание как «опережающее отражение» практики //
Практика и познание / Под ред. Д.П. Горского и др., с. 217.
86 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 544.
135
практики, эксперимента, нельзя не признать, что приведенный им
пример, вероятно вопреки его замыслу, указывает как раз на огра-
ниченность практики и в особенности эксперимента, поскольку
астрономическое явление, о котором идет речь, ни в какой степени
не поддается практическому воздействию. Следовательно, здесь
нельзя «сделать некоторое post hoc» для того, чтобы доказать не-
обходимость propter hoc.
В области познания социальных процессов практика, соглас-
но диалектическому материализму, также является критерием
истины, несмотря на то что экспериментирование в этой области
играет по сравнению с естествознанием незначительную роль и
в ряде отношений вообще невозможно. В этой области познания
практика обычно понимается как исторический опыт. Это понятие
не отличается достаточной определенностью, поскольку нет и не
может быть согласия между исследователями относительно уро-
ков истории. Тем не менее имеется достаточно много социальных
знаний, истинность которых получила историческое подтвержде-
ние. Утверждения социальных мыслителей об экономической не-
эффективности рабовладельческого труда и крепостничества были
высказаны задолго до того, как эти экономические отношения
были практически упразднены. Положения Маркса и Энгельса о
том, что капиталистический способ производства исчерпал свой
потенциал, свою способность всемерно способствовать развитию
производительных сил, положения, впервые высказанные осново-
положниками марксизма в конце 40-х гг. XIX в., были опровергну-
ты уже при их жизни, что не помешало им продолжать настаивать
на их правильности. Этот пример выявляет недостаточную опре-
деленность марксистского понимания исторического опыта как
критерия истины.
Таким образом, глубоко правильная, новаторская идея о роли
практики как критерия истины оказалась скорее постулирован-
ной, чем теоретически разработанной в трудах основоположни-
ков марксизма. Маркс и Энгельс, так же как и их продолжатели,
применяли понятие практики почти как само собой разумеющееся
понятие. Необходимость критического анализа гносеологической
роли практики, исследования способов и границ применения этого
критерия истины не осознавалась ими. Можно поэтому согласить-
ся с немецким исследователем проблематики теории познания
Р. Бубнером, который указывает, что понятие практики не следу-
ет превращать в заклинание (Zauberwort), посредством которого
окончательно решаются все теоретические проблемы. «Нет нигде
оснований, - замечает Бубнер, - чтобы узреть, каким образом
136
простой переход из области теории к практике может сам собой
исключить заблуждение»87.
Подведем некоторые итоги. Материализм - это убедительно
показали Маркс и Энгельс - должен стать диалектическим мате-
риализмом, что предполагает диалектическую переработку пред-
шествующего материализма, материалистическую переработку
идеалистической диалектики и диалектико-материалистическое
осмысление и обобщение достижений истории естествознания.
В какой мере основоположникам марксизма удалось решить эти
задачи? Я полагаю, что в недостаточной мере. Маркс и Энгельс
большей частью ограничивались постановкой задачи, оставляя,
так сказать, на потом ее конкретное решение. Наглядный пример
этого - отношение к гегелевской диалектике. В работах осново-
положников марксизма мы находим высокую оценку диалектики
Гегеля, критику ее идеалистического характера, признание сфор-
мулированных Гегелем законов диалектики без необходимого
критического анализа этих законов, применение диалектики к
отдельным категориям, к постановке и решению некоторых соци-
альных проблем. Это, конечно, предполагает материалистическую
переработку гегелевской диалектики, но, строго говоря, лишь на-
чало этой большой исследовательской работы. Сошлемся хотя бы
на учение Гегеля о сущности, которая, как уже указывалось выше,
рассматривается Гегелем как система категорий: тождество, разли-
чие, противоречие, основание, причинность, необходимость и т.д.
При этом Гегель вскрывает единство сущности и явления, объек-
тивность видимости, коррелятивное отношение между содержа-
нием и формой, взаимодействие причины и следствия. Сущность
раскрывается как единство многообразных отношений, которое
находит свое выражение в мире явлений.
Позволю себе утверждать, что такого многостороннего пони-
мания сущности мы не находим в философии марксизма, которая
обычно определяет сущность как внутреннюю связь явлений, не
входя в рассмотрение отношения взаимоперехода между внешним
и внутренним, как это делал Гегель. Маркс, например, определяет
сущность человека как совокупность всех общественных отноше-
ний. Это само по себе правильное положение является односто-
ронним определением и сущности человека, и сущности как диа-
лектической категории вообще. Нет необходимости доказывать,
что к сущности человека относятся его различные антропологи-
87 Bubner R. Theorie und Praxis - eine nachhegelische Abstraktion. Frankfurt a/M,
1971. S. 30. «Хотя Маркс, - отмечает далее Бубнер, - рассматривает практику как
самоосуществление человека, он недостаточно разрабатывает теорию практики»
(Ibidem, S. 34).
137
ческие характеристики (возрастные, половые, унаследованные),
уровень эмоционального и интеллектуального развития и прежде
всего, конечно, его индивидуальность, т.е. то, что отличает одного
человеческого индивида от другого, но тем не менее входит в со-
держание человеческой сущности. Поэтому сущность человека -
не абстрактное тождество различных человеческих индивидов, а
конкретное тождество, которое, как известно, содержит в себе раз-
личие, становящееся при определенных условиях противоречием.
«Философские тетради» В.И. Ленина представляют собой
попытку продолжить работу основоположников марксизма по
материалистической переработке гегелевской диалектики. Одна-
ко ленинские конспекты произведений Гегеля показывают, ско-
рее, необходимость решения этой задачи, чем ее действительное
решение.
Само собой разумеется, что в наше время разработка материа-
листической диалектики предполагает не только критическое ос-
воение диалектического идеализма Гегеля, но также и освоение
идейного богатства всего последующего развития философии,
значение которой начисто отрицали не только Маркс, Энгельс
и Ленин, но все другие выдающиеся представители марксизма.
Энгельс справедливо подчеркивал необходимость философского
осмысления достижений естествознания для развития матери-
алистической диалектики. Его работа в этой области убедитель-
но показала, что достижения естествознания середины прошло-
го века подтверждают и в определенной мере конкретизируют
принципы диалектики. Продолжить начатую Энгельсом работу
пытался Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», однако
рамки его исследования, опубликованного в 1908 г. (и, конечно, не
только эти причины), естественно, не давали возможности фило-
софски осмыслить великие естественно-научные открытия начала
XX столетия. Что же касается последующих грандиозных дости-
жений естествознания, то, хотя им и посвящено немало марксист-
ских исследований, задача дальнейшего развития материалисти-
ческой диалектики, ее обогащения новыми понятиями все еще
остается нерешенной. Это объясняется, на мой взгляд, догматиза-
цией марксизма, вследствие которой любая новаторская попытка
встречала непреодолимое сопротивление.
Энгельс указывал в связи с анализом достижений наук о при-
роде, что диалектика «является единственным, в высшей инстан-
ции, методом мышления, соответствующим теперешней стадии
развития естествознания»88. Он полагал, что естествоиспытатели,
88 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 528.
138
освободившись от всякого рода идеалистических и антидиалек-
тических заблуждений, станут диалектическими материалистами.
Развитие естествознания последующего исторического периода
показало, что естествоиспытатели усвоили ряд основных положе-
ний диалектики (принцип относительности истины, идею единства
необходимости и случайности, понятие конкретного тождества,
идею всеобщей связи явлений и т.д.), но они не стали диалекти-
ческими материалистами, так как они не стали философами, т.е.
представителями определенной специальной области исследова-
ния, занятия которым предполагает специальную образователь-
ную подготовку и соответствующие наклонности. Констатация
этого факта, неизбежность которого обусловлена разделением
труда в области научных исследований, приводит меня к выводу,
что диалектический материализм (или, говоря другими словами,
материалистическая диалектика) не может быть общенаучной тео-
рией и методом исследования, так как в каждой науке историче-
ски вырабатывается соответствующий предмету ее исследования
метод и его теоретическое обоснование, которые воспринимают
те или иные черты диалектического метода, но не превращают-
ся в силу этого в диалектико-материалистическое исследование.
Поэтому материалистическую диалектику следует понимать как
философское осмысление истории познания природы и общества,
теоретическое обобщение сущности многообразных, качественно
различных закономерностей, короче говоря, как философскую, а
не общенаучную теорию и метод, что отнюдь не умаляет ее эври-
стического значения для каждой специальной науки.
Требование, чтобы все естествоиспытатели стали диалектиче-
скими материалистами неправомерно не только в силу существую-
щего в сфере научного творчества разделения труда, но и потому,
что оно косвенным образом сохраняет то противопоставление фи-
лософии нефилософским исследованиям, против которого спра-
ведливо выступали основоположники марксизма. Это значит, что
не следует требовать, чтобы в каждой науке о природе занимались
исследованием развития, поскольку диалектика есть теория разви-
тия. Предмет научного исследования, как и его методы, независим
от диалектического материализма даже тогда, когда в этом иссле-
довании применяются те или иные понятия материалистической
диалектики.
В течение почти полуторавекового существования диалекти-
ческого материализма его многочисленные приверженцы не толь-
ко комментировали и популяризировали его положения, но в из-
вестной мере также развивали это философское учение. Однако то
обстоятельство, что основные положения марксизма и его филосо-
139
фии были превращены в догмы, чрезвычайно сковывало развитие
диалектического материализма, исключало его творческое взаимо-
действие с другими философскими учениями и нередко приводи-
ло не только к заблуждениям, но и к фактическому отступлению
от принципов материалистической диалектики.
Мое изложение и анализ основ диалектического материализ-
ма представляет собой самокритику этого философского учения.
Будучи его убежденным приверженцем, я вместе с тем сознаю,
что философия по природе своей носит плюралистический ха-
рактер, т.е. никогда не было и не будет последней, окончатель-
ной, единственно истинной философии. В моей опубликованной
в 1999 г. монографии я формулирую этот вывод следующим об-
разом: «Философия, в отличие от любой науки, каков бы ни был
исторический уровень ее развития, существует, так сказать, лишь
во множественном числе. Иначе говоря, философия существует
только как философии, т.е. как неопределенное множество раз-
личных, противостоящих друг другу философских систем. Таков
modus essendi философии. Такой она была уже в первое столетие
своего исторического бытия; такой она осталась и в наше время,
и нет оснований полагать, что когда-нибудь в будущем философия
утратит свою многоликость, которая, как я убежден, является ее
специфической определенностью»89.
Философы - предшественники марксизма создавали свои
системы с непоколебимой уверенностью в том, что ими наконец
создана последняя, подлинно истинная философия и все после-
дующее развитие философской мысли будет происходить только
на ее основе. Это была утопическая иллюзия, которую постоянно
ниспровергало последующее развитие философии, в ходе которо-
го создавались новые философские учения, также претендовав-
шие на то, что они завершают многовековой процесс становления
истинной философии. Маркс и Энгельс, как и их продолжатели,
также разделяли это утопическое убеждение, т.е. рассматривали
плюрализм философских учений как исторически преходящий
процесс, который завершается созданием их научно-философско-
го мировоззрения. Самокритика марксизма обязана отвергнуть эту
утопическую иллюзию, т.е. признать правомерность существова-
ния, наряду с диалектическим материализмом, и других философ-
ских учений, как бы они ни отличались по своему содержанию от
философии марксизма.
Этот вывод не должен обескураживать диалектических мате-
риалистов, напротив, он должен стимулировать их исследователь-
89 Ойзерман Т.И. Философия как история философии. СПб. 1999, с. 5.
140
скую деятельность в избранном ими направлении. Общий вывод,
которым я хочу завершить эту попытку позитивного критического
осмысления диалектического материализма, сводится к тому, что
эта философская теория все еще не вышла из стадии становления,
что она, вопреки уверениям ее ортодоксальных представителей,
носит не столько систематизированный, сколько эскизный харак-
тер, не говоря уже о том, что некоторые ее положения оказались
заблуждениями. Констатация этих фактов открывает перспективы
создания действительно диалектико-материалистической филосо-
фии и ее дальнейшего творческого развития путем теоретического
осмысления научных достижений и исторического опыта.
Глава 4
МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ:
ПЛЮСЫ И МИНУСЫ
Общественное производство
как производство общественных отношений
и самого человека как члена общества
Материалистическое понимание истории, или исторический
материализм, трактуется в марксистской литературе (в учебных
пособиях в особенности) как распространение философского
материализма на понимание общественной жизни. То, что мате-
риалистическая философия и исторически, и логически являет-
ся необходимой предпосылкой исторического материализма, не
вызывает сомнений, поскольку материалистическое понимание
общественной жизни несовместимо с идеалистической интерпре-
тацией природы и познания. Однако отсюда вовсе не следует, что
исторический материализм является теоретическим продолжени-
ем философского материализма, важнейшее, онтологическое со-
держание которого составляет учение о природе, материи как пер-
вичной реальности, существовавшей до человека, существующей
безотносительно к человечеству. Общество же, которое Маркс в
известном письме к Анненкову определяет как продукт взаимо-
действия людей, разумеется, не существовало до человечества,
не существует безотносительно к нему. Поэтому понятие объек-
тивной реальности, применяемое историческим материализмом к
определенным социальным фактам, принципиально отличается от
того понятия объективной реальности, которое составляет отправ-
ной пункт материалистического понимания природы. Вот почему
нельзя согласиться с В.И. Лениным, когда он, по существу, отож-
дествляет то и другое понятия. «Материализм вообще, - пишет
он, - признает объективно реальное бытие (материю), независимое
от сознания, от ощущений, от опыта и т.д. человечества. Материа-
142
лизм исторический признает общественное бытие независимым
от общественного сознания человечества»1.
Согласно материалистическому пониманию истории определя-
ющую основу и существенное содержание общественного бытия
составляет материальное производство, или производство матери-
альных благ, которое каждое новое человеческое поколение полу-
чает как наследие от предшествующих поколений и которое оно
развивает, с тем чтобы передать следующему поколению. Имен-
но как наследие, т.е. то, что принадлежит прошлому, обществен-
ное производство есть объективная реальность, не зависимая не
только от сознания и воли людей, но даже от производственной
деятельности того поколения, которое наследует данный уровень
производства со всеми его качественными характеристиками.
В этом смысле понятие «объективная реальность» применительно
к общественному производству (и, следовательно, к обществен-
ному бытию) носит в определенном смысле условный характер.
Это не есть нечто первичное по отношению к существованию че-
ловечества. Речь идет о специфической объективной реальности,
которая не укладывается в рамки философского материализма как
учения о природе, понимаемой не просто как среда человеческого
обитания, а как вселенная.
Специфичность социальной объективной реальности состоит
в том, что она не только объективна; это - единство субъективного
и объективного или, говоря иначе, субъект-объектная реальность.
Единство этих противоположностей предполагает их взаимопере-
ход. Социально-объективное возникает вследствие объективации
человеческой деятельности, обусловленной общественным произ-
водством, которое, в свою очередь, представляет собой процесс
человеческой деятельности, обусловленной предшествующим
развитием общественного производства.
Эта диалектика субъективного-объективного глубоко раскры-
та Марксом и Энгельсом в «Немецкой идеологии», т.е. в том их
произведении, где впервые появляется выражение «материали-
стическое понимание истории» и его основные положения, кото-
рые противопоставляются не только идеализму, но и философии
вообще, философскому материализму Фейербаха в особенности.
«История, - пишут Маркс и Энгельс, - есть не что иное, как по-
следовательная смена отдельных поколений, каждое из которых
использует материалы, капиталы, производительные силы, пере-
данные ему всеми предшествующими поколениями; в силу этого
данное поколение, с одной стороны, продолжает унаследованную
' Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 346.
143
деятельность при совершенно изменившихся условиях, а с дру-
гой - видоизменяет старые условия посредством совершенно из-
мененной деятельности»2.
Таким образом, исторический материализм впервые в истории
общественной мысли непосредственно связывает историю чело-
вечества с развитием общественного производства. В уже упо-
мянутом письме к Анненкову Маркс прямо заявляет, что история
человечества «тем более становится историей человечества, чем
больше выросли производительные силы людей, а следовательно,
и их общественные отношения»3.
Приведенные высказывания - свидетельство того, что благо-
даря материалистическому пониманию истории вырабатывается,
в противовес историческому фатализму, с одной стороны, и во-
люнтаризму - с другой, принципиально новое понимание процес-
са детерминации социальных явлений, т.е. исторической необхо-
димости*.
Домарксовский материализм, обосновывая принцип детерми-
низма как одно из основных антитеологических убеждений, пос-
тоянно склонялся к натуралистически понимаемому фатализму.
Исходя из посылки, согласно которой любое следствие необходимо
вытекает из той или иной причины, этот материализм отождествлял
причинность и необходимость. Необходимость, в свою очередь,
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 44-45. В 1846 г. в письме к Анненкову
Маркс конкретизирует и развивает цитируемое положение: «...люди не свободны
в выборе своих производительных сил, которые образуют основу всей их исто-
рии, потому что всякая производительная сила есть приобретенная сила, продукт
предшествующей деятельности. Таким образом, производительные силы - это
результат практической энергии людей, но сама эта энергия определена теми
условиями, в которых люди находятся, производительными силами, уже приоб-
ретенными раньше, общественной формой, существовавшей до них, которую соз-
дали не эти люди, а предыдущее поколение. Благодаря тому прростому факту, что
каждое последующее поколение находит производительные силы, приобретенные
предыдущим поколением, и эти производительные силы служат ему сырым ма-
териалом для нового производства, - благодаря этому факту образуется связь в
человеческой истории...» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 402).
3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 402.
* В предыдущей главе указывалось на то, что основоположники марксизма,
обосновывая понятие исторической необходимости, фактически умаляют роль
случайности, хотя и признают ее объективную реальность. Еще одним подтвер-
ждением этого вывода может быть следующее высказывание Маркса: история
человечества «носила бы очень мистический характер, если бы «случайности» не
играли никакой роли» (МарксК. и Энгельс Ф. Соч., т. 33, с. 175). С одной стороны,
Маркс выступает против сведения всего совершающегося в истории к необходи-
мости, а с другой - он закавычивает случайность, давая тем самым основание
полагать, что речь идет о кажущейся случайности, как это считал Энгельс, судя по
приведенным в предшествующей главе высказываниям.
144
истолковывалась как неизбежность, исключающая какую-либо аль-
тернативу. Абсолютизируя понятие необходимости, он не призна-
вал качественного различия между необходимой связью явлений
в обществе и природной, предшествующей действиям человека
необходимостью. Идея свободы воли, свободы выбора отвергалась
материалистами на том основании, что каждый акт человеческой
воли определяется мотивами, анализом которых они не считали
нужным заниматься. Получалось, таким образом, что человеческое
существо фактически рассматривалось не как субъект, способный
инициировать различного рода процессы, а как объект, полностью
обусловленный его природой и условиями его существования.
Уместно отметить, что такое понимание необходимой связи
социальных явлений оказало значительное влияние на исследова-
ния специалистов-историков. Так, В.О. Ключевский, выдающийся
представитель исторической науки конца XIX века, утверждал:
«История человечества есть бесконечный ряд фактов, совершаю-
щихся независимо от личной воли, независимо даже, по-видимому,
от какого-либо индивидуального сознания. В этом отношении они
очень похожи на явления природы: и те и другие одинаково про-
никнуты характером необходимости и, следовательно, сами по себе
одинаково чужды сознанию, ибо где действует необходимость, там
нет места ни для сознательной воли, ни для свободной мысли»4.
В противоположность такому материалистически-фаталисти-
ческому воззрению на общество и его историю Маркс доказал,
что необходимая связь социальных явлений, историческая необхо-
димость, создается самими людьми, следующими друг за другом
человеческими поколениями. Это значит, что люди сами создают
объективные условия, определяющие их жизнь, но создают их от-
нюдь не по своему произволу, так как они не могут не сообра-
зоваться с условиями, созданными предшествующим развитием
общества. Соответственно этому, Маркс сделал вывод, исключаю-
щий как фатализм, так и волюнтаризм: «...обстоятельства в такой
же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства»5.
4 Ключевский В.О. Литературные портреты. М., 1991, с. 432.
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 37. Г.В. Плеханов в статье «Материалис-
тическое понимание истории», разъясняя марксистское понимание социально-ис-
торической необходимости, ее специфически человеческого характьера, справед-
ливо утверждает: «Свобода не только не исключает необходимости, но является ее
предпосылкой и ее основанием» (Избр. философские произведения, т. II, с. 654).
При этом Плеханов ссылается на Шеллинга, который высказывал это положение,
не разграничивая, однако, общество и природу, вследствие чего этот тезис служит
обоснованием его идеализма. Маркс, следовательно, своим материалистическим и
диалектическим пониманием соотношения необходимости и свободы в обществе
преодолел одно из основных заблуждений немецкого классического идеализма.
145
Домарксовский материализм, несмотря на свою фаталистиче-
скую концепцию необходимости, утверждал в противовес теоло-
гическому мировоззрению, что люди сами творят свою историю.
Однако этот тезис не мог быть обоснован в рамках этого материа-
лизма и оставался вплоть до возникновения марксизма не более
чем декларацией. Необходимо было ответить на вопрос: как это
возможно, что люди сами творят свою историю, если ни внешняя,
окружающая их природа, ни их собственная, человеческая приро-
да от них не зависимы? Материалистическое понимание истории
дало ясный и недвусмысленный ответ на этот вопрос. Согласно
этому учению, ни внешняя природа, ни природа человека не опре-
деляют характер общественного устройства и историю человече-
ства. Как то, так и другое определяется развитием общественного
производства, которое представляет собой двусторонний истори-
ческий процесс: с одной стороны, изменение людьми внешней
природы, а с другой - изменение самой человеческой природы,
развитие человека.
Итак, исторический материализм предлагает и обосновывает
совершенно новое понимание общественного производства. То,
что производство материальных благ является условием sine qua
non существования людей, понимали, конечно, задолго до марксиз-
ма, и признание этого факта считалось, как правило, чем-то само
собой разумеющимся. Некоторые предшественники марксизма,
правда, пошли гораздо дальше этой общеизвестной и, в сущности,
банальной истины. Б. Франклин характеризовал человека как жи-
вотное, производящее орудия труда (toolmaking animal), отличая
его тем самым от животного. Точка зрения Франклина утверди-
лась в археологии, которая подтверждает ее своими раскопками.
«Для археологов, - утверждает английский археолог В.Г. Чайлд, -
человек есть животное, производящее орудия труда. Человек со-
здает орудия труда, так как он должен их создавать»6. Гегель по-
шел еще дальше в своей характеристике труда как специфически
человеческой сущности, формирующей человеческую личность.
У Гегеля имеется даже догадка относительно значения обществен-
ного производства для развития всех других сторон общественной
жизни. Человек, утверждает Гегель, преисполнен возвышенным
сознанием того, что он создает вещи. «Создание предметов (die
Produktionen) - его честь и гордость; оно становится источником
огромного, бесконечного богатства - мира человеческих воззре-
ний, знаний, внешних благ, прав и поступков»7. Однако эта гени-
6 Childe V. Gordon. Society and Knowledge. N.Y., 1956, p. 9.
7 Гегель. Философия религии, т. I. М., 1976, с. 211.
146
альная догадка, предвосхищавшая исходные положения материа-
листического понимания истории, не могла получить развития в
идеалистической системе Гегеля, в рамках которой производство
материальных благ выступает как внешняя, я бы даже сказал, до-
садная необходимость, а отнюдь не как определяющая основа об-
щественной жизни. Только основоположники марксизма постигли
общественное производство не только как производство матери-
альных благ, но вместе с тем и производство общественных отно-
шений - а тем самым и самого человека как члена общества*.
Уже в ранней своей работе «Экономическо-философские руко-
писи 1844 года» Маркс сформулировал отправное положение ис-
торического материализма, которое принципиально отличает это
учение от всего домарксовского материализма с его статическим
пониманием человека и общества: «Вся так называемая всемирная
история есть не что иное, как порождение человека человеческим
трудом...»8.
Понятие «производительные силы» впервые было введено
в науку классиками английской политической экономии, кото-
рые применяли это понятие для характеристики необходимого в
процессе производства сочетания рабочей силы и орудий труда.
Маркс не ограничился одним лишь экономическим пониманием
производительных сил; он постиг в них, с одной стороны, разви-
тие многообразных способностей человека, а с другой стороны,
открыл специфическую форму развития производительных сил,
которую он называл общественными отношениями производс-
тва, или производственными отношениями, отличая их от тех от-
ношений между работниками, которые складываются вследствие
технического, технологического и профессионального разделения
труда. Производственные отношения, согласно Марксу, представ-
ляют собой не только отношения людей друг к другу в процессе
* Энгельс в одном из своих популярных изложений основ марксизма неволь-
но умаляет выдающееся научное значение основного положения материалис-
тического понимания истории: «Маркс открыл основной закон, определяющий
движение и развитие человеческой истории, закон, до такой степени простой и
самоочевидный, что почти достаточно простого его изложения, чтобы обеспечить
ему признание» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 348). В действительности
открытый Марксом закон отнюдь не прост, не самоочевиден, ибо речь у Маркса
(и это, конечно, хорошо знал Энгельс) идет вовсе не о том, что люди не могут
жить без производства продуктов питания, одежды и т.п.
8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 126. Г. Маркузе, сопоставляя историчес-
кий материализм с предшествующей материалистической философией, резонно
присовокупляет: «Плохой материализм философии преодолевается в материали-
стической теории общества» (Mareuse Н. Kultur und Gesellschaft, I, Frankfurt a/M,
1968, S. 121).
147
производства, но прежде всего способ распределения средств про-
изводства, характер отношения людей к средствам производства,
отношения собственности. С этой точки зрения античное рабов-
ладение, крепостничество при феодализме, наемный труд фор-
мально свободной рабочей силы при капитализме - исторически
определенные производственные отношения. Открытие и иссле-
дование общественных отношений производства и положило на-
чало материалистическому пониманию истории.
Маркс показал, как прогресс производительных сил с объек-
тивной необходимостью ведет к изменению производственных от-
ношений и в конечном итоге к замене устаревших производствен-
ных отношений новыми, соответствующими возросшему уровню
производительных сил. Этот процесс - закономерное разрешение
противоречия, конфликта, возникающего между новым, более
высоким уровнем производительных сил и старыми, изжившими
себя общественными отношениями производства. Основополож-
ники марксизма утверждали, что этот конфликт образует основу
социальных революций в классово-антагонистическом обществе,
в котором общественные отношения производства представляют
собой отношения противоположных (эксплуатирующего и экплуа-
тируемого) классов. Таким образом, они стремились обосновать
экономическую обусловленность политической истории человече-
ства. Признание такой обусловленности указывает на глубинные
движущие силы общественного развития, исследование которых
означает переворот в исторической науке. Правильность такого
вывода, как станет ясно из последующего изложения, не зависит
от признания или непризнания необходимости революции для
разрешения противоречия между производительными силами и
производственными отношениями.
Учение Маркса и Энгельса об общественных отношениях
производства, обусловливаемых уровнем наличных производи-
тельных сил, стало ключом для научного объяснения исторически
совершившегося перехода от феодального (крепостнического)
общества к капиталистическому строю, к системе наемного труда
формально свободных работников, пролетариев. Рабовладение,
крепостничество, наемный труд, которые до возникновения марк-
сизма понимались как юридические установления, не имеющие
непосредственного отношения к состоянию и уровню производ-
ства, впервые были поняты как исторически необходимые формы
развития производительных сил общества. Таким образом, учение
о производительных силах и общественных отношениях произ-
водства проложило путь к целостному пониманию общества и
человека как члена общества в их историческом развитии. Этот
148
вывод Маркс формулирует следующим образом: «Производитель-
ные силы и общественные отношения - и те и другие являются
различными сторонами развития общественного индивида»9.
Учение об общественных отношениях производства будет
предметом обстоятельного анализа во втором разделе этой главы.
Там же я намерен рассмотреть многостороннее и, пожалуй, также
не свободное от некоторых противоречий марксистское учение о
производительных силах.
Итак, Маркс не ограничивается одним лишь экономическим
пониманием производительных сил, которое не указывает, что
же является главным в сочетании рабочей силы и орудий труда, в
единстве живого и овеществленного труда. В отличие от классиков
политической экономии Маркс утверждает, что человек - главная
производительная сила; уровень его, человеческого, развития -
главное общественное богатство. Техника, которую применяет
человек в процессе производства, - реализация, объективация, ма-
териализация человеческих способностей, единство идеального и
материального. Эти бесспорные положения материалистического
понимания истории, однако, сплошь и рядом отступают на второй
план, заслоняются, оттесняются марксистской концепцией техни-
ческого, технологического детерминизма.
Маркс и Энгельс создавали и развивали свое учение в эпоху
промышленной революции, т.е. революционного технического пе-
реворота, который начался в Англии во второй половине XVIII века
и развернулся в западноевропейских странах в XIX веке. По-ви-
димому, это эпохальное событие и стало причиной того, что они
вопреки своему пониманию человека как главной производитель-
ной силы все чаще и чаще выдвигали на первый план технику,
придавая ей при этом решающее значение. Такая оценка техники
может быть вполне правильной для характеристики определенно-
го исторического периода (например, промышленной революции),
но она становится ошибочной, когда ей придается универсальное
значение, как это получилось у Маркса и Энгельса, вопреки отправ-
ным положениям материалистического понимания истории. Так, в
работе «Нищета философии» Маркс утверждает, что уровень обще-
ственного развития определяется уровнем технического прогресса:
«Ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, паро-
вая мельница - общество с промышленным капиталистом»10. Такое
9 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 214.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 133. В первом томе «Капитала» цити-
руемое положение получает свое дальнейшее развитие: «Экономические эпохи
различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средс-
твами труда» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 191). Это положение ошибочно
не только вследствие одностороннего представления о различии между эконо-
149
представление об условиях перехода от феодализма к капитализму
является, мягко говоря, односторонним, чтобы не сказать больше.
Приведенное высказывание взято из раннего произведения
Маркса (1847 г.), когда материалистическое понимание истории
еще не было достаточно развитой системой воззрений. Однако и
в последующих трудах основоположников марксизма обычно под-
черкивается, что технический прогресс играет решающую роль не
только в развитии производства, но и в развитии всех сторон соци-
ального организма. В 1856 г. Маркс, критически оценивая револю-
ции 1848 года (они, по его словам, были «лишь мелкими эпизодами,
незначительными трещинами и щелями в твердой коре европей-
ского общества»), противопоставляет им технический прогресс:
«Пар, электричество и сельфактор были несравненно более опас-
ными революционерами, чем даже граждане Барбес, Распайль и
Бланки»11. Не следует думать, что Маркс отрицательно относится
к этим революционерам, активным участникам французской ре-
волюции 1848 г. Речь в данном случае идет о противопоставлении
промышленной революции революции политической, которая, как
ошибочно утверждал Маркс, не оказала значительного влияния на
развитие европейского общества.
В приведенных словах Маркса выражено определенное раз-
очарование в революциях 1848 года, от которых Маркс и Энгельс
ожидали несравненно большего, чем укрепления политических
позиций буржуазии. Теперь Маркс связывает перспективы осво-
бодительного движения рабочего класса с бурным развитием
производительных сил, главный показатель которого он видит в
техническом прогрессе. Эти же мысли развивает и Энгельс, сопо-
ставляя промышленную революцию в Англии и Великую фран-
цузскую революцию 1789 года. «В то время как над Францией
проносился ураган революции, очистивший страну, в Англии со-
вершался менее шумный, но не менее грандиозный переворот. Пар
и новые рабочие машины превратили мануфактуру в современную
крупную промышленность и тем самым революционизировали
всю основу буржуазного общества. Вялый ход развития времен
мануфактуры превратился в настоящий период бури и натиска в
производстве»12.
мическими эпохами, но также и потому, что прогресс производительных сил (и,
следовательно, также технический прогресс) является также производством новой
продукции, о которой нередко даже не было представления у потребителей. Это
абсолютно очевидно в наше время, но не было достаточно очевидным в первой
половине XIX века.
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 3.
12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 197.
150
Не подлежит, конечно, сомнению, что промышленная револю-
ция радикально изменила не только производственные процессы,
но и общественные отношения. Основная масса трудящихся -
ремесленники, мелкие собственники средств производства, пре-
вратилась в класс наемных рабочих, пролетариев. Энгельс не без
основания отмечает в работе «Принципы коммунизма», что проле-
тариат как класс является продуктом промышленной революции,
которая, таким образом, оказывается не только техническим, но
и социально-экономическим переворотом. Но примечательно то
обстоятельство, что этот грандиозный технический переворот со-
вершился в Англии после победоносной буржуазной революции.
И в Германии, и во Франции промышленная революция разверну-
лась лишь после буржуазных революций 1848 года. Значит, дело
не просто в изобретении паровой машины (кстати сказать, она
была изобретена задолго до промышленной революции в Англии),
изобретении механического прядильного станка и т.п.
Ф. Меринг в работе «Исторический материализм» рисует впе-
чатляющую картину совершенно непонятной на первый взгляд
расправы с замечательными изобретателями феодальной эпохи,
этими провозвестниками грядущей промышленной революции.
Немецкий ремесленник А. Мюллер, создавший примерно в 1529 г.
новый ткацкий станок, значительно превосходивший по своей
производительности старые станки, был по распоряжению го-
родских властей посажен в тюрьму, где его тайком умертвили, а
станок уничтожили. Почти столь же трагичной была судьба Д. Па-
пина, изобретателя, жившего в XVII века, одного из первых твор-
цов паровой машины. И дело здесь вовсе не в произволе властей
предержащих, а в том, что эти технические новшества угрожали
существованию феодального цехового производства, системе руч-
ного труда, применявшего простые, нередко даже примитивные
орудия производства.
Французский историк Ф. Бродель, описывая промышленную
революцию в Англии, показывает, что условия, вызвавшие ее к
жизни, носили экономический характер. Обобщая этот вывод, он
заключает: «Эффективное техническое применение, по существу,
запаздывает по сравнению с общим развитием экономической жиз-
ни; оно должно дожидаться, чтобы включиться в нее, его следует
добиваться - и скорее дважды, чем единожды, - четко и настой-
чиво»13. Бродель цитирует историка промышленной революции
П. Бероша: «В течение первых десятилетий промышленной ре-
волюции техника гораздо больше была фактором, определяемым
13 Бродель Ф. Время мира. М., 1992, т. 3, с. 584.
151
экономикой, нежели фактором, определявшим экономику»14. Эти
выводы, принадлежащие ученым, не являющимся сознательными
сторонниками материалистического понимания истории, убеди-
тельно подтверждают марксистское понимание решающей роли
экономических условий в развитии техники производства. Они,
эти выводы, указывают также на то, что техника производства,
вызванная к жизни определенными экономическими условиями,
становится затем социальным фактором, благодаря которому
совершается изменение этих условий. Технико-технологическая
интерпретация социального прогресса фиксирует именно эту,
производную сторону общественного развития, придавая ей зна-
чение первоначального, определяющего условия этого процесса.
Известно также, что в начале промышленной революции в Англии
многие пролетарии, которые еще недавно были ремесленниками,
самостоятельными производителями, не только выступали против
применения машин, но даже ломали, выводили из строя эти разру-
шившие их прежнее «благополучие» технические устройства. Это
так называемое луддитское движение (по имени подмастерья Луд-
да, первым разрушившего механический станок) свидетельство-
вало о том, что появление и введение новой техники отнюдь не
независимо от социально-экономических условий. Нельзя поэто-
му согласиться с Энгельсом, когда он утверждает: «Орудия дикаря
обуславливают его общество совершенно в той же мере, как новей-
шие орудия - капиталистическое общество»15. Производительные
силы, обусловливающие те или иные общественные отношения
производства, несводимы к технике, которая является показателем
уровня развития главной производительной силы, человека, а зна-
чит, и показателем исторически определенного уровня развития
производственных отношений. Известный исследователь антич-
ного общества Г. Дильс справедливо отмечает, что в нем «блестя-
14 Там же, с. 585.
15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 146. В «Диалектике природы» Энгельс
характеризует возникновение новой техники как процесс, обусловленный не
наличными производительными силами и экономическими отношениями, а как
специфический процесс познания, социальные последствия которого определятся
лишь сравнительно отдаленным будущим. «Люди, которые в XVII и XVIII веках
работали над созданием паровой машины, не подозревали, что они создают ору-
дие, которое в большей мере, чем что-либо другое, будет революционизировать
общественные отношения во всем мире, и которое, особенно в Европе, путем кон-
центрации богатства в руках меньшинства и пролетаризации огромного большин-
ства, сначала доставит буржуазии социальное и политическое господство, а затем
вызовет классовую борьбу между буржуазией и пролетариатом, борьбу, которая
может закончиться только низвержением буржуазии и уничтожением всех классо-
вых противоположностей» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 497). Энгельс, та-
ким образом, указывает на познание как потенциальную производительную силу.
152
щие достижения механики и инженерного искусства... не находят
в широких кругах никакого признания, и техника, запертая в узком
кругу любителей, начинает тянуться к игре в игрушки»16.
В работе «Нищета философии» Маркс называет машину про-
изводительной силой. В действительности машина, как и любое
другое средство труда является, конечно, весьма важной частью
производительных сил, которые, однако, характеризуются также
существенно отличными от техники содержанием, о чем еще бу-
дет речь ниже. Здесь же уместно отметить, что технико-техноло-
гический детерминизм, к которому нередко склоняются Маркс и
Энгельс, получил широкое распространение во второй половине
XX века благодаря выдающимся достижениям научно-техни-
ческой революции, которые небывалым образом изменили весь
облик современного общества. И тем не менее объяснение обще-
ственного развития с позиций технико-технологического детер-
минизма принципиально несостоятельно, что доказывает, как это
ни покажется удивительным, именно современный исторический
опыт.
Сошлемся на факты, относящиеся к сравнительно недавнему
прошлому «реального социализма». В программе КПСС, опубли-
кованной в 1961 году, категорически утверждается, что капитализм
сковывает научно-техническую революцию, которая в полной мере
может развернуться лишь в условиях социализма17. Читателю на-
ших дней, независимо от его мировоззренческих убеждений, не
надо разъяснять, сколь глубоким, поистине роковым заблуждени-
ем оказалось это утверждение. Действительность посрамила его
самым беспощадным образом. Капиталистическая система ока-
залась благодатной экономической основой и мощной движущей
силой для небывалого по своим масштабам научно-технического
переворота, который стал, по-видимому, непрерывной научно-
технической революцией, темпы которой все более ускоряются.
Что же касается «реального социализма», то эта экономическая
система нисколько не способствовала развертыванию научно-
технической революции, что стало одной из главных причин ее
краха.
Таким образом, технический прогресс, как ни разительны его
социальные последствия, не есть самодостаточный, имманентно
развивающийся процесс; он социально-экономически обуслов-
лен и может быть правильно понят лишь в контексте историче-
ски определенных общественных отношений, которые в одних
16 Дильс Г. Античная техника. М.-Л., 1934, с. 36.
17 См.: Программа Коммунистической партии Советского Союза. М., 1961,
с. 27-28.
153
случаях споспешествуют ему, а в других - тормозят, несмотря на
всяческие стремления ускорить его. Понятно поэтому, что там,
где Маркс и Энгельс пытаются представить технический и тех-
нологический прогресс как определяющее, так сказать, субстан-
циальное содержание производительных сил, там они фактически
отступают от исходных положений материалистического понима-
ния истории. Однако ради справедливости должно признать, что
такого рода отступления не характеризуют в целом марксистскую
концепцию производительных сил. Уже в «Немецкой идеологии»,
т.е. в раннем своем труде, Маркс и Энгельс указывают, что раз-
витие производительных сил в значительной мере определяется
организацией трудового процесса. «Уровень производительных
сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени
развито у нее разделение труда»18. Это положение получает даль-
нейшее развитие в «Капитале» Маркса, в частности в его анализе
мануфактурной стадии капитализма. Мануфактурное производ-
ство в техническом отношении не отличается от работы ремеслен-
ника, но оно качественно отлично от нее благодаря организации
трудового процесса. Мануфактура представляет собой планомер-
ное объединение работников, взаимодействующих друг с другом в
процессе производства, осуществляемого посредством разделения
труда. Такое объединение, или кооперация, не сводимо к сумме
отдельных рабочих сил. Кооперация является совокупной рабо-
чей силой, мощность которой значительно превосходит простую
сумму производительного труда всех работников мануфактурного
предприятия. «Здесь, - говорит Маркс, - дело идет не только о
повышении путем кооперации индивидуальной производительно-
сти силы, но и о создании новой производительной силы, которая
по самой своей сущности есть массовая сила»19. Такая производи-
тельная сила, по существу независимая от своей технической ос-
новы, представляет собой общественное отношение производства,
производственное отношение. Следовательно, различие между
производительными силами и производственными отношениями
относительно, поскольку и производственные отношения пред-
ставляют собой в определенной мере, в определенных условиях
производительную силу. Содержание и форма развития общест-
венного производства находятся в коррелятивном отношении.
В этой связи стоит напомнить диалектическое положение Гегеля:
«...содержание есть не что иное, как переход формы в содержание,
а форма - переход содержания в форму»20.
18 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 20.
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 337.
20 Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук, т. 1. М., 1974, с. 298.
154
Дальнейшим, в высшей степени важным этапом в развитии
материалистического учения о производительных силах является
исследование роли науки, роли духовного производства в разви-
тии производительности труда, в создании новых продуктов и
новых отраслей материального производства. Если в ранних ра-
ботах Маркса производительные силы характеризуются главным
образом как сочетание рабочей силы со средствами труда, то во
второй половине 50-х годов, в подготовительных рукописях к
«Капиталу» Маркс уделяет первостепенное внимание науке, трак-
туемой как могущественная производительная сила. Указывая
на машины, железные дороги, телеграф и т.п., Маркс заключает:
«Все это - созданные человеческой рукой органы человеческого
мозга, овеществленная сила знания. Развитие основного капитала
является показателем того, до какой степени всеобщее обществен-
ное знание (Wissen, knowledge) превратилось в непосредственную
производительную силу, и отсюда - показателем того, до какой
степени условия самого общественного жизненного процесса
подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в
соответствии с ним»21. Совершенно очевидно, что это положение
по-новому раскрывает понятие производительных сил, в особен-
ности их развитие в новое, вернее даже сказать, новейшее время,
когда фундаментальные и прикладные науки выделились в особую
отрасль духовного производства, в профессиональную трудовую
деятельность определенной социальной группы.
С точки зрения повседневного опыта приведенное положение,
по-видимому, представляется едва ли приемлемым. Разве ученые
возделывают зерновые, выращивают скот, выплавляют металлы,
добывают нефть и другие ископаемые богатства, строят дома,
дороги, мосты, автомобили, аэропланы и т.п.? Все это делают не-
посредственные участники материального производства. Это об-
стоятельство в особенности подчеркивали политики советской
эпохи, постоянно рассуждавшие о решающей роли производите-
лей материальных благ, имея при этом в виду главным образом
людей физического труда. С их точки зрения, положение о главен-
ствующей роли науки как производительной силы представлялось
явным умалением роли рабочего класса. Однако не трудно пока-
зать, что точка зрения повседневного опыта представляет собой
близорукое видение процесса труда и всего производства, особен-
но в его современной форме. Маркс, который высказал приведен-
ное положение полтора века тому назад, возможно, преувеличивал
тогдашнюю роль науки в производстве. Однако в наше время его
утверждение выступает как исполнившееся предвидение и кон-
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 215.
155
статация фактов. Эти факты общеизвестны, но о них не мешает
напомнить. Урожайность зерновых на протяжении истекшего
столетия увеличилась в несколько раз. Это стало возможным бла-
годаря внедрению в сельскохозяйственное производство достиже-
ний агробиологии и других наук. То же следует сказать о других
традиционных отраслях производства, где производительность
труда благодаря применению достижений науки также возросла в
несколько раз, не говоря уже о том, что значительно улучшилось
качество продукции этих отраслей производства. Однако важней-
шим фактом, непосредственно выражающим роль науки в качестве
производительной силы, является, конечно, возникновение совер-
шенно новых отраслей производства, основу которых составляют
выдающиеся открытия наук о природе и их производственное
применение. Возникновение новых отраслей производства на ос-
нове научных открытий указывает на то, что при определенных
условиях не производство определяет развитие науки, а именно
развитие последней инициирует возникновение тех или иных
отраслей производства и определяет их последующее развитие.
Следовательно, исходное положение исторического материализма
должно быть ограничено определенными условиями.
Маркс называет знание, науку непосредственной производи-
тельной силой. Это утверждение нуждается в уточнении. Даже ре-
зультаты прикладных наук не могут, как правило, непосредственно
применяться в производстве; необходимо внедрение этих результа-
тов в производство, что предполагает разработку соответствующей
технологии и нередко также создание новых материальных средств,
условий и т.д. Еще более опосредованной производительной силой
являются фундаментальные науки, которые, как об этом наглядно
свидетельствуют современные факты, создают основу для новых от-
раслей производства и многократного увеличения производительно-
сти труда. Но все это становится возможным через многочисленные
посредствующие звенья, новую технику, новые технологические
процессы, создание которых требует более или менее продолжи-
тельного времени. Тем не менее Маркс, по существу, прав, опреде-
ляя науку как производительную силу, поскольку он, конечно, имеет
в виду науку, получившую практическое воплощение в материаль-
ном производстве. Современная научно-техническая революция ad
oculos подтверждает правильность Марксова понимания роли науки
в производстве материальных благ.
Благодаря науке, указывает Маркс, «процесс производства
выступает не как подчиненный непосредственному мастерству
рабочего, а как технологическое применение науки»22. Машина, с
22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 206.
156
этой точки зрения, есть «реализованная наука»23. Превалирующей
тенденцией капиталистического производства в ходе его развития
становится стремление придать производству научный характер,
что с необходимостью ведет к качественному изменению характера
труда. «Труд выступает уже не столько как включенный в процесс
производства, сколько как такой труд, при котором человек, наобо-
рот, относится к самому процессу производства как его контролер
и регулировщик»24 25. Наглядным примером такого качественного из-
менения характера труда является прогрессирующая автоматизация
производства, исключающая если не полностью, то в значительной
мере физический труд рабочего. При этом несомненно возрастает
значение духовных способностей участников производства, каждый
из которых становится руководителем на своем участке работы. Бы-
лая противоположность между умственным и физическим трудом,
отношение взаимного отчуждения между ними все более сменяется
отношением единства, взаимопроникновения. Ведь «действитель-
ным богатством, - подчеркивает Маркс, - является развитая произ-
25
водительная сила всех индивидов» .
Ю. Хабермас, современный немецкий философ, стремящийся
переосмыслить материалистическое понимание истории, приходит
к выводу: «Техника и наука становятся первой производительной
силой, вследствие чего условия применения Марксовой теории
стоимости отпадают»26. Это положение правильно указывает как
на возросшую роль науки и техники, так и на то обстоятельство,
что в изменившемся благодаря этому обстоятельству характе-
ре производства материальных благ создаваемое материальное
богатство измеряется уже не столько количеством затраченного
рабочего времени, сколько уровнем технического и технологичес-
кого применения науки*. Однако нельзя, конечно, согласиться с
23 Там же, с. 211.
24 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 213.
25 Там же, с. 217.
26 Habermas J. Technik und Wissenschaft als «Ideologic». Frankfurt a/M., 1971.
S. 75.
* «По мере развития крупной промышленности создание действительного
богатства становится менее зависимым от рабочего времени и от количества
затраченного труда, чем от мощи тех агентов, которые приводятся в движение
в течение рабочего времени и которые сами, в свою очередь (их мощная эффек-
тивность), не находятся ни в каком соответствии с непосредственным рабочим
временем, требующимся для их производства, а зависят, скорее, от общего уров-
ня науки и от прогресса техники, или от применения этой науки к производству»
{Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 213-214). Нетрудно понять, что это
положение Маркса, как и некоторые другие его высказывания, требует пересмот-
ра самого понятия стоимости товара, величина которой в системе наукоемкого
производства уже не может измеряться количеством часов общественно-необхо-
димого времени, затрачиваемого на производство того или иного товара.
157
утверждением, что наука и техника становятся первой производи-
тельной силой. Первой производительной силой по-прежнему ос-
тается человек, который, с одной стороны, творит науку и технику,
а с другой - применяет их в процессе общественного производства.
То, что люди творят науку и технику, конечно, хорошо известно
Хабермасу, но он явно недооценивает сложный, многообразный,
творческий характер применения науки и техники в производстве.
Между тем именно то обстоятельство, что производство все более
становится технологическим применением науки, не только из-
меняет характер трудового процесса, но и весьма усложняет его,
предъявляя все более высокие требования к интеллектуальному
потенциалу участников производства. Уже в середине XIX века
Маркс предвидел эпоху «того полного развития индивида, которое
само, как величайшая производительная сила (курсив мой. - Т.О.),
воздействует на производительность труда»27. Современная науч-
но-техническая революция представляет, по моему убеждению,
становление этой эпохи.
Выяснение роли науки как производительной силы, значение
и роль которой неуклонно возрастают в ходе развития обществен-
ного производства, делает необходимым уточнение как самого
понятия производительных сил, так и понятия общественного
производства. Дело в том, что Маркс и Энгельс излагали осно-
вы материалистического понимания истории в борьбе с младоге-
гельянцами, обосновывавшими «философию сознания», согласно
которой производство идей определяет всю общественную жизнь
и историю человечества. В противовес этому идеалистическому
воззрению Маркс и Энгельс говорят о материальном производ-
стве, материальной жизни индивидов, материальной деятельно-
сти, материальной практике и т.п.* *. Этот способ изложения основ
материалистического понимания истории вызывает законные
возражения. Производство материальных благ не есть лишь мате-
риальный процесс, так как человек не только материальное, но и
духовное существо, и, изменяя в процессе труда то, что дано при-
27 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 2, с. 221.
* Такая терминология характерна для ранних работ Маркса и Энгельса. Так,
в «Немецкой идеологии» утверждается, что основной формой деятельности лю-
дей является «материальная деятельность, от которой зависит всякая иная де-
ятельность: умственная, политическая, религиозная и т.д.» (МарксК., Энгельс Ф.
Соч., т. 3, с. 71). Но «материальная деятельность» т.е. материальное производс-
тво, предполагает умственную деятельность, включает ее в себя. Впрочем, при-
веденные выше высказывания Маркса о роли науки в производстве, так же как
и Марксово понимание процесса труда как целеполагающей, целесообразной
деятельности, показывают, сколь неточным и, по существу, условным является
выражение «материальная деятельность».
158
родой, человек «осуществляет вместе с тем и свою сознательную
цель, которая как закон определяет способ и характер его действий
и которой он должен подчинять свою волю»28. Из этой Марксо-
вой характеристики процесса труда вытекает, что производство
материальных благ есть единство, взаимопроникновение матери-
альных и духовных (или умственных) процессов. Трудовая дея-
тельность, независимо от того, является ли она физическим или
умственным трудом, предполагает планирование совершаемого
процесса, его осмысление, предвидение его результатов. С этой
точки зрения выражение «материальная деятельность», с которым
мы встречаемся в трудах основоположников марксизма, носит, так
сказать, условный характер, который не может служить в качестве
положительного определения не только производства, но и всякой
практической деятельности вообще.
Столь же неадекватный характер носит выражение «материаль-
ные производительные силы», поскольку речь идет о человечес-
ких силах, способностях, уменье, а не просто о технике, которая,
впрочем, также не является просто материальной вещью, а пред-
ставляет собой овеществленное знание и, следовательно, единс-
тво идеального и материального. Энгельс справедливо замечает:
«...в истории общества действуют люди, одаренные сознанием,
поступающие обдуманно или под влиянием страсти, стремящиеся
к определенным целям. Здесь ничто не делается без сознательного
намерения, без желаемой цели»29. Само собой разумеется, что это
полностью относится и к общественному производству, и ко вся-
кой другой человеческой деятельности.
Подытоживая рассмотрение понятия «производительные
силы», центрального понятия материалистического понимания
истории, обобщающего многообразие созидательной деятельно-
сти людей, нельзя не согласиться с той оценкой этого понятия в
учении Маркса, которую дает американский социолог А. Восков:
«К сожалению, термин “производительные силы” никогда не был
ясно определен Марксом. Но важно отметить, что интерпретация
социальных отношений как производительных сил указывает на
наличие и значение нематериальных факторов в экономической
28 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 189.
29 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 306. Характеризуя далее человечес-
кую деятельность безотносительно к какой бы то ни было особенной ее области,
Энгельс отмечает: «Воля определяется страстью или размышлением. Но те ры-
чаги, которыми, в свою очередь, непосредственно определяются страсть или раз-
мышление, бывают самого разнообразного характера. Отчасти это могут быть
внешние предметы, отчасти - идеальные побуждения: честолюбие, «служение
истине и праву», личная ненависть или даже чисто индивидуальные прихоти
всякого рода» (там же).
159
структуре»30. В этом положении нет ни малейшей недооценки на-
учного значения понятия “производительные силы”. А. Восков,
скорее, указывает на необходимость дальнейшей разработки, об-
основания и возможно более точного определения этого понятия.
Такое определение, как видно из предшествующего изложения, не
может быть однозначным, хотя бы уже потому, что оно имеет своим
предметом единство духовного и материального, субъективного
и объективного. В этой связи само собой напрашивается вопрос:
когда речь идет о науке как производительной силе, имеется ли в
виду только естествознание и связанные с ним прикладные науки,
или же правомерно говорить о всех отраслях научного знания?
У Маркса и Энгельса нет постановки этого вопроса, а значит, и
ответа на него, однако этот ответ уже содержится в самом понятии
«производительные силы». Ведь главной производительной силой
является сам человек, который создает средства труда, овладевает
ими, управляет производственными процессами. Достаточна ли
для этого одна лишь техническая, специальная, профессиональная
подготовка? Конечно, нет. Прежде чем стать участником общест-
венного производства, главной производительной силой, человек
должен сформироваться как личность, пройти нелегкую школу
воспитания и по меньшей мере школьного образования, научиться
подчинять свою волю и чувственные порывы рассудочному кон-
тролю, короче говоря, стать разумным существом, которым он не
является от рождения, хотя и именуется homo sapiens. В этом про-
цессе индивидуального развития основную роль играют, с одной
стороны, гуманитарные науки, а с другой - межличностное об-
щение, формы которого включают в себя семью, школу и многое
другое. Таким образом, имеются основания говорить о произво-
дительных силах человека в самом широком смысле слова. В та-
ком случае не только работа педагога и врача, но и деятельность
художника, писателя, актера, да и всякая иная деятельность, фор-
мирующая человеческую личность, должна рассматриваться как
производительная сила. Тем самым понятие производительной
силы уже не ограничено лишь сферой производства материальных
благ, как это имеет место в марксистском учении об обществе.
Не только духовное производство, но и другие формы человече-
ской деятельности предполагают свои специфические производи-
тельные силы.
Говоря о роли гуманитарных наук в развитии человека, а тем
самым и в развитии производства, следует особо указать на значе-
ние экономической науки, непосредственно участвующей в орга-
30 Беккер Г.В., Бесков А. Современная социологическая теория. М., 1961, с. 22.
160
низации, планировании производства, обеспечении его оптималь-
ной эффективности. Без бухгалтерии, являющейся лишь одной из
прикладных экономических дисциплин, вообще невозможна нор-
мальная работа даже сравнительно небольшого производственно-
го предприятия. Одной из наиболее важных отраслей прикладной
экономической науки является теория менеджмента, т.е. теория
управления производственной и всякой иной организацией со-
вместной деятельности людей. Один из известных представителей
этой науки П. Друкер констатирует: «Сегодня же самую большую
группу в рабочей силе - более одной трети ее - составляют люди,
которых Бюро переписи населения Соединенных Штатов Аме-
рики называет менеджерами и профессионалами»31. Менеджеры,
следовательно, это не просто крупные, высшие руководители той
или иной организации; менеджером является всякий организатор
совместной деятельности людей, даже небольшой организован-
ной группы. Задача менеджмента - «сделать людей способными к
совместной деятельности, сделать их сильные стороны еще более
эффективными, а их слабые стороны - несущественными»32. Тео-
рия и практика менеджмента - наглядное свидетельство выдаю-
щейся роли гуманитарной науки как в развитии производства, так
и в обеспечении эффективности любой совместной деятельности
людей, любой организации.
Производительные силы - основное, важнейшее содержание
общественного производства. Это - главный вывод материалистиче-
ского понимания истории, вывод, который, однако, умаляется Марк-
сом и Энгельсом, когда они включают в понятие общественного
производства также «производство и воспроизводство действитель-
ной жизни»33, т.е. рост населения. Такое понимание общественного
производства, впервые высказанное в общей форме в «Немецкой
идеологии», получает систематическое развитие в работе Энгель-
са «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Здесь мы читаем: «Согласно материалистическому пониманию,
определяющим моментом в истории является в конечном счете
31 Друкер П.Ф. Новые реальности. М., 1994, с. 319-320.
32 Там же, с. 329. Понятно поэтому, почему в связи с оценкой значения
теории и практики менеджмента Друкер решительно выступает против весьма
распространенной недооценки роли гуманитарных наук в общественной жизни.
«Необходимо, - заявляет он, - возродить прежний статус гуманитарных наук,
вернув им их прежние функции, а именно - служить путеводной звездой, осве-
щающей нам дорогу и помогающей избрать правильное направление в наших
действиях» (там же, с. 365). Надеюсь, что с этим выводом согласятся не одни
только гуманитарии, но и мировоззренчески мыслящие естествоиспытатели и
представители технических наук.
33 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 394.
6. Ойзерман Т.И., том 2
161
производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само
оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны - произ-
водство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и
необходимых для этого орудий; с другой - производство самого
человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых
живут люди определенной исторической эпохи и определенной
страны, обусловливаются обоими видами производства: степенью
развития, с одной стороны, - труда, с другой - семьи» .
Цитируемое положение Энгельса непосредственно связано с
анализом доклассового родового строя, в котором общественные
отношения производства являются кровно-родственными отно-
шениями. Поэтому, продолжая цитируемое положение, Энгельс
подчеркивает: «Чем меньше развит труд, чем более ограничено
количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества,
тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от ро-
довых связей»34 35.
С этим положением, подтверждаемым многочисленными ан-
тропологическими и этнографическими исследованиями, нельзя
не согласиться. Но отсюда вовсе не следует сформулированный
Энгельсом вывод, относимый ко всем историческим эпохам, вы-
вод, согласно которому определяющей основой общественного
развития является не только производство материальных благ, но
и «продолжение человеческого рода». Исторический опыт ни в ка-
кой мере не свидетельствует о том, что рост населения и прогресс
производительных сил непосредственно или хотя бы опосредо-
ванным образом связаны друг с другом. В экономически отсталых
странах Африки и Азии налицо бурный рост населения, который
не только не ускоряет развитие производительных сил, но, напро-
тив, замедляет этот процесс, создавая громадную армию безработ-
ных. В высокоразвитых капиталистических странах Европы нали-
цо совершенно незначительный рост населения, а в некоторых из
34 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 25-26.
35 Там же, с. 26. Если Энгельс рассматривает кровно-родственные отноше-
ния как производственные отношения первобытного общества, то выдающийся
французский антрополог, структуралист К. Леви-Стросс, разделяющий ряд ос-
новных положений марксистского понимания истории, утверждает: «...именно
Маркс и Энгельс наиболее часто высказывали мысль о том, что первобытные
общества или те, которые считаются первобытными, управляются кровно-род-
ственными связями (которые мы теперь называем структурами родства), а не
экономическими отношениями» (Леви-Стросс К. Структурная антропология.
М., 1982, с. 299). Если согласиться с французским антропологом (а для этого
дает достаточные основания и работа Энгельса «Происхождение семьи, частной
собственности и государства»), то следует признать, что марксистское положе-
ние об определяющей роли производственных отношений неприменимо к до-
классовому обществу.
162
них даже отсутствие этого роста, однако производительные силы
продолжают развиваться высокими темпами.
Таким образом, положение, согласно которому развитие об-
щества определяется двоякого рода производством, представляет
собой заблуждение, в которое впали основоположники марксиз-
ма, по-видимому, потому, что они абстрактно, расширительно
истолковывали совершенно правильный тезис: человек - главная
производительная сила. Отсюда как бы само собой следовало: чем
больше людей, способных участвовать в производстве, тем боль-
ше масштабы последнего. Однако увеличение массы населения и
прогресс производительных сил не представляют собой взаимо-
связанные стороны общественного развития. Демографическая
проблематика не получила развития в трудах основоположников
марксизма, что и стало одной из причин указанного заблуждения.
Маркс и Энгельс создавали и разрабатывали материалистиче-
ское понимание истории в XIX веке. Их последователи в XX веке
не обогатили это учение существенно новыми положениями.
Между тем в течение последнего века, особенно во второй его
половине, общественное производство претерпело радикальные
изменения. Достаточно хотя бы указать на тот, все еще недоста-
точно теоретически осмысленный факт, что в настоящее время
в наиболее развитых капиталистических странах в производстве
средств производства и предметов потребления занято не более 20
процентов трудящегося населения, в то время как остальная его
часть занята в так называемой индустрии услуг, которая в значи-
тельной, если не большей своей части находится вне производства
материальных благ. Значит ли это, что производство материаль-
ных благ перестало быть определяющей основой общественной
жизни? Я полагаю, что этот вопрос должен быть конкретизирован
следующим образом: является ли производство материальных
благ единственной определяющей основой жизни общества?
Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. По-видимому,
говоря об определяющей основе общественной жизни, надо иметь
в виду общественное производство в целом, т.е. и производство
услуг, производство знаний и т.д., а не только производство одних
материальных благ. Кроме того, понятие определяющей основы
общества включает в себя, согласно материалистическому пони-
манию истории, и общественные отношения производства (произ-
водственные отношения), образующие экономическую структуру
общества, с которой в большей или меньшей мере связаны и неэко-
номические общественные отношения. Такой ответ на поставлен-
ный выше вопрос вносит определенные коррективы в исходные
положения материалистического понимания истории.
6*	163
Общественное бытие и общественное сознание.
Экономический базис и надстройка.
Общественно-экономические формации
Положение об определяющей роли производства материаль-
ных благ в развитии человечества не является единственным тео-
ретическим исходным пунктом материалистического понимания
истории. Другое отправное положение этого учения составляет
тезис: общественное бытие определяет общественное сознание.
Нужно сразу же отметить, что этому положению явно не повезло
в марксистской литературе, посвященной популяризации материа-
листического понимания истории. В ней «общественное бытие»
характеризуется по аналогии с материалистическим пониманием
природы, как материя, «материальная жизнь общества», т.е. нечто,
существующее до сознания, безотносительно к нему, само по себе.
При этом игнорируется тот очевидный факт, что общественное бы-
тие есть бытие существ, обладающих сознанием, которое внутрен-
не присуще их бытию, составляет его существенное содержание,
поскольку общественное бытие есть деятельность образующих
его индивидов, взаимодействие между ними.
Маркс и Энгельс не считали необходимым специальное разъ-
яснение термина «общественное бытие», поскольку они обозна-
чали им общественную жизнь, общество. Это недвусмысленно
утверждается в «Немецкой идеологии», в которой мы читаем:
«Сознание (das Bewusstsein) никогда не может быть чем-либо
иным, как осознанным бытием (das bewusste Sein), а бытие людей
есть реальный процесс их жизни»36. Значит, сознание людей есть
их осознанное бытие, а последнее представляет собой не что иное,
как общественную жизнь. Но если сознание выводится из обще-
ственного бытия, то это возможно лишь потому, что оно внутренне
присуще ему, так как нет общественного сознания вне обществен-
ного бытия, которое определяет это сознание как наличествую-
щую в нем духовную определенность, т.е. подобно тому, как целое
определяет все то, что составляет его слагаемые* *.
36 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 25. Это же положение Маркс лапидарно
формулирует в знаменитом предисловии к работе «К критике политической эко-
номии»: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное
бытие определяет их сознание» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7).
* В.П. Тугаринов был, пожалуй, единственным среди российских филосо-
фов-марксистов, который вплотную подошел к правильной постановке этого
вопроса. «Общественная жизнь, - писал он, - есть единство двух сторон: со-
вокупной практической производственной и общественной деятельности людей
(общественное бытие) и духовной, идейной деятельности (общественное созна-
ние)» (Тугаринов В.П. О категориях «общественное бытие» и «общественное
164
Путаница, которая все еще имеет место в вопросе об отноше-
нии общественного бытия и общественного сознания, полностью
преодолевается, как только осознается, что общественное бытие
не есть отличная от общественной жизни реальность. Именно
это и подчеркивают Маркс и Энгельс: «Не сознание определяет
жизнь, а жизнь определяет сознание»37. Речь, конечно, идет об об-
щественной жизни, а также об общественном сознании, поскольку
индивидуальное сознание, сознание индивида есть также обще-
ственное сознание, что непосредственно выявляется в языке, без
которого не существует ни мышления, ни сознания. Это не зна-
чит, конечно, что не следует различать индивидуальное и обще-
ственное сознание. Тот факт, что Маркс и Энгельс не занимались
анализом этого, несомненно, качественного различия, является,
конечно, пробелом в материалистическом понимании общества,
неотъемлемой составной частью которого должно быть также
материалистическое понимание человеческой личности, для чего
необходима разработка философской антропологии. В «Экономи-
ческо-философских рукописях 1844 года» Маркс формулирует,
обосновывает некоторые отправные положения этого учения, ко-
торые, к сожалению, не получили развития в последующих трудах
основоположников марксизма и не вписываются в содержание
материалистического понимания истории.
То обстоятельство, что общественное бытие (общественная
жизнь) включает в себя и общественное сознание (духовную
жизнь общества), которую оно определяет, постепенно выявляет-
ся в конкретных исследованиях Маркса и Энгельса. Так, харак-
теризуя возникновение и развитие классового общества, Энгельс
указывает: «Низкая алчность была движущей силой цивилизации
с ее первого до сегодняшнего дня; богатство, еще раз богатство и
трижды богатство, богатство не общества, а вот этого отдельного
жалкого индивида, была ее единственной, определяющей стра-
сознание» // Вопросы философии, 1954, № 1, с. 20). Однако и он неправомер-
но разграничивает понятия общественной жизни и общественного бытия, не
смея, по-видимому, отмежеваться со всей решительностью от догматической
постановки вопроса, общепринятой в советской философской литературе. Тем
не менее эта попытка правильно осмыслить действительное содержание поня-
тия общественного бытия была решительно пресечена Г.Е. Глезерманом, кото-
рый, возражая Тугаринову, писал: марксистское понимание бытия «никак нельзя
совместить с утверждениями о том, что политический строй общества, полити-
ческие отношения между людьми относятся к общественному бытию» (Глезер-
ман Г.Е. К вопросу о понятии «общественное бытие» // Вопросы философии,
1954, № 5, с. 120). Несуразность этого утверждения вполне укладывалась в про-
крустово ложе марксистского догматизма.
37 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 25.
165
стью»38. Разве не ясно, что речь здесь идет не только о сознании,
но и о бытии, общественной жизни классового общества?
Общественное бытие, или общественная жизнь, есть единство
духовного и материального, субъективного и объективного. Любая
попытка характеризовать общественное бытие безотносительно к
общественному сознанию, то есть игнорирование их единства, в
рамках которого только и возможен процесс детерминации соци-
альных явлений, есть вульгаризация материалистического пони-
мания истории, которая сводит на нет его познавательное и мето-
дологическое значение.
Исключение общественного сознания из общественного бытия
обычно приводило не только к упрощенному пониманию послед-
него как «материальной жизни общества», но и к сведению об-
щественного бытия к производству и обмену материальных благ,
производству человеческой жизни; все эти процессы характери-
зовались как совершающиеся независимо от сознания людей. Не-
суразность такого понимания общественной жизни не проникала
в сознание ортодоксальных марксистов. Достаточно для примера
привести такое высказывание В.И. Ленина: «Из того, что вы живе-
те и хозяйничаете, рожаете детей и производите продукты, обме-
ниваете их, складывается объективно необходимая цепь событий,
цепь развития, независимая от вашего общественного сознания,
не охватываемая им полностью никогда»39. Казалось бы, ясно,
что «объективно необходимая цепь событий», о которой здесь
идет речь, включает в себя сознание и волю людей, которые по
меньшей мере частично определяют ее, и поэтому рассмотрение
общественной жизни в качестве независимой от человека реаль-
ности искажает Марксово понятие общественного бытия. Однако
оно выдается за его разъяснение. Нетрудно понять, что если из
общественного бытия исключается субъективная реальность (со-
знание и воля людей), то тем самым оно фактически трактуется
как нечто сверхчеловеческое, сверхчувственное, т.е., по существу,
трансцендентное. О каком же материалистическом понимании ис-
тории может идти в таком случае речь?
Естественно, возникает вопрос, в каком отношении находятся
общественное бытие, т.е. вся совокупность общественных отно-
шений, и производство материальных благ, которое, разумеется,
не находится вне общественного бытия, т.е. общественной жиз-
ни? Согласно учению Маркса и Энгельса общественное бытие
(общественная жизнь) обусловлено общественным производством.
38 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 176.
39 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 345.
166
Исторически определенный способ производства, т.е. сочетание
производительных сил и производственных, или экономических,
отношений, обусловливает все другие стороны общественной
жизни. При этом производительные силы определяют производ-
ственные отношения, а совокупность последних составляет эко-
номическую структуру общества, или экономический базис, ко-
торый, как утверждают основоположники марксизма, определяет
правовую и политическую надстройку общества, а также формы
общественного сознания, в частности религию, философию, а так-
же эстетические воззрения. По словам Энгельса, «экономическая
структура общества каждой данной эпохи образует ту реальную
основу, которой и объясняется в конечном счете вся надстройка,
состоящая из правовых и политических учреждений, равно как и
из религиозных, философских и иных воззрений каждого данного
исторического периода»40. Это положение, которое послужило ос-
нованием для того, чтобы окрестить материалистическое понима-
ние истории экономическим материализмом, является, пожалуй,
наименее ясным, наиболее спорным или, по меньшей мере, наиме-
нее разработанным положением исторического материализма.
ГВ. Плеханов в статье «Несколько слов в защиту экономиче-
ского материализма», полемизируя с либералом В.А. Гольцевым,
утверждавшим, что невозможно «вывести всю культурно-исто-
рическую жизнь, как следствие из одних только производствен-
ных отношений», противопоставляет ему следующее положение:
«По мнению экономических материалистов, правовые понятия
развиваются не сами собою, а под влиянием тех взаимных отно-
шений, в которые становятся производители под влиянием эко-
номической необходимости»41. Из этой несколько неуклюжей (не
характерной для стилистики Плеханова) формулировки следует,
во-первых, что Плеханов согласен с характеристикой материалис-
тического понимания истории как экономического материализма
и, во-вторых, что экономические отношения (экономическая необ-
ходимость) оказывают влияние на правовые понятия. Оказывать
влияние вовсе не значит определять, детерминировать. Плеха-
нов явно смягчает гораздо более жесткие формулировки Маркса
и Энгельса.
Уместно отметить, что через год после опубликования этой
статьи, в 1897 г. Плеханов пересматривает свое отношение к «эко-
номическому материализму». В статье «О материалистическом
понимании истории» он указывает на то, что историки эпохи
40 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 26.
41 Плеханов ГВ. Избр. философские произведения, т. II, с. 199.
167
Реставрации (Гизо, Минье, Тьерри) признавали преобладающее
значение экономического фактора, в особенности для средневе-
ковья, что Луи Блан считал экономический фактор господствую-
щим в общественной жизни. В этой связи Плеханов заключает,
что «между материалистами-диалектиками и людьми, которых не
без основания можно назвать экономическими материалистами,
лежит целая пропасть»42. Но если материалистическое понима-
ние истории не есть экономический материализм, то как понять
в таком случае многократные заявления основоположников марк-
сизма, что экономический базис определяет надстройку, к которой
они относят политику, государство, право, религию, философию
и т.д.? Из этого перечисления элементов надстройки нельзя не
сделать заключения, что термин «надстройка» едва ли подходит
для обозначения того многообразия жизни общества, которое со-
ставляет его в высшей степени существенное содержание. Назы-
вать духовную жизнь общества надстройкой - значит умалять ее
значение в жизни людей, а также в развитии производства* *. Клас-
совая, политическая борьба, государство также не укладываются в
понятие надстройки.
Маркс и Энгельс характеризовали политическую жизнь бур-
жуазного, а также предшествовавших ему феодального и антично-
го общества как отношение между классами, борьбу между ними.
Но классы, классовые отношения - это общественные отношения
производства, и, следовательно, они относятся к экономической
структуре общества, к экономическому базису, а вовсе не к над-
стройке, к которой, согласно марксизму, может быть отнесена
лишь идейная, идеологическая борьба между классами.
Известно, что основоположники марксизма трактовали клас-
совую борьбу как важнейшую со времени возникновения частной
собственности движущую силу истории человечества. Вот одно
42 Там же, с. 243.
* Нисколько не умаляя роли материального производства в развитии обще-
ства, В.С. Степин справедливо подчеркивает: «Духовная жизнь общества, взятая
во всем многообразии ее проявлений и понятая предельно широко, как состоя-
ние и развитие культуры, пронизывает все без исключения сферы человеческого
бытия. Она определяет воспроизводство и изменения многочисленных структур
социальной жизни, аналогично тому, как генетический код и его мутации опре-
деляют структуру живого и изменения его организации» (Степин В.С. Маркс и
тенденции современного цивилизационного развития // сб. «Карл Маркс и сов-
ременная философия». М., 1999, с. 37). С точки зрения догматически препари-
рованного исторического материализма это положение представляется уступкой
идеалистическому пониманию истории. В действительности же оно представля-
ет собой реалистическое понимание духовной жизни общества, которая в таких
своих формах, как наука и искусство, в значительной мере определяет развитие
материального производства, особенно в современную эпоху.
168
из многочисленных высказываний Энгельса на этот счет: «Маркс
впервые открыл великий закон движения истории, закон, по кото-
рому всякая историческая борьба - совершается ли она в полити-
ческой, религиозной, философской или какой-либо иной идеоло-
гической области - в действительности является только более или
менее ясным выражением борьбы общественных классов...»43.
Как же теперь ответить на вопросы: 1) относится ли классовая
борьба, поскольку она обусловлена экономическими отношения-
ми, к базису или надстройке?; 2) что же определяет классовую
борьбу «в политической, религиозной, философской или какой-
либо иной идеологической области» - базис или надстройка?
Мне представляется, что Маркс и Энгельс в равной мере считают
экономический базис и классовую борьбу определяющей основой
«идеологических» процессов (духовной жизни общества) и вместе
с тем их движущей силой. Или может быть, они разграничивают
определяющую основу жизни общества (к которой они относят
то производительные силы, то производственные отношения) и
движущую силу развития классового общества? Ответа на этот
вопрос я не нахожу в их трудах.
Столь же неясным представляется мне вопрос об отношении
государства к базису и надстройке. Конечно, если рассматривать
государство лишь как организационную форму политического гос-
подства экономически господствующего класса - такое понима-
ние государства мы обычно встречаем у Маркса и Энгельса, хотя
они иногда трактуют государство и по-иному, - то тогда оно дейс-
твительно оказывается не более чем надстройкой над экономичес-
ким базисом общества. Но дело в том, что в эпоху феодализма и в
странах, которые Маркс объединяет в понятии азиатского способа
производства, государство является крупнейшим собственником
средств производства. Да и в современном буржуазном обществе
государственная собственность составляет немалую долю эконо-
мики. Впрочем, и независимо от того, в какой мере государство
является собственником средств производства, оно несомненно
участвует в экономических процессах, то ускоряя, то, напротив,
замедляя развитие производительных сил. Об этом свидетельству-
ет не только становление и развитие капиталистического спосо-
ба производства (в том числе и его современное состояние), но и
весьма поучительный опыт «реального социализма», крах которо-
го в основном был обусловлен негативной ролью государствен-
ной власти, ее административно-командной системой, тотальной
централизацией, системой всеобщего планирования и т.д. Заслу-
43 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 259.
169
живает внимания вывод, к которому приходит Г.Х. Шахназаров:
«...во все времена государство, не беря под свой непосредствен-
ный контроль ход экономического развития, своими законами и
указами регулировало его технологию, порядок оплаты труда и
даже его охраны; с помощью финансовых маневров предопреде-
ляло вложение капитала в отрасли, которые были ему нужны и вы-
годны, - в первую очередь это относится, естественно, к созданию
военной силы»44. Если не распространять это положение на «все
времена», а относить его преимущественно к новому времени, то
с ним нельзя не согласиться.
М. Вебер, на мой взгляд, правильно характеризует государство,
указывая на то, что оно, с одной стороны, играет существенную
экономическую роль, а с другой - обусловлено экономическими
отношениями. «В той мере, в какой государство оказывает влия-
ние на хозяйственную жизнь посредством своей законодательной
функции или другим образом (причем и тогда, когда оно созна-
тельно руководствуется в своем поведении совсем иными, отнюдь
не экономическими мотивами), оно «экономически релевантно»;
и наконец, в той мере, в какой его поведение и специфика опреде-
ляются и в других - не только «экономических» - аспектах также
и экономическими мотивами, оно «экономически обусловлено»45.
Маркс и Энгельс и сами в известной мере сознавали, что явле-
ния духовной жизни (по меньшей мере некоторые из них) не могут
быть поняты, исходя из тех или иных экономических отношений.
Так, например, Маркс признает: «Относительно искусства извес-
тно, что определенные периоды его расцвета отнюдь не находят-
ся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно,
также и с развитием материальной основы последнего...»46. В этой
связи Маркс ссылается на древнегреческое искусство и Шекспира.
Значение шекспировского творчества Маркс не пытается связать с
какими-либо социальными условиями. Что же касается греческого
искусства, то оно, по его мнению, все еще доставляет нам худо-
44 Шахназаров Г.Х. В поисках утраченной идеи //Коммунист, 1991, №4, с. 23.
45 Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политичес-
кого познания// Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 361. Энгельс
и сам фактически ставит под вопрос марксистское истолкование политической
власти, а значит, и государства, как надстройки, когда он, например, заявляет в
письме к К. Шмидту от 27 октября 1890 года: «К чему же мы тогда боремся за
политическую диктатуру пролетариата, если политическая власть экономически
бессильна? Насилие (то есть государственная власть) - это тоже экономическая
сила!» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 420). Это смешение политического и
экономического в известной мере перечеркивает разграничение экономического
базиса и надстройки, которому марксизм придает основополагающее значение.
46 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1, с. 47.
170
жественное наслаждение и признается в известном отношении
недосягаемым образцом потому, что в нем отражается... детство
человеческого рода в его наиболее обаятельной форме. И Маркс
риторически вопрошает: «...почему историческое детство чело-
вечества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно об-
ладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся
ступень? » И далее Маркс уже со всей определенностью утвер-
ждает, что обаяние древнегреческого искусства связано «с той
неразвитой общественной ступенью, на которой оно выросло»47.
Такое объяснение ничего, конечно, не объясняет, не говоря уже о
том, что оно не имеет какого-либо отношения к теории базиса и
надстройки.
Не думаю, что художественное творчество Гёте, Байрона,
Пушкина, Достоевского и других гениальных писателей может
быть «выведено» из экономических условий современной им эпо-
хи. Попытки такого выведения получили наименование вульгар-
ного социологизма, который справедливо подвергался критике в
марксистской литературе. Однако критики вульгарного социоло-
гизма умалчивали о том, что корни этой концепции таятся в марк-
систском понимании экономического базиса как определяющей
основы литературы и искусства вообще. Это не значит, конечно,
что художественное творчество существует независимо от совре-
менной ему эпохи. Но эта эпоха не сводится к экономическому
базису, и, кроме того, связь художественного творчества с эпохой
отнюдь не обусловливает художественный уровень произведений
искусства, который определяется главным образом дарованием
его творцов. Роль личности в искусстве несравненно выше всех
исторических обстоятельств, которые в той или иной мере опре-
деляют содержание художественных произведений и их идейную
направленность.
Право, правосознание являются такими слагаемыми надстрой-
ки, которые действительно если не целиком, то в весьма значи-
тельной мере определяются экономической структурой общества,
экономическим базисом. Буржуазное право качественно отличает-
ся от феодального, поскольку оно не признает сословных разли-
чий и привилегий, т.е. применяет равное мерило ко всем членам
общества, признавая тем самым формальное равенство всех граж-
дан перед законом, их равные гражданские права и обязанности.
Всеобщее, равное, тайное избирательное право, которое совер-
шенно немыслимо в феодальном обществе, вполне соответствует
экономической основе развитого капитализма. И тем не менее
47 Там же, с. 48.
171
даже в этой области экономический базис капитализма нисколько
не объясняет, почему частное право Древнего Рима сохраняет свое
значение и в буржуазном обществе. Энгельс пытается объяснить
этот факт следующим образом: «Римское право является настоль-
ко классическим, юридическим выражением жизненных условий
и конфликтов общества, в котором господствует частная собствен-
ность, что все позднейшие законодательства не могли внести в него
никаких существенных улучшений»48. Однако частная собствен-
ность (на средства производства) вовсе не была господствующим
экономическим отношением в рабовладельческом обществе, как и
при феодализме. Этот тип частной собственности становится гос-
подствующим лишь в буржуазном обществе. Следовательно, и в
данном случае гражданское право в условиях капитализма далеко
не во всех отношениях определяется его экономическим базисом
и, как показывает данный пример, вовсе не вырастает из него.
История религий также не дает оснований для вывода, что
религиозные убеждения определяются исторически определенной
экономической структурой общества и изменяются вместе с ней.
Христианство было господствующим общественным сознанием в
средневековом европейском обществе. Оно утратило эту роль в ка-
питалистических странах. Однако новый экономический базис не
породил новой религии. Реформация, которую пережили некото-
рые европейские страны, не была вызвана формированием капита-
листического экономического уклада в недрах феодализма, как об
этом свидетельствует возникновение лютеранства в феодальной
Германии начала XVI века. История религии, несомненно, связана
с общественным развитием, с культурным развитием общества в
первую очередь. Изменение религиозного сознания, несомненно,
отражает общественное бытие, но последнее, как было показано
выше, не сводится к экономической структуре общества* *.
48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 412.
* Г.Б. Мэйо, подвергая критике марксистское положение об обусловленнос-
ти религии экономической структурой общества, пишет: «Марксисты обычно
утверждают, что католицизм, возникший в Риме, соответствовал феодализму, а
протестантизм - капитализму. Но к чему мы должны отнести ислам, буддизм и
другие конфессии? И как жб объяснить тот факт, что римский католицизм соот-
ветствовал не одному, а трем способам производства?» (Мау о Н.В. Introduction
to Marxist Theory. N.Y., 1960, p. 76). Возражения Мэйо, бесспорно, не лишены
оснований. Но он запросто игнорирует тот факт, что религиозное сознание масс
в буржуазном обществе качественно отличается от феодального религиозного
сознания, а последнее еще более отличается от религиозного сознания людей
античного рабовладельческого полиса. И эти качественные различия форм рели-
гиозного сознания в значительной мере обусловлены исторически изменявшейся
экономической структурой общества.
172
Здесь обнаруживается внутренне присущая материалистиче-
скому пониманию истории двойственность, противоречивость.
С одной стороны, это учение утверждает, что общественное бытие,
т.е. вся совокупность общественных отношений, определяет, об-
условливает общественное сознание. С другой стороны, вопреки
этому основополагающему тезису утверждается, что обществен-
ное сознание, или, выражаясь словами Энгельса, «все юридиче-
ские, политические, философские, религиозные и тому подобные
представления людей в конечном счете определяются экономиче-
скими условиями их жизни, их способом производства и обмена
продуктов»49. Налицо, таким образом, две существенно различные
точки зрения по одному и тому же вопросу. Какая из них является
более правильной, более соответствующей материалистическому
пониманию истории? Ответ на этот вопрос я постараюсь дать в
ходе последующего изложения.
Письма Энгельса 80-х-первой половины 90-х годов, полу-
чившие, по предложению В.В. Адоратского, название «Писем
об историческом материализме», представляли собой не только
разъяснение основ этого учения превратно его истолковывавшим
корреспондентам Энгельса, но и попытку уточнить и в известной
мере также исправить свои высказывания на эту тему, сделанные
в предшествующие годы. Прежде всего, Энгельс признает, что он
и Маркс, создавая свое учение, в известной мере преувеличивали
роль экономических отношений в развитии всех других сторон об-
щественной жизни. «Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что
молодежь иногда придает больше значения экономической сторо-
не, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противни-
кам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не
всегда находилось время, место и возможность отдавать должное
остальным моментам, участвующим во взаимодействии»50. Далее,
Энгельс настойчиво подчеркивает и ранее высказывавшееся поло-
жение: экономический базис лишь в конечном итоге определяет
элементы, образующие надстройку. Однако это выражение «в ко-
нечном итоге» повисает в воздухе, остается нерасшифрованным,
так как Энгельс ничего не говорит о промежуточных факторах,
посредством которых «в конечном итоге» экономический базис
детерминирует надстройку. Этот недостаток стараются исправить
последователи Маркса и Энгельса. Так, Плеханов в работе «О ма-
териалистическом понимании истории» решительно заявляет:
«Чтобы понять историю научной мысли или историю искусства в
49 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 498.
50 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 396.
173
данной стране, недостаточно знать ее экономию. Надо от экономии
перейти к общественной психологии, без внимательного изучения
и понимания которой невозможно материалистическое объясне-
ние истории идеологий»51. И, развивая эту мысль, Плеханов при-
совокупляет: «Нет ни одного исторического факта, который своим
происхождением не был бы обязан общественной экономии; но
не менее верно и то, что нет ни одного исторического факта, ко-
торому не предшествовало бы, которого не сопровождало бы и за
которым не следовало бы известное состояние сознания»52. Это
значит, что общественное сознание, определяемое общественным
бытием, в свою очередь, предшествует последующему состоянию
общественного бытия, и не только предшествует, но и в какой-то
мере вызывает его к жизни. Французское Просвещение XVIII ве-
ка, несомненно, возникло вследствие разложения феодальных
экономических отношений, но не будет преувеличением сказать,
что оно стало одной из причин Великой французской революции.
Не следует поэтому абсолютно противопоставлять общественное
бытие и общественное сознание, экономический базис и над-
стройку. И то и другое находятся в единстве, которое представ-
ляет собой не статическое состояние, а взаимодействие, которое
при известных условиях становится коррелятивным отношением.
Это диалектическое отношение между общественным сознанием
и общественным бытием не укладывается в рамки материалисти-
ческого понимания истории, если ограничивать его рассмотрение
высказываниями Маркса и Энгельса, которые настаивают на том,
что общественное сознание изменяется вслед за общественным
бытием, оставляя вне рассмотрения те исторические коллизии,
когда общественное бытие изменяется вслед за изменением обще-
ственного сознания. Нетрудно понять, что игнорирование этого
двойственного отношения умаляет роль общественного сознания,
которое иной раз фактически сводится к эпифеномену обществен-
ного бытия.
К. Каутский так же как и ГВ. Плеханов, пытается конкрети-
зировать марксистское понимание объективной обусловленности
явлений, которые основоположники марксизма объединяют в по-
нятия надстройки. «Вся экономическая теория становится пустой
игрой понятий для каждого, кто не исходит из признания, что дви-
жущей силой всякого экономического прогресса является челове-
ческая воля - но отнюдь не свободная воля, не хотение само по
себе, а определенные волевые устремления. Это в конечном счете
51 Плеханов Г.В. Избр. философские произведения, т. II, с. 247.
52 Там же, с. 247-248.
174
воля к жизни, лежащая в основе всей экономики...»53 54. Каутский
прав в том смысле, что экономика создается и развивается людь-
ми, что это происходит в силу жизненной необходимости («воля
к жизни»), но с ним, конечно, нельзя согласиться, когда он выво-
дит экономические отношения из человеческой воли, которая, по
его словам, определяется сознанием, привычками, инстинктами.
Такая попытка уточнить исходное положение исторического ма-
териализма в какой-то мере стирает его противоположность идеа-
листическому пониманию истории.
В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс с неоправданной
категоричностью, свойственной основателям нового миропони-
мания, заявляют: «...мораль, религия, метафизика и прочие виды
идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают
видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет раз-
вития...»154. Теперь Энгельс пересматривает это воззрение. Каса-
ясь истории философии, он отмечает: «...как особая отрасль раз-
деления труда, философия каждой эпохи располагает в качестве
предпосылки определенным мыслительным материалом, который
передан ей ее предшественниками и из которого она исходит».
И далее, развивая это положение, он подчеркивает: «Экономика
здесь ничего не создает заново, но она определяет вид измене-
ния и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного
материала, но даже и это она производит по большей части кос-
венным образом, между тем как важнейшее прямое действие на
философию оказывают политические, юридические, моральные
отражения»55.
Конечно, назвать, к примеру, философию Канта, непосред-
ственного предшественника учений Фихте, Шеллинга и Гегеля,
всего лишь «мыслительным материалом», значит умалить не
только значение философии Канта, но и значение исторической
преемственности в развитии философии. Столь же неубедительно
утверждение, что экономика, хоть и косвенно «определяет видо-
изменения». То, что отличает философские системы Канта, Фихте,
53 Каутский К. Путь к власти. 1928, с. 32. Современный исследова-
тель психологических мотивов массовых общественных движений утверждает:
«Вначале надо исследовать материальные и экономические условия, затем сле-
дуют психологические и антропологические факторы, в том числе ментальное
единство и несознаваемое давление традиций и символов, обладающих устой-
чивой силой внушения по отношению к индивидам» (Московичи С. Машина,
творящая богов. М., 1998, с. 500). На мой взгляд, такая точка зрения, подчерки-
вающая значение неэкономических факторов, вполне согласуется с материалис-
тическим пониманием истории.
54 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 25.
55 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 419, 420.
175
Шеллинга, Гегеля друг от друга, безусловно, не определялось
экономикой Германии, хотя бы уже потому, что эти философские
учения относятся к одной и той же исторической эпохе. Но несо-
мненно, прав Энгельс в своем утверждении, что прямое воздей-
ствие на развитие философии оказывают политические, юриди-
ческие, моральные факторы. Однако это означает, что развитие
философии (и, конечно, не только философии, но и других форм
общественного сознания) в немалой мере определяется взаимо-
действием неэкономических факторов. Осознание этого факта
влечет за собой ряд выводов, которые изменяют первоначальное
изложение материалистического понимания истории. Главный
из них - признание, что экономические отношения не являются
единственным источником тех изменений, которые совершают-
ся в неэкономической области. Энгельс излагает этот вывод как
положение, которое с самого начала имели в виду он и Маркс:
«...согласно материалистическому пониманию истории в исто-
рическом процессе определяющим моментом в конечном счете
является производство и воспроизводство действительной жизни.
Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-
нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический
момент является будто единственно определяющим моментом,
то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абст-
рактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение - это
базис, но на исход исторической борьбы также оказывают влияние
и во многих случаях определяют преимущественно форму ее раз-
личные моменты надстройки... Существует взаимодействие всех
этих моментов, в котором экономическое движение как необходи-
мое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконеч-
ное множество случайностей...»56.
Итак, экономический базис подвергается воздействию эле-
ментов, образующих надстройку, т.е. изменяется под влиянием
неэкономических факторов. К этим элементам Энгельс относит не
только формы общественного сознания, которые характеризуют и
в известной мере определяют сознательную деятельность членов
общества, но и «политические формы классовой борьбы и ее ре-
зультаты - государственный строй, установленный победившим
классом после выигранного сражения...»57. Воздействие этих и
других элементов надстройки на экономический базис способс-
твует развитию данных экономических отношений или, напротив,
тормозит этот процесс. Налицо, следовательно, взаимодействие, в
56 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 394, 395.
57 Там же, с. 394.
176
котором причина и следствие меняются местами. И Энгельс кри-
тикует тех теоретиков, которым не хватает диалектики, вследствие
чего они «постоянно видят только здесь причину, там - следствие.
Они не видят, что это пустая абстракция, что в действительном
мире такие метафизические полярные противоположности суще-
ствуют только во время кризисов, что весь великий ход развития
происходит в форме взаимодействия (хотя взаимодействующие
силы очень неравны: экономическое движение среди них является
самым сильным, первоначальным, решающим),что здесь нет ни-
чего абсолютного, а все относительно»58.
Энгельс, таким образом, не только конкретизирует, но и коррек-
тирует первоначальное изложение материалистического понимания
истории. При этом он настаивает на том, что в процессе взаимо-
действия всех сторон общественной жизни (общественного бытия)
экономическое движение всегда оказывается «первоначальным, ре-
шающим». Насколько согласуется этот вывод, без которого рушит-
ся вся концепция экономического базиса и неэкономической над-
стройки, с понятием взаимодействия, согласно которому в процессе
взаимодействия «нет ничего абсолютного, а все относительно»? Не
следует ли именно из понятия взаимодействия, что в разное время,
в зависимости от изменяющихся обстоятельств, то одна, то другая
сторона процесса взаимодействия приобретает решающее или по
меньшей мере преимущественное значение? Энгельс не занимается
исследованием констатируемого им процесса взаимодействия, не-
смотря на то что этот процесс предполагает наличие многих фак-
торов, что с необходимостью порождает вопрос об отношении ма-
териалистического понимания истории к теории факторов, которая
появилась на свет до возникновения марксизма, а после его возник-
новения нередко противопоставлялась этому учению.
Г.В. Плеханов признает, что теория факторов сыграла в свое
время прогрессивную роль. Однако ее порок состоит в том, что
она «расчленяет деятельность общественного человека, превра-
щая различные ее стороны и проявления в особые силы, будто бы
определяющие собою историческое движение общества»59. Этой
теории не хватает синтетического взгляда на общественную жизнь.
Именно такой взгляд на общество дает материалистическое пони-
мание истории, утверждает Плеханов. В чем же состоит это синте-
тическое единство многообразия факторов, взаимодействующих
друг с другом? Энгельс отвечает на этот вопрос в самой общей
форме: «...история делается таким образом, что конечный резуль-
тат всегда получается от столкновений множества отдельных воль,
58 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 420-421.
59 Плеханов Г.В. Избр. философские произведения, т. II, с. 242.
177
причем каждая из этих воль становится тем, что она есть, опять-
таки благодаря массе особых жизненных обстоятельств. Таким об-
разом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил,
бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещи-
вания выходит одна равнодействующая - историческое событие.
Этот результат можно опять-таки рассматривать как продукт од-
ной силы, действующей как целое, бессознательно и безвольно»60.
Эта действующая как одно целое сила, по-видимому, уже не может
рассматриваться как экономический базис общества, это - система
социальных элементов, в которой все составляющие ее элементы
находятся в отношении взаимозависимости. Близкое к этому поня-
тие системы мы находим в Марксовом «Капитале». Оно предпола-
гает отказ от представления, что какой-либо элемент системы, как
бы ни было существенно его значение, определяет все образую-
щие систему элементы, все отношения между ними. Иными сло-
вами, понятию системы имманентно присуще отрицание какой бы
то ни было определяющей основы того взаимосвязанного множе-
ства элементов, из которых, собственно, и складывается система.
Поэтому можно вполне согласиться с уже цитировавшимся выше
Леви-Строссом, который, применяя понятие системы в своем
антропологическом исследовании, утверждает: «Социальная ант-
ропология родилась в результате открытия того, что все аспекты
социальной жизни - экономический, технический, политический,
юридический, эстетический, религиозный - образуют значимый
комплекс и что невозможно понять какой-нибудь один из этих ас-
пектов без рассмотрения его в совокупности с другими»61. Я по-
лагаю, что. то же самое можно и нужно сказать о материалисти-
ческом понимании истории, если мы принимаем понятие системы,
которое, повторяю, намечено в основных чертах в экономических
исследованиях Маркса*.
60 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 395-396.
61 Леви-Стросс К. Структурная антропология, с. 316-317.
* Французский социолог Л. Гольдман, считавший себя «западным» (в от-
личие от советского) марксистом, подчеркивает системный характер материа-
листического понимания истории: «Не преобладание экономических мотивов в
объяснении истории отличает решающим образом марксизм от буржуазной на-
уки, а точка зрения целостности... преобладание целого над своими частями»
(Goldman L. Recherches dialectique. Paris, 1959, p. 20). Далее, развивая приве-
денную мысль, Гольдман заключает: «...если рассматривать историю в целом,
то нет первичного, которое правомерно и необходимо принадлежало бы одной
определенной области общественной жизни» (Ibidem, р. 67). Хотя Гольдман явно
умаляет роль экономики, производства в развитии общества, обосновываемая им
идея системной связи всех сторон общественной жизни является, на мой взгляд,
безусловно необходимой для материалистического понимания истории.
178
Таким образом, понятие экономического базиса заменяется,
вытесняется понятием системы, которая отнюдь не является од-
ной лишь экономической системой, ибо в нее входят, так сказать,
на равных правах и неэкономические элементы. К этому следует
добавить, что Энгельс в рассматриваемых письмах весьма рас-
ширительно понимает производственные отношения, включая в
них и способ производства (а значит, и производительные силы,
и технику), и даже географическую среду. Так, он утверждает в
письме Э. Боргиусу от 25 января 1894 года: «Под экономическими
отношениями, которые мы считаем определяющим базисом исто-
рии общества, мы понимаем тот способ, каким люди определен-
ного общества производят средства к жизни и обменивают между
собой продукты (поскольку существует разделение труда). Таким
образом, сюда входит вся техника производства и транспорта.
Эта техника, согласно нашим взглядам, определяет также и спо-
соб обмена, затем способ распределения продуктов и тем самым
после разложения родового строя также и разделение на классы,
отношения господства и подчинения, государство, политику, пра-
во и т.д.»62. Эта, можно сказать, совершенно неожиданная харак-
теристика производственных отношений не только ликвидирует
принципиальное для марксизма разграничение производительных
сил и производственных отношений, но и доводит до предела уже
отмеченную выше тенденцию истолковывать материалистическое
понимание истории в духе технико-технологического детерминиз-
ма, который сводит на нет производственные отношения, понимае-
мые марксизмом не только как форма развития производительных
сил, но и как материальная основа всех неэкономических, в том
числе и духовных, социальных процессов. При этом игнорируется
то немаловажное обстоятельство, что техника сама по себе не есть
экономический феномен, во всяком случае с точки зрения марк-
сизма, основы которого в данном случае излагает Энгельс. «Ма-
шина, - говорил Маркс, - столь же мало является экономической
категорией, как и бык, который тащит плуг. Машина - это только
62 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 174. Несколько ниже Энгельс указывает:
«В понятие экономических отношений включается далее и географическая осно-
ва, на которой эти отношения развиваются...» (там же). Нет, конечно, сомнений
в том, что географическая среда (климат, полезные ископаемые, характер почвы
и т.п.) играет значительную роль в развитии общественного производства, но из
этого отнюдь не следует, что географические условия, природная среда обитания
людей входит в понятие общественных отношений производства, т.е. отношения
людей, классов, социальных групп в процессе производства. Эти отношения, со-
гласно материалистическому пониманию истории, изменяются по мере развития
производительных сил независимо от географической основы истории.
179
производительная сила»63. Разумеется, это относится ко всякой
технике, к любым средствам производства. Экономическими от-
ношениями, с точки зрения Маркса, являются не производитель-
ные силы, а производственные отношения. Поэтому-то марксизм
понимает социалистическую революцию как упразднение капита-
листических производственных отношений, которое никоим обра-
зом не затрагивает производительные силы.
Справедливости ради следует отметить, что приведенное по-
ложение Энгельса, включающее в производственные отношения
все и вся, является единственным в своем роде, хотя отождеств-
ление производственных отношений и способа производства
встречается повсеместно. Однако эта единственная в своем роде
формулировка далеко не случайна. Она свидетельствует о том,
что учение об экономической структуре общества, экономическом
базисе, определяющем характер всех других, неэкономических
явлений, оказалось несостоятельным. Теория базиса и надстройки
фактически противоречит основополагающему тезису материали-
стического понимания истории, согласно которому общественное
бытие (общественная жизнь), определяющей основой которого
является общественное производство (производительные силы
и производственные отношения), обусловливает общественное
сознание людей, взаимодействие между которыми, собственно, и
образует общество. Материалистическое понимание истории сле-
дует избавить от искусственной конструкции «базис-надстройка»,
которая неизбежно влечет за собой вульгарный социологизм в объ-
яснении духовной жизни общества, как бы ни выступали против
него основоположники марксизма и их последователи.
Э. Фромм, который пытается критически переосмыслить мате-
риалистическое понимание истории, дополнить его рядом новых
положений, утверждает: «Несмотря на взаимозависимость эконо-
мических, психологических и идеологических факторов, каждый
из них обладает некоторой самостоятельностью»64. Я полагаю,
что признание относительной самостоятельности всех тех соци-
альных феноменов, которые основоположники марксизма отно-
сили к так называемой надстройке, действительно необходимо и
научно оправдано, поскольку существуют история права, история
религии, история философии и т.д. Надо считать заслугой совет-
ских марксистов, что они, несмотря на догматизацию марксизма и
идеологический диктат, носивший сплошь и рядом репрессивный
характер, настойчиво обосновывали положение об относительной
63 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 152.
64 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990, с. 247.
180
самостоятельности всех без исключения форм общественного со-
знания.
Несомненным достоинством материалистического понимания
истории является историзм, т.е. рассмотрение общества в его раз-
витии и, следовательно, отказ от рассуждений об обществе вообще,
замена такого абстрактного подхода анализом общества как исто-
рически определенного общества, находящегося на определенной
ступени развития, существенно отличной от предшествующего
состояния общества. История с этой точки зрения представляет
собой не только изменение и развитие того, что существовало и
раньше, т.е. модернизацию изначально существующего, но и пе-
реход от одной качественно определенной эпохи к другой, которая
отличается от предшествующей эпохи сущностными характери-
стиками.
Значение марксистского историзма наглядно выявляется если
сравнить его с утвердившимся в немарксистской исторической ли-
тературе описанием капитализма как общественного устройства,
которое в неразвитой форме существовало уже в античном обще-
стве, так что все последующее общественное развитие оказывается
историей капитализма, т.е. историей того, что якобы уже наличе-
ствовало с самого начала цивилизации. Даже такой выдающийся
социолог и историк, как М. Вебер, утверждал, что капитализм,
капиталистические предприятия «существовали во всех культур-
ных странах земного шара... в Китае, Индии, Вавилоне, Египте,
в средиземноморских государствах древности, средних веков и
нового времени»65. В противоположность подобным воззрениям
Маркс характеризует античное (рабовладельческое), феодальное,
буржуазное общества как существенно отличные друг от друга
способы производства, которым соответствуют столь же различ-
ные формы общественной жизни и внутренне присущие им свое-
образные формы общественного сознания. В этой связи у Маркса
и Энгельса появляется понятие общественно-экономической
формации.
В предисловии к «К критике политической экономии» Маркс
утверждает: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный
и современный, буржуазный способы производства можно обозна-
чить как прогрессивные эпохи экономической общественной фор-
мации»66. Подчеркну, что слово «формация» дано в единственном
числе. Это подчеркивание необходимо потому, что Ленин в своем
переводе приведенного положения Маркса заменил единственное
число множественным. Он писал: «Рассматриваемые в общих
65 Вебер М. Предварительные замечания И Избранные произведения. М.,
1990, с. 49.
66 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
181
чертах азиатские, античные, феодальные и новейшие буржуазные
производственные порядки могут быть рассматриваемы как про-
грессивные эпохи в истории экономических формаций (курсив
мой. - Т.О.) общества»67. Маркс в приведенной цитате пользуется
термином «формация», как это видно из всего контекста выска-
зывания, для обозначения экономической структуры общества.
Античный, феодальный, буржуазный способы производства он
характеризует как различные социально-экономические структу-
ры или типы производственных отношений.
В предисловии к первому изданию «Капитала» Маркс, говоря
о капитализме, подчеркивает: «Я смотрю на развитие экономиче-
ской общественной формации как на естественно исторический
процесс»68. И здесь, как это следует из контекста, термином «фор-
мация» обозначается экономическая структура общества, в дан-
ном случае капиталистического.
Ряд исследователей, приводя эти и другие высказывания
Маркса, заявляют, что он не создал учения об экономических об-
щественных формациях, что у него речь идет лишь о различных
способах производства. Я не могу согласиться с этим выводом,
поскольку основоположники марксизма неоднократно пользова-
лись термином «формация» для обозначения качественно различ-
ных всемирно-исторических эпох развития человечества. Да и в
том же предисловии к «К критике политической экономии» Маркс
заявляет, что «буржуазной общественной формацией завершается
предыстория человеческого общества»69. Здесь, несомненно, речь
идет о капиталистическом обществе в целом, а не только об его
экономической структуре.
Таким образом, я нахожу, что термин «экономическая обще-
ственная формация» употребляется Марксом в двух не совпадаю-
щих друг с другом значениях. Но в таком случае следует ответить
на вопрос, в какой мере эти оба значения термина расходятся друг
с другом? В работе «Наемный труд и капитал» Маркс следующим
образом характеризует исторически определенное общество, т.е.
то, что в марксистской литературе принято именовать экономи-
ческой общественной формацией: «Производственные отношения
в своей совокупности образуют то, что называют общественными
отношениями, обществом, и притом образуют общество, находя-
щееся на определенной ступени исторического развития, общество
с своеобразным отличительным характером. Античное общество,
феодальное общество, буржуазное общество представляют собой
67 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 139.
68 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 10.
69 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 8.
182
такие совокупности производственных отношений, из которых
каждая вместе с тем знаменует собой особую ступень в историчес-
ком развитии человечества»70. Совершенно ясно, что речь здесь
идет о различных общественно-экономических формациях, но
столь же ясно, что формация понимается как совокупность произ-
водственных отношений, или экономическая структура общества,
которая отличает один исторический тип общества от другого. По-
лучается, таким образом, что оба значения термина «формация»,
которые мы находим у Маркса, хотя и различаются по своему
смыслу в разных контекстах, в сущности, совпадают по своему
содержанию. Формация есть, с одной стороны, качественно оп-
ределенная всемирно-историческая эпоха (античная, феодальная
и т.д.), а с другой - исторически определенный тип производс-
твенных отношений (рабовладельческая система, крепостничест-
во и т.д.)*.
Однако, поскольку понятие формации сведено к совокупности
производственных отношений, то оно, хотя и указывает на качест-
венное отличие одной исторической эпохи от другой, естественно,
не может быть характеристикой всей совокупности общественных
отношений, т.е. общества в целом, будь то античное, феодальное
или буржуазное общество. Такое суженное понятие формации ока-
зывается сведением всей совокупности общественных отношений
к одним лишь экономическим отношениям. Неправомерность та-
кого сведения очевидна. В силу этого нельзя, конечно, согласиться
с утверждением автора статьи «Исторический материализм», по-
мещенной в «Философской энциклопедии», который безоговороч-
но утверждает: «Важнейшим и основным понятием историческо-
го материализма является понятие общественно-экономической
формации как совокупности исторически определенных произ-
водственных отношений»71. Автор статьи не задумывался о том,
что его понятие формации полностью совпадает с тем, что Маркс
и Энгельс именовали экономическим базисом общества. Впрочем,
едва ли это можно поставить в вину автору этой статьи: ведь такое
же отождествление отличных друг от друга понятий наличествует
и в трудах основоположников марксизма.
70 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 422.
* Ленин в работе «Что такое “друзья народа” и как они воюют против соци-
ал-демократов?» также определяет общественно-экономическую формацию как
экономическую структуру общества, а исторический процесс характеризует как
развитие формаций. Маркс, по словам Ленина, «впервые поставил социологию на
научную почву, установив понятие общественно-экономической формации, как со-
вокупности данных производственных отношений, установив, что развитие таких
формаций есть естественно-исторический процесс» (Поли. собр. соч., т. 1, с. 139).
71 Константинов Ф.В. Исторический материализм // Философская энцикло-
педия. М., 1962, т. 2, с. 357.
183
Если согласиться с автором цитируемой статьи, то истори-
ческий материализм должен быть определен как учение об об-
щественно-экономических формациях. Но для такого понимания
исторического материализма нет никаких оснований, поскольку
Маркс занимался главным образом исследованием капитализма,
а его основной труд, четырехтомный «Капитал», является полити-
ческой экономией капитализма. Ленин, считавший, что в понятии
общественно-экономической формации выражено основное со-
держание истории человечества, тем не менее не мог не признать,
что «Маркс говорит только об одной “общественно-экономичес-
кой формации”, о капиталистической, т.е. говорит, что исследовал
закон развития только этой формации и никакой другой»72.
Таким образом, у Маркса нет понятия формации, охватываю-
щего общество как целое в рамках определенной исторической
эпохи. Определение же формации как совокупности производ-
ственных отношений лишает это понятие специфического содер-
жания. Фактически Марксова концепция истории человечества
сводится к истории способов производства. Тем не менее выдаю-
щееся положительное значение марксистского историзма заклю-
чается в выделении и разграничении сущностно отличных друг
от друга всемирно-исторических эпох развития человечества, хотя
сведение различия между этими эпохами к одним только различи-
ям способов производства не может быть оправдано, поскольку
понятие формации, коль скоро мы его принимаем, призвано охва-
тить всю совокупность отношений, образующих общество той или
иной всемирно-исторической эпохи.
В одном из набросков письма к В. Засулич Маркс различает
первичную и вторичную формацию, разграничивая таким образом
доклассовые и классово-антагонистические общества. Первич-
ную формацию Маркс называет также архаической, подчеркивая,
что она «открывает нам ряд различных этапов, отмечающих собой
последовательно сменяющие друг друга эпохи»73. Касаясь в этой
связи русской общины, Маркс пишет: «Земледельческая община,
будучи последней фазой первичной общественной формации, яв-
ляется в то же время переходной фазой ко вторичной формации,
т.е. переходом от общества, основанного на общей собственности,
к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная
формация охватывает, разумеется, ряд обществ, основывающихся
на рабстве и крепостничестве»74. Капитализм является, согласно
72 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 133.
73 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 413.
74 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 413.
184
этой классификации, третьим типом формации, а посткапитали-
стическое общество - четвертым.
Наряду с этим, пожалуй, слишком общим разграничением все-
мирно-исторических эпох, Маркс связывает понятие формации с
античным, феодальным и капиталистическим способом производ-
ства. При этом имеется в виду история Европы. Поэтому Маркс
выделяет азиатский способ производства, указывая тем самым на
его своеобразие, которое он не исследовал сколько-нибудь обстоя-
тельно.
Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собствен-
ности и государства» исследует доклассовое общество с характер-
ным для него способом производства. Это исследование Энгельс
завершает характеристикой становления классового общества,
которое он, следуя примеру других исследователей, именует ци-
вилизацией. Соответственно этому, античное, феодальное, капи-
талистическое общества и, по-видимому, азиатский способ про-
изводства трактуются как этапы развития цивилизации. И здесь
обнаруживается, что, как ни существенно выделение основных,
качественно различных способов производства, оно все же оказы-
вается упрощением по сравнению с многообразием существенно
отличных друг от друга цивилизаций, которое просто игнорируется
основоположниками марксизма: для них цивилизация существует
только в единственном числе. Между тем если обратиться, напри-
мер, к понятию «азиатский способ производства», то независимо
от того, какое содержание вкладывается в это понятие, оно совер-
шенно недостаточно для характеристики азиатских цивилизаций,
своеобразие которых проявилось в исторических особенностях
развития Китая, Индии, Японии, стран Средней Азии, Ближнего
Востока и т.д.
Понятие цивилизации охватывает общество в целом во всем
объеме его прошлой истории и нередко также его современного
состояния. Каждая цивилизация отличается неповторимым свое-
образием, основные черты которого лишь частично могут быть
объяснены свойственной ей экономической структурой. Циви-
лизации многочисленны, и это говорит о том, что общие многим
из них производственные отношения не определяют их отличия
друг от друга. Маркс, как мне представляется, осознавал это об-
стоятельство, ибо он указывал: «Один и тот же экономический
базис - один и тот же со стороны основных условий - благодаря
бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, есте-
ственным условиям, расовым отношениям, действующим извне
историческим влияниям и т.д. - может обнаруживать в своем
проявлении бесконечные вариации и градации, которые возмож-
185
но понять лишь при помощи анализа этих эмпирически данных
обстоятельств»75. Это положение Маркса в какой-то степени ука-
зывает пути исследования различий между цивилизациями. Оно
служит также указанием на то, что бесконечно многообразные
эмпирические обстоятельства определяют своеобразие той или
иной цивилизации, пожалуй, в большей мере, чем присущая ей
экономическая структура.
А. Дж. Тойнби в своих многотомных исследованиях характери-
зует всемирную историю как историю цивилизаций. Подытоживая
свое исследование, он утверждает: «Путем эмпирического анализа
мы пришли к обнаружению самостоятельных единиц, которые мы
назвали цивилизациями. Затем мы приступили к сравнительному
изучению генезисов, роста, надломов и распадов двадцати одной
цивилизации, которые нам удалось идентифицировать на мате-
риале обозримой и документированной истории человечества»2.
В другом месте своего исследования, касаясь феодального обще-
ственного строя, Тойнби указывает: «Феодальные системы Запад-
ной Европы, Византийской империи и мусульманского Египта,
Турции, Индостана, не говоря уже о феодализме в Японии, долж-
ны рассматриваться как совершенно различные институты»76.
Не приходится сомневаться в том, что различия между ци-
вилизациями, в том числе и между цивилизациями феодального
типа, Тойнби выявляет, описывает путем исследования тех беско-
нечно многообразных эмпирических обстоятельств, естественных
условий, расовых отношений и действующих извне исторических
влияний, на которые ссылается Маркс в приведенной выше цитате
из «Капитала».
В.С. Степин в ряде своих исследований принципиально раз-
граничивает традиционные и техногенные цивилизации. Первые
характеризуются застойным, остающимся почти неизменным со-
стоянием производства и всей общественной жизни на протяже-
нии ряда, нередко даже многих столетий, в то время как вторые
постоянно находятся в состоянии модернизации, развития, об-
условленного научным и техническим прогрессом. Хотя преддве-
рием техногенной цивилизации можно считать развитие античной
культуры, ее действительное, совершающееся, так сказать, на
собственной основе развитие начинается в европейских странах с
XVII века, т.е. фактически вместе с развитием капиталистического
способа производства. В его исторических границах техногенная
цивилизация «проходит три стадии: сначала - прединдустриаль-
75 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 354.
76 Тойнби А.Дж. Постижение истории, с. 30.
186
ную, потом - индустриальную и наконец - постиндустриальную.
Важнейшей основой ее жизнедеятельности становится прежде
всего развитие техники, технологии, причем не только путем сти-
хийно протекающих инноваций в сфере самого производства, но
и за счет генерации все новых научных знаний и их внедрения в
технико-технологические процессы»77.
Капитализм, в рамках которого складывается и получает
ускоренное развитие техногенная цивилизация, с объективной
необходимостью порождает всемирный рынок. Вследствие этого
капиталистический строй, в отличие от предшествующих спосо-
бов производства, не характеризуется наличием многообразия ци-
вилизаций, хотя европейское буржуазное общество существенно
отличается от буржуазного общества в Японии или даже в США.
Цивилизация, порождаемая капитализмом, носит в основном ин-
тернациональный характер. Это объясняется прежде всего эконо-
мическими связями между капиталистическими странами, их за-
висимостью друг от друга, вследствие чего история человечества
прекращается во всемирную историю. Как справедливо подчер-
кивают Маркс и Энгельс, «чем дальше идет уничтожение перво-
начальной замкнутости отдельных национальностей благо даря
усовершенствованию способа произнодства, общению и в силу
этого стихийно развившемуся разделению труда между различ-
ными нациями, тем во все большей степени история становится
всемирной историей»78. Исторические особенности капиталисти-
ческого развития от дельных стран все в меньшей мере определя-
ются теми «многообразными эмпирическими обстоятельстнами,
ее тественными условиями, расовыми отношениями, действую-
щим извне историческим влияниям и т.д.», о которых говорит
Маркс. Это значит, что исторический материализм, объясняющий
характер и развитие общества, исходя из наличествующих в нем
производительных сил и производственных отношений, в несрав-
ненно большей мере применим к исследованию капиталистиче-
ского строя, чем к исследованию предшествующих ему типов
общества. Пусть не покажется этот вывод парадоксальным: ведь
материалистическое понимание истории выросло из исследования
генезиса и развития капиталистического способа производства, в
особенности промышленной ренол юн,ин в Англии и буржуазных
революций XVII-XIX столетий. Вопрос о том, является ли исто-
рический материализм столь же плодотворным методом иссле-
дования посткапиталистического общества оказывается, как мне
77 Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000, с. 21.
78 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 45.
187
представляется, открытым, подлежащим обсуждению вопросом,
поскольку развитие производительных сил все более и более по-
рождает угрожающие существованию человечества негативные
последствия, которые уже в настоящее время вызвали планетар-
ный экологический кризис, преодоление которого, по убеждению
многих исследователей, предполагает существенные ограничения
экономического роста.
В статье «Исторический материализм», которая уже цитиро-
валась выше, утверждается, что он есть «наука о наиболее общих
законах и движущих силах развития человеческого общества»79.
До недавнего времени такое определение предмета материалисти-
ческого понимания истории принималось без всякого обсуждения
всеми марксистами. Между тем, и это должно было бросаться в
глаза каждому образованному марксисту, создатель исторического
материализма не признавал одних и тех же, одинаковых для всех
эпох законов общественного развития. В послесловии ко второму
изданию первого тома «Капитала» Маркс цитирует статью рус-
ского экономиста, посвященную этому труду, в которой подчер-
кивается отличие метода Маркса от метода тех ученых, которые
полагают, что существуют общие экономические законы для всех
исторических эпох. «Но именно этого, - подчеркивает рецензент, -
Маркс не признает. Таких общих законов для него не существует...
По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период
имеет свои законы... Но как только жизнь пережила данный исто-
рический период, вышла из данной стадии и вступила в другую,
она начинает управляться уже другими законами». Маркс полно-
стью солидаризируется с этой характеристикой его метода. «Ав-
тор, - указывает он, - описав так удачно то, что он называет моим
действительным методом, и отнесшись так благосклонно к моим
личным приемам применения этого метода, тем самым описал не
что иное, как диалектический метод»80.
Таким образом, Маркс, как это следует из введенного им в на-
учный оборот понятия капитализма, не признает общих для всех
этапов развития человечества экономических законов, т.е. законов,
которые, согласно его учению, определяют развитие общества.
Учитывая то значение, которое исторический материализм придает
развитию экономических отношений, нельзя, конечно, допустить
совместимое с марксизмом признание универсальных социоло-
гических законов, которые именно в силу своей универсальности
должны были бы определять особенные, специфические законы
развития каждой общественно-экономической формации.
79 Философская энциклопедия, т. 2, с. 353.
80 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 20, 21.
188
Следует, однако, уточнить, в каком смысле Маркс, научно
обосновавший в высшей степени важное положение о специфи-
ческом характере закономерностей каждой экономической фор-
мации общества, отрицает наличие всеобщих социологических
законов. Маркс, как это было ясно из предшествующего изложе-
ния, отнюдь не отрицает того, что внутри каждого исторически
определенного общества, так же как и в предшествующих ему
обществах, производительные силы определяют производствен-
ные отношения, общественное бытие определяет общественное
сознание. Эти законы существования и развития каждого исто-
рически определенного общества Маркс, конечно, не отрицает.
Ведь именно ему принадлежит историческая заслуга открытия и
обоснования этих законов. Но Маркс самым решительным обра-
зом отрицает наличие универсальных социологических законов,
которые бы определяли ход всемирной истории, последователь-
ность смены одной исторической эпохи другою, неизбежность для
каждой страны проходить тот же путь исторического развития,
который прошли (или проходят) более развитые в экономическом
отношении страны. Да и само понятие «всемирная история»
(об этом было уже сказано выше) датирует, согласно марксизму,
эпоху, начало которой было положено развитием капитализма,
т.е. оно вовсе не относится к истории человечества в целом.
Отрицание универсальных социологических законов развития
всего человечества ясно и недвусмысленно выражено Марксом не
только в «Капитале», но и в документах, опровергающих непра-
вильные социологические выводы, которые приписывали марк-
сизму некоторые его противники. В письме в редакцию журнала
«Отечественные записки» Маркс возражает Н.К. Михайловскому,
который истолковывал «Капитал» как учение о якобы неизбеж-
ном для всех народов пути исторического развития. «Ему, - писал
Маркс, - непременно нужно превратить мой исторический очерк
возникновения капитализма в Западной Европе в историко-фи-
лософскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым обра-
зом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические
условия, в которых они оказываются, - для того, чтобы прийти
в конечном счете к той экономической формации, которая обес-
печивает вместе с величайшим развитием производительных сил
общественного труда и наиболее полное развитие человека»81.
81 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 120. Маркс, конечно, явно преумень-
шает значение своего фундаментального экономического исследования, ха-
рактеризуя его как «очерк возникновения капитализма в Западной Европе».
В предисловии к первому изданию «Капитала» он указывает: «...конечной целью
моего сочинения является открытие закона движения современного общества»
189
Маркс указывает, что историческое развитие народов сплошь
и рядом протекает совершенно по-разному, несмотря на нали-
чие весьма схожих экономических условий. В Древнем Риме
свободные крестьяне, собственники своих небольших земель-
ных участков, были экспроприированы крупными землевла-
дельцами, следствием чего стало возникновение пролетариев,
которые, однако, не стали наемными рабочими, а превратились
в праздную чернь, паразитическую часть свободного населения
Римской империи, существовавшей за счет эксплуатации рабов
и завоевания «варварских» народов. Совсем по-иному произо-
шло возникновение пролетариата в процессе становления ка-
питализма: пролетаризация мелких производителей вызвала к
жизни класс лично свободных наемных рабочих, ставших соз-
дателями капиталистического богатства. Это значит, заключает
Маркс, что только конкретное исследование определенного ис-
торического явления дает ключ к его пониманию, но «никогда
нельзя достичь этого понимания, пользуясь универсальной от-
мычкой в виде какой-нибудь общей историко-философской тео-
рии, наивысшая добродетель которой состоит в ее надысторич-
ности»82.
В письме к В.И. Засулич от 8 марта 1881 г. Маркс указыва-
ет, что его выводы, вытекающие из анализа происхождения и
развития капиталистического способа производства, основаны
на исследовании истории западноевропейских стран и поэтому
не могут быть непосредственно применимы к другим странам.
«Следовательно, “историческая неизбежность” этого процесса
(речь идет о развитии капитализма. - ТО.) точно ограничена
странами Западной Европы»83. В ней становление капитализма
происходило путем превращения «одной формы частной собст-
венности в другую форму частной собственности». В России же,
где основную массу населения составляет крестьянство, в дерев-
не господствует общинная собственность. На вопрос, может ли
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 10). Но и эта характеристика «Капитала»
далеко не исчерпывает всего богатства его не только экономического, но также
и философского и социологического содержания.
82 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 121. При этом Маркс указывает, ссыла-
ясь на свое изучение исторических исследований на русском языке: «Если Рос-
сия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г.,
то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла
какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического
строя» (там же, с. 119). Это утверждалось в 1877 г, следовательно, даже в нача-
ле последней четверти XIX века Маркс не считал капитализм неизбежным для
развития России (и, конечно, не только России).
83 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 35, с. 137.
190
крестьянская община стать исходным пунктом социалистическо-
го преобразования общественных отношений, Маркс отвечает,
что его экономическая теория не дает «доводов ни за, ни про-
тив жизнеспособности русской общины». Тем не менее Маркс,
основываясь на результатах своего изучения истории России,
допускает, что при наличии благоприятных исторических усло-
вий, к которым прежде всего он относит революцию в России,
община могла бы стать «точкой опоры социального возрождения
России»84.
Таким образом, Маркс решительно отклоняет попытки ис-
толковывать материалистическое понимание истории в духе
универсальной теории общественного развития. Исторический
материализм Выступает, следовательно, как методологическая
теория, указывающая пути и способы конкретного исследования
исторического процесса, что предполагает анализ каждого исто-
рического этапа, каждой страны, каждой ступени ее развития с
учетом ее специфических особенностей. Теория исторического
процесса теряет самодовлеющее значение, она обосновывает ме-
тод исследования, который представляет собой не просто набор
исследовательских приемов, а теоретическое обобщение истори-
ческого опыта, остающееся всегда незавершенным, ибо история
продолжается и ее новые исторические результаты не предопре-
делены предшествующим развитием, поскольку историческая
необходимость всегда предполагает различные возможности, а
значит, и альтернативы.
Материалистическое понимание истории
и проблемы экологии
В наше время анализ материалистического понимания исто-
рии несомненно нуждается в рассмотрении его отношения к
экологическим проблемам, которые приобрели судьбоносное
значение не только для социальной теории, но и для политиче-
ской практики. Во времена Маркса и Энгельса понятие «эколо-
гия», введенное известным дарвинистом Э. Геккелем в 1866 г.,
относилось лишь к животным и растениям, к условиям их суще-
ствования. Социальная экология, предметом которой является
исследование отношения деятельности людей (общественного
производства прежде всего) к природной среде их обитания, ис-
следование негативных, угрожающих жизни людей последствий
их сознательной деятельности, сложилась как научная дисципли-
84 Там же.
191
на лишь на последней трети двадцатого столетия*. Значит ли это,
что вопрос о пагубном воздействии материального производства на
природную среду не ставился Марксом и Энгельсом? Отнюдь нет.
Основоположники марксизма неоднократно указывали на то, что
производство материальных благ в условиях капитализма наносит
значительный ущерб естественной основе производства, природе.
Так, например, Маркс, характеризуя развитие земледелия при ка-
питализме, подчеркивает: оно «не только прогресс в искусстве гра-
бить рабочего, но и в искусстве грабить почву, всякий прогресс в
повышении ее плодородия на данный срок есть в то же время про-
гресс в разрушении постоянных источников этого плодородия»85.
Маркс, конечно, ошибался, полагая, что именно капита-
листический прогресс неизбежно влечет за собой разрушение
природной основы сельскохозяйственного производства. Иными
словами, его заблуждение в том, что он рассматривал негативное
воздействие производства на природу как процесс, специфически
характеризующий капиталистическую систему, т.е. как следствие
капиталистического применения техники, единственной целью
которого, как он полагал, является увеличение прибавочной стои-
мости. Отсюда сам собой следовал вывод: упразднение капита-
листического способа производства покончит с его негативным
воздействием на окружающую среду. В этой связи Маркс говорил
о том, что достижения науки и техники сделают возможным без-
отходное производство, которое исключит его пагубное воздей-
ствие на природу.
Капиталистическая индустриализация, указывал Маркс,
умножая население городов, порождает разрыв между городом и
деревней, что «препятствует обмену веществ между человеком
и землей, т.е. возвращению почве ее составных частей, исполь-
зованных человеком в форме средств питания и одежды, т.е. на-
* Следует, однако, указать на предшественников социальной экологии.
Перным из них является, по-видимому, Ламарк, который писал в 1820 году:
Можно, пожалуй, сказать, что значение человека как бы заключается в том, что-
бы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для
обитания» (Ламарк Ж.-Б. Избр. труды. М., 1952, т. 2, с. 442). Г. Уэллс в ряде
своих публицистических сочинений говорит о «человеческой экологии», а также
«экологических ошибках». В 1941 г. в статье «Неприглядная сторона Америки»
он пишет о трагических последствиях уничтожения лесов в США. В этой связи
он замечает, что история «ставит человечество перед выбором: перестройка
мира или катастрофа» (Уэллс Г. Собр. соч. в 15 томах. М., 1964, т. 15, с. 455).
Важно отметить, что «перестройку мира», как необходимое условие предот-
вращения экологической катастрофы, Уэллс понимает как коренное изменение
общественных отношений. При этом он характеризует свое мировоззрение как
социалистическое, подчеркивая вместе с тем что он не является марксистом.
85 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 515.
192
рушает вечное естественное условие плодородия почвы»86. Эта
противоположность между городом и деревней, негативные эко-
логические последствия которой совершенно правильно отмеча-
ются Марксом, будет, по его убеждению, полностью преодолена в
процессе коммунистического переустройства общества.
Энгельс в «Анти-Дюринге» развивает это положение Маркса,
доказывая, что преодоление противоположности между городом и
деревней необходимо не только для уничтожения порабощающей
человека формы разделения труда; оно «необходимо в интересах
общественной гигиены. Только путем слияния города и деревни
можно устранить нынешнее отравление воздуха, воды и почвы,
и только при этом условии массы городского населения, ныне
чахнущие, сумеют добиться такого положения, при котором их
экскременты будут использованы в качестве удобрения для выра-
щивания растений, вместо того, чтобы порождать болезни»87.
Энгельс не только развивает положения Маркса, но и в одном,
весьма существенном отношении идет дальше него, ставя вопрос
о негативном воздействии производства на природу безотноси-
тельно к тому или иному типу социально-экономических отно-
шений. Он утверждает, в частности, что, овладевая стихийными
природными силами, люди тем самым вынуждены подчиняться
преобразованной ими природной реальности, и это подчинение
неизбежно при любом общественном строе, так как его источ-
86 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 514. Это убеждение воспринято в наше
время не только учеными, исследователями, специалистами; оно глубоко вошло
в общественное сознание и поэтому ни ходит свое яркое выражение в художес-
твенных произведениях. С этой точки зрения я рассматриваю слова Э. Хемин-
гуэя: «Земля устает от культивации. Страна быстро изнашивается, если человек
имеете с его живностью не отдает ей свои экскременты. Стоит только человеку
заменить животное машиной - и земля быстро побеждает его» (Хемингуэй Э.
Зеленые холмы Африки// Собр. соч. М., 1968, т. 2, с.477). Устами писателя в
данном случае говорит исторический опыт XX века, которым, естественно, не
располагали основоположники марксизма, не связывавшие ущерб, наносимый
человеком природной среде его обитания, с применением техники и в сельском
хозяйстве.
87 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 307-308. В противоположность
Е. Дюрингу, который считал между городом и деревней «неустранимым по
самой природе вещей», Энгельс доказывает, что в социалистическом обществе
эта противоположность будет преодолена благодаря распределению промыш-
ленности по всей стране. «Правда, в лице крупных городов цивилизация оста-
вила нам такое наследие, избавиться от которого будет стоить много времени
и усилий. Но они должны быть устранены - и будут устранены, хотя бы это
был очень продолжительный процесс», в результате которого «гибель больших
городов непременно осуществится» (там же, с. 308). Как мы видим, Энгельс
не останавливается перед весьма далеко идущими, весьма радикальными и во
многом утопическими выводами.
7. Ойзерман Т.И., том 2
193
ником являются сами законы природы. Иными словами, человек,
пленивший молнию, не вправе забывать, какую страшную силу он
держит в своих руках. «Если человек, - говорит Энгельс, - наукой
и творческим гением подчинил себе силы природы, то они ему
мстят, подчиняя его самого, поскольку он пользуется ими, настоя-
щему деспотизму, независимо от какой-либо социальной органи-
зации»88. К сожалению, это в высшей степени важное положение
не получает дальнейшего развития в работах Энгельса. Можно
сказать даже больше: значение этого положения, предвосхищаю-
щего в ряде отношений современную социальную экологическую
науку, фактически умаляется Энгельсом, который, идеализируя
посткапиталистическое будущее человечества, настойчиво под-
черкивает, что предвидение и предотвращение всех отрицатель-
ных воздействий производства на природу вполне осуществимо
благодаря прогрессирующему познанию законов природы в усло-
виях свободного от антагонистических противоречий социали-
стического общества. Он подчеркивает: «Все существовавшие до
сих пор способы производства имели в виду только достижение
ближайших, наиболее непосредственных полезных эффектов тру-
да. Дальнейшие же последствия, появляющиеся только позднее
и оказывающие действие благодаря постепенному повторению и
накоплению, совершенно не принимались в расчет»89. Рациональ-
ная организация общественного производства, осуществляемая
социализмом, позволит исключить его негативное воздействие
на природу, что станет возможным также благодаря более глубо-
кому познанию законов природы и технологическому прогрессу.
И Энгельс уверенно утверждает: «...мы становимся все более и
более способными к тому, чтобы уметь учитывать также и более
отдаленные естественные последствия по крайней мере наиболее
обычных из наших действий в области производства и тем самым
господствовать над ними»90. Не приходится, конечно, сомневаться
в том, что прогрессирующее познание законов природы, а также
88 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 303-304.
89 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 497.
90 Там же, с. 496. Несколько выше Энгельс утверждает: «...мы, путем дол-
гого, часто жестокого опыта и путем сопоставления и анализа исторического
материала, постепенно научаемся уяснять себе косвенные, более отдаленные
общественные последствия нашей производственной деятельности, а тем са-
мым мы получаем возможность подчинить нашему господству и регулированию
также и эти последствия» (там же, с. 497). В этом положении еще резче, чем в
приведенном выше, наличествует непоколебимая убежденность Энгельса в том,
что человечество может господствовать над всеми без исключения последствия-
ми своей производственной деятельности, что в этой сфере оно способно, рано
или поздно, стать всемогущим.
194
совершенствование техники и технологии производства способст-
вуют научному предвидению определенных негативных послед-
ствий производственного процесса и благодаря этому их пред-
отвращению или хотя бы сведению к некоторому минимуму. Но
вопрос заключается не в том, можно или нельзя избежать тех или
иных, отдельных вредных для человеческой жизни последствий
процессов производства. Правильно сформулированный вопрос,
по-видимому, должен быть выраженным следующим образом: не
являются ли в большей или меньшей мере закономерными, пожа-
луй, даже неизбежными негативные изменения природной среды
обитания людей вследствие процессов производства, а также про-
цессов потребления? На этот сформулированный в столь общей
(я бы сказал, мировоззренческой) форме вопрос основоположники
марксизма дают определенно отрицательный ответ. И хотя они
и указывают на негативные изменения в окружающей человека
природе вследствие промышленного и сельскохозяйственного
производства, они рассматривают эти негативные последствия как
исторически преходящие, а не как внутренне присущие и, значит,
неотделимые от производства и потребления изменения. Поэтому
и материалистическое понимание истории, в той форме, в какой
оно разрабатывалось основоположниками материализма, не может
быть рассматриваемо как предвосхищение современного экологи-
ческого мировоззрения, согласно которому изменение природы
человеком, какой бы полезный, созидательный характер ни носил
этот процесс, заключает в себе и негативную тенденцию, так как
оно в той или иной мере нарушает экологическое равновесие.
Создавая материалистическое понимание истории, Маркс и Эн-
гельс выступали как продолжатели тех основоположников филосо-
фии нового времени, которые провозгласили в качестве высшей зада-
чи человечества завоевание природы, господство над нею. Ф. Бэкон,
Р. Декарт, убежденные в неограниченных возможностях научного
познания, безоговорочно утверждали, что познание законов приро-
ды сделает человечество ее господином, властителем*. Эти великие
* Убеждения этих философов разделяли и их современники - политические
деятели и поэты. Один из самых выдающихся среди них Дж. Мильтон востор-
женно утверждал, что благодаря достижениям наук человеку «будут повиновать-
ся звезды, его показания будут слушать суша и море, ему будут служить ветры
и бури. И наконец, ему покорится сама мать-природа, как будто на самом деле
какой-нибудь бог отказался от мирового престола и вручил свои права, законы
и меры человеку как правителю» (см. Рикворд Э. Мильтон как революционный
мыслитель И Хилл К. Английская революция. М., 1947, с. 158). Как мы видим, поэ-
тическое воображение великого английского поэта и буржуазного революционера
стало источником такого утопического видения будущего человечества, на кото-
рое не отваживались гениальные основоположники философии нового времени.
7*
195
мыслители не сознавали несомненно условный характер выраже-
ния «господство над природой», поскольку оно относится лишь к
ограниченной области природных явлений, а вовсе не к природе в
целом, т.е. ко Вселенной. Впрочем, и применительно к окружаю-
щей человека природной среде, которую он изменяет, преобразует
и даже, увы, разрушает, выражение «господство над природой» не
может быть признано адекватным выражением действительного от-
ношения людей к природе. Человек не может остановить, а тем бо-
лее прекратить действие физических, химических, геологических и
иных законов природы; он может лишь, познав их действие, исполь-
зовать его в определенных границах для достижения своих целей.
В этом смысле можно сказать, что законы природы являются ос-
новой целесообразной деятельности людей, из чего вовсе не сле-
дует, что человек может изменить эту основу или господствовать
над нею. Правда, производственная деятельность людей и ее по-
следствия, умножавшиеся в течение столетий, вызвали изменения
климата на Земле и другие изменения глобального масштаба, но и
это отнюдь не доказывает, что человечество овладело какими-либо
законами природы. Скорее, наоборот, эти глобальные изменения,
которые люди оказались не в силах предотвратить, демонстриру-
ют господство законов природы, по сравнению с которыми власть
человечества над теми или иными природными процессами ока-
зывается, так сказать, локализованным, ограниченным во времени
и пространстве феноменом, значение которого не следует преуве-
личивать. Даже тот факт, что человек, создав водородную бомбу,
становится способным уничтожить жизнь на нашей планете и тем
самым свое собственное существование, нисколько не отменяет гос-
подства законов природы, ибо такой ужасающий акт самоуничтоже-
ния мог бы произойти только в строгом соответствии с законами
природы.
Таким образом, познание законов природы - не подлежащий
сомнению факт, если учитывается и то, что множество законов
природы всегда остается непознанным, - отнюдь не означает
господства над природой, хотя, конечно, делает возможным прак-
тическое использование действия познанных законов природы в
интересах людей. Тезис, впервые сформулированный стоиками,
систематически развитый Гегелем и воспринятый марксизмом -
свобода есть познанная необходимость, - несомненно нуждается
в серьезной корректировке. Само по себе познание необходимо-
сти научает согласному с необходимостью действию, что далеко
не обязательно соответствует потребностям, интересам людей,
достижению желанных целей. Нельзя поэтому согласиться с
Энгельсом, утверждающим, что свобода «состоит в основанном
196
на познании необходимостей природы (Natumotwedigkeiten) гос-
подстве над нами самими и над внешней природой»91. Познание
необходимости безусловно является предпосылкой свободы,
сущность которой заключается в свободе выбора. Таким образом,
экологическое мировоззрение, подвергшее суровому критиче-
скому анализу производство, развитие которого представлялось
мыслителями нового времени самоочевидным, не заключающим
в себе каких-либо противоречий, залогом счастливого будущего
человечества, предполагает отказ от упрощающего действитель-
ное положение вещей выражения «господство над природой».
Между тем основоположники марксизма понимают обществен-
ное производство как исторически развивающееся господство че-
ловека над природой. По словам Энгельса, первобытный человек,
научившийся извлекать огонь путем трения, овладел тем самым
одной из сил природы. Однако отсюда не следует, что человек
овладел огнем, который и в наше время посредством пожаров
производит немалые разрушения, влекущие за собой и человече-
ские жертвы.
Маркс утверждает в первом томе «Капитала», что капита-
лизм «предполагает господство человека над природой»92. Если
учесть, что начало эпохи капитализма Маркс датирует XVI веком,
то можно сделать вывод, что он не связывает господство челове-
ка над природой с машинным производством, т.е. практическим
использованием законов механики. В чем же в таком случае за-
ключается смысл этого утверждения? Очевидно, Маркс имеет в
виду тот факт, что капиталистическое производство предполагает
рациональную организацию трудового процесса, в котором че-
ловек «своей собственной деятельностью опосредствует, регули-
рует и контролирует обмен веществ между собой и природой»
С точки зрения экологического мировоззрения это положение
Маркса подлежит конкретизации и тем самым уточнению, кото-
рое в немалой степени изменяет его смысл. Человек регулирует и
контролирует обмен веществ между собой и природой в ограни-
ченных пространственно-временных рамках, вследствие чего и
рациональность организации производственного процесса носит
ограниченный характер. Если же рассматривать процесс произ-
водства в масштабе всей страны (безотносительно к тому, сколь
она велика или мала), то его рациональность постоянно подверга-
ется суровому испытанию, следствием чего являются постоянные
экологические дисфункции, которые в наше время привели к эко-
91 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 116.
92 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 188.
197
логическому кризису, порождающему там и сям экологические
катастрофы.
Между тем Маркс и Энгельс, считавшие негативные послед-
ствия развития общественного производства исторически пре-
ходящими явлениями, полагали, что развитие познания, с одной
стороны, и упразднение капиталистических производственных
отношений - с другой, закономерно приведут к ликвидации этих
негативных последствий и тем самым к не ограниченному этими
факторами господству человека над природой. Показательно в
этом отношении следующее высказывание Энгельса: «Общест-
венные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насиль-
ственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с
ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и
влияние, то только от нас самих зависит подчинять их все более
и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей»93.
Энгельс не говорит, какие разрушительные силы природы могут
быть подчинены человеку благодаря познанию. К таким разру-
шительным силам относятся, в частности, землетрясения, навод-
нения, ураганы и т.п. Едва ли Энгельс имел в виду подчинение
этих природных катаклизмов человеческой воле. Следовательно,
его слова о слепых, насильственно действующих силах природы
имеют в виду еще не познанные людьми природные силы. Однако
и в этом случае он не прав, так как основой целесообразной дея-
тельности людей служат не только познанные, но также еще не
познанные законы природы, определяющие объективные условия
деятельности людей, которые вынуждают их действовать так, а
не иначе.
Энгельс справедливо подчеркивает, что одного лишь по-
знавания законов природы недостаточно для овладения их дей-
ствием. Поэтому он утверждает, что условием действительного
господства человека над природой является социалистическое
переустройство общества, благодаря которому люди, «ставшие,
наконец, господами своего собственного общественного бытия,
становятся вследствие этого господами природы, господами са-
93 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 223. В.И. Ленин, ссылаясь на выска-
зывания Энгельса, еще более упрощенно толкует марксистское представление
о господстве человека над природой: «...пока мы не знаем закона природы, он,
существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами «слепой
необходимости». Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз по-
вторял Маркс) независимо от нашей воли и от нашего сознания, - мы господа
природы» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 198). В свете рассмотренных
выше положений Маркса и Энгельса несостоятельность этого безапелляцион-
ного утверждения не требует специальных пояснений.
198
мих себя - свободными»94. И здесь, следовательно, рациональ-
ное отношение человека к природе толкуется как господство
над нею.
Марксистское представление о господстве человека над при-
родой предполагает не ограниченное по своим масштабам разви-
тие этого господства, что находит свое выражение в убеждении
в не ограниченном какими-либо пределами росте производства.
В «Наброске к критике политической экономии» Энгельс заявля-
ет: «Производительная сила, находящаяся в распоряжении чело-
вечества, беспредельна. Урожайность земли может быть беско-
нечно повышена приложением капитала, труда и нада и науки»95.
Это положение было высказано в 1844 г., в период формирования
учения Маркса и Энгельса. Однако они не сочли нужным его
пересмотреть или хотя бы уточнить в своих последующих ис-
следованиях. В 1880 г. Энгельс писал, что упразднение капита-
листических производственных отношений «есть единственное
предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряю-
щегося развития производительных сил, а благодаря этому - и
практически безграничному росту самого производства»96 Меж-
ду тем то обстоятельство, что развитие производительных сил
человечества происходит на Земле с ее отнюдь не безграничными
ресурсами, а главное - тот факт, что прогресс производства и со-
ответствующий ему прогресс в сфере потребления неизменно по-
рождают деструктивные процессы в природной основе существо-
вания человечества, несомненно делает невозможным в границах
земного пространства бесконечное развитие как производитель-
ных сил, так и потребления продуктов производства. Некоторые
исследователи и в настоящее время утверждают, что в наиболее
передовых капиталистических странах уже достигнуты допусти-
мые с экологической точки зрения пределы. С этим выводом, по-
жалуй, нельзя согласиться; он подвергнут основательной критике
многими исследователями, однако несомненно, что само понятие
предела экономического роста, если истолковывать его историче-
ски, диалектически, - содержательное понятие, а не спекулятивная
абстракция.
Во избежание односторонней оценки марксистской концеп-
ции господства человека над природой, следует указать, что у
основоположников марксизма имеются и такие высказывания,
которые в определенной степени противоречат этой концепции.
94 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 676.
95 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 563.
96 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 226.
199
Я имею в виду прежде всего ряд положений Марксовых «Эко-
номико-философских рукописей 1844 года». Здесь, в частности,
указывается, что природные процессы «составляют часть челове-
ческой жизни и человеческой деятельности... Природа есть неор-
ганическое тело человека. .. Человек живет природой. Это значит,
что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в
процессе постоянного общения, чтобы не умереть »97. Однако это
положение, закладывающее основы марксистской философской
антропологии, не только не получило дальнейшего развития в по-
следующих работах Маркса, но было фактически пересмотрено
им в «Капитале»*.
Энгельс в работе «Роль труда в процессе превращения обезь-
яны в человека» в определенной мере уточняет то понимание
господства человека над природой, которое обосновывалось им
и Марксом в ряде предшествующих работ. Он подчеркивает, что
«мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель вла-
ствует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто-ли-
бо находящийся вне природы, - что мы, наоборот, нашей плотью,
кровью и мозгами принадлежим ей и находимся внутри ее, что все
наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех
других существ, умеем познавать ее законы и правильно их при-
менять»98. Это воззрение, существенно отличающееся от тезиса
Маркса об извечной и непреходящей борьбе человека с природой,
может быть дополнено другим положением Энгельса «о жизни
в гармонии с познанными законами природы»99, которая, как он
полагает, станет возможной в будущем, бесклассовом обществе.
Если следовать этим мыслям Энгельса, то ни о каком господстве
над природой не должно быть речи; природу надо любить, ее надо
беречь, всячески ограничивая извечное человеческое стремление
изменять природу. Однако такой ход мыслей был, конечно, чужд
основоположникам марксизма, как и их великим предшественни-
97 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 92.
* Идея единства человека и природы уступает место идее борьбы с приро-
дой: «Как первобытный человек, чтобы удовлетворять свои потребности, чтобы
сохранять и воспроизводить свою жизнь, должен бороться с природой, так дол-
жен бороться и цивилизованный человек, должен во всех общественных формах
и при всех возможных способах производства» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25,
ч. П, с. 387). Маркс не входит в разъяснение своего понимания борьбы человека с
природой. Но тот факт, что он приравнивает отношение к природе первобытного
и цивилизованного человека, достаточно многозначителен. Природа, во всяком
случае в данном высказывании, трактуется как противостоящая человеку и в
известном смысле угрожающая человеческому бытию реальность.
98 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 496.
99 Там же, с. 117.
200
кам (о последователях в данной связи вообще не стоит говорить,
так как они усугубили заблуждения своих учителей).
Подытоживая анализ воззрений Маркса и Энгельса на от-
ношение между материальным производством и его природной
основой, я прихожу к выводу, что они, несмотря на приведенные
выше высказывания о негативных последствиях, вызываемых
производством, остались в общем далеки от понимания законо-
мерного (и в этом смысле неизбежного) противоречия между про-
изводством и природной средой обитания людей, противоречия,
которое носит фундаментальный и, если можно так выразиться,
судьбоносный характер. Экологического мировоззрения, как уже
отмечалось выше, не существовало во времена Маркса и Энгель-
са, несмотря на то что уже тогда производство и потребление
влекло за собой уничтожение лесов, загрязнение воздуха, воды и
почвы. Однако эти негативные явления, хотя и отмечались и даже
описывались некоторыми исследователями и писателями, вос-
принимались подавляющей массой ученых как мелкие царапины
на здоровом и мощном теле нашей планеты, царапины, которые
не могут оказать сколько-нибудь существенного влияния на здо-
ровье и само существование человечества.
Экология как социальная научная дисциплина, как экологи-
ческое мировоззрение появилась на свет, как указывалось выше,
лишь в последней четверти XX века. Однако ее предшественни-
ками, возвестившими о грозящей человечеству угрозе, порождае-
мой бурным развитием производительных сил, стали мыслители
начала и первой половины этого столетия. И нет, пожалуй, ничего
удивительного в том, что в своем большинстве эти мыслители
подвергали научно-технический прогресс критике справа. Ведь
и самыми первыми, ранними критиками буржуазных революций,
капиталистического прогресса и буржуазной демократии были в
своем большинстве защитники предшествовавшего капитализму
феодального строя (Э. Берк, Ж. де Местр, Л. Бональд, Т. Кар-
лейль и многие другие).
О. Шпенглер, которого поражение Германии в Первой ми-
ровой войне побудило выступить с философско-исторической
концепцией «заката» современной цивилизации, ополчался на
машинное производство, именуя его орудием дьявола. В кни-
ге «Человек и техника» он утверждал, что современная техника
«влечет поверженного победителя (т.е. человека. - ТО.} к смер-
ти». Можно ли предотвратить эту созданную людьми угрозу их
существованию? Шпенглер отвечает категорическим нет. «Мы -
дети своего времени и должны идти до конца, который предопре-
201
делен нам. Ничего другого не остается. Отстаивать проигранные
позиции без возможности спасения - в этом долг»100.
Беспросветно пессимистическое пророчество Шпенглера дру-
гой немецкий мыслитель А. Вебер (брат знаменитого Макса Вебе-
ра) выражает в более спокойной, оставляющей для человечества
возможность спасения форме: «Западноевропейский человек сво-
ей овладевающей мир техникой создал промежуточное царство
между собой и природой, в котором он ныне, как производящее
существо, все более вынужден действовать как слуга им самим
созданной аппаратуры, независимо от того, в какой социальной
системе эта аппаратура создана»101.
О. Шпенглер, А. Вебер, М. Хоркхаймер и другие философы
и социологи не являются создателями социальной экологии, но
их на первый взгляд парадоксальные воззрения предвосхищали
создание этой конкретной, в основе своей эмпирической научной
дисциплины, которая занимается исследованием ужасающей не
только здравый рассудок, но и самое изощренное воображение
картины разрушения природной среды обитания человечества.
Вода, как известно, является главным геологическим факто-
ром. В настоящее время, вследствие деятельности человечества,
таким фактором становятся также сточные воды, т.е. отходы про-
изводства и потребления. Один литр такой воды делает непригод-
ными для питья тысячи литров чистой воды. А между тем масса
сточных вод равна примерно Амазонке, самой многоводной реке
на нашей планете. Хотя вода и отличается, в особенности бла-
годаря населяющим ее микроорганизмам, замечательной спо-
собностью обезвреживать губительные для жизни химические
вещества, наши реки и моря уже не успевают нейтрализовать
вредоносную деятельность человечества. Яркий пример тому
уменьшение массы планктона, играющего громадную роль в вос-
становлении кислорода атмосферы, а также в питании рыб.
Экологи констатируют, что ежегодно более 100 кубических
километров различных, но большей частью вредных для жизни
100 Spengler О. Der Mensch und die Technik. Berlin, 1931, S. 88-89.
101 Weber A. Einfiihrung in die Soziologie. Munchen, 1955, S. 405. Такое же
убеждение формулирует глава т. н. франкфуртской школы социальных исследо-
ваний М. Хоркхаймер, одно время выступавший в духе позитивного критичес-
кого истолкования марксизма. «Человек, - заявляет он, - достиг господства над
природой, господства, которое может его уничтожить» (Horkheimer М. Eclipse
of Reason. N.Y., 1947, р. 177). Угроза человеческому существованию, заключаю-
щаяся в том, что Хоркхаймер, следуя традиции, называет господством над при-
родой, действительно существует, поскольку современные производительные
силы и разрушительные процессы в природной среде обитания людей составля-
ют, в сущности, единый процесс.
202
веществ выбрасывается в воды земного шара. Несколько деся-
тилетий назад началось применение сильнодействующего хими-
ческого соединения ДДТ для борьбы с вредителями сельскохо-
зяйственных культур. Однако это соединение, создатель которого
был удостоен Нобелевской премии, оказалось губительным для
всего живого. Прошло уже немало лет с тех пор, как применение
ДДТ было запрещено почти во всех странах, а тем временем в
Антарктиде, где никогда ДДТ, конечно, не применяли, выпало
свыше двух тысяч тонн этого смертельно опасного вещества.
Содержащиеся в фосфатных удобрениях незначительные
примеси ртути и мышьяка, постепенно накапливаясь в озерах, ре-
ках и морях, усваиваются микроорганизмами, рыбами и другими
населяющими воды живыми существами. В закрытых водоемах
примесь соединений ртути достигает половины процента, что со-
ставляет уже смертельную дозу для человека. Если насыщение вод
всякого рода ядовитыми веществами будет продолжаться такими
же темпами еще полвека, то все рыбное богатство нашей планеты
станет непригодным для питания людей, а очистка пресной воды,
и ныне требующая немалых затрат, превратится в сложнейшую
техническую и экономическую проблему.
Быстро возрастает масса твердых отбросов, большая часть ко-
торых также в конечном итоге попадает в воды. Уже сейчас масса
этих отбросов превышает 25 тонн на каждого жителя Земли. Ан-
глийский эколог Л.Дж. Баттан указывает, что в атмосфере нашей
планеты постоянно находится примерно 3 млн тонн загрязняю-
щих ее веществ. Количество углерода, ежегодно выбрасываемого
в атмосферу, достигло 6 млн тонн, вследствие чего его концент-
рация в воздухе, которым мы дышим, увеличилась на десять про-
центов. Количество окиси углерода (угарного газа), попадающей
в биосферу, достигает ежегодно 200 млн кг. Конечно, механизм
газообмена, существующий в атмосфере, со временем разрушает
окись углерода, но природа уже не в состоянии преодолеть эти
последствия человеческой деятельности, масштабы которой не-
прерывно возрастают. Если в XIX в. количество углекислого газа
в атмосфере не превышало 0,03%, то к концу XX в. оно достигло
внушительной цифры - 5%.
Каждый год сжигание угля вносит в атмосферу 200-250 млн
тонн аэрозоля, значительную часть которого составляет серни-
стый газ. Количество автомобилей возрастает примерно в два
раза быстрее, чем население Земли. На долю всех видов транс-
порта и тепловых электростанций приходится более половины
выбросов загрязняющих атмосферу веществ. «К атмосфере, - ре-
зонно замечает Баттан, - часто относятся как к помойному ведру
203
бесконечного объема. Бесспорно, это серьезная ошибка. К этому
атмосферному слою, в котором мы живем... нельзя относиться
как к свалке»102.
Исследования экологов все убедительнее доказывают, что
человеческая деятельность приводит к уменьшению в атмосфе-
ре озонового слоя, защищающего нашу жизнь от чрезмерного,
крайне опасного воздействия ультрафиолетовых лучей. Если
добавить к этому т. н. парниковый эффект, следствием которого
является повышение средней температуры на Земле, что чревато
повышением уровня морей из-за таяния арктических льдов, то не
столь уж отдаленные перспективы повсеместной экологической
катастрофы становятся более чем вероятными.
Естественно, возникает вопрос: есть ли выход из фактиче-
ски уже наступившего экологического кризиса? Экологи путем
конкретных исследований доказывают, что не все еще потеряно,
указывая на факты появляющегося то там, то тут безотходного
производства, на совершенствование технологии производства,
благодаря которой существенно уменьшаются отравляющие ат-
мосферу отходы, на отказ в ряде стран и в ряде отраслей сель-
ского хозяйства от применения пестицидов и инсектицидов, что
привело к появлению экологически чистой продукции расте-
ниеводства, на применение в современных автомобилях специ-
ального устройства, значительно уменьшающего и очищающего
автомобильные выхлопы. Короче говоря, экологи пытаются до-
казать, что экологически ориентированный научно-технический
прогресс способен если не свести на нет, то, во всяком случае,
максимально ограничить его вредоносное воздействие на приро-
ду. Однако эти же экологи не могут не признавать, что, несмотря
на некоторые достижения в деле очищения воздуха, почвы и вод,
в целом экологическая ситуация человечества на протяжении
последней четверти XX века отнюдь не улучшилась, напротив,
ухудшилась. Осознание этого факта приводит некоторых выдаю-
щихся представителей экологической науки к выводу, что одного
научно-технического, даже экологически ориентированного, про-
гресса совершенно недостаточно для установления благотворного
взаимодействия между производством и природой; необходимы
радикальные социальные преобразования. Таково убеждение аме-
риканца Б. Коммонера, одного из основоположников социальной
экологии, выступившего с докладом на одном из симпозиумов в
Италии. «...Чтобы выжить, чтобы возродить красоту и щедрость
Земли, народы Вашей страны, моей страны, всех стран мира
102 Баттан Л.Дж. Загрязненное небо. М., 1967, с. 99.
204
должны взять в свои руки власть, чтобы самим распоряжаться
своими собственными жизнями, и добиться того, чтобы бесцен-
ные ресурсы Земли не эксплуатировались более ради недально-
видных, преходящих целей частной прибыли, но использовались
в гармонии с природой, для блага всех людей, всех времен»103.
Коммонер не марксист, не революционер, он надеется осуще-
ствить радикальные, в интересах экологического благополучия
социальные преобразования демократическим путем в рамках
буржуазного общества. Вероятность таких преобразований весь-
ма незначительна. Наиболее радикальный и, пожалуй, пока еще
утопический путь предотвращения тотальной экологической ка-
тастрофы предлагает английский естествоиспытатель С. Доул.
Он, прежде всего, исходит из убеждения, что экологический
кризис, переживаемый человечеством, вплотную приблизился к
тотальной экологической катастрофе. «Стало ясно, - утверждает
он, - что как бы ни были огромны атмосфера и океаны, они не
смогут вечно поглощать индустриальные отходы современными
темпами, не оказавшись смертельно зараженными. Если уж ядо-
витые отходы наших производственных процессов были обнару-
жены в органах животных в самых отдаленных уголках Земли, то
приходится признать, что пороговый уровень зараженности уже
достигнут»104.
Выход, который предлагает Доул, из этой безнадежной, по его
убеждению, для землян ситуации может быть только один: пе-
реселение на какую-либо другую, подходящую для жизни людей
планету. Разумеется, любая избранная для переселения планета
должна иметь определенный температурный диапазон, уровень
интенсивности света, давления атмосферы и в составе ее кисло-
род в определенном количестве и в связи с другими газами. Нуж-
на, конечно, вода. Доза радиоактивности не должна превышать
определенного уровня. Все эти характеристики планеты связаны
друг с другом; они определяются главным образом массой плане-
ты и ее отдаленностью от главного светила. Таких планет в нашей
Галактике имеется, по мнению Доула, 600-700 миллионов; на
некоторых из них, по-видимому, существует аналогичная чело-
веческой цивилизация. Необходимо лишь создание таких транс-
портных средств, которые обладали бы скоростью передвижения,
близкой к скорости света. «Если человечество, - заявляет Доул, -
в пределах длительности жизни одного поколения смогло пройти
путь от полета первого аэроплана до высадки на Луну, то у нас
103 Коммонер Б. Замыкающийся круг. Ленинград, 1974, с. 246.
104 Доул С. Планета для людей. М., 1974, с. 8.
205
есть все основания с нетерпением ждать дальнейшего развития
техники, которое позволит человеку достичь других пригодных
для жизни планет»105. В другом месте своей книги Доул заявляет:
«...мы имеем право быть оптимистами относительно возможных
в будущем полетов к звездам»106. Оборотной стороной такого оп-
тимизма является безысходно пессимистическое представление о
переживаемом человечеством экологическом кризисе и абсолют-
ное, преисполненное скрытого отчаяния неверие в возможность
его преодоления на путях экологически ориентированного науч-
но-технического прогресса. Оправданно ли такое неверие? Оно
несомненно имеет серьезные основания. Однако, как всякое не-
верие (т.е. вера с отрицательным знаком), оно лишено доказатель-
ной силы и представляет собой умонастроение, которое фиксиру-
ет некоторые факты, игнорируя или недооценивая другие факты.
Экологическая наука указывает пути преодоления кризисной
ситуации, в которой оказалось человечество, а бурный прогресс
науки, техники, технологии создает все более надежные условия
для решения этой великой задачи здесь, на нашей родной планете.
Необходимо лишь, не теряя темпа и умножая усилия, превращать
выявившиеся возможности экологического оздоровления нашей
жизни в действительность. Однако уверенность в возможности
предотвращения тотальной экологической катастрофы и, следо-
вательно, гибели человечества едва ли может быть в полной мере
научно обоснована.
Маркс и Энгельс, указывавшие на некоторые существенные
негативные последствия воздействия материального производ-
ства на природу, были, конечно, далеки от представления, что эти
деструктивные последствия перерастут в ходе развития произво-
дительных сил в глубочайший кризис, ставший реальной угрозой
самому существованию человечества. Но отсюда вовсе не следу-
ет, что экологическое мировоззрение, которое все более овладе-
Доул С. Планета для людей. М., 1974, с. 4.
106 Там же, с. 165. С. Лем, известный польский писатель, посвятивший одну
из своих книг исследованию научно-технического прогресса, считает идею пе-
реселения землян на какую-либо пригодную для жизни людей планету за пре-
делами нашей Солнечной системы совершенно утопической, ибо «количество
материи, которую потребовалось бы аннигилировать для перелета из одной
галактики в другую за “разумное” время (порядка длительности человеческой
жизни), т.е. для перелета с околосветовой скоростью, имело бы порядок, рав-
ный массе нашей Луны. Поэтому в настоящее время считается, что подобные
полеты не будут осуществлены даже в ближайшие столетия» (Лем С. Сумма
технологии. М., 1968, с. 107). Книга Доула вышла в свет на десятилетие позже
книги Лема, но в ней нет аргументов, опровергающих пессимистический вывод
польского писателя.
206
вает сознанием миллионов людей и все чаще становится побуди-
тельным мотивом их поведения и деятельности, несовместимо с
материалистическим пониманием истории. Ведь исходным поло-
жением экологического мировоззрения является признание опре-
деляющей роли материального производства, научно-техниче-
ского прогресса в развитии общества. Правда, в отличие от этой
теории общественного развития экологическое мировоззрение
выявляет, исследует негативные стороны этого всемирно-истори-
ческого процесса. Это в высшей степени существенное обстоя-
тельство следует, однако, понимать не как отрицание материали-
стического понимания истории, а как обогащение, углубление,
конкретизацию его содержания. Материалистическое понимание
истории, теоретически осваивая современный исторический
опыт и избавляясь от положений, не выдержавших испытания
временем, должно воспринять экологическое мировоззрение,
согласовать с ним свои основоположения.
Материалистическое понимание истории
и коммунистическое учение
Энгельс в работе «Развитие социализма от утопии к науке»
указывает, что создание научного социализма стало возможным
благодаря двум великим открытиям, сделанным Марксом: ма-
териалистическому пониманию истории и теории прибавочной
стоимости. Основы материалистического понимания истории
были изложены основоположниками марксизма в их совмест-
ном произведении «Немецкая идеология», относящееся к пе-
риоду формирования марксизма, т.е. к ранним работам Маркса
и Энгельса, содержащим немало положений, которые были пе-
ресмотрены в их последующих произведениях. Так, например,
они утверждают: «...разделение труда и частная собственность,
это - тождественные выражения...»107. Тем не менее именно «Не-
мецкая идеология» остается единственным трудом основопо-
ложников марксизма, в котором материалистическое понимание
истории изложено наиболее полным образом. И именно в этом
произведении Маркс и Энгельс впервые называют свои социаль-
но-политические воззрения коммунизмом, подчеркивая, что ком-
мунисты являются практическими материалистами, т.е. указывая
на принципиальное единство своих коммунистических воззрений
с материалистическим пониманием истории.
Следует, однако, отметить, что коммунистами Маркс и Эн-
гельс стали еще до создания упомянутого выше труда. Их статьи
107 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 31.
207
в «Немецко-французском ежегоднике», а также первый совмес-
тный труд - «Святое семейство» убедительно свидетельствуют
об их переходе на позиции коммунизма, хотя в этих работах они
называют свое учение не коммунизмом, а «реальным гуманиз-
мом». Работа Маркса «Экономическо-философские рукописи
1844 года» также является изложением коммунистических воззре-
ний. В апреле 1845 г. Энгельс публикует статью «Быстрые успехи
коммунизма в Германии», в которой, в частности, утверждается:
«...наши идеи завоевали и продолжают завоевывать с каждым
днем новые позиции. Повсюду я встречал новых прозелитов,
которые обсуждали и распространяли идеи коммунизма со всем
рвением, какого только можно было пожелать»108.
Эти предварительные замечания необходимы мне для того,
чтобы стало ясно значение, которое Маркс и Энгельс придава-
ли изложенному в «Немецкой идеологии» материалистическо-
му пониманию истории. Речь шла о научном обосновании тех
коммунистических воззрений, к которым уже пришли Маркс и
Энгельс. Следовательно, интересующий нас вопрос должен быть
сформулирован так: в какой мере материалистическое понимание
истории служит делу научного обоснования коммунистического
учения? Этот же вопрос можно сформулировать и по-другому:
является ли материалистическое понимание истории в какой бы
то ни было степени коммунистическим учением?
Маркс и Энгельс были несомненно убеждены в том, что ком-
мунистические выводы логически вытекают из основных поло-
жений материалистического понимания истории. Рассмотрим эти
положения и следующие из них, по убеждению Маркса и Энгель-
са, коммунистические выводы.
Маркс и Энгельс подчеркивают, что материалистическое
понимание истории в противоположность спекулятивно-фило-
софским конструкциям исходит из эмпирически констатируемых
фактов, анализ которых приводит к теоретическим выводам, от-
носящимся также к фактам, подлежащим эмпирической проверке.
«Предпосылки, с которых мы начинаем, - не произвольны, они -
не догмы; это - действительные предпосылки, от которых можно
отвлечься только в воображении. Это - действительные индиви-
ды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те,
которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы
их собственной деятельностью. Таким образом, предпосылки
эти можно установить чисто эмпирическим путем»109. Развивая
108 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 523.
109 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 18.
208
это отправное положение, Маркс и Энгельс характеризуют про-
изводство материальных благ как определяющую основу обще-
ственной жизни, анализируют исторические формы собственно-
сти, борьбу между классами и в результате критического обзора
исторических фактов приходят к определению коммунизма как
эмпирически констатируемому факту: «Коммунизм для нас не со-
стояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым
должна сообразоваться действительность. Мы называем комму-
низмом действительное движение, которое уничтожает тепереш-
нее состояние»110. Нет необходимости доказывать, что во времена
Маркса не было общественного движения, которое уничтожало
тогдашние, т.е. капиталистические отношения. И хотя идеи уто-
пического коммунизма (и социализма) накануне буржуазных ре-
волюций 1848 г. имели значительное влияние в самых различных
(в том числе и буржуазных) слоях общества, они, как свидетель-
ствует исторический опыт, не оказали существенного влияния на
развернувшиеся в ходе этих революций события.
Несколько выше приведенной цитаты Маркс и Энгельс ха-
рактеризуют коммунизм именно как состояние общества, к ко-
торому закономерно придет человечество благодаря развитию
производительных сил и общественных отношений производства
и обусловленному этими процессами революционному переус-
тройству общества. «Коммунизм эмпирически возможен только
как действие господствующих народов, произведенное “сразу”,
одновременно, что предполагает универсальное развитие произ-
водительной силы и связанного с ним мирового общения»111. Это
положение в отличие от предыдущего, естественно, не может рас-
сматриваться как констатация наличного положения вещей. Оно
представляет собой предвидение будущего, которое, как всякое
предвидение, проблематично и отнюдь не является эмпирическим
выводом. Это - теоретический вывод, который основоположники
марксизма стремятся обосновать путем рассмотрения перспектив
110 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 34. В 1860 г. Маркс вновь возвраща-
ется к этому пониманию коммунизма как общественного движения, осущест-
вляющего революционное упразднение капиталистического строя: «Дело идет
не о проведении в жизнь какой-нибудь утопической системы, а о сознательном
участии в происходящем на наших глазах историческом процессе революцион-
ного преобразования общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 451). Таким
образом, Маркс и через 14 лет после создания «Немецкой идеологии» и после
того, как он уже в работе «К критике политической экономии» изложил основы
своего экономического учения, продолжает отстаивать вывод, выдаваемый за
констатацию факта, но являющийся всего лишь заблуждением, иллюзией рево-
люционера.
111 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 34.
209
общественного развития. Развитие производительных сил, утвер-
ждают они, неизбежно вызовет конфликт между ними и суще-
ствующими, т.е. капиталистическими, производственными отно-
шениями. Это предвидение основывается Марксом и Энгельсом
на сформулированном ими социальном законе, который в свою
очередь является предвидением будущего: производственные от-
ношения, являющиеся формой прогресса производительных сил,
превращаются со временем именно благодаря прогрессу произво-
дительных сил в оковы для их дальнейшего развития, что станет
экономической основой революции, которая упразднит эти про-
изводственные отношения, заменит их новыми общественными
отношениями производства, соответствующими более высокому
уровню развития производительных сил. Совокупность этих
новых производственных отношений, которые сменят капитали-
стические, частнособственнические отношения, и будет эконо-
мической основой бесклассового коммунистического общества.
Формулируя указанную выше закономерность, основоположники
марксизма утверждают: «...все исторические коллизии, согласно
нашему пониманию, коренятся в противоречии между произво-
дительными силами и формами общения»112, т.е. общественными
отношениями производства.
Генезис капиталистического способа производства дей-
ствительно представляет собой развитие противоречия между
выросшими в рамках феодального строя производительными
силами и феодальными общественными отношениями произ-
водства (крепостничеством, цеховым строем в городах). В одних
странах это противоречие разрешалось благодаря постепенному
упразднению феодальных производственных отношений, в дру-
гих странах - путем политической революции. Именно буржу-
азные революции, которые были предметом изучения Маркса и
Энгельса, и привели их к формулировке закона, о котором идет
речь. Этот закон предполагает, что прогресс производительных
сил совершается в рамках остающихся неизменными производс-
твенных отношений, вследствие чего и возникает чреватый ре-
волюцией конфликт. Однако развитие капитализма - это неод-
нократно признают основоположники марксизма - совершается
таким образом, что прогресс производительных сил влечет за
собой изменение производственных отношений, причем это из-
менение соответствует новым, порождаемым этим прогрессом
потребностям общественного производства. Так, в «Манифесте
Коммунистической партии» основоположники марксизма со всей
112 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 74.
210
определенностью заявляют: «Буржуазия не может существовать,
не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не ре-
волюционизируя, следовательно, производственных отношений,
а стало быть, и всей совокупности общественных отношений»113.
В предшествующих капитализму обществах способ производства,
подчеркивают Маркс и Энгельс, сохранялся в неизменном виде,
капитализм же предполагает его изменение, т.е. постоянные пе-
ревороты в сфере производства и соответствующие им изменения
формы развития производительных сил. Но если производствен-
ные отношения изменяются в соответствии с развитием произво-
дительных сил, то тем самым исключаются конфликт между тем
и другим, а значит, и необходимость революции. Тем не менее в
том же «Манифесте» утверждается, что производительные силы
буржуазного общества вступили в конфликт с буржуазными про-
изводственными отношениями*. Однако это утверждение никак
не согласуется с приведенным выше положением, указывающим,
что буржуазия революционизирует как производительные силы,
так и производственные отношения.
Правда, «Манифест Коммунистической партии», хотя и счи-
тается классическим произведением марксизма, является ранним
произведением Маркса и Энгельса, написанным до создания
марксистской политической экономии, предметом которой явля-
ются капиталистические производственные отношения. Но обра-
тимся к «Капиталу» Маркса. В главе, посвященной первоначаль-
ному накоплению капитала, Маркс характеризует этот процесс,
предшествовавший буржуазной революции, как изменение про-
изводственных отношений, т.е. переход от феодальных производ-
ственных отношений к капиталистическим. В главах, посвящен-
ных переходу от мануфактурного к промышленному капитализму,
предметом исследования является, в частности, изменение капи-
талистических производственных отношений, совершающееся в
рамках капитализма114.
113 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 427.
«Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли
представляет лишь историю возмущения современных производительных сил
против современных производственных отношений, против тех отношений
собственности, которые являются условием существования буржуазии и ее гос-
подства» (там же, с. 429). Выходит, следовательно, что Маркс и Энгельс заявля-
ли о кризисе капиталистической системы, о том, что капиталистические отно-
шения стали оковами для развития производительных сил в эпоху становления
промышленного капитализма. Трудно объяснить, почему в предисловиях ко все
новым и новым изданиям «Манифеста» его авторы не считали необходимым
уточнить, мягко говоря, это ошибочное воззрение.
114 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 197.
211
Энгельс, характеризуя промышленную революцию, показы-
вает, что изменение капиталистических производственных отно-
шений совершалось в результате изменения материально-техни-
ческой основы производства. «Пар и новые рабочие машины...
революционизировали всю основу буржуазного общества». Та-
ким образом, сформулированный основоположниками марксизма
социологический закон относительно неизбежности конфликта
между производительными силами и производственными отно-
шениями (а значит, и неизбежности революции) или не действует
в рамках капитализма, или же этот конфликт, если он действи-
тельно возникает (что еще требует доказательства), разрешается
не революционным, а эволюционным путем. Впрочем, вопрос
может быть поставлен иначе: а существует ли вообще сей уни-
версальный закон, согласно которому развитие материального
производства неизбежно приводит к конфликту между произво-
дительными силами и производственными отношениями? То, что
такой конфликт имел место в эпоху позднего феодализма, когда в
недрах феодального общества уже сложился капиталистический
экономический уклад, не дает оснований для вывода о всеобщ-
ности указанного закона. Скорее напрашивается другой вывод:
Маркс и Энгельс экстраполировали ситуацию, сложившуюся
в феодальном обществе, на сменившее его капиталистическое
общество. Оправданна ли такая экстраполяция? Мне представля-
ется, что на этот вопрос следует дать отрицательный ответ, ибо
если в недрах феодализма сложился капиталистический эконо-
мический уклад, то никакого социалистического экономического
уклада не возникает в рамках капиталистического общества.
Читатель вправе спросить: на чем основывались Маркс и Эн-
гельс, утверждая в конце 40-х гг. XIX века, в эпоху буржуазных
революций в Западной Европе, в период, когда промышленный
капитализм утвердился в одной лишь Англии, что производитель-
ные силы буржуазного общества вступили в конфликт с буржуаз-
ными производственными отношениями? Основанием для такого
утверждения, как это видно из текста «Манифеста», послужили
экономические кризисы перепроизводства. «Достаточно ука-
зать, - пишут Маркс и Энгельс, - на торговые кризисы, которые,
возвращаясь периодически, все более и более грозно ставят под
вопрос существование всего буржуазного общества»115. Первый
такой кризис разразился в Англии в 1825 г., в последующие годы
кризисы перепроизводства происходили в западноевропейских
капиталистических странах каждые 8-10 лет. Многие мыслители
115 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 420.
212
того времени, в особенности мелкобуржуазные критики капита-
лизма, рассматривали эти кризисы как свидетельство экономи-
ческой несостоятельности капиталистической системы. Маркс и
Энгельс также оказалась во власти этой иллюзии главным обра-
зом потому, что еще не было создано экономическое учение марк-
сизма, согласно которому кризисы перепроизводства представ-
ляют собой элемент экономического цикла капиталистического
воспроизводства, временный и упадок, за которым следует новый
подъем производства. Это значит, что кризисы перепроизводства,
несмотря на их в ряде отношений разрушительный характер,
не являются кризисом капиталистической системы и, как свиде-
тельствует исторический опыт, не ставят под вопрос ее сущест-
вование.
Несмотря на доказанное в «Капитале» Маркса положение,
что кризисы перепроизводства не являются показателем кризиса
капиталистического способа производства, Энгельс в «Анти-Дю-
ринге» утверждал: «...мы установили неизбежность кризисов, по-
рождаемую капиталистическим способом производства, и их зна-
чение как кризисов самого этого способа производства»116. В этой
же работе он неоднократно повторял, что кризисы перепроизводс-
тва доказывают, что производительные силы буржуазного обще-
ства находятся в конфликте с буржуазными производственными
отношениями. Так, например, он утверждает, что экономическая
коллизия, порождаемая кризисами перепроизводства, доказыва-
ет, что «производительные силы восстают против способа произ-
водства, который они переросли»117.
На протяжении более полутора веков марксисты, следуя
учению Маркса и Энгельса, неустанно утверждают, что произ-
водительные силы буржуазного общества находятся во все более
обостряющемся конфликте с буржуазными, частнособственни-
ческими производственными отношениями, что эти отношения
сковывают развитие производительных сил. Даже научно-тех-
ническая революция, развернувшаяся в небывалых масштабах в
современном капиталистическом обществе, не вразумила марк-
систских ортодоксов, продолжающих повторять, что капитали-
стические производственные отношения продолжают сковывать
развитие производительных сил.
Итак, учение о производительных силах и производственных
отношениях, составляющее важнейшее содержание материали-
стического понимания истории, не может служить теоретической
116 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 299.
117 Там же, с. 287.
213
основой для коммунистических выводов, поскольку это учение,
применяемое к анализу капиталистического способа производ-
ства, не доказывает исторической необходимости социалистиче-
ского (в марксистском понимании этого термина) переустройства
буржуазного общества.
Однако материалистическое понимание истории не сводится
к учению о производительных силах и производственных отно-
шениях. К исходным положениям этого учения относится также
тезис: общественное бытие определяет общественное сознание,
содержание которого в той или иной форме наличествует в обще-
ственном бытии, ибо отражение предполагает наличие отражае-
мого. Исходя из этой теоретической посылки, Маркс и Энгельс
истолковывают факт наличия революционных идей в обществе
как свидетельство наличия в нем революционных сил. «Суще-
ствование революционных мыслей в определенную эпоху уже
предполагает существование революционного класса»118. Такой,
так сказать, прямолинейный вывод несомненно противоречит
фактам. Свидетельством существования революционного класса
может быть, конечно, наличие массового революционного созна-
ния, а не просто существование революционных идей. Однако и
наличие массового протеста против тех или иных экономических
отношений далеко не всегда свидетельствует о том, что эти отно-
шения устарели, изжили себя. Луддитское движение - свидетель-
ство тому, что возникновение новых, исторически прогрессивных
экономических процессов встречало массовое недовольство, про-
118 Маркс К.,Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 46-47. Развивая это положение, Энгельс
писал в 1885 году: «Если нравственное сознание массы объявляет какой-нибудь
экономический факт несправедливым, как в свое время рабство или барщину,
то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились
другие экономические факты, в силу которых он стал невыносимым и несохра-
нимым» (Маркс К.. Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 184). Здесь, в отличие от приведен-
ной выше цитаты, говорится о массовом протесте против тех или иных эконо-
мических фактов. Однако и это положение нельзя признать истинным, так как
отношение между общественным сознанием и общественным бытием является
более сложным, противоречивым. Так, в период промышленной революции в
Англии пролетаризация мелких производителей, ремесленников породила мас-
совый протест против капиталистической индустриализации, который нашел
свое выражение в восстаниях и других массовых выступлениях, которые, од-
нако, нисколько не свидетельствовали о том, что капиталистические производс-
твенные отношения изжили себя. Маркс и Энгельс, правда, пришли к такому
выводу в значительной мере под влиянием массовых выступлений трудящихся
против капиталистической индустриализации, выступлений, происходивших не
только в Англии, но также во Франции, Германии и других европейских странах.
Эти выступления они истолковывали как приближение антикапиталистической,
коммунистической, по их выражению, революции.
214
тест, который, конечно, не имел ничего общего с революционным
выступлением.
В той же «Немецкой идеологии», в которой Маркс и Энгельс
утверждают, что существование революционных мыслей указы-
вает на существование революционного класса, имеется и другое,
гораздо более правильное высказывание, с которым нельзя не со-
гласиться: «...для практического развития не имеет никакого зна-
чения то обстоятельство, что уже сотни раз высказывалась идея
этого переворота»119. К сожалению, эта весьма важная мысль не
только не получает развития в трудах основоположников марк-
сизма, но фактически перечеркивается противоположными вы-
сказываниями, содержащимися в той же, цитируемой в данном
случае «Немецкой идеологии».
Существование утопического социализма (и коммунизма)
Маркс и Энгельс характеризуют как отражение незрелости капи-
талистических отношений и, соответственно этому, незрелости
пролетариата, который еще не вполне выделился из непролетар-
ской трудящейся массы, не обрел соответствующего его положе-
нию в капиталистическом обществе классового, коммунистиче-
ского, по убеждению основоположников марксизма, сознания.
Свое коммунистическое учение, которое они противопоставляют
утопическому социализму (и коммунизму) как научное выраже-
ние классового сознания пролетариата и его теоретическое обос-
нование, Маркс и Энгельс, в полном соответствии со своим по-
ниманием отношения общественного сознания к общественному
бытию, рассматривают как неоспоримое свидетельство того, что
на исторической арене уже созрела та революционная сила, кото-
рая упразднит отживший свое время капиталистический строй.
То, что этот общественный строй действительно подлежит уп-
разднению, вытекает, по убеждению основоположников марксиз-
ма, из их утверждения о присущем пролетариату антикапитали-
стического (коммунистического) сознания. Нетрудно понять, что
такого рода обоснование исторической необходимости коммуни-
стического переустройства буржуазного общества может приве-
сти к стиранию противоположности между материалистическим
пониманием истории и ее идеалистической интерпретацией.
Важно отметить, что выводы о необходимости уничтоже-
ния буржуазного строя на том основании, что враждебное ему
сознание, осуждающее, проклинающее капитализм, появилось
в капиталистическом обществе, характерно не только для таких
ранних работ Маркса и Энгельса, как «Немецкая идеология».
119 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 38.
215
В 1859 г. выходит в свет труд Маркса «К критике политической
экономии», выдающееся значение которого в создании политиче-
ской экономии марксизма неоспоримо. В предисловии к нему мы
вновь встречаемся с утверждением, что наличие революционного
сознания свидетельствует об объективной необходимости рево-
люционного преобразования общественных отношений. Маркс
пишет: «...человечество ставит себе всегда только такие задачи,
которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмот-
рении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда,
когда материальные условия ее решения уже имеются налицо,
или, по крайней мере, находятся в процессе становления»120.
Выходит, стало быть, что коммунистическое переустройство
буржуазного общества - дело ближайшего будущего, поскольку
задача такого преобразования не только уже поставлена, но и тео-
ретически обоснована и даже воспринята определенной частью
общества, заинтересованной в ее осуществлении. Но так ли это
на самом деле? Ведь Маркс говорит о человечестве, которое ста-
вит себе задачу. Можно ли вообще утверждать, что человечество
когда-либо ставило или ставит перед собой ту или иную задачу?
Ведь человечество не есть нечто единое, оно - совокупность мно-
жества народов, находящихся на разных ступенях исторического
развития, народов, интересы которых отнюдь не совпадают, и за-
дачи, встающие перед ними существенно различны. Короче гово-
ря, человечество, взятое в целом, не является субъектом истории,
человечество не ставит перед собой тех или иных задач. И Маркс,
конечно, ошибался в цитируемом выше афористическом изрече-
нии. Он совершенно неправомерно утверждал, что созданная им
коммунистическая теория выражает задачи, которые встают пе-
ред человечеством*.
Таким образом, ни из материалистического учения о произ-
водительных силах и производственных отношениях, ни из мате-
риалистического понимания отношения общественного сознания
к общественному бытию коммунистические выводы не следуют.
Маркс и Энгельс характеризуют материалистическое понима-
ние истории как учение об естественно-историческом процессе
120 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
В подготовительных работах к «Капиталу» Маркс высказывается в совер-
шенно противоположном духе, т.е. фактически опровергает положение, выска-
занное им в предисловии к «К критике политической экономии». Он указывает,
что «рассматривать общество как один-единственный субъект значит рассмат-
ривать его неправильно, умозрительно» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1,
с. 30). Но то, что относится к обществу, составляющему лишь часть человечес-
тва, тем более относится к человечеству, понятие которого охватывает великое
множество обществ.
216
развития общества. Тем самым указывается на то, что история
человечества не есть беспорядочное нагромождение событий,
вызванных к жизни то ли случайными обстоятельствами, то ли
произволом власть имущих. История общества есть закономерно
совершающийся процесс, и в этом отношении она подобна про-
цессам, происходящим в природе. Однако социальные процессы
радикально отличаются от природных процессов, так как люди
сами творят свою историю, сами являются авторами своей исто-
рической драмы. Но деятельность людей обусловлена предшест-
вующим развитием, следовательно, они творят историю не так,
как им заблагорассудится, а в зависимости от условий, создан-
ных предшествующими поколениями и, значит, существующими
независимо от их сознания и воли. Выдающееся научное значе-
ние этого диалектического понимания исторического процесса,
исторической необходимости, социальных закономерностей уже
рассматривалось выше. Но я вновь обращаюсь к этому вопросу,
поскольку Маркс и Энгельс, обосновывая идею исторической не-
обходимости социализма (и коммунизма), вольно или невольно
отступают от диалектического понимания исторической необхо-
димости, истолковывая ее как неизбежность, исключающую вся-
кую альтернативу. Так, в своем исследовании капитализма Маркс
справедливо (и неоднократно) подчеркивает, что присущие ему
законы функционирования и развития действуют как тенденции,
т.е. предполагают всякого рода отклонения, противодействия,
вследствие чего они не «выполняются» в каждом отдельном слу-
чае и, следовательно, аналогичны статистическим закономерно-
стям. Но вопреки этому, как я полагаю, правильному воззрению
Маркс утверждает в предисловии к первому тому «Капитала»,
что эти законы-тенденции осуществляются с «железной необхо-
димостью»121.
Энгельс еще более расширительно понимает эту неожидан-
но откуда появившуюся «железную необходимость». В письме к
И. Блоху от 21-22 сентября 1890 г. он, как бы уточняя основные
положения исторического материализма, утверждает: «...история,
как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу
и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения»122.
Это положение явно противоречит материалистическому понима-
нию истории, которое исследует качественно отличные от при-
родных социальные процессы.
Трудно понять, что имеет в виду Энгельс, говоря о природных
закономерностях социального процесса. Конечно, речь не идет о
121 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6.
122 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 396.
217
том, что общество подчиняется закону всемирного тяготения, как
это наивно полагал Ш. Фурье. Может быть, Энгельс рассматри-
вает социальные закономерности по аналогии с законами при-
роды? Или возможно, речь просто идет о том, что в обществе,
как и в природе, действуют объективные диалектические зако-
номерности? Но этот вывод явно противоречит приведенному
высказыванию, которое говорит о прошлой истории и тем самым
утверждает, что в будущем (коммунистическом) обществе законы
движения будут радикально отличны от природных законов. Ко-
роче говоря, приведенное положение Энгельса несовместимо с
историческим материализмом.
Остановимся несколько подробнее на этом вопросе, поскольку
он непосредственно относится к марксистскому, материалисти-
ческому обоснованию исторической необходимости социализма.
Законы природы действуют стихийно, подчиняя себе человече-
ские действия, которые не могут совершаться вопреки этим зако-
нам. Правда, познавая законы природы, люди в той или иной мере
овладевают их действием, подчиняя эти действия своим целям и
добиваясь тем самым, как полагают Маркс и Энгельс, господства
над природой. Аналогичный процесс совершается, согласно уче-
нию марксизма, и в классово-антагонистическом обществе, зако-
ны функционирования и развития которого действуют подобно
законам природы, т.е. стихийно, сплошь и рядом разрушитель-
но, не поддаваясь человеческому контролю. Следствием этого
является господство общественных отношений над людьми, т.е.
ситуация, когда положение массы людей определяется обстоя-
тельствами, которые не зависят от их воли и сознания. Комму-
нистическое переустройство общества характеризуется Марксом
и Энгельсом как овладение законами общественного развития,
благодаря которому люди начинают господствовать над обще-
ственными отношениями, что делает возможным их свободное
развитие. Коммунистический строй, заявляют они в «Немецкой
идеологии», является «как раз таким действительным базисом,
который исключает все то, что существует независимо от инди-
видов...»123. С этим отрицанием специфической объективности
общественного развития, отрицанием, относящимся, правда, к
будущему человечества, нельзя, конечно, согласиться. Но не та-
кое ли отрицание объективного имеется также в виду, когда Эн-
гельс утверждает в своей характеристике коммунизма: «...люди
начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только
тогда приводимые ими в движение общественные причины будут
123 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 71.
218
иметь в преобладающей и все возрастающей мере и те следствия,
которых они желают. Это есть скачок из царства необходимости
в царство свободы»124.
Приведенные разъяснения положений Маркса и Энгельса от-
носительно социальных закономерностей, действующих как за-
коны природы, все же оказываются недостаточными, поскольку
ничто не вынуждало их прибегать к формулировкам, фактически
стирающим различие между социальными и природными процес-
сами. Можно, конечно, допустить, что эти формулировки Марк-
са и Энгельса просто являются плохим выражением их действи-
тельных взглядов, что их можно игнорировать как случайные, не
исправленные вовремя высказывания. Но все дело в том, что эти
формулировки, как это ни покажется удивительным, выражают,
хотя и не вполне адекватным образом, действительные воззрения
основоположников марксизма и, более того, их основное убежде-
ние: социализм неизбежен.
Маркс и Энгельс не удовлетворяются обоснованием положе-
ния об исторически преходящем характере капиталистического
способа производства и, следовательно, об исторической необ-
ходимости посткапиталистического общества. Они видят свою
важнейшую задачу в том, чтобы доказать, что на смену капита-
лизму придет именно коммунистическое, а не какое-либо другое
общество. Этим и объясняется тезис о неизбежности социализма
(коммунизма), тезис, который самым очевидным образом проти-
воречит тому диалектическому пониманию исторической необ-
ходимости, которое образует одну из наиболее привлекательных
черт материалистического понимания истории.
Истолкование исторической необходимости как неизбеж-
ности является явной уступкой фатализму. Последний нередко
понимается как оправдание бездеятельности, что, как правильно
отмечает Г.В. Плеханов, опровергается историческими фактами,
например Реформацией, деятели которой, будучи фаталистами,
вместе с тем отличались чрезвычайной, революционной актив-
ностью. В этой связи Плеханов отмечает: «...история показывает,
что даже фатализм не только не всегда мешает энергичному дей-
124 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 295. Маркс в «Капитале », не ссылаясь
на Энгельса, вносит коррективы в его утверждение. Общественное производство
и при коммунизме «все же остается царством необходимости. По ту сторону его
начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное
царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необ-
ходимости как на своем базисе» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 387).
Такая перспектива общественного развития, если ее не связывать с коммуни-
стическим переустройством общества, не содержит в себе ничего утопического.
219
ствию на практике, но, напротив, в известные эпохи был психоло-
гически необходимой основой такого действия»125. Это Положе-
ние вполне применимо и к марксистскому тезису о неизбежности
социализма (коммунизма), хотя Плеханов обходит молчанием это
обстоятельство.
Противоречащее материалистическому пониманию истории
истолкование исторической необходимости как неизбежнос-
ти обосновывалось основоположниками марксизма для вящего
убеждения своих сторонников, для идеологической мобилизации
пролетариата на борьбу против капитализма за коммунистичес-
кое будущее. Нельзя, конечно, отрицать, что такая подмена по-
нятий логически следовала (так это представлялось основопо-
ложниками марксизма) из тезиса об объективной необходимости
упразднения частной собственности на средства производства
вследствие их прогрессирующего даже в условиях капитализма
обобществления. Однако именно этот тезис, как показало разви-
тие капитализма, особенно в XX столетии, не выдержал испы-
тания практикой, так как параллельно с процессами капиталис-
тического обобществления средств производства происходила и
диффузия капитала, умножение мелких и средних предприятий,
рентабельность которых стала возможной благодаря научно-тех-
ническому прогрессу.
Маркс и Энгельс, обосновывая объективную необходимость
«экспроприации экспроприаторов», имели, конечно, в виду со-
циалистическое обобществление крупных капиталистических
предприятий, но отнюдь не мелких и средних собственников
средств производства, которых, как полагали они, экспроприиру-
ют магнаты капитала. Между тем мелкие и средние предприятия
обеспечивают в современных капиталистических странах не ме-
нее половины валового национального продукта. Основополож-
ники марксизма, следовательно, заблуждались в своих представ-
лениях об исторических перспективах общественного развития.
И это заблуждение обесценило предпринятое ими теоретическое
обоснование необходимости (а тем более неизбежности) комму-
низма.
Противники марксизма не замедлили подвергнуть критике
весьма уязвимый тезис о неизбежности социализма. Р. Штамм-
лер в своей книге «Хозяйство и право» саркастически замечал:
если социализм неизбежен, то к чему создавать партию с целью
борьбы за его наступление. Марксисты отвечали Штаммлеру и
другим своим оппонентам, что борьба пролетариата за социализм
125 Плеханов Г.В. Избр. филос. произведения, т. II, с. 302.
220
также неизбежна, что она составляет необходимую слагаемую не-
избежного процесса, который ведет к победе социализма. Однако
это утверждение не подтверждалось фактами, которые свиде-
тельствовали, что пролетариат ведет борьбу за повышение своей
заработной платы, сокращение рабочего дня и другие блага, а
вовсе не против капитализма, в рамках которого он в большей
или меньшей мере добивается удовлетворения своих требований.
Наибольших успехов в своей борьбе рабочий класс достигает в
высокоразвитых капиталистических странах, в которых поэтому
рабочее движение вполне сочетается с компромиссом между тру-
дом и капиталом. Этим, собственно, и объясняется тот факт, что
в развитых капиталистических странах так называемые соглаша-
тельские рабочие партии (лейбористы, социал-демократы) ведут
за собой пролетарские массы, в то время как марксистские, ком-
мунистические партии, как правило, пользуются незначительным
влиянием среди пролетариев.
Г. Фляйшер, близкий к марксизму немецкий философ, пыта-
ется преодолеть неправомерное отождествление необходимости
и неизбежности, указывая на внутренне присущую историческо-
му процессу существенную роль случайного, а также на то, что
необходимая связь социальных явлений не исключает выбора,
инициативы, свободы. «Внутренняя случайность (Kontingenz)
всей истории состоит в том, что осуществление возможного все-
гда является делом свободной инициативы и творческого синтеза,
качество которых не предполагает предварительного решения и
их достижение никак не гарантируется»126. Правильно отмечая
единство субъективного и объективного в историческом процес-
се, Фляйшер, однако, по существу, сводит на нет его специфиче-
скую объективность, обоснование которой составляет важнейшее
содержание материалистического понимания истории.
Маркс и Энгельс справедливо подчеркивают, что материалис-
тическое понимание истории является вместе с тем ее диалекти-
ческим пониманием. А диалектика, по словам Маркса, включает
в позитивное понимание существующего, т.е. в осознание его не-
обходимости, также и «понимание его отрицания, его необходи-
мой гибели, каждую осуществленную форму она рассматривает
в движении, следовательно также и с ее преходящей стороны,
она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему
критична и революционна»127. С этих позиций Маркс характери-
зует капитализм и предшествующие ему способы производства,
126 Fleischer Н. Marxismus und Geschichte. Frankfurt a/M., 1970, S. 95.
127 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 22.
221
постоянно указывая на их исторически преходящий характер.
Марксистский историзм как диалектическое понимание развития
общества решительно противостоит гегелевскому (и не только
гегелевскому) представлению о каком бы то ни было завершении
развития общества' путем достижения каких-либо совершенных
форм социального устройства. Энгельс в работе «Людвиг Фей-
ербах и конец классической немецкой философии» красноречиво
формулирует этот вывод, который несомненно составляет одно из
базисных положений материалистического понимания истории:
«История так же, как и познание, не может получить окончатель-
ного завершения в каком-то совершенном, идеальном состоянии
человечества; совершенное общество, совершенное «государ-
ство» - это вещи, которые могут существовать только в фантазии.
Напротив, все общественные порядки, сменяющие друг друга в
истории, представляют собой лишь преходящие ступени беско-
нечного развития человеческого общества от низшей ступени к
высшей»128.
Если последовательно придерживаться этих положений,
являющихся гносеологическими императивами материалисти-
ческого понимания истории, то и социалистический (коммуни-
стический) общественный строй надлежит рассматривать как
исторически преходящий тип общества. В таком случае понятие
посткоммунистического общества так же правомерно, как и по-
нятие посткапиталистического общества. Мне вспоминается, что
в еще не столь далекие времена, когда «марксизм-ленинизм» был
не только единственной и, конечно, безраздельно господствую-
щей, а также обязательной для всех граждан СССР идеологией,
студенты часто ставили преподавателей в весьма затруднитель-
ное положение своим простым и естественным вопросом: а что
будет после коммунизма? Было нелегко дать вразумительный
ответ на этот вопрос, поскольку, согласно материалистическому
пониманию истории, каждый новый общественный строй пред-
ставляет собой отрицание предыдущего. Конечно, диалектически
понимаемое отрицание предполагает определенное усвоение и
освоение предшествующего этапа развития, однако преподавате-
ли «марксизма-ленинизма» не позволяли себе утверждать, что и
128 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 275. Обобщая цитируемое положе-
ние, Энгельс несколько ниже, как бы продолжая приведенное выше изречение
Маркса, заключает: «Для диалектической философии нет ничего раз навсегда
установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать не-
избежного падения...» (там же, с. 276). Такой взгляд на историю человечества
едва ли может быть охарактеризован как исторический оптимизм, органически
присущий марксистскому, коммунистическому мировоззрению.
222
коммунизм, согласно диалектике, подвергнется какому бы то ни
было, пусть и позитивному, диалектическому отрицанию. Поэто-
му ответ на вопрос, что будет после коммунизма, в лучшем случае
сводился к утверждению, что благодаря установлению коммуни-
стического строя все последующее общественное развитие, все
изменения общественного устройства будут происходить на ком-
мунистической основе, так как человечество никогда не вернется
к своему историческому прошлому, к частной собственности на
средства производства и т.п.
Маркс и Энгельс, да и их последователи никогда не ставили,
не обсуждали вопрос о возможности, а тем более неизбежности
посткоммунистического общественного строя. И тем не менее из
их высказываний о коммунизме фактически следовал вывод, что
благодаря торжеству коммунизма все последующее общественное
развитие может быть лишь дальнейшим развитием этой, так ска-
зать, искомой формы общественного устройства. Что же касается
отдельных высказываний основоположников марксизма, то они
позволяют сделать вывод, что коммунизм рассматривался ими
как достижение конечной цели борьбы за создание подлинно че-
ловеческих условий общественной жизни. Так, в «Экономическо-
философских рукописях 1844 года» утверждается, что коммунизм
«есть действительное разрешение противоречия между челове-
ком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение
спора между существованием и сущностью, между опредмечива-
нием и самоутверждением, между свободой и необходимостью,
между индивидом и родом. Он - решение загадки истории, и он
знает, что он есть это решение»129. Правда, данное высказывание
относится к периоду формирования марксизма, когда Маркс и
Энгельс наряду с положениями, получившими дальнейшее разви-
тие в их последующих трудах, высказывали и такие положения,
от которых им пришлось затем отказаться. Но вот более позднее
высказывание, с которым мы встречаемся в опубликованном в
1850 г. заявлении «Всемирного общества коммунистов-револю-
ционеров», где прямо провозглашается, что коммунизм «должен
явиться последней формой устройства человеческого рода»130.
Этот документ подписали наряду с двумя бланкистами и одним
левым чартистом также Маркс и Энгельс.
Основоположники марксизма, как известно, скупо высказы-
вались об устройстве коммунистического общества, противо-
поставляя свое учение также и в этом отношении утопическим
129 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 116.
130 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 552.
223
социалистам (и коммунистам), которые подробнейшим образом
описывали организацию общественной и даже личной жизни в
будущем обществе. Тем не менее и немногочисленные высказы-
вания Маркса и Энгельса о коммунистическом обществе заклю-
чают в себе убеждение, что общество разрешит раз и навсегда
все возникшие в ходе истории человечества проблемы. Комму-
низм характеризовался Марксом и Энгельсом как общественный
строй, который предполагает как господство над природой, так
и господство над всеми общественными отношениями, удовле-
творение всех разумных потребностей каждого члена общества,
упразднение разделения труда, всестороннее развитие каждого
человека. Уже простой перечень этих признаков коммунистиче-
ского общества несомненно свидетельствует о том, что «научный
коммунизм», несмотря на свое существенное отличие от систем
утопического социализма и коммунизма, не разделался до конца с
утопизмом, что набросанный им в общих чертах образ коммуни-
стического будущего носит во многом утопический характер.
Материалистическое понимание истории, как было показано
выше, не свободно от ряда крайне односторонних и, по существу,
ошибочных положений. Однако к числу его минусов утопизм не
относится. Можно сказать даже резче: материалистическое пони-
мание истории представляет собой именно ту часть учения Марк-
са и Энгельса, которая отличается научным реализмом, интеллек-
туальной трезвостью и поэтому принципиально противоположна
утопизму. Тот факт, что основоположники марксизма стремились
обосновать свои коммунистические убеждения с помощью мате-
риалистического понимания истории, никоим образом не свиде-
тельствует о том, что это последнее составляет одну из теоре-
тических основ «научного коммунизма», который, как вытекает
из нашего изложения, фактически противоречит этой, в основе
своей научной теории общественного развития. Поэтому из всего
сказанного выше можно сделать единственно возможный вывод:
материалистическое понимание истории принципиально незави-
симо от коммунистических воззрений Маркса и Энгельса.
Со времени выхода в свет первого тома «Капитала» Маркса
в марксистской литературе утвердилось воззрение, что неизбеж-
ность социализма экономически доказывается Марксом. Мне
представляется, что Марксов «Капитал» не дает оснований для
такого воззрения. В предисловии к этому труду Маркс указывает:
«Предметом моего исследования в настоящей работе является
капиталистический способ производства и соответствующие
ему отношения производства и обмена»131. Далее в предисловии
131 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6.
224
подчеркивается: «...конечной целью моего сочинения является
открытие экономического закона движения современного общест-
ва»132. Речь, следовательно, идет главным образом об исследова-
нии функционирования капиталистической экономики. Вопрос о
генезисе капиталистического способа производства, а также о его
развитии (конкретно: о переходе от мануфактурного капитализ-
ма к промышленному) занимает подчиненное место и не содер-
жит в себе научного предвидения коммунистического будущего.
Теория прибавочной стоимости, которую Энгельс характеризует
как экономическое обоснование исторической необходимости
социализма, говорит лишь о том, что рабочий сверх стоимости,
равной стоимости рабочей силы, создает еще не оплачиваемую
капиталистом дополнительную, прибавочную стоимость, которая
целиком достается капиталисту. Отсюда следует вывод: капита-
лист эксплуатирует рабочего, капиталистическое производство,
независимо от уровня своего развития, предполагает эксплуата-
цию рабочей силы; ни один капиталист не стал бы заниматься
производством, не стал бы нанимать для этой цели рабочих, если
бы он не рассчитывал на получение прибавочной стоимости, об-
разующей основу получаемой им прибыли. Утверждать, что из
факта эксплуатации рабочих капиталистами, т.е. из существова-
ния капиталистического способа производства, вытекает исто-
рическая неизбежность социалистического переустройства бур-
жуазного общества, нет сколько-нибудь достаточных оснований,
как об этом свидетельствует история европейского капитализма,
насчитывающая более двух столетий.
Рабочий, не имея ни малейшего представления о теории приба-
вочной стоимости, хорошо понимает, что он производит большую
стоимость, больше товаров, чем можно купить на получаемую им
заработную плату. И если последняя более или менее удовлетво-
ряет его жизненные потребности, он не видит ничего несправед-
ливого в том, что капиталист получает прибыль, т.е. считает такое
положение нормальным, естественным. Если же заработная плата
не удовлетворяет рабочих, то они приходят к убеждению, что ка-
питалист получает чрезмерно большую прибыль, частью которой
он должен поделиться с рабочими для увеличения их заработной
платы. Борьба рабочих капиталистических предприятий сводится
главным образом к тому, чтобы установить «правильное» соот-
ношение между заработной платой и прибылью капиталистов.
Исторический опыт доказывает, что эта борьба не влечет за собой
стремления пролетариев уничтожить капиталистический способ
132 Там же, с. 10.
8. Ойзерман Т.И., том 2
225
производства. Вот почему из теории прибавочной стоимости,
которая в общей форме, как это показывает Маркс в четвертом
томе «Капитала», была создана уже классиками английской по-
литической экономии, никак не вытекает вывод о необходимости
(неизбежности) социалистического переустройства общества.
Правда, классики политической экономии не разграничивали
прибыли и прибавочной стоимости, не занимались исследовани-
ем генезиса последней. Однако это не помешало некоторым пред-
шественникам марксизма делать из этой теории революционные,
антикапиталистические выводы. И тем не менее нет оснований
утверждать, что разработанная Марксом теория прибавочной
стоимости, вскрывающая механизм эксплуатации капиталом тру-
да наемных рабочих, теоретически обосновывает историческую
необходимость (а тем более неизбежность) коммунизма.
Таким образом, положение Энгельса о том, что превращение
социализма из утопии в науку произошло благодаря материали-
стическому пониманию истории и теории прибавочной стоимо-
сти, не соответствует действительному положению дел. Да и само
превращение социализма из утопии в науку следует поставить
под вопрос, учитывая наличие утопического содержания в марк-
систской социалистической теории.
* * *
Подведем итоги нашей попытке критического осмысления ма-
териалистического понимания истории. Я полагаю, что эта часть
учения Маркса и Энгельса в несравненно большей мере, чем все
другие его части, выдержала испытание временем. Критический
анализ этой теории ни в какой степени не является опровержени-
ем ее основ, несмотря на то что ряд ее положений, которым ос-
новоположники марксизма придавали первостепенное значение,
оказались наиболее уязвимыми и в известной мере также оши-
бочными. Возвращение к идеалистическому пониманию истории
было бы лишь попятным движением в развитии социальной тео-
рии. Это значит, что материалистическое понимание истории мо-
жет и должно быть по меньшей мере одной из теоретических ос-
нов для последующего развития научной теории общественного
развития, необходимой предпосылкой которого станет, конечно,
также критика этой теоретической основы. Это обстоятельство
вполне сознают и мыслители, отнюдь не являющиеся марксиста-
ми. Так, Ж.-П. Сартр, отмечая неудовлетворительную, с его точки
зрения, марксистскую постановку проблемы человека, вместе с
тем подчеркивает, что исторический материализм представ-
ляет собой «единственно пригодную (valable) интерпретацию
226
истории»133. Весьма показательно, что Сартр пытался дополнить
материалистическое понимание истории экзистенциалистской
концепцией человека. Эта попытка, как не трудно понять, не
увенчалась успехом, но она обнажила весьма существенный не-
достаток марксистской теории, ее крайне одностороннее понима-
ние человека, человеческой сущности, индивидуальности.
Маркс в своих критических замечаниях на «Учебник поли-
тической экономии» А. Вагнера писал: «...мой метод анализа,
исходным пунктом которого является не человек, а данный об-
щественно-экономический период...»134. Правомерность такого
подхода особенно (и главным образом) в экономическом иссле-
довании вполне оправданна, но ограничиваться этим «исходным
пунктом» (а именно это и характерно для материалистического
понимания истории) совершенно неправомерно.
Несомненной заслугой Маркса и Энгельса является критика
идеалистического возвеличения роли выдающихся исторических
деятелей в развитии общества. Основоположники марксизма
связывают выдающуюся роль тех или иных исторических пер-
сонажей с общественными потребностями, определенными исто-
рическими условиями. Но при этом они не считают сколько-ни-
будь нужным объяснять, почему именно данный, а не какой-либо
другой индивидуум стал выдающимся историческим деятелем.
Разумеется, для объяснения этого факта совершенно недостаточ-
но общей теории исторического процесса, необходимо также спе-
циальное биографическое исследование. Однако марксизм фак-
тически игнорирует необходимость такого материалистического
исследования, на что справедливо указывает Сартр. «Валери, -
пишет он, - мелкобуржуазный интеллигент, и это не вызывает
сомнения. Но не каждый мелкобуржуазный интеллигент является
Валери. Эвристическая недостаточность современного марксиз-
ма заключается в этих двух фразах. Чтобы охватить процесс,
который порождает личность внутри класса и данного общества
в данный исторический момент, марксизму не хватает иерархии
промежуточных звеньев. Квалифицируя Валери как мелкого бур-
жуа, а его труды как идеалистические, марксизм не находит ни в
том, ни в другом ничего иного, кроме того, что он в них вложил.
Вследствие отсутствия этого основания марксизм отбрасывает в
конечном счете особенное, определяя его как простое действие
случайного»135. С этим критическим замечанием нельзя не со-
гласиться. Существенность его приобретает особенно важное
133 Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique. Tome 1. Paris, 1960, p. 44.
134 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 386.
135 Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique, p. 44.
8*
227
значение, когда речь заходит об исторических деятелях, ставших
фактическими виновниками колоссальных исторических потря-
сений, которых, судя по всему, не было бы, если бы во главе госу-
дарства не оказались, например, такие персонажи, как И. Сталин
или А. Гитлер. Анализ такого рода фактов не находит, к сожале-
нию, места в рамках материалистического понимания истории в
том виде, в каком оно существует в настоящее время. Сказать, что
деятели типа Сталина и Гитлера были исторически необходимы,
значит, просто перечеркнуть материалистическое понимание ис-
тории. Но столь же противоречит последнему и утверждение, что
такого рода исторические персонажи представляли собой нечто
случайное. Приходится, следовательно, признать, что дихотомия
необходимое-случайное неприменима для материалистическо-
го понимания такого феномена, как роль исторических деятелей
в развитии общества. Правда, философия марксизма признает
единство необходимости и случайности, но это единство не по-
нимается как коррелятивное отношение противоположностей,
которые, так сказать, равноправны, одинаково существенны, друг
друга обусловливают. В предыдущей главе уже рассматривался
вопрос об ограниченности марксистского понимания отношения
между необходимостью и случайностью. Поэтому здесь достаточ-
но одного указания на то, что эта ограниченность в особенности
присуща материалистическому пониманию истории. В «Тезисах
о Фейербахе» Маркс упрекал своего выдающегося предшествен-
ника в том, что он сводит религию к ее земной основе, между тем
как гораздо более важной исследовательской задачей является
выведение религии из этой основы. Этот упрек представляется
мне необоснованным, поскольку материалистическое понимание
истории в той форме, в какой оно разрабатывалось основополож-
никами марксизма, предполагает не выведение, а именно сведе-
ние явлений духовной и политической жизни общества к эконо-
мическим отношениям. Нельзя согласиться с Энгельсом, который
утверждает: «...главный упор мы делали и должны были делать
сначала на выведении политических, правовых и прочих идео-
логических представлений и обусловленных ими действий из
экономических фактов, лежащих в их основе»136. Гораздо более
прав В.И. Ленин, который, не сознавая того, что дело касается не-
136 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 82. Вслед за приведенными словами
Энгельс отмечает: «При этом из-за содержания мы тогда пренебрегали вопро-
сами о форме: какими путями идет образование этих представлений и т.п.» (там
же). Однако то, что Энгельс называет вопросом о форме, и есть как раз вопрос о
происхождении тех или иных политических или духовных явлений, а исследо-
вание процесса происхождения и есть не что иное, как выведение.
228
достатка, присущего материалистическому пониманию истории,
заявляет, что его достижением является «сведение общественных
отношений к производственным и этих последних к высоте про-
изводительных сил...»137. Действительно, редукционизм, посколь-
ку он превращается в основную методологическую установку,
является принципиально недостаточной формой исследования
явлений, поскольку он фактически отвлекается от их качествен-
ного отличия друг от друга, сводя всю исследовательскую задачу
к установлению общей основы этих явлений.
Здесь необходимо внести уточнения в наше исследование.
В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Маркс путем
блестящего анализа конкретной политической и идеологической
ситуации, сложившейся во Франции непосредственно после ре-
волюции 1848 г., действительно выводит, т.е. показывает, как ход
политических событий, а также традиция, связанная с истори-
ческой ролью Наполеона Бонапарта, превратили такую, саму по
себе незначительную фигуру, как Луи Бонапарт, в исторического
деятеля, покончившего с демократической республикой и уста-
новившего императорскую власть. Однако в этом исследовании
Маркса нет речи об экономической обусловленности тех полити-
ческих и идеологических процессов, которые привели к власти
Луи Бонапарта. Поэтому данная работа Маркса не подтверждает,
а опровергает приведенное выше положение Энгельса, так как
она в качестве основных причин описываемых им событий
выдвигает не экономические факты, а, пользуясь выражением
Сартра, иерархию промежуточных звеньев.
Само собой разумеется, что обращение Маркса к ближайшим
причинам, условиям, обстоятельствам, которые позволили Луи
Бонапарту захватить власть и ликвидировать демократическую
республику, нисколько не ставит под вопрос основы материали-
стического понимания истории. Однако они указывают на то, что
материалистическое понимание истории только тогда может слу-
жить делу плодотворного исследования социальных процессов,
когда оно в полной мере будет учитывать порожденную в конеч-
ном счете экономическим развитием «иерархию промежуточных
звеньев», т.е. не только отдаленные, но и ближайшие причины
совершающихся событий.
В советской марксистской литературе длительное время гос-
подствовало воззрение, что исторический материализм и есть
единственно возможная научная социология. При этом, конечно,
ссылались на приведенное выше высказывание Ленина, относя-
137 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 131.
229
щееся к середине 90-х годов, когда он едва ли имел какое-либо
представление об уже сложившейся в западноевропейских стра-
нах социологической науке и безапелляционно утверждал, что
Маркс впервые поставил социологию на научную почву. Этой
ссылки на ленинское высказывание считалось вполне достаточ-
ным для огульно отрицательного отношения к успешно развивав-
шейся социологии, которая представляла собой, с одной стороны,
общую теорию социальных процессов, а с другой стороны, спе-
циальные, частные исследования отдельных сфер общественной
жизни (социология семьи, социология религии и т.п.).
В настоящее время возникшая на Западе социологическая
наука получила заслуженное признание в нашей стране. Появи-
лось значительное количество специалистов, работающих в этой
области, которая фактически рассматривается как совершенно
независимая от материалистического понимания истории или
даже опровергающая последнее. Между тем выдающиеся пред-
ставители социологической науки постоянно подчеркивают роль
материалистического понимания истории в развитии этой науки.
Сошлемся хотя бы на известного антимарксиста Р. Арона, кото-
рый, выступая на четвертом Всемирном социологическом кон-
грессе, говорил: «Социология О. Конта принадлежит прошлому.
Социология Маркса, хотят этого или нет, - настоящему... Будучи
марксистом или антимарксистом, нельзя отрицать, что миллионы
людей считают себя сторонниками учения Маркса»138.
Р. Арон не одинок в своем признании выдающегося значения
материалистического понимания истории для современной соци-
ологии. Сошлюсь на других известных социологов. Так, П. Бер-
гер и Т. Лукман непосредственно связывают социологию как на-
уку с отправным положением материалистического понимания
истории: «...именно у Маркса социология берет свое коренное
положение, согласно которому сознание человека определяется
его общественным бытием»139. Ряд социологов указывает на зна-
чение воззрений Маркса и Энгельса на идеологию для создания
социологии знания, одним из виднейших представителей которой
был К. Мангейм, автор получившего широкую известность труда
«Идеология и утопия».
В работе «Идеология и современная политика», принадле-
жащей перу четырех социологов, мы читаем: «...материалисти-
ческая марксистская теория идеологии была прочно внедрена в
138 Transactions of the Fourth World Congress of Sociology. N. Y., 1959.
Vol. l,p. 3.
139 Treatise in the Sociology of Knowledge. N.Y., 1967, p. 17.
230
современную науку Карлом Мангеймом»140. Нет необходимости
приводить другие высказывания, подтверждающие влияние мате-
риалистического понимания истории на современную социологи-
ческую науку. Важнее, пожалуй, уяснить значение этой науки для
развития, обогащения материалистического понимания истории,
так же как и для внесения необходимых корректив в его основные
положения.
Важным разделом социальной теории, созданной Марксом
и Энгельсом, является учение о классовой структуре общества,
согласно которому определяющей чертой того или иного класса
является его отношение к средствам производства. Внутри каж-
дого класса Маркс и Энгельс выделяли отдельные социальные
группы с их особенными, групповыми интересами, а внутри этих
социальных групп - отдельные социальные слои (например, ра-
бочая аристократия, как немногочисленная, верхушечная часть
пролетариата), которые также характеризуются своими особыми
интересами, существенно отличными от интересов классов, к
которым они принадлежат. Следует, однако, отметить, что осно-
воположники марксизма в основном ограничивались этой конста-
тацией, не уделяя значительного внимания анализу социальных
групп и слоев внутри основных классов буржуазного общества.
Кроме того, в своей характеристике классов они совершенно от-
влекались от расовых, национальных особенностей, религии, тра-
диций и многих других особенностей, характерных для тех или
иных народов и накладывающих свою печать на присущую им
классовую структуру. Они также не считали необходимым учи-
тывать различия между индивидами, принадлежащими к одному
и тому же классу. Между тем эти различия (возрастные, половые,
профессиональные и т.д.) весьма существенны для понимания
поведения того или иного класса в конкретной исторической си-
туации. Современная социология восполняет этот пробел в мате-
риалистическом понимании истории, обогащая и конкретизируя
понятие социальной структуры, что имеет не только теоретиче-
ское, но и практически-политическое значение. Наряду с теорией
стратификации, исследующей многочисленные и разнообразные
социальные слои, такое же значение для исторического мате-
риализма имеет теория социальной мобильности, вскрывающая
характерные для современного общества процессы перехода зна-
чительной части населения из одних социальных групп, слоев в
другие. Социальная, в частности классовая, структура общества
140 Christensen R.M., Engel A.S., Jacobs D.J., Waltzer H. Ideologies and Modem
Politics. N.Y., 1973, p. 22.
231
утрачивает благодаря процессу социальной мобильности стати-
ческий характер, становится динамичной, многообразно изме-
няющейся, соответственно процессу общественного развития.
В рамках современной социологии, наряду с частными, спе-
циальными дисциплинами, предметом которых являются те или
иные формы общественной жизни, деятельности людей, сущест-
вуют и общие социологические теории, которые, отличая пред-
мет своего исследования от других наук, изучающих общество
и человека (политическая экономия, история, психология, антро-
пология и т.п.), исследуют общество как некое целое, историю
человечества. Было бы поэтому ошибочным сводить социологию
к исследованию лишь того общества, которое существует в на-
стоящее время. Еще большим заблуждением было бы ограниче-
ние этой науки прикладными исследованиями, основанными на
опросах, интервьюировании, анкетировании и т.д. Следует согла-
ситься с Г.В. Осиповым, который в противовес такому ограничен-
ному пониманию предмета социологической науки решительно
подчеркивает: «...социология является важнейшей обществовед-
ческой наукой, дает знания об обществе как едином социальном
организме во взаимосвязи и взаимодействии объективных и
субъективных факторов исторического развития, а следователь-
но, позволяет людям, партиям, властным структурам действовать
осознанно, предвидя возможные последствия своей деятельно-
сти»141. Такое понимание социологии как науки, естественно,
неприемлемо для марксистской ортодоксии, которая не признает
другой социологии, кроме исторического материализма. Но эта
другая социология реально существует, успешно развивается, что
бы ни утвеждали ортодоксальные марксисты. Как же, учитывая
этот неоспоримый факт, следует рассматривать отношение исто-
рического материализма к современной социологии? Чтобы пра-
вильно понять это отношение, необходимо, по моему убеждению,
в полной мере учесть и тот неоспоримый факт, что существуют
разные социологические теории, разные, соревнующиеся друг с
другом социологические школы, течения, направления. И исто-
рический материализм является одним из таких, следует подчер-
кнуть, весьма влиятельных направлений.
В предыдущей главе, характеризуя способ существования фи-
лософии, я подчеркивал, что его образует плюрализм философ-
ских идей, учений, направлений, которые, как правило, находятся
в отношении конфронтации, взаимного отрицания, но вместе с
141 Осипов Г.В. Социальное мифотворчество и социальная практика. М.,
2000, с. 497.
232
тем обогащают друг друга, что в конечном итоге обеспечивает
развитие, прогресс, интеграцию философских идей. Та же си-
туация, на мой взгляд, наличествует и в социологии как общей
теории социального процесса. И материалистическое понимание
истории, освобожденное от догматических искажений, начинает
уже входить в это плюралистическое сообщество социологиче-
ских учений как его пользующийся немалым влиянием участник.
Это вхождение исторического материализма в мировую обще-
ствоведческую науку создает в высшей степени благоприятные
условия для его дальнейшего развития.
Материалистическое понимание истории, созданное свыше
полутора столетий тому назад, все еще остается скорее наброском,
изложением концептуального замысла, чем основательно разра-
ботанной теорией, проверенной, подтвержденной, конкретизиро-
ванной специальными историческими исследованиями. Все по-
пытки придать этой теории систематическую форму носили, как
правило, учебно-методический характер, который исключал кри-
тическое рассмотрение ее основных положений. Однако минусы
материалистического понимания истории не могут умалить его
плюсов; его выдающегося научного значения, которое станет еще
более несомненным как благодаря преодолению заблуждений,
так и благодаря смелому творческому развитию этого учения.
Основоположники марксизма характеризовали материалисти-
ческое понимание истории как отрицание философии истории,
поскольку последней, как полагали они, имманентно присуще
телеологическое видение истории человечества. Тем не менее
материалистическое понимание истории, вопреки убеждению
его создателей, остается как социологической, так и философ-
ской теорией, которая представляет собой также методологию
всеобщей истории, способствующую конкретно-историческому
исследованию плюралистического многообразия общественного
развития.
Глава 5
РЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ ЭВОЛЮЦИЯ?
ПРОБЛЕМА ПЕРЕХОДА ОТ КАПИТАЛИЗМА
К ПОСТКАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ОБЩЕСТВУ
Идея революции в работах Маркса и Энгельса
в период формирования марксизма
К. Маркс и Ф. Энгельс, разумеется, не сразу стали осново-
положниками учения, которое впоследствии получило название
марксизма, научного коммунизма, В начале своей интеллектуаль-
ной биографии оба они, уроженцы Рейнской провинции, наибо-
лее развитой области тогдашней Германии, в которой особенно
благотворно сказалось влияние Великой французской революции,
были идеалистами, участниками левогегельянского (младогегель-
янского) движения, представители которого делали из философии
Гегеля революционные и атеистические выводы.
Германия 30—40-х годов XIX века представляла собой страну,
раздробленную на множество формально независимых друг от
друга королевств, курфюрстшеств. Стремление к объединению
в единое государство неизбежно приобретало революционную
форму, так как единая Германия означала упразднение множества
карликовых монархических немецких государств. Мощное влия-
ние французской революции в особенности проявлялось в том,
что наиболее последовательные борцы за объединение Германии
выступали как республиканцы, противники монархии вообще.
Однако создание единого немецкого государства не было
единственной политической проблемой в тогдашней Германии, в
которой уже развивался капитализм, и противоречия между тру-
дом и капиталом в особенно резкой форме выступали именно в
Рейнской области. О. Корню, автор трехтомной биографии Марк-
са и Энгельса, приводит высказывание Э. Ганса, ученика Гегеля,
234
осмелившегося в своей опубликованной в 1836 г. книге прямо
заявить, что упразднение крепостничества не означает упразд-
нения рабства, что «рабство, по существу, еще не исчезло, что
оно было отменено только формально, но фактически осталось в
полнейшей неприкосновенности. Подобно тому как прежде друг
другу противостояли господин и раб, позднее патриций и плебей,
потом сеньор и вассал, так теперь противостоят бездельник и тру-
дящийся... Разве это не рабство, когда человека эксплуатируют,
как животное, даже если он и свободен в противном случае уме-
реть с голода?.. Неужели нет никакого средства против этого? Ко-
нечно есть: это - свободная корпорация, это - обобществление»1.
Как мы видим, Э. Ганс пытался сочетать свои левогегельянские
убеждения с социалистическими выводами, которые он воспри-
нял от сенсимонизма. Кстати сказать, Э. Ганс был любимым про-
фессором юноши Маркса в бытность его студентом Берлинского
университета. А приведенное высказывание Ганса о классовых
противоположностях в известной мере предвосхищает аналогич-
ное положение первого раздела «Манифеста Коммунистической
партии».
Революционные идеи профессора Ганса не были гласом во-
пиющего в пустыне. Его современник Георг Бюхнер (1813-1837)
выступал еще более решительно. Этот писатель выразил свое
восторженное отношение к Великой французской революции в
пьесе «Смерть Дантона». В другой своей пьесе, «Войцек» Бюх-
нер рисует пролетария, обреченного на бесправие, унижение, ни-
щету и даже голод в условиях буржуазного общества. Бюхнер не
был социалистом, его политические воззрения носили революци-
онно-демократический характер. Он утверждал: «Единственное
средство осуществить республику - это революция»2.
В 1834 г. Бюхнер организовал «Общество человеческих прав»,
в которое вошли наряду с левыми студентами и некоторые ре-
месленники. В том же году он опубликовал «Воззвание к гессен-
ским крестьянам», в котором содержался ставший впоследствии
признанным всеми революционерами лозунг: «Мир - хижинам,
война - дворцам!» Спасаясь от преследований, Бюхнер был вы-
нужден бежать за границу.
Утопический социализм (и коммунизм) получивший в эти
годы значительное распространение во Франции и Англии, на-
шел своего талантливого представителя в лице немецкого под-
1 Корню О. Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность. Т. 1. М.,
1959, с. 103.
2 Buchner G. SSmtliche Werke und handschriftlicher Nachlass. Frankfurt a/M.,
1879, s. 67.
235
мастерья В. Вейтлинга (1808-1871), опубликовавшего в 1842 г.
свою ставшую широко известной книгу «Гарантии гармонии и
свободы». Коммунистическое переустройство общества он пола-
гал возможным лишь в результате революционного уничтожения
частнособственнических отношений. Однако он оставался уто-
пическим коммунистом, так как не признавал ни исторической
необходимости капитализма, ни необходимости определенных
экономических условий для перехода к посткапиталистическому
обществу, картину которого Вейтлинг, как и все утописты, наде-
лял радужными, идиллическими чертами.
Маркс, который, по-видимому, испытал на себе влияние ком-
мунистических идей Вейтлинга, характеризуя его книгу, писал
в 1844 г., когда он уже совершил переход с революционно-демо-
кратических на коммунистические позиции: «Стоит сравнить ба-
нальную и трусливую посредственность немецкой политической
литературы с этим беспримерным и блестящим литературным де-
бютом немецких рабочих, стоит сравнить эти гигантские детские
башмаки с карликовыми стоптанными политическими башмака-
ми немецкой буржуазии, чтобы предсказать немецкой Золушке в
будущем фигуру атлета»3. В дальнейшем по мере развития своих
коммунистических воззрений Маркс подверг суровой критике
утопизм Вейтлинга, однако это не умаляет, не отменяет высокой
оценки его исторической роли.
Энгельс, как и Маркс, видел в Вейтлинге пролетарского рево-
люционера, коммуниста. Он писал в 1843 г., в период становления
своих коммунистических воззрений, что пролетария Вейтлинга
«можно считать основателем немецкого коммунизма...»4.
Революционная ситуация, назревавшая в Германии в течение
полутора десятилетий, предшествовавших революции 1848 года,
получила свое выражение не только в выступлениях революци-
онно мысливших деятелей, но и в публикациях либералов, кото-
рые, опасаясь революции, предлагали правительству неотлож-
ные, по их убеждению, меры для предотвращения социального
взрыва. Представитель либеральной группы «Молодая Германия»
Т. Мундт в изданной в 1847 г. книге «Третье сословие в Германии
и Пруссии в его политическом и сословном представительстве»
доказывал, что третьему сословию, в которое он включал и лиц
наемного труда, должны быть предоставлены такие же права,
которыми пользуются другие сословия, т.е. дворянство и духо-
венство. Третьему сословию, утверждал Мундт, не хватает лишь
права петиций, свободы печати и права на создание ассоциаций;
3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 444.
4 Там же, с. 535.
236
соответствующая реформа в этом отношении могла бы привести
в конечном итоге ко всеобщему благоденствию5.
Мало чем отличался от Мундта и буржуазный радикал И. Бе-
рендс (впоследствии - левый в Берлинском собрании 1848 г.).
Он утверждал, что ликвидация сословных привилегий вполне до-
статочна для удовлетворения насущных общественных потребно-
стей. По его мнению, «средство для преодоления нищеты» заклю-
чается в создании различных объединений трудящихся, системы
взаимопомощи, а также в «организации труда» по инициативе
правительства. «Организация труда - это требование, которого
наше время не в состоянии избегнуть»6.
Население тогдашней Германии, т.е. всех многочисленных не-
мецких государств, не превышало 36 миллионов человек, среди
которых количество промышленных рабочих едва достигало од-
ного миллиона»7. Однако вопрос о пролетариате как угрозе суще-
ствованию обществу горячо обсуждался в либеральной печати.
Так, К. Бидерман опубликовал в 1847 г. лекции о социализме и
социальных вопросах, в которых доказывал, что «первая и бли-
жайшая задача социализма» - задержать рост пролетариата, яв-
ляющийся якобы следствием перенаселения Земли, и тем самым
преодолеть нищету. В качестве радикального средства решения
этой проблемы Бидерман, ссылаясь на Мальтуса, рекомендовал
законодательное запрещение раннего вступления в брак8.
Таковы были исторические условия, в рамках которых про-
исходило формирование, становление марксизма. Революцион-
ная ситуация, складывавшаяся в Германии, Франции, Австрии,
естественно, вызывала обсуждение вопроса о революции. Если
либералы предлагали средства для предотвращения революции,
то революционные демократы, напротив, возлагали свои надеж-
ды на революцию, к которой они призывали в своих нелегально
издававшихся работах. И Маркс, и Энгельс уже в первых своих
работах выступают как приверженцы этой второй, сравнительно
немногочисленной группы политических мыслителей.
5 Mundt Т. Der dritte Stand in Deutschland und Preussen in seinen politischen
und standischen Vertretung. Berlin, 1847, S. 88.
6 Berends I. Wie ist der Noth der arbeiten Klassen abzuhelfen? Zweite Auflage.
Leipzig, 1847, S. 17, 23.
7 Rossmann. Das Proletariat in der biirgerlichen Revolution von 1848 // Einheit,
1948, Heft 4, S. 320. Известный немецкий экономист Ю. Кучинский в своем ос-
новательном историческом исследовании полагает, что в массе немецких трудя-
щихся количество пролетариев не превышало 700 000 человек (Kuczynski. Die
Geschichte der Lage der Arbeiter von 1800 bis in der Gegenwart. Bd. 1. Berlin, 1948,
S. 34).
8 Biedermann K. Vorlesungen iiber Sozialismus und soziale Fragen. Leipzig,
1847, S. 71.
237
Диссертация Маркса «Различие между натурфилософией
Эпикура и натурфилософией Демокрита» не имеет какого-либо
отношения к вопросу о революции. Тем не менее в подготови-
тельных работах к диссертации, относящихся к 1839-1840 гг.,
Маркс ставит, правда в абстрактной философской форме, вопрос
о необходимости революции, в которой он видит форму разреше-
ния конфликта между развившимся самосознанием и наличной,
сопротивляющейся радикальным переменам действительностью.
Он отвергает воззрения «половинчатых умов», которые пытаются
ограничиться «мирным договором с реальными потребностями»,
между тем как «Фемистокл побудил афинян, когда Афинам угро-
жало опустошение, совершенно покинуть город и основать новые
Афины на море, в иной стихии»9. Маркс, следовательно, отмеже-
вывается от сторонников компромисса с существующими в Гер-
мании порядками и, осмеивая тех продолжателей Гегеля, которые
страшатся титанической, т. е. революционной, борьбы, заявляет:
«Обыкновенные арфы звучат в любой руке, эоловы арфы - лишь
тогда, когда по их струнам ударяет буря. Не нужно приходить в
смятение перед лицом этой бури...»10.
К 1838-1841 гг. относятся письма Энгельса к его школьным
товарищам братьям Греберам, в которых он с восторгом говорит
о французской революции 1830 г. и заявляет о необходимости
народного восстания против германского абсолютизма. Так, в
одном из них (февраль 1840 г.) он утверждает: «... я смертель-
но ненавижу его (прусского короля Фридриха-Вильгельма III. -
Т.О.); и если бы я не презирал до такой степени этого подлеца, то
ненавидел бы его еще больше... Нет времени, более изобилующе-
го преступлениями королей, чем время с 1816 по 1830 год; поч-
ти каждый государь, царствовавший тогда, заслужил смертную
казнь... От государя я жду чего-либо хорошего только тогда, когда
у него гудит в голове от пощечин, которые он получил от народа,
и когда стекла в его дворце выбиты революцией»11.
В 1842 г. Маркс становится редактором либеральной «Рейн-
ской газеты», ставшей под его руководством революционно-
демократическим изданием, которое, как и следовало ожидать,
было запрещено прусским правительством в 1843 г.
Статьи Маркса в «Рейнской газете» отличаются необы-
чайным богатством мысли, требующим специального иссле-
9 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956, с. 196.
10 Там же.
11 Там же, с. 337-338.
* Обстоятельному рассмотрению работ Маркса в «Рейнской газете» посвя-
щена вторая глава моей монографии «Формирование философии марксизма»,
третье издание которой вышло в 1986 году.
238
дования*. Здесь же необходимо подчеркнуть, что важнейшей
идеей этих статей является идея революции, как необходимого
волеизъявления народа, борющегося за свободу. В статье, посвя-
щенной дебатам в Рейнском ландтаге по поводу законопроекта
о свободе печати, Маркс осуждает дворянских и буржуазных
депутатов, стремящихся законодательно ограничить свободу
печати, и, присоединяясь к речи представителя крестьянского
сословия, цитирует в этой связи приводимое Геродотом в его
«Истории» заявление спартанцев Спертия и Булиса, что за свобо-
ду надо сражаться «не только копьями, но и топорами»12. Топо-
ры - оружие не воинов, а народа, восставшего против его угне-
тателей.
Реакционные и консервативные депутаты Рейнского ландта-
га, выступая против либерального законопроекта о свободе печа-
ти, утверждали, что именно свобода печати вызвала революцию
во Франции, Бельгии и других странах. Маркс возражает: «Бель-
гийская революция есть продукт бельгийского духа. Поэтому и
печать - самое свободное в наши дни проявление духа - при-
нимала участие в бельгийской революции. Бельгийская печать
не была бы бельгийской печатью, если бы она стояла в стороне
от революции, но точно так же бельгийская революция не была
бы бельгийской, если бы она в то же время не была революцией
печати»13.
В 1843 г. Маркс критически анализирует «Философию права»
Гегеля, подвергая, в частности, критике убеждение Гегеля в том,
что развитие государства, стало быть, политическое развитие
представляет собой «спокойное и незаметное по внешней види-
мости движение». Категория постепенного перехода исторически
неверна, утверждает Маркс, так как «для установления нового
государственного строя всегда требовалась настоящая револю-
ция»14.
С 1844 г. начинается тесное сотрудничество Маркса и Энгель-
са. В начале этого года они публикуют свидетельствующие об
идейном единстве их взглядов статьи в «Немецко-французском
12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 84.
13 Там же, с. 42. Несколько выше Маркс красноречиво и глубоко характери-
зует свободную печать как мужественную разумную и нравственную сущность
свободы. «Свободная печать - это зоркое око народного духа, воплощенное до-
верие народа к самому себе... Она - идеальный мир, который непрерывно бьет
ключом из реальной действительности и в виде все возрастающего богатства
духа обратно вливается в нее животворным потоком» (там же, с. 65-66). Даже не
соглашаясь с идеализмом молодого Маркса, нельзя не признать справедливости
и актуальности этого положения.
14 Там же, с. 283.
239
ежегоднике», изданном в Париже Марксом и младогегельянцем
А. Руге, финансировавшем это издание. Эти статьи - свидетель-
ство перехода Маркса и Энгельса на позиции коммунизма - вы-
двигают задачу революционного ниспровержения политического
господства буржуазии, указывая, что эта задача должна быть
осуществлена пролетариатом, который, как класс, лишенный
собственности на средства производства, представляет собой
порожденное самим буржуазным обществом отрицание этого
социального строя.
Маркс противопоставляет буржуазной революции, которая
именуется «политической эмансипацией», пролетарскую рево-
люцию, характеризуемую как «человеческая эмансипация». Если
младогегельянцы объявляли движущей силой истории «крити-
ческую критику», т.е. радикальную критику существующего
общества, то Маркс, отвергая это идеалистическое воззрение,
при-верженцем которого он был в период работы в «Рейнской
газете», настаивает на необходимости революции. «Оружие
критики не может, конечно, заменить критики оружием, мате-
риальная сила должна быть опрокинута материальной же си-
лой...»15 Расшифровывая реальное содержание «человеческой
эмансипации» как категорического императива гуманистиче-
ской философии, Маркс разъясняет, что речь идет о том, чтобы
«ниспровергнуть все отношения, в которых человек являет-
ся униженным, порабощенным, беспомощным, презренным
существом»16.
«Наброски к критике политической экономии» - так называ-
лась одна из статей Энгельса в «ежегоднике». Ее содержание - со-
циалистическая критика политической экономии как буржуазной
теории, оправдывающей, увековечивающей капиталистический
строй, неизбежно порождающий нищету трудящихся. Чтобы по-
кончить с безработицей, периодически возникающими кризисами
перепроизводства, необходимо упразднить превращение рабоче-
15 Там же, с. 422.
16 Там же. Развивая свое положение о «материальной силе», способной со-
вершить революцию, Маркс поясняет, что ни один класс не может претворить
в жизнь задачу человеческой эмансипации «пока его к тому не принудят его
непосредственное положение, материальная необходимость, его собственные
цепи» (там же, с. 427). Следовательно, возможность человеческой эмансипации
заключается «в образовании класса, скованного радикальными цепями, такого
класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества;
такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий...» (там же).
Таким классом и является пролетариат. И именно его историческая миссия со-
стоит в том, чтобы посредством своей освободительной борьбы, путем револю-
ции осуществить человеческую эмансипацию.
240
го в товар, цена которого определяется спросом и предложением.
Все это «побуждает нас покончить с этим унижением человече-
ства путем уничтожения частной собственности, конкуренции и
противоположности интересов»17.
Если в «Немецко-французском ежегоднике» Маркс говорит
о политической и человеческой эмансипации, хотя имеется в
виду, конечно, революция, то уже через несколько месяцев
после выхода этого сборника, в том же 1844 г., в статье, опуб-
ликованной в газете «Vorwarts» Маркс, так сказать, ставит все
точки над «и». Он заявляет, что всякая действительная рево-
люция, поскольку она разрушает старый общественный строй,
является социальной революцией. И та же революция, низвер-
гающая старую власть, является поэтому также политической
революцией.
Таким образом, на место разграничения (и в известной мере
противопоставления) социальной и политической революций
ставится единство их социального и политического содержа-
ния. Революция с этой точки зрения не сводится к одной лишь
смене власти, как бы ни была существенна, например, замена
монархии республикой. Важнейшее, глубинное содержание ре-
волюций, их выдающееся историческое значение состоит в том,
что они осуществляют переход от одного общественного строя
к другому, например от феодализма к буржуазному обществу.
Соответственно этому следует понимать и переход к посткапи-
талистическому общественному строю. И Маркс категориче-
ски заявляет в той же статье: «...социализм не может быть осу-
ществлен без революции. Он нуждается в этом политическом
акте, поскольку он нуждается в уничтожении и разрушении
старого»18.
В Германии и других европейских странах назревает бур-
жуазно-демократическая революция. Революционная ситуация
характеризуется не только либеральной оппозицией господ-
ствующей феодальной власти, но и антагонизмом между трудом
и капиталом, поскольку в рамках капитализма уже возникли анта-
гонистические противоречия, и на политической арене выступает
не только буржуазия, но и пролетариат, как ни малочисленны его
силы. И Маркс, и Энгельс далеко не сразу осознают, что на пове-
стке дня истории стоит вопрос о буржуазной (и только буржуаз-
ной) революции. Убеждение в необходимости социалистического
переустройства общества приводит Маркса, и особенно Энгельса
17 Там же, с. 567.
18 Там же, с. 448.
241
к выводу, что предстоящая революция неизбежно обретет антика-
питалистический характер.
В эти годы Энгельс находится в Англии, где, в отличие от кон-
тинентальной Европы, уже совершилась промышленная револю-
ция, повлекшая за собой пролетаризацию массы ремесленников,
работников ручного труда, которые, конечно, не могли конкури-
ровать с оснащенной машинами промышленностью. Пролетари-
зация мелких производителей сопровождается образованием гро-
мадной резервной армии трудящихся, т.е. безработицей, ростом
пауперизма в таких масштабах, каких не знала вся предшествую-
щая история. Констатируя эти факты, Энгельс в статье, напечатан-
ной в «Немецко-французском ежегоднике» утверждает, что для
британских пролетариев нет другого выхода из их бедственного
положения, кроме социалистической революции: «...социалисты
представляют собой единственную партию в Англии, имеющую
будущее, как бы относительно слабы они не были. Демократия,
чартизм должны скоро одержать верх, и тогда массе английских
рабочих останется только один выбор - между голодной смертью
1Q
и социализмом» .
Следует отметить, что никакой социалистической партии в
Англии в эти годы не было. Термин «партия» применяется Эн-
гельсом, по-видимому, для обозначения группы сторонников со-
циалистического учения Р. Оуэна, но эта группа не пользовалась
влиянием в чартистском, массовом рабочем движении, в про-
грамме которого содержались лишь демократические требова-
ния. Уверенность Энгельса в том, что Англия находится накануне
социалистической революции - субъективное убеждение рево-
люционера, оптимистически оценивающего перспективы дела,
которому он отдает свои силы.
Если Англия сороковых годов XIX века уже вступила в эпо-
ху промышленного капитализма, то в Германии все еще преоб-
ладало мелкое ремесленное производство, и мануфактурный
капитализм объединял значительную часть ремесленников. Тем
не менее Энгельс высказывает убеждение, что и его родина на-
ходится накануне социалистической революции. Источником
этой иллюзии является в данном случае то обстоятельство, что
либеральная, буржуазно-демократическая оппозиция в Германии
сплошь и рядом выступала под флагом социализма и коммунизма,
причем и социализм и коммунизм сводились в основном к гума-
нистическому умонастроению. Не сознавая этого, Энгельс публи-
кует в 1845 г. статью «Быстрые успехи коммунизма в Германии». *
19 Там же, с. 596.
242
Принимая псевдосоциалистическую и псевдокоммунистическую
декларацию буржуазных демократов за действительно социали-
стические и коммунистические убеждения и стремления, Энгельс
заявляет, что «современное положение Германии не может не при-
вести в очень скором времени к социальной революции; что эта
неминуемая революция не может быть предотвращена какими-
либо мерами, способствующими развитию торговли и фабричной
промышленности, и что единственным средством предотвратить
такую революцию, - революцию более грозную, чем все потрясе-
ния предшествующей истории, - является подготовка и введение
коммунистической системы»20.
Предложение предотвратить пролетарскую революцию путем
постепенного введения коммунистической системы, конечно,
весьма наивно и может быть объяснено лишь влиянием утопи-
ческого социализма (и коммунизма), которое испытывал в это
время Энгельс.
В том же 1845 г. Энгельс выступает в Эльберфельде с речами,
пропагандирующими идеи коммунизма. Он утверждает, что соци-
альная революция, к которой приближается Германия, отличается
от прежних, политических революций тем, что она есть «открытая
война бедных против богатых». Существующие в Германии соци-
альные отношения делают эту революцию неизбежной. «С той
же уверенностью, с какой мы из известных математических ак-
сиом можем вывести новое положение, с той же самой уверен-
ностью можем мы из существующих экономических отношений
и из принципов политической экономии сделать заключение о
грядущей социальной революции»21. Эту же мысль Энгельс раз-
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 527. Впрочем, Энгельс в какой-то мере
осознает, что «в Германии слово социализм не означает ничего, кроме различ-
ных туманных, неопределенных и неопределимых фантазий тех, кто видит, что
необходимо что-то предпринять, но не может решиться принять коммунисти-
ческую систему со всеми вытекающими из нее выводами» (там же, с. 530). Од-
нако Энгельс сохраняет иллюзии относительно тех немецких интеллигентов,
которые объявляют себя коммунистами. Он сообщает в своей статье, что Фейер-
бах «объявил себя коммунистом» и выразил «свое глубокое убеждение в том,
что коммунизм является лишь необходимым выводом из провозглашенных им
принципов и что, по существу, коммунизм является лишь практикой того, что он
сам уже давно провозгласил в теории» (там же, с. 525). Фейербах действительно
объявлял себя коммунистом, но коммунизм для него не более чем гуманное,
сердечное отношение человека к человеку. Он пишет: «К чему сводится мой
принцип? К Я и к другому Я, к “эгоизму” и к “коммунизму”, ибо и то и другое
так друг с другом связаны, как голова и сердце. Без эгоизма у тебя не будет
головы, без коммунизма - сердца» (Фейербах Л. Избр. филос. произведения.
М.,1955, т. 1, с. 267).
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 552.
243
вивает в вышедшей в том же 1845 г. работе «Положение рабочего
класса в Англии». И здесь положение о «великой битве, ставшей
уже неизбежной» обосновывается анализом нищенского положе-
ния пролетариата, которое с каждым годом становится все более
нетерпимым, так как Англия является богатейшей страной мира.
Энгельс подвергает критике английских социалистов, при-
верженцев Р. Оуэна, которые «вполне смирны и миролюбивы»,
отрицают революционное насилие и не видят иного пути изме-
нения существующего, бедственного положения вещей, кроме
«завоевания общественного мнения». Утопическому социализму
Энгельс противопоставляет классовую борьбу пролетариата, в
особенности стачечные выступления, которые он характеризует
как «военную школу», свидетельствующую о том, «как далеко
зашла в Англии социальная война». Вывод, к которому приходит
Энгельс однозначен: «...война бедных против богатых, которая
теперь ведется косвенно и в виде отдельных стычек, станет в
Англии всеобщей и открытой. Для мирного исхода уже слишком
поздно»22. Энгельс явно не сознает того, что рабочее движение
в Англии отнюдь не направлено на уничтожение капиталистиче-
ского строя. Чартистское, массовое движение английских проле-
тариев, добивается демократических реформ. Забастовки также
не представляют собой ни военной школы, ни «авангардных схва-
ток»; задачи, которые ставят перед собой бастующие рабочие,
сводятся к повышению заработной платы, сокращению рабочего
дня, улучшению условий труда. И эти требования бастующих ра-
бочих сплошь и рядом если не полностью, то, во всяком случае,
частично удовлетворяются.
В 1845 г. выходит в свет первый совместный труд Маркса и
Энгельса - «Святое семейство». Хотя основное содержание этой
работы составляет критика недавних соратников, младогегельян-
цев, в нем излагаются попутно и материалистические воззрения
ее авторов. В частности, они пытаются выявить объективную
обусловленность пролетарской революции путем анализа спон-
танно развивающегося антагонизма между частной собственно-
стью на средства производства и наемным трудом, который пред-
полагает работника, лишенного средств производства, т. е. того,
что составляет экономическую основу буржуазного общества.
Отсюда следует вывод: «...частная собственность в своем эко-
номическом движении сама толкает себя к своему собственному
упразднению, но она делает это только путем не зависящего от
нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой
22 Там же, с. 517.
244
самого объекта обусловленного развития, только путем порожде-
ния пролетариата как пролетариата, - этой нищеты, сознающей
свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности,
сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя уп-
раздняющей»23. Это положение - первая формулировка понятия
естественно-исторического процесса, одного из основных поня-
тий материалистического понимания истории.
Пролетарская революция, которую Маркс и особенно Энгельс
непосредственно связывали с растущим возмущением пролета-
риата тяжелейшими условиями его жизни и труда, теперь рас-
сматривается как конечный результат исторического развития
частной собственности на средства производства, которая, по-
рождая пролетариат, выносит сама себе приговор, приводимый в
исполнение пролетариатом. Однако Маркс и Энгельс вполне осо-
знают, что пролетариат как класс еще не готов к осуществлению
своей исторической миссии. Но суть дела не в том, в чем видит
свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат.
«Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным
образом предуказываются его собственным жизненным положе-
нием, равно как и всей организацией современного буржуазного
общества»24. Тем не менее Маркс и Энгельс не делают вывода,
что пролетарская революция - дело отдаленного будущего.
В 1845-1846 гг. Маркс и Энгельс связываются с парижской
общиной «Союза справедливых», члены которого находились под
влиянием утопического социализма. Энгельс в письме «Брюс-
сельскому коммунистическому корреспондентскому комитету»
от 23 октября 1846 г. сообщает о своем участии в дискуссии,
состоявшейся в этом обществе: «Я определил намерения комму-
нистов следующим образом: 1) отстаивать интересы пролетари-
ев в противоположность интересам буржуа; 2) осуществить это
посредством уничтожения частной собственности и замены ее
общностью имущества; 3) не признавать другого средства осу-
ществления этих целей кроме насильственной демократической
революции»25.
Понятие насильственной демократической революции заслу-
живает особого внимания, так как оно поясняет, почему Маркс
и Энгельс считали невозможным социалистические преобразо-
вания без революционного насилия. Необходимость последнего,
как полагали они, вытекает не просто из констатации факта поли-
тического господства буржуазии, а из констатации антидемокра-
23 Там же, с. 39.
24 Там же, с. 40.
25 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 60.
245
тического характера тогдашней государственной власти. Понятно
поэтому, почему Энгельс в «Принципах коммунизма» (предвари-
тельный проект «Манифеста Коммунистической партии») рас-
сматривает диктатуру пролетариата как результат демократиче-
ской революции. Эта идея получает свое законченное выражение
в «Манифесте...», в котором пролетарская революция и диктатура
пролетариата характеризуются как «завоевание демократии».
«Немецкая идеология» - второе совместное произведение
Маркса и Энгельса, относящееся к 1846 г., представляет собой
дальнейшее развитие идеи революции, которому придается все-
общее философско-историческое значение. Продолжая критику
младогегельянства, в особенности его анархистской разновид-
ности в воззрениях М. Штирнера, Маркс и Энгельс опровергают
идеалистическое учение, согласно которому в мире господствуют
религия, понятия, всеобщее. Штирнер и другие младогегельян-
цы реформируют это идеалистическое воззрение, утверждая, что
движущей силой истории является не религия, не абстрактные
понятия, а «критическая критика», критически мыслящие личнос-
ти. Маркс и Энгельс опровергают и эту разновидность идеализма,
настаивая на том, что «не критика, а революция является движу-
щей силой истории, а также религии, философии и всякой иной
теории»26. Однако это полемически высказанное категорическое
(пожалуй, слишком категорическое) суждение недостаточно адек-
ватно выражает воззрения Маркса и Энгельса, как они изложены
в «Немецкой идеологии». Дело в том, что именно в «Немецкой
идеологии» впервые появляется выражение «материалистическое
понимание истории» и соответственно этому формулируются его
основные положения, согласно которым движущей силой исто-
рии является развитие материального производства, производи-
тельных сил, а революции представляют собой следствие про-
тиворечия между развивающимися производительными силами
и устаревающими общественными отношениями производства.
Основы этой теории были уже предметом анализа в четвертой
главе настоящей работы. Здесь же особенно важно подчеркнуть,
что материалистическое понимание истории противопоставляет-
ся Марксом и Энгельсом теории насилия, которую они характери-
зуют как господствующую социально-политическую концепцию,
являющуюся натуралистической разновидностью идеалисти-
ческого понимания истории. «До сих пор, - пишут они, - наси-
лие, война, грабеж, разбой и т.д. объявлялись движущей силой
истории»27. Отвергая это воззрение, Маркс и Энгельс отнюдь не
26 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 37.
27 Там же, с. 21.
246
отрицают того, что оно опирается на определенные исторические
факты, в особенности на события, относящиеся к эпохе крушения
Римской империи, а также на последующую историю Европы, су-
щественное содержание которой составляли войны, завоевания и
другие формы насилия.
Историки эпохи реставрации (Гизо, Тьерри, Минье), ис-
следования которых высоко оценивались основоположниками
марксизма, объясняли возникновение противоположных клас-
сов феодального общества, завоеванием одного народа другим.
Маркс и Энгельс, выступая против несостоятельного, с их точки
зрения, преувеличения роли завоевания в истории, указывают на
тот факт, что захватнические войны предполагают наличие того,
что может быть предметом захвата, в особенности того, что соз-
дано трудом, материальным производством. В этой связи осно-
воположники марксизма указывают: «Нет ничего обычнее пред-
ставления, будто в истории до сих пор все сводилось к захвату.
Варвары захватили Римскую империю, и фактом этого захвата
принято объяснять переход от античного мира к феодализму»28.
Маркс и Энгельс, разумеется, нисколько не отрицают факты, но
они подчеркивают, что «захвату повсюду очень скоро приходит
конец. Когда для захвата ничего уже более не остается, нужно
перейти к производству»29. Следовательно, с точки зрения мате-
риалистического понимания истории теория насилия, согласно
которой история общества определяется внеэкономическими
факторами, принципиально несостоятельна. Внеэкономическое
28 Там же, с. 74.
29 Там же. Следует, впрочем, отметить, что Маркс и Энгельс, выступая
против представления о насилии как движущей силе истории, указывают и на
то, что в классово-антагонистическом обществе постоянно наличествует на-
силие как средство, необходимое господствующему классу. Так, в «Капитале»
Маркс констатирует: «Как известно, в действительной истории большую роль
играют завоевание, порабощение, разбой, - одним словом, насилие» (Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 726). Это положение нисколько не противоречит тому,
что сказано в «Немецкой идеологии», в которой Маркс и Энгельс отрицали, что
насилие является движущей силой истории. Далее Маркс указывает, что методы
первоначального накопления капитала «отчасти покоятся на грубейшем наси-
лии», так как «все они пользуются государственной властью, т.е. концентриро-
ванным и организованным общественным насилием, чтобы ускорить процесс
превращения феодального способа производства в капиталистический и со-
кратить его переходные стадии. Насилие является повивальной бабкой всякого
старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономичес-
кая потенция» (там же, с. 761). Таким образом, материалистическое понима-
ние истории нельзя упрекнуть в недооценке, умалении роли насилия в истории.
Правильнее будет сказать, что своим материалистическим пониманием истории
Маркс и Энгельс указали на большое, но отнюдь не решающее значение насилия
в развитии классового общества.
247
принуждение, характеризующее феодальные производственные
отношения, Маркс и Энгельс объясняют не просто насилием, а
уровнем развития производительных сил в эту эпоху. Переход от
феодального способа производства к капиталистическому озна-
чает замену внеэкономического принуждения к труду принуж-
дением экономическим, обусловленным капиталистическими
производственными отношениями. Это значит, что марксизм не
только обосновывает приоритет экономического развития, но и
доказывает, что его роль неуклонно возрастает в ходе историче-
ского развития человечества.
Таким образом, понятие насилия, включенное в содержание
материалистического понимания истории, становится производ-
ным понятием, содержание которого определяется антагонисти-
ческими противоречиями, присущими развитию материального
производства. Поэтому в рамках этого учения насилие рассматри-
вается, с одной стороны, как сущностный элемент государствен-
ной власти, а с другой - как революция, необходимость которой
обусловлена антагонистическим характером экономического
прогресса.
В «Немецкой идеологии» также поставлен вопрос о роли ре-
волюции в преобразовании сознания людей. Это - весьма важный
вопрос, постановка которого органически связана с Марксовым
пониманием человеческой сущности, как совокупности всех об-
щественных отношений. С этой точки зрения революция, как пе-
реход от одного общественного строя к другому, является вместе
с тем и изменением человеческой сущности. Поскольку Маркс и
Энгельс отмечали в «Святом семействе», что пролетариат еще не
стал классом, способным построить новое общество, они выра-
жают надежду, что «коммунистическая революция» не только по-
кончит с буржуазными экономическими и политическими отно-
шениями, но также будет означать «массовое изменение людей,
массовое порождение коммунистического сознания». Именно
поэтому «революция необходима не только потому, что никаким
иным способом невозможно свергнуть господствующий класс,
но и потому, что свергающий класс только в революции может
сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать
новую основу общества»30. В какой мере оправдана эта надежда,
вернее, даже уверенность Маркса и Энгельса? Английская рево-
люция XVII века, французская революция XVIII века действи-
тельно преобразовывали не только общественные отношения, но
и членов общества. Но не следует забывать, что этим революциям
30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 70.
248
предшествовало более или менее длительное развитие капитали-
стических отношений в рамках феодального общества, развитие,
приводившее в какой-то мере к изменению и господствовавших
феодальных экономических и политических отношений. Это зна-
чит, что изменение людей, порождение буржуазного сознания
началось и все более ширилось до этих буржуазных революций,
что, конечно, нисколько не умаляет их громадного историче-
ского значения, в том числе и их роли в порождении массового
буржуазного сознания.
Маркс следующим образом характеризует английскую рево-
люцию 1648 г. и французскую революцию 1789 г.., отмечая ос-
новные присущие им черты, которые делают их эпохальными
историческими свершениями; «Революции 1648 и 1789 годов не
были английской и французской революциями; это были револю-
ции европейского масштаба. Они представляли не победу опреде-
ленного класса общества над старым политическим строем; они
провозглашали политический строй нового европейского обще-
ства. Буржуазия победила в них; но победа буржуазии означала
тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной
собственности над феодальной, нации над провинциализмом,
конкуренции над цеховым строем, дробления собственности над
майоратом, господства собственника земли над подчинением
собственника земле, просвещения над суеверием, семьи над ро-
довым именем, предприимчивости над героической ленью, бур-
жуазного права над средневековыми привилегиями... Эти рево-
люции выражали в гораздо большей степени потребности всего
тогдашнего мира, чем потребности тех частей мира, где они про-
исходили, т.е. Англии и Франции»31.
Соглашаясь с этой блестящей характеристикой ранних буржу-
азных революций, нельзя, однако, признать, что она применима и
к европейским буржуазным революциям XIX века, которые про-
исходили в ставшем уже в основном капиталистическом обществе
и преследовали задачи завершения буржуазно-демократических
преобразований, задачи, в решении которых трудящиеся массы
были более заинтересованы, чем буржуазия.
Возвращаясь к тезису Маркса и Энгельса о преобразующем
влиянии «коммунистической революции», нельзя не признать,
что убеждение основоположников марксизма носило утопиче-
ский характер, во-первых, потому, что развитие капитализма не
порождало необходимости такой революции, и, во-вторых, пото-
му, что уничтожение капиталистических производственных отно-
31 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 115.
249
шений, как показал удручающий советский исторический опыт,
не превратило пролетариат в совершенно новый класс, способ-
ный построить коммунистическое общество, идея которого так-
же оказалась утопией. И совершенно несостоятельным является
поэтому убеждение авторов «Немецкой идеологии» в том, что
эпоха «коммунистической революции» уже наступила. «Мы по-
казали, - заявляют они, - что в настоящее время индивиды долж-
ны уничтожить частную собственность, потому что производи-
тельные силы и формы общения (имеются в виду общественные
отношения производства. - ТО.) развились настолько, что стали
при господстве частной собственности разрушительными силами
и потому, что противоположность между классами достигла сво-
их крайних пределов»32. Разумеется, «Немецкая идеология» не
показала необходимости пролетарской революции, не показала
того, что производительные силы буржуазного общества вступи-
ли в конфликт с буржуазными производственными отношениями.
Иллюзия Маркса и Энгельса имела своим источником назревание
революционной ситуации в Германии и других европейских стра-
нах. Эта революционная ситуация, наличие которой осознавали
многие современники Маркса и Энгельса, представлялась осно-
воположникам марксизма преддверием не буржуазной, а проле-
тарской революции.
В 1844 г. в «Немецко-французском ежегоднике» Маркс утвер-
ждал: «В Германии никакое рабство не может быть уничтожено
без того, чтобы не было уничтожено всякое рабство»33. Это утвер-
ждение означало фактически отрицание возможности и необхо-
димости буржуазно-демократической революции и тем самым
убеждение в том, что в Германии возможна и необходима только
пролетарская революция. Такое превратное понимание революци-
онной ситуации, складывавшейся в Западной Европе, преодоле-
вается Марксом и Энгельсом, но далеко не в полной мере лишь в
1846-1847 гг. в их полемике с буржуазным радикалом К. Гейнце-
ном, который не без основания заявлял, что главным социальным
вопросом в Германии является замена монархии республикой, и
обвинял Маркса и Энгельса в том, что они стремятся установить
«коммунистическую диктатуру» с помощью «какого-нибудь» не-
мецкого Бланки»34. Отвергая это не лишенное оснований обвине-
ние, Маркс и Энгельс теперь уже правильно, в отличие от пред-
шествующих лет, указывали на то, что Германия стоит на пороге
буржуазной революции, и рабочие, писал Маркс, «могут и долж-
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 441.
33 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 428.
34 Heinzen К. Die Helden des teutschen Kommunismus. Bern, 1848, S. 98.
250
ны участвовать в буржуазной революции, поскольку она является
предпосылкой рабочей революции». Буржуазная революция несо-
мненно ускорит развитие революционного движения пролетариа-
та, но пролетарии «ни одного мгновения не могут рассматривать
буржуазную революцию как свою конечную цель»35. Остается,
однако, неясным (или, может быть, нерешенным) вопрос, какой
смысл вкладывается в характеристику буржуазной революции как
предпосылки революции пролетарской. Означает ли это выраже-
ние, что одна революция непосредственно предшествует второй?
К такому пониманию этого вопроса ведет утверждение Маркса в
той же статье против Гейнцена, что в XIX веке в отличие от XVII
и XVIII столетий «дело идет об отмене буржуазных отношений
собственности»36. Но если это так, то само собой напрашивается
вывод, который и делается в той же статье: «...там, где политиче-
ская власть находится уже в руках буржуазии, пролетарии долж-
ны ее низвергнуть. Они должны сами стать властью, прежде всего
революционной властью»37. Столь же радикально высказывается
Энгельс в «Принципах коммунизма»: «В интересах коммунистов
помочь буржуазии скорее достичь господства, чтобы затем как
можно скорее в свою очередь свергнуть ее»38. В другой статье
«Движение 1847 года», опубликованной в январе 1848 г., т.е. за
месяц до революции, Энгельс утверждает, что буржуа «завоюет
лишь самое большое несколько лет полного тревог блаженства,
чтобы вскоре после этого быть свергнутыми в свою очередь»39.
Однако наряду с этими и приведенными в сноске высказывания-
ми, которые, как я покажу дальше, были прямо связаны с глубо-
ко ошибочной идеей непрерывной революции, Маркс в высшей
степени трезво предупреждает в этой же, направленной против
Гейнцена статье: «... если пролетариат и свергнет политическое
35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 313.
36 Там же, с. 302. Несколько ниже мы читаем, что после победы буржуа-
зии боевым кличем коммунистической партии «является отнюдь не республи-
ка вместо монархии (это прямо направлено против лозунга Гейнцена. - Т.О.),
а господство рабочего класса вместо господства класса буржуазии» (там же,
с. 303). А в «Манифесте Коммунистической партии», т. е. уже в 1848 году, также
утверждается: «Немецкая буржуазная революция, следовательно, может быть
лишь непосредственным прологом пролетарской революции» (там же, с. 459).
Эти высказывания не оставляют сомнений в том, что Маркс и Энгельс, несмот-
ря на весьма существенную оговорку, которая приведена вслед за цитируемым
выше положением, считали и возможной и необходимой в условиях тогдашней
Германии и других европейских стран революционное коммунистическое пере-
устройство общества.
37 Там же, с. 298.
38 Там же, с. 339.
39 Там же, с. 469.
251
господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной,
будет лишь вспомогательным моментом самой буржуазной рево-
люции, - как это было в 1794 г., - до тех пор, пока в ходе исто-
рии, в ее “движении” не создались еще материальные условия,
которые делают необходимым уничтожение буржуазного способа
производства, а следовательно, также и окончательное свержение
политического господства буржуазии»40.
Таким образом, налицо противоречащие друг другу высказы-
вания, относящиеся к одному и тому же периоду интеллектуаль-
ного развития Маркса и Энгельса. Кстати сказать, приведенная
цитата, указывающая на то, что развитие производительных сил
еще не достигло такого уровня, когда возникает необходимость
замены частной собственности на средства производства обще-
ственной собственностью, не является единственным высказыва-
нием Маркса и Энгельса на эту тему. В «Немецкой идеологии»,
т.е. за год до выступления против Гейнцена, Маркс и Энгельс в
весьма категорической форме утверждали: «...частная собствен-
ность может быть уничтожена только при условии всесторонне-
го развития индивидов, потому что наличные формы общения
и производительные силы всесторонни, и только всесторонне
развивающиеся индивиды могут их присвоить, т.е. превратить в
свою свободную жизнедеятельность»41. Само собой разумеется,
что таких условий не существовало во времена Маркса и Энгель-
са, которые постоянно указывали на то, что существующее раз-
деление труда делает невозможным всестороннее развитие ин-
дивидов, что оно обрекает их, как утверждает Маркс в «Нищете
философии» на «профессиональный идиотизм». Что же понужда-
ло Маркса и Энгельса, вопреки этим недвусмысленным высказы-
ваниям, утверждать, что эпоха пролетарской (коммунистической,
по их выражению) революции уже наступила, что упразднение
капиталистических отношений и переход к коммунизму стал, в
сущности, безотлагательной необходимостью?
Ответ на этот вопрос я попытаюсь дать во втором разделе
этой главы, в котором рассматривается уже не формирование
марксизма, а его развитие на своей, так сказать, собственной ос-
нове. Подытоживая же содержание этого первого раздела, я хочу
подчеркнуть, что идея насильственной революции, революци-
онного уничтожения капиталистического строя и политического
господства буржуазии высказывалась, обосновывалась Марксом
и Энгельсом еще до того, как они создали свое учение и противо-
40 Там же, с. 299.
41 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 441.
252
поставили его утопическому социализму и коммунизму. Посколь-
ку ряд представителей французского утопического коммунизма
(Бабёф и его продолжатели, а также О. Бланки) доказывали, что
политическое господство буржуазии может быть ниспровергнуто
лишь посредством насильственной революции, следует признать,
что переход Маркса и Энгельса с революционно-демократиче-
ских позиций к коммунистическим воззрениям происходил под
несомненным влиянием французского утопического коммунизма.
Однако, в отличие от Бланки и других революционных коммуни-
стов-утопистов, Маркс и Энгельс не считали, что «коммунисти-
ческая революция» может быть осуществлена путем восстания,
организованного небольшой группой революционеров-заговор-
щиков. Несколько таких восстаний, организованных французски-
ми коммунистами, потерпели поражение, что не могло не способ-
ствовать дискредитации идеи революционного заговора.
Важнейшей характеристикой процесса формирования марк-
сизма является зарождение и развитие идеи об исторической
миссии пролетариата, его классовой, освободительной борьбе,
которая, как полагали Маркс и Энгельс, уже в недалеком, вполне
предвидимом будущем приведет к пролетарской (коммунистиче-
ской) революции. Таким образом, коммунистическое переустрой-
ство общества представлялось Марксу и Энгельсу делом ближай-
шего будущего. Показательно, например, то, что писал Энгельс в
1844 г. относительно колоний, которые организовывали в Амери-
ке Р. Оуэн, Э. Кабе и другие коммунисты-утописты: «Коммунизм,
общественная жизнь и деятельность на основе общности имуще-
ства, не только возможен, но уже фактически осуществляется во
многих общинах в Америке и в одной местности в Англии и осу-
ществляется, как увидим, с полным успехом»42. Тот факт, что все
эти коммунистические опыты потерпели полный провал, остался,
по-видимому, незамеченным Энгельсом.
Итак, идея насильственной антикапиталистической револю-
ции и «предвидение» недалекого коммунистического будуще-
го человечества развиваются Марксом и Энгельсом в процессе
формирования их собственного учения под непосредственным
влиянием революционного утопического коммунизма. В после-
дующий период, начало которого можно датировать «Манифе-
стом Коммунистической партии» и революционными событиями
1848-1849 гг., Маркс и Энгельс пытаются обосновать свои ком-
мунистические идеи путем теоретического осмысления истории,
опыта этих революций и экономического исследования капита-
42 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 211.
253
диетического способа производства. Они подвергают основатель-
ной и в принципе справедливой критике утопический социализм
(и коммунизм), решительно размежевываются с ними, настаивая
на том, что они, в отличие от своих предшественников, создают
материалистически обоснованную, исследующую действитель-
ный исторический процесс научную коммунистическую теорию.
Однако исторический опыт XX века доказал, что созданная ими
теория, несмотря на ее принципиальное отличие от учений их
предшественников-утопистов, оказалась если не полностью, то в
ряде своих основных положений также утопическим учением.
Убеждение Маркса и Энгельса
в безотлагательной необходимости пролетарской революции
и его теоретическое обоснование
«Манифест Коммунистической партии» - первый программ-
ный документ «научного коммунизма» и признанное классическим
изложение его основных положений. Он, неоднократно переизда-
вался при жизни Маркса и Энгельса, и в предисловии к каждому
изданию его авторы постоянно подчеркивали незыблемую ис-
тинность его основных положений. Значит ли это, что основопо-
ложники марксизма не пересмотрели тех или иных положений?
Последующее изложение призвано дать ответ на этот вопрос.
«Манифест» констатирует бурный рост производительных
сил капиталистического общества. Буржуазия неустанно разви-
вает производство как в национальном, так и в международном
масштабе, создавая при помощи своей «тяжелой артиллерии»
(дешевые цены) новые рынки сбыта, вовлекая в капиталистиче-
ское развитие экономически отсталые страны, организуя новые
отрасли производства. В этой констатации достаточно очевидно-
го процесса существенно то, что революционизирование произ-
водства Маркс и Энгельс характеризуют, да будет позволено это
выражение, как природу буржуазии, ее сущностную определен-
ность. «Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно
переворотов в орудиях производства, не революционизируя, сле-
довательно, производственных отношений, а стало быть, и всей
совокупности общественных отношений»43. В этом положении
в высшей степени существенно признание того, что в условиях
капитализма вместе с развитием производительных сил изме-
няются, соответственно этому процессу, и производственные
отношения. Ярким примером этого является переход от мануфак-
43 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 427.
254
турного к промышленному капитализму, промышленная рево-
люция, которая, собственно, и создает качественно отличный от
ремесленников класс пролетариев*. Но если капиталистические
производственные отношения изменяются благодаря прогрессу
производительных сил буржуазного общества, то о каком проти-
воречии, конфликте между ними может идти речь? С точки зре-
ния марксизма такой конфликт закономерен, неизбежен, посколь-
ку производственные отношения, хотя и изменяются вследствие
роста производительных сил, все же остаются капиталистиче-
скими отношениями производства. Но ведь, согласно марксизму,
этот конфликт состоит в том, что капиталистические производ-
ственные отношения становятся оковами для развития произво-
дительных сил. Между тем производительные силы буржуазного
общества развиваются революционным образом, о чем трезво и
красноречиво говорит «Манифест». Поэтому совершенно не со-
гласуется с этим, не подлежащим сомнению фактом, важнейшее
для всего содержания этого произведения утверждение о кризисе
капиталистической системы, который-де с неотвратимой необ-
ходимостью ведет к пролетарской революции. Маркс и Энгельс
утверждают: «Вот уже несколько десятилетий история промыш-
ленности и торговли представляет собой лишь историю возму-
щения современных производительных сил против современных
производственных отношений, против тех отношений собствен-
ности, которые являются условиями существования буржуазии и
ее господства. Достаточно указать на торговые кризисы, которые,
возвращаясь периодически, все более и более грозно ставят под
вопрос существование всего буржуазного общества»44.
Торговые кризисы, о которых здесь идет речь, есть не что иное,
как кризисы перепроизводства. Первый такой кризис разразился
в Англии в 1825 году. Периодическое повторение этих кризисов
истолковывалось утопическими социалистами как свидетельство
экономической несостоятельности капиталистической системы.
* «Пролетариат, - пишет Энгельс в “Принципах коммунизма”, - возник в
результате промышленной революции, которая произошла в Англии во второй
половине прошлого века и после этого повторилась во всех цивилизованных
странах мира» (там же, с. 322). Это утверждение нуждается в уточнении не
только потому, что у Энгельса в те годы не было оснований говорить о «всех
цивилизованных странах», но также и потому, что даже во Франции и Герма-
нии промышленная революция началась лишь в конце первой трети - первой
половины XIX века. И немецкие, и французские пролетарии, о которых писали
Маркс и Энгельс в 40-х гг., были в подавляющем своем большинстве ремеслен-
никами, значительная часть которых, правда, была уже вовлечена в мануфактур-
ные капиталистические предприятия.
44 Там же, с. 429.
255
«Манифест» в этом отношении следует по уже проторенному
пути. Разрушительный характер кризисов перепроизводства не
мог, конечно, не приводить к мысли о том, что капиталистическое
производство таит в себе неустранимую угрозу своему собствен-
ному существованию. Следует, конечно, учесть и то обстоятель-
ство, что в 1848 г., когда был опубликован «Манифест», еще не
существовало политической экономии марксизма. Неудивитель-
но поэтому, что в исследованиях Маркса и Энгельса, предшество-
вавших созданию этого учения, периодические кризисы перепро-
изводства отождествлялись с кризисом всей капиталистической
системы. Лишь в процессе разработки своей экономической
теории Маркс установил, что такого рода кризисы представляют
собой нормальные фазы капиталистического процесса воспроиз-
водства, за которыми следует новый его подъем.
Итак, констатация периодических кризисов перепроизвод-
ства истолковывается в «Манифесте» как свидетельство кризиса
всей капиталистической системы, непосредственное выражение
конфликта между производительными силами и производствен-
ными отношениями. А этот конфликт, политическим выражением
которого является антагонизм между трудом и капиталом, классо-
вая борьба пролетариата, являющаяся по природе своей полити-
ческой борьбой, как утверждают авторы «Манифеста», образует
объективную, экономическую основу пролетарской революции,
насильственного переворота, победоносным завершением кото-
рого становится упразднение частной собственности на средства
производства и утверждение политического господства проле-
тариата. Отсюда следует вывод: «...мы прослеживали более или
менее прикрытую гражданскую войну внутри существующего
общества вплоть до того пункта, когда она превращается в от-
крытую революцию, и пролетариат основывает свое господство
посредством насильственного ниспровержения буржуазии»45.
Пролетарская революция представлялась авторам «Мани-
феста» отнюдь не более или менее отдаленным будущим: как
указывалось уже выше, буржуазная революция характеризова-
лась «Манифестом» как непосредственный пролог революции
пролетарской. Это убеждение теоретически обосновывалось
концепцией непрерывной революции, которая станет предметом
моего анализа после того, как будет дан ответ на вопрос: почему
Маркс и Энгельс, несмотря на бурное развитие производитель-
ных сил буржуазного общества (неопровержимое свидетельство
жизнеспособности капитализма), упорно настаивали на том, что
45 Там же, с. 435.
256
пролетарская революция, уничтожение капиталистических про-
изводственных отношений является безотлагательной необходи-
мостью? Ссылка на кризисы перепроизводства, на противоречие
между производительными силами и капиталистическими произ-
водственными отношениями не может служить ответом на этот
вопрос. Таким ответом является констатация характерной для то-
гдашней стадии развития капитализма прогрессирующего обни-
щания пролетарских и непролетарских трудящихся масс. И нет ни
малейшего преувеличения в утверждении авторов «Манифеста»:
«...современный рабочий с прогрессом промышленности не под-
нимается, а все более опускается ниже условий существования
своего собственного класса. Рабочий становится паупером, и пау-
перизм растет еще быстрее, чем население и богатство. Это ясно
показывает, что буржуазия неспособна оставаться далее господ-
ствующим классом общества... Она неспособна господствовать,
потому что неспособна обеспечить своему рабу даже рабского
уровня существования... Общество не может более жить под ее
властью, т.е. ее жизнь несовместима более с обществом»46.
Повторяю: в этой констатации бедственного положения про-
летариата нет никакого сгущения красок. Эта констатация, кото-
рую мы находим и в публикациях ряда чуждых марксизму авто-
ров, основывается, в частности, на эмпирическом исследовании,
проведенном Энгельсом в работе «Положение рабочего класса
Англии», опубликованной в 1845 г. Предметом анализа Энгельса
являются социальные последствия промышленной революции в
самой передовой капиталистической стране. Налицо громадный
подъем производительных сил, небывалое умножение общест-
венного богатства и вместе с тем повсеместная пауперизация: ра-
зорение мелких производителей, постоянное увеличение резерв-
ной армии пролетариев, понижение и без того низкого уровня их
жизни*.
46 Там же.
Стоит отметить, что ужасающую нищету трудящихся в Англии за четверть
века до Энгельса отмечал Гегель: «Нет страны, где бы столько производилось,
как в Англии, страны, которая располагала бы таким рынком, и тем не менее
ни в одной стране бедность и количество черни не достигали такой ужасающей
степени, как в Англии» (Философия права. М., 1990, с. 456). В другом месте
этой работы Гегель указывает: «В Лондоне, этом богатейшем городе, нужда,
нищета, бедность столь ужасны, что мы даже не можем себе это представить»
(там же, с. 437). Весьма интересно, что Гегель винит в нищете трудящихся ка-
питалистов: «Капиталисты, трутни общества, они непродуктивны, не создают
средства для других, они располагают этими средствами, но не создают их» (там
же, с. 438-439). Эти высказывания нельзя истолковывать как протест против ка-
питализма и защиту феодальных отношений. Гегель осуждает не капитализм, а
его последствия, которые представляются ему вовсе не неизбежными.
9. Ойзерман Т.И., том 2
257
Книга Энгельса потрясает своим описанием тяжелейших ус-
ловий труда во всех отраслях промышленности, убогих жилищ-
ных условий, нищенского питания английских рабочих. Энгельс
обвиняет английских капиталистов в «промышленном убийс-
тве». Он заявляет: «...если общество ставит сотни пролетариев
в такое положение, что они неизбежно обречены на преждевре-
менную, неестественную смерть, на смерть насильственную в
такой же мере, как смерть от меча или пули; если общество ли-
шает тысячи своих членов необходимых условий жизни, ставит
их в условия, в которых они жить не могут; если оно сильной
рукой закона удерживает их в этих условиях, пока не наступит
смерть, как неизбежное следствие; если оно знает, великолепно
знает, что тысячи должны пасть жертвой таких условий, и все
же этих условий не устраняет, - это тоже убийство, в такой же
мере, как убийство, совершенное отдельным лицом, но только
убийство скрытое, коварное, от которого никто не может себя
оградить...»47.
Современному читателю эта характеристика положения анг-
лийского пролетариата может показаться слишком эмоциональ-
но заостренной, сгущающей краски и т.п. Однако возмущение,
выражаемое Энгельсом, не помешало ему объективно обрисовать
положение вещей, и притом, конечно, не только в Англии. Ука-
жу хотя бы на то, что накануне революций 1848 г. рабочий день
во Франции и Германии достигал 18 часов, а заработная плата,
выдававшаяся зачастую товарами из фабричных лавок, едва обес-
печивала полуголодное существование. В Лионе, знаменитом
своим производством бархата, ткачи получали за свой восемна-
дцатичасовой рабочий день менее 20 су. В Кельне, по данным
официальной статистики, каждый четвертый житель поддержи-
вался на средства публичной благотворительности48. Даже прус-
ские военные с тревогой говорили о плохом состоянии здоровья
новобранцев. Несомненно, что не из любви к рабочему классу
прусское правительство в 1828 г. запретило ночную работу детей.
Книга Энгельса подытоживает на основе большого фактического
материала выводы, которые и он, и Маркс сделали в статьях, на-
печатанных в «Немецко-французском ежегоднике». Маркс указы-
вал в одной из этих статей, что Англия, не знающая себе равных
по уровню развития производства, является, по общему призна-
нию, страной пауперизма. Даже само слово «пауперизм» анг-
лийского происхождения. Чем же объясняют английские законо-
47 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 329-330.
48 Кучинский Ю. История условий труда в Германии. М., 1949, с. 49.
258
датели «ужасающий рост пауперизма»?49 Нераспорядительно-
стью администрации? Так утверждали либеральные защитники
капитализма. Разумеется, с таким объяснением фактов Маркс не
мог согласиться. Причину пауперизма в наиболее процветающей
капиталистической стране этой эпохи, стране, уже в те времена
ставшей могущественной колониальной империей, Маркс видит
в капиталистическом способе производства. Этот вывод вполне
оправдан применительно к капитализму эпохи промышленной
революции и последующего периода, охватывающего большую
часть XIX века. Но Маркс говорит о сущности капиталистического
способа производства, которая-де неизбежно порождает прогрес-
сирующее обнищание пролетариата как необходимое условие ка-
питалистического прогресса. Такая характеристика капитализма
в целом является, с одной стороны, недооценкой экономических
потенций этого способа производства, а с другой стороны, недо-
оценкой экономической классовой борьбы пролетариата, которая
уже в последней трети XIX века вынуждала капиталистов Англии,
Франции, Германии и некоторых других стран идти, по меньшей
мере, на частичное удовлетворение его требований.
Маркс не ограничился констатацией факта обнищания рабо-
чего класса, он теоретически осмысливает это явление, которое,
однако, он понимает не как факт, характеризующий определен-
ную эпоху капиталистического развития, а как объективный закон
развития всего капиталистического способа производства. Так, в
работе «Наемный труд и капитал», написанной в 1847 г., Маркс,
разделяя воззрения Д. Рикардо, утверждал, что рост прибыли ка-
питалиста означает понижение заработной платы рабочих. «Зара-
ботная плата и прибыль находятся о обратном отношении друг к
другу... Прибыль повышается в той же мере, в какой понижается
заработная плата»50. Это положение, которое на первый взгляд
представляется само собой разумеющимся, в действительности
правильно лишь при условии, что производительность труда
остается неизменной. Однако развитие машинного производства
и совершенствование его технологии значительно повышают
производительность труда, увеличивают прибыли капиталистов
49 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 435. Энгельс в статье, помещенной в том
же «Ежегоднике», утверждал, что обнищание пролетариата неизбежно приведет
в не столь уж отдаленном будущем к такой критической ситуации, когда «массе
английских рабочих останется только один выбор - между голодной смертью и
социализмом» (там же, с. 596). То обстоятельство, что предвидение Энгельса не
оправдалось, конечно, не говорит о том, что его описание бедственного положе-
ния английского рабочего класса не соответствовало действительности.
50 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 449.
9*
259
и позволяют им, понуждаемым требованиями рабочих, идти не
некоторое увеличение заработной платы. Это значит, что одно-
временное увеличение прибыли капиталиста и заработной платы
рабочих вполне возможно. И этот процесс начал происходить в
наиболее развитых капиталистических странах уже в последней
четверти XIX столетия. Кстати, вывод о возможности одновре-
менного повышения заработной платы и прибыли капиталиста
можно сделать и из учения Маркса об относительной прибавочной
стоимости, получаемой за счет увеличения производительности
труда. Это учение изложено в первом томе «Капитала», но Маркс
делает из него лишь тот вывод, что производство относительной
прибавочной стоимости увеличивает прибыль капиталиста.
Положение о прогрессирующем в ходе развития капитализма
обнищании пролетариата является, на мой взгляд, важнейшим
политическим выводом, содержащимся в Марксовом «Капита-
ле». Значение этого вывода, как ясно из предшествующего из-
ложения, состоит в том, что он обосновывает безотлагательную
необходимость пролетарской революции*. Поскольку тезис о
прогрессирующем обнищании пролетариата является не только
констатацией наличного положения вещей, но и предвидением
еще более удручающего будущего, которое следует предотвратить
во что бы то ни стало, естественно возникает вопрос: насколько
теоретически обосновано это предвидение? Маркс в своем «Ка-
питале», который существенно отличается по своему научному
уровню от его ранних экономических исследований 40-х годов,
исходит из установленного его предшественниками-экономиста-
ми факта: капиталистическое воспроизводство по природе своей
носит расширенный характер, что непосредственно свидетель-
ствует о его превосходстве над докапиталистическими способами
производства. Это предполагает постоянное увеличение массы
средств производства, т.е. превращение в капитал значительной
части прибыли капиталистов, к чему вынуждают последних объ-
ективные законы конкуренции. Ведь пролетарии не в состоянии
выкупить большую часть производимых ими товаров, а растущая
* К. Каутский отмечает, что и социалисты - предшественники марксизма
связывали свои убеждения в неизбежности антикапиталистической революции
с ухудшением положения пролетариата в буржуазном обществе: «Чем хуже
становилось положение масс, тем скорее должен был, по мнению этих ранних
рабочих социалистов, настать момент, когда положение сделается настолько
невыносимым, что массы взорвут давящую на них общественную надстройку»
(Каутский К. Эрфуртская программа. М., 1959, с. 217). Разумеется, Каутский
имеет в виду отнюдь не всех социалистов, а лишь тех представителей социа-
листического (вернее даже, коммунистического) течения, которые отрицали
возможность коренных социальных преобразований в условиях капитализма.
260
масса прибавочной стоимости (а значит, и прибыли) капитали-
стов значительно превосходит средства, необходимые для их
личного потребления. В рамках этих экономических условий и
прежде всего при данном жизненном уровне трудящихся не су-
ществует факторов, противодействующих такому типу экономи-
ческого развития, при котором затраты на производство средств
производства превосходят затраты на производство средств по-
требления. Следовательно, объективно обусловленный процесс
капиталистического воспроизводства порождает сравнительно
низкий уровень потребления продуктов производства их произ-
водителями, трудящимися.
Примат производства средств производства над производ-
ством средств потребления, производство ради производства, как
писал Маркс, означает вместе с тем и изменение органической
структуры капитала, более быстрое возрастание постоянного ка-
питала (средств производства и их стоимости) по сравнению с
переменным капиталом, т.е. количеством занятых в производстве
рабочих, совокупной стоимости рабочей силы. Следовательно,
для производительного применения каждой рабочей силы тре-
буется в среднем больше средств производства (больше затрат
капитала), чем в прошлом. Поскольку прибыль капиталиста со-
ответствует величине всего авансированного капитала, а творцом
прибавочной стоимости, превращающейся в прибыль, может
быть лишь рабочая сила, постольку относительное уменьшение
доли переменного капитала по отношению ко всей его, к тому же
все возрастающей величине означает не что, иное, как понижение
нормы прибыли на капитал.
Как указывает Маркс, «понижение нормы прибыли представ-
ляет собой закон, который в известный момент самым резким
образом приходит в столкновение с развитием производительной
силы труда и потому постоянно должен преодолеваться посред-
ством кризисов»51. Маркс, правда, называет этот закон законом-
тенденцией, указывая на противодействующие ему факторы
(совершенствование орудий труда, механизация трудовых про-
цессов, рост производительности труда и т.д.), однако в конечном
счете настаивает на приведенном выше выводе: норма прибыли,
приносимая функционирующим капиталом неуклонно снижает-
ся. Этот вывод, опровергнутый развитием капитализма, крайне
необходим Марксу для обоснования его, по существу, главного
теоретического тезиса: капиталистический прогресс и прогресси-
рующее обнищание пролетариата - две стороны единого, антаго-
нистического по своей природе исторического процесса.
51 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. 1, с. 283.
261
В 23 главе первого тома «Капитала» Маркс анализирует эко-
номическое положение Англии за двадцатилетний период (1846-
1866), рисуя поистине ужасающую картину обнищания пролета-
риев. Так, касаясь условий жизни рабочих в Бакингемшире, Маркс
констатирует: «На каждую семью приходится меньше площади,
чем на одного каторжника. Ни в одном доме нет больше одной
спальни, ни в одном нет черного хода, в очень немногих домах
имеется водоснабжение... Из жильцов обследованных 16 домов
только у одного единственного заработок достигал 10 шилл. в не-
делю. Количество воздуха, приходившееся в упомянутом случае
на каждого человека, соответствует тому, что досталось бы на
долю каждого, если бы на ночь он был заперт в ящик в 4 фута по
всем трем измерениям»52. Эти и другие приводимые Марксом фак-
тические данные содержатся в разделе упомянутой выше главы,
названном «Иллюстрация всеобщего закона капиталистического
накопления», который формулируется Марксом следующим об-
разом: «Чем больше общественное богатство, функционирующий
капитал, размеры и энергия его возрастания, а следовательно, чем
больше абсолютная величина пролетариата и производительная
сила его труда, тем больше промышленная резервная армия...
Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной ра-
бочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета
которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей
армии. Наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и
промышленная резервная армия, тем больше официальный пау-
перизм. Это - абсолютный, всеобщий закон капиталистического
накопления»53.
Маркс различал относительное и абсолютное обнищание
пролетариата. Первое означает уменьшение доли пролетариата
в создаваемом общественном богатстве, второе - прогрессирую-
щее обнищание этого класса. Таким образом, положение рабо-
чего класса постоянно ухудшается как в одном, так и в другом
отношении. Обнищание пролетариата еще более усугубляется
вследствие того, что капиталистическое производство предпола-
гает возрастание резервной армии труда, т.е. рост безработицы,
которая влечет за собой снижение заработной платы и занятых
в производстве рабочих. Именно поэтому, полагает Маркс, по
52 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 700.
53 Там же, с. 659. Рассматривая богатство при капитализме и его противо-
положность - нищету, как обусловливающие друг друга, Маркс вполне в духе
Гегеля говорит о тождестве этих противоположностей: «...национальное богат-
ство оказывается теперь по самой своей природе тождественным с народной
нищетой» (там же, с. 781).
262
мере накопления капитала, т.е. в процессе капиталистического
производства и воспроизводства, «положение рабочего должно
ухудшаться, какова бы ни была, высока или низка, его оплата»54.
А поскольку существование капитализма и накопление капитала
неотделимы друг от друга, то закон, обусловливающий относи-
тельное перенаселение, соответствующее возрастанию массы
капитала, обусловливает тем самым и накопление нищеты. И чем
больше богатеет буржуазное общество, тем более нищают соз-
датели этого богатства, пролетарии. «Следовательно, накопление
богатства на одном полюсе есть в то же время накопление ни-
щеты, муки труда, рабства, невежества, огрубления и моральной
деградации на противоположном полюсе, т.е. на стороне класса,
который производит свой собственный продукт как капитал»55.
Теперь становится совершенно ясно, почему Маркс и Энгельс
настаивают на безотлагательной необходимости пролетарской
революции, т.е. насильственного ниспровержения политического
господства буржуазии и капиталистических производственных
отношений вообще. Дело вовсе не в том, что эти отношения стали
оковами для развития производительных сил, хотя об этом гово-
рится и в «Манифесте», и в предшествующих ему работах. Про-
изводительные силы буржуазного общества развиваются небыва-
лыми в истории человечества темпами, что не только признают,
но и подчеркивают, так сказать, жирной чертой основоположники
марксизма. Значит, безотлагательная необходимость пролетар-
ской революции заключается в другом, а именно в невыносимом
положении пролетариата, который находится на грани голодной
смерти, как утверждают Маркс и Энгельс и другие критики ка-
питализма. Нужно спасать пролетариат, предотвратить надви-
гающуюся катастрофу. И хотя в «Немецкой идеологии» Маркс
и Энгельс предупреждали против преждевременной пролетар-
ской революции, тем не менее в «Манифесте» они доказывают,
что она - единственно возможный способ предотвращения
катастрофы*.
54 Там же, с. 660.
55 Там же. Характеризуя положение пролетариата в процессе историчес-
кого развития капитализма как накопление «рабства, невежества, огрубления
и моральной деградации», Маркс тем самым вольно или невольно ставит под
вопрос способность этого класса к сознательной, организованной политической
борьбе против эксплуатирующего его класса. Пролетариат, фактически изобра-
жаемый как люмпенпролетариат, представляет собой деклассированную массу
населения, которую сплошь и рядом используют для подавления демократии
реакционные силы, как это, например, показал Маркс в своем «Восемнадцатом
брюмера Луи Бонапарта».
* Вывод, что пролетарская революция необходима и неизбежна вследствие
невыносимого положения пролетариата был фактически сделан Марксом уже в
263
«Манифест Коммунистической партии» был опубликован в
феврале 1848 г., т.е. за несколько недель до того, как разразилась
революция 1848 года. Маркс и Энгельс вполне сознавали буржу-
азно-демократический характер этой революции. В «Новой Рейн-
ской газете», которую они издавали в 1848-1849 гг. в Кельне, они
пропагандировали не идею пролетарской революции, а необхо-
димость создания единой республиканской Германии. При этом,
однако, они были убеждены в том, что решение этой демократи-
ческой задачи, т.е. победоносная буржуазная революция, станет
началом новой, на этот раз уже антикапиталистической револю-
ции. Это и была идея непрерывной революции, оправдывающая
убеждение в необходимости пролетарской революции. Энгельс
еще в 1845 г. высказывал эту идею, предвосхищая назревавшую
буржуазно-демократическую революцию: «...все современное ев-
ропейское социальное движение представляет собой лишь второй
акт революции, лишь подготовку к развязке той драмы, которая
началась в 1789 г. в Париже, а теперь охватила своим действи-
ем всю Европу...»56. Впоследствии в статье Маркс и «Neue Rhe-
inische Zeitung» Энгельс указывал, что в период революции 1848 г.
он и Маркс «бессознательно подражали Марату, который «не счи-
тал революцию завершенной, а хотел, чтобы она была признана
непрерывной»57.
Буржуазные демократы - активные участники революции
1848 г. - сплошь и рядом не осознавали ее буржуазного содер-
жания, т.е. того, что ее победоносным завершением может быть
лишь установление политического господства буржуазии. Ха-
рактерна в этом отношении позиция немецкого республиканца
Ф. Геккера, заявившего в 1848 году: «Капитал не должен быть
более господином, а труд - его холопом; средством для достиже-
ния этой цели являются свобода и единение». Другой немецкий
республиканец Г. Юлиус, редактор популярной газеты «Берлин-
ская читальня» писал в ней в марте 1848 года, что «разрыв между
классом буржуазии и рабочим классом уже произошел» и война
«Экономически-философских рукописях 1844 года» Г. Маркузе, характеризуя
революционное содержание этой работы, подчеркивает «неумолимое стремле-
ние к обоснованию радикальной революции: дело в том, что фактическая ситуа-
ция капитализма означает не только экономический или политический кризис,
а полную катастрофу человеческой сущности, а этот вывод заранее осуждает
всякую лишь экономическую и политическую реформу на неудачу и требует
безусловного решительного упразднения существующего состояния путем то-
тальной революции» (Marcuse Н. Neue Quellen zur Grundlegung des historischen
Materialismus // «Die Gesellschaft», 1932, Heft 8, S. 158).
56 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 589.
57 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 20.
264
идет «не между королевством и республикой, а между собствен-
никами и теми, кто при помощи своей рабочей силы стремится к
собственности»58.
Социалистические иллюзии буржуазных демократов еще силь-
нее проявлялись во Франции, в которой революция 1848 г., третья
буржуазная революция, в значительной мере развертывалась в
форме пролетарской борьбы за «социальную демократию». Один
из участников этой революции вспоминал спустя десятилетия:
«Для нас республика «демократическая и социальная», как мы ее
называли, должна была стать режимом справедливости и счастья,
всем тем, что вы сегодня называете социалистическим строем»59.
Буржуазные демократы, конечно, не говорили о непрерывной
революции. Их социалистические иллюзии, носившие весьма рас-
плывчатый характер, были всего лишь результатом утопической
идеализации содержания и возможных достижений буржуазно-
демократической революции. Совершенно по-иному оценивали
революцию 1848 г. Маркс и Энгельс, которым была чужда идеа-
лизация буржуазно-демократической революции и ее социальных
последствий. Идея непрерывной революции, которую отстаивали
в эти годы Маркс и Энгельс, прямо свидетельствовала о том, что
они вполне осознают ограниченное содержание буржуазной ре-
волюции. Неудивительно поэтому, что они видели в этих револю-
циях не только борьбу буржуазии за установление своего полити-
ческого господства, но и борьбу пролетариата против буржуазии,
которая и представлялась им началом непрерывной революции,
т.е. переходом к революции пролетарской.
Июньское восстание парижских рабочих Маркс оценивает в
«Новой Рейнской газете», т.е. непосредственно в дни начавше-
гося восстания, как «величайшую революцию из всех, которые
когда-либо происходили», как «революцию пролетариата против
буржуазии»60. В том же духе оценивает Энгельс события 1848 г.
и в других европейских странах, в том числе и в Англии, где не
было революции: «...в Вене, как и в Париже, в Берлине, как и во
Франкфурте, в Лондоне, как и в Милане, дело идет о свержении
политического господства буржуазии, о таком перевороте, даже
ближайшие последствия которого наполняют ужасом всех солид-
ных и занимающихся спекуляцией буржуа»61.
58См.: Obermann К. Die deutschen Arbeiter in der erstenbiirgerlichen Revolution.
Berlin, 1950, S. 61,88.
59 Cm.: «La revolution de 1848 et les revolutions du XIX siecle 1830-1870».
Paris, 1924, tome 21, p. 294-295.
60 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 324, с. 261.
61 Там же, с. 444.
265
То, что содержанием буржуазных революций 1848 г. была не
только борьба буржуазии за установление своего полного поли-
тического господства, но и борьба пролетариата против бесчело-
вечных, ужасающих условий своего существования, т.е. борьба
против эксплуатирующей его буржуазии, является несомненно
фактом, которому уделяли самое большое внимание Маркс и Эн-
гельс, как до революции, так и в ходе ее. «Новая Рейнская газе-
та», указывая и на побудительные мотивы июньского восстания
в Париже, писала: «Июньская революция - революция отчаяния,
и она протекает в молчаливом гневе, в мрачном хладнокровии
отчаяния»62. Однако вывод, который делают Маркс и Энгельс,
т.е. положение о превращении буржуазной революции в револю-
цию пролетарскую, является, конечно, утопическим, ибо из того
факта, что доведенные до отчаяния и возмущенные своим нищен-
ским положением пролетарии выступают против существующего
положения вещей, никоим образом не следует, что они стремятся
завоевать государственную власть, уничтожить частную собст-
венность на средства производства и т.д.
Маркс указывал в своих предреволюционных работах, что в
буржуазных революциях XVH-XVIII веков постоянно имели ме-
сто выступления угнетенных и эксплуатируемых масс, борющих-
ся за свои, отличные от интересов буржуазии интересы. Но эта
борьба социальных «низов» против имущих классов нисколько
не изменяла содержания буржуазных революций и представляла
собой, пользуясь словами Маркса, вспомогательную силу этих
революций. Однако революции 1848 г. способствуют изменению
взглядов Маркса и Энгельса на пути осуществления пролетарской
революции. Если в их предреволюционных работах идея непре-
рывной революции формулируется недостаточно определенно, и
притом с весьма существенными оговорками (достаточно напом-
нить приведенное в первом разделе этой главы предупреждение
Маркса против преждевременной пролетарской революции), то
теперь, в разгар революционной бури 1848-1849 гг. и даже непо-
62 Там же, с. 123. В ноябре 1848 г., когда революция во Франции была факти-
чески уже подавлена, Маркс писал: «В февральскую революцию деспотизм бур-
жуазии отнюдь не был сломлен - он получил вполне законченное выражение»
(там же, с. 485). Это положение Маркса говорит о том, что революция 1848 г. во
Франции трактовалась Марксом, по существу, как пролетарская революция, а
поражение пролетариата в дни июньского восстания в Париже рассматривалось
им как поражение революции. В действительности революция завершилась
победой буржуазии, что и отмечает Маркс: «Корона, последний феодальный
ореол, скрывавший господство класса буржуазии, была сброшена. Господство
капитала выступило в чистом виде» (там же). Именно в этом Маркс видит пора-
жение французской революции 1848 года.
266
средственно после нее, эта идея, правда в течение всего лишь двух
лет, приобретает первостепенное значение, становится руковод-
ством к действию. Об этом особенно наглядно свидетельствует
составленное Марксом и Энгельсом «Обращение Центрального
комитета к Союзу коммунистов» (март 1850 г.). В нем говорится о
том, что близка новая революция, в которой пролетарская партия
на первых порах должна выступать в союзе с мелкобуржуазными
демократами, за которыми идет значительная часть населения го-
родов и все крестьянство, включая и сельский пролетариат. Одна-
ко этот союз неизбежно распадется, как только мелкобуржуазные
демократы, добившись осуществления демократических преоб-
разований, попытаются «возможно быстрее закончить револю-
цию», что в корне противоречит интересам пролетарской партии,
так как «наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы
сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или
менее имущие классы не будут устранены от господства, пока
пролетариат не завоюет государственной власти...»63.
В июне 1850 г. Маркс и Энгельс выпускают второе «Обраще-
ние ЦК к Союзу коммунистов». В нем содержится отчет о состо-
янии «Союза коммунистов» в европейских странах (Швейцарии,
Бельгии, Германии, Франции, Англии), отмечается, в частности,
что поражения, понесенные общинами «Союза» в период рево-
люции, почти совершенно разрушили его организацию. Обраще-
ние намечает меры, направленные на восстановление «Союза».
Важно отметить следующее место в этом документе: «Из фран-
цузских революционеров к нам присоединилась действительно
пролетарская партия, вождем которой является Бланки. Делегаты
тайных бланкистских обществ находятся в постоянной и офици-
альной связи с делегатами Союза, которым они поручили важные
подготовительные работы в интересах предстоящей в ближай-
шее время французской революции»64. Маркс и Энгельс, как мы
видим, все еще не теряют надежды на то, что в Европе вскоре
разразится революция. Возможно, эта надежда в какой-то мере
питается их союзом с бланкистами, хотя в отличие от последних
они не считают, что революция может быть подготовлена и осу-
ществлена силами подпольной революционной организации.
В одной из написанных в апреле-мае статей Маркс решитель-
но выступает против революционеров-заговорщиков, которые «не
довольствуются тем, чтобы вообще организовать революционный
пролетариат. Их дело заключается как раз в том, чтобы опережать
63 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 261.
64 Там же, с. 328.
267
процесс революционного развития, искусственно гнать его к кри-
зису, делать революцию экспромтом, без наличия необходимых
для нее условий. Единственным условием революции является
для них надлежащая организация их заговора. Они - алхимики
революции...»65. Это исключающее всякие кривотолки положение
Маркса дает основание для вывода, что сближение «Союза ком-
мунистов» с бланкистами представляло собой не более чем вре-
менный, тактический союз. Это, кстати сказать, подтверждается
последующими историческими событиями, в частности историей
Первого Интернационала и Парижской коммуны.
В «Обращении» нет речи о непрерывной революции, что,
впрочем, еще не указывает на то, что основоположники марксиз-
ма отказались от этой революционной установки. Поворотным
пунктом в воззрениях Маркса и Энгельса на перспективы про-
летарской революции стало заседание Центрального комитета
«Союза коммунистов» 15 сентября 1850 года. На нем произошел
раскол «Союза» вследствие принципиальных разногласий между
группой А. Виллиха и К. Шаппера, с одной стороны, и сторонни-
ками Маркса и Энгельса - с другой. Фракция Виллиха-Шаппера
настаивала на том, что «Союз коммунистов» должен, не теряя вре-
мени, заняться непосредственной подготовкой революции, с тем
чтобы осуществить ее как можно скорее. «Речь идет о том, - гово-
рил Шаппер, - мы или сами начнем рубить головы, или нам будут
рубить головы... Я не сторонник того мнения, что в Германии к вла-
сти придут буржуа...» Шаппер был убежден в том, что в Германии
предстоит в самое ближайшее время «новая революция» и комму-
нисты должны добиться завоевания государственной власти»66.
Маркс, выступая против фракции Виллиха—Шаппера, указы-
вает, что в Германии слово «пролетариат» превратилось в устах
коммунистов в пустую фразу, так как они фактически объявляют
всех мелких буржуа пролетариями. Он осуждает требование при-
ступить к незамедлительной подготовке пролетарской революции
как субъективистское, идеалистическое. «Вместо материалистиче-
ского воззрения Манифеста выдвигается идеалистическое. Вместо
действительных отношений главным в революции изображается
воля. В то время как мы говорим рабочим: Вам, может быть, при-
дется пережить еще 15,20,50 лет гражданской войны для того, что-
бы изменить существующие условия и чтобы сделать самих себя
способными к господству, - им, вместо этого, говорят: «Мы долж-
ны тотчас достигнуть власти, или же мы можем лечь спать»67.
65 Там же, с. 287-288.
66 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 584.
67 Там же, с. 582.
268
Для правильного понимания этого положения следует иметь
в виду, что выражение «гражданская война» означает в устах
Маркса классовую борьбу пролетариата. В этом же смысле это
выражение употреблялось и в «Манифесте Коммунистической
партии». Далее, нужно отметить, что Маркс осуждает здесь если
не прямо, то косвенно, не только фракцию Виллиха-Шаппера,
но и революционные установки бланкистов. Но самое важное,
имеющее громадное принципиальное значение в этом положении
состоит в том, что здесь налицо безоговорочное отрицание идеи
непрерывной революции, т.е. установки на превращение буржу-
азно-демократической революции в революцию пролетарскую,
установки, которой Маркс и Энгельс руководствовались в период
революции 1848 г. и непосредственно после нее. Ведь согласно
этой установке, которой остаются верны Виллих, Шаппер и их
приверженцы, пролетарская революция может и должна быть
непосредственным продолжением буржуазной революции, т.е.
пролетарская партия должна воспользоваться этой революцией
для завоевания власти. Маркс отвергает эту субъективистскую
революционную установку, указывая на то, что и после буржуаз-
ной революции (она уже совершилась) пролетариату необходимы
еще 15, 20, 50 лет классовой борьбы, чтобы он обрел способность
совершить социалистическую революцию.
Революционную установку фракции Виллиха-Шаппера, т.е.
идею непрерывной революции, Маркс называет идеалистиче-
ской, ссылаясь при этом на «Манифест Коммунистической пар-
тии», в котором пролетарская революция рассматривается как
экономически обусловленная конфликтом между развившимися
в лоне капитализма производительными силами и буржуазными
производственными отношениями. Следовательно, согласно «Ма-
нифесту» (и материалистическому пониманию истории вообще),
пролетарская революция становится возможной и необходимой в
уже вполне сложившемся капиталистическом обществе, развитие
которого совершалось в течение более или менее длительного
периода после победы буржуазной революции.
Маркс, правда, не подвергает прямой критике идею непре-
рывной революции, что может быть истолковано или как отсут-
ствие самокритики, или как то, что эта идея еще не окончательно
преодолена, и он все еще сохраняет убеждение, что пролетарская
революция не за горами. К этому, последнему выводу могут при-
вести отдельные высказывания Маркса, относящиеся к 50-60-м
годам, в которых он говорит о возможности пролетарской рево-
люции в связи с очередным кризисом перепроизводства и его раз-
рушительными последствиями. Так, в 1858 г. Маркс в одном из
269
писем Энгельсу выражает уверенность, что «на континенте рево-
люция близка и примет сразу же социалистический характер»68.
Однако это убеждение никак не связано с идеей непрерывной ре-
волюции, которая исходит из констатации буржуазной революции
и полагает не только возможным, но и необходимым переход от
нее к революции пролетарской. Оно, это убеждение, скорее связа-
но с констатацией надвигающегося очередного кризиса перепро-
изводства, который, как полагали в это время Маркс и Энгельс,
неизбежно порождает революционную ситуацию*. Это воззрение
может быть также понято как некоторая непоследовательность,
революционное нетерпение, которое ни в коей мере не отменяет
основного материалистического вывода Маркса об объективной
неизбежности более или менее длительного исторического ин-
тервала между буржуазной и пролетарской революцией.
Отвечая Шапперу, говорившему о наличии в Германии мас-
сового революционного энтузиазма, благодаря которому можно и
должно незамедлительно совершить пролетарскую революцию,
Маркс с величайшей трезвостью умудренного историческим опы-
том революционера замечает: «Что до энтузиазма, то немного его
требуется, чтобы принадлежать к партии, о которой думаешь, что
она вот-вот придет к власти. Я всегда противился преходящим
мнениям пролетариата. Мы посвящаем себя партии, которая, к
счастью для нее, как раз не может еще прийти к власти. Пролета-
риат, если бы он пришел к власти, проводил бы не непосредствен-
но пролетарские, а мелкобуржуазные меры. Наша партия может
прийти к власти лишь тогда, когда условия позволят проводить в
жизнь ее взгляды»69. Маркс, следовательно, утверждает, что даже
68 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 295.
* «Новая революция, - утверждает Маркс в начале 50-х годов, - возможна
только вслед за новым кризисом. Но наступление ее так же неизбежно, как и
наступление последнего» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 100). Это утверж-
дение явно связано со все еще не преодоленным представлением о кризисах
перепроизводства как кризисе капиталистической системы. Таким образом, во
взглядах Маркса и Энгельса этого периода наглядно выступает противоречие,
которое выражается в не согласующихся друг с другом высказываниях С одной
стороны, Маркс заявляет, что экономическое развитие буржуазного общества
идет по восходящей линии, осуждая «реакционные попытки затормозить бур-
жуазное развитие» и подчеркивая, что при «таком всеобщем процветании, когда
производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно,
насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действи-
тельной революции не может быть и речи» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7,
с. 100). Но с другой стороны, в этой же работе - «Классовая борьба во Фран-
ции...» утверждается, что пролетарская революция вспыхнет вслед за очеред-
ным, неизбежным кризисом перепроизводства.
69 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 584.
270
завоевание политической власти рабочим классом не является
само по себе достаточным условием для осуществления социа-
листического переустройства общества, предполагающего не
только политические, но и экономические условия, которые все
еще не сложились в тогдашних, даже наиболее развитых капита-
листических странах. Поясняя свою мысль, Маркс говорит о том,
«что получается, когда слишком рано приходят к власти». При
этом он имеет в виду Францию, где в случае победы пролетар-
ской революции «пролетарии придут к власти не одни, а вместе с
крестьянами и мелкими буржуа и будут вынуждены проводить не
свои, а их меры»70.
Выступление Маркса на заседании Центрального комитета
«Союза коммунистов» от 15 сентября 1850 года является опреде-
ленным подытоживанием развития марксистской концепции ре-
волюции в ранний период существования марксизма. Этот пери-
од непосредственно связан с революциями 1848 г., осмыслением
социального содержания этих революций. И выводы, сделанные
Марксом в цитируемом выше выступлении, вытекают из анализа
этих революционных переворотов. Маркс и Энгельс, правда, еще
продолжают называть эти революции не только буржуазными, но
также и пролетарскими, что указывает на то, что они еще не сде-
лали всех выводов из своего принципиального отказа от идеи не-
прерывной революции. Но то, что они фактически уже отвергли
эту идею, недвусмысленно следует из всего содержания приве-
денного выше выступления Маркса. Благодаря этому открывают-
ся новые перспективы для марксистского учения о революции.
Новые теоретические подходы к вопросу
о путях перехода к посткапиталистическому обществу
Согласно учению Маркса и Энгельса, революции представля-
ют собой закономерные, наиболее прогрессивные этапы развития
классово-антагонистического общества, в эпоху, когда прогресс
производительных сил, а тем самым и общественный прогресс
в целом сковывается устаревшими общественными отношения-
ми производства. Этот общий социально-экономический вывод
основывается главным образом на изучении буржуазных, анти-
феодальных по своему содержанию революций XVII-XVIII ве-
ков. Если переход к капитализму от феодализма, в лоне которого
возникает и развивается капиталистический экономический ук-
лад, преобразуя в известной мере на буржуазный лад феодальные
70 Там же, с. 585.
271
общественные отношения, стал возможен лишь в результате ряда
революций, то переход к принципиально новому, исключающему
антагонистические производственные отношения посткапиталис-
тическому общественному строю совершенно невозможен без на-
сильственной революции. Таков, по моему убеждению, был ход
мысли Маркса и Энгельса, который, как они полагали, получил
свое неоспоримое подтверждение на опыте революций 1848 года.
Анализируя ход революции во Франции, Маркс пришел к своему
знаменитому заключению: революции - локомотивы истории.
Однако идея пролетарской революции не сводится к этому,
все еще недостаточно теоретически обоснованному обобщению,
поскольку основоположники марксизма ограничиваются иссле-
дованием генезиса буржуазных революций, не исследуя необхо-
димость революций в докапиталистические эпохи.
В «Манифесте Коммунистической партии» пролетарская ре-
волюция и ее важнейший результат - политическое господство
пролетариата - характеризовались как «завоевание демократии».
Это положение проливает свет на Марксово понимание необхо-
димости насильственной революции пролетариата, так как оно
непосредственно связывает эту необходимость с отсутствием де-
мократии в тогдашнем капиталистическом обществе. И действи-
тельно, как накануне революций 1848 г., так и непосредственно
после них, в европейских странах еще не было всеобщего изби-
рательного права, как и свободы объединения в профсоюзы, пра-
ва на забастовки, демонстрации, свободы печати и т.д. Понятно
поэтому, почему Энгельс в «Принципах коммунизма» называет
пролетарскую революцию демократической революцией.
Следует в полной мере учесть и то обстоятельство, что бур-
жуазные революции XVII-XVIIl веков и даже первой половины
XIX века представляли собой лишь начало демократических пре-
образований, завершение которых относится к последней трети
XIX века, да и то лишь в наиболее развитых капиталистических
странах Европы. В период революций 1848 г., да и в течение ряда
последующих лет, Маркс и Энгельс продолжали придерживаться
убеждения в том, что завершение демократических преобразова-
ний, буржуазный характер которых не вызывал у них ни малей-
ших сомнений, в принципе невозможно в условиях капитализма,
так как оно подорвало бы политическое господство буржуазии.
В «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» Маркс, анализируя
поведение буржуазных и мелкобуржуазных партий, указывает на
то, что французская буржуазия осознавала невозможность совме-
стить свое политическое господство с основательными демокра-
тическими преобразованиями, ибо «республика означает вообще
272
только политическую форму революционного преобразования
буржуазного общества, а не консервативную форму его сущест-
вования»71. Развивая эту мысль несколько ниже, Маркс пишет:
буржуазия «поняла, что все так называемые свободы и органы
прогресса посягают на ее классовое господство»72.
В статье «Чартисты», опубликованной в 1852 г., Маркс отме-
чает, что чартистская Хартия «не содержит в себе ничего, кроме
требования всеобщего избирательного права и тех условий, без
которых всеобщее избирательное право было бы иллюзорным
для рабочего класса... Но всеобщее избирательное право равно-
сильно политическому господству рабочего класса Англии, где
пролетариат составляет огромное большинство населения... По-
этому введение всеобщего избирательного права в Англии было
бы в гораздо большей степени социалистическим мероприятием,
нежели любое другое мероприятие, которому на континенте при-
сваивается это почетное имя»73. Отсюда следует вывод: если даже
политически господствующая буржуазия и бывает вынужденной
под давлением рабочего движения провозгласить всеобщее изби-
рательное право, она ограничивает его рядом условий и огово-
рок, которые делают фактически невозможным его практическое
применение рабочим классом. Маркс подтверждает этот свой
вывод в статье «Конституция французской революции», которая
декретируя всеобщее и прямое избирательное право, признает
его действие «за исключением тех случаев, которые будут преду-
смотрены законом»74. Фактически каждая статья конституции со-
держит в себе свою противоположность, в сущности, аннулирует
те гражданские свободы, которые она торжественно провозгла-
шает. Буржуазия, заключает Маркс, может быть демократической
на словах, но не хочет быть демократической на деле, она призна-
ет правильность демократических принципов, но всячески пре-
пятствует их осуществлению. Поэтому в условиях капитализма
сколько-нибудь существенные социальные преобразования в ин-
71 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 127.
72 Там же, с. 160.
73 Там же, с. 361-362. Стоит отметить, что Энгельс в 1847 г., полемизируя
с К. Гейнценом, который объявлял коммунистов противниками демократии,
решительно утверждал: «Необходимым следствием демократии во всех циви-
лизованных странах является политическое господство пролетариата, а полити-
ческое господство пролетариата есть первая предпосылка всех коммунистиче-
ских мероприятий» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 276). Это преувеличение
значения демократии в условиях капитализма является, конечно, заблуждением,
правда, весьма содержательным заблуждением, из которого можно почерпнуть
и правильные выводы, которые сделали Маркс и Энгельс в последующие годы.
74 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 535.
273
тересах рабочего класса неосуществимы мирным путем. Таковы
были убеждения Маркса и Энгельса накануне революций 1848
года, во время революций и непосредственно после них.
Тезис о враждебности политически господствующей буржуа-
зии последовательным демократическим преобразованиям был,
как ясно из предшествующего изложения, отнюдь не единствен-
ным аргументом Маркса и Энгельса в пользу обоснования необ-
ходимости насильственной социалистической революции. Дру-
гим аргументом являлось их убеждение в том, что капитализм,
по-видимому, доживает свой век, а поэтому в оставшийся для его
существования незначительный период практически невозможны
существенные демократические преобразования, с помощью ко-
торых пролетарии могли бы добиться существенного улучшения
своего положения. С этим заблуждением относительно ближайше-
го будущего капиталистического способа производства, характе-
ризующим не только ранний марксизм, но и все его последующее
развитие, связана и определенная, конечно, не осознанная Марк-
сом и Энгельсом недооценка значения организованного рабочего
движения в качестве могущественной силы в историческом про-
цессе завершения буржуазно-демократических преобразований.
Ведь если крах капитализма представляется делом ближайшего
будущего, то тем самым предельно ограничивается временное
пространство для пролетарской борьбы за демократию в рамках
этого общественного строя. Однако, как отмечалось уже выше,
Маркс в 1850 г. пришел к весьма важному на этом этапе развития
марксизма заключению, что пролетариату необходимо еще 10, 20,
а то и 50 лет классовой борьбы, чтобы стать способным к нис-
провержению старого и к созданию нового общественного строя.
В этом утверждении имплицитно содержится признание необхо-
димости пролетарской борьбы за демократию, за гражданские
права и свободы. И вовсе не удивительно, что в том же 1850 г.
Энгельс прямо заявляет: благодаря борьбе рабочего класса всеоб-
щее, равное и тайное избирательное право вполне достижимо и
в рамках капитализма. В статье, посвященной законодательному
установлению в Англии десятичасового рабочего дня, Энгельс
пишет: «Рабочие должны теперь понять, что им никогда не бу-
дет обеспечено улучшение их социального положения, пока они
не добьются всеобщего избирательного права, которое даст им
возможность провести рабочее большинство в палату общин»75.
Конечно, убеждение, что рабочие благодаря всеобщему избира-
тельному праву смогут добиться большинства в парламенте, яв-
75 Там же, с. 243.
274
ляется иллюзией. Однако в данном случае существенно другое:
признание того, что борьба за демократические преобразования
является первостепенной задачей рабочего движения, что только
посредством этой борьбы могут быть созданы условия для социа-
листического переустройства общества.
В конце 50-60-х годов Маркс и Энгельс частично пересматри-
вают свои выводы, сделанные на основе теоретического осмыс-
ления революций 1848 года. Преодоление иллюзии относительно
близости антикапиталистической революции позволило более
трезво оценить повседневную борьбу пролетариата за улучшение
своих жизненных условий в рамках буржуазного общества. Это,
как свидетельствовали факты, была не только экономическая, но
и политическая борьба, а именно борьба за завершение буржу-
азно-демократических преобразований. Всеобщее избирательное
право, казавшееся невозможным вследствие политического гос-
подства буржуазии, стало фактом в первую очередь в наиболее
развитых капиталистических странах: в Англии, США, Франции,
Германии. Профсоюзное движение было легализовано в этих
странах, несмотря на противодействие предпринимателей-капи-
талистов. Стачечное движение также постепенно обретало пра-
вовую основу.
В конце 60-х годов в Германии возникла первая легальная со-
циал-демократическая партия рабочего класса. К. Маркс и Ф. Эн-
гельс, естественно, не могли не учитывать эти факты. Энгельс в
1865 г. в статье «Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая
партия» утверждает, что демократические права и свободы не-
обходимы самой буржуазии в ее борьбе против феодальных от-
ношений. «Буржуазия не может завоевать своего политического
господства, не может выразить это политическое господство в
конституции и в законах без того, чтобы не дать в то же время
оружия в руки пролетариата»76. Это значит, что буржуазная ре-
волюция и последующее развитие капиталистического общества
объективно способствуют пролетарской борьбе за демократию.
А благодаря этой борьбе «пролетариат получает в руки и то ору-
жие, которое ему необходимо для его окончательной победы. С по-
мощью свободы печати, права собраний и союзов он завоевывает
себе всеобщее избирательное право, с помощью же всеобщего и
прямого избирательного права, в сочетании с указанными агита-
ционными средствами, - все прочее»77.
76 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 76.
77 Там же, с. 76-77. В другой статье, относящейся к этому же периоду,
Энгельс заявляет: «Политические свободы, право собраний и союзов, свободы
печати - вот наше оружие...» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 422). Это -
275
Энгельс, как видно из этого высказывания, явно переоценивает
значение всеобщего избирательного права для рабочего движения
в условиях капитализма, поскольку он фактически не учитывает
того, что политическое господство буржуазии и все материаль-
ные и духовные средства, которыми она располагает, позволяют
ей добиваться большинства в парламенте и других представи-
тельных органах. И в борьбе за это большинство ей также удает-
ся привлечь на свою сторону значительную часть трудящихся, в
том числе и пролетариев. Маркс в этом отношении гораздо более
трезво оценивает возможности, которыми могут воспользоваться
пролетарии в буржуазно-демократическом обществе. В 1880 г. в
заметке «Введение к программе французской рабочей партии»
Маркс указывает на принципиальное значение самостоятельной
политической партии пролетариата, подчеркивая в этой связи:
«...нужно добиваться подобной организации всеми средствами,
какие имеются в распоряжении пролетариата, в том числе и с по-
мощью всеобщего избирательного права, превращаемого таким
образом из орудия обмана, каким оно было до сих пор, в орудие
освобождения»78.
Маркс, следовательно, не сомневается в возможности тако-
го превращения всеобщего избирательного права. Его вполне
оправданное критическое отношение к этому демократическому
институту нисколько не мешает ему в полной мере оценивать вы-
дающееся значение демократических завоеваний в тех странах,
где они прочно укоренились в общественной жизни. Об этом
свидетельствует тот факт, что Маркс начинает рассматривать та-
кие глубокие демократические реформы как условие, благодаря
которому становятся возможными мирные социалистические
преобразования. В этой связи становится понятным громадное
принципиальное значение известного высказывания Маркса, сде-
ланного в 1872 г. после Гаагского, последнего конгресса Первого
Интернационала. В речи на митинге в Амстердаме Маркс указы-
вает, что существуют разные пути и средства, ведущие к новому,
социалистическому строю: «...мы никогда не утверждали, что
добиваться этой цели надо повсюду одинаковыми средствами»79.
Это общее положение конкретизируется посредством прямого
указания на возможность мирных социалистических преобразо-
ваний в тех капиталистических странах, в которых в полной мере
совершенно правильное положение, но естественно возникает вопрос: не под-
вергает ли Энгельс сомнению необходимость и правомерность насильственной
пролетарской революции?
78 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 246.
79 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 154,
276
осуществлены демократические преобразования. «Мы знаем, -
говорил Маркс, - что надо считаться с учреждениями, нравами и
традициями различных стран; и мы не отрицаем, что существуют
такие страны, как Америка, Англия, и если бы я лучше знал ваши
учреждения, то, может быть, прибавил бы к ним и Голландию,
в которых рабочие могут добиться своей цели мирными сред-
ствами»80.
На первый взгляд речь идет просто об исключении, сделанном
Марксом для США и Англии: ведь в других странах, по его же
словам, «господство труда» не может быть установлено мирным
путем, т.е. посредством реформ в рамках существующего строя.
Необходимо, однако, вполне уяснить себе роль Англии и США
в мировой экономике второй половины XIX в. Великобритания
была наиболее могущественной индустриальной державой мира.
Британская империя охватывала едва ли не большую часть насе-
ления Земли. США господствовали на всем американском кон-
тиненте. Можно было не сомневаться в том, что успешные мир-
ные социалистические преобразования в этих странах имели бы
своим непосредственным продолжением аналогичный процесс в
подавляющем большинстве капиталистических стран Европы.
В.И. Ленин в работе «Государство и революция» мимоходом
касается этого высказывания Маркса, рассматривая его как огра-
ничение общего закона, обуславливающего переход от капита-
лизма к социализму, ограничение, которое полностью отпадает
вследствие изменения исторических условий, в особенности по-
тому, что в XX веке Англия и США «скатились вполне в обще-
европейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных
учреждений, все себе подчиняющих, все собой подавляющих»81.
По Ленину выходит, что в XIX в., к которому относится упомя-
нутое высказывание Маркса, Англия и США были гораздо более
демократическими государствами, чем они стали в XX веке. Это
сугубо ошибочное воззрение, связанное с ленинской концепцией
«эпохи империализма», истолковываемой как повсеместное по-
давление демократии и реакция по всей линии, явно игнорирует
тот факт, что массовое организованное рабочее движение, массо-
80 Там же. В другом своем выступлении, относящемся к 1871 г., Маркс ука-
зывает, что пролетарская партия прибегнет к революционному насилию, если к
этому ее вынудит насилие со стороны политически господствующей буржуазии.
«Мы должны заявить правительствам: мы знаем, что вы - вооруженная сила,
направленная против пролетариев; мы будем действовать против вас мирно там,
где это окажется для нас возможным, оружием - когда это станет необходимым»
(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 649). Это высказывание предвосхищает, на
мой взгляд, цитируемое выше гаагское выступление Маркса.
81 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 38.
277
вые социал-демократические партии, т.е. все то, чего фактически
не было (или почти не было) в XIX в., являются несомненным
завоеванием демократии в рамках капиталистического общества.
Поэтому представлять себе «эпоху империализма» как подавле-
ние демократических завоеваний предшествующего периода -
значит, абсолютизировать некоторые свойственные монополи-
стическому капитализму черты и явно недооценивать громадную
роль рабочего движения в демократизации буржуазного общества
XX века.
Весьма показательно, что Ленин, упоминая о высказывании
Маркса относительно возможности мирных социалистических
преобразований, ни слова не говорит об аналогичных высказы-
ваниях Энгельса, некоторые из которых были приведены выше.
Вследствие этого у читателя неизбежно создается ложное впечат-
ление, что имеется лишь одно-единственное высказывание Марк-
са, которое не связано органическим образом со всей системой
марксистских воззрений, а тем более с их развитием. Между тем
приведенное положение Маркса отнюдь не единственное его вы-
сказывание относительно возможности мирных социалистических
преобразований в развитых буржуазно-демократических странах.
В письме к Г. Гайдману от 8 декабря 1880 г. Маркс подчеркивает,
что его партия «считает английскую революцию не необходимой,
но - согласно историческим прецедентам - возможной». Револю-
ция, поясняет далее Маркс, безусловно необходима для сверже-
ния антидемократического режима: «...от военного деспотизма
невозможно избавиться иначе, как путем революции»82.
В 1886 г. в предисловии к английскому изданию первого тома
«Капитала» Маркса Энгельс указывает, что изучение положения
Англии привело Маркса к убеждению, что «по крайней мере, в
Европе, Англия является единственной страной, где неизбежная
социальная революция может быть осуществлена всецело мирны-
ми и легальными средствами»83. Мы видим, таким образом, что
Маркс неоднократно высказывал свое убеждение в возможности
мирных социалистических преобразований в условиях капитализма
при наличии развитых, эффективно функционирующих демокра-
тических учреждений и организованного рабочего класса, состав-
ляющего основную массу трудящегося населения и осознающего
свои коренные интересы. Стоит отметить и то, что в приведенном
высказывании Энгельса, излагающего воззрения Маркса, речь идет
о социальной революции, осуществляемой мирными, легальными
82 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 383.
83Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 34.
278
средствами. Это значит, что Маркс и Энгельс допускают два типа
мирных социалистических преобразований: реформистский и ре-
волюционный. Однако, имея в виду большинство высказываний
основоположников марксизма по этому вопросу, можно сказать,
что в большинстве случаев основоположники марксизма, говоря о
мирных социалистических преобразованиях, имели в виду социа-
листические реформы, а не революцию.
Прежде чем остановиться на анализе взглядов позднего Эн-
гельса, развивавшего уже после смерти Маркса эти положения, я
считаю необходимым указать на то, что идея мирных социалис-
тических преобразований в рамках буржуазного общества была
также связана, с одной стороны, с развитием экономических воз-
зрений Маркса и Энгельса, а с другой стороны, с критикой «тео-
рии насилия», предпринятой Энгельсом в его «Анти-Дюринге».
В третьем томе «Капитала» Маркс, анализируя процесс обоб-
ществления средств производства в ходе развития капитализма,
характеризует акционерные компании как наиболее развитую,
по существу высшую форму концентрации капитала. При этом
он вскрывает противоречивый характер этих капиталистических
объединений, которые, с одной стороны, изменяют характер
частной собственности на средства производства, поскольку она
в виде акций доступна в известной мере широкому кругу поку-
пателей, а с другой стороны, остаются частью совокупного ка-
питала. «Это - результат высшего развития капиталистического
производства, необходимый переходный пункт к обратному пре-
вращению капитала в собственность производителей, но уже не в
частную собственность разъединенных производителей, а в собст-
венность ассоциированных производителей, в непосредственную
общественную собственность»84. В акционерных компаниях, по
убеждению Маркса, совершается эволюционный переход от ка-
84Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. 1, с. 480. Этот же процесс измене-
ния характера собственности на средства производства совершается, но в еще
более радикальной форме в существующих при капитализме кооперативных
предприятиях, которые «показывают, как на известной ступени развития мате-
риальных производительных сил и соответствующих им общественных форм
производства с естественной необходимостью из одного способа производства
возникает и развивается новый способ производства» (там же, с. 483-484). Та-
ким образом, кооперативные предприятия, существующие при капитализме (в
США в 90-х годах XIX века они объединяли около 12% всех трудящихся), рас-
сматриваются Марксом как островки социализма в капиталистическом общест-
ве. Однако на деле эти предприятия, несмотря на то что члены кооперативов не
являются наемными рабочими, представляют собой, поскольку они существуют
в системе рыночной экономики и подчиняются ее законам, капиталистические
предприятия.
279
питалистического к социалистическому обобществлению средств
производства. Это, продолжает свою мысль Маркс, «упразднение
капиталистического способа производства в пределах самого ка-
питалистического способа производства и потому само себя уни-
чтожающее противоречие, которое prima facie представляется про-
стым переходным пунктом к новой форме производства»85. Маркс,
следовательно, видит в акционерных компаниях эволюционный
переход к общественной собственности на средства производства,
т.е. к посткапиталистическому, социалистическому обществу.
Такому экономическому воззрению, естественно, соответствует
представление о возможности мирных социалистических пре-
образований, или эволюционного перехода от капитализма к со-
циалистическому обществу. Главным его политическим условием
является всемерное развитие демократических институтов. Это
убеждение Маркса, сформулированное свыше века тому назад,
оказалось заблуждением: акционерные предприятия, ставшие с
тех пор основной формой капиталистического предприниматель-
ства, представляют собой лишь высшую фазу развития капитали-
стического способа производства, высшую фазу обобществления
средств производства, которая сохраняет присущий ей капитали-
стический характер даже тогда, когда акционерами того или иного
предприятия являются тысячи трудящихся.
Энгельс, как и Маркс, отмечает качественные изменения ка-
питалистического способа производства. В своих критических
замечаниях на проект Эрфуртской программы социал-демокра-
тической партии Германии он также указывает на акционерные
компании, противопоставляя их частному предпринимательству,
рассматриваемому как сущностная определенность капиталисти-
ческого способа производства. «Мне известно капиталистическое
производство как общественная форма, как экономическая фаза,
и частное капиталистическое производство как явление, встре-
чающееся в том или ином виде в рамках этой фазы. Но что же
представляет собой частное капиталистическое производство? -
Производство, которое ведется отдельным предпринимателем,
а ведь оно уже все больше и больше становится исключением.
Капиталистическое производство, ведущееся акционерными
обществами, это уже не частное производство, а производство
в интересах многих объединившихся лиц»86. Это положение
85 Там же, с. 481.
86 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 234. Впрочем, в другой своей работе,
опубликованной на одиннадцать лет раньше, Энгельс утверждал, что ни переход
средств производства «в руки акционерных компаний и трестов, ни превраще-
ние в государственную собственность не уничтожают капиталистического ха-
280
Энгельса, как и приведенные выше положения Маркса, с полным
правом могут быть истолкованы как попытка экономического
обоснования возможности мирных, эволюционных социалисти-
ческих преобразований в условиях капитализма. Правда, в таком
случае социализм выступает не столько как посткапиталистиче-
ское общество, сколько как трансформированный капитализм,
сложившийся в результате реализации совокупности социальных
программ, которые выдвинул и обосновал «научный социализм»,
утрачивающий при такой интерпретации его содержания прису-
щие ему черты утопизма.
Важным моментом в развитии нового марксистского подхода
к вопросу о путях перехода к посткапиталистическому общест-
ву является предпринятая Энгельсом критика теории насилия
Е. Дюринга. Дело в том, что этот мыслитель, создавший свою
социалистическую теорию, выступил против марксизма как уче-
ния, которое якобы недооценивает роль насилия в истории, в осо-
бенности же его роль в буржуазном обществе, которое, с точки
зрения Дюринга, целиком построено на насилии.
Дюринг писал, что «некоторые из новейших социалистичес-
ких систем... утверждают, что формы политического подчинения
как бы вырастают из экономических состояний». Отвергая это
марксистское воззрение, Дюринг пытался обосновать положение,
что «первичное все-таки следует искать в непосредственном по-
литическом насилии, а не в косвенной экономической силе»87. Для
подтверждения этого тезиса Дюринг прежде всего ссылается на
рабовладельческие отношения, которые, несомненно, основаны
на внеэкономическом принуждении. Однако рабство, как разъяс-
няет Энгельс, предполагает прежде всего такой уровень развития
производительных сил, при котором рабский труд создает приба-
вочный продукт. Следовательно, основу рабовладения образует
не просто насилие, а определенный тип экономики.
По теории Дюринга, частная собственность, капитал, при-
быль и даже процент - все это оказывается результатом насилия
со стороны имущих классов по отношению к неимущим. Энгельс
решительно отвергает эту абсолютизацию насилия, подчерки-
вая, что возникновение частной собственности на средства про-
изводства происходит «в интересах повышения производства и
рактера производительных сил. Относительно акционерных обществ и трестов
это совершенно очевидно» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 222). Цитируемое
выше высказывание Энгельса, относящееся к 1891 г., свидетельствует о том, что
его оценка акционерных компаний существенно изменилась.
87См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 162.
281
развития обмена - следовательно, по экономическим причинам.
Насилие при этом не играет никакой роли»88.
Господство имущего меньшинства над неимущим большин-
ством, которое Дюринг пытается объяснить простой ссылкой на
насилие, нуждается, как подчеркивает Энгельс, в принципиально
ином, экономическом объяснении. Ведь во все времена порабо-
щенные и эксплуатируемые были гораздо многочисленнее тех,
кто их порабощал и эксплуатировал. Это значит, что «действи-
тельная сила всегда была на стороне первых - уже один этот факт
достаточно показывает нелепость всей теории насилия»89.
Дюринг, несмотря на характерную для него абсолютизацию
насилия, понимал последнее крайне односторонне. Насилие, с
его точки зрения, есть абсолютное зло. Он осуждает, следователь-
но, всякое насилие, что сводит на нет революционные претензии
его социалистической доктрины. Права на революционное наси-
лие, которое обосновывали такие выдающиеся мыслители эпо-
хи Просвещения, как Ж.-Ж. Руссо, не существует для Дюринга.
И Энгельс, решительно отвергающий теорию насилия Дюринга,
недвусмысленно подчеркивает выдающееся историческое значе-
ние революционного насилия, которое, по словам Маркса, явля-
ется повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно
новым. Революционное насилие, следовательно, играет вспомо-
гательную роль, что нисколько не умаляет его выдающегося зна-
чения в переходный период от одного типа классового общества
к другому.
В замечаниях Энгельса на Эрфуртский проект социал-демок-
ратической программы наличествует не только попытка эконо-
мического обоснования возможной трансформации капитализ-
ма в социалистическом направлении, но и дальнейшее развитие
мысли Маркса о решающем значении последовательного разви-
тия демократии для такого рода общественного развития. В этом
проекте программы имеется формулировка: «современное обще-
ство врастает в социализм». Энгельс отвергает это положение,
поскольку оно распространялось на все капиталистические стра-
88Там же, с. 166.
89Там же, с. 182. В подготовительных работах к «Анти-Дюрингу» Энгельс
указывает на то, что насилие является скорее следствием, чем причиной тех
или иных социальных явлений. «Если насилие является причиной социальных
и политических порядков, то что же является причиной насилия? Присвоение
продуктов чужого труда и чужой рабочей силы. Насилие могло изменить по-
требление продуктов, но не самый способ производства, оно не могло превра-
тить барщину в наемный труд, кроме тех случаев, когда были налицо необхо-
димые для этого условия и когда форма крепостного труда стала оковами для
производства» (там же, с. 645-646).
282
ны, и прежде всего на Германию, в которой, несмотря на нали-
чие представительных учреждений, господствовал абсолютизм,
подавлявший демократическое волеизъявление трудящихся масс.
Иное дело действительно развитые демократические буржуазные
государства, в которых народное волеизъявление получает адек-
ватное выражение в представительных учреждениях. «Можно
представить себе, - пишет Энгельс в этой связи, - что старое
общество могло бы мирно врасти в новое в таких странах, где
народное представительство сосредоточивает в своих руках всю
власть, где конституционным путем можно сделать все, что угод-
но, если только имеешь за собой большинство народа: в демокра-
тических республиках, как Франция и Америка, в таких монархи-
ях, как Англия...»90
Стоит подчеркнуть, что Энгельс не отрицает возможности
сосредоточения всей власти в органах народного представитель-
ства, несмотря на то что буржуазия остается экономически гос-
подствующим классом в системе капитализма. Это противоречие
буржуазной демократии, которая при всей своей исторической
ограниченности все же является действительной, а не мнимой
(как утверждают анархисты) демократией, неоднократно отмеча-
лось основоположниками марксизма. Примечательно также и то,
что Энгельс считает возможными мирные социалистические пре-
образования также в монархических государствах, если монархия
существует в рамках демократически организованного общества.
Англия, в которой в силу ряда исторических причин сохранилась
монархия, является, конечно, не менее демократическим госу-
дарством, чем республиканская Франция или США. Противопо-
ложность между монархией и республикой имела, несомненно,
существенное значение в эпоху буржуазной борьбы против фео-
дального строя, повсеместной государственной формой которого
была монархия. Но эта противоположность утратила свое значе-
ние в эпоху завершения буржуазно-демократических преобразо-
ваний, что и находит свое выражение в приведенном высказыва-
нии Энгельса* *.
90Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 237.
* Важно отметить изменение взглядов основоположников марксизма на
роль Англии в истории Европы XIX века. Маркс, обсуждая в конце 40-х годов
вопрос о перспективах пролетарской революции в Европе, отмечал: «Англия
кажется скалой, о которую разбиваются революционные волны, которая хочет
уморить голодом новое общество еще во чреве матери... Переворот в экономи-
ческих отношениях любой страны европейского континента или даже всего ев-
ропейского континента без Англии - только буря в стакане воды» (Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 159-160). И несколько ниже мы читаем: «...всякий
социальный переворот во Франции неизбежно будет сокрушен английской
283
В 1878 г. правительство Германии, возглавлявшееся «желез-
ным канцлером» Бисмарком, приняло «исключительный закон»,
поставивший вне закона германскую социал-демократическую
партию, которая вынуждена была перейти в подполье. В тече-
ние почти двенадцати лет нелегальная работа партии привлекла
на ее сторону значительную часть избирателей, благодаря чему
на выборах в рейхстаг, состоявшихся в 1890 г. социал-демокра-
ты получили двадцать процентов депутатских мандатов. Закон
против социалистов был аннулирован, правительство Бисмарка
отправлено в отставку. Впечатляющая победа немецких соци-
ал-демократов, победа, совершенно неожиданная для прави-
тельства, неопровержимо доказала, что социалисты способны
добиться серьезных успехов даже в тяжелейших условиях не-
легальной, подпольной борьбы. В этой связи Энгельс рекомен-
дует: «Нужно пытаться обходиться пока что законными сред-
ствами борьбы. Так действуем не только мы, так действуют все
рабочие партии во всех странах, где рабочие имеют известную
установленную законом свободу движения, и по той простой
причине, что таким путем достигаются наибольшие резуль-
таты»91.
При этом Энгельс резервирует для социал-демократической
партии право на революционное насилие: если правительство
само начнет нарушать существующие демократические законы,
т.е. прибегнет к насилию, то социал-демократическая партия
также будет вынуждена «вступить на незаконный путь, как на
единственный, который у нее еще останется. Даже у англичан,
у нации, наиболее почитающей закон, первым условием соблю-
дения законности со стороны народа является то, что другие ор-
ганы власти держатся в рамках закона; в противном случае, по
буржуазией, мировой промышленной и торговой гегемонией Великобритании»
(там же, с. 160). Однако уже в 1872 г. Маркс утверждает, что Англия является
единственной европейской страной, в которой возможны мирные социалисти-
ческие преобразования. Эту же мысль он высказывает в 1880 г. в письме к Гайд-
ману. И уже после смерти Маркса Энгельс в 1891 г. также указывает на Англию
(наряду с Францией и США) как на страну, в которой благодаря развитию де-
мократии сложились объективные условия для мирного перехода к социализму.
Как разительно отличается эта характеристика политического положения Анг-
лии от приведенного выше безапелляционного заявления В.И. Ленина о том, что
Англия и США «скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото
бюрократически-военных учреждений...». Изменилась, конечно, не ситуация в
Англии и США, которые и в начале XX века (как и в настоящее время) остаются
наиболее демократическими буржуазными странами. Суть дела в другом: Ленин
отбросил положение Маркса и Энгельса о возможности мирных социалистичес-
ких преобразований.
91 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 83-84.
284
английским правовым понятиям, восстание становится первой
обязанностью граждан»92.
Таким образом, Энгельс, как и Маркс, полагает, что благодаря
демократическим завоеваниям пролетариата и представляющим
его коренные интересы социал-демократическим партиям воз-
никла реальная возможность мирных социалистических преобра-
зований. Естественно возникает вопрос, в каком объеме возможно
мирное осуществление социалистической программы. Одно дело
повышение заработной платы рабочих, сокращение рабочего дня
и другие аналогичные достижения, удовлетворяющие насущные
нужды пролетариата, но совершенно иное дело - переход госу-
дарственной власти в руки этого класса. Возможен ли этот пере-
ход мирным путем? На этот вопрос Энгельс не дает определенно-
го ответа, полагая, по-видимому, что такой ответ в принципе не
может быть дан заранее, так как нельзя со всей определенностью
предвидеть поведение господствующей буржуазии перед лицом
социал-демократической партии, завоевавшей большинство в
парламенте. Тем не менее Энгельс высказывает уверенность в
том, что германская социал-демократия «достигла теперь такого
положения, что может почти с математической точностью опре-
делить время, когда она придет к власти»93. Однако он не питает
иллюзии относительного того, что господствующая буржуазия,
осознав свою слабость пред лицом мощного, организованного со-
циалистического движения, добровольно уступит государствен-
ную власть социал-демократической партии. Имеется, полагает
Энгельс, десять шансов против одного, что буржуазия применит
насилие против пролетарской партии и тем самым борьба за власть
будет перенесена с парламентской на революционную арену. «Без
сомнения, они (т.е. буржуа. - Т.О.) будут стрелять первыми... Что
это даст?.. Насильственная контрреволюция может, пожалуй, за-
92 Там же, с. 84. Однако тут же Энгельс высказывает и иное убеждение в
связи с вопросом, как поступит партия, если господствующая буржуазия попы-
тается подавить ее насилием. «Ну, а если такая попытка будет препринята, что
тогда? Будет ли партия строить баррикады, апеллировать к силе оружия? Такого
удовольствия она своим врагам наверняка не доставит. От этого ее предохра-
няет сознание собственной силы, которое придают ей каждые общие выборы
в рейхстаг» (там же). Энгельс, по-видимому, имеет в виду опыт нелегального
существования партии в период «исключительного закона», когда партия огра-
ничивалась пропагандистской и организаторской работой в массах и добилась
благодаря этому решительной победы на выборах в рейхстаг в 1890 г. Тем не
менее создается убеждение, что у Энгельса в этот период имеются колебания в
вопросе о том, необходима ли, целесообразна ли (разумеется, при определенных
объективных условиях) насильственная пролетарская революция.
93 Там же, с. 252.
285
держать на несколько лет победу социализма, но лишь для того,
чтобы затем эта победа стала еще более полной и прочной»94.
Все работы Энгельса 80-х и первой половины 90-х годов (т.е.
вплоть до его кончины) исполнены все более нарастающей уве-
ренностью в том, что час окончательного торжества социалисти-
ческого движения в европейских странах стремительно прибли-
жается. Переход государственной власти в руки пролетариата
может произойти если не мирным путем, то посредством насиль-
ственной революции. Каким из этих двух путей совершится это
великое событие, зависит от характера обстоятельств, которые
сложатся ко времени критической ситуации. Ясно одно: социа-
листические партии вплотную приблизились к своей окончатель-
ной победе, они сознают свою мощь и достаточно хорошо орга-
низованы, чтобы овладеть государственной властью. Выступая в
1893 г. на собрании социал-демократов в Вене, Энгельс с гордос-
тью заявляет: «Нет такой страны, нет такого крупного государ-
ства, где бы социал-демократическая партия не была бы силой,
с которой всем приходится считаться... Мы - великая держава,
внушающая страх, держава, от которой зависит больше, чем от
других великих держав... Каждые новые выборы - это постоян-
ный неудержимый рост социал-демократических голосов, кото-
рый приводит в трепет буржуазию...»95. Это заявление, конечно,
не свободно от преувеличения реальных достижений и перспек-
тив социал-демократического движения. Такое же преувеличение
реального положения вещей находит свое выражение в письме
Энгельса Э. Бернштейну от 27 августа 1883 г., в котором выска-
зывается твердая уверенность в том, что буржуазная республика
в Германии (ее тогда еще не было) продержится не более одного-
двух лет, после чего «...мы сможем с успехом прийти к власти»95®.
Республика, по-видимому, представлялась Энгельсу столь демо-
кратической формой государственного устройства, которая сде-
лает возможным переход государственной власти в руки пролета-
риата без насильственной революции, с помощью избирательного
бюллетеня.
Энгельс, однако, вовсе не отказывается от идеи насиль-
ственной революции. Он выражает даже убеждение в том, что
парламентская победа социал-демократии будет иметь своим
наиболее вероятным последствием попытку утрачивающей свое
политическое господство буржуазии совершить государственный
переворот, т.е. противопоставить результатам демократического
94Там же, с. 254.
95 Там же, с. 427.
95а Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 49.
286
волеизъявления народа противозаконное насилие. Поэтому со-
циал-демократическая партия и рабочий класс, несмотря на свои
успехи на парламентском поприще (и даже благодаря этим успе-
хам), всегда должны быть готовы ответить на насилие насилием
и, следовательно, совершить насильственную революцию, чтобы
подавить буржуазную контрреволюцию. В письме к Триру от
8 декабря 1889 г. Энгельс следующим образом формулирует свое
представление о действиях партии с учетом двух возможных пу-
тей социалистических преобразований: «У нас единое мнение в
вопросе о том, что пролетариат не может завоевать политическое
господство - единственную дверь в новое общество - без насиль-
ственной революции». Но тут же он дополняет это положение:
«...для меня как революционера пригодно всякое средство, веду-
щее к цели, как самое насильственное, так и то, которое кажется
самым мирным»96. Такое же убеждение относительно реальности
революционного ниспровержения капиталистических отношений
Энгельс высказывает и в 1891 г. в своем приветствии французским
рабочим по поводу двадцатой годовщины Парижской коммуны:
«Пусть же свершится неизбежное! Пусть буржуазия, пришедшая
в упадок, откажется от власти или погибнет, и да здравствует Про-
летариат! Да здравствует международная Социалистическая ре-
волюция!»97 Таким образом, убеждение Энгельса в возможности
(пожалуй, даже вероятности) эволюционных социалистических
преобразований нисколько не исключает уверенности в том, что
при определенных условиях насильственная социалистическая
революция окажется необходимой и, более того, неизбежной.
Основоположники марксизма в своих работах 50-60-х годов
считали, что пролетарская революция если не сразу, то в конечном
счете осуществит «экспроприацию экспроприаторов», т.е. кон-
фискует средства производства, которыми владеют капиталисты.
Теперь, в условиях сложившегося демократического буржуазного
общества, Энгельс, ссылаясь на мнение Маркса, полагает, что на-
ционализация принадлежащих капиталистам средств производ-
ства может быть проведена таким способом, что капиталистам
будет выплачена какая-то часть их стоимости. «Как только наша
партия овладеет государственной властью, ей надо будет просто
экспроприировать крупных землевладельцев, точно так же как
промышленных фабрикантов. Произойдет ли эта экспроприация
с выкупом или без него, будет зависеть большей частью не от
нас, а от тех обстоятельств, при которых мы придем к власти, а
также, в частности, и от поведения самих господ крупных земле-
96Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 49.
97 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 275.
287
владельцев. Мы вовсе не считаем, что выкуп недопустим ни при
каких обстоятельствах; Маркс высказывал мне и как часто! - свое
мнение, что для нас было бы всего дешевле, если бы мы могли
откупиться от всей этой банды»98. Энгельс говорит здесь прежде
всего о крупных землевладельцах, так как статья посвящена кре-
стьянскому вопросу. Обстоятельства, при которых овладевший
государственной властью пролетариат готов выкупить средства
производства капиталистов, по-видимому, предполагают не на-
сильственную революцию и связанную с ней гражданскую войну,
а мирные социалистические реформы.
В 1893 г. Энгельс в интервью французской газете «Фигаро»
уверенно заявляет: «Я считаю, что уже близится время, когда наша
партия будет призвана взять управление страной в свои руки...
К концу века Вы, возможно, увидите, что это свершится». При
этом Энгельс явно рассчитывает на завоевание социал-демокра-
тией власти благодаря парламентским выборам, которые уже в
1890 г., как отмечалось выше, принесли находившейся на неле-
гальном положении партии значительное количество депутат-
ских мандатов. Социал-демократия, легализовавшая свое суще-
ствование, надеялась, что на ближайших парламентских выборах
она добьется еще более значительных успехов. Поэтому Энгельс
подчеркивает, что партия рассчитывает прийти к власти легаль-
ным путем. «Мы не так глупы, чтобы попасться в ловушку, под-
ставленную нам правительством; ведь германское правительство
ничего так не хочет, как восстания, чтобы нас раздавить»99.
98 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 188.
"Там же, с. 523. В «Политическом завещании Г.В. Плеханова», опублико-
ванном у нас в 1999 г., говорится о поэтапной национализации капиталистиче-
ской собственности с определенной компенсацией ее владельцам. На первом
этапе социалистического переустройства общества (25-30 лет) следует «по-
этапно конфисковать лишь самые крупные банки, заводы, фабрики, транспорт,
помещичьи, церковные земли (если к тому времени таковые сохранятся), круп-
ные торговые предприятия. Экспроприацию проводить на основе частичного
выкупа, пожизненной ренты, пенсии или права на определенный дивиденд.
Средние и мелкие заводы, фабрики, банки, торговлю и сферу обслуживания
оставить в частных руках». На втором этапе социалистического переустройства
(25-30 лет), который Плеханов называет этапом «зрелого социализма», экспро-
приируются «средние банки, заводы и фабрики, оптовая торговля, опять же на
справедливой основе. Например, владелец банка становится его управляющим,
владелец завода - его директором и т. д. Частичный выкуп, пожизненная рента
или пенсия также не исключаются». На третьем этапе строительства социализма
(50-100 лет) «конфискуются остатки частной собственности, социалистический
способ производства становится господствующим» (См. приложение к «Незави-
симой газете от 30 ноября 1999 г.). Если отвлечься от утопизма, содержащегося
в марксистском понятии социалистического общества, как исключающего ры-
ночную экономику и товарно-денежные отношения вообще, то плехановский
288
Последней статьей Энгельса, написанной за полгода до его
кончины, является введение к переизданию работы Маркса
«Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.». В этой статье,
значение которой постоянно замалчивалось в советской, посвя-
щенной истории марксизма литературе, Энгельс еще более ре-
шительно, чем в предшествующих своих работах, обосновывает
возможность мирных социалистических преобразований. Лишь в
сравнительно недавнее время эта статья Энгельса получила пра-
вильную оценку в коллективном труде марксистских авторов, ко-
торые, касаясь этой работы, утверждают: «Ряд идей Энгельса по
таким вопросам, как социализм и буржуазная демократия, о роли
вооруженной борьбы пролетариата и др., носили столь новатор-
ский характер, что Э. Бернштейн и его сторонники восприняли
их как осуждение своего и Марксова революционного курса»100.
Приведенное утверждение может создать впечатление, что
статья Энгельса, о которой идет речь, принципиально отлича-
ется по своему содержанию от предшествующих его (а частью
и Маркса) печатных выступлений. Между тем положение о воз-
можности мирных социалистических преобразований в условиях
капитализма отнюдь не впервые высказывается основополож-
никами марксизма, что, надеюсь, достаточно ясно из предшест-
вующего изложения в данном разделе главы. Тем не менее, до-
полняя изложенное выше, сошлюсь на высказывание Энгельса,
сделанное за девять лет до рассматриваемой работы. В 1886 г. в
статье «К годовщине Парижской коммуны» Энгельс указывает,
что все попытки буржуазных правительств Франции и Германии
подавить социалистическое движение и в особенности его успехи
в легальной борьбе на выборах в правительственные учреждения
терпят поражение. «Меры, наиболее тщательно рассчитанные на
то, чтобы помешать успехам пролетариата, только ускоряют его
победоносное шествие. Сам враг действует, вынужден действо-
вать нам на пользу»101.
Эти замечания не нужно истолковывать как умаление введе-
ния Энгельса к работе Маркса о классовой борьбе во Франции.
Выдающееся значение статьи Энгельса состоит в том, что она
подытоживает, систематически излагает и теоретически обосновы-
вает положения, которые в предыдущие годы лишь спорадически
план социалистического обобществления средств производства несравненно
рациональнее, чем ленинский, большевистский «план», повлекший за собой
колоссальную разруху, гражданскую войну и прочие бедствия в течение всех
лет существования Советской власти.
100Тамже, с. 563,560,561.
101 История марксизма-ленинизма, т. 2, ч. 2, с. 361. М., 1990.
10. Ойзерман Т.И., том 2	289
высказывались Марксом и особенно Энгельсом, высказывались
от случая к случаю, по тому или иному поводу, без должного тео-
ретического обоснования.
Важнейшее содержание «Введения» составляет разъяснение
и обоснование положения, что завоеванное трудящимися всеоб-
щее избирательное право может и должно быть основным сред-
ством борьбы не только для достижения ближайших целей, но
и для решения важнейшей задачи социалистического рабочего
движения, задачи, которая обычно называется его конечной це-
лью. Всеобщее избирательное право представляет собой «совер-
шенно новый способ борьбы пролетариата», так как благодаря
этому праву «государственные учреждения, при помощи которых
буржуазия организует свое господство, открывают и другие воз-
можности для борьбы рабочих против этих самых учреждений».
И, разъясняя это положение, Энгельс пишет, что рабочие «стали
оспаривать у буржуазии каждую выборную должность, если при
замещении ее в голосовании участвовало достаточное количество
рабочих голосов. И вышло так, что буржуазия и правительство
стали гораздо больше бояться легальной деятельности рабочей
партии, чем нелегальной, успехов на выборах, - чем успехов вос-
стания»102.
Если в первой половине XIX в. пролетарии, доведенные до
отчаяния ужасающими условиями своего существования, нередко
восставали против произвола капиталистов, то в последней трети
столетия, благодаря изменившимся условиям, демократическим
преобразованиям прежде всего, борьба европейского пролета-
риата против класса капиталистов обретает новые, легальные
формы. Вооруженные выступления, бои на баррикадах уступают
место забастовкам и другим формам массового организованного
сопротивления трудящихся капиталистической эксплуатации.
Капиталисты теперь вынуждены считаться с организованным
рабочим движением, с профессиональными союзами, идти на
компромисс с ними. Это значит, указывает Энгельс, что «условия
борьбы существенно изменились. Восстание старого типа, улич-
ная борьба с баррикадами, которая до 1848 г. повсюду в конечном
счете решала дело, в значительной степени устарела»103. Отсюда
не следует, подчеркивает тут же Энгельс, что право народа на
революцию, которая невозможна без насилия, устарело. Напро-
тив, оно прочно вошло в народное сознание как право законного
ответа на насилие, применяемое господствующими классами.
102 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 269.
103Маркс и Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 540.
290
Поэтому не следует полностью исключать и возможность воору-
женной народной борьбы. «Значит ли это, - пишет Энгельс, - что
в будущем уличная борьба не будет уже играть роли? Нисколько.
Это значит только, что условия с 1848 г. стали гораздо менее бла-
гоприятными для бойцов из гражданского населения, гораздо бо-
лее благоприятными для войск. Будущая уличная борьба может,
таким образом, привести к победе лишь в том случае, если это
невыгодное соотношение будет уравновешено другими момен-
тами. Поэтому уличная борьба будет происходить реже в начале
большой революции, чем в дальнейшем ее ходе, и ее надо будет
предпринимать с более значительными силами»104. Это призна-
ние существенного значения восстания на определенном этапе
пролетарской революции не умаляет, а, напротив, подчеркивает
убеждение Энгельса в том, что столбовой дорогой к завоеванию
политического господства пролетариата становится не восстание,
а легальное массовое социалистическое движение, овладевающее
узаконенными демократическими методами борьбы за власть.
Энгельс ссылается на успехи социал-демократической партии
Германии в условиях принятого в 1878 г. «исключительного за-
кона», запрещавшего легальные организации партии, ее прессу,
право собраний и т.д. Тот факт, что социал-демократическая пар-
тия в условиях нелегального существования добилась значитель-
ного влияния в массе трудящихся, доказывает, что ее легальное
существование является предпосылкой еще более значительных
успехов.
Отмена «исключительного закона» в результате победы со-
циал-демократической партии Германии на выборах оценивается
Энгельсом как свидетельство выдающегося значения всеобщего
избирательного права для достижения целей социалистического
движения. День выборов в германский рейхстаг в феврале 1890 г.
Энгельс назвал в письме к Лауре Лафарг днем «начала герман-
ской революции»105. Это было, конечно, преувеличением (письмо
написано сразу же после оглашения результатов выборов), однако
суть дела заключается в принципиальной оценке легальных форм
борьбы трудящихся за свои цели в условиях капитализма. Всеоб-
щее избирательное право, полагал Энгельс, создает возможность
104Там же. Несколько ниже Энгельс разъясняет: «...даже в классические
времена уличных боев баррикада оказывала большее моральное воздействие,
чем материальное. Она была средством поколебать стойкость войск. Если ей
удавалось продержаться до тех пор, пока эта цель бывала достигнута, - победа
была одержана; если не удавалось - борьба кончалась поражением» (там же,
с. 542).
105Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 304.
10*
291
мирного завоевания власти рабочим классом. Это, однако, не ис-
ключает того, что на пути к мирной победе рабочий класс, по-ви-
димому, столкнется с антиконституционным, насильственным
сопротивлением буржуазии, которое он вынужден будет подавить
революционным насилием*.
Осмысливая опыт социалистического движения в Германии и
в других буржуазно-демократических странах, Энгельс приходит
к весьма важному заключению: «Ирония всемирной истории ста-
вит все вверх ногами. Мы, «революционеры», «ниспровергатели»,
мы гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств,
чем с помощью нелегальных или с помощью переворота. Партии,
называющие себя партиями порядка, погибают от созданного ими
же самими легального положения... И если мы не будем настоль-
ко безрассудны, чтобы в угоду этим партиям дать себя втянуть в
уличную борьбу, то им в конце концов остается лишь одно: самим
нарушить эту роковую законность»106.
Приведенные высказывания Энгельса носят, конечно, чрез-
мерно оптимистический характер. Всеобщее избирательное
право, как доказывает исторический опыт XX века, используется
имущими классами не менее (а зачастую и более) успешно, чем
социал-демократическими партиями. Демократические инсти-
туты в любом буржуазном обществе не устраняют экономиче-
* Относительно поведения буржуа в случае легального завоевания проле-
тарской партией законодательной власти Энгельс замечает: «Против социал-де-
мократического переворота, которому в настоящий момент идет на пользу как
раз соблюдение законов, они могут пустить в ход лишь переворот со стороны
партий порядка, переворот, который не может произойти без нарушения зако-
нов» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 547). Если в «Манифесте Коммунис-
тической партии» право характеризовалось как воля господствующего класса,
возведенная в закон, то теперь Энгельс рассматривает закон в буржуазно-демок-
ратическом обществе как выражение соотношения классов, их силы, влияния,
способности отставить свои интересы и охранять их путем издания соответс-
твующих нормативных актов.
106Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 546. В другой своей работе, относя-
щейся к 1893 г., Энгельс говорит о пролетариях Англии, которые «все больше
проникаются сознанием, что их спасение заключается не столько в том, чтобы
в борьбе с отдельными предпринимателями добиться более высокой заработной
платы и более короткого рабочего дня, а прежде всего в том, чтобы организо-
ванный в самостоятельную партию рабочий класс завоевал политические права,
завоевал парламент» (там же, с. 417). Энгельс, следовательно, считал вполне
возможным завоевание парламента английскими пролетариями, т.е. мирный
переход законодательной власти в руки рабочего класса. Такую возможность,
пользуясь терминологией Гегеля, можно назвать абстрактной возможностью,
для превращения которой в действительность отсутствуют необходимые усло-
вия. Энгельс, несомненно, заблуждался в оценке возможностей и перспектив
рабочего движения, так же как и в оценке целей, которые оно преследует.
292
ского господства капиталистов, которое дает себя знать во всех
сферах общественной жизни. Германия 20-30 гг. XX столетия
была демократически развитой страной; ни в одной другой ка-
питалистической стране не было столь мощных партий трудя-
щихся - социал-демократической и коммунистической. Однако в
условиях экономического кризиса 1929-1933 гг., который больше
всего потряс потерпевшую поражение в Первой мировой войне
Германию, обе эти партии не смогли предотвратить установле-
ние фашистской диктатуры. Немецкий фашизм, вскормленный
монополистическим капиталом, сумел привлечь на свою сторону
значительную часть мелкой буржуазии, а также рабочего класса.
Таким образом, исторический опыт дает достаточно основа-
ний для критического отношения к демократии в условиях капи-
талистического общества. Такое отношение внутренне присуще
учению Маркса и Энгельса, которое немыслимо без критики бур-
жуазно-демократических иллюзий. Однако Марксу и Энгельсу, в
отличие от анархистов и некоторых других выступающих против
капитализма учений, совершенно чуждо негативистское отно-
шение к буржуазной демократии, т.е. ее фактическое отрицание,
поскольку эта демократия существует в условиях экономического
и политического господства буржуазии. Прослеживая развитие
буржуазной государственности, Маркс и Энгельс пришли к за-
ключению, что всеобщее избирательное право ставит в той или
иной степени под вопрос безраздельное господство буржуазии.
История полностью подтвердила этот вывод. Неоспоримым
фактом является то, что социал-демократические партии неред-
ко становятся правящими партиями буржуазного общества. И в
качестве правящих партий они, выражая интересы трудящихся
масс, осуществляют социальные программы в сфере трудовых
отношений, налогообложения, социального страхования, обра-
зования, медицины и т.д. Показательно также и то, что консер-
вативные партии, становясь правящими, не могут, как правило,
упразднить эти социальные программы, ибо в таком случае они
лишаются шансов удержаться у власти*.
* К. Каутский вполне в духе Энгельса замечает: «Там, где пролетариат при-
нимает участие в борьбе за парламент (главным образом в избирательной борь-
бе и в самом парламенте) как класс, достигший самосознания, там и парламен-
таризм начинает изменять свою прежнюю сущность. Он перестает быть только
орудием господства буржуазии» {Каутский К. Эрфуртская программа, с. 207).
Таким образом, по убеждению Каутского, буржуазная демократия изменяет
свою классовую природу благодаря пролетарской борьбе за демократию. Это
значит, что законодательная власть в капиталистическом обществе определяется
реальным соотношением классовых сил, т.е. отнюдь не является безраздельной
властью экономически господствующего класса.
293
До недавнего времени советские исследователи подвергали
суровой критике социал-демократические партии за то, что они,
придя к власти, отвергают необходимость «экспроприации экс-
проприаторов» и тем самым оказываются сторонниками компро-
мисса с классом капиталистов. Однако, поскольку Маркс и Эн-
гельс признавали закономерность (разумеется, при определенных
исторических условиях) мирных социалистических преобразова-
ний, они признавали тем самым и необходимость компромисса
между противоположными классами капиталистического обще-
ства. Борьба классов с точки зрения марксизма отнюдь не исклю-
чает компромиссов между ними. Экономическая борьба рабочего
класса представляет собой, по существу, борьбу за соответствую-
щий интересам трудящихся компромисс.
Таким образом, завершая рассмотрение вопроса об отноше-
нии основоположников марксизма к вопросу о насильственной
революции, мы не вправе недооценивать факт эволюции воз-
зрений Маркса и Энгельса по данному вопросу. Если в начале
своего пути Маркс и Энгельс считали насильственную револю-
цию безусловной необходимостью, то в дальнейшем, осмысли-
вая исторические перспективы, возникающие в ходе завершения
буржуазно-демократических преобразований, основоположники
марксизма постепенно приходят к признанию возможности ино-
го пути к посткапиталистическому обществу, т.е. мирных социа-
листических преобразований. Речь, следовательно, идет о двух
возможных путях социалистического переустройства общества,
причем мирные социалистические преобразования оказываются
тем более вероятными, чем значительнее демократические завое-
вания трудящихся.
В конце XIX века в европейских капиталистических странах
демократические завоевания трудящихся становятся одной из
основных политических характеристик общественной жизни.
С этим связано убеждение Энгельса в том, что партия рабочего
класса может прийти к власти благодаря этим завоеваниям, т.е.
не прибегая к вооруженной борьбе против политического господ-
ства буржуазии. Понятно поэтому заявление Энгельса, сделанное
в 1891 году. «Если что не подлежит никакому сомнению, так это
то, что наша партия и рабочий класс могут прийти к господству
только при такой политической форме, как демократическая рес-
публика»107.
Современные социал-демократические партии в капитали-
стических странах восприняли положения Маркса и Энгельса о
107 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 237.
294
возможности мирных социалистических преобразований в усло-
виях капитализма. Социализм рассматривается этими партиями
не как некое отдаленное туманное будущее, а как совокупность
социальных программ, часть из которых уже осуществлена или
находятся в процессе осуществления. С этой точки зрения Маркс
и Энгельс, сделавшие вывод о возможности социалистических
реформ в рамках капитализма, являются, по меньшей мере в этом
отношении, основоположниками «демократического социализ-
ма» - основной программной установки современных социал-
демократических партий.
В.И. Ленин и созданная им большевистская партия никогда
не признавали эволюции воззрений Маркса и Энгельса по во-
просу о насильственной революции. Вопреки Марксу и Энгельсу
(но, конечно, не признавая своего расхождения с ними), Ленин
безоговорочно утверждал: «Мирного пути к социализму быть не
может»108. В противоположность Ленину Г.В. Плеханов, отмечая
эволюцию воззрений Энгельса, не видел в ней какого-либо от-
ступления от принципов марксизма и, по существу, солидаризи-
ровался с поздним Энгельсом. Он писал: «...к концу своей жизни
Энгельс значительно изменил свой взгляд на роль открытых вос-
станий в освободительной борьбе пролетариата. Между тем как в
эпоху опубликования «Манифеста» он и Маркс считали открытое
восстание неизбежным условием победы рабочего класса, Эн-
гельс к концу своей жизни признал, что при известных условиях
легальный путь тоже может привести к победе, а на восстание
стал смотреть, как на такой способ действий, который при со-
временной технике военного дела сулит социалистам не победу,
а жестокое поражение, и не перестанет сулить до тех пор, пока
сама армия не проникнется социалистическим духом»109. Плеха-
нов говорит лишь об эволюции взглядов Энгельса, однако следует
отметить, что начало этой эволюции положил Маркс своими вы-
ступлениями 70-х годов. Энгельс лишь систематически развивал
отдельные высказывания Маркса, значение которых невозможно
переоценить.
Подытоживая главу, следует разграничить такие марксистские
представления, как переход от капитализма к социалистическому
обществу, упраздняющему рыночную экономику и товарно-де-
нежные отношения вообще, и социалистические преобразования
в рамках капитализма. Первое, т.е. социалистическое общество с
указанными выше характеристиками, в принципе невозможно, и
108Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 358.
109Плеханов Г.В. Первые фазы учения о классовой борьбе// Избранные
философские произведения, т. II, с. 502.
295
представление о нем носит утопический характер, которое хотя
и фиксирует негативные стороны рыночной стихии, совершен-
но не в состоянии противопоставить ей реальную альтернативу.
«Реальный социализм» был действительно социалистическим
обществом, которое, однако, несмотря на громогласные обеща-
ния его основателей и пропагандистов, не смогло упразднить ни
товарное производство, ни денежное обращение, но лишь низве-
ло их на уровень почти соответствующий докапиталистической
эпохе. Что же касается социалистических преобразований в рам-
ках капиталистического общества, то в них, вопреки расхожему
представлению марксистских ортодоксов, нет ничего нереально-
го, утопического. Социализм провозгласил своей задачей уничто-
жение нищеты рабочего класса, повышение заработной платы
до уровня, обеспечивающего достойное человеческое существо-
вание, сокращение рабочего дня как минимум до восьми часов,
поголовное пенсионное обеспечение всего трудящегося населе-
ния, эффективное медицинское обслуживание, доступное всем
трудящимся, бесплатное образование на всех уровнях, пособия
безработным, приближающиеся по уровню к средней заработной
плате. Все эти требования программы социализма частью уже
полностью осуществлены, частью находятся в процессе осуще-
ствления в развитых капиталистических странах. Тот факт, что
в некоторых из них рабочая неделя не превышает 35 часов, гово-
рит о том, что задачи, поставленные социализмом, могут быть не
только выполнены, но и перевыполнены в условиях современно-
го капитализма, качественно отличного от капитализма XIX века,
который был предметом глубокого критического исследования в
«Капитале» Маркса.
Маркс и Энгельс считали предварительным условием со-
циалистического переустройства общества установление поли-
тического господства пролетариата. Они были убеждены в том,
что рабочий класс каждой капиталистической страны стремит-
ся, по мере роста своей классовой сознательности, овладеть
государственной властью, добиться политического господства.
На поверку это оказалось заблуждением утопического типа, не
лишенным, однако, реального содержания, истины. Рабочее дви-
жение во всех капиталистических странах ведет борьбу за свои
интересы, но ни в одной капиталистической стране пролетарии
не стремятся установить свою, так сказать, единоличную про-
летарскую власть. Сознательные рабочие и их лидеры считают,
что законодательная власть должна представлять интересы всех
групп населения, интересы большинства населения в первую
очередь.
296
Энгельс писал в 1893 году: «Рабочим стоит только захотеть -
и Англией нельзя будет управлять вопреки их воле »110. Рабочие,
увы, не проявляли того желания, которого от них ожидал Энгельс
и другие марксисты. Рабочие Англии, естественно, желали, что-
бы их интересы полностью учитывались как предпринимателя-
ми, так и правительством. Они, пожалуй, даже хотели, чтобы
кабинет министров состоял из представителей лейбористской
партии, возникшей в 1900 г. Вероятно, определенная часть анг-
лийского рабочего класса считала необходимой, справедливой
национализацию крупных капиталистических предприятий. Но
одно несомненно: английские рабочие, даже наиболее осознаю-
щие свои классовые интересы, были противниками запрещения
частной собственности на средства производства, т.е. ограниче-
ния свободной самодеятельности законопослушного хозяйствую-
щего субъекта. Само собой разумеется, что упразднение товарно-
денежных отношений представлялось им не только ненужным,
но и противоестественным.
В 40-х годах Энгельс, находясь в Англии, констатировал,
что социализм (тогдашний утопический социализм) и рабочее
движение (чартизм) не обнаруживают стремления к сближению,
единству. В конце XIX века, когда в Англии получил некоторое
распространение марксистский социализм, рабочее движение
существовало независимо от него. И лейбористская партия, при-
нявшая впоследствии социалистическую программу, понимала
социализм отнюдь не как упразднение всякой частной собствен-
ности на средства производства и, конечно, не как упразднение
товарно-денежных отношений. Ее социалистическая программа
предусматривала всестороннее улучшение жизненных условий
трудящихся, и это составляло реальное содержание того, что
Энгельс характеризовал как мирные социалистические преобра-
зования в рамках капиталистического общества. Разумеется, все,
что здесь сказано об английском рабочем движении, относится в
большей или меньшей мере к рабочему движению в других раз-
витых капиталистических странах.
В заключение позволю себе остановиться на высказываниях
известного антимарксиста К. Поппера относительно теории ре-
волюции Маркса и Энгельса. Поппер утверждает, что «именно
предсказание революции, не исключающей насилия, является - с
точки зрения политической практики - наиболее пагубным эле-
ментом марксизма»111. При этом Поппер вовсе не отрицает, что
110 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 417.
"'Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992, т. 2, с. 176.
297
насилие вполне оправданно при определенных условиях, против
определенного типа государственной власти: «...применение
насилия оправданно только при тирании, которая исключает
возможность ненасильственных реформ, и должно иметь един-
ственную цель - создание ситуации, позволяющей проводить
ненасильственные реформы»112. Это утверждение (пусть не вы-
глядит это парадоксом) в основном совпадает с точкой зрения
Маркса и Энгельса, которые рассматривали пролетарскую рево-
люцию как насилие против антидемократической государствен-
ной власти, как «завоевание демократии». Поэтому, констатируя
процесс демократизации в рамках капитализма, Маркс и Энгельс
постепенно приходили к выводу, что насильственная революция
не является необходимостью там, где становятся возможны мир-
ные социалистические преобразования. Поппер, по-видимому,
имеет достаточно ясное представление об этой эволюции воззре-
ний основоположников марксизма, так как он подчеркивает, что
«все марксисты в принципе согласны с давно известной точкой
зрения, что насильственная революция оправданна только в том
случае, если она направлена против тирании»113. Но если это так,
а это именно так, то совершенно неправильно его приведенное
выше утверждение относительно пагубного элемента марксизма.
Несомненной заслугой Маркса и Энгельса является их пере-
ход от теоретического обоснования неизбежности насильствен-
ной пролетарской революции к теоретическому обоснованию
возможности мирных социалистических преобразований в усло-
виях капитализма. Выше уже говорилось о том, что составляет
содержание этих мирных социалистических преобразований. Их
называют социалистическими, поскольку идея этих преобразо-
ваний впервые была провозглашена социалистическими (утопи-
ческими) учениями, а также потому, что они были теоретически
обоснованы марксистами и стали программными задачами соци-
ал-демократических партий. Однако если вдуматься в реальное
содержание этих преобразований, то становится ясно, что они,
по существу, носят демократический характер, соответствующий
высокому уровню экономического развития капиталистических
стран, т.е. их современному уровню развития. Этим-то и объяс-
няется тот факт, что эти, получившие названия социалистиче-
ских преобразования оказались в основном приемлемыми и для
современных буржуазно-демократических партий. И нет ничего
удивительного в том, что требования радикального улучшения
112Там же, с. 177.
"’Там же, с. 178.
298
жизненных условий трудящихся осуществляются (и в значи-
тельной мере уже осуществлены) именно в передовых буржу-
азно-демократических странах, а отнюдь не в странах бывшего
(а кое-где все еще существующего) «реального социализма».
Таким образом, выявляется действительное, в высшей степени
прогрессивное и безусловно новаторское для своего времени
содержание марксистской утопической концепции социалисти-
ческой революции. А тот факт, что это реальное содержание не
было понято и, больше того, было искажено Лениным и больше-
вистской партией, стало одной из главных причин той трагедии, в
которую была ввергнута Россия, начиная с Октябрьской револю-
ции и кончая крахом «реального социализма».
Глава 6
ИДЕЯ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА:
МАРКС, ЭНГЕЛЬС, ЛЕНИН
Формирование и развитие идеи диктатуры пролетариата
в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса
Основоположники марксизма создавали и развивали свое
учение как учение о классовой борьбе пролетариата, которая
характеризовалась ими как закономерное выражение антагони-
стической сущности капитализма, как его отрицание, которое
с объективной необходимостью приведет к уничтожению этого
эксплуататорского общественного строя, к экспроприации экс-
проприаторов. Уже в период формирования своих коммунисти-
ческих взглядов, в особенности же в таких произведениях, как
«Святое семейство» и «Немецкая идеология», Маркс и Энгельс,
полемизируя с идеалистическим (младогегельянским) понима-
нием истории, доказывают, что основным условием социаль-
ного освобождения пролетариата может быть лишь завоевание
им государственной власти. При этом они исходят из анализа
предшествующей истории, который приводит их к заключению,
что «каждый стремящийся к господству класс - если даже его
господство обусловливает, как это имеет место у пролетариата
уничтожение всей старой общественной формы и господства
вообще, - должен прежде всего завоевать себе политическую
власть...»1.
В 1847 г. Маркс, подвергая критике буржуазного радикала
К. Гейнцена, который сводил все социальные преобразования к
замене монархии республикой, подчеркивает, что «боевым кли-
чем» пролетарской партии «является отнюдь не республика вме-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 32.
300
сто монархии, а господство рабочего класса вместо господства
класса буржуазии»2.
Установление политического господства рабочего класса, по-
лагают в этот период развития своих взглядов Маркс и Энгельс,
возможно только в результате антикапиталистической револю-
ции. Это убеждение получает свое законченное выражение в
«Манифесте Коммунистической партии», опубликованном не-
сколько месяцев спустя после цитируемой статьи. В этом первом
программном документе марксизма теоретически подытоживает-
ся история капитализма, которая характеризуется также как исто-
рия становления и политического возмужания рабочего класса.
Заключением этого анализа является вывод: «...мы прослеживали
более или менее прикрытую гражданскую войну внутри сущест-
вующего общества вплоть до того пункта, когда она превращается
в открытую революцию, и пролетариат основывает свое господ-
ство путем насильственного ниспровержения буржуазии»3.
Превращение пролетариата в политически господствующий
класс авторы «Манифеста» характеризуют как «завоевание де-
мократии»4. Это в высшей степени важное указание, которое
позволяет правильно понять содержание, вкладывавшееся ос-
новоположниками марксизма в выражение «политическое гос-
подство пролетариата». В «Принципах коммунизма» - первом
варианте «Манифеста», написанном Энгельсом, на вопрос о том,
каков будет ход пролетарской революции, дается следующий
ответ: «Прежде всего, она создает демократический строй и тем
самым, прямо или косвенно политическое господство пролета-
риата. Прямо - в Англии, где пролетариат уже теперь составляет
большинство народа, косвенно - во Франции и Германии, где
большинство народа состоит не только из пролетариата, но также
из мелких крестьян и городских мелких буржуа»5. В свете этого
и других разъяснений, имевшихся в трудах Маркса и Энгельса
(разъяснений, которых я коснусь ниже), становится понятным,
что основоположники марксизма рассматривали в этот период
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 303. Несколько выше Маркс прямо
формулирует задачу коммунистов: «...там, где политическая власть находится в
руках буржуазии, пролетарии должны ее ниспровергнуть. Они долны сами стать
властью, прежде всего революционной властью» (там же, с. 298). В этот период
формирования своих коммунистических воззрений Маркс и Энгельс еще не
связывают идею пролетарской революции с экономическими предпосылками,
которые, как они утверждали в последующие годы, создаются самим развитием
капиталистического способа производства.
3Там же, с. 435.
4 Там же, с. 446.
5 Там же, с. 332.
301
пролетарскую революцию как насильственное низвержение ан-
тидемократического политического господства капиталистов и
переход власти в руки большинства населения, которое в основ-
ном состоит из пролетариев*.
Следует подчеркнуть, что понимание задачи завоевания про-
летариатом политической власти как «завоевания демократии»
самым непосредственным образом связано с той стадией разви-
тия капиталистического общества, когда еще не существовало ни
всеобщего избирательного права, ни права на забастовки, орга-
низацию профессиональных союзов и т.д. Накануне буржуазных
революций 1848 года, а также в течение длительного времени по-
сле них Маркс и Энгельс были убеждены в том, что политическое
господство буржуазии несовместимо с реальными, действитель-
но демократическими преобразованиями, в частности с введени-
ем всеобщего, равного и тайного избирательного права, которое,
как полагали они, стало бы могущественным средством для того,
чтобы большинство населения, т.е. рабочий класс и близкие к
нему слои трудящихся, овладели путем демократического воле-
изъявления политической властью или хотя бы оказывали на ее
формирование непосредственное влияние. Именно поэтому они
и характеризовали пролетарскую революцию как завоевание де-
мократии, доказывая, что лишь политическое господство проле-
тариата обеспечивает последовательную и всестороннюю демо-
кратизацию общества.
В работах, посвященных теоретическому осмыслению рево-
люций 1848 года, Маркс показывает, что в ходе этих революций,
благодаря революционной энергии пролетариата, устанавливались
демократические порядки, которые, однако, были упразднены,
как только буржуазия утвердилась у власти и подавила револю-
ционные выступления трудящихся. Так, французская революция
1848 г. ввела всеобщее избирательное право, но, поскольку оно
на деле стало правом народного волеизъявления, победившая
буржуазия отменила это выдающееся демократическое завоева-
* В этой связи становится понятным следующее, существенно важное, хотя
и не вполне адекватно выражающее воззрения основоположников марксизма,
положение Маркса, высказанное в середине 1847 г., т.е. за полгода до завершения
работы над «Манифестом»: «Значит ли это, что после падения старого общест-
ва наступит господство нового класса, выражающееся в новой политической
власти? Нет». И, поясняя свою мысль, Маркс говорит о конечном результате
пролетарской революции: «Рабочий класс поставит, в ходе развития, на место
старого буржуазного общества такую ассоциацию, которая исключает классы и
их противоположности: не будет уже никакой собственно политической власти,
ибо именно политическая власть есть официальное выражение противополож-
ности классов внутри буржуазного общества» (там же, с. 184).
302
ние. Маркс писал: «Уничтожение всеобщего избирательного пра-
ва - вот последнее слово партии порядка, последнее слово бур-
жуазной диктатуры»6. Это положение разъясняется и развивается
Марксом в другой работе, также посвященной французской рево-
люции 1848 года, в которой указывается, что «в странах старой
цивилизации с развитым разделением на классы, с современны-
ми условиями производства и с духовным сознанием, в котором
благодаря вековой работе растворились все унаследованные по
традиции идеи, что в таких странах республика означает вообще
только политическую форму революционного преобразования
буржуазного общества, а не консервативную форму его сущест-
вования»7.
И далее Маркс разъясняет: буржуазия «поняла, что все так
называемые гражданские свободы и органы прогресса посягали
на ее классовое господство»8.
Впоследствии, когда борьба рабочего класса привела к уста-
новлению в буржуазном обществе всеобщего избирательного пра-
ва и связанных с ним гражданских прав и свобод, основополож-
ники марксизма, естественно, пересмотрели приведенные выше
воззрения. Однако они продолжали настаивать на том, что только
завоевание политической власти рабочим классом обеспечивает
последовательную и всестороннюю демократизацию общества.
В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс
перечисляют основные мероприятия, которые призван осущест-
вить установивший свое политическое господство пролетариат.
Это - экспроприации земельной собственности и обращение зе-
мельной ренты на покрытие государственных расходов, высокий
прогрессивный налог, отмена права наследования, конфискация
имущества всех эмигрантов и мятежников, централизация кре-
дита в руках государства путем национализации банков, нацио-
нализация транспорта, увеличение количества государственных
предприятий, введение обязательности труда для всех трудоспо-
собных граждан, содействие постепенному устранению проти-
6Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 95.
7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 127.
8Там же, с. 160. Впрочем, и в 1881 г. Энгельс утверждал, что «в Англии,
где промышленный и земледельческий рабочий класс образует огромное боль-
шинство населения, демократия означает власть рабочего класса, не более и не
менее» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 287). Энгельс, однако, не отрицает
того, что в Англии конца прошлого века существуют демократические порядки.
Он лишь указывает на то, что английские пролетарии не стремятся завоевать по-
литическую власть. «Везде рабочий борется за политическую власть, за прямое
представительство своего класса в законодательных органах, везде - только не
в Великобритании» (там же).
303
воположности между городом и деревней, промышленностью и
земледелием, общественное и бесплатное воспитание детей.
Показательно, что в этом перечне первоочередных мероприя-
тий пролетарской власти отсутствует задача национализации всех
средств производства, т.е. упразднения частной собственности на
средства производства вообще. Эту задачу, как видно из всего со-
держания «Комманифеста», Маркс и Энгельс рассматривали как
цель, которая должна быть осуществлена в ходе развития нового
общественного строя, начало которому положит пролетарская
революция.
В «Манифесте Коммунистической партии» нет выражения
«диктатура пролетариата». Это выражение мы встречаем в до-
кументе «Всемирного общества коммунистов-революционеров»,
который Маркс и Энгельс подписали вместе с бланкистами Ада-
ном, Видалем и левым чартистом Дж. Гарни в 1850 г. «Целью
общества, - говорится в этом документе, - является низложение
всех привилегированных классов, подчинение этих классов дик-
татуре пролетариата путем поддержания непрерывной революции
вплоть до осуществления коммунизма, который должен явиться
последней формой устройства человеческого рода»9.
Идея «диктатуры пролетариата» впервые формулируется в
документах организованного Гракхом Бабёфом тайного револю-
ционного общества, поставившего своей задачей осуществление
коммунистической революции. Ф. Буанаротти, ближайший сорат-
ник Бабёфа, в своей книге, посвященной этому революционному
заговору, приводит одну из инструкций бабувистского общества,
в которой указывается: «...когда народ порабощен, когда тирания
лишила его возможности изъявить свою волю» восстание про-
тив тирании безусловно необходимо, а для успеха восстания и
закрепления его победы инструкция предписывает его руково-
дителям, чтобы «они облекли себя диктатурой...»10. О. Бланки,
которого Маркс и Энгельс считали выдающимся пролетарским
революционером, также настаивал на необходимости диктатуры
пролетариата, понимаемой как организация революционеров,
овладевших благодаря восстанию государственной властью для
9Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 551.
10 Буанаротти Ф. Заговор во имя равенства. М.-Л., 1958, т. 2, с. 125.
В.П. Волгин в предисловии к первому тому сочинения Буанаротти отмечает:
«Пройдя школу революционных лет, считая себя продолжателями якобинцев,
бабувисты прочно усвоили идею диктатуры...» (с. 28). Стоит отметить, что
Ж.-Ж. Руссо - идейный учитель якобинцев, выделил в своем трактате «Обще-
ственный договор» отдельную, шестую главу, посвященную вопросу о дикта-
туре, необходимость которой в периоды социальных кризисов он теоретически
обосновывал.
304
обеспечения насущных интересов угнетенных и эксплуатируемых
масс. Уместно подчеркнуть в этой связи, что выражение «дикта-
тура пролетариата» впервые применяется Марксом в 1850 г. в его
анализе хода французской революции 1848 года, причем Маркс
имеет в виду движение, возглавляемое Бланки. Анализируя ход
развития революции, Маркс указывает: «...пролетариат все более
объединяется вокруг революционного социализма, вокруг комму-
низма, который сама буржуазия окрестила именем Бланки. Этот
социализм есть объявление непрерывной революции, классовая
диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к
уничтожению классовых различий вообще...»11
Э. Бернштейн в своей нашумевшей критике ряда основных
положений марксизма утверждает, что Марксово понимание дик-
татуры пролетариата носит ясно выраженный бланкистский ха-
рактер. Это утверждение, несмотря на приведенное выше выска-
зывание самого Маркса, является ошибочным, так как Бернштейн
совершенно выпускает из виду, что основоположники марксизма,
как было показано выше, прежде всего обосновывали возмож-
ность и необходимость политического господства пролетариата,
считая необходимым объективным условием этого господства
преобладание пролетариата в массе трудящегося населения. Та-
кая постановка вопроса о диктатуре пролетариата принципиаль-
но отличала позицию Маркса и Энгельса от теории и практики
революционного заговора, которые характеризуют бланкизм.
Французские марксисты Ж. Лабика и Г. Бензюссан в со-
ставленном ими словаре марксистских понятий указывают, что
выражение «диктатура пролетариата» применяется Марксом
и Энгельсом всего 12 раз, учитывая не только опубликованные
ими работы, но также и письма, наброски и другие документы,
не предназначавшиеся для печати12. Однако авторы словаря не
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 91. В этой же работе Маркс говорит о
диктатуре пролетариата как задаче, необходимость решения которой осознается
французским пролетариатом вследствие поражения июньского восстания 1848
года: «...только поражение его открыло ему истину, что малейшее улучшение
его положения в рамках буржуазной республики остается утопией и что эта
утопия становится преступлением при первой попытке осуществить ее. Тогда
на место требований, к удовлетворению которых пролетариат хотел принудить
февральскую республику, требований чрезмерных по форме, но мелочных и все
еще буржуазных по существу, выступил смелый революционный боевой лозунг:
«Низвержение буржуазии! Диктатура рабочего класса!» (там же, с. 30-31). Важ-
но отметить, во-первых, то, что Маркс отрицает возможность улучшения поло-
жения рабочего класса даже в условиях буржуазной республики, и, во-вторых,
идея диктатуры пролетариата уже не связывается с революционными выступле-
ниями, возглавляемыми Бланки и его приверженцами.
12 Labica G. etBensussan С. Dictionnaire critique du marxisme. Paris, 1982, p. 324.
305
указывают при этом, что выражение «политическое господство
пролетариата» применялось основоположниками марксизма бо-
лее сотни раз, причем далеко не всегда при этом имелось в виду
то, что получило название «диктатура пролетариата».
Показательно, что наиболее полно свое понимание смысла и
значения «диктатуры пролетариата» Маркс изложил в ставшем
знаменитым письме к И. Вейдемейеру от 5 марта 1852 года,
письме, не предназначавшемся к печати (полностью оно было
опубликовано лишь в 1930 году). В нем Маркс утверждает: «Что
касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я от-
крыл существование классов в современном обществе, ни та, что
я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго
до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов,
а буржуазные экономисты - экономическую анатомию классов.
То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего:
1) что существование классов связано лишь с определенными
историческими фазами развития производства, 2) что классовая
борьба ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама
составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к об-
ществу без классов»13.
Было бы глубоким заблуждением умалять значение этого по-
ложения Маркса. Но нельзя, конечно, согласиться с теми, весьма
распространенными в марксистской литературе высказываниями,
согласно которым в этом положении Маркс теоретически поды-
тожил самое главное в своем учении. Ведь это положение отно-
сится к первым годам деятельности Маркса как создателя новой
социальной теории, получившей впоследствии название научного
коммунизма. Со времени этого высказывания Маркс продолжал
разработку и обоснование своего учения тридцать лет, в течение
которых были созданы его важнейшие, в первую очередь эконо-
мические труды. В семидесятых годах он неоднократно указывал
на возможность мирных социалистических преобразований в
демократически развитом буржуазном обществе, пересматривая
тем самым второй и третий тезис приведенного выше положения.
В своей оценке Парижской Коммуны как диктатуры пролетариа-
та Маркс и Энгельс подчеркивают, что созданное в Париже вре-
менное революционное правительство было избрано на основе
всеобщего избирательного права. «Коммуна, - писал Маркс, -
образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по
различным округам Парижа городских гласных. Они были ответ-
ственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло,
13 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28, с. 427.
306
само собой разумеется, из рабочих или признанных представите-
лей рабочего класса... Начиная с членов Коммуны, сверху донизу,
общественная служба должна была исполняться за заработную
плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представи-
тельство высшим государственным чинам исчезли вместе с эти-
ми чинами»14. Таким образом, диктатура пролетариата, которую
установили парижские коммунары, представляла собой, пользу-
ясь выражением «Комманифеста» завоевание демократии, под-
линно демократическую организацию государственной власти,
несмотря на военное положение, в котором находилась Франция.
Маркс и Энгельс, теоретически подытоживая исторический
опыт революций 1848 года, развивают, конкретизируют свое
понимание диктатуры пролетариата и приходят к выводу, что
пролетариат, низвергая в ходе социалистической революции
политическое господство буржуазии, овладевая благодаря этому
государственной властью, не может воспользоваться для своих
целей существующим в буржуазном обществе государственным
аппаратом, представляющим собой бюрократически централизо-
ванную военную и чиновничью машину, которая по самой приро-
де своей не может служить интересам трудящихся, поскольку она
является орудием их подавления и угнетения. Прослеживая ис-
торию этой бюрократически-военной государственной машины,
сложившейся во Франции в период абсолютной монархии и все
более укреплявшейся в ходе последующих трех буржуазных ре-
волюций, Маркс заключает: «Все перевороты усовершенствовали
эту машину вместо того, чтобы сломать ее»15. Диктатура проле-
тариата с этой точки зрения может утвердиться лишь в резуль-
тате слома, уничтожения этого враждебного трудящимся массам
государственного аппарата. К этой мысли Маркс неоднократно
возвращается и в последующие годы, в частности в связи с тео-
ретическим осмыслением опыта Парижской коммуны. В письме
к Л. Кугельману от 12 апреля 1871 года Маркс категорически
утверждает, что «следующей попыткой французской революции
я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-
военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее, и именно
таково предварительное условие всякой действительной народ-
14 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 342. Энгельс, характеризуя Парижскую
Коммуну как демократическую организацию временного революционного пра-
вительства, решительно заявляет: «Хотите ли знать, милостивые государи, как
эта диктатура выглядит? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была дикта-
тура пролетариата» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 201).
15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 206.
307
ной революции на континенте. Как раз в этом и состоит попытка
наших геройских парижских товарищей»16.
Энгельс также видел в Парижской коммуне подтверждение
этого вывода Маркса: «Коммуна должна была с самого начала
признать, что рабочий класс, придя к господству, не может даль-
ше хозяйствовать со старой государственной машиной; что рабо-
чий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванно-
го господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую,
доселе употреблявшуюся против него, машину угнетения, а с
другой стороны, должен обеспечить себя против своих собствен-
ных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без исключения,
сменяемыми в любое время»17.
Итак, основоположники марксизма ставят вопрос о государ-
стве принципиально нового типа, о государственной форме дик-
татуры пролетариата. Решение вопроса теоретически подготов-
лено, с одной стороны, пониманием политического господства
пролетариата как «завоевание демократии», а с другой стороны,
обоснованным Марксом положением о необходимости слома,
упразднения бюрократически-военной централизации государ-
ственного аппарата. Опираясь на эти теоретические предпосыл-
ки, Энгельс в своих замечаниях на проект Эрфуртской программы
социал-демократической партии Германии приходит к выводу, что
демократическая республика является «специфической формой
для диктатуры пролетариата...»18. Энгельс неоднократно возвра-
щается к этому выводу. Так, в письме П. Лафаргу от 6 марта 1894
года он подчеркивает «Республика по отношению к пролетариа-
ту отличается от монархии только тем, что она является готовой
политической формой для будущего господства пролетариата»19.
Само собой разумеется, что Энгельс имеет в виду не просто
республику как она существует в буржуазном обществе. В такой
республике сохраняется бюрократически-военная централизация
государственной власти, в силу чего демократические права и
свободы трудящихся неизбежно ограничены, урезаны. Уничтоже-
ние политического господства буржуазии, переход власти к про-
летариату, который создает новый, подлинно демократический
16 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 33, с. 172.
17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 199. Несколько ниже Энгельс, ссыла-
ясь на работу Маркса, подчеркивает, что выдающееся историческое значение
Парижской Коммуны состояло также в том, что она представляла собой попыт-
ку создания принципиально нового государственного аппарата: «Этот взрыв
старой государственной власти и ее замена новой, поистине демократической,
подробно описан в третьем отделе «Гражданской войны» (там же, с. 200).
18 Там же, т. 22, с. 237.
19 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 184.
308
государственный аппарат, необходимо влечет за собой, как пола-
гает Энгельс, небывалое расширение и реальное осуществление
демократических прав и свобод для всего трудового народа.
Следует, однако, не выпускать из виду, что это пролетар-
ски-демократическое преобразование республиканского строя
не отменяет основных характеристик республики как формы
государственного устройства. Это, прежде всего, разделение
законодательной, исполнительной и судебной властей, а также
равенство всех граждан перед законом, их равное право избирать
государственные органы и быть избранными в эти органы власти,
свобода слова, свобода печати, свобода в деле организации поли-
тических партий, профессиональных и иных объединений, сво-
бода совести и т.д. Достаточно одного только перечисления этих
основных черт демократической республики, которые, по мысли
Энгельса, должны получить всестороннее развитие при наличии
политического господства пролетариата, чтобы стало абсолютно
очевидным, что такое государственное устройство не имеет ниче-
го общего с какой бы то ни было диктаторской властью, а значит,
и с «диктатурой пролетариата».
Идея диктатуры пролетариата, впервые высказанная непо-
средственными предшественниками марксизма - революци-
онными утопическими коммунистами, была непосредственно
направлена против антидемократического владычества буржуа-
зии, победившей в Великой французской революции. Маркс и
Энгельс, выделившие пролетариат из непролетарской массы
трудящихся, стремились тем самым придать понятию диктатуры
пролетариата научную определенность, которая отсутствовала у
бабувистов и бланкистов. Но так же как и их предшественники,
основоположники марксизма противопоставляли идею диктату-
ры пролетариата антидемократическому буржуазному режиму,
существовавшему в Европе вплоть до последней трети XIX века.
Обосновывая объективную необходимость революционного низ-
вержения политического господства буржуазии, Маркс и Энгельс
указывали, что эта историческая задача не может быть решена
без диктатуры пролетариата, которую они характеризовали как
основное содержание победоносной пролетарской революции.
Эта диктатура, полагали они, как уже указывалось выше, необхо-
дима пролетариату для последующего, коммунистического пере-
устройства общества, после чего необходимость диктатуры, как
и государства вообще, исчезает, отмирает, поскольку исчезают
классы и классовые различия. Такое понимание диктатуры проле-
тариата едва ли совпадает по своему содержанию с «завоеванием
демократии», т.е. со всесторонним развитием демократических
309
институтов в рамках демократической республики, характери-
зуемой Энгельсом как готовая, т.е. исторически сложившаяся в
рамках буржуазного общества, государственная форма диктатуры
пролетариата.
Таким образом, в марксистском понятии диктатуры пролета-
риата обнаруживается, как мне представляется, противоречение
между тем, что именуется диктатурой, и тем, что характеризуется
как «завоевание демократии» и ее всестороннее развитие*. Кор-
ни этого противоречия таятся, на мой взгляд, в тех односторон-
них, нередко не согласующихся друг с другом представлениях о
сущности государства, которые выявляются в трудах Маркса и
Энгельса.
В «Немецкой идеологии», т.е. в одном из первых произведе-
ний марксизма, его основоположники утверждают, что «государ-
ство есть та форма, в которой индивиды, принадлежащие к гос-
подствующему классу, осуществляют свои общие интересы...»* 20.
Это лапидарное определение нельзя не признать односторонним,
так как оно игнорирует многообразие функций государства и
тем самым его весьма опосредованное отношение к интересам
экономически господствующего класса. Недостаток этого опре-
деления состоит также и в том, что выделяя в качестве основного
признака государства господство одного класса над другим (или
другими), Маркс и Энгельс ничего не говорят о том, что суще-
ствование государства предполагает определенное соотношение
классов, борьбу между ними, сопротивление угнетенных классов,
которое ограничивает власть господствующего класса, вынужда-
ет его идти на уступки тем классам, которые сопротивляются его
господству, борются против него.
* Это противоречие в известной мере осознается и высказывается Энгель-
сом в его письме к А. Бебелю от 18-23 марта 1875 года: «...пока пролетариат еще
нуждается в государстве (имеется, конечно, в виду диктатура пролетариата. -
Т.О.), он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления
своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда
государство как таковое перестанет существовать» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,
т. 34, с. 104).
20Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 63. При этом Маркс и Энгельс оговари-
ваются: «Самостоятельность государства существует в наше время лишь в та-
ких странах, где сословия еще не до конца развились в классы, где сословия, уп-
раздненные уже в более передовых странах, еще продолжают играть некоторую
роль, образуя неопределенную смесь, - где поэтому ни одна часть населения не
может добиться господства над другими его частями. Таково именно положение
в Германии» (там же, с. 62-63). Это говорится о Германии первой половины
XIX века, еще не ставшей единым, капиталистическим государством. Из приве-
денной цитаты вытекает, что докапиталистические (сословные) государства не
являются орудиями господства одного класса над другим.
310
Я привел цитату из раннего марксистского труда. Но такое
же одностороннее определение государства я нахожу и в работе
Энгельса, относящейся к 1891 году: «...государство есть не что
иное, как машина для подавления одного класса другим, и в де-
мократической республике ничуть не меньше, чем в монархии»21.
Если бы Маркс и Энгельс ограничивались только подобными
определениями сути государства, их нельзя было бы упрекнуть
в непоследовательности. Однако в их произведениях наличест-
вуют и совершенно иные, противоречащие приведенным выше
положениям определения сущности государства. Так, в работе
«Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»
Энгельс безоговорочно утверждает: «Общество создает себе ор-
ган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних
нападений. Этот орган есть государственная власть»22. Следова-
тельно, государство не есть лишь выражение интересов одного
только господствующего класса: его сущность состоит также в
защите общих интересов. Это, конечно, существенное отступле-
ние от приведенных выше формулировок. И это отнюдь не еди-
ничное высказывание Энгельса; его дальнейшим развитием яв-
ляется другой труд Энгельса - «Происхождение семьи, частной
собственности и государства». Прослеживая возникновение час-
тной собственности и противоположности классов с их взаимо-
исключающими интересами, Энгельс вскрывает объективную не-
обходимость возникновения государства как публичной власти,
которая не позволяет этим противоположностям уничтожать друг
друга. «Государство есть продукт общества на известной ступе-
ни развития; государство есть признание того, что это общество
запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раско-
лолось на непримиримые противоположности, избавиться от ко-
торых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с
противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг
друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необхо-
дима сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая
бы умеряла столкновение, держала его в границах «порядка».
И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним,
все более и более отчуждающая себя от него, есть государство»23.
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 200-201.
22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 311. Однако в этой же работе, несколь-
ко выше по-прежнему утверждается, что «государство в целом является лишь
(курсив в обоих случаях мой. - Т. О.) выражением, в концентрированной форме,
экономических потребностей класса, господствующего в производстве...» (там
же, с. 310).
23 Там же, с. 170.
311
Ясно, что такое понимание государства как умиротворяющей
силы предполагает, что оно, государство, ограничивает произвол
и господствующего эксплуататорского класса, дабы тем самым
примирить эксплуатируемые классы с их подневольным положе-
нием, или если не примирить, то, во всяком, случае ослабить силу
их сопротивления. Ясно, что это определение сущности государс-
тва подчеркивает заключающийся в нем элемент своеобразного
классового компромисса, который, однако, устанавливается, как
правило, не свободным соглашением сторон, а преимущественно
насильственным путем.
Такое понимание сущности государства несводимо к формуле
«господство одного класса над другим», хотя оно в принципе не
исключает того, что экономически господствующий класс осуще-
ствляет если не в прямой, то косвенной форме, свое политиче-
ское господство. И вполне понятно поэтому стремление Энгельса
объединить друг с другом эти две качественно различные сущ-
ностные характеристики государства: «Так как государство воз-
никло из потребности держать в узде противоположность клас-
сов; так как оно в то же время возникло в самих столкновениях
этих классов; то оно по общему правилу является государством
самого могущественного, экономически господствующего клас-
са, который при помощи государства становится также полити-
чески господствующим классом...»24 С этим положением, если
речь идет о капиталистическом обществе, нельзя не согласиться.
При этом, однако, надо в полной мере учитывать, что классовая
борьба пролетариата и общедемократическое движение в целом
существенным образом ограничивают политическое господство
капитала, отвоевывая у него одну позицию за другой. Современ-
ное буржуазно-демократическое общество, в котором трудящиеся
массы добились семичасового рабочего дня, сравнительно высо-
кой заработной платы, социального страхования и т.д., общество,
в котором трудящиеся своим активным участием в избирательной
борьбе в немалой мере оказывают влияние на состав и политику
правительства, неустанно добиваясь повышения своего жизнен-
ного уровня, вполне подтверждает этот вывод.
В «Манифесте Коммунистической партии» основоположники
марксизма, разоблачая господствующую буржуазию, саркастиче-
ски утверждают: «...ваше право есть лишь возведенная в закон
воля вашего класса»25. В свете изложенного выше эта характе-
ристика правовой надстройки капитализма (и классового обще-
24 Там же. с. 171.
25 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 443.
312
ства вообще) представляется мне упрощенной, сбрасывающей
со счетов реальное соотношение классов буржуазного общества,
которое не могут не учитывать законодатели, несмотря даже на
то, что они прежде всего представляют интересы экономически
и политически господствующего класса. Маркс, кстати сказать,
уже в период германской революции 1848 года внес коррективу
в эту формулировку: «...закон должен основываться на обществе,
он должен быть выражением его общих, вытекающих из данного
материального способа производства интересов и потребностей,
в противоположность произволу отдельного индивидуума»26.
Политическое господство того или иного класса (пролетариата,
если, конечно, он составляет большинство населения страны) не
может, очевидно, не считаться с этой, указанной Марксом, сущ-
ностной характеристикой законодательных установлений.
Подытоживая изложение взглядов Маркса и Энгельса по во-
просу о диктатуре пролетариата, нельзя не отметить тот факт, что
основоположники марксизма не посвятили этому несомненно
весьма важному вопросу ни одной специальной работы, ни одной,
пусть даже небольшой статьи. Все их высказывания о диктатуре
пролетариата сделаны, так сказать, мимоходом, в ходе изложения
других вопросов. Поэтому нет у основоположников марксизма и
систематического изложения их воззрений по данному вопросу.
Мы не находим у них и разграничения таких понятий, как «поли-
тическое господство пролетариата» и «диктатура пролетариата».
В одних случаях (например, в «Комманифесте») эти понятия вы-
ступают как тождественные по своему содержанию, в других -
особенно в высказываниях Маркса и Энгельса о возможности,
при известных условиях, мирных социалистических преобразо-
ваний капиталистических отношений - эти понятия становятся
принципиально несовместимыми.
Бабувисты и бланкисты, говоря о диктатуре пролетариата,
имели в виду диктатуру меньшинства, т.е. временного револю-
ционного правительства, выражающего коренные интересы тру-
дящихся масс. В противоположность этому воззрению, Маркс и
Энгельс ставят вопрос о диктатуре большинства, диктатуре ра-
бочего класса. Но разве возможно, чтобы диктатуру, т.е. власть,
не ограниченную существующими законами, преступающую их,
осуществляли все или хотя бы большинство рабочего класса? Ис-
тория диктатур не только не знает ничего подобного, но и прямо
указывает на то, что диктатура большинства, диктатура массы
народа несовместима с самим понятием диктатуры.
26 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 259.
313
Ш. Монтескье, характеризуя государственное устройство
Древнего Рима, указывает: «...сенат имел власть изъять так сказать
республику из рук народа посредством назначения диктатора, пе-
ред которым преклонял голову самодержавный народ и смолкали
самые благоприятные для народа законы»27. Диктатор избирался
сенатом обычно на шесть месяцев, иногда его диктаторская власть
продлевалась на два и даже три срока. Необходимость введения
диктатуры мотивировалась критической ситуацией в государстве,
возникшей вследствие угрозы извне или внутренних причин.
В новое время диктаторская власть сплошь и рядом насиль-
ственно захватывалась одним политическим деятелем или груп-
пой лиц. В период английской революции XVII века диктаторская
власть была захвачена Кромвелем, который, разумеется, выражал
интересы революционной в ту эпоху буржуазии, но диктаторская
власть принадлежала лишь ему. Диктатура якобинцев в период
Великой французской революции, диктатура, несомненно выра-
жавшая интересы социальных «низов», в том числе и тогдашнего
пролетариата (вернее, предпролетариата) представляла собой, в
сущности, диктатуру Робеспьера и его ближайших соратников.
Диктаторами, разумеется, были не одни лишь революционеры.
Немало было также диктаторов-реакционеров. Такого рода дик-
таторов хватает и в наше время главным образом в т.н. развиваю-
щихся странах, в которых демократические преобразования оста-
ются все еще нерешенной задачей.
Маркс и Энгельс иногда говорят о диктатуре класса капита-
листов, отождествляя таким образом политическое господство
буржуазии с диктаторской властью. Такое отождествление пред-
ставляется мне неправомерным, не соответствующим историчес-
ким фактам и исторически сложившемуся понятию диктатуры.
Фашистский режим был, разумеется, диктатурой, но эта диктату-
ра Гитлера, Муссолини и их приспешников означала разрушение
буржуазно-демократического строя, который был восстановлен в
Западной Германии и Италии после военно-политического раз-
грома фашизма.
Авторы марксистской «Истории марксизма», опубликованной
в начале т.н. перестройки, критически рассматривая понятие дик-
татуры у основоположников марксизма, приходят к заключению:
«Хотя у Маркса и Энгельса проблема диктатуры пролетариата
неоднократно анализировалась, она все же не получила целост-
ного и концептуального обоснования. Высказывания Маркса и
Энгельса на эту тему допускают возможность их альтернативных
27 Монтескье Ш. О духе законов // Избр. произведения. М., 1955, с. 309.
314
интерпретаций - от расширительного понимания диктатуры про-
летариата как гегемонии до суженной трактовки этого понятия -
отождествления диктатуры пролетариата с тоталитарным едино-
властием партии рабочего класса»28. С этим заключением можно
согласиться, если исключить из него мысль о тоталитаристской
тенденции в Марксовом понятии диктатуры рабочего класса. Та-
кая тенденция, совершенно независимо от Марксовой постанов-
ки проблемы, появляется у Ленина, к рассмотрению воззрений
которого по вопросу о диктатуре пролетариата я и перехожу.
Ленинская концепция диктатуры пролетариата
Маркс и Энгельс, исследуя развитие капитализма, приходи-
ли к выводу, что буржуазное общество все более поляризуется,
вследствие чего пролетариат становится большинством в массе
трудящегося населения. Поэтому и диктатуру пролетариата они
трактовали как политическое господство большинства, или «за-
воевание демократии», поскольку насильственная пролетарская
революция противопоставлялась ими еще не ставшему демокра-
тическим буржуазному обществу. В России, применительно к
которой Ленин истолковывал марксистское учение, пролетариат
составлял лишь незначительную часть трудящегося населения.
И тем не менее Ленин считал не только возможным, но и необхо-
димым установление в ней диктатуры пролетариата в результате
революционного низвержения политического господства капита-
листов и помещиков. «Не всегда необходимо, - утверждал он, -
абсолютное большинство; но для победы, для удержания власти,
необходимо не только большинство рабочего класса, - я употреб-
ляю здесь термин «рабочий класс» в западноевропейском смысле,
т.е. в смысле промышленного пролетариата, - но и большинство
эксплуатируемых и трудящихся сельского населения»29.
28 История марксизма, т. 1, ч. 2. М., 1990, с. 25.
29Ленин В.И. Поли. соб. соч., т. 44, с. 32. Это положение, высказанное уже
после установления Советской власти, явно противоречит дореволюционным
высказываниям Ленина. Так, в статье «Аграрная программа русской социал-де-
мократии» (1902 г.) Ленин вполне в духе «Комманифеста» Маркса и Энгельса
утверждал: «...социал-демократия - непосредственно и всецело - представляет
интересы только одного пролетариата», поскольку «класс мелких производите-
лей, и мелких хозяйчиков в том числе, в своей борьбе против буржуазии явля-
ется реакционным классом» (Поли. собр. соч., т. 6, с. 310). Дело, однако, не в
том, что Ленин изменил свою точку зрения на непролетарские трудящиеся мас-
сы - подавляющее большинство трудящихся России. И в годы Советской власти
Ленин, вопреки приведенному выше высказыванию, продолжал считать мел-
ких собственников средств производства враждебными пролетарской власти.
315
Ленин с полным основанием рассчитывал на то, что револю-
ционная инициатива пролетариата, во всяком случае на первых
порах, будет поддержана непролетарскими трудящимися масса-
ми, поскольку социалистический переворот в условиях России
является также (или даже прежде всего) борьбой против самоде-
ржавия и помещичьего землевладения. Ленинская теория пере-
растания буржуазно-демократической революции в революцию
социалистическую как раз и предполагала союз пролетариата
с крестьянством и городской мелкой буржуазией. Такой союз
действительно осуществился сначала в Февральской революции,
а затем в ходе Октябрьского переворота, важнейшей движущей
силой которого было, во-первых, общенародное стремление по-
ложить конец войне и, во-вторых, стремление крестьянских масс
покончить с помещичьим землевладением. Задачи эти были ре-
шены, а провозглашенная власть Советов рабочих, крестьянских
и солдатских депутатов (несмотря на то что Советы формально
объединяли трудящихся города и деревни) представляла собой
на деле диктатуру большевистской партии, которая именовалась
«диктатурой пролетариата». При этом даже подчеркивалось,
как свидетельствуют работы Ленина этого периода, что рабочий
класс ни с кем не делит завоеванную им власть, ибо диктатура
пролетариата по определению есть диктатура одного-единствен-
но революционного класса.
Если даже согласиться с тем, что диктатура большевистской
партии представляла собой диктатуру пролетариата, то и в этом
случае нельзя не признать, что это была диктатура меньшин-
ства. Однако в действительности эта власть не была и не могла
быть диктатурой пролетариата, что если не прямо, то косвенно
признавал и Ленин. В октябре 1921 г., т.е. через три года после
победы Октября, Ленин констатировал, что рабочий класс «бла-
годаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован,
т.е. выбит из своей классовой колеи и перестал существовать как
пролетариат». И, конкретизируя свою мысль, Ленин разъяснял:
«Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышлен-
В «Докладе об единстве партии и анархосиндикалистском уклоне на X съезде
РКП(б)» он категорически заявлял: «Нет трудящихся вообще или работающих
вообще, а есть либо владеющий средствами производства мелкий хозяйчик, у
которого вся психология и все навыки жизни капиталистические - которые и не
могут быть иными, - либо наемный рабочий, с совершенно иной психологией...»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 100-101). И тем не менее Ленин утверж-
дал, что союз пролетариата и трудящегося крестьянства является высшим при-
нципом диктатуры пролетариата. Согласовать эти высказывания друг с другом,
по-моему, невозможно.
316
ность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез»30.
О какой же диктатуре пролетариата может идти речь в условиях,
когда нет пролетариата? Диктатура, конечно, была, но это была
диктатура большевистской партии, члены которой были убежде-
ны в том, что они выражают интересы рабочего класса и действу-
ют соответственно его интересам, так же как и в интересах всего
трудящегося человечества.
И.В. Сталин в работе «К вопросам ленинизма» указывает, что
ему известны «лишь пять случаев», когда Ленин говорил о дикта-
туре большевистской партии31. Но дело, конечно, не в том, сколь-
ко раз применяется Лениным выражение «диктатура партии», по-
скольку Ленин фактически постоянно говорил об этой диктатуре,
не употребляя такого выражения. «Ленин, - утверждает Сталин, -
употребляет слово диктатура партии не в точном смысле слова
(«власть, опирающаяся на насилие»), а в переносном смысле, в
смысле ее безраздельного руководства»32.
Сталин критикует тех лидеров партии, которые сводят дикта-
туру пролетариата к диктатуре партии. Но и он утверждает: «Пар-
тия осуществляет диктатуру пролетариата»33. Партия, подчерки-
вает он, осуществляет эту диктатуру путем руководства органами
советской власти, профсоюзами, молодежными организациями и
т.д., которые выполняют ее решения. Таким образом получается,
что Советская власть, характеризовавшаяся Лениным как искомая
форма диктатуры пролетариата, оказывается всего лишь подчи-
ненной партии инстанцией, «приводным ремнем», как выражает-
ся Сталин, называя массовые организации, посредством которых
партия осуществляет диктатуру пролетариата. Можно ли в таком
случае утверждать, что Советская власть является верховной вла-
стью в государстве? Конечно нет.
Диктатура пролетариата, которая в России могла быть лишь
диктатурой незначительного меньшинства, неизбежно оказыва-
ется предельно жестокой насильственной властью. Впрочем, этот
вывод непосредственно вытекает из ленинского определения дик-
татуры: «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ни-
чем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно
правилами не стесненную, непосредственно на насилие опираю-
щуюся власть»34. Слова «научное понятие» применяются для вя-
30Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 161.
31 Сталин И.В. Соч., т. 8, с. 56.
32 Там же, с. 43.
33Там же, с. 40.
34Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 12, с. 316. Отстаивая понятие диктатуры
в период первой русской революции, Ленин писал: «С вульгарно-буржуазной
317
щей убедительности, поскольку понятие диктатуры определяется
здесь крайне односторонне, упрощенно и поэтому неправильно.
Выше уже говорилось о том, что в Древнем Риме диктатор
избирался сенатом на определенный срок. Диктатура якобинцев,
о которой также говорилось выше, непосредственно опиралась не
только, не столько на насилие, сколько на поддержку революци-
онного народа. Правильным в ленинском определении диктатуры
является лишь указание на то, что она преступает существующие
законы, игнорирует, а иногда и просто упраздняет их. При этом,
однако, диктатура (всякая диктатура) декретирует новые законы,
новые правовые нормы и, конечно, опирается на них, ибо одного
насилия для осуществления государственной власти совершен-
но недостаточно. Об этом почему-то умалчивается в ленинском
определении диктатуры, хотя сразу же после установления в
России Советской власти стали едва ли не ежедневно издаваться
новые законы (декреты). Достаточно упомянуть декреты о мире,
о национализации банков, об аннулировании государственных
займов, об отмене частной собственности на недвижимость в
городах, об отмене права наследования. Само собой разумеется,
что эти декреты (законы), как и множество связанных с ними
нормативных актов, служили опорой «диктатуры пролетариата»,
которая недолго бы продержалась на одном только насилии, как
бы значительны не были его масштабы. Уместно отметить, что
Ленин неустанно требовал строжайшего соблюдения установ-
ленных «диктатурой пролетариата» законов и самого сурового
наказания за их нарушение. Ленин писал, что решение задач дик-
татуры пролетариата «на основании ее законов является необхо-
димым и достаточным для окончательной победы социализма»35.
В связи с введением нэпа Ленин категорически требовал, чтобы
не допускалось «ни тени отступления от наших законов»36. При
этом Ленин решительно выступал против попыток областных
партийных и советских властей устанавливать свои, особенные,
местные законы. Он подчеркивал: «...законность не может быть
калужская и казанская, а должна быть единая всероссийская и
даже единая для всей федерации Советских республик»37.
точки зрения, понятие диктатура и понятие Демократия исключают друг друга...
буржуа понимает под диктатурой отмену всех свобод и гарантий демократии,
всяческий произвол, всякое злоупотребление властью в интересах личности
диктатора» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 11, с. 121). Нет необходимости дока-
зывать, что воззрение, которое критикует Ленин, в основном правильно харак-
теризует диктатуру вообще, «диктатуру пролетариата» в особенности.
35Ленин В.И. Поли. собр.соч., т. 36, с. 174.
36Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 399—400.
37Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 198.
318
Нетрудно понять, почему Ленин самым безоговорочным об-
разом настаивает на необходимости строжайше блюсти уста-
новленные «диктатурой пролетариата» законы. Ведь диктатура
пролетариата, как разъяснял Ленин, опирается не на законы, а на
революционное насилие, осуществляемое массами. Всякое зако-
нодательство с этой точки зрения есть ограничение революцион-
ной инициативы масс, а также и самой диктатуры пролетариата.
Сознание сверхзаконности диктатуры (диктатуры пролетариата
в особенности) овладело не только руководителями, но и мас-
сой трудящихся, которые, по-своему понимая «революционную
целесообразность», осуществляли на практике одобренный Ле-
ниным лозунг «грабь награбленное»*. И Ленин с возмущением
констатирует, что диктатура сплошь и рядом воспринимается как
сверхзаконная, беззаконная власть, т.е. говоря иначе, правовой
произвол. «Нет сомнения, - заявляет он, - что мы живем в мире
беззаконности, что местное влияние (т.е. власти на местах. Т.О.)
является одним из величайших, если не величайшим противни-
ком установления законности и культурности»38. Что же может,
что же должна противопоставить этому миру беззакония дикта-
тура пролетариата, ставшая насильственным внедрением новых
законов? Во-первых, строжайшую централизацию государствен-
ной власти, централизацию, которая именуется демократическим
Централизмом, но может быть осуществлена и поддерживаема
лишь путем насилия. Во-вторых, усиление, радикализацию самой
диктатуры, т.е. власти, опирающейся не на закон, а на насилие.
Такая радикализация диктатуры, которая сама по себе является
чрезвычайной властью, есть не что иное, как террор. И Ленин не
останавливается перед откровенным признанием: «...диктатура
пролетариата, террористическая власть39.
* В речи перед агитаторами, посылаемыми в провинцию (1918 г.), Ленин
говорил: «Прав был старик-большевик, объяснивший казаку, что такое больше-
визм. На вопрос казака: А правда ли, что Вы, большевики грабите? - старик от-
ветил: Да, мы грабим награбленное» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 35, с. 327).
Ленин, по-видимому, популярно объяснял положение Маркса об экспроприации
экспроприаторов. Но он, очевидно, не учитывал, что осуществление такой экс-
проприации Маркс рассматривал не как стихийный, осуществляемый широки-
ми народными массами процесс, а как претворение в жизнь системы законода-
тельных актов пролетарского государства.
38Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 199.
39 Там же, с. 127. Понятно поэтому, почему Ленин рассматривает террор не
как чрезвычайное мероприятие, ограниченное краткими временными рамками,
а как повседневную практику органов власти. Так, в письме к народному комис-
сару юстиции Д.И. Курскому от 15.5.1922 г., т.е. уже после окончания Граждан-
ской войны, введения нэпа и существенного улучшения экономической ситуа-
ции в стране, он заявляет: «По-моему, надо расширить применение расстрела»
319
В 1917 г. была создана Всероссийская чрезвычайная комис-
сия, которая непосредственно осуществляла «террористическую
власть». В последующие годы ее неоднократно переименовыва-
ли, однако назначение ее оставалось неизменным, как об этом
свидетельствуют массовые репрессии на протяжении почти всех
лет существования Советской власти, в особенности в период
сталинской диктатуры.
Накануне Февральской революции Ленин в работе «Госу-
дарство и революция» утверждал, ссылаясь на опыт Парижской
коммуны, что диктатура пролетариата представляет собой по-
следовательнейшее осуществление демократии, вследствие чего
государство в собственном смысле слова фактически перестает
существовать: «...демократия, с такой наибольшей полнотой и
последовательностью, с какой это вообще мыслимо, превраща-
ется из буржуазной демократии в пролетарскую, из государства
(=особая сила для подавления определенного класса) в нечто
такое, что уже не есть собственно государство»40. Однако после
установления Советской власти воззрения Ленина на отношение
диктатуры пролетариата и демократии изменяются радикальней-
шим образом. Он, правда, по-прежнему утверждает, что дикта-
тура пролетариата является высшей, небывалой еще в истории
демократией. Однако это утверждение остается лишь фразой,
во-первых, потому, что Советская власть представляет собой уп-
разднение разделения властей (законодательной, исполнительной
и судебной), без чего демократическое общественное устройство
принципиально невозможно, и, во-вторых, Советская власть
означает отмену большинства гражданских прав и свобод (преж-
де всего, свободы печати, свободы слова, свободы независимых
профсоюзов, стачек и даже свободы совести, хотя последняя фор-
мально признается). Показательны в этом отношении возражения,
высказанные Лениным одному из своих соратников, считавшему
необходимым допущение в стране свободы печати. Ленин пол-
ностью отвергает высказанные им аргументы. «Свобода печати в
РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть сво-
бода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг,
(там же, с. 189). Через два дня в письме тому же лицу Ленин предлагает внести в
Уголовный кодекс дополнительную статью, чтобы «открыто выставить принци-
пиально и политически оправданное (а не только юридически узкое) положение,
мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы».
В этом же письме Ленин присовокупляет: «Суд должен не ограничить террор:
обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его
принципиально, ясно, без фальши и без прикрас» (там же, с. 190).
40Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 42.
320
меньшевиков и эсеров»41. Ленин не допускает мысли, что свобо-
да печати, свобода обсуждения действий правительства и партии
необходимы, прежде всего, самому правительству и партии, а
также всем сознательным советским гражданам, необходимы для
улучшения работы государственных органов, для разоблачения
коррупции и т.д.
Ленин всегда был противником либерализма, никогда не при-
знавал того, что демократическое движение масс, в том числе и
рабочее движение, стали возможны лишь благодаря либерали-
зации буржуазного общества. Неудивительно поэтому, что ему
были совершенно чужды и, по-видимому, просто непонятны
азбучные истины либерализма, например такие высказывания
Дж.С. Милля: «...свобода печати есть одна из необходимых га-
рантий против правительственного произвола или притеснения...
народ не должен терпеть, чтобы какая бы то ни было законода-
тельная или исполнительная власть предписывали ему известные
мнения или определяли бы, какие мнения или доктрины могут
свободно доходить до его слуха, а какие нет»42. Само собой разу-
меется, что, если бы эти основоположения либерализма были бы
признаны Советской властью, ее существование в качестве «дик-
татуры пролетариата» стало бы абсолютно невозможным.
До революции Ленин утверждал, что «невозможен победонос-
ный социализм, не осуществляющий полной демократии»43. По-
сле установления Советской власти Ленин фактически отбросил
это принципиальное утверждение, несмотря на громогласные за-
явления о самой демократической организации общества, достиг-
нутой благодаря... диктатуре пролетариата. Интересен один из ар-
гументов, которым Ленин обосновывает фактическое отрицание
демократии диктатурой пролетариата. «Демократия есть одна из
форм государства. Между тем мы, марксисты, противники всякого
государства»44. Если принимать всерьез это заявление, то следует
считать, что Советская власть вовсе не является государством.
И Ленин, неоднократно утверждавший, что Советы представляют
собой созданную революционным творчеством народа государ-
ственную форму диктатуры пролетариата, принципиально новый
тип государства, тут же, не опасаясь впасть в вопиющее противо-
речие со своими собственными убеждениями, провозглашает, что
«наше рождающееся, новое государство не есть уже государство
в собственном смысле слова, ибо в ряде мест России эти отряды
41 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 53.
42 Милль Дж.Ст. О свободе. СПб., 1900, с. 221.
43Ленин В.И. Соч., т. 27, с. 253.
44Ленин В.И. Соч., т. 31, с. 180.
11. Ойзерман Т.И., том 2	321
вооруженных людей есть сама масса, весь народ, а не кто-либо
над ним поставленный, от него отдельный, привилегированный,
практически несменяемый»45. Эти утверждения о вооруженном
народе, осуществляющем присущие государству функции и тем
самым якобы подвергающем отрицанию государство в собст-
венном смысле слова, опровергаются другими высказываниями
Ленина, в которых он прямо сводит диктатуру пролетариата к
единоличной власти диктатора. Так, в статье «Очередные зада-
чи Советской власти» Ленин говорит о значении «единоличной
диктаторской власти» как условии, без которого не могут быть
обеспечены необходимые для социалистического переустройства
общества согласованные действия трудящихся. «Но как может
быть обеспечено строжайшее единство воли? - Подчинени-
ем воли тысяч воле одного»46. Такому пониманию «диктатуры
пролетариата» не откажешь в логической последовательности.
Диктатура в собственном смысле слова и есть абсолютное еди-
ноначалие, независимо от того, осуществляется ли оно одним
человеком или группой лиц, возглавляемых этой персоной. При
жизни Ленина такое абсолютное единоначалие находилось еще в
процессе становления. Сталин - верный ученик и ортодоксаль-
ный последователь Ленина - довел это абсолютное единоначалие
до его, пожалуй, даже немыслимого при жизни Ленина предела.
45Там же, с. 120. Развивая цитируемое положение, Ленин провозглашает:
«Не полиция, не чиновники, безответственные перед народом, стоящие над на-
родом, не постоянная армия, отрезанная от народа, а сам вооруженный поголов-
но народ, объединенный Советами - вот кто должен управлять государством»
(там же, с. 188). Это говорилось накануне Октябрьской революции, которая при-
вела к власти не народ, а большевистскую партию, политика которой в период
«военного коммунизма» и в последующее время постоянно вступала в конфликт
с действительными интересами народа, в особенности крестьянства, но также
и рабочего класса.
46Ленин В.И. Соч., т. 36, с. 204. «Товарищи рабочие! - восклицает Ленин в
другом своем выступлении. - Помните, что вы сами теперь управляете государ-
ством» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 35, с. 65). Уместно в этой связи отметить,
что до революции Ленин критиковал английских лейбористов супругов Веббов,
описывавших демократические порядки в тред-юнионах. В этих рабочих орга-
низациях, писал Ленин, ссылаясь на Веббов, «не только все вопросы решались
голосованием всех членов, но и должности отправлялись всеми членами по
очереди. Нужен был долгий исторический опыт, чтобы рабочие поняли неле-
пость такого представления о демократии и необходимость представительных
учреждений, с одной стороны, профессиональных должностных лиц, с другой»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 142). Не следует думать, что когда после Ок-
тябрьской революции Ленин провозгласил, что все трудящиеся могут и должны
участвовать в управлении государством, его воззрения претерпели изменения.
Изменились условия и понадобилась новая тактика, новые лозунги - к этому
сводится все дело.
322
Для этого ему понадобилось уничтожить почти всех лидеров пар-
тии (некоторые, правда, успели умереть собственной смертью),
не говоря уже о миллионах уничтоженных сталинщиной «про-
стых» людей, большинство из которых были ликвидированы для
устрашения оставшихся в живых по обвинениям, которые сплошь
и рядом носили фантастический характер.
Подлинное лицо «диктатуры пролетариата», выявляющееся в
этом ленинском положении о единоличной власти диктатора, по-
стоянно затемняется, маскируется другими высказываниями Ле-
нина, уверяющими широкие народные массы в том, что именно
они являются подлинной властью в государстве. В той же статье,
где речь шла о необходимости диктатора, тем не менее утвержда-
ется: «Целью нашей является поголовное привлечение бедноты
к практическому участию в управлении... Целью нашей является
бесплатное выполнение государственных обязанностей каждым
трудящимся»47.
Диктатура пролетариата, постоянно разъясняет и повторяет
Ленин, есть не прекращение, а продолжение классовой борьбы
в новых условиях и новыми средствами. Первейшей ее задачей
является подавление эксплуататоров, которые, по словам Ленина,
и после низвержения буржуазии остаются в течение определен-
ного времени сильнее победившего их пролетариата, сильнее
благодаря своему опыту, влиянию, поддержке иностранного ка-
питала. Однако уже в период военного коммунизма Ленин ста-
вит вопрос о развитии в стране государственного капитализма,
истолковываемого как капитализм, контролируемый пролетар-
ским государством, опекаемый и поддерживаемый им. Именно с
развитием таких капиталистических предприятий он связывает
основную надежду на восстановление и подъем производитель-
ных сил, без чего невозможно социалистическое переустройство
общества. По этому вопросу Ленин высказывается откровенно
и прямолинейно: «...наше положение было бы легче и решение
нами социалистических задач было бы ближе, если бы у нас в
России был государственный капитализм в виде господствующей
хозяйственной системы»48. В этом положении скрытым образом
содержится признание того, что ликвидация капиталистической
собственности, которую повлекла за собой Октябрьская револю-
ция, была заблуждением: надо было не разрушать ее, а поставить
под государственный контроль.
47Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 204.
48Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 200.
11*
323
Следует, однако, признать, что разрушение капиталистической
экономики в ходе антикапиталистической революции, носившей
в значительной мере стихийный характер, было неизбежным,
неотвратимым. Что же касается поставленной Лениным задачи
возрождения капитализма под началом «диктатуры пролетариа-
та», то эта задача, как показала история, носила заведомо утопи-
ческий характер. Нэп, конечно, открыл дорогу мелким капитали-
стическим предприятиям, но это не имело ничего общего с тем
«государственным капитализмом», о котором мечтал Ленин.
Идея возрождения капитализма под руководством больше-
вистской партии свидетельствует о том, что подавление эксплуа-
таторов, объявленое Лениным первейшей задачей «диктатуры
пролетариата» отнюдь не было таковой*. Если уж говорить о
первейшей задаче большевистской власти, то таковой являлось
подавление мелкого, мелкобуржуазного, в первую очередь кре-
стьянского хозяйствования. «Нам необходим, - говорил Ленин, -
блок или союз пролетарского государства с государственным ка-
питализмом против мелкобуржуазной стихии»49. Яснее, пожалуй,
не скажешь.
Важно подчеркнуть, что приведенное высказывание выража-
ет основные убеждения Ленина, его понимание диктатуры проле-
тариата как диктатуры одного класса. Трудящееся крестьянство, с
точки зрения Ленина, неизбежно тяготеет к буржуазии, поскольку
крестьянин является собственником средств производства. То,
что крестьянин является тружеником, разумеется, не отрицается
Лениным, но этому основному, определяющему обстоятельству
придается совершенно второстепенное значение. Понятно поэто-
му заявление Ленина на III конгрессе Коминтерна, т.е. в период,
когда уже совершился переход к нэпу: «...мы ведем теперь войну
с мелкой буржуазией, с крестьянством, войну экономическую,
которая для нас гораздо опаснее, чем прошлая война»50.
Этим высказываниям Ленина, конечно, нетрудно противопос-
тавить другие его высказывания, в частности утверждения о том,
что диктатура пролетариата предполагает союз рабочего класса с
трудящимся крестьянством, что главное в диктатуре пролетариа-
* Уже в марте 1919 г. Ленин заявил: «От подавления капиталистов мы пе-
решли к их использованию и это, пожалуй, самое важное завоевание, достигну-
тое нами за год внутреннего строительства (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38,
с. 7). Ленин, однако, умалчивает о том, что отказ от подавления эксплуататоров
лишает диктатуру пролетариата важнейшей, по его собственному убеждению,
функции.
49Там же, с. 108.
50Там же, с. 60.
324
та не только насилие и даже не главным образом насилие, а но-
вый, более высокий, чем при капитализме, тип организации тру-
да. «Диктатура пролетариата, - утверждал Ленин, - есть упорная
борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная
и хозяйственная, педагогическая и административная, против сил
и традиций старого общества»51. Все эти высказывания не столь-
ко дополняют, сколько исключают друг друга. Если диктатура
пролетариата, как неустанно подчеркивает Ленин, есть опираю-
щаяся на насилие, а вовсе не на законы, абсолютно неограничен-
ная власть, то совершенно непонятно, каким образом она может
быть мирной созидательной работой. И если такого рода работа
все же осуществлялась в основанном Лениным и большевистской
партией государстве, то это было возможно лишь потому, что на
практике, поскольку новое государство создавало новые законы и
требовало их строжайшего соблюдения, приходилось в большей
или меньшей (скорее, меньшей) мере отказываться от того пони-
мания и осуществления диктатуры, на котором столь страстно
настаивал Ленин.
Одним из определений диктатуры пролетариата основопо-
ложники марксизма, как уже отмечалось в первом разделе главы,
считали слом, упразднение буржуазной бюрократически-воен-
ной централизованной государственной машины. Ленин, ком-
ментируя это положение в работе «Государство и революция»,
утверждает, что оно является главным в марксистском учении
о государстве. С этих позиций он в этой работе определяет ос-
новное содержание социалистической революции: «Революция
состоит в том, что пролетариат разрушает аппарат управления и
весь государственный аппарат, заменяя его новым, состоящим из
вооруженных рабочих»52. Отсюда следует, что революция проле-
тариата никоим образом не сводится к переходу государственной
власти от одного класса к другому. Я подчеркиваю этот само со-
бой разумеющийся с точки зрения марксизма вывод в интересах
последующего изложения, которое, как мы увидим далее, самым
парадоксальным образом поставит этот вывод под вопрос.
51 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 27.
52Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 114. Идея замены армии вооружением
трудящихся масс, выдвигавшаяся задолго до Ленина в марксистской литерату-
ре, провозглашается им выводом из... военной науки: «Военная наука доказала
полную осуществимость народной милиции, которая может стать на высоту во-
енных задач и в оборонительной и в наступательной войне» (Ленин В.И. Поли,
собр. соч., т. 12, с. 114). Эта ссылка на военную науку явно рассчитана на лег-
коверие читателя. Стоит отметить, что после установления Советской власти, в
связи с началом Гражданской войны, была создана постоянная армия. О всеоб-
щем вооружении трудящихся больше уже не упоминали.
325
В опубликованной в начале октября 1917 г. статье «Удержат
ли большевики государственную власть?» Ленин вполне в духе
Маркса и Энгельса разъясняет, почему пролетариат, побеждая в
революции, не может просто овладеть государственным аппара-
том, с тем чтобы использовать его в деле социалистического пере-
устройства общества. «Овладеть» «государственным аппаратом»
и «привести его в движение» пролетариат не может. Но он может
разбить все, что есть угнетательского, рутинного, неисправимо-
буржуазного в старом государственном аппарате, поставив на его
место свой, новый аппарат. Этот аппарат есть Советы рабочих,
солдатских и крестьянских депутатов»53.
Победа Октябрьской революции, установление большевист-
ской диктатуры, которая официально именуется властью Советов
рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, вопреки марк-
систскому определению диктатуры пролетариата как власти од-
ного класса, характеризуется Лениным как разрушение буржуаз-
ной государственной машины и создание принципиально нового
государственного аппарата. В «Докладе о пересмотре программы
и изменении названия партии» торжественно провозглашается:
«Советская власть есть новый тип государства без бюрократии, без
полиции, без постоянной армии, с заменой буржуазного демокра-
тизма новой демократией, которая выдвигает авангард трудящихся
масс, делая из них и законодателя, и исполнителя, и военную ох-
рану, и создает аппарат, который может перевоспитать массы...»54.
В этом, в основном голословном, утверждении правильно лишь
то, что Советы как официальная государственная власть озна-
чают ликвидацию разделения властей, т.е. одного из главных
демократических завоеваний эпохи буржуазных революций.
Ленин, подкреплял свое убеждение в необходимости лик-
видации разделения властей ссылкой на Парижскую Коммуну,
т.е. на временное революционное правительство, и на ее оценку
53Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 303.
54 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 51-52. В «Черновом наброске про-
екта программы РКП(б)» Ленин пишет: «Советская Конститутция в то же время
уничтожает выясненные уже со времени Парижской Коммуны отрицательные
стороны парламентаризма, особенно отделение законодательной и исполни-
тельной властей...» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 110). Нетрудно понять,
что это отрицание разделения властей логически вытекает из представления о
диктатуре пролетариата как постоянной форме советского государства вплоть
до его отмирания. В этом же наброске заявляется, что «партия коммунистов,
отбрасывая демократические лозунги, упраздняет без остатка и такие органы
буржуазного господства - как суды прежнего устройства, заменяя их классовы-
ми рабоче-крестьянскими судами» (там же, с. 115). Комментарии, как говорит-
ся, излишни.
326
Марксом и Энгельсом. Но основоположники марксизма ни в ма-
лейшей мере не отрицали органической связи демократии и раз-
деления властей. Укажу хотя бы на критику Энгельсом извраще-
ния принципа разделения властей прусской монархией. «Разве
существующее разделение властей не является ограниченным,
урезанным, приспособленным к неограниченной бюрократичес-
кой монархии? Как же можно, следовательно, применять к этому
разделению властей конституционные понятия, пока оно не будет
преобразовано в конституционном духе?»55. Энгельс, как мы ви-
дим, настаивает на необходимости действительного разделения
властей, как одного из базисных условий демократической конс-
титуции. Ленин же, отрицая принцип разделения властей, видит в
этом отрицании нечто существенно новое, вносимое марксизмом
в учение о государстве. Но ничего нового в этом отрицании, ко-
нечно, нет, так как добуржуазные формы государства не допуска-
ли разделения властей.
Приведенная цитата отнюдь не единственное заявление о том,
что Октябрьская революция и установление Советской власти раз-
рушили буржуазную государственную машину и создали совер-
шенно новый тип государства. В черновом наброске программы
РКП(б) Ленин утверждает: «Только благодаря советской органи-
зации государства революция пролетариата могла сразу разбить
и разрушить до основания старый, буржуазный государственный
аппарат, а без этого невозможен был бы приступ к социалистиче-
скому строительству»56. Это же положение повторяется в статье
«О диктатуре пролетариата» и в ряде других ленинских работ.
«Мы создали советский тип государства, начали этим новую все-
мирно-историческую эпоху...» - говорит Ленин в одной из этих
работ, относящихся к периоду нэпа57.
Проходит еще немного времени, и уже в 1922 г., в речи на пле-
нуме Московского совета, Ленин неожиданно заявляет: «Аппарат
остался у нас старый, и наша задача теперь заключается в том,
чтобы его переделать на новый лад. Мы переделать его сразу не
можем...»58. Теперь уже нет речи о том, что революция сломала
старую государственную машину и создала принципиально но-
вый государственный аппарат. Нет речи и о том, что задача слома
старой бюрократически-военной государственной машины стоит
на повестке дня. Оказывается, что ее надо не ломать, а лишь пере-
делать на новый лад. Теперь Ленин все чаще и чаще подчеркивает
55 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 5, с. 204.
56Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 92-93.
51 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 417.
58Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 308.
327
тот факт, что задача создания нового государственного аппарата
осталась нерешенной, что Советская власть, в сущности, лишь
воспользовалась старой государственной машиной, которая,
согласно учению марксизма, носит угнетательный характер.
В «Письме съезду» (декабрь 1922 г.) Ленин констатирует: «...мы
аппарат, в сущности, взяли старый от царя и буржуазии и теперь
с наступлением мира и обеспечением минимальной потребности
от голода вся работа должна быть направлена на улучшение ап-
парата»59. Итак, улучшить заимствованную у самодержавия го-
сударственную машину. Задача, надо сказать, весьма скромная,
отнюдь не революционная.
Здесь уместно напомнить процитированные выше высказыва-
ния Ленина о том, что социалистическая революция представляет
собой слом буржуазной бюрократически-военной государствен-
ной машины, что диктатура пролетариата невозможна, немысли-
ма без этого слома. Выходит, надо отказаться от этих положений,
поскольку революция все же совершилась и «диктатура пролета-
риата» все же установлена? Или же поставить под сомнение со-
циалистический характер Октябрьской революции, а также факт
существования «диктатуры пролетариата»? У Ленина нет ответа
на эти вопросы. Они, впрочем, и не возникают у него, несмотря
на то что его суровая критика советского госаппарата есть, по
существу, критика Советской власти, которая столь громогласно
провозглашалась им подлинной государственной формой дикта-
туры пролетариата. Правда, уже в начале 1922 г. отношение Ле-
нина к этой государственной форме радикально изменяется, что,
впрочем, естественно, если учесть его суровую критику совет-
59 Там же, с. 347-348. В 1923 г., в последних своих статьях Ленин вновь и
вновь возвращается к вопросу о государственном аппарате, пессимистически
оценивая не только его состояние, но и перспективы его улучшения. В статье «О
кооперации» мы читаем: «Дела с госаппаратом у нас до такой степени печаль-
ны, чтобы не сказать отвратительны, что мы должны сначала подумать вплот-
ную, каким образом бороться с недостатками его, помятуя, что эти недостатки
коренятся в прошлом, которое хотя перевернуто, но не изжито...» (Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 45, с. 390). В статье «Лучше меньше, да лучше» содержится
суровая оценка попыток улучшения советского госаппарата: «Мы уже пять лет
суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня,
которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою беспо-
лезность, или даже свою вредность» (там же, с. 389). Примечательно, что Ленин
не указывает путей улучшения госаппарата и фактически сознается в том, что у
него нет ответа на этот вопрос: «Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы
хоть что-нибудь знаем, или на то, что у нас есть сколько-нибудь значительное
количество элементов для построения действительно нового аппарата, действи-
тельно заслуживающего названия социалистического, советского и т. п.»
(там же, с. 390).
328
ского госаппарата. Ленин теперь не стесняется в выражениях:
«Все у нас потонуло в паршивом бюрократическом болоте «ве-
домств»... Ведомства - говно; декреты - говно. Искать людей,
проверять работу - в этом все»60. Следует, однако, отметить, что
все эти осуждающие оценки советского государственного аппара-
та в одном, весьма определенном отношении неправильны или по
меньшей мере односторонни. Ведь фактическая власть принад-
лежит вовсе не Советам, а партии; именно она, т.е. ее партийный
аппарат или, точнее говоря, его руководящая верхушка, осуще-
ствляет так называемую диктатуру пролетариата. Ленин вполне
признает этот факт: «...управляет у нас единственная правитель-
ственная партия», указывая в этой связи на «неправильное отно-
шение между партией и советскими учреждениями»61. Однако
он, по-видимому, не осознает, что это «неправильное отношение»
составляет сущность «диктатуры пролетариата». Ведь советские
учреждения, согласно ленинской характеристике, охватывают
массы пролетариев и трудящихся вообще, в то время как дик-
татура, любая диктатура без исключения, есть власть меньшин-
ства, вернее даже, власть немногих, возглавляемая главным дик-
татором.
Естественно возникает вопрос, как объяснить вопиющее
противоречие между высказываниями Ленина относительно
государственного аппарата. В одних выступлениях Ленин объ-
являет буржуазную государственную машину уничтоженной в
ходе революции, которая, по его словам, создала принципиально
новый государственный аппарат. В других же выступлениях он с
горечью констатирует, что этот буржуазный госаппарат вовсе не
упразднен, напротив, перенят Советской властью, которая, следо-
вательно, не является принципиально новым государственным ап-
паратом. Ленин умалчивает об этих расхождениях в своих выска-
зываниях, хотя они, без сомнения, вполне осознавались им. Ведь
эти расхождения фактически свидетельствовали о существенном
изменении его воззрений на результаты Октябрьской революции.
Объяснение этим противоречиям в ленинских высказываниях мы
находим у К. Каутского, который писал: большевики «начали с
того, что разрушили «готовую государственную машину» с ее во-
енным и бюрократическим аппаратом. Свершив это, они нашли
себя вынужденными в интересах самосохранения заново создать
такой же аппарат»62. С этим объяснением нельзя не согласиться,
так как оно правильно характеризует, с одной стороны, ход рево-
люции, а с другой стороны, ее результаты.
60Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 369.
61 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 113.
62 Каутский К. Терроризм и коммунизм. Берлин, 1919, с. 202.
329
Подведем итоги. Идея диктатуры пролетариата, впервые по-
явившаяся в документах утопических коммунистов (бабувистов,
бланкистов) основывалась на убеждении, что низвержение по-
литического господства буржуазии возможно лишь посредством
организованного подпольной группой революционеров-заговор-
щиков восстания. Его организаторы и руководители осуществля-
ют в ходе восстания и непосредственно после него диктаторскую
власть в интересах эксплуатируемой массы, которая, осознавая
свои интересы, втягивается в создание нового общественного
строя, исключающего эксплуатацию человека человеком. Маркс и
Энгельс отвергли заговорщическую тактику утопических комму-
нистов, доказав, что она неизбежно обречена на поражение. Они
противопоставили ей идею массового революционного движения
пролетариата, которое закономерно, согласно их учению, приве-
дет к антикапиталистической революции.' Ее результатом станет
политическое господство пролетариата, которое Маркс и Энгельс
в ряде случаев называли диктатурой.
Диктатура пролетариата понималась основоположниками
марксизма как «завоевание демократии», т.е. низвержение ан-
тидемократического строя, которым в значительной мере было
буржуазное общество первой половины XIX века. Примером
диктатуры пролетариата Маркс и Энгельс считали Парижскую
коммуну, в которой все органы власти были избраны на основе
всеобщего избирательного права. Однако именно пример Париж-
ской коммуны не подтверждает, а опровергает представление о
диктатуре, тем более о диктатуре одного класса, на чем настаива-
ли основоположники марксизма.
Диктатура, примеров которой не мало в истории, никогда не
была диктатурой массы, а значит, и диктатурой класса. Полити-
ческое господство буржуазии не является диктатурой, а когда в
буржуазном обществе, обычно в результате государственного пе-
реворота, устанавливается диктатура, то она оказывается властью
одного или небольшой группы правителей, которой в большей
или меньшей мере подчиняются все классы общества. Это зна-
чит, что понятие диктатуры пролетариата, т.е. диктатуры массы, в
принципе несостоятельно. Это - contradictio in adjecto.
Следует, однако, отметить, что Маркс и Энгельс, как правило,
говорили не о диктатуре пролетариата, а о политическом господ-
стве этого класса, имея в виду, что в ходе развития капитализма
пролетариат становится большинством всего самодеятельного
населения страны. Если в начале своей деятельности они утвер-
ждали, что политическое господство пролетариата возможно
лишь как результат пролетарской революции, то в дальнейшем,
330
вследствие демократизации буржуазного общества, в частности
благодаря установлению всеобщего избирательного права, они
допускали возможность мирного установления политического
господства пролетариата в силу того, что он образует большин-
ство в населении. Такая постановка вопроса означала резкое раз-
граничение таких понятий, как политическое господство проле-
тариата и диктатура пролетариата.
Анализируя ход революции 1848 г. во Франции, Маркс при-
шел к выводу, что главной опорой контрреволюционных сил был
бюрократически-военный централизованный государственный
аппарат. Победоносная пролетарская революция, утверждал в
этой связи Маркс, возможна лишь при условии слома этой госу-
дарственной машины. Это положение также оказалось ошибоч-
ным, как показал опыт Советской власти. Государство не может
существовать без постоянной армии и квалифицированного слоя
управленцев, чиновников. Энгельс в последние годы своей жиз-
ни, по-видимому, был не вполне согласен с идеей слома буржу-
азной государственной машины, так как он говорил лишь об ее
переделке*.
Ленинская концепция диктатуры пролетариата как террори-
стической и, в сущности, антидемократической власти представ-
ляет собой фактически отказ от ее марксистского понимания.
Поэтому нельзя не согласиться с американским антимарксистом
С. Хуком, писавшим, что эта концепция является «абсолютным
разрывом со всеми демократическими принципами марксизма»* 63.
Ленинская интерпретация Марксова положения о сломе буржуаз-
ной государственной машины также несостоятельна, поскольку
она провозглашает необходимость поголовного привлечения всех
трудящихся к управлению государством. Правда, на практике,
после победы Октябрьской революции Ленин отказался от этого
утопического или, говоря современным языком, популистского
положения. История СССР и других стран «реального социализ-
ма» доказала на практике, что «диктатура пролетариата» была
на деле диктатурой руководства коммунистических партий, а
«социалистическое общество» было антидемократическим то-
талитарным строем. Можно согласиться с польским марксистом
А. Шафом, который характеризует установленную благодаря
Октябрьской революции государственную власть следующим
* В письме от 1 января 1884 г. Энгельс писал Э. Бернштейну: «...победив-
ший пролетариат должен заново переделать старый бюрократический, админис-
тративно-централизованный аппарат, прежде чем сможет использовать его для
своих целей» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 36, с. 70).
63 HookS. Marx and the Marxists. N.Y. 1965, p. 91.
331
образом: «В такой ситуации не может быть речи о диктатуре про-
летариата, но лишь о диктатуре от имени пролетариата, которая
осуществляется вопреки ему и всему остальному обществу»64.
Ленин утверждал, что положение о диктатуре пролетариа-
та - главное в теории марксизма. И с этим, конечно, нельзя со-
гласиться. Главное в марксизме - материалистическое понимание
истории, экономический анализ функционирования и развития
капиталистического способа производства, доказательство его
исторической ограниченности, его исторически преходящего ха-
рактера. Я согласен с К.М. Кантором: «Когда Ленин говорил, что
главное в марксизме - это учение о диктатуре пролетариата, он
говорил, по сути дела, о главном в своей ленинской доктрине, а не
о теории Маркса»65. У Маркса и Энгельса нет учения о диктатуре
пролетариата; имеются лишь отдельные, разрозненные высказы-
вания по этому вопросу. И именно потому, что идея диктатуры
пролетариата не составляет главного в марксизме, это учение,
несмотря на все заблуждения его основоположников, сохраняет
вполне определенное научное значение и идейно-политическую
актуальность, безусловно независимую от так называемого
строительства социализма.
64Schaff A. Die kommunistische Bewegung am Scheideweg. Wien, 1982,
S. 136.
65Кантор К.М. На башне броневика и в мавзолее // Вопросы философии,
1998, №8, с. 98.
Глава 7
ЛЕНИН КАК МАРКСИСТ
В предыдущих главах, посвященных в основном критическо-
му осмыслению учения основоположников марксизма, я также
касался то в большей, то в меньшей мере воззрений В.И. Ленина,
поскольку они рассматриваются значительной частью марксистов
как дальнейшее развитие учения Маркса и Энгельса. Ленинские
воззрения были предметом довольно обстоятельного анализа в
первой и особенно шестой главе, посвященной вопросу о дик-
татуре пролетариата, который занимает в трудах Ленина несрав-
ненно большее место, чем в сочинениях основоположников марк-
сизма. Тем не менее необходимость данной главы представляется
мне несомненной, поскольку ее задачей является целостное рас-
смотрение взглядов Ленина как марксиста и основателя совет-
ского государства, что придает его теоретическим концепциям и
практической деятельности выдающееся историческое значение,
независимо от положительной или отрицательной их оценки. При
этом, разумеется, важно избежать повторения того, что уже изло-
жено в предшествующих главах, учитывая все же необходимость
целостной характеристики ленинизма.
Харизматический лидер
Макс Вебер, которого обычно называют одним из родона-
чальников социологии, выдвинул понятие харизматического
политического лидера. Харизма (от греческого: дар, подарок) -
не поддающаяся научному объяснению способность общест-
венного деятеля вести за собой массы, необыкновенная спо-
собность, которую не следует отождествлять с талантом и даже
с гениальностью, способность, воспринимаемая массой людей
как высшая избранность, историческое предназначение, милость
Божия.
333
Понятие харизматического деятеля, как бы не оценивать его
теоретическую значимость, имеет эмпирическое происхождение.
Это интерпретация фактов, которые никем не ставятся под со-
мнение. Жил, например, в первой половине XVI века в малень-
ком немецком городке Виттенберге скромный монах Мартин
Лютер. Вдруг, неожиданно для соотечественников, он выступил
с гневным обличением католицизма. Столь же неожиданно этот
отчаянно смелый вызов духовной диктатуре католической церкви
породил бурю - крестьянскую войну в Германии, Реформацию,
воспламенившую целые народы.
Харизматическим лидером был и Наполеон I, молодой кор-
сиканский офицер, ставший не просто выдающимся военачаль-
ником, но и императором Франции, кумиром французов, завое-
вателем многих стран, правителем, по слову которого шли в бой
тысячи солдат, офицеров, генералов.
Ленин не был импозантной фигурой, покоряющей свою ауди-
торию внушительной, привлекательной внешностью. Академик
А. Панченко вспоминает, что его бабушка говорила вскоре после
Октябрьской революции: «Нашли себе царя - маленький, рыжий,
плешивый, картавый»1. Таково, вероятно, было мнение немалой
части обывателей, в особенности той напуганной ее части, ко-
торую ужасали совершающиеся перемены. Но гораздо большая
часть российского народа, рабочие и крестьяне прежде всего,
видели в Ленине совсем другого, поистине великого человека.
И веру этой революционно настроенной массы народа востор-
женно выразил американский журналист Джон Рид, участник
Октябрьской революции: «Необыкновенный народный вождь,
вождь исключительный благодаря своему интеллекту, чуждый ка-
кой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твер-
дый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий
могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых
словах и дать конкретный анализ обстановки при сочетании про-
ницательной гибкости и дерзновенной смелости»2.
1 «Аргументы и факты», № 35 за 2000 г.
2 Рид Дж. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1959, с. 116. Г. Уэллс, который
посетил Россию в 1920 г., писал в своей книжке «Россия во мгле»: «Основное
наше впечатление от положения в России - это картина колоссального непопра-
вимого краха» (Уэллс Г. Собр. соч. в 15 т. М., 1964, том 15, с. 316). Однако, не-
смотря на этот пессимистический вывод, он почти восторженно характеризует
Ленина: «После всех тех утомительных фанатиков классовой борьбы, которые
попадались мне среди коммунистов, схоластиков, бесплодных как камень, после
того, как я насмотрелся на необоснованную самоуверенность многочисленных
марксистских начетчиков, встреча с этим изумительным человеком, который от-
кровенно признает колоссальные трудности и сложности построения коммуниз-
334
В.И. Ленин, пользуясь веберовской терминологией, был самым
выдающимся харизматическим лидером XX века. В него верили,
ему верили, за ним шли тысячи российских социал-демократов,
тысячи участников революционного движения, которых отличало
от других занимавших пассивную политическую позицию рос-
сиян, критическое мышление, независимость убеждений. Ленин
был вождем для многих, вступивших на путь борьбы с царизмом
уже в дореволюционной России. Он стал кумиром миллионов не
только в России, но и в других странах после победы Октябрь-
ской революции.
Идеи Ленина, его призывы, лозунги восторженно воспри-
нимались не только соратниками, но и народными массами как
непреложные истины, директивы и чуть ли не откровения во-
преки тому, казалось бы, очевидному факту, что он зачастую (в
зависимости от обстоятельств) переходил от одних страстно за-
щищавшихся им воззрений к другим, прямо противоположным,
которые провозглашались и обосновывались им с такой же стра-
стностью. Ему, безусловно, верили, когда он в статье «О нацио-
нальной гордости великороссов», опубликованной в начале Пер-
вой мировой войны, оправдывая свою установку на поражение
царской России в войне против Германии, заявлял: «Чуждо ли
нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство нацио-
нальной гордости? Конечно, нет!»* 3 И, как бы полемизируя с ав-
торами «Манифеста Коммунистической партии», утверждавшим,
что у пролетариев нет отечества, Ленин подчеркивал: мы любим
свой язык, свою родину. А спустя пять лет ему продолжали так
же беззаветно верить, когда он на VIII съезде РКП(б) утверждал
уже нечто противоположное: «Патриотизм, это - такое чувство,
которое связано с экономическими условиями жизни именно
мелких собственников. Буржуазия более интернациональна, чем
мелкие собственники»4. Переход от первого высказывания ко вто-
рому нельзя, конечно, объяснить изменением мировоззренческих
убеждений Ленина: изменились не убеждения, а историческая
обстановка. Поэтому правильнее полагать, что второе высказы-
вание, которое к тому же носит теоретический характер, выра-
жает действительное убеждение Ленина, в то время как первое
отражало, оправдывало его тактику в период Первой мировой
войны.
ма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению, подействовала
на меня живительным образом. Он, во всяком случае, видит мир будущего, пре-
ображенный и построенный заново» (там же, с. 369).
3Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 107.
4Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 133.
335
Примеров перехода Ленина с одной позиции на другую,
прямо противоположную - великое множество. Приведу лишь
некоторые из них. В полемике с меньшевиками и другими «оп-
портунистами» Ленин нередко говорит о нравственной позиции
в политике. «Честность в политике есть результат силы, лице-
мерие - результат слабости»5. Это неоднократно повторявшееся
заявление, однако, не мешает Ленину настаивать на том, что в
политике ради достижения поставленной цели следует исполь-
зовать любые средства, обеспечивающие успех. Так, например,
придавая большое значение работе партии в профсоюзах, Ленин
писал: «...пойти на всяческие уловки, хитрости, нелегальные
приемы, умолчания, сокрытие правды, лишь бы проникнуть в
профсоюзы, остаться в них, вести в них во что бы то ни стало
коммунистическую работу»6. Это откровенное высказывание в
духе известного принципа - цель оправдывает средства - не явля-
ется как бы невольным отступлением от ранее провозглашенного
требования честности в политике. Ведь честность в политике, по
словам Ленина, есть результат силы, т.е. нечто производное от
нее. В данном же случае Ленин прямо признает слабость позиций
партии в профсоюзах. Здесь уже, следовательно, не до честности,
необходимы совсем иные тактические установки. Оправдывая та-
кую политическую позицию, Ленин уже в годы нэпа, т.е. в период
утвердившейся власти большевистской партии, замечает, так ска-
зать, мимоходом: «...убежденность, преданность и превосходные
душевные качества - это вещь в политике совсем не серьезная»7.
И эта фраза отнюдь не случайна: Ленин выдвигает в этот период
на первый план умение хозяйствовать, торговать, соревноваться
с предпринимателями-капиталистами, появившимися, с дозволе-
ния Советской власти, благодаря переходу к новой экономической
политике.
Свои переходы от одной политической позиции к другой, про-
тивоположной, Ленин никогда не затушевывал, напротив, подчер-
кивал, философски трактуя их как конкретный подход к конкрет-
ной ситуации. Вслед за Н.Г. Чернышевским и Г.В. Плехановым
он часто повторял знаменитый тезис Гегеля: истина конкретна,
абстрактной истины нет. Он, в частности, обвинял Плеханова и
других меньшевиков в том, что они подходят к оценке российской
действительности с точки зрения абстрактной, недействительной
истины, поскольку они рассматривают назревающую в стране
буржуазную революцию по аналогии с западноевропейскими ре-
5 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 209.
6 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 38.
7 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 94
336
волюциями XVII-XIX веков, игнорируя значительно возросшую
мощь и социальную активность пролетариата, ставшего способ-
ным быть не только движущей, но и руководящей силой буржу-
азной революции, т.е. осуществить ее в своих интересах. Тем не
менее, несмотря на многократные утверждения, что абстрактной
истины нет, постоянное подчеркивание, что абстрактная истина
вовсе не истина, Ленин в докладе на VII съезде РКП(б), говоря о
трудностях, с которыми столкнулась победившая большевистская
революция, заявляет: «Наше спасение от всех этих трудностей -
во всеевропейской революции. Исходя из этой истины, совершен-
но абстрактной истины, и руководствуясь ею, мы должны следить
за тем, чтобы она не превращалась в фразу, ибо всякая абстракт-
ная истина, если ее будут применять без всякого анализа, превра-
щается в фразу»8. Выходит, следовательно, что и здесь, в вопросе
чисто теоретическом, философском, Ленин запросто переходит с
одной позиции на другую, прямо противоположную.
Было бы ошибкой приписывать Ленину непоследователь-
ность, а тем более эклектическое совмещение противоположных
положений. Ленин в высшей степени последовательный мыс-
литель и революционер. Иное дело, что последовательность он
понимает по-своему, трактует ее как диалектический подход к
конкретным историческим ситуациям и задачам, которые встают
перед социалистическим движением. М.М. Розенталь, посвя-
тивший философским воззрениям Ленина основательное иссле-
дование, справедливо писал: «...положение о гибкости понятий
есть тот центральный пункт, к которому тяготеют мысли Ленина
о диалектике познания»9. Ленин действительно отмечал в своей
характеристике диалектики первостепенное значение гибкости
понятий, указывая при этом, что в отличие от софистики, для ко-
торой характерна субъективистская гибкость понятий, диалектика
предполагает объективное применение этой гибкости, исключая
тем самым произвол. В этой связи, естественно, напрашивается
вопрос: всегда ли эта диалектическая гибкость понятий приме-
нялась Лениным объективно? Попытаюсь разобраться в этом
достаточно сложном вопросе, ответ на который, следует заранее
сказать, не может быть однозначным.
В докладе «Задачи союза молодежи» Ленин радикально пе-
ресматривает традиционное представление о нравственности,
которому он и сам был не чужд, когда говорил о честности в по-
литике. В противовес такому представлению, истоки которого мы
гЛенин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 11-12.
9Розенталь М.М. Ленин и диалектика. М., 1963, с. 111.
337
находим в христианских и иных религиозных заповедях, Ленин
утверждает: нравственность есть то, что служит разрушению
эксплуататорского строя и делу построения нового, коммунисти-
ческого общества. Если следовать этому императиву, то нужно
признать, что существует лишь то, что получило название ком-
мунистической нравственности, и все некоммунистические по-
ступки, некоммунистические воззрения должны быть признаны
ненравственными или даже безнравственными. Получается, что
ленинское определение нравственности предельно ограничивает
содержание нравственного сознания и поведения, оставляя за его
пределами всю совокупность межличностных отношений. Ленин
политизирует нравственность, а это неизбежно ведет к тому, что
человеческие поступки, не имеющие прямого отношения к поли-
тике объявляются чуждыми нравственности. Иными словами, Ле-
нин подчиняет нравственность партийности, которая объявляется
не только руководящим принципом деятельности партии (с этим,
конечно, нельзя не согласиться, ибо само существование партий
предполагает присущую им партийность), но и принципом теоре-
тического исследования.
В науках об обществе, неоднократно повторял Ленин, не мо-
жет быть беспристрастности. Это значит, что всякий обществовед,
вольно или невольно, занимает явную или неявную партийную
позицию. Но если обществоведение изначально предполагает
точку зрения, которая не является результатом научного иссле-
дования, то не ставится ли тем самым под вопрос научная объек-
тивность любого социального исследования? Для Ленина ответ
на этот вопрос представляется чем-то само собой разумеющимся:
марксистская, пролетарская партийность обеспечивает объектив-
ность исследования, в то время как немарксистская, непролетар-
ская партийность неизбежно влечет за собой отсутствие научной
объективности. Такой ответ на весьма сложный теоретический,
философский вопрос представляется мне явным упрощением
проблемы*.
Следствием упрощенного подхода к вопросу об объективно-
сти знания, а тем самым и истины является огульное осуждение
* Маркс, который весьма резко критиковал апологетов капитализма, тем не
менее был весьма далек от того, чтобы придавать принципу партийности гносе-
ологическое значение. Поэтому он писал: «...человека, стремящегося приспосо-
бить науку к такой точке зрения, которая почерпнута не из самой науки (как бы
последняя ни ошибалась), а извне, к такой точке зрения, которая продиктована
чуждыми науке, внешними для нее интересами, - такого человека я называю
«низким» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. П, с. 125). Это положение, как
нетрудно понять, является решительным осуждением гносеологической интер-
претации политического принципа партийности.
338
буржуазных обществоведов и философов. Ленин, к примеру, за-
являет: «...раз речь заходит об общей теории политической эко-
номии - профессора-экономисты не что иное, как ученые при-
казчики класса капиталистов, и профессора философии - ученые
приказчики теологов»10. Едва ли необходимо разъяснять, что та-
кого рода оценки весьма далеки от истины и, значит, от научной
объективности, как бы ее ни понимать.
Принцип партийности истины вполне аналогичен рассмот-
ренному выше принципу партийности нравственности. Это зна-
чит, что истиной в рамках науки об обществе является лишь такое
суждение, которое служит делу разрушения эксплуататорского
общества, задачам коммунистического строительства. Ленин,
правда, нигде не говорит ничего подобного. Напротив, в своей
полемике с Богдановым, утверждавшим, что для него «марксизм
заключает в себе отрицание безусловной объективности какой бы
то ни было истины», Ленин горячо отстаивал понятие объектив-
ной истины, т.е. истины, независимой от сознания познающего
субъекта. Возражая Богданову, Ленин утверждал: «... если истина
есть только идеологическая форма, то значит, не может быть ис-
тины, независящей от субъекта, от человечества...»11 Это только
весьма примечательно. Оно говорит о том, что, с точки зрения
Ленина, истина не только идеологическая форма, выражающая
интересы того или иного класса, истина также объективна, т.е.
независима от каких-либо интересов и, следовательно, предпоч-
тений.
Ленин критикует прагматизм, согласно которому истина есть
представление, которое полезно в самом широком смысле этого
слова, т.е. непосредственно способствует достижению постав-
ленной цели. Он отвергает прагматизм, поскольку тот считает по-
лезными, а значит, и истинными религиозные верования. Однако,
отрицая субъективистскую концепцию истины, он также связы-
вает это понятие с успехом, с достижением поставленной цели.
Отмежевываясь от чересчур прямолинейного заявления Э. Маха
о том, что «только успех может отделить познание от заблужде-
ния», Ленин тем не менее придает успеху значение, которое, в
сущности, совпадает с понятием критерия истины. «Для мате-
риалиста, - пишет он, - “успех” человеческой практики доказы-
вает (курсив мой. - Т.О.) соответствие наших представлений с
объективной природой вещей, которые мы воспринимаем»12. Ка-
вычки, в которое заключено слово «успех», придают некоторую
'°Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 364.
11 Там же, с. 124.
12 Там же, с. 142.
339
двусмысленность этому высказыванию, однако не может быть
сомнений в том, что Ленин не мыслит себе истины без успеха и
поэтому каждое его положение, истинность которого подразуме-
вается сама собой, непосредственным образом предполагает до-
стижение определенного успеха. В этом смысле можно сказать,
что в политике для Ленина существуют лишь ситуационные ис-
тины, т.е. только такого рода высказывания, истинность которых
(если она, конечно, имеет место) целиком подчинена достижению
поставленной политической задачи*.
В своей полемике с народниками, которые, отрицая необхо-
димость в России капитализма, всячески преуменьшали уровень
его развития, Ленин, как и следовало ожидать, напротив, говорил
о его выдающихся достижениях. «Россия сохи и цепа, водяной
мельницы и ручного станка стала быстро превращаться в Рос-
сию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого
станка. Нет ни одной отрасли народного хозяйства, подчиненной
капиталистическому производству, в которой бы не наблюдалось
столь же полного преобразования техники»13.
В 1902 г. в статье «Задачи русских социал-демократов» Ленин,
высказывая уверенность в том, что малочисленный российский
пролетариат в кратчайшие исторические сроки станет решающей
силой в массе трудящихся, совершенно игнорирует перманент-
ное экономическое отставание полуфеодальной царской России
и безапелляционно утверждает: «Гигантские успехи, которые де-
лает русский капитализм в последнее время, ручаются за то, что
рабочее движение будет безостановочно расти вширь и вглубь»14.
Новая историческая ситуация, естественно, возникает после
победы Октябрьской революции, которую Ленин называет ра-
бочей, пролетарской революцией, несмотря на то что рабочий
класс составлял в тогдашней России примерно пять процентов
населения. Трудности, обусловленные соответствующей этому
обстоятельству классовой структурой общества, перед которым
* Ярким примером такого ситуационного подхода к истине может быть заяв-
ление Ленина накануне Октябрьской революции: «Захвата» власти мы не хотим,
так как весь опыт революций учит, что только та власть прочна, которая опира-
ется на большинство населения. Поэтому «захват» власти будет авантюрой, а
наша партия на это не пошла бы» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 32, с. 98-99).
Здесь понятие истины совпадает с тем, что считается тактически правильным
заявлением. Что же касается кавычек, в которые заключено слово «захват»,
то они, вероятно, дают понять, что большевистская партия вовсе не намерена
отказаться от завоевания власти, которое, выражаясь абстрактно, возможно и
демократическим путем.
13Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 3, с. 597-598.
14 Там же, с. 465-466.
340
большевистская партия поставила задачу чуть ли не безотлага-
тельного перехода к социализму, достаточно очевидны. И Ленин
теперь уже говорит отнюдь не о гигантских успехах дореволю-
ционного российского капитализма, а о том, что Россия является
«одной из самых отсталых стран в Европе»15. И рабочий класс
России, класс, совершивший, по словам Ленина, величайшую ре-
волюцию, характеризуется теперь совершенно по-иному: «...про-
летариат России менее организован, подготовлен и сознателен,
чем рабочие других стран»16. И эта констатация действительного
положения вещей, или, пользуясь словами самого Ленина, объек-
тивная истина, носит явно ситуационный характер. Такую истину
Ленин, конечно, не высказал бы до революции, когда он, напро-
тив, подчеркивал руководящую роль российского пролетариата
в массе трудящихся, хотя факты вовсе не свидетельствовали в
пользу такого утверждения. Да, и как мог малочисленный, недо-
статочно организованный, недостаточно сознательный российс-
кий пролетариат быть политическим руководителем многомил-
лионной крестьянской массы? Достаточно лишь сформулировать
этот вопрос, чтобы понять неизбежность отрицательного ответа.
Однако констатация недостаточной организованности и созна-
тельности российского пролетариата сама собой ставит вопрос о
том, насколько исторически была необходима и оправданна про-
летарская, т.е. антикапиталистическая, революция в России? Ле-
нин вполне осознавал правомерность этого вопроса. Поэтому он
неустанно повторял, что вся Европа, весь мир находится факти-
чески на пороге социалистической революции, так что «мы толь-
ко одно звено в цепи мировой революции и никогда не ставили
себе задачи победить одними своими силами»17.
'5Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 451.
16 Там же, с. 91.
17Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 43. Этот тезис буквально сопровож-
дает все выступления Ленина после установления Советской власти, т.е. с конца
1917 до 1920 г. включительно. Так, выступая на XVIII съезде РКП(б), он кате-
горически заявляет: «...никакая сила в мире не задержит хода всемирной ком-
мунистической революции ко всемирной Советской республике» (Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 38, с. 130). В проекте программы РКП(б), относящемуся к
этому же периоду, Ленин утверждает, что развитие капитализма «в большинстве
цивилизованных стран... неизбежно приводит и привело к всемирной комму-
нистической революции пролетариата» (там же, с. 84). В этом же, так сказать,
официальном документе о всемирной революции говорится как об уже состояв-
шемся факте: «...началась эра всемирной пролетарской коммунистической рево-
люции» (там же). Эти непререкаемые утверждения, непосредственно связанные
с революциями в Германии и Венгрии, революциями, потерпевшими пораже-
ние, которое не было серьезно осмыслено Лениным и другими марксистами,
вполне подтверждают изречение Ленина в адрес его политических противни-
341
В 1915 г. Ленин в статье «О лозунге Соединенных штатов Ев-
ропы» обосновывал положение о возможности победы пролетар-
ской революции первоначально в одной или нескольких странах.
Из этой статьи вовсе не следовало, что Ленин рассчитывал на
победу пролетарской революции сначала в России. Напротив, он
полагал, что наиболее развитые европейские капиталистические
страны первыми вступят на путь революционного уничтожения
капитализма. Такой же вывод, по существу, непосредственно
следовал из его работы «Империализм как высшая стадия капи-
тализма». Весь ход мировой войны не только укрепил его в этом
убеждении, но и привел к заключению, что война, чрезвычайно
обострив присущие капитализму антагонистические противо-
речия, создала революционную ситуацию во всех европейских
странах, вследствие чего пролетарская революция неизбежно
приобретает международный и, более того, всемирный характер.
Всемирная рабочая революция является единственно возможным
выходом из тупика, порожденного империалистической вой-
ной, - таково было убеждение Ленина, которое он обосновывал в
ряде статей, а также в своем выступлении на VII Всероссийской
конференции РСДРП(б) в апреле 1917 года. Теперь уже он дока-
зывает, что пролетарская революция в одной стране невозможна.
«В один кровавый комок спутано все человечество, и выхода из
него поодиночке быть не может. Если есть страны более или ме-
нее развитые, то настоящая война их всех связала такими нитями
между собой, что выход отсюда одной только страны представля-
ется невозможным и нелепым»18.
Что касается перспектив социалистической революции в Рос-
сии, то о них Ленин говорит не вполне определенно, несмотря
на то что большевистская партия уже вела под его руководством
непосредственную подготовку именно к ней. «Социалистическая
революция, нарастающая на Западе, в России непосредственно
не стоит на повестке дня, но мы уже вступили в переходное к ней
состояние»19. Эта хитроумная формулировка, по-видимому, пре-
ков, которое вполне можно применить к его собственным высказываниям: « Зло-
употребление словами - самое обычное явление в политике» (Ленин В.И. Поли,
собр. соч., т. 11, с. 118). Это изречение тем более применимо к высказываниям
Ленина, что он сам буквально накануне революции в Германии сурово предуп-
реждал: «...только глупец может спрашивать, когда наступит революция на Запа-
де. Революцию нельзя учесть, революцию нельзя предсказать, она является сама
собой» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 69). Это положение сводит на нет
утверждения Ленина об ожидаемой чуть ли не на днях всемирной коммунисти-
ческой революции.
Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 353.
19 Там же, с. 360.
342
следует задачу скрыть от противников большевистской партии
преследуемую ею цель, хотя эта цель с предельной очевидностью
выявляется в других выступлениях Ленина, как и во всей полити-
ке руководимой им партии в период Февральской революции.
Приведенным выше положениям Ленина явно противоречат
другие его высказывания, относящиеся к тому же периоду Первой
мировой войны. В октябре 1915 г. в статье «Несколько тезисов»
Ленин прямо говорит о революции в России, как о наступающем
историческом событии, которое ускорит революционный, социа-
листический взрыв в европейских странах. «Задача пролетариата
России - довести до конца буржуазно-демократическую рево-
люцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в
Европе»20. То, что Ленин понимает под доведением до конца бур-
жуазно-демократической революции, означает, скажем, забегая
вперед (об этом пойдет речь в следующем разделе), не что иное,
как переход к пролетарской революции. Недаром же Ленин в том
же октябре 1915 года так характеризует политическую ситуацию
в России: «Мы стоим, несомненно, накануне социалистической
революции»21.
Итак, все предшествующее изложение наглядно показывает,
что Ленин постоянно переходит от одного политического воззре-
ния к другому, противоположному, нередко высказывая несовме-
стимые друг с другом взгляды и обычно даже не оговариваясь
насчет того, что изменившиеся обстоятельства вынуждают к из-
менению подхода, точки зрения. Казалось бы, это непостоянство
воззрений по высшей степени важным политическим вопросам
должно было разочаровывать его сторонников, отталкивать их от
этого чересчур гибкого, постоянно меняющего свои высказыва-
ния, заведомо непредсказуемого лидера. Однако в действительно-
сти все происходило наоборот, эти переходы от одной позиции к
другой, противоположной, воспринимались соратниками Ленина
как замечательная способность незамедлительно реагировать на
изменяющиеся условия политической борьбы, как высшее лоц-
манское искусство, недоступное всем другим, не только рядовым
членам партии. При этом, конечно, надо иметь в виду, что непо-
стоянство конкретных воззрений по конкретным вопросам всегда
сочеталось с постоянством основного убеждения относительно
необходимости и полнейшей осуществимости пролетарской рево-
люции в России в сравнительно недалеком, вполне предвидимом
будущем. Это основное, неустанно обосновываемое Лениным
20Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 49.
21 Там же. С. 57.
343
убеждение радикально отличало основателя и вождя большевист-
ской партии от меньшевистских лидеров, правоверных социал-
демократов, ортодоксальных марксистов, которые говорили о
необходимости буржуазной революции в России (ее необходи-
мость признавал, конечно, и Ленин), полагая, что она должна за-
вершиться установлением политического господства буржуазии
(этот вывод решительно отвергался Лениным). Короче говоря,
Ленин предрекал завоевание политической власти пролетарской
(большевистской) партией, в то время как Плеханов, ссылаясь на
марксистское учение об общественно-экономических формациях,
поучал: «...устранение капиталистического способа производства
никак не может стать у нас очередным историческим вопросом.
Этому можно радоваться; этим можно огорчаться. Но кто не уто-
пист, тот обязан руководствоваться этим в своей практической
деятельности»22.
Ленин отличался от Плеханова не только основной политиче-
ской установкой. Плеханов посвятил значительную часть своих
сочинений истории западноевропейской и отечественной фило-
софии, вопросам художественной литературы, искусства. Ленин
же не отвлекался на эти «второстепенные» вопросы; он целиком
отдавался партийной работе, основным политическим вопросам,
проблемам стратегии и тактики политической борьбы, партий-
ному строительству, партийному руководству. Его единственный
философский труд - монография «Материализм и эмпириокрити-
цизм» был написан лишь потому, что некоторые видные деятели
большевистской партии (А. Богданов, А. Луначарский, В. База-
ров, С. Суворов) выступили с ревизией диалектического материа-
лизма, пытаясь сблизить его с влиятельной в начале века пози-
тивистской философией Э. Маха и Р. Авенариуса. Ленин считал
себя неподготовленным в философском отношении для полемики
с этими отступниками* *, но сознание политической необходимо-
22 Плеханов Г.В. Год на Родине. Париж, 1929, с. 214-215.
* В письме к А.М. Горькому от 25 февраля 1908 г., т.е. за год с небольшим
до выхода в свет своей книги, Ленин сообщает: «Книга “Очерки философии
марксизма” сугубо обострила давние разногласия среди беков по вопросам фи-
лософии. Я не считаю себя достаточно компетентным по этим вопросам, что-
бы торопиться выступить печатно» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 47, с. 141).
Относительно книги А. Богданова «Эмпириомонизм» Ленин пишет в том же
письме: «Прочитал, озлился и взбесился необычайно: для меня еще яснее ста-
ло, что он идет архиневерным путем, не марксистским» (там же, с. 142). Свои
возражения Богданову, сообщает Ленин, он обстоятельно изложил ему в пись-
менной форме, в трех тетрадках. «Выяснял я там ему, что я, конечно, рядовой
марксист в философии, но что именно его ясные, популярные, превосходно на-
писанные работы убеждают меня окончательно в его неправоте по существу и в
правоте Плеханова» (там же). Весьма характерно, что Ленин нехотя приступает
344
сти отмежеваться от философских воззрений этих большевиков
вынудило его взяться за подготовку к философской полемике,
результатом которой и стал названный труд.
Полемика с народниками, которой он вслед за Плехановым
посвятил ряд своих работ конца XIX - начала XX века стала при-
чиной создания такого капитального труда, как «Развитие капи-
тализма в России», исследования, значение которого совершенно
независимо от критики народничества, утратившей вскоре свое
актуальное значение. Но наряду с этими обстоятельными теоре-
тическими работами Ленин постоянно, день за днем, выступает
в легальных и нелегальных изданиях социал-демократической
партии то с небольшими критическими заметками, то с обстоя-
тельными программными статьями, то с рецензиями на книги Ка-
утского, Богданова, Парвуса, Гобсона, Прокоповича, Карышева,
Гвоздева, Рубакина, Дроздова и других, как известных, так и мало
известных авторов. Он и исследователь-теоретик, и публицист, и
журналист, живо откликающийся на злобу дня, и всегда с одной
и той же целью: обоснование безотлагательной необходимости
революции.
Вот убедительный, на мой взгляд, пример - статья «Памяти
графа Гейдена», напечатанная в 1907 г. Речь в ней идет о некроло-
гах, посвященных скончавшемуся левокадетскому деятелю. Нек-
рологи, как известно, пишутся по принципу out bene, out nihil;
никто не пишет некрологи с целью разоблачения усопшего. Но
ленинская статья, вопреки своему названию, вовсе не некролог.
Ленин бичует кадетов и «беспартийных демократов», которые
поминают добрым словом Гейдена, называя его человечным,
сторонником демократии, хотя на деле, как указывает Ленин, он
был «умнее... самих демократов, ибо он лучше понимал интере-
сы своего класса и своего контрреволюционного общественного
движения...»23.
Обращаясь к авторам посвященных графу Гейдену некроло-
гов, Ленин клеймит их гневными словами: «Ваши слова о сво-
боде и демократии - напускной лоск, заученные фразы, модная
к работе, направленной против философских воззрений указанных выше боль-
шевиков. Он считает, что большевистская газета «Пролетариат» должна придер-
живаться нейтралитета в философских, второстепенных, по его мнению, спорах.
«Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-
демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему,
непростительной глупостью» (там же, с. 142). Это весьма характерное, явно
противоречащее духу ленинской книги «Материализм и эмпириокритицизм»,
заявление показательно: с точки зрения Ленина, все, что отвлекало революци-
онную социал-демократию от борьбы за революцию, было «непростительной
глупостью».
23Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 16, с. 42.
345
болтовня или лицемерие. Это размалеванная вывеска. А сами по
себе вы - гробы повапленные. Душонка у вас насквозь хамская,
а вся ваша образованность, культурность и просвещенность есть
только разновидность квалифицированной проституции»24. Как
мы видим, Ленин не скупится на крепкие словечки в отношении
идеологических противников. Его предельно резкие характери-
стики этих деятелей - свидетельство непоколебимого сознания
собственной правоты, сознание величия той исторической задачи,
выполнению которой он отдает всего себя без остатка, глубочай-
шее презрение ко всем тем политическим деятелям (и большим, и
малым), которые противостоят выполнению этой великой задачи.
Непоколебимая уверенность Ленина заражает его сторонников;
они все более убеждаются в его правоте, как и в том, что только
он может быть подлинным лидером общественного движения,
участниками которого они являются.
Как признанный вождь социалистического движения, задачей
которого является небывалое по своим масштабам радикальное
переустройство общества, Ленин никогда не употребляет вы-
ражений типа «на мой взгляд», «я полагаю», «мне кажется» и
т. п., т.е. выражений, которые допускают сомнения, а тем более
возражения. Он вообще предпочитает не говорить от первого
лица; каждая произносимая им фраза выступает как доказанная
марксизмом истина, которую приходится повторять, напоминать
только лишь потому, что находятся все-таки люди, в том числе и
среди тех, кто является марксистами, которые не освоили еще его
азбучных истин. «Политика, - заявляет, например, Ленин, - не
может не иметь первенства над экономикой. Рассуждать иначе,
значит забывать азбуку марксизма»25. Напоминание об азбуке
марксизма, как бы ни было оно искренне, какой бы убежденно-
стью оно не звучало, не может не вызвать недоумения, поскольку
у основоположников марксизма, у создателей материалистиче-
ского понимания истории, согласно которому политика является
производной от экономики, мы не находим этой якобы азбучной
истины, ссылка на которую сделана Лениным в порядке сурового
предупреждения несогласным, а также для вящей убедительно-
стям же, с. 40. Относительно крепких словечек, применяемых, дабы сде-
лать более убедительной критику противника, Ленин в одной из первых своих
работ справедливо замечает: «Употреблять “жупелы” и “страшные слова” - это
значит давать характеристику противника, которая является резко неодобритель-
ной, не будучи в то же время ясно и отчетливо формулирована...» {Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 1, с. 335). Это суждение вполне применимо и к тем «страш-
ным словам», которыми изобилует статья «Памяти графа Гейдена», как и другие
работы Ленина.
25Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 278.
346
сти, явно без учета того, что настаивание на этой якобы истине
безусловно таит в себе тенденцию к волюнтаристическому истол-
кованию как марксизма, так и всемирной истории вообще.
Харизматический лидер выступает обычно как первооткры-
ватель истины, как деятель, предшественники которого устанав-
ливаются лишь post factum. К Ленину это, конечно, не может от-
носиться, так как он представляется сторонникам самым верным
учеником, последователем, продолжателем основоположников
марксизма, наиболее выдающимся марксистом XX столетия, са-
мым решительным борцом против всевозможных - оппортуни-
стических, реформистских, ревизионистских - извращений марк-
сизма, марксистом, который возродил учение Маркса и Энгельса
во всей его чистоте. Но основоположники марксизма постоянно
подчеркивали, что их учение не догма, а руководство к исследо-
ванию и практическому действию. И Ленин, аттестуя себя как
ортодоксального марксиста и разоблачая с ортодоксальных по-
зиций Бернштейна и других социал-демократов, отступающих,
по его убеждению, от единственно правильных марксистских
позиций, вместе с тем настойчиво подчеркивает необходимость
творческого марксизма. Он пишет: «...защищать такую теорию,
которую по своему крайнему разумению считаешь истинной, от
неосновательных нападений и от попыток ухудшить ее - вовсе
еще не значит быть врагом всякой критики. Мы вовсе не смотрим
на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное;
мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные
камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше
во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни»26.
В последующих разделах этой главы я покажу, в каком направле-
нии Ленин действительно развивал (вернее, видоизменял) учение
марксизма. Пока же достаточно указать на то, что каждое новое
положение, которое Ленин вносил в это учение, истолковывалось
им как уяснение, выявление истины, имплицитно содержавшей-
ся в трудах Маркса и Энгельса, но оставшейся не выявленной
или сознательно игнорируемой их непоследовательными сторон-
никами.
Таким образом, развитие марксизма в трудах Ленина посто-
янно характеризовалось как развитие марксистской ортодоксии,
отступление от которой третировалось как измена марксизму.
В одной из ранних своих работ, относящихся к 1899 г., он катего-
рически утверждал: «Не будем верить тому, что ортодоксия поз-
воляет брать что бы то ни было на веру, что ортодоксия исключает
26Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 183-184.
347
критическое претворение и дальнейшее развитие, что она позво-
ляет заслонять исторические вопросы абстрактными схемами»27.
Непреклонная верность марксизму, остающаяся неизмен-
ной, несмотря на новые, вносимые в него положения, как бы ни
представлялись они противоречащими его основам, неустанное
настаивание при этом на подлинной верности гениальному уче-
нию - таков пафос ленинизма, и в этом, пожалуй, один из секре-
тов харизматической власти Ленина.
Трезво мыслящего читателя ленинских трудов, в том числе и
убежденного марксиста, не может не приводить в недоумение та
характеристика учения Маркса, которую мы находим в одном из
последних выступлений Ленина, а именно в его докладе «Задачи
союзов молодежи». Вот что в нем говорится о Марксе: «Все, что
было создано человеческим обществом, он переработал критиче-
ски, ни одного пункта не оставив без внимания. Все то, что чело-
веческой мыслью было создано, он переработал, подверг критике,
проверив на рабочем движении...»28 Достаточно вчитаться в эту
цитату, чтобы осознать ее явную несуразность. Не мог Маркс, не
мог какой бы то ни было гениальный, супергениальный мысли-
тель, ученый освоить все, что было создано обществом, челове-
ческой мыслью, не мог он, конечно, критически переработать все
это духовное богатство. Больше того: никакой гений не претен-
дует на критическое освоение всего и всякого знания, напротив,
он сознательно себя ограничивает, вычленяет область своих ис-
следований и научных интересов и, в частности, благодаря этому
совершает выдающиеся научные открытия. Маркс, кстати ска-
зать, хорошо понимал эту простую истину, которой пренебрегает
Ленин в своем стремлении возвеличить марксизм.
Не ограничиваясь этим противоречащим здравому смыслу
мнимым возвеличением научного подвига Маркса, Ленин, если
можно так выразиться, идет еще дальше, разъясняя молодежи,
что значит быть коммунистом. «Коммунистом, - утверждает он, -
можно стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием
всех тех богатств, которые выработало человечество»29. Если сле-
довать этому наставлению, то неизбежно придешь к заключению,
что не только Ленин, но и Маркс не был коммунистом. Овладение
отдельным индивидуумом всем богатством, всей совокупностью
знаний, достигнутых человечеством (по-видимому, это имеет в
виду Ленин), не только утопическая, но и совершенно лишенная
реального смысла задача.
27 Там же, с. 87.
28Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 304.
29Там же, с. 305.
348
Остается предположить, что Ленин слишком увлекся в своем
докладе, что у него не было времени, дабы отредактировать его
текст перед сдачей в набор. Можно, наконец, отвлечься от этих
утверждений Ленина, что нисколько не помешает критическому
осмыслению его теоретических воззрений. Но как отнестись к
другому, гораздо более раннему утверждению Ленина, которое
опять-таки ставит в тупик человеческое разумение: «Учение
Маркса всесильно, потому что оно верно»30. Если бы эту сентен-
цию высказал идеалист, ее можно было бы понять, как суждение,
производное от его основного заблуждения. Но Ленин материа-
лист, приверженец материалистического понимания истории, со-
гласно которому никакая теория, никакая наука не является все-
сильной, всемогущей, так как вообще никакой всемогущей силы
не существует. Ленин, как атеист, безусловно отрицает сущест-
вование всемогущей силы. Но его вера в марксизм родственна
религиозной вере, ибо только этим можно объяснить убеждение
во всесилии истины, раз она является марксистской истиной. Та-
ким образом, харизматический лидер оказывается во власти са-
мообмана, а его заблуждения воспринимаются его сторонниками,
потерявшими способность к критическому восприятию идей, как
непререкаемые истины.
На этом можно было бы закончить характеристику Ленина
как харизматического лидера. Но остается еще один, едва ли не
самый главный вопрос - Октябрьская революция, которая, как это
не противоречит историческому материализму, была бы невоз-
можна, не будь Ленина. Л.Д. Троцкий, активный участник этой
революции, который, конечно, не склонен умалять своей роли,
тем не менее признает, что в период Февральской революции
и непосредственно после нее лидеры большевистской партии,
находившиеся в это время в России, вовсе не считали необходи-
мой борьбу за установление диктатуры пролетариата. Признавая
буржуазно-демократический характер совершившейся револю-
ции, они полагали необходимым добиваться максимума демо-
кратических преобразований в рамках буржуазного общества.
Апрельские тезисы Ленина, провозглашенные им сразу же после
30Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 43. Дж. Ст. Милль, который в отли-
чие от Ленина не стоял на позициях материалистического понимания истории,
тем не менее вполне понимал иллюзорность такого типа убеждений. Он писал:
«Изречение, что истина всегда торжествует над заблуждениями, принадлежит
к числу тех странных заблуждений, которые так охотно повторяются людьми»
(Милль Дж.С. Утилитаринизм. О свободе. СПб., 1900, с. 245). Ленин, как видно
из приведенной выше сентенции, еще более углубил это странное заблуждение,
приписав марксизму всемогущество.
349
возвращения в Россию, были для них полнейшей, потрясающей
неожиданностью. И тем не менее Ленину удалось заставить этих
людей полностью изменить свои стратегические установки, т.е.
взять курс на подготовку социалистической революции.
Можно ли допустить, что большевистская партия сама бы,
независимо от Ленина, вступила на этот путь? Троцкий отрица-
тельно отвечает на этот вопрос, в особенности потому, что фактор
времени играл в этот период решающую роль: если бы большеви-
ки не захватили власть в октябре, им бы не удалось захватить ее
позже. И Троцкий подчеркивает: «Остается спросить, и это нема-
ловажный вопрос, хотя поставить его легче, чем на него ответить:
как пошло бы развитие революции, если бы Ленин не доехал до
России в апреле 1917 г.?»31 Троцкий, правда не без колебаний,
отвечает на поставленный им судьбоносный вопрос со всей опре-
деленностью: не будь Ленина, не было бы и Октября. «Роль лич-
ности, - указывает он, - выступает здесь перед нами поистине в
гигантских масштабах. Нужно только правильно понять эту роль,
беря личность как звено исторической цепи».
То, что Октябрьская революция, начавшаяся восстанием в
Петрограде, а затем охватившая всю Россию, стала возможной
потому, что Ленин буквально заставил большевистскую партию
взять курс на захват государственной власти, в несравненно боль-
шей мере характеризует харизматическую личность Ленина, чем
все его теоретические труды, которые, возможно, остались бы
известны лишь специалистам-историкам, не будь Октябрьской
революции, установления Советской власти и великого социа-
листического эксперимента, судьба которого общеизвестна. За-
блуждения Ленина сопоставимы с масштабом этой личности, о
которой Троцкий справедливо говорит: «Нет и не было в истори-
ческом прошлом влияния одного лица на судьбы не только одной
страны, но и на судьбы человечества, не было такого масштаба,
не был создан он, чтобы позволить нам измерить историческое
значение Ленина»32. Эти строки были написаны свыше 70 лет
тому назад. Последующая история Советской власти, коммуни-
стического, а также социал-демократического движения стали
реальным измерением исторического значения Ленина.
В наши дни, когда, во всяком случае в нашей стране, после
крушения коммунизма рухнула также и вера в харизматических
лидеров, социологи по-новому оценивают политических дея-
телей, независимо от того, сколь выдающимися они являются.
31 Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М., 1900, с. 332.
32 Там же, с. 241.
350
Так, А.В. Дмитриев и Г.Б. Старушенко пишут: «Политик стре-
мится не к истине, а к власти, к ее упрочению уже сегодня, даже
вопреки рекомендациям науки, даже ценой вероятного нанесе-
ния ущерба делу, которому он служит, завтра. Оправдывает свое
поведение политик тем, что в случае принятия рекомендуемого
наукой решения, требующего времени, он может потерять свое
положение, власть, а это якобы нанесет стране еще больший вред,
чем принятие ошибочного решения»33. Само собой разумеется,
что эта общая характеристика политиков (и малых, и больших)
в разной мере относится к разным политикам. И все же нельзя
сказать, что она нисколько не характеризует такого выдающегося,
пожалуй, даже гениального политика, каким был Ленин.
Пламенный приверженец раннего марксизма
Историки марксизма обычно разграничивают период фор-
мирования, становления этого учения и последующий период
его развития на собственной теоретической основе. При этом, к
сожалению, не разграничиваются существенно различные этапы
этого последующего развития, хотя такое разграничение, без-
условно, необходимо, в особенности потому, что экономическое
учение Маркса сложилось по меньшей мере через десятилетие
после «Манифеста Коммунистической партии», в котором осно-
воположники марксизма изложили свои основные коммунистиче-
ские взгляды. В 1859 г. в предисловии к «К критике политической
экономии» Маркс фактически пересматривает то представление
о перспективах пролетарской революции, которое пронизывало
«Манифест», поскольку он утверждает, что ни одна обществен-
но-экономическая формация не уходит в небытие, пока она пре-
доставляет достаточно простора для развития производительных
сил. Само собой разумеется, что здесь прежде всего имеется в
виду капиталистический способ производства.
^Дмитриев А.В. и Старушенко Г.Б. От переосмысления прошлого к
осмыслению будущего // Вопросы философии, 2000, № 3, с. 140. Весьма показа-
тельным для характеристики политического деятеля является ленинское выска-
зывание о значении теории для политической практики: «...для нас теория есть
обоснование предпринимаемых действий, для уверенности в них...» (Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 36, с. 172). Политические действия с этой точки зрения пред-
шествуют их теоретическому обоснованию, т.е. не вытекают из теоретического
анализа определенной социальной ситуации. Этот теоретический анализ играет,
следовательно, вторичную роль; он служит не столько для проверки предприня-
тых политических действий, сколько для оправдания их.
351
Не мешает напомнить, что в «Манифесте» капитализм трак-
туется как экономическая система, находящаяся в состоянии без-
надежного кризиса. И хотя накануне революций 1848 г. Маркс и
Энгельс вполне отдавали себе отчет в том, что в Германии пред-
стоит буржуазная революция, они безоговорочно утверждали,
что она станет непосредственным прологом революции пролета-
риата. В этом отношении они придерживались заимствованной
у Марата идеи непрерывной революции, которая, несомненно,
противоречит материалистическому пониманию истории, в част-
ности положению о конфликте между производительными сила-
ми и капиталистическими производственными отношениями как
экономической основе пролетарской революции.
Французскую революцию 1848 г. Маркс и Энгельс рассмат-
ривали как, в сущности, пролетарскую революцию, полагая, что
именно в ней наглядно материализовалась идея непрерывной ре-
волюции. В дальнейшем основоположники марксизма отказались
от этой идеи, т.е. признали, что социалистическую революцию
отделяет от буржуазной более или менее длительный период эко-
номического и политического развития каждой страны. Мы мо-
жем, таким образом, заключить, что период революций 1848 г. и
непосредственно следующие за ним годы, когда Маркс и Энгельс
теоретически осмысливали исторический опыт этих революций,
может быть охарактеризован как период раннего марксизма, ко-
торый приближается к своему завершению с выходом в свет ра-
боты Маркса «К критике политической экономии». А. Лабриола
был совершенно прав, когда отмечал: «Теоретические положения
в их совокупности, которые ныне принято называть марксизмом,
достигли своей зрелости лишь в 1860-1870 годах»34.
Переходя после этих замечаний об истории марксизма к воз-
зрениям Ленина, можно сразу же указать, что для него «Мани-
фест Коммунистической партии» оставался в течение всей его
жизни краткой энциклопедией марксизма. Он, правда, указывал,
что Маркс и Энгельс дополнили этот документ положением о
необходимости слома буржуазной государственной машины,
уточнив тем самым вопрос о путях революционного установле-
ния политического господства пролетариата. Все же остальные
положения «Манифеста» представлялись Ленину полностью под-
твержденными историческим опытом, хотя в действительности
дело обстояло вовсе не так.
Подобно Марксу и Энгельсу, Ленин, игнорируя фактиче-
ское развитие капитализма после 1848-1849 гг., придерживался
34ЛабриолаА. Очерки материалистического понимания истории. М., 1960, с. 37.
352
убеждения, что революции этих лет, в сущности, носили проле-
тарский характер. «В 1848 г. дело шло о свержении буржуазии
пролетариатом. Последнему не удалось привлечь к себе мелкую
буржуазию и ее измена вызвала поражение революции»35. Не-
трудно понять, что такое воззрение влекло за собой убеждение,
что XX век, безусловно, является эпохой пролетарских револю-
ций, что материальные предпосылки социализма имеются уже
во всех европейских странах. В 1913 г. Ленин писал: «Куда ни
кинь - на каждом шагу встречаешь задачи, которые человечество
в состоянии разрешить немедленно. Мешает капитализм»36. На-
кануне Октябрьской революции, обосновывая идею перерастания
буржуазно-демократической революции в революцию социали-
стическую, Ленин втолковывал сомневающимся в необходимости
последней: «Социализм теперь смотрит на нас через все окна со-
временного капитализма, социализм вырисовывается непосред-
ственно, практически, из каждой крупной меры, составляющей
шаг вперед на базе этого новейшего капитализма»37. Речь шла
в данном случае даже не о высоко развитых капиталистических
странах, но о России.
Революции 1848 года характеризовались Лениным как важ-
нейший период в деятельности Маркса и Энгельса, а их произ-
ведения, непосредственно связанные с этими революциями,
как самое главное в политической теории марксизма. Он писал:
«В деятельности самого Маркса и Энгельса период их участия
в массовой революционной борьбе 1848-1849 года выделяется,
как центральный пункт. Из этого пункта исходят они в опреде-
лении судеб рабочего движения и демократии разных стран.
К этому пункту возвращаются они всегда для определения внут-
ренней природы разных классов и их тенденций в самом ярком
и чистом виде. С точки зрения тогдашней революционной эпохи
оценивают они всегда позднейшие, более мелкие, политические
образования, организации, политические задачи и политические
конфликты»38.
Я далек от того, чтобы недооценивать значение периода ре-
волюций середины XIX века в развитии идей Маркса и Энгельса.
Но не меньшим (вернее, даже большим) заблуждением оказыва-
ется недооценка последующего развития их учения, которое при-
вело основоположников марксизма (как это было показано в пя-
той главе) к существенному пересмотру их воззрений по вопросу
35Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 77.
36Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 24, с. 17.
37Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 193.
38Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 16, с. 24.
12. Ойзерман Т.И., том 2
353
о путях перехода от капитализма к посткапиталистическому об-
ществу. Это изменение воззрений основоположников марксизма
как бы не замечается Лениным. Отсюда и вытекает сведение ос-
новного политического содержания марксизма к теоретическому
обобщению опыта революций 1848 года.
Ленин указывал на то, что в конце 40-начале 50-х годов капи-
тализм казался Марксу и Энгельсу «дряхлым, а социализм близ-
ким». Правильно констатируя это существенное обстоятельство,
которое в значительной мере определяло политические взгляды
основоположников марксизма в «Комманифесте» и других про-
изведениях раннего марксизма, Ленин почему-то не ставил во-
проса: как отразилось сие заблуждение в воззрениях Маркса и
Энгельса на перспективы пролетарской революции? Между тем
достаточно было поставить этот вопрос, чтобы стали очевидны
истоки и другого заблуждения основоположников марксизма:
идея непрерывной революции.
Ленин признавал в другой связи, что Маркс и Энгельс вскоре
после революций 1848 года отвергли иллюзию о близости проле-
тарской революции. Но отсюда следует, что они вместе с этой ил-
люзией отвергли и идею непрерывной революции. Однако Ленин
не делает этого, казалось бы, само собой разумеющегося выво-
да. Напротив, он всячески обосновывает эту идею, разрабатывая
на ее основе теорию перерастания буржуазно-демократической
революции в революцию пролетарскую.
В одной из работ начала 50-х годов Маркс называет револю-
ции локомотивами истории. Исторический опыт вполне подтвер-
ждает это положение, что, однако, не дает основания полагать,
что не существует и других локомотивов истории. Материалисти-
ческое понимание истории рассматривает в качестве важнейшей
движущей (и определяющей) силы исторического процесса про-
гресс производительных сил. Современная научно-техническая
революция является небывалым по своей мощи локомотивом со-
циального прогресса. Однако Ленин, ссылаясь главным образом
на произведения раннего марксизма, полагает, невольно вступая
в противоречие с материалистическим пониманием истории, что
главной движущей, определяющей силой всемирно-историче-
ского процесса являются насильственные революции. Марксизм
характеризуется Лениным как учение «о неизбежности насиль-
ственной революции», как «настоящий панегирик насильственной
революции». При этом подчеркивается: «Необходимость воспи-
тывать массы в таком и именно таком взгляде на насильственную
революцию лежит в основе всего учения Маркса и Энгельса».
Нельзя, конечно, не согласиться с Лениным, когда он заявляет,
354
что «Манифест Коммунистической партии» является «гордым,
открытым заявлением неизбежности насильственной револю-
ции»39. Но отсюда отнюдь не следует, что идея насильственной
революции составляет основу всего марксизма, не говоря уже о
том, что «Манифест» представляет собой произведение раннего
марксизма, ряд положений которого был фактически пересмотрен
Марксом и Энгельсом, хотя они не указывали на эти положения в
своих предисловиях к переизданиям «Манифеста».
Популярные изложения основ марксизма, разъясняя его прин-
ципиальное отличие от утопического социализма, указывают на
то, что последний отрицал революционное насилие как путь
социалистического переустройства общества. Однако не следу-
ет выпускать при этом из виду столь же существенное отличие
марксизма от утопического коммунизма (бабувизма, бланкизма),
который в противоположность утопическому социализму трак-
товал насилие как единственно возможный путь социального
переустройства, не признавая того, что необходимость этого
переустройства должна быть обусловлена экономическим разви-
тием общества. В отличие от утопического коммунизма Маркс и
Энгельс доказывали, что переход от капитализма к посткапита-
листическому обществу становится возможным и необходимым
благодаря высокому развитию производительных сил капитали-
стического общества, а революционное насилие призвано сыг-
рать лишь вспомогательную роль в осуществлении этого пере-
хода. Общество, писал Маркс, «не может ни перескочить через
естественные фазы развития, ни отменить последние декретами.
Но оно может сократить и смягчить муки родов»40.
Ленин, конечно, не ставил под вопрос эти азбучные истины
марксизма, в свете которых пролетарская революция в экономи-
чески отсталой крестьянской России выступала как весьма отда-
ленная перспектива. Однако с таким, казалось бы, само собой ра-
зумеющимся выводом Ленин не мог, не хотел примириться. Уже
в 1895 г. в работе «Что такое “друзья народа” и как они воюют
против социал-демократов?» Ленин, предвосхищая свою позднее
сформулированную теорию перерастания буржуазно-демокра-
тической революции в революцию социалистическую, уверенно
заявляет, что русский пролетариат, встав во главе всех демокра-
тических элементов, свалит самодержавие и пойдет «прямой до-
рогой открытой политической борьбы к победоносной коммунис-
тической революции»41. Мысль о том, что в стране, где рабочий
39Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 20, 22.
40Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 10.
41 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 312.
12*
355
класс составляет всего несколько процентов в подавляющей мас-
се крестьянского населения, никак не укладывается в эту очер-
ченную Лениным историческую перспективу.
Чтобы правильно понять убеждение Ленина, сложившееся
уже в начале его политической деятельности не просто как субъ-
ективное умонастроение, чуждое марксистскому, материалисти-
ческому пониманию общественного развития, необходимо ука-
зать на то, что уверенность Ленина в том, что Россия в обозримой
исторической перспективе покончит не только с самодержавием,
пережитками феодализма, но и с капиталистическими производ-
ственными отношениями, опиралась, как это ни удивительно на
первый взгляд, на некоторые высказывания Маркса и Энгельса,
относящиеся, правда, к революционному народничеству. Так, в
предисловии к русскому изданию «Манифеста» его авторы писа-
ли в 1882 году: «Россия представляет собой передовой отряд ре-
волюционного движения в Европе»42. Несколькими годами ранее
Маркс утверждал в письме к Зорге: «Революция начнется на этот
раз на Востоке, бывшем до сих пор нетронутой цитаделью и ре-
зервной армией контрреволюции»43. Речь шла о России, и Маркс,
конечно, имел в виду не пролетарскую, а буржуазную революцию.
Но Ленин, воспринимая положение основоположников марксиз-
ма о превращении России в революционный авангард, был пол-
ностью убежден, что в XX веке революция даже в экономически
отсталой стране не может остановиться на буржуазно-демокра-
тических преобразованиях. При этом он, возможно, опирался и
на отдельные теоретические положения Маркса и Энгельса, от-
42Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 305.
43 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 34, с. 230. Это убеждение основоположников
марксизма полностью разделял и современник Ленина К. Каутский, который в
период российской революции 1905 г. писал: «...русские дела заставляют меня
думать, что по всей Европе предстоят великие битвы и перевороты» (Каутский К.
Этика и материалистическое понимание истории. СПб., 1906, с. 5). Каутский,
который в эти годы считался Лениным наиболее выдающимся западноевро-
пейским марксистом, неоднократно возвращался в этой мысли в других своих
работах. Это не могло не вдохновлять Ленина, не укреплять его убеждения в
своеобразной исключительности России в качестве революционного авангарда
в европейском социалистическом движении. Можно согласиться с П. Андерсо-
ном, который пишет, что Ленин «исходил в своей деятельности из осознания
фундаментального исторического различия между Западной и Восточной Евро-
пой» (Anderson Р. Considerations on Western Marxism. London, 1976, p. 117). За-
пад с буржуазными революциями покончил, в то время как в Восточной Европе
они лишь начались, причем благодаря изменившимся историческим условиям
они существенно отличаются от буржуазных революций XIX века (не говоря
уже о более ранних буржуазных революциях), что создает условия для непос-
редственного перехода к революции пролетариата.
356
носящиеся, правда, к периоду формирования марксизма. Так, в
«Немецкой идеологии» они указывают, что основной причиной
революций, которые они называют «историческими коллизия-
ми», является противоречие между производительными силами и
производственными отношениями. Дополняя этот вывод, Маркс
и Энгельс утверждают: «Впрочем, для возникновения коллизий
в какой-нибудь стране вовсе нет необходимости, чтобы именно
в этой стране противоречие это было доведено до крайности»44.
Это высказывание, допускающее возможность революции и при
отсутствии острого противоречия между производительными си-
лами и производственными отношениями, вполне могло стать од-
ним из теоретических оснований ленинской теории революции.
Приведенные положения объясняют, правда далеко не в
полной мере, почему Ленин свое представление об отнюдь не
отдаленной социалистической революции в России связывает не
столько с развитием производительных сил буржуазного обще-
ства, с конфликтом между ними и буржуазными производствен-
ными отношениями, сколько с предстоящей в России буржуазной
революцией, которая, как он постоянно стремился доказать, не
должна завершиться установлением политического господства
буржуазии.
Высокую оценку революционных периодов в истории челове-
чества Ленин считал «безусловно самой важной» особенностью
марксизма, вытекающей из всей совокупности исторических воз-
зрений Маркса и Энгельса45. Революции, неоднократно повторял
он, являются великим творческим народным праздником. В ходе
революций, полагал он, осуществляются столь значительные со-
циальные преобразования, которые были бы невозможны, немыс-
лимы в условиях «нормального», «мирного» развития. Революции
радикально противоположны реформам, которые обычно пред-
принимаются господствующими эксплуататорскими классами
для предотвращения революции и укрепления своего господства.
Революции не только коренным образом изменяют обществен-
ный строй, они столь же радикально изменяют людей, освобож-
дая их от плена застарелых предрассудков, делая их способными
к созданию нового: «...всякая насильственная революция играет
величайшую роль, перевоспитывая массы, переобучая их, подни-
мая необыкновенно их самосознание, самоуважение и т.д.»46. Эта
высочайшая оценка роли революций в истории является одной
из основных предпосылок ленинской теории непрерывной рево-
44Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 74.
45Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 22.
46Там же, с. 374.
357
люции: народные массы, совершающие в XX веке буржуазную
революцию, не удовлетворятся одними лишь демократическими
завоеваниями; они пойдут дальше, вперед, к социализму.
Ленин подвергает критике Плеханова и других меньшевиков,
которые, по его мнению, ограничивались слишком общим, абст-
рактным пониманием сущности буржуазной революции, игнори-
руя качественные изменения основных характеристик этих рево-
люций на разных этапах развития капитализма, в разных странах.
Руководящей силой всякой буржуазной революции, считал Пле-
ханов, может быть лишь буржуазия; результатом победоносной
буржуазной революции неизбежно становится политическое
господство буржуазии, и задача пролетарской, социал-демокра-
тической партии состоит в том, чтобы добиться максимума де-
мократических преобразований. Ленин решительно оспаривает
это представление о буржуазной революции, и, более того, он
утверждает, что буржуазная революция, если ее руководящей
силой выступает буржуазия, является, так сказать, недостаточно
революционной. «Буржуазная революция под руководством бур-
жуазии может быть только неоконченной революцией (т.е. рефор-
мой, строго говоря). Она может быть действительной революцией
только под руководством пролетариата и крестьянства»47. Ленин
умалчивает о том, что буржуазные революции XVII-XVIII веков,
в которых руководящей силой была буржуазия, были в высшей
мере последовательны и никак не могут быть названы просто
реформами. Для него важнее всего доказать, что в новых исто-
рических условиях, когда налицо вполне осознаваемая пролета-
риатом противоположность его интересов интересам буржуазии,
руководящей силой, гегемоном буржуазной революции становит-
ся пролетариат. Буржуазная революция в XX столетии не может
вообще завершиться победой буржуазии, которая уже утратила
свою былую революционность и неизбежно стремится к сделке,
к компромиссу с самодержавием, с классом помещиков. Действи-
тельная победа буржуазной революции отныне может быть обес-
печена лишь диктатурой пролетариата и крестьянства, кото-
рая станет переходом к новой, социалистической революции. Нет
неподвижной грани между буржуазной и пролетарской револю-
цией, утверждает Ленин. «Полная победа революции (речь идет о
буржуазной революции. - Т.О.) есть захват власти пролетариатом
и бедным крестьянством. А эти классы, находясь у власти, не мо-
гут не добиваться социалистической революции»48.
47Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 15, с. 228.
48Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 382.
358
Таким образом, не отрицая буржуазного характера революции
1905 года, так же как и Февральской революции 1917 года, вся-
чески подчеркивая их буржуазное классовое содержание, Ленин
обосновывал необходимость перехода к социалистической рево-
люции, как для того, чтобы завершить буржуазно-демократиче-
ские преобразования, так и для того, чтобы пойти дальше, вплоть
до установления диктатуры пролетариата.
Основным условием перерастания буржуазно-демократиче-
ской революции в революцию социалистическую оказывается,
согласно Ленину, не уровень экономического развития страны, не
конфликт между новыми производительными силами и старыми
производственными отношениями, а наличие революционной си-
туации (объективное условие) и степень организованности и со-
знательности рабочего класса, условие, которое он сам называет
субъективным. Последнему условию Ленин придает решающее
значение. Исходя из этого, Ленин уже в 1905 году, в разгар первой
российской революции, провозглашает: «От революции демокра-
тической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру на-
шей силы, силы сознательного и организованного пролетариата,
начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за
непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути»49.
Впрочем, эта категорически высказанная установка на со-
циалистическую революцию сочетается у Ленина с тактической
позицией, с которой вполне согласились бы Плеханов и другие
меньшевики. Ведь в работе «Две тактики социал-демократии в
демократической революции» Ленин утверждает: «Мы не можем
выскочить из буржуазно-демократических рамок русской револю-
ции, но мы можем в громадных размерах расширить эти рамки»50.
49Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 11, с. 222. Это конкретное положение, но-
сящее характер революционной директивы, Ленин оправдывал общими социо-
логическими тезисами относительно решающей роли революционного насилия
в истории классового общества. «Единственной действительной силой, вынуж-
дающей перемены, является лишь (курсив мой. - Т.О.) революционная энергия
масс» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 282). Разумеется, это не единствен-
ное высказывание Ленина относительно решающей движущей силы истории.
В 1905 г. Ленин писал: «Великие вопросы в жизни народов решаются только
силой» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. И, с. 123). Этот тезис Ленин вновь и
вновь повторяет в ряде своих последних работ.
50Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 11, с. 39. В этой же работе Ленин трезво
констатирует: «...степень экономического развития России (условие объектив-
ное) и степень сознательности и организованности широких масс пролетариата
(условие субъективное, неразрывно связанное с объективным) делают невоз-
можным немедленное полное освобождение рабочего класса» (там же, с. 6). Од-
нако в этой же работе, как показано выше, Ленин обосновывал необходимость
перехода от буржуазной революции к революции социалистической.
359
Однако это положение не характеризует основного направления
ленинской тактики, направления, которое выражается формулой
«диктатура пролетариата и крестьянства».
Эта формула, введенная Лениным для обоснования возмож-
ности и необходимости превращения буржуазно-демократиче-
ской революции в революцию социалистическую, представляла
собой отступление от прежнего марксистского понимания дик-
татуры пролетариата, как диктатуры одного класса, диктатуры, с
которой он не делится ни с кем, так как в условиях буржуазного
общества он является единственным революционным классом.
Ленин вслед за авторами «Комманифеста» всегда настаивал на
этом положении, никогда не отказывался от него. А для того, что-
бы оправдать понятие «диктатуры пролетариата и крестьянства»
перед меньшевиками, которые обвинили Ленина в отступлении
от марксизма, он доказывал, что это понятие представляет собой
расшифровку требования самодержавия народа, которое Маркс и
Энгельс провозглашали в дни революции 1848 года. Однако это
требование в тогдашних условиях вовсе не исключало буржуазии
из понятия «самодержавие народа», так как Маркс и Энгельс под-
держивали буржуазную борьбу за демократию в той мере, в какой
она носила революционный характер.
Ленин и сам сознавал, что его лозунг диктатуры пролетариата
и крестьянства не вполне укладывается в рамки учения Маркса и
Энгельса. В этой связи он, несмотря на постоянное подчеркива-
ние ортодоксальности своих марксистских воззрений, в довольно
резкой форме указывал на то, что нельзя удовлетворяться прежни-
ми марксистскими положениями в новых исторических условиях.
«Отстаивать старые решения марксизма - значит быть верным
букве, а не духу учения, значит повторять по памяти прежние вы-
воды, не умея воспользоваться приемами марксистского исследо-
вания для анализа новой политической ситуации»51.
То обстоятельство, что ленинская теория перерастания бур-
жуазно-демократической революции в революцию пролетарскую
является фактическим отрицанием учения Маркса и Энгельса
об экономической основе пролетарской революции, было с до-
статочной откровенностью признано Лениным уже после побе-
ды Октябрьской революции. И по-видимому, для оправдания
этой революции, которую Плеханов и другие оппоненты Ленина
считали, по меньшей мере, преждевременной и поэтому непра-
вомерной, противоречащей исторической необходимости, Ленин
по-новому ставит вопрос о предпосылках социализма. Я имею в
51 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 8, с. 237.
360
виду его статью «О нашей революции», в которой он критикует
меньшевика Н. Суханова, доказывавшего, что социалистическая
революция предполагает высокое развитие производительных
сил буржуазного общества и соответствующий этому культурный
уровень населения*. Ленин обвиняет Суханова в педантском, дог-
матическом истолковании марксизма, в рабской подражательности
прошлому, в непонимании революционной диалектики, которая
наряду с признанием общей закономерности развития учитывает
своеобразие отдельных его форм и этапов, которые не укладыва-
ются в общую схему развития. Суханов утверждал, что Россия не
доросла до социализма; он, по словам Ленина, совершенно иг-
норировал тот факт, что революционная ситуация, сложившаяся
в России в результате войны, создавала не только возможность
свержения самодержавия, но и возможность завоевания власти
пролетариатом. Поэтому, доказывал Ленин, было бы явной из-
меной марксизму, как теории освободительного движения про-
летариата, отвергать эту возможность, руководствуясь общими
марксистскими соображениями, возводимыми в непререкаемую
догму. «Если, - писал Ленин, возражая Суханову, - для создания
социализма требуется определенный уровень культуры (хотя ни-
кто не может сказать, каков именно этот определенный «уровень
культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских го-
сударств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания рево-
люционным путем предпосылок для этого определенного уровня,
а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского
строя, двинуться догонять другие народы»52. И, развивая далее
это положение, Ленин утверждает: «Для социализма, - говорите
вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо. Ну, а почему мы
не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности
у себя, как изгнание помещиков и изгнание российских капи-
талистов, а потом уже начать движение к социализму? В каких
книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного
исторического порядка недопустимы или невозможны?»53
’ Нельзя не отметить, что в период революции 1905 года Ленин, несмотря
на свою концепцию перерастания буржуазной революции в революцию социа-
листическую, полностью разделял эту марксистскую точку зрения. Он писал:
«Достижение этой цели, уничтожение частной собственности на средства про-
изводства, требует очень высокого развития производительных сил капитализма
и громадной организованности рабочего класса» (Ленин В.И. Поли. собр. соч.,
т. 10, с. 270). Ленин не пытался доказывать, что эти предпосылки наличествуют
в России, что не мешало ему делать ставку на социалистическую революцию.
52Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 381.
53 Там же, с. 382. Эти положения Ленина являются не только пересмотром
основных идей Маркса и Энгельса, основ «научного социализма», но и отказом
361
Приведенные положения Ленина наглядно иллюстрируют его
тезис относительно первенства политики над экономикой. Теперь
становится очевидным, что утверждения Ленина о том, что марк-
сизм экономически доказывает историческую необходимость
перехода от капитализма к социалистическому обществу пред-
ставляют собой лишь общую фразу, которая не служит для него
руководством к действию. В этом отношении Ленин оказывается
довольно близок к революционному народничеству, которое счи-
тало необходимым покончить с развивавшимся в России капита-
лизмом ради осуществления общинного социализма. Несостоя-
тельность ленинского тезиса о том, что можно сначала «изгнать»
капиталистов, а затем уже приняться за строительство социали-
стического строя полностью выявилась в его проектах внедрения
в российскую экономику «государственного капитализма», кото-
рый он считал, как уже говорилось в предшествующих главах,
наиболее верным путем к построению социализма.
Характеристика Ленина как страстного приверженца раннего
марксизма, игнорирующего последующее развитие идей Маркса
и Энгельса, была бы неполной, недостаточной, если бы мы не
остановились на его борьбе против тех течений в марксизме, ко-
торые он бичевал как оппортунистические и ревизионистские.
В1899 г. Ленин выступает против «Credo» (манифеста), опуб-
ликованного группой т. н. «экономистов» (С.Н. Прокопович,
Е.Д. Кускова и др.), в котором западноевропейская социал-де-
мократия характеризуется следующими цитируемыми Лениным
словами: «...ее стремление к захвату власти преобразуется в
стремление к изменению и реформированию современного обще-
ства в демократическом направлении, приспособлению к совре-
менному положению вещей, с целью наиболее удачной, наиболее
полной защиты прав (всяческих) трудящихся классов». Этой в
общем правильной констатации Ленин противопоставляет зада-
чу революционного штурма капитализма, который должен быть
подготовлен всей пропагандистской и организаторской деятель-
ностью социал-демократии. «Пролетариат должен стремиться
к основанию самостоятельных политических рабочих партий,
от собственных воззрений, высказывавшихся уже после победы Октябрьской ре-
волюции, когда Ленин утверждал, что переход к социалистическому обществен-
ному строю становится возможным «при условии, что основные экономичес-
кие, социальные, культурные и политические предпосылки этого в достаточной
степени созданы капитализмом» (Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 130-131).
Пересмотр Лениным этого положения фактически означал и ревизию одного
из основных положений исторического материализма, согласно которому обще-
ственное развитие есть естественно исторический процесс.
362
главной целью которых должен быть захват политической власти
пролетариатом для организации социалистического общества»54.
Таким образом, уже в конце XIX века, с самого начала своей по-
литической деятельности Ленин четко формулирует свое пони-
мание противоположности между марксизмом, непосредственно
направленным, по его мнению, на подготовку пролетарской ре-
волюции, и реформизмом, или оппортунизмом, который сводит
важнейшую задачу социал-демократии к борьбе за насущные
(прежде всего, экономические) интересы рабочего класса путем
демократизации буржуазного общества.
«Оппортунизм, - разъясняет Ленин, - состоит в том, чтобы
жертвовать коренными интересами, выгадывая временные ча-
стичные выгоды. Вот в чем гвоздь, если брать теоретическое
определение оппортунизма»55. Временными, частичными инте-
ресами, в отличие от коренных (завоевание политической власти
пролетариатом), Ленин называет экономические интересы рабо-
чего класса. Соответственно этому он «уточняет» утверждение
авторов «Манифеста Коммунистической партии», согласно ко-
торому классовая борьба пролетариата всегда является полити-
ческой борьбой, т.е. если не прямо, то опосредованным образом
устремлена к завоеванию политического господства рабочим
классом. Ленин же утверждает, что борьба пролетариев против
капиталистов лишь тогда становится классовой борьбой, когда
она превращается в борьбу за власть, т.е. в политическую борьбу
в узком смысле этого слова*.
В первой главе этой работы, анализируя борьбу Ленина с
«экономистами», я приводил его высказывания о том, что тред-
54Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 163.
55Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 41, с. 42.
* Следует, впрочем, отметить, что Ленин далеко не всегда умаляет значение
экономической борьбы рабочего класса. В ряде случаев он признает, что лишь
на путях экономической борьбы пролетарии осознают необходимость полити-
ческой борьбы. Так, например, в одной из своих дореволюционных статей он
справедливо констатирует: «Масса втягивается в движение, энергично участву-
ет в нем, высоко ценит его и развивает героизм, самоотверженность, настойчи-
вость и преданность великому делу не иначе, как при улучшении экономичес-
кого положения работающего... Добиваясь улучшения условий жизни, рабочий
класс поднимается вместе с тем и морально, и умственно, и политически, ста-
новится более способным осуществлять свои великие освободительные цели»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 39). Однако ленинское понимание великих
целей отнюдь не совпадает даже с наиболее долговременными задачами, кото-
рые встают перед организованным рабочим движением, если оно в той или иной
форме воспринимает социалистические идеи. В этом смысле можно сказать, что
данная Лениным оценка тред-юнионизма сохраняет свое значение и в современ-
ную эпоху и, более того, подтверждается современным историческим опытом
гораздо больше, чем в прошлом.
363
юнионизм, т.е. организованная профсоюзная борьба рабочего
класса за свои непосредственные интересы, в сущности, чужд ре-
волюционному стремлению уничтожить капиталистические об-
щественные отношения, чужд революционной социалистической
идеологии, которая и должна быть внесена в рабочее движение
извне. Если Маркс и Энгельс считали пролетариат социалисти-
ческим по самой своей природе классом, то Ленин фактически
пересмотрел это воззрение и в данном случае высказывал гораздо
более правильную точку зрения.
Выступления Э. Бернштейна с его получившей широкую из-
вестность книгой означало оформление еще при жизни Маркса
и Энгельса зародившегося критического отношения к марксизму,
развившегося внутри марксизма и получившего, по-видимому,
вследствие этого наименование ревизионизма. Ленин, так же как
и Каутский, Плеханов и другие марксисты, выступал с резкой кри-
тикой бернштейнианства, обвиняя его прежде всего в отказе от
идеи пролетарской революции, в подмене этой идеи реформист-
ской проповедью углубления демократических преобразований,
которые понимались Бернштейном как единственно возможный
в цивилизованном обществе путь осуществления задач социали-
стического движения.
Бернштейн утверждал, что всеобщее избирательное право яв-
ляется альтернативой революции, т.е. лишает ее всякого оправда-
ния, так как демократия в своем последовательном развитии уп-
раздняет политическое господство какого бы то ни было класса.
Идея диктатуры пролетариата отвергалась Бернштейном как не-
совместимая с демократией. Превращение средств производства в
государственную собственность означает, доказывал Бернштейн,
невероятное усложнение управления производством, что сделает
его менее эффективным, чем прежде. Социалистическое обоб-
ществление, с точки зрения Бернштейна, предполагает широкое
развитие профсоюзных организаций, местного самоуправления,
рабочих кооперативов. Без таких организаций «так называемое
общественное присвоение орудий производства имело бы след-
ствием, вероятно, только безмерную растрату производительных
сил, ряд бессмысленных экспериментов и бесцельные насиль-
ственные меры; политическое господство рабочего класса могло
бы осуществиться лишь в форме диктаторской революционной
власти, поддерживаемой террористической диктатурой...»56.
Нет необходимости входить в оценку этих положений Берн-
штейна: история в значительной мере подтвердила его констата-
56 Бернштейн Э. Исторический материализм. СПб., 1901, с. 240.
364
ции и прогнозы, которые без сколько-нибудь серьезного анализа
отвергались Лениным, Плехановым, Каутским и другими орто-
доксальными марксистами, которыми сама идея ревизии, т.е. кри-
тической проверки основ марксизма, трактовалась не иначе, как
идейное предательство.
Ленин писал: «Конечная цель - ничто, движение - все», это
крылатое словечко Бернштейна выражает сущность ревизиониз-
ма лучше многих длинных рассуждений. От случая к случаю
определять свое поведение, приспособляться к событиям дня, к
поворотам политических мелочей, забывать коренные интересы
пролетариата и основные черты всего капиталистического строя,
всей капиталистической эволюции, жертвовать этими коренны-
ми интересами ради действительных или предполагаемых выгод
минуты, - такова ревизионистская политика»57. Нельзя, конеч-
но, согласиться с этим определением ревизионизма, который
представляет собой не политиканство, приспосабливающееся
«к поворотам политических мелочей», а вполне определенную,
последовательную политику и также вполне оправданную кри-
тическую позицию относительно основ марксизма. Приведенные
выше некоторые положения Бернштейна убедительно опроверга-
ют ленинское, пренебрежительно-легкомысленное определение
ревизионизма.
Трудно допустить, что Ленин недостаточно был знаком с ра-
ботами Маркса и Энгельса. Но если это так, то почему он игно-
рирует тот факт, что фраза Бернштейна «Конечная цель - ничто,
движение - все» не отличается в принципе от ряда высказыва-
ний позднего Энгельса, с которым Бернштейн, ставший его ду-
шеприказчиком, находился в особенно близких отношениях.
Я имею прежде всего в виду интервью газете «Фигаро», данное
Энгельсом в 1893 г. В нем Энгельс на вопрос «какую вы, немец-
кие социалисты, ставите себе конечную цель?» со всей опреде-
ленностью отвечает: «У нас нет конечной цели. Мы сторонники
постоянного непрерывного развития, и мы не намерены дикто-
вать человечеству какие-то окончательные законы»58. Можно до-
пустить, что Ленину осталось неизвестным это интервью Энгель-
са. Но он, безусловно, был хорошо знаком с его работой «Людвиг
Фейербах и конец классической немецкой философии», где чер-
ным по белому написано: «История так же, как и познание, не
может получить завершения в каком-то совершенном, идеальном
состоянии человечества; совершенное общество, совершенное
57Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 24.
58Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 563.
365
«государство», это - вещи, которые могут существовать только
в фантазии. Напротив, все общественные порядки, сменяющие
друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходя-
щие ступени бесконечного развития человеческого общества от
низшей ступени к высшей»59. Можно, следовательно, сказать, что
обличаемая Лениным формула Бернштейна в принципе не отли-
чается от высказываний Энгельса, если, конечно, отвлечься от ее
парадоксально-философского словесного выражения.
Ленин не проводит принципиального различия между оп-
портунизмом, реформизмом, ревизионизмом. И он прав, ибо эти
по-разному именуемые течения в рабочем движении едины по
своему содержанию, которое весьма существенно, хотя бы уже
потому, что оно противопоставляет идее пролетарской револю-
ции идею социальных реформ, которые призваны трансформиро-
вать капитализм и благодаря этому осуществить те программные
требования социалистического движения, которые, как пока-
зал исторический опыт, осуществимы без упразднения частной
собственности на средства производства.
Ленинская критика оппортунизма, реформизма, ревизионизма
является вместе с тем попыткой выявления его истоков, так же как
и причин его влияния в рабочем движении. Теоретическое содер-
жание этих течений Ленин запросто определяет как буржуазное
(правда, замаскированное, дабы обмануть рабочих). Буржуазная
идеология господствует в капиталистическом обществе: этим объ-
ясняется ее влияние в рабочем движении. Не ограничиваясь этим
указанием на социальные истоки и теоретическое содержание
указанных течений, Ленин стремится вскрыть их классовые кор-
ни. И здесь он чаще всего указывает на интеллигенцию, которая
представляется ему главным проводником буржуазного влияния
на пролетариат, поскольку она не принадлежит к господствую-
щим классам, капиталистам и помещикам, и занимает по видимо-
сти нейтральную социальную позицию. Ленин пишет: «Влияние
помещиков на народ не страшно. Обмануть сколько-нибудь широ-
кую рабочую и даже крестьянскую массу сколько-нибудь надолго
им не удастся. Но влияние интеллигенции, непосредственно не
59Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 275. Г.В. Плеханов, как и Энгельс ут-
верждает, что для материалистического понимания истории «совершенно естест-
венно отрицательное отношение ко всякого рода попыткам найти наилучшую
общественную систему: наилучшей общественной системой является в каждое
данное время та общественная система, которая наиболее соответствует со-
стоянию общественных производительных сил» (Плеханов Г.В. Избр. филос.,
произведения, т. III, с. 692). Это положение лишь по форме отличается от берн-
штейновского отрицания «конечной цели».
366
участвующей в эксплуатации, обученной оперировать с общими
словами и понятиями, носящейся со всякими «хорошими» сове-
тами, иногда по искреннему тупоумию возводящей свое между-
классовое положение в принцип внеклассовых партий и внеклас-
совой политики, - влияние этой буржуазной интеллигенции на
народ опасно. Тут, и только тут есть налицо заражение широких
масс, способное принести действительный вред, требующее на-
пряжения всех сил социализма для борьбы с этой отравой»60.
В этом высказывании поражает прежде всего явно несогласо-
ванный ход мыслей. С одной стороны, констатируется «меж-
классовое положение» интеллигенции и то, что она не участвует
в эксплуатации трудящихся, а с другой стороны, она именуется
буржуазной интеллигенцией и, следовательно, принадлежащей к
господствующему классу, буржуазии. Что же касается искреннего
тупоумия, которое приписывается интеллигенции, то в этой ха-
рактеристике выражено искреннее отношение Ленина к интелли-
генции, которая постоянно третируется им как интеллигентщина,
нередко также как гнилая интеллигентщина. Чем объяснить это
отношение к интеллигенции, к интеллигентам, которые составля-
ли, по-видимому, большинство членов большевистской партии,
особенно в дореволюционный период? Мне представляется не-
возможным найти какое-либо объяснение этому факту, кроме од-
ного: интеллигенты склонны к инакомыслию, они стремятся вы-
работать собственное мнение по каждому вопросу, в обсуждении
которого они участвуют; они нередко скептически относятся к
вышестоящим персонам, руководителям, не хотят бездумно под-
чиняться их указаниям, приказам. Можно согласиться с И. Шум-
петером, который, характеризуя интеллектуалов, т.е. наиболее
квалифицированных представителей интеллигенции, подчерки-
вает: «Эта группа живет критикой и в целом ее преуспеяние за-
висит от язвительности ее критицизма. Вместе с тем критика от-
дельных лиц и отдельных явлений фатально перерастает - когда
нет ничего святого - в критику целых классов и институтов»61.
Ленин, естественно, не питал симпатии к такого рода интел-
лигентам, если даже они не отличались отрицанием всего святого.
Он с самого начала стремился к созданию такой партии, которая
была бы жестко централизованной организацией, члены которой
занимались бы поменьше дискуссиями и побольше неукосни-
тельным выполнением заданий руководящего центра. В работе
«Шаг вперед, два шага назад» Ленин подвергает критике резо-
60Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 16, с. 39-40.
61 Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democracy. N.Y., 1942, p. 151.
367
люцию, предложенную меньшевиками на съезде РСДРП. В этой
резолюции большевики характеризуются как приверженцы «си-
стемы самодержавно-бюрократического управления партией»,
сторонники бюрократического централизма, который «ставит на
первый план не внутреннее объединение, а внешнее, формальное
единство, осуществляемое и охраняемое чисто механическими
средствами, путем систематического подавления индивидуальной
инициативы и общественной самодеятельности»62. Ленин сарка-
стически критикует этот меньшевистский проект резолюции как
интеллигентское неприятие пролетарской дисциплины. Показа-
тельно в этом смысле следующее утверждение Ленина: «Обилие
представителей радикальной интеллигенции в рядах наших марк-
систов и наших социал-демократов сделало и делает неизбежным
наличность порождаемого ее психологией оппортунизма в самых
различных областях и в самых различных формах»63. Яснее,
пожалуй, не скажешь. Однако история КПСС свидетельствует о
том, что меньшевистская критика организационных принципов
партийного строительства была явно недалека от истины.
Негативистское отношение Ленина к интеллигенции нередко
приобретает резко выраженную эмоциональную окраску. Вот
один из примеров: письмо А.М. Горькому от 15 сентября 1919
года. Горький обратился к Ленину, защищая некоторых репресси-
рованных ЧК интеллигентов, Ленин же в своем ответе писателю
третирует «интеллигентиков», как «лакеев капитализма, мнящих
себя мозгом нации. Наделе это не мозг, аг... .»64.
Интеллигенция, конечно, разнородна. Есть в ней такие слои,
которые видят в капитализме единственно возможную форму ци-
вилизованного общества. Но есть, пожалуй, более значительный
слой интеллигенции, который критически относится к буржуаз-
ному устройству общества, поддерживает рабочее движение или
даже участвует в нем. Рассматривать интеллигенцию, не учитывая
ее разнородности, считать интеллигенцию виновной в возникно-
вении того, что получило название оппортунизма, реформизма,
ревизионизма, конечно, ошибочно, хотя теоретиками, идеологами
этих течений выступали, естественно, те или иные интеллигенты.
Но ведь и теоретиками марксизма, идеологами большевизма так-
же были не пролетарии, а интеллигенты, к которым, кстати ска-
зать, относился и Ленин, так же как и его ближайшие соратники.
Но вернемся к вопросу о классовых и идейных истоках оп-
портунизма, реформизма, ревизионизма. Напомню, что Ленин в
62См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 8, с. 349.
63 Там же, с. 392.
64Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 51, с. 48.
368
работе «Что делать?» теоретически обосновывает тезис, что мас-
совое организованное рабочее движение, формой которого явля-
ются профсоюзы (тред-юнионы) не подымается выше борьбы за
непосредственные, насущные интересы рабочих, и революцион-
ное социалистическое сознание должно быть в него внесено из-
вне, к чему, собственно, и сводится задача социал-демократии.
Этот в высшей степени важный тезис говорит о том, что массовое
рабочее движение в той мере, в какой оно носит организованный
характер, не является, в сущности, революционным. Восстания
пролетариев, которые имели место в европейских странах в XVIII
и первой половине XIX веков, предшествовали возникновению
массового организованного рабочего движения. Ленин справед-
ливо характеризует тред-юнионизм как оппортунистическое, ре-
формистское движение и идеологию. Отсюда нетрудно сделать
вывод, которого, однако, не делает Ленин, что главным источни-
ком оппортунизма в социалистическом движении является ор-
ганизованная в профсоюзы масса пролетариата, которая отнюдь
не стремится к уничтожению капитализма и преследует задачи,
осуществимые в большей или меньшей мере в рамках этого об-
щественного строя. Этим, конечно, и объясняется тот общеиз-
вестный факт, что не марксистские (коммунистические), а со-
циал-демократические партии, давно отказавшиеся от ставки на
пролетарскую революцию и диктатуру пролетариата, являются
массовыми пролетарскими партиями. Существенно также отме-
тить и тот факт, что социал-демократические партии в XX веке
являются организациями, объединяющими в своих рядах наряду
с рабочими и другие социальные группы трудящихся, в том чис-
ле и определенную часть интеллигенции. Каутский еще в конце
XIX века, при жизни Энгельса не без основания утверждал, что
социал-демократия все более и более становится «народной пар-
тией в том смысле, что она становится представительницей не
только промышленных наемных рабочих, но и всех трудящихся
и эксплуатируемых слоев, т.е. огромного большинства населения,
которое обычно называют народом»65.
Таким образом, борьба Ленина против оппортунизма, рефор-
мизма, ревизионизма оказывается при ближайшем рассмотрении
борьбой против действительных тенденций развития рабочего
движения, тенденций, которые в наше время настолько очевидны,
что их не оспаривают даже самые ревностные приверженцы марк-
сизма. Марксистские (коммунистические) партии представляют
собой в современных капиталистических странах, в сущности,
65 Каутский К. Эрфуртская программа, с. 229.
369
малочисленные сектантские группы. Итальянская коммунисти-
ческая партия, являвшаяся в этом отношении исключением, пре-
кратила свое существование по собственной инициативе. Фран-
цузская коммунистическая партия, являвшаяся второй по своей
численности в капиталистических странах Европы, непрерывно
утрачивает свое былое влияние. О других европейских коммуни-
стических партиях едва ли стоит говорить, ибо их численность
и влияние совершенно ничтожны. Утверждение Ленина, что к
концу XIX века марксизм «уже побеждает безусловно все прочие
идеологии рабочего движения », а к 90-м годам «эта победа была
в основных чертах завершена»66, совершенно выпускает из виду
основную, господствующую идеологию рабочего движения, т.е.
тред-юнионизм, массовое профсоюзное сознание рабочего клас-
са. Следовательно, в борьбе между ленинизмом и оппортунизмом
правда оказалась на стороне последнего. И хотя в России победили
ленинцы, большевики, история практически доказала, что прав-
да была на стороне Плеханова и его сторонников, меньшевиков,
которые, осознавая необходимость буржуазно-демократической
революции в России, стремились к максимальному расширению
демократии и считали принципиально несостоятельной, аван-
тюристической большевистскую установку на осуществление
социалистической революции.
Здесь уместно привести следующее положение Ленина, ко-
торое он прежде всего относил к пролетариату: «Классы не оши-
баются: в общем и целом они намечают свои интересы и свои
политические задачи соответственно условиям борьбы и услови-
ям общественного развития»67. Если согласиться с этим отнюдь
не бесспорным тезисом (классы не являются чем-то единым, они
объединяют существенно различные социальные группы), кото-
рый все же заключает в себе определенную истину, то становит-
ся несомненным, что тред-юнионистская (оппортунистическая)
идеология рабочего движения внутренне присуща ему, а отнюдь
не привнесена извне в результате буржуазного идеологического
воздействия на пролетарские массы. Но отсюда следует роковой
не только для Ленина, но всего большевизма вывод, что марксизм,
несомненно способствовавший развитию рабочего движения и
его социальным достижениям, все же не может рассматриваться
как идеология современного организованного рабочего класса ка-
питалистических стран.
66Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 17, с. 18.
67 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 16, с. 347.
370
Эволюция воззрений В.И. Ленина
на демократию
Социал-демократическая партия, как свидетельствует само ее
название, связывает в единое целое борьбу за демократические
преобразования в рамках буржуазного общества с борьбой за со-
циализм, т.е. за уничтожение буржуазных общественных отноше-
ний. Марксизм сочетает в себе последовательную критику бур-
жуазно-демократических иллюзий, т.е. представлений, будто бы
демократизация общества есть достаточное условие для решения
всех социальных проблем, с признанием всемирно-историческо-
го значения демократических преобразований, осуществляющих
разделение законодательной, исполнительной и судебной вла-
стей, упраздняющих сословные привилегии, устанавливающих
равенство всех граждан перед законом, гражданские свободы,
всеобщее избирательное право и т.д. Тот факт, что Маркс и Эн-
гельс характеризовали диктатуру пролетариата как «завоевание
демократии», убедительно говорит о том, что социалистическое
переустройство общества мыслилось ими как всемерное всесто-
роннее развитие демократических институтов, качественно от-
личных от неизбежно ограниченных буржуазно-демократических
порядков.
Ленин с первых шагов своей политической деятельности ре-
шительно настаивал на неразрывной связи социалистических
и демократических задач, стоящих перед социал-демократией.
В статье «Задачи русских социал-демократов» он говорит «о не-
возможности успешной борьбы за рабочее дело без достижения
политической свободы и демократизации политического и обще-
ственного строя России»68. Больше того, он даже связывает про-
летарскую борьбу за демократию с решением вопроса о завоева-
нии политической власти пролетариатом: «...только пролетариат
способен до конца довести демократизацию политического и
экономического строя, ибо такая демократизация отдала бы этот
строй в руки рабочих»69.
Не следует думать, что Ленин здесь допускает мирные со-
циалистические преобразования в рамках капиталистического
строя. Довести до конца демократизацию не только политическо-
го, но и экономического строя означает, с точки зрения Ленина,
осуществление пролетарской революции. Демократизация в бур-
жуазном обществе неизбежно ограничена, поскольку существует
социальное неравенство, и буржуазия является политически гос-
68Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 450.
69 Там же, с. 455.
371
подствующим классом. Но сколь ни существенно это обстоятель-
ство, оно не дает никаких оснований сомневаться в реальности
демократических прав и свобод, утверждение которых всегда и
везде является завоеванием борющихся за демократию классов.
Поэтому, говоря о задачах социал-демократического движения,
Ленин подчеркивает: «...самым насущным требованием рабо-
чих и первой задачей влияния рабочего класса на государствен-
ные дела должно быть достижение политической свободы, т.е.
прямого, обеспеченного законами (конституцией) участия всех
граждан в управлении государством...»70 Эта задача рассматри-
вается Лениным как достижимая в рамках капиталистического
строя, утвердившегося благодаря победе буржуазно-демократи-
ческой революции, уничтожившей феодальные общественные
отношения.
В 1902 г. в «Проекте программы российской социал-демокра-
тической партии» Ленин следующим образом формулирует пер-
вый пункт программы-минимум, рассчитанной на выполнение
до социалистической революции, т.е. в условиях капитализма:
«...самодержавие народа, т.е. сосредоточение всей верховной
государственной власти в руках законодательного собрания, со-
ставленного из представителей народа»71. Не следует думать, что
Ленин провозглашает здесь невыполнимую в рамках буржуаз-
ного строя задачу. Конечно, выражение «самодержавие народа»
едва ли является адекватной характеристикой самых демократи-
ческих порядков в самой демократической буржуазной стране.
Но не следует забывать, что Ленин писал указанный выше проект
социал-демократической программы в эпоху, когда в развитых
капиталистических странах Европы были уже завершены буржу-
азно-демократические преобразования и всеобщее избирательное
70Там же, с. 107.
71 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 206. В дни революции 1905 г. Ленин
прежде всего подчеркивал непосредственную заинтересованность рабочего
класса в самых широких демократических преобразованиях: «Без политической
свободы немыслимо ни полное развитие производительных сил в современном
буржуазном обществе, ни широкая, открытая и свободная классовая борьба, ни
политическое просвещение, воспитание и сплочение масс пролетариата» (Ле-
нин В.И. Поли. собр. соч., т. 10, с. 270). Это положение свидетельствует о том,
что демократизация буржуазного общества рассматривалась Лениным как ус-
ловие sine que non для победы социалистической революции. И в последующие
годы, примерно до начала Первой мировой войны, Ленин продолжал отстаивать,
обосновывать это демократическое убеждение: «Вне свободных демократичес-
ких учреждений нет и быть не может иного пути к социализму» (Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 23, с. 277). Можно констатировать, что эти высказывания
Ленина полностью совпадают с воззрениями основоположников марксизма на
роль демократии.
372
право формально выступало как самодержавие народа, хотя на
деле оно, конечно, не было таковым. Я не исключаю также того,
что выражение «самодержавие народа» органически связано с ле-
нинской концепцией перерастания буржуазно-демократической
революции в революцию социалистическую, поскольку эта кон-
цепция намечается уже в первых работах Ленина и окончательно
складывается в период революции 1905 г.
Важно подчеркнуть, что, даже допуская возможность «само-
державия народа», несмотря на политическое господство буржуа-
зии (факт, который Ленин, разумеется, ни в малейшей степени
ни ставит под вопрос), Ленин абсолютно свободен от идеализа-
ции возможностей и границ демократии в буржуазном обществе.
«Завоевание республики, - пишет он, - гигантское завоевание
для пролетариата, хотя для социал-демократа республика не «аб-
солютный идеал», как для буржуазного революционера, а лишь
гарантия свободы для широкой борьбы за социализм»72.
Первая мировая война рассеяла иллюзии значительной части
социал-демократов относительно почти неограниченных легаль-
ных возможностей борьбы рабочего класса за коренное улучше-
ние своих жизненных условий. Война, как и следовало ожидать,
привела к ограничению, а частью даже упразднению значительной
части гражданских прав и свобод. Демократические завоевания
рабочего класса - право на свободные объединения, забастовки и
т.д. - если и не отменяются формально, то фактически оказыва-
ются под запретом вследствие введения чрезвычайных законов.
При этом с особенной наглядностью выступает тот далеко не все-
гда очевидный факт, что в самом демократическом капиталисти-
ческом обществе, несмотря на провозглашаемое самодержавие
народа, политически господствующей силой является буржуа-
зия. Разумеется, для марксиста констатация такого положения
вещей - не открытие. Маркс и Энгельс критически исследовали
буржуазную демократию, вскрыли ее экономическую основу, ее
классовый характер, что, однако, не привело их к отрицанию ре-
альности демократических институтов и значения гражданских
прав и свобод при капитализме. То же, как было показано ранее,
относится и к цитированным выше работам Ленина. Однако в
период Первой мировой войны и особенно в последующие годы
взгляды Ленина на демократию претерпевают радикальные изме-
нения. В работе «Империализм как высшая стадия капитализма»,
написанной в первой половине 1916 г., Ленин пытается теорети-
чески обосновать это изменение своих воззрений. Империализм,
72 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 10, с. 129.
373
утверждает он, есть монополистический капитализм, что озна-
чает подавление свободной конкуренции монополиями. Этому
экономическому процессу в политической области соответствует
прямое подавление демократических завоеваний трудящихся, за-
мена демократических порядков всевластной диктатурой капита-
ла. Империализм, утверждал Ленин, есть реакция по всей линии.
«Империализм есть отрицание демократии»73.
По Ленину, получалось, что европейские буржуазные госу-
дарства, в особенности те, которые он называл империалистиче-
скими государствами (Англия, Франция, Германия прежде всего),
стали в конце XIX века, т.е. с началом «эпохи империализма»,
менее демократическими, чем они были прежде. Это сугубо оши-
бочное воззрение совершенно игнорирует тот факт, что массовое
организованное рабочее движение, массовые социалистические
партии, сложившиеся в последней трети XIX века в западноевро-
пейских странах, являются не только в высшей степени важными
демократическими завоеваниями трудящихся, но и убедительным
показателем уровня демократизации буржуазного общества. По-
этому рисовать «эпоху империализма» как эпоху упразднения или
хотя бы ограничения демократических завоеваний предшествую-
щего времени, значит абсолютизировать некоторые свойственные
монополистическому капитализму черты и недооценивать (разу-
меется, невольно) громадную роль рабочего движения в демо-
кратизации западноевропейских капиталистических стран конца
XIX века. Такая недооценка не может не удивлять, поскольку Ле-
нин в других своих работах (и в иной связи) неоднократно указы-
вал на органическую связь демократических преобразований при
капитализме с развитием организованного массового рабочего
движения. В наши дни несостоятельность ленинских представ-
лений об антидемократическом характере «эпохи империализма»
настолько очевидна, что совершенно не нуждается в каких-либо
пояснениях.
Изменение воззрений Ленина на демократию происходило не
без противоречий, не без колебаний, казалось бы совершенно чуж-
дых его натуре. Сошлюсь на такую работу Ленина, как «Государ-
ство и революция», написанную накануне Февральской револю-
ции. Достаточно вникнуть в ее содержание, чтобы ясно увидеть,
как путем перестановки логических акцентов совершается пере-
ход от позитивной оценки демократических институтов буржу-
азного общества к совершенно другой, прямо противоположной.
С одной стороны, мы здесь читаем, что «в капиталистическом об-
73 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 70.
374
ществе, при условии наиболее благоприятного развития его, мы
имеем более или менее полный демократизм в демократической
республике». А с другой стороны, тремя страницами ниже Ленин
категорически заявляет: «...в капиталистическом обществе мы
имеем демократию урезанную, убогую, фальшивую, демократию
только для богатых, для меньшинства»74. Это не просто констата-
ция (безусловно, необходимая) противоречивости демократии в
условиях капитализма, это - несомненный переход от признания
демократии в буржуазном обществе (при наличии «наиболее бла-
гоприятного развития») к ее решительному отрицанию.
Отрицание реальности гражданских прав и свобод при капи-
тализме все более и более превращается в лейтмотив ленинских
рассуждений о демократии. Буржуазная демократия, все чаще и
чаще повторяет Ленин, на словах обещает равенство и свободу,
на деле же не дает ни того, ни другого. Буржуазная демократия,
утверждает Ленин, есть демократия пышных фраз, торжественных
слов, велеречивых обещаний, которыми прикрывается несвобода
трудящихся, их угнетение, порабощение буржуазией. При этом,
однако, Ленин не отрицает необходимости исторически сложив-
шихся демократических форм после завоевания пролетариатом
государственной власти. В 1915 г. в статье «О лозунге Соединен-
ных штатов Европы» он вслед за Энгельсом, утверждавшим, что
демократическая республика есть готовая форма диктатуры про-
летариата, заявляет: «Политической формой общества, в которой
побеждает пролетариат, свергая буржуазию, будет демократиче-
ская республика...»75 Но через два года в упоминавшейся выше
работе «Государство и революция» Ленин, по существу, отверга-
ет это положение, противопоставляя ему такую категорическую
формулу: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет сво-
бода, не будет государства»76. Смысл этой формулы раскрывается
74 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 87, 90.
75Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 26, с. 355.
76 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 95. Пояснением этого парадоксаль-
ного изречения Ленина может быть утверждение, которое мы находим в этой
же работе: «Обычно понятия “свобода” и “демократия” считают тождествен-
ными и употребляют часто одно вместо другого... На деле демократия исклю-
чает свободу» (там же, с. 177). Это мало что разъясняющее пояснение стано-
вится несколько более понятным, когда Ленин в другой своей работе говорит
об античном государстве, в котором демократия, существовавшая для граждан
древнегреческого полиса имела своей основой рабовладение. «Свобода капита-
листического общества всегда остается приблизительно такой же, какова была
свобода в древних греческих республиках» (там же, с. 87). Это значит, что сво-
бода в классово-антагонистическом обществе существует лишь для эксплуата-
торских классов. То обстоятельство, что пролетариат в отличие от крепостного
является человеком свободным от личной зависимости, не относится, по-види-
375
утверждением, что всякое государство есть диктатура того или
иного класса. С этой точки зрения типологические различия меж-
ду демократическими и недемократическими государствами не
являются существенными (а значит, и сущностными) различиями.
В период, предшествующий Первой мировой войне, Ленин
говорил о неизбежности, необходимости диктатуры для осу-
ществления успешной революции. «Вспомним слова Маркса в
1848 г. о необходимости диктатуры в революции и справедливые
насмешки Меринга над людьми, обвинявшими Маркса в том,
будто он хотел введением диктатуры осуществить демократию»77.
Маркс действительно и неоднократно говорил о необходимости
диктатуры в качестве временного состояния революционной вла-
сти, утверждающей свои властные полномочия в ходе революции.
Но он никогда не высказывался в том духе, что утвердившаяся
после революции власть обязательно должна быть диктатурой.
Он был далек от того, чтобы отождествлять диктатуру и государ-
ственную власть, а тем более демократию и диктатуру. В отличие
от Маркса, Ленин приходит к выводу, что диктатура необходима
не только в революции, она образует сущность всякого, в том
числе и демократического государства. С этой точки зрения про-
тивопоставление демократии диктатуре лишено всякого смысла;
эти противоположности, в сущности, тождественны. «Формы
буржуазных государств, - указывает Ленин, - чрезвычайно раз-
нообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или
иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии»78.
Таким образом, диктатура и государственная власть трактуются
как различные наименования одного и того же общественного
устройства.
Победа Октябрьской революции и установление «диктатуры
пролетариата» являются заключительным этапом в эволюции воз-
зрений Ленина на демократию. Еще в «Государстве и революции»
Ленин, характеризуя государственную власть, устанавливаемую
после победы социалистической революции, прежде всего под-
черкивает, что она упраздняет парламентаризм и разделение вла-
стей вообще, которое со времени Монтескье всегда признавалось
необходимой основой демократического устройства общества.
«Представительные учреждения остаются, но парламентаризма
как особой системы, как разделения труда законодательного и
исполнительного, как привилегированного положения для депу-
мому, с точки зрения Ленина, к вопросу о демократии, с чем, конечно, нельзя
согласиться.
77 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 19, с. 362.
78 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 35.
376
татов, здесь нет»79. Остается в таком случае лишь гадать, к чему
нужны представительные учреждения, если не будет избираемо-
го народом законодательного органа, т.е. парламента. Ленин не
считает необходимым отвечать на этот вопрос, и едва ли у него
имеется сколько-нибудь удовлетворительный ответ на него.
Свое отрицание разделения властей Ленин пытается подкре-
пить ссылкой на ту характеристику Парижской Коммуны, которую
давали Маркс и Энгельс, указывавшие, что власть, установленная
парижскими коммунарами, была одновременно и законодатель-
ной и исполнительной властью. Но Парижская Коммуна, просу-
ществовавшая всего два с половиной месяца, была временным
революционным правительством, а не государственной властью
нормально функционирующего общества, не находящегося в со-
стоянии войны или революции. Поэтому ссылки на Парижскую
Коммуну, на ее оценку Марксом и Энгельсом никоим образом не
опровергают отрицания необходимости разделения властей. Дей-
ствительным источником этого отрицания является ленинская
концепция диктатуры пролетариата как над законной власти, ко-
торая, естественно, несовместима с признанием парламентариз-
ма как законодательной власти, учрежденной демократическим
волеизъявлением народа на основе всеобщего избирательного
права.
Уже в первые месяцы существования Советской власти Ленин
обрушивается на общепринятое понимание демократии как систе-
мы гражданских прав и свобод, причем, как и следовало ожидать,
больше всего достается свободе, которая вообще трактуется как
свобода эксплуататоров и, следовательно, несвобода трудящихся.
«То, что раньше называлось свободой, это было свободой буржуа-
зии надувать при помощи своих миллионов, свободой использо-
вания своих сил при помощи этого надувательства. С буржуазией
и с такой свободой мы окончательно порвали. Государство, это -
учреждение для принуждений... Мы хотим организовать насилие
во имя интересов трудящихся»80. Это заявление Ленина, как и дру-
гие его высказывания после Октябрьской революции находятся в
кричащем противоречии с теми его дореволюционными выступ-
лениями, в которых настойчиво подчеркивалось первостепенное
значение демократии как для завоевания пролетариатом полити-
ческой власти, так и для построения коммунистического обще-
ства. Вот одно из его предреволюционных высказываний на эту
тему: «Социализм невозможен без демократии в двух смыслах:
79Там же, с. 48.
80 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 35, с. 110.
377
(1) нельзя пролетариату совершить социалистическую револю-
цию, если он не подготовляется к ней борьбой за демократию;
(2) нельзя победившему социализму удержать своей победы и
привести человечество к отмиранию государства без осуществле-
ния полной демократии»81.
Ленин неоднократно повторяет, что победоносный социализм
невозможен без осуществления полной демократии, но он никак
не разъясняет, в чем заключается полнота демократии, обеспечи-
ваемая установлением Советской власти. Правда, он постоянно
подчеркивает, что Советская власть означает поголовное привле-
чение всех трудящихся к управлению государством. Конечно, если
бы такое массовое участие рабочих и крестьян в управлении госу-
дарством было бы возможным и, к слову сказать, необходимым,
целесообразным с государственной точки зрения, можно было
бы действительно говорить о полной демократии, демократии в
буквальном смысле этого слова. Но ничего подобного нельзя ска-
зать о Советской власти ни в первые годы ее существования, ни в
последующее время. Диктатура пролетариата, точнее, диктатура
большевистской партии, репрессивная деятельность ЧК в небы-
валых в истории масштабах - все это, несомненно, исключало
реальное привлечение трудящихся масс к управлению государ-
ством. Впрочем, вопрос может быть поставлен иначе: не является
ли управление государством такого рода высококвалифицирован-
ной специализированной деятельностью, к которой в принципе
не могут быть привлечены не только все трудящиеся, но и по-
давляющая их часть? Не является ли сама идея поголовного уча-
стия всех трудящихся утопической, или, выражаясь современным
81 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 128. В одной из своих дореволюцион-
ных работ Ленин формулирует свое представление о подлинной и в этом смысле
полной демократии: «Демократизм состоит не в том, чтобы масса по знакомству
доверяла отдельным своим представителям, а в том, чтобы вся масса подавала
сознательно голос по существу важнейших вопросов» (Ленин В.И. Поли. собр.
соч., т. 14, с. 259). Ленин здесь противопоставляет демократическим выборам в
законодательное собрание нечто вроде непосредственной демократии, которая в
известной мере может быть осуществлена с помощью референдума, плебисци-
та. Однако ни референдумы, ни плебисциты не могут заменить демократически
избранного законодательного собрания, парламента, который Ленин не без ос-
нования считал несовместимым с «диктатурой пролетариата». В данном случае
нельзя не согласиться с Каутским, который, подвергая критике большевистскую
диктатуру, писал: «Совершенно бессмысленно думать, что свобода парламент-
ских прений, свобода печати и организаций нужны пролетариату только там,
где он только борется, но не там, где он уже господствует» (Каутский К. От
демократии к государственному рабству. Берлин, 1922, с. 38). Ленин, как извест-
но, бичевал эти воззрения Каутского как ренегатское предательство интересов
пролетариата и окончательный разрыв с принципами... марксизма.
378
языком, популистской идеей? Мне думается, что положительный
ответ на этот вопрос не требует теоретического обоснования. Тем
не менее я все же сошлюсь на специальное исследование совре-
менного российского юриста-государствоведа, который со всей
определенностью отмечает: «Любая форма управления делами
государства не способна полностью обойтись без отчуждения
большей или меньшей части населения от власти, в частности от
управления имуществом, от правотворчества и применения зако-
нов. Это просто невозможно. Одна из наиболее привлекательных
идей коммунизма (и анархизма) - каждый может непосредственно
управлять государственными делами - в начале XXI в. кажется
еще более утопичной, чем в начале XX в. Сохраняющаяся необ-
ходимость такого отчуждения сама по себе будет воспроизводить
основания зависимости гражданина от чиновника на протяжении
всей обозримой перспективы»82. Соглашаясь с цитируемым авто-
ром, хочу все же подчеркнуть, что заманчивая социальная идея,
которую он справедливо подвергает критике как утопическое
воззрение, характеризует не столько учение Маркса и Энгельса,
сколько многочисленные высказывания Ленина. Основоположни-
ки марксизма и Ленин в особенности полагали, что завоевание
власти пролетариатом упростит управление государственными
делами. Ленин пытался обосновать это убеждение в работе «Госу-
дарство и революция», доказывая в этой связи, что пролетарская
власть обойдется без чиновников, функции которых будут пооче-
редно выполнять сами рабочие. Это утопическое популистское
убеждение было практически опровергнуто уже в первые годы
Советской власти, если, конечно, согласиться с представлением,
что это действительно была пролетарская власть.
Ленин, безусловно, вполне осознавал, что провозглашенная
его устами задача Советской власти привлечь поголовно всех тру-
дящихся к управлению государством, так же как и задача упразд-
нения чиновничества, как особой социальной группы, ведающей
государственными делами, остаются далеко не решенными зада-
чами. Тем не менее он безапелляционно утверждал: «Пролетар-
ская демократия в миллион раз демократичнее всякой буржуазной
демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее са-
мой демократической буржуазной республики»83. Полемический
характер этого и других аналогичных заявлений Ленина, так же
как и оперирование миллионами для большей убедительности
таких заявлений совершенно очевиден. Советская власть, т.е.
82 Максимов С.В. Коррупция, закон, ответственность. М., 2000, с. 25.
83 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 257.
379
диктатура большевистской партии, с самого начала оказалась
под огнем критики со стороны действительных демократов, ко-
торые вовсе не были противниками социалистической револю-
ции. Именно этим критикам большевистской диктатуры Ленин и
стремился доказать измеряемое миллионом превосходство «про-
летарской демократии» над любой, даже самой демократической
буржуазной республикой. На деле же эта диктатура, как и всякая
диктатура, представляла собой отрицание демократических ин-
ститутов и норм.
Ленин еще накануне Февральской революции в уже цитиро-
вавшейся работе «Государство и революция» доказывал, что про-
летарское государство будет принципиально отличаться от всех
ранее существовавших государств, в которых власть принадле-
жала меньшинству населения, эксплуататорским классам. Проле-
тарское государство, утверждал Ленин, представляет собой, так
сказать, полугосударство, т.е. государство, которое начинает уже
отмирать, так как в нем уже нет эксплуатируемых, угнетенных
классов. А поскольку демократия есть не что иное, как одна из
форм государства, то и она начнет отмирать. И Ленин указыва-
ет: «...постоянно забывают, что уничтожение государства есть
уничтожение также и демократии, что отмирание государства
есть отмирание демократии»84. Этот вывод Ленина, который он
продолжает повторять уже после установления Советской влас-
ти, убедительнейшим образом говорит о принципиально отрица-
тельном отношении Ленина к демократии, в которой он не видит
ничего другого, кроме одной из форм насилия, составляющего,
как постоянно подчеркивается им, сущность государства. Поэто-
му вслед за этим выводом, в качестве теоретического подкрепле-
ния его, Ленин заявляет, что демократия, как и всякое государс-
тво, всякая диктатура есть «организация для систематического
насилия одного класса над другим»843. В этой связи становится
понятным, почему Ленин, доказывая необходимость отказаться
от названия «социал-демократическая партия» и заменить его
названием «коммунистическая партия», утверждал: «Слово со-
циал-демократия не только научно неверно в применении к ком-
мунистической партии. Оно теперь, после марта 1917 года, есть
шора, одеваемая на глаза революционному народу и мешающая
ему свободно, смело, самочинно строить новое»846. Если в начале
своей политической деятельности Ленин постоянно подчеркивал
единство социалистических и демократических задач рабочего
84 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 82.
84’ Там же.
84 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 181.
380
движения, то теперь, в дни буржуазно-демократической револю-
ции, он радикально противопоставляет социалистические задачи
демократии, характеризуя ее как диктатуру буржуазии. Отсюда и
тезис об отмирании демократии вместе с отмиранием государства.
Представим себе, хотя для этого и нет сколько-нибудь убе-
дительных оснований, что государство действительно когда-ни-
будь отомрет. Но общество-то останется и необходимость орга-
низации взаимодействия между людьми, продуктом которого и
является общество, также останется. Почему же должна отме-
реть демократическая организация взаимоотношений между чле-
нами общества? Ответа на этот вопрос у Ленина мы не найдем.
Он даже не ставит этого, само собой напрашивающегося вопроса,
хотя речь, согласно марксизму, идет о коммунистическом будущем
человечества. Изображать его как упразднение демократии, значит,
иметь крайне узкое, до нельзя одностороннее, искаженное пред-
ставление о демократии, которая, как показывают исследования
антропологов (и работа Энгельса «Происхождение семьи, частной
собственности и государства»), зародилась и получила своеобраз-
ное развитие задолго до возникновения государства, в доклассовом
родовом обществе. Можно понять и, в известной мере, оправдать
критику Лениным демократии при капитализме, несмотря на со-
вершенно несостоятельное отождествление демократии и дикта-
туры*. Однако тот факт, что Ленин исключает возможность суще-
ствования демократии без диктатуры, не лезет ни в какие ворота.
Попробую все же объяснить это радикальное отрицание де-
мократии, к которому Ленин пришел в конечном итоге. Истоки
* Среди мыслителей, отнюдь не являющихся марксистами, мы встречаем-
ся с еще более резкой, чем у Ленина, критикой демократического буржуазного
общества. Сошлюсь на О. Хаксли, представителя, пожалуй, наиболее демок-
ратической буржуазной страны, Англии. Он не стесняется в словах: «Кто стал
свободнее благодаря политической свободе? Ни одна душа... Политическая
свобода - надувательство... Может ли быть при какой-нибудь системе свобода?
Сколько вы ни делите прибыли между рабочими, сколько ни устанавливайте у
них самоуправление, или создавайте гигиенические условия, или стройте кот-
теджи или площадки для игр, самое главное рабство все равно остается - подне-
вольный труд. Свобода? Да ее не существует! Свободы в этом мире нет; только
позолоченные клетки» (Хаксли О. Шутовской хоровод. М., 1936, с. 44). Хаксли
критикует, отвергает буржуазную демократию, причем в ее наиболее развитых
формах, с позиций немарксистского, лейбористского «демократического соци-
ализма», который не предвещает отмирание демократии, а ведет борьбу за ее
всемерное развитие. Можно и нужно не соглашаться с Хаксли в его явной недо-
оценке демократических завоеваний рабочего класса, но его беспощадная кри-
тика буржуазной демократии не имеет ничего общего с ленинским отождест-
влением демократии и диктатуры, так же как и с предначертанным Лениным
отмиранием демократии.
381
этой, в сущности, нигилистической позиции таятся в его отно-
шении к либерализму. Я имею в виду не отношение к российской
конституционно-демократической партии (кадеты), поскольку
это особый, частный вопрос. Речь идет вообще об отношении к
либеральной традиции, из которой исторически выросли самые
радикальные, революционные формы демократизма. Ленин при-
знает, что либералы «представляют интересы буржуазии, которой
необходим прогресс и сколько-нибудь упорядоченный правовой
строй, соблюдение законности, конституции, обеспечение неко-
торой политической свободы»85. Эта характеристика либерализ-
ма указывает на его положительное, прогрессивное содержание в
эпоху буржуазной революции. И все же такая характеристика ли-
берализма неудовлетворительна, поскольку она ограничивает по-
нятие либерализма лишь буржуазным его содержанием, несмотря
на то что либерализм выдвинул, обосновал непреходящие по свое-
му значению принципы демократического правового государства.
Обратимся снова к уже цитировавшемуся мною патриарху ли-
берализма Дж.Ст. Миллю. Главный пункт его теории - обоснова-
ние приоритета гражданской свободы, понимаемой прежде всего
как свобода личности. Милль указывает на три основных аспекта
этой свободы. Первый: «.. .та сфера человеческой деятельности,
которая имеет непосредственное отношение к самому индивиду...
Сюда принадлежит, во-первых, свобода совести в самом обшир-
ном смысле этого слова, абсолютная свобода мысли, чувства,
мнения касательно всех возможных предметов, и практических, и
спекулятивных, и научных, и нравственных, и теологических»86.
Второй аспект индивидуальной свободы: «... свобода выбора
и преследования той или иной цели, свобода устраивать свою
жизнь сообразно со своим личным характером», если это не идет
во вред другим людям.
Третий вид «индивидуальной свободы, подлежащий тому же
ограничению, свобода действовать сообща с другими индиви-
дуумами, соединяться с ними для достижения какой-либо цели,
которая не вредит другим людям»87. От характеристики видов
свободы личности Милль переходит к понятию свободного на-
рода, враждебного любой форме деспотической власти, которую
он вправе свергнуть путем восстания, если нет других путей для
восстановления правового государственного строя.
Свободный народ допускает также любую критику частной
собственности, если она не является покушением на существова-
85 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 471.
86Милль Дж.Ст. Утилитаринизм. О свободе, с. 213-214.
87 Там же, с. 214.
382
ние этого вида свободного осуществления человеческой деятель-
ности. Мнение, что «частная собственность есть воровство, -
такое мнение, конечно, должно быть неприкосновенно, пока оно
не выходит из литературной сферы, но оно может справедливо
подвергнуто преследованию, если выражается перед раздражен-
ной толпой...»88. Как мы видим, Милль предвосхищает ставшую
знаменитой книгу П. Прудона «Что такое собственность?», в ко-
торой капиталистическая собственность была открыто объявлена
кражей.
Ленин в своем отрицании либерализма ссылается на Маркса,
который в 1848 г. подвергал резкой критике Французское нацио-
нальное собрание, которое вместо активной революционной по-
зиции, необходимой для победы революции, предавалось рассуж-
дениям, дискуссии о необходимости гражданских прав и свобод.
Маркс, однако, никогда не ставил под вопрос демократические
принципы, впервые сформулированные теоретиками либера-
лизма. Для него эти принципы были само собой разумеющимся
достоянием демократического движения, с развитием основных
идей которого Маркс связывал и свое учение. В этом отношении
можно вполне согласиться с Э. Бернштейном: «Что касается ли-
берализма, как мирового исторического движения, то социализм
не только по времени, но и по внутреннему своему содержанию
является его законным наследником»89.
Ленинское отрицание либерализма, которое не имеет ничего
общего с диалектическим «снятием», являющимся отрицанием
отрицания, удерживающим, сохраняющим положительное со-
держание того, что было подвергнуто отрицанию, опирается не
столько на Маркса, сколько на Н.Г Чернышевского, который пи-
сал: «Либералы почти всегда враждебны демократии и почти ни-
когда не бывают радикалами. Они хотят политической свободы,
но так как политическая свобода всегда страждет при сильных
переворотах в гражданском обществе, то и в самую свободу, выс-
шую цель своих стремлений, они желают входить постепенно,
расширять понемногу, без всяких по возможности сотрясений...»90
Но Чернышевский, как известно, был утопическим социалистом
мелкобуржуазного толка, непосредственным предшественником
народничества, надеявшимся на то, что Россия сможет избежать
капитализма и непосредственно благодаря общинной крестьян-
ской собственности перейти к социализму. Отсюда понятно его
88 Там же, с. 300.
89 Бернштейн Э. Исторический материализм, с. 258.
90 Чернышевский Н.Г. Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и
Карле X // Поли. собр. соч., т. V, с. 217. М.-Л., 1950.
383
враждебное отношение к либерализму, как буржуазной идеоло-
гии, оправдывающей и даже обосновывавшей необходимость
развития капитализма.
Ленину, конечно, нельзя отказать в понимании исторической
необходимости и прогрессивности капиталистического способа
производства. Поэтому его согласие с той оценкой либерализма,
которую дает Чернышевский, совершенно неоправданно и может
быть объяснено разве только верой в то, что капиталистическая
фаза развития человечества будет пройдена в кратчайшие истори-
ческие сроки. Эту иллюзию питали, правда, и основоположники
марксизма, но у них не было ни малейших сомнений в непреходя-
щем историческом значении демократии.
Нет необходимости доказывать, что вопрос об отношении
социализма к демократии - центральный пункт всего социали-
стического учения Маркса и Энгельса. И именно в этом пункте
Ленин, скорее бессознательно, чем сознательно, безусловно от-
ходит от учения, которое он стремился теоретически развивать и
практически применять.
Основатель советского государства
и его руководитель
Согласно марксизму, коммунистическое переустройство об-
щества предполагает переходный период от капитализма к социа-
лизму, первой, низшей стадией коммунизма, развитие которой
должно в конечном итоге привести к бесклассовому коммунисти-
ческому обществу. Маркс и Энгельс не высказывались сколько-
нибудь определенно относительно продолжительности этого пе-
реходного периода, однако из всего содержания марксизма можно
сделать вывод, что он должен быть наименее длительным в стра-
нах с наиболее высоким уровнем развития производительных сил
и соответствующим ему уровнем капиталистического обобществ-
ления средств производства, что, как полагали Маркс и Энгельс,
означало бы полное поглощение (экспроприацию) мелкого и даже
среднего производства немногочисленными крупнейшими капи-
талистическими предприятиями. Они-то и подлежали экспро-
приации в процессе социалистической революции.
Ленину, конечно, были хорошо известны эти положения ос-
новоположников марксизма; он неоднократно ссылался на них
в своих дореволюционных работах. Не может быть сомнений
также и в том, что он не мог не сознавать, что в стране, в ко-
торой свыше четырех пятых населения составляло крестьянство,
где, следовательно, преобладало мелкое частное производство,
384
переходный период, о котором писали Маркс и Энгельс, должен
быть достаточно длительным. Накануне Октябрьской революции
Ленин, рассчитывая на завоевание партией государственной вла-
сти, вместе с тем со всей определенностью предупреждал: «Мы
не можем стоять за то, чтобы социализм “вводить” - это было
бы величайшей нелепостью. Мы должны социализм проповедо-
вать»91. Чем же объясняется тот факт, что сразу после установле-
ния Советской власти, несмотря на повсеместную разруху, вы-
званную двумя революциями и начавшейся гражданской войной,
большевистская партия, руководимая и вдохновляемая Лениным,
приступила к введению (если можно так выразиться) коммуни-
стического строя? Вопрос, сформулированный таким образом,
может показаться читателю грубейшим искажением фактов, од-
нако нижеследующий анализ покажет его правомерность, как и
то, что понимали Ленин и его соратники под непосредственным
переходом к коммунизму.
Период от победы Октябрьской революции до перехода в
нэпу получил наименование «военный коммунизм», и в совет-
ской марксистской литературе обычно подчеркивалась услов-
ность этого выражения, так же как и то, что это была политика,
необходимость которой была вызвана разрухой, гражданской
войной, галопирующей инфляцией, фактическим развалом товар-
но-денежных отношений, истощением материальных ресурсов,
запасов продовольствия. Эти обстоятельства требовали от пра-
вительства мобилизации и централизации остающихся ресурсов,
введения твердых цен, усиления денежной эмиссии и, прежде
всего, запрещения свободной торговли хлебом, введения карточ-
ной системы. Все эти мероприятия, которые частью уже проводи-
лись царским правительством, были абсолютно необходимы, но
большевистская партия не ограничивалась их проведением, она
обосновывала их проведение не просто наличием чрезвычайного,
отчаянного положения страны, но необходимостью введения ком-
мунистического распределения. Казалось бы, не требуется особо-
го теоретического обоснования запрещение свободной торговли
хлебом. Однако Ленин объяснял это запрещение необходимостью
перехода от капитализма к коммунизму. «Свободная торговля хле-
бом есть возврат к капитализму, к всевластию помещиков и капи-
талистов»92. Отсюда, естественно, следовал вывод, что речь идет
не о временной, чрезвычайной мере, которая будет отменена при
улучшении экономических условий, хорошем урожае, окончании
91 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 357.
92 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 170.
13. Ойзерман Т.И., том 2
385
гражданской войны, налаживании транспорта и т.п. Приведенное
положение Ленина обретает имплицитно присущую ему установку
на переход к бестоварным, безденежным, т.е. коммунистическим,
отношениям распределения стоит только поставить его в связь
с другим категорическим заявлением Ленина: «...деньги - это
остаток вчерашней экономики»93. Именно в период т. н. военного
коммунизма Ленин написал «Проект программы РКП(б)», в кото-
ром провозглашается в качестве неотложной задачи: «... неуклон-
но продолжать замену торговли планомерным, организованным
в общегосударственном масштабе, распределением продуктов».
При этом подчеркивается необходимость упразднения денег в не-
далеком будущем. Сразу их уничтожить «в первое время перехо-
да от капитализма к коммунизму представляется невозможным».
Но тут же ободряющая формулировка: партия «будет стремить-
ся к возможно более быстрому проведению самых радикальных
мер, подготовляющих уничтожение денег»94. Нетрудно понять,
что с этой точки зрения продразверстка рассматривалась не про-
сто как чрезвычайное мероприятие, которое будет отменено при
малейшем улучшении экономического положения страны, а как
необходимый элемент бестоварных, безденежных, т.е. коммуни-
стических, отношений. Речь, таким образом, шла не об упорядо-
чении этой экономической меры, о надлежащем, эквивалентном
снабжении крестьян промышленными изделиями, а об одной из
форм коммунистического переустройства общества.
Спрашивается, чем могла быть вызвана к жизни эта явно про-
тиворечащая марксизму «стратегия» непосредственного перехо-
да к коммунистическому распределению? Может быть, все дело
состояло в том, что фактический, представлявшийся возможно
безвыходным развал товарно-денежных отношений подсказывал
коммунистически мыслившим руководителям страны возмож-
ность выхода из этого тупика путем организации бестоварного,
безденежного продуктообмена? Это соблазнительное объяснение
все же является недостаточным. Его следует дополнить другим,
пожалуй, более существенным обстоятельством. Революционные
массы, разрушавшие капиталистическую организацию экономи-
93Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 352.
94 Там же, с. 99-100. В эти же годы, предшествующие переходу к нэпу и
отказу от непосредственного перехода к коммунистическому распределению,
Ленин беспощадно обрушивается на мелкое, главным образом крестьянское
производство, видя в нем чуть ли не главную угрозу строительству коммунизма:
«...мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежеднев-
но, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе» (Ленин В.И. Поли. собр. соч.,
т. 41, с. 5-6). Через несколько лет он откажется от этого ошибочного тезиса и
потребует всяческого поощрения мелкого производителя.
386
ки, меньше всего думали о длительном, трудном, сложном пере-
ходе от проклятого капитализма к тому громогласно обещанно-
му большевиками счастливому общественному строю, который
обеспечит благоденствие всем людям труда. Воодушевленная
коммунистическим идеалом значительная часть членов больше-
вистской партии и беспартийных рабочих не видела, по-види-
мому, никакого выхода из потрясавшего страну кризиса, кроме
упразднения денег и перехода к натуральному продуктообмену.
Настроение масс, их стремление покончить со спекуляцией, не-
посредственно связанной с денежным обращением и инфляцией,
не могло не сказаться на решении большевистской партии.
Коммунизм, именовавшийся также социализмом, понимался,
как уже указывалось выше, главным образом как система рас-
пределения имеющихся запасов продовольствия и продукции
промышленности. Поэтому главным условием осуществления
коммунизма (социализма) Ленин считал строжайший учет имею-
щейся продукции, а также контроль за ее распределением, дабы
предотвратить ее расхищение. Сразу же после установления
советской власти, в ноябре 1917 года Ленин наставлял: «Социа-
лизм - это учет. Если вы хотите взять на учет каждый кусок железа
и ткани, то это и будет социализм»95. Это, мягко выражаясь, свое-
образное понимание сути социализма (коммунизма) Ленин на-
стойчиво, неустанно внушает и государственным руководителям,
и всем трудящимся, каждому из которых вменяется в первейшую
обязанность постоянно контролировать учет и распределение
продукции, которой с каждым годом, вплоть до введения нэпа,
становилось все меньше и меньше в распоряжении Советского
государства. «Учет и контроль - вот главное, что требуется для
правильного функционирования коммунистического общества»96.
Кронштадтское восстание, то есть вооруженное выступление
против большевистской партии (именно против партии, а не Со-
ветской власти) одетых в матросские робы рабочих и крестьян,
среди которых много было активных участников Октябрьской ре-
волюции, отрезвило Ленина и других партийных руководителей,
убедило их в том, что «военный коммунизм», продразверстка и
все мероприятия, направленные на введение коммунизма, подле-
жат скорейшей отмене. В этом смысле восставшие кронштадт-
ские матросы, с которыми сурово расправились, заслуживали
несомненной признательности: народ указал большевистской
партии на ее тяжелейшие заблуждения.
95 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 35, с. 63.
96 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 266.
13*
387
Надо признать, что Ленин сразу же усвоил урок, преподан-
ный партии кронштадтскими матросами. Сила партии, разъяснял
он в этой связи, может и должна выражаться в решительной и
беспощадной критике своих собственных заблуждений, в способ-
ности смотреть прямо в глаза самой горькой истине, в энергии и
последовательности в деле перехода на правильный путь. В этой
связи Ленин признает: «К весне 1921 года выяснилось, что мы
потерпели поражение в попытках «штурмовым» способом, т.е.
самым сокращенным, быстрым, непосредственным, перейти к
социалистическим основам производства и распределения»97.
Переход к нэпу был поворотом политики большевистской
партии на 180 градусов. Необходимо было во что бы то ни стало
убедить партию и поддерживающую ее массу рабочих, что этот
переход на противоположные позиции и отказ от воззрений и по-
литики, ради которых, собственно, и была совершена революция,
названная социалистической, является единственно возможной
альтернативой окончательному поражению, катастрофе. Именно
поэтому Ленин, обосновывая не раз и не два необходимость до-
пустить возрождение капитализма, т.е. по меньшей мере частич-
ную реставрацию экономических отношений, уничтоженных Ок-
тябрьской революцией, постоянно возвращается к разъяснению
причин, побудивших партию пойти на оказавшееся ошибочным
непосредственное введение... коммунизма. «Отчасти под влия-
нием нахлынувших на нас военных задач и того, казалось бы,
отчаянного положения, в котором находилась тогда республика,
в момент окончания империалистической войны, под влиянием
этих обстоятельств и ряда других, мы сделали ту ошибку, что ре-
шили произвести непосредственный переход к коммунистическо-
му производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по
разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем
его по заводам и фабрикам, - и выйдет у нас коммунистическое
производство и распределение»98.
Само собой разумеется, что то, что Ленин именует комму-
нистическим производством и распределением, не имело ничего
общего с тем, что основоположники марксизма называли комму-
97 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 204. В этом же выступлении на VII
Московской губпартконференции Ленин подчеркивает: «...без ясного сознания
об ошибочности предыдущей экономической политики мы не могли бы успеш-
но выполнить свою работу...» (там же, с. 194). Ясное сознание ошибочности
предыдущей экономической политики было абсолютно необходимо, так как
значительная часть членов большевистской партии рассматривала отказ от
прежней политики, т.е. от непосредственного ведения социализма как измену
коммунистическому делу.
98 Там же, с. 157.
388
низмом. Ленин, собственно, потому называет «военный комму-
низм» введением коммунистического производства и распределе-
ния, поскольку политика большевистской партии в этот период
основывалась на отказе от товарного оборота, на запрещении
свободной торговли и т.д. Показательно, что продразверстка, ко-
торая с самого начала носила характер внеэкономического при-
нуждения, характеризовалась Лениным как «непосредственный
коммунистический подход»99. Поэтому отказ от продразверстки,
ставшей причиной многочисленных крестьянских восстаний, за-
мена продразверстки продналогом - необходимая в высшей сте-
пени мера, положившая начало нэпу, как новому историческому
этапу развития советского общества, трактовалась как отказ от
непосредственного введения коммунизма.
Было бы все же заблуждением считать, что попытка непосред-
ственного введения коммунистического производства и распре-
деления была вызвана чрезвычайным, бедственным положением
страны, на которое ссылался Ленин, объясняя причины, побудив-
шие партию встать на этот путь. Существовали и были, конечно,
известны экономической науке совершенно иные, действительно
эффективные пути преодоления этого бедственного положения.
Но большевистская партия именно потому, что она была комму-
нистической партией, отвергла эти известные науке пути. Партия,
как говорил Ленин, «безрасчетно предполагала, - что произойдет
непосредственный переход старой русской экономики к государ-
ственному производству и распределению на коммунистических
началах»100. Но реальных оснований для такого предположения,
99 Там же, с. 159.
100 Там же, с. 156. Подытоживая четырехлетнее существование Советской
власти, Ленин вновь и вновь указывает на ошибочность попыток непосред-
ственного перехода к коммунизму: «Мы рассчитывали - или, может быть, вернее
будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета - непосредственным
велением пролетарского государства наладить государственное производство и
государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокресть-
янской стране. Жизнь показала нашу ошибку» (Ленин В.И. Поли. собр. соч.,
т. 44, с. 151). Настойчивость, с которой Ленин говорит о допущенной страте-
гической ошибке, прямо служит доказательству необходимости, неизбежности
возрождения капиталистического уклада. «На экономическом фронте, с по-
пыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более
серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Де-
никиным или Пилсудским, поражение, гораздо более серьезное, гораздо более
существенное и опасное» (там же, с. 159). Отсюда вывод: «Мы не должны рас-
считывать на непосредственный коммунистический переход» (там же, с. 164).
В докладе IV конгрессу Коминтерна (1922 г.) Ленин вновь и вновь разъясняет,
что «непосредственный переход к чисто социалистическим формам, к чисто со-
циалистическому распределению превышает наши наличные силы» (Ленин В.И.
389
конечно, не было, на что, кстати сказать, указывали Плеханов и
другие меньшевистские деятели, которые были противниками
незамедлительного упразднения всей капиталистической эконо-
мики и товарно-денежных отношений в особенности. Ленин, ра-
зумеется, отметал эти возражения своих оппонентов, которых он
именовал не иначе, как лакеями контрреволюционной буржуазии.
Но жизнь показала, кто был прав.
Итак, начался переход к нэпу. «Новая экономическая полити-
ка, - разъясняет Ленин своим соратникам, которые в течение трех
лет существования Советской власти занимались беспощадным
выкорчевыванием капиталистической экономики, - означает за-
мену продразверстки продналогом, означает переход к восстанов-
лению капитализма в значительной мере. В какой мере - этого мы
не знаем»101. Если в период «военного коммунизма» Ленин объяв-
лял свободную торговлю преступлением против социализма, попыт-
кой реставрации капиталистических отношений, ради упразднения
которых была, собственно, и совершена Октябрьская революция, то
теперь он ратует за всемерную поддержку товарно-денежных отно-
шений, решительно отвергает путь «прямой и полной ломки старого
для замены его новым общественно-экономическим укладом», до-
казывая необходимость не революционного, а реформистского пути
экономического строительства: «...не ломать старого общественно-
экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого пред-
принимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое пред-
принимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая
ими или получая возможность подвергать их государственному ре-
гулированию лишь в меру их оживления»102. Отныне противниками
социалистических преобразований объявляются те, кто выражает
несогласие с политикой возрождения капиталистического уклада,
т.е. те, кто не смог или не захотел заменить проводившуюся прежде
политику на совершенно противоположную ей политику. Ленин,
правда, не объявлял этих большевиков в прислужничестве перед
контрреволюцией, он терпеливо растолковывал, что необходимо кон-
кретно, диалектически оценивать сложившуюся экономическую си-
туацию, осознавать допущенные заблуждения и, не теряя времени на
бесплодные дискуссии, решительно перестраиваться на новый лад.
Поли. собр. соч., т. 45, с. 282). Однако в этом же докладе он убежденно заявляет:
«...не завтра, а в несколько лет, мы все вместе решим эту задачу во что бы то
ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая» (там
же, с. 309). Это ограничение нэпа несколькими годами сыграло роковую роль в
последующей истории страны.
101 Там же, с. 159-160.
102 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 222.
390
Ленин отнюдь не отказывается от своего ложного тезиса, что
мелкое производство ежедневно, ежечасно порождает капита-
лизм. Но теперь этот «факт» представляется ему уже не угрозой
существованию Советской власти, а, напротив, отрадным явле-
нием, процессом, который при сохранении этой власти, будет
способствовать строительству фундамента социалистического
общества. «Не надо, - разъяснял он своим соратникам, все еще
сомневавшимся в необходимости возрождения того, что под их
руководством было разрушено революцией, - бояться, что мел-
кая буржуазия и мелкий капитал вырастет. Надо бояться того, что
слишком долго продолжается состояние крайнего голода, нужды,
недостатка продуктов... При увеличении количества продуктов
никакое развитие мелкой буржуазии не будет большим минусом,
поскольку это дает развитие крупной промышленности, и мы
должны поощрять мелкое сельское хозяйство. Все, что мы мо-
жем сделать для этого поощрения, мы обязаны сделать»103. Тем не
менее, вопреки этому призыву поддерживать, поощрять мелкое,
частнособственническое производство, Ленин по-прежнему про-
должает утверждать, что именно оно остается врагом «диктатуры
пролетариата», несмотря на то что она характеризуется им как
союз рабочего класса и трудящегося крестьянства, которую марк-
систы именуют мелкой буржуазией: «Враг, - заявляет Ленин, -
мелкобуржуазная стихия, которая окружает нас как воздух, и
проникает очень сильно в ряды пролетариата»104.
Доказывая необходимость развития капиталистического
уклада, Ленин вместе с тем ставит задачу если не предотвратить,
то, во всяком случае, всемерно ограничить стихийный характер
этого процесса, т.е. подчинить его контролю государства, при-
дать ему характер государственного капитализма. Признавая, что
попытки запретить торговлю, капитализм были бы «глупостью и
самоубийством», Ленин подчеркивает, что «единственно разум-
ная политика» состоит в том, чтобы «не пытаться запретить или
запереть развитие капитализма, а стараться направить его в русло
государственного капитализма»105. Задача как теоретическая, так
тЛенин В.И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 84.
104 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 103.
105 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 222. Ленин не просто изменяет, со-
ответственно изменившимся обстоятельствам, свою оценку свободной торгов-
ли. Он идет гораздо дальше, полагая, что для убеждения ее противников, т.е.
его соратникам, оказавшихся неспособными к радикальной перестройке своих
воззрений, необходимо основательное социологическое обоснование ее необхо-
димости. Свобода торговли оказывается необходима «для развития производи-
тельных сил крестьянского хозяйства... для развития мелкой промышленности...
для борьбы с бюрократизмом» (там же, с. 386).
391
и практическая состоит в том, чтобы разработать и претворить
в жизнь способы такого развития государственного капитализма,
которые бы обеспечили его превращение «в недалеком будущем»
в социалистический строй.
Понятие государственного капитализма носит в работах Лени-
на неоднозначный характер. Оно появляется впервые в его пред-
революционных работах в связи с характеристикой империализ-
ма как монополистического капитализма, который в ряде стран и
отраслей производства обретает форму государственно-монопо-
листического капитализма. Эта высшая, как полагал Ленин, фор-
ма капиталистического обобществления средств производства
является непосредственным преддверием социалистического
строя, который подчиняет государственно-монополистическое
производство пролетарской власти и тем самым лишает его ка-
питалистического характера. Социализм, писал Ленин в 1917 г.,
«есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государствен-
но-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не
что иное, как государственно-капиталистическая монополия, об-
ращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть
капиталистической монополией»106.
Монополистический капитализм характеризуется, по словам
Ленина, превращением некоторых основных свойств капитализ-
ма в свою противоположность, вследствие чего «по всей линии
сложились и обнаружились черты переходной эпохи от капита-
лизма к более высокому общественно-экономическому укладу»107.
Разумеется, речь идет о социализме. Однако государственно-мо-
нополистический капитализм в той, весьма слаборазвитой форме,
в которой он существовал в дореволюционной России, был дотла
разрушен Октябрьской революцией. Возникновение его на почве
мелкого и даже среднего капиталистического производства в со-
ветских условиях было безусловно невозможно. И Ленин делает
основную ставку на зарубежные капиталистические инвестиции,
которые в тогдашней России, при отсутствии достаточно развитой
промышленности, крайней экономической отсталости сельского
хозяйства и недостаточного развития торговли, были возможны
только как концессии. Соответственно этому, Ленин характеризу-
ет нэп следующим образом: «.. .практическая цель нашей новой
экономической политики состояла в получении концессий; кон-
цессии уже несомненно были бы в наших условиях чистым типом
государственного капитализма»108.
106 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 192.
107 Там же.
108 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 374.
392
В работе «Империализм как высшая стадия капитализма»
Ленин рассматривает экспорт капитала развитыми капиталисти-
ческими странами в отсталые, зависимые, колониальные, как
наиболее утонченную, хищническую форму империалистиче-
ской эксплуатации этих стран. Это было, конечно, односторон-
нее, упрощенное и поэтому ошибочное воззрение, игнорирующее
тот факт, что финансовые инвестиции в отсталые, в том числе
и колониальные страны, будучи несомненно прибыльным делом
для инвесторов-капиталистов, несомненно способствовали эко-
номическому развитию отсталых стран. В годы Советской власти
Ленин, как свидетельствуют его выступления, не изменил своих
взглядов на экспорт капитала, т.е. на иностранные инвестиции,
которых так не хватает современной, постсоветской России, не-
смотря на то что она покончила с социализмом и встала на путь
развития многоукладной рыночной экономики. И тем не менее,
несмотря на свою негативистскую оценку импорта капитала, Ле-
нин в 1920 г., незадолго до перехода к нэпу, предлагает в докладе
на VIII Всероссийском съезде Советов грандиозный проект пре-
доставления концессий капиталистическим странам. Во-первых,
речь идет о сдаче в концессию сотен миллионов десятин сибир-
ских лесов, которые Советская власть была не в состоянии экс-
плуатировать, вследствие отсутствия необходимых для этого ма-
териальных условий и средств. Во-вторых, предлагались в кон-
цессию миллионы десятин остающейся невозделанной пахотной
земли. В-третьих, Ленин планировал предоставить в концессию
разработку ископаемых богатств Сибири. «Горные богатства
Сибири представляются совершенно необъятными, и мы даже, в
лучшем случае, при большом успехе, в несколько лет не могли бы
разработать одной сотой их доли»109.
109 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 113. Ленин фактически рассмат-
ривает государственно-монополистический капитализм как стихийное форми-
рование по существу готовой экономической основы социализма. «Сейчас мы
имеем прямое перерастание капитализма в высшую планомерную фазу его»
(Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 444). Это говорилось незадолго до Ок-
тябрьской революции. А в 1908 году Ленин был еще весьма далек от такой
оценки капитализма. В статье «Марксизм и ревизионизм» он, изобличая реви-
зионистов, писал: «Картели и тресты, объединяя производство, в то же время
усиливали на глазах у всех анархию производства...» (Ленин В.И. Поли. собр.
соч., т. 17, с. 22). Однако накануне Октября Ленин, обосновывая наличие объек-
тивных условий для перехода от капитализма к социализму, по-новому трактует
капиталистические монополии. «Еще в 1891 г., 27 лет тому назад, когда немцы
приняли свою Эрфуртскую программу, Энгельс говорил, что нельзя по-прежне-
му толковать капитализм как отсутствие планомерности. Это уже устарело: если
есть тресты, то отсутствия планомерности уже нет» (Ленин В.И. Поли. собр.
соч., т. 31, с. 355). Эта эволюция воззрений Ленина на капитализм объясняется
393
Как известно, программа импорта иностранного капитала
путем предоставления ему концессий не привлекла зарубежных
капиталистов, которые, по-видимому, были убеждены в том, что
в условиях тогдашней России инвестиции в ее экономику едва ли
могут быть прибыльным делом. В конце 1922 года, т.е. в услови-
ях нэпа, когда уже было покончено с «военным коммунизмом» и
происходило довольно быстрое развитие мелкобуржуазного и ка-
питалистического укладов, Ленин констатирует: «К сожалению,
введение государственного капитализма у нас не идет так быст-
ро, как бы нам этого хотелось. До сих пор, например, мы фак-
тически не имеем ни одной серьезной концессии, а без участия
иностранного капитала в развитии нашего хозяйства быстрое его
восстановление немыслимо»110. Впрочем, Ленин, как показывает
его доклад на VIII съезде Советов, вполне допускал, что про-
грамму предоставления концессий иностранным капиталистам
не удастся претворить в жизнь даже в скромных размерах. Но и
в этом случае, полагал он, предлагаемый проект сохраняет меж-
дународное политическое значение как свидетельство готовности
Советской России к мирному сотрудничеству с капиталистиче-
скими странами.
Важно, однако, отметить, что, хотя концессии и рассматрива-
лись Лениным как важнейшая, наиболее эффективная форма госу-
дарственного капитализма в условиях Советской власти, понятие
государственного капитализма все же не сводилось им к одним
лишь концессиям. Весьма показательно в этом отношении новое,
так сказать нэповское, понимание государственных предприятий,
которые ранее безоговорочно относились к социалистическому
сектору экономики. Теперь, в изменившихся условиях, вопрос
об их экономическом характере ставится по-иному, а именно в
плане развития государственного капитализма. Ленин говорит:
«...государственные предприятия переводятся на так называемый
хозяйственный расчет, то есть по сути в значительной степени на
коммерческие и капиталистические начала»111. Нельзя не отметить
весьма своеобразное понимание Лениным «капиталистических
начал». Рациональное, рассчитанное на рентабельность ведение
хозяйственной деятельности трактуется им как, в сущности, ка-
питалистическое. Социалистическое предприятие с этой точки
зрения не должно ориентироваться на рентабельность, получе-
не столько более правильным пониманием природы этого строя, сколько назре-
ванием революционной ситуации, что побуждало Ленина продолжать обоснова-
ние возможности и необходимости пролетарской революции в России.
"° Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 297.
111 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 342.
394
ние прибыли. Такая точка зрения органически связана с пред-
ставлением о социализме как общественном строе, исключаю-
щем товарно-денежные отношения. Однако нэп требует иного, по
существу капиталистического, понимания всякой хозяйственной
деятельности. Понятно поэтому требование Ленина, чтобы го-
сударственные советские предприятия стали функционировать
по-капиталистически.
Таким образом, если не удалось привлечь иностранные ин-
вестиции, необходимо на базе советских, бывших социалистиче-
ских предприятий выращивать отечественный государственный
капитализм, как единственно эффективную, по крайней мере на
первых порах, форму обобществления средств производства, без
чего невозможно создание экономического фундамента социа-
лизма. А поскольку государственный капитализм объявлен един-
ственно возможным в российских условиях путем к социализму,
он неизбежно противопоставляется мелкотоварному, прежде все-
го крестьянскому, хозяйству. С одной стороны, Ленин утверждает
(см. приведенную выше цитату), что следует всемерно поощрять
мелкое крестьянское хозяйство, а с другой стороны, он видит в
нем враждебную намеченному им пути к социализму мелкобур-
жуазную стихию, с которой необходимо бороться. К счастью,
Ленин в полном согласии с Энгельсом решительно выступает
против насильственного объединения крестьян в сельскохо-
зяйственные кооперативы, против коллективизации. Однако он
убежден в том, что массовое производство тракторов, когда оно
будет налажено, вскоре убедит крестьян в преимуществе коллек-
тивного, социалистического ведения хозяйства. Это убеждение,
несомненно, носило иллюзорный характер. Крестьяне вполне
осознавали пользу, приносимую потребительской кооперацией;
они также были готовы, но при известных условиях, к совмест-
ной, использующей машины, обработке земли, но при этом они
нисколько не соглашались с отказом от частной собственности
на средства производства, т.е. с отказом от собственной земли,
собственного скота и т.д. Этой основной черты крестьянского
«сословия» не понимали, не хотели понять ни основоположники
марксизма, ни Ленин, ни тем более его продолжатели, которые
не случайно пришли к выводу, что крестьян можно объединить в
коллективные хозяйства только вопреки их воле, путем насилия,
т.е. фактической ликвидации крестьянства как особой, специфи-
ческой социальной группы.
Н.И. Бухарин, возражая Ленину, утверждал, что диктатура
пролетариата и государственный капитализм принципиально
несовместимы. Ленин, отвечая ему, упрекал его в повторении
395
общих положений марксизма, которые не предусматривали та-
кого соединения, настаивая на необходимости творческого мар-
ксистского мышления. «Теперь необходимо усвоить себе ту бес-
спорную истину, что марксист должен учитывать живую жизнь,
точные факты действительности, а не продолжать цепляться за
теорию вчерашнего дня, которая, как всякая теория, в лучшем
случае лишь намечает основное, общее, лишь приближается к
охватыванию сложности жизни»112. Но эти правильные, несмот-
ря на оценку марксистских положений как теории «вчерашнего
дня», соображения не опровергали воззрений Бухарина, так как
государственный капитализм в России действительно не состоял-
ся, что, конечно, не было исторической случайностью. А расчеты
Ленина на то, что советские предприятия, государственная круп-
ная промышленность станут работать по-капиталистически, так-
же не оправдались, поскольку эти крупные предприятия, целиком
подчиненные централизованному государственному планирова-
нию, были совершенно лишены экономической самостоятельнос-
ти. Если в буржуазных странах государственные предприятия ос-
тавались капиталистическими предприятиями, полноправными
участниками конкурентной борьбы, то в советской России, при
отсутствии конкуренции, государственные предприятия не смог-
ли даже овладеть системой хозрасчета, причиной чего опять-таки
было сковывающее их хозяйственную самодеятельность цент-
рализованное государственное планирование, бюрократическая
сущность которого совершенно не осознавалась Лениным и его
соратниками.
Таким образом, нэп, вопреки расчетам Ленина, стал возрож-
дением мелкобуржуазной «стихии», развитием мелкого капита-
листического предпринимательства, которое в течение корот-
кого, точнее, кратчайшего исторического времени радикально
улучшило экономическую ситуацию в стране и создало условия
для развития крупной промышленности, несмотря на отсутствие
иностранных инвестиций. При этом нэп наглядно показал, что
советские государственные органы, ведающие экономикой, не
умеют эффективно, разумно хозяйствовать.
В 1922 г. Ленин, подытоживая достижения первого года нэпа,
открыто признал: «За этот год мы доказали с полной ясностью,
что хозяйствовать мы не умеем. Это основной урок. Либо в бли-
жайший год мы докажем обратное, либо Советская власть сущест-
вовать не может»113. Как же научиться рациональному, эффек-
112 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 31, с. 134.
113 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 80.
396
тивному хозяйствованию? На этот вопрос Ленин отвечает весьма
категорическим образом: пойти на выучку к капиталистам. Стоит
вспомнить, что такую задачу выдвигал в борьбе с народниками
«легальный марксист» П. Струве в 90-х годах XIX века. Ленин,
разумеется, отвергал эту «оппортунистическую» установку, по-
скольку уже тогда, критикуя народничество, он, тем не менее,
думал о том, как быстрее покончить в России с капитализмом.
Теперь же, несмотря на установление «диктатуры пролетариата»,
Ленин не видит иного пути построения экономического фунда-
мента социализма, кроме привлечения на свою сторону возрож-
дающейся в условиях нэпа буржуазии. Развивая приведенную
выше мысль, Ленин говорит: «Управлять хозяйством мы не мо-
жем, если коммунисты сумеют построить это хозяйство чужими
руками, а сами будут учиться у этой буржуазии и направлять ее
по тому пути, по которому они хотят»114.
Итак, строить социализм руками управляемой коммунистами
буржуазии - так парадоксально формулируется насущная задача
Советской власти. В такой постановке вопроса, несомненно, про-
глядывает определенное разочарование в способности трудящих-
ся собственными силами, т.е. без помощи буржуазии, а в борьбе с
нею, строить новый, противоположный капитализму обществен-
ный строй.
Характеризуя в докладе на X съезде РКП(б) классовую при-
роду нэпа как союза пролетариата с трудящимся крестьянством
и тем самым признавая, что такого союза не было в период «во-
енного коммунизма», Ленин соответственно этому формулирует
первостепенную задачу: «Сомкнуться с крестьянской массой,
с рядовым трудовым крестьянством, и начать двигаться вперед
неизмеримо, бесконечно медленнее, чем мы мечтали, но зато так,
что действительно будет двигаться вся масса населения»115. Эта
совершенно правильная задача, которой пренебрегала больше-
вистская партия в донэповский период, неожиданно ставится под
вопрос или даже вовсе перечеркивается, когда Ленин в том же
докладе призывает на бой «с русским капитализмом, с тем, кото-
рый растет из мелкого крестьянского хозяйства, с тем, который
им поддерживается»116. Это, конечно, не случайная оговорка, а по
существу постоянная ленинская идея, которая порождает негати-
вистское отношение к нэпу, несмотря на признание связанных с
ним достижений, отношение, которое уже после смерти Ленина
привело к трагическому исходу: насильственной коллективизации
114 Там же, с. 98.
115 Там же, с. 78.
116 Там же, с. 83.
397
сельского хозяйства, не говоря уже о неоправданном упразднении
нэпа вообще.
Ставка на развитие государственного капитализма, не полу-
чившая претворения в концессиях и государственной промышлен-
ности, применяется Лениным и к кооперативным предприятиям.
«Кооперация, - говорит Ленин, - есть также вид государствен-
ного капитализма, но менее простой, менее отчетливо выражен-
ный, более запутанный и потому ставящий перед нашей властью
на практике большие трудности»117. Трудности, которые имеет в
виду Ленин, состоят в том, что кооперативы объединяют мелких
производителей, т.е. являются организацией той самой мелко-
буржуазной стихии, в которой Ленин видит главного врага стро-
ительства социализма. Как же представлял себе Ленин преодо-
ление этих «больших трудностей»? Зная убеждение Ленина в
повсеместной необходимости максимальной централизации, ко-
торая представлялась ему наиболее эффективной формой всякой
организации, не трудно предвидеть ответ. Необходимо, утверж-
дает Ленин, «превратить всех граждан данной страны поголов-
но (курсив мой. - ТО.) в члены одного общенационального или
общегосударственного кооператива», так как «кооператив, если
он охватывает все общество, в котором социализирована земля и
национализированы фабрики и заводы, есть социализм»118. Нет
необходимости доказывать, что такой, с позволения сказать, все-
объемлющий, огосударствленный кооператив не является коопе-
ративом, т.е. организацией, предполагающей как добровольное
вступление, так и добровольный выход. Кооператив, объединяю-
щий поголовно всех граждан, может быть лишь принудительным
их объединением. Такое объединение означает, следовательно, и
ликвидацию самостоятельного крестьянского хозяйства. Правда,
следует подчеркнуть, что, говоря о едином, государственном ко-
оперативе, Ленин имел в виду будущее, социалистическое обще-
ство, а не задачу, подлежащую решению в условиях нэпа. Впро-
чем, это будущее, полагал Ленин, станет настоящим примерно в
течение одного десятилетия.
В 1917 г., накануне Февральской революции, Ленин следую-
щим образом рисует картину будущего социалистического обще-
ства: «Все граждане становятся служащими и рабочими одного
всенародного, государственного “синдиката”. Все дело в том,
чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и
получали поровну». И несколько ниже опять та же мысль, но, по-
117 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 225.
118 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 161.
398
жалуй, еще более категорически выраженная: «Все общество будет
одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством
платы»"9. Я, цитируя работу «Государство и революция», в кото-
рой Ленин излагает основы марксизма, в частности марксистское
разграничение низшей и высшей фазы коммунизма, согласно ко-
торому при социализме не будет равной оплаты труда, т.е. каждый
трудящийся будет получать вознаграждение, соответствующее
количеству и, что особенно важно, качеству его труда. Однако это
разграничение, как видно из приводимой цитаты, исчезает в этой
ленинской характеристике социалистического общества. Но дело
не только в этом. Главный порок предвосхищаемого Лениным
социализма заключается в небывалой, по существу, невозможной
(и, конечно, ненужной с экономической точки зрения) централи-
зации всей трудовой и притом не только производственной дея-
тельности, т.е. такой принудительной организации общественной
жизни, которая полностью исключает свободу выбора.
То, что в работе «Государство и революция» выступало лишь
как предвосхищение социалистического устройства общества,
становится после установления Советской власти программой
действий, важнейшей задачей, которую неустанно обосновыва-
ет и внушает партии и массам Ленин. Никакой децентрализации
в какой бы то ни было области! Централизация, которую Ленин
без достаточных на то оснований называет демократической,
должна стать основным, руководящим принципом строительс-
тва социализма. «Превращение всего государственного экономи-
ческого механизма в единую крупную машину, в хозяйственный
организм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руко-
водились единым планом, - вот та гигантская организационная
задача, которая легла на наши плечи»119 120. Разумеется, такая задача
принципиально невыполнима, но в той мере, в какой возможно
119 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 101. Уместно отметить, что Ленин
здесь фактически пересказывает столь же несостоятельную точку зрения Каут-
ского, который писал: «В социалистическом обществе все средства производ-
ства сосредоточены в одних руках, в нем есть лишь один-единственный «рабо-
тодатель», от которого невозможно уйти к другому» (Каутский К. Эрфуртская
программа, с. 159). Сознавая, что такая структура общества лишает трудящихся
права на выбор работодателя, Каутский пытался доказать, что отсутствие сво-
боды выбора «является основанием высшей свободы, какая только до сих пор
была возможна для человеческого рода» (там же, с. 160). Каутский имеет в виду
«свободу жизни, свободу художественной и научной деятельности, свободу
благороднейших наслаждений» (там же, с. 164). Однако эта аргументация ни-
сколько не оправдывает отрицания свободы выбора работодателя, отрицания,
которое, кстати сказать, оправдывается отрицанием капитализма, при котором
наличествует такого рода свобода.
120 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 7.
399
ее частичное решение, она предполагает непомерное расширение
бюрократического аппарата, возрастание его властных полномо-
чий, короче говоря, небывалую бюрократизацию государства как
в центре, так и на местах.
В шестой главе настоящей работы обстоятельно рассматри-
валась марксистская концепция слома буржуазной бюрократи-
ческой и военной государственной машины. При этом особое
внимание было уделено высказываниям Ленина о том, что Со-
ветская власть не сумела решить этой задачи, что она фактически
сохранила старый государственный бюрократический аппарат.
Более того, становление и развитие советской государственности
сопровождалось так называемым разбуханием штатов, т.е. уве-
личением количества чиновников, на что также указывал Ленин,
требуя систематического сокращения штатов. При этом он, как
мне представляется, совершенно превратно объяснял истоки бю-
рократизма. С одной стороны, они якобы проистекали из того, что
Советская власть унаследовала старый государственный аппарат,
а с другой стороны, бюрократизм, утверждал Ленин, является
следствием наличия мелкобуржуазной стихии. «Чем раздроб-
леннее крестьянство, тем неизбежнее бюрократизм в центре»121, -
утверждал он. В действительности же пресловутое разбухание
государственных штатов происходило вследствие пропагандиро-
вавшейся Лениным централизации экономики и политического
руководства. Диктатура пролетариата, которую Ленин характе-
ризовал как непосредственное участие трудящихся в управлении
государством, оказывалась на деле повсеместно распространив-
шейся и фактически бесконтрольной властью бюрократов, обра-
зовавших довольно значительную политически господствующую
социальную группу.
Ленин, надо отдать ему справедливость, вполне сознавал, что
бюрократизм широко распространился не только в органах госу-
дарственного управления, но и в рядах большевистской партии,
которая, собственно, и осуществляла руководство государством.
«Самый худший у нас внутренний враг - бюрократ, это комму-
нист, который сидит на ответственном (а затем и на неответствен-
ном) советском посту и который пользуется всеобщим уважени-
ем, как человек добросовестный»122. Однако, поскольку Ленин
связывал наличие бюрократизма с наличием массы крестьянских
хозяйств, т.е. с объективными условиями, упразднение которых
предполагает более или менее длительный исторический период,
121 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 43, с. 49.
122 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 45, с. 15.
400
постольку и преодоление засилья бюрократизма представлялось
ему достаточно отдаленным будущим. «Если перед вами выходят
и говорят - «покончим с бюрократизмом», то это есть демаго-
гия. Это чепуха. С бюрократизмом мы будем бороться долгие
годы, и кто думает иначе, тот шарлатанствует и демагогствует...»123
Это говорилось в 1921 г., но несколько лет до этого Ленин и сам
утверждал, что Советская власть есть принципиально новый го-
сударственный аппарат, который благодаря участию пролетарских
масс в управлении государством покончил с чиновничеством,
как особой, оторванной от народа кастой государственных
служащих.
Ленинская оценка бюрократизма, при всей ее резкости, лише-
на понимания специфических, советских корней этого явления.
Ведь бюрократизация Советской власти была неизбежна именно
потому, что эта власть довела до предела не только политичес-
кую, но и экономическую централизацию. Ленин, конечно, не
мог признать, что запрещение всех партий за исключением одной
только правящей партии, национализация всего промышленного
производства, банков и т.д. не могли не иметь своим следствием
бюрократизацию власти сверху донизу. Признать эту истину зна-
чило бы подвергнуть отрицанию необходимость и целесообраз-
ность социалистического переустройства общества. Еще более
неприемлемым для Ленина было признание того, что бюрократи-
зация государственного аппарата наряду с громадным расшире-
нием его функций, обусловленная централизацией не только про-
изводства, но и сферы культуры, неизбежно означала подавление
демократии во всех ее формах. Такое признание, разумеется, оз-
начало бы отрицание «диктатуры пролетариата», провозглашав-
шейся высшей формой демократического устройства общества.
«У нас, - утверждал Ленин, - есть «чудесное средство» сразу,
одним ударом удесятерить наш государственный аппарат, средс-
тво, которым ни одно капиталистическое государство никогда
не располагало и располагать не может. Это чудесное средство -
привлечение трудящихся, привлечение бедноты к повседневной
работе управления государством»124. Следует, однако, отметить,
123 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 260.
124 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 313. К. Каутский справедливо крити-
ковал тех марксистов, которые считали будто бы «пролетариат может без всяких
специальных познаний и без всякой подготовки тотчас же перенять все полити-
ческие и экономические функции, которые до сих пор выполнялись буржуазны-
ми органами» (Каутский К. Проблемы пролетарской революции М., 1919, с. 21-
22). К числу таких марксистов относился, прежде всего, Ленин. Его знаменитая
фраза насчет того, что и кухарка должна управлять государством, стала темой
401
что советские власти, как в центре, так и на местах, ни разу не
воспользовались этим «чудесным средством». И дело не только
в том, что бюрократизм, разросшийся в советской России в еще
небывалых масштабах, несовместим с демократией. Дело прежде
всего в том, что работа управления государством предполагает
специальную образовательную и практическую подготовку, кото-
рой не обладают массы трудящихся, не говоря уже о том, что идея
привлечения большинства населения к делу управления государ-
ством несовместима с самим понятием государственной власти.
Ленин фактически признает эту истину, когда он в полемике по
вопросу о роли профсоюзов неожиданно, вопреки своим прежним
утверждениям, заявляет: «...без хороших бюрократов не обойтись
много лет»125.
Ленинская критика советского бюрократизма явно недооце-
нивает тот факт, что всевластие чиновничества, партийного чи-
новничества в особенности, стало одной из главных (возможно,
даже главной) причин массовой коррупции, которую не смогли
подавить даже чрезвычайные репрессивные меры, широко прак-
тиковавшиеся большевистским государственным руководством.
Ленин рассматривает коррупцию как одно из зол наряду с дру-
гими, не указывая на тесную связь между ними. Так, в докладе
на Втором всероссийском съезде политпросветов в 1921 г. он го-
ворит: «Три главных врага, которые стоят перед ним (советским
человеком. - Т.О.), следующие: первый враг - коммунистичес-
кое чванство, второй - безграмотность, третий - взятка»126. Ком-
чванством Ленин называет высокомерный бюрократизм, проник-
ший во все поры государственной власти и партийного аппарата.
Безграмотность, бескультурье, с которым, несомненно, было
связано комчванство, носители которого были, правда, не негра-
мотными людьми, но, как правило, отличались весьма низким
уровнем культуры, Ленин рассматривает как отдельное зло, что
может быть оправдано лишь постольку, поскольку речь идет не
о государственных руководителях, а о массе трудящихся, среди
которых неграмотные в первые годы Советской власти составля-
многих анекдотов, которые изобличали неквалифицированное управление со-
ветским государством, как будто бы к власти действительно пришли кухарки.
125 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 276. В одном из выступлений, от-
носящихся к 1920 г., Ленин поясняет свое отношение к бюрократии. «В судо-
производстве можно обойтись без бюрократов, а в других аппаратах без них не
обойтись» (Там же, с. 32). Таким образом, вопрос о борьбе с бюрократизмом, так
же как и задача «слома» бюрократически-военного государственного аппарата,
без решения которой пролетарская революция объявлялась неосуществимой,
фактически снят с повестки дня.
126 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 44, с. 173.
402
ли большинство. И совсем как отдельное, особое зло Ленин вы-
деляет взятку, в которой он видит лишь наследие дореволюци-
онного прошлого, игнорируя тот факт, что коррупция неизбежно
порождается всевластием чиновничества, в особенности когда
это чиновничество принадлежит к единственной, несменяемой
правящей партии.
Подвожу итоги. Учитывая третий раздел шестой главы, по-
священный ленинской концепции диктатуры пролетариата (этот
вопрос я считал наиболее целесообразным рассмотреть в связи с
учением Маркса и Энгельса), и содержание данной главы, я при-
хожу к следующему выводу: Ленин волюнтаристически интер-
претировал социалистические идеи Маркса, фактически оторвал
их от марксистского учения о социальном прогрессе, согласно ко-
торому только обусловленный капитализмом громадный прогресс
производительных сил и соответствующее ему повсеместное
обобществление средств производства вследствие всеохватываю-
щей концентрации и централизации капитала делает возможным
и насущно необходимым осуществление коренных социальных
преобразований в интересах рабочего класса и всех трудящихся.
Тот факт, что такие преобразования в известной мере уже осу-
ществлены и продолжают осуществляться в развитых капитали-
стических странах, подтверждает совершенно игнорировавшиеся
Лениным положения Маркса и Энгельса о возможности эволю-
ционных социалистических преобразований буржуазного обще-
ства. Следует, однако, при этом в полной мере учитывать весьма
существенное, пожалуй, даже радикальное изменение самого
понятия социализма, которое, с точки зрения большинства его
современных приверженцев, вовсе не предполагает упразднения
всякой частной собственности на средства производства, а тем
более упразднения товарно-денежных отношений и социального
неравенства.
Глава 8
МАРКСИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ СОЦИАЛИЗМА
И РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ
Фрагментарная характеристика социалистического строя
в трудах основоположников марксизма
В научно-популярных изложениях марксизма обычно гово-
рится о трех основных частях этого учения: философия, поли-
тическая экономия и научный социализм. Это на первый взгляд
само собой разумеющееся разграничение нередко приводило к
принципиально неправильному пониманию «научного социализ-
ма» как учения о социалистическом обществе. Но у основопо-
ложников марксизма не было такого учения; они даже считали
невозможным его создать, полагая (в отличие от утопических
социалистов), что только опыт социалистического переустройс-
тва капиталистического общества станет реальной эмпирической
основой научной теории нового, посткапиталистического обще-
ства. То, что обычно именуется научным социализмом, представ-
ляет собой в основном исследование генезиса, функционирова-
ния, развития капиталистического способа производства, анализ
присущих ему противоречий, который привел Маркса и Энгельса
к выводу о неизбежности его экономического и политического
краха, а тем самым и перехода к новому, посткапиталистическо-
му строю, получившему наименование социализма (или комму-
низма).
Г.В. Плеханов, возражая Э. Бернштейну, утверждавшему, что
марксистское социалистическое учение едва ли можно считать
научным, поскольку оно представляет собой теорию будущего,
пока еще не существующего общества и, следовательно, не явля-
ется теорией, основывающейся на эмпирических данных, т.е. на
фактах, без которых невозможны научные выводы, справедливо
404
подчеркивал, что «учением о будущем общественном порядке
социализм был тогда, когда он еще не вышел из утопической фа-
зы»1 2. Марксистское социалистическое учение, разъяснял Плеха-
нов, носит научный характер, так как оно является исследованием
реально существующего, капиталистического строя, исследова-
нием его развития, позволяющим делать определенные выводы и
о направлении этого процесса, а значит, и о будущем. Настоящее
беременно будущим, поэтому далеко не всякое суждение о буду-
щем лишено научных оснований. В этой связи Плеханов вполне
резонно замечает: «...невозможность существования научного со-
циализма может быть доказана только в том случае, если станет
очевидной невозможность научного предвидения общественных
явлении» .
Таким образом, Плеханов понимает «научный социализм» как
научное исследование капиталистического способа производства,
которое вскрывает присущие ему антагонистические противоре-
чия, доказывает его исторически преходящий характер и благода-
ря этому позволяет научно предвидеть основные характеристики
посткапиталистического общественного строя.
Маркс и Энгельс, обосновывая свои социалистические вы-
воды путем теоретического исследования развития капитализма,
решительно отмежевывались от утопических социалистов (и ком-
мунистов), которые в своих сочинениях подробнейшим образом
описывали организацию будущего общества, не исключая даже
расписания каждодневных занятий всех его членов. Такие опи-
сания, имевшие своей целью привлечь на сторону социализма
(коммунизма) как можно больше сторонников, основоположники
марксизма осуждали как чуждую науке фантастику и опасную для
социалистического движения попытку декретировать будущий
образ жизни и повседневного поведения людей. По этому поводу
Энгельс писал: «...мудрствования о том, как станет будущее об-
1 Плеханов Г.В. Избр. филос. произведения, т. III. М., 1956, с. 32.
2 Там же, с. 33. Уместно отметить, что и далекие от марксизма исследова-
тели видят реальное содержание «научного социализма» в исследовании капи-
талистической экономики, в анализе тенденций ее развития. Так, американский
социолог Б. Олмэн утверждает, что марксистская теория социализма «есть, в
сущности, Марксова интерпретация капитализма, незавершенный результат
изучения того, как функционирует (works), как развивается капитализм и в ка-
ком направлении совершается этот процесс» (Oillman В. Alienation. N.Y., 1975,
р. IX). Можно вполне согласиться с Олмэном, что Марксово исследование капи-
тализма осталось незавершенным. Более того, исследование развития капита-
лизма осталось незавершенным и в трудах всех без исключения последователей
Маркса. Это обстоятельство, которое никогда не учитывалось в полной мере
марксистами XX века, обесценивало их социалистические выводы.
405
щество регулировать распределение пищи и жилищ, ведут прямо
в область утопии»3. Важность такого принципиального подхода
относительно посткапиталистического общества подчеркивал и
Ленин: «...у Маркса нет ни капельки утопизма в том смысле, что-
бы он сочинил, сформулировал новое общество»4.
Отказ от описания социалистического строя, хотя он и устра-
нил некоторые присущие «научному социализму» черты утопиз-
ма, являясь бесспорно научно оправданным подходом к вопросу
о будущем человечества, был совершенно превратно истолкован
таким известным представителем либеральной экономической
доктрины, как Л. фон Мизес, который заявил, что «главный прин-
цип» марксизма составляет «запрет на мышление и исследование,
особенно в тех случаях, когда оно затрагивает вопросы устройства
и функционирования социалистической экономики»5. Разумеет-
ся, никакого запрета на исследование тенденций развития постка-
питалистической экономики марксистское учение не содержало.
А то обстоятельство, что социалистические воззрения марксизма
совершенно недостаточно характеризуют экономику социализма,
объясняется просто отсутствием необходимых для этого эмпири-
ческих данных; оно оправданно нежеланием основоположников
марксизма заниматься умозрительным предвосхищением еще не
существующих экономических структур и отношений.
Социалистические воззрения Маркса и Энгельса представ-
ляли собой результат критики порождавшихся капитализмом
XVIII-XIX столетий социальных бедствий, в особенности по-
стоянно возраставшей в те времена нищеты трудящейся массы
населения. Именно из этой критики, из теоретического отрица-
ния капитализма, которые, несомненно, сыграли выдающуюся
роль в развитии рабочего движения, в научном обосновании гу-
манистического мировоззрения, и развилась социалистическая
3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 282.
4 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 48.
5 Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. М., 1994,
с. 18. Несколькими страницами ниже Л. Мизес еще более усугубляет свое иска-
женное представление о попытках Маркса и Энгельса преодолеть утопизм сво-
их предшественников - социалистов и коммунистов. Эту попытку, которая, как
показал исторический опыт двадцатого века, увы, не увенчалась преодолением
утопизма, Мизес совершенно несправедливо (чтобы не сказать, недобросовест-
но) характеризует фактически как некий коварный умысел и чуть ли не шарла-
танство. Вот соответствующая тирада: «Запрет на изучение того, как работает
социалистическое общество, в оправдание которого приводилась куча баналь-
ных аргументов, на деле имел целью скрыть слабости марксистского учения»
(там же, с. 26). Нетрудно понять, что если бы Маркс и Энгельс принялись за
создание политической экономии социалистического общества, то они бы лишь
усугубили утопические черты, присущие их социалистическим воззрениям.
406
антитеза капитализму, а вместе с нею и те общие, фрагментарные
представления о посткапиталистическом обществе, которые мы
находим в сочинениях основоположников марксизма, а также в
работах их продолжателей.
Как же представляли себе Маркс и Энгельс будущее постка-
питалистическое общество? Его определяющей экономической
основой они, как известно, считали общественную собствен-
ность на средства производства, что, естественно, предполагает
упразднение капиталистической частной собственности - эконо-
мической основы буржуазного общества, основы существования
и эксплуатации наемных рабочих, пролетариев. В отличие от сво-
их предшественников-утопистов (в первую очередь утопических
коммунистов) основоположники марксизма отнюдь не третирова-
ли частную собственность на средства производства как абсолют-
ное зло. Напротив, они рассматривали возникновение, распро-
странение, развитие этой зловредной, по убеждению утопистов,
частной собственности исторически, постоянно подчеркивая ее
великое прогрессивное значение в границах определенной исто-
рической эпохи, когда она представляла собой необходимую фор-
му развития производительных сил, которая в высшей степени
способствовала прогрессивному развитию общества в целом. Од-
нако, полагали Маркс и Энгельс, эта эпоха завершается, и част-
ная собственность на средства производства уже превратилась из
формы развития производительных сил в сковывающие их разви-
тие путы, о чем свидетельствуют периодически повторяющиеся
(начиная с 1825 г.) кризисы перепроизводства, которые наглядно
демонстрируют возмущение производительных сил против от-
живших производственных отношений, основу которых и состав-
ляет капиталистическая частная собственность на средства про-
изводства.
Положение о противоречии, конфликте между производи-
тельными силами и производственными отношениями капитали-
стического общества, конфликте, порождающем необходимость
революции, осуществляющей социалистическое переустройство
общества, было выдвинуто Марксом и Энгельсом уже в их пер-
вых совместных произведениях - «Святое семейство» и «Немец-
кая идеология», т.е. задолго до того, как Маркс разработал свое
экономическое учение, доказывающее, как он полагал, экономи-
ческую необходимость перехода от капиталистического способа
производства к социалистическому устройству общества. Это по-
ложение лапидарно сформулировано в «Манифесте Коммунисти-
ческой партии». И в последующих своих произведениях Маркс и
особенно Энгельс неустанно повторяют, что капиталистические
407
производственные отношения все более и более препятствуют
прогрессу производительных сил, которые уже переросли эту
форму своего развития. Нет необходимости цитировать в этой
связи работы основоположников марксизма, а также их продол-
жателей - марксистов XX века. В каждой из этих работ утвержда-
ется, обосновывается тезис об устарелости, реакционности част-
ной собственности на средства производства, об экономической
необходимости перехода к общественной собственности.
Я намеренно столь подробно остановился на общеизвестном
положении марксизма о необходимости перехода к социализму,
об экономической основе социалистического общества, посколь-
ку наряду с этим превратившемся в догму положением Маркс и
Энгельс высказывают положения, которые никак не согласуют-
ся с ним, пожалуй, даже отвергают его. Сошлюсь, прежде всего,
на «Немецкую идеологию», в которой, несмотря на тезис об уже
наличествующем в буржуазном обществе противоречии меж-
ду производительными силами и общественными отношениями
производства, имеется и следующее, в высшей степени теоре-
тически значимое положение: «...частная собственность может
быть уничтожена только при условии всестороннего развития
индивидов, потому что наличные формы общения и производи-
тельные силы всесторонни, и только всесторонне развивающиеся
индивиды могут их присвоить, т.е. превратить в свою свободную
самодеятельность»6. Но если упразднение частной собственнос-
ти на средства производства предполагает всестороннее развитие
членов общества, которого, конечно, не было во времена Маркса и
Энгельса и которое вообще принципиально невозможно, посколь-
ку существует и все более развивается и углубляется разделение
труда, то нет никаких оснований выдвигать задачу упразднения
этой формы собственности в качестве не только ближайшей, эко-
номически неотложной, да и вообще действительно необходимой
задачи. Тем не менее продолжением цитируемого пассажа явля-
ется следующее весьма категорическое заявление: «Мы показали,
что в настоящее время индивиды должны уничтожить частную
собственность, потому что производительные силы и формы об-
щения развились настолько, что стали при господстве частной
собственности разрушительными силами, и потому что противо-
положность между классами достигла своих крайних пределов»1.
Сравнивая эти положения друг с другом, памятуя о том, что вто-
рое является непосредственным продолжением первого, можно
6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 441.
408
сделать только один вывод: они совершенно не согласуются друг
с другом.
Однако моя задача в данной главе состоит не столько в крити-
ке марксистской концепции социализма, сколько в суммарной ха-
рактеристике фрагментарных представлений основоположников
марксизма о социалистическом обществе. Соответственно этому,
не входя в критический анализ этих представлений, я продолжаю
их характеристику.
Итак, Маркс и Энгельс отвергают огульное отрицание част-
ной собственности на средства производства, недооценку ее вы-
дающейся роли в развитии производительных сил и исследуют
те объективные условия, при которых упразднение капиталисти-
ческих производственных отношений и замена их общественной
собственностью на средства производства будет действительно
служить как дальнейшему развитию производительных сил, так
и благотворному (прежде всего в интересах пролетариата) пре-
образованию всех общественных отношений. Этот вопрос об
объективных предпосылках социалистического переустройства
общества занимает значительное место в экономических иссле-
дованиях Маркса. В предисловии к «К критике политической
экономии», т.е. через одиннадцать лет после опубликования «Ма-
нифеста Коммунистической партии», в котором провозглашалась
безотлагательная необходимость пролетарской революции, Маркс
констатирует с трезвостью, несовместимой с утопическими иллю-
зиями конца 40 - начала 50-х годов: «Ни одна общественная фор-
мация не погибает раньше, чем разовьются все производительные
силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более
высокие производственные отношения никогда не появляются
раньше, чем созреют материальные условия их существования в
недрах самого старого общества»7. Это положение, естественно,
относится и к капиталистическому строю (пожалуй, даже к нему
7 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7. Правда, вслед за этой трезвой кон-
статацией действительных тенденций экономического развития Маркс, фак-
тически в противоречии со своим собственным выводом, заявляет: «Поэтому
человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разре-
шить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача
возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются
налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления» (там же). Это
явно ошибочное положение, игнорирующее многовековую историю утопичес-
ких учений, указывает на то, что Маркс все же, несмотря на приведенный выше
важный экономический вывод, полагал, что условия для пролетарской револю-
ции уже наличествуют или, по крайней мере, находятся в процессе становления.
Таковы иллюзии всех революционеров, которые считают поставленные ими за-
дачи осуществимыми уже при их жизни.
409
в особенности), в рамках которого, как неоднократно признают
основоположники марксизма, продолжается бурное развитие
производительных сил, обусловленное прежде всего машинным
производством, которое благодаря умножающимся изобретениям
и рационализации непрерывно революционизируется, обеспечи-
вая постоянный рост производительности труда. Однако все это
происходит в рамках капиталистических производственных отно-
шений, которые, следовательно, вопреки утверждениям Маркса
и Энгельса, вовсе не стали оковами для развития производитель-
ных сил.
В процессе исследования объективных условий, которые,
согласно марксизму, делают необходимым (и даже неизбежным)
переход к общественной собственности на средства производ-
ства, Маркс уделяет первостепенное внимание происходящему
уже при капитализме процессу обобществления средств произ-
водства, совершающемуся вследствие концентрации и центра-
лизации капитала. Этот процесс означает не только пролетари-
зацию ремесленников, разоряемых промышленной революцией,
но и поглощение мелких и средних капиталистических пред-
приятий крупными, более рентабельными, побеждающими своих
более слабых соперников в беспощадной конкурентной борьбе.
Стихийный процесс развития капиталистического производства
означает, следовательно, также экспроприацию капиталистов
капиталистами. Результатом этого исторического процесса ста-
новится, с одной стороны, превращение большинства населения
каждой страны в пролетариев, а с другой - сосредоточение всей
или почти всей массы средств производства в руках немногих,
крупнейших капиталистов. Тогда, собственно, и происходит про-
летарская революция, т.е. экспроприация экспроприаторов. Это
значит, что пролетарская революция вовсе не предполагает за-
прещения частной собственности на средства производства мел-
ких и даже средних предпринимателей: эта социальная группа,
полагали Маркс и Энгельс, фактически ликвидируется крупным
капиталом в рамках буржуазного общества. Упразднению в ходе
пролетарской революции подлежит лишь крупный, вернее, даже
крупнейший капитал.
Здесь не место обсуждать вопрос, в какой мере эти представ-
ления Маркса и Энгельса о развитии капитализма и экономиче-
ских предпосылках пролетарской революции соответствовали
действительному историческому развитию буржуазного общест-
ва. Ясно, что Маркс и Энгельс ошиблись в своей оценке судьбы
мелких и средних предпринимателей, которые в современных
капиталистических странах производят не менее половины всех
410
поступающих в продажу товаров. Для меня важно подчеркнуть,
имея в виду последующее изложение, что Маркс и Энгельс со-
вершенно исключали возможность (а тем более необходимость)
запрещения мелкой и даже средней частной собственности на
средства производства. Поэтому они считали необходимым усло-
вием пролетарской революции такой высокий уровень обобще-
ствления средств производства в рамках буржуазного общества,
который может стать экономической основой социализма. Отсю-
да понятно положение, сформулированное Марксом в 1871 году:
«Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеа-
лы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые
уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного
общества»8 9. Маркс, следовательно, полагал, что элементы социа-
листического общества уже развиваются в недрах капитализма.
Это было заблуждением, которое впоследствии в одном из писем
90-х годов признал Энгельс, указав, что он и Маркс ошибались
в своей оценке экономической зрелости капитализма, что они
переоценивали эту зрелость, а тем самым неправомерно при-
ближали неизбежный, согласно их учению, переход к посткапи-
талистическому обществу. Это весьма существенное признание
означало, хотя об этом ничего не сказано у Энгельса, фактиче-
ское отрицание ряда ранее высказанных марксистских положений.
К таким положениям относится, в частности, сделанный Энгель-
сом в 80-х годах вывод, что уже в последней четверти XIX века
в развитых капиталистических странах сложились условия для
перехода к... коммунистическому принципу распределения. Этот
вывод сформулирован в работе «Развитие социализма от утопии
к науке»: «Возможность обеспечить всем членам общества путем
общественного производства не только вполне достаточные и с
каждым днем все улучшающиеся материальные условия сущест-
вования, но также полное свободное развитие и применение их
физических и духовных способностей, - эта возможность достиг-
и	Q
нута теперь впервые, но теперь она действительно достигнута» .
Здесь налицо не только слишком высокая оценка уровня развития
капитализма, но и, по существу, утопическое представление о
перспективах общественного развития, от которого, несмотря на
все усилия Маркса и Энгельса, оказался не способен избавиться
«научный социализм».
В своих ранних произведениях, относящихся ко второй поло-
вине 40 - первой половине 50-х годов, Маркс и Энгельс считали
8 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 347.
9Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 227.
411
возможной, а частью даже неизбежной пролетарскую революцию
в странах, в которых еще не совершилась или же только начи-
налась промышленная революция, а следовательно, и переход от
мануфактурного к промышленному капитализму. В последующие
годы благодаря экономическим исследованиям Маркса воззрения
основоположников «научного социализма» на пути перехода от
капитализма к социализму уже связывались с развитием капита-
листической индустриализации, благодаря которой пролетариат
выделяется из массы непролетарских трудящихся классов и ста-
новится в наиболее развитых капиталистических странах боль-
шинством в массе трудящегося населения. Тем не менее в своих
письмах к русским корреспондентам Маркс не исключал возмож-
ности социалистического преобразования российского общества,
едва только вступившего на путь капиталистического развития,
правда, лишь при условии, что социализм победит в капиталисти-
чески развитых европейских странах, которые окажут всемерную
поддержку социалистическому движению в России. Таким обра-
зом, Маркс, правда, далеко не безоговорочно, шел навстречу на-
родническим (или близким к ним) представлениям о возможности
некапиталистического развития России в направлении к социа-
лизму при наличии благоприятных для этого международных ус-
ловий. Эту уступку российским, мелкобуржуазным сторонникам
социализма (вернее, противникам капитализма) Маркс объяснял
тем, что его исследование западноевропейского капитализма, ко-
торое привело его к социалистическим выводам, не должно быть
рассматриваемо как универсальная философско-историческая
теория, равно применимая ко всем странам.
Естественно возникает вопрос, насколько оправданы эти вы-
сказывания Маркса о возможности некапиталистического пути
к социализму в обществе, в котором все еще господствуют фео-
дальные или полуфеодальные производственные отношения и,
соответственно этому, подавляющую массу населения составляет
крестьянство? Этот же вопрос можно сформулировать еще в бо-
лее резкой, даже парадоксальной форме: возможно ли возникно-
вение посткапиталистического общества без предшествующего
ему развития капиталистического способа производства? Я пола-
гаю, что экономические исследования Маркса дают однозначно
отрицательный ответ на этот вопрос. Достаточно вчитаться в «Ка-
питал» Маркса, дабы убедиться в этом. Капитализм «безудержно
понуждает человечество к производству ради производства, сле-
довательно к развитию общественных производительных сил и к
созданию тех материальных условий производства, которые одни
только могут стать реальным базисом более высокой обществен-
412
ной формы, основным принципом которой является полное и сво-
бодное развитие индивидуума»10. Это положение Маркса сплошь
и рядом превратно истолковывалось в марксистской литературе.
«Производство ради производства» - именно в этом, утверждали
ортодоксальные марксисты, заключается основной порок капита-
лизма. Между тем парадоксальная формулировка Маркса говорит
лишь о том, что капиталистическое производство есть прежде
всего производство средств производства, т.е. непрерывный рост
и обновление постоянного капитала и, следовательно, производи-
тельных сил. Поэтому из приведенного положения можно сделать
лишь один вывод: посткапиталистическое общество, как бы оно ни
называлось (социализмом или совсем по-иному), возможно лишь
в результате предшествующего развития капитализма, и притом
такого развития, которое реализует все имманентно присущие ему
потенции. Эту несомненную истину, убедительно подтвержден-
ную историческим опытом истекшего столетия, не вполне осо-
знавали, несмотря на приведенное высказывание Маркса, и сами
основоположники «научного социализма», которые, так сказать,
торопили историю и неустанно твердили, что капиталистический
способ производства уже выполнил свою историческую миссию.
Еще в большей, несравненно большей мере не осознавал, даже не
понимал этой истины В.И. Ленин, который боролся за то, чтобы
создать посткапиталистическое общество в стране, едва только
вступившей на путь капиталистического развития, и поэтому,
несмотря на свою страстную полемику с народниками, не так уж
отличался в этом отношении от них.
Итак, Маркс и Энгельс доказывали, что превращение средств
производства в общественную собственность - объективная не-
обходимость, обусловленная совершающимся уже при капита-
лизме (разумеется, на капиталистический лад) прогрессирую-
щим обобществлением средств производства. Однако понятие
социалистической собственности, т.е. фундаментальное положе-
ние «научного социализма», остается совершенно недостаточно
раскрытым, разъясненным в их произведениях. Обратимся пре-
жде всего к знаменитому положению Маркса об экспроприации
экспроприаторов, т.е. уничтожении капиталистической частной
собственности. Этот процесс, утверждает Маркс, «восстанавли-
вает не частную собственность (имеется, конечно, в виду частная
собственность на средства производства, существующая и до ка-
питализма. - Т.О.), а индивидуальную собственность на основе
достижений капиталистической эры: на основе кооперации и об-
10 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 605.
413
щего владения землей и произведенными самим трудом средс-
твами производства»11. Что означает понятие индивидуальной
социалистической собственности? Ни Маркс, ни Энгельс, ни их
последователи нигде не разъясняют это понятие, даже не упоми-
нают о нем, фактически предавая его забвению. Между тем не
подлежит сомнению, что речь идет здесь не о личной собствен-
ности, которой в разной мере располагают все члены буржуазно-
го общества, в том числе и т. н. неимущие массы. По-видимому, у
Маркса идет речь об индивидуальной собственности на средства
производства как неотъемлемой части совместной собственности,
или, говоря иными словами, о частной собственности. Это зна-
чит, что общественная собственность не противопостоит ин-
дивидуумам, членам общества, что каждый из них является ее
собственником, как это имеет место в трудовой кооперации и в
известной мере также в акционерных компаниях. Маркс, следо-
вательно, говорит об единстве общественной и индивидуальной
собственности как реальном, хотя и частичном владении общест-
венной собственностью, благодаря чему становится возможным
упразднение наемного труда, без чего, согласно Марксу, не может
быть социалистического общества.
Уже в одной из ранних своих работ - «Наемный труд и ка-
питал» Маркс характеризовал наемный труд пролетариев как
отчуждение продукта труда, отчуждение трудовой деятельности
и в конечном счете отчуждение самой человеческой сущности.
Уничтожение капиталистических производственных отношений
и упразднение наемного труда (наемного рабства, по его выраже-
нию) рассматривалось Марксом как единый процесс социалисти-
ческого переустройства общества.
Упразднение наемного труда трактуется Марксом как непо-
средственное выражение противоположности между социалисти-
ческим и капиталистическим обобществлением средств произ-
водства. Последнее умножает количество лиц наемного труда.
Маркс отличает социалистическое обобществление средств
производства от их превращения в государственную собствен-
ность, при которой «категория рабочего не отменяется, а распро-
страняется на всех людей...»12.
К сожалению, этот в высшей степени важный пункт социали-
стических воззрений Маркса совершенно игнорируется В.И. Ле-
ниным, который в работе «Государство и революция» восторжен-
но характеризовал социализм как такое социальное устройство,
11 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 773.
12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 114.
414
при котором все трудоспособные члены общества будут наем-
ными рабочими у одного единого, единственного хозяина, «со-
циалистического» государства. Теоретически обосновывая этот
ужасающий тезис, лишающий трудящегося человека всякого
выбора, Ленин опирался на ту неясность понятия общественной
собственности, которая наличествует в трудах основоположни-
ков марксизма, в особенности у Энгельса, который, в частности,
писал: «Пролетариат берет государственную власть и превращает
средства производства прежде всего в государственную собствен-
ность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат,
тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые
противоположности, а вместе с тем и государство как государ-
ство»13. Это положение не может не вызвать недоумения. Если
средства производства в результате упразднения капиталистиче-
ских отношений становятся государственной собственностью, то
к чему тогда утверждать, что государство также упраздняется?
Очевидно, Энгельс имеет в виду не непосредственное следствие
социалистического переворота, а тот конечный результат, кото-
рый Маркс в «Критике Готской программы» (1875 г.) называл
коммунизмом. Но приведенное положение Энгельса высказано
уже после проведенного Марксом разграничения между социа-
лизмом и коммунизмом. Получается, что Энгельс игнорирует это
весьма существенное для марксистской теории разграничение и
характеризует социализм как коммунизм. Об этом свидетельству-
ют «Анти-Дюринг», «Происхождение семьи, частной собственно-
сти и государства» и другие работы позднего Энгельса. Понятие
общественной собственности применяется как нечто само собой
разумеющееся, несмотря на то что фактическое смешение социа-
лизма и коммунизма делает его все менее и менее осмысленным.
Маркс говорил о диктатуре пролетариата как государстве
переходного периода от капитализма к социализму. А Энгельс,
напротив, утверждает, что в результате социалистического пере-
ворота упраздняются как пролетариат (класс наемных рабочих),
так и государство, всякое государство вообще. Вот одно из его
многочисленных высказываний на эту тему: «Когда государство
наконец-то становится действительным представителем всего об-
щества, тогда оно само себя делает излишним»14. Правда, в других
случаях Энгельс говорит об отмирании государства, что означает
отнюдь не внезапное его исчезновение, а более или менее дли-
тельный исторический процесс. Таким образом, и этот в высшей
13 Маркс К.., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 291.
14 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 224.
415
степени важный вопрос, как и вопрос о конкретном характере,
структуре общественной собственности, ее отношении к членам
общества, остается неясным, не разъясненным, недоосмыслен-
ным. Характеристика социализма как коммунизма, которая, воз-
можно, объясняется соображениями пропагандистского харак-
тера, влечет за собой утверждение, что вместе с упразднением
капиталистических производственных отношений упраздняются
и товарно-денежные отношения, т.е. общество переходит к непо-
средственному, безденежному обмену продуктами производства
и услугами. «Раз общество, - утверждает Энгельс, - возьмет во
владение средства производства, то будет устранено товарное
производство, а вместе с тем и господство продукта над произ-
водителем»15.
Упразднение товарно-денежных отношений ставит под воп-
рос социалистический принцип распределения: от каждого по
способностям, каждому по количеству и качеству его труда.
Правда, в «Критике Готской программы», где Маркс четко раз-
граничивает социализм и коммунизм, утверждается, что в ус-
ловиях социализма, несмотря на отсутствие товарно-денежных
отношений, сохраняется нечто подобное закону стоимости, что
делает возможным социалистическое распределение по труду:
«...здесь, - подчеркивает Маркс, - господствует тот же принцип,
что и при обмене товарными эквивалентами: известное количест-
во труда в одной форме обменивается на равное количество труда
в другой»16. Маркс, правда, ничего не говорит о качественном
различии между сложным и простым трудом, различии, без ко-
торого невозможно социалистическое распределение в соответс-
твии не только с количеством, но и качеством труда, его слож-
ностью и ролью в иерархии трудовых отношений. Вероятно, это
обстоятельство, так же как и игнорирование разграничения меж-
ду социализмом и коммунизмом, служит основой для сделанного
Энгельсом заключения, что социалистическое общество упразд-
няет экономическое различие между сложным и простым трудом,
а значит, и неравную оплату разного по своей сложности труда.
Отсюда понятно, почему Энгельс утверждает: «В обществе час-
тных производителей расходы по обучению работника покрыва-
15 Там же, с. 227. Это утопическое воззрение полностью разделял В.И. Ленин
в своих дореволюционных работах. В одной из них он, в частности, утверждал,
что социализм «состоит в уничтожении товарного производства» (Ленин В.И.
Поли. собр. соч., т. 17, с. 127). Он также полагал в полном согласии с основопо-
ложниками марксизма, что социалистический общественный строй упраздняет
классы и классовые различия.
16Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 18-19.
416
ются частными лицами или их семьями; поэтому частным лицам
и достается в первую очередь более высокая цена обученной рабо-
чей силы: искусный раб продается по более высокой цене, искус-
ный наемный рабочий получает более высокую заработную плату.
В обществе, организованном социалистически, эти расходы несет
общество, поэтому ему принадлежат и плоды, т.е. большие стои-
мости, созданные сложным трудом. Сам работник не вправе пре-
тендовать на добавочную оплату»17. Энгельс, стало быть, отменяет
социалистический принцип распределения, что является, конечно,
следствием игнорирования проведенного Марксом разграничения
между низшей и высшей фазой коммунистического строя.
В «Манифесте Коммунистической партии» и в других тру-
дах, предшествующих «Критике Готской программы», Маркс
и Энгельс говорят о переходе от капитализма к бесклассовому,
коммунистическому обществу, в котором свобода каждого станет
условием свободы всех. Здесь нет речи о низшей и высшей фазе
коммунистического общества. Однако и в последующих работах
основоположников марксизма, особенно в работах Энгельса, со-
циализм характеризуется как осуществление коммунистического
идеала, или конечная цель социалистического движения, которая
выступает, в сущности, как конечная цель всемирной истории,
т.е. нечто в действительности не существующее. Благодаря со-
циалистическому переустройству общества экономические ус-
ловия, господствовавшие над людьми, «подпадают под власть и
контроль людей, которые впервые становятся действительными
и сознательными повелителями природы, потому что они стано-
вятся господами своего собственного объединения в обществе»18.
Несколько ниже это восторженно описываемое радикальное пре-
образование общества определяется как «скачок человечества из
царства необходимости в царство свободы»19.
Следует, впрочем, подчеркнуть, что Маркс более трезво оце-
нивает пресловутый всемирно-исторический скачок. Обществен-
ное производство и в бесклассовом обществе не есть, согласно
Марксу, «царство свободы», но оно составляет его необходимую
материальную основу. «Свобода в этой области может заключать-
ся лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные про-
изводители рационально регулируют этот свой обмен веществ
с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того,
чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его
с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных
17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 207.
18 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 227.
19 Там же, с. 228.
14. Ойзерман Т.И., том 2
417
их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это
все же остается царством необходимости. По ту сторону его начи-
нается развитие человеческих сил, которое является самоцелью,
истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести
лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе»20.
Завершающим моментом той характеристики социалистиче-
ского (фактически коммунистического) общества, которую дают
произведения основоположников марксизма, является тезис об
исторически неизбежном и в высшей степени благодетельном
для развития сущностных сил человека упразднении разделения
труда. Этот вопрос заслуживает особого обстоятельного рассмот-
рения, учитывая то место, которое он занимает в трудах осно-
воположников марксизма. Но такое обстоятельное рассмотрение
выходит за границы темы данной главы, в силу чего я ограничусь
лишь общей постановкой этого вопроса.
Уже утопические социалисты и коммунисты утверждали, что
в будущем идеальном обществе человек не будет привязан к од-
ной профессии, которая ограничивает не только круг его занятий,
но и его способности. Маркс и Энгельс, в отличие от этих своих
предшественников, полностью осознавали громадное значение
разделения труда для развития производительных сил. Однако
они вместе с тем постоянно указывали на отрицательные его
стороны, видя в нем одно из главных экономических выражений
отчуждения человеческой деятельности. В «Нищете философии»
Маркс выступает против Прудона, считавшего разделение труда
вечным законом экономического развития, доказывая историче-
ски преходящий характер этой необходимой для определенной
эпохи формы развития производительных сил. «Разделение труда
внутри современного общества, - пишет Маркс, - характеризу-
ется тем, что оно порождает специальности, обособленные про-
фессии, а вместе с ними профессиональный идиотизм»21. Этот
тезис получает развитие в «Капитале», где Маркс утверждает,
что разделение труда в процессе производства калечит рабочего,
превращает его в «частичного человека» (Teilmensch).
Маркс полагал, что развитие машинного производства, в осо-
бенности его автоматизация, постепенно ведет к исчезновению
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 387.
21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 159. Однако в «Капитале» Маркс резон-
но также замечает: «...без ограничения сферы деятельности нельзя ни в одной
области совершить ничего значительного» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23,
с. 378). Это совершенно правильное положение никак не может быть согласо-
вано с тезисом о необходимости (разумеется, при соответствующем, весьма вы-
соком уровне развития производительных сил) упразднения разделения труда.
Однако Маркс почему-то не видел этого противоречия между собственными
высказываниями.
418
обособленных друг от друга трудовых операций, а тем самым и к
упразднению специализации и разделения труда вообще. Энгельс
идет еще дальше Маркса, доказывая, что разделение труда со вре-
менем исчезнет не только в материальном производстве, но и во
всех сферах человеческой деятельности вообще: «...настанет вре-
мя, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии,
и когда человек, который в течение получаса давал указания как
архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать
тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности
как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий
профессию тачечников!»22
Не входя в более обстоятельное рассмотрение марксистского
представления об исторических судьбах разделения труда, уп-
разднение которого должно было бы способствовать гармониче-
скому, всестороннему развитию человека, можно со всей опреде-
ленностью сказать, что это представление, являющееся одним из
важнейших элементов марксистской картины социалистического
(и, конечно, коммунистического) общества, носит совершенно
утопический характер. Конечно, в ходе развития общества изме-
няются формы разделения труда, уходит в прошлое былая проти-
воположность между городом и деревней, между умственным и
физическим трудом, исчезают некоторые профессии (не говоря
уже о ремеслах), однако социально-экономический прогресс, воз-
никновение новых отраслей производства, развитие индустрии
услуг, научные открытия и их технологическое применение - все
это влечет за собой углубление разделения труда и расширение
специализации в каждой отрасли человеческой деятельности.
Подытоживая анализ марксистской характеристики социа-
листического (коммунистического) общества, нельзя избежать
заключения, что не только положение об упразднении разделе-
ния труда носит утопический характер. Утопично и убеждение
основоположников марксизма в том, что социализм ликвидирует
товарно-денежные отношения, заменяет их непосредственным
обменом продуктов производства. Можно сказать даже больше:
утопичен весь образ социалистического (коммунистического)
общества как «царства свободы». Идея посткапиталистического
общественного строя, которую обосновывает марксизм, не яв-
ляется, однако, утопией. Но будет ли социалистический строй
единственно возможной альтернативой капитализму? Анализ
исторического опыта двадцатого столетия может и должен дать
совершенно определенный ответ на этот вопрос.
22 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 206.
14*
419
«Реальный социализм» - действительное
социалистическое общество
Крах социалистического строя в СССР и ряде других стран
повлек за собой теоретическое обсуждение вопроса: а был ли это
действительно социализм? Некоторые из участников дискуссии
(преимущественно журналисты, публицисты) без долгих колеба-
ний стали утверждать, что советское общество лишь прикрывалось
заманчивой социалистической вывеской, а в действительности
представляло собой особую форму государственно-монополисти-
ческого капитализма. При этом ссылаясь на то обстоятельство,
что именовавшееся социалистическим советское общество весь-
ма отличалось от той картины социалистического строя, которая
была в общих чертах начертана Марксом и Энгельсом. Ссыла-
лись и на тот несомненный факт, что жизненный уровень тру-
дящихся (в частности, их заработная плата) значительно ниже,
чем жизненный уровень в развитых капиталистических странах,
что никак не согласуется с марксистским описанием социализма
как общественного строя, в котором общественное производство
исключает частнокапиталистическое присвоение производимого
богатства, становящегося безраздельным достоянием самих тру-
дящихся.
Некоторые, особенно упорно отрицавшие существование
социализма в СССР, ссылаясь на господство государственной
собственности в нашей стране и вспоминая об азиатском спосо-
бе производства, о котором изредка говорил Маркс, настойчиво
старались доказать, что не социализм, а именно этот азиатский
способ производства господствовал в нашей стране. При этом со-
вершенно игнорировался тот факт, что этот способ производства
существовал в докапиталистическую эпоху, в аграрном обществе,
которое не знало промышленного производства, современных
средств связи, транспорта, информации, а значит, и средств пов-
седневного, вездесущего контроля государственной власти над
населением. Маркс, характеризуя азиатский способ производства,
отмечает: «Государство здесь - верховный собственник земли. Су-
веренитет здесь - земельная собственность, сконцентрированная
в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует
никакой частной земельной собственности, хотя существует как
частное, так и общинное владение и пользование землей»23. До-
статочно вчитаться в эту характеристику докапиталистического
азиатского экономического строя, чтобы стала совершенно оче-
видной ее абсолютная неприменимость к советскому обществу.
23 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. И, с. 354.
420
То, что «реальный социализм» не был воплощением всех со-
циалистических идей Маркса и Энгельса, - несомненный факт.
Но некоторые из этих идей, которым основоположники марксиз-
ма придавали основополагающее значение, были в принципе не-
осуществимы вследствие своей утопичности. Можно ли на этом
основании отрицать существование социалистического общества
в СССР и в других странах? Никоим образом. Ведь Энгельс не без
основания писал в «Анти-Дюринге»: «...пусть читатель все время
не упускает из виду, что мы здесь отнюдь не занимаемся констру-
ированием будущего»24. И хотя основоположники марксизма, под-
вергая отрицанию капиталистический способ производства, тем
самым противопоставляли ему его антитезу, их характеристика
социалистического общества носила, как указывалось уже выше,
предварительный характер. Единственное, что они считали не-
сомненным, неизбежным, сводилось прежде всего и в основном
к замене капиталистической частной собственности обществен-
ной собственностью на средства производства. Все остальные
характеристики социалистического общества, несмотря на то что
они высказывались обычно в категорической форме, носили, по
существу, гипотетический характер. Следовательно, расхождение
между тем образом социализма, который предстает перед нами
в трудах Маркса и Энгельса, и «реальным социализмом» не дает
каких-либо оснований для отрицания действительного сущест-
вования социалистического строя в СССР и ряде других стран.
Во всех этих странах была упразднена капиталистическая собс-
твенность на средства производства, а следовательно, и класс ка-
питалистов. Средства производства стали общественной, точнее,
государственной собственностью, как это и предвидел Энгельс.
И, констатируя это коренное отличие советского общества от ка-
питалистического строя, нельзя избежать вывода: в СССР был
построен социализм.
Г.Х. Шахназаров совершенно правильно отмечает: «...о том,
что есть социализм, следует судить не по идеалу, выношенному
утопистами, и не по определению классиков марксизма-лени-
низма при всем к ним уважении. Правомерно лишь определение,
происходящее из самого сущностного смысла этого понятия, а
именно: преобладание общего над частным, прежде всего и глав-
ным образом в формах собственности, производства и распреде-
ления. Был ли с этой точки зрения у нас социализм? На этот счет
не может быть никаких сомнений»25.
24 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 315.
25 Шахназаров Г.Х. В поисках утраченной идеи // Коммунист, 1991, № 4,
с. 31.
421
Авторы, утверждающие, что в СССР не существовало соци-
алистического общества, как правило, заявляют, что такое обще-
ство должно быть построено в будущем. Отрицание существова-
ния социализма в СССР оказывается, таким образом, не чем иным,
как попыткой восстановить (по-видимому, в новых, усовершенс-
твованных формах) обанкротившуюся социально-экономическую
систему, которая потерпела поражение в соревновании с современ-
ным капиталистическим способом производства. Другие авторы,
не отрицающие существования социалистического строя в СССР,
рассуждают о том, что необходимо избрать иную, лучшую модель
социалистического устройства, т.е. такую модель, которая доказа-
ла бы свое превосходство над капитализмом. При этом они как бы
забывают о том, что в действительности существовала не только
советская, но и в известной мере отличные от нее модели социа-
листического устройства. В Польше отменили коллективизацию
сельского хозяйства, восстановили единоличное крестьянское хо-
зяйство. В ГДР и Венгрии наряду с господствующей государствен-
ной собственностью существовали и мелкие частнособственни-
ческие, а иногда и по существу капиталистические предприятия.
Однако все эти модели социалистического хозяйствования оказа-
лись экономически несостоятельными, неспособными противо-
стоять капиталистическим странам на мировом рынке.
Особенно показателен и поучителен крах социалистической
системы в Германской Демократической Республике. Здесь часть
немецкого народа, вступившая на путь социализма, противо-
стояла другой его части, находившейся в западной части стра-
ны. Ничто, казалось бы, не мешало восточным немцам так же
успешно развивать экономику, как это делали такие же немцы в
другой части Германии. Однако, в то время как западные немцы
осуществляли научно-техническую революцию, начавшуюся как
раз в период создания двух немецких государств, восточные не-
мцы продолжали трудиться по-старому. Техническое и техноло-
гическое отставание ГДР от ФРГ с каждым годом становилось все
более очевидным и, наконец, превратилось в разрыв, который не
преодолен и теперь, спустя более десяти лет после воссоединения
Германии. Несмотря на то что ФРГ затратила сотни миллиардов
немецких марок на модернизацию производства в бывшей ГДР,
эта часть Германии все еще остается экономически отсталой ее
частью. Экономисты полагают, что понадобится не менее десяти
лет, чтобы преодолеть разрыв между бывшей социалистической
частью Германии и ее западными землями. А между тем ГДР ведь
была самой процветающей страной социалистического «лагеря»,
отличавшейся от других социалистических стран наиболее высо-
ким жизненным уровнем населения.
422
Россия первая вступила на путь социалистических преобразо-
ваний, которые она осуществляла более семидесяти лет. Именно
поэтому российский социалистический эксперимент заслуживает
основательного анализа и оценки. Следует сразу же подчеркнуть,
что даже противники марксизма почти единодушно признают, что
путь, на который вступила наша страна в результате Октябрьской
революции, был порожден благороднейшими из устремлений че-
ловечества. Октябрьская революция, писал Бердяев, изгнанный
из России вследствие победы этой революции, «низвергла гос-
подствующие, командующие классы и подняла народные слои,
раньше угнетенные и униженные, она глубоко взрыла почву и со-
вершила почти геологический переворот. Революция освободила
раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического
дела»26. Я не могу согласиться с этой крайне односторонней оцен-
кой, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что под этими
словами подписался бы и В.И. Ленин.
Р. Арон, постоянно осуждавший «реальный социализм», тем
не менее признавал, что «с исторической точки зрения советский
режим порожден революционной волей, вдохновляемой гумани-
стическим идеалом. Цель заключалась в создании самого гуман-
ного общества, которое когда-либо знала история, где больше не
было бы классов, а однородность общества способствовала бы
взаимному сближению граждан»27. И это положение, высказанное
убежденным антикоммунистом, вполне вписывается в марксист-
ское понимание задач социалистического переустройства обще-
ства.
Не будет преувеличением сказать, что Октябрьская револю-
ция потрясла весь мир, как писал об этом ее очевидец, американ-
ский журналист Д. Рид. Почему же, буквально через несколько
месяцев после утверждения Советской власти, отношение к ней
начало превращаться из восторженного в критическое и даже
отрицательное? Почему против установленной большевистской
26 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990, с. 112. Со-
шлюсь также на глубокомысленное замечание известного американского сове-
толога Д. Биллингтона: «Если для мыслителя XIX века ключевой проблемой
было определение своего отношения к Французской революции, то для совре-
менного мыслителя такой проблемой становится определение своего отноше-
ния к русской революции» (Billington J. Six Views on the Russion Revolution //
World Politics, 1966, vol. XVII, № 3, p. 452). Биллингтон имеет прежде всего в
виду международное значение Октябрьской революции, которая вдохнула но-
вые силы в рабочее движение всех стран и тем самым способствовала эволюции
капитализма, которая в немалой степени соответствовала интересам и требова-
ниям трудящихся.
27 Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993, с. 236.
423
партией государственной власти выступили не только ее заведо-
мые враги, но и такие, далеко не чуждые делу социализма люди,
как А.М. Горький, В.Г. Короленко, П.А. Кропоткин? Эти выдаю-
щиеся представители российского народа, трудящихся прежде
всего, выступали против провозглашенной и осуществлявшейся
на практике «диктатуры пролетариата», которая представляла
собой не «завоевание демократии», как ее определяли основопо-
ложники марксизма в «Манифесте Коммунистической партии», а
ее полное, радикальное отрицание (запрещение свободы печати и
всякой, даже лояльной оппозиции, фактическое запрещение права
рабочих на забастовки, ликвидация независимости профсоюзов,
преследование политического инакомыслия и, соответственно
этому, запрещение всех партий, кроме одной, правящей партии).
А между тем Ленин, вопреки очевиднейшим фактам, утверждал,
что благодаря упразднению частной собственности на средства
производства трудящиеся обрели «такую фактическую возмож-
ность пользоваться демократическими правами и свободами, ко-
торой никогда не было, даже приблизительно, в самых лучших и
демократических буржуазных республиках»28.
Конечно, чрезвычайное положение, которое фактически вве-
ла большевистская власть, можно было в первые годы ее суще-
ствования в известной мере оправдать, имея в виду состояние,
в котором находилась страна: разрушенная экономика, граждан-
ская война, саботаж противников новой власти, иностранная
интервенция. Советская власть, еще не установившаяся на всей
дореволюционной территории страны, подверглась тяжелейшим
испытаниям, которые ставили под вопрос само ее существование.
В обстановке внутренней и внешней угрозы завоеваниям рево-
люции чрезвычайные меры, которые в принципе несовместимы
с демократическими порядками, были неизбежны, необходимы.
Правда, здесь нельзя избежать вопроса, который должен быть
предметом специального исследования: не стала ли одной из
причин экономической разрухи и гражданской войны политика
большевистского правительства, в особенности его попытка
(в дальнейшем признанная ошибочной) немедленно ввести ком-
мунистическое распределение, а также запрещение торговли, по-
давление демократии, репрессии относительно зажиточной части
деревенского и городского населения?
Можно было ожидать (и этого, по-видимому, ожидало боль-
шинство российского населения), что после окончания граждан-
ской войны и относительной стабилизации экономического и
28 Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 499.
424
политического положения страны (особенно благодаря введению
нэпа и его благотворным последствиям) репрессивная политика,
фактически чрезвычайное положение будут наконец прекращены
и «диктатура пролетариата» предоставит населению, рабочему
классу в особенности, действительные демократические права и
свободы. Но ничего такого не произошло. Необъявленное чрез-
вычайное положение, массовые репрессии стали «нормальным»
состоянием общества. Так, незадолго до начала Великой Отечес-
твенной войны количество заключенных в концентрационных ла-
герях достигало примерно двух миллионов человек. Общее же
количество репрессированных за годы построения социализма в
СССР превысило, по самым скромным подсчетам, добрый деся-
ток миллионов. Значительная часть «великих строек» социализма
осуществлялась руками заключенных.
Репрессивный политический режим, просуществовавший
в нашей стране со времени основания советского государства
и до его краха, справедливо связывают с политикой, начало ко-
торой положил Ленин, а систематически организовал и после-
довательно проводил его ученик и соратник Сталин. Сталин-
щина - это не только небывало жестокая диктатура, небывало,
бессмысленно жестокого тирана; сталинщина вовлекала в свои
беспощадные преступные действия тысячи, сотни тысяч со-
ветских граждан, которые вольно или невольно становились
соучастниками бесчеловечных, по существу террористических
«мероприятий», обычно именовавшихся борьбой против «вра-
гов народа» ради построения сияющего коммунистического
будущего.
Маркс и Энгельс считали, что социалистическая революция
экспроприирует крупных капиталистов, собственников средств
производства. Что касается мелких и средних собственников
средств производства, то их экспроприация, полагали они, осу-
ществляется в рамках буржуазного общества, в процессе кон-
центрации и централизации капитала. Правда, они выделяли
крестьянство, вполне допуская, что оно сохраняется как в ка-
питалистистическом обществе, так и непосредственно после
социалистической революции. В этой связи Энгельс писал:
«...обладая государственной властью, мы и не подумаем о том,
чтобы насильно экспроприировать мелких крестьян (с вознаграж-
дением или нет, это безразлично), как это мы вынуждены сделать
с крупными землевладельцами. Наша задача по отношению к
мелким крестьянам состоит прежде всего в том, чтобы их частное
производство, их собственность перевести в товарищескую, но
не насильно, а посредством примера, предлагая общественную
15. Ойзерман Т.И., том 2	425
помощь для этой цели»29. Ленин, судя по ряду его высказываний,
придерживался такого же воззрения, но Сталин, его верный уче-
ник, решил «революционным» путем покончить с существовани-
ем крестьян-единоличников. Коллективизация характеризовалась
Сталиным как революция сверху, осуществляемая по инициативе
государственной власти в интересах... трудящегося крестьянства.
В действительности эта революция (вернее, контрреволюция)
была террористическим организованным насилием над массой
крестьян, которые вопреки их воле загонялись в колхозы, име-
новавшиеся без всякого на то основания сельскохозяйственными
кооперативами. В ходе обобществления средств производства,
которые принадлежали крестьянам, значительная часть скота и
другого имущества фактически была уничтожена.
Коллективизация проводилась под лозунгом ликвидации
кулачества как класса. Фактически были ликвидированы все
мало-мальски зажиточные крестьянские хозяйства. У кулаков и
значительной части середняков, а также тех, которых причисляли
к «подкулачникам», были конфискованы не только средства про-
изводства, но и все их имущество, а сами они были отправлены
в ссылку, где многие из них, лишенные средств производства,
отчаявшиеся, просто погибли.
Нетрудно понять, что коллективизация сельского хозяйства
означала его разрушение, уничтожение крестьянства как особо-
го класса населения, превращение колхозников в крепостных,
так как они были лишены права выйти из колхоза. Сталин и его
соратники, по-видимому, совершенно игнорировали специфику
сельского хозяйства, которое, как правильно замечает современ-
ный американский исследователь, «не есть просто один из видов
деятельности, наряду с прочими; это - образ жизни - уникаль-
ный и незаменимый по своим человеческим и духовным ценно-
стям»30. Плачевные последствия коллективизации хорошо изве-
стны. Страна, обладающая обширнейшими и плодороднейшими
сельскохозяйственными угодьями, оказалась вследствие пресло-
вутой «революции сверху» неспособной обеспечить свой народ
необходимыми продуктами растениеводства и скотоводства.
Урожайность колхозных полей составляла в среднем по стране
примерно 12 центнеров с гектара, в то время как в капиталисти-
ческих странах она, как правило, раза в четыре выше. Хуже того,
социалистическое сельское хозяйство стало едва ли не самой
убыточной отраслью производства. Колхозы и совхозы ежегодно
24 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 518.
30 TrevelianJ. English Social History. N.Y., 1942, p. 87.
426
получали громадные государственные кредиты, которые они не в
состоянии были возвратить. Недоимки постоянно списывались,
кредиты вновь выдавались. А потери зерновых при уборке и
хранении урожая превышали 30 и более процентов. В конечном
итоге начиная с 1963 г. советское правительство начало закупать
в капиталистических странах миллионы тонн пшеницы и кормо-
вого зерна, а также сотни тысяч тонн мяса. Однако ни один из
руководителей партии и государства, конечно, не решился при-
знать реакционный характер «сталинской коллективизации», не-
состоятельность колхозно-совхозной системы, которая отбросила
наше сельское хозяйство в то далекое прошлое, о котором свыше
столетия тому назад И. Бунин с болью писал: «Господи Боже, что
за край! Чернозем на полтора аршина, да какой! А пяти лет не
проходит без голода»31.
Несмотря на очевиднейший экономический крах социали-
стического сельского хозяйства и его противоречащую всем про-
возглашенным советской властью демократическим нормам, его
мнимые успехи постоянно афишировались с трибуны партийных
съездов, в газетах, радио, телевидении. В одном из официальных
партийных документов с гордостью сообщалось, что в СССР про-
изводится на душу населения в 5 раз больше тракторов и в 10 раз
больше комбайнов, чем в США. При этом, конечно, умалчивалось
о том, что зерна в СССР производится в два раза меньше, чем
в США. Многие оставались в неведении относительно того, что
страна вынуждена производить так много тракторов и комбайнов,
потому что их качество столь низко, что они полностью выходят
из строя после двух-трех лет эксплуатации. Следовательно, кол-
хозам и совхозам приходилось слишком часто покупать новые и
новые трактора и комбайны, что ложилось тяжелым бременем на
их и без того далеко не рентабельную экономику.
Экспроприация мелких собственников, развернувшаяся с наи-
большим размахом в деревне, не обошла, конечно, и городское
население. Одним из первых законодательных актов Советской
власти был декрет о конфискации недвижимой собственности
во всех городах страны. Если учесть, что подавляющую часть
жилых помещений в тогдашней России составляли сравнительно
небольшие деревянные дома, владельцами которых обычно были
отнюдь не капиталисты, то эта экспроприация, естественно, охва-
тила и различные слои трудящегося населения.
Новый этап экспроприации в городе был непосредственно
связан с отказом от нэпа. Ликвидации подверглись не только
31 Бунин И. Деревня. М., 1988, с. 10.
15*	427
малые капиталистические предприятия, которые вносили в госу-
дарственную казну немалые налоги, но и обширный слой куста-
рей, ремесленников, владельцев небольших магазинов, ларьков,
словом, та часть населения, которая в условиях нэпа представля-
ла собой то, что теперь именуют индустрией услуг, т.е. сферой,
меньше всего привлекавшей внимание большевистской партии и
советского правительства, делавших основную ставку на созда-
ние тяжелой промышленности.
Стоит задуматься над вопросом: почему советское прави-
тельство объединило (разумеется, в принудительном порядке)
всех портных, сапожников, парикмахеров и других мастеров
своего дела, занимавшихся нужной людям индивидуальной
трудовой деятельностью, в артели, а затем и в государственные
мастерские, ателье, «салоны», с которыми у каждого из граждан
СССР связаны представления о плохом обслуживании, низком
качестве работы и т.д.? Я не думаю, что причиной такого обоб-
ществления было стремление к неукоснительному выполнению
заветов Маркса и Энгельса. Основоположники марксизма были
противниками насильственного объединения мелких производи-
телей. Мотивы, которыми руководствовались правительственные
органы, осуществлявшие такого рода коллективизацию в усло-
виях города, были, по-видимому, прагматические, фискальные.
Путем ликвидации частных парикмахерских, сапожных и порт-
новских мастерских планировалось увеличение доходной части
государственного бюджета. Едва ли эта цель была достигнута в
достаточно ощутимой степени, но одно несомненное следствие
этого псевдосоциалистического обобществления сказалось очень
скоро: падение культуры обслуживания, фактическая ликвидация
одной из основ той самой индустрии услуг, которая ныне в разви-
тых капиталистических странах доставляет значительную часть
национального дохода, не говоря уже о том, что она существенно
повышает качество жизни.
Индустриализация СССР обычно рассматривается как вели-
чайшее достижение социализма. Действительно, в сравнительно
короткие исторические сроки в нашей стране было построено
множество заводов, фабрик, электростанций, создана мощная
оборонная промышленность, без которой нам не удалось бы по-
бедить гитлеровскую Германию в Великой Отечественной войне.
Рабочий класс самоотверженно трудился, несмотря на тяжелей-
шие условия жизни: карточная система снабжения продуктами
питания, которых всегда не хватало, совершенно неудовлетвори-
тельные, как правило, жилищные условия (коммуналка, бараки),
низкая заработная плата, хронический дефицит так называемых
428
предметов ширпотреба, т.е. одежды, обуви и т.п. Можно сказать,
что индустриализация страны была историческим подвигом
трудящихся СССР, воодушевленных сталинским лозунгом: «тех-
ника решает все». Но надо ли следовать персонажу «Дневника
провинциала в Петербурге» Салтыкова-Щедрина, убежденному
обскуранту, который утверждал: «...нужно обращать внимание
русского общества на пройденный славный путь, но не следует
делать никакой критической оценки этому пути»32. Промышлен-
ные предприятия, созданные в основном в течение первых двух
пятилеток, были в значительной части оснащены импортной тех-
никой, которая в капиталистических странах постоянно совер-
шенствовалась, обновлялась, развивалась, в то время как в СССР
она, как правило, оставалась неизменной, морально устаревала,
вследствие чего, несмотря на непрерывное увеличение объемов
промышленного производства, страна не только не догоняла раз-
витые капиталистические государства, но все более отставала от
них, что с особенной очевидностью проявлялось в низком качест-
ве промышленной продукции.
Советские экономисты настойчиво обосновывали марксист-
ское положение о том, что великим преимуществом социалис-
тической экономики является отсутствие конкуренции, которая
характеризовалась как разрушительная сила капиталистической
системы. Однако замена конкуренции т.н. социалистическим со-
ревнованием имела своим последствием производство неконку-
рентоспособной продукции, которая, естественно, не могла найти
себе нишу на мировом рынке.
Техническое отставание нашей индустрии обычно пытались
преодолеть путем приобретения новейшей заграничной техники.
И здесь сплошь и рядом вследствие отсутствия или недостатка
материальной заинтересованности производителей получалась
ситуация, описанная все тем же бессмертным Салтыковым-Щед-
риным в упомянутом выше произведении, в котором провинци-
альный обыватель сокрушается: «И отчего это у нас ничего не
идет! - вдруг как-то нечаянно сорвалось у меня с языка, - машины
накупим - не действуют; удобрения накопим видимо-невидимо -
не родит земля, да и баста!»33
Социалистическую индустриализацию обычно противопос-
тавляют промышленному развитию дореволюционной России,
что, конечно, не лишено оснований, ибо тогдашняя Россия, не-
сомненно, была экономически отсталой страной. Однако эта рос-
32 Салтыков-Щедрин М.Е. Дневник провинциала в Петербурге. М., 1986,
с. 160.
33 Там же, с. 136.
429
сийская отсталость весьма преувеличивалась исследователями-
марксистами. Между тем, как справедливо указывает экономист
Я.А. Певзнер, «...за период с 1860 по 1900 г. продукция промыш-
ленности России увеличилась более чем в 7 раз, а протяженность
железных дорог с 3 до 40 тыс. км. В первое десятилетие XX в.
(особенно в 1909 г.) темпы роста продолжали сохраняться на
уровне более высоком, чем в странах Западной Европы, и, опе-
редив по объему промышленного производства Францию, Россия
постепенно начала приближаться к Англии, Германии и США»34.
История, конечно, не знает сослагательного наклонения: про-
шлое невозможно изменить. Но ничто не мешает нам прибег-
нуть к воображению. Представим себе, что Россия в результате
буржуазно-демократической революции 1917 года, которая была
прервана (пожалуй, даже подавлена) социалистическим перево-
ротом, покончившим не только с буржуазной демократией, но и
демократией вообще, искоренила бы полуфеодальные пережитки
и с новыми силами продолжила бы еще более быстрыми темпа-
ми продвигаться на путях капиталистической индустриализации.
Я не думаю, что к концу XX столетия капиталистическая Россия
догнала бы США или хотя бы Германию, но я убежден в том, что в
новое, XXI столетие Россия вошла бы по меньшей мере в пятерку
самых индустриально развитых капиталистических стран мира.
Само собой разумеется, что это, так сказать, ретроспектив-
ное предвидение возможного, но не сбывшегося будущего России
не может быть эмпирически подтверждено. И все же, несмотря
на свою принципиальную неверифицируемость, оно не лишено
научного смысла, поскольку опирается на фактические данные
о промышленном развитии дореволюционной России и учитыва-
ет громадное значение буржуазно-демократической революции
для ускорения развития промышленного капитализма. Научная
ценность этого воображаемого представления о несостоявшем-
ся развитии России на путях капитализма XX столетия состоит
в том, что оно высвечивает несостоятельность социалистической
программы социально-экономического прогресса, крушение ко-
торой представлялось большинству населения СССР совершенно
неожиданным, чуть ли не вызванным какими-то внешними, враж-
дебными социализму силами, хотя это крушение было несомнен-
но неизбежным.
Коренной причиной экономической несостоятельности соци-
ализма являлась, конечно, тоталитарная государственная система,
34 Певзнер Я.А. Крах коммунизма и современные общественные отношения.
М., 1999, с. 63.
430
созданная большевистской партией. Эту систему наименовали
«диктатурой пролетариата», теперь ее называют командно-адми-
нистративной системой, но все это такие же эвфемизмы, как и
«культ личности» Сталина, выражение, маскировавшее систему
тоталитаризма, от которой не могла и не хотела отказаться пар-
тийно-советская олигархия даже после того, как она осудила чу-
довищные преступления сталинщины и отказалась от террорис-
тических методов политического руководства.
История знает немало тиранических режимов, олигархиче-
ских и единоличных диктатур, но тоталитарная государственная
система впервые была создана большевистской партией. Эта си-
стема была невозможна без массовой культуры, многообразных
средств идеологической обработки сознания масс, не говоря уже
о развитии средств связи, путей сообщения, благодаря которым
государственная власть обрела способность проникать, так ска-
зать, во все закоулки, контролировать все и вся, ибо сущность то-
талитарной государственной системы состоит в том, что, доводя
до предела централизацию управления, она практически полно-
стью определяет и общественную и личную жизнь граждан, це-
ликом подчиняя ее совершенно бесконтрольной власти правящей
верхушки, которой в СССР являлось высшее руководство КПСС
и, прежде всего, конечно, Политбюро во главе со всевластным
генеральным секретарем.
Ленинское определение диктатуры как власти, не считаю-
щейся с существующими законами и опирающейся на насилие,
которое она постоянно осуществляет, - необходимый, но недо-
статочный признак тоталитарного общественного строя, предпо-
лагающего как условие sine qua non тотальную централизацию
(как политическую, так и экономическую) и, конечно, существо-
вание одной-единственной партии в стране, которой безраздельно
принадлежит вся власть, так же как господство одной идеологии,
идеологии этой партии, проникающей во все сферы духовной
жизни общества и подчиняющей их себе. Тоталитарная государ-
ственность также предполагает небывалое по своим масштабам
распространение бюрократии, повсеместно осуществляющей
функции исполнительной власти, которая de facto является един-
ственной властью, поскольку законодательной власти, так же как
и независимости судебной власти (не говоря уже о свободе слова,
печати и других средств информации), тоталитаризм принципи-
ально не признает, хотя, по видимости, они все же могут допус-
каться в целях маскировки его действительной сущности. Можно
вполне согласиться с сочувствующим социализму Э. Фроммом,
который констатирует: «Несмотря на обобществление средств
431
производства, слово «социализм» стало в России лживым, потому
что там широкими массами населения манипулирует всесильная
бюрократия...»35
Весьма показательно, что в советской марксистской литера-
туре феномен тоталитаризма никогда не был предметом научного
исследования. Немало книг и статей были посвящены анализу и
разоблачению фашизма, но при этом умалчивалось о том, что эта
буржуазная террористическая диктатура является тоталитарной
системой власти, т.е. осуществляет функции, вполне аналогич-
ные функциям «диктатуры пролетариата», и даже выступает под
флагом социализма (национал-социализма). Показательно также
и то, что после крушения «реального социализма» в СССР наши
социологи, экономисты, историки оказались в чрезвычайном за-
труднении, когда перед ними была поставлена достаточно скром-
ная задача: дайте определение понятию фашизма. Этот вопрос
остался без ответа. И дело вовсе не в том, что наши ученые ока-
зались не способны дать вразумительный ответ на разумно пос-
тавленный вопрос. Ответ, как можно выразиться, напрашивался
сам собой. Более того, он был известен всем сведущим людям, но
о нем благоразумно умалчивали, дабы не опорочить наше социа-
листическое прошлое. Вопрос остался без ответа, потому что от-
вет неизбежно указывал бы на политическое родство «реального
социализма» и буржуазного, агрессивного, империалистического
фашизма. И тот и другой являются разновидностями тоталитар-
ной государственной системы.
Энгельс, характеризуя буржуазное государство и находящиеся
в его собственности средства производства, подчеркивает: «Чем
больше производительных сил возьмет оно в свою собственность,
тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и
тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие
останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталисти-
ческие отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до
крайности, до высшей точки»36. Энгельс, конечно, заблуждался,
35 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990, с. 227. Это же утверждает М. Хор-
кхаймер - родоначальник т. н. «критической теории», возникшей как позитив-
но-критическая интерпретация марксизма: «Социализм - идея содержательно
осуществленной демократии, давно превратился (и притом извращенным обра-
зом) в странах диамата в инструмент манипуляции...» (Horkheimer М. Kritische
Theorie. Bd. 1, Frankfurt a/M., 1968, S. X). Представители «критической теории»
подвергались в советской философской литературе (в том числе и в моих рабо-
тах) довольно резкой критике как искажающие марксизм теоретики. Ныне сле-
дует признать, что их попытка критического осмысления (и переосмысления)
марксизма представляла собой научно значимое начинание, несмотря на то что
многие положения «критической теории» оказались несостоятельными.
36 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 290.
432
полагая, что норма эксплуатации на государственных капиталис-
тических предприятиях выше, чем на предприятиях, находящих-
ся в частной капиталистической собственности. Как известно,
государственные предприятия в условиях капитализма нередко
субсидируются правительством, так как они сплошь и рядом ока-
зываются недостаточно рентабельными и не выдерживают кон-
куренции с частнособственническими предприятиями. Но еще
больше заблуждался Энгельс, полагая, что государственная соб-
ственность после уничтожения капиталистических производ-
ственных отношений исключает эксплуатацию трудящихся, по-
скольку она упраздняет частное, капиталистическое присвоение.
Логика этих типичных для марксизма рассуждений достаточно
проста: при капитализме неоплаченная часть труда рабочих яв-
ляется источником прибыли для частного лица, капиталиста, в то
время как в социалистическом обществе продукт прибавочного
труда становится общественной собственностью, т.е. достается
самим трудящимся. Но жизнь посрамила эти, в сущности, упро-
щенные, не свободные от иллюзий утопизма представления, со-
ставляющие одну из основ «научного социализма». Во-первых,
государство, возникшее после уничтожения капиталистических
производственных отношений и ставшее собственником всех
(или почти всех) средств производства, оказалось еще в боль-
шей мере эксплуататором трудящихся, чем капиталистическое
государство. И во-вторых, что стало в конечном счете одной из
главных причин фатального краха «реального социализма», госу-
дарство - тотальный собственник было плохим, нерачительным,
бесхозяйственным собственником, не способным обеспечить
научно-технический прогресс, сопоставимый с тем прогрессом,
который совершался в капиталистических странах, не способным
обеспечить трудящимся нормальных, сопоставимых с капитали-
стическими условий существования.
История «реального социализма» в СССР и других социали-
стических странах - это история бедственного положения тру-
дящихся, которое всегда объясняли временными трудностями,
несмотря на то что они носили постоянный характер. Источник
этих трудностей был достаточно очевиден, но его не могли, не
хотели признать, ибо он представлял собой не что иное, как
экономическую сущность тоталитарного государства. Эта сущ-
ность - централизованное государственное планирование сверху
донизу, до самых малых предприятий, планирование всех рас-
ходов предприятий по каждой статье, планирование результатов
работы каждого предприятия, объема выпускаемой продукции,
ее ассортимента, себестоимости и т.д. и т.п. Разумеется, такое
433
государственное планирование было не вполне осуществимым,
в ряде отношений даже мнимым, утопическим, но оно было
приказом, нарушение которого преследовалось, нередко даже
в уголовном порядке, приказом, исключавшим хозяйственную
самодеятельность предприятий, инициативу их руководителей и
в конечном итоге сплошь и рядом обрекавших предприятия на
убыточное производство. Эта система тотального планирования
соответствовала замене рыночной экономики, истолковываемой
как неконтролируемая государством стихия, подрыва нового хо-
зяйства, которое-де все предусматривает, намечает задачи, выра-
жающие общественные потребности, и обеспечивает их выпол-
нение. При этом, разумеется, почти не принималось в расчет, что
важнейшей сферой планирования должно быть планирование на
каждом отдельном предприятии, руководители которого гораздо
лучше, чем чиновники Госплана, представляют себе условия ра-
боты предприятия, его возможности, пути наиболее производи-
тельного использования оборудования и т.п.
Известный польский экономист Л. Бальцерович, видный ре-
форматор экономики постсоциалистической Польши, указывает
на то, что тотальное государственное планирование вовсе не вы-
текало из социалистических воззрений Маркса. «Маркс мог ожи-
дать, что гармоничной нерыночной координации можно достичь
без централизации, в результате свободного взаимодействия авто-
номных производителей. Однако мы уже знаем, что в экономике
при всей ее сложности этого достичь невозможно. Ибо для того,
чтобы убрать рынок, нужно ограничить автономию предприятий,
а это, в свою очередь, создает вакуум, который должно заполнить
централизованное планирование. Далее, независимо от того, о
чем мечтал Маркс, единственной реальной формулой обществен-
ной собственности, согласующейся с его видением социализма
как экономической системы, лишенной рынка, является центра-
лизованная государственная собственность»37. Таким образом,
тотальное планирование, которое сводит на нет хозяйственную
самостоятельность и самодеятельность предприятий, и социали-
стическая собственность на средства производства неотделимы
друг от друга. Этого не видели основоположники марксизма и их
последователи, но это доказала практика «реального социализ-
ма».
П.А. Кропоткин, приветствовавший Октябрьскую революцию
и надеявшийся, что она станет началом новой исторической эпо-
хи, когда трудящиеся массы создадут подлинно свободное обще-
37 Бальцерович Л. Социализм, капитализм, трансформация. М., 1999, с. 31-32.
434
ство, был горестно потрясен установившейся в России партийной
диктатурой и порожденной ею чудовищной, по его выражению,
бюрократией. Он писал о несостоятельности политического
режима, когда «всемогущая централизованная власть пытается
снабдить каждого обывателя ламповым стеклом, и каждая спич-
ка, которой можно зажечь эту лампу, обязательно проходит через
руки чиновника, как бы много их ни было...»38.
Принцип социализма, согласно его теоретикам, начиная от
утопических социалистов и кончая основоположниками марк-
сизма, сводится к краткой и выразительной формуле: от каждо-
го - по способностям, каждому - по количеству и качеству его
труда. Однако ни основоположникам марксизма, ни их продол-
жателям почему-то не приходил в голову вопрос: осуществим ли
этот принцип вне рамок рыночной экономики? В первом разделе
этой статьи приводилось утверждение Энгельса о том, что при
социализме и сложный и простой труд будут вознаграждаться
одинаково. Но такое уравнение качественно различных видов
труда несовместимо с принципом социализма. Однако безотно-
сительно к тому или иному высказыванию основоположников
марксизма распределение материальных благ, согласно принципу
социализма, невозможно вне рыночной экономики, как правиль-
но констатирует Л. фон Мизес, один из основательных критиков
марксистской теории социализма. Он пишет: «...в социалисти-
ческом хозяйстве экономические калькуляции неосуществимы.
Когда не существует рыночных цен на факторы производства,
поскольку они не продаются и не покупаются, нельзя прибегнуть
к калькуляции для определения результатов прошлых действий
или для планирования будущего»39. Следует, правда, иметь в виду,
38 Кропоткин П.А. Обращение к рабочим и передовым кругам общественно-
сти Западной Европы // Вопросы философии, 1991, № 11, с. 45. В том же духе
высказывался и В.Г. Короленко, решительный противник царизма. В письме к
Луначарскому он утверждал: «Основная ошибка советской власти - это попыт-
ка ввести социализм без свободы. На мой взгляд, социализм придет вместе со
свободой или не придет вовсе. Отсюда огромная ошибка - классовая диктатура»
(Короленко В.Г. Дневники 1917-1921 гг. // «Память». Исторический сборник.
Париж, 1979, с. 599).
39 Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ, с. 370.
Первое издание этой книги вышло в 1922 г. Годом раньше экономист Б.Д. Бруц-
кис, высланный из РСФСР в 1922 г, писал в статье «Социалистическое хозяй-
ство»: «Совершенно очевидно, что экономическая система, которая не распола-
гает механизмом для приведения производства в соответствие с общественными
потребностями, несостоятельна. Стремясь преодолеть «анархию капиталисти-
ческого хозяйства», социализм может повергнуть народное хозяйство в «су-
перанархию», по сравнению с которой капиталистическое государство являет
собой картину величайшей гармонии» (Новый мир, 1990, № 8, с. 182-194). Мы
435
что в советском социалистическом обществе, упразднившем ры-
ночную экономику, все же сохранялась торговля, а следовательно,
и акты купли-продажи. Но при отсутствии реального действия
закона стоимости цены фактически устанавливались в админи-
стративно-командном порядке, и носили, по существу, условный
характер. Колхозы поставляли зерно в государственные закрома
по ценам, назначенным правительством, и, хотя эти цены, как
правило, не покрывали затрат на производство зерна, поставки
зерна государству были обязательными, принудительными; невы-
полнение плана поставок наказывалось самым суровым образом.
Лишь после выполнения этих поставок, именовавшихся первой
заповедью, колхозам разрешалось распределять оставшееся зер-
но (если оно оставалось) между членами колхоза, а также прода-
вать его на колхозном рынке, где цены были в несколько раз выше
государственных.
Такими же условными, назначенными сверху были цены на
промышленную продукцию. Они были обычно более выгодными
для ее производителей, благодаря чему государство, собственник
промышленности, фактически эксплуатировало деревню.
Заработная плата, разумеется, не находилась в определенном,
фиксируемом соответствии с количеством и качеством труда.
Уровень заработной платы рабочим и служащим устанавливался
согласно различного рода правительственным постановлениям и,
кроме того, во многом зависел от директоров предприятий и всяко-
го рода начальников. Колхозники в течение многих лет вообще не
получали заработной платы; считалось, что их труд оплачивается
продуктами колхозного производства, которых далеко не всегда
доставалось колхозникам после обязательных государственных
поставок. Спасением для колхозников служил приусадебный уча-
сток, на котором выращивались овощи в количестве, достаточном
для семьи, а нередко также для продажи. Приусадебные участки
были весьма невелики, но на них выращивалось не менее, а иной
раз и более картофеля и некоторых других овощей, чем на об-
ширных колхозных полях. Этот факт довольно часто отмечался в
газетах, но из него делался вывод, что колхозы в недостаточной
мере реализуют свой потенциал. На самом деле из этого факта
следовал совсем другой вывод: частнособственническое сель-
скохозяйственное производство несравненно продуктивнее, чем
псевдокооперативное, колхозное.
видим, таким образом, что ученый, не парализованный догматами «научного
социализма», уже на заре советского общества вполне определенно предвидел
непреодолимые трудности, с которыми столкнется социалистическое общество,
трудности, неотделимые от этого общественного устройства и обрекающие его
на неизбежное поражение в соревновании с капитализмом.
436
Колхозникам разрешалось иметь в своей собственности коро-
ву, свинью, кур, а в некоторых местностях также овец и другую
живность. Без этого, так же как и без приусадебного участка, се-
мья колхозника не могла обеспечить себя необходимыми продук-
тами, ибо колхоз в основном работал на государство. В этой связи
нельзя не отметить такое примечательное обстоятельство: тотали-
тарное государство, осуществившее тотальное социалистическое
обобществление средств производства, оказалось вынужденным
допускать существование в колхозной деревне пусть и незначи-
тельной, но все же частной собственности на средства производ-
ства. Ведь корова, козы, овцы, куры - все это, конечно, является
средствами производства, которые использует в качестве частной
собственности колхозник в своем приусадебном хозяйстве.
Советское тоталитарное государство, сущность которого со-
ставляло не ограниченное какими-либо, даже им самим установ-
ленными законами и другими юридическими нормами насилие,
опиралось, однако, не только на насилие, но и на идеологический
диктат, осуществлявшийся посредством не допускающего инако-
мыслия убеждения, воспитания, пропаганды и агитации, целью
которых было внушение сознания безусловного превосходства
социалистического строя над капиталистическим способом
производства, изображавшимся как социальная система, порож-
дающая нищету трудящихся масс. Апология социализма, так же
как гротескное изображение капиталистического общества, со-
ставляя важнейшее содержание повседневной социалистической
пропаганды, выходили порой за всякие разумные границы. Так,
например, изо дня в день утверждалось, что за годы Советской
власти жизненный уровень рабочего класса возрос в 11 раз, а
крестьянства - в 8 раз. Это утверждали не какие-нибудь безот-
ветственные газетчики: эта, с позволения сказать, «констатация»
содержалась в официальных партийных документах. Оставалось
только гадать, к какой таинственной методике прибегло ЦСУ
(Центральное статистическое управление), чтобы выдать на-гора
эти потрясающие «данные».
Ложь, как известно, не знает границ, ибо они для нее просто
не существуют. В конце 1939 г., после заключения известного
пакта (сговора) с гитлеровской Германией, которая тут же начала
Вторую мировую войну, двинув свои полчища на Польшу, совет-
ская печать, солидаризируясь с новым «союзником», писала, что
«польские паны» затеяли войну с Германией. Известный журна-
лист Д. Заславский, постоянный сотрудник «Правды», писал в
этой газете, что существование польского государства было исто-
рическим нонсенсом, которому наконец-то положен конец.
437
В «Энциклопедическом словаре», вышедшем в свет в 1954 г.,
в статье «Корея» интервенция войск КНДР в Южную Корею опи-
сывалась так: южнокорейские вооружейные силы «по указке их
хозяев из Вашингтона вторглись на территорию Северной Кореи.
Империалисты США стали на путь открытой интервенции в Ко-
рею...». Поскольку другая, правдивая информация была недоступ-
на советским гражданам, они не подвергали сомнению печатное
слово, тем более что это было далеко не безопасно.
В принятой на XXII съезде КПСС новой программе партии
(1961 г.) утверждалось, что капитализм превратился в «величай-
шую преграду на пути общественного прогресса», что он «все
больше сковывает развитие современных производительных
сил», что мировая капиталистическая система «в целом созрела
для социальной революции пролетариата»40.
Капитализму, который по-ленински характеризовался как
загнивающий капитализм, естественно, противопоставлялась
социалистическая экономика с ее якобы недостижимыми для ка-
питализма темпами индустриального развития. «Если экономика
мирового капитализма развивается медленными темпами, испы-
тывая кризисы и потрясения, то экономика мирового социализма
характеризуется быстрыми и устойчивыми темпами роста, об-
щим непрерывным хозяйственным подъемом всех социалистиче-
ских стран»41. Это утверждалось в период, когда в капиталистиче-
ских странах уже развернулась научно-техническая революция,
означавшая не только весьма значительное возрастание темпов
экономического развития, но и коренное качественное изменение
материально-технической базы производства, а также создание
его новых отраслей, основанных на технологическом примене-
нии достижений кибернетики и компьютерных устройств. Между
тем в СССР вплоть до выхода в свет новой партийной программы
печать, радио, телевидение хранили молчание относительно со-
вершавшейся в капиталистических странах научно-технической
революции, свидетельствовавшей о мощи капиталистической
системы, обеспечившей выдающийся экономический и научно-
технический прогресс.
В новой партийной программе впервые, с опозданием на
десятилетие, говорится о научно-технической революции, но го-
ворится таким образом, что СССР благодаря созданию атомных
электростанций и космических спутников опередил «загниваю-
щий» капитализм в осуществлении НТР. В этой связи программа
40 Программа Коммунистической партии Советского Союза. М., 1961, с. 7,
10,27.
41 Там же, с. 22.
438
КПСС заявляет, что капиталистическая система сковывает про-
цесс НТР, которая развернется в полном объеме лишь благодаря
социалистическим производственным отношениям. «Человече-
ство, - говорится в программе, - вступает в период научно-тех-
нического переворота, связанного с овладением ядерной энер-
гией, освоением космоса, с развитием химии, автоматизации
производства и другими крупнейшими достижениями науки и
техники. Но производственные отношения капитализма слиш-
ком узки для научно-технической революции. Осуществить эту
революцию и использовать ее плоды в интересах общества может
только социализм»42. Это утверждение не просто дезинформация,
это, скорее, самообман, иллюзия, утопическое убеждение, источ-
ником которых были не столько марксистская теория, сколько
героическая победа советского народа в Великой Отечественной
войне, а также быстрое восстановление народного хозяйства и
разрушенных гитлеровскими полчищами городов и деревень на
весьма значительной части европейской территории СССР. Эти
выдающиеся победы на полях сражений и в мирном труде были
одержаны в значительной мере благодаря присущей КПСС спо-
собности мобилизовывать все силы народа для достижения кон-
кретных, краткосрочных целей, не считаясь с жертвами, как бы
ни были они велики.
Очевидно, именно эти победы, высоко поднявшие престиж
СССР во всем мире, побудили руководство КПСС поставить пе-
ред народом заведомо утопическую задачу: в течение 20 лет со-
вершить переход к коммунизму. Эту задачу формулирует и обос-
новывает рассматриваемая партийная программа. Она намечает в
течение десяти лет (с 1961 по 1970 г.) превзойти по производству
на душу населения США, богатейшую капиталистическую стра-
ну. В течение второго десятилетия программа обещает создать
материально-техническую базу коммунизма, обеспечивающую
изобилие материальных и культурных благ для всего населения
СССР, превзойти примерно в два с половиной раза уровень про-
мышленного производства США и в основном построить комму-
нистическое общество. Программа завершалась тирадой: «Пар-
тия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских
людей будет жить при коммунизме»43. Можно вполне допустить,
42 Там же, с. 27-28.
43 Там же, с. 142. Стоит отметить, что задача непосредственного перехода к
коммунизму в течение двадцати лет представляла собой развитие предшествую-
щих партийных решений. Так, еще в 1932 г. XVII конференция ВКП(б) приняла
решение, которое провозгласило, что «основной политической задачей второй
пятилетки является окончательная ликвидация капиталистических элементов
439
что тогдашний секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев действительно
верил в то, что поставленная им задача построения коммунизма
в течение 20 лет будет решена. Его не смущало, например, такое
существенное обстоятельство, что ни один из пятилетних планов
экономического развития СССР не был выполнен, хотя все они,
разумеется, объявлялись перевыполненными. Он вполне идеали-
стически полагал, что мобилизация всех сил, неукротимая воля к
победе, к преодолению всех и всяческих трудностей увенчается
построением коммунизма в назначенные партией сроки. Однако
соратники Хрущева, члены Политбюро, а также партийные руково-
дители всех других уровней, как правило, не разделяли эту далеко
не свободную от популистской демагогии утопическую веру или,
точнее, уверение. Тем не менее вся громадная пропагандистская
машина страны внушала советским людям, что задача построе-
ния коммунизма в ближайшее двадцатилетие вполне разрешима
благодаря их трудовому героизму и, конечно, под испытанным и
мудрым руководством КПСС. И советские люди верили если не
в достижение коммунизма к 1980 году, то, во всяком случае, в то,
что через 20 лет их жизненный уровень существенно возрастет и
будет навсегда покончено с дефицитом продуктов питания, одеж-
ды, обуви и т.п. Действительность, увы, и на этот раз обманула
их оптимистические ожидания. И 1980 год, и последовавшие за
ним годы существования «реального социализма» убедительно
показали, что жить в стране становится не лучше, а хуже.
Характерно, что через пять лет после принятия пресловутой
программы перехода к коммунизму новый глава КПСС Л.И. Бреж-
нев в отчетном докладе ЦК КПСС на XXIII съезде партии ни сло-
вом не упоминает об этой программе. Он, конечно, произносит
дежурные фразы об обострении и углублении общего кризиса
капитализма, о все более очевидной обреченности этого строя.
Говорит о достижениях социализма в нашей стране, а также о
том, что на путь строительства социализма переходят даже та-
кие страны, как Конго, Гвинея, Бирма, Мали, Алжир и Египет,
и классов вообще, полное уничтожение причин, порождающих классовые раз-
личия и эксплуатацию, и преодоление пережитков капитализма в экономике и
сознании людей, превращение трудящегося населения страны в сознательных и
активных строителей бесклассового социалистического общества» (Коммунис-
тическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конфе-
ренций и пленумов ЦК. Часть II. М., 1956, с. 693). Н.С. Хрущев, поставивший
через 30 лет после этого постановления задачу построения коммунизма в те-
чение четырех пятилеток, действовал вполне в духе традиций большевистской
партии. Не исключено также и то, что он руководствовался заявлением В.И. Ле-
нина, сделанным в его речи на Третьем съезде комсомола: те, которым в настоя-
щее время 15 лет, будут жить при коммунизме, говорил Ленин в 1920 году.
440
невольно тем самым подтверждая распространенные среди анти-
коммунистов убеждения, что «экономически отсталые страны, -
как пишет американский политолог А. Улэм, - представляют со-
бой более подходящее поле для революции, чем индустриально
44
развитые» .
Особенно подчеркивается в докладе рост производства стали,
проката, цемента, продукции машиностроения, но ничего не го-
ворится о производстве компьютеров, несмотря на то что в разви-
тых капиталистических странах уже развернулась компьютерная
революция.
Говорится и о достижениях социалистического сельского хо-
зяйства, но умалчивается о том, что СССР ежегодно закупает в
США и Канаде миллионы тонн продовольственного и кормово-
го зерна. И лишь вскользь, в добавление к победным реляциям,
высказывается озабоченность по поводу действительного поло-
жения дел в социалистическом хозяйстве. «В последние годы
стали появляться такие отрицательные явления, как замедление
темпов роста производства и производительности труда, сниже-
ние эффективности использования производственных фондов и
капитальных вложений»44 45. Важное признание, ставящее под воп-
рос успехи очередной пятилетки, если таковые вообще имеются.
Но докладчик не считает нужным анализировать причины упомя-
нутых «отрицательных явлений», ибо такой анализ мог бы заве-
сти слишком далеко.
В 1981 году, когда СССР в соответствии с партийной програм-
мой должен был уже вступить в коммунистическое общество,
Л.И. Брежнев в докладе XXVI съезду КПСС, разумеется, умалчи-
вает о том, что страна не только не приблизилась к достижению
поставленной всемирно-исторической цели, но, если можно так
выразиться, имея в виду утопичность цели, оказалась дальше от
нее, чем была в 1961 году. В докладе говорится о необходимо-
сти «разработать специальную продовольственную программу»,
дабы удовлетворить потребности трудящихся в продуктах пита-
ния. Ставится задача повысить минимальную заработную плату
до 80 рублей46. Скромная задача, чтобы не прибегать к более точ-
ной, но резкой оценке.
Докладчик сообщает об основных задачах одиннадцатой пя-
тилетки, в частности о необходимости «ускорения научно-техни-
44 UlatnA. The Unfinished Revolution. N.Y., 1960, p. 242-243.
45 Брежнев Л.И. Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIII
съезду Коммунистической партии Советского Союза. М., 1966, с. 51.
46 Брежнев Л.И. Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXVI
съезду Коммунистической партии Советского Союза и очередные задачи партии
в области внутренней и внешней политики. М., 1981, с. 60, 61.
16. Ойзерман Т.И., том 2	441
ческого прогресса и переводе экономики на интенсивный путь
развития»47. Тем самым признается, что поставленная ранее зада-
ча объединения преимуществ социализма с научно-технической
революцией не была решена (о том, что таких преимуществ со-
циализма перед капитализмом не существует, конечно, не может
быть речи). НТР в условиях социализма явно запаздывает, о чем
свидетельствует экстенсивный путь развития социалистической
экономики, т.е. простое увеличение количества производимой
продукции вместо производства новой продукции посредством
новой технологии и новых средств производства. Таким обра-
зом, несмотря на привычную, обязательную оптимистическую
тональность доклада, вдумчивому читателю становится ясно, что
руководство КПСС уже осознает, что СССР все более отстает от
передовых капиталистических стран.
Тот факт, что задача достижения коммунизма не была реше-
на, что советское общество не столько приблизилось к благоден-
ствию, сколько все более отдалялось от него, судя по жизненному
уровню трудящихся, можно было, конечно, замолчать, но изгла-
дить из народной памяти громогласно провозглашенную задачу
было все же невозможно. Объявить, что задача построения ком-
мунизма будет решена еще через двадцать лет, к началу нового
века, уже не решались. Однако если построение коммунизма
не было осуществлено, то было все же, так полагали идеологи
партии, определенное движение в этом направлении, достижение
новой, более высокой ступени в развитии социалистического об-
щества. Эту возникшую в лоне идеологии советского общества
ступень назвали развитым социализмом. Новое наименование
призвано было указывать на то, что социализм, о построении
которого было объявлено еще в 1936 году в связи с принятием но-
вой Конституции СССР, успешно развивается и благодаря этому
становится зрелым социалистическим обществом.
47 Там же. Весьма показательно, что М.С. Горбачев, став в 1985 г. генераль-
ным секретарем ЦК КПСС, так же как и Л.И. Брежнев, выдвигал на первый
план задачу ускорения экономического развития социалистического общества:
«...мы должны добиться существенного ускорения социально-экономического
прогресса. Другого пути просто нет» (Горбачев М.С. Избр. речи и статьи. М.,
1985, с. 10). В докладе на июньском Пленуме ЦК КПСС (1987 г.) М.С. Горбачев
уже отмечал, что на рубеже 70-80-х годов «темпы экономического роста упали
до уровня, который фактически означал наступление экономической стагнации.
Мы начали явно уступать одну позицию за другой, а в повышении эффективнос-
ти производства и качества продукции, в научно-техническом развитии разрыв в
сравнении с наиболее развитыми странами стал увеличиваться не в нашу поль-
зу» (Правда, 1987, 26 июня). Это не было, конечно, признанием экономической
несостоятельности социалистической системы производства, но такой вывод,
который не мог позволить себе М.С. Горбачев, напрашивался сам собой.
442
В.И. Ленин вслед за Марксом и Энгельсом неоднократно под-
черкивал, что социалистический общественный строй благодаря
общественной собственности на средства производства превос-
ходит капиталистическую систему, прежде всего, по произво-
дительности труда. Именно более высокая производительность
труда является, по Ленину, действительным показателем победы
социализма над капитализмом, неоспоримым свидетельством
того, что новое общество представляет собой более высокую сту-
пень в прогрессивном развитии человечества. Однако «развитой
социализм», т.е. высшая ступень развития социалистического
строя, не отличался более высокой, чем при капитализме, произ-
водительностью труда. В СССР, да и в других социалистических
странах, она была раза в три ниже, чем в капиталистическом про-
изводстве. Это обстоятельство, разумеется, ставило под вопрос
правомерность понятия «развитой социализм». Чтобы устранить
противоречие между идеей и действительностью, начали выдви-
гать на первый план понятие эффективности производства. Со-
циалистическое производство, утверждали ученые и публицисты,
более эффективно, чем производство в условиях капитализма,
так как оно исключает безработицу, кризисы перепроизводства,
хроническую недогрузку предприятий. Возможно, что понятие
социалистической эффективности производства убеждало тех
ученых, которые его обосновывали и разрабатывали, но оно не
могло убедить трудящихся социалистического общества, ради
которых, собственно, и было введено в научный и повседневный
оборот. Основная масса населения СССР на своем опыте постиг-
ла, что социалистическое производство выпускает продукцию
совершенно недостаточного качества и не может обеспечить на-
селение необходимыми продуктами питания и ширпотребом, т.е.
одеждой, обувью и т.п.
Партийные документы, газеты, радио, телевидение продолжа-
ли внушать трудящимся, что социалистическое общество продви-
гается от одного достижения к другому, еще более значительно-
му, что условия жизни населения все более улучшаются, но народ
постепенно прозревал, т.е. все более осознавал, что грандиозный
социалистический эксперимент, стоивший жизни десяткам мил-
лионов трудящихся, потерпел столь же грандиозное фиаско.
Осознание кризиса социалистической системы побудило ру-
ководство КПСС во главе с М.С. Горбачевым провозгласить не-
обходимость перестройки социалистического общества, которая,
впрочем, понималась, прежде всего, как совершенствование со-
циалистических производственных отношений. Однако попытки
усовершенствовать социалистический строй вступили в противо-
16*
443
речие с объективным процессом его разложения, который набирал
все большую силу благодаря провозглашению гласности, отмене
цензуры и другим демократическим нововведениям, несовмести-
мым с существованием тоталитарного государства. Кончина со-
циализма в СССР означала также крах этой системы в других ев-
ропейских странах. В немногих оставшихся социалистическими
государствах весь ход их развития, как свидетельствуют факты,
приближает окончательный крах социалистической системы.
Подведем итоги. Социалистическое общество в СССР не было
воплощением в жизнь основных социалистических идей Маркса
и Энгельса, но это не порок этого общества, не отрицание его со-
циалистического характера, так как марксистские представления
о социализме в принципе не могли быть реализованы на практике
вследствие их утопического характера. Однако тут же важно под-
черкнуть, что если Марксу и Энгельсу социализм представлялся
таким общественным строем, в котором свобода каждого является
условием свободы всех, то реальный социализм вступил в вопию-
щее противоречие с гуманистическим содержанием марксизма.
Тоталитарное государство в СССР и других социалистических
странах было радикальным отрицанием не только марксистского
гуманизма, но и демократических завоеваний трудящихся в капи-
талистических странах. Реальный социализм, провозгласивший
социальное освобождение трудящихся, стал на деле новой ис-
торической формой их порабощения, которое, конечно, никогда
не признавалось, но вместе с тем фактически оправдывалось не-
обходимостью догнать и перегнать в экономическом отношении
наиболее развитые капиталистические страны.
Некоторые исследователи объясняют крушение социали-
стического строя «деформацией социализма», извращением
его принципов, террористическим характером государственной
власти, жертвами которых в СССР стали миллионы ни в чем не
повинных людей. Нет, конечно, сомнений в том, что злодеяния
тоталитаризма не только опорочили социализм, но и стали одной
из причин его краха. Однако трагедия социалистического строя
как раз и состоит в том, что он осуществим лишь посредством
создания тоталитарного государства со всеми вытекающими из
его сущности ужасающими последствиями.
Маркс утверждал: «...цель, для которой требуются неправые
средства, не есть правая цель»48. Социалистическое же государ-
ство функционировало согласно иезуитскому принципу: цель
оправдывает средства. При этом, понятно, провозглашалась самая
48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 65.
444
возвышенная, самая человечная цель, недостижимая как вслед-
ствие ее утопичности, так и вследствие порочности применяемых
якобы для ее достижения средств. Можно поэтому согласиться с
Г. Маркузе, который не без сарказма замечал: «...вопрос, руковод-
ствуются ли советские руководители принципами марксизма или
40
нет, является неуместным» .
Есть и такие ученые, убежденные сторонники социализма,
которые пытаются объяснить крах советского социалистического
общества внешними, чуть ли не случайными обстоятельствами,
которые можно было бы предотвратить, если бы партийно-госу-
дарственное руководство страны не допустило ряда крупнейших
ошибок. Ошибок, и притом действительно крупнейших, было в
самом деле немало. Достаточно указать хотя бы на тот факт, что
три четверти нашей промышленности даже в послевоенный пери-
од занималось выполнением военной программы, в то время как
на долю легкой и пищевой индустрии приходилось всего десять
процентов производственных фондов. И все же дело не в этих
ошибках, а в сущности социалистической системы производства,
несостоятельность которой с особенной очевидностью обнару-
жилась тогда, когда в капиталистических странах развернулась
научно-техническая революция, к которой слабо восприимчивой
оказался социалистический общественный строй, несмотря на
отдельные, несомненно выдающиеся, пионерские достижения в
области космонавтики и в мирном использовании атомной энер-
гии. Но все дело в том, что эти достижения, знаменовавшие нача-
ло научно-технической революции, не привели к развертыванию
этой революции во всех отраслях промышленного и сельскохо-
зяйственного производства, как это произошло во всех развитых
капиталистических странах. Поэтому можно с полным правом
сказать, что социалистический строй в СССР и других странах
был побежден именно научно-технической революцией, выявив-
шей не только жизнеспособность капитализма, но и возможности
в рамках этого строя осуществления прогрессивных программ.
Есть и такие защитники социализма, которые на полном
серьезе пытаются объяснить его крах в СССР и других странах
международным антикоммунистическим заговором, возглавляв-
шимся США и Ватиканом. Об этих людях можно сказать, что они
весьма недооценивают мощь советского народа, который не толь-
ко устоял перед гитлеровскими агрессорами, захватившими всю
Западную Европу, но и разгромил немецко-фашистские войска,
добил фашистский режим в его логове, освободил порабощен-
49 Marcuse Н. Soviet Marxism. A critical Analysis. N.Y., 1958, р. 8-9.
445
ные гитлеровской Германией народы. Такой народ, если бы он не
утратил веру в большевистскую партию, не могли бы свернуть с
избранного им исторического пути никакие происки врагов со-
циализма. Но все дело в том, что советский народ, в том числе
и значительная часть членов КПСС, вероятно, в отличие от ее
руководителей, вполне уже осознавали, что на путях социализ-
ма невозможно добиться даже ликвидации дефицита продуктов
питания и других жизненно важных вещей. Стоит отметить, что
еще до окончательного краха социализма в СССР немалая часть
членов КПСС покинула в 1989-1990 гг. ее ряды.
Новый период в истории нашей страны, начавшийся после
крушения социалистического строя, принес новые тяготы и испы-
тания нашему народу. Жизненный уровень значительной массы
населения стал еще ниже, чем он был при социализме. И в этих
условиях перехода от социализма к рыночной экономике, прису-
щей капитализму, множество российских граждан с сожалением
стали вспоминать о недавнем социалистическом прошлом, когда
буханка хлеба стоила 20 копеек, а цена бутылки молока или кефи-
ра не превышала 30 копеек. Вспомнили о бесплатном медицин-
ском обслуживании, бесплатном не только среднем, но и высшем
образовании. Вспоминали, конечно, не напрасно, ибо бесплатное
медицинское обслуживание все более ограничивалось и частью
уже вытеснялось платной, к тому же весьма дорогой медициной.
Аналогичный процесс происходил и в сфере образования, осо-
бенно высшего. Короче говоря, стали вспоминать о том, что при
социализме было и хорошее, что он значительно способствовал
культурному подъему всего населения, совершил буквально
культурную революцию, вырастил массу образованных людей,
специалистов во всех областях знания. Однако при этом, повто-
ряя азы уже обанкротившейся социалистической пропаганды,
утверждали, что этого не дал, не может дать капитализм в силу
своей эксплуататорской сущности. Между тем в государственном
бюджете развитых капиталистических стран доля расходов на
медицинское обслуживание и образование намного превосходит
соответствующую долю расходов в бюджете бывшего СССР. Как
известно, в нашей социалистической стране медицина и образо-
вание финансировались по так называемому остаточному прин-
ципу, проще говоря, в последнюю очередь. Это особенно сказы-
валось на качестве медицинского обслуживания, которое склонны
идеализировать те, кто испытывает «ностальгию» по ушедшему в
небытие социализму.
В газете «Поиск», издаваемой Российской академией наук, в
номере от 10.12.1999 г., в разделе «Новости столетней давности»
446
помещен отрывок из статьи сына Л.Н. Толстого, посетившего в
1899 г. Швецию. Стоит процитировать этот отрывок. «В Швеции
правительство первое идет навстречу народным нуждам в деле
образования. Результаты поразительны. Поразительно общее бла-
госостояние, отсутствие безграмотных, общее развитие народа,
его свободный дух, трудолюбие, знание, честность, доброта и
внутреннее благородство воспитанного характера, что составля-
ет черту особенно замечательную». Не исключено, что русский
путешественник несколько идеализировал увиденную им кар-
тину, но существенно то, что он описывал буржуазную страну,
капитализм, который уже в конце XIX века значительно отличал-
ся от того капитализма, который исследовал и гневно заклеймил
Маркс, не допуская, что его последующее развитие существенно
улучшит условия жизни трудящихся и благотворно повлияет на
образ жизни всего общества.
Вероятно, Швеция в конце XIX века шла в ряде отношений
впереди других капиталистических стран, указывая им их бу-
дущее, которого они достигли в XX веке. И народ современной
России, освободившись от социалистических иллюзий и не питая
иллюзий относительно предстоящего нашей стране капиталисти-
ческого будущего, начинает все более осознавать, что именно на
этом пути станет возможным переход к посткапиталистическому
обществу, которое хотя и не будет социалистическим, но, вероят-
но, воплотит в жизнь гуманистические идеалы учения Маркса
и Энгельса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Выводы, которые подытоживают это исследование, частью
уже сделаны в каждой из его глав. Мне остается лишь суммиро-
вать, обобщить эти выводы, с тем чтобы дать целостную харак-
теристику марксизма, как научной теории, далеко не свободной
от утопических воззрений, которые носили содержательный ха-
рактер и, следовательно, заключали в себе определенные, хотя и
неадекватно выраженные истины.
Прежде всего, полагаю, необходимо признать ту бесспор-
ную истину, что глубочайшим историческим источником марк-
сизма является гуманистический протест против порабощения
и угнетения человеческой личности. Это значит, что марксизм
представляет собой один из важнейших результатов (я бы ска-
зал даже, высшее достижение) всего предшествующего развития
прогрессивной общественной мысли. Можно и нужно согласить-
ся с Э. Фроммом, который указывает, что мировоззрение Маркса
«коренится в гуманистической философской традиции Запада,
которая восходит от Спинозы через французское и немецкое
просвещение восемнадцатого века к Гёте и Гегелю, традицию,
внутреннюю сущность которой составляет забота о человеке и об
осуществлении его возможностей» .
Гуманистическое мировоззрение, особенно в новое время,
когда оно обретает свою развитую форму, неизбежно стано-
вится критикой капиталистической системы, которая в XVIII,
а частью и в XIX столетиях представляла собой не стесняемую
государственным законодательством хищническую форму экс-
плуатации пролетариев, попытки которых организованным об-
разом противостоять диктатуре капитала неизменно пресекались
государственной властью, выражавшей интересы экономически
господствующего класса, буржуазии. Гуманистическая антитеза,
которую марксизм противопоставил капитализму, несмотря на
50 Fromm Е. Das Menschenbild bei Marx. Frankfurt a/M., 1963, S. 5.
448
утопические представления о характере посткапиталистического
общества, заключала в себе вполне осуществимую программу ра-
дикального улучшения жизненных условий трудящихся. Тот факт,
что эта программа в значительной мере осуществлена в наиболее
развитых, демократических капиталистических странах, может
быть правильно понят и объяснен лишь постольку, поскольку
будет учтено воздействие марксизма, воздействие рабочего дви-
жения и социал-демократических пролетарских партий на разви-
тие буржуазного общества, на буржуазное государство, которое
вынудили считаться с интересами трудящихся. В этой связи я
хочу сослаться на такого далекого от марксизма религиозного
философа, как Н. Бердяев. Классовая борьба, утверждает этот
идеалист, есть бесспорный факт. Поэтому «ложно и не искренно
распространенное мнение, что классовую борьбу выдумал Маркс
и социалисты и что ведется классовая борьба исключительно ре-
волюционным рабочим классом. В действительности классовую
борьбу ведет и буржуазия и всегда вели господствующие классы.
Но когда борьба ведется за сохранение своего господствующего
положения, она менее производит впечатление борьбы, чем когда
она ведется за изменение существующего социального строя. Это
есть обычная иллюзия восприятия. Сохранение существующего
не кажется насильственной борьбой. Именно это и есть преиму-
щество рабочих и социалистов, что они ведут классовую борьбу
открыто, в то время как буржуазные командующие классы ведут
ее замаскированно»51.
Бердяев не только признает существование борьбы классов
(факт, который сплошь и рядом отрицают постсоветские критики
марксизма), но также настаивает на том, что нейтралитет по отно-
шению к этой борьбе несовместим с гуманизмом. «Классовая борь-
ба существует, и в происходящей классовой борьбе мы должны
признать, что на чьей-то стороне больше правды, хотя бы и не вся
правда. Мы думаем, что больше правды на стороне трудящихся»52.
И далее: «Неуместно проповедовать смирение угнетенным, его
прежде всего нужно проповедовать угнетателям»53.
51 БердяевН. Христианство и классовая борьба. Париж, 1931, с. 181.
52 Там же, с. 119.
53 Там же, с. 129. Вместе с тем Бердяев резонно замечает: «Безбожно и без-
нравственно определять свое отношение к человеку, как к представителю клас-
са, как к классовому человеку, представляющему классовые интересы» (там же,
с. 138). Он противопоставляет эту точку зрения марксизму. Но Маркс и Энгельс
никогда не оценивали каких бы то ни было исторических деятелей, исходя из
того, к какому классу они принадлежат. Маркс, например, указывал, что идеолог
мелкой буржуазии может отличаться от мелкого буржуа как небо от земли; идео-
449
Учение Маркса нередко характеризуется как теория классо-
вой борьбы. Это, конечно, далеко не исчерпывает его содержания,
но указывает на его сущность и, что важно подчеркнуть, далекую
от утопизма черту. Ленин, правда, справедливо указывал, что
марксист не ограничивается признанием существования и необ-
ходимости классовой борьбы, он доводит свое понимание этой
борьбы до признания необходимости диктатуры пролетариата.
Такова действительно была точка зрения Маркса, классически
сформулированная в известном письме к И. Вейдемейеру. Но
Маркс, как видно из «Манифеста Коммунистической партии»,
понимал диктатуру пролетариата как «завоевание демократии».
В своей характеристике Парижской Коммуны как диктатуры про-
летариата Маркс и Энгельс подчеркивают, что правительство па-
рижских коммунаров было избрано на основе всеобщего, равного
и тайного избирательного права. В таком понимании диктатуры
пролетариата нет ничего утопического, так как речь идет о наро-
довластии, которое практически означает политическое господ-
ство рабочего класса, если он составляет большинство самодея-
тельного населения. Утопический характер понятию диктатуры
пролетариата придал Ленин, поскольку он истолковывал ее как не
ограниченное какими-либо законами господство пролетариата,
т.е. господство всей массы пролетариев, что, конечно, несовме-
стимо с понятием диктатуры вообще, которая всегда и везде
(в том числе и в СССР) была диктатурой частью верховного вла-
дыки, частью приближенной к нему правящей клики.
Теория классовой борьбы - наиболее реалистическая, впол-
не отражающая исторические реалии часть Марксовой критики
капитализма. Наиболее утопическими являются его представле-
ния о близкой кончине капитализма и основных чертах постка-
питалистического строя. Эти представления глубоко противо-
речивы в том смысле, что они сплошь и рядом не согласуются
друг с другом. С одной стороны, Маркс и Энгельс утверждают,
что буржуазия постоянно революционизирует производство, что
капитализм немыслим без бурного развития производительных
сил, а с другой - они упорно настаивают на том, что капита-
листические производственные отношения стали оковами для
развития производительных сил. Эти общественные отношения
производства характеризуются как остающиеся неизменными,
несмотря на прогресс производительных сил, однако в Марксо-
вом «Капитале» исследуется их изменение в процессе перехода
логом мелкой буржуазии этого теоретика делает ограниченность его воззрений,
а не его социальное положение.
450
от мануфактурного к промышленному капитализму. Этот же
факт - изменение капиталистических производственных отно-
шений отмечает и Энгельс в своей критике проекта Эрфуртской
программы социал-демократической партии Германии. Но если
вместе с развитием производительных сил капитализма изме-
няются и производственные отношения, оставаясь, разумеется,
капиталистическими, то не может быть речи о конфликте между
теми и другими, и, следовательно, оказывается несостоятельным,
утопическим марксистское положение об экономической основе
пролетарской революции. Ленин фактически отказался от этого
положения, поскольку он считал достаточной объективной осно-
вой пролетарской революции наличие революционной ситуации.
Но и это убеждение носило, в сущности, утопический характер,
так как революционная ситуация, непосредственно предшествую-
щая буржуазно-демократической революции, истолковывалась
Лениным как политическая основа революции пролетарской.
То обстоятельство, что в России большевистской партии удалось,
завершая буржуазно-демократическую революцию, осуществить
затем социалистический переворот, нисколько не ставит под во-
прос утопический характер убеждений в близкой кончине капи-
тализма.
Энгельс, обсуждая вопрос о противоречиях, обрекающих на
крушение капиталистическую систему, указывал, что «продукт
общественного труда присваивается отдельным капиталистом.
Это и составляет основное противоречие, откуда вытекают все те
противоречия, в которых движется современное общество»54. По-
пробуем разобраться в этом положении, которому придается столь
большое значение. Продукт общественного труда следует разде-
лить на две основные части: производство средств потребления
и производство средств производства. Что касается последних,
то они, конечно, полностью присваиваются капиталистом, бла-
годаря чему совершается прогресс производительных сил, умно-
жается общественное богатство. Если же говорить о средствах
потребления, то подавляющая их часть достается населению,
большую часть которого составляют трудящиеся массы. Частное
присвоение и здесь, разумеется, имеет место, поскольку капита-
лист получает прибыль от продажи предметов потребления. Од-
нако такого рода присвоение неотделимо от рыночной экономики
и его отрицание есть не что иное, как утопическое отрицание
необходимости рыночной экономики, товарного производства и
денег. К такому выводу действительно пришли Маркс и Энгельс.
54 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 674—675.
451
Ленин пытался осуществить этот утопический проект в период
т. н. «военного коммунизма»; плачевные результаты этого комму-
нистического эксперимента общеизвестны.
Энгельс, развивая приведенное выше положение, говорит о
внутренне присущем капитализму противоречии между плано-
мерной организацией производства на каждом предприятии и
анархией капиталистического хозяйства в целом. Анархию произ-
водства Маркс и его последователи рассматривали как основной
экономический порок капиталистической системы, вследствие
которого она неизбежно обречена на крушение. Однако в конце
XIX века Энгельс вынужден был признать, что появление карте-
лей, трестов и других монополистических объединений в значи-
тельной мере ограничивает, а то и устраняет анархию капиталис-
тического производства. Он констатирует: «В трестах свободная
конкуренция превращается в монополию, а бесплановое произ-
водство капиталистического общества капитулирует перед пла-
новым производством грядущего социалистического общества.
Правда, сначала только к выгоде капиталистов»55. Таким обра-
зом, противоречие, которое основоположники марксизма считали
роковым для самого существования капиталистической системы,
находит свое разрешение в рамках этой системы. Но это означает
крушение одного из основных аргументов марксистской крити-
ки капитализма*. Тем не менее Энгельс продолжал утверждать:
«...приближающийся крах этого способа производства можно,
так сказать, осязать руками»56.
Одним из основных положений экономического учения
Маркса является тезис: способ производства материальных благ
определяет способ их распределения. В общей, абстрактной фор-
ме это положение не вызывает каких-либо возражений. Ясно, что
капиталистический способ распределения качественно отличает-
ся от феодального, поскольку он предполагает развитое товарное
производство, рыночную экономику, наемный труд формально
55 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 673.
* Убеждение в том, что анархия капиталистического производства принци-
пиально неустранима в рамках этой экономической системы, что она фаталь-
но обрекает ее на окончательный крах, разделялось всеми ортодоксальными
представителями марксизма. Так, Р. Люксембург писала: «С точки зрения на-
учного социализма историческая необходимость социалистического переворота
выражается прежде всего в возрастании анархии капиталистической системы,
которая толкает капитализм в безвыходный тупик» (Люксембург Р. Социальная
реформа или революция. М., 1959, с. 18). Это утверждение Р. Люксембург сви-
детельствует не о ее несогласии с Энгельсом, а о том, что тезис об анархии
капиталистического производства превратился в непререкаемую догму.
56 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 279.
452
свободного рабочего, производство прибавочной стоимости, при-
быль капиталиста и т.д. Стоит, однако, поставить вопрос: оста-
ется ли способ распределения неизменным на всем протяжении
существования капитализма? Конечно, нет. Основоположники
марксизма считали необходимым сразу же после установления
политического господства пролетариата введение высокого про-
грессивного налога на прибыль капиталистов. Это требование
формулируется в «Манифесте Коммунистической партии», т.е. в
ту эпоху, когда прибыль капиталистов, как бы ни была она высока,
не облагалась сколько-нибудь высоким прогрессивным налогом.
С тех пор, несмотря на продолжающееся существование капита-
лизма, высокий прогрессивный налог на прибыль капиталистов
достигает в ряде наиболее развитых буржуазных государств 40-
50 процентов.
Формально прибыль полностью принадлежит капиталисту.
Но определенную, немалую ее часть он вынужден вкладывать в
обновление производственного оборудования, без чего его пред-
приятие не выдержит конкуренции, особенно в наше время, в эпо-
ху научно-технической революции. Такое превращение прибыли
в постоянный капитал поощряется государством путем сущест-
венного уменьшения налога на эту часть прибыли. Зато та часть
прибыли, которая идет на личное потребление капиталиста, об-
лагается самым большим прогрессивным налогом. Есть и другие
отчисления от прибыли, которые вынужден делать капиталист,
например выплаты в пенсионный фонд, в медицинское страхо-
вание. Разумеется, каждый капиталист стремится включить эти
свои потери в цены производимых им товаров, но цены нельзя
устанавливать произвольно, так как они определяются ситуа-
цией на рынке, конкуренцией, соотношением спроса и предло-
жения.
Капиталисты, несмотря на высокий прогрессивный налог, все
равно остаются богатейшей частью населения капиталистических
стран. Их доходы во много раз превосходят среднюю заработную
плату. Пропасть между богатыми и бедными остается, несмотря
на постоянно происходящий рост заработной платы трудящихся.
И все же формула «частное капиталистическое присвоение», как
и положение Маркса о том, что способ производства определяет
способ распределения, требует существенной корректировки,
которую и осуществляют на практике социал-демократические
партии, когда они находятся у власти. Программа проводимых
ими социальных реформ базируется на следующем императиве:
производство капиталистическое, а распределение социалисти-
ческое. Эта применяемая социал-демократами формулировка
453
не свободна от утопизма, но независимо от этого она выражает
реальное содержание проводимой социал-демократическими
правительствами экономической политики, которая заключается
в существенном перераспределении прибылей капиталистов в
интересах всех слоев трудящегося населения страны.
Констатируя утопические черты марксистской критики ка-
питализма, не следует выпускать из поля зрения тот факт, что
именно марксизм, несмотря на все свои заблуждения, положил
начало научной критике капитализма, классическим образцом
которой является, конечно, «Капитал» Маркса, хотя и он не сво-
боден от утопического представления о будущем бестоварном,
безденежном обществе, основанном на непосредственном об-
мене продуктами производства. Домарксовские критики капи-
тализма противопоставляли ему докапиталистическое прошлое.
Маркс же постиг капиталистический способ производства как
небывалый по своим историческим масштабам экономический,
политический, культурный прогресс. Его критика капитализма
являлась вместе с тем обоснованием вполне научного убежде-
ния, что именно капитализм (и только капитализм) создает дей-
ствительную материальную основу для свободного от присущих
капитализму антагонистических противоречий и поэтому более
высокоразвитого посткапиталистического строя. И нет ничего
удивительного в том, что под влиянием марксизма и в противовес
апологетам капитализма возникла критика капитализма в стане
его сторонников, осознавших, что буржуазному обществу жиз-
ненно необходимы основательные социальные реформы.
Сошлюсь, прежде всего, на такого весьма влиятельного бур-
жуазного экономиста, как Дж. Кейнс, который немало сделал как
для обоснования необходимости реформ, так и для их претворе-
ния в жизнь. Он писал: «Наиболее значительными пороками эко-
номического общества, в котором мы живем, является его неспо-
собность обеспечить полную занятость, а также его произвольное
и несправедливое распределение богатств и доходов»57. Как мы
видим, Кейнс говорит о тех пороках капитализма, которые осно-
вательнейшим образом были подвергнуты критическому анализу
основоположниками марксизма. Но, в отличие от Маркса и Эн-
гельса, он стремится доказать, что эти пороки если не полностью,
то в значительной мере преодолимы в рамках буржуазного обще-
ства. Он предлагает следующие осуществляемые в значительной
мере за счет государства меры: 1) государственные инвестиции в
57 Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег // Антология
экономической классики. М., 1993, т. 2, с. 424.
454
те отрасли экономики, в которых частные инвесторы не проявля-
ют необходимой инициативы; 2) государственный контроль над
всеми инвестициями; 3) увеличение покупательной способности
масс с целью поддержания высокого уровня производства и соот-
ветствующего ему уровня занятости; 4) перераспределение дохо-
дов в интересах групп населения с низкими доходами. Эти задачи
Кейнс предлагает осуществить частично путем соответствующей
системы налогов, частично путем фиксирования нормы процента,
а также теми средствами, среди которых фигурирует «достаточно
широкая социализация инвестиций», которая, по его убеждению,
«окажется единственным средством, чтобы обеспечить прибли-
жение к полной занятости, хотя это не должно исключать всякого
рода компромиссы и способы сотрудничества государства с част-
ной инициативой».
Идеи Кейнса и предложенные им средства не остались одними
благими пожеланиями. Они были восприняты рядом буржуазных
правительств, стали основой некоторых реформ, способствовав-
ших снижению безработицы и повышению платежеспособного
спроса. Дж. Итон, подвергший кейнсианство марксистской кри-
тике, вместе с тем указывает на то, что лейбористская партия
восприняла идеи Кейнса, как средства, способствующие осу-
ществлению мирных социалистических реформ в рамках капита-
листического общества*.
Дж. Кейнс, несомненно, является выдающимся экономистом,
и его критика капиталистической системы, несмотря на то что она
не только не покушалась на ее существование, но, напротив, была
направлена на укрепление ее основ, являлась незаурядным собы-
тием в новейшей истории общественной мысли. Важно, однако,
подчеркнуть, что Кейнс не был одинок: самокритика буржуазного
общества получила во второй половине XX века широчайшее рас-
пространение, несмотря на свершения научно-технической рево-
* Дж. Итон ссылается на видного лейбориста Дж.Д. Коула, который в книге
«Социалистическая экономика» утверждает: «Кейнсианская экономическая тео-
рия сделала большой шаг вперед по сравнению с предшествующими теориями,
опирающимися на laisser-faire; в довольно значительной мере социалистическая
экономическая наука может основываться на Кейнсе (См. Итон Дж. Маркс про-
тив Кейнса. М., 1958, с. 67). Разумеется, «социалистическая наука», о которой
говорит Коул, имеет в виду не уничтожение капиталистических отношений и
построение принципиально отличного от него социалистического строя, а осу-
ществление совокупности социальных программ, выражающих интересы рабо-
чего класса и всех трудящихся посредством социальных реформ. Такова, если
следовать Ленину, «буржуазная» тред-юнионистская политика. Но не следует
забывать, что Маркс и Энгельс считали возможным мирные социалистические
преобразования в Англии и других демократически развитых странах.
455
люции. В качестве примера я остановлюсь на книге, так сказать,
рядового представителя современной социологии Р. Хейлбронера
«Цивилизация бизнеса в упадке». Он утверждает, что «цивили-
зация бизнеса - цивилизация, которой мы дали имя капитализ-
ма, - осуждена на исчезновение, вероятно, не в течение нашей
жизни, но, по всей вероятности, в течение жизни наших внуков и
правнуков»58.
Хейлбронер подчеркивает, что он не одинок в этом убежде-
нии, ссылаясь в этой связи на ставшего знаменитым И. Шумпе-
тера, который в своей книге «Капитализм, социализм и демокра-
тия», поставив вопрос «Может ли капитализм выжить?», ответил
на него однозначно: «Нет. Я думаю, не может». Хейлбронер от-
вергает положение Маркса об экспроприации экспроприаторов,
но вместе с тем полагает, что капитализму внутренне присущи
разрушающие его силы. Он, правда, верит в «совершенствую-
щийся капитализм», улучшающий условия жизни трудящихся,
однако трезво констатирует, что, несмотря на это, капитализм не
в состоянии преодолеть постоянно порождаемую им социальную
дисгармонию. Принудительный труд, который, как подчеркивает
Хейлбронер, Маркс справедливо называл наемным рабством, все
еще остается основой капиталистического строя, вследствие чего
сохраняется антагонизм между трудом и капиталом. Но наряду с
этим противоречием возникает и может превратиться в не столь
уж отдаленном будущем борьба за власть между капиталом и
научно-технической элитой. Налицо, таким образом, «неспо-
собность “преуспевающего капитализма” породить социальную
гармонию», из чего следует вывод: «...мы, возможно, стоим на
пороге эпохи, в которой глубокие изменения в образе жизни
людей подорвут (undermine) капитализм еще более фатальным и
драматическим путем, чем пролетарская революция»59.
Новейшей фазой развития капитализма Хейлбронер, как и
другие его буржуазные критики, считает постиндустриальное
общество, в котором доминирующей сферой созидательной де-
ятельности становится индустрия услуг. Он сравнивает результа-
ты эволюции производства в главных капиталистических странах
с 1900 по 1972 г. Так, в США в 1900 г. в сельском хозяйстве было
занято 38% самодеятельного населения, в промышленности так-
же 38%, а в сфере обслуживания всего 24%. К 1972 г. картина
распределения самодеятельного населения между этими подраз-
делениями радикально изменяется. Теперь уже в сельском хозяй-
58 Heilbroner R.L. Business Civilization in Decline. N.Y., 1976, p. 9.
59 Ibidem, p. 46.
456
стве занято всего 4% трудящихся, в промышленности - 32%, а в
сфере обслуживания - 64%, т.е. две трети всего самодеятельного
населения. Аналогичная картина эволюции капитализма, как по-
казывает Хейлбронер, характерна и для Великобритании, Фран-
ции, ФРГ.
Превращение индустрии услуг в главную сферу общественно-
го производства свидетельствует о том, что производство средств
потребления по меньшей мере вдвое превышает производство
средств производства, несмотря на то что научно-техническая
революция означает радикальное обновление последних. Однако
и этот революционный процесс характеризуется приматом про-
изводства средств потребления над производством средств про-
изводства. Все дело в том, что сфера потребления качественно
изменилась и чрезвычайно расширилась. Предметами потреб-
ления для миллионов жителей капиталистических стран стали
автомобили, компьютеры, видеомагнитофоны, телевизоры, хо-
лодильники, стиральные машины и многое другое. Это говорит
о том, что платежеспособный спрос поднялся на невиданный в
прошлом уровень, что и дает основание буржуазным теоретикам
говорить об «обществе потребления». Хейлбронер констатирует
все эти факты, однако они, по его убеждению, не сулят ничего
хорошего для будущности капитализма. Совсем наоборот, все эти
благоприятные изменения в жизни масс еще более усиливают их
недовольство господством капитала. Развитие капитализма в сов-
ременную эпоху делает все более необходимым плановую орга-
низацию производства, которая способствует выживанию капи-
тализма в настоящее время, но вместе с тем приведет в более или
менее отдаленном будущем к его упразднению. Этот процесс, по-
лагает Хейлбронер, совершится без революции, эволюционным
путем. «Я не думаю, - заключает Хейлбронер, - что историки
будущего будут оплакивать исчезновение цивилизации бизнеса.
Кто оплакивает упадок рабовладельческой системы в Греции или
конец феодальных отношений между аристократом и крепостным
или крах древнего Китая с его мандаринами»60.
Излагая основные положения книги Хейлбронера, я подчер-
кивал, что он не согласен с учением Маркса, полемизирует с ним.
Однако не требуется большой проницательности, чтобы увидеть
в этой буржуазной критике капитализма несомненное влияние
марксизма, фактическое согласие с его основным тезисом об
исторически преходящем характере капиталистического способа
производства.
60 Ibidem, с. 121.
457
Если Хейлбронер критикует капитализм преимущественно с
экономических позиций, то основатель Римского клуба А. Печ-
чеи доказывает несостоятельность современного капитализма
с экологических позиций. Современные экологи убедительно
доказывают, что самые развитые капиталистические страны, и
прежде всего США, наносят наибольший ущерб природной среде
обитания человечества, несмотря на то что в этих странах немало
делается для предотвращения этого ущерба. И А. Печчеи видит
причины этого все возрастающего ущерба природе, наносимого
самыми передовыми буржуазными странами в господстве капи-
талистического способа производства. Он пишет: «Наука в том
виде, в котором она существует в нашем обществе, служит власть
имущим. В значительной мере она планируется и используется
для увеличения их благосостояния, их богатства, их власти, их
престижа. Она служит их капризам сверхпотребления матери-
альных благ и благ псевдокультуры»61. Печчеи не ссылается на
Маркса, но его характеристика капиталистического применения
науки полностью совпадают с марксистской точкой зрения.
В 1913 г. Ленин в статье «Исторические судьбы учения Карла
Маркса» пророчески предвещал грядущую победу марксизма над
всеми другими социальными учениями. Однако история засвиде-
тельствовала не всемирное торжество марксизма, а критическое
освоение его немарксистскими учениями, что, с одной стороны,
означало возрастание влияния этих идей, а с другой - постепенное
преодоление марксизма как особой, противостоящей всем другим
социальным учениям социальной доктрины. Можно согласиться
с Д.К. Гэлбрейтом, который в своей оценке учения Маркса вы-
ражает идейную позицию значительной части современных эко-
номистов и социологов, не являющихся марксистами, но освоив-
шими многие идеи Маркса. «Маркс предвидел многие тенденции
капиталистического развития, однако он не обладал сверхъесте-
ственной силой, позволявшей ему в свое время предвидеть все,
что в конце концов произойдет. После Маркса произошло многое,
что надо принимать в расчет сейчас»62.
Важно отметить, что такое трезвое позитивное отноше-
ние к марксизму постепенно завоевывает признание и в нашей
российской духовной атмосфере вопреки крикливому и, в сущ-
ности, некомпетентному отрицанию марксизма его недавними
пропагандистами, ставшими вульгарными антимарксистами. Эту
действительно научную позицию отчетливо выражает Г.В. Оси-
61 Peccei А. 100 pages pour 1’avenir. Reflexions du president du Club de Rome.
Paris, 1981, p. 91.
62 Гэлбрейт Д.К. Экономические теории и цели общества. М., 1976, с. 56.
458
пов: «Многие идеи Маркса, в том числе теория общества, стали
достоянием большой науки. Они были восприняты западноев-
ропейской экономической и социологической наукой, социаль-
но-экономической практикой. Никто сейчас на Западе и в Аме-
рике не ставит под сомнение определяющую роль экономики в
социальном развитии, но экономики, работающей на рынке и
стимулируемой рынком. В соответствии с этим регулируются все
остальные социетальные структуры, растет жизненный уровень,
повышается стабильность и социальный порядок, смягчаются и
решаются социальные конфликты»63.
Марксизм как идеология рабочего класса принадлежит ис-
торическому прошлому, но содержание марксизма, конечно, не
может быть сведено к одной лишь идеологии. Его содержание со-
ставляют прежде всего материалистическое понимание истории,
материалистическая диалектика, политическая экономия. Эти
теории носят научный характер, а тот факт, что они заключают в
себе определенные, в том числе и утопические заблуждения, не
лишает их научного статуса. История научного познания убеди-
тельно свидетельствует о том, что все научные теории содержали
в себе те или иные заблуждения, которые преодолевались после-
дующим развитием наук, что, однако, не перечеркивало научного
значения этих теорий. Сближение марксизма с современными со-
циальными теориями - закономерный процесс деидеологизации
марксизма, благодаря которому учение Маркса воспринимается в
той или иной мере даже противниками марксизма и, таким обра-
зом, приобретает общенаучное значение.
В нашей стране, в которой многие ученые, занимавшиеся
исследованиями на основе марксизма, неожиданно, как бы по
мановению волшебной палочки, отвергли его и даже стали его
воинствующими противниками, небесполезно напомнить о том,
что далекие от марксизма буржуазные исследователи постоян-
но подчеркивают научное значение этого учения. Сошлюсь для
примера на известного своими антикоммунистическими выступ-
лениями американского политолога 3. Бжезинского, который так
оценивает учение Маркса: «Марксизм представлял собой в свое
63 Осипов Г.В. Социальное мифотворчество и социальная практика. М.,
2000, с. 24. Я вполне разделяю и такое положение в книге Г.В. Осипова: «На
наш взгляд, корень всех ошибок и недоразумений - в смешении понятий “тео-
рия Маркса” и “марксизм”. Последнее возникло в конце XIX в., но современной
интерпретацией оно обязано Ленину» (там же, с. 511-512). Этот вывод разъ-
ясняется Г.В. Осиповым в начале его исследования: «На теоретическом уров-
не В.И. Ленин обосновывал свою деятельность, ссылаясь на идеи К. Маркса и
Ф. Энгельса, а на практике извращал эти идеи, превращая их в очередные мифы,
которые внедрял в жизнь силовыми методами» (там же, с. 11).
459
время наиболее передовой и прогрессивный метод анализа ди-
намики социального развития для выражения его в категориях и
для экстраполяции, исходя из этого, определенных принципов на
социальное поведение»64. 3. Бжезински, высоко оценивая значе-
ние марксизма как научной теории, но будучи его противником,
относит это значение к прошлому, уже пройденному историче-
скому периоду. По-иному оценивает научное значение марксизма
известный американский социолог Райт Миллз: «Никто не мо-
жет стать настоящим ученым в области социальных наук, если
не придет к пониманию идей марксизма»65. Для Миллза научное
наследие Маркса и Энгельса сохраняет современное актуальное
значение. Еще более решительно подчеркивает значение марксиз-
ма как научной теории, позволяющей понять социальные явле-
ния нашего века, другой американский исследователь марксизма
А.В. Гоулднер: «Значение марксистской теории - необходимый
ключ для понимания потрясающих мир революций XX в., хотя
это учение, конечно, не заменяет необходимости изучения исто-
рии»66. Гоулднер имеет в виду не только Россию, но и революции
в ряде развивающихся стран, находящихся на стадии раннего
промышленного капитализма. Весьма показательно, что многие
политические лидеры в этих странах выступают под флагом марк-
сизма или проповедуют близкие марксизму социалистические
идеи.
Было бы непростительным заблуждением полагать, что де-
идеологизация марксизма и критическое осмысление его научно-
го содержания окажутся на деле устранением гуманистической
направленности марксизма, отказом от гуманистической критики
капитализма, отрицанием того пафоса высокой человечности,
которой неизменно одушевлял основоположников марксизма, их
учеников и соратников.
Научный анализ марксизма, освобожденный от его идеологи-
ческих интенций, с несомненностью доказывает, что главным в
этом учении, как бы это ни показалось невероятным на первый
взгляд, является не обоснование необходимости упразднения
частной собственности на средства производства, а обоснование
возможности и необходимости всестороннего развития челове-
ческих способностей и потребностей путем радикального пере-
устройства общества, независимо от того, произойдет ли этот
64 Brzezinski Z. Between Two Ages. America’s Role in the technotronie Era.
N.Y., 1971, p. 72.
65 Mills R. W. The Marxists, p. 11.
66 Gouldner A. W. The Two Marxisms. Contradictions and Anomalies in the
Development of Theory. N.Y., 1980, p. 8.
460
процесс революционным или же эволюционным путем. Возражая
против буржуазного убеждения (отражающего практику капита-
листического строя), согласно которому производство выступа-
ет как цель человека, а богатство как цель производства, Маркс
говорит: «На самом же деле, если отбросить ограниченную бур-
жуазную форму, чем же иным является богатство, как не универ-
сальностью потребностей, способностей, средств потребления,
производительных сил и т. д. индивидов, созданной универсаль-
ным обменом? Чем иным является богатство, как не полным
развитием господства человека над силами природы, т.е. как над
силами так называемой «природы», так и силами его собствен-
ной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным
выявлением творческих дарований человека, без каких-либо
других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического
развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т.е.
развитие всех человеческих сил как таковых, безотносительно
к какому бы то ни было заранее установленному масштабу»67.
Такое понимание общественного богатства, как достояния об-
щественного индивида, представляет собой, на мой взгляд,
наиболее полное выражение гуманистического идеала, который
является высшей целью развития общества как для Маркса, так
и для всех гуманистически мыслящих ученых и общественных
деятелей.
Я уже цитировал высказывание выдающегося американского
социолога Райта Миллза о научной значимости учения Маркса.
Теперь, в заключение уместно снова привести слова Миллза, ха-
рактеризующие гуманистическую сущность научного содержания
учения Маркса: «Вера в человеческий разум и свободу, как одно
из последствий разума - вот источник его моральной энергии,
основа его мысли, ключ к его оптимизму, основе его ожидания,
что класс, в котором «человеческое бытие утратило самое себя»,
должен быть уничтожен, и что люди должны прийти в состоя-
ние, при котором они будут подлинно человеческими суще-
ствами»68.
Гуманизм - не идеология, а исторически развивающееся
сознание сущностной общности всех без исключения народов,
67 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 476. Маркс заключает слово при-
рода в кавычки, так он, по-видимому, имеет в виду господство человека лишь
над природной средой его обитания, а не над природой вообще, т.е. Вселенной.
Впрочем, вопрос о том, действительно ли человек господствует над природной
средой своего обитания, подлежит критическому обсуждению, как было показа-
но в четвертой главе этой работы.
68 Mills С. W. The Marxists, р. 131.
461
населяющих нашу планету. Это - совестливое, нравственное
сознание, независимое от каких бы то ни было идеологических
предпочтений, сознание того, что человечность, несмотря на
многочисленные противодействия, постепенно ставящие ее под
вопрос, постепенно становится и со временем, несомненно, ста-
нет атрибутом человечества. И научное содержание марксизма
является теоретическим обоснованием гуманистического миро-
воззрения, без которого лишены смысла научно-технический и
всякий иной общественный прогресс.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Авенариус Р. 344 Адоратский В. В. 173 Альберт К. 29 Альтюсер Л. 100 Андерсон П. 356 Андреева Н. 14 Анненков П. В.142,144 Арагон Л. 26 Аристотель 109, 128 Аркрайт Р. 36 Арон Р. 26, 230, 423 Асмус В.Ф. 105	Блан Л. 168 Бланки О. 253,304-305 БлохИ. 217 Богданов А. А. 344-345 Бональд Л. 201 Боргиус Э. 179 Босков А. 159-160 Брежнев Л.И. 441 Брей Д. 66, 71 Бродель Ф. 151 Буанаротти Ф. 304 БубнерР. 136-137
Бабёф Г. 69, 253, 304 Базаров В. 344 Байрон Дж. 171 Бальцерович Л. 434 Баталов Э.Я. 57 Баттан Л.Дж. 203-204 Бебель А. 45, 310 Беккер Г.Б. 160 Бензюссан Г. 305 Берг Р.Л. 102 Бергер П. 230 Бердяев Н. А. 423, 449 Берендс И. 237 Берк Э. 201 Берлин И. 18 Бернштейн Э. 10,48,286,289,305, 331,347, 364-366, 383,404 Берош П. 151 Бжезински 3. 459-460 Бидерман К. 237 Биллингтон Д. 423	Бунин И.А. 427 Бухарин Н.И. 395 Бэкон Ф. 54-56, 195 Бюхнер Г. 235 Вагнер А. 227 Валери П. 227 Вебб Б. 322 Вебб С. 322 Вебер А. 202 Вебер М. 170, 181,333 Вейдемейер И. 306, 450 Вейтлинг В. 236 Виллих А. 268-269 Волгин В.П. 68-70, 304 Вольней К. 27 Гайдман Г. 278, 284 Ганс Э. 234-235 Гаррингтон Дж. 56 Гвоздев 345
463
Гегель Г.В.Ф. 11, 15, 28-29, 87, 95-96, 100, 105-106, 109, 114-117, 125, 128-129, 137, 146-147, 154, 175-176, 196, 234,238-239, 257, 262, 336	Зорге Ф. 45-46, 356 Ильенков Э.В. 109-110 Итон Дж. 455
Гейден П.А., граф 345-346 Гейнцен К. 250, 273, 300 Геккель Э. 191 Геккер Ф. 264 Геродот 239 Гёте И.В. фон 171 ГизоФ.-П.-Г. 168, 247 Гитлер А. 228, 314 Глезерман Г.Е. 165 Гоббс Т. 107 Гобсон Дж. А. 345 Годскин Т. 71 Гольбах П. 106, 112 Гольдман Л. 178 Гольцев В.А. 167 Гомер 59 Горбачев М.С. 442-443 Горский Д.П. 134-135 Горький А.М. 344, 368, 424 Гоулднер А.В. 460 Гребер В. 238 Гребер Ф. 238 Гэлбрейт Д. 81,458	Кабанис П. 27 Кабе Э. 38, 253 Кампанелла Т. 59, 61-62 Кант И. 29, 54, 85, 105, 112, 122, 175 Кантор К.М. 332 Карев А.А. 55 Карл X 383 Карлейль Т. 201 Карышев 345 Каутский К. 36, 44-45, 47, 79, 93, 112, 174-175, 260, 293, 329, 345, 356, 365, 369, 378, 399, 401 Кейнс Дж.М. 454-455 Кирвель Ч.С. 57-58 Ключевский В.О. 145 Коммонер Б. 204-205 Константинов Ф.В. 183 Конт О. 92, 230 Корню О. 234 Короленко В.Г. 424, 435 Коул Дж.Д. 455 Кромвель О. 314
Дарвин Ч. 125 Деборин А.М. 23 Декарт Р. 132 Демокрит 28, 238 Дестют де Траси А.-Л.-К. 27 Дильс Г. 153 Дицген И. 98 Дмитриев А.В. 351 Достоевский Ф.М. 171 Доул С. 205-206 Дроздов В.А. 345 Друкер П.Ф. 161 ДюрингЕ. 118, 132, 193, 281-282	Кропоткин П.А. 424, 434-435 Кугельман Л. 307 Кузнецов Б.Г. 19 Курский Д.И. 319 Кусков Е.Д. 362 Кучинский Ю. 237, 258 Лабик Ж. 305 Лабриола А. 352 Ламарк Ж.-Б. 192 Ламартин А. 56 Лассаль Ф. 46 Лафарг Л. 291 Лафарг П. 32, 308
Евклид 18	Леви-Стросс К. 162, 178 Лейбниц Г. 23
Заславский Д. 437 Засулич В.И. 72, 184, 190	Лекторский В.А. 122 Лем С. 206
464
Ленин В.И. 7, 10, 12, 20, 25, 27-
28, 33, 43, 47-50, 78, 83, 92,
96, 98, 110-113, 116-118,121-
122, 138, 142-144, 166, 182-
184, 198, 228-229, 277-278,
284, 295, 299-300, 315-329,
331-403, 406, 413—414, 416,
423-424, 426, 440, 443, 450,
458-459
Либкнехт В. 45
Лифшиц М.А. 109
Лоренс Л. 50
Луи Бонапарт 30, 40, 229, 263,
272
Лукман Т. 230
Луначарский А.В. 344, 435
Лысенко Т.Д. 105
Людовик XVIII 383
Люксембург Р. 452
Лютер М. 334
Ляпунов А.А. 102
Максим X. 19
Максимов С.В. 379
Мальтус Т.Р. 237
Мангейм К. 21, 23, 31, 230-231
Мандель Э. 83
Марат 264, 352
Маркс К. 7-10, 12, 14-18, 21, 23-
48, 50-51, 64, 66, 68, 71-84,
86-101, 104, 106-110, 114-
116, 118-127, 129, 132-133,
135-138, 140, 142-145, 147-
150, 152-195, 197-201, 206-
224, 226-231, 234-241, 243-
256, 258, 260-298, 300-314,
319, 326-327, 330-333, 338,
347-348, 351-357, 360-362,
364-366, 371, 373, 376-377,
379, 383-385, 403, 405—421,
425—426, 428, 432, 443-444,
447-454, 456-461
Маркузе Г. 264, 445
Мартышин О.В. 22
Мах Э. 339, 344
Межуев В.М. 24, 33
Мейе А. 48
Менделеев Д.И. 12
Меринг Ф. 28, 35, 151
Местр Ж. де 201
Мизес Л. фон 406, 435
Миллз Р. 460—461
Миллс Ч.Р. 83-84
Милль Дж.С. 118, 321, 349, 382-
383
Мильтон Дж. 195
Минье О. 168, 247
Михайловский Н.К. 189
Мольер 59
Монтескье Ш. 314, 376
Мор Т. 22, 54-55, 58, 61-62, 64-
65
Морелли 65
Мортон А. 54
Московичи С. 175
Мундт Т. 236-237
Муссолини Б. 314
Мэйо Г.Б. 172
Мюллер А. 151
Мюнцер Т. 80
Наполеон I (Бонапарт) 27, 229,
234
Неруда П. 26
Нобель А. 19
Ньютон И. 12, 18, 59, 123
Олмэн Б. 405
Осипов Г. В. 232, 458-459
Оуэн Р. 58, 62-66, 68-69, 76, 81,
242, 244, 253
Панченко А. 334
Папин Д. 151
Парвус 345
Певзнер Я.А. 430
Петцольд И. 112
Печчеи А. 61, 458
Пикассо П. 26
Платон 53, 105, 109
Плеханов Г.В. 10, 17-18, 44, 53,
64, 95, 98, 112-113, 144, 167-
168, 173-174, 177, 219-220,
465
288, 295, 336, 344-345, 358-
359, 365-366, 404-405
Поппер К. 15, 297
Прокопович С.Н. 345, 362
Прудон П. 71,95, 383
Пушкин А.С. 171
Рид Дж. 334, 423
Рикардо Д. 71, 259
Рикворд Э. 195
Розенталь М.М. 337
Роллан Р. 26
Рубакин М.А. 345
Руге А. 87, 240
Руссо Ж.-Ж. 18, 112, 282, 304
Руткевич М.Н. 121
Салтыков-Щедрин М.Е. 429
Сартр Ж.-П. 226-227
Сахаров А.Д. 13
Сачков Ю.В. 102, 127
Сен-Симон А. 58, 62, 65-66, 68-
69, 76
Сисмонди С. де 41-42
Смит А. 71
Сталин И.В. 11-12,228,317
Старушенко Г.Б. 351
Степин В.С. 21, 135, 168, 186—
187
Струве П. 397
Суворов С. 344
Суханов Н. 361
Тарле Е. 35
Тойнби А.Дж. 186
Толстой Л.Н. 447
Топич Э. 29
Тоффлер А. 58
Трир Г.Г. 287
Троцкий Л.Д. 349-350
Тугаринов В.П. 164-165
Тьерри О. 168, 247
Улэм А. 441
Уэллс Г. 19, 192, 334
Фейербах Л. 85, 89-91, 93, 122,
132-133, 222, 228, 243, 311,
365
Фемистокл 238
Фихте И. Г. 175
Фляйшер Г. 221
Фогт А. 57, 70
Франклин Б. 146
Франс А. 17, 26, 53
Фридрих-Вильгельм III 238
Фромм Э. 180, 431, 448
Фурье Ф.М.Ш. 58-59, 62, 65-66,
68-70, 76, 79,218
Хабермас Ю. 157-158
Хайек Ф.А. 25, 60-61
Хаксли О. 131, 381
Хейлбронер Р. 456-458
Хемингуэй Э. 193
Хилл К. 195
Хоггарт Ф. 50
Хоркхаймер М. 202, 432
Хрущев Н.С. 440
Хук С. 331
Чайлд В.Г. 146
Чернышев С. 8
Чернышевский Н. Г. 336, 383
Шаппер К. 268-270
Шаф А. 331
Шахназаров Г.Х. 170, 421
Шекспир В. 170
Шеллинг Ф.В.Й. 28, 99, 144, 175-
176
Шлегель Ф. 56
Шмидт К. 170
Шпенглер О. 201-202
Штаммлер Р. 220
Штеффен И. 50
Штирнер М. 246
Шумпетер И. 366, 456
Эйнштейн А. 12
Энгельс Ф. 7, 9-10, 12, 16-17,
21, 23-25, 27-48, 50-51, 64,
66, 68, 71-83, 86-87, 89-101,
466
104-106, 108, 110, 114-116,
118-127, 129-133, 135-138,
140, 143-145, 147-151, 154-
170, 172-201, 206-224, 226-
229, 231, 234-239, 241-259,
261-298, 300-314, 326-327,
330-333, 338, 347, 352-357,
360-362, 364-366, 371, 373,
377, 379, 381, 384-385, 395,
403, 405-411, 413-421, 425-
426, 428, 432-433, 443-444,
447,449-452, 454, 459-461
Эпикур 28, 238
Юлиус Г. 264
Юм Д. 56
Ясперс К. 14
Научное издание
Теодор Ильич
ОЙЗЕРМАН
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
В пяти томах
Том второй
Марксизм и утопизм
Утверждено к печати
Ученым советом
Института философии РАН
Художник В.Ю. Яковлев
Художественный редактор Ю.И. Духовская
Технический редактор З.Б. Павлюк
Корректоры Р.В. Молоканова, Т.А. Печко,
Е.Л. Сысоева, Т.И. Шеповалова
Подписано к печати 02.04.2014
Формат 60 х 90 ’/16. Гарнитура Таймс
Усл.печ.л. 29,5. Усл.кр.-отт. 29,5. Уч.-изд.л. 32,4
Тип. зак. 3212
Отпечатано способом ролевой струйной печати
в ОАО «Первая Образцовая типография»
Филиал «Чеховский Печатный Двор»
142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д. 1
Сайт: www.chpd.ru, E-mail: sales@chpd.ru, т/ф. 8(496)726-54-10
Издательство «Наука»
117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
E-mail: secret@naukaran.ru
www.naukaran.ru