Стоицизм: Фрагменты трактатов. Наедине с собой. Беседы - Марк Аврелий Антонин, Эпиктет

Автор: Марк Аврелий Антонин Эпиктет

Теги: философия психология всемирная история философии стоицизм зенон

ISBN: 978-5-04-182048-0

Год: 2023

Похожие

Фрагменты ранних стоиков. Том 3. Часть 2

Фрагменты ранних стоиков. Том 3. Часть 1

Фрагменты ранних стоиков. Т.2 Хрисипп из Сол. Ч.2 Физические фрагменты

О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов

Текст

Стоицизм
Зенон
Марк Аврелий
Эпиктет

Фрагменты трактатов
Наедине с собой
Беседы

Москва
2023

УДК 1(091)
ББК 87.3(0)
С81

С81

Стоицизм. Фрагменты трактатов / Зенон. Наедине с собой /
Марк Аврелий. Беседы / Эпиктет. — Москва : Эксмо, 2023. —
384 с. — (Библиотека избранных сочинений).
ISBN 978-5-04-182048-0
Стоицизм как философское учение сочетал в себе элементы материализма, идеализма и атеизма. Со временем идеалистическая тенденция в
стоицизме нарастала, а сам стоицизм превратился исключительно в этическое учение. Стоическое учение во многом повлияло на формирование
раннего христианства.
Наиболее значимыми представителями стоицизма были Зенон,
Эпиктет и Марк Аврелий. Они жили в разное время, различным было и
их социальное положение. Но каждый последующий из них был знаком с
трудами предшественника.
УДК 1(091)
ББК 87.3(0)

ISBN 978-5-04-182048-0

ОГЛАВЛЕНИЕ
Зенон Китийский. ФРАГМЕНТЫ ИЗ ТРАКТАТОВ

Марк Аврелий. РАЗМЫШЛЕНИЯ

123

Эпиктет. ПРАВИЛА

343

Зенон Китийский
(Ζήνων ό Κιτιεύς)

ФРАГМЕНТЫ
ИЗ ТРАКТАТОВ

СТОИЦИЗМ

А. БИОГРАФИЯ И ТРУДЫ
1. Диоген Лаэртий, VII, 1–2 [=] 453. Зенон родился в Китии1, городке на Кипре. Отцом его б‑ыл Мнасей или Демей.
В «Жизнеописаниях» Тимофея Афинского2 упоминается, что
шея у Зенона была кривая. Аполлоний Тирский3 описывает его
как смуглого, худощавого человека высокого роста, и, по словам
Хрисиппа (первая книга «Пословиц»), за такую внешность Зенон
получил прозвище «Египетская хворостинка». Также Аполлоний
писал, что он был щуплым и маломощным, по этой причине, как
отмечал в «Застольных записках» Персей, философ, как правило,
отклонял приглашения на обед. По словам современников, Зенон
любил зеленый инжир и солнечные ванны. 2. Первым учителем
будущего философа можно назвать Кратета4. Тимократ5 в своей
«Дионе» упоминает, что Зенон посвятил десять лет обучению
у Стильпона и столько же времени слушал Ксенократа, а также
занимался у Полемона6. В первой книге Гекатона7 и Аполлония
Тирского «О Зеноне» говорится, что, когда тот обратился к оракулу с вопросом, как ему стоит жить, ответ был: «Бери пример
с умерших». Смысл послания Зенон разгадал и начал изучать
труды древних. Его знакомство с Кратетом произошло при следующих обстоятельствах. По пути в Пирей его корабль, везший
пурпур из Финикии, разбился. Добравшись до Афин, тридцатилетний Зенон забрел в книжную лавку и наткнулся на «Воспоминания» Ксенофонта. Зачитавшись, он поинтересовался у лавочника, как найти людей, подобных автору.
1

2
3
4
5
6

«Китий имеет закрытую гавань. Отсюда родом Зенон, основатель стоической школы…» (Страбон. География, ХIV, 6, 3, пер. Г. А. Стратановского).
Время жизни неизвестно. На его информацию опирается Диоген Лаэртий.
См. фрг. 37 прим.
Кратет Фиванский, видный философ-киник.
Последователь Эпикура, позднее отошедший от учения наставника.
Эти данные (ср. VII, 4) требуют существенной корректировки. На сегодняшний день датировка Персея, признана максимально правдоподобной,
и если придерживаться ее, то Зенон не мог учиться у Ксенократа, поскольку
тот умер самое позднее в 514–513 г. до н. э., а Зенон мог оказаться в Афи-

Зенон Китийский

нах не ранее 312 г.1 (по Персею). Вероятно, десять лет он параллельно занимался и у Стильпона, и у Полемона, преемника Ксенократа. Хотя сомнения вызывают даже занятия с Полемоном (Hahm D. Е. The Origins of Stoic
Cosmology. Ohio Un. Press, 1977. Appendix I. Influences on Stoicism according
to the doxographical tradition, p. 222, note 14). Кроме того, Зенона привлекала диалектика, которую он изучал у известного логика из Мегары — Диодора Крона (фрг. 4–5), Правда, недолго, поскольку тот скончался ок. 307 г.
Гекатон Родосский, последователь Панэтия, видный представитель Средней Стои. Информация, может быть, почерпнута из его «Полезных изречений» (ср. фрг. 613).

2. Диоген Лаэртий, VII, 3–5. В этот момент мимо шел Кратет; владелец лавки, кивнул в его сторону и посоветовал отправиться следом. Так Зенон начал слушать Кратета. Философия
влекла его, однако киническое учение изрядно смущало Зенона. Видя это, Кратет как‑то велел ему пройти через Керамик1
с горшком похлебки. Заметив, что Зенон в стыдливой неловкости
старается пробраться со своей ношей незаметно, Кратет ударил
посохом по горшку. Содержимое залило ноги смущенного ученика, и тот кинулся прочь. Кратет обратился к нему: «Куда же
ты, финикийчик? Ничего страшного ведь не произошло!» 4. Во
время обучения у Кратета Зенон написал «Государство». Тогда
об этом его труде говорили, что написан он на собачьем хвосте2.
Перу Зенона также принадлежат [следует текст фрг. 41] {…} 5. Гуляя по Расписному портику3, Зенон делился своими размышлениями. {…} Желая приобщиться к его мудрости, люди старались
встретить философа на этих прогулках в Портике. Отсюда и родилось прозвище «стоики»; до этого последователей его учения
называли «зеноновцами» (…) До этого «стоиками» величали поэтов, устраивавших встречи в Расписном Портике (…)
1

Такое название носили и площадь у Акрополя, и поле для погребений за
Афинами.
Основано на игре слов: Κυνόσουρα («собачий хвост») — аттический мыс
(мыс с таким же названием есть на Саламине), название которого отсылает
к киническим взглядам Зенона.
Расписной, или Пестрый, портик (Стоя) (ή Ποικίλη Στοά) расписан Полигнотом (цикл троянских картин), Миконом (война с амазонками) и Панэнием
(Марафонская битва, совместно с Миконом) (подробное описание: ПавсаВсе даты до н. э.

СТОИЦИЗМ
ний, 115, 1 сл.). В этой галерее велись занятия школы, потому и возникло
название «философы „из Стои“, или „стоики“» (οί άπό Στοάς, Στωϊκοί).

3. Диоген Лаэртий, VII, 6–9; 12–13 [=] 439. В Афинах Зенон добился такого признания, что получил из рук жителей ключи от города, венок из золота, а также в честь него отлили медную
статую. Таким же образом выразили свое уважение к философу
граждане Кития, почитавшие его статую главной достопримечательностью города. Земляки Зенона, поселившиеся в Сидоне,
также гордились своим соотечественником. Даже царь Антигон1
выказывал уважение философу: посещая Афины, он отправлялся
послушать мудреца и просил поехать с ним. Не поддавшийся на
уговоры Зенон отправил к царю Персея, сына Деметрия, из Кития.
Персей был близким последователем Зенона, достигшим зрелости во времена 130‑й Олимпиады, когда его наставник уже достиг
преклонных лет. В сочинении о Зеноне2 Аполлоний Тирский ссылается на письмо Антигона. [7. «Царь Антигон выражает уважение философу Зенону. Полагаю, славой и успехами я превосхожу
тебя, однако уступаю в уме и воспитании, и то полноценное счастье, коим ты обладаешь, недоступно мне. По этой причине я решил призвать тебя к себе, в надежде, что не получу отказа. Если
ты согласишься, то станешь вразумлять не только меня, но и весь
народ мой. Наставляющий македонского правителя и указывающий ему достойные пути и всех граждан страны его направит
к добродетели. Поскольку подданные всегда равняются на царя».
Философ написал следующий ответ:
8. «Царю Антигону Зенон выражает почтение. Твое стремление
к знанию бесценно для меня, ибо ты ступаешь по путям истины
и добродетели, а не стремишься к низменному и пагубному для
нравов. Ищущие мудрости в философии, отказывающиеся от
заманчивых наслаждений, разъедающих души молодых людей,
полны не только врожденной, но и осознанной тяги к благородству. Тренируя данное от рождения величие души, укрепляя его
беспристрастным поучением, можно достигнуть истинной до-

Зенон Китийский

бродетели. 9. Но те восемьдесят лет, что я живу на свете, забрали
силу и крепость тела моего; посему пребывать при тебе не имею
возможности, однако отправляю к тебе нескольких близких мне
товарищей: нравственной силой они не уступают мне, телесной
же значительно превосходят; обратись к ним, и попадешь в число достигающих абсолютного счастья».] Кроме Персея, Зенон
отправил и Филонида Фиванца. Этих двоих Эпикур в письме
к брату Аристобулу упоминает как приближенных Антигона [следует текст фрг. 7–8]. 12. Зенон всю жизнь гордился тем, что он
уроженец Кития, пишет Антигон Каристский3. Доказательством
того служит история, когда он, пожертвовав средства на ремонт
бани, увидел, что на столбе указано: «Зенон, философ», и попросил вписать рядом «из Кития». Крышка лекифа, который Зенон
носил с собой, имела внутри отверстие, где всегда лежали деньги,
чтобы наставник Кратет ни в чем не нуждался. 13. Утверждали
даже, что прибывший в Элладу Зенон предоставлял ссуды владельцам кораблей, поскольку привез с собой не менее тысячи талантов. Трапезы его состояли из хлеба, меда и ароматного вина,
которое требовалось совсем немного. К мальчикам Зенон наведывался изредка, женщин посетил от силы пару раз и только для
того, чтобы не прослыть женоненавистником. Философ делил
кров с Персеем. Однажды тот привел к наставнику флейтистку,
которая тут же была отправлена к самому Персею {…}
1
2

Антигон Гонат, царь Македонии (см. прим. к фрг. 36а).
Подлинность переписки царя Антигона и Зенона не подтверждена, Арним
не приводит ее (см. также прим. к фрг. 36а).
Ученый, грамматик III в. до н. э., создатель «Жизнеописаний философов».

4. Диоген Лаэртий, VII, 14–16 [=] 589. Зенон уклонялся
от многолюдных собраний, присаживаясь на скамью, занимал
место с краю, тогда хотя бы с одной стороны он был свободен от
чьего бы то ни было соседства. Отправляясь прогуляться, Зенон
брал с собой не больше двух-трех спутников. Клеанф в своем труде «О деньгах» пишет, что иногда философ брал с окружавших

10 |

СТОИЦИЗМ

медяки, чтобы они оставили его в покое хотя бы из жадности (…)
15. [следует текст фрг. 22] 16. Зенону нравилось проводить время в беседах с Филоном1, диалектиком, его старшим соучеником;
которым тот восхищался, как и их учителем Диодором [следует
текст фрг. 21].
1

Филон — логик, представитель Мегарской школы, заметно повлиявший,
как и Диодор Крон (см. прим. 6 к фрг. 1), на развитие стоической логики.

5. Диоген Лаэртий, VII, 25–27 [=] 285; 325; 329. По словам Гиппобота1, Зенон прилежно изучал диалектику у Диодора,
добившись на этой стезе немалых успехов. Утверждают, что Полемон, к которому затем из скромности он отправился учиться,
сказал Зенону: «Вижу, ты пробрался с черного хода, чтобы похитить наше учение и нарядить его на финикийский лад» [следует
текст фрг. 279]. Бытует мнение, что именно он определил «надлежащее», а затем написал о нем книгу. Поэтические строки Гесиода он переделал следующим образом [следует текст фрг. 235].
26. Однажды Зенону задали вопрос, отчего он так строг, а выпив,
смягчается. Ответ звучал так: «Волчьи бобы на вкус тоже горькие,
а если размочить, обретают сладость». Вторая книга «Полезных
изречений» Гекатона подтверждает, что во время дружеских застолий Зенон отчасти терял свою суровость. Философ утверждал,
что нетвердость в ногах лучше, чем в словах. Добро рождается из
малости, однако само оно — не малость. 27. Зенон отличался стойкостью и непритязательностью: пищу употреблял сырую, одежду
носил легкую, неслучайно о нем говорится:
«Ни суровая стужа, ни беспрестанные ливней потоки
Не укрощают его, ни жара, ни атаки недугов,
Ни шумные празднества духа его не тревожат:
При свете солнца иль звезд он стремится дорогою
знаний».
1

Историк III–II в. до н. э.

Зенон Китийский

6. Диоген Лаэртий, VII, 27. Поэты-комики, сами того не
осознавая, в попытках высмеять Зенона лишь восхваляют его.
Для примера можно привести упреки Филемона1 из его «Философов»:
Вода, сухарь да смоква пересохшая — знакомьтесь
философия его;
И наставляют голодом лечить ученики его…
Правда, авторство этих строк порой отдают Посидиппу2. Хотя
тогда Зенон уже стал притчей во языцех, с его именем уже ходила
поговорка:
Воздержаннее, чем сам Зенон-философ.
Посидипп, кстати, тоже упомянул его в «Перевозимых»:
Воздержанность его все десять дней превосходила
самого Зенона.
28. В самом деле, никто не мог сравниться с ним в воздержанности, величии, и Зевс не даст солгать, в счастье [следует текст
фрг. 36 и 288]. 29. Подтверждая добродетель Зенона, афиняне
похоронили его на Керамике. 30. Мнасей, отец Зенона, регулярно
наведывался в Афины по делам, связанным с торговлей, и снабжал сына (в те времена еще мальчика) сократическими книгами,
об этом повествует в «Соименниках» Деметрий Магнесийский3.
Эти сочинения питали мысли Зенона еще в Китии, именно поэтому, оказавшись в Афинах, он последовал за Кратетом. Существует
мнение, что именно он выбрал четкую цель тогда, когда остальные сомневались. Говорят, Зенон клялся каперсом, беря пример
с Сократа, выбравшего для этой цели собаку.
1

Поэт, комедиограф (ум. ок. 264 г. до н. э.).

12 |

СТОИЦИЗМ
2
3

Поэт, орфик (III в. до н. э.).
Ученый I в., написавший трактат «Об одноименных писателях».

7–8. Диоген Лаэртий, VII, 10–12. Думаю, заслуживает внимания афинское постановление о Зеноне, отрывок которого приведу здесь:
«На общем собрании в правление Арренида1, в пятую пританию филы Акамантиды, в 21‑й день мемактериона2 и в 23‑й
день притании3, сын Кратистотелея, Гиппон из Ксипетея, совместно с сопредседателями высказал идею, а прочел постановление Фрасон, сын Фрасона из Анакеи:
Зенон Китийский, сын Мнасея, долгие годы занимался в Афинах философией, явил себя достойным гражданином и благородным человеком, наставлял юношей, внимавших ему, на пути
добродетели и мудрости, призывал их ко всему самому достойному и сам являл пример жизни почтенной. Поэтому жители
Афин постановили воздать почести Зенону Китийскому, сыну
Мнасея, возложив на его чело золотой венок, как велит закон,
за праведность и мудрость, установив гробницу сему достойному гражданину на Керамике за счет города. Следить за изготовлением венка и строительством гробницы будут пять
афинян, избранных на общем собрании. Государственному писцу надлежит занести постановление на два каменных столба.
Первый должен быть установлен в Академии4, второй — в Ликее; деньги на них отмерит государственный казначей, чтобы
каждому было известно: народ Афин воздает почести достойным как во дни их жизни, так и после кончины. Создание гробницы возложено на: Микифа из Сипалета, Федра из Анафлиста,
Фрасона из Анакеи, Диона из Пеании, Медонта из Ахарн и Филокла из Пирея».
1
2

См. фрг. 36а.
В аттическом календаре это соответствовало периоду с середины ноября до
середины декабря.

Зенон Китийский
3

Притания являлась частью Совета пятисот (включавшего 50 представителей 10 аттических фил), составляла десятую часть Совета и вела городские
дела десятую часть года.
Ср. фрг. 36b.

9. Фемистий. Речи, 23, II, р. 91, Schenkl-Downey. Широко
известно и многими подтверждено, из Финикии в Пестрый портик Зенон попал благодаря «Апологии Сократа».
10. Страбон. География, ХIII, 1, 67. Академик Аркесилай,
уроженец Патаны1, слушал Полемона в то же время, что и Зенон.
1

Город на полуострове Троада.

11. Нумений, фрг. 25, р. 65–66 des Places (Евсевий. Приготовление к Евангелию, XIV, 5, 11)1. Учениками Полемона
были Аркесилай и Зенон… Выше я уже говорил, что Зенон сперва слушал Ксенократа, затем к Полемона, после чего вернулся
к кинизму у Кратета. Прими во внимание и то, что учился он
и у Стильпона, и хорошо был знаком с идеями Гераклита. Стоило
Аркесилаю и Зенону вступить в полемику на занятиях Полемона,
как Зенон использовал и мысли Гераклита, и речения Стильпона,
и идеи Кратета. Что интересно, Стильпон подарил ему качества
бойца, Гераклит наделил непреклонностью, а Кратет сделал киником.
1

Фрг. 11–12 (как и 56) — из сочинения Нумения «О расхождении академиков
с Платоном» (Περί τής των ’Ακαδημαϊκών πρός Πλάτονα διαστάσεως).

12. Нумений, фрг. 25, ρ. 69–70 des Places (Евсевий.
Приготовление к Евангелию, XIV, 6, 9 сл.). Когда разногласия между ними стало невозможно скрывать, Аркесилай ругал Зенона в открытую, то же держался важно и неприступно,
хотя действовал подобно Кефисодору-ритору1… 10. Разойдясь во
мнениях с Аркесилаем, Зенон не высказывался против Платона
и философствовал, по-моему, весьма благородно, поскольку сохранял внутреннее спокойствие. Однако, когда приходилось выступать против Платона, возможно, ведая, что думает Аркесилай,
но, безусловно, не ведая мыслей Платона (это понятно из книг,

14 |

СТОИЦИЗМ

написанных его оппонентами2), Зенон не добивался желаемого,
поскольку критиковал того, кого не знал, и обличал того, кого
порицать не стоило. Делал он это некрасиво и недостойно, превосходя в бесстыдстве даже киников. 11. Подобные нападки обнаружили, что причина их ссоры с Аркесилаем — гордыня Зенона.
Поскольку или по неведению взглядов Аркесилая, или из страха
стоиков «огромной пасти погибельной брани» (Илиада, X, 8) он
и пошел против Платона… 12. Аркесилай видел в Зеноне более
удачливого оппонента, и потому все время искал слабые места
в рассуждениях соперника рассуждения и не гнушался никаких
методов… [следует текст фрг. 56] 13. Зенон, будучи ниже по положению, осознавал собственную защищенность и не вступал в полемику. Он принял решение покинуть Аркесилая и, несмотря на
то, что ему было, что ответить оппоненту, набросился на тень уже
покинувшего этот мир Платона, неся смятение в ряды его последователей. Платону, утверждал он, уже не по силам встать на свою
защиту, и никто не выступит за него; а если, полагал он, за него
заступится Аркесилай, то отдалиться от него сейчас самое время.
1

По словам Нумения, ритор Кефисодор осуждал Аристотеля, неверно полагая, что его философия идентична философии Платона.
См. фрг. 42, прим. 1.

13. Цицерон. Вторая Академика, 34. Зенон и Аркесилай
прилежно учились у Полемона. Аркесилай был моложе Зенона,
а последний отличался искусностью в рассуждениях и острым
умом, что подталкивало его к попыткам преобразить учение.
Ср. О пределах добра и зла, IV, 3.
14 = 467. Квинтилиан. Наставление оратору, ХП, 7, 9 [=]
SVF, II, 4. И Сократ принимал деньги на пропитание, и Зенон,
Клеанф и Хрисипп не отказывались от платы учеников.
15. Сенека. Утешение к Гельвии, 12, 4. Общеизвестно, что
раб был у Гомера, у Платона — целых трое, Зенон же, положивший начало суровой и непоколебимой стоической мудрости, не
имел ни одного.

Зенон Китийский

16. Сенека. О благодеяниях, IV, 39, 1. Отчего же ваш Зенон, посулив некому человеку пять сотен денариев, хотя и знал,
что тот вряд ли вернет, все же, наперекор советам друзей, сделал
по-своему, ибо дал слово?
17. Фемистий. Речи, 21, II, р. 31. Sch.-D. Когда еще спросишь с заемщика, как это произошло с Зеноном Китийским?
18. Сопатр1 у Афинея, IV, 160Е (фрг. 6, Kaibel).
Наслушавшись столь стройных ваших мыслей,
И игр словесных, к стойкости зовущих, Я испытание
догматам вашим дам,
Раздую пламя и если увижу, что не по нраву жариться
кому‑то, ногами бьющему, того пожалую ученикам
Зенона,
Чтобы забрали, раз нету разумения.
1

Автор шуточных драм IV–III вв. до н. э.

19. Элиан. Пестрые рассказы, IX, 33. Юноша из Эретрии
посещал Зенона столь долго, что успел за эти годы возмужать.
Вернувшегося на родину сына отец принялся расспрашивать,
в чем же мудрость, которой он посвятил столько лет. Тот обещал
показать, и вскоре ему представилась такая возможность. Как‑то
рассерженный родитель побил его. Сын, терпя побои, оставался
невозмутимым, после чего сказал, что вот постигнутая им мудрость: выносить отеческое недовольство без досады.
20. Диоген Лаэртий, VII, 22. Однажды к Зенону стал ходить
видный родосец, не наделенный ничем? кроме красоты и денег.
Зенон, желая отделаться от него, для начала усадил нарядного
родосца на грязную скамью, где тот испачкал свой наряд, после
чего привел к нищим, чтобы их рубища касались юноши. Больше
родосец не появлялся.

СТОИЦИЗМ

21. Диоген Лаэртий, VII, 16. Тимон1 подтверждает, что
в окружении Зенона хватало босяков:
Большую толпу собрал мужиков, ужасно ободранных
и неприглядных, Самые бедные и недалекие между
сограждан.
1

Тимон Флиунтский, поэт, современник Зенона, (жизнеописание — Диоген
Лаэртий, IX, 109 сл.).

22. Диоген Лаэртий, VII, 15. Зенон старался все постичь
и без труда рассуждал обо всем. Неслучайно Тимон в «Силлах»
описывает его так:
Встретил я финикиянку дряхлую в темной гордыне:
Мало ей было всего; только корзина ее нынче с дырою,
Так ведь старуха и раньше умом уступала трещотке.
23. Афиней, XIII, 603D. Кифаред Аристокл, по словам Антигона Каристского, составившего жизнеописание Зенона, был
возлюбленным царя Антигона. Правитель любил посещать Зенона после пышных застолий. Однажды, возвращаясь с пира, он
вошел к философу и начал уговаривать того отправиться с ним
в дом кифареда Аристокла, в которого Антигон был влюблен как
мальчишка.
24. Геркуланейский список стоиков, col. IX, Traversa.
<…> Его, словно подобного себе, он томно ревновал, восхищаясь
и воспевая ему хвалы без меры1.
1

Арним считает (SVF, I, р. 10; также Traversa. Index Stoicorum Herculanensis,
p. 17), что тут говорится об отношении царя Антигона к Зенону; Феста же
утверждает, что (ad 1ос.) — об отношении Зенона к Персею.

25. Геркуланейский список стоиков, col. VIII, Тr. <…>
болтавших юношей и тех, кто толпился у входа. Размышляя, куда
бы тебя пристроить, он [Антигон], наконец, решил поставить тебя
следить за деньгами: «Полезно, — сказал он, — урезонивать фаль-

Зенон Китийский

шивомонетчиков». Зенон же, бросив взгляд на собравшихся, произнес: «Что такое вы говорите <…>»1.
1

Один из приближенных царя забавы ради рассказывает о деле, которое
правитель хотел возложить на Зенона. Другие источники эту историю не
подтверждают.

26. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 4, 1034а. Зенон
и Клеанф так и не стали гражданами Афин, поскольку не хотели
отказываться от собственной отчизны. Если считать их поступок
справедливым, то Хрисипп поступил неверно, став афинским
гражданином (но мы сейчас не об этом).
27. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 2, 1033 b-е [=]
262. Если учесть краткость Зенона, он написал немало, Клеанф —
еще больше, Хрисипп же превзошел их обоих в объеме написанного об устройстве государства, о секретах управления и правилах подчинения, умении вершить правосудие и ораторствовать.
Однако ни один из них на деле не занимал военного поста, не писал законы, не заседал в совете, не выступал защитником в суде,
не проливал кровь за отчизну, не являлся послом и вносил средства на государственные нужды. На чужбине они будто упивались
лотосом праздности1 и всю жизнь (к слову, отнюдь не короткую)
посвятили размышлениям, чтению, неспешным разговорам беседах на свежем воздухе. Совершенно определенно, что дни свои
они проводили «согласно»2 чьим‑то книгам и идеям, их собственным — в той беззаботности, что так восхваляет Эпикур {…} И кто
же дожил до преклонных лет в идиллической беспечности, если
не Хрисипп, Диоген, Антипатр, Клеанф, Зенон? Оставить отчий
край их вынудило не страдание, а стремление безмятежно жить,
читая лекции и размышляя о речах в Одеоне и на Зостере3.
1
2
3

См. Одиссея, IX, 94 сл.
Обыгрывается значимый термин стоической этики (см. ниже фрг. 179 сл.).
Одеон — театр в Афинах; Зостер — мыс в 25 км к ю.-в. от Афин, известный
храмами Афины и Аполлона (Павсаний, I, 31, 1; Страбон, IX, 1, 29).

СТОИЦИЗМ

28. Дион Хрисостом. Речи, 47, 2. Когда‑то меня постоянно поражало то, что столько философов добровольно отправлялись жить на чужбину, при этом проповедуя почтение к родине,
утверждая, что отчизна превыше всего. Из их слов выходило, что
человек от природы наделен способностями вершить дела общественные или государственные. Я говорю о Хрисиппе, Клеанфе,
Зеноне, которые покинули родные края, вопреки собственным
возвышенным призывам.
Сенека. О безмятежности души, 1, 10 = 588 [=] SVF, III,
695. Твердо и осознанно беру пример с Клеанфа, Зенона и Хрисиппа: они немало внимания уделили делам государственным,
пусть даже никто из них сам не принимал участия в подобных
занятиях.
29. Эпиктет. Беседы, III, 21, 19. Бог подсказал Сократу взять
на себя роль обличителя, Диогену — правителем и критиком, Зенону — ментором и пастырем.
30. Геркуланейский список стоиков, col. I, Тr. [Пожелай
кто‑либо постичь], душевный настрой1 [Зенона], ему не отыскать
более веских доказательств, чем взгляды философа на величие
и бесчестность или суждения его о благе и зле.
1

Διάθεσις. Определение, взятое из стоической физики и этики, почерпнутое
у Аристотеля, но переосмысленное; отражает «пневматическую» структуру,
приведенную к совершенству и не доступную для дальнейших трансформаций (в отличие от έξις — «пневматической» структуры, подвергающейся
трансформациям).

31. Геркуланейский список стоиков, col. III, Тr. <…>
[Один последователь стоицизма написал книгу] об основоположнике его школы и практически весь труд, как уже говорилось, посвятил всевозможным вещам, делясь тем, чем в голову пришло.
Например, он утверждает, что Зенон нечасто отправлялся прогуляться из-за физической немощности (об этом упоминает также
Персей в своих «Застольных записках») <…>
32. Геркуланейский список стоиков, col. VI, Тr. <…>
[Зенон] питал слабость к инжиру, любил принимать солнечные

Зенон Китийский

ванны. То, что афиняне похоронили Зенона за счет города, тоже
подчеркивает его достоинства.
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 11.
32а. Афиней, IX, 370С. Стоит ли удивляться, что кто‑то клянется капустой — Зенон Китийский, создавший Стои, брал пример с Сократа, избравшего для этой цели собаку, да и сам (если
верить «Памятным запискам» Эмпеда1) приносил клятвы на каперсе.
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 30.
1

Не подтвержден иными источниками.

33. Гален. О различии пульсов, III, 1 vol. VIII, р. 642,
Kühn. Все зовущие себя «пневматиками»1 следуют стоическим
догмам. Раз уж Хрисипп натренировал их во всеуслышание вести
диспуты о философских терминах, они смело ведут себя подобным образом и в медицине. Хотя Зенон Китийский еще до них
решился преобразить привычное для эллинов именование.
1

См. прим. к фрг. 127.

34. Цицерон. О пределах добра и зла, III, 5. Стоики с Зеноном во главе создали больше всего новых терминов. Количество открытых Зеноном новых предметов не сравнится с числом
изобретенных им понятий.
Там же, 15. И коль уж Зенон, называя какой‑либо еще не знакомый предмет, позволял себе давать ему небывалое имя, почему
это запрещено Катону?
35. Цицерон. Тускуланские беседы, V, 34. Можно подумать, что Зенон Китийский, пришлый и никому не ведомый изобретатель слов, незаконно пробрался в настоящую философию.
36. [Лукиан]. Долгожители, 19 [=] 288. Основоположник
стоицизма скончался в 98 лет. Говорят, на пороге собрания он
запнулся с возгласом: «Для чего зовешь меня?» Позднее, возвра-

СТОИЦИЗМ

тившись домой, Зенон отказался от трапезы, и душа его покинула
этот мир.
Диоген Лаэртий, VII, 28–29 [=] 6; 458. 98 лет провел он
на земле и ушел здоровым и без мучений. Правда, в «Этических
чтениях» Персея говорится, что китийский философ приехал
в Афины 22 лет1 от роду, а умер в 72. Аполлоний2 утверждает, что
Зенон лишь 58 лет руководил школой. Умер он следующим образом [следует текст фрг. 288].
1
2

См. фрг. 36а прим.
См. фрг. 37 прим.

36а. Филодем. Список философов, col. IV. Без малого
101 год прожил Зенон — от правления Клеарха до правления Арренида, при котором и скончался в месяце скирофорионе1.
1

Скирофорион — в аттическом календаре был двенадцатым месяцем, захватывая вторую половину июня и первую — июля. Текст Филодема значительно поврежден, и точного его изложения не существует, что добавляет
неясности. Так, правление Клеарха выпадает на 301 г. до н. э. За точную
дату можно принять лишь год смерти Зенона. Правление Арренида связывают с 262–261 г. Год смерти в целом совпадает с хронологией Клеанфа
(см. фрг. 477). Год появления на свет определить намного труднее. Самая
авторитетная традиция античности (на которую опирается и Диоген Лаэртий) приписывала Клеанфу и Зенону жизнь практически одинаковой продолжительности (около века). Дело тут, скорее всего, в паре казавшихся
неоспоримыми аргументах: 1. письмо Зенона царю Антигону (где философ
утверждает, что достиг возраста 80 лет, Диоген Лаэртий, VII, 8–9); 2. Общая убежденность в том, что Антигон звал к себе Зенона вскоре после прихода к власти, т. е. около 283 г. Из этих предположений следовал логичный
вывод: Зенон родился около 363 г. и прибыл в Афины на рубеже 330–320 гг.
(общепринятая версия, изложенная Диогеном Лаэртием — фрг. 1–2).
Однако при тщательном изучении выясняется: 1) переписка Зенона с царем
Антигоном (взятая увлеченными авторами, видимо, из хроник Аполлония
Тирского), вероятнее всего, представляет собой апологетическую фикцию
(в этом убеждена большая часть исследователей со времен Пирсона); 2) в
283 г. Антигон был номинальным правителем, по-настоящему к власти он
пришел не раньше 276 г. По этой причине сегодня наиболее вызывающими
доверие считаются материалы Персея. Принятая датировка: 334–333–262–
261. См. К. von Fritz. — P. W. RE 2 Reihe. X (A), 85–88 (здесь же обзор множества статей по датам, касающимся Зенона и Клеанфа).

36b. Павсаний, I, 29, 15. Тут же1 покоятся Хрисипп из Сол
и Зенон, сын Мнасея.

Зенон Китийский
1

Т. е. в Академии (территория неподалеку от Афин, на которой находилась
школа Платона); ср. фрг. 7–8.

37. Страбон. География, XVI, 2, 24. Антипатр был родом
из Тира, а незадолго до моего времени там же появился на свет
Аполлоний1, создавший перечень философов школы Зенона и их
трудов.
1

Аполлоний Тирский (середина I в. до н. э.) — уважаемый исследователь
истории школы стоиков. На его свидетельства опирался Диоген Лаэртий.

38. Диоген Лаэртий, VII, 36; 38; 177 [=] 435. Самые видные ученики Зенона — Персей, сын Деметрия, из Кития.., Аристон из Хиоса, сын Мильтиада, автор понятия «безразличие»1;
Герилл из Карфагена, провозгласивший знание конечной целью;
Дионисий из Гераклеи, перешедший в лагерь наслаждения, ибо
до того мучился глазами, что не в силах уже был утверждать, что
боль безразлична; Клеанф из Асса, сын Фания, сменивший Зенона в руководстве школой; сам Зенон говорил о нем, что тот подобен дощечкам, покрытым твердым воском: на них тяжело писать,
но тексты потом долго сохраняются. 38. Более того, Гиппобот
утверждает, что к ученикам Зенона относятся также Филон Александрийский из Фив, Посидоний из Александрии, Зенон из Сидона, Афинодор из Сол, Каллипп из Коринфа. 177. Сфер Боспорский
после смерти Зенона слушал и Клеанфа {…}
1

См. фрг. 351 сл.

39. Геркуланейский список стоиков, col. X, 2, Тr. <…>
Клеанф, сын Фания из Асса, взявший руководство школой на
себя; Дионисий, сын Теофанта, из Гераклеи (по данным Антигона), получивший прозвище «перебежчик»; Аристон Хиосский,
сын Мильтиада, называвший конечной целью безразличие, однако во всем остальном бравший пример с учителя <…>
col., XI 2. <…> Зенон Сидонский.., <…> что подтверждает в своем «О «Спрятанном» и Хрисипп <…> Афинодор из Сол… Тем не
менее ближе всех Зенону был Персей, с которым он делил кров…

СТОИЦИЗМ

40. Ориген. Против Кельса, III, 54. И вновь мы шлем укор
философам, призывавшим к добродетели рабов, что выросли при
них, например, Пифагор — Замолксиса1, Зенон — Персея.
1

DK 14, 2 = Геродот, IV, 95.

40а. Плутарх. Клеомен, 2 [=] 622. Сфера… можно смело назвать одним из наиболее одаренных учеников Зенона.
41. Диоген Лаэртий, VII, 4. Кроме [1] «Государства» (Πολιτεία)1 перу Зенона принадлежат сочинения:
[2] «О жизни согласно природе» (Περί του κατά φύσιν βίου),
[3] «О влечении, или О природе человека» (Περί ορμής ή Περί
ανθρώπου φύσεως)2,
[4] «О страстях» (Περί παθών)3,
[5] «О надлежащем» (Περί τού καθήκοντος)4,
[6] «О законе» (Περί νόμου)5,
[7] «Об эллинском воспитании» (Περί τής Ελληνικής παιδείας)6,
[8] «О зрении» (Περί όψεως)7,
[9] «О мироздании» (Περί τού όλου)8,
[10] «О знаках» (Περί σημείων)9,
[11] «Пифагорейские вопросы» (Πυθαγορικά),
[12] «Общие вопросы» (Καθολικά),
[13] «О словесных выражениях» (Περί λέξεων)10,
[14] «Гомеровские вопросы» в 5 книгах (Προβλημάτων ‘Ομηρικών ε),
[15] «О чтении поэзии» (Περί ποιητικής άκροάσεως), а кроме
того,
[16] «Искусство» (Τέχνη)11,
[17] «Решения» (Λύσεις),
[18] «Опровержения» в 2 книгах (’Ελεγχοι, β’)12,
[19] «Этические воспоминания о Кратете» (’Απομνημονεύματα
Κράτητος ηθικά)13.
[Не попали в перечень:
[20] «Об учении» [«Логика»] (Περί λόγου)14,

Зенон Китийский

[21] «О сущности» (Περί ουσίας)15,
[22] «О природе» (Περί φύσεως)16,
[23] «Беседы» (Διατριβαί)17,
[24] «Полезные изречения» (Χρείαι)18,
[25] «На Теогонию Гесиода» (Εις ‘Ησιόδου θεογονίαν)19].
1

Перечень сочинений Зенона (довольно хаотичный) принадлежит Диогену
Лаэртию, взявшему, видимо, за основу информацию от Аполлония Тирского или (по мнению Ницше) Деметрия Магнесийского (это касается и трудов
других ранних стоиков). Расставить сочинения в хронологическом порядке
практически невозможно. На основании некоторых данных можно лишь
допустить, что [1] и [19] — самые первые работы, имеющие много общего
по содержанию и характеризующиеся заметным влиянием кинизма (идейным предшественником можно с уверенностью назвать Антисфена — Диоген Лаэртий, VI, 12; 14–15; 19 и Диогена Синопского — Диоген Лаэртий, VI,
72). «Государство», наверное, увенчанное самой большой славой сочинение Зенона (см. фрг. 252, 262), где он полемизирует с Платоном. Однако
данный трактат Зенона (как и «Государство» Платона) — в числе первых
образцов философской утопии, где поднимается множество религиозных
и этико-психологических вопросов, важных для обустройства безупречного
государства, «космополиса». Скорее всего, о чем‑то подобном была и книга
Хрисиппа «О государстве» (Диоген Лаэртий, VII, 34).
[2] и [3] — произведения, имеющие общую тему и раскрывающие основы
психологии, этики и антропологии. Феста (I, р. 46) не исключает, что название [3] могло объединить два варианта либо какая‑то версия относилась ко
всему трактату, другая — к его части (ср. фрг. 176; 179 — возможно, разные
варианты названия [3]). Пирсон (р. 29) предполагает, название [3] могло
объединить два отдельных трактата (π. ορμής η; π. άνθρώπου φύσεως).
Предполагаемое содержание: толкование природы страсти как аффекта,
имеющего этическую окраску, основы учения о мудреце и аргументация
морально-психологической концепции «бесстрастия»; сочинение открывает целый ряд работ подобной тематики (см. фрг. 409 [2], 422 [11, 620 [13]).
Трактаты, носящие те же названия, — у Клеанфа (фрг. 481 [15]), Сфера (фрг.
622 [11]) и Хрисиппа (SVF, III, 174; 688, etc.).
На ту же тему — трактаты Клеанфа (фрг. 481 [30]), Сфера (фрг. 620 [17]),
Хрисиппа (SVF, III, 175) и Диогена Вавилонского (SVF, III, фрг. 53).
Персей, Клеанф и Сфер уделяли особое внимание теме воспитания, т. е.
педагогико-государственной проблематике, имеющей отношение к вопросам совершенного устройства общества; затем эту тему «наследуют» Диоген
Вавилонский и Хрисипп.
Отдельное сочинение на данную тему не встречается больше ни у одного
раннего стоика.
См. фрг. 85 прим. 1. В трактате, по всей видимости, были представлены базовые понятия школьной физики.
По мнению Пирсона (р. 29), здесь «знак» (σημεΐον) является мантическим,
поскольку мантика в школе была представлена как «наука, изучающая
и трактующая знаки, полученные от богов» (Секст Эмпирик. Против уче-

СТОИЦИЗМ
ных, IХ, 132). Это позволяет отнести данное сочинение к трактатам о гадании, возможно, именно о нем упоминает Цицерон (О прорицании, I, 6,
фрг. 173). В логике стоиков (Хрисиппа) понятие σημεΐον соответствовало
истинной крупной посылке в формально корректном условном силлогизме
(Секст Эмпирик. Против ученых, VIII, 245 сл.). Это позволяет допустить, что
учение о «логическом знаке» первым стал развивать уже Зенон, написавший на эту тему отдельный трактат (к этой мысли склонялся уже Прантль —
K. Prantl. Geschichte der Logik im Abendlande. Bd. I, Leipzig, 1855, S. 458).
10
«Словесное выражение», или «слово», у стоиков определялось термином
«записанный звук» (Диоген Лаэртий, VII, 56). Однако данный термин появился несколько позднее, вероятно, при Хрисиппе или Диогене Вавилонском (SVF, III, фрг. 20). По мнению Пирсона (р. 27), эта работа посвящена
определению различных понятий.
11
Пирсон (р. 28, 30) и Феста (I, p. 111) предполагали, что эта книга носила риторический характер. Хотя, скорее, о чем заговорил уже Целлер, сочинение
сродни «Любовному искусству», упомянутому Диогеном Лаэртием (VII, 34).
12
Пирсон (р. 28) [17] и [18] сводит в единую книгу. Скорее всего, эти сочинения содержали примеры «диалектических» рассуждений, опирающихся на
различные силлогизмы.
13
Определение «этические» должно, судя по всему, дать представление
о содержании трактата, представляющего портрет совершенного мудреца
(здесь речь идет о кинике); примером для сочинения могли быть «Воспоминания о Сократе», написанные Ксенофонтом (Диоген Лаэртий, VII, 2).
Пирсон (р. 31) убежден, что «ηθικά» — отдельный трактат, разъяснявший
всевозможные вопросы этики.
14
«Логика», или «О разуме», — полноправные варианты перевода названия.
Видимо, в данной работе представлено деление всей философии (см. фрг.
45), основные темы гносеологии (куда входит и учение о критерии), логики
(с семантикой?) и риторики. Трактат открывает школьный цикл одноименных или аналогичных по направлению работ (см. фрг. 481 [33], 620 [25];
у Хрисиппа — целые логические циклы, напр., Диоген Лаэртий, VII, 194).
15
Феста высказал мнение (I, р. 77), что это может быть то же, что [9]; вероятно
двойное название: περί του δλου ή περί τής ουσίας.
16
Не исключено, что то же, что [3] в смысле Περί [ανθρώπου] φΰσεως.
17
Свободная подача материала в стиле диатрибы, берущее начало у киников и весьма популярное у стоиков вплоть до Эпиктета и Марка Аврелия.
Формой бесед пользовался Аристон (фрг. 333 [5], [6]), Персей (фрг. 435 [8]),
Клеанф (фрг. 481 [44]) и Сфера (фрг. 620 [9]).
18
Сочинения в манере «полезных изречений» довольно часто встречались
у стоиков; их использовали Аристон (фрг. 333 [7]), Персей (фрг. 435 [9]),
Клеанф (фрг. 481 [43]), Гекатон (Диоген Лаэртий, VII, 172) и др.
19
Скорее всего, подтверждение и применение физических аллегорий.

42. Геркуланейский список стоиков, col. IV, Тr. <…> бесцеремонно извратил его, сделав подозрительным сразу же после
того, как Зенон написал его, из-за чего в него все тыкали пальцем
<…>1.

Зенон Китийский
1

Имеется в виду некий автор (стоик?), который видоизменил текст «Государства» Зенона вскоре после того, как оно вышло в свет.

43. Климент Александрийский. Строматы, V, 9, 58, р.
365, 9, Stählin-Früchtel. Хотя сами стоики подтверждают, что
великий Зенон написал много такого, что они, как правило, не
предлагают для чтения ученикам, до тех пор пока те не убедят их
в верности своей философии.
44. Квинтилиан. Наставление оратору, XII, 1, 18. Пусть
даже эти мужи [подобные Цицерону] не обладали совершенными
умениями, однако на вопрос, являлись ли они ораторами, я скажу
в духе стоиков: когда к ним обращались с вопросом, можно ли
назвать мудрецами Зенона, Клеанфа или Хрисиппа, те отвечали,
что это великие и уважаемые философы, однако не достигшие
высочайшего предела человеческой природы.

В. ОТРЫВКИ И МНЕНИЯ

1. Деление философии
45. Диоген Лаэртий, VII, 39 [=] SVF, II, 37; SVF, III; Диоген, фрг. 16; Аполлодор, фрг. 1; Эвдром, фрг. 1. [Стоики]
утверждают, что у философии три составляющих: физическая,
этическая и логическая. Эту идею в трактате «Об учении» [«Логика»]1 ввел Зенон из Кития.
1

Подобное деление, скорее всего, обсуждалось еще до Зенона. Хрисипп считал (Плутарх. О противоречиях у стоиков, 9, 1035а = SVF, II, 42), что оно
существует с древности (ύπό τών άρχαίων ειρημένα). По информации, заслуживающей доверия, это деление — детище Платона или его близкого круга
(Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 16; Цицерон. Первая Академика, 19).
Его признавали перипатетики (ср. Аристотель. Топика, I, 14, 105а, 20 сл.)
и распространяли академики, а более всех — Ксенократ, у которого, видимо,
стоики и переняли идею трехчастного деления философии (см. Цицерон.
О пределах добра и зла, IV, 4: «Всю философию они (академики] поделили
на три части, и этот принцип закрепил Зенон»).

| СТОИЦИЗМ

46. Диоген Лаэртий, VII, 40 [=] SVF, III, Архедем, фрг.
5; Эвдром, фрг. 2. Некоторые, и среди них Зенон в сочинении
«Об учении» [«Логика»], ставят логическую часть на первое место, физической отводят второе, а этической — третье1.
1

Расхождения среди стоиков возникали из-за сравнения значимости отдельных частей и, значит, последовательности их изложения. В этом вопросе
все решала специфика понимания учения и его целей. Практически все
видные стоики, по-видимому, разрабатывали универсальные программы.
Объединяла их установка на единство всех «ипостасей» логоса: познания,
мироустроения и целеполагания. Три сферы работы логоса — логическая,
физическая и этическая — и есть три родовые добродетели (άρεταί γενικώταται τρείς — SVF, II, 35, ср. Диоген Лаэртий, VII, 39 сл.). Логика служит для
общей пропедевтики и эпистемологии, разъясняющей принципы и границы познания, мерила истинного и ложного и методы их выражения. Задача
физики — подвести базу под законы мироздания, предоставить источники
для суждения о благе и зле, устанавливая таким образом принципы этики
(Плутарх. О противоречиях у стоиков, 9, 1035cd). Этика — формулировать
конечную цель разумного существа и способы ее достижения (SVF, II, 35).
Логическая, физическая и этическая части неразрывно связаны (Диоген
Лаэртий, VII, 40; Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 19). Главенство одной части над другой акцентировалось исключительно для пропедевтики.
Логика являлась не просто «инструментом» познания, а полноправной
составляющей учения, поскольку объекты изучения физики и этики определялись на основании «логических» законов (Диоген Лаэртий, VII, 83).
Принятые в школе сравнения философии с живым существом, яйцом, садом и т. п. подтверждают, что физика была посредником между логикой,
сравниваемой с наружными покровами (костями и мышцами, скорлупой,
забором), и этикой, представлявшей собой высшую точку учения (Диоген
Лаэртий, VII, 40; Секст Эмпирик, VII, 16 сл.), его душу (сравнение Посидония — Секст Эмпирик, VII, 19). Однако общепринятой нормы, жестко регламентирующей последовательность расположения и подачи отдельных
частей, судя по всему, у стоиков не было.
Зенон следовал схеме: логика — физика — этика. Вероятно, именно такая
последовательность приближалась к общешкольной догме (ср. Секст Эмпирик. Пирроновы положения, II, 13). Эвдром и Архедем придерживались
того же порядка (Диоген Лаэртий, VII, 40). Клеанф и Диоген из Птолемаиды держались ряда: логика — этика — физика (там же, 41). По поводу
Хрисиппа существует несколько версий. Диоген Лаэртий называет порядок
(VII, 40): логика — физика — этика. Плутарх (О противоречиях у стоиков, 9,
1035ab) утверждает, что это была последовательность: логика — этика — физика, поскольку пропедевтика диктует, что изучать лучше от более простого
к сложному и важному и приближать к теологии, в заключении подводя
к богопознанию (данная версия дается Секстом Эмпириком, VII, 22–23, как
общешкольная, хотя в Пирроновых положениях, II, 13, на эту роль претендует порядок: логика — физика — этика). Если Плутарх прав, то стоит отдать
должное методологическому изяществу Хрисиппа. Та же последовательность учения стоиков представлена у Диогена Лаэртия.

Зенон Китийский
Не стоит забывать, что этическая сторона учения особо подчеркивается.
Подобный акцент на этику (на которую, в общем‑то, «работают» и логика,
и физика) естественно обнаружился. Сначала у Аристона Хиосского в виде
«ереси»: он заявил, что две оставшиеся части философии излишни, после
чего и вся Поздняя Стоя, в более мягкой форме, приняла эту позицию. По
этой причине мне ближе версия, выдвинутая еще Целлером и поддерживаемая большинством крупных исследователей Стой: последовательность
Зенона (логика — физика — этика) не только не идет вразрез со взглядами
самых видных стоиков, но и, что главное, дает возможность увидеть внутреннюю закономерность движения от периферии к центру, от пропедевтики к пониманию и искусству жить мудро.

2. Логика
47. Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 9 [=] SVF, II, 45.
Хотя, если Хрисипп усиленно трудился над этой темой [диалектикой], то Зенон, наоборот, даже менее, чем авторы до него.
48 = 483 = SVF, II, 51. Эпиктет. Беседы, 117, 10–11. Логика
(τά λογικά)… — средство дифференцировать и изучать или, другими словами, распознавать и взвешивать все прочее. Чье это мнение? Хрисиппа и Клеанфа с Зеноном? Неужели Антисфен считает
иначе?1
1

О логических интересах киника Антисфена см.: Аристотель. Метафизика, V,
29, 1024b, 32 сл.; Диоген Лаэртий, VI, 3. Взгляды Антисфена, по-видимому,
отражены в каком‑то его трактате по логике (см. Диоген Лаэртий, VI, 17).

49. Стобей. Эклоги, II, 2, 12, р. 22, 12, Wachsmuth. Диалектические науки (τέχναι)1 Зенон сравнивал с точным мерилом,
предназначенным не для зерна или чего‑то полезного, а для сора
и плевел.
1

Техническое понятие гносеологии стоиков для обозначения упорядоченных неким способом «постижений». Ср. фрг. 351, 391–393.

50. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 8, 1034f. Зенон
справлялся с софизмами и наставлял учеников постигать диалектику, ибо именно она главная помощница в этом занятии.
51. Эпиктет. Беседы, IV, 8, 12. Однако значительно лучше та «теорема» мудреца, …которую предлагает Зенон: постичь

| СТОИЦИЗМ

основу всякого учения, установить, чем каждое из них является,
определить связи между ними и то, что из них следует.

2.1. Теория познания
(φαντασία, αϊσθησις, κριτήριον)
[По точному определению Арнима (SVF, I, р. 18), данные ниже
тексты подтверждают, что базовые понятия и термины гносеологии стоиков берут начало у Зенона. В предлагаемом разделе SVF
выдержки даны в следующей последовательности: 1) представление, 2) чувственное восприятие, 3) критерий. Однако эта расстановка противоречит логике учения, поскольку любое познание
(эмпирически) берет начало с чувственного восприятия, без которого представления появиться не могут. Следовательно, передача теории познания должна открываться чувственным восприятием; данный порядок, вероятно, был принят в полном объеме
лишь Хрисиппом, тем не менее, с опорой на уже имеющуюся
традицию (см. Диокл Магнесийский у Диогена Лаэртия, VII, 47;
Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 227). Не стоит и упреждать
теорию познания сочинениями о мудреце (как поступает Арним),
ибо такой порядок нарушает логику рассуждения и ведет к вынужденной повторяемости текстов.]
52. Цицерон. Первая Академика, 66. Мудрец, как утверждал Аркесилай (принявший в этом вопросе сторону Зенона), более других способен уберечься от иллюзий и трудностей.
53. Цицерон. Вторая Академика, 42. Мудрости и добродетели Зенон противопоставил заблуждение, легкомыслие, незнание, мнение и любое сомнение (иначе говоря, все, что далеко от
верного и безошибочного одобрения1).
1

См. фрг. 61.

Зенон Китийский

54. Цицерон. В защиту Мурены, 61. Мудрец свободен от
мнений1, ни о чем не сожалеет, ни в чем не ошибается и ни при
каких условиях не меняет суждения.
Лактанций. Божественные установления, III, 4 [=] SVF,
ΙII, 553. И если, как говорил Сократ, ничего нельзя знать, а Зенон при этом учил, что подчиняться мнениям нельзя, значит вся
философия разрушается.
Стобей. Эклоги, II, 7, 11 р. 112, 1W. Мудрец ничего не принимает нетвердо (άσθενώς)2, только надежно и основательно, оттого
и неподвластен мнениям… Стоики утверждают, что мудрец ни
о чем не сожалеет, никогда не меняет суждения и не заблуждается.
Ср. Цицерон. Первая Академика, 77 (фрг. 59); Августин. Против
академиков, II, 5, 11; Диоген Лаэртий, VII, 121.
1

Opinari = δοξάζειν — обладает статусом технич. термина. Ср. фрг. 624–625;
SVF, II, 131.
Технический термин, обозначающий состояние способности «одобрения»,
или «согласия» (см. фрг. 61), и разумного ведущего начала души; к точности суждений ведет отсутствие «астении», активность и прочность соответствующих частей пневмы.

55. Цицерон. Вторая Академика, 40. Зенон немало перестроил и в третьей1 части философии. Ему удалось дать новое
представление о самих ощущениях, которые Зенон связывал
с определенным толчком (impulsio), полученным извне, которому он дал название φαντασία, а мы поименуем visum2 [следует
текст фрг. 61].
1
2

«Третья часть» здесь — логика.
«Впечатление», или «представление», — первостепенный технический
термин гносеологии стоиков. Чувственный образ, или первичный синтез
чувственных данных, итог которого максимально точно передается русским словом «впечатление», затем подтверждается актом «одобрения»,
или «согласия»; после чего перед нами является рационально оформленное содержание первичного впечатления, или «представлением» (ср. фрг.
59). Соответственно, термин «чувственное впечатление» предельно точно
передает понятие φαντασία αισθητική, а рационально оформленное «впечатление» второго порядка (φαντασία λογική) — термин «представление»;
в ту же категорию попадает и «постигающее представление» (φαντασία

30 | СТОИЦИЗМ
καταληπτική). Подобные смысловые оттенки следует принимать во внимание при передаче соответствующих греческих и латинских терминов, однако стопроцентного соответствия здесь, конечно, не добиться. У Аристотеля,
видимо, заимствованы (см. фрг. 60, прим. 2) и сам термин φαντασία, и его
этимология — от φως. (свет) — О душе, III, 3, 429а, 3 сл.; как зримость — Метеорологика, 16, 342b, 32; II, 9, 370а, 15; как нечто среднее между αΐσθησις
и ύπόληψις — О душе, III, 3, 427b, 14; 428а, 5 сл. Однако уже Платон (Софист, 264ab) определяет представление как слияние ощущения и мнения.
По источнику возникновения впечатления делятся на чувственные и нечувственные, первые появляются от чувственной предметности, вторые —
от нечувственной; по методу оформления — разумные и неразумные (так,
впечатления животных могут быть лишь чувственные и неразумные) (см.
Диоген Лаэртий, VII, 51). См. также фрг. 60, прим. 6.
Еще одно значение термина (принятое окончательно, судя по всему, Хрисиппом) — «способность представления». Вообще имеется четыре способности: представления (восприятия впечатлений), согласия (συγκατάθεσις),
влечения, или импульса (όρμή), и, наконец, общей разумности (λόγος)
(Стобей. Эклоги, 149, 34 р. 369, 5 сл. W. = фрг. 143 — SVF, II, 831 — видимо,
отрывок из трактата Ямвлиха «О душе»; ср. Диоген Лаэртий, VII, 159). Естественно, не стоит понимать «способности» как δυνάμεις у Аристотеля. По
сути, это состояния (εξεις) пневмы ведущего начала, телесные по определению (Плутарх. Об общих представлениях, 45, 1084 ab). Также в корне неверно будет объединять «способности» с частями души, одна из которых —
само ведущее начало (см. фрг. 142–143).

56. Нумений, фрг. 25, р. 70 des Places (Евсевий. Приготовление к Евангелию, XIV, 6, 13). Заметив, как популярно
в Афинах «постигающее представление»1, а учение о нем и сам
термин ввел именно Зенон2, Аркесилай начал противодействовать ему как только мог.
«Постигающее представление» (φαντασία καταληπτική) — главный критерий
безошибочного восприятия чувственных объектов. Соотнеся два свидетельства (Диоген Лаэртий, VII, 51 и Аэтий, IV, 8, 1 = SVF, II, 850), можно заключить, что «каталептическое» представление возникает в ведущем начале
души благодаря органам чувств и носит разумно-оформленный характер
(см. выше фрг. 55, прим. 2). См. также фрг. 60, прим. 1.
2
По поводу термина κατάληψις (фрг. 60) так же высказывался и Цицерон.
Скорее всего, именно Зенон ввел в употребление производные глагола
καταλαμβάνω; хотя самим глаголом в близком к этому значении пользовался уже Платон (Федр, 250d).

57. Гален. О наилучшей науке, I, р. 41, К. [Термины, внедренные Зеноном, — καταληπτόν, κατάληψις, καταληπτική φαντασία,
άκατάληπτος, άκαταληψία осуждаются как неаттические.]

Зенон Китийский

58. Секст Эмпирик. Против ученых, VIII, 236. Зенон
утверждает: впечатление является отпечатком (τύπωσις) в душе.
Там же, 230. [Хрисипп] полагал, что Зенон замещал термином «отпечаток» слово «изменение» (έτεροίωσις)1.
1

Хотя Хрисипп называл последние определение более подходящим (ср. Диоген Лаэртий, VII, 50). Хотя, вероятнее всего, лишь применял привычную
метафору «отпечатка на воске», которая берет начало, видимо, еще от Демокрита (Феофраст. Об ощущениях, 51 = Демокрит, фрг. 478, Лурье), употребляется Платоном (Теэтет, 191 с сл.) и Аристотелем (О душе, II, 12, 424а
17 сл.).

59. Цицерон. Первая Академика, 18. Так он1 отвергал саму
идею, что нечто вообще можно воспринять… если это, по определению Зенона, впечатление… которое так отпечаталось и сохранилось от того, от чего оно произошло (talevisum… impressum
effictumque ex eo unde esset), что не могло бы относиться к тому, от
чего оно не произошло (это, по нашему мнению, Зенон указал абсолютно точно) …и именно это Филон1 разваливает и уничтожает.
Там же, 77. Возможно, [Аркесилай] задал Зенону вопрос: если
бы мудрец был не в состоянии ни воспринять что‑либо, ни подчиниться мнениям, что произошло бы? У него, полагаю, ни о чем
не будет мнения, ибо есть нечто такое, что он в состоянии воспринять. Что же это? Представление. Какое же? И Зенон определил
его так: отпечаток, оттиск и образ того, что существует так, как
оно существует (ex ео quod esset sicut esset impressum et signatum
et effictum). Далее необходимо разобраться, истинно представление подобного рода или ложно2. Вот тут Зенон подтвердил, что
нет такого воспринятого представления, которое, происходя от
того, что существует, могло бы происходить и от того, что не существует3.
Августин. Против академиков, III, 9, 18. Взглянем на доводы Зенона: «Схвачено4 и воспринято может быть лишь то представление, у которого нет единых признаков с ложным»5.

32 |

СТОИЦИЗМ

Ср. Августин. Против академиков, II, 5, 11; 6, 14; Секст Эмпирик.
Против ученых, VII, 248; 426; Пирроновы положения, II, 4; Диоген Лаэртий, VII, 50.
1

4
5

Речь идет о Филоне из Лариссы (конец II — 1‑я половина I в. до н. э.), основоположнике Четвертой Академии.
Истинным или ложным в прямом смысле может быть не впечатление,
а только то высказывание (άξίωμα), что передает смысл данного впечатления (см. прим. к фрг. 61).
Из этого следует, что первое и главнейшее качество «постигающего впечатления», или «представления», — происхождение от существующего, т. е. от
реальной предметности, действительно наличной в том виде, в котором она
запечатлена и представлена судящей инстанции сознания. Соответственно,
постигающее впечатление, само становится объектом постижения в акте
верификации соответствующего суждения (см. фрг. 60 и прим. 1–2; 6).
См. фрг. 60 и 66.
Ср. Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 152: «Постигающее представление — это истинное представление, которое не может оказаться ложным».
Такие формулировки заметно удаляют нас от сути предмета. Вопрос истинности и ложности представлений заключен, строго говоря, в истинности
или ложности высказываний (см. фрг. 61, прим. 1). В переносном смысле
«истинность» представления идентична «каталептичности». Если верить
Сексту Эмпирику, догма стоиков не опровергала существование истинных,
однако не постигающих представлений. По той причине, что они могут
появиться случайно в бреду, умопомрачении и тому подобных состояниях
(Против ученых, VII, 247), когда обыкновенная познавательная способность человека нарушена либо снижена, естественно, что такое исключение
принимать во внимание не стоит. Большего доверия заслуживает утверждение Александра Афродисийского: «А истинные представления мы именуем и сильными, и постигающими… ложное именуем непостигаемым [см.
фрг. 60], а из истинных — неясные» (О душе, р. 71, 10, Bruns = SVF, II, 70 —
мнение Хрисиппа). Может быть, к «неясным» представлениям относили
«вероятность» (см. фрг. 624–625).

60. Цицерон. Вторая Академика, 41. Зенон принимал
в качестве достоверных не все впечатления, а только обладающие отличительным свойством «обнаруживать» те вещи, которые [в них] «представляются» (propriam quondam haberent
declarationem earum rerum quae viderentur)1. Раз уж подобное
впечатление само собой «распознается» (per se cerneretur), он
определил его как «постигаемое» (comprehendibile)… — Вы тоже
так считаете? — Естественно, — ответил Аттик. — Как по-другому перевести греческое καταληπτόν? — …а после его принятия
и одобрения Зенон применял к нему термин «схватывание»

Зенон Китийский

(comprehensio)2, — по аналогии с предметами, которые можно
схватить рукой. Из такой параллели и родилось такое название, до Зенона в этой сфере оно не употреблялось. Новые вещи,
о которых он рассуждал, требовали новых слов. К примеру, то,
например, что воспринималось ощущениями, Зенон и величал
ощущением3. Когда нечто воспринималось так, что подобное
представление уже невозможно поколебать разумом, — он именовал это знанием (scientia), а если иначе — незнанием. Последнее
порождает неустойчивое и связанное с ложным и непознанным4
мнение. 42. Однако «схватыванию», упомянутому мной, Зенон
определил место между знанием и незнанием, не относя его ни
к добродетельным вещам, ни к порочным, при этом утверждая,
что доверять стоит только «схватыванию». По этой причине он
доверял и чувствам, поскольку, и я об этом уже упоминал, он
полагал, что «схватывание», появившееся на базе чувственных
данных (comprehension facta sensibus), точно и надежно, не оттого, что оно схватывает все качества предмета, а оттого, что от
него не может укрыться ничего из того, что ему доступно. А также потому, что природа сама создала его в качестве некой нормы
знания и естественной основы (norma scientiae et principium sui),
из которых в душах далее запечатлеваются общие представления
о вещах (notions rerum); после чего эти представления помогают
открыть не только сами основы, но и практически безграничные
пути для освоения разума5 [далее следует текст фрг. 53].
Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 248. Постигающее
представление создается и отпечатывается от реально наличной
предметности и в соответствии с ней. Оно не в состоянии возникнуть от того, что ею не является (άπό ύπάρχοντος και κατ’ αύτό τό
ύπάρχον… όποία ούκ άν γένοιτο άπό μή ύπάρχοντος)6.
То же: Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 426; Диоген
Лаэртий, VII, 46; 50.

| СТОИЦИЗМ

Ср. Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 242 сл.; 402; Пирроновы положения, II, 4; Августин. Против академиков, II, 5, 11; 6, 14.
1

Ср. SVF, II, 54 = Аэтий, IV, 12, 1: «Как свет раскрывает сам себя и все, что
охватывает, так и впечатление обнаруживает себя и то, что привело к его
появлению (καί η φαντασία δεικνυσιν εαυτην και το ποποιηκος αύτήν)».
Это по-настоящему значимое свидетельство Цицерона дает возможность,
хоть и не без усилий, конкретизировать понятия «постигающее представление» и «схватывание» («постижение»). Раз Цицерон осознанно пользуется
понятием «постигаемое представление» (visum comprehendtbile), которому соответствует греч. φαντασία καταληπτή (ср. фрг. 353, прим. 1), то возникает вопрос: как много терминов существовало для именования достоверного впечатления и каково соотношение между ними? Хирцель считает
(R. Hirzel. Untersuchungen zu Cicero’s philosophischen Schriften. Teil II. De
finibus. De officiis. Abt. 1. Leipzig, 1882, S. 175 f.), visum comprehendibile есть
то же самое, что φαντασία καταληπτική. Καταληπτικόν, а значит, наделено
тем же пассивным значением, как и καταληπτόν. Хирцель верно подметил,
что понятие φαντασία καταληπτή в сочинениях ранних стоиков не обнаружено, и что «каталептическое» представление прежде всего является объектом для оценивающей инстанции, ибо «постижение», или «схватывание»
(соmprehensio = κατάληψις) — это закрепление содержания «каталептического» впечатления (см. фрг. 59 и ниже, прим. 5). С этим согласен и Рист
(J. M. Rist. Stoic Philosophy. Cambridge, 1969, p. 136), однако подобное мнение соответствует истине лишь наполовину, поскольку отказывает «каталептическому» представлению в какой бы то ни было активности и лишает
смысла сам термин φαντασία καταληπτική.
Скорее всего, более адекватен иной подход, который избрали (с некоторыми уточнениями) Грумах, Сэндбах и Грэзер; он дает возможность обосновать сосуществование обоих терминов (хотя один из них характерен
в основном для латинского варианта) и не потерять активное значение
понятия φαντασία καταληπτική. Имеются в виду два функциональных
плана — пассивный и активный — «каталептического» впечатления: его
концептуальная воспринимаемость для оценивающей инстанции опирается на предварительное активное восприятие некоей реальной предметности (F. H. Sandbach. Phantasia kataleptike // Problems in Stoicism / ed. by
A. A. Long. London, 1971, p. 10; 14). Иначе говоря, и тот, и другой термин связаны с одним и тем же «впечатлением», поскольку объект «схватывания»
(φαντασία καταληπτή) — это всегда активно-«каталептическое» представление (E. Grumach. Physis und Agathon in der Alten Stoa. Berlin, 1982, S. 74–75).
Если представление не может быть одобрено и является «непостигаемым»
(φαντασία ακατάληπτος Диоген Лаэртий (VII, 46) и Секст Эмпирик (Против
ученых, VII, 415 сл.) противопоставляют его «постигающему», другими словами «каталептическому»), а это само по себе значит, что оно не являлось
и «каталептическим».
Соответственно, являясь, в том числе и объектом оценки (и в этом смысле — καταληπτή), достоверное представление продолжает сохранять и определенную активность. Оно остается «каталептическим» (καταληπτική),
когда «схватывает» некую реальную предметность (как она существует
у чувств), с безусловной точностью и прозрачностью формирует и представ-

Зенон Китийский

3
4
5

ляет собственное содержание (A. Graeser, Zenon von Kition. Positionen und
Probleme. Berlin–NewYork, 1975, S. 51). Очевидность, в которой нет места
сомнению, — второй (не считая происхождения от реально существующего)
признак «каталептического» представления. Хотя понятие ένάργεια в раннестоических трудах почти не встречается (кроме, может быть, SVF, I, 346;
407), работа Цицерона, включающая неоспоримые смысловые параллели,
подтверждает, что он мог быть в ходу (ср. Секст Эмпирик. Против ученых,
VII, 257; 403). Некоторые параллели есть и у Эпикура, напрямую называвшего представление «очевидностью» (Секст Эмпирик. Против ученых, VII,
203). Постигающее представление — это представление «притягивающее»,
«поражающее» (πληκτική) (Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 257; 403).
Тот же смысл мог вкладывать и Зенон (см. Секст Эмпирик, VII, 248 сл.),
Хрисипп же сделал это школьной нормой: «Слово „представление“ образовано от слова „свет“. Как свет выявляет сам себя и все, что охватывает, так
и представление делает видимым само себя и то, что его вызвало» (Аэтий,
IV, 12, 1 = SVF, II, 54; см. выше, прим. 1; ср. Секст Эмпирик. Против ученых,
VII, 162–163. См. также фрг. 55, прим. 2). Следовательно, Хирцель был прав
(S. 188): в содержательном отношении между «постигающим» представлением и «постижением» не существует разницы: они соотносятся как потенция и энергия. Однако как раз в акте «согласия», приводящего к «постижению», «впечатление» бесповоротно превращается в разумно оформленное
«представление».
См. фрг. 62.
См. фрг. 67 сл.
Дорога к истинному знанию берет начало от чувственного восприятия через постижение и опыт в сферу логических операций, где конечным мерилом предстает «верный разум».
Значение термина понятно: «постигающее представление» появляется от
некоей наличной предметности и не просто появляется от нее, но и равнозначно воспроизводить ее. Тогда закономерен вопрос: как именно налична
данная предметность, иначе говоря, какой класс предметности есть объект «постигающего представления». По существу, нужно определить, что
же стоит за термином τό ύπάρχον (или ύπάρχειν). И тут возникают определенные трудности. 1) Надо признать, мы не знаем, какое именно значение
вкладывал в эти термины Зенон и, как точно подметил Сэндбах, «давал
ли он им определения вообще» (F. H. Sandbach. Phantasia kataleptike, р. 17).
А значит, восстановить можно лишь школьную догму периода Хрисиппа.
2) Исходя из этой догмы, в отношении постигающего представления τό
ύπάρχον определяется как «то, что приводит к появлению постигающего
представления» (Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 426; VIII, 85; XI, 183;
Пирроновы положения, III, 242); налицо petitio principii. 3) В повседневных
философских беседах у данного понятия есть несколько смысловых оттенков: а) «существовать», «быть действительным» (в противовес «казаться»);
б) «иметься»; в) «проявляться на некоем субъекте».
Изучение контекстов приводит к выводу, что бестелесную предметность,
как правило, обозначают термином τό ύφιστάμενον/ύφίστασθαι/ύφεστάναι.
Он применяется, к примеру, при нормативном определении бестелесного
смысла (лектон) (Секст Эмпирик, VIII, 70; Диоген Лаэртий, VII, 63); границы тел «имеют место (ύφεστάναι) только в понятии» (Прокл. Комментарий

36 |

СТОИЦИЗМ
к «Элементам» Евклида, р. 89, Friedlein = SVF, II, 488) и т. д. «Сущее» (τό δν)
и τό ύφεστός — различные роды предметности (SVF, II, 322). Бестелесное
в противоположность сущему (телесному) налично в другом смысле, и эта
неодинаковость неоднократно зафиксирована в терминах. А значит, понятие τό ύπάρχον/ύπάρχειν следует использовать, говоря о преимущественно
телесной предметности (ср. фрг. 113; 141; SVF, II, 251). Однако есть и отступления от этого правила. Термин τό ύπάρχον/ύπάρχειν в некоторых случаях
используется и для обозначения бестелесной предметности, в частности,
времени: лишь настоящее конкретно реально (ύπάρχειν), а прошедшее и будущее представлены иначе (ύφεστάναι) (SVF, II, 509 сл.). Есть упоминания
и о «реальном наличии» бестелесных высказываний (Секст Эмпирик, VII,
38; VIII, 85, ср. 10), однако здесь, естественно, имеется в виду не онтологический статус высказываний, а их истинность (особенно, если учесть, что
в другом контексте — VIII, 258 — говорится о полном отрицании «реального
наличия» лектон). В то же время «образование» земли названо ύφισταμένη
(SVF, II, 579). Поэтому утверждать, что словоупотребление жестко регламентировалось, не стоит (это подтверждает SVF (II, 202а) — сочинения
Александра Афродисийского и Иоанна Филопона — или SVF, II, 331 = Секст
Эмпирик, X, 218: άσώματον αυτόν [sc. χρόνον]… ύπάρχειν; ср. также SVF, II,
380).
При этом все вышеизложенное дает возможность (хоть и с некоторыми допущениями) согласиться с Лонгом. «Я полагаю или, точнее, уверен, что ведущее значение термина ΰπάρχειν у стоиков — «существовать», и в данном
смысле он используется лишь по отношению к материальным объектам»
(А. А. Long. Language and Thought in Stoicism // Problems in Stoicism, p. 91–
92). С подобной точкой зрения согласны Рост (J. M. Rist. Categories and their
Uses // Problems in Stoicism, p. 39) и Грэзер (Zenon, S. 52). Гипотеза Адорно
(E. Adorno. Sul significato del termine ύπάρχον in Zenone Stoico// Paroladel
Passato 12, 1967, p. 151–161), что термином ύπάρχον именовали предметность,
наличную лишь в акте восприятия, неверна: если бы (как точно подметил
Лонг — р. 100 п. 72) такая предметность была обусловлена актом восприятия, она не могла бы являться отличительным признаком «постигающего
представления». Значит, связь с действительно (и объективно) существующим — первостепенное свойство «постигающего впечатления», отличающее его от остальных «впечатлений». Секст Эмпирик, рассуждая о «критерии существования», или «наличия», часто говорит об этом (κριτήρων τής
ύπάρξεως — Против ученых, VI, I 27; 31; Пирроновы положения, I, 21; II, 14;
ср. о квазиналичии «идей» — фрг. 65).
Следовательно, можно довольно уверенно сказать: объект постигающего
представления — и есть та самая объективная и реально наличная телесная предметность, воспринимаемая чувствами. То есть имеются в виду
телесные вещи — лишь они могут прямо воздействовать на органы чувств
(поскольку только тело может являться причиной в собственном смысле)
благодаря чему становятся объектом чувственного восприятия (ср. фрг. 55).
Это совершенно точно подтверждает Диоген Лаэртий (VII, 51): существуют
представления нечувственные и чувственные (в зависимости от источника
возникновения; первые воспринимаются мыслью, или разумом, они возникают от бестелесной предметности либо той, что не может оказаться объектом чувственного восприятия; некоторые чувственные представления про-

Зенон Китийский
исходят «от реально наличного (άπό ύπαρχόντων) при нашем содействии
и согласии». Это, несомненно, и будут «постигающие представления».
Более того, как точно определил Рист (Stoic Philosophy, р. 136–138), постигающее представление должно не просто возникать от реально наличного и в соответствии с ним, но непременно от данной конкретной (а не какой‑либо другой) предметности и в соответствии с нею. Как видим, целый
ряд свидетельств подтверждает высокую вероятность того, что область использования «постигающего представления» — это исключительно «здесь
и сейчас», не признающее иных измерений (для морального индивида
у стоиков все начинается и заканчивается в этом мире).
В таком случае перед нами предстает очевидный пафос теории познания
стоиков (или, по крайней мере, ее начального этапа). Основная интуиция
онтогносеологии Стой гласит: единичное прежде общего (это, безусловно,
не относится к основополагающим аподиктическим и априорным законам
познания). Когда Платон в первую очередь и в собственном смысле признает существующим общее и бестелесное, стоики — индивидуальное и телесное, а значит, уникальное. На вопрос: «что» и «как» мы познаем, стоики
давали принципиально иной ответ, чем Платон: они нацелены на частное
и неповторимое в предметности (не избегая, конечно, общего), Платон
же ориентирован на общее и повторяющееся. Истинное (содержательное)
начинается с первичного синтеза чувственных данных, а не с лицезрения
неизменных парадигм. Суть созданной Зеноном теории познания — «схватить» индивидуальную предметность во всей ее уникальности. С подобной задачей должно было справиться «каталептическое впечатление»,
или «представление»: как отпечаток на воске передает малейшие нюансы
прототипа, так и «каталептическое представление» в тончайших деталях
воспроизводит собственное уникальное предметное содержание. Гарантией продуктивности, другими словами, выверенности, этого механизма,
способности «каталептического представления» быть «критерием» является принципиальная неповторимостъ воспринимаемой органами чувств
телесной предметности. Стоицизм исходит из того, что двух совершенно
идентичных «каталептических представлений» быть не может, ибо среди
чувственно воспринимаемого нельзя найти две всецело одинаковые вещи:
«Среди всех вещей невозможно отыскать ни двух тождественных волос, ни
двух одинаковых зерен» (Цицерон. Первая Академика, 85 = SVF, II, 113).
Ставя во главу угла единичное, стоики представили новую гносеологическую модель как реальную альтернативу гносеологии Платона, к тому же
(как показало время) альтернативы весьма перспективной и, как минимум,
достойной серьезного рассмотрения.
Однако до сих пор вопрос о том, может ли стать объектом «схватывания»
(а значит, содержанием представления) нечто, не являющееся объектом
чувственного восприятия в данный момент, не закрыт. В школьной догме
(сформировавшейся, судя по всему, уже после Зенона) единая позиция на
этот счет отсутствует.
При том, что «всякое постижение зависит от чувственного восприятия»
(Ориген. Против Кельса, VII, 37 = SVF, II, 108); вероятно, это значит, что
«схватывается» лишь содержание «постигающего представления». Однако,
по свидетельству Диокла Магнесийского (Диоген Лаэртий, VII, 52 = SVF, II,
84), «постижение» может относиться не только к чувственной предметно-

СТОИЦИЗМ
сти, но и к умопостигаемой (другими словами, абсолютно непостижимой
для чувственного восприятия, но все же телесной, — к ним относятся, скажем, бог, благо, бог, добродетель и пр.); правда, здесь возможно некорректное употребление термина.

61. Цицерон. Вторая Академика, 40. С этими «образами» (visa) — или, иначе говоря, с «чувственно воспринятым»
(acceptasensibus) — Зенон объединил одобрение души1; оно, по
его словам, в нашей власти и произвольно (in nobis posita et
voluntaria)2.
1

Assensio = συγκατάθεσής (от συγκατατίθεμαι/τίθημι) — «одобрение», или
«согласие», внедренный Зеноном технический термин гносеологии стоиков. Особенное значение имеет то, что «одобряется» или отвергается не
чувственное впечатление само по себе, а высказывание, передающее смысл
определенного «впечатления», или «представления»: οΰ πρóς φαντασίαν
γίνεται άλλά πρóς λόγον (τών γάρ άξιωμάτων είσίν αί συγκαταθέσεις) (Аркесилай у Секста Эмпирика. Против ученых, VII, 154, ср. συγκατάθεσις άξιώμασι —
SVF, III, 171). Следовательно, способность «согласия» откликается не на физический аспект впечатления, а на его содержание (ср. Платон. Теэтет, 186d).
Значит, «истинным» или «ложным» впечатление можно называть исключительно в переносном и несобственном значении, ибо квалификация
«истинный»/«ложный» применима лишь к бестелесным высказываниям
(Секст Эмпирик, VIII, 10; о различии между телесной «истиной» и бестелесной «истинностью» — там же, VII, 38 сл.). Стало быть, проблема «истинности» представлений является проблемой истинности высказываний (иначе
говоря, соответствия значения высказывания описываемой им реальности).
Таким образом, завершенный нормативный вид данные положения получили, судя по всему, уже в трудах Хрисиппа.
Лат. Quod in nobis соответствует греч. τό έφ’ ήμίν. Это понятие (взятое, видимо, у Аристотеля — напр., Никомахова этика, III, 5, 1112а 31) описывает
способность разума к самоопределению сначала на гносеологическом уровне; в этике подобная автономия познающего субъекта обретает моральную
окраску. Данное суждение Зенона уточняет взаимное отношение «постигающего представления», «согласия» и «постижения». Процесс зарождения
«согласия» можно толковать двояко: 1) каталептическое «впечатление»,
автоматически вызывает «согласие», «побуждает нас к нему» (Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 405);
2) не существует впечатлений, являющихся определяющей причиной
«согласия» (Плутарх. О противоречиях у стоиков, 47, 1055f). Первая версия невозможна по нескольким причинам. Раз «представление» активно,
а субъект пассивен, то некий вид «представлений» должен непременно воздействовать на него: а значит, заблуждения можно было бы задавать намеренно. Зенон, безусловно, пытался сохранить независимость разума, на
которую опирается моральное достоинство человека: объективное содержание представлений, конечно, не от него зависит, однако он совершенно
точно может принимать или не принимать их (см. Секст Эмпирик, VIII, 397

Зенон Китийский
сл,). Вот этому Эпиктет затем и даст название «власть над представлениями».
Значит, «согласие» в основном и представляет собой то, «что от нас зависит» (SVF, II, 981; Цицерон. Первая Академика, 37), — в том смысле, что
оно зависит лишь от нас. Следовательно, иногда даже каталептическое
представление может не получить «согласия», если процесс затрудняют
добавочные обстоятельства, не имеющие отношения к структуре самого
механизма восприятия. К примеру, Геракл, забрав из царства мертвых Алкесту, показал ее Адмету, тот не поверил своим глазам, несмотря на то, что,
безусловно, имел совершенно точное «каталептическое представление»,
что перед ним именно она (Секст Эмпирик, VII, 254 сл.). В этом суть позднейшей добавки (вероятно, Антипатра из Тарса или Посидония) к определению «постигающего представления»: «и ему ничто не препятствует» (καί
τό μηδέν έχουσαν ένστημα — Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 253). На это
же опирается и мысль о том, что «согласие» может быть дано и на «некаталептическое представление», появившееся от несуществующего, — в этом
случае формируется ложное мнение — δόξα (Диоген Лаэртий, VII, 46, ср.
Секст Эмпирик, VII, 151; SVF, III, 548 etc.).
Опираясь на все вышесказанное, можно прийти к выводу, что определение
Секста Эмпирика «постижения» в виде «согласия со стороны постигающего представления» (καταληπτικής φαντασίας συγκατάθεσις — VII, 151, ср.
XI, 182) является искажением догмы стоиков. Более точной можно назвать
определение Александра Афродисийского: «постижение — это согласие на
такие [каталептические] представления» (κατάληψιν είναι τήν ταϊς τοιαύταις
φαντασίαις σογκατάθεσιν — О душе, p. 71, 10 sq. Bruns = SVF, II, 70) — с уточнением, что одобряются не собственно представления, а соответствующие
высказывания (см. прим. 1).

62. Диоген Лаэртий, VII, 52. Чувственное восприятие… —
«схватывание», совершаемое посредством органов чувств1.
Ср. Цицерон. Вторая Академика, 41.
1

Необходимо помнить, что у термина «чувственное восприятие» («ощущение») значение довольно широко: в том же сочинении Диогена Лаэртия
(ср. SVF, II, 850) это направленный к органам чувств поток пневмы, а также
само устройство этих органов и даже «схватывание» (Арним остановился
на последнем из-за его безусловного сходства с определением в сочинении
Цицерона); более того, «ощущение» имеет отношение (хотя не вполне понятное) и к «согласию» (см. SVF, II, 72 сл.).

63. Секст Эмпирик. Против ученых, VIII, 355. Эпикур каждое чувственное восприятие определял как устойчивое, а Зенон
видел в них различия.

СТОИЦИЗМ

Цицерон. О природе богов, I, 70. Аркесилай, возражая Зенону, заявлял, что всякое чувственное восприятие ложно. В свою
очередь, Зенон относил к ложным лишь некоторые впечатления.
64. Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 373. Память —
это накопление представлений1.
1

Как считает Пирсон (р. 67), и с ним согласен Арним, это определение, прозвучавшее в дискуссии Хрисиппа и Клеанфа, дал все‑таки Зенон.

65. Стобей. Эклоги, 112, 3 р. 136, 21W. Мысленные конструкты [отвлеченные общие представления] (έννοήματα), по их
[Зенона и его последователей] словам, не являются реальными
предметами или качествами; это «нечто вроде» предметно и качественно определенных «грез» (φαντάσματα)1 души. Более ранние авторы именовали их «идеями». В число этих «грез» входят,
к примеру, идеи людей [вообще], лошадей, всех животных — одним словом, всего, что возможно представить. У подобных идей,
как считали стоики, нет причин для существования (άνύπαρκτοι):
данные мыслительные конструкты создаем мы сами, а смыслы
(называемые ими «обозначениями»), принимаем произвольно (καί τών μέν έννοημάτων μετέχειν ήμάς, τών δέ πτώσεων, άς δή
προσηγορίας καλοΰσι, τυγχάνειν)2.
Аэтий, I, 10, 5 = SVF, II, 360. Ученики Зенона именовали
наши мысленные конструкты «идеями».
Диоген Лаэртий, VII, 61. Мысленный конструкт есть греза
мысли, это не сущее и не качество, но «словно бы» нечто сущее
и «словно бы» качество, нечто, похожее на видение лошади, которой в реальности нет (ώσανει δέ τν δν καί ώσανει ποιόν, οΐον γίνεται
άνατύπωμα ϊππου καί μή παρόντος).
1
2

См. также SVF, II, 54.
Перевод по смыслу. Примечание Арнима (ad loc. SVF, I, р. 19): «последней
фразы не понимаю». Эта фраза постоянно становилась камнем преткновения, по сей день нет единого, принятого всеми варианта ее перевода (см.
специальный экскурс о фрагменте — A. Graeser. Zenon… S. 69–78). Вот лишь
несколько версий перевода:
)
E. Zeller. Die Philosophie der Griechen III I5, S. 80–81: Die Gedanken seien
in uns, die Bezeichnungen gehen auf die Dinge.

Зенон Китийский
2) A. Graeser. Zenon… S. 76–77: An den Gedanken (d. h. den psychologischen
Entsprechungen zu den Wortbedeutungen — den Vorstellungen, die wir mit dem
Sinn eines Terminus verbinden) hat unser Denken Anteil, die Wortbedeutungen
gehoren zu den Apellativa.
3) Hülser. Und dass wir wohl an den Gedankenbildern teilhaben, dass aber die
Gegenstände, die man mit Apellativen bezeichnet, Kasus erlangen.
4) A. Long — D. Sedley. The Hellenistic Philosophers. Vol. 1, Cambridge, 1988,
p. 179: And what we «participate in» is the concepts, while what we «bear» is
those cases which we call «apellatives».
В целом, смысл высказывания сводится к следующему. Как и Антисфеном
с его исключительным номинализмом (всем известное «О Платон! Лошадь
я вижу, а лошадности не вижу» — Симпликий. Комментарий к «Категориям» Аристотеля, 208, 30–31; 211, 17f. Kalbfl.) стоики были уверены: несмотря
на то, что отвлеченные мысленные конструкты, не считая очевидных вымыслов наподобие химер и кентавров, есть объективно спровоцированная
предметность сознания, для них нельзя указать реальный конкретный денотат, а значит, у них нет вещественной причины для возникновения. Имеется в виду то, что попросту нельзя указать вещественный коррелят смысла,
выражаемого словосочетанием «лошадь вообще». В качестве предиката индивидуальной вещи у общего понятия нет самостоятельного, субстанциального существования. Правда, данный смысл может существовать в сознании как получаемое индуктивным путем «общее представление» (έννοια),
или «обозначение», выражающее общее качество (προσηγρρία) (школьное
определение — Диоген Лаэртий, VII, 58), другими словами, в качестве логического субъекта высказывания (πτώσις), значимого исключительно как
средство для проведения отвлеченных логических процессов. Подобный
субъект (и соответствующее ему «обозначение»), имеющий только отвлеченное «общее» значение, можно отнести к различным и абсолютно не
связанным друг с другом денотатам, что эквивалентно отсутствию конкретного денотата (например, «Сократ» или «собака» как отвлеченные обозначения — Секст Эмпирик. Против ученых, VIII, 84; XI, 29). Таким образом,
можно сделать вывод, что содержание чистых смыслов («лектон») не должно пересекать границы возможного опыта (как чувственного, так и интеллектуального, ср. фрг. 494). Однако стоики, судя по логическим текстам
(распределенным, в основном, под именем Хрисиппа), не могли полностью
избавиться от влияния парадигм Платона и перипатетиков, благодаря чему
их взгляды не совпадали с крайностями номинализма киников и являлась
чем‑то средним между крайним номинализмом и концептуализмом.
Если говорить о последней фразе, надо напомнить, что Стобей, не только наделяет стоиков академической терминологией (Симпликий. Комм. к «Категориям», 209, 11–14: έκάλουν δέ τήν ποιότητα καί έξιν οί άπό Στοάς, οί δέ άπό
τής ’Ακαδημίας άπό τού έχεσθαι τάς έξεις έκτά έκάλουν, ώσπερ τά έννοήματα
μεθεκτικά άπό τού μετέχεσθαι καί τάς πτώσεις τενκτάς άπό τού τυγχάνεσθαι),
но и считает, что они отождествляли термины πτώσις и προσηγορία, однако в системе стоиков первое слово характеризуется логико-семантической
окраской (в плане чистых смыслов — «лектон»), а второе — фонетико-
грамматической (см. Плутарх. Платоновские вопросы, 1009с).

СТОИЦИЗМ

66. Цицерон. Первая Академика, 144. Если верить Зенону, вы ничего не знаете. «Разве такое возможно? — спросишь
ты. — Мы же утверждаем, что и немудрый воспринимает немало». — Однако вы настаиваете, что лишь мудрец что‑то знает.
Подобное утверждение Зенон раскрывал с помощью жеста. Демонстрируя открытую ладонь с растопыренными пальцами, он
пояснял: «Это впечатление». Затем, чуть согнув пальцы, говорил:
«А это согласие»; после чего, стиснув пальцы в кулак, завершал:
«А вот это уже постижение» [«схватывание»]. Опираясь на данное
подобие, он и создал для этой вещи название, которого раньше
не существовало — κατάληψις. В итоге Зенон крепко сжимал уже
левой рукой стиснутый кулак правой, объясняя, что знание — это
нечто такое, чем владеет лишь мудрец и никто более1.
1

Ср. фрг. 59–60; 75.

67. Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 151. Мнение —
это шаткое и ошибочное согласие.
68. Цицерон. Вторая Академика, 41 [=] 60. Когда нечто
воспринято так, что данное представление невозможно уже поколебать разумом, он именовал это знанием, если же это не так —
незнанием.
Стобей. Эклоги, II, 7, 5, р. 73, 19W. Знание — это надежное
постижение, неколебимое разумом (άμετάπτωτος ύπό λόγου)1.
Там же, II, 7, 11, р. 111, 20. Незнание — неустойчивое и ослабленное согласие.
Секст

Эмпирик.

Против

ученых,

VII,

151.

Зна-

ние — это прочное и надежное постижение, не колебимое разумом (άμετάθετον ύπό λόγου).
Диоген Лаэртий, VII, 47. Они утверждают, что знание есть
надежное постижение либо такое состояние (έξις)2 в принятии
представлений, которое разуму не поколебать.
1

Ср. фрг. 411, прим. 2.

Зенон Китийский
2

Технический термин, характеризующий всякую структуру как некое состояние пневмы; см. фрг. 99.

69. Цицерон. Вторая Академика, 42 [=] 60. Однако «схватывание»… он ставил между знанием и незнанием, не определяя
его ни в ряд добродетельных вещей, ни в ряд порочных.
Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 151 [=] SVF, II, 90.
Стоики признавали три взаимосвязанные вещи: знание,
мнение и стоящее между ними постижение. Ср. VII, 153.
70.

[Герон Александрийский] Определения, 137, 4 (IV,

р. 156/158, Heiberg) = 68 Диоген Лаэртий, VII, 47.
71. Диоген Лаэртий, VII, 23. Зенон утверждал, что при овладении знаниями вреднее мнения не может быть ничего.
72.

Схолии к Дионисию Фракийскому, р. 118, 15

Hilgard. По уверению Зенона, «умение [искусство, наука] есть настрой, указывающий направление (έξις
όδοποιητική)», производящий нечто, с помощью определенного пути и способа (δι ’ όδου καί μεθόδου)1.
1

Олимпиодор присваивает Клеанфу довольно схожее определение (Комментарий к «Горгию», 12, 1, р. 69, 26 Westerink, ср. Квинтилиан. Наставление оратору, II, 17, 41). «Умение», другими словами «искусство» (τέχνη =
ars), — частная, как правило, практически ориентированная разновидность
знания (см. фрг. 73); примерно в том же ключе определял искусство и Аристотель (Метафизика, I, 1, 981а 1 сл.; Никомахова этика, VI, 4, 1140а 1 сл.).

73. Олимпиодор. Комментарий к «Горгию» Платона
(12, 1, р. 70, 7 Westerink). По утверждению Зенона, умение [наука, искусство] представляет собой упорядоченную совокупность
постижений (σύστημα έκ καταλήψεων), сообразованных с определенной благотворной для жизни целью.
То же определение: Лукиан. Парасит, 4; Секст Эмпирик.
Против ученых, 175; II, 10; VII, 109, 182, 373; Пирроновы

СТОИЦИЗМ

положения, II, 188, 241, 251; Квинтилиан. Наставление
оратору, II, 17, 41; Цицерон. О пределах добра и зла, III,
18; О природе богов, II, 148; Первая Академика, 22; SVF,
II, 94.
Ср. SVF, II, 93–97.

2.2. Риторика
74. Диоген Лаэртий, VII, 55. Звук [голос] есть сотрясаемый
воздух1.
Евстафий. Комментарий к «Илиаде» (XVIII, 506), vol.
IV, р. 237 van der Valk. Здесь Гомер, упоминая громкогласных
вестников, будто предугадал то, как Зенон определит звук: звук
[голос] есть сотрясаемый воздух.
1

Наука о звуке, или обозначающем (фонетика, грамматика и в некоторой
степени поэтика), у стоиков причислялась к диалектике, а не к риторике
(Диоген Лаэртий, VII, 43–44; 55).

75. Секст Эмпирик. Против ученых, II, 7. По этой причине Зенон Китийский в ответ на вопрос, чем отличается диалектика от риторики, стиснул кулак, а затем разжал и сказал: «Вот
чем!» Стиснутый кулак обозначал округленность и лаконичность
диалектики, а ладонь с растопыренными пальцами показывала
размах и свободу [нестрогость] риторической способности.
Цицерон. О пределах добра и зла, II, 17. Мнение Зенона
таково. Сфера использования слова, как и у Аристотеля, поделена
на две части: риторика похожа на раскрытую ладонь, диалектика
же подобна стиснутому кулаку. Другими словами, риторы более
многословны в описании тех предметов, которые диалектики
объясняют кратко.
Цицерон. Оратор, 32, 113. Знаменитый Зенон, создавший
учение стоиков, как правило, показывал разницу между двумя

Зенон Китийский

науками (artes), используя ладонь. Собрав пальцы в кулак, он пояснял: это диалектика, раскрыв ладонь и раздвинув пальцы, говорил, что так выглядит красноречие.
Квинтилиан. Наставление оратору, II, 20, 7. Существует
два вида речевого выражения: развернутый, называемый риторикой, и краткий, носящий имя диалектики. Зенон уподоблял
первый сжатому кулаку, второй — раскрытой ладони1.
1

В стоической школе различие риторики и диалектики (здесь — формальной логики) заключалось в том, что красноречие опирается на неканонично сформулированные силлогизмы для передачи тех же самых смыслов.
Пользуясь тем же примером, Зенон показывал, как понимает постижение
(фрг. 66, ср. 60).

76.

Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 7 [=] SVF, II,

288. Данный вид речи [риторику] Зенон и его последователи не сумели применить либо не захотели и просто не
уделяли ему внимания.
77. Цицерон. Письма к близким, IX, 22, 1–2. Простоту
или даже свободу в речах люблю более всего. Те же взгляды на
этот вопрос были и у Зенона, человека, бесспорно, острого ума,
несмотря на то, что наша Академия с ним в глубоком несогласии.
Стоики утверждают, что всякую вещь должно называть своим
именем. Их мнение таково: в сказанном нет ничего непристойного или позорного. Поскольку если непристойность и содержит
некий грех, то он или в вещи, или в слове, другого не дано. В вещи
этого нет. Не зря о самой вещи упоминают не только комедии…
но даже и трагедии… Словом, ты заметил, что предмет один и тот
же, однако ничего непристойного здесь нет, ибо слова не одни
и те же. Получается, что непристойное не в вещи и тем более не
в словах. Так раз то, что названо словом, не позорно, то уж слово, которое именует эту вещь, и вовсе не может быть позорным…
Значит, постыдное не в слове, а что оно отсутствует в вещи, я уже
показал. Следовательно, позорного ни в чем нет.

СТОИЦИЗМ

Цицерон. Об обязанностях, I, 128. Действительно, ни
к чему внимать киникам и тем стоикам, что почти не отличаются от киников: те и другие порицают нас и потешаются над нами
за то, что мы называем постыдными словами вещи непостыдные, а постыдные вещи обозначаем их собственными именами.
Грабеж, ложь, блуд — дела позорные, однако именуются вполне
пристойно. Заботиться о продолжении рода — дело нравственно-
высокое, а именуется непристойно. Те же философы обсуждают
в связи с этим вопросом и немало других, далеких от стыдливости.
78. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 8, 1034е. Тому,
кто утверждает:
Скоро о том не суди, в чем мненья обоих не вызнал1, —
Зенон не соглашался, опираясь на следующее рассуждение.
Либо первый использовал полновесные доказательства — тогда
выслушивать второго, раз искомое обнаружено. Либо же он их не
использовал (не пришел на суд, или речи его были невнятны2).
Следовательно, он или обосновал собственную правоту, или нет.
И в том, и в другом случае ни к чему слушать второго.
1

Дословно: «Никогда не выноси решения, не заслушав обе стороны». Автор
выражения не установлен: его приписывали то Фокилиду (Псевдо-Фокилид,
87, Young), то Гесиоду (Цицерон. Письма к Аттику, VII, 18, 4).
Дословно: «верещал по-птичьи» (по-видимому, кивок в сторону Диогена
Синопского — Диоген Лаэртий, VI, 27).

79. Квинтилиан. Наставление оратору, IV, 2, 117. Зенон
говорил, что слова должны не только выражаться, но и быть отмечены чувствами.
80. Плутарх. Фокион, 5 [=] 304. Зенон утверждал, что философ может рассуждать, лишь после того как наполнит слово
умом.
81. Диоген Лаэртий, VII, 18. Разукрашенные и не имеющие
погрешностей речи Зенон уподоблял александрийским серебряным: те и с виду прекрасны, и чеканка у них, как у настоящих
монет, однако стоимость их от этого не возрастает. Речи же обратного свойства похожи на аттические тетрадрахмы: рублены

Зенон Китийский

безыскусно и не всегда точно, однако ценятся нередко дороже
умело отделанных.
82.

[Зонара] Лексикон, под словом σολοικίζειν, col.

1662. Солецизм — простонародная невоспитанность не
только в речи или слове, но и во внешнем виде, когда,
как утверждает Зенон, кто‑либо небрежно одевается, неопрятно трапезничает либо неуклюже двигается.
То же: Кирилл. Лексикон (Cramer. Anecd. Paris. IV, р.
190).
83–84. Анонимный трактат «Риторическое искусство»
(Spengel. Rhet. gr. I, 434, 23). Определение Зенона: рассуждение (διήγησις) есть объяснение предмета с позиции того, кто
высказывается; пример (παράδειγμα) есть обращение к тому, что
произошло ранее и схоже с тем, о чем идет речь в данный момент.

3. Физика

3.1. Начала и элементы. Телесное и бестелесное.
Причинность
85. Диоген Лаэртий, VII, 134 [=] 493; SVF, II, 300; SVF,
III, Архедем, фрг. 12. По их мнению, существует два начала
(άρχαί) мироздания1 — то, которое действует, и то, что испытывает
воздействие (τό ποιούν καί τό πάσχον). Второе — это бескачественная сущность (άποιος ούσία), или вещество (ύλη). Первое же есть
присутствующий в ней логос, или бог; он вечен и создает все, что
в ней существует. Данные взгляды2 Зенон Китийский представил
в трактате «О сущности»…

| СТОИЦИЗМ

[Ср.: Диоген Лаэртий, VII, 134 = SVF, II, 299 (Посидоний, фрг.
3 Edelstein-Kidd). Отличие начал (άρχαί) от элементов (στοιχεία)
заключается в следующем: первые не рождаются и не погибают,
вторые же гибнут при воспламенении. Более того, у начал нет
формы и они бестелесны (άσωμάτους είναι τάς άρχάς καί άμόρφους),
элементы, в отличие от них, наделены формой3.]
Аэтий, I, 3, 25 (DDG, р. 289). Зенон Китийский утверждал, что
бог и вещество — это начала, бог является источником действия,
вещество же испытывает воздействие; а элементов Зенон признавал четыре.
Ахилл. Введение к Арату, 3, 124е. Зенон, сын Мнасея из Кития, считает, что начала мироздания — это бог и вещество, причем
первый — начало действующее, а второе — то, что подвергается
воздействию (τό ποιούμενον). Эти два начала порождают четыре
элемента.
Ср. Филон Александрийский. О промысле, 122; Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, IV, 12.
1

Ƭó δλον, термин технический, так называли космос, желая обозначить его
как целостную структуру со всем ее содержимым.
Ср. Платон. Теэтет, 156а; Софист, 247de; однако уверенно относить данную
формулировку к указанным трудам Платона было бы, пожалуй, слишком
смело.
Данный текст, имеющий довольно большое значение, Арним приписывает
Хрисиппу (SVF, II, 299). Существуют две версии прочтения: «начала бестелесны» и «начала являются телами» (так в большинстве надежных рукописей), исходя из смыслового содержания, первую версию стоит признать
более достоверной, ее отмечает и сам Арним, более того, она косвенно подтверждается параллелью άσωμάτους… καί άμόρφους. Соответственно, имеется в виду, что в космосе стоики не допускают изолированное физическое
существование двух начал. По их мнению, они существуют в виде объединения бога-логоса и протосубстрата, разделить которые возможно лишь
в понятийном смысле; на этом всячески делал акцент Посидоний (фрг. 92,
Edelstein-Kidd). Обосновывал свою точку зрения он так: 1) «бескачественная сущность», или «бескачественное вещество», всегда существует в действительности, имея некую форму и качество; 2) значит, «бескачественное
вещество» и реально сущий субстрат (иначе говоря, смесь пассивного протовещества с придающим форму активным началом) возможно отделить
друг от друга исключительно «мысленно» (έπινοία μόνον); 3) следовательно, активный принцип и протовещество также возможно различать только
«мысленно» (ср. SVF, II, 307–308: первопричина мироздания «неотделима

Зенон Китийский
от вещества» — άχώριστον δέ [ύφεστάναι] τής ύλης; ср. так же: SVF, II, 309;
ниже, фрг. 87). Соответственно, «бескачественность» в космологии стоиков
является не чем иным, как способностью (всегда актуальной!) существовать
в беспредельно многообразно окачествованном и оформленном благодаря
активному началу виде (ср. тексты Халкидия, фрг. 87–88).
В некоторой степени, правда, не напрямую, взгляды Посидония подтверждает Гален (SVF, II, 409 = Гален. Комментарий к трактату Гиппократа
«О природе человека», I, vol. XV, р. 30 К.): «Древние смешивали то и другое,
так и не разглядев значимых различий между началом и элементом, ибо
полагали, что термин «элемент» подходит и для того, чтобы называть начала. Однако эти предметы имеют явное различие: один [элементы] является
мельчайшей частью целого, другой [начала] — то, на что мысленно можно
разбить подобную мельчайшую часть (εις δ διέλη τις κατ έπίνοιαν αύτό τούτο
τό έλάχιστον)». См. ниже, фрг. 103.
Сложно определить, в какой мере позиция Посидония соответствовала
догме ранних стоиков. Может быть, исходное суждение Зенона (возможно,
и Хрисиппа) больше соответствовало «реальности» (подобно досократикам), а Посидоний первым решился доработать неточные формулировки.
За «реалистическую» формулировку (о телесности начал) отдавали свои голоса многие видные исследователи, например, Целлер, Шмекель и Поленц;
до сих пор у нее есть свои последователи (A. Long, D. Sedley. The Hellenistic
Philosophers. Vol. 1, Cambridge, 1988, p. 274). Однако весьма вероятно, что
«начала бестелесны» аутентично читалось ранними стоическами, воспринимаясь как норма, в дальнейшем формулировка могла быть искажена рукописной традицией во имя псевдосоответствия «духу» стоического учения.
С подобным выводом, так или иначе, согласны Арним, Грэзер, Форшнер,
Эдельштайн и Кидд, Дюо, Христенсен и др., считая, что «начало» в стоическом учении — исключительно функциональное понятие, не имеющее
соответствия ни с каким реальным денотатом и, соответственно, бестелесное в таком качестве. Настоящие физические различия появляются лишь
на уровне элементов. Такой взгляд предполагает, что «начала» номиналистичны — они понимаются в качестве принципов (в первую очередь, мыслительных) организации сущего, а не в качестве субстанции. Противоположный подход привел бы космологию стоиков к непреодолимому дуализму,
близкому к платоновскому. При этом следует признать, что дуализм формы и субстрата в «снятом» виде безусловно характерен для онтологии стоиков, где его так до конца и не сумели преодолеть.

86. Халкидий. Комментарий к «Тимею» Платона, 290
[=] SVF, II, 316. Немало есть тех, к примеру Зенон и Хрисипп,
кто отличает вещество (silva) от сущности (essentia). Они считают,
что вещество является основой всего обладающего качествами;
сущность же, по их мнению, есть первовещество (primasilva), или
древнейшая основа (fundamentum)1 всех вещей, изначально не
наделенная ни обликом, ни формой2. Скажем, золото, медь, железо и прочее в том же духе есть вещество тех предметов, которые

50 | СТОИЦИЗМ

из данных металлов сделаны, но не их сущность. Лишь то, что является причиной существования как этих, так и прочих предметов, можно считать субстанцией (substantia).
1

= ύποκείμενον, субстрат, первая позиция в сетке стоических «категорий»
(SVF, II, 369 сл.).
Вероятно, на концепцию протовещества у стоиков определенным образом
повлияли формулировки Аристотеля (Метафизика, VII, 3, 1029а 20 сл.).
Халкидий применяет для бескачественной сущности два термина — essentia
и substantia.

87. Стобей. Эклоги, I, 11, 5а, р. 132, 26W. (Арий Дидим.
Физич., фрг. 20 Diels). Позиция Зенона такова. Сущность является первовеществом (πρώτη ύλη) всего существующего; как
целое она вечна, не увеличивается и не уменьшается. А ее составляющим не свойственна неизменность: они разделяются и соединяются. Именно по сущности распространяется мировой логос
(του παντός1 λόγος), называемый некоторыми судьбой (ειμαρμένη),
этот процесс похож на то, как семя распространяется в детородном органе.
Епифаний. Против ересей, 15 (DDG, р. 588). К этому
склоняется и Зенон, заявляя, наравне с другими учениями, что
вещество совечно (σύγχρονον) богу; а судьба есть порождение, которое обеспечивает всему управление и воздействие.
Диоген Лаэртий, VII, 150 [=] SVF, II, 316. Сущность, как
они утверждают, является первовеществом всего существующего
(τών όντων άπάντων… πρώτη ύλη)… По словам… Зенона {…} [Понятия] «сущность» и «вещество» применительны не только ко
всему в целом, но и к отдельным частям. Сущность, или вещество
всего, не возрастает и не уменьшается, зато в частях становится
и больше, и меньше.
[Ср. Халкидий. Комментарий к «Тимею», 294: Стоики утверждают, что бог — это то же самое, что и вещество, или, скорее,
бог — неотъемлемое качество вещества, по которому он распространяется как семя по детородному органу.]

Зенон Китийский
1

Τό παν, «целое» — технический термин, принятый у стоиков для обозначения космоса как целостного мироздания (τό δλον) в сочетании с окружающей пустотой.

88. Халкидий. Комментарий к «Тимею» Платона, 292.
После чего Зенон утверждает, что сущность конечна (finita)
и представляет общую единую субстанцию всего существующего;
более того, сущность способна разделяться на части и подвержена постоянным изменениям. Другими словами, ее части беспрестанно подвергаются переменам, однако они не могут исчезнуть,
стать ничем. У вещества, составляющего основу всех вещей, отсутствуют собственный облик, форма, какое‑то конкретное собственное качество, как отсутствуют они, например, у вещества, из
которого изготовлены всевозможные восковые фигуры. Скорее,
наоборот, оно беспрестанно и прочно сливается с каким‑либо новым свойством. А раз это вещество не может ни родиться, ни погибнуть (поскольку не появляется из несуществующего и не обращается в ничто), в нем изначально есть пневма1 и жизненная сила,
осмысленно управляющие им — порой всем полностью, порой —
лишь отдельными частями. В этом и кроется причина всех бесконечных и значительных изменений, происходящих в мире. Затем,
продолжает он, данная движущая пневма является не природой,
а душой2, душой разумной; она дарит чувственному миру ту самую прелесть, что можно наблюдать в нем. Кроме того, данный
мир они именуют живым существом и богом.
1
2

Spiritus= πνεύμα.
Здесь Халкидий был не точен: пневма и есть природа (SVF, II, 1133).

89. Стобей. Эклоги, I, 13, 1, р. 138, 14W. По словам Зенона, причина (αϊτιον) — это то, из-за чего [что‑либо происходит]
(τό δι ’ ό), в свою очередь, то, причиной чего она стала, он называет результатом (συμβεβηκός)1. Причина есть тело, а то, причиной
чему она стала, есть предикат (κατηγόρημα). Не может быть, чтобы при наличии причины отсутствовало то, причиной чего она
стала. Следовательно, причина является тем, благодаря чему по-

СТОИЦИЗМ

является нечто, так, к примеру, поскольку существует разумность
(φρόνησις), появляется и способность быть разумным (τό φρονεϊν),
душа является причиной жить, а рассудительность — причиной
стать рассудительным. Поскольку нельзя не проявлять рассудительность в чем‑то, имея рассудительность, невозможно не жить,
будучи наделенным душой, или не являться разумным, обладая
разумностью.
Ср. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 211; SVF, II, 336; 340–
341.
1

В терминах и объяснениях причинно-следственной взаимосвязи как внутренней и обязательной заметно влияние Аристотеля (Физика, II, 3, 194b 16
сл.).

90. Цицерон. Вторая Академика, 39. Зенон в отличие от
перипатетиков и академиков не представлял, как что бы то ни
было могло получить воздействие от природы, не имеющей отношения к телу… и как воздействующее или переносящее воздействие могло бы не являться телом1.
[Ср. формулировку Клеанфа, фрг. 518; SVF, II, 336.]
1

Школьная догма стоиков называет «телом» вещественный объект, которому присущи три измерения (SVF, II, 357).

91. Аэтий, I, 5, 16 (DDG, р. 313). Зенон Китийский определяет цвета (χρώματα) как первичную оформленность (σχηματισμός)
вещества1.
[Гален] История философии 27 (DDG, р. 616, 2). Зенон
называл цвета окраской вещества.
1

По всей видимости, благодаря тому, что свет и цвет изначально воспринимаются органами чувств. Ср. соотв. эпикурейскую теорию (как возможное
возражение) — Лукреций. О природе вещей, II, 788 сл.

92.

Гален.

Комментарий

трактату

Гиппократа

«О соках», I, vol. XVI, р. 32 К. Стоик Зенон утверждал, что
сущности находятся в том же всеобщем смешении, что
и качества1.

Зенон Китийский
1

Имеется в виду так называемое «всеобщее смешение» (μΐξις, κράσις δι ‘ δλου)
основополагающих элементов на уровне мироздания, что позволяет, в зависимости от соотношения «смеси», иметь богатое многообразие пневматических структур, присутствующих в мире (см. фрг. 102).

93. Стобей. Эклоги, I, 8, 42, р. 104, 7W. Стоик Зенон Китийский называет время мерой протяженности (διάστημα) движения; оно же, по его словам, является мерой и критерием
(κριτήριον) скорости конкретных движений. Все появляется, исчезает и существует соразмерно времени1.
[Ср. Варрон. О латинском языке, VI, 3: Они утверждают, что
время есть мера протяженности (intervallum = διάστημα) движений мира.]
Ср. Симпликий. Комментарий к «Категориям» Аристотеля, р.
350, 14 Kalbfl.
1

Стоическая догма (сформировавшаяся, судя по всему, уже после Зенона)
утверждает, что реально и налично лишь настоящее (ύπάρχειν), а прошедшее и будущее даны иначе (ΰφεστάναι) (SVF, II, 509).

94. Фемистий. Парафраза к «Физике» Аристотеля, IV,
6, р. 123, 15 Schenkl. Многие древние философы, а вслед за
ними и Зенон из Кития, полагали, что пустота существует отдельно и сама по себе, окружая небесный свод.
95. Аэтий, I, 8, 15 (DDG, р. 316 b 11). Зенон Китийский
и его ученики говорят, что внутри мира отсутствует пустота, а вот
вне его она безгранична (άπειρον).
Там же, 20, 1 (317 b37) — SVF, II, 504. Пространство, пустота и место (χώρα, κενόν, τόπος) — различающиеся категории.
Пустота есть отсутствие тела (έρημία σώματος), место — [пустота
целиком] занятая телом, пространство же — нечто занятое лишь
отчасти, как, к примеру, бочка с вином.
То же: Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, IV, 14.

СТОИЦИЗМ

Диоген Лаэртий, VII, 140. Безграничная и бестелесная пустота окружает мир. Бестелесным они называют то, что может
быть занято телом, но им не занято1.
1

Ошибочная аутентификация пустоты с бестелесным, к которому, кроме
пустоты, времени и пространства, причислена и сфера чистых смыслов
(λεκτόν).

96. Иоанн Филопон. Комментарий на «Физику» Аристотеля, р. 613, 23 Vitelli. В телах пустота отсутствует, она наличествует за небесным сводом сама по себе — так об этом обычно
все и полагают, в уверенности, что за границей небесного свода
она бесконечна. Того же мнения придерживались пифагорейцы…
То же утверждают, я слышал, и последователи Зенона из Кития.

3.2. Единство мира. Четыре элемента. Гибель
и возрождение. Разумность мира
97. Диоген Лаэртий, VII, 143 [=] SVF, II, 531; 633; SVF,
III, Аполлодор, фрг. 9; 11. То, что мир един, подтверждает Зенон в трактате «О мироздании»1.
То же: Аэтий, II, 1, 2; Феодорит, IV, 15.
Ср. SVF, II, 530 сл.
1

Данную фразу можно трактовать двояко: 1) мир является неделимой структурой; 2) в каждый конкретный момент времени есть лишь один мир. Соответственно, в высказывании можно увидеть антиэпикурейскую направленность. Ср. Диоген Лаэртий, VII, 140.

98. Аристокл1 у Евсевия (Приготовление к Евангелию,
XV, 14, 2). [Стоики] утверждают, что огонь — [важнейший] элемент всего существующего (στοιχεΐον των δντων), подобно Гераклиту, а его началами признают вещество и бога, подобно Платону. Однако стоик Зенон убежден: оба начала — и действующее,

Зенон Китийский

и испытывающее воздействие — телесны, Платон же говорит, что
действующая причина телом не наделена. Вслед за этим Зенон
утверждает, в какое‑то определенное судьбой время весь мир воспламеняется, после чего снова упорядочивается. Воспламеняющий первоогонь является как бы семенем, в котором заложены
логосы и причины всех появлявшихся, имеющихся ныне и тех,
которым суждено возникнуть в будущем, вещей2. Сплетение
(έπιπλοκή) и последовательность (άκολουθία) [этих причин] Зенон
называет судьбой, знанием, истиной всего существующего, законом неминуемым и неумолимым3. Не что иное как судьба способствует тому, что все в мире управляется максимально благоприятно, как в наилучшим образом организованном государстве.
1

2
3

Аристокл из Мессены — представитель перипатетиков второй половины
II в. н. э. Евсевий предлагает отрывок из несохранившейся книги Аристокла
«О философии».
См. фрг. 102.
Ср. фрг. 551.

99. Стобей. Эклоги, I, 19, 4, р. 166, 4W. Мнение Зенона.
Каждая вещь в мире, наделенная собственной структурой (έξις),
состоит из частей, стремящихся к центру мира… Если идею о том,
что они притягиваются к его центру, принять за достоверную, то
тяжелые части стремятся туда с еще большей силой. Мир пребывает неподвижно в беспредельной пустоте именно по этой причине, да и сама земля находится в равновесии вокруг его центра,
благодаря тому же. Утверждать, будто любое тело наделено тяжестью, неверно, поскольку ни огонь, ни воздух не наделены ею.
Безусловно, и у них в некоторой степени присутствует тяготение
к центру мировой окружности, однако они собираются на ее поверхности, ибо, не обладая тяжестью, держатся высоко. Стоики
утверждают, что и у самого мира в целом отсутствует тяжесть,
поскольку в нем присутствуют не только тяжелые элементы, но
и легкие. Если говорить именно о земле, то она, по мнению Зенона, сама по себе наделена тяжестью и, находясь в центре, удерживает за собой это место, ибо все похожие тела стремятся к центру1.

СТОИЦИЗМ
1

Ср. Цицерон. Тускуланские беседы, I, 16, 40; О природе богов, II, 45, 116–177;
фрг. 500.

100. Схолии к «Теогонии» Гесиода (ст. 134) Di Gregorio.
В именах титанов, по мнению Зенона из Кития, всегда были заложены названия мировых элементов1. Кой (Κοΐος) означает
качество (ποιότης)2,если принять во внимание эолийское произношение, в котором π превращается в к; Крий (Κρεΐος) — главенствующее и управляющее начало; Гиперион (Ύπερίων) — движение кверху (сравните «идти вверх» (ύπεράνω ίέναι))3; а все не
наделенное тяжестью и изначально стремящееся вверх после
освобождения (άφιέμενα πίπτειν άνω), Зенон именует Иапетом
(Ίάπετος).
1
2
3

Имеются в виду качества элементов.
Общая этимология с Корнутом (17 = SVF, II, 1086).
Как и у Корнута.

101. Аэтий, 114, 6 (DDG, р. 313 b1). Зенон называл движение огня прямолинейным.
Там же, I, 12, 4 = SVF, II, 571. Околоземный свет, в отличие
от эфирного, движущегося кругообразно, распространяется прямолинейно.
102. Стобей. Эклоги, I, 17, 3, р. 152, 19W (Арий Дидим.
Физич., фрг. 38 Diels). Доводы Зенона: по прошествии определенного времени (έν περιόδω) происходит упорядочение мироздания из существующего вещества (διακόσμησις έκ τής ουσίας).
В этот момент из огня, переходящего в воздух, возникает вода,
часть ее превращается в землю, часть остается водою же, часть,
испаряясь, оборачивается в воздух; затем из части воздуха вновь
рождается огонь. Смешение (κράσις) элементов возможно благодаря их взаимообращению друг в друга, когда одно тело полностью проходит через другое1.
Диоген Лаэртий, VII, 135–136; 142 [=] SVF, II, 580. Бог,
разум, судьба и Зевс есть одно и то же, он [бог-огонь] имеет еще
множество имен. По этой причине он существует сам по себе

Зенон Китийский

и превращает всю имеющуюся сущность [вещество] в воду через воздух. Подобно тому, как в порожденном присутствует семя,
и бог, являясь сперматическим логосом мира2, пребывает в том
же качестве и в воде, формируя под себя вещество, подготавливая его для будущего творения. Далее он порождает элементы:
огонь, воду, землю и воздух. Все это описывает Зенон Китийский
в трактате «О мироздании». 142. Мир появился в тот миг, когда
наличная сущность [вещество] через воздух из огня обратилась
в воду, затем самые тяжелые части воды сгустились в землю,
а тонкие стали воздухом и, обретя еще большую тонкость, обратились в огонь. Когда все элементы смешались (μιξις) появились
растения, животные и другие существа. С появлением и гибелью
мира Зенон знакомит в своем сочинении «О мироздании»3.
Ср. [Валерий Проб] Комментарий к «Эклогам» Вергилия, VI, 31,
р. 10, 33, Keil; SVF, I, I 413.
1

Туманное и, судя по всему, исковерканное сочинение Стобея можно трактовать лишь с опорой на более последовательное изложение Диогена Лаэртия.
Λόγος σπερματικός — технический термин, характеризующий породительную способность мирового разума и всякую первичную пневматическую
структуру. Ср. фрг. 98.
Ср. фрг. 497.

103. [Валерий Проб] Комментарий к «Эклогам» Вергилия, VI, 31, р. 21, 14 Keil. Были философы, которые соотносили
начала (principia) с конкретными элементами1. Например, с водой, подобно Фалесу Милетскому, учителю Анаксимена… Утверждают, что это отождествление Фалеса перенял у Гесиода, сказавшего:
Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом…
(Теогония 116, пер. В. В. Вересаева)
Подобным образом трактует эту фразу Зенон, считая, что воду
здесь именовали бы χάος от χέεσθαι [«литься»]2. Хотя подобное
мнение высказывает и Гомер:
Видеть бессмертных отца Океана и матерь Тефису.

СТОИЦИЗМ

(Илиада, XIV, 201; 302; пер. Н. И. Гнедича)
Корнут, 17. Хаос есть вода, возникшая еще до образования
мира и носящая подобное имя благодаря собственному дару изливаться.
1
2

См. «этимологические» фрг. 167–169.
Ср. SVF, II, 437.

104. Схолии к Аполлонию Родосскому (I, 498), р. 44,
5 Wendel. Стоик Зенон полагает, что Хаос у Гесиода — это влага, которая, оседая, создает ил, а он, твердея, становится землей.
У Гесиода [Теогония, 116–117, 120] третьим элементом назван
Эрот, являющийся огнем, поскольку Эрот — пламенная страсть.
105. Схолии к «Теогонии» Гесиода (ст. 117) Di Gregorio.
В свою очередь, Зенон из Кития утверждает, что осадок из воды
превратился в землю, а третьим элементом стал Эрот, что и противоречит данному выше стиху.
Диоген Лаэртий, VII, 137 [=] SVF, II, 580. Устой1 всего —
земля, которой отведена середина.
1

Ύποσταθμή — «осадок» и «устой».

106. Филон Александрийский. О вечности мира, 23–24.
Так, Феофраст говорит, что рассуждающих о появлении и гибели
мира, как правило, дезориентируют четыре момента: неровности
земли, отступление моря, уничтожение всех элементов мироздания, полное исчезновение пород животных, обитающих на суше.
Первый момент они объясняют так:
«Не появись земля в один прекрасный день, не осталось бы на
ней и возвышенностей, поскольку они исчезли бы от дождей, веками изливающихся на нее: горы смыли бы потоки, холмы были
бы размыты и осели — вся поверхность стала бы ровной. Множество нынешних неровностей и горных пиков, касающихся даже
сфер эфира, подтверждают, что земля существует не вечно. В противном случае, как уже говорилось, за бесконечные эпохи дожди
и ливни сделали бы землю гладкой и разъезжать по ней можно

Зенон Китийский

было бы в любых направлениях. Вода от природы наделена способностью, стекая, особенно с горных вершин, устранять все на
своем пути, капая — выдалбливать, дано ей и взрыхлять самую
твердую и неприступную почву лучше землекопов.
Затем, — утверждают они, — и море уменьшилось. Родос и Делос подтверждают это. Когда‑то их полностью скрывала вода; но
со временем вода отступила, и они постепенно выступили над морем, что подтверждают записи1 об этих островах. Другое название
Делоса — Анафа, и оба имени тоже говорят об их истории: остров,
ранее невидимый и незаметный (άδηλουμένη καί άφανής) явил
себя (άναφανεΐσα) и стал зримым (δήλος)2. Более того, многочисленные глубокие заливы крупных морей двинулись вверх и присоединились к суше, став плодородной ее частью. На этих землях
выросло зерно и деревья; однако остались и свидетельства того,
что раньше они были морским дном — камни, раковины и прочие
предметы, что обычно выносят волны на сушу. Неслучайно Пиндар посвятил Делосу эти строки:
Остров, творенье богов, возликуй,
Вожделенные отпрыски от чад Лотоны, косы чьи
блещут, Порождение моря,
Застывшее диво бескрайней земли,
Делосом прозванное среди людей,
Звездою — богами седого Олимпа,
Издали свет разносящей по синей земле…
(фрг. 33 с = 87 Snell-Maehler)
Делос-стихотворец неслучайно именует „порождением моря“
[дословно, „дочерью Понта“], имея в виду появление острова благодаря отступлению моря.
И раз уж меньше становится море, соответственно, когда‑то
уменьшится и суша; долгие века истощат оба элемента, постепенно пропадет и воздух, тогда мироздание сведется к единственному элементу — огню».

СТОИЦИЗМ

Третий момент стоики разъясняют так. «Неумолимо гибнет то,
части чего способны погибнуть; части мироздания наделены этой
способностью; а следовательно, наделен ей и весь мир.
Теперь вдумаемся [— призывают они, —] во все выше сказанное.
Первой рассмотрим землю. Останется ли от нее малая часть или
большая? Неужели и самые прочные камни однажды не искрошатся и не превратятся в прах? Структура (έξις) их со временем
слабеет, а значит, напряжение пневмы (πνευματικός τόνος), та
связующая сила, которую хоть и с трудом, но можно уничтожить,
исчезает, и они разрушаются, сначала обращаясь в пыль, а затем
полностью исчезая. Перейдем к воде. Если ее покинут ветры, неужели она, потеряв движение, не погибнет от покоя?3 Безусловно, ее свойства меняются, вода обретает зловоние, подобно зверю,
потерявшему душу. Всякий знает, как ухудшается воздух. Он становится нездоровым, ослабевает и в какой‑то степени погибает.
И коль уж мы пытаемся найти в именах не красоту, а истину, то
какой же смысл в слове „зараза“, если не гибель воздуха, чья слабость ведет к смерти все, что имеет душу? Стоит ли многословно вещать об огне? Оставленный без еды, он тут же гаснет, превращаясь, по словам поэтов, в хромого. Сумевший сберечь свою
мощь огонь «выпрямляется», оказавшись на просторах горючего
вещества, но стоит тому закончиться, как он умирает <…>».
[Говорят, что‑то похожее можно наблюдать в Индии у змей. Залезая на огромных слонов и прицепившись его спине или животу, они с громким свистом и шипением впиваются в ближайшую
жилу. Теряя силу, слоны недолго сопротивляются, обреченно
переступают с ноги на ногу и шлепают хоботом по бокам в попытках избавиться от змей, однако вскоре лишенные жизненной
силы, теряют способность двигаться, стоят, дрожа, конечности
теряют устойчивость и животные в судорогах умирают, потеряв
слишком много крови. Однако падение слона смертельно и для
змей, приведших его к гибели. Оставшись без еды, они изо всех
сил пытаются освободиться от павшей жертвы, но тяжесть слона

Зенон Китийский

раздавливает их, особенно если земля под ним каменистая. Всячески пытаясь вылезти из-под обрушившегося на них бремени,
змеи теряют силы и в итоге (как те, на кого валятся камни или
внезапно падает стена) умирают от удушья, не в состоянии даже
пошевелиться.]
«Что ж, раз все части мира способны погибнуть, понятно, что
мир, который они составляют, не может быть вечным».
Четвертый момент дословно выглядит следующим образом.
«Будь мир вечен, вечны были бы и населяющие его животные, что
уж говорить о людях — они поставлены выше остальных живых
существ. Однако те, кто изучал природу, открыли, что род человеческий произошел не так уж давно6. Скорее всего, и даже, пожалуй, несомненно, что искусства [науки] появились в то же время,
что и люди и, если можно так сказать, ровесники им. И дело тут
не только в том, что рациональная природа действует последовательно и планомерно (λογική φύσει τό έμμέθοδον οικεΐον), но
и в том, что жизнь без них невозможна.
Сейчас обратимся ко времени возникновения каждого из них,
не отвлекаясь на мифические версии, относящиеся к богам (…)
Раз уж ни люди, ни животные не вечны, то не могут быть вечными и сферы, где они существуют земля, вода и воздух. Соответственно, и миру не избежать гибели»7.
1
2

3
4
5

6
7

Летописи или исторические хроники.
Путаница с Анафой и Делосом связана с традиционным мнением, что эти
три острова — Анафа, Делос и Родос — появились из морской пучины.
Ср. SVF, II, 566.
Отсылка к хромому богу огня Гефесту.
Размер фрагмента, идущего после лакуны неизвестен, автором этого текста
может быть и сам Филон Александрийский или анонимный интерполятор.
Несоответствие с фрг. 124, где рассказывается о появлении первых людей.
Первым предположил, что текст Феофраста полемически обращен против
Зенона и является отчасти пересказом его убеждений, Целлер (Е. Zeller. Der
Streit Theophrasts gegen Zenon über die Ewigkeit der Welt // Hermes, 11, 1876,
S. 422–429). Грэзер согласен с Целлером (Zenon… S. 187–206; здесь же — обзор полемики на эту тему). Зенон Китийский тоже мог высказывать мнение,
противоположное некоторым взглядам Аристотеля. Данный текст дает возможность предположить, что полемика Зенона могла быть направлена на
следующие места: О небе, 110; Метеорологика, 114, 352 а 17 сл.; 358 b 29 сл.

| СТОИЦИЗМ
и др. Не соглашаясь с Аристотелем, стоик Зенон, скорее всего, ссылался на
взгляды тех, с кем полемизировал Аристотель, — так, например, рассуждал
Демокрит (Аристотель. Метеорологика, II, 3, 356 b 8 сл. = фрг. 409, Лурье)
или Анаксимандр (II, 1, 353 b 5 сл. = А 27 DK) о постепенном истощении
морей.

107. Стобей. Эклоги, I, 20, 1, р. 171, 2 W. = 512 = SVF,
II, 596. И Зенон, и Клеанф, и Хрисипп полагали, что
сущность (ουσία)1 переходит в огонь, будто в семя, из
которого потом снова возникает тот же миропорядок
(διακόσμησις), что существовал ранее.
Евсевий. Приготовление к Евангелию, XV, 18, 3. Как
считают стоики, сущность переходит в огонь, будто в семя, которое затем порождает миропорядок, существовавший ранее. Так
полагали Зенон, Клеанф и Хрисипп, отцы и самые видные философы стоицизма.
Ср. Арнобий. Против язычников, II, 9.
1

Первовещество; см. фрг. 87.

108. Филаргирий. Комментарий к «Георгикам» Вергилия (II, 336). По утверждению Зенона, несмотря на то что
некоторые вещи этого мира исчезают, сам мир наличествует
всегда, ибо в нем существуют элементы, порождающие вещества
(materiae): он полагал, что мир, безусловно, развивается, но не
гибнет [безвозвратно], поскольку в нем остаются элементы, из
которых он возникает вновь.
109. Татиан. Против эллинов, 5. По мнению Зенона Китийского, после воспламенения те же люди появятся с теми же
целями: Анит и Мелет будут обвинять, Бусирис — губить гостей,
а Геракл — опять прославится подвигами.
Немесий. О природе человека, 38, р. 111, 20, Morani.
Снова родятся Сократ, Платон и весь род человеческий с семьями,
возлюбленными, согражданами, они будут изрекать те же мысли,

Зенон Китийский

выручать тех же людей, творить то же самое, все поселения, большие и малые, и земли возродятся в том же самом облике1.
1

Зенон, насколько известно, ранее не применял термин παλιγγενεσία (=
renovatio) — «возрождение», «восстановление» или «обновление», судя по
всему, ввел его уже Хрисипп (см. SVF, II, 595; 612; 627 и т. д.).

110. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 107. Данная
фраза Платона [Тимей, 29 d] похожа на высказывание Зенона из
Кития. Он утверждает, что целое есть прекраснейшее творение,
согласующееся с природой и, по-видимому, разумное и мыслящее существо, наделенное душой.
111. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 104. Стоик Зенон высказал следующую мысль: «[Если] разумное лучше неразумного, — а поскольку ничего лучше мира не существует, бесспорен вывод, что мир наделен разумом». В том же ключе можно
рассматривать отношение мира к уму и одушевлению. «Имеющее
отношение к уму лучше не относящегося к нему, одушевленное
лучше неодушевленного. Раз мир — в высшей степени прекрасное
творение, то он, несомненно, обладает умом и одушевлен»1.
1

Очевидная принужденность данных силлогизмов не могла остаться незамеченной и не вызвать полемики (там же, 108 сл.) со стороны Алексина,
виднейшего, как и Стильпон и Диодор Крон, представителя Мегарской
школы, получившего прозвище «Опровергатель». Весомость и основательность критики Алексина заставила Аристона создать отдельный трактат
против Алексина (фрг. 333 [12]).

112. Цицерон. О природе богов, II, 22. Зенон, по уже сложившейся у него традиции, в заключение рассуждения прибегает
к сравнению: «Создавай олива флейты, дарующие прекрасные
мелодии, ты усомнился бы в том, что самой оливе присуще знание игры на флейте? Когда бы на ветвях платана вырастали благозвучные лиры, ты, наверное, согласился бы, что музыка присуща платану. Так почему тогда не поверить в то, что весь мир
разумен и одушевлен, раз он производит разумных и одушевленных существ?»

СТОИЦИЗМ

113. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 101. Стоик Зенон, оперевшись на мнение Ксенофонта1, говорит: «Дающее семя
разумного и само наделено разумом. Мир дает семя разумного.
Следовательно, он разумен. Это и обеспечивает его реальное существование (ύπαρξις)»2.
Цицерон. О природе богов, II, 22. Из лишенного разума
и души не может возникнуть одушевленное и наделенное разумом. Однако мир производит разумные и одушевленные существа. Отсюда можно сделать вывод, что он обладает разумом
и одушевлен.
1
2

Воспоминания о Сократе, 14, 2; пересказ у Секста Эмпирика, IX, 92 сл.
В отличие от квазиреального существования бестелесных предметностей
(см. фрг. 60, прим. 6) данный силлогизм чем‑то схож с онтотелеологическим доказательством существования бога-разума.

114. Цицерон. О природе богов, II, 22. Ни одна часть целого, не наделенного даром ощущать, не обладает ощущением. Однако части мира способны ощущать. Следовательно, мир наделен
даром ощущения.

3.3. Небо и небесные явления
115. Ахилл. Введение к Арату, 5, 129е. Небо Зенон из Кития
давал определял следующим образом: «Небо (ούρανός) — самый
удаленный эфир, внутри него из него, надо полагать, все и существует. Небо окружает все, за исключением себя, при этом само не
окружено ничем, однако способно окружать другое»1.
1

Ср. Аристотель. Физика, IV, 5, 212b, 15 сл. В целом, опора уранологического
учения стоиков на взгляды Аристотеля несомненна. Ср. фрг. 134; 154.

116. Аэтий, II, 11, 4 (DDG, р. 340 b, 6). По словам Зенона,
небо состоит из огня.
117. Диоген Лаэртий, VII, 153–154 [=] SVF, II, 704. В трактате «О мироздании» Зенон Китийский утверждает, что молния

Зенон Китийский

есть сверкание облаков, разрываемых ветром. Гром же — не что
иное как звук от их трения и разрывания. Сильнейшее сверкание,
всей мощью бьющее в землю во время трения и разрывания облаков, мы называем ударом грома1.
Ср. SVF, II, 703 сл.
1

Ср. Гераклит А. 14 DK. Не стоит забывать, что естественнонаучные теории
у стоиков занимали далеко не первые строки в иерархии ценностей. Отдельные исследования по этим вопросам есть, видимо, только у Посидония
и Сенеки.

118. Схолии к «Теогонии» Гесиода (ст. 139) Di Gregorio.
Киклопы. Зенон Китийский нашел собственное физическое объяснение, утверждая, что это движения [неба] по кругу… Отсюда
и возникли их имена: «Бронт» [гром] и «Стероп» [молния]. Происхождение имени «Арг» он возводит к «сверкающему перуну».
Детьми Урана их именуют благодаря тому, что все данные явления случаются именно на небе.
119. Диоген Лаэртий, VII, 145–146 [=] SVF, II, 678. Когда
Луна закрывает Солнце с той стороны, которая обращена к нам
(такое описание дано Зеноном в сочинении «О мироздании»),
случается солнечное затмение. 146. В самом деле, в точках сближения Луна оказывается возле Солнца, закрывает его собой, после чего снова удаляется. Таз, наполненный водой, делает это наглядным1. Если же Луна оказывается в тени земли, происходит
лунное затмение; именно поэтому они происходят лишь в полнолуние. Разумеется, Луна и Солнце оказываются друг против друга
каждый месяц. Однако Луна, двигаясь по кривой относительно
Солнца, [чаще всего] обходит его диск то с севера, то с юга. Но,
когда плоскости светил во время противостояния все же совмещаются, происходит затмение.
Ср. Цицерон. О природе богов, II, 103; SVF, II, 650 сл.
1

Подобный метод применяли для наблюдения солнечных явлений, чтобы
не ослепнуть.

СТОИЦИЗМ

120. Стобей. Эклоги, I, 25, 3, р. 213, 15W. (Арий Дидим.
Физич., фрг. 33, Diels). По утверждению Зенона, Солнце, Луна
и остальные звезды — существа, способные мыслить и обладающие разумом. Они наделены огненной природой, ибо полны
творческого огня (πυρ τεχνικόν). Существует огонь нетворческий
(άτεχνον)1, превращающий в себя собственную пищу, и творческий, приумножающий и берегущий все, наличествующий
в растениях и животных, являющийся, по сути, природой и душой2. Именно он и является веществом звезд. И Солнце, и Луна
движутся в двух направлениях: внутри мира [дословно, «под миром»] от восхода к восходу3, второе — обратное [движению] мира,
по зодиакальным знакам4. Случаются солнечные и лунные затмения по разным причинам: солнечные — при сближении [с луной], лунные — в период полнолуний. И те, и другие могут быть
большими и малыми.
Ср. 126, 1; ниже фрг. 171; 504.
1
2

Обычный земной огонь.
Уровень наличия огня соответствует уровню напряжения пневмы, устанавливает место для каждого класса пневмы в мировой иерархии. Ср. определение природы в фрг. 171.
Суточное передвижение «внутри» области эфира составляют две части —
видимая (от восхода к закату) и незримая (от заката к восходу).
Годовое (или месячное) движение по кругу Зодиака.

121. Гудианов этимологик, под словом «Ηλιος. Солнце — у стихотворцев также ήέλιος, по близости к морю (άλς) — также άλιος и ήλιος. У Зенона же — умное воспламенение (άναμμα
νοερόν) из моря1.
Большой этимологик, под словом "Ηλιος. Изучающие
природу полагают, что именно Солнце из моря поднимает
воду, точнее — морскую влагу. Так возникло и имя «Посейдон»
(Ποσειδάων): поскольку он приносит питье (πόσις) факелу (δάος) —
Солнцу2.

Зенон Китийский
1

Те же взгляды приписывают Гераклиту (А 10–12 DK) и Гекатею (F 302 bis
DK); среди стоиков к нему склонялся Клеанф (фрг. 501) и, по-видимому,
Хрисипп (SVF, II, 655).
В данном отрывке, как и во фрг. 100, есть начатки аллегорического метода,
хотя указанные этимологии, в основном, слишком наивны.

122. Сенека. Исследования о природе, VII, 19, 1. У Зенона из Кития есть рассуждение о том, что звезды, приблизившись
друг к другу, объединяют лучи; рождающаяся общность света
производит впечатление более длинной звезды1.
1

Имеется в виду комета. Диоген Лаэртий (VII, 152) дает иную версию образования комет у стоиков: ее рассматривают как результат контакта плотного
воздуха с эфирной областью.

3.4. Происхождение и устроение живых существ
и человека
123. Варрон. О сельском хозяйстве, II, 1, 3. Зенон и Фалес
Милетский утверждали, что наличествовало некое начало, породившее все живые существа. Пифагор Самосский и Аристотель
Стагирит, напротив, считали, что подобное начало не существовало.
Ср. SVF, II. 738 сл.
124. Цензорин. О дне рождения, IV, 10. Основатель школы стоиков Зенон полагал, что начало людского рода возникает
в [каждом] новом мире и что первые представители человеческого рода появились из Солнца благодаря божественному огню,
другими словами — божественному промыслу1.
1

Судя по всему, Ориген пересказывает взгляды стоиков (вероятно, даже Хрисиппа), которые исходят из того, что первые люди возникли из земли и ее
сперматических логосов (Против Кельса, I, 37 [=]SVF, II, 739); такая версия
кажется логичнее, чем та, что Цензорин приписывает Зенону. Ср. фрг. 106,
прим. 5.

125. Гален. Против Юлиана, 5 vol., XVIII А, р. 269 К. Тезис о том, что тела людей созданы из огня, воздуха, земли и воды,
другими словами из горячего, прохладного, сухого и влажного,

СТОИЦИЗМ

взятых поровну и перемешанных, конечно, вызывал разногласия,
однако не столь бурные, как те, что касались [теории] «свойств»
Фессала, ибо начальный тезис соответствовал взглядам Аристотеля, Платона, Феофаста, Зенона, Евдема, Клеанфа1.
1

Не размещает Феста, имеется в виду медицинская теория Фессала (сына Гиппократа?).

126. Варрон. О латинском языке, V, 59. По словам стоика
Зенона, семя живых существ и есть огонь, представляющий собой
душу и разумное начало (mens).
127. Руф Эфесский. О названии частей человека, р. 44,
Clinch. Как утверждает Зенон из Кития, пневма и теплота есть
одно и то же1.
1

Пневму в качестве жизнетворного начала впервые рассматривать школа врачей-«пневматиков» (в разное время к ней относились Филистион,
Эрасистрат, Гиппократ, Диокл Каристский, Праксагор и Герофил. См.:
G. Verbeke. Ľévolution de la doctrine du pneuma du stoïcisme à S. Augustin.
Paris–Louvain, 1945). Определение «пневма», скорее всего, стоики взяли
у Аристотеля.

128. Евсевий. Приготовление к Евангелию, XV, 20, 1.
Стоик Зенон Китийский полагает, что семя, выделяемое мужчиной, является пневмой с влагой, частицей и «кусочком»
(άπόσπασμα) души, объединенная смесь (κέρασμα καί μίγμα) семени предков, представляющая собой смешение [всех] частей
души (των τής ψυχής μερών)1. В данном семени есть абсолютно все
и в той же пропорции; очутившись в материнском лоне и оказавшись принятым другой пневмой — частью души женского организма, семя соединяется с ней и потихоньку увеличивается, перемещается и колышется этой пневмой, непрерывно беря влагу из
окружающей среды, и благодаря этому растет.
Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, V,
26. Зенон, сын Мнасея из Кития, основатель школы стоиков, передавал своим последователям следующее представление о душе.
Семя людское (θόρος) влажное, в нем заключена пневма, оно яв-

Зенон Китийский

ляется «кусочком» и частью души, сочетанием и смесью семени
предков, собранным из всех составляющих души.
Плутарх. О подавлении гнева, 15, 462 f. Зенон утверждал,
что семя — соединение и смесь способностей души (των τής ψυχής
δυνάμεων)2, представленное в виде «кусочка».
Аэтий, V, 4, 1 (DDG, р. 417). Исходя из учения Зенона Китийского, семя является телом, поскольку представляет собой «кусочек» души.
Диоген Лаэртий, VII, 158 [=] SVF, II, 741. Стоики полагают,
что семя, есть то, что может произвести на свет подобное порождающему. Людское семя, выходящее с влагой, является сочетанием и смешением частей души в том облике, что был у предков.
Ср. [Гален] История философии, 108 (DDG, p. 640); Медицинские определения, 94; SVF, II, 741–747.
1
2

Следует различать части души от ее способностей — см. фрг. 143.
Неполное определение: в семени находятся все части души, а не только
«способности» ведущего начала — ср. фрг. 626.

129. Аэтий, V, 5, 2 (DDG, р. 418). Влага, что выходит из тела
женщин, говорит Зенон, подобна поту от спортивных занятий
в гимнасии, в ней нет семени1.
1

По конъектуре Арнима: ού μήν σπερματικήν. Ср. фрг. 626.

130. Цицерон. О прорицании, II, 119. По мнению Зенона,
сон приходит в тот момент, когда душа сжимается (contrahi)1, как
бы опускается и успокаивается.
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 158; Тертуллиан. О душе, 43; SVF, II,
766.
1

Contractio = συστολή — технический термин, применяемый для описания «деформаций» душевной пневмы, ведущих к всевозможным психо-
физиологическим изменениям (см. фрг. 209; Диоген Лаэртий, VII, 111 сл.;
SVF, III, 391 сл.).

131. Гален. О способе лечения, II, 5, vol. X, р. 111 К1. Есть
немало разновидностей болезненного худосочия, каждый требу-

70 |

СТОИЦИЗМ

ет специального лечения — так считает не один лишь Гиппократ
и множество врачевателей, но и виднейшие из философов: Аристотель и Платон, Феофраст и Зенон, а также Хрисипп. Не вникнув обстоятельно в природу тела, невозможно ни обнаружить
различия в недугах, ни верно определить лекарства, — те же мудрецы, вместе с врачами, не голословно заявляют… а утверждают,
опираясь на знания…
Ср. SVF, II, 771.
1

Не помещает Феста.

132. Гален. Против Юлиана, 4, vol. ХVIII А, р. 257 К. (…)
Эти мудрецы [Аристотель, Зенон, Платон] уверены, что здоровье — это гармоничная смесь (εύκρασία) горячего, прохладного,
влажного и сухого. Болезни появляются… когда какая‑то из этих
частей берет верх или пропадает. Связано это с тем, что в нашем
теле есть соки, что по своему характеру определяются как влажные или сухие, а есть и те, что по свойствам своим являются горячими или прохладными, таковы же и недуги, происходящие от
них. Этого суждения придерживались Платон и его последователи, Аристотель и ученики Перипата, то же мнение было и у Зенона, Хрисиппа и прочих стоиков.
133. Цензорин. О дне рождения, XVII, 2. Полагавшие, что
поколение насчитывает 30 лет, судя по всему, глубоко заблуждались. Такой временной период «genea» [А 19] первым обозначил
Гераклит, поскольку весь круг жизни человека (orbis aetatis) убирается в такой временной отрезок. Понятием «круг жизни» Гераклит обозначил время, требующееся природе, чтобы перейти
от одного человеческого посева к следующему. Однако Геродик1
и Зенон видят временной отрезок поколения по-разному: первый
отводит ему 25 лет, второй — 30.
1

Или александрийский грамматик II в. до н. э., или же врачеватель и натурфилософ из Селимбрии V в. до н. э., наставник Гиппократа.

Зенон Китийский

3.5. Душа и ее устроение
134. Цицерон. Вторая Академика, 39. Зенон из Кития называл огонь самой природой, пробуждающей в каждом из нас
разумное начало (mens) и чувство.
О пределах добра и зла, IV, 12. Когда поднимается сложная тема о существовании некой пятой природы, порождающей
разум (ratio) и понимание (intelligentia), и значит, встает вопрос
о том, каково же устройство души человека, становится понятно,
что именно эту природу Зенон именует огнем1.
Ср. Тускуланские беседы, I, 19.
1

«Творческий огонь» Зенона чрезвычайно похож на эфир Аристотеля. Ср.
фрг. 115; 154.

135. Диоген Лаэртий, VII, 157. Стоик Зенон… утверждал:
душа есть теплая пневма; именно она одушевляет нас и способствует нашему движению.
136. [Гален] История философии, 24 (DDG, р. 613). Платон и его последователи полагали, что сущность души бестелесна,
Зенон и его ученики утверждали, что именно благодаря ей тела
движутся, они же считали ее пневмой.
137. Тертуллиан. О душе, 5. Зенон считал душу «сродной
пневмой»1 и, исходя из этого, рассуждал так: «Тело есть то, при
исчезновении чего живое существо умирает; когда исчезает
„сродная пневма“, живое существо тоже умирает; а значит, „сродная пневма“ является телом; поскольку душа есть „сродная пневма“; можно делать вывод, что она — тело».
[Ср. SVF, II, 790 = Хрисипп у Немесия. О природе человека, 2,
р. 22, 3 сл. Моrаni: Смерть наступает, когда душа покидает тело.
Однако что‑либо бестелесное не может покинуть тело, ибо не соединено с ним. Поскольку душа соединена с телом и способна покинуть его, значит душа является телом.]

| СТОИЦИЗМ

Макробий. Комментарий к «Сну Сципиона» Цицерона,
I, 14, 19. По утверждению Зенона, душа представляет собой сгущенную (concretum) в теле пневму.
1

Spiritus consitus = πνεΰμα σύμφυτον (SVF, II, 885).

138. Халкидий. Комментарий к «Тимею» Платона, 220
[=] SVF, II, 879. Объяснение Зенона о том, что душа есть пневма,
звучит следующим образом: живое существо, оставляемое душой,
погибает. Если «природная пневма»1 оставляет живое существо,
оно погибает; следовательно, душа является природной пневмой.
1

Spiritus naturalis = πνεύμα φυσικόν (SVF, II, 716; 879). Сопутствующий термин: πνεύμα ψυχικόν, spiritus animalis.

139 = 520. Лонгин1 у Евсевия (Приготовление к Евангелию, XV, 21, 3). Увлеченность Зенона и Клеанфа идеей о том,
что душа является испарением твердого [объемного] тела (στερεού
σώματος… άναθυμίασις)2 заслуживает справедливой критики
То же: Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, V, 27.
1
2

Неоплатоник, видный ритор и философ, младший современник Плотина.
Другими словами, вещество более тонкое вещество, чем то, в котором оно
заключено. Подбирая определение для «газообразного тела» души, Зенон
предпочел давно известный термин Гераклита (см. фрг. 141).

140 = 521. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, II,
8, р. 166, 12, De Lacy. Если же [Диоген Вавилонский — SVF, III,
фрг. 30] того же мнения, что и Зенон, Клеанф и Хрисипп: источником питания души является кровь, а сама душа есть пневма…
141 = 519. Евсевий. Приготовление к Евангелию, XV,
20, 2 (Арий Дидим. Физич., фрг. 39, Diels). Клеанф1, проводя параллели между Зеноновым суждением о душе и взглядами
других физиков, утверждает, что Зенон, как ранее Гераклит, именовал душу «чувствующим испарением» (άναθυμίασις αίσθητική).
Первый, пытаясь донести, что души являются разумными испа-

Зенон Китийский

рениями, сравнил их с реками, используя фразу: «В те же реки…»
[В 12 DK]. Зенон так же именует душу «испарением», утверждая,
что у нее есть ощущения, ибо ведущая часть души через органы
чувств воспринимает отпечатки существующих и действительно
наличествующих вещей (άπό των δντων καί ύπαρχόντων). Душа
наделена подобным свойством.
1

По всей видимости, фрагмент из «Разысканий о Гераклите» (см. фрг. 481
[3]).

142. Ямвлих у Стобея (Эклоги, I, 49, 33, р. 367, 18 W) [=]
SVF, II, 826. Ученики Зенона и Хрисиппа полагают, что душа
есть тело, а ее способности (δυνάμεις) являются качествами, слившимися в едином субстрате (ύποκείμενον). Но тогда душа есть
предшествующий способностям субстрат, при соединении которого со способностями возникает сложная природа, сложившаяся из разнородных частей.
143. Немесий. О природе человека, 15, р. 72, 7, Morani.
Зенон из Кития утверждает, что душу составляют 8 частей: ведущее начало, пять чувств, речевую и породительную составляющие (τό φωνητικόν καί τό σπερματικόν).
Ямвлих у Стобея (Эклоги, I, 49, 34, р. 369, 6 W.) — SVF,
II, 831. Стоики полагают, что душа составлена из восьми частей,
некоторые из них1 наделены не одной способностью. К примеру,
ведущее начало может не только воспринимать впечатления, но
и наделено способностью согласия, влечения и общей разумности.
1

По конъектуре Арнима: περί δέ τι να μέρη etc. См. также фрг. 55, прим 2.

144. Тертуллиан. О душе, 14 [=] 405. …Платон [представляет душу] из двух частей, стоик Зенон — из трех1.
Маловероятно, что Тертуллиан, великолепно разбиравшийся в догматике
стоиков, мог так допустить столь очевидную ошибку в таком серьезном вопросе. Пирсон, вероятно, был близок к истине, когда предположил, что (р.
143) под «тремя частями» Тертуллиан имел в виду:
1) ведущее начало с пятью чувствами,
1

СТОИЦИЗМ
2) породительную способность,
3) речевую способность.

145. Фемистий. Парафраза к трактату Аристотеля
«О душе», II, р. 30, 17, Spengel. Едва ли называющие душу
пневмой и наделяющие ее способностью к движению в некоем
месте согласились бы с тем, что, покинув тело, душа вновь возвращается в него… Однако какая‑то защита все же есть и у Зенона, утверждающего, что душой проникнуто все тело, и уверенного
в том, что уход души неизбежно ведет к смерти данного единства
[души и тела].
146. Епифаний. Против ересей, III, 2, 9 (DDG, р. 592,
21). Основатель стоицизма Зенон из Кития говорил: не стоит
возводить храмы богам, бога необходимо иметь лишь в разуме,
а еще лучше, если бог и будет направлять этот разум, поскольку
он наделен бессмертием1.
Там же, 26. Зенон говорил о душе как о «долговечной»
(πολυχρόνιον) пневме, не являющейся при этом абсолютно бессмертной: после продолжительного существования душа расточается, пока совсем не исчезнет2.
Августин. Против академиков, III, 17, 38 [=] 157. Стоик
Зенон любил размышлять о мире, в особенности о душе (именно о ней столь беспокоится настоящая философия), он полагал,
что душа смертна, что существует лишь данный чувственный мир,
где действуют исключительно тела (самого бога Зенон представлял огнем), Аркесилай {…}
1
2

Ср. фрг. 264–267.
Ср. фрг. 522; SVF, II, 809 сл.

147. Лактанций. Божественные установления, VII, 7,
20. Зенон Китийский полагал, что есть мир загробный, там души
праведников поселены отдельно от душ грешников и находятся
в местах умиротворенных и утешительных, грешные же переносят наказания в страшных, темных, безнадежных безднах1.
Ср. Тертуллиан. О душе, 54.

Зенон Китийский
1

Сомнительно, что это точная передача рассуждений Зенона; вероятнее, свободная трактовка Лактанция, обработанная Вергилием (Энеида, VI, 735 сл.)
и догмами христиан.

148. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, II, 5, р.
128, 32, De Lacy [=] SVF, III, Диоген, фрг. 29. Стоики часто
ссылаются на следующее замечание Зенона… Голос (φωνή) движется сквозь горло. Иди он из головы, от мозга, его путь не пролегал бы сквозь горло. Однако голос, как и артикулированная речь
(λόγος), движется именно оттуда. Артикулированная же речь движется от рассудка (διάνοια)1. А значит, и сам рассудок расположен
не в головном мозге2.
Скорее всего, это было синонимом ведущего начала (см. фрг. 202; SVF, II,
894).
2
По стоической догме (от Хрисиппа?), разумное ведущее начало располагается в сердце (Диоген Лаэртий, VII, 159; SVF, II, 761; 838–839). Данную
тему отдельно рассматривал Диоген Вавилонский в трактатах «О ведущем
начале души» (SVF, III, фрг. 29) и «О звуке [голосе]» (Диоген Лаэртий, VII,
55 = SVF, III, фрг. 17). Об отдельном «органе» души, главенствующем над
органами чувств, получающем и анализирующем всевозможные чувственные образы, рассуждал, может быть, уже Платон (Теэтет, 183d — 185е).
Ср. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, II, 5, р. 132, 9; 17 сл., De Lacy
(SVF, II, 894).
1

149. Схолии к «Алкивиаду I» Платона (121е), р. 99,
Greene. По словам Пифагора, Алкмеона, Аристотеля и Зенона,
именно к 14 годам человеческий разум достигает настоящей зрелости.
Ямвлих у Стобея (Эклоги, I, 48, 8, р. 317, 21 W.) = SVF,
II, 835. Возвращаясь к разуму и основным способностям души,
отмечу: стоики утверждают, что разум обнаруживает себя в человеке не с самого начала, достигая зрелости лишь к 14 годам благодаря чувственным восприятиям и представлениям.
Аэтий, IV, 11, 4 (DDG, р. 400). Общие первичные представления (προλήψεις) заполняют разум, дающий нам право зваться
разумными существами, по прошествии первых семи лет жизни.

СТОИЦИЗМ

Ср. Диоген Вавилонский у Диогена Лаэртия, VII, 55 (SVF, III,
фрг. 17); SVF, II, 83 (Аэтий, IV, 11 = Плутарх. Мнения философов,
900 a–d).
150. Аэтий, IV, 21, 4 (DDG, р. 411) [=] SVF, II, 836. Зенон
Китийский именовал звучание речи [саму речевую способность]
τό φωνάεν1, его, как правило, еще зовут «голосом», и это не что
иное как пневма, сплотившая ведущее начало с глоткой, языком
и соединенными с ними органами чувств.
1

Ср. Пиндар. 2 Олимпийская ода, 85; Секст Эмпирик. Против ученых, I, 100.

151 = SVF, II, 882. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, II, 5, р. 134, 24 De Lacy. Стоики вслед за Зеноном и Хрисиппом полагают, что движение, появившееся от внешнего воздействия на определенную часть тела, достигает ведущего начала
души, чтобы у живого существа могло появиться ощущение1.
1

Ср. фрг. 525.

3.4. Теология. Промысл. Ментика. Судьба
152. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 133 [=] SVF, III,
Диоген, фрг. 32. Известно следующее размышление Зенона
Китийского. Богам воздавать уважение действительно благоразумно. Однако чтить богов, которых нет, несообразно. Следовательно, боги существуют.
Ср. Секст Эмпирик. Против ученых, IX, 134.
153. Ипполит. Философумены, 21, 1 (DDG, р. 571). По
мнению Зенона и Хрисиппа, бог является началом всего, он есть
чистейшее из тел, промысел же божий касается всего сущего.
[Гален] История философии, 16 (DDG, р. 608). Несмотря
на то, что взгляды Платона и Зенона из Кития на сущность бога
отличались, первый полагал, что бог бестелесен, а второй — что

Зенон Китийский

он наделен телом, ни тот, ни другой никак не определили его облик.
154. Цицерон. О природе богов, I, 36. В одном из рассуждений стоик Зенон упоминает, что бог является эфиром.
Тертуллиан. Против Маркиона, 113. Бог есть воздух и эфир,
так утверждает Зенон Китийский
Цицерон. Первая Академика, 126. Подавляющее большинство последователей стоицизма во главе с Зеноном полагали,
что бог является эфиром, наделенным разумом (mens), способным управлять всем.
Ср. Минуций Феликс, 19, 10; фрг. 534.
155. Тертуллиан. К язычникам, II, 4. Зенон из Кития тоже
разграничивает бога и мировое вещество (materia mundialis),
утверждая, что первый объял второе, подобно меду, растекшемуся по сотам.
Тертуллиан. Против Гермогена, 44 = SVF, II, 1036. По
мнению стоиков, вещество так же проникнуто богом, как соты
медом.
156. Тертуллиан. О прескрипции, 7. Зеноновские взгляды
предполагают равенство бога и вещества1.
1

Имеется в виду, что, поскольку в учении стоиков бог телесен, другими словами вещественен, противопоставление его веществу носит исключительно
эвристический характер — в качестве противопоставления двух организующих основ и «начала» мироздания.

157. Аэтий, 17, 23 (DDG, р. 303, 11). По словам Зенона Китийского, бог есть не что иное как огненный разум мира.
Августин. Против академиков, III, 17, 38 [=] 146. Бог, по
мнению стоика Зенона, является огнем.
158. Фемистий. Парафраза к трактату Аристотеля
«О душе», II, р. 64, 25, Spengel. Наверняка эти взгляды поддержат последователи Зенона Китийского, утверждающие, что
бог распространяется во все вещество, являясь на определенном
уровне умом, на следующем — душой, на третьем — выступая в ка-

СТОИЦИЗМ

честве природы, на четвертом — представляя структурное единство1.
1

Имеется в виду расположение уровней сущего: от простейших и неживых
систем (уровень έξις) через живые (φύσις) и одушевленные (ψυχή) существа
к разумным (λόγος), являющимся вершиной мироздания: живые существа наделены даром саморазвития (растения), одушевленным к тому добавлены влечения и возможность получать элементарные представления
(животные), и только существа, наделенные разумом (люди), объединили
в себе все способности, вершиной которых является разум (SVF, II, 714).

159. Татиан. Против эллинов, 3. Рассуждая в духе Зенона
Китийского, можно прийти к тому, что бог — творец зла, место
которого в канавах, во всем ничтожном и недостойном.
[Ср. Климент Александрийский. Увещание, 5, 66, р. 50, 24,
Stählin: Как не упомянуть стоиков, полагавших, будто бог распространяется по всему веществу, не обходя даже самое презренное.
Рассуждая таким образом, они покрывают позором саму философию. Ср. также Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III,
218.]
160. Лактанций. Божественные установления, IV, 9.
Логос, если верить Зенону из Кития, — устроитель (dispositor)
природы вещей и создатель мироздания [в оригинале греческое слово], являющийся судьбой и необходимостью событий, он
утверждает, что логос есть бог и душа Юпитера.
Тертуллиан. Апологетик, 21. Ваши философы считают, что
мир был сотворен логосом [в оригинале греческое слово], то есть
словом и разумом (sermo atque ratio). Так, стоик Зенон именует
его, к примеру, «созидателем» (factitator), разумно все организовавшим; этот философ убежден, что логос и есть судьба, божество,
душа Юпитера, а также необходимость всего происходящего.
Ср. Минуций Феликс, 19, 10.
161. Цицерон. О природе богов, 136. Бог является разумом,
распространившимся по миру и обладающим божественной мощью.
Ср. Епифаний. Против ересей, III, 36.

Зенон Китийский

162. Цицерон. О природе богов, 136. Для Зенона бог есть
божественный закон природы, способный диктовать благоразумное и отменять обратное.
Лактанций. Божественные установления, 15. Божественный закон природы, по утверждению стоика Зенона, и есть бог.
Минуций Феликс, 19, 10. По мнению Зенона Китийского,
начало всего представляет собой не что иное как природный и божественный закон.
Диоген Лаэртий, VII, 88. Упомянутый всеобщий закон
(κοινός νόμος) — «верный разум» (όρθός λόγος), наличествующий
повсюду, равносильный Зевсу, владыке мирового порядка.
Ср. Схолии к Лукану, II, 9.
163. Диоген Лаэртий, VII, 148 [=] SVF, II, 1022. Мир вкупе
со сводом небесным Зенон Китийский именует сущностью бога.
164. Лактанций. О гневе божьем, 11. Природный бог один,
так утверждал Антисфен, несмотря на то, что и города, и народы поклоняются собственным божествам. В том же направлении
рассуждает и стоик Зенон со своими последователями.
Филодем. О благочестии, р. 84, Gomperz. Приверженцы
Зенонова стоицизма, конечно, соглашались с существованием демонов… однако говорили, что бог один.
165. Цицерон. О природе богов, 136. Звезды, каждый месяц и год, даже смена сезонов наделены у Зенона божественной
силой.
166. Цицерон. О природе богов, II, 63 [=] SVF, II, 1067.
Изучение природы привело к появлению огромного количества
божеств, получивших человеческое обличье и подаривших нам
немало поэтических измышлений; благодаря им расплодились
различные суеверия. Зенон, а следом за ним и Клеанф, и Хрисипп исследовали этот вопрос, последние двое дали ему подробное истолкование.
167. Цицерон. О природе богов, 136. Теология Гесиода с ее
общепринятыми мнениями о богах была потрясена Зеноном, не

80 |

СТОИЦИЗМ

признающим богами Юпитера, Юнону или Весту. Этот стоик не
относит к богам ни одно из привычных божеств, а полагает, что
так были названы определенные бессловесные природные предметы и явления, не наделенные душой.
168. Филодем. О благочестии 8 (DDG, р. 542). Сила, определенным образом связующая между собой отдельные составляющие чего‑либо, — это Афродита <…>
169. Минуций Феликс, 19, 10. Называя знакомое всем учение о богах заблуждением и безжалостно развенчивая его, Зенон
определяет Юнону как воздух1, Юпитер у него представляет собой
небо, а Нептун — просторы морей, Вулкан является олицетворением огня, остальных божеств он именует элементами.
1

Происхождение греческого «Ηρα Зенон усматривал от άήρ, «воздух». Ср.
«этимологические» фрг. 100; 103–105; 118; SVF, II, 569.

170. Филодем. О благочестии, 8 (DDG, р. 543). Братья-
близнецы Кастор и Полидевк олицетворяют «верный разум»
и добродетельное расположение (διάθεσις) души1.
1

Ср. фрг. 30.

171. Цицерон. О природе богов, II, 57. Природа, по представлению Зенона Китийского, есть творческий огонь, пошагово
двигающийся к порождению (ad gignendum progrediens via). Главное призвание искусства — созидать и порождать, утверждает основоположник стоицизма. То, что мы творим вручную, природа
созидает намного более мастерски, подтверждая, что творческий
огонь — наставник любого искусства.
Цицерон. Вторая Академика, 39. Огнем Зенон именовал
саму природу.
Диоген Лаэртий, VII, 156 [=] SVF, II, 774. Природа является творческим огнем, шаг за шагом движущимся к порождению
(όδώ βαδίζον είς γένεσιν).
Ср. Цицерон. О природе богов, III, 27; Тертуллиан. К язычникам, II, 2.

Зенон Китийский

172. Цицерон. О природе богов, II, 58. С этой точки зрения
любая природа есть произведение искусства, ибо ей присущ определенный способ действий и некое направление. Природа самого
мира, включающего в себя все вокруг, именуется Зеноном уже не
произведением искусства, а заботливым творцом, замечающим
все благодатное и продуктивное [для выполнения ее задач]. Всякая природа берет начало из собственного семени, развивается,
оберегает себя, таким же образом природа всего мира подчиняет собственной власти свою деятельность, желания и влечения
(именуемые греками όρμαί) и поступает сообразно с ними так же,
как это свойственно людям, руководимым своими чувствами душой. Так устроено мышление мира, и мы с полным правом можем именовать его «разумностью» (prudentia1) или промыслом
(на греческом это выглядит как πρόνοια). Это мышление, в основном, озабочено тем, как организовать мир, чтобы он мог длительно существовать, чтобы в нем всего хватало, а главное — чтобы все
в нем было прекрасно и гармонично согласовано.
1

См. фрг. 190.

173. Цицерон. О прорицании, 16 [=] 550. Последователи
Зенона оберегают практически все разновидности прорицания,
рассуждения о котором их учитель вложил в свои сочинения, будто некие семена…
174. Диоген Лаэртий, VII, 149 [=] SVF, II, 1191. Если верить стоикам и промысел действительно наличествует, тогда найдется масса аргументов в пользу прорицания, которое является
наукой и, по утверждению Зенона из Кития, обосновано определенными его результатами.
175. Диоген Лаэртий, VII, 149 [=] SVF, II, 915; SVF, III,
Боэт, фрг. 5. Судьбой предопределены любые события. Это мнение Зенона и Хрисиппа. Судьба же представляет собой причинную цепь всего существующего, иначе говоря, разум, в соответствии с которым все и вершится.

| СТОИЦИЗМ

176. Аэтий, I, 27, 5 (DDG, р. 322). Судьба есть движущая
сила вещества (δύναμις κινητική τής ύλης), ей одинаково подойдут
определения промысла и природы, утверждает Зенон Китийский
в своем сочинении «О природе».
Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, VI,
14. По словам Зенона из Кития, судьба является движущей силой
вещества, также он определял ее как промысел и природу.
[177] Епифаний. Против ересей, III, 2, 91. Причины вещей частью зависят от нас2, частью же не зависят, то есть одни
вещи от нас зависят, а другие — нет.
1
2

Авторство небесспорно.
Τό έφ’ ήμΐν = quod in nobis — термин технический, обозначающий возможность разума (моральную и гноселогическую) к самоопределению См. фрг.
61.

4. Этика
178. Диоген Лаэртий, VII, 84 [=] SVF, III, 1; Алоллодор,
фрг. 13; Архедем, фрг. 18; Зенон из Тарса, фрг. 4; Диоген, фрг. 38; Антипатр, фрг. 51. Они отдельно рассматривают
в этической части философии следующие темы и понятия: влечение, добродетели, страсти, зло и благо, первая ценность и поступки, конечная цель, надлежащее и то, что ему содействует или противодействует. Таким же образом распределяли топы Хрисипп
и Зенон из Тарсуса, Архедем и Аполлодор, Антипатр, Посидоний
и Диоген. Если же говорить о Зеноне из Кития и Клеанфе, предшественников названных стоиков, они уделяли данным предметам не столь много внимания1.
1

Топы перечислены хаотично, не в том порядке, в котором их рассматривали
в стоической школе; изначально ошибочная оценка работы над этими понятиями Клеанфа и уж тем более Зенона.

Зенон Китийский

4.1. Конечная цель
179. Диоген Лаэртий, VII, 87. В своем сочинении «О природе человека» Зенон Китийский неслучайно уточняет, что конечная цель (τέλος) — жизнь в согласии1 с природой, что по сути
является жизнью, согласованной с добродетелью: поскольку сама
природа направляет человека к добродетели.
Стобей. Эклоги, II, 7, 6а, р. 75, 11 W. [=] SVF, III, Диоген,
фрг. 44; Антипатр, фрг. 57; Архедем, фрг. 20. «Жить согласно [с природой]» — так Зенон определял конечную цель, следовательно, конечная цель — жить в соответствии с единым разумом
и в гармонии с ним, ибо те, кто конфликтует с ним, несчастливы.
Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 14 [= SVF, III,
13]. Распространено мнение, что именно это и является конечной целью по Зенону Китийскому… — жизнь в соответствии
(convenienter) с природой.
Там же, III, 21 [=] SVF, III, 188. Стоики именуют высшее…
благо «соответствием» (όμολογία) [природе], мы же дадим этому
имя «сообразность» (convenientia) (…)
Лактанций. Божественные установления, III, 7–8 [=]
421. Стоик Зенон Китийский полагает, что высшим благом является жизнь в согласии (congruenter) с природой… 8. Обратимся
к Зенону, поскольку и ему иногда не чужды мечты о добродетели.
По его словам, высшее благо представляет собой жизнь в соответствии (consentanee) с природой.
Филон Александрийский. О том, что всякий добродетельный человек свободен, 22, 160. Счастливый конец ожидает тех, кто живет в соответствии с природой, и так утверждает
даже оракул, а не один лишь Зенон.
1

Όμολογουμένως — вероятно, от όμοΰ λόγου — довольно прямолинейный
термин, созданный Зеноном, упирающий на необходимость непременного
подчинения собственных поступков требованиям разумного начала (разум
каждого отдельного человека следует правилам разума всекосмического).
«Жить в соответствии с природой» — значит жить в согласии с разумным

| СТОИЦИЗМ
обустройством космоса, а значит, и по законам добродетели. Перевести
лексику Зенона Китийского точно и единообразно довольно сложно, и это
понимали уже авторы-латиняне: Сенека, Цицерон, Отцы Церкви, что подтверждает множество латинских синонимов.

180. Климент Александрийский. Строматы, II, 21, 129,
р. 183, 1 St.-Fr. Конечную цель Зенон Китийский определяет как
жизнь в соответствии с добродетелью.
181. Цицерон. Первая Академика, 131. Основоположник
идей стоицизма Зенон из Кития полагал, что достойная жизнь
(honeste vivere), достигнутая путем следования природной склонности1, и есть предел блага.
1

Conciliatio naturae (также prima conciliatio) = οίκείωσις φύσεως — термин
технический, которым определяется область первичных влечений живого
организма. См. фрг. 197 сл.

182. Эпиктет. Беседы, I, 20, 1 41. Принципы собственной
философии мудрецы излагают наиболее лаконично. Это доказывают высказывания стоика Зенона. Много ли времени отнимет
фраза: конечная цель есть повиновение богам, а благо заключено
в разумном пользовании представлениями?2 Однако стоит задать
вопрос: «Что есть божество и представление, чем выражена всякая часть природы и что понимается под природой целого?» —
многословия не избежать.
1
2

Не помещает Феста.
Едва ли данная формулировка достоверна; больше похоже на то, что Эпиктет трактует рассуждения Зенона в собственном ключе: «Правильное пользование представлениями».

183. Плутарх. Об общих представлениях, 23, 1069 e-f.
Вряд ли можно утверждать, что Зенон отвергает мнение тех [перипатетиков], что видят первоосновы счастья в природе и в том,
что ей соответствует (τό κατά φύσιν)?
1

Данное понятие входит в число базовых для этики стоиков: класс предметов
и действий, соответствующих природе живого и, в первую очередь, разумного существа. Природный диапазон аксиологии школы стоиков обозначен
более резко и в плане методологии имеет значительно большее значение,
чем в аристотелевской этике.

Зенон Китийский

184. Стобей. Эклоги, II, 7, 6е, р. 77, 20 W. Благим течением
жизни (εΰροια βίου)1 называл стоик Зенон счастье.
То же: Секст Эмпирик. Против ученых, XI, 30 = 554 [=]
SVF, ΙII, 73; Диоген Лаэртий, VII, 88; Марк Аврелий, II, 5;
V, 9; Х, 6.
1

Речь идет о жизни, идущей
законодательствующего разума.

согласии

нормами

морально-

185. Цицерон. Тускуланские беседы, II, 29. Злом Зенон
Китийский называет лишь то, что постыдно и порочно… — Твои
муки никак не относятся к счастью, состоящему исключительно
в добродетели. Однако от страданий стоит держаться подальше. —
Отчего? — Они мучительны, враждебны природе, их тяжко переносить, они жестоки и отвратительны.
Ср. II, 15; V, 27.
186. Августин. Против академиков, III, 7, 16. Весь портик
откликается на слова Зенона Китийского: человек появляется
на свет исключительно для нравственно-прекрасного1; оно притягивает души своим сиянием, не сулит какой‑либо выгоды и не
манит вознаграждением. «Удовольствие» же, возносимое Эпикуром, притягивает лишь скотов, вести беседы с которыми философам недопустимо.
1

Здесь Августин описывает гипотетическую дискуссию эпикурейцев с последователями стоицизма. Honestas = καλόν — другое название добродетели. Последовательность понятий, определяемых одно с помощью
другого, такова: жить в соответствии с природой = согласно добродетели
= нравственно-прекрасно = благое течение жизни = благо = счастье (см.
SVF, III, 16). Соответственно, добродетель, другими словами нравственно-
прекрасное, уже является непременной целью жизни разумного существа
(ср. Секст Эмпирик. Против ученых, XI, 99; SVF, III, 36 сл.).

187. Диоген Лаэртий, VII, 127 [=] SVF, III, 49. Для счастья,
по словам Зенона, довольно добродетели1.
Цицерон. О пределах добра и зла, V, 79. Высказывание
Зенона Китийского величественно, будто фраза из уст оракула:
«Добродетели уже достаточно для благой жизни».

СТОИЦИЗМ

Августин. О Троице, XIII, 5, 8. Как мы уже говорили: были
те, что усматривали блаженную жизнь в том, к чему их тянуло
сильнее всего… так, скажем, добродетель привлекала Зенона из
Кития.
Ср. Цицерон. Первая Академика, 134–135.
1

Ср. слова Антисфена у Диогена Лаэртия (VI, 11).

188. Цицерон. Вторая Академика, 35. Следовательно, Зенону не свойственно было, как это делал Феофраст, уменьшать
значение добродетели. Наоборот, причисляя добродетель к благам, Зенон лишь к ней относил все, что касается счастья, для него
нравственно-прекрасным было только то, что представляло собой безыскусное, бесспорное и единственное благо.
Ср. 7.
189. Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 47. Придерживаясь мнения, что исключительно в добродетели содержится
главная цель при достижении высшего блага, и полагая, будто,
несмотря на то, что все остальные вещи не играют роли в обретении счастья, у них есть способность будить влечение к себе, Зенон
заблуждался.
Там же, IV, 60. Благом, по словам Зенона, является только то,
к чему надобно устремляться исключительно для свойственного
ему собственного величия, он также полагает, что только добродетельная жизнь может быть счастливой.
Там же, IV, 48. Но не бессмысленно ли полагать, что, открыв
для себя высшее благо, необходимо устремиться к природе, чтобы в ней найти основание действия, иначе говоря, обязанности?

4.2. Благо, зло и безразличное
190. Стобей. Эклоги, II, 7, 5а, р. 57, 18 W. Все, имеющее
отношение к сущности, по утверждению Зенона Китийского,

Зенон Китийский

таково; он делит существующее на благо, зло и безразличное
(άδιάφορον)1. Благо он определяет так: разумность (φρόνησις),
трезвость рассудка (σωφροσύνη)2, непредвзятость, стойкость и все,
что присуще добродетели. Зло, по его словам, есть недомыслие,
беспутство, пристрастность, малодушие и все сопутствующее греховности. Безразличное же включает в себя жизнь и смерть, лавры и безвестность, муки и блаженство, роскошь и нищета, здоровье и недуги и прочее подобное.
1

Разделение «этического поля» на благо, зло и безразличное возникло еще
до Зенона (Секст Эмпирик. Против ученых, XI, 3) и появилось, возможно,
еще при Платоне (Горгий, 476е). Безразличному, если сравнивать его с благом, не надлежало становиться конечной целью, оно могло быть исключительно внешним основанием для действий.
Можно перевести это слово и как «рассудительность» или «умеренность».
«Трезвость рассудка» — немного более точный термин, он несет в себе
значение целостности и здравости ума, не только в интеллектуальном, но
и в нравственном смысле.

191. Цицерон. Вторая Академика, 36. Все остальное, даже
не являвшееся злом либо благом, распределялось им на то, что
было согласно с природой либо противно ей; среди этих вещей
Зенон различал также промежуточные и средние. Необходимо
стремиться к тому, что сообразно природе, наделяя эти вещи особым значением; противоположные природе вещи не стоит наделять какой‑либо ценностью. А то, что не подпадает ни под первое
определение, ни под второе, Зенон размещал между ними и не
уделял им какой‑либо роли.
1

Aestimatio = αξία; см. фрг. 192.

192. Стобей. Эклоги, II, 7, 7g, р. 84, 21 W. Одни ценные
вещи наделены ценностью в полной мере, у других она отсутствует. У тех вещей, что не наделены ценностью, она может отсутствовать совершенно либо не полностью1. Вещи, наделенные ценностью в полной мере, называют предпочитаемыми
(προηγμένα)2, не имеющие же никакой ценности носят наименование непредпочитаемых (άποπροηγμένα). Данные термины ввел

СТОИЦИЗМ

Зенон. В стоической школе принято относить к предпочитаемым
то безразличное, что человек избирает исходя из основания для
предпочтения (κατά προηγούμενον λόγον)3. Это так же верно и для
непредпочитаемого, и демонстрируется на аналогичных примерах. Среди благих вещей «предпочитаемых» быть не может, ибо
они наделены высшей ценностью4. Предпочитаемое же, которое
по уровню ценности идет сразу после них, в некоторой степени
становится ближе к природе благих вещей. К примеру, при дворе предпочитаемый не правитель, а его свита. Предпочитаемое
зовут так не оттого, что оно способствует счастью, а оттого, что
именно оно должно быть выбрано, а не непредпочитаемое.
Ср. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 30, 1047е (критика
данной концепции, скорее всего, академическая).
1

Πολλή αξία и πολλή απαξία — дословно «полная ценность» и «полное отсутствие ценности». Точно истолковать термин «полная ценность» сложно,
поскольку может иметься в виду как наличие ценности, так и абсолютное
ее отсутствие. «Ценность», равно как и ее отсутствие, с позиции Зенона, не
делится на степени и уровни.
Дословно предпочитаемое (προηγμένον, от προάγω — продвигать) переводится как «продвинутое», «приближенное» (речь идет о близости к «ценности», ср. фрг. 194).
Другими словами, согласие с «природой» — в данном контексте в общем
смысле.
Введенные Зеноном термины (сначала, бесспорно, резавшие слух) еще не
стали обиходными, в этом и кроется причина настолько туманных определений термина «ценность». Если следовать взглядам Зенона, использовать
термин «ценность» по отношению к благу можно исключительно в переносном смысле, ибо в прямом значении он присущ лишь безразличному.

193. Цицерон. Вторая Академика, 37. Некоторые избираемые вещи стоит ценить в большей степени, другие — в меньшей. Наделенные большей ценностью носили у Зенона название
«предпочитаемые» (praeposita), остальные он величал непредпочитаемыми (reiecta).
194. Цицерон. О пределах добра и зла, III, 52. Чтобы
проще было уяснить значение его слов, надо разобраться, что
заставило Зенона выбрать именно эти термины. Суть вот в чем:
поскольку во дворце правителя никто не определяет как нечто

Зенон Китийский

приближенное (productum) к ценности (однако это именуется
προηγμένον), так называют тех, кто наделен только некоторым достоинством и имеющих лишь какое‑то отношение к власти правителя, находясь при ней на вторых ролях, то и в жизни термин
προηγμένα, или приближенное (producta), относится не к первостепенным вещам, а к второстепенным.
195. Авл Геллий. Аттические ночи, IX, 5, 5. Зенон из
Кития утверждает, что наслаждение представляет собой нечто
безразличное, другими словами, промежуточное между благом
и злом, он определил это как άδιάφορον.
196. Сенека. Письма к Луцилию, 82, 9. Стоик Зенон опирается на следующее рассуждение: нет такого зла, которое могло
бы стать славным; смерть же порой славной быть может, значит,
смерть не является злом.

4.3. Учение о первичной склонности
[Аутентичность и репрезентативность текстов, представленных
Арнимом, далеко не бесспорна. Подобрать такие тексты для Зенона не представляется возможным (чтобы наглядно показать
школьную норму данного учения можно опереться на Цицерона,
Гиерокла и других). Арним, безусловно, прав в одном — учение
стоиков, касающееся «первичной склонности» (οίκείωσις, prima
conciliatio; латинский, как и русский термин, довольно неточно
передают смысл греческого) необходимо вести от Зенона. О происхождении учения недостаточно информации. Версия о том, что
его истоки надо искать у Феофраста (Fr. Dirlmeier. Die Oikeiosis-
Lehre Theophrasts. Leipzig, 1937; cp. фрг. 183) сегодня кажется маловероятной. Аристотель не ввел термин οίκείωσις в постоянное
употребление. Некую параллель можно, скорее, провести с Платоном (Алкивиад, I, 126е; Лисид, 221е — 222а; Менексен, 243е;
Хармид, 163с; Софист, 226с.). Поленц (M. Pohlenz. Die Stoa. Bd.

СТОИЦИЗМ

II, S. 66 cf., Bd. I, S. 113) по ряду веских причин утверждает, что
о первичной склонности до Зенона никто не создавал отдельного
учения. См. также S. G. Pembroke. Oikeiosis // Problems in Stoicism,
ed. A. A. Long. London, 1971, p. 136f.; F. H. Sandbach. The Stoics. New
York, 1975, p. 31. Cp. SVF, III, p. 43.]
197. Порфирий. О воздержании от животной пищи, III,
19. Именно ощущение является началом любой склонности или
отчужденности (οίκειώσεως πάσης καί άλλοτριώσεως). В возникшей подобным образом склонности стоики видят основу справедливости.
Плутарх. О противоречиях у стоиков, 12, 1038с. Начальная склонность, судя по всему, и является ощущением и принятием «своего» (αϊσθησις του οίκείου καί άντίληψις).
198. Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 45. Думаю,
было бы правильнее, если бы Зенон, вступив в полемику с Полемоном, давшим ему представления об основных началах природы, понял, что опирается на общепринятые принципы, в которых
впервые обнаружил основу для себя, в которых и возник повод
для спора, осознал, что хоть и покинул тех, кто извлекает свое
высшее благо из природы, тем не менее отталкивается от тех же
аргументов и суждений, что и они.

4.4. Добродетель
199. Цицерон. Вторая Академика, 38. Тогда как вышеупомянутые философы размещали в разуме не всякую добродетель,
полагая, что существуют добродетели, которые развиваются природой или характером, стоик Зенон утверждал, что все добродетели находятся в разуме; когда первые считали возможным разделять три рода добродетели, как я упоминал ранее, Зенон из Кития
логично обосновал, что подобное просто невозможно, и говорил,

Зенон Китийский

что не одно лишь использование добродетели (как утверждали
авторы до него), но и просто добродетельное расположение души1
прекрасно, несмотря на то, что добродетелью наделены исключительно те, кто постоянно ею пользуется.
1

Habitus animi в значении διάθεσις ψυχής — постоянное и безупречное состояние ведущего начала (см. фрг. 202).

200. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 7, 1034с.
Вслед за Платоном Зенон Китийский определяет несколько разновидностей добродетели, к примеру, разумность, стойкость,
трезвость мысли, непредвзятость — несмотря на то, что они неразделимы, они отличны между собой. Выделяя каждую по отдельности, Зенон определяет как стойкость как разумность [в делах противоборства], а <…> беспристрастность как разумность
в делах воздаяния. Посему добродетель едина, отличаются только ее проявления в тех или иных обстоятельствах1.
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 126; 161.
1

Ταΐς προς τά πράγματα σχέσεσι. Σχέσις в отличие от έξις описывает пневматическую структуру (поскольку добродетель тоже является чем‑то телесным)
в ее определенности извне, вне зависимости от важнейших внутренних характеристик.

201. Плутарх. О нравственной добродетели, 2, 441а [=]
SVF, III, 255. Скорее всего, стоик Зенон придерживается того же
мнения, считая, что разумность в делах воздаяния есть непредвзятость, в принятии решений — трезвость мышления, в делах противоборства — стойкость. Зеноновы последователи полагают, что
в данных определениях он под разумностью имеет в виду знание.
202. Плутарх. О нравственной добродетели, 3, 441 с [=]
SVF, III, 459. И Аристон, и Менедем, и Зенон, и Хрисипп видят в добродетели некое постоянное состояние (διάθεσις) руководящего начала души и силу, исходящую из разума (γεγενημένη
υπό λόγου). А точнее это и является разумом, сбалансированным
(όμολογούμενος), основательным и неизменным (βέβαιος καί
άμετάπτωτος). Еще они полагают, будто аффективная и неразум-

| СТОИЦИЗМ

ная часть души (τό παθητικόν καί άλογον) не отличается от разумной ее части каким бы то ни было видовым свойством или природой, — однако часть души, именуемая ими рассудком (διάνοια)
и «ведущим началом» (ήγεμονικόν), являясь чем‑то полностью
обращаемым, переходящим в аффекты и принимающим всевозможные состояния и расположения (ταΐς κατά έξιν ή διάθεσιν
μεταβολαΐς), превращается в порок или добродетель, и что‑либо
первоначально неразумного в ней отсутствует. Неразумной ее
называют в том случае, когда чрезмерное влечение1 в ней берет
верх — привлекая к чему‑то бессмысленному наперекор выбору
разума. Страсть же представляет собой испорченный и необузданный разум, обретающий буйство и мощь из-за дурного и абсолютно неверного суждения2.
Ср. фрг. 209.
1

‘Ορμή πλεονάζουσα — определение страсти в стоической школе. См. фрг. 205
сл.
Данная фраза больше похожа на определение Хрисиппа.

203. Стобей. Эклоги, II, 7, 1, р. 38, 15W. Стоики вслед за
Зеноном фигурально передают свою мысль следующим образом:
характер есть источник жизни, из него берут начало отдельные
действия1.
1

Ср. высказывание Гераклита: характер человека — его судьба (В 119 DK).

204. Диоген Лаэртий, VII, 173 [=] 618. Утверждают, будто
он [Клеанф] вторя Зенону, считал, что характер человека можно
узнать по его виду.
Аэтий, IV, 9, 17 (DDG, р. 398) = SVF, III, 568. Последователи Зенона считают, будто мудреца легко определить по его облику1.
1

См. фрг. 216; 481, прим. 18.

Зенон Китийский

4.5. Страсти
205. Диоген Лаэртий, VII, 110 [=] SVF, III, 412. Страсть
как таковая, по утверждению Зенона из Кития, является неразумным и противоречащим природе движением души либо избыточно сильным влечением (άλογος καί παρά φύσιν ψυχής κίνησις, ή
ορμή πλεονάζουσα).
Цицерон. Тycкуланские беседы, IV, 11. Страсть (perturbado),
именуемая Зеноном πάθος, есть движение души, обратное верному разуму (recta ratio) и несоответствующее природе. Есть и более
лаконичное определение: страсть есть избыточное влечение.
Там же, 47. На мой взгляд, данное Зеноном определение страсти довольно точно: страсть представляет собой обратное разуму
и противоположное природе движение души или чересчур сильное влечение (aversa a ratione contra naturam animi commotio, vel…
appetitus vehementior), чересчур сильно оно по той причине, что
слишком удалено от постоянства природы1.
Цицерон. Об обязанностях, I, 136. Нам… рекомендуют
держаться подальше от страстей, другими словами, от чрезмерных движений души, коими разум не управляет (rationi non
obtemperantes).
Стобей. Эклоги, II, 7, 2; 7, 10, р. 44, 4; 88, 8W. Любая
страсть есть не что иное как слишком сильное влечение… Они
утверждают, что страсть есть избыточное и неподконтрольное судящему разуму (άπειθής τφ αίρουντι λόγω) влечение, иначе говоря,
неразумное движение души наперекор природе.
1

Anaturae constantia. Здесь имеется в виду разумная природа. Речь идет о том
устойчивом разумно-нравственном состоянии (греч. эквивалент εύπάθεια),
когда у того, кто в нем пребывает, гарантированно отсутствуют страсти. Такое состояние присуще лишь мудрецу, оно отождествляется с добродетельностью (см. отдельное сочинение Сенеки «О постоянстве мудреца»).

206. Стобей. Эклоги, II, 7, 1, р. 39, 3W. Зенон Китийский
описывал страсть следующим образом: страсть представляет собой избыточное влечение. Зенон не называет его «избыточным от

СТОИЦИЗМ

природы», а лишь «в данный момент чересчур сильным», другими словами, оно таково не по природной потенции (ού δυνάμει) —
только в реальном осуществлении (ένεργείς). Ему же принадлежат слова о том, что «страсть является трепетом1 души». Также он
уподобил неустойчивость аффективного начала (τό παθητικόν)2
быстрому полету птиц.
1

Πτοία (= trepidatio) вместо ποιά рукописей. Конъектура, предложенная Вахсмутом и одобренная Арнимом, кажется вполне достоверной: невольно
вспоминается «Федр» Платона (246а сл.) и некоторые аналогии из сочинений Хрисиппа (SVF, III, 476, р. 127, 30).
Ошибка: отдельное аффективное начало в душе отсутствует — см. фрг. 202;
570.

207. Цицерон. Вторая Академика, 38. Тогда как остальные философы не старались убрать страсти из нашей души, а пытались уменьшить и снизить их воздействие, Зенон утверждал,
что мудрецу подобные «болезни»1 не свойственны. Также он не
поддерживал их мнения, что подобные страсти естественны и не
имеют отношения к разуму, а посему вожделение (cupiditas) размещается в одной части души, а разум — в другой. Зенон полагал,
что страсти человеческие произвольны (voluntariae) и возникают из превратных суждений (opinionis iudicium), прародительницей всех страстей он считал избыточную невоздержанность
(immoderate intemperantia)2.
1
2

Morbus = πάθος (ср. фрг. 375).
Тавтология Цицерона: невоздержанность (неимение «трезвости мышления», άφροσύνη), будучи пороком, не имеет градаций.

208 = SVF, III, 382. Фемистий. Парафраза к трактату
Аристотеля «О душе», II, р. 197, 24, Spengel. Приверженцы
учения Зенона не без оснований полагают, что страсти души есть
извращения разума и его неверные суждения1.
1

Определение более близко взглядам Хрисиппа, предпочитавшего в объяснениях приравнивать страсти к ложным суждениям. См. фрг. 209.

209. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, V, 1, р.
292, 18, De Lacy [=] SVF, III, 461. Зенон Китийский утверждал:

Зенон Китийский

сами суждения не есть страсти, страсти — это вызванные ими сокращения и увеличения, аффектация и угнетение души1.
Там же, IV, 3, р. 246, 38, De Lacy. Здесь [Хрисипп] идет
вразрез с утверждениями Зенона, большинства стоиков и даже со
своими собственными в том, что суждения души сами по себе не
являются страстями, страсти — это порожденные ими нелепые сокращения, ослабления, изнывания, возбуждения и расширения.
1

Зенон давал описание страстям, исходя из их психофизических эпифеноменов — каких‑либо деформаций (συστολή = contracdo) душевной пневмы
(ср. фрг. 130), Хрисипп же в первую очередь выделял причину страсти как
явления, поэтому и не шел дальше «логического» описания. См. Диоген
Лаэртий, VII, 111 сл.; SVF, III, 391 сл.

210. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, III, 5, р.
208, 33, De Lacy [=] 572. Скорбь, страх и прочие страсти берут
начало в сердце. Подобное всеобщее убеждение не оспаривается
и стоиками. Наряду с Хрисиппом, так же полагали в свое время
Клеанф и Зенон.
211. Диоген Лаэртий, VII, 110. В своем трактате «О страстях» Зенон основные страсти разделяет на четыре рода: страх,
вожделение, скорбь и наслаждение.
Стобей. Эклоги, II, 7, 10, р. 88, 14W. Четыре страсти главенствуют: скорбь, страх, наслаждение и вожделение.
212. Цицерон. Тускуланские беседы, III, 74–75. Думаю,
точно определено: скорбь представляет собой мнение об имеющемся в данный момент зле, и в этом мнении заложена необходимость перетерпеть такую скорбь. Причем мнение о наличествующем зле должно быть свежим, такое важное дополнение дает
Зенон.
Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, IV, 7, р.
280, 21, De Lacy [=] SVF, II, 481 (Посидоний, фрг. 165,
Edelstein-Kidd). «Такое определение скорби1, — утверждает
[Посидоний], — как и большинство трактовок страстей, данных
Зеноном и зафиксированных Хрисиппом, безусловно противоречат его собственному суждению. Ибо он полагает, будто скорбь

СТОИЦИЗМ

есть свежее мнение (πρόσφατος δόξα) о наличествующем для человека зле. Порой их мысль еще лаконичнее и звучит следующим
образом: скорбь — это мнение о свежем наличии зла.
1

Разночтение: λύπη — Аrnim, άτη (болезненное умопомрачение) — De Lacy.

213. Лактанций. Божественные установления, III, 23.
К порокам и болезненным влечениям Зенон отнес и жалость1.
Лактанций. К Пентадию, 38. Восхваляющий добродетель
Зенон, основатель стоицизма, отнес жалость к нездоровым страстям души.
1

Misericordia = ελεος. Ср. фрг. 434; Диоген Лаэртий, VII, 111 = SVF, III, 412.

214. Цицерон. В защиту Мурены, 61. Мудрец не подчиняется симпатиям (gratia nunquam moveri) и ничьих проступков не
оправдывает. На поводу у жалости идут люди неразумные и неглубокие. Поддаваться уговорам и мольбам мужу не к лицу.
215. Сенека. О гневе, I, 16, 7. Мнение стоика Зенона таково:
в душе истинного мудреца шрамы не исчезают, хотя бы и сама
рана давно затянулась. Посему он ощутит некие подобия и отзвуки страстей, однако от настоящих страстей уклонится.

4.6 Мудрец
216. Стобей. Эклоги, II, 7, 11g, р. 99, 3W. Стоики во главе с Зеноном Китийским делят людей на достойных и негодных1.
Первые живут в добродетели, вторые — в пороках. По этой причине добродетельные во всем, чему себя посвящают, неизменно выбирают надлежащие пути (άεί κατορθουν)2, негодные же
грешат. Достойные используют знания жизни3 и все исполняют
в совершенстве, ибо поступают мудро, рассудительно и во всем
остальном добродетельно. Их души величественны, устойчивы,
благородны и сильны. Величественны4, поскольку могут доби-

Зенон Китийский

ваться того, что самостоятельно определят себе; устойчивы, потому что приумножаются со всех сторон; благородны оттого, что обзавелись величием, свойственным достойному и мудрому мужу;
наконец, сильны, поскольку не растеряли данную им силу, став
несокрушимыми и необоримыми. Оттого они не претерпевают
принуждений от кого‑либо и сами никого не принуждают, не
встречают преград и никому не чинят их, не подвергаются насилию и не несут его другим, никому не подчиняются и никем не
управляют, никому не наносят ущерба и сами не терпят его, уклоняются от несчастий и не толкают в несчастья других, избегают
ошибок и заблуждений, улавливают все, что касается их самих,
и в целом сторонятся заблуждений. Достойные люди благословенны и благополучны, гармоничны и благочестивы, любимы
богами и полны благородства; подобно лучшим правителям и военачальникам, они прекрасно понимают, как руководить государством и домом и приобретать имущество. Негодные же люди
во всем этом противоположны им.
С подобным разделением людей на две непересекасающиеся категории — достойных («добродетельных», σπουδαίοι) и негодных («порочных», φαύλοι) —
в чем‑то перекликается схема «Град Небесный — Град земной» Аврелия Августина. Для этико-правовой концепции стоицизма то, что Зенон разделил
людей на «достойных» и «негодных», имело большое значение. Такое деление обесценивало правила полисов, где принято было считать равными
всех горожан независимо от их моральных качеств (ср. фрг. 222; 226–228).
А также такой подход должен был подвести теоретическую базу под идею
«космополиса» — единого государства всех разумных существ (см. фрг. 262),
хотя эффект достигался, скорее, обратный.
2
См. фрг. 231 прим.
3
’Εμπειρία = intelligentia, знание, основанное на целесообразно сформированном моральном опыте. «Понимание» жизни заключалось в разумении добродетели и следование ей; по этой причине понятие целесообразно сформированного нравственного опыта (фундамент которого заложен
в людях самой природой) был взят для определения того, что есть конечная
цель — к примеру, Диоген Лаэртий, VII, 87; SVF, III, 12.
4
Скорее всего, Аристотель подтолкнул ранних стоиков к тому, чтобы под
«величием» души подразумевать некий вид мужества. Затем это «величие»
души в Средней Стое превратилось в самостоятельную и функционально
важную добродетель — μεγαλοψυχία. См. фрг. 481, прим. 18.
1

СТОИЦИЗМ

217. Афиней, IV, 158B. Взгляды последователей Зенона таковы: мудрец достигает успехов во всем, он мастерски варит похлебку из чечевицы. Именно это подтолкнуло Тимона Флиунтского написать:
Тот, кому не удалось добиться успеха в готовке похлебки Зенона, —
словно подобную похлебку невозможно сварить по иному рецепту, чем тот, что предложен Зеноном, учившим:
Для этого блюда возьми двенадцатую часть кориандра.
218. Филон Александрийский. О том, что всякий добродетельный человек свободен, 14, 97. Обратимся и к высказыванию Зенона Китийского о том, что проще, опустить под
воду мех, наполненный воздухом, чем заставить добродетельного
человека вопреки его воле сотворить что‑то ему неугодное. Ибо
не подвержена слабости и неодолима душа, что твердый разум
наделил устойчивыми принципами.
219. Плутарх. Как юношам слушать поэтов, 12, 33d. Зенон Китийский, также исправляя строки Софокла:
Любой, к тирану поспешающий,
Ему лишь раб, пусть и вошел свободным, —
[фрг. 873 Radt]
выразился по-другому:
Не раб, раз ты вошел свободным, —
имея в виду под свободой смелость, величие и силу души человека.
220. Цицерон. О пределах добра и зла, V, 84. Раз нищета
является злом, значит бедняк, будь он даже мудрецом, не может
быть счастлив. Однако Зенон набрался смелости заявить, что мудрец наделен не только счастьем, но и богатством.
В защиту Мурены, 61. Богаты исключительно мудрецы,
пусть даже не будет на свете никого беднее.
221. Цицерон. В защиту Мурены, 61. Только мудрецам
дано под убогим обликом оставаться прекрасными.

Зенон Китийский

О пределах добра и зла, III, 75 [=] SVF, III, 591. Точнее
выразиться можно так: мудрец красив, ибо облик души красивее
физического обличья.
222. Диоген Лаэртий, VII, 33. После чего в своем «Государстве» он называет свободными гражданами, друзьями и домочадцами исключительно тех, кто старается быть добродетельным.
Ср. фрг. 226–228.
223. Климент Александрийский. Строматы, V, 14, 95,
р. 388, 22, St.-Fr. Все достойные люди являются друзьями друг
другу, так утверждает стоик Зенон, вторя Платону1, взявшему эту
мысль у неизвестного варвара.
1

Вероятный источник — Платон. Лисид, 214cd; Федр, 255b.

223а. Плутарх. Арат, 18 [=] 443. Затем в разговоре с кем‑то,
убежденным в том, что только мудрецу возможно стать полководцем, Персей заявил: «О да, боги тому свидетели, и меня когда‑то
эта фраза Зенона тронула глубже, чем все остальные его идеи…»
Ср. фрг. 443.
224. Диоген Лаэртий, VII, 120 [=] 450; SVF, III, 527; 731.
Они уверены, все пороки равны между собой, по словам… Зенона.
То же: Секст Эмпирик. Против ученых, VII, 422; Цицерон. В защиту Мурены, 61; Лактанций. Божественные
установления, III, 23.
Ср. Гораций. Сатиры, 13, 120 сл.
225. Цицерон. В защиту Мурены, 61. Любой проступок —
бесчестное преступление, напрасно отнявший жизнь у петуха виновен не меньше того, кто задушил собственного отца.
226. Диоген Лаэртий, VII, 32. Каждого, избегающего путей
добродетели, стоик Зенон именует врагами, злоумышленниками,
рабами и чуждыми друг другу людьми — пусть это и будут матери,
отцы и их чада, кровные родственники и члены семьи.

100 |

СТОИЦИЗМ

Ср. фрг. 222.
227. Цицерон. В защиту Мурены, 61. Мы же, по их словам,
раз не являемся мудрецами — изменники, изгои, неприятели
и даже безумцы.
228. Филон Александрийский. О том, что всякий добродетельный человек свободен, 8, 53. Беспокоясь о добродетели, Зенон не побоялся объявить, что негодные люди не равны
в правах достойным. Он заявил: «Неужели наказан не будет тот
дурной человек, что спорит с добродетельным? Выходит, негодные люди не равны в правах с достойными».
229. Сенека. Письма к Луцилию, 83, 9. Желая удержать
нас от порока пьянства, Зенон, достойнейший человек, давший
начало нашей авторитетной и примерной школе, так доказывает, что достойный человек не бывает пьян: «Люди не делятся секретами с выпивохами, а с добродетельными людьми секретом
поделится любой, следовательно, достойный муж пьян быть не
может».
Филон Александрийский. О Ное-земледельце, II, 42,
176. Тогда как с пьяницей никто здравомыслящий секретом не
поделится, [а с мудрецом поделится каждый], следовательно, добродетельный муж не может быть пьян.

4.7. Надлежащее
230. Диоген Лаэртий, VII, 107–108. Надлежащим они
именуют то, что зиждется на убедительном обосновании1. В этом
заключена сообразность в жизни (τό ακόλουθον έν τη ζωή), характерная, скажем, для растений и животных: следовательно, и в их
жизни присутствует надлежащее. Надлежащее (καθήκον) так назвал именно Зенон, отталкиваясь от словосочетания «налегать на
что‑либо» (κατά τινας ήκειν)2.

Зенон Китийский

Там же, VII, 25. Я слышал, что стоик Зенон первый вывел термин «надлежащее» и даже посвятил ему трактат.
Стобей. Эклоги, II, 7, 8 р. 85, 13W. [=] SVF, III, 494. Надлежащее есть соответствие в жизни (έν ζωή), действие, у которого
наличествует убедительное обоснование. То, что обратно надлежащему обладает противоположными свойствами. Все надлежащее относится и к неразумным существам, поскольку они тоже
поступают в соответствии с собственной природой. Для разумных существ действительно следующее: сообразность в разумной
жизни (έν βίω).
Цицерон. О пределах добра и зла, III, 58 [=] SVF, III,
498. Надлежащее представляет собой так исполненное действие,
чтобы оно имело убедительное обоснование (probabilism ratio).
1
2

Εύλογος άπολογισμός = probabilisratio.
Другое значение глагола καθήκει — «подобать». Термин «надлежащее»
(латинский эквивалент officium, принято переводить как «обязанность»)
наделен многими слоями смыслов. Действия живого существа должны
быть согласованы с заложенным в него природой; «убедительное обоснование» любой деятельности — в ее согласованности с природной сутью. То
есть, учение о надлежащем есть логичное продолжение учения о «первичной склонности», оно раскрывает смысл той обязанности живых существ,
которая возложена на них природой в силу их устройства. «Надлежащее»
касается всего живого, которому свойственны самосохранение и самовоспроизводство (это акцентирует термин ζωή, в отличие от βίος). Масштаб
этого понятия не позволяет обозначать внутреннее моральное долженствование разумного индивида, а значит, ему не подходит трактовка «моральный долг». «Надлежащее», если рассматривать его через призму конечной
моральной цели (добродетели), есть то же самое, что и внешняя обязательность; область «надлежащего» охватывает все, что «первично от природы»,
другими словами, «безразлично». Здесь речь идет о внешней мотивации,
и латинское определение probabilis ratio («вероятное обоснование») довольео точно характеризует «небезусловность» предпринимаемых в данной
сфере действий (таких как — питание, забота о здоровье и о близких, поиск
средств к существованию и прочих). Данная деятельность при всей своей
естественности напрямую не способствует достижению конечной моральной цели. Гносеологическая параллель данного оттенка значения — фрг.
624–625.

231. Цицерон. Вторая Академика, 37. Зенон внес изменения не столько в содержание, сколько в слова, между добродетельным деянием и порочным поступком он поставил нечто

101

102

СТОИЦИЗМ

среднее, назвав его «надлежащим» и противоположным «надлежащему», усматривая правильные поступки (recte facta) исключительно в добродетельных действиях, а обратные им, другими
словами, прегрешения, — в недостойных. Надлежащее же и все
остальное Зенон именовал средним1 и не придавал этому особого
значения [по сравнению с благом и злом].
1

Правильнее поставить надлежащее не «между» благом и злом, а «вынести
за скобки», удалив из области блага, то есть морального целеполагания.
Такое «промежуточное» положение описывают понятия μέσον καθήκον
= medium officium (в отличие от истинно нравственного, «совершенного»
надлежащего — τέλειον καθήκον = κατόρθωμα = perfectum officium = recte
factum). См. фрг. 232; SVF, III, 493 сл.

232. Цицерон. О пределах добра и зла, IV, 56. В итоге
этот твой пуниец (тебе же известно, что жители Кития, твои клиенты, родом из Финикии) — будучи человеком рассудительным,
но оказавшись не в силах отстоять свое учение, против которого была сама природа, взялся за игру словами. Первым делом он
согласился, чтобы вещи, определяемые нами как благие, можно
было оценить и чтобы они соответствовали природе; следом Зенон принял мысль о том, что положение мудреца, счастливейшего среди людей, заметно благоприятнее, даже при условии, что
у него есть то, что он не отважился именовать благом, но счел
только соответствующим природе; Зенон отверг саму мысль о том,
что Платон, не будь он и вовсе мудрецом, равен по положению
тирану Дионисию: которому лучше покинуть этот мир, поскольку к мудрости ему никогда не приблизиться, а Платону — жить,
поскольку для него еще есть надежда. Некоторые пороки все же
достойны прощения, другие — нет, потому что прегрешения разнятся тем, что попирают большее или меньшее количество обязанностей1. А значит существуют немудрые люди, которым, как
бы они ни старались, мудрости не достигнуть, а есть и те, кому по
силам ее достичь при должном старании2.

Зенон Китийский
1

Numeri officii = άριθμοί του καθήκοντος. По-настоящему благое, добродетельное действие (в противоположность «среднему» надлежащему) осуществляет все возможные «шаги» для достижения совершенства.
Высказывание Цицерона неоднозначно в плане корректности. Имеется
в виду еще не нашедший окончательного ответа этический вопрос стоиков:
по силам ли обычному человеку стать мудрецом, иначе говоря, доступен
ли индивиду моральный рост. Ранняя Стоя больше склонялась к отрицательному ответу. Возможно продвижение только «к» добродетели, к тому
рубежу, что разделяет добродетель и недобродетель и добродетели, но не
внутри первой. С позиции добродетели все остальное является пороком,
и продвижение в его рамках даже в расчет принимать не стоит. Лишь Средняя Стоя, воспринимавшая потребности и возможности человека заметно
реалистичнее, сумела подправить данный ригористический силлогизм. Ср.
фрг. 234.

4.8. Жизненные предписания.
Учение о государстве
233. Гален. О распознавании душевных болезней, vol.
V, р. 13 К. Зенон из Кития тоже полагал, что мы стремимся в своих делах к основательности, будто вскоре нам предстоит защищать себя в глазах «наставников» — тех, кто всегда готов обличать
ближнего, даже если не просили.
234. Плутарх. О продвижении к добродетели, 12, 82f.
Послушай-ка, как рассуждал об этом Зенон. По его мнению,
каждый из нас может вывести из собственных снов впечатление
о своем продвижении [к добродетели] — естественно, при условии, что ему не снится, будто он предается чему‑то постыдному,
попускает или сам вершит нечто дурное или нечестное, но — как
в прозрачной глуби умиротворения — вообразительное и страдательное начало (τό φανταστικόν καί παθητικόν) его души озаряется,
успокоенное разумом1.
1

Скажем так, фраза довольно туманна. Вызывает сомнения и корректность
изложения: в первую очередь благодаря лексике, свойственной Платону,
который, возможно, и является автором высказывания. — Платон. Государство, IX, 571 с.

103

104

СТОИЦИЗМ

235. Прокл. Схолии к «Работам и дням» Гесиода
(ст. 293; 295), Gaisford. Зенон из Кития переиначил эти строки так:
Того лишь можно величать всесовершенным, кто добродетельным словам покорен.
Хотя неплох и тот, кто сам раздумывать не против, —
таким образом он отдал послушанию пальму первенства, поставив разумность лишь на второе место.
Диоген Лаэртий, VII, 25–26. Строки Гесиода в его переложении звучат следующим образом. В жизни, как он считает, тот,
кто умеет выслушать совет и применить его в деле, лучше того,
кто привык доходить до всего исключительно своим умом: такому по силам только понимать, а первому же еще дано верно поступать.
Фемистий. Речи, 8, 1, р. 164, Sch.-D. Весьма уважаемый
мною стоик Зенон поставил добродетель послушания выше понятливости, перекроив строки Гесиода…
Ср. Фемистий, 13, 1, р. 246, 14–16, Sch.-D.
[236] [Максим Исповедник] Антология? 61. О растениях,
от коих желает иметь многочисленные и благие плоды, земледелец заботится, самым лучшим образом ухаживая за ними. Тогда
попечение о полезных людях еще более естественно. И это нормально. Даже у своего тела мы заботимся в первую очередь о том,
что считаем самым полезным в наших трудах. Следовательно,
тем, кто, по нашему мнению, оказывает нам помощь и поддержку, нам необходимо быть полезными в делах, а не на словах. Действительно, олива не просто горда тем, что о ней заботятся, она
щедро дарит в ответ полезные плоды, подталкивая этим ухаживать за ней еще больше.
1

Атрибуция сомнительна.

[237] Стобей. Антология, 14, 4, I, р. 469 Н.1

Зенон Китийский

Каждый суди сам себя, льстивых речей
Не слушай, лиши льстецов велеречия.
1

Атрибуция сомнительна.

238. Стобей. Антология, 4, 106, I, р. 245 Н. По мнению
Зенона Китийского, игнорировать предписания, указывающие
каждому, как следует жить (словно они составлены невеждами),
а пустой лести придавать значение (будто она содержит значимые мысли), смешно.
239. Афиней, VI, 233 ВС. По словам Зенона из Кития, все
остальное [использование денег] безразлично, за исключением законного и умелого; однако на отказ от денег, как и на стяжательство их, он накладывал запрет, говоря, что в обращении
с ними необходимо быть сдержанным и непритязательным. Для
отважного и умиротворенного расположения души ко всему
остальному, что не прекрасно и не постыдно, людям необходимо
использовать то, что соответственно природе, а от противного ей,
бесстрашно отступать не из боязни, а на разумном основании.
240. Стобей. Антология, 6, 20, I, р. 285 Н. Толпа у стоика Зенона вызывала презрение, он говорил об этом следующее:
«Тогда как можно наслаждаться трудом, они ищут наслаждения
у поваров».
241. Климент Александрийский. Строматы, II, 20, 125,
р. 180, 25, St.-Fr. Говоря об индийцах, Зенон не лишенный чувства юмора, выразил желание лицезреть хотя бы одного сжигаемого индийца, чем вникать со все тезисы о том, как должно переносить страдание1.
1

Традицию самосожжения, популярную, видимо, у брахманов, описал Квинт
Курций Руф (VIII, 9, 32). Ср. рассказ Цицерона (Тускуланские беседы, II, 17,
40; 22, 52) и Страбона (XV, 1, 65) об индийском «мудреце» Калане.

242. Афиней, ХIII, 565D. По словам Антигона Каристского,
этот стоик Зенон, рассуждая, о человеческой жизни и порочных
людских привычках, заявил, что плохо слушавшие и не уяснив-

105

106 |

СТОИЦИЗМ

шие его речей будут нечистыми и несвободными, так же, как отступившие от учения Аристиппа погрязнут в пороках и бесстыдстве.
Цицерон. О природе богов, III, 77 = 348. Аристон Хиосский часто повторял, что философы несут вред тем, кто, слушая
их, неверно понимает правильные слова. Если ему верить, то
от Аристиппа можно выйти развратником, а, послушав Зенона,
стать безжалостным.
243. Мусоний Руф фрг. XXI, р. 115, 4 сл. Н. Верны… слова
стоика Зенона о том, что подрезание лозы преследует те же цели,
что и стрижка волос — все должно быть согласно природе: так волосы будут не в тягость и никому ни в чем не помешают.
244. Ориген. Против Кельса, VII, 63. Стоики отторгают
прелюбодеяние… в заботе об общественном благе1. Противно
природе2, когда разумное существо делит ложе с женщиной, по
закону отданной другому, и разрушает чью‑то семью3.
1
2

Διά τό κοινωνικόν. Ср. SVF, III, 729, где Арним читает διά τό μή κοινωνικόν.
Παρά φύσιν — противоположность «природного», греховное во всех отношениях, другими словами, противное не только моральным целям разумного существа, но и его естеству.
Противоположная версия — фрг. 269.

245. Диоген Лаэртий, VII, 22. Зенон предписывал юношам
всемерную пристойность как в походке, облике, так и в нарядах.
Подтверждая свои мысли строками Еврипида о Капанее:
Богатством не кичась, он задавался
Не более простого бедняка.
(Просительницы, 861–862)
246. Климент Александрийский. Педагог, III, 11, 74, р.
277, 9 St. Стоик Зенон, кажется, дал нам описание образцового
юноши: «Лицо пускай хранит чистоту, брови не хмурятся, взгляд
будет лишен спеси, но при этом не робок, подбородок не вскинут,
движения плавные, одинаково непринужденные и собранные;
пускай он следит за тем, что говорит, сам и вникает в то правильное, что услышит, его поведение и поступь не должны обнадежи-

Зенон Китийский

вать распутников. В первую очередь в нем должны быть заметны скромность и мужественность. Не стоит без дела бродить по
лавкам благовоний, золотых изделий, по шерстяным и прочим
мастерским, там и так целыми днями толкутся подобные, разнаряженные, словно распутницы».
247. Афиней, ХIII, 563E. Вслед за признанным нами мудрецом из Кития Зеноном, никогда не возлежавшим с женщиной,
а сходившимся лишь с мальчиками (как пишет Антигон Каристский в сочинении о его жизни). «Любите не тело, а душу» — так
пусть лепечут те, кто полагает, будто влюбленным можно возлежать друг с другом лишь до 28 лет.
248. Диоген Лаэртий, VI, 129. С юношами, чей внешний
вид указывает на предрасположенность (εύφυΐα) к добродетельной жизни, почему бы и не сходиться мудрецу, — рассуждает
в своем трактате «Государство» стоик Зенон.
249. Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 200
[=] 585; SVF, III, 745. Разве странно, что и киники, и Зеноновы
ученики, а также слушающие Клеанфа и Хрисиппа относят подобное [однополую любовь] к безразличному?
250. Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 245.
Наставник стоиков Зенон в своем труде «Беседы» немало подобного упоминает о воспитании детей, например: «Вступать в близость с мальчиками надо столь же часто, как и с немальчиками,
а с женщинами — не более и не менее, чем с мужчинами. Ибо одинаковое пристало и положено мальчикам, и немальчикам, женщинам и мужчинам».
251. Секст Эмпирик. Против ученых, XI, 190. Затем:
«Ты с ним возлежал? — Нет. — Однако ты же хотел этого? — Еще
и более того. — Желая овладеть им, ты не решился просить его
о близости? — О нет, боги тому свидетели. — Выходит, ты предлагал ему? — Еще как. — Так он не согласился? — Нет»1.
1

Судя по всему, отрывок из «Бесед» Зенона.

107

108

| СТОИЦИЗМ

252. Плутарх. Застольные беседы, III, 6, 1, 653е. Клянусь
собакой, меня бы больше устроило, если бы свои рассуждения
о любви Зенон в шутку высказывал на пирушке, а не в «Государстве» — труде, полном серьезных мыслей.
253. Епифаний. Против ересей, III, 36 (DDG, р. 592).
Наставник стоиков Зенон полагал, что… умерших стоит отдавать
животным, а не пламени. Также, по его словам, сходиться с юношами не возбраняется.
254 = 584. Феофил Антиохийский. К Автолику, III, 5 [=]
SVF, III, 750. Что ты думаешь о высказываниях Зенона или Диогена и Клеанфа — в своих сочинениях они тут и там предлагают
детям варить и съедать собственных отцов, а если кто‑то откажется хотя бы от малой толики такой нечистой пищи, отправлять
в котел и его самого?
Диоген Лаэртий, VII, 121 [=] SVF, II, 747. Человеческое
мясо в некоторых случаях может оказаться на столе мудреца.
Ср. VII, 188; Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 199–
200 (фрг. 585).
255. Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 206.
Подобное распутство (αίσχρουργία), за которое у нас жестоко карают, Зенон Китийский приемлет.
256 = SVF, III, 745. Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 246. Если говорить о почтении к родителям, он, беря
в пример Эдипа и Иокасту, утверждает, что не видит ничего предосудительного в том, чтобы возлежать с матерью. Ссылается
этот муж на то, что, будь она больна, ему пришлось бы растирать
разные части тела, и в этом не усматривалось бы ничего ужасного.
А если он подарил ей удовольствие, прикосновением к другой части тела, помог избавиться от мучений и произвел на свет от нее
достойных потомков, это, как будто, постыдно.
То же: Против ученых, XI, 191; Пирроновы положения,
III, 205; ср. I, 160.

Зенон Китийский

257. Диоген Лаэртий, VII, 133. Мужчины, равно как и женщины, должны, по мнению Зенона, ходить в одинаковой одежде,
при этом все части тела должны оставаться на виду1.
1

Фрг. 247–257, упомянутые как отрывки из «Бесед» и «Государства», весьма
похожи на рассуждения последователей кинизма. «Государство» принято
считать ранним трудом Зенона, созданным под впечатлением от кинической философии, позднее и сам Зенон, и его последователи от него отдалились. Подобное объяснение едва ли способно расставить все по своим
местам. И суть не в том, что когда‑то Зенон придерживался кинической
философии, и не в остаточных ее «симптомах», а в осознанных методологических взглядах, их‑то для максимальной убедительности Зенон и поместил в киническую оболочку. Мудрец подчиняется лишь собственным внутренним принципам, следовательно, может полностью игнорировать сферу
«безразличного»; он ведет себя совершенно независимо от нее, подобная
независимость порой может выражаться в повергающей в трепет немудрого обывателя кинической «скверне». Однако в этом нет чего‑то мерзкого
и дикого. Это больше напоминает интеллектуальную игру, где присутствуют тщательно обдуманные следствия вполне разумных предпосылок; тут
можно говорить о трезвом расчете, а не о попытке эпатировать окружающих пафосом варварства или звериной кровожадностью. См. фрг. 361 сл.

258. Сенека. Письма к Луцилию, 104, 21. Раз тебе так по
душе греки, встречайся почаще с Сократом и Зеноном: Сократ
дарует тебе умение принять смерть, когда это необходимо, Зенон
научит принимать ее еще до того, как это станет необходимо.
259. Диоген Лаэртий, VII, 32. Хватает тех, кто критикует
Зенона Китийского, в первую очередь ссылаясь на то, что он сказал о бесполезности общего круга знаний (έγκύκλιος παιδεία) на
первых же страницах своего «Государства»1.
1

Бесполезным, естественно, не само по себе, а только в отношении конечной
моральной цели. Ср. Антисфен у Диогена Лаэртия (VI, 11; 73; 103, ср. VII,
129); фрг. 349–350; SVF, III, 294.

260. Плутарх. О противоречиях у стоиков, 8, 1034f. Зенон по-своему ответил «Государству» Платона… [следует текст
фрг. 50]
261. Плутарх. Ликург, 31. На такое обустройство государства опирались в своих трудах на эту тему Платон, Зенон, Диоген
и множество заслуживающих уважения философов, собиравших-

109

110

| СТОИЦИЗМ

ся высказаться о подобных вещах, — правда, после них не осталось ничего, кроме книг и рассуждений1.
1

Другими словами, не практиковали, как это делал Ликург.

262. Плутарх. О судьбе и доблести Александра, I, 6,
329а. Зеноновы рассуждения о государстве нередко сводятся исключительно к тому, что нам не стоит жить в городах и демах, где
нас разделяют всевозможные установления, а, полагая всех окружающих соотечественниками и согражданами, необходимо вести
жизнь единую с общим для всех порядком1, подобно отаре, гуляющей на одном пастбище. Однако основатель учения стоиков
Зенон написал это, будто в попытке увековечить мечту или безупречную идею философского и государственного благозакония…
Плутарх. О противоречиях у стоиков, 2, 1033b [=] 27. …
Помня о краткости Зеноновых высказываний, можно смело
утверждать, что написал довольно много… об устройстве государства, о принципах управления, а также о подчинении власти,
о том, как вершить правый суд и ораторствовать.
Ср. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея, I, 4.
1

Εις δέ βίος… καί κόσμος, т. е. единая разумная жизнь и разумный порядок.
Имеется в виду образец «космополиса», принятый у киников и стоиков,
идеал некоего всемирного государства разумных существ (богов и людей).
Представление стоиков об устроении государства заметно отличается от
классической теории Платона и Аристотеля именно космополитической
патетикой и социальной неограниченностью, при которой рабы являются такими же потенциально разумными членами государства. Пожалуй,
не слишком погрешим против истины, если скажем, что у стоиков теория
организации государства перерастает в идею социального устройства, которое свободно от каких‑либо местных условий и традиций. Гражданские
права жителей подобного государства диктуются не происхождением или
статусом в обществе, а разумностью и добродетельностью (см. фрг. 216; 222;
226–228).

263. Афиней, ХIII, 561С. Стоик Зенон полагал, по утверждению Понтиана, что бог Эрот — это предуготовитель дружеских
отношений, независимости и единодушия, а не чего‑либо другого.

Зенон Китийский

По этой причине в своем «Государстве» он пишет: «Бог Эрот помогает нам во имя процветания государства».
Плутарх. Ликург, 31. Ликург не ставил основной целью превосходство своего города над остальными; в уверенности, что для
жизни отдельно взятого человека, и государства в целом счастье
рождается благодаря добродетели и ее верного спутника солидарности, он хотел создать упорядоченное государство, чтобы люди,
получив свободу, самостоятельность и здравомыслие, жили в таких условиях как можно дольше. Зенон, Диоген, Платон брали за
основу такие же принципы обустройства государства…
264–265. Климент Александрийский. Строматы, V, 12,
76, р. 377, 1 St.-Fr. В трактате «Государство», написанном Зеноном из Кития, сказано, что ни к чему возводить храмы и статуи,
поскольку ни те, ни другие недостойны богов. Основатель стоического учения решительно утверждал: «Не стоит строить храмы.
Поскольку, если у них нет высшего достоинства, то они не могут
считаться священными. А раз возводили их строители и другие
ремесленники, то храмы не могут быть чем‑то достойным и священным».
То же: Плутарх. О противоречиях у стоиков, 6, 1034b;
Феодорит Кирский. Врачевание эллинских недугов, III,
74; Епифаний. Против ересей, III, 36; Ориген. Против
Кельса, 15.
Ср. Деяния св. Апостолов, 17, 24.
266. Стобей. Антология, 43, 88, II, р. 27, 12Н. Города
должны красоваться добродетелями своих граждан, а не статуями богов.
267. Диоген Лаэртий, VII, 33. Суды, храмы, гимнасии строить в городах ни к чему, так утверждает Зенон Китийской на двухсотой строке1.

111

112 |

СТОИЦИЗМ
1

«Государства».

268. Диоген Лаэртий, VII, 33. «Не стоит обзаводиться
деньгами, чтобы путешествовать либо вести обмен» — вот Зеноново изречение о деньгах.
269. Диоген Лаэртий, VII, 131. В своем труде «Государство»
Зенон пишет, что мудрецам надлежит иметь общих жен, чтобы
любой из них мог сойтись с той, которую встретит.
Ср. VII, 33; фрг. 244.
270. Диоген Лаэртий, VII. В своем сочинении «Государство» Зенон Китийский говорит о том, что мудрецу предстоит жениться и произвести на свет детей.
271. Сенека. О досуге, 3, 2. Мудрец погрузится в государственные заботы, если что‑либо не помешает ему, так утверждает
Зенон.
Ср. О безмятежности души, 1, 10; SVF, III, 695; 691.

4.9. О Кратете. О Гомере. О Гесиоде
272. Диоген Лаэртий, VI, 91. В книге «Полезные изречения» Зенон из Кития рассказывает, что на плаще Кратета на самом видном месте красовалась овечья шкура.
273. Стобей. Антология, 95, 21, II, р. 786, 1Н. Как‑то раз,
повествует стоик Зенон, Кратет листал «Увещание» Аристотеля,
написанное для кипрского правителя Темисона. В этом труде он
утверждает, что ни одному человеку богатство так не способствовало в постижении философии, как Темисону, настолько состоятельному, что ему по карману не только оплачивать изучение
этой науки, так еще и славу обретать. Пока Кратет был увлечен
чтением, — продолжает Зенон, — сапожник работал. И тут философ изрек: «Пожалуй, Филиск, и я для тебя напишу „Увещание“.

Зенон Китийский

Как погляжу, ты более способен к философии, чем тот, кому писал1 Аристотель».
1

По конъектуре Дильса ή ώ έγραψεν вместо туманного ών έγραψεν.

274. Дион Хрисостом. Речи, 53, 4 [=] 456. У стоика Зенона
есть сочинения, посвященные «Илиаде», «Одиссее», «Маргите».
Последнюю Гомер, вероятно, создал раньше остальных, как пробу пера. В Зеноновых рассуждениях нет критики поэм Гомера, однако он постоянно объясняет и наставляет, что поэт что‑то писал
опираясь на мнение, а другое — на истину (дабы не возникло мысли, будто Гомер противоречит сам себе там, где принято находить
противоречия). До Зенона так же о трудах Гомера рассуждал Антисфен. Однако он не пошел дальше рассуждения о том, что тот
где‑то пишет согласно мнению, а где‑то — согласно истине, Зенон
же обстоятельно все растолковал.
275. Страбон. География, I, 2, 34. По поводу эрембов говорилось немало, однако наиболее авторитетные мыслители склоняются к тому, что так Гомер именует арабов [Одиссея, IV, 84].
К примеру, наш мудрый наставник Зенон правит его строки так:
«У черных бывал эфиопов, в гостях у сидонян, арабов». Пожалуй,
слово «эрембы» ни к чему заменять, ибо оно старое…
Ср. VII, 3, 6; XV, 14, 27.
276. Диоген Лаэртий, VIII, 48. Первым небо назвал космосом и указал, что Земля круглая, Пифагор. Однако Зенон Китийский отдает пальму первенства Гесиоду, а Феофраст — Пармениду.

С. ИЗРЕЧЕНИЯ
277. Плутарх. О пользе от врагов, 2, 87а. «Поступок твой,
удача, бесподобен, когда ты вынуждаешь нас одеться в грубый
плащ» — такими словами отреагировал Зенон из Кития на известие о том, что его торговый корабль потерпел крушение.

113

114 |

СТОИЦИЗМ

Плутарх. О безмятежности души, 6, 467с. Получив известие о гибели последнего своего торгового корабля, везшего ценный груз, Зенон сказал: «Удача, твой поступок прекрасен, когда
ты толкаешь нас к грубому плащу [и портику1]».
Диоген Лаэртий, VII, 5. Зенон, как я слышал, жил в Афинах,
когда весть о гибели его торгового корабля дошла до города. Философ отреагировал на новость такими словами: «Как прекрасно
поступает удача, толкая нас на путь философии».
Сенека. О безмятежности души, 14, 2. Когда ему сообщили,
что все его добро на корабле поглотило море, Зенон ответствовал:
«Так удача предлагает мне посвятить себя философии».
Ср. Плутарх. Об изгнании, 11, 603d.
1

Безусловно, более поздняя интерполяция.

278. Диоген Лаэртий, VII, 24. По словам Аполлония Тирского, Зенон после того, как Кратет оторвал его от Стильпона,
ухватив за гиматий, заявил: «Кратет, философов можно пронять
исключительно через уши: сможешь склонить на свою сторону —
уводи. Воспользовавшись силой, получишь только мое тело, душа
останется со Стильпоном».
279. Диоген Лаэртий, VII, 25. У одного диалектика, показавшего ему семь диалектических идей в софизме «Жнец», Зенон
поинтересовался, сколько он хочет за них, и, получив ответ: «Сотню драхм», вручил тому две сотни.
280. Плутарх. О продвижении к добродетели, 6, 78е.
Когда люди выражали удивление тому, что у Феофраста такое
количество учеников, Зенон говорил: «Хор Феофраста многочисленнее, зато мой — стройнее».
То же: О том, как похвалить себя, не возбуждая зависти,
17, 545f.

Зенон Китийский

281. Мюнхенский гномологий, 196 Wölfflin (Ватиканский гномологий, 295, Sternbach). Отвечая на упреки в высказывании парадоксов, стоик Зенон сказал: «Однако не что‑то
же противозаконное».
282. Гален. Об учениях Гиппократа и Платона, IIΙ, 5, р.
200, 30 De Lacy [=] SVF, II, 891. Когда его порицали за то, что
все непонятное он несет ко рту, Зенон Китийский говорил: «Однако не все глотаю»1.
1

Как точно подметил Пирсон (р. 150), в комической форме обыгран выпад
Зенона против эпикурейцев. «Подносит ко рту», значит, принимает за основную инстанцию референции те смыслы, что заложены в словах, однако
не сами слова и объекты непосредственно (чего вполне хватало эпикурейцам — Секст Эмпирик. Против ученых, VIII, 11 сл.; Диоген Лаэртий, Х, 33).
Трактовать ответ Зенона можно так: не каждое представление до того очевидно, что его можно принять на веру, иначе говоря, не стоит считать очевидными любые представления.

283. Диоген Лаэртий, VII, 24. На вопрос, как он относится
к хуле в свой адрес, Зенон сказал: «Да так же, как посол, отправленный обратно без ответа».
284. Диоген Лаэртий, VII, 24. Во время пира Зенон не промолвил ни слова; в ответ на вопрос, почему он так молчалив, стоик обратился к спрашивающему с просьбой сказать правителю,
что все‑таки есть один человек, умеющий молчать. А спрашивавшие были посланы царем Птолемеем и хотели выяснить, что Зенон желает передать правителю.
Стобей. Антология, 33, 10, I, р. 680, 3Н. Как‑то Антигон
направил в Афины послов. На пиру они слушали Зенона и прочих мудрецов, но, перебрав вина, не смогли скрыть свое состояние, и тогда, Зенон замолчал. Послы спросили, что же скажет Зенон Антигону. «Передайте то, — ответил философ, — что видите».
Плутарх. О болтливости, 4, 504а. Один тщеславный
афинянин, принимая послов царя, уступил их просьбам пригласить философов. В то время как все разговаривали на общие темы
и знакомились, Зенон безмолвствовал. И вот послы в приподнятом настроении подняли за здоровье Зенона чаши и поинтере-

115

116 |

СТОИЦИЗМ

совались у него: «Что нам, Зенон, царю поведать о тебе?» Ответ
Зенона был таков: «Лишь то, что есть в Афинах старик, умеющий
хранить молчание за выпивкой».
285. Афиней, II, 55F. В кругу друзей стоик Зенон отличался
прямолинейностью и нетерпимостью, однако, выпив вина, обретал добродушие и обходительность. Тем, кто хотел узнать, почему так происходит, он приводил в пример волчьи бобы, которые
пока не размокнут, чересчур горьки, а, пропитавшись влагой, обретают сладость и приятность на вкус.
То же: Гален. О нравах души, 3; Евстафий. Комментарий к «Одиссее», XXI, 293; Диоген Лаэртий, VII, 26.
286. Диоген Лаэртий, VII, 17. Всерьез увлекшись Хремонидом, он находился за столом рядом с ним и Клеанфом, но вдруг
поднялся. В ответ на удивление последнего Зенон заявил: «Хорошие врачи утверждают, будто покой — прекрасное лекарство от
возбуждения».
287. Мусоний Руф, фрг. XVIIIа, р. 98, 3Н. Стоик Зенон
был уверен, что и болезнь для него не повод переходить на более
изысканную пищу; так в ответ на совет врача съесть птенца голубя, он сказал: «Лечи меня, как Мана». Полагаю, Зенон считал,
что лечить его следует не более тонкими средствами, чем обычного больного невольника.
288. Диоген Лаэртий, VII, 28–29. Зенон так покинул этот
мир: покидая занятия, он споткнулся, сломав при этом палец. После чего, ударив ладонью по земле, процитировал строку из «Ниобы»1:
Иду, иду, к чему зовешь? — и в тот же миг умер.
1

Не дошедшее до нас песнопение поэта Тимофея.

[Лукиан] Долгожители, 19 [=] 36. Говорят, Зенон, выходя из собрания, споткнулся и произнес: «К чему зовешь меня?»

Зенон Китийский

Вернувшись домой, он отказался от ужина и вскоре отошел в мир
иной.
Ср. Стобей. Антология, 7, 44, I, р. 321 Н.
289. Элиан. Пестрая история, IX, 26. Зеноновы порядочность и тягу к добродетели высоко чтил царь Антигон. Как‑то,
переусердствовав с вином, он ворвался к Зенону, обнимал и целовал его. Охмелевший царь требовал от Зенона высказать любое
желание и горячо обещал исполнить его. Зенон и пожелал: «Ступай, очисть желудок!» Так он мудро и достойно осудил пьянство
царя, одновременно выказав тревогу о том, что правитель может
как‑нибудь лопнуть от излишеств.
290–291. Афиней, VIII, 345С. Однажды Зенон из Кития
обедал у одного чревоугодника (по словам Антигона Каристского, бывшего его соседом), и принесли какую‑то большую рыбу,
и ничего другого на столе не было. Основатель Стой взял с блюда
рыбину целиком, словно собравшись съесть ее всю, и на удивленный взгляд хозяина промолвил: «Как думаешь, что чувствуют
твои соседи, когда ты единожды не в состоянии вытерпеть чужого
чревоугодия?»
Ср. V, 186D; VIII, 344А; Диоген Лаэртий, VII, 19.
292. Диоген Лаэртий, VII, 17. Случилось, что на пиру двое
возлежали ниже Зенона, и когда лежавший выше пнул лежащего
ниже, Зенон толкнул его коленом. Обернувшись, тот услышал от
Зенона: «Как думаешь, каково сейчас твоему нижнему соседу?»
293. Диоген Лаэртий, VII, 16–17. Как‑то, заметив любителя
наряжаться с опаской перебиравшегося через ручей, Зенон сказал: «Как верно избегает он грязи! В ней отраженья своего ведь
не найти».
294. Стобей. Антология, 15, 12, I, р. 479, 8Н. Тем, кто
оправдывал собственное транжирство избытком денег, Зенон
сказал: «Так вы поварам спустите, если они скажут, что угощенья
получились едкими из-за излишков соли?»

117

118 |

СТОИЦИЗМ

295. Диоген Лаэртий, VII, 18. Питавшему склонность
к мальчикам Зенон сказал: «Как наставники лишаются ума от
ежедневного общения с детьми, так и подобные тебе».
296. Диоген Лаэртий, VII, 17. Однажды некий киник обратился к Зенону за маслом, ссылаясь на то, что его лекиф опустел.
Зенон сказал, что не поделится, а затем предложил поразмыслить, кто из них двоих менее стыдлив.
297. Ориген. Против Кельса, VIII, 35. Один человек воскликнул: «Пропасть мне, если не отомщу тебе!» Зенон ответил:
«А мне — коли не превращу тебя в своего друга!»
298. Диоген Лаэртий, VII, 23. Говорят, Зенон высек раба за
воровство, а на его крики: «Мне суждено было украсть!» — сказал:
«И быть высеченным за это!»1
1

Здесь в комической форме изложена проблема произвольности и вменимости действия.

299. Плутарх. О нравственной добродетели, 4, 443а.
Однажды, направляясь в театр (там должен был играть кифаред
Амойб) Зенон обратился к ученикам: «Так разузнаем же подробно, что за тон и звук у внутренностей, жил, деревяшек и костей,
приобщенных к ритму и гармонии».
Ср. О порождении души в «Тимее», 33, 1029f.
300. Стобей. Антология, 36, 26, I, р. 696, 13Н. У меня есть
ученики, что любят словеса (φιλόλογοι), а есть и любящие рассуждения (λογόφιλοι), — так говорил Зенон.
301. Диоген Лаэртий, VII, 37. Зенон сравнил Клеанфа с дощечками, покрытыми твердым воском: оставлять записи на них
тяжело, однако записанное остается надолго.
302 = 340. Диоген Лаэртий, VII, 18. Аристон, посещавший
занятия у Зенона, был многословен, но речи его были не слишком связны, а иногда даже неразумны и вызывающи. «Полагаю,
ты был зачат, когда твой отец перебрал с вина», — заметил Зенон.
По этой причине он и дал Аристону прозвище «Болтун», поскольку сам отличался немногословием1.

Зенон Китийский
1

У Плутарха (О воспитании детей, 3, 2а) киник Диоген рассказывает эту
историю некоему юноше.

303 = 423. Диоген Лаэртий, VII, 23. Когда Дионисий Перебежчик поинтересовался у Зенона, отчего тот не поправляет
лишь его одного, стоик сказал: «Да оттого, что я тебе не верю».
304. Стобей. Антология, 36, 23, I, р. 696, 1Н. Некий ученик Академии необдуманно разглагольствовал о повседневных
привычках; и тут Зенон обратился к нему: «Коли станешь пускаться в рассуждения, не напитав свой язык разумом, в речи твоей ошибок станет еще больше».
Плутарх. Фокион, 5 = 80. Зенон утверждал, что философу
пускаться в рассуждения стоит, лишь пропитав слово умом.
305. Диоген Лаэртий, VII, 19. Одному человеку, утверждавшему, что ему не по нраву многие мысли Антисфена, Зенон рассказал притчу Софокла1 и поинтересовался, не думает ли тот, что
и в рассуждениях Антисфена можно отыскать что‑то хорошее. Человек сказал, что не знает. «Не стыдно ли, отыскав у Антисфена
нечто плохое, на это обращать внимание, а обнаружив хорошее,
его отвергнуть?»
1

Вероятно, из «Аякса» (1142 сл.) о почтении к мертвым.

306. Диоген Лаэртий, VII, 20. После того, как кто‑то пожаловался, что Полемон предлагает одно, а говорит другое, Зенон
невесело отметил: «Стоит ли предпочитать одно другому?»
307. Диоген Лаэртий, VII, 21. Зенон любил повторять фразу
Кафисия. Однажды его ученик пытался очень громко играть на
флейте, тогда Кафисий ударил его со словами: «Не в силе благо,
а в благе сила».
Афиней, XIV, 629А. Как точно подметил флейтист Кафисий. Как‑то юноша, учившийся у него, старался играть на флейте
громче остальных, тогда Кафисий ударил ученика, сказав: «Не в
силе благо, а в благе сила».

119

120

СТОИЦИЗМ

308. Диоген Лаэртий, VII, 20. Зенон полагал, что наделенные красноречием не должны делать шаг в сторону, чтобы, как
умелый ремесленник, восхититься плодами трудов своих; наоборот, говорящему необходимо до того увлечь слушателей, чтобы те
не могли отвлечься даже на замечания.
309. Диоген Лаэртий, VII, 22. Не стоит запоминать по отдельности слова и фразы; необходимо подготовить свой разум
к обретению пользы, не считая ее чем‑то уже ранее сваренным
и готовым.
310. Стобей. Антология, 36, 19, I, р. 694, 19Н. Молодому
человеку, стремившемуся сказать больше, чем услышать, Зенон
посоветовал: «Юноша, у нас от природы лишь один язык, однако
уха два, и это неслучайно: нам стоит слушать вдвое больше, чем
говорить».
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 23; Плутарх. О болтливости, 1, 502с; Об
умении слушать, 3, 39b.
311. Диоген Лаэртий, VII, 21. Молодому человеку, который
говорил без умолку. Зенон сказал: «Твои уши стекли в язык».
312. Стобей. Антология, 57, 12, II, р. 392, 16Н. Зенон
из Кития, заметив, что один его знакомый никак не совладает
с гневливым нравом, сказал: «Если ты с ним не расправишься, он
расправится с тобой».
313. Плутарх. О чрезмерной стыдливости, 13, 534а. Никогда не стоит забывать слова Зенона. Однажды ему повстречался знакомый, печально шедший вдоль городской стены. Когда
Зенон узнал, что тот прячется от друга, ожидавшего его для лжесвидетельства в свою пользу, философ воскликнул: «О чем ты,
глупец? Ему, поступающему с тобой без чести и справедливости,
нестрашно и несовестно, а ты не решаешься дать ему отпор во
имя справедливости?»
314. Диоген Лаэртий, VII, 19. Однажды любопытный не по
возрасту мальчик приставал к Зенону с каким‑то вопросом. Философ повернул его к зеркалу, предложил посмотреться и спросил:

Зенон Китийский

«Как думаешь, прилично ли с подобным обликом задавать такие
вопросы?»
315. Диоген Лаэртий, VII, 19. Некий юноша пустился в весьма дерзкие рассуждения, тогда Зенон сказал ему: «Ты знаешь,
мальчик, не стану говорить тебе, что мне на ум пришло».
316–317. Диоген Лаэртий, VII, 21–22. Один красавчик, заявлявший, что мудрец не станет влюбляться, услышал такой ответ от Зенона: «Для вас, красавчиков, это будет труднее всего».
{…} Зенон полагал, что непристойнее остального высокомерие,
особенно у молодых летами.
318. Диоген Лаэртий, VII, 23. Однажды кто‑то умастил себя
благовонным маслом, тогда Зенон поинтересовался: «Кто это так
благоухает женщиной?»
319. Стобей. Эклоги, II, 31, 81, р. 215, 13W. Однажды Зенону из Кития задали вопрос: как юноше удержаться от дурных
поступков. Стоик ответил: «Иметь перед взором тех, кого действительно уважает и стыдится».
320–321. Диоген Лаэртий, VII, 23. Встретив как‑то знакомого мальчика в синяках, Зенон отметил: «Замечаю следы твоего
нрава». (…) Он утверждал, что для постижения знаний самомнение — худший враг.
322. Мюнхенский гномологий, 198. Зенон утверждал, что
зрение насыщается светом от воздуха, а душа — от наук.
323. Стобей. Антология, 98, 68, II, р. 845, 12Н. Зенон полагал, что больше всего нам не хватает времени. И правда, жизнь
коротка, искусство вечно, в особенности то, что может исцелять
душу.
Ср. Диоген Лаэртий, VII, 23.
324. Мюнхенский гномологий, 197. В ответ на вопрос, кто
есть друг, Зенон сказал: «Другой я».
То же: Диоген Лаэртий, VII, 23.
325. Диоген Лаэртий, VII, 25 [=] 5. Добро творится по малости, хотя само малостью не является.

121

122

СТОИЦИЗМ

326. [Максим Исповедник] Выбранные изречения, 26
(Anecd. Gr. I, р. 450 Boissonade). Высказывание Зенона Китийского: «Человек! Пытайся не только есть и пить, а всю жизнь
свою обратить на благо!»
327. Диоген Лаэртий, VII, 20. Зенон утверждал, что взявшемуся за рассуждения необходимо, как актеру, иметь сильный
и богатый по звучанию голос. Однако слишком раскрывать рот
все же ни к чему: это свойственно тем, кто без устали болтает много, но чьи речи пусты.
328. Диоген Лаэртий, VII, 20. В ответ на замечание, что
речи философов чересчур кратки, Зенон сказал: «Как точно ты
подметил — надо чтобы и слоги их звучали как можно короче».
329. Диоген Лаэртий, VII, 26 [=] 5. По словам Зенона, лучше быть нетвердым в ногах, чем в речах.
330. Диоген Лаэртий, VII, 23. Красота — цвет голоса;
а кто‑то говорит, что голос — цвет красоты1, полагал Зенон.
1

Фрагмент явно испорчен; значение туманно.

331. Диоген Лаэртий, VII, 21. Немало философов, по словам Зенона, в серьезных вещах проявляют немудрость, а в обыденных и случайных — невежество.
[332] Феодор Метохит, р. 812, Kiessling. Зеноновы слова:
«Пришел, ушел, и вообще меня ничто не касается», — описывали
дела нашего мира и саму жизнь философа1.
1

Лексика изречения больше похожа на Эпиктета (Беседы, III, 4, 7; IV, 13, 24
и др.); Арним точно подметил, что данная фраза ошибочно отнесена к Зенону (SVF, I, р. 71).

Марк Аврелий

РАЗМЫШЛЕНИЯ

Перевод с латыни С. М. Роговин

С. А. Котляревский. МАРК АВРЕЛИЙ
Атмосфера глубокого и подлинного трагизма окружает образ
Марка Аврелия. Юлий Цезарь погиб, когда то жизненное его дело,
которому уготовано было торжество в истории римской цивилизации, уже совершилось, и эта смерть не могла остановить ни внутреннего преобразования республиканского строя, ни романизации европейского Запада; можно сказать, личная катастрофа лишь
засвидетельствовала прочность закладываемого здания.
Юлиан провел жизнь в безнадежной борьбе, защищая обреченный на гибель культурно-общественный уклад; его царствование
осталось каким‑то мимолетным недоразумением, которое не ослабило и не задержало союза христианства с империей: здесь было
лишь бессилие угадать дух времени, слабость воображения, порабощенного прошлым, — все то, что не отличает Юлиана среди
ряда других утопистов реакции, если не обращать внимания на его
личное благородство и бескорыстие.
Совершенно иначе сложилась историческая судьба Марка Аврелия. В целях его государственной деятельности, как и в самой его
натуре, не было ничего утопического. Он шел по тому широкому
пути правового и морального оздоровления империи, на котором
он имел предшественников, подобных Траяну, Адриану и Антонину; им завершился тот поистине золотой век Римской империи,
когда ее представители совмещали со старыми, унаследованными
от республики устоями новую универсальную культуру, символи-

Марк Аврелий |

чески выражающуюся в словах: рах rоmana 2. Это была монархия,
как нельзя более далекая — несмотря на внешние формы — от азиатской деспотии и едва ли не приближающаяся к типу пожизненной стратегии, описанной в «Политике» Аристотеля. Если верить
афоризму, что у всякого народа есть правительство, которого он
заслуживает, то населению империи II века нельзя отказать в весьма высокой исторической оценке.
Но как все это было не прочно! Марк Аврелий заканчивал, а не
открывал блестящую главу из истории римской монархии. Он получил власть из рук Антонина Пия, которому он посвятил столь
прочувствованную характеристику в своих «Размышлениях», —
и он должен был передать эту власть сыну Коммоду, духовный
кругозор коего ограничивался цирком и удовольствиями в уровень
со вкусом конюхов и кулачных борцов. Господство философии, за
которое Марк Аврелий получил, впрочем, от позднейших историков более порицаний, чем похвал, уступает место господству
разнузданного насилия.
Империя входит в полосу того хозяйственного и культурного
кризиса, который отбросил ее к более элементарным формам
быта и подготовил Средние века. Защита империи от напора с севера и востока, которую так обдуманно вел Марк Аврелий, следуя
и здесь своим предшественникам, становится задачей все менее
посильной для Римского государства. Реформы Диоклетиана
и Константина восстанавливали столь расшатанный государственный порядок, но какое расстояние отделяет этот бюрократический
деспотизм от представлений о властителе как служителе общего
блага — представлений, которые мы найдем у Марка Аврелия. Его
дело было разрушено, и не без основания в глазах Ренана день
смерти Марка Аврелия является «решительным моментом, когда
определена была гибель старой цивилизации», которая, казалось,
еще носила в себе столько жизненных сил. Было что‑то символическое в самой семейной судьбе императора.
2

Римский мир (лат.).

125

126

СТОИЦИЗМ

Но Марк Аврелий-император был все же лишь случайностью,
которая выпала на долю Марка Аврелия-мыслителя. Истинное
содержание его духовной жизни, которое открывается в «Размышлениях», сосредоточивалось всегда вокруг сущности и судьбы человеческой души, ее отношений к космосу, к божественному
провидению. И можно сказать, в этих «Размышлениях» преодолевается указанный выше исторический трагизм. Что значит
жизнь империи, противопоставленная жизни космоса, что значат исторические заблуждения, ошибки, даже преступления, если
над всем господствует необходимость и эта необходимость есть
в то же время провидение? Эти мысли не приводили ни к равнодушию, ни к бегству от обязанностей, но создавали перспективу,
которая соединяла благородного римского императора со всеми
последующими веками. Дело государственного строительства
и государственной защиты было разрушено, но остался строй
мысли, обращенный к душе, миру и богу, остался и окрыляющий
эти мысли пафос: им не грозит уничтожение, ибо человечество
никогда не разучится их понимать. На нихлежит печать вечности,
как она лежит на еврейских пророках, несмотря на политическую
катастрофу, постигшую еврейский народ, на греческих трагиках,
несмотря на гибель эллинского полиса.
Марк Анний Вер, ставший впоследствии, после того как Антонин
усыновил его, Марком Аврелием Антонином, родился в 121 году.
Его отец умер в весьма юном возрасте, и главная забота о воспитании Марка пала на его деда Анния Вера, который был дважды
консулом и, по-видимому, пользовался расположением императора Адриана, состоявшего с ним в отдаленном родстве. Автор
«Размышлений» был всегда проникнут чувством благодарности
к людям, которым он считал себя обязанным, и нас не может
удивлять, что первые строки этих «Размышлений» посвящены
его деду, отцу и матери: «Деду Веруя обязан уравновешенностью
и незлобивостью; славе родителя и оставленной им по себе памяти — скромностью и мужественностью; матери — благочести-

Марк Аврелий

ем, щедростью и воздержанием не только от дурных дел, но и от
дурных помыслов и сверх того простым образом жизни, далеким
от всякой любви к роскоши». В этой семейной среде получил
Марк Аврелий и первые представления об обязанностях правителя, о праве и свободе граждан; он вспоминает о брате Севере,
который познакомил его с жизнью Тразея, Гельвидия, Катона,
Диона и Брута и дал ему идеал государства, с равным для всех
законом, и идеал царя, заботливо хранящего свободу подвластных.
Республиканские традиции были живы в этой семье, несмотря на
ее близость к престолу Цезарей. Но в еще большей степени Марк
Аврелий чувствовал подобную благодарность к своим учителям.
Важнее всего — личное влияние и общение с учителем: оно гораздо
более достижимо при семейном воспитании, чем в школе, и Марк
Аврелий считал себя счастливым, что в детстве и юности он не
посещал школ, а пользовался уроками учителей дома (1, IV) 3. Он
получил обычное грамматическое и риторическое образование,
которое дало ему ихорошее знакомство с греческой литературой,
сказывающееся и в «Размышлениях», — с Гомером, быть может,
Гесиодом (11, XXXII), Софоклом (1l, VI), Еврипидом, Аристофаном (7, XXXVIII и др.)· Без сомнения, эти уроки оказали влияние
и на его стиль, отмеченный глубоким чувством меры: как мало
расточителен он на метафоры и образы и какой содержательной,
выразительной оболочкой мысли служит этот стиль. «Расстаться
с жизнью так же легко, как легко падает созревшая олива, благословляя природу, которая ее породила, и благодаря дерево, которое ее произвело» (4, XLVIIl). «Люди убивают, рвут на части, преследуют проклятиями. Но чем это может помешать мысли остаться
чистой, рассудительной, благоразумной, справедливой? Так, если
кто‑нибудь, подойдя к прозрачному и свежему роднику, станет
изрыгать на него хулу, родник все же не перестанет бить ключом
питьевой воды. И пусть подошедший даже бросит в него грязью
Здесь и далее в скобках обозначены главы (римские цифры) из книг (арабские цифры) «Размышлений» Марка Аврелия.
3

127

128 |

СТОИЦИЗМ

или навозом, родник очень скоро все это рассеет, смоет и не замутится. Когда же ты будешь обладать этим вечно текущим источником?» (8, LI). Насколько увлекался сам Марк Аврелий в своей
юности уроками риторики, можно видеть из его писем к Фронтону,
который, впрочем, имел огорчение видеть, как у его питомца это
увлечение уступило место более глубокой страсти — к философии.
Впоследствии он считал возможным даже благодарить богов, что
не сделал больших успехов в риторике и поэтике, которые могли
бы полонить его внимание и силы и отвлечь от философии.
Читая прославления философии у Марка Аврелия, мы всегда
должны помнить, какое место она занимала в культурном обиходе
Римской империи. Она должна была как бы заменить ту «древнюю
доблесть», которая считалась достоянием исконного нравственного уклада, но которая, по общему признанию, могла сохраниться
лишь при безвозвратно утраченной простоте и элементарности
жизни. Философии предназначалось руководство нравственной
жизнью отдельного человека и целого общества; с другой стороны,
она выполняла как бы функции религии, сама отделяясь от последней все менее и менее явственной чертой. Поскольку религия
продолжала охранять и освящать данный государственный порядок, она сосредоточивалась в культе императоров — здесь рядом
с личным облаготворением, имевшим столько образцов в греческом мире, содержался апофеоз государства. За пределом этого
политического исповедания оставалась область возрастающего
религиозного синкретизма: греко-римский пантеон постоянно
заслонялся восточными образами, и культ населения империи,
начиная с Рима, как нельзя более отражал ее этнографическую
и культурную пестроту.
Вместо национальных религий, имевших строгую обособленность, образуется космополитическая религиозная среда, среди
которой так легко создается представление, что разнообразные
имена и образы богов, своеобразные их культы суть лишь внешняя оболочка, скрывающая единую истину. «Фригийцы, — говорит

Марк Аврелий

в «Золотом осле» Апулея своему поклоннику Исида, — древнейшие
изо всех народов, называют меня матерью богов и Пессинунтскою
богиней; афиняне — кекропской Минервой; жители острова Кипра — пафосской Венерой; критяне, искусные в метании стрел, —
Дианой-охотницей; сицилийцы, говорящие тремя языками, именуют меня стикской Прозерпиной; элевсинские жители — древней
богиней Церерой; иные называют меня Юноной, другие Беллоной,
иные Гекатой, другие Немезидой; но эфиопы, озаряемые всегда
первыми лучами восходящего солнца, и египтяне, самые древние
и самые мудрые из людей, почитают меня точным и собственным моим именем, то есть богиней Исидой, и только они истинно
и праведно служат мне перед алтарями».
Там, где религиозный образ не берется в его непосредственном
виде, там открывается путь для символического истолкования, как
это мы видим в истории всех религий, и в таком истолковании
всегда есть и элемент философский. Уже ранний стоицизм Зенона,
Клеанфа и Хрисиппа широко применял метод аллегорического
объяснения мифов, причем Кронос и Рея оказывались временем
и материей, Гефест — огнем, Аполлон и Артемида — солнцем и луной, и т. и. Но чем больше в стоической философии моральные
интересы получали преобладание, тем менее уже можно было довольствоваться чисто натуралистическими истолкованиями. У Сенеки, Музония и особенно у Эпиктета мы уже видим прежде всего
стремление раскрыть внутренний нравственный смысл религии:
и самая стоическая доктрина принимает известный религиозный
характер. Гастон Буасье в своей монографии о римской религии
изображает резкий контраст между римским обществом конца
Республики, полным равнодушия и скептицизма, для которых
лучшим историческим свидетельством являются письма Цицерона, и обществом времен Антонинов с его глубоким тяготением
к религии, культу, положительной вере. Стоическая философия
преобразовывается в соответствии с этими потребностями. Позже и она оказывается слишком интеллектуалистичной, слишком

129

130 |

СТОИЦИЗМ

много предоставляющей логическому разуму; ее место займет неоплатонизм с его возвеличением мистического экстаза; но во дни
юности Марка Аврелия в образованных кругах голос стоической
философии, как религиозно-моральной законодательницы, звучал
еще громко и авторитетно, и ее не могли дискредитировать едкие
насмешки в лукиановском стиле. Употребляя выражение, столь
обычное в католической церкви, можно сказать, что стоицизм
притязал на «попечение о душах» (сига animarum), и эти притязания признавались законными. Философ обращался в проповедника; проповедник не довольствовался ролью популярного ритора
и стремился быть реформатором нравственности. Стоя у изголовья
умирающего, провожая осужденного на казнь, он умел разгонять
страх смерти, давать душе мир и утешение; он же умел проникать
в дома высшей аристократии, во дворцы цезаря, брал в свои руки
воспитание детей его, как это впоследствии с таким несравненным
искусством научились делать иезуиты. Можно было бы говорить
о своеобразном идеале стоической теократии как духовного правления обществом — что иное стояло в центре забот Григория VII
и Иннокентия III? — если бы не чувствовались искусственность
и парадоксальность в употреблении слова «теократия» там, где
нет церкви и нет определенного исповедания. Насколько широко
могло в эту эпоху осуществляться влияние стоицизма, лучше всего
показывают дошедшие до нас сведения о таких его народных учителях и проповедниках, как Демонакс и Дион Хризостом.
Эта религиозно-нравственная сторона стоицизма произвела
наиболее сильное впечатление на Марка Аврелия. Он узнал ее
в особенности от Юния Рустика, которому он выражал признательность в своих «Размышлениях» (І, VII) за то, что не увлекся теоретическими спекуляциями, и за знакомство с Эпиктетом.
В этом смысле Марк Аврелий является весьма ярким представителем позднейшего стоицизма, для которого физика и логика
совсем заслоняются этикой. Он готов благодарить богов за то, что
не погрузился ни в силлогизмы, ни в исследования небесных яв-

Марк Аврелий

лений. Правда, он в то же время советует постоянно применять
учения не только этики, но и физики и логики (8, XIII), но едва
ли сам следовал данному совету. Не видим мы у Марка Аврелия
интереса к положительной науке: он не знает того, что мог бы
знать современник Птолемея и Галена. Но здесь уже сказалась
одна из самых роковых черт в истории этих последних веков античной цивилизации — полный разрыв религиозно-моральных
интересов и научной любознательности, полное забвение в этом
смысле аристотелевской традиции. Так подготовлялось то несколько преувеличенное в традиционном изображении, но все
же достаточно поразительное научное бесплодие европейского
Средневековья.
Но если эти уроки философии были односторонни в смысле умственной пищи, они могущественно влияли на волю и характер
впечатлительного ученика. Желая освободиться от потребностей,
он, несмотря на довольно неустойчивое здоровье, вел самый суровый, аскетический образ жизни, спал на голых досках, и только
неотступные просьбы матери побудили его смягчить режим и положить на свое жесткое ложе звериную шкуру. В своих сношениях
с людьми он отличался исключительной правдивостью, которая
давала повод императору Адриану, допуская игру слов, называть
его не «Verus», а «Verissimus» 4. Но этот аскетизм и эта личная
нравственная строгость не лишали его понимания и интереса к той
государственной жизни, в которой ему предстояло играть столь
ответственную роль. Последнюю определило решение императора Адриана, который усыновил и назначил своим преемником
Антонина Пия, с тем чтобы Антонин, в свою очередь, усыновил
Марка Вера. Император, очевидно, хотел создать известную форму
наследственной передачи власти, которая могла бы обеспечить до
некоторой степени государственный порядок, нарушаемый преторианскими переворотами: усыновление же, по римскому взгляду,
было всецело равнозначаще естественному происхождению. Из
4

Verus — истинный, правдивый; verissimus — правдивейший (лат.).

131

132

СТОИЦИЗМ

намеков христианской апологии Афинагора, обращенных к Марку
Аврелию и Коммоду, можно думать, что и сам император Марк
Аврелий в установленном престолонаследии видел важное преимущество для государства, ради которого он был готов признать
своим преемником Коммода. Это решение Адриана искупало много грехов, которыми были омрачены последние годы его царствования; оно было осуществлено за несколько месяцев до смерти
императора — короткий срок, в течение которого его симпатия,
вообще непостоянная, не могла измениться.
Марку Аврелию было 17 лет, когда императорский престол занял Антонин Пий. Симпатичный образ этого императора, сохранившийся в источниках, находит полное подтверждение в словах
самого Марка Аврелия, для которого Антонин навсегда оставался
наставником политического искусства и политической морали.
Изложив все, чем он обязан Антонину, автор «Размышлений»
еще возвращается к нему и в своей к нему близости видит особую
милость богов: «Их я должен благодарить и за то, что мною руководил властитель и отец, который стремился искоренить во мне
всякое тщеславие, внушал мысль, что, и живя при дворе, можно
обходиться без телохранителей, без факелов, статуй и подобной
показной роскоши, но вести жизнь весьма близкую к жизни частного человека и при этом не относиться более пренебрежительно
или легкомысленно к обязанностям правителя, касающимся общественных дел». В свою очередь Антонин платил ему полным
доверием. Немедленно по вступлении на престол он сделал его
сотоварищем по консульству и вообще дал ему положение соправителя, дал возможность разделить все труды и всю ответственность власти. Здесь не было и тени той подозрительности, которая
часто проявлялась в Риме у императоров к их предполагаемым
преемникам. Несомненно, Антонин показал Марку Аврелию, что
возможно обладать высшей государственной властью, не искажающей ни в чем нравственной природы властителя, и для него стало идеалом остаться частным человеком на престоле, выполняя

Марк Аврелий |

в то же время с полной добросовестностью свои государственные
обязанности. Все эти отношения закреплены были браком Марка
Аврелия с Фаустиной, дочерью императора, которая, однако же,
мало была похожа на своего отца и еще меньше подходила к духовному облику мужа. Брак сделался для Марка Аврелия источником
тяжелого семейного положения, которое было ясно его современникам, хотя сам он переносил его с великодушием и всепрощением. Тяжесть особенно усугубилась, когда стал подрастать сын
Коммод, представлявший, несмотря на физическое сходство, такой
явный контраст Марку Аврелию — контраст, который даже породил легенду, будто он сын гладиатора. Может быть, здесь сказалось
инстинктивное возмущение против каприза наследственности,
который, однако, был достаточно знаком римлянам, сложившим
пословицу: «Pater egregius filius gregarius» 5. Впрочем, Коммод
далеко не был «gregarius» — заурядным: на нем лежала печать
какого‑то вырождения.
Таким образом, для Марка Аврелия переход к императорской
власти не представлял чего‑нибудь особенного, не являлся переломом в его внутренней и даже внешней жизни. Он не захотел
быть даже единоличным правителем и взял в сотоварищи своего
приемного брата Луция Вера, также получившего титул Августа.
Последний, однако, при своем бездеятельном и распущенном характере не оказывал императору никакой помощи и нередко оказывался существенной помехой в делах; впрочем, и к нему Марк
Аврелий относился со своим обычным неистощимым терпением
и снисходительностью.
Насколько Марку Аврелию удалось применить те высокие
морально-политические принципы, которые мы находим в его
«Размышлениях»? Мы знаем, что к подобным произведениям
нужно относиться с крайней осторожностью. В какие ошибки попал бы историк, если бы он принял за чистую монету все содер5

Отец выдающийся, сын заурядный (лат.).

133

134

СТОИЦИЗМ

жащееся в «Antimachiavel» 6 Фридриха II или в «Наказе» Екатерины II и увидел бы в них как бы программы их деятельности! Иное
впечатление получаем мы от Марка Аврелия: здесь философия
не расходится с текущей работой, и опыт императора ни в чем не
опровергает самых продуманных и прочувствованных его мыслей. Поэтому о царстве философии здесь можно говорить совсем
с иным правом, чем по поводу представителей просвещенного абсолютизма XVIII века. Важно не то, что Марк Аврелий окружил
себя философами-риторами, что он сделал государственными
людьми своих старых наставников, что среди консулов и проконсулов его царствования мы находим Ирода Аттика, Фронтона, Юлия
Рустика, Клавдия Севера, Прокула. Важнее, что в его собственном
сознании между философией и жизненной практикой не существует никакого антагонизма. Тезис, гласящий, что философское
исповедание может ни к чему не обязывать, представился бы ему
чудовищным. В этом смысле Марк Аврелий скорее может напоминать о деятелях средневековой теократии, для которых temporalia 7
отнюдь не должно расходиться со spiritualia 8. Известно, какие неразрешимые конфликты возникали на этой почве между убежденными требованиями церкви и инстинктом самосохранения у светского государства.
Но здесь и раскрывается одна из самых замечательных сторон
личности Марка Аврелия: он как нельзя более далек от всяких
утопий, он сознательно их отвергает. Философия остается законом жизни, но философ должен понимать все несовершенство
человеческого материала, всю крайнюю медленность усвоения
людьми высших моральных и интеллектуальных истин, всю громадную силу сопротивления, заключающуюся в историческом
быте. Нельзя насильственно обновить мир, ввести совершенный
порядок, ибо никакой властитель не властен над мыслями и чув6
«Антимакиавелли» (фр.) — философское сочинение прусского короля Фридриха II, написанное в 1739–1740 гг.
7
Светское (лат.).
8
Духовное (лат.).

Марк Аврелий |

ствами людей. Трагизм здесь лежит в роковом несоответствии
между высотой настроения того, кто желает быть благодетелем
человечества, и прозаичностью итогов. «Всеобщая причина есть
как бы стремительный поток: он все уносит с собой. Как жалки все
эти преисполненные самомнения люди, мнящие, что они по-философски ведут дела государства!.. Чего ты хочешь, человек? Делай
то, чего от тебя требует в настоящее время природа. Не надейся
осуществить республику Платона и будь доволен движением вперед хотя бы на один шаг — и не считай этот успех маловажным. Кто
может изменить образ мысли людей? А без такого изменения что
может быть, кроме рабства, стонов и лицемерного повиновения?»
(9, XXIX). Не чувствуется ли в этих словах самая высшая форма
бескорыстия, непонятная для фанатиков прогресса, какими бы
благородными мотивами они ни руководились? «Блаженны не
видевшие и уверовавшие», — говорит Евангелие. Блаженны те,
кто, никогда не забывая о пределах, поставленных человеческой
природе, никогда не обольщаясь возможностью их перейти, находят в себе силу неустанно работать для приближения к никогда не
осуществимому идеалу.
Деспотизм отвлеченной формулы был Марку Аврелию чужд, как
всякий деспотизм. Можно сказать, ему присущ ужас афинского
или римского республиканца перед тиранией. Он чувствует себя
глубоко признательным своему наставнику Фронтону, который
показал ему, сколько низости, коварства и лицемерия заключается
в тиранической власти. «Не иди по стопам Цезарей», — предостерегает он самого себя (6, XXX). Он не скрывал от себя моральные
опасности, угрожавшие повелителям Римской империи, — опасности, жертвами которых пали Нерон и Домициан, и как ни выделялся для него Антонин своими добродетелями, двор, окружавший
последнего, был в его глазах лишь повторением двора Филиппа,
Креза, всех других Цезарей (10, XXVII).
Была ли в глазах его республика высшей формой по сравнению
с монархией? По общему смыслу «Размышлений» можно думать,

135

136 |

СТОИЦИЗМ

что самое различие этих форм не представлялось ему особенно существенным. Монархия оправдывается, когда монарх видит в себе
вождя людей и в то же время человека: Марк Аврелий предпочитает сравнивать его не с пастухом — это предполагало бы притязание на высшую породу, — а с бараном или быком, которые идут
впереди стада.
Практически это сказывалось и в постоянном стремлении императора хранить остатки республиканского строя. Он усердно
посещал заседания Сената и оставался там, пока консул не произносил обычной формулы: «Nihil vos moramur, patres conscripti» 9,
закрывавшей заседание. Конечно, это были лишь символические
акты, не способные изменить того, что для самых упорных республиканцев стало очевидной политической реальностью. Речь могла идти в конце концов лишь о том, в какую сторону направится
деятельность государства, приводимого в движение единоличной
волей.
Здесь Марку Аврелию не требовалось прокладывать новых путей.
Уже Нерва и Траян положили основы общественной благотворительности, уже они в своем законодательстве признали принцип,
в силу коего у государства есть отеческие обязанности относительно своих сочленов. Этим окончательно устранялось столь живучее
в Риме представление о верховенстве рода и семьи. Так, при Траяне созданы были фонды, предназначенные на покрытие издержек
по воспитанию бедных детей; Марк Аврелий расширил полномочия заведующих этими фондами прокураторов и сделал эти прокуратуры одной из высших должностей в империи; не остановился
он и перед крупными издержками фиска, создавая ряд своеобразных касс для помощи детям обоего пола. Римские барельефы на
Форуме напоминают об учреждениях, имеющих в виду призрение
девочек, — учреждениях, созданных при Антонине и расширенных
при Марке Аврелии. Последний создал даже особую должность
претора, имеющего блюсти интересы детей-сирот.
9

«Мы вас больше не задерживаем, отцы-сенаторы» (лат.).

Марк Аврелий |

Это внимание к ребенку, идущее рядом с расширением прав
женщин, является лучшим показателем нового духа, который
проникает законодательство империи.
Не менее чувствуется он в другой сфере — в признании и охране прав раба: говорить о праве здесь, конечно, можно лишь в моральном, не юридическом смысле — в последнем раб не мог быть
субъектом права. Но это не мешало законодательству Римской
империи обеспечивать его личность от посягательства на жизнь
и честь, от жестокого обращения, обеспечить целость его семьи,
неприкосновенность его пекулиума 10, существенно ограничить,
если не устранить, его продажу для борьбы со зверями в амфитеатре и, наконец, всячески облегчать и поощрять отпущение на
волю. Марк Аврелий предоставил рабам возможность в известных
случаях наследовать после своих господ. Значительно улучшилось
также прежде весьма прекрасное положение вольноотпущенников.
Император вдвойне чувствовал себя призванным сохранять этот
путь — как наследник и ученик человеколюбивого Антонина и как
исповедник стоической философии, ибо стоицизму обязано римское право тенденцией к защите всякой человеческой личности,
к осуществлению начал равенства. Эта философия поднялась над
ограниченностью племенной и социальной и возвысилась до общечеловеческого. Из нее римские юристы почерпнули убеждение,
что рабство нарушает естественное право, — убеждение, которое
так далеко отстоит от взглядов Платона и Аристотеля. Императорам II века принадлежит заслуга укрепления и проведения
в жизнь этого нового понимания, которое не будет утрачено среди политической и моральной анархии III века. Так и движение
в сторону гражданского равноправия не в состоянии остановить
пороки и преступления руководителей римской государственной
жизни, и знаменитый эдикт 212 года, давший, правда по мотивам
фискальным, равноправие всем свободным обитателям империи,
10

Peculium — личное имущество раба (лат.).

137

138

СТОИЦИЗМ

связан с именем Каракаллы, одного из худших императоров, которого вообще имел Рим.
Можно прибавить здесь заботы Марка Аврелия о более правильной раздаче продовольствия народу — об этой своеобразной государственной функции, которая едва ли может быть правильно оценена, когда мы к ней прикладываем столь ей далекие
социально-политические критерии современности, старания улучшить административный и судебный механизм. Незначительный
успех этих последних стараний часто приводили в доказательство
государственной неспособности императора. Задача организовать
местное управление оказывалась, однако, не под силу и таким людям, как Траян. Впоследствии она была выполнена путем энергичной бюрократизации империи и прикрепления куриалов 11, для
которых почетное право стало тяжкой обязанностью.
Но, разумеется, идти по этому пути, который так ярко запечатлелся в Codex Theodosianus12, Марк Аврелий не желал. В принуждении он всегда видел лишь необходимое зло, которое должно быть
употребляемо в возможно малых дозах. Бессильный перестроить
римскую государственность, он стремился несовершенство законов
и учреждений возместить мягкостью режима. Император, в своих
«Размышлениях» выразивший глубокую уверенность, что искренняя доброта непреодолима, и здесь не давал слову расходиться
с делом. Даже когда Авидий Кассий 13 поднял против императора
восстание, обманувши то доверие, которое неизменно ему оказывал Марк Аврелий, несмотря на многократные предостережения, —
даже тогда последний ни в какой мере не поддался чувству гнева
или мести. Он не мог предупредить убийства Кассия, но он дал

В Древнем Риме — члены городских советов.
Свод ранневизантийского права, изданный при императоре Феодосии II
в 438 г.
13
Авидий Кассий (ок. 130–177) — полководец Марка Аврелия, поднявший бунт
против императора в 177 г. Попытка Авидия Кассия захватить власть окончилась неудачей.
11

Марк Аврелий

полную амнистию его сторонникам. Город Антиохия за участие
в восстании потерял лишь на короткое время право публичных игр.
Это была мягкость, которая могла казаться слабостью. История
возмущения Кассия показывает, однако, что она оказалась целесообразной и содействовала умиротворению империи. Во всяком
случае, она не имела ничего общего с повторяющимся столько раз
типом бесхарактерного добродушного монарха, который являлся
игрушкой в руках своих приближенных. Марк Аврелий вел эту
политику великодушия вполне сознательно, с полным чувством
ответственности, не делая себе никаких иллюзий относительно
нравственных качеств окружающей среды.
Именно эти основные черты его мировоззрения и господствующее в нем настроение ставили определенные границы его преобразовательной деятельности. Здесь особенно характерно его отношение к играм амфитеатров. Как относился к ним император, об
этом мы могли бы догадаться, если бы даже в «Размышлениях» не
было рассеяно соответствующих намеков. У него могло оставаться
лишь чувство отвращения — и, однако, он не уничтожил этих игр,
он их даже посещал. Правда, он почти старался показать, что кровавое зрелище его не интересует, — он в цирке читал, писал, давал
аудиенции. Но не было ли здесь странной двойственности? Уолтер
Патер, давший в «Marius the Epicurean»14 такое психологически замечательное изображение духовной атмосферы эпохи, заставляет
своего героя видеть в амфитеатре императора, погруженного в чтение, равнодушного к проливаемой крови и раздающимся стонам:
здесь Марий впервые чувствует бессилие стоицизма удовлетворить
высшим требованиям человечности, здесь в его душе совершается
перелом, который приведет его под сень новой веры, дающей силу
сострадать и любить… Мы понимаем, как переживает эту сцену
Марий, — но правильно ли он истолковывает видимое холодное
равнодушие императора? Надо помнить, какое здесь он встречал
«Марий-эпикуреец» (англ.) — философский роман британского писателя
Уолтера Патера, опубликованный в 1881 г.
14

139

140

СТОИЦИЗМ

сопротивление. Когда Марк Аврелий отправил на войну гладиаторов, это вызвало почти возмущение: «Он хочет отнять у нас
развлечения и заставить нас философствовать». Он мог только добиться, чтобы под канатом, по которому ходили акробаты, разостланы были матрасы и чтобы оружие борцов имело притупленное
острие; он не мог победить жестокой страсти римского населения.
Едва ли он ее преувеличивал — достаточно вспомнить, как трудно
было искоренять эти игры уже в христианской империи IV века.
Главное содержание царствованию Марка Аврелия дали, однако, его труды по защите империи. Не было чувства, более ему далекого, чем стремление к военной славе. В осуждении ее он идет
не менее далеко, чем Тертуллиан и другие христианские писатели.
«Паук гордится, если захватил муху, другой — если поймает зайца,
третий — если уловит в сеть рыбешку, четвертый — если овладеет
вепрем, пятый — сарматом; а если исходить из принципов, что они
как не разбойники?» (10, X). «Что значит слава Александра, Гая,
Помпея перед лицом Диогена, Гераклита, Сократа?» (8, III). Его
пренебрежение к военной славе, однако, совершенно не похоже на
эротический, изнеженный пацифизм Тибулла и на мечтания Вергилия о золотом веке. Пребывание на войне только тяготило его, но
к делу защиты государства он относился со всем вниманием и добросовестностью. Войну с парфянами вел Луций Вер, но роль этого
распущенного и бездеятельного человека, не способного дисциплинировать ни себя, ни других, едва ли не была номинальна. Главная
тяжесть упала на его помощников, назначенных Марком Аврелием,
который не делал себе иллюзий относительно способностей Луция
Вера, — и выбор командующего состава, за исключением, может
быть, Авидия Кассия, талантливого, но честолюбивого и недостоверного, оказался блестящим. Опасность на востоке была устранена.
Серьезнее она была на Европейском Севере и Северо-Востоке.
Значение германского мира, расстилающегося у границ Римской
империи, было оценено Тацитом. Пока эти народы пребывали во
взаимной раздробленности, их можно было не замечать, но как

Марк Аврелий

только из них образовались большие сплоченные союзы, все политическое равновесие римского мира нарушалось.
С одним из таких союзов, сложившимся в Богемии, Моравии
и Северной Венгрии и приведшим в движение германские и негерманские племена, которые двинулись на юг от Дуная, прямо
угрожая империи, пришлось иметь дела и Марку Аврелию. Значительная часть его жизни прошла на берегах Дуная, в борьбе с маркоманами и квадами. План кампании был чрезвычайно продуманный и в конце концов увенчавшийся успехом: это была тактика,
рассчитанная на выносливость и упорство римского солдата, методическая, медленная, не гонящаяся за блестящими победами и построенная на строгой экономии силы. Паннония была очищена,
варвары прогнаны на левый берег Дуная. В то же время Марк Аврелий избегал всякой бесполезной жестокости, всякого вероломства и относительно врагов; не видел он опасности и в известном
проникновении германцев на римскую территорию, полагая, что
эти романизированные варвары явятся лучшей защитой против
грядущих нашествий. Он в широких размерах допустил германцев
в римские легионы, дал им на известных условиях земли в Дакии,
Паннонии, Мезии, Римской Германии и оставил в то же время
достаточную военную силу на Дунае, которая могла бы отразить
посягательства на территорию и пределы империи. Проникнутый
стоическим универсализмом, он не чувствовал какого‑либо предубеждения против варварских народов; скорее, можно заметить
ноты насмешки и раздражения в отзывах об Азиатском Востоке.
Мысль влить в организм Римской империи свежие соки этих народов, которых Тацит хотел поставить как образцы современному обществу, — подобная мысль была достойна великого и проницательного ума, но и этот ум не мог бы предвидеть, как быстро
пойдет эта инфильтрация и как мало способности сопротивления
заключала в себе римская культура.
Памятником этих походов императора остается колонна, украшающая до сих пор пьяцца Колонна в Риме; Сикст V поставил

141

142

СТОИЦИЗМ

на верх ее статую апостола Петра, но барельефы, изображающие
военные сцены, сохранились хорошо. Более, однако, чем эти барельефы, уже отмеченные чертами артистического упадка, о годах, проведенных императором на берегах Дуная, напоминают
«Размышления». Там, среди вечерних досугов, написана часть их.
Они открывают нам прежде всего то глубокое чувство одиночества,
которое должен был испытывать их автор, оторванный от общества людей, с которыми он мог бы разделить свои самые дорогие
мысли, и не менее глубокое сознание долга, которое заставило его
посвящать всю энергию внутренне столь чуждому для него делу
Этот гармонический образ, который создается при сопоставлении внутренней работы с внешней историей жизни, не роднит ли
Марка Аврелия с идеалами, которые приносила античному миру
новая, уже столь могущественная в конце II века сила — христианство? Мы знаем, что в христианской традиции замечается
стремление, так сказать, приблизить к себе великого язычника,
смягчить или даже затушевать факты, свидетельствовавшие о его
враждебном настроении, противопоставить им другие. Пусть Марк
Аврелий преследовал христиан; христианские авторы не хотели
накладывать на него клеймо гонителя. «Великий и добрый» — так
называет его христианский автор сивиллиного стиха, живший
в III веке. «Справьтесь с вашими анналами, — убеждает Тертуллиан римских магистров, — вы увидите, что монархи, которые свирепствовали против нас, принадлежали к числу людей, гонения
со стороны коих могут служить только к чести гонимых. Наоборот,
изо всех монархов, которые признавали божеские и человеческие
законы, назовите хотя бы одного, который бы гнал христиан. Мы
же можем привести в пример одного из них, который объявил
себя нашим покровителем, — мудрого Марка Аврелия. Он не отменил открытых эдиктов, изданных против наших собратьев, но
он уничтожил их последствия, установив суровые казни, угрожающие нашим обвинителям». Наконец, Мелитон, епископ Сардский,
обращаясь в своей апологии прямо к императору и напоминая ему

Марк Аврелий |

о гонениях Нерона и Домициана и о терпимости Адриана и Антонина, прибавляет: «Что касается до тебя, ты имеешь к нам те же
чувства (как Адриан и Антонин), но обладаешь еще более высокой
философией и филантропией; мы уверены, что ты сделаешь все,
что мы у тебя попросим».
Здесь, естественно, вспоминается легенда, связанная с одним из
драматических эпизодов похода против квадов. Армия оказалась
отрезанной от источников питьевой воды; истощенная жаждой
и усталостью, она очутилась в месте, где варвары могли легко ее
уничтожить. Римлянам угрожала катастрофа, которая по своим
последствиям была бы гораздо более для них роковой, чем гибель
Вара, как вдруг разразилась буря, на римское войско хлынул благодатный дождь, освеживший солдат, а в сторону варваров пошел
сильнейший град и стала ударять молния, так что ими овладела
полная паника. Это было чудо, по обычной версии, обязанное
молитвам Марка Аврелия, воздействовавшим на Юпитера. На
римской колонне мы видим, как «дождливый Юпитер» (iupiter
pluvialis) напояет римлян и поражает варваров.
Другое, менее распространенное предание приписывает чудо
египетскому магу Арнуфу, который заклял Гермеса. Наконец,
версия, принятая значительной частью христианских писателей,
утверждает, что римская армия была спасена молитвами коленопреклоненных воинов-христиан — их Бог, а не Юпитер послал
бурю; при этом прибавлялось, что пораженный чудом Марк Аврелий написал письмо Сенату с воспрещением всяких преследований
против христиан.
Эта тенденция христианских историков и апологетов далеко
расходится с истиной: Марк Аврелий никогда не был другом христиан. Единственное место в его «Размышлениях», где упоминается о христианах, показывает, что он оставался холодным перед
их готовностью принять мучение и смерть за свое исповедание;
в этой готовности он усматривал даже нечто суетное и театральное
(11, III). He может быть также и речи об отмене прежде действо-

143

144

СТОИЦИЗМ

вавших и направленных против христиан законов — прежде всего
закона о collegia illicita15. Наконец, не подлежит сомнению, что его
царствование было запятнано актами кровавого преследования
христиан. Достаточно вспомнить здесь героических мучеников
Лионской и Вьеннской церквей — одно из наиболее потрясающих
событий из истории раннего христианства. Правда, инициатива
здесь шла не от императора, а от местных властей и местного же
населения. При громадности и физической децентрализации империи участь христиан вообще зависела прежде всего от местных
исполнителей закона — и мы видим, как одни провинции могли
пользоваться полным религиозным миром, тогда как в других происходили жестокие гонения.
Однако нельзя отрицать всякое участие Марка Аврелия в деле
лионских христиан. Его легат обращался к нему с вопросом, и ответ императора был более жесток, чем аналогичный ответ Траяна
на запрос Плиния. Марк Аврелий предписывал освободить всех
ренегатов и предать смерти упорствующих. Едва ли в этом случае есть основание не доверять церковной традиции, хотя отвратительная сцена жестокости, разыгравшаяся при казни, не могла быть отнесена к желаниям императора. Также и Малая Азия
при Марке Аврелии обагрилась кровью христианских мучеников,
а знаменитый Поликарп, епископ Самосский, кончил жизнь на
костре. Можно, конечно, сослаться на различные апологии, которые подавались императору и которые как будто показывали, что
известная терпимость существовала — мыслима ли была бы пробная апология от имени какой‑нибудь признанной ереси, обращенная к инквизиции! Но если авторы апологий, подобно Мелитону
и Афиногору, не подвергались преследованиям, они не могли бы
похвалиться и каким‑либо успехом.

15
Недозволенная коллегия (лат.) — т. е. собрание, имеющее преступный характер; в первые века нашей эры к числу таких собраний относились и любые
собрания христиан.

Марк Аврелий

Объяснить это отношение Марка Аврелия не представляется
трудным. Нужно ли прежде всего напоминать, что последовательная и полная терпимость есть чуть ли не самое редкое явление в человеческой истории? И это если даже оставить в стороне
религиозные организации, построенные на принципе преемства
и авторитета, забыть о клерикальных и антиклерикальных ненавистях. В свое время Локк дал не менее блестящую защиту свободы религиозной, чем свободы политической, и все‑таки он не
распространял терпимость на католиков и атеистов. Можно сказать, у английского мыслителя мы совсем не видим фанатизма:
в католиках он видел прежде всего исконных врагов протестантской Англии, ее государственности и национальности, в атеистах —
людей, лишенных той санкции, которая одна в состоянии обеспечить нравственный образ мыслей и действий. Но никаких следов
фанатизма, какой‑либо политической или религиозной ненависти
мы не находим и у Марка Аврелия. Именно христианам он ставит
в вину фанатизм, тем более предосудительный, что он соединен
с тщеславием и страстью к эффектам. Он не понимал христианских
мучеников, но их не понимал и Эпиктет; и для него здесь был лишь
ожесточенный фанатизм. В глазах императора христиане — люди
суеверные, без умственной любознательности и нравственного достоинства; они к тому же для поверхностного взгляда даже в конце
II века могли казаться разновидностью иудаизма, а к евреям, по
свидетельству Аммиана Марцеллина, император относился с брезгливой враждебностью. Можно сказать, что вообще в наплыве
и распространениях восточных культов Марк Аврелий, совершенно
непохожий здесь на Адриана, видел моральную опасность и вред.
Всех этих антипатий было бы, очевидно, недостаточно, чтобы
императору изменила его обычная снисходительность к заблуждающимся. Против христиан действовал он или, во всяком случае,
не останавливал действий местных властей как ответственный
руководитель Римского государства. Христианство посягало на
религиозные устои этого государства, которые трудно было бы от-

145

146

СТОИЦИЗМ

делить от политических — его исповедники отказывались принять
участие в официальном культе. Пусть христианские апологеты доказывают, что их единоверцы — добрые граждане, исполняющие
все обязанности, что они молятся за императора и за процветание
империи, — в глазах представителей римской государственности,
и притом чуждых вульгарным предрассудкам, они оставались
инородным телом. Можно сказать, применяя понятие, которым
так злоупотребляли в защите клерикальной и антиклерикальной
нетерпимости, христианам ставилось в тяжелую вину нарушение
морального единства; а так как заботы о последнем легче было
встретить у лучших, чем у худших императоров, то и среди преследователей христианства, вопреки апологиям, мы видим далеко не
только Неронов и Домицианов, как и самая терпимость к нему являлась часто плодом простого равнодушия. В этом смысле сирийские императоры III века, сами чуждые римской государственной
традиции и политическим предрассудкам, могли проявить гораздо большую широту, чем Траян и Марк Аврелий, могли, подобно
Александру Северу, ввести Основателя христианства в избранный
ими пантеон культов.
Несомненно, однако, что Марк Аврелий заблуждался здесь и политически. Внутренний процесс, переживаемый христианской
Церковью и общинами, приближал их к примирению с империей,
а не отдалял. Те настроения, которые отразились в Апокалипсисе,
как и хилиастические 16 образы, уступают место более спокойному
отношению.
В Церкви торжествует течение, враждебное крайностям, не принимающее ни эзотерической догматики гностиков, ни преувеличенного ригоризма донатистов 17. Личное озарение, пророческий
Хилиазм (от грен., chilias — «тысяча») — учение о предстоящем тысячелетнем царстве Божием на земле.
17
Донатисты — раннехристианская секта IV в., основанная карфагенским
епископом Донатом; члены секты были сторонниками религиозной строгости и, в частности, требовали сурового осуждения христиан-отступников, выдававших по приказу императора Диоклетиана свои священные книги для
сожжения.
16

Марк Аврелий |

дар отступили на задний план: на первый выдвигается иерархия
и дисциплина. Псевдоклементины, послания Игнатия, трактаты
Иринея призывают к послушанию, верности епископам. В борьбе
с ересью укрепляется епископальная организация Церкви и уже
вырисовывается особый авторитет римского престола. Торжество
начал организации епископского авторитета само по себе психологически разрушало непримиримость отношения к государству.
Недалеко время, когда христианская община Антиохии обратится
к императору Аврелиану за разрешением спора, кто является ее
законным епископом. Обращенная к Марку Аврелию апология
Мелитона уже предвидит союз империи с христианской Церковью,
исторические судьбы коих связаны настолько крепко, что временные недоразумения не могут их разъединить. Мелитон как бы проводит реформу Константина. Можно ли было при этом, оценивая
политически христианство, принимать во внимание лишь отказ
принести жертву гению императора?
Но если общее направление в развитии раннего христианства
достаточно выяснено исследователями XIX века, если они смогли выделить ядро тех мыслей и чувств, вокруг которых кристаллизовалось мировоззрение пастырей и пасомых, для язычников
конца II века все это оставалось закрытым. Различные оттенки
для них сливались в единый цвет: здесь могли разобраться только
редкие специалисты, подобные Цельсу. Средний римлянин этой
потребности внимательнее всмотреться в христианскую среду вовсе не чувствовал, и Марк Аврелий здесь не отличался от среднего
римлянина. Его философское мировоззрение давало ему как бы
априорно определенную оценку христианству, в котором он видел
лишь одно из многочисленных препятствий для здоровой государственной жизни.
Эти препятствия не сломили энергии императора, но еще более
укрепили чувство человеческого бессилия. Тяжелее трудностей,
подчас могущих казаться неразрешимыми, внутреннего устроительства и внешней защиты империи, для него было сознание,

147

148 |

СТОИЦИЗМ

что он говорит на непонятном для окружающих языке, что они
им тяготятся, принимая его морально-философские интересы за
несносный педантизм. В «Размышлениях» мы находим заметку
о чувстве злорадства, с которым встречается смерть самого достойного человека: нельзя не видеть в ней автобиографической основы.
«Никто не бывает столь счастлив, чтобы его смерть не вызвала
в ком‑либо из окружающих чувства злой радости. Пусть он был добродетелен и мудр; все же найдутся в конце концов какие‑нибудь
люди, которые про себя скажут: наконец мы можем вздохнуть свободно, освободившись от этого наставника. Правда, никто из нас от
него не страдал, но все же мы чувствовали, что в душе он осуждает
нас» (10, XXXVI).
Жизнь для Марка Аврелия все более становится приготовлением
к смерти, которой посвящено так много места в последних книгах
«Размышлений». И он встретил ее с глубоким спокойствием. В лагерной стоянке на берегу Дуная, около нынешней Вены, заболел
он тяжкой болезнью, смертельный исход которой признал сразу,
и уже не принимал ни пищи, ни питья. Сыну своему Коммоду он
завещал окончить войну и не покидать армии; окружающим он
напоминал о необходимости выполнить долг. Поручая Коммода
их заботам, он прибавил характерную оговорку: «Если тот окажется этого достойным». Было ли здесь бессознательное стремление
уменьшить ответственность, лежавшую на императоре, который
признал Коммода наследником? Для Марка Аврелия монархическая наследственность могла быть лишь средством, не целью. Быть
может, он и не видел вокруг себя других достойных преемников.
Он представил Коммода солдатам, сохраняя спокойное выражение
лица при тяжком страдании; вообще его выносливость в болезни
поражала окружающих. Умер он 17 марта 180 г. совершенно один:
даже сына он не допустил остаться у постели во избежание заразы.
Источники единодушно изображали скорбь армии и народа.
Марк Аврелий всегда был так чужд какого‑либо искания популярности; теперь обнаружилось, на каких глубоких и подлинных

Марк Аврелий

чувствах держалась его популярность. Он так часто в своих «Размышлениях» вскрывал всю тщету посмертной славы — теперь она
была ему дана. По словам Геродиана, «не было человека в империи, который бы принял без слез известие о кончине императора.
В один голос все называли его кто лучшим из отцов, кто доблестнейшим из полководцев, кто достойнейшим из монархов, кто
великодушным, образцовым и полным мудрости императором —
и все говорили правду». По отзыву Капитолина, «таково было почтение к этому великому властителю, что в день его похорон, несмотря на общую скорбь, никто не считал возможным оплакивать
его участь; так все были убеждены, что он возвратился в обитель
богов, которые лишь на время дали его земле. Когда еще не кончился торжественный обряд его похорон, Сенат и римский народ
провозгласили его “богом благосклонным” (Deus propitius), чего не
было раньше и чего не повторялось позже. Был воздвигнут в честь
его храм, установлена коллегия жрецов, получивших имя Антониниев. Не только ему воздавались божеские почести, но считали
нечестивцами тех, кто не имел в своем доме его изображения». Это
был апофеоз совершенно иного рода, чем обычные формальные
апофеозы, и он оказался много более прочным. Перед памятью
Марка Аврелия благоговейно склонялись такие не похожие на
него властители, как Септимий Север, Диоклетиан и Константин.
В нем видели сочетание мудрости с той правдивостью, которая
способна искупить и чужие грехи. «Ты сам, — говорил Капитолин,
обращаясь к Диоклетиану, — ты видишь в нем бога — и он для тебя
не обычное божество; ты обещал ему особое почитание, давая обет,
подражал его примерам».

***
«Размышления» Марка Аврелия разделяются на книги и главы —
но их порядок чисто внешний. Некоторым единством обладает
лишь первая книга, где Марк Аврелий вспоминает своих родных,

149

150 |

СТОИЦИЗМ

наставников и близких людей и объясняет, чем он им обязан, заканчивая перечислением всего того, чем он обязан богам. Мы
имеем своеобразный дневник — не внешних событий, а мыслей
и настроений, более важных в глазах автора, чем внешние события. Можно сказать, что «Размышления» представляют полную
противоположность другой книге, которая также писалась среди
военных тревог, — «Запискам о галльской войне» Юлия Цезаря.
Здесь заботливо устранено всякое проникновение в глубь душевных переживаний, весь интерес также исключительно поглощен
объективным миром, как у Марка Аврелия миром субъективным.
Цезарь преследовал цели политической апологии, хотя беспритязательность и свежесть его рассказа так хорошо скрывают его
мотивы. Марк Аврелий обращался лишь к самому себе — он хотел
закрепить переживания, которые могли служить моральной поддержкой и побуждением. Никогда не думал он этими строками
влиять на других или исправлять их. Отсюда глубокая искренность,
которая интуитивно воспринимается всяким читателем «Размышлений» и которой так недостает многим автобиографиям и исповедям, отсюда и непринужденность формы: Марк Аврелий не искал ее, как не ищут, делая пометки на полях книги. Император
с благодарностью вспоминает о грамматике Александра, который
научил его не выходить из себя по поводу всякого варваризма или
солецизма 18 собеседника. Нет риторических забот, но выражение
всегда точно и ясно передает не только мысль, но и окружающий
ее душевный фон.
Отсутствию внешнего плана соответствует и отсутствие чего‑нибудь напоминающего философскую систему в содержании. Весьма
часто в тексте мы встречаем слово δείγματα 19, которое постоянно
напоминает, насколько существенны для каждого человека эти
руководящие им начала.

18
19

Неправильный стилистический или грамматический оборот.
Образец, пример (грен.).

Марк Аврелий |

Как далеко, однако, это греческое слово от современного придаваемого ему значения; догматизм совершенно чужд Марку Аврелию — это черта, бросающаяся в глаза сразу. Нет ничего ошибочнее в этом смысле видеть в нем догматического последователя
стоицизма.
Прежде всего прочность моральных истин не связана для него
с тем или другим представлением о мире. У него нет определенной космологии — хотя бы тощ которую выработал стоицизм. Он
склоняется к этой последней в ее общих чертах, но достоверность
ее нигде не стоит для него вровень с достоверностью нравственных начал, к которым обращается человек. Дело не только в том,
что интерес Марка Аврелия сосредоточен на этих последних, как
это вообще мы наблюдаем в позднейшем стоицизме, и не только
в его сомнениях относительно возможности постигнуть физическую истину; для него, если даже правы не стоики, а эпикурейцы, и, если миром управляет не единый закон, а самый случай,
если все сводится к игре атомов, побуждения человека к добру
этим не устраняются и привязанность к миру не усиливается. Эта
мысль повторяется чрезвычайно часто. «Или все происходит как
бы в едином теле, беря начало в едином духе, и часть не должна
роптать на то, что происходит в целом, или же существуют атомы и ничего, кроме их смешения и рассеяния. Что же тревожит
тебя?» (9, XXXIX). «Если не атомы, то вседержительница природа»
(11, XVIII). «Существуют ли атомы или единая природа — прежде
всего следует установить, что я являюсь частью целого, управляемого природой» (10, VI). «Может быть, мир подвержен периодическому возгоранию (как думали старые стоики — Зенон, Клеанф,
Хрисипп); может быть, он вечен и не подвержен гибели (к этому
склонялись позднейшие — Зенон из Тарса, Панеций, Посидоний)
» (10, VII). «Может быть, круговращение вселенной раз навсегда
предопределено мировым разумом, может быть, его повторяющимися решениями; место, занимаемое человеком в мире, от этого
не меняется» (9, XXVIII). Ана достоверное познание мира кто ре-

151

152

СТОИЦИЗМ

шится притязать. «Вещи настолько сокрыты от нас, что многим
философам, и незаурядным, они представлялись совсем непостижимыми; и даже сами стоики признают их трудно постижимыми:
всякое наше согласие с чем‑нибудь не есть нечто неизменное — где
можно найти человека неменявшегося? » (5, Х).
Поэтому, когда в «Размышлениях» мы читаем, что «человеческому телу свойственны элементы, огненные, воздушные, водяные
и земляные» (11, XX), автор пользуется лишь распространенной
гипотезой, не возводя ее на степень категорической истины.
Это отсутствие догматизма освобождает от сектантского духа,
от преувеличенного прославления одной философской школы за
счет других. Когда Марк Аврелий находит родственные ему мысли
у Эпикура, он не боится их брать, не боится и признать в представителе гедонистической философии мудрого учителя жизни (9,
XLI; 12, XXXIV).
Отказ от категорических утверждений, отсутствие догматизма не
есть еще, конечно, равнодушие. Мир, состоящий из хаоса и атомов,
неравноценен миру, управляемому единым разумом. Диалектически нельзя выйти из поставленной перед нашей беспомощностью
альтернативой, но общий характер мироздания и наше самосознание согласуется более со вторым, чем с первым решением. Человек
находит в мире необходимость; опыт его бессилия научает его быть
фаталистом. «Что бы с тобой ни случилось, оно предопределено
тебе из вечности, и сплетенье причин изначала связало твое существование и происшедшее в нем событие» (10, V). Но эта необходимость устрашает лишь поверхностный взгляд; для более
проникновенного она превращается в провидение. Постоянно
у Марка Аврелия повторяется эта альтернатива: слепой случай или
разумная необходимость, — только один раз появляется трилемма:
роковая необходимость, или благостное провидение, или же беспорядок и господство никем не управляемого случая (12, ХІѴ). Но
господствующий взгляд в «Размышлениях» видит эту необходимость в ее нравственном аспекте. «Все происходящее происходит

Марк Аврелий |

не только согласно определенному порядку, но и согласно справедливости, как будто кто‑нибудь распределял все сообразно заслугам». Таким образом, самый фатализм уже не подавляет человека,
а ободряет его. Мудрый должен всецело восчувствовать действие
вселенского разума среди кажущегося хаоса и мнимых побед зла;
он не обвинит природу за то, что «она раздает жизнь и смерть,
славу и бесславие, радость и горе, богатство и бедность, не делая
различий между добрыми и злыми» (2, XI; 9,1). Марк Аврелий
хорошо знал, насколько сильно поднимается здесь возмущенное
чувство справедливости, и он стремится его успокоить, показывая
несоответствие нашего ограниченного мерила и неисповедимых
бесконечностей космоса. Природа никогда не может быть всецело
понятной человеку, но она и не должна быть для него чужой: ему
дается ей следовать; «жить сообразно природе» — заповедь не одного стоицизма, а всей античной этики; разногласие начиналось
только там, где спрашивали, что надо понимать под природой?
Нужно ли ее искать в обособленной человеческой личности или
в целом мироздании? Является ли, согласно Протагору, человек
мерой всех вещей или «все вещи», всё — мерою для человека?
Стоики, как известно, решительно отстаивали второе толкование,
отстаивали физический и моральный коммунизм бытия. Марк Аврелий не считал возможным диалектически доказать разумность
целого, он, по-видимому, допускал возможность морального отношения к жизни даже при чисто атомистическом мировоззрении,
но он сам испытывал как бы религиозное благоговение перед природой в ее целом. Следование природе должно быть чуждо горечи
и ропота.
«Беглец — тот, кто скрывается от своего властителя; и если властвует закон, то и нарушитель закона должен быть назван беглецом. Но и тот, кто сокрушается, гневается, боится, — тот не желает
чего‑нибудь совершившегося, совершающегося или имеющего
совершиться в силу порядка, установленного мироправителем —
законом, который определяет каждому подобающее. Итак, тот,

153

154

СТОИЦИЗМ

кто боится, сокрушается или гневается, тоже беглец» (10, XXV).
Природа, веленьям коей должен повиноваться человек, — есть
единство и целость, которое не может быть дано в чувственном
опыте отдельного человека (11, V); выражаясь термином Д. Бруно
и Спинозы, это скорее natura naturans, чем natura naturata 20. Это
единство не только разумно — оно божественно.
Догматизм религиозный присущ «Размышлениям» не в большей мере, чем догматизм философский. «В теологии, — говорит
Ренан, — Марк Аврелий колеблется между чистым деизмом, политеизмом, истолкованным в физическом смысле, как его истолковывали стоики, и своеобразным космическим пантеизмом. Он
не держится за одну гипотезу более, чем за другую, и пользуется
безразлично тремя словарями — деистическим, политеистическим
и пантеистическим». Ни один не может притязать на исключительное право раскрытия людям божественной тайны. Одно представлялось Марку Аврелию несомненным: наличность в мире божества; атеизм противоразумен. «Вопрошающим: “Где ты видел
богов или откуда узнал об их существовании, что так ревностно
почитаешь их?” — отвечай: “Во-первых, боги доступны и зрению.
Далее, души своей я тоже никогда не видал и, однако же, чту ее.
Точно так же и относительно богов: испытывая беспрестанно проявления их силы, я узнал из этого об их существовании и преклоняюсь перед ними”» (12, XXVII).
Но что представляют эти боги, являются ли они лишь аспектами
созидающего разума — σπερματικός λόγος 21, о котором учили стоики и на который часто ссылается Марк Аврелий? Несомненно, мы
найдем у него тенденцию к монотеизму. Если мир един, то един
наполняющий его бог, един и общий закон, едина и истина (7, IX).
Учение о посредниках между божеством и человеком, та демонология, которая так принялась на почве религиозно-философского
Природа творящая, чем природа сотворенная (лат.).
Сперматические начала (греч.) — в философии стоиков содержащиеся
в первичной материи принципы образования вещей.
20
21

Марк Аврелий |

синкретизма, остается ему чуждой. Общение человека с божеством
осуществляется прежде всего самопознанием, а затем и молитвой.
По-видимому, для Марка Аврелия первое может заменять второе:
молитва есть ее лишь словесное выражение внутреннего чувства,
и как таковое она должна быть проста и свободна наподобие приводимой им молитвы афинян о дожде (5, VII).
Но как примирить молитву со всеобщим предопределением? Это
трудность, непреодолимая лишь для религиозного утилитаризма.
В глазах Марка Аврелия молитва есть символ покорности человека
миру, а не средство изменить его вечный ход. Мудрый и в молитве может лишь сказать природе: «Дай, что хочешь, и возьми, что
хочешь» (10, XIV) — слова, которые так напоминают обращение
Августина к Богу: «Da mihi quod iubes, et iube quod vis» 22. Такое обращение понятно, если божество или боги не являются простыми
равнодушными зрителями мирового процесса — место, которое
им соглашалась отвести эпикурейская теология. ОбычнаяуМарка
Аврелия дилемма — слепой случай или разумная необходимость —
выражается иногда в утверждении или отрицании божеского промысла. Второе нечестиво, ибо при нем падает смысл всего культа,
как смысл молитвы, но оно логически допустимо и не устраняет
этической самодеятельности человека (6, XLIV). Сам Марк Аврелий, однако, решительно принимает первое — и поэтому для него
сливаются задачи космодицеи и теодицеи. Зло, которое мы видим
в мире, не оправдывает ропота ни на природу, ни на богов: богоборство не только Манфреда и Каина у Байрона, но и Прометея
в стихотворении Гёте, апеллирующего от жалких и эгоистичных
небожителей к всемогущему времени и вечной судьбе, должно
быть признано возмущением против самого времени и самой судьбы. Марк Аврелий далек от обычных ссылок на целесообразность
природы, устроенной к услугам человека; он чужд здесь всякого
антропоморфизма и отнюдь не склонен изображать человеческую
действительность в сколько‑нибудь розовых красках. Но страдание
22

«Дай мне, что пожелаешь, и пожелай, что сочтешь нужным» (лат.).

155

156

СТОИЦИЗМ

и зло для нас перестают быть таковыми, если мы себе представим
всю бесконечную эфемерность нашего существования в потоке целого: космическая справедливость несоизмерима со справедливостью человеческой — но она есть справедливость. В самых наших
жалобах, обращенных против богов, мы предполагаем их благую
природу: иначе сетовать на них было бы столь же безумно, как
сетовать на бездушные атомы (12, V). Марка Аврелия не удовлетворила бы теодицея, которая дается в Книге Иова и которая выводит
всемогущую божественную волю за пределы добра и зла — и добро
и зло суть как бы лишь установления этой воли. Мораль имеет некоторое самостоятельное существование от религии; она возможна
и при скептицизме, хотя последний для нее — неблагоприятная
почва: как говорится в платоновском «Эвтифроне», святое не потому свято, что его желают боги, а потому его и желают боги, что
оно свято. Поэтому для Марка Аврелия не требуются религиозно-
метафизические постулаты в смысле Канта.
Мораль не теряет смысла, если мы окружены лишь бесконечностью и атомами.
Место человека в мире изображается в «Размышлениях» в двух
как бы противоположных аспектах. С одной стороны, постоянно
возвращаются напоминания о всей эфемерности человеческой
жизни. Земля есть лишь точка в бесконечном пространстве, Европа и Азия лишь уголки мира, человек — ничтожный миг времени.
«Всегда вспоминай, сколько умерло врачей, так часто хмуривших
брови над ложем больного, сколько астрологов, с важным видом
предсказывавших другим смерть, сколько философов, рассуждавших о смерти и бессмертии, сколько воителей, уничтоживших множество людей, сколько тиранов, пользовавшихся своей властью
над чужими жизнями так, как будто бы они были сами бессмертны,
сколько умерло, так сказать, целых городов, подобных Геликии,
Помпеям, Геркулануму и бесчисленному множеству других» (4,
XLVIII). Огромное большинство исчезает из памяти окружающих;
лишь некоторые превращались в мифы, но и эти мифы обречены

Марк Аврелий |

на забвение (8, XXV). Нет более суетной заботы, чем забота о посмертной славе. Реален лишь настоящий миг, но что он значит перед лицом бесконечности в прошлом и бесконечности в будущем?
И все‑таки человеческий дух есть высшее, что мы находим
в мире; по образцу его мы представляем душу целого (6, XIV;
12, XXXII). Предвосхищая Августина и Петрарку, Марк Аврелий
зовет человека искать уединения не столько среди деревенского
простора, в горах, на берегах морей, сколько уходя внутрь самого
себя, в свою душу. Человек не есть его поступки; вся его ценность
лежит в его душе. Нам недостаточно знать, как Сократ умер, какое
он выказал искусство в спорах с софистами, какую выносливость
к ночной стуже, какое благородное мужество в отказе исполнить
приказ об аресте невинного человека, — нам нужно еще знать
его душу, исполнен ли он был справедливости к людям и святости перед богами (7, LXVI). И опять‑таки Марк Аврелий и здесь
остается чуждым какому‑либо антропологическому догматизму;
нельзя признать за последний указание, что человеку присущи
три элемента: телесный, жизненный и разумный (12, III) — или
что душе присуща сферическая форма (11, ΧΙΙ). Господствующий
мотив Марка Аврелия и здесь чисто этический.
Человек есть частица мира; его поведение входит в общий план
судьбы или промысла. «Стремление к невозможному безумно». Но
возможно ли, чтобы злые люди не поступали как злые? (5, XVII)
Самое чувство гнева должно падать, когда мы вспомним, что порочный не мог действовать вопреки своей природе. Но это не значит, чтобы у человека была отнята всякая свобода и с него снята
всякая ответственность.
Марк Аврелий подошел к великой философской проблеме необходимости и свободы, разрешить которую в пределах стоического
детерминизма он, естественно, не был в состоянии. Его понимание
этики осталось слишком интеллектуалистическим, как то было
и у Сенеки, и у Эпиктета; так, можно сказать, вся древняя этика
при свете нашего религиозного и философского опыта представля-

157

158

СТОИЦИЗМ

ется проникнутой интеллектуализмом. Грех — в основе заблуждение и незнание. И в глазах Марка Аврелия, не по своему выбору,
но всегда вопреки себе человеческая душа лишается истины — равным образом справедливости, благополучия, кротости. Как всегда
в интеллектуалистической этике, проблема зла лишается своей
трагической безвыходности, и нет необходимости в искуплении,
которое превышало бы человеческие силы. С другой стороны, фатализм Марка Аврелия совершенно свободен от той беспощадности и в оценке заблуждающихся и погрешающих, которая так часто
вырабатывается на почве религиозной веры в предопределение —
хотя бы в кальвинизме.
Философия дает человеку возможность постигнуть свое место
в мире и исполнить свои обязанности. Она делает это, вовсе не
требуя от своего последователя слепо замкнуться в учение единой
школы: ничто так не чуждо Марку Аврелию, как дух философского сектантства и педантизма, от которого не вполне был свободен
Сенека. Дело философии просто и скромно; она не увлечет своего
последователя на путь тщеславия. Может ли она, столь могущественная и царственная в глазах Марка Аврелия, переделать человека? Если порочность последнего вытекает из сознания, разве
нельзя ему дать знание, переубедить? Теоретически Марк Аврелий это признает: человек не должен смотреть на своего согрешающего собрата как на неисправимого, и, если ему не удается
удержать другого от зла, он должен обвинять самого себя. Это требование, которое не допустит человека до поспешных осуждений
и недостойного гнева; но оправдывается ли жизненным опытом
такая способность переубеждения? Опыт автора «Размышлений»
не оставлял здесь для него места иллюзиям: «Люди будут делать
то же самое, хотя бы ты перед ними разорвался на части» (8, IV).
И не оказалась ли всякая философия бессильной изменить вкусы
Коммода? Мораль основана на покорности человека природе в целом. Она создает то качество духа, которое Марк Аврелий называет
простотой: человек должен быть простым (4, XXVI). Здесь имеется

Марк Аврелий |

в виду не только отсутствие лишнего, тем более роскошного во
внешней жизни, — этого рода простота представлялась Марку Аврелию делом здорового вкуса, — но именно внутреннее настроение,
чуждое всякой аффектации и раздвоенности. Ни философия, ни
боги не предъявляют к людям преувеличенных требований. Не
чувствуется ли здесь и утомление перед множеством условностей,
которое несет с собой культура?
Эта душа, беспритязательная и покорная провиденью, на зло
может отвечать только добром. Марк Аврелий не перестает
проповедовать кроткое благожелательное отношение к людям
вообще, в том числе и к врагам. «Люби человеческий род. Следуй богу» (7, XXXI). Даже ненавидящие тебя — по природе твои
друзья (9, XXVI). Гнев, обезображивающий черты человеческого лица, искажает и наш духовный облик. Дополняя те мотивы,
которые хотел дать человеку для борьбы с гневливостью Сенека в «De ira» 23, Марк Аврелий предлагает, по числу муз, девять
memento, которые бы должны представляться памяти, когда
встречаешь злые дела. Здесь напоминание и о собственном грехе,
и о незнании, как источнике зла, и о кратковременности человеческой жизни — и особенно о всепобеждающей силе доброты,
когда она искренна. «Что сделает тебе разнузданный насильник,
если ты останешься неизменно благожелательным к нему и, когда
представится случай, будешь его кротко вразумлять, и в ту самую
минуту, когда он захочет тебе сделать зло, спокойно ему скажешь:
“Сын мой, не поступай так; мы рождены для другого. Ты принесешь вред не мне, а себе”» (il, XVIII).
Вот новые слова и новые чувства. Идеаллюбви и всепрощение —
это не идеал ни античной религии, ни античной философии в ее
классический период. У Артемиды не дрогнула рука, когда она поражала детей Ниобеи, ни у Аполлона, когда он сдирал кожу с Марсия. Среди кардинальных добродетелей Платона не отведено места
кротости и доброте. Настроения, которые, по-видимому, были так
23

«О гневе» (лат.).

159

160 |

СТОИЦИЗМ

знакомы Востоку, отголоски которых можно найти в Древнем Китае, Индии, Иудее, странно чужды классической древности. Они
высказывались чаще на ее закате — в эпоху религиозного и морального синкретизма: здесь открывается великая заслуга римского стоицизма, как он запечатлелся в произведениях Сенеки,
Музония, Эпиктета и как он повлиял на Марка Аврелия. В своем
первоначальном виде нравственная доктрина стоиков заключала
слишком много безжизненного ригоризма, при котором между чистой добродетелью и чистым пороком не существует никакой середины и все уклонения от добродетели равно важны. Беря пример,
приводимый Цицероном, не значило ли это, что убить своего отца
или зарезать петуха суть действия, подлежащие равному осуждению? С другой стороны, позднее из учения о безразличных вещах
(αδιάφορα) выработалась мелочная, чисто иезуитская казуистика.
От них в одинаковой степени удален гуманный идеализм Марка
Аврелия и его указанных предшественников. Как уже указывалось,
этот идеализм вовсе не предполагал фальшивой идеализации человеческой природы. Лесть столь же недопустима, как гнев. Человек должен быть добр и терпелив с людьми, но от него нельзя
требовать, чтобы он близко к ним подходил (5, XXXIII).
Было бы, однако, ошибочно думать, что этика «Размышлений»
чисто пассивна, что она требует от людей только покорности и терпения. Сама кратковременность жизни есть призыв человека к работе (3,1); добро, как и зло, добродетель, как и порок, — не в претерпевании, а в деятельности (9, XVI), да и самое воздержание
от действия в иных обстоятельствах обнаруживает порочность (9,
V). Столь добросовестный в исполнении своих жизненных обязанностей, Марк Аврелий отнюдь не склонен освободить от них
человека под предлогом, что он достиг полного философского понимания. Ему вполне чужда идея мистической аристократии духа,
которую мы так часто встречаем в истории религии и которая так
свойственна была неоплатонизму. Личное положение императора
слишком научило его видеть в человеке «политическое животное»,

Марк Аврелий

выражаясь словами Аристотеля, в его морали много отведено социальным обязанностям; в этом он идет дальше и Сенеки и Эпиктета. Благо отдельного человека не может расходиться с благом
общества: «…пока не терпит вреда государство, не терплю его и я»
(5, XXII), как, с другой стороны, неполезное улью не может быть
полезно пчелам (6, LIV). Муж, гражданин, римлянин, император
должен стоять на посту, ожидая звука трубы, который призовет
их из жизни (3, V). Но эти социальные обязанности не ограничиваются стенами родного города, они охватывают все человечество
и превращаются в часть отношения человека к миру. Римский император в своем универсализме не разошелся с фригийским рабом.
Если Аристофан заставляет актера говорить: «О возлюбленный
город Кекропса», то еще правильнее будет сказать: «О возлюбленный город Зевса» (4, XXIII). Человек есть гражданин высшего града, относительно которого остальные государства как бы
отдельные дома (3, XI). Этот высший град стоиков, с которыми
люди связаны в силу естественного закона, более основного, чем
случайные распорядки исторического государства, и в то же время
закона божественного, подготовляет образ августиновского града
Божия. Но своеобразие нравственно-политического учения Марка
Аврелия заключается в том, что космополитизм не устраняет текущих гражданских обязанностей и не разлагает государственной
дисциплины.
Эта возвышенная мораль, мужественная и в то же время человеколюбивая, имеет ли какую‑нибудь санкцию? Марк Аврелий обещает ее последователям лишь одну награду — полное спокойствие
духа, при котором человек уже не нуждается ни в одиночестве, ни
в многолюдстве, когда достигнуто полное равновесие и внутри
и вовне с окружающим миром (3, VII).
Но подобное спокойствие так же эфемерно во времени, как
и сама жизнь. Что остается от моральных призывов перед лицом
всемогущей смерти? Бесконечная важность этого вопроса нимало
не укрывалась от Марка Аврелия, и он никогда бы не согласился со

161

162

СТОИЦИЗМ

Спинозой, что мудрого должна заботить жизнь, а не смерть. Ведь
смерть отбрасывает тень на всю человеческую жизнь, и никакое
сияние последней не может этой тени рассеять. Чувство, которое
составляет едва ли не самый глубокий лейтмотив в отношении
к миру у Л. Н. Толстого, пронизывает всю душу римского императора. Выработка разумного, нравственного, философского, религиозного взгляда на смерть — все эти эпитеты в основе тождественные — составляет главную тему «Размышлений».
И прежде всего человек должен понять, что самый уход из мира
не есть что‑либо страшное и печальное. С одной стороны, жизнь
есть бесконечное повторение: тот, кто видел сегодняшний день,
видел вечность (6, XXXVII; 6, XLVI). Марку Аврелию, как и стоическому мировоззрению вообще, чужда идея прогресса; человек,
умирая, не чувствует того, что судьба не довела его найти новые,
лучшие дни на земле; самое настроение, так сказать, здесь питается образами кругообразного движения и вечного возврата.
С другой — весь мир есть непрерывное изменение (4, III), вечный
гераклитовский поток, где смерть, по существу, не отличается от
рождения; оба они одинаково для людей таинственны и одинаково
просты (4, V). Главное же — и наша жизнь, и жизнь всех людей,
представленная на фоне бесконечного пространства и бесконечного времени, становится ничтожной точкой, одним мигом; ее можно
сравнить со сновидением; все проходит как дым и прах; как сегодняшние слова, которые завтра уже забыты (12, XXVII). В этих
мыслях, к которым столь часто возвращается Марк Аврелий, мы
видим иногда полное совпадение с Екклесиастом (например, гл. 1,
ст. 9–11), как ни глубоко различие в религиозно-моральном фоне.
Эта мысль о краткости жизни и непрочности всего окружающего является самым могущественным лекарством против страданий. При ней человек может их прекратить, добровольно покинув
жизнь; в допущении самоубийства Марк Аврелий следует общей
традиции стоиков.

Марк Аврелий

С какой настойчивостью и разнообразием форм рекомендует его
Сенека! «Видишь ли ты отвесную скалу? Вниз с нее идет путь к свободе. Видишь ли то море, ту реку, тот источник? Там в их глубине
живет свобода. Видишь ли ты низкое, засохшее, бесплодное дерево? На нем висит свобода. Видишь ли ты свою гортань, свое горло,
свое сердце? Все это убежище против рабства. Если тебе эти выходы слишком трудны, если они требуют слишком много мужества
и силы и ты спрашиваешь, где путь к свободе, смотри, туда ведет
каждая жила в твоем теле»; «Лучшее установление вечного закона
то, что вход в жизнь нам дан один, а выходов много… Лишь в этом
мы не можем жаловаться на жизнь: она не держит никого». Марк
Аврелий не одобряет этого театрального искания смерти, которое,
как указывалось, он приписывал христианам (11, III); но человеку,
который не может устранить препятствие, мешающее ему жить
достойно, он предлагает с миром в душе выйти из жизни (8, XLVII).
Когда мы вспоминаем римские саркофаги с их барельефными изображениями цветущей, чувственно-веселой жизни, с их надписями, полными иногда ясного спокойствия, иногда иронической
усмешки (саркофаг Линия Октавия в Латеранском музее), у нас
невольно рождается предположение, что рассеять страх смерти
великим моралистам и мыслителям тогда было легче, чем теперь.
Античному миру, как это доказано в блестящей книге Роде
«Psyche», вообще были мало свойственны определенные представления о загробной судьбе души. В своей «Апологии» Платон
заставляет Сократа высказывать альтернативу– погружения в вечный сон или личного общения с ранее умершими. Несомненно, что
общая тенденция стоицизма не благоприятствовала идее личного
бессмертия; не находим ее мы и у Марка Аврелия. У него тоже альтернатива, но она отличается от сократовской: или душа погибает,
или же переходит в другую форму (4, III). Если даже со смертью
погашается всякое сознание, человеку нет основания страшиться
этого «ничто».

163

164

СТОИЦИЗМ

Но как в предшествующих альтернативах, Марк Аврелий, не считая возможным абсолютно достоверное решение и не ставя от него
в абсолютную зависимость прочности человеческой нравственности, склоняется к признанию разумной необходимости и божеского промысла, так и здесь он склоняется к безличному бессмертию —
слиянию человеческого духа с мировым разумом. Может быть,
души умерших некоторое время наполняют воздух — согласно
стоическому взгляду, они обладают известной материальностью, —
как тела умерших наполняют землю: потом и эти последние сами
становятся землей, и души погружаются в σπερματικός λόγος (созидающий разум). Личное бессмертие здесь исключено, и Марк
Аврелий почти готов сожалеть об этом пробеле в мироздании.
«Как случилось, что боги, устроившие все так прекрасно и с такой
любовью к людям, просмотрели одно: и самые лучшие из людей,
вошедшие в тесное общение с божественным началом и всего более приблизившиеся к нему своей святостью, своим благочестием, раз они умрут, не рождаются снова, но угасают навсегда». Но
это недоумение лишь мимолетно: Марк Аврелий слишком верил
в мудрость и благость промысла, и, если установлен настоящий
порядок, значит, он соответствует благу и гармонии мира (12, V).
А если это так, то и срок жизни каждого предопределен: «Человек, ты был гражданином этого великого града; не все ли тебе
равно, пять лет или три года: повиноваться закону приходится
одинаково всем. Что же ужасного в том, что из града отсылает тебя
не тиран, не судья неправедный, а природа, тебя в нем поселившая.
Так отпускает со сцены распорядитель взятого им актера. “Но ведь
я провел не пять актов, а только три?” Ты прав. Но в жизни три
действия — вся драма. Конец определяет тот, кто ранее был виновником возникновения жизни, а теперь виновник ее прекращения; ты же чужд тому и другому. Итак, уйди из жизни с благим
чувством, как благ и отпускающий тебя». После стольких образов
ничтожества человеческой жизни в мировом процессе — образов,
обвеянных настроением, напоминающим католический реквием, —

Марк Аврелий |

эти заключительные, простые слова звучат какразрешительная
молитва, залог последнего примирения.
По словам блаженного Иеронима, «стоики в весьма многом согласны с нашим учением». Христианская легенда, которую принимал уже Тертуллиан, рассказывала об общении Сенеки и апостола
Павла. Мы видели, что и Марк Аврелий, несмотря на несомненные
факты преследования, не был причислен к врагам христианства.
И в «Размышлениях» мы найдем много мест, родственных христианству. И однако, ясно, что в этом стоицизме не заключалось
внутренних возможностей стать религией, преобразующей античный мир.
Прежде всего даже у Марка Аврелия осталось слишком много интеллектуализма. Главное орудие стоической проповеди — убеждение и рассуждение — было бессильно заразить массу.
Проповедник, может быть, полон чувства, и все‑таки он боится
обратиться к чувству. По словам Марка Аврелия, удовольствие,
получаемое от пения и танцев, исчезает, если мы проанализируем их элементы (11, II). В области религиозной этот анализ
не есть ли гораздо более могущественное средство разрушения,
чем созидания? Религиозное полное обращение в жизни человека, которое для него становится вторым рождением, никогда не
определяется интеллектуалистической необходимостью — ее нет
в истории Павла и Августина, Франциска и Ратисбона. Стоицизм
имел поэтому слишком мало обаяния для людей, которые как раз
в создании и распространении великих религий играли первенствующую роль. Правда, зато у Марка Аврелия мы найдем свободу от религиозного и метафизического догматизма: он требует
от человеческого ума минимальных жертв. Но многие ли могли
воспользоваться этой свободой и не оставалось ли у массы здесь
простого пробела? Отмеченный в «Размышлениях» нейтралитет
между деизмом, политеизмом и пантеизмом решительно недостаточен. Сами стоики инстинктивно это чувствовали и старались не
разрушать народной религии; не имея возможности совершить

165

166

СТОИЦИЗМ

религиозного преобразования, они принуждены были выступить
в роли религиозных консерваторов. Но эта роль, по существу им
несвойственная — ведь вульгарное многобожие никогда не могло
бы принять их космологии, — была в достаточной мере неблагодарна среди полного религиозного синкретизма.
Стоицизм не способен утолить жажды искупления, которая была
одним из главных стимулов этого синкретизма, — не способен
опять‑таки уже потому, что для него зло и грех казались лишь формой познания. Что давало это человеку в том состоянии, которое
изображает апостол Павел: «…не понимаю, что делаю; потому что
не то делаю, что хочу а что ненавижу то делаю». Нет культа, этого
источника стольких религиозных переживаний. Нет братской близости, которая создается единством этих переживаний, общими
уверенностями, общими надеждами, ибо нет этих уверенностей
и надежд. Кротость, которую проповедует Марк Аврелий, не свободна от сознания собственного превосходства: следует любить
людей, которые, вероятнее всего, этой любви совсем не заслуживают. Цельс возмущался христианской моралью, которая последних
делает первыми, которая дает преимущество блудному сыну перед
его достойным братом. Но там эта переоценка обычных ценностей во имя милосердия, побеждающего внешнюю справедливость,
там признание общей греховности шли рядом с чувством общего
сыновства, там родоначальник христианской теологии и первый
проповедник церковной дисциплины мог вознести любовь выше
языков ангельских и человеческих, выше веры и надежды (1 Кор.
13). Именно этой восторженности чувства не было у стоицизма.
Марк Аврелий дал этике социальную окраску — но выполняет ее
заветы отдельный человек в своей замкнутости. Для того чтобы
соединить людей в Вышнем граде, нужно было что‑то еще, кроме общего происхождения и естественных прав, нужно было этот
общечеловеческий идеал наполнить более непосредственным содержанием.

Марк Аврелий |

Наконец, эта мораль, столь автономная, столь бескорыстная, видела свое высшее назначение в том, чтобы приготовить человека
к смерти. Она отказывалась дать ему надежды на загробное существование. При свете ее философские доводы в пользу бессмертия,
которыми напутствовал в Федоне умирающий Сократ своих учеников, теряют силу. Это слияние с космическим разумом слишком походит на полное уничтожение. И если сам Марк Аврелий
почувствовал здесь какую‑то космическую непонятную несправедливость, то насколько больше мог ее чувствовать его средний
современник, у которого не было такой глубокой покорности, глубокой веры в мировой разум. Тем более что эта вера требовалась
в кредит. Если необходимость для Марка Аврелия есть провидение,
то и провидение принимает оболочку естественной, физической
необходимости. Эвдемонистический инстинкт в человеке не получает никакого удовлетворения, вера в нравственный миропорядок
подвергается тяжким испытаниям; выдержит ли их средний человек? Тем более что он имел выбор. Эпикурейская философия выработала мудрую диэтетику наслаждений тела и духа. Религиозное
движение с Востока приносило надежду на возрождение к высшей,
лучшей жизни; в христианстве эта надежда становится уверенностью. Не чувствуем ли мы у самого Марка Аврелия, что стоическая
нравственность бессильна преобразовать мир? Она всегда будет
уделом немногих избранных.
При таких условиях ясно, что стоицизм не мог остановить поступательного шествия христианства. Его значение здесь нельзя
сопоставлять даже с религией Митры, в которой замечались такие
поразительные аналогии с христианством и которая шла навстречу
и этой жажде искупления, и потребности в обновленном культе,
и тяготению к мистическому. Отсюда, говоря отвлеченно, могла
развиться религия, которая бы охватила массы, более приспособленные к человеческой психологии, чем манихейство, и более
богатые религиозным содержанием, чем ислам. Перед стоицизмом эти отвлеченные возможности не существовали. Здесь при-

167

168

СТОИЦИЗМ

чина благо склонности к нему христианских писателей: они готовы были в нем увидеть бледное отражение христианской истины,
тогда как митраизм представлялся им дьявольским плагиатом. Во
всяком случае, стоицизм в большей мере подготовлял почву для
христианства, чем его задерживал. Им широко воспользовались
христианская мысль и христианская литература, преимущественно
на латинском Западе, в особенности разрабатывая систему морали.
Наконец, огромно его косвенное воздействие через преобразованное римское право, давшее столько образцов праву каноническому.
Если же мы отрешимся от этой культурно-исторической обстановки, в которой стоической проповеди были поставлены довольно узкие пределы, если мы возьмем «Размышления» Марка
Аврелия как одно из произведений морального самосознания, значение этой книги для нас может только возрасти. Не связанные
ни с какими догматами, не пытаясь поднять завесы над тайной
мирового порядка, «Размышления» остаются полными содержания, когда ряд исторических догм безвозвратно разрушен, религиозная по своему господствующему тону мысль Марка Аврелия
освобождается от односторонностей интеллектуализма и сближается с тем вечным смыслом, который лежит под историческими
оболочками христианства. Новая наука также показывает человеку
всю эфемерность его жизни в бесконечном космическом времени
и пространстве; она опровергла его антропоцентрические притязания, против которых восстал Марк Аврелий, и обнаружила
бесчисленные нити, связывающие его со строением и процессом
Вселенной. Не идет вразрез здесь и новая этика, которая этому
космическому фатализму противопоставляет идею достоинства
человеческой личности с ее религиозными санкциями и ее политическими и социальными выводами. И наконец, вся новая культура
дает человечеству один урок — терпимости в высшем смысле слова, благодарного признания тех идеалов, которые для сектантски
воспитанного ума кажутся непримиримо противоречивыми. Мы
преклоняемся перед святым Игнатием и перед Джордано Бруно,

Марк Аврелий

перед Августином и перед Галилеем, перед Франциском Ассизским
и перед Спинозой — они все сочлены «высшего града» человеческой культуры, — и в этом избранном обществе почетное место
обеспечено и Марку Аврелию.

169

170

| СТОИЦИЗМ

КНИГА ПЕРВАЯ
I
От Вера , моего деда, я унаследовал сердечность и незлобивость.
24

II
От славы моего родителя и оставленной им по себе памяти — скромность и мужественность.
25

III
От матери — благочестие, щедрость, воздержание не
только от дурных дел, но и от дурных помыслов. А также —
простоту образа жизни, далекую от всякой роскоши.
26

24
Дедом Марка Аврелия по материнской линии был Марк Анний Вер, римский сенатор, дважды консул. В латинском тексте первой книги после предлога «от», начинающего каждую главу, нет глаголов, поэтому остается все же
неясным, речь идет о том, что Марк Аврелий унаследовал перечисляемые
качества у названных людей, находил в них для себя образец или же просто
отмечал их.
25
Родного отца Марка Аврелия звали Публий Анний Вер. По отцовской линии род Марка Аврелия восходил ко второму царю Рима Нуме Помпилию
(715–672 до н. э.).
26
Мать Марка Аврелия — Домиция Ауцилла, дочь Кальвизия Тулла, бывшего
дважды консулом.

Марк Аврелий |

IV
От прадеда — то, что не пришлось посещать публичных
школ; я пользовался услугами прекрасных учителей на дому
и понял, что на это стоит потратиться.
27

Марк Публий Линий Вер и Домиция Луцилла — отец
и мать Марка Аврелия.
Гравюра из сборника портретов исторических личностей «Promptuarii
Iconum Insigniorum». 1553 г.

V
От воспитателя — равнодушие к борьбе между зелеными
и синими, победам гладиаторов с фракийским или галльским
вооружением 29. Неприхотливость, выносливость в трудах, несуетливость и стремление к самостоятельности в решении дел,
невосприимчивость к клевете.
28

VI
Учитель Марка Аврелия Квинт Юний Рустик (ок. 100–
170) считался самым знаменитым философом-стоиком своего
времени. Помимо этого, Юний Рустик занимался и делами государства: в 162 г., вместе с Луцием Тицием Плавтием Аквилином, он занимал пост консула, а с 162 по 165 г. был префектом
Рима.
27
Возможно, речь идет о прадеде Марка Аврелия — Катилии Севере, который дважды был консулом.
28
О ком говорит Марк Аврелий, в точности неизвестно.
29
Зеленые и синие (голубые) — партии в цирке. Назывались по цветам одежды наездников в конских состязаниях. Позднее эти партии приобрели политическое значение. Гладиаторы с поножами на обеих ногах, небольшим
круглым щитом и кривым мечом назывались фракийцами (со времен Суллы, I в. до и. э). Галлами называли часто мурмилонов (с изображением на
каске рыбы — «мурмы»), сражавшихся с ретиариями, вооруженными сетью
и трезубцем.

171

172 |

СТОИЦИЗМ

От Диогнета 30 — нерасположение к пустякам, недоверие
к россказням чудотворцев и волшебников о заклинаниях, изгнании демонов и тому подобных вещах. А также и то, что не
разводил перепелов, не увлекался глупостями, а отдался философии, слушая сначала Бакхия, затем Тандасида и Маркиана. Уже с детских лет я писал диалоги и полюбил простое ложе,
звериную шкуру и прочие принадлежности эллинского образа
жизни.
VII
От Рустика — мысль о необходимости исправлять и образовывать свой характер, не уклоняться в сторону изощренной
софистики и сочинения бессмысленных теорий, не составлять
увещательных речей, не разыгрывать напоказ ни страстотерпца, ни благодетеля, не увлекаться риторикой, поэтическими
украшениями речи и не разгуливать дома в столе 31. Благодаря
ему я пишу письма простым слогом, по примеру письма, написанного им самим из Синуэссы 32 к моей матери. Я всегда готов
к снисхождению и примирению с теми, кто в гневе поступил
неправильно, оскорбительно, едва они сделают первый шаг
к восстановлению наших прежних отношений. Я стараюсь
вникнуть во все, что читаю, не довольствуясь поверхностным
взглядом, но не спешу соглашаться с многоречивыми пустословами. Рустик первый познакомил меня с «Воспоминаниями
об Эпиктете», ссудив их из своей библиотеки.

30
Диогнета упоминает автор «Жизнеописания Марка», писатель начала
IV в. Капитолин, называя его учителем живописи. Возможно, Диогнет был
наставником будущего императора.
31
Стола — широкая и длинная туника, верхняя женская одежда. Иногда ее
носили и мужчины. Разгуливавший в столе юноша — признак женственности
и изнеженности.
32
Синуэсса — город в Лации, основанный первоначально как станция на Аппиевой дороге.

Марк Аврелий |

VIII
От Аполлония — свободомыслие и осмотрительность,
стремление неуклонно руководствоваться ничем иным, кроме
разума, оставаясь верным себе при невыносимой боли, потере
ребенка и тяжелой болезни. На его примере я наглядно убедился, что в одном и том же лице величайшая настойчивость
может сочетаться со снисходительностью. Когда приходится
с трудом растолковывать что‑либо, я не раздражаюсь и не выхожу из себя, ибо видел человека, который опытность и мастерство в передаче глубочайших знаний считал наименьшим
из своих достоинств. От него я научился, каким образом следует принимать от друзей так называемые услуги, не чувствуя
себя вечно обязанным, но и не проявляя равнодушия.
33

IX
От Секста — благожелательность, образец дома, руководимого отцом семейства, представление о жизни согласно природе и о подлинном величии, заботливое отношение
к нуждам друзей, способность терпеливо сносить невежество,
верхоглядство, самомнение и ладить со всеми. Общение с Секстом было приятнее всякой лести, да и у самих льстецов он
пользовался величайшим почетом, вопреки собственному желанию. От него я научился методически находить и связывать
между собою основополагающие правила жизни, не выказывать признаков гнева или какой‑либо другой страсти, сочетать
невозмутимость с самыми нежными почтительными привязанностями, пользоваться доброй славой, соблюдая благопристойность, накоплять знания, не выставляя их напоказ.
34

Аполлоний Халкедонский — философ-стоик, учитель Марка Аврелия.
Секст Херонейский — философ-стоик, племянник знаменитого Плутарха;
преподавал Марку Аврелию греческую литературу.
33

173

174 |

СТОИЦИЗМ

X
От Александра-грамматика 35 я научился воздержанию от
упреков и обидных замечаний тем, кто допускал варваризмы,
коверкание и неблагозвучность речи, предлагая им надлежащие выражения в форме ответа, подтверждения или совместного разбора самого предмета, а не оборота речи, либо посредством другого уместного приема напоминания.
XI
От Фронтона я унаследовал понимание того, что тирания влечет за собой клевету, изворотливость, лицемерие и что
вообще люди, слывущие у нас аристократами, отличаются
бессердечием и черствы душой.
36

XII
От платоника Александра 37 я научился избегать частых,
не вынужденных обстоятельствами, ссылок в письмах и разговорах на свою занятость и не увиливать от обязанностей по
отношению к ближним под предлогом «неотложных» дел.
XIII
От Катула 38 — внимательность к жалобам друзей, даже неосновательным и вздорным, стремлением к улаживанию всех
конфликтов, чистосердечная уважительность в отношении
к своим учителям, желание воздать им хвалу, как это делали,

35
Александр Котиенский — родом из Фригии, учитель греческой грамматики Марка Аврелия. Известен своими комментариями к поэмам Гомера.
36
Марк Корнелий Фронтон — знаменитый оратор II в., учитель Марка Аврелия. Возглавлял архаистическое направление в латинской литературе. Один
из наиболее близких людей к Марку Аврелию. В его сочинениях сохранились
письма к нему Марка Аврелия.
37
Александр — философ-платоник, исполнявший обязанности секретаря
Марка Аврелия.
38
Цинна Катул — философ-стоик.

Марк Аврелий |

судя по воспоминаниям, Домиций и Афинодот, а также — истинная любовь к детям.
XIV
От брата моего Севера — любовь к близким, любовь к истине и справедливости. Благодаря ему были получены знания
о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте 40 и представление
о государстве с равными для всех законами, устроенном на началах равноправия и всеобщего равенства, о власти, ставящей
превыше всего свободу граждан. Ему же я обязан неизменным почтением к философии, благотворительностью, постоянством в щедрости, надеждами на лучшее и верою в дружеские чувства. Он никогда не скрывал осуждения чьих‑либо
проступков, а его друзьям не приходилось догадываться о его
желаниях — они были всем ясны.
39

XV
От Максима — самообладание, неподатливость чужим
влияниям, бодрость в трудных обстоятельствах, в том числе и болезнях, уравновешенный характер, обходительность
и чувство собственного достоинства, старательность в своевременном исполнении очередных дел. Что бы ни говорил
Максим, все верили в его искренность, что бы ни делал — в его
добрые намерения. У него я научился ничему не удивляться,
41

У Марка Аврелия не было родных братьев. Брат по усыновлению Антонином Пием Луций Вер не отличался подобными добродетелями. Возможно,
имеется в виду философ-перипатетик Клавдий Север, учитель Марка Аврелия.
40
Тразея Пет и Гелъвидий Приск — римляне, известные своей стойкостью
и республиканскими симпатиями; жертвы преследований Нерона (1 в. и. э.).
Катон Утический — участник гражданских войн конца Римской республики. Дион — друг философа Платона, боровшийся против тирании в Сиракузах
(IV в. до н. э.). Марк Брут (85–42 до н. э.) — римский полководец и политический деятель; убийца Гая Юлия Цезаря.
41
Клавдий Максим — философ-стоик, учитель Марка Аврелия, пользовавшийся уважением со стороны Антонина Пия.
39

175

176

СТОИЦИЗМ

не поражаться, ни в чем не спешить и не медлить, не теряться,
не предаваться унынию, не расточать излишние похвалы, вызывающие позднее гнев и подозрительность, а быть снисходительным, оказывать благодеяния, чуждаясь лжи, имея в виду
непоправимость содеянного, а не запоздалые исправления.
Он умел шутить, соблюдая благопристойность, не выказывая презрительного высокомерия, но никто не считал себя
выше его.
XVI
От отца — кротость и непоколебимая твердость в тщательно обдуманных решениях, отсутствие интереса к мнимым
почестям, любовь к труду и старательность, внимание ко всем,
кто может внести какое‑либо общеполезное предложение, неизменное воздаяние каждому по его достоинству, понимание
того, где нужна строгость, а где большая мягкость. Благодаря
отцу — прекращение любовных дел с мальчиками и преданность общественным делам. Отец разрешал своим друзьям не
являться на его обеды и не обязательно сопровождать его в путешествиях; те, кто отлучался по своему делу при возвращении сохраняли его прежнее расположение. Во время совещаний он упорно настаивал на исследовании всех обстоятельств
дела и не спешил положить конец обсуждению, довольствуясь
первым встретившимся решением. Он сохранял постоянство
в отношениях с друзьями, не меняя их из-за пресыщения, но
и не поддаваясь чрезмерному увлечению ими. Самостоятельность во всем, ясный ум, предвидение событий далеко вперед,
предусмотрительная распорядительность во всем, вплоть до
42

Марк Аврелий называет отцом своего усыновителя Антонина Пия. Тит Аврелий Фульв Антонин (Бойоний), прозванный за мягкосердие Пием (86–161),
был в свое время усыновлен Адрианом; в 138–161 гг. — император. Правление
Антонина Пия считают вершиной могущества Римской империи. Марк Аврелий былженат на дочери Антонина Пия Фаустине и назначен вместе с Луцием
Вером его преемником.
42

Марк Аврелий

мелочей, без тени кичливости своими способностями. Приветственных кликов и всяческой лести при нем стало меньше.
И неусыпная охрана того, что необходимо государству, бережливость в расходах и выдержка, когда это ему ставилось
в вину. И не было у него суеверного страха перед богами, а что
касается людей, то не было ни заискивания перед народом, ни
стремления понравиться, ни угодливости перед толпой, а напротив — трезвость и основательность, и никогда — безвкусной
погони за новизной. Всем тем, что делает жизнь легкой — а это
судьба давала ему в изобилии, — он пользовался и скромно, и вместе с тем охотно, так что он спокойно брал то, что
есть, и не нуждался в том, чего нет. И никто не сказал бы про
него, что он софист, вульгарный болтун или педант, а напротив, — что он человек сложившийся, совершенный, чуждый
лести и способный руководитель и своими и чужими делами.
Вдобавок он ценил истинных философов, а остальных не порицал, хотя и не поддавался им. Кроме того, общительность
и обходительность, но не через меру. О своем теле он заботился надлежащим образом, не как какой‑нибудь жизнелюбец
и не напоказ, однако и не пренебрегал им, чтобы благодаря
уходу за телом как можно меньше нуждаться в медицине, во
внутренних и наружных лекарствах.
В особенности же он без всякой зависти уступал людям,
в чем‑либо выдающимся, будь то выразительная речь, исследование законов, или нравов, или еще что‑нибудь.
Он содействовал тому, чтобы каждый был в чести соответственно своим дарованиям.
Хотя он во всем соблюдал отеческие обычаи, однако никому не было заметно, чтобы он старался их соблюсти — то есть
эти отеческие обычаи. Кроме того, в нем не было непоседливости и метаний, он проводил время в одних и тех же местах
и занятиях. И после приступов головной боли он бывал сразу
же свеж и полон сил для обычных трудов.

177

178

СТОИЦИЗМ

Немного у него бывало тайн, напротив — очень мало, да
и редко когда; все они касались исключительно государственных дел. Он был благоразумен и умерен в устройстве зрелищ,
в строительстве и в раздаче пособий. Он обращал внимание
на самое выполнение долга, а не на славу, которую приносит
выполнение долга.
Он не пользовался банями в неурочное время, не увлекался постройкой роскошных зданий, был непритязателен
в еде, тканях, цвете одеяний, выборе красивых рабов. В Лориуме 43 он носил парадную одежду, изготовленную в близлежащем поместье, в Ланувии 44, по большей части ходил одетым
в хитон, в Тускулане носил плащ, считая нужным извиняться
в этом, — таков он был во всем. Не было в нем ничего грубого,
непристойного, необузданного, ничего такого, что позволило
бы говорить об «усердии не по разуму», напротив, он все разбирал во всех подробностях, словно на досуге, спокойно, по
порядку, терпеливо, соответственно сути дела. К моему отцу
подошло бы то, что рассказывают о Сократе — о его умении
и воздерживаться и наслаждаться, в то время как большинство
не в состоянии воздерживаться и не предаваться наслаждениям. Быть стойким и в том и в другом, быть сильным и трезвым
в суждениях — это свойство человека с совершенной и непобедимой душой. Именно таким он показал себя во время болезни Максима.
XVII
От богов я унаследовал то, что у меня хорошие деды, хорошие родители, хорошая сестра, хорошие учителя, хорошие
домочадцы, родичи, друзья, почти все. И то, что я никого из

Лориум — небольшой город на границе Этрурии и Лация; любимая резиденция Антонина Пия.
44
Ланувий — город в Лации, примерно в 30 км от Рима.
43

Марк Аврелий |

них ничем не обидел, хотя у меня есть такая склонность и при
случае я мог бы это сделать.
Благодеяние богов, что не было такого стечения обстоятельств, которое посрамило бы меня.
И то, что я недолго воспитывался у любовницы моего деда.
И что я спас свою юность, и что я не возмужал преждевременно, но еще и несколько отсрочил это.
Я научился подчиняться начальнику и отцу, который намеренно искоренял во мне всякую спесь и внушал мне, что
даже при дворе не нужны ни телохранители, ни роскошные
одеяния, ни факелы, ни статуи и тому подобная пышность,
но что есть возможность ограничить себя, приближаясь как
можно больше к быту частных лиц, ичто от этого вовсе не сделаешься более медлительным и робким, когда надо проявить
силу в делах правления.
Я имею такого брата, который по своим нравственным
свойствам мог побудить меня к развитию и вместе с тем радовал меня и почетом и любовью.
Дети мои уродились неглупыми и без телесных недостатков. Хорошо и то, что я не оказал особых успехов ни в риторике, ни в поэтике, ни в остальных занятиях, которым я, пожалуй, предался бы, если бы чувствовал, что быстро иду в них
вперед.
Я не замедлил обеспечить моим воспитателям то почетное положение, которого они, как мне казалось, желали, и не
откладывал осуществление их надежд на последующее время
под предлогом, что они еще молоды.
И то, что я познакомился с Аполлонием, Рустиком и Максимом. Часто и отчетливо возникало у меня представление
о том, какова жизнь, согласная с природой, так что, поскольку
это зависит от богов и от исходящих от них даров, воздействий
и внушений, ничто уже не мешает мне жить согласно при-

179

180

| СТОИЦИЗМ

роде 45, а если меня на это не хватает, то только по моей вине
и оттого, что я не соблюдаю исходящих от богов напоминаний
и чуть ли не прямых наставлений.
И то, что я настолько еще сохранил свое здоровье при такой жизни. И то, что я не коснулся ни Бенедикты, ни Федота, да и впоследствии оставался здоровым, когда овладевали
мной любовные страсти. Я часто сердился на Рустика, но ничего не сделал такого, о чем бы потом пожалел.
Родительница моя, которой предстояло умереть молодой,
все же прожила вместе со мной свои последние годы.
Сколько бы раз я ни захотел помочь какому‑нибудь бедняку или в чем‑нибудь нуждающемуся, мне никогда не довелось
слышать, что у меня нет денег для этого. Да и мне самому не
приходилось впадать в такую нужду чтобы занимать у другого.
И то, что жена у меня такая послушная, так нежно любимая, такая простодушная 46.
И то, что в изобилии имелись подходящие воспитатели
для детей.
Богам я обязан и за то, что в сновидениях мне была дана
помощь, в особенности — против кровохарканья и головокружения, что бывало в Кайете…
И за то, что, когда я стремился к философии, я не наткнулся на какого‑нибудь софиста, не сидел над сочинениями историков, не занимался разбором умозаключений и не предавался изучению небесных светил.
Жить согласно природе — основное правило стоиков, начиная с основателя стоицизма Зенона Китионского (342/334–270/262 до н. э.) и Хрисиппа
(281/278–208/205 до н. э.). «Жить согласно природе, — писал Зенон, — то же
самое, что жить согласно добродетели». Природа — философская категория
стоицизма, обозначающая, в данном контексте, связь человека с космическим миропорядком.
46
Фаустина, дочь Антонина Пия и жена Марка Аврелия, по рассказам современников, вовсе не отличалась любовью к скромной жизни и верностью
супругу. Ходили слухи, что Коммод, сын и наследник Марка Аврелия, был рожден от гладиатора, хотя, судя по сохранившимся скульптурным портретам,
между отцом и сыном можно увидеть определенное сходство.
45

Марк Аврелий

Ведь все это нуждается в помощи богов и судьбы.
Писано в области квадов, на берегу Грануи 47

Марк Аврелий писал эту книгу в походной палатке во время передышки
в тяжелой войне против германских племен квадов и маркоманов, наступавших на границы Римской империи. Грануя (Гран) — приток Дуная.

181

182 |

СТОИЦИЗМ

КНИГА ВТОРАЯ
I
Поутру следует сказать себе: «Сегодня мне придется столкнуться с людьми навязчивыми, неблагодарными, заносчивыми, коварными, завистливыми, неуживчивыми. Эти свойства
проистекают от незнания ими добра и зла. Я же, познавший
прекрасную природу добра и постыдную — зла, понимаю
и природу тех, кто заблуждается. Они мне родственны не по
крови и происхождению, а по божественному соизволению
и разуму. Я защищен знанием от их зла. Они не могут вовлечь
меня во что‑либо постыдное. Но нельзя и гневаться и ненавидеть тех, кто мне родственен. Мы созданы для совместной деятельности, как ноги и руки, веки, верхняя и нижняя челюсти.
Поэтому противодействовать друг другу — противно природе,
а досадовать и чуждаться таких людей и значит им противодействовать».
II
Чем бы я ни был, я только немощное тело, слабое проявление жизненной силы и господствующего начала 48. Оставь
48
Жизненная сила, дыхание, по учению стоиков, — проявление в живых
существах мирового творящего огня — пневмы. Марком Аврелием термин
употреблен в уменьшительном значении, указывающем на малую часть этой
вселенской силы. Господствующее (ведущее, руководящее) начало в человеке является также истечением тончайших эфирных слоев пневмы, мирового
огненного разума, исполненного художественно-творческих сил. Господству-

Марк Аврелий

книги, не отвлекайся от дела, время не терпит. Пренебреги
своим телом, как будто ты при смерти. Оно лишь кровь да кости, бренное плетение нервов, жил и артерий. Рассмотри также существо жизненной силы; оно — изменчивое дуновение,
каждое мгновение то вдыхаемое, то выдыхаемое.
Итак, остается лишь третье — господствующее начало,
о нем‑то ты должен подумать. Ты стар: не допускай же более
его порабощения, не допускай, чтобы им помыкали противоборствующие стремления, чтобы оно жаловалось на свой настоящий удел и приходило в ужас пред будущим.

III
Созидаемое богами преисполнено промысла. Приписываемое случаю также возникает не без участия природы, т. е.
в связи с тем, над чем господствует промысел. Все проистекает из этого источника, в нем и неизбежное, и полезное всему
миру, часть которого — ты. Для всякой части природы благо
то, что производит природа Целого и что содействует ее поддержанию. Изменения как элементов, таки сложных тел способствуют поддержанию мира. Вот мысли, которые должны
дать тебе удовлетворение, пусть они будут твоими основоположениями. Умерь жажду книжного знания, чтобы не роптать,
когда придет смерть. Уходя из жизни, храни спокойствие духа,
воздав богам искреннюю, сердечную благодарность.

IV
Вспомни, с каких пор ты откладываешь эти размышления
и сколько раз, получив у богов отсрочку, ты не воспользовался
ею. Следует в конце концов осознать, к какому миру ты приющее начало не отождествляется полностью с душой, но определяет ее способности и органическую связь с высшим разумом.

183

184 |

СТОИЦИЗМ

надлежишь как часть, истечением какого мироправителя ты
являешься. Знай, что положен предел времени твоей жизни,
и, если не воспользуешься им для собственного просвещения,
оно исчезнет, как исчезнешь и ты, и более не вернется.
V
Заботься о деле, которым сейчас занят, чтобы выполнить
его достойно римлянина и мужа, с полной серьезностью, искренностью, с любовью к людям и справедливостью. Отстрани
от себя иные побуждения.
Будет удача, если каждое дело исполнишь как последнее
в своей жизни, освободившись от безрассудства, подогреваемого страстями, пренебрежения к велениям разума, лицемерия, себялюбия и недовольства собственной судьбой.
Видишь, как скромны требования, исполнив которые
всякий сможет достичь блаженной божественной жизни. Да
и сами боги от того, кто исполняет это, ничего большего не
потребуют.
VI
Ну что ж, пренебрегай, пренебрегай собой, душа! Ведь
отнестись к себе с должным вниманием ты уже скоро не сможешь. Жизнь вообще мимолетна, твоя жизнь уже на исходе,
а ты не уважаешь себя, но ставишь свое благоденствие в зависимость от душ других людей.
VII
Пусть не рассеивает тебя приходящее к тебе извне! Создай
себе досуг для того, чтобы научиться чему‑нибудь хорошему
и перестать блуждать без цели. Следует беречься также и другого тяжкого заблуждения. Ведь безумны люди, которые всю
жизнь без сил от дел и не имеют все‑таки цели, с которой они
сообразовали бы всецело все стремления и представления.

Марк Аврелий

VIII
Нелегко указать на кого‑либо, кто стал бы несчастным оттого, что был невнимателен к происходящему в чужой душе.
Но неизбежно будет несчастен тот, кто не следит за движениями своей собственной души.
IX
Всегда следует помнить о том, какова природа Целого, какова моя природа, каково отношение одной к другой и какой
частью какого Целого является природа меня самого, а также
о том, что никто не может помешать всегда действовать и говорить согласно природе, частью которой ты являешься.
X
Теофраст , оценивая различные проступки (поскольку
такая оценка возможна с обычной точки зрения), замечает,
как истинный философ, что проступки, сделанные по влечению, более тяжки, чем проступки под влиянием гнева. Ведь
гневающийся, отвернувшись от разума, испытывает, по-видимому, какую‑то горечь и тайное сокрушение, прегрешающий
же по влечению, не будучи в силах устоять перед соблазном
наслаждения, проявляет, по-видимому, в своих проступках
большую распущенность и изнеженность. Правильно поэтому,
решает Теофраст, что большего порицания заслуживает проступок, сопряженный с наслаждением, нежели сопряженный
с горем. Вообще один из этих людей подобен скорее тому, кого
вызвало на гнев чувство горечи, связанное с причиненной ему
ранее несправедливостью, другой же самопроизвольно стремится к несправедливости, увлекаемый своим вожделением
к какому‑нибудь действию.
49

Теофраст (371–287 до н. э.) — ученик Аристотеля. Известно его сочинение
«Характеры».
49

185

186

СТОИЦИЗМ

XI
Все следует делать, обо всем говорить и помышлять так,
как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним. Если боги существуют, то выбыть из числа людей вовсе
не страшно: ведь боги не ввергнут тебя во зло. Если же богов
не существует или им нет дела до людей, то что за смысл жить
в мире, где нет богов или нет промысла? Но боги существуют
и проявляют заботливость по отношению к людям. Они устроили так, что всецело от самого человека зависит, впасть или
не впасть в истинное зло. А если злом является и что‑нибудь
другое, то они позаботились также, чтобы от каждого зависело
не впасть в оное. Но то, что не делает худшим человека, может
ли сделать худшей жизнь человеческую? Природа Целого не
могла оплошать таким образом ни по неведению, ни по бессилию предупредить или исправить, в случае если она обладает всезнанием; не могла бы она также ни по бессилию, ни по
неумелости допустить такую ошибку, как распределение благ
и зла между всеми людьми без разбора, как между хорошими, так и между дурными. Смерть и жизнь, слава и бесчестье,
страдание и наслаждение, богатство и бедность — все это одинаково выпадает на долю как хорошим людям, таки дурным.
Все это не прекрасно и не постыдно, а, следовательно, не благо
и не зло.
XII
Как быстро все исчезает: самые тела в мире, память о них
в вечности! Каково все воспринимаемое чувствами, в особенности то, что манит нас наслаждением, или отпугивает страданием, или прославляется тщеславием? Как все это ничтожно, презренно, низменно, бренно и мертво! Вот на что следует
направить способность мышления. Что представляют собою
те, убеждения и голоса которых рождают славу? Что такое
смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что

Марк Аврелий |

вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не
что иное, как действие природы. Бояться же действия природы — ребячество; смерть же не только действие природы, но
и действие, полезное ей.
Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом и что делается с этой частью по ее отделении?
XIII
Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий
все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, «мерить
просторы земли, спускаясь под землю» 50, разгадать тайну душ
окружающих его людей, но не сознающий, что для него вполне достаточно общения только со своим внутренним гением
и честного служения ему. Последнее же заключается в том,
чтобы оберечь его от страстей, безрассудства и недовольства
делами богов и людей. Дела богов почтенны своим совершенством, дела людей любезны нам в силу родства с ними.
Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость:
когда в них проявляется неведение добра и зла — уродство не
меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.
XIV
Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет
и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто
не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает,
и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери — и сводятся они всего-навсего
к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни
грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?
Слова одного из самых выдающихся древнегреческих лириков Пиндара
(ок. 522 — ок. 443 до н. э.), приведенные Платоном в его диалоге «Теэтет».
50

187

188 |

СТОИЦИЗМ

Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых: все от
века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому
вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или
двести, или же бесконечное время. Во-вторых: наиболее долговечный и умерший, лишь начав жить, теряют, в сущности,
одно и то же. Настоящее — вот все, чего можно лишиться, ибо
только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.
XV
Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений киника
Монима 51. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет
уловить заключающееся в них ядро истины.
XVI
Наибольшим позором покрывает себя душа человеческая,
когда возмущается против мира, становясь (поскольку то зависит от нее) как бы болезненным наростом на нем. Ибо ропот
по поводу чего‑либо происходящего есть возмущение против
природы Целого, содержащего в своей части все другие существа. Далее, когда она чуждается какого‑либо человека или
устремляется против него с намерением причинить ему вред,
как это бывает с разгневанными. В-третьих, она покрывает
себя позором, когда не в силах устоять против наслаждения
или страдания. В-четвертых, когда она лицемерит и фальшиво и неискренно делает что‑нибудь или говорит. В-пятых, ког51
Моним Сиракузский (IV в. до н. э.) — философ-киник, ученик Диогена из
Синопа (ок. 412–323 до н. э.), наиболее знаменитого представителя кинической философии и соответствующего ей образа жизни. Моним был рабом, но
хозяин изгнал его как сумасшедшего. Диоген Лаэртский, автор известного сочинения «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» (кон. II —
нач. III в.), упоминает о книге Монима Сиракузского «Безделки, с которыми
незаметно смешаны важные вещи». О Мониме рассказывали, что он сравнивал все существующее вокруг с театральными декорациями, считая, что оно
подобно сновидениям или бреду сумасшедшего.

Марк Аврелий

да она не сообразует своего действия и стремления с целью, но
делает что‑нибудь зря и без толку, ибо даже в пустяках следует
сообразоваться с целью. Целью же разумных существ является
повиновение разуму и закону древнейшего Града 52 и устройства.
XVII
Время человеческой жизни — миг; ее сущность — вечное
течение; ощущение — смутно; строение всего тела — бренно;
душа — неустойчива; судьба — загадочна; слава — недостоверна. Одним словом, все относящееся к телу подобно потоку;
относящееся к душе — сновиденью и дыму. Жизнь — борьба
и странствие по чужбине; посмертная слава — забвение. Но
что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии. Философствовать же — значит оберегать внутреннего гения от
поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше
наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни
безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось
его, делает или не делает чего‑либо его ближний, чтобы на все
происходящее и данное ему в удел он смотрел как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное —
чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения
тех элементов, из которых слагается каждое живое существо.
Но если для самих элементов нет ничего страшного в их постоянном переходе друг в друга, то где основания бояться кому‑либо их общего изменения и разложения? Ведь последнее
согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может
быть дурным.

Древнейшему Граду уподоблена вселенная, обладающая разумом.

189

190 |

СТОИЦИЗМ

КНИГА ТРЕТЬЯ
I
Пойми не только то, что жизнь убывает с каждым днем
и остается все меньшая ее доля, но и то, что при очень долгой
жизни не всегда сохраняется сила мысли для понимания происходящего и постижения дел божеских и человеческих.
Если человек тупеет, это не отражается на его дыхании,
пищеварении, воображении, желаниях и тому подобном. Но
слабеет власть над самим собой. Он уже не понимает своих
обязанностей, не способен разобраться в окружающем и не
может дать себе отчет в том, что уж лучше расстаться с такой
жизнью. Все это требует твердого разума, который уже потерян безвозвратно. Итак, нужно торопиться не только потому,
что мы все ближе подходим к смерти, но и потому, что еще
при жизни нас подстерегает потеря способности правильного
понимания и наблюдения вещей.
II
Следует обратить внимание и на то, что нечто привходящее и изменчивое в произведениях природы обладает особой
привлекательностью и заманчивостью. На печеном хлебе местами появляются трещинки. Эти расщелины чужды основной цели искусства пекаря, но они придают хлебу особенно
аппетитный вид. Плоды смоковницы лопаются, достигнув
наибольшей зрелости, а в переспелых маслинах самая бли-

Марк Аврелий

зость гниения сообщает какую‑то особую прелесть плоду. Низко склоненные колосья, хмурое чело льва, пена, бьющая из пасти вепря, и многое другое, далеко не привлекательное само
по себе, сопутствуя тому, что произведено природой, усиливает общее впечатление. Все это влечет к себе человека, обладающего особой восприимчивостью и более глубоким пониманием сущности Целого. Вряд ли он сможет не почувствовать
важности подобных явлений, всегда сопутствующих деятельности природы. На пасти живых зверей он будет смотреть с не
меньшим восхищением, чем на изображения, подражающие
природе, которые созданы художниками и ваятелями. Проникновенным взглядом он сумеет распознать не только красоту времени расцвета, но и особую красоту старца, старухи,
привлекательность ребенка. И много есть такого, что доступно
не всякому, а открывается лишь тому, кто действительно сблизился с природой и ее делами.
III
Гиппократ , исцелив множество болезней, сам заболел
и умер. Халдеи 54 предсказали многим смерть, а затем и их самих судьба настигла. Александр, Помпей, Гай Цезарь, разрушив дотла столько городов и умертвив в боях десятки тысяч
всадников и пехотинцев, в конце концов и сами расстались
с жизнью. Гераклит, столько рассуждавший о всемирном пожаре, умер от водянки; не помог ему и коровий помет, которым он былнамазан 55. Демокрита заели паразиты, Сократа
53

53
Гиппократ (ок. 460 — ок. 370 до н. э.) — врач, реформатор античной медицины, выдвинувший положение о моральной ответственности врача.
54
Халдеи — семитические племена Южной Месопотамии. В данном случае —
жрецы и маги Нововавилонского царства, которые славились как астрологи
и предсказатели.
55
Гераклит Эфесский (кон. VI — нач. V в. до н. э.) — философ Ионийской школы. Его учение о Мировом огне, который есть душа и разум (логос), оказало
влияние на стоиков. Диоген Лаэртский передает рассказ о том, что, заболев
водянкой, Гераклит закопался в бычьем навозе в хлеву, теплотою навоза на-

191

192

СТОИЦИЗМ

убили тоже своего рода паразиты 56. Но какой вывод из всего
этого? Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани: пора слезать. Если тебя ждет другая жизнь, то, так как
боги вездесущи, они будут и там. Если же это будет состояние
бесчувственности, то тебе не придется более терпеть от страданий и наслаждений и служить оболочке, которая хуже того,
кто у нее в плену. Ибо последний есть разум и гений, оболочка
же — прах и тлен.
IV
Не расточай остатка жизни на мысли о других, если только дело не идет о чем‑либо общеполезном. Ведь раздумывая
о том, кто что делает и ради чего он это делает, кто что говорит,
замышляет и предпринимает, ты упускаешь другое дело: все
подобное отвлекает от забот о собственном руководящем начале. Надлежит удалять из своих представлений все бесцельное и праздное, а в особенности все, внушаемое любопытством
и злобой. Следует приучать себя только к таким мыслям, относительно которых на внезапный вопрос: «О чем ты теперь
думаешь?» — ты мог бы откровенно ответить, что о том‑то
и о том‑то. Эти мысли исполнены искренности и благожелательности и достойны существа общежительного, гнушающегося чувственных удовольствий, наслаждений, строптивости,
деясь испарить дурную влагу. Однако, и в этом не найдя облегчения, он скончался, прожив 60 лет.
56
Демокрит из Абдер (460–370(371/370) или 361 до н. э.) — философ, создатель атомистической теории. О конце жизни Демокрита существует много
анекдотических рассказов, но Диоген Лаэртский сообщает, что философ тихо
скончался, прожив более ста лет. Возраст Демокрита несколько преувеличен.
Римский поэт и философ Лукреций Кар передает рассказ о самоубийстве Демокрита, почувствовавшего приближение старческого слабоумия.
Сократ (469–399 до н. э.) — самый известный, наряду с Платоном и Аристотелем, философ Античности. Марк Аврелий имеет в виду доносчиков (сикофантов), непостоянных в своих мнениях и эмоциях афинских граждан и судей,
вынесших в 399 г. до н. э. смертный приговор Сократу по несправедливому
обвинению в отрицании богов, признанных городом, в введении «новых божественных существ» и совращении молодежи.

Марк Аврелий

зависти, подозрительности и всего, что заставит покраснеть
при сознании, что оно было в тебе. Человек, никогда не оставляющий попечения о том, чтобы быть в числе наилучших, есть
жрец и пособник богов. Он дружен и с живущим внутри его
божеством, которое делает человека недосягаемым для наслаждений, неуязвимым для страданий, чуждым всякой гордыне, нечувствительным к какому бы то ни было проявлению
злобы, борцом в величайшей борьбе, где он должен противостать всем страстям. Оно побуждает его глубоко проникнуться справедливостью и от всей души приветствовать все происходящее и выпадающее на его долю. А о том, что говорит,
делает или помышляет другой человек, следует думать не
часто — в случае, если этого требует великое и общеполезное
дело. Такой человек занят исключительно своими личными
делами, а постоянным предметом его размышлений является
жребий, предуготовленный ему строением Целого. Первое он
стремится довести до совершенства, а что касается второго, то
он твердо уповает на его благость. Ибо жребий, выпадающий
на долю каждого, и приноровлен к нему, и полезен. Он помнит также, что все разумное в родстве между собой, что забота
о всех людях отвечает природе человека, но ценно одобрение
не всех людей, а только живущих согласно природе. Он никогда не упускает из виду, что представляют собою те, кто живет
не так, каковы они дома и вне дома, ночью и в течение дня
и с кем и какую водят дружбу. И похвалу людей, которые и сами‑то себя не удовлетворяют, он не ставит ни во что.
V
Не поступай ни против своей воли, ни в противоречии
с общим благом, ни как человек опрометчивый или поддающийся влиянию какой‑нибудь страсти. Не облекай свою
мысль в пышные формы, не увлекайся ни многоречивостью,
ни многоделанием. Пусть божество в тебе будет руководите-

193

194

СТОИЦИЗМ

лем существа мужественного, зрелого, преданного интересам
государства; римлянина, облеченного властью, чувствующего
себя на посту, подобного человеку, который, не нуждаясь ни
в клятве, ни в поручителях, с легким сердцем ждет зова оставить жизнь. И светло у тебя будет на душе, и ты не будешь нуждаться ни в помощи извне, ни в том спокойствии, которое
зависит от других.
Итак, следует быть исправным, а не исправляемым.
VI
Если ты находишь в человеческой жизни что‑нибудь лучшее, нежели справедливость, истина, благоразумие, мужество,
другими словами — самодостаточность твоей мысли, способной указать путь действия, путь, согласный с разумом и твоей
участью, т. е. со всем тем, что выпадает на долю независимо
от выбора; тогда, говорю я, если действительно видишь нечто
лучшее по сравнению со всем этим, то положи всю свою душу,
чтобы испытать возможность наилучшего.
Если же не знаешь ничего прекраснее живущего в тебе
гения, подчинившего себе отдельные стремления, способного исследовать все представления, сделавшего себя, по словам
Сократа, недоступным для обольщения чувств, послушного
воле богов и полного сочувствия к людям, если, по сравнению
с этим, ты находишь все остальное мелким и ничтожным, то
не уделяй своего внимания ничему постороннему.
Уклонившись в сторону, прельщенный чем‑либо второстепенным, ты уже не сможешь безраздельно отдаться служению единственному принадлежащему тебе благу. Ведь непозволительно же рядом с благом разума и гражданственности
ставить нечто чужеродное: одобрение толпы, упоение властью,
богатством, жизнью, полной наслаждений. Но все это способно внезапно увлечь и овладеть тобой, едва ты припишешь ему
хоть незначительную ценность. Поэтому, говорю тебе, искрен-

Марк Аврелий |

не и свободно избирай лучшее и держись его.– «Но лучшее —
это полезное». – Если оно полезно для тебя, как существа разумного, то береги его; если для тебя, как животного, — отрекись
от него. Оберегай способность суждения от надменности, чтобы иметь возможность осторожно производить исследование.
VII
Никогда не считай полезным для себя то, что когда‑либо
побудит тебя преступить обещание, забыть стыд, ненавидеть
кого‑нибудь, подозревать, клясть, лицемерить, пожелать чего‑нибудь такого, что прячут за стенами и замками. Ведь тот,
кто отдал предпочтение своемуразуму, своемугению и служению его добродетели, не надевает трагической маски, не издает стенаний, не нуждается ни в уединении, ни в многолюдстве.
Он будет жить — и это самое главное — ничего не преследуя
и ничего не избегая. Его совершенно не беспокоит, в течение
большего или меньшего времени его душа будет пребывать
в телесной оболочке, и, когда придет момент расставания
с жизнью, он уйдет с таким же легким сердцем, с каким он стал
бы приводить в исполнение что‑нибудь другое из того, что
может быть сделано с достоинством и честью. Ведь всю свою
жизнь он только и думает о том, чтобы не дать своей душе опуститься до состояния недостойного разумного и призванного
к гражданственности существа.
VIII
В душе человека, облагороженного и претерпевшего очищение, ты не найдешь ни гнойников, ни скверны, ни скрытой
порчи. Когда бы ни настигла его судьба, его жизнь не будет
неокончена — как про трагического актера говорят, что он
оставил сцену, не окончив и не доиграв роли. В нем нет ничего рабского, вынужденного, нет навязчивости, отчужденности,
нет ничего заслуживающего порицания и боящегося света.

195

196

СТОИЦИЗМ

IX
Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От этой способности всецело зависит, чтобы не возникло
в руководящем тобой начале никакого убеждения, несогласного с природой и строем разумного существа. Она же предписывает нам не быть скорыми на решения, относиться с благожелательностью к людям и слушаться богов.
X
Отринув все, держись лишь этих немногих правил. Помни
также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым
моментом; все же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот
уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава
посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных
поколениях людей, не знающих и самих себя — не то что тех,
кто уже давно опочил.
XI
К вышеуказанным правилам нужно добавить еще одно.
Следует так подходить к определению или описанию каждого
представляющегося предмета, чтобы под внешним покровом,
в анализе его частей, раскрыть сущность предмета и то, из
чего он состоит, называя все его элементы соответствующими
именами.
Ведь ничто не содействует так возвышенному настроению,
как способность планомерного, истинного проникновения во
все явления жизни и умение найти такую точку зрения относительно рассматриваемого предмета, чтобы сразу решить,
какому миру и какая от него польза, в чем его ценность как
для Целого, так и для человека, гражданина вышнего Града 57,
Вышний Град — образное определение вселенной, состоящей из вещей, которые объединены симпатической связью. В представлении стоиков все вещи
57

Марк Аврелий |

по отношению к которому все остальные государства только
отдельные домохозяйства. Следует понять, из чего состоит
и сколько времени будет длиться то, что сейчас возбуждает мое представление, и какую добродетель 58 следует к нему
применить: кротость ли, мужество, правдивость, верность,
простоту, самоудовлетворенность или что‑либо в этом роде.
Поэтому в каждом отдельном случае следует дать себе отчет:
вот это исходит от бога, это происходит в силу связи, предопределенного соединения, такого же сочетания и судьбы, это
же обязано своим существованием моему единоплеменнику,
сородичу и согражданину, хотя и не знающему, чего требует
от него природа. Но я‑то ведь знаю и поэтому отношусь к нему
благожелательно и справедливо, согласно естественному закону общения. Вместе с тем я стремлюсь определить и относительную ценность вещей собственно безразличных.
XII
Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный
момент занят, и, глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту
своего гения, как будто уже пора с ним расстаться; если ты
будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой
и геройским правдолюбием во всем, что ты говоришь и высказываешь, — ты будешь хорошо жить. И никто не в силах помешать этому.
притягивает друг к другу взаимная симпатия.
58
Марк Аврелий употребляет греческое слово, которое означает «добродетель», «доблесть» как «совершенство», «достоинство» или «превосходство»
любого вида. Изначально в греческом языке это понятие превосходства было
связано с выполнением цели или функции, наиболее полным воплощением
возможного, часто только в телесном смысле. Рассматривая учение стоиков,
Диоген Лаэртский пишет: «Добродетель есть согласованность предрасположения [человека с природой]. Она заслуживает стремления сама по себе, а не
из страха, надежды или иных внешних причин. В ней заключается счастье,
ибо она устрояет душу так, чтобы вся жизнь стала согласованной».

197

198

СТОИЦИЗМ

XIII
Как врачи всегда имеют под рукой инструменты и приборы на случай внезапной операции, так и ты имей наготове
основоположения для познания вещей божеских и человеческих и во всех даже самых незначительных действиях помышляй о связи тех и других. Без соображения с божественным не
сделаешь хорошо ничего человеческого — и наоборот.
XIV
Пора угомониться. Иначе тебе не придется прочесть ни
твоих воспоминаний, ни деяний древних римлян и греков,
ни тех отрывков из писателей, которые ты отобрал себе под
старость! Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам,
пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты
сколько‑нибудь заботишься о самом себе.
XV
Люди не знают, сколь многозначны такие слова, как «воровать», «сеять», «покупать», «бездействовать», «усматривать надлежащее»; для этого знания нужны не телесные очи,
а некий другой орган зрения.
XVI
Тело, душа, ум. Телу принадлежат ощущения, душе —
стремления, уму — основоположения. Способностью получать
впечатления обладают и скоты, стремления проявляются бурно и в диких зверях, и в андрогинах 59, и в Фаларисе 60, и в Нероне 61; пользоваться умом для внешнего соблюдения обязанно59
Андрогин — термин, который употребляется не только в смысле физического гермафродитизма, но и в смысле нравственного ничтожества.
60
Фаларис — тиран Агригентский (ныне город Агриженто на острове Сицилия), правивший в 565–549 гг. до н. э.
61
Нерон Клавдий Друз (37–68) — римский император в 54–68 гг. Оба монарха, Фаларис и Нерон, печально прославились своей легендарной жестокостью.

Марк Аврелий

стей могут люди и не признающие богов, и изменяющие своей
родине, и творящие, запершись у себя, всякие гнусности. Если
все это, согласно сказанному, обще всем, то одному лишь хорошему человеку свойственно любить и приветствовать происходящее и сопряженное с ним, не осквернять живущего в его
груди гения, не беспокоить и не смущать его обилием представлений, а сберечь его чистым, строго послушным богам, не
говорящим никогда наперекор истине и не делающим ничего
вопреки справедливости. Если даже все люди откажутся поверить, что он живет так просто, скромно и счастливо, то он не
будет сердиться ни на кого из них и не сойдет с пути, ведущего
к цели жизни, к которой следует подойти чистым, спокойным,
с легким сердцем и с безропотной покорностью своей судьбе.

199

200

СТОИЦИЗМ

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
I
Когда внутренне господствующее начало верно природе,
то его отношение ко всему происходящему таково, что оно
всегда может легко приноровиться к возможному и данному.
Ведь оно не испытывает любви к какой‑нибудь определенной
материи, а к предпочтительному стремится лишь условно, обращая в материал для себя все, что оказывается впереди. Оно
подобно огню, овладевающему тем, что брошено в него: слабая лампада была бы потушена, а яркое пламя мгновенно охватывает попавшее в него, пожирает его и вздымается благодаря этому еще выше.
II
Ничего не следует делать зря и никогда не стоит поступать
иначе, как сообразно строгим правилам искусства.
III
Люди ищут для себя уединения поближе к простой сельской жизни, где‑нибудь на берегу моря или в горах. Ты тоже
мечтаешь о чем‑нибудь подобном, между тем это явное недомыслие: ведь есть возможность в любое время уединиться
в самом себе. Нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе. Особенно тот, у кого
есть внутри нечто такое, во что стоит только пристально вгля-

Марк Аврелий |

деться, как сейчас же станет легче. Это облегчение, по-моему,
не что иное, как душевная благоустроенность. Вот этому уединению ты и предавайся постоянно, таким образом обновляя
себя.
Пусть будут кратки и просты те доводы, которые, чуть
только к ним прибегнешь, уже оказываются достаточными,
чтобы устранить всякое раздражение, так что ты вернешься
к своим делам уже без досады.
Ведь что тебе тягостно? Испорченность людей? Но если
ты поразмыслишь над тем, что разумные существа рождены
друг для друга, что терпение входит в понятие справедливости, что люди заблуждаются лишь невольно и сколько людей
враждовавших, подозревавших, ненавидевших, сражавшихся
уже умерло и обратилось в прах, — тогда ты перестанешь огорчаться.
Или тебе тягостен твой удел во вселенной? Возобнови
в памяти взаимоисключающие утверждения: «или Провидение, или атомы» 62, вспомни все доказательства, уподобляющие мир Граду. Или тебя еще связывает твоя телесная сторона? И это после того, как ты уже заметил, что мышление,
отрешенное ото всего и познавшее свои собственные возможности, не зависит от пневмы 63, движущейся то мягко, то резко?
Вспомни и все прочее, что ты слышал и усвоил относительно
страдания и наслаждения.
Или тебя увлекает жалкая слава? Посмотри, с какой быстротой все погружается в забвение, как зияет вечность, беспредельная в обе стороны, как пуст всякий отзвук, какая
переменчивость и неразборчивость у тех, кто как будто бы
хвалит себя, и какое узкое очерчено для тебя пространство. Да
и вся‑то земля — точка. Какой же уголок на ней занимает твое
62
Марк Аврелий имеет в виду последователей учения Демокрита и Эпикура,
считавших, что вселенная состоит из атомов (неделимыхчастиц разных форм
и размеров) и пустоты.
63
Имеется в виду «жизненная сила» (см. примеч. к Книге второй на с. 89).

201

202

| СТОИЦИЗМ

местопребывание? И много ли здесь таких, что станут хвалить
тебя, да и каковы они сами?
Вспомни же, наконец, об удалении в свою собственную
обитель и, главное, не разбрасывайся, не суетись, но будь свободным и смотри на вещи как муж, гражданин, смертный!
Среди истин, которые всегда должны быть под рукой, заметь
особенно две. Во-первых, вещи не касаются души, но пребывают в покое вне ее; причины жалоб коренятся в одном лишь
внутреннем убеждении. Во-вторых, все то, что ты видишь,
подлежит изменению и вскоре исчезнет. Размышляй постоянно и о том, скольких изменений ты уже был свидетелем. Мир —
изменение, жизнь — убеждение.
IV
Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если
так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать,
тоже будет общим; если так, то и закон общий; если так, то
мы граждане. Следовательно, мы причастны какому‑нибудь
гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог
бы указать на какое‑нибудь другое общее устройство, которому
был бы причастен весь род человеческий? Отсюда‑то, из этого
Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон. Откуда же
иначе? Ведь как все то во мне, что обладает свойствами земли,
есть частица какой‑нибудь земли, влажное — частица другого
элемента, животворящее, горячее и огневидное берут начало
каждое в своем источнике (ибо ничто не возникает из ничего, как и не превращается в ничто), точно так же и духовное
откуда‑нибудь да происходит.
V
Смерть есть такая же тайна природы, как и рождение.
В одном случае соединение, в другом разложение одних и тех

Марк Аврелий

же элементов. Вообще в них нет ничего, что могло бы быть для
кого‑нибудь постыдным, ибо нет ничего несоответствующего
одухотворенному существу или разуму того же строения.
VI
Людям, которые часть этого мироздания, следует поступать таким же образом. Противодействовать этому — все
равно, что лишать сока смоковницу. Помни о том, что по истечении самого незначительного промежутка времени вы
оба, и ты, и твой противник, умрете, а вскоре затем забудутся
и ваши имена.
VII
Устрани убеждение, устранится и жалоба на вред. Устрани
жалобу на вред, устранится и самый вред.
VIII
То, что не делает человека худшим, чем он есть, не делает
худшей и его жизнь и не вредит ни внешней, ни внутренней
стороне его существа.
IX
Польза вынуждает природу поступать таким образом.
Все совершающееся совершается согласно справедливости; если будешь наблюдать внимательно, то убедишься
в этом. Все совершается, говорю я, не только согласно определенному порядку, но и согласно справедливости, точно кто‑то
распределил все сообразно достоинству Продолжай же начатое тобою наблюдение и, что бы ты ни делал, делай с той мыслью, чтобы стать хорошим в истинном значении этого слова.
Храни эту мысль во всех твоих начинаниях.

203

204

СТОИЦИЗМ

XI
Не проникайся ни тем убеждением, которого держится
обидчик, ни тем, которое он хочет навязать тебе, но все рассматривай со стороны истины.
XII
Во всех случаях жизни руководствуйся двумя правилами.
Во-первых, делай только то, что внушает разум. Это господствующая часть твоего существа, которая направляет действия
на пользу людей. Во-вторых, умей изменить свое мнение, если
кто‑то указал на твою ошибку или сумел переубедить тебя. Но
изменять свое мнение возможно лишь в соответствии со справедливостью, общей пользой и тому подобным, а не потому,
что новый взгляд кажется более легким, приятным или сулит
славу.
XIII
«Обладаешь ли ты разумом?» — «Обладаю».– «Почему же
ты не пользуешься им? Ведь если он будет делать свое дело,
что останется тебе желать?»
XIV
Ты существовал как часть Целого. Тебе предстоит исчезнуть в породившем тебя; вернее, ты, в силу изменения, будешь
поглощен логосом, который есть семя вещей.
XV
На жертвеннике много кусочков ладана. Один из них попал сюда раньше, другие позже — разницы здесь нет никакой.

Марк Аврелий |

XVI
Если ты проникнешься известными основоположениями
и отдашься служению разуму, то через десять дней покажешься богом тем, кому теперь кажешься зверем и обезьяной.
VII
Не живи так, точно тебе предстоит еще десять тысяч лет
жизни. Уже близок час. Пока живешь, пока есть возможность,
старайся стать достойным.
XVIII
Сколько досуга выигрывает тот, кто не смотрит на то, что
сказал, сделал или подумал его ближний, но лишь на то, что
он делает сам, чтобы соблюсти в своих действиях справедливость и благочестие! По слову Агафона 64, не выискивай пороки
других, а иди своей прямой дорогой, не уклоняясь в сторону.
XIX
Тот, кто мечтает о посмертной славе, упускает из виду, что
каждый, помнящий о нем, сам скоро умрет, за ним последует
и тот, кто унаследовал ему, и так до тех пор, пока не угаснет вся
память, пройдя поколения помнивших и обреченных. Но допусти, что бессмертны помнящие о тебе и неистребима память.
Что тебе до этого? Я не говорю уже, что это — ничто для умерших. Но что до похвалы живому, кроме разве имущественных
выгод? Оставь же теперь заблаговременно заботы об этом суетном даре, зависящем только от людской молвы.

64
Агафон — древнегреческий поэт и драматург V в. до н. э. Упоминается
в «Поэтике» Аристотеля. Сохранились лишь отдельные отрывки из его произведений.

205

206

СТОИЦИЗМ

XX
Все прекрасное, чем бы оно ни было, прекрасно само по
себе; похвала не входит в него составной частью. Поэтому от
похвалы оно не становится ни хуже, ни лучше. Я имею здесь
в виду и то, что называется прекрасным с обычной точки зрения, как, например, материальные вещи и произведения искусства. А в какой похвале могло бы иметь нужду действительно прекрасное? Не более, чем закон, не более, чем истина, не
более, чем благожелательность, не более, чем порядочность.
Что из всего этого прекрасно вследствие похвалили извращается благодаря порицанию? Разве смарагд от отсутствия
похвалы становится хуже? А золото, слоновая кость, пурпур,
мрамор, цветок, растение?
XXI
Если души продолжают существовать, то каким образом
воздух из века в век вмещает их в себя? А каким образом вмещает в себя земля тела погребаемых в течение стольких веков?
Подобно тому как здесь тела, после некоторого пребывания
в земле, изменяются и разлагаются и таким образом очищают
место для других трупов, точно также и души, нашедшие прибежище в воздухе, некоторое время остаются в прежнем виде,
а затем начинают претерпевать изменения, растекаются, становятся причастными мировому огню, семенообразному логосу Целого, и таким образом уступают место вновь прибывающим. Вот что можно ответить при предположении, что души
продолжают существовать. Следует поразмыслить не только
над числом погребаемых трупов, но и над числом живых существ, ежедневно поедаемых нами и другими плотоядными
животными. А в каком количестве они уничтожаются и как
находят свою могилу в телах тех, кому они были на потребу?
И однако, места для них хватает, ибо они преосуществляются
в кровь и принимают свойства воздуха или огня.

Марк Аврелий |

Что могло бы помочь распознанию истины в этом вопросе? Различение начала материи и причины.
XXII
Не следует бросаться из стороны в сторону, но при всякой
попытке сообразовываться со справедливостью и при всяком
представлении стремиться к пониманию.
XXIII
Мир! Все, что гармонирует с тобой, пристало и мне, и ничто соответствующее тебе по времени и для меня не наступает
слишком рано или слишком поздно. Природа! Все созревающее в смене твоих времен — необходимо и мне. Все исходит
от тебя, все пребывает в тебе, все к тебе возвращается. Герой
пьесы говорит: «О возлюбленный град Кекропса!» 65 Неужели
же ты не скажешь: «О возлюбленный град Зевса!»?
XXIV
«Если хочешь достичь душевного спокойствия, — говорит
философ 66, — то ограничь свою деятельность немногим». Но не
лучше было бы сказать «необходимым» и тем, что предписывает разум существа, от природы гражданственного, и при том,
как он предписывает? В таком случае мы будем обладать не
только тем душевным миром, который обусловливается прекрасными поступками, но и тем, который обусловливается их
немногочисленностью. Ведь большая часть того, что мы говорим и делаем, не необходимо, и если бы кто‑нибудь обошелся
без этого, то был бы богаче досугом и беднее треволнениями.
65
Цитата из комедии древнегреческого драматурга Аристофана (ок. 446–
385 до н. э.) «Селяне». Кекропс — первый царь Афин, рожденный землей
получеловек-полузмей.
66
По свидетельству римского писателя и философа стоика Луция Аннея Сенеки (ок. 4 до н. э. — 66 и. э.), это изречение принадлежит философу Демокриту.

207

208

СТОИЦИЗМ

Поэтому в каждом отдельном случае следует спрашивать себя:
«Относится ли это к числу необходимого?» И устранять следует не только не необходимые поступки, но и не необходимые
представления, ибо за ними‑то и следуют праздные поступки.
XXV
Сделай попытку, насколько тебе удастся жизнь хорошего человека, довольствующегося уделом, который достался
ему в силу устройства Целого, человека, удовлетворяющегося
справедливостью своей собственной деятельности и благожелательностью своего настроения.
XXVI
Осмыслил ли ты предыдущее? Ознакомься тогда и с нижеследующим. Не мудри над собой, старайся быть простым.
Прегрешает кто‑нибудь? Он прегрешает против самого себя.
Случилось с тобой что‑нибудь? Прекрасно. Все случающееся
с тобой было изначально суждено тебе и сопряжено с тобой
в силу устройства Целого. Вообще же жизнь мимолетна, надо
разумно и справедливо использовать настоящее. Не предавайся излишествам и в часы досуга.
XXVII
Мир — или стройный порядок, или же смешение и путаница. Но несомненно первое. Или в тебе может существовать
известный строй, а во всем должно быть настроение? И это,
когда все обособлено, расчленено и находится в постоянном
взаимодействии!
Есть характеры мрачные, характеры женственные, упорные, зверские, ребяческие, скотские, вялые, фальшивые, нелепые, вероломные, тиранические.

Марк Аврелий

XXIX
Если чужд миру тот, кто не знает сущего в нем, то не менее
чужд и не знающий происходящего. Беглец тот, кто уклоняется от разума гражданственности, слепец — смежающий очи
духовные, нищий — кто нуждается в другом и не имеет в самом
себе всего полезного для жизни. Кто отступает и удаляется от
разума общей природы, выражает неудовольствие происходящим — отступник от мира. Ведь порождает все происходящее
та же природа, что породила и его. Отверженец Града тот, кто
обособляет свою душу от души всех разумных существ — единой для всех.
XXX
Кто философствует без хитона, кто — без книг, кто — полуголый. «У меня нет хлеба, — говорит он, — и все же я верен разуму» 67. И меня наука не кормит, а все же я остаюсь ей верным.
XXXI
Люби то немудреное искусство, которое ты изучил, и в нем
находи удовлетворение. Остаток жизни проживи, как человек,
всей душой предавшийся во всем, что его касается, на волю богов, не желая быть ни рабом, ни тираном по отношению к кому‑нибудь из людей.
XXXII
Окинь мысленным взором хотя бы времена Веспасиана,
и ты увидишь все то же, что и теперь: люди вступают в браки,
взращивают детей, болеют, умирают, ведут войны, справляют празднества, путешествуют, обрабатывают землю, льстят,
предаются высокомерию, подозревают, злоумышляют, же67
Марк Аврелий подразумевает образ жизни, который вели последователи
кинизма — одной из важнейших философских школ Античности, основанной
в самом конце V в. до и. э. учеником Сократа Антисфеном (ок. 445–360 до
и. э.).

209

210

СТОИЦИЗМ

лают смерти других, ропщут на настоящее, любят, собирают
сокровища, добиваются почетных должностей и трона. Что
сталось с их жизнью? Она сгинула. Перенесись ко временам
Траяна — и опять все то же. Опочила и эта жизнь. Взгляни
равным образом и на другие периоды времени в жизни целых
народов и обрати внимание на то, сколько людей умерло вскоре по достижении заветной цели и разложилось на элементы.
Чаще же всего следует возвращаться к тем, которых ты знал
лично как людей, стремящихся к суетному и пренебрегавших
делом, которое отвечало их собственному строю, не остававшихся ему верными и не довольствовавшихся им. Необходимо
также помнить, что внимание, уделяемое каждому делу, оценивается по нему и должно быть соразмерно ему. Таким образом, если ты не будешь заниматься незначительными делами
более, чем приличествует, то не придется тебе и разочаровываться.
XXXIII
Слова, бывшие некогда обычными, теперь нуждаются
в пояснении. То же и с именами некогда прославленных мужей, как Камилл, Цезон, Волез, Леоннат; скоро та же участь
постигнет и Сципиона, и Катона, затем Августа, а потом очередь и Адриана, и Антонина 68. Все краткотечно и вскоре начинает походить на миф, а затем предается и полному забвению.
И это я говорю о людях, в свое время окруженных особенным
ореолом. Что же касается остальных, то стоит им испустить
68
Возможно, подразумеваются Фурий Камилл (V–IV вв. до н. э.), которого
называли «вторым основателем Рима»; Марк Катон Старший (234–149 до
н. э.) или Катон Младший Утический (95–46 до н. э.); Сципион Африканский
Старший, победитель Ганнибала при Заме (202 до н. э.), либо Сципион Африканский Младший, разрушивший Карфаген в 146 г. до н. э.; известны два
Цезона — Фабий и Квинт; некий Волез упоминается Сенекой как пример неимоверной жестокости; Леоннат — друг и соратник Александра Македонского;
Август Октавиан (63 до н. э. — 14 н. э.) — римский император с 27 г. до н. э.;
Адриан (76–138) — римский император с 117 г. из династии Антонинов; Антонин Пий — приемный отец Марка Аврелия.

Марк Аврелий |

дух, чтобы «не стало о них и помину» 69.– «Что же такое вечная
слава?» — Сущая суета. Но есть ли что‑нибудь, к чему следует
отнестись серьезно? Только одно: праведное помышление, общеполезная деятельность, речь, неспособная ко лжи, и душевное настроение, с радостью приемлющее все происходящее
как необходимое, как предусмотренное, как проистекающее
из общего начала и источника.
XXXIV
Предайся добровольно Клото 70, и пусть она ставит тебя
в те условия, которые пожелает.
XXXV
Все мимолетно: и тот, кто помнит, и то, о чем помнят.
XXXVI
Постоянно думай о том, что все возникающее возникает в силу изменения, и приучай себя к мысли, что ни к чему
так не склонна природа Целого, как изменять существующее
и творить новое подобное. Ибо все существующее есть некоторым образом семя того, что из него произойдет. Ты же считаешь семенем только засеянное в землю или утробу матери —
и коснеешь в невежестве.
XXXVII
Твой конец уже близок, а ты все еще не отрешился от всего
искусственного, все еще не свободен от треволнений, все еще
опасаешься вреда извне, не преисполнен благосклонности ко
всем, не понимаешь, что мудрость исключительно в справедливой деятельности.
Гомер. Одиссея. Песнь 1, 242.
Клото — одна из трех мойр, богинь человеческой судьбы, дочерей Ночи.
Клото прядет нить судьбы.
69

211

212

СТОИЦИЗМ

XXXVIII
Вникни в руководящее начало людей, в то, что их заботит,
к чему они стремятся и чего избегают.
XXXIX
Зло коренится для тебя не в руководящем начале других людей и не в превращениях и изменениях твоего тела.–
«Но где же?» — В твоей способности составлять себе убеждение о зле. Пусть эта способность пребывает в покое даже тогда,
когда наиболее ей близкое, ее тело, режут, жгут, когда оно
гноится и гниет, т. е. пусть она рассудит, что нет ни добра, ни
зла в том, что равно может случиться как с дурным, так и с хорошим человеком. Ведь то, что одинаково может случиться
как с живущим в противоречии с природой, так и с живущим
согласно ей, то согласно с природой и не идет против нее.
XL
Ты всегда должен мыслить мир, как единое существо,
с единой сущностью и единой душой. Подумай о том, как все
сводится к его же единому ощущению, как создает оно все единым стремлением, как все содействует возникновению всего,
какая во всем связь и соответствие.
XLI
«Человек — это душонка, обремененная трупом», как говорил Эпиктет.
XLII
Нет ничего дурного в том, чтобы претерпеть изменение,
как нет ничего хорошего в существовании благодаря ему.

Марк Аврелий

XLIII
Время есть река Возникающего и стремительный поток.
Лишь появится что‑нибудь, как уже проносится мимо, но проносится и другое, и вновь на виду первое.
XLIV
Все происходящее так же обычно и известно, как роза весной и виноград осенью. Таковы и болезнь, и смерть, и клевета,
и злоумышление, и все то, что радует или огорчает глупцов.
XLV
Последующее всегда родственно предыдущему. Здесь мы
имеем дело не со счислением разнородного, лишь насильственно приводимого к единству, а со связью, сообразной
разуму. И подобно тому как гармонически слажено все сущее,
и все возникающее являет не бессмысленное чередование,
а чудесную внутреннюю близость.
XLVI
Всегда помни изречение Гераклита: «Для земли смерть
стать водой, для воды — воздухом, для воздуха — огнем и наоборот». Следует помнить и о человеке, забывшем, куда ведет
путь 71, и о том, что люди отступают от все пронизывающего
разума Целого, с которым они находятся в постоянном общении, о том, что чуждым кажется им то, с чем они сталкиваются каждый день, что не нужно говорить и поступать как во
сне (ибо и тогда нам кажется, будто мы говорим и действуем)
и что не следует поступать подобно детям, слепо подражающим примеру родителей.

Намек на неизвестную басню или пословицу.

213

214

СТОИЦИЗМ

XLVII
Если бы кто‑нибудь из богов сказал тебе, что ты умрешь
завтра или уже во всяком случае послезавтра, то едва ли ты
стал бы добиваться, чтобы это произошло послезавтра, если
ты не труслив до низости. Ибо ничтожна разница! Точно так
же не считай очень важным, умрешь ли ты по истечении многих лет или же завтра!
XLVIII
Всегда размышляй о том, сколько умерло врачей, хмуривших чело над ложем больного, сколько астрологов, гордившихся своими предсказаниями смерти другим людям, сколько философов, распространявшихся о смерти и бессмертии,
сколько воителей, загубивших множество людей, сколько тиранов, пользовавшихся своей властью над чужой жизнью с таким высокомерием, точно они сами были бессмертны. Сколько
погибло целых городов, как Геликия, Помпеи, Геркуланум 72
и бесчисленное множество других. Вспомни и тех, кого ты знал
лично: один хоронит одного, другой другого, а затем умирают
и сами — и все это в течение краткого промежутка времени.
Смотри на все человеческое как на мимолетное и кратковечное: то, что было вчера еще в зародыше, завтра уже мумия или
прах. Итак, проведи оставшийся момент времени в согласии
с природой, а затем расстанься с жизнью так же легко, как падает созревшая олива — славословя природу, ее породившую,
и с благодарностью к произведшему ее древу.

72
Геликия — город в Ахайе (Греция), затопленный в 373 г. до н. э. Помпеи
и Геркуланум — италийские города, погибшие в 79 г. и. э. в результате извержения Везувия.

Марк Аврелий |

XLIX
Будь подобен скале: волны беспрестанно разбиваются
о нее, она же стоит недвижимо, и вокруг нее стихают взволнованные воды.
«Я несчастен потому, что со мной случилось то‑то
и то‑то». – Отнюдь нет. Наоборот, я счастлив потому, что, хотя
это и случилось со мной, я все же не предаюсь печали, не сломлен настоящим, не трепещу перед грядущим. Случиться ведь
это могло со всяким, но не всякий бы остался чуждым печали. Почему же первое более несчастье, нежели второе счастье?
Назовешь ли ты вообще несчастьем для человека то, что не
препятствует человеческой природе достичь ее цели? Но кажется ли тебе таким препятствием то, что не вступает в противоречие с требованиями человеческой природы? В чем же
заключаются эти требования? Ты знаешь их.
Разве случившееся мешает тебе быть справедливым, великодушным, благоразумным, рассудительным, осторожным
в суждениях, правдивым, скромным, откровенным и обладать
всеми другими свойствами, в наличии которых особенность
человеческой природы? Не забывай при всяком событии,
повергающем тебя в печаль, опираться на основную мысль:
«Не событие это является несчастьем, а способность достойно
перенести его — счастьем».
L
Простое, но действенное средство для того, чтобы научиться презирать смерть, — это воскрешать в памяти тех, кто
жадно цеплялся за жизнь. Чем им лучше, нежели умершим
преждевременно? Лежат где‑нибудь и Катилиан, и Фабий,
и Юлиан, и Лепид 73, и им подобные, многих схоронившие, а затем погребенные и сами. Разница во времени вообще незначительна, да и при каких условиях, с какими людьми и в каком
73

Имена выбраны произвольно.

215

216

СТОИЦИЗМ

жалком теле придется провести это время! Итак, не считай все
это важным. Оглянись назад — там безмерная бездна времени, взгляни вперед — там другая беспредельность. Какое же
значение имеет, по сравнению с этим, разница между тем, кто
прожил три дня, и прожившим три человеческих жизни?
LI
Всегда иди кратчайшим путем. Кратчайший же — путь, согласный с природой: он в том, чтобы блюсти правду во всех
речах и поступках.
Подобное решение избавит тебя от утомления, борьбы,
притворства и тщеславия.

Марк Аврелий

КНИГА ПЯТАЯ
I
Если тебе не хочется подниматься чуть свет, то скажи
себе: «Я встаю, чтобы приняться за дело человеческое. Неужели же я буду досадовать, что иду на дело, ради которого
я создан и послан в мир! Неужели мое назначение — греться,
растянувшись на ложе?» — «Но последнее приятнее».– «Так
ты создан для наслаждения, а не для деятельности и напряжения сил? Почему ты не смотришь на растения, пичужек, муравьев, пауков, пчел, делающих свое дело и, по мере сил своих,
способствующих красоте мира? Ты же не желаешь делать дела
человеческого? И не спешишь к тому, что отвечает твоей природе?» — «Но ведь нужно и отдохнуть».– «Согласен. Однако
природа установила для этого известную меру, как установила
ее и для еды, и для питья. Но ты идешь дальше меры и дальше
того, что достаточно. В деятельности же своей ты не достигаешь этой меры, не доходишь до границ возможного, ибо ты не
любишь самого себя. Иначе ты бы любил и свою природу, и ее
требования. Другие, любящие свое искусство, всецело отдаются своему делу, забыв и помыться, и поесть. Ты же меньше ценишь свою природу, нежели гравер — гравирование, танцор —
танцы, сребролюбец — деньги, честолюбец — славу. Все они,
когда увлекутся, предпочитают не есть и не спать, только бы
приумножать то, к чему лежит их душа. Неужто общеполез-

217

218 |

СТОИЦИЗМ

ная деятельность кажется тебе менее значительной и менее
достойной усилий?»
II
Как легко, отбросив и подавив всякое тягостное и неподобающее представление, тотчас же достичь полного мира душевного.
III
Считай себя достойным всякого слова и дела, согласных
с природой. Пусть не смущают тебя чьи‑нибудь последующие
упреки и пересуды. Если можешь сделать или сказать что‑нибудь прекрасное, то смело берись за это! Ведь у каждого свое
руководящее начало, и каждый следует своим стремлениям.
Не смотри на это, но прямо иди, следуя и своей природе, и общей, ибо един путь и той, и другой.
IV
Я буду идти, неуклонно держась своей природы, пока не
свалюсь; лишь тогда я отдохну, отдав свое дыхание тому, из
чего я черпал его ежедневно, и возвратившись туда, откуда
изошло семя моего отца, кровь матери, молоко кормилицы,
в ту землю, которая столько лет кормила и поила меня, которая носит меня, топчущего ее и пользующегося сверх меры ее
дарами.
V
Ты не можешь никого удивить своей быстрой сообразительностью. Пусть так. Но есть многое другое, относительно
чего ты не можешь сказать: «Я не рожден для этого». Проявляй
же те свойства, которые всецело зависят от тебя: чистосердечие, серьезность, выносливость, пренебрежение к наслаждениям, довольство своей судьбой, умеренность в потребностях,

Марк Аврелий

благожелательность, свободу, скромность, отсутствие пустословия и высокомерия. Знаешь ли ты, что еще во многом мог
бы проявить себя, не ссылаясь на природную неспособность,
и все же добровольно остаешься на прежнем уровне? Или же
к тому, чтобы роптать, жадничать, льстить, во всем винить
свое жалкое тело, потворствовать ему, превозноситься и испытывать подобные душевные волнения, также принуждает
тебя отсутствие способностей? Нет, клянусь богами, нет! Напротив, ты давно бы мог отделаться от всего этого. Если же
ты действительно признаешь в себе недостаточную быстроту
понимания и сообразительности, то этот недостаток следует
уничтожить упражнением, а не потворствовать своей лени,
махнув на все рукой.
VI
Одни люди, сделав кому‑нибудь одолжение, склонны
требовать от него признательности. Другие не склонны к этому, но в глубине души считают его своим должником и отдают себе отчет в том, что они сделали. Есть, наконец, и такие,
которые не думают об этом. Они подобны лозе, приносящей
виноград и ничего не требующей после того, как произведет
свой плод, — так бегает лошадь, так выслеживает собака, так
собирает мед пчела. Человек, сделавший добро, не кричит об
этом, а переходит к другому делу, как лоза, которая в урочное
время должна вновь принести виноград.– «Итак, следует быть
в числе тех, которые, делая добро, некоторым образом не отдают себе отчета в том, что они делают?» — «Да».– «Но добро
и есть именно то, в чем необходимо отдать себе отчет; ведь человеку, преданному общему благу, свойственно знать, что его
деятельность отвечает общему благу, и желать, чтобы и другие
знали об этом».– «Ты говоришь правду. Но ты не улавливаешь
смысл сказанного и потому будешь одним из тех, о которых
я упомянул раньше. Ведь и их вводит в заблуждение види-

219

220

| СТОИЦИЗМ

мость разумной убедительности. Но если ты хочешь понять
сказанное, то не бойся, что тебе придется из-за этого упустить
какое‑нибудь общеполезное дело».
VII
Молитва афинян: «Пролейся, пролейся дождем, благодатный Зевс, над пашнями и полями афинскими». Или вообще не следует молиться, или молиться с такой простотой
и благородством.
VIII
Смысл выражений: «Асклепий назначает такому‑то верховую езду, холодные обмывания или ходьбу босиком» и «Природа Целого назначает такому‑то болезнь, или увечье, или лишение чего‑нибудь» — вполне совпадает. Ведь в первом случае
слово «назначает» показывает, что врач определил такому‑то
нечто помогающее его здоровью, а во втором — что приходящееся на долю каждого определено ему, как отвечающее его
судьбе. Поэтому мы и говорим, что нечто «пришлось» на нашу
долю, подобно тому как строители говорят о четырехугольных
камнях в стенах или пирамидах, что они «пришлись» друг
к другу, если они находятся в каком‑нибудь гармоническом
сочетании. Ведь единая гармония проникает все. И подобно
тому как изо всех тел слагается мир — совершенное тело, так
и из всех причин слагается судьба — совершенная причина.
Мои слова должны быть понятны и для людей совсем простых.
Ведь они же говорят: «Судьба ниспослала это». Следовательно,
такому‑то ниспосылается то‑то, такому‑то назначается то‑то.
Будем же относиться к этому так же, как к тому, что назначает
Асклепий. Ведь и в последнем случае многое нам не по вкусу,
однако надежда на здоровье побуждает нас с радостью пойти
на это. Пусть же исполнение и осуществление замыслов общей природы кажется тебе чем‑то подобным твоему здоровью.

Марк Аврелий |

Поэтому приемли с радостью все совершающееся, даже если
оно кажется тебе тягостным, ибо оно ведет к известной цели,
к здравию мира, благоденствию Зевса и успеху его начинаний.
Он никому не ниспослал бы этого, если не способствовало бы
это благу Целого. Ведь и природа любой вещи не производит
ничего, что не было бы на потребу подвластному ей. Итак,
следует любить все происходящее с тобой по двум причинам.
Во-первых, происшедшее с тобой было предназначено тебе
и как бы имело в виду тебя, будучи связано с тобой еще силой
изначальной причины. Во-вторых, оно является причиной
благоуспешности, совершенства и самого существования миродержавного правителя 74. Ведь Целое будет извращено, если
ты хоть в чем‑нибудь нарушишь согласие и связь как частей
его, так и причин. Но именно это ты и делаешь, по мере своих сил, когда выражаешь недовольство чем‑нибудь и как бы
устраняешь его.
IX
Не следует ни негодовать, ни унывать, ни разочаровываться, если тебе не вполне удается во всем действовать согласно
правильным основоположениям. Пусть ты потерпел неудачу, все же нужно вновь вернуться к тому же, быть довольным,
если в большинстве случаев ты поступаешь достойно человека,
и любить то, к чему ты возвращаешься. К философии следует
возвращаться не как ребенок к своему дядьке, но как страдающие глазами к своим лекарствам, губке или яйцу, другие —
к целебной мази или водяному душу. Тогда легко тебе будет
повиноваться разуму, и ты найдешь в нем свое успокоение.
Помни же, что философия желает того же, что и твоя природа; ты же желаешь и другого, несогласного с твоей природой.
Но что более привлекательно? Разве наслаждение не сбиваПроизвольная вставка переписчика, намекающая на высокое общественное положение автора книги.
74

221

222

СТОИЦИЗМ

ет нас на ложный путь именно благодаря тому, что кажется
(воспринимается) таковым? Вникни, однако, не будут ли более привлекательны великодушие, свобода, простота, праведность, благочестие. А что привлекательнее самого разумения,
если под ним понимать способность соображения и познания,
счастливо преодолевающую все препятствия?
X
Сущность настолько сокрыта от нас, что многим философам, и незаурядным, она представляется совершенно непостижимой. И даже стоики сами признают ее труднопостижимой.
Наше согласие с чем‑нибудь не есть нечто неизменное. Где,
в самом деле, человек, не менявший своих взглядов? Перейди
теперь к окружающим тебя предметам: как все кратковечно
и мимолетно, как легко может стать достоянием распутника, блудницы или разбойника! Присмотрись далее к нравам
твоих современников: с трудом можно ладить даже с самым
уживчивым из них, чтобы не сказать, что кое-кто еле выносит
самого себя. Я отказываюсь понять, что в этом мраке, в этой
грязи, при такой текучести и материи, и времени, и движения, и движимого могло бы еще стать предметом почитания
или вообще серьезного отношения. Наоборот, следует бодро
ждать своего естественного конца, не досадуя на его замедление и утешая себя следующими двумя положениями. Во-первых, со мной не может случиться ничего, что не отвечало бы
природе Целого. Во-вторых, я могу не делать ничего против
моего божества и гения. Ибо никто не может принудить меня
к этому.
XI
Какое употребление делаю я теперь из моей души? Вот вопрос, который следует себе ставить во всяком положении и исследовать далее, что происходит с той частью моего существа,

Марк Аврелий

которую называют руководящей. Чья душа теперь у меня? Не
ребенка ли? Не юноши ли? Не слабой ли женщины, или тирана, или скота, или дикого зверя?
XII
Что представляет собою то, что большинству людей кажется благом, ты мог бы узнать хотя бы из следующего. Если
кто‑нибудь помышляет об истинных благах, таких как разумение, благоразумие, справедливость, мужество, то, задаваясь такими мыслями, он не рисковал бы выслушать известное
изречение: «От благ и т. д.» 75, ибо оно здесь совсем неуместно.
Но если кто помышляет о том, что кажется благом большинству людей, то он не только выслушает изречение комического поэта, но и охотно согласится с ним, как с метким словом.
И большинство людей представляет себе именно так это различие, иначе это изречение не было бы столь оскорбительно
и непристойно. Ведь если применять его к богатству и тому,
что служит роскоши и славе, то мы вполне согласны с ним,
как с удачным и остроумным словом. Сделай же следующий
шаг и спроси себя, следует ли чтить и считать благом то, при
мысли о чем вполне уместно замечание: «Приобретшему эти
блага в изобилии некуда будет и помочиться».
XIII
Я состою из начала причинного и материального. Ни то,
ни другое не перейдет в небытие, как и не возникло оно из небытия. Поэтому каждая часть моего существа по изменении
сделается какой‑нибудь частью мира; последняя, изменившись, в свою очередь сделается другой частью мира, и так до
бесконечности. Ведь и я возник в силу изменения, и те, кто породил меня, и т. д. – также до бесконечности. Все это остается
Выражение Менандра, приведенное в конце параграфа полностью. Менандр (342–292 до н. э.) — поэт, создатель новоаттической комедии.
75

223

224

СТОИЦИЗМ

верным и в том случае, если мир подчинен закону периодичности 76.
XIV
Разум и искусство разумной жизни суть способности,
довольствующиеся собой и делами, согласными с ними. Их
стремление направляется свойственным им началом, их
путь прямо ведет к положенной им цели. Поэтому согласные
с ними действия называются правильными, что указывает на
правильность пути.
XV
Ничто из того, что не принадлежит человеку, поскольку
он человек, не может быть названо свойственным человеку.
Все это не составляет требований человека, не предписывается ему природой, не является ее совершенством. Не в этом
цель человека, а следовательно, и завершение цели — благо.
Ведь если бы, далее, что‑нибудь из этого было свой
ственно человеку, то не могло бы быть свойственно ему пренебрежение и противодействие по отношению к этому и не был
бы достоин похвалы тот, кто стремится не нуждаться в этом.
Будь это благом, не мог бы быть хорошим человек, отказывающий себе в чем‑нибудь подобном. На самом деле человек
тем лучше, чем полнее его отречение от этого или чем легче он
переносит лишение чего‑нибудь подобного.
XVI
Каковы по большей части твои представления, таковым
же будет и твое помышление. Ибо душа пропитывается эти76
Марк Аврелий имеет в виду учение Гераклита Эфесского (ок. 544–483 до
н. э.) и стоиков о периодическом поглощении мира (мировом пожаре) единой
сущностью (богом) и обратном его выделении. По Гераклиту, мир «всегда
был, есть и будет вечно живым огнем, который мерами вспыхивает и мерами
гаснет».

Марк Аврелий |

ми представлениями. Пусть же она постоянно пропитывается
у тебя представлениями вроде нижеследующих. Где есть возможность жить, там можно и хорошо жить: при дворе можно жить, следовательно, там можно и хорошо жить. И далее:
каждая вещь стремится к тому, ради чего она была создана,
а в том, к чему она стремится, — ее цель; но где цель каждой
вещи, там же ее польза и благо. Благо же разумного существа —
общение. А что мы созданы для общения — это доказано уже
давно. Разве не очевидно, что низшие существа созданы для
высших, а высшие — друг для друга? Одушевленные — выше
неодушевленных, из одушевленных же высшими являются
разумные.
XVII
Стремиться к невозможному — безумно. Но невозможно,
чтобы дурные люди так не поступали.
Ни с кем не случается ничего такого, чего он не в силах
был бы вынести. Случается то же самое и с другими, и они, потому ли, что не знают о произошедшем с ними, или потому,
что желают щегольнуть своим возвышенным образом мыслей,
остаются твердыми и непоколебимыми. Было бы ужасно, если
бы невежество и тщеславие оказались сильнее разумения.
XIX
Сами вещи отнюдь не соприкасаются с душой. Им нет
доступа в душу, они не могут ни изменить ее, ни привести ее
в движение. Изменение же и движение в ней лишь от нее самой. А каким будет для нее все предлежащее ей — зависит от
того, каких суждений она сочтет себя достойной.
XX
Человек является для нас существом наиболее близким,
поскольку мы обязаны делать людям добро и не тяготиться

225

226

СТОИЦИЗМ

ими. Если же кто‑нибудь из людей противодействует исполнению моих обязанностей, то он становится для меня не менее
безразличным, нежели солнце, ветер, дикий зверь. Все это может помешать какому‑либо делу, но не изменить настроения
и стремления, благодаря способности души к преодолению
препятствия и претворению противодействия в нечто более
предпочтительное. Поэтому то, что было препоной для данного действия, может стать средством для другого, а то, что стояло на пути, само укажет путь.
XXI
Чти наиболее совершенное из существующего в мире; им
будет то, что всем пользуется и всем правит. Равным образом
почитай наиболее совершенное из существующего в тебе: оно
сродни первому. Ибо и в тебе оно то, что пользуется всем другим, а твоя жизнь направляется им.
XXII
Что не причиняет вреда Граду, не вредит и гражданину.
Каждый раз, когда возникает представление о вреде, применяй следующее правило: «Если это не приносит вреда Граду,
то не приносит и мне». Если же Граду причинен вред, то не
сердиться следует на виновного, а указать ему его заблуждение.
XXIII
Чаще размышляй о том, с какой быстротой проносится
и исчезает из виду все сущее и происходящее. Ибо сущность
подобна непрерывно текущей реке; действия беспрестанно
сменяют друг друга, причины подлежат бесчисленным изменениям. И нет, по-видимому, ничего устойчивого, а рядом
с нами — безмерная бездна прошедшего и грядущего, в которой все исчезает. Так не глупцом ли будет тот, кто станет

Марк Аврелий |

гордиться чем‑нибудь подобным, или волноваться по его поводу, или же жаловаться, точно дело идет о бремени, которому
предстоит длиться века?
XXIV
Вспомни о сущности в ее целом: в какой ничтожной доле
ты участвуешь в ней; о времени в его целом, от которого тебе
уделен лишь краткий и мимолетный срок; о судьбе: какой незначительной частицей ее ты являешься!
XXV
Кто‑нибудь поступает плохо по отношению ко мне? Ну
что ж, это его дело. У него свое душевное настроение и свой
образ действий. Я же таков, каким желает, чтобы я был, общая
природа, и поступаю так, как желает, чтобы я поступал, моя
собственная природа.
XXVI
Не позволяй порывистости или медлительности твоих
движений воздействовать на господствующую часть души.
Оберегай ее от внешнего влияния, ограничивая движения
членов тела их пределами. Если же движение сообщается
душе другим путем, посредством телесных органов чувств, то
в таком случае не нужно пытаться противодействовать ощущению, ибо оно существует согласно природе. Ведь господствующее начало не может ограничиваться лишь убеждением
в добре и зле.
XXVII
Живи в общении с богами! Но в общении с богами живет
тот, кто постоянно являет им свою душу довольной своим уделом, действующей согласно желаниям гения, которого Зевс
дал каждому человеку как наставника и руководителя и кото-

227

228

СТОИЦИЗМ

рый есть частица его самого. Этот гений есть дух и разум каждого из нас.
XXVIII
Будешь ли ты сердиться на человека, от которого пахнет
потом или у которого скверно пахнет изо рта? Что ему делать?
Такой уже у него рот и такие подмышки, что, против его воли,
исходит от них такой запах. «Но ведь человек, — возразят
мне, — обладает разумом и может, при некотором внимании,
усмотреть, в чем его недостаток». – Правильно. Но в таком
случае и ты обладаешь разумом. Пусть же разумное убеждение в тебе приведет в движение разумное убеждение в другом.
Доказывай, напоминай. Если он услышит тебя, то исцелится,
и не будет уже нужды в гневе.
Не следует уподобляться ни трагическому актеру, ни
блуднице.
XXIX
Ты можешь здесь жить так, как рассчитываешь жить, уйдя
отсюда. Если же тебя лишают этой возможности, то расстанься с жизнью, но как человек, не усматривающий в этом никакого зла. Дым ест мне очи, и я ухожу 77. Считаешь ли ты это
особым подвигом? Но пока ничто не гонит меня вон, я остаюсь
свободным, и никто не помешает делать то, что я желаю. Желания же мои согласны с природой существа разумного и общежительного.
XXX
Ум Целого требует общения. Поэтому менее совершенные
существа он создал ради более совершенных, а более совершенные приноровил друг к другу. Ты видишь, какое он всюду
Намек на латинскую пословицу, согласно которой три вещи гонят человека
из дома: дым, протекающая крыша и сварливая жена.
77

Марк Аврелий |

установил подчинение и соподчинение, каждому дал в меру
его достоинства и привел наиболее совершенные существа
к единомыслию.
XXXI
Как ты вел себя до сего дня по отношению к богам, родителям, братьям, супруге, детям, учителям, воспитателям,
друзьям, родственникам, домочадцам? Можешь ли ты сказать
о себе:
До сих пор никого не обидел ни словом, ни делом? 78
Вспомни, сколько ты пережили сколько имел мужество
перенести. Вспомни, что история твоей жизни уже близка
к окончанию и срок служения — на исходе. Вспомни, сколько
ты видел прекрасного, ко скольким наслаждениям и страданиям отнесся с пренебрежением, как презирал суетную славу
и сколько раз показал себя праведным по отношению к неправедным.
XXXII
Как могут люди без образования и неучи смутить покой
человека образованного и знающего? Кого же следует назвать
образованным и знающим? Того, кто знает начало, и цель,
и разум, проникающий все сущее и извечно управляющий
всем по размеренным периодам.
XXXIII
Еще немного — и ты прах или кости; останется одно имя,
а то и его не найти. Имя же — пустой звук и бездушное эхо.
Все блага, ценимые в жизни, суетны, бренны, ничтожны и подобны молодым псам, кусающим друг друга, и капризным детям, то смеющимся, то вновь плачущим. Верность же и стыд,
78

Гомер. Одиссея. Песнь IV, 690.

229

230

СТОИЦИЗМ

справедливость и истина удалились с пространной земли на
Олимп 79.
Что еще удерживает тебя тут? Все воспринимаемое чувствами изменчиво и неустойчиво, сами чувства смутны и легко поддаются обману, а сама наша душонка — испарина крови.
Разве не суетно желание пользоваться славой у таких созданий? Почему же не ожидаешь ты слегким сердцем своего
уничтожения или изменения во что‑нибудь другое? Но как
быть до тех пор, пока не наступил еще этот момент? Чтить
и славить богов, делать добро людям, не тяготиться ими, но
и не сближаться с ними слишком, помнить, что все, находящееся вне твоего бренного тела и такой же жизненной силы, не
принадлежит тебе и от тебя не зависит.
XXXIV
Если ты можешь избрать правильный путь и надлежащим
образом составлять свое убеждение и действовать, то можешь
быть счастливым. Две особенности общи — как душа бога, так
и душа человека и всякого разумного существа. Во-первых,
ничто чуждое душе не может оказаться для нее препятствием.
Во-вторых, душа может полагать свое благо в праведном настроении и действии и ими ограничить свое стремление.
XXXV
Если что‑нибудь не является ни пороком во мне, ни действием моего порока и в то же время не причиняет вреда Целому, то стоит ли мне по его поводу тревожиться? Но что могло бы причинить вред Целому?
XXXVI
Не отдавайся всецело полету своего воображения, но помогай другим, по мере возможности и поскольку они заслужи79

Гесиод. Работы и дни.

Марк Аврелий

вают. Даже если у них ощущается недостаток в вещах безразличных. Но не воображай, что этот недостаток означает вред:
зла тут нет никакого. Старец, уходя, настоятельно требует
у своего питомца кубарь, хотя и знает, конечно, что это всего-
навсего игрушка. Также и тут. Но когда ты говоришь с трибуны 80: «Человек, не забыл ли ты, о чем идет речь?» — «Да. Но
ведь все так стремятся к этому».– «Неужели же на этом основании и ты должен стать глупцом?»
Куда бы я ни попал, я могу быть счастлив. Счастлив же тот,
кто уготовил себе благую участь. Благая же участь — это благие
склонности души, благие стремления, благие дела.

Намек на не дошедшую до нас басню.

231

232 |

СТОИЦИЗМ

КНИГА ШЕСТАЯ
I
Сущность Целого податлива и послушна. Разум же, управляющий ею, не таит никакой причины, которая могла бы побудить его делать зло. Ведь зла в нем нет, он ничего злого не
делает, и ничто не терпит от него вреда. Но все возникает и совершается согласно ему.
II
Пусть будет для тебя безразлично, терпишь ли ты, исполняя свой долг, холод или зной, клонит ли тебя ко сну или ты
уже выспался, плохо ли о тебе отзываются или хорошо, готовишься ли умирать или сделать что‑нибудь другое. Ведь
смерть есть одна из наших жизненных задач, и для ее решения
достаточно надлежащего выполнения текущих дел.
III
Не довольствуйся поверхностным взглядом. От тебя не
должны ускользнуть ни своеобразие каждой вещи, ни ее достоинство.
IV
Все предметы подлежат очень быстрому изменению: им
предстоит или испариться (если сущность всего едина), или
же рассеяться.

Марк Аврелий |

V
Правящий разум знает самого себя, знает, что делать
и с какой материей имеет дело.
VI
Лучший способ оборониться от обиды — это не уподобляться обидчику.
VII
В одном ищи радости и успокоения — в том, чтобы от одного общеполезного дела переходить к другому памятуя о боге.
VIII
Господствующее начало само себя побуждает и направляет. Оно делает себя таким, каким желает, и от него же зависит
сделать так, чтобы все казалось ему таким, каким оно само желает.
IX
Все совершается согласно природе Целого, а не какой‑либо иной сущности, объемлющей ли ее извне, или таящейся
внутри, или же обособленной.
X
Или смешение, сплетение и рассеяние, или же единение,
порядок и промысел. Если допустить первое, то что может побудить меня оставаться далее в этой дикой путанице и смятении? О чем мне еще заботиться, как не о предстоящем превращении в землю? Что может волновать меня? Что быя ни
делал, и до меня дойдет рассеяние. Если же допустить второе,
то я преисполняюсь благоговения и мужества и уповаю на
промысел.

233

234

СТОИЦИЗМ

XI
Если обстоятельства понудят тебя изменить своему душевному равновесию, то поспеши вернуться к самому себе
и не отступать сверх необходимости от размеренных движений своей души. Ведь чем чаще будешь ты возвращаться к гармонии, тем более и более будешь укрепляться в ней.
XII
Если бы у тебя были одновременно и мачеха, и родная
мать, то ты, конечно, относился бы к первой с уважением, но
тебя постоянно тянуло бы к матери. Таковыми являются для
тебя двор и философия. Постоянно же возвращайся к философии и ищи в ней успокоения; благодаря ей и жизнь при дворе
не будет тебе в тягость, и сам ты не будешь в тягость другим.
XIII
Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний
можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы,
это — труп птицы или поросенка. Равным образом, фалернское
вино — выжатый сок винограда, пурпур — шерсть овцы, окрашенная кровью улитки, соитие — трение известных органов
и выбрасывание семени, соединенное с особыми спазмами.
Такого рода представления, доходя до самих вещей и проникая в них, дают возможность увидеть, каковы они на самом
деле. Так следует поступать всю жизнь. Если какие‑либо вещи
кажутся нам безусловно заслуживающими нашего одобрения,
следует обнажить их, прозреть всю их суетность и устранить
ореол, придаваемый им россказнями. Ибо ничто не способно
так вводить в заблуждение, как тщеславие; и подводит оно
тебя более всего тогда, когда тебе кажется, что ты занят самым

Марк Аврелий |

серьезным делом. Посмотри-ка, что говорит Кратет о самом
Ксенократе 81.
XIV
Большинство людей восторгается обыкновенно самыми
обыденными вещами, относящимися к мертвой или растительной природе, как то: камнями, досками, смоковницами,
виноградными лозами, маслинами. Несколько более развитые люди — существами одушевленными, к примеру стадами
мелкого или крупного скота. Люди, стоящие на следующей
ступени развития, — тем, что одарено разумной душой, не
имеющей, однако, вселенского характера, но обладающей
специальными познаниями или же какими‑нибудь дарованиями или даже лишенной их: сюда относится обладание большим числом рабов. Тот же, кто чтит душу разумно-вселенскую
и гражданственную, не смотрит уже ни на что другое. Его более
всего занимает, как сохранить разумность и уважение к общественности в своей душе и помочь в том же своему ближнему.
XV
Одно спешит к существованию, другое спешит из него,
и из того, что возникло, кое-что уже исчезло. Поток изменения постоянно обновляет мир, как непрестанное течение времени постоянно сообщает юность беспредельной вечности.
Что могло бы стать для кого‑нибудь предметом почитания
в этом потоке бегущих явлений, ни на одном из которых нет
возможности остановиться? Это было бы похоже на то, если
бы кто‑нибудь вздумал облюбовать одну из пролетающих
81
Ксенократ из Халкидона (396–314 до н. э.) — ученик Платона; 25 лет возглавлял Академию (школу, созданную Платоном в священной роще героя
Академа близ Афин). Его считали самым правдивым, независимым и неподкупным человеком в Афинах.
Из многих известных Кратетов двое были современниками Ксенократа:
Кратет-афинянин, подвизавшийся в Академии, писавший философские сочинения и комедии, и Кратет из Фив (ок. 365–285 до н. э.) — киник, ученик
и последователь Диогена Синопского.

235

236 |

СТОИЦИЗМ

птиц — а она уже скрылась из глаз. Такова же и жизнь каждого
из нас — испарение крови и вдыхание воздуха. Ведь нет разницы между однократным забиранием и возвращением воздуха (что производим ежемгновенно) и возвращением самой
способности дыхания, полученной тобой вчера или позавчера,
при рождении, туда, откуда ты ее первоначально получил.
XVI
Ценно не выдыхание воздуха, имеющееся и у растений,
и не вдыхание его, которым обладают и скоты и звери, не
способность получить извне представления и определяться
стремлением, не стадная жизнь и не питание — все это ничем
не лучше обратного выделения остатков пищи. Но что же, наконец, ценно? Выражение одобрения? Нет. Следовательно,
и не выражение одобрения с помощью языков; ведь к этому‑то
именно и сводится то доброе имя, которое может дать толпа.
Итак, ты отрекся и от суетной славы. Что же остается ценного? Мне кажется, деятельность, согласная с твоей природой,
и верность ей — т. е. именно то, на что направлены и все занятия, и искусства. Ведь всякое искусство стремится к тому, чтобы его произведения соответствовали тому делу, для которого
они были приготовлены: этого добивается и садовод, заботящийся о виноградной лозе, и укротитель коней, и собачник.
А к чему стремятся воспитание и обучение? Это‑то и ценно.
И если в этом отношении все обстоит благополучно, то ты
уже не будешь нуждаться ни в чем другом. Но ты не можешь
отказаться и от многих других ценностей? В таком случае ты
не будешь обладать ни свободой, ни самоудовлетворенностью, ни безмятежностью. Тебе, по необходимости, придется
завидовать, ревновать, подозревать тех, которые способны
отнять у тебя ценимые тобою вещи, и злоумышлять против
тех, которые обладают ими. Вообще, ощущающий недостаток
в чем‑нибудь из подобных вещей необходимо должен прийти

Марк Аврелий |

в замешательство и начать хулить богов. Если же ты будешь
бережно относиться к собственной душе и ценить ее, ты будешь удовлетворен самим собой, будешь ладить с людьми
и соглашаться с богами, т. е. станешь хвалить все, что они ниспошлют и назначат тебе.
XVII
Элементы несутся вверх, вниз и в круговороте. Движение
же добродетели не следует ни одному из этих направлений, но
есть нечто более божественное: оно продвигается вперед верным, хотя и трудно постигаемым путем.
XVIII
Что делают люди! Своих современников, живущих вместе
с ними, они прославлять не желают. А сами между тем чрезвычайно высоко ставят славу у потомков, которых они никогда
не видели и не увидят. Ведь это почти то же, что огорчаться по
поводу того, что уже предки не пели тебе хвалы.
XIX
Если что‑либо тебе не по силам, то не решай, что оно невозможно для человека. Но если что‑нибудь возможно для человека и свойственно ему, то считай, что оно доступно и тебе.
XX
Предположим, во время гимнастических упражнений
кто‑нибудь оцарапал тебя ногтем или ударом головы поставил
синяк. Мы не придаем значения этому не обижаемся и не будем в дальнейшем смотреть на него как на злоумышленника,
хотя и будем беречься его, но не как врага или человека подозрительного — мы просто будем спокойно уступать ему дорогу. Пусть будет так и в остальной жизни: многого не должны
мы ставить в счет тем, кто как бы упражняется вместе с нами

237

238

СТОИЦИЗМ

на жизненной арене. Ведь можно, как я сказал, уклоняться от
встреч, не подозревая и не ненавидя.
XXI
Если кто‑нибудь может с очевидностью доказать мне, что
я неправильно сужу или действую, то я с радостью изменюсь.
Ибо я ищу истины, от которой еще никто никогда не потерпел
вреда. Терпит же вред тот, кто упорствует в своем заблуждении и невежестве.
XXII
Я исполняю свой долг. Ничто другое не отвлекает моего
внимания: это или нечто неодушевленное, или неразумное,
или заблудшее, или же не знающее пути.
XXIII
К существам неразумным и вообще ко всем вещам и предметам относись с великодушием и достоинством, как существо,
обладающее разумом, — к тому, что не обладает им. К людям
же, как существам разумным, относись как к равным. И всегда
призывай богов. И пусть будет для тебя неважно, сколько времени продлится такая деятельность. Достаточно и трех часов.
XXIV
Смерть уравняла Александра Македонского с его погонщиком мулов. Ибо они или были поглощены потенциями
мира, несущими семена будущего, или же распались на атомы.
XXV
Подумай о том, сколько явлений возникает в теле и душе
каждого из нас в течение одного момента времени, и ты не будешь удивляться тому, как несравненно больше, вернее, все

Марк Аврелий |

сосуществует в том Едином и Целом, которое мы называем
миром.
XXVI
Если кто‑нибудь спросит тебя, как пишется имя «Антонин», то неужели же ты станешь выкрикивать каждую из составляющих его букв? А если на тебя будут сердиться, будешь
ли ты также сердиться в свою очередь? Разве ты не перечислишь спокойно и по порядку все отдельные буквы? Помни же,
что и всякая обязанность составляется из отдельных моментов,
которые можно перечислить. Их‑то и должно блюсти, и без
суетливости, не отвечая раздражением, надлежащим образом
исполняя очередное дело.
XXVII

Не жестоко ли не позволять людям стремиться к тому, что
им кажется пристойным и полезным? Но, досадуя на их заблуждения, ты не позволяешь им этого.
Ведь они же всегда стремятся к тому, что им представляется пристойным и полезным.– «Но на самом деле это не так». –
Тогда поучай и указывай, но не выходи из себя.
XXVIII
Смерть кладет предел способности получать ощущения,
которые вызывают в нас стремления к блужданию мысли
и служению телу.
XXIX
Позор, если в той самой жизни, в которой тебе не отказывается служить тело, отказалась бы служить душа.

239

240

СТОИЦИЗМ

XXX
Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь: ведь
это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропорядочность, неиспорченность, серьезность, скромность, приверженность к справедливости, благочестие, благожелательность,
любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела.
Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя
желала видеть философия. Чти богов и заботься о благе людей. Жизнь коротка; единственный же плод земной жизни —
благочестивое настроение и деятельность, согласная с общим
благом. Во всем будь учеником Антонина. Подражай его настойчивости в деятельности, согласной с разумом, никогда не
изменявшей ему уравновешенности и благочестию, ясности
его чела, вежливости в обращении, презрению к суетной славе
и рвению в познании вещей. Он никогда не проходил мимо
чего‑нибудь, не рассмотрев его внимательно и не отдав себе
в нем ясного отчета. Как терпеливо переносил он несправедливые упреки, не отвечая на них тем же! Как ни в чем не обнаруживал он опрометчивости и как невосприимчив он был
к клевете! Как тщательно исследовал он характеры и поступки! Как далек он был от желания все хулить, от пугливости,
подозрительности и софистики! Как скромны были его требования, когда поднимался вопрос о помещении, ложе, одежде,
еде, услугах, и как он был трудолюбив и сдержан! Благодаря
своему простому образу жизни, он мог оставаться в одном
месте до вечера, а естественные нужды удовлетворять лишь
в определенные часы. Как он был верен и ровен в своих дружеских отношениях! Как терпеливо выслушивал он тех, которые
откровенно высказывались против его мнения, и как радовался, если кто‑нибудь предлагал лучшее! Как он был благочестив и в то же время чужд суеверия! Пусть свой последний час
ты встретишь с такой же спокойной совестью, как он!

Марк Аврелий

XXXI
Очнись и приди в себя! Проснувшись и убедившись, что
тебя тревожили только сны, ты вновь пробудись и смотри на
все происходящее так же, как ты только что смотрел на сонные
видения.
XXXII
Я состою из тела и души. Для тела все безразлично, ибо
оно не способно к различию. Для души же безразлично все то,
что не есть ее действие. А все ее действия зависят от нее же
самой. Но и из действий — лишь имеющие отношение к настоящему. Ибо будущее и прошедшее — безразличны.
XXXIII
Труд для руки и ноги не противоречит природе, пока рука
и нога делают то, что им свойственно. Точно так же и труд для
человека, не противоречит природе, пока человек делает то,
что свойственно человеку. Но если он не входит в противоречие с природой, то он и не есть зло.
XXXIV
Сколько наслаждений испытали грабители, распутники,
отцеубийцы, тираны?
XXXV
Не замечаешь ли ты, что простые ремесленники, приспособляясь до известной степени ко вкусу невежд, тем не менее
крепко держатся разума своего искусства и не отступают от
него? Не ужасно ли, что архитектор или врач более чтят разум
своего искусства, нежели человек свой собственный разум, общий у него с богами!

241

242

СТОИЦИЗМ

XXXVI
Азия, Европа — только уголки мира, весь океан — капля
в мире, гора Афон — ком земли в мире. Все настоящее — мгновение вечности. Все ничтожно, непостоянно, подлежит исчезновению. Все исходит от одного общего руководящего начала
непосредственно или же в силу необходимой связи. И пасть
льва, и яды, и все вредоносное, как шипы или тина, есть сопринадлежность совершенного и прекрасного. Не воображай
же, что оно чуждо чтимому тобой, но постоянно возвращайся
мыслью к источнику всего.
XXXVII
Кто видел настоящее, тот уже видел все, бывшее в течение
вечности, и все, что еще будет в течение беспредельного времени. Ибо все однородно и единообразно.
XXXVIII
Чаще размышляй о связи всех вещей, находящихся в мире,
и об их взаимоотношениях. Ибо все они как бы переплетены
между собою и поэтому в содружестве друг с другом, следуя
друг за другом в определенном порядке. Это объясняется непрерывностью движения, общей согласованностью и единством сущности.
XXXIX
Приспособляйся к обстоятельствам, выпавшим на твою
долю. И от всего сердца люби людей, с которыми тебе суждено
жить.
XL
Всякое орудие, приспособление, утварь будут в хорошем
состоянии, если будут исполнять дело, ради которого они созданы, хотя создавший эти предметы и не находится при них.

Марк Аврелий

Что же касается вещей, созданных природой, то творческая
сила находится внутри них и пребывает с ними. Поэтому ее
следует особенно чтить и быть уверенным, что если ты будешь
вести себя согласно ее желаниям, то все будет тебе по душе.
Точно так же и все, принадлежащее к Целому, по душе ему.
XLI
Если ты сочтешь за благо или зло что‑либо, не зависящее
от твоего выбора, то тебе придется за наличие подобного зла
или отсутствие блага обращаться с упреками к богам и ненавидеть людей, действительно являющихся причиной зла или
отсутствия блага или только подозреваемых в этом. При таком
отношении к подобным вещам нам придется во многом поступать несправедливо. Если же мы будем считать благом или
злом только то, что зависит от нас самих, то не будет никакой
причины обвинять бога или объявлять войну людям.
XLII
Все мы содействуем единой общей цели, одни со знанием и пониманием, другие бессознательно. Поэтому‑то, думается мне, Гераклит и говорит, что и спящие также действуют
и содействуют происходящему в мире. Но каждый содействует по-своему: и разнузданный хулитель, и тот, кто пытается
противодействовать происходящему и устранить его. И такие
люди нужны миру. Следовательно, тебе предстоит решить,
к кому себя сопричислить. Тот, кто правит Целым, все равно
использует тебя надлежащим образом и обратит тебя в одного
из содействующих и соучастников. Но пусть твое участие не
будет подобно тому дурному и глупому стиху в драме, о котором упоминает Хрисипп 82.
82
Греческий философ Хрисипп, один из основателей стоицизма, уподоблял
людские пороки нескладным стихам, попадающимся в комедиях. Такие стихи,
не имея никакой ценности сами по себе, содействуют общему впечатлению,
произведенному пьесой. Слова философа переданы Плутархом.

243

244

| СТОИЦИЗМ

XLIII
Разве солнце берется за дело дождя или Асклепий — за
дело Деметры? А светила? Не разнятся ли они между собой
и не содействуют ли они в то же время друг другу?
XLIV
Если боги задавались каким‑нибудь намерением относительно меня и долженствующего произойти со мной, то их намерение прекрасно. Ведь бога, лишенного намерений, трудно
и помыслить. А по какой причине должны они были бы стремиться причинить мне зло? Какой прок был бы от этого им
или Целому — предмету их наибольших забот? Если же они
не имели никаких намерений относительно меня лично, то уж,
конечно, имели относительно Целого. В таком случае я должен приветствовать и любить свой удел, как соединенный необходимой связью с Целым. Если же у богов вообще нет никаких намерений (такая вера противоречила бы благочестию),
то не будем ни приносить жертв, ни молиться, ни клясться —
не будем, одним словом, делать ничего такого, что мы делаем,
как люди убежденные в существовании богов и в их общении
с нами 83. Но если даже у богов нет никаких намерений относительно нас, то ведь я сам могу иметь намерения относительно
самого себя — и должен рассмотреть, что мне полезно. Каждому полезно то, что согласно с его строем и природой. Моя природа — природа существа разумного и гражданственного. Для
меня, как Антонина, град и отечество — Рим, как человека, —
весь мир. И только полезное этим двум градам есть благо для
меня.

Намек на равнодушных богов Эпикура, живущих блаженной жизнью, но
не принимающих никакого участия в делах земных и небесных.
83

Марк Аврелий

XLV
Происходящее с каждым из нас полезно Целому — этого
достаточно. Но при внимательном наблюдении можно убедиться и в том, что вообще все полезное для одного человека
полезно и другим людям. Полезное следует брать тут в более
широком смысле, распространяя его и на вещи безразличные.
XLVI
Постоянное повторение представлений в амфитеатре
и тому подобных местах может под конец опротиветь, и однообразие сделать зрелище докучным. То же приходится терпеть
и всю жизнь. Ибо и вверху и внизу — все одно и то же и из одного и того же. Но до каких же пор?
XLVII
Постоянно думай о смерти различного рода людей, посвятивших себя различным занятиям, принадлежавших к всевозможным племенам, и дойди таким образом до Филистиона,
Феба, Ориганиона 84. Затем перейди к другим. И нам придется
отправиться туда же, куда отошло столько красноречивых ораторов, столько знаменитых философов — как Гераклит, Пифагор, Сократ, — столько героев древности, а за ними столько
военачальников и тиранов; затем Евдокс 85, Гиппарх 86, Архимед 87 и другие люди, даровитые, возвышенного образа мыслей, трудолюбивые, искусные, уверенные в себе, и даже такие
84
Возможно, здесь идет речь о знаменитом древнегреческом враче Филистионе, жившем в V–IV вв. до н. э. Феб и Ориганион — лица неизвестные.
85
Евдокс Книдский (ок. 408 — ок. 355 до н. э.) — древнегреческий математик
и астроном. Создатель общей теории пропорций и геоцентрической модели
с 27 концентрическими сферами, вращающимися вокруг Земли.
86
Гиппарх (ок. 180–125 до н. э.) — древнегреческий астроном. Составил каталог положений звезд и впервые разделил их на классы в соответствии с силой
свечения.
87
Архимед из Сиракуз (ок. 287–212 до н. э.) — древнегреческий ученый, математик, техник. Автор закона Архимеда, изобретатель Архимедова винта, Архимедовой спирали и пр.

245

246

СТОИЦИЗМ

обличители тщеты и мимолетности человеческой жизни, как
Менипп 88 и ему подобные. Все они — помни об этом — уже давно лежат в земле. Что в этом ужасного для них? А что для тех,
имена которых уже совсем позабыты? Лишь одно действительно ценно: прожить жизнь по правде и справедливости,
сохраняя благожелательность по отношению к людям даже
лживым и неправедным.
XLVIII
Если ты хочешь доставить себе радость, то подумай о добродетелях людей, с которыми ты живешь. Один отличается
деловитостью, другой скромностью, третий щедростью, иной
еще чем‑нибудь. Ничто не доставляет такой радости, как вид
добродетелей, проявляющихся в нравах живущих с нами людей и встречающихся в более или менее тесном единении. Поэтому всегда имей образ добродетелей перед глазами.
XLIX
Разве ты досадуешь на то, что в тебе столько‑то весу а не
в сто раз больше? Точно также не досадуй на то, что тебе суждено прожить известное число лет, а не больше. Довольствуйся
уделенным тебе временем, как довольствуешься данной тебе
сущностью.
L
Попытайся убедить их. Действуй даже вопреки их воле,
если это предписывается разумной справедливостью. Если же
88 Менипп (III в. до н. э.) — философ-киник, сатирический писатель, обличитель пороков, которые при этом были свойственны ему самому. Он был жаден и занимался ростовщичеством. Когда Мениппа ограбили, он удавился
от горя. Диоген Лаэртский считал, что «Менипповы сатиры» были созданы
Дионисием и Зопиром Колофонскими и, ради смеха, приписаны Мениппу. Поклонником и пропагандистом «Менипповых сатир» был знаменитый
писатель-сатирик поздней Античности Лукиан из Самосаты, современник
и корреспондент Марка Аврелия.

Марк Аврелий

кто употребит насилие против тебя, то ищи убежища в удовлетворении самим собою, в спокойствии духа и воспользуйся
препятствием для проявления другой добродетели. И помни,
что твое стремление всегда условно и ты не добиваешься ничего невозможного. Но чего же именно ты добиваешься? Только
согласного с добродетелью стремления. Но его ты достигнешь,
если даже то, к чему ты стремился, останется неосуществленным.
LI
Честолюбец видит свое благо в чужом действии. Преданный наслаждению — в испытываемом им состоянии. Разумный же человек — в своей деятельности.
LII
Вполне возможно не составлять себе никакого убеждения
по поводу чего‑либо и избавить душу от треволнений. Ибо
сами вещи, по природе своей, не принимают участия в составлении наших суждений.
LIII
Приучай себя внимательно относиться к словам других
людей и старайся по возможности проникнуть в душу говорящего. Но что тебе там делать?
LIV
Не приносящее пользы улью — не принесет пользы и пчеле.
LV
Если бы матросы вздумали бранить кормчего или больные врача, то кого бы они стали слушать? Или как мог бы пер-

247

248

СТОИЦИЗМ

вый добиться спасения плывущих, а второй — выздоровления
больных?
LVI
Сколько людей, с которыми я вместе пришел в мир, уже
оставили его!
LVII
Страдающему разлитием желчи кажется горьким мед;
страдающие бешенством боятся воды, а детям кажется прекрасным мяч. На что же я буду гневаться? Или ты думаешь,
что заблуждение менее способно к таким действиям, нежели разлитие желчи у больного или яд у страдающего бешенством?
LVIII
Никто не может помешать тебе жить согласно разуму природы твоей и ничто не происходит вопреки разуму общей природы!
LIX
Что представляют собою те, которым они желают понравиться, и ради каких выгод, и с помощью каких поступков? Как
быстро поглощает все вечность и сколько уже она поглотила!

Марк Аврелий

КНИГА СЕДЬМАЯ
I
Что такое порок? То самое, что ты уже часто видел. И что
бы ни произошло, всегда будь готов сказать: «Ведь это то самое, что я уже часто видел». Вообще, куда ни посмотри, всюду найдешь одно и то же: оно составляет содержание истории
древней, средней и новой, к нему же сводится в данный момент жизнь государства и отдельных домохозяйств. Нет ничего нового: все и обыденно и кратковечно.
II
Что могло бы свести на нет основоположения, кроме угасания соответствующих им представлений? Но в твоей власти
всегда вновь вызывать к жизни эти представления. Я могу
составить себе о данном предмете надлежащее убеждение.
А если так, то чего же мне тревожиться? То, что вне моей души,
не имеет решительно никакого отношения к моей душе. Усвой
это — и ты на правильном пути. Ты можешь еще воскреснуть.
Смотри же снова на вещи так, как ты смотрел некогда: в этом
и есть воскресение.
III
Суетные заботы о внешнем блеске, сценические представления, приобретение стад мелкого и крупного скота, бои гладиаторов, драка щенят за брошенную им кость и рыб за корм

249

250

СТОИЦИЗМ

в садке, кропотливая работа муравьев, беготня испуганных
мышей, движения кукол, потягиваемых за веревочку, — все
это явления одного порядка. Среди всего этого следует хранить благожелательность, без заносчивости, но не упускать из
виду, что ценность каждого человека определяется ценностью
предметов его устремлений.
IV
При каждой речи следует обращать внимание на то, что
говорится, при каждом устремлении — на то, что из этого получается. В первом случае нужно следить за смыслом, во втором раньше всего смотреть на преследуемую цель.
V
Хватит ли моих душевных сил для этого или же нет? Если
хватит, то я воспользуюсь ими для дела, как орудием, данным мне природой Целого. Если же не хватит, то я уступлю
это дело тому, кто сможет его лучше исполнить, если только
оно неявляется моею обязанностью, или же свершу, что сумею,
призвав на помощь того, кто, воспользовавшись и моим разумом, осуществит требуемое в данный момент общим благом.
Ибо, делаю ли я что‑нибудь своими силами или же с помощью
другого, стремиться следует лишь к тому, что требуется общим
благом и согласно с ним.
VI
Сколько людей, некогда прославленных, ныне предано
забвению! А сколько из тех, что прославляли их, уже давно
в могиле?
VII
Не стыдись прибегать к помощи других. Тебе предстоит
выполнить свою задачу, подобно воину при штурме стен. Что,

Марк Аврелий |

если ты, вследствие хромоты, не сможешь один влезть на стену, а при помощи других это могло бы удаться тебе?
VIII
Пусть не тревожит тебя будущее! Ведь ты достигнешь его,
если это будет нужно, обладая тем же разумом, которым ты
пользуешься в настоящем.
IX
Все сплетено друг с другом, всюду божественная связь,
и едва ли найдется что‑нибудь чуждое всему остальному, ибо
все объединено общим порядком и служит к украшению одного и того же мира. Ведь из всего составляется единый мир,
все проникает единый бог, едина сущность всего, един закон,
един и разум во всех разумных существах, едина истина, если
только едино совершенство для всех существ одного и того же
рода и причастных одному и тому же разуму.
X
Все материальное очень скоро исчезает в мировой сущности, каждое причинное начало очень скоро поглощается
мировым разумом. И память обо всем не менее скоро находит
могилу в вечности.
XI
Для разумного существа одно и то же действие согласно
и с природой и с разумом.
XII
Нужно быть правым, а не исправляемым.

251

252

| СТОИЦИЗМ

XIII
Каково отношение между членами сплошного и единого
тела, таково же и между разделенными пространством разумными существами, созданными для соучастия в едином
деле. Эта мысль глубже западет в тебя, если ты будешь часто
говорить себе, что ты являешься членом Целого, состоящего
из разумных существ. Если же ты назовешь себя отдельной
частью, то не будешь любить людей от всего сердца и деятельность на благо других не доставит тебе окончательного удовлетворения. В этой деятельности ты будешь видеть только
свой долг, а не свое собственное благо.
XIV
Пусть с тем, что может претерпеть от чего‑либо приходящего извне, происходит что угодно; потерпевшее и будет
жаловаться, если пожелает. Я же, если не буду убежден, что
случившееся — зло, не понесу вреда. Не быть же убежденным —
зависит от меня самого.
XV
Кто бы что ни делал или ни говорил, я должен оставаться
хорошим человеком. Так золото, изумруд или пурпур могли
бы сказать: «Что бы кто ни говорил или ни делал, а я должен
остаться изумрудом и сохранить свою окраску».
XVI
Господствующее начало не может стать причиной собственного замешательства, не внушает себе ни страха, ни
сокрушения. Если же кто‑то посторонний попытается устранить его или причинить ему огорчение, то пусть он и делает
это. Господствующее начало сознательно не впадет в такое
состояние. Тело пусть само заботится, чтобы не перетерпеть
чего‑либо, и может сообщить, если такое случится. Душа же,

Марк Аврелий |

способная бояться и печалиться, благодаря убеждающему ее
воображению, сохранит спокойствие, если ты заставишь ее отбросить подобное воображение. Господствующее начало само
по себе ни в чем не нуждается, если только само не возбудит
в себе нужды. Поэтому оно не знает ни волнений, ни препятствий, если не создаст их для самого себя.
XVII
Блаженствовать — значит обладать благим гением и господствующим началом, исполненным блага. Что же ты тут
делаешь, воображение? Уйди же, ради богов, так же как и пришло, ты не нужно мне! Явилось же ты в силу застарелой привычки. Я не гневаюсь на тебя, только уйди.
XVIII
Боится кто‑нибудь изменения? Но что может возникнуть
без изменения? Что более свойственно природе Целого? Мог
бы ты сам пользоваться баней, если бы дерево, сгорая, не было
способно к изменению? Мог бы ты питаться, если бы пища не
была способна к изменению? А что другое из полезного могло
бы осуществиться без изменения? Неужели ты не видишь, что
изменение, претерпеваемое тобой, вполне подобно упомянутым и что оно равно необходимо для природы Целого?
XIX
Все тела несутся в мировой материи, как в стремительном
потоке; они тесно связаны с Целым, действуя заодно с ним,
подобно нашим членам в их соответствии друг с другом.
Сколько Хрисиппов, сколько Сократов, сколько Эпиктетов поглотила уже вечность! Пусть эта мысль приходит тебе
в голову по поводу каждого человека и каждой вещи.

253

254

СТОИЦИЗМ

XX
Меня занимает только одно: как бы не сделать того, что
не отвечает природе человека, не поступить несоответствующим ей образом, не действовать в разногласии с нею в данный
момент.
XXI
Скоро ты забудешь обо всем, и все, в свою очередь, забудет
о тебе.
XXII
Человеку свойственно любить и заблуждающихся. Ты достигнешь этого, если проникнешься мыслью, что они сродни
тебе, а прегрешают по неведению и против своей воли. Еще
немного, и тебя и их настигнет смерть. Никто из них — это
самое главное — не причинил тебе вреда, ибо не сделал твою
душу худшей, чем она была до того.
XXIII
Для природы Целого вся мировая сущность подобна воску.
Вот она слепила из этой сущности лошадку; сломав ее, она
воспользовалась ее материей, чтобы вылепить деревцо, затем
человека, затем еще что‑нибудь. И все это существует лишь самое краткое время. Для ларца нет ничего ужасного в том, чтобы быть разобранным, как и в том, чтобы быть сколоченным.
XXIV
Лицо, искаженное гневом, — ужасно и противоестественно. Если такое выражение повторяется часто, оно как бы
умерщвляет человеческий облик, гасит его, так что никоим
образом нельзя его восстановить. Из этого можно понять, что
гнев противоречит разуму.

Марк Аврелий

Если мы лишимся осознания заблуждений, то для чего
еще жить?
XXV
Природа-вседержительница скоро изменит все то, что ты
видишь, и из его сущности создаст что‑нибудь другое, а затем
и еще что‑нибудь новое, дабы вечно юным пребывал мир.
XXVI
Если кто выступил против тебя, немедля дай себе отчет,
в силу каких представлений о добре и зле он это сделал. Уяснив это, ты не будешь жалеть его и не станешь ни удивляться, ни гневаться. Если ваши взгляды на добро совпадают, ты
должен простить его, а если расходятся, то легче сохранить
доброжелательность по отношению к тому, кто искренне заблуждается.
XXVII
Не думай о том, чего у тебя нет, как о принадлежащем
тебе. Выбери из того, чем обладаешь, наиболее ценное и сообрази, скольких усилий стоило бы его приобретение, если бы
его у тебя не было. Но остерегайся, как бы, сосредоточив внимание на этом, ты не переоценил его значения и не лишился
спокойствия духа при его возможной пропаже.
XXVIII
Сосредоточься в самом себе. Разумное и руководящее начало по природе таково, что довольствуется собой в своей праведной деятельности и проистекающем из нее спокойствии.
XXIX
Искорени воображение. Положи конец влечениям. Не
выходи за пределы настоящего. Познай происходящее как

255

256

СТОИЦИЗМ

с тобой, так и с другими. Разложи и раздели все предметы на
начало причинное и начало материальное. Думай о последнем часе. Предоставь чужим заблуждениям оставаться там,
где они имели место.
XXX
Старайся проникнуть мыслью в смысл речи. И пусть твоя
мысль углубляется в возникающее и действующее.
XXXI
Простота, скромность и безразличие к тому, что лежит
между добродетелью и пороком — да служит тебе украшением.
Люби род человеческий. Повинуйся богу. Ведь поэт говорит:
«Все сообразно с законом» 89.– «А что если существуют одни
только элементы?» — «Достаточно помнить, что все сообразно
закону».
XXXII
О смерти: или рассеяние, если все атомистично, или угасание и изменение, если все едино.
XXXIII
О страдании: если оно невыносимо, то смерть не преминет скоро положить ему конец, если же оно длительно, то его
можно стерпеть. Душа сохраняет свой мир силою убеждения,
и господствующее начало не становится хуже. Члены, пораженные страданием, пусть заявляют об этом, если могут.
XXXIV
О славе: вглядись в образ мыслей честолюбцев — каков он
и каково то, кчему они стремятся и чего избегают. На берегу
Возможно, Марк Аврелий ссылается на Гесиода («Работы и дни»). Далее,
по мнению переводчика, следует поздняя вставка, искажающая текст.
89

Марк Аврелий

морском один слой песка наносится на другой и скрывает его
под собой. Точно так же и в жизни: бывшее раньше очень быстро исчезает под тем, что наступает вслед за ним.
XXXV
Слова Платона: «Думаешь ли ты, что душе возвышенной
и объемлющей своим взором все время и все сущее, жизнь
человеческая покажется чем‑нибудь значительным?» — «Это
невозможно », — сказал он. «Следовательно, и смерть подобный человек не сочтет за нечто ужасное?» — «Отнюдь нет» 90.
XXXVI
Слова Антисфена: «Делать добро и пользоваться в то же
время дурной славой — в этом есть нечто царственное» 91.
XXXVII
Позор, если лицо послушно велениям души, принимает
вид и выражение, сообразные с ней, а сама душа не в силах
придать себе надлежащий вид и выражение.
XXXVIII
Что пользы гневаться на вещи?
Дела нет до наших чувств вещам… 92

Платон. Государство. Кн. 6, 486.
Антисфен Афинский (ок. 445–360) — философ, основатель кинической
школы. Марк Аврелий имеет в виду ответ Антисфена по поводу дурных отзывов о нем философа Платона: «Это удел царей: делать хорошее и слышать
дурное».
92
Марк Аврелий приводит цитату (в переводе Вяч. Иванова) из трагедии
«Беллерофонт» Еврипида (480–408 до н. э.) — великого древнегреческого драматурга, последователя Сократа.
90
91

257

258

СТОИЦИЗМ

XXXIX
Будь и богам бессмертным, и нам, земнородным,
отрадой 93.

XL
Нельзя, чтоб в день свой не пожата жизнь была,
Как спелый колос, — не жил сей, не умер тот 94.

XLI
Хотя б меня с двумя детьми забыли вы,
Цари небес, — все ж разум есть и правда в том 95.

XLII
Мне сопутница — правда; со мною добро 96.

XLIII
Пусть не увлекает тебя ни чужое отчаяние, ни ликование.
XLIV
Слова Платона: «На это же я представлю справедливое
возражение: “Не хорошо ты судишь, милый друг, если думаешь, что сколько‑нибудь дельный человек должен учитывать
возможность остаться в живых или умереть, а не смотреть
в своем действии только на то, справедливо или несправедливо он действует и достойно ли человека хорошего или дурного”».
93
94
95
96

Неизвестный автор (перевод Вяч. Иванова).
Еврипид. Гипсипила (перевод Вяч. Иванова).
Неизвестный автор (перевод Вяч. Иванова).
Аристофан. Ахарняне (перевод Вяч. Иванова).

Марк Аврелий

XLV
«Таково‑то, мужи Афинские, истинное положение вещей.
Если кто сам себе назначил известную должность, считая ее
наилучшей, или же был назначен на оную начальником, то
должен и оставаться на ней, подвергаясь опасностям и не считаясь ни с чем — ни со смертью, ни с чем‑либо другим, кроме
постыдного» 97.
XLVI
«Но, мой милый, вникни-ка, не есть ли благородное и доброе нечто другое, нежели спасение чужой или своей жизни.
Ведь истинный муж должен желать не того, чтобы прожить
столько‑то времени, и не должен цепляться за жизнь, а, понадеявшись в этом на бога и поверив женщинам, что от судьбы
не уйдешь, должен помышлять только о том, каким бы это
образом прожить то время, которое суждено жить, возможно
лучше» 98.
XLVII
Наблюдай движение светил, как принимающий участие
в нем, и постоянно размышляй о переходе элементов друг
в друга. Ибо подобные представления очищают от грязи земной жизни.
XLVIII
Прекрасны слова Платона: «Кто делает предметом своих
речей человека, тот должен как бы с вершины горы обозреть
все земное: сборища, походы, полевые работы, браки, разводы, рождения, смерти, шумные судьбища, пустыни, различ-

97
98

Платон. Апология Сократа.
Платон. Горгий.

259

260

СТОИЦИЗМ

ные племена варваров, празднества, похороны, ярмарки, смешение разнородного и сложенное из противоположностей» 99.
XLIX
Оглянись на прошедшее: сколько переворотов пережили
уже государства! Можно предвидеть и будущее. Ведь оно будет
совершенно в том же роде и не выйдет из ритма происходящего ныне. Поэтому и безразлично, будешь ли ты наблюдать
человеческую жизнь в течение сорока лет или же десяти тысяч
лет. Ибо что увидишь ты нового?
L
Все назад притечет: что взрастила земля,
Обратится в прах;
А небесный посев, от земли вознесен,
Расцветет в небесах 100.

Это — или разложение сплетенных между собой атомов,
или подобное же рассеяние бесчувственных элементов.
LI
Питьем и яством, зельями волшебными
Мнят отвести от устья смерти дней русло 101.
Коли ветр от богов налетит, мы должны
И труды претерпеть без роптанья 102.

LII
Есть люди превосходящие тебя в искусстве борьбы. Но
пусть никто не превзойдет тебя в преданности общему благу
99
100
101
102

В дошедших до нас сочинениях Платона этого отрывка нет.
Еврипид. Хрисипп (перевод Вяч. Иванова).
Еврипид. Просительницы (перевод Вяч. Иванова).
Строки неизвестного автора (перевод Вяч. Иванова).

Марк Аврелий

в скромности, в покорности всему совершающемуся, в снисходительности к заблуждениям ближних.
LIII
Где есть возможность действовать в соответствии с разумом, общим богам и людям, — там нет ничего ужасного. Ибо
где возможно достичь пользы путем верно направленной и отвечающей нашему строю деятельности, там не следует опасаться какого‑либо вреда.
LIV
Всюду и всегда в твоей власти и довольствоваться благочестиво своим наличным жребием, и относиться справедливо
к окружающим тебя людям, и исследовать внимательно наличные представления, дабы не проникло в них ничего несообразного.
LV
Не оглядывайся на господствующее начало других людей,
а устремляй свой взор туда, куда ведет тебя природа — природа Целого — тем, что случится с тобой, и твоя природа тем, что
надлежит тебе делать. Каждому же существу надлежит делать
то, что соответствует его строю. Но все неразумные существа,
в силу своего строя, предназначены для разумных существ
(как и всюду менее совершенное для более совершенного),
разумные же существа — друг для друга. Поэтому первое место в строе человека занимает его общественность. Второе —
неподатливость по отношению к состояниям, испытываемым
телом. Ибо движению разумному и духовному свойственно
отмежевываться и никогда не сдаваться перед движением
чувств и стремлений — последние суть движения животные,
духовное же желает первенствовать и не быть осиленным ими,
что и справедливо, так как оно по природе должно пользо-

261

262

СТОИЦИЗМ

ваться всеми ими. Как на третье в строе разумного существа,
следует указать на ограждение себя от опрометчивости и обмана. Заручившись всем этим, господствующее начало должно идти своим прямым путем, обладая тем, что принадлежит
к его составу.
LVI
Представь себе, что ты уже умер, что жил только до настоящего момента, и остающееся время жизни, как доставшееся
тебе сверх ожидания, проводи согласно с природой.
LVII
Люби только то, что случается с тобой и предопределено
тебе. Ибо что могло бы более соответствовать тебе?
LVIII
Что бы ни случилось, имей перед глазами тех, с которыми случилось то же самое и которые предавались по этому
поводу гневу, изумлению, жалобам. Где они теперь? Нигде.
Что же и ты хочешь уподобиться им? И не хочешь, предоставив эти чуждые тебе движения тем, кто вызывает, и тем, кто
претерпевает их, направить все свои помыслы на то, как бы
использовать и то и другое? Использовать же ты можешь превосходно, не имея недостатка в материале. Только будь внимателен к себе и желай быть превосходным во всем, что делаешь.
И помни, что и в том и в другом случае материал деятельности
есть нечто безразличное.
LIX
Смотри внутрь себя. Внутри источник добра, который никогда не истощится, если ты не перестанешь рыть.

Марк Аврелий |

LX
И тело должно иметь известную осанку, не быть вертлявым ни в движении, ни в жестах. Ведь выражается же душа
в лице, придавая ему разумность и благообразие — того же
можно требовать и от всего тела. Но соблюдать все это следует,
сохраняя естественность.
LXI
Искусство жизни более напоминает искусство борьбы, нежели танцев. Оно требует готовности и стойкости и в отношении к внезапному и непредвиденному
LXII
Постоянно думай о том, каковы те люди, признания которых ты добиваешься, и каково их господствующее начало.
И ты не будешь ни винить их за невольные прегрешения, ни
нуждаться в их признании, если заглянешь в источник их
убеждений и стремлений.
LXIII
«Всякая душа, — говорит он, — лишается истины против
своей воли» 103. Но точно также и справедливости, и благоразумия, и благожелательности, и всего другого в этом роде. В высшей степени необходимо постоянно думать об этом, ибо тогда
ты будешь более кротко относиться ко всем.
LXIV
При каждом страдании вспомни тотчас же о том, что оно
не постыдно и не делает руководящую всем душу худшей, ибо
оно не действует пагубно ни на ее разумность, ни на ее общественность. При большинстве страданий можешь призвать на
помощь слова Эпикура: «Это страдание не нестерпимо и не
103

Марк Аврелий приводит слова Эпиктета.

263

264

СТОИЦИЗМ

вечно, если только ты будешь помнить о его границах и не будешь ничего примышлять от себя» 104. Помни также о том, что
многое тягостное для нас тождественно со страданием, хотя
мы и не замечаем этого, как, например, сонливость, жара,
скука. Поэтому если ты тяготишься чем‑нибудь подобным, то
скажи самому себе: «Я не превозмог страдания».
LXV
Старайся даже по отношению к нижестоящим существам
не испытывать тех чувств, которые люди испытывают друг
к другу.
LXVI
Откуда нам знать, был ли Сократ выше Телавга 105 по своему внутреннему строю? Ведь для этого недостаточно знать,
что Сократ умер более славной смертью, что он с большим
успехом обличал софистов, что он проявил большую выносливость, проводя ночи на морозе, и, по-видимому, большее
благородство, отказавшись исполнить приказ о задержании
Льва Саламинца 106, и что он гордо выступал по улицам 107;
104
Выступая против космогонических воззрений Эпикура, Марк Аврелий
с уважением относился к его моральным принципам. В так называемом «Ватиканском собрании изречений» Эпикура сохранился фрагмент, близкий по
содержанию к приведенному Марком Аврелием: «Всякое [телесное] страдание достойно презрения: страдание, заключающее в себе интенсивную боль,
продолжается короткое время, а долговременное страдание в теле причиняет
боль слабую».
105
Телавг (V в. до н. э.) — сын и последователь Пифагора. Телавг, как и Сократ,
не оставил после себя никаких сочинений.
106
Эпизод со Львом (Леонтом) Саламинцем передан Платоном в «Апологии
Сократа». Во время правления в Афинах Тридцати тиранов (404–403 до н. э.)
Сократ был послан для задержанияЛеонта, приговоренного к смертной казни,
но отказался это сделать. За отказ от повиновения ему также грозила смерть,
но падение тирании спасло философа. Однако пришедшие к власти демократы все равно осудили Сократа на смерть.
107
Насмешливое изображение Сократа в виде софиста, важно шествующего
по улицам Афин, дано противником философа Аристофаном в комедии «Облака» (423 до н. э.).

Марк Аврелий

и истинность всего этого к тому же еще может быть подвергнута большому сомнению 108. Но следует рассмотреть, какой
душой обладал Сократ, мог ли он довольствоваться справедливостью в отношении к людям, благочестием в отношении
к богам, не досадовалли он на порочность людей, не потакал
ли чьему‑либо невежеству, не смотрел ли на ниспосылаемое
ему природой Целого как на нечто чуждое или не тяготился
ли им, как чем‑то нестерпимым, и не привязывал ли свой ум
к состояниям тела.
LXVII
Природа не так уж тесно связала тебя с телом, чтобы ты
не мог заставить его знать свое место и руководствоваться разумом. Ведь вполне возможно стать богоподобным человеком,
оставаясь никому не известным. Всегда помни об этом, а также о том, что блаженная жизнь требует немногого. И если ты
потерял надежду стать диалектиком или физиком, то не должен еще оставлять попечение о том, чтобы быть свободным,
преданным общему благу и послушным богу.
LXVIII
Живи безропотно в ничем не омрачаемом благодушии,
если даже все люди осыпают тебя всевозможными упреками,
а дикие звери терзают бессильные члены твоего телесного
покрова. Что, в самом деле, может помешать душе сохранить,
несмотря на все это, свой внутренний мир, истинное суждение
обо всем окружающем и готовность использовать выпадающее
ей на долю? Способность суждения здесь как бы обращается
к событию: «Таково ты по своей сущности, хотя люди и мнят
тебя чем‑то другим». Способность использования обращается к нему же: «Я искала тебя, ибо все настоящее является для
меня материалом разумной и гражданственной добродетели,
108

Последняя фраза считается поздней вставкой.

265

266

| СТОИЦИЗМ

все же в целом — искусства человеческого или божеского. Ибо
все, что имеет отношение к богу или человеку, не является
чем‑то новым и несподручным, а знакомым и легким».
LXIX
Совершенство характера выражается в том, чтобы каждый день проводить как последний в жизни, быть чуждым суетности, бездеятельности, лицемерия.
LXX
Бессмертные боги не досадуют на то, что им в течение
столь долгого времени придется иметь дело с таким множеством столь дурных существ; напротив, они всячески пекутся
о них. Твой же конец уже близок, а ты теряешь терпение, сам
будучи к тому же одним из них!
LXXI
Смешно, стараясь избежать чужой порочности, что невозможно, не стараться избежать своей собственной — что вполне
возможно.
LXXII
Что разумная и гражданственная способность находит неразумным и идущим наперекор общественному, то она основательно считает ниже своего достоинства.
LXXIII
Если ты сделал добро, а другой испытал добро, то чего же
ты, уподобляясь глупцам, стремишься еще к чему‑то третьему,
вроде славы доброго человека или награды?

Марк Аврелий |

LXXIV
Никто не устает получать пользу. Польза же сопряжена
с действием, согласным с природой. Не уставай же получать
пользу, принося ее!
LXXV
Некогда стремление природы Целого направилось на создание мира. Ныне же или все происходит в силу необходимой связи, или же и наиболее ценное, предмет особого устремления руководящего начала мира, отдано на произвол случая.
Если ты будешь помнить об этом, то ко многому отнесешься
спокойнее.

267

268

| СТОИЦИЗМ

КНИГА ВОСЬМАЯ
I
То, что ты уже не можешь прожить достойно философа
всей жизни, или жизни зрелых лет, что и тебе самому, и другим ясно, как ты далек от философии, — также отвращает от
тщеславия.
Ты запятнал себя так, что нелегко приобрести славу философа, а этому противодействует и твое положение. Но если
ты действительно познал, в чем суть, то отрекись от всего по-

Марк Аврелий |

казного и будь доволен, если тебе удается провести остаток
жизни в согласии с желаниями твоей природы. Подумай об
этих желаниях, пусть ничто иное не отвлекает тебя. Ты делал
много попыток, блуждал по многим направлениям, но нигде
не нашел благой жизни. Ни в силлогизмах, ни в славе, ни в наслаждении — нигде. Но где же она? В том, чтобы исполнять
требования человеческой природы. Каким же образом ты их
исполнишь? Если у тебя будут твердые основы, которые определяют все стремления и поступки. В чем их суть? Они касаются понимания добра и зла. Согласно им ничто не будет для
человека добром, если не содействует справедливости, благоразумию, мужеству и свободе. Ничто нельзя назвать злом, что
не противодействует этому.
II
Совершая какое‑либо действие, спроси себя: «Какое значение оно будет иметь для моей собственной природы? Не
придется ли в нем раскаиваться?»
Еще немного, и я уже мертв, и все для меня исчезнет. Если
моя настоящая деятельность достойна существа разумного,
общественного, подчиняющегося тому же закону, что и бог, то
чего еще мне желать?
III
Что Александр, Гай (Юлий Цезарь) и Помпей по сравнению с Диогеном, Гераклитом и Сократом? Эти последние
проникали взором в суть вещей, со стороны причины и со стороны материи, и руководящее начало в них всегда оставалось
верным самому себе. А сколько забот было у первых и отчего
только они не зависели!
IV
Люди будут делать одно и то же, как ты не бейся.

269

270

СТОИЦИЗМ

V
Прежде всего не смущай своего покоя. Ведь все согласно
с природой Целого; еще немного времени, и ты будешь ничто
и нигде, как и Адриан и Август. Затем, сосредоточившись на
своем деле, вникни в него, помня о том, что тебе надлежит
быть хорошим человеком, и о том, каковы требования человеческой природы. Неуклонно исполняй эти требования и говори так, как тебе кажется наиболее соответствующим справедливости; соблюдай благожелательность и скромность, избегай
лицемерия.
VI
Природа Целого занята тем, что существующее в одном
месте перемещает в другое, изменяет его, изымает отсюда
и переносит туда. Все подлежит изменению и нечего поэтому опасаться, как бы не произошло чего‑нибудь нового. Все
обычно, и удел у всего равный.
VII
Природа каждого существа удовлетворена, если находится на правильном пути. Природа же разумного существа на
правильном пути, если не соглашается ни с ложью, ни с неясностью в представлениях, если направляет стремления исключительно на общее благо, а склонность и отвращение питает
только к тому, что зависит от нас самих, и без ропота понимает
все ниспосылаемое ей общей природой. Ведь она же есть часть
общей природы, подобно тому как природа листа есть часть
природы дерева. Разница только в том, что природа листа есть
часть природы, лишенной чувств и разума и могущей столкнуться с препятствиями; природа же человека есть часть природы, не знающей препятствий, разумной и справедливой; эта
природа привлекает все к участию во времени, материи, причинности, деятельности, событиях, соблюдая равенство и со-

Марк Аврелий

образуясь с достоинством. Но ты убедишься в этом, сравнивая
не отдельные свойства между собой, а совокупность свойств
одного существа с совокупностью свойств другого.
VIII
Ты лишен возможности читать. Но ты не лишен возможности смирять гордость, преодолевать наслаждение и страдание, презирать суетную славу, не гневаться на людей бесчувственных и неблагодарных, более того, даже заботиться о них.
IX
Пусть никто впредь не услышит от тебя жалоб ни на придворную жизнь, ни на твою собственную.
X
Раскаяние есть упрек, обращенный к самому себе за упущение чего‑либо полезного. Полезное же неизбежно есть и доброе в каком‑нибудь отношении и предмет заботы со стороны
прекрасного и хорошего человека. Но такой человек не станет
раскаиваться по поводу того, что упустил случай получить наслаждение. Следовательно, наслаждение не есть ни полезное,
ни доброе.
XI
Что есть данный предмет сам по себе, по свойственному
ему строению? Каков он со стороны сущности и материи? Каков со стороны причинности? Каково его назначение в мире?
Сколько времени он существует?
XII
Когда ты с неохотой восстаешь от сна, вспомни, что, согласно свойственному тебе строению и человеческой природе,
твое назначение — преследование общего блага; сон же есть

271

272

СТОИЦИЗМ

нечто присущее и неразумным тварям. То же, что согласно
с природой каждого, то ему наиболее приличествует, наиболее
соответствует, даже наиболее для него привлекательно.
XIII
Постоянно и, по возможности, при каждом представлении применяй учения физики, этики и диалектики.
XIV
С кем бы тебе не пришлось столкнуться, тотчас же обратись к себе так: «Каковы основоположения этого человека
относительно добра и зла?» Если у него имеются какие‑либо
определенные основоположения касательно наслаждения
и страдания и их причин, а также касательно славы, бесславия,
смерти, жизни, то в его поступках ничто не может показаться
мне удивительным и странным. Кроме того, мне следует также помнить, что он вынужден поступать таким образом.
XV
Помни, что, как странно изумляться, если смоковница
производит смокву, точно так же — если мир производит нечто такое, что производить ему свойственно. Ведь неуместно
врачу и корабельщику предаваться изумлению, если какой‑
нибудь человек заполучил лихорадку или если поднялся противный ветер.
XVI
Помни, что изменение своего мнения и согласие с тем,
кто указывает правильный путь, отнюдь не умаляют свободы.
Ведь это твоя же деятельность, отправляемая согласно твоему
же разуму.

Марк Аврелий |

XVII
Если это зависит от тебя, то зачем ты делаешь это? Если
от другого, то к кому обращаешься с упреками? К атомам или
богам? И то и другое достойно безумца. Ни на что не следует
сетовать. Если можешь, исправь того, кто действует, если не
можешь, исправь хотя бы само дело. Если же и это для тебя
невозможно, то какой для тебя прок в сетованиях? Зря ничего
не следует делать.
XVIII
Умирающее не выпадает из мира. Если же оно остается
здесь, то изменяется здесь и распадается на элементы — те же,
что и самого мира, и твои. Изменяются и сами элементы, но
не ропщут.
XIX
Все существует для чего‑нибудь, как, например, лошадь,
виноградная лоза. Чему ты удивляешься? И солнце существует для какого‑нибудь дела, да и остальные боги. Но для чего
ты? Для наслаждения? Посмотри, выдерживает ли это критику?
XX
Подобно бросающему мяч, природа во всем не менее направляет свое внимание на конец, чем на начало и пребывание. Что, в самом деле, хорошего для мяча в том, что он несется вверх, или дурного в том, что он стремится вниз или даже
упал? Что хорошего для пузыря в том, что он вздулся, или дурного в том, что он лопнул? То же самое и о светильнике.
XXI
Выверни его [тело] наизнанку и посмотри, каково оно
и каким оно становится от старости, от болезней, от излишеств.

273

274

СТОИЦИЗМ

Кратковечны и тот, кто хвалит, и тот, кого хвалят, и помнящий, и о ком помнят. К тому же все это разыгрывается в уголке
какой‑нибудь страны, да и здесь не все согласны между собой
и отдельные люди сами с собой. Да и вся земля — песчинка.
Пусть твое внимание будет поглощено своим настоящим
предметом, будет ли то основоположение, деятельность или
выражение.
По заслугам ты терпишь это, предпочитая стать хорошим
завтра, нежели быть им сегодня.
XXIII
Делаю я что‑нибудь? Я делаю это, считаясь с благоденствием людей. Случается со мной что‑нибудь? Я приемлю,
считаясь с волею богов и источником всего, где берет начало
все возникающее.
XXIV
Каким представляется тебе омовение? Масло, пот, грязь,
липкая вода — все вещи, возбуждающие брезгливость. Таковы
же и каждая часть жизни, и каждый предмет.
XXV
Луцилла пережила Вера, затем скончалась и сама 109, Секунда похоронила Максима, чтобы последовать за ним, Эпитинхан — Диотима и сам умер вслед за ним, Антонин — Фаустину и затем и сам был погребен, Целер — Адриана, а затем
опочил сам. И так все. Где же все те мудрецы, провидцы,
гордецы? Где, например, из мудрецов Харакс, Деметрий-
платоник, Евдемон и им подобные? Все мимолетно, все давно
мертво. Некоторые были сразу позабыты, другие превратились в мифы, третьи исчезли уже из мифов. Следует поэтому
помнить, что или всему, что входит в состав тебя, предстоит
109

Речь идет о дочери Марка Аврелия, супруге Луция Вера.

Марк Аврелий

распасться, или жизненной силе угаснуть, или измениться
и быть перенесенной в другое место.
XXVI
Деятельность, свойственная человеку, есть для него источник радости. Человеку же свойственны благожелательность
к себе подобным, презрение к чувственным побуждениям,
различение убедительных представлений, созерцание природы Целого и происходящего согласно ей.
XXVII
Важны три отношения: к облегающему тебя телу, к божественной причине, источнику всего случающегося со всеми,
и, наконец, к живущим с тобою людям.
XXVIII
Страдание есть зло или для тела (в таком случае пусть
тело и заявляет об этом), или же для души. Но душа способна
сохранить свойственные ей ясность и спокойствие и не признавать в страдании зла. Ведь всякое суждение и стремление,
склонность и отвращение внутри нас, а сюда не проникает никакое зло.
XXIX
Подавляй воображение, постоянно говоря себе: «Теперь
от меня зависит, чтобы в этой душе не было ни скверны, ни
вожделения, ни вообще какого‑либо смятения; но созерцая
все так, как оно есть, я буду пользоваться всем сообразно его
ценности». Помни об этой способности, свойственной тебе от
природы.

275

276

| СТОИЦИЗМ

XXX
И в Сенате, и в беседе с частным лицом следует говорить
с достоинством, но без напыщенности. Пусть речь твоя будет
правдива.
XXXI
Двор Августа, его жена, племянники, пасынки, сестра,
Агриппа, родственники, домочадцы, друзья, Арей, Меценат 110,
врачи, жрецы — весь двор вымер. Перейди затем к другому; к смерти не отдельных людей, а целых родов, например
Помпеев. На надгробных памятниках бывает начертано: «Последний такого‑то рода». Подумай, сколько усилий затратили
предки, чтобы оставить себе преемника — и все же кто‑нибудь
да должен остаться последним. А затем уже смерть всего рода.
XXXII
Жизнь следует строить как совокупность отдельных
действий и быть довольным, если каждое из них отвечает
своему назначению. Никто не может помешать тебе в этом.–
«А внешние препятствия?» — Таких нет для деятельности
справедливой, благоразумной и обдуманной.– «Но, наверное,
в иных делах можно натолкнуться на непреодолимые препятствия?» — Тогда, благодаря спокойному отношению к самому
препятствию и пониманию условий его возникновения, следует действовать иначе, но в соответствии с теми же твердыми
жизненными принципами, о которых речь шла выше.

110
Цезарь Август (63 до н. э. — 14 н. э.) — Гай Октавий Фурии, усыновленный
Юлием Цезарем, с 27 г. до н. э. — Октавиан Август, основатель Римской империи; Агриппа (ок. 63–12 до н. э.) — полководец, сподвижник Августа; Арей
(Арий) Александрийский — философ, друг Цезаря Августа; Меценат (между
74 и 64–8 до н. э.) — приближенный Цезаря Августа, покровитель поэтов, художников, имя которого стало нарицательным.

Марк Аврелий |

XXXIII
Не превозносись, получая, и не ропщи, когда отдаешь.
XXXIV
Видел ли ты когда‑нибудь отрубленную руку или ногу или
отсеченную голову, лежащую отдельно от туловища? Таким
становится человек, намеренно обособивший себя от происходящего или стремящийся делать что‑либо, не отвечающее
общему благу.
В таком случае ты оказываешься отторгнутым от единения с природой. Рожденный быть ее частью, самовольно отсекаешь себя. Однако тебе предоставлено преимущество — ты
можешь вновь привести себя к единению. Этого бог не дозволил никакой другой части: вновь сойтись, будучи уже отделенной и отсеченной. Оцени же милость, которой он одарил человека. Он предоставил ему свободу не отторгать себя от Целого
с самого начала, но и отторгнутому дозволил воссоединиться,
срастись с Целым, заняв положение его части.
XXXV
Как все другие способности разумного существа вложены в него природой Целого, точно так же мы получили от
нее и следующую. Подобно тому как она все противостоящее
и противодействующее ей обращает в свою пользу и включает
в цепь необходимости, делая его своею частью, точно также
и разумное существо может претворять в материал для себя
каждое препятствие и воспользоваться им, каковы бы ни были
его прежние цели.
XXXVI

Пусть не смущает тебя мысль о твоей жизни в целом. Не
раздумывай о том, сколько и какого рода страданий придется,
по всей вероятности, перенести, но при каждом, угрожающем

277

278

СТОИЦИЗМ

тебе, обращайся к себе с вопросом: «Что, собственно, во всем
этом такого, чего нельзя было бы перенести и стерпеть?» Ты
постесняешься ответить утвердительно. Затем напомни себе,
что тебя гнетет не будущее и не прошедшее, но всегда лишь
настоящее. Последнее же еще умалится, если ты ограничишь
его им самим и упрекнешь свою душу, если ей не под силу
даже такое бремя.
XXXVII
Сидят ли и поныне Пантея или Пергам у гробницы Вера,
а Ксабрий или Диотим у гробницы Адриана? 111 Уже самый
вопрос смешон. Но если бы они и сидели, то чувствовали бы
это почившие? А если бы и чувствовали, то доставило бы это
удовольствие? А если бы и доставило удовольствие, то стали
бы сидевшие у их гробниц бессмертны? Разве не суждено им
сначала превратиться в стариков и старух, а затем умереть? Но
что стали бы делать покойники по их смерти? Все это — смрад,
меха, наполненные тленом.
XXXVIII
Если взор твой изощрен, говорит философ, докажи это на
деле, разобравшись в самом мудреном.
XXXIX
Я не вижу в строении разумного существа добродетели,
укрощающей справедливость, но вижу добродетель, укрощающую наслаждение, — воздержанность.
XL
Откажись от своего предубеждения относительно того,
что кажется огорчающим тебя, — и ты сам в полной безопасноРечь идет о вольноотпущенниках Вера и императора Адриана, которые
должны были посещать могилы своих благодетелей.
111

Марк Аврелий |

сти. «Но кто это «сам”?» — «Разум».– «Но я не разум».– «Будь
им». Итак, пусть только разум сам не причиняет себе огорчения. Если же что‑нибудь другое в тебе чувствует себя плохо, то
пусть оно само и составляет убеждение о себе самом.
XLI
Препятствие для ощущения — зло животной природы.
Препятствие для стремления — также зло животной природы.
Существуют равным образом и препятствия для растительной
жизни, являющиеся злом для нее. Таким образом, и препятствие для разума есть зло разумной природы. Примени все это
к себе самому. Ты приходишь в соприкосновение со страданием или наслаждением? Пусть ведает это ощущение. В своем стремлении ты натолкнулся на препятствия? Если ты отдаешься стремлению безусловно, то это уже зло для тебя, как
существа разумного. Если же ты расширишь свой кругозор, то
не потерпишь вреда и не встретишься с препятствиями. Деятельности же, свойственной разуму, никто другой воспрепятствовать не может, ибо он недосягаем ни для огня, ни для меча,
ни для тирана, ни для клеветы. Шар, поскольку он существует,
не может лишиться круглоты.
XLII
Я не заслуживаю того, чтобы огорчать самого себя, ибо
никогда преднамеренно не огорчил кого‑либо другого.
XLIII

Повод для радости у каждого свой. Меня радует, если руководящее начало не проявляет признаков болезни, если оно
не отвращается ни от кого из людей, ни от того, что происходит с людьми, но взирает на все преисполненным благожелательности взором, все приемлет и всем пользуется сообразно
его ценности.

279

280

СТОИЦИЗМ

XLIV
Старайся расположить к себе современников. Те, кто
предпочитает гнаться за славой у потомства, забывают, что
грядущие поколения ничем не будут отличаться от настоящего, которым они тяготятся. И эти поколения также смертны.
И вообще, что тебе до того, как они будут о тебе отзываться
и каково будет их мнение о тебе?
XLV
Возьми меня и забрось, куда пожелаешь. И там я сохраню
свой гений благорасположенным, т. е. удовлетворенным, если
его состояние и деятельность будут отвечать свойственному
ему строению.
Стоит ли это того, чтобы из-за него болела моя душа и под
действием приниженности, вожделения, смятения и страха
сделалась хуже, нежели теперь? И есть ли вообще что‑нибудь,
что стоило бы этого?
XLVI
Ни с одним человеком не может случиться ничего такого,
что не составляет удела человека, с быком, виноградной лозой, камнем — что не составляет их удела. Если же с каждым
случается только то, что для него обычно и естественно, то на
что же ты станешь негодовать? Общая природа не ниспослала
тебе ничего такого, чего ты не мог бы претерпеть.
XLVII
Если ты огорчаешься по поводу чего‑либо внешнего, то
угнетает тебя не сама эта вещь, а твое суждение о ней. Но
устранить последнее — в твоей власти. Если же тебя огорчает
что‑либо в твоем собственном настроении, то кто мешает тебе
исправить свой образ мыслей? Точно также если ты огорчаешься по поводу того, что не делаешь чего‑либо, представляю-

Марк Аврелий

щегося тебе правильным, то не лучше ли сделать это, нежели
огорчаться? — «Но этому препятствует нечто более сильное,
чем я».– «Тогда не огорчайся, ибо не в тебе причина бездействия».– «Но жизнь лишается для меня цены, если я не сделаю этого».– «Уйди же из жизни без злобы, как ты опочил бы
и по совершении своего дела, сохраняя благожелательность
даже к тому, что стояло на твоем пути».
XLVIII
Помни, что господствующее начало, если даже упорство
его неразумно, становится неприступным, когда, сосредоточившись в самом себе, оно довольствуется тем, что не делает
того, чего не желает. Что же, если оно судит о чем‑либо разумно и осмотрительно? Поэтому душа, свободная от страстей,
есть твердыня, ибо нет у человека более надежного убежища,
скрывшись в которое он не боялся бы погони. Кто не видит
этого — невежда, а кто видит и не пользуется этим убежищем —
несчастен.
XLIX
Не говори себе ничего, кроме того, что содержится в предшествующих представлениях. Тебе передают, что такой‑то
плохо о тебе отзывается. Но ведь о том, что благодаря этому
ты терпишь вред, тебе никто не сообщает. Я вижу, что ребенок
болен. Да, вижу; но что он в опасности, я не вижу. Итак, оставайся постоянно в пределах первых представлений, ничего не
примышляя к ним сам от себя, и с тобой ничего не будет. Или
еще лучше, примысли, но как человек, знающий все происходящее в мире.
L
Огурец горек? Брось его. На твоем пути терновые кусты?
Обойди их. Этого достаточно. Не задавайся вопросом: «Для

281

282

СТОИЦИЗМ

чего существует нечто подобное в мире?» Ведь человек, посвященный в тайны природы, станет осмеивать тебя, как осмеяли бы тебя плотник или сапожник, если бы ты упрекнул их
в том, что в их мастерских ты видишь стружки и обрезки кожи
от их изделий. У этих ремесленников есть, однако, куда выбросить остатки, природа же Целого не имеет ничего вне себя.
Но именно самым удивительным в искусстве природы является то, что, ограниченная сама собой, она превращает в самое себя все кажущееся внутри ее испортившимся, отжившим
и бесполезным и что из всего этого она опять создает нечто
новое. Таким образом, она не пользуется материей извне и не
нуждается в месте, куда выкидывают гниль. Она довольствуется своим пространством, своей материей и свойственным ей
искусством.
LI
Не будь ни медлительным в действиях, ни путанным в речах. Не отдавайся полету воображения, не предавайся чрезмерному отчаянию или ликованию и не заполняй всей жизни
делами.
Люди убивают, рвут на части, преследуют проклятиями.
Но чем это может помешать душе оставаться чистой, рассудительной, благоразумной, справедливой? Так, если кто‑нибудь,
подойдя к прозрачному и пресному роднику, стал бы изрыгать
на него хулу: родник все же не перестанет бить ключом питьевой воды. И пусть подошедший даже бросит в него грязь или
навоз, родник очень скоро рассеет все это, смоет и нигде не
помутится. Когда же будешь ты обладать вечно бьющим родником, а не стоячим болотом? Если ты ни на час не будешь
оставлять попечения о своей свободе, сопряженной с благожелательностью, простотой и скромностью.

Марк Аврелий

LII
Тот, кто не знает, что есть мир, не знает и места своего
пребывания. Не знающий же назначения мира не знает ни
того, кто он сам, ни того, что есть мир. Тот же, кто остается
в неведении относительно какого‑нибудь из этих вопросов, не
мог бы ничего сказать и о своем собственном назначении. Кем
же кажется тебе тот, кто стремится избежать порицания или
удостоиться рукоплесканий и похвалы со стороны людей, не
знающих ни где они, ни кто они?
LIII
Ты жаждешь похвал со стороны человека, трижды проклинающего себя в течение одного часа? Ты желаешь нравиться человеку, который не нравится самому себе? Разве нравится себе тот, кто раскаивается почти во всех своих поступках?
LIV
Пора не только согласовать свое дыхание с окружающим
воздухом, но и мысли со всеобъемлющим разумом. Ибо разумная сила также разлита и распространена повсюду для того,
кто способен вбирать ее в себя, как сила воздуха для способного к дыханию.
LV
Порок вообще ни в чем не вредит миру, порок, присущий
одной части, ни в чем не вредит другой. Он вреден только для
того, кто имеет возможность избавиться от него, лишь только
пожелает этого.
LVI
Для моей воли воля ближнего есть нечто столь же безразличное, как и его жизненная сила, и тело. И хотя мы и рождены преимущественно друг для друга, однако господствующее

283

284

СТОИЦИЗМ

начало каждого из нас обладает собственной властью. В противном случае порок ближнего был бы злом для меня. Но бог
решил иначе, дабы счастье или несчастье не зависело от кого‑либо другого.
LVII
Солнце кажется льющим свой свет, этот свет разлит повсюду, но солнце не изливается. Распространение света — это
не разлитие его, а, скорее, разбегание лучей во все стороны.
Поэтому мы и называем лучи бегущими. Ачто такое луч, это ты
узнаешь, если будешь смотреть на солнечный свет, проникающий через узкое отверстие в темную комнату Он распространяется по прямой линии и как бы упирается во встретившееся
ему плотное тело, являющееся преградой для находящегося за
ним воздуха; здесь он останавливается, не соскальзывая вниз
и не падая. Таково и распространение разумного начала. Ум
не разливается наподобие жидкости, а его токи, каклучи, расходятся во все стороны. Встречающиеся препятствия не подвергаются с их стороны насильственному и грубому напору Но
и лучи ума не падают вниз, не стекают с препятствия наподобие капель, а, твердо держась своего направления, освещают
то, что принимает разумный свет. Ибо то, что его не принимает, само обрекает себя на тьму
LVIII
Боящийся смерти боится или остаться вовсе без ощущений, или получать ощущения иного рода. Но если он будет
лишен ощущений, то не будет ощущать никакого зла, если же
он приобретает новый вид ощущений, то он станет другим существом, а его жизнь не прекратится.

Марк Аврелий |

LIX
Люди рождены друг для друга. Поэтому или вразумляй,
или же терпи.
LX
Одно дело полет стрелы, другое — полет мысли. Мысль,
даже и обходя препятствия и исследуя предмет со всех сторон,
все же держится прямого направления и стремится к цели.
LXI
Старайся познать сущность каждого другого, но и предоставь другому познать начало, руководящее тобою.

285

286

| СТОИЦИЗМ

КНИГА ДЕВЯТАЯ
I
Совершающий несправедливость впадает в нечестие. Ведь
природа Целого создала разумные существа друг для друга,
и поэтому они должны помогать друг другу по мере достоинства, а отнюдь не вредить. Очевидно, что преступающий это
желание природы проявляет нечестие по отношению к старейшему из божеств. И тот, кто лжет, также проявляет нечестие по отношению к тому же божеству. Ведь природа целого
есть природа сущего; сущее же находится в тесной связи с тем,
что существует вообще и в данный момент. Это же божество
именуется также и истиной, ибо оно есть первопричина всех
истин. Следовательно, тот, кто лжет преднамеренно, впадает
в нечестие, поскольку он совершает несправедливость своим
обманом; тот же, кто лжет без намерения, также впадает в нечестие, поскольку он вступает в разногласие с природой Целого и вносит смятение, противоборствуя природе мира. Ведь
позволяющий увлечь себя, вопреки своему желанию, к тому,
что противоположно истине, противоборствует ей потому, что
природа сообщила ему задатки, пренебрегая которыми, он
уже не в состоянии отличить ложное от истинного.
Впадает в нечестие также и тот, кто стремится к наслаждению, как к добру, и избегает страданий, как зла. Ибо такому
человеку неизбежно придется часто сетовать на общую природу, которая якобы не считается с достоинством, оделяя людей

Марк Аврелий |

дурных и хороших, так как часто дурные утопают в наслаждениях и обладают средствами к их достижению, на стороне
же хороших — страдание и то, что его порождает. К тому же
боящийся страдания будет бояться и чего‑либо имеющего
произойти в мире, что уже нечестиво. Стремящийся, далее,
к наслаждениям не остановится и перед несправедливостью —
а это очевидное нечестие. Кто желает следовать природе в единомыслии с ней, тот должен относиться одинаково к тому,
к чему одинаково относится общая природа (а она не создавала бы и того и другого, если бы не относилась одинаково
к тому и другому). Следовательно, впадает в нечестие и тот, кто
неодинаково относится к страданию или наслаждению, или
смерти и жизни, или славе и бесславию, которыми одинаково
пользуется природа. Я говорю, что общая природа одинаково
пользуется всем этим, вместо того чтобы сказать, что все это,
сообразно известному порядку, одинаково происходит со всем
возникающим и сопутствующим ему в силу некоего исконного
стремления промысла, по которому он, изойдя из некоего начала, предустановил настоящий строй вещей, заключив в себе
семена грядущего и разграничив творческие потенции существований, изменений и чередований.
II
Выбыть из числа людей, не вкусив ото лжи, всяческого лицемерия, излишества, чванства, мог бы только совершеннейший человек. Вторым будет тот, кто оставляет жизнь,
пресытившись всем этим. Или ты предпочитаешь погрязать
в пороке и опыт еще не убедил тебя бежать от пагубы? Ибо
извращение помыслов есть несравненно большая пагуба, нежели какая‑либо порча и перемена к худшему в окружающем
нас воздухе. Последняя пагубна для животных, поскольку они
животные, первая же для людей, поскольку они люди.

287

288

СТОИЦИЗМ

III
Не презирай смерти, но будь расположен к ней, как к одному из явлений, желаемых природой. Ведь разложение есть
явление того же порядка, что молодость, рост, зрелость, прорезывание зубов, обрастание бородой, седина, оплодотворение, беременность, роды и другие действия природы, сопряженные с различными периодами жизни. Поэтому человек
рассудительный должен относиться к смерти без упорства,
отвращения или кичливости, но ждать ее, как одного из действий природы. И как ты теперь ждешь, пока дитя выйдет из
утробы твоей жены, так следует ждать того часа, когда твоя
душа сбросит с себя эту оболочку. Если же ты хочешь средства
немудреного, но действенного, то лучше всего примирит тебя
со смертью внимательный взгляд на предметы, которые тебе
предстоит покинуть, и мысль о характере людей, с которыми твоей душе уже не придется соприкасаться. Ибо хотя и не
следует гневаться на них, а наоборот, надлежит и заботиться
о них, и переносить их с кротостью, но в то же время не нужно
забывать, что разлука предстоит тебе не с людьми единомыслящими. Ведь если вообще есть что‑нибудь в жизни, что влекло бы к ней и в ней удерживало, то лишь одно — возможность
жить в общении с людьми, усвоившими те же основоположения, что и мы. Но теперь ты видишь, насколько тягостно разномыслие с окружающими, и можешь воскликнуть: «Поспеши, смерть! Чтоб мне самомуне забыть о себе!»
IV
Прегрешающий прегрешает против самого себя; совершающий несправедливость совершает ее по отношению к самому себе, делая себя дурным.

Марк Аврелий |

V
Часто совершает несправедливость и воздерживающийся
от какого‑либо действия, а не только действующий.
VI
Достаточно правильного убеждения, действия, имеющего
целью общее благо, и настроения, благожелательного ко всему, что происходит в силу внешней причины.

VII
Устрани воображение, останови стремление, подави
склонности: пусть властвует над тобой господствующее начало.

VIII
Одна душа распределена между неразумными животными, и одна мыслящая душа — между разумными. Ведь и земля
одна для всего земного, и видим мы благодаря одному свету и дышим одним воздухом — все мы причастные зрению
и жизни.
IX
Все причастное чему‑либо общему стремится к единородному с ним.
Все земное тяготеет к земле, все влажное сливается воедино, равно как и воздушное; так что нужны преграды и усилия,
чтобы разобщить их. Огонь уносится вверх вследствие огня
элементарного, но в то же время тяготение ко всякому здешнему огню для общего воспламенения настолько сильно в нем,
что легко возгорается всякое сколько‑нибудь сухое тело, ибо
в его составе не много такого, что препятствует воспламенению. И поэтому все причастное общей разумной природе рав-

289

290

СТОИЦИЗМ

ным образом стремится к родственному ему или даже в большей степени. Ведь поскольку оно совершеннее по сравнению
с другим, постольку в нем сильнее склонность к сближению
с себе подобным и слиянию с ним воедино. Уже у неразумных
существ можно найти ульи, стада, вскармливание потомства,
некоторое подобие любви. Это объясняется тем, что у них есть
души и склонность к совместной жизни в существах относительно совершенных проявляется с большей силой, нежели
в растениях, камнях или деревьях. У разумных же существ
имеются государства, содружества, домохозяйства, совещания,
а на войне — союзы и перемирия. У существ еще более совершенных единение осуществляется даже вопреки разделяющему их пространству, каково, например, единение звезд. Таким
образом, известная степень совершенства может породить
согласие даже между существами, отстоящими друг от друга.
Взгляни же теперь на то, что происходит. Одни только разумные существа забывают ныне о стремлении и склонности друг
к другу, только среди них не замечается слияния воедино. Но
как не избегают люди единения, все же им не уйти от него, ибо
природа сильнее их. При некотором внимании ты убедишься
в правильности моих слов. Легче поэтому найти нечто земное,
не соприкасающееся ни с чем земным, нежели человека, не
находящегося в общении с человеком.
X
Приносит плод и человек, и бог, и мир. Все приносит плод
в урочное время. Если же по привычке это выражение применяется преимущественно к виноградной лозе и т. п. – то это
ничего не значит. Плод разума двоякий, общий и частный,
и обязанное ему существованием таково же, каков он сам.

Марк Аврелий

XI
Если можешь, исправь заблуждающегося; если не можешь,
то вспомни, что на этот случай тебе дана благожелательность.
И боги благожелательны к подобным людям. В некоторых отношениях они даже являются их пособниками в здоровье, богатстве, славе — так далеко простирается милость богов. И ты
можешь поступать так же. Или же ответь на вопрос: «Кто тебе
мешает?»
XII
Переноси страдание не как человек, видящий в этом свое
несчастье, и не как желающий стать предметом сострадания
или удивления. Желай только одного: действовать и воздерживаться от действий в согласии с требованиями разума
и гражданственности.
XIII
Сегодня я избег всякой напасти, вернее, я отринул всякую
напасть, ибо она была не вне меня, а внутри — в моих убеждениях.
XIV
Все это обычно в отношении опыта, мимолетно в отношении времени, мерзостно в отношении материи. Все остается
тем же, каким было при тех, которых мы предали земле.
XV
Вещи находятся вне нас, существуют сами по себе, не зная
ничего о себе самих и не высказывая ничего. Что же высказывается о них? Господствующее начало.

291

292

СТОИЦИЗМ

XVI
Добро и зло разумного и гражданственного существа не
в испытываемом состоянии, а в деятельности; точно так же,
как и добродетель и порок его не в испытываемом состоянии,
а в деятельности.
XVII
Для камня, брошенного вверх, нет ничего дурного в том,
чтобы упасть вниз, и ничего хорошего в том, чтобы нестись
вверх.
XVIII
Проникни внутрь присущего им господствующего начала,
и ты увидишь, каких судей ты боишься и как они судят о собственных делах.
XIX
Все подвержено изменению. И ты сам находишься в процессе постоянного перехода в другое и частичного умирания.
Да и весь мир.
XX
Проступки другого человека следует оставлять при нем.
XXI
Прекращение деятельности, приостановка стремления
и способности убеждения и вообще смерть отнюдь еще не есть
зло. Подумай только о возрастах, как то: детство, юность, молодость, старость. Ведь и в них всякое изменение — смерть.
Но разве все это страшно? Подумай далее о своей жизни при
деле, затем при матери и при отце и, всюду наталкиваясь на
всяческие различия, изменения и прекращения, спроси себя:

Марк Аврелий |

«Разве страшно все это?» Но в таком случае не страшны и прекращение, приостановка и изменение всей жизни.
XXII
Обратись к господствующему началу, присущему тебе, Целому и твоему ближнему. К присущему тебе, чтобы внедрить
в него справедливость; к тому, что присуще Целому, чтобы
вспомнить, чьей частью ты являешься; к тому, что присуще
твоему ближнему, чтобы знать, действовали он по неведению
или со знанием, и в то же время не упускать из вида, что он —
родственен тебе.
XXIII
Как ты сам входишь в состав гражданского общества,
точно также и всякое твое действие должно входить в состав
гражданской жизни. Если же что‑либо не имеет отношения,
непосредственного или же более отдаленного, к общей цели,
то оно дробит жизнь, нарушает ее единство, поднимает бунт,
уподобляясь тому человеку, который, будучи одним из участников народного собрания, не желает подчиняться общему
согласию.
XXIV
Ребяческие распри, ребяческие игры, душонки, обремененные трупами, — зрелище достойное «Царства мертвых».
XXV
Обратись к исследованию свойств причинного начала
и рассмотри его в отрешении от начала материального. Затем
определи время, которое оно в лучшем случае сможет просуществовать при данных свойствах.

293

294

СТОИЦИЗМ

XXVI
Ты очень много перенес из-за того, что не довольствовался деятельностью своего руководящего начала, согласной с его
назначением. Но довольно.
XXVII
Когда какие‑нибудь люди порицают тебя, или ненавидят,
или дурно отзываются о тебе, то подойди вплотную к их душе,
проникни внутрь и посмотри, что они собой представляют. Ты
увидишь, что тебе незачем тревожиться относительно того,
каково мнение этих людей о тебе. Ведь и боги оказывают им
всяческую поддержку сновидениями и прорицаниями в том,
на что направлены их помыслы.
XXVIII
Неизменен круговорот мира в своем движении вверх
и вниз, из вечности в вечность. Или мысль Целого направлена к каждому отдельному явлению — тогда прими результат
этого, — или же это стремление было однократным, а все последующее возникает в силу необходимой связи, будучи друг
в друге, или, в конце концов, существуют только атомы, неделимые частицы. Словом, если бог, то тогда все хорошо, если
же случай, то пусть он не властвует хотя бы над тобой.
Скоро всех нас покроет земля, затем изменится и она, и то,
что произойдет из нее, будет изменяться до бесконечности.
И кто, размышляя над набегающими друг на друга с такой быстротой волнами изменений и превращений, не преисполнится презрения ко всему смертному?
«Государство» — диалог Платона, посвященный проблеме идеального государства. Написан в 360 г. до н. э. В диалоге изложены четыре основных
свойства идеального государства: мудрость, мужество, рассудительность,
или порядок, и справедливость. Управлять этим государством, по замыслу
Платона, должны были философы.

Марк Аврелий

Сущность Целого подобна стремительному потоку: она
все уносит с собой. Как жалки все эти политики, которые воображают себя действующими по-философски! Хвастливые
глупцы. Поступай же, человек, так, как требует в данный момент природа. Стремись к цели, если имеешь возможность,
и не озирайся по сторонам, знает ли кто об этом. Не надейся на осуществление Платонова государства, но будь доволен, если дело подвигается вперед хотя бы на один шаг, и не
смотри на этот успех как на нечто, не имеющее значения. Кто
изменит образ мыслей людей? А что может выйти без такого
изменения, кроме рабства, стенаний и лицемерного повиновения? Вспомни примеры Александра, Филиппа, Деметрия
Фалернского 112. А знали ли они, чего желает общая природа,
и воспитывали ли они самих себя? Если же они только играли
роль, то никто не заставит меня подражать им. Дело философии просто и скромно; не увлекай меня на стезю тщеславия.
XXX
Окинь сверху взором бесчисленные скопища людей, бесчисленные религиозные обряды, суда, плывущие по всевозможным направлениям и в бурю и в затишье, многообразие
всего возникающего, сущего, исчезающего. Подумай также
и о той жизни, которой жили при других, и о той, которой будут жить после тебя, и о той, которой живут теперь варварские
племена. Подумай о том, сколько людей вовсе не знают и твоего имени, сколько забудут тебя в самом непродолжительном
времени, сколько сейчас, может быть, хвалят тебя, а очень скоро станут порицать, и о том, что нет ничего значительного ни
в памяти, ни в славе, ни в чем‑либо другом.
112
Речь идет об Александре Македонском (356–323 до н. э.), его отце Филиппе II (382–336 до н. э.), царе Македонии, завоевателе Греции, и о Деметрии
IПолиоркете (ок. 337–283 до н. э.) — царе Македонии, одном из диадохов (наследников) Александра Македонского.

295

296

| СТОИЦИЗМ

XXXI
Безмятежность в отношении ко всему происходящему
в силу внешней причины, справедливость во всех действиях,
причиной которых являешься ты сам, иначе говоря, стремление и деятельность, направленные на дело общего блага, как
отвечающее твоей природе.
XXXII
Ты можешь устранить очень многое из того, что тяготит
тебя, как коренящееся всецело в твоем убеждении. И широкий
простор откроется перед тобой, если ты охватишь мыслью весь
мир, подумаешь сначала о вечном времени, а затем о быстроте изменения, которому поочередно подлежат все отдельные
вещи, о том, как краток промежуток между их возникновением и исчезновением, о бездне времени до их возникновения
и беспредельности после их исчезновения.
XXXIII
Все, что видишь, скоро разрушится, а вслед за ним подвергнутся той же участи и наблюдающие это разрушение. И тот,
кто умирает в самом преклонном возрасте, не будет иметь никакого преимущества перед умершим прежде времени.
XXXIV
Каково господствующее начало в них, каковы их интересы и что нужно, чтобы снискать их любовь и уважение? Пусть
их души предстанут перед тобой обнаженными. В каком самообольщении они находятся, когда думают, что вредят своим
порицанием или приносят пользу похвалами.
XXXV
Утрата чего‑либо есть не что иное, как изменение. Но изменение есть излюбленный прием природы Целого, согласно

Марк Аврелий |

которой все созидается наилучшим, таким же созидалось из
века в век и таким же будет в бесконечном времени. Неужели
же ты скажешь, что все созидается дурным и всегда будет дурным и что у стольких богов не нашлось силы, способной все
привести в надлежащий вид, а мир осужден пребывать в неизбывном зле?
XXXVI
Тленна материя, входящая в состав каждого существа:
вода, пыль, кости, прах. Мрамор, далее, есть затвердение земли, серебро и золото — ее осадки, одежда — волосы животных,
пурпур — кровь; таково же и все остальное. И даже жизненная
сила, меняющая одно состояние на другое, есть нечто подобное.
XXXVII
Довольно жалкой жизни, ропота и обезьянничанья. Что
тревожит тебя? Что в этом нового? Что выводит тебя из себя?
Причинное начало? Вникни в него. Или материя? Рассмотри
ее. Кроме этого ничего нет. Но постарайся наконец относиться
к богам с большей простотой и расположением.
Все равно, наблюдать ли одно и то же сто лет или три года.
XXXVIII
Если кто‑нибудь впал в заблуждение, то он же и терпит
зло. Но, может быть, он и не впадал в него.
XXXIX

Или все происходит как бы в едином теле, беря начало
в едином разуме, и часть не должна роптать на то, что происходит в Целом, или же существуют атомы и ничего, кроме
смешения и рассеяния. Что же тревожит тебя? Скажи господ-

297

298

| СТОИЦИЗМ

ствующему началу: «В тебе царят смерть и разложение, ты
звероподобно, лицемерно, твое место в стаде на пастбище».
XL
Боги или безвластны, или же властны 113. Если они безвластны, то зачем ты молишься им? Если же они властны, то
не лучше ли молиться о том, чтобы не бояться ничего, не желать ничего, не огорчаться ничем, нежели о наличности или
отсутствии чего‑либо? Ведь если боги вообще могут содействовать людям, то могут содействовать и в этом. Но ты, быть может, скажешь: «Боги предоставили это моей власти». В таком
случае не лучше ли пользоваться тем, что в твоей власти, что
достойно свободного человека, нежели стремиться к тому, что
не зависит от тебя, — подобно рабу или нищему? Но кто тебе
сказал, что боги не принимают участия в том, что в нашей власти? Начни молиться об этом и увидишь. Вот человек, который
молится: «Хорошо бы добиться обладания этой женщиной! »
Ты же молись: «Хорошо бы не желать обладания ею». Другой:
«Хорошо бы избавиться от этого человека!» Ты молись: «Хорошо бы не нуждаться в этом избавлении!» Третий: «Хорошо
бы сохранить ребенка в живых!» Ты молись: «Хорошо бы не
бояться потерять его!» Переделай на этот лад все молитвы
и посмотри, что из этого выйдет.
XLI
«Во время болезни, — говорит Эпикур, — меня не занимали телесные страдания, и с посещавшим меня я не беседовал
о подобных вещах. Я продолжал свои начатые ранее научные
работы, интересуясь главным образом тем, как мысль, несмотря на свою причастность к подобным движениям в теле, со113
Имеются в виду безвластные боги вселенной Эпикура. Многие считали, что
он упомянул их лишь с той целью, чтобы его и учеников не обвинили в безбожии.

Марк Аврелий |

храняет тем не менее свой внутренний мир, преследуя свой
ственное ей благо. И врачам, — продолжает он, — я не дал
повода возгордиться, точно они не весть что для меня делают, но жизнь моя протекала счастливо и хорошо». Подражай
ему, если тебе случится заболеть или попасть в какое‑нибудь
другое опасное положение. Все школы сходятся в том, что не
следует ни отрекаться от философии ни при каких бы то ни
было обстоятельствах, ни вторить невеждам, ничего не знающим о природе, но все свое внимание отдавать делу, которым
в данный момент занят, и средствам, которыми оно приводится в исполнение.
XLII
Когда тебя возмутит чье‑либо бесстыдство, тотчас же спроси себя: «Возможно ли, чтобы в мире не было людей без стыда?» Нет, невозможно. Не требуй невозможного. Ведь и этот
человек — один из тех людей без стыда, которые необходимо
должны быть в мире. Этот же вопрос пусть будет у тебя наготове и по отношению к человеку вероломному и ко всякому
совершающему какой‑нибудь проступок. Если ты будешь помнить, что люди такого рода не могут не существовать, то будешь благосклоннее к каждому из них в отдельности. Полезно
также тотчас же подумать о том, какую добродетель сообщила
природа человеку против подобных проступков. Ведь против
неблагодарности она, в качестве противоядия, сообщила нам
кротость, против других пороков — какую‑нибудь способность.
Вообще тебе дана возможность вразумлять заблудших, ибо
всякий прегрешающий уклоняется от своей цели и блуждает.
Но терпишь ли ты вред? Ты не найдешь ни одного из тех, на
кого ты так негодуешь, кто своими действиями мог бы сделать
твою душу худшей, а в ней‑то и коренится все вредное и злое
для тебя. Что дурного или необычного в том, если необразованный человек поступает как таковой? Подумай, не следует

299

300

| СТОИЦИЗМ

ли тебе винить самого себя в том, что ты не ждал от такого
человека такого рода проступков. Ведь разум побуждал тебя
к размышлению о том, что подобные проступки весьма вероятны со стороны этого человека, и тем не менее по своей забывчивости ты удивляешься, если он совершил проступок.
Важнее всего, однако, при жалобах на чье‑либо вероломство или неблагодарность обращать взор на самого себя. Ведь
несомненно же, что ты заблуждался, если верил в возможность верности со стороны человека такого склада, или же,
оказывая благодеяние, не отрешался от всяких соображений
и не черпал удовлетворения в самом своем поступке. Если ты
сделал добро человеку, чего остается тебе еще желать? Разве
недостаточно того, что ты совершил что‑либо согласно своей
природе, но ты требуешь еще награды за это? Это все равно,
как если бы глаз потребовал платы за то, что он видит, или
ноги за то, что они ходят. Подобно тому как эти члены созданы
для определенного назначения, выполнив которое, сообразно
своему строению, они почитают себя удовлетворенными, точно так же и человек, рожденный, чтобы творить добро, сделав
какое‑нибудь доброе дело или как‑либо иначе поспособствовав общему благу, выполняет тем свое назначение и должен
считать себя удовлетворенным.

Марк Аврелий

КНИГА ДЕСЯТАЯ
I
Будешь ли ты когда‑либо, душа, доброй, простой, единой
и, в своем обнажении, более явственной, нежели облекающее тебя тело? Вкусишь ли когда‑либо от настроения дружбы и любви? Настанет ли когда‑нибудь момент, когда ты не
будешь ничего желать и ни о чем не будешь мечтать: ни об
одушевленном, ни о неодушевленном, ради испытания наслаждения, ни о времени для возможного продления этих
наслаждений, ни о местности, стране, благодатном климате,
ни о согласии с людьми? Будешь ли ты довольствоваться настоящим положением, радоваться всему, что имеется налицо,
и убедишь ли себя в том, что все у тебя есть, все обстоит хорошо для тебя, и существует по воле богов, и будет ими ниспослано на благо существа совершенного, доброго, справедливого, прекрасного, которое все порождает, все сдерживает,
все объемлет и охватывает все разрушающееся для создания
нового, подобного ему? Будешь ли ты когда‑нибудь способна
сожительствовать с богами и людьми таким образом, чтобы не
жаловаться на них, но и не навлекать на себя их осуждения?
II
Следи за тем, какие требования предъявляет твоя природа к тебе, как подчиняющемуся одной только природе. Затем
исполняй эти требования и допускай их, если это не ухудшает

301

302 |

СТОИЦИЗМ

твоей животной природы. Далее, нужно следить за тем, чего
требует твоя животная природа, и принимать все ее требования, если исполнение их не ухудшает твоей разумной природы. Но разумное есть в то же время и гражданственное. Применяй эти правила и не бросайся из стороны в сторону.
III
Все случающееся или таково, что ты от природы способен перенести его, или же таково, что ты не способен к этому.
Поэтому если с тобой случается что‑нибудь, что ты способен
перенести, то не досадуй, но переноси, как и свойственно тебе.
Если же ты не способен перенести его, то и тогда тебе нечего
досадовать, ибо, уничтожив тебя, оно погибнет и само. Помни, что ты способен перенести все то, что твое убеждение может сделать терпимым и сносным, полагая, что тебе полезно
и приличествует это сделать.
IV
Если кто‑нибудь заблуждается, то вразуми его, сохраняя
благожелательность, и укажи на его ошибку. Если же не можешь сделать этого, то вини себя или же не вини никого.
V
Что бы ни случилось с тобой — оно предопределено тебе
из века. И сплетение причин с самого начала связало твое существование с данным событием.
VI
Существуют ли атомы или единая природа — прежде всего
следует установить, что я являюсь частью Целого, управляемого природой; затем, что я некоторым образом связан с частями, однородными мне. Ведь если я буду помнить об этом,
то поскольку я буду сознавать себя частью, то не буду недово-

Марк Аврелий

лен ничем, ниспосылаемым Целым, ибо то, что полезно Целому, не может быть вредно части. В Целом же нет ничего, что
не было бы полезно ему: это общо всем природам, но природа
мира имеет то преимущество, что нет внешней причины, которая могла бы заставить ее произвести что‑нибудь вредное
для нее самой. Итак, посколькуя буду помнить, что являюсь
частью такого Целого, — я буду рад всему происходящему. Поскольку же я нахожусь в известной родственной связи с однородными мне частями — я буду воздерживаться от того, что
идет вразрез с общим благом. Наоборот, я всегда буду иметь
в виду родственных мне, направлю все свое стремление на
общеполезное и отвращу его от противоположного. Если все
это выполнить, то жизнь будет протекать счастливо. Нельзя
не признать счастливой жизнь гражданина, отдающего свои
силы деятельности, которая полезна его согражданам, и приветствующего все то, чем оделит его государство.
VII
Части Целого, которые охватывает мир природы, необходимо подлежат гибели, или, что означает то же самое, изменению. Если это, будучи по природе необходимым, является
в то же время злом для них, то и с Целым, при постоянном
изменении его частей, специально предназначенных к гибели,
не все обстоит благополучно. Но не сама ли природа решила
причинить зло своим частям, создав их доступными и даже
необходимо подверженными ему, или это случилось без ее
ведома? Как то, так и другое — невероятно. Если же кто‑нибудь, оставив в стороне природу, припишет изменение естественным свойствам вещей, то не смешно ли, с одной стороны,
утверждать, что части Целого изменяются в силу своих естественных свойств, а с другой — удивляться и негодовать по поводу этого, как будто оно противоречит природе? Тем более,
если каждая вещь разлагается на то, из чего и состоит. Ибо на

303

304 |

СТОИЦИЗМ

самом деле имеет место или рассеяние элементов, входивших
в состав вещи, или же превращение плотного в то, что обладает свойствами земли, а жизненной силы в то, что обладает
свойствами воздуха, так что все в конце концов поглощается
разумом Целого, которое или периодически возгорается, или
же обновляется силою вечного времени. Не воображай, что
плотное и животворящее, имеющееся теперь в тебе, существует с самого момента твоего рождения. Ибо все это в тебе со
вчерашнего или позавчерашнего дня и обязано своим существованием пище и вдыхаемому воздуху. Поэтому изменяется
лишь то, что получено тобою извне, а не то, чем ты обязан своей матери. Допусти даже, что полученное тобою и составляет
все своеобразие твоего существа — это, думается мне, отнюдь
не поколеблет значения сказанного выше.
VIII
Приложив к себе такие наименования, как «хороший»,
«скромный», «правдивый», «рассудительный», «нестроптивый», «благородный», ты должен внимательно следить за
тем, чтобы не переменить их на другие; а если ты уже не можешь найти их в себе, поспеши вновь вернуться к ним. Помни
же, что «рассудительность» означает для тебя осмысленное
и вдумчивое отношение ко всякой вещи, «нестроптивость» —
добровольное подчинение уделу, ниспосланному тебе общей
природой, «благородство» — превознесение разумной части
над медленными или порывистыми движениями плоти, над
суетной славой, над смертью и тому подобным. Если ты сохранишь в себе верность к определениям, не гоняясь за тем, чтобы и твои ближние прилагали их к тебе, то станешь другим,
начав иную жизнь. Ведь продолжать оставаться таким, каким
ты был по сие время, влачить столь пагубное и нечистое существование достойно только человека тупого, цепляющегося за
жизнь и подобного тем полуживым, покрытым ранами и кро-

Марк Аврелий |

вью гладиаторам, которые умоляют оставить их в живых до
завтра, когда им в таком виде вновь придется испытать на себе
силу таких же когтей и зубов. Итак, старайся сжиться с этими
немногими именами. И если ты сможешь оставаться верным
им, то оставайся, как бы переселяясь на некие острова блаженных; если же почувствуешь, что падаешь и не в силах устоять,
то имей решимость удалиться в какое‑нибудь укромное место, где ты не поддашься соблазну, или же совсем расстанься
с жизнью, но без ропота, просто, свободно и скромно, свершив
в жизни хотя бы одно дело — расчет с жизнью. Но тебе гораздо
легче дастся память об этих наименованиях, если ты будешь
помнить о богах и о том, что они желают, чтобы все разумные
существа не льстили, а уподоблялись им и чтобы смоковница
исполняла назначение смоковницы, собака — назначение собаки, пчела — назначение пчелы, человек — назначение человека.
IX
Лицемерие, война, страх, вялость, рабство будут ежедневно сводить на нет те священные основоположения, которые
ты не о смыслил надлежащим образом, не уделив им должного внимания. Но на все следует смотреть и все делать так,
чтобы и практическая способность получила свое завершение,
и теоретическая переходила в деятельность, а из всеобъемлющего познания родилась та уверенность в себе, которая не выставляет себя напоказ, но которую и не скроешь. Когда, наконец, ты приобщишься искренности, серьезности и достигнешь
познания каждой вещи, открыв себе, какова она по своей сущности, какое место занимает в мире, сколько времени суждено
ей просуществовать, что входит в ее состав, кому она может
достаться и кто может дать ее и отнять?

305

306

СТОИЦИЗМ

X
Паук горд, завлекши муху; другой гордится, подстрелив
зайчонка; иной — поймав сетью мелкую рыбешку, кто — одолев вепря или медведя, а кто — сарматов. Разве все они не разбойники, если разобраться в их побуждениях?
XI
Усвой себе метод рассмотрения всех вещей в их постоянном переходе друг в друга; всегда думай об этом и упражняй
себя в этой области. Ибо ничто так не способствует возвышенному настроению. Такой человек уже совлек с себя тело
и, под влиянием мысли о том, что немного еще осталось до
того момента, когда он оставит все это, выбыв из числа людей, всецело отдался справедливости в своих собственных
действиях и природе Целого во всем остальном. А что другие
говорят о нем или думают или как они поступают по отношению к нему — об этом он нисколько не заботится, довольствуясь лишь осуществлением справедливости в своих настоящих
поступках и любовью к своему настоящему уделу; он отрекся
от всех забот и суетных стремлений и не желает ничего, кроме
неуклонного исполнения закона и воли провидения.
XII
К чему догадки, когда у тебя есть возможность узнать, что
следует делать? Если ты это знаешь, то, сохраняя благосклонность, иди вперед по пути, не уклоняясь в сторону. Если не
знаешь, помедли, спроси совета у лучших людей. Если встретишь на пути какие‑либо препятствия, иди вперед, учитывая
трудности и держась того, что отвечает справедливости. Достижение результата всегда лучше, чем уклонение. Тот, кто во
всем следует разуму, деятелен без суетливости, исполнен душевного веселья, не теряя уравновешенности.

Марк Аврелий |

XIII
Пробудившись от сна, спроси себя: «Касается ли тебя,
если кто‑нибудь другой делает что‑либо справедливое и прекрасное? » — «Нет, не касается».– «Уж не забыл ли ты, каковы
люди, которые столь веско высказывают другим похвалу и порицание на ложе, за столом, что они делают, чего избегают,
кчему стремятся, что они похищают, что отнимают не посредством рук и ног, а наиболее ценной своей части, которая при
желании могла бы дать жизнь верности, скромности, истине,
закону, благому гению?»
Человек, обладающий знанием, пониманием своего места
в мире, обращается к природе, все дарящей и все отнимающей,
так: «Дай, что пожелаешь, и возьми, что требуешь». Он говорит это без дерзновения, а с благоговением к велению природы.
XV
Немного еще осталось. Живи словно на горе. Ведь совершенно безразлично, жить ли здесь или в ином месте, если человек повсюду в мире, как в Граде. Пусть люди увидят и познают в тебе истинного человека, живущего согласно природе.
Если им будет невтерпеж, пусть убивают. Ведь это лучше, чем
жить как они.
XVI
Не все же разглагольствовать о том, каким должен быть
хороший человек, пора и стать им.
XVII
Постоянно думай о вечности в ее целом, и о сущности
в ее целом, и о том, что каждая отдельная вещь по сравнению
с сущностью — малое зерно, по сравнению со временем — поворот бурава.

307

308 |

СТОИЦИЗМ

XVIII
Останавливаясь мыслью на каждом отдельном предмете,
представляй его себе уже разложившимся, подвергшимся изменению и как бы гниению или рассеянию или же обреченным на гибель.
XIX
Подумай, каковы эти люди, когда едят, спят, совокупляются, испражняются и т. д., а затем каковы они, когда корчат
из себя важных господ, чванятся или гневаются и расточают
укоризны с высоты своего величия. Скольким они незадолго
до того служили и за какую цену и во что они вскоре превратятся?
XX
Каждому пристало то, что стало его уделом в силу природы Целого, и именно тогда, когда стало.
XXI
«Любит дождь земля; любит его и священный эфир» 114.
Мир любит создавать ТО; что должно возникнуть. Поэтому
я говорю миру: «Я люблю то же, что и ты». И разве не в том же
смысле говорят: «Такой‑то вещи любо то‑то»?
XXII
Или ты продолжаешь жить здесь — и к этой жизни ты уже
привык, или ты удаляешься в другое место, согласно своему
желанию, или же умираешь, и твое служение кончилось. Этим
исчерпано все. Поэтому будь спокоен.

114
Отрывки стихов драматурга Еврипида, приведенные Аристотелем в его
«Никомаховой этике» (І, 8). Марк Аврелий видит в них отражение симпатии
(общее для стоиков понятие вселенской любви), связывающей все вещи мира.

Марк Аврелий

XXIII
Для тебя всегда должно быть ясно, что этот клочок земли ничем не отличается от других и что живущие на нем испытывают то же самое, что и живущие на вершине горы, или
на морском берегу, или еще где‑нибудь. И ты согласишься со
словами Платона о пастухе, заключенном в стенах горной хижины и доящем овец 115.
XXIV
Что для меня мое господствующее начало, каким я его теперь творю? Кчему применяю? Не лишено ли оно разума? Не
отрешено ли и отторгнуто от общения [с природой]? Не смешано ли оно и слито с телом, следуя его движениям?
XXV
Скрывающийся от власти — беглец. Властвует закон, а беглец тот, кто его нарушает. И таков же тот, кто, преисполнясь
сокрушения, гнева и страха, не желает всего, что происходило,
происходит и будет происходить в силу миропорядка, установленного провидением, т. е. закона, определяющего каждому
то, что ему причитается. Поэтому и тот беглец, кто боится, сокрушается или гневается.
XXVI
Оплодотворивший утробу матери удаляется; в дальнейшем берется за дело другая причина и довершает образование
младенца. Какое было начало и каков конец! Ребенок глотает
пищу; а за дальнейшее принимается другая причина и создает
ощущение, стремление и вообще жизнь, силу и все остальные
свойства человека. А сколько их и каковы они! Вникай же во
115
Платон. Теэтет. 174, а — е. Смысл отрывка заключается в том, что пастух,
устроивший свой загон на горе, не более дик и необразован, чем пастыри людей — тираны. Цитата из диалога Платона считается поздней вставкой в текст
Марка Аврелия.

309

310 |

СТОИЦИЗМ

все происходящее в такой сокровенности и созерцай действующую здесь силу так же, как и силу, заставляющую тела падать вниз или подниматься вверх, не телесными очами, однако с не меньшей ясностью.
XXVII
Постоянно размышляй о том, что все происходящее ничем не отличается от происходившего ранее и того, что произойдет в будущем. Пусть предстанут перед твоим взором
целые периоды жизни и сходные друг с другом положения,
которые известны тебе или из собственного опыта, или из
истории более раннего времени: весь двор Адриана, весь двор
Филиппа, Александра, Креза. Ибо повсюду здесь одно и то же,
только другие действующие лица.
XXVIII
Всякий сокрушающийся и выражающий неудовольствие
по поводу чего‑нибудь должен напоминать тебе поросенка,
который бьется и визжит при заклании. Но недалеко от него
ушел и тот, кто на своем ложе в одиночестве оплакивает про
себя тяготеющий над нами рок. Ты же подумай о том, что только разумному существу дана возможность добровольно следовать событиям, — простое же следование необходимо для всех.
XXIX
Перебирая мысленно все предметы своей деятельности,
спрашивай себя относительно каждого в отдельности: не потому ли смерть страшна, что я его лишусь?
XXX
Если тебя возмущает чье‑либо заблуждение, не медля,
оглянись на себя. Представь, в каком сходном грехе ты сам повинен, почитая, например, за благо деньги, наслаждение, су-

Марк Аврелий

етную славу или что‑нибудь в этом роде. Усмотрев это в себе,
ты вскоре забудешь о гневе, особенно если сообразишь, что
тотчеловек вынужден быть таким. Что ему остается делать?
Если можешь, то освободи его от этого принуждения.
XXXI
Подумав о Сатироне Сократите, представь себе Евтиха или
Гимена, вспомнив о Ефрате — Евтихия или Сильвана. Если напомнишь себе об Алкифроне, не забудь Тропеофра, а подумав
о Ксенофонте — Критона или Севера 116. Думая о себе, вспоминай кого‑либо из Цезарей, и так поступай во всем.
Затем задай себе вопрос: «Где они все?» Нигде или неведомо где. И тебе станет ясно, что все человеческое — дым,
ничто. Особенно, если представишь себе, что однажды изменившееся уже никогда не возникнет вновь в беспредельности
времени. Чего же ты добиваешься? Почему тебе недостаточно
провести достойно свой краткий век? Какого материала и какихусловий деятельности ты избегаешь? Ибо что такое все это,
как не упражнение для разума, созерцающего всю жизнь точным и отвечающим природе вещей взглядом? Не отступай же
до тех пор, пока не освоишься со всем этим, как усваивает себе
все здоровый желудок, как сильный огонь обращает в пламя
и свет все брошенное в него.
XXXII
Пусть никто, утверждающий о тебе, что ты человек неискренний и нехороший, не говорит правды, пусть ошибается
всякий думающий о тебе что‑нибудь подобное. Все это зависит только от тебя. Кто, в самом деле, мешает тебе быть хо116
Евтихий — учитель Марка Аврелия; Ефрат — философ-стоик I в. до н. э.;
Алкифрон — греческий софист III в. до н. э.; Ксенофонт Афинский (ок. 450–
354 до н. э.) — писатель и полководец, ученик Сократа, автор «Воспоминаний
о Сократе»; Критон — друг Сократа (см. диалог Платона «Критон»). Остальные имена неизвестны.

311

312

СТОИЦИЗМ

рошим и искренним человеком? Только реши раз навсегда не
жить, если не сможешь быть таким. Ибо, если ты не таков, то
разум не удерживает тебя [в жизни].
XXXIII
Что при данном материале было бы правильнее всего сделать или сказать? Что бы это ни было, это может быть сделано
или сказано. И не ссылайся на препятствия.
Ты прекратишь свои стенания только тогда, когда почувствуешь, что в данной ситуации делать то, что свойственно
строю человеческой природы, столь же приятно, как привольная жизнь для любителей наслаждений. Ибо каждая возможность действовать согласно своей особой природе должна
почитаться радостью. Но эта возможность имеется всюду. Ни
цилиндру, ни огню, ни воде, ни всему остальному, относящемуся к мертвой и неразумной природе, не дана возможность
всегда находиться в свойственном им движении: множество
препятствий мешает этому. Духже и разум могут, превозмогая все препоны, сохранить направление, которое от природы
свойственно им и которое они желают. И, памятуя о той легкости, с которой движется, все превозмогая, разум, как огонь
движется вверх, камень вниз, цилиндр по склону, ты уже не
стремись ни к чему иному.
Остальные же препоны или относятся к телу, которое тот
же труп, или же (без убеждения о них и склонности самого
разума) не в силах ни подавить тебя, ни причинить какое‑либо зло — иначе тот, на чьем пути они встретились, тотчас же
сделался бы дурным. Стоит только, чтобы с каким‑нибудь другим созданием приключилось какое‑либо зло, как, благодаря
этому, само претерпевающее становится хуже — здесь же, если
хочешь знать, человек делается и лучшим, и более достойным
похвалы, если только он надлежащим образом использует
обстоятельства. Вообще помни: что то не вредит гражданину,

Марк Аврелий |

что не вредит Граду, и ничто не вредит Граду, что не вредит
закону. Но все эти так называемые невзгоды не вредят закону,
а не вредя ему, не вредят ни Граду, ни гражданину.
XXXIV
Человеку, проникшемуся истинными основоположениями, даже самое краткое и общеизвестное выражение может
напомнить о состоянии, свободном от печали и страха:
Ветер на землю срывает листву…
Так поколенья людей… 117

И порождение твое — та же листва. И те люди, которые
громко и с такой уверенностью прославляют тебя, или же, наоборот, проклинают, или втайне порицают и поносят, — листва,
равно как и те, которые унаследуют память о тебе. Ибо все это
возникает, «едва лишь весна возвратится», затем ветер сносит
это на землю, а потом лес порождает взамен прежней новую
листву. Но кратковечность обща всему. Ты же всего избегаешь
и ко всему стремишься, точно оно должно длиться вечность.
Еще немного — и ты смежишь очи, и того, кто похоронит тебя,
будет вскоре оплакивать кто‑нибудь другой.
XXXV
Здоровый глаз должен видеть все доступное зрению и не
говорить: «У меня пристрастие к зеленому цвету», ибо это уже
признак болезни глаза. Точно также и здоровые слухи обоняние должны быть готовы воспринять любой звук или запах,
а здоровый желудок должен одинаково относиться ко всякой
пище, как мельница ко всему, что она предназначена смалывать. Поэтому и душевно здоровый человек должен быть готов ко всякого рода событиям. Тот же, кто говорит: «Мои дети
должны остаться в живых, все люди должны хвалить меня,
117

Гомер. Илиада. Песнь VI, 147–149 (перевод Н. М. Минского).

313

314

СТОИЦИЗМ

что бы я ни делал», подобен глазу, имеющему пристрастие
к зеленому цвету, или зубам, предпочитающим мягкую пищу.
XXXVI
Никто не бывает настолько удачлив, чтобы его смерть
не вызвала в ком‑либо из окружающих чувства злой радости. Пусть он был превосходным и мудрым человеком — все
же найдется в конце концов кто‑нибудь, кто про себя скажет:
«Наконец‑то мы можем вздохнуть свободно, избавившись от
этого наставника. Правда, он никому из нас не был в тягость,
но все же мы чувствовали, что он втайне осуждает нас». Вот
что скажут о превосходном человеке. Что же касается нас, то
сколько мы имеем других свойств, которые побуждают многих
желать избавления от нас? Подумав об этом в смертный час,
ты с большей легкостью расстанешься с жизнью, сказав себе:
«Я расстаюсь с той жизнью, в которой даже самые близкие мне
люди, для которых я положил столько трудов, о которых так
горячо молился и заботился, — даже они желают моего устранения, надеясь на то, что это, быть может, принесет им какое‑
нибудь облегчение. Какой же смысл кому бы то ни было желать более продолжительного пребывания в жизни?» Все это,
однако, не должно побудить тебя относиться к окружающим
при расставании менее благожелательно: оставаясь верным
своему характеру, относись к ним дружески, благосклонно,
кротко. С другой стороны, не расставайся с ними и так, точно
тебя отрывают от них, но пусть это твое расставание будет подобно безболезненному отделению души от тела при хорошей
смерти. Ведь и с ними спаяла и связала тебя природа. Теперь
же она разлучает нас. И я расстаюсь с ними, как с родными, но
не упираюсь и не оказываю сопротивления — ибо и эта разлука одно из действий природы.

Марк Аврелий |

XXXVII
Приучай себя при всяком, по возможности, действии другого человека задаваться вопросом о цели, которую он думает
достичь этим действием. Начни с самого себя и исследуй прежде всего самого себя.
XXXVIII
Помни о том, что все, руководящее тобою, таится внутри
тебя самого. Здесь — дар слова, здесь — жизнь, здесь, если хочешь знать, весь человек. Никогда не отождествляй с этим облекающую его оболочку и присущие ей органы. Они подобны
плотничьему топору, различаясь только тем, что даны нам от
природы. И будь эти части лишены движущей и сдерживающей их причины, от них было бы не больше пользы, чем от веретена для ткача, от пера для пишущего, от бича для возницы.

315

316 |

СТОИЦИЗМ

КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ
I
Свойства разумной души: она созерцает самое себя, анализирует себя, делает себя такой, какой желает, сама пользуется приносимым ею плодом (в то время как плодами растений
и порождениями животных пользуются другие). Она достигает свойственной ей цели, когда бы ни был положен предел
жизни. При пляске, сценическом представлении и тому подобном всякая помеха лишает законченности всю деятельность. Не так здесь: в какой бы части и в каком бы месте ни
была прервана деятельность разумной души, она исполняет
свое предназначение полностью и без нехваток, так что может
сказать: «Я взяла свое». Разумная душа облетает, далее, весь
мир и окружающую его пустоту, исследует его форму, проникает в беспредельную вечность, постигает периодическое возрождение Целого и понимает и сознает, что наши потомки не
увидят ничего нового, как и наши предки не видели ничего
сверх того, что видим мы, но что человек, достигший сорока
лет, если он обладает хоть каким‑нибудь разумом, в силу общего единообразия некоторым образом уже видел все прошедшее и все должное быть. Разумной душе свойственны
и любовь к ближним, и истина, и скромность; она ничего не
ставит выше себя, что свойственно и закону. Таким образом,
нет никакой разницы между правым разумом и разумом справедливости.

Марк Аврелий |

II
Ты будешь относиться с презрением к веселой песне, к танцам, ко всем видам борьбы, если разделишь всю мелодию на
отдельные звуки и относительно каждого задашь себе вопрос:
«Не перед ним ли я не могу устоять?» Ведь ты постыдишься
ответить утвердительно. Поступай соответственно этому с танцами, относительно отдельных движений и положений, равно
как и с борьбой во всех ее видах. Помни, что во всем, за исключением добродетели и ее действий, следует переходить к рассмотрению частей и из их анализа черпать презрение к целому. Примени то же самое и ко всей жизни.
III
Душе, готовой ко всему не трудно будет, если понадобится,
расстаться с телом, все равно — ждет ли ее угасание, рассеяние
или новая жизнь. Но эта готовность должна корениться в собственном суждении, проявляя себя не со слепым упорством,
как у христиан, а с рассудительностью, серьезностью и отсутствием рисовки: только тогда она убедительна и для других.
IV
Я сделал что‑нибудь для общего блага? Следовательно,
я принес пользу самому себе. Никогда не расставайся с этой
мыслью и не отказывайся от нее ни в каком положении.
V
В чем твое искусство? В том, чтобы быть хорошим. Но разве достигнешь ты в нем совершенства иначе, нежели с помощью познания как о природе Целого, так и об особом строе
человека?

317

318

СТОИЦИЗМ

VI
Первоначально трагедии должны были напоминать зрителям о том, что известные события по природе своей происходят известным образом, и о том, что развлекающее их на
сцене не должно быть тягостным для них и на большей сцене — в жизни. Ибо зрители воочию убеждаются, что известные
события должны совершаться именно таким образом и что
приходится мириться с ними даже тем, которые восклицают:
«О Киферон!» 118 Авторы этих трагедий говорят подчас нечто
дельное. Лучшим примером может служить:
Хотя б меня с двумя детьми забыли вы,
Цари небес, — все ж разум есть и правда в том 119.

И далее:
Что пользы гневаться на вещи?

И—
Нельзя, чтоб в день свой не пожата жизнь была,
Как спелый колос 120.

И другое в том же роде. После трагедии появилась древняя комедия, нравоучительно откровенная и самой резкостью
своей полезная для обличения тщеславия. Для этой цели
и Диоген кое-что заимствовал из нее. Подумай же теперь,
в чем существо появившейся затем средней комедии и для
чего, наконец, была введена новая, перешедшая мало-помалу
в мимическое искусство. Никто не станет отрицать, что и здесь

118
Цитата из трагедии Софокла «Царь Эдип»:
О Кифер он! Зачем меня ты принял,
Зачем, приняв, тотчас же не сгубил,
Чтобы мое рожденье не открылось? (Перевод С. В. Шервинского.)
119
Строки неизвестного автора (перевод Вяч. Иванова).
120
Еврипид. Беллерофонт (перевод Вяч. Иванова).

Марк Аврелий

можно найти кое-что полезное. Но какую цель преследует все
это направление поэтического и драматического творчества?
VII
Насколько же очевидно, что нет условий жизни, более
благоприятных для философствования, нежели те, в которых
ты теперь находишься!
VIII
Ветвь, отсеченная от другой ветви, не может не оказаться
отсеченной и от всего ствола. Точно так же и человек, порвавший с одним человеком, отторгает себя от всего общества.
Но ветвь не сама себя отсекает, человек же сам отдаляется от
своего ближнего, возненавидев и чуждаясь его, и не сознает,
что тем самым отсекает себя и от всей гражданской общины.
Правда, Зевс — зиждитель общественности — даровал нам способность вновь сойтись с теми, кто нам близок, и вновь занять
свое место в качестве членов целого. Однако если это отделение повторяется, то отделившееся делается все более неспособным к объединению и восстановлению в прежнее положение. И вообще между ветвью, с самого своего произрастания
жившей одной неразрывной жизнью со всем растением, и той,
которая была отсечена, а потом привита вновь, — есть существенная разница, что бы ни говорили садовники: последняя
срастается, правда, но сохраняя отличие.
IX
Люди, препятствующие тебе идти путем, согласным с правым разумом, не смогут отвратить тебя от правильных поступков; точно также они не должны лишать тебя благожелательности к ним самим. Следи за собой одинаково как в том, так
и в другом отношении: не только за обоснованностью суждений и действий, но и за кротостью в отношении к тем, которые

319

320

СТОИЦИЗМ

стараются помешать тебе или раздосадовать как‑либо иначе.
Ведь гнев на них не менее обличает бессилие, нежели отказ
от действия или уступка под влиянием страха. И то и другое —
измена своему назначению: у одного эта измена выражается
в страхе, у другого — в отчужденности от того, кто по природе
родственен ему и друг.
X
Ни одна природная сущность не уступает искусству, ибо
искусства только подражают той или иной природе. Если так,
то природа, наиболее совершенная и объемлющая все другие,
не может быть превзойдена хотя бы самым изощренным искусством. Но все искусства созидают менее совершенное ради
более совершенного; следовательно, также поступает и общая природа. Здесь берет начало и справедливость, которая
порождает и прочие добродетели. Ибо справедливое не будет
соблюдено, если мы будем стремиться к вещам безразличным,
или легко даваться в обман, или же будем судить опрометчиво
и легкомысленно.
XI
Предметы, преследуя и избегая которых ты лишаешься
мира душевного, не приступают к тебе, но ты некоторым образом сам приступаешь к ним. Пусть смолкнет твое суждение
о них– и они лежат недвижимо, а тебя никто не увидит ни преследующим, ни бегущим.
XII
Душа сохраняет свойственную ей шарообразную форму 121,
когда не тянется за чем‑либо внешним и не стягивается вовнутрь, не удлиняется и не оседает вниз, но излучает свет, в ко121

Стоики считали сферу совершенной формой.

Марк Аврелий

тором она зрит истину — как всех вещей, так и таящуюся в ней
самой.
XIII
Меня кто‑нибудь станет презирать? Это его дело. Мое
же дело — не оказаться достойным презрения вследствие
какого‑нибудь поступка или слова. Он будет ненавидеть меня?
Опять‑таки его дело. Я все же буду хранить благожелательность и благосклонность ко всему и всегда буду готов даже ему
самому указать на заблуждение, без издевательства, но из искреннего желания добра, как это делал Фокион 122, если только
он не лицемерил. Таким должно быть внутреннее настроение,
и боги должны видеть в тебе человека, ни на что не досадующего и не злобствующего. Ибо что могло бы быть злом для
тебя, если ты делаешь свойственное твоей природе и приемлешь то, что благовременно для природы Целого, как одушевленный только одним желанием.
XIV
Презирающие друг друга — друг другу угождают, а желающие превзойти друг друга — пресмыкаются, чтобы так или
иначе осуществилось общеполезное друг перед другом.
XV
До какой низости и лицемерия нужно дойти, чтобы сказать: «Я намерен быть искренним в отношениях с тобой». Что
делаешь ты, человек? Не следует предупреждать об этом — это
выяснится само собой: содержание твоих слов должно быть
запечатлено на твоем челе. Ты таков — и тотчас же твой взор
выдаст это, как возлюбленный тотчас же читает все в глазах
122
Фокион (ок. 402–318 до н. э.) — знаменитый афинский полководец и политический деятель, прославившийся своей честностью и благородством. Стоял
во главе афинян в войне с Филиппом II Македонским. Жизнеописание Фокиона написано Плутархом.

321

322 |

СТОИЦИЗМ

любящего. Вообще человек искренний и хороший должен
быть подобен потливому, чтобы ставший рядом с ним волей-
неволей почувствовал его, лишь только к нему приблизится.
Искренность же, выставляемая напоказ, опаснее кинжала.
Нет ничего омерзительнее волчьей дружбы. Избегай ее более
всего. Человека хорошего, благожелательного и искреннего —
узнаешь по глазам; этих свойств не скроешь.
XVI
Душа обладает способностью устроить жизнь наиболее совершенным образом, если только человек будет безразлично
относиться к вещам безразличным. Безразлично же будет относиться тот, кто каждую из этих вещей рассматривает в расчленении, а не в целостном виде, и помнит, что ни одна из них
не навязывает нам убеждения о себе и не приступает к нам, но
что они недвижимы; составляем же суждение о них мы сами,
как бы записывая в самих себе, хотя можем и не записывать,
можем и стереть тотчас же запись, если она занесена без нашего ведома; кто помнит также и о том, что такого рода внимание потребуется лишь на недолгое время и что жизнь близится к концу Но что трудного во всем этом? Если это согласно
с природой — находи в нем радость и не тяготись им, если же
противно природе, ищи того, что согласно с твоей природой,
и спеши к нему, хотя бы оно и не обещало славы. Ибо всякому
должно быть дозволено искать свое благо.
XVII
Ты должен знать, где берет начало каждая вещь, из чего
она состоит, во что изменяется, какой она будет по изменении
и почему она не претерпит при всем этом никакого зла.

Марк Аврелий |

XVIII
Следует отдать себе отчет, во‑первых, в том, каково твое
отношение к людям, и в том, что люди рождены друг для друга, ты же, сверх того, поставлен над людьми, как баран над
стадом овец или бык над стадом коров. Обоснуй это глубже,
начав с положения: «Если не атомы, то вседержительница-
природа…» Но если так, то менее совершенные создания существуют ради более совершенных, более же совершенные —
друг для друга.
Во-вторых, — в том, каковы люди за столом, на ложе и т. д.,
в особенности же какую власть имеют над ними их основоположения, и с каким самомнением они делают свое дело.
В-третьих, — в том, что если в данном случае люди поступают правильно, то не следует сердиться на них, если же неправильно, то, очевидно, против воли или по неведению. Ведь
всякая душа против воли лишается как истины, так и отношения к другому человеку, сообразного его достоинству. Ведь
людям очень не нравится слыть несправедливыми, неблагодарными, жадными и, одним словом, заблуждающимися по
отношению к ближним.
В-четвертых, — в том, что ты и сам во многом заблуждаешься и подобен им; если же и не впал в какие‑нибудь заблуждения, то не чужд порождающим их склонностям. Это
справедливо, если от подобных заблуждений удержали тебя
трусость, честолюбие или какое‑нибудь другое дурное побуждение.
В-пятых, — в том, что ты даже не уверен, заблуждаются ли
они. Ведь чужая душа — потемки. И вообще многому следует
поучиться, прежде чем с уверенностью высказываться о чужих поступках.
В-шестых, — в том, что предаваться чрезмерной досаде
или негодованию значит забыть о мимолетности человеческой жизни и о предстоящей всем скорой смерти.

323

324

СТОИЦИЗМ

В-седьмых, — в том, что не поступки людей в тягость
нам — их настоящий источник в руководящем начале этих
людей, — а наши убеждения. Устрани же убеждения, пожелай освободиться от суждения об этих по ступках, как о чем‑то
ужасном — и гнева как и не бывало. Но как устранить их?
Размышляя о том, что для тебя нет ничего постыдного в этих
поступках. Ибо если ты будешь считать злом не только постыдное, то и тебе не избежать многих заблуждений и стать
разбойником или еще кем‑нибудь в этом роде.
В-восьмых, — в том, насколько последствия гнева и огорчения по поводу чего‑либо более тягостны, нежели то, что вызывает гнев и огорчение.
В-девятых, — в том, что благожелательность, если она искренняя, а не напускная, есть нечто неодолимое. Что, в самом
деле, сделает тебе разнузданный насильник, если ты останешься неизменно благожелательным к нему и, при представившемся случае, будешь кротко вразумлять его, а в тот
самый момент, когда он собирается сделать тебе зло, ты, сохраняя спокойствие, обратишься к нему: «Не нужно, сын мой:
мы рождены для другого. Я-то не потерплю вреда, но ты потерпишь». Далее, следует толково и в общем виде показать
ему, что это действительно так и что ни пчелы, ни животные,
рожденные для стадной жизни, не поступают таким образом.
Но это нужно сделать без насмешки и издевательства, а любвеобильно, без затаенной обиды, не принимая учительского
тона и не стремясь удивить присутствующих, или с глазу на
глаз, или если присутствуют посторонние… 123
Помни об этих девяти правилах, как бы получив их в дар
от муз. И пока еще жив, стань, наконец, человеком! Следует
в равной степени избегать как гнева, так и лести в отношениях к людям: и то и другое противно общественности и приносит вред. В приступе гнева никогда не забывай, что ярость не
123

Конец фразы не сохранился.

Марк Аврелий |

свидетельствует о мужестве, а, наоборот, кротость и мягкость
более человечны и более достойны мужа; и сила, и выдержка,
и смелость на стороне такого человека, а не на стороне досадующего и ропщущего. Чем ближе к бесстрастию, тем ближе
и к силе. Как огорчение, так и гнев обличают бессилие. И огорчающийся и гневающийся — ранены и выбыли из строя. Если
хочешь, то прими и десятый дар от самого Мусагета 124. Требование, чтобы дурные люди не заблуждались, — безумно, ибо
означает стремление к невозможному. Соглашаться же с тем,
чтобы они были таковыми по отношению к тебе, — нелепо
и достойно тирана.
XIX
Следует более всего беречься четырех извращений господствующего начала и пресекать их, лишь только их заметишь,
обращаясь к себе в каждом случае так: «Это представление не
необходимо, это — подрывает устои общества, эти слова были
бы не чистосердечны, а говорить не от чистого сердца должно
быть противно твоему смыслу». Четвертое же увещание — это
то, когда ты обращаешься к себе с таким упреком: «Это твое
состояние означает поражение и сдачу более божественной
твоей части, не устоявшей против менее ценной и смертной
части, против тела и его грубых наслаждений».
XX
Жизненная сила в тебе и все огневидное, входящее в смешение, хотя и стремятся по своей природе вверх, однако, подчиняясь распорядку Целого, удерживаются в своем составе.
Все же обладающее свойствами земли и влажное хотя и стремится вниз, однако не падает, а занимает несвойственное ему
124
Мусагет — предводитель девяти муз, бог Аполлон. Видимо, образное выражение Марка Аврелия следует понимать в ироническом смысле: «Стань десятой музой».

325

326 |

СТОИЦИЗМ

по природе положение. Таким образом, и элементы подчиняются Целому, оставаясь, даже вопреки себе, там, где им указано, до тех пор, пока оттуда же не будет дано знака к разложению. Не ужасно ли после этого, что только твоя разумная часть
не повинуется и досадует на занимаемое ею место, хотя ей и не
предписывается ничего противоречащего ей, а только согласное с ее природой; она же не желает ни с чем считаться и стремится к противоположному. Ибо всякое уклонение в сторону
несправедливости, излишеств, гнева, огорчения, страха есть
не что иное, как измена природе. Но господствующее начало
оставляет свой пост и тогда, когда выражает недовольство по
поводу чего‑либо происходящего. Ибо оно не менее предназначено к благочестию и богопочитанию, нежели к справедливости. Ведь и эти добродетели входят в понятие общественности; более того, они даже старше справедливости.
XXI
Кто не имеет единой и неизменной цели жизни, тот не может оставаться единым и неизменным в течение всей жизни.
Но сказанного еще недостаточно, если не прибавить, какова
должна быть эта цель. Ведь как убеждение одинаково не относительно всех каких бы то ни было благ, признаваемых большинством, но лишь относительно некоторых, имеющих общее
значение, так и цель должна быть установлена общественная
и гражданственная. Кто сообразует с этой целью все свои личные стремления, тот во всем будет поступать одинаково и, таким образом, останется верным себе.
XXII
Подумай о мыши полевой и домашней, о ее испуге и беготне.

Марк Аврелий |

XXIII
Сократ называл мнения большинства людей ламиями 125 —
пугалом для детей.
XXIV
Лакедемоняне во время представлений устраивали чужестранцам места в тени, сами же садились где попало.
XXV
Сократ на вопрос Пердикки, почему он не едет к нему 126,
ответил: «Чтобы не погибнуть самым постыдным образом»,
т. е. воспользовавшись одолжением, не иметь возможности отплатить тем же.
XXVI
В писаниях эфесцев рекомендуется постоянно вспоминать о ком‑либо из древних, отличавшихся добродетелью.
127

XXVII
Пифагорейцы советовали бросать по утрам взгляд на небо,
чтобы вспомнить о том, что оно всегда исполняет свое дело,
оставаясь верным своему пути и образу действий, и о порядке,
чистоте и обнажении. Ибо светила не знают покровов.
XXVIII
Подумай о Сократе, набросившем на себя овчину, когда
Ксантиппа ушла из дома, захватив его одежду, и о его ответе

125
Ламии — в древнегреческой мифологии ночные привидения, высасывающие кровь у детей.
126
В Македонию приглашал Сократа сын царя Пердикки II Архелай.
127
Эфесцами называли учеников древнегреческого философа Гераклита
Эфесского.

327

328

СТОИЦИЗМ

друзьям, не знавшим куда деваться от стыда, когда увидели
его одетым таким образом 128.
XXIX
Ты не станешь учить письму и чтению, прежде чем не научишься сам. Тем паче — жизни.
XXX
Рабом рожден ты: чести нет тебе в речах 129.

XXXI
Во мне засмеялося сердце 130.

XXXII
Станет бесстыдной хулой поносить суеслов
добродетель 131.

XXXIII
Безумно искать смокв зимой. Но безумец и тот, кто тоскует о ребенке, которого уже нет.
XXXIV
«Лаская своего ребенка, — говорил Эпиктет, — следует сказать самому себе: “Быть может, завтра он умрет”».– «Но ведь
128
Этот эпизод из жизни Сократа не описан в других сохранившихся источниках.
129
Строки неизвестного автора (перевод Вяч. Иванова).
130
Гомер. Одиссея (перевод Вяч. Иванова). Ср. перевод всей строки В. А. Жуковским: «Во мне же смеялось сердце, что вымыслом имени всех мне спасти
удалося».
131
Гесиод. Работы и дни (перевод Вяч. Иванова). Цитата приведена Марком
Аврелием неточно.

Марк Аврелий |

это — накликание беды».– «Ничего подобного, — отвечал он, —
это обозначение одного из действий природы. Иначе и слова: “Колосья пожинаются” — также являлись бы накликанием
беды».
XXXV
Виноград зеленый, зрелый, выжатый — все это переход не
в то, чего вообще нет, а в то, чего теперь нет.
XXXVI
Изречение Эпиктета: «Нет насилия, которое могло бы лишить нас свободы выбора».
XXXVII
«Нужно, — говорит он, — установить правила, определяющие, когда следует давать свое согласие. Что касается стремлений, то необходимо следить за тем, чтобы они не были безусловны, были направлены на общее благо и сообразовались
бы с достоинством. От влечений же следует вообще воздерживаться, но не отвращаться ни от чего, что не в нашей власти».
XXXVIII
«Спор идет, — говорит Эпиктет, — не о пустяках, а о том,
быть ли безумным или нет».
XXXIX
«Что вы предпочитаете, — спросил Сократ, — иметь ли
души разумных существ или неразумных?» — «Разумных».–
«Но испорченных или неиспорченных?» — «Неиспорченных».– «Почему же вы не стремитесь к ним?» — «Мы обладаем ими».– «Почему же вы тогда спорите и препираетесь?» 132
132

Источник цитаты неизвестен.

329

330 |

СТОИЦИЗМ

КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ
I
Все тo; чего ты желаешь достичь окольными путями, ты
можешь иметь уже теперь, если только будешь доброжелательно относиться к самому себе. А именно: если ты оставишь
прошлое, будущее предоставишь промыслу, сам же исключительно займешься настоящим, сообразуя его с благочестием
и справедливостью. С благочестием для того, чтобы любить
свой удел, ибо природа приноровила его к тебе и тебя к нему.
Со справедливостью — чтобы свободно и без уверток говорить
истину и поступать всегда согласно закону и считаясь с достоинством и чтобы не служили для тебя препятствием ни чужой
порок, ни убеждения, ни пересуды, ни ощущения облекающего тебя тела: пусть разбирается в них тело, испытывающее
их. Итак, если ты, уже приблизившись к концу, оставишь все,
будешь чтить лишь свое господствующее начало и божественное в тебе, будешь бояться не того, что когда‑нибудь жизнь
прекратится, а того, что никогда не начнется жизнь, согласная
с природой, то станешь человеком, достойным произведшего
тебя мира, перестанешь быть пришельцем в своем отечестве,
не будешь дивиться каждодневно происходящему, как чему‑то нежданному, и находиться в зависимости то от того, то
от другого.

Марк Аврелий |

II
Бог зрит господствующее начало каждого из нас в обнажении от материальной оболочки, коры, наростов. Ибо Бог соприкасается лишь с тем, что проистекло и изошло от него в господствующее начало, и притом лишь своим разумом. Если
бы ты приучил себя поступать так же, то избавил бы себя от
многих хлопот. Разве не богат досугом тот, кто не обращает
внимания на облекающую плоть, а тем паче уже не смотрит на
платье, жилище, славу и им подобные покровы и украшения?
III
Ты состоишь из трех частей: тела, жизненной силы и ума.
Из них первые две твои постольку, поскольку тебе приходится
заботиться о них, и только третья действительно принадлежит
тебе. Если ты отстранишь от себя, то есть от своего ума, все
то, что делают и говорят другие или что делал и говорил ты
сам, все, что тревожит тебя, как имеющее быть, что не зависит
от твоего выбора, относясь к облекающему тебя телу или прирожденной ему жизненной силе, все, что вне тебя увлекает за
собой кругом обтекающий вихрь, и, таким образом, твой ум,
изъятый из среды, с которой сопрягла его судьба, будет чист
и свободен устроить жизнь по-своему, творя справедливое,
приемля происходящее и говоря истину; если, говорю я, ты
отдалишь от господствующего начала приставшее к нему от
напора страстей и относящееся к прошедшему или будущему,
то будешь походить на Эмпедоклов шар, всюду равный себе,
одиночеством радостным гордый 133, будешь думать только
о той жизни, которой ты живешь, т. е. о настоящем, — то сможешь остаток своей жизни провести безмятежно, благородно
и в дружеском общении со своим гением.
133
Эмпедокл из Аграганта (ок. 490 — ок. 430 до н. э.) — древнегреческий философ, врач и жрец. Он учил, что Космос объединен Любовью (ср. с симпатией стоиков) и имеет форму шара.

331

332 |

СТОИЦИЗМ

IV
Я часто дивился тому, что каждый, любя себя больше других, в то же время своему убеждению о себе придает меньшее
значение, нежели убеждению других. Если бы поэтому представший бог или преисполненный мудрости учитель повелел
кому‑нибудь не думать и не размышлять про себя ни о чем,
о чем он не объявил бы тут же во всеуслышание, то никто не
выдержал бы и одного дня. Таким образом, мы более стесняемся своих ближних — что‑то они подумают о нас! — нежели
самих себя.
V
Как это так случилось, что боги, устроившие все так прекрасно и с такой любовью к людям, просмотрели только ту
несообразность, что люди вполне достойные, как бы заключившие союз с божественным началом, и, благодаря своим
благочестивым деяниям и святости жизни, крепко сдружившиеся с ним, после своей смерти не возрождаются к новой
жизни, а угасают навсегда? Если даже это и так, то все же будь
уверен, что если бы должен был иметь место другой порядок,
то они бы его и установили. Ведь если бы он был справедлив,
то был бы и возможен, и если бы он был согласен с природой,
то природа и произвела бы его. Из того же, что он не имеет
места (если только его действительно нет), ты можешь с уверенностью заключить, что он и не должен был осуществиться. Ведь ты и сам замечаешь, что, поднимая такие вопросы,
ты обращаешься к ним таким образом, если бы они не были
наилучшими и в высшей степени справедливыми. Но в таком
случае они не могли, не противореча разуму и справедливости,
отнестись с небрежением к какому‑либо недосмотру в миропорядке.

Марк Аврелий

VI
Приучай себя и к тому, что тебе кажется невыполнимым.
Ведь левая рука, вообще говоря, более слабая, нежели правая,
повода держит сильнее, ибо к этому она приучена.
VII
Подумай о том, в каком состоянии будут твои тело и душа,
когда тебя настигнет смерть, о краткости жизни, о зияющей
бездне вечности за тобой и пред тобой, о бессилии всего материального.
VIII
Рассматривай причинные начала вещей в обнажении от
всяких наростов и в поступках же усматривай их цели. Подумай о том, что такое страдание, что — насладжение, что —
смерть, что — слава, о том, что всякий является сам причиной
своих треволнений, что один человек не может воспрепятствовать другому, что все основано на убеждении.
IX
Пользуясь основоположениями, ты должен уподобляться кулачному бойцу, а не гладиатору. Ведь стоит только последнему лишиться меча, которым он сражается, и конец ему,
тогда как у первого руки всегда при себе и ему нужно только
сжать их в кулак.
X
Следует разобраться в свойствах самих вещей, различая
в них материю, причинное начало и цель.
XI
Как велика власть человека: он может не делать ничего,
кроме того, что должно заслужить похвалу бога, и приветство-

333

334 |

СТОИЦИЗМ

вать все, что бог ниспошлет ему. Ведь это все согласно с природой.
XII
Не следует делать упреков ни богам, ибо они ни в чем не
заблуждаются ни добровольно, ни против воли, ни людям,
ибо они заблуждаются против воли. Следовательно, никому
не нужно делать упреков.
XIII
Как смешон и невежественен тот, кто дивится чему‑либо
из происходящего в жизни!
XIV
Или роковая необходимость и непреложный порядок,
или благостный промысел, или же беспорядочная, никому не
подвластная сумятица. Если непреложная необходимость, то
чего же ты упираешься? Если промысел, доступный мольбам,
то сделай себя достойным божественной помощи. Если же никем не руководимая сумятица, то будь доволен уже тем, что
среди этого вихря ты сам обладаешь в себе некоторым руководящим началом ума. И если даже вихрь увлечет тебя — то
пусть он увлекает тело, жизненную силу и прочее, ибо разума
он не увлечет.
XV
Свет лампады ярок и не теряет своего блеска, пока не будет погашен. А разве истина, справедливость и благоразумие
в тебе должны угаснуть до твоей смерти?
XVI
Если кто‑нибудь вызывает в тебе представление о заблуждении, в которое он впал, то скажи себе: «Откуда я знаю, что

Марк Аврелий

это заблуждение? Или если это и есть заблуждение, то не наказал ли он уже сам себя, уподобившись тому, кто вырвал себе
глаза?»
Нежелающий, чтобы дурные люди заблуждались, подобен тому, кто не желает, чтобы плоды смоковницы получали
сок из нее, чтобы малые дети плакали, конь ржал, чтобы совершалось вообще все необходимое. Что делать человеку такого склада? Если у тебя хватит смелости, то попытайся исцелить его.
XVII
Если это не приличествует, не делай этого, если ложь, не
говори. Твое стремление должно всегда быть направлено на
то, чтобы усмотреть, каково само по себе то, что возбуждает
представление в тебе, и исследовать его, различая в нем начало причинное и начало материальное, цель и время, пределами которого оно ограничено.
XVIII
Пойми же наконец, что в себе самом ты имеешь нечто
более совершенное и божественное, нежели то, что вызывает страх, или вообще, что влечет к себе. Что теперь заполняет
мою душу? Не страх ли, или подозрение, или вожделение, или
что‑нибудь другое в этом роде?
XIX
Во-первых, не следует поступать зря и без цели. Во-вторых, следует сообразоваться только с одной целью, общим
благом — и ни с чем другим.
XX
Еще немного времени, и ты исчезнешь, равно как и все то,
что ты видишь, и все те, кто живет сейчас. Ибо все подлежит

335

336 |

СТОИЦИЗМ

изменению, превращению и исчезновению — дабы вслед за
ним возникло другое.
XXI
Все основано на убеждении; оно же зависит от тебя. Устрани, поэтому, когда пожелаешь, предубеждение и, как моряк,
обогнувший скалы, обретешь спокойствие, гладь и тихую пристань.
XXII
Любая отдельная деятельность, прекратившаяся в урочное время, не терпит зла от самого прекращения, да и тот, кто
был занят ею, не терпит зла от ее прекращения. Точно так же
и совокупность деятельностей — именуемая жизнью, — если
прекратится в урочное время, не претерпит зла от самого прекращения, да и тот, кто вовремя положит конец этому ряду,
не испытывает зла. Время же и срок указывает природа, иногда природа каждого в отдельности, как в старости; во всех же
случаях без исключения природа Целого, изменение частей
которой поддерживает весь мир в вечной юности и расцвете.
Все же полезное Целому всегда прекрасно и благо временно.
Итак, прекращение жизни ни для кого не есть зло, не являясь
постыдным, если оно не зависит от нашего выбора и не противоречит требованиям общественности; но оно есть благо,
если оно благовременно для Целого, полезно ему и в своем
движении с ним согласуется. Поэтому и сподвижник божий
тот, кого бог движет по своим путям, а его собственное разумение — к божеским целям.
XXIII
Всегда следует иметь под рукой следующие три положения. Относительно своих действий помни, что ты не должен
поступать ни зря, ни иначе, нежели поступила бы сама спра-

Марк Аврелий

ведливость; относительно же совершающегося вне тебя — что
оно обязано своим существованием или случаю, или промыслу. Но не следует ни жаловаться на случай, ни роптать на промысел. Во-вторых, наблюдай за ростом каждого существа от
зародыша — до одушевления и от одушевления — до расставания с душой и отдай себе отчет, из чего оно слагается и во
что разлагается. В-третьих, знай, что если бы ты, внезапно
поднявшись вверх над землей, бросил бы взгляд на человеческие дела и на многоизменчивый ход их, то преисполнился
бы презрения к ним, имея в то же время возможность созерцать столько существ, обитающих окрест, в воздухе и эфире,
и что, сколько бы раз ты не поднимался таким образом, ты
всегда увидишь одно и то же, единообразное и кратковечное.
И этим‑то мы гордимся!
XXIV
Отбрось предубеждение — и ты спасен. Но кто может помешать тебе его отбросить?
XXV
Если ты негодуешь по поводу чего‑либо, то ты забыл
о том, что все совершается согласно с природой Целого, о том,
что заблуждение другого не касается тебя, о том также, что все
совершалось всегда таким образом, будет совершаться и ныне
совершается повсюду, и о том, в каком родстве отдельный
человек со всем родом человеческим, не по крови и общему
происхождению, а по разуму. Ты забыл также о том, что дух
каждого есть бог и от него исходит, о том, что ничто не принадлежит никому неотъемлемо, но и его ребенок, и его тело,
и самая душа его достались ему из того же источника, о том,
что все основано на убеждении и что каждый живет исключительно настоящим и лишь его может лишиться.

337

338 | СТОИЦИЗМ

XXVI
Постоянно вспоминай о тех, которые предавались чрезмерному негодованию по какому‑нибудь поводу, или превзошли всех в славе, удаче, вражде, или были осыпаны какими‑либо дарами судьбы. Затем задай себе вопрос: «Где все это
теперь?» Дым, прах и миф или даже не миф. Подумай также
и о всем том, чему примерами могут служить Фабий Катуллин
в своем поместье, ЛюцийЛуп в своих садах, Стертиний в Байях, Тиберий на Капри, Великий Руф 134, и вообще о пристрастии к чему‑либо, связанном с самомнением, о ничтожности
всех предметов устремлений и о том, насколько более достойно философа проявлять на предоставленном ему материале
справедливость, благоразумие и непритязательное послушание богам. Тщеславие же отсутствием тщеславия есть самый
нестерпимый вид тщеславия вообще.
XXVII
Вопрошающим: «Где ты видел богов или откуда узнал об
их существовании, что так ревностно почитаешь их?» — отвечай: «Во-первых, боги доступны и зрению. Далее, души своей
я тоже никогда не видал и, однако же, чту ее. Точно так же
и относительно богов: испытывая беспрестанно проявления
их силы, я узнал из этого об их существовании и преклоняюсь
перед ними».
XXVIII
Спасение жизни в том, чтобы относительно каждой вещи
исследовать, какова она сама по себе в целом, что в ней от наФабий Катуллин — консул при императоре Адриане. О Люции Лупе сведений нет. Тиберий (42 до н. э. — 37 и. э.) — римский император (14–37), знаменитый своей жестокостью. Свои последние дни провел на о. Капри. Стертиний — полководец при императоре Тиберии. Великий Руф — возможно,
Публий Рутилий Руф — философ-стоик, оратор, юрист, консул в 105 г. до н. э.,
либо Гай Клувий Руф — консул в 41 г. н. э., приближенный Нерона и Вителлия,
историк.
134

Марк Аврелий

чала материального, что от причинного, всей душой отдаваться осуществлению справедливого и говорить истину. Что же
остается затем, как не наслаждаться жизнью, связывая одно
доброе дело с другим так, чтобы не оставалось даже кратчайшего промежутка?
XXIX
Солнечный свет един, хотя и дробится стенами, горами
и бесчисленным множеством других предметов. Едина общая сущность, хотя она и раздроблена между бесчисленным
множеством отдельных и своеобразных тел. Едина душа, хотя
и она раздроблена между множеством существ и особых образований. Едина разумная душа, хотя и кажется разделенной.
Другие же сопринадлежащие части, как то: жизненные силы
и материальные начала — бесчувственны и чужды друг другу;
однако и их сдерживают в единстве разумное начало и их собственная косность. Разуму же свойственно особое тяготение
к тому, что ему родственно, он сближается с ним, и это стремление к общению не может быть отделено от него.
XXX
Чего ты добиваешься? Долгой жизни? Иначе говоря, ты
желаешь получить ощущения, стремиться, развиваться и идти
вспять, пользоваться речью, размышлять? Но что из всего этого кажется тебе достойным желания? Если же все презренно,
то перейди к последнему: повиновению разуму и богу. Но с почитанием их несовместима досада по поводу того, что смерть
лишит нас когда‑нибудь всего указанного выше.
XXXI
Какая частица безмерного и беспредельного времени уделена каждому из нас? Еще немного — и она исчезнет в вечности. А какая частица всей сущности? Какая — мировой души?

339

340

СТОИЦИЗМ

На каком клочке земли мы пресмыкаемся? Раздумав над всем
этим, не считай важным ничего, кроме одного: действовать
так, как предписывает твоя природа, и мириться со всем, что
создаст общая природа.
XXXII
Как пользуется собой господствующее начало?
Ведь в этом — все. Остальное же — зависит оно от твоего
выбора или не зависит — тлен и дым.
XXXIII
Ничто так не склоняет к презрению смерти, как мысль
о том, что и те, которые наслаждение считали благом, а страдание злом, также презирали смерть.
XXXIV
Человеку, для которого добро только то, что благовременно, для которого все равно, совершит ли большее число действий, согласных с правым разумом, или меньшее, и которому
безразлично, созерцать ли мир более долгое или более краткое время, — такому человеку и смерть не страшна.
XXXV
«Человек, ты был гражданином этого великого Града. Не
все ли тебе равно, пять лет или три года? Ведь повиновение
законам равно для всех. Что же ужасного в том, если из Града отсылает тебя не тиран и не судья неправедный, а та самая
природа, которая тебя в нем поселила? Так претор 135 отпускает
135
Претор — государственная должность в Древнем Риме. В ходе исторического развития Римского государства содержание и функции этой должности
менялись. Во времена Республики преторы были следующими в иерархии
после консулов. Во времена Империи должности преторов уже потеряли былое значение, но служили необходимой ступенью для замещения целого ряда
высших административных постов и офицерских должностей на пути к сена-

Марк Аврелий |

со сцены принятого им актера».– «Но ведь я же провел не пять
действий, а только три».– «Вполне правильно. Но в жизни три
действия — это вся пьеса. Ибо конец возвещается тем, кто был
некогда виновником возникновения жизни, а теперь является
виновником ее прекращения. Ты же ни при чем — как в том,
так и в другом. Уйди же из жизни, сохраняя благожелательность, как благожелателен и тот, кто отпускает тебя».

торской должности. В эпоху Империи преторами назывались также высшие
должностные лица в городах. Родной отец Марка Аврелия был претором.

341

Эпиктет

ПРАВИЛА

344

СТОИЦИЗМ

I.
РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ТЕМ, ЧТО ЗАВИСИТ, И ТЕМ,
ЧТО НЕ ЗАВИСИТ ОТ НАС 136)
I. Из вещей одни зависят от нас, другие не зависят. Зависят
от нас: мнение, желание, похоть, отвращение — словом, все, что
нами создается. Не зависят от нас: тело, имущество, репутация,
почести — словом, все, что не нами создается {Это различие
между тем, что зависит от человека и тем, что зависит от
внешних причин — основная идея моральной системы стоиков,
о которой Цицерон сказалъ: Respondent prima extremis, media
utrisque, omnibus omnia.}.
II. Вещи, которые зависят от нас, но своей природой свободны;
никто не может им помешать, ничто не может их затормозить; те
же, которые не зависят от нас — вещи бессильные, рабьи, которым
можно помешать, чуждые вам {Таким образом, идея свободы,
отодвинутая на второй план древними греческими философами,
здесь снова занимает первое место. Платоники и перипатетики

искали прежде всего безличного блага, τὸ ἀγαϑόν; стоики ищут

своей личной свободы, ἡ ἑλευϑερία, и находят в ней единственное
истинное благо.}.
III. Помни же, если ты вздумаешь считать свободными вещи,
по самой природе своей рабьи, и твоими собственными — чуждые
тебе, — ты будешь угнетён, удручён, смущён, ты станешь обвинять
богов и людей {Из общих принципов стоицизма вытекают, как
видимо, практическая последствия. Известно, какое значение
стоики, как и эпикурейцы, придавали отсутствию беспокойства,
невозмутимости, В эту эпоху раболепия и унижения каждый
чувствовал желание замкнуться в невозмутимом спокойствии,
так сказать, уйти в самого себя. Это обращение к себе самому
было полезно для философии, направив ее от внешних вещей —
к внутренней личности; от объектов мыслимых — к мыслящему
136

Заглавия вставлены в текст нами. (Гюйо).

Эпиктет

субъекту; от объектов, желаемых, к самой воле, словом, от интеллектуальной точки зрения к моральной.}. Но если ты считаешь своим только то, что и есть твое, и чуждым то, что в действительности тебе чуждо — никто никогда не принудит тебя сделать
что либо, никто не помешает тебе сделать что‑либо; ни на кого
ты не станешь жаловаться, никого ты не станешь обвинять; ты
не совершишь ни одного поступка недобровольно; никто тебя не
повредит, и никаких врагов у тебя не будет, так как ты даже не
будешь в состоянии страдать от какого‑либо вреда {По мнению
стоиков, дурное и вредное, хорошее и полезное не в том, что терпишь, а в том, что думаешь и желаешь: стало быть ало не может
явиться к вам извне, и вот почему мудрый не имеет врагов. Единственный враг стоика — он сам со своими страстями, опасениями, желаниями; поэтому он должен всегда остерегаться ловушек
со своей собственной стороны (ср. XLVII). Открыть эти ловушки
ему помогает разум; избежать их — воля. Вокруг себя стоик видит только друзей; вселенная полна друзьями: μεστά φίλων πάντα.
Отсюда милосердие стоиков, вытекающее не из принципа любви
и обращения к внешнему миру, а из принципа достоинства и сосредоточения в себе самом.}.
IV. Итак, если ты стремишься к таким великим вещам, помни,
что добиваться их нужно не с умеренным рвением: с одними из
чуждых вещей ты должен распроститься навсегда, о других не думать теперь {Надо распроститься с вещами, совершенно несовместимыми с достоинством и свободой, каковы, напр., ложь, лесть,
низость и проч.; надо отложить попечение о вещах, которые случайно могут совместиться со свободой, напр., богатство, известность, etc.}. Ибо, если ты хочешь иметь в одно время истинное
благо и почести или богатство {Род морального эклектизма, к которому стремились эпикурейцы.}, то, может быть, не добьешься
даже этих последних из-за стремления к первому, и уж во всяком
случае не добьешься тех благ, которые одни доставляют свободу
и счастье.

345

346

| СТОИЦИЗМ

V. Итак, при всяком тягостном представлении приучись говорить: ты только образ и видимость, а вовсе не предмет, которым
ты кажешься. — Затем исследуй его и суди его согласно правилам,
которых ты держишься; из них же первое и главное — рассмотреть, идёт ли дело о вещах, которые зависят от нас, или о таких,
которые от нас не зависят. Если дело идёт об этих последних, будь
готов сказать: это де меня не касается {«Это меня не касается»,
потому что вне нашей свободной воли нет ничего хорошего или
дурного, все безразлично. По мнению стоиков, только наша свобода сообщает вещам их цену; мы сами, и только мы, квалифицируем вещи, делаем одни из них хорошими, другие дурными,
посредством хорошего или дурного употребления. Но чаще всего
наше воображение берется квалифицировать вещи и делает это
на основании чувственного страдания или удовольствия. Оттого
и выходит, что смерть, изгнание и проч. кажутся вам бедствием;
в этом виновно наше воображение. Разум, исправляя его ошибку,
должен рассеять видимости, скрывающие от нас предметы, ложные мнения, заставляющие нас бояться или желать, он должен
обратиться к самим предметам и определить их значение сообразно содействию или противодействию, которое они оказывают
нашей свободе}.

II.
Вещей, которые не зависят от нас, не следует ни
желать, ни бояться.
I. Помни, что в желании заключается надежда овладеть желаемой вещью; в отвращении — надежда избежать вещи, возбуждающей отвращение; и тот, кто обманулся в своём желании, несчастен; тот, кто настигнуть вещью, от которой бежал, — жалок.
Избегай же лишь тех вещей, которые, завися от тебя, противны
природе, и ты не будешь настигнуть тем, от чего бежишь {По

Эпиктет

мнению стоиков, верховное правило морали — следовать природе. Хорошо и должно быть предметом желания то, что согласно
со природой; дурно и должно быть избегаемо то, что противоречит ей. — Но остается еще узнать, что согласно с природой, а что
противоречит ей. По мере того, как стоицизм развивается, он усматривает сущность человеческой природы и верховное правило
поведения в моральной свободе: то, что благоприятствует этой
свободе — хорошо; что мешает ей — дурно. Этим самым стоицизм,
искавший сначала нравственный закон в природе внешних объектов, переходит от внешнего к внутреннему и ищет обоснования
морального закона в самой воле человека.}. Но если ты желаешь
избежать болезни, или смерти, или бедности, ты будешь жалок.
II. Итак, не распространяй твоего отвращения на вещи, которые
не зависят от нас, а обрати его только на вещи, которые, завися от
нас, противоречат природе. Что до желания, то подави его совершенно в данный момент {Стоический мудрец, всемогущий в своём внутреннем мире, изменяет или подавляет по своей воле свои
желания и опасения: он «обрабатывает свою душу, как плотник дерево, кожевник кожу.}. Ибо, если ты желаешь какой‑либо
из вещей, которые не зависят от нас, ты будешь несчастен: с другой же стороны, из тех вещей, которые зависят от нас и которых
следует желать, ни одна еще не доступна тебе {«Ни одна еще не
доступна тебе», т. е., ты достиг еще только первой ступени посвящения и неспособен отличать я преследовать то, что действительно желанно.}. Итак, старайся только приближаться к вещам
или удаляться от них движением добровольным, но не особенно
энергичным, с оговорками и умеряя свой порыв {С оговорками
или, точнее, с исключением, с изъятием. У стоиков была целая теория на этот счет. По их мнению, мудрый может желать чего‑нибудь только под условием быть всегда готовым
устранить, исключит из своих желаний (ὑπξαιρείσϑαι) все то,
что может не соответствовать им в явлениях, мы должны
некоторым образом формировать наши желания сообразно

347

348

СТОИЦИЗМ

природе вещей; внешние вещи изменчивы, случайны, преходящи,
и наши желания должны быть готовы изменяться, приходит,
исчезать, как они. Не говорите же: я пойду туда‑то, вместо
этого: я пойду туда то, если ничто не помешает мне. Предусматривая, таким образом, препятствия и разочарования,
этим самым избегаешь их; так как препятствие, предвидимое
и желаемое мною, уже не препятствие для меня; разочарование, ожидаемое — не разочарование. В одном только случае исключение не имеет места: когда дело идет о вещах, которые
зависят от нас; в таком случае нам позволительно желать
абсолютно и безусловно, так как здесь желать — значит мочь.}.

III.
Надо исследовать природу каждого предмета,
которым пользуешься.
По поводу каждого предмета, который привлекает душу, или
приносит пользу, или заставляет дорожить собой — не забудь
спросить себя, какова природа этого предмета. Начинай с неважных вещей и, если любишь глиняную вазу, говори: — То, что
я люблю, только глиняная ваза; — в таком случае, ты не смутишься, если она разобьется {Намек на тело, этот «бренный сосуд»,
в котором заключена душа. Первое средство, говорит Эпиктет,
лучшее средство, главное средство, которое является, так сказать, ключом ко всему — это привязываться к кому бы то ли
было только как к вещи, которая может быть похищена у вас,
к вещи, природа которой тождественна с природой глиняного
сосуда или стеклянной чаши. Сосуд разобьется, — и вспомнив,
чем он был, мы не станем огорчаться. Точно также, когда ты
обнимаешь своего ребенка, друга, брата, не отдавайся всецело
своему побуждению, не давай хода твоей радости, но сдерживай ее и умеряй ее, как те, кто, идя за триумфатором, напоми-

Эпиктет

нают ему, что он человек.}. Когда целуешь своего ребенка или
свою жену, говори: — То, что я целую, только человеческое существо; в таком случае ты не смутишься, если они умрут.

IV.
Надо наследовать природу каждого действия,
которое предпринимаешь.
Когда ты собираешься предпринять какое‑нибудь действие,
представь в памяти своей, какова природа этого действия. Если,
например, ты идешь взять ванну, представь себе, что происходит в банях: людей, которые брызгают в других водой, толкают их, оскорбляют, обкрадывают, и ты с большей уверенностью
предпримешь свое дело, если скажешь себе наперед: я хочу взять
ванну, но я хочу также сохранить мою свободную волю сообразной природе {Известно, какое важное значение имела ванна
у древних; оттого моралисты постоянно обращаются к этому предмету, как к одному из самых обыкновенных житейских
актов. Ванну брали утром, вечером, перед главной едой, перед
каким‑нибудь важным решением, иногда перед решением вопроса о жизни и смерти. Ванна, говорили древние, укрепляет члены
и просветляет ум. Большинство источников были посвящены
Геркулесу, богу силы. В банях сталкивались различные классы
общества: богатые и бедные, патриции и плебеи. Сами императоры не брезгали иногда посещать публичные бани.}. То же
и при каждом действии {То есть, все наши частные действия надо
подчинять общему решению, которое должно управлять нашей
жизнью: решению быть свободным}. Ибо таким образом, если
с тобой приключится какая‑нибудь неприятность во время купанья, ты будешь готов сказать: я хотел не только взять ванну, но
и сохранить мою свободную волю сообразной природе; а я не сохраню ее, если стану раздражаться на то, что происходит.

349

350

| СТОИЦИЗМ

V.
Нас могут смущать только наши мнения.
Людей смущают не вещи, а мнения, составленные людьми о вещах. Например, смерть не представляет ничего ужасного: в противном случае и Сократ нашел бы ее ужасной; но мнение о смерти,
как о чем‑то ужасном — вот что собственно ужасно. Итак, когда
мы угнетены или огорчены, не будем обвинять других, а только
самих себя, т. е. ваши мнения. Невежда обвиняет других в своих
бедствиях; тот, кто начинает учиться — самого себя; тот, кто научился — ни себя, ни других {Он не обвиняет никого, потому что
понимает все и терпит все.}.

VI.
Единственное, чем мы можем гордиться, это хорошее
применение наших мнений.
Не гордись чужим преимуществом {«Можно хвалиться только тем, что твое — говорит Сенека (Epiet. XLI). Виноград хвалят, когда тычины ломятся под тяжестью гроздий. Предпочтут ли ему виноград с золотыми гроздьями или золотыми
листьями? Нет, достоинство винограда в его плодородии; так
и у человека нужно хвалить то, что принадлежит человеку.
Он имеет хороших рабов, великолепный дворец, обильную жатву, большие доходы; все это не он, а его обстановка. Удивляйтесь в нем тому, чего нельзя ни дать ему, ни отнять у него;
тому, что есть собственность человека; то есть его душе,
а в душе — мудрости».}. Если бы возгордившаяся лошадь сказала: "Я прекрасна", это бы еще куда ни шло, но когда ты говоришь с гордостью: "У меня прекрасная лошадь", — знай, что ты
хвастаешься лошадиными достоинствами. Что же собственно
твое? Употребление, которое ты делаешь из своих представлений

Эпиктет

{«Употребление твоих способностей, χρῆπς φαντασιῶν». Надо
различать, по мнению стоиков, чувственные представления
и моральное употребление, которое мы из них делаем. Представления, напр., о прекрасной лошади являются к нам извне
и неизбежно; но применение этих представлений, напр.. когда
мы гордимся красотой лошади — произвольно и свободно. "Пользоваться своими представлениями и, еще короче, пользоваться
собою" — выразительные термины, часто употребляемые стоиками для обозначения внутренней свободы духа, располагающего и
распоряжающегося всеми внешними вещами в видах собственного блага.}. Итак, если ты станешь пользоваться этими представлениями сообразно природе, тогда только будь горд; ибо ты будешь
горд благом, которое тебе принадлежит.

VII.
Все, что не мы, должно иметь для нас только
второстепенное значение.
Если, во время путешествия по морю, твой корабль пристанет
к берегу, и ты выйдешь запастись водой, ты можешь, мимоходом,
на пути, подобрать раковину или сорвать растение; но ты должен
помнить о корабле и беспрестанно оглядываться, не зовет ли тебя
кормчий; если же он зовет тебя, бросай все, чтобы он не велел
заковать тебя и бросить в трюм корабля, как скотину {По мнению
одного из комментаторов Правил, море с его вечными переменами и волнениями представляет мир. Корабль, приносящий
и уносящий души — судьба или случай. Кормчий — Бог. Берег,
у которого останавливается корабль — место нашего обитания, наша родина, наша семья. Сойти на берег за водой — символ
занятий, необходимых для жизни. Растения и раковина представляют вещи второстепенные, не необходимые для нас, которые даются и отнимаются "великим Все", и которые мы долж-

351

352 |

СТОИЦИЗМ

ны брать или отдавать, не спуская глаз со Всего, управляемого
внутренним Провидением.}. Так и в жизни: раз тебе даны, вместо раковины и растения, жена и ребенок, ничто не мешает тебе
принять их; но если кормчий зовет тебя, беги на корабль, бросив
все эти вещи, даже не оборачиваясь. А если ты стар, никогда не
удаляйся от корабля, чтобы на призыв кормчего не оказаться отсутствующим.

VIII.
Уметь уступать необходимости, значит — быть
свободным.
Не требуй, чтобы то, что происходит, происходило так, как ты
желаешь; но желай, чтобы все происходило так, как оно происходит — и твоя жизнь пойдет счастливо (Посредством этого принесения себя в жертву судьбе, этого добровольного подчинения
необходимости событий, стоики надеются обрести в самой необходимости событий свободу души.).

IX.
Человек не может встретить другого препятствия,
вроде себя самого.
Болезнь — препятствие для тела, но отнюдь не для свободной
воли, если только последняя сама того не хочет. Хромота — препятствие для ноги, но отнюдь не для свободной воли. Обо всем,
что происходит, говори то же самое. Ты убедишься, что все может
быть препятствием для какой‑нибудь другой вещи; для тебя же —
нет.

Эпиктет

X.
Каждой идее или образу, которые является как
извне, соответствует в нас какая‑нибудь способность,
дающая возможность располагать ими.
Какой бы предмет ни явился тебе, не забудь, обратившись
к себе самому, поискать, какою способностью обладаешь ты относительно употребления этого предмета. Увидев красивого мужчину или красивую женщину, ты найдешь по отношению к ним
способность сдержанности. Если тебе предстоит труд, ты найдешь
мужество, если обида — найдешь терпение. Когда ты привыкнешь
к этому, образы, являющиеся тебе, не будут в состоянии увлечь
тебя с собою {Потому что человек, обратившись к самому себе,
всегда найдет в себе способность располагать этими образами, δύναμις χρηοτική; вернее сказать, не найдет ее готовой,
прирожденной, а выработает, создаст ее сам; мы не получаем
откуда‑то мужество, терпение, а создаем их сами, хотением}.

XI.
Терять и возвращать.
Никогда не говори о чем бы то ни было: я потерял, но я возвратил. Умер твой сын? — ты его возвратил. Умерла твоя жена? — ты
ее возвратил. У меня отняли землю. Опять‑таки вещь, которую ты
возвратил. Но у меня отнял ее злой человек. Не все ли тебе равно,
через кого потребовал ее у тебя тот, кто дал ее тебе. Пока он оставляет ее за тобой, пользуйся ею, как чужой вещью, как приезжий
пользуется г остиницей.

353

354 |

СТОИЦИЗМ

XII.
Отречение от всех внешних вещей есть цена, которой
покупается счастье.
I. Хочешь преуспевать в мудрости? — оставь рассуждения вроде:
«Если я стану пренебрегать моим имуществом, мне нечем будет
жить; если я не буду наказывать моего раба, он сделается негодяем" Ибо лучше умереть с голода, не зная тоски и опасений, чем
жить в изобилии с смущенной душой; и лучше пусть твой раб будет негодяем, чем ты несчастен.
II. Начинай же с мелочей. Твой маленький запас масла разлился? У тебя отняли вино? Говори: «Такою ценою покупается бесстрастие, такою ценою покупается невозмутимость, даром ничего
не получишь». А когда зовешь раба, думай про себя: «Быть может,
он не услышит или, услышав, не захочет исполнить мое желание;
но, чтобы спокойствие моей души находилось в зависимости от
него — нет, такого преимущества он не получит».

XIII.
Казаться и быть.
Если хочешь преуспевать в мудрости, не бойся в отношении
внешних вещей прослыть безумцем и глупцом. Согласись казаться ничего не смыслящим; и если кто‑нибудь обращает на тебя
внимание, не доверяй самому себе. Знай, что нелегко сохранить
одновременно свободную волю, сообразную природе, и внешние
блага; но безусловно необходимо, если ты интересуешься какою‑либо из этих двух вещей, пренебречь другой.

Эпиктет

XIV.
Можно сделаться независимым от всякого человека,
сделавшись господином своих желаний в отношении
всех вещей.
I. Если ты хочешь, чтобы твои дети, и твоя жена, и твои друзья
жили вечно — ты безумец, так как желаешь, чтобы вещи, независящие от тебя, зависели от тебя, а вещи чуждые тебе, были твоими. Точно также, если ты хочешь, чтобы раб твой не совершал
проступков — ты глупец, так как желаешь, чтобы порок был не
пороком, а чем‑то другим {Без сомнения, нельзя желать, чтобы порок не был пороком, но можно желать, чтобы порока не
было.}. Напротив, если ты хочешь не быть обманутым в своих желаниях, ты можешь достигнуть этого {Желая только того, что
зависит от тебя.}. Стремись же к тому, чего можешь достигнуть.
II. Тот всегда является господином другого человека, кто должен доставить этому последнему то, что ему нравится, избавить
его от того, что ему не нравится. Ты хочешь быть свободным: не
желай же и не избегай того, что зависит от другого; иначе ты непременно будешь рабом (см. Сенека: «Кого можно назвать богатым человеком?» — спрашивали у Эпиктета. — «Того, чьи
желания удовлетворены», — отвечал он.}.

XV.
Сравнение жизни с пиром.
Помни, что ты должен вести себя в жизни, как на пиру. Если
блюдо, обходя стол, дошло до тебя, протяни руку и возьми его,
соблюдая приличия. Прошло мимо? — не задерживай его. Еще не
дошло до тебя? — не простирай далеко своего желания, но жди,
пока блюдо окажется подле тебя. Относись точно так же к детям,
жене, почестям, богатству, и ты сделаешься достойным гостем

355

356

СТОИЦИЗМ

богов. Если же ты не берешь того, что тебе предлагают, а пренебрегаешь им. ты будешь не гостем только, а товарищем богов {
Сенека заходит дальше: «Мудрый — говорит он — смотрит
на вещи с таким же равнодушием и презрением, как Юпитер;
и превосходит его, потому, что Юпитер не может пользоваться всеми этими вещами, а он, человек, не хочет». «Мудрый
отличается от Бога только продолжительностью существования (tempore tantum)». «Терпите мужественно: этим самым
вы превзойдете Бога. Бог не доступен бедствиям; вы — выше
их». «Есть пункт, в котором мудрый превосходит Бога, именно:
Бог обязан мудростью своей природе, а по себе самому. Великое
дело, оставаясь слабым человеком, обладать спокойствием Бога".
Так как древние представляли себе Бога совершенной природой,
безразличным добром (τὸ ἀγαϑόν), то Сенека и Эпиктет имели основание доказывать превосходство человеческой воли над этой
абстракцией. Истинная доброта и истинная мудрость, как Божеская, так и человеческая, та, которая осуществляется свободно:
"в мудрости, — говорит Сенека, — драгоценно и неоценимо то, что
она не есть дар, что всякий обязан ею только самому себе, и бесполезно требовать ее от кого бы то ни было".}. Так поступали и Диоген Синопский, с его бочкой, заменявшей дом, зернами, служившими пищей, и водой в качестве питья, (Диоген, который, будучи
рабом, сумел остаться искренним, — всегда оставался типом истинного мудреца в глазах стоиков и циников. Эпиктет постоянно приводит его в пример.}, и Гераклит (у Гераклита Эфесского
стоики заимствовали отчасти свою концепцию мира.}, и те,
кто походить на них; они были божественны и с полным правом
считались таковыми.

Эпиктет

XVI.
Следует обнаруживать сострадание, не испытывая
его.
Если ты видишь человека, горюющего потому, что кто‑либо из
близких его умер, или потому, что его сын отправляется в путешествие, или потому, что он сам потерял состояние, — остерегайся увлечься этим представлением и вообразить этого человека
жертвою бедствий, находящихся вне его вой; но будь готов сказать: "Не события удручают его, так как другие не удручены ими;
а его мнения о событиях" (Это соображение кажется странным,
но вполне соответствует духу стоицизма. В самом деле, по мнению стоиков, зло реально лишь в том случае, когда оно поражает
разум, а не воображение; а разум универсален, стало быть то, что
кажется злом разуму одного индивидуума, должно казаться таковым же разуму всех остальных индивидуумов. Предположим,
напротив, что событие, считаемое злом, случилось с каким‑либо индивидуумом и только этот индивидуум удручен им, — это
зло не затрагивает разума, стало быть, не есть настоящее зло.)
Но снизойди на словах к его горю; и даже, в случае надобности, горюй вместе с ним; только остерегайся горевать внутренне.
{Удивительное сострадание, слишком похожее на комедию. Сострадание, по мнению стоиков, чувственное и иррациональное
состояние души, а мудрый должен во всем искать только разума;
следовательно, он отвергнет сострадание.}.

XVII.
Сравнение человеческой жизни с театром.
Помни, что ты актер в комедии, которая разыгрывается, как
угодно господину, если он хочет длинную, играй длинную; короткую — играй короткую; если он хочет, чтобы ты сыграл роль

357

358

СТОИЦИЗМ

бедняка, играй ее с изяществом; равно как и роль калеки, чиновника, плебея. Ибо твое дело — хорошо сыграть данную тебе роль,
но выбрать ее — дело другого.

XVIII.
Предвещания.
Когда ворон каркает, предвещая беду, не давай воображению
увлечь тебя; но тотчас разберись в своих мыслях и скажи: эти
предвещания вовсе не касаются меня; они касаются или моего
бренного тела, или моего маленького имущества, или моей маленькой репутации, или моих детей, или моей жены. Для меня
все предвещания счастливые, если я того хочу; так как, что бы ни
случилось, от меня зависит извлечь из случившегося благо.

XIX.
Каким образом можно стать непобедимым.
Усматривать б
лаго только в нас самих — средство
подавить в себе зависть.
I. Ты можешь быть непобедим, если снисходишь до сражения
лишь в том случае, когда в твоей власти победить.
II. Видя кого‑либо осыпанным почестями или достигшим власти, или вообще процветающим, остерегайся — увлеченный своим воображением — считать его счастливым. В самом деле, если
сущность блага заключается в том, что зависит от нас — ни зависть,
ни ревность не будут иметь места {Зависть и ревность являются
у вас вследствие бессилия, вследствие бедности: тот не завидует,
кто богат всеми благами; а если единственные истинные блага заключаются в нашей воле, то каждый может ими обладать, стоить
только захотеть. Итак, в отношении воли все — богатые и бедные,

Эпиктет

великие и малые — равны: моральное богатство, по выражению
Сенеки, распределяется, не делясь: "оно целиком достается каждому и целиком всем".}. И ты сам захочешь быть не полководцем, не префектом, не консулом, а свободным; к свободе же ведет
лишь одна дорога: презрение к тому, что не зависит от нас.

XX.
Никакое оскорбление не может быть нанесено нам
другими, а только нами самими.
Помни, что оскорбляет тебя не тот, кто ругает или кто бьет тебя:
а твое мнение о них, будто они тебя оскорбляют. Кто‑нибудь раздражил тебя: знай, что тебя раздражило твое мнение о нем. Старайся же, прежде всего, не дать твоему воображению увлечь тебя;
ибо, если на первый раз ты выиграешь время и отсрочку, то впоследствии тебе легче будет управлять самим собою.

XXI.
Что мы должны всегда иметь перед глазами.
Пусть смерть, изгнание и все вещи, которые кажутся ужасными,
ежедневно будут перед твоими глазами, особливо смерть; и ты
никогда не подумаешь ничего иного, никогда не пожелаешь чего‑либо слишком сильно.

XXII.
Прилепляться к благу, не опасаясь насмешек.
Если ты любишь философию, не медли приготовиться к издевательствам, к насмешкам большинства, которое будет хохотать над

359

360

СТОИЦИЗМ

тобой, будет восклицать: "Как он скоро вернулся к нам философом!" и "Откуда у него эта пышная мина? {Как известно, Эпиктет,
пытаясь говорить о философии римскому простонародью, был
принужден к молчанию взрывами хохота и насмешек.}» — Ты же
не строй пышной мины, но прилепляйся к вещам, которые считаешь лучшими, как будто бы сам Бог предназначил тебя к этому;
и помни, что если ты останешься им верен — те самые, кто раньше
смеялся над тобою, будут удивляться тебе {Это случилось с самим
Эпиктетом.}; если же ты уступишь этим людям, то навлечешь на
себя удвоенные насмешки с их стороны.

XXIII.
Прилепляться в благу, на желая похвалы.
Если, паче чаяния, тебе случается обращаться к внешним вещам с целью угодить кому‑либо, — знай, что тебе не удастся твое
предприятие {Это предприятие — отыскание свободы и мудрости.}. Итак, будь философом в отношении всех вещей и довольствуйся этим. Если же хочешь казаться философом, кажись им
самому себе — это в твоей власти.

XXIV.
Прилепляться к тому, что зависит от нас, значить
быть истинно полезным самому себе и другим,
нашим друзьям, нашей родине.
I. Пусть не удручают тебя такие мысли: «Я проживу без чести,
как ничтожный человек». Ибо если бесчестие дурно, ты не можешь впасть во что‑либо дурное или постыдное по воле другого. Твое ли дело получить отличие или быть приглашенным на
пир? Вовсе нет. В чем же бесчестие? И каким образом станешь ты

Эпиктет

ничтожным человеком? Ведь только в вещах, которые зависят от
тебя, ты должен показать себя чем‑нибудь? а в этой области разве
ты не можешь приобрести величайшее значение?
II. Но мои друзья останутся без помощи. — Что ты говоришь —
без помощи? Они не получат от тебя денег, ты не сделаешь их
римскими гражданами? А кто тебе сказал, что эти вещи принадлежать к числу тех, которые зависят от нас, а не тех, которые нам
чужды? Притом, кто может дать другому, чего сам не имеет».
III. Накопляй же, говоришь ты, чтоб и мы обладали. — Если
я могу накопить богатство, сохранив неприкосновенными стыд,
совесть, великодушие — укажи мне путь, я накоплю. Но если вы
требуете, чтоб я потерял мои блага, мои собственные блага, ради
того, чтобы вы приобрели вещи, которые, вдобавок, вовсе не составляют блага — то смотрите сами, как вы несправедливы и неблагоразумны {«Несправедливы» — требуя, чтобы мудрый пожертвовал собственными благами; «неблагоразумны» желая,
как блага, вещей, которые вовсе не составляют блага.}. Так то!
что же вы больше цените: деньги или друга, верного и скромного. Помогите-ка лучше мне сделаться таким и не требуйте, чтобы
я делал что‑либо, из-за чего потеряю подобные блага.
IV. Но, говоришь ты, отечество останется без поддержки с моей
стороны. — Еще раз, о какой поддержке ты толкуешь? Правда,
оно не получит от тебя ни портиков, ни терм. Но что ж из этого? Ведь оружейник не снабжает его обувью, или кожевник оружием. Пусть каждый исполняет свое дело. И если ты подготовил
{Своим наставлением и примером.} для него гражданина, честного и скромного, разве ты не оказал ему услуги? Конечно, да.
Таким образом, и сам ты не будешь бесполезен для твоего отечества {Функция стоического мудреца — быть прежде всего полезным себе самому и человечеству; его истинное отечество
мир; и если он окажется полезным другому отечеству, тому,
в которое его забросила случайность рождения, то лишь между прочим, не в счет. Его разум, будучи универсальным, создан

361

362 |

СТОИЦИЗМ

ли для того, чтобы переходить границы города или страны? —
Сенека, объявляя, как и Эпиктет, что мир есть общее отечество,
желает, однако, чтобы мудрец занимался делами своей страны.
Сенека перебирает различные должности, которые мог бы занимать философ в римском отечестве; к несчастью, все эти должности оказываются в руках империи, найдется ли хоть одна, которая не была бы недоступной философу? — "Ему не позволяется
больше служить в войсках? Хорошо, пусть же он обратится к общественным должностям. Он принужден оставаться частным лицом? Пусть он сделается оратором. Ему велено молчать? Пусть он
будет безмолвным адвокатом за своих сограждан. Опасно явиться
на Форум? Хорошо, пусть же у себя дома, в театре, на праздниках
он будет надежным согражданином, верным другом, воздержным собутыльником. Если он не может исполнять обязанности
гражданина, пуст исполняет обязанности человека!" Итак, лишь
только Рим потерял республиканское устройство, Сенека уже видит с грустью, как все должности последовательно ускользают от
философа. Мудрено ли, что позднее, когда деспотизм еще более
развился, когда единственным средством служить государству
осталось "дарить ему портики или термы", стоик по неволе оставляет эту падшую родину, довольствуется тем, что будет для неё
"небесполезен", и видит только две вещи: себя и мир; свой разум,
который нужно освободить, и всемирный разум, который нужно
понять.}.
V. Какое же место, говоришь ты, займу я в государстве? — То, которое сможешь занять, сохраняя совесть и стыд; но если, желая
послужить государству, ты утратишь их, в чем же можешь быть
ему полезен, сделавшись бесстыдным и бесчестным?

Эпиктет

XXV.
Какою целью покупаются внешние блага.
I. Такого‑то предпочли тебе на празднике, или отличили поклоном, или приняли в совет вместо тебя; если это блага, радуйся,
что они достались на его долю; если ж это бедствия, не огорчайся,
что они миновали тебя; но раз ты не делаешь того, что делают
другие для достижения вещей, которые не зависят от нас, ты не
должен претендовать на равную с другими участь.
II. Как могут достичь одного и того же тот, кто не посещает знатного, и тот, кто постоянно торчит у него? Тот, кто не сопровождает его, и тот, кто его сопровождает? Тот, кто льстит ему и тот, кто
ему не льстит. Ты несправедлив и ненасытен, если, не уплачивая
цены, которой получаются эти блага, желаешь получит их даром.
III. Почем продается салат? По оболу 137, кажется. Кто‑нибудь,
дав обол, получил салат, а ты, не дав ничего, не получил — не думай, что ты имеешь меньше, чем тот, кто получил салат: у него
салат, у тебя обол, которого ты не отдал.
IV. Вот и здесь тоже. Такой‑то не приглашает тебя на обед? Это
потому, что ты не дал ему цену, за которую он продает свой обед:
он продает его за похвалу, за комплимент. Дай же ему цену, которую он требует, если находишь это выгодным. Но если не хочешь
дать ее и, тем не менее, хочешь взять, ты ненасытен и глуп.
V. Разве ты ничего не получил вместо этого обеда? Вот что ты
получил: ты не льстил тому, кому не хотел льстить, и не подвергался оскорблениям со стороны его слуг.

137

Обол — название монеты и единица веса

363

364

| СТОИЦИЗМ

XXVI.
Как узнать закон природы.
Мы можем узнать цель природы по вещам, относительно которых не расходимся во мнениях друг с другом. Например, когда
чужой раб разобьет чашу, ты готов сказать: "Это обыкновенный
случай". Знай же, что если разобьют твою, ты должен показать
себя таким же, каким ты был, когда разбилась чужая. Приложи
это правило к более важным случаям. Умер чужой сын или жена;
всякий скажет: "Такова участь человеческая!" Но всякий, у кого
умер его собственный сын, восклицает: "О, я несчастный!" Следовало бы помнить, какие чувства мы испытываем, узнавая, что те
же несчастья случились с другими.

XXVII.
Цель мира.
Как не ставят цель для того, чтобы не достигнуть ее, так и сущность зла не существует в мире {Цель сотворения мира — осуществление добра: существование зла доказывало бы, что Бог или природа, поставив себе эту цель, не достигли её — что немыслимо для
всемогущей причины. Итак, зло не существует в мире, по мнению
стояков; оно существует только в вашем воображении, которое
принимает боль и смерть за Зло; но разум и воля, поправляя воображение, устраняют это зло, присущее нам: то есть устраняют
всякое зло. Нравственный человек оправдывает Бога.}.

Эпиктет

XXVIII.
Проституция души.
Если бы кто‑нибудь отдавал твое тело в распоряжение первого
встречного, ты бы негодовал; но сам ты отдаешь свой дух в распоряжение первого встречного до такой степени, что если он оскорбляет тебя, твой дух смущается и волнуется — и ты не стыдишься
этого?

XXIX.
Как нужно исследовать действие прежде, чем
предпринять его.
I. Исследуй сначала условия и последствия каждого действия,
а потов уже берись за него. Иначе, ты начнешь с жаром, а потом,
когда обнаружатся затруднения, ретируешься со стыдом.
II. Ты хочешь победить на Олимпийских играх? Я то же, клянусь богами! Ведь это отличная штука. Но рассмотри, что предшествует этому предприятию и что следует за ним, и тогда уже
принимайся за дело. Тебе нужно соблюдать дисциплину, подчиниться известному режиму, воздерживаться от лакомства, упражняться непременно в определенные часы, как в зной, так и в холод; не пить ни свежей воды, ни вина, когда вздумается; словом,
подчиниться учителю, как врачу. Потом, во время борьбы, тебе
придется кататься в пыли, иной раз вывихнуть руку, свернуть
ногу, наглотаться песку; иногда вытерпеть побои и, при всем том,
остаться побежденным.
III. Взвесив все это, делайся атлетом, если еще остаешься при
своем желании. Иначе ты уподобишься детям, которые играют
то в атлета, то в гладиатора, сейчас трубят в трубу, а минуту спустя декламируют трагедию; так поступаешь и ты: сегодня атлет,
завтра гладиатор, потом оратор, потом философ, а всей своей ду-

365

366 |

СТОИЦИЗМ

шой ничто. Как обезьяна, ты передразниваешь все, что видишь,
и беспрестанно переходишь от одного пристрастия к другому. Это
потому, что ты взялся за дело не рассмотрев его, не изучив его со
всех сторон, а наобум, увлекаемый легкомысленным желанием.
IV. Так, некоторые люди хотят философствовать, потому что
увидали философа или слышали кого‑нибудь, кто говорил, как
Евфрат (а может ли кто‑нибудь говорить, как он?) {Евфрат, о котором говорит с такою похвалой Эпиктет, был египетский
философ. По словам Диона, он лишил себя жизни, чтоб набежать бедствия старости.}.
V. Человек, исследуй сначала дело, как оно есть, а потом свою
собственную природу и можешь ли ты нести такое бремя. Ты хочешь быть атлетом или борцом? Рассмотри свои руки, бедра; испытай свои чресла: один человек родится для одного дела, другой
для другого.
VI. Не думаешь ли ты, собираясь стать философом, что тебе
можно будет есть и пить по-прежнему, сохранять прежние стремление и прежние отвращения? Тебе нужно будет бодрствовать,
трудиться {Известно, какое важное значение имела эта идея
в стоической доктрине. Аристипп и Эпикур считали высшим благом удовольствие ἡδονἡ, бездеятельность, ἄνεσις. В силу резкой
реакции против этих систем, Антисфен и Зенон провозгласили
высшим благом труд — πόνος, напряжение — τόνος. Эпикурейской
инертности они противопоставляли напряжение и работу. Как
мир с его сменой явлений представляет, по мнению стоиков, различные фазы вечной борьбы: — борьбы разума с материей, души
мира с её внешней оболочкой — так жизнь человеческая, сокращенный образ жизни Целого, состоит в борьбе разума с чувственностью, души с телом. Живет тот, кто неустанно борется с своим
телом, своими страстями и желаниями; тот почти Бог, кто одержит победу в этой борьбе.}, удаляться от своей семьи, выносить
презрение раба, насмешки встречных, быть последним во всем:
в почестях, в должностях, в малейшем деле. Взвесь все эти вещи

Эпиктет

и решай, хочешь ли приобрести взамен бесстрастие, свободу, невозмутимость; если нет, не приближайся к нам; или ты будешь,
как ребенок, сегодня философом, завтра ростовщиком, там оратором, там прокуратором Цезаря. Нельзя совместить все эти
вещи разом. Тебе следует быть одним и тем же человеком — или
хорошим, или дурным; следует заботиться или о главной части
твоего я, или о внешних предметах; следует применить свое искусство или к внутренним, или к внешним вещам, т. е., следует
быть философом или обыкновенным человеком.

XXX.
Мерило обязанностей.
Обязанности вообще соразмерны с отношениями, в которые
мы поставлены. У тебя есть отец; тебе приказано заботиться
о нем, уступать ему во всем, выносить от него брань, побои. — Но
у меня дурной отец. — Разве ты связан естественно с хорошим отцом? Нет, просто с отцом. — Мой брать поступает со мною несправедливо. — Сохрани к нему отношение брата и разбирай не то, что
он делает, а то, что ты должен делать, чтобы сообразовать свою
волю с природой. Никто, кроме тебя самого, не может оскорбить
тебя, если ты не хочешь этого, и ты будешь оскорблен лишь в том
случае, когда считаешь себя оскорбленным. Равным образом, ты
узнаешь свои обязанности к соседу, согражданину, полководцу,
если рассмотришь, какие отношения связывают тебя с ними.

XXXI.
Истинный культ божества.
I. Знай, что главное условие почитания богов — иметь правильные мнения о них {Стоики энергично боролись с внешним куль-

367

368

СТОИЦИЗМ

том, этим скопищем известных и нелепых обрядов. И в этом
отношении они заставляют человека обратиться к нему самому, если он хочет обрести Бога, пусть ищет его не в внешнем
мире, не в храме, не в обрядности, а в себе самом, своем разуме,
своей любви}, верить, что они существуют и управляют всеми вещами пристойно и справедливо; что сам ты создан, дабы повиноваться им, принимать все происходящее, сообразоваться с ним
добровольно, как с делом всеблагого разума. В таком случае ты
никогда не будешь жаловаться на богов и никогда не обвинишь
их в пренебрежении к тебе.
II. А сделаться таким ты можешь лишь в том случае, если отнимешь добро и зло от вещей, которые не зависят от нас, и станешь
полагать его в тех, которые зависят от нас. В самом деле, если ты
считаешь худыми или хорошими внешние вещи, то, не получив
тех, которые желаешь, или подвергшись тем, которых боишься,
ты непременно осудишь и проклянешь творцов этих вещей.
III. Действительно, всякое живое существо родится, чтобы избегать вещей, кажущихся ему вредными, и их причин; любить вещи,
кажущиеся ему полезными, и их причины. И не может того быть,
чтоб человек, который считает себя пострадавшим от какого‑либо, вреда, возлюбил то, что, по его мнению, причинило этот вред,
как не может он радоваться самому вреду {Идея нравственного
блага, высшего, чем физическое благо и зло, необходима для истинного благочестия. Только нравственный человек может любить Бога, так, как только он может объяснить и оправдать мир;
если бы не существовало морального блага, сколько зла было бы
во вселенной!}.
IV. Вот почему сын осыпает упреками отца, если этот последний не делится с ним тем, что тот считает благом. Точно также
Этеокла и Полиника сделало врагами мнение, будто тирания есть
благо. По той же причине земледелец осыпает упреками богов
{Без сомнения, в случае неурожая.}, а также и матрос, а также
и купец, а также и тот, кто потерял, жену и детей. Ибо только там,

Эпиктет

где есть польза, может быть благочестие {То есть; там, где человек
не находят для себя пользы, ему не за что быть признательным;
а без признательности не может быть благочестия.}. Поэтому, кто
соблюдает правило желать и избегать только того, чего следует
желать и избегать, тот соблюдает этим самым благочестие.
V. Нужно всегда делать возлияния, жертвы и приношения сообразно обычаям страны, правильно, не мешкая и не зевая, не скупо
и не расточительно.

XXXII.
Нам надо советоваться с оракулами.
I. Когда ты собираешься прибегнуть к искусству гадателя, имей
в виду следующее: ты, конечно, не знаешь того, что должно случиться, и обращаешься к гадателю, чтобы узнать; но ты знаешь
качество того, что должно случиться, по крайней мере, если ты
философ {По системе стоиков, разум и воля человеческие создают качество и цену вещей}. Ибо если это одна из тех вещей, которые не зависят от нас, то она не может быть ни добром, ни злом.
II. Не приноси же к оракулу ни желания, ни отвращения и не
трепещи, приближаясь к нему; но знай, что все, что случится — безразлично, и вовсе тебя не касается; чтобы ни случилось,
в твоей власти сделать из случившегося хорошее употребление,
и никто не помешает тебе в этом. Подходи же к богам с уверенностью, как к советникам. Впрочем, когда ты получишь от них совет,
вспомни, кого ты взял в советники и кому окажешь неповиновение, если не будешь иметь к ним доверия.
III. Спрашивай оракула, как предписывал лишь о тех вещах,
где вопрос сводится к происшествию и ни разум, ни искусство не
помогут узнать о предмете, который тебя интересует, например,
в науке, в философии, в морали, в естественной религии можно
пользоваться разумом; поэтому бесполезно советоваться с жреца-

369

370 |

СТОИЦИЗМ

ми и гадателями о том, как нам думать, как поступать, как познавать и чтить Бога, и проч. Во всем этом только разум может руководить нами. — Напротив, в эмпирических искусствах, в торговле,
напр., когда все высчитано, неожиданное происшествие может
расстроить все расчеты; чтобы предвидеть это событие, позволительно обращаться к богам. — Низведенное до такой скромной
роли, искусство гадания неизбежно должно было исчезнуть. Не
преминули заметит, что не только в науке, но и в житейских делах, лучший гадатель все‑таки разум. Таким образом, философия
отпала у теологии все её привилегии; философ, благомыслящий
человек, стал настоящим жрецом, единственным истинным служителем Божества. Но, когда тебе нужно подвергнуться опасности ради друга или отечества, не спрашивай оракула, должен
ли ты рискнуть. на это; ибо если гадатель объявит, что жертвы
оказались неблагоприятными, то очевидно, это знамение предвещает тебе гибель или потерю какого‑нибудь члена, или изгнание; а между тем разум доказывает, что тебе во всяком случае
надо остаться подле друга или подвергнуться опасности ради отечества. Слушайся же великого гадателя, Аполлона Пифийского,
который выгнал из своего храма того, кто не помог другу в борьбе
с убийцами {Рассказывают, что двое людей, на пути в Дельфы,
попались в руки разбойников. Один был убит, другой, убежавший не оказав помощи товарищу, явился к оракулу. Но Бог выгнал его, сказав; «Находясь подле друга, когда его убивали, ты
не помог ему; ты не чист, уходи из этого святого места».}.

XXXIII.
I. Не мешкая, выработай себе род образца или типа поведения,
которому будешь следовать, оставаясь ли наедине с самим собою,
или в присутствии других людей {План поведения, набросанный
ниже, сжатый очерк античной жизни. — Стоики требовали, чтобы

Эпиктет

человек не жил, как придется, а выработал общий план поведения, которому бы подчинил всю свою жизнь и с которым бы сообразовал все свои действия.}.
II. Храни молчание, по возможности, или говори лишь необходимое и в самых кратких словах. Редко, и лишь, когда случай того
требует, разговаривай, но никогда о пустяках, ни о гладиаторах,
ни об играх в цирке, ни об атлетах, ни о кушаньях и напитках, —
темы, которые у всех на устах; а в особенности не говори ничего
о людях, ни ради похвалы, ни ради порицания, ни ради сравнения.
III. Если можешь, направляй своими речами речи твоих собеседников к благопристойным темам; если же тебя окружают иностранцы, молчи.
IV. Не смейся ни слишком много, ни слишком часто, ни слишком громко {Как известно, древние, особенно римляне, придавали большое значение тому, что они называли decorum — важности и внушительности манер. Не удивительно, что Эпиктет
запрещает философу смеяться; хотя это запрещение не безусловное: мудрый — говорит Сенека, — должен под важной внешностью сохранять внутреннюю веселость, которая наполняет его груд, не искажая лица.}.
V. Не клянись никогда, если это возможно; если же нет, клянись, как можно реже.
VI. Не води компании с фатами и пошлыми людьми. Если же
случится, следи за собой, чтоб не впасть самому в пошлые манеры. Ибо знай, кто водится с грязным приятелем, запачкается об
него, хотя бы сам был чист.
VII. Из всего, что касается тела, как еда, питье, одежда, дом,
прислуга, имей лишь строго необходимое. Все же, что служит для
хвастовства или сластолюбия, устрани совершенно.
VIII. Что до утех Венеры, оставайся, по возможности, чист до
брака; если пользуешься ими, пользуйся по закону. Но не допе-

371

372

СТОИЦИЗМ

кай тех, кто пользуется ими иначе, и не хвастайся походя своей
воздержностью.
IX. Если тебе передадут, что кто‑то дурно говорил о тебе, не
опровергай того, что было сказано, а ответь: «Без сомнения, ему
неизвестны другие мои недостатки, раз он не упомянул о них».
X. Нет надобности часто бывать в театре, при случае сходи,
но относись с участием и интересом ни к какой‑либо из партий
{Партии зеленых и синих возниц, маленьких и длинных щитов.
Римляне относились с страстным интересом к той или другой
из этих партий, к тому или другому из этих цветов. Позднее
дрались из-за синих или зеленых, и по окончании представления
кровь лилась на улицах.}, а к самому себе: то есть, желай, чтобы
случилось то, что случится, и чтобы победил тот, кто победит;
в таком случае ничто не потревожит тебя. Избегай совершенно
поощрять кого бы то ни было, смеяться над кем бы то ни было,
принимать участие в бурных движениях толпы. А возвращаясь,
не распространяйся о происшедших событиях; это отнюдь не послужит к исправлению твоей души, так как будет казаться, что ты
повергнут в изумление зрелищем {Стоический мудрец не должен ничему удивляться: удивляться — значит быть смущенным; удивляться какой‑либо внешней вещи — значит унизиться перед ней и потерять свою независимость.}.
XI. Не бывай — ни случайно, ни по легкомыслию — на чтениях
известного рода людей; но если попадешь на такое чтение, сохраняй свою серьезность, свое спокойствие и старайся не докучать
другим {Известно, какую роль играли публичные чтения в Риме
и в древности вообще; древние, не зная книгопечатания, заменяли его как умели, "Нанимали залу, расставляли скамьи, распространяли объявления, рассылали рабов по городу приглашать
любителей, затем, когда великий день наступил, поэт (или вообще писатель) поднимается на эстраду, расчесанный, в красивом
белом платье, с большим рубином на пальце и, смягчив голос
глотком маслянистого питья, читает стихи с томным и умираю-

Эпиктет

щим видом. "И посмотрите — говорит Персий, — как наши олухи римляне млеют от удовольствия, испуская легкие восклицания, по мере того, как тирада развивается и щекочет их чувства".
Восторг становится таким шумным, что сам поэт, смущенный от
радости и весь раскрасневшийся, должен положить ему предел,
сказав: довольно! "Так вот для чего — восклицает Персий — ты
сохнешь и бледнеешь над книгами! До чего мы дошли? Мало того,
эти похвалы в известном смысле покупаются; их не дают даром,
а продают. Слушатели — собутыльники, бедные клиенты, которых кормит и одевает амфитрион поэт. "Вы угощаете деликатными блюдами, дарите старый, плащ озябшему клиенту, а потом
заявляете: я люблю правду. Скажите мне правду о моих стихах.
Да разве они могут сказать правду"?}.
XII. Если тебе предстоит беседа с кем‑либо, особенно с теми, кто
считается первыми лицами в городе, размысли, как поступили бы
в таком случае Сократ или Зенон; таким образом, зная, что делать, ты с честью выйдешь из всякого происшествия.
XIII. Если ты собираешься навестить какого‑нибудь могущественного человека, представь себе, что не застанешь его дома,
или что тебя не примут, или что двери захлопнутся перед тобою,
или что он не обратит на тебя внимания. Если, тем не менее, идти
нужно, ступай и терпи все, что случится, но никогда не говори
себе: «Не стоило этого делать». Ибо это язык вульгарного человека, способного обижаться внешними вещами {Стоик должен говорить: «Это дело стоит или не стоит делать» не тогда, когда дело уже сделано, а раньше, перед тем как браться за него.
Размышление должно предшествовать действию, а не следовать за ним. Рассмотрев действие и решив, что оно должно
быть исполнено, надо его исполнять и затем уже принимать
с покорностью все последствия.}.
XIV. В разговоре не повторяй то и дело о своих подвигах и об
опасностях, которым ты подвергался; так как, если тебе достав-

373

374

СТОИЦИЗМ

ляет удовольствие рассказывать о них, то другим не доставляет
удовольствия тебя слушать.
XV. Не старайся смешить: это скользкий путь и приведет к тому,
что ты сделаешься вульгарным и потеряешь уважение своих друзей.
XVI. Так же опасно увлекаться непристойными темами. Случится тебе присутствовать при таком разговоре — строго побраниего
участников, если обстоятельства позволяют; если же нет — молчанием, краской в лице, суровым видом показывай, что подобные
речи возбуждают в тебе негодование.

XXXIV.
Каким образом можно бороться с удовольствием.
Если явится представление о каком‑нибудь удовольствии, следи за собой, как при всяких других представлениях, и остерегайся увлечься им; пусть лучше вещь ожидает тебя, получив от тебя
отсрочку {Не мы должны ожидать вещей, а вещи должны некоторым образом дожидаться нашего желания.}. Затем сравни
два момента: один, когда ты будешь наслаждаться удовольствием, другой, когда, насладившись, ты раскаешься и станешь упрекать самого себя; потом противопоставь им радость, которую ты
испытаешь, если воздержишься, и похвалы, которыми будешь
наделять самого себя. Ты находишь возможным предпринять
действие? Берегись, чтобы его чары, удовольствия и соблазны не
одолели тебя; противопоставь им нечто лучшее: сознание, что ты
одолел в этой борьбе.

Эпиктет

XXXV.
К чему бояться, что тебя увидят за делом?
Когда ты делаешь то, что по-твоему должно сделать, не старайся остаться незамеченным, хотя бы дюжинные люди считали это
дело дурным. Ибо, если ты дурно поступаешь — избегай самого
поступка; если же нет, зачем бояться тех, кто осудит тебя несправедливо?

XXXVI.
Надо отделять в нашем поведении душу от тела, как
день от ночи.
Предложения "теперь день", "теперь ночь" — имеют большее
значение, если их высказывают отдельно, и не имеют никакого,
если их соединяют вместе; точно также брать для себя лучшую
часть — вещь превосходная в отношении тела; но с точки зрения
общественных обязанностей, которые нужно соблюдать на банкете, это вещь недостойная {День для Эпиктета — символ человеческой души, ночь — символ тела. Сказать: такая то вещь полезна — можно также, как сказать: в данный момент день. Фраза
имеет смысл. Сказать: такая то вещь полезна для тела — можно,
как сказать: в данный момент ночь. Фраза тоже имеет смысл. Но
если говорить: когда бывает ночь, бывает день; или: полезное для
тела полезно для души, — то подобные фразы являются бессмыслицей. Итак, нужно во всех ваших действиях и во всех мыслях,
различать душу и тело, как день от ночи.}. Итак, когда будешь
обедать с кем‑нибудь, не думай только о качестве блюд, но помни
об уважении к хозяину.

375

376

СТОИЦИЗМ

XXXVII.
Не менять роли.
Если ты берешь на себя роль не по силам, то играешь ее плохо;
а ту, которую мог бы исполнить, бросаешь.

XXXVIII.
Ложный шаг.
Как, прогуливаясь, ты остерегаешься наступить на мозоль или
отдавить себе ногу, так точно остерегайся оскорбить главную
часть самого себя {Главная часть — разум, воля. Это сравнение
самой тривиальностью своей ярче обнаруживает ошибку того, кто
заботится о ноге, когда ходит, и не заботится о душе, когда действует.}. Если мы будем думать об этом при каждом действии, то
с большей уверенностью можем приниматься за дело.

XXXIX.
Мерило собственности.
Настоящим мерилом владения должны быть для каждого потребности тела, как нога есть мерка сандалии. Если ты замкнешься в этих пределах, то соблюдешь меру; если же перейдешь их, то
покатишься точно в пропасть. Так и с обувью, раз она превосходит потребности ноги; ты захочешь сначала золоченую, потом
пурпуровую, потом вышитую; ибо, раз мера перейдена, нет более
никаких границ.

Эпиктет

XL.
О воспитании женщин.
Лишь только женщинам исполнится четырнадцать лет, мужчины называют их своими любовницами; отсюда они заключают,
что у них нет никаких достоинств, кроме способности доставлять
удовольствие мужчинам; а потому начинают рядиться и в нарядах полагают всю свою надежду. А стоило бы попытаться убедить
их, что, кроме скромности и стыда, ничто не может сделать их почтенными {Стоицизм, доказывая, что назначение и достоинство
разумного и свободного человека в нем самом, а никак не вне
его, подготовлял освобождение всех тех людей, которые казались
созданными не для самих себя, а для пользы или удовольствия
другого: таковы были сначала рабы, потом женщины, положение
которых часто было не лучше рабьего. Эпиктет в этом отношении
только продолжатель Сократа.}.

XLI.
Чересчур заботиться о своем теле — глупость.
Признак глупости — посвящать много времени заботам о теле,
напр., долго упражняться, долго есть, долго пить, уделять много
времени другим телесным потребностям. Все это нужно делать
между прочим; духу должны быть посвящены все наши заботы.

XLII.
Быть кротким с тем, кто причиняет зло, так как они
заблуждаются.
Если кто‑нибудь дурно обходится с тобой или дурно говорит
о тебе, помни, он делает или говорит это, думая, что так ему и сле-

377

378

| СТОИЦИЗМ

дует поступать; ведь он может руководиться только своим мнением, а не твоим; если же его мнение ошибочно, значит страдает он,
потому что он заблуждается. В самом деле, если кто‑нибудь считает ошибочным верный силлогизм, — не силлогизм же от этого
страдает, а человек, который заблуждается. Исходя из этого, ты
будешь относиться кротко к тому, кто оскорбляет тебя, ибо при
каждом оскорблении скажешь: "Это показалось ему хорошим".

XLII.
Две ручки.
Каждая вещь имеет две ручки: за одну ее легко снести, за другую невозможно. Твой брать поступает с тобою несправедливо? —
не относись к этому со стороны несправедливости: за эту ручку,
но снесешь; лучше отнесись с такой стороны: он твой брат, человек, вскормленный вместе с тобою; при таком отношении ты
возьмешься за вещь с того конца, за который ее можно снести.

XLIV.
Не смешивай себя с тем, что принадлежит тебе.
Плохо рассуждает тот, кто говорит: "Я богаче вас, следовательно, я лучше вас; я красноречивее, следовательно, я лучше". Рассуждая правильно, надо сказать: "Я богаче вас, следовательно,
мое богатство превосходит ваше; я красноречивее, следовательно,
мои речи превосходят ваши". Но сам ты не богатство и не речи.

Эпиктет

XLV.
Не осуждать поведения другого.
Кто‑то берет ванну слишком рано {Одним из излишеств в древнем Риме были ванны во всякое время, даже по выходу из-за
стола.}. Не говори: "Он поступает дурно", а скажи: "Это слишком
рано". Кто‑то пьет много вина. Не говори: "Он поступает дурно",
а скажи: "Это слишком много". Ибо, не узнав мотивов его решения, как можешь ты знать, дурно ли он поступает? Таким образом, тебе не случится видеть и понимать одно, а высказываться
о другом.

XLVI.
Не называть себя философом, а быть им.
I. Никогда не называй себя философом и не болтай о философских теориях перед чернью; но делай то, что вытекает из этих теорий, подобно тому, как на пиру не рассуждай, как следует есть,
а ешь, как следует. Помни, как решительно Сократ отвергал всякое хвастовство. Молодые люди являлись к нему с просьбой рекомендовать их другим философам, и он исполнял их просьбу; так
выносил он пренебрежение!
II. Если, в кругу невежд зайдет разговор о теоретическом вопросе — ты помалкивай, ибо очень опасно извергать немедленно
то, чего еще не переварил. А если тебе говорят, что ты де ничего
не знаешь, и ты не конфузишься своего невежества, знай, в таком случае, что ты уже приложил руку к делу мудрости. Ибо овцы
не показывают пастухам, сколько они съели, но, переварив свой
корм внутри, производят наружу шерсть и молоко. Так и ты не
налагай перед чернью правил, а переварив их, показывай дела,
которые ими порождаются.

379

380 |

СТОИЦИЗМ

XLVII.
Быть человеком строгой жизни, не хвастаясь этим.
Если ты воздержан во всем, что касается тела, не хвастайся,
этим; и если пьешь воду, не говори кстати и некстати: я пью воду.
Хочешь приучаться к подвигу? — делай это для себя, а не для других. Не обнимай статуи {«Не обнимай статуи». Комментаторы
тщетно пытались понять смысл этой фразы. Каждый давал
свое объяснение. Если сравнить это место с аналогичным местом в Разговорах: «Не следует приучаться к вещам экстраординарным и противоестественным… В самом деле, трудно
плясать на канате и не только трудно, но и опасно. Следует ли,
однако, из этого, что и мы должны учиться плясать на канате,
размахивать пальмовой веткой или держат в объятиях статую, стоя на нем?"}, но когда томишься палящей жаждой, набери в рот свежей воды и выплюнь ее и никому не говори об этом.

XLVIII.
Признаки, по которым можно узнать обыкновенного
человека и философа.
I. Состояние и характер обыкновенного человека: он никогда
не ожидает полезного или вредного от себя самого, а всегда от
внешних вещей.
II. Состояние и характер философа: все, что полезно или вредно,
он ожидает от себя самого.
III. Признаки человека, преуспевающего в мудрости: никого не
порицает и не хвалит; ни на кого не жалуется, никого не обвиняет; не говорит о себе, как о лице, имеющем значение или обладающем знаниями. Если ему помешали в каком‑либо деле, обвиняет только себя; если его хвалят, смеется про себя над хвалящим;
если бранят, не защищается. Но он следит и наблюдает за собой,

Эпиктет

как за выздоравливающим, опасаясь возмутить в чем‑либо спокойствие, зарождающееся в нем раньше, чем оно окрепнет.
IV. Он отрешился от всякого желания, он перенес свое отвращение исключительно на те вещи, которые, завися от нас, противоречат природе. Он умеряет свои порывы к каким бы то ни было
вещам. Если его считают глупцом или невеждой, он ничуть не
тревожится этим. Словом, он остерегается самого себя, как врага,
как человека, расставляющего ему ловушки.

XLIX.
Комментировать философов — не значит быть
философом.
Если кто‑нибудь хвастается тем, что может понять и объяснить
Хрисиппа {Хрисипп, знаменитейший из писателей-стоиков, родился в Солах, в Киликии, около 280 года. Он был учеником Клеанта и его преемником, как глава Стои. Плодовитейший писатель
древности, он оставил чудовищную массу произведений, но ни
одно из них не дошло до нас. Он славился своей тонкой диалектикой; о нем говорили, что, если бы боги хотели пользоваться логикой, то могли бы применить только логику Хризиппа. В лице его
стоицизм отклонился от морали к логике, причем часто впадал
в казуистику и игру словами. Он умер около 207 г.}, скажи про
себя: значит, если бы Хрисипп не писал темно, этому человеку нечем было бы гордиться? А я, — чего я хочу? Знать природу и следовать ей. Итак, я ищу, кто мне ее объяснит и услыхав, кто таков
Хрисипп, иду к нему. Но я не понимаю его произведение; ищу,
кто мне их растолкует. Пока, мне решительно нечем гордиться.
Когда же я нашел толкователя, мне остается применить на деле
правила, которые он разъясняет, — только это может сделать
меня гордым. А если я только восхищаюсь искусством толкователя, — что я такое, как не грамматик вместо философа; разница

381

382

СТОИЦИЗМ

лишь в том, что вместо Гомера я объясняю Хрисиппа. Пусть лучше, если мне скажут: "Объясни мне Хрисиппа", я покраснею от
того, что не могу согласовать мои действия с моими словами.

L.
Моральные займы.
Всем этим правилам оставайся верен как законам, преступать
которые грех. Что будут говорить о тебе, о том не заботься: это уж
не твое дело.

LI.
Практика и теория.
Когда же ты признаешь себя достойным осуществлять лучшее
и не преступать более ни в чем того, что предписывает тебе разум? Даны тебе принципы, которые ты должен был одобрить; и ты
их одобрил; какого же еще учителя ожидаешь ты, чтобы свалить
на него заботу о твоем исправлении, а? Ты ведь не ребенок, ты
уже взрослый человек. Если теперь не бережешь себя и распускаешь себя, откладываешь и откладываешь, без конца назначаешь
и пропускаешь день, с которого начнешь следить за собой, то
в конце концов утратишь же осознание того, что вовсе не преуспеваешь в мудрости и проживешь и умрешь дюжинным человеком {Древние моралисты постоянно возвращаются к этой теме:
нечего откладывать до завтра. Все, что в нашей власти — также
в нашей власти сегодня, как и завтра. Откладывать до завтра, значит создавать себе препятствие сегодня, связывать свою свободу.
Поэтому, говорит Эпиктет в другом месте: "то, что можно с пользою отложить, еще полезнее оставить совсем}.

Эпиктет

Итак, считай себя уже достойным жить, как человек зрелый;
и преуспевающий в мудрости: пусть все, что кажется тебе лучшим,
будет для тебя ненарушимым законом. Предстоит ли труд, или
удовольствие, слава или бесславие, помни, что это и есть сражение, Олимпийские игры, и что отступать уже нельзя: в один день
и в одном деле твоя зарождающаяся мудрость будет утрачена или
спасена. Именно таким образом Сократ сделался совершенным,
не прилепляясь ни к чему, кроме разума, во всех вещах, какие
только представлялись ему. И ты, хотя ты еще не Сократ, должен,
однако, жить, как человек, желающий стать Сократом.

LII.
Три части философии.
Первая и самая необходимая часть философии — та, которая
трактует о практическом приложении теорий: например, не лгать
{Практическая мораль, которая выводит из моральных теорем
правила поведения.}. Вторая — та, которая содержит доказательства: например, каким принципом доказывается, что не следует лгать {Теоретическая мораль, которая в стоицизме сливается
с метафизикой и физикой.}. Третья — та, которая подтверждает
и поясняет остальные, например, как убедиться в том, что это есть
доказательство {Логика.}? Что такое доказательство? Что такое
последовательное рассуждение? Что такое противоречие? Что
истинно, что ложно? Третья часть необходима для второй, вторая необходима для первой, но самая необходимая, на которой
нужно сосредоточиться — это первая; Мы же поступаем наоборот.
Мы копаемся над третьей и ей посвящаем весь наш труд, тогда
как первую оставляем совершенно без внимания. Вот почему мы
лжем, хотя аргументы, которые доказывают, что лгать не следует,
у нас под руками.

383

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована,
воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи
в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в
любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование,
воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является
незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Научно-популярное издание
ÁÈÁËÈÎÒÅÊÀ ÈÇÁÐÀÍÍÛÕ ÑÎ×ÈÍÅÍÈÉ

СТОИЦИЗМ
Зенон
ФРАГМЕНТЫ ТРАКТАТОВ
Марк Аврелий
НАЕДИНЕ С СОБОЙ
Эпиктет
БЕСЕДЫ

12+

Главный редактор Р. Фасхутдинов
Начальник отдела В. Обручев
Ответственный редактор Ю. Клюшина
Младший редактор А. Клементьева
Художественный редактор Е. Анисина

В оформлении обложки использована фотография:
Kamira / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com. замена корешка. переделка корешка
Страна происхождения: Российская Федерация
Шы*арыл*ан елі: Ресей Федерациясы
ООО «Издательство «Эксмо»
123308, Россия, город Москва, улица Зорге, дом 1, строение 1, этаж 20, каб. 2013.
Тел.: 8 (495) 411-68-86.
Home page: www.eksmo.ru E-mail: info@eksmo.ru
ндіруші: «ЭКСМО» А#Б Баспасы,
123308, Ресей, *ала М+скеу, Зорге к/шесі, 1 7й, 1 ;имарат, 20 *абат, офис 2013 ж.
Тел.: 8 (495) 411-68-86.
Home page: www.eksmo.ru E-mail: info@eksmo.ru.
Тауар белгісі: «Эксмо»
Интернет-магазин : www.book24.ru
Интернет-магазин : www.book24.kz
Интернет-дкен : www.book24.kz
Импортёр в Республику Казахстан ТОО «РДЦ-Алматы».
#аза*стан Республикасында;ы импорттаушы «РДЦ-Алматы» ЖШС.
Дистрибьютор и представитель по приему претензий на продукцию,
в Республике Казахстан: ТОО «РДЦ-Алматы»
#аза*стан Республикасында дистрибьютор ж+не /нім бойынша арыз-талаптарды
*абылдаушыныJ /кілі «РДЦ-Алматы» ЖШС,
Алматы *., Домбровский к/ш., 3«а», литер Б, офис 1.
Тел.: 8 (727) 251-59-90/91/92; E-mail: RDC-Almaty@eksmo.kz
німніJ жарамдылы* мерзімі шектелмеген.
Сертификация туралы а*парат сайтта: www.eksmo.ru/certiﬁcation
Сведения о подтверждении соответствия издания согласно законодательству РФ
о техническом регулировании можно получить на сайте Издательства «Эксмо»
www.eksmo.ru/certiﬁcation
ндірген мемлекет: Ресей. Сертификация *арастырылма;ан

Дата изготовления / Подписано в печать 15.08.2023.
Формат 60x901/16. Печать офсетная. Усл. печ. л. 24,0.
Тираж
экз. Заказ