РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
В. В. Архангельский, А. М. Волков, В. Е. Герман (редактор),
Н. И. Коваль, А. А. Клыков, Д. А. Самарин (зам. редактора),
Ю. А. Смирнов, X. Н. Херсонский.

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ
а девять лет альманах «Рыболов-
спортсмен» начал завоевывать
признание широких масс своих читателей—
рыболовов-любителей. Благодаря
тому, что коллектив авторов альманаха
значительно расширился за счет
рыболовов-практиков из различных мест нашей страны, содержание
альманаха стало богаче и разнообразнее, а круг вопросов,
выдвигаемых на его страницах, шире и актуальнее.
Все это привело к необходимости дальнейшего роста альманаха.
Читателей уже не может удовлетворить выход сборника два раза
в год с полугодовым разрывом между очередными номерами. В свою
очередь расширение круга вопросов, выдвигаемых альманахом
на своих страницах, требует от него большей оперативности в
освещении проблем рыболовного спорта в нашей стране.
Принято решение об изменении периодичности выхода в свет
альманаха «Рыболов-спортсмен». Начиная с 1960 года, он будет
выходить четыре раза в год, то есть ежеквартально. В 1960 году
читатели получат четыре книги альманаха — номера 14, 15, 16
и 17, причем выход каждого сборника будет приурочен к
соответствующему кварталу.
В связи с этим меняется и тематика альманаха. Наряду с
существующими разделами вводятся новые, в том числе раздел,
знакомящий читателей со старыми русскими произведениями по
рыболовному спорту, расширится зарубежный отдел; вводится
новый отдел «Из писем наших читателей», который будет знакомить
читателей альманаха с различными событиями из жизни
рыболовных спортивных организаций и коллективов; шире будут
освещаться вопросы рыболовного спорта, рыболовного инвентаря и оснащения,
публиковаться методические материалы по различным вопросам
1*
3

рыбной ловли, охраны водоемов и дальнейшего увеличения рыбных
богатств, по биологии отдельных рыб; вводится отдел юмора и
сатиры; систематически будут проводиться обсуждения насущных
проблем рыболовного спорта и организовываться дискуссии на
актуальные темы; публиковаться рецензии на вышедшую в свет
рыболовную литературу и др.
Редколлегия альманаха просит читателей присылать свои статьи,
заметки, наблюдения и другие интересные и нужные для развития
нашего спорта материалы, а также свои предложения по
дальнейшему улучшению содержания альманаха «Рыболов-спортсмен».
Редколлегия

РЕКИ НАЙДУТ ЗАЩИТУ
Заочная конференция читателей
альманаха «Рыболов-спортсмен».
ГОЛОС миллионов
х много. Они очень разные.
Желтые, белые, синие конверты. Почтовые
штемпели Иркутска, Хабаровска,
Куйбышева, Омска, Горького. Есть тут и
листочки, вырванные из ученической
тетради, и отпечатанные на машинке
солидные «бумаги» со штампом учреждения
в верхнем левом углу. Эти многочисленные письма столь же
различны, как и люди, их написавшие.
Среди авторов можно встретить заслуженного рабочего-
пенсионера, профессора, учителя, военнослужащего, артиста,
школьника, инженера. Люди самых разных профессий, возрастов,
привычек и вкусов! Жители Сибири и Грузии, Архангельска и
Поволжья, Средней Азии и Дальнего Востока. Сотни авторов,
сотни писем. И всех их объединяет одно: большая, искренняя любовь
к природе, глубокое беспокойство за судьбу наших чудесных рек,
озер, лесов. Их объединяет патриотическое желание внести свой
вклад в охрану, сбережение и улучшение природы нашей великой
Родины. В этих письмах отчетливо проявляются черты советского
человека — строителя коммунизма: новое, подлинно
коммунистическое отношение к общественному, общенародному
достоянию.
Письма в желтых, белых и синих конвертах. Замечательные
письма патриотов — советских людей! К сожалению, мы не
можем опубликовать их все. Но некоторым из этих писем нельзя
не предоставить места, ибо устами их авторов говорят
миллионы.
Итак, предоставляем слово участникам конференции.
5

СИЛА ОБЩЕСТВЕННОСТИ
Я, рыболов и охотник, общественный охотинспектор, хочу
присоединить свой голос к участникам заочной конференции «Реки
найдут защиту». По моему глубокому убеждению, спортивная
общественность, любители спортивной рыбной ловли и охоты — большая
сила в борьбе с браконьерством и правонарушителями. В нашей,
например, Оренбургской области одни только общественные охотин-
спекторы составили за год 88 актов на нарушителей правил рыбной
ловли. Так, 17 мая 1958 года в поселке Буруктей Адамовского
района общественными инспекторами А. Анисимовым, Г. Григоренко и
Н. Смирновым были задержаны две автомашины с лодками и
рыбаками артели «Рыбак», а также три машины автотранспортной
конторы города Орска, направлявшиеся на рыбную ловлю в запретное
время. В результате браконьерская ловля была предотвращена,
а на артель «Рыбак» Госрыбнадзором был наложен штраф.
Большую роль в борьбе с загрязнением и отравлением рек
играет наша местная печать. Газета «Южный Урал» систематически
публикует статьи, остро критикующие нерадивых хозяйственников,
руководителей предприятий, загрязняющих реки. Обоснованные,
точные обвинения конкретных лиц приносят большую пользу. 24
октября 1958 года Технико-экономический совет Оренбургского
совнархоза принял решение «О мерах по улучшению очистки
сбросовых вод и воздуха от промышленных загрязнений».
Однако сделанного, конечно, еще недостаточно. Заслуживает,
в частности, упрека деятельность областного «Общества содействия
охране природы и озеленению населенных пунктов». Председатель
общества, начальник управления лесного хозяйства области т.
Нечаев совершенно не заботится о водоемах, уделяя основное внимание
лишь зеленым насаждениям.
Н. Воронцов
г. Оренбург
ТРАГЕДИЯ РЕКИ ЛИНДЫ
Река Линда впадает в Волгу у той самой Стрелки около Сормова,
о которой поется в известной песне «На Волге широкой у Стрелки
далекой». Река эта, вытекающая из дремучих керженских лесов,
очень живописна и... мы чуть было не сказали: «богата рыбой».
К сожалению, сейчас она совсем не богата. Точнее говоря, в ней
почти не осталось рыбы. А ведь всего десять — пятнадцать лет назад
какие лещи, язи и сомы ловились на Линде!
Первыми приложили руку к уничтожению рыбных запасов
разного рода браконьеры, преимущественно «подрывники», которые
пользовались оставшимися от войны взрывчатыми веществами.
Постепенно с этим злом удалось справиться. Рыба в Линде вновь
появилась. Снова стали съезжаться сюда любители рыбной ловли из
Сормова и даже из Горького. Но не долго пользовались они прек-
6

расным местом для отдыха. В 1952 году воды Линды вдруг
замутились. Оказалось, что через приток ее, речку Поржму в русло Линды
прорвалась насыщенная торфомассой вода из торфяных карьеров
Ситниковского торфопредприятия. Вначале и рыболовы и местные
жители думали, что произошла авария, и отнеслись к случившемуся
спокойно: от несчастья никто не застрахован, можно и потерпеть.
Но весной 1953 года история повторилась. Директор
торфопредприятия Кулигин снова спустил в Линду торфяную массу. Это было
уже не стихийное бедствие, а сознательное нарушение
законоположений о недопустимости загрязнения рек. Мы написали об этом в
редакцию газеты «Горьковская правда». Наше письмо вместе с
другими подобными материалами было направлено заместителю
председателя Исполкома Облсовета для принятия мер.
Какие меры принял бывший тогда заместителем председателя
Исполкома т. Саланов, нам не известно. Но сброс загрязненной воды
в реку Линду не прекратился. Прошел еще год. И снова весной
потекли в злосчастную Линду струи зловонной торфяной массы.
Но мы не прекратили борьбу. На этот раз жалоба была послана
непосредственно в Исполком. Оттуда ее механически направили
управляющему торфотрестом т. Данилову. Этот ответственный
товарищ ничтоже сумнящеся заявил в своем ответе Исполкому, что
«...осушение Ситниковского массива происходит частично» и что
«никакого загрязнения реки от этого не может быть, поскольку эти воды
не содержат в себе элементов, которые бы отравляли воду в реке
Линде и уничтожали рыбу». В качестве доказательства этого безап-
пеляционного утверждения т. Данилов ссылался на то, что в самих
де торфяных карьерах рыба живет прекрасно. Да, в заброшенных
торфяных карьерах рыба действительно живет. Но, во-первых,
именно в заброшенных, где вода давно отстоялась, а, во-вторых, какая
рыба! Попробуйте найти в таких водоемах леща, голавля или,
скажем, язя. Но дело не только в этом. Вода в реке стала настолько
грязной, что ее не только пить невозможно, но даже самые
отчаянные купальщики не отваживаются теперь погрузиться в темно-
коричневые воды Линды. Прекрасное место отдыха сормовских
рабочих безнадежно испорчено.
Несмотря на поток жалоб, загрязнение реки продолжалось
и в 1955, и в 1956, и в 1957 годах. Директор торфопредприятия
Кулигин был, наконец, оштрафован. Но что ему штраф! Ведь уплатил
он его не из собственного кармана, а из государственного. В мае
1958 года рыболовы-спортсмены и жители селений Филипповка,
К-Зуевка, Киселиха написали коллективное письмо на имя нового
заместителя председателя Исполкома Облсовета т. Перминовой.
В качестве вещественного доказательства вместе с письмом была
послана бутылка с водой из реки. Письмо подействовало. На Линду
была направлена комиссия из областной
санитарно-эпидемиологической станции. Комиссия составила убийственный акт. По
предложению Исполкома Кулигина хотели даже отдать под суд. Но
не отдали... И все лето он спокойно продолжал загрязнять реку,
7

посмеиваясь над «жалобщиками»: дескать, пусть пишут куда
угодно,— я план выполняю и ничего мне не будет.
Шесть лет ведем мы борьбу с неуязвимым Кулигиным. Неужели
безуспешно? Нет, невозможно поверить в это!
Товарищи рыболовы, участники заочной конференции, читатели
альманаха! Мы обращаемся к Вам и ко всей спортивной
общественности: помогите нам обуздать Кулигина. Помогите вернуть реке
Линде ее рыбные богатства, ее былую красоту и прелесть.
Добьемся, чтобы она снова стала прекрасным местом отдыха для
трудящихся Сормова и Горького!
По поручению рыболовов города Сормова,
а также колхозников села К-Зуево подполковник
запаса Н. Граевский, рыболов-любитель Ф. Рыбаков
Горьковская область
У НАС В ПРИАНГАРЬЕ
23 апреля 1958 года я был свидетелем массовой гибели рыбы в
устье реки Кая, впадающей в реку Иркут. С одного из заводов в русло
Каи были спущены ядовитые сточные воды. Перевернувшиеся
кверху брюхом хариусы, ельцы, окуни, налимы уносились течением.
Из соседней деревни Мельниково набежали люди с ведрами,
сачками, мешками, сумками. Со сноровкой, свидетельствующей о
давней привычке к такому способу ловли, они торопливо подгребали к
берегу обессиленную, умирающую рыбу граблями и вилами,
собирали ее в мешки, бегом относили домой, снова возвращались...
А вот другая картина. На реке Иркут, да и на самой Ангаре,
не успеет сойти лед, появляются рыболовы особого сорта. Каждый
из них занимает 200—300 метров берега, устраивает шалаш или
палатку и живет на берегу во время хода рыбы. Ловит такой
рыболов-хапуга на узаконенные спортивные снасти: переметы, донные
удочки, закидушки. Но ставит их в таких количествах, что спорт
превращается в промысел. Но это еще относительно «щепетильные»
хапуги. Есть у нас и другие, похуже. Открыто, средь бела дня,
ловят они рыбу ставными сетями, вентерями, бреднями, даже
неводами. Каждый браконьер имеет свои постоянные, как бы
закрепленные за ним места. Из Иркутска в организованном порядке
приезжают на автомобилях целые группы браконьеров. За два-три
часа они «выгребают» несколько ведер рыбы, главным образом
молоди, и, довольные, уезжают.
Нередко можно видеть в реке Иркут плетни, наглухо
перегораживающие рукава и протоки. Попробуйте их сломать. Вас же все
и осудят как «хулигана», а браконьеры выступят в роли...
пострадавших. Вот насколько здесь привыкли к существующему положению
вещей! Инспекция рыбоохраны должным образом не реагирует на
массовые нарушения правил рыболовства. Вместо действенных мер
применяется лишь регистрация нарушений. Старший инспектор
рыбоохраны Восточно-Сибирского Госрыбвода Д. Вопияшин сооб-
8

щил, что за последние пять-шесть лет органами рыбоохраны и
милицией зарегистрировано свыше девяти тысяч нарушений,
конфисковано более восьми тысяч центнеров молоди омуля. На месте
преступления задержаны сотни браконьеров. Однако органы
прокуратуры оставляют их безнаказанными...
В реке Бирюсе от Суетихи до Шиткина вся рыба исчезла еще с
1953 года, когда в русло этой реки стали сбрасывать сточные воды
и барду гидролизного завода. По данным члена Гигиенического
комитета Ученого совета Министерства здравоохранения СССР
профессора Я. Грушко, предприятия Иркутско-Черемховского
промышленного комплекса будут сбрасывать в Ангару ежесуточно
около двух миллионов кубометров сточных вод. Наша
промышленность все время растет и развивается. И это очень хорошо. Все мы
знаем, что развитие промышленности, особенно тяжелой,— это
основа благосостояния народа. Промышленность нужно развивать,
и чем скорее тем лучше! Но нельзя забывать и о природе. Настало
время всерьез заняться вопросами защиты рек от загрязнения их
сточными водами промышленных предприятий.
Цукуров
г. Иркутск
ОСТАНОВИМ ПРЕСТУПНУЮ РУКУ!
В девятом номере альманаха я прочитал статью С. Вигилян-
ского «На Шапсугском водохранилище». Статья интересная. К
сожалению, то, о чем писал т. Вигилянский, было два — три года
назад. Сейчас Шапсугского водохранилища не узнать: в нем почти
совсем перестала ловиться рыба. Перестала ловиться, если иметь в
виду спортивные снасти и спортивные способы ловли. А браконьеры
здесь процветают и на уловы не жалуются. Ловят они и сетями,
и «хватками», и «набросами». Сколько рыбы продается на Новом
рынке Краснодара! Здесь можно видеть и пузатых сазанов и
крупных, разрезанных на куски сомов... Это бы еще куда ни шло. Но на
рынке можно увидеть и значительно более горькую для рыболова-
любителя картину: на столах рядом с крупной рыбой лежат кучки
сомят и сазанчиков весом по 40—50 граммов.
— Возьмите для кошечек! — пропойным басом хрипит
подозрительного вида детина, торгующий этим, с позволения сказать,
товаром.
В Шапсугское водохранилище выпущено большое количество
мальков ценных рыб. Но, вместо того, чтобы вырасти и
приумножить рыбные запасы водохранилища, они неизменно попадают в
лапы браконьеров, а затем и на рынок «для кошечек». Нужно
спросить у Краснодарского горсовета, до каких пор злостные браконьеры
будут открыто и нагло уничтожать плоды труда рыбоводов, наносить
непоправимый вред рыбным богатствам Шапсугского водохранилища.
А. Чижов, полковник запаса
г. Краснодар
9

ТРУДНО, НО МОЖНО
По реке Абакан и ее притокам с каждым годом увеличивается
молевой (то есть россыпью) сплав леса. Чуть ли не третья часть
бревен, сброшенных в воду, набухает и тонет. Реки захламляются.
Рыба в них исчезает. Еще больший вред причиняют рыбным
запасам строители железной дороги Абакан — Тайшет. Дорога
проходит вблизи рек Абакан, Енисей, Кизирь, Туба, Тайшет, Мана. По
всей трассе производятся взрывные работы. Но взрывы гремят
не только в горах, а и на реках. Утаивая взрывчатку, строители
глушат рыбу. От этого гибнут миллионы мальков.
В тайге работает большое количество геолого-разведочных
экспедиций и поисковых партий. Все они обеспечены взрывчаткой. В
результате рыба уничтожается и в верховьях рек, в местах нереста.
Бороться с такими нарушителями очень трудно. В глухой тайге их
никто не может застать на месте преступления, привлечь к
ответственности. Все надежды приходится возлагать на сознательность,
на простую человеческую совесть участников экспедиций. Ведь
в тех нетронутых местах ничего не стоит наловить рыбы для
питания с помощью обычных рыболовных средств — удочек,
спиннинга, донок. Зачем же прибегать к толу?!
...В октябре 1958 г. на берегу реки Чулым появились две
легковые машины. Услышав взрывы, местные жители поспешили к
реке. Однако автомобили успели скрыться. Все же номер одного
из них удалось заметить. Как выяснилось позднее, на этих
автомашинах приезжали председатель Ужурского райисполкома
Мартынов и директор Мало-Имышского совхоза Тимофеев. Все эти
факты были точно установлены и запротоколированы инспектором
Госрыбнадзора, материалы переданы в прокуратуру, но... никаких
мер к браконьерам не принято.
И все-таки борьбу с браконьерами никак нельзя считать
безнадежной. Наоборот, с каждым годом она у нас расширяется и
становится все более эффективной. Под влиянием общественности
руководители, например, Коммунаровской фабрики установили,
наконец, отстойники для сточной воды. Результат не замедлил
сказаться: в реке Белый И юс, где уже лет десять совсем не было
рыбы, снова появились ленок, хариус, налим, елец, нельма.
Некоторые наши спиннингисты в прошлую осень поймали здесь по
несколько штук крупных тайменей.
Вот что значит вовремя принять меры!
Т. Рери
г. Абакан
УЧАСТНИКИ КОНФЕРЕНЦИИ ПРЕДЛАГАЮТ
...В целях наведения должного порядка в спортивной ловле
рыбы, защите водоемов и борьбе с браконьерством, предлагаю:
1. Организовать Всесоюзное общество рыболовов-спортсменов
отдельно от общества охотников.
10

2. Издавать ежемесячный журнал рыболовов-спортсменов.
3. Выработать устав общества рыболовов-спортсменов.
4. Ходатайствовать об установлении нового рыболовного закона,
способствующего сохранению рыбных запасов и отражающего
интересы рыболовов-спортсменов.
5. Организовать в рамках Всесоюзного общества «Секцию
юного рыболова-спортсмена».
6. Издавать больше хорошей литературы по рыболовному
спорту, воспитывающей в людях гуманность и любовь к природе.
7. Широко популяризировать рыболовный спорт средствами
радио, печати, кино.
8. Провести закрепление отдельных водоемов за коллективами
рыболовов-спортсменов, которые должны организовать охрану
водоемов и заботиться о воспроизводстве рыбных запасов в них.
В. Петрецкий
г. Мукачево
... При местных советах должны быть созданы комиссии или
группы активистов по борьбе с браконьерством и охране водоемов,
находящихся на территории данного местного совета. Насколько
эффективна такая мера, свидетельствует следующий пример. В
городе Фрязино, нашего района, имеется большой пруд, почти озеро.
В нем было довольно много щуки и окуня. Как водится, весной,
во время нереста щуки, на берегах пруда начиналась
оглушительная пальба: щук, подходивших к берегу, били из ружей.
Естественно, что ни зимой, ни летом рыболовам-любителям делать здесь было
нечего. Так продолжалось довольно долго. Но вот в дело вмешался
Фрязинский горсовет. В период нереста на берегах пруда было
установлено дежурство активистов-общественников совместно с
милицией. Положение коренным образом изменилось. Стоило отобрать
ружья у двух — трех нарушителей, как другие уже не рисковали
появляться на берегах пруда. А когда были конфискованы еще и
сети у нескольких «любителей рыбки», то браконьеры и вовсе
забыли дорогу к нашему пруду. Сейчас дежурство не проводится.
В нем уже нет надобности. «Сторожить» пруд и его обитателей
остались только щиты с соответствующими надписями. А пруд не узнать!
Зимой и летом не только взрослые рыболовы, но даже ребятишки
вытаскивают здесь к своему великому удовольствию крупных
окуней и щучек.
Второй, не менее важный вопрос,— создание единого
рыболовного общества. Здесь мы можем опереться на опыт стран народной
демократии, где каждый рыболов-спортсмен имеет членскую
книжку, без которой никто не имеет права заниматься ловлей рыбы.
Почему такие правила уже давно установлены для охотников, а у нас,
рыболовов, их все еще нет?
С. Сташевский
Щелковский район, Московской области

Практика взимания штрафов с предприятий, допускающих
загрязнение рек сточными водами, себя не оправдала. Это и не
удивительно, ибо средства на уплату таких штрафов планируются
заранее, а конкретные виновники зла фактически остаются
безнаказанными. Полагаю, что лучше было бы взимать штрафы (пусть
в меньших размерах) с конкретных лиц — руководителей
предприятий, где не принимаются меры по очистке сточных вод. Это, я думаю,
окажется более эффективным. Надзор за водоемами следует
возложить не только на сельские, городские, районные и областные
Советы депутатов трудящихся, но и на органы милиции, а также
на молодежно-комсомольские бригады содействия милиции.
В. Макеев
г. Богуслан, Киевской области
По моему мнению, назрела острая необходимость в том, чтобы
Правительство вынесло специальное постановление об охране
природы, в том числе, конечно, и рыбных богатств страны. В этом
постановлении необходимо предусмотреть суровые меры наказания
для лиц, расхищающих и уничтожающих природные богатства, а
также ответственность местных органов власти за охрану природы.
Необходимо также запретить рыболовецким организациям
принимать от рыбаков молодь рыб. Всем органам печати нужно больше
уделять внимания вопросам охраны природы.
Д. Медведев
г. Гродно
ПРИМИТЕ МЕРЫ
Рыбинское водохранилище в районе города Весьегонска образует
залив шириной 6—8 и длиной 18—20 километров. Залив вытянут
вдоль бывшего коренного русла реки Мологи. Затопленные луга,
пойменные озера и протоки создали здесь великолепные условия
для размножения рыбы. В первые годы после образования
водохранилища в заливе было настоящее изобилие рыбы. Но сейчас
запасы ее резко сократились. Вследствие размыва берегов ложе
залива постепенно мелеет, оно зарастает растительностью,
заплывает илом. Гниющие остатки водорослей и периодические
понижения уровня воды с осадкой льда приводят зимой и в предпаводковый
период к массовым заморам рыбы. Нередко задыхающаяся рыба
сама выскакивает из прорубей. Черпают ее сачками в это время
столько, сколько человек на себе унести может. Добытую таким
способом рыбу частные лица везут в Москву и Ленинград, солят
целыми бочками, сдают на рыбоприемные пункты.
Браконьеры всех видов, категорий и оттенков распоясались
совершенно. Никаких мер борьбы с ними в этом районе не принимают.
Наоборот, в местной городской газете воздается хвала «передовым»
12

артелям, перевыполняющим план за счет вылова нерестующей
рыбы. По протокам, наглухо перегороженным сетями
браконьеров, невозможно проехать на лодке. И все это происходит на
глазах у местных властей. Доколе же они будут равнодушно взирать
на разграбление рыбных запасов одного из крупнейших наших
водохранилищ? Пора, давно пора принять решительные меры!
П. Москвин
г. Весьегонск, Калининской области
*
На речке Липка, что протекает в районе станции Костерево, зимой
каждое воскресенье можно наблюдать такую картину: сидят над
лунками рыболовы, держат в руках обычные зимние удочки. Но
не верьте их мирному виду — это хищники! На концах лесок у них
не мормышки и не блесенки, а «самодралы» или, как их еще называют,
«живодралы». Названия выразительные и, надо сказать, довольно
точные. Живодрал — это остро отточенный тройник крупного
размера. Ловят им «на поддев», то есть зацепляют рыбу за
брюхо, бок, хвост. Конечно, этим способом рыбу не столько ловят,
сколько калечат.
Товарищи участники заочной конференции! Помогите нам,
рыболовам-спортсменам из Орехово-Зуева, Петушков, Костерева
справиться с этой широко распространившейся у нас болезнью —
жестоким, хищническим способом лова.
В. Стрелков
Владимирская область
*
Река Ока за последние годы заметно обмелела, рыбы в ней стало
меньше: почти полностью исчезла стерлядь, даже лещ становится
редкостью. На реке Жиздре и сейчас еще нередко глушат рыбу
взрывчаткой. Много вреда приносят Кондровский целлюлозно-
бумажный комбинат и бумажная фабрика, отравляющие воду реки
Угры. Средь бела дня браконьеры ловят рыбу сетями. А инспектор
Госрыбнадзора т. Абрицевич «глух и слеп». Я не знаю, сколько
государство платит ему за «работу», но уверен, что он и сотой доли
своей зарплаты не оправдывает.
И. Ионов
г. Калуга
На реке Сыр-Дарья у плотины Фархадской ГЭС скапливается
большое количество усача. Ловят его здесь любыми сетками и
13

сачками, даже ведрами иногда вычерпывают. Это безобразие нужно
немедленно прекратить, запретив здесь под страхом уголовной
ответственности всякую ловлю.
В. Иванов
г. Ташкент
*
В районном центре Некрасовское, что стоит почти у места
впадения речки Солоницы в Волгу, процветает браконьерство. Занимаются
им и приезжие из Ярославля и Костромы, и местные, главным
образом «руководящие» лица. Зачем, например, понадобилось
заместителю председателя райисполкома т. Тихонову приобретать
бредень в 40 метров длиной? Для чего помощник районного прокурора
держит 50-метровую сеть? Не для красоты, конечно, а для
браконьерской ловли. А бороться с такими «ответственными» браконьерами
нам, простым рыболовам-любителям, разумеется, трудно. Может
быть, альманах и вся спортивная общественность нам помогут?
Д. Кувшинов
с. Некрасовское
* *
Озеро Неро и близлежащие реки — Векса, Сара, Которосль —
еще недавно славились своим рыбным богатством. Зимой по перво-
ледью сюда в воскресные дни съезжались тысячи
рыболовов-любителей. Многие приезжали даже из Москвы. Но все это — в
прошлом. И только потому, что в этих прекрасных местах
«похозяйничали» браконьеры. В прошлую, например, весну здесь крепко
попало лещу, язю и другим ценным рыбам. Когда же будет положен
конец этим бесчинствам? Мы, рыболовы-любители г. Ярославля,
требуем вмешательства в это дело местного Совета.
В. Хлебников
г. Ярославль
Река Бобровка—-единственная в районе города Артемовска. В эту
единственную реку сбрасывается зола с электростанции. Вся рыба
в реке, конечно, погибла. Не только пить речную воду, но и
купаться здесь стало невозможно. 15 февраля 1958 года мы послали
жалобу на руководителей Егоршинской ГРЭС. И вот какой ответ
получили:
«...Для предотвращения спуска загрязненных вод
с золоотвала Егоршинской ГРЭС в реку Бобровку в
1958 году будет проводиться обвалование дамбы.
Необходимое оборудование ГРЭС выделяется.
Гл. инженер Свердловэнерго
И. С. Тюменев»
14

Ничего не скажешь — намерения у т. Тюменева были хорошие.
Плохо только, что они не выполняются. 1958 год давно прошел,
а никакой дамбы и в помине нет, зола по-прежнему губит реку.
Интересно, что ответит теперь т. Тюменев уже не нам, а всей
спортивной общественности страны? Очень прошу редакцию альманаха
позаботиться о том, чтобы такой ответ был получен и опубликован.
Л. Лыжин
Свердловская область
Река Клязьма в районе ст. Болшево Северной ж. д. (Московская
область) загрязняется сточными водами, сбрасываемыми фабрикой
«Пролетарская победа». Вся рыба в реке погибла. Поверхность
воды в реке покрыта мазутом, керосином, машинным маслом. Дно
Клязьмы покрыто илом. Если бы русло реки очистить, то ил можно
было бы использовать как удобрение на полях. Вдоль берегов
Клязьмы хорошо бы насадить деревьев, а сброс в реку сточных вод,
безусловно, прекратить. Какое замечательное место для отдыха было
бы здесь! К сожалению, никому пока до этого нет дела.
Володя Сорокин
Московская область
Река Днепр между Днепропетровском и Днепродзержинском с
каждым годом катастрофически обезрыбливается. Браконьеры
сетями с ячеей 10 х 10 миллиметров «выгребают» всю рыбу подряд,
в том числе и молодь ценнейших рыб — сазана, судака, карпа,
голавля. Река и водохранилище Каховской ГЭС загрязнены мазутом
и сточными водами. Мы, рыболовы-любители, не раз обращались
в Облисполком, но никаких действенных мер по защите Днепра не
предпринимается.
Просим редколлегию альманаха при возможности опубликовать
это письмо. Пусть прочитают его руководители наших
областного, городского и районных советов. Они должны, наконец,
понять, что эти претензии — не пустая прихоть отдельных людей,
а требование всех трудящихся города Днепропетровска о создании
условий для здорового и культурного отдыха.
По поручению коллектива рыболовов-
любителей завода им. Петровского
секретарь парторганизации
В. Калмычков
МЕРЫ ПРИНИМАЮТСЯ
Хочу сообщить читателям альманаха о том, как жители нашей
области — лесничий Сольского лесничества Н. Морозов и
бухгалтер этого же лесничества И. Гусаков — задержали и доставили в
милицию злостных браконьеров.
15

В нашей области есть где половить рыбу. К услугам рыболовов
красавица Десна, замечательная речка Нерусса, большое
количество озер. Не только летом, но и зимой здесь всегда можно
увидеть рыболовов-любителей. Но в семье, как говорится, не без
урода.... Рабочие Трубчевского химлесхоза А. Шелехов, В. Козлов
и В. Кизеев не испытывали желания «сидеть на берегу с удочкой».
Им нужен был не спорт, а добыча рыбы для продажи.
В один из воскресных дней эта троица занялась рыбной ловлей
на свой манер. Запасшись взрывчаткой, они направились на озеро
Солька. Вскоре здесь раздались два сильных взрыва. Вместе с
оглушенной крупной рыбой погибли тысячи мальков, много молоди
ценных рыб. Однако браконьерам не удалось воспользоваться
плодами своих «трудов». Находившиеся неподалеку Морозов и Гусаков
застали их на месте преступления, задержали и доставили в
милицию.
Народный суд Трубчевского района Брянской области
приговорил А. Шелехова, В. Козлова и В. Кизеева к одному году лишения
свободы каждого.
В. Кузичев, майор милиции.
Брянская область
* *
В книге № 10 альманаха «Рыболов-спортсмен» было
опубликовано мое письмо с изложением безобразий, творившихся на реке
Бузулук. Это помогло нам, рыболовам-любителям, добиться от
Райисполкома постановления о запрещении частным лицам ловли
рыбы сетями на р. Бузулук и прилегающих к ней пойменных
озерах. Промысловой кооперации запрещена ловля рыбы сетями в
апреле, мае и июне. Для пополнения запасов рыбы на реке Бузулук
организован заповедник, где запрещена ловля рыбы любыми
орудиями и способами, кроме удочки. Под заповедник отведен
наиболее богатый рыбой участок реки протяжением 10 километров.
Как нам удалось добиться этого? Прежде всего мы составили
заявление, собрали под ним несколько десятков подписей и,
приложив к нему книгу № 10 альманаха «Рыболов-спортсмен»,
подали заявление первому секретарю райкома КПСС с просьбой
поддержать наши справедливые требования. Затем заявление было
передано Райисполкому, который и принял соответствующее решение.
Но это еще не все. Вскоре после выхода в свет десятой книги
альманаха в г. Анненск прибыл специально назначенный для
охраны рыбных запасов р. Бузулук штатный инспектор Госрыб-
охраны. Вот какова сила печати!
От имени рыболовов-любителей и всей спортивной
общественности нашего района выражаю глубокую благодарность редакции
альманаха за действенную помощь в защите реки Бузулук от
браконьеров и правонарушителей.
С уважением Н. Галковский
Сталинградская область
16

*
Отравление водоемов неочищенными сточными водами
предприятий, браконьерство, массовые нарушения правил рыбной ловли как
частными лицами, так и особенно рыбодобывающими
организациями, привели к тому, что рыбные запасы в большинстве рек, озер
и водохранилищ за последнее время значительно уменьшились. Это
препятствует развитию спортивного рыболовства — одного из
самых любимых, самых массовых видов спорта в нашей стране.
Учитывая, что сохранение и воспроизводство запасов рыбы во
внутренних водоемах может быть осуществлено лишь при активном
участии широких масс рыболовов-спортсменов и всех трудящихся,
Президиум Всесоюзной секции спортивного рыболовства принял
решение, в котором, в развитие постановления Совета Министров
СССР от 15 —IX—1958 г. за № 1045 «Об воспроизводстве и об
охране рыбных запасов во внутренних водоемах СССР» и «Положения
об охране рыбных запасов и о регулировании рыболовства в СССР»,
намечены пути борьбы общественных рыболовных организаций за
сохранение и умножение рыбных запасов. Каждый
рыболов-спортсмен, каждый уважающий себя любитель рыбной ловли обязан
принять постановление правительства как непреложное
руководство к действию.
Редколлегия выражает уверенность, что это чрезвычайно
важное постановление именно так и будет воспринято всеми без
исключения читателями альманаха.
В решении Президиума Всесоюзной секции сказано:
Все секции спортивного рыболовства, начиная от общесоюзной
и кончая городскими и районными, должны провести у себя
обсуждение вопроса о состоянии рыбного хозяйства на их территориях.
Рекомендуется приглашать на заседания секций представителей
партийных, комсомольских и профсоюзных органов, а также
представителей Госрыбвода, Госсанинспекции, соответствующих
научных учреждений, рыбодобывающих предприятий, органов
прокуратуры, милиции, суда и обществ охраны природы. На
расширенных заседаниях секций следует обсудить и выработать практические
мероприятия по привлечению к охране рыбных запасов самых
широких масс трудящихся, и в первую очередь рыболовов-спортсменов.
При разработке мероприятий необходимо учитывать, что для
рыболова-спортсмена рыбная ловля является средством активного
и культурного отдыха, что ему должно быть присуще сознательное,
бережное отношение к рыбным запасам наших рек и озер. Рыболов-
спортсмен должен пунктуально соблюдать правила рыболовства и
вылавливать только спортивными снастями лишь разрешенные по
размерам экземпляры рыб общим количеством не более того, что
необходимо для личного потребления.
Президиум Всесоюзной секции спортивного рыболовства
рекомендует там, где это еще не осуществлено, ограничить общее
количество рыбы, выловленной спортсменом за сутки, тремя килограм-
17

мами для ценных и пятью для сорных пород рыб. Необходимо также
сделать более строгими правила любительской ловли рыбы. В
частности, следует предусмотреть категорическое запрещение ловли
рыбы неводами, бреднями, сетями, подъемниками, вершами и тому
подобными орудиями лова. Необходимо также поставить вопрос о
запрещении торговли сетями и материалами для их изготовления.
Все любительские плавучие средства, особенно моторные лодки,
необходимо зарегистрировать. Секциям спортивного рыболовства
рекомендуется через Союзы спортивных обществ и организаций
просить Советы Министров союзных и автономных республик и
исполкомы Советов депутатов трудящихся краев, областей, городов
и районов вынести постановления о запрещении продажи рыбы на
рынках частными лицами и о преследовании в уголовном порядке
лиц, обогащающихся за счет продажи незаконно добытой или
похищенной рыбы, как за расхищение социалистической
собственности.
Одновременно с этим необходимо поставить перед
руководящими органами вопрос о прекращении сбрасывания
промышленными предприятиями неочищенных сточных вод. Нужно добиться,
чтобы по каждому предприятию был установлен конкретный срок
строительства и ввода в действие очистных сооружений.
Необходимо также усилить борьбу с вырубкой водоохранных
лесонасаждений, добиться нормализации молевого сплава
древесины по его срокам с тем, чтобы создать нормальные условия для
нереста рыб.
Рыболовы-спортсмены должны помочь предприятиям и органам
рыбной промышленности в их усилиях по быстрейшему
восстановлению рыбных запасов. Необходимо организовать общественный
контроль за ходом работ по рыборазведению — строительством
рыбозаводов, мелиорацией рек и т. п. Одновременно с этим
необходимо добиваться выделения отдельных водохранилищ, рек, озер,
прудов и других водоемов для спортивной ловли рыбы, с передачей
их в ведение рыболовно-спортивных организаций. При этом
спортивно-рыболовная организация должна брать на себя всю работу
по охране, воспроизводству и преумножению рыбных запасов в
данном водоеме.
Президиум Всесоюзной секции спортивного рыболовства
признал неправильной и осудил практикующуюся сейчас систему
соревнований по спортивной ловле рыбы. Борьба за максимальный
улов хотя бы даже хищных или сорных пород рыб не отвечает
требованиям настоящего рыболовного спорта. Президиум предлагает
поэтому всем секциям спортивного рыболовства перейти к системе
соревнований на вылов в наикратчайшее время установленного
лимита по породам и размерам рыб.
Всем секциям спортивного рыболовства предлагается усилить
массово-воспитательную работу среди рыболовов-спортсменов с тем,
чтобы рыболовы-спортсмены все без исключения получили
минимально необходимые знания для сознательного и технически гра-
1S

мотного спортивного рыболовства. К моменту сдачи рыбспорт-
минимума следует приурочить и выдачу значка «Рыболов-спортсмен».
Основным показателем при оценке итогов социалистического
соревнования секций спортивного рыболовства следует считать
участие в охране и воспроизводстве рыбных запасов. Необходимо,
в частности, учитывать число рыболовов-спортсменов,
привлеченных к работе по охране рыбных запасов в качестве общественных
инспекторов рыбоохраны.
Президиум Всесоюзной секции спортивного рыболовства
считает необходимым обратиться в ЦК ВЛКСМ и ВЦСПС с просьбой
об организации массового похода трудящихся, и особенно
молодежи, за охрану и рек и их рыбных запасов. Крайне желательно,
чтобы в период летних лагерных пионерских сборов уже в этом
году в программу занятий пионеров были включены беседы, ЧИТКИ
о необходимости бережного отношения к рыбным богатствам
страны и к тем водоемам, где обитает рыба.
ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ
Дорогие товарищи!
Заочная конференция «Реки найдут защиту!» продолжается.
Шлите в редакцию альманаха свои предложения, рассказывайте
о достигнутых вами успехах, делитесь опытом борьбы с
браконьерами и осквернителями наших чудесных рек.
Искореняйте преступное равнодушие к их судьбам.
Включайтесь в заочную конференцию, вставайте на защиту рек и озер нашей
прекрасной Родины. Ждем ваших писем, товарищи!

Анатолий Вагин
Конечно,
Как эти,
УКЛЕЙКИ
а лаве девчонка полощет белье,
А рядом парнишка уклеек таскает.
Гляжу я на них, и в глазах проплывает
Далекое звонкое детство моё.
...Не в этой реке и не в этом краю
Днем летним когда-то, вот также у лавы,
Достигнув вершины мальчишеской славы,
Я выудил первую рыбку свою,
уклейкой та рыбка была,
что мальчик пустил на кукане.
Солидный рыбак на нее и не взглянет:
И видом невзрачна и слишком мала.
Но ей первый трепет рыбацкой души
Был мной посвящен. Да и все рыболовы
С уклеек свои начинали уловы —
Уклейки уж этим одним хороши.
Позднее ловил я и щук и язей —
Уменье и опыт приходят с годами,
И все же рыбешке с большими глазами
Обязан я каждой удачей своей...
Ушла уже девочка, вымыв белье.
И мальчик ушел: вон вдали он мелькает.
А я все сижу, и в глазах проплывает
Далёкое звонкое детство моё.
20

ХАПУГА
Л. Дербенев
езде, где остались речушки почище,
Где к светлому озеру можно пройти,
С бездонным мешком в загребущих ручищах
Он шляется — этот пронырливый тип.
В апреле, едва потеплеет погода
И хрупкий под солнцем растопится лед,
Он первым на берег реки мутноводной
С ружьем на разбойное дело придет.
Все заводи взглядом холодным ощупав,
Прикинет в умишке барыш за «товар»...
А завтра с икрой и молоками щуку
Со скользких весов расхватает базар.
Он вершами наглухо речку закроет,
Чтоб с полой водой не ушло ничего,
Чтоб свиньи давились лещевой икрою,
Жирея в сарае за домом его.
Он цедит подъемником озеро, либо,
На лодке под вечер раздувши огонь,
На сонную и беззащитную рыбу
Выходит с наточенною острогой.
А где не помогут ни сеть, ни наметка,
Где сучья мешают, иль берег высок,
Он бросит рукой равнодушной, наметанной,
Гремящего тола смертельный брусок.
Рискуя немногим, за тонною тонну
На рынок он рыбу везет и везет.
Когда ж попадется, его (по закону!)
Рублей на пятьсот оштрафуют — и все!
Когда б его душу повытрясти ржавую,
Как он вытрясает озера до дна,
Ни совести в ней не нашлось бы, ни жалости,
А лишь беспросветная жадность одна.
И рыбе от выродка некуда деться!
Так, слушай, я больше не стану терпеть,
Я больше не стану мечтать и надеяться,
Что штраф остановит подобных тебе.
Пока там тебя обуздает начальство,
Я, наши озера и реки любя,
Тебе говорю: на пути не встречайся,
А встретишься — можешь пенять на себя!
21

Вл. Архангельский
ПАМЯТНИК У ДОРОГИ
зеленым шумом, теплом и ароматами
первых цветов стремительно подступала
ранняя дружная весна.
Майским утром я шел вдоль левого
берега Рузы с удочкой и большой
консервной банкой, заменявшей мне ведро,
и останавливался в тех местах, где удавалось поймать плотичку,
голавлика или подлещика.
На одной быстринке навалилась на мой крючок стайка
подустов. Длиннорылые рыбки со ртом, как у осетра, и блёклыми
оранжевыми плавниками плотно закрыли дно банки, и я мог
возвращаться домой с хорошим уловом, но не хотелось: залюбовался
весной!
Слева и справа от узкой тропы в березовой роще все прогалины
были затканы золотом гусиного лука, голубыми пятнами пролески,
розовыми хохлатками. В редком ельничке синела медуница, по
крутому склону берега были рассыпаны белые звездочки анемон,
у самой воды буйно желтели калужницы.
В такую вот пору весны, давным-давно, бегал я на рыбалку
босиком, придерживая старые штаны, которые еле держались на
одной пуговице. А как вспомнил о прошлом, захотел пережить
хоть каплю того, что было счастьем детства.
Пескарь! Верткий, тугой, желтовато-пятнистый, с какими-то
задумчивыми глазами на приятном рыльце, украшенном
прозрачными усиками... Ты был моим первым трофеем! Где ты?
«Что ж, поищем его здесь».— решил я про себя и стал
приглядывать место на реке, предвкушая чудесную рыбалку детских
лет: закинул червяка, клюнуло под камнем, пескарь — в
кулаке!
Тропа вывела меня на опушку, где длинной шеренгой стояли
новенькие избы, и возле каждой из них напропалую свистели и
трещали скворцы. А по всему отвесному берегу, выше изб с зелеными
и голубыми наличниками, выше труб и скворечен белым навесом
раскинулась цветущая черемуха — просто сказочный терем шумной
колонии певчих дроздов.
Я пристроился на шатких лавах через Рузу, остро пахнущих
свежими сосновыми досками, и на какой-то миг превратился в
озорного мальчишку, который дрожащей рукой снимает с крючка
мокрого, трепещущего пескаря и жадно глядит, куда бы снова забросить
насадку.
22

Рыбалка так захватила, что я не сразу заметил, как умолкли
дрозды и скворцы, легкий ветер колыхнул кипенные кусты
черемухи и кое-где избороздил рябью гладь воды.
Ветер осмелел. Дружно зашумели одинокие присадистые
сосны, закачались три березы-сестрички над обрывом у проселочной
дороги, пригнулись кусты черемухи, и какая-то необычная тучка,
голубая, зеленая и серая, клубясь, помчалась ко мне, изредка
касаясь воды.
Сразу потемнело, и мне вдруг почудилось, что я
задыхаюсь в теплице, где от влажной духоты и одуряющих запахов
перехватывает в горле.
Тучка окутала меня, скрыла из глаз домики, берег, гребенку
леса. И только там, где еще пробивались лучи солнца, на фоне
далекого голубого неба парили пепельные и зеленые облака. А когда там
показалась радуга, то один конец ее коромысла уперся в березняк,
а другой — шатался и плясал в этих цветных облаках.
Стеной навалился спорый дождик. Оглядываясь, я побежал по
лавам, перевел дух возле маленького недостроенного домика и
осмотрелся: тучка над рекой рассеялась, вода кипела пузырями, вдоль
берегов сползала вниз по течению седая зелень, покачиваясь от
волны и ветра.
— Явление, а? — послышался за спиной чей-то бас. Я
обернулся. В оконном проеме, где еще не было рамы, стоял пожилой
человек, круглолицый и рыхлый, седоусый, в очках. Он приподнял над
лысеющей головой клетчатую егерскую шапочку.
— День добрый! — кивнул я ему.— Все гляжу, да никак не
разгадаю. А ведь что-то с цветами?
— Точно! Цвет черемухи. Пыльца! Ветром ее в тучку сбило,
а дождем к земле прижало. И запах такой густой, что к ночи у меня
будет сердце пошаливать. Ну, а как рыбка?
Я показал свой улов.
— О! Юшка будет отменная. А пескарей бы — на сковородку,
с сухарями, да подсушить, чтоб хрустело.
Озорной мальчишеский дух из меня еще не выветрился, и я
предложил:
— А почему бы нам и не завернуть юшку? В банке и сварим у
костра: любо-дорого!
— Я — не против! Хоть и маленькая рыбка, а, как говорится,
куда лучше большого таракана! — улыбнулся мой новый знакомый
и начал собирать сухие щепки.
Надо ли говорить, с каким наслаждением мы обжигались этой
замечательной ухой! В хозяйстве у Семена Петровича оказалось
лишь два стакана. Из них мы и прихлебывали янтарную влагу, дуя на
пальцы, а побелевших рыбок поддевали тонкой сосновой лучинкой.
— Не думал, что в Рузе рыба водится: придется и мне удочки
мастерить. Займусь, конечно, как избу дострою. Я ведь тоже
порыбачил на своем веку: у-у-у! Где только не бывал! — говорил Семен
Петрович, поправляя запотевшие очки и ловко подхватывая очеред-
23

ного подуста. Он не скрывал, что рыба доставляет ему
удовольствие. Ел он много и смачно, сидел крепко, поджав под себя ноги, и
скоро раскраснелся.
В Тверской губернии, в глухой деревушке, где прошло его
детство, он начал, как и я, с пескариков, а, когда руководил первым
пионерским отрядом в Кимрах, всех ребят увлек рыбалкой: на
Волге и лагерем стояли, на костре варили уху.
— Двое из тех пионеров так и пошли по рыбацкой линии: один
разводит осетров под Сталинградом, другой в Приморье, на сейнере.
И я вам так скажу: самый массовый спорт у нас — рыбалка, и надо
в этот спорт смелее тащить молодежь. Заболеет этим делом молодой
человек, так зачем ему в городе, по канцеляриям, штаны протирать?
Рыбаку подавай природу, простор и чтоб речка была рядом да с
хорошей рыбой. По своему опыту говорю: я ведь биографию строил
по учебнику географии. Окончил ветеринарный техникум на Волге,
а захотел жить на Оке. Поехал на работу в Шилово, за Рязанью.
Мало, что там места красивые — дубовые рощи, и с весны до
поздней осени глядят они в прозрачную Оку, так и рыбалка там —
первый сорт! Лечил коров, помогал зоотехнику новую породу
выводить — она сейчас молоком всю область заливает. А на досуге
рыбачил: стерлядок лавливал, судачков, окунищи шли в добрый
лапоть! Отчаянный был и жадный, тонул два раза: в перволедок и
весной. Потом стал остерегаться: жена двойню принесла, и оба —
мальчики...
Из Шилова предложили Семену Петровичу отправиться на Ор-
ловщину, создавать первый колхоз. Попросился в тот район, где
была незнакомая река Зуша. Прожил там неделю, две, а дело с
места не двинулось. Мутили воду кулаки: подговорили они одного
придурковатого парня разыгрывать из себя припадочного. И
получалось у него очень натурально. Чуть соберутся люди на сходку,
заведет беднота серьезный разговор про колхоз, парень тот —
набок, с лавки долой и — давай кренделя выделывать: мордой об
пол, изо рта пена, весь так и дергается. Бабы, конечно, в голос,
мужики — кто куда, сходка сорвана.
— Извелся! По другим-то селам, слух шел, народ
организовался, а у нас — чистое Пошехонье! Ломал, ломал голову —
ничего придумать не могу. Случай выручил. Пришла как-то в нашу
деревню нищая старуха, занесла оспу. Кулаки сейчас же
зашевелились: вот, мол, божья кара! Запряг я жеребчика, поскакал в
город. Там мне сказали: врача нет, вот тебе сыворотка, и — в
добрый час! Стал я прививки делать, да тому припадочному, в
день новой сходки, как говорится на нашем языке, и вогнал
«лошадиную дозу» морфия. Пока он проспался да очухался, мы уже и
правление колхоза выбрали. А вышел я на утренней зорьке
проветриться — порыбачить на омуте — так по мне из обреза
стеганули. Прошили левую руку выше локтя, да на счастье — в
мякоть.
Семен Петрович разлил уху по последнему стакану, с сожалени-
24

ем заглянул в банку, крякнул и принялся протирать очки:
рыба осталась мелкая, видел он ее плохо.
— Эх, биография-география! Поработал в колхозе больше года,
слышу по радио: вербуют таких, как я, в Среднюю Азию. Начал
в уме прикидывать, как там жить придется, и рыболов во мне не
спит: есть, мол, в Аму-Дарье такая диковинная рыба, для которой
и русского слова еще не найдено — скуфирингус! Защемило
сердце по новым местам: уважили на Орловщине, отпустили.
Схватил я семью в охапку, да и прямым манером — в Хорезм. Два года
там курдючных овец выхаживал, от бруцеллеза лечил, вот так и
сидеть научился по-узбекски — ноги калачиком. Дома удержать не
могли: я — все в отару, да в отару, потому что удочка при мне, а по
арыкам — сазан хорошо клюет. Добрался и до той рыбки, до скуфи-
рингуса! Осетровой породы она, совсем без костей, стерлядке ничуть
не уступает. И — редкостная: только в Аму да в Миссисипи
водится... Дыни, виноград, плов —жить можно, но уж очень жарища
одолевала, все тянуло на север. Тут как раз Маннергейм зашевелился.
Открылась финская кампания, пошел на фронт добровольцем: и к
родным местам ближе, и врага надо бить. Такая уж судьба у моих
сверстников: от юности до старости стоять на рубеже — в одной
руке мастерок, или еще какой инструмент, а в другой — винтовка.
Опять же география! И про рыбалку в тех местах был наслышан.
Но — не пришлось. В шапке так и проносил всю войну крючки с
леской. Сунешь нос на озеро, а «кукушка» уже сидит на сосне:
тюк-тюк из снайперской винтовки. Пули — как пчелы над
головой. А за паршивого окуня жизни лишаться — не дело!..
С каждой минутой Семен Петрович мрачнел. На широком его
лице, вокруг больших серых глаз, скрытых очками, резче залегли
глубокие борозды морщин. Папиросу из пачки он вынимал
неловкими, дрожащими пальцами. Голос стал глуше, незаконченная
иногда фраза тонула в тяжелом вздохе.
Его мобилизовали осенью сорок первого года. В Белоруссии
попал в окружение и больше двух лет партизанил в районе Нали-
бокской пущи. С харчами было плохо, в самые тяжелые дни иногда
выручала рыбалка.
— Две должности было у меня у отряде: конюх и рыбак,—
сказал Семен Петрович.
От родных совсем оторвался. А когда с шестью ранами дошел до
озера Балатон и вернулся домой, сразила его печальная весть: нет
ни жены, ни сыновей. Жена попала под бомбежку возле Ржева,
даже могилы ее не нашел. Сыновья-близнецы вышли в очередную
атаку — и не вернулись: оба сгорели в одном танке на подступах к
Новой Рузе. Стал киснуть, болеть, в сердце какие-то перебои,—
вышел на пенсию.
— Вот так и жизнь прошла,— Семен Петрович хрустнул
пальцами.— Не задаром, конечно, и, может быть, остались ее добрые
следы, ведь работал и воевал по совести. Думаю иногда по ночам:
а мог бы ты, Семен, повторить такую жизнь? Ворочаюсь на кровати,
2 5

болят рубцы на старых ранах, а в душе нет трещины: не легко, а
повторил бы! Повторил! Хоть и страшно человеку семейному
одиноко плестись в старость. Люди, правда, есть кругом, и — хорошие.
А родных, близких, самых кровных — хоть шаром покати, и
никакой зримой памяти о них не сохранилось, даже самой неказистой
карточки. Все вот тут — в больном, усталом сердце. Живу, как
старый репей у большой дороги, которую сам строил. А мог бы быть
счастливым — мужем, отцом, дедом. Сыновья давно бы поженились,
внуки — народ куда разбитной — дергали бы меня за усы. Только
я бы не дался им. Глядишь и махнул бы со старухой — заодно с
комсомолом — в тайгу, за Полярный круг... Э, да что сердце травить!
Семен Петрович медленно встал, притопнул затекшими ногами,
посмотрел на голубеющие дали,омытые недавним дождем, загасил костер.
— Война да смерть, поневоле и говоришь о них. А ведь надо
жить, есть еще и дела на белом свете. Завтра на могиле сыновей
и их друзей памятник открываем. Может, придете?
Я сказал, что непременно приду, и распрощался....
Хмурое весеннее утро застало меня на шоссе. Я торопился к
скрещению двух дорог, где уже толпился молчаливый народ. Не
шумели ребята с красными галстуками; они равняли строй, держа
в руках букеты черемухи и полевых цветов.
Старый колхозник — с поседевшей бурой бородой, в новой
синей паре, несколько измятой от долгого хранения,— рядом с
которым я выбрал себе место в толпе, держал большой фанерный лист.
На этом листе были выведены тушью простые слова о том, как
надо вечно хранить в сердце имена героев. Они умерли на этой
земле в сорок первом году, но не дали врагу прорваться к столице.
Мы стояли со стариком плечом к плечу и молча смотрели на
белые столбики, скрепленные толстой чугунной цепью, окружавшие
высокую фигуру, еще закрытую побелевшим брезентом. А когда
секретарь райкома сорвал покрывало, нам явился на постаменте
молодой офицер, неподвижный и строгий, в каске и в боевой
шинели. Он глядел на всех нас, живых, которые создали его, держа на
груди правой рукой бинокль, а левую положив на походный планшет.
Старые и молодые люди, дети говорили речи. Слушая их, я не
сводил глаз с притихших стариков и старух, которые тесной
маленькой кучкой сбились у постамента. К ним обращались все
ораторы, и так растравили им душу, что они плакали, почти не
отнимая платка от глаз.
В этой группе стоял и Семен Петрович. Черный костюм
подчеркивал бледность его крупного лица, очки мешали смахивать слезу.
Он снимал их, когда подносил к глазам носовой платок, рука
невольно касалась орденов и медалей на широкой груди, и они
позвякивали, как крупные монеты. Пальцы выдавали его волнение:
они сжимали и комкали знакомую мне егерскую шапочку в
крупную серую клетку.
— Вань! — шепнул мой сосед парню, стоявшему впереди,—
Возьми щит!
26

Ванька молча отмахнулся!
— Вот человек, а? — возмутился старик.— А я как же? Меня,
вишь, как слеза прошибает?
Я взял у него щит. Он глянул на меня с благодарностью, вытер
мокрое лицо, и, показывая на стариков и старух, тихо сказал:
— Родители! То-то извелись они, сердешные, когда со всей
округи стали сюда гробы свозить, в братскую могилу. Каждый
своего хочет узнать. Да разве это мыслимо? Одни скелеты? Кто без
руки, кто — без ноги, у кого — голова пробита... А вон тот,
видите, стоит в очках и при орденах — Семен Петрович. Прибыл к
нам недавно, уговариваем его — зоотехником быть у нас в колхозе:
много знает человек. Посмотрю,— говорит,— а пока избу буду
рубить, хочу под старость рядом с сыновьями поселиться. Конеш-
но, кабы живы были, может куда и подался бы: он много по свету
ездил. А вот мертвые привязали его к одному месту. Так и
назначили его в районе: за памятником глядеть, чтоб, значит, порядок
был, и детишкам про войну рассказывать, чтобы они всегда про
героев правильное понятие имели...
С неделю я ходил еще на Рузу, и всякий раз возвращался с реки
мимо памятника: у его подножья никогда не увядали цветы.
И я опускал к ногам офицера веточку черемухи, сирени или
букетик синих, красных или розовых полевых цветов — по обычаю
солдатской дружбы и в знак уважения к отцу двух героев, у
которого почти ничего не осталось, кроме этой братской могилы на
скрещении двух дорог...
Кияс Меджидов
ЧЕЛОВЕК У ВОДЫ *
такши был мой сосед. Но до того
памятного дня, о котором пойдет рассказ, я к
нему не присматривался.
Дома он бывал редко: работа на
метеорологической станции вынуждала его
проводить большую часть дня в горах,
где он измерял уровень воды в реке.
Изредка мы встречались на мельнице, где частенько ночевал
Атакши, и когда я спрашивал его, как он живет, слышал в ответ
привычную фразу:
*) Начиная с этого сборника, редколлегия альманаха будет знакомить
читателей с рассказами и стихами русских и советских писателей о рыбной ловле,
напечатанными в разное время в других изданиях.
27

— Спасибо! Довольно хорошо провожу дни своей жизни:
здоров и сыт.
Он был молчалив. В селе считали его добрым, хотя я не раз
видел, как хмурится его смуглое лицо и горят огнем острые, карие
глаза.
Пожилой, худощавый, он ничем не выделялся среди наших
горцев и ходил вдоль реки, как и все степенные лезгины: медленно и
не глядя под ноги. Глаза его всегда были устремлены вперед, в
легких чириках двигался он бесшумно и казался горным орлом,
который видит среди скал любую маленькую точку: будь это заяц, лиса
или куропатка.
Работа у него была не сложная, но выполнял он ее с большим
усердием.
Над шумной рекой висел канат. По канату можно было
передвигаться на подвесной люльке. Из этой люльки Атакши и
производил свои измерения.
Кто-то в шутку прозвал его «речным человеком», и прозвал
правильно. Как и все мы, он любил горы, голубое высокое небо, скалы
и густые рощи ивняка, облепихи и грецкого ореха. Но, видимо,
больше нас он любил бурную реку. Иногда я видел, как он, сидя в
люльке над самой мощной, серединной струей, не торопился взять
инструменты, подолгу любуясь тугими, седыми водоворотами. Что
он думал — не знаю, хотя мне, например, все эти струи и буруны
казались причудливым орнаментом на серебре, как у наших
прославленных кубачинских ювелиров.
С шумом — уууу— хаха — шшш! — разбивались о прибрежные
скалы могучие струи реки. И однажды признался мне Атакши, что
в этом шуме он слышит, как рождается единственное слово, которое
произносит река: — Ухаш! А слово это у лезгин заветное: они
произносят его, когда достигнута цель и когда можно вздохнуть с
облегчением.
— Река радуется,— сказал мне Атакши. — Она пробует свои
силы, валит в русло вековые скалы. Вот и говорит: — Ухаш!..
В тот памятный августовский день я вышел из дому с удочкой
в знойный час и хотел вечерком половить выше мельницы форелей и
усачей.
Тропа петляла над берегом, идти было жарко, и я все старался
быть ближе к скалам, где нависала тень и веяло прохладой. Над
рекой бесшумно летали стрижи и ласточки, изредка касаясь
крыльями беспокойной и светлой воды.
Люлька висела над водой, раскачиваясь на канате: Атакши был
на посту. Он смотрел, как резвые форели мелькают в струях
пятнистыми боками. А над его головой, высоко в небе, парили альпийские
галки: на черном их оперении огненными языками выделялись
красные клювы и ноги.
Когда я приблизился к Атакши, он тревожно перевел взгляд
с воды на далекие снежные горы, над которыми громоздились тяжелые
черные тучи. Порывами стал пробегать вдоль реки прохладный ветер.
28

Я устроился чуть выше каната и стал ловить из-за камня
серебристых, пятнистых форелей. А Атакши измерил воду, торопливо
собрал приборы, подтянулся на люльке к берегу и зашагал ко мне.
Ветер усиливался. Он поднимал воронкой столбы пыли, срывал
сухие травы на склонах и все это бросал в реку. Вода помутнела.
— Клевать не будет,— сказал Атакши,— надвигается гроза с
большим дождем. Пойдем, у меня уже есть рыба в садке.
Я спрятал в сумку трех форелей, смотал удочку и отправился
за Атакши.
Несколько выше его люльки в реке был порожек, у самого
берега он казался небольшим водопадом.
Над этим водопадом Атакши еще с утра укрепил на шесте
корзинку из проволоки. Когда рыбы подходили к тому месту, где вода,
пенясь, сваливалась через порог, и прыгали, чтобы не разбиться
о камни, то иногда заскакивали и в его корзину.
Атакши вынул пяток усачей и с десяток форелей, а остальных
рыб, ещё не уснувших, пустил в воду.
— Видишь, как получается,— сказал Атакши,— я слежу за
рекой, а она меня кормит.
Он спрятал корзину в кустах, положил рыбу в мою сумку, и
мы быстро пошли к мельнице: неподалеку в горах уже слышались
раскаты грома.
Мельница стояла поодаль от берега, к ее жерновам подходил
глубокий и узкий канал, который вручную соорудили еще наши деды.
У порога нас встретил приветливый, белоусый мельник.
— Я знал, что ты придешь,— сказал он Атакши.— Сын не уйдет
от матери, когда она хмурится,— и показал на реку, по которой уже
хлестал косой дождь.
Мельник провел ладонью по усам, и они вдруг стали черные,
как агат.
— Ты тоже думаешь, что пойдет силь, Эрзуман? — спросил
Атакши, прячась от дождя под навесом.
— Хоть по приборам, хоть на глазок,— подмигнул мне
мельник,— догадаться не трудно: после такой засухи помчится сейчас
поток, потом одна грязь поползет. Как там с Черной речкой?
— Открыл я приток, придется туда рыбу направлять.
— Девчат тоже захватим,— кивнул мельник в сторону трех
девушек, которые остановили жернова и собирались жарить на
очаге нашу рыбу.
Мы уселись на самодельной скамье перед дверью и молча
смотрели на бушующую реку. Она менялась на глазах. Белая пена стала
желтой. Река словно вздыбилась и бросилась на прибрежные
кусты. Зубчатая ее поверхность дрожала от сильного ветра и дождя.
Над нашими головами отрывисто, звонко, с треском ударил гром.
Мы поспешили спрятаться в мрачном зале, куда еле проступал свет
в этот хмурый час.
Но у самого очага было светлее, и живительное тепло огня,
от которого шли вкусные запахи жареной рыбы, заставило нас хоть
29

на время забыть и о ливне, и о ветре. Да и девушки, беззаботно
щебетавшие у стола, как-то отвлекли нас от грустных мыслей о
непогоде.
Когда большая сковорода была очищена, ливень стал проходить.
С ним отдалились и вой ветра, и грохот грома, и сумерки.
Атакши распахнул дверь и изменился в лице. Река сделалась
черной, как влажная земля. И из этой страшной воды иногда
вылетали над порогом бешено мчавшиеся с верховий круглые камни,
и падали на дно, раскидывая грязные брызги.
— Песок пошел или грязь? — спросил мельник.
Атакши вышел на берег, зачерпнул воду ладонью.
— Песка совсем мало,— крикнул он. — Сейчас надвинется
черная чума.
Он вернулся к нам и сел скрестя ноги. Но чашку с чаем не взял,
прислушался и — вскочил.
Река, только что бушевавшая в берегах, вдруг затихла, и мне
показалось, что я оглох.
С мельником мы выбежали вслед за Атакши к берегу. На реке
не было ни волн, ни брызг. Вода ушла. Во всю ширь фарватера
ползла теперь только липкая, черная грязь, и где-то в ней гремели
камни. Страшная картина: будто неведомая сила тянет по булыжникам
широкий и длинный, грязный палас.
— Конец всему живому! — горько сказал Атакши.— Глядите,
как гибнет рыба.
Не забыть мне этих минут! То здесь, то там, поднимая головы из
липкой грязи, рыбы жадно глотали воздух и снова опускались
в кашу ила и грязи. Иногда усачи и форели не проваливались на
дно, и казались торчащими из грязи сучьями или палками.
— Забирай девчат, пусть возьмут ведра, корзины, пошли, пока
нет воды! —сказал Атакши мельнику и засучил штаны выше колен.
Мы спустились метров триста и вышли на равнину, где река,
вырываясь из теснин, загрязнила широкую пойму.
Грязь разлилась здесь невысоким слоем — в две пяди, и в ней
торчали живые «палки» или виднелись еле заметные ямки.
Атакши и Эрзуман начали собирать рыбу, я с девушками
относил к берегу корзины и ведра, наполненные усачами и форелями.
Среди них виднелись и небольшие лососи.
— Быстрее к Черной речке! — скомандовал Атакши,
подхватывая две последние корзины с рыбой.
В устье речки вода была почти светлая, и многие рыбы,
прочистив жабры, поднялись по ней выше щита, который еще в
незапамятные времена построили дагестанские рыбаки. А уснувшую
рыбу девушки сложили в траве на берегу.
Когда мы пошли в обход по пойме еще раз, из села прибежали
мальчишки. Атакши и их заставил промывать рыбу в Черной речке
и выпустить живую.
Со всех соседних скал слетелись к пойме орлы, вороны, сороки
и даже оляпки и начали подбирать рыбу, валявшуюся в липкой
30

жиже. А в самой Черной речке, когда Атакши закрыл щит,
прыгали и плескались форели, как в большом пруду.
Вечерело. Мельник с девушками ушел молоть зерно. Я
потянулся за ребятами в село, неся тяжелую сумку, в которой лежали
отборные усачи и один лосось. Атакши остался у Черной речки.
Он сказал мне на прощанье:
— Зайди к сыну, пусть ружье принесет и вот эту рыбу
захватит.
— Что ж, и ночевать тут будешь? — спросил я.
— Придется. До утра река не осветлится, а в Черной речке
у рыбы много врагов. Чуть стемнеет, заскулят, зашумят по всем
зарослям лисицы и шакалы, волки и рыси. Нужен глаз да глаз.
А я просижу ночь — будем все с рыбой.
Я шел домой и думал, что плохо знаю «речного человека»,
действительно доброго и чистого душой.
И, просыпаясь ночью, думал о нем: горное эхо далеко
разносило выстрелы Атакши. За всех нас он один не спал в эту ночь и
пугал зверей у истока Черной речки в пойме бурного Самура...
Ахты, Дагестанская АССР
Авторизованный перевод с лезгинского
Вл. Архангельского
Н. Коваль
„ЧУДАК"
И каждая новость,
ебольшая деревушка на берегу канала
каждое лето густо набита дачниками.
Из года в год приезжают сюда на
отдых почти одни и те же люди. Среди
дачников много страстных рыболовов. Все
они давно перезнакомились друг с
другом.
каждая рыбацкая сенсация становится
известной не только им, но и всему населению деревни в тот же день,
а по категорическому утверждению местного перевозчика Анато-
л и я — даже за полчаса до своего фактического появления.
В этом году, задолго до общего съезда дачников, в воскресный
майский день пятитонный грузовик остановился за избой Матрены
Перепелкиной почти у самой кромки канала. Из кабины выскочил
плотный румяный здоровяк лет тридцати пяти, среднего роста в
потертом военном френче. С помощью шофера он открыл кузов
машины, и ее содержимое предстало перед любопытными глазами
собравшихся колхозниц и ребятишек.
31

Любопытство было обоснованным. Все избы в деревне были
арендованы еще с зимы, а то и с прошлогодней осени. Дом
Матрены — старая развалюха —единственный, остававшийся
свободным каждое лето. И колхозницам не терпелось поглазеть на
имущество нового дачника, с которым тот решился поселиться в этой
лачуге.
Но ничего, кроме большой, деревянной и довольно старой
колоды утлой формы, только при богатом воображении отдаленно
напоминавшей лодку-плоскодонку, в машине не было, да и быть
не могло: колода занимала весь кузов. Разочарованные женщины
вопросительно взглянули на приезжего.
— Федор... как тебя... Лександрыч, помнится... Чего же ты
приволок-то? — недоуменно протянула Матрена.
— Самое ценное приволок,— весело отозвался здоровяк.—
Семью я перевезу потом, когда потеплеет. Была бы на месте моя
красавица — вот что важно... И он кивнул в сторону колоды.
В толпе любопытных хихикнули.
— Ну-ка, бабоньки,— повернулся к ним приезжий,— чем
смеяться, помогите-ка лучше стащить Катюшу на землю.
Соединенными усилиями чуть ли не двух десятков человек и с
помощью деревянных катков колода была снята с машины,
подтащена к самой воде и перевернута кверху дном. Весь день
приезжий дымил на берегу костром, смолил днище своей «красавицы»,
красил борта голубой краской, а на самом носу под конец вывел
крупными печатными буквами: Катюша.
Старый Тимофей, колхозный табунщик, по причине
постоянного пьянства носивший кличку — Лимон, молча наблюдал за его
работой. Когда все было кончено, Лимон поднялся с пенька, на
котором сидел, подошел к колоде и, ткнув сапогом в толстый
железный брус, набитый на ее дно, спросил:
— И чего на этой гробине делать сибираесси?
— Рыбу ловить,— отозвался здоровяк.
Лимон усмехнулся, подошел вплотную к приезжему и дохнул
ему в лицо сивушным перегаром:
— И-их! Чудак, прости господи... Ты, слышь-ка, как
потопнешь, поклон моей старухе — покойнице передавай... Она-те там
блинов испечет, заправисси на своих похоронках.
— Это можно,— добродушно согласился приезжий.— Только
всухомятку-то блины в горло не полезут. Ты бы уж мне на
дорогу, а? — И он выразительно щелкнул пальцем по своей полной,
короткой шее.
— Заходи,— совсем развеселился Лимон.— Каждое
воскресенье по четыре литра выгоняю! Чиста, что твой хрусталь!
— Вот, спасибо, дорогой, так же весело подхватил приезжий.
Вечерком — жди. Вдвоем зайду — с милиционером.
Лимон оторопело выпучил глаза, громко сплюнул в мутную
воду канала и, ничего не сказав, зашагал прочь от приезжего вверх
по улице.
32

Вскоре нового дачника знала уже вся деревня. Живость
характера, веселая общительность и постоянное вмешательство в жизнь
окружавших его людей привели к тому, что все в деревне как-то
очень скоро забыли его отчество и Федора Александровича стали
называть просто по имени. Был он преподавателем, о своей
профессии говорил редко, но на рыболовные темы мог беседовать и спорить
часами. Все, что касалось рыбы, Федор Александрович знал
идеально. Целыми страницами цитировал наизусть Аксакова и
Сабанеева, знал все старые и современные труды по ихтиологии и
руководства по рыболовному спорту. Все свободное время он
проводил на воде. Рыбная ловля была его страстью и даже своим
внешним видом он старался быть похожим на этакого заправского
рыболова. Старая соломенная шляпа с обгрызанными полями и
продавленным дном или такая же старая выцветшая фуражка с
оборванным козырьком, обтрепанная шинель фронтовых лет или
залоснившееся от времени, коротенькое, дырявое пальто, резиновые
сапоги и фанерный чемоданчик, вмещавший одновременно запас лесок,
крючков и грузил, банки с червями и пойманную рыбу — все эти
атрибуты были неотделимы от его круглой, подвижной фигурки,
от его всегда добродушного, румяного и почти красивого лица.
Но на рыбалке Федору Александровичу удивительно не везло.
Опоздаешь на утреннюю зорю, придешь на дамбу, когда там уже
ни души, спросишь перевозчика —кто был?
— Федя с ночи сидел. Четырех ершей унес.
Или:
— Чудак на своей колоде все утро проторчал у бакена.
Окунька поймал — вот, такусенького....
С легкой руки Лимона кличка «чудак» накрепко приросла
к Федору Александровичу. Основания для этого были. Но...
Наше знакомство состоялось в субботний вечер, когда все
лучшие места на берегах водохранилища, бетонные дамбы заградворот
и даже лодочные пристани были густо усеяны приезжими и
местными рыболовами. В этот вечер я раскинул свои поплавочные
удочки с травянистого пологого мыска на самом краю Ивановского
залива. На что-нибудь путное надеяться не приходилось, но ничего
не поделаешь: лодки у меня не было, а без нее в наших краях до
настоящей рыбы не добраться. Впрочем, горевать об этом было
некогда. Стайки мелкого окуня дружно обрабатывали крючки моих
удочек и делали это совершенно безнаказанно. За какой-нибудь час
половина банки красных навозных червей перекочевала в залив,
а на кукане болталась всего-навсего пара окунишек длиной с
ладонь. Как я ни изощрялся в подсечке, сходы не прекращались.
Ясно крючки были велики для этой мелочи. Но уходить не
хотелось, и я продолжал непродуктивную ловлю.
— Любопытно!..— прогудел за моей спиной мягкий баритон. Это
вы таким способом рыбку подкармливаете?

Я оглянулся. Сзади меня со связкой удочек в одной руке и
стареньким чемоданчиком в другой, с каким-то подобием соломенной
шляпы на голове стоял широко улыбавшийся человек. Я тотчас
узнал в нем приезжего и в двух словах объяснил свою неудачу.
— Дайте-ка взглянуть... Ну, голубчик мой, конечно, на такие
крючки только сомов ловить.
Даже не спросив моего согласия, он оторвал крючок, порылся
в своем чемоданчике и, найдя крючок поменьше, привязал его на
место первого.
— Попробуйте-ка....
Поплавок нырнул, и я выбросил на берег полосатого окунька.
— Вот это дело! Продолжайте в том же духе... Да будет вам!
За что благодарить? Не пропадать же зорьке.
Не слушая моих возражений, он переоснастил своими
крючками остальные удочки.
— Так-то лучше. А ваши крючочки — вот, они: в бумажке на
траве — не забудьте, когда соберетесь домой. Да, кстати, не
желаете ли со мной послезавтра посидеть на фарватере? У меня —
лодка. Подъем ровно в четыре. На слободке живете? Не
беспокойтесь, найду... У вас клюет!
Я повернулся к удочкам, Федор Александрович пошел к деревне.
— Вы собираетесь с этим чудаком на рыбалку? — удивленно
поднял брови мой сосед по даче, когда я рассказал ему о своем
новом знакомстве.
_ ?
— Во-первых, на его «Катюше» вы будете делать по десяти
метров в час, а, во-вторых, ловить рыбу вам вообще не придется. Я
имел несчастье согласиться на поездку с ним неделю тому назад. Вы
думаете, мы что-нибудь поймали? Мы даже не приступали к ловле!
На половине дороги к условленному месту он заметил, что у входа
в канал кто-то роет торф и заставил меня грести к берегу. Ладно,
подъезжаем... Выясняется, что какие-то колхозники запасаются
удобрением для своих приусадебных участков. Ну, и на здоровье!
Так, нет — он потратил битых два часа на разговоры с ними,
доказывая, что рыть ямы в непосредственной близости от русла
канала нельзя, что это, видите ли, разрушает берег, что торф можно
добыть, отойдя подальше, на болоте, что канал строили для их
же пользы, что это народное достояние и его надо беречь и прочее
и т. п. Словом, прочел этим колхозникам целую лекцию, а затем сам
отправился с ними на болото рыть торф, утверждая, что там он даже
лучше и полезнее для огорода, чем тот, который они выкапывали
у самой воды. Ну, конечно, вся рыбалка насмарку... Чудак!
Форменный чудак! Канал имеет охрану, это ее дело наблюдать за
порядком...

Катюша действительно оказалась тяжелой на ходу. Двумя
парами весел ее было так же трудно разогнать, как и остановить
потом, когда, набрав силу инерции, эта колода проявила
неукротимую волю к движению. И только после того, как мы стали
на якорь на самом краю фарватера, обнаружились ее положительные
качества. По ней можно было ходить, как по суше, перевешиваться
с борта к воде — лодка даже не шевелилась. Полутораметровая
волна после прохода волжских судов едва приподнимала ее и тут же
плавно опускала на место. Шесть человек могли бы свободно
разместиться в ней и улечься спокойно спать — никакое волнение на
воде Катюше не было страшно.
Пока Федор Александрович оснащал свои донки
собственноручно отлитыми свинцовыми грушками-грузилами граммов по
100—120 каждая, я успел сделать первый заброс. Поклевка
последовала через две-три минуты и я вытащил полукилограммового
подлещика.
— Ага, начало есть! — отметил Федор Александрович. Сам
он не торопился расставлять свои снасти. Улыбка блуждала на
его губах и широко открытыми глазами с какой-то детской
непосредственностью он вглядывался в даль, едва позолотевшую на
востоке, в темную зубчатую полоску ельника на взгорье,
становившуюся тем чернее, чем больше светлело небо, в неподвижно
застывшую гладь водоема, такую прозрачную и чистую здесь на глубине.
Было тихо. Над водой клубился туман, то обнажая, то пряча
от нас группу островов и одинокий полузатопленный куст
ивняка.
— Вы видите этот куст? А знаете, что это такое? Это птичья
гостиница. Да, да! Что вы улыбаетесь? До того, как трясогузки
после прилета разбились на пары, он был местом их ночлега. Когда
ночью на лодке вы проезжали поблизости от него—целый оркестр
серебряных бубенчиков среди ночной тишины взлетал над вашей
головой... Потрясающе!.. А тот островок, видите? Это — пляж.
Как чей? Норки. Каждое солнечное утро одна норка приплывает
сюда и вылезает на камни погреться на солнце. Никогда не видели?
Удивительно! И того, что в камышах протасовского залива у
самого торфяника живут две пары норок, не знаете? Постойте,
постойте... вы же говорили, что живете здесь уже несколько
лет?..
Звякнул колокольчик. Второй подлещик запрыгал на дне лодки.
— Федор Александрович, ставьте донки! Берет-то как...
— Это только разведчики, отозвался он, с явным сожалением
отрываясь от картины занимающегося утра. Я вам, голубчик,
такого сейчас вытащу, что вы ахнете.
Он закрутил над головой поводком с грузилом и в тот же
момент на берегу раздалось фырканье легковой машины. Федор
Александрович насторожился и машинально разжал пальцы.
Свинцовая грушка описала в воздухе широкую дугу и, увлекая за собой
лесу, а затем и удилище, где-то далеко позади нас на мели ударила
35

по воде с таким плеском, что все ерши должны были там
неминуемо всплыть брюхом кверху.
— Донка, донка! Что же вы...
— Тише... оборвал он меня. Наплевать на донку! Вы слышите?
Это, наверное, опять они...
— Кто — они?
— Молчите....
Было уже совсем светло, но туман все еще скрывал от нас
противоположный берег. Человеческих голосов мы не слыхали,
но через несколько минут раздался легкий плеск весел по воде и
две байдарки проскользнули между островами в сторону залива
на нашей стороне.
— Сматывайте донки,— распорядился Федор Александрович.
— Но зачем?
— Как, зачем? Это браконьеры! Второй раз на этом месте их
встречаю... Невод — в ячею мизинцу не пролезть, представляете?
Всю молодь выцеживают... Поднимайте якоря!
Наскоро смотав снасти, я попытался поднять груз в одиночку,
но это оказалось невозможным. Старый коленчатый вал и
металлическая рама от какой-то машины, разысканные Федором
Александровичем в куче железного лома за колхозной кузницей, честно
служили свою службу, удерживая Катюшу на любом течении. Но
вот поднять их со дна... Уцепившись вдвоем за пеньковый шнур,
мы кое-как вытащили коленчатый вал. Но рама никак не хотела
поддаваться — она лежала на дне плашмя, и ее успело засосать илом.
— Вот что: идите на корму и раскачивайте лодку,—
командовал Федор Александрович,— я тут сам...
Он стал на носовую часть, ухватился за шнур обеими руками и
что есть силы рванул его кверху. Шнур лопнул, и мой знакомый,
потеряв равновесие, нырнул в воду. Глубина здесь была
порядочная. Я бросился к носу лодки, но Федор Александрович
вынырнул, как мячик, прежде чем я успел протянуть ему руку.
— Упустить такой чудесный якорь! Это же несчастье... Ну, что
вы смотрите? Гребите! Я обойдусь без вашей помощи... Гребите
же! — ворчал он, действительно легко переваливаясь в лодку
через низкий борт.
Легко сказать — гребите. Я налег на весла изо всех сил. Весь
мокрый, даже не вылив воду из резиновых сапог, Федор
Александрович взялся за другую пару весел, и Катюша начала свои десять
метров в час.
Мы увидели приезжих вдалеке от нас у входа в залив. Трое из
них на двух байдарках сбрасывали сети, стремясь перегородить
весь плес, двое других шли в камышах, держа конец веревки.
Катюша неожиданно стала на мелководье, зарывшись носом в ил.
Чертыхнувшись, Федор Александрович спрыгнул в воду и,
разбрызгивая грязь и с трудом выдергивая ноги из топкого
придонного ила, побежал к заливу. Его заметили.
Глядите, опять этот тип! — крикнул человек с байдарки.
36

— Его уже кто-то выкупал,— ответил с берега другой.— Иди-
иди сюда, мы тебе добавим... Он закончил фразу нецензурной
бранью.
Двое против пятерых? Но размышлять было некогда,
столкновение казалось неизбежным и, оставив лодку на мели, я
спрыгнул в воду, спеша на помощь товарищу. Однако все решилось
неожиданно.
— Драться с вами я не собираюсь, но если вы сейчас же не
уберетесь отсюда — баритон Федора Александровича визгливо
сорвался на высокой ноте — я вызову охрану с заградворот, а прежде —
проколю все шины на вашей машине!
— Попробуй только!
— А это вы сейчас увидите...
Федор Александрович побежал назад навстречу мне. Вдвоем
мы с трудом раскачали лодку и, стащив ее с мели, взялись за весла.
— Вы это серьезно... насчет прокола?
— Тесс... это — маневр. На худой конец — запишем номер
машины.
Мы гребли к противоположному берегу. Но Катюша не прошла
и четверти пути, когда наш маневр подействовал. Видимо,
противники поверили в то, что угроза может быть приведена в действие.
А свет для них не сошелся клином на одном нашем заливе. Обе
байдарки по кратчайшей линии пересекли водоем за островами.
Раньше чем мы достигли его середины, вся компания уселась в
машину, привязав свое имущество к решетке на верху кузова.
Преодолев береговой подъем, машина через минуту уже выбиралась
на шоссе.
Смотреть на Федора Александровича было и страшно и смешно:
грязный и мокрый с головы до ног, в одном сапоге (второй он
потерял, когда бежал по топкому мелководью) с посиневшим от
холодного купанья лицом, он сиял от радости так, что мог соперничать с
солнцем, давно уже поднявшимся над каналом.
— Ай да мы! Ай да рыбачки! Целую банду с канала вытурили!
Гуляй, рыбка, без опаски — пока я жив, этим негодяям я покоя
не дам! Жаль, номерок машины не удалось записать — я бы
дознался, кто эти субчики...
На розыски потерянного сапога и заброшенной на мель донки,
на чистку и сушку намокшей одежды ушли последние утренние
часы. Солнце пекло во всю свою летнюю силу, когда мы
возвращались домой.
— Испортил я вам рыбалку... Вы на меня не в обиде? Не
жалеете, что связались со мной? Я понимаю, два подлещика — это
не ловля....
Я не жалел.
Когда внук Лимона, одиннадцатилетний Санька, принес
первого серебряного карпа, пойманного им в другом заливе в
западной части водоема, все местные любители бросились туда. Но
37

их ждало разочарование. Ни на одной известной яме, ни в одном
омуточке у рыболовов не было поклевки. В часы прилива воды с
водохранилища карп брал только под сваями моста, там, где в
узкий залив за военным дачным поселком вливался лесной закоря-
женный ручей. Но мост накрепко оседлала компания военных.
Каждую утреннюю и вечернюю зорю с двух сторон деревянного
настила они спускали в воду в два, единственные, чистые от коряг,
окошка почти пятиметровые «пауки» — подъемники и,
посмеиваясь над доночниками и поплавочниками, набивали ведерки
свежей рыбой. Никакие переговоры с ними не привели ни к чему.
Никакие доводы и даже угрозы на них не действовали,
В эти дни Федора Александровича не было видно ни в деревне,
ни на водоеме. О том, где он пропадает с утра до вечера, не могла
ничего рассказать даже его жена. Только один человек —
перевозчик Анатолий — знал все. Как всегда.
— Этот ваш чудак третий день из ног глухоту выбивает.
Настырный! Политотдел этих военных разыскал — а что толку?
Объяснили ему: товарищи заслуженные, уважаемые... Отдыхать они
имеют право или нет? Всей рыбы им не выловить, ну и пусть
забавляются. Участковый наш его тоже направил: ты, говорит, газеты
читаешь? Что сейчас во главе угла? Борьба с самогоном. А ты мне —
рыба! Рыба подождет. Спекуляции тут нет — для себя люди ловят...
Сунулся он к нашей водной охране. Чудак!.. Только ей и заботы,
что браконьеров ловить. Да и когда ей этим заниматься-то? Вчера
с мухарем, третевось с мухарем....
Дня два спустя после этого разговора Федор Александрович
неожиданно сам зашел ко мне.
— Театром интересуетесь? Приглашаю на премьеру. Если не
поленитесь, пройдемте завтра к заливу. Только встать надо
затемно, часика эдак в два. Спектаклик должен быть занятным. Один
уговор — никому ни звука
В три часа утра мы сидели в густом кустарнике на склоне
лесного холма. Мост и дорога к нему были видны отсюда, как на
ладони. Плотная стена леса закрывала от нас зарю, но
просыпающиеся птицы рассказывали о ней на своем языке. Вот на самую
вершину мохнатой ели, склонившейся над еще черным плесом залива,
вспорхнул дрозд и свистнул такой дудкой, что соловей, до той поры
щелкавший в малиннике у самой воды, поперхнулся и замолчал.
Дрозд свистнул еще раз, словно пробуя голос, а потом начал
выделывать такие коленца, что ночной певец больше уже и не
заявлял о своем присутствии, видимо, поняв, что время его
выступления кончилось. Заверещали синицы. Сначала робко, потом все
бойчее и увереннее начал свои трели зяблик, усевшись на березе —
как раз за нашей спиной. С каждой минутой к общему хору
прибавлялись все новые, вначале полусонные и невнятные, но
постепенно все более крепнущие голоса. И, наконец, праздничная
увертюра наступающего дня, так знакомая каждому, кому только
приходилось встречать утро в лесу, зазвучала во всей своей полноте.
38

Под мостом звонко плеснула рыба. Где-то дальше таким же
плеском ей ответила другая.
Федор Александрович тронул меня за рукав.
— Вы заметьте, ни одна пичуга не промолчит... Рыба — и та
по-своему встречает эту красоту,— он указал вдаль, где залив,
смыкаясь с широким простором водохранилища, начал розоветь.—
И удивительно, что есть еще такие равнодушные люди, которым
все это не только не дорого, а...
Приближающиеся голоса помешали ему продолжить речь.
На дороге показалась группа людей с длинными шестами и
свертками сетей на плечах. Они остановились на мосту и начали
разбирать свои снасти.
— Ну, занавес поднимается,— прошептал Федор
Александрович.— Действие первое...
Макальщики, как в насмешку называют у нас рыболовов с
подъемниками, опустили свои снасти в воду, положив шесты поперек
мостовых перил, и закурили. Они не спешили поднимать их вновь,
и я все еще не понимал, почему так нервничал мой знакомый. Он
непрерывно ерзал на месте, а глаза и все лицо его были так
напряжены, словно он гипнотизировал рыболовов, стремясь заставить их
скорее вытаскивать свои «пауки». Но вот, наконец, один из них
взялся за веревку и потянул ее. Она не поддавалась. Рыболов
потянул сильнее.
— Внимание,— толкнул меня в бок Федор Александрович,—
действие второе...
Вся группа перешла на одну сторону моста и, облокотившись
на перила, заглянула вниз. Еще мгновение — и посыпалась
громкая, невеселая ругань. Сетка громадного паука была
изорвана и висела клочьями. Рыболовы втащили снасть наверх и,
видимо, ничего не могли понять. Федор Александрович ликовал, но,
боясь выдать наше присутствие, выражал свою радость только
веселыми ужимками и гримасами, то и дело дергая меня за руку
и указывая вниз на мост. Когда такая же история повторилась с
другим пауком, поднятым с противоположной стороны моста,
режиссер этого спектакля уже давился от хохота и пополз в
кустарники на вершину холма, подальше от происшествия, чтобы там
отсмеяться вволю.
Но любители легкой добычи были обозлены не на шутку и,
по-видимому, решили выяснить причину своей неудачи. Один из
них разделся и, спустившись с кручи, полез в воду. Он долго
бродил под мостом, шарил по дну руками, потом позвал на помощь
своих друзей. Уже втроем рыболовы пытались что-то вытащить
из воды, но вскоре, отплевываясь и ругаясь, вылезли обратно на
берег. Через несколько минут вся компания, забрав свои порванные
снасти, ушла по дороге к поселку. Федор Александрович вернулся
ко мне.
— Что вы там натворили?
Он весело подмигнул мне.

— Ночь мучений, не считая расходов... Сухостой здесь на
бугре грозой повалило, помните? Ну, сторговал у лесника четыре
еловых орясины, отпилил с его помощью середки посучковатее да
поершистей —и в ручей! Всю ночь их проволокой увязывал
между собой, да еще к сваям и к камням-грузилам подвязал...
Верите: от ледяной воды до сих пор ноги гудят! Ну, хоть не
зря...
— Могут вытащить...
— Ни за что! Разве трактором только... Запутал я их на
совесть. Проволока с карандаш толщиной — ее не порежешь. А
распутывать — на это им всего лета не хватит. Да эти макальщики сюда
больше и не сунутся. Зато удочкой лови — не хочу!
Федор Александрович ошибся. Макальщики появлялись на
мосту еще несколько раз, но результаты у них были те же:
порванные сети и ни одной рыбы. Их попытки расчистить старые
окошки на дне не привели ни к чему. А наши поплавочники за лето
поймали там не одного карпа. Правда, порою у них путались и
рвались лески, но рыболовы относили это за счет резвости и хитрости
килограммовых экземпляров толстобокого «метиса» (гибрид
серебряного карася и карпа). О проделке Федора Александровича не
узнал никто. Только к зиме, когда была наполовину спущена вода
в водохранилище, кто-то уничтожил часть подводных
заграждений, выбирая топляк на дрова.
Мы возвращались домой кружным лесным путем по узкой
тропе вдоль залива, проложенной рыболовами. Федор Александрович
вернулся к старой теме разговора.
— Люблю людей! Вы же знаете: на рыбалку и то почти никогда
в одиночку не езжу. А вот одну категорию не выношу —
равнодушных. Поверьте, не так вреден хищник, как наше равнодушие
к его существованию. Ну, посудите сами: что тут было делать?
(И он повторил мне все, что я уже слышал о его мытарствах от
Анатолия). Я понимаю: это не метод... Может, это даже смешно. Но я
не нашел другого средства, а помочь — никто не хочет. У всех —
отговорки. Что? Частный случай? Вот я вам сейчас покажу такое,
что вам станет тошно и стыдно за человека. И знаете, кто в этом
виноват? Мы. Мы — все! Вот смотрите...
Прибрежная тропа из орешника вывела нас к воде. На берегу
были многочисленные следы костров, валялись пустые
консервные банки, бутылки, клочья бумаги. Чем ближе мы подходили к
водохранилищу, тем больше был захламлен берег. Кучи мусора
виднелись и тут и там. Красивейший лесной уголок стараниями
туристских групп и других воскресных его посетителей был
превращен в грязную свалку. Но этого мало. Лес был весь изранен,
повсюду торчали свежие пеньки молодых деревьев, многие из которых
валялись тут же, срубленные и брошенные без пользы. На старых
деревьях были следы топора, вырублены куски древесины, видимо,
так, от нечего делать, кем-то из «отдыхавших» здесь людей.
Чудесные рыболовные места, удобные подходы к окуневым и лещевым
40

затонам, заливчикам, береговые «сижи», были замусорены и
загажены так, что хотелось скорее миновать их, уйти подальше.
— Вы знаете Херлуфа Бидструпа? Ну, этого знаменитого
датского художника? Карикатурист, я вам скажу, отменный! Есть
у него серия рисунков под названием «Лесные свиньи».
Представьте себе такое дело: семья отправляется на пикник и бродит по лесу
в поисках подходящего места. Ну, возмущается, конечно, что всюду
вот такие же кучи мусора валяются, оставленные другими
людьми. Наконец, найдя чистенькое местечко, семейка эта
располагается на отдых, а затем, уходя, оставляет после себя такую же грязь.
Зло, а верно! Ну, скажите: неужели так трудно сжечь ненужную
бумагу, зарыть эти банки и бутылки, уничтожить все следы своего
пребывания с тем, чтобы новым посетителям этих чудесных мест
не испытывать чувств гадливости и отвращения? Нет! После нас
хоть потоп... Свинство!
Федор Александрович остановился, словно что-то вспомнив.
— Погодите-ка... Вы «Огонек» не получаете? Ну, придем домой,
я вам покажу августовский номер. Две страницы фотографий —
да каких! Сняты, понимаете, красивейшие лесные уголки, а под
ними заголовок «Вход всем свободен». Это же надо придумать:
«всем»! Да, что вы, я не против туризма — наоборот! Туризм надо
всячески пропагандировать. Только этого, голубчик, мало. Надо
еще учить — особенно молодежь! — любви к природе, бережному
отношению к ней. А вредителям ее — «вход» должен быть закрыт!
Раз и навсегда! Это, знаете, проще всего отчитаться, сколько там
за лето проведено лагерных сборов да освоено туристских
маршрутов, сколько сделано коллективных выездов на рыбалку или
охоту... А вот сколько мы с вами воспитали людей, бережливых к
богатствам и красоте природы своего родного края? Что вы на меня
так смотрите? Именно — мы, каждый из нас! Привыкли все валить
на комсомольские организации да на кружки любителей природы!
А сами что?! Наша хата с краю?.. Нет, как хотите, я не могу говорить
об этом спокойно! И когда я встречаю человека, который на все
это машет рукой или бубнит: «на наш век хватит, всего не
испортишь» — я готов вцепиться в него, как... ну, вы меня понимаете!
Федор Александрович вытер вспотевший лоб. Мы двинулись
дальше. Лес кончился. Тропа выбежала на проселочную дорогу
среди колхозных полей. Вдали показались крыши нашей деревни.
Зеркало водохранилища осталось вправо от нас, скрытое
искусственными береговыми насаждениями, так называемыми посадками.
Где-то в середине линии посадок вился густыми клубами дым,
смолистый аромат его утренним ветерком доносило к нам. Федор
Александрович забеспокоился.
— Вот, пожалуйста! Нашли место, а?
— Да, это, верно, пастухи на берегу...
— Не скажите! Прошлый раз вот так же в посадках у
Ивановского залива —помните, где вы окуней ловили,— причалила
шлюпка. Молодые туристы, видите ли, члены спортивного об-
41

щества «Крылья Советов»... А костер развели в корнях елки!
Заметил я их поздно, подошел, когда уже половина дерева сгорела.
Старший у них был, инструктор какой-то. Что ж, говорит, нельзя
уж на вашем берегу и каши сварить? Подумаешь, одно дерево — оно
костер от ветра защищает.... Я им — нотацию. Все эти посадки кто-
то ведь нарочно создавал! И с умом люди сажали: ближе к воде —
елки, за ними — дубки или березняк, чтобы опадающая листва не
засоряла водоема. Как этого не понять? А они — давай смеяться,
тоже, мол, защитник нашелся. Да еще один из них этакое
непечатное словечко ввернул. Ну, знаете, не стерпел — перевернул их
ведро с кашей прямо в костер...
— Да, не может быть!
— Честное слово. Только после этого и убрались... Знаете
что: вы идите. Встретите жену, скажите — пусть там завтракают
без меня. Я все-таки дойду, узнаю, кто там орудует...
Он свернул обратно к водохранилищу и почти побежал в
сторону развеваемого ветром дыма.
У самой деревни мне встретился знакомый лесной объездчик.
— Послушайте, что это за чудак тут у вас завелся?
— О ком это вы?
— Да, говорят, дачник ваш... Недели две назад заявился к
нам в лесничество, натарахтел, что у нас под носом лес портят,
а мы, дескать, глазами хлопаем. Теперь по воскресеньям старшой нас
в порядке очередности на береговую зону гоняет. Ну, оштрафовали
двоих безобразников, так ведь за всеми все равно не уследишь.
А, что портят—мы и без него знали. Кричит, паникует... Чудак
какой-то!
Я невольно обернулся и посмотрел в сторону водохранилища.
Дыма в посадках уже не было. На выходе из посадок по дороге,
ведущей от дамбы канала к деревне, широко размахивая руками,
шел кругленький среднего роста человек в смешной старой шляпе,
смятой на подобие блина.
Чудак?
Антон Пришелец
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ
IS М ••• дождик льет,
Wgfftk Все льет и льет —
Чч\чЧл ^ад озеРом> наД темным бором.
Xх^^1 А над дождем —
Поет пилот
Неунывающим мотором.
Дождя льняное волокно
Завесило кусточки, балки.
42

Но нет причины, все равно,
Для рыбака
Уйти с рыбалки.
Покачиваясь лодке в такт,
В своей пироге полусонной,
Он все сидит,
Чудак-рыбак,
Под островерхим капюшоном.
А дождик, дождик, дождик льет,
Все озеро плывет в тумане.
Но рыбка весело берет,
И рыбака — домой не тянет.
А я стою на берегу —
И разобраться не могу:
Зачем не ухожу я в дом,
Зачем я мокну под дождем,
И почему его терплю,
И почему я так люблю
И озеро, и рыбака, и мокрый шелест тростника,
И все, что здесь, передо мною — все наше
Русское, родное!
X. Херсонский
ПОЭТЫ-РЫБОЛОВЫ
тех пор как в альманахе
«Рыболов-спортсмен» были напечатаны первые стихи,
содержание нашей ежедневной почты стало
заметно изменяться.
Все чаще среди присылаемых
рыболовами рукописей мы стали встречать
стихотворные строчки.
Разные по литературному качеству, частенько написанные не
очень умелой рукой, эти еще недавно новые для нас письма-стихи
носят самый задушевный характер, чувства рыболова часто
бывают выражены в них наиболее горячо и непосредственно.
Именно письма-стихи!.. Только так к очень многим из них и
следует относиться. Они писались не для антологии избранных
произведений большой поэзии. И авторы, вероятно, не рассчитывали,
что эти скромные стихотворения кто-то будет во всеуслышанье
торжественно читать по радио или с эстрады. Нет, эти строки, по-
видимому, написаны просто от сердца к сердцу доверительно другу-
рыболову с единственным желанием поведать ему о своих мыслях,
воспоминаниях, поделиться хорошим настроением и своей любовью
43

к родной природе, своей приверженностью к любимому спорту —
ужению, или просто сказать о глубоком удовлетворении,
полученном благодаря целительному омолаживающему отдыху у реки
с удочкой.
Очень часто в этих написанных безыскусственно поэтических
строках оживают образы, которые теснятся в душе рыболова
в ожидании новых встреч с водой, по выражению С. Т. Аксакова,—
«красой природы».
«Каждый рыбак, не увлекающийся зимней ловлей, часто
в длинные зимние вечера обращает свой мысленный взор в недалекое
прошлое. Вспоминаются милые рыбацкому сердцу утренние и
вечерние зори, проведенные на берегу реки. Особенно прекрасны
зори утренние, с их бодрящей свежестью, плывущим над рекой
туманом, постепенно разгорающиеся на горизонте и несущие
с собою радость пробуждающейся природы, радость рождения дня.
Вспоминая, невольно мечтаешь о будущих рыбалках, о тех
зорях, которые встретишь еще впереди.
Именно такое настроение, уважаемые товарищи, с особой силой
возникло у меня сегодня вечером. За окном бушевала вьюга. Я был
один, и легкая тоска, вернее печаль, печаль временного
одиночества овладела мною. Невольно складываются строки:
Вьюга, вьюга, вьюга...
Вихри снежные летят.
Тяжело, друзья, без друга
Когда звезды не горят,
Когда все на белом свете
Заходило ходуном,
Когда рвет и мечет ветер
Поднимая снег столбом....
Но постепенно иные картины овладели моим воображением.
Река, потухший костер, туман...
Разве позабудешь
Утренний туман,
У костра потухшего
Наш рыбацкий стан?
Разве позабудешь
Солнца первый луч,
Отраженье в речке
Неба, леса, круч?
Замер неподвижно
Красный поплавок,
Но смотри внимательно
На него, дружок.
Все красней и ярче
Нежный свет зари...
Но гляди, гляди же...
Подожди, замри.
Хороши, товарищ,
Зори на реке.
Ты сидишь взволнованный
С удочкой в руке...
44

Что тебе милее?
Вряд ли скажешь ты...
Эта свежесть утра?
Или клев плотвы?»
Так пишет нам Владимир Фед. Тючкалов из села Баклуши,
Аркадакского района, Саратовской области.
А Виктор Георгиевский (Москва) присланным стихотворениям
предпосылает обращение, говорящее о том, что лучшие
поэтические строки складываются у него не за столом, не в задумчивой
тиши кабинета...
Писал стихи не за столом,
А в лодке, без карандаша
Строфа рождалась под веслом
И рифмой пенилась шурша.
Она взлетала в облака
Ей жить, быть может, суждено....
И только слабая строка
Бесшумно падала на дно...
А вот и одно из его стихотворений:
Будильник пробьет в четыре часа,
Готовятся бутерброды.
А тучами стянутые небеса
Предсказывают непогоду.
Какая бы завтра она ни была,—
Родная, не надо сердиться.
Ты скажешь: важнее ведь есть дела!
Но дома мне не сидится.
И ты не грусти, что не сходим в кино.
Что мной не дочитаны книжки,
Что из дому выйду темным-темно
Я с удочками, как мальчишка.
Вернусь я — не знаю в котором часу.
Но если ты ждешь с нетерпеньем
Тебе обязательно я принесу
Нечитанное стихотворенье.
Очевидно, словом «нечитанное» автор хочет сказать, что он
принесет домой новые, родившиеся на рыбалке стихи. Об этом можно
было написать яснее. И глагольное настоящее время «ждешь»,
может быть, не очень-то хорошо сочетается с будущим «принесу».
Точнее было бы сказать «если будешь ждать». Но не правда ли, в
целом в стихотворении есть свежее дыхание, лиризм и теплота?
Такие письма с приложением стихов, или, как я уже сказал,
просто письма-стихи, идут к нам нынче из Сибири и таежного
Дальнего Востока, с казахстанской целины и с Карпат, с далеких
берегов Сахалина — словом, со всех просторов Советского Союза.
Этому можно только радоваться. Но мы не можем напечатать
весь этот живой поток стихов, написанных рыболовами. Для него
не хватило бы места ни в одном журнале, ни в одной газете. Как
же быть?..
45

Просто отмахнуться от нашей почты и печатать стихи только
признанных поэтов?.. Поступить так — значило бы не понять
глубоких изменений, происходящих во всей жизни нашего общества,
поступить так — значило бы потерять чувство сегодняшнего дня,
не увидеть того нового, драгоценного, чем все мы богаты и сильны
сегодня и чем сильна и жива, в частности, советская литература.
Ведь лирические голоса рыболовов в нашей почте — это часть
поэтического голоса всего народа, мощного голоса самой
действительности.
Никогда еще в России самое непосредственное поэтическое
творчество читателей не было так велико, не лились у множества
людей так свободно, широко и счастливо стихи о жизни. Это уже само
по себе говорит о великих переменах, произошедших во всем
складе бытия ив сознании советского человека. И знаменательно, что
теплый поток таких писем со стихами продолжает увеличиваться с
каждым месяцем. Тут нет ничего необъяснимого — это еще одно
проявление свободно и бурно развивающихся, ищущих выхода в
творчестве душевных, духовных сил народа и любого отдельного человека.
Но в этой связи нам кажется своевременным поговорить с
нашими корреспондентами о некоторых вопросах, возникающих
нынче перед нашей специальной спортивно-рыболовной
литературой. Действительно: если нельзя напечатать все получаемые нами
стихи, то как быть? По какому признаку отбирать то, что следует
напечатать?
Вы можете сказать: отбирайте лучшее! И все тут.
Но что считать лучшим?
Хотелось бы, чтобы в этом общем нашем деле у нас было с
нашими корреспондентами полное согласие.
Можно всем сердцем понять рыболова-поэта, который свои
искренние патриотические чувства выражает описанием красоты
родной природы, рассказывает, как благотворно действует на душу
тишина на реке, как ласкают взор непередаваемо нежные краски
неба на восходе солнца, как волнует и радует нас рожденье дня,
ликующее пение хора птиц...
Нельзя не согласиться и с тем, кто рассказывает, как приятно
бывает ожидание первой поклевки и как радует поимка первого
красноперого красавца окуня или серебристой плотвы...
Ну, а как быть, дорогие товарищи, если все эти описания слово
в слово повторяются в тысячный раз?
Признаемся, нам уже тяжело бывает читать в рукописях, в
стихах и в прозе, как поднималось над рекой солнце, а рыболов
приподнял удилище — «есть!» — рыба заходила кругами, а удилище
согнулось в дугу... И наши читатели тоже поведали нам, что им
хотелось бы прочесть что-нибудь новенькое, свежее, в дополнение
к тому, что они уже давно знают по своему опыту и о чем
десятки раз читали.
Откуда взять это новое?
Не слишком ли узок круг тем, настроений, образов нашей спе-
46

циальной литературы, и особенно наших стихов? И не только узок,
но, пожалуй, и поверхностен?..
Подлинное искусство — всегда открытие. Открытие каких-то
новых явлений жизни, или малоизвестных сторон в ранее
сложившихся явлениях, открытие того, что не было оценено как
следует раньше. И согласитесь, что в любом нашем рыболовном
стихотворении необходимо должно присутствовать хотя бы немного,
и чем больше, тем лучше, этого живого настоящего искусства!
Скажем, лирика всегда говорит о личных переживаниях.
Лирический герой непременно требует самовыражения. Но ведь
если человек заглянет на самое дно своей
души, он непременно увидит там других
людей! А мы еще очень мало рассказали на страницах нашего
альманаха о своих современниках, о всей полноте жизни советских
рыболовов-спортсменов, о нашем сегодняшнем дне. И особенно
не богаты этим были до сих пор стихи.
Так пусть же впредь стихи о рыбной ловле, об искусстве ужения
и о нашей любви к природе всегда будут поэтически свежими,
образными и расскажут читателю что-то новое, пусть наши поэтические
воспоминания не будут оторванными от действительности и
потеснятся перед живой горячей современностью.
Создавая нашу отечественную новую спортивно-рыболовную
литературу, мы приложим общие усилия, чтобы всегда была
передовой, оперативной, чтобы беспокойно, творчески вмешивалась
в жизнь не только наша проза, но и поэзия.
«И только слабая строка
Бесшумно падала б на дно».
Дм. Еремин
НА РЕЧНОМ ОСТРОВЕ
(глава из романа)
ашке уже с утра этот день показался
опасным и не похожим на все другие.
Белесый и тусклый отсвет лежал вокруг
острова на гладкой, словно затянутой
пленкой, матовой воде. Ольховые кусты
на острове и всегда покачивающиеся
заросли камыша на том берегу, где было болото,— теперь стояли
безмолвно и неподвижно. Над ними, в небе, накапливалась какая-то
вялая, глухая муть. Даже трехлетняя Таня почуяла недоброе
и сказала:
47

— Ух, дядя Саша, как душно. Давай купаться...
Свинцово-тусклая, неживая вода — отталкивала: лезть в нее
не хотелось. Тем не менее, ради Тани, пересилив себя, Сашка залез
по колена в воду. Он даже нырнул два раза, нарочно звучно
отфыркиваясь, чтобы возбудить в себе то здоровое чувство удовольствия,
которое обычно он испытывал в таких случаях.
Сегодня удовольствие не приходило. Мертвая вода не освежила,
и парень в тревоге вылез на берег. Он хмуро оглядел широкий
разлив реки вокруг острова, большой шалаш Ступина и свой дырявый
шалашик, потом долго приглядывался к бугру за болотом, где
темнели крыши деревни Кармановки и широкие купы ветел. Но и там
все будто вымерло: ни людей, ни скотины — тишина. Не видно
и старшей дочери Ступина, Аллочки, ушедшей в деревню за
молоком; нет и его жены, Софьи Петровны, которой уже пора бы
вернуться из города, куда она ездила для «реализации» ступинского
улова. Самого «хозяина», как парень называл про себя
обосновавшегося на острове Ступина, Сашка пока не ждал: Борис Давыдыч
обычно возвращался с осмотра сетей позднее.
Не столько от скуки, сколько от беспокойства, которое не
рассеяли ни купанье, ни беспечный лепет болтушки Тани, игравшей
раковинами и палочками у воды, Сашка решил призаняться своим
худым шалашом. Наломав ольховых веток, он вытянул из шалаша
свой старенький серый плащик. Но едва успел он заправить один
из концов плаща между коричневыми ольховыми ветками, как по
верхушкам леса, на высоком берегу реки за островом, прошел
первый порыв предгрозового ветра.
Порыв был и быстрым, и осторожным. Шел он узенькой полосой,
будто наверху стремительно проползла по веткам невидимая змея.
Проползла — и бесследно пропала в той стороне, которую с
острова не было видно, но где, как знал Сашка, за излучиной —тоже
текла река, уходя вдоль полей, вдоль леса, мимо колхозов, все
дальше к широкой Волге.
Сердце Сашки дрогнуло: обернувшись на порыв внезапного
ветра, он увидел, что на западе, за болотом и над бугром, и правее,
где километрах в трех от острова через реку протянулся
железнодорожный мост, а за мостом угадывалась дамба канала,— только
что бывшее ясным небо стало тяжелым, сизым. Эта тяжесть наползала
на еще светлый мир дня, как сухая сплошная мгла, заполняя собой
все пространство между блеклой небесной синевой и неподвижной,
ожидающей беды землей.
Еще одна похожая на змею полоса внезапного ветра
стремительно проползла по верхушкам леса. Она была и шире, и больше
первой. Своим хвостом она как бы нечаянно задела камыши, и
Сашка увидел, как их зеленая стена вдруг склонилась к воде, а по
реке побежала мелкая дрожь. Сразу же на высоком острове
колыхнулась трава. За ней забормотал, закачался лес...
Теперь и камыши над болотом качались и шелестели. Рябь на
реке становилась все постояннее и крупнее. Казалось, будто с каждой
48

минутой реке, как живой, делалось все страшнее и холоднее,
поэтому по ее поверхности, как по безволосой коже, все сильнее
проходила дрожь.
Сашка с беспокойством огляделся: надо тащить ступинские
вещи в шалаш. А всегда аккуратной Аллочки и Софьи Петровны —
все нет и нет. Жадный Ступин как раз, наверное, обшаривает свои
сети и даже не смотрит на небо: ему лишь была бы рыба, а с рыбой
и деньги...
Небо, между тем, уже все, от края до края, начинало
погромыхивать и темнеть. Не небо, а воздух — весь этот мглистый, сухой
и тревожный воздух! Похоже, что там, наверху, волочась косматым
брюхом, ползет бесформенное чудовище. Оно ползет и жадно пробует
липкими длинными языками и воду, и лес, и камыш, и двух
одиноких людей — рослого парня и трехлетнюю девочку на зеленеющем
среди воды беззащитном острове...
Тело парня густо покрылось испариной. Потом охватил озноб:
ветер становился все холоднее. Недавний истомный зной — будто
выдуло этим ветром. И хотя громыхающая мгла двигалась медленно,
почти незаметно, вскоре она залила горизонт, затянула небо над
головой, перевалила за лес, легла на бугор и деревню, низко
повисла над островом и болотом.
Сашка теперь ясно видел, что эта страшная сизая мгла идет не
сплошным потоком, а все время расслаивается и рвется. Ее
причудливо разорванные слои огромными сизыми лепешками
перемещаются во всех направлениях. Они враждебно сталкиваются друг
с другом, притираются рваными краями, угрюмо кружатся и
кружатся над покрытой рябью рекой, над хлещущими друг друга
пучками камыша, над землей, охваченной непонятной тревогой.
А между этими зловеще сизыми слоями невиданной тучи
непрерывно и сильно перекатывается гром, угрюмо взблескивают во
всю ширину обвисшего неба страшные голубые огни...
Танечка давно уже перестала играть у воды песочком. Обхватив
холодными руками ногу Сашки, она некоторое время вместе с ним
испуганно озиралась. Потом, подавив готовые хлынуть слезы,
шопотом попросила:
— Хочу на ручки... боюсь!
Сашке хотелось ответить девочке честно: «И я боюсь!» Но он
промолчал. Он только подумал — впервые с такой определенностью
за все лето: «Занесло меня на чортов ступинский остров. Хотел
отдохнуть, а вместо этого вроде как батраком у браконьера Ступина
стал. Сижу тут, как заяц на бревне в половодье!..»
Он взял Таню на руки и как можно спокойнее посоветовал:
— Полезай-ка лучше в большой шалаш. Закройся там
одеяльцем и спи. Похоже, дождик скоро начнется...
«Дождю давно уже быть пора,— добавил он про себя,— раз
туча на мир пошла. Но то и пугает, что ни на западе за бугром,
ни у моста над речкой,— нигде не упало еще ни одной дождинки.
Гроза какая-то непутевая: закрыла собой весь свет, а сухо и сухо!
49

Туча идет навалом, слоится над всей землей, непрерывно грохочет
гром, сигналя кому-то угрюмыми вспышками голубых огней,—
и дождя вон все нет и нет! Кому там на небе сигналят? Как будто
банда разбойничья собирается там, наверху! — озлобленно подумал
Сашка.— Того и гляди полоснут ножом...»
Думая об этом, он все время не переставал поглядывать на
бугор, откуда вот-вот должны были появиться Аллочка и Софья
Петровна. И вот, наконец, в грозовых сумерках он еще издалека
разглядел их знакомые темные фигуры.
На душе его стало легче.
Худенькая, невысокая, всегда выглядевшая больной и усталой,
Софья Петровна, а тем более пятнадцатилетняя Аллочка — не
могли, конечно, быть для него серьезной защитой. Но то, что он
теперь не один, что скоро на острове будет их четверо, показалось
Сашке обстоятельством успокаивающим и важным. Он почти с
удовольствием подумал даже и о том, что сейчас погонит плот от острова
до болота, а потом в два приема перевезет к шалашам вначале
Аллочку с Софьей Петровной, потом измятые в частых поездках,
пропахшие рыбой ступинские чемоданы.
Он суетливо спустился к реке. Пришпиленный к речному дну
шестом, там бормотал и покачивался обрызганный пеной плот.
И парню опять вдруг стало не по себе: сырой, порывистый ветер
метался над рекой, как собака, не понимающая, чего хочет от нее
сердитый хозяин. Река всхлипывала и колыхалась, выбрасывая
клочья пены на плот. Под мглистым, погромыхивающим небом она
была почти черной. Но Сашку поразило не это: еще раньше, на
острове, он заметил, а здесь, на воде, почувствовал с особенной
отчетливостью, что воздух вокруг приобрел неприятный опасный
запах. Казалось, будто невдалеке открыли вентиль сварочного
баллона, и газ потек над рекой, отравляя собою воздух...
Сашка не подумал: «Пахнет озоном», он подумал привычней:
«Пахнет баллоном». Зябко поеживаясь, он нерешительно
потоптался на берегу. Но выбора не было: хочешь не хочешь, а надо
плыть! Ухватившись рукой за шест, он прыгнул на плот. И тут же
почувствовал странное, глухое сопротивление. Ему даже на секунду
показалось, что воздух не то зашипел, не то зашуршал. А, может
быть, это зашелестели волосы, которые, когда он прыгнул, как-то
удивительно легко взлетели, рассыпались, а потом очень плавно,
с шелестом — опустились к ушам?
Чтобы проверить это, Сашка взмахнул рукой. И опять он
услышал легкое, зловещее шуршанье. И то, что воздух был необычно
сухим и сыпучим, словно песок, он ощутил опять очень ясно.
Растерянно поглядев на свои босые, мокрые ноги, на
забрызганный пеной плот, а потом на темную речку, зябко всхлипывающую под
сизой слоистой мглой, Сашка в страхе подумал:
«Как сейчас даст мне по кумполу, так носом в воду и ткнешься!»
Но думай не думай, а плот надо гнать к камышам за бедной
Софьей Петровной. Сашка сказал себе: «бедной» не потому, что
50

жалел эту женщину вообще. Он сказал так потому, что ему вдруг
представилось, как они, Аллочка и Софья Петровна, две худенькие
боязливые женщины, пробираются сейчас на остров через болото.
Ближе к деревне в болоте кое-где еще встречаются старые ольховые
пни и неустойчивые, грибоподобные кочки. А дальше,— до самой
реки — идет сплошная, набитая лягушками, гнилая зеленая жижа.
Осока и густой камыш при каждом движении цепляются за ноги,
хлещут по лицу, призрачной зеленой стеной поднимаются впереди
и с боков. Тяжко женщинам тащиться по этому вязкому,
источающему дурманные испарения проклятому болоту.
«Ступин дорожку выбрал умело! — со злостью подумал Сашка.—
Гоняет по этой дорожке не только меня, но и жену, и детей, без
разбора!»
Жалость к доброй, веселой Аллочке и замученной добытчиком-
мужем Софье Петровне на минуту заслонила в нем страх перед
колеблющимся, угрюмо гремящим и вспыхивающим небом. Он с силой
вытянул шест из речного ила, уперся им в берег и оттолкнулся.
Плыл он долго: плот все время зарывался концами бревен
в крутые, острые волны. Охлажденная ветром вода с силой
окатывала босые ноги. Ветер прохватывал насквозь. Но парня
беспокоило не это. В обычный пасмурный день от тяжелого физического
напряжения он ничего, кроме удовольствия, не получил бы. Теперь
все складывалось иначе: с каждым взмахом шеста Сашка ясно
чувствовал, как сухо шуршит «пахнущий баллоном» воздух, как на
висках, на затылке, на всей голове — сами собой шевелятся
взбиваемые электрическим потоком давно не стриженные, длинные
волосы.
Невольно после каждого резкого движения он низко приседал
на плоту, всерьез боясь, что клубящийся вокруг невидимый
электрический поток вдруг тюкнет его «по кумполу» и воздух вокруг —
взорвется. Успокаивало только то, что куда бы он ни глядел, нигде
еще до сих пор не ударила вниз ни одна прямая молния. Небо
непрерывно озарялось голубыми вспышками, слоисто клубилось,
грохотало, но прямых молний — не было ни одной. Похоже, что
их еще только точили невидимые кузнецы там, наверху, в угрюмой
небесной кузне!..
Когда плот, примяв камыши, наехал на мель, Сашка с
облегчением вздохнул: первая часть дороги проделана. Но ведь надо еще
туда... да и обратно... да снова туда, на проклятый остров! Едва
успел он об этом подумать, как из встрепанных, перепутанных
ветром камышей показались Аллочка с молочным бидоном и Софья
Петровна с двумя огромными чемоданами.
— Э-гей! — закричал им Сашка, взмахнув шестом.— Давайте
сюда... быстрее! Ну как, молодцы? —стараясь казаться веселым,
спросил он, когда они выбрались, наконец, из болота.— Страху,

чай, натерпелись? Ух, грязи-то на обеих: чуть ли не до
бровей!
— Хорошо еще только до бровей,— задыхаясь, ответила Софья
Петровна и прежде всего оглядела остров.— А Танечка где?
— В шалаш ее спрятал. Лежит и ждет...
— Ну, правильно сделал! —Она с облегчением вздохнула.—
Спасибо, Саша...
Лицо женщины снова приняло то привычное выражение
затаенной боли и усталости, которое так хорошо уже было известно
Сашке.
— А знаете что? — заметил он, оживившись.— Не оставить
ли нам чемоданы здесь? Кто их возьмет? Болото! Зато без них мы,
пожалуй, сумели бы переехать в один прием. Как ты на это, Софья
Петровна!
Женщина с ненавистью, как показалось Сашке, взглянула на
заляпанные болотной грязью чемоданы. Но взгляд ее тут же
невольно перекинулся на остров, где и сейчас, заочно, властвовал
жестокий дух Ступина. Перекинулся, задержался на шалаше и
померк.
— Не знаю,— равнодушно откликнулась Софья Петровна.—
Они сегодня могут ему понадобиться...
Она не сказала: кому — ему? Но то, что чемоданы нужны «ему»,
а не им, было понятно каждому из троих. С еще не осознанной, но
горькой обидой Аллочка присоединилась к предложению парня:
— И верно, мама, чего их тащить? Папка на лодке приедет —
сам привезет. А ждать тут, пока на плоту мы будем тащиться туда
да обратно...
Она не договорила: далеко за болотом раздался вдруг резкий
короткий треск. Над камышами на секунду что-то ослепительно
вспыхнуло и опять погасло. От этого мгла над болотом стала
только темнее.
— Ух ты... видали? —быстро и боязливо спросила Аллочка.—
Вот удар!
Она повернула к Сашке потное, но свеженькое, по-девичьи милое
лицо с сияющими на нем голубыми глазами:
— Ух, Саша, какие молнии я там видела! Ей-богу: в виде
шаров! Я маму встречать пошла к автобусу на шоссе, в лощине,
гляжу, катаются и катаются два шара! Один поближе к деревне,
другой — к железной дороге. И не взрываются, а только все так...
молчком по траве!
С минуту они помедлили, поджидая: не раздастся ли опять за
болотом страшный электрический треск? Но треск за болотом не
повторился, и Софья Петровна без всякого страха негромко и
равнодушно сказала:
— Поплыли, Сашок.
Она внимательно посмотрела на небо, вздохнула:
— Чемоданы мы, верно, оставим тут. Вот только это я
захвачу...
52

Софья Петровна вынула из того, который был поновее, туго
набитую продуктами хозяйственную сумку и сетку с хлебом.
— Танечка, наверное, от страха едва жива!— заметила она
с мимолетной улыбкой,— Ждет меня не дождется...
Сашка долго возился, прежде чем ему удалось стащить осевший
под тяжестью людей плот с мели к чистой воде. Для троих
бревенчатый плотик был явно мал: вода доходила людям до щиколоток,
и парню приходилось рассчитывать каждое движение, чтобы плотик
держал их и не кренился. Он осторожно отталкивался или греб
шестом, не глядя по сторонам. Но и занятый этим, он все же видел,
как чьи-то невидимые пальцы поднимали и перебирали
растрепанные волосы сгорбившихся, напряженно сжавшихся на середине
плотика женщин. И по этому их напряжению, по явно испуганным
бледным лицам Сашка про себя заключил, что не только он, но и
Софья Петровна с Аллочкой хорошо чуят страшный «баллонный»
запах, ясно слышат предостерегающее угрюмое шуршание сыпучего
и сухого, словно песок, и вместе с тем влажного грозового воздуха...
На берег они вылезли быстро, молча. С чувством глубокого
душевного облегчения парень одним ударом пришпилил плот шестом
у самого берега, чтобы не сбило волной, и вслед за остальными —
полез в шалаш.
Для своей семьи Ступин сделал шалаш добротно, как дом: надо
жить так, чтобы ни дождь не мочил, ни туман не давил, ни ветер не
беспокоил. То, что у Сашки Шмелькова шалашик был крохотный
и дырявый,— Ступина не волновало: чужие пускай живут, как
угодно. Главное — это устроиться самому. И свой шалаш он все
время подстраивал, улучшал, заставляя работать и Сашку: возить
на плоту камыш, резать ножом траву, ломать в лесу кусты да ветки
погуще. Сейчас в шалаше стоял полумрак, хотя едва наступил
полдень. Присев у входа спиной наружу, Сашка уже подумал было,
не зажечь ли фонарь, подвешенный к верхней слеге, когда вдруг
сзади его ударили носком сапога по пяткам. Неслышно подошедший
Ступин закричал, пересыпая слова обычной для него отборной
бранью:
— Сидишь тут, греешься, чортова обезьяна? Я им кричу-
кричу... Все горло надорвал, а они здесь уселись и отдыхают!
Там — видите, чорт те что на реке творится... Помочь уж не мог,
балбес!
Успевший привыкнуть к вечным придиркам насмешливого и
резкого «хозяина», Сашка вначале оторопело подвинулся ближе
к углу, давая Ступину возможность залезть в шалаш, потом угрюмо
пробормотал:
— Чего дерешься?
— А то и дерусь,— закричал Ступин, опять ударяя Сашку
ногой,— что все вы тут дармоеды! Пока я работаю день и ночь,
вы трое баклуши бьете. А ну, вылезай!
53

За те несколько спокойных минут, которые он провел в шалаше
с молчаливой Софьей Петровной и ее двумя девочками, Сашка
успел уже позабыть о том, что делается снаружи. Теперь мглистый
грохочущий мир опять обрушился на него со всех сторон. Под
берегом внизу — плясала на воде привязанная к кустам остроносая
лодочка Ступина. На дне ее матово белели лещевые и щучьи тушки.
Когда-то (и это было совсем недавно) Сашка не мог без
мальчишеского трепетного волнения глядеть на свежую, еще живую рыбу,
добытую Ступиным из таинственных речных глубин и такую
доступную на плоском лодочном днище. Теперь ничего, кроме
озлобленного равнодушия и даже отвращения, он не испытывал при виде
привезенной браконьером рыбы. Поэтому, мельком подумав
ступинскими словами: «Неплох уловик!», — он тут же перевел
мрачный взгляд с лодки на кипящую под ветром свинцово-сизую воду
и некоторое время молча прислушивался к тому, как Ступин бранит
в шалаше жену за то, что она не встретила его у берега, не
приготовила чай, оставила чемоданы на той стороне реки, и вообще за то,
что он сейчас еле выгреб против сильной волны, два раза на
поворотах чуть не утонул, и как тяжело было ставить сети.
— А все-таки, даже в такой чертоломный день,— закончив
брань и упреки, своим обычным хвастливым и
добродушно-насмешливым тоном заметил Ступин,— могучих схватил я лещей да щучек!
У наших московских клиентов руки от жадности задрожат! Пошли
посмотреть...
Непринужденные переходы от грубой придирчивой брани к
веселой энергии удачливого добытчика — были в натуре Ступина и
никого из близких не удивляли. Но они никого и не радовали. На
благодушное предложение пойти посмотреть улов, Софья Петровна
устало отозвалась из глубины шалаша:
— Чего их смотреть? Рыба как рыба...
— Ого! — Ступин весело оглянулся в сторону лодки.— Лещи
один к одному. Как поросята! А щучки? Утятницы! Сунь руку
в пасть — до локтя отхватит!
Он деловито добавил:
— Ну, ладно, нечего тут болтать. Пора собираться...
На минуту он нырнул в шалаш, вытянул оттуда свой плащ, легко
вскочил на сильные, тренированные ноги и огляделся. Погода его
не пугала: гроза так гроза, не все ли равно? Главное, чтобы рыба
ловилась. В плохую погоду даже приятнее: на реке меньше чужих,
для сетей безопасней...
Спускаясь к реке, он через плечо громко крикнул насупившемуся
Сашке:
— Давай, собирайся! В город с уловом поедешь...
В грохоте неба, в прерывистом шуме ветра небрежно брошенные
слова «хозяина» прозвучали невнятно. Но парень легко угадал их:
за полторы недели, проведенные им на острове, он уже привык
слышать такие приказы во время каждого возвращения Ступина с уловом.
Его передернуло. Он спросил:
54

— Сейчас вот сразу и ехать?
Ступин не ответил. Стоя по колена в воде, он одну за другой
выбрасывал рыбьи тушки на берег. Лещи летели, как большие
серебряные блюда. Казалось, что они даже звякают, ударяясь о землю
и тяжело переворачиваясь в траве. Сашка глядел на них, туго сжав
губы, а в душе его все напряженнее и злее закипало раздражение.
Когда, перекидав из лодки на берег весь свой улов, привычно
выругавшись: «У, чертоломы, где бросили чемоданы?» — Ступин
погнал быстроходную лодочку с острова на тот берег, парень
сердито решил: «Не поеду. Пусть сам, если хочет, едет. Чего я, в конце
концов, ему подчиняюсь? Будто и в самом деле батрак. Раз
пригласил меня погостить, значит нечего и командовать... ехай сам!»
Вернувшись с чемоданами, Ступин с необычным для него
почтением к разгулявшейся непогоде громко проговорил:
— Смотри ты, какое вокруг электричество! Волосы шевелит!
Денек подходящий... Давай, Александр, собирайся,— добавил он
сухо.— Суббота. Самый выгодный день...
— В такую погоду, куда я поеду? — угрюмо ответил Сашка.
Ступин очень внимательно поглядел на него своими черными
острыми глазами.
— Как куда? — спросил он спокойно. — Куда всегда. Помоги
лещей уложить. Красавцы! —добавил он с мимолетной усмешкой,
которая чаще всего заменяла ему улыбку.— Сам бы ел, да деньги
нужны...
— Тебе нужны, ты и вези.
— Зачем же? Ты повезешь,—опять спокойно ответил «хозяин».
— Я вижу, грозы боишься? Не бойся,— добавил он, усмехнувшись,
но теперь уже по-другому, без оттенка той ласковости, с которой
он говорил о лещах. — Автобусы на резине, их никакая молния не
пробьет!
— А я этих молний и не боюсь,— напряженно ответил Сашка,
сам себе веря сейчас, что и в самом деле он не боится ни молний, ни
этого «баллонного» электричества, которым до предела насыщен
взрывчатый воздух.
— Ну, вот и езжай! — тоном, не терпящим возражений, заметил
Ступин.— Чего тут болтать? «А болтать-то мне когда? Мне
болтать-то некогда...»
Не двигаясь с места и этим подчеркивая свое нежелание
подчиниться приказам «хозяина», Сашка кратко ответил:
— Не поеду я. Вот и все!
— Не поедешь с рыбой, сейчас же уедешь без рыбы! — со
спокойной угрозой проговорил Ступин и, сильно надавив коленкой,
прикрыл крышку одного из чемоданов.— Мне тут нахлебники не
нужны!
Сашка озлился:
— Много ли я тут ем? За полторы-то недели...
— Сколько ни ешь, а ешь. Уху как начнешь молотить, так
только скулы трещат...
55

— Так я же не даром! —с обидой ответил Сашка.— Приехал
в отпуск, а сам и в город рыбу вожу, и тут ловить помогаю. То сети
сушу, то в лес за дровами хожу. А сплю-то... эна, мой тощий
шалашик: ни от дождя, ни от ветра!
— Кто виноват? — с насмешкой заметил Ступин, и сам себя
перебил:
— Чего там болтать? Собирайся, тебе говорят, и все...
— А я сказал: не поеду.
Ступин взорвался:
— Иди ты к дьяволу, чертолом! Марш с острова! Забирай свой
мешок и марш!
— А что? И уйду...
— Пешком по воде уйдешь! Ни лодку, ни плот не дам! —
кричал Ступин злобно.— Иди, собирайся. На харю твою глядеть не
хочу!
Решительным шагом он двинулся к шалашу.
— Соня, давай собирайся ты. Балда Шмельков не желает.
Навез я сюда дармоедов,— со злостью добавил Ступин,— и
нянчусь теперь, разговоры веду...
Несколько минут в шалаше молчали. Потом Софья Петровна
покорно вылезла наружу. Она еще не успела раздеться, была в той
же куцей курточке и в заляпанной грязью юбке, в которых только
что вернулась из Москвы.
Сашка представил себе, как она, до последней степени
измученная дорогой, голодная, слабосильная — пойдет сейчас с двумя
тяжелыми чемоданами через болото. Кое-как перелезет она камыши,
потом, надрываясь, станет поочередно подтаскивать чемоданы
к шоссе. Отнесет один чемодан шагов на тридцать, придет за
вторым. Так —два километра до остановки загородного автобуса!
Потом залезет в автобус. В Дмитрове перетащит тяжелые чемоданы
к вокзалу, дождется там поезда и два часа будет трястись до Москвы.
А там опять тащи на себе чемоданы на привокзальную площадь!
Хорошо еще, что жадный муж раскошеливается на такси...
Сашка представил все это, и в сердце его будто что-то
надорвалось: бедная, бедная Софья Петровна!
В шалаше заплакала Таня. Софья Петровна мягко сказала,
наклонившись к темному лазу:
— А ты не реви тут, дочка. Вот я тебе еще бараночек привезу.
И вафель. Тебе, ведь, хочется вафель?
— Нечего сырость там разводить! — оборвал, отходя,
«хозяин».— Время не ждет. Пошли! Да и плащ захвати; похоже, что
хлынет дождь...
Софья Петровна покорно пошла за быстро шагавшим мужем.
Сашка глядел на ее маленькую, сгорбленную фигуру, на
Аллочку, идущую с матерью рядом и упрямо повторявшую одно и
то же:
— Нет, я тоже пойду! Провожу тебя до автобуса! Мамочка,
я пойду, пойду!
56

— Постой ты! — решительно крикнул Сашка.— Эй, Борис Да-
выдыч!
Тот обернулся:
— А что?
— Давай уж, дьявол с тобой, я съезжу...
— Ага! —без всякого интереса сказал «хозяин».— Очухался?
Ишь ты, герой...
Софья Петровна и Аллочка остановились, счастливо притихли.
Женщина посмотрела на Сашку внимательно, молча. И он смутился.
Временами и раньше он чувствовал странную внимательность этих
глаз. Он даже догадывался о том, как сиротливо и холодно
женщине с расчетливым, злым «хозяином», как согревает ее
веселье, когда они без Ступина оставались на острове вчетвером,
купались и жгли костер, болтали обо всем, что взбредет на ум.
Сейчас он почувствовал этот взгляд особенно остро и вдруг испугался,
что хитрый Ступин заметит и свет во взгляде жены, и его, Шмель-
кова Сашки, смущенье. Тогда несчастной Софье Петровне не сдоб-
ровать... Подчеркнуто громко он крикнул, решительно зашагав
к реке:
— Но только в последний раз. Отвезу, а там — и прощай!
Уеду с острова домой, и отпуск не пожалею, с тобой рыбачить не
буду...
Ступин насмешливо поклонился:
— Спасибо вам, батюшка, за одолжение!
Зло он добавил:
— Грозишь? Ну-ну, грози!
И так, будто между ними ничего и не произошло, он выбрал из
кормовой части лодки длинную бечевку, которой обычно на острове
пользовались для того, чтобы подтягивать лодку обратно к острову,
когда кто-нибудь перебирался в ней к болоту, велел:
— Садись.
Сашка уселся и вскинул весла. Ступин с силой оттолкнул
лодчонку на пенистую волну. Убедившись, что все в порядке, он
громко и нравоучительно заметил:
— Учись, дурак, у умных людей!
*
Когда лодка ткнулась носом в мягкий болотистый берег, вдруг
хлынул потопом дождь. Сашка сообразил, что во время спора со
Ступиным, а потом в лодке, сидя спиной к камышам, он просто не
заметил, как от бугра совсем уже близко надвинулась серая полоса
дождя. Теперь этот дождь с неожиданной силой зашлепал по
голове, по воде, по оттягивающим руки чемоданам.
Поеживаясь, парень молча шагнул в камыши.
Здесь все вокруг хлюпало, шуршало, скрипело. Босые ноги
уходили в вонючую жижу выше колен. Фонтанчики тухлой воды иногда
57

доставали до самого лица, камыш мешал продираться вперед. Но
парень лез и лез, волоча за собой огромные чемоданы.
Небо, вода, камыш вокруг — были серыми, одноцветными.
Ветер утих, придавленный ливнем. А впереди, все ближе, со
звуком раздираемого руками коленкора, в однотонном шуме дождя
все чаще и сильнее рвались короткие громовые разряды. В такие
мгновения белесая мгла светлела, и Сашка оглядывался,
нащупывая дорогу. Он лез через болото, проклиная Ступина и самого себя
за то, что «влип в такое поганое дело», стал, в сущности, батраком
у алчного человека, подручным у браконьера. Недаром Зоя его
прогнала...
— Вот плюну на все,— все упрямее повторял Шмельков про
себя,— и вернусь в литейную, на завод. Тогда и Зоя меня простит...
Внезапно перед его лицом кто-то словно рассек студенистое тело
ливня, и в эту щель стремительно, как острое лезвие, хлынуло
узкое голубое пламя. Сашка успел еще ощутить упругий, сильный
удар, волна воздуха смаху толкнула его в лицо, и он повалился
навзничь в жидкую грязь.
Несколько секунд он лежал оглушенный и ослепленный.
Растерянно моргая, он в страхе прислушивался к тому, как в его ушах —
все гуще и сильнее — разливается волна какого-то удивительного,
зудящего, болезненного звона.
— Видать, ударило рядом! — сообразил Шмельков секунду
спустя.— Как бы в меня теперь не хватила!
Словно в ответ, мглу опять прорезало пламя. Сашка охнул
и замер с открытым ртом.
Удары следовали один за другим. Голубые вспышки на
мгновение рассекали льющуюся, глухую, тяжелую ливенную мглу. А
парень лежал с чемоданами в тухлом болоте и в страхе ждал, когда,
наконец, и в него ударит злобное небо...
Но небо и на этот раз помиловало его: ливень делался все слабее,
все тише. Удары раздавались все реже, хотя гроза не кончилась:
по всей вероятности, это прошел только один из ее дождевых
хвостов.
Низко пригибаясь, уже не обращая внимания на топь, где тут
глубже, где мельче?— весь в грязи, промокший до нитки, Сашка
поволок чемоданы через болото.
Он полз и полз вперед, пока что занятый только одной деловитой
мыслью: скорее выбраться на сухое. Выбраться — и поволочь к
автобусу чемоданы...
— А зачем их туда волочь? — подумал он вдруг со злостью.—
Сам буду ползать с ними в грязи, погибать от грозы в болоте, а
Ступин тем временем отдохнет, да и снова начнет процеживать речку...
жить за счет народного дарового добра! Нашел себе бесплатного
батрака... нет, хватит! — решил Шмельков.— Брошу здесь
чемоданы, оставлю на память «хозяину» мешок да удочки — и на этом
мы с ним в расчете! Пускай таскает свои чемоданы сам! Ну, сам
он, положим, таскать не будет: на то есть жена. Бедная Софья
58

Петровна: теперь ей придется изо дня в день кататься с ними в
Москву. Туда и обратно... туда и обратно, хоть дождь, хоть гроза...
Он вдруг поразился собственной мысли:
— А если доехать до Дмитрова и сдать проклятые чемоданы
в милицию? Так, мол, и так: добро браконьера. Найдете его на
острове в шалаше. Зовут его так-то, живет он там-то...
Сашка повеселел: именно так и надо проделать! Не выпуская
из одеревеневших от напряжения рук тяжелые, будто набитые
кирпичами, постылые чемоданы, он стал решительнее продираться
через камыши и осоку в сторону шоссе. Под ноги все чаще
попадались ольховые пни и кочки. Топь делалась мельче, а дно все крепче.
Наконец, сквозь камыши он увидел блеклую зелень бугра, а над
ним — деревенские крыши, затянутые сизой дымкой насытившей
воздух влаги.
— Вот и дошел! — вслух подумал Сашка, приободрившись.—
Теперь дойду до шоссе, а там и дорога в город! Сдам чемоданы
в милицию — и домой. Отмучился, хватит. Кончилось мое
батрачество. Ну его к дьяволу: ишь, ловкач!
Последнее относилось только к Ступину. Даже воспоминание
о «хозяине» теперь вызывало в сашкином сердце ярость.
Он деловито нарвал на бугре травы, тщательно вытер мокрыми
пучками грязь со штанов, потом подхватил пудовые чемоданы.
Надо было как можно скорее идти к автобусу, на шоссе...
дунул ветер, облака поднялись, и кругом посветлело.
В это утро рыба клевала плохо. Инженер Сергей Петрович
Круглов, оставив удочки на воде, поднялся на пригорок к лесу,
присел на старый пень. Вынул папиросу, закурил и с интересом
стал наблюдать, как, шелестя опавшей листвой, доживала свои дни
поздняя русская осень. Вокруг шумели хвойные леса, а за их
стеной, в отдалении, монотонно рокотало Московское море. Ветер дул
где-то поверху, и, словно потревоженные струны басов, гулко
пели кроны высоких сосен и елей. С наслаждением слушал он эту
издавна знакомую ему грустную, но по-особому милую музыку
опустевших осенних лесов.
Ив. Воропаев
ДОЧКА ЛЕСНИКА
мурое, октябрьское утро занялось над
заливом. Тяжелые серые облака
сплошной массой плыли, касаясь воды. Часто
срывалась изморось и холодной
водянистой пылью сеяла на землю. Потом
59

Вдруг шевельнулась елочка, зашуршали кусты, и к нему на
полянку вышла девушка с лукошком в руках. Увидев незнакомого,
она пугливо отступила назад, но, быстро успокоившись, смело
пошла к Круглову. И пока она приближалась, Сергей Петрович
внимательно рассматривал ее невысокую, крепко сложенную
фигуру, приятное, с конопинками лицо, на котором голубыми
васильками горели искристые глаза.
Она подошла к Круглову и, сдержанно улыбаясь,
поздоровалась. Потом, бросив беглый взгляд на удочки, коротко
спросила:
— Клюет?
— Отклевалась...
— Почему? — удивилась она и, взглянув на спокойную гладь
воды, заметила:— Эти места очень рыбные... Папа вчера здесь
килограммов пять за утро взял. Может быть, у вас с насадкой
что-то не так... Разрешите? — И, не дожидаясь ответа, она,
поставив на землю лукошко, сбежала с пригорка к воде. Чуть
приостановилась, скользнула взглядом по поплавкам и, выбрав одну из
удочек, подняла ее.
— Ну вот, дядичка, конечно, без насадки рыба клевать не
будет,— спокойно сказала девушка, хватая на лету голый крючок.
Круглов смутился и покраснел от досады.
А девушка уже поднимала другие удилища. Ей словно хотелось
уличить инженера в рыбацком невежестве. Но, к счастью рыболова,
на двух остальных крючках насадки оказались на месте.
Девушка, поправив насадки, бесшумно закинула удочки назад.
Потом она взяла первую удочку с голым крючком, внимательно
посмотрела на бамбук раскладного удилища и, встряхнув им в
воздухе, восхищенно сказала:
— Отличная снасть! А у нас с папой простые, из серотала, но
мы ими ловим неплохо... Разрешите попробовать вашей?
— Попробуйте! Вот черви, мотыль, живцы... — охотно
предложил Круглов.
— Не надо, я найду что насадить,— ответила она и тихо пошла
по берегу.
Сергей Петрович не спускал с нее глаз. Ему не верилось, чтобы
она серьезно интересовалась рыбацкой премудростью, но с другой
стороны он испытывал какую-то тревожную радость.
Девушка остановилась напротив чистинки и стала искать что-то
в прибрежной траве.
— И чего она там ворожит? — насторожился Круглов. Он
заметил, как она подняла с земли пожелтевший лист, осторожно
сняла с него что-то и насадила на крючок. Ловким движением она
сделала заброс. Легкий рывок, и первая плотва вылетела из воды
на берег. Еще заброс, и еще одна плотва, описав в воздухе круг,
упала в траву.
Круглов был изумлен. Ему стало не по себе. Он поднялся
с пенька и расстегнул стеганку.
60

— Видите, дядичка, а вы говорите, не клюет! —добродушно
улыбаясь, произнесла девушка.
— Как вас зовут? — спросил Круглов.
— Зина.
— Везет вам, Зина, не иначе...
— Попробуйте вот на это,— протянула она лист осины с
прилипшей улиткой.
Круглов недоверчиво взглянул на девушку.
— Ну возьмите же, испытайте для интереса! —
доброжелательно уговаривала она, настойчиво протягивая лист.
— Гм, занятно! — проговорил Сергей Петрович, протягивая
руку за насадкой. Он недоверчиво посмотрел на улитку, но решил
пойти на эксперимент. Результат поразил его. Через минуты две
он выловил первую плотву.
— А, что, и у вас клюнула! — живо воскликнула Зина.
Круглов в удивлении повел плечами.
— И в самом деле клюнуло! Кто это вас надоумил?
— Папа у меня лесник. Охотник и рыболов, а я с детства при
нем...
— Понятно... И далеко живете?
— А вон за тем леском,— указала она рукой, где над синеющим
лесом поднималась струйка дыма.— Наш дом на краю деревни,
и лес рядом, и Московское море недалеко. У нас всегда полно
приезжих рыболовов и охотников... Я гостей очень люблю,— с улыбкой
посмотрела Зина на Круглова.— К нам приезжают всё хорошие
люди — добрые, веселые, радушные... Я к ним так привыкла,
что для меня они, как свои... Вот, к примеру, вас увидела впервые,
а будто знаю давно, давно!...
Её сердечная искренность тронула Круглова. Он с теплым
чувством посмотрел в ее по-детски бесхитростные глаза, сказал:
— Да, среди рыболовов и охотников действительно много
превосходных людей.
— Они мне очень помогают,— как бы вскользь вставила Зина,
заправляя под берет спадающую на лоб прядку волос.
— Что же они вам дрова на зиму заготовляют или другое что?—
пошутил Круглов.
— Да, кое-что другое,— загадочно ответила Зина, отведя взгляд
на залив.
— Любопытно. Может быть, вы расскажете?
— Что ж, это можно,— охотно согласилась Зина,
поворачиваясь к инженеру.— Видите ли, помимо того что я помогаю папе
лес караулить, я заведую еще агроуголком в клубе и учусь в
заочном сельхозтехникуме.
— И что же?
— А среди гостей, что заезжают к нам, много образованных
людей. Ну я и давай их в свободное от рыбалки время к клубной
работе привлекать, конечно каждого по своей специальности...
— Интересно! Это как же вы их? — оживился инженер.
61

— Да так... очень просто! Вот, например, два агронома провели
беседы о животноводстве и садоводстве, дали много хороших
советов. Врач рассказал о вреде алкоголя. А инженер-механик помог
нашим ремонтникам-механизаторам лучше организовать ремонт
сельхозмашин... От каждого понемногу, а выходит не мало...—
закончила Зина.
— Смотрите, как вы тут закрутили! Подумать только! —
поразился Сергей Петрович. Вот уж поистине инициатива и выдумка
человека не знает границ. Впрочем, я сразу заметил, что вы боевая.
— Какой бы я вам ни казалась,— ответила Зина, несколько
смутившись,— но с тех пор наши колхозники на рыболовов и
охотников по-другому смотреть стали. Даже скучают, когда вы долго
не появляетесь.
— Да, да, что и говорить, затея сильная! — расплылся в улыбке
Круглов.
— А вы кто по специальности?— неожиданно спросила Зина,
пытливо уставившись на инженера.
Сергей Петрович прищурился.
— Моя профессия для сельского хозяйства не подходит —
ответил он, решив сразу отрубить концы...
— Интересно! Вы кто же, поп в отставке или дьяк без прихода?
— Не угадали. Я атомник,—с затаенной гордостью произнес
инженер и, повернувшись, шагнул было к удочкам.
— О! — радостно воскликнула Зина. Вас-то я и ищу! Вот
удача!..
— Что такое?! — спросил в недоумении Сергей Петрович. Уж
не думаете ли вы атомный реактор для своего колхоза соорудить?..
— Думаю. Я обо всем думаю,— бойко, с улыбкой ответила
девушка.— А пока я думаю, что вы прочтете колхозникам
интересную лекцию об использовании атомной энергии в мирных целях! —
твердо заявила Зина.— Ну, как, поможете?
— Нет, нет, увольте, увольте! — взмолился Круглов.—
Я в отпуску на отдыхе и в голове у меня плотва, окуни, щуки...
А вы хотите взвалить и здесь умственный груз! Благодарю,
благодарю! Время не подходит и обстановка не располагает...
— Эх вы, время, обстановка!.. Ну и не надо!.. Подумаешь,
светило тоже, специалист, обойдусь и без вас!..— выпалила Зина,
ломая на части, подвернувшуюся в руки палочку. И совсем вы не
инженер...
— Кто ж по-вашему? — нахмурился Круглов.
— Да так, самоделка, рыбак-неудачник,— пренебрежительно
отрезала Зина и подняла лукошко.
— Вы думаете?
— Думаю и говорю...
— И все-таки я инженер,— не сдавался Круглов.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась девушка. Ой, не смешите!
Вы инженер, в жизнь не поверю! Разве инженеры такие? У нас их
перебывало знаете сколько?.. Счет им потеряла... И я их узнаю
62

с первого взгляда... Из них никто не отказал мне в просьбе... А вы...
вам, видите ли, нужны какие-то особые условия и обстановка...—
Зина чуть задумалась, не поднимая глаз, потом добавила:
— Академики и те меньше воображают...
Она решительно повернулась, собираясь уйти.
— При чем тут академики? — сухо спросил Круглов.
— При том, что они умные и отзывчивые люди, про таких
вспомнить приятно и рассказать другим...
— Ну, ну, не сердитесь,— попросил Сергей Петрович,
Зина резко обернулась к нему и в упор спросила:
— Вы какой институт кончали, товарищ инженер, наверное
дневной?
— Дневной. А что? — насторожился Круглов.
— А вот наша молодежь учится в заочных вузах. Работаем
и учимся... Понятно? Это непросто... Учебников днем с огнем
не найдешь... Мы, комсомольцы, хоть и зубастый народ, но иногда
попадаются в лекциях такие заковыки, лбы трещат, а понять не
можем... Институт далеко, туда с каждым вопросом не
набегаешься... Понимаете, как нам достается учеба?..
Круглов молча курил и ничего не отвечал.
— Пронюхали наши девчата, что к папе приезжают ученые
люди, и ко мне «Зинка, говорят, выручай». Я обещала им. И тут
вскоре на наше счастье два академика к нам приехали. Старички
оказались сговорчивые и запросто согласились помочь. Они жили
у нас месяц и за это время мы так во всем разобрались, что в первую
зачетную сессию собираемся все предметы сдать на отлично...
А вы!.. — она укоризненно махнула рукой, резким движением
подняла лукошко и, не прощаясь, шагнула к лесу...
— Обождите,— вдруг задержал ее Круглов — принесла же
вас нелегкая. Вы когда думаете устраивать-то?..
— Чего устраивать?
— Ну эту самую лекцию...
— Когда лектора подыщу. А вам-то что? — отрубила Зина.
— Ну порох вы, с вами и пошутить нельзя, — примирительно
сказал Сергей Петрович.
— Пошутить, конечно, можно. Я люблю веселых людей... Но
хорошо, если это только шутки,— уже мягче сказала девушка,
изучающе посмотрев на инженера.
— Можете не сомневаться. Собирайте слушателей, я приду,—
вздохнул Круглов.
— Благодарю,— произнесла Зина и одарила Сергея Петровича
такой улыбкой, в которой снова была наивность и доверчивость,
приветливость и ласка. Круглов с волнением еще раз
почувствовал, как глубоко эта девушка располагает к себе.
Они помолчали, глядя в глаза друг другу, потом Зина
сказала:
— Значит, вон за тем леском, на краю деревни изба лесника...
И, уже удаляясь, крикнула:
63

— Приходите, приходите, рыболов всегда желанный гость в
нашем доме! — и, махнув рукой, скрылась в кустах.
Сергей Петрович опустился на пень и долго смотрел в ту сторону,
где за спиной у девушки, словно шторы зеленого полога,
сдвинулись и с шорохом сплелись косматые ветви молодых елей.
Над головой, словно золотой меч, тонкий луч солнца пробил
серые облака и вонзился в потемневшую от дождей землю. И вдруг
как-то сразу посветлело.
Из окрестных деревень послышалась частая перекличка петухов.
Это наступил полдень. Где-то в стороне Дмитровой горы, в
густом смешанном лесу, разнотонно пела стая гончих. На
Московском море, удаляясь, трещала моторка — видимо, егерь кого-то
повез на острова.
На тихой лесной поляне Круглов еще долго сидел в глубоком
раздумье. Наконец он, словно проснувшись, стукнул себя ладонью
по колену, поднялся на ноги, потянулся, расправил плечи,
посмотрел на плотичек, все еще лежавших на росистой, от утренней
измороси, траве, сказал сам себе:
— Да. Вот оно как выходит, товарищ инженер... Пошли, брат,
собираться, предстоит интересное дело...
И. Недорезов
ПОЭТ
днажды летом, в выходной,
Мы с другом на рыбалке были,
Ершей колючих наловили
И шли вдоль берега домой.
И друг сказал дорогой мне:
Я так люблю природу летом,
почти поэтом
/ вполне!
лещет день погожий,
в васильки...
ка похожий,
лет у реки...»
лой друг... И крепко!
шял он за пень,
;ь, сняло кепку
«Добрый день!»
г. Подольск
Что становлюсь
И сочинять МОП
Вот слушай: «Б
В реке рассыпа
Пенек, на рыба
Как будто дрем
Был близорук в
Ведь то, что пр*
Вдруг обернулос
И нам сказало:
64

Конст. Федин
САЗАНЫ
ас было три товарища: Коля, Саня и я.
Мы жили в одном дворе и очень
гордились, что всем троим нам было тридцать
лет.
Саня любил подраться, но мы
вдвоем с Колей были сильнее его,
поэтому он нас не трогал. Ему дали
прозвище «Санька Широкий нос». Он сердился, когда его так звали.
Один раз осенью мы сидели на лавочке у палисадника и
разговаривали. День стоял ясный; желтобокая синица, насвистывая,
винтом вилась по веткам ивы в палисаднике, и мы пристально
следили за ней.
— Ни капельки не боится,— сказал я.
— Попробуй поймай,— сказал Коля.
— А что лучше ловить: птиц или рыбу? — спросил Саня.
— Рыбу,— ответил Коля.
— Как бы не так,— сказал Саня.— Птицу поймаешь, посадишь
в клетку, она поет. А рыбу не успеешь поймать — она уснула,
куда ее? Коту Ваське, обжоре.
— Да ты порядочной рыбы никогда и не ловил. Наверно, только
чехонь таскал,— засмеялся Коля.
— А ты что таскал? Баклашек? — рассердился Саня.
— И сазанов ловил,— строго проговорил Коля.
Тут я не выдержал:
— Зачем ты, Коля, врешь?
— И ничуть не вру. Нынче летом на Волге, в Беленьких, я
ловил сазанов.
— А я прошлым летом с мамой жил в Беленьких,— сказал я,—
там сазаны не ловятся.
— Ты в каком месте ловил?
— И с берега ловил и с дощаников.
— А надо с конторки. Там они здорово берут!
— Ты, поди, вот такого поймал? — спросил Саня и показал
мизинец.
— Я в три ладони поймал,— опять строго сказал Коля и
отмерил на руке три ладони, до локтя.
— Завирай! — тряхнул головой Саня.— Вот как дам тебе...
— Попробуй,— сказал Коля и подвинулся ко мне.
Я тоже подвинулся к нему, и Саня отвернулся от нас в сторону.
Синица в этот момент оторвалась от ветки и быстро полетела,
ныряя в воздухе, а ивовая ветка долго раскачивалась, точно
прощаясь. Я глядел вслед синице, пока она не исчезла, и мне вдруг
3 Закц Л* 34 52
65

стало грустно, что лето прошло и не возвратится, и я увидел, что
и Саня с Колей тоже подумали о чем-то грустном, только Саня все
еще сидел отвернувшись.
— Ты правду говоришь, что в три ладони? — спросил я.
— Знаешь что,— сказал Коля вместо ответа,— давай с тобой
поедем в Беленькие.
Он глядел на меня своими желтыми смелыми глазами, и я
подумал. «Нет, Коля врать не может».
— Как же мы поедем?
— Очень просто, на пароходе. Утром поедем, после обеда —
назад.
— А деньги?
— Пустяки какие! —сказал Коля, ткнулся подбородком в мое
плечо и шепнул на ухо:
— У меня деньги есть, хватит.
Саня встал, сделал три шага, обернулся, сказал нам:
— Не больно надо, завиралы! — и ушел.
— Санька Широкий нос!— крикнул я ему вдогонку.
Он погрозил нам кулаком, а мы стали обсуждать, как поедем
ловить сазанов.
Через день, как обычно, мы с Колей вышли поутру в школу, но
на полдороге повернули в другую сторону и пошли тихо улицей
на Волгу. Сначала мы не глядели друг на друга, чтобы кто-нибудь
не догадался, что мы в сговоре. У нас в карманах были волосяные
лески с крючками, а в школьных сумках — завтраки. Мы шли все
быстрее и быстрее и, наконец, пустились бегом.
Когда мы прибежали на берег, раздался отчальный гудок
парохода, на котором мы должны были ехать.
— Гу-гу,— прогудел он коротко, что на пароходном языке
означало, прими сходни, я поехал.
Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны,
носовая чалка уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:
— Отдай кормовую!
Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом
за ним.
— Ну, давай прыгай! — крикнул он, протягивая нам руку,
и мы прыгнули с конторки на корму парохода, а парень сбросил
чалку в воду.
Это был небольшой пароход, из тех, какие ходили в ближние
села и назывались «купцами». Вся его палуба, и корма, и нос были
завалены пустыми корзинами из-под яблок, и весь он пахнул
яблоками, точно шел не по воде, а по саду. На корму явился помощник
капитана, и Коля важно купил у него билеты. Мы разлеглись между
корзин и стали смотреть, как бурлит под винтом вода.
Пароход подходил ко всем маленьким пристаням, понемногу
выгружая корзины. Мы с Колей проголодались, долго терпели,
потом решили съесть один завтрак, но не удержались и съели оба:
очень разыгрался аппетит от свежего ветра и яблочного духа.
66

Наконец, мы приехали в Беленькие. Коля пошел на ручей
в орешник, вырезать удилища, а я отправился копать червей.
Я хорошо помнил места, где водились черви, и очень обрадовался,
когда все в деревне начал узнавать: там за целый год ничего не
переменилось.
Мы вернулись с Колей на конторку, сели на самом носу, спустив
ноги за борт, быстро смастерили и закинули удочки.
— Вот как раз тут и берутся сазаны,— сказал Коля.
Осеннее течение было тихо, поплавки относило вниз медленно.
и мы перекидывали удочки очень редко. Сверху приплывали
золотисто-лиловые, сизые и зеленые разводы нефти, кружились около
наших лесок и ленточками уплывали дальше. Мы сидели молча.
Рыба не клевала.
— Надо погодить,— сказал Коля,— ведь сазаний клев
начинается позже.
Мы посмотрели на солнце, оно немного опустилось.
Снизу пришел «купец», заставленный корзинами с яблоками,
добавил с пристани еще яблок и ушел в город. А у нас ни разу не
клюнуло.
— Может, ты все сочинил? — сказал я, когда надоело
перекидывать удочку.
— Я тебе расскажу, как было,— быстро отозвался Коля, будто
обрадованный, что я с ним заговорил.— Мы удили здесь с папой.
У нас сперва тоже не клевало, и мы собрались уходить. Вдруг
у папы стало тихонько клевать, долго, долго, потом сразу как
поведет вбок! Он и подсек. И говорит: «Это наверно, сазан. На,
говорит, держи удочку, я хочу, чтобы ты вытащил». Я как взял, насилу
удержал. А папа говорит: «Ты сильно не дергай, оборвешь леску,
а дай ему поводить, он устанет, тогда ты его и вытягивай!» И правда,
как стал он водить то в эту сторону, то вон в ту, я думал: «Оборвет
все на свете». Потом он немножко присмирел, я его как выхвачу
прямо вот сюда и схватил руками. Красивый!
— Ну, а какой? — спросил я.
— Ты бронзу видал? Ну, такую темно-золотую? Вот у него
такие бока. А спинка черная, а животик белый. Башка
толстенная, тупая, и ротик ма-аленький-маленький, и он им все время
чавкает. Так вот: чвак, чвак. Живучий!
Мне опять страшно захотелось поймать сазана, и я снова
принялся перекидывать удочку. Но клева все не было.
Пришел еще один «купец», сверху, с пустыми корзинами. Коля
решил купить что-нибудь поесть, потому что обеденное время уже
миновало. Он принес из пароходного буфета булок с яблоками,
и только мы принялись за еду, как поплавок на моей удочке —
тюк-тюк, тюк-тюрю-рюк! — пустился тихонечко приседать.
— С аза н!—шепнул мне Коля.
У меня булка выскочила из рук и — плюх в воду. Коля — толк
меня в бок и шепчет:
— Ты с ума сошел! Не подшумливай!
Э« 67

Поплавок опять заплясал: тюк-тюрю-рюк! Меня так и
подмывало дернуть. А Коля учит:
— Погоди, не торопись.
Тогда поплавок остановился и замер. Я осторожно потянул
удочку вверх и неожиданно вытащил из воды рыбу — узенькую,
длинную, вроде селедки, и такую же серебристую, с чуть вогнутой
спинкой. Когда я ее выкинул на конторку, она один раз дрогнула
и сразу обмерла: глаза у нее помутнели, и чешуя стала терять
блеск и синеть.
— Чехонь, — сказал я горько.
В этот момент Колин поплавок тоже заплясал. Коля схватил
удилище и тоже вытащил чехонь. Так и пошло: то я вытянул
рыбку, то он, не успеваем закидывать удочки. Скоро мы натаскали
целую кучу рыбы, и она валялась на полу конторки, сухая, бледно-
синяя. Мы вымазались в чешуе, потому что чехонь линяла от одного
прикосновения, но мы не обращали на это внимания, мы были
рады, что начался такой веселый клев.
Внезапно позади нас раздался голос:
— Вы что тут нанавозили?
Мы обернулись. Над нами стоял старый усатый матрос.
— Кто вас сюда пустил? — закричал он.
— Мы, дяденька, сазанов ловим,— вежливо сказал Коля.
— Са-за-нов?— закричал он громко.— Вот я сейчас ваших
сазанов!
Неизвестно откуда взялась у него метла, и он начал изо всей
силы сметать чехонь в воду.
— Убирайтесь с конторки, живо!
Мы наскоро забрали свое добро и сошли на берег.
Только тогда мы увидели, что Волга была огненно-красная,
будто ее зажгли со всех концов: солнце наполовину опустилось
за небосклон. Вниз по течению плыла наша чехонь худенькими
животами вверх, а животы были розовые от заката. Мне стало
жалко рыбу. И вдруг я подумал: «Что теперь с нами будет»?
— Влетит нам дома, что мы пропадали,— сказал я.
— Сейчас придет «купец», мы как-нибудь словчим, сядем,—
ответил Коля.
— Зачем же ловчить? Купим билеты и поедем.
— А на что ты купишь?
— Как на что? Ты сказал, что у тебя денег хватит.
— А ты яблоки с булкой ел?
— Яблоки ел, а булка уплыла.
— Ну так что же, уплыла: все равно я за нее заплатил.
— И не осталось ни копейки?
— Ни копейки.
Коля был встревожен, но смело смотрел на меня своими желтыми
глазами.
Мы больше не разговаривали. Мы выбросили удилища, смотали
лески и стали дожидаться парохода. Изредка мы кидали камешки
68

в темную воду и считали, сколько раз они подскочат на ее
поверхности. Эта игра называлась «блинчиками».
«Купец» пришел уже в огнях. Мы хотели прыгнуть с конторки
на нос парохода, но показалось слишком высоко. Тогда мы
пробрались к корме. Только что мы опустили ноги за борт конторки, как
вдруг появился усатый матрос — вешать фонарь на мачту. Свет
фонаря упал прямо на нас, и матрос заорал так, будто поймал
мошенников:
— А-а, вы опять тут? Зайцами ехать удумали?
Мы бросились прочь и не успели сбежать на берег, как пароход
загудел и отчалил. Он уходил со своими светлыми окнами и
фонарями, а вокруг нас становилось темнее, темнее, и мы с Колей поняли,
что пришла ночь.
— Будет еще пароход? — спросил я.
— Из города.
— А в город?
— А в город утром,— грустно ответил Коля.
— Знаешь,— сказал я, — идем к бабушке Ниловне. Мы с мамой
у ней прошлый год жили. Она нас пустит.
Изба Ниловны стояла недалеко, окнами на Волгу, и мы дошли
скоро: я и в темноте хорошо различал дорогу. Ниловна не сразу
меня узнала, а потом зажгла лампу и, пока я рассказывал, как мы
очутились в Беленьких, все трясла головой и твердила:
— Ой, бедокуры, ой, бедокуры!
Она напоила нас парным молоком, постелила в передней
горнице на полу овчинный тулуп и велела ложиться спать.
Мы с Колей подвернули под головы большущий воротник
тулупа, прижались друг к другу спинами и быстро согрелись. Но сон
ко мне не приходил, и я чувствовал, что Коля тоже не спит.
Очень ясно я увидел свою комнату с кроватью, покрытой синим
мохнатым одеялом. На кровати сидела мама и плакала, а отец стоял
у печки и сердито говорил:
— Вот твое воспитание: растет бессовестный балбес!
«Бессовестный балбес» — это отец говорил обо мне. Но он
ошибался, совесть меня мучила: мне было страшно жалко маму
и стыдно, что она из-за меня плачет. Я сам чуть не заплакал в тулуп,
и опять ясно-ясно услышал мамин голос:
— Нет, он не такой плохой мальчик.
Голос был настолько отчетлив, что я приподнял голову. Дверь
в горницу отворилась, и вошла Ниловна с лампой, а за нею — мама.
Я схватил Колю за руку, и мы вместе вскочили.
— Мама! — крикнул я.
— Ну что, рыболовы? — сказала мама негромко и так нежно,
как не говорила никогда в жизни.
Я бросился к ней. Она обняла меня. Я шепнул ей тихонько,
чтобы никто, кроме нее, не слышал:
— Ты меня простишь?
Она крепче прижала меня к себе.

— Как же ты нас нашла? — спросил я.
— Это — мое дело, как нашла,— ответила мама, взглянув на
Колю, и покачала головой.
Вдруг она сказала:
— Тише, слушайте.
Мы притихли. Издалека доносились то короткие, то долгие
гудки парохода, как будто он о чем-то просил.
— Пассажирский, лодку требует,— сказала Ниловна.
— Он идет в город? — спросила мама.
— Снизу, в город.
— Ну, живо, собирайтесь! — сказала мама.— Если поспеем
на лодку,— может, пароход нас посадит.
Она поцеловалась с Ниловной и велела нам поблагодарить ее
за приют.
— Спасибо,— сказал я.
— Спасибо,— сказал Коля.
Мы вышли в темноту. Богатый большой пароход, весь в огнях,
приближался тихим ходом. Гудок опять заревел. В ответ на берегу,
около конторки, замахали слабым желтым огоньком фонаря. Мы
побежали на огонек.
Человек в лодке, приладив фонарь к носу, поднял весло, чтобы
оттолкнуться от берега.
— Подождите! — крикнула мама.— Возьмите, пожалуйста,
нас. Может быть, пароход посадит нас. Нам нужно в город.
— Ладно, скорей! — раздался грубый голос.
Я сразу узнал по голосу матроса, который прогнал нас с
конторки. Я толкнул Колю, а Коля — меня: он тоже узнал
матроса.
Мы забрались в лодку, сели на боковые скамеечки: мама —
с одного бока, я и Коля — против нее, для равновесия, а на
поперечную скамью сел у весел матрос. Он греб сильно, отрывистыми,
короткими ударами, и весла легко, как поплавки, выскакивали из
воды, вспыхивая желтым отблеском фонаря. Мелкая волна
булькала о днище лодки. Кругом лежала тьма. Далеко-далеко во
тьме хлопал по воде колесами и шумно сопел пароход. Постепенно
его свет начал достигать лодки, я увидел всполошенные лица Коли
и мамы, а матрос сидел к пароходу спиной, и у него только
просвечивали концы длинных усов.
— Вдруг он уйдет?— сказала мама испуганно.
— Кто это? — спросил матрос.
— Пароход.
— Он уйти не может,— гордо сказал матрос,— он на мой
сигнал ответил.
— На какой сигнал? — спросил я тихо.
— Я ему огнем помигал, что, мол, ожидай, выходим.
Пароходные огни росли, росли, лодка вошла в их разноцветные
отражения, танцевавшие в воде, мамино лицо становилось
попеременно розовым, зеленым, желтым. Шум и свист пара накатывались
70

на лодку, уже слышны стали крики с парохода, и нас страшно
быстро потащило к его борту.
— Ах! — вскрикнула мама.
Матрос бросил весла, прыгнул на нос лодки, поднял руки. Мы
пронеслись мимо остановившегося колеса парохода. Оно было
огромное, выше матроса в три раза, и с его красных плиц лилась и капала
вода, забрызгав меня и маму. На нас пахнуло горячим, душным
запахом машинного масла и нефти, потом вдруг — вкусных щей.
Над нами, в узенькой ярко-красной дверке, показался повар и
вытер полотенцем пот с лица. Опять пролетели мимо круглые огни,
и мы обрушились в темноту и остановились.
Матрос держался обеими руками за нижнюю ступеньку
железного трапа, почти повиснув на нем, и кричал, задрав голову:
— Есть пассажиры! Принимаешь?
— Сколько?— прокричали с кормы парохода.— Давай скорей!
Пароход немного сработал колесами, чтобы не уносило течение,
Лодка начала нырять на волнах, матрос то подтягивался на трапе,
то опускался, выпрямляя руки.
— Ну, полезай, живо! — скомандовал он нам.
Он подсадил одной рукой сначала Колю, потом меня, и, когда
я схватился изо всей силы за трап, он шутя хлопнул меня сзади
широкой ладонью и прикрикнул:
— Эх, вы, сазаны!
Забравшись на корму, я обернулся и глянул вниз. Матрос
очень бережно подсаживал маму, и усатое лицо его, чуть видное
глубоко в темноте, показалось мне очень добрым.
Быстро спустились по трапу пассажиры, для которых
вызывалась лодка, и пароход пошел полным ходом. Я насилу отыскал
позади, в черной ночи, крошечный желтый огонек, скоро
исчезнувший бесследно: это поплыла к далекому берегу лодка, и я подумал,
что нигде не было бы страшно с усатым матросом.
Мама нашла удобное место недалеко от машины, чтобы было
теплее. Когда мы с Колей устроились, я спросил у него шепотом:
— Знаешь, кто, наверное, про нас все рассказал?
— Санька Широкий нос,— шепнул Коля.
— Давай ему ничего не скажем про чехонь.
— А про сазанов?
— А про сазанов скажем, что мы их съели.
— Ага,— согласился Коля.
Все было ясно. Я почувствовал, что мама положила мне на плечо
руку и что теплым, шумным, как машина, приливом меня понес
куда-то сон.

Николай Лебедев
ПОЗДНЯЯ РЫБАЛКА
ад рекою кусты присмирели —
Отшумел огневой листопад.
Застеклились ракушечьи мели,
Только дальний рябит перекат.
И удильщику грустно немного,
Запоздалый встречая рассвет,
Проходить опустевшей дорогой
Мимо этих предзимних примет.
Он закинет лесу — не утерпит,
И леща соблазнит в глубине
Там, где месяца утренний серпик
Залежался на вымытом дне...
... Мы сойдемся, как прежде, под вечер
На мысу у заветных коряг,
Рыболов улыбнется при встрече;
— Что ж, давай порыбачим, земляк! —
Мы проверим на спиннингах лески
И пойдем напоследок блеснить.
Мелкий дождь прошуршит в перелеске,
Над заливом начнет моросить.
Может, руки у нас занемеют
На сквозном неуемном ветру...
Но, пока над рекой не стемнеет,
Не уйдут рыболовы к костру!
А потом мы запустим под небо
Смоляной нерасчесанный дым,
И ломти затвердевшего хлеба,
Посолив, с аппетитом съедим.

А. Балашов
У КОНЦА ГОЛУБОЙ ТРОПЫ
ед Иван сидел на деревянной лавке
у окна и сучил лесу из конского волоса.
По лицу деда блуждала чуть заметная
улыбка. Серый котенок завороженно
следил за черной упруго дрожащей
змейкой, выползавшей из узловатых пальцев
старика и от нетерпения скрёб когтями половик. Он раз уже
кидался на эту змейку, и сейчас старался уяснить себе связь
между ней и рукой деда Ивана, нанесшей ему за это тяжелую
оплеуху.
У печи позвякивала посудой жена деда Ивана, Катерина. Лучи
июньского солнца пробивались через кружевные занавески на
окнах и светлыми пятнами ложились на чисто вымытый пол.
— Собери-ка мне, старуха, на завтра котомку, в Дубы
пойду...— нарушил тишину старик, и стал собирать со стола
готовые колена лесы.
— В Дубы?... Да ты что, старый, с ума сошел?...—
воскликнула старуха, поставив на стол кипящий самовар. — Ведь туда,
почитай, верст восемь будет!...
— Знаю, что восемь... Хаживал... А что до того: дойду иль
нет, так пусть это тебя не тревожит, если завтра не дойду, то
послезавтра дойду,— спокойно сказал старик и, не обращая внимания на
недовольное ворчание жены, повернулся к окну.
За окном, в садике, цвела сирень. «...Семьдесят второй раз
цветет...» подумал про себя старик и перевел глаза на реку.
Под свежей зеленью ивовых кустов неторопливо плескались ее
воды, шевеля щетину молодого камыша. Клочками белых кружев
тянулась по поверхности воды выносимая с мельничного омута пена.
По этой пене старик давно уже привык судить: идет ли вода на
прибыль, иль нет. Когда вода прибывала, то пена шла гуще, была
пышнее и рыжего цвета. Молча выпив две чашки чая, старик вышел
в сени и вернулся с двумя удочками. Это были старые, потемневшие
от времени и видавшие виды простые березовые удочки. Старик,
обтерев с них пыль и внимательно осмотрев каждую, начал связывать
колена волосяной лесы.
Год назад внук прислал ему лесу, сделанную из одного длинного
и необыкновенно прочного волоса. Старик знал толк в лесах и,
попробовав ее, невольно пожалел: «Вот если б мне иметь такие лесы
годиков тридцать назад!» Однако, отказаться сразу от старой
волосяной лесы он был не в силах: ведь с ней было связано столько его
привычек и воспоминаний!
73

Он признавал поплавки только из гусиного пера. И когда они
белыми сосульками повисли на смотанных на мотовила удочек лесах,
он вышел из дому, и, разыскав во дворе старые вилы, отправился
на плотину.
Для запруживания после весенних паводков старых сельских
плотин издавна употребляют у нас солому, глину и хворост. Запруда
из этих материалов очень скоро превращается в своеобразный рай
для навозных червей. Это во всех отношениях особенные черви.
Их очень любит рыба. Когда надеваешь такого червя на крючок,
то он вертится на нем, как бес, щекоча пальцы своим шершавым
сплюснутым хвостом, а из ранки от крючка выпускает
ярко-желтую, остропахнущую каплю жидкости.
Старик пошел за этими червями.
Катерина, не желавшая при муже и виду показать, что она
выполнит его просьбу, оставшись в избе одна, достала из сундука
старую сумку из-под противогаза, потрясла ее на крыльце и
вывесила на солнце.
К тому времени, когда вернулся старик, эта сумка уже лежала
на полке за печью, наполненная всем тем, что она считала
необходимым старику там, в этих самых его «Дубах».
На следующий день старик вышел из дома незадолго до восхода
солнца. Миновав картофельное поле и поднявшись по косогору
к опушке леса, он остановился и несколько минут смотрел туда,
где под лучами восходящего солнца блестели среди зелени садов
знакомые крыши домов его деревни. Увы, его глаза уже не могли
отсюда различить, как различали прежде, желтой кофты жены.
Однако старик знал, что Катерина стоит сейчас там, на крылечке
дома, и смотрит ему вслед.
«Ну что ж, я вернусь завтра...» — подумал старик и, переложив
удочки на другое плечо, не оглядываясь, зашагал к лесу.
Тропа, по которой он шел, была когда-то торной, но с тех пор,
как перестали наводить мост через реку в трех километрах выше
деревни, она заросла, и теперь ею пользовались лишь редкие здесь
рыболовы.
Полдень застал его уже недалеко от цели. Тропа то выбегала на
берег реки, то прижималась к холмистым опушкам леса, где жарко
пахло смолой и цветущим шиповником.
Старик не спешил и, часто останавливаясь, подолгу сидел в тени,
глядя на реку, на лес, на луга, чуть затянутые горячим маревом
июньского полдня и над которыми кружили хороводы тупокрылые
доверчивые чибисы. Все здесь было знакомо ему: знаком каждый
поворот тропы, каждая извилина реки, каждый ручеек, весело
выбегающий по овражку из леса. О, он так любил это небо, лес, луга,
реку! Любил настолько ревниво и страстно, что всегда старался
бывать здесь один.
Было время, когда он ходил ловить рыбу в Дубы каждое
воскресенье. Сегодня он идет туда в последний раз. И все же ему было
легко и весело пробираться в этот июньский день по заросшей ста-
74

рой тропе среди света и тени, чувствовать на лице свежесть листьев
и теплоту ветерка и солнца. Старик шел и как будто перечитывал
страницы давно прочитанной чудесной книги.
Не все здесь осталось, как было прежде. Вот большая дуга
излучины реки теперь стянута, как тетивой, недавно прорытым новым
руслом. Весело бежит по нему река. А старица задумалась,
потемнела и под монотонный треск стрекоз задремала, закутавшись
в ковер из кувшинки и камыша.
Миновав ее, старик вступил в места, которыми грезил всю
жизнь — в Дубы...
Теперь их вернее было бы назвать «Дубками», ибо тех могучих
дубов, которые помнил он, здесь уже не было. Вместо них рос по
берегам молодой дубняк. Но река осталась прежней. Старик нашел
даже место, где особенно любил сидеть с удочками: слева, у берега,
камыш, за ним — перекат, поросший со дна кувшинкой, ниже
камыша — приямок. Струи с переката, качая камыш, забегали
в приямок и, завиваясь, гасли в нем.
Старик решил отложить ловлю до утра, поэтому, вырезав в
кустах две подпорки для удилищ и установив их в воде у берега,
отправился подыскивать место для ночлега.
Солнце, золотясь, склонялось к горизонту. На реку легли тени.
Синий дымок поднимался с опушки.
У костра, прислонясь спиной к высокому пню, спал старик.
Ему снились лещи.
Он проснулся в то время, когда трудно определить: гаснет ли
вечерняя заря, или зарождается утренняя. Коротки июньские ночи-
ночи встречающихся зорь. Сумеречный, дрожащий свет, струясь,
падал на землю, когда старик, выйдя на берег, начал разматывать
с удочек лесы.
Аккуратно надев на крючок трех червей, он осторожно забросил
первую удочку. Негромко булькнуло грузило, и белый поплавок,
как будто одержимый желанием узнать причину всплеска, быстро
побежал по воде туда. Добежав, внезапно остановился, окунул
носик под воду и, встав почти вертикально, тихо закачался.
Легкий парок плыл над самой поверхностью воды и, клубясь,
цеплялся за тускло поблескивающий камыш. Тишину нарушала лишь
едва слышимая песня жаворонка, доносившаяся с далеких пашен
противоположного берега.
Клев начался немедленно, но клевала мелкая рыба. Старик
терпеливо вынимал ее, осторожно снимал с крючка, насаживал на
него новые мочки червей, вновь закидывал удочки и ждал, ждал...
За спиной его, из-за леса, уже поднималось солнце. Под его лучами
побелели и стали таять жидкие струйки тумана над рекой. Склон
противоположного берега засверкал мокрыми травами. Громче
запел жаворонок... Старик ждал...
Поплавок на удочке с волосяной лесой дважды робко окунулся
до красного колечка, потом медленно вылез из воды весь, лег
плашмя и, как будто освободившись от лесы, свободно поплыл по течению.
75

— Он...— прошептал старик и крепко обхватил удилище правой
рукой. Увидев, как поплавок заметно заскользил в сторону,
подсек...
Непривычная и загадочная тяжесть согнула удилище и
натянула лесу. Поплавок, выскочивший было при подсечке в воздух,
снова нырнул под воду.
«Только бы не опустить на воду конец удилища» — быстро
проносилось в голове старика.— «Сейчас по лесе можно видеть, куда
пойдет рыба, а иначе, — шабаш!..»
Тупые и тяжелые толчки заставили старика положить на
удилище и левую руку.
Конец удилища то опускался к воде, то вновь медленно полз
вверх, подчиняясь осторожным усилиям старика. Леса чуть слышно
звенела, разбрызгивая с узлов мелкие, как бисер, капельки воды.
Рыба не поднималась со дна. Прошла минута, другая... Старик,
наконец, решил нарушить это равновесие и стал медленно,
сантиметр за сантиметром, вытягивать лесу из воды. Вот показался
поплавок... Выше, выше... Но вдруг беззвучно лопнул один волос
в колене лесы выше поплавка... Леса дрогнула... Тревожно, волчком
закрутился вокруг нее поплавок. Нижняя половина лопнувшего
волоса, беспомощно обвиснув, начала чертить по поверхности
воды своим свободным концом.
«Осталось три... Выдержат ли?» — в смятении подумал старик,
не отрывая глаз от лесы.
Но рыба уже потеряла дно...
Леса, сначала медленно, потом быстрее и быстрее побежала,
разрезая воду, к середине реки. Показалось грузило, а вслед за ним,
пустив волну, величественно всплыл огромный лещ. Он устало лег
набок, чуть пошевеливая темным хвостом.
Поднимая удилище, старик стал осторожно подтягивать его
к берегу. Дважды рыба, изогнувшись, упрямо и сильно
зарывалась в воду, вынуждая его начинать все сначала.
Наконец, старик навел ее на заранее погруженный под воду
подсачек. Левой рукой с трудом поднял обруч подсачка над водой
и, откинув удочку, обеими руками вынес рыбу на берег.
Вытряхнув ее на траву, присел рядом, тяжело дыша.
Это был старый лещ. Чешуя на его широких боках, цвета
тусклого серебра, казалось, была покрыта сединой. Два кровоподтека
напоминали о недавних брачных страстях.
Он не бился, а лежал на траве неподвижно. Влага медленно
уходила из его жабр, а с нею медленно уходили и силы из всего его
большого тела. Жаберные крышки, которые он судорожно открывал
и закрывал, издавали при этом сухой и отчетливый звук. А глаза,
затянутые жгучей и ослепительной пеленой, не могли видеть
других глаз — глаз старика, полных жалости, тоски и растерянности.
Между тем, старик думал: «Вот так же, как я мучительно искал
тогда воздуха, а вместо него вдыхал раздирающий легкие
раскаленный и едкий дым горящего торфа...
76

Давно это было. В знойный июль горели леса. Подобно
колоссальным кучевым облакам, дым, клубясь, поднимался высоко
в небо, образуя там картину величественных и далеких гор. Ночами,
по всему восточному горизонту, колыхалось над лесами красное
зарево, зловеще играя в стеклах домов. Вся округа была стянута
в леса на рытье рвов и расчистку просек.
Случилось так, что дед Иван, пытаясь спасти выводок нелетных
тетеревов, замешкался и был отрезан огнем.
Его, потерявшего сознание, вынес тогда из огня и дыма сапер.
С тех пор он бросил курить и перестал любить костер так, как
любил его, бывало, прежде.
— Вот так же, как я тогда...— вновь повторил старик и, не
отрывая глаз от рыбы, вытащил из кармана штанов свой большой
старый нож. Руки его дрожали, когда он раскрывал его. Открыв,
долго смотрел то на нож, то на рыбу.
Лещ неподвижно лежал у его ног.
«Понимает ли он, что с ним произошло?»— неожиданно
вспыхнул в голове старика вопрос.
...Понимает ли, почему нестерпимо жжет его нежные жабры,
что душит его и ослепляет? Какие мысли копошатся сейчас в его
маленькой голове? — Покорность ли необъяснимому, или же
горечь по утерянному?..
А способен ли он вообще думать?..
...В двух шагах от него призывно журчит под солнцем его
родная стихия... Он слышит ее!..
— Два шага... Всего два шага...
Старик решительно бросил нож в сумку и стал поспешно снимать
сапоги.
Закатав штаны, поднял рыбу обоими руками и, зайдя по колени
в воду, осторожно опустил ее у своих ног. Лещ медленно повалился
на бок.
Он продолжал ритмично работать жаберными крышками,
выпуская из-под них маленькие пузырьки воздуха. Они всплывали
на поверхность воды и растягивались течением в тонкую
цепочку.
Прошло несколько минут. Вот плавники робко зашевелились,
он медленно, и видимо с трудом, принял свое естественное
положение в воде и доверчиво и беспомощно ткнулся холодными губами
в голую ногу старика.
— Не нужно, не нужно, брат...— вслух взволнованно произнес
старик и, погладив ладонью упругую спину рыбы, повернул ее
головой от берега. Лещ проплыл шага два и, остановившись,
повернулся боком к старику. Теперь его жабры не выбрасывали уже
пузырьков воздуха, а выталкивали вихорьки воды, похожие на
прозрачные струйки дыма. Это были вихорьки возвратившейся жизни.
Старик это видел. Он, не шевелясь, следил за рыбой до тех пор,
пока она медленно не опустилась в глубину, а ее силуэт не
растворился в сумрачной толще воды. Две ближайшие камышинки дрог-
77

нули раздвинутые уплывающей рыбой, и вновь застыли в
неподвижном воздухе.
Старик еще долго стоял не шевелясь. Потом, вздохнув, тяжело
выбрался на берег и прилег на траву, закрыв глаза.
Тихое дыхание просыпающегося июньского дня приносило на
берег чистый аромат цветущих лугов. В бледно-голубом небе
рождались мелкие белые облачка.
Тихо и невнятно зашуршала под солнцем освободившаяся от
ночной росы прибрежная осока и запорхали над ней легкие синие
стрекозы.
Старик все лежал, не шевелясь...
Прилетевший откуда-то зимородок уселся на конец закинутой
удочки, быстро повертел головкой, а затем, склонив ее набок,
стал внимательно рассматривать торчащий из воды белый
поплавок.
У поверхности, играя с лесой, поблескивали уклейки, отчего
от поплавка постоянно расходились по воде маленькие круги. Вдруг
птичка пулей сорвалась с удилища, раздался всплеск, а мгновение
спустя она появилась вновь, держа в клюве сияющую, как осколок
зеркала, маленькую рыбку.
Белогрудый куличок опустился на песчаную отмель
противоположного берега и стал грациозно расхаживать там взад и вперед
у самой воды.
Гулко ударил шереспер, выплеснув волну на отмель. Куличок
с резким криком сорвался с песка и зигзагами, низко над водой,
быстро полетел вверх по реке.
Старик поднялся... Посмотрел на растягиваемые течением
круги. «Вниз пошел» — машинально отметил он про себя и,
взглянув на поднявшееся уже высоко солнце, стал неторопливо собирать
удочки.
Дорога с рыбной ловли всегда длиннее, чем та же дорога на
ловлю. Поэтому старик только в сумерках подходил к околице
родной деревни. Он шел медленно, устало опустив голову и смотря
под ноги.
У околицы он неожиданно столкнулся с поджидавшей его
женой.
— Ты зачем здесь? — спросил он, останавливаясь.
— Поймал ли что? — вопросом на вопрос ответила старуха.
— Поймал...
— Поймал? Да ведь сумка то, я гляжу, пуста.
— Да причем здесь сумка, глупая?.. В сумке ли дело...— Да
что с тобой об этом говорить!... Все равно ведь не поймешь,—
неожиданно закончил старик.
— Всегда-то ты загадками говоришь, после каждой своей
рыбалки,— сказала, вздохнув, Катерина.— Давай уж удочки-то
понесу, устал, поди?
— Немножко устал, Катерина,— согласился старик.
78

Дед Иван сидел за самоваром у настежь открытого окна и
добрыми, уставшими глазами смотрел на проворные руки жены,
разливавшей чай. Давно знакомое, неизъяснимо приятное чувство
покоя и блаженства заполняло его душу и тело.
Шум падающей с плотины воды, вместе с влажным вечерним
воздухом, щедрой струей втекал в окно и нежной, вечно чистой
лаской тревожил еще острый слух старика.
году при этом можно было не принимать во внимание — он столько
вылежал в пургу и мороз у лунок на подледном лове, столько гроз и
дождей прошумело над его головой у перекатов и омутов, что все
остальное до конца жизни никакого значения для него уже не имело. Днем
Федя добросовестно редактировал сельскохозяйственные брошюры,
а вечером бежал на реку, где и оставался до тех пор, пока омут
доверху не засыпался звездами. По своему типу он принадлежал
к бродяжьему племени поплавочников, и его обычное снаряжение
состояло из трехколенной удочки, соломенной шляпы, клетчатой
рубашки и резиновых сапог; в полях шляпы помещались три-четыре
запасных крючка с поводками, в голенище торчал кухонный нож,
который одновременно сходил за отвертку, штопор, шило и топор,
на поясе в холщевом мешочке висели черви. Особенность его
заключалась в том, что он презирал всякие рыболовецкие наставления
и инструкции, не слушал ничьих советов и не обобщал своего опыта.
Это был рыболов-импровизатор, всецело полагавшийся на
собственное вдохновение.
Второй герой этой истории, молодой экономист Вася Кошелев,
ловил рыбу несуетливо и расчетливо. Федя бегал по берегу, делая
пробные забросы, и его принципиальные установки можно было бы
короче всего выразить строкой известной песни «Кто ищет, тот
всегда найдет». Вася выбирал место и сидел недвижимо, как
памятник — он руководствовался принципом, что рыба есть везде,
надо только уметь ее поймать. Его донки были изящны по отделке и
Николай Грибачев
ЛЕЩИ УШЛИ...
ели бы моего приятеля Федю Ершова
разбудить среди ночи и сказать, что имеется
возможность приобрести зеленую леску и
необыкновенной прочности крючки, он
потратил бы две минуты на одевание и
прошел бы двадцать километров пешком. По-
79

безукоризненны по оснастке; выходя на рыбалку он учитывал
показания барометра и термометра, направление ветра, движение
облаков, конфигурацию берега, характер водной растительности,
положение собственной тени и еще многое другое. У него были
зеленые удилища, зеленые лески, зеленые с белыми хвостиками
поплавки, зеленые рубашки и кепка и синие глаза — короче говоря,
он был замаскирован настолько, что язи и лещи могли бы
обнаружить его только с помощью радиолокации. В соответствии с
наставлениями он непрерывно менял приманки, ловил на горох, на
пшеницу на картошку — на все полевые и огородные культуры, кроме
редьки и хрена. С Федей его роднило только то, что они оба были
белобрысы, молоды и не женаты.
Как-то во время отпуска мы компанией на недельку выехали
половить рыбу. Оборудование нашего лагеря состояло из костра,
на котором попеременно кипятились чай и уха, из куска брезента,
натянутого между двумя ореховыми кустами, из дубовой рощи,
синего неба с кучевыми облаками, ковра луговых трав, небрежно
раскатанного вдоль всего берега, речного плеса и нескольких
омутов. Два дня наша жизнь блаженно и тихо катилась под облаками
и звездами, между хрупкими стенами закатов и рассветов, а на
третий неподалеку от нас поселилась группа туристов из девяти
человек — двух пап, двух мам, четырех курносых ребятишек в
возрасте от восьми до одиннадцати лёт и девятнадцатилетней девушки.
Папы ловили рыбу самым примитивным способом — на переметы,
валялись на солнцепеке и смазывали вазелином мозоли от весел,
ребятишки гонялись за сойками и синими стрекозами, мамы
гонялись за ребятишками, на ходу читая им полезные нравоучения.
Ныли они, ребятишки эти, загорелые, здоровые, энергичные,
неистощимые на забавы, и мамам приходилось трудно. С появлением
новых поселенцев тишина в панике убежала из нашей рощи и
возвращалась только ночью, и то украдкой и не надолго.
В полдень, отловив рыбу и пообедав, мы нанесли дружеский
визит соседям. Церемония представления, как всегда в таких
случаях, была простой и быстрой. Наше внимание привлекала большая
семейная сковорода — на ней жарились сочные куски крупной
широкой рыбы. Мы тоже перед этим ели жареную рыбу, но она ни в
какое сравнение с этой не шла. Правда, ночью нам на закидушку
позвонил соменок, но свести с нами знакомство поближе отказался
и ушел с половиной крючка. Это был грабеж со взломом, тем более,
что пескарь, сидевший в качестве наживки на крючке, попал не
по адресу — он предназначался судаку.
— Караси? — спросил наш Федя, косясь на сковородку.—
Хорошая рыба, но явно тоскует о сметане...
— Лещи,— сказал один из пап.— Карасей ловить нечем.
Мы поочередно оглядели пап. Можно было отдать голову на
отсечение, что не их переметы пришли на берег с этой рыбой.
Закономерным оставалось только одно предположение, которое мы и
высказали:
80

— Купили?
— Что вы!— засмеялись папы.— Кто же покупает рыбу на
реке? Это Саша наловила.
— Какая Саша?
— Да вот она идет!
Мы обернулись. Стройная, легкая, как горлинка, к костру
подходила девушка с бамбуковым удилищем на плече и двумя
голавлями на кукане. Из-под зеленой брезентовой панамки выбивались
темные волосы, черные, как смородина, круглые глаза ее глядели
дружелюбно и весело. Она поздоровалась с нами и смутилась, от
чего смуглые щеки ее слегка порозовели.
— В полдень рыба обычно не берет, — с профессиональной
завистью заметил Федя, поглядывая внезапно посветлевшими
глазами то на голавлей, то на Сашу.
— В полдень она отстаивается, — со всей научной
основательностью подтвердил Вася Кошелев. — Это общеизвестный
факт!
— А рыба, наверное, и не знает об этом,— усмехнулся папа.—
У нее всегда берет, круглые сутки... Третьего дня уже при луне она
выловила двух сомят!
Мы припомнили свой утренний улов, и нам стало неловко: по три
десятка окуней и красноперок на брата — вот и вся добыча. Мы
поинтересовались у Саши — давно ли она ловит и почему она,
девушка, вдруг увлеклась удочками? Она рассказала, что учится
в педагогическом институте и зимой очень тоскует по родному
селу, в котором провела детство у бабушки, что с малых лет она
привыкла к реке и вместе с ребятишками пристрастилась к удочке.
А сельские ребятишки знают все повадки рыбы не хуже, чем
профессора-ихтиологи.
— Но сознайтесь, что на леща вы попали случайно,— заметил
Федя.— Лещи отсюда ушли...
— От меня не уйдут! — засмеялась Саша.— Куда им уходить?
И никакой случайности тут нет, я ловлю лещей не в омуте, а на
проходе — здесь под берегом что-то вроде подводной канавки
в дне, и лещи совершают ежедневно свою кругосветку... Я их
перехватываю по пути!
На свою стоянку мы вернулись подавленные и
пристыженные — подумать только, студентка института побила таких
прожженных рыболовов, как мы! Если бы нам об этом рассказали, мы
бы не поверили, но с фактами ничего поделать нельзя.
— У древних греков была богиня Диана-охотница,— сказал
задумчиво преподаватель литературы.— А у нас Диана-поплавоч-
ница! Интересно, в чем ее секрет?
— Она же сказала, что на реке выросла,— напомнил Вася
Кошелев.— Досконально знает жизнь и повадки рыб. Сабанеев
пишет...
— Просто у нее тот же метод, что и у меня,— скромно
подытожил Федя.
Заказ Л|
81

— Ни ты, ни Сабанеев тут ни при чем,— заметил преподаватель
литературы.— Вы тоже выросли на реке, досконально все знаете,
а таскаете плотичек и окуней... Плачет ваша теория и практика
горькими слезами!
— У женщин, как правило, нет способностей к рыбной ловле
и охоте,— теоретизировал Вася.— Тут нужны выдержка,
терпение...
— Иди скажи это Саше.
— Я знаю, в чем тут дело!— подал голос бухгалтер.
— В чем?
— Видали, какая она красивая и милая? Будь я молодой
рыбой, я клюнул бы у нее на пустой пузырек из-под горчицы... А вы
поглядите на себя — три дня не бриты, носы лупятся. Вы своим
видом убиваете у рыбы всякий аппетит, не говоря уже о чувстве
изящного...
В вершинах дубов ворковали горлинки, синие стрекозы, как
дорогие украшения, висели на лозах, склонившихся над водой, теплый
ветер легкими касаниями гладил траву. Мы лежали в тени, дрема
смазывала медом и склеивала ресницы, но даже с закрытыми
глазами каждый из нас видел милое загорелое лицо, стройную легкую
фигурку в голубой тенниске и велосипедных брюках до колен...
Вечерний лов не внес существенных изменений в соотношении сил —
у соседей опять жарили лещей, а у нас, кроме всякой мелочи, было
два подъязка. Феде удалось вытащить на свою поплавочную удочку
мирона-усача, но он весил менее килограмма, и это сильно портило
его достоинства и лишало шансов на успех в соревновании с лещами
Саши. Когда мы ложились спать, Федя сказал задумчиво:
— Я завтра попрошу ее поделиться опытом... Век живи — век
учись, верно?
— Федя уже клюет,— буркнул преподаватель.
— Не клюет, а уж подсечен,— добавил бухгалтер.
— Не подсечен, а забагрен и вытащен,— внес свою лепту я.—
Будь я молодой рыбой...
— Знаем, знаем — клюнул бы на пустой пузырек из-под
горчицы...
— Верно.
— То, что собирается делать Федя,— безрассудно и унизительно
для самолюбия мужчины,— сказал Вася Кошелев.— Девушки не
уважают слабых характеров... Нет, я сначала поймаю лещей, и
тогда мы вместе с Сашей посмеемся над тобой!..
Мы видели, что Саша не на шутку и по-хорошему растревожила
чувства наших хлопцев. Что делать? Молодость есть молодость!
И если порой бывает любовь с первого взгляда, то еще
чаще первые встречи родят глубокое и искреннее волнение, от
которого до любви всего один шаг... Утром Федя и Вася исчезли
одновременно — с той разницей, что Федя решительно направился
в сторону соседнего лагеря, и на лице у него было написано
радостное и покорное смущение, а Вася двинулся прямо к омуту, и весь
S2

вид его свидетельствовал о непреклонности и решимости подлинно
мужского характера.
Финал этой истории разыгрался вечером через два дня при
красноватых отблесках щедрого семейного костра. Ребятишки, допивая
чай, клевали носами, папы и мамы уточняли график дальнейшего
движения вниз по реке. Нам предстояла разлука, и, хотя мы
познакомились с этими двумя энергичными и самозабвенно любящими
природу семействами случайно, хотя нам с завтрашнего дня вновь
были гарантированы тишина и покой, мы испытывали чувство
грусти... Поначалу из молодежи никого не было, и мы вели
неторопливую беседу много поживших и повидавших людей. Первым у
костра появился Вася Кошелев — в своей зеленой рубашке и
зеленой кепке он выглядел каким-то речным витязем, только что
возникшим из быстролетной волны. Минут через пять подошла Саша,
а на фоне подсвеченных костром дубовых кустов прорисовалась
клетчатая рубашка Феди Ершова. Вася Кошелев поднял на
всеобщее обозрение сашин кукан, на котором топорщились жабры
нескольких мелких окуньков. Созерцание их, очевидно, доставило
ему живейшее удовлетворение, и во всем его облике проступало
нечто от полководца, выигравшего трудное, но решительное
сражение.
— Лещей н ет!—усмехнулся Вася.
Саша вспыхнула румянцем и опустила глаза.
— Лещей нет,— объяснила она,— лещи ушли.
— Им некуда уходить,— безжалостно отпарировал Вася и
достал из сумки двух лещей.— Вот они, в одном два килограмма
сто пятьдесят граммов, во втором — один восемьсот...
Это было высшее торжество педантизма. Мне казалось, что Вася
сейчас вдобавок ко всему сообщит рост лещей с точностью до одной
сотой миллиметра, но он воздержался. Папы и мамы с уважением
смотрели на победителя. Бухгалтер и преподаватель
поинтересовались, на какую насадку удалось Васе вытащить этих красавцев.
— На вареную картошку,— снисходительно пояснил Вася. —
Я вам говорил, что добьюсь своего — и добился...
Я промолчал, хотя мог бы прибавить кое-что существенное. Мне
вспомнился маленький эпизод, невольным свидетелем которого
я стал сегодня после обеда... На берегу, среди трав и цветов,
прижавшись плечом к плечу, сидели Саша и Федя Ершов. Белое
кучевое облако лежало в омуте у самых их ног, а рядом с ними, словно
понимая, что пугаться нечего, на стеблях конского щавеля
качались и заливались щебетом пичуги. Прибитые течением к берегу,
обсыхали два поплавка на спутанных лесках. О чем говорили
рыбаки, я не знаю,— вероятно, это был один из тех разговоров,
которые не всегда удается передать даже стихами. Был момент, когда
Федя достал из-за голенища сапога нож и, пользуясь им, как
автоматической ручкой, выгравировал на своем удилище номер
сашиного телефона. После этого он снова положил удилище на траву,
даже не поинтересовавшись поплавками... И когда я вспомнил все
83

это, великолепные золотобокие лещи Васи Кошелева на моих
глазах потускнели и превратились в труху...
Никогда в жизни я не видел более бесполезной победы, чем та,
которую одержал в этот день Вася Кошелев! И никогда я не видел
более счастливого рыболова-неудачника, чем Федя Ершов, который
в последующие два дня приходил к костру с пустым куканом, но
с поющей душой...
Григорий Гасенко
НА ВЗМОРЬЕ
унная полночь. Вокруг — тишина. Мы
сидим на грядине, между протоками,
у потухшего костра. Справа и слева —
заросли камыша, а среди них, на
скудных пролысинах луговин, дымчато
зеленеют редкие тальниковые кусты,
похожие на копны свежего сена. Перед нами — свинцовая гладь
Таганрогского залива. Горизонта не видно: вода и небо слились в
одноцветную муть; далеко в море слабо мигают огоньки фарватера.
Спать не хочется. У наших ног — опорожненный чайник,
ружья, патронташи, рюкзаки. Напарник мой — местный рыбак —
завхоз рыболовецкой артели Корней Прокофьевич, полулежит,
опершись на локоть, смотрит, как у песчаной отмели без конца
вспыхивают и расходятся слабые круги, точно там сеется мелкий
дождь. Это, жируя, резвится рыбья молодь. Широкие брови старого
рыбака нависли на глаза, отчего крупное загорелое лицо кажется
суровым. В раздумье, покручивая усы, он посапывает носом,
словно во сне. Просвистит ли крыльями утка, шикнетли
вспорхнувший бекас, вскрикнет ли тоскующим голосом чибис —
Прокофьевич вслушивается, затаив дыхание. А через секунду-две вновь
слышится посапывание. Молчим долго. Потом Корней Прокофьевич
приподнимается, медленно сворачивает цигарку и говорит, подавая
мне кисет:
— Посмотрю я, помозгую и диву даюсь: сколько у нас еще
беспорядков!.. Куда мы смотрим? Вот, к примеру, поинтересовался
ты хоть раз, что за рыбаки тут промышляют ночами? Нет? То-то
и оно.
Корней Прокофьевич прикуривает, с минуту молчит, и,
выпустив клуб сизого дыма, продолжает:
— Много нахлебников развелось — дюже много. Кинешь палку
в собаку, а попадешь в браконьера. И, знаешь, в колхозе иные
только для отвода глаз числятся. А сами так и норовят особняком
N4

жить. Сеток дома не держат, в камышах прячут. Да какие сетки!
Малька не пропустят! Все гребут. Как заиграет низовка, так и
рвутся в море, как мыши в амбар: удержу нету. Сидим как-то с
председателем в правлении (дело было в начале осенней путины),
приходит к нам здоровенный лоботряс. Идет, на палку опирается, глаза
кислые, под лоб их так и пускает. «Артист»,— думаю. Спрашиваем:
«Почему на лов не едешь?» — «Не могу,— отвечает, — хвораю,
ноги совсем отобрало». Председатель присмотрелся и спрашивает:
«А какая ж у тебя нога болит?». — «Все,— отвечает,— начиная
с левой и по самую правую». Говорит, а сам глаза в сторону
воротит. Поглядел на него председатель и рукой махнул: «Иди, говорит,
премудрый, лечись. Только, браток, после не обижайся. Болезнь,
вижу у тебя хитрая: ешь, ешь и не наедаешься». А вечером, чуть
солнце на заход, гляжу, а этот самый «хворый» так налегает на
бабайки, аж вода за кормой улюлюкает. В море спешит. Вот
тебе, думаю, и немощный...
В протоке послышалось тихое поскрипывание весел. Мы
прислушиваемся, затем поднимаемся, чтобы разглядеть, кто едет. Лодки
не видно. Она идет в тени, под высокой стеной камыша. От весел
искрами сыплются брызги, на черной воде, за кормой, вспыхивает
серебристая полоска.
— С моря,— негромко говорит Прокофьевич.— Нагрузились,
хамовы души. К пароходу спешат. Набьют зараз корзины свежаком
и — в город, на базар. Эх, немилосердный я на них!
Минуты через две-три снова всплески весел в протоке и глухой,
вполголоса говорок.
— Не с пустым тащатся, — по скрипу определяет
Прокофьевич.— Он волнуется: — Ей-богу, не пойму, как все это делается!
О рыбных запасах говорят, бумажки пишут, по телефонам трещат,
а хищники под носом уничтожают молодняк, и мер — никаких!
Сам, небось, видел, какую рыбу продают на базаре. Смотреть
больно. Сулки* — величиной с селедку, сазанчики — с таранку.
Когда это было, чтоб такую рыбу на рынок допускали? Это же
малек! Будущая рыба!.. Эх!— Прокофьевич, чертыхаясь, хлопнул
шапкой о землю.
По заливу, даже между корнями камыша и куги, слышатся
громкие всплески. Это верный признак того, что вода поднимается:
к берегам пришла крупная рыба. Должно быть, где-то «работает»
низовка. Луна спускается к горизонту, щедро сыплет на водную
гладь серебряные блики. На поникших султанах камыша
поблескивает роса, в воздухе чувствуется предрассветный холодок,
а на востоке мигает, как свечка на легком ветру, утренняя
звезда.
— Пора собираться,— поднимается старик.
Корней Прокофьевич маскируется в кустах, недалеко от берега,
я ухожу дальше, в море.
* Южно-русское название судака Ред.
85

Розовеет восток, нежным румянцем покрывается залив. Где-то
за моим кустом шавкнул селезень. Ему дружно откликнулись кря-
кухи. Шавканье приближается. Через несколько минут селезень
осторожно выплывает из-за куста и сразу же появляется на мушке
моего ружья. Тишину сотрясает выстрел. Минуты через две
грохает дуплет Корнея Прокофьевича.
Сегодняшняя заря сулит отличную охоту.
Из-за горизонта медленно выползает солнце. Над заливом снуют
кулики, утки, бумажными обрывками мельтешат перед глазами
крачки и мартыны; тяжело пролетают медлительные цапли.
Охотничья заря в разгаре. Но я начинаю нервничать: кто-то
бродит за моим кустом, громко бултыхается в воде, мешает
охотиться. Выходить к шумному соседу — не хочется: жду, авось
птица не заметит, налетит. Но вот к чучелам подворачивает табу-
нок чирков. Я вскидываю ружье, стреляю. Выхожу подобрать
трофеи и в недоумении останавливаюсь: «шумным соседом»
оказывается сам Корней Прокофьевич. Уцепившись за кол, он с силой
тянет на себя чью-то сетку, дергает ее, пытаясь сорвать со стояков.
От камышовых зарослей, стоя в лодке и изо всех сил работая
веслом, спешит к нему, должно быть, хозяин сетки. Хозяин отчаянно
ругается, кричит: — Куда ты, гад? Брось! Убью!
Прокофьевич будто и не слышит, продолжая рвать сетку. Мне
становится ясно: быть бою. И я немедленно спешу на подмогу. Не
доезжая до Прокофьевича, рыбак выпрыгивает из каюка, с
поднятым веслом бежит к нему. Страшно ругаясь, он так замахивается,
будто хочет одним ударом весла отсечь голову моему напарнику.
Но Прокофьевич ловко увертывается и, схватившись за весло,
дергает на себя, затем с силой толкает рыбака, и тот, взмахнув
руками, шлепается в воду. Он приходит в ярость. Поднимаясь, он
бросается к каюку, на корме которого лежит заржавленный резак,—
браконьеры всегда возят с собой этот нехитрый инструмент,
маскируясь им под камышатников: наше, мол, дело камыш, а не рыба.
— Но, но! Не балуй!— грозно предупреждает его
Прокофьевич и проворно выхватывает резак из рук браконьера.
Парень цепляется за воротник рубахи, пытается свалить старика.
— Что за драка? — запыхавшись, подхожу я.
Крепкий, загорелый, с черными глазами, парень зло смотрит на
меня и отпускает охотника, чувствуя наше превосходство. Он
отходит в сторону, берется за сетку, но Прокофьевич вырывает ее, тянет
к каюку хозяина. Парень вновь бросается к старику, рветсетку
на себя. Глянуть со стороны — люди занимаются серьезным делом:
пробуют снасть на прочность, не гнилая ли?
Прокофьевич, усердно посапывая носом, вцепился мертвой
хваткой,— не вырвать ее из его рук.
— Ничего у тебя не выйдет,— подхожу я к браконьеру.—
Напрасно петушишься.
Тот в бессильной злобе смотрит на меня и, скрипнув зубами,
бросает сетку.
86

— Грабьте, гадовы души! Берите, проклятые!
— Ты не лайся,— спокойно советует ему Прокофьевич,
перекидывая сетку в каюк.
Уложив ее на корму, он переваливается черев борт, роется
в ворохе рыбы.
— Иди-ка, Савельич, погляди,— подзывает он меня и
сокрушенно качает головой: — Ая-яй, погляди-ка, чего наловил этот
«рыбалка». Дно каюка завалено рыбой. Изредка зевают ртами
крупные сазаны и лещи. А большинство — мелочь: подсулки,
шараны, киляки.* Много надо было еще резвиться и жировать
этой молоди, чтобы превратиться в полноценную рыбу.
— Где ж твои глаза? — возмущается Прокофьевич.— Или ты
совесть окончательно потерял?
Прокофьевич разворачивает каюк носом к берегу, упирается
грудью в корму.
Парень долго стоит, смотрит нам вслед, словно не знает, что же
теперь делать. Уходить от неизбежного скандала, плюнув и на сетки,
и на каюк, или идти за нами — будь что будет. И, решившись,
плетется следом.
Выйдя за грядину, он расслабленно, как изнуренный жарою,
садится на камень, с минуту сидит молча, смотрит себе под ноги,
затем поднимает прищуренные глаза на Прокофьевича:
— Чего ты надумал, земляк? — Голос — тихий,
примирительный.— Загнать хочешь? Засадить?
Старик стоит к парню спиной, слегка расставив ноги, будто
под ним не земля, а палуба шаткой фелюги, крутит цигарку,
молчит.
— Забыл свое? Мало потаскал рыбы? — Голос парня становится
раздраженнее.— Думаешь, не знаю, каким ты в молодости
хлюстом был?
— Был, да сплыл,— отвечает старик. —Я у царя свое брал, а ты
кому шкодишь? Подумал об этом?
Парень, презрительно сплюнув, сквозь зубы цедит:
— Деляга! Допрыгаешься. На своего нарвешься.
— Ничего, я не из робких,— спокойно отвечает
Прокофьевич.
Прикурив, он навешивает на себя охотничье снаряжение,
указывает глазами на каюк:
— Давай-ка, поехали. Нечего рассиживаться.
Мы идем к каюкам, укладываем свои доспехи. Я и Прокофьевич
садимся на весла, парень — на корму. Конфискованную лодку
берем на буксир. Загребая веслом, мой напарник смотрит за борт,
где мирно, успокаивающе хлюпает вода. Загорелое, обветренное
лицо — сурово. На подвеске его патронташа сиротливо болтается
одинокий чирок.
*) По-местному киляк — мелкий лещ; шаран — мелкий сазан; подсулок—
мелкий судак.
87

Я гляжу через голову приунывшего браконьера, на удаляющиеся
кусты, на снующие над заливом косяки уток, на укромную засидку,
оставшуюся далеко в море. «Хорошая заря пропала»,— думаю я.
Но мне почему-то не очень жаль ее...
уже пора закидывать удочки или ставить кружки.
Лучше посидеть у костра, поговорить... Где еще люди так
откровенно рассказывают разные истории из своей жизни?
Их двое. Пожилой сухощавый полковник в отставке Иван
Степанович и Любомудров Владимир Александрович, актер драмте-
атра, начавший уже полнеть и лысеть. Но у реки Владимир
Александрович чувствует себя снова юным и отважным. Оба бывалые
рыболовы, их видавшие виды плаци, штаны и резиновые сапоги
красноречиво говорят о том, что эта рыбалка далеко не первая.
И далеко не первый ночной разговор у костра.
— Опять получил роль положительного героя,— задумчиво
говорит Любомудров, глядя на изменчивые, то возникающие, то
угасающие огоньки.— И что за напасть!
— А вам непременно хочется отрицательных играть,—
насмешливо бросает полковник.
— Интереснее. Разные характеры. Трагические судьбы. Как
писал Толстой? Все счастливые семьи счастливы одинаково,
каждая несчастная семья несчастлива по-своему.
Владимир Александрович подбросил в костер несколько веток,
они зашипели, огненные язычки сначала предательски незаметно
побежали по ним, а затем захватили целиком, скрыли в ярком
пламени.
— Я ведь обычно почти не гримируюсь. А вот когда года три
тому назад играл отрицательного директора завода, даже темный
парик надевал. И грим делал очень сложный, здесь у рта такие
мрачные складки и тут морщины, чтобы взгляд был брезгливый,
презрительный. Да... с большим удовольствием играл!.. Истинное
Валентина Потемкина
ЧУДЕСНАЯ РЕКА
юньская ночь — легкая, светлая,
соловьиная. И никакого нет смысла
ложиться спать, если вы приехали на
рыбалку, потому что в два часа уже
посветлеет на востоке небо, станет выше,
глубже, а звезды будут уходить все
дальше, пока не исчезнут совсем. И вот
88

получил наслаждение. Знаете, Иван Степанович, два желания
таю. Заветных. Получить хорошую роль и поймать судака
килограмма на два.
— Ну, насчет судака — не надейтесь! — трезво отрезает
полковник.— Окунь — да. Может быть, щуренок попадется. Но
судака теперь здесь не сыщешь.
— А вдруг?..
— Никакого вдруг. Сколько раз я вам говорил: за настоящей
рыбой надо ехать километров двести, а то и триста.
— Да, да...— вздыхает Владимир Александрович, но тут же
оптимизм берет верх: — Вот, слышали? Сетями уже запретили
ловить.
— Что сети!.. Разве беда только в том, что промысловики раньше
ради выполнения плана молодь вылавливали? — воспламеняется
полковник.— А то, что хозяйственники сливают в реки отходы
со своего производства? Сколько у нас рек испоганено?
— Да, вот прошлым летом жил я в Доме отдыха. Красота
неописуемая, колонны, лепные украшения, ну и всякие там излишества.
В общем, дворец!..
— Дворцы-то мы строить умеем,— перебил неугомонный
полковник.— А вот обращаться с обыкновенной речкой, с так
называемой матерью-природой не научились.
— Вот я об этом и хочу... Тут целая история...
Любомудров поправил головни в костре, чтобы отвести дым
в сторону, улегся поудобнее и начал:
— Дом отдыха на берегу чудесной реки Серебрянки. Слышал я,
что это была очень рыбная река. Я, главным образом, поэтому
туда и поехал. Взял, конечно, с собой удочки, запасся крючками,
поводками, карабинчиками. Вот, думаю, отведу душу! Приезжаю.
И что бы вы думали? Никакой рыбы. Начисто! Мертвая река. А
почему? Километрах в пятнадцати выстроили текстильную
фабрику, и все отходы сливаются теперь в Серебрянку. Писали,
звонили директору фабрики Кошкареву, чтобы сточные очистители
поставил, а он, конечно, и в ус не дует. И вот однажды произошел
такой случай.
Сидим мы: я и еще один рыболов — старичок, тоже
отдыхающий, на берегу этой несчастной Серебрянки и уже почти без всякой
надежды закинули удочки. Видим, по дороге черный ЗИЛ катит.
Очевидно, в наш дом новых отдыхающих везет. Остановился.
Вышел из машины очаровательный дядька лет сорока в сером
костюме и белой шляпе. Приподнял он эту свою элегантную шляпу
и спрашивает:
— Клюет?
И такая чертовски обаятельная улыбка расплылась на его
морде, что даже мой сосед-старичок не рассердился — а он очень
не любил этого вопроса, который все считали своим долгом
задавать нам, клюет — не клюет — даже он терпеливо ответил:
— А кому тут брать?
89

Приезжий представился Николаем Сергеевичем, мы тоже
назвали свои имена.
— Так где же ваш улов?
— Нету здесь рыбы,— мрачно заявил старичок.
— Вот никогда бы не подумал.— удивился приезжий.— На
вид такие подходящие места.
— Рыба тут была. Серебрянка — чудесная река,— с душевной
болью сказал старичок.
— Так куда же она делась?
— Кошкарев,— вздохнул старичок.
— Кошкарев,— подтвердил я.
— Что Кошкарев?..— не понял Николай Сергеевич.
— Директор текстильной фабрики. Он же в Серебрянку все
отходы сливает.
— Чепуха! Фабрика бог знает где!
— А у Кошкарева такие ядовитые красители, что на сто
километров всю реку испоганят.
Тут и я не удержался, вставил:
— О чем думает такой директор? О своем плане, о премии.
Серебрянка к этому отношения не имеет? Ну и черт с ней!
— Но ведь он не для себя лично старается,— мягко заметил
Николай Сергеевич.— Конечно, он в первую очередь думает о
плане своего предприятия. И вполне естественно. Это главное дело
его жизни.
Первым делом, первым делом самолеты,
Ну, а девушки? А девушки потом,—
негромким приятным голосом пропел приезжий.
Мой старичок хотел было вскипеть, но что-то в новом знакомом
обезоружило его, и он только грустно сказал:
— Глупая песня. И что значит первым делом? Это ведь не
бухгалтерия: первое, второе... Бандит он, вот что, этот Кошкарев!
Такую красоту губить! Вы оглянитесь, ведь экая благодать! А
посмотрите получше: вода свинцом отливает, какие-то бурые пятна
и запах. Пахнет, извините, черт знает чем! С виду река еще
красивая, но ведь она вся отравлена. И не защищайте его, пожалуйста!
Вы, видно, добрый человек и готовы всех оправдать.
Николай Сергеевич еще раз улыбнулся нам своей обаятельной
улыбкой и пошел к машине, где со скучающим видом сидел шофер.
Встретились мы уже в столовой. Сестра-хозяйка посадила вновь
прибывшего за столик с самыми хорошенькими девушками:
беленькой Зиной и черноглазой Мариам. Соседкам он тоже, видимо,
понравился. Они оживились и наперебой болтали.
Каждое утро после завтрака мы компанией отправлялись на пруд
купаться. Тащиться надо три километра, пруд маленький, тиной
порос, кругом слепни, потому что скотину на водопой гоняют, но
что делать? Хочется освежиться, поплавать, а в Серебрянке нельзя,
противно. Пошел с нами и Николай Сергеевич. Путь туда еще
ничего, а вот обратно... Солнце в зените, печет немилосердно. Семь
90

потов сойдет, пока дойдешь. Дорога пыльная, а тут еще машины
мимо мчатся, и каждая норовит обдать вас облаком пыли.
Ну все, конечно, вспоминали Кошкарева. Уж какими только
словами его не ругали!
Николай Сергеевич с этой прогулки, помню, возвращался
молчком. Тогда я не знал всего и подумал, что притомился, бедняга,
с непривычки пешком ходить, а, может быть, обиделся на подпаска.
Мальчишка скотину к пруду пригнал. Мы-то уж к этому
притерпелись, а Николай Сергеевич возмутился:
— Не видишь,— кричит,— здесь люди? Гони к реке на водопой.
А подпасок, озорник, этак вызывающе щелкнул бичом и отвечает:
— Сам туда на водопой ступай. А у скотины от той воды
животы болят.
Лето в тот год стояло жаркое. Всех к реке тянет. А от
Серебрянки никакого толку, будто и нет ее. На третий день по приезде
Николая Сергеевича один новичок-студент только заявился в дом,
никого не спросись,— в воду. Отдыхающие сбежались, смотрят на
смельчака. А он все плавает: и брассом и кролем и просто саженками.
— Ну вот,— обрадовался Николай Сергеевич,— я же говорил:
все это выдумки! Вода отличная. Ну рыба, может быть,
действительно ушла. Допускаю. А купаться вполне можно.
Только он это сказал, вылезает юноша на берег, и полный
конфуз! Сетка на нем была белой, теперь вся грязная, а по телу бурые
и пегие пятна.
Все кругом ахают, соболезнуют, кто посмешливее — хохочет.
— Вот сукин сын, Кошкарев, что с бедным парнем сделал! —
качает головой наш старичок.
А Николай Сергеевич по доброте душевной свой белоснежный
носовой платок протягивает:
— Вытритесь, юноша.
Но где там! Разве такое ототрешь! Повели, конечно, несчастного
под душ.
А тут как раз пришли колхозники. Написали они в
Министерство петицию, жалуются, что не стало из-за Кошкарева жизни:
ни скотину напоить, ни белье выполоскать. Предлагают и нам,
отдыхающим, под этой петицией подписаться. Ну мы, конечно, все
с охотой, а Николай Сергеевич что-то мнется. Не хотелось ему,
видно, но наш ехидный старичок поставил вопрос ребром:
— Нет уж, Николай Сергеевич, либо вы с нами, либо против
нас. Бывает иной раз доброта хуже воровства.
Тому некуда деваться, поставил рогульку.
А в обед произошел случай, круто все изменивший. Пришла
почта, как всегда, из рук в руки передавали письма, и кто-то громко
воскликнул:
— Товарищи! Заказное Кошкареву!
В столовой зашумели: «Как Кошкареву?», «Почему сюда?», «Это
ошибка!».
— Нет, друзья, адрес точный. Товарищ Кошкарев, где вы?
91

Но никто не отзывался, никто письма не брал. Отдыхающие
решили обратиться к администрации.
Вошла в столовую сестра-хозяйка. Разговоры разом
прекратились. Все смотрят, к кому же она подойдет? Руки с ножами и
вилками так и остановились на полпути. Старичок машинально
перчит и перчит свою котлету. А Николай Сергеевич схватил салфетку
Зины и, волнуясь, давай ею обмахиваться. Сестра-хозяйка
миновала середину зала и направилась... к кому бы вы думали? К
столику Николая Сергеевича.
— Товарищ Кошкарев, в чем дело? Почему не берете письма? —
озабоченно спросила она.
Розовые щеки Николая Сергеевича стали багровыми. Он сидел,
не подымая глаз. Зина ахнула. Все взгляды были прикованы к их
столику.
— Вы ошибаетесь, Анна Яковлевна, этого не может быть! —
вскочила Мариам.
— Полноте, никакой ошибки! Возьмите, товарищ Кошкарев,
я за вас расписалась,— и сестра величественно выплыла из столовой.
Воцарилась тягостная тишина. Теперь никто не смотрел на
Николая Сергеевича, будто его и не было. Старичок-рыбачок резко
отодвинул стул, уронил вилку и, не поднимая ее, быстро ушел.
А Зина и Мариам, как бы невзначай заговорили о чем-то со
студентом новичком и, взяв свои тарелки, пересели за его столик.
Николай Сергеевич остался один. Он делал вид, что продолжает
обедать, но видно было, что кусок не лезет ему в горло. Наскоро
проглотил второе, отодвинул третье и поспешно встал. Помню,
шел он между столиками, и такими взглядами его все провожали —
не дай бог! — удивленными, гневными, презрительными.
В тот же день он вызвал по телефону машину.
Когда Кошкарев садился в свой черный ЗИЛ на террасе, где
собралась молодежь, заиграл баян, и Зина вызывающе запела:
Как на речку шла купаться
Вся белее снега я
А как с речки возвращалась
Бурая да пегая.
И хор громко подхватил:
В нашей речке не спроста
Ни чешуйки, ни хвоста.
Ершик плакал, говорил:
Кошкарев нас уморил!
Николай Сергеевич теперь уже не улыбался, нет! С каменным
лицом уселся он в машину и поспешно укатил.
— Бандит! — глядя ему вслед сказал старичок.
Но я был не согласен.
— Ну, почему бандит? Он аккуратно штрафы платит. Спустит в
речку отходы и тут же, пожалуйста, штраф! Все чинно, благородно.
92

— Конечно, есть еще такие люди,— щурится на пламя
полковник.— С виду вполне советские. Даже партбилет в кармане.
А поскреби его хорошенько...
— Ведь на первый взгляд обаятельнейший дядька!..
— Вот, а вы говорите: отрицательный герой! Темный парик,
неприятные складки у губ!
— Знаете, а я до сих пор не уверен, отрицательный ли?..
— А что же? Думаете он у вас в Доме отдыха прозрел,
раскаялся, да? Вернулся на свою фабрику и срочно велел строить
сточные очистители? Бросьте, Владимир Александрович! Не будьте
карасем-идеалистом! Только в романах да пьесах негодяи
молниеносно перековываются в святых. Вы думаете этот Кошкарев раньше
не ведал, что творил? Чепуха! Великолепно понимал, только
закрывал на это глаза.
— Кто знает... Кто знает...— Любомудров задумчиво шевелит
хворостиной угли.— Хочется верить в людей. Хочется видеть их
лучшие стороны.
Полковник ничего не ответил. Он размотал удочку и начал
готовиться к первому забросу.
Река и небо посветлели. Горизонт отодвинулся. Над лесом на
востоке разгоралась золотая полоса.
Л. Прокофьев
,БОГАТЫЙ" ДИРЕКТОР
ван Иваныч Иванов —
Директор Краскокомбината,
Обидевшись на то, что рыболов
Пнем обозвал его и бюрократом,
Держал такую речь
«Товарищи! Беречь
Народное добро мы все должны!
А если что не сбережем —
Тогда мы весь ущерб казны
Обязаны немедля возместить рублем.
Я — так и делаю!.. Ну, пусть я виноват:
Руководимый мною комбинат,
Сплавляя в водоем отходы
И, отравляя этим воды,
Уничтожает рыбу в нем...
Что из того? Ведь я рублем
Убытки эти возмещаю!
Не беспокойтесь! Краскокомбинат
Настолько мощен и богат,
93

Что штрафы я перечисляю
В бюджет почти что каждый день...»
Вот уж поистине: и бюрократ и пень!
Он штрафов, видите ли, не считает
Карман-то не его страдает.
А хорошо бы завести порядок новый —
Заставить всех таких вот Ивановых
За весь ущерб платить не наши, а свои рубли...
Тогда бы рыбу, мы, ручаюсь, сберегли.
А. Лобанов
ПЕРВЫЙ САЗАН
емен Петрович погладил ладонью
седеющие усы и сказал: — Вы, молодые
люди, интересуетесь, как я стал
рыболовом?
— Слушайте! ...Мой сослуживец
Михаил Кузьмич, солидный и
уважаемый человек, принялся настойчиво
уговаривать меня отправиться с ним на рыбалку. Но я не склонен был
заниматься пустяками. Рыбу я люблю жареную и в ухе, а живую
никогда не ловил. Слыхал и нередко повторял в адрес рыболовов
ехидные изречения, вроде таких: «Удим-удим, а ужинать чорт-те
знает чем будем», или «Самая большая рыба та, которая сорвалась».
Правда, такие поговорки вызывали у ярых рыболовов
снисходительное и даже презрительное отношение — чего, мол, с младенцев
спрашивать?..
И вот однажды я не устоял. Почему, сам не знаю. Вероятно,
причиной были язвительные слова жены Маши:
— Другие мужья как мужья. Смотришь, рыбки или уточек
приволокут, а мой, лежебока, уткнется в книгу...
Слова эти взорвали меня, и я дал согласие.
Накануне выезда я по уговору зашел на квартиру Михаила
Кузьмича. Нашел я его, изгнанного супругой из комнат, в
затканном паутиной сарае, где он, сидя на низенькой табуретке,
священнодействовал над крючками, лесками, пробками.
— Так вот,— внушительно сказал он.— Машина — за нами.
Прихватите заморить червячка — не рыболовного, а того самого...
— Слыхал я, Михаил Кузьмич,— несмело вспомнил я, — что
в подобных случаях уха... «как будто янтарем подернулась она».
— Это еще неизвестно, чем она подернется. Рыболовное дело —
тонкое... Снасти я беру на себя,— заключил Михаил Кузьмич.
94

Я сидел в кузове автомашины и вдыхал ароматный воздух полей
и лесов. Что ни говорите, а приятно сменить канцелярское кресло
на скамейку грузовика, трясущегося по ухабам.
Машина вернулась в город с уговором приехать за нами завтра
к вечеру. Шофер Николай, веселый парень, бывший фронтовик,
пообещал захватить бочки, чтобы засолить на месте пойманную нами
рыбу...
Вечерело. Михаил Кузьмич собрался к недалекому озеру. Вода
там была какого-то неповторимого цвета, отражавшего закат. Я
залюбовался, но Михаил Кузьмич, прервав мои восторги, сурово
приказал:
— Соберите валежнику, вскипятите в казане воду... Рыбу для
ухи я принесу. Ясно?
— Ясно. А если рыбы на уху не будет?
Забрав снасти, Михаил Кузьмич ушел, ничего не ответив.
Я лежал у пылавшего хвороста. Пламя плясало, сгущая сумерки.
Удивительны голоса леса! Какая-то пичужка восхищенно
повторяла: «Ми-ло! Ми-ло!». Другая ей сочувственно отвечала: «А ка-а-к же!
А ка-ак же!» Звенела иволга. Кукушка отсчитывала чьи-то еще не
прожитые года. А может быть и мои? Раз... два... три... четыре!
И стоп! Я обиделся на скупую кукушку — неужели мне осталось
жить только четыре года? А потом она, а может быть другая, опять
завела свое унылое причитание и так долго куковала, что я сбился
со счета, и мне показалось даже утомительно жить так много лет.
Потом кукушка заверещала, будто жалуясь на свою одинокую
судьбу, пролетела надо мной и издалека прислала последнее
затихавшее ку-ку: «Поживи-де, мол, еще год напоследок!»
Искры, взлетая, умирали, и, когда костер, шипя, погасал, на
темном небе выступили звезды.
Запел соловей. Почему он поет ночью? И почему его песнь так
волнует воображение, будит давние сны юности?..
...Выступив из тьмы, возник Михаил Кузьмич, огромный в
свете костра.
Он передал мне уже очищенную рыбешку, всю уместившуюся
на ладони. Есть уха! Я торжественно и бережно опустил рыбешку
в казан. Но... не особенно веря в рыболовные способности моего
компаньона, я еще раньше запустил в кипяток сосиски, корейку и
прихваченный — «на всякий случай» кусок сливочного масла.
Интересно, что получится — уха или чепуха? Но... разрешите
небольшое отступление. В конце концов, кто установил, что такое
уха? Известно, что в ней должна обязательно присутствовать
рыба — это бесспорно. Бесспорно и то, что я своими руками положил
в котел карася. Конечно, было бы лучше сварить уху из одной лишь
рыбы. Ведь нет ничего вкуснее и слаще, а значит и полезнее, чем
пахнущая рыбой, перцем, лавровым листом, приправленная
горьковатым дымком, уха у костра... Но я отвлекся.
Голоса ночи затихли. Мы молчали. Можно долго-долго смотреть
на пламя: оно притягивает, гипнотизирует, и только тот, кто про-
95

водил ночи у костра, понимает его очарование. На свет налетели
разные букашки, кружась в безумном танце. Откуда-то сверху
большой черный жук с басовым звуком, подобно пикирующему
бомбардировщику, устремился к костру и моментально исчез в
пене бурно кипевшей воды. Я оторопел и закричал:
— Михаил Кузьмич, пропала уха!
— А что? — приподнимаясь с охапки сена, спросил он.
— Жук... жук, в казане!
— Только-то. Наваристее будет. Привыкайте...
Я глядел на него и не понимал. Неужели это тот самый
Михаил Кузьмич, который донимает жену и тещу из-за попавшей в
суп мухи?
И только сейчас я обратил внимание, что этот, всегда в
выутюженном костюме и в безупречно белоснежном воротничке, мой
сослуживец одет, как разбойник с большой дороги. Оказалось, что
я плохо знал Михаила Кузьмича.
С озера донесся тихий стеклянный звон колокольчика. Раздайся
звонок по телефону от самого министра, не проворнее бы вскочил
Михаил Кузьмич. Он сделал какое-то цирковое антраша, вскочив
рывком без помощи рук, что при его грузноватой комплекции было
поразительным трюком, и восторженно закричал:
— Ага, попался!
Как будто там попался в какую-то беду самый злейший его враг.
Через несколько минут он вернулся, держа за жабры уже
вычищенную порядочную рыбину, и с трудом втиснул ее в казан.
— Вот,— иронически улыбнувшись мне, сказал он.— Удим,
удим и ужинать все-таки будем...
Мы вооружились щербатыми деревянными (обязательно
деревянными) ложками и они помогли нам без больших усилий съесть
приготовленный мной гибрид мясного супа и рыбной ухи.
Костер догорал. Мой спутник, повозился у ближайшей копны
сена и затих, а я все не уставал наслаждаться величавой красотой
ночи, сияньем, луны, поднимавшейся над зубчатыми вершинами
леса... Как вдруг!
С вечера я не обращал особого внимания на комаров и
машинально шлепал по шее и щекам, отгоняя одиночек. Но сейчас, когда
исчезла дымовая завеса, комары набросились на меня. Их были
тучи. Казалось, сам воздух звенит и трепещет под их натиском.
Я вертелся, как шашлык на шампуре, корчился, как червяк на
крючке.
— Господи, боже мой! И чего меня черти понесли на эту
несчастную рыбалку,— стонал я.— Был бы сейчас дома, лежал бы
на мягкой, чистой постельке, слушал бы репортаж Синявского со
стадиона, разбирал бы партию в шахматы, почитывал бы «Дерсу
Узала» (где, кстати, тоже есть комары, но они литературные и не
кусаются).
Но надо было спасаться. Я услышал густой храп моего
совратителя. Он спал. Значит... Я подошел к копне, из нее торчали
96

только ноги в сапогах. И тут я понял, как я еще несмышлен.
Зарывшись с головой в сено, вдыхая его островатый полынный аромат,
я не без злорадства слушал, почесываясь, комариную возню у
копны и особенно назойливый писк одного удальца, который в
попытках пробраться к моему уху, где-то запутался.
Я засыпал, и чудилась мне колеблемая ласковым ветерком,
расцвеченная закатом озерная волна, в ней отражалась и дрожала,
переливаясь, полярная звезда, и, как позывные радио,
перекликались мелодичные птичьи голоса леса. Этого не услышишь, и
даже, во сне не увидишь в городе. Хорошо!
Проснувшись утром, я выбрался из сена, похожий, наверное,
на огородное чучело. Подойдя к озеру, я нашел на берегу, кроме
Михаила Кузьмича, несколько нивесть когда и откуда взявшихся
рыболовов.
— Припозднились, Семен Петрович, проспали зореньку —
добродушно сказал Михаил Кузьмич.— Пополоскайтесь, и за дело.
Я осмотрелся, окутанное туманом озеро будто дымилось. В
кустах уже щебетали птицы. За дальним холмом медленно, словно
нехотя, всходило багровое солнце.
Все вокруг было так свежо и ярко, что у меня в душе невольно
возникло сожаление о многих-многих пропущенных в городе
чудесных утренних часах.
Наскоро раздевшись, не раздумывая, я бросился в воду.
Вздрогнув от прохлады, через секунду я плыл, испытывая
бодрость, сбросив с плеч назло кукушке добрый десяток лет.
Я плыл, а сзади раздавались вопли.
Обернувшись, я увидел рыболовов, которые неистово
жестикулировали и грозили мне кулаками.
Опасаясь расправы, я предусмотрительно сделал большой круг
и вылез на берег подальше от этой сердитой компании.
Когда я подошел к ним, все уже поостыли.
Только один длинный, сухой старик с бородой клинышком,
похожий на Дон-Кихота, пробурчал:
— Не нашел другого места, а еще, видать, культурный человек.
И он в сердцах плюнул в воду. Остальные промолчали, а
Михаил Кузьмич, подмигнув мне, сказал:
— Возьмите там лески со всем снаряжением и попробуйте
ловить.
Направляясь к указанному месту, я от избытка молодости запел.
И сейчас же все рыболовы, как по команде, обернулись в мою
сторону, а хмурый старик прошипел:
— Михаил Кузьмич, уймите вы его, наконец, а то я за себя не
ручаюсь. Ну как это можно брать с собой такого не... не... недотепу!
Я уверен, что он хотел сказать — негодяя.
Пристыженный, я молча присел у лесок с крючками, и здесь
новое испытание ожидало меня. В первом мотке не находилось
конца лески. Я вертел моток так и этак,— конца не было. Тогда
я храбро взялся распутывать. Но чем больше я старался, тем боль-
4 97

ше она запутывалась. Я на цыпочках (не спугнуть бы карасей)
подошел к Михаилу Кузьмичу и наклонился к его уху:
— Запуталась. Можно ножом?
Но он, не отрывая взгляда от поплавка, внушительно помахал
указательным пальцем перед моим носом. Я взялся за другой моток.
Тот же результат. Я свирепел, кряхтел, чертыхался.
— Да распутайся же ты!
Я уже почти распутал ее, а она на моих глазах опять
замысловато свернулась. Что было делать? Я постарался успокоиться и,
взглянув на третий, последний моток, решил применить иную
тактику. Я осторожно, ласково взял его и стал полегоньку
встряхивать. И, представьте, леска начала расползаться, как живая. Я
продолжал эти манипуляции, пришептывая:
— Милая, дорогая, хорошая, прошу тебя, распутайся...
И она легла передо мной, укрощенная.
Лишнее доказательство, молодые люди, что добрым и
вежливым обращением вы всегда скорее добьетесь успеха, чем грубостью
и нахальством...
Михаил Кузьмич отвел меня в сторону, помог насадить
довольно противного, юркого червяка (с чем я никак не мог справиться)
и, забросив для показа леску, сказал:
— Ну-с, Семен Петрович, теперь на одном конце червяк, а кто
окажется на другом, зависит от вас.
И я уставился по примеру других на поплавок.
Глупое занятие, говорят некоторые, говорил так и я когда-то...
Так ли?
Многие представляют себе это так: подплывет рыбина к червяку,
проглотит крючок — и тащи её, дуреху, на берег.
Не так все это просто, молодые люди. Попробуйте-ка изловить
удочкой шуструю форель! Намучитесь, пока научитесь. Впрочем,
все это расписано во множестве книг для начинающих рыболовов.
Мне кажется, легче стать, к примеру, отличным штурманом
авиации, чем отменным рыболовом...
Итак, я смотрел равнодушно на поплавок, хотя на дне души
шевелилась надежда поймать пудового сазана и утереть нос этому
придирчивому старцу.
Солнце поднималось. Туман таял над зеркалом озера, и начал
явственно вырисовываться дальний берег.
Прилетела и села на поплавок синяя стрекоза. Она кокетливо
расправила прозрачные кружевные крылышки, покачалась на
легкой зыби, подумала о каких-то своих стрекозиных делах и улетела.
Небольшая лягушка при каждом покачивании поплавка все ближе
и ближе подбиралась к нему по высохшим прошлогодним стеблям
камыша и, видимо, не совсем уверенная в съедобности поплавка,
выпучив на него глаза, замерла на широком листе
кувшинки.
Краснокрылый кузнечик, ударившись с налету о мою щеку,
упал на колено, пошевелил усиками и застрекотал, не подозревая
98

что я могу его сцапать для насадки на крючок. Мне стало жалко
доверчивого музыканта, и я щелчком согнал его.
Но тут, вдруг, дрогнул поплавок, и... дрогнуло мое сердце.
Как первая песнь первого скворца предвещает весну, так первое
колебание моего (повторяю, моего) поплавка пробудило во мне
страсть рыболова.
Я взмахнул удилищем, но... на крючке сидел показавшийся
мне не таким уж противным червяк и... больше ничего. Я опять
забросил леску. Видимо, привлеченные моими судорожными
движениями, подошли рыболовы и молча стали за моей спиной, как
почетная стража.
Поплавок, маленький бакен, сверху белый, снизу зеленый (тоже
тонкость), шевельнулся вправо, пошел от меня и начал
приплясывать гопака. Я ждал, не зная, как действовать во избежание
публичного конфуза (мое терпение, оказывается, потом было
поставлено мне в заслугу). А поплавок шел кособоко в сторону, все
убыстряя ход, и я услышал за собой хриплый мучительный вздох
Михаила Кузьмича:
— Подсекай!
Я, охнув, рванул удилище, оно выгнулось, леска напряглась
натянутой струной и пошла кругом, рассекая водную гладь...
Ощутив в руке огромное сопротивление столь желанного сазана, я
вскочил, ухватился обеими руками за удилище. Что тут поднялось!
Я думаю, в мировой истории не было еще такого бурного
собрания, как в этот трагический момент. Я и сейчас слышу крики,
стоны, чуть не рыдания.
— Тяни! Томи! Тащи!
Вредный старик егозил, танцуя позади меня:
— Не давай! Давай! Отпускай!
— Развлекай ее, развлекай! Подводи!
— Отпусти...
Короче говоря, сазан, показав плавники и хвост, сорвался и ушел.
В моем воображении и, что греха таить, в моих последующих
рассказах эта рыба, «которая сорвалась», выросла до размеров
акулы или, по меньшей мере, каспийской белуги.
Чай пили вместе. Все рыболовы оказались на редкость
симпатичными людьми, а «Дон-Кихот» был особенно предупредителен.
На обед приготовили настоящую уху. Веселый шофер Николай
прибыл раньше назначенного времени, чтобы самому посидеть на
берегу с удочкой.
Ехали обратно, распевая «...закаляйся, как сталь!» На подъезде
к городу мои спутники пошептались. Хороший это обычай у
охотников и рыболовов — делиться с товарищами и радостями своими,
и печалями, и добычей.
Мне, как я ни сопротивлялся, навалили сумку рыбы и сказали:
— Рассчитаетесь потом натурой из своего улова. Но только
обязательно. Слово?
— Честное слово! — поклялся я.
4*
99

И позднее я рассчитался, но, конечно, не с ними, а с
начинающими, каким я тогда был, рыболовами.
Жена встретила меня восторженно и, гордясь мною,
пригласила соседей на карасей, которые (не соседи, а караси), как
известно, любят, чтобы их жарили в сметане. Только через два года я
признался, что эти караси были пойманы не мною.
Может быть, вам интересно, почему именно меня так
настойчиво совращали на рыбалку?.. Очень просто, я заведую
транспортом нашего треста.
Между прочим, теперь моя Маша говорит:
— Другие мужья как мужья — в выходные жен приглашают в
кино, в театр, или, на худой конец, дома книгу читают, а мой
бродяга, ни свет, ни заря — на рыбалку!
щищала от ветра стена густого леса, подступавшего почти к самой
реке. Впрочем, Иван Михайлович разводил костер редко, его
привалы были коротки. Он складывал в корзину улов и плыл домой,
в деревню.
Садясь однажды в лодку, Иван Михайлович вдруг заметил, что
за ближними к реке кустами притаилась рыжая лисичка. Она
внимательно наблюдала за каждым движением рыбака и, казалось, с
нетерпением ждала его отъезда.
Иван Михайлович хотел было хлопнуть в ладоши, вспугнуть
лису, но передумал. «Чего она выжидает? — заинтересовался
рыболов.
Словно не замечая зверя, он оттолкнулся от берега и поплыл.
В ту же минуту лиса выбежала из своего укрытия и начала проворно
хватать мелких рыбок, оставшихся кое-где на песке после очистки
корчаг.
«Вон в чем дело! — усмехнулся рыбак.— Кумушка, видно,
не первый раз лакомится моими пескарями, если так пристально
следит за мной».
Н. Устинович
ДРУЗЬЯ
В этом месте был очень удобный
для стоянки лодки заливчик, и если
приходилось разводить костер, его за-
акончив ловлю, Иван Михайлович
обычно делал короткую остановку на
пологом песчаном берегу выше
островков.
100

На следующий день Иван Михайлович, как всегда, остановился
на своем излюбленном месте. Тут он вспомнил про вчерашнюю
встречу и посмотрел на опушку леса. Лисица сидела среди тех же
кустов, словно никуда и не уходила!
С этого времени между рыбаком и лисой установилась
своеобразная дружба. Отплывая домой, Иван Михайлович не забывал
оставить на песке пригоршню-другую мелкой рыбы. «Нахлебница»
не замедляла являться на даровое угощение...
В определенное время лиса ждала рыболова. Как только на реке
раздавался плеск весел, из кустов немедленно высовывалась
остроносая мордочка...
С каждым днем лиса все больше привыкала к рыболову.
Примерно через месяц она уже почти перестала прятаться в кустах.
А еще через некоторое время рискнула приблизиться к лодке.
«Иш, ты!— удивлялся рыболов.— Зверь, а понимает доброе
отношение».
И Иван Михайлович решил попытаться — нельзя ли
приручить лису еще больше.
Теперь, оставляя на песке рыбешки, он умышленно
задерживался на берегу.
В конце концов дошло до того, что лиса съедала свою порцию
у ног сидящего на земле рыболова. Покончив с угощением,
облизывалась и неторопливо убегала в лес...
Однажды Иван Михайлович протянул руку, чтобы погладить
лису. Она отскочила в сторону и оскалила зубы, словно собака.
Но уже на другой день позволила тихонько прикоснуться ладонью
к ее пушистой спине...
Тем временем наступили осенние холода. Пора было прекращать
рыбную ловлю, и Иван Михайлович, успевший привязаться к
доверчивому зверю, с грустью думал о предстоящей разлуке.
— Туговато будет зимой, а? — спрашивал он у лисы, сидя
рядом с нею.— Холодно, голодно... А то, гляди, охотнику под
выстрел подвернешься...
Лиса, словно понимая, о чем идет речь, пристально смотрела
в глаза человека...
— Увезу-ка я ее домой,— решил Иван Михайлович.— Пусть
проживет зиму в избе, а дальше видно будет.
Но как увезти? Вряд ли лиса «согласится» по доброй воле
оставить лес...
Рыболов начал постепенно подготавливать лису к
предстоящему путешествию. Сделать это теперь было нетрудно. Он стал
кормить ее в лодке, а один раз даже отплыл с ней от берега. Лиса
рванулась было к борту, но Иван Михайлович снова причалил,
и она успокоилась.
Приехав на рыбалку последний раз, Иван Михайлович заманил
лисицу в лодку, дал ей рыбы и поплыл. Почуяв какой-то подвох,
пленница начала метаться. Несколько раз она пыталась броситься
в воду, но так и не решилась.
101

Кончилось тем, что Иван Михайлович благополучно доставил
свою гостью домой. В избе лиса забилась в самый дальний угол
под кровать и просидела там весь день.
Появление у Ивана Михайловича нового «жильца» вызвало
разговоры во всей деревне.
— Привязать ее надо, а то уйдет,— советовали соседи.—
Выберет удобный момент и улизнет.
— Нет, неволить не буду,— отвечал Иван Михайлович,— У нас
с нею вроде как добровольное соглашение. Нравится — пусть
живет, не нравится — пусть уходит.
Но лиса не уходила, хотя она могла бы это сделать каждую
минуту: дверь избы то и дело открывалась, и выбежать во двор
можно было совершенно свободно.
Иван Михайлович отвел для лисы уголок на кухне, постелил
тряпки. Лиса знала свое место и проводила там большую часть
дня, свернувшись калачиком.
Освоясь с непривычной для нее обстановкой, лисица стала
выбегать во двор. Несколько раз она уходила за огород, к реке,
но вскоре возвращалась обратно, и, если дверь в избу была
заперта, терпеливо ждала, когда ее откроют.
Панический страх вызывали у нее собаки. Стоило ей лишь
завидеть какую-либо дворнягу, как она стремглав бросалась
в избу...
Казалось, что лиса стала ручной. Однако это было не совсем
так. Она не хотела признавать никого, кроме Ивана Михайловича.
Только ему она позволяла гладить ее и брать на руки, только от
него брала пищу без опаски. Но стоило приблизиться к ней его
жене или детям, как лиса принимала угрожающий вид и
забивалась в угол.
Когда выпал первый снег, на улицу высыпали из всех домов
ребятишки. Началось шумное веселье. Одни лепили снежных
баб, другие играли в снежки, третьи возили друг друга на санках...
Иван Михайлович вышел на улицу, чтобы покатать маленьких
детей. Вслед за ним выбежала и лиса. Он взял ее на руки, со смехом
посадил на салазки и повез по деревне. Лисе эта забава, как видно,
понравилась. Ребятишки толпились кругом и визжали, а лиса
как ни в чем не бывало сидела на салазках и спокойно
посматривала по сторонам.
За зиму лиса раздобрела, похорошела. Рыженькая шубка ее
стала густой, пушистой.
— Хороший воротник будет,— говорили соседи.
— Не за тем я ее из леса сманил,— возмущенно отвечал Иван
Михайлович.— Ни о каком воротнике и речи не может быть.
— Ведь все равно убежит,— пророчили колхозники.
— Пусть бежит!— Невелика корысть — воротник...
Лиса и в самом деле убежала. Произошло это в марте. С
приближением весны Иван Михайлович все чаще начал замечать,
как жадно принюхивается лиса к теплому ветру, как все дальше
102

уходит она за огороды и подолгу смотрит на синеющий вдали
лес...
В один ясный солнечный день лиса ушла к реке и не вернулась.
Иван Михайлович ждал ее до поздней ночи. Несколько раз ему
казалось, что кто-то тихонько скулит за дверью и царапает
когтями войлочную обшивку. Он открывал дверь, но на крыльце
никого не было...
Некоторое время Иван Михайлович чувствовал себя так, словно
в доме кого-то не хватало. Пообедав, он по привычке начинал
собирать со стола кости, и только тогда вспоминал, что отдать их
некому...
Но мало-помалу он стал забывать о беглянке. Наступала весна,
приближалось время сева, и работы у него хватало с утра до ночи.
Он был колхозным кузнецом и должен был вовремя
отремонтировать весь посевной инвентарь. А возвращаясь домой, Иван
Михайлович начинал приводить в порядок рыболовную снасть,
готовясь к скорому выезду на рыбалку.
Наконец очистилась ото льда река, и Иван Михайлович, выбрав
свободное время, поплыл на свои излюбленные места.
Подплывая к берегу у знакомого заливчика, рыболов с
удивлением заметил, что у леса мелькнуло что-то светло-рыжее и
скрылось за кустами. А еще через мгновение на песок стрелой вылетела
лиса. Она подпрыгивала и металась у воды, радостно приветствуя
своего друга...
— Ах, ты, негодница, ах ты, бессовестная...— ласково трепал
ее ладонью Иван Михайлович.— Ты что же от меня сбежала?
Лиса терлась о сапоги...
Мельников угостил беглянку вареным мясом, и она принялась
жадно обгладывать кости.
— Что, видно, не ахти как сытно живется на воле? —
усмехнулся Иван Михайлович.— Поедем-ка опять ко мне.
Собираясь отплывать, Мельников взял лису на руки, унес в
лодку. Но едва он выпустил ее из рук, как она перемахнула через
борт и убежала к кустам.
— Не хочешь...— промолвил Иван Михайлович.— Что ж, дело
твое. Живи по-своему...
Рыболов оттолкнулся от берега, поплыл. И еще долго видел
он неподвижный силуэт лисы на фоне темных, безлистных кустов.
Красноярск

Андрей Никольский
РЫБАК - РЫБАКА
меня прекрасная жена,
добропорядочная, с хорошими манерами теща, и,
быть может, поэтому я так долго не
мог признаться им в своей страсти.
Я знал, что мое признание выглядело
бы крайне нелепо. Услышав его, моя
жена наверняка разразилась бы звонким хохотом, который всегда
ставил меня в тупик, но как реагировала бы на это теща — я не
мог представить. Она, конечно, не стала бы хохотать. Скорее всего
она холодно посмотрела бы на меня, своего зятя, который может
заниматься такими пустяками, потом доброжелательно улыбнулась
и посоветовала вместо этого сходить в консерваторию.
Я ненавижу консерваторию с детства. Но когда человек женится,
он неизбежно жертвует многими привычками и взамен
приобретает новые. Так незаметно, вскоре после свадьбы, подернулись
холодком мои отношения с приятелями, затем мне пришлось
бросить курить — потому, что я никак не мог отвыкнуть от скверной
манеры разбрасывать по всей комнате окурки, потом мне пришлось
отвыкнуть от привычки ложиться на кровать в ботинках, и,
наконец, я приобрел абонемент в Большой зал...
Но с одной страстью я никак не мог распроститься. Она
хранилась на дне моего сердца в виде воспоминаний и на дне моего
чемодана в виде нескольких коробок с блеснами, сатурном и спин-
нинговой катушкой.
Было время, когда я увлекался рыболовством, когда большую
часть моей холостяцкой комнаты занимали удилища, штампики
для изготовления блесен, резиновая лодка и прочий нехитрый,
но громоздкий рыбацкий скарб. Но потом, когда я увлекся
девушкой и она согласилась стать моей женой, я довольно остро
почувствовал, что она сделала это отнюдь не из-за моих
рыболовных качеств.
Я понял это приблизительно через полгода. Как-то я
предложил ей провести воскресенье за городом. Это было для нее ново, и
она согласилась. Когда я неосторожно сказал, что возьму с собой
спиннинг и попробую там ловить рыбу, она, против обыкновения,
даже не подняла меня на смех. Она просто удивилась, глаза ее
стали круглыми, как у Буратино, когда тот нечаянно попал в страну
дураков. Вряд ли на ее жизненном пути до этого встречался хотя
бы один рыболов.
— Т ы , —спросила она,— ты умеешь ловить рыбу?
104

Этот вопрос, признаться, меня озадачил. Ну кто же
спрашивает об уменье ловить рыбу? И кому этого уменья недоставало?
Другое дело говорить об уменье поймать рыбу... Но это уже
профессиональный разговор.
А для того чтобы ловить рыбу, не требуется никакого уменья.
Здесь требуется многое — любовь к этому занятию, спортивный
азарт, выносливость, терпение, склонность к лишениям, но отнюдь
не уменье. Что здесь хитрого? Привязывай к леске крючок,
наживляй червяка, забрасывай все это в воду и жди. Так по крайней мере
поступает большинство моих знакомых и никогда ничего не ловят.
Они обладают всеми перечисленными качествами, за исключением
уменья. Как я замечал, их ловля обычно состоит из двух этапов:
поспешная беспорядочная подготовка дома и томительное
бесплодное ожидание поклевки на берегу.
Я не люблю спешить и не люблю ждать. Я не люблю в
субботний вечер бежать сломя голову за червями, торопливо
монтировать снасти, опаздывать на электричку, а потом, прозевав зорю,
томиться в жаркий полдень на берегу. Так могут поступать жалкие
дилетанты, у которых свободного времени в избытке и они не знают
куда его девать.
Я из всех снастей предпочитаю спиннинг за то, что он всегда
готов к бою. Мне нравится забраться ночью в далекую глухомань
и с рассветом быть уже на речке. Неслышными шагами,
пригнувшись, идти вдоль сонной реки и неслышно делать аккуратные
забросы. В такую зорю всегда бывают поклевки. А когда солнце
начинает припекать и к берегу торопливым солдатским шагом
повзводно спешат рыболовы, я сбрасываю отяжелевший рюкзак
под березу и усаживаюсь завтракать. Вот такая ловля мне по
душе!
Итак, мы с женой выбрались за город и оказались на берегу
маленькой поросшей камышом речушки. Я извлек из кармана свою
гордость — маленький трехколенный спиннинг. В чехле он очень
невелик и в прежние времена всегда был верным спутником
в командировках.
Жена с интересом смотрела, как я монтирую большую
вороненую катушку, закрепляю ее блестящими кольцами, и подвела итог
своим наблюдениям словами: изящная вещица.
Изящные вещицы — ее слабость, и я подумал, что, может быть,
спиннинг получит права гражданства в нашей комнате. Но, когда
я сделан десяток безрезультатных забросов, к ней вернулось ее
обычное насмешливое настроение. Она звонко потешалась над
неудачами, распугивала воображаемых лягушек и всячески
дразнила меня. Видимо, она полагала, что после каждого заброса на
моем тройнике должна была болтаться по крайней мере пара рыб.
Я придерживался иного мнения. Стояла полуденная жара,
и поклевок не предвиделось, хотя, по всей вероятности, в зарослях
кувшинок и рдеста могли быть щурята. Так оно и оказалось. При
очередной проводке из травы стрелой вылетел оголтелый щуренок
105

и впился длинным носом в тройник. Через секунду он очутился
на траве.
Далее события развивались очень бурно. Щуренок выплясывал
на траве, вокруг танцевала жена, боясь к нему подойти. На этот
раз хохотал уже я.
Наконец я убедил жену не бояться щуренка. Я нацепил его на
веревочку, и жена гордо несла его сама, держа на всякий случай
подальше от своих коленей.
Это была единственная поклевка, и она не принесла мне славы.
Наоборот, скромная величина щуренка дала повод для новых
издевательств, и, когда возле дома нам повстречался знакомый кот
и радушно пожелал доброго здоровья, жена тут же предложила
подарить ему улов.
Я всегда отчетливо чувствую разницу между собственным
уловом и рыбой, купленной в магазине. Как бы улов ни был
скромен, он почему-то всегда кажется мне особенно вкусным. Я полагал,
что этого щуренка следовало торжественно изжарить и
торжественно съесть, возможно присовокупив к нему бутылку водки.
Но последнее было теперь строжайше запрещено, и я понимал,
что привычки холостяка могут оказаться неподходящими для
женатого человека.
Кроме того, я вспомнил тещу, представил появление щуренка
на кухне и охотно согласился избавиться от этого
компрометирующего вещественного доказательства.
Теща тоже питает пристрастие к изящным вещам, и этих вещей
у нее полна комната. Они не велики по размерам и имеют свою
историю. Я всегда остро чувствую, каким ужасным диссонансом
прозвучали бы здесь слова: навозные черви, живцы, резиновые
сапоги или не дай бог что-нибудь еще в этом роде.
Поэтому прошло больше года, прежде чем я настолько
соскучился по речке, что, набравшись мужества, однажды заявил о
своем намерении съездить в ближайшее воскресенье на рыбалку.
Я нарочно сказал это таким небрежным тоном, как будто речь шла
о самом обыденном деле. Так я обычно говорил: пойду схожу на
угол за газетой.
Теща с удивлением посмотрела на меня, а затем на свою дочь.
— Твой Додик умеет ловить рыбу? — спросила она. (Додик —
это я). — Полно, в воскресенье лучше сходить в консерваторию.
Жена, видимо вспомнив что-то, весело расхохоталась. Но я
не сдавался. Мне пришлось прибегнуть к унизительной лжи.
Я сочинял, что чувствую себя плохо, что доктора советуют мне
чаще бывать на свежем воздухе и т. д. Я проявил несвойственную
мне твердость характера и, наконец, теща сказала таким тоном,
каким взрослые говорят с ребенком, который неизвестно почему
раскапризничался и ведет себя из рук вон плохо.
— Ну, хорошо. Посмотрим, какой Додик рыболов. Он, конечно,
привезет нам много рыбы. Я прекрасно умею готовить
фаршированную щуку.
106

С прошедшей ловли жена не могла равнодушно слышать о
щуках и, задыхаясь от смеха, произнесла:
— Ну, конечно, ха-ха, он, ха-ха, привезет вот такую щуку!
И она развела во всю ширь руками, в то же время пальцами
показывая величину памятного нам обоим щуренка.
Ни разу, ни разу за последние годы я не испытывал такого
блаженства, как в тот момент, когда поздней ночью очутился на
самой верхней полке общего, прокуренного вагона, который,
подрагивая, катился к станции Суходрев. Почему я поехал в такую
даль, за 60 километров от Москвы, объяснить трудно. Возможно,
меня потянуло проведать знакомые места, а может быть просто
захотелось быть подальше от комнаты с «изящными вещами».
Во всяком случае, я рассчитал, что буду на речке в два часа ночи.
В июне светает рано, и я почти с ходу смогу начать ловлю. Река
Суходрев встретила меня такая же таинственная и тихая, как в
прежние годы. Было еще темно. Отогрев руки, которые, несмотря
на лето, мерзли от утреннего холода, я не спеша установил катушку
и в темноте, почти на ощупь начал полировать суконкой светлую
«универсалку».
Река течет под ногами, во мраке раздаются какие-то шорохи,
и кажется, что вода дышит. Омут велик, я пригибаюсь,
внимательно разглядываю, нет ли возле берега растительности и,
наконец, не выдержав, делаю первый заброс. Где падает блесна — не
видно, только где-то далеко слышно негромкое бульканье. Боясь
зацепа, веду блесну почти наверху. Еще один бросок и, убедившись,
что ловить еще рано, я нервно закуриваю папиросу.
Обильная роса предвещает хороший день и неожиданно
замечаю, что уже начало рассветать, все вокруг стало серым, стали видны
кусты на другом берегу — можно начинать ловлю.
Это — священные часы для рыболова. Они коротки, нужно
спешить. Я одеваю рюкзак и спускаюсь к самому берегу.
Однако заря обманула мои надежды. Поклевок не было. Солнце
уже золотило верхушки деревьев, а мой рюкзак все еще был пуст.
Я нервничал. Никогда я так не стремился поймать рыбу, как в
это утро. Она была мне необходима для создания рыболовного
авторитета, и не столько перед тещей, как в глазах жены. Я уже
слышал ее звонкий хохот, видел, как она заглядывает в мой
пустой рюкзак. Я предвидел, что больше мне не придется заикаться
о рыбной ловле. Я молил Меркурия — покровителя воров и
рыболовов, чтобы он сжалился и послал мне щуку. И он сжалился.
Как всегда, совершенно неожиданно последовала поклевка,
и через несколько секунд приличная щука, вся в плаще из зеленых
водорослей, судорожно разевала пасть на берегу. Как это
случилось, я, по правде сказать, не помню. Обычно я хорошо запоминаю
все неприятности, «бороды», зацепы, но самые восхитительные
моменты — поклевки и вываживанье, что, собственно говоря, и
составляет всю прелесть рыбной ловли, куда-то безнадежно
исчезают. Судя по тому, что сходов у меня, по сравнению с другими
107

рыбаками, случается не так уж много — я все делаю по правилам.
Но как я это делаю — никогда не могу вспомнить. Если рыба не
выкинет замысловатых свечек и других фигур высшего пилотажа,
то время между поклевкой и подбагриванием сливается для меня
в какой-то единый, волнующий миг.
Во всяком случае поимка этой щуки не вызвала у меня особых
эмоций.
Уложив ее в рюкзак, я продвигался вниз по реке и скоро
увидел на противоположном берегу рыболова. Он сидел с удочкой
в руках, сосредоточенно глядя на поплавок.
Я не люблю удочников. В большинстве своем это враги
спиннингистов и они кажутся мне людьми сварливыми и не
симпатичными. Они усаживаются на одном месте всерьез и надолго. Они
расстанавливают несколько удочек и считают, что их место
арендовано ими навечно. Если вы нечаянно сделали неподалеку бросок,
они поднимают крик на всю речку и доказывают, что вы
распугиваете им рыбу. В это время они как-то забывают, что производят
шум гораздо больший, чем упавшая блесна.
Но этот рыболов был настроен мирно. Может быть, он был
слишком флегматичен или глух, во всяком случае он не реагировал
на всплеск блесны. Он сосредоточенно смотрел на свой поплавок,
который медленно двигался по течению. Когда леска вытягивалась,
он наклонялся вперед, давая проплыть поплавку дальше, а затем
рывком перебрасывал снасть. Судя по неуклюжим рывкам, по
неудачно выбранному месту, а также по некоторым другим
признакам, я подумал, что рыболов он липовый и самой изящной
снастью, которую ему доводилось держать в руках, был пастушеский
кнут. Мне показалось, что он не замечает моего присутствия, как
вдруг старик поднял голову и осведомился, как идут мои дела.
Я терпеть не могу, когда рыболовы справляются о моих делах,
особенно, если последние идут не совсем хорошо. В этом отношении
я не похожу на других рыболовов.
Попробуйте, например, опросить десяток удильщиков,
загорающих в летний полдень на берегу. Девять из них наверняка
охотно отзовутся и скажут, что нынче у них дела идут плохо, но
зато вчера (или в то воскресенье) улов был на славу! Тогда у них
было побольше работы! И только один из всех пошлет краткое
напутствие, которое надолго отобьет у вас охоту заниматься
статистикой.
Но сейчас мне не захотелось отвечать старику неприветливо.
Уж очень он был весь какой-то унылый и с трогательным,
неуклюжим старанием-перебрасывал свой поплавок. Причем, производя
эту операцию, он ни разу не взглянул на крючок и не позаботился
о сохранности наживки.
Река в этом месте была узкая. Я перешел к нему по жердочкам,
которые здесь называются кладками. Солнце светило все ярче,
за моей спиной уже остался десяток километров крутых, заросших
орешником берегов Суходрева и я был рад небольшой передышке.
108

— Так ничего и не поймал? — спросил меня старик, когда я
очутился рядом, и в его голосе мне почудились неприятные
покровительственные интонации, которые никак не соответствовали
его жалкому виду и черной заплате на светлых, выцветших
солдатских штанах. Вероятно, он привык сочувствовать всем проходящим
мимо него горе-рыболовам.
Но я не нуждался в этом. Я молча сел, развязал рюкзак и
вытряхнул на траву свою щуку. Обычно пойманную рыбу я
перекладываю крапивой, а потом завертываю в большую тряпку.
Почему-то мне кажется, что так рыба дольше сохраняет свой свежий
вид. И хотя эту щуку я носил за спиной целое утро, она блестела
и выглядела так, как будто ее только что вытащили из воды.
Я показал ее старику и потом сказал:
— Ну, теперь показывай ты свою щуку.
Дед глухо засмеялся и ответил, что такую щуку у него,
вероятно, не выдержала бы снасть. В доказательство он указал на
свою удочку и она привела меня в самое приятное расположение духа.
Ни у одного самого захудалого, самого конопатого пятилетнего
рыболова из тех, что летом стайками бродят по берегам речек, я
не видел такой нелепой снасти.
В этой удочке все было рассчитано на крепость. Леса была
грубо скручена из нескольких черных ниток, причем самых
крупных номеров. Поплавок заменяла крупнокалиберная,
растрепанная пробка. Леса не была продернута сквозь нее и не закреплена,
как полагается, гусиным перышком, а просто завязана посредине
грубым, аляповатым узлом. Венцом этой снасти был большой
ржавый и тупой крючок, на котором болтался жалкий размокший
обрывок червяка. К тому же эта самодельная леса, скрученная
неопытной рукой, была не просто привязана к концу удилища. Она
вилась по нему и заканчивалась возле самого комля. Так
рыболовы делают при глухой снасти, когда ожидают встречу с крупной
рыбой и опасаются, что она сломает конец удилища. По-видимому,
дед надеялся, что рано или поздно на его червяка позарится сом.
Это переполнило чашу моего терпенья и я заметил:
— Ну, ты напрасно сомневаешься. Твоя снасть выдержит не
то, что щуку, но и целую акулу.
— Не попадается щука,— горестно сказал дед.
Конечно, я похвастался своим уловом в отместку за его
беспардонный снисходительный тон. Но, когда увидел, с какой завистью он
смотрит на щуку, мне стало не по себе. В его глазах мне
почудилось какое-то голодное, собачье выражение. И вообще это был
какой-то заброшенный старик, вызвавший у меня щемящее
чувство жалости. Младенцу было ясно, что он в ужении не специалист
и на тернистый путь рыболова-спортсмена его толкнули
превратности судьбы.
— Часто здесь ловите? — спросил я, неожиданно переходя на вы.
— Не, не очень часто,— ответил он, не отводя глаз от щуки.—
Не пускают меня ловить рыбу. Сноха не пускает. Говорит, зани-
109

майся по хозяйству дома, а на речку не шляйся. Все равно, мол,
ничего не поймаешь. А на речке-то хорошо! Просторно тут...
Он замолчал. Молчал и я, чувствуя неясные угрызения совести.
Мне было жаль, что я тонко иронизировал над его примитивной
удочкой. Пожалуй, не следовало это делать. Мы оба, по-видимому,
бежали сюда на речной простор, подышать свежим воздухом от
своего неприветливого дымного домашнего очага.
— Продал бы ты эту щуку-то...— тихо и просительно сказал дед.
Недоброе чувство вновь шевельнулось в моей душе.
— Продал? — спросил я.—А сколько ты за нее дашь?
— Два рубля дам...
— Два рубля? — поразился я нахальству деда. В щуке было
не меньше двух килограммов.— Почему именно два?
— Нету больше,— просто сказал дед и усы его горестно
обвисли.— Вот два рубля есть. На обратную дорогу...
— А как же ты сам?
— Да пешком дойду. Тут недалеко, верст двенадцать.
— И ты доволен будешь?
— Да я что... Вот сноха... В другой раз на речку пустит...
Я еще раз посмотрел на дедову леску — у него шансов на улов
не было никаких. Потом поглядел на солнце, которое величаво
выкатывалось из-за горизонта,— у меня небольшие шансы еще были.
— Ладно дед,— торопливо сказал я, вываливая щуку вместе
с крапивой из тряпки на траву.— Забирай и кланяйся от меня
снохе. Скажи, чтоб пускала тебя ловить рыбу.
Он хотел что-то ответить, но в этот момент я мысленно услышал
звонкий хохот жены, которая носится по кухне и трясет моим
пустым рюкзаком. Я повесил обмякший мешок за спину и
торопливо направился вниз по Суходреву. Роса уже подсыхала, а впереди
у меня еще было несколько надежных мест.
Тихон Беляйкин
ЧЕТЫРЕ РЫБОЛОВА
етыре рыболова
Уж три часа подряд,
Не вымолвив ни слова,
На берегу сидят.
Ни клева, ни улова!
Недвижны поплавки...
Четыре рыболова
Скучают у реки.
Сказал один с досадой:
— А был бы клев неплох!
ПО

Сменить червей нам надо
На пареный горох...
Другой ему заметил:
— Наживка — ерунда!
Когда восточный ветер,
Нет клева никогда!
А третий отвечал им:
— Поймите чудаки,
Нам надо цветом алым
Окрасить поплавки!
Тогда промолвил: — Что та
Четвертый в свой черед.
— Все знают: по субботам
Здесь рыба не берет.
Глядят: неподалеку,
У зарослей хвоща,
Сосед в плаще широком
Вдруг вытащил... леща!
Берет садок: в нем плещут
Великолепный язь,
Ельцы, плотва, подлещик.
Карась!... Еще карась?!
Четыре рыболова
Вскричали дружно: — Ох!
Он знает «рыбье слово»,—
Иначе б он не смог!...
Сказал бы по секрету,
Иль дал намека нить...
Друзья, чудес тут нету:
Сосед... УМЕЛ ловить!

П. Шиянов
НЕУДАЧНАЯ ПОЕЗДКА
елание побывать на Полной у нас
созрело давно, но осуществить его все
как-то не удавалось.
И только после того, как наш
общий приятель Иван Сергеевич Луконин
рассказал о своих поездках на эту
незнакомую нам речку, мы решились.
Да и как можно было устоять против заманчивого рассказа
Ивана Сергеевича о ней, передаваемого с той особой страстью,
которая понятна только рыбацкому сердцу.
— Эх, ну и Полная,— говорил он нам.— Течет она спокойно
среди широких зеленых лугов, в низких, кое-где заболоченных
берегах, поросших то густым высоким камышом, то ивняком,
через который не без труда проберешься к воде. Есть на Полной и
открытые берега. Подойдешь в таком месте к низко склонившейся
над водой старой ветле, глянешь в черную воду глубокого омута,
и кажется, что вот заволнуется вдруг неподвижная гладь реки и
выглянет из подводного царства огромная усатая голова чудища-
сома или страшная пасть щуки-утятницы. Ух, прямо в дрожь
бросает!
Тут Иван Сергеевич привстал с места, протянул вперед
полусогнутые руки с растопыренными пальцами и посмотрел на нас
таким страшным испуганным взглядом, что у меня и в самом деле
по телу мурашки забегали.
Но вот уже Иван Сергеевич как ни в чем не бывало спокойно
продолжает свой рассказ, чертя перед нами палочкой на земле план
одного из примечательных мест на Полной.
— Не могу передать вам словами всю прелесть рыбалки у
старой мельницы. Самой-то мельницы там уже нет, место условно так
называют местные рыбачки. На речке его легко найти по ветхому
покосившемуся амбару, что стоит на берегу среди высокой крапивы
и зарослей крушины, опутанной ежевикой. Так вот тут речка
имеет широкий плес с небольшим заливчиком, заросшим камышом
и кувшинками. Поодаль от него омут с низким, но крутым, отвесно
уходящим в воду берегом. Тут смело садись с удочками: будешь и с
лещами, и с крупным окунем. Ну, а за омутом недалеко песчаная
отмель. Здесь можно искупаться и погреться на солнышке, а под
ветлами отдохнуть. Никакого санатория не надо! Вот ведь какая
эта Полная.
Иван Сергеевич достал из портсигара папиросу, закурил и
вновь продолжал.
— Нужно вам сказать, что в этих местах рыбы... видимо-не-
112

видимо, но ничем ее, кроме удочек, не возьмешь: на дне речки,
особенно в омуте, сплошные каряги, так что и удочками надо
ловить осторожно, иначе все лески в реке оставишь и рыбьего хвоста
не увидишь. Так-то! И почти шепотом добавил:
— А какая рыба на Полной. Лещи, язи, окуни... отборные.
В Сейме таких никогда не ловил.
Словом, своим рассказом Иван Сергеевич вселил в нас твердую
решимость непременно побывать на Полной.
Выезд тут же единодушно был назначен на предстоящий
выходной день. К этому времени были припасены самые разнообразные
насадки: красные навозные черви, моченый горох, зерна пареной
пшеницы, искусно сваренная пшенная каша, сдобренная
анисовыми каплями. Предусмотрительный во всем наш товарищ по
рыбалке Николай Иванович Филонов, не преминул набрать на
огороде ночью, под свет фонаря, несколько десятков толстых упругих
червей-выползков. В общем, недостатка в насадках не было.
В долгожданный ранний субботний вечер я и мой приятель,
Федор Степанович Озеров, в полном снаряжении, явились к
Николаю Ивановичу. Его мы застали на дворе у собственного голубого
«Москвича», который он тщательно осматривал перед поездкой.
Оставим его пока заниматься этим делом и поведаем читателю о
том, кто мы.
Наиболее «квалифицированным» рыбаком среди нас троих
безусловно является Николай Иванович. Хотя у остальных тоже
не малый, накопленный годами опыт рыбалки, но перед ним мы
отступаем. За свою богатую, интересную всякими приключениями
жизнь он побывал с ружьем и удочками на далеком величавом Амуре,
на таежных берегах холодной стремительной красавицы Ангары
и на широких просторах матушки Волги. Он знает не только реки
и озера Карелии и солнечного Закавказья, Дон и Днепр, но и
многие другие реки и речушки нашей необъятной Родины.
С Николаем Ивановичем Филоновым мы знакомы более шести
лет. Ему сейчас уже сорок восьмой, но с момента нашего
знакомства время ничуть его не изменило. Все тот же смуглый загар лица,
копна слегка вьющихся черных волос над высоким лбом и пучки
ниток-морщинок у карих, чуть прищуренных глаз. Он
широкоплеч, строен и по тому, как легко поднимает сзади кузов
«Москвича», можно судить, что природа не обидела его физической силой.
В долгие зимние вечера, когда на дворе стоит свирепый мороз
или завывает вьюга, мы частенько коротаем время у него на
квартире, подолгу слушая чудесные рассказы о необычайных
приключениях в сибирской тайге, замечательных охотниках-следопытах
Дальнего Востока, о ловле лососей в реках Севера и многом другом.
Немало возникает тут разговоров насчет техники уженья. И
Николай Иванович делится с нами всем новым, что им замечено,
изучается или уже проверено практикой и прочно вошло в употребление.
За несколько лет многих совместных посещений реки мы узнали
своего вожака как искусного спортсмена-спиннингиста и как зна-
113

тока других, самых разнообразных видов рыбной ловли. Стоишь,
бывало, невдалеке от него на берегу Сейма и любуешься, как он
мастерски, почти беззвучно, кладет блесну на воду, или положит
ее в центр небольшого «окна» то ли в прибрежных камышах, то ли
между коряг, что невольно так и хочется крикнуть: «Пропала
блесна, ставь, Николай Иванович, другую!» — но тут же видишь,
как он ловко выводит ее из опасного места или уверенным
движением руки подсекает стоявшего там хищника.
Отлично пользуется он донными удочками, способом уженья
в проводку, нахлыстом. Прекрасно знает, где, когда, какую рыбу
ловить и какой насадкой успешно можно пользоваться в то или
иное время года. Потому-то он никогда не возвращается с реки
домой без улова. В этом Николаю Ивановичу завидуют даже опытные
рыболовы. Называем мы его и бродячим «консультантом». Он
частенько дает советы многим молодым удильщикам, где можно
сегодня порадовать себя, ну хотя бы пескарями, если нет надежды
на большее. А там, глядишь, показывает новичку, какой должен
быть крючок, леса, груз,— чтобы ловить на быстринках Сейма
красноперых красавцев голавлей. Таков наш друг и товарищ.
Что касается нас — Федора Степановича Озерова и меня,—
то пожалуй можно ограничиться тем, что по летам и
«рыболовецкому стажу», мы подстать Филонову.
Долог июньский вечер. Уговорившись приехать на Полную к
первым проблескам утренней зари, мы с выездом не торопились.
Пристроив на кузове «Москвича» большой пук удочек и
разместившись в нем кое-как с походными вещами, тронулись в путь только
в первом часу ночи. Погода поездке благоприятствовала. Ночь
была тихой, и в глубоком безоблачном темном небе над нами
висела полная луна. Заря обещала быть теплой, безветренной.
«Москвич» хотя двигался и не быстро, но за разговорами сорок
километров дороги прошли незаметно. Вот и поселок из
нескольких домов, о котором говорил нам Луконин. Здесь когда-то была
сельскохозяйственная коммуна, а теперь полевой стан одного из
колхозов. В поселке все еще спали и расспросить, как проехать
к Полной, было не у кого. Решили, что дорогу как-нибудь найдем
сами. Выехав на окраину поселка, мы оказались у довольно
крутого спуска. Отсюда в тускнеющем предутреннем свете луны, в
легкой дымке открылась широкая пойма Полной. Под горой, на
переднем плане шли заросли темного молодого ольховника, за ним
бескрайне простирался луг, по которому, отливая серебром,
извиваясь, уходила в туманную даль река.
Спустились вниз к лесу по едва заметной дороге и сразу же
попали на край болота. Поразмыслив, направились дальше между
горой и заболоченным ольховником. Вскоре дорога свернула в лес.
Решив, что она выведет нас на луг, мы настороженно продолжали
ехать дальше. Вдруг мотор машины натужно зачихал и
захлебнулся. Мы не сразу сообразили, что произошло. Николай
Иванович раза два-три заводил мотор, но как только включал скорость,
1 14

опять следовало натужное чиханье и мотор глох. Я и Федор
Степанович поспешно вылезли из машины и... опешили. «Москвич»
глубоко засел в рыхлой торфянистой почве. По предложению
Николая Ивановича, попробовали в помощь мотору раскачивать
машину взад и вперед, но она только глубже ушла узкими
колесами в разжиженную землю и плотно села всей рамой на мшистую
поверхность торфяника. Безуспешно провозились еще некоторое
время. Шел четвертый час утра. В воздухе — не шелохнет.
«Какая чудесная заря! Сидеть бы сейчас где-нибудь на реке и ловить
тех крупных лещей, язей и окуней, о которых так соблазнительно
рассказывал Луконин. Река ведь тут, вот, рядом»,— думал я с
досадой и тут же в душе почему-то ругал Луконина, будто он и в
самом деле являлся виновником нашего несчастья.
Но вот Николай Иванович прервал мои размышления,
предложив направиться в поселок и попросить там топор и лопату,
без которых, по его мнению, нам с «Москвичем» из трясины не
выбраться. Минут через двадцать, преодолев крутую гору, я и Федор
Степанович были уже в поселке. У калитки одного из домов мы
встретили высокого седобородого старика, в старом заплатанном
овчинном кожухе.
— Дедусь, не поможешь ли нашей беде? — обратился к нему
Федор Степанович и, не дожидаясь ответа, торопливо рассказал
старику о том, как мы попали с машиной в трясину и, чтобы
выбраться из нее, нам нужны топор и лопата. Пока Федор
Степанович говорил, старик, слушая, осмотрел внимательно нас по
очереди колючими глазами из-под насупленных бровей и потом, когда
мой приятель кончил, он торопливо сердито заговорил.
— Чорт же вас понес в болото! — То ли глаза на затылке были?!
Там же никто не ездит, разве только за дровами зимой, да и то
редко. Я сам рыбалю на речке, так хожу не через лес, а в обход леса.
Дорога-то недалеко проходит от того места, где вы засели с
машиной. После короткой паузы, оживляясь, он добавил:
— Рыбка в нашей речке водится хорошая, только видно не
про вас... простофиль. И еще минут десять старик разносил нас
«на все корки».
Вначале мы виновато оправдывались, но, видя, что он и не
думает нам помочь, ультимативно потребовали от старика ответа.
Однако старик с ответом не спешил. Усмехнувшись себе в бороду,
он неторопливо достал из кармана кожуха щепотку махорки-
самосада, наполнил ею глиняную трубку и как ни в чем не бывало
попросил спичек. Поведение старика нас возмутило и я не выдержал.
— На, тебе, дед, прикурить и будь здоров! Пойдем просить
подмоги у других! Вместо ответа старик не спеша раскурил трубку,
вернул спички и вперился в меня своими выцветшими глазами.
— Ишь ты, какие шустрые рыбаки нынче пошли,—выпалил он
вдруг.— Сами виноваты, да еще и на ноги наступают. Вот за то, что
вы по необдуманности загрузили машину в болоте, я и хочу вас
поманежить, чтоб в следующий раз умней были. Ну, а теперь вот

что: дам я вам вороток с тросом, да смотрите, назад доставьте,
потому может другим понадобиться. К тому же дорог он мне. За
такой вот вороток медаль я получил. При этом старик выпрямился
и лицо его приняло выражение важной серьезности. Почмокав
несколько раз мундштук своей незатейливой трубки, зажатой в
руке, он продолжал:
— Когда я был в сорок втором в партизанах, пришлось таким
воротком пользоваться. Были мы как-то с товарищем в разведке,—
тогда отряд наш действовал в брянских лесах,— ну и наткнулись
на немцев. Возились они с автомашиной, у которой на прицепе
пушка противотанковая была. Дорога по заболоченной местности
проходила. Хотели фрицы болото объехать, да не вышло:
загрузили и машину и пушку, а время уж к ночи. Они помыкались,
потоптались, да так ничего и не могли сделать. Оставили, значит,
двух часовых, а сами ушли. Когда совсем стемнело, мы часовых
тихонько убрали и думаем: «Как же это нам пушчонку в отряд
доставить?» Мой товарищ и говорит: «Знаешь что, Демьяныч, давай
пушку воротом вытащим. Ночью сюда фашисты не явятся, побоятся,
а мы, когда на сухое место ее определим, сходим в отряд, доложим
командиру, он пошлет с нами людей. Мы тогда и спрячем ее в лесу.
Глядишь отряду понадобится». Так и сделали. Сходили к разбитой
телеге, что лежала недалеко у дороги, сняли с нее колесо, нашли
поблизости кол, притащили все это на место и наскоро установили
ворот метрах в пятнадцати от пушки. Трос, который в машине
оказался на наше счастье, одним концом прикрепили к колесу, а
другим к пушке, да так и вытащили её, голубушку, из болота на сухое
место. Когда пришли с нами люди из отряда, мы ту пушку
затянули далеко в лес и там запрятали. Она потом немалую службу
отряду нашему сослужила. Ещё рассказал бы, как вороток нам
помогал, да хватит: на рыбалку вы и так, благодаря своему
безрассудству, запаздываете.
Старик подвел нас к сараю, и, указывая на колесо, из ступицы
которого торчал заостренный кол, уже совсем ласково проговорил:
— Берите, ребятушки, этот инструмент. Трос я вам сейчас
принесу. Федор Степанович взял на плечо колесо с колом, а я трос,
принесенный стариком, и под напутственные слова Демьяныча
оба быстро зашагали к машине. Вскоре «Москвич», пофыркивая
мотором, стоял на твердой земле. Вороток Демьяныча сделал свое
дело и с благодарностью был возвращен старику-партизану.
Но все-таки лучшее время для рыбной ловли было потеряно.
Поймав на Полной с десяток крупных жирных окуней да
несколько красноперок, мы уехали домой. Но долго ещё будет помниться
нам старик-партизан Демьяныч и его хитрый вороток.
На Полной мы потом бывали не раз. И всегда уезжали домой
с хорошим уловом.
г. Курск
116

В. Рачков
УРАЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ
1. ПОДАРОК ЧЕРНОГО РАКА
ыл полдень, самый бесклевный час.
Парило. Наши поплавки, словно
утомленные зноем, безжизненно лежали на
спокойной воде залива.
— Ох, и жара... Должно быть, к
вечеру гроза соберется,— произнес мой
сосед, старый рыболов с редкими усами, прокопченными
махорочным дымом.— Разве в такое время клевать будет? А утром я
неплохого леща здесь поддел. Во...о! — и он широко развел руки.
Я с некоторым недоверием взглянул на его корзину: вряд ли
в нее можно было втиснуть рыбу, размеры которой он показал.
— Что, не верите? — перехватил старик мой взгляд,— корзина
мала кажется? Думаете брешет старый, как ваш брат! Нет, я его
не в корзинку уложил, а вон к тому кусту привязал на кукане.
Хотите — можете полюбоваться. Вот там и привязал.
Я пришел на рыбалку всего с час назад, не выудил ни одной
рыбки, и мне захотелось взглянуть хоть на чужую добычу.
Подойдя к кусту, я действительно увидел прочный кукан, на котором
плавал в воде широченный лещ, лениво шевеля плавниками. В его
крупной чешуе играли солнечные зайчики. Правда, рыба была
несколько меньше указанных размеров, но все же достаточно
солидной.
— На утре клюнул. И взял-то так тихо-тихо, я даже сперва
посчитал, что мелочь клюет. Подсек... ни с места, ну, думаю,
зацепило... А он вдруг, как заходит. У меня даже руки затряслись:
порвет леску, чертяка! Она-то у меня всего ноль три миллиметра.
С полчаса маялся, но все-таки одолел его и вытащил, —
рассказывал мне словоохотливый дед.
— Да, рыба солидная, а еще что вы поймали?
— Больше ничего... клеву не стало. Да разве после такой возни,
как у меня с ним вышла, кто-нибудь клевать будет? Поди, всю
рыбу-то из залива прогнали... Ох, кажется, клюет! — И он
бросился к своим удочкам, с проворством, совсем не свойственным
его годам.
Действительно, один из четырех поплавков дрогнул и медленно
скрылся в глубине, оставив на поверхности небольшие круги.
Схватив удочку, старик сделал короткую подсечку, леска
натянулась, и тонкий конец древка начал сгибаться.
— Есть! Наверно, опять лещ,— глаза деда сверкнули
молодым задором,— здоровый, с места своротить не могу... Нет, не
уйдешь...
117

Но то, что попалось деду на крючок, мертвым грузом гнуло
прочное рябиновое удилище, до звона натянув капроновую леску
и никак не хотело выходить из воды.
— Нешто... зацеп?! — простонал дед,— Но, ведь клевало?
— Точно клевало... Значит, рыба,— сказал я волнуясь,— вы
ее в бок повести попробуйте...
Он изменил направление тяги и то, что держало леску на дне,—
поддалось. Старик потянул его на себя.
— Есть! Пошел... пошел, родименький... Ну, и здоров
холера... и чижолый...
— Тьфу ты, грех! — с досадой плюнув, выругался дед, когда
добыча оказалась на берегу.— С каких это пор на червя-выползка
чайники клевать стали?
Действительно, перед нашими изумленными глазами лежал
большой, почерневший от ила и времени чайник. Я от души
посмеялся над «уловом» деда, до слез смеялся и сам незадачливый
рыболов.
— А ведь все-таки он клюнул...
— Да, клюнул... я сам тоже видел, что поплавок вашей удочки
ушел на дно.
— В чем же причина? Ну, добро бы на течении, там крючок
зацепил за чайник и пошел поплавок на дно, а здесь, в заливе, и
течения-то совсем нет никакого.
— Так в чем же дело? Давайте-ка, получше осмотрим вашу
«добычу» — предложил я.
Мы осмотрели трофей. Крючок зацепился за ручку чайника,
как будто его кто нарочно прицепил к ней. Чайник был большой,
из красной меди и без единой дырки в дне. В середине его было
много грязи. Разгадка причины «клева» чайника пришла как раз
в тот момент, когда мы стали выбивать эту грязь. Оказывается
внутри обосновался здоровенный рак. Он-то и затащил крючок с
червяком в свою норку в чайнике, потопив поплавок, а после
подсечки—отпустил. Видимо, в этот момент и закрепился крючок
на ручке.
Осмотрев по-хозяйски «улов», старик разгладил усы и сказал:
— А ведь вещь-то дельная... не какой-нибудь лапоть али
дырявый таз... Чайник добрый, он у меня заместо котелка будет,
в нем уху на целую артель сварить можно, а про чай и говорить
нечего... А тебе, дорогой, за подарочек спасибо,— обратился он к
раку, взяв его за спинку.
Рак раскрыл обе клешни и «дружески» протягивал их к деду,
он, видимо, тоже был не против пожать руку благодарного
рыболова.
— Нет, родимый, я с тобою ручкаться не буду, а за чайник
жизнь тебе дарую,— и он отпустил рака в воду, на мелкое место,
около самого берега. Рак, еще не веря в свое освобождение,
несколько секунд неподвижно полежал на дне, воинственно раскрыв
клешни, потом быстро-быстро заработал хвостом и исчез в глубине.
1 18

— Живи на здоровье, шельмец,— усмехнулся старик.—
хороший подарочек ты мне сделал. Ну-кась я до косы схожу,
песочком чайник почищу, а вы пока листьев от смородины нарвите к
вечернему чайку...
Когда жара спала, мы возобновили рыбалку. На вечерней зоре
начали бойко клевать крупные окуни и вскоре наши корзины
отяжелели от улова. Солнце постепенно спряталось за дальний лес.
По небу плыли румяные облака. Мы сидели на траве, около костра,
и любовались потухающим закатом. В чайнике, который подарил
нам рак, закипала наваристая окуневая уха и ее запах приятно
щекотал ноздри.
Облака постепенно погасли, вспыхнули первые звезды, костер
стал вырисовываться все ярче и ярче, а кругом нас сгущались
тени ночи, превращая прибрежные кусты в загадочных чудовищ.
Вдали ярко вспыхивали зарницы.
— Ну, сынок, давай повечеряем,— обратился ко мне старик,
снимая с рогулек чайник.
Мы вооружились деревянными ложками и, как ни солиден
был наш «котелок»,— через несколько минут от ухи ничего не
осталось. Я сбегал на речку, вымыл «рачий подарок», так дед
назвал чайник, потом набрав из-под берегового ключа прозрачной
и холодной воды, принес его к костру. Но дед не стал пить
холодную воду, он водрузил чайник на колья и подбросил в костер дров.
— После ухи, чай — штука наипользительнейшая,—
философски заметил старик,— а для рыбака вдвойне... Ну и рыбалка
сегодня: полвека удочки в реке мочу, а первый раз в жизни такое
случилось, чтобы из одной реки и рыбу, и котелок для ухи
вылавливать! Кому расскажи — не поверит... Хороший подарок
старику рак поднес... Спасибо тебе, сердечный,— и старик, хитро
прищурившись, улыбнулся и низко поклонился в сторону реки,—
благодарим тебя, рак... вот не знаю, как по батюшке тебя звать-то,—
уважил старика: накормил, чаем напоил, а спать мы и сами
уляжемся. Давай-ка соснем немного до зари, часок, другой,—
обратился он ко мне, и стал хозяйственно облюбовывать место для сна.
2. ХВОСТ ТАЙМЕНЯ
Всякий рыболов должен быть непременно хва... прошу
извинения, я хотел сказать хорошим рассказчиком.
Ну, какая, скажем, польза в том, что вы поймали здоровенную
щуку или громадного жереха и никому об этом не рассказали?
Кто будет знать о вашем улове? Никто! А раз никто, то лучше бы
вам не ловить этих гигантов. Почему? Да потому, что если вы
никому не сумели рассказать о вашей удаче, значит, ее и не было,
значит, она миф!
Истинное наслаждение получает настоящий рыболов,
рассказывая о поимке крупной рыбы вечером у костерка по окончании
рыболовного дня. На огне, в маленьком котелочке, закипает вкус-
119

ная рыбацкая уха из двух пескарей, большого куска свинины и
нескольких картошек. В такой момент рассказ, я имею ввиду,
конечно, только правдивый рассказ, вызывает особый восторг.
Слушатели — а это большей частью начинающие рыболовы —
сидят с горящими глазами, полуоткрыв рты, а руки их невольно
повторяют движения рук рассказчика. Они ему верят,— а это
главное! Но можно самую правдивую историю рассказать так,
что даже начинающие рыболовы начнут снисходительно улыбаться и
как бы невзначай, поинтересуются — «не охотник ли вы?» Известно,
что охотники любят... Но с рыболовами этого не случается...
Основное правило рассказа у костра: «Ври (имеется ввиду
рассказывай), но так, чтобы мы тебе верили!» И есть среди опытных
рыболовов мастера художественного слова. Подойдет такой «зубр»
к костру, вежливо поздоровается, присядет и, не перебивая,
слушает, о чем говорят. Рядом с ним — связка самых различных
удилищ, с невероятными поплавками, а корзину с уловом он
скромно ставит подальше в тень, чтобы яркий свет костра на рыбу не
действовал. Когда кто-нибудь закончит особенно правдивую
историю, он скажет, как бы невзначай:
— Верно говорит молодой человек, такое и со мной не раз
случалось, а я-то на своем веку не мало рек удочкой похлестал...
И уже симпатии на его стороне, все приготовились слушать
ветерана крючка. А он не торопится: свертывает толстую
самокрутку, собирая с ладони каждую крупинку махорки, потом
достает огромную медную зажигалку и, пустив из-под колеса сноп
искр, прикуривает. С аппетитом затягивается несколько раз,
внимательным взглядом окидывает слушателей и, убедившись, что
«аудитория» вполне подготовлена к восприятию рассказа,
затягивает неторопливым движением кисет,кладет его в карман и повторяет:
— Очень верную историю рассказал сейчас молодой человек.
Молодой человек, видимо, от яркого света костра становится
красным, как вареный рак, ведь он ее, эту историю, слышал
прошлым воскресеньем от одного рыболова, но сегодня преподнес ее
от первого лица и довольно значительно приукрасил! Правда,
это только робкое волнение начинающего рыболова. Через месяц-
другой этот, несомненно талантливый, юноша сам твердо уверует,
что такой случай был именно с ним самим и уж тогда не будет
застенчиво краснеть. Наоборот, если кто-нибудь усомнится в
действительности факта, он побледнеет и так рьяно начнет доказывать
свою правоту, что усомнившийся, под общее шиканье и
неодобрительные возгласы сидящих у костра, поспешит отмежеваться от
своих необдуманно брошенных слов. Но ему не скоро забудут и
простят этот выпад!
Однако я, кажется, немного отвлекся, а опытный рыболов,
между тем, начинает рассказывать.
— Мне самому приходилось десятки раз пережить такое и даже
похлеще! (Длительная пауза в четыре-пять затяжек). Рыбачил я
однажды с Мишкой Ивановым в верховьях Яйвы. Сами понимаете,
120

глушь: тайга, горы, бурные перекаты... День тогда был не совсем
удачный: дождь лил как из ведра... Плащи наши да вся одежда —
хоть выжимай! Но хариусы, надо сказать, клевали бесперебойно
и такие, что если бы сам не ловил, другому бы не поверил.
Почитай, у нас с Мишкой в рюкзаках по пуду с лишним рыбы было,
лямки так в плечи врезались, что терпения не стало.
— Хватит,— говорит Мишка,— наудились. Куда нам
жадничать? Пойдем, место для ночлега поищем, а то скоро темнеть
начнет.
Поднялись мы по реке с полкилометра, смотрим — навесик из
скалы, а под ним пещерка и совсем сухо внутри, а в дальнем конце
дрова кем-то сложены. Обрадовались мы так, что и сказать вам
трудно: ведь от холода да от сырости у нас зуб на зуб не попадал.
Разожгли костер, обсушились, ухи досыта нахлебались и спать
стали готовиться. Только посмотрел я из-под навеса на реку и
говорю Мишке:
— Гляди, омут здесь какой здоровенный, а вон с той стороны
скала прямо в воду уходит, здесь, наверняка таймени водятся.
Давай попробуем животку поставить.
— Давай,— согласился Мишка.
Выудили мы здесь же фунтового харьюска, насадили его за
спинку на большой крючок и закинули в омут на жерличной
рогульке с большим запасом лесы, а рогульку к удилищу привязали
и в берег его воткнули, да еще двумя камнями укрепили: для пущей
надежности. Пошли спать. А сон в такую погоду, когда дождь
шуршит, сами понимаете, какой! Утром проснулись, а день — ну
просто сердце радуется: на небе ни облачка и солнце эдак-то ярко-
ярко светит. На воду смотреть, так глаза режет! Взглянул я на
берег и спрашиваю:
— Мишка, а где моя удочка? Ты ее случаем не достал?
— Нет, не доставал... А что?
— Да нет ее на том месте, где вчерась ставили.
Выскочили мы из пещерки, осмотрелись. Место, где стояла
удочка, пусто, камни немного содвинуты, и от комля дыра в
береге виднеется. В омуте тоже не видно удочки.
— Куда же она запропастилась, Мишка? Стащил кто-нибудь?
— Кто тут стащит в такой глухомани...
— Давай тогда в омуте поищем... Сдвигай лодку. Сели мы в
лодку и ну по омуту плавать, а вода такая прозрачная, что метров
на пять в глубину все видно, но дальше темно.
Вдруг Мишка говорит мне:
— Вижу, Степанович, твою удочку!
— Где?
— А вот, смотри,— и пальцем в воду показывает.
Гляжу и диву даюсь: под водою, на глубине, в двух метрах от
поверхности, древко моей удочки виднеется — на попа стоит,
комлем вверх! А леска, у меня на рогульке, длиною метров
двадцать пять! Вот и посуди сам, какая там в омуте глыбь была!
121

— Какой черт,— думаю,— на такую глыбь упер мое удилище?
И тут меня как осенило:
— Мишка, так ведь это ее сюда, наверняка, таймень затащил!
Как бы нам его выловить? Багорчиком удочку не вытащить:
короток... Будьдобр, Миша, ты моложе и ревматизьмой не простужен,
мырни за удочкой... Что тебе стоит.
— Боязно,— говорит,— вода холодная, да и омут незнакомый...
Уж больно глыбоко... мырнуть-то мырнешь, а вот как вымыривать
будешь — неизвестно... Пловец-то я не больно баской.
— Да ведь я рядом на лодке...
— А как судорога хватит да ты растеряешься... Тогда что?
Сидим так переговариваемся. Солнышко пригревать стало и нам
уже, понимаешь, всю удочку до рогульки видно, а леска с нее в
глубь, как в темный колодец, уходит... Не стерпел тут я и говорю
в сердцах Мишке:
— Раз ты не хочешь пожилого человека уважить — я сам
мырну!
Он отговаривать стал. Ну, я разделся и хлоп! Вода ледяным
обручем грудь перехватила, дыхание сперло, но я все-таки пой-
мался за удочку. Хочу с нею на верх податься, а она ни с места!
Потянул сильнее, и вдруг меня самого в сторону поперло, к глуби...
Опустился я, понимаешь, и скорее наверх... Еле-еле в лодке
отдышался.
— Черт, слышь, Мишка, к нам на уду попался! Куда она
поплыла?
— Вон туда, к стене...
— Греби к ней... а сам трясущимися от холода руками одежду
натягиваю. В башке одна мысль свербит: что делать? Ну сделал я
на толстой леске петлю, а груз повыше привязал.
— Это для чего? — спросил Мишка.
— А чтоб больше не мырять. Петлю на удочку накинем и тогда
начнем тайменя на берег вываживать — понял?
Нашли мы удочку под самой скалой, да на такой глубине, что
комель чуть-чуть виднеется! С полчаса бились, пока мне удалось
его петлей поймать. Ну, все-таки затянул я петлю на комле и
попробовал его на себя потянуть: я, значит, спереди бичеву держу,
а Мишка сзади. И, понимаешь, с места сдвинуть не можем!
Дернули посильней, а в глубине кто-то как рванет, мы, быть-бывало,
оба из лодки — плюх в омут! У меня бечева на руке намотана,
освободиться не могу, тянет меня рыбина за собой, а леской, как
ножом, руку режет! Мишка сзади-то был и сразу ослобонился,
поймал лодку, а потом кое-как и меня из воды вытащил. С
большим трудом отмотал я шнур от руки, пальцы на ней посинели и
кожу местами глубоко прорезало.
— Нет, Мишка, так нам тайменя не взять... утопить он нас
сможет. Давай-ка греби к берегу. Запас лески у нас большой,
может, мы тайменя с берега лучше уморим и вытянем. Подплыли мы
к берегу, конец лески к ивовому кусту привязали. Попробовали
122

потянуть — опять ни с места, хоть плачь! А потом как заходит —
куст гнуться стал...
— Надо не давать ему отдыха, Мишка! Набирай в лодку
камней и плыви в омут, как только станет, ты его камнями попужай...
Пробились мы с тайменем целый день; сколько Мишка камней
с лодки в воду поскидал и не счесть будет! Уже темнеть стало, и
вдруг таймень как выметнется из-под воды, на самой середине омута,
да как плюхнет возле самой лодки. Брызги во все стороны
полетели... И верите ли, рыбина больше нашей лодки!
Мишка от страха на дно свалился, а страшилище его водою с
головы до ног залил, чуть лодчонка не перевернулась. Пришел он
в себя и скорее к берегу:
— Не поеду ночью в омут: утопит он меня, лешак окаянный!
— Ладно, давай с берега водить будем... Всю ночь ни на минуту
не уснули. Утром опять Мишка в омут поехал с камнями. Почти
полдня провозились — не сдается рыбина и баста! Два раза из
воды еще тайменище выпрыгивал, чуть не переворачивал... Мы уж
совсем было хотели отступиться и леску перерезать, только
чувствуем, что уставать рыбина стала. Но и мы сами от усталости
чуть с ног не валимся: почитай, больше суток маялись!
Я и говорю:
— Ты, Мишка, ложись спать, а я тайменя пока повожу, потом
ты меня сменишь. Рыба-то потише стала. Только разрешил я
Мишке соснуть, он как подкошенный свалился на песок и сразу
захрапел. А я вожу рыбину и вдруг чувствую — пошла она из глубины
к берегу. Вывел я ее на мель и даже испугался: метра два таймень
не меньше! Жабры тяжело раскрывает, умаялся, значит. Я
закричал:
— Мишка, Мишка! Давай багор, бестия, я тайменя к берегу
подвел!
А он спит как убитый и так сладко всхрапывает, что у меня все
внутри от злости переворачивается. А таймень около самого
берега стоит и на меня из-под воды смотрит, как будто говорит:
— Ну, что же, бери меня: умаялся я, хозяин, твоя взяла!
Но легко сказать — бери, а брать-то как одному такого тайменя,
он хоть и ослаб, а еще может покуражиться! Тут и начал я его,
как лошадь на уздечке, вдоль берега водить, пока он вверх брюхом
не перевернулся, а потом сделал петлю из веревки, с хвоста ему до
жабер продел и таким манером за веревку на берег выволок. А
больше ничего не помню, упал прямо на рыбину и уснул.
Облегчение вроде после работы пришло. Сколько спал, точно сказать
не могу, только проснулся днем, солнце больно шибко затылок
пригрело. Сел и не могу понять, где я и в чем дело? Смотрю, Мишка
на том же месте спит, где первый раз лег и все так же сладко
храпит. И вдруг меня даже холодный пот прошиб, как будто бы снова
в омут мырнул: нет рядом со мною тайменя!
Дернул Мишку за ногу:
— Вставай, рыбу у нас украли!
123

Вскочил он, смотрит на меня как ошалелый, сонные глаза
кулачищем трет:
— Какую рыбу? — спрашивает.
— Да, проснись же ты, чурбан необтесанный, тайменя нашего
украли!!
Тут он тоже в себя пришел:
— Да разве ты его вытащил?
— Конечно же, вытащил...
— Где же он?
— Вот здесь лежал, рядом со мной... а теперь нет!
— Врешь, наверное, Степанович, оборвал леску, тайменя
упустил, а теперь мне мозги закручиваешь.
— Что?! Да как ты смеешь мне, старому рыболову, такие вещи
говорить «врешь»! А? Да как у тебя язык повернулся?!
Ну, успокоились немного, осмотрели песок, на нем отпечаток
рыбы видно и слизь. И тут же на песке следы, как от ноги
человека, только куда больше, ровно кто в валенках прошел, и полоса
от рыбьего хвоста по песку прочерчена. Пошли мы по следу и
невдалеке, на лесной поляне, нашли остатки от нашего тайменя:
большой хвост да обжеванные объедки. Оказывается пока мы спали,
медведь у нас тайменя украл, да и сожрал всего начисто... Нам
только хвост да чешую оставил... В голос мы с Мишкой от обиды
заревели.
— Чтоб тебе костью подавиться, варнак косолапый! —
ругали мы медведя,— чтоб тебе... даже говорить неудобно, что мы
ему пожелали.— Двое суток на тебя, мерзавца, как каторжные
работали! Попадись нам тогда этот медведь, мы бы его своими
руками задушили, настолько злы были. Собрал я, значит, кости
тайменя на память, завернул в платок и хвост с собою прихватил.
Вернулись мы в пещерку к себе и аж носы позатыкали, такой
там дух чижолый стоял: хариусы-то наши все протухли,
понимаешь. Вывалили мы их из вещмешков на берег и часа полтора
стирались! Вот какие удивительные дела на рыбалке бывают,—
закончил старый рыболов свой рассказ. Молча посидел с
полминуты, потом глубоко затянулся и, окутав лицо облаком дыма,
продолжал:
— А косточки эти, от тайменя, по сей день у меня дома
хранятся и хвост высушил, он у меня над кроватью, как веер, висит, к
стене приколочен... Если хотите, можете зайти и убедиться, я тут
недалече живу... Спросите Степановича, вам мою избу каждый
покажет. А пока давайте спать, заболтался я с вами маленько.
Что и говорить, история правдивая, пускай даже немного
преувеличенная. Но разве не могло случиться такого на глухой
уральской реке? Конечно, могло! Теперь меня смущает только
одно обстоятельство: за последнее время я слышал эту историю
около пяти раз и рассказывали ее рыболовы разных возрастов и
профессий, но все они уверяли, что хвост тайменя висит у них над
кроватью «как веер»! Удивительного в этом ничего нет, потому
124

что, хотя монахи в старину и небыли рыболовами, но останки одного
и того же святого можно было купить в разных монастырях
различных стран и государств, а из них сделать еще сотню — другую
святых. Так что же удивляться насчет тайменя? Теперь, когда у
рыболовного костра становится скучно и смолкают разговоры,
я сам рассказываю рыбакам эту правдивую историю, заканчивая
тем, что хвост тайменя висит у меня над кроватью в виде
высушенного веера... Мне всегда верят и охотно слушают, а поэтому я и
сам начинаю верить в то, что я был на Яйве и именно мне попался
этот гигант-таймень, а не кому-нибудь другому. Но с каждым
годом я, к моему глубокому огорчению, начинаю убеждаться в том,
что у меня появляется все больше и больше «конкурентов» по
поимке тайменя. Поэтому я решил раз и навсегда покончить с этим
вопросом, прибегнув к печати. Мой таймень — баста! Я его
выдумал, я его... А на Яйву я все равно съезжу и поймаю еще одного
тайменя, может быть и крупнее первого, но об этом после... у
другого костра.
К реализации же его он приступил тогда, когда в один
прекрасный день увидел в рыбном магазине живых карпов.
Хотя он и не мог похвастаться состоянием, в котором
находились его финансы, но все же купил двух прекрасных рыб,
рассчитывая, как мы увидим далее, окупить этот расход стократно...
Как это обычно водится, продавщица хотела тут же убить рыб.
Однако Бернд сумел переубедить девушку и она согласилась
вручить ему карпов живыми. Затем он приобрел еще буханку хлеба.
Придя домой, он пустил карпов в ванну, а из хлеба и нескольких
картофелин принялся лепить небольшие шарики.
Три часа спустя он стоял на берегу озера и удил. Рядом с ним,
в ведре, плескались оба карпа. Вместо удилища у Бернда была
простая ветка ивы, а вместо лески — бечевка, на которой болтался
изогнутый гвоздь.
Вернер Мюллер
УНИВЕРСАЛЬНАЯ ПРИМАНКА
та великая идея озарила Бернда Крю-
гера на одном из вечеров в спортивном
клубе. К этому времени он был уже в
несколько приподнятом настроении.
Впоследствии он развернул эту идею в
детально разработанный план.
125

Через некоторое время на берегу появился пожилой мужчина.
Он посмотрел на деятельность Бернда и сокрушенно покачал
головой. Но, когда он увидел великолепных карпов в ведре рыболова,
сокрушенное выражение его лица сменилось крайним изумлением.
Тем временем подошли еще двое. Один из них был невысокого роста,
толстый. Он спросил Бернда — что он, собственно, здесь делает?
— Ужу, как видите,— невозмутимо ответил Бернд.
— Вот этой палкой и без поплавка?
— Вот именно. А почему бы и нет?
— Гм... И эти карпы пойманы вами?
Бернд небрежно кивнул.
— С моей приманкой я еще и не таких рыб поймаю...
— Что же это за приманка, если не секрет?
— Универсальная приманка Бернда. Не слыхали? На нее все
рыбы клюют, как сумасшедшие!
— Гм... И давно вы удите сегодня? Сколько времени вам
понадобилось, чтобы выловить этих карпов?
— Немного... Меньше часа.
— Да, тогда это, действительно, замечательная приманка...
— Выше похвал! Если желаете, я могу вам продать парочку
пакетиков. Всего две марки пакет.
Бернд с готовностью достал несколько пакетиков из кармана.
Толстяк помедлил немного...
— Если так, — сказал он, — то...
— Сколько пакетиков? — обрадованно спросил Бернд.
— Ни одного — сказал толстяк, схватил ведро с карпами и,
размахнувшись, выплеснул рыб в озеро.
— Здесь рыбная ловля запрещена! Этот водоем принадлежит
рыболовецкому кооперативу. Пора бы знать!
Вот уже несколько дней, как Бернд питается хлебными
шариками, чтобы хоть несколько возместить свои расходы...
Перевод с немецкого Юл. Берниковской
Рассказ напечатан в сборнике
«Дер спиннер», 1955 год.
Берлин, ГДР.

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСЕЕВИЧА ШАХОВА
мая 1959 года на Леоновском кладбище
в Москве был открыт памятник-обелиск
на могиле писателя А. А. Шахова.
С воспоминаниями и краткими речами
о творчестве покойного выступили
писатели В. В. Архангельский, Н. И. Замошкин, Г. П. Тушкан и
X. Н. Херсонский. Марина Новикова прочла свои стихи и стихи
писателя Ивана Алексеевича Новикова, которые мы приводим.
А. А. ШАХОВУ
На широтах разных,
По оленьим тропам,
По дорогам длинным
Бродит человек.
С ветром он роднится,
Солнцем он обласкан,
Брызгами морскими
Опьянен сполна.
Раскрывает душу
Птицам и озерам...
Чистотою дышит
Четкое перо...
И в одну влюбленный
В русскую природу
С ней он знает счастье —
Полное до дна!
УШЕДШЕМУ
Как если б из гостей: поднялся,
Чуть стукнул дверью и ушел...
И как ушел! Не попрощался,
Как если б в жизнь на миг зашел.
Но ты чертил такие строки,
Что их нельзя не полюбить,
В них солнца и весны потоки:
И без себя — в них будешь жить!
Иван Новиков

ПО ВОДНЫМ ПРОСТОРАМ НАШЕЙ РОДИНЫ
рона. Многие реки, питающие Дон и его притоки,— Польный,
Воронеж, Иловай, Битюг, Матыра, Савала — берут начало в
Тамбовской области. Впрочем, мелкие речки перечислить трудно.
Одни из них впадают в Цну и несут воды к Каспийскому морю,
другие — к Черному морю. Их истоки во многих местах очень
близки друг к другу, но нередко один течет в сторону Цны, другой,
скажем, в сторону Вороны.
Очевидно, этим и объясняется, что в речках водится рыба
многих видов. Здесь есть щука, окунь, красноглазка, лещ, голавль,
Г. Тепляков
ЛОВЛЯ ЖЕРЕХА НА РЕКЕ ЧЕЛНОВОЙ
С юга на север течет Цна. Поля
и леса области пересекают Кариан,
Челновая, Серп, Лесной, Тамбов,
Керша, Хмелина, Кашма и другие речки,
а в восточных районах — красавица Во-
амбовская область богата реками и
речками.
128

язь. Нередки также сом, судак и налим. На Цне и ее притоках
успешно ловят жереха, немало в этой реке и сазана, правда мелкого.
Крупные же встречаются на Вороне и Матыре. Многочисленные
пруды богаты щукой, карасем и окунем. До суровой зимы 1956
года, когда во многих прудах рыба почти полностью погибла, они
были очень интересными местами ловли.
В Тамбове, Мичуринске, Моршанске и Кирсанове много
рыболовов. Водоемы вблизи этих городов хотя небогаты рыбой,
но нет оснований для разговоров о том, что ловить там нечего. Это
могут утверждать только люди, мало знающие область, или не
желающие воспользоваться транспортом. В действительности же,
отъехав 10—20 километров от Тамбова, не говоря уже о других
городах, рыбу можно ловить вполне удачно. Хорошими местами
являются, например, районы сел Бокино и Лучек на Цне.
Спортсмены любят ездить к Синельниковой мельнице, где плотина
перегородила Липовицу. С хорошими уловами возвращаются из сел
Знаменка, Горелое, Троицкая дубрава, Каменный брод, Пахотный
угол. Нетрудно добраться и до рек Матыра, Ворона, Кашма, Са-
вала, Битюг — они протекают всего в 40—100 километрах от
Тамбова. В эти места можно проехать и автобусом, и попутными
машинами.
Последние шесть лет я увлекаюсь ловлей спиннингом. В начале
большую часть уловов составляли щуки, а теперь — жерехи.
Многие тамбовские рыболовы считают, что поймать жереха крайне
трудно, а так как он редко встречается в уловах дорожечников,
то его и мало в наших водоемах. Первое время после переезда в
Тамбовскую область и я относился к таким спортсменам. При
поездках по рекам я нередко видел сильный бой жерехов. Это
мне доводилось наблюдать, например, в месте впадения Челновой
в Цну, на Кариане в районе с Александровки и на Большом Ло-
мовке около с. Гагарино. Конечно, я ловил здесь, но жерехи
попадались редко.
Небольшие реки перегорожены многочисленными плотинами
колхозных электростанций и мельниц, и похожи на каскады
прудов с зарослями рогоза, осоки и других растений. В таких местах
живут щука, окунь и красноглазка, а по соседству с ними — жерех.
Днем он охотится на отмелях, поблизости от омутов, куда уходит
на ночь. Ниже плотин реки мелки. Здесь водится мелкий
жерех.
Однажды в августе я спускался по Челновой и наблюдал, как
охотились некрупные жерехи. Однако несмотря на все ухищрения,
за весь день удалось поймать лишь одного. На другой день
отправился на эту же реку и остановился около села Стежки. Было часа
четыре вечера. Погода — благоприятная. Жерех бил непрерывно.
Однако забросы не приносили успеха. Подчас на месте падения
блесны вскипал бурун, а иногда даже ощущался удар, но подсечки
оставались безрезультатными. Ночью поднялся ветер. Пошел
сильный дождь. Утром следующего дня северный ветер погнал
5
129

тяжелые дождевые тучи. Изредка налетал дождь. Едва рассвело,
я сделал заброс по ветру. Блесна не прошла и десяти метров, как
я ощутил сильный удар. Рыба сделала несколько попыток
освободиться, но быстро оказалась в лодке. Это был небольшой жерех.
На третьем забросе опять последовал удар.
Отвязав лодку, я дал ей возможность двигаться по ветру, с
севера на юг. Вскоре же около середины омута блесна словно за
что-то зацепилась, но тут же её повело в сторону, а потом просвистел
конец лески. В омуте остался небольшой хромированный бай-
кал. Стало ясно, что по соседству с жерехами гуляет крупная
щука.
Затем я несколько раз поднимался по реке против ветра, на
северную сторону омута, переставал грести, лодка проходила по
середине омута, а я хлестал блесной во все стороны. До восхода
солнца мне удалось поймать еще одного жереха и щуку. Утром
ветер несколько стих, и минут через десять после восхода солнца
жерех хватал блесну при каждом забросе. Так продолжалось
минут пятнадцать, а затем удары почти прекратились, жерех стал
бить на мелких местах, около кустов рогоза и осоки. Часам к восьми
мне удалось поймать ещё одну щуку и жереха, который взял
метрах в пяти от лодки, когда я выводил блесну из-за рогоза. Он
весил полтора килограмма.
Так был разгадан секрет ловли жереха на Челновой. Он
заключается, прежде всего, в том, что необходимы мелкие вращающиеся
блесны типа «байкал», «универсалка» и «спиннер». Рыба берет
почти исключительно в начале зари, особенно в момент восхода
солнца.
Часам к восьми утра ловля почти прекращается. Вечерние
уловы ни чуть не менее утренних. Как ни странно, северный,
северо-западный и северо-восточный ветры при переменной
погоде, когда следом за грозовым дождем ярко светит солнце, не
являются помехой. Если утром дождь и ветер не прекращаются, жерех
берет и в более позднее время, чем обычно, однако, уловы
оказываются меньшими. Успеху способствует и то, что грузило я оснастил
двойником: пустых подсечек стало значительно меньше.
Для спиннингиста жерех в реках Тамбовской области —
хороший объект охоты.
г. Тамбов

А. Аниханов
УДАЧА НА ЛЕСНЫХ ОЗЕРАХ
ноголюдно летним вечером на
Ленинградском вокзале столицы. Вот идет
посадка на поезд, отправляющийся в
Осташков.
Облик и багаж большинства
пассажиров необычны. Перед глазами
мелькают спортивные костюмы, рюкзаки, чехлы
с удочками и ружьями. Среди молодежи и людей среднего
возраста преобладают, как это не трудно догадаться, туристы. К
почтенному возрасту относятся преимущественно рыболовы и
охотники. У большинства пассажиров — билеты до конечной
остановки. Это и понятно — их манят к себе берега Селигера,
древнего русского озера, где природа столь же сурова, сколь и
живописна. Здесь проводят свой отдых многие москвичи и ленинградцы.
Однако не меньше, пожалуй, и жителей Иванова, Горького,
Рязани, Риги и многих других городов. За последние годы на
Селигере частыми гостями стали иностранные туристы.
Не стану описывать красоту Селигера: сказанное в справочниках
и путеводителях вполне справедливо. Хочется сказать о другом:
отрадно, что «паломничество» на Селигер последнее время стало
массовым. Поэтому пора расширить сеть туристских баз. Может, под
них следует отвести некоторые дома отдыха. Во всяком случае,
молодежь, которая так увлекается романтикой туризма, этим останется
довольна. К тому же снизится стоимость путевок. Почему туристы
должны ютиться только в г. Осташкове или около него? Ведь
северные берега Селигера особенно живописны — сюда подступают
отроги Валдайской возвышенности. Я много бродил по северному
берегу и встретил только две группы туристов, да и те были
местными школьниками.
На Селигер мы с приятелем поехали полные надежд, но уже
в первые дни горько разочаровались. Ловля на кружки
оказалась невозможной — даже небольшой ветер поднимал высокую
волну. Спиннинг не принес удачи. Мы стали сомневаться в своих
способностях. Однако у десятков других рыболовов трофеи
оказывались тоже незавидными — щуренок или трехсотграммовый окунь
были довольно редкой добычей. Мы долго искали места, где, по
рассказам, спиннингистам приходится иметь дело с щучьими войсками,
но так и не нашли. Во всяком случае, на Полновском плесе
рыболовам делать нечего. Только зимняя удочка приносит некоторый
успех, но такой, ради которого не стоит забираться так далеко.
Пожалуй, рыбалку испортили не столько наши неудачи, сколько
браконьерство, которое процветает здесь вовсю. На Полновском
5*
131

плесе рыбе нет покоя ни днем, ни ночью — то тянут невода, то
забрасывают сети. За Селигером издавна утвердилась слава рыбного
озера. Однако последние годы его рыбные богатства быстро тают, и
если так будет продолжаться, то не останется и ершей. Это я пишу
не только на основании собственных наблюдений, об этом же
говорят и местные спортсмены. Почему же оскудевает Селигер?
На Полновском плесе, например, члены Скребельской
промысловой артели ловят огромным неводом с такой мелкой ячеей, что
удивляешься, как через нее вода проходит. Руководители артели
оправдываются тем, что им необходимо выполнять план по снетку. Однако
нам приходилось видеть на берегах груды малька окуня и
другой рыбы. Промысловики открыто продают его местным жителям.
Впрочем, те не отстают от артели: безнаказанно, у всех на виду,
сами ловят сетями.
Столкнувшись с фактами открытого и безнаказанного
браконьерства, мы обратились за помощью к председателю Полновского
сельсовета и получили, мягко выражаясь, странный ответ:
— Это — не наше дело!
Пришлось разъяснить, что борьба с расхитителями природных
богатств — одна из первых обязанностей сельсовета. Тогда
председатель сказал:
— Запрошу указаний у райисполкома. Если скажут...
В дальнейшем оказалось, что охрана рыбных богатств Селигера
возложена на... руководителей Скребельской промысловой артели,
т. е. на людей, которые руководят и «своими» браконьерами, и
потворствуют хапугам из местного населения. Дело дошло до того, что
милиция заняла позицию невмешательства. Сколько мы ни
интересовались, но так и не узнали ни одного случая привлечения брако-
132

ньеров к ответственности. Их здесь не только не судят, но и не
штрафуют. Очень странно: на Селигере умело охраняют прибрежную
полосу лесов, а о рыбе совершенно забыли.
Не найдя счастья на Селигере, мы с приятелем решили половить
на небольших лесных озерах, которых так много вокруг Селигера.
Сначала, впрочем, мы обследовали речушку, соединяющую его с
озером Полонец. В то время выпадали частые дожди, вода мутнела
и это привлекало из озера язей и окуней. Речушка неглубокая,
течение быстрое, и хотя поклевки были не такими уж частыми, но
верными. Нередко попадались экземпляры весом до полукилограмма,
и мы остались довольны.
Село Полново стоит на водоразделе: Селигер сообщается с
Волгой, а озера, расположенные к северу от этого села,— с Балтийским
морем. Интересно, что и рыба в них разная. Так, в Селигере нет
красноперки (по-местному — красуля), а в озерах Девятовском, Жабин-
ском да и других она водится. В некоторых из речек, соединяющих
эти лесные озера, встречается форель. И вообще они рыбой куда
богаче, чем Селигер. Это, видимо, потому, что неводами здесь почти не
ловят: трудно их подвозить, озера во многих местах захламлены
поваленными деревьями, корягами и т. д. Рыбу здесь кое-где можно
наблюдать с берега. Если, например, спрячетесь за прибрежными
кустами, то увидите не только охотящихся окуней, резвящуюся
плотву, но и по-хозяйски прогуливающихся язей.
С развалин полновской церкви открывается замечательная
картина. К югу раскинулись селигерские просторы с зелеными
островами. На севере виднеется гора Ореховна, голая вершина
которой поднимается над лесом От Полнова до Ореховны пять-шесть
километров. Любителю природы нельзя не побывать на этой горе.
Взобравшись на ее вершину, где лежит огромный валун, оставшийся от
ледника, невольно залюбуешься. Трудно оторвать глаза от красоты,
в которой утопает окрестность. Глаз не может окинуть лесов, вовсе
стороны убегающих к горизонту. Лишь кое-где золотятся
колхозные поля и синеют озера. Особенно красиво здесь ранним утром,
когда солнечные лучи разрывают туман и играют красками.
Молочными островками туман долго висит над лесом, но за каждым из
них можно угадать озера: на юге — Селигер, на востоке —
Полонец, чуть к северу — Велье, а дальше — другие.
Отсюда недалеко до места падения самолета А. П. Маресьева.
Определить это место точно, конечно, невозможно, но хорошо
известно, где жители деревни Плав нашли знаменитого летчика. До
этого места можно дойти без особого труда: на лесной дорожке есть
указатели. Путь до Полонца к деревне Плав, расположенной на
берегу озера Шлино, лежит мимо рыбного озера Велье. Весной
спиннингистов здесь ждут хорошие уловы.
Леса здесь богатые, и даже заядлый рыболов не устоит перед их
дарами. Если еще можно пройти мимо земляничных ковров,
покрывающих склоны валдайских холмов, то перед синим сарафаном
огромных черничников или соблазнительными малинниками устоять
133

трудно. Мне пришлось пожертвовать несколькими рыбалками, и
каждый раз я приносил ведра, полные ягод. Найти малинники не
трудно — они есть на берегах любого озера. Богаты селигерские
леса и грибами.
Берега Городиловского озера густо заросли кустами и камышом,
и место для ловли найти довольно трудно. Если же оно найдется, то
можно вдоволь половить окуней. Впрочем, большое удовольствие
доставляет плотва — она обычно весит 150—200 граммов. На
берегу этого озера стояла деревня Городилово. Во время Отечественной
войны фашисты сожгли ее, жители решили не восстанавливать
деревню и поселились в другом месте. Поэтому берега Городиловского
озера пустынны, здесь разросся бурьян да одичавший малинник.
Луга оживают только во время сенокоса.
Познакомившись с косцами, я попросил у них плоскодонку. За
полчаса наловил живцов и запустил десяток кружков. Следить за
ними не пришлось — поехал вдоль прибрежных зарослей искать
хоть какой-нибудь, пусть полузатонувший плот. Через час я
вернулся, семь кружков оказались перевернутыми, но рыба засеклась
только на двух. Это обещало многое, но ловить на кружки не
довелось — лодку нужно было возвратить. Пришлось довольствоваться
старым плотом. На удочку рыба клевала прекрасно... Недолго шла
ловля на Городиловском озере, но очень запомнилась и красота его
берегов, и рыбные богатства.
Затем мы с приятелем перебрались на Девятовское и Жабинское
озера, где легко удалось достать лодку, и вдоволь половить на
кружки. Здесь — изобилие щук, но нас больше интересовали
окуни: таких, какие водятся здесь, нам, но правде говоря, ловить не
приходилось. Нередко они достигали веса в килограмм. Живцами
служили плотва и мелкий окунь, поймать которых здесь не трудно.
Большой интерес представляет также ловля летней и особенно
зимней удочкой на мормышку. За исключением полуденных часов —
клев безотказный. На навозного и земляного червя хорошо
ловится плотва, окунь, густера, красноперка. Иногда попадаются
экземпляры весом до четырехсот граммов.
Успешно мы также ловили удочкой щук на живца. С такой
удочкой, длиной пять — шесть метров, медленно продвигались на лодке
вдоль прибрежных зарослей травы. Живца подбрасывали к самой
кромке зарослей, не пропускали и «окон». Живец при такой ловле
должен быть не крупный, так как клюет щука-травянка.
По соседству с этими озерами есть немало других. Каждое из
них манило к себе, но отпуск кончался. Я решил половить на них в
следующем году... А может быть, друзья, и вы познакомитесь с ними?
Поезжайте, останетесь довольны, даю вам слово.

Б. Захарченко
МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ!
онец августа. Стоят теплые солнечные
дни, и осень еще не напоминает о своем
приближении. С большим нетерпением
ожидаю выходного дня... Протва много
раз приносила счастье. И сейчас меня
снова влечет к себе эта красивейшая река
Подмосковья. Со спиннингом и рюкзаком выхожу на магистраль
Москва — Минск. По размякшему асфальту мягко шуршат
покрышки автомобилей.
— Хотя бы на телеге уехать за ними,— думаю я «голосуя» и с
тоской глядя вслед проносящимся автомашинам. Надежда на
вечернюю зорю уже стала покидать меня, когда бежевый «Москвич»,
мягко притормозив, съехал на обочину и остановился.
— Привет рыбачку! Какие глубины собрались зондировать? —
весело спросил водитель, выходя из машины. Мы разговорились.
Оказалось, он тоже хотел попасть на Протву, но плохо знал дорогу.
Мне же были известны и дорога и все места на Протве, достойные
внимания. Всё уладилось ко взаимному удовольствию. Через минуту
я уже сидел на заднем сиденье автомобиля.
У памятника Зое Космодемьянской мы свернули налево — к
Боровску. Машина помчалась уже не по асфальтовому, а по
бетонированному шоссе.
— Варшавское,— сказал я, — теперь — направо.
За окном мелькнула табличка: Белоусово. Машина повернула к
деревне Черная Грязь.
— Это далеко? — осведомился мой новый знакомый.
— Больше ста шестидесяти километров от Москвы.
Белокурый мальчик лет пяти, сидевший рядом с владельцем
«Москвича», старался быть серьезным и не выдавать своей радости,
хотя явно был переполнен ею. Шутка ли! Сережа первый раз в
жизни ехал на рыбалку, со своей удочкой, на большую реку. Из
личного горького опыта я хорошо знал, какие нужны дипломатические
маневры и какая настойчивость, чтобы мать отпустила мальчика в
такую поездку...
Когда впереди, среди зелени, завиднелась река, мы были уже
хорошими знакомыми. Протва встретила нас прохладой и тем
удивительным запахом берега и воды, который так волнует сердце
рыболова.
— Здравствуй, Протва! Что ты подаришь сегодня?
Мы выбрали место для машины, разбили лагерь. Солнце уже
клонилось к горизонту, когда закинули удочки. Задача у всех
одинаковая — наловить рыбы на уху. Большая и глубокая река
135

была для Сережи полна загадок. Необычная обстановка волновала
его, пробуждала в душе что-то новое. Мальчик старался везде
успеть и все увидеть. Вечер был на редкость теплым. Рыба играла.
На середину реки вышел большой косяк леща. Золотистые
красавцы выпрыгивали из воды, ложились на бок и, ударив хвостом,
уходили в глубину. У наших ног, среди травы, ударила щука. Взлетел
фонтан брызг, в разные стороны бросилась рыбья мелочь, на волнах
закачались наши поплавки.
Сережа вздрогнул, с опаской посмотрел на расходившиеся
широкие круги, и снова замер над своей удочкой. Он старался во всем
подражать отцу, который сидел поблизости и краем глаза
внимательно следил за каждым его движением.
— Не зевай, Сережа! — тихо сказал я, показывая на поплавок,
который уходил в воду. Мальчик быстро вскочил на ноги, дернул
удочку... Глаза широко раскрылись, от волнения он стал
бледнеть... Рыба рвала удочку из рук Сережи.
— Папа, папа! — закричал он.
Прибежал Борис Иванович.
— Не спеши, не спеши! Подводи ее к берегу!
Невозможно описать радость Сережи, когда окунь оказался на
берегу. Отец не выдержал — стал подбрасывать и качать сына,
приговаривая:
— Ах, ты, мой родной рыбачек! Ах, молодчина!
Видимо, отец был счастлив не меньше сына. Сережа сел на траву
и стал рассматривать свою добычу. Окунь весил около
полукилограмма. Я тоже поздравил Сережу с первым в жизни успехом. Мне
невольно припомнились далекие детские годы, когда с удочкой
убегал из дому на Березину. А разве не в поисках такой же радости
мы, уже поседевшие, скитаемся по рекам и озерам?
Солнце уже совсем закатилось, когда мы стали готовиться к
ночлегу. Каждый был занят своим делом: один заготовлял дрова,
другой чистил рыбу, третий «накрывал на стол». Вспыхнуло пламя
под котелком, запахло дымком и вареной рыбой. Темнота еще более
сгустилась, ярче заблестели звезды. Уха удалась на славу, мы все
хвалили повара. Сережа даже сказал, чтобы папа обязательно
научил маму готовить так же вкусно. Прекрасен ужин на реке, у
костра!
— Скажите, дорога всегда такая же хорошая? — спросил
Борис Иванович.
— Всегда, даже в самый проливной дождь,— ответил я.—
Впрочем, сюда можно попасть и другим, путем: по Симферопольскому
шоссе до Подольска, затем по Варшавскому, свернув у Белоусова
налево, а от Угодского завода — к Черной Грязи. Понравилось вам
здесь?
— Очень! Река полноводная и красивая, берега разнообразные.
То к воде не подойдешь — так камыш разросся, то почти у самого
берега глубина чуть ли не три метра. Особенно хорошо, что есть и
перекаты и омуты.
136

Я тоже был доволен — мы приехали, когда ловля на Протве
была характерной для этой реки. В этот день хорошо клевал на червя
крупный окунь. Не мало мы поймали и щук по 500—800 граммов.
На красного червя хорошо брал лещ. Правда, его иногда сменяла
мелкая густера. И, как всегда, и при подходе ерша, приходилось
менять место. На мелкого пескаря и уклейку изредка попадался судак.
У переката на блесну шел жерех. На распаренный горох хорошо
ловился язь. Все это — очень типично для Протвы.
...Задумчиво плескалась река, полная звезд. Где-то
серебристыми голосами пели девчата. Пахло увядающими травами. Мы молча
сидели, погруженные в свои думы. Слуга подошла лошадь и
черными глазами доверчиво посмотрела на Сережу. Он угостил ее
кусочком сахара. Затем все погрузилось в мирную тишину. В такие
минуты хочется сказать товарищу что-то хорошее, теплое...
— Кажется, никогда бы не ушел отсюда,— со вздохом
сказал мой новый товарищ.— Здесь так легко дышится! И на душе
светлее...
Наш маленький рыболов подкладывал в костер дрова и
большими задумчивыми глазами смотрел на веселую игру пламени.
О чем думал этот мальчик? Что волновало его душу? Кто знает!
Ему очень хотелось еще посидеть со взрослыми, но уже начинал
«клевать» носом. Быстро летят часы у ночного костра. Согретый его
теплым дыханием, незаметно начинаешь погружаться в дремоту.
Только изредка прохлада реки или набежавший ветерок заставляет
открыть глаза. Подбросишь дровишек в костер и опять незаметно
уходишь в забытье.
Гаснут звезды. В прибрежных кустах подали голос пичужки.
Приближалась зоря. Еще не взошло солнце, а я уже был на ногах.
Мои блесны заходили в темной глубине реки, играя полированными
гранями и дразня притаившихся хищников. Ожил перекат — жерех
начал утреннюю охоту.
Наступил новый день.
Вот у меня сильная поклевка. Сразу же сделалось жарко.
Мобилизую все свои способности и выдержку. Прибежал Борис
Иванович с багориком в руках.
— Давай! Тише! Не спеши!.. Вот это да!
Работая катушкой, я начал «вежливо» приглашать рыбу к
берегу. Удилище смягчило её рывки. Единственное, чего я боялся, это
чтобы рыба не забилась в коряги. После длительной и напряженной
борьбы метровая щука, уже у берега, подняла фонтан брызг и
снова ушла в глубину. Сережа метался по берегу, все время кричал:
— Ой, какая! Ой, какая!— и хватался за голову. Когда
забагренная щука забилась на берегу, он в испуге отбежал в сторону.
Добыча с огромной разинутой пастью, шевеля широким хвостом, лежала
у моих ног. Я вытирал со лба обильный пот. Протва и на этот раз не
обманула моих надежд!
К полудню клев начал спадать. Мы порядочно утомились.
Усталость разливалась по всему телу, но мы были довольны. После обеда
137

начались сборы в обратный путь. Аккуратно убраны снасти,
переложен травой богатый улов, прибрано на месте нашей стоянки.
Сережа деловито постучал ногой по колесам и сказал:
— Все в порядке, можно ехать!
Отец с нескрываемой гордостью посмотрел на него и с теплотой
в голосе произнес:
— Мой рыбачек!
Как жаль уезжать от прекрасной реки! Хочется побыть еще
хоть несколько минут. Однако надо ехать. Шоссе быстро побежало
навстречу, превратилось в узкую трепещущую полоску...
Маленький рыболов спал, чему-то улыбаясь. У своего дома я попрощался
с Борисом Ивановичем. Стоя у дороги, долго махал вслед
удаляющейся машине.
— Попутного тебе ветра и легких весел в жизни, Сережа. Мы
еще встретимся!
Н. Широков
НА АМУРСКИХ ПЛЕСАХ
Заметки спиннингиста
от уже который год все свободное время
я провожу на Амуре и не могу
налюбоваться его величавыми просторами,
суровой красотой гранитных утесов и
необъятной гладью плесов.
На Амуре все свое. Здесь не бывает
весенних паводков, редко удаются деньки с ласковым ветерком и
почти не утихает гомон волн. Но по вкусу пришелся суровый нрав
Амура рыбьему царству. В реке обитает около 100 пород рыб.
Здесь, на глубине в 8—10 метров, гуляет калуга — рыба весом до
полутонны, полутораметровые осетры, желтощеки и сомы, пудовые
сазаны и щуки.
Инструктор райкома партии нанаец Самар рассказывал, что лет
пятнадцать назад местные жители с особой осторожностью
переезжали озеро Подали, потому что удар весел спугивал со дна
толстолобое. От шума серебряные двухкилограммовые рыбины
выпрыгивали из воды и, если оморочка попадала в центр стаи, заполняли
её до краёв.
Живут на амурских плесах двухкилограммовые караси, касатка-
скрипиха, рыба-плеть, окунь-ауха. Особенно много рыбы в Амуре
зимой, когда промерзнет до дна Силинка, Хурба, Горин, Хунгари
и десятки других безымянных горных речек. Выжитые морозом с
138

привольных мест таймени и ленки скопляются на амурских
песчаных отмелях и пасутся здесь до ледохода.
Я расскажу, как смогу, о некоторых наиболее удачливых
случаях добычи амурских рыб с помощью спиннинга.
НАЛИМИЙ ХОД
Издавна говорят: «Февраль — кривые дороги». Так и на Амуре в
феврале лютуют морозы, метут метели, а по утрам висит над тайгой
дымка седого тумана.
Зато в марте сразу припечет и побегут ручейки, выглянут из-под
снега кочки-проталинки. Не успеешь оглянуться, а уж весна на
носу. Вот появились полыньи на говорливой реке Силинке, и
мутные воды её хлынули в Амур. Не выдержит метровый ледяной пан-
цырь напора воды и солнца, охнет с натуги и тронется. Числу к
5-му мая река освободится ото льда и понесет свои воды в Татарский
пролив. Покидают в это время Амур холодолюбивые рыбы и
устремляются к устьям горных ручьев.
Раздолье в это время закидушникам. Подвязав к снастям
тяжелые грузила, садятся они на солнцепеке и споро потаскивают из
волы небольших налимчиков. Рыба идёт густо и, наголодавшись за
зиму, жадно хватает червя.
Во время налимьего хода мой сосед, электрик городской ТЭЦ
Василий Загребин, не возвращается с рыбалки без добычи. За 3—4
вечерних часа он налавливает немало налимчиков и чебаков и
потешается:
— А ты все блесны чистишь?
ЗА ЩУКАМИ
Каждому своё! Не уважаю я поплавочных удочек и тем более
закидушек. Страсть моя — спиннинг. Он мой надежный спутник в
командировке, на охоте и на загородной прогулке. Небольшой
складной одноручник — не в тягость, а удовольствия от него
вдоволь. Много налавливал я спиннингом щук. Только берет она у нас
не в мае, как в Подмосковье, а в середине июня.
5—10 июня «в полном боевом» я с гравером завода ножевых
изделий Алексеем Крячковым выхожу в первый раз на заливное озеро
Мылки.
Озеро вышло из берегов. Оно затопило низинки с ранней зеленой
травкой, зашло в старицы. Следом за водой подошел к берегам
малек, а за ним хищница-щука. Хитрая это рыба и терпеливая. Часами
может стоять она возле затопленного водой камня, кочки или у
пучка травы. Это нам известно, и, чтобы вывести щуку из оцепенения,
Алексей заходит в воду.
Но не успевает он сделать и шага, как впереди вскипает бурун,
и от берега стремительно, как торпеда, мчит щука. Вслед ей летит
посеребреная универсалка. Блесна падает впереди рыбины и заиграв
139

у неё перед носом, рывками бежит в сторону. Почудилась щуке
добыча, развернулась она и понеслась за блесной. Все ближе к блесне
щука, все выше у нее перед носом бурун и вот он долгожданный, ни
с чем не сравнимый рывок.
Только рано еще радоваться. Сейчас она покажет все свои
фокусы: взлетит серебряным клинком ввысь, метнется в сторону, а то,
обезумев, бросится навстречу рыболову. Умей сдержать эти
порывы, и через минуту добыча будет лежать у твоих ног.
Пока я возился с травянкой, Алексей взял двух и,
торжествуя, тащил на берег третью. Но щука сорвалась. Алексей
заторопился и соорудил «бороду».
И пяти километров не прошли мы вдоль берега озера, а
рюкзаки уже полны.
ВЕРХОГЛЯД БЕРЕТ
Представьте себе полуметровую рыбину, формой напоминающую
восточный меч ятаган. Это— верхогляд — рыба стремительных
потоков и клокочущих водоворотов.
В жаркие дни сенокоса верхогляд выходит из глуби и косяками
скапливается на стремнинах Амура. Здесь он живет и кормится все
лето. Захватывающее зрелище — жор верхоглядов. Вот почти у
самой лодки, в водовороте, показалось белое тело рыбины. Оно
мелькнуло и скрылось, чтобы уступить место другой такой же, третьей.
Через минуту осмелев, рыба начинает выплескиваться на
поверхность, вспенивая хвостами поверхность воды. Особенно бурно
играет верхогляд на зорях: с рассвета до 11 утра и с 5 вечера до 9.
Помню в один из июльских вечеров мне позвонил
рыболов-любитель, редактор многотиражной газеты строителей Константин
Касперович.
— На Бельго верхогляд бьет...
Коротки рыбацкие сборы. Спиннинг в руки, рюкзак за плечи, и
через полчаса мы уже на Амуре. Сталкиваем на воду моторку. Но
встречная волна выбрасывает её на берег. Просим помощи и скоро
напутствуемые добрыми пожеланиями друзей уходим навстречу
ветру.
Утро встречаем на косе у нанайского стойбища Бельго.
Успокоился за ночь Амур. Поголубели его мутные воды, утихли.
Выплыло из-за сопок солнце, коснулось золотым краем глади воды
и отразилось в ней, как в зеркале. Подплыла на широком плесе
рыбина, царапнула спинным плавником жаркий солнечный диск и
расколола его на миллионы золотых звездочек-искр.
Пора! Осторожно отходим от берега и, бросив якорь, налаживаем
спиннинги. Я закрепляю на лесе противозакручиватель и девон,
оснащенный белыми гусиными перышками, а мой товарищ латунную
свирку.
Когда якорь «взял» и лодка остановилась, в полную силу
посылаем вперед блесны и, как только они метров за 40 падают в воду,
энергично подматываем лесу. Но поклевок нет. Напуганная шумом
140

весел рыба откочевала от лодки метров за 100 и там недосягаемая,
но желанная для нас продолжает бой. Решаем спуститься пониже и,
кажется, зря. Только тронулись — рыбья стая опять переместилась.
Наконец поняв, что за рыбой не угонишься, мы затаиваемся и
ждем. И верхогляд смелеет. Он играет в двух, в пяти, в десятке
метров от лодки, но особенно часто там, где скапливается в
круговоротах мусор. Туда мы и посылаем блесны. И стоит им только
коснуться воды, как ощущается подергивание. Верхогляд щиплет перышки.
Одна, другая потяжка и вдруг удилище сгибается, звенит,
разрезая струю, полумиллиметровая леса.
Нередко верхогляды достигают метровой длины и весят до 10
килограммов. С таким гигантом не шути!
ЗА ЛЕНКАМИ
Под осень, когда пожелтеет и начнет падать лист, амурские
спиннингисты изменяют своей красавице реке и отправляются на ее
притоки Горин, Хунгари, Хурбу. Реки эти невелики, но
стремительны. В хрустальных глубинах их обитает таймень, ленок,
хариус, чабак, водится щука и налим.
Большое удовольствие доставляет рыболовам ленок. Осенью
хорошо ловится он на небольшую вращающуюся блесну и на червя.
Но особенно жадно хватает искусственную мышь, изготовленную
из пробки, обшитой беличьей шкуркой.
...От Комсомольска до станции Хурба час езды. Поезд приходит
сюда в третьем часу дня. Это удобно. До вечера мы успеваем купить
на станции продукты, накопать червей, ознакомиться с водоемом, а
к семи вечера, сопровождаемые комариными полчищами, подходим
к реке.
Сгорая от нетерпения, Алексей Крячков сбрасывает на песок
рюкзак и, оснастив спиннинг, бежит к ближнему омуту. Я сооружаю
костер. Пока закипает вода в котелке, ставлю закидушки, достаю
«мышь» и поправляю брусочком жало крючков.
Скоро возвращается с добычей Алексей. Варим уху,
закусываем, а когда ночь повисает над прибрежными кустами и сопки на
горизонте скрываются из глаз, выходим на рыбалку.
— Вот здесь и начнем,— шепчет Алексей, осторожно
подталкивая меня вперед.
Я останавливаюсь на обрыве. В сумеречном сиянии молодой луны
вижу покрытый трепещущими серебряными бликами небольшой
омуток, тальниковые кусты и звенящий волной перекат.
— С переката лови,— наказывает приятель.— Да осторожнее,
не зацепи.
Крячков уходит, а я спускаюсь к воде и, освободив тормоз
катушки, начинаю потравливать леску. Быстрое течение подхватывает
мышку и несет её к тальникам. Опасаясь зацепа, начинаю подмотку
и скоро различаю приманку возле ног. Снова пускаю снасть. Теперь
она идет возле обрыва над самой глубиной.
141

Ни звука кругом, ни шороха, лишь журчит перекат да где-то
далеко в тайге дико вскрикивает филин. Рыба почему-то не берет.
Наверно, ее нет в этом омуте и я зря, вот уже какой раз, пускаю
по течению мышь.
Но что это? На середине омута, там, где идет сейчас приманка,
слышен характерный причмок. Подергиванием удилища заставляю
мышь бежать рывками, на мгновение замирать, скатываться вниз.
Ленок опять бросается на приманку, но промахивается и только
на перекате, когда я вынимаю мышь из воды, хватает ее на лету.
На этой яме я поймал двух ленков, а потом ниже по течению
выловил еще трех.
Утром, на одном из широких плесов, я заметил игру крупной
рыбины. Думая, что это щука, сменил «мышь» на универсалку из
красной меди и сделал заброс. Блесна упала как надо. Подматываю лесу
и вижу, как стремительно бросается от берега рыбина. Она идет,
почти касаясь блесны, но не берет и заметив меня, уходит в глубину.
Так повторяется больше двух десятков раз. Наконец чувствую
поклевку и вскоре подвожу к берегу золотоглазую, килограмма на
полтора симу.
НА „МАХАЛКУ"
Дня за два до Октябрьских праздников по Амуру начинает идти
шуга. Образуются забереги. Кончилась летняя рыбалка. На смену
спиннингу извлекаются «махалки» — зимние удочки. Снасть эта
довольно некрасивая. Делают ее из палочки, длиной в полметра и
толщиной в полтора-два сантиметра. На проволочные мотовильца
наматывается десяток метров миллиметровой лесы, на конце которой
закрепляется в горизонтальном положении блесна из олова.
Крючки блесны маскируются заячьим белым мехом.
На «махалку» ловится вся хищная рыба. Но бывают случаи
поимки сазанов, карасей и касаток.
На зимнюю ловлю у нас на Амуре выходят пораньше, перед
ледоставом. Отабариваются в землянке, вырытой с осени, и ждут,
когда окрепнетлед. Я слышал, что по перволедью на озере Омми и
Серебряной протоке рыбаки из артели «Амур» добывали очень много
щук.
...Мирно спит город. Давно ушли в депо трамваи, встали в
гаражи автобусы и такси. Тихо на улице, безлюдно. Но покой
продолжается недолго. Часам к пяти утра в окнах многоэтажных домов
начинают вспыхивать огни. Это просыпаются рыболовы.
Наскоро перекусив, они надевают пары по две теплого белья,
ватные штаны и полушубки, берут тяжелые двухметровые пешни
и выходят в морозную ночь. Часов в пять мощные грузовики уже
мчат их по берегу протока Шараханды, а потом Сандики на озеро
Омми, на Падали, к Крутой косе.
Здесь, вооружившись пешнями, рыболовы с ожесточением
крушат лед. Работа эта не легкая, толщина льда — метр!
142

Когда из-за сопок показался краешек солнца, с лунками
управились и опустили блесны. Идет время, играют в глуби реки
блесны, а рыба не клюет.
— Ах, черт! сорвалась, да здоровенная,— ругнулся кто-то
впереди.
Вот, кажется, и у меня поклевка. Чуть шевельнул блесной
и, опустив, жду. Ага — схватила! Щука решительно тянет мою
руку. Видно, лунки на хорошем месте, не успел я опустить блесну, как
почувствовал новый удар и вторая щука, разевая зубастую пасть,
запрыгала на снегу.
— Помогите,— истошно кричит кто-то на Амуре.
Бросаю удочки и спешу на зов. В торосах у лунки стоит
знакомый рыболов — рабочий машиностроительного завода Мельников.
Уцепившись обоими руками за «махалку», он тянет леску, но рыбина
не сдает и временами нажимает так, что купает руки рыболова в
воде. К Мельникову подбегает Федор Цупко, он торопливо
расширяет лунку и, опустив в нее прочный стальной приемник,
подхватывает добычу.
Из лунки показывается длинный нос рыбины, а затем и вся
она прогонистая, покрытая бляшками-чешуйками.
— Калуга!
165 сантиметров длины оказалось в калужонке, выуженном
Мельниковым, а весил он 30 килограммов.
Г. Фролов
ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ НА РЕКЕ АФИПС
ародившись небольшим ручейком на
склоне горы Афипс, что на Северном
Кавказе, извиваясь, падая со скалистых
гряд, река, выйдя в предгорную
равнину, тихо катит свои прозрачные воды на
север, к реке Кубань. В верховьях река Афипс мелководна.
Приняв же правобережный приток — Шебш, в 20 километрах южнее
города Краснодара, она становится полноводной. Глубина здесь
достигает 8 метров, а в паводки доходит и до 12. Афипс богата
рыбой. Водится здесь сазан, сом, чебак. В устье р. Шебш хорошо
ловится королевский карп. На р. Афипс имеется три рыболовных
базы: Краевого добровольного общества рыболовов и охотников,
Краснодарского института пищевой промышленности (КИПП) и
Краснодарского совета Всеармейского военного общества охотников.
Кроме того, заводскими коллективами рыболовов создаются
временные базы на период рыболовного сезона. И не случайно, под
143

выходной день, на реку Афипс приезжают организованно,
коллективами, сотни рабочих и служащих. Здесь же организуются массовые
соревнования рыболовов-спортсменов Краснодарского края.
* *
*
Чудесное июньское утро. В открытое окно веет прохладой и
тем особенном речным запахом близкой Кубани, который
неудержимо тянет рыболова на берег, к реке... Поехать? А вот и компаньон
по рыбалке! В комнату входит Сергей Владимирович — прекрасный
рыболов и постоянный мой спутник в поездках на Афипс. Выезд
решен. В путь!
В 16 часов 30 минут мы уже были на автобусной станции в числе
других удильщиков, стремившихся на реку Афипс. А еще через час
вся наша шумная компания сошла около лодочной базы. Река в этот
тихий и теплый вечер блестит серебром. По берегам, на сколько
144

хватает глаз, у пней и верб сидят рыболовы. Торопимся получить
лодки и успеть к разгару вечернего клева. Вот и база ВВОО. У
причала — несколько свободных лодок. За дамбой, на опушке
молодого леса стоят сверкающие белизной два гостеприимных домика.
Усадьба обнесена низким, покрашенным в голубой цвет забором.
Двор чисто выметен, посредине клумба с цветами, неведомо когда и
кем посаженная огромная груша раскинула свою широкую крону,
дает желанную тень и прохладу. Здесь же длинный, покрытый
голубой клеенкой стол. В конце двора — летняя кухня, навес для
весел и рыболовного инвентаря.
Нас приветливо встретил егерь Андрей. Выдав лодки, ввел в
домик, указал свободные кровати. Домик разделен на три комнаты,
в каждой из которых по 5—6 кроватей, заправленных свежими
постельными принадлежностями. Стены чисто выбелены, на окнах и
дверях — марлевые занавески от комаров.
Через 20 минут мы уже были в лодке. Встали у правого берега,
против базы, с целью наловить рыбы на уху. А завтра решено было
ехать на «настоящие» места.
Поплавки моих удочек — у самого куста, прутья которого
слегка дрожат в воде. Это сазаны. Они идут, обсасывая с прутьев
личинок и слизь. По правой щеке ползет какое-то насекомое. Зуд
невыносимый, но нельзя шевелиться, нельзя махнуть рукой: сазан
осторожен. Сейчас должна быть поклевка. Руки медленно тянутся
к удочкам. Вот поплавок, вздрогнув, медленно поднимается и
встает вертикально. Медлить нельзя: насадка — хлебный шарик — во
рту сазана. Другое дело, если бы я ловил на выползка. Тогда не
следует торопиться, нужно дать сазану время всосать его полностью.
А сейчас подсечка влево, удилище — дугой, впечатление такое,
будто крючок вонзился в подводный пень. Сазан «давит» вправо,
стремясь уйти под корни куста. Удилище постепенно
выпрямляется. Рыба, чувствуя, что до куста «дожать» не удастся, стремительно
бросается влево, затем в глубину. Но и здесь без успеха! Прочная
снасть выдерживает броски и удары. Еще несколько минут
увлекательнейшей борьбы и сазан сдается. Уже в лодке прикидываю его
на вес: добыча не столь велика — тянет 3 килограмма. Вскоре
вываживаю еще одного сазана, поменьше. На этом заканчиваю
вечернюю зорю. У Сергея Владимировича пусто. Очевидно потому, что
он применял другую насадку — кукурузу. Но ничего, пойманных
сазанов хватило бы на целую компанию, а ведь нас только двое.
Приготовив уху и съев ее с отменным аппетитом, мы решили сразу
же лечь отдохнуть, чтобы завтра пораньше выехать на целый день
за «Вторую прорву», к месту, где водились сомы.
Коротенькая июньская ночь прошла быстро. Едва забрезжил
рассвет, как на базе все ожило. Разбирались удочки, весла,
пирамиды. На реке — всплески воды, скрип уключин. В мутной пелене
тумана мы плыли вверх по течению, предвкушая удовольствие
утренней ловли. По обоим берегам Афипса слышались приглушенные
разговоры, мерцали потухающие костры. Рыболовы готовились к
145

утреннему клеву, а некоторые, наиболее нетерпеливые, уже сидели
около удочек. По номерам, знакам и окраске лодок не трудно было
определить, к какому коллективу принадлежат рыболовы. Вон
рабочие и служащие завода ЗИП, на той стороне — завода имени
Седина. А вон там, в сторонке сидит знакомый преподаватель из
Краснодарского института пищевой промышленности. По правому берегу
не идет, а бежит солдат со связкой удилищ на плече. Как же он
попал сюда за десятки километров от города в такую рань? Ведь
автобус из Краснодара еще не приходил! Видимо, получив
увольнительную на выходной день, он ночь готовился, а в два часа утра
сел на катер и за час, гонимый страстью рыболова, прошел более
шести километров, чтобы попасть сюда вовремя.
Все знакомые мне места были уже заняты. Приходилось
довольствоваться тем, что есть. Тщательно закрепив лодку на кольях, я
поставил шесть удочек, установив их на корме в пирамиде. Стал
ждать. Место казалось неплохим: от лодки резкий спад берега,
глубина — шесть метров. Заря разгоралась, оттесняя ночную
темень. Оживала и река. Сначала редкие вскиды сазана вскоре стали
повторяться почти беспрерывно.
Напротив меня рыбачит студент КИП Па. Вот у него первая
поклевка, и в подсаке забился крупный сазан. Не прошло и трех
минут, как он подсачивает второго. Немного спустя — третьего...
Часа за полтора он выудил восемь штук. И все крупные. Ловят и
другие, но такой удачи, как у студента нет ни у кого. А у меня — ни
одной поклевки! Пропал утренний клев... Сергей Владимирович уже
вытянул трех. Клев становился все активнее, но меня счастье
упорно обходило. В чем дело? Насадка та же, что и у всех,— пареная
кукуруза, а поклевок все нет...
Вот сосед справа встал в лодке, держит удилище обеими руками.
Сильный рывок, удилище уходит концом в воду.
Медленно-медленно рыболову снова удается приподнять удилище. Еще, еще... Вдруг
снова мощный рывок в глубину. Наконец, рыба слабеет. Сосед стоит
прямо, зажав удилище, медленно выбирает пятнадцатиметровую
леску — жилку. Вдруг треск — конец удилища не выдержал. Но
это не смущает опытного рыболова: также спокойно он продолжает
выбирать жилку, пропущенную через кольца на удилище. Сильные
всплески обдают его брызгами, сом делает последнее усилие и сосед
вновь приседает от натуги. Правая рука его тянется за подсаком.
Подсак этот особенный. Таких в магазинах нет. Диаметр — 80
сантиметров, а глубина — полтора метра. Из такого и сом не
выскочит... Но вот и конец борьбы. Рыболов бросает удилище, обеими
руками взявшись за рукоять подсака, переваливает сома в лодку,
удовлетворенно вздохнув, вытирает со лба обильно выступивший пот.
А у меня поклевок все нет и нет. Чего я только ни перепробовал.
Укорачивал и удлинял лески, менял насадки, пробовал ловить и
со дна, и в полводы. Никаких результатов! А повсюду народ ловит
успешно. Идет крупный сазан, несколько человек выудили сомов.
Стало ясно, что по каким-то причинам рыба обходила место, где я
146

стоял. Видимо, здесь не было сазаньей тропы. Значит, надо ее
искать!
Я переехал к левому берегу и встал в сплошном каряжнике.
Глубина 6—8 метров. Поставил четыре удочки. Пятую — в
полводы, на глубине 3,5 метра. А шестую как бы параллельно берегу,
на глубине всего полтора метра, положив удилище поперек лодки.
Не ожидая поклевки, я не очень внимательно следил за
поплавками. А на последнюю «береговую» удочку и вовсе не обращал
внимания. Легкий стук заставил меня обернуться. Удилища, лежавшего
поперек лодки, на месте не оказалось. Комель его находился в
полуметре от борта лодки, а вершина уперлась в куст, торчавший в
воде. Схватив удилище, я попытался тащить, но безуспешно. Сазан
запутал леску в подводном карче. Пытаться распутать ее — лишь
отпугнешь сазанов. Я взял другую удочку, поставил ее на то же
место, а первую привязал бечевкой к лодке. И снова на том же месте
поклевка, снова сазан забился в куст и запутал в нем леску. Что
делать? Ставить третью? Но для нее уже нет места... Подбросив
несколько зерен кукурузы, чтобы задержать здесь сазанов, пытаюсь
вытащить то одну, то другую удочку. Чувствую, что со второй
сазан сошел. Тихо тяну на себя и освобождаю леску. Крючок сломан.
Привязав новый, упрямо забрасываю удочку снова на то же самое
место. Но удилище не кладу, а держу в руках, в полной готовности
к моментальной подсечке.
Проходит несколько минут, поплавок плавно приподнимается
и уходит в воду. Подсекаю. В первый момент кажется, что снова
зацеп. Но через мгновенье жилка со свистом режет воду, сазан
бросается к берегу и... также запутывается в подводном карче, как
и первые два. Проклятье! Знакомые рыболовы-соседи уже
начинают посмеиваться: «Что это ты, Гриша, разучился сазанов
вываживать?»
Беру третью удочку, обрываю крючок и начинаю, не создавая
шума, прощупывать дно, забрасывая и тихо подтягивая к себе
грузило по дну. Вправо и влево от меня карчи. Прямо, поперек
заброса, в четырех метрах на дне лежит ствол дерева. Небольшая,
немного больше метра в ширину и до двух метров в длину, чистая
площадка... Так вот в чем дело! Меня охватывает спортивный азарт.
Привязываю прочный, кустарного изготовления крючок.
Укорачиваю леску до длины удилища. Забрасываю с таким расчетом, чтобы
насадка легла на полметра ближе ствола дерева, прямо на чистую
площадку. Жду. Проходит минут десять. Поплавок поднимается.
Сразу же делаю подсечку, круто приподнимаю удилище. Сазан
бросается то вправо, то влево, но я не пускаю его: ведь там —
коряги, там он уйдет... Напряженная, короткая борьба. Наконец,
сазан в сетке. Это не афипский,— у него чешуя темная, а афипские
сазаны светлые. Подбрасываю еще немного зерен кукурузы. Снова
поклевка. Вываживаю точь-в-точь такого же и по размерам и по
цвету сазана. Это сазаны из водохранилища... Почему же они здесь?
Ответ я нахожу лишь один: июльская жара в мелком сравнительно
147

водохранилище настолько нагрела воду, что сазан по каналам
начал выходить в Афипс, в глубокие закоряженные места. Пройдет
один-два дня, он освоится и тогда уже не будет стоять у самого
берега, где много коряжин.
Вновь забрасываю на то же место. Снова поклевка. Подсекаю и
вываживаю такого же близнеца сазана. С первой удочки
запутавшийся сазан сошел, и я ее легко вытаскиваю, даже не оборвав крючка.
Теперь будет веселее — можно ловить на две удочки сразу.
Солнце поднималось все выше, жара с каждой минутой
становилась сильнее. Клев спадал. По реке началось движение лодок —
верный признак окончания клева: начинались безуспешные поиски
новых мест. А у меня снова поклевка. Засекся крупный сазан. Ведет
он себя по-иному, тянет под ствол дерева. Еще немного, и сазан
вытянет леску в одну прямую с удилищем. Тогда неизбежен обрыв.
Держу удилище, стремясь придать ему больший угол, чтобы оно
лучше пружинило. Вот сазан неожиданно бросается к лодке. Я
вижу его. Он выпрыгивает из воды, но я и здесь успеваю натянуть
леску. Борьба окончена. Сазан в лодке. Он тоже из водохранилища, но
более солидный — 55 сантиметров в длину.
А солнце всё припекает и припекает. Клев прекратился вовсе.
Опустели лодки, рыболовы сошли на берег. Повсюду задымили
костры, потянуло аппетитным запахом ухи. Мы с Сергеем
Владимировичем тоже соорудили из четырех весел и двух удилищ козлы,
набросили на них плащи, получилось что-то вроде палатки для защиты
от солнца. Затем приступили к приготовлению обеда. Закусив и
напившись крепкого чая, легли отдохнуть на мягком травяном ковре.
Река словно застыла. Вербы и кустарник отражались в её
глубинах как в зеркале. Всплески сазана то там, то здесь морщили водную
гладь, отражения изгибались, плясали... За правым берегом Афип-
са, как гигантское блюдо, серебрилось водохранилище. Его южный
берег как бы сливался в прозрачной синеве с отрогами Большого
Кавказа.
Довольные, усталые и в то же время удивительно освеженные
возвращались мы вечером домой, тяжело нагруженные дорогой
рыбацкому сердцу ношей.
Выходной день был проведен отлично.

Вас. Таврит
В КУБАНСКИХ ПЛАВНЯХ
половине августа ко мне позвонил
приятель, молодой художник и
страстный охотник и, не давая возможности
вставить в его речь хотя бы одно слово,
зачастил как из пулемета:
— Здравствуйте, вы свободны?
Прекрасно! Махнем на Кубань. Мне до
зарезу нужны плавни,- понимаете с десяток этюдов.... Через десять
дней уже будем в Москве... Я попишу, постреляю, а вы половите в
плавнях рыбку... Ну, согласны?
Признаться мне самому давно уже хотелось половить сазанов в
Кубанских плавнях, но ведь надо было выяснить маршрут,
основательно, а не наспех собраться. Поэтому я сказал, что в принципе не
возражаю, но...
Уцепившись за мои слова «не возражаю», мой Борис Алексеевич
быстро перешел на тон командующего парадом:
— До Краснодара летим самолетом, до Славянской пароходом
по Кубани, до Варениковской на чем придется... Мне обещали два
билета, самолет завтра в девять утра, с Внуковского аэродрома.
Готовьтесь к восьми. Я за вами заеду.
И желая, по-видимому, смягчить диктаторские условия поездки,
вешая трубку, он лукаво добавил:
— А рыбы там, рыбы! Веслом не провернуть.
Так состоялась наша поездка в Кубанские плавни.
Самолет поднялся в воздух точно по расписанию в девять утра.
А вечером мы уже пересели на пароход, отправляющийся из
Краснодара до Темрюка. В самолете я хорошо выспался, поэтому мы с
Борисом покинули свою каюту и наслаждались на верхней палубе
свежим воздухом. Это ночное путешествие на пароходе по Кубани
запомнилось мне на всю жизнь. Представьте себе тихую, теплую
августовскую ночь. Светит в чистом небе полная луна, заливающая
ярким серебристым светом все вокруг: сонную, почти неподвижную
реку, прибрежные кусты, склонившиеся к воде деревья, близкие
луга и поля. Залит лунным светом и наш пароходик, осторожно
лавирующий между отмелями, островками и перекатами. Пароходик
кажется не настоящим, а игрушечным, особенно когда он близко
подходит к берегу и склоненные ивы и ветлы едва не касаются его
бортов. Пейзаж меняется каждые несколько минут — вот открылась
широкая панорама Кубанской степи, а немного спустя пароход
ныряет в густые заросли прибрежного леса и по узенькому руслу
149

пробирается дальше. Потом — крутой поворот, и кажется, что мы
плывем назад.... А над всем этим волшебница-луна, щедро
заливающая светом все, что видит глаз. Ежеминутные сказочные изменения
света и тени. Невольно думаешь: до чего же хороша родная природа!
Ею без устали можно любоваться и днем, при солнечном свете, и на
утренней заре, и при закате солнца, и даже ночью!
Мой спутник без конца ахал, срывался с места, перебегал от
одного борта к другому, тормошил меня и как зачарованный повторял:
— Вы только посмотрите, вы только посмотрите, какая красота!
В станицу Славянскую мы прибыли под утро. Надо было
пересаживаться на колесный транспорт. Не без сожаления покинули мы
уютный и приветливый пароходик. Борис Алексеевич отправился на
розыски представителей организации, которая, как условлено,
должна была обеспечить нас транспортом до станицы Варениковской.
Машины не оказалось, и нам предложили ехать на просторной
подводе, запряженной парой флегматичных рыжих коней. Мы оба
с радостью согласились. Неразговорчивый возница добавил на
подводу сена, и мы тронулись из Славянской по жарко нагретой,
пыльной дороге. Степь дышала зноем, раскаленная, потрескавшаяся
земля казалась вымершей. Сделав в пути несколько попыток найти
хотя бы какую-либо дичь в степи, Борис Алексеевич уложил ружье
в чехол, прочно уселся на подводу и попытался наладить разговор
с возницей на охотничьи темы. Но беседа не задалась. Наш
бородатый ямщик с большей охотой разговаривал со своими
лошадьми:
— Ну, ты, бисова худоба, куды вэрнеш! От, бодай ты ему
здохла, яка хитра! Но, но! заснула, подлюка!
Все свои нотации коням он читал беззлобным, даже ласковым
голосом, к которому кони уже привыкли, они делали вид ,что ничего
не слышат... Кнут лежал глубоко в сене, а вожжи почти не
шевелились. Еще в Славянской мы узнали, что нашего возницу зовут
Ильей Никаноровичем, что работает он конюхом, все дороги на
Тамани до Краснодара и за Краснодар знает наперечет. Все встречные
почтительно с ним здороваются, называя его Никанорычем или дедом
Илько. На прямые вопросы Никанорыч отвечает коротко и
односложно. На вопрос Бориса — есть ли в Варениковских плавнях
утки,— он прищуривает свои хитрые глаза и снисходительно
произносит: «Кого, качок? Як гною!» (то есть как навозу). На вопрос,
а есть здесь зимой зайцы, он с той же мимикой говорит: «Кого, зай-
цив? Як кота»! (то есть как кошек). Не выдержал и я, спросил
его насчет рыбы в Варениковских плавнях. «Кого, рыбы? Та рыбы
везде богато», и помолчав немного, добавил: «У нас, у Славянской
рыбы бильше, та ще у Темрюке богато»... Борис подмигнул мне, как
бы говоря: «Ну, вот я говорил — веслом не провернешь». На этом
наша беседа и кончилась. Никанорыч опять заговорил на своем
кубанском диалекте с лошадьми; жара спала, мы вздремнули и
проснулись уже поздно вечером, когда надо было переправляться на
пароме через речку Куркуль, под самой станицей Варениковской.
150

Не успели мы разместиться в какой-то пустовавшей конторе, как
хлынул проливной дождь, которого так ждали люди, пересохшая
земля, сады и огороды. Мы с удовольствием заснули на широкой
кошме, положенной на толстый слой пахучего сена. Никанорыч
уехал с рассветом, а, когда мы проснулись, нас радостно
приветствовали незнакомые люди, старые и молодые, мужчины и женщины,
которые с серьезным видом «благодарили» нас за то, что мы
привезли с собой «такий гарный дождь»! Наперебой нам предлагали
квартиры, но появился почтенный казак, которого все звали Пимен
Иванович, показал телеграмму и коротко отрезал:
— Цэ до мэнэ, ось тэлэграмма. Ходимты до хаты, тут недалэко.
Поселил нас Пимен Иванович в горнице, чистой и просторной
комнате, с земляным полом, застланным пестрыми половиками.
Жене своей, Фекле Кондратьевне, высокой худощавой женщине со
строгим лицом, он представил нас просто:
— Ось, Кондратовна, цэ гости з Москвы, годуй их добрэ.
Сыну своему, пареньку лет шестнадцати, с любопытством
смотревшему на нас, он строго приказал:
— Дывысь, Ондрий, шоб обыдва каюки булы справны, тилько
для ных. Соби каюк бери у Коломбэта. Усэ поняв?
Андрей весело сверкнул глазами и, немного подражая военному
тону, отчетливо отрапортовал:
— Добрэ, батя, усэ поняв, значить, оба каюки.
С этого дня у нас с Борисом начались рабочие будни: Борис
готовил подрамники, натягивал и грунтовал холсты, готовил этюдник,
заряжал патроны, чистил ружье и приводил в боевую готовность
все свое сложное охотничье хозяйство. У меня дело было проще:
я взял с собой спиннинг, одно трехколенное удилище, несколько
лесок и пакет с блеснами и крючками. В спешке я, разумеется,
многое позабыл взять, в чем я убедился немного позже, когда
выехал на рыбалку. К удивлению Феклы Кондратьевны, я долго варил
пшенную кашу, которая предназначалась для двух целей: очень
круто сваренная и слегка подправленная сурепным маслом — для
насадки на крючки, а вторая порция, нормально сваренная, в
количестве двух килограммов — для прикормки. Как я применил эту
кашу в плавнях, я скажу несколько позже.
Мне и Борису не терпелось поскорей идти к воде, к речке, к
плавням. Мы попросили Андрея показать нам лодки, где они причалены,
как проехать в плавни, далеко ли?
— Тутэчко, недалэко.
Мы направились к реке. «Недалэко» на поверку оказалось
расстоянием порядочным: около километра до реки да еще вдоль берега
с полкилометра. Наши «каюки» оказались старенькими
плоскодонными лодками, известными под названием «душегубок». На
глубоком месте для не умеющих плавать такая лодка вполне оправдывает
свое название, так как стоит сделать неосторожное движение, и она
моментально опрокидывается. Но зато такие лодки очень легки на
ходу, на них можно переплывать мелкие места, где воды не более
151

20—25 см, а то и вовсе перетащить через траву или грязь до новой
воды.
Возвращаться назад, в станицу за удочками и ружьем не было
смысла. Мы решили поехать вместе с Андреем на разведку, чтобы
завтра с утра самостоятельно отправиться в плавни. Андрей
показал нам, где в камышах спрятаны шесты, которые в плавнях
заменяют на плоскодонках весла. Стоя или сидя на корме плоскодонки,
таким легким трехметровым шестом можно бесшумно направлять
лодку как по открытой воде, так и в самых разнообразных
болотных зарослях.
— Ну, Андрей, мы с тобой вместе, а «дядько Борис» пусть
плывет за нами!
Я уселся на среднюю скамеечку, а Борис, стоя на корме своей
душегубки, лихо заломив на бок шляпу, затянул своим звучным
тенором: «Выплывают расписные Стеньки Разина челны».
Разведывательная поездка удалась на славу, все были довольны.
Андрей показал нам наилучшие места, плесы, дорожки в
камышах. Он легко гнал шестом лодку от одного плеса к другому,
называя их причудливыми именами. Когда я попадаю в плавни, они
производят на меня какое-то особенное, чарующее впечатление:
успокаивающе действует царящая вокруг тишина; нервы, слух,
зрение — все отдыхает; не слышно человеческих голосов, свистков
паровозов, сирен автомашин, обычного утомляющего шума
населенных пунктов; изредка эту первозданную тишину нарушает легкий,
свистящий звук пролетающих уток — фить! фить! — фить! —
послышится в воздухе, и опять приятная, ласкающая тишина; лыски,
если их не преследуешь, обычно на крыло не поднимаются, а
отплывают в сторону или прячутся в камыши, и лишь при внезапной
близкой встрече лыска пробежит, как гидроплан, по воде несколько
десятков метров и потом тяжело взлетит, а то и, не поднимаясь в
воздух, юркнет в заросли; и вновь над плавнями разливается
благодатная тишина.
На обратном пути мы поменялись с Андреем местами — мне
хотелось проверить, не разучился ли я гнать плоскодонку шестом;
оказалось, что я не хуже Бориса справляюсь с лодкой.
Наутро мы, нагруженные своим спортивно-художественным
инвентарем, направились на заранее облюбованные места. Я
остановил свою лодку у небольшого заливчика, неподалеку от развилки,
соединяющей два больших плеса, а Борис поплыл дальше к плесу
под названием «Долгое».
Прежде всего я промерил шестом глубину всего заливчика, где
мне предстояло рыбачить. Дно оказалось не очень вязким, глубина
была немного более метра. Прикормку я приготовил и устроил так:
около килограмма вареного пшена поместил в марлевую салфетку,
окрашенную в зеленый цвет; чтобы утопить прикормку на дно,
в салфетку вложил взятые с берега камни, к салфетке прикрепил
леску с поплавком (буйком) на конце; чтобы лучше замаскировать
прикормку, вдоль лески прикрепил такого же размера камышин-
152

ку. Таких прикормок я сделал две, расположив их на расстоянии
6—7 метров одну от другой. Забрасывал я удочку между
прикормками, насадкой была очень круто сваренная пшенная каша, слегка
подправленная сурепным маслом. Часа через два после первого
заброса поплавок сначала слегка заколебался, а потом медленно,
но уверенно пошел в воду. Нечего и говорить, как у меня «екнуло»
сердце. Я плавно, но энергично подсек и вытащил сазанчика весом
примерно с полкилограмма. Добыча не слишком большая, но для
почина приятная. Час спустя у меня взял сазан покрупнее, в
килограмм или немногим более. Этот оказал сильное сопротивление, но,
удачно подведенный к борту, он буквально сам нырнул в подсачек
и оказался в сетке рядом с первым. Солнце пекло немилосердно,
клева больше не было и я хотел уже ехать домой, как взял еще сазанчик
тоже граммов 500—600. Со стороны «Долгого» плеса изредка
доносились ружейные выстрелы.
Борис вернулся к заходу солнца, привез в качестве добычи двух
кряковых селезней. Успел написать три хороших этюда. Оба мы
были довольны результатами дня и полны уверенности, что так же
пройдут еще три-четыре дня и мы спокойно укатим в Москву. Не
подозревая, что в дальнейшем нас ожидают неприятности и огорчения,
мы спокойно уснули после плотного ужина.
На следующий день мы расположились на прежних местах. У
меня долго не было поклевки. Потом я вытащил одного за другим
двух полукилограммовых сазанчиков, которых бросил прямо в
лодку. Не успел вновь забросить удочку, как взял крупный сазан.
Какой именно, к сожалению, я так и не узнал. Почувствовав, что
взяла крупная рыба, я впопыхах не оттормозил катушку, сазан
сильно потянул в сторону, я не удержал равновесия и бултыхнул в
воду, не выпуская из рук удилища. Моя «душегубка», глотнув воды
до самого верха, мирно плавала рядом. Все мои припасы тоже
плавали частью в лодке, частью рядом с ней. Надо сознаться, что я
растерялся и поэтому допустил несколько ошибок. Стоя почти по
грудь в воде, я старался определить, куда поведет рыба? Надо было
побыстрей выбрать леску, но было уже поздно: сазан метнулся в
сторону, завернул за куст осоки, рванул, и я почувствовал, что
рыба сошла. Оказалось, что не выдержал поводок (0,4 мм) и рыба ушла
с крючком. Делать было нечего, и я бросился к «душегубке» спасать
свое имущество. Подобрав шляпу и шест, плававшие рядом, я
принялся совком вычерпывать воду из лодки. Техника не сложная,
но занятие это довольно нудное. Когда я вычерпал большую часть
воды, то увидел спиннинг, зато сазанов в лодке не оказалось:
воспользовавшись моей беспечностью и ротозейством, они
благополучно вернулись в плавни. Не оказалось также прикормки, бумажного
пакетика с крючками и прочих мелочей. Теперь предстояла задача—
влезть в душегубку так, чтобы она снова не зачерпнула воды.
Отбуксировав её на более мелкое место, где воды было по пояс, я
воткнул шест в дно, привязал к шесту нос душегубки и быстрым рывком
вскочил в лодку с кормы; уже сидя в ней, вычерпал остальную воду.
153

Оставив лодку у причала, я направился к речке — надо было
отмыться от ила и грязи, просушить одежду, еще раз проверить,
какой ущерб понесло мое рыбацкое хозяйство. Часы на руке, про
которые я совершенно забыл, остановились; был утерян подсачек,
взятый у Андрея. Искупавшись, просушив одежду и успокоившись
от пережитых волнений, я попробовал половить на спиннинг. Через
час в моей сетке уже было четыре небольших щучки, и я, довольный
и повеселевший, отправился домой. О своей аварии в плавнях я
решил пока умолчать.
Борис вернулся к вечеру, молча отдал Фекле Кондратьевне утку
и лыску и принялся что-то сосредоточенно разбирать в своем
рюкзаке, этюднике и в карманах. Ночью, когда мы уже улеглись спать,
Борис неожиданно спросил — который час? Узнав, что мои часы
остановились, он многозначительно хмыкнул:
— Что-то подозрительно одновременно остановились наши
часы! Признавайтесь, купались в плавнях?
Пришлось сознаться. И мы в темноте, давясь от смеха,
по-мальчишески фыркая, рассказали друг другу о своих злоключениях.
Оказывается, Борис, в погоне за уткой-подранком, слишком резко
протянул руку, чтобы схватить утку, но... проклятая «душегубка»
зачерпнула воды, и он оказался по грудь в воде. Из этого
происшествия мы оба сделали несколько практических выводов: не брать с
собой в «душегубку» ничего лишнего; оставлять дома часы,
бумажники, документы; иметь прочную рыболовную снасть; находясь в
лодке, не горячиться, но всегда быть готовым к невольному
купанью и быть соответственно одетым.
На следующий день я разместился на прежнем месте, а Борис
неподалеку от меня, на виду, в конце большого плеса. Теперь я уже
переменил леску на миллиметровку, сделал к подсачку ручку
подлиннее, носовую часть лодки привязал к воткнутому в дно шесту.
Клева не было долго. Борис сбил на виду у меня трех уток, написал,
по-видимому, несколько этюдов, а я сидел без почина. Наконец,
совершенно незаметно качнулся поплавок, я торопливо подсек
и к своему удовольствию вытащил двухкилограммового сазана,
яростно сопротивлявшегося в течение четверти часа. Теперь я уже не
оставил его на дне лодки, а поместил в специальный «кошель» из
прочной сетки и туго привязал сетку к сиденью лодки. Добыча была
хорошая, но мое рыбацкое сердце не могло успокоиться из-за
вчерашней неудачи. И плавни, как бы откликаясь на мое горячее
желание сразиться с неведомым силачом, порадовали меня: я
почувствовал, что взял крупный сазан. Подсек я нормально, вовремя оттормо-
зил катушку и начал вываживать рыбу по всем правилам, не давая
ей уйти в заросли камыша. Я уже порядком утомился, а мой сазан
все также яростно метался из стороны в сторону. Борис,
наблюдавший издали за нашим поединком, не выдержал и, выгрузив на
примятый куст рогоза ружье, этюдник и подрамники, бросился мне на
помощь. Только на одну секунду я отвлекся, чтобы прокричать
Борису «заезжай слева», как сазан метнулся в сторону и я бултых-
154

нул в воду. Держа в руках удилище, я старался отвести сазана от
своей лодки, но он бросился под лодку Бориса. Вместо того, чтобы
отплыть в сторону, Борис поддел шестом туго натянутую леску и
вмиг оказался рядом со мной в воде. В следующую секунду сазан
закрутил лесу вокруг ног Бориса, рванул и... сошел. Стало тихо.
Происшествие окончилось. Мы стояли мокрые, всклокоченные, в
нелепых позах... Посмотрев друг на друга, оба расхохотались.
— Жаль, что нет фотографа, заснять бы нас за ловлей сазанов,—
съязвил Борис, принимаясь вычерпывать воду из своей
душегубки.— Будь они прокляты, ваши сазаны!
Но когда я показал ему в кошеле двухкилограммового
золотистого красавца, Борис подобрел:
— Хорош, очень хорош разбойник!
Но мои мысли были с тем богатырем, который разогнул
довольно прочный крючок и где-то гуляет сейчас в плавнях.
Когда мы обсушились, искупались в речке, к нам подошел
Пимен Иванович. Узнав про наши неудачи, он коротко посоветовал:
— Трэба выводить на мэлке, та брать багром.
Критически осмотрев мою миллиметровую леску, он проронил:
— Як шо визьме добрый сазан, ця жилка не вдержэ.
Я и сам понимал, что для крупного сазана леса не надежна.
После тщательных поисков в карманах моего обширного рюкзака, я
обнаружил, к счастью, один пакетике витой капроновой лесой,
подаренной мне одним большим любителем ловли сомов: «Вот, берите,
двухпудового сома выдержит... Советую попробовать»,—
напутствовал он свой подарок. Но сомов мне половить не удалось, а находке
я обрадовался. Вместо крючка я решил испробовать якорек
(тройник) небольшой, но особо прочный, удобный еще и тем, что насадка
из каши держится на нем хорошо, особенно когда придашь ей
грушевидную форму. Крупные сазаны брали на кашу хорошо, и я не
терял надежды на успех. По совету Пимена Ивановича я решил
взять с собой багорчик.
Остановился я на прежнем месте, а Борис устроился на этом же
плесе, несколько ближе ко мне. Прошел час, примерно, или
полтора, а клева не было. Я стал чаще менять насадку. Неожиданно взял
довольно крупный сазан. Когда я его достаточно утомил и подвел к
борту лодки, то решил испробовать взять его багром, но из этого у
меня ничего не получилось, пришлось воспользоваться подсачком.
Сазан оказался немногим более вчерашнего. Я решил делать
насадку покрупнее. Часа через два поплавок начал неестественно
подрагивать и покачиваться, потом вдруг стремительно пошел наискось
в воду. Когда я подсек, то сомнений не было: взял очень крупный
сазан. Не ожидая, пока он стащит меня с лодки, я сам выпрыгнул
в воду и увлек свою добычу на чистое место и где мне было воды по
пояс. Теперь наступил решительный момент: сазан метался, как
бешеный конь на корде, вокруг меня, а я спокойно давал ему полную
свободу. Натянув до предела лесу, он с шумом разрезал воду,
показывая иногда торпедообразное туловище. Вдруг на одном мощном
155

рывке, когда у меня кончилась леса, верхнее колено удилища
треснуло и повисло на натянутой леске. У меня упало сердце — неужели
и этот уйдет? Я начал понемногу выбирать лесу и убедился, что
сломанное колено мне не мешает. Что делать? Багор и подсачек
остались в лодке, она от меня метрах в пятидесяти; я стал
звать Бориса. На мой крик появился Андрей с другим пареньком
в лодке. Я приказал ему объехать подальше и взять в моей
лодке багор, потом велел ему спрыгнуть в воду и по моей команде
быстро мчаться ко мне. Когда отпущенный почти на всю лесу сазан
был на противоположной от Андрея точке, я подал команду:
«Давай»! Андрей оказался молодцом — он стремительно пересек
разделявшее нас пространство, и вовремя, так как в следующую секунду
леса со свистом пронеслась у него над головой. Появился на своей
«душегубке» и Борис. Он повторил по моей просьбе маневр Андрея.
Теперь нас в центре круга собралось трое. А заарканенный силач
и не думал сдаваться: как только я выбирал леску хотя бы
наполовину, он выбрасывался из воды, рвался в стороны и приходилось
вновь отпускать его, чтобы он носился по кругу. Потеряв терпение,
Борис предложил мне «укокошить эту рыбину из ружья». Я начисто
отверг это неспортивное предложение. Не меньше часа мы затратили
на то, чтобы утомить нашего рысака настолько, что Андрею в
подходящий момент удалось достать его багром. Вдвоем с Андреем, не
спуская его с багра, мы уложили сазана в мою лодку. Дома, чтобы
не гадать попусту, мы взвесили и измерили сазана: вес оказался —
12,3 кг, длина — 62 см. Второй сазан — весил 2,5 кг.
— Оце порося, так порося!—говорили соседи. Пимен Иванович,
осмотрев сазана, заметил:
— Тут попадаются ще бильшои.
Чтобы извлечь тройник, пришлось делать разрез. Впрочем
Андрей препарировал всю голову. Удалив при помощи камышинок
мозги, тщательно очистив мясо, он упаковал её в просоленную
салфетку. Этот трофей, наряду с препарированными щучьими головами,
красуется и сейчас в моем шкафу.
По случаю предстоящего нашего отъезда, Фекла Кондратьевна
наготовила уйму рыбных и мясных блюд, напекла пирогов и
пампушек, наварила вареников, и мы попировали с любезными
хозяевами на славу.
Мы выехали на машине на ст. Крымская через Анапу. В Анапе
покупались, вдоволь насытились виноградом, а в Крымской сели
на поезд Новороссийск — Москва. Через двое суток мы были уже
дома, в Москве.
Пройдут месяцы, даже годы, но в памяти никогда не изгладится
и чарующая поездка лунной ночью по Кубани, и картины тихих,
задумчивых плавень, и увлекательные моменты рыбацкой страсти,
дающей спортсмену-любителю незаменимый отдых.
Да, богата и привольна вся наша прекрасная Родина, а
Кубанская земля — одна из её лучших жемчужин.
L56

НА РЕКЕ ЯЯ
Н. Онищук
страстный рыболов и охотник. Мне
приходилось бывать в разных уголках
нашей страны и, где бы я ни был, каждый
свободный день всегда посвящал
изучению новых мест, ходил с удочкой или
ружьем, а то и просто любовался
красотой полей, лесов, рек и озер.
Так случилось и после того, как я обосновался на постоянное
жительство в далеком городе Томске. Сибирь — край неизведанных
до конца богатств, бесконечных лесов, множества рек и озер. В
этом краю есть места, которые с особой охотой посещаются
любителями природы — охотниками и рыболовами.
Много приходилось мне слышать о чудесной реке Яя. Её воды
чисты и прозрачны, а в многочисленных заводях, омутах и протоках
до сих пор ещё сохранились пудовые щуки и громадные окуни.
Но, попасть на Яю мне все как-то не удавалось. Наконец
долгожданный день наступил. Вышло все совершенно неожиданно. Летом
прошлого года встретил я на улице своего старинного друга Бориса
Андреевича, как и я — большого любителя рыбной ловли.
— Едем на Яю?
— Когда?
— В субботу, вместе с Юрием Михайловичем, дня на два...
Время найдется?
Как ни найтись ради знаменитой Яи! Мысленно прикидываю:
суббота, воскресенье, в крайнем случае прихвачу понедельник.
Договорюсь на работе... Решено, еду!
Оставшиеся до отъезда дни прошли в приготовлениях и сборах.
Что брать с собой? Неизвестно, на что лучше клюет на этой реке.
Нужно ли брать с собой жерлицы? А спиннинг? Может быть, лучше
ограничиться одними удочками и половить в проводку? Решил взять
всего понемногу. Но чтобы потом не раскаиваться, все же сходил к
Борису Андреевичу — посоветоваться и посмотреть на его сборы.
Оказалось, что он из всего многообразия рыболовных снастей
взял только две жилковых лески, крючки, десяток жерлиц и
несколько небольших окуневых блесен. Я в недоумении.
— Как, это все?!
— Конечно! Да ты не удивляйся, для Яи и этих снастей
слишком много.
Но я не поверил совету товарища.
Выехали мы часа в три, по Иркутскому тракту на хорошей
машине. 100 километров — прогулка. Вот и деревня Спасо-Яйск.
157

Взяв у знакомого колхозника лодку, мы привязали её на колесах
за машиной и тихонько поехали к месту рыбалки. Остановились
на высоком, крутом берегу. Напротив — песчаный пляж с километр
длиной, а чуть в стороне — омут, заросший у берегов лилиями и
камышом. Место красивое, привольное.
Но на что же мы будем ловить? Ни червей ни прикормки у нас
нет. Но оба мои товарища спокойно и серьезно размотали удочки,
взяли хлеб, ведерко и спустились к воде. Я, конечно, за ними стою
рядом, наблюдаю. И что же? Наживив крючки катышками хлеба,
они за каких-нибудь пять минут поймали десяток крупных ельцов!
Я не замедлил последовать их примеру. За полчаса мы втроем
наловили столько ельцов, что хватило и на уху и на живцов для жерлиц.
Начало темнеть. Оставив Юрия Михайловича у машины
разжигать костер и варить уху, мы с Борисом поехали расставлять
жерлицы. Пока ставили да добирались обратно, стемнело. Быстро
поужинав, легли спать. Ночь была тихая, теплая, но такая темная,
что в двух шагах ничего не было видно. Только кое-где сверкали
на небе звезды да чуть виднелась узкая светлая полоска —
предвестница близкого рассвета. Было поразительно тихо. Только за стеной
палатки настойчиво и монотонно гудели комары.
Утром меня разбудило веселое потрескивание сучьев в костре.
Это Борис Андреевич, проснувшись, как всегда, раньше всех,
наводил порядок в нашем немудреном хозяйстве. Начинало светать,
похолодало. От реки поднимался туман, постепенно покрывавший
кусты, поля и рощи белым густым покрывалом. Кузов машины,
трава и кусты — все было покрыто капельками росы. День обещал
быть чудесным! Постепенно тихий, прохладный ветерок развеял
туман, вокруг стало светлее. Вдруг далеко, далеко на краю неба
пробился яркий луч солнца, а еще через мгновение показался
ослепительный край раскаленного диска. Свет его, озарив поля, леса и
реку, волшебно изменил всю окружающую местность. Капельки росы
засветились всеми цветами радуги. В близлежащих кустах поднялся
разноголосый гомон пернатых. По зеркальной глади реки то там,
то здесь пошли водяные круги, послышались всплески рыбы.
Меня окликнули. Очарование картины кончилось. Нужно было
идти к костру, завтракать.
Проверять жерлицы выехали все трое. На первой, поставленной
недалеко от стана, на краю густой заросли кувшинок, ничего не
было: ни живца, ни рыбы. Вторая жерлица оказалась распущенной и,
судя по тому, как туго был натянут шнур, отвесно спускавшийся в
воду, на крючке сидела большая и сильная рыба. Осторожно
подъехали. Ухватившись одной рукой за рогатку, Борис медленно
повел шнур к лодке и постепенно начал его вытаскивать...
Долго вели мы нелегкую борьбу с этой огромной щукой. Но,
наконец, она в лодке. Большие, ярко-оранжевые плавники, темно-
зеленое туловище с черными пятнами и огромные зубы в раскрытой
пасти говорили, что это была страшная речная акула, наводившая
страх и трепет на обитателей водных глубин.
158

Осмотрев оставшиеся жерлицы и сняв без особых приключений
около десятка щук и окуней, мы вернулись на стан. Наступил
яркий солнечный день. На небе не было ни облачка. Становилось
жарко. На смену бесчисленным комарам явились оводы и слепни,
которые кусались и надоедали нам ничуть не меньше ночных
кровопийц. Пообедав и отдохнув, мы решили заняться ужением рыбы
порознь, каждый в отдельности. Зная, что в жаркий день рыба клюет
плохо, я вначале пошел вместе с Борисом Андреевичем, посмотреть,
как и на что он будет удить.
Переехав на другую сторону речки, мы добрались до крутого
обрывистого берега и остановились под ним. Вода здесь была
темного, почти черного, цвета, чувствовалась порядочная глубина.
Размотав свою удочку с жилкой 0,5, Борис привязал маленькую
окуневую блесну и закинул её в воду. Подергивая за удилище, он
то поднимал, то отпускал блесну, и видно было, как она играет в
воде. Движения блесны мало походили на плывущую рыбку, но не
прошло и нескольких минут, как последовала быстрая подсечка
и на берегу запрыгал большой окунь.
Оборудовав себе такую же удочку, я прошел несколько дальше
по берегу. Рыба жадно хватала блесну, не срывалась с крючка, и я
быстро наловил десяток приличных окуньков. Такая ловля мне
начинала уже надоедать и я думал заняться чем-нибудь другим, как
вдруг услышал крик Бориса Андреевича. Подбежав к нему, я
увидел, что он с большим трудом удерживает в руках удилище.
Несколько секунд крупная рыба буравила воду, затем жилка лопнула,
и все кончилось.
— Ушла, подлая!—задыхаясь проговорил Борис Андреевич.—
А большая была! И схватила не на блесну, а на окуня.
Какой величины была щука, выяснить, конечно, не удалось, но,
судя по тому, что она шутя оборвала полумиллиметровую жилку,
рыба была действительно крупная.- Ловить на блесну больше не
хотелось, и мы вернулись к стану. К вечеру, расставив жерлицы
и забросив три донки, мы долго сидели у костра, вспоминая события
дня. Утром, сняв с жерлиц несколько щук и с одной из донок
крупного язя, взявшего на пучок червей, мы поехали домой.
В этот раз мне не удалось как следует обследовать
многочисленные омуты и протоки на реке Яя, не удалось половить и
спиннингом, ибо слишком много было других впечатлений: охватить все
сразу было просто невозможно. Но я не огорчался. Впереди было
много таких же ярких и волнующих дней!

Н. Попиков
НА ОЗЕРЕ ИК
зеро Ик находится в северо-западной
части Омской области, в 53 километрах
от железнодорожной станции Называев-
ской. У районного села Крутинки оно
напоминает узкий пролив, затем
расширяется до километра и заканчивается в 8 километрах к северу, у
деревни Калачики. К озеру имеются хорошие подходы, позволяющие
ловить рыбу летом прямо с берега. Во многих местах, заросших
кустарником и камышом, встречаются привлекательные окна, в
которых хорошо ловятся окуни. Красивы берега озера. Летом они
покрываются зеленым ковром и благоухают ароматом цветов. Есть
травянистые, кормные отмели и глубокие ямы, в которых зимой
стоит рыба. Я много рыбачил на разных озерах Сибири, но нигде не
видел такого изобилия окуней, как на озере Ик. Другой рыбы в озере
почти нет. Когда-то в нем водились и караси, но сейчас они
попадаются очень редко; видимо, карасей уничтожают прожорливые окуни.
Интересно ловить окуней здесь летом. Но еще более
привлекательна для рыболова-любителя зимняя ловля. Вот почему в 1957
году, когда мне был предоставлен зимний отпуск, я долго не
размышлял. Не прошло и трех суток, как поезд доставил меня из
Москвы в Омск. Один день ушел на встречи с родственниками, а уже на
следующий я ехал на озеро И к, которое хорошо знал еще с
юношеских лет. На ст. Называевской я сел на попутную автомашину и скоро
уже был на берегу озера. Не чуя под собой ног, я чуть не бегом
мчался по твердому насту. Далеко в северной части озера в лучах
мартовского утреннего солнца серебром искрились снежные домики.
Между ними, как муравьи, суетились рыболовы.
Об этих домиках нужно сказать особо. Эти домики сооружаются
рыболовами-любителями для защиты от степных ветров, особенно
злых в средине зимы, а также в марте и апреле, когда, как говорят
сибиряки, окунь лесу рвет... Снежные домики опытными
рыболовами ставятся только у лучших, наиболее уловистых лунок. Сделать
снежный домик нетрудно. В первые зимние месяцы, при оттепелях,
когда на поверхности снега образуется довольно прочная корка,
железной или деревянной лопатой вырезают снежные плиты. Из
этих снежных плит вокруг выбранных лунок выкладываются три
стенки такой высоты, чтобы они чуть скрывали голову рыболова.
Выше их делать не рекомендуется, они будут быстро разрушаться
ветром. Вход в домик оставляется с южной стороны. Стенки можно
изготовить также просто из снега, поливая их в небольшой мороз
водой. Стенки обтекаемой формы более устойчивы, лучше выдержи-
160

вают порывистые ветры. Многие крутинцы для сидения в снежном
домике имеют ватные матрацы, которые расстилаются прямо на
снежно-ледяной ступеньке, сделанной специально для сидения.
Ступенька образуется частично за счет вырубленного во льду углубления, в
зависимости от толщины льда и наращивания снега над
поверхностью льда до нужной высоты. Очень удобно, когда рыболов имеет
еще и соломенную циновку необходимого размера, толщиной до 10
см, которой закрывается вход в домик при косых и южных ветрах.
Основное преимущество снежного домика перед палаткой,
применяемой рыболовами Подмосковья, заключается в том, что такой
домик не пропускает снизу ветер, а открытый верх не мешает
естественному проникновению света и солнца.
У крутинских рыболовов-зимников существует неписаный
закон: чужих лунок и домиков не занимать. Прорубить несколько
лунок каждому рыболову не трудно. Многие здешние рыболовы
имеют по 5—8 лунок. Содержатся они всю зиму закрытыми толстым
слоем снега, что предохраняет лунки от полного промерзания. При
такой «монополии» на лунки крутинцев нельзя, однако, упрекнуть
в эгоистических наклонностях. Наоборот у них сильно развит дух
коллективизма, взаимного уважения и гостеприимности. Если
сегодня, скажем, в ваших лунках клев слабый, сосед обязательно
предложит занять свою лучшую лунку и даст вам возможность
пополнить улов. В этом случае поддерживается рыбацкая гордость —
каждый поймать рыбу должен сам.
Очень часто крутинцы совершают вылазки на озеро целыми
семьями. Выезжают на расстояние до 4—5 км от дома. Здесь, среди
любителей рыболовного спорта, можно встретить людей самых
разных профессий, стариков и юношей, мужчин и женщин. В таких
походах охотно принимают участие даже лайки и дворняжки,
впряженные в легкие санки. Они на озеро везут санки пустые, а домой—
с сумкой, наполненной мерзлыми окунями. Несмотря на такую
массовость ловли и весьма значительные уловы, крутинцев нельзя,
однако, упрекнуть в перерождении в промысловиков. Они строго
следят за истинно спортивным духом лова.
Оказавшись в расположении «снежного городка», я
почувствовал себя, как в родном доме. Меня дружелюбно приветствовали
несколько старых знакомых. Но разговаривать с ними было
некогда: начинался утренний жор.
Местный старожил, 74-летний колхозный пенсионер Пахомыч
искренне обрадовался моему приходу. Получив письмо, он уже
давно меня ожидал. Молодо поблескивая глазами, он потащил меня за
руку к одной из своих лунок. В домике было уютно, в снежной
нише справа уже лежало несколько только что пойманных крупных
окуней.
— Эту лунку я для тебя берег, только пробу сделал, остальная
рыба твоя, давай, начинай живее. Поговорим после...
Помахав мне рукой, Пахомыч торопливо засеменил к другой
лунке. Подгонять меня было не нужно. Страстно хотелось поскорее
161

ощутить настоящую окуневую поклевку. Быстро приготовил
удочку с катушкой и сатурновой лесой 0,2 мм. На крючок свинцово-
оловянной мормышки-дробинки насадил мормыша. С волнением
опустил снасти в лунку на трехметровую глубину. При
потряхивании мормышки точно электрическим током стукнуло в руку. Я
сделал подсечку и выхватил из лунки первого хорошего окуня. Вот
сбылась моя мечта: поклевки следовали одна за другой. Не прошло
и часа, как у меня на счету было уже до четырех десятков окуней.
Подошел Пахомыч.
— Хорош ловец...— ехидно усмехнулся он.
— А что? Чем я плохо ловлю? — удивился я.
— Лови, лови... мелочь любит, когда ее подкармливают.
— Какая же это мелочь? В каждом окуне верных 150-200
граммов!
— Брось свою катушку-игрушку,— почти повелительно
заявил Пахомыч,— не на выставку приехал. Возьми мой удильник с
блесной-самоловом, тогда сразу отличишь мелочь от крупной рыбы.
С сомнением взял я из рук Пахомыча зимнюю удочку, похожую
на обыкновенную палку с ручкой из куги, оснащенную лесой 0,4 мм
и самодельной блесной. Слегка согнутая пластинка, длиной 20 и
шириной 4 мм, сделанная из серебряного гривеника, свинцовый
конусообразный наплыв, крючок без бородки, изготовленный из
швейной иголки. Цевье крючка от основания до половины обвито
мягкой медной проволокой — вот что представляла из себя эта
блесна. Отсутствие на крючке зазубрины позволяет, не снимая рукавиц,
сбрасывать пойманного окуня на лёд. В насадке блесна не
нуждается. Сверкание витков медной проволоки и самой блесны
привлекают окуня, и он с жадностью хватает эту приманку. Недаром свою
блесну Пахомыч назвал «блесной-самоловом». Такая блесна,
сделанная из серебра или латуни, успешно применяется
рыболовами-зимниками Сибири, Урала и Забайкалья.
Я опустил снасть в лунку. Довольно долго поклёвок не было,
хотя я старательно выписывал лесой в воде замысловатые фигуры,
подергивал ее, подражая другим рыболовам. Вдруг удильник
слегка дернуло, я подсёк, рука ощутила приятные толчки крупной
рыбы. Осторожно перебирая лесу, выхватываю из лунки окуня не
менее 700 граммов.
И всё же, после нескольких поклёвок, я отложил «самолов»,
стал ловить на свою удочку. Пахомыч уже не обижался. Удочка с
мормышкой имела то преимущество, что поклёвки повторялись
значительно чаще и ловить на тонкую снасть было куда интереснее.
Тем более, что и на мормышку нередко попадались такие
экземпляры, что их приходилось осторожно еще в лунке брать за голову
голой рукой и выбрасывать на лёд. Не обошлось, конечно, и без
обрывов. Но это только прибавляло задора и оживления ловле.
Понравился мне у крутинцев и способ временного хранения
рыбы. У многих из них недалеко от лунок имеется оборудованная
ледяная «кладовая», из которой рыба доставляется домой на собачьих
162

упряжках. Мы также воспользовались местными удобствами. После
окончания рыбалки, отложив окуней на уху и жаренку, мы весь
остальной улов оставили в кладовой. После он был доставлен на
квартиру внуком Пахомыча — Васей с помощью собаки Севера,
запряженной в небольшие санки.
Эти зимние кладовые крутинцы начинают оборудовать
примерно с января — февраля, когда толщина льда достигает свыше 70 см,
Пользуются ими до конца апреля, когда лёд покрывается талой
водой. Оборудуются эти кладовые так: в толще льда вырубается
ниша любого размера, по усмотрению рыболова. Входное отверстие
делается с северной стороны. Закрывается оно ледяной плитой.
Некоторые рыболовы хранят рыбу в такой кладовой в течение недели,
а то и больше.
В заключение следует отметить, что Омским совнархозом в
озеро Ик запущен лещ. Это через 3—4 года внесет разнообразие в
спортивное ужение рыбы на этом прекрасном озере как летом, так и в
зимнее время.
Н. Рожков
СУРСКОЕ ПРИВОЛЬЕ
ели вы поедете из г. Пензы в г. Ахуны,
то на полпути взору вашему предстанет
сосновая вечнозеленая роща. Здесь
расположен поселок Сосновка,
вытянувшийся по берегу глубоководного,
разветвленного на рукава озера, которое издавна
называется «Клашным затоном». Озеро, окаймленное густым
камышом, молоденькими кудрявыми березками, дубками и тополями,
очень богато рыбой. Здесь водятся лини, караси, окуни, язи и
лещи.
Вот сюда, в этот живописный уголок, и приехали мы с женой на
летний отдых,
...Чуть порозовел восток. В легонькой плоскодонке мы плывем
по затону. Удары весел чуть волнуют зеркальную гладь воды.
Плавно покачиваются полураспустившиеся белоснежные лилии.
Въезжаем в протоку, как в сказочный зеленый тунель. Красноватые
ветви гибких верб, растущих по обоим берегам, сплелись над нами
в густые косы. Сквозь них просвечивает синева неба. Возле лодки
мелькают верткие окунишки, стайками прогуливаются мальки.
Выходим на открытое место. Восходящее солнце заиграло
золотыми бликами. Мы у цели. Вот тихий знакомый заливчик, с
глубокой ямой. Здесь всегда держится рыба. А вот и еще один рыболов:
зеленовато-бархатистый зимородок, как часовой, замер на низко
6'
163

свесившейся над водой ветке. Он зорко высматривает добычу.
Забыв осторожность, какая-то рыбка всплыла на поверхность...
Мгновение, и алмазными брызгами разлетелось зеркало воды:
беспечная рыбка уже в клюве зимородка.
Не торопясь налаживаю свои удочки. Первый поплавок лег на
воду. Вот и второй весело покачивается среди листьев кувшинок.
Не успел я достать папиросу, как один из поплавков уже скрылся
под водой. Подсекаю. Натягивается леса, упруго изгибается
удилище. Преодолевая сопротивление, тащу рыбу к лодке. Секунда, и
на дне ее буянит горбатый, с темными полосами на боках,
красноперый красавец-окунь. Не успел насадить червяка,— второй
поплавок резко пошел в глубину. Какой чудесный клев! Не зевай,
рыболов, спеши, пользуйся своим счастьем.
Голос Гали, которая устроилась удить на берегу,
возвращает меня в окружающий мир. Она издалека показывает мне
несколько крупных, отливающих на солнце серебром язей. Как дети,
радуемся удаче. Утренняя зорька пролетела быстро. Первая удача
разожгла рыбацкую страсть. На другой день мы с Галей поплыли
на Белый омут, где, по рассказам, рыбы было еще больше.
Живописны берега Суры, сплошь поросшие лесами. Цветут липы. Ветер
разносит их медвяный аромат над рекой. Но что это? Весла
неожиданно в чем-то запутались. Это сеть. Она протянута поперек реки,
наглухо перегораживает её. Браконьеры, несмотря на объявление
этой зоны запретной, воровски забираются сюда. Режу веревки,
чтобы не повадно было.
Шесть километров пути остались сзади. Вот и Белый омут.
Кругом ни души. Торопливо налаживаем удочки. Сразу же
начинается бешеный клев. Крупные окуни жадно глотают насадку. Не
успеваем снимать с крючков. Через час, показавшийся нам
мгновением, у нас в лодке с полсотни окуней и язей. Довольно, довольно!
Пора прекращать ловлю... Вдруг удилище в руках Гали звонко
шлепнуло по воде. Побледневшая Галя вцепилась в него, с трудом
удерживает. «Не ослабляй леску, выводи!» — кричу я. Рыба
отчаянно сопротивляется. Минут пять, которые показались нам
вечностью, идет упорнейшая борьба. Но вот победа! Подвожу подсачек,
и в лодке, отливая червонным золотом, угрожающе бьет хвостом
сазан. В нём больше трех килограммов. Галя счастлива. Я и
радуюсь за нее и чуть-чуть завидую.
Домой возвращались по вечерней прохладе. Лодка,
направляемая только кормовым веслом, медленно плыла по течению.
Неожиданно Галя тихо вскрикнула. Обернувшись, я увидел на берегу
метрах в семидесяти от нас огромного лося. Он стоял в густой
высокой траве. Настороженно приподнята голова, увенчанная широко
раскинутыми ветвистыми рогами. Медно-золотистым цветом отливали
на солнце его грива и рыжеватые бока. Лоснилось сильное
мускулистое тело. Лось слегка поводил головой, жадно втягивал
ноздрями воздух. А чуть поодаль, возле зеленых кустов, стояла самка
с лосенком. Они безмятежно поедали бархатные листья с молодых
164

деревьев. Как зачарованные, любовались мы прекрасными
животными. Но вот лось встрепенулся, вскинул голову и вся семья
неторопливой рысью скрылась в осиновой роще.
Дул резкий северо-восточный ветер. Рыба не ловилась. Дома
сидеть не хотелось, и мы отправились по ягоды и грибы. В густой
изумрудно-зеленой траве рубинами сверкает спелая, крупная
земляника. Глаза разбегаются, трудно решить,— с чего же начать?
За полтора-два часа набрали килограммов пять великолепных ягод.
Там, где мелкий дубняк, орешник, березки,— обязательно найдешь
белый гриб. Начинаем искать. Через минуту Галя срезает рядом с
муравейником три ядреных боровика. Собираем только их, других
грибов не берем. В конце похода подсчитываем трофеи: у меня —
96, у Гали — 95 первосортных белых грибов. Даже этот день не
пропал даром.
* *
*
Хорош был клев на Калашном затоне. Но ведь это почти дома!
Тянуло на поиски нового, еще неизведанного. Мы уложили
нехитрое рыбацкое снаряжение в лодку и отправились вверх по Суре.
Когда отъехали километра на четыре от поселка, где-то недалеко
глухо рванул взрыв. Покой мирно спавшей реки был нарушен.
Тревожно пронеслась стайка уток, где-то закаркал ворон. Вскоре
течение принесло к нам оглушенную, гибнущую рыбу... Миновали
узенькую протоку — вход в небольшое, но глубокое озеро. Сразу
же перестала попадаться оглушенная рыба. Вернулись назад и
тихо, на одном кормовом весле, поплыли по протоке. Вот и озеро.
Посередине, с челнока-душегубки, здоровенный детина
вычерпывает сачком белеющую повсюду рыбу, поспешно вытряхивает ее
в мешок, который держит наготове воровато оглядывающийся по
сторонам паренек. Заметив нас, браконьеры поспешно направили
челнок к берегу. Причалив, вместе с мешком, не обращая внимания
на наши окрики, скрылись в чаще. Я выстрелил в воздух, спрыгнул
на берег и побежал вслед за ними. Но сразу же попал в болотную
топь. Преследовать браконьеров дальше было невозможно. Мы
подобрали валявшееся на берегу весло, привязали к лодке брошенный
челнок и продолжали свой путь, не переставая возмущаться только
что виденным гнусным поступком людей бездушных и бессовестных.
Солнце уже золотило верхушки деревьев, когда мы добрались
до большого, круглого, как чаша, озера. Берега его сплошь поросли
густым тростником, сквозь зеленоватую воду местами просвечивали
песчаные отмели. Это озеро соединялось с другим, маленьким, тоже
круглым, затянутым сплошь изумрудной ряской. Мы установили
лодку в проходе из большого озера в маленькое и закинули удочки.
Да, не зря хвалили эти озера. Клев был такой, что ничего, кроме
поплавка, мы не видели, да и не могли видеть. Один за другим летели
L65

на дно лодки окуни и язи по 300—400 граммов. Все было забыто —
и еда и отдых. Опьяненные удачей, мы решили не уезжать с озера
и завтра снова рыбачить здесь же. В полной темноте поставили под
семью росшими рядом дубками шалаш. Развели костер, сварили
густую рыбацкую уху. Напились чаю, аппетитно припахивающего
дымком, легли отдыхать. Но сон не шел. Стоило только закрыть
глаза, как перед тобою начинал приплясывать шустрый поплавок.
От необычайной, какой-то жуткой тишины, царившей вокруг,
звенело в ушах. Изредка тишина нарушалась уханьем филина да
непонятными всплесками в тростнике. Томило ожидание желанного
рассвета.
Чуть забрезжило —опять за удочки, к облюбованным
камышам. Проходит час — ни поклевки. Сменили место, испробовали
самые различные насадки —та же история. До обеда исколесили
все озеро — результат тот же. Хорошо, что рыбой подзапаслись —
пообедали плотно. Расстроенные легли спать и чуть не прозевали
вечернюю зорьку. На закате в протоке, соединяющей озеро с Сурой,
поймали двух жалких окунишек. Выпустили их, а сами молчим,
не глядим друг на друга. На ночь поставили донки. Но и ночью —
то же, что и днем. Так продолжалось несколько дней. Еле-еле
налавливали на уху. Но острота огорчения уже прошла. Погода
стояла прекрасная. Беспрерывное дежурство с удочками мы прекратили.
День начинали и заканчивали физзарядкой, купались, лежали на
солнце, катались на лодке.
Во время одной такой прогулки на закате солнца обнаружили
в небольшом оконце окуней. Они этажеркой, повернув головы к
берегу, стояли в прозрачной воде. Подъехали почти вплотную —
не шелохнутся. Подводили червяков к самому рту — никакого
внимания. Так продолжалось около часа. Но вот правофланговый
отошел от стаи, поплыл против течения и скрылся в глубине. За
ним потянулись остальные. Заброс на глубину — и первый окунь в
лодке. За ним второй, третий... тридцатый. На следующий день Галя
предложила попытать счастья в малом озере. Через узкий пролив
въехали в небольшой водоем, сплошь покрытый зеленым одеялом
ряски. Место мне не понравилось, показалось безжизненным,
необитаемым, и я решительно повернул назад. Галя все же закинула
удочку в окошко, образовавшееся при развороте лодки. В ту же секунду
поплавок ушел в глубину. Окунь! Ряска вновь затянула окошечко.
Новый поворот лодки, заброс — опять успех. В медленном «вальсе»
объехали мы трижды озерко, наслаждаясь неожиданным
результатом случайного открытия. «Танцевали» и в последующие дни, и
как правило, удачно.
Отпуск подошел к концу. В последний вечер, проведенный на
озере, у весело потрескивающего костра мы строили планы на
следующее лето. «Купим палатку,— с азартом говорила Галя,— и махнем
вниз по Суре. Там, говорят, даже стерлядка попадается». Я не
перебивал её, лишь поддакивал время от времени, потаскивая из золы
рассыпчатую картошку.
166

Подъезжая на другой день к Сосновке, мы удивились
необычайной перемене. С заборов и плетней бесследно исчезли ранее всегда
сушившиеся здесь сети самых разнообразных форм и размеров. На
глади Калашного затона не видно было леса жердей,
закреплявших бесчисленные вентеря, «мордочки» и другие хитрые орудия
лова. Не видно было и «рыболовов», батающих рыбу в укромных
местечках. Хозяйка квартиры сразу же объяснила нам причину всех
этих перемен:
— Шибко сердятся на вас сосновские мужики. Три дня тому
назад прочитали они в газете вашу заметочку. Особенно струхнули те,
фамилии которых вы там называете. Ждут теперь милицию сюда,
ведь постановление-то Облисполкома было строгое. Да было оно
лишь на бумаге, а никто за рыбаками не следил.
Мы от души порадовались последствиям нашей статейки о
браконьерах. И нам подумалось, что не такая уж неразрешимая
проблема — борьба за сохранение рыбных богатств. Только бороться
нужно не в одиночку, а всем вместе, всем рыболовам-любителям,
всем, кому дорога и близка природа нашей чудесной Родины.
В. Алистаев
У НАС НА АМУ-ДАРЬЕ
транное впечатление производит Аму-
Дарья на человека, впервые увидевшего
её.
На равнинной местности —
стремительное, бурное, как у горной реки,
течение. Вода цвета какао, в которой
несутся, крутясь, вырванные коренья, карчи и мусор. Неисчислимое
множество водоворотов, суводи, беспрерывный грохот
подмываемых и падающих берегов — все это действует на человека несколько
подавляюще. Недаром местные жители называют эту реку
«бешеной», «буйной». Есть у Аму-Дарьи еще одна особенность: половодье
здесь начинается с конца апреля и кончается в середине августа.
Объясняется это тем, что режим питания Аму-Дарьи —
ледниковый.
Однако, несмотря на эти мало приятные особенности, у Аму-
Дарьи много поклонников среди рыболовов-спортсменов. Начиная с
апреля по самый ноябрь в бесчисленных затонах, рукавах и
протоках реки можно видеть множество удильщиков. Правда, в
пределах самого г. Чарджоу река недостаточно богата рыбой.
Наибольший интерес в спортивном отношении представляют четыре вида:
167

сазан, усач, сом и скаферингус. Этот последний представляет
особый интерес для спортсменов, так как, кроме Аму-Дарьи, водится
лишь в бассейне реки Миссисипи. И все-таки, несмотря на
малочисленность видов рыб, у наших рыболовов нет недостатка в острых
спортивных переживаниях, впечатлениях и ощущениях. Здесь не
редкость поимка на удочку сазана от 5 до 10 килограммов весом,
усача до 12, сома до 30 килограммов и даже больше. Правда для
этого изготовляются специальные снасти — «кармаки». Кармак
состоит из особой прочности шнура, прикрепленного к концу длинного
шеста, который устанавливается на урезе берега под углом 45
градусов. Шест обязательно должен пружинить, для чего делается
специальная подпорка. На крючок насаживается сазан или усач от
одного до трех килограммов весом. Кармак обычно устанавливается
там, где сом выметал икру, так как рыба эта охраняет свое
потомство и прогоняет все живое, появившееся около нерестилища. На
кармак вылавливают очень крупных сомов. Я сам видел, как два
рыбака-туркмена вытаскивали сома весом в 120 килограммов. Для
этого им потребовалось четыре часа напряженного труда.
Обычное снаряжение чарджоуского рыболова-любителя — три-
четыре донки с колокольчиками и одна-две поплавочные удочки.
Излюбленное место рыбалки — затон с еле заметным течением. На
самой реке можно ловить лишь подпусками. Распространенными
насадками для ловли рыбы являются — вареные галушки с
примесью ржаной муки (для крупных усачей и сазанов), дождевые и
древесные черви, мальки, кузнечики и медведки. Надо сказать, что
аму-дарьинские усач и сазан осенью охотно хватают мальков,
однако лично я на малька не ловил сазанов крупнее одного
килограмма. Обычно попадаются сазанчики весом от 200 до 500
граммов.
Бедна природа Туркмении: песок, камыш и колючие кустарники
по берегам реки, изредка встречаются рощи из карагача или лоха,—
по-местному «джиды». Однако для наших рыболовов нет большего
удовольствия, как посидеть ночь за удочками на берегу затона.
Свежий воздух, тишина, горячий кок-чай и самый напряженный
клев рыбы,— что еще нужно настоящему рыболову-любителю?
К часу ночи наступает самый ответственный момент — начинается
клев крупного сазана. Единоборство с крупным сазаном надолго
запоминается рыболову. И хотя часто в этой борьбе побеждает
сазан, а возбужденный и раздосадованный рыболов клянет и себя и
свои снасти, божится, что никогда больше нога его не ступит на
берег реки, кроме как для купанья, все же со среды он начинает опять
готовить свои снасти, чтобы в ночь с субботы на воскресенье «еще
разок» посидеть на заветном месте.
Одним из таких рыболовов-любителей является мой приятель
Миша К. Ему уже далеко за тридцать, но все его зовут просто
и ласково — «Миша», за наивный бесхитростный характер и по-детски
восторженную любовь к природе, к зверям и птицам. На рыбалке
ему вечно не везет: то снасти пообрывает, то кукан с рыбой забудет,
168

то очки разобьет. И все же он в любое время дня и ночи готов вновь
и вновь идти на реку.
...В одну из сентябрьских суббот 1958 года мы с Мишей
договорились пойти на затон, что километрах в пяти от города Чарджоу.
Достали древесных и дождевых червей, наварили галушек и вот
в четыре часа дня мы на берегу затона. Жара к этому времени уже
начала спадать. Лишь изредка доносилось к реке дыхание
раскаленных Кара-Кумов. Наскоро перекусив, мы расположились метрах
в 15 друг от друга. Перед нами задача — наловить к шести часам
вечера мелочи на уху и живцов. Я размотал две поплавочные
удочки. На одну насадил червяка, на другую тесто: надо узнать, какая
рыба чему отдает сегодня предпочтение. Миша приготовил одну
поплавочную удочку и две донки.
Не успел я забросить удочку с червяком, как сразу же
поплавок дернулся и ушел под воду. Резкая подсечка, и в руках у меня
усачок граммов на 50. Второй заброс — та же самая картина.
Маленькие усачики один за другим или сбивают насадку, или
засекаются. Забрасываю вторую удочку с крутым тестом на крючке.
Минут через пять поплавок легонько заколебался, потом пошел в
сторону. Подсечка, и на леске ощущаю приятную тяжесть. Сазанчик!
Спокойно вываживаю его. Мы, аму-дарьинские рыболовы, считаем,
что по красоте и по вкусу аму-дарьинский сазан не имеет себе
равных.
К шести часам вечера у меня уже 3 сазанчика от 200 до 400
граммов и шесть усачиков до 150 граммов, не считая мелочи — живцов.
У Миши — такая же примерно картина. Вытаскиваем удочки,
чистим рыбу, варим уху и кипятим чай. Наступил вечер. Стало совсем
тихо. Мы лежали на берегу реки у подножья песчаной горы Келле-
Юмаланды и вспоминали рассказы старожилов о басмачах, которые
водились тут лет 25 — 30 назад. По преданию, на этой горе они
рубили головы своим жертвам: Келле-Юмаланды означает «отрубленная
голова».
Немного отдохнув, мы начали готовиться к ночному лову. Луны
не было, поэтому пришлось зажечь захваченные с собой фонари
«летучая мышь». Я расставил четыре донки. На двух из них в качестве
насадки были галушки, на одной — древесные черви и на
последней живцы. Миша тоже поставил четыре донки.
Южная ночь наступает быстро. Только успело сесть солнце,
как на темном бархатном небе высыпало множество звезд. Где-то
вдали заплакал шакал, ему ответил второй, третий. Несколько
шакалов отозвались совсем недалеко от нас. Нрав этих трусливых и
нахальных зверьков мы хорошо знаем, поэтому пришлось все свое
имущество перетащить поближе к фонарям. Пока мы занимались
этим, у меня на одной из донок зазвонил колокольчик. Подойдя,
я увидел, что поклевка была на донке с древесными червями.
Колокольчик уже успокоился и, уверенный, что рыба ушла, я не стал
проверять удочку. Вдруг на той же самой донке так дернуло, что
лесу вместе с жалобно звякнувшим колокольчиком вывернуло из
169

расщепленной камышинки и потащило в воду. Резко подсекаю.
Сопротивление не очень большое, и я решаю вытащить рыбу сразу,
без вываживания. Это оказался соменок весом килограмма на два.
В течение полутора часов после этого я снял еще четырех сомят. На
галушки поклевок не было. Решили пойти к Мише посмотреть, как
обстояли дела у него. Два сазанчика и небольшой соменок — вот
все, чем он мог похвалиться. Время подходило к часу ночи.
Наступал самый ответственный момент. Сомята перестали клевать. Я
насадил на все четыре донки галушки и стал ждать. Рыба не брала.
Часа через два колокольчик на крайней справа донке два раза
звякнул и вдруг леса со свистом метнулась в воду. После торопливой
подсечки, я чувствую, что на донке он — крупный сазан... Постепенно
подвожу его к берегу, стараюсь дать глотнуть воздуха, после чего
сазаны обычно делаются смирнее. Два раза пришлось отпускать ему
лесы метров по 5 — 6. Наконец подвожу под сазана сачок и вот он,
золотистый красавец весом килограмма на 2,5 уже на берегу. Это не
очень богатая добыча, но приятно «утихомирить» и такого буяна.
Надо отдать должное — сопротивлялся он отчаянно.
Проходит еще немного времени. Поклевок нет. Вдруг слышу
возбужденный голос Миши. «Ага, попался!». Затем шум, всплески
рыбы. Минут тридцать Миша возился с вываживанием сазана.
Потом шум стих, а через минуту вдруг новый тяжелый всплеск и
отчаянный крик: «Владимир, сюда, быстрей!». Подбегаю и вижу
беспомощно барахтающегося в воде Мишу. Подаю ему руку, помогаю
встать и почти вытаскиваю на берег. «Очки?» — спрашивает он
меня. Очков нигде не видно. Миша сел на песок и, по-видимому забыв,
что весь мокрый и что следовало бы переодеться, принялся горестно
рассказывать. Оказывается, он подсек крупного, не менее 10
килограммов сазана, поводил его минут тридцать и успешно подтянул к
берегу. Показалась, по его словам, «крупная, как у поросенка»
голова. Тут-то Миша и оплошал. Во-первых он решил, что сазан,
поскольку он легко подошел к берегу, уже достаточно утомился,
во-вторых Миша, по его собственному признанию, несколько
растерялся — ему никогда еще не случалось вытаскивать таких
гигантов. Одной рукой придерживая лесу, он потянулся за сачком, не
замечая, что его правая нога попала в кольцо выбранной им лесы,
лежавшей на берегу. Взяв сачок, он уже стал подводить его под
рыбу, но в это время сазан круто повернулся и с такой силой метнулся
вглубь, что выдернул лесу из рук Миши. Кольцо лесы захлестнуло
его ногу и Миша полетел в воду. Правда сазану помогло одно
обстоятельство: берег был крутой и состоял из сыпучего песка. На таком
берегу устоять человеку очень трудно... В воде леса соскользнула с
ноги и уплыла вместе с сазаном.
«Жалко такого сазана»,— жалобно повторял Миша. Он, видимо,
все еще не сознавал, что лишь случайно избежал большой
опасности. Получилось так, что не Миша поймал сазана, а сазан чуть не
поймал Мишу. И еще не известно, чем бы кончилась эта история,
если бы прочная леса наглухо затянулась вокруг Мишиной ноги.

Погоревав еще с полчаса, Миша вновь принялся за ловлю. До семи
часов утра мы поймали еще несколько небольших сазанов. Мише
попался килограммовый соменок. Улов не очень большой, зато как
чудесно отдохнули мы на свежем ночном воздухе, рядом с водой,
у костра.
В. Соколов
НА РЕКЕ НЕРУССЕ
сть в Брянском крае интересная река —
Нерусса. Из глубин Комаричского
района течет она в Брянские леса,
прокладывай себе путь среди вековых дубрав
и образуя много уютных заводей, тихих
омутов. Нерусса — река многоводная,
привлекательная для рыболовов во все времена года. В глухую
зимнюю пору здесь можно выловить на блесенку крупных окуней,
щук, серебристых голавлей и язей, а иногда и судака. Много
рыбацких и охотничьих костров зажигается на берегах реки. Да и как не
побывать на Неруссе! Кругом богатые охотничьи угодья, а про
рыбу и говорить нечего. Вот наклонился над рекой дуб-великан.
Сучья, точно лапы мохнатые, лишаями поросли, торчат во все
стороны. Взобраться на такой дуб даже в обуви сущий пустяк, а как
глянешь оттуда в омут, особенно, если утро тихое, солнечное,
сердце так и замрет от радости: стоят у самой поверхности воды, шевеля
жабрами, голавли. Подбросишь им кузнечика или овода,—
мгновенный всплеск и пошел метаться на лесе красноперый красавец.
Щедра река, что и говорить! Особенно обильна она рыбой, начиная
от деревни Усух, где в нее впадает степная, рыбная речка Сев.
Берега здесь сухие, местами песчаные отмели, косы. Огромными
темно-зелеными шатрами раскинулись вековые дубы, кое-где из-под
корней журчат родники с холодной, очень вкусной водой. Пьешь такую
воду и чувствуешь приток силы и бодрости. Недаром рыболовы
называют её «живой водой».
Привлекательны места возле железнодорожной станции
Неруссы. Гремят поезда, идущие на Киев, Кишинев, Львов, Одессу.
Чоп и обратно на Москву. А ты сидишь в густом лозняке с удочкой
и едва успеваешь таскать крупных красноперок. Берут они очень
верно на маленький кусочек хлеба, на земляного и навозного
червяка, но особенно жадно на нежного ручейника. Наживки этой в мае
на песчаных отмелях, хоть лопатой греби. Нигде больше не
встречал я личинок ручейника столько, как на Неруссе!
Хороша река у Денисовки, где когда-то были заповедные дачи
царей Романовых. А еще лучше возле Чухраев. Здесь широкие плесы,

лесистые укромные берега и почти на каждом шагу бойкий клев
окуней, голавлей, язей, лещей. Попасть сюда можно и со стороны
города Трубчевска, где Нерусса впадает в Десну. Город
благоустроенный. Имеется дом для приезжих, столовые, богатый базар.
Трубчевск — живая история России. Здесь повесть о давно
минувшем можно читать строку за строкой. Сохранились памятники
древней культуры. Полезно посетить краеведческий музей, побывать в
местах партизанской обороны, на старинных курганах. От районного
центра и железнодорожной станции Суземки, где останавливаются
почти все поезда дальнего следования, до Неруссы также недалеко —
километров семь.
* *
Мне не раз приходилось бывать на Неруссе весной. Плывешь на
лодке по многоводью в светлое майское утро и совсем незаметно
выносит тебя на широкий плес. Вот и Чухраи. А впереди омуты,
один лучше другого. И всюду хочется бросить блесну или стать
под сень прибрежных кустов и раскинуть удочки. Нерусса — река
сюрпризов. С приятным волнением часто наблюдаешь, как то один,
то другой рыбак возится со щукой, либо подцепил огромного леща.
Это особенно часто случается в «Коровьем затоне» — огромной
заводи, далеко уходящей в глубь леса. Здесь чудесное место для
любителей ловить на кружки, а на заре возле прибрежной травы можно
подкинуть лещам выползка... Клюнет наверняка!
Однажды майским утром, когда между дубами тихо качались
сиреневые туманы, я торопился рыбачить на любимых местах.
Рядом со мной шагал мой старый приятель, колхозный сторож Егор.
Он невелик ростом, его лицо, омытое весенними ветрами, отливало
красной медью. Несмотря на свои шестьдесят лет, он бодр и
выглядит еще молодо. В ходьбе за ним не угнаться. Часто забегает вперед,
оборачивается ко мне, торопит, и тогда я вижу на его потертой
видавшей виды гимнастерке партизанскую медаль. С особым
почтением гляжу на неё как на символ народного мужества. Я много
лет знаю Егора. В годы немецкой оккупации он был неукротим и
беспощаден в борьбе с фашистами.
На песчаной косе мы встретили Никиту — односельчанина
Егора. Это был человек крупного телосложения, с блестящей седой
бородой и большими голубыми глазами. Робкий и задумчивый в кругу
друзей, он становился неузнаваемым при преследовании
браконьеров. Почти каждый день обходил Егор «свой участок», наблюдал
за порядком на реке и беда тому, кто появлялся здесь с сетями...
Никита славился среди местных рыболовов уменьем ловить в
проводку. Но рыбачил он редко, только по праздникам, когда на
колхозной пасеке подменял его внук — большой любитель пчеловодства.
Мы хотели подойти к Никите незаметно, пока он закладывал в
кипящий котел рыбу. Но не удалось. Он быстро обернулся,
поднялся навстречу:
— Как раз под ушицу!
172

— Ушицу заработать надо,— с деланным безразличием
ответил Егор. Никита весело подмигнул мне, что означало: «Знаем мы
его, покуражиться любит...» Я снял рюкзак, достал и оборудовал
спиннинг. Егор тем временем приготовил жерлицы. В его ведерке
бойкие карасики проявляли настойчивое желание к переселению.
Да и нам не терпелось, а тут еще Никита подзадоривал:
Клев, братцы, веселый! Под той вон ветлой на зоревого так
и хватают окуни. Да какие!..
День еще только рождался. Солнце посылало на землю все
больше света и тепла. Черемуха сыпала нежные лепестки. Они
ложились на тихие струи омута бледно-голубыми широкими лентами.
Пока Егор ставил жерлицы в заветных местах, я подцепил на
блесну крупного окуня. Егор радовался, как ребенок.
— Эх, ну и утро! Благодать!..— шептал он. — Кинь вон туда...
Тяжелая блесна раз за разом летела к середине омута. Мне
сопутствовала удача: хватали крупные окуни и глубинные темно-
зеленые щуки. Егор с помощью длинного удилища блеснил окуней.
Вдруг сильный толчок... Привычным жестом я взмахнул удилищем.
И в ту же секунду почувствовал на леске что-то тяжелое, живое.
— Есть! — шепнул Егор,— глубинница села. Старайся!
Треск тормоза привлек внимание Никиты. Он бросил возню с
ухой, забрался по колена в воду, пригнулся и тихо скомандовал:
— Рубани, чтобы крючья впились!
Я сделал еще раз подсечку.
— К дубам не пущай, оттудова не выволокешь,— советовал
Егор дрожащими от волнения губами. Я начал брать шнур на себя.
Сопротивление огромное, но все же рыба шла к лодке. Пробую
поднять её со дна. Уже показался из воды груз и поводок. Но в тот
же миг страшной величины щука сделала резкий поворот и
метнулась в глубину. Бурун воды качнул челнок так сильно, что мы
едва не опрокинулись, но зато теперь рыба шла к песчаной косе.
Вот это ладно,— деловито говорил Егор, ловко направляя
лодку.— Давай на отмель. Мы ее там веслом пришибем.
Все меньше и меньше становился полукруг, по которому металась
щука.
«Видно, устала»,— подумал я.
— Задери ей морду, чтобы духу глотнула,— крикнул Никита.
Он потерял терпение и забирался все глубже и глубже.
Моя попытка поднять щуку на поверхность и дать ей «глотнуть
духу» и на этот раз не удалась. До берега всего шагов десять, а там
отмель, а рыба упорно сопротивлялась. Иногда она западала на дно,
и я с большим усилием вертел катушку. Никита усердно ковырял
веслом глинистое дно.
— Мути! Мути! Так-то мы ее скорее прихватим,— одобрительно
шептал Егор.
Возле Никиты мы задержали челнок. Я стал поднимать щуку.
Огромная пасть и темная спина рыбы показались на поверхности.
Никита быстро махнул веслом, крякнул и в тот же миг раздался
173

сильный всплеск. Егор полетел в воду, а за ним, потеряв
равновесие, плюхнулся и я. Никита с отчаянной быстротой шарил возле ног
руками.
— Паралик тебя возьми!— с сердцем крикнул он, глядя на
Егора — Упустили ведь... А интерес-то какой был! Мясо — что?
Дрянь! Интерес важен! — И, обращаясь к нам обоим, с упреком
продолжал: — А все потому, что кровь не терпит. Горячка взяла.
Видать, характера мало.
— Оно и впрямь так,— печально согласился Егор.— Ну, что
ж... Пойдем карасей в калюге ловить. - И уже более твердым
голосом — Мы еще эту верзилу закрючим, непременно подцепим. Уж
тогда не уйдет!
К полудню мы возвратились к месту нашей стоянки. Егор
поплыл на челноке проверять жерлицы и вскоре возвратился с
богатым уловом. Из десяти расставленных жерлиц только на трех
караси были помяты, видимо — брались маленькие щучки, накололись
и бросили наживку. С остальных же Егор снял щук, в каждой не
менее двух килограммов. Таков был наш улов. Правда, это было в
конце мая, во время жора, но на Неруссе всегда что-нибудь да
клюет. Но самой лучшей порой следует считать вторую половину
августа, весь сентябрь и первую половину октября. В это время
неуемно хватают наживку лещи, язи, окуни. Стоят сухие, светлые дни,
комары исчезают, в окрестных селах много фруктов, овощей, а в
лесу — грибов, ягод. Пойма Неруссы богата дичью. Нередко совсем
рядом с тобой плюхнется на воду кряква или чирик. На
брусничниках жируют тетеревиные выводки. Можно успешно сочетать
рыбную ловлю с охотой.
Привлекательна Десна, но Нерусса несравнима с ней и по своей
красоте и по рыбному изобилию. Отдых на ее берегах полон радости
и покоя. И кто хоть раз побывал на тихих плесах этой реки, тот на
всю жизнь сохранит приятное воспоминание и неодолимое влечение
к живописным ее берегам.
А. Фирсов
ЗОРИ НА СЕЙМЕ
етыре лета провел я на реке Сейм в
хуторе Золотухино, что в 40 километрах
от Курска. Крепко полюбилась мне эта
река.
И не то чтобы я, как
рыболов-любитель, был очень удовлетворен обилием
рыбы в реке или отменным ее клевом.
Совсем нет. Клев рыбы был посредственным. Красота природы
здешних мест — вот что покорило меня и заставляет теперь из года в год
с первыми теплыми днями вновь отправляться на Сейм.
174

Кажется, природа собрала всё, что было у нее самого
прекрасного, и щедрой рукой бросила все это в небольшой уголок Курской
земли. По берегу Сейма лежат пойменные заливные луга, от травы и
цветов которых исходит такой аромат, что с непривычки кружится
голова. За лугами тянутся холмы, во многих местах перерезанные
белыми, меловыми оврагами. Немного в сторону от них идет
возвышенность, сплошь поросшая смешанным лесом, где в начале лета
можно набрать кузовок земляники, а осенью — корзину белых
грибов. Часть лесного массива сбегает к самой реке. Здесь в ее
спокойных водах отражаются зеленые кроны могучих дубов, лип,
кленов. Если переплыть на лодке на ту сторону реки и подняться на
невысокий бугор, то сразу окажешься среди громадных, в два
обхвата, плакучих ив, которые действительно плачут, роняя с листьев
своих излишки влаги, обильно поднятой корнями. Клены, осины
и совершенно не виданной высоты и мощи ольха своими
сомкнувшимися кронами совершенно заслоняют солнце и создают внизу
полумрак и прохладу. Разросшийся кустарник так перепутался с
ежевикой и высокими травами, что местами лес сделался непроходимым.
Примерно в середине его, на расстоянии 1,5—2 километров от
Сейма находится лесное озеро Рахоль. Ширина озера местами до 80
метров, длина до 1,5 километров. Рыбы здесь — как в котле с ухой.
Щука, лещ, килограммовый карась, плотва и окунь в изобилии
водятся в этом изумительном по красоте озере. Но на удочку ловятся
только плотва и окунь, и то лишь осенью: слишком много здесь
корма, слишком сыта рыба...
Но вот я снова на берегу Сейма. Тихо и плавно катит он свои
волны навстречу красавице Десне. Глухо шепчут о чем-то прибрежные
камыши, дергается, как поплавок при поклевке, лежащий на воде
лист кувшинки. Это внизу, около дна, не торопясь облизывает
стебель лентяй —линь... Вот зашевелились верхушки куги. Кто-то
выбирается из куговой чащи на видный простор. Показалась темная
головка с двумя желтыми пятнами по сторонам. Это собрался
переплыть через реку уж. Попробуйте попугать его чем-нибудь!
Храбрец — ничего не боится: сейчас же остановится, примет
воинственную позу и быстро-быстро заработает своим раздвоенным языком,
словно предупреждая, что он вовсе не уж, а самая настоящая змея,
с которой опасно шутки шутить.
Выбираю место, где меньше куги и кувшинок. Закидываю свои
удочки и некоторое время внимательно наблюдаю за неподвижно
лежащими на воде поплавками. Но долго так просидеть не удается.
Жизнь, ключом бьющая и на обоих берегах реки, и в воздухе, и на
воде, заставляет отвести глаза от поплавков. Как челнок, снует
с берега на берег маленькая птичка кулик-перевозчик, опускается
на прибрежный песок красавец-петушок-удод и, часто помахивая
своим гребешком, спешит куда-то по своим, наверное, очень важным,
делам. Вот плавно, не торопясь, делая временами резкие движения
в сторону, полетели речные чайки, а навстречу им пронеслась
стайка уток. Свист, гомон и щебетание птиц раздаются со всех сторон.
175

Но вот раздались совсем особые трели. Конечно, это он,
знаменитый курский соловей! Его сладостные рулады напоминают о том,
что началась вечерняя заря и рыболову надо держать ухо востро...
Вот откликнулся второй, третий, четвертый. Целый ансамбль
лучших певцов природы начал свой вечерний концерт.
Нет у рыболова лучшего друга в мире пернатых, чем соловей.
Всегда вместе встречают они утренние и вечерние зори...
Но соловьи не напрасно предупреждали о начале клева.
Заглядевшись по сторонам, заслушавшись, я не заметил, что одного из
поплавков на поверхности воды уже нет. Спохватился тогда, когда
задергался кончик удилища. Подсекать теперь нет необходимости,
просто вытаскиваю глубоко заглотавшего крючок окуня.
В Сейме водится всякая рыба: сазан, лещ, сом, судак, щука,
плотва, густера, голавль, красноперка, окунь, линь и налим.
Таков далеко не полный перечень рыбьего населения реки. Здешние
щуки отличаются особенной свирепостью и жадностью. Мне
приходилось быть очевидцем того, как они у самых ног рыболова,
буквально на глазах, разрывали опущенные в воду садки с рыбой. Однажды
при ловле с лодки, я поймал двух плотвиц и, надев их на кукан,
опустил в воду. Через некоторое время у борта лодки раздался всплеск.
Догадываясь — в чем дело, быстро вытаскиваю кукан... вместе со
щукой, схватившей плотву. Любопытно, что довольно долгое
время я держал кукан в поднятой руке. Лишь через несколько секунд
конвульсивно сжатые челюсти щуки разжались и она упала на дно
лодки.
Но, как я уже сказал ранее, при ловле на удочку рыба не
слишком баловала меня уловами. Случалось вытаскивать голавля или
сомёнка до килограмма весом; попадались полукилограммовые
плотва, густера и подлещики, иногда за зорю удавалось вылавливать
до тридцати штук разной более мелкой рыбы, но все это, конечно,
не уловы для реки, где в изобилии водятся пудовые сомы, крупные
сазаны и щуки. Недостаток крупной рыбы при ловле на удочку
иногда восполняли ночные донки. Попадались в основном соменки
и голавли, до трех килограммов весом. Особенно часто — соменки.
Не проявляя большого интереса к этому виду ловли, я занимался
ею лишь тогда, когда на обычную удочку рыба ловилась плохо.
Так и довольствоваться бы мне небольшими уловами на удочку, да
иногда отдельными крупными экземплярами рыбы на ночных
донках, если бы не одно обстоятельство.
Весной 1958 года я остановился в хуторе Александровском,
примерно в 2-х километрах от Золотухина. Здесь не лишне сказать,
что весь отрезок Сейма от деревни Авдеево до Успенки является
угодьем Курского общества «Рыболов-спортсмен» и им охраняется.
Хутор Александровский считается сазаньим местом, и я решил
переключиться на ловлю сазанов. Здешние рыболовы, если хотят
добиться серьезного успеха, делают себе «сижу» или «приваду», как
ее называют здесь. Для этого, начиная от берега, по направлению к
середине реки вбивают колья на расстоянии 10-15 сантиметров
176

друг от друга. Этот частокол доводят до 2 — 3 метров длины, затем
закругляют, делают в один метр по ширине, снова закругляют и
ведут обратно к берегу. Колья оплетаются ветками ивы, орешника или
черемухи. Создается, таким образом, нечто подобное большой
корзине без дна. Корзина эта заполняется ветками, землей и камнями,
до тех пор, пока они не выйдут на поверхность и не образуют
маленький полуостровок, на 2 — 3 метра вдающийся в реку. «Сижа»
готова. Теперь рыболов со всеми удобствами может удить рыбу,
приваживая ее к этому месту. По существующему здесь неписан-
ному закону, никто без разрешения владельца «сижи» не сядет на
его место.
Построил себе такую же «сижу» и я, начал приваживать к ней
рыбу. Делал я это так: пареные горох и пшеницу смешивал с пылью
жмыха, добавлял к ним навозной земли вместе с мелкими
навозными червяками, тщательно перемешивал и лепил из этой массы шары
с кулак величиной, которые и разбрасывал около своей «сижи».
Делал это аккуратно два раза в день утром и вечером, вне
зависимости от того, ловил ли рыбу в этот день или нет. Я знал, что клев
сазана должен начаться примерно во второй половине июля, но
бросать приманку начал уже в июне месяце.
Лето 1958 года выдалось исключительно капризное. Жаркие
дни быстро сменились прохладными, приносившими с собой
затяжные дожди. Река мутнела, вздувалась, заливая рыбацкие «сижи».
Клев прекращался. Приходилось несколько дней ждать, пока спадет
и посветлеет вода. А к тому времени вновь начинались дожди и опять
все шло сначала.
Вот уже прошел и июль месяц, а сазан еще и не думал клевать.
Попадались иногда голавли или подлещики, попадались окуни и
плотва, а настоящей ловли все еще не было. На соседней «сиже»
рыболов приспособился ловить плотву, подлещиков и густеру
на пареную пшеницу, в проводку. В иные дни он вылавливал по
нескольку килограммов рыбы. Я, конечно, завидовал ему, но,
решив охотиться на сазанов, упрямо продолжал ловить на горох со дна.
Так в надеждах и разочарованиях прошла первая декада августа.
Одиннадцатого числа, как всегда, в пять часов утра я уже сидел у
реки и внимательно наблюдал за поплавками. Не рассчитывая что-
либо поймать в только что пошедшей на убыль воде, я даже
подсачка с собой не взял. Что будет, если именно сегодня возьмет, наконец,
долгожданный сазан? Увидев, что на соседней «сиже» удит рыбу
Вася — один из деревенских мальчиков,— я решил, что в случае
чего попрошу его сбегать за подсачеком в деревню.
Дальше все пошло, как в сказке. Словно по щучьему велению,
по моему хотению, один из поплавков окунулся, вынырнул и снова
окунулся. Подсекаю, и с замиранием сердца чувствую на удочке
непривычную тяжесть. Пока Василий бегал в деревню за подсачеком,
я водил сазана. Он оказался не таким уж большим — всего полтора
килограмма. Не прошло и десяти минут, как последовала вторая
поклевка. На этот раз на крючке ходил лещ. Подтягиваю спокойно

лежащую на воде «сковороду», подсачиваю, вытаскиваю из воды,
но вдруг, шпагат, которым на конце был связан подсачек,
развязывается, и лещ, обрывая лесу, летит обратно в воду. Кстати
сказать, это был первый и последний лещ, взявший у меня на удочку
в этом сезоне.
На следующий день, вечером, мне изрядно пришлось повозиться
с почти четырехкилограммовым сазаном, прежде чем он был взят в
подсачек, на этот раз крепко завязанный капроновым шнуром.
Начавшийся затем дождь на два дня прекратил ловлю. После
дождя, несмотря на холодную погоду и сильный ветер, поднявший на
реке довольно крупную волну, я уже сидел с удочками, хотя и был
почти уверен, что в такую погоду ничего не поймаю. И
действительно, весь вечер мои удочки простояли неподвижно. Но вот, когда я
уже подумывал о том, чтобы идти домой, один поплавок плавно
опустился. Подсекаю и вытаскиваю... пустой крючок. Нацепив новую
горошину, забрасываю опять. Проходит минут двадцать, следует
вторая поклевке. Подсекаю и чувствую, что эту рыбу мне не
оторвать от дна: крючок — как в колоду вонзился. Всего две секунды
сохранялось это положение. Затем последовал такой силы рывок, что
сразу затрещало на стыках удилище и, как струна, запела леска.
Сердце учащенно бьется, но сознание работает четко. Теперь нужно
создать такое напряжение в лесе и в удилище, которое принято
называть предельным, т. е. чтобы удочка трещала, но не ломалась,
чтобы леска пела, но не рвалась. Если рыбак не сумеет этого сделать —
прощай рыба!
Крепко прижимаю леску пальцами к удилищу, леска бежит и
режет пальцы, но в пылу борьбы боли не чувствую. Рыба «жмет»
прямо к противоположному берегу. С беспокойством поглядываю
на вертящийся барабан катушки — там всего 30 метров лески
0,5 и запас ее катастрофически убывает. Если я не заставлю рыбу
потерять хотя бы часть своих сил, она, когда кончится леска, с ходу
порвёт ее... Вот барабан повернулся последний раз и
остановился. Судя по продолжающемуся напору рыбы, она еще
достаточно сильна. Удилище опускается все ниже,
вытягивается в одну линию с леской... Сейчас конец всему! В отчаянии, с
силой дергаю удилище на себя и вверх. Кажется, это спасло
положение. Очевидно, почувствовав резкую боль от крючка, рыба
остановилась, круто повернула назад и пошла к моему берегу. Подойдя
почти вплотную, она вдруг снова с прежней силой пошла к
противоположному берегу, на этот раз несколько наискось, вправо.
Снова замирает сердце, снова одолевают сомнения — выдержит
ли снасть напор такой силы.
Все же, когда рыба вторично выбрала всю леску, я почувствовал,
что она уже устает. С большими усилиями поворачиваю ее назад,
медленно, но верно тяну к берегу. Еще пару кругов, и из воды
показывается темная спина с плавниками. Теперь сомнений нет —
передо мной большой красавец сазан. Хотя он и сильно измучен, мне
еще довольно долго не удается поднять его голову над водой, чтобы
17S

дать ему вдохнуть воздуха. Рядом со мною с подсачеком в руках
стоит рыболов с соседней «сижи», прибежавший на помощь. Вот он
ловко подхватил вконец измученного сазана в сетку и потащил его
на берег подальше от воды. Откуда-то набежали мальчишки,
подошли взрослые. У меня всё еще дрожали руки и ноги от пережитого
волнения и усилий. Продолжать ловлю я был не в состоянии.
Возвращение домой превратилось в триумфальное шествие.
Один из мальчишек нес на веревке через плечо сазана, хвост
которого бил ему по ногам. Рядом шел я. Нас окружала целая толпа
ребятишек и взрослых, с восхищением разглядывавших громадную
рыбину. Дома мы ее взвесили. В сазане оказалось 8 кг 200 гр. В эту
ночь я долго не мог уснуть, несколько раз вскакивал с постели,
с электрическим фонариком выходил на терассу, где был подвешен
сазан, и все говорил: «Нет, такую громадину невозможно поймать
на удочку!..».
В дальнейшем, за вычетом непогожих дней, клев продолжался
ежедневно. Я поймал одного шести- йодного пятикилограммового
сазанов и несколько штук по четыре килограмма весом, не говоря о
менее крупных. Теперь я был уже опытным «карпятником», как
здесь принято называть рыболовов, имеющих дело с сазанами. С
попавшимися на крючок сазанятами до двух килограммов весом я
обращался, как с рядовой плотвой, порой вытаскивая их даже без
помощи подсачека. Окружающие меня ребята в таких случаях,
очевидно учитывая мои прошлые «заслуги», говорили: «Ну, это
мелочь!».
Удивительнее всего было то, что за все это время у меня не было
ни одного схода рыбы. Только один раз, когда большой сазан
сильно тянул леску, в вертящийся барабан катушки попала пола моего
плаща, затормозившая барабан. Этого было достаточно: через
секунду я вытаскивал из воды обрывок лески.
Через две недели клев на горох прекратился, зато сазан начал
усиленно брать на вареный картофель. Еще через неделю
прекратился клев и на эту насадку - теперь уже окончательно, до
следующего сезона. Несколько дней продолжал я безрезультатно ловить
на горох и картофель и, наверно, долго еще продолжал бы так
делать, если бы не один интересный случай.
Как-то, решив идти домой, я начал сматывать удочки.
Накручивая на катушку леску, я почувствовал вдруг резкий рывок и после
непродолжительной борьбы вытащил взявшую на картофель щучку.
Случай по этим местам не удивительный. Я сам был очевидцем
поимки на картофель щук, судаков и голавлей. Объясняется это
наверное тем, что при вытаскивании из воды белого кусочка
картофеля хищник, приняв его за мелкую рыбешку, бросается на него и
засекается на крючке. Как бы ни было, поимка щуки навела меня на
мысль переключиться на хищников.
После соответствующей переделки ставлю одну удочку на
живца. Результаты не замедлили сказаться: один за другим попались
два судачка. Накануне отъезда в Москву я переделал «на живца»
179

все три удочки. На реку пришел в 10 часов утра. Быстро поймал
довольно крупных плотичек и использовал их как живцов. В 11
часов кончик одного удилища нырнул в воду. Поставленный на
тормоз барабан катушки затрещал. Некоторое время отпускаю
леску, затем подсекаю. Следует сильная потяжка, от которой
катушка сразу оказывается наполовину размотанной. Придя в себя,
начинаю тормозить, прижимая леску к удилищу пальцами. В голове
бьется мысль: «Если это щука, то сейчас перекусит леску». Хоть
бы успеть посмотреть — кто там попался! Как бы подчиняясь
моему желанию, на середине реки в воздух великолепной свечкой
выскакивает крупная рыбина. Эта щучья повадка мне знакома. До
самой воды опускаю конец удилища. Удар щуки по натянутой леске
не получился. Довольно быстро она выдохлась и послушно пошла к
берегу. Багра у меня нет, подсачек маловат и не прочен для такой
рыбы. Кое-как «впихиваю» щуку в подсачек, ложусь на «сижу» и
обоими руками за ободок подсачека вытаскиваю щуку на берег.
Теперь мне ясно, почему она не перекусила леску. Крючок вонзился
в угол пасти, и леска не могла попасть на острые щучьи зубы.
Буквально через несколько минут одна из удочек изогнулась
влево. Сильно затрещала катушка. Взяв в руки удилище, я сразу
почувствовал, что на крючке еще более сильная рыба, чем только
что пойманная. Попытки тормозить не удались: бегущая леска
резала пальцы, несмотря на включенный тормоз, барабан катушки
бешено вертелся, ручки его больно били по пальцам. Правда, на
катушке было 60 метров лески 0,6, и я мог надеяться, что когда вся она
размотается, рыба все-таки значительно утомится. И все же, когда
сошли последние кольца лески и барабан остановился,
последовал такой толчок, что я едва не потерял равновесия.
Катушка сдвинулась вперед и стала свободно ерзать на удилище. Работать
ею было уже невозможно. К счастью леска оказалась настолько
прочной, что выдержала такой удар.
Начинаю выбирать леску руками, стараясь возможно
аккуратнее укладывать ее у своих ног. Еще несколько сильных потяжек, и
рыба пошла к моему берегу. Метрах в двадцати от «сижи» она
вошла в прибрежную траву и остановилась, с явным намерением
отдохнуть и набраться сил. Нет, это отнюдь не входит в мои планы!
Быстро закрепляю катушку на удилище и, держа в постоянном
напряжении леску, иду по берегу к месту, где запуталась в траве
рыба. Рывком вытаскиваю ее из травы на чистое место. Она вновь
уходит в траву, на несколько метров правее. Теперь видно, какое
«бревно» я подцепил на крючок. Нельзя медлить ни минуты. Нужно
вытаскивать щуку. Но как это сделать, когда подсачек лежит на
«сиже» метрах в пятнадцати отсюда? Не ослабляя натяжения лески,
осторожно разматывая барабан, возвращаюсь на «сижу». Новое
осложнение. Обе руки заняты удилищем и катушкой. Как нести
подсачек? Зажимаю его между ног и, еле передвигаясь, иду по берегу.
Снова с силой тяну. Слышно, как обрываются в воде стебли
растений. Наконец у берега показывается щука, опутанная травой
180

Подвожу подсачек с головы, захватываю им свою добычу и волоком
тащу на берег. Вот теперь можно и отдохнуть!
Через некоторое время измученный, но счастливый я
возвращался домой. Снова меня окружили ребятишки. Двое из них вели
велосипед, нагруженный большим мешком, в котором лежали обе
щуки. В первой из них оказалось восемь килограммов, во второй —
десять килограммов 300 граммов живого веса.
А еще через день я прощался с Сеймом.
Сейчас на дворе зима. За окнами снег и метель. За столом
собрались родные и знакомые. Идет разговор на волнующую тему — об
итогах рыболовного сезона 1958 года. Я рассказываю гостям
историю моих удач на Сейме. В глазах некоторых скептиков я читаю
плохо скрытое недоверие. Выкладываю на стол свои вещественные
доказательства: чешуйки от восьми килограммового сазана, каждая из
которых по размеру в полтора раза больше пятикопеечной монеты,
первый луч спинного плавника того же сазана с двумя рядами
острых пилок; боковые зубы щуки, напоминающие по размерам
собачьи клыки...
Скептики умолкают. Я удовлетворен.
черами возится с блеснами и мормышками, рассматривает карты,
намечает свой летний маршрут.
Так прошлой зимой обдумывал я свое летнее путешествие,
соблазняясь то Окой, то Селигером. Но в критический момент,
уступая настояниям жены, пришлось изменить планы и отправиться
отдыхать в родные места, под Уфу.
Далекие детские годы сохранили смутные воспоминания о
быстрой многоводной реке, песчаных мелях, где когда-то босоногий
мальчишка удил окуней и сорожку. Река Белая когда-то славилась
рыбой. Я это хорошо знал. Беда лишь в том, что за последние годы
заводские сточные воды и ухищрения браконьеров обеднили реку.
...Дорога от Москвы до Уфы, а затем до родного села Кушнарен-
ково (60 км от Уфы) не показалась особенно длинной. Июльским
утром, преобразившись в того самого босоногого мальчишку, я с
замиранием сердца следил за поплавком, направляя его то в тишь
знакомой заводи, то на быстрину. Но улов не порадовал. Клевали,
Л. Юрьев
НА ОЗЕРЕ ОКРАШ
оют февральские метели, клубит по
полям поземка, а рыбацкое воображение
уже рисует тихие речные омуты,
накрытые тенью ольхи, или бескрайнюю
озерную гладь. И, забыв о посвисте метели,
седовласый человек долгими зимними ве-
181

да и то с большим разбором, окуньки, сорожка, изредка небольшие
подлещики. В детстве налавливал, бывало, куда больше, хотя на
удочке и была вместо сатурна суровая нитка. Так три дня напрасно
испытывал я счастье на реке Белой, а затем по совету
доброжелателей-односельчан переселился на озеро Окраш. Это переселение
сулило известные неудобства. Предстояло, простившись с родными,
спуститься по реке километров на девять и поселиться в маленьком
домике бакенщика, чтобы оттуда ежедневно перебираться на озеро.
Это еще полтора-два километра вниз по реке до того места, где
высокий берег отделяет реку от озера.
На целых шестнадцать километров тянется озеро узкой
полоской, окаймленное с одной стороны тучными заливными лугами, а с
другой — сосновым бором. Как знать, может быть, именно красоте
своих берегов озеро Окраш обязано своим названием.
Дела на озере пошли куда лучше, чем на реке, а это искупало все
неудобства нашего быта. Впрочем, пользуясь отсутствием дождей,
мы в скором времени неплохо устроились, сменив тесноту домика
бакенщика на привольное житье в шалаше на крутом берегу озера.
Спиннинг не принес удачи: два дня попыток, а в результате —
всего три окуня весьма скромных размеров. Гораздо лучше пошло
1S2

дело, когда в ход была пущена... обыкновенная зимняя удочка.
Стоило отъехать в долбленом челне на 3—4 метровую глубину, опустить
мормышку, наживленную червем, и поклевки, как правило, не
заставляли себя ждать. Ловились окуни, красноперка, плотва,
подлещики. Рыба попадалась некрупная, но зато в таком изрядном
количестве, что мои уловы кормили с успехом две семьи. В среднем
ежедневно можно было наловить 6—8 кг, но бывали случаи и пудовых
уловов. Местные жители, в том числе и мои племянники, навещавшие
нас по воскресеньям, удивлялись этому, столь простому, но доселе
незнакомому для них способу ловли. Они тут же осваивали его,
изготовив самодельные мормышки и удочки. Мормышками они
выручали и меня, так как московских запасов хватило ненадолго.
Однажды случилось так, что за одно утро я имел восемь обрывов лесы.
Моими мормышками заинтересовалась рыба покрупнее прежней.
Прочной лесы с собой не было, а азарт брал своё. Только один
раз удалось поднять рыбину до борта лодки и посмотреть на
огромного леща, который тут же оборвал лесу и ушел.
Обыкновенной летней удочкой я тоже пробовал ловить. Клев был
неплохим по краям береговых зарослей, где глубина не превышала
двух метров.
Объезжая на лодке береговые заросли, я каждый раз наблюдал
вспуганных мною щук. Если не видел их самих, то угадывал по
всплескам. Озеро, как я убедился, изобилует ими. Богато оно и судаком. Это
обстоятельство заставило меня извлечь из рюкзака кружки —
напутственный подарок московского приятеля. Признаться, я никогда не был
поклонником кружков и имел весьма малый опыт обращения с ними.
Об этом мне вскоре пришлось пожалеть... С насадкой для кружков
оказалось не просто: плотва и окуни ловились без труда, но их
размер значительно превышал «узаконенные» живцовые размеры.
Пришлось ловить на рыбок не менее 80—100 граммов весом. Первые
дни особенным успехом не порадовали. Однако потрудиться все-
таки было из-за чего. Ежедневно попадались две-три щуки, но
каждая из них весила не менее двух-трех килограммов. Видимо моими
живцами мелкие щуки соблазняться не решались. Жена кружками
была очень довольна по той причине, что ежедневная чистка мелкой
рыбы ей порядком уже надоела.
Позднее, когда удалось определить места обитания крупной
щуки и особенно судака, а сам я более или менее натренировался в
правильном определении спуска и в умении быть поворотливым при
поклевках,— уловы мои возросли. К тому же у меня появился
помощник—десятилетний Коля, сын гостеприимного бакенщика
Петра Леонтьевича. Страсти к рыбалке у парнишки было хоть отбавляй,
а в искусстве ловить на мормышку он скоро перещеголял меня. Жаль
было только будить его по утрам. Да и впечатлителен был мальчик:
вскакивал по ночам, бредил щуками. А бредить, кстати сказать, было
чем! В один из дней, например, который запомнился нам раскатами
грома и ливней, перевертки следовали одна за другой. За три часа
было ровно 20 переверток, а мы, к стыду нашему, перевалили через
183

борт всего три рыбины: две щуки и судака. И тем не менее наш улов
весил ни много ни мало 13 килограммов. Но взволновала нас не та
рыба, что лежала в лодке, а та, которая ходила на кругах при выва-
живании, изрезала нам лесками руки и вывела из строя шесть
кружков, изорвав крепкие капроновые шнуры. Тут, конечно,
виноваты не только лесы, но и наша горячность, неопытность. После такой
рыбалки ноги и на берегу не чувствуют себя твердо.
В тот же день довелось нам увидеть и такую картину.
Кувыркаясь и перевертываясь с боку на бок, блистая чешуей, на поверхность
всплыл полукилограммовый подлещик. У подлещика не было
хвоста... Причина стала понятна, когда вслед за жертвой из
глубины появилась огромная щука, но, испуганная нашим присутствием,
убралась восвояси.
К чести уфимцев, надо сказать, что за последние два-три года они
сумели навести некоторый порядок на своих реках и озерах. Заводы
прекратили в значительной мере спуск сточных вод, стал
преследоваться до того очень распространенный браконьерский лов
неводами и сетями. Этим можно объяснить появление леща и судака в
реке Белой и даже стерлядки, которая постепенно поднимается вверх
по реке, как бы заново обживая ее. В озерах, по свидетельству
местных жителей, рыбы тоже становится больше. Весной и осенью
спиннингисты из Уфы и Бирска имеют на Кушнаренковских озерах
отличные уловы. Местные любители успешно ловят в различное время
года щуку и окуня на зимние блесны.
А что касается меня, то я с большим удовольствием вспоминаю
свою прошлогоднюю летнюю рыбалку. С приближением летних
дней воображение все чаще уносит меня снова к берегам Окраша.
А. Ионин
ЗА КУМЖЕЙ
(Путевой очерк)
В ДОРОГЕ
енинград — Петрозаводск — Мурманск —
Печенга. Потом еще несколько десятков
километров по тундре на «газике». Путь
не близкий и не легкий. Зато впереди
почти две недели отдыха в мире
девственной природы Заполярья.
Дорога здесь, что на Кавказе: подъемы, спуски, крутые
повороты. Всюду сопки и озёра. То и дело дорожные аншлаги
«Внимание!», «Крутой спуск!».
1 84

Сколько здесь озер! Они синеют и справа и слева от дороги:
то круглые, как чаши, то такие длинные, что не отличишь от реки.
Многие из них связаны между собой быстрыми ручьями. Вода
во всех чистая, с голубоватым оттенком.
Проезжаем город юности — Заполярный. Всего год тому назад
здесь были только полуголые сопки, а сейчас город растет на
глазах. Уже построены: клуб, многоэтажные жилые дома, магазины,
баня, парикмахерские. Работает почта, радиоцентр. Город строит
молодежь, много тут ленинградцев. Куда ни глянешь — везде
техника: вереницы тяжелых автомашин-самосвалов, экскаваторы,
бульдозеры... Пройдет немного времени, и новый город вступит
в строй.
Лето нынче необычайно порадовало местных жителей теплом.
Сентябрь моросил дождем, но иногда по-летнему прорывалось
и пригревало солнце. Впрочем, погода для рыбаков-любителей —
не препятствие. «Пусть хоть камни с неба падают...» — любил
шутливо выражаться мой напарник — полковник в отставке
Дмитрий Федорович Чугунов.
И действительно, что может остановить спиннингиста, если
впереди неизведанные водоемы, изобилующие кумжей, деликатной
форелью и хариусами!
Еще немного пути — и мы у цели.
— Дальше ехать некуда,— говорит Дмитрий Федорович, когда
мы уперлись в полосатый шлагбаум у самой реки.
НА РЕКЕ ПААТСО-ЙОКИ
Мы на одной из рек Крайнего Севера. Где мирно, величаво,
где бурно и капризно несет свои воды в океан река Паатсо-Йоки.
В долинах она разливается, образуя тихие, спокойные плесы, а
там, где сопки теснят ее, она рвется вперед стремительно, бурно.
Куда ни глянь — всюду огромные камни: на берегу, на
перекатах, на дне глубоких омутов. Они же — причина метровых
бурунов, причудливых завихрений и больших водопадов.
Заходим на мостик, висящий на стальных тросах над самым
водопадом. Он раскачивается от наших шагов. Вода под ногами
несется и падает с таким шумом, что на сотню метров вокруг ничего
не слышно. Стоять на мостике страшновато, с непривычки кружится
голова...
Мое внимание привлекает набросанный кем-то небольшой
холмик земли на берегу. Вопросительно показываю на него рукой
Дмитрию Федоровичу.
— Изыскатели,— кричит он мне на ухо.— В скором времени
на этом месте развернется строительство еще одной мощной
Борисоглебской гидроэлектростанции. Место, можно сказать,
историческое.
Вдруг мы замираем от неожиданности. Из самой стремнины,
где вода бурлит и пенится, словно в огромном котле, к нашим
185

ногам стремительно взвилась огромная рыба. За ней вторая, третья,
четвертая...
Торопливо хватаю спиннинг, но Дмитрий Федорович с усмешкой
грозит мне кулаком.
— Это семга — благородный лосось,— пояснил он мне потом.—
Она пришла на икрометание и прыгает через пороги, чтобы
добраться до верховьев.
Ловить здесь нельзя. Не успеешь и глазом моргнуть, как блесна
очутится на мели, в камнях. К тому же, в нашем разрешении на
лов кумжи было сказано о запрете ловли семги.
Распустив по течению лески без грузил и блесен для
раскручивания и полюбовавшись акробатическими прыжками лососей,
мы минуем шестиметровый водопад, идя по очень узкой,
осыпающейся тропе. Вверху — хаотическое нагромождение камней, они
буквально висят над головами. Слева — быстрина; оступись —
вода подхватит и унесет, как уносит пожелтевшие листья. Выходим
на плес. После бурного переката начинается широкий разлив.
Глубина все еще большая —3 — 4 метра, а во время прилива еще
больше.
Останавливаемся здесь, место должно быть рыбным.
ПЕРВАЯ КУМЖА
Седые облака оседлали вершины гор. Накрапывал дождь. Мы
оказались в большом котловане, стенками которого были высокие
сопки. Выбираем место посуше. Долой вещмешки, бушлаты...
Собираем сухой тальник, разводим костер. Он долго не разгорается.
Сжигаем кусок фотопленки. Сильная вспышка помогает. Готовим
спиннинги. Как указано в разрешении, привязываем к лесам белые
блесны. Большими, медными ловить запрещено, может схватить
семга.
На нас — выше колен резиновые сапоги, теплые ватные
безрукавки со множеством карманчиков. В каждом кармане свое: в
одном — блесна, в другом — грузики. Входим в воду и начинаем
забросы.
По первым же забросам сразу определяем: наши блесны легки,
идут поверху. Привязываем грузики. Стало лучше. Вот и первая
поклевка. Кто-то схватил мою блесну у самого берега, в тихом
колодце, образуемом камнями. С волнением подматываю лесу.
И... первое разочарование: схватила щука, которых полно и у нас
под Ленинградом. Приглядываюсь к пойманной. Нет, у нас не такие:
здесь щука голубоватая, под цвет воды. Особенно голубая у нее
пасть. «Маскировка хищника»,— сообразил я.
Кидаю за середину реки, ближе к противоположной стороне,
под самый «буек». Разведую блесной дно реки. Оказывается там —
начало глубокого, постепенно расширяющегося подводного
оврага, усеянного по дну камнями. Сам овраг переходит в
ковш-котлован. Разведка стоила мне блесны. Донные камни быстро проявили

свою весьма «неприличную, с их стороны» способность ловить и
глотать наши блесны. Даже небольшая задержка с подмоткой
вызывала быстрый снос блесны под камень и, естественно,—
зацеп.
Этот горький опыт заставил нас заняться рационализацией.
Дмитрий Федорович предложил весьма простой способ отдева
блесен. Сухая палка проволочным кольцом — восьмеркой —
привязывалась к лесе и пускалась по течению как можно дальше от
места зацепа. Образовывался угол. Легкое подергивание лесы на
себя почти всегда приводило к желаемым результатам, блесна
оказывалась спасенной.
Не успел я как следует привязать новую блесну, слышу
призывной крик Дмитрия Федоровича.
— Есть, сидит! — кричит он. Со всех ног спешу на помощь.
Издали вижу, как сильно перегнулось его удилище. «Видно,
не малая»,— определяю я. Рыбы еще не видно, она где-то в
глубине, на середине реки. Дмитрий Федорович «дает ей ход», держа
лесу в постоянном напряжении. Едва леса ослабевает, он
наматывает ее на катушку.
Но вот, что-то темное мелькнуло в воде и снова скрылось.
Я стою с багориком наготове. Дмитрий Федорович медленно
подматывает жилку. Сейчас рыба сопротивляется не так упорно, как
вначале. Однако у берега разыгралось самое интересное: рыба
пошла колесом. Опасный момент! Тут не зевай, чуть ослабил лесу —
уйдет.
Наконец, рыба как будто смирилась. Она спокойно выходит
на отмель. Нагибаюсь, стараясь нацелиться и забагрить рыбу.
Но не тут-то было: следует сильный рывок, трещит тормоз катушки,
рыба снова где-то на середине реки. Это был последний рывок.
Чуть позже, не применяя багорика, я извлек рыбу из воды за жабры.
На кукане — первая четырехкилограммовая кумжа. Теперь
можно и за чаёк приняться, обсудить первые события,— решаем
мы, возвращаясь к весело потрескивающему костру.
„НЕЗАКОННАЯ" ХВАТКА
Странно, дома я выпивал один, самое большое — два стакана
чаю, а здесь мы выпили полный котелок. Просторно рыболову на
реке! Отдохнули, и снова за «работу». Дмитрий Федорович встал
на то самое место, где не безуспешно хлестал до этого. Упорный
он человек. «Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь»,—
вслух считал он свои забросы.
Я встал метров на пятьдесят правее его, ниже по реке. И вот
случилось то, чего, откровенно говоря, мы побаивались. Снова
я услышал крик Дмитрия Федоровича. Кричал он взволнованно
и громко. Подбегаю и по лицу напарника соображаю: уж не
тюлень ли взял? Утром, когда мы пришли на реку, тюлень, не обращая
внимания на нас, долго играл в воде.

Дмитрий Федорович едва сдерживал лесу. Что-то с большой
силой рвало у него ее из рук. Когда на катушке от ста метров жилки
осталось метров десять, ему удалось затормозить наглухо. Жилка
зазвенела от натуги, как струна. Выждав минут десять Дмитрий
Федорович осторожно начал подматывать лесу. Она шла медленно,
но все же поддавалась. Затем все произошло так неожиданно и
быстро, что мы потом долго стояли в растерянности. Метрах в десяти
от берега свечкой взметнулась вверх огромная рыбина. Что-то
свистнуло и больно ожгло мне руку...
Это была семга килограммов на двадцать пять — тридцать.
Сделав свечу, она с силой освободилась от блесны. Сорвавшись
с жилки, блесна сильно ударила меня по руке.
Произошла незаконная хватка. Ведь семге не прикажешь,
какую рыбу хватать! И все же, чтобы быть «от греха подальше», мы
ушли с этого опасного места.
УХА ИЗ ХАРИУСОВ
На следующий день мы решили «отдохнуть». Взяв с собой
легкие, одноручные спиннинги, облегченные катушки с жилкой 0,5 мм
и накопав червяков, мы облюбовали место чуть повыше переката.
Осторожно, маскируясь камнями, подходим к берегу. По воде то
и дело расходятся круги. Самой рыбы, как я ни присматривался
увидеть не удавалось. Кто-то буквально слизывал комаров с
поверхности воды.
...Маленькая, пестрая, под форельку раскрашенная, блесна
со свистом летит метров на 30—40 вниз по течению. И тотчас
чувствуется сильный удар — рывок. Кто-то сидит на якорьке. Взяла
какая-то небольшая, но сильная, упорная рыба. Подтягиваю к
берегу: рыба белая, серебристая, с большим верхним плавником.
— Хариус,— поясняет Дмитрий Федорович.
Я, признаться, вижу эту рыбу впервые и с интересом
разглядываю ее, медля поднять ее с отмели. Эта оплошность пошла на
пользу моему первому в жизни хариусу. Он, конечно, сорвался.
Между прочим, Дмитрий Федорович выудил уже трех, каждый
из них был граммов по 300.
Быстро начавшийся клев хариусов так же быстро и закончился.
Переключаюсь на удочку. Насаживаю красного червяка и
забрасываю наживку на грань быстринки. Спуск сантиметров 30, не
больше. Поплавок быстро понесся вниз и вскоре утонул. «Зацеп
что ли?» — соображаю я, пытаясь вытащить лесу. Но следует
рывок, второй... Кто-то сидит на крючке. Неторопливо вываживаю
рыбу. Снова неожиданность: на крючке сидит форель-пеструшка.
Невелика рыба, зато деликатная и быстрая в воде, как молния.
Вскоре над нашим почерневшим котелком вился приятный запах
ухи из хариусов.
1 88

ПО БЕРЕГАМ ОЗЕР
На четвертый день мы бродили по берегам небольших,
совершенно безлюдных и безымянных озер. Тут их много. Берега у них
довольно опасные: они «дышат» под ногами. Кое-где пройти нельзя
вовсе — бездонные окна. В двух случаях нам удалось обнаружить
под почвой ручьи, соединяющие озёра между собой. Вот почему
даже в небольших озерках водится рыба.
Вода в озерах чистая, как и в реке. И дно в них песчано-каме-
нистое. Здесь водится форель — рыба по стремительности и
осторожности не имеющая себе равных. На одном месте, как мы ни
старались, больше одной поймать не удалось. Пройдешь по берегу
еще метров сто — еще одна. Форель — не щука, заметит рыбака —
уйдет и больше не появится, не берет она и после срыва.
В тот день мы поймали одиннадцать форелей. Можно было
поймать больше, но спешить нам некуда. Впереди еще целая
неделя...
Суров, но по-своему красив и богат этот уголок Заполярья.
Рыбы, грибов, ягод — не выловить, не собрать. Оживает он сейчас,
этот далекий край: рядом с тропами лосей и оленей появляются
тропы советских геологов, геодезистов, топографов. Заглянешь
сюда года через два-три — не узнаешь его. Он развернет свои
неисчислимые богатства перед советским человеком.

ИЗ РЫБОЛОВНОЙ ПРАКТИКИ
А. Лапу тын
ИЗГОТОВЛЕНИЕ БЛЕСЕН
I. ИЗГОТОВЛЕНИЕ БЛЕСНЫ ПО ДАННОМУ ОБРАЗЦУ
а) Общие требования
ригинал и копия блесны должны быть
строго одинаковой формы. При
соответствующем наложении одной блесны на
другую их поверхности должны
полностью совпадать, вес их должен быть
одинаковым.
При однородном металле толщина их будет одинакова, а при
различных — толщина их будет обратно пропорциональна
удельному весу металла.
Внешняя отделка или окраска блесны может быть различной.
190

При изготовлении блесен необходимо соблюдать большую
точность. Блесны одинаковой толщины, изготовленные на одном и том
же штампе, но из различного по упругости металла могут
отличаться по форме. Небрежный и упрощенный
подход к делу приводит к искажению формы
блесны.
б) Обмер блесны и изготовление шаблонов
Ниже приводится метод, позволяющий, на наш взгляд,
наиболее точное построение блесны по имеющемуся образцу.
В качестве примера возьмем построение Кольской блесны.
Работу следует начинать с разметки блесны. На образце блесны,
начиная от ее головной части, наносятся по всей ее длине поперечные
деления (черточки), которые должны представлять проекции
равных отрезков, снесенных с линейки на блесну. В нашем примере
(рис. 1) длина каждого отрезка взята равной одному
сантиметру.
В местах, отмеченных черточками, и на концах, измеряется
ширина блесны с точностью в пределах штангеля. Замерив общую
длину блесны, делают чертеж блесны в плане со всеми ее
размерами (рис. 2, слева).
После этого кладут блесну выпуклой стороной вверх на
достаточно широкую линейку и в местах, отмеченных черточками,
делают промеры, характеризующие продольную ее выпуклость по
осевой линии вместе с линейкой. Один из таких замеров на рис.
2, в центре, обозначен буквами АБ, сюда входит и толщина линейки.
Вычитая из размера АБ толщину линейки, получим
интересующий нас размер СБ. Этот размер характеризует продольную
выпуклость блесны в данной точке, считая от плоскости линейки. Ряд
таких измерений во всех отмеченных местах позволит вычертить
продольный профиль блесны.
191

JIaqh Вид сбоку Поперечные раэръаы
Рис 2. Кольская блесна № 1: слева—план блесны, в центре — вид блесны
сбоку (профиль), справа — поперечные разрезы
Вторичные измерения блесны делают в тех же местах, но уже
без линейки, определяя поперечные изгибы блесны (размеры,
аналогичные ДБ на рис. 2, в центре).
На основании этих двухкратных промеров вычерчивают вид
блесны сбоку и примерные ее поперечные сечения.
Прокладка из листовой резины
"1
■4-
и
е г
1 3
3
U.
JJ
Щ
1 / -
а 6
Рас. 3. Гребенка для фи к сани л выпуклости блесны
а) продольный профиль, б; поперечный
192

Для облегчения работы по вычерчиванию изгибов блесны удобно
пользоваться простым приспособлением, которое представляет
собой гребенку с подвижными зубцами, перемещающимися в
вертикальном положении.
Гребенка делается из стальных иголок или булавок, зажатых
между двумя планками с прокладкой между ними листовой резины.
На одной из планок с внутренней стороны
делаются пропилы, в которые
вкладываются булавки. Глубина и ширина гнезд
(пропилов) делается немного меньше диаметра
булавок. Расстояния между булавками
берутся одинаковые. Чем чаще зубья
гребенки, тем точнее будут результаты.
При нажатии такой гребенкой на
блесну, булавки легко передвигаются вдоль
своей оси, фиксируя своими концами
кривизну блесны как в продольном, так и в
поперечном направлении (рис. 3). Положив
затем гребенку боком на лист бумаги,
отмечают концы булавок точками, по
которым вычерчивают профиль блесны.
На основании замеров и чертежей
делаются шаблоны, которые более точно
подгоняются по образцу блесны. На рис. 4
представлен один из таких шаблонов, на
котором имеется один продольный и ряд
поперечных изгибов блесны через каждые
10 мм, начиная от головной части. Кроме
основных шаблонов, иногда делаются
дополнительные для подгонки наиболее
характерных участков блесны, например —
формы закругления концов блесны и др.
Шаблоны изготовляются из жести или
листовой латуни толщиной 0,4—0,6 мм.
в) Выкройка или карта блесны
Выкройка блесны до штамповки будет п„ . ,„ л
к г J Рис. 4. Шаблон для про-
несколько отличаться от размеров блесны верки формы блесны
в плане.
Эта разница в большинстве случаев незначительна.
Определить заранее точные размеры выкройки затруднительно, так как
здесь играют роль и размеры блесны, и свойства металла, и
глубина штамповки. Поэтому размер выкройки подбирается опытным
путем: сначала делают выкройку по плану блесны (немного ее
увеличив); по выкройке вырезают и штампуют первый образец блесны.
Если эти размеры недостаточны, делают вторую выкройку
несколько больших размеров и вновь штампуют, сохраняя образец
7 Заказ № 3452
193

выкройки. Практически это увеличение составляет не более 0,2 мм
на каждые 10 мм погонной длины (или ширины) блесны в плане.
Проверка блесны производится шаблоном.
г) Изготовление пуансона
Для штамповки блесен в домашних условиях целесообразнее
всего изготовить пуансон из дюраля, однако простейший пуансон
можно изготовить и из дерева твердых пород — дуба, бука, клена,
и др.
Для выделки пуансона требуется брусок прямоугольной формы
из сухой, выдержанной древесины. Длина бруска берется около
Рис. 5. Последовательность обработки пуансона
100—130 мм, а размер торца — по размеру блесны. Торец
запиливается строго под угольник к граням бруска. На торце наносится
осевая линия у — у и вычерчивается план блесны (рис. 5-а).
Боковые стороны бруска затесываются на конус к очертанию блесны.
Сначала грубо топором, а затем уже стамеской точно по очертанию
блесны. На боковой поверхности, параллельно торцу наносится
кольцевая линия I — I — I (рис. 5-6). Расстояние от краев торца
до линии берется равным наибольшей выпуклости блесны, считая
от плоскости, на которой лежит блесна. На рис. 2-6 это расстояние
обозначено буквами СБ.
194

От этой кольцевой линии I — I — I вверх по вертикали
откладываются другие размеры, подобные СБ, которые
характеризуют продольный изгиб блесны. Эти размеры на рис. 5-6
обозначены точками 0, 1, 2, 3 8, 9, 10.
Размеры откладываются как с одной, так и с другой стороны
пуансона и соединяются общей линией.
По этой кривой линии обрезается вся плоскость торца. Эта
плоскость представляет продольную выпуклость блесны по осевой
линии. На плоскости обреза вновь наносится осевая линия I — II —
I (рис. 5-#), по которой проверяется продольный изгиб блесны.
Последняя операция заключается в придании пуансону
поперечной выпуклости блесны. Для этого на боковых сторонах пуансона
от верхнего обреза вниз откладывают размеры, характеризующие
поперечную выпуклость блесны. На рис. 2, в центре один из таких
размеров обозначен буквами ДБ (размеры, определяющие вид
блесны сбоку). Этот новый ряд точек соединяется линией / — /// — /
как с одной, так и с другой стороны пуансона.
Края торца срезают не ниже линии / — /// —1с подъемом к
осевой линии I — II — /, постепенно придавая пуансону форму
поперечного изгиба блесны.
При изготовлении пуансона по указанным размерам глубина
штамповки будет больше глубины блесны на величину, равную
ее толщине. Эта разница полезна и необходима: при штамповке
она компенсирует упругость металла. Окончательная доводка
штампа (пуансона) производится после получения первых образцов
блесны с проверкой шаблоном.
Для того чтобы пуансон не раскололся под ударами молотка
при штамповке, края верхнего торца округляются.
Деревянным пуансоном можно штамповать большинство
медных и латунных блесен толщиною до 1,5 мм. При необходимости
получить более толстые блесны, последние спаиваются из двух
более тонких. Пользуясь этим, можно изготовлять и двухцветные
блесны, спаяв две блесны из различного по цвету металла. По мере
износа пуансон исправляют.
Для штамповки толстостенных блесен, где имеет место не
только штамповка, но и вытяжка, необходим пресс и стальной пуансон.
Латунь и медь перед штамповкой отжигают. Операцию отжига
делают так: нагрев металл докрасна, его быстро погружают в воду.
После такой операции он становится мягче.
д) Матрица
Матрицу для штамповки можно сделать из свинца с примесью
сурьмы, пользуясь свинцом от старых аккумуляторов, а еще лучше —
из баббита.
В жестяной коробке расплавляют свинец, снимают сверху
нагар и отсветляют его поверхность присыпкой нашатыря в
порошке. Когда температура свинца будет близкой к застыванию,
7*
195

v Металлическая короОка
Рис. 6, Вид матрицы в разрезе
в него опускают деревянный пуансон. Немного подержав пуансон
в свинце, его вынимают, охлаждают слегка влажной тряпкой
и вновь опускают, не давая пуансону подгорать. Для меньшего
подгорания деревянный пуансон натирают графитом. После
остывания свинца пуансон вставляют
Свиней или баббит s
в матрицу и несколько раз
ударяют по нему молотком для
выравнивания матрицы (рис. 6).
Первые образцы блесен
делают из более тонкого металла,
после чего вносят коррективы в
пуансон и выкройку блесны.
Заглубление краев пуансона в
матрицу берется около 2—2,5 мм.
Это дает возможность
правильно разместить выкройку блесны
в матрице перед ее штамповкой. Верхнее отверстие матрицы в
соответствии с конусным затесом пуансона будет несколько
шире ее дна.
е) Соотношение частей блесны
Кроме общих размеров блесны, интересно знать и соотношение
различных ее частей. Эти соотношения весьма показательны для
каждой блесны и являются
как бы ее характеристикой.
На рис. 7 представлена
Кольская блесна с указанием
ее характерных размеров, а
ниже, в таблице, даны
соотношения ее частей. На
чертеже и в таблице приняты
следующие обозначения:
у — у — ось симметрии;
х — х — линия равновесия;
О — О — линия перегиба;
А — длина блесны;
Б — максимальная
ширина блесны;
Л — Л2 — т — п —
контрольные размеры;
б — толщина блесны —
1,8 мм;
Ф — наибольшая
выпуклость блесны, считая от
плоскости / — /;
С — площадь блесны в кв. см. (17,1);
Р — вес блесны в гр. (27,5);
у — удельный вес металла =8,95 (медь).
Рис 7. Характерные размеры кольской
блесны № 1
196

Соотношение частей Кольской блесны № 1
Соотношение частей
А:Б
Ф:А
Л: Л,
Величина соотношений
3,2
0 16
1,24
0,92
ж) Определение материала блесны по ее весу
Материал блесны определяется по его
удельному весу, а последний вычисляется
следующим образом. Если вес блесны в
воздухе будет Pj, а вес блесны в воде — Р2,
то, вычитая из Р| вес Р2» получим разницу
Р3, т. е.
Величина Р, есть ничто иное, как вес
воды в объеме блесны, следовательно:
разделив
удельный вес у
т. е.,
вес
блесны Pj на Р2 получим удельный вес
металла, из которого сделана блесна.
Зная удельный вес, определяют по
справочнику материал блесны. Для
взвешивания блесны в воде к аптекарским весам
требуется небольшое приспособление,
состоящее из рыболовных крючков и ниток
(рис. 8). При взвешивании для равновесия
на другую чашку весов кладут другое
такое же приспособление. Взвешивание
производится с точностью до 0,25 гр.
В качестве разновесов можно
пользоваться медными монетами, вес которых в
граммах равен их достоинству.
Чашка весов
Крючок
Вода
Ьлесна
Рис. 8. Взвешивание
блесны в воде
II. ПОСТРОЕНИЕ ПОДОБНЫХ БЛЕСЕН
а) Определение
Геометрически подобными блеснами называются такие, у
которых соотношения соответствующих частей будут одинаковы.
Разница будет заключаться в их размере, толщине и весе. Хотя по
своей игре (гидродинамическим свойствам) такие блесны будут
несколько отличаться друг от друга, тем не менее наличие одной и той
197

же блесны разных номеров представляет большой практический
интерес *.
Для пояснения приведем такой пример.
Предположим, что мы имеем блесну-«ложку» длиною 34 мм
и шириною 17 мм. Желая построить такую же блесну, но большего
размера, мы наносим контур новой блесны параллельно очертанию
первой, отступя от ее краев на 5 мм (рис. 9). Новая блесна
будет иметь длину 44 мм, а ширину 27 мм.
Будет ли эта блесна подобна первой? Нет. У первой блесны
отношение длины к ширине составляет 34 : 17 = 2, а у второй —
44 : 29=1,6. Чтобы вторая блесна была геометрически подобна
первой, надо у второй блесны
сохранить те же соотношения, что у
первой, а именно: при ширине
второй блесны 27 мм ее длина должна
быть 2 7x2 = 54 мм.
Рис. 9. Неправильное
построение подобных блесен.
Блесны не подобны
Рис. 10. Правильное постро-
ение подобных блесен.
Все блесны подобны.
На рис. 10 представлена блесна «Канада» различных номеров.
Блесны имеют различные размеры, но все они подобны, так
как соотношение их частей остается для всех постоянным.
б) Порядок построения подобных блесен
Для построения подобной блесны берут образец блесны и
снимают с него все необходимые размеры, как сказано ранее.
На основании обмеров вычерчивают план блесны, а также
продольный и поперечные профили. Все размеры образца блесны
умножают на одно и то же постоянное число, которое называем
*) Геометрическое подобие при значительных изменениях размеров блесен
не позволяет получить блесны подобные по игре — движению их в воде.
198

переводным коэффициентом. В зависимости от величины
принятого коэффициента размер новой блесны будет больше или
меньше принятого образца. Если на основании вновь вычисленных
размеров вычертить и построить другую блесну, то она будет
подобна первой. Например,
если изображенную на
рис. 2 Кольскую блесну № 1
принять за образец, то
блесна № 2 на рис. 11 будет
ей подобна.
Проследив за их
размерами, не трудно убедиться,
что все размеры второй
блесны меньше первой в 0,7
раза, соотношение размеров
у второй блесны такое же,
как и у первой.
Переводной коэффициент для
второй блесны взят равным
0,7. Далее поступают, как
обычно: по чертежам
делают шаблон, а по
шаблону — блесну.
При однородном
металле толщина подобных
блесен берется
пропорционально их площади. Во сколько
раз площадь одной блесны
больше другой, во столько же раз и толщина ее должна быть
больше. При несоблюдении этого правила блесны будут отличаться
степенью легкости своей игры.
Рис. II. Кольская блесна М 2 подобна
блесне Nt I (см. рис. 2)
в) Определение площадей блесен и их толщин
Когда имеется образец блесны и известен материал блесны,
то ее площадь легко определить по формуле (1).
где Сх — площадь блесны в кв. см;
Рг — вес » в гр;
б% — толщина » в см;
Y — удельный вес металла.
Пример: Изображенная на рис. 7 Кольская блесна № 1 имеет
вес =27,5 гр, толщину 5 =0,18 см, удельный вес у=8,95 (медь).
Площадь этой блесны согласно формуле (1) будет:
199

Если имеется только чертеж блесны в плане, то площадь ее
определяют приближенно, а именно: план блесны разбивается на
ряд простейших геометрических фигур и каждая фигура
вычисляется в отдельности. Например: блесну-«ложку», изображенную на
рис. 12, можно разбить на треугольник, две трапеции и полукруг.
Для удобства вычислений высоту всех фигур следует брать
одинаковой, лучше — равной одному сантиметру.
Площадь блесны № 2 на рис. 11 можно пред-
5I ставить из 9 трапеций, высота каждой из
которых равна 0,7 см. Площадь этой блесны
определится по формуле:
С2 =0,7(0,85 +1,2+1,5 +1,8 +1,85 +1,6 +
+ 1,35+ 1,1 +0,85) = 0,7x1 2,1 =8,5 кв. см.
Здесь за скобкой указана высота
трапеций равная 0,7 см, а в скобках сумма
средних линий каждой из трапеций (средняя
линия равна полусумме оснований).
Зная площадь образца блесны № 1 и
подсчитав площадь блесны № 2, мы можем
определить толщину блесны № 2.
По закону подобия блесен мы можем
написать:
С1_бг
Сш 0Ш 1 С,
т. е. толщина второй блесны будет около
0,9 мм.
Здесь:
1
\
о
)
0%
Су
Рис. 12. Разбивка
площади блесны на
простые фигуры
Cj — площадь блесны № 1
С2 — »
бх — толщина
б2 — »
17,1 кв. см.
№ 2 = 8,5 кв. см.
№ 1 = 1,8 мм.
№ 2 = 0,9 мм.
г) Несимметричные блесны
При измерении несимметричных
блесен взамен оси симметрии принимается
отвесная линия у — у, проходящая
через центр тяжести блесны (рис. 13).
Откладывая на этой линии равные отрезки
«л», измеряют левые и правые части
блесны а и а*, в и в} и т. д.,
перпендикулярные к линии отвеса.
При построении подобных блесен все
эти размеры (л — а — ах в—вх и т. д.)
умножают на переходный коэффициент.
За ширину блесны принимается наиболь-
Булавка
Рис. 13. Отвесная линия
проходит через центр тяжестч
блесны
200

шая ее ширина. Остальные величины как то: выпуклость блесны,
линия равновесия и проч.— определяются также, как и у
симметричной блесны.
д) Подобие кривых
Для практических работ можно пользоваться другим, менее
точным, но более простым методом построения подобных блесен,
основанным на подобии кривых.
Предположим, что мы имеем блесну Шведен-Спиннер длиною
А=64 мм. Требуется построить две подобных блесны: одну в 1,25
раза больше, а другую в 0,75 раза меньше.
'Л
Рис 14 Построение контура подобных олесен
Длина первой блесны А' будет равна 1,25 x64 = 80 мм, а
второй — Л "=0,75x64 = 48 мм.
Для построения контура этих блесен поступают так:
вычерчивают на бумаге две взаимно перпендикулярные линии оу и ох
(рис. 14). Накладывают на чертеж образец блесны так, чтобы ее
ось симметрии совпадала с осью ох; а начало (или конец) блесны
совпадал с точкою о; очерчивают острым карандашом на бумаге
201

контур верхней половины блесны или вычерчивают этот контур по
размерам блесны в масштабе 1:1.
На полученном контуре намечают ряд произвольных, наиболее
характерных точек а, б, в и т. д., чем больше — тем лучше.
От точки о вниз по оси оу откладывают (в том же масштабе)
длину образца блесны А=64 мм и отмечают эту точку (на чертеже —
буква — Н). От точки И откладывают вверх по оси оу длину
большей блесны /Г=80 мм (на чертеже точка — о); а затем длину
меньшей блесны А" = 48 мм (точка — оо"). Из точек о' и о"
проводят оси о'х' и о"х" параллельные оси ох, а из точки Н проводят
ряд лучевых линий, пересекающих контур основной блесны в
точках а, б, в и т. д. до последней точки — и. Измеряют длину
каждого луча от точки Н до пересечения с контуром блесны (лучи
На, Нб, Не и т. д.).
Найденные размеры записывают, а затем умножают на
коэффициенты 1,25 (для большей блесны) и на 0,75 (для меньшей).
Полученные результаты откладывают в масштабе 1:1 на
соответствующих лучевых линиях от их центра, т. е. от точки Н.
Для большей блесны получаем ряд точек а', б', в', и т. д., а для
меньшей блесны — а", б", в", и т. д.
Вычерчивая по этим точкам кривые, получим контур
подобных блесен в натуральную величину.
Подобным же образом строят как продольные, так и
поперечные изгибы блесны, вычерченные на основании обмеров. Легко
убедиться, что такое построение будет справедливо, если
рассмотреть треугольники Ноа, Но'а' и Но"а" (рис. 14). Все эти
треугольники будут подобны, а следовательно: их стороны соответственно
пропорциональны.
Но Но9 Но"
Ш На9 На" Н Т' Д*
Такие же рассуждения будут справедливы и для всех остальных
лучей.
При построении несимметричных блесен вычерчивают полный
контур блесны. Блесну накладывают на чертеж так, чтобы линия
отвеса, проходящая через центр тяжести блесны, совпадала с осью
чертежа ох.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Рекомендуемый метод построения блесен может показаться на
первый взгляд сложным, однако при внимательном ознакомлении
легко убедиться, что он не представляет трудностей и в то же время
является единственным методом, позволяющим воспроизвести более
или менее точную копию блесны без искажений.

В. Базилев
В. Орлов
СЕДЬМОЙ САЗАН
ДОЖДЬ ИДЕТ
сключительно холодная, дождливая
весна привела в уныние мичуринских ры-
боловов-сазанятников. Как же! Целую
зиму готовились, добывали сверхпроч-
—■ ные крючки, капрон, удилища,
вспоминали всех упущенных прошлым летом сазанов, собирались
отомстить за прежние обиды «рвачам» лесок. Один из рыболовов
вынимал из шкафа банку с формалином, в котором плавал здоровенный
кусок сазаньей губы, оставленной ему на память сорвавшимся
с крючка речным богатырем, и, глядя на свой трофей, размышлял:
— Все выдержало: и крючок, и удилище, и леса. Так он губу
оторвал, а все-таки ушел. Ну, ладно! Если какого с оторванной
губой поймаю, обязательно примерю: не тот ли?
И вот прахом пошли все приготовления, ожидания, надежды.
Холодный северо-восточный ветер дует каждый день не
переставая, моросит совсем не весенний, унылый дождик, по реке ходят
свинцово-серые волны с грязноватыми пенистыми гребешками;
нигде не видно рыбьих всплесков, не видно и рыболовов.
Только на «Клинке», километрах в 60 от Мичуринска, невзирая
на холод и дождь, сидят на сазаньей яме пятеро самых что
называется заядлых рыболовов. Добирались они на «Клинок» в ненастье
кружным путем. Сначала ехали поездом 60 километров от
Мичуринска до Чаплыгина (б. Раненбург). Затем 35 километров от
Чаплыгина до с. Делихового тряслись на грузовом такси. От Делихо-
вого до «Клинка» нагруженные удочками, палатками, одеждой,
продуктами, привадой, котелками, топорами шли они походной
колонной еще километров пять до реки.
«Клинком», где сидят неугомонные рыболовы, называется
участок пойменного колхозного луга, гектаров в 100 площадью,
местами поросшего густым лиственным лесом. Здесь река Воронеж
делает огромную петлю, очертаниями похожую на латинскую
букву У. Ограниченный рекой колхозный луг действительно
превращается в совершенно обособленный клин — отсюда и название.
Пропетляв по лесным трущобам не один десяток километров
и приняв в себя несколько притоков, река Воронеж у «Клинка»
становится полноводной с широкими и глубокими плесами, с за-
коряженными омутами, заметным течением и постоянно свежей
водой. В речных омутах среди дубовых коряг водится много всякой
203

рыбы: окунь, щука, лещ и — самое главное для наших
рыболовов — сазан. Только из-за него не выдержали старики и, махнув
рукой на ненастье, забрались в такую глушь, где редко ступает
нога рыболова и где еще можно найти сазана весом килограммов
в четыре-пять, а то и больше. На «Клинке» иногда попадаются
и пудовые экземпляры с бронзовой, похожей на панцирь, чешуей
и с громадным спинным плавником. Рассказывают, что этим
плавником сазан перерезает любую леску, и при ловле его некоторые
рыболовы рекомендуют применять особые поводки из стальной
проволоки. На самом же деле, как проверено опытом многих
рыболовов, сазан рвет очень прочные лесы собственной тяжестью,
помноженной на силу первого броска. Обрыв лесы обычно происходит
в месте привязки ее к крючку, поплавку, к кончику удилища,
т. е. в узлах — там, где леса теряет свою эластичность. Совершенно
ясно, что сазан никаким плавником до поплавка или до конца
удилища, так же как и до находящегося у него во рту крючка, не
достанет. И все рассказы о перепиливании сазаном лесок относятся к
области досужей фантазии рыболовов, никогда сазана не ловивших.
Вот и сейчас один из мичуринцев Александр Александрович
подсек порядочную рыбину и спокойно вываживает ее, то
подтягивая к берегу, то несколько отпуская, давая походить на кругах
и совершенно не думая о ее «страшной» пиле. Он даже не кричит
обычное в таких случаях: «Сачок! Сачо-о-ок!».
Этот первый у наших рыболовов сазан сначала, видимо
наколовшись на крючок, рванул лесу с такой силой, что удилище
вылетело из подставок и, вероятно, было бы утащено в воду, если
бы его не удержал особый «предохранитель». Это полуметровый
кусок прочного бельевого шнура с глухой петлей на одном конце.
Другим концом шнур накрепко привязывается к комлю удилища,
а петля свободно набрасывается на вбитый в берег или в мостушку
колышек. Нисколько не мешая рыболову, нехитрое это
приспособление не позволяет рыбе утащить удилище, разумеется, если рыба
не очень крупная: крупный сазан может и колышек выдернуть из
земли.
Первый сазан оказался не слишком большим, хотя и бойким.
Шнур удержал его, а рыболов, подхватив свесившееся через
подставки удилище, подсек и стал подтягивать добычу к берегу, держа
лесу натянутой и не позволяя сазану взять разгон для
стремительного броска.
Сначала рыба оказывает довольно упорное сопротивление, но,
быстро утомившись, подходит к отлогому песчаному берегу, и
рыболов, уже не пользуясь подсачком, вытаскивает добычу волоком
на прибрежный песок.
— Кило четыре будет, не меньше,— определяют сазана на
глаз привлеченные возней и прибежавшие на помощь соседи. И
тут же поздравляют: — С почином!
— Стандартный,— отвечает на поздравления довольный
рыболов,— но для почина, пожалуй, не плох.
204

«Стандартным» на языке местных рыболовов называется сазан
весом около четырех килограммов. В реке Воронеже, у «Клинка»,
такие сазаны попадаются на удочку гораздо чаще, чем сазаны
других размеров. Наколовшись на крючок, «стандартный» сазан
стремительно бросается в ближайшие коряги и с разгону обрывает очень
прочные лесы, выдергивает из подставок удилища, ломает крючки.
Самовольная отлучка от своих удочек для рыболовов не
проходит даром. Пока они бегали к соседу, у одного из них — Петра
Федоровича (по его собственному выражению) «какой-то речной
дьявол» выдернул наживленную ершом донку и поволок ее вдоль
плеса. Поныряв минут десять, короткое удилище скрылось под
водой и больше не появлялось. Раздосадованный рыболов отправляется
настраивать новую удочку.
Другой рыболов — Василий Иванович, вернувшись на свою
мостушку, обнаруживает, что одна из удочек вытащена из
подставок и, удерживаемая «предохранителем», свесилась, зарывшись
тонким концом в воду. Однако рыбы на удочке нет и, вытянув из
воды голый крючок, он произносит: «Отскочил...» На языке
местных рыболовов это означает, что рыба сошла.
— Не нужно было отходить! — ворчит про себя старый
рыболов и устраивается на своем местечке поудобнее, видимо с
намерением «посидеть».
Погода начинает постепенно улучшаться. Надоевший всем
дождь прекратился. Небо светлеет, проясняется. Вот в сплошных
тучах появилось первое окно, сверкнувшее яркой синевой
весеннего неба. Вскоре солнечные лучи червонным золотом залили
прибрежную зелень, заиграли на гребешке речной волны. Стих
штормовой ветер. На середине плеса выметнулся и звонко
хлопнул по воде первый сазан. Рыболовы повеселели: будет ловля!
Вот у Василия Ивановича поплавок крайней удочки полез одним
концом в воду и пошел вбок. Схватив удилище, рыболов подсекает:
— Есть! — И тут же чувствует крепкий рывок.
Сазан бросается вправо, влево, прямо на средину плеса, вниз,
вверх. Но снасти у наших рыболовов надежные и после
десятиминутной борьбы сосед Василия Ивановича помогает ему завалить
в подсачек «стандартного» четырехкилограммовика.
К вечеру на реке установилось полное затишье: ни волны,
ни ряби, ни рыбьих всплесков. Поплавки удочек неподвижны.
Клева нет, несмотря на обильно подбрасываемую приваду.
Напрасно рыболовы меняют места, напрасно без конца парят и
бросают в воду котелки овса, ячменя, ржи.
— На нерест пошел сазан,— говорит Василий Иванович,
около 60 лет проведший на сазаньих ямах.— Теперь хорошего клева
не скоро дождешься.
Сазанятники занялись хозяйственными делами: один чинит
порванную палатку, другой отправился за 5 километров в село —
купить ведро картошки, третий натаскивает к палаткам целый
ворох сушняка для костра.
205

ШЕСТЬ—НОЛЬ В ПОЛЬЗУ САЗАНА
Целую неделю сидят рыболовы без единой хорошей
сазаньей поклевки. Ловят окуней на артельную уху. Окуня здесь много
и ловится он хорошо с весны до поздней осени. Но они приехали
сюда вовсе не за окунями, которых можно наловить и под
Мичуринском. Сазан — только он — является властителем дум
рыболовов, а клевать он не хочет, видимо еще не отнерестился. Одному
лишь Петру Федоровичу попался в эти дни сазанчик килограмма
на два с половиной.
Сидеть и наблюдать неподвижные поплавки становится скучно,
и рыболовы разбредаются по берегам реки, высматривая, нет ли
где сазаньей игры.
Александр Александрович во время такой прогулки по берегу
неожиданно замечает ныряющий посреди плеса конец бамбукового
удилища. Немедленный осмотр мостушек показывает, что у
Василия Ивановича в подставках нет одной удочки, а колышек, на
который была надета петля предохранительного шнура,
выворочен из земли и сиротливо плавает у берега.
— В шестой раз такая история повторяется,— ворчит
Василий Иванович.— Как отойдешь, так выдернет удочку проклятый
«стандарт»!
— Сидеть нужно,— замечает Петр Федорович.— Сидеть и
караулить.
— Я и говорю: нужно сидеть. Да что толку? Пока сидишь,
он не клюет. А отошел — нет удочки. И обязательно сорвется.
Ну этот, кажется, зацепил надежно, нужно его как-то добывать.
Посоветовавшись, рыболовы отправляются на колхозный баз
за лодкой. Владельцы лодки — старые знакомые наших
рыболовов — охотно предоставляют им свою ветхую посудину. Трое
рыболовов, кое-как усевшись в нее, подгребают к удочке, утащенной
сазаном. Василий Иванович хватает удилище обеими руками,
пробует поднять и... не может. Рыба завела длинную лесу в лежащие
на дне дубки и основательно ее запутала. Двенадцатиметровая леса
скручена из трех ниток капрона и выдерживает
двадцатикилограммовую гирю. Но дубок, очевидно, весит гораздо больше и, несмотря
на дружные усилия рыболовов, нисколько не подается. Наконец
Василию Ивановичу удается отломить большой сук, зацепивший
лесу. Но таких сучьев в воде виднеются десятки, и обломать их
все, чтобы добраться до сазана,— задача весьма нелегкая. Решает
ее сам сазан. Напуганная возней метровая рыба вдруг
выскакивает из воды неподалеку от лодки и, удержанная лесой, тяжело
шлепается обратно.
Перед рыболовами встает новая задача: поймать чем-нибудь
ту часть запутавшейся в корягах лесы, на которой, как на
привязи, ходит сазан. Тогда только можно будет думать о поимке
самой рыбы. Из полевой сумки Василий Иванович достает
невероятно толстую лесу, скрученную из 12 жилок сечением 0,3 мм, и
206

на конец ее навязывает пяток здоровенных сомовьих крючьев.
Получается некоторое подобие «кошки». Этой «кошкой» рыболов
шарит в воде, пытаясь зацепить за лесу, на которой сидит рыба,
но цепляет только дубовые сучья.
На выручку снова приходит виновник всей этой возни —
сазан, опять выбросившийся на поверхность и сделавший в воде
рядом с лодкой большую воронку. Василий Иванович удачно
забрасывает свою «кошку» на лесу с сазаном.
Теперь остается только поймать самого сазана. Василий
Иванович и Александр Александрович вдвоем подтягивают лесу к
борту лодки. Петр Федорович стоит на корме и держит наготове
подсачек диаметром чуть поменьше тележного колеса. Расчет
верный: выдержавшая все сазаньи рывки леса не подведет, подсачек
в надежных руках опытного рыболова. У сазана не осталось
никаких шансов на спасение — покажись он только на
поверхность!
Заранее предвкушая близкую победу, рыболовы дружно тянут
лесу; Петр Федорович опускает в воду свой гигантский подсачек.
В каком-нибудь метре от борта лодки показывается толстая
черная спина и голова с хлопающими жабрами. Сазан устал, еле
шевелит боковыми плавниками и почти не сопротивляется. Вот уже
обруч подсачка подведен под его голову. Еще немного и... сазан
делает чудовищный бросок в сторону, туго натянутая леса
внезапно ослабевает, и тащившие ее рыболовы, потеряв опору, валятся
на противоположный борт лодки. Петр Федорович, взмахнув
подсачком, еле удерживается от паденья за борт. В руках Василия
Ивановича конец лесы с половиной толстого крючка, на котором
только что ходила рыба. Вторую половину сазан в качестве
трофея унес в речную глубь.
— Встреча закончилась вничью, а могла бы и в пользу сазана
кончиться, не удержись я на ногах,— подводит итог Петр
Федорович.— Глубина здесь основательная, а плаваю я на манер
топора.— И тут же добавляет: — Давайте-ка побыстрее к берегу,
хлопцы. Не то ковчег наш пойдет ко дну, и счет станет три-ноль
в рыбью пользу.
Взглянув под ноги, бородатые «хлопцы» обнаруживают, что
в худую лодку набралось столько воды, что борта ее находятся
на незначительном расстоянии от речной поверхности. Василий
Иванович хватает короткое весло, в руках Александра
Александровича появляется обломок дубового кола, и «хлопцы» усиленно
гребут к берегу. На корме Петр Федорович помогает своим
подсачком. Полузатопленная лодка мягко стукается о низкий берег;
измученные рыболовы выбираются из лодки и, пошатываясь,
направляются к палаткам.
Это уже шестой сазан, сошедший с крючка старого рыболова,
и Василий Иванович с грустью говорит:
— Шесть-ноль в пользу сазана! — И тут же добавляет: — ну,
а седьмого-то я поймаю, только бы взялся.
207

ДОБРОЕ УТРО
На следующий день, едва забрезжил рассвет, Василий
Иванович сидел у своих удочек, внимательно наблюдая за поплавками.
— Доброе утро! — раздается за спиной рыболова голос
старого знакомого, Василия Ильича, приплывшего сюда на лодке из
села Каликино ловить щук.— Ну, как рыба?
— Хорошая рыба в речке плавает. А поймать — ни одного
порядочного сазана не поймал, хотя шесть раз выдергивали они
у меня удочки.
— Ничего,— успокаивает гость,— седьмого поймаешь — за все
отыграешься. Смотри, какое утро устанавливается: клев будет,
только не зевай! — И Василий Ильич уходит ставить свои снасти.
Утро действительно выдалось чудесное. На небе — ни облачка.
Солнце вышло из-за дальнего леса светлое, лучезарное, и умытые
росой прибрежные кусты засверкали миллионами бриллиантов.
Туман, прикрывший было реку перед рассветом, гонимый легким
утренним ветерком, поднялся над рекой и уплыл за «Клинок».
Безмолвный лес наполнился птичьими голосами. И вдруг в
солнечных лучах засверкал выбросившийся из воды метровый сазан.
Почти рядом хлопнул по воде другой. Из-под сучьев торчащей из
воды коряги раз за разом стал выпрыгивать в воздух «стандартный»
четырехкилограммовик.
Сердце старого сазанятника замерло: давно уже не видел он
такой игры. Загляделся рыболов на сазаньи прыжки и едва успел
заметить, как один из его поплавков ушел до половины в воду и
поехал в сторону.
Обеими руками схвачено удилище. Крепкая подсечка — и
рыболов чувствует на конце лесы огромную тяжесть. Напуганный
уколом крючка, сазан с такой силой шарахается вглубь, что
Василий Иванович едва удерживает удилище. До предела натянулась,
зазвенела струной эластичная леса. Бамбуковое удилище
подозрительно похрустывает. После упорной борьбы напор рыбы несколько
ослабевает, и согнутое удилище начинает выпрямляться. Рыболов
понемногу отступает от воды к прибрежному песчаному бугру.
Длинная леса натянута, и утомленная рыба медленно
подтаскивается к берегу.
Пойманный сазан потянул 10 килограммов. Из-за такой «рыбки»
стоило посидеть в лесной глуши!

Ю. Шеманскый
ЛОВЛЯ РЫБЫ НА ЗВУК
одводный мир с его рыбами и другими
многочисленными водными организмами
представлялся нам всегда миром
безмолвия.
Испокон веков существовало
убеждение, что рыбы лишены способности
произвольно издавать звуки. Бытовало выражение: «нем как
рыба!»
Что же касается слуха у рыб, то считали, что он развит очень
слабо, а в подтверждение этого ссылались на крайне примитивное
устройство у рыб слухового аппарата.
Современные исследования, однако, показывают, что все это
далеко не так. С появлением очень чувствительных приборов для
улавливания звуков под водой, раскрытия природы ультра- и
инфразвуков (звуков с очень большой или очень малой частотой
колебаний, не улавливаемых человеческим слухом) и других
совершенствований новой науки — гидроакустики — начинают открываться
все новые и новые данные о звучании водных организмов, и прежде
всего — рыб.
С помощью исключительно чувствительных приборов —
гидрофонов (подводных микрофонов) прослушиваются звуки под водой,
издаваемые рыбами, тюленями, моржами, белухами и другими
организмами, усиливаются и записываются на пленку, а затем
тщательно исследуются.
Теперь мы знаем, что подводный мир полон звуков и водные
организмы их хорошо слышат. Этому способствует и то, что вода —
более благоприятная среда для передачи звуков, чем воздух. В
воздухе звук проходит в секунду 330 м, а в воде около 1500 м,
притом в воде звук меньше искажается.
Выяснено, что рыбы издают разные, характерные для каждого
вида рыб, звуки, причем в зависимости от того, для чего служат
они рыбам, характер их звучания меняется: одни звуки рыбы
издают при питании, другие — при движении, особенно активны
звучания рыб в период их размножения. Наблюдая стайки рыб,
легко подметить исключительную слаженность их одновременных
движений, трудно заметить у них какую-либо сутолоку, толчею.
Даже в момент тревоги все как одна стремительно поворачивают
в нужную сторону, увеличивают или уменьшают ход всей стаи,
а если надо — рассыпаются в разные стороны. Как показывают
записи гидрофона, все эти движения стаи рыбок предваряются
четкими, короткими ультразвуковыми сигналами.
209

Исключительно интересным было открытие способности рыб
издавать звуки, верней — ультразвуки, для ощущения рыбой в
темноте на расстоянии плавающих предметов, организмов,
водопадов, «чувствовать» дно и т. п. Это достигается путем получения
отраженных звуковых сигналов — совсем по такому же принципу,
как это делают современные приборы гидролокации,
прощупывающие звуковым лучом все, что находится под водой вокруг корабля.
Рыбы ощущают те мельчайшие ритмические колебания,
которые представляют собой звуковые волны в воде, при помощи
множества мелких органов чувств, расположенных на их туловище
вдоль так называемой «боковой линии» и на их голове, а также при
помощи своего очень несложного уха. У тех рыб, которые не имеют
«боковой линии», такие органы расположены главным образом на
голове (например, у сельдей).
Много интересного стало известно о звучании рыб. По характеру
звука можно зачастую определить, какая рыба находится
поблизости, а по мощности звука — о ее количестве. Звучания рыб
довольно разнообразны: это звуки, похожие на чирикание птенцов,
на визг, свист или лай, на хрюкание, ворчание, звуки, похожие
на заводку пружины, на барабанную дробь и др.
Издаваемые рыбами звуки помогают рыболовецким судам с
помощью специальных приборов производить разведку
промысловых скоплений рыб.
Вместе с тем установлено, что звуки определенных частот
способны привлекать рыб. Так, например, траулер «Витебск» при его
разведке гидролокатором промысловых скоплений сельди в Сев.
Атлантике совершенно точно установил, что ультразвук,
издаваемый гидролокатором, не только позволял обнаружить косяки
сельди, но и усиленно привлекал акул-накотниц. Прекращение звучания
вело к рассеиванию акул, а возобновление — к их концентрации,
и тем резко увеличивалось попадание в трал этих акул *.
Ряд других интересных исследований и наблюдений,
проводимых научными работниками и рыболовецкими судами в наших
северных, дальневосточных и южных морях, а также в некоторых
пресных водоемах, позволяют с несомненностью рассчитывать на
то, что применение звука окажет существенную помощь в
увеличении эффективности лова рыбы.
Но все это относится к промысловому рыболовству. Нас же
интересует возможность применения звука в помощь спортивной
ловле рыбы. Ведь у рыболова-спортсмена другие задачи, а
главное—другие возможности. Как же тут обстоит дело с
использованием звука?
Оказывается, что и в любительском рыболовстве звук может
быть с успехом применен, да он уже и применяется. Так, давно
известный способ лова сомов «на квок», когда рыбу привлекают
хлопанием по воде плашмя ложкообразным приспособлением —
* Журн. «Рыбное хозяйство», 1958. № 3, стр. 30—32.
210

деревянной клокушей, основан на приманивании рыбы звуком,
так как это хлопание похоже на квакание лягушки или крякание
уток, а до тех и других сомы большие охотники. В Архангельской
области и в других местах нашего Севера применяют способ
приманивания налимов колокольчиком или стуком по жестянке. Опытные
рыболовы приманивают налимов и просто голосом.
Научно-исследовательскими наблюдениями выяснено, что
частые колебания, подергивания приманки в воде при ловле на
«отвесное блеснение» («на поддев»), создают ультразвуковые волны,
улавливаемые рыбами, находящимися далеко от приманки и
выходящими к ней по этим ультразвукам. Лов трески в море «на
поддев» особенно наглядно это подтверждает.
Автор наблюдал лов акул на рейде Сингапура. Приманка была
опущена с борта судна, но несмотря на большое количество акул,
бродивших на рейде между стоящих судов, эта приманка долго не
могла привлечь акул, хотя они и проходили близко от нее. И
только когда стали подергивать приманку, то поднимая, то резко
опуская ее и тем создавая шум в воде, это сразу же привлекло акул,
и одна из них попалась на крючок.
Местные рыбаки-малайцы рекомендуют человеку, упавшему
в воду в местах, где водится много акул, держаться на воде как
можно спокойней: если он начнет барахтаться и резко двигаться,
то это сейчас же привлечет акул, прекрасна улавливающих всякие
шумы и звуки в воде (как, собственно, и другие рыбы).
Подмечено, что спиннинговые рыболовные приманки типа
«девон», «оттер» и подобные, создающие при их протягивании в воде
дополнительные шумы от ударов их лопастей, зачастую бывают
более добычливы, чем приманки других систем. Особенно — в
сумеречное время.
При большом лёте поденки можно наблюдать ночью частые
всплески, создаваемые рыбами, ловящими падающих на воду
мотыльков. Безусловно, в такой темноте рыбы больше ориентируются
ультразвуками от падения на воду поденки, чем зрением. Известно,
например, что летучие мыши в темноте ни на что не наталкиваются
и ловят даже мошек и других насекомых в воздухе, определяя их
место отраженными ультразвуками, посылаемыми ими с большой
частотой.
Таким образом, учитывая способность рыб улавливать в воде
звуки и ультразвуки, рыболов-спортсмен может с успехом
использовать это в целях достижения большей эффективности в ловле
рыбы, особенно в ночное или сумеречное время.
Применение звука в спортивном рыболовстве может быть
использовано, например, с помощью специальных звучащих или
шумящих приманок. Звучание приманок может быть достигнуто
разными приемами. Один из видов подобных приманок,
сконструированных автором, построен на том, что в полую, герметически
закрытую часть металлической приманки кладется несколько
мелких дробинок («бекасинок»). При движении в воде такой приманки
21 1

и ее вращении эти дробинки перекатываются и, ударяясь о стенки
приманки, создают легкий барабанящий шум, несколько
имитирующий (как это показывает гидрофон) шум от движения стайки
рыбок, а это привлекает хищных рыб (рис. 1 и 2).
В зависимости от условий ловли и от того, на каких рыб ведется
охота, можно менять количество дробинок и тем варьировать
степень такого шумового звучания приманки. Следует, однако, быть
осторожным, чтобы не перестараться в создании шумов:
чрезмерная шумливость приманки может не привлекать рыб, а отпугивать.
Звучащие приманки при ловле рыбы в море и в пресных водах
давали обычно положительные результаты. В море на них отлично
ловились треска, зубатка, морской окунь. В пресных водах они
вызывали хватки щук, судаков, сомов. Лучшие успехи были обычно
в сумеречное время, иногда — ночью, в особенности если на таких
приманках имелись еще и небольшие вкрапления светосостава.
В заключение следует сказать, что знакомство
рыболовов-спортсменов со всем, что теперь стало известным о способности рыб к
212

звучанию и к улавливанию звуков в воде, открывает большие
возможности к дальнейшим самостоятельным наблюдениям и
исследованиям ими этих особенностей рыб, дальнейшего
совершенствования звучащих приманок или создания иных приемов привлечения
рыб звуком, что сделает еще более интересным и увлекательным
спортивное рыболовство.
ных сазанов, то потряхивал мешочком со жмыховыми пышками
и вовсю расхваливал их. Второй — молодой — держал несколько
таких же пышек и слушал его со счастливой улыбкой и
расширенными глазами. Третий казался безучастным, но усмешки и прищур
глаз говорили, что он все понимает.
— Сазаны на эти пышки, как мухи на варенье, полезут, поверь
мне,— говорил бывалый.
Мы с приятелем так их и окрестили: Бывалый, Молодой и
Безучастный.
— Неужели? — спросил Сергей Егорович.
— Червей, горох пробовал — сазан не клюет, а на пышки
четырех взял, и все килограмма по три будут,— ответил Бывалый.
— А вы? — обратился я к Безучастному.
— Двух.
— И то не дурно. Однако ловить сазана на пышку сейчас,
кажется, рановато...
— Мне, мил человек, вас учить не стоит — вы, видать,
сведущий в рыбацких делах, а вот таким,— Бывалый кивнул в сторону
Молодого: — нужно и советом помочь, а иногда и насадкой
поделиться.
Сергей Егорович скоро уснул, а я долго ворочался, думал о
жмыховых пышках, о червях — нашей единственной насадке и
сазаньих вкусах.
Утром мы вышли на берег, когда Бывалый уже садился за весла.
Отвязывая лодку, я увидел банку, на этикетке которой был
нарисован початок, а чуть пониже — надпись: «Консервированная
кукуруза». Подняв банку и убедившись, что зерен в ней еще много,
я положил ее в лодку.
Ф. Морозов
ТВОЙ ДРУГ - РЯДОМ
огда я с приятелем Сергеем Егоровичем
вошел в домик рыболова-спортсмена,
за столом уже сидели трое. Один,
видать— бывалый, то широкими жестами
показывал размеры только что пойман-
213

Мы опустили якоря невдалеке от Бывалого. Он уже готовил
снасти, но, бросив их, стал рыться в рюкзаке и чемоданчике.
Потом Бывалый поехал к берегу. Здесь тоже что-то искал, сходил в
домик и, бродя по мелководью, всматривался в дно. Наконец он
вернулся и забросил донки.
— Что это он? — спросил мой приятель.
Я не ответил.
Около часа мы смотрели на неподвижные поплавки. Не клевало
и у Бывалого. Спокойно сидел Молодой. Но вот все рыболовы
оживились и повернулись в сторону Безучастного — он выводил
добычу. Бывалый даже встал, а потом снова начал обшаривать
рюкзак и чемоданчик.
Передавая приятелю банку с кукурузой, я сказал:
— Насаживай пропажу — клев начался.
— Его? — спросил Сергей Егорович, и показал рукой в сторону
Бывалого.— Так это же...
— Не честно? — перебил я. — А с видом благодетеля совать
прошлогодние пышки — честно!?
Через несколько минут Сергей Егорович уже выводил сазана.
— На что взял? — услышали мы голос Бывалого.
— На пышку.— ответил усмехаясь Сергей Егорович. А
повернувшись в мою сторону, добавил: — Безучастный ему приятель,
а кукурузой не делится.
За ту зорю мы поймали по три сазана. На берегу встретились
с Бывалым, и он сказал:
— А я сегодня пустой.
— Что ж так?
— Да, видно, правду говорят: «не делись удачей». Вот дал вчера
пышки и...
Хотелось отчитать его, но Сергей Егорович сжал мой локоть,
и я сдержался. На катере, отвозившем рыболовов в город,
завязался разговор о «секретах». Кое-кто доказывал, что каждый
должен своим умом до всего доходить, но большинство с ними не
соглашалось.
— Секреты! — говорил один: — Это не «секреты», а чистейший
эгоизм. У меня был такой случай. Врач посоветовал заняться
рыбалкой. Я оснастил две удочки с помощью знакомого, накопал
червей — и на речку. Сижу, сижу, а поплавок хоть бы шевельнулся.
А неподалеку старичок плотву таскал одна за другой. Дай, думаю,
подойду к нему — может, что посоветует. «На что ловите?» —
спрашиваю. «На червячка, дорогой, на червячка»,— этаким добрым и
веселым говорком ответил старик.
Вижу — банка с червями около него стоит. Жду поклевки,
чтобы посмотреть оснастку. Когда поплавок потонул, старик
подсек, но поздно, а насадку всё ж не стал менять. Клюнуло на второй
удочке — он вытащил плотицу. Снял ее и насадил червя. «Все,
вроде как у меня»,— подумал я. Однако клев у старика
прекратился.
214

«Отошла серебрушка»,— сказал он после долгого молчания.
«Придется подождать. Она ведь такая — стаями ходит: подошла —
клюет, а отошла — и замер поплавок».
В это время налетел ветерок, развернул тряпку, лежавшую
около банки с червями, и я увидел... кусок белого теста. Меня
такая обида взяла, что, не сказав ни слова, я ушел к своим удочкам.
У старика снова стало клевать, а я мял мякиш белой булки —
готовил новую насадку. Когда же у меня начались поклевки, старик
тем же добрым и веселым голоском крикнул: «Ну вот, и к вам
подошла серебрушка!» Я не отвечал... Не перевелись еще такие
эгоисты...
Рыболов замолчал, а сидевший рядом с ним сказал:
— У нас в коллективе есть тоже один такой. Опытный
спиннингист, вместе со всеми ездит на рыбалки, но какой-то он нам
чужой. Чтоб показать, научить — и не думайте! Однажды он на
одном берегу реки пристроился, а я — напротив, и друг к другу
блесны бросаем. Только он выводил судаков, а я — пустую блесну.
Сейчас, думаю, поймаю его «секрет», и на его леску набросил свою.
Конечно, блесны зацепились. Он тянет к себе и кричит: «Пусти,
отцеплю!», а я к себе: дай, мол, сам отцеплю. Лески натянулись
так, что зазвенели. Ребята поняли мою хитрость, и стали его
уговаривать: леска, дескать, у меня коротка. Он отпустил, и когда
я подвел его блесну, то никакого «секрета» не увидел. Разве только
поводок покороче. На всякий случай переделал свою снасть, но
он опять ловил, а я стегал воду.
Потом я стал присматриваться. Вот блесна уже упала на воду,
а он не подматывает, чего-то выжидает. На следующем забросе
я стал считать: раз, два, три, четыре, пять... И только тут он начал
наматывать леску. И как? — то быстрее, то медленнее. Сам сделав
заброс, я стал считать до пяти. Почувствовал толчок в руку, но
подсечка ничего не дала — это блесна коснулась дна. Подматываю
то быстрее, то медленнее... И вот удилище дрогнуло, я подсек,
леска пошла в сторону. Первый заброс — и в садке судак; на
третьем забросе я поймал еще одного. Товарищи, стегавшие воду по-
соседству, даже рты разинули. Конечно, рассказал, в чем дело, и
у них начались поклевки. А секрет был простой: судак — рыба
донная, и блесну надо вести около дна.
— Уметь надо,— сказал кто-то из защитников «секретов».
— И учить надо,— добавил Сергей Егорович.— Иной за лето
только на одну — две рыбалки и может выбраться. Так где же
ему опыт брать?
С ним согласился Бывалый. Тут уж я не вытерпел, рассказал
и про кукурузу и про жмыховые лепешки — все как было.
Рыболовы молчали. Молодой развязал рюкзак, достал
оставшиеся пышки, подошел к Бывалому, снял с него шляпу и высыпал
их в нее.
— Э-э-это-о-о ху-у-у-улиганс-с-с-ство-о-о! — заикаясь,
закричал Бывалый: — И во-о-о-ор-ровство!
215

Кругом стоял смех.
— Ну, ну! Потише! — сказал Сергей Егорович.
Все дружно поддержали его. Бывалый схватил удочки и
побежал на корму.
— Попутного ветра! — кто-то крикнул ему вслед.
Вскоре все успокоились, и только Молодой возмущался:
— Вот и верь...
— Таких, как он,— единицы,— перебил Сергей Егорович.—
Больше чутких и отзывчивых. Помнится мне такой случай.
Однажды приехал я на родину — в Старую Руссу, и на лодке спустился
по Полисти до Ловати. Ну, встал на прикол. Клевал окунек,
плотичка, а язь, за которым добирался двенадцать километров, вроде
и не водится в Ловати. После вечерней зари развел костер и стал
чистить своих окуньков да плотичек. Уже за водой собрался, как
кто-то из темноты крикнул: «Эй, рыболов! Примешь к костру?» —
«Подъезжай!»
Лодка ткнулась в берег, и я увидел старика с огромной седой
бородой. Он посмотрел на моих окунишек, и спросил: «Двойную
варишь?» — «Нет. Вся Здесь. Язя и не видел...» Старик крякнул
и пошел к лодке. «Принимай к котлу»,— сказал он, принеся
большущего язя. «Куда я его? В ведерко не влезет».— «Когда
проварятся твои окуни, их — вон, а в ведерко — язя».— «Сколько таких
у тебя?» — «Двенадцать».
Мы сварили двойную уху, поужинали и улеглись спать. На
заре старик повел меня к лодке, порылся в корзине и, протянув
какой-то мягкий комок, сказал: «Закатаешь крючок, и спускай за
борт».
Он не обманул: за утреннюю зарю я взял десять крупных язей.
С якорей мы со стариком снялись одновременно и километра три
ехали вместе. Меня подмывало спросить, из чего и как он готовит
насадку, но не решался: все равно, думаю, не скажет. Когда стали
разъезжаться, старик крикнул: «Эй, парень! На что ловил-то?» —
«Откуда мне знать. Наверное, секрет твой».— «Бери льняной жмых,
распарь получше, замеси ржаной мукой и лови».
Я ото всей души поблагодарил: «Спасибо, отец!»
Оказалось, что за язем не нужно ездить двенадцать километров —
они ловились около дома, в Полисти. А ведь старик тот был для
меня совсем чужим человеком. Я так думаю: твой, рыболов, друг —
всегда рядом с тобой. А эти — эгоисты... Что ж, в семье,
говорят, не без урода...
Катер подошел к городу. Мы стали сходить на берег.
Ростов-на-Дону

А. Александров
НА КРАЙНЕМ СЕВЕРЕ
ще далеко до рассвета, а на льду бухты
Ногаево уже оживленно. Это рыболовы
бьют лунки. Когда же над Охотским
морем поднимается скупое северное
солнце, они начинают блеснение. В радиусе
пяти километров сидят сотни
рыболовов. Сегодня — будний день, а в выходной их можно насчитать
раза в три больше. Многие приезжают на собственных
автомашинах и мотоциклах, на такси — зажиточно живет население
Магадана. Впрочем, не мало и таких спортсменов, которые едут
рыбачить... на собачьих упряжках.
Снаряжение у нас обычное — такие же пешни и удильники. Блесны
же самодельные, большие — красные или желтые, а лески диаметром
0,5 мм — тонкие не выдерживают натиска морских обитателей.
Накануне среди магаданских рыболовов прошел слух: начался
клев корюшки! Вес ее у нас достигает 300 гр. Ловим ее на блесну,
с глубины в 25 м. Иногда она идет такими густыми косяками, что
то и дело цепляется на тройники. Корюшка — очень подвижная,
шустрая рыба. Она, как говорят у нас, не может спокойно пройти
мимо играющей блесны и обязательно схватит ее...
Вот стоит большая группа рыболовов — видимо, коллектив
какого-то предприятия. Они усердно блеснят, однако —
безрезультатно. Вскоре за сотню метров другая группа замахала руками.
Это верный признак клева — магаданские рыболовы не кладут леску
на лед, а наматывают на руки, не снимая рукавиц. И рыбу
сбрасывают с блесны, не расставаясь с рукавицами,— одним
движением. И не удивительно — ведь морозы у нас стоят крепкие.
Плохо — начинающим, которые еще не научились наматывать леску
по-местному.
— Пошла! Пошла! — раздается по бухте.
И рыболовы устремляются на новое место — всем хочется
быть с уловом и захватить косяк. Клев продолжается пять,
самое большее — десять минут, а потом рыба уходит. Куда?
Замахали руками в другом месте бухты, и опять начинается
скоростной бег по льду. Да это и полезно — можно погреться.
У каждого рыболова по 30—50 корюшек. От них на морозе
пахнет... свежими огурцами. Все в городе давно знают об этом,
и, когда рыболов садится в автобус, пассажиры шутя говорят:
— Свежие огурчики с нами.
В Магадане хорошим рыболовом слывет кочегар
Управления связи Михаил Лагун. Хотя ему приходится много бегать за
217

косяками корюшки, зато он всегда возвращается с богатым уловом.
Много и других умелых спортсменов в нашем городе.
Когда возвращаемся с рыбалки — рассказам не бывает конца.
Недавно, например, один рыболов запросил помощи — добыча не
пролезала в лунку. Пять человек пешнями расширяли ее, и
рыболов вытащил... огромного ската.
Любят северяне и летнюю ловлю. Мне больше нравятся
горные речки — в них водится хариус. Одно время я работал на
шахте, около которой протекает речка Аркагала. В конце мая она
широко разливается и мутнеет, а свой обычный вид принимает не
раньше 10 июня. К этому времени рыболовов на берегах речки становится
все больше и больше. У каждого по одному удилищу. Насадка —
небольшой белый червяк, который живет под корой старых пней.
Течение несет поплавок, и рыболов идет вслед за ним. Отпуск —
60 см: глубже нельзя, так как начинается мутный слой воды. То
один, то другой рыболов выводит хариуса. Крупнее полкилограмма
у нас, правда, не попадаются.
Однажды я облюбовал место у переката. Хариусы то и дело
выпрыгивали из воды — ловили насекомых. Только закинул
удочку — поклевка. Ловля очень интересная, но на сетку
накомарника столько насело разной летучей нечисти, что ничего не видно.
Пришлось развести костер, подбросить в него травы. Комары,
правда, улетели, но дыма я наглотался.
Только было опять начал ловить, как за спиной, по склону
с сопки что-то покатилось. Так здесь нередко бывает — сопки
крутые, один камешек сорвется и других за собой тянет. Продолжаю
ловить хариусов и одновременно воюю с опять появившимися
комарами. Вдруг с сопки сорвался большой камень и упал совсем
рядом со мной. Я оглянулся — никого. Опять, на этот раз уже
в воду, упал камень, затем — еще. Я стал всматриваться, и увидел
медвежонка. Вот он нагнулся, и рядом со мной снова упал камень.
Кинул камень медвежонок и смотрит: попал в меня или нет.
Я погрозил медвежонку удилищем и крикнул:
— Уходи, косолапый!
Минут десять стояла тишина, и я поймал еще несколько
хариусов. Потом камни опять полетели, а один упал метрах в двух
от меня, и большой,— такой наповал может убить.
Посмотрел я на медвежонка, а он — на меня. Опять кричу ему:
— Уходи!
А он не уходит. Что делать? Дальше идти нельзя —
прибрежная тропинка упирается в почти отвесную скалу. Ловить, когда
в тебя летят пудовые камни, тоже нельзя. Пришлось возвращаться
домой. Впрочем, хариусов у меня и так было достаточно.
Конечно, медведи «бомбят» нас не на каждой рыбалке. Я это
рассказал к тому, что в нашем крае много не только рыбы, но и
зверя, что природа у нас щедрая, а край — богатый.
Магадан
218

К. В. Захаров
НА АДРИАТИЧЕСКОМ МОРЕ
риходилось ли Вам ловить рыбу в
море? —
С таким вопросом обратился ко мне
албанский инженер Пиро Бежани, когда
мы подходили к залитой ярким южным
солнцем площади Скандерберга в центре
Тираны.
— Ни разу в жизни. Всегда рыбачил только в реках и на
озерах,— ответил я.
Именно такого ответа и ожидал инженер. Он сразу оживился
и с присущим только истинным южанам темпераментом начал
восторженно рассказывать об этой, по его мнению, самой
увлекательной и добычливой рыбной ловле. Слушать его было
интересно, а рассказывал он так весело, живо и занимательно, что
я не заметил, как мы пересекли площадь, обогнули старинную
мечеть, прошли мимо здания городского театра и очутились у
подъезда гостиницы Дайти. Здесь мы расстались. На прощанье
инженер взял с меня слово, что в ближайшую субботу мы
непременно поедем вместе на побережье, и он посвятит меня во все
тайны морского лова.
Ловить рыбу в Адриатическом море! Какой рыболов устоит
перед столь заманчивым предложением. Моя рыбацкая душа
ликовала. Как я сожалел, что, выезжая из Ленинграда в Албанию, не
захватил с собой никаких снастей. Не было, конечно, сомнения
в том, что всем необходимым для рыбной ловли меня обеспечит
Пиро, но лучше бы иметь свои, привычные и проверенные снасти.
Но ведь, кроме снастей, нужна еще наживка. Как и где ее раздобыть?
За день до отъезда я отправился копать земляных червей.
Тяжелый это оказался труд. Почва в Албании исключительно суха
и камениста, и задача отыскивания в ней червей оказалась не
простой. Все же их удалось найти в одной из канав под
прошлогодними гнилыми листьями. Не знал я тогда, что занимаюсь
бесполезной работой. Земляной червь оказался абсолютно
непригодной насадкой при ловле в соленой морской воде.
...Наконец наступил день отъезда. Час езды по железной
дороге, и вот мы уже в портовом городе Дуррасе, расположенном
на побережье Адриатического моря. Сойдя с поезда, мой
спутник пошел доставать лодку, а я сразу отправился снимать
номер в городскую гостиницу с русским названием «Волга». Но пора
представить моего албанского товарища.
219

Инженер Пиро (в Албании принято называть друг друга по
имени) — типичный представитель новой албанской интеллигенции.
Несмотря на свою молодость, он уже участвовал в партизанской
войне, закончил высшее образование в Советском Союзе, а
возвратившись на родину, строил первую в стране железную дорогу
из Тираны в Дуррас. Теперь около года мы работаем вместе.
Более исполнительного и энергичного помощника трудно
пожелать.
Но почему так долго нет моего албанского товарища? А, вот
наконец и он!
— Все в порядке! Лодка будет ожидать нас утром в
условленном месте,— радостно сообщил Пиро, стремительно вбегая в
номер.— Прошу полюбоваться на наживку. Я ее насобирал по
берегу.— С этими словами он водрузил на подоконник большую
консервную банку, полную морских ракушек.
На моих червей, которых я в свою очередь торжественно вынул
из рюкзака, он не обратил никакого внимания.
Присев к столу, мы занялись подготовкой рыболовных снастей.
Я попросил Пиро хотя бы кратко рассказать об особенностях
предстоящей ловли.
— Ловля на море очень интересна и добычлива, а снасть, как
видите, очень проста: сатурновый шнур с крючком и грузилом —
вот и все. По утрам стаи кефали близко подходят к берегу.
Местонахождение стаи легко обнаружить, так как к ней всегда
устремляются птицы-рыболовы: бакланы, пеликаны и чайки. Подъезжайте
туда на лодке, и улов будет обеспечен. Предупреждаю, что иногда
вместо кефали может схватить небольшая акула, которая либо
порвет снасть, либо доставит много хлопот при втаскивании ее в
лодку. Вот — кратко, а все остальное увидите завтра утром сами.
Давайте лучше ужинать и ложиться спать.
...Мне не спалось. В номере было душно, и я вышел на
балкон. Чудесная картина открылась предо мной. Море, имеющее
днем при ярком солнечном свете цвет бирюзы, сейчас было темно-
лиловым. Поверхность его фосфоресцировала; она светилась
каким-то мягким таинственным светом. Стояла торжественная
тишина. Теплый, по-южному ласковый воздух был напоен
ароматом цветущих роз. Какая чудесная природа, какая чудесная
страна!
А какой замечательный свободолюбивый героический народ
населяет эту страну! С молоком матери впитал в себя албанец
жгучую ненависть к своим поработителям. Веками его угнетала
алчная и жестокая султанская Турция, грабили хищные рыцари
Венеции, нещадно эксплуатировали собственные феодалы-помещики.
В 1939 году страну оккупировали итальянские фашисты, а в
1943 году сюда вторглись гитлеровские войска. Но ничто не смогло
сломить маленький героический народ. С помощью братской
Советской Армии народ изгнал оккупантов с родной земли, и она
наконец зацвела свободной, радостной и счастливой.
220

...Начало рассветать, когда мы пришли на берег моря. На
гладкой, как зеркало, теперь уже темно-голубой его поверхности
в полукилометре от берега двигались какие-то черные точки.
— Смотрите, бакланы уже начали лов, эти рыбаки не проспят!
Садитесь на корму, я буду грести,— бросил мне Пиро.
Появление лодки ничуть не потревожило птиц. Они
продолжали неустанно нырять. Лишь некоторые из них, вытянув длинные
шеи, повернули в нашу сторону свои маленькие головы с прямым
тонким клювом, загнутым на конце крючком. Совершенно по-иному
вели себя чайки. Они сразу подняли тревожный крик и стали
кружиться над нашими головами. В лучах восходящего солнца они
казались не белыми, а розовыми. Вокруг нашей лодки то и дело
выскакивали из воды крупные серебристые рыбы. Это играла ад-
риатическая кефаль.
Делом нескольких минут было встать на якорь и забросить
наши неприхотливые снасти. Первым вытянул несколько рыб
подряд Пиро. У меня не клевало. Вот здесь-то я и понял, что земляной
червь, как насадка, никуда не годен. Морская вода с большой
концентрацией соли мгновенно растворяет червя; на крючке
остается лишь тончайшая прозрачная пленка. Пришлось последовать
примеру Пиро и насадить на крючок содержимое ракушки. Заброс —
и сразу рывок. Тороплюсь поскорей выбрать шнур. Кефаль идет
верхом, она кувыркается, выскакивает свечкой. Несколько бакланов
устремляются к ней, но схватить не решаются, а лишь
сопровождают ее на расстоянии. Наконец — рыба в лодке, где она сразу
затихает и только тяжело шевелит жабрами.
Так вот почему кефаль у нас на Черном море зовут лобаном!
Рыба имеет широкий мощный лоб и два маленьких глаза, которые
очень близко поставлены друг к другу. Плавник кефали очень
колюч. Я сразу поранил себе руки, когда снимал рыбу с
крючка.
Теперь мы оба попеременно вытаскиваем рыбу за рыбой. В этом
соревновании все же первенство остается за Пиро, так как я, видно,
плохо засекаю, и кефали часто срываются возле самой лодки.
А не попытаться ли поймать рыбу покрупнее? С этой целью я
привязал к леске большой крючок и насадил на него сразу содержимое
нескольких ракушек. Поклевки долго не было. Решив проверить
наживку, я стал осторожно выбирать шнур в лодку. Сильнейший
рывок! Шнур врезается в руки, причиняя довольно ощутительную
боль. На помощь ко мне устремляется Пиро. С большим трудом
мы подволокли к лодке почти метровую серую рыбину.
— Акула, акула! Я Вам говорил,— закричал Пиро.
Но поднять рыбу в лодку не удалось. Она рванулась с такой
силой, что сатурновый шнур толщиной 0,5 мм лопнул, как
обыкновенная нитка.
В прозрачной воде было хорошо видно, как медленно отплывал
хищник от лодки, тихо шевеля своим остроконечным хвостом.
Из его пасти торчал метровый кусок шнура.
221

Взяв более толстую жилку, я вновь забросил ее «на акулу»,
но так и не дождался поклевки. Пиро все-таки поймал небольшой
экземпляр, около трех килограммов весом. Акула имела серую
спину, белое брюхо, круглую зубастую пасть и злые малюсенькие
глазки. Тело рыбы было исключительно стройным. Его форма
напоминала корпус маленькой подводной лодки. Чешуи на рыбе не
было, шкура же была жесткой и колючей, как наждачная бумага,
...Незаметно прошло несколько часов. С восходом солнца
стаи кефали начали отходить от берега. За ними вдогонку
устремились неутомимые бакланы и крикливые чайки. Клев
прекратился. Снявшись с якоря, мы стали грести к берегу. Здесь нас
ожидал хозяин лодки, которого мы щедро оделили пойманной рыбой.
Целый день отдыхали мы на Адриатике: купались, загорали.
В Тирану возвратились поздно вечером.
С. Бруев
НА ОЗЕРЕ ТРОСТЕНСКОМ
ростенское озеро по своим размерам одно
из крупнейших в Московской области
(7,3 кв. км), длина озера —3,5 км,
ширина—2,1 км. В озеро впадает небольшая
речушка Тростня и несколько ручейков,
а вытекает из него река Озерна (приток
Рузы).
Озеро славится обилием всевозможной рыбы. Особенно много
в нем крупного окуня, плотвы и язя. Такой плотвы (до 500—600 гр)
и такого обилия крупного окуня нет, пожалуй, ни в одном из
подмосковных озер. Есть в озере щука, линь, карась и другая рыба.
На озеро Тростенское я впервые попал в 1955 г. и с тех пор
посещаю его регулярно. Расскажу об одном таком посещении озера
и о некоторых своих наблюдениях.
Как-то, в субботу, в августе 1956 года члены нашей секции
рыболовов выехали на озеро. Погода нас не радовала: дул довольно
свежий восточный ветер, временами моросил дождь.
В дер. Городищи мы попали поздно вечером. Остановились
в доме егеря, занялись подготовкой снастей. На рыбалку решили
выехать в 2 часа, дабы засветло добраться до избранных мест.
Ловить наметили под деревней Онуфриево.
Дождь по-прежнему моросил, временами переходя в сильный.
Кое-кто из «маловеров» начал уже поговаривать о возвращении
домой. Признаться, и у нас, знающих озеро, тоже «скребли кошки».
Но мы все же стойко защищали достоинства озера, уверяя
товарищей, что это, мол, одно из чудеснейших озер, в котором рыба
222

берет в любую погоду, хотя сами, откровенно говоря, мало в это
верили.
Как мы ни торопились, а на места ловли прибыли с
опозданием — после рассвета. Пока каждый занимал облюбованное место,
совсем стало светло. Спешили размотать снасти и забросить
насадки. Ветер в это время несколько затих, но небо все еще не
предвещало ничего хорошего
Условные обозначения
ф Места ловли окуня
0 Место ловли плотвы и «я
Ф Места ловли линя и норасл
Заросли камыша и тростника
Однако, несмотря на неблагоприятную погоду, первые
забросы насадки приносят успех: плотва и подъязики берут
непрерывно. Переходим на ловлю одной удочкой — двумя не успеваем.
В это утро в основном хорошо ловились только плотва и
подъязики. Окунь почти не брал, несмотря на все наши ухищрения:
ни живец, ни малек, ни червь не соблазняли его. Но справедливости
223

ради, заметим, что в этих местах он и в хорошую погоду брал плохо
(крупный окунь хорошо берет в центре озера).
Часам к 10 утра задул сильный ветер: лодки стало срывать
с якоря (виной этому был не столько ветер, сколько наши якоря —
легкий кирпич на веревке). Рыба почти перестала брать. Пора было
собираться на базу. Так мы И сделали.
Подняв груз, я решил использовать попутный ветер, пустив
лодку по ветру, убрав весла (плыть-то до базы нужно было около
4-х км.) Но удочки я не убрал, а решил продолжать ловлю на ходу
лодки. Как только лодка двинулась в путь, тут же последовала
поклевка, и я вытащил хорошую плотву, граммов на 300. Так, плывя
по озеру, я поймал порядочно хорошей плотвы и несколько крупных
подъязиков. Позже мы не раз применяли этот способ ловли «ходом»,
как мы его назвали, и всегда успешно.
Особенностью этого способа ловли является поимка более
крупной рыбы — это во-первых. Во-вторых, он дает возможность
основательно изучить водоем, т. е. узнать места стоянки и жировки
рыбы. Что же касается названия этого способа, то оно дано нами
не точно, может быть правильнее будет назвать его ловлей в
проводку в стоячей воде.
Следует сказать несколько слов и о другом способе ловли рыбы
в Тростенском озере, частенько применяемом как местными
рыболовами, так и приезжими. Это ловля плотвы и подъязика на
мормышку. Но ловят здесь на мормышку не на зимнюю удочку, а на
обычную поплавочную.
На какую мормышку плотва берет лучше — сказать трудно.
По моим наблюдениям, она одинаково берет на любую, с одним,
однако, непременным условием: с насадкой мотыля.
Мне припоминается такой случай. Как-то ловил я по соседству
с двумя завсегдатаями (и знатоками) озера. Один из них ловил
плотву и подъязиков на изобретенную им лично мормышку. Ловил
он довольно успешно, похваливая свое изобретение и себя: «Ай
да мормышка! Ай да Степаныч!» Но сидевший рядом с ним его
дружок ловил на простую «каплю» и ловил не хуже, а, пожалуй, даже
лучше, ибо ему чаще попадалась крупная плотва. И когда он
сказал об этом своему другу, тот тотчас же перешел на ловлю «каплей»,
забыв о своем «детище».
Я лично перепробовал все виды мормышек и ни одной не могу
отдать предпочтение. Рыба брала на любую мормышку с
одинаковым рвением. На поплавочную удочку плотва и язь хорошо берут
только с насадкой мотыля. Ни на какую другую насадку почти не
берут. Я, например, перепробовал все виды насадок: опарыш,
ручейник, червя, хлеб, всевозможные насадки из теста, но успеха
не имел.
Окунь хорошо берет на малька. Но берет он и на червя,
временами даже лучше, чем на малька, но это — как исключение.
Щука берет одинаково как на живца, так и на малька (крупной
щуки в озере нет).
224

О ловле линя и карася я, к сожалению, ничего определенного
сказать не могу; знаю лишь, что и того и другого в озере достаточно.
По свидетельству местных рыболовов ни линь, ни карась на удочку
не ловятся. Но мне, кажется, что это не совсем так. Дело не в том,
что линь и карась не соблазняются предлагаемыми насадками, а
в том, что в озере много другой рыбы, которая успешно ловится,—
ей-то и уделяют основное внимание рыболовы, забывая о линях и
карасях. Думается, что линь и карась Тростенского озера
незаслуженно пользуются «дурной» славой.
Места ловли (см. схему) указаны как по личным наблюдениям,
так и по наблюдениям рыболовов-спортсменов нашей секции, а
равно и егерей, обслуживающих озеро. Однако это вовсе не
означает, что рыба в озере держится только в указанных местах. Рыбы
в озере много и берет она всюду, но исходя из нашей практики, мы
все же отдаем предпочтение тем местам, которые указаны на схеме.
Плотва и язь хорошо берут под дер. Онуфриево, но места надо
выбирать в 150—200 метрах от берега. Окунь лучше берет в центре
озера и несколько ближе (от центра) к устью реки Озерни. Лучшее
время ловли — август.
Ловля в озере возможна только с лодки, так как его берега
сильно заросли камышом и тростником и большую часть года почти
непроходимы. В дер. Городищи есть база, располагающая 15 лодками.
К величайшему сожалению, и это озеро не свободно от
вездесущих браконьеров. Браконьерство на озере процветает до сих
пор. Только в начале лета 1958 года члены нашего охотколлектива
подполковник Павлов и майор Розанов обнаружили и сняли
несколько сетей. Самих же браконьеров задержать не удалось.
Подъезд к озеру не сложен: поездом до ст. Устиновка, а там
на попутной машине по Рузовскому шоссе.
Автотранспортом надо ехать так: по Волоколамскому шоссе
до села Новопетровского. В Новопетровском свернуть налево, на
Рузовское шоссе, и не доезжая с. Никольского свернуть налево
на дер. Городищи.
М. Бырзэнеску
ЧУВСТВО ВОДЫ И ПРОДЕЛКИ ПРИРОДЫ
бщепризнано, что даже самый
заурядный, шаблонный человек, занимающийся
более или менее серьезными делами,
обычно обладает пятью чувствами:
зрением, слухом, обонянием, осязанием и
вкусовыми ощущениями, — чувствами,
данными ему природой. С их помощью он может, с грехом
пополам, выйти из любого затруднительного положения в жизни.
8 Заказ № 3452
225

Рыболовы же, точнее говоря — некоторые из них, иногда
обладают еще одним чувством, шестым — чувством воды. Об этом
свидетельствуют почти все учебники и рыболовные трактаты, прошедшие
через мои руки. Необходимо добавить, что это чувство воды не
рождается вместе с человеком, как все другие. В книгах говорится,
что оно приобретается со временем, по мере того, как изрядно
побродишь с удочкой по рекам и озерам.
И я тоже привык думать, что возраст и продолжительный
рыболовный стаж сделают меня обладателем этого «шестого чувства»
и, таким образом, я встану в один ряд с опытными рыболовами и
даже окажусь среди них не на последнем месте.
Лето за летом, осень за осенью шагал я с удочкой в руках и
каждый раз старался попасть в новый уголок страны, к
незнакомым еще мне рекам. Среди них были пенистые прозрачные горные
речушки с форелью и хариусом и голубой Дунай. И наконец я
увидел море. Поэтому сегодня я могу вспомнить много побед,
а особенно поражений в моих приключениях с рыбами и
реками.
Одно время у меня появилась уверенность, что я уже приобрел
это чувство воды, что стоит мне сойти с поезда у любой реки или
озера, и я смогу сказать точно: здесь водится усач, лещ или пескарь,
а в другом месте — карп или щука. Я не сомневался, что в такую-то
погоду в таком-то месте форель идет на такую-то приманку. Я был
уверен, что безошибочно могу предсказать по месяцу, тучам, ветру
и другим приметам, узнанным мною из книг или из рассказов
рыболовов, каков будет сегодня улов.
Но с годами целый ряд «напастей», иногда подряд одна за
другой, в большой степени поколебали эту мою уверенность, и я
пришел к выводу, что часто, под влиянием неизвестных нам событий
в природе, рыба поступает совершенно неожиданно для нас и вводит
в заблуждение даже опытных рыболовов.
Из многих подобных неприятных случаев, пережитых мною,
я перечислю только те, что произошли на реках, богатых рыбой,
и в компании рыболовов, хорошо разбирающихся в искусстве
рыбной ловли.
Несколько лет тому назад в один прекрасный июньский день
я сошел с поезда на станции С. на берегу реки Стрей. Судя по моим
записям, которые я аккуратно вел, этот день должен был быть
наиболее благоприятным для ловли форели.
За вокзалом я нашел какую-то случайно оказавшуюся там
повозку, на ней можно было доехать до ущелья Рыул Маре. И тут
я вдруг встретился с помощником начальника станции, известным
во всей области рыболовом. Рыболовы всегда встречаются словно
старые друзья, даже если они совсем из разных мест. Я охотно
рассказал ему о своих намерениях, а он любезно пригласил меня
зайти к нему на следующий день, чтобы вместе отправиться рыбачить
226

на берег Стрея, почти напротив вокзала. Здесь, заверял он меня,
я поймаю таких крупных форелей, которых мне не удастся найти
сейчас в высокогорных реках.
В нескольких шагах от нас, Стрей нес свои желтые, как брага,
воды. Правда, я рыбачил в реках этой равнины прошлой осенью
и мне попадались крупные пескари, но никогда я не видел тут ни
одного хвоста форели или хариуса.
И вот, хотя я не раз был обманут, следуя советам того или
другого рыболова, я решил все-таки воспользоваться
подвернувшейся мне повозкой и попрощался с моим новым другом.
Но, конечно, вы понимаете, что чудовищно-нелепый рассказ
о форелях в мутной реке Стрей задел меня за живое...
В течение пяти дней, которые я провел высоко в горах, там, где
неоспоримая родина форели, на мои «сезонные» мухи не было
никакого спроса, и мне пришлось удовлетвориться несколькими
рыбами, с трудом пойманными на червя.
Косяки, которых я поджидал, почему-то запоздали в этом году
подняться сюда из долины. Почему?..
На обратном пути, приближаясь к вокзалу, я думал о
помощнике начальника, надеясь в душе, что он где-нибудь в отъезде.
Я возвращался с таким печальным уловом, что не хотелось
встречаться. Но в тот момент, когда я уже поднимался по ступенькам
в вагон, кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я встретился
с дружеским взглядом — помощник начальника вокзала добродушно
протягивал мне связку рыбы.
— Я знал, что ты не сможешь сдержать свое обещание и принес
тебе пять хороших форелей. Скушай их на здоровье дома со своей
семьей. Они совсем свежие, я поймал их сегодня утром в Стрее!
Ну, счастливого пути! Когда еще приедешь, сообщи мне, пойдем
вместе рыбачить!
*
Два года тому назад в конце лета я удил рыбу в дельте Дуная.
В течение нескольких дней подряд мне везло на щуку, шересперов
и крупного окуня. Но сейчас я оставил свой спиннинг — пусть
отдохнет! и, взяв удочки, сел на лодку, которой правил Прокоша.
Мы направились в Обретнул Маре, озеро, известное обилием карпа,
сома и плотвы. Я уже видел во сне огромного карпа, для которого
припас всевозможных червей и мамалыги, специально
приготовленной Прокошей. Я сделал солидный якорь из оси от старой повозки
и с его помощью закрепил лодку на месте, которое показалось нам
хорошим для рыбалки. В этот день вокруг нас карпы прыгали, как
черти, а в то же время наши поплавки лежали неподвижно, будто
застыли на блестящей поверхности воды. Не желая оставаться
побежденным, я испробовал все, что знал из практики, что видел и
о чем читал. Я ловил на глубине, ловил с полводы, сменил подряд
все виды червей, какие у меня были, испробовал мамалыгу, хлеб,
кукурузное зерно. Пять-шесть раз менял место: то дальше,
8*
227

то ближе к берегу,— ничего! Я обвинял и месяц, и звезды, и пятна
на солнце.
Позднее Прокоша, потомственный в этих местах рыбак,
признающий только сеть, перемет или невод и ничего не понимающий
в рыбной ловле на удочку, предложил мне вернуться в село. Время
позднее, нас ждет Штефания, она приготовила голубцы в
виноградном листе, что же касается карпов, то он, Прокоша, попросит
дружка наловить неводом, вот и будет что пожарить.
Покорившись, я согласился ехать. Прокоша потащил было
якорь, но он так глубоко ушел в дно, что пришлось тянуть его нам
обоим. Наконец наше импровизированное тяжелое сооружение
появилось на поверхности, оно было опутано зеленью. Я снял
пучок водорослей, смешанных с илом и только тогда понял, чему
я был обязан своей неудачей. В водорослях кишели всевозможные
черви, живущие на дне, козявки и т. п.— обильная естественная
пища для рыбы. Поэтому наша приманка — из другого мира —
не производила никакого впечатления. Через несколько дней сюда
приехали рыболовы с разных концов страны и тоже убедились,
что рыба здесь не берет никакую наживку. Мы все отправились на
Дунай, где в эти летние дни вода беднее естественной пищей. Там,
как мы и ожидали, наша приманка пользовалась более энергичным
спросом, чем в озере.
* *
С тех пор прошло несколько лет. Однажды мы получили
телеграмму от нашего друга Кристиана, в которой он звал срочно
приехать в Джиурджень, село, расположенное на берегу Дуная
почти у истока Яломицы. Здесь в эту осень наш друг установил
«центр» спортивной рыболовной деятельности.
Слово Кристиана всегда внушало нам большое доверие, а те
шестьдесят лет, которые он провел на берегу Дуная, бродя с
удочкой в руках, свидетельствовали о неоспоримом знании рыболовного
дела.
В суматохе подготовки к отъезду мы даже не позаботились
справиться о метеосводке, как обычно поступают
предусмотрительные рыболовы перед длительной поездкой.
Наконец наша экспедиция во главе с Силикой, другим
знатоком карпов и рыбной ловли на Дунае, благополучно прибыла на
место назначения. Это было примерно в полдень. К нашему
удивлению в этот час Кристиан находился дома, занятый приготовлением
обеда. Во дворе на веревке висели отличные карпы, несколько
судаков и стерлядей, свидетельствующих о хорошем улове.
— Эй, дружище, в такую прекрасную погоду ты сидишь дома! —
воскликнул Силика.
— А вы посмотрите на Дунай. Вот уже два дня вода мутная,
как брага, и каждую ночь уровень ее поднимается на две пяди.
До этих последних дней хорошо шла рыба, сами видите, поэтому
я и позвал вас. А теперь ничего нет...
22S

И, действительно, улова больше не было. Счастье, что
предприимчивый, как всегда, Силика, обнаружил несколько ям около
села, где мы поймали небольших карпов, попавших туда в весенний
разлив.
Этими несколькими рыболовными приключениями, пережитыми
мною, я поделился для того, чтобы показать, как то «чувство воды»,
о котором я говорил выше, бывает обманчиво. Все приметы хорошей
рыбалки оправдываются только тогда, когда всё обстоит нормально.
Но по мере того, как жизнь в природе меняется в ту или иную
сторону, особенно в неблагоприятную, мы можем ожидать самых
печальных результатов. Порой они необъяснимы даже для ученых,
которые изучают жизнь рыб и их среду. А сами рыбы отказываются
разглашать тайны своей жизни, может быть потому, что они «немы
как рыбы».
Перевод с румынского А. Селивановой
А. Авилов
ИЗ МОИХ НАБЛЮДЕНИЙ
КОГДА ЗАСЫПАЕТ КАРАСЬ?
своей книге «Рыбы России» Л. П.
Сабанеев пишет: «Самое лучшее время года
для ужения карася — это июньские и
июльские дни. В августе клев их
ослабевает или вовсе прекращается, хотя
есть пруды, в которых они снова берут и
в теплые сентябрьские дни. Но с наступлением утренников караси
начинают зарываться в ил и уже не идут ни на какую приманку.
...Впрочем окончательно залегает карась незадолго до
замерзания пруда, позднее линя и карпа, которые гораздо
чувствительнее к холоду...» *
Действительно ловля красного (золотистого) карася в
подмосковных водоемах обычно прекращается в конце августа — начале
сентября.
Значительно дольше ловится «гибрид», случаи поимки которого
известны даже на мормышку по первому льду, а в некоторых
глубоких карьерах и прудах даже среди зимы (например, в песчаном
карьере у станции Фабричная, Моск. Казанск. жел. дор.).
Седьмого сентября 1958 г. мы с московским рыболовом Г.
Виноградовым направились ловить белого карася (гибрида) на один
* Л. П. Сабанеев, «Рыбы России», стр. 462.
229

из прудов по Северной жел. дор. Нам было известно, что еще
неделю назад он хорошо ловился там на червя.
Однако клева белого карася не было, и местные рыболовы
заявили нам, что в этом сезоне его клев уже закончился.
К нашему удивлению, на предельно дальнем забросе, на
глубине 2 м, на мотыля, червя и опарыша брал красный карась
среднего размера.
В конце сентября мы снова попали на этот же пруд. Был тихий
ясный день, с утра морозило, днем потеплело до плюс 10—12°.
На поплавочные удочки никакого клева не было. Тогда
Виноградов стал ловить карася на мотыля на полудонку при дальнем
забросе, на 10—12 м от берега. Результат сказался сейчас же: стал
брать средний красный (!) карась.
Нам было интересно проследить, когда же все-таки прекратится
клев карася и он, как ему «положено», заснет, зарывшись в ил?
В течение октября мы еще несколько раз побывали на том же
пруду и в отдельные дни имели хороший клев карася.
Красный карась брал еще 19 октября в отвратительную погоду
(сильный западный ветер с дождем) при температуре плюс 6—8°.
Однако его поклевки были слабее, реже, и только на большой
глубине, при закидке на расстояние 12—15 м от берега, в этот день
стали попадаться и мелкие карасики, чего в предыдущие дни не было.
Интересно, что белый карась нам почти не попадался, хотя его
в пруду много — по-видимому, он держится отдельно от красного
и его стоянку мы не нашли.
Таким образом, карась продолжает брать там, где он стоит до
глубокой осени, пока температура воды не упадет ниже
определенного минимума.
А ЛИНЬ?
Зимой 1931 г. мне пришлось ловить на среднем Царицынском
пруду — у самого водосброса из верхнего пруда.
В омуте на глубине 4—5 м на поплавочные удочки попадались
...лини (!) до 0,5 кг весом. По их активности на крючке (количество
обрывов и сходов) трудно было предположить, чтобы линь «спал,
зарывшись в ил».
К сожалению, мне больше не пришлось побывать тогда на этом
же месте и проверить, насколько это явление было закономерным.
А КАРП?
Зимой 1958 г. московский рыболов А. Щукин ловил на
поплавочные удочки у Хлебниковского шоссейного моста на глубине
2 м на мотыля. После одной поклевки он почувствовал, что ему
попалась крупная рыба, и с большим трудом вытащил карпа
весом около килограмма.
Через час ему попался второй, точно такой же. Правда, его
последующие ловли в том же месте не дали подобных результатов,
карп больше не попадался.
2 30

Таким образом, на поведение «теплолюбивых рыб», какими
являются карась, линь, карп, влияет ряд факторов, которые могут
быть различными в разных водоемах.
Сроки зимнего залегания этих рыб могут, по-видимому,
значительно изменяться.
В. Липатов
ХОРОШИЙ КЛЕВ
баснословном клеве окуней я слышал от
товарищей и не раз читал, но,
признаться, никогда не был уверен, что он описан
без прикрас. Все-таки не зря говорят,
что у рыболовов и охотников есть
«склонность» к преувеличению!
В 1954 году я был срочно командирован в Акмолинскую область
на целинные земли. Выехал я без сборов, не удалось даже домой
зайти. Но, как у истинного любителя рыбной ловли, несколько
метров лесы и крючки у меня всегда были с собой.
Первые дни было не до рыбалки: дни и ночи мы работали
на уборке хлеба — урожай был богатейший.
Однажды у меня с товарищем оказался свободный вечер и мы
с радостью отправились на Ишим, по рассказам местных рыбаков,
славившийся обилием рыбы.
Червей накопали быстро, но удилищ у нас не было. К счастью,
на берегу оказался ивняк и мы вырубили две трехметровые
кривые, тяжелые палки. Для казахстанских степей и это была удача.
Привязать лески, наживить червя — это в умелых руках дело
нескольких минут!
С замиранием сердца закинули мы в таинственную голубизну
Ишима наши нехитрые снасти. Руки слегка тряслись — что-то
даст первая поклевка?
Ждать не пришлось: поплавок не успел замереть, как уже
скрылся подводой; подсечка — и здоровенный пескарь трепещет на берегу.
Снова заброс,— и опять крупный пескарь. После третьего
заброса темный, зеленоватый трехсотграммовый окунь после
недолгой борьбы тоже попадает в ведро.
Каждый заброс дает рыбу: пятнадцать-двадцать минут ловли —
и у меня более десятка крупных окуней.
Выбираю место получше и вновь таскаю окуней. Вдруг резкая
поклевка, чувствую, что на крючке крупная рыба. Леска натянута,
как струна, и я вытаскиваю килограммового окуня. Таких крупных
окуней я еще никогда в жизни не ловил.
231

Начинаю экономить червей: ловлю на маленькие кусочки,
раз в пять меньше крючка, но все равно окуни продолжают
хватать — удочка кажется волшебной!
Клев временами прекращается, видимо стаи окуней уходят;
в это время надоедают пескари, которых я бросаю обратно в воду.
Рядом — узкое, быстрое место и небольшой мостик через реку.
Иду туда и ловлю с моста. Здесь лучше — нет травы и видно дно,
покрытое галькой. Только забросил — и опять на крючке
здоровенный окунь.
Пожалуй, впервые за всю жизнь чувствую я на рыбалке такую
радость — вот это клев! Не заметил, как большое ведро наполнилось
рыбой.
Руки занемели от напряжения. Кладу удилище прямо на мост,
но окуни не дают покоя — клюют беспрестанно.
Смотрю в глубину и замечаю, что цвет дна изменился:
громадная стая окуней подошла к мосту и почти закрыла дно. Вижу весь
процесс ловли: только червяк пойдет в глубину — как из стаи
к нему бросается несколько окуней, и я вновь кладу одного из
них в ведро.
Скоро становится темно, и клев прекращается. Иду к
товарищу — у него такой же улов.
Возбужденные, делимся впечатлениями, прячем удилища,
собираем рыбу, моем руки и решаем обязательно еще побывать на
этом месте. С трудом тащим улов — два ведра отборнейших
окуней. Хороший улов, хватит на 2 — 3 бригады. И это на две удочки
за каких-нибудь 3—4 часа ловли!
Потом мы еще несколько раз ходили на это место, но такого
клева больше не было.
Давно я уехал из Акмолинской области, но часто вспоминаю
целинные земли, голубоватую глубину Ишима и красавцев
окуней, непрерывно атакующих наши удочки. Я обязательно вновь
побываю в тех краях!
Я. Киселев
УРОКИ НА БЕРЕГУ
ногие рассказы о рыбной ловле часто
оканчиваются сценой борьбы с
огромной рыбой или описанием богатого
улова.
Между тем, спортсмены сплошь и
рядом возвращаются домой с десятком
ершей или плотвы. А вот интересные случаи бывают почти на
каждой рыбалке. О некоторых из них я и хочу рассказать.
232

ПОСЛЕДНЯЯ ДРОБИНКА
Эта речка такая маленькая, что даже на очень подробной карте
не имеет названия. Жители единственной деревни, около которой
она протекает, называют ее ручьем. Мы же — я и мой постоянный
напарник шофер Николай Иванович — полюбили эту речку и
назвали нежно — «Уклеечка». Так и говорим друг другу: поедем к
Уклеечке. Почему мы дали такое название? Потому что в речке
водится много уклейки, притом — очень крупной: такой нигде
я еще не видел.
Ловить можно только в бочагах. Берега Уклеечки сильно
заросли осиной и ольхой, среди которых только кое-где белеют березы.
На их ветках висит много нашей лески вместе с крючками,
грузилами и поплавками.
В этот день наши потери были особенно велики, и вскоре у
меня осталась одна-единственная дробинка, а последний поплавок,
как я ни старался его отцепить, остался на ветке свалившейся в
воду ольхи. Но и это еще не всё: дробинка крепко зажалась в метре
от крючка. Я ожидал, что друг вот-вот подойдет и поделится
грузилами и поплавками. Пока же, чтобы не терять времени, я
забросил снасть в том неприглядном виде, в каком она осталась,— на
всякий случай. Однако, как только мотыль погрузился на несколько
сантиметров, леска вытянулась. Я подсек и вытащил кусок живого,
трепещущего серебра. Это, конечно, была она — уклейка. Я
повторил заброс, потом еще раз — и остался доволен.
Когда пришел мой друг, я ничего не стал изменять в удочке,
как он ни настаивал. Результат? На одну его уклейку
приходилось три моих — притом более крупных. Почему? Да потому что
у него на поводке длиной чуть больше четверти метра были
поплавок и грузило, которые заставляли уклейку настораживаться, а
моей насадки она не боялась.
ОБМАНУТЫЕ ОКУНИ
В поисках места, где волна поменьше, я набрел на небольшой
залив. Берега его поросли лесом, и ветер здесь почти не ощущался.
В прогалине между кустами сидело несколько пожилых рыболовов,
каждый — с тремя-четырьмя удочками, а между ними — паренек
лет двенадцати с одной, правда, отлично сделанной удочкой.
Я выбрал место поблизости. Клевало плохо, у моих пожилых
соседей — тоже, и только пареньку везло: он одного за другим
вываживал крупных окуней.
— А чем ты их прикармливал? — спросил у паренька один из
пожилых рыболовов, видимо продолжая разговор, начатый еще до
моего прихода.
— Мальками,— ответил паренек.
— Они, что же, очень послушные у тебя? Где их выпустил, там
и стоят? Или, может быть, за хвосты нитками к камышу привязаны?
233

Паренек не стал отвечать. Он справился о времени и, узнав,
что начался восьмой час, сказал:
— Домой уже пора. Если хотите, смотрите: у меня секретов
нет.
Паренек нагнулся, потянул лежавшую в воде веревку и
вытащил широкую стеклянную банку, горловина которой была
завязана марлей. В банке... плавали мальки.
— Здорово. Молодец! — наперебой стали хвалить рыболовы.
Конечно, это очень остроумно: мальки, посаженные в банку,
привлекали окуней, которые не могли ими поживиться и хватали
червя, подброшенного пареньком.
Он оказался скромным, и на прощание добавил:
— Это не я придумал.
МАЛЕНЬКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ
За песчаным мыском, невдалеке от берега, поросшего
цветущей черемухой, — хорошее окуневое место. Здесь мы с приятелем
и поставили свою лодку. На червя не клевало, и мы стали
насаживать мальков. Думая, что на три удочки ловить не управлюсь,
одну из них я настроил как полудонку: леску отпустил подлиннее,
а поплавок поднял почти к самому кончику удилища.
Сразу же на полудонку я подсек, как говорят, «порядочного»
окуня, потом — второго, третьего. На поплавочные же удочки
поймал всего одного. Тогда я их смотал и стал ловить только на
полудонку. Приятель последовал моему примеру.
Почему же так получалось? Я долго искал ответа на этот вопрос
и не находил. Потом рядом с бортом лодки поставил поплавок
обычной удочки, а полудонку забросил так, что мальки оказались
рядом. Вода прозрачная, и я хорошо вижу все, что происходит
на дне. Вот откуда-то выскочил окунь и, будто с опаской
поглядывая на малька поплавочной удочки, устремился к его соседу. В одно
мгновение малек заглочен, и поплавок полудонки сигнализирует
о поклевке. Повторив опыт, я увидел ту же самую картину.
Мальки на всех удочках были одинаковые. В чем же дело?
А в том, что малек стремился в верхние слои воды. На поплавочной
удочке он ходил вокруг груза, будто привязанный, или поднимался
выше, плавая около натянутой лески. Малек же полудонки
двигался в воде естественно, не возбуждая подозрений у хищника
своими движениями. К тому же окунь не боялся лески, идущей со
дна к верху.
Маленькое наблюдение? Да, но потом оно приносило большие
уловы.
А ПО РЕКЕ ХОДИЛИ БЕЛЯКИ
Теплый вечер. Тихо. Поклевки — все реже и реже. Надежды
на хороший улов рассеиваются.
— Видимо, погода изменится,— говорит мой приятель.
234

И верно — ночью подул ветер. Утром он усилился, по реке
заходили беляки — волны с белыми от пены гребнями. О ловле
нечего и думать: вдоль берега образовалась буро-желтая полоса
сажени в две шириной. Выход один — идти к деревне, около
которой останавливается катер.
От нечего делать приятель забрасывает донку и через несколько
минут вытаскивает крупного леща. Торопливо снимает его с
крючка, и донка опять летит в воду.
— Забрасывай! — говорит мой приятель.
Но я продолжаю сидеть на берегу и любоваться
разбушевавшейся рекой: случайный лещ меня не интересует. Однако приятель
вскоре вытащил еще одного придонного жителя, и я насторожился.
После третьего леща в воду уходит и моя донка. Смотрю на часы:
десять — и недоумеваю.
В тот раз мы поймали девять крупных лещей. Почему они
клевали? Видимо, волна размыла берег, лещи вышли в поисках
«легкого» корма и наткнулись на наши насадки. С уверенностью же можно
сказать одно: всегда и везде, в любых условиях, нужно искать рыбу,
а не дожидаться, пока она вас найдет.
А. Белов
ЗИМНЯЯ ЛОВЛЯ УКЛЕЙКИ
ногие воронежские рыболовы любят
ездить на Жировские озера. Они
образовались из старицы Дона. Сейчас эти
озера соединяются с Доном и друг с
другом узкими протоками со слабым
течением. Вплотную к озерам подходит лес, и во многих местах
кроны нависают над водой. Лес хорошо защищает озера от ветра.
Низкие, местами заболоченные берега кое-где покрыты
полосками камыша и завалами из бурелома. Узкой лентой растет
кувшинка. Дно песчаное, но покрыто толстым слоем ила, и чистая
вода кажется темной.
Глубина озер достигает пяти-шести метров, а местами и
больше. Течение, конечно, очень слабое. Грунтовые воды образуют
слабо или совсем незамерзающие участки, недоступные рыболовам
ни летом, ни зимой. В результате деятельности родников ледостав
на озерах начинается на несколько дней позднее, чем на других
воронежских водоемах. Лед в середине зимы обычно не бывает
толще 25 — 30 см. Небольшие участки около проток и в местах
выхода грунтовых вод не замерзают всю зиму или покрываются
только тонкой коркой льда.
235

Зимой здесь ловят в основном леща. Есть ерш, плотва и окунь.
Значительно реже зимой попадаются подъязок, судак и щука.
В озерах водится также уклейка, о зимней ловле которой мне
хочется рассказать подробнее — ведь в спортивной литературе она
еще не описана. У воронежских же спортсменов зимнее ужение
уклейки пользуется большим вниманием.
Летом уклейку можно встретить в любом месте озера, а зимой
она собирается в большие стаи и кочует. В поисках пищи эти стаи
медленно перемещаются по всем озерам, избегая, однако, глухих
непроточных углов. В оттепель и ранней весной косяки держатся
на участках, примыкающих к незамерзающим протокам.
В течение всей зимы уклейка не спускается глубже чем на 50 —
70 см. Она четко выделяется на темном фоне дна и хорошо видна
в лунку. Лучший клев уклейки начинается с марта. Ловят ее около
незамерзающих проток с глубины 40—50 см на самую легкую
поплавочную удочку. Она хорошо клюет на мотыля и тесто, но на
кусочек земляного червя, прочно сидящего на крючке, ловить
значительно удобнее. Обычно на один такой кусочек удается поймать
два-три десятка уклеек, и трех-четырех червей хватает на весь
день ловли.
В середине зимы для прикормки кочующего уклеечного косяка
накануне дня ловли в лунку бросают куски белого хлеба. Чем
дольше они будут держаться на поверхности воды, тем лучше.
Намокая, куски постепенно разваливаются и опускаются на дно.
Это как бы создает постоянную прикормку, около которой и
держится косяк.
236

При ловле не следует шуметь, так как, плавая близко от
поверхности воды, уклейка хорошо слышит, и при малейшем нарушении
тишины косяк отходит. Правда, через некоторое время он
возвращается. Иногда кажется, что уклейка покинула прикормленный
участок без причины. Значит, подошла
стайка окуней, которые преследуют ук-
теечные косяки.
Особенно успешно ловится уклейка
на озере Сонькино, которое входит в
группу Жировских озер. Многие
рыболовы применяют самодельные
крючки, изготовленные из тонких швейных
игл. Их отжигают на пламени спички,
изгибают плоскогубцами и закаляют.
Такой крючок к леске привязывают через
ушко. Грузило не применяется,
поплавок — самый легкий.
Самодельный крючок из иглы имеет
несколько преимуществ. Благодаря
большому выносу в сторону прямого
нижнего плеча и загибу жала слегка внутрь он легко входит своей
нижней частью в рот рыбы, а при подсечке надежно прокалывает
верхнюю челюсть. Бородки у крючка нет, что облегчает
насаживание червя и упрощает снятие рыбы.
Воронежские рыболовы называют уклейку нежно — серебрян-
у0.7
——
«S3
-4
U 70 —1
кои.
Воронеж
П. Бровкин
СЕРЕБРЯНАЯ МЕТЕЛЬ
осле заката солнца багряные облака еще
долго гасли, отражаясь, будто плавились
в струях быстрой реки. Прибрежный
лес узкой лентой уходил в холодную
синеву. Густая тень обрывистого берега
медленно спускалась на реку, смывая
последнюю улыбку уходившего дня.
Река похолодела и потемнела. Всплески рыбы затихли,
бурливая струя уходила куда-то далеко-далеко и терялась в
сгустившихся сумерках.
Мы с Прохором — сыном бакенщика — в этот вечер охотились
на язей. Он сидел под откосом берега с нахлыстовой удочкой и
старательно настегивал по воде.
237

Ловить начали перед вечером. Клев — слабый: язь брал
кузнечика вяло. Подойдет, чуть прикоснется к нему губами и отойдет.
Подсечь удавалось редко. С наступлением сумерек клев совсем
прекратился. Однако Прохор продолжал шлепать по воде намокшей
леской. Изредка он утирался рукавом рубахи и смахивал комаров.
— Бросай, Проша! Забастовал язь,— крикнул я юноше.
Он смотал леску, забрел в воду и вытащил сетку с приманкой.
— Не хотите клевать, не надо, потом жалеть будете,—
пробурчал Прохор по адресу язей.
Кругом очень тихо. Так бывает только в укромных волжских
уголках, вдали от жилья, когда спустится задумчивый вечер.
Карабкаясь через поваленные деревья, мелькая белой рубашкой,
Прохор медленно приближался ко мне. Я сидел и задумчиво глядел
в глубину ласковой ночи... Что-то зарябило в глазах. Я протер их
и подумал: утомилось зрение. Это не помогло. На лице и шее
почувствовал легкое щекочущее прикосновение, словно сыпался пух.
Это начался массовый вылет поденки.
Язи, голавли, лещи быстро почувствовали ее появление. Чем
ниже припадало мягкое облако к воде, тем чаще слышались рыбьи
всплески. Рыба выбрасывалась из воды и чмокала, пожирая
лакомую добычу.
Сквозь облако вырос Прохор и, садясь рядом, проговорил:
— Вот это метель! — И, слегка тронув меня за рукав рубахи,
он добавил: — Вот бы ловить, пока рыба наверху.
— Попробуем? — спросил я.
— На кузнечика?
В его голосе чувствовалось разочарование — ничего, мол,
не выйдет.
— Нет, на поденку будем ловить.
— Такую мелочь станем насаживать на крючок? — спросил
Прохор.
— Попробуем сначала на кузнечика, а если не будет брать,
тогда...
Мы насадили кузнечиков и стали энергично нахлестывать по воде.
Напрягая зрение и низко наклоняясь вперед, старались
разглядеть, как ложится насадка на воду. Но темнота осела плотно.
Мы хлестали безрезультатно: язи даже не касались наших
кузнечиков.
Из-за леса всходила луна. Небо посветлело. Деревья рисовались
отчетливо. Казалось, за ними есть что-то живое. Густое облако,
как метель, серебром переливалось в лунном свете и все ниже
опускалось к реке, взбудораженной рыбьими всплесками. На воде все
бурлило, плескалось и смешивалось с метелью.
— Дрянь дело! Бросай, Прохор.
Он молча подошел, опустился рядом, положил мне на колени
широкие ладони и вопросительно посмотрел.
Я достал из кармана блокнот, вырвал чистый листок, сложил
его втрое, отщипнул с уголка кусочек, по размеру сходный с поден-
23S

кой, и насадил на крючок так, чтобы при забросе бумажка
ложилась горизонтально.
На струе воды наша насадка выглядела заманчивее, чем
плывущие хрупкие поденки. Легким, «дробным» подергиванием удилища мы
удерживали насадку на одном месте. Создавалось впечатление, что
поденка только что упала на воду и силится взлететь.
Едва успев сделать несколько судорожных движений, наша
«поденка» исчезла: язи набрасывались целой стаей.
Прохор быстро освоил технику ловли. Изгибаясь ужом, он
припадал к воде, любуясь трепетом своей «поденки», затем
вскакивал и выводил рыбину.
Ловля шла жаркая. Часто попадались крупные язи. Нет-нет,
и блеснет облитое лунным светом огромное, словно серебряный
щит, телолеща. Рыба поднимала шумную возню, но это не
сказывалось на клеве. Видимо, за общим оживлением язи не замечали нас.
— А хватит ли у нас бумаги? — спросил Прохор.
— Не беспокойся, Проша. Блокнот купил только что.
— Тогда всех язей грамоте обучим.
Однако радостные минуты продолжались недолго. Клев
окончился как-то вдруг. Облако поредело. Всплески рыбы слышались
все реже, река засыпала. Мне хотелось спросить Прохора: как,
мол, обучил язей грамоте?
Астраханская область
Отец считался лучшим сапожником на селе и отличным блес-
нильщиком. Он хорошо знал время, когда надо ловить жереха,
а главное — повадки этой строгой рыбы.
Мне уже было двенадцать лет, когда отец сказал:
— Надо караулить жереха. Вода убывает, и скоро он покатится
из затона. Тут его и брать.
Но, как на грех, отец вскоре занемог. Помню, утром он позвал
меня и сказал:
— Возьми, сынок, лошадь, да поезжай один к Барановскому
затону. Лошадь попасешь, да и жерехов привезешь. А блеснить
надо на Большом рынке —на двух водах.
П. Бровкин
ТАМ, ГДЕ СХОДЯТСЯ СТРУИ
рано пристрастился к ловле блесенкой.
Восемь лет мне было, когда отец из
свинца отлил первую такую приманку,
срезал удилище по росту и сделал
настоящую снасть. Часто на заре по
знакомым тропинкам мы ходили вдвоем за
жерехом.
239

Перед вечером я уехал. Добрался до места когда уже стемнело.
Лошаденку пустил пастись, а сам закутался в парус и лег на
телегу. Проснулся рано, когда только что прокричала первая пташка.
Взял снасть, мешок и зашагал к реке.
Она начала розоветь. Назойливые комары кусали лицо и руки.
Торопливо хлестнул несколько раз блесенкой и остановился в
раздумье: Где же отцовский рынок с двумя водами?
На том берегу, около отмели, ударил жерех, за ним —
второй... Из-за леса поднималось солнце.
А вот и рынок. Около него встречаются две сильные струи воды:
одна — из затона, а другая крутым зигзагом стремительно текла
по вогнутому берегу извилистой волужки. Струи сходились на
самом шпиле рынка; ударяясь о него, шумным потоком устремлялись
от берега, оставляя в стороне большую суводь, которая
кружилась, как карусель.
Я нетерпеливо хлестнул по этому водовороту блесенкой. Она
исчезла, и длинное удилище забилось вершиной по воде. Я едва
удерживал удилище: большой жерех метался, делал стремительные
рывки. Мне не под силу оказалось вывести такую рыбину. Взяв
удилище на плечо, я волоком вытащил жереха на берег.
Отчетливо видел, как стая жерехов то поднималась со дна и
в брызгах воды бросалась за мальком, то опускалась ко дну.
Вокруг рынка вода клокотала — столько подошло жереха. Рыба
схватывала блесенку, едва та касалась воды. От азарта тряслись ноги
и пересохло в горле.
Сколько времени продолжался бой — не помню. Еле подтащив
к берегу громадного жереха, я окончательно обессилел и повалился
рядом с ним. Едва переводя дух, я подумал: теперь все село станет
говорить, что сын Матвея сапожника стал настоящим рыболовом.
Астраханская область
Почти все рыбы, которые водятся в этих реках, мне
попадались. Но однажды Василий Иванович, местный житель и
рыболов-спортсмен, предложил мне пойти с ним на какую-то глухую
В. Беловол
ПЕСТРУГИ
арпатские реки — не широкие,
мелководные, но зато быстрые, с прозрачной,
холодной водой, массой камней на дне,
среди которых водится разная рыба.
Особенно много ее собирается там, где река
делает поворот, подмывает берег,
образуя своеобразный омут. «Жителей»
карпатских рек я знаю не плохо.
240

речушку, половить, как он выразился, «пестругов». Я не слышал
раньше такого названия и попросил Василия Ивановича
обрисовать эту рыбу. Он долго рассказывал мне, что эта рыба очень
красивая, пестренькая, бойкая и... очень вкусная.
— Рыбку эту у нас называют еще королевской или царской,—
добавил он.
Однако я так и не мог решить, к какой рыбе более всего
подходили красочные описания Василия Ивановича. Оставалось одно—
пойти с ним наловлю и самому посмотреть на эту загадочную рыбку.
В путь мы тронулись ранним майским утром. Приятная
прохлада освежала лицо. Мы долго шли берегом речки, затем куда-то
свернули и еще долго шли лесом по узенькой каменистой дороге.
Шли молча, слушая разноголосый, веселый концерт только что
проснувшихся птичек.
Наконец — мы у назначенного места. Но то, что я увидел, не
слишком радовало рыбацкое сердце: речушка, к которой привел
меня Василий Иванович, была очень маленькой, узкой,
мелководной и почти сплошь завалена крупными камнями. Местами она
имела своеобразные «чаны», окруженные со всех сторон громадными
глыбами камня. Вода, спадая сверху в эти «чаны», бурлила,
пенилась и, переливаясь через край, неслась дальше. Я стоял в раздумьи,
не прикасаясь к своим снастям.
— Что, не нравится? — усмехнулся мой спутник.
— Разве тут может быть рыба?
— А ты разматывай удочку да лови. Сам увидишь.
Я последовал совету и начал разматывать свои снасти. Василий
Иванович, все так же улыбаясь, отошел немного выше по берегу
речки. Насадив самого лучшего червя, я нехотя забросил удочку в
бурун. Поплавок начал отчаянно танцевать на поверхности воды.
Сильная струя сносила его вниз. Я сделал несколько новых
забросов, но поклевки, разумеется, не было. Когда ловишь в незнакомом
месте и, тем более, когда не веришь в него, то невольно кажется,
что день потерян и удачи не будет и что лучше, пока еще не поздно,
пойти поискать другое место, другую реку. Вот так я стоял и думал,
а поклевки все не было. Я переменил крючок, надел нового червя —
результат тот же. В душе все более крепло сомнение: «Напрасно
пошел я в такую даль. Толку не будет от этой ловли». Прошло еще
несколько минут.
— Ну, что у тебя? — спросил подошедший Василий Иванович.
Я безнадежно махнул рукой. С минуту мой приятель наблюдал
за моей ловлей.
— Э-э, брат, да так, конечно, ничего не поймаешь. Стоишь на
виду у рыбы, машешь удилищем, стучишь каблуками. Это, брат,
тебе не карасей ловить. Эту рыбку голыми руками не возьмешь!
А ну-ка, дай мне твою удочку...
Надев на крючок небольшого червя, Василий Иванович,
ловко прячась за каменными глыбами, тихо подошел к
следующему «чану» и тихонько забросил удочку. Я молча наблюдал за
241

его действиями. Вдруг леса сильно натянулась, и в воздухе
затрепетала серебристая рыба. Я поспешил к Василию Ивановичу.
— Вот тебе первый пеструг,— смеясь, сказал он, снимая рыбу
с крючка.
Это была форель. Ручьевая форель, о которой я много слышал,
но видеть которую мне еще никогда не приходилось. Это
действительно очень красивая рыбка. По всему ее телу были разбросаны
синие и красные крапинки, что придавало ей какую-то особую прелесть.
Взяв у Василия Ивановича свою удочку, я в точности повторил
его приемы и спустя несколько минут уже держал в руках свою
первую форельку. С этого момента и началась у меня «форельная
лихорадка». Я переходил от одного «чана» к другому. Рыба брала
отлично. Я забыл все на свете, был неописуемо счастлив и ловил,
не замечая ни времени, ни голода, ни усталости. Уже давно взошло
солнце; по речушке, прячась между кустами, плыла легкая дымка
тумана; не шелохнувшись стояли высокие ели и буки; серебрилась
на солнце обильная роса; усилили разноголосый трезвон пернатые
певцы. А мы с Василием Ивановичем все с тем же азартом
охотились за красавцами «пестругами». Когда солнце поднялось
высоко, рыба перестала брать. Пора было подумать о
возвращении.
Мокрые от росы, уставшие, но довольные, неся в руке на кукане
по десятку форелей, тронулись мы в обратный путь.
— Ну, как, рыбачок, доволен ловлей? — весело спросил меня
Василий Иванович.
— Очень!
— То-то! Теперь будешь знать, что такое «пеструги».
Где-то на вершине горы послышалась песня.
Гей, на високш полонинЫ-i
В1три пов1ва-а-а-ю-у-у-уть.
Голос был приятный и звонкий. Видно, пел песню молодой
пастух. Мы заслушались. Певец брал высоко, приятно тянул, а
где-то далеко в горах вторило звонкое эхо.

В. Маринов
СВИНЦОВЫЙ „ЩУРЕНОК"
есной на Ветлуге, около устьев
впадающих в нее рек, скапливается жерех.
Не мало его и летом, однако попытки
ловить спиннингом не приносили
успеха. Там, где жерех бьет особенно
сильно, порой собиралось до десяти спортсменов. Они хлестали воду
усердно и... безрезультатно. Рыба не прельщалась ни ныряющими,
ни вращающимися блеснами, ни большими, ни маленькими. Не брал
жерех и девоны и трехгранки. Дело доходило до того, что мы
сутками «дежурили» на реке, но возвращались без улова.
Наконец кто-то привязал к грузилу тройной крючок и стал
одерживать победы. Его примеру последовали все другие спортсмены.
Потом мы стали отвязывать блесны и ловить только на оснащенные
тройником грузила. У меня же родилась мысль сделать блесну из
свинца — темную и похожую на щуренка, за которыми жерех
охотится особенно энергично. Первые же выходы на ловлю с такой
блесной дали хорошие результаты, и я ей пользуюсь до сих пор.
Как изготовляется такая блесна? Из свинцовой пластинки
толщиной 2—2,5 мм вырезается прямоугольник размера 25 х 60 мм
и перегибается вдоль. Ножницами вырезается рыбка, похожая на
маленького щуренка, и свинец несколько разгибается. Затем
из волейбольной камеры вырезывается хвост «щуренка». На куске
проволоки, диаметром в миллиметр, а длиной в «щуренка», делается
два «мертвых» кольца. В один из них предварительно вставляется
небольшой, но прочный тройник. После этого в спинную часть
«щуренка» вставляется кусок проволоки диаметром 3-4 мм и
проволока с тройником, а в хвостовую часть - резиновый хвостик и
все это плотно сжимается плоскогубцами. Толстый кусок проволоки
нужен для того, чтобы «щуренок» не получался плоским, больше
походил на живого. Чистить или чем-либо покрывать свинец ни
в коем случае не следует.
Теперь «тайна» ветлужского жереха разгадана. На свинцового
«щуренка» ловят многие спортсмены. Такую блесну мы ведем в
верхнем слое воды, очень быстро подматывая леску, поэтому
нужна катушка большого диаметра.
Весной жерех в устьях речек у нас жирует с восхода солнца
и до заката, перерывы бывают очень небольшие. Мне доводилось
ловить даже в полночь. Когда уровень Ветлуги падает, жерех
скатывается на места с быстрым течением. Здесь он тоже берет
свинцового «щуренка».
243

На эту же блесну я ловлю и судака. Однако заброс делаю
вдоль берега — так, чтобы «щуренок» шел от него в двух-трех
метрах,— а подматываю леску медленно.
Горьковская область
П. Горбунов
ПЛАВУЧИЙ ДЕВОН
хотясь со спиннингом на Западной
Двине, я часто наблюдал интенсивнейший
«бой» жерехов. Но поимка этой
спортивной рыбы у меня случалась довольно
редко.
Жерех обычно бил на перекатах у
огромных валунов, из-за которых ему удобно было
незамеченным нападать на стайки мелкой рыбы. Стоило сделать несколько
забросов девона с берега или с лодки, как жерех прекращал охоту
в пределах заброса, т. е. на расстоянии метров пятидесяти, но
мощные удары продолжали раздаваться в отдалении. Очевидно,
фигура стоявшего на берегу или в лодке рыболова, резкие взмахи
удилищем отпугивали рыбу.
Если несколько забросов не приносили успеха, следовало
переходить на другое место или же на некоторое время затаиваться и
ожидать подхода рыбы.
Как же забросить приманку на 90—100 метров, т. е. на то
расстояние, на котором жерех, не боясь рыболова, продолжал охоту?
Вот тут-то и возникла у меня мысль о плавучем девоне. В
следующий выезд на ловлю я уже испытывал новую приманку. Поставив
лодку на якорь метрах в девяноста от валунов, у которых
охотились жерехи, я бросал на воду плавучий девон и, по мере сноса его
течением, сдавал с катушки лесу. Когда девон заплывал за валуны,
я начинал подмотку. Выявился целый ряд преимуществ
плавучего девона. Прежде всего, я мог посылать его почти на всю длину
стометровой лесы, т. е. на расстояние, вдвое превышающее
обычный заброс.
Во-вторых, для проводки плавучей приманки у поверхности
воды не требовалось очень быстрой подмотки.
Третьим, важным преимуществом плавучего девона оказалась
возможность хорошей маневренности. Так, если при подмотке
приманка проходила облавливаемый участок без поклевки, то
можно было тут же отпустить ее обратно. Наклоняя удилище в ту или
другую сторону, можно смещать девон вправо или влево, проводя
его в нужной струе. Быстрым подъемом удилища можно было легко
заставить девон выпрыгивать из воды.
244

Результаты первой же ловли плавучим девоном превзошли все
мои ожидания. За утро было поймано девять жерехов, из которых
два достигали 5—6 килограммов. Следует сказать, что плавучий
девон удобен для ловли не только с лодки, но и с плотин. Ловить
им можно также с мысов и взабродку.
Изготовить его можно из любого плавучего материала. Понятно,
что наиболее подходящим окажется материал с наименьшим
удельным весом. Для изготовления плавучего девона, я использую
обычную пробку. Вначале приготавливаю заготовку в виде
параллелепипеда, в которой проделываю по длиннику ее канал.
Затем придаю пробке при помощи напильника нужную форму,
обрабатываю ее наждачной бумагой и делаю две неглубокие (2 мм)
под углом в 45° к длинной оси приманки прорези для лопастей.
Залив прорези клеем БФ-2, вставляю в них предварительно
заготовленные из тонкой жести лопасти. После того как клей засохнет,
приступаю к раскраске девона. Покрываю его весь, за исключением
лопастей, белой краской и наношу на каждую плоскость девона
несколько красных пятнышек. По высыхании краски наношу на
приманку тонкий слой клея БФ-2 для предохранения ее от
намокания (причем клеем смазываются также стенки канала внутри
девона). Оснастка девона состоит из одного крючка-тройника,
металлического стерженька и карабина. На стерженек для облегчения
вращения девона надевается бусинка.
г. Минск

Давид Топан
(с румынского)
ПИЯВКИ — ХОРОШАЯ НАСАДКА
этими
июня. Я начал с того, что гонялся у
берега озера с двумя палочками за
пиявками, и когда мне казалось, что
наступает удобный момент, то ловил их
палочками и вынимал из
(Из дневника рыболова)
воды.
— Что вы делаете, разве так собирают пиявки? — остановил
меня юноша в трусах, с носовым платком на голове.
Он встал около меня, нагнулся и поднял с корнями и землей
растительность, растущую на берегу в непосредственной близости от
волы. У корней на стеблях блестели десятки пиявок, потревоженных
стекающей с веток водой. Мой помощник брал их пальцами по две,
по три сразу и бросал их в мою банку. Некоторые из них спешили
впиться ему в руку своими присосками, и тогда юноша вытягивал их
за хвост, пока они не отрывались. Он с гневом бросал их к
остальным. За четверть часа я получил их 200 штук.
— Благодарю, товарищ. Хотел бы знать, как тебя зовут?
— Зачем? Встретимся на реке Стрей!
— И ты рыболов?
Но юноша уже нырнул в озеро.
22 июня. Разделив с товарищами эту кучу пиявок, я держал
свою долю для сохранности всегда в свежей воде в банке с
крышкой, в которой были отверстия, и кормил их червями. Я часто
следил за ними, как они медленно-медленно глотают целого червяка.
Чтобы надеть пиявку на крючок, я беру ее листиком или
кусочком газеты. Крючок вдеваю в одну из присосок до середины тела.
Пиявка очень выносливая и долго держится на крючке. Иногда
на одну пиявку я вынимал одного за другим двух-трех
хорошеньких пескарей. Подсекаю и вытаскиваю удочку я не раньше чем
убеждаюсь, что пиявка уже заглочена, а не при первом клеве, когда
рыба, возможно, схватила только свободную часть пиявки,
свисающую с крючка. Хорошие места для уженья на пиявку — в
глубоких омутах у берегов, где быстрое течение.
30 и ю н я. Сегодня я побил рекорд этого года по уженью рыбы
на пиявок на реке Стрей: пойман усач на 3800 гр.
10 и ю л я. В июле я забросил уженье рыбы на пиявок. Я
заметил, что хорошие результаты оно дает, пока рыба охотится на глубине.
Перевела Анна Михайловна Сели>
(Под редакцией X. П. Херсонского)
Селиванова

С. Бушу ев
СНАСТЬ ДЛЯ ЛОВЛИ ЖЕРЕХА
етом прошлого года мне довелось
побывать в Киеве. Знакомые пригласили
на рыбалку.
Поехали на Десну, к деревне
Пуховка.
Я приготовил спиннинг, девоны, «Тро-
фимовские» блесны и снасточки. На реке облюбовал перекат
вблизи песчаной косы. Признаться, был удивлен, что спортсмен
Валентин Иванов пришел на ловлю с простой удочкой, которая
вместо поплавка, грузила и крючка имела блесну.
Через несколько часов стали ясны преимущества этой снасти:
я поймал три щуки, а В. Иванов — восемь жерехов. На
спиннинг жерех не клевал. На перекатах он часто бьет очень близко
от берега, порой почти у ног стоящего в воде рыболова. Спиннинг
в этом случае оказывается бесполезным.
Снасть, которой ловил В. Иванов, это — легкое четырех-пяти-
метровое удилище с проволочной катушкой и леской сечением
0,3—0,4 мм. К концу лески
крепится блесна без груза. Рыболов
работает такой снастью, как на-
хлыстом; проводит блесну в
верхних слоях воды, в местах
боя жереха.
Блесна — это
вогнуто-выпуклый лепесток из нержавеющей
стали, серебра или латуни. Блесна имеет заводное кольцо, в
которое для лучшей игры и предотвращения закручивания лески
вводится карабинчик. В заводное кольцо вводится второе кольцо, но
меньшего размера, а к нему крепится одинарный крючок. Жало
крючка должно на 5—6 мм выступать за край блесны.
Проволочная катушка необходима только на случай поклевки
крупного жереха. Ловят взабродку. Видимо, можно применять и
нахлыстовое удилище.

И. К. Калакуцкий
СПОСОБ ОТЦЕПА ОСНАСТКИ СПИННИНГА
овля рыбы на спиннинг в лесосплавных
реках, имеющих захламленное русло,
обычно сопровождается большими
потерями дорогостоющей оснастки.
IW'-^J^Bji^ У спиннингиста при забросе с берега
в случае зацепа имеется только одна
возможность— попытаться отцепить снасть натягиванием лесы. Такой
способ часто лишь усложняет зацеп и приводит к потере или
выводу из строя звеньев оснастки.
Однако известно, что легче всего отцепить блесну
подергиванием лесы в противоположном по отношению к зацепу
направлении.
Во время ловли мне пришла мысль об использовании для этой
цели бревен, находящихся около берега. Делается это так: бревно
разворачивается по направлению к зацепу, леса натягивается с
прижимом к торцу бревна (см. рис. сверху). Затем с учетом
скорости течения реки бревно толкается к зацепу, а леса
отпускается с катушки по мере натяжения ее бревном до момента, пока
бревно не пройдет место зацепа (см. рисунок снизу). Тогда делается
резкий рывок на себя, и оснастка обычно освобождается от зацепа.
Для ориентировки скажем, что расстояние, которое может
пройти бревно средних размеров после толчка, колеблется от 20 до 30 м.
Описанный способ отцепа оснастки спиннинга на практике
оказался очень эффективным.
248

Н. Музгин
ПОРТАТИВНАЯ КОРОБКА ДЛЯ БЛЕСЕН
ыстро заменять одну блесну другой и
пользоваться ими во время ловли
можно тогда, когда оснащенные поводками
и крючками блесны расположены
отдельно друг от друга.
Совместное хранение блесен в одной
коробке доставляет много неудобств: при вынимании блесны
крючки цепляются, поводки запутываются и все это приводит к
досадным задержкам.
Я пользуюсь для ношения блесен специально изготовленной
портативной коробкой. Делается она из жести, а еще лучше — из
алюминия.
Рекомендуемая мною коробка носится на узком ремешке через
плечо; она похожа на военную планшетку, но значительно меньше
по размеру. Высота коробки 14 см, ширина 13,5 см, а высота боковой
стенки 2,5 см. Продольной полоской коробка разделяется на две
неравные половины: на 8 и на 5,5 см, а поперечными полосками
на ячейки для хранения блесен размером 2x2,5 см. Крышками на
шарнирах с обеих сторон ячейки закрываются и застегиваются
на ремешки.
Всего в коробке ячеек с одной стороны (длиной 5,5 см) для
блесен типа «Урал» — 7 и с другой стороны (длиной 8 см) для
больших блесен — 3; остальное пространство в коробке (8x8 см)
отведено для хранения запасных блесен, крючков, грузил, поводков.
Такую коробку очень удобно носить; пользоваться оснащенными
блеснами и запасными принадлежностями легко.
Для изготовления коробки требуется материал толщиной 0,5 см,
длиной 58,5 см и шириной 14,7 см. Из этого материала на основание
коробки уходит часть длиной в 34,5 см и шириной 14,7 см.
Остальной материал необходим для изготовления разделяющих
перегородок для блесен и боковых крышек.
Боковые крышки по размерам делаются больше коробки;
излишняя длина и ширина заворачиваются в сторону коробки, что
предохраняет попадание в коробку влаги. Наружный край для
упругости и прочности хорошо завернуть на проволоку.
Если коробка будет изготовляться из тонкой жести или
алюминия толщиной 0,5 мм, края подготовленного материала на длину
33 см с обеих сторон надо завернуть на проволоку, оставив
свободным край в 1,5 см, который будет скрепляться на коробке,
с одновременным закреплением на заклепки петелек с
полукольцами для плечевого ремня.
249

При изготовлении коробки прежде всего следует подготовить
полотно жести, нанести на нем линии, на которых будут крепиться
разделяющие полоски и соединить его с боковыми крышками.
Продольная полоска соединяется с полосками размером 5,5 см,
после чего производится сборка всех поперечных полосок на
продольную полоску и крепление их на зазоры к основанию жести.
13,5 см с
зазорами для шар-
пиро* 14,7 см
В верхней части полосок для удобства крепления, зазоры
можно оставлять: у продольной полосы — только два, в средине и на
конце; у одной поперечной полосы, размером 13,5 см, которая
крепится третьей справа — на обоих концах; у полоски в 5,5 см,
прикрепляемой пятой справа.
Чтобы незакрепленные полоски не отходили при
монтировании коробки, края ее между полосками немного подгибаются.
250

Л. Тимофеев
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СПИННИНГА КАК ПОПЛАВОЧНОЙ УДОЧКИ
овля хищных рыб спиннингом
становится все более и более популярной среди
рыболовов-любителей. Это можно
объяснить многими достоинствами как
самого процесса ловли спиннингом, так
и хорошими уловами, особенно в тех
водоемах, где водятся хищные рыбы.
При ловле спиннингом рыболов все время находится в
движении, отыскивая наиболее богатые рыбой места и облавливая их.
Движение в сочетании с чистым воздухом, прекрасными
видами родной природы, радостями побед над сильной рыбой — это
ли не отдых для человека, на время вышедшего из-за письменного
стола, оставившего станок или штурвал комбайна!
Кто хоть раз удачно половил рыбу этой великолепной снастью,
тот навсегда становится поклонником спиннинга.
Но пусть не отчаивается спиннингист, если рыба упорно не
хочет брать самую испытанную уловистую блесну, самую красивую
и удачно изготовленную приманку, самую свежую рыбку,
насаженную на снасточку. Спиннинг — снасть универсальная. При
необходимости его можно превратить и в проволочную удочку, и в
нахлыстовую, и в поплавочную.
Мысль использовать спиннинг как поплавочную удочку возникла
у нас в связи с одним случаем, произошедшим у оз. Черного (Вис-
ковского) Псковской области, в семнадцати километрах от
районного центра Струги Красные по дороге на Гдов.
В составе группы убежденных спиннингистов, свысока и с
некоторым пренебрежением смотревших на прочие способы ловли
рыбы, мы почти безрезультатно (если не считать десятка два
окуньков и нескольких щучек) хлестали светлые воды любимого
озера, меняя крупные блесны на мелкие, светлые на темные,
колеблющиеся на вращающиеся.
Четыре часа утренней июньской ловли не дали тех уловов,
какие мы привыкли получать от этого богатого рыбой озера.
Каково же было наше удивление, когда подошедшие к нашему
невеселому костру два подростка из соседней деревни Ждани
показали нам свой утренний улов: около сотни окуней и плотичек.
Из расспросов выяснилось, что ребята ловили обыкновенными
поплавочными удочками с берега, используя в качестве насадки
навозных и земляных червей. Кроме того, юные рыболовы охотно
показали нам места своей ловли и посоветовали закидывать приманку
251

как можно дальше от берега, в коряжистые ямы, обильно
населенные окунями. Мы прикинули, чтобы забросить туда приманку,
необходимо иметь удилище поплавочной удочки длиною не менее
10 м. Такое удилище будет слишком громоздким и вряд ли доставит
удовольствие рыболову, осмелившемуся взять его в руки.
Поблагодарив ребят за столь приятные сообщения и полезные
советы, мы — приверженцы спиннинга — здесь же начали
обсуждение различных способов спортивной рыбной ловли и пришли к
заключению, что пренебрегать ими, увлекаясь только спиннингом,
не следует.
Были высказаны предположения о возможности использовать
спиннинг в качестве поплавочной удочки, если потребуют условия
рыбной ловли, подобные сегодняшним. Решено было к
следующему выходу на рыбалку представить на обсуждение нашей секции
р— Поводок
trоузило (дробинка)
Крючок
рыболовов проекты переоборудования спиннинга, причем так,
чтобы его можно было в случае надобности быстро оснастить
грузилом с блесною, легкой деревянной приманкой или снасточкой.
Переоборудованный под поплавочную удочку спиннинг должен
позволять делать забросы приманки на расстояние до 25 м от
берега и чем-то сигнализировать рыболову о поклевке рыбы.
С этой задачей наши спиннингисты справились довольно успешно,
и вскоре мы все имели дополнительное приспособление к
спиннингу, позволяющее нам выуживать красноперых приличных окуней и
плотву из озерных ям и значительно удаленных от берега прогалин
среди травы тростника и кувшинок, до которых достать обычной
поплавочной удочкой было невозможно. Если хищные рыбы
отказывались брать блесну или мертвую рыбку на снасточке, мы
закидывали в облюбованные места червей, личинок, насекомых или
хлебные шарики и обычно возвращались домой с хорошим уловом.
Советуем при надобности, переоснастить спиннинг следующим
способом, признанным нами лучшим.
От лесы спиннинга отвязать грузило и поводок вместе с
блесною (приманкой, снасточкой). На лесу надеть поплавок-груз,
который закрепить на лесе так, чтобы его можно было передвигать.
252

К концу лесы привязывается тонкий жилковый поводок длиною
90—100 см с надетым на него обычным легким поплавком, какие
применяются на поплавочных удочках. Назовем данный
поплавок сигнальным. На снасти он необходим, ибо использование
вместо него поплавка-груза не позволит верно определить поклевку
рыбы, особенно небольших размеров. Ведь поплавок-груз будет
плохо сигнализировать о поклевке, ввиду его относительно большой
массы. На конец поводка привязывается одинарный крючок
нужных размеров (в зависимости от породы и величины рыбы, которую
предполагается ловить), а выше крючка, на расстоянии 12—15 см,
на поводке крепится груз (дробинка № 6—7). Общий вид снасти
показан на прилагаемом рисунке.
А
Q б
Переоборудованный таким способом спиннинг позволяет
производить заброс приманки, насаженной на крючок, на расстояние
до 35 м от берега. Необходимо заметить, что дальность заброса
может быть увеличена за счет применения более тонкой лесы,
наиболее легкой и хорошо вращающейся катушки, увеличения веса
поплавка-грузила. Но слишком большое увеличение веса поплавка
увеличит и его размеры, что не совсем желательно, ибо при падении
на воду массивный поплавок-груз будет давать сильный всплеск.
Мы в своей практике применяем поплавок-груз весом 15—18 г
каплевидной формы, дающий небольшой всплеск. Устройство
такого поплавка-груза показано на прилагаемом рисунке.
Передвижением поплавка-груза и сигнального поплавка по лесе
к поводку может быть получена нужная глубина погружения
приманки в воду и установлено расстояние между поплавками, которое,
по нашему мнению, должно быть не меньше 40 см.
При пользовании одноручным спиннинговым удилищем
расстояние между крючком и сигнальным поплавком может быть до
253

2 м, а при пользовании двуручным — еще больше. Таким образом,
рыболов может облавливать места глубиною до 3 м, что вполне
устраивает удильщика. Можно облавливать и большие глубины,
но в этом случае указанное расстояние должно быть увеличено.
Тогда насаженная на крючок приманка перед забросом
укладывается на землю (ровное место, исключающее зацепы), что создает
некоторые неудобства при забросе. Правда, наши рыболовы и при
этих обстоятельствах умеют делать забросы до 20 м, предварительно
проведя некоторую тренировку.
Попробуйте, товарищи рыболовы, применить наше
приспособление к спиннингу, и мы будем очень рады, если оно вам принесет
хороший улов. Большого труда для этого не требуется.
О результатах ловли и своих впечатлениях, а также о своих
приспособлениях и изменениях в снасти просим рассказать на
страницах сборника «Рыболов-спортсмен».
А. Кром
ЛОВЛЯ СУДАКА ХОДОМ ИЛИ ПЛАВОМ
удака на Оке успешно ловят способом,
описанным еще Сабанеевым в книге
«Рыбы России».
Ввиду того, что эту книгу теперь
найти трудно, приведем выдержки,
рассказывающие о способе, который «может
быть признан наилучшим из всех других» , и дополним эти
выдержки своими пояснениями и замечаниями, основанными на
личном опыте.
«Этот способ ужения, один из самых интересных, есть нечто
среднее между ловлей на блесну и дорожку, но приманкою
служит, однако, живая рыбка. Как видно из названия, ловят с
плывущей лодки, но лодка должна плыть очень медленно, так чтобы
леска имела почти вертикальное направление и живец шел почти у
лодки, недалеко от дна....
Ловля ходом производится обязательно в глубоких местах реки,
не мельче 2 даже 3 сажен, что весьма понятно, так как в небольшой
глубине никакая крупная рыба под лодкой не возьмет...
Необходимое условие ловли плавом — тихая погода, так как
даже при небольшом ветре управление лодкой становится
затруднительным; поэтому ловят только ранним утром и под вечер, тем
более, что среди дня судак почти никогда не берет».
Здесь нужно заметить, что, плывя по реке в тихую погоду, мало
пользуются веслами, их заменят струи воды.
* Здесь и ниже в кавычках — текст Сабанеева.
254

Лодка ничуть не перемещается относительно воды: ее просто
свободно несет по течению и с той именно скоростью, которая
обеспечивает отвесное положение лески.
Когда попутный ветер ускоряет движение лодки,— леса
отстает, ее тянет назад. Наоборот, ветер, дующий вверх по реке,
задерживает лодку, и леса вытягивается силой течения
вперед.
Тогда при помощи весел выравнивают ход лодки, придавая
леске нужное положение. Сделать это не так-то просто — ведь
руки заняты удочкой и катушкой!
При косом, не отвесном направлении лесы труднее заметить
поклевку и сделать верную подсечку. Вот почему тихая погода —
«необходимое условие ловли плавом».
Однако, если есть специальный, опытный гребец, способный
вести лодку с нужной скоростью, то небольшой ветер может стать
даже полезным, так как рябь на поверхности воды маскирует
лодку и, как правило, заметно оживляет клев.
Но обычно свободного человека в лодке нет — каждый хочет
сам поймать судака, хочет быть ловцом, а не гребцом.
УДОЧКА И НАСАДКА
Снасть описываем современную, поскольку техника, в том числе
и рыболовная, со времен Сабанеева далеко шагнула вперед.
Удилище может быть самое простое, достаточно крепкое,
например можжевеловое, с толстым комлем длиной 1,5 метра. Из
продажных вполне подойдет одноручный, цельный бамбуковый
спиннинг, у которого верхний конец следует выбрать не тоньше 7—
8 мм в диаметре. Удилище оснащается двумя пропускными кольцами
и тюльпаном. Катушка обычной системы, среднего диаметра,
наличие катушки обязательно, потому что необходимо непрерывно
изменять длину лески, чтобы живец всегда шел около дна. Леса
жилковая толщиной 0,5—0,6 мм, длиной 50—100 м.
Складной, и тем более двуручный спиннинг, по мнению местных
рыболовов, слишком жидок в верхнем конце и не дает нужной
резкости подсечки, пасть же у судака очень жесткая.
На конце лесы ставят два карабина. К одному из них
присоединяется поводок длиной 30—35 см с цилиндрическим, круглым,
или иной формы грузом, весом 30—40 г. От второго карабина идет
поводок длиной 80—100 см, несущий два двойных, или тройных
крючка (якорька). Первым привязывается верхний крючок узлом,
которым обычно крепят мормышку, а затем на нижнем конце
поводка таким же узлом привязывают второй крючок. До затяжки
этого узла надо проследить, чтобы расстояние между обоими
якорьками получилось 8—9 см. Крючки, из которых сделаны якорьки
(или готовые якорьки), берут небольшие: снасточка из больших
и тяжелых крючков быстро утомляет живца. Желательно иметь
крючки с коротким цевьем № 5 и № 6, изготовленные из лучшей
255

стальной проволоки диаметром не тоньше 0,75 мм. Вверху можно
поставить, например, двойничок № 5, а внизу тройной якорек № 6.
Иногда верхний двойник (тройник) делают скользящим,
приматывая ею отдельной шелковой ниткой к поводку, тогда
возможно по желанию менять расстояние между верхним и нижним
крючками (якорьками). Как всегда, оба поводка надо делать из более
рее приведет к задеву, пытаясь укрыться где-нибудь под
камнями.
«Живец (пескарь, елец, голавлик, уклейка, редко — подъязик,
плотичка) насаживается через рот в ноздрю, и чем он бойчее, тем
лучше: на вялого, а тем более сонного живца, на которого часто
берет щука, судак не возьмет».
Поскольку у нас теперь два крючка (двойных или тройных),
то первый (нижний) цепляют через рот в ноздрю, а второй
(верхний) пропускают через основание хвостового плавника, или
вонзают снизу в тело живца около анального отверстия.
Когда верхний крючок сделан подвижным, то размеры
пескаря сразу безошибочно определят расстояние между крючками.
Живцов нужно всегда иметь достаточный запас, учитывая
не только ожидаемое число поклевок, но и большой расход из-за
необходимости сменить вялого или поврежденного при неизбежных
задевах. Держать их лучше всего в проточной воде, в специальной
сажалке, плывущей на привязи рядом с лодкой.
«Удильщик ловит на одну удочку, опуская живца на четверть
от дна или мельче, и время от времени плавно и тихо подергивает
леску, медленно поднимая живца кверху или опуская вниз до дна
и стараясь не потерять глубины, так как судак всегда берет со дна».
Ввиду того, что лодку в это время непрерывно несет вниз, то во
избежание досадного зацепа нельзя подолгу держать насадку у
тонкой жилки, чем
основная леса, например:
леса 0,5 — поводки 0,45
мм; узлы иметь свежие
надежно затянутые.
Самая лучшая
насадка — живой пескарь
средних размеров.
Крупный пескарь
нежелателен, потому что он ско-
ПРОЦЕСС ЛОВЛИ
256

дна: наклоняя медленно удилище до момента касания груза о дно,
что ощущается рукой и заметно по ослаблению натяжения лески,
сразу же приподнимаем немного груз, опять опускаем и т. д. Груз
по дну как бы идет большими шагами, перешагивая через камни
и прочие встречные задевы.
Требуется кое-какой опыт, чтобы отличить очередной зацеп от
поклевки. Иногда она ощущается как тяжесть, неожиданно
повисшая на лесе, в менее счастливых случаях — возникают
сомнения.
Неуверенность разрешается опытным путем, но в любом
случае надо подсекать. С подсечкой торопиться не следует, лучше
обождать 1—2 секунды, а затем, взяв удилище в обе руки, сделать
резкий и решительный взмах. Сабанеев писал:
«Клев судака в этой ловле сходен с клевом щуки: рука,
держащая удочку, чувствует небольшое сотрясение, и, кажется, что
на крючок зацепился какой-то легкий предмет; в этот момент
весьма полезно потихоньку потянуть лесу кверху: хищник, схвативший
живца, полагая, что последний сам вырывается из пасти,
захватывает его глубже и тянет шест вниз; тогда надо или опускать шест как
можно глубже в воду, иногда со всею рукою до плеча, чтобы дать
рыбе совсем заглотать живца, и потом уже подсекать; или же —
при катушке — предварительно спускают столько лески, сколько
нужно.... Мелкие судаки, а также окуни нередко, когда потянешь
кверху живца, быстро идут в сторону, причем часто, если живец
велик, то упускают его, то вновь хватают. Крупный судак берет
всегда верно, то после подсечки нередко запутывает леску в
корягах, поэтому, пользуясь крепостью снасти, надо поскорей отвести
его от дна и опасных мест и вываживать покруче в верхних слоях
воды, после чего подхватить сачком».
Среди увлекательного описания клева замечание о крепости
снасти уместно и для современной жилковой лесы, потому что редко
кто станет вываживать судака — он просто потащит его без особых
церемоний в лодку, подсачив все же из предосторожности
достойную такой чести рыбу.
При задевах, которые могут другой раз привести в отчаяние,
следует прежде всего не тянуть, а наоборот — ослабить лесу, чтобы
груз ударился о дно. Если это не помогает, то, положив удилище
в лодку наклонно, так чтобы леса могла свободно сбегать с
катушки, едут по реке вверх от зацепа или в сторону как можно дальше,
придавая леске большой наклон, и пробуют освободить снасть.
При применении силы можно оборвать как груз, так и крючки,
поэтому в запасе должны быть оснащенные поводки и грузы.
КОГДА, КАК И ГДЕ ЛОВИТЬ РЫБУ
Что касается сезонности этого способа, то «ловля начинается
с конца лета, в августе, редко ранее, когда хищники берут не так
жадно и, продолжается до заморозков».
Заказ №3452
257

Если же не рассчитывать на жадный клев, то ловить можно
все лето. Так, в 1958 г. первая половина лета была даже
добычливее второй: из-за осенних паводков не оправдались надежды на
осенний жор судака.
Разновидности способа ловли плавом сводятся к двум основным.
1) Рыболов поднимается вверх по реке на значительное
расстояние и затем, спускаясь вниз по течению, облавливает встречающиеся
ему, заранее известные места стоянки рыбы.
2) Рыболов все время облавливает один и тот же участок реки,
многократно спускаясь вниз по течению и поднимаясь вверх на веслах.
Очевидно, что первый прием предполагает более основательное
знание реки; при втором — достаточно знакомства с одним ее
участком, длина которого иногда не превышает 200—300 м.
Места, где можно ловить плавом, следует заранее подробно
обследовать в тихую погоду и выяснить: глубину, скорость
течения, к какому берегу прижимает лодку, где течение отсутствует,
где оно имеет обратное направление, границы участков, где лодку
понесет течением и будет ловиться рыба, местонахождение сложных
зацепов (вроде кабеля или троса на дне реки) и т. п.
Судак держится на глубинах с каменистым дном, среди
крупных валунов, где ему удобно затаиваться и подстерегать добычу.
Каменные гряды, круто уходящие вглубь и пересекающие большую
или меньшую часть ширины реки, являются излюбленным его
местопребыванием. Чередование выступов и впадин у каменистой
береговой линии, образующее ряд небольших заливчиков, иногда
довольно неожиданных очертаний, служит надежным (но не
единственным!) внешним признаком, что гряда (выступ) не
оканчивается, у воды, но опускается в глубину и там тянется в поперечном
направлении *.
Ямы, где течение замедленно или вовсе отсутствует (крутит)
и где на дне собираются целые завалы хвороста и коряжника,
также охотно посещаются судаком.
На ровных плесах с песчаным или илистым дном нельзя ожидать
поклевки судака.
Как правило, ловят под крутым берегом. Чтобы выяснить, на
каком расстоянии от берега лучше вести лодку, проезжают поперек
реки и узнают профиль дна. Интересные участки следует обловить
несколько раз, на разных расстояниях от берега.
Место поклевки надо точно заметить по береговым приметам,
чтобы проехать повторно по тому же самому месту. Успех ловли
плавом во многом зависит от хорошего знания реки и толкового
применения этого знания на практике.
* Таковы берега Оки в районе живописно расположенного Алексина,
например — вблизи Барсуковского карьера. Жаль только, что чуть выше впадает
р. Мышега, загрязненная нечистотами больших и малых местных предприятий, а
еще выше стекают жидкие отбросы из областного центра, включая отходы
ароматического производства, так что к стандартному привкусу нефти другой раз
примешивается запах духов.
258

Д. Кеммер
С МОРМЫШКОЙ НА... БЫЧКОВ!
принадлежу к поклонникам активных
способов рыбной ловли; переметами,
жерлицами и даже донками-поставуш-
ками никогда в своей «рыбачьей» жизни
не занимался.
Может быть, этому виной досадное происшествие далекого
детства, которое я и сейчас помню во всех подробностях. Тогда я,
узнав, что на донки ночьюловится в основном крупная рыба, несколько
месяцев собирал по копейке деньги на покупку снасти (в
магазине!). Наконец, купил ее и, наживив крючки жирными
выползками, забросил с вечера три удочки в один из омутков речки Тихая
Сосна, протекающей близ г. Острогожска, где мы тогда жили.
Ночевать на берегу мне тогда еще не разрешали, поэтому ночь эту
в каком-то лихорадочном полусне я провел дома, а на рассвете
потихоньку вылез через окошко и помчался на речку. По дороге
рисовались мне картины борьбы с крупной рыбой и торжественное
возвращение домой с добычей, похвалы и прощение матери за
самовольный побег из дому и прочие отрадные и волнующие
вещи.
Однако донок на месте не оказалось. Я метался по берегу,
искал, думал уже, что перепутал место, и вдруг услышал: «Что,
половил рыбку? А удочки-то хорошие — пригодятся!».
На середине реки, в лодке, сидел какой-то великовозрастный
детина и, смеясь надо мной, увозил мои удочки.
Боль и обида на человеческую несправедливость несколько дней
терзали меня, я даже не ходил на речку. Лишь пережив обиду,
принялся с еще большим увлечением таскать пескариков и окуни-
шек на самодельную, в один волос, леску и самодельный же, из
балалаечной струны, крючок — ведь фабричные-то (первые в
жизни!) были так нагло увезены грабителем вместе с донками и мечтами
о крупной рыбе. Материальная и моральная мощь моя была
надолго подорвана.
Воспоминания эти пришли мне на ум много-много лет спустя,
когда я впервые после приезда в Одессу беседовал с одним из
местных рыболовов.
— Спиннинг, ха! У нас не ловят, да и нечего на него ловить!
— Нахлыст? А что это такое?
— Мормышка?!
— Нет, друг, оборудуй ты себе самолов или грузовку да
несколько стричек, а то и самодур,— и лови на здоровье, а на поплавочную
тоже можно, но когда море спокойно, да и то только у берега.
9* 259

После этого разговора я немного приуныл, однако все-таки решил
опробовать на море и свои, «речные», способы ловли. Понравился,
правда, мне по описанию самодур, но лодки не было, знакомых
рыболовов тоже, поэтому с самого начала влился я в армию
рыболовов «безлошадников» и начал ловить с берега, пристаней и
прибрежных камней почти единственную в таких местах рыбу —
бычка.
Однако и здесь на первых порах вышел у меня конфуз, хотя
рассуждал я как будто довольно логично: вода в море чистая,
прозрачная, рыбешка, бычок, небольшая — значит, снасть потоньше,
незаметнее.
Оснастил по всем правилам поплавочную удочку с жилкой
0,15, крючком № 5, запасся креветками («рачками»), но... бычки
хватали добросовестно, взаглот; маленькие крючки из их
сравнительно больших и твердых пастей было трудно вытащить, и они
часто оставались в самом бычке вместе с кусочком лесы.
Неоднократно схватив насадку, бычки удирали под камни — в воде
оставался крючок, а иногда и грузило, уже с солидным обрывком
лесы.
Пришлось поступиться своими привычками и перейти с жилки
0,15 на 0,35, а крючки применить, по примеру местных рыболовов,
не № 5, а № 8 или 9, не фабричные хорошей закалки, а кустарного
изготовления, свободно разгибающиеся при зацепе за камень.
Вот только на применение «коромысла» — горизонтально
подвешенного груза, с которого свисают на поводках два крючка,— я не
пошел и не стал употреблять еще более толстой лесы, как это
делают почти все здесь по принципу: чем толще, тем лучше?!
«Все-таки бычок не совсем глупое существо»,— думал я.
Бычки ловились на креветку, на мидии (двухстворчатые
ракушки), на мелких рыбок, на червя, на сыр, на мясо, на сало,
словом,— почти на всё, что им предлагалось, хотя заметное
предпочтение ими отдавалось креветке. Иногда приходилось вылавливать
довольно крупных обжор, у которых изо рта торчал хвостик более
мелкого собрата. Это натолкнуло меня на мысль опробовать
мелкую зимнюю блесенку без насадки, однако затея эта привела к
поимке лишь одного, правда — довольно крупного бычка, в то
время как соседи рядом на обычные поплавочные удочки еле успевали
насаживать креветок.
Без всякой уже надежды насадил и я кусочек креветки на
крючок блесенки и... не успел опустить ее до дна: знакомый удар,
легкая подсечка, и пошло! Бычки ловились, правда, реже, чем у
соседей, но более крупные.
Вечером, дома, я уже более уверенно перебирал содержимое
заветной и далеко и надолго (как мне казалось) запрятанной
коробочки с мормышками. Выбор мой остановился на двух довольно
солидных (по 2—2,5 г весом) мормышках с крючками № 6, которые
в свое время хорошо мне послужили при летней ловле на Волге,
около г. Рыбинска.
260

Нацепил на лесу круглый пробковый поплавок диаметром около
3 см, дополнительный грузик граммов в 8—10, а в 25 — 30 см от
него — мормышку-капельку и еле дождался утра.
Море оказалось тихим, но... вода была прозрачна, как хрусталь,
и довольно холодна на ощупь, течение почти отсутствовало.
Последние три признака, по общему, и моему в том числе, мнению (а я
был к тому времени уже довольно «опытным» морским рыболовом),
говорили о почти полном отсутствии клева. Но мне все же
захотелось испытать свою снасть. Кряхтя влез в воду, забрел на камень,
насадил на крючок кусочек креветки и, пустив ее в 3 — 5 см от дна,
стал ожидать. На дне совершенно отчетливо различались все
камешки, ракушки, несколько крабов, неподвижно сидевших в
своих засадах, и... ни одного бычка. Потерпел немного и решил
закурить. Взяв удилище под руку, потянулся рукой к нагрудному
карману, одновременно приподняв и снасть. Поплавок, а вместе с ним
и мормышка плавно тронулись с места. Закурить я так и не успел:
откуда-то из-под камешка на мормышку ринулся бычок и, схватив
ее, тут же исчез вместе с ней; поплавок погрузился в воду. По
опыту зная, что дергать в таких случаях бесполезно, я подождал
немного, после чего мормышка мне была деликатно возвращена,
конечно — с обглоданным крючком. Нацепил новый кусочек
креветки и, закинув, медленно повел удочку на себя. Сразу же ожило
«необитаемое» дно — выскакивавшие из своих укрытий бычки на
моих глазах яростно атаковали мормышку. Несколько раз
пришлось вытащить ее впустую, а затем приноровился — в воду
смотреть уже не стал, а при первом подергивании поплавка почти без
подсечки вытаскивал из воды очередного «вояку» с растопыренными
жабрами и плотно зажатым ртом, крючок из которого вытащить
стоило больших трудов, несмотря на наличие мормышки. Особо
активные бычки глотали всё вместе с мормышкой.
Менее удачливые мои коллеги по ловле начали забрасывать
насадки примерно в то же место, откуда я только что «вынимал»
бычков, но безрезультатно.
Мои попытки объяснить им свой успех были встречены с явным
недоверием — тут же поделиться опытом не удалось. Лишь через
некоторое время, когда, собравшись вместе с двумя своими
соседями по дому на рыбалку, я, пользуясь мормышкой, поймал вдвое
больше, чем они, лед был сломлен, начались поиски олова,
напильников, словом, всего того, что сопровождает отливку мормышек
Без улова с тех пор мы никогда не возвращались, хотя друзья
мои не во всем были со мной согласны: жилка у них по-прежнему
была 0,5 и 0,6 мм, мормышки были обработаны небрежно, а потому
мой улов неизменно оказывался выше.
На мормышку попадались и морские собачки, мелкие камбалы;
однажды выудил я и морского петуха. При ловле с лодки хватала
ставрида.
Так, моя любимейшая на реке снасть оказалась приемлемой
и на море.
261

Едущим отдыхать к морю «речникам» советую не забывать,
а живущим у моря проверить на собственном опыте ловлю на
мормышку (особенно — в часы плохого клева) — не пожалеете!
А. В. Аверьянов
УЖЕНЬЕ СТЕРЛЯДИ НА ПОДЕНКУ
етняя короткая ночь на реке Иртыш
подходит к концу. От зеркально-гладкой
воды поднимается молочно-белая
пелена и держится над рекой. Медленно
пробивается рассвет.
Неожиданно с поверхности воды взлетают поденки, похожие
на белых бабочек.
Присматриваюсь и вижу, как одна за другой поднимаются над
рекой эти «бабочки». Они трепещут белыми крылышками в
воздухе, кружатся, точно снежинки в метель, несколько минут и,
ослабев, падают на воду.
В воздухе с каждой минутой появляется поденок все больше
и больше. Кажется, что подул ветер с крупным снегом.
Так проходит около часа, и вдруг поденки начинают падать.
Они опускаются на воду, на крутые обрывы берегов, на меня,
сидящего на лодке с удочками, падают всюду.
Поденку на Иртыше называют «метляк» *.
Родилось это слово, конечно, при сравнении бурного полета
миллионов белокрылых насекомых с падающим снегом во время
метели.
Во время вылета поденки на Иртыше, я удил с лодки на донку,
рассчитывая поймать... стерлядь.
Брал я поденку, осторожно надевал ее на крючок и опускал
наживку на глубокое место, которое заранее подыскал на реке.
Удар! Подсекаю и чувствую, что рыба на крючке. Это стерлядь!
Прежде чем желанная добыча окажется в подсачке, приходится
порядочно повозиться с ней.
Зато какая прелесть — стерлядь весом в два килограмма!
Тороплюсь снова забросить наживку. Опять удар. Еще одна
крупная стерлядь в лодке!
* Примечание редакции: метляк, метлица, метла, мотулика, белокрылка,
полденка, обыденка и другие народные названия сетчатокрылого насекомого —
поденки (эфемериды). Личинка поденки живет в воде до 2 — 3 лет. Затем она
всплывает на поверхность, кожица ее на спине разрывается, и из нее вылезает
взрослое насекомое, снабженное крыльями. Поденка живет не более одного дня, летая
над водой куда и откладывает кучки яиц. Личинки поденок живут в самых разно
образных водоемах.
262

Так клев продолжается до сильного пригрева солнца, когда
валовой вылет «метляка» разом прекращается до следующей ночи.
Масса мертвых поденок плывет еще некоторое время по реке, точно
белая пена после пронесшейся над Иртышом бури.
Течение кидает их на песчаные отмели, заполняет ими заводи
и заливчики реки.
Скоро луговой берег Иртыша нагревается горячим солнцем.
Рыба насытилась и, видимо, скатилась в глубь до следующей
утренней зари.
Клев прекратился. Пора бросать ловлю.
г. Горький
Н. Широков
ВЬЮН - ОТЛИЧНЫЙ ЖИВЕЦ
вторы некоторых книг и статей о ловле
^^j* хищных рыб ничего не пишут про
вьюна. Между тем он имеет много
преимуществ перед другими живцами. В этом
меня убедили наблюдения, проведенные
на водоемах Владимирской области.
Вьюн очень живуч: на крючке он может «работать» свыше суток.
Кто из спортсменов не согласится, что это очень удобно при ловле,
например — на жерлицы. Правда, вьюн настолько юркий, что
порой увертывается от щучьей пасти. Мне доводилось видеть, как
хищницы схватывали его только при втором заходе. Видимо, промах
раздражает щуку — вторая хватка бывает так сильна, что она
обычно сама подсекается. Я не знаю ни одного случая, чтобы щука
выплюнула помятого вьюна, как это нередко бывает, например, с
плотвой.
В южных районах Владимирской области вьюна можно поймать
в каждой, даже самой небольшой, речке и даже в торфяных
карьерах. Некоторые рыболовы держат их в бочке средних размеров.
В ней может жить полсотни этих рыбок, а то и больше. Другие
рыболовы выкапывают у дома ямы. Если земля в них не пересыхает,
вьюны живут по нескольку лет. Можно держать также в
неглубоких колодцах, из которых берут воду для скота и поливки огородов.
Поэтому владимирские рыболовы никогда не нуждаются в живцах,
имеют их в любое время года — даже зимой.
Обычно вьюнов заготовляют в самое жаркое время лета, когда
пересыхают речки и образуются бочаги. Эта рыба очень любит
ил: там, где нет ила, нет и вьюна. В речке, затененной лесом,
вьюнов меньше, чем в текущей, скажем, по лугу. Это —рыба ночная,
263

на день она зарывается в ил. Ловят ее корзинкой или
мелкосетчатым саком, или просто ходят по дну и вычерпывают вьюнов вместе
с илом. Перед началом ловли воду можно взмутить, и рыба
поднимется со дна. Иногда даже в очень маленьком бочаге живет масса
вьюнов. Мне доводилось видеть, как при заготовке на зиму с
площади в 20—30 квадратных метров вылавливали 30—40
килограммов этих живцов.
Зимой, в карьерах, вьюна ловят корзинками, которыми носят
торф, вместо дна вставив конус из бересты. Корзинку опускают в
прорубь, которую затем закрывают ветками и засыпают снегом.
Через несколько дней корзинку вынимают: вьюны набиваются
между стенок корзины и берестяным конусом.
Вьюн очень хорошо приспособлен к жизни в пересыхающих
речках. Подчас в бочаге погибает вся рыба, а вьюн остается —
зарывшись в ил, он там без воды живет целыми месяцами. В иле он
свободно передвигается, чувствует себя хорошо и, видимо, даже
мечет икру.
Для насадки берут небольшого вьюна длиной 12—15 см.
Насадить его на крючок не легко. Больше того: его даже трудно
удержать. Лучший способ — так зажать туловище у головы
указательным и средним пальцами левой руки, чтобы голова находилась на
ладони. В правую руку берут крючок и прокалывают им кожу у
спинного плавника. Обычно вьюн при этом пищит.
Переносить вьюнов можно в любой посуде с водой и даже в
сумке, предварительно смочив ее. Они почти безболезненно переносят
даже очень длительные перевозки.
На таких живцов мы ловим только щук. Однако думаю, что и
другие хищники будут не прочь ими полакомиться.
Всеволод Васильев
НА БЕРЕГАХ ВЫЧЕГДЫ...
одной книге, посвященной рыболовному
спорту, я прочел следующие строки:
«...Лет 60 назад в наших северных
реках (р. Вычегда) по свидетельству
Сабанеева и Арсеньева попадались на
дорожку пятипудовые щуки...» Мысленно
представив себе встречу с такой щукой при ловле спиннингом,
я невольно проникся уважением к пресноводной махине, мало
уступающей нильскому крокодилу. А в душе моей затеплился
огонек надежды на возможную встречу с подобной щукой.
264

...Летом 1956 года мы, трое спиннингистов, охотились на левом
берегу реки Вычегды. Продираясь сквозь кустарник и густую,
высокую траву прибрежных лугов, мы стремились попасть к
знаменитому «Ревуну» — так называли то место, где от реки отходит
старое русло.
Подойдя к «Ревуну», мы невольно остановились перед картиной
застывшей дикой стихии. С крутого высоченного берега сползали
огромные глыбы земли. Вековые деревья, половодьем вывернутые
с корнями, сползали вдоль кручи к воде. Часть из них лежала
поперек течения, и вода, омывая их, создавала темные воронки,
перемещавшиеся на поверхности...
Измученные долгим переходом и беспощадными комарами,
мы улеглись на траву и стали изучать реку.
Нам было ясно, что в такой глуши может обитать любая рыба,
а в сознании моем снова всплыли прочитанные строки о гигантских
щуках.
Однако ни всплеска рыбы, ни других признаков жизни в
подводном мире мы не увидели. Тишина царила кругом, и лишь где-
то в вышине изредка был слышен клекот ястреба.
Собрав спиннинги, мы спустились к воде и пошли вдоль берега
на расстоянии сотни метров друг от друга.
Река глотала наши блесны, то и дело садившиеся на
непреодолимые зацепы. Мы рвали лесу и упрямо продолжали ловить,
подвязывая новые и новые блесны. Напряженные нервы не успокаивались
в этой зловещей тишине. Все время казалось, что вот-вот из-под
торчащих в воде корней могучей затопленной сосны выскочит
наконец нечто такое, что запомнится на всю жизнь. Несмотря на
отсутствие поклевок, мы упорно продолжали свой путь по старице.
Внезапно с кручи на нас посыпались куски земли, а затем скатилась
глыба нависшего берега. Мы невольно взглянули наверх. На краю
обрыва стоял большой бурый медведь и наблюдал за нами. Мы были
безоружны и ничего не могли предпринять. Вскоре медведь,
удовлетворив свое любопытство, удалился в лес.
Наконец одному из нас посчастливилось поймать крупную щуку.
Мы воспряли духом, перекурили и двинулись дальше, пробираясь
по глыбам и завалам вдоль берега.
Выйдя на излучину обросшую кустами, я облюбовал площадку
у самой воды и отсюда стал веером облавливать русло старицы.
Поклевок все не было.
Я открыл запасную коробку с блеснами, и взгляд мой упал на
лежавшую сверху крупную блесну «Шторлек», из красной меди.
И где-то в глубине сознания всплыли слова, слышанные в далекой
юности «... Тогда попробуй ловить на крупные медные блесны».
Эта блесна была тяжела. Я ловлю ими без груза и стального
поводка уже в течение многих лет, считая эти блесны наиболее
уловистыми.
Прикрепив заводным кольцом блесну к карабину на лесе, я
послал ее на середину старицы. Блесна далеко легла на воду. Следя
265

за натянутой лесой, механически веду счет секундам в первом
забросе, чтобы определить глубину погружения... «Двенадцать!».
Леса провисла. Подмотал провес, толчком поднял блесну со дна и,
проведя ее с метр, почувствовал знакомый рывок: «Поклевка!..»
Протащив попавшуюся рыбу не более двух метров, чувствую
второй толчок. А вслед за тем леса туго натянулась, и я стал с
большим трудом подматывать ее на катушку. Какая досада!
Видимо, щука, попав на блесну, бросилась к соседней коряге и леса
зацепилась за нее.
Теперь эта коряжина медленно волочилась по дну вместе со
щукой, а может быть — уже и без нее. Леса постепенно
подматывалась, я спокойно смотрел на воду перед собой и вдруг онемел от
неожиданности.
Передо мною, метрах в 15 от берега, из воды высунулся и стал
медленно подниматься в воздух... щучий хвост огромной величины.
В ширину он был почти в поларшина. Приподнявшись из воды,
хвост медленно погрузился обратно, после чего моя леса стала
сравнительно легко поступать на катушку.
У моих ног в воде лежала подведенная к берегу мертвая щука
весом около двух килограммов. Она была задавлена страшной
хваткой. Поперек тела щуки зияли две полосы от зубов. Расстояние
между полосами было около тридцати сантиметров. Мои товарищи,
Б. А. Жихарев и В. П. Марков, бывалые спиннингисты, таежники,
молча стояли рядом со мной и глядели на задавленную щуку. Все
было ясно без слов...
ловы, так как еще далеко не во всех городах налажена торговля
насадкой. Поэтому есть расчет самим рыболовам заняться
разведением червей.
Во дворе, вдоль стены дома, я установил легкую решетку,
огородившую около 8 кв. м. Почва здесь соленая, с битым камнем,
старой известью и осколками стекла. За решеткой вырыл траншею
шириной 60 см, длиной — 3 м и глубиной 80 см. Вместо грунта,
в котором не могли водиться черви, я наносил другой — из сквера.
Там же набрал сухих листьев, а от конюшни принес несколько
А. Ивановский
ЧЕРВИ - КРУГЛЫЙ ГОД
расный навозный червь — хорошая
насадка. Он особенно нужен при
подледном лове. Однако сколько интересных
поездок не состоялось у каждого
рыболова из-за неимения червей. Чаще это
неудобство испытывают городские рыбо-
266

корзин навоза. Заполнив траншею этой смесью, пустил в нее 200
червей. Траншею, чтобы защитить червей от солнца, покрыл щитами
и раз в неделю поливал ее водой. За лето несколько раз добавлял
конского навоза, клал картофельные очистки, пропущенные через
мясорубку. Вскоре же я заметил в траншее много мелких червей.
Особенно быстро они начали разводиться после того, как я стал
зарывать в траншею арбузные корки: через три — четыре дня они
перегнивают, и в них заводится масса червячков.
Летом я не брал их, а осенью, как только земля стала
покрываться инеем, вырыл. Это было через три месяца — червей
оказалось 2800 штук. Я посадил их в наполненный землей ящик длиной
60 см, шириной 25 см и глубиной 30 см и поставил в теплом
помещении. Пользовался я червями всю зиму — каждый выходной
день. Изредка клал в ящик использованный чай. Правда, к весне
черви сильно похудели; когда же стало тепло, я выпустил их
обратно в траншею: они быстро стали поправляться, а затем и
размножаться.
г.Астрахань
С. Кузнецов
МОТЫЛЬ В БОДЯГЕ
отыль можно добывать значительно
проще, чем обычным способом —
промывая ил.
В стоячих и слабопроточных водоемах
на корнях прибрежных кустов, на
корягах и затонувших деревьях можно найти наросты пресноводной
губки — бодяги.
В воде на бодяге живут личинки некоторых насекомых, в том
числе — мотыль.
Добывать его довольно просто. Сначала надо поднять корягу
или ветки и снять бодягу, а если ветки гнилые, то и просто обломать
их. Затем бодягу разрывают на отдельное волокна, между которыми
и живет мотыль. Можно делать и проще: куски бодяги положить
в светлую чистую посуду без воды. Через 10—15 минут мотыль
начнет выползать и скапливаться на дне. Затем поступают как
обычно: его аккуратно собирают на мягкую, слегка влажную
тряпочку и кладут в банку или в коробку с крышкой.
Часть мотыля, забравшегося глубоко в волокна, конечно,
остается в бодяге. Остаются и начавшие окукливаться или уже
окукливающиеся мотыли. Кстати, на них рыба тоже хорошо клюет.
В бодяге живет мотыль хотя и не крупный, но очень живучий и
267

подвижный. Насаженный на крючок мормышки или поплавочной
удочки, он продолжительное время шевелится, что привлекает
рыбу лучше, чем мотыль, добытый из ила.
Таким способом эту насадку можно добывать начиная с конца
мая и кончая августом или началом сентября. Затем наросты
бодяги отмирают, отваливаются и опускаются на дно.
В. Романов
КАК ЗИМОЙ ДОБЫВАТЬ МОРМЫША
восьмом номере альманаха «Рыболов-
спортсмен» была опубликована моя
корреспонденция о мормыше. После этого
я стал получать письма из разных
концов страны с просьбой рассказать, в
каких водоемах живет мормыш и как его добывать. Так, из
Краснодона Г. И. Никитенко пишет: «В желудке пойманной мною рыбы
обнаружен мормыш. Сообщите, как его добывать». С таким же
вопросом обращается К. А. Чудинов из города Нытва (Пермская
область), рыболовы-спортсмены из Удмуртии и других республик
и областей.
Мормыш или рачок-бокоплав (в некоторых местах его называют
«бормаш», «горбунец») живет в озерах, прудах и ручьях.
Встречается он и в речках со слабым течением, но в небольшом
количестве. Он любит травянистые водоемы. Мормыш имеет в длину 10—
15 мм, окрашен в грязно-зеленый цвет. Им богаты озера Урала,
Западной и Восточной Сибири. Так, он встречается в большинстве
пойменных озер вдоль Оби и Чулыма. Очень много его в озерах
Барабинской степи. Рыболов-спортсмен П. П. Сперанский
обнаружил его в одном из лесных озер Козельского района Калужской
области. Следовательно, мормыш живет и в некоторых водоемах
Европейской части СССР.
Чтобы узнать, есть ли в водоеме мормыш, надо, проплывая на
лодке вдоль зарослей травы, присматриваться к воде. Его легко
обнаружить — он плавает толчками и боком. Следует также
просматривать поднятые со дна водоросли. Там, где живут нырковые утки —
гоголи, чернеть хохлатая и нырок красноголовый,— там
обязательно будет мормыш: они им питаются. Его много в тех озерах,
где водится только карась и линь — они его не едят.
Добывать мормыша довольно легко. Для этого применяют пучки
соломы или травы. Особенно много его набирается на льне. Пучок
делается в виде двухстороннего веника. Его привязывают к шестику
26S

и зимой — через прорубь, а летом — с берега опускают на дно
водоема.
Пучки ставят вдоль травы или камыша. Просматривают их через
сутки. Расчистив прорубь, пучок осторожно приподнимают,
собирают мормыша и складывают в деревянную или берестяную
коробочку. Обычно рыболовы держат их за пазухой, чтобы не
замерзали. Иногда вместе с мормышом в пучки забираются ручейники —
другая хорошая насадка.
Зимой, когда растительность начинает гнить и в воде
уменьшается содержание кислорода, мормыш поднимается в верхние слои
воды и присасывается ко льду. Нередко он
собирается в большие рои. Достаточно пробить лунку,
и мормыш выплывает с хлынувшей струей воды.
Обнаружив мормыша, приступают к ловле. В этом
случае основным приспособлением, которым
пользуются сибиряки, является ловило. Это
прямоугольная рама из сухих досок толщиной 1,5—
2 см. Их обстругивают, заготовляют две стенки,
затем — затыльник с проушиной и переднюю
поперечину. Следует сделать так, чтобы три стенки
по высоте были одинаковыми, а одна — ниже. Когда
заготовки готовы, раму сколачивают гвоздями, а
к низу приделывают марлевый кошель или дно из
металлической сетки. Кроме того, заготовляют три-четыре
колена с проушинами. Их соединяют с рамой и между собой при
помощи чек.
На водоеме пробивают прорубь по размерам чуть больше
ловила. Осколки льда выбирают сетчатым черпаком. Соединив первое
колено с затыльником, начинают проталкивать ловило под лед.
Затем колено ставят под прямым углом, а на его верхний конец
одевают ручку-поворот. При его помощи ловило вращается по кругу.
Впереди идет та стенка, которая ниже других. Она не задевает
мормыша, а противоположная — соскабливает его со льда, и он
падает в кошель.
269

Сделав круг, не вынимая ловила, к первому колену
присоединяют второе, проталкивают его дальше под лед и опять делают круг.
Только после этого ловило выводят на поверхность и выбирают
мормыша. Его складывают в ведро с водой или в коробку,
завернутую во что-либо теплое. Хранят мормыша в подполье в
деревянном ящике или корытце. Если хранить в холодной воде, то ее надо
часто менять. В старом валенке, положенном на прохладное место,
мормыш живет до трех недель. Изредка ему нужно подкладывать
крошки льда.
Добыча мормыша таким способом требует не малого труда, но
всегда себя оправдывает.
г. Томск
В. Волков
НОВАЯ НАСАДКА ДЛЯ САЗАНА
оявившийся в Дону после слияния рек
волжский сазан сделался излюбленной
добычей рыболовов-спортсменов.
Сазан ловится всюду и с каждым
годом приобретает все большую
популярность.
Ловится он на дождевого червя, на личинку поденки, на
хлеб, тесто, галушки, пареный горох, кукурузу и т. п. Но лучшей
насадкой пока остается пшенная каша. А коль скоро так, то и
сварить ее нужно умеючи. Сазан очень осторожно берет насадку, и
скорее не берет, а сосет ее, или, смакуя, разжевывает, а потому и
каша должна быть не только мягкой, но и вкусной, крепко
держащейся на крючке.
Приготовляется такая каша следующим образом: берется
небольшое количество пшена, разваривается на медленном огне до
состояния клейстера и остывшую массу замешивают в мелко
270

измолотом подсолнечном жмыхе, просеянном через сито, до
густоты оконной замазки.
Муку или пудру, полученную из размельченного жмыха, слегка
поджаривают, помешивая на сковородке. Приготовленная таким
образом каша является лучшей насадкой для сазана. Она не
раскисает в воде и не мешает подсечке.
Кроме сазана, на эту насадку хорошо ловится лещ, синец,
густера, белоглазка, плотва и некоторые другие породы рыб.
Воронежская обл.
Вл. Скачков
ПРАКТИЧЕСКИЙ СОВЕТ
большинстве водоёмов рыболовам
частенько приходится менять хорошие
места из-за того, что насадку объедают раки.
Иной раз от них нет отбоя, а как
прогнать их от того места, где вы
расположились, не каждый знает. Не знал до
1956 года и я, но как-то случай свел меня с одним старым
рыболовом-любителем. Разговорившись, мы затронули вопрос о раках.
И старик открыл мне свой секрет, который он унаследовал от отца.
Секрет очень простой. Чтобы избавиться от неприятного соседства
раков, надо взять лошадиный помет, разбросать его в радиусе
действия удочек и раки покинут эту часть водоема. Дело в том, что
раки не переносят аммиак, а лошадиный помет богат им. Этим
секретом я пользуюсь с 1956 года и всегда он меня выручает.
г. Харьков
Вячеслав Коржев
ПРАВКА БАМБУКОВЫХ УДИЛИЩ
ривизна бамбукового удилища
устраняется очень легко, следующим приемом:
на газовой горелке, керосинке,
керогазе, примусе или просто на костре
подогревают место изгиба до наступления
мягкости.
Удилище следует держать на
достаточном удалении от огня, чтобы не обуглить и не подпалить.
После прогрева, удерживая удилище в выправленном положении,
271

поливают подогретое место холодной водой. Бамбук при этом
сохраняет то положение, которое ему придали при подогреве.
Таким методом можно выправлять даже большие прогибы и
добиваться нужной прямолинейности удилища.
г. Ленинград
С. Зябким
ЗАПЛЕЧНАЯ КОРЗИНА
юкзак за плечами и обыкновенная
корзина для хранения пойманной рыбы в
воде — это два места, тогда как то и
другое можно совместить в заплечной
корзине.
Я давно пользуюсь такой корзиной.
Она легкая по весу, и, не болтаясь, плотно прилегает плоской
своей стороной к спине. В нее можно уложить все, что необходимо на
рыбалке, и надежно
сохранить пойманную рыбу.
Плету я корзину из
однолетних побегов
кустарниковой ивы поздней
осенью или ранней весной,
до распускания почек.
О форме и размерах
можно судить по рисунку.
Чтобы не разрушался
ободок и дно корзины, в
плоскую стенку и в дно
вплетается 4-5
миллиметровая алюминиевая
проволока. Верхние концы
проволоки (7) закрепляются
несколькими витками на
ободке, а нижние —
вплетаются в дно корзины.
Петли (5) для
крепления ремня (6) или тесьмы
делаются из прочного
шнура, связываются узлом
внутри корзины и
обязательно обхватывают
проволоку.
В концы ремня или широкой тесьмы вшиваются деревянные
застежки (8).
272

Крышка (3) из фанеры, покрытой краской или олифой,
прикрепляется к ободку корзины на трех кольцах (4), а чтобы не
прорывались отверстия для колец, крышка в данном месте усиливается
дополнительной планкой (9), приклеенной на нитроклее. Крышка
в закрытом положении — завязывается на шнурки (10), из которых
один введен в просверленное отверстие в крышке и завязан узлом
на внутренней ее стороне, а второй — привязан за боковой прут
каркаса корзины.
Чтобы не открывать крышку при каждом опускании в корзину
пойманной рыбы и не беспокоить или не выпустить находящихся
в корзине рыб, в крышке вырезано элипсовидное отверстие, к
которому пришит матерчатый рукав (2) с вшитым в него тоже элип-
совидной формы кольцом (/) из алюминиевой проволоки, через
который рыба опускается в корзину.
Перед погружением корзины в воду ремень отстегивается.
На дно корзины, чтобы она не всплывала, кладется груз — камень
или кусок металла.
При желании размеры корзины можно изменить.
г. Челябинск
Г. Ли
ПРОТИВОСКОЛЬЗИТЕЛИ
ля того чтобы свободно ходить по
скользкому льду, существует простое
приспособление. Назовем его «терка».
Надо взять лист железа или жести
толщиной до 1 мм, вырезать из него
две пластины по следу вашей обуви и с
одной стороны набить толстым гвоздем отверстия, как у
обыкновенной терки. С боков и спереди сделать отверстия для
привязывания крепкого шнура или ремешка, чтобы прикреплять терку к
Вид сбоку вид сверху
обуви. Шнур от носка кончается металлическим кольцом или петлей
за которую захлестываются боковые шнуры, затягивающиеся
выше запятников обуви.
273

При помощи таких терок можно свободно ходить по подводным
скользким сваям и бревнам.
Второе приспособление, назовем его «противоскользитель»,
изготовляется из металлической ленты шириной до 40 и толщиной
до 2 мм. Устройство его понятно из рисунка. Если терки просто
крепить и к валенкам, и к сапогам, и на босую ногу (при
передвижении летом по сваям), то ленту надо подгонять по обуви. Шипы
ленты должны быть ниже плоскости следа обуви не больше чем
на 10—15 мм.
От редакции: Ловцы Северного Каспия, чтобы не
скользить по гладкому льду во время зимней ловли рыбы, привязывают
под середину подошвы сапога на левой ноге скобу или особую
«подкову» с двумя острыми шипами длиной 6—9 мм. Этот снаряд
называется «базлук».
В. Богатое
О ДВУХ ПОВОДКАХ НА ОДНОЙ ЛЕСЕ
рочитав статью Б. Савицкого: «На
двойную лесу», помещенную в 7-й книге
альманаха «Рыболов-спортсмен» за 1957 г.
на стр. 200, в которой автор,
отрицательно высказываясь о применении двух
поводков на одной лесе, описывает
метод ловли «на двойную лесу», я, как страстный любитель удочки,
счел своим долгом вывести Б. Савицкого и всех начинающих
любителей удочки, прочитавших его статью, из ложного умозаключения
274

прудка
, Основном
леса
' Подсечка
^Удилище
Залос лесы
о бесполезности применения двух поводков на одной лесе. Б.
Савицкий говорит в своей статье: «...не обладая еще достаточным
опытом, делал это и я (т. е. применял два поводка на одной лесе).
Но, как правило, в большинстве случаев успеха не достигалось».
Далее автор делает предположение,
оправдывающее отрицание двух поводков на одной лесе, и
дает описание конструкции двойной лесы.
Не вдаваясь в критику конструкции «двойной
лесы», я лишь замечу: сооружение довольно
сложно, лично я предпочитаю два-три удилища, а за
последние 10 лет применяю только сдвоенные
поводки, считая их наиболее удобными и
уловистыми. Наличие двух поводков на одной лесе
позволяет применять более толстую основную лесу,
что вовсе не отражается на клеве. А следует ли
говорить об удовольствии, которое испытываешь,
когда ловятся одновременно две рыбы.
Применяя два поводка на одной лесе, не
следует их делать одинаковой длины. Я из своего
опыта сделал вывод и взял за правило привязывать
крючки на расстоянии 200—250 мм один от
другого.
Сдвоенный поводок обычно делают так: отрезают поводок
меньшего сечения, чем основная леса, длиной 750—800 мм и к каждому
концу привязывают по крючку. На это требуется 150—200 мм
поводка. Таким образом, мой поводок с
двумя крючками на концах сокращается
примерно до 600 мм. Затем привязывают
этот поводок к основной лесе рыбачьим
узлом так, чтобы от одного крючка до
основного узла было расстояние, равное
примерно 200 мм. При этом узел
сдвоенного поводка является нижним
ограничителем для скользящего груза, который
помещается всегда выше узла.
Такая привязка до некоторой степени
препятствует скручиванию поводков, хотя
скручивание поводков и не препятствует
J I V\ одновременной поклевке на обоих
поволен / ках. Создается впечатление, что если
поводки скрутятся между собой при забросе,
то рыба испугается и не возьмет наживу.
Опыт говорит, что это предположение неверное. Насадки не
прикасаются одна к другой — и отрицательного действия на клев не
имеют.
Сдвоенный поводок перед одинарным имеет ряд преимуществ.
1. Нет нужды после неверной поклевки проверять
насадку.
Основная
леса
275

2. Как правило, первую насадку рыба берет деликатно, зато
вторую, шевелящуюся от первой, схватывает жадно, почти
наверняка.
3. Третье преимущество сдвоенного поводка заключается в
возможности ловить одновременно на разные насадки.
Начинающим рыболовам, чтобы научиться хорошо забрасывать
лесу, можно посоветовать на первый случай не делать ее длиннее
20—40 см, чем удилище, а запас лесы наматывать на гвоздики или
крючки, вбитые в удилище, на тонком конце которого удобнее
лесу не привязывать, а пропускать через плотное резиновое кольцо,
что увеличивает ее прочность.
А. Кудрявцев
КАК САМОМУ КОПТИТЬ РЫБУ
ало кто из рыболовов сам коптит рыбу,
а я всякий раз возвращаюсь с ловли с
копченой рыбой.
Сделать коптилку очень просто. По
существу это обыкновенная железная
печурка, известная многим. Разница
лишь в том, что у коптилки нет вытяжной трубы и прорезей для
доступа воздуха, а дверца ее прикрывается более плотно, так как
дрова в коптилке должны лишь тлеть для образования дыма, а не
гореть.
Конструкция коптилки приведена на рисунке.
Коптилку можно сделать из листового железа толщиной
примерно в 1 мм. Кроме того, нужно иметь 2,5 м проволоки
(диаметром в 5—6 мм), метра 3—4 — более тонкой проволоки, уголок или
полоску железа 5—6 мм толщины. Вот и все.
На рисунке указаны размеры коптилки, которой пользуюсь
я, но по желанию можно сделать ее любых размеров.
На верхней части коптилки по сторонам привариваются две
скобы из проволоки. Просунув в скобы палку, коптилку легко
можно ставить на костер и снимать с костра.
Внутри коптилки по боковым стенкам привариваются уголки
или полоски железа, для того чтобы на них держалась сетка с
рыбой для копчения.
Каркас сетки изготовляется из проволоки диаметром в 5—6 мм,
переплетается тонкой проволокой так, чтобы на сетку можно было
класть рыбу.
Прежде чем приступить к копчению рыбы, необходимо ее
подготовить. Хорошо выпотрошив и промыв рыбу, ее слегка
просаливают изнутри. Чешую ни в коем случае не счищать! Подождать
276

минут 20, чтобы впиталась соль. Для более равномерного
просаливания рыбу можно подержать 20—30 минут в соленой воде (5 —
8% соли).
Вынув рыбу из тузлука, дать стечь рассолу— как говорят,
немного подсушить.
После просолки рыбу уложить на сетку в один ряд, так чтобы
между отдельными рыбами оставалось небольшое пространство.
Сноб ни из
проволоки ФЬмм
Разрез ПО А в
S
Г
Крюк
I
А
г
/
А
-
t /
У
//
-350
Доерцо
"Уголок /5*'5
или полоска
листового
железа для
поддершоний
сетки
(IpodQflOKa фЬмм
[Проволока
00,3 1мм
Скобка Оля защелкивания
Вплотную класть не рекомендуется, так как в этом случае рыба
плохо прокапчивается.
Сетка с уложенной рыбой помещается в коптилку, на дне которой
ровным слоем должны быть положены ольховые щепы
сантиметров 15 длиной и 2 — 3 толщиной (дым ольхи приятно пахнет и
придает рыбе хороший вкус).
277

После помещения сетки с рыбой в коптилку, плотно закройте
дверцу и поставьте коптилку на угли костра. Не следует разводить
слишком жаркий костер. Рыбу надо коптить на медленном и
равномерном жару.
Через 20—25 минут, когда рыба закоптится и приобретет
золотистый цвет, снимайте коптилку с костра, откройте дверцу,
чтобы выпустить дым, а затем выньте сетку с рыбой.
При первом копчении надо следить за тем, чтобы внутри
коптилки не загоралась щепа и было достаточно дыма. Во время
копчения рекомендуется следить за огнем и не допускать, чтобы рыба
пригорала, что бывает, когда коптилку ставят на сильный огонь.
Как видите, технология этого процесса весьма проста. Она
допускает любые вариации копчения: рыбу можно солить по вкусу,
по вкусу же — больше или меньше — держать в коптилке.
Вл. Скачков
ВЫДРА НА КРЮЧКЕ
начале июня 1958 г. я с приятелем
собрался на ночную рыбалку. Было уже
темно, когда мы принялись наживлять
донки пойманными живцами. При свете
фонаря «Летучая мышь» мы устроились
поудобнее и стали ждать поклевок.
Кругом все тихо. Вдруг тишину нарушил громкий всплеск, и тут же
бешено задребезжал колокольчик.
Я бегу к донке и делаю резкую подсечку. На крючке что-
то сильное. У меня колотится сердце, дрожат руки от волнения.
Зову на помощь приятеля. Он стоит у самой воды наготове — в
одной руке подсак, в другой фонарь. Преодолевая сопротивление,
начинаю выбирать леску, и вдруг из реки вместо ожидаемой рыбы
в тусклом свете фонаря появилась покрытая шерстью страшная
морда с шевелящимися усами. Я оцепенел. Мой приятель в ужасе
выронил фонарь и отпрыгнул в сторону:
— Бросай удочку! — завопил он. — Это выдра! Она может
наброситься на тебя!
Я выхватил нож и одним взмахом перерезал леску.
Так закончилась наша встреча с выдрой. Это произошло на реке
Северный Донец, напротив лесного хозяйства Мохнач.
Примечание редакции: Выдра — зверь сильный, ловкий и
хорошо защищенный от врагов. Она достигает длины 125—140 см, из которых 40 —
43 см приходятся на хвост. Лапы выдры, вооруженные большими когтями, очень
сильны. Клыки у нее длинные и острые.
278

ОХОТА ЗА КАРАСЕМ
арась — пожалуй, самая
распространенная рыба в наших водоемах. Кажется,
нет такой лужицы, где бы не водилась
эта нетребовательная, но весьма
вкусная рыба.
Карася можно поймать в озере, в болоте, в реке, в
заброшенных старых карьерах — всюду, где только вода не промерзает зимой
наглухо.
Но самым излюбленным местом, где эта рыба особенно
размножается, являются пруды. Будь то большой пруд ИЛИ маленький,
если он не отравлен нечистотами, то, как правило, вы обязательно
найдете в нем карася. И чем больше и благоустроеннее пруд, тем
крупнее в нем водится карась.
Карася ловят всяко: сетями, просто корзиной, а иногда доходят
до такого варварства, что спускают воду и выбирают его руками
дочиста. И вряд ли вы найдете такого рыболова, который не сидел
бы с удочкой на берегу какого-нибудь заброшенного пруда и не
пытал бы свое счастье. Правда, ловля мелких карасей, да к тому
же если их прикормить, доставляет мало спортивного интереса.
Но ловля крупного карася — от 300 г и выше — привлекает не
только «зеленых» юнцов, но и заслуживает внимания опытных,
убеленных сединами удильщиков.
Часами просиживают они с длинными удочками у насиженных
мест с затопленными корягами. И нередко бывает так, что опытный
рыболов, просидев все утро, уходит домой без единой поклевки
или в лучшем случае с несколькими небольшими карасями, а
какой-нибудь неопытный, «зеленый» юнец, который еще и удочку-то
держать как следует не умеет, несет домой довольно-таки
приличных карасей.
Мальчишка с достоинством проходит мимо опытного рыболова и,
стараясь придать своему срывающемуся голосу как можно больше
безразличия, спрашивает:
— Дядя Семен, а вы поймали?
— Нет,— недовольно бурчит в прокуренные усы «дядя» и,
отворачиваясь к своим удочкам, пристально смотрит на
уснувшие поплавки, как бы ища причину своей неудачи.
Но порой трудно догадаться даже опытному рыболову о
причинах неудачи.
Старые традиции — ловля карасей с подкормом на одном
месте,— былые удачи, изредка повторяющиеся, крепко держат
рыболовов в своей власти. Да и не только их, но и тех, к кому пере-
279

ходит установившееся правило от поколения к поколению. И
кажется, что нет такой силы, которая смогла бы разрушить традиции
старых привычек...
И вдруг какой-то мальчишка, непоседа, все утро носящийся
по берегу пруда с единственной, да и к тому же немудрящей
удочкой, бросающий свою наживку в какие-то пузырьки, наловил не
только больше «дяди Семена», но и куда крупнее «подкормленных».
Сидит опытный рыболов, смотрит на свои неподвижные
поплавки и думает, бросая косые взгляды на карасей юнца:
«Случайность это или закономерность?» Ну, что же! Подумаем и мы.
Известно, что карась — рыба из семейства карповых, питается
главным образом бентосом. Если опуститься под воду и
посмотреть, как добывают себе пищу караси, их можно сравнить с
водоплавающей птицей.
Зарывшись наполовину в ил, они, точно утки, энергично из
стороны в сторону покачивая хвостиком, ворошат носом
податливый слой ила, выискивая вкусные лакомства. Тут и мотыль,
и личинки насекомых, и свежая поросль пробивающейся зелени.
Все идет им в пищу. И чем крупнее карась, тем энергичнее
вспахивает он дно водоема.
Но это все можно видеть там, под водой. А если идти по берегу?
Можно увидеть и с берега, если хочешь быть с уловом. Видеть,
конечно, можно не карасей, а пузырьки которые один за другим
вырываются из воды и бесшумно лопаются на поверхности.
Правда, пузырьки появляются от разных причин, но при известной
наблюдательности и практике не трудно отыскать и нужные.
В начале июня (а иногда и раньше), как только прогреется
вода, на дне водоема, на глубине 1—2 метров начинает усиленно
развиваться микрофлора, которая, разлагаясь, выделяет болотный
газ — метан. Скапливаясь, метан иногда самостоятельно
вырывается наружу большой шапкой, окруженной мелкими пузырьками.
Но если бросить в воду предмет тяжелее воды, то, достигнув
дна, он разорвет сдерживающую газ оболочку и на поверхности
тотчас же покажутся мелкие пузырики. И чем тяжелее и больших
размеров предмет, тем обильнее и крупнее будут пузырики.
Нечто подобное происходит и с рыбой. Стоит только какому-
нибудь карасишке, опрокинувшись и уткнувшись в ил,
пошевелиться, как на поверхности воды сразу же появятся знакомые
пузырики. И чем крупнее карась, тем энергичнее он будет
отыскивать на дне водоема лакомую пищу и тем крупнее и больше будут
пузырики. Мало того, наблюдательный рыболов может сразу же
определить не только характер пузыриков, но и примерное
направление движения рыбы. Остается немного — забросить крючок с
соответствующей наживкой чуть дальше того места, где появились
пузырики, и потом тихо подтянуть леску в нужное место. И если
вы угадаете — как правило, поклевка будет мгновенной. А если
нет — следует перезакинуть удочку и снова подтянуть лесу в
нужное место, при этом стараться проделать все это бесшумно. И если
280

снова нет поклевки, нужно сменить наживку. Все это дается
сравнительно легко при небольшой практике.
Вскоре вы научитесь определять по характеру пузыриков
наиболее интересные экземпляры и совсем забудете насиженные с
подкормкой места, где испокон веков, боясь пошевелиться, сидят
«дяди Семены» и иногда, при хорошем жоре, вытягивают
золотистых карасиков величиной с мизинец. Но если, в силу старой
привычки, вам трудно расстаться с подкормкой — сыпьте ее в малой
дозе в разных местах в пределах досягаемости вашей удочки. А
потом ходите посматривайте и пробуйте. Это иногда приносит успех.
В. /Терщиков
ЭТО -УДОБНО!
^иДИдержавка для удилищ, необходимая при
ловле рыбы с берега, должна отвечать
нескольким требованиям. Во-первых,
конечно, необходимо, чтобы она надежно
закрепляла удилище. Во-вторых,
державка должна быть такой, чтобы ее
легко можно было переносить с одного места на другое, а при
переезде — не занимала бы много места. Кроме того, она должна
быть проста в изготовлении. Есть
несколько конструкций, но они не
полностью отвечают требованиям
рыболовов. Рекомендуемая мною
державка испытана в течение
нескольких лет в различных условиях
и полностью себя оправдала.
Это — плоский штырь с
металлической дужкой. Один конец
штыря заострен — он втыкается в
берег, а другой — имеет желобок для
удилища. Дужка может закрепить
удилище с комлем любого
диаметра, она как бы служит задней
опорой удилища. Штырь следует
изготовлять из древесины твердой
породы — дуба, березы и т. д.
Пожалуй, еще лучше делать из
колотого бамбука. С обеих сторон в
штыре, на глубину 8—10 мм,
просверливаются отверстия для
дужки. Она изготовляется из сталь-
— Сечение - желобок
Размеры указаны
в мм
281

ной, желательно — оцинкованной проволоки — диаметром 3—
3,5 мм.
Удилище, закрепленное в такой державке, не изменяет своего
положения при любом ветре. Державку можно класть в чехол
вместе с удилищами. Конструкция державки довольно проста, ее
может изготовить каждый рыболов-спортсмен.
Такой державкой можно пользоваться и во время ловли с
лодки. При этом ее зажимают в струбцину, прикрепленную к корме.
Прикреплять струбцину к борту не рекомендуется — даже при
незначительной качке удилище станет ударять по воде. В
некоторых случаях такую державку можно применять и при ловле
со льда.
Я. Киселев
ОКУНЬ И КЛАКСОН
Научно-фантастическая загадка
то было прошлым летом на берегу
Оки.
Клевало плохо: к девяти часам утра
в моем ведерке плавало всего два окуня
да пяток плотвиц. Я уже собирался
домой, когда к берегу подошел человек,
в руках которого была удочка, а за
плечами — рюкзак с чем-то тяжелым. Он сел у небольшой заводинки
и вынул из рюкзака ящик, а из него — аккумулятор. Думая, что
этот человек хочет ловить рыбу с помощью электрического тока,
я насторожился — браконьера нужно отправить в милицию.
Затем он вынул из рюкзака автомобильный клаксон, присоединил
его к проводу и стал заходить в реку. В нескольких метрах от
282

берега рыболов опустил клаксон на дно. Вернувшись, он закинул
удочку.
«Уж не болен ли?» — подумал я, подходя к этому удивительному
рыболову.
Он первый поздоровался со мной и сказал:
— Вот думаю сегодня окуней половить.
Я сел рядом и через несколько секунд увидел, что поплавки его
обеих удочек пошли ко дну. Едва рыболов снял окуней и снова
забросил удочки, поплавки опять подали сигнал о поклевке. Вскоре
странный рыболов сказал:
— На две удочки ловить не успеваю. Возьмите одну.
Но я отказался — не хотелось участвовать в этой странной
ловле, а часа через два, когда ведерко оказалось наполненным
окунями, я спросил:
— Почему у вас так хорошо клевало?
— Вы, конечно, знаете, что пословица — «нем, как рыба» —
устарела: ученые установили, что рыбы издают различные звуки,—
сказал мой новый знакомый.— Этими звуками вожаки собирают
стаи, самки подзывают самцов. Вот окуни и собираются на звуки
клаксона, а удочки я стараюсь подбрасывать поближе к нему.
Он еще что-то хотел сказать, но я подумал, что уже все понял,
и поспешил домой. В следующее воскресенье я подъехал к Оке на
своем «Москвиче». Быстро вынул из багажника старый клаксон
и проделал все, как мой новый знакомый.
Однако шли минуты, а поплавки стояли неподвижно. Думая,
что клаксон неисправен, я проверил его, но оказалось, что опасение
напрасно. Однако больше трех, видимо случайных, окуней да двух
голавликов я ничего не поймал и в большом недоумении поехал
домой. Как я жалел тогда, что недослушал нового знакомого —
видимо, в его способе ловли был какой-то секрет. Но какой? Об
этом я узнал только через месяц, случайно встретив рыболова на
улице.
— Видите ли, каждый вид рыбы издает и слышит звук
определенной частоты,— сказал он мне.— Путем многочисленных
опытов и долголетних наблюдений мне удалось определить частоту
звуков, издаваемых не только окунем, но и некоторыми другими
рыбами. Таким образом, я могу идти на ловлю только, скажем,
голавлей или лещей. В тот раз, когда мы с вами познакомились,
я настроил клаксон на частоту звуков, слышимых окунем. Замечу,
что к звукам рыба может относиться не только положительно,
т. е. идти на них, но и безразлично или отрицательно, т. е. пугаться
их. Теперь, конечно, вы понимаете, почему у вас тогда не клевало?
Мне оставалось только поблагодарить нового знакомого.

ПИСАТЕЛЬ-РЫБОЛОВ
ржи Махену (1882—1939) в чешской
художественной литературе
принадлежит видное место. Первые его рассказы
появились в печати еще в начале
нашего столетия. Писатель (его настоящее
имя — Антонин Ванчура) преодолел
длинный и извилистый путь, приведший его в конце концов к
светлому, жизнеутверждающему реализму. Вера в человека и в его
созидательные силы позволила И ржи Махену создать заслужившие
всеобщее признание стихотворения, рассказы, очерки и
драматические произведения.
Непосредственность изложения в его «рыбацких историях»,
добросердечное отношение к природе, животным и человеку сразу
завоевали сердце читателей. Его рассказы о рыбалке пронизаны
мягким, свежим юмором, полны проницательных наблюдений за
жизнью природы.
Тридцать девять рассказов и очерков Махена-рыболова
собраны в его «Рыбарской книжке» (Iiri Mahen, «Rybarska knizka»,
изд-во «Артия», г. Прага), выдержавшей несколько переизданий
и переведенной на другие европейские языки. Естествоиспытателям,
рыболовам и просто любителям природы эта книжка доставит
несомненное удовольствие. Правда, автор отнюдь не ставит в ней
каких-либо актуальных, животрепещущих проблем и не стремится
познакомить читателя с техникой и способами спортивного
рыболовства, но он умело рассказывает о том, что видел во время своих
рыболовных странствий, с какими людьми встречался, какие
чувства и приключения пережил. После прочтения этой книжки,
читатель, может быть, невольно вспомнит некоторые тургеневские
страницы из «Записок охотника». Сродни тургеневским, в
частности, пейзажные зарисовки Иржи Махена, среди которых
особенно удались ему описания ночей, проведенных у костра на берегу,
и картины нетронутых уголков, в которые уводила чешского
писателя неуемная рыбацкая страсть.
Книга Иржи Махена показывает всю нелепость еще бытующего
порой снисходительного отношения к любительской рыбной ловле
как к «тихому помешательству», всю неуместность дешевой иронии,
отпускаемой подчас по адресу вооруженных удочками людей, то
оживленных, то утомленных нелегким походом, но всегда
жизнерадостных, загорелых, предприимчивых. В предисловии Иржи
Махен касается тех побуждений, которые ускорили подготовку им
своей «Рыбарской книжки». Прежде всего это ненависть к косности,
равнодушию и бесхозяйственности, которые, к сожалению, еще и
теперь проявляет немало людей к природным богатствам. Он
клеймит позором обывателя, ищущего в природе лишь источник личного
284

обогащения, высмеивает «ценителей», для которых природные
красоты являются лишь поводом для восхищенного сюсюканья и
сентиментального любования. В противовес этому писатель
пропагандирует мужественное содружество с природой, ее разумное
использование. По-пришвински, с родственным вниманием
относится он к дикому зверью, птицам и обитателям подводных
просторов. Майскую ночь напролет он готов вслушиваться в
многозвучную гамму птичьих голосов, приветствующих рождение зори,
во все оттенки страха, радости или любовного призыва, звучащего
в голосах пернатых певцов. Он привлекает наше внимание к
внешним ароматам оттаявшей земли, к распускающимся цветам и
деревьям, отвечает доброй, понимающей улыбкой человеку,
живущему с природой в непосредственном тесном общении.
Вошедшие в «Рыбарскую книжку» рассказы неравноценны по
своему содержанию и познавательной значимости. В некоторых из
них («Апостол», «Дельфин и Афродита») порой проскальзывают
полумистические и тому подобные нотки, типичные для периода
упадка литературы, предшествовавшего Великому Октябрю в
России. Однако большинство рассказов, помещенных в сборнике,
радуют нас своей реалистической тональностью, правдивостью
и художественной глубиной.
Ниже печатается одна из небольших зарисовок, взятая нами
из его «Рыбарской книжки».
И ржи Махен
ИСКАТЕЛЬ ЧЕРВЕЙ
орошая насадка играет такую же роль
в рыбной ловле, как леска и
крючок.
Совершенно непонятно, откуда
берутся рыбаки, которые зачем-то идут к
воде с ничего не стоющим полумертвым
дождевым червем, а на обратном пути
жалуются на повсюду преследующую их неудачу. Однажды мне
пришлось выехать с рыболовом, который на весь день захватил с
собой всего десять дождевых червей. С этими червями у него,
конечно, ничего не получилось; однако он встретил товарища,
выпросил у него маленькую рыбку для наживки и неожиданно
выудил на нее щуку. Ну разве это рыболов!
А как люди забрасывают в реку наживку? На крючочек
насаживается катыш, величиной чуть ли не с кулак. Каким же
огромным должен быть голавль, чтобы проглотить эту насадку?
В то же время настоящий рыболов не только соразмеряет насадку
285

с величиной той рыбы, которая водится в водоеме, но и готовит ее
так, чтобы жало крючка не выглянуло в следующее мгновенье
наружу. Есть люди, которые насквозь «пропитывают» воду вкусом
теста, вовсе не прельщающим рыбу; и есть несведующие фанатики,
которые никак не хотят овладеть совсем несложным искусством
варить для рыбы горох. Ловить рыбу на булку или картофель значит
для многих просто насадить на крючок булку или картофель, в
то время как искушенный рыболов превращает булку или картошку
в заманчивую насадку, которая сама собой просится в пасть даже
самой ординарной рыбешке. Старые рыбацкие книги полны
рецептов, столь привлекательных, словно составлены они какими-то
чародеями. Почему же никуда не годные рыбаки пренебрегают этими
советами? Ведь старики знали толк в искусстве: они ловили на
пареный ячмень, опуская его в воду в холщовом мешочке,
заманивали рыбу в верши, обмазанные кровью и тестом, имели
обыкновение рыбачить в определенное время на жуков, мух и кузнечиков...
Искать червей не так-то просто, как представляют себе это
некоторые. Искать червей — это вовсе не значит просто взять
лопату и отправиться в сад — таким способом никогда не найдешь
хороших, проворных червяков, тогда как в воде червь должен
представлять из себя именно веселое, извивающееся существо.
Для толкового рыболова черви отнюдь не равноценны. Одних
прекрасных рыб ловят исключительно на выползков, в то время
как ряд других превосходных рыб явно предпочитает навозных
червей. Но где их откопать, если уже давно не было дождей и царит
полная засуха, где взять червей, если морозит? Поэтому настоящий
рыболов всегда должен заботиться о червяках и уметь с ними
обращаться.
Случайно мне довелось познакомиться с человеком, который
является сегодня моей правой рукой; я не знаю, право, чтобы я
делал без него. Как странствовал я прежде с фонарем в руке по
разным непристойным уголкам различных садов и парков! Каких
только насмешек не наслушался при этом от глупцов! А сегодня
у меня все это так здорово организовано, что просто удовольствие.
Мой знакомый — инвалид, не может ходить как следует. Его
сделали чем-то вроде надзирателя большого фруктового сада. Он
поселился в домишке, стоящем прямо под яблонями. Этот сад и
служит нам червепровиантным магазином. Мой бравый знакомый —
заядлый рыболов, если бы он был в состоянии сопутствовать мне
в прогулках к воде! Весной, поздними вечерами мы вместе выходим
к грядкам... Земля пахнет дождем и перегноем, и между
тянущимися шпалерами, различными саженцами один возле другого лежат
выползки... Мы осторожно приближаемся, и в то время, как мой
знакомый светит маленькой карманной лампой, я вытаскиваю одного
за другим выползков, вылезших более чем наполовину из земли и
складываю в приготовленную посудину. Выползков нельзя хватать
необдуманно, а схватив — рвать надвое или ронять. После
небольшой тренировки дело быстро идет на лад. Выползка крепко хватают
2S6

позади головы. Он пугается и упирается. Ему дают небольшое
послабление, позволяют полностью выползти из норки — и вот
он уже в посудине... Среди выползков попадаются экземпляры,
способные привести в трепет любого рыбачка.
В погребе при оранжерее у нас стоит ларь, в котором мы
сберегаем пойманных выползков. У них там есть и мох, и трава, и
прохлада. Иногда удается набрать чрезмерно много выползков. Тогда
их приходится часто перебирать, чтобы заболевшие и дохлые не
причинили вреда живым. И все это копошится в ящике при свете
электролампочки. Своеобразная жизнь бьет ключом у наших ног!
Помимо всего, мой знакомый инициативен и предприимчив.
Из конского и коровьего навоза он сложил аккуратные кучки,
в которые мы выпустили навозных червей. Они не удирают оттуда
и размножаются необычайно быстро. Достаточно снять верхний
серый земляной слой — и вот уже перед нами масса гнезд, в
которых черви извиваются по соседству друг с другом. А как крепки
они, как энергичны! Настоящий деликатес для окуней!
За свое сотрудничество мой знакомец не берет ничего: ни
какой-либо книги, ни рыбешки. Вспоминаю, какую детски
неподдельную радость доставила ему щука, которую я ему однажды
принес. То была изрядная щука; не помещаясь в кадке, она
выставила из воды добрую половину своего брюха и хвост. Мой
соратник нагнулся над ней и никак не мог наглядеться... Однако самым
главным и действительным вознаграждением являются для него
рыбацкие истории. Они как бы заполняют его обездоленную жизнь.
Он интересуется всеми мелочами, каждой удачей и неудачей, и
время за этими разговорами летит у нас быстро и незаметно. «Вот
человек, которому я нужен»,—угадывается успокаивающая его
мысль, скрывающаяся за расспросами моего знакомца.— «Вот
человек»...
Так мы сидим, лениво перебрасываясь фразами. Изо всех углов,
со всех концов сада бузина струит на нас свой пряный аромат.
И в синеве ночи, словно скрытый смысл всей жизни, недвижимо
маячит в нашем воображении чудовищная рыба.
Перевод с чешского Вл. Холостова

Всеволод Васильев
СПАСЕНИЕ БЛЕСНЫ...
бходя кусты, густо разросшиеся по
берегу, я услышал всплеск крупной рыбы
и, конечно, не утерпел найти лазейку,
чтобы посмотреть: кто же там плещется
на реке? Разве утерпишь пройти мимо!..
А затем, не считаясь со сложной
обстановкой, забросил блесну вдоль реки, к
тому берегу.
И кой черт меня дернул соваться со спиннингом в этот просвет
между кустами!..
Теперь единственная и самая любимая, уловистая блесна
безнадежно сидела на коряге, затопленной у противоположного берега.
Я не задумываясь отдал бы десяток остальных блесен,
оставшихся в коробке, за одну эту застрявшую блесенку. Вероятно,
друзья по несчастью поймут меня, неопытного спиннингиста,
оказавшегося в столь неприятном положении.
...Река делала поворот и течение ее устремлялось к
противоположному берегу. Сильное течение, глубина, и густо заросшие
кустами берега исключали всякую возможность пройти вдоль реки
и сделать попытку отцепить застрявшую блесну, спустившись
вниз по течению.
Злой и растерянный я смотрел на лесу, натянувшуюся струной,
слегка дрожавшую под напором воды.
Я был готов замотать лесу за куст и плыть к блесне, но вовремя
сообразил, что против течения мне не выплыть и на берег не вылезти.
Останется лишь плыть дальше до удобного выхода, но успею ли
я оторвать от коряги и лесы блесну? Что же делать?
Мой взгляд скользнул по кустам, и луч смутной неясной
надежды засветился в сознании. Быстро срезав три прута с листьями,
я сплел из них венок диаметром около 30 см.
Пропустил удилище с катушкой сквозь венок и пустил его
сползать по лесе в воду. Он погрузился в нее и поплыл по течению,
затем остановился и стал двигаться по середине русла, но совсем не
туда, куда мне было нужно.
Немного отпустив лесу, я стал натягивать ее на себя. Венок
исчез с поверхности воды. Я снова отпустил лесу и убедился, что
венок прошел по лесе ближе к противоположному берегу. Еще и
еще потяжка. Венок исчезал и вновь появлялся, а затем вдруг всплыл
и пошел к середине русла.
Натяжение лесы ослабело. Подтягиваемый на ней венок
приближался ко мне обратно, а среди листьев его белела моя любимая
серебреная блесенка.
2cS(S

Если вы когда-нибудь попадали в подобное положение, то
поймете — какая радость охватила меня!
...С тех пор прошло тридцать шесть лет. Скитания со
спиннингом по многим северным и южным рекам, по глухим таежным
местам и неведомым озерам многому научили неопытного
спиннингиста. А венок из веток еще много раз спасал мне блесны, которые
я без него неизбежно бы потерял.
10 3«к*я Н 3498

ПОД ВОДНАЯ ОХОТА
Н. Козлов
ПОДВОДНАЯ ОХОТА В ПОДМОСКОВЬЕ
ало кто знает, насколько увлекательна
подводная охота в малых водоемах
нашей страны. Я имею в виду небольшие
речки и озёра. Обычно каждый
стремится начать свою охотничью «карьеру»
где-нибудь на побережье Черного моря.
Да это и понятно. Ведь у большинства представление о подводной
охоте неразрывно связано с морем и его обитателями.
Охота на море, конечно, имеет свои преимущества. Они всем
известны. Но не следует забывать и о том, что основная масса
охотников может попасть на море только во время своего отпуска.
290

Охота же в наших небольших речках и озерах доставляет не
меньше удовольствия, а по количеству и величине добычи не
уступит морской охоте.
Немаловажным фактором является и то обстоятельство, что ваша
поездка на близлежащие водоемы по своему характеру будет
напоминать обычный воскресный выезд на рыбалку.
В пределах Московской области весьма успешно можно
охотиться на многих небольших речках и в некоторых озерах. Если вы
никогда не бывали на подмосковных реках, то, прежде чем куда-
либо ехать, вам следует выяснить, насколько прозрачна вода
водоема, где вы предполагаете охотиться, иначе вы рискуете впустую
затратить время.
Со своей стороны, для начала могу порекомендовать вашему
вниманию ряд речек, на которых я сам охотился в 1957 и 1958 годах.
К ним относятся следующие реки: река Протва, в ее среднем (не
ниже города Боровска) и в особенности верхнем течении; река Лама
в верхнем (до Яропольца) и частью в среднем течении; речка Черная,
впадающая в реку Ламу в районе деревни Ошейкино; река Воря,
почти на всем ее протяжении; верхнее течение реки Северки (до
совхоза «Никоновское»); впадающая в Цну река Устань (выше
второй мельничной плотины); река Цна, на всем ее протяжении, и
ряд других рек. Практически почти на каждой реке возможно
проводить подводную охоту если не в среднем, то в верхнем течении.
Правда, в наших подмосковных реках без специального костюма
можно охотиться только около двух месяцев в году. Это наши
«купальные» месяцы —июнь и июль.
Даже в это теплое время года пребывание в воде не должно
значительно превышать время обычного купания и должно
чередоваться с согреванием тела на солнце или при помощи растирания.
Недопустимо находиться в воде свыше 30 минут при температуре
воды 16—18°. Если же вам захочется пробыть в воде побольше
времени или вы имеете желание охотиться весной и осенью, то
необходимо обзавестись специальным костюмом для охоты.
При некотором умении несложно изготовить себе костюм так
называемого «мокрого» типа. Костюм склеивается из листовой
микропористой резины толщиной 3 мм. Такую резину можно купить
в магазине по цене 30 рублей за килограмм. На изготовление
костюма у вас уйдет около двух килограммов резины. Костюм состоит
из коротких трусов и рубашки с короткими рукавами. Как трусы,
так и рубашка должны плотно прилегать к телу, не
сдавливая его.
Вода, проникшая под костюм при первом погружении,
согревается до температуры тела и вы перестаете ощущать холод
окружающей среды, так как микропористая резина препятствует
передаче тепла в окружающую среду. В таком костюме можно пробыть
в воде около двух часов при температуре 13—15°С.
Костюм этот хорош еще тем, что не мешает вашим «водным»
ощущениям, ибо он весь заполнен водой.
10»
291

При более низкой температуре воды уже следует пользоваться
герметичными костюмами, изготовленными из тонкой резины или
прорезиненных тканей.
Охота при низких температурах носит специфический характер,
и о ней здесь говорить мы не будем.
Что же касается подводного оружия, то, на мой взгляд,
наиболее подходящим для охоты в реках будет короткое ружье (до
100 см длины) с пружинным боевым механизмом. В случае же
специальной охоты на самую крупную рыбу — конечно, желательно
иметь очень сильное ружье и стрелять гарпуном, имеющим
наконечник с большим откидывающимся зубом. При этом гарпун
связывается не с ружьем, а со специальным поплавком,
препятствующим погружению рыбы.
Несмотря на то, что в реке можно встретить весьма крупных
рыб, вам все-таки следует предпочесть короткое ружье, которое
не будет стеснять ваших движений и даст вам большую
маневренность, в особенности на мелких местах, среди кустов и коряг, а
также на узких маленьких речонках, где, кстати, можно встретить
великолепную рыбу.
Невысокая прозрачность воды редко позволит вам стрелять с
расстояния более 2 метров, а с такого расстояния и короткое ружье
позволит вам надежно загарпунить добычу. Для гарпуна наиболее
целесообразно использовать трехзубый наконечник, имеющий
бородки, препятствующие сходу рыбы. Таких наконечников следует
иметь несколько, если вы не хотите в самый разгар охоты остаться
безоружным в случае поломки наконечника.
Для связи гарпуна с ружьем лучше всего использовать
нейлоновый или капроновый плетеный шнур. Запас шнура не должен
быть большим, иначе он будет путаться и затруднит пользование
ружьем. Если вы пользуетесь коротким ружьем, то запас шнура
не должен превышать 2 метров. При увеличении размеров, а
следовательно, и дальнобойности ружья длина шнура соответственно
увеличивается, но вряд ли целесообразно рекомендовать шнур
длиной свыше 4 метров.
Запас шнура можно располагать вдоль ствола ружья,
используя специальные прижимы, но ни в коем случае не следует рабочий
запас шнура наматывать на катушки типа спиннинговых. Это
резко снижает дальнобойность любого ружья за счет огромных
потерь энергии на раскручивание катушки в воде. Можно
использовать для намотки шнура только самые примитивные конусные
катушки, так называемые «безынерционные», в которых отсутствуют
вращающиеся детали. Но поверьте моему опыту — значительно
проще, надежнее и удобнее отказаться вообще от каких-либо
приспособлений и оставлять шнур либо свободно плывущим рядом,
либо придерживать его свободной рукой, отпуская перед выстрелом.
Нелишним будет в вашем снаряжении и нетонущий нож, который
нетрудно изготовить самому из старого ножовочного полотна для
механической пилы. Рукоятка изготовляется из белого пенопласта
292

и приклеивается к ножу клеем БФ-2. Такой нож не тонет и
хорошо заметен издали.
К ластам нужно предъявить только одно требование, а именно:
они не должны сдавливать вам пальцы ног, в противном случае
неизбежны судороги, наступающие особенно быстро в холодной
речной воде. Неплохим, но необязательным качеством ласт является
способность всплывать на поверхность воды, когда вы снимете их
с ноги.
Что касается маски, то наиболее удобной является маска,
закрывающая только нос и глаза и позволяющая дышать через
отдельную трубку, вставленную в рот. Маски с дыхательными
трубками, введенными в полость маски, непригодны для спортивного
ныряния, а используются только для плавания по поверхности.
Дыхательная трубка предпочтительнее из металла, так как с ней
можно обращаться менее деликатно, нежели с пластмассовой.
Любые так называемые «клапаны безопасности» следует выбросить
немедленно из конструкции любой трубки, если вы хотите заняться
подводной охотой. Эти «клапаны безопасности» практически
являются едва ли не единственной опасностью для подводного
охотника. Кроме того, вам следует срезать все верхние загибы у трубок,
если вы не хотите наглотаться воды с первым вздохом после
выныривания. Чем меньше всевозможных приспособлений и изгибов
в трубке, тем легче вам дышать, тем скорее вы в воде уподобитесь
дельфину — этому идеалу ныряльщика.
Наиболее успешно и интересно проходит охота, когда вы
охотитесь вдвоем с приятелем, таким же энтузиастом подводной охоты,
как и вы. В этом случае один из вас плавает в поисках добычи,
другой же в это время находится на берегу или в лодке.
Преимущества такого способа охоты совершенно очевидны.
Сменяя друг друга в воде через определенный промежуток времени,
вы успеваете согреться, пока ваш товарищ плавает в воде.
Наиболее важным является, конечно, то, что ваш товарищ следит
за вашими погружениями, готовый в любую минуту придти к вам
на помощь. Кроме того, при перемене места один из вас может плыть
по реке, не прекращая охоты, в то время как другой перенесет
вашу одежду и снаряжение к новому месту.
Продвигаясь по реке, вы будете попадать как на глубокие,
так и на мелкие места. Не ищите рыбу только на глубоких местах.
В летнюю пору днем вы чаще увидите рыбу на отмелях и у берегов.
Невысокая прозрачность воды во многих реках затрудняет
поиск добычи на глубоких местах, в ямах и омутах. В этом случае
вам придется много нырять и, проходя омут в различных
направлениях, отыскивать стоянки рыб. Легче охотиться на мелких
местах и возле перекатов, где вода более прозрачна, так как в быстро-
движущейся воде летнее «цветение» выражено слабо, и река в таких
местах может быть просмотрена до дна.
При охоте в реках из-за невысокой прозрачности особое
значение приобретает умение стрелять не целясь «навскидку», как это
10* Закаа № 3452
293

делают опытные ружейные охотники, ибо вы не раз неожиданно
столкнетесь с рыбой «нос к носу». Если же вы будете выцеливать
рыбу по стволу, да еще к тому же имеющему прицельное
приспособление, то наверняка можно гарантировать, что вы останетесь
без добычи.
При стрельбе из подводного ружья следует иметь в виду, что
ружье обладает достаточной силой, чтобы нанести тяжелое ранение
человеку как на воздухе, так и в воде. Знание правил обращения
с оружием должно предшествовать его использованию. Нельзя
стрелять в направлении к поверхности воды, ибо выйдя из плотной
окружающей среды в воздух, гарпун может порвать тросик и,
пролетев значительное расстояние, нанести повреждение человеку.
Кроме того, над вами может оказаться купающийся человек,
которого вы поразите гарпуном. Прежде чем стрелять в рыбу,
находящуюся перед вами, убедитесь в том, что в направлении выстрела
отсутствуют купальщики. Наиболее безопасна стрельба по рыбе,
плывущей под вами.
Перед выходом на берег следует разрядить ружье путем выстрела
под водой в безопасном направлении. Если вы не хотите стать
виновником несчастья, никогда не направляйте ружье на людей или
животных. Лучше всего охотиться там, где нет купающихся, хотя
места, которые посещаются купальщиками, представляют немалый
интерес для подводного охотника.
Не было случая, чтобы я остался без добычи, охотясь там,
где рыба привыкла к появлению человека в воде. В таких местах
рыба подпускает вас очень близко, а зачастую даже сама
приближается к вам при вашем появлении.
Особенно любопытна в этом отношении плотва. Охота на нее
несложна и, по-видимому, одна из этих любопытных рыбок будет
вашей первой добычей.
Плотва довольно спокойно относится к присутствию человека
под водой и даже будучи напугана не уходит далеко. Чем менее
подвижно вы ведете себя под водой, тем легче вам приблизиться
к плотве. Если вы ее преследуете, то она стремится использовать
первое попавшееся укрытие, такое, как трава, нависший берег,
коряга и т. п. При этом часто, зайдя головой в укрытие, плотва
оставляет хвост, а иногда и все туловище снаружи. Обычный вес
плотвы составляет примерно 150—200 гр при длине 15—20 см.
Изредка попадают и крупные экземпляры. Плотва предпочитает
неглубокие места с тихим течением, и летом ее надо искать возле
трав, в подмоинах берега, у мостов, пристаней и других сооружений.
На этих же глубинах, также у заросшей травы и у кустов,
маскирующих его окраску, держится окунь. Его поведение
отличается от поведения плотвы. При виде охотника окунь сначала
приближается к нему довольно близко, затем, убедившись в том,
что ничего интересного здесь нет, отходит назад. Если вы начинаете
его преследовать, то, избрав безопасную дистанцию между
охотником и собой, окунь начинает уходить. Как бы вы ни старались
294

сократить расстояние до окуня, вам это не удастся, и наконец при
виде вашей назойливости окунь одним движением хвоста
скрывается из вида в толще воды.
Несмотря на трудность его добывания, охота на окуня
представляет большой интерес, так как эта красивая рыба достигает
хорошего размера и веса.
Окунь — редкая, но почетная добыча подводного охотника.
Стрелять в окуня следует в тот момент, когда он еще не напуган
вами или когда он стоит в траве, поджидая добычу и не замечает
вашего приближения. Последнее случается, к сожалению, крайне
редко.
Щуку же, наоборот, наиболее часто вам придется увидеть
именно стоящей в засаде и поджидающей добычу.
Летом наибольшее количество щук, добытых мной на разных
реках, было загарпунено возле трав и берегов. Обычно у трав
щука стоит на неглубоких местах, поэтому нырять за ней почти не
приходится. Не спеша проплывая вдоль кромки водяной
растительности, зорко смотрите по сторонам. Увидев щуку, старайтесь
двигаться как можно медленнее и плавнее, производя поменьше
шума. Не делайте резких движений. Ружье заранее направьте в
сторону рыбы. Постепенно приближаясь к рыбе, не старайтесь
подойти возможно ближе. Как только позволит вам убойное
расстояние ружья, стреляйте немедленно, иначе вы даже не успеете
увидеть, в какой стороне исчезла щука.
Иное дело в омутах, возле мельничных плотин, у старых свай
и коряг. Здесь в глубоких местах вам придется неоднократно
нырять на небольшом пространстве, стараясь разглядеть — не
затаилась ли щука в корягах, возле бревен или в других маскирующих
ее местах. Щуки тут обычно крупнее и ведут себя довольно спокойно
при вашем приближении. Чем крупнее щука, тем более спокойно
реагирует она на ваше приближение и тем менее уютно вы
начинаете чувствовать себя в ее соседстве. Вы невольно думаете о том,
что вам придется бороться с ней в ее родной стихии, а это ведь не
плотва и не лещ, и, смею вас уверить, не один раз дрогнет ваша
рука при встрече с крупной щукой, глядящей на вас своими
наглыми крокодильими глазами.
Когда вы, сидя на берегу, услышите гулкий удар по воде, а
зачастую увидите и расходящиеся круги, можете быть уверены,
что это щука гоняет мелкую рыбешку. Почти бесполезно будет с
вашей стороны бросаться в воду с целью найти в этом месте щуку,
потому что она плавает очень быстро и одним движением хвоста
покрывает большое расстояние. Однако вам следует знать, что в
каждом водоеме у щуки есть свои излюбленные места, где она
постоянно обитает и охотится. Часто такие места ограничиваются
площадью в несколько десятков метров. Здесь и следует
организовать поиски щуки.
Для охоты на крупную щуку лучше иметь ружье посильнее,
применяя при этом для гарпуна одинарный наконечник с откиды-
10** 295

вающимся зубом. Такой гарпун обладает в воде меньшим
сопротивлением, нежели гарпун с трезубым наконечником, поэтому его
скорость в воде будет выше. Это значительно облегчает стрельбу
по таким быстрым рыбам, как щука, голавль и язь. Кроме того,
эти рыбы, будучи загарпунены, проделывают настолько резкие и
сильные броски в стороны, что удержать их можно только
откидывающимся зубом гарпуна.
Голавль бьется с такой силой, что часто разрывает себе брюхо,
если гарпун попал слишком низко. Голавль — это рыба
проточных вод, предпочитающая реки со средним и быстрым течением.
В летнее время днем, т. е. тогда, когда вам обычно придется
охотиться, голавля чаще всего можно найти на перекатах, на мелях
с быстрым течением и в особенности там, где над быстро текущей
водой нависли кусты, с которых в воду падают насекомые —
любимое лакомство голавля. В этих случаях на голавля охотиться
можно следующим образом. Зайдя по берегу выше предполагаемого
нахождения голавлей, погружайтесь и, используя течение, почти
не шевеля ластами, спускайтесь вниз по реке, держа ружье наготове.
В редком случае голавль сразу подпустит вас на верный выстрел.
Обычно вы увидите, как голавль, оставаясь вне пределов
досягаемости, не спеша уходит от вас по течению до какого-то
определенного места. Затем голавль поворачивается и стремится пройти
мимо охотника вверх по течению к своему месту стоянки. При этом
голавль может проплыть мимо вас на расстоянии, превышающем
убойную силу вашего ружья. Не огорчайтесь и не спешите
стрелять. Спускайтесь ниже по течению, выходите из воды и повторите
весь проплыв сначала.
При охоте на крупных голавлей мне приходилось делать от
5 до 10 проплывов, пока наконец голавль не оказывался на
расстоянии верного выстрела. Как только голавль подойдет на
верный выстрел, следует без промедления стрелять и тут же
немедленно стараться загнать гарпун поглубже в тело рыбы: только в этом
случае можно надеяться, что голавль не сорвется.
Если голавль в рыбьем мире является воплощением быстроты,
то язь — воплощение силы. Язи весом 2 — 3 кг — явление нередкое
при подводной охоте. Охота на крупного язя запомнится вам
надолго. Крупный язь может заставить охотника несколько раз
глотнуть воды вместо воздуха, заставляя его неожиданно окунаться
с головой в момент вдоха.
Язи держатся обычно стаями. Если вы достаточно осторожны
и овладели некоторыми навыками, присущими подводному
охотнику, то в одном месте можете подстрелить несколько
великолепных экземпляров. Не раз, прежде чем выстрелить, вы залюбуетесь
видом этой могучей рыбы. Чешуя язя и жаберные крышки имеют
золотистый оттенок, нижние плавники ярко-красные, спинной и
хвостовой — темные.
Встречается язь почти во всех реках с чистой водой и
умеренным течением. Для своего местопребывания облюбовывает довольно
296

глубокие места с твердым дном. В разгаре лета язя часто можно
встретить у берегов под нависшими деревьями. Охота на язя здесь
проводится аналогично охоте на голавля.
На глубоких же местах в поисках язя приходится нырять,
проплывая под водой около излюбленных мест стоянок язя, к
которым относятся коряги, камни и т. п. нагромождения.
Иногда летом, проходя по берегу реки, можно увидеть, как
на глубоком месте у поверхности неподвижно, словно принимая
солнечную ванну, стоят могучие язи. Если вам посчастливилось
увидеть такую картину, то можете быть уверены, что без добычи
не останетесь.
Наиболее успешно такая охота проводится в реках с самой
светлой водой.
Охота проводится следующим образом. Пройдя берегом вверх
по течению около 15—20 метров, вы спускаетесь к воде и, зарядив
ружье, без шума ныряете в направлении стоянки язей, стараясь
плыть на такой глубине, чтобы видеть поверхность воды. Ружье
держите наготове. Завидев язей, стоящих у поверхности воды,
круто меняйте направление и, поднимаясь вверх, стреляйте по рыбе
с верной дистанции.
Это один из случаев, когда допустимо стрелять вверх, к
поверхности воды, но при этом ваш партнер по охоте должен следить за
тем, чтобы в районе охоты не появились купальщики.
Партнер вам потребуется также и там, где прозрачность воды
или другие условия (солнце светит от рыбы на вас) не позволяют
вам при такой охоте точно определить момент вашего всплытия.
В этом случае товарищ, наблюдающий за вашим проплывом,
должен подать вам звуковой сигнал ударом друг о друга двух
металлических предметов, погруженных в воду.
Описанным способом в верхнем течении реки Устань мне
случалось добывать язей весом до 5 кг и думаю, что это далеко не
предельный размер язя, которого можно загарпунить, когда он
нежится под солнышком на поверхности омута.
Нередко на дне того же омута, где вы охотитесь на язя, вы
можете встретить и другую рыбу, весьма распространенную в
наших водоемах. Это — лещ. Он принадлежит к крупной породе
рыб. Лещ — рыба донная. Он нередко собирается в громадные
стаи. Предпочитает глубокие места с тихим течением и глинистым
или илистым дном. Если вы, ныряя в омуте, увидите лежащие на
дне срубленные ветви деревьев или кустов, можете быть уверены,
что лещ здесь нередкий гость. Кроме того, лещ и сам часто покажет
вам места своих стоянок, играя у поверхности воды на утренних
и вечерних зорях. Играет он чаще всего в тихую, устойчивую
погоду. Его игра характерна. Лещ без шума и всплеска разрежет
своим спинным плавником стеклянную поверхность воды и, как бы
кувыркнувшись, скроется в глубине, оставив на воде расходящиеся
кружки. В таких местах и следует охотиться за лещом, ныряя
на дно водоема и придерживаясь мест, захламленных ветвями
297

деревьев и кустов. Большей частью вы увидите лещей,
собравшихся в стаю.
Если вам удалось оказаться достаточно близко от стаи лещей,
выбирайте для своего выстрела рыбу, плывущую в конце стаи и,
по возможности, старайтесь не стрелять в уходящую от вас рыбу.
Такого высокого и плоского тела, как у леща, нет ни у одной
пресноводной рыбы. Стреляя в угол плоского леща, очень легко
промахнуться. Стреляя сбоку, вы имеете перед собой несравненно
большую цель, вероятность попадания по которой значительно
больше.
Вам очень редко придется стрелять в леща, застав его во время
клева. Чаще всего стрельба будет происходить по рыбам,
проплывающим мимо вас, и поэтому стрелять вам придется с некоторым
упреждением, как и по любой движущейся мишени.
Иногда, ныряя в поисках леща, вы неожиданно можете попасть
в самую середину стаи, находящейся в небольшой яме, окруженной
сравнительно неглубокими местами. В этом случае в стае рыб
начинается отчаянная паника, рыбы мечутся взад и вперед, образуя
вокруг вас сплошную карусель спасающихся бегством рыб.
При виде множества мечущихся рыб вам трудно
сосредоточиться на какой-либо одной цели. В таких случаях всегда
старайтесь выбрать одну рыбу и, не спуская с нее глаз, следовать за ней
с ружьем наготове. Как только рыба окажется близко около вас,
без промедления стреляйте.
Несмотря на костистость, лещ может удовлетворить вкус даже
взыскательного гастронома, а уж про вас говорить нечего: нет
ничего вкуснее рыбы, добытой собственными руками!
Заканчивая наш разговор, мне хочется сказать, что перечень
описанных рыб далеко не полон.
Вашей добычей при охоте в наших реках могут стать как
некрупные подусты, налимы, карпы, так и могучие сазаны и сомы,
для охоты на которых уже потребуются самые мощные ружья
со специальными устройствами, позволяющие охотнику бороться
с рыбой, не рискуя потерять гарпун или ружье и не подвергаясь
опасности быть увлеченным сильной рыбой в глубину.
Я рассказал вам о своем опыте подводной охоты на наиболее
часто встречающихся рыб наших водоемов. Можно с уверенностью
сказать, что, однажды испытав прелесть охоты в небольших чистых
речках нашей средней полосы, с ее воистину русской красотой, вы
станете энтузиастом подводной охоты в малых водоемах, станете
настоящим подводным охотником в самом лучшем смысле этого слова.
Настоящий подводный охотник — это натуралист, который
постоянно наблюдает и изучает повадки обитателей подводного
мира, умеет обобщить опыт своих наблюдений, не полагаясь
целиком ни на какие руководства.
Вот почему мне хочется сказать вам в заключение: не
принимайте изложенное здесь как твердый устав, как инструкцию по
добыче рыбы.
298

Советы, приведенные в этой статье, помогут вам на первых
порах избежать многих затруднений, которые возникнут
неизбежно у тех, кто впервые захочет заняться подводной охотой в малых
водоемах.
Сведения, которые вы почерпнете из этой статьи,— это только
канва, которую вам предстоит расширить опытом собственных
наблюдений.
Все, о чем здесь рассказано, доступно испытать каждому, и
если эта статья хоть немного подтолкнет вас заняться подводной
охотой в малых водоемах, то цель, которую я поставил перед
собой, будет достигнута.
лись совершенно непригодными для подводной охоты и
подводного спорта, другие — в разной степени удовлетворительны.
Наиболее подходящими оказались озёра Плещеево и Глубокое,
Истринское водохранилище, а также реки: Истра, Протва, Векса
и Москва в верхнем течении.
Условия, с которыми нам пришлось столкнуться на озере
Плещеево, пожалуй, наиболее характерны для тех пресноводных
водоемов, где сможет базироваться подводный спорт. Поэтому я
хочу более подробно остановиться на этой поездке.
В программу занятий мы включили тренировку по
подводному и полуподводному спорту, погружения на глубину с целью
выяснения подводной обстановки и, наконец, проведения пробной
подводной охоты.
С вечера мы расположились лагерем на северо-западном берегу
озера, неподалеку от того места, где берет начало река Векса.
Озеро здесь имеет отмель, простирающуюся на несколько сотен
метров от берега, глубина которой чуть выше колена. Далее
глубина постепенно увеличивается и профиль дна переходит в крутой
склон. Грунт песчаный, с легким налетом ила, количество которого
несколько увеличивается с глубиной. На отмели имеются
камышовые островки.
В. Н. Козлов
НА ОЗЕРЕ ПЛЕЩЕЕВЕ
рошлым летом мы, группа московских
спортсменов-подводников, предприняли
ряд экскурсий на реки, озёра и
водохранилища Подмосковья.
Некоторые из обследованных нами
водоемов, вроде Химкинского
водохранилища и канала им. Москвы, оказа-
299

Река Векса, вытекающая из озера, имеет ширину 15—20 м.
Глубина ее достигает 2—2,5 м. Берега болотистые. Грунт
глинистый, местами торфянистый. Дно покрыто небольшим слоем ила и
какими-то коричневыми хлопьями, видимо — торфяного
происхождения.
Погода стояла жаркая, солнечная, и вода была настолько
теплой, что можно было купаться даже ночью.
Утром мы предприняли первую попытку подводной охоты.
Начали от истока Вексы, двигаясь вниз по течению. Это давало
преимущество в скорости и дальности при нырянии, но ил,
поднимающийся со дна, во время остановок обгонял нас и сильно
мешал наблюдению. Другой ошибкой было то, что мы выбрали
место охоты случайно, не разведав предварительно обстановку. Все
это привело к неудаче. Повстречалось всего несколько мелких
рыбешек величиной с мизинец. Разочарованные вернулись мы к озеру.
Захватив акваланги в лодку, мы выехали к границе отмели.
Спуски начали с небольшой глубины, постепенно передвигаясь
на более глубокие места. Спускались вдвоем. Моего напарника
привязали 15-метровой веревкой для определения глубины
погружения. В руках у него было копье для ощупывания грунта. Я
страховал его. Первое погружение производили на глубине 2 — 2,5 м.
Видимость — около 2 м. Дно имеет небольшой, но заметный
уклон. Грунт песчаный, покрытый налетом ила, который от движения
ластов поднимался и значительно ухудшал видимость. При
последующих перемещениях к середине озера мы попали на довольно
крутой склон дна. Глубина озера была здесь от 4 до 8 м. Видимость —
до 1—0,5 м. После одного из первых погружений я вдруг увидел,
как мой напарник появился из воды и, ухватившись за борт лодки,
выплюнул загубник и взволнованно объявил: «Я видел там дрянь
какую-то!».
В конце концов выяснилось, что на дне он увидел довольно
странное существо, нечто вроде большой полуметровой ящерицы.
Мы спустились в этом месте еще раз. Приближаясь ко дну, я
заметил, как ил подо мной вдруг взметнулся и закрутился жгутом,
параллельно грунту и какое-то довольно крупное животное,
которое я не успел разглядеть, поспешно удрало в сторону. Больше
оно нам не попадалось.
Приглядевшись к местам и обдумав утреннюю неудачу, я на
следующий день решил еще раз попытать охотничье счастье.
Выбрав на Вексе подходящее место, я вошел в воду и, зарядив ружье,
на этот раз поплыл против течения. Наблюдать с поверхности воды
плохо, снизу на просвет видно гораздо лучше, поэтому
приходилось все время плыть под водой, у самого дна. Толща воды
просматривается метра на 1,5—2, а дальше все пропадает в белесой, мутной
дымке. Из-за встречного течения и необходимости соблюдать
осторожность продвижение происходило медленно. Через каждые 10—
15 м приходилось всплывать для набора воздуха. В середине реки —
продольная канава, фарватер метра в 2—2,5 шириной и метра
300

1 — 1,5 глубиной. Время от времени навстречу попадались
рыбешки — сначала совсем мелкие, потом покрупнее. Интересно, что
держатся они стайками в местах расширений или углублений
фарватера.
Подплыв к одному особенно большому расширению, я заметил
стаю сравнительно крупных рыб, которые сквозь стекло маски
кажутся вполне солидными. Второпях бью по стае. Промах.
Перезаряжаю ружье и снова делаю заход на это же место. Рыб уже
меньше. Стреляю по ближней, находящейся в метре от меня;
гарпун, мелькнув в воде, пробивает рыбу насквозь и впивается в
грунт. Моей жертвой оказывается окунь длиной около 17 см.
Снимаю его с гарпуна и кидаю товарищу, наблюдающему за мной с
берега. К этому времени я нахожусь у излучины реки, которая здесь
довольно широка и имеет посредине заросли водорослей. У самых
водорослей наталкиваюсь еще на одну стаю. Пару раз мажу, но в
конце концов мне удается подбить второй трофей — язя длиной в
25 см.
Стрелять все время приходилось, держа ружье под собой, не
вытягивая его вперед. Это обусловливается тем, что двигаться с
вытянутым ружьем неудобно: оно цепляется за водоросли и выступы
грунта, а рука при этом устает. Кроме того, конец ружья,
выдвинутый далеко вперед, в условиях ограниченной видимости, будет
замечен рыбой и спугнет ее намного раньше, чем она сама попадет
в поле зрения охотника. Из этих же соображений, как показал наш
опыт и в других случаях, длинные ружья в данных условиях не
применимы.
Проплыв под водой, в одном месте я обнаружил в фарватере
узкий боковой углубляющийся ход, образующий яму, в самой
глубине которой рядом с остатками старой верши паслось с десяток
довольно крупных рыб. Штуки три из них были около 40 см
длины. Мое появление вызвало среди них панику. Рыбы заметались в
разные стороны, а две даже направились прямо на меня. Пока я
разворачивал ружье, чтобы выстрелить по одной из них, они
успели проскользнуть у меня под животом. В горячке я не выдержал
и выстрелил по стае. Конечно промах! Делаю еще два-три
безрезультатных заходов на эту яму. Количество рыбы в ней с каждым
разом уменьшалось и в конце концов я распугал ее окончательно.
Сказывается усталость. Запаса воздуха хватало на все
меньшие промежутки времени, дыхание участилось. Была нужна
передышка, но пора уже собираться домой.
Несмотря на то что трофеи невелики, я доволен, так как испытал
немало волнующих моментов, столь милых сердцу спортсмена-
охотника, а если учесть ограниченность во времени и недостаток
опыта (а это дело наживное), то результат выглядит не так-то уж
плохо. В общем можно найти, чем потешить свое охотничье
самолюбие. А самое главное, конечно, в том, что подводная охота в
подмосковных водоемах — дело реальное, имеющее перспективы для
своего развития.
301

В. Танасийчук
ПО СЕВЕРНОМУ КАСПИЮ
ерно поскрипывает мачта, плавно
качаются в прямоугольном отверстии люка
висящие совсем низко яркие, крупные
звезды.
Медленно гаснет на западе
холодное синеватое сияние и звонко
всплескивают о борт маленькие сонные волны. Море спокойно, и этот
покой завораживает. Хочется надеяться, что в эту ночь меня не
разбудят завывания ветра, ручьи льющейся сверху воды и удары
головой о шпангоуты.
Уже много дней мы, трое зоологов, на маленьком двухмачтовом
суденышке — реюшке бродим по серо-зеленоватым водам
Северного Каспия. Под палубой нашей миниатюрной скорлупки две
уютных жилых каюты и два небольших грузовых отсека; в одном из
них помещается камбуз. Мне отведена маленькая каюта в самом
носу. Мореходные качества реюшек весьма высоки; наша же, по
святому убеждению ее команды,— лучшая из всех.
Основная цель экспедиции, как гордо именует эту несколько
сомнительную, с моей точки зрения, авантюру наш отец-командир,
сотрудник Астраханского заповедника Юра Курочкин,— сбор
паразитологического материала. Проще говоря, он со своей женой
Зоей вскрывает и потрошит всех зверей, имевших несчастье попасть
к нам в руки,— от подстреленных уток и цапель до лягушки, мирно
плывшей по каким-то своим делам на пучке рогоза километрах в
пятидесяти от ближайших берегов. ...Я не участвую в подобных
развлечениях. Я здесь в отпуску.
Однако наивные мечты пожить спокойной растительной жизнью
разбились о железную волю нашего непреклонного капитана. Я был
назначен матросом. На мою долю выпали многочисленные и порой
довольно трудные обязанности. Например, мне приходится быть
балластом. Это сложнее, чем может показаться. В тот момент,
когда Юра делает очередной рискованный эксперимент с
парусами, реюшка почти чертит концом мачты по воде и в камбузном
отсеке раздаются возмущенные крики Зои и грохот падающих
кастрюль,— в этот ответственный момент я должен висеть за
наветренным бортом, держась руками за ванты и упираясь ногами
в фальшборт.
Это гимнастическое упражнение продолжается до тех пор,
пока реюшке не надоест идти на боку и она не выровняется. Тогда
Зоя переключает свое внимание с попыток спасти остатки супа
на флотоводческие таланты своего супруга и дает им ясную и
302

точную оценку, а я выползаю из-за борта и развешиваю сушиться
в который раз промокшую рубаху.
Мы начали путешествие с планами, обширными до
необъятности. У нас был месяц времени, прекрасное суденышко, несколько
хороших карт и не очень врущая буссоль. Мы не были связаны
определенным районом работ; этот рейс был, по существу,
разведочный. Нас привлекали две группы островов: во-первых, Тюленьи
острова у побережья Мангишлака, в северо-восточном Каспии;
особенно интересен был для нас остров Кулалы. И, во-вторых,
тянущиеся вдоль северо-западного берега острова Иван-Караул,
Чепуренок, Тюлений, Чечень.
Юру очень интересовала паразитофауна этих мест, я же мечтал
увидеть подводный мир Каспия, моря — о котором мы знаем,
казалось бы, очень много — и в то же время мало; море, которое таит
еще много загадок и тайн и обещает интересные встречи и открытия
для энтузиастов подводного спорта, людей, которые хотят увидеть
то, что еще не удавалось увидеть никому.
Мы взяли курс на восток, вдоль дельты,— с тем чтобы потом
повернуть на юг, к Кулалам. Идти напрямик, через глубины не
хотелось, там почти всегда сильное волнение и наша
десятиметровая скорлупка плясала бы, как поплавок во время хорошего клева.
А ночуя на меляках, где волна невелика, мы могли хоть немного
высыпаться.
Ветер был попутный, суденышко резво бежало по необъятной,
чуть морщинистой глади. И мы, надев маски, свешивались за борт
и глядели на мелькавший вокруг подводный пейзаж.
Глубины были невелики: 2—3 метра. Прозрачность — не
больше. Однако было видно довольно много; во всяком случае, больше,
чем в протоках дельты, на территории заповедника или на
фарватере Главного Банка, где собственные руки были видны лишь
на расстоянии 20 см, а у дна нас окружала призрачная,
красноватая темнота.
Здесь же яркий зеленоватый свет создавал впечатление
большей прозрачности, чем была на самом деле. Мелькали плети
рдестов, облачка сине-зеленых водорослей, и все это сплеталось с
бегающими по песчаному дну солнечными лучами в единый
кружащийся хоровод. По временам мы замечали рыб, но разглядеть
что-нибудь подробно во время быстрого хода реюшки было
невозможно; кружилась голова, затекала спина от неудобного
положения.
Поэтому предстоящий обед был использован как предлог
спустить паруса и бросить якорь. Пока Зоя возилась с посудой, мы с
Юрой надели ласты, поплевали на стекло масок, поправили
шноркели и ринулись в неизвестное.
Человеку, нырявшему в Черном море, избалованному
прозрачной водой и величественными подводными пейзажами, трудно
представить, как может быть притягательно красив вид дна при
прозрачности в 2—3 метра. Однако это было так. Длинные, причудливо
303

изогнутые, подобно лианам, светло-зеленые пряди рдеста и темные—
роголистника, обвешенные бородами нитчаток,— все это образует
сложные переплетения, вычурные арки... Небольшие участки дна
поросли настоящей, почти «земной» травкой, только более темной,
и все пронизано прихотливо извивающимися спиралями валли-
снерии. Всюду плавают сгустки каких-то сине-зеленых водорослей
с резко очерченными краями, похожие на странных зеленых медуз.
А на дне то и дело встречаются песчаные, солнечные лужайки,
усыпанные ракушками: тянущими свой бесконечный след
беззубками, дрейссенами и еще какими-то крохотными, удивительно
красивыми кремово-полосатыми завитыми раковинками. В песке и
водорослях сидят и неподвижными зрачками следят за человеком
рыбы-иглы. Стремительно удирают мелкие бычки-пуголовки. А под
кустиком роголистника деловито роется длинным рылом небольшой,
сантиметров 15, осетренок. На меня — никакого внимания! Увитый
валлиснерией и рдестом якорь кажется нелепо огромным в этом
уютном миниатюрном пейзаже, а подплывающий человек похож
на Гулливера, попавшего в сады короля Лилипутии.
Временами «на горизонте» мелькают довольно крупные сазаны
и судаки. Здесь много красной рыбы — осетров и севрюг, мы часто
видели с палубы их красивые и всегда неожиданные прыжки над
водой. Один раз двухметровый осетр выпрыгнул под самым носом
реюшки, что дало повод к глубокомысленным рассуждениям на
тему о меч-рыбе и прочих морских редкостях.
Эти места на Каспии называют «чернями» или «раскатами».
Здесь огромные массы пресной воды, вынесенные Волгой, медленно
скатываются к соленой морской воде, которая уже совсем
недалеко. Ил и муть оседают, прозрачная вода хорошо прогревается
солнцем и содержит огромные количества растительного и животного
планктона.
Здесь, на необозримых, на сотни километров протянувшихся
подводных лугах кормятся неисчислимые полчища рыб. Еще не
началась путина; редко-редко случайный парус встает на
горизонте. И стада непуганых рыб, никогда не встречавшихся с
подводным охотником, лениво пасутся в густых зарослях.
Мы были богато оснащены различным колюще-режущим
вооружением, но не охотились. Нас захватила красота этих
миниатюрных джунглей, похожих на японские, почти игрушечные садики.
Все это было слишком красиво и интересно для нас, зоологов,—
чтобы отвлекаться на погоню за каким-нибудь сумасшедшим
судаком.
А охотиться здесь можно. При этом удобнее использовать
короткое ружье с многозубой острогой, позволяющее навскидку
стрелять по мелькающим, быстро скрывающимся рыбам. Удобен
будет и слинг — усиленное резиной копье 2—2,5 м длины.
В этих местах вполне реальна встреча с сазаном, судаком,
сомом. Можно столкнуться с осетром или севрюгой. Но попытка
напасть на эту сильную рыбу, хорошо вооруженную острыми
304

костяными «жучками» на боках и хвосте,— вероятно, будет
более опасна для охотника, чем для рыбы.
Снова легкий западный ветерок, заметно ослабевающий, гонит
нашу реюшку. Вечереет. В небе — легкая гряда облачков,
теряющихся в серой дымке где-то очень высоко над горизонтом. Небо
в серебристо-розоватых пастелевых тонах, и красный диск солнца
медленно уходит в быстро темнеющее море. Бросаем якорь,
устраиваемся на ночлег.
Просыпаюсь от грохота и ударов. Темнота, ни зги не видно.
Все скрипит, трещит, качается. Чувствуешь себя как мышонок в
консервной банке, которую поддают ногой. Крен не меньше 50 .
Шпангоуты, между которыми я так уютно пристроил подушку,
бьют по голове. Высовываюсь наружу: ревет ветер, на воде видны
только белые полосы пены. Темно — ни звезд, ни месяца. В небе
смутно угадывается темная громада наползающей тучи и где-то
вдали беззвучные молнии бьют в море.
Затягиваю люк и палубу над своей конурой парусом.
Выбирается Юра, вместе бросаем второй якорь. Боимся, как бы
переменившийся ветер не снес нас к лежащему неподалеку
островку и не посадил на мель.
Пытаюсь заснуть. Под брезентом душно, но свет молний через
какую-то щель проникает и сюда.
Дождя все нет. Заснуть не могу. Болит спина, проклятые
шпангоуты, наверно, отпечатались на ребрах.
Выползаю наружу с фотоаппаратом — снимать молнии.
Ставлю на произвольную выдержку — и долго держу аппарат,
судорожно нажимая на спуск, пока в визире не мелькнет
ослепительно белый зигзаг. Случайно гляжу вверх. На раскланивающемся
во все стороны кончике мачты — кисть серебристо-бледного
холодного пламени, огонь святого Эльма.
А потом начинается дождь. «Вода с прослойками воздуха»,—
вспоминаю что-то очень знакомое, кажется Паустовского.
Брезент не спасает, за шиворот льются противные холодные ручейки.
Сбиваюсь в один комок с одеялом и матрацем. Холодно. Но
усталость превозмогает все, и я медленно уплываю куда-то в темную
тишину...
А утро было великолепно. Прохладный, пронизанный солнцем
день, ветер с запахом йода и соли. Но увы, он дул с востока,
вернее — с юго-востока, как раз с нашей обетованной земли, с острова
Кул алы.
Решаем ждать у моря погоды, хотя надежда на перемену ветра
невелика,— в августе на Каспии обычны именно восточные ветры.
Эх, не видать нам Мангишлака!..
За чаем Юра рассказывает об острове Кулалы, на котором
ему довелось побывать в прошлом году. Добирался туда
сложным путем. Сначала самолетом до форта Шевченко, а уже оттуда
М)5

на парусной лодке к Кулалам, где его приветливо встретили
несколько обитавших там казахов.
Остров длинной и узкой дугой вытянулся почти на 40 км с
северо-запада на юго-восток. Он расположен довольно близко от
материка, однако редко кто его посещает. На нем нет деревьев,
только невысокие кустики пустынных солянок растут на безводном ра-
кушняке. Вода в немногих колодцах горьковато-солоноватая, пить
ее трудно.
Унылый, безжизненный клочок земли — что на нем
интересного? — такие мысли возникают у всякого попавшего сюда. Но
первое впечатление может оказаться обманчивым...
Однажды Юра волок через остров к своей походной
лаборатории убитого тюленя. Смотреть по сторонам не приходилось: шел
он, с силой наваливаясь на веревочные лямки, пригнувшись к
земле. И среди бесконечного битого ракушняка он увидел куски
камня, явно обработанного рукой человека. Один... другой...
еще несколько. Кремневые скребки, отбойники, наконечники для
стрел. За двухкилометровый путь — почти два десятка кремневых
орудий! При дальнейших поисках их число увеличилось почти до
сотни. Несомненно, когда-то на этом безжизненном островке была
стоянка первобытного человека.
Но не только кремневые скребки можно найти на Кулалах,
там была сделана еще более поразительная находка. В поисках
кремневых орудий Юра набрал несколько пригоршней пурпурово-
красных веточек благородного коралла, который никогда не
встречался на Каспий.
Более того, казахи-островитяне рассказали, что на острове
находили не только кораллы, но и золотые вещи: серьги, кольца.
Откуда все это?
Когда-то вблизи от острова пролегал один из крупнейших
торговых путей средневековья — из Ирана к устью Волги шли
караваны причудливо разукрашенных судов. На них везли золотые и
серебряные изделия, шелка, кораллы Красного моря. Но не всегда
эти товары доходили в целости; на торговые суда нападали
предприимчивые пираты. База таких пиратов могла находиться как
раз на острове Кулалы, географическое положение которого было
очень удобно для «контролирования» морских дорог. На месте этой
базы среди бесплодных ракушняков и могли остаться россыпи
персидских благородных кораллов.
Воды у Кулалов прозрачны и чисты, но подводный пейзаж
однообразен. Песчаные равнины дна, исчерченные волнами,
перемежаются с полосами темно-бурых водорослей. Рыбы здесь много,
есть где поохотиться с гарпунным ружьем и есть что поснимать.
Часто встречаются и тюлени.
В журнале «Знание — Сила» однажды появилось сенсационное
сообщение о нападении тюленя на купальщика у берегов Кулалы.
Однако, внимательно прочитав заметку, можно понять, что
перепуганный человек первый начал бить проплывавшего рядом
306

тюленя. Естественно, тот не стерпел обиды и цапнул драчуна за
ногу.
За разговорами быстро летело время. Прошло два дня, ветер
не менялся. Долгий и бурный «военный совет» решил идти обратно,
на запад, а затем вдоль побережья — на юг, пока хватит
времени.
И снова шелест рассекаемых волн, крики чаек и дымки на
горизонте. С хода пересекаем Главный Банк — многолюдную
морскую дорогу — и плывем к Лаганскому Банку по местам,
обозначенным на карте как «места опасные для плавания». Что верно —
то верно: плавать тут не то чтобы опасно, но...
затруднительно.
Осадка нашей реюшки — 40 см, а глубина моря часто не
превышает этой цифры. Поэтому вначале идущее суденышко застывает
на месте (под аккомпанемент падающей на камбузе посуды), затем
опускается парус и команда вылезает за борт, привычно впрягаясь
в веревочные лямки. «Раз, два —взяли!..» Много километров
прошли мы пешком по Каспийскому морю.
Район около острова Иван-Караул замечателен обилием якорей.
Самых обыкновенных якорей различного размера — от небольшой
четырехлапой кошки до огромного адмиралтейского якоря с
размахом лап метра в 2]/2 и цепью, каждое звено которой сантиметров
в 40. Осадка судна, носившего когда-то этот якорь, была не меньше
3—4 метров.
Рассуждая об обмелении Каспия и невеселых судьбах
нашего любимого моря, мы не забывали собирать находки. Конечно,
самый большой якорь мы взять не могли, но те, что поменьше,—
служат сейчас на реюшке верой и правдой.
Много полезных вещей можно встретить в море. Весной Юра
нашел даже совершенно целый, но залитый водой подчалок —
большую рыбацкую лодку, вероятно брошенную во время ледостава.
Вода была откачана, и подчалок вошел в состав флота
заповедника. Из уважения к исключительным мореходным качествам его
назвали «Обуза».
Случаются находки более диковинные. Однажды, году в пятьдесят
первом — пятьдесят втором, я зашел к товарищу в Астраханский
Краеведческий музей и застал его за странным занятием. Сидя перед
грудой огромных, тяжелых медных монет, он раскладывал их по
кучкам. На глаз монет было не меньше тонны.
Оказалось, что где-то недалеко от острова Чистая Банка
рыбаки, стаскивавшие с мели лодку, почувствовали под ногами
странный крупный галечник. По рассмотрении этот галечник оказался
старинными монетами, лежавшими в песке вперемежку с угольями.
Рыбаки погрузили в свою лодку столько монет, сколько могли
увезти, и в Астрахани сдали их в музей, причем уверяли, что в
море осталось много больше. Несколько сотен монет было
оставлено в музее, остальные — около 1 У2 тонны — сданы как лом
цветных металлов. Рыбаки на этом неплохо заработали.
307

Эти монеты — сплошь пятаки времен Екатерины II и
Александра I — прекрасно сохранились, но на их поверхности видны
были «побежалые» цвета — следы пребывания в огне.
Как они оказались в море? Последние монеты датированы 1807
годом. Вполне возможно, что эти деньги везли на Кавказ для
выплаты жалованья воевавшим там русским войскам, но в море
судно загорелось, и деньги так и остались на дне морском.
Много интересных вещей таит в себе Каспийское море,
замечательные археологические памятники лежат на его дне. Бакинцы
хорошо знают развалины Караван-Сарая, постепенно выступающие
из воды. А знаменитая дербентская стена, уходящая в море!
Если за полтораста лет песок не засосал тяжелые медные
монеты, то, может быть, на дне Каспия сохранились и погибшие в
старину суда? Только спортсмены-подводники смогут дать ответ на
такой вопрос.
Мы много говорили об этом в длинные тихие вечера, под звон
комаров за сеткой полога и трубные клики гусей вдали. Было
ясно, что в эту поездку мы не сможем осуществить все, что задумали.
Но хотелось дойти по крайней мере до настоящей морской соленой,
голубой и прозрачной воды. Ветерок слишком часто дул не в нашу
пользу, но все-таки реюшка двигалась на юг.
День начинался вытягиванием якоря. Это, несомненно,
главное в морском искусстве. Новичок, поднимающий якорь впервые,
наивно верит, что эту операцию ему придется проделывать лишь
один раз в день: утром, перед тем как поднять паруса. Однако,
вытянув якорь и опустив его в пятый раз — что вызывается
необходимостью задержаться у края мели, не залезая на ее середину,—
новичок задумывается, а проделав эту операцию в пятнадцатый
раз — обычно при свете звезд и тускло мерцающей луны, под
завывания миллионов комаров — уже хочет домой, к маме, подальше
от всего мокрого и железного.
Но мы готовы были поднимать якорь хоть пятьдесят раз в день —
лишь бы ветер дул сзади, а не спереди. Но это бывало не так уж
часто, и если удавалось пройти 15—20 км в день — было
хорошо.
Ночевали обычно около островов, с которых налетали тучи
комаров. Натянутый над люком полог надежно защищал от
кровожадно вьющегося и гудящего вокруг мира. Но далеко не всегда
ночи были спокойны: слишком часто приходилось просыпаться от
шума волн и громыхания грозы. Однако к этому привыкли,
досыпали днем.
По утрам, взяв ружья, бродили по золотому песку прибрежья,
выслеживая зазевавшуюся дичь, потом поднимали паруса; я садился
за руль, а Юра с Зоей, вытащив бинокуляр, обрабатывали добычу.
Но вот мы отошли от берегов и направились к острову
Тюленьему. Полуторадневный переход при слабом боковом ветерке был
уныл и утомителен. Время от времени кто-нибудь зачерпывал воду
из-за борта — она понемногу солонела. Пресной водой запаслись
308

заранее, и могли бы идти еще очень далеко, если бы не нехватка
времени.
Наконец, на горизонте показалась вертикальная черточка маяка.
Мы достигли Тюленьего. Здесь пришлось задержаться для
закупки припасов и для обследования этого, совершенно своеобразного
острова.
Берега острова, омываемого довольно соленой водой, густо
заселены лягушками. Это не какие-нибудь зеленые лягушата —
нет, это солидные, почтенные земноводные с богатым жизненным
опытом. Ведь каждая из них переплыла море! Как это ни забавно —
но факт. На острове нет пресных водоемов, где могли бы
размножаться лягушки, и те, которые встречались нам на берегу,
приплыли сюда с материка на пучках тростника или водорослей,
подгоняемых ветром и течениями.
Масса стрекоз, вьющихся над кустарником, и даже комары —
тоже материкового происхождения. Если в течение нескольких
дней дуют западные ветры — от комаров нет спасения. Но задует
моряна, южный ветер,— и всех их уносит в море. Над поселком,
где живут рыбаки и тюленщики, целый день не смолкает пальба.
Стреляют по чайкам, которые здесь нахальны и назойливы не
меньше, чем вороны на материке. Стоит хозяйке, чистящей рыбу,
отвернуться — и селедка с воткнутой в нее вилкой уже взвивается под
облака.
Пейзажи острова однообразны — песок и ракушник, покрытые
густым кустарником бугры. Но весной, во время цветения трав,
здесь должно быть красиво.
Вот Тюлений и позади. Снова паруса наполнились ветром, и
мы плывем к острову Чечень по воде синей и прозрачной, чистым
блеском искрящейся за кормой.
Когда к вечеру ветер стих и наступил штиль, мы бросили якорь,
стравив при этом метров 30 троса. Маски и ласты надеты, и вот мы
в воде, наконец-то прозрачной и соленой.
Прозрачность не меньше 10 м. Дно смутно угадывается внизу,
в сине-бурой темноте. Ныряю, иду вниз — дно видно на глубине
метров 15: песчано-илистое, неуютное и мрачное. Водорослей мало.
Вода ближе к дну холодна и обжигает тело. Перепад температур
находится неглубоко над поверхностью и довольно значителен.
Мы носимся по всем направлениям, пытаясь увидеть
кого-нибудь из местных обитателей. Метрах в пяти от меня проплыла
стайка стройных рыб с темными спинками — кажется сельдей. Как-то
странно видеть обыкновенную селедку на свободе, а не на тарелке.
Вдруг все вокруг становится странным и зыбким. Сотни,
тысячи мелких серебряных стрелок пересекают мне путь, окружают
меня. Стая килек! Рыбки, плывшие в идеальном строю, при встрече
со странным двухвостым чудовищем мешают строй, мечутся по
всем направлениям... Но вот, как по команде невидимого
дирижера, армада снова строится и уносится куда-то вбок и вглубь. Стая,
в общем, не очень велика. Если бы я уплыл с судном килечной
309

экспедиции — увидел бы больше. Ловля кильки на электросвет —
это, должно быть, феерическое, удивительное зрелище, если его
наблюдать из воды.
Пора вылезать. Холодно. Под водой быстро темнеет, хотя
наверху еще светло.
На следующее утро штиль продолжается, но реюшку все время
раскачивает плавная и упругая мертвая зыбь. Мы продолжаем
нырять.
К полудню начинается ветер. Южный! Вряд ли нам удастся
продвинуться дальше. Опять устраиваем «военный совет» — и после
ожесточенных споров побеждает реалистическая точка зрения.
Времени мало, план работы выполнен, мы обследовали все, что
смогли. Пора возвращаться.
Наконец впереди показались переплетающиеся протоки дельты
и Дамчикский участок заповедника, откуда мы отчалили месяц
назад. Наш путь окончен.
В заключение — несколько слов о том, интересен ли Каспий для
спортсмена-подводника.
В последние два года подводный спорт бурно развивался в нашей
стране. Однако подавляющее большинство энтузиастов обследовало
только Черное море. Действительно, оно тепло и прозрачно, в нем
можно увидеть много интересного.
Но в других морях Союза — ныряли единицы. Позабыто было
и Каспийское море. А жаль! Каспий — море трудное, капризное
и своенравное, но очень интересное.
Куда стоит ехать на Каспии, где лучше нырять, каковы
особенности этого бассейна?
Очень интересны, несомненно, берега Мангишлака.
Добраться до форта Шевченко можно довольно просто — самолетом из
Астрахани.
Через месяц после возвращения из путешествия на реюшке наш
«капитан» побывал у берегов Мангишлака и нырял там в волнах
прибоя. Прозрачность оказалась исключительно высокой.
Глубины у берегов невелики, грунт — песок и водоросли, В
некоторых местах — скалы. Здесь Юре удалось пережить великолепное
приключение. Он увидел довольно крупного осетра, приблизился
к нему (осетр довольно спокойно к этому отнесся) и несколько
раз сфотографировал. Снимки оказались очень удачны. Это,
вероятно, первые подводные снимки каспийского осетра.
Высокая прозрачность, теплая вода и живописные подводные
пейзажи должны привлечь внимание ныряльщиков к Красновод-
ской бухте и побережью Каспия до Кара-Богаза. В этих местах
не нырял еще никто.
Наиболее доступны места вдоль западного побережья — на юг
от Махач-Кала. Здесь всюду довольно высокая прозрачность и
скалистое, очень живописное дно.
Постоянным минусом является сильный прибой. Закрытых от
ветра бухт здесь почти нет.
3 1 о

По температурным условиям Каспий отличается от Черного
моря. Сгонные ветры часто относят от берегов прогретые
поверхностные воды, на смену которым поднимаются более холодные —
глубинные. Однажды в середине августа около берегов Мангиш-
лака температура воды была около 7 градусов.
Но, конечно, вода далеко не всегда так холодна, и часто у
поверхности она прогревается до 25 — 27°.
Однако, чтобы не зависеть от капризов погоды, необходимо
иметь гидрокомбинезон, хотя бы «демисезонный», «мокрый». Можно
нырять и в шерстяном свитере.
Что касается прочего снаряжения, то здесь трудно что-нибудь
советовать. Маски и ружья, пригодные на Черном море,— в равной
степени будут годны и для Каспия.
Юрий Ильинский
РЕПОРТАЖ С КРЫМСКОГО БЕРЕГА
ак и все непоседливые души — туристы,
краеведы, путешественники, да и просто
любители побродить по родной стране —
я с нетерпением дожидался летнего
отпуска.
На сей раз было решено совершить
высокогорный переход по маршруту
Тбилиси — Хевсуретия. Долгими зимними вечерами обсуждая
предстоящий поход, склонялись мы над зеленоватой, в красных
прожилках дорог картой — и тесная комнатка исчезала. Мы
карабкались по отвесным скалам, горное солнце нещадно поджаривало
нас, едкий пот заливал глаза, тяжелые рюкзаки пудовой ношей
оттягивали плечи, но мы упорно ползли вверх, к сверкающему в
золотых лучах Эльбрусу, без устали работали ледорубами,
прокладывая тропу, и умывали обросшие, обветренные лица в отчаянно
холодных ледниковых источниках.
— А не мешало бы поужинать, ребята! Я пойду чайник на газ
поставлю.
И разом гасло солнце, рушились ледяные дворцы, исчезали
причудливые видения, рожденные неукротимой мечтой энтузиастов.
И стены московской квартирки снова сжимали нас со всех сторон...
Люди не любят, когда спугивают их мечты, и на балагура
Ваську, хорошего рыжего парнишку, проявившего хозяйскую
заботливость, сыпется град нелестных эпитетов. Васька шмыгает носом
и ретируется на кухню. Мы снова в благоговейном молчании
склоняемся над картой.
Так продолжалось каждое воскресенье до весны. А весной
планы наши полетели ко всем чертям. Во всем, конечно, было вино-
311

вато явление сугубо объективное — весна. Эта разбойница
похитила у нас сразу троих. Ребята влюбились, дело шло с
катастрофической быстротой к свадьбе, а на робкое Васькино предложение
совершить свадебное путешествие в Хевсуретию трое потерявших
головы влюбленных ответили издевательским хохотом.
Вскоре после этого глава экспедиции профессор Н. письменно
сообщил, что его срочно посылают в заграничную
командировку.
— Так что примите мои уверения в совершеннейшем к вам
почтении,— ехидно исказил Васька последнюю фразу профессорского
письма, швырнул его в угол и шепотом сказал: — Ренегат!
Отказ профессора Н. не вызвал особого энтузиазма у прочих
участников экспедиции. Но последний удар гибнущей экспедиции
нанес я. В мае меня на целый месяц упрятали в больницу,
извлекали из ноги залежавшиеся там с войны осколки мины,
залечивали возникший радикулит. В июне, выписываясь из больницы,
я в осторожных выражениях рассказал врачу, что собираюсь в
экспедицию.
— В высокогорную? Мерзнуть? Спать на ледниках с
радикулитом? Гениально! Категорически запрещаю!
Вечером я пил чай у Васьки, рассеянно посматривая на экран
телевизора. Мой приятель сидел в углу с таким видом, словно у
него разболелся зуб. Мы ждали, что вот-вот откроется дверь и
придут раскаявшиеся ребята и начнется та веселая суматоха,
которая обычно предшествует дальней поездке. Но время шло, а
дверь не открывалась. Наконец Васька не выдержал.
— Знаешь, что? Раз они такие, аллах с ними. Поедем вдвоем!
Я выразительно посмотрел на Ваську, он смутился и
забормотал что-то нечленораздельное, заметался по комнате, подошел
к телевизору.
Раздосадованный, щелкнул переключателем, и... на экране
забарахталось какое-то чудище с баллонами за спиной.
Несколько минут мы, затаив дыхание, следили за похождениями
подводных охотников. Отважные пловцы убивали гигантских акул,
ловили кальмаров, преследовали «морского дьявола» — манту.
Загорелые, рослые спортсмены в масках и ластах с подводными
ружьями пробирались в коралловых ущельях, прорубали ножами
дорогу в подводных джунглях, откуда, словно быстрокрылые птицы,
выпархивали стаи причудливых рыб. Рыбы, рыбы, рыбы... Мы с
Васькой сидели, крепко держась за руки.
И вдруг — конец. Диктор со вздернутым носиком объявила,
улыбаясь ослепительной телеулыбкой:
— Мы передавали фильм «Голубой континент». Спокойной
ночи, товарищи!
— Какая там спокойная ночь! — заорал Васька, хватив меня
по плечу. Я ответил столь же изысканным жестом. Васька полетел
на диван, вскочил, сгреб меня в объятия.
— Едем! Едем же, черт побери! Едем!
312

Опомнились мы только в поезде Москва — Симферополь. Две
недели сборов промелькнули мгновенно. Нам дьявольски повезло.
Маски Васька изготовил на заводе, ласты приобрели в магазине.
Приобрели случайно и ружье.
В поезде вокруг нас группировались пассажиры. Всем было
интересно, все хотели послушать знаменитых «подводных
охотников» (в таковых мы превратились по Васькиной милости). Все
желали немедленно заняться подводным спортом.
И неудивительно: Васька рассказывал такие истории, что
слушатели замирали, забыв закрыть рты, и только время от
времени облизывали пересохшие от волнения губы. Васька был
великий дока по части разных выдумок, кроме того, обладая
великолепной памятью, он цитировал целые страницы из книг о
подводной охоте, которые мы запоем поглощали перед
отъездом.
— Помню однажды в Саргассовом море...— разливался
Васька: — Кстати, вы знаете, что это за море? Это страшное море.
Кошмарное... Все в водорослях, в этой, как ее...
— Тине,— неуверенно подсказывал кто-то.
— Сказали — тине!.. Эх вы! Ну, в общем, не важно:
запамятовал название. Так вот, в этом море водоросли опутывают корабли и...
— Кончай опутывать доверчивых людей,— шептал я Ваське,—
как тебе не стыдно!
Но Васька не унимался. Я вздохнул свободно лишь на
Симферопольском вокзале.
Выгрузившись, мы зашагали на автостанцию. Солнце сияло,
небо, промытое ливнем, просушенное теплым ветром, синело,
тротуары дымились, хотелось громко разговаривать, смеяться
и петь.
И мы пели. Весь автобус подпевал. А Васька, гордо
развалившись на заднем кресле автобуса, словно Стенька Разин на корме
своего лихого челна, дирижировал.
Часа через полтора автобус нырнул в плотное сыроватое
облачко, прошел сквозь рваные клочья тумана, и солнце вновь
заблестело на его мокрых, точно отлакированных боках. Начался
головокружительный спуск.
— Море! — закричали бледнолицые пассажиры.
Внизу простиралась гигантская чаша аквамарина.
Сверкающий диск солнца врезался в голубую гладь, и по воде побежала
багряно-золотистая дорожка. Косые лучи веером взметнулись к
бледнеющему небу, пронзая сотканные из легкого пара облачка.
Море!..
И вот мы, нагруженные снаряжением, как верблюды,
спускаемся к берегу. Дорог никаких нет, приходится прыгать с камня
на камень, рискуя слететь с тридцатиметровой высоты. Пот льет
градом, руки и ноги исцарапаны: здесь пропасть колючек.
3 1 3

— Ничего,— кряхтит Васька,— где олень не пройдет, там...
Шум падения заглушает слова. Оставляя на колючках детали
обмундирования, кубарем летим вниз и плашмя растягиваемся на
спасительной площадке на краю обрыва.
Пока мы переводили дух, зашуршала трава, посыпались
камни и перед нами, словно из расселины скалы, выросло существо
в клетчатой ковбойке и спортивных шароварах. Существо было
утомлено, распарено дикой жарой, пот стекал с него в три ручья.
В руках существо держало мешок, из которого высовывался
короткий ствол подводного ружья.
— Братцы! — хрипло воскликнуло существо,— подводники!..
Так состоялось наше знакомство с Марком, инженером из
Москвы, бесстрашным, неутомимым подводным охотником. Пошатываясь,
мы сошли на берег. Море было спокойно, крохотные волны набегали
на темно-серую гальку, неровная черта прибоя кончалась там, где
начинались раскаленные солнцем, седые от испарившейся соли
камни.
Далеко в море слышались голоса — это перекликались
подводные охотники. Их воздушные красные трубочки резали морскую
гладь в разных направлениях. Временами головы спортсменов
уходили в воду, в прогретом воздухе торчали голые ноги с лягушачьими
ластами — пловец нырял. Потом трубочка протыкала голубую
поверхность моря, к небу взлетала тонкая струйка воды — пловец
продувал дыхательную трубку.
— Я знаю, как это делается! — проговорил Марк поспешно
натягивая ласты.— Я тренировался.
— Где? На море?
— В ванной.
Сраженные этим ответом мы с Васькой воззрились на Марка
с почтением — у нас за плечами была одна теория...
Новый неведомый мир. Внизу — морское дно, вода
размеренно колышет длинные водоросли. Вспомнилось поле спеющей ржи,
по которому волнами пролетает легкий ветерок. Огромные валуны,
сплошь заросшие какими-то растениями. Подплываю ближе —
камень покрыт ракушками. Двустворчатые раковины приросли
намертво. Пускаю в ход нож. Стальное тонкое лезвие отделяет
раковину от камня. Створки раковины смыкаются: моллюск чувствует
опасность. Но нож делает свое дело — у меня на ладони
трехугольное янтарное тельце, лишенное защитного покрова. Рассматриваю
раковину. Сбоку подплывает какое-то чудище в маске и трогает
меня за плечо. Сквозь стекла маски виднеется нос в веснушках.
Васька показывает на раковину и на рот. Пожимаю плечами. Он
хочет что-то сказать, выпускает загубник, заглатывает добрую
порцию горько-соленой морской воды и пулей вылетает на
поверхность. Спешу за ним.
— Ты чего?
— Это ж устрица!— отплевывается Васька,— Их едят.
— Спасибо, кушай сам, если хочешь.
314

Снова ныряем вниз. Вдалеке вижу темную фигуру. Это Марк.
Распластавшись, он неподвижно лежит на воде, зачарованный
увиденным.
А вот и рыбы. Серые, величиной с карандаш,
непривлекательные, пучеглазые, рыбки-собаки. Они вьются над самым дном,
порой припадают к серым замшелым обломкам скалы. Появились уз-
котелые рыбки и исчезли; невдалеке проносится стая серебряных
ножей — по-видимому, это кефаль. Рыбы чем-то потревожены. Кто
гонится за ними, кто преследует их?
Отплываю дальше в море. Вода зеленоватая, прозрачная. Дно
метрах в пятнадцати, однако оно видно отчетливо, каждый
камушек, каждая раковина. Снова стрелами летят рыбы, огоньками
вспыхивают они, подставляя солнцу чешуйчатые бока. А вслед им
внизу проносится двухметровая черная тень. Ого! Ружье я оставил
на берегу. Всплываю на поверхность. Далеко от меня маячат две
черные точки: Марк и Васька плывут вместе. Возвращаюсь на
берег. Греюсь на солнышке, поджидаю товарищей. Я основательно
продрог. Смотрю на часы — находился в воде сорок три минуты:
для моего радикулита совсем недурно.
Так началась сказочно интересная, полная чудес жизнь. С
утра и до вечера мы пропадали на море, обгорели и наконец,
трижды сменив кожу, загорели по-настоящему. Мы сделались
заправскими охотниками, гордо выходили из моря, и связка трепещущей
рыбы, прикрепленная к поясу, била нас по ногам. Мы обжились
в нашей палатке, пообвыкли. И наконец у нас завелся новый друг.
Звали его Сашей.
Саша появился перед вечером. Мы с Васькой чинили поломанное
ружье. Марк чистил и жарил добычу, и в этот блаженный час перед
ужином наверху, высоко в горах загремело.
— Обвал,— тихо сказал Васька.— Лавина. Нас снесет в море.
Прощай все прелести жизни, включая подводную охоту.
Грохот, нарастая, катился вниз. Его мощные раскаты росли,
как снежный ком, приближались, наползали, превращаясь в
басовитый рокот огромной силы.
— На земле — хе-хе-хе — весь род людской!..— донеслось
вверху. Музыка Гуно, удесятеренная эхом, гремела, как залп
орудий.
На скале стоял человек. Косые лучи солнца озаряли его
атлетическую фигуру, шапка всклокоченных волос и предельная убогость
туалета (плавки и черные ботинки) подчеркивали его
первобытную силу. Человек допел арию. Спрыгнул со скалы, словно фавн,
легко сбежал вниз и уверенно вошел в нашу палатку. Это был
Александр Ведерников, артист Большого театра, подводный
охотник.
Пожалуй наиболее подходящее время для подводного
охотника — утро. Розовый воздух, розовые горы, розовая
прозрачная вода. Видимость великолепная. Сквозь стекло маски можно
рассмотреть морское дно на большой глубине.
3 1 5

Саша Ведерников внес рационализаторское предложение.
Раньше мы входили в воду и «своим ходом» плыли к каменистой отмели,
где обитала многочисленная «дичь». Теперь мы зафрахтовали лодку
и совершаем далекий рейс. Наша латанная-перелатанная, залитая
черной смолой лодчонка смело режет лазурную неподвижную
поверхность. Посудина немного течет. Под ногами бьется
консервная баночка-черпак. Вода смывает с просмоленного днища
тусклые кругляшки рыбьей чешуи. На корме высится атлетическая
фигура Саши.
— ...Право руля! Так держать! — гремит его капитанский бас.
Прямо по носу — гигантский «Медведь». Усталый, истомленный
жарой, он прилег на передние лапы, опустил ушастую голову в
прохладные волны. Сколько веков пьет крымский Михайло Пота-
пыч прозрачный черноморский рассол! Немало повидал он на своем
веку — римские галеры, набитые прикованными бородатыми рабами,
легкие греческие парусники Одиссея, которых вел по Понту Эвк-
синскому воздушнокрылый бог Эол, черные пиратские фрегаты с
мрачной эмблемой смерти на реях, красные фески на турецких
фелюгах, белые бескозырки героев Ушакова и Нахимова.
— Суши-и весла! — грохочет с кормы.
Лодка медленно огибает Медведь-гору. Крохотный пятачок,
заваленный обломками,— удобная пристань. Высаживаем десант.
Лодку с хрустом затаскиваем на берег, заряжаем ружья и
погружаемся в прохладную воду.
Мы глубоко внизу — копаемся у самых лап дремлющего
«Медведя». Они поросли морским мхом, бурой, местами седоватой
шерстью. Здесь много крупных рыб. Сразу же начинается бешеная
погоня. Метрах в трех замечаю зубарика. Рыба выглядит
внушительно, но я уже знаю: вода обладает теми же свойствами, что и
рыболовы,— преувеличивать. Осторожно приближаюсь к зубари-
ку, вытягиваю руку, целюсь, но рыба почуяла опасность и удирает.
Выныриваю, набираю в легкие побольше воздуха и бросаюсь
вдогонку. Зубарик плывет быстро, я выдыхаю воздух, из трубки
летят сотни пузырьков, и это губит зубарика.
Рыбы любопытны. Как завороженный, косит пучеглазым глазом
зубарик на воздушные шарики, тут-то его настигает моя
стрела.
Вылетаю наверх. Последним усилием вырываю изо рта
загубник, жадно глотаю соленый прогретый воздух, но ружье и рыбу
я не выпустил. Разве найдется в мире охотник, бросающий добычу!
Перевожу дух, оглядываюсь. Ребята увлечены. В лодке уже
несколько кефалей, один зубарик, пара колючих морских ершей.
Марк бросает в лодку кукан с рыбой, растягивается рядом со мной
на горячем граните, зябко поводит плечами. Мы лежим, тесно
прижавшись друг к другу, греемся и слушаем, как волны с хрипом
бьются в расселинах скалы.
Море забурлило, хлябь расступилась — на берег, потрясая
ружьем, как Посейдон трезубцем, вышел Саша.
316

— Не счесть алмазов в каменных пещерах,— вопил он,— не
счесть зеленушек в море полуденном!
Зеленушки — Сашина слабость. Эти изумительно красивые рыбы
совершенно не боятся человека. Они ленивы, медлительны, не
плавают, а танцуют, подолгу, раздумчиво, словно выполняют
порученное серьезное дело.
Стрелой вылетел из воды Васька, сорвал маску и торжествующе
крикнул:
— Смотрите, что я заарканил!
Шлепая ластами, он подбежал к нам, держа за панцирь краба
величиной с тарелку. Краб был очень велик и, вероятно,
недоволен. Он устрашающе шевелил тяжелыми клешнями и так
вытягивал черные бусинки глаз, что казалось они упадут на землю.
Мы сдержанно похвалили Ваську и тем самым впали в ошибку.
Васька требовал непрестанного внимания к своей персоне, жаждал
взрыва аплодисментов, бурных излияний восторга. К тому же
Марк сразил приятеля новой обидой:
— В Тихом океане крабы большие. Твой по сравнению с ними —
комашка!
— Комашка?! — дрогнувшим от обиды голосом повторил
Васька.— Да ты взгляни на него.— И Васька принялся перечислять
многочисленные достоинства краба. При этом он так увлекся,
что сунул палец прямо в клешню.
Краб не замедлил воспользоваться возможностью отомстить
своему мучителю и сжал Васькин палец так, что тот подпрыгнул
на метр. Истошный вопль страдальца взлетел к синему небу. Мы
бросились на помощь и несколько минут ножом разжимали клешню
злобной твари. Краб эгоистично упорствовал. Васька страдал вслух.
Наконец краб капитулировал. Бедный Васька взглянул на свой
палец, изменивший цвет и конфигурацию, и облегчил
исстрадавшуюся душу некоторыми выражениями, которые краб, по всей
вероятности, пропустил мимо ушей.
...Полдень. Раскаленный золотой шар висит над головой.
Четверо черных, белозубых, счастливых сидят на плоской скале,
свесив ноги в парную воду. Дымится котелок с ухой, вкусно пахнет
черным хлебом, луком.
Плывут дни. Наш лагерь живет полнокровной жизнью.
Но вот началась полоса неудач. Саша утопил гарпун от ружья
на такой глубине, что его невозможно было достать. Меня волна
трахнула о скалу, я вывихнул большой палец правой руки. Марк
наступил на морского дракона: нога у него распухла и болела так,
что он едва сдерживался. А Васька, угодивший в стаю медуз,
исхлеставших его, словно крапивой,— громогласно проклял
подводную охоту.
Но самое главное несчастье заключалось в том, что наш отпуск
подходил к концу.
Жизнь на побережье помчалась с космической скоростью,
приняла бешеный темп. Одуряющая жара, густое воздушное марево,
317

расплавленное бутылочное стекло моря, белая от соли прибрежная
галька, бронзовые силуэты ластоногих подводных охотников...
Мы плаваем и ныряем в голубом таинственном мире. Мы
расталкиваем кирпично красными плечами белесые, пухлые шапки
медуз. Мы гоняемся за блиноподобными морскими котами,
увертываемся от ударов их колючих хвостов. Мы видели загадочную
белую змейку с розовыми мышиными глазками, часами наблюдали
пляску симпатичных морских коньков, смахивающих на
разбежавшиеся шахматные фигурки, мы читали огромную книгу моря,
листая ее голубые страницы, мы с упоением познавали неведомое...
Солнце садится в спокойную воду. Пепельно-серое море
заливается багровой лавой...
Вы хотите стать сильным, ловким, смелым, преодолевать
опасности, многое познать? Становитесь подводным охотником. Не
пожалеете. Уверяю вас!
Иван Бостан
Румынский кинорежиссер
Очерк написан автором на русском
языке специально для альманаха
«Рыболов-спортсмен».
МИНУВШИМ ЛЕТОМ
има пятьдесят девятого года. Дует «кри-
вац» — холодный, северо-восточный
ветер. Над Бухарестом нависло низкое,
мутное небо. Окрестные озера, и среди
них наше любимое озеро Снагов,
скованы льдом. В эту пору нам, бухарестским подводным охотникам,
остается терпеливо дожидаться солнечных дней и предаваться
воспоминаниям, чинить ружья и резиновые костюмы, строить
планы на будущее.
В эти зимние дни я иной раз перебираю страницы своего
летнего дневника — сколько всплывает незабываемых впечатлений!..
ОХОТА НА СУДАКА
...Утро. Весеннее солнце освещает камышовые заросли на
северном берегу озера. Температура воды 16—17°. Прохладно, и для
продолжительного погружения необходимо надеть резиновый,
«мокрый», костюм.
И вот я уже в полном снаряжении. Оно состоит из резинового
костюма, ластов, маски, шноркеля, ружья и ножа. Лодка прибли-
3 1 8

жается к зеленым зарослям. Радостно ныряю к поднимающейся
со дна весенней подводной поросли. Проникшая в костюм вода
быстро согревается и первое ощущение холода проходит.
Меня снова окружает знакомый пейзаж, я радуюсь встрече
с каждой рыбешкой. Вскоре к моему поэтическому настроению
примешивается страсть охотника. Проплывает крупный окунь.
Поодаль замечаю небольшую щуку — ее пристальные, злые глаза
следят за каждым моим движением. Слишком мала! Хочется
начать охоту с чего-нибудь покрупнее.
Направляюсь к камышам. У зеленой стены из длинных стеблей
на воде покачивается небольшой плавучий островок — «плаур»,
как называют здешние рыбаки эти образования из плавучих
корней и земли. Островок глубоко сидит в воде, и под ним часто можно
встретить большого окуня или сома.
Ныряю. Под островком царит полумрак, да и вода не совсем
прозрачна. Напрягая зрение, различаю очертания притаившейся
крупной рыбы. Не делая резких движений, прицеливаюсь и
нажимаю на спуск. Стрела попадает в цель. Короткий рывок и рыба
вместе со стрелой исчезает среди толстых корней камыша. Все
стихает. Виден только конец стрелы с капроновым шнуром.
Запас кислорода в легких на исходе. Хочется вынырнуть,
вдохнуть свежего воздуха. Но что же со стрелой? Почему она
неподвижна? Берусь за ее видимый конец и осторожно тяну к себе. Снова
рывок, и стрела беспомощно падает на дно. Рыба ушла.
Сидящие в лодке видели, как из-за «плаура» выскочила
большая серебристая рыба и с плеском погрузилась в глубину,
направляясь к зарослям камыша.
— Сорвалось,— пытаюсь оправдаться я.
— Не нужно было тянуть за стрелу,— замечает кто-то.
Я и сам прекрасно знаю, что, подстрелив большую рыбу, стрелу
нужно поглубже вонзить в тело рыбы рукой. Но кто не совершает
ошибок в такую минуту!?..
Сидя в лодке и греясь на солнце, я пытаюсь забыть о неудаче.
Но проходит час — другой, а я не унимаюсь:
— А как вы думаете, не вернулась ли эта рыба к тому месту,
где я ее подстрелил?
Мне часто приходилось наблюдать на Черном море, как
легкораненые кефали возвращаются к своим излюбленным местам.
Нужно обязательно проверить эту «теорию». Снова надеваю свои
охотничьи доспехи и погружаюсь в воду. Тщательно осматриваю
подводные окрестности плавучего островка. И вот, на расстоянии
всего лишь нескольких метров от места разыгравшейся драмы,
обнаруживаю среди густо растущих водорослей большого судака.
Теперь, при ярком солнечном освещении, я его ясно вижу: на спине
у него сквозная рана. Навожу подводное ружье, и на этот раз
выстрел оказывается решающим. Судак весит 3 кг и 100 гр. Это
довольно редкий по величине экземпляр для Снаговского озера,
да и вообще судаки попадаются здесь не часто.
3 1 9

ТРИ СОМА, ТАИНСТВЕННЫЙ ШНОРКЕЛЬ И... ПОИСКИ
УТОПЛЕННИКА
Вода сегодня кажется прозрачной, как небо. Неподвижно
свисают к воде ветви плакучих ив. Над зеркальной поверхностью
озера разносится замечательная мелодия «дойны». Поет женщина,
голос высокий, звучный. Наша лодка скользит вдоль берега, на
котором разрослась роща из лип. Камыша здесь мало.
Проплываем мимо нескольких плавучих островков, все тех же «плауров»,
которые и здесь привлекают мое внимание. Опускаюсь в воду и
подплываю к первому из островков. Сразу же обнаруживаю в
густой тени небольшого сома. Прицел, выстрел — и через двадцать
секунд сом уже извивается на дне лодки, а я отправляюсь дальше,
приближаясь под водой ко второму плавучему островку. Снова
мелькает коричневато-серое тело рыбы — и второй сом на стреле.
У третьего островка я стреляю в третьего сома. На сегодня хватит!
В лодке около десяти килограммов прекрасной добычи. К чему брать
рыбы больше, чем можешь съесть ты и твои близкие? Ни один
уважающий себя охотник не станет уничтожать рыбу бессмысленно.
Но озеро таит в себе неожиданности. Ныряю без ружья
полюбоваться подводным пейзажем в небольшом заливе. Прогуливаюсь
по удивительному подводному саду, украшенному самыми
разнообразными и причудливыми растениями. Повсюду резвятся мелкие
разноцветные рыбешки. Одержимые любопытством, многие из них
подплывают к самому стеклу моей маски и мне приходится
отмахиваться от них, как от назойливых мух.
Вдруг я замечаю на глубине трех-четырех метров очень
знакомый по форме и окраске предмет. Ныряю — новенький шноркель,
немецкого типа, с клапаном.
Откуда он тут взялся? Чей он? Не остался ли этот злосчастный
владелец где-нибудь поблизости, под водой? Ведь если у него была
маска, он мог легко найти потерянный шноркель на сравнительно
неглубоком месте. А что если он растерялся... захлебнулся?
Начинаю поиски. Но вместо утопленника не нахожу ничего,
кроме двух чахлых раков да резвой черепахи, которая поспешно
уплывает от меня подальше. Успокаиваюсь. По-видимому, это
был новичок, сбросивший шноркель и благополучно доплывший до
берега. А когда тебя минует опасность, стоит ли искать какую-то
глупую трубку, да и разве найдешь ее, если потеряно место!
...А шноркель, честное слово, совсем не плохой, и я отлично
пользуюсь им, отказавшись, правда от ненужного, клапана.
ЩУЧЬЕ НАВАЖДЕНИЕ
Встречали ли вы когда-нибудь рыбу с двумя хвостами: одним
сзади, как положено, а другим спереди?.. В Снагове встречаются
и такие рыбы. Не подумайте, что они принадлежат к
какому-нибудь вновь открытому диковинному виду. Это самые обыкновен-
320

ные снаговские щуки. Хищные, прожорливые, они заглатывают
рыб таких размеров, что хвост жертвы торчит некоторое время
из зубастой пасти.
Сегодня я подстрелил именно такую щуку, достав из ее
желудка крупную красноперку. Чаще всего в нашем озере
попадаются щуки. Щуку можно встретить повсюду: в мелких и
глубоких водах, среди водорослей, у мостов, в камышах... Притаится,
окрасится под цвет и даже под рисунок окружающих водорослей
и выжидает.
Эта способность маскироваться оказывается зачастую
роковой и для самой хищницы. При некотором навыке хороший
охотник легко различит щуку среди водорослей и может приблизить
к ней свое ружье иногда менее чем на полметра. Щука остается на
месте, рассчитывая на свою искусную маскировку, а опытный
охотник, приближаясь, делает вид, что он действительно ее не
замечает. Впрочем, у щуки всегда остается шанс на спасение. Почти
в тот же момент, когда вы нажимаете на спуск ружья, щука
молниеносно срывается с места и весьма часто оказывается быстрее
стрелы.
Интереснее охотиться на щук, находящихся в движении.
Проплывая мимо охотника, щука останавливается на несколько
мгновений, затем, если вы ее не очень испугали, начинает медленно
удаляться. Стрелять нужно в момент остановки или же с наиболее
удобного положения при ее удалении.
Чем больше щука — тем она осторожнее. Чаще всего жертвами
охотника становятся щуки весом менее 1 кг. Конечно,
подстрелить щуренка в 200—300 гр — подвиг не большой. Одно утешение:
жареный на сливочном масле, он вкуснее старой щуки...
ПОТЕРЯННЫЙ КАРП
Мы встретились на глубине в четыре метра. Встретились, оба
опешили от неожиданности и... разошлись. Я не ожидал увидеть
такого прекрасного карпа, а он поспешил не затягивать
неожиданного свидания. Описав большую петлю, я снова стал
приближаться к месту интересной встречи. По-видимому, тот же маневр
проделал и карп. Так или иначе, мы снова сошлись.
Не мешкая ни секунды и почти не целясь, нажимаю на спуск.
Стрела пронзает тело карпа насквозь. Сильными толчками ластов
я бросаюсь вслед за стрелой, хватаю рыбу за хвост —
непоправимая ошибка! — и победоносно всплываю на поверхность.
— Поймал,— мычу я радостно через дыхательную трубку. Но
почти в то же мгновение карп могучим рывком вырывается из моих
рук, со стрелы и уходит. Весом он был не менее четырех
килограммов.
Однако в Снагове водятся карпы и покрупнее. Прошлым летом
одному из моих друзей удалось подстрелить карпа около 12 кг,
а мне попался экземпляр более 6 кг.
321

ВЕСЕЛЫЕ ПРАЧКИ, МЫЛЬНАЯ ВОДА И УДАЧНАЯ ОХОТА
Снаговские прачки любят пошутить. В это июньское утро
предметом их шуток оказался я. Да и в самом деле, стоило ли
погружаться в воду у самой деревни, где на берегу постоянная суета:
резвятся дети, взрослые купают лошадей, женщины стирают белье.
— Смотрите, бабы, лягушек ловит!
— Вот чучело!
— Ходят тут всякие...
На мне красуются все мои охотничьи доспехи, которым многие
подводные охотники могли бы позавидовать. Но для снаговских
прачек я — лишь «чучело».
Впрочем, их шутливые возгласы меня отнюдь не смущают.
Сегодня я решил сознательно произвести подводную разведку именно
здесь, у этого шумного берега. Говорят, что большие карпы любят
мыльную воду. Вот это мне и хотелось проверить.
Ныряю и обхожу по обширной дуге место, где собрались прачки.
Вскоре различаю полосу мутной мыльной воды. Держусь у ее
пределов, побеждая некоторое чувство брезгливости. Внимательно
осматриваю все подводные закоулки в поисках рыбы. Вот что-то
промелькнуло. Карп, но небольшой. Становлюсь внимательней.
Всматриваюсь в заросли, что растут подо мной на глубине двух-
трех метров, и вдруг замираю. Слегка шевеля хвостом, у самого
дна притаился огромный карп. Ясно различаю его могучую спину,
большую голову. Медленно, не делая ни одного резкого движения,
навожу ружье, целясь в его спину, у головы. Нажимаю на спуск
и устремляюсь вниз.
Нужно толкнуть стрелу рукой, проткнуть рыбу насквозь. Но
где же стрела? Увы, вот она, беспомощно лежит среди водорослей.
Оглядываюсь вокруг и немного поодаль обнаруживаю карпа. Его
вытянутое тело совсем неподвижно — точно он поражен
электрическим током. Выхватываю нож и наношу решающий удар...
Задорные, веселые прачки застыли от удивления. Это был
самый большой карп, которого мне удалось подстрелить прошлым
летом. Стрела попала ему в позвоночник и выпала из раны, не
перебив кости. Сила удара парализовала рыбу на несколько
секунд, чем я и воспользовался.
ИТОГИ ЛЕТА
Озеро Снагов находится в 40 км к северу от Бухареста. Это
большое пресноводное озеро, достигающее глубины в 10—15 м. В
весенний и летний периоды в озере развивается буйная
растительность, которая способствует очищению воды. Местами видимость
достигает восьми метров.
Снагов — излюбленное место для подводной охоты
бухарестских спортсменов. Для иллюстрации возможной добычи в Снагов-
ском озере приведу следующие данные: за прошлое лето мне
322

удалось подстрелить 103 щуки, 23 линя, 13 карасей, 8 карпов, 6
сомов, 7 красноперок, 2 лещей и одного судака.
В Румынии подводная охота возможна также в дельте Дуная
(в некоторых прозрачных озерах) и в Черном море. Горные озера
из-за холодной воды пока остались необследованными.
На Черном море мы охотимся на камбалу и кефаль.
О своих морских похождениях — о встречах с дельфинами,
об археологических находках, о затонувших кораблях я расскажу
в другой раз.
Корнель Люмьер
редлагаемая вниманию наших читателей статья
«Спорт в ластах» представляет собой главу из
книги «Под семью морями», вышедшей в конце
1956 г. одновременно в Англии, Австралии,
Индии, Южно-Африканском Союзе, США и
Канаде и принадлежащей перу известного
канадского спортсмена.
Страстный подводный охотник, кинооператор
подводных съемок и исследователь затонувших городов К. Люмьер уже в
течение многих лет занимается подводным спортом.
В книге «Под семью морями» Люмьер делится своим огромным опытом и
богатыми впечатлениями, полученными во время подводной охоты и подводных
экскурсий во многих теплых морях земного шара (Средиземное, Адриатическое,
Яванское, Андаманское и Караибское моря, Калифорнийский и Мексиканский
заливы).
Целый ряд принципиальных положений подводного спорта, формулируемых
Люмьером, несомненно, представит интерес и для советских энтузиастов этого
увлекательного и полезного спорта.
СПОРТ В ЛАСТАХ
Итак, мы решили, что подводный спорт является исключительно
увлекательным. У каждого из нас есть хорошие ласты, маска, ружье
и нож. Давайте поищем человека, который имеет большую
практику подводной охоты. Поскольку, как известно, никаких школ
для будущих наяд и тритонов не существует, нам придется
удовольствоваться опытом спортсмена-любителя. Подводные охотники,
как все рыболовы, любят говорить о своем пристрастии. Заговорите
с таким специалистом — и сразу же, как только вы скажете:
«Говорят, что вы большой знаток охоты под водой...», он прервет вас
и примется рассказывать.
Попросите разрешения сопровождать его в очередную
охотничью экспедицию, и можно почти не сомневаться, что он с радостью
согласится на это.
Но прежде чем отправиться к морю, почему бы вам не
испытать свое новое снаряжение? Давайте отправимся на морской
берег, омываемый тихой, прозрачной водой. Вначале проверим маску.
323

Смочите стекло очков водой, окунув их в воду, затем протрите их
концом сигареты. Если хотите, можете протереть их сырыми
картофельными очистками. Если ни того, ни другого у вас под рукой
нет, вполне можете протереть стекло маски слюной. Наденьте маску
и закрепите ремешок на затылке. Не очень затягивайте его, лучше
сделайте ремешок совсем свободным, а уж затем постепенно
затяните его потуже.
Ну, а теперь окуните лицо в воду: не проникает ли вода под
маску? Тогда слегка поверните маску, чтобы она еще плотнее
прилегала к контурам вашего лица, и слегка подтяните ремешок. Так-то
лучше! Дышите спокойно и держите лицо в воде сколько можете.
Это можно проделывать часами. Разумеется, если у вас маска без
шноркеля, то вам придется часто поднимать лицо из воды, а это
утомительно. Так что давайте уж пользоваться маской со
шноркелем.
Теперь о ластах. В большинстве случаев ласты помечаются:
«верх», «правая», «левая», так что ошибиться здесь нельзя.
Смочите их и наденьте на ноги. Затем спокойно лягте спиной на воду
и начните медленно двигать ногами. Держите их свободно
вытянутыми, не напрягая, и двигайте всей ногой, начиная от бедра. Не
делайте резких движений и не бултыхайте по воде, так как это
лишь отпугивает рыбу, не увеличивая скорости вашего
передвижения в воде. Через несколько минут вы почувствуете себя так, словно
родились с ластами, и очень скоро сможете плавать на большие
расстояния.
Для практики давайте совершим несколько погружений в
более глубоком месте. Выдохните несколько раз, а затем, сделав
глубокий вдох, задержите его. Согните туловище в пояснице, словно
вы намереваетесь прикоснуться пальцами рук к пальцам ног. Как
только ваша голова опустится достаточно вниз, ноги отходят назад
и вверх и вы спокойно погружаетесь. Проделайте это упражнение
несколько раз. Чем спокойнее и быстрее вы ныряете, тем лучше.
Поднявшись на поверхность, не забудьте вначале выдохнуть
воздух, чтобы прочистить шноркель. Для получения настоящего
наслаждения от подводного спорта вовсе не обязательно
погружаться глубоко. Многие страстные охотники никогда не опускаются
ниже 2,5—3,5 м и, тем не менее, добывают много рыбы. Но давайте
практиковаться до тех пор, пока, не испытывая неудобств,
сможем опускаться на глубину в 4,5 и даже 8 м. Я подчеркиваю
выражение — не испытывая неудобств. Никто не может
сказать заранее, на какую глубину вы можете нырять, не
испытывая неудобств. Это вам подскажут ваши уши. Просто удивительно,
насколько по-разному отражается на ныряльщиках водяное
давление. Некоторые могут опускаться на глубину в 18—25 м. Другие
же испытывают болезненные ощущения уже на глубине в 2,5—3,5 м.
В свое время из-за боли в ушах я принадлежал к последней
категории. Однако постепенно, в течение длительного времени
увеличивая глубину погружения, я приучил свой организм и сейчас
324

вполне безболезненно могу нырять на глубину в 13,5 м.
Практикуйтесь и вы, постепенно приучите себя погружаться на нужную
вам глубину. Ныряя, берите с собой глубиномер, и вы убедитесь,
что при тренировке он очень полезен.
Для выравнивания давления воды полезно перед погружением
и во время пребывания под водой делать глотательные движения.
При погружении ваши ноги в ластах обеспечат вам необходимую
скорость и направление движения. С самого начала ваших занятий
подводным спортом привыкайте максимально использовать для
передвижения в воде ноги, так как руки вам понадобятся для
других целей. Помните, что никакого вреда своим ушам вы не
причините, если будете руководствоваться здравым смыслом и не
насиловать себя. Лучше всего вам поможет ориентироваться ваш
собственный организм. Если вы начинаете испытывать неприятное
ощущение, не погружайтесь глубже. В конце концов ведь это же спорт,
которым вы занимаетесь ради удовольствия! Хотя человеческий
организм не создан для глубоких погружений, поразительно, как
он может приспосабливаться к пребыванию под водой. Некоторые
могут погружаться на 30—40 м без всяких неприятных ощущений.
Хорошо известен калифорниец Эрл Уоррен-младший, который
может погружаться на большую глубину. У берегов южной
Калифорнии он ныряет на глубину до 25 м и охотится там за гигантскими
угрями.
Многие водолазы-филиппинцы, проживающие на островах
архипелага Сулу, ежедневно в поисках жемчужных раковин ныряют
на глубину в 30 и больше метров и могут оставаться под водой
три-четыре минуты.
Что же касается нашего любимого спорта, то даже при
погружении на глубину в 3—5 м, вы сможете добыть там сколько угодно
рыбы.
Рыба чаще всего отпугивается чем-то находящимся на
поверхности, а не под водой. К этому мы вернемся несколько позднее.
Для новичка, жаждущего приобщиться к подводному спорту и
не являющегося хорошим пловцом, полезно знать, что высокая
насыщенность морской вода солью, ласты и маска помогут ему
держаться на воде, по существу, без всяких усилий. Не
принимайте это утверждение на слово — проверьте его сами. Плыть
вам потребуется только для того, чтобы добраться куда-то, а не
для того, чтобы держаться на воде. Это является одной из причин
того, что даже новичок в подводном спорте может долго
оставаться в воде, не утомляя себя.
Существует два метода погружения. Многие опытные
спортсмены ныряют ногами вперед. После достижения конечной точки
движения вниз от первоначального толчка с поверхности тело
наклоняется вперед и погружение продолжается по способу,
описанному выше. Погружение ногами вперед несколько труднее
погружения по первому методу, и им должны пользоваться только
лица, намеревающиеся опуститься на довольно большую глубину.
11 jAKdl * J 4 J 2
325

Если этот метод погружения кажется вам трудным, не применяйте
его. Используйте оба метода для пробы и сами решите, какой
наиболее приемлем для вас.
Заканчивая наши замечания о плавании и нырянии, следует
напомнить, что успех подводной охоты зависит в основном от
способности охотника умело и спокойно выследить объект охоты.
Это — уже 85% успеха.
Ну, а сейчас, освоившись с ластами, маской и новой для нас
обстановкой под водой, давайте изучим ружье с резиновым боем.
Прежде чем зарядить ружье, поставьте спуск на предохранитель,
так как это обезопасит вас от всяких инцидентов. Прижмите рукоятку
ружья к бедру и обеими руками возьмитесь за нижнюю пару
тяжей. Слегка потяните за тяжи, чтобы почувствовать их
сопротивление и убедиться, что рукоятка плотно прижата к вашему телу.
Снова потяните тяжи, а затем отпускайте их до тех пор, пока
соединяющая тяжи проволока не войдет в нижнюю бородку гарпуна.
Проделайте то же с другой парой тяжей, которые должны войти
в верхнюю бородку. Для тренировки, пожалуй, целесообразнее
совсем снять верхние тяжи и использовать только нижние. У
более длинных ружей имеется вторая рукоятка, помогающая
направлять ружье при стрельбе. Такое ружье нужно держать обеими
руками, а ружье поменьше — одной рукой. Дальше мы будем
говорить о более коротких ружьях. Отправляясь на охоту,
обязательно проверьте снаряжение. Если нужно что-то
отремонтировать или заменить — сделайте это вовремя.
Для того чтобы привыкнуть к своему ружью, сперва
попрактикуйтесь с ним. Найдите какую-нибудь цель под водой. Для
этого вполне годится подводная часть пристани или причала.
Еще лучше подойдет специально поставленная доска. Ножом
прочертите на ней круг диаметром сантиметров в 5. Стреляя по такой
цели, вы научитесь не только поражать рыбу вообще, но и точно
попадать в намеченное вами место.
Вначале сделайте несколько выстрелов с близкого расстояния.
При учебной стрельбе можно снять наконечник гарпуна, так как
его довольно трудно вытаскивать из дерева. Не забудьте, что,
начиная обучаться стрельбе, вы плаваете по поверхности воды,
всматриваясь в цель через маску.
Перед каждым выстрелом снимайте ружье с предохранителя,
но сразу же после выстрела ставьте спуск опять на
предохранитель. После первых выстрелов вы можете обнаружить, что
целитесь слишком высоко. Произведите снова несколько выстрелов,
целясь немного ниже, и так продолжайте до тех пор, пока не
определите нужное вам положение ружья. Пройдет немного времени,
и вы будете попадать в самое яблочко. После этого можете
постепенно увеличивать расстояние, пока не научитесь поражать цель
с предельной дистанции.
Научившись обращаться с ружьем, попытайтесь сделать
несколько выстрелов, находясь уже под водой на различных рас-
326

стояниях от мишени. Если позволяет обстановка, сделайте
несколько выстрелов под водой, держась за скалу или что-нибудь
твердое. Это значительно улучшит точность вашей стрельбы. Рыбы
многих видов так любопытны, что, если вы будете спокойно
поджидать их под водой, они довольно близко подойдут к вам. Но
если вы находитесь на поверхности, они ни за что не приблизятся.
Умение хорошо поражать мишень под водой к разным людям
приходит не в одинаковое время: некоторые начинают поражать
цель сразу же, а для других требуется некоторое время, чтобы
научиться этому.
Дадим еще несколько полезных советов любителям подводной
охоты.
Прежде всего наилучшее время для охоты — раннее утро, и чем
скорее после восхода солнца, тем лучше. Объясняется это по
меньшей мере двумя обстоятельствами. Рыба в это время кормится.
И затем, видимость лучше всего ранним утром, до того как
поднимется ветер и начнется волнение.
Исключительную важность, конечно, представляет
правильный выбор места для подводной охоты. Я припоминаю, как перед
моим отправлением впервые на охоту за оленями один фермер
сказал мне: «Бесполезно охотиться за оленями там, где их нет!».
В некоторых местах вы увидите буквально сотни рыб всех
размеров, включая десятки экземпляров нужного вам веса (в
килограмм и больше). В других местах, совсем рядом с первыми и,
казалось бы, точно таких же, как и те, вы ни одной рыбы не
увидите. Поэтому, направляясь в незнакомое место, всегда
посоветуйтесь с местными рыбаками. Им-то уж, конечно, известно, где
можно найти рыбу, и они охотно расскажут вам об этом. В
конечном итоге каждый спортсмен вырабатывает свой собственный
стиль и свои методы подводной охоты. Попробуйте применить
следующий метод, который в большинстве случаев оказывается
действенным. Рыба пуглива и боится вас, когда вы находитесь на
поверхности воды. Рыбы многих видов любопытны и почти
вплотную подплывают к вам, если вы находитесь под водой. Вместо того
чтобы гоняться за рыбой, что в большинстве случаев оказывается
безрезультатным, позвольте рыбе подплыть к вам. Как только в
следующий раз вы окажетесь под водой, попробуйте проделать
следующее: найдите поблизости скалу или камень, если вы
новичок — на 1,2—1,8 м под водой, а если опытный спортсмен —
на 4—5 м, спокойно погрузитесь под воду и ухватитесь за эту
скалу или камень. По всей вероятности, рыбы большинства видов
приблизятся к вам, хотя некоторые разновидности рыб этого
никогда не сделают. Возможно, что вам придется всплыть на
поверхность несколько раз, чтобы сделать вдох, но то обстоятельство,
что вы не преследуете рыб, видимо, уменьшает их пугливость.
Для того чтобы охота была успешной, воздерживайтесь стрелять
слишком рано. Не стреляйте, пока не будете уверены, что
попадете. Основной причиной промахов, неудачных попаданий и
327

потерь добычи является именно преждевременная стрельба. Чем
больше рыб вы поражаете, но теряете, тем труднее для вас
успешно охотиться дальше. Иногда даже кажется, что рыбы как-то
ухитряются предупреждать друг друга. Как только вы потеряете
несколько рыб, в которых вам удалось попасть, ваша охота в этом
месте становится все более трудной и количество встречающихся
вам рыб уменьшается.
Научившись стрелять и начав охотиться за более крупной
рыбой, не забывайте о необходимости целиться в сердце, в место
сразу же позади жабр, в голову, над глазами, или в позвоночник.
Ваша борьба с крупной рыбой будет менее трудной, если вам
удастся поразить ее в эти места. Точность вашей стрельбы и
расстояние, с которого вы будете поражать рыбу, зависит и от вашего ружья
и от вас самих. Знание того и другого приходит только с опытом.
После того как вы попали в рыбу, возникает следующая
задача — вытащить ее. Сразу же после удачного попадания подайте
сигнал вашему товарищу, находящемуся в лодке, а затем
начинайте выбирать шнур от гарпуна. Постарайтесь убедиться, хорошо
ли держится гарпун в рыбе. Очень часто рыба срывается с гарпуна
лишь тогда, когда вы подведете ее к себе на очень близкое
расстояние. Задача состоит в том, чтобы не дать рыбе, в которой
находится ваш гарпун, скрыться под какую-нибудь скалу, так как
здесь она может либо сойти с гарпуна, либо порвать шнур и
скрыться вместе с вашим гарпуном. Если лодка находится слишком далеко
от вас или вы боитесь, что рыба сорвется, в тех случаях, когда это
возможно, нанесите рыбе несколько ударов ножом по голове.
Сделать это удается только в том случае, если вы сможете подвести
рыбу к скале, за которую вы держитесь.
Спортсмен, которому удается добыть крупную рыбу,
испытывает совершенно потрясающее впечатление, и это вполне понятно.
На охоте руководствуйтесь здравым смыслом, действуйте
осторожно, и вы будете вознаграждены. Всякий раз, подстрелив рыбу
в 5—6 кг и больше, вы должны отдавать себе отчет, что вам предстоит
довольно острая борьба. Рыба весом в 10 кг и больше до того,
как вы вытащите ее на поверхность, может заставить вас
нырнуть несколько раз.
Некоторым спортсменам лишь с помощью ружья с гарпуном и
опытного помощника удавалось добывать рыб весом в несколько
сот килограммов. Однако такая крупная рыба поражалась
гарпуном, шнур которого прикреплялся не к ружью, а к поплавку.
Таким поплавком может быть автомобильная камера, весло,
большой кусок пробки или даже байдарка. Если рыба весит свыше
25 кг, то для глубокого поражения цели гарпуном требуется
пневматическое ружье. Только в том случае, если гарпун проник
глубоко в тело рыбы, можно надеяться вытащить ее на берег или
в лодку. Наиболее крупной рыбой, добытой таким способом,
является морской окунь весом свыше 125 килограммов. Где? Вы
догадались — верно, в Калифорнии!
328

Мне удалось заинтересовать многих чудесами прекрасного
подводного мира, и на основании своего опыта я считаю необходимым
дать еще несколько советов спортсменам, намеревающимся
отправиться в подводную экскурсию или на охоту.
Прежде всего, следует тщательно проинструктировать
новичков, никогда не опускавшихся под воду в маске и ластах, и
проверить, насколько они хорошо знакомы со своим снаряжением.
Если вы опытный спортсмен и руководите группой новичков,
никогда не забывайте, что подводный мир хорошо знаком вам,
а для них он так же странен, как для вас Марс, когда вы впервые
окажетесь там. Не оставляйте новичков без наблюдения до тех
пор, пока они не привыкнут к своему снаряжению, и лишь тогда
предоставьте им возможность наслаждаться новым спортом сколько
им угодно. Новички всегда будут вам благодарны за это внимание,
так как фактически вы оказали им огромную услугу и обеспечили
такое положение, чтобы их первая подводная экскурсия не стала
и последней.
После того как новички более или менее освоятся под водой,
дайте им возможность понаблюдать за вами, когда вы будете
охотиться. Отправляясь на такую охоту, поручите сопровождающим
вас спортсменам держаться на таком расстоянии, чтобы не пугать
рыбу и в то же время иметь возможность внимательно следить за
вашими действиями.
Если подводная охота ведется одновременно двумя или
больше спортсменами, составьте совместный план действий еще до
спуска под воду. Договоритесь, чтобы расстояние между
спортсменами было метров 9—12, дабы не мешать друг другу.
Условьтесь далее, чтобы все спортсмены двигались в одном и том же
направлении, с тем чтобы сопровождающей вас лодке не пришлось
плавать над всем районом вашей экскурсии. Иногда может
произойти и так, что вы обнаружите крупную рыбу и вам потребуется
помощь. После того как вы спустились под воду и приступили
к охоте, вас это так увлечет, что времени для подачи сигнала
может и не оказаться. На основании своего опыта, я пришел к выводу,
что, отправляясь с группой на экскурсию, целесообразнее
назначить старшим по группе наиболее опытного спортсмена и
договориться с остальными, чтобы все его указания выполнялись точно
и безоговорочно. Это обеспечит дисциплину и порядок в группе.
Никогда не забывайте, что могут возникнуть обстоятельства, при
которых только накопленный опыт и наличие старшего по группе
помогут выйти из трудного положения. Если спортсмен постоянно
руководствуется здравым смыслом, то чудесные подводные
экскурсии и охота совершенно безопасны. Это обстоятельство следует
постоянно помнить. Назначение опытного спортсмена старшим
группы является одним из мероприятий, обеспечивающих полную
безопасность пребывания под водой. Не забывайте, что те
немногие непредвиденные происшествия что имели место, как
правило, объясняются недостатком либо здравого смысла, либо
329

общего наблюдения. Не переставайте напоминать всем любителям
подводного спорта: «Не недооценивайте силы моря и способности
человека ошибаться».
Энтузиасты подводного спорта могут выразить желание
объединиться в клуб, так как коллективное занятие любимым делом
значительно более интересно. Члены клуба могут, например,
более полно обмениваться своим опытом и полученными знаниями.
Клуб может приобрести сложное снаряжение для своих членов,
покупка которого трудна или невозможна для отдельных
спортсменов.
Предположим, что имеется достаточное количество возможных
членов такого клуба, и мы приходим к выводу о полезности и
целесообразности его создания. Давайте рассмотрим вопрос о цели
существования, содержании работы и структуре такой организации.
Клуб должен иметь свой устав, в котором были бы оговорены:
цель создания клуба, его название, содержание, порядок работы
и прочее.
Примерное содержание устава может быть таково:
A. Задачи, которые клуб ставит перед собой.
Б. Руководящие органы и работники клуба; характер их
обязанностей.
B. Порядок голосования и сроки функционирования выборных
органов и отдельных работников.
Г. Требования, предъявляемые к будущим членам.
Многие клубы устанавливают различные степени членства либо
в зависимости от возраста (старшие и младшие члены), либо от
квалификации (для того чтобы стать членом клуба высшей
степени, нужно успешно пройти кое-какие испытания).
Д. Финансы: размер членских взносов, как и кем могут
расходоваться денежные средства клуба.
Е. Некоторые другие вопросы, как-то:
1. Общие собрания.
2. Порядок изменения устава.
3. Порядок лишения членства.
Клуб может организовать для своих членов библиотеку из
наиболее важных книг, посвященных подводному спорту и охоте.
Для сведения подобных клубов ниже приводится программа
испытаний, прохождение которых Океанографический институт
Скриппса требует от всех лиц, желающих стать подводными
спортсменами:
1. Врачебный осмотр.
2. Плавание в море на 305 м без ластов.
3. Вхождение в прибой и выход из него без ластов.
4. Плавание в быстром течении.
5. Плавание под водой на 23 м на одном вдохе и без ластов
6. Плавание под водой на 54 м без ластов и только с пятью
вдохами.
7. Спуск под воду на глубину в 5,5 м в маске и в ластах.
3 30

8. Спуск под воду на глубину в 3,3 м в маске и ластах и
доставка оттуда человека.
9. Доставка человека на 23 м по поверхности.
10. Транспортировка сопротивляющегося пловца.
11. Знание методов искусственного дыхания.
12. Плавание под водой на 23 м в акваланге, но без маски.
13. Умение протереть маску на глубине в 3,3 м.
14. Умение прочистить трубки регулятора на глубине в 3,3 м.
15. Снятие и замена акваланга на глубине в 3,3 м.
16. Свободный подъем с глубины в 3,3 м.
17. Поочередное продувание загубником аквалангов с другим
спортсменом под водой.
18. Прыжок в воду во всем снаряжении с высоты в 90 см.
19. Вхождение в прибой и выход из него с аквалангом в маске,
ластах и пр.
20. Доставка водолазного снаряжения поводе на расстоянии
в 150 м.
21. Спуск под воду на глубину в 3,3 м и доставка на
поверхность потерявшего сознание водолаза.
22. Знакомство со снаряжением, его назначением и содержанием
в должном порядке.
23. Знакомство с приемами спасания утопающих, а также с
причинами, мерами предупреждения и лечения следующих болезней:
а) воздушной эбмолии,
б) отравления углекислотой,
в) перенапряжения,
г) кислородного отравления,
д) азотного наркоза,
е) кессонной болезни.
24. Знакомство с правилами и положениями подводного спорта.
Намечая подводную экскурсию членов вашего клуба,
организуйте иногда игру — «охота за сокровищами». Наилучший способ
предоставить каждому спортсмену равные с другими
возможности, видимо, состоит в том, чтобы заблаговременно спрятать
в намеченном месте под камнями, у берегов и на различной
глубине на дне значительное количество различных предметов. На
каждом предмете можно написать цифры, обозначающие количество
очков, получаемых за его нахождение. Естественно, что чем глубже
находится предмет или чем тщательнее он спрятан, тем больше
количество получаемых за него очков. Победителем, конечно,
является спортсмен, набравший наибольшее количество очков.
Таким образом, вам следует:
1. Если вы новичок — посоветоваться с опытным спортсменом
или понаблюдать за его действиями.
2. Немного попрактиковаться в стрельбе по неподвижной
мишени.
3. Не позволять маленьким детям играть с ружьем.
4. Заряжать ружье, только находясь в воде.
331

5. Никогда не направлять ружье в человека.
6. Снимать спуск ружья с предохранителя только в тех
случаях, когда вы преследуете рыбу.
7. Перед надеванием ластов смочить их в воде.
8. Протереть очки, используя для этого сырые картофельные
очистки или слюну.
9. В случаях употребления маски со шноркелем, появляясь
на поверхности, вначале сделать выдох.
10. Проверить все снаряжение перед отправкой в подводную
экскурсию.
11. После употребления промыть все снаряжение пресной водой.
12. Нырять не глубже, чем вам позволяют ваши уши.
13. Не делать шума и не плескаться.
14. Подобрать наиболее хорошие места для подводных
экскурсий.
15. На одиночную экскурсию отправляться в сопровождении
товарища с лодкой. Подсказать ему, что нужно делать, если он
этого не знает.
16. Выходить на охоту сразу же после восхода солнца.
17. Во всех случаях, когда это возможно, не преследовать рыбу,
а позволять ей подплыть к вам как можно ближе.
18. Не стрелять преждевременно; лучший охотник тот, кто
не теряет загарпуненной рыбы.
Перевод с английского
Ан. Горского
С. П. Капица
ПЕРВАЯ ПОДВОДНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ ЦМК ДОСААФ
августе 1957 г. на Крымском побережье
работала первая подводная экспедиция
Центрального Морского клуба ДОСААФ
СССР. В задачу нашей группы, которая
проводила систематические работы с
помощью аквалангов, входило испытание в эксплуатации
аквалангов, подводные исследования (в том числе, археологические),
подводная кино- и фотосъемка, а также подводная охота. Таким образом,
перед нами стояли как познавательные, так и спортивные
задачи.
Работа протекала с новыми приборами в совершенно новых для
нас условиях. Несмотря на ряд трудностей, нам в основном
удалось выполнить намеченные задачи.
332

В данной статье основной упор сделан на выводы из
приобретенного опыта. Нам кажется, что такая попытка обобщения
удачного и неудачного опытов может помочь спортивным коллективам,
занимающимся подводными исследованиями.
ОРГАНИЗАЦИЯ ОТРЯДА
Первоначальное ядро будущей экспедиции возникло из секции
подводного спорта при Центральном Доме литераторов Союза
писателей СССР.
Никто из нас не имел никакого опыта подводных
исследований, за исключением одного-двух сезонов плавания с маской
в море. Мы никогда не плавали с аквалангами, с которыми нам
предстояло работать, не были мы знакомы и с другим
оборудованием. Однако за зиму и весну 1957 г. мы сами создали акваланги,
взяв за основу акваланг системы Кусто-Ганьяна. К сожалению,
разрабатываемый тогда акваланг «Подводник» I и II еще не был
готов.
Тренировались мы в плавательных бассейнах, где прошли
курс подготовки легкого водолаза-спортсмена, и сдали в
Центральном морском клубе ДОСААФ необходимые экзамены.
РАБОТА В МОРЕ
Мы начали свою деятельность в Гурзуфе. Наша работа
проходила главным образом в Гурзуфской бухте вблизи скал Адолары
(один раз состоялся выезд в Кучук-Ломбат, где было раздолье для
наших охотников). В Гурзуфе мы наладили всю аппаратуру и
начали тренировочные погружения. Там же освоили новую технику.
Во время погружения в Гурзуфской бухте была обследована
большая площадь и поднято много археологических находок,
главным образом керамических, относящихся к раннему
средневековью. Представляют интерес не только сами находки, но
также и тот факт, что на протяжении тысячелетия они не были
занесены илом или другими морскими осадками. Это дает возможность
сделать ряд заключений о миграции подводных осадков и их
накоплении.
Вскоре мы перебазировались в Судак. В Судаке наибольший
интерес представляли погружения в бухте Новый Свет, где с
глубины 20—25 м был поднят ряд предметов глубокой древности —
горловины пифосов, ручки амфор и другие предметы, датируемые
V—X веками.
После Судака мы переехали в Карадаг на биостанцию АН СССР.
Там мы смогли предпринять крайне интересные подводные
путешествия в районе скал Карадага. Из замечательных мест
нашего Союза по своей красоте, дикости и живописности
знаменитые скалы потухшего вулкана Карадага не имеют себе равных и
3 33

подводный пейзаж там не менее интересен. Хаотические
нагромождения скал и глыб создают замечательные подводные виды и
прекрасные места для охоты на различных рыб.
ПОДВОДНЫЕ ПЛАВАНИЯ: МЕТОДЫ И ОРГАНИЗАЦИЯ
Погружения мы проводили либо прямо с береговых скал (Ка-
радаг, Адолары), либо со шлюпок. Пробовали мы применять
надувные лодки, но они оказались неудобными. Основным
принципом безопасности при погружениях было то, что никто не
спускался под воду в одиночку. С самого начала мы не пользовались
концами и буйками, связывающими пловца с поверхностью. Иногда
в целях ориентировки под воду спускался конец с грузом с
метровыми и пятиметровыми отметками. Этот конец удобен при
тренировках и работах. Контроль за спортсменом под водой
осуществлялся человеком в лодке по пузырям, поднимающимся на
поверхность. Обычно кто-либо плавал по поверхности в маске.
В лодке находился запасной акваланг и аптечка первой
помощи.
Перед погружением ныряльщик всегда проверял около шлюпки
работу акваланга, плотность вентилей и уплотнений. Обычно
ныряльщик уравновешивал себя поясными грузами так, чтобы иметь
небольшую отрицательную плавучесть. Ныряльщик всегда был
в ластах. Без ластов подводное плавание практически
невозможно, так как руки в плавании должны быть свободны для занятия
делом — инструментами, фотоаппаратами.
Скорость спуска определяется в основном лишь способностью
быстро уравновешивать давление воды и давление во внутренних
полостях головы — в первую очередь в ушах и лобных пазухах.
Выравнивание давления производится сглатыванием или
продувкой с зажиманием носа. Вначале при погружениях иногда
возникают кровотечения из носа. Ни к каким болезненным
последствиям это не приводило. Однако малейшая простуда вызывает
боли в лобных пазухах и ушах, которые обычно делают
невозможными погружения.
Первые погружения вселили в нас уверенность в работе
акваланга, уверенность в возможности плавания под водой. Необходимый
навык — умение выдувать воду из акваланга и маски — мы
приобрели на первых же тренировках. Пожалуй, основным условием
хорошего плавания под водой является ровный режим дыхания,
плавные, нерезкие движения. Конечно, подготовка в бассейне
сильно облегчила освоение плавания в море.
Мы не погружались глубже чем на 25 м. Подъем с этой глубины
не сопряжен с большими трудностями, если его производить
постепенно. Особенно важно подниматься постепенно последние метры.
Наибольшие трудности при спуске представляют первые 8—12 м,
дальше относительное повышение давления становится все меньше
и спуск поэтому легче.
334

Под водой мы обычно переговаривались знаками. Поднятый
большой палец — все хорошо; рука вверх — подъем; вниз —
погружение; колебательные движения раскрытой руки — сигнал бедствия.
Наши акваланги не имели манометров или других указателей
минимального давления, поэтому мы погружались всегда с
полными баллонами, пользуясь под водой техникой перепуска воздуха
из одного баллона в другой. Важно лишь привыкнуть чувствовать
окончание воздуха в баллоне по возрастающему сопротивлению
воздуха на вдохе, при котором и следует перепускать воздух.
Время пребывания под водой определялось обычно не запасом
воздуха, а холодом. Во многих местах попадались холодные
течения. На глубине 10—15 м температура воды была всего лишь
10—12° . В такой воде без гидрокостюмов долго не проплаваешь.
Никаких неприятностей с аквалангом под водой у нас не было.
Наш опыт подтвердил, что совершенно необходимо иметь при
себе дыхательную трубку, с которой пловец плавает по
поверхности воды. Однажды из-за ее отсутствия на неспокойном море
пловец с пустым аквалангом и грузами потерял дыхание и
потребовал помощи.
Плавание и ныряние на глубину 7—10 м с маской и трубкой
является обязательным элементом тренировки пловца-аквалангиста.
ПОДВОДНАЯ ОХОТА И ОРУЖИЕ
Мы не будем подробно касаться вопросов оружия и охоты,
поскольку, как и подводная фотография, это отдельная большая тема.
Мы не охотились в аквалангах. Охота в аквалангах — не спорт.
Мы охотились только в масках с трубкой. Охота доставляла всем
нам не только продовольствие, но также и большое спортивное
удовлетворение. Основной добычей были кефаль, лобаны, зубари
и горбыли. Кроме этого, попадалось много мелочи: зеленушки,
бычки, рыба-дракон (кстати шипы ее спинного плавника ядовиты,
и с ней надо быть осторожным).
Лучшим оружием оказалось простое ружье с двумя резиновыми
тяжами и стрелой не менее 1 м длиной и диаметром 6—8 мм. Лучший
тип наконечника — острый гарпун 8x8 мм с одним каленым
острием длиной в 20—30 мм и одним или двумя захватками.
Такой гарпун, крепко привинченный к стреле, меньше боится
неизбежных ударов о скалы и при попадании крепко удерживает рыбу.
Ружье требует очень внимательного отношения на берегу и
при выходе или входе в море. Правилом должно являться —
зарядка ружья только в воде, а при окончании плавания и охоты —
разрядка ружья.
ВСПОМОГАТЕЛЬНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ
Маска пловца — это окно в море. Маска для подводного
плавания должна удовлетворять двум требованиям: хорошо прилегать
к лицу, закрывая только глаза и нос, и давать хороший обзор.
3 35

Окна для маски — лучше всего эллиптические, с длиной большой
оси 120— 150 мм и малой — 80—100 мм. Изготовлены они должны
быть из 4—5-мм плексигласа или сталинита. Плексиглас — тем
хуже стекла, что сильнее потеет в воде.
Носовыми зажимами мы не пользовались. Они вредны тем,
что не позволяют выравнивать давление под маской, что при
погружении приводит к «вытягиванию» глаз из орбит. Уши ни в
коем случае нельзя ничем затыкать, более того — надо следить
за тем, чтобы и ремешки маски не закрывали их. Несоблюдение
этого правила может привести к плачевным последствиям.
Дыхательная трубка — шноркель, как уже указывалось,
совершенно необходима пловцу. Лучше всего дыхательная трубка
из жесткой резины или дюраля, с внутренним диаметром 15—18 мм.
Трубка может, но не обязательно, оканчиваться загубником. Часть
наших шноркелей из тонких целлулоидных трубок оказались
недолговечными, так как они легко раздавливаются и потом текут.
Трубка должна торчать над головой пловца на 10—15 см. Никаких
клапанов на нее ставить не следует — надо учиться плавать без
клапанов.
Под водой очень важно хотя бы одному из пловцов иметь часы.
Нами удачно использовались карманные часы «Молния»,
заключенные в водонепроницаемый наручный футляр с плексигласовым
уплотненным окном. Обычные спортивные часы с
водонепроницаемым корпусом не выдерживают погружений.
Другим, столь же необходимым прибором является
глубиномер. Нами использовался простой глубиномер, состоящий из
отпаянной с одного конца стеклянной трубки диаметром 2 мм,
прикрепленный к шкале, которая, в свою очередь, надевалась, как
часы, на руку. Глубина определяется по длине пузырька
воздуха, захлопываемого при погружении. Шкала неравномерна, ее
середина соответствует глубине 10 метров. Градуировка
производится расчетным путем по закону Бойля-Мариотта.
Мы пользовались водолазными ножами — стальными клинками
в резиновых ножнах. Эти ножи малоудобны, так как туго
вынимаются из ножен и сильно коррозируют.
Подводные исследования и подводный спорт — новая, крайне
интересная область. Возможности их неограниченны. Подводный
спорт в нашей стране быстро развивается, и мы надеемся, что наш
скромный опыт может помочь этому.
ПРАВИЛА ПОДВОДНОЙ ОХОТЫ В СССР
Ст. 1. Охота под водой является разновидностью спортивного
рыболовства. От прочих способов ловли животных, обитающих
в воде, подводную охоту отличают следующие особенности:
а) охотник и объект охоты находятся в одинаковых условиях,
т. е. свободно передвигаются в водной среде;
336

б) охотник действует активно, т. е. самостоятельно
обнаруживает, преследует добычу и поражает ее оружием.
Эти особенности определяют характер подводной охоты как
спортивного занятия.
Время пребывания под водой и глубина, которую может достичь
охотник, определяются только длительностью естественной
задержки дыхания и реакцией организма на давление воды, то есть
зависят от воли, выдержки и тренированности спортсмена.
Ст. 2. Для подводной охоты разрешается применять:
маски (очки) любой конструкции — для ориентировки под
водой;
плавники (ласты) из любого материала для движения в воде;
копья, ножи, а также ружья, стреляющие гарпуном
(стрелой) под действием пружины, резиновой тетивы или сжатого газа.
Ст. 3. Категорически запрещается применять для подводной охоты:
а) водолазные дыхательные аппараты любой конструкции,
б) огнестрельное оружие и взрывчатые вещества.
Охотнику также запрещается стрелять в воду, находясь вне
воды (в лодке или на суше).
Нарушение этих правил ведет к простому истреблению
животных, лишает охоту спортивного характера и превращает ее в
браконьерство.
Ст. 4. Правила, установленные Госрыбводом для рыбной ловли
в любом водоеме в пределах СССР, обязательны и для подводных
охотников. Эти правила определяют сезоны ловли (охоты), виды
животных, ловля которых разрешена или запрещена, объем улова.
Ст. 5. Независимо от сезона во всех водоемах в пределах СССР
запрещается подводная охота на осетровых рыб и на ценных
пушных животных — выдру, нутрию и бобра.
Ст. 6. Каждый охотник обязан знать и точно выполнять
следующие правила безопасности подводной охоты:
а) не заниматься подводной охотой при наличии
медицинских противопоказаний, при плохом самочувствии, в состоянии
усталости или алкогольного опьянения;
б) при низкой температуре воды ограничивать время охоты
или применять теплоизолирующую одежду, помня об опасности
переохлаждения организма;
в) при нырянии в глубину остерегаться повреждения органов
слуха давлением воды, помня, что для достижения значительной
глубины необходима тренировка.
г) заряжать и разряжать подводное ружье — только в воде,
обязательно поставив спуск на предохранитель. Стрела (гарпун)
должна быть при этом направлена в глубину и в сторону от берега;
д) не направлять оружие в сторону людей; не стрелять в тех
местах и в том направлении, где находятся люди на расстоянии
меньшем 50 метров;
е) не охотиться в одиночку в районах, где встречаются
опасные морские животные и рыбы.
337

Е. Сороцкая
О ВОСПРОИЗВОДСТВЕ И ОХРАНЕ РЫБЫ
остановлением от 15 сентября 1958 г.
за № 1045 Совет Министров СССР
отметил резкое снижение запасов леща,
судака, сазана и других ценных рыб
в подавляющем большинстве
внутренних водоемов СССР. Причинами этого
снижения являются: продолжающееся загрязнение рек и озер
сточными водами фабрик и заводов, отходами лесосплава,
различными нарушениями правил промыслового рыболовства. Запасы
осетровых рыб в Каспийском и Азовском морях снизились
вследствие уменьшения притока в них речных вод.
Совет Министров подчеркивает, что строительство рыбоводных
заводов, нерестно-выростных станций и рыбохозяйственная
мелиорация ведутся медленно. Графики сработки уровня воды в
водохранилищах составляются без учета требований нормального
33S

ведения рыбного хозяйства. Ко времени ввода в эксплуатацию
плотин и прочих гидротехнических сооружений на реках Сибири,
Волге, Каме и других, работы по рыбохозяйственной мелиорации
оказываются незаконченными. Вырубка леса и лесоочистка в зонах
затопления создаваемых «морей» выполняются с запозданием и
нарушением технических условий. Правительственные и
хозяйственные органы союзных и автономных республик, краевые,
областные и районные исполкомы не уделяют сохранению и
воспроизводству ценных рыб должного внимания; общественные
организации к этому делу привлекаются мало. Пропаганда охраны и
воспроизводства ихтиофауны поставлены неудовлетворительно.
Чтобы обеспечить увеличение запасов ценной рыбы, Совет
Министров СССР обязал Советы Министров союзных республик
улучшить условия естественного воспроизводства промысловых рыб,
осуществить необходимые мероприятия по дальнейшему развитию
рыбного хозяйства в озерах, реках, прудах и водохранилищах.
На рыбохозяйственных водоемах запрещено строительство
гидротехнических сооружений и насосных установок без
одновременного проведения мероприятий, необходимых для сохранения и
воспроизводства рыбных запасов. Возбраняется продажа сетемате-
риалов и других орудий лова, которые запрещены правилами
рыболовства. При проектировании производственных предприятий (еще в
стадии проектных заданий) системы водоснабжения, очистки и стока
отработанных вод должны согласовываться с органами рыбоохраны.
Для усиления контроля за проведением рыбовоспроизводствен-
ных мероприятий и борьбы с загрязнением водоемов Совет
Министров СССР признал целесообразным упразднить не справлявшиеся
со своими функциями инспекции рыбоохраны при Госпланах или
других организациях союзных республик с развитым промысловым
рыболовством. Вместо них при Советах Министров этих республик
организуются Государственные инспекции по охране и
регулированию рыболовства.
Совет Министров СССР признал утратившими силу ранее
утвержденное им (постановлением № 1660 от 10.8.54 г.) Положение о
рыболовстве, отменил Устав службы рыболовного надзора и некоторые
другие указания по этому вопросу. Одновременно Совет Министров
СССР утвердил новое «Положение об охране рыбных запасов и о
регулировании рыболовства в водоемах СССР».
Согласно этому Положению, правила рыболовства
утверждаются Советами Министров соответствующих союзных республик.
Исключение сделано лишь для наиболее крупных водоемов,
имеющих всесоюзное значение: территориальных вод СССР Каспийского,
Черного, Балтийского, Баренцева, Берингова, Охотского и
Японского морей, на всем пространстве морей Азовского и Аральского,
на различных участках рек Волги, Урала, Куры, Дона, Кубани,
Дуная, Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи. Для этих рыбохозяйственных
водоемов правила рыболовства утверждаются Советом Министров
Союза ССР.
339

Спортивный и любительский лов для личного потребления (без
права продажи рыбы и с соблюдением установленных правил
рыболовства) разрешается всем трудящимся бесплатно во всех водоемах,
за исключением заповедников, рыбопитомников, прудовых и
других рыбных хозяйств. Для этой цели органами рыбоохраны могут
выделяться специальные водоемы — полностью или отдельные их
участки. По-прежнему повсеместно не допускается добывание рыбы
с помощью огнестрельного оружия, остроги, взрывчатых и
отравляющих веществ.
На колхозы и другие организации, которым предоставлены в
пользование рыбопромысловые участки, возлагаются не только
расчистка тоней плавов и других мест лова, но и простейшие
рыбоводные и мелиоративные работы и спасение молоди ценной рыбы.
Новым Положением запрещается спуск в водоемы, на их берега
и лед неочищенных и необезвреженных сточных вод, сброс в них
щепы, коры, опилок и других отбросов производства,
использование для лесосплава рек, являющихся местами нереста лососевых
и осетровых рыб, производство без разрешения органов рыбоохраны
взрывных работ и т. д.
В помощь органам рыбоохраны исполкомы, колхозы,
добровольные спортивные общества и другие государственные и общественные
организации и учреждения выделяют общественных инспекторов.
Представителям рыбоохраны предоставлено право задерживать лиц,
нарушающих правила рыболовства, отбирать у них орудия лова,
плавучие средства и незаконно добытую рыбу. Если личность
нарушителя не может быть установлена на месте нарушения,
инспектора рыбоохраны доставляют нарушителя в ближайшие сельсовет
или отделение милиции.
За нарушение правил рыболовства органами рыбоохраны
налагается в административном порядке штраф: на должностных лиц
и отдельных граждан — до 500 рублей; на предприятия,
учреждения и организации — до 5000 рублей. В необходимых случаях
материалы о нарушителях направляются в прокуратуру для
привлечения виновных к уголовной ответственности.
Инспектора, отличившиеся в борьбе с нарушителями правил и
сроков рыболовства, премируются из специального денежного
фонда, образуемого в республиках за счет отчислений: 50% сумм,
вырученных от реализации конфискованных по суду плавучих средств,
орудий лова и штрафов, взысканных в судебном порядке, а также
30% средств, полученных от реализации отобранной рыбы и
штрафов, взысканных в административном порядке.
Новое Положение об охране рыбных запасов и регулировании
рыболовства лишний раз говорит о том внимании, которое уделяют
наши партия и правительство делу всемерного сохранения и
приумножения природных богатств нашей Родины, делу неуклонного
повышения материального обеспечения и культурного роста
советского человека.
340

А. Алмазов
В ПРЕЗИДИУМЕ ВСЕСОЮЗНОЙ СЕКЦИИ СПОРТИВНОГО
РЫБОЛОВСТВА
остановление Центрального Комитета
КПСС и Совета Министров СССР «О
руководстве физической культурой и
спортом в стране» открывает новый этап в
развитии советской физкультуры и
спорта.
Этим постановлением спортивной
общественности предоставлена решающая роль в физкультурном
движении, под непосредственным руководством партийных органов
и при повседневном и активном участии профсоюзов и комсомола.
В целях направления и координации физкультурного движения
в стране создан на широких демократических началах Союз
спортивных обществ и организаций СССР. При центральном и
республиканских Советах Союза спортивных обществ и организаций
образованы федерации по видам спорта, а при областных, городских и
районных Советах спортивных обществ и организаций и в
коллективах физической культуры организованы секции по видам спорта.
Спортивное рыболовство в системе Союза спортивных обществ и
организаций будет представлено в качестве самостоятельного вида
спорта.
Преобразование организационной структуры физкультурных
органов должно обеспечить массовое развитие физической культуры
и спорта как одного из важных средств коммунистического
воспитания, укрепления здоровья и подготовки к труду и защите Родины
трудящихся Советского Союза.
Постановление подчеркивает, что физкультура и спорт должны
глубоко войти в быт советских людей, особенно молодежи,
способствовать правильной организации режима их труда, отдыха и
укреплению их здоровья. В связи с этим отмечается необходимость
массового развития туризма, охоты и рыбной ловли, создания
материально-технической базы для всех видов спорта.
Высокие задачи, стоящие перед рыболовно-спортивной
общественностью на новом этапе развития физкультуры и спорта в
нашей стране предопределяют серьезные требования к рыболовам-
спортсменам в смысле более активного участия в организационно-
массовой работе по развитию спортивного рыболовства.
Организации, культивирующие рыболовный спорт, и секции
спортивного рыболовства на местах должны с большей активностью
и инициативой решать вопросы, связанные с охраной и
воспроизводством рыбных запасов. Направление и содержание этой работы
341

определяются: «Положением об охране рыбных запасов и о
регулировании рыболовства в водоемах СССР», утвержденным
постановлением Совета Министров СССР № 1045 от 15 сентября 1958 г. Это
положение предусматривает возможность выделения водоемов или
отдельных участков их для целей спортивного рыболовства,
привлечение общественности к охране рыбных запасов. Закрепление
водоемов для спортивного рыболовства и организация общественной
охраны рыбы должны проводиться через органы государственной
рыбоохраны.
Совет Министров РСФСР 21 января 1959 г. издал распоряжение
0 прекращении промыслового лова рыбы на Истринском
водохранилище и канале им. Москвы с системой водохранилищ. Эти
водоемы закрепляются за спортивными обществами для организации на
них спортивного рыболовства трудящихся Москвы и Подмосковья.
В договорах о закреплении водоемов должны предусматриваться
обязанности спортивных организаций проводить мероприятия по
воспроизводству и охране рыбы.
Предоставление лучших подмосковных водоемов в полное
распоряжение спортивно-рыболовной общественности говорит о
большой заботе Партии и Правительства в деле организации отдыха и
укрепления здоровья трудящихся. На эту заботу московские
рыболовы-спортсмены должны ответить активной работой в области
борьбы за чистоту водоемов, за разведение рыб лучших пород,
за строгое соблюдение положений и правил рыболовства и
ликвидацию хищнического, браконьерского лова рыбы.
Добиться образцового состояния закрепленных водоемов — дело
чести московских организаций спортивного рыболовства.
Президиум Всесоюзной секции спортивного рыболовства в
декабре 1958 г. — феврале 1959 г. рассматривал вопрос о
взаимоотношениях обществ и организаций, объединяющих
рыболовов-спортсменов с обществами охотников. Вопрос возник в связи с решениями
1 учредительной конференции Союза обществ охотников РСФСР
и принятым ею проектом устава Союза.
В принятом конференцией проекте устава указывается, что
в состав обществ охотников должны быть включены и рыболовы-
спортсмены, в связи с чем организация получает наименование:
«Союз обществ охотников и рыболовов РСФСР».
Кроме того, материалы конференции показывают, что вновь
организуемый Союз претендует на преимущественное право
закрепления охотугодий и водоемов, в которых заинтересованы
также и другие организации, в частности — рыболовно-спортив-
ные.
Президиумы Всесоюзной и Всероссийской секций спортивного
рыболовства детально разобрали возникший вопрос и пришли к
следующему принципиальному решению:
342

а) Для огромной массы трудящихся, занимающихся только
рыболовным спортом, неприемлемо вхождение в состав обществ
охотников и растворение в их рядах. Спортивное рыболовство имеет
свои особенности в направлении и содержании практической
деятельности, не совпадающие с характером деятельности охотничьих
обществ. Рыболовы-спортсмены предпочитают иметь свои
собственные рыболовно-спортивные организации. Такие организации
существуют, и их следует всячески поддерживать и укреплять.
Общее руководство спортивным рыболовством в стране будет
осуществляться общественностью, также как и по другим видам спорта,
через Всесоюзные, республиканские, областные, городские и
районные организации спортивного рыболовства при Советах Союза
спортивных обществ и организаций.
б) Механическое объединение рыболовов-спортсменов в одни
организации с охотниками — неправильно, в связи с чем следует
исключить из наименования Союза указание о том, что этот Союз
объединяет и рыболовов. Вопрос об объединении рыболовов с
охотниками входит в компетенцию Всероссийской конференции обществ
и организаций, культивирующих рыболовный спорт, и не может
быть решен в одностороннем порядке.
в) Учитывая, что некоторые охотничьи общества культивируют
рыболовный спорт, внести в пункт I устава следующее примечание:
«В тех местностях, где по условиям хозяйственной целесообразности
будет признана необходимость содержания единых с рыболовами
охотничье-рыболовных хозяйств и баз, трудящимся,
занимающимся рыболовным спортом, по их желанию, предоставляется право
вступать в члены соответствующего общества охотников. В этом
случае, рыболовам-спортсменам должна быть обеспечена
возможность объединения, в рамках общества, в секции спортивного
рыболовства с правом самостоятельного решения вопросов,
касающихся своего вида спорта, в соответствии с «Положением о
спортивном рыболовстве в СССР».
г) Претензии Союза обществ охотников РСФСР на
преимущественное право закрепления водоемов как ущемляющее интересы
других групп трудящихся должны быть отклонены. Вопросы о
закреплении водоемов должны рассматриваться и решаться на
общих основаниях.

Д. Самарин
КУБОК СНОВА ВЕРНУЛСЯ В МОСКВУ
радиционные соревнования по
подледной ловле рыбы на переходящий кубок
между командами Ленинградского
Общества охотников и рыболовов и
Московского Добровольного общества
«Рыболов-спортсмен» были проведены 5 апреля
1959 года на озере Комсомольском, расположенном в Приозерском
районе Ленинградской области (Карельский перешеек).
По условиям соревнования, каждая из команд состояла из 20
участников, которым предоставлялось право ловить, по их выбору,
на поплавочные удочки, мормышки или блесны, с одновременным
применением не более двух удочек одним рыболовом.
Соревнования классифицировались как лично-командные. Командный зачет
определялся суммой баллов, полученных участниками команд
в соответствии с весом выловленной рыбы — за каждый полный
килограмм засчитывался один балл.
Кроме того, дополнительно к баллу за вес, за любой экземпляр
рыбы от 0,5 кг и выше участник получал еще по одному баллу.
В личном соревновании три первых призовых места определялись
теми же условиями.
В соответствии с положением о соревновании, 5 апреля около
6 часов чудесного весеннего утра на льду живописного
Комсомольского озера построились команды «противников».
После взаимных приветствий и уточняющих условия
соревнования указаний главного судьи В. Романова точно в 6 часов дается
старт.
Участники ленинградской команды дружно направляются в
залив на противоположном берегу, москвичи избирают более
длинный путь — к островам в южной части озера. Самые нетерпеливые и
азартные по пути «проверяют» старые лунки, рубят и сверлят
новые, но... пока безуспешно.
Утренний туман, стоявший над озером, редеет. Открываются
поросшие густой елью берега и острова, все ярче светит
восходящее солнце и теплеет воздух.
Далеко у островов, на искрящемся плотном снежном насте,
отчетливо видны темные фигурки участников московской команды.
Одни из них неподвижны, другие перемещаются в разных
направлениях с короткими задержками в отдельных местах — видимо,
ищут счастливую лунку и свою удачу. Ленинградцы — ближе от
места старта и, пожалуй, перемещаются чаще москвичей. По
внешним признакам дела у них не блестящи, но до 15 часов, времени
344

окончания соревнования, положение может измениться, и не один
раз. «Искать надо! Работать надо!»— говорят в таких случаях
рыболовы и работают пешней, и ищут рыбу, стараясь не отстать от
товарищей и вывести свою команду на первое место.
Вот невдалеке, около берега, расположилась небольшая
смешанная группа москвичей и ленинградцев. Рыболовы все
пожилые, солидные. Им трудно угоняться за молодежью и они приняли
мудрое решение: набраться терпения и сосредоточенно обловить
ближние места, не теряя времени на утомительные для них
переходы. Рыбешка у них ловится мелкая: окуньки, ершишки. Иногда
чуть покрупнее плотвичка. Ловят они на мормышку трудолюбиво,
настойчиво применяя все известные им способы и приемы, и
добиваются результата, методически облавливая поочередно 3—4
подготовленные лунки. Кто из них кого обловит — пока определить
трудно, но несомненно одно: понемногу поймают все.
Постепенно перемещения, наблюдавшиеся в дальних группах
соревнующихся, прекращаются. Все сосредоточенно замерли у
своих лунок и, видимо, смирившись с обстановкой, отказались от
малоуспешных поисков и, экономя время, занялись терпеливым
обловом в одном месте.
Нигде так незаметно, быстро не летит время, как на ловле рыбы!
Уже высоко поднялось и крепко греет апрельское солнце и, если
бы не легкий освежающий ветерок, задувший вдоль озера, было бы
просто по-летнему жарко.
Красиво в этот солнечный, погожий день Комсомольское озеро!
Его ровная, белоснежно-чистая, сверкающая под лучами солнца
поверхность представляется огромным куском матового стекла,
искусно вставленным в темно-зеленую рамку густо заросших елью
берегов. Между елями причудливо разбросаны покрытые белесым
мхом валуны, навечно вдавленные в землю титанической силой
древнего ледника. Местами берега высокие, круто спадающие к озеру.
По склонам, омывая попадающиеся на пути камни, через поросль
прошлогодней брусники с ярко зелеными, так схожими с восковыми,
листиками, стекают, мелодично журча, ручейки чистой снеговой
воды. Полной грудью вдыхаешь живительный воздух весны,
напоенный запахами пробудившегося леса и талой земли.
Привольно и радостно на озере! А вот с рыбой — дело обстоит
неважно. Плохо клюет она в этот ясный день. Только на мелких
местах, в путанице прошлогодних трав, у берегов удается
соблазнить стайку окунишек-двухлеток крошечной мормышкой с
мотылем, подвешенной на тончайшей леске-паутинке. Выловил стайку
в 25 — 30 штук — ищи стоянку новой или жди, когда играющей у
дна мормышкой заинтересуется проплывающая мимо другая
стайка. Невеселая ловля, однако хорошо освоенная москвичами,
неизбалованными поклевками более крупной рыбы в подмосковных
водоемах. Видимо, и тактический расчет московской команды,
правильно и своевременно оценившей обстановку — «отыграться
на мелочи», заставил их, не теряя времени на поиски крупной рыбы
345

с блесной, переключиться ранее ленинградцев на ловлю мормышкой,
в то время как часть участников ленинградской команды упорно
продолжала безуспешную в этот день ловлю на блесну.
У рыболовов-зимников существует оригинальный и подчас
непонятный вид связи, широко распространенный среди
народностей, населяющих просторы Севера,— именуемый «длинное ухо».
Как будто никто не приходил из дальней части озера, а рыболовам,
сидящим неподалеку от места старта, стало известно, что какой-то
ленинградец у одного из отдаленных островов поймал
килограммового окуня, второго такого же упустил, что в заводи
противоположного берега «замучил» ерш, что какой-то молодой москвич набил
полный чемодан рыбой, и многие другие, «достоверные» сведения.
В 15 часов к судейскому столику на месте финиша, потянулись
все участники. Один из москвичей, пришедший немного ранее, тут
же, около судейского стола, пробуравил лунку и в оставшиеся до
финиша минуты натаскал несколько десятков окуньков,
продемонстрировав окружающим его рыболовам мастерское владение
мормышкой и хороший пример спортивной стойкости и злости...
Первыми предъявляют свои уловы участники московской
команды. Судейская коллегия тщательно взвешивает пойманную
рыбу и объявляет вес «Кило восемьсот», «кило двести», «восемьсот
грамм» — таковы скромные результаты первых нескольких
человек. Москвичи сокрушенно покачивают головой: уж очень мизерны
результаты для такого отдаленного озера, да и рыба-то не лучше
подмосковной, хотя бы того же сенежского или истринского
окунька.
«Три кило восемьсот», «два кило четыреста», «четыре кило
четыреста» — объявляет судья веса очередных уловов, и, наконец:
«пять кило двести», «пять кило восемьсот» — предъявляют Н.
Соколов и Б. Сергеев. Лица москвичей заметно оживляются —
появилась надежда на неплохой командный балл. Результаты участников
ленинградской команды оказались более ровными, но невысокими
в командном зачете. Несмотря на дополнительные 2 балла за окуня
в 800 граммов и шестисотграммового подлещика, они проиграли
москвичам.
Итог командного соревнования — 47,8 баллов набрали
москвичи, опередив ленинградцев на 7,2 балла.
Первое место в личном первенстве занял участник московской
команды товаровед Союзглавторга Б. Сергеев с результатом 5,8
балла, на втором месте оказался тоже москвич, старший лаборант
Московского Энергетического Института Н. Соколов, получивший
5,2 балла. Третье призовое место поделили между собой ленинградец
Б. Сергус и москвич Князев, добившиеся одинакового результата —
4,4 балла.
Под дружные аплодисменты и приветственные возгласы всех
присутствующих тут же, у судейского стола, руководителями
ленинградского и московского обществ капитану московской команды
т. Снарскому вручается переходящий хрустальный кубок и грамота.
346

Участники, занявшие первые три места в личном
соревновании, награждаются ценными призами и грамотами. Победители
с откровенной радостью и торжеством тепло поздравляют друг
друга, любовно поглаживают завоеванный кубок и бережно пакуют
его в ту же картонку, в которой он выехал из Москвы. Это уже третье
путешествие этого кубка с неизменным возвращением в Московское
общество.
Москвичи добились убедительной победы, показав умелое
владение таким высокоспортивным способом ловли, как ловля на
мормышку. Они правильно учли обстановку и быстрее ленинградцев
к ней приспособились. И наконец ледобуры москвичей,
обеспечивающие быструю подготовку лунок с минимальной затратой усилий,
значительно расширили их возможности в поисках стоянок рыбы.
Ленинградцы с большим интересом познакомились с новыми
образцами мормышек, оригинальными приемами ловли, применяемыми
москвичами, опробовали московские ледобуры и ощутили их
бесспорное превосходство перед обычными пешнями.
Неменьший интерес и у москвичей вызвали оригинальные
ленинградские блесны с двумя крючками, почему-то не
понравившиеся рыбе в день соревнований...
Остаток дня участники провели на озере на совместной
рыбалке, охотно делясь друг с другом своими рыбацкими «секретами»,
а вечером тепло прощались до новой встречи весной 1960 года.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Г. Солодков
НЕВЕРОЯТНО, НО ФАКТ!
художественных произведениях наших
писателей все чаще стали встречаться
эпизоды, посвященные описанию
рыбной ловли. Это неудивительно.
Рыболовный спорт — спорт массовый, любовь
к природе типична для советских
людей, и уместное включение эпизодов, связанных с отдыхом героев
книг на реке или на озере, делает произведение теплее,
поэтичнее.
К сожалению, отдельное авторы, будучи мало знакомыми с
правилами рыболовства или вовсе не зная их, ставят иногда героев
своих произведений в неудобные положения перед читателем, а
досужими вымыслами льют воду на мельницу браконьеров-хищников,
давая им возможность ссылаться на пропаганду в художественной
литературе запрещенных способов ловли. Такое, в частности,
34S

впечатление остается после чтения романа «Раздумье» Федора
Панферова, изданного «Роман-газетой» в 1958 году полумиллионным
тиражом.
Герои романа — руководящие партийные и советские
работники областного масштаба — любят провести свой досуг на
рыбалке и с нетерпением ждут возможности побывать на реке. Однако
их рыбацкие утехи не связаны с удочкой или спиннингом. Автор
романа, видимо, считает, что для таких людей, как руководители
области, удочка и спиннинг — снасти не солидные, и он
вкладывает в их руки иные орудия лова.
В первой части романа секретарь обкома партии Пухов
разговаривает с помощником первого секретаря обкома Петиным о
погоде и намекает на желание порыбачить. Петин, сочувственно
откликаясь на это, сразу же представляет себе: «заволжские озера,
заводи и то, как он с Пуховым забрасывает сети, как ботают, т. е.
загоняют, рыбу и как та, высвобожденная из ячеек, шлепается на
дно лодки».
Ботанье, т. е. загон, рыбы в сети — один из самых варварских
браконьерских приемов. А Петин о нем не мечтает (это было бы
полбеды), а представляет его, т. е. вспоминает, то, что уже было,
практиковалось, стало привычным делом.
Трудно верить, будто неуемная жадность на рыбу до такой
степени владеет помыслами руководящих партийных работников,
что они готовы в жертву ей нарушить законы. Однако дальнейшее
повествование убеждает, что не только в помыслах, но и на деле
жадность ведет их за руку.
Во второй части романа упомянутые уже Петин и Пухов, а
также председатель облисполкома Опарин и директор крупного завода
Кораблев решают «втянуть» в рыбную ловлю первого секретаря
обкома Морева и организуют в связи с этим особый выезд на Волгу.
Организаторы выезда в честь участия в нем Морева решили не
просто ловить рыбу, а поймать некое «чудо». Забрав своих жен и
высадив их на острове, ловцы в полночь «поплыли на лодке
забрасывать невод». Петин и Пухов как мастера — на лодке, а Морев
и Кораблев, «прикрепив на якорек конец невода, зашагали на краю
косы».
Невод был заброшен, вытащен, и в нем, как повествует автор,
кишмя кишела рыба: «лещи, плотва, окуни, а между ними, словно
богатыри, как-то недоуменно переползали крупные щуки». Но все
это богатство, в том числе и «ползающие щуки», не удовлетворили
взыскательных рыболовов. Петин, избранный старшиной этой
артели, «брезгливо (!) пошвыряв веслом в живой куче рыб, приказал
вывалить рыбу в реку, так как среди нее не оказалось «чуда».
«Чудо» было поймано только в пятую тоню. В этот раз в невод
«попалось в самом деле что-то крупное: оно упиралось, металось
из стороны в сторону», и Петин, предусмотрительно надевший на
ловлю кожаный фартук, бросился в воду и оседлал это «что-то».
«Через какую-то минуту на поверхности, под руками Петина,
349

показалась остроносая голова, глазки и разинутая пасть
осетра. Осетр был крупен и со всей силой бился под Петиным,
стремясь вырваться, опрокинуть его».
К месту варки ухи, туда, где ловцов ждали их жены, осетра
несли на носилках. Дамы были изумлены, ловцы «чуда» исполнены
гордости, все радовались и восторгались и никому, конечно, не
приходило в голову, что было совершено деяние, преследуемое
законом в судебном порядке.
Конечно, читая роман, понимаешь, что автор вряд ли имел
целью выставить перед читателем своих героев браконьерами и
пропагандировать запрещенные способы рыбной ловли, но от этого
досада на автора и вред от его не в меру разыгравшейся фантазии
не становятся меньше. Особенно неприятно то, что вопиющие
нарушения установленных правил рыбной ловли приписаны
руководящим работникам области, показанным в остальном тексте
романа исключительно положительными, честными, партийно
принципиальными людьми.
Спортивная общественность ведет непримиримую борьбу с
браконьерами-хищниками, расхитителями общенародного достояния,
а писатель Ф. Панферов, вместо поддержки этой борьбы,
пропагандирует браконьерство как вид культурного отдыха руководящих
партийных и советских работников.
Невероятно, но факт!
К. Деркаченко
ЛОЖКА ДЕГТЯ В БОЧКЕ МЕДА
чпедгиз выпустил в 1958 году тиражом
в 55 тысяч экземпляров шестое издание
книги С. В. Покровского: «Календарь
природы».
Как говорит краткая аннотация на
2-й странице, «книга рассчитана на широкий круг читателей,
учителей начальных (особенно сельских) школ, юных натуралистов,
организаторов и руководителей фенологических кружков молодежи,
юных краеведов и пр. Текст четвертого издания книги просмотрен
и исправлен доктором биологических наук Н. Н. Плавильщико-
вым. Последующие издания печатаются без изменений».
Мы не знаем даты выхода в свет предыдущих изданий этой
книги, но нет сомнения, что и они выходили в нашу, советскую
эпоху. Между тем как автор книги, так и просматривавший ее
доктор биологических наук Н. Н. Плавильщиков сочли возможным
включить в нее без всякого осуждения строки о браконьерском,
запрещенном способе рыбной ловли при помощи остроги. Вот что
написано в книге:
350

«Около середины апреля рыболовы охотятся по затопленным
лугам на разыгравшихся щук с острогами. В это время
добываются самые крупные экземпляры щук» (страница 87).
«...под родительской охраной выходят сомовьи мальки из икры
и первое время держатся на дне заповедной ямки. Эта ревностная
защита потомства иногда навлекает гибель на старых сомов,
потому что делает их заметными сверху. Рыбаки выслеживают их
и бьют железной острогой, тихонько подплывая на лодке»
(страница 134).
Нас — искренних любителей живой природы,
рыболовов-спортсменов — возмущает браконьерство с острогой на водоемах
Родины, но еще больше возмущает, что Учпедгиз преподносит это
зло молодому поколению в книге «Календарь природы» в виде
соблазнительной картинки — описания, как добыть наиболее
крупные экземпляры рыб, не говоря о том, что этот способ лова запрещен
законом. В хорошей книге это — как ложка дегтя в бочке меда.
г. Актюбинск
ПЕВЕЦ ПРИРОДЫ
(Памяти рыболова-спортсмена, Народного артиста СССР,
профессора С. И. Инашвили)
н был певец в прямом и самом полном
смысле этого слова. Его бархатный
баритон одинаково сильно звучал и в
Милане и в Мадриде, и в Большом театре,
и в Ленинграде, и на Тбилисской
оперной сцене. Пятьдесят лет он служил вокальному искусству, вне
которого и нельзя было представить себе этого высокоодаренного
певца, подлинного народного артиста.
Со школьного хора, с первых шагов своей блистательной
артистической карьеры и до самой смерти на 71 году жизни
Инашвили был и оставался страстным любителем и певцом природы.
И надо было видеть его на рыбалке и наблюдать, с каким
неиссякаемым упорством облавливал он удачно выбранное место, с
каким юношеским задором взбирался он на крутые скалы или
пересекал пороги там, где многие молодые рыболовы пятились назад.
Он до самозабвения любил природу и отдавал ей иногда даже те
дни, когда неослабно опекавшие его врачи приписывали ему
строгий домашний режим. Для него общение с природой превратилось
в неутомимую потребность.
Он не хвастал своими успехами, как и не унывал при
неудачах. Но «открыть» новые места, новые перекаты и излучины, пойти
в ночное, присоединиться к коллективной ухе в лесочке у реки,
351

вспомнить о минувших днях или поделиться своим опытом, а то
и своими всегда отборными снастями — в этом состояла вторая,
свободная от строгого этикета сторона его большой жизни, не
знавшая увядания. Молодые рыболовы звали его любовно: «дядя
Сандро», а частые его попутчики —
просто: «Иович».
Грузинская музыкальная
культура потеряла в его лице
выдающегося деятеля
национального музыкального
искусства, любимого народом певца,
замечательного оперного
классика и воспитателя молодых
кадров вокалистов, одного из
создателей национальной оперы.
Спортивная общественность
Тбилиси лишилась
замечательного любителя природы,
энтузиаста - рыболова, отдавшегося
этому виду спорта с истинным
увлечением, особенно после
перехода на «оседлость» — в
Тбилисскую государственную
консерваторию им. Вано Сараджи-
швили в качестве руководителя
оперного класса и ведущего
профессора кафедры сольного пения, которую он возглавлял до
последних дней своей жизни.
Сандро И наш вил и всегда находил в природе отдых и
вдохновение для новых творческих подвигов. Своим примером он заражал
многих и увлекал на лоно природы все новых друзей.
Нет теперь среди нас — рыболовов-спортсменов — нашего «Ио-
вича». Его стройная атлетическая фигура больше не промелькнет
на путях наших рыболовных скитаний. Тяжела утрата... Но в
сердцах истинных рыболовов-спортсменов Тбилиси вечно будет жить
память о настоящем человеке и большом певце природы —
Народном артисте СССР Сандро Инашвили — как о примере
удивительного сочетания огромной творческой, научной и общественной
деятельности с уменьем оценить «забавы» рыболова-спортсмена.
Э. Бабаев
Л. Келенджеридзе

СОДЕРЖАНИЕ
От редколлегии 3
Реки найдут защиту! 5
Анатолий Вагин. Уклейки (стихи) 20
Л. Дербенев. Хапуга (стихи) 21
Вл. Архангельский. Памятник у дороги 22
Кияс Меджидов. Человек у воды 27
П. Коваль. «Чудак» 31
Антон Пришелец. Летний дождь (стихи) 42
X. Херсонский. Поэты-рыболовы 43
Дм. Еремин. На речном острове 47
Ив. Воропаев. Дочка лесника 59
И. Недорезов. Поэт (стихи) 64
Коне т. Федин. Сазаны 65
Николай Лебедев. Поздняя рыбалка (стихи) 72
А. Балашов. У конца голубой тропы 73
Николай Грибачев. Лещи ушли 79
Григорий Гасенко. На взморье 84
Валентина Потемкина. Чудесная река 88
Л. Прокофьев. «Богатый» директор (басня) 93
A. Лобанов. Первый сазан 94
Устинович. Друзья 100
Андрей Никольский. Рыбак — рыбака 104
Тихон Беляйкин. Четыре рыболова (стихи) 110
П. Шиянов. Неудачная поездка 112
B. Рачков. Уральские рассказы 117
Вернер Мюллер. Универсальная приманка 125
Памяти Александра Алексеевича Шахова 127
По водным просторам нашей Родины
Г. Тепляков. Ловля жереха на реке Челновой 128
A. Аниханов. Удача на лесных озерах 131
Б. Захарченко. Мы еще встретимся! 135
H. Широков. На Амурских плесах 138
Г. Фролов. Выходной день на реке Афипс 143
Вас. Гавриш. В Кубанских плавнях 149
H. Онищук. На реке Яя 157
H. Попиков. На озере Ик 160
H. Рожнов. Сурское приволье 163
B. Алистаев. У нас на Аму-Дарье 167
В. Соколов. На реке Неруссе 171
353

А. Фирсов. Зори на Сейме 174
Л. Юрьев. На озере Окраш 181
А. Ионин. За кумжей 184
Из рыболовной практики
A. Лапутин. Изготовление блесен 190
B. Базилев, В. Орлов. Седьмой сазан 203
Ю. Шеманский. Ловля рыбы на звук 209
Ф. Морозов. Твой друг — рядом 213
А. Александров. На крайнем севере 217
К. В. Захаров. На Адриатическом море 219
C. Бруев. На озере Тростенском 222
М. Бырзэнеску. Чувство воды и проделки природы 225
A. Авилов. Из моих наблюдений 229
B. Липатов. Хороший клев 231
Я. Киселев. Уроки на берегу 232
A. Беловол. Зимняя ловля уклейки 235
П. Бровкин. Серебряная метель 237
П. Бровкин. Там, где сходятся струи 239
B. Белова. «Пеструги» 240
B. Маринов. Свинцовый «щуренок» 243
77. Горбунов. Плавучий девон 244
Давид Топан. Пиявки — хорошая насадка 246
C. Бушуев. Снасть для ловли жереха 247
И. К. Калакуцкий. Способ отцепа оснастки спиннинга 248
Я. Музгин. Портативная коробка для блесен 249
А. Тимофеев. Использование спиннинга как поплавочной удочки 251
А. Кром. Ловля судака ходом или плавом 254
Д. Кеммер. С мормышкой на... бычков! 259
А. В. Аверьянов. Уженье стерляди на поденку 262
Я. Широков. Вьюн — отличный живец 263
Всеволод Васильев. На берегах Вычегды 264
A. Ивановский. Черви — круглый год 266
С. Кузнецов. Мотыль в бодяге 267
B. Романов. Как зимой добывать мормыша 268
B. Волков. Новая насадка для сазана 270
Вл. Скачков. Практический совет 271
Вячеслав Коржев. Правка бамбуковых удилищ 271
C. Зябкин. Заплечная корзина 272
Г. Ли. Противоскользители 273
В. Богатое. О двух поводках на одной лесе 274
A. Кудрявцев. Как самому коптить рыбу 276
Вл. Скачков. Выдра на крючке 278
B. Будзюк. Охота за карасем 279
В. Першиков. Это — удобно! 281
Я. Киселев. Окунь и клаксон 282
Писатель-рыболов 284
Иржи Махен. Искатель червей 285
Всеволод Васильев. Спасение блесны 288
Подводная охота
И. Козлов. Подводная охота в Подмосковье 290
В. H. Козлов. На озере Плещееве 299
В. Танасийчук. По Северному Каспию 302
Юрий Ильинский. Репортаж с Крымского берега 311
Иван Бостан. Минувшим летом 318
354

Корнель Люмьер. Спорт в ластах
С. Я. Капица. Первая подводная экспедиция ЦМК ДОСААФ
Правила подводной охоты в СССР
323
332
336
Хроника спортивной жизни
Е. Сороцкая. О воспроизводстве и охране рыбы 338
А. Алмазов. В президиуме Всесоюзной секции спортивного рыболовства 341
Д. Самарин. Кубок снова вернулся в Москву 344
Критика и библиография
Г. Солодков. Невероятно, но факт! 348
К. Деркаченко. Ложка дегтя в бочке меда 350
Певец природы 351

Рыболов-спортсмен
J* 13
Редактор В. Е. Герман
Художественный редактор В. Г. Петухов
Перси пут н оформление художника Ф. /7. Глебола
Технический редактор М. П. Манини
Корректор А. Ю. Гринштейн
Изд. J* 17К9 Сдано в набор 17,VHI—1959 г. Подписано к печати
г. Формат 60x92"/„. Объем 11,125 бум. л.. 22,25 печ. л
22,17 уч.-нзд. .1., 19856 чн. в I п. А-09473. Тираж S3 ООО »кэ.
Цена 9 р, 85 к.
Издательство .Физкультура и спор)"
Москва, Гнездниковский пер., '.*>
Первая Образцовая типография имени А. А. Ж какова
Московского городского Совнархоза
Москва, Ж-54, Валовая, 28.
Отпечатано l готовых матриц в типогр.м^ии имени Смирнова,
г. Смоленск, Заказ 5813.