Автор: Латаврин Г.Г.
Теги: всеобщая история средние века (v – xv вв) история средних веков статьи история греции история византии издательство наука византийский временник
ISBN: 5-02-009586-9
Год: 1994
Текст
л * • •’ “
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
Византийский
временник
BYZANTINA XPONIKA
Том 55 (80)
Часть 2
Ответственный редактор
академик Г. Г. ЛИТАВРИН
К столетию выхода в свет первого тома
1894 - 1994
О
ИЗДАТЕЛЬСТВО“НАУКА”
МОСКВА 1998
УДК 94/99
ББК 63.3(0)4
В 42
Редакционная коллегия:
академик Г.Г. ЛИТАВРИН (отв. редактор),
доктор исторических наук Р.М. БАРТИКЯН,
кандидат исторических наук О.Р. БОРОДИН,
доктор исторических наук В.П. ДАРКЕВИЧ,
доктор исторических наук С.П. КАРПОВ,
доктор исторических наук Н.Ю. ЛОМОУРИ,
доктор исторических наук Г.Л. КУРБАТОВ,
доктор исторических наук И.П. МЕДВЕДЕВ,
кандидат искусствоведения О.С. ПОПОВА,
доктор исторических наук М.А. ПОЛЯКОВСКАЯ,
кандидат исторических наук З.Г. САМОДУРОВА,
доктор исторических наук Б.Л. ФОНКИЧ,
доктор исторических наук К.В. ХВОСТОВА (зам. отв. редактора),
кандидат исторических наук А.А. ЧЕКАЛОВА (отв. секретарь),
доктор исторических наук И.С. ЧИЧУРОВ,
член-корреспондент РАН Я.Н. ЩАПОВ
Рецензенты:
доктор исторических наук Л.Е. СЕМЕНОВА,
кандидат исторических наук В.Н. ТОКМАКОВ
Ежегодник основан
академиком Василием Григорьевичем ВАСИЛЬЕВСКИМ в 1894 году
ISBN 5-02-009586-9
© Коллектив авторов, 1998
© Издательство "Наука”, художественное
оформление, 1998
© Российская академия наук, 1998
СОДЕРЖАНИЕ
Статьи
к в Хвостова (Москва) Византинизм "оправдание жизни" (проблемы византийской цивилизации) 5
р Schreiner (KiHn) Aspekte der wirtschaftlichen Beziehungen zwischen Byzanz und den^Turkvaken^. 15
10 Я Вии (Москва) ПроблемI» социальной структуры сельской общины в поздней Византии (XIII-XV вв.) 21
L. Mavrommatis (Athfcnes) Note sur la vie rurale dans les Balkans i la fin du Moyen-Age 26
D. Jakoby (Jerusalem) The Jewish community of Constantinople from the Comnenan to the Palaedogan period 31
В Г Ченцова (Москва) 0 значениях термина travnyuptc в византийских документальных источниках 41
К.-Р. Matschke (Berlin) Gesellschaft und Krankheit: Bewohner und Besucher Konstantinopels Wtihrend und nach der Pest von 1436.... 48
I.N.Tpuiavo? (’AOnvat) _ Ta vauayta, n veapa 64 Aioviot тор 1офои oat to keijjevo twv BaotAtKWv 54
S. Vryonis, Jr. The Maritime Statutes of Dubrovnik and the Rhodian Sea Law (Byzantium) 61
H. Saradi (Washington) The Alienation of the Dowry in the Acts of Byzantine Notaries 72
R.L. Vann (Maryland) Some observations on Byzantine Harbors in Isauria 78
ХЛ.МаХтеаои (’AOtivat) Л1Йо0оЛюц6<; ord КоОцра 86
П.И. Жаворонков (Москва) Представления Георгия Акрополита о знатности и структуре никейской знати 93
Т.С. Lounghis (Athfenes) f Sur les premisses thdoriques de la Reconquista byzantine dans la pdninsule Ibdrique au VI s 99
T. Olajos (Szeged) Quelques remarques sur une peuplade Slave en Hellade 106
N. Oikonomides (Atenes) L'archonte Slave de 1'Hellade au VIIIе sifccle 111
V. Tapkova-Zaimova, G. Bakalov (Sofia) Le moddle politique de la Bulgarie mddidvale 119
W. Seibt (Wien) Neue Aspekte der Slawenpolitik Justinians II: Zur Person des Nebulos und der Problematik der Andrapoda- Siegel 126
P.A. Yannopoulos (Louvain) Le r6le des Bulgaresdans la guerre arabo-byzantinede717/718 133
H.3. Вачнадзе. K.K. Куция (Тбилиси) Политические аспекты эпистолы императрицы Феодоры 154
Е.А. Мельникова (Москва) Варяги, варанги. вэринги: скандинавы на Руси и в Византии 159
J. Karayannopoulos (Thessalonique) L'attaque de Samuel contre "Andrinople" 165
G. Pistarino (Genova) Cinquantacinque giomi a Pera-Galata nel tempo dell' assedio di Costantinopoli (1453) 171
А.И. Романчук. A.H Щеглов (Екатеринбург) Проблема культурного слоя в византийской археологии 178
М.А. Робинсон (Москва) Записка академика Ф.И. Успенского о его беседе с императором Николаем II 184
S.A. Ivanov (Moscow) From "Secret Servants of God” to "Fools for Christ's Sake” in Byzantine Hagiography 188
К. Avenarius (Bmo)
Beginnings of Russian Monasticism: the Problems of Byzantine and non-Byzantine Influence...... 195
A. Dzurova (Sofia)
L'evangdliaire Cod. Dujdev 157 = Olim. Kos. 9 du XI stecle ................................... 199
M.A. Поляковская (Екатеринбург)
Фракийский дневник молодого интеллектуала (август-сентябрь 1346 г.)........................... 206
G.P. Majeska (College Park)
Notes on the Skeuophylakion of St Sophia..........................................:........... 212
O.C. Попова (Москва)
Византийская духовность и стиль византийской живописи VI и XI вв. (Равенна и Киев).......... 216
Е. Piltz (Uppsala)
A Portrait of a Palaiologan Emperor........................................................... 222
B.H. Залесская (С.-Петербург)
Два образка-энколпия палеологовского времени (Из новых поступлений византийского
отделения Эрмитажа)........................................................................... 227
N. Teteriatnikov (Washington)
A Group of Early Churches in Cappadocia: Evidence for Dating.................................. 232
Рецензии и аннотации
А.Я. Каковкин (С.-Петербург)
Р. Bichler. Antike koptische Textilien aus Osterreichischen^ Privatbesitz. Schallaburg, 1989. 86 S. 238
А.Я. Каковкин (С.-Петербург)
A. Lidov. The mural paintings of Akhtala. Moscow: Nauka, 1991. 138 p............................... 239
A.A. Чекалова (Москва)
Г.Л. Курбатов. Ранневизантийские портреты: к истории общественно-политической мысли. Л.:
Изд-во Ленинградского университета, 1991. 272 с.................................................... 240
М.В. Бибиков (Москва)
А.Е. Laiou. Gender, society and economic life in Byzantium. Hampshire, Brookfield:Variorum, 1992. 339 p. 244
'Ю.Я. Вин (Москва)
К.В. Хвостова. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание византийцами-
современниками (XIV-XV вв.). М.-. Наука, 1992.191 с................................................ 247
А.В. Ратобыльская (Москва)
F. Makk. The Arpdds and the Comneni. Political relations between Hungary and Byzantium in the 12th
century. Budapest: Akad. kiado, 1989............................................................... 249
Д.А. Коробейников (Москва)
E.A. Zaxaptdbov.'laropia ка! OpvAot twv xaAatuv aovArdvwv. 1300-1400.’AOnvat, 1991.
234 oeA............................................................................................ 251
Хроника
B.H. Залесская (С.-Петербург)
Иерусалим и Святая земля: христианское искусство Сирии и Палестины IV - начала XX века. 254
Н.П. Чеснокова (Москва)
Указатель статей ежегодника "Византийский временник" за 1970-1993 гт. (тома 31-54)..... 255
Указатель авторов...................................................................... 283
Византийский временник, т. 55
К.В. Хвостова
ВИЗАНТИНИЗМ 'ОПРАВДАНИЕ ЖИЗНИ"
(проблемы византийской цивилизации)
Под византинизмами я подразумеваю те проявления византийской циви-
лизации, которые оказали влияние на культуру других православных наро-
дов, включая Русь. Как видно, византинизмы в известном смысле относятся к
Поствизантии.
Проблемы византинизмов на сегодняшний день достаточно актуальны. Дело в
том, что восточнохристианская проблематика слабо представлена в рамках
сравнительного анализа цивилизаций. Она слабо учитывается в исследованиях
по философии, в монографиях и статьях даже при решении вопросов религии и
религиозного сознания. Существенный интерес представляет и другая сторона
проблемы. Интерес к византинизмам приобрел общественное звучание в связи с
обсуждением русской идеи, русской религиозной философии. При этом про-
блема византинизмов решается зачастую в современной публицистической и
философской литературе без учета уровня и достижений современного визан-
тиноведения. В этой связи анализ соответствующей проблематики является акту-
альным именно в рамках византиноведения.
Понятие византинизм “оправдание жизни” является сугубо условным и относится
в нашем понимании отнюдь не только к явлениям богословия, гносеологии, космо-
гонии. Данный византинизм, как мы постараемся показать, отражает характерные
черты византийской цивилизации в целом. Однако истоки интересующего нас явле-
ния — в духовной жизни православия, в частности исихазма.
Под византинизмом “оправдание жизни” мы подразумеваем восприятие визан-
тийцами всего жизненного коллективного и индивидуального опыта людей как
единой истины, отражающей божественный дар. А именно, в отличие от поздней
схоластики на Западе, в частности от Фомы Аквинского, византийцы в соответ-
ствии с представлениями мистического богословия отказывали разуму в приори-
тетах в понимании высших конечных причин бытия. Метафизика как проблема
гносеологии практически отсутствовала, она рассматривалась как онтологичес-
кая проблема.
Что же касается всех видов познавательной деятельности человека, интел-
лектуально-рассудочной, эмоционально-психологической, всех форм отноше-
ния человека к космосу, природе, обществу, другим людям, то все они трактова-
лись как некая целостность.
Соответственно, и сама жизнь, являвшаяся объектом восприятия со стороны
человека — едина. Дело в том, что, как пишет В. Н. Лосский, “божественные свой-
© К.В. Хвостова, 1998
* Текст зачитан в качестве доклада на Ученом совете Института всеобщей истории РАН в ноябре 1992 г.
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований.
Проект 93-06-10557
5
ства (атрибуты) относятся к общей природе: разум, воля, любовь, мир свойствен-
ны всем трем ипостасям и не могут определить их различия”1. По мнению Гри-
гория Паламы, жизнь — это внешнее благо, и отсутствует различие между муд-
ростью и жизнью2.
Природа, космос, люди даны нашему восприятию в логосе посредством
божественных энергий. Именно божественные энергии соединяют различные
уровни бытия и создают их единство.
Многие русские философы (П.А. Флоренский, В.Ф. Эрн) восприняли визан-
тийскую гносеологическую концепцию единого знания, признающего равно-
ценность рациональности и эмоций, интуиции и анализа. В рамках религиозной
философии такое понимание называется философией всеединства. Соответствен-
но многие русские философы, как известно, отрицательно относились к запад-
ному рационализму с его резким противопоставлением интеллектуальных и эмо-
ционально-психологических картин мира Западный рационализм, заметный уже
у Фомы Аквинского, позднее явился основой для различения сфер религии и
науки с ее логицизмами, автономной научной и практической истиной,
подлежащей верификации. Западная идея3, ярко выраженная в творчестве
Р. Декарта, И. Канта, в новейшее время достигла своего наивысшего развития в
логическом позитивизме. Сказанное, естественно, не означает отсутствия в
западной средневековой философско-богословской мысли мистицизма как
доминирующей идеи4. Одновременно в Византии в рамках гуманизма развивалась
достаточно сильная рационалистическая тенденция, состоявшая в признании
возможностей разума в приближении к абсолютной истине. Идеи эти выражены у
Иоанна Итала, Михаила Пселла, Варлаама, Никифора Григоры, Димитрия Кидо-
ниса и др.5 Но в данной статье акцентируются те идеи византийцев, с учетом кото-
рых традиционно в богословии и истории философии проводилась граница
между западным и восточным христианством. Как отмечал уже В.Н. Лосский, а
затем Х.-Г. Бек, названные различия носили прежде всего типологический, а не
региональный характер6. Иными словами, эти различия составляют содержание
научной идеализации, модели. По сравнению с этой моделью, реальная жизнь
обнаруживала множество отклонений и являла собой разнообразие. Однако
использование данной модели плодотворно, так как позволяет осуществить
классификацию сложнейших мировоззренческих процессов.
«Целостное отношение к жизни и ее познанию нашло свое выражение, напри-
мер, у Григория Паламы в произведении “Главы по Теологии, Физике, Морали,
Практике”. Палама пишет: “Мир имеет начало. Природа учит, история утвер-
ждает. Изобретение искусств и создание законов, а также государственные ин-
ституты явно обнаруживают это”7. Далее следует ссылка на библейский текст, а
именно на слова Моисея о начале мира. Очевидно, перед нами специфическая
1 Лосский В.Н. Очерк мистического богословия восточной церкви: Догматическое богословие. М.,
1991. С. 215.
2 Gregorii Palamae Physica, Theologica, Moralia tt Practice Capita CI // PG. V. 150. Col. 1441.34.
3 ГройсБ. Поиск русской национальной идентичности // ВФ. 1992. № 1. С. 52.
4 Gilson Е. La philosophic au Moyen Age des origines patristiques i la fin XIV sidcle. P„ 1947.
5 Медведев Н.П. Византийский гуманизм XIV—XV вв. Л., 1976.
6 ЛосскийВ.Н. Паламитский синтез // Богословские труды. 1972. T. 8. С. 196. BeckH.-G. Humanismus und
Palamismus И XIIе Congrfcs international des Etudes byzantines: Rapports. Bdograd; Ochrid, 1961. S. 67.
7 Greg. Palam. Col. 1121.1.
6
форма характерного для эпохи физико-теологического обоснования творе-
ния, предполагающего восхождение мысли от следствия к причине. Специфика
состоит в том, что это обоснование содержит формулу, обнаруживающую
представление о гармоничном сочетании природы и результатов духовной и
общественной деятельности людей как элементов их целостного чувст-
венного и практического опыта, их цельной жизни при подчинении этого
опыта библейской идее о начале мира. Иными словами, преодолевается ан-
тичная противоположность между природой (фисл?) и результатом деятель-
ности людей (TEXvn)-
Ведущая мировоззренческая идея христианства о конечности мира обосно-
вывается, как видно, и ссылкой на авторитет Писания, и методом эмпирической
индукции, т. е. путем перечисления природных и общественных явлений. В извест-
ном смысле представляет интерес сопоставление данного обоснования с первой
антиномией чистого разума Канта, также выражающей идею конечности мира, но
рассматривающей ее логические антиномии8, а не общую гармонию. Строго го-
воря, данное сравнение не является в силу различия сопоставляемых эпох
предельно корректным. И все же, именно И. Кант с предельной ясностью выразил
идею западного рационализма, а Григорий Палама — идею византинизма “оправ-
дание жизни”, как представления о совокупном жизненном опыте, подчиненном
идее мистического постижения бога.
Применение эмпирической индукции Паламой свидетельствует о том, что он
находит аргументы в той сфере мыслительной деятельности человека, которая
принадлежит не столько разуму, сколько рассудку, т. е. связана с представле-
ниями об известном, традиционном, “готовом” знании, коммуникациях чело-
века. Рассудочная часть души, соответствующая рассудочному знанию (AoyiKr)
yvwatc) по Паламе, связана, как он пишет, с многообразным опытом наук и искусств,
опытом обработки земли и строительства дома9.
Впрочем, характерно и целостное понимание мира на уровне разума. Однако,
как пишет Палама: “все, что мы знаем о небе, и законы природы, и искусство и
всякое знание, состоящее из отдельных частей, которое мы строим с помощью
разума из ощущений и благодаря воображению, лишено само по себе духов-
ности”10. В этих словах заключается не только идея необходимости синтеза веры
(духовности) и разума, но и механизм этого синтеза. Высшая истина духовна и
постигается в вере, в акте мистического единения с богом. Синтез разума и веры
также очень важен и для Фомы Аквинского. Именно так трактуют идеи Фомы
представители современного католицизма11 и томизма. Наряду с этим Фома
придавал большое значение рассудку. Однако в метафизике Фомы разуму отводи-
лась значительная роль. Именно так интерпретирует соответствующие идеи
Фомы М. Хейдеггер. Фома противопоставляет чувственное разрозненное знание и
интеллигибельное, т. е. познание, “которое направлено на то, что свойственно
всему сущему, универсально, без всякого исключения”12. * 1 2
8 Канти. Критика чистого разума: Пер. Н. Лосского. СПб.. 1907. С. 266—270.
’ Greg. Palam. Col. 1165. 63.
° Greg. Palam. Col. 1133. 20.
1 Движение к экуменическому сознанию / Интервью католического священника о. Романо Скальфи
Для "Вопросов философии* // ВФ. 1989. N* 9. С. 150.
2 Хейдеггер М. Основные понятия метафизики // ВФ. 1989. N> 9. С. 150.
7
Иными словами, имеется в виду познание, которое позднее в гносеологии
науки получило название категориального13.
Целостное восприятие различных сторон жизненного опыта человека в под-
чинении его религиозной мистической идее, мистическому единению с богом,
нашло своеобразное отражение в византийском правосознании. В частности, оно
обнаруживается в правовой терминологии.
Именно связь византийской целостной картины мира с правосознанием и пра-
вовой терминологией, отражающими как бы инструменталистский характер кар-
тины мира, основанной на богословии, побуждает назвать ее “оправданием
жизни”. Как мы постараемся показать, понятия богословия использовались для
наименования, а соответственно оправдания некоторых явлений повседневной
жизни, не имевших непосредственной правовой защиты.
Дело в том, что византийский правопорядок, равно как ведущие правовые
политические и мировоззренческие доктрины, отличались на протяжении сто-
летий значительной неподвижностью, инвариантностью14. В Византии, начиная с
X в., по существу отсутствовало правотворчество. Поэтому очень остро стоял
вопрос формирования реального правопорядка. Прежде всего возникает вопрос,
каким образом византийцы воспринимали те виды развивающихся отношений,
которые не нашли своего адекватного отражения в праве? Одной из форм такого
восприятия и было использование для обозначения названных отношений повсе-
дневности терминологии, заимствованной из области богословской, философской
или политико-правовой доктрин15. Например, такие “приземленные” отношения
как пожалование со стороны императора чиновнику за службу денежной суммы
от налоговых поступлений назывались “прония”. Но прония в богословии — это
ведущая категория, означавшая божественное провидение, в политико-правовой
доктрине прония — это попечительство императора в отношении подданных.
Далее, такое “приземленное” явление как крестьяне с наличием или отсутствием
надельной земли обозначались в Византии иногда терминами энипостати и ан-
типостати16. Эти термины в богословии означают наличие или отсутствие
сущности. С помощью подобных высоких наименований отношения, не нашедшие
адекватного отношения в праве, как бы освящались, получая правовую защиту.
Правовые прецеденты превращались в правопорядок.
В плане рассмотрения византинизма “оправдание жизни” характерно также
понимание в Византии отношений земельной собственности. На протяжении всей
истории империи в правовом отношении доминировала полная безусловная
собственность на землю, восходившая к постклассическому римскому и ранне-
византийскому праву и. отличавшаяся от иерархической собственности на
Западе17. Понятия римского права, выражающие идеи полной безусловной собствен-
ности, находились в противоречии с христианскими концепциями общей соб-
ственности, нестяжательства. Но в византийском государстве в условиях
13 Там же. С. 150.
14 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth: Eastern Europe 500—1453. L., P. 294.
15 Хвостова K.B. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание византийцами-сов-
ременниками (XIV—XV вв.). М., 1992. С. 145.
16 Там же. С. 87.
17 Однако нельзя забывать, что в социальном плане собственность отнюдь не являлась полной и
безусловной, но подлежала различным ограничениям со стороны императора. Но указанный со-
циологический аспект собственности в данном случае находится вне сферы нашего интереса.
8
симбиоза церкви и государства обожествлялась не только императорская власть,
но и распоряжения конкретных императоров рассматривались как божест-
венные. Соответственно императорские пожалования, содержащие передачу част-
ному лицу или монастырю прав собственности, трактовались как божественные и
святые законы18 . Если Фома Аквинский считал, что собственность — это резуль-
тат права народов19, то византийское правосознание воспринимало ее как
божественный институт, связанный с деятельностью обожествляемой власти
императора. Подобная трактовка также возвращает нас к идее инструменталист-
ской функции категорий богословия, роли наименований, креативной функции
языка, к концепциям целостного восприятия жизни. Жизнь оправдывается не в
силу тех или иных деяний людей, а благодаря приобщению к божественному
дару.
Генетически рассмотренные выше проявления византийского правосознания
восходят к концепции христианства об идеальном прообразе в Логосе мира
вещей и явлений, к иерархической идее Псевдо-Дионисия Ареопагита, к теории
Григория Нисского об именах и понятиях, свойственных естественным языкам.
Согласно этой теории, имена предполагают “умысел, предумышление”, свя-
занные с разумной частью души, произошедшей от бога и взирающей на мир. При
создании наименования происходит целесообразное действие, учитывающее
общую идею имен20. Хотя эти идеи в конечном счете имеют своим источником
концепции Платона о мире идей как неизменных сущностях и изменчивом мире
вещей, они, а также их рассмотренный выше инструменталистский характер
обнаруживают то важнейшее отличие восточного богословия от западного, о
котором писал еще В. Н. Лосский. А именно, если, согласно Августину и Фоме
Аквинскому, высшие идеи, данные в Логосе, отражают божественную сущность, к
которой тварные вещи стремятся как к образцу, то согласно восточным авторам,
идеи отождествляются с волей, сопряженной с энергией, соответственно допу-
скающей различные способы, “по которым тварное причащается творческим
энергиям”21. В рамках этой динамической концепции, как известно, большее, чем
на Западе, значение придавалось свободе воли человека. Соответственно и
осуществлялось создание правопорядка путем присвоения выше охарактеризован-
ным явлениям повседневности наименований, одно из значений которых было
богословской категорией.
При изучении византинизма “оправдание жизни” мне представляется целесо-
образным выбрать аспект и методику, не использованные в византиноведении. Я
пытаюсь рассмотреть произведения как тексты, обладающие определенной
формальной структурой. Иными словами, я делаю акцент не на интерпретации
как единственном способе постижения смысла, точнее, не столько на интерпре-
тации, сколько на анализе структуры рассуждения, особенностей аргументации.
Внимание к структуре рассуждения, аргументации, ее не только содержатель-
ным, но и формальным проявлениям, естественно, вовсе не означает
пренебрежение смысловой, содержательной интерпретацией. Это невозможно,
поскольку установление смысла — цель всякого гуманитарного анализа и явля-
18 Хвостова К.В. Социально-экономические процессы в Византии... С. 22.
19 К^рявцев О.Ф. Схоласты о собственности И СВ. 1990. T. 53. С. 159.
20 Флоровский ГВ. Восточные отцы IV века. Париж, 1931. Репр. М„ 1992. С. 141.
21 Лосский В.Н. Очерк ... С. 72. 73.
9
ется конечной целью исторической текстологии. Речь идет об углублении такой
интерпретации. На наш взгляд, она должна быть дополнена формальным
анализом аргументации. Этот анализ должен приблизить к пониманию ряда
специфических черт восточнохристианской апологетики, риторики в их взаимо-
связях с античностью и христианством. Кстати, подобный взгляд на текстоло-
гический анализ вполне соответствует позиции современной философской герме-
невтики. Согласно этому учению интерпретация рассматривается как основной
метод гуманитарного знания, однако интерпретация подразумевает комплек-
сный подход к тексту, включая использование структурных и формальных
методов, а также компьютера22.
Теоретическим обоснованием такого подхода к произведениям Паламы, в
центре которого находится анализ аргументации, ее структуры, является
современная философия речи23. О философии как выговаривании писал
Хейдеггер24. При таком подходе философское рассуждение выражено в дискур-
сивных терминах, некоторые из которых восходят к патристике.
Например, философское понятие вечности, означающее сущность, лишенную
временных характеристик, рассматривается как объект апофатики: умолча-
ния, отрицания.
Я полагаю, что рассмотрение концепции Паламы как текста удобно по следую-
щим причинам. У Паламы строгая структура рассуждения и аргументации.
Например, названный выше трактат, ’’Главы по Физике, Теологии, Морали, Прак-
тике”, само название которого уже отражает идею оправдания совокупного
жизненного опыта человека как единого целого, имеет четкую схему изложения
материала. Трактат содержит тезис — утверждение некой идеи: богословской,
космогонической, нравственной и т. д. После тезиса следует его обоснование.
Оно, как уже отмечалось, содержит ссылку на Писание и индукцию через пере-
числение. Мир имеет начало — это тезис. Природа учит, история говорит, искус-
ства и государственные установления показывают — таково обоснование тезиса,
содержащее эмпирическую индукцию через перечисление данных от рассудка.
Затем" следует антитезис, содержащий утверждение древних о веч-
ности мира и показ его абсурдности с помощью апелляции к здравому смы-
слу, рассудку, а именно привычным временным представлениям человека25.
И наконец, в тексте Паламы содержится вывод — синтез, т. е. повтор тезиса,
избыточная информация, называемая в терминах философии речи псевдоречью.
Особенно важно то, что в самом сочинении Паламы содержится сравнение
иерархической идеи творения со структурой речи или текста. Для него мир —
это текст, указанный в Логосе. Палама пишет: “Человек — цель творения и за-
ключение космической системы. Он допущен к существованию после других
точно так, как мы завершаем текст эпилогом”26.
Интерпретация аргументации Паламы в дискурсивных терминах речи под-
водит к необходимости специального рассмотрения синтеза, т. е. псевдоречи,
22 Thaller М. Zur Formalisierbarkeit hermeneutischen Verstehens in der Historia. Mentalitaten und Lebensverhaltnisse:
Beispiele aus der Sozialgeschichte der Neuezeit // Rudolf Vierhaus zum 60. Geburtstag. Gottingen, 1982.
23 Визгни В. П. Философия как речь (историко-философская концепция Александра Кожева) // ВФ.
1989. № 12
24 Хейдеггер М. Основные понятия метафизики. С. 119.
25 Greg. Palam. Col. 1121. 1.
26 Meyendorff j. introduction A 1’dtude de Grdgoire Palamas.P., 1959. P. 176.
10
содержащей повторы. Роль повторов в трактате Паламы огромна27. В частности,
постоянно повторяются доводы от рассудка при обосновании тезиса. В тезисе о
конечности мира повторяется перечень: природа, история, искусство, государ-
ственные институты28. Повторы, если их характеризовать в терминах информати-
ки должны быть определены как избыточная информация. Ее избыточность пре-
восходит ту, которая могла бы быть при полном изложении посылок и вывода в
аподидактическом и риторическом силлогизмах, которыми пользуется Палама.
Специальный анализ повторов показывает, что избыточная информация
содержит основные аргументы. Соответственно, идея “оправдания жизни”,
входящая в избыточную информацию и состоящая из доводов от рассудка, —
основная сущностная идея в системе рассуждения Паламы. Именно присутствие
этой идеи в избыточной информации — свидетельство ее значимости в системе
аргументации. Итак, посредством анализа избыточной информации в тексте
Паламы приходим к выводу о роли идеи “оправдания жизни” в аргументации и в
воззрениях Паламы.
Целостное восприятие жизненного опыта в его подчинении мистической
идее сочеталось в православии, как отмечалось, с идеей свободы воли
человека, его власти. Человек получил от создателя самостоятельность,
автексусию. Изначально человеку пожалованы добродетели, но он способен
по своей воле отпасть от бога, равно как и приблизиться к богу. Благодаря
тому, что человек может самостоятельно совершать добродетельный или
недобродетельный поступок, исход его деяния можно в известном смысле
предвидеть. Признание такой возможности связано с идеей цикличности времени,
признаваемого в рамках единого линейного телеологического времени. Время
движется по кругу и то, что было внизу, перемещается вверх, — считали ви-
зантийцы29. Античная идея циклического времени по отношению к жизни
человека в Византии неотделима от понимания цикличности физического
времени30, связанного с природными циклами. Это единство в понимании при-
родного и общественного, исторического времени при наличии идеи подчине-
ния их ритма линейному библейскому времени также отражает целостное
восприятие жизни, ее оправдание в рамках библейских идей и веры, как
доминанты жизни и понимания жизненного пути.
Действительно, цикличность общественного и исторического времени и его
восприятие как этического времени, связанного с реализацией или нереализа-
цией добродетелей, божественным даром или возмездием, неизменно присутст-
вует в исторических сочинениях византийцев31 на уровне прагматики, полити-
ческого сознания. Эти идеи свидетельствуют о христианской интерпретации
античной концепции циклического времени, интерпретации, придающей времени
темп, ритм в зависимости от трактовки добродетелей.
Этическое циклическое время, понимаемое византийцами на уровне прагмати-
ки, связано со специфически византийской футурологией или прогностикой, по
Повторы характерны для восточнохристианской богословской традиции. Они восходят к Псевдо-
Дионисию Ареопагиту и Проклу. См.: Аверинцев С.С. Эволюция философской мысли // Культура
Византии: IV — первая половина VII в. M., 1984. С. 76.
" Greg. Palam. Col. 1121. 1.
Actes de Docheiariou / Ed. N. Oikonomid^s. P., 1984. N 7. P. 99.
Хвостова K.B. Социально-экономические процессы. С. 129.
31 Там же. С. 129.
11
форме также восходящей к античности. Речь идет об идее возможности пред-
видения будущего на основе понимания явлений настоящего. Такого рода
прогностика существовала в рамках идей христианского провиденциализма. По
мнению византийцев, социальные ситуации, определяемые реализацией или
нереализацией добродетелей со стороны отдельных людей, повторялись, и это
создавало возможности ориентации в обществе32.
Византийская прогностика, хотя и являлась топосом, античным клише, требует
специального рассмотрения. Ее наличие в рамках провиденциализма, восточного мис-
тического христианства заставляет нас обратиться к идее протестантского теолога
Р. Бультмана, который рассматривает подобное явление как “своеволие”33, как фило-
софскую интерпретацию христианского бытия без Христа. По мнению Р. Бультмана,
подобные топосы говорят о том, что человек рассматривается вне самоотдачи богу,
вне покорности34. Имеет место его обмирщение. Можно ли считать, что и византийс-
кая мистическая картина мира была пронизана философствованием, несущим в себе
обмирщение, которое на Западе возникло лишь в эпоху Просвещения?
Ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. В рамках византийской
картины мира речь идет не о понимании прошлого и настоящего, что, по мнению
византийцев, недоступно человеку, а об угадывании, о поиске, о попытке приоб-
щиться путем добродетельных деяний к божественному плану. Соответственно в
данном топосе используется глагол aro/dCopai, означающий “угадывать, дога-
дываться, предполагать”. Социальной философии в рамках византийского бого-
словия отводилась, таким образом, функция регулятора социального пове-
дения. А рассказу о прошлом, т. е. истории, отводилась дидактическая роль.
В то же время некоторые ситуации, регламентируемые случаем (тихи) (тоже
античный топос), по мнению византийцев, — нельзя предвидеть. Их роль в жизни
человека, как считают византийцы, можно сравнить с результатом бросания иг-
ральной кости35.
Этот образ (метафора, восходящая к античности, но и не чуждая христиан-
ству. ведь апостол Матфей был избран по жребию36) показывает, что византийцы
интуитивно рассматривали выбор человеком линии поведения как вероятност-
ное, статистическое событие в цепи стохастического процесса. Ведь результат
бросания игральной кости — это классический пример равномерного распре-
деления вероятностей в современной статистике.
Таковы существенные компоненты и проявления византинизма “оправдание
жизни”. В этой статье я акцентировала его социально-философские аспекты,
оставив в стороне те, которые относятся непосредственно к мистицизму, христо-
логии и эклезиологии, поскольку они подробно изучены такими учеными как
В.Н. Лосский, архим. Киприан, Б. Кривошеин, И. Мейендорф, Х.-Г. Бек,
Г. Подскальски37 *. Идея данного византинизма восходит к Евангелию от Иоанна:
32 Там же. С. 137.
33 Бультман Р. Новый Завет и мифология: Проблема демифологизации новозаветного провозвестия //
ВФ. 1992. № 11. С. 104.
34 Там же. С. 103.
35 Хвостова К.В. Указ. соч. С. 137.
36 Деяния апостолов. 1. 15—26.
37 Кривошеин В. Аскетическое и богословское учение св. Григория Паламы // Seminarium Kondakovianum.
Prague, 1936. VIII.; Киприан (архим.). Антропология св. Григория Паламы. Париж, 1956-, Лосский В.Н
Очерк..., Meyendorff J. Op. cit.; Beck H.-G. Humanismus und Palamismus...; Podskalsky G. Theologie und
Philosophic in Byzanz. Miinchen, 1977.
12
«Иисус сказал ему: “Я есть путь и истина, и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как
только через меня”» (Иоанн 14.6).
Большое значение имеет оценка исторического влияния византийской
цивилизации и византинизмов. В этом плане, на мой взгляд, весьма важна
проблема, которая по существу до сих пор не ставилась в византиноведении.
Нельзя забывать, что византийская цивилизация осталась незавершенной в
связи с гибелью византийской государственности. Поэтому приобретает
большое значение проблема потенций цивилизации. Кроме того, следует учи-
тывать, что многие идеи византинизмов, как всякая классика, многогранны,
что обусловливает их многократное прочтение и разное акцентирование в
различные временные периоды. В частности, с точки зрения современной
когнитивной психологии идеи целостного восприятия жизненного опыта
человека отражают возможности развития комплексного психологического
анализа личности. В этом византинизме заложены многие идеи, близкие к пони-
манию экзистенции как комплексного явления жизненного опыта. Оценивая
византинизм “оправдание жизни”, целесообразно учесть мнение В. Соловьева,
сравнившего цельное восприятие жизни в Византии с теорией мировой воли
А. Шопенгауэра38.
В качестве предположения о потенциях византинизма, проявлявшегося в цель-
ном восприятии жизненного опыта человека, византинизма, условно наз-
ванного “оправданием жизни”, оправданием, достигаемым благодаря приоб-
щению к богу с помощью божественной энергии, выскажем следующее весьма
предварительное суждение, отнюдь не претендующее на результат обстоятель-
ного анализа.
Если признание необходимого созданного богом порядка вещей, мыслимого
западными богословами, явилось в известной мере предпосылкой классической
механики XVII в., то восточно-христианское мировоззрение, развивающее идеи
сложных сочетаний волений, энергий и синергий, признание в духе Аристотеля
вероятностного характера социальной ориентации человека, могло бы (если бы
не политическая гибель Византии) составить отдаленную мировоззренческую
предпосылку для вероятностного анализа явлений природы и общественного
поведения человека.
Если же пытаться дать сегодняшнюю оценку византинизма, то, на мой взгляд,
необходимо принять во внимание следующее. Традиционные западные
идеи рационализма и логисцизмов, достигшие апогея в логическом
позитивизме, западная идея, которая часто противопоставляется русской и
византинизмам, в настоящее время претерпевает развитие и известные мета-
морфозы. В эпоху постпозитивизма, постмодернизма усиливается влияние
философской метафизики, возникает стремление отойти от абсолютизации
разума и знания, приблизиться к их рассмотрению в контексте культуры,
мировоззрения, религии, социума. Некоторые постмодернисты считают
необходимым преодолеть декартовский рационализм, дуализм разума и
трансценденции и обращаются в поисках аналогий к восточным теософским
и философским системам39. Современные томисты ищут истоки соответ-
39 ^>ОЯс Б- Поиск русской национальной идентичности. С. 57.
Рормозер Г. Ситуация христианства в эпоху "постмодерна" глазами христианского публициста И ВФ.
1991. № 5. С. 79.
13
ствующего синтеза в акцентировании ряда воззрений Фомы Аквинского.
Несомненно, восточнохристианский мировоззренческий опыт в этой связи
обнаруживает свое историческое значение. Византинизмы с их мистическими
представлениями о единстве мира, идеи единства рациональной концепции и
мира чувств, деяний и представлений приобретают особый интерес.
В заключение хочу повторить, что византинизмы являются и должны являть-
ся объектами изучения профессионального византиноведения, а не только лите-
ратурной и философской эссеистики.
Византийский временник, т. 55
R Schreiner
ASPEKTE DER WIRTSCHAFTUCHEN BEZIEHUNGEN ZWISCHEN
BYZANZ UND DEN TURKVOLKERN
In der immensen Literatur, die iiber die gegenseitigen Beziehungen zwischen Byzanz und den
Turkvolkern existiert, nehmen Wirtschaft und Handel nur einen ganz bescheidenen Platz ein
und sind im Gesamtiiberblick iiberhaupt nie behandelt worden1. Diese Lucke kann natiirlich der
vorliegende Beitrag in keiner Weise ausfiillen. Er sollte vielmehr eine Anregung geben, in dieser
Richtung vertieft zu arbeiten, und will gleichzeitig die vielfaltigen Probleme im Hinblick auf
Einzelanalyse und groBen Uberblick beleuchten.
Wie immer im Bereich der Wirtschaftsgeschichte, stehen an erster Stelle die Zufalligkeit und
Seltenheit der Quellenaussagen. Hinzu kommt im speziellen Fall, daB, wenigstens bis ins
12. Jhd., die meisten Turkvolker keine Schrift besaBen oder keine schriftlichen Quellen
hinterlieBen. Unsere Aussagen beruhen also allein auf den byzantinischen Angaben, und hier
wiederum in erster Linie auf den Historikern, von denen bekannt ist, daB sie auf Fragen von
Wirtschaft und Gesellschaft nur ganz vereinzelt eingehen.
Es ist auch notig, grundsatzlich auf die For men des Handels hinzuweisen. In nahezu alien
Fallen geht es um den lokalen und regionalen Handel in den Grenzgebieten. Vertrage uber den
Fern- und Transithandel (wie wir ihn mit Arabern und vor allem den westlichen Nationen ken-
nen) scheinen iiberhaupt nicht existiert zu haben und waren vom Warenangebot her wohl auch
gar nicht interessant. Erst der verstarkte Bedarf Westeuropas an bestimmten Produkten (Fische,
Tierhaute, Honig) hat, weitgehend an Byzanz vorbei, auch diese Formen des Handels im beson-
deren seit dem 13. Jhd. aktiviert2. Dieser Beitrag soli aber ganz auf die Interessen des byzanti-
nischen Staates im Handel beschrankt bleiben.
Das friiheste Zeugnis iiber Handelsvereinbarungen zwischen Byzanz und einem Turkvolk
bringt der im Exzerptenwerk des Konstantin Porphyrogennetos iiberlieferte Gesandtschafts-
bericht des Priskos aus dem Jahr 434. Hierbei sollten “Rhomaer und Hunnen auf offendichen
Markten gleiche Rechte und gleichen Schutz genieBen”3. Auch auf die Frage, was die Hunnen
auf diesen Markten anzubieten hatten, gibt Priskos wenigstens einige indirekte Hinweise. Er
berichtet namlich auch iiber das Essen, das er wahrend der Reise im Hunnenland angeboten
bekam: Die Hunnen lieferten der Gesandtschaft Schafe, Rinder und FluBfische4, und diese
Produkte fand man sicher auch auf den genannten Markten. Unter den Getreidearten sind nur
Hirse und Gerste erwahnt. Letztere diente vor allem zur Bereitung ernes als “Kamon” bezeich-
neten berauschenden Getrankes5. Es bleibt weitgehend offen, was die Byzantiner auf den
Markten feilboten. An einer Stelle weist Priskos auf Gastgeschenke fur Bewohner eines Dorfes
© P. Schreiner, 1998
Zusammenfassende Literatur bis zum Jahre 1957 bei G. Moravcsik, Byzpntmoturcica. Bd. 1. Die byzantimschen Quellen der
(^chichle der Turh/olker. (Berlin, 1958). Es ware dringend an der Zeit, daB die Ergebnisse der letzten 30 Jahre zusam-
2 *penfassend zuganglich gemacht wiirden.
з г>Де w'c*lt’gste in diesem Zusammenhang spielte Genua, vgl. M. Balard, La Romame Gmais. 2 Bde. (Genua 1978).
4 n™kos> fragment 1, bei C. Muller, Fragmenta Historicanm Graecorum. Bd. 4. (Paris, 1851), 72 (Spalte 2, lin. 1-2).
5 n?^°S’ Fragment 8, bei Muller (vorausg. Anm) S. 78 und S. 80 (rechte Spalte).
Priskos, Fragment 8, bei Muller (wie A. 3) S. 83 (rechte Spalte).
hin. Darunter befanden sich, wie es wortlich heiBt, “indischer Pfeffer, Datteln aus Phoenizien
und verschiedene Naschereien, die bei den Barbaren so gut wie unbekannt und daher begehrt
sind”6. Es scheint aber fraglich, ob solche Luxusprodukte auch auf den Markten verkauft wur-
den.
Solche geregelten Handelsbeziehungen waren jedoch keine standige Institution. Sie waren,
wie sich dies auch bis heute kaum geandert hat, ein Indikator der politischen Beziehungen.
Kaiser Leon I. lehnt 468 die Bitte der Hunnen nach Abhaltung eines Marktes ab. Die Stelle, das
Fragm. 36 bei Priskos, ist zusatzlich von Interesse, weil sie die Donaugrenze als Ort der Markte
benennt7 8.
Erst ein Jahrhundert spater finden sich wieder Zeugnisse iiber den Handel mit Turkvolkern.
Sie stehen in Zusammenhang mit den Sasaniden- und Awarenkriegen. Ein an den nordlichen
Grenzen des sasanidischen Reiches ansassiges Turkvolk (unter dem Khagan Istami) war von
Byzantinern wie Persern gleichermaBen umworbenf). Die Tiirken hatten als wichtigsten
Handelsgegenstand Seide anzubieten, fur die sie offensichtlich Zwischenhandler waren9. Wir
erfahren nicht, ob sie mit diesem Produkt im Jahre 568 noch Erfolg hatten, da in Byzanz inzwi-
schen das Geheimnis der Seidenherstellung bekannt war10. Es konnte allerdings denkbar sein,
daB die chinesische (oder mittelasiatische) Seide von besserer Qualitat als die einheimische war.
Bei der diplomatisch iiblichen Gegengesandtschaft wird den Byzantinern in Sogdien Eisen ange-
boten. Der Autor des Berichtes, Menander, auBert allerdings Zweifel, ob die Eisenvorkommen
ausreichend fiir einen Handel sind, und seine Schilderung gibt auch keinen Hinweis, ob ein
Handelsvertrag tatsachlich zustande kam11. Immerhin lag hier wenigstens der Versuch vor, ein
Fernhandelsabkommen zu schlieBen, bei dem von tiirkischer Seite Eisen und Seide angeboten
wurden.
Zur gleichen Zeit fiihrten die byzantinischen Kaiser auch immer wieder Friedensver-
handlungen mit den Awaren. Dabei ist allerdings stets nur von hohen Tributzahlungen in
Goldnomismata die Rede. Es ist nicht gerechtfertigt zu vermuten, daB dieses Geld in die
Hand der Awaren als gauzes kam, die dafur Waren im Byzantinischen Reich gekauft hatten.
Weit eher bleibt es am Hof des Awarenkhagans und wurde allenfalls zu Gegenstanden ver-
arbeitet12. Nur in Ausnahmefallen wurden auch fiir die Hofgesellschaft bestimmte Waren
eingekauft. Dariiber berichtet eine Stelle bei Menander aus der Zeit um 580: Targitios, der
Gesandte des Khagan, kehrte mit Waren, die er gekauft hatte, und dem Goldtribut des byzan-
tinischen Kaisers, an den Awarenhof zuriick13. Ein anderer Autor aus derselben Zeit,
Theophylaktos Simokates, weiB auch fiber Waren zu berichten, die am Hof des Khagan
gefragt waren. Wahrend einer Hungersnot im byzantinischen Heer (im Jahr 597) bietet der
Chagan Verpflegung im Tausch gegen Luxusprodukte, namlich indische Gewiirze, an14. Es
6 Priskos, Fragment 8, bei Muller (wie A. 3) S. 84 (linke Spalte).
7 Priskos, Fragment 36, bei Muller (wie A. 3) S. 107.
8 Von diesen Tiirken (Alttiirken, Koktiirken) riihrt der Name des gesamten Stammes her (Moravcsik, Byzantinoturcica.
Bd. I, 76-77).
9 Menander Protector, Fragment 18, bei Muller (wie A.3) S. 226.
10 H. Wada, “Serinda. Ein Abschnitt aus der byzantinischen Seidenkultur:” Orient 14 (Tokyo, 1978), 53-69.
11 Menander Protector, Fragment 20, bei Muller (wie A. 3) S. 227 (linke Spalte). M. Lombard, Les mitaux dans I’ancien
monde du k* au Xf siecle. (Paris, 1974) ist diese Stelle unbekannt geblieben; auf Karie 20 (S. 169) zeichnet er aber (in
anderen Quellen belegte) Eisenminen nordlich des Syr Darya (Jaxartes) ein, die im Gebiet dieses Tiirkvolkes lagen.
AuBerdem kam in diese Region auch Eisen aus Zentralasien (Lombard, 171). Die “Eisenarmut” ist vielleicht doch
ctwas iibertrieben.
12 W. Pohl, Du Awaren. Ein Steppemolk in Mitteleuropa 567-822 n. Chr. (Miinchen, 1988), 178-185, 204-215.
13 Menander Protector, Fragment 25, bei Miiller (wie A. 3) S. 231 (linke Spalte).
14 Theophylaktos Simokates VII, 13 (ed. C. de Boor, [Leipzig, 1887], 267, 22-268, 2). Erlauterung der Stelle bei
P. Schreiner (Ubers.), Theophylaktos Simokates. Geschichte. (Stuttgart, 1985), 193 (mit Anm. auf S. 318-319).
16
ware aber sicher falsch anzunehmen, daB diese Gegenstande auch im alltaglichen Handel
eine groBe Rolle gespielt hatten.
Die bisher genannten Turkvolker hatten im Rahmen der byzantinischen Politik nur eine
voriibergehende Bedeutung. Anders war die Rolle der Bulgaren, die 681 zu fest ansassigen
Nachbarn der Byzantiner geworden waren. Die Handelsbeziehungen zum ersten Bulgarischen
Reich, das als iiberwiegend turkbulgarischer Staat in diesem Beitrag allein interessiert, sind
schon mehrfach Gegenstand von Untersuchungen gewesen* 7 * * * * * * * 15. Aber trotz der konstanten Nahe
zum byzantinischen Reich sind konkrete Hinweise selten. Von einem ersten Vertrag mit
Handelsklauseln hdren wir aus der Zeit zwischen 715 und 71716. Im Rahmen dieses Frieden-
sschlusses erhalt der bulgarische Khan Kleidungsstiicke (€O0f]T€s) und rot gefarbte
Lederstucke (kokkivo Йерцата) im Wert bis zu 30 Goldpfund. Auch hier handelt es sich um
Luxusgegenstande fiir den bulgarischen Hof, die nicht als Beispiele fiir den gewohnlichen
Handel zwischen den beiden Landern herangezogen werden konnen. Allerdings ist in diesem
Vertrag auch allgemein von epiropeuopevot, also Handlern, die Rede, welche gegenseitig im
Besitz von einer Art Passen sein miissen (der Text spricht von atyfXXta und афрауСйе?),
andernfalls die Waren beschlagnahmt werden. Trotz des Schweigens der Quellen scheinen
rege und finanziell eintragliche Handelsverbindungen bestanden zu haben. Dies konnen wir
aus dem bekannten Bruch der Vereinbarungen auf byzantinischer Seite im Jahr 893 schlieBen,
der zu einem richtiggehenden Handelskrieg fuhrte17. Der Bulgarienhandel (oder ein Teil
dessen) wurde namlich von Konstantinopel nach Saloniki verlegt und auBerdem zwei
Kaufleuten aus dem Thema Hellas iibertragen. Dies hatte vermutlich finanzielle
Verschlechterungen fiir die Bulgaren zur Folge, welche das kriegerische Eingreifen des bulgari-
schen Zaren auslosten. Doch bleibt der Grund der Verlegung des Handels weiterhin unklar,
zumal der Schwerpunkt des bulgarischen Reiches mit der Hauptstadt Preslav doch in
Thrakien und im Schwarzmeerraum lag18. Der Geschichtsschreiber Johannes Kameniates
hebt die Bedeutung des Handels mit den Bulgaren hervor, ohne einzelne Produkte zu erwah-
nen19, und betont dabei besonders, daB die durch die Christianisierung (863) entstandene pax
bulgarica den wirtschaftlichen Verbindungen der Stadt besonders zugute gekommen sei20. Da
der Bericht des Kameniates die Situation unmittelbar vor dem Araberangriff 904 schildert,
15 J. Ferluga, “Der byzantinischc Handel nach dem Norden im 9. und 10. Jahrhundcrt:” Abhandlungen der Akademie der
Wissenschaflen in Gottingen. Philol. - Hist. KI. drittc Folge, 156. (Gottingen, 1987), 616-642, bes. 619-624.
1,1 1 hcophancs, Ghronographia, cd. C. de Boor. Bd. 1. Ixjipzig 1883, 497, 16-26. Die Bedingungen dieses Vertrages, der
untcr Kaiser Theodosios III. (715-717) geschlosscn wurde, solltcn 812/13 von Kaiser Michael I. erneuert werden und
sind nur an dicser Stelle im Gcschichtswcrk des Theophanes inscricrt (cf. E Dolger, Regesten der Kaiserurkunden des
byzantinischen Reiches. Bd. 1. |Munchen, 1924|, Nr. 276).
7 J. Karayannopulos, “Oi Bu^avTivo-BovXyaptKes ovyKpovaets em. Xupeoiv”: Hyzantiaka 11 (1991), 23-46, der die
bis 1990 erschicncnc Litcratur zur Thematik analysicrt. In der Folge erschienen noch weitere Abhandlungen:
P. Magdalino, “Saint Demetrios and I .co VI.”: Ifyzantinoslairica 51 (1990), 198-201, und N. Oikonomides, “Le
Kommcrkion d’Abydos, Thessaloniquc ct le commerce bulgarc au IXе siecle,”: Homrnes et richesses dans Г Empire byzan-
bn, Bd. II (VI1IC-XVC siecles), hrsg V Kravari.J. Ixifort, C. Morrisson. (Paris, 1991), 241-260.
Magdalino (wie vorausg Anm.) sicht als Grund der Verlagcrung cine “Forderung” des Dcmetrioskultes durch Kaiser
I .co VI. Oikonomides vermutet m. E. zurccht, daB der bulg. Schwarzmeerhandel von der MaBnahme nicht betroITen
war.
loannis Gamimatae de expugnatioiu Thessalonicae, rec. G. Bohlig. (Berlin, 1973), 8, lin. 84-95. Kameniates erwahnt den
Reichtum an FluBlischcn, und die Moglichkcit, auf den Fliissen (wohl vor allem dem Vardar) in das I.andesinnere zu
kommcn. An spaterer Stelle, aber immer noch in Verbindung mit dem Hinterland (S. 11, 83-85), erwahnt er die Fiille
an Mctallen, die nach Thcssalonike gebracht werden. Dies spricht fiir Handel mit den unter bulgarischer Herrschaft
slehcndcn Gebietcn der Balkanregion (vgl. dazu C. Jirc/ck, Staat und Gesellschaft im mitlelallerlicken Serbien. Teil II. Wien
1912, 44-46). Zur Interpretation dicser Stelle siehc auch den Kommentar von R. A. Nasledova, zu Иоанн
камениата. Взятие Фессалоники, in: Две византийские хроники X века (Moskau, 1959), 220-222.
loannis Camenialae (wie vorausg. Anm.) 10, lin. 57-11, lin. 66. Diese Stelle ist gleichzeitig ein bemerkenswertes, aber
unbcachtet geblicbcncs Beispicl fur den EinlluB der Christianisierung auf den Handel.
17
waren die MaBnahmen Symeons bis zu diesem Jahr kaum besonders wirksam, vielmehr haben
erst die arabische Eroberung und die Feldziige Symeons in den zwei Dezennien danach
Thessalonike als wirtschaftlichen Mittelpunkt entscheidend geschwacht21. Ein eigenes
Quartier, wie den Russen, war den Bulgaren in Konstantinopel nie zugestanden worden. Im
Eparchenbuch sind sie nur beilaufig erwahnt als Handler von Leinenprodukten und H'onig, die
im Tausch gegen andere Waren abgegeben werden22. In diesen Gegenstanden diirfte auch der
Haupthandel mit den Bulgaren auf unterer und mittlerer Ebene bestanden haben. Im Laufe
des 10. Jhd. verliert die turkbulgarische (protobulgarische) Oberschicht zunehmend an
Bedeutung und die slavische Bevolkerungsschicht tritt mehr und mehr an ihre Stelle, so daB
die Bulgaren nun nicht mehr als Turkvolk bezeichnet werden kdnnen und daher in der Folge
in diesem Beitrag auBer Betracht bleiben.
Im 10. Jhd. tritt ein anderes Turkvolk, die Petschenegen, in den handelspolitischen
Interessenkreis der Byzantiner. Konstantinos Porphyrogennetos erwahnt sie in “de adminis-
trando imperio” nur beim Handel mit den Griechen der Krim (Cherson). Sie waren also, wie
auch kaum anders zu erwarten, allein im lokalen Handel tatig. Aus der Kombination mehrerer
Stellen im Werk des Kaisers ergibt sich ein einigermaBen geschlossenes Bild. Es gibt keinen
Handelsvertrag auf staatlicher Basis, sondern nur Einzelvertrage zwischen den jeweiligen
petschenegischen und griechischen Kaufleuten23. Die Griechen liefern, wenigstens den Angaben
des Kaisers zufolge, Gegenstande, die dem Bereich des Luxus zuzuordnen sind, namlich
Goldbrokat, verschiedene Stoffsorten, Pfeffer und in besonderer Weise verarbeitetes Leder (Sep'
цата dXt)0ivd TTapOtKa)24. Es ist bemerkenswert, daB Waren dieser Art schon im Handel mit
Hunnen, Awaren und Bulgaren genannt waren. Die Gegenleistung der Petschenegen ist weitaus
bescheidener: Felle und Wachs. Konstantin bemerkt in diesem Zusammenhang: sie (die
Bewohner der Chersones) konnen davon nicht leben und treiben deshalb Handel mit der
Romania25. Die Chersones lieferte bekanntlich fur Konstantinopel Weizen, der wiederum fur die
nomadisierenden Petschenegen unbedeutend war. Mit Wachs und Fellen waren die chersonitis-
chen Griechen ihrerseits Zwischenhandler nach Konstantinopel. Das Wachs besaBen die
Petschenegen sicherlich aus dem Handel mit den Slaven im waldreichen Norden26. Konstantinos
Porphyrogennetos bemerkt an anderer Stelle ausdriicklich, daB die Petschenegen an die Russen
(' Pws) Rinder, Pferde und Schafe verkauften27.
Mit dem 11. Jhd. und der Okkupierung des Bulgarischen Staates waren die Petschenegen
und die ihnen nahe stehenden Kumanen nun unmittelbare Nachbarn der Byzantiner, die hau-
fig die Donau iiberschritten und zu gefahrlichen Feinden wurden. Sie waren aber auch als
Soldner im Heer begehrt und deshalb ist in den Quellen nun ausschlieBlich von ihrer
kriegerischen, nicht kommerziellen Rolle die Rede. An der bekannten Stelle im Timarion28
uber denjahrmarkt von Thessalonike im 12. Jhd. anlaBlich des Demetrios-Festes fehlen unter
den vielen erwahnten Volkern, die Handel treiben, ganzlich die Tiirken. Auf die Existenz
21 Vgl. Oikonomidcs (wie Anm. 17) 247-248.
22 Das Eparchenbuch Lems des Weisen. Einfiihrung, Edition, Ubersetzung und Indices von J. Koder. (Wien, 1991), cap. 9,6
(S. 108, 439-440).
2! Constantine Porphyrogenitus De administrando imperio, hrsg. G. Moravcsik. (Washington, 1967), cap. 6: KaOios av
ёкаато? XepaovtTris ёкаатои Пат£и’акгтт|1' treiar] аицфыиши r) netoOr).
24 Ibid.
25 Ibid., cap. 53, lin. 530-532.
2,1 Ch. Warnke, “Der Handel mit Wachs zwischen Ost-und Westeuropa im friihen und hohen Mittelalter,”: Abhandlungen
der Akademie der IVissenschaften in Gottingen. Phil. - Hist. Klassc. Dritte Folge. 156 (1987), 545-569.
27 Ibid. cap. 2, lin. 6-8. Knappe zusammenfassende Darstellung zum petschenegischen Handel und weitere Literatur bei
Константин Багрянородный. Об управлении империей / Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Ново-
сельцева. (Moskau 1989), 283-284.
2il Pscudo-Luciano, Timarione, а сига di R. Romano. (Neapel, 1974), 53 lin. 114-123.
18
kumanischer Kaufleute in Cherson weist dagegen Anna Kommene im Zusammenhang mit
dem Thronpratendenten Diogenes hin29 30. Sie fehlten aber im 12. Jhd auch nicht in Konstan-
tinopel. Dies zeigt eine Stelle im Epilog der Theogonie des Johannes Tzetzes, der sich ob sein-
er Sprachkenntnisse briistet und jene Volker aufzahlt, die er in Konstantinopel zu begriiBen in
der Lage ist. Neben Italienern, Alanen, Arabern, Russen, Juden und Seldschuken werden auch
die Kumanen aufgefuhrt, die er nach klassischer Tradition als Skythen bezeichnet: Kai
2KU0r|V асита^орсио? оитсо ттроста-уорейы- каХт] fjpepa crou, avGevTpia рои, каХт] npepa
aou, auGevTa pov. стаХараХек аХтр - стаХараХёк аХтоОуетт. Der gelehrte Autor schrieb
dariiber zwischen die Zeilen: Kopauop — Kumanisch311. Sofern sie nicht als Zwischenhandler
tatig waren, verkauften sie sicher die mit Viehzucht, ihrer Haupttatigkeit, in Verbindung ste-
henden Produkte31.
Wenn an dieser Stelle die Seldschuken unerwahnt bleiben, so hat dies verschiedene Griinde.
Im Gegensatz zu den bisher behandelten Turkvolkern sind sie auf byzantinischem Kerngebiet
sellhaft geworden und haben, wenngleich unter muslimischen Recht, byzantinische Handelsfor-
men und - traditionen weitergefuhrt. Sicherlich lag darin einer der Griinde, weswegen die
Byzantiner auf friedliche Verbindungen so groBen Wert legten und die Kreuzfahrer gerade diese
Kontakte erheblich stbrten. Auf der anderen Seite bedurften, trotz Vbrarbeiten von Claude
Cahen, gerade die wirtschaftlichen Beziehungen zwischen Byzanz und den Seldschuken, noch
weiterer Untersuchungen, die in ihrer Komplexitat Gegenstand eines gesonderten Beitrages sein
muBten32.
Mit Beginn des 13. Jhd. andern sich die Verhaltnisse grundlegend. Das Seldschukenreich zer-
fallt, und es treten verschiedene Turkemirate an seine Stelle, wahrend im Norden politisch und
wirtschaftlich die Tataren die Ftihrung iibernommen ,haben. Doch kommen mit diesen die
Byzantiner nicht mehr in unmittelbare Verbindung, sondern nur mittels der Seemachte Venedig
und Genua. Dieser Bereich braucht daher in unserem Zusammenhang nicht behandelt zu wer-
den. Die tiirkischen Emirate in Kleinasien standen mit westlichen Nationen und Trapezunt in
wirtschaftlichem Kontakt33.
Eine Sonderrolle kommt wegen ihrer politischen Beziehungen mit Byzanz seit der 2. H. des
13. Jhd. den Mamluken in Agypten zu, doch sind auch hier konkrete Hinweise auf die
Handelskontakte bis jetzt kaum herausgearbeitet worden34. Daneben aber bleibt ohne Zweifel
ein Handel auf lokaler Ebene mit Byzanz. Er findet in den offiziellen (oder besser: offendichen)
29 Comncnc, Alexiade X, 2,3, cd. B. Lcib. Bd. 2, (Paris, 1967).
30 H. Hunger, “Zum Epilog der Theogonie des Johannes Tselzcs.” fi^46. (1953), S. 46, v. 302-307, bcs. 304.
31 Zur Bcdcutung der Weidewirtschaft bei den Kumanen siche P. Diaconu, Les Coumans au Bas - Danube aux Xf el XIf sti-
fle. (Bukarcst, 1978), 12-13.
12 Cl. Cahen, Pre-OtDman Turkey. (London, 1968), 155-173 (Economic Life, mit Erganzung 444-445). Es linden sich hier
Hinweise auf Produkte und Waren, aber nicht auf den eigentlichen Handelsaustausch. Sp. Vryonis, The Decline of
Medieval Hellenism in Asia Xlinor. (Berkeley, 1971) laBt Fragcn der wirtschaftlichen Kontakte ganzlich beiseite. Einige
Hinweise auf Handelsbeziehungen im Nikanischen Reich (Getreideexport zu den Seldschuken) bei M. Angold, A
33 ^zan^ne Government in Exile. Government and Society under the Laskarids of Xicea (1204-1261). (Oxford, 1975), 103.
Ein Einzelbeispiel, wie Turkemirate unter (weitgehender) Auslassung von Byzanz, mit Venedig Handel treiben, zeigen
die Vertrage des Menteje und Aydin; vgl. E. A. Zachariadou, Trade and Crusade. Venetian Crete and the Emirates of Menleshe
and Aydin (1300-1415). (Venedig, 1983). Zu Trapezunt siehe S. P. Karpov, L’impero di Trebisonda, Venezia, Genova e Roma
1204-1461. Rapporti polittii, diplomattii e commercial!. (Rom, 1986), 29-69, bes. 29-40; vgl. auch B. Spuler, Die Goldene
Horde. Die Mongolen in Ruf land 1223-1502. (Leipzig, 1943), 399-400. Weitere, vorwiegend bibliographische Hinweise
bet P. M. Strassle, Der Internationale Schwargmeerhandel und Konstantinopel 1261-1484 im Spiegel der sowjetischen Forschung.
(Bern, 1990), 51-55.
К Dolgcr, “Der Vertrag des Sultans Qalaun von Agypten mit dem Kaiser Michael VIII. Palaiologos (1281):” Serta
Monacensia. (Leiden, 1952), 60-79; P. Schreiner, “Byzanz und die Mamluken in der 2. Halfte des 15. Jahrhunderts,”:
Der Islam 56 (1979), 296-304; Ders, “Byzantinische Orientreisende im 14. Jahrhundert”: feitschnft der deutschen
Morgenlandischen Gesellschaft. Suppl. VI. (Wiesbaden, 1985), 141-149, Allg. s. S. Y. Labib, Handelsgeschichte Agyptens im
Spatmittelalter (1171-1571). (Wiesbaden, 1965).
19
Quellen keinen nennenswerten Niederschlag, vielleicht auch nur, weil uns Vertrage zwischen
Emiraten (vorab naturlich mit den Osmanen) im vollem Wortlaut nicht erhalten sind. Auch in
privaten Aufzeichnungen wirtschaftlicher Natur ist (von Ausnahmen abgesehen) erstaunlich
wenig von Kontakten mit Tiirken zu erkennen, selbst in einer Zeit, zu der sie schon groBe Teile
Thrakiens und Mazedoniens in Besitz hatten35. Eine dieser Ausnahmen soil an dieser Stelle
naher behandelt werden, da sie exemplarisch fiir den Lokalhandel in Grenzgebieten zu sein
scheint36. Ein GroBkaufmann aus der Zeit urn 1360, von dem zu vermuten ist, daB er im pon-
tischen Herakleia ansassig war, verkaufte an 10 Personen, die musulmanische Namen tragen,
Waren. Es handelt sich jeweils um Seife, eine oder mehrere Kisten. Da in dieser Zeit das
Hinterland von Pontherakleia zum tiirkischen Emirat der Isfendiyaroglu gehorte, gaben die
Kleinhandler ihre Waren auch dorthin weiter, sofern wir nicht annehmen wollen, daB tiirkischen
Handler bereits einen festen Platz in der griechischen Stadt selbst hatten. Es ist aber nicht
unwichtig zu vermerken, daB diese tiirkischen Handler zu den Stammkunden gehorten, da man
ihnen Kredit gewahrte, der auf einer Schuldenliste auftaucht, welche unsere einzige Quelle fiir
diese Vorgange ist.
Es ist vielleicht mehr als gewagt, auf Grund generell recht fragmentarischer Kenntnisse und so
weniger Beispiele zusammenfassende SchluBfolgerungen zu ziehen. Wenn die wenigen hier vor-
getragenen Ergebnisse als einigermaBen reprasentativ angesehen werden konnen, so laBt sich
sagen, daB den Turkvolkern keine bedeutende Rolle im byzantinischen Handel zukam. Alienfalls
hat die in den jeweiligen Grenzregionen lebende Bevolkerung vom Austausch profitiert. In der
Gesamthandelsbilanz spielen die Turkvolker eine wenig bedeutende Rolle. Dies mag sich auch
darin zeigen, daB aus den Turksprachen (bis zum Vordringen des Osmanischen nach dem Fall
Konstantinopels) kein einziger Ausdruck aus dem Bereich des Handels oder die Bezeichnung fiir
ein Produkt in griechischen Quellen tiberiiefert is.37. Es bedeutet nicht, daB die Turksprachen
dafiir keinen Wortschatz besessen haben, wie die Beispiele im Codex Cumanicus zeigen38. Ein
wesentlicher Grund fiir die geringe Bedeutung liegt sicher in der nomadischen oder halbno-
madischen Lebensweise der meisten Turkvolker, die sich mit den geregelten Handelsnormen der
Byzantiner schwer in Einklang bringen lieB. Das Beispiel der Bulgaren, der Seldschuken und der
Turkemirate im 14. Jhd. zeigt, daB mit der Staatenbildung auch die Handelsbedeutung wachst.
Im 14. und 15. Jhd. war allerdings Byzanz weitgehend kein interessanter Partner mehr, und die
Emirate, voran die Osmanen, standen eher mit westlichen Staaten in Verbindung. Doch selbst fiir
diesen Bereich fehlen vielfach noch weiterreichende allgemeine Untersuchungen, die, im
Gegensatz zu Byzanz, dank der Archivbestande in Genua und Venedig eher moglich sind39. Aber
auch ftir Byzanz kann eine geduldige Durchsicht der Quellen sicher noch viele erganzende und
korrigierende Resultate erbringen.
35 “Das Notizbuch eines Beamten der Metropolis in Thessalonike aus dem Anfang des XV Jahrhunderts/’.ediert und
erlautert von S. Kugeas,: B<^23 (1914-1919), 143-163 kennt nur einen einzigen Hinweis auf einen Tiirken (beim Kauf
einer Sklavin). Auch tiirkische Wahrungen und MaBe linden kaum Eingang in das byzantinische System, vgl.
P. Schreiner, Texte zur spdlbyzantimschen Fisumz- und Wirtsdiaftsgesdticktc in Handschriflen da Bibliotheca Vatuann. (Citta del
Vaticano, 1991), 351, 428-429.
36 P. Schreiner, Texte, 417-418.
37 Diese Feststellung ist naturlich mit aller Vorsicht aufzunehmen. Byzantinische Quellen tendieren generell danach,
Ausdriicke genuin griechisch wiederzugeben; wie Kaufleute untereinander sprachen, bleibt uns unbekannt und die
Beispiele der lingua franca aus postbyzantinischer Zeit konnen nicht ohne Bedenken zuriickprojeziert werden. In ver-
schiedenen Fallen ist auch die genaue Provenienz sprachwissenschaftlich umstritten: so halt etwa Moravcsik,
Byzmtinoturcica (wie A. 1) Bd. 2, 89 PepTCiiaov (Fischart) fur ein bulgarisches Wort, wahrend es Georgacas
(Ichthyological Terms for the Sturgeon......[Athen, 1978], S. 125) mit ostslav. “beluga” in Verbindung bringt, und auch
das vielbehandelte xaPtapiv ist nach dem selben Autor (S. 189-237) nicht tiirkischer Provenienz.
38 D. Driill, Da Codex Cumanicus. Entslehung und Bedeutung. (Stuttgart, 1980).
39 Vgl. jedoch E. Ashlar, Levant in the Later Middle Ages. (Princeton, 1983).
Византийский временник, т. 55
Ю.Я. ВИН
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ СЕЛЬСКОЙ ОБЩИНЫ
В ПОЗДНЕЙ ВИЗАНТИИ (XIII — XV вв.)
Воззрения ученых на природу сельской общины столь же многообразны, сколь
неодинаковы известные нам ее формы. Это утверждение прежде всего относится
к средневековой сельской общине. Ее изучение на современном этапе развития
исторической науки* 1 позволяет видеть в сельской общине организацию жителей
деревни, объединяющую их на основе родства, свойства и соседства для регули-
рования социально-экономических (включая производственные и податные
связи), культурно-бытовых и идейно-духовных отношений своих членов бла-
годаря формированию психологической общности между ними. Именно такую
фабулу, по нашему мнению, должен принимать вопрос и о сельской общине в
Византии. Следует, однако, подчеркнуть, что наибольшие трудности вызывает
изучение сельской общины поздневизантийского периода, представляющее в
прямом смысле слова сложную и спорную проблему. Успешность ее дальнейшего
исследования во многом зависит от ответа на ключевой вопрос аграрного строя
поздней Византии — о социальной структуре ее сельского населения. Этот вопрос
сам по себе рассматривается автором лишь в той мере, которая позволяет раскрыть
существо поставленной в названии статьи задачи изучения социальной структуры
поздневизантийской сельской общины. Большинство византинистов — отечест-
венных и зарубежных — видели социальный базис сельской общины в свободном
крестьянстве2. Поиски принципиального решения этого вопроса вылились в
дискуссию о сохранении свободного крестьянства в поздней Византии3. В первую
очередь, внимание исследователей было обращено к крестьянству. Но сельское
население поздневизантийской деревни включало различные социальные группы.
Несомненно, основная масса крестьянства поздней Византии находилась в
парической зависимости4. Как показала К В. Хвостова, природа парикии по мере
© Ю.Я. Вин, 1998
1 См.: Вин Ю.Я. Концепция средневековой сельской общины в отечественной историографии
середины 60 — 80-х годов: (Постановка проблемы) // Основные тенденции исторического процесса
под воздействием научно-технической революции. М., 1992. С. 64—90.
Идея свободной сельской общины, сохранившейся в Византии вплоть до XIII—XIV вв. и позднее,
провозглашена Ф.И. Успенским и поддержана его учениками и последователями. См.: Вия Ю.Я.
Развитие теории византийской общины в трудах русских ученых: (70-е годы — конец XIX в.) //
Проблемы социальной истории и культуры средних веков. Л., 1986 С. 97—116; Он же. Развитие теории
византийской общины в трудах русских византинистов: (Первые десятилетия XX в.) // Социальные
Движения и развитие общественной мысли. М., 1981. С. 168—188. К аналогичным выводам пришли
Ж. Руйар, ДА. Закитинос и П. Харанис. См.: Он же. Поздневизантийская сельская община в освещении
современной западной историографии // Критика концепций современной буржуазной историогра-
3 фии. Д„ 1987. С. 195—196.
См.: Karayannopulos J. Ein Ptoblem der spatbyzantinischen Agrargeschichte // JOB.1981. Bd. 30. S. 207. Основ-
ную библиографию см: Weiss G. Formen von Unfreiheit in Byzanz im 14. Jahrhundert II Actes du XIVе Congrfes
4 international des Etudes byzantines. Bucurejti, 1975. Vol. II. S. 292 u.a.
Ostrogorskij G. Pour 1’histoire de la ftodalitd byzantine. Bruxelles, 1954. P. 180; Angelov D. Zur Frage des
Feudalismus auf dem Balkan im Х1П. bis zum XIV. Jahrhundert // Etudes Historiques. Sofia, 1960. N 1. P. 114—115.
04
возрастания социально-экономической аренды обновлялась3 * 5. В XIII—XV вв.
сущность парикии оказалась уже неадекватной характеру зависимости преды-
дущих столетий. В этот период понятие "парик" охватывало различные виды зави-
симости и прилагалось к абсолютному большинству рядовых обитателей села6.
Ведущая тенденция социального развития поздневизантийской деревни состоя-
ла в нивелировке социально-экономического положения и укреплении зависи-
мости крестьянства7.
В то же самое время в поздневизантийской деревне происходило форми-
рование прослойки земельных собственников, занимавших промежуточное
положение между основной массой крестьян и мелкофеодальными вотчин-
никами. Формирование этой прослойки являлось двусторонним процессом: с
одной стороны, некоторой незначительной части крестьян удавалось
сохранить и даже усилить свои экономические позиции, с другой — наблюда-
ется распыление владений мелких вотчинников и их последующее окресть-
янивание8. Сходство имущественного благосостояния и идентичных приемов
хозяйствования зажиточных крестьян и мелких вотчинников скрывало
принадлежность к названной прослойке. Скажем, ее представители могли
подразумеваться под понятием "гоникарии". Но оно само по себе обозначало
наследственных владельцев земли и прилагалось к различным группам
жителей византийского села9. Помимо высоких экономических показателей,
членам выявляемой прослойки присуща уплата налогов непосредственно
государству и свобода передвижения, использование в хозяйствах труда
обедневших односельчан, а также сословных атрибутов, например, обращения
"кир", при отсутствии сословных привилегий10.
Во многих провинциях поздней Византии зажиточных обитателей деревни с
давних пор называли "лучшими" и "икодеспотами" — "домоправителями"11. Они
образовывали прослойку крестьян, примыкавших по своему статусу к мелким
феодальным землевладельцам. Однако от них представителей этой группы отли-
3 Хвостова К.В. Количественный подход в средневековой социально-экономической истории. М., 1980.
С. 101, 128—129, 188—192; Она же. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание
византийцами-современниками (XIV—XV вв ). М., 1992. С. 56, 62 и др.
6 См.: Weiss G. Formen... S. 292 u.a.; Ahrweiler H. L’Histoire et la Geographic de la Region de Smyme entre les deux
occupations tucques (1081—1317) // TM. 1965.Vol. I. P. 40; Angold M. A Byzantine Government in Exile.
L., 1975. P. 133—134; Werner E. Geburt einer Grossmacht — Die Osmanen (300—1481). B., 1978. S. 55; Laiou-
Thomadakis A.E. Peasant Society in the late Byzantine Empire. Princenton, 1977. P. 245; Karayannopulos J. Em
Problem... S. 235—236; Ducellier A. Les Byzantins. P., 1988. P. 163—164; Idem et al. Byzance et le Monde
Orthodoxe. P„ 1986. P. 352—353. Основную библиографию см.: Сметанин В.А. О статусе некоторых кате-
горий париков в поздей Византии // ВВ. 1972. Т. 33. С. 7—8, примеч.1.
7 Ср.: Сметанин В.А. Византийское законодательство (по Арменопулу) и отражение его в актах // УЗ
Пермского ун-та. Свердловск, 1966. Вып. 143. С. 102; Хвостова К.В. Миграционные процессы в среде
поздневизантийских крестьян // ВВ. 1987. Т. 48. С. 21—22; Она же. Социально-экономические
процессы... С. 64—65; Matschke К.-Р. Fortschritt und Reaktion in Byzanz im 14. Jahrhundert. B., 1971. S. 241, 255;
Ducellier A. Les Byzantins... P. 164.
8 См.: Сметанин В.А. Категории свободного крестьянства в поздней Византии // ВО.М., 1971.С. 84—85.
9 Среди точек зрения на природу "гоникариев” выделяется мнение П. Хараниса. См.: Charanis Р. The
Monastic Properties and the State in the Byzantine Empire // DOP. 1948. Vol. 4. P. 90; Idem. On the Social Structure
and Economic Organization of the Byzantine Empire in the Thirteenth Century and Later// BS. 1951. XII. P. 121,142.
10 В отечественной медиевистике основные принципы исследования описанной прослойки разра-
ботал А.И. Неусыхин. См.: Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе
VI—VIII веков М , 1956 С. 21—22, 66—67, 392; Он же. Судьбы свободного крестьянства в Германии в
VIII—XII ВВ. М., 1964. С. 34—37.
11 ММ. IV. 128—129, 147; VI. 153, 187; Zogr. N VII. 50.
22
чало социальное положение и происхождение12. "Лучшие" и "домоправители"
играли заметную роль в жизни села, органах его самоуправления13.
Важным фактором расслоения жителей поздневизантийской деревни
служила принадлежность к духовенству14. Его статус способствовал усилению
общественных позиций отдельных обитателей села15. В большинстве
своем происходившие из крестьян лица духовного звания оставались в пари-
ческой зависимости16. Вместе с тем, благодаря своему званию и образователь-
ному цензу они приобретали авторитет среди односельчан17. Среди сельских
приходских священников можно найти нотария, на них возлагались админист-
ративные полномочия, скажем — сакеллария или экзарха хориона18.
Многочисленную группу жителей поздневизантийского села составляли
воины-стратиоты. Они не образовывали однородного слоя. Обширный разряд
стратиотов формировали прониары19. Костяк сословия военных состоял из
средних и мелких землевладельцев. По занимаемому общественному
положению они приближались к низшим слоям господствующего класса20.
Незащищенность их владений иммунитетом ослабляла их социальные позиции.
Выходцы из этой группы легко лишались своих привилегий, что благоприят-
ствовало стиранию граней между ними и остальной массой мелких землевла-
дельцев21.
12Ср.: Charanis Р. On the Social Structure... P. 122—123; Ostrogorsky G. La commune rurale й Byzance// Byz. 1962.
Vol. 32, fasc I. P. 161—162; Ahrweiler H. L’Histoire... P. 40; Oikonomides N. Contribution al’etude de la pronoia au
XIIIе siecle: une formule d’attribution de pariques a un pronoiaire // REB. 1964. Vol. 22. P. 166—167; Мутафчиев П.
Войнишки земи и войници в Византия през XIII—XIV вв. // Списание БАН. София, 1923. Кн. XXVII,
№ 15. С. 523.
13 См.: Вин Ю.Я. Эволюция органов самоуправления сельской общины и формирование вотчинной
администрации в поздней Византии // ВВ. 1982. Т.43. С. 204—207, 208—210.
14 О сельских священнослужителях см.: Фер/анчиБ Б. Оглед о парохи1ском свештенству у no3Hoj
Византии // ЗРВИ. 1983. Т. 22. С. 59—117. Многие крестьяне являлись членами приходского прич-
та — дьяконами, анагностами, девтерами и другими. Например, см.: Lavra II. N 104. 133; N 109. 348;
Хёг. N 18. В-5, 15; ММ. IV. 138, 196; V. 66, 67; VI. 228; Esph. N 14. 23—24; Iber. А. 303; К. 40; V. 29—30; Chil.
N 19. 85—86; A then. В2. 23, 343.
15 Так, зять иеромонаха Модена, священник Михаил Воркин сумел освободиться от уз парикии. См..
Chil. N 14, N 15. Подробнее см.: Laiou Thomakidis А.Е. Peasant Society... Р. 150; PLP/Erst.von E.Trap u.a. Wien,
1977. Bd. 2. N 2994.
16 См : Успенский Ф.И. Социальная эволюция и феодализация Византии // Анналы. Пг., 1922. Т. 2. С. 100;
Ангелов Д За зависимого население в Македония през XIV в. // ИП. София, 1957.Т. XIII, № 1. С. 39—40;
Фер}анчиЬ Б. Оглед... С. 87 и дал.; 105.
17 Священники и монахи нередко являлись составителями актов. См.; BA. N 33, 38, 79, 81 sqq.; ММ. IV.
166; VI. 149—150, 196 sqq.; Zogr. N XIX. 22—23, 59; Lavra II. N 87. 24; Hiera. N 13. 19—10. В компетенции
сельских иереев и старцев находилось также решение вопросов об обителях, построенных
жителями сел. См.: Pant. N. 6. 3—12.
18 Esph. N 8.44; Iber.V. 29—30 (См.: Ibid. S. 19); Chom. N 94. 409—410.
19 Ostrogorskij G. Pour Г histoiure... P. 93 sqq.
’Ahrweiler (Glykatzi) H. La politique agraire des empereurs de Nicee // Byz. 1959. Vol. 28, fasc. 1. P. 58—59; Eadem.
L Experience niceenne/7 DOP. 1975. Vol. 21. P. 32; Максимович Л. Прони)ари у Трапезундском царству //
Споменица Г. Острогорског. Београд, 1974. Т.1. С. 397—398; Angold М. A Byzantine Government... Р. 125—
1-6; Bryer A. The Estates of the Empire of Trebizond // АП. 1979. T. 35. P. 421; Laiou-Thomadakis A.E. Peasant
Society... P. 11, 142—143.
CP: Ангелов Д. Принос към поземлените отношения във Византия през XIII век // Годишник на
Софийския университет. Филос.-ист. фак-т. София, 1952. Т. 47, кн. 2. С. 62; Тивчев П. За войнишкото
население във Византия през XII в. // Изследования в чест на Марин С. Дринов. София, 1960.
с 572—576; Мутафчиев П. Пронията в Византия и отношението към военната служба // Известия на
исторического дружество в София. София, 1924. Кн. 6. С. 4—5.
23
В поздневизантийскую эпоху, как и в предшествующие столетия, к сторожевой
и воинской службе привлекались также рядовые крестьяне22. Так, в середине XIV в.
власти рекрутировали париков хориона Завладий, зачислив их в ряды стратио-
тов23. Как правило, социальный статус подобных париков-стратиотов оставался
неизменным24. Но, возможно, выполнению воинских обязанностей сопутствовали
некоторые перемены реального общественного положения25.
Предполагается, что радикальные изменения статуса рядовых обитателей
села в поздневизантийском обществе были маловероятны. Их сдерживало ясно
выраженное ограничение социальной динамики26. Тем не менее, от столетия к
столетию, социально-экономический облик села усложнялся. Глубокая
поляризация его жителей воплотилась в сохранившихся актах. Они проти-
вопоставляют "меньшим" и "малым" "больших"27. Упоминание последних, без
сомнения, относится к зажиточным крестьянам, мелким вотчинникам, влия-
тельным священнослужителям, "лучшим" и икодеспотам, равно и мелким стра-
тиотам. Социально-экономические процессы затрагивали положение членов
каждой крестьянской семьи, внося изменения в статус отдельных ее членов.
Например, члены семьи Гунаропулов на протяжении нескольких десятилетий с
конца XII в. шаг за шагом теряли свою свободу и оказались под ярмом парикии28.
Даже в семействах стратиотов, таких как Планиты, некоторые сородичи опуска-
лись до состояния паричской зависимости29. Иначе говоря, каждый житель
села обладал собственным социальным статусом. А совокупность обитателей
каждого села представляла собой по социальному составу сложное образо-
вание с присущими его членам состояниями зависимости, полузависимости и
полусвободы и свободы30.
В то же самое время население деревни не являлось простым конгломератом,
механически объединявшим жителей села по месту расположения их жилищ и
земельных владений. Значительную часть односельчан связывали родство и
свойство, различного рода производственные отношения и проистекавшие из них
отношения зависимости, круговая порука с податными обязательствами перед
государством и господином, подчинение государственным и вотчинным органам
управления, принадлежность к местному приходу. Словом большинство жителей
села — в первую очередь, крестьяне различных категорий и мелкие земельные
22 См.: Oikonomides N. A propos des armdes des premiers Paldoloques et des compagnies de soldats H TM. 1981.
Vol. 8. P. 356—357, 364; Ferjancic B. Quelques significations du mot stratiote dans les chartes de Basse Byzance //
ЗРВИ. 1982. T. 21. C. 95—102.
23 Грчке пов. № 21. 5—7, 18—24, 34—39.
24 См.: Zogr. N XVI. 20—25, 35—41; Lavra II. N 109. 157—158. Паричский статус стратиота допускался зако-
нодательством рассматриваемого времени. См.: Армен. 1. 16—9.
25 См.: Острсгорский Г. Византийские писцовые книги И BS. 1948. Vol. IX. N 2. С. 287—292; Idem. Pour 1’his-
toire...P. 112—122; Sevcenko I. On the Preface to a Praktikon by Alyates // JOB. 1968. Bd. 17. P. 65—67.
26 Сметанин В. А. О тенденциях идеологической и социальной динамики поздневизантийского общест-
ва в период перманентной войны И АДСВ. Свердловск, 1975. Вып 11. С. 104—105.
27 Ср.: Lavra 1. N. 14.10; ММ. V. 280; VI. 47, 189; Chil. N 128. 20—21, 44-^45; Awpavirric. £. 198.11.
28 ММ. IV. 13, 191 sqq. См.: PLP. Bd. 2. N 4383—4386; Guillou A. Economia е Societa И La civiltA bizantina dal XII
al XV secolo. Roma, 1982. P. 459—461; Сметанин В.А. Поздневизантийские проскафимены // Аграрная
история эпохи феодализма. Ижевск, 1982. С. 11; Zuckerman С. The Dishonest Soldier Constantin Planites and
Neighbours // Byz. 1986. Vol. 56. P. 324—325.
29 См.: ММ. IV. 70, 71. Cp.: Ibid. 66—69, 73, 79—80, 89. Также см.; Charanis P. On the Social Structure... P. 124—125;
Ostrogorskij G. Pour Г histoire...P. 80; Zuckerman C. The Dishonest Soldier...P. 314—319.
30 Ср.: Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 185 и др.; Bryer A. The
Estates... Р. 414; Idem. Rural Society...?. 154.
24
собственники вплоть до мелкофеодальных вотчинников, скрепленное с ними
тесными узами белое и черное духовенство, равно и лишенные привилегий
стратиоты — потенциально составляли единое целое — сельскую общину.
Примерами могут служить сельские общины морейских хорионов Кипула и
Полемита. Их состав известен благодаря настенным надписям возведенных в
второй половине XIII в. по инициативе и на средства местных жителей церквей Св.
Бессеребренников и Св. Михаила31. Односельчане формировали приходы. Во
главе прихожан хориона Кипула находилось сельское духовенство, включая
иерея Иораса и его сына — анагноста и номика Илью. Согласно перечню пожерт-
вователей с их супругами и детьми, община Кипула насчитывала до 27 человек32.
Аналогичная картина предстает и в хорионе Полемита. Число членов его общины
превышало 30 человек. Наряду с приходом односельчан объединяли производ-
ственные и родственные отношения. О них косвенно свидетельствуют неод-
нократное совпадение родовых имен, прямые указания и упоминания о "брат-
ских" имуществах — земельных наделах и маслинах, пожертвованных церкви33.
Таким образом, социальная неоднородность сельского населения в поздней
Византии очевидна. Основной фигурой поздневизантийского села был парик.
Парикия охватывала различные по своему содежанию виды подчинения
государству и феодалу. Судьбы сельских жителей подтверждают возможность
изменения ими своего социального статуса. Важное значение, с точки зрения
оценки социальной структуры населения, имело образование прослойки зажи-
точных крестьян и мелких собственников, занимавших по своему положению
место между рядовыми жителями села и феодальными землевладельцами. Эта
прослойка формировалась из так называемых "икодеспотов" и "лучших", низовых
рядов сельского духовенства, мелких вотчинников и стратиотов. Представителей
характеризуемой прослойки отличало отсутствие сословных привилегий и
двойственность общественного положения, что благоприятствовало сращиванию
выходцев из указанных групп населения с остальной массой обитателей села. Их
объединяли родство и свойство, соседские связи — производственные
отношения, податные обязанности, местожительство и приход. Сложившаяся в
поздневизантийской деревне система общественных отношений, несмотря на
существенные различия социальных позиций односельчан, предопределяла вза-
имосвязанность большинства из них. Все выше названное позволяет утверж-
дать — община, постольку, поскольку признается сохранение этой организации
сельских жителей в поздневизантийский период, обладала сложной социальной
структурой.
См.: Freissel-Philippidis-Braat. Inventaires. N 55. 2—12; N 57. 3—10, 13—25; Kalopissi-Verti S. Dedicatory
32 Ascriptions and Donor Portraits in Thirteenth Century - Churches of Greece. Wien, 1992. P. 35—36 etc., N 19, N 21a.
Число донаторов (без членов их семей) — 11 человек. См.: Kalopissi-Verti S. Dedicatory... Р. 69.
Ср.: Ibid. Р. 73 — 74.
Византийский временник, т. 55
L. Mavrommatis
NOTE SUR LA VIE RURALE DANS LES
BALKANS A LA FIN DU MOYEN-AGE
Pour parler de la vie rurale dans les Balkans periode qui nous preoccupe ici, sur le mode et le
train de vie des gens, il serait indispensable que 1’on jete un regard sur ce qui se passe dans les
villes. C’est bien dans ces centres urbains ou ont lieu les grands evenements et d’ ou prennent le
chemin de la campagne les nouvelles, 1’ information.
Il est, pour autant, necessaire de soumettre, d’ emblee, une question clef: parler de la vie
sociale, signifie parler, crois-je, des limites de la tolerance ou des limites de Г interdiction-repres-
sion. Toute societe a son code concernant le comportement des hommes qu’ elle a elle-meme
forge ayant comme fin de maintenir 1’ ordre, a savoir 1’ equilibre social entre dominants et dom-
ines et la cohesion de 1’ ensemble aussi bien dans le reel que dans Г imaginaire.
Dans les grands centres urbains (p. e. Constantinople, Thessalonique, Raguse) les habitants se
croisent quotidiennement avec des commenjants, des marins, des soldats, des voyageurs et des
vagabonds. Premier lieu de rencontre et de promiscuite le marche, les auberges, les boutiques.
Les autorites tolerent plus ou moins ces activites: des biens et des sommes d’ argent changent des
mains et les preposes aux finances trouvent leur compte. L’ Eglise, le mecanisme par excellence
de 1’ Etat, regarde ailleurs pudiquement. Les nobles - la famille imperiale comprise - participent
plus ou moins dans cette vie. Dans les places et dans les rues des saltibanques, des prestidigita-
teurs, des jongleurs exhibent leurs talents. La haute noblesse n’ hesite pas de chercher profit et
divertissement dans les quartiers frequentes par les occidentaux* 1.
Il en va autrement pour les petits bourgs, pour les communautes rurales et surtout pour celles
qui se trouvent sur le haut-pays. Portons notre attention sur ces derniers, tel est le contraste de
cette periode.
Cette modeste contribution aspire a toucher quelques aspects d’ ordre economique, social et
politique concernant la Montagne dans les Balkans a la fin du Moyen Age. Nous nous limiterons
a 1’ information contenue dans les sources ecrites, pour la plupart hellenophones. Il nous semble
opportun de presenter d’ ernblee quelques observations ayant trait au materiel dont nous dis-
posons. Les ecrivains du Moyen Age absorbes dans la tache d’ enregistrer faits et gestes n’ ont
porte qu’ occasionnellement leur attention a la montagne et ceci surtout dans le but de raconter
des faits de guerre. Les actes de la pratique, je songe en particulier aux archives du Mont-Athos,
sources theoriquement ideales pour la vie materielle et pour Г organisation sociale, repondent a
la finalite qu’ ils servent (fiscalite, transactions, ordres du pouvoir seculier et ecclesiastique etc.) et
non pas a notre curiosite scientifique. En outre, le nombre des documents etant limite, sans
regularity dans le temps et dans 1’ espace et concernant les bas pays, donnent avec avarice des
bribes de renseignements pour tout ce qui est de la montagne. Cette derniere constatation con-
stitue du coup une premiere information: 1’ interet economique etait surtout attire par la plaine
© L. Mavrommatis, 1998
1 Cl*, a Litre indicaLil* 'H Kaify}ifpiyq Zojrj uro BvCaimo. Kai crnV' eXArjintrnfa) Kai ращеикт]
ттара&хтт]. (Alhenes, 1989). Pour une approche globalc du sujel v. P Dubuis, “Ials hommes et le milieu montagnard
dans Г hisloire europdenne.” Ninth International faonomic History Congress, (Bern, 1986), p. 3-19.
26
avec son sol fertile et ses centres urbains lies inextricablement entre eux quant a la production,
le transport et la consommation des biens.
Le profile socio-economique des pays balkaniques de cette periode se caracterise par une for-
mation feodale particuliere pour chaque pays avec ses traits originaux qui la differencient des feo-
dalites de la Chretiente occidentale. Le debat sur la feodalite dans les Balkans, a commencer par
celle de Г Etat byzantin, est loin d’ etre clos* 1 2. Mais, pour ce qui est de notre sujet, nous pouvons
retenir deux elements fondamentaux.
a) Les moyens de production se concentrent dans les mains de la noblesse terrienne.
b) Les liens de dependance d’ homme a homme se cristallisent a la relation desormais etroite
entre le paysan et le grand proprietaire qui acquiert, au detriment de 1’ Etat, une grande part du
pouvoir economique et politique.
On sait que la transformation de 1’ institution byzantine de la pronoia a ete la base pour le
declenchement de ce processus irreversible dont le parachevement a eu lieu au XIV et au XV
siecles.
Nous n’ avons aucune raison de craindre que les elements enonces plus haut qui embrassent
toutes les expressions de la vie economique, sociale et politique dans les Balkans, ne soient pas
presents a la montagne, a cette difference pres que nous pouvons les cerner d’ une fagon souvent
indirecte ou en procedant par deduction.
Se referant au XI s. et aux siecles suivants E. Le Roy Ladurie a fait une observation percu-
tante: “A la colonisation abbatiale et seigneuriale des plaines s’ opposait, cote montagne, une
pousse demographique, plus individualiste et democratique”3. Mais, sommes-nous en mesure de
prendre a notre compte cette consideration pour les Balkans? Nos connaissances en la matiere
ne nous 1’ autorisent pas. Pourtant, il est legitime de supposer quelles hauts pays, ne serait-ce que
pour des raisons ecologiques, aient su entretenir des liens plus faibles avec le pouvoir central et
ses representants que les bas pays en conservant un certain degre d’ autonomie. Mais, il ne faut
pas oublier que le sort de la montagne est inextricablement lie avec 1’ essor ou le declin des bas
pays et des centres urbains qui s’ у trouvent. La commune rurale montagnarde avec son systeme
economique agro-pastorale et dans plusieurs cas a dominante pastorale4 ne peut pas survivre
sans commercer avec la plaine: la suffisance en matieres premieres a ses limites.
Les temoignages des sources montrent clairement a quel point etaient difiiciles d’ acces les
villages et les bourgs montagnards5 * * * * Io, fait qui les rendaient des lieux privilegies de refuge tant
4
Cf. a litre d* exemple G. Ostrogorsky, Pour Г hisloire de lafeodalile byzantine, Bruxelles, 1954, D. A. Zakythinos, “Processus
de fcodalisation,” L’ Hellinisme Contemporain, 2е serie, 2е annee, fasc. 1, 1948, p.499-514, N. Svoronos, “Le serment de
1 idelitc а Г empereur byzantin et sa signification constitutionneUe.” Etudes sur I’ organisation interieure, Za Sociiti et I’ Economie
de I’ Empire byzantin. Variorum Reprints, (London, 1973), p.136. H. Antoniadis-Bibicou, “Byzance et le mode de pro-
duction asiatique,” La Pensee, 76, 1966. A. Laiou-Thomadakis, Peasant Society in the Late Byzantine Empire, (Princeton,
1977). L. Mavrommatis, Oi прытей. ПаЛаюХб-yoi. HpopXtjpaTa поХткгк пракп.ктк Kai iBeoXoyias. (Athenes,
1983), p.12-15.
I-. lx.' Roy Ladurie, Les paysans de languedoc, (Paris, 1969)2, p. 16.
Nicela Choniatae, Historia (ed. I. A. Van. Dieten), C.S.H.B., XI/1, (Berlin, 1975), p. 90. Manuel Comnene attaque les
Scrbes cn haut pays et “...niovvog BovkoXio podv q aiydv Keipas awrqpaTa Kai noXXag pev ovyKnyretg
trvpt napaSovg...”. G. Acropolitae, Opera (ed. A. Heisenberg), (Leipzig, 1903), p. 18, Isaak Ange prepare le manage
avec la fille du roi de Hongrie: “...evrevftev el; andoqs Tqs ' Pwpaiwv enapxiag проката те Kai xoipoi Kai
s оммлуомто. Enei 8e nXeico тым аХХшм f| тым BovXyaptov трёфеь тайта, Kai nXeito пара Tairrqs
“?PT0yVTO”- G. Pachymeris, DeMichaele et Andronico Paleologis (ed. Imm. Bekker), C.S.H.B., (Bonn, 1935), II, p. 106-107.
Io Se ye BXaxtKOV ... eOvog Svaxwptaig xaipov Kai PoaKfjpaat npoaavexbv ... Z6a yap eKeiva Kai кттутьд
Паоа та pev eixova npovKetvTO Tots noXXoig та 8ё Kai той топом аХХа£амта Katpou xcip^vog Kai тоте
памтеХыд бгефОеСромто”.
Cl. a titre indicatif, A. Comnene, Alexiade (ed. B. Leib), (Paris, 1967), IX, p. 157. Nicetae Choniatae, Historia, p. 90, 368,
502. Georgii Acropolitae, Opera p. 38-39. Nicephori Gregorae, Byzantina Historia (ed. L. Schopen), C.S.H.B., (Bonn,
P' 374’380- Au point de vue de geographic historique cf. J. Lefort, Paysages de Macedoine, Trarnux et Memoires 3,
s™’ '986)- G. Asdracha, La region des Rhodopes au XIIIе el au XVе siides, (Athenes, 1976). Sur la Thrace a la fin du
Moyen Age cf. K. Gagova, “La Thrace du Nord des la fin du XIIе jusqu’ a la fin du XIVе s.” Byzantinobulearica VIII
1986, p. 190-205. ’
27
pour les dominants que pour les domines. Il s’ agissait, en premier lieu des nobles byzantins,
serbes et bulgares qui’ ayant decide de se passer du pouvoir central pour des raisons
economiques et politiques, parviennent de s’ assurer le controle d’ une region entiere6. Tot ou
tard ces personnages, de gre ou de force, devaient choisir Г autorite a laquelle ils se soumet-
traient. Nous nous limiterons igi a quatre cas de nobles qui, chacun pour ses propres raisons,
deciderent de garder une certaine autonomie: tous plus ou moms jeterent leur devolu sur des
regions dont le “centre” fut toujours un bourg montagnard, bien fortifie et difficile d’ acces. Le
despote (Alexis) Slav (S0Xdpos), cousin de 1’ empereur bulgare, gendre de Г empereur frangais
de Constantinople occupa le bourg fortifie de Melenikon (Melnik) et devint entierement
autonome (аитократт)д); il passait des alliances conjoncturelles avec les Latins, les Bulgares et
enfm les Byzantins mais, comme ecrit Acropolites, il ne se soumit jamais a personne et n’ a
jamais prete un vrai serment de fidelite7. En 1327/1328, Г antagonisme entre les empereurs
Andronic II et Andronic III Paleologue permit a 1’ ётгСтротто? de Melenikon Nicephore
Basilikos d’ attendre 1’ issue de la guerre pour decider a quel empereur il se soumettrait8. La
meme attitude observa Michel Asen, membre de la noblesse byzantine et par consequent
implique plus directement a 1’antagonisme des Adronic. Il est possible qu’ il s’ agisse du meme
Michel que Jean VI Cantacuzene rencontra a Prosoikon (Prosek) en 1342. Si cette identifica-
tion est valable, signifie que Michel, apres avoir fait un jeu politique entre deux kraljevi serbes
et deux empereurs byzantins, avait su garder son independance dans la region montagnarde
de Prosoikon pendant au moin treize ans. En outre, en 1328, il avait litteralement evince les
“habitants”, sans doute pour abriter ses compagnons et sa milice personnelle et instaurer son
propre pouvoir de seigneur de la region9. Vient, enfin, le cas de Hrelja, la personne la plus en
vue de la cour serbe a 1’ epoque du kralj Decanski. Hrelja a pu s’ emparer d’ une vaste region,
creant, si 1’ on peut dire, une principaute dont le centre paraft: etre a nouveau la ville de
Melenikon. Brouille avec Dusan, il se mela a la guerre entre Jean Cantacuzene et Anne de
Savoie et puis il se reconcilia avec Dusan. La region qu’ il occupait fut un des points le plus
epineux des tractations byzantinoserbes en 134210.
Le XIV siecle connait une pauperisation considerable de la paysannerie due a la feodalite et
a la stagnation financiere et economique. Les actes de la pratique accusent un grand morcelle-
ment de la terre; les grands proprietaires deviennent progressivement les vrais seigneurs et les
regulateurs de Г existence socio-economique de la commune rurale. Le paysan est desormais
attache a la glebe mais en raison de la pauvrete, des guerres et des epidemics, on peut constater
une mobilite geographique comme en temoignent la chronographie et les actes de la pratique.
Dans les chartes imperiales octroyant des privileges (fiscaux) on prend soin de stipuler que les
beneficiaires sont fibres d’installer sur leurs terres tous les cXeuOcpot, les tttwxoi et les qu’ 6 7 8 9 10
6 Pour les antagonismes dans les Balkans de cette pcriode V L. Maksimovic, I. Djuric, B. Ferjancic, N. Radosevic,
Vizantijski Izvori za Isloriju Ffarodajugoskurije, (Beograd, 1986), VI. I. Djuric, Sumrak Vizantge, (Beograd, 1984). V. Tapkova
Zaimova, “Les problemes du pouvoir dans les relations bulgaro-byzantines (jusqu’ au XIIе s.),” Byzantinobulgirica, VIII,
1986, p. 124-130. Z. Pliakov, “Les relations bulgaro-byzantines a la fin du XIIIе s.,” Byzantinobulgarica, VIII, 1986,
p. 267-286.
7 Georgii Acropolitae, Opera, p. 39 “...Kai qv оибёпоте nvt опте vtroTaaaopeuos out' cis аХт]0г) mcmv Kai
бцофроайигц’ awexopevos” Sur ce personnage cf. I. Bozilov, Familijala na Asemxi (1186-1460), (Sofia, 1985), Nil,
p. 95-98. B. Ferjancic, Despot! и Vizantiji i Juznostovenskim Zemljama, (Beograd, 1960), p. 33-34.
8 N. Gregorae, Byzonftna Histaria., p. 413-414.1. Gantacuzeni, (Ed L. Schopen), C.S.H.B., (Bonn, 1829), I, p. 285. Cf-
L. Mavrommatis, Прйтгл HaXaioXoyoi., p. 73.
9 N. Gregorae, Byzantina Historic, I, 413. “ О 8ё ’Aoav MixaijX enrevaaj eicrijXOev ts то той Проасакои
troXixvtov ка1 tous oiKtjTopas ёкеХОеи ёкРерХркы? cis ёаитой тойто aioTtjptov eixev аафаХюарероз”. Cf.
I. Cantacuzeni, Hisloriae., I, p. 285 et II, 257-258.1. Bozilov, op. cit., N 4, p. 259-267.
10 Sur Hrelja cf. Lj. Maksimovic, I. Djuric, S. Circovic, N. Radosevic, Izvozi, p. 204-205, 213, 225, 228-230. 244, 245,
320-321, 326-327, 330, 352, 356-358, 364-372, 384-385, 402, 404-406, 421-422, 425, 428 (sources, bibliographic et
commentaires).
28
il se presenteraient11. Cette procedure connue depuis deja le XI s., parrait avoir pris des pra-
wns considerables. Deux exemples empruntes 1’ un a Jean Cantacuzene et 1’ autre a
Nicephore Gregoras suffisent pour mettre en relief la situation prevalante en Thrace et en
Macedoine. Selon le premier, les impots de 1321/1322 n’ avaient pas etc perfus en raison de la
e et surtout parce que les agriculteurs qui etaient, ecrit-il, les fournisseurs des impots par
excellence, avaient abandonne leurs villages12. Le second, relate qu’ en raison de la guerre entre
Jean Cantacuzene et Anne de Savoie, la terre resta inculte (acnropos, ayetopyqTO?), les biens de
consommation completement disparu, les pauvres (irevT)Tes) ne trouvaient ni emploi ni argent,
les nobles (apxoVTes) ne trouvaient qui grever et, enfin, 1’ on voyait les villes se vider, les uns par-
tant pour 1’ dAXoSamj et les autres restant en desespoir13. En ce qui concerne les paysans nous
avons affaire, parait-il, avec des groupes ou des individus qui deguerpissaient14; ils partaient a la
recherche d’ un seigneur et d’ un milieu moins exigeant et moins accablant. Nous ne disposons
pas d’ indice d’ un flux particulier vers la montagne mais il est raisonable d’ admettre qu’ il у en
aurait sans doute un, etant donne que les hauts pays avaient un avantage sur la plaine: la Secu-
rite' les fuyards seraient plus aisement a 1’ abri de la poursuite de 1’ agent du fisc ou de leur ex-
grand proprietaire. П convient d’ ajouter un dernier facteur, peu etudie pour les Balkans, la peste
et les maladies pestilentielles qui obligeaient les gens de quitter la region atteinte dans 1’ espoir
de trouver une terre saine. Il est a nouveau legitime de penser que les hauts pays representaient
dans Г imagination des hommes des endroits plus surs.
Nous avons jusqu’ ici essaye d’ esquisser les traits d’ un flux vers la montagne. Si pour
1’ Europe Occidentale le phenomene d’ un reflux vers les bas pays est connu, la question reste
ouverte pour notre aire. En tout cas, un document du Mont Athos (fin du X s.) atteste une deser-
tion des villages montagnards. Des paysans (xwpiTai) se sont installes en Chalcidique. Ils
declarerent qu’ils avaient quitte leurs villages montagnards (opea x<opia)en raison des incursions
bulgares15.
Il nous semble suggestif, pour terminer cette approche de la Montagne, de nous arreter sur
quelques passages de la relation d’ ambassade qu’ ecrivit Nicephone Gregoras. En route vers
Skopje, il dut celebrer Pacques a Stroumitsa. Avant d’ у arriver, lui et ses compagnons se
perdirent dans les maquis et les forets tres denses d’ une region montagnarde. L’ endroit etait
deserte par ses habitants en raison du brigandage permanent qui у sevissait. En outre, ils ont etc
interpelles par les gens qui les guettaient armes d’ une maniere entierement primitive. Ces
paysans rustres ont declare aux ambassadeurs qu’ ils etaient des gardiens des chemins pour se
11 Cf. a titre d’ exemple, A. Guillou, Les archives de Saint-Jean-Prodrome sur le mont Мёпёсёе, (Paris, 1955), p. 52. ...ectv
тгроокаО^оакп ev айтт] Kai. Ttve$ ^evot Kat eXeuOepot, eipiaKcovrai avcvoxXryrot Kai dStdaeiaroi ano той
pepovs той Sqpoaiov... ou encore p. 45 ... ттроака&г^рёиоид птыхоо? KaL aKTqpovas, et, enfin, p. 117 “...Tarn-
ov ... ev <J npoaKd0T)VTai Kai Ttves rmoxoi, fevot Kai eXeu0epot...”. Cf. A. Laiou-Thomadaki, Peasant Society,
Р- 15, 34, 120, 130, 160 et note 39. Cf. aussi N. Oikonomides, -H “rreipa” rrcpi тгароёкыр, ’Аф1ерыра utov N.
SPopiM'o, vol. I. (Rethymno, 1986), p. 232-242.
12 I- Cantacuzeni, Histmae, I, p. 137.
N. Gregorae, Byzantina Historia, II, p. 751-752. Cf. L. Mavrommatis, Прйтос ПаХаюХдуос, p. 114-115. Le mot ’aX-
XoSanq, emprunte a 1’ antiquite et transport/ au XIVе s. pour exprimer d’ autres realites, il faudrait, me semble-t-il, le
prendre dans un double sens: pays ou terre etrangere mais aussi lointaine. Il est interessant de voir a ce propos un arti-
cle du code de Dusan; Zakonik Cara Stefana Dusana, ed. S.A.N.U., (Beograd, 1975), p. 189, art. 110: “H ko je cije-
ga coveka prirnio iz tunce zemlje, a on povegao od svoga gospodara od suda, ako da pismo milosno, carevo, da se ovo
ne posiniti. Ako li ne milosno pismo, da se vrati onome ciji bude. Outre le fait que Г articile ne laisse aucune equiv-
oque sur Г esprit du redacteur, le mot zemlja (pays, terre) correspond parfaitement a Г ’aXXoSanq, de Gregoras.
4 Cf A. Laiou-Thomadaki, Peasant Society, p. 130, 255-258, 264, 266. G. Ostrogorsky, Feodalite, p. 331-333. Un acte du
monastere de Saint-Georges-Gorgos pres de Skopje, se refere, peut etre a un cas de deguerpi. M. Grujic, “Tri hilan-
darske povelje,” Jbormk za htoriju Juz'ne Srbye i susednih oblash, 1, 1936, p. 13: en 1300/1301 le kralj Milutin accorde la
terre (mesto) d’ un certain Veriha au monastere; cet homme s’ etait enfui chez un grand proprietaire; le monastere et
kralj savaient ой se trouvait Veriha mais il n’ etait pas possible de 1’ obliger a rentrer.
15 J- Lefort, N. Oikonomides, D. Papachryssanthou, Actes d’ hiiron, I. Archives de Г Athos, XIV, Paris, 1985, p.170.
29
defendre contre tons ceux qui pourraient attaquer leur region16. Ge systeme de milice locale quj
exprimait la solidarity des paysans et une notion d’ une responsabilite collective etait-il repandu
dans les hauts pays des Balkans a la fin de Moyen Age? Nous serions enclins de le croire.
Aux yeux d’ un intellectuel raffine de Constantinople, maitre au maniement de la plume
Stroumitsa fut pour lui une decouverte. Les habitants etaient entierement incultes, leur fafon de
psalmodier dans leur langue barbare etait celle de patres montagnards et des nomades quand ils
chantaient en conduisant leurs troupaux. La description du bourd est abstraite dans un langage
litteraire cher aux ecrivains de la capitale.
16 N. Cregorae, Bjzjmtina Historiae, p. 374-380.
Византийский временник, т. 55
D. Jacoby
THE JEWISH COMMUNITY OF CONSTANTINOPLE
FROM THE KOMNENAN TO THE PALAIOLOGAN PERIOD* *
The Jewish traveller Benjamin of Tudela has left us a brief, yet invaluable account of the
thriving Jewish community he encountered in Constantinople in the early 1160s1. Some forty
years later, in 1203-1204, the Latin armies participating in the Fourth Crusade besieged and
eventually captured the Byzantine capital, which suffered severe hardship. Large sections of the
city were burned down, including the Jewish quarter, and the Latin conquest was followed by a
massive exodus of the Greek population2. The fate of the Jews of Constantinople in the follow-
ing decades has hitherto remained unknown. However, an overlooked testimony in an anti-
Jewish work sheds some light on their presence in the city during the period of Latin rule, which
lasted from 1204 to 1261. It is imperative to consider it within the context of Constantinople’s
evolution from the Komnenan to the Palaiologan period.
Jews resided in the Empire’s capital since the fifth century and, despite fragmentary evidence,
appear to have continuously lived there up to the Fourth Crusade. At an unknown date before
the eleventh century, the imperial authorities began to enforce upon them a policy of residential
segregation motivated by religious considerations. About 1044 they tightened this policy by
removing the Jews from their quarter, located within the city walls, to the suburb of Galata or
Pera across the Golden Horn, where they still resided at the time of Benjamin of Tudela’s visit3.
Pera had then a semi-rural character, which it still retained by the early fourteenth century4. Yet
the Jewish quarter appears to have been densely covered with wooden houses, as implied by the
swift spreading of the fire that destroyed it in 12035. The quarter extended on the slope of Pera
facing Constantinople, in the vicinity of the tower on the shore to which the chain closing the
Golden Horn was attached6. This location is indirectly confirmed by the activity of the Jewish
tanners mentioned by Benjamin. Since they needed water for the exercise of their craft, they
must have resided in the lower section of the suburb. Benjamin ascribed the animosity of the
Greeks of Pera toward the Jews to these tanners, who by spilling into the streets the malodorous
©D. Jacoby, 1998
• I wish to thank the Alexander von Humboldt-Stiftung for a Forschungspreis enabling me to carry out research for this
study, and my friend and colleague Peter Schreiner for inviting me to the Byzantine Department, University of
Cologne.
M. N. Adler (ed.), The Itinerary of Benjamin of Tudela, (London, 1907) [hereafter: ВТ], Hebrew text pp. 14-17; trans.,
pp. 1 -14. The dating of Benjamin’s travels within the Empire to the early 1160s will be discussed elsewhere.
For details, see below.
See D. Jacoby, “Les quartiers juifs de Constantinople a 1’epoque byzantine,” Byzantion, 37 (1967), pp. 168-189, repr. in
idem, Societe et dimographie a Byzance et en Romann ladne, (London, 1975), no. 2.
See G. I. Britianu, Recherches sur le commerce genois dans la mer Noire an XHIe siecle, (Paris, 1929), pp. 92-93; M. Balard, la
Romaniegenoise (Xlle - dlbut du XVe siicle), (Rome, 1978), vol. l,pp. 184-185; Jacoby, “Les quartiers juifs,” p. 186; idem,
Les Genois dans 1’Empire byzantin: citoyens, sujets et proteg£s (1261-1453),” La Storia dei Genovesi, 9 (1989) pp. 268
and 284, n. 120.
On this fire, see Jacoby, “Les quartiers juifs,” pp. 176, 178, 188 and n. 4. An earlier fire, in 1077, had also inflicted
heavy damage upon the Jewish quarter: ibid., p. 178.
See Jacoby, “Les quartiers juifs,” pp. 175-178, 185-187, and the plan of Pera in Balard, LaRomanie genoise, vol. l,p. 189,
on which the tower is marked as “chateau de Galata.”
31
liquids deriving from the processing of the hides incommodated their neighbors7 8. Benjamin
also referred to other occupational groups within the Jewish community, namely Jewish silk
workers and merchants, some of whom were wealthy. He singled out the Jewish physician of
Manuel I Komnenos, Solomon the Egyptian, because of his privileged status and his interces-
sions with the emperor on behalf of the Jews of the Empire.
Several documents preserved in the Cairo Geniza or synagogue archive provide addition-
al information about the Jewish community of Constantinople in the Komnenan period. A
noteworthy feature of this community since the early eleventh century was the coexistence in
its midst of two congregations. The Rabbanites belonged to the mainstream of Judaism,
which relied on rabbinical tradition based on the Talmud, while the Karaites rejected this
tradition and advocated the literal exegesis of the Hebrew Bible. The Karaite movement
developed at first in the Muslim East, where its main congregations were located. Karaite
immigrants apparently began to settle in Constantinople about the year 1000”. The existence
of two distinct congregations in the city, each with its own institutions, is confirmed by a let-
ter sent to both of them in the second decade of the twelfth century9. At the time of
Benjamin’s visit, the Karaite group numbered some 500 individuals, compared to some
2,000 Rabbanites, and thus represented about one fifth of the total Jewish population of the
city. The two congregations resided then side by side in Pera, a wall separating the residences
of their respective members. The events leading to the building of this partition are appar-
ently recorded in an undated eleventh-century Jewish letter, which provides a wealth of infor-
mation on the Jewish community of Constantinople in the early Komnenan period10. The
issues this letter raises warrant a close examination, since they offer an insight into the inter-
nal development of the community, the latter’s connections with other Jewish communities,
its insertion within the networks of long-distance trade and shipping and, finally, the imper-
ial policy to which it was subjected.
The author of the epistle, a recent immigrant from Egypt, belonged to the Rabbanite con-
gregation. He sent his eyewitness account of the events from an unspecified location in the
Empire to his brother, who had remained in Fustat or Old Cairo. In the past, a severe ongoing
dispute between Rabbanites and Karaites about the Jewish festival calendar had repeatedly gen-
erated severe tension between the two congregations. In the year preceding the writing of the let-
ter, the Karaites had again relied on information received from Erets-Israel, the Land of Israel,
to determine the date of the Passover festival. On the other hand, the Rabbanites maintained
their.own stand on the strength of letters received from Egypt, and Jewish merchants from Russia
7 There is good reason to believe, however, that the Greek animosity was more deeply ingrained and of a more gener-
al nature: see D. Jacoby, “Les Juifs de Byzance: une communaute marginalisee,” in 01 treptOtopiaKoi ото Bvfat'Tto,
ed. Ch. A. Maltezou, (Athens, 1993), pp. 142-143, on the use of tanning as a simile for Judaism in anti-Jewish eccle-
siastical polemics in the Empire.
8 Z. Ankori, Karaite in Byzantium. The Formative Tears, 970-1100, (New York, Jerusalem, 1959), remains the only compre-
hensive study on the Karaites in the Empire, yet requires substantial emendations on several important issues. On
Karaite immigration to Constantinople, see D. Jacoby, “The Jews of Constantinople and their Demographic
Hinterland,” in C. Mango and G. Dagron (eds.), Constantinople and its Hinterland. Papers from the Twenty-seventh Spring
Symposium of Byzantine Studies, Oxford, April 1993, (Aidershot, Hampshire, 1995), p. 225.
9 Ed. A. Neubauer, “Egyptian Fragments,” Jewish Quarterly Review, 9 (1896-1897), p. 32; partial trans, by J. Starr, The
Jews in the Byzantine Empire, 641-1204 (Texte und Forschungen zur byzantinisch-neugriechische Philologie, 30), (Athens,
1939), pp. 214-215, no. 163. The letter was sent “to the holy congregations” of Constantinople; note the plural. For
the dating after 1112, see S. D. Goitein, A Mediterranean Society. The Jewish Communities of the Arab World as Portrayed in the
Documents of the Cairo Geniza, (Berkeley and Los Angeles, 1967-1993), vol. 2, p. 281.
10 Ed. J. Mann, Texts and Studies in Jewish History and literature, (Cincinnati, Philadelphia, 1931-1935), vol. 1, pp, 48-51, and
see vol. 2, p. 1458; trans, and discussion in Starr, The Jews in the Byzantine Empire, pp. 182-184, no. 125; further discus-
sion and new dating by Ankori, Karaites in Byzantium, pp. 148-150, 322-334, and A. Sharf, Byzantine Jewry from Justinian
to the Fourth Crusade, (London, 1971), pp. 120-121. Yet see below, for a revised dating.
32
who happened to be at the site of the dispute concurred with them. The strain between the two
congregations intensified to the extent that the Rabbanites assaulted the Karaites, who filed a
charge against their opponents with the Byzantine authorities1 2These held the Rabbanite con-
gregation responsible for the disturbances and imposed upon it a huge fine of about 1,000
“dinars hyperpyra”12.
The feud within the Jewish community described in the letter has been located by some histo-
rians in Thessalonike and by others in Constantinople. For several reasons, this last attribution
appears definitely more plausible. First, the sheer size of the fine, discussed below, points to a large
Jewish Rabbanite congregation, which would fit the one existing in Constantinople. According to
Benjamin of Tudela, in the early 1160s the Rabbanite group in Constantinople consisted of some
2 000 individuals, whereas in Thessalonike the total number of Jews did not exceed the 500 mark.
We may safely assume that the Rabbanite congregation in the capital had always been the laigest
in the Empire. Secondly, the intensity of the feud described in the letter implies the existence of a
sizeable Karaite congregation challenging its Rabbanite opponent. Since the beginning of their
settlement in the Empire the Karaites were undoubtedly more numerous in Constantinople than
in any other Byzantine city. Their congregation in Thessalonike is not mentioned by Benjamin, nor
by other sources before the early thirteenth century13. In any event, it must have been rather small.
The numerical strength of the Karaites in Constantinople, long before the 1160s, would have
clearly warranted the construction of the partition in the midst of the Jewish quarter of Pera some
time after the calendar feud described in the epistle14.
The suggested dating of this dispute to the 1060s or 1070s must be revised15. We have already
noted that the author of the letter mentions a fine of 1,ООО “dinars hyperpyra.” The hyperpy-
ron was introduced by Alexios I Komnenos in 1092, in the framework of his monetary reform.
To be sure, the name of this gold coin had occasionally been applied to the nomisma earlier in
the eleventh century, yet the reference to it in connection with the fine implies that the imperial
authorities had stated the amount to be paid in this denomination and that the hyperperon was
already in circulation16. We may thus safely assume that the letter was written after 1092. The
reference to the letters from the Land of Israel upon which the Karaites of Constantinople relied
offers an additional clue for the dating of the calendar feud in this city. About 1078 the Karaite
academy of learning in Jerusalem was transferred to Tyre, which harboured an important
Karaite congregation. At that time there was also a significant Karaite group in Ascalon. Yet
since neither of these cities was considered by Jews to be within the boundaries of the biblical
Land of Israel, the Karaite letters dealing with the calendar must after all have been dispatched
from Jerusalem. To be sure, the religious authority of the Karaites’ center in this city had been
weakened by the removal of the academy to Tyre, yet Karaite scholarly activity is attested in the
Holy City as late as 109517. The crusader conquest of Jerusalem in 1099 put an abrupt end to
the existence of the city’s Jewish congregations18. In view of the severe disruption of communal
I he language ol the letter points to a physical assault, and the building of a partition between the two groups, aimed
। at preventing such clashes, supports this interpretation; on the partition, sec also below.
I have checked the reading ol the word following “dinar,” which clearly is iperpir, or “hyperpyron,” and not ipemiir as
in Mann, Tact and Studies, vol. I, p. 50, line 37.
See below, pp. 8-9.
14 I,* t ’’
15 ' urthcr arguments in favor of Constantinople are adduced below.
|(> 1 correct here the dating adopted in Jacoby, “I.es quartiers juifs,” p. 178.
’ See M. E Hcndy, Coinage and Money in the liyzantine Empire, 1081-126/, (Washington, 1969), pp. 14, 34-37; idem, Studies
1 Ifyzantine Monetary Economy, c. 300-1450, (Cambridge, 1985), pp. 513-517.
On the Karaite congregations of 'lyre and Ascalon since the capture of Jerusalem by the Seljuqs in 1071, see M. Gil,
d History of Palestine, 634-1099, (Cambridge, 1992), pp. 416-418, 744-774, and on Jerusalem in 1095, ibid., pp. 417
802, 820.
See J. Prawer, The History of the Jews in the Latin Kingdom of Jerusalem, (Oxford, 1988), pp. 19-34.
2 — 3818
33
life caused by this event, it is difficult to imagine that in the following years Karaite refugees from
Jerusalem should have been in a position to advise their brethren in Constantinople on religious
matters19. We may thus consider 1099 a terminus ad quem for the calendar feud described in the
letter.
An even more precise dating appears possible. Significantly, the writer of the letter fails to
refer to the western contingents of the First Crusade arriving in Constantinople since the 1st of
August 1096, nor does he record the messianic movement that this expedition generated in sev-
eral Jewish communities of the Empire, including that of Thessalonike. Moreover, he fails to
mention another instance, datable to September 1096, in which Rabbanites and Karaites in
Constantinople differed as to the date of the Jewish New Year20. It follows that the events he
reports must have occured between 1092 and August 1096, at the latest. This dating is further
supported by the peculiar way in which he records the fine imposed by the imperial authorities
upon the Rabbanite Jews. After mentioning gold dinars, with which his brother living in Egypt
was acquainted, he refers to hyperpyra, the Byzantine gold coins in which the penalty was actu-
ally stated. The brother was apparently not yet familiar with these coins, the circulation of which
had begun only a short time earlier. This would explain why the author of the letter deemed it
necessary to quote jointly the two denominations.
The epistle of the Egyptian Jew contains yet another piece of information enhancing the loca-
tion of the calendar feud in Constantinople and the dating of the events surrounding it to the years
1092-1096. The writer entrusted his letter to a Christian merchant from Amalfi who was about to
sail from the Empire to Alexandria and with whom another Jew was acquainted21. Amalfi tans had
traded in both Constantinople and Egypt since the tenth century. They are attested in the
Byzantine capital in 944. An Amalfitan colony was established along the Golden Horn before
1053, and Amalfitan ergasteria are mentioned in the same urban area in the charter which Alexios
I Komnenos issued in favor of Venice in 1082. Naval assistance provided in 969 to the Fatimid con-
quest of Egypt ensured the Amalfitans of friendly relations and favorable trading conditions in this
country in the following period22. By the mid-eleventh century they had extended the geographic
range of their maritime trade in the eastern Mediterranean and were regularly sailing between
Constantinople and Alexandria. About 1060 some Amalfitans brought three Jews captured by
Byzantine pirates to the Jewish community of Alexandria and freed them in return for the sum
they had paid as ransom23. Egyptian Jews appear to have entertained friendly relations with
Amalfitan merchants and occasionally travelled on board Amalfitan ships. Our epistle implies that
this was also the case in the 1090s24. Incidentally, the regular sailing of Amalfitan craft between
Constantinople and Alexandria in the second half of the eleventh century goes far to explain the
19 On these refugees, see S. D. Goitein, “Geniza Sources for the Crusader Period; a Survey,” in B. Z. Kedar, H. E. Мауец
R. C. Smail (eds.), Outremer. Studies in the History of the Crusading Kingdom of Jerusalem, Presented to Joshua Prauoer, (Jerusalem,
1982), pp. 311-314.
20 These events are reported in a letter and a Karaite treatise, respectively: ed. Neubauer, “Egyptian Fragments,”
pp. 27-29, and Aaron ben Elijah, Gan 'Eden, ed. J. Savsakan, (Eupatoria, 1866), I. 8, p. 8d; trans, and discussion by
Starr, The Jews in the Byzantine Empire, pp. 203-206, 208-209, nos. 153-154. The case reported in the treatise occured
at the time the “Ashkenazim” or Latins participating in the First Crusade came to Constantinople, thus since early
August 1096. On the meaning of “Ashkenazim,” see also Goitein, “Geniza Sources,” p. 312.
21 Mulfitiamn: this word is identified here for the first time.
22 See M. Balard, “Amalfi et Byzance (Xe-XIIe siecles),” Travaux et mimoires, 6 (1976), pp. 87-92, yet the presence of
Amalfitans in Constantinople in 944 does not point to the existence of a colony; S. Borsari, Venezia e Bisanzio net XU
secolo. I rapporti economici (Deputazione di storia patria per le Venezie, Miscellanea di studi e memorie, 26), (Venice,
1988), pp. 7-8; B. Figliuolo, “Amalfi e il Levante nel medioevo,” in G. Airaldi e B. Z. Kedar (eds.), 1 Comuni itahani net >
Regno crociato di Gerusalemme (Collana storica di fonti e studi, diretta da Geo Pistarino, 48), (Genoa, 1986), pp. 582-588.:
23 See Goitein, A Mediterranean Society, vol. 1, p. 329. j
24 For an earlier period, see S. D. Goitein (trans.), Letters of Medieval Jewish Traders, (Princeton, NJ, 1973), pp. 42-45, no. 5:
in the mid-eleventh century ajew travels on an Amalfitan ship from Alexandria to Amalfi. |
establishment of Amalfitan hospices in Antioch and Jerusalem, presumably in the 1070s, as well as
Amalfitan pilgrimages to the Holy City before the First Crusade25. In our specific context, though,
it is important to stress that there is no evidence for Amalfitan activity in Thessalonike, which pro-
vides yet another argument against the location of the calendar feud in this city.
As mentioned above, our episde includes an allusion to Jewish merchants from Russia. A
Jewish Rabbanite congregation is documented in Kiev as early as the first half of the tenth cen-
tur26. About the year 1000, a Jew from Russia, who spoke his native Russian tongue, yet knew
neither Hebrew, Greek nor Arabic, arrived in Thessalonike, where he met his relative who had
just returned from Jerusalem27. On the basis of this piece of evidence it has been suggested that
Russian Jews came to Thessalonike to attend the annual fair of St. Demetrios and that, conse-
quendy, the calendar feud should be located in this city rather than in Constantinople. One
should note, however, that Timarion, a work composed about 1110 and thus reflecting later con-
ditions, clearly stresses that while most commodities arrived directly at the fair of St. Demetrios,
those of the Black Sea were first shipped to Constantinople and carried from there by land28. It
would seem, then, that Russian merchants did not proceed beyond the Empire’s capital to attend
the fair of St. Demetrios. In addition, it appears excluded that they should have travelled by land
from a Black Sea port to Thessalonike and bypassed Constantinople, because of the long dis-
tance involved in such a journey29. In any event, the temporary presence of the two Russian Jews
in Thessalonike about the year 1000 does not imply that Russian merchants or Jews regularly vis-
ited the city at that time30. We are on safer ground with respect to Russian trade with
Constantinople, stimulated by the tenth-century treaties concluded between the princes of Kiev
and the Empire31. Russian merchants continued to appear in Constantinople in the following
centur32. This was apparently also the case with Jewish merchants from Russia. A Rabbinic
25 On Amalfitan trade in the Levant and pilgrimage to Jerusalem, see Figliuolo, “Amalfi e il Levante,” pp. 589-593, 609-
610, and on the hospices, R. Hiestand, “Die Anfange derjohanniter,” in J. Fleckenstein und M. Hellmann (eds.), Die
geisllichen Ritterorden Europas (Voitrage und Forschungen, 26), (Sigmaringen, 1980), pp. 33-37.
26 See N. Golb and O. Pritsak, Khazarian-Hebrew Documents of the Tenth Century, (Ithaca, London, 1982), pp. 5-15, 20-32.
27 Ed. J. Mann, The Jews in Egypt and Palestine under the I'aUmid Caliphs, (London, 1920-1922), vol. 2, p. 192, and see vol. 1,
pp. 165-166; trans, and discussion by Starr, The Jews in the Byzantine Empire, pp. 171-172,no. 119.
28 R. Romano (ed.), Pseudo-Luciano, Timanone. Testa critico, inlroduzione, traduzwne, commentaria e lessico, (Naples, 1974), pp. 54-
55, fines 147-157. Romano’s translation on pp. 96-97 is erroneous and misses the main point concerning the Black
Sea merchants. Sound arguments for the re-dating of the text by E. Th. Tsolakes, Ttpapiov. Mia via Avdyvioor),
in Mi'tjur] Хтаратг) Kaparfa (Thessalonike, 1990), pp. 109-117.
This route has recently been suggested by N. Oikonomides, “Le marchand byzantin des provinces (IXe-XIe s.),” in
Mercati e mercanti nell’ allo medieovo: I’area euroasiatica e I’area medilerranea (Settimane di studio del centre italiano sull’alto
medioevo, 40), (Spoleto, 1993), p. 649. The author points to the absence of Gonstantinopolitan intermediaries in this
context, yet it should be stressed that Timarion is concerned with the origin of the commodities arriving at the fair,
and not with the merchants bringing them. Thus, for instance, there is a fair chance that the goods originating in
Egypt and “Phoenicia,” i. e. the crusader Levant, were shipped to Thessalonike by Venetian merchants, who about
that time conducted trade between the Empire and the Eastern Mediterranean lands: see Borsari, Venezia e Bisanzio nel
XII secolo, p. 17.
While Bulgarian merchants did so: see N. Oikonomides, “Le kommerkion d’Abydos, Thessalonique et le commerce
bulgare au IXe siecle,” in V. Kravari, J. Lefort et C. Morrisson (eds.), Hommes et richesses dans I’Empire byzantin, (Paris,
31 ‘989-1991), vol. 2, pp. 244-248, esp. 247.
See their recent analysis by M. Hellmann, “Die Handelsvertrage zwischen Kiev und Byzanz,” in Unlersuchungen zu
Handel und Verkehr der vor- und friihgesdnchtlichen zjd in Mittel- und Nordeuropa, Ted IV, Der Handel der Karolinger- und
^Hngerzed, ed. KI. Diiwel et al. (Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften in Gottingen, Philol.-histor. KI.,
Dritte Folge, 156), (Gottingen, 1987), pp. 644-666. See also J. Ferluga, “Der byzantinische Handel nach dem Norden
ЧП 9. und lO.Jahrhundert,” in the same volume, pp. 629-642; G. G. Litavrin, “Die Kiever Rus' und Byzanz im 9. und
32 '°- Jahrhundert,” Byzantinische Forschungen, 18 (1992), pp. 43-59.
For 1043, see G. Cedreni, Historiarum compendium, ed. B. G. Niebuhr, (Bonn 1839), vol. 2, p. 551, lines 1-7; Litavrin,
Die Kiever Rus’ und Byzanz,” pp. 46-47. See also N. Oikonomides, Ptooot eprropoi Kai атратиЗте? ott|v
EtuvaTavTivouTroXr], in Xihia xpovia EXhr}viapov - Pwaaias. Hellas-Russia. One Thousand Years of Bonds, (Athens,
994), pp. 41-51.
responsum dated to 1031-1040 refers to a Jew who arrived in Constantinople, presumably from
Russia, after having been ransomed by a Byzantine or a Russian Jew33. Our epistle adds yet
another testimony, this time for the 1090s34. One may wonder whether the Jewish merchants
from Kievan Russia visiting Constantinople were subject to the same residential restrictions as
the other Russian merchants35, or whether they were allowed to stay in the Jewish quarter of
Pera for an unlimited period, like the local Jews.
Our epistle of the 1090s reveals some aspects of the imperial policy applied to the Jews of the
Empire. The authorities clearly considered each community a single body, regardless of its inter-
nal division between Rabbanites and Karaites. This is illustrated by the removal of the entire
Jewish population from Constantinople proper to Pera about 1044 and by the residential segre-
gation imposed on both congregations in the same urban area, where they lived side by side36.
In addition, in Constantinople the Eparch of the city either appointed a single Jewish official or
confirmed him in his function as head of the entire community, a procedure applied in
Thessalonike. A Greek satirical work composed in Constantinople shortly after 1158, thus
approximately at the time of Benjamin of Tudela’s visit, refers to the and Tfjs away
ayyqs 6 ttpwtkttos37. From Benjamin we may gather that he belonged to the Rabbanite con-
gregation, because it was larger than its Karaite counterpart38. This official was surely entrusted
with the levy of the collective taxes imposed upon the entire Jewish community and their order-
ly delivery to the imperial treasury. The division of the fiscal burden between Rabbanites and
Karaites was an internal Jewish matter, which obviously required some degree of cooperation
between them, even in times of tension. Such collaboration was anyhow common in matters
such as the ransoming of captives and the extension of financial support to the Jewish commu-
nity of Jerusalem39. As a rule the Jewish communities of the Empire enjoyed a large degree of
autonomy, and the authorities abstained from interfering in their internal life or in religious con-
troversies. However, the serious disturbances generated by the calendar feud in Constantinople
had clearly amounted to a breach of public law and order, which prompted the government to
depart from its traditional policy in two ways. First, it imposed a fine on a section only of the
local Jewish community. Secondly, since the tension between Rabbanites and Karaites ran high,
it appears most unlikely that they should have reached by themselves an agreement about the
construction of a wall separating their respective residences. Rather, it would seem that, excep-
tionally, the imperial authorities intervened in the affairs of the community and imposed the
building of the partition. This step conformed with their general policy, aimed at the preserva-
tion of peace and tranquillity in the Empire’s capital.
The concentration of all the Jews of Constantinople in Pera accounts for the magnitude of
the catastrophe that befell them at the time of the Fourth Crusade. After capturing the tower
33 Trans, and discussion in Starr, The Jews in the Byzantine Empire, pp. 192-193, no. 136.
34 Russian merchants also visited Constantinople later, in the 1160s, according to Benjamin of Tudela: ВТ, Hebrew,
p. 14; trans., p. 12.
35 On these restrictions in time, place and movement in the city, see above, n. 31.
36 See above, n. 3.
37 D. A. Chrestides (ed.), Mapiaavd аиекйота. ’Avdyapoi^ q 'Avavias. 2. 'ЕтатоХё; - XtyiXXio, (Thessalonike,
1984), p. 259, lines 938-939; for the dating, see pp. 45-47.
38 ВТ, Hebrew, pp. 13 and 16; trans, pp. 11 and 14. Benjamin had high regard for the pornos in Constantinople, which
implies that the latter was indeed a Rabbanite. See also Jacoby, “Les quartiers juifs,” p. 184. Jewish taxation in
Byzantium remains a vexed question; see the latest treatment by S. B. Bowman, The Jews of Byzonthan, 1204-1453,
(University of Alabama, 1985), pp. 41-48.
39 Letter of 1028 from both congregations in Alexandria about captives from Byzantine Attaleia: ed. A. Cowley,
“Bodleian Genizah Fragments, IV,” Jewish Quarterly Review, 19 (1906), pp. 251-254, and trans, by Starr, The Jews in the
Ifyzantine Empire, pp. 190-191, no. 132; common campaign for Jerusalem: Goitein, A Mediterranean Society, vol. 2, pp. 96,
472.
of Pera in July 1203, the crusaders set fire to the suburb. The Jewish quarter was entirely
destroyed40, and there is good reason to believe that the surviving Jews left the area and set-
ded elsewhere41. Pera was still sparsely populated in the early 1260s, and this surely facilitat-
ed its partial grant to Genoa by Emperor Michael VIII Palaeologos in 1267 and the settle-
ment of the new Genoese quarter, which began shortly afterwards. In 1303 Andronikos II
bestowed an additional section of Pera upon Genoa42. At the request of the Genoese, Michael
VIII was supposed to remove to Constantinople all the Greeks residing in the territory he had
allotted, yet some of them remained there43. There is no evidence of a similar removal of Jews
from the site, nor are Jews attested in Pera up to the 1390s, although the Genoese quarter
included the area in which the Jews had lived prior to the Fourth Crusade. It is impossible to
determine since when a contrattajudeorum existed within the Genoese quarter. Yet its Jewish res-
idents either were newcomers or the descendants of immigrants attracted by the intense eco-
nomic activity of this quarter and wishing to enjoy the benefits deriving from settlement in it.
As implied by their Greek names, some of these Jews, if not most of them, hailed from
Byzantine or from former Byzantine territories such as Chios44. In short, there was no Jewish
residential continuity in Pera from the early thirteenth to the late, or at any rate to the mid-
fourteenth century45.
One of the Western chroniclers recording the destruction of the Jewish quarter of Pera in
1203 claimed that the Jews had perished in the fire of 120346. This is clearly an overstatement.
It is flatly contradicted by the overlooked testimony mentioned at the beginning of this paper,
at present the only known one bearing on the Jews of Constantinople in the Latin period47.
Soon after the Latin conquest of the city, Pope Innocent III sent Benedict Cardinal of Santa
Susanna as his legate to conduct talks and reach an accomodation with the Greek Church.
Benedict left Rome for Constantinople late in May or early in June 1205, and apparently
returned there by the summer of 1207. His stay in Constantinople lasted from November
1205 to January 1207. Either on his journey to the city, on his return voyage, or on both occa-
sions he stopped for some time at Athens, Thebes and Thessalonike, three cities in which he
held disputations with Greek clerics and theologians. Benedict was accompanied by Nicholas
of Otranto, who served as his interpreter and may already have been then a monk at the
Greek monastery of Casole (Terra d’Otranto), subject to papal authority48. Nicholas became
abbot of this monastery in 1219 or 122049. Some years later, between 1220 and 1223, he com-
pleted a long polemical work entitled AtaXe^ts ката lovSaicou, or “Discourse against the
40 See above, n. 5.
41 This last point is discussed below.
42 On the quarter, see Balard, La Romanic gtnoise, vol. 1, pp. 50-51, 113-114, 181-198.
43 See Jacoby, “Les G£nois dans I’Empire byzantin,” p. 253.
44 See Balard, La Romanic genoise, vol. 1, pp. 277-279, 350, who lists Jewish men and women with Greek names; also
Jacoby, “Les quartiers juifs,” pp. 215-216. On economic motivation to settlement in Constantinople, see Jacoby, “Les
Genois dans I’Empire byzantin,” pp. 260-261, and 278, n. 73.
45 Contra Balard, La Romanic gfnoise, vol. 1, pp. 277-278; see also Jacoby, “Les Genois dans I’Empire byzantin,” p. 278,
n. 72. Bowman, Пи Jews of Byzantium, p. 52, wrongly assumes the existence of a Genoese quarter in Pera at the time
of the Fourth Crusade, when it was still located within the city proper see Balard, ibid., vol. 1, pp. 108-112.
46 L. de Mas Latrie( ed.), Chromqtu d’Ernoul et de Bernard le Trfsorier, (Paris, 1871), p. 366: there “the Jews lived, before they
were burned” (lijuis manoient devanl qu’ilsJussent ass).
In a previous study, I mistakenly assumed that no such source existed: see Jacoby, “Les quartiers juifs,” pp. 188-189.
Bowman, The Jews of Byzantium, pp. 52, 60, has followed me in this respect, although he used the antijewish work in
which the testimony appears in another context, without being aware of its important implications for the issue dis-
cussed here: see ibid., pp. 32-33.
48 See J. M. Hoeck und R. J. Loenertz, Krkolaos-Jsektarios von Otranto Abt von Casole. Beitrdge zur Geschichte der ost-westlichen
Beziehungen unter Imozenz III. und Friedrich IL, (Ettal, 1965), pp. 30-35, 52-54.
49 Ibid., p. 28.
Jews”50. In it he claims to have gained considerable knowledge about the Jews and their creed
by conducting with them disputations, in which his knowledge of Hebrew served him well51.
Nicholas reports that in Constantinople, Thessalonike and Thebes (fol. 22v, 85v) he debated
theological questions with both parts of the Jewry, in other words with Rabbanites and
Karaites: etSov Kav (sic) ev KovoTavTivouTroXei rd арфш pepov? SiaXeyopeva Kai ev
GeacraAoviKT) Kai BouoTiq. At one point he asked a Jewish opponent whether he belonged
to the “heresy” of the Rabbanites or that of the Karaites, twv paPPaviT(ii>v q twv Xeyopev
wv KappavtTWV (sic). He illustrates the distinction between the two groups by some points of
contention between them (fol. 22v).
The information which Nicholas of Otranto incidentally offers about these groups in three
major Byzantine cities is trustworthy. Indeed, the reference to the two congregations and the ten-
sion between them recalls Benjamin of Tudela’s description of the Jewry of Constantinople52.
The evidence supplied by Nicholas is also of particular importance because it reflects the exis-
tence of a Jewish community in this city in the years 1205-1207, thus shortly after the destruc-
tion of the Jewish quarter of Pera. It is hardly plausible that Byzantine Jews should have immi-
grated to Constantinople from the provinces soon after the Latin conquest of 1204. They would
have refrained from taking this step due to the widespread destruction in the city, its depopula-
tion, and the severe economic contraction generated by the combination of these two factors.
Moreover, the prospect that, as Jews, they would be subjected to harsher conditions under Latin
rule than under Byzantine dominion must have also served as a deterrent. We may safely assume,
therefore, that the Rabbanites and Karaites whom Nicholas encountered in Constantinople were
not newcomers, but local Jews who had outlived the destruction of their quarter in 1203 and had
decided to remain in the city53. The coexistence of the two congregations clearly perpetuated
the situation existing in the Komnenan period. Yet the physical continuity of the Jewish com-
munity and its two groups in Constantinople in the period of transition from Byzantine to Latin
rule did not necessarily entail residential continuity. Unfortunately, Nicholas of Otranto does not
reveal whether all the Jews of Constantinople were concentrated within a specific urban area,
which seems likely, nor does he record where they lived at the time of his sojourn in the city from
1205 to 1207. Several factors, though, suggest that they had left Pera for Constantinople proper.
The fire which destroyed the Jewish quarter of Pera must have also inflicted heavy damage
upon Greek houses in the vicinity. It appears rather unlikely, though, that the suburb should have
been rebuilt in the period of Latin rule54. In addition to Pera, Constantinople proper also suf-
fered from depopulation, since the large Greek exodus that followed the city’s conquest in 1204
was not compensated by the rather limited influx of Latin immigrants55. Despite the heavy
50 Preserved in a fourteenth century copy: ms. Paris, Bibliotheque Nationale, gr. 1255. On elating and content, see Hoeck
und Loenertz, Nikolaos-J'ieklarios von Otranto, pp. 82-88, and E. Patlagean, “La ‘Dispute avec les Juifs’ de Nicolas
d’Otrante (vers 1220) et la question du Messie,” in M. G. Muzzarelli, G. Todeschini (eds.), La storia degli Ebrei nell’Italia
meridionals: tra filologia e metodologia, IstUuto per i bent cultural! natural! della regime Emilia-Romagna, Documenti/29, (1990),
pp. 19-27.
51 On which see Hoeck und Loenertz, Nikolaos-Neklanos von Otranto, pp. 23, 87; Patlagean, “La ‘Dispute avec les Juifs,’”
p. 22.
52 Nicholas is the only source documenting the presence of Karaites in Thessalonike and Thebes, if the calendar feud
examined above indeed occured in Constantinople, as I firmly believe.
53 On others who apparently left the city, see below, n. 59
54 This would also explain why it was sparsely inhabited in the 1260s: see above, p. 7.
55 Nicetas Choniates, Historia, ed. I. A. van Dieten, (Berlin 1975), pp. 593-594, on the bad reception given to refugees in
Thrace. On those at Nicaea, in Paphlagonia and in the Turkish territories of Anatolia, see M. Angold, A Byzantine
Government in Exile. Government and Society under the Laskarids of Jfaaea (1204-1261), (Oxford, 1975), pp. 10-11; idem,
“The Establishment of the Latin Church in the Empire of Constantinople (1204-1227),” ibid., p. 46, on the flight of
the Greek clergy. The last two studies are reproduced in B. Arbel, B. Hamilton and D. Jacoby (eds.), Latins and Greeks
destruction caused by the fires of 1203 and 120456, there were surely numerous abandoned
houses in the city in which those who had lost their homes could resettle. The Jews appear to
have adopted this solution, an assumption supported to some extent by the location of the Jewish
quarter in the city proper in the early Palaiologan period. The Arab chronicler al-Jazari is the
first to mention this new Jewish quarter. In 1293 he met in Damascus an Arab merchant who
had lived in Constantinople for twelve years and reported the existence of ajewish and a Muslim
quarter, each of which was enclosed by a wall57. The chronicler failed to specify, though, whether
the Jewish quarter already existed in 1281, at the time of the merchant’s arrival in the city. In
any event, from a letter written by the humanist Maximos Planoudes shortly after 1296 and other
sources we may gather that it was situated at Vlanga, an area in the southern part of the city
close to the harbor of Kontoskalion58. Planoudes explicitely refers to the Jewish tanners estab-
lished in this quarter, who recall those whom Benjamin of Tudela had encountered in Pera in
the early 1160s59.
In the absence of reliable evidence, the date at which the Jews of Pera or their descendants
settled in Vlanga remains a matter of speculation. This move may have already taken place
spontaneously shortly after the events of 1203-1204. It appears more likely, though, that it was
Michael VIII who established the Jewish tanners in this area. After recovering Constantinople in
1261, he allowed the Genoese, the Pisans and the Venetians to resettle in their old quarters and,
in 1267, enforced the relocation of the Genoese in Pera60. It stands to reason, therefore, that he
also resumed the traditional imperial policy of residential segregation imposed upon the Jews
and the Muslims and assigned to each of these groups a specific quarter, which was later sur-
rounded by a wall. It is a fair guess that ecological considerations determined his choice of
Vlanga for the Jews. Because of the evil smell deriving from tanning, it was customary in the
Middle Ages to remove the exercise of the craft beyond the city wall or, at any rate, to sparsely
populated urban areas. Vlanga was an appropriate location in this respect, particularly since the
neighboring harbor of Kontoskalion could serve as a sewer for the dirty waters which the tan-
ners spilled61. The setdement of the Jewish tanners eventually determined the site at which all
the Byzantine Jews of Constantinople would live in the Palaiologan period. Such an imperial ini-
in the Eastern Mediterranean after 1204, (London, 1989), with identical pagination. On repopulation after 1261, see
D. G. Geanakoplos, Emperor Michael Palaeoloffis and the West, 1258-1282. A Study in Byzantine-Latin Relations, (Cambridge,
Mass., 1959), pp. 114, 122-123, 131-135; K.-P Matschke, “Grund- und Hauseigentum in und um Konstantinopel in
spatbyzantinischer Zeit,” Jahrbuch fir Wirtschqftsgeschichte, 1984, vol. 4, pp. 106-109. The number of Latins settling in
Constantinople after 1204 cannot be established, yet it must have remained small. In 1261 some 3,000 Latins fled the
city, a figure that presumably included a majority of the settlers as well as travelling merchants who happened to be
there at the time of the Byzantine reconquest.
56 On which see T. F. Madden, “The Fires of the Fourth Crusade in Constantinople, 1203-1204: a Damage Assessment,”
Byzantinische Zeitschrift, 84/85 (1991/1992), pp. 72-93.
57 Trans, by M. Izzedin, “Un texte arabe inedit sur Constantinople byzantine,” Journal asiatique, 246 (1958), pp. 454-455.
58 P. A. M. Leone (ed.), Maximi monachi Planudis epistulae, (Amsterdam, 1991), p. 64, lines 10-18, no. 31, and see Jacoby,
“Les quartiers juifs,” pp. 189-196. On the harbor, see R. Guilland, “Les ports de Byzance sur la Propontide,”
Byzantion, 23 (1953), pp. 196-202, repr. in idem, Etudes de topographie de Constantinople byzantine, (Berlin, Amsterdam,
1969), vol. 2, pp. 88-91.
59 The presence of these craftsmen in Constantinople both in the Komnenan and the Palaiologan period does not nec-
essarily point to a continuous Jewish presence in the city, since some of them may have arrived there after 1261: see
below. It is noteworthy that, by contrast to the tanners, the Jewish silk workers mentioned by Benjamin of Tudela are
not attested later. An explanation for their absence from the city is offered in D. Jacoby, “The Jews and the Silk
Industry of Constantinople,” in A. Lambropoulou (ed.),' H 'EppdiKT] irapotxria otov eXXaStKO x<6po, 4o'_19o'
aiwvas, (Athens, 1995) (in press).
60 See Geanakoplos, Emperor Michael Palaeologfts and the West, pp. 133-134. Venice resumed authority over its quarter only
after the ratification of its treaty of 1268 with the Empire: see ibid., pp. 214-216. On the background of the Genoese
relocation, see Balard, La Romastie genoise, vol. 1, pp. 49-51.
61 As suggested by Bowman, The Jews of Byzantium, p. 55. This harbor was restored by Emperor Michael VIII: see
Guilland, as above, n. 58.
tiative would have also conformed with the emperor’s general demographic and economic poli-
cy. Indeed, Michael VIII took various measures to repopulate the city and enhance its econom-
ic activity. It is quite possible, therefore, that he also promoted Jewish migration from the
provinces, in particular that of craftsmen62. In any event, a spontaneous migration of that type
took place at a later period63.
Our latest considerations further narrow the chronological gap between Nicholas of
Otranto’s testimony and al-Jazari’s description, which at best hints at the existence of the Jewish
quarter in 1281. We are still left with a period of several decades, from 1205-1207 to the 1260s,
for which we lack both direct and indirect information about the Jews of Constantinople. We
may nevertheless conclude that while the city’s Jewish community was severely affected by the
Fourth Crusade, it survived through the years of Latin rule, and the same holds true of the
Rabbanite and Karaite congregations in its midst. Yet the presence of Venice and Genoa in
Constantinople in the Palaiologan period introduced an additional division of the Jewish popu-
lation, along “national” lines. It generated the emergence of two more Jewish communities and
residential areas, located in the respective quarters of these maritime powers64.
62 On rcpopulation, sec above, n. 55. On the economic aspect of this policy, see Jacoby, “The Jews of Constantinople
and their Demographic Hinterland,” pp. 228-229.
63 Sec D. Jacoby, “I-es Vcniticns naturalises dans I’Empire byzantin: un aspect de 1’expansion de Venise en Romanic du
XIlIc au milieu du XVe siecle,” Trtwaux el mhnoires, 8 (1981), pp. 227-228, 230-231, repr. in idem, Studies on the Crusader
Slates and on Unetian Expansion, (Northampton, 1989), no. 9; also idem, “Les Genois dans I’Empire byzantin,” p. 260.
64 On this development, which is beyond the scope of the present study, see Jacoby, “The Jews of Constantinople and
their Demographic Hinterland,” pp. 229-230.
Византийский временник, т. 55
В. Г. Ченцова
О ЗНАЧЕНИЯХ ТЕРМИНА icavifrupic
В ВИЗАНТИЙСКИХ ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ ИСТОЧНИКАХ*
Немногочисленность данных о местной торговле в Византии вынуждает
исследователей с особым вниманием относиться к сообщениям источников о
ярмарках — Travqyuptc;* 1. Термин "панигирис" употребляется в византийских текстах в
разных значениях. Под ним могли подразумеваться церковный или светский праздн-
ик, ярмарка, проводимая в праздничный день, или рынок2. Локализация ярмарок в
Византии в XIII—XV вв. проводилась в первую очередь по упоминаниям в документах
афонских монастырей о панигирах3. Сведения о них в актах очень кратки. Обычно
сообщается о месте и дне проведения панигира, указана уплачиваемая за него
монастырю сумма. Вопрос о фиксированных в грамотах афонских монастырей
взносах за панигир вызывал наибольшие разно-гласия у исследователей. По пред-
©В.Г. Ченцова, 1998
* Автор глубоко признателен Ю. Я. Вину за ценные дополнения.
1 Ильинский Г. А. Грамоты болгарских царей И Древности: Тр. славян, комиссии имп. моек, археоло-
гия. об-ва. М„ 1911. С. 125; Сакьзов Ив. Панаири в средневековна Македония // МП. 1927. Т. 4. С. 3—4;
Каждая А. П. Деревня и город в Византии, IX—X вв. М., 1960. С. 254; Острогорски Г. Серска облает
после Душанове смрти. Београд, 1965. С. 57; ПоляковскаяМ. А. Городские владения провинциальных
монастырей в поздней Византии // ВВ. 1964. Т. 24. С. 207—208; Вин Ю. Я. Сельское ремесло и
промыслы в поздней Византии (ХШ—XV вв.) // ВВ. 1987. Т. 48. С. 94; Хвостова К. В. Некоторые вопросы
внутренней торговли и торговой политики в Византии XIV—XV вв. И ВВ. 1989. Т. 50. С. 40—41; Она
же. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание византийцами-современник-
ами (XIV—XV вв ). М„ 1992. С. 103; Dieterich К. Zur Kulturgeographie und Kulturgeschichte des byzantinischen
Balkanhandels I/ BZ. 1931. Bd. 31. Fasc. 1. S. 44, Anm. 1; KovkovAec Ф. BuCavnvwv pioc Kat jroAvnojio?.
AOrjvat, 1949. T. 3 £. 270—283; Zakythinos D. Le despotat grec de Motde. Athdnes, 1953. T. 2. P. 117—120,241—
242,253; Asdracha C. La region des Rhodopes aux XIIIе et XIVе s. Athen, 1976. P. 221—222; Eadem. Les foires en
Epire mddidvale: La fonction justicative de la mdmoire historique // JOB. 1982. Bd. 32/3. P. 437—446; Oikonomides
N. Hommes d’affaires grecs et latins i Constantinople, XIIIе—XVе s. P.; Montreal, 1979. P. 89; Maksimovic Lj.
Charakter der sozial-wirtschaftlichen Struktur der spatbyzantinischen Stadt (13.—15. Jh.) // JOB. 1981. Bd. 31/1.
S. 172; Hrochova V. Zur wirtschaftlichen Rolle der byzantinischen Kloster im 13.—15. Jh. // JOB. 1982. Bd. 32/2.
S. 89—91; AapnponovXov A. I. Oi Travriyvpeic arrjv IleXoxovvrioo ката тг| peaanoviKri ёлохп И H ка0г|-
peptvq Cwq ото BuCavno. AOqva, 1989.1.291—310; LaiouA. E. Handler und Kaufleute auf dem Jahrmarkt//Fest
und Alltag in Byzanz. Munchen, 1990. S. 62—63; Vryonis Sp. The Panegyris of the Byzantine Saint: A Study in the
Nature of a Medieval Institution, its Origins and Fate //The Byzantine Saint. L.; Chester, 1981. P. 196—226; Harvey A.
Economic Expansion in the Byzantine Empire, 900—1200. Cambridge, 1989. P. 235—236,260; Zivojinovuf M. The
Trade of Mount Athos monasteries//ZRVI. 1991. T. 29-30. P. 112-113.
2 Vryonis Sp. Op.cit. P. 198—200; Laiou A.E. The Festival of “Agathe”; Comments on the Life of Constantinopolitan
Women // Byzance: Hommage d Andid N.Stratos. Athdnes, 1986. Vol. 1. P. 115—116; Eadem. Fair // The Oxford
Dictionary of Byzantium. N.Y.; Oxford, 1991. Vol. 2. P. 775—776.
3 Philoth. A. N III. 1.70—72; N V.P. 18.1.44—46; N IV. 1.77 (cp.: Kravari V. Nouveaux documents du monastdre de
Philothdou // TM. 1987. T. 10. App.l. P. 336.1.20—21); Zogr. N XV1.P. 37.1.12—13; P .38.1.41—43; Lavra. П. N 104.
1.168; N 109.1.948; N 111. 1.29; Арр. VIII. P. 305—306.1.25; Xdropot. N 18 В. 1. 57. P. 149; Sechs. (Iber.). S. 103.
1.251; Typ.Kosm. N 69.1.14. P. 52; Esph. N 14.1.194, 210; N 6.1.45-^16; Арр. A. 1.43-46; N 16.1.80; Гои5а(М.
BuCavnaKa Ёуурафа Tfj? ev ”A0u) iepdc Movrj<; той Ватотгебгои // EEBZ. 1927. T. 4. N 10. P.223. 1.38;
Alexander P. J. Chrysobull of the Emperor Andronicus II Palaeologus in Favor of the See of Kanina in Albania //Byz.
1941. T. 15 (1940-1941). P. 179. (Cf.: 183-184, 187). См. также: Actes de PrStaton. Texte / Fd. par D.
Papachryssanthou. P„ 1975. (Archives de Г Athos. T. 7) P. 116.
положению Ф. Дэльгера, подать за проведение панигира представляла собой налог с
проходившего в праздничные дни рынка4. Ф. Кукулес, и впоследствии А. Лабропулу,
считали, что в источниках приведены суммы, полученные от взимания на ярмарке
10% коммеркия, а размеры их соответствовали значению ярмарки5.
В записях о выплатах за проведение панигиров названы, как правило, небольшие
суммы, составляющие от 1 до 10 перперов, так что если это были суммы,
получаемые от сбора 10% коммеркия, то весь товарооборот ярмарок составлял от
10 до 100 перперов. Но если бы речь шла о коммеркии, то его размер каждый раз мог
меняться. Поэтому А. Лайу сделала вывод, что подать за небольшие сельские
ярмарки была фиксированной, не зависящей от товарооборота, т.е. никак не свя-
занной с 10% коммеркием, и потому она не позволяет установить объемы торговли6.
Остается, однако, неясным, какова в этом случае была природа сборов с панигиров
и имели ли они связь с доходом от взимавшихся на праздничной ярмарке пошлин.
В Византии до 1204 г. даже в случаях передачи права на доходы от коммеркия
именно представители государства обычно занимались взиманием пошлины в
пользу получившего такое пожалование, так как торговые операции на террито-
рии империи подвергались строгому контролю (с XIII в., впрочем, право на непо-
средственный сбор доходов от торговли, как правило, с уточнением цели пожа-
лования, стало предоставляться несколько чаще7). О взимании коммеркиев пред-
ставителями государственной власти свидетельствуют данные об освобождении
жителей Монемвасии от уплаты различных пошлин на ярмарках-панигирах, со-
держащиеся в трех документах: простагме императора Андроника III монем-
васийской колонии в Лигах 1328 г., опубликованной П. Шрайнером, поддельном
хрисовуле в пользу Монемвасии (зависимость которого от простагмы этому
исследователю удалось убедительно доказать8), включенном в хронику Псевдо-
Сфрандзи (Макария Мелиссина), и аргировуле деспота Феодора I Палеолога9.
4 Dolger F. Aus den Schatzkammem des Heiligen Berges: Textband. Munchen, 1948. S.191; Idem. Sechs. S. 125; Вин
Ю. Я. Указ. соч. С. 94.
5 KovkovAe( Ф. Op. cit. Е. 281—282; AapirpomvXov A J. Op. cit.E. 307.
6 Laiou A. Handler. S. 62—63.
7 Например, в сообщении Феофана об Эфесской ярмарке (795 г.) и пожаловании Константином VI в храм
св.Иоанна Богослова доходов от коммеркия (то KoppepKtov той Travriyupiou) передаваемая сумма —
100 литр золота, как предполагала Э. Антониадис-Бибику, определена точно, так как представляла
лишь часть, пожертвованную на нужды церкви, а не все, что было получено от торговых пошлин на
ярмарке. См.: Theophanis Chronographia / Rec. С. De Boor. Lipsiae, 1883. Vol. 1. P. 469. 1.30—
470.1.1; Antoniadis-Bibicou H. Recherches sur les douanes it Byzance. P., 1963. P. 107—108, 145—153.
8 Schreiner P. Ein Prostagma Andronikos’ HI fur die Monembasioten in Pegai (1328) und das gefalschte Chrysobull
Andronikos’ II fur die Monembasioten im Byzantiniscben Reich // J6B. 1978. Bd. 27. S. 203—228. Новая аргу-
ментация в пользу аутентичности хрисовула 1316 г. приведена в кн.: Kalligas Н. A. Byzantine
Monemvasia: The Sources. Monemvasia, 1990. P. 117-134. Подробнее см.: Ченцова В. Г. Замечания к дискус-
сии о привилегиях жителям Монемвасии // ВО. М. 1996. С. 174—182.
9 О датировке аргировула см: Schreiner Р. I diritti della cittA di Malvasia nell' epoca tardo-bizantina // Miscellanea di
Studi storici. Genova, 1983. Vol. 2. P. 93—94 (1392 г). В простагме Андроника III сообщается об
освобождении монемвасийцев из Пиг от разнообразных податей, связанных с торговлей, в том числе
и от коммеркия — на востоке, западе, островах, море, суше и ev Travpyupeoi (Idem. Ein Prostagma.
S. 211). В хрисовуле далее сделана вставка, в которой специально упомянуто освобождение от податей
и коммеркия на Пелопоннесе: "и также они (монемвасийцы. — В. Ч.) на панигирах, проходящих во
всех пелопоннесских землях и крепостях моей царственности, должны быть свободны от всех
обложений..." См.: Ibid. S. 222—223: en бе кал etc тас Tfjc ПеАолоууцаои алааас хшрас ка\ кастера тпс
(JaotXeiac рои ytvopevac xavriyupeic... офелАсосп бютцpe'toBat pev ка! ало Ttov кефаЛашу jrdvrwv av-
ытерол... Особое указание прав монемвасийцев на Пелопоннесе после более общей формулы
освобождения, где панигиры уже были упомянуты, свидетельствует о том, что под руками соста-
вителя документа мог иметься другой источник, согласно которому он сделал это дополнение.
42
Именно светская власть могла пожаловать право сбора коммеркия или сумму от
него на нужды монастыря, церкви и т.п.10 Так, поступления от коммеркия зафик-
сированы в составленном Георгием Стратигом и Николаем Феологитом практике
владений и доходов Лавры св.Афанасия в хорионе Доксобус11. В тексте доку-
мента названа общая сумма ( по определению Н.Звороноса) поступлений от тор-
говли (50 перперов), включавшая и коммеркий12. Плата за проведение панигиров,
10 перперов, отделена в тексте от коммеркия и прочих обложений. Это позволяет
заключить, что сумма, получаемая от проведения панигира, вероятно, не
коммеркий.
В группе платежей, которые Н.Зворонос определил как торговые сборы, объ-
единены несколько видов обложений. Среди них названы некоторые виды нало-
гов, несомненно, относящиеся к торговой деятельности: уодаркгпкоу — пошлина с
товаров, упакованных в тюки13; катаущугой — обозначение пошлины, возможно,
связанной с уплатой за стоянку или склад. Понимание же термина сщгшуюу как
торговой или связанной с торговлей пошлины представляется сомнительным.
А. Соловьев и В. Мошин определяли опсоний как поставку продуктов питания, в
частности мяса и рыбы14. Ф. Дэльгер считал, что это налог с рыбных ловель, а в
XI—XII вв. — снабжение продовольствием армии. П. Шрайнер подчеркивает, что
этот вид обложения — снабжение продовольствием — указывался обычно в
денежном выражении15. Таким образом, опсоний не вполне подходит под общее
перечисление торговых пошлин. Но учитывая, что опсоний, как и торговые
платежи, взимался государственными властями16, можно предположить, что в
тексте документа имеется в виду просто пожалование твердой суммы от разных
видов обложений. Именно поэтому в тексте указана фиксированная сумма, кото-
рая иначе менялась бы в зависимости от объемов торговли.
Упоминание о панигире содержится в хрисовуле Андроника П Палео лога
янинской митрополии, где говорится о проходящем с 26 октября по 8 ноября в
Янине панигире, приуроченном ко дню св.Михаила Архангела17. Указанный в тек-
сте порядок распределения тех доходов, которые ранее исследователи связыв-
али с доходами церкви от панигира-ярмарки, несомненно, касается всех доходов
церкви Янины, половина которых должна идти на нужды церкви, а половина —
клиру. Это подтверждается тем, что в хрисовуле говорится не только о
денежных доходах (они могли поступать от праздничной торговли), но и нату-
ральных (ало таитпс [ЁккАдспас] е’шобпцато?; ало тшу е’юобгщатюу ттк аитцс
касающееся именно Пелопоннеса. Этим источником, возможно, послужил аргировул деспота
Феодора I, в котором также говорится об освобождении жителей Монемвасии от всех податей "на
ежегодно проходящих панигирах в этих крепостях и землях моей царственности", т.е. на
Пелопоннесе См.: MM.V. N VII. Р. 171, 173: ...Kai twv aAXuv атгаггпаеыу Kai Sooewv twv yivopevwv ev
Tai? kot’eto? ytvopEvat? travriyupEoiv el? та тоюйта каотра Kai [rad хыра? rfj? paatkeia? gov. Cp ev
Tai? кат’ёто? ytvopEvat? TtavriyupEatv et? та тоюйта каотра Kai [та?] хыра? тг(? 0aotAEta? рои. Ср.
хрисовул 1319 г. Янине: Ibid. Р. 80-81.
10Ср.: AajutrpotrovAov A. I. Op.cit. £. 298, опр- 34.
11 Lavra. N 104.1.168—169 (1317).
12 Svoronos N. Le domaine de Lavra sous les Pal6ologue // Lavra. IV. P. 159—160.
13 Antoniadis-Bibicou H. Op. cit. P. 137.
14 Соловьев А., Мошин В. Грчке повел>е српских владара. Београд, 1936. С. 476. См. также: № IX. С. 68, 1.
42-47; Zogr. XXXII. Р. 75.1.37.
15 Dolger F. Aus den Schatzkammem. S. 191; Schreiner P. Ein Prostagma. S. 208.
16 Cf.: ММ. V. N II. P. 85.
17 ММ. V. P. 85—86. Cf.: Asdracha C. Les foires. P. 437—^38; Laiou A. Handler. S. 63.
43
ауштсиж ёккЛпагас). В общий доход включены поступления от ситокритона —
300 модиев зерна, бочка вина, а также 50 перперов18. Видимо, упомянутый в
хрисовуле ситокритон (натуральный налог зерном, введенный Андроником П)19, а
также половина опсония, поступающая в пользу церкви, были государственными
пожалованиями (как в практике Лавры с описанием владений в Доксобус). Таким
образом, эти данные свидетельствуют о том, что природа сборов за проведение
панигира и доходов от торговли, по-видимому, была различна.
Выяснить вопрос о том, кто именно должен был платить за проведение пани-
гира, а также уточнить значение термина лаулуирн; в афонских грамотах нам
кажется возможным благодаря записям 1419—1421 гг., сделанным неким анони-
мным служителем Фессалоникской митрополии20. Неизвестный сборщик фикси-
ровал доходы казны митрополии, поступавшие в том числе и от панигиров. В
некоторых случаях он прямо указывает, что уплата этих сумм производилась
клиром городских церквей (сито twv Kavriyupewv twv кАлрыу в ноябре 1419 г. было
получено 30 аспров; с клира церкви св.Димитрия — ало тои кАлрои той ayiov
Длмлтрюи бихтлу лаулуиргу — 12 аспров; и т.д ). Слово "панигирис" употребляет-
ся в этом документе в качестве синонима к Ёортл ("праздник") и к обозначениям
продолжительности празднования (ало той кАлрои Tfj<; e^apepiac ка\ октацергас
Twv’AowpaTwv и др.). Это позволяет заключить, что речь в данном случае идет о
самих праздниках, а не о ярмарке.
О возможности замены обозначения лаулуири; на Ёортп и в афонских грамотах
свидетельствует акт Фессалоникского митрополита Иакова о передаче монасты-
рю Зографу келлиона и церкви св.Власия со всеми их владениями, где ежегодно
проходит праздник: ...ка! тле кат’Ётое Ёортлс В документе не говорится об
обязательном денежном сборе в пользу монастыря-владельца келлиона, но сама
форма упоминания о ” ежегодном празднике" соответствует сообщениям о про-
ведении "ежегодного панигира"21. Подтверждение того, что в документах,
упоминающих о податях за проведение панигира, речь идет также о празднике, а
не ярмарке, можно найти в одном из актов Филофеева монастыря. В нем сообща-
ется о принадлежащем монастырю храме Михаила Архангела в Неокастроне
с проводившимся ежегодно 8 ноября панигиром — ovv ttj ётлспыс ёкеюе
TEXoupEvq 6лцотеАе1 лауЛуирЕ!22. Выражение блцотеАл^ лаутууврк традиционно
употреблялось для обозначения именно "общенародного" праздника в текстах и
византийского, и античного времени23.
По данным афонских документов взносы с панигиров были невелики — от 1 до
10 перперов (причем 10 перперов сразу за два панигира). В записях служителя
18 ММ. V. Р. 86.
19 Хвостова К. В. Особенности аграрно-правовых отношений в поздней Византии XIV—XV вв. M., 1968.
С. 260. Д. Найкол писал, что здесь идет речь о выдаче натурой содержания клирикам (Nicol D. М. The
Despotate of Epiros, 1267—1479. Cambridge, 1984. P. 225—226).
20 Kugeas S. Notizbuch eines Beamten der Metropolis in Thessalonike aus dem Anfang des XV. Jh. // BZ. 1914. Bd. 23.
S. 144—154.
21 Zogr. N XIV. P. 34.1.21 (1299).
22 Philoth. NIV. P. 15. 1.79 (1287). Cf.: N V. P. 18.1.44—46 (1292).
23 loannis Skylitzae Synopsis historiarum. B.; N.Y., 1973. P. 346.1.51—52; Georgius Cedrenus. loannis Scylitzae
Compendium historiarum. Bonnae, 1839. Vol. 2. P. 454.1.21—455.1.1—3; loannis Zonarae Epitomae historiarum.
Bonnae, 1897. Vol. 3. P. 560. 1.3—7. Cf.: Asdracha C. Rhodopes. P. 221—222. Cf.: Liddell H. G„ Scott R. Greek-
English Lexicon. Oxford, s.a. Vol. 1. P.387; Sophocles E. A. Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periods.
Leipzig; N. Y., 1904. Vol. 2. P. 836; Дддптракой A. tAiya. Xe^ikov oXrtc Trie eXXnviKfjC yXwoonc-’AOfjvai,
1964. T. 4. P. 1843.
44
Фессалоникской митрополии также фиксируются, как правило, небольшие пос-
тупления за праздники от храмов. Крупные суммы (от 1 до 3 тыс. аспров) и их
расходование были связаны с деятельностью некоего Алмириота. Автор заметок
указывает, что сакелларий Алмириот удержал сумму (CnrouXtv — "долю") в 1 тыс.
аспров с клира храма Небесных Сил Бесплотных и потратил 4 номисмы на украше-
ние Евангелия, а часть средств на скамьи и "другие пустые нужды". В другом
случае Алмириот, названный экономом, получил сумму коммеркия с судна,
прибывшего яротпсЁортп?twv ayiwv ’AyygXwv Eicrrjv oKTa(jiEpiav) f) exei 6 KXfjpo?
twv ayicov ’AyYeXwv — т.е. "перед праздником св. Ангелов в восьмидневный (празд-
ник), который проводит клир (церкви) св. Ангелов"24. В данном случае празд-
ничный сбор с церкви и получение коммеркия с судна непосредственно связаны.
Однако говорится о коммеркии именно с одного судна, а далее в записи
следующего года этот коммеркий обозначается как то KOvgEpKiv атго tojv
naXaioXoywv25. Можно предположить, что и в предыдущий год право на сбор с
судна коммеркия, чтобы сделать некоторые приобретения для митрополии,
было пожаловано "Палеологами" — возможно, деспотом Андроником, в то время
правителем Фессалоники, или же самим императором26. Эта запись свидетельст-
вует о том, что клир церкви, проводившей праздник, не имел права на сбор
коммеркия вообще: коммеркий предоставлялся в определенном объеме (с одного
судна), а в другом случае составил сумму в 1400 аспров вместе с доходом от пани-
гира (ало тп? Ё^ацЕрга? twv ayiwv ’AyyEXwv таита ка! то koujiepkiv ало twv
naXaioXoytov), причем 600 аспров еще были у деспота27. О получении мит-
рополией доходов из государственной казны свидетельствуют и записи, в кото-
рых сообщается о том, что деспот должен выплатить "долю" (та CqTOuXta), кото-
рая еще оставалась у него. Так, в одном случае от деспота в праздники Богороди-
цы Ахиропиитос и Небесных Сил Бесплотных надлежало получить 900 аспров28, а
в другом говорится, что от панигира св.Димитрия ничего не было получено, так
как вся сумма осталась у деспота29. Возможно, речь здесь идет о задержках
выплаты из казны сумм, предназначенных на церковные нужды,
которые могли поступать и от коммеркиев, а сами выплаты приурочивались к
праздникам.
Подтверждением этого могут служить и данные постановления венециан-
ского Сената 7.VII 1425 г. об ответах на запросы послов из Фессалоники, нахо-
дившейся в то время под юрисдикцией Венеции. В постановлении говорилось, что
ректоры Фессалоники могут тратить до 200 перперов в мирное и до 100 перперов
в военное время по случаю праздника св.Димитрия30. Размер указанных сумм —
100—200 перперов — соответствует суммам, приводимым в записях служителя
митрополии — 1400, 900 аспров (ок. 112 и 72 п.), — которые, видимо, предостав-
лялись государством по случаю церковных праздников. Весьма вероятно, что
получение от светских властей некоторой суммы по случаю празднования дня
24 Kugeas S. Op.cit. N 31, 87.
25 Ibid. N 87. S. 153—154.
26 Ibid. N 59—70. Cf. S. 158. Отметим, что и получаемые автором записей 10 номисм во время его пре-
бывания в Константинополе выдавались из доходов от государственного имущества или коммер-
кия (например, как указано, KoppepKiov oivov/
27 Ibid. N 87. S. 153—154.
28 Ibid. N 32.
29 Ibid. N 42. S. 147.
^Thiriet F. Rdgestes des ddlibdrations du Sdnat de Venise concemant la Romanie. P.; La Haye, 1959. T. 2 N 1995.
45
святого покровителя города было одним из обычаев, который венецианские
власти предпочли не нарушать.
В среднем выплаты за проведение панигиров, зафиксированные в записях
служителя Фессалоникской митрополии (без учета крупных сумм), составляли
ок. 17,5 аспров (= ок. 1,4 п.)31. Размеры этих сумм соответствуют не только данным
афонских документов о выплатах за проведение панигиров, но и ряду других
источников. В описи доходов Хиландарского монастыря, "Практике всех
метохов", упоминается о денежной уплате — "со збориф ихь всВхь светихь «в» пер-
пере" — т е. за "сборище" в праздник Всех Святых уплачивалось 2 п.32. О подати за
право проведения панигира сообщается в латинском тексте описи владений
Никколо Аччайуоли на Пелопоннесе: за проведение панигиров в Аконе (Маконе)
уплачивалось "долями" 4 перпера (Panegerii de Amachonu reddunt in porcione yperpera
quatuor)33. Некоторые данные об уплате за проведение панигиров содержатся в
османских описях 60 — 70-х годов XV в. Так, в опубликованных П. Нэстурелом и
Н. Белдичеану описях, происходящих из Македонии, указанные суммы в 250, 350
(за два панигира) и 40 аспров при пересчете дают близкие к обычным выплатам за
панигиры суммы: ок. 5,7 (по 3,5) и 0,8 п.34. Сообщение о панигире в Зихне включено
в текст описи после сведений о выплатах церквами определенных взносов (суммы
от 30 до 60 аспров), что соответствует данным записей служителя
Фессалоникской митрополии о выплатах городскими церквами в казну мит-
рополии. Указания примерно одинаковых небольших сумм за проведение пани-
гиров позволяют предположить, что во всех случаях говорится об уплате одного
и того же вида взносов, выплачиваемых церковью за право проведения праздн-
ика-панигира35.
Таким образом, эти документы свидетельствуют о том, что монастырь или мит-
рополия получали доходы не от ярмарок, проходящих в праздничные дни, а от
церквей или метохов за проведение ими престольных праздников. Разумеется,
праздники даже в селах часто сопровождались праздничной ярмаркой36.
Указания на это содержатся и в афонских документах, в которых зафиксирована
взимаемая за проведение панигиров подать. Так, например, в практике Ивирского
монастыря говорится о Travnyuptt; тле dyiac ПараокЕигк ouv тф кирюскофорц) —
311 п" = 12,5 a. (Kugeas S. Op.cit. S. 158—159). С учетом крупных сумм средняя составляет ок. 32 п.
Средний взнос по 30 суммам, уплачивавшимся церквами по полугодиям — 2,4 п.
32 Chil. si. N 86. Р. 578.1.367 (XV в.). Cf.: Грчке повеле. N XLV. Р. 362. 1.91—92; 363. 1.80—82.
33 Longnon J., Topping Р. Documents sur le regime des terns dans la principautd de Могёе au XIV sidcle. P., 1969.
P. 64.12 (N 3). Cf.: Ann. 26—27; Арр. 3. P. 274; AapttpotrovAov A J. Op.cit. P. 303.
34 Nasturel P, Beldiceanu N. Les dglises byzantines et la situation dconomique de Drama, Semis et Zichna aux XIVе et
XVе ss. // JOB. 1978. Bd. 27. P. 282—284. По данным: Bertele T. Moneta veneziana e moneta bizantina (secoli
XII—XV)//Venezia e il Levante lino al secolo XV. Firenze, 1973. Vol. 1 (1). P. 65—67; Beldiceanu N. Les actes des
premiers sultans. P., 1960. T. 1. P. 175. По расчетам Н.Белдичеану и Р.Нэстурела, 1 флорин • 45 аспрам.
35 Ср. также пожалование столичным монастырям в хрисовуле императора Мануила I Комнина
1158 г. владения париками, прав на взимание разного рода податей и барщины, в том числе и та?
TtavriYupei?: Zachariae a Lingenthal С. Е. Jus Graeco-Romanum. Leipzig., 1857. Р. 3. Р. 451. 1.10—И;
Р. 452.1.20.
36 См., например: Gautier Р. Le typikon du sdbaste Grdgoire Pakourianos // REB. 1984. T. 42. P. 69.1.834—845;
Типик Григория Пакуриана /Ввел., пер., коммент. В. А. Арутюновой-Фиданян Ереван, 1978.
С. 91—92 (коммент. С. 180—181). Ср. также в двух документах 1274 г. монастыря Лемвиотиссы
говорится о границах земельного владения монастыря, которые проходят по дороге к паниги-
ру св. Пантелеймона (eiaepxovrat rqv тц? navqyupew? той ayiou TTavreXEqpovo? Хешфороу obov) и
огибают с севера "площадь названного панигира" (тру тле бг)Хи>6е'юг|? Travqyupewc ayopav). См.
ММ. IV. Р.107, ПО.
46
панигире св.Параскевы с праздничной торговлей37. Проводимые церковные пра-
здники должны были приносить церкви определенный доход. Он мог поступать
от пожертвований местных жителей или властей, церковной торговли и т.п. Не
случайно в завещании Луки, игумена монастыря Иоанна Предтечи у Галеагры
(1036 г), в котором говорилось о заботах монаха Симеона по поддержанию монас-
тыря, помимо прочего указывается на проведение праздника св.Иоанна Предтечи
(видимо, Рождества)38.
Итак, значение понятия Travnyupt^ в документальных источниках не всегда
одинаково, и необходимо различать те случаи, когда имеется в виду ярмарка, а
когда — церковный праздник и уплачиваемая за него подать. Данные о пани-
гирах и уплате взносов за его проведение, содержащиеся в афонских актах, не
дают возможности для заключения о господстве монастырей на местном рынке,
так как в них подразумевается проведение престольных праздников39.
* * *
В работе приняты следующие сокращения названий изданий документов и некоторых специаль-
ных работ:
Chil. si. — Actes de Chilandar. 2e partie. Actes slaves / Publ. par B. Korablev // Actes de Chilandar / Publ. par L. Petit,
B. Korablev//BB. 1915. T. 19 (Прилож. 1)
Esph. — Actes dEsphigmdnou I Publ. par J. Lefort. P„ 1973. (Archives de 1'Athos. T. 6)
Ivir. — Actes d'lviron. T. 1. Des origines au milieu du Xie sifecle /fid. par J. Lefort, N. Oikonomides,
D. Papachryssanthou avec la collab. de H.Mdtrdvdli. P., 1985. (Archives de 1'Athos. T. 14)
Lavra — Actes de Lavra I Publ. par P. Lemerle, A. Guillou, N. Svoronos, D. Papachryssanthou avec la collab. de
S. Cirkovid. P„ 1977-1982. T. 2-4. (Archives de 1'Athos. T .8,10,11)
Philoth. — Actes de Philothde / Ed. W. Regel, E. Kurtz, B. Korablev // BB. 1913. T. 20 (Прилож. 1);
Sechs. (Iber). — Diilger F. Sechs byzantinische Praktika des 14. Jahrhunderts fiir das Athoskloster Iberon. Munchen,
1949
Typ. Kosm. — Petit L. Le monastdre de Notre-Dame de Pitid // ИРАИК. 1900. T. 6
Хёго pot. — Actes de Xdropotamou / Publ. par. J. Bompaire. P., 1964. (Archives de 1’Athos. T. 3)
Zogr. — Actes de Zographou / Publ. par W. Regel, E. Kurtz, B. Korablev // BB. 1907. T. 13 (Прилож. 1)
37 Sechs. (Iber.) RK. S. 103. 1.251 (N 231/232) (1316). Ср. в славянских грамотах "панагир с торгом". См.:
Ильинский Г. А. Указ. соч. № 2. С. 16.1.30—31: Chil. si. N 5. С. 386.1.57—61; НоваковиЬ Ст. Законски спо-
меници српских држава средньега века. Београд, 1912. XV. № 1. С. 615 (XXXVI); № 10. С. 504 (16. II 1452).
38 Ivir. I. N 25.1.20. Р. 238.
19 Сообщения о непосредственной передаче доходов от торговли в пользу монастырей с правом их
взимания фиксируются в славянских грамотах несколько чаще и имеют некоторые особенности.
Прежде всего термин "панагир” в приводимых документах употребляется для обозначения
ярмарки. См.: Chil. si. N 5. Р. 386.1.57—61; Ильинский Г. А. Указ соч. № 2. С. 16.1.30—31. В славянских
документах непосредственно указывается, что сбор пошлин производился монастырем, а не пред-
ставителями государственной власти. Например, в грамоте краля Стефана Уроша II монастырю св.
Георгия говорится о праве игумена в течение 8 дней взимать торговые пошлины на ярмарке и сам
игумен есть "кефалиш панагюроу" (НоваковиЬ Ст. Указ соч. С. 620 (LXXIII—LXXIV); см. также: N* XV
(1). С. 611; N XVIII (2). С. 641 (XVII); N 60. С. 464—465; N XXVI. С. 698). Не случайно зафиксированное
в грекоязычном акте право Лавры св.Афанасия на сбор коммеркия — коицеркт ei<; tov фброу, отгои av
TQxt (Lavra. III. N 130. 1.25—26 (1350—1351?)) — относится ко времени, когда передаваемые земли
были захвачены сербами. Донатор — Калаварис, — по предположению М. Живоинович и издателей,
был одним из греков, сохранивших свое высокое положение после сербского завоевания (Ibid. Р. 43).
Ср.: Laiou А. Е. In the Medieval Balkans: Economic Pressures and Conflicts in the XIVth c. // Byzantine Studies in
Honor of M. V. Anastos. 1985. Vol. 4. P. 153.
Византийский временник, т 55
К.-Р. Matschke
GESELLSCHAFT UND KRANKHEIT: BEWOHNER UND BESUCHER
KONSTANTINOPELS WAHREND
UND NACH DER PEST VON 1436*
NaturgemaB informiert das beruhmte Kontenbuch des Giacomo Badoer in erster Linie uber
die Geschafte des venezianischen Kaufmannes in der spatbyzatitinischen Hauptstadt, da fur die
Menschen aus den oberitalienischen Handelsrepubliken im 15. Jh. aber schon fast alles
berechenbar und abrechenbar geworden ist, enthalten Badoers Konten auch einige interessante
Informationen uber sein Leben und seine Krankheiten.
Der ruhrige Geschaftsmann halt sich etwa dreieinhalb Jahre in der Stadt am Bosporus auf, von
Septembe 1436 bis Februar 1440* 1. Er mietet kurz nach seiner Ankunft von einem vornehmen und
bekannten griechischen Einwohner ein groBes Haus mit Magazin und Stallung2, das er ohne Frau
und Familie, dafur mit wechselnden Handelsgehilfen und Haussklavinnen bewohnt3. Wahrend
seines Aufenthaltes ist er nachweisbar mindestens 5mal krank4. Einmal leidet er an einem
Hautausschlag5, ein anderes Mai hat er Zahnprobleme6, uber weitere drei Krankheitsfalle macht
er keine konkreten Angaben. Mit seinem Ausschlag hat er mindestens 15 Tage zu tun, eine nicht
benannte Krankheit dauert 5 Tage7. Geht man von der Exaktheit seiner Buchfuhrung auch in
Sachen Krankheit aus, dann machen ihm gesundheitliche Probleme vor allem in der ersten Phase
seiner Tatigkeit in Konstantinopel zu schaffen. Krank ist er Anfang und Mitte 1437 und Mitte und
Ende 1438, in die letzten eineinhalb Jahre fallt nur die Zahngeschichte. Moglicherweise hatte er
zunachst einige Anpassungsschwierigkeiten, erfreute ich dann aber enter stabilen Gesundheit.
Seine Krankheiten scheinen in keinem Fall besonders schwer und gefahrlich gewesen zu sem.
Nur zweimal laBt er sich arztlich behandeln, die anderen Male behilft er sich augenscheinlich
selbst mit Sirupen und verschiedenen anderen Medizinen8. Einer seiner Arzte ist nachweislich
Gneche, der andere vermudich Lateiner. Der miedego, den er zur Behandlung seiner
Hautkrankheit heranzieht, tragt im Kontenbuch den Namen Panardo bzw. Panarido9, und das
© К -P Matschke, 1998
• Der Beitrag wurde auf dem 18 Intemationalen ByzantinistenkongreB in Moskau am 8 8 1991 im Kolloquium uber
Krankheit und Gesellschaft unter Leitung von Prof A Hohlweg, Munchen, vorgelegt
1 Vgl R Morozzo della Rocca, T Bertele, “Giacomo (Jacopo) Badoer,” Digionarw bwgrafuo degli Itaham , Bd 5, (Rom,
1963), S 109-113
2 Vgl К -P Matschke, “Grund- und Hauseigentum in und um Konstantinopel in spatbyzatimscher Zeit,” Jahrbuchfin
Wntschaflsgesclachte 1984/1V S 103-128, 122 f
f Vgl M M Sitikov, “Венецианское купечество в первой половине XV в в его торговых сношениях с
Византией,” Ученые записки Московского гос пед института им ВИЛенина, История средних
веков, Moskau 1965, S 85-137, 93 Verhnden Ch , “La traite des esclaves et traitants italiens a Constantinople,
Xllle-XVe siecles,” Le Moyen agefS, 1963, S 791-804, 799 f
4 II Libro del conti di Giacomo Badoer (Costantinopoli, 1436-1440), ed U Donm/T Bertele, (Rom, 1956), S 82, 280,
376, 762
5 Lbd , S 82 rogna
b Ebd , S 762 curar i denti
7 Ebd , S 82, 376
fl Ebd , S 280, 376, 60 f
4 Ebd , S 82
48
durfte nach Lage* der Dinge kein anderer sem als der Schuler des bedeutenden Humanisten
Johannes Argyropulos und Arzt im beruhmten Xenon des Kral, Johannes Panaretos10. Die
Behandluhg erfolgt in Badoers Wohnung, die Arzte an dieser spatbyzantinischen Kranken- und
Lehranstalt konnttn also augenscheinlich Spitaldienst mit Hausbesuchen verbinden11. Der
zweite Arzt wird als maistro Lucha bezeichnet12, d.h. er tragt im Unterschied zu Panaretos
wahrscheinlich den Magister-Grad einer westlichen Universitat. Er erhalt auBer seinem Salar
von Badoer auch noch ein Stuck Tuch als Geschenk1 ’, ihm fuhlt er sich also offenbar zu beson-
derem Dank verpflichtet. Seine Heilsafte und Arzneimittel bezieht der venezianische Kaufmann
von verschiedenen griechischen Ladenmhabern, von den spiziers Stefano Argiro und Savastian
Argiro (Ligero), die trotz Namensgleichheit vermutlich nichts miteinander zu tun haben, die aber
beide den gehobenen Schichten der spatbyzantinischen Stadtgesellschaft angehoren, wie ihrer
Bezeichnung als chir zu entnehmen ist14, und von einem gewissen Siropulo, der im
Rechnungsbuch nicht so deutlich konturiert ist wie die beiden anderen Lieferanten, der aber
ebenfalls zu den besseren Kreisen der Hauptstadt gehoren konnte15. Zum Kurieren seines
Zahnleidens beschafft sich Badoer una ongieta d’ oro16, von wem, teilt er aber leider nicht mit
und verweist nur auf eine genauere Eintragung in seinem Journal, das aber nicht erhalten ist.
Der venezianische Kaufmann hat es aber nicht nur mit eigenen Krankheiten zu tun, son-
dern auch mit Krankheit und Tod anderer. Besondere Aufmerksamkeit widmet er dem
Gesundheitszustand von Skiaven, mit denen er handelt und die er besonders nach Spanien
verkauft17. Mehrfach notiert er in den entsprechenden Konten, daB sie sana di ogni mal segon-
do uxanza sind18. Um was es bei dieser Gewohnheit geht, macht die Notiz uber eine Sklavin
deutlich, die vom Transporteur der Sklavenfracht wegen einer Krankheit auf Kreta zuruckge-
lassen wird und deren Verkaufspreis deshalb vom Sklavenlieferanten restituiert werden muB19.
Am Gesundheitszustand anderer Leute zeigt Badoer aber nicht nur geschaftliches, sondern
auch personliches Interesse. Als einer seiner Geschaftspartner und Geschaftsvermittler, der
zimador (Tuchscherer) und Sensale maistro Zorzi, krhnk ist, laBt ihm Badoer uber seinen
Gehilfen 5 Hyperper zukommen20. Als sein erster Lehrling, Antonio Bragadin, kurz nach der
Aufnahme seiner Geschaftstatigkeit in Konstantinopel stirbt, kummert sich Badoer um den
Kranken und Toten. Er laBt ihm Medikamente besorgen21, bemuht sich um eine
10 Drosopographisches Lexikon da Ralaiologenzfll (im folg PLP), hrsg von E Trapp u a , (Wien, 1976) fl, 9 Fasz , Nr 21642,
S 128, vgl К-P Matschke, Rez PLP 9, Deutsche Ijtaaturzetlung 11/12, 1990, Sp 872-875, 874 Zu seiner
Wirkungsstatte s m Zivojmovic, “Bolnica kralja Milutina u Cangradu,” %bormk Radova Vizantolnskog Insbtuta 16, 1975,
S 105-117, R Volk, Gesundhatswesen und Wohltahgkat m Spiegel da byzantimschen Klastatyfnka, (Munchen, 1983), S 19411
11 Badoer, S 82 Panando micdego che me vixito Zur Vcrbmdung von offentlicher und pnvater Tatigkeit byzantini-
scher Arzte s A Hohlweg, ‘Johannes Aktuanos Leben - Bildung und Ausbildung - De methodo medendi,”
llyzantmische Zatschnfi 76/2, 1983, S 302-321, 307 fl, Volk, Gesundhatswesen, S 171
12 Badoer, S 376
13 Ebd Es handelt sich um pano scarlato, also um scharlachfarbenes Tuch
14 Ebd S 280, 376, 60 f, 260f Vgl N Oikonomides, Hommes d’affaires grecs et latins a Constantinople (XIIIe-XVe
siecles) (Montreal/Pans, 1979), S 123, Anm 289
15 Badoer, S 82
16 Badoer, S 762
17 Vgl Verlinden, La tratle, S 797 ff '
18 Badoer, S 90 Interessanterweise findet sich diese Formel nur zu Begmn seines Handels mit Skiaven, als er wahrschein-
lich noch neu im Geschaft war
19 Ebd , S 523 Der konkrete Fall zeigt, daB Badoer diesen Handel auch spater zu den gleichen Konditionen betreibt
Als der spanische Reisende Pero Tafur Anfang 1438 in Kaffa verschiedene Skiaven kauft, verpflichtet sich der
Verkaufer zur Ruckgabe des Kaufpreises, falls die menschhche Ware innerhalb von 60 Tagen nach AbschluB des
Geschaftes pestkrank werden sollte, Pero Fafur, Andanfas e vuyespor dwersas partes del mundo avidos (1435-1439) (Madrid,
1874), S 161 f
20 Badoer, S 416,657
21 Ebd , S 52 zucharo siropo e manus Christi (eine aus Zucker hergestellte Masse, Paste)
да
Krankenwartung22, zahlt das Honorar fiir einen Barbier, der kommt, um den Kranken zur
Ader zu lassen23, und tragt schlieBlich die Kosten fiir sein Begrabnis24. Anstelle von Arzt und
Priester wird fiir den Lehrling also nur ein Barbier bemtiht. Und seine Ausgaben kann Badoer
begleichen, indem er den Inhalt der Geldborse des Verstorbenen an sich nimmt25, und einen
schwarzen Mantel, der ihm gehort hatte, fiir 15 Hyperper losschlagt26. Auf diese Weise wird
im Kontenbuch Badoers auch der Tod saldiert.
Welcher Krankheit der junge Bragadin zum Opfer fiel, ist leider nicht vermerkt. Als Badoer im
Friihherbst 1436 nach Konstantinopel kam, hatte die Stadt gerade eine groBe Pestwelle hinter sich.
Ihr war am 21.7. dieses Jahres einer der Gesandten des Konzils von Basel, der Bakkalaureus der
Theologie und Kanonikus von Orleans, Simon Freron, erlegen27, und kurz nach ihm hatten zwei
weitere Mitglieder der Konzilsgesandtschaft, ein franzosischer Dominikaner und ein Angehoriger
des Laienstandes, den gleichen Tod gefunden28. Der Leiter der Gesandtschaft, Johannes von
Ragusa (Ivan Stojkovic), entging diesem Schicksal vielleicht dadurch, daB er sich, von Kaiser und
Patriarch veranlaBt, auf die (Prinzen- ?) Inseln begab, um dort das Abklingen der Pest
abzuwarten29. Es hat also ganz den Anschein, als wenn sich beim Ausbruch von Epidemien nicht
nur der Kaiser mit seinem Hof nach Moglichkeit aus der Stadt entfernte, sondern daB er und seine
Administration auch Personen evakuierten, an deren Wohlergehen und Uberleben sie ein beson-
deres Interesse hatten. Ob umgekehrt bestimmte Personen und Personengruppen, wie Arzte,
Priester, Richter und Aufsichtsbeamte iiber das stadtische Gewerbe und die stadtische Versorgung,
gezwungen wurden, im Pestgebiet zu verbleiben, das kann nur fiir die lateinische Peripherie30,
22 Ebd. Die femena ch’el gardo erhalt 1 Hyperper, ihr (?) Mann fiir die gleiche Dienstleistung ein gleiches Entgelt.
23 Ebd.: el barbier che ando a signarlo.
24 Ebd. Es kostet 10 Hyperper.
25 Ebd., S. 53. In so borssa finden sich 2 Golddukaten, 2 Hyperper und 8 venezianische Soldi, die Badoer zu einer
Gesamtsumme von 8 Hyperper und 15 Karati zusammenzieht.
26 Ebd. Abnehmer ist der schon erwahnte maistro Piero zimador.
27 Die Pestwelle wiitete schon im Herbst 1435 in Konstantinopel und Trapezunt, was die venezianische Regierung im
Dezember dazu veranlaCte, ihrer romaniotischen Flotte das Einlaufen in des Krisengebiet zu untersagen und sie in
Istrien abwartend vor Anker gehen zu lassen, F. Thiriet, Rigestes des deliberations du Senal de Venise concernant la Romanic,
Bd. I-III, (Paris/Den Haag, 1958), bis 1961; III, Nr. 2402, S. 49 f. Die venezianischen Behorden in der Romania
beobachteten genau das ortliche Pestgeschehen und gaben davon Bericht an die Zentrale, vgl. Ch. A. Maltezu, 'O
бестрд? той ev Кыттаити'оошмс Bei/етои (HaiAoo (1268-1453), (Athen, 1970), S. 232 f.
28 Johannes von Ragusa, Brief an das Basler Konzil, vom 16.9.1436, Concilium Basiliense, Studien und Quellen zur Geschichte
des Konzils von Basel, hrsg. von J. Haller, Bd. 1, Basel 1896, Nr. 43, S. 374; PLP 10, Nr. 25375, S. 242. Bei seiner
Riickkehr nach Basel gibt Johannes auch Rechenschaft de bonis Symonis Freyron, college sui defuncti Constantinopoli
und erhalt im Mai 1438 daflir eine Entlastungsquittung, Joannis de Segovia, presbyteri cardinalis tit. Sancti Calixti,
Historia gestorum generalis synodi Basiliensis, ed. E. Birk, Monumenta Conciliorum generalium seculi decimi quinti, Concilium
Basiliense, Scriptorum tom. tertis, pars 1, (Wien, 1886), S. 51.
2!) Johannes von Ragusa, Brief, S. 374: coactus per serenissimum imperatorem et per reverendissimum patriarcham ad
insulas me transtuli.
30 Belege gibt es v.a. aus den venezianischen Kolonien in der Romania. Als 1348 die Pest erstmals auf Kreta wiitet, wird
vom GroBen Rat der Insel beschlossen, die unbedingt gebrauchten Arzte festzuhalten; dem maistro Leonardo wird
propter magnam mortalitatem untersagt, sich zur Regelung verschiedener Geschafte nach Venedig zu begeben, F.
Thiriet, Deliberations des Assemblies venitiennes concernant la Romanie, Bd. I-II, (Paris/Den Haag, 1966), bis 1971; 1, Nr. 545,
S. 214. Im Jahre 1350 wird einem Kleriker hohes Lob gezollt, weil er wahrend der Pest auf Kreta durch seine
Predigten und seine Glaubensstarke viele Seelen zu Gott gefiihrt habe, ebd., Nr, 578, S. 223. In Koron/Modon ist es
den Raten des venezianischen Rektors erlaubt, sich in Pestzeiten auBerhalb der beiden Orte aufzuhalten , wodurch
die Wirksamkeit der Justiz ernsthaft behindert wird. Um eine gute Verwaltung der Kolonie auch in diesen Zeiten zu
sichern, wird im Mai 1444 beschlossen, zwei neue consiliarii in die beiden Orte zu entsenden und ihre Beziige zu
erhbhen und sie auch auf diese Weise zu standigem Aufenthalt zu veranlassen, Thiriet, Deliberations II, Nr. 1398, S.
321. In der gleichen Kolonie wird 1457 ein Mastro Vreto caleger als protomaestro el corame abgelost, weil er al tempo
de la peste sein Amt verlassen hatte, C. N. Sathas, Documents inedits relatifs a I’histoire de la Grece au Mqyen-age, Bd. IV.
(Paris/Venedig, 1883), S. 184. Im Jahre 1456 erhalt der Rektor von Rhethymnon auf Kreta fiir den Fall des
erwarteten Pesteinbruches die Erlaubnis, die Stadt zu verlassen und sich im Distretto seines Verwaltungsgebietes
aufzuhalten, wenn fiir diese Zeit sein Vater an seiner Stelle vor Ort bleibt, H. Noiret, Documents iniditspour servir a I’his-
toire de la domination venitienne en Crete, (Paris, 1892), S. 454.
50
nicht aber fiir das byzantinische Zentrum mit Sicherheit gesagt werden. Bekannt ist dagegen, daB
Schiffen, die aus Seuchengebieten kamen, das Einlaufen in die Hafen von Konstantinopel und
Pera versagt wurde, dafi sie entweder weiterfahren oder an einem abgelegenen Ort fiir 60 Tage in
Quarantane gehen muBten. So berichtet es wenigstens der spanische Gesandtschsftsreisende Pero
Tafur, der Mitte 1438 auf einem genuesischen Schiff von Trapezunt aus Kurs auf Konstantinopel
nimmt, dort aber wegen der im Schwarzmeerraum grassierenden Pest nicht landen darf31. Tafur
gelingt es allerdings, vom byzantinischen Kaiser bzw. vom Despoten Konstantin, der fiir seinen in
Italien weilenden Bruder Johannes VIII. Hauptstadt und Restreich verwaltet, eine
Sondergenehmigung zu bekommen, die ihm die Tore Konstantinopels offnet32. Immerhin
scheinen die von der byzantinischen Administration ergriffenen SchutzmaBnahmen erfolgreich
gewesen zu sein, denn weder bei Badoer noch in anderen Zeitquellen finden sich fur dasjahr 1438
Hinweise auf eine erneute Pestwelle in der Hauptstadt. Mit der Ein- und Ausreisekontrolle kon-
nten sich die Reaktionen der Staatsmacht und Stadtverwaltung auf Auftreten epidemischer
Krankheiten schon erschopft haben, sicher ist das allerdings nicht. Johannes von Ragusa berichtet
bei seiner Riickkehr in den Westen von den groBen Ehrungen, die ihm und seinen
Gesandtschaftskollegen wahrend ihres Aufenthaltes in Konstantinopel zuteil wurden, und er nennt
als besondere Gelegenheit das Begrabnis Frerons33. Es muB also trotz des Wiitens der Pest in der
Stadt und des Pesttodes des Bakkalaureus ein groBes Begrabnis gewesen sein, unklar ist nur, ob der
Berichterstatter auch auf die AuBergewohnlichkeit der Zeremonie zu diesem Zeitpunkt hinweisen
wollte, ob es also auch in Konstantinopel Einschrankungen hinsichtlich des Sachaufwandes und
der personlichen Beteiligung an Begrabnisfeierlichkeiten zu Pestzeiten gab wie in verschiedenen
Stadten des Westens34. Schon bei seinem ersten Hauptstadtaufenthalt im Friihherbst 1437 hatte
der byzantinische Kaiser dem kastilischen edelmann Tafur den Vbrschlag gemacht, in seine
Dienste zu treten, nach den Worten des Reisenden deshalb, weil Konstantinopel nur schwach
bevolkert war und ein besonders groBer Bedarf an guten Soldaten existierte35. Ob dieses Angebot
sich in gezielte Bemuhungen zur Wiederbelebung und Wiederbesiedlung einer von der Pest
heimgesuchten Stadt einordnet, wie sie z. B. fiir das venezianische Kreta bezeugt sind36, kann aber
leider nicht gesagt werden. Fiir die Stadt Thessalonike sind kurz vor ihrer Ubernahme durch die
Venezianer besondere Ausgaben des Despoten Andronikos im Zusammenhang mit dem Auftreten
der Pest bezeugt, die die Staatakasse vollig leer machten und dem davon berichtenden
Metropoliten Symeon gar nicht besonders willkommen gewesen zu sein scheinen37. Wozu diese
Gelder konkret verwandt wurden, ist allerdings auch hier nicht zu erfahren.
Schwere Schlage hatte die Pest von 1436 auch der einheimischen Bevolkerung von
Konstantinopel gebracht. Der gelehrte Oberrichter und kaiserliche Sekretar Georgios Scholarios,
der sich in einem Brief an einen Freund aus diesem Jahr ausfiihrlich mit dem Aufenthalt der
31 S. Tafur, 169. In welchen Orten des Schwarzmeerraumes zu diesem Zeitpunkt die Pest auftrat, ist mir allerdings nicht
bekannt. Tafur selbst bezeugt, daB der Vorort Kaffa wahrend seines Aufenthaltes pestfrei war, ebd., S. 164: ё tanta es
la multitud de gentes etan estranas, que alii concurren, que por maravilla esta la tierra Sana de pestilencia.
32 Ebd., S. 170; vgl. G. Makris, Studien zur spiilbyzantinischen Schiffahrt, (Genua, 1988), S. 260. Die Pestkranken und
Pesttoten, die Tafur auf der Quarantanestation gesehen haben will, konnen nach dem oben Gesagten kaum von
seinem Schiff gewesen sein, es miissen also auch noch andere Schiffe dort vor Anker gelegen haben.
33 J. de Segovia, Historia, S. 36.
34 Vgl. N. Bulst, “Der Schwarze Tod. Demographische, wirtschafts- und kulturgeschichtlische Aspekte der Pestkatastrophe
von 1347-1352,” Saeculum 30, 1979, S. 45-67; 61, unter Hinweis auf bemerkenswerte DifTerenzierungen zwischen ver-
schiedenen stadtischen Gruppen.
35 Tafur, S. 149.
36 Vgl. Thiriet, Rigestes 1, Nr. 214, S. 64; Nr. 253, S. 72; ders., Deliberations, 1, Nr. 547, S.214.
37 D. Balfour, Politico-Historical ff&rta of Symeon Archbishop of Thessalonica (1416/17 to 1429), (Wien, 1979), S. 56f, 160. Auf
Kreta werden 1362 von den Behorden 300 Hyperper bereitgestel damit die von der Pest erfaBten armen Leute die
notwendige Pfleg erhalten konnen, Thiriet, Dilibirations, I, Nr. 686, S.253.
Konzilsgesandtschaft in der byzantinischen Hauptstadt und mit den am Hof und unter der
Bevolkerung gefiihrten Diskussionen uber das geplante Unionskonzil deschaftigt, kommt am Ende
dieses Briefes auch darauf zu sprechen, daB to 8e той Xotpou 8etvdv das die ungliickliche
Heimat betroffen hat, mit seinem Vernichtungswerk nicht aufhoren will, daB es auch seine eigene
Familie betroffen hat, indem es zwei Kinder seiner Schwester, die besten ihrer vier Sohne, jammer
voll dahingerafft hat, und dann heiBt es wortlich: “(Trotzdem) haben wir Gott gedankt denn wir
glauben, daB sein Zorn berechtigt ist, da wir uns den (vermeintlich) notwendigeren und (das heiBt)
vor allem den eigenen Dingen zuwenden, wahrend wir (doch) sehen, daB das Ubel kein
Lebensalter verschont”38. Der glaubige Bizantiner, spatere Monch und Patriarch kann sich wohl
einfach nicht damit abfinden, daB das Leben in der Stadt so weiter geht, als ware alles normal und
sei nichts geschehen. Gott brauche man auch, wenn noch schlimmere Dinge eintreten sollten, und
daB alles das voriibergehe, konne nur das Werk Gottes und des Gebetes der Freunde sein. Einiges
spricht sogar dafur, daB Scholarios selbst von der Seuche erfafit wurde. In einem Brief an den
Hieromonachos Makarios wahrscheinlich aus denjahren 1436 oder 143739 berichtet er davon, wie
die schon lange erwartete bzw. befiirchtete Krankheit mit alien ihren Ubeln ihn und mit ihm offen-
bar noch andere, denn er spricht im Plural, uberfallen hat, daB sie acht Tage fest liegen mufiten,
in dieser Zeit nur Wasser zu sich nehmen konnten, das ihnen aber auch keine Erfrischuhg brachte,
daB sie sich neben der Diat zu einem AderlaB entschlossen, um den Korper zu reinigen, daB sie
sich, kaum in der Lage, ein Pferd zu besteigen, eilig ins Kloster begaben, die dortigen Monche alle
gesund vorfanden und, wahrscheinlich durch den Monch Arsenios40, der kurz zuvor angekommen
war, auch Nachricht erhielten, daB der Briefempfanger gesund sei. Er hatte sich wegen seines
angegriffenen Zustandes bzw. als Rekonvaleszent einige Zeit zuvor auf nicht genannte Inseln
begeben, offenbar aber nicht die Prinzeninseln, denn Scholarios, der ihm eigentlich folgen mochte,
sieht sich wegen der eben iiberstandenen Krankheit und der von ihr zuriickgebliebenen Schwache
auBerstande, die Miihen einer Seereise auf sich zu nehmen, und begniigt sich mit einem
Aufenthalt auf dem Land, der ihm aber auch die zur weiteren Genesung benotigten
Voraussetzungen zu bieten scheint. Und so drangt er umgekehrt den Freund, seine Untatigkeit
aufzugeben und von den Inseln heimzukehren, auch viele wahrend seiner Abwesenheit gestorben
sind41. Leider wird auf eine konkrete Krankheitsbezeichnung verzichtet42, und die
Krankheitsbeschreibung ist zu ungenau, um eine eindeutige Aussage zu ermbglichen. Aderlasse
wurden aber auch im Westen an Pestkranken vorgenommen43, und auch die Gesundung schlieBt
den Pestcharakter seiner Erkrankung nicht aus, denn Johannes von Ragusa teilt mit, daB einige
seiner familiares, die von der gleichen Pestwelle erfaBt wurden, de portis mortis Deo volente
entkomrhen konnten44.
Noch vor dem Ausbruch dieser Pestwelle hatte der Scholarios-Schiiler Johannes die byzanti-
nische Hauptstadt verlassen, vielleicht um sich auf Lesbos, im Herrschaftsbereich der Gattilusi
niederzulassen45. In einem Brief an ihn macht der gelehrte Schulmeister seinem Herzen Luft mit
dem StoBseufzer, die Epidemic mbge nun endlich aufhoren, die Stadt- und Reichsbewohner zu
qualen, und solle sich doch lieber zu den Feinden des Glaubens gebracht hinwenden46.
38 Oeuvres completes de Gennade Scholarios, ed. L. Petit/A. Siderides / M.,Jugie, Bd. IV, (Paris, 1935), S. 416.
39 PLP 7, Nr. I62I2.S. 21.
40 Scholarios IV, S. 424 f.
41 Ebd.: OiaSa 8e travTios boot veicpoi Kcivrat, aov ye апоито?.
42 Eine Scheu, die Krankheit beim Namen zu nennen, ist auch im Westen zu beobachten, vgl. Bulst, Der Schwarze Tod,
S. 61 f.
43 Vgl. ebd., S. 58.
44 Johannes von Ragusa, Brief, S. 374.
45 Vgl. PLP 4, Nr. 8411, S. 142.
46 Scholarios IV, S. 412.
52
Unerschiitterlich ist er aber auch hier in seiner Uberzeugung, daB Gott selbst diese Krankheit
und andere Ubel iiber die Glaubigen gebracht hat als Strafe fiir ihre Siinden und daB er sich
auch gerade darin als menschenfreundlicher Richter zeigt.
Vom Pestwiiten in Konstantinopel und vom Pesttod eigener Kinder berichtet auch der
Patriarchatsbeamte Johannes Eugenikos in verschiedenen seiner Briefe47 48, aber ihre zeitliche
Fixierung ist schwierig und ihre Bezugnahme auf die Pestwelle von 1436 unwahrscheinlich411.
Kollektive Reaktionen auf Krankheit, social response speziell auf epidemisches Geschehen
und existentielle Gefahr, sind bei alien diesen Berichten und Informationen nur in ganz allge-
meiner Art auszumachen. Es gibt manche Indizien, aber kaum gesicherte Tatsachen, viele
Vermutungen, aber keine GewiBheiten. Schuldige am Auftreten von Pestwellen und
Massensterben in Gestalt von Einzelpersonen und besonderen Gruppen scheint die byzantini-
sche Gesellschaft in dieser Zeit nicht gesucht zu haben49. AbwehrmaBnahmen, die iiber eine
Zugangskontrolle zu den Ballungszentren hinausgingen hat es vermutlich nicht gegeben. Soziale
Verhaltensweisen wurden nicht wesentlich beeinfluBt: Badoers Almosenleistungen wahrend
seines Aufenthaltes in Konstantinopel kurz nach der Pest von 1436 halten sich in einem durchaus
normalen Rahmen50. Bestimmte Solidaritaten sind durchauserkennbar: Fiir die Gesundheit von
Freunden, Nachbarn, Mitbiirgern scheint man sich mehr zu interessieren als in gesundheitsfreu-
ndlicheren Zeiten51. Die geistige Auseinandersetzung mit Krankheit bewegt sich in wesentlich
orthodoxen Bahnen: Krankheit ist Strafe Gottes, allerdings wohl nicht so sehr individuelle als
vielmehr kollektive Strafe, auch wenn zunachst und vor alien Dingen Individuen unter ihr zu lei-
den haben. Ein Bemiihen um Haltung selbst bei schweren Schicksalsschlagen ist deutlich zu
spiiren: Sogar Berichte iiber Tod durch die Pest wirken unterkiihlt und riicken meistens an das
Ende der Darstellung, personliches Leid und Geschicke engster Angehoriger werden beinahe
nebenbei erwahnt. Nur von Scholarios existiert das Fragment eines speziellen Beileidsschreibens,
gerichtet an einen Bekannten, der seine Eltern durch die in der Stadt grassierende Pest verioren
hat52, aber dieses Schreiben macht auf seine Herausgeber fast den Eindruck einer einfachen lit-
erarischen Ubung53, und es ist in seinen Aussagen kaum weniger stereotyp als alles andere, was
in spatbyzantinischer Zeit zu diesem Thema geschrieben wurde.
Gestorben wurde sehr viel und friih in spatbyzantinischer Zeit, und der Tod durch Krankheit,
auch der durch Pest, war nur einer der vielen Tode, mit denen die Menschen leben muBten.
47 S. Lampros, ПаХаюХоуееа Kai ПеХоттоиирашка Bd. II, (Athen/Leipzig, 1924), S. 162 fl'., S. 167 f.
48 Vgl. PLP 10, Nr. 25169, S. 219.
48 Das gilt besonders fur die byzantinischenJuden, vgl. Voordcckers, E., “LesJuifs et 1’empirc byzantin au XlVe siecle,”
Actes du XlVe Congrls International des Eludes Byzantines, Bd. II, (Bukarest, 1975), S. 285-290; 287. Ein Fall der
Beschuldigung von Juden am Auftreten einer epidemischen Krankheit ist aus mittelbyzantinLscher Zeit fiir die Stadt
Sparta/Lakedaimon bekannt. Vita Niconis, ed. S. Lampros, Neo$' EMrjtnicioyiuoi' 3, 1906, S. 162 If.; vgl. M. Angold,
“Archons and Dynasts: Local Aristocracies and the Cities of the Later Byzantine Empire." The Byzantine Aristocracy, IX
to XIII Centimes, ed. M. Angold, (Oxford, 1984), S. 236-253; 236. Fiir die spatere Zeit bring! cine jiidische Quelle die
Krankheit des Kaisers Johannes Vatatzes von 1253, die zu seinem Tod liihrt, in Zusammcnhang mil
Judenverfolgungen, die im gleichenjahr beginnen.J. Mann, “Une source d'histoirc juivc au XIIlc siecle. lit leltre
polemique de Jacob b. Elie a Pablo Christiani,” Revue des Etudes Juives 82, 1926, S. 363-377; 373.
50 Badoer, S. 82, 656.
51 Existentielle Furcht und oflenes Entsetzen angesichts des ersten Auftretens der Pest in Konstantinopel spricht aus
einem Brief des Demetrios Kydones Ende 1347/Anfang 1348, Demetrius Cydones, Correspondance, ed. R.-J. Ixtencrtz,
Bd. 1, (Vatikanstadt, 1956), Nr. 88, S. 121 f. Demetrios Kydones, Briefe, trad. F. Tinncfcld, Bd. 1 /1, (Stuttgart, 1981),
Nr. 21, S. 177-181.
52 Scholarios IV, S. 295-300.
Византийский временник, т. 55
2. N. TptouxvoC
ТА NAYATIA, Н NEAP А 64 AE0NT02 ТОТ 20Ф0Т
KAI ТО KEIMENO TON BA2IAIK0N
Н peapd 64 той Лёорто? ST атгб тт) avXXoyq тыр 113 реарыр* 1 е/ес то акбХоийо
ттерсехбреро:
’ЕкеТро 8ё Xiav 0аира£ш пш? 6 та ек ОаХаттСои ксрбйрои атокртиттбреро? тоаой-
тор ё8о£ер арартеср Фате баратор ёттауеср айтф тт]р тосайтт]Р арартсар/'Отс рёр
-yap арартсаи ой ретрсар тоХра, ёкемои? аттоатершр тшр сЗсшр ос? саш? кас ттар
’ёаитой ёттаркшр тс? el? ёХеор катаата? ойк ар геттер фёрооас 8cd тшр ёукатыр
дбйррр кататтрайршр бфбесг) — ескд? yap тоХХт)Р ^rjpiav кас тфр ортшр ато|ЗоХг]Р
йтторесрас — тойто тшр фасрорёршр ёатср/'Отс 8ё ХРЛ СсФ)? атгоатересабас той?
каО ’сор г) ёкттХрф? ёхес трр х^Рар. тойто аирс8еср ойк ёхш. Тс yap тоаойтор
афесХето, б уёрост’ ар саоатаасор фихл? fjs тт)Р eca-rrpaZjcp катакрсретас; Каксато?
рёр ойр кас aXiTrjpto? 6 тосойтои кёр8ои? ёХаттшр, тойто 8ту то тгар’ёрсшр усрб-
рерор, персаиХФр те0рг|кбта? ой prjp г) порцрса тосайтг)? d£ca 8скг)?. Ой yap
бскасор арт! ттраурато? йХской кас рёорто? аиХор кас абаратор траура тт)р фих^р
ХарРареср. Ei уар ттоХХакс? ой8ё ёр ттраурааср йХт)? тсршрёрр г] Опрса ттоХХт|Р
трр йттер₽оХт)Р ёхес сра рр тФ йтгер|ЗаХХортс Фаттер тсра ттерсо8ор т] а8скса Хар-
fJdpp, ттш? ойтш? аатабррто? £т|рса катаХа^ос той? аттокрофарёрои? та тшр
раоауойртыр, ойк оиаг)? тг)? йттер|ЗоХт]? Хоуш рт]тт]? рр ттро? то а8скт]ра г]
’есаттра^с? аттофёретас; КеХейорер oup кас тойто рт)кётс ойтш? ейвйреабас, аХХ’ар-
тс той ттаракатаахеОёрто? ес8ои? аттотсррй- еср тетратгХойр тор аттокрифарерор,
кас тосайтт] 8скт] 6pi£ea0ac то арартг)ра2.
"Отты? ттрокйтгтес аттд тг|Р трштт| фраат] той ттроосрсои тг|? реара?, рё айтт)р
акоттт|0г)ке р тротготгост|аг| ёрб? рброи, 6 оттосо? аттесХойае рё тт]р ттосрг] той 0аратои
баои? 8сартта£ар ттраурата тгроерхбрера аттд раиауг,рёра ттХоса. Nopo? орш? рё
акрфы? тётосо ттерсехбреро 8ёр фасретас pa сахие ката тт)Р ёттохл той Лёорто?, ус
’айтд кас ёусрар дсафоре? йтто0ёаес? ш? ттрд? тт)Р ттс0арт] ттроёХеиат| тр? 8сата£еш?
айтё|?, рё ара£т]тг]ат1 тт]? атд х^Р0 той ё0срской 8скасои3. Гса тт] 8серейрт)аг| той 0ё-
рато? акбттсрт] есрас т] ётсакбтгг|ат] тшр оскесшр 8сата£ешр той рш рас кой кас той
Ри£артсрой 8скасои.
То 0ёра тт1? ей0йрг|? уса ттра^ес? ахетскё? рё раиауса кас есбскбтера уса rqp
троароХт) тт)? кирсбтрта? ётп. ттрауратшр той ттроёрхортас ато айта, атотёХеае то
артскесреро 8сатаТешр тбао той Пар8ёктт] бао кас той соиатсрсаресои Кш8ска. Oi
ттерсаабтере? аттд тс? 8сата£ес? айтё? ттерсХт]ф0т)кар ттерс та тёХт] той 9оъ асшра
© E.N. Tpwiapos-, 1998
1 Гш Т15 иеарё? той Acovtos yeviKois рХ. тг| ра<нкг| РьрХюурафСа пой паратСОетас апо top Sp. Troianos,
“Die kirchenrcchllichcn Novcllcn Leons VI. und ihrc Qucllcn,” Sub\ecna Groningana 4 ( 1990 ) (= Novella constilulio.
Studies in Honour оГ Nicolaas van der Wai) 233-247 (e8co 233 ar)p.2).
2 I? Noailles-Л. Dain, /zv .Nbvelks de I ton VI le Sage, (Paris, 1944), a.235 en.
* P. Noailles-Л. Dain, о.п. a.234 атщ.З.
54
OTpv ксоЗскопосрар той Лёорто? аё 60 (ЗфХса, той арубтера ёХа(Зе то брора
“ВаасХска”4.
2/гр аирёхеса паратсОертас ос ахетскё? бсата^ес? апо тс? парапары кшбскопос’
ртскё? аиХХоуё?. Есбска орш? Ф? про? та хыР4а ВаасХскФр прёпсс ра aqpet-
ы0€с то e£q?. 01 перестаёте ре? апо тс? о(кесе? бсата^ес? тт)? соиатсрсаиеса?
KcoScKonocqaew? есрас аиукеитрсорёре? ото РфХ(о 53 тстХо? 3 тфр ВаасХскФр пой
ферес тг)Р ёпскефаХсба “перс раиаусои кас apnayf]? кас dno(3oXf)? кас аоресафора?”.
' ОХбкХг]ро? бры? 6 тстХо? айтб?, опт? кас оХо то РфХсо 53, есрас restitutus, Sep eye с
SqXaSf] персасобес айтойосо? аё карёра хе1рбурафо кас q апокатаатааф той ёусре
рё ёрреао трбпо. Гса то Хбуо айто бХос ос тстХос той (ЗфХсои 53 ёрфарфоир атрр
теХеитаса крстскт) ёкбоат) кера5. 'Н тйхп ₽ог|0г|ае, Фате аркета апо та кера атбр
тстХо 3 ра стирпХт]рсо9ойр Х“РЛ рса ттрбафатр аракаХифтр Дсапсатыбрке отс ста
фйХХа 2-210 той Codex Sinaiticus graecus 1117 (482) Sep персехетас то eppqpevTCKO
йтгбррт]ра той QeoSwpou ВаХаарыро? ато Морокарора аё 11 тстХои? кас атой?
карбре?, опш? псатеибтар6, аХХа то ёруо ёрб? арфрирои каРОРоХбуои той 12ои асш-
ра, пой ёх^с рёр Ф? pdap та ахбХса той ВаХаарыро? (персёхес айтойаса поХй
реуаХа трррата той), х^рс? брш? кас ра таитс^етас рё айта, усатс персХаррарес
кас прбаОета хорса тфр ттруыр, кас раХсата аё тётосо арресо, Фате то просор тт)?
ёпе£еруааса? ра есрас поХХапХаасо аё оуко аё ахеар рё то прбтипб тои7. Ката
то ахоХсааро той кефаХасои 9.27 той NopoKapopa (f. 32r-v) 6 каророХбуо? айто?
аирпХррфрес рё поХХа хыР^а ВаасХскФр то йХско пой персёхес то ёруо той
ВаХаарыро?.' Н параОеар Хоспор тфр x^pewv тФр ВаасХскФр усретас паракатш рё
Заар трр теХеитаса крстскр ёк8оар, аирпХрршрёрр рё арёкбото йХско апо то кег
реро той Codex Sinaiticus graecus 11177a.
D. 47. 9. 1 pr., 5: Ulpianus libro quinquagensimo sexto ad edictum. Praetor ait:”In eum,
qui ex incendio ruina naufragio rate nave expugnata quid rapuisse recepisse dolo malo
damnive quid in his rebus dedisse dicetur: in quadruplum in anno, quo primum de eare
experiundi potestas fuerit, post annum in simplum indicium dabo. Item in servum et in famil-
iam iudicium dabo.” (...) Item ait praetor: “si quid ex naufragio”. Hie illud quaeritur, utrum,
si quis eo tempore tulerit, quo naufragium fit, an vero et si alio tempore, hoc est post naufrag-
iumque: ream res ex naufragio etiam hae dicuntur, quae in litore post naufra-gium iacent. Et
magis est, ut de eo tempore.
D. 47.9.2.: Gaius libro vicensimo primo ad edictum provinciate. Et loco.
Та хересе айта апотёХеаар (ёр рёрес) трр прур уса 8йо кефаХаса тфр ВаасХскФр:
53.3.25 кас 60.20.1. Тб бейтеро Зёр ёхес аррааса уса трр паройаа ёреира, усатс ёхес
4 Гса тг] аиХХоуг) аитт] кас тт] ХророХбутутг! тг|? РХ. Л. Schminck, Studien zu mitlelbyzantinischen Rechtsbiichern.
(Forschungen zur byzant. Rechtsgeschichte, 13.] (Frankfurt a. M., 1986), a.27 ётт. кас top cSco, “‘Frommigkeit ziere
das Work’. Zur Datierung der 60 Bucher Leons VI.,” Subsecaa Groningana 3 (1989) (= Proceedings of the Symposium
on che Occasion of the Completion of a New Edition of the Basilica, Groningen, 1-4 June, 1988), 79-114.
‘ liasilicorum libri LX. Series A volumen VII: Textus librorum l.II-LIX, ediderunt H.J. Scheltema-N. van der Wai, (Groningen
etc., 1974), o. 2448 err.
G ПрРХ. V Bencsevic, Catalogue codicum manuscriplorum graecorum qui in Monasterio Sanctae Calharinae in .Monte Sina asservantur,
T.I, (St. Petersburg, 1911), апатия. (Hildesheim, 1965), a. 266-293.
7 BX. ахетскЛ? V.Tiftixoglu, “Zur Genese der Kommentare des Theodoras Balsamon. Mit einem Exkurs uber die
unbekannten Kommentare des Sinaiticus gr. Ill 7”, To BvCavrio ката tov 12o аймга. KaieouiKo AtKaio, Kpa~
то? Kai Kot~i’u>via. ['Етасреса риСаитси&и кас цетаРи^аитспыи реХеталл Дстттйхып ПарафиХХа, 3.J
(’ABqva, 1991), 483-532 (ё8ш 496 ёп.).
7а Аттд rf| стйита^г] тг)? паройаа? реХётг|? |1<=хрс тт|и ёктитгыаг| тт|? 6г|роасей0г|каи та ’аиёкбота хс,|рса
тйи ВаасХскйп. BX. V. Tiftixoglu - Sp. Troianos, “Unbekannte Kaiserurkunden und Basilikentestimonia aus dem
Sinaiticus 1117”, Fontes Minores IX. [Forschungen zur byzant. Rechtsgesch., 19.] (Frankfurt a. M., 1993), 137-179 (eSo
156 en.).
55
апаХесфбес q Ml яои SqXwpet то vavayio. 'Епорёиы? паратсОетас ц6ро то ттрыто
кефаХасо.
В. 53.3.25: 'О and pauaylou q nXoiov nop0q0fvTo? арпа£ыр fj ката 8оХор
unoSexdpevo? q Cqptaip clow рёр ёрсаитой el? то тетрапХойр, рета 8ё тор ёстаитдр
ei? то апХойи ёрёхетас. 'Аррб£ес 8ё q aycoyq кас ката ЗоиХои кас фарсХса? appoCet
St кас ёукХгщатскг] ёпе^ёХеиос?. Хыра 8ё ты ибры, cap ката top аитдр xP°v0V Kai
ср ты топы, ёр ы то раиаусор уёуорер, афёХг)та1. Катёхетас 6ё ты Зестскарсс? кас д
Ха₽ыр and pauaylou.
D. 47.9.3 рг., §8: Ulpianus libro quinquagensimo sexto ad edictum. Quo naufragium fit vel
factum est, si quis rapuerit, incidisse in hoc edictum videatur. Qui autem rem in litore iacentem,
postea quam naufragium factum est, abstulit, in ea condicione est, ut magis fur sit quam hoc
edicto teneatur, quemadmodum is, qui quod de vehiculo excidit tulit. Nec rapere videtur, qui in
litore iacentem tollit. (...) Senatus consultum Claudianis temporibus factum est, ut, si quis ex
naufragio clavos vel unum ex his abstulerit, omnium rerum nomine teneatur. Item alio senatus
consulto cavetur eos, quorum fraude aut consilio naufragi suppress! per vim fuissent, ne navi vel
ibi periclitantibus opitulentur, legis Corneliae, quae de sicariis lata est, poenis adficiendos: eos
autem,qui quid ex miserrima naufragorum fortuna rapuissent lucrative fuissent dolo malo, in
quantum edicto praetoris actio daretur, tantum et fisco dare debere.
Та парапары x^pla атго8д0г|кар ы? e?q? ста ВаосХска.
В. 53.3.27: 'О та pauayqoaPTa кас ёкрсфёрта el? top alycaXdp ХарРарыр, ы?
кХётттг)? popop el? то ЗспХойр ёрёхетас' аррб£ес 8ё q ауыуту
В. 53.3.30:'О ката апатрр q (BouXqp pq оиухырыр [k>q0q0qpai той? раиауграрта?
q то пХосор ты trept арЗрофбрыр рбры ёрёхетас.
В. 53.3.31:'О арпа£ыр q ката ЗдХор керЗасрыр ёк pauaylou, el? остор йпбкестас ты
£qpiio0€PTi, тостойтор кас ты Sqpoolw ЗсЗыстср.
D. 47.9.5: Gaius libro vicensimo primo ad'edictum provinciale. Si quis ex naufragio vel ex
incendio ruinave servatam rem et alio loco positam subtraxerit aut rapuerit, furti scilicet aut alias
vi bonorum raptorum iudicio tenetur, maxime si non intellegebat ex naufragio vel incendio
ruinave earn esse. Iacentem quoque rem ex naufragio, quae fluctibus expulsa sit, si quis abstu-
lerit, plerique idem putant. Quod ita verum est, si aliquod tempus post naufragium intercesser-
it: alioquin si in ipso naufragii tempore id acciderit, nihil interest, utrum ex ipso mari quisque
rapiat an ex naufragiis an ex litore. De eo quoque, quod ex rate nave expugnata raptum sit, ean-
dem interpretationem adhibere debemus.
B. 53.3.35: 'О то ёкрсфёр апд pauaylou Харрарыр, el рёр tlpo? пареите0ёрто? хрд-
pou, кХё-nrq? ёсттср' el 8ё ката тор той pauaylou касpop, аЗсафордр ёсттср, есте апо
GaXaaaq? та той pauaylou q той асусаХой XaPq. Та айта кас перс тыр ХарРарорёр-
ыр and KaTanoXepqSelaq? pqd? кас ayeSla?.
Хтг] аирёхеса персёхетас опои Codex Sinaiticus graecus рё тт|Р euSec^q В. 53. 3. 41
то акоХоиОо кесреро:
'О апд раиаусои афеХбреро? праура q xe^P0V Ttocqoa? про? Tq and той popou
nocpq то тетрапХастсор ессты ёрсаитой q то апХойр рета тайта ката|ЗаХХёты.
Н ScaTa£q проёрхетас ссты? and тор TTapSeKTq, псОаРы? апд тд хыр1° 47.9.1 рг.
(ВХ. псд пары). Парерферё? персехдреро exec q aKoXouOq 8caTa£q той КыЗска:
С. 6.2.18: Idem АА. et СС. [scil. Diocletianus et Maximianus] Dionysodoro. In eum, qui ex
naufragio vel incendio cepisse vel in his rebus damni quid dedisse dicitur, infra annum utilem ei
cui res abest quadrupli, post in simplum actionem proditam praeter poenam olim statutam edic-
ti forma perpetui declarat. S. iii k. Ian. Nicomediae CC. conss. [a. 294].
To napandpo) /wplo exei ёртахОес w? кефаХасо 48 otop ’I8co тстХо той [kpXcou 53
twp ВаосХскйр.
B. 53.3.48: ’Eav тс? ano pauaylou афёХлтас ti л pecoioq, ёртб? ёрсаитой els to
тетрапХойр катехетас, рета 8ё top ёрсаитбр el? to апХойр про? тт) т]8г) Фрюрёр^
TTOLvfi, f|v о тои poplpou 8lt|P€kt]s типо? аафлрс£ес.
Me oxeSov броса 8сатипа)ол апарта q Зсатаёл айтт] (ёр рёрес) кас ото xaipco В.
60.6.35.
’Апо тс? 8сата£ес? пои паратё&лкар mo пара) прокиптес рё оафлреса бтс q
apnayq, катаХг]фт] q кас ипо8охл прауратор пои проёрхортас апо vauayco q
уерскбтера пХосо еирсокбреро аё kcpSupo (п.х- Хоуш арарса?), dnouSqnoTe кс ар
те Хе обе с q npa£q, рёоа отт] баХаооа 8qXa8q л oTqp актту оирепауетас кирахтес?
тбоо аотскё? (eu0upq апо а8скопра£са) боо кас посрскё?. Ос теХеитасе? ёпфаХХортас
(tepacco?, ёфбоор сгиртрехоор ос проипобёоес? тор оскессор ёукХлратшр. Тб 8спХб аитб
ouoTqpa корыаеыр pqTw? прорХёпетас отс? 8сата£ес? D. 47.9.1S1 (= В. 53.3.25). Tqp
сбсастербтлта той аиотлрато? аитой (прокесрёрои уса оиукекрсрёра ёукХлрата)
emoqpacpec 6 9еб8а>ро? ВаХсгаршр ото охбХсб той ото кефаХасо 9.27 той Морокарора8
- napaTqpqoq пой ёпараХаррарес кас 6 ойухрорб? тои арыриро? каРОРоХбуо? той
осрастской ксобска: “Кас ёотс тойто 18скор ес? той? арпа£орта? апб ёрпрлорой, кас
катаптшоесо? кас pauaylou ’ тсрыройртас уар кас ХРЛ' ратсксо?, кас ёукХлратскй?,
опер ёпс тор аХХыр арартлратор ойк ёотс. (...)”.
"Опы? рлто? брс£етас ото хшР^° D. 47.9.3S8 (= В. 53.3.30), q “ёукХлратскт] ёпе£-
ёХеиос?” ката тор 8раотор тор пра^еыр пой персурафортас ёкес оирсотатас ottjp
ёфарроул Tfj? lex Cornelia de sicariis et veneficis, 8qXa8q, опа)? апоЗсЗетас ата 6XXqpcKa,
той KoppqXcou иброи перс арЗрофбрсор кас фарракшр. Ехетскт] есрас q 8сата£л О.
48.8.3 § 4: (...) et qui naufragium suppresserit: (...) ex senatus consulto poena legis Corneliae
punitur.
Srqp ёпбрерл параурафо, ttjp § 5, проо8сорс£ортас ос посрё? той рброи: Legis
Corneliae de sicariis et veneficis poena insulae deportatio est et omnium bonorum ademptio. Sed
solent hodie capite puniri, nisi honestiore loco positi fuerint, ut poenam legis sustineant: humil-
iores enim solent vel bestiis subici, altiores vero deportantur in insulam. Паратлроире, бтс л
nocpf| той Оаратои 8ёр апесХестас уерскы?, аХХа рброр ката тор “ейтеХшр” (humil-
iores)9.
Н бсата^л той Пар8ёктл 48.8.3 § 4 ёресре ё^ы апб ttjp кшбскопослол той Аёорто?.
Паратлрл9лке. отс л параХесфл айтт) бфесХетас отт] реара 64 той айтократора ай’
той10, кас л паратлрлол айтт) проатёблке ота ёпсхесрлрата уса тт] отлрс^л ТЛ?
йпоОёоеа)? бтс q ёк8оол тир реаршр л, тоиХахсотор, той реуаХйтерои рёрои? тои?
пролулОлке тт)? оирта^еы? тор ВаосХскшр (ы? “(ЗаосХскЛр рсрХсшр”). Nopl£ii) бра)?,
отс кас т) реара 78 той Аёорто? 0а ёпё8раое отт] оиукекрсрёрл персптазол, усатс рё
тт] реара айтт) катаруойртас бсата^ес? проерхбрере? апб “оиукХлтска ббурата” (sen-
atus consulta), 8о0ёрто? бтс, бпа)? е’18аре, кас л ёфарроул той КоррлХсои иброи ота
парапара) ёукХлрата арауетас оё оиукХлтскт) апбфаол-
8 Г. РаХХт]5"М.ПотХг|5, Xvin'ayfia тыч веСыи ка! [ерши катти, т.А ', ( AWivai 1852 аиатйтт., 1966), а. 206
ат[х. 24-27.
1 ВХ. уерскыз R. Rilinger, Humiliores-honestiores. einer sozialen Dichotomie im Strafrecht der romischen Kaiserzeil, (Munchen,
1988), passim (I8iws 200 ёп.).
10 M. T. Fogen, “Legislation und Kodifikation des Kaisers Leon VI.”, Subsedva Groningana 3 (1989, o.rr. ong-4), 23-35
(48co 28 ar|p.21).
57
’Еибфес той oti oi xPT]HaTLK€s лосгё? yea ёукХлцата а/етька pie та vavayca elxav ’
fjSr] ка0орсатес cttls роцобетскё? снДХоуё? twp МакеЗбиыР айтократорыг, XWPL? ^TTl' Я
фьХа^г, ёфарроут)? twv ScaTa^ecov ле pi аг0рылоктор(.а?и, irXavaTat то ёрыттща, усатс Я
ярохырт|ое d Aewv ctttjv ёкбоог] tt|s veapa? 64.'Qs лрд? то ёрсотлрса айто цлорес Я
va 8сатилы0ойг oi aKoXovSes сткёфес?. 'H катартктт) тыг 8йо иоройетскыр avXXoywv 1
стта xpopia T(^v Маке Sova) v айтократорсои, лрыта тт)? Есоауыул? ка1 атт) ошёхеса д
tov TTpoxeipov No рои, 8ёр elxe ttjv evvoca ttjs катарулаеш? ttjs ioucmviaveias vopo-
Qecrias, aXXa povo т% awTa^ews epos awTopov ка1 стафой? ₽от]0т]рато9. Айто ava-
урафета1 рё оаф-qveta ото лроосцсо тт)? Есаауыул?, блои тоос£етас oti айтл elxe j
ws лроорктро va eioayei top ефарросттт) той 8ска(ои ото лерьехбреро тт)? к<о8сколос- (
poecos сгё 40 ptpXta (той BaoiXeiou A')12. ’AvaXoyo лерсехбреро exec кас то лроосрсю !
той TTpoxeipov Nopov, ото блосо йлоураррССетар oti 6 ёлсреХл? аоауоФотл? той
Keipepou exet тт}Р йлохрёыаг) va аиатрё^ес уса тг) аирлХт]рюар tt)S evppepokreojs tov
ото “лХато? тир роршр”, 8т]Ха8г) атг]р кыбсколослал13. То с8со elxe laxvaei кас i
ёрарют] aitopa лрытйтера ката тт, айртаСл тт)? ’ЕкХоул?, рё ttjp 6ло(а (Зе расы? 6 j
Аёсор Г ' 8ёр алёрХеле атт]Р арт1катаатааг) той avvoXov тыр iowTiviavecwv
pvOpiaewP14.
'Елоцёгы? ката тг] бсаркею тшр ёруаасФр трд кыЗсколослоеы? - аиртаааорас рё
тт]Р алофл oti Г) Роро0ет1кт] 8расттлрсбтлта той Аёорто? ё£илт]ретойое ката кйрсо
Хбуо тс? арауке? Tfjs кшбсколослстеы?15 - арт1ретылСа0Г)ке лрофары? то 0ёра тт)?
(лерастёры) ioyvos тыр 8сата£ешр той Пар8ёктг|, атс? блосе? лро^Хелотар л ёлс(к>Хл
twp лосрфр той Коррг]Х(ои popov уса той? фогес? (ара ка1 0avaTCKfj? лосрт)?, йлд ttjp
evvoca лой ёктё0т]ке лсд лары) уса р(а лра^г] лой - блы? лерсурафбтар ото кесреро
тыр бсата^еыр - 8ёр лерсёкХесе длыа8т|лоте ка1 ttjp тёХеат] ар0рылокторёа? (аре£-
артг)та ало то £г|тт]ра той [3а0рой йластсотлта?).
ITpaypaTi отд ке(реро той ПарЗёктт] xaPaKTTlpi£eTai- Л тра^т] ы? naufragium sup-
рптеге16лой ar|paiP€i тт)Р (ларарорц) катакратт]ог|, алокрифт], йле^а(реат) f), yeptKios,
то офетерсард раиаусои17. ’Елес8т) Хослдр рё ttjp ларалары 8сатйлыат] тё|? 8сата(у
ews 0а ртар Svpott] т] ёлс(ЗоХт) Оаратскг)? лосрт)? уса тт)Р афасреат] лрауратыр лроер-
Хорерыр алд раиаулрёро лХосо, крсрес д ророОётт]?, бтс т| ларалары 8сата£т] ёрхетас
11 В>. ДРаауыут] 40.28: “Ката той арттаоарто? траура апо ёрттртррой г) ката-птыаеы? ё vauayiou, Г| ката
той vno8exoHevou ката 86Xov та тосайта праурата, еитод pev> ёиюитой eis то тетрапХааюи 8(8отас
Г| dyojyri, ре та 8ё той eviavTov eis то апХойр” (I. каС П. Zenos, Jus graecoromanum, т.2, "(A&fjvai, 1931,
аратйп. Aalen, 1962), а.361.'Н I8ia SiaTafi] exei nepiXiyt>9ei Kai otov Ilpoxeipo Nopo 39.25 (Zienoi, o.n.
a.218) рё роит] бьафора ато Keipevo, oti г, теХеитаСа Хёф-] “апХойр” ёхеь аитькатаатабеХ рё “8ттХа‘
oiov”. ’Е8Л npenei va vnopvr|a0ei, oti ката tis TeXeirraies epevves T| oovtoJt] той Tlpoxeipou Nopou
evai аркета ретауеиёатерт] Tfjs Eiaaywyrjs каС T<iv veapajv. BX. Schminck, Studien (o.n. ат]р.4) a.80 «Л-
12 “Kai npoiTov рёр та ev ттХатес twv naXaiolv vopiav Keipeva парта аракайараоа, tv теаааракорта (KflXoiS
айбХытор ка1 avoOeuTov то пар x^pa той vopou o>s пора 9eiov upiv ёкёрааер ' (...) vflv 8ё (...) ёк то>Р
е(рт)рёишр теаааракорта ptpXiov тыр прокекрсрёрыр cos 9eo8i8aKTojv vopiov ёкХе^арёпг) iv теаааракорта
titXois iaapiOpojs Tats pifXois, iv xepai фёреср aijiTppLov ка1 фихыфеХг) vopov ка1 айрторор ка1 аафЛ
Kai eiaayioyiKOv ёкеСрыр тыр ёр Tais теаааракорта pipXois ке1рёрыр upiv ёф1Хот1рт)аато” (Schminck,
Studima.6 ат(х- 31-40).
13 “Ei 8ё Ti ёХХшё5 ё/oi то nap’ppojv урафбрерор (...) XPeGJP T°iS фсХопдрад ёукиптоиаср ёр ты пар
т)рыр dpTicns аракекабаррёры той vopou пХате1 трр той £ртоирёрои у vital v dpueaOai” (Schminck, Sludii»
a. 58 aTix- 59-62).
14 Пр₽Х. 2n. Tpojidvos, Oi mj/es той fiv^am-ipov SiKaiou, ('АОриа-Коротт]VT|', 1986), a.70.
15 ПррХ. Fogen, o.n. (ar|p. 10) a.31.
16 D. 47.9.3 S8 Kai 48.8.3 S4.
I7BX .X. supprimere aTovs H. Heumann-E. Seckel, Handlexikon zu dm Quellm des romischm Rahls, 9r) ёкб., (Jena, 1907),
a. 572 en.
58 |
ae dvrlOe^n ре то koivo nepi 8iKaiou а!о0г)ра.' Н аитсОеог) аитт) ёкот)Хыиста1 атт]
стксфП, °TL e^vai апара&екто yia tt)v ттроатаспа vXikcov кас povov ayaOwv va афасрег
тас dvOpwiTiVT] £gjt], лой ecvai ayaOo поХй йпёртерлд dl;iag.
H i&ea айтт), пой yia прытт) фора StaTuncoveTai рт]тыд отт) veapa 64, 8ev eivai
vea сто tolviko SiKaio той Bufavriou. Me 8te£o8iKf) avaXuor) той tltXou 17 Tfjg
ЕкХоулд Twv’laaupwv пой nepiexei to notviKo 8tKaio айтт)д Tijg vopo0€TiKf)g ouX-
Xoyrjs SianidTojvovpe pia ретаррибрютскт] npoanaOeia ото x^P° т°й notviKo6 StKaiou
кас ото nXaioio Tfjg ретарри0р1оеыд auTfjg тт) бсарбрфыот) optopevwv koivcov
KaT6u0vvTi3piojv ypappcov.'Oncog exeL Л&Л eniappavQei18, рё то Хепторерг) каборюрб
Tf|S noivfjg yia ка0е ёукХт)ра - npdypa пой nepiopi£et ttjv auQaipeata той noiviKou
81каотл - axnpaTi£ovTai optapeveg катг|уор(ед npd£eiov ка! ётос бсеикоХйиетас rj
ката оросорорфо тропо avTipeTionioTj tcov аииафсои f) ouyyevcov ёукХлратолл
Паратт]ройре Xotnov oti ой8ёпоте про-рХепетас ott)v ’ ЕкХоут) r) notvf] той 0avaTou yia
ёукХррата перюиосака.
2ё ёфарроуг) трд архл? той ё^аууесХе ото npootpio Tfjg veapag 64 брюе 6 Aecov,
oti onotog napei ottjv катохл тои кас апокрифеi et8r] апо vauayio 0d тсрырестас
рё хРЛРат1КЛ toivt) avepxopevT] ото тетрапХасло Tfjg a£iag tojv ei8<Lv auTcov.
Xuveneia трд рибрсаеыд auTrjg, пой - опыд et8ape - unfjpxe rj8r| тбоо cttov
Паи8ёктт) ooo кас cttov Кы8ска, rjTav oti параХе(ф0т)ке ottjv кыбскопострт) то xwpio
D. 48.8.3 § 4, x^pig opcog va 0iyo6v та x^pio D. 47.9.1 pr. Kai S 5, 47.9.3 pr. Kai S 8,
47.9.5 Kai C. 6.2.18.
'О аитократыр 8ev 0ёХт)ае opcog va dnaXXa£et тойд 8раотед апо перастёры киры-
oetg оё пер(птыот) oupporjg тт)д пра^рд тоид рё аХХа ёукХррата пой dvaфёpovтav
ottjv аофаХею трд vauoinXotag. "Етстс ото хшР*-0 В. 53.3.25 пер1Хлф0т]ке Г| фраат]
“dppoCet 8ё ка'с ёукХг)рат1кт] ёпе^ёХеиспд”, тг)д onoiag то neptexdpevo ё£е181кей0г)ке
атт) бсата^т] В. 53.3.30. Её auTfjv (рХ. nid navw) др(а0т]ке, oti edOuvovrai ката тойд
брюройд той “nepi dv8pcxf>dvcov” vopou ooot ёк проОёаесод ёpп68loav va 8o0ei рот|0еса
оё nXoio пой KivSuveue т] оё vauayoug. Еирфаша 8ё рё Tig оскесед бюта^есд, 8ёv
TjTav avayKaio va ex^i Л оирперсфора tcov unaiTicov cog апотёХеора Kai то 0avaTO
ёvдg t] nepioooTepcov vauaycov, усат'с ката tov KopvTjXio vopo аркойое т] йпар^т) 86Xou,
X<opig va апастеТтас Kai ёпёХеиот) той ёукХт)ратской апотеХёоратод. Ката то
кефаХаю twv BaoiXiKiov 60.39.1 (= D. 48.8.1):’О OKonov ёохлксод той фoveйaal, Kav pf)
фoveйoт) dXXd траират(от), фoveйg ёатс, Kai 6 pf) OeXpoag фoveйoal, ёdv фoveйaт), ойк
eoTi фoveйg' (...)”. BePaicog pevei avotxTo то 0ёра трд evOuvcjg ano apeXeia, dXXd
аитт) OTT]pi£eTai оё е181кёд 8iaTa£eig Kai oxi otov Kopvf|Xto vopo.19
Её 8uoappovia рё та napanavco TeXet f| теХеитаса фраот) той хшР^ои В- 53.3.25:
“Катёхетас 8ё ты 8eoiKapiig каё 6 Xapcov апо vauayiou”.'H napovaia тт)д фраат)д
auTfjg ото napanavcn xwPi° прорХт)рат(£е1 noXu, npcoTov yiaTi 8ёv пер1ёхета1 ото
Keipevo той x^piou, опыд айто dvaypdф€тal ото ёруо той aviovupou той aivaiTiKou
кыЗска, Kai 8euTepov yiaTi 8ev avTi-OToixei ото Xotiviko Keipevo той D. 47.9.1-2. Oi
TeXeuTaiot ёк86тед tcov BaoiXiKaiv, 8о0ёитод oti - опыд прое1пы0т)ке - оХод 6 tit'
tag 53.3 eipaL restitutus, OTT)pix0T)Kav ото Keipevo тт)д MeydXrjg Suvctyecog tcov
BaoiXtKcov, oTotxeio А кефаХаю 64.11,2" dvёypaфav 8ё ыд пт)ут) тт)д фраот)д айтрд 11 * * * *
11 ПррЛ. В. Sinogowitz, Stadim zum Slrq/rechl der liktoge. |11раур.атесас Tfjs ’ АкаЗтцхсаг’AGrivuv, 21.| (AOfjvac, 1956),
a.32 ей. Kai Sp.Troianos, “Beincrkungen zum Siral’rccht der Ecloga”, Аф^раща crrbv NIko Xflopujvo, T.A
](> (Pceupvo, |9B6), O.97-H2 (c&o Hl).
2(i 60-39.4 (= D. 4B.H.4) кас та axoXia атт) бсата^Л айп].
ZfTroi, о.тг. т.5 а. 102.
D. 47.9.3 S 8.’AXXa to Trept.exdp.evo аитой той апоотгастрато? тои Пар8ектр nepiX-
рф0рке ота кефаХаю 27-31 той tltXou 53.3, pecroXafJei 8е то кефаХаю 26 ре
проёХеистр (ката той? ёк86те?) D. 9.3.6 5 З.’Епеебр аферо? pev айтр р 81астпастр 8ёр
elvai стиррйьстрёрр сттр 8opp той кеерёрои tuv BoctiXikwp ка1 афетёрои 8ev exovpe
ттрбафатт] кретекр ёк8остр тр? MeydXp? Еипбфесо?, 0а 0еыройста тгоХй m0avd, otl р
ётрахл фрастр проёрхетае and axdXio ото ттергйшрю evd? fj ттерюобтершй
Хегроурафюр тт)? Хирофеы? (тгой аруотера тгареюёфроае ото ке(репо) ка1 8ev апркег
стто аййерпкб Keipevo тр?. ’Аре^артрта opoj? and тр хесР°Урафр napd8ocrp тр?
Хипофеш?, ётсте р dXXtaj?, р 0ёстр тр? фрастр? рёста стто Keipevo тыр ВастеXikcop eivai
ё^аьретька арф(роХр.
Византийский временник, т. 55
S. Vryonis, Jr.
THE MARITIME STATUTES OF DUBROVNIK
AND THE RHODIAN SEA LAW (BYZANTIUM)
I propose, in the limited space below, to examine certain aspects of mediaeval Ragusan mari-
time law and society and then to compare them with their counterparts in the Byzantine mari-
time tradition. Any further conclusions or extrapolations are rendered complex by a number
of factors and so must remain guarded. An important source for the maritime laws and cus-
toms of Dubrovnik is book seven of the Uber statutorum cwitatis Ragusii drawn up in 12721, but
because my colleague, Prof. Barisa Krekic, has demonstrated amply the richness and signifi-
cance of the Dubrovnik archival documentation2 I shall restrict myself to the Ragusan statutes
of 1272.
The exact relationship between the maritime law and society in the Ragusan statutes of 1272
and those in the Byzantine Rhodian Sea Law is difficult, at this point, to ascertain. First, the mar-
itime practices of Dubrovnik are described for us in a document composed in 1272 whereas the
Rhodian Sea Law has been dated, in its present form, to sometime between the sixth and the
eighth century3. But it goes back to more ancient traditions, many of which are already incor-
porated into the Digest of Justinian, the present text probably having been reshaped in order to
constitute part of the legal code known as the Basilica in the reign of Leo VI (866-912). If this
latter assumption is correct the Byzantine naval law of the tenth century consisted of the
Basilican (book 53) excerpts from the Digest plus the Rhodian Sea Law. Thus there is a distance
of over three and a half centuries between the Dubrovnik statutes and the Rhodian Sea Law,
and indeed the maritime history and societies of the Mediterranean had evolved considerably
over that time. On the other hand, scholarly studies dealing with the maritime laws and customs
of this particular sea have concluded that there was a common Romano-Byzantine influence in
this area down into the twelfth century4. From these few observations the difficulties of carrying
out any comparative study between the Ragusan and Byzantine maritime systems are strikingly
obvious. Still, it is of interest to compare the two codes and to proceed to some preliminary and
tentative observations.
By virtue of its strategic geographical location on the maritime route between Venice and
Constantinople, because of its historical evolution (as a part of the Byzantine military/admini-
strative theme of Dalmatia [867?-11th century]), and then as a commercial city developing
within the Venetian-Constantinopolitan axis, the town and its citizens were in constant contact
© S. Vryonis, Jr., 1998
tiba statelorum cwitahs Ragusii composites anno 1272, cd. V. Bogosic ct C. Jircfck (Zagreb, 1904) (hereafter referred to only
by book and chapter number in Roman numerals).
B. Krckif, Dubrovnik et le lavant au Magen Age (Paris, 1961); Also Dubrovnik in Ле FburteaUh and Fifteenth Centuries. A city
between East and Weil (Norman, 1972).
Nomos Rhodian Nautikas. The Rhadian Sea-law, edited from the Manuscripts by W. Ashburncr (Oxford, 1909) (hereafter
cited by part and chapter, or simply, Ashburncr).
G. Pelropoulos, Ffomika engrapha Siphnou les sylloges (1. Maridake (1684-1835) meta symvolon eis ten ereunan tou metavygantinou
dikaiou (Athens, 1956), 219-222, who also refers to the following works unavailable to me: R. Zeno, Storia del diritto mari-
time ttaliano net mediterraneo (Milan, 1946), 100 If; G. Bonolis, 11 diritto mariltimo mediaevale delTAdriatico (Pisa, 1921), 68;
1‘- Colasso, Medio evo del diiiUa, 1. laJbnti (Milano, 1954), 98, 436.
61
with the civilization, institutions, and economic life of the Byzantine Empire.5 Thus its history
and geography certainly exposed the life of the town to Byzantine influence. On the other
hand, its rise to commercial prominence along with the other Italian towns means that it
shared in a larger socio-economic expansion which had been preceded by a strong Romano-
Byzantine maritime influence or presence, with the result that if there is some trace of mari-
time similarity with Byzantine maritime institutions and law, this similarity could have, at least
theoretically, arisen from this later commercial development of Venice and other Italian cities,
or it could have been inherited directly by the Ragusans from the long Byzantine administra-
tive presence in parts of Dalmatia. Thus a closer study of the Greek terms in the Ragusan
statutes would perhaps throw some light on this question. Such, for instance, are the Latin loan
words based on the Greek word for ship vans: nauclerius, naulifare (to charter a ship), naulyates
(those chartering the ship), and the word e v0t)kt| from which the Latin entege and derivatives are
formed and which connote goods and / or cash handed over to the nauclerius to be traded
according to special laws.
First let us examine the various parties in the Ragusan maritime venture as they appear in
the statutes. There is first the partonus navis or shipowner, who is occasionally represented by the
suprapositus (defined as vicariuspatroni). In a separate category is the mercator or merchant who fre-
quently travels on the boat and who at other times does not accompany the cargo. The cap-
tain of the vessel is the nauclerius for whose election the statutes declare that a majority of the
patroni is necessary6. Extremely important was the scribanus or scribe. Every ship of greater than
600 modii displacement was required to have on board a scribe. His duty was to record all
sailors, both those travelling on shares and those sailing on salary, all boys, conducti, merchants
and entege on the boat7. The sailor or marinarius was most frequently a sharer in the profits of
the voyage, along with the nauclerius, although the statutes reveal that there were also sailors
who sailed for salary rather than shares; the marinarii are ordered to be obedient to the naucle-
rius8. Mentioned also are slaves who sail as sailors9 and the puer mercatorum, the lad of the mer-
chants10.
The naval society reflected in the Rhodian Sea Law is largely identical. There is the ship-
owner or Ьестгбтг)^ tov ttXoiou11 sometimes also called the vavicXppos12. His representative is
the npovauKXqpos,13 probably equivalent to the Ragusan suprapositus. The merchant, ртгоро?,
corresponds to the mercator in Dubrovnik. The Sea Law is more detailed as to the personnel who
run the ship and enumerates:
vayKXqpos-captain
ки^е p vf|TT)<j-steersman
прозе us-captain’s mate
vauTTqyds-carpenter
карар[тг) s-boatswain
TTapaox<ipLTTlS-cook
5 G. Ostrogorksy, History of the Byzantine State, revised ed. (New Brunswick, 1969), 236. J. Ferluga, Vizantiska иргаоа и
Dalmacija (Belgrade, 1958).
6 VII, xviii: “Cum partoni alicujus navis vel ligni venerint ad elligendum, et faciendum nauclerium, sciendum est quod
major pars patronorum debet vincere minorum partem patronorum et qualemcunque hominem major pars patrono-
rum eligerit in nauclerium, ille debet esse nauclerius.”
7 VII, iii.
8 VII, xxxiv.
9 VII, xix.
10 VII, x.
11 III, 26.
12 Chapter 8 in Appendix F; Ashburner, cxxxiv, cxxxv.
13 III, 8.
62
The Byzantine Sea Law is thus more detailed as to the listing of the various participants in
the maritime voyage as it mentions steersman, captain’s mate, carpenter, boatswain and cook,
none of whom is mentioned in the Ragusan statutes. However, one is to assume that such exis-
ted also on the Ragusan ships - simply they remain unmentioned. The silence of the statutes in
this respect is curious for often these statutes are more comprehensive, more specific and more
highly structured than the provisions of the Rhodian Sea Law.
Thus the Byzantine and Ragusan participants in maritime enterprise and society are largely
identical with one exception, the maritime scribe. As we saw above, chapter three of the statutes
underlines the necessity and importance of the presence of a scribe on board ship, whereas such
an individual is nowhere mentioned in the Rhodian Sea Law. In the Ragusan statutes we per-
ceive that the scribe plays a crucial role not only in representing the interest of the comes and
council of Dubrovnik, but also in representing certain legal authority on board. He is to reveal,
in the presence both of merchants and shipowner, all merchandise which is loaded onto the ship.
By the third day of the voyage he must present to every merchant a document recording his mer-
chandise. And if the shipowner or captain makes any agreement with the merchants or sailors
they shall come to him and he shall record it in his ledger14. He is required to report all disobe-
dience of sailors to their captain, as well as to report other infractions to the comes and council of
Dubrovnik15 16. He must record any division of profits which takes place while the ship is still at
sealfi, the earnest moneys given and agreements made in the chartering of a ship17 18, and he must
be careful to record all entegas (goods and cash) entrusted to the captain, as well as the persons to
whom they belong111.
Whereas the Rhodian Sea Law mentions no scribe on board, it reiterates the necessity of writ-
ten contracts for the chartering of a ship19, for the taking of maritime loans20; in the case of con-
tributions toward loss incurred by jettison the written contract of partnership is to be applied21.
Large cash sums advanced to a ship for investment in maritime commerce are to be set down in
writing22, a provision which seems to coincide with the Ragusan statute which requires the scribe
to record entegas. The difference lies in the seeming absence of the scribe on board, in the
Rhodian Sea Law. Chapter 17 of part three of the latter code seems to imply the absence of a
scribe on board. For this passage speaks of a partnership contracted for a specific voyage in
which A gives cash to B, who will invest it for the purposes of the voyage. The text reads: “The
partnership is for a voyage, and he (A) writes down as it pleases him till when the partnership is
to last”23.
The Sea Law thus places the crucial writing down of the matter and sum before the voyage
and it is the business of the two contracting parties themselves to draw up the contract. Though
such a contract was undoubtedly essential also in Dubrovnik, the statute considers it crucial for
the scribe to draw up a record within three days after departure and then to present it to the con-
cerned parties. Thus the emphasis in this matter is placed, in the case of the Rhodian Sea Law,
on the agreement drawn up on land, and in the case of the statutes on the second record drawn
up by the scribe on board. In a recent study on post-Byzantine maritime custom and law in the
14 VII, Ixvii.
15 VII, ii, ix, xxxiv.
16 VII, xxviii.
17 VII, xxviii.
18 VII, xlv.
19 Ш, 20.
20 И, 17, 18.
21 Ш, 9
22 HI, 12.
23 HI, 7.
63
Aegean, I have noted that in this latter maritime society also there is no mention of a scribe on
board, and it is the captain who is decisive on board ship, either keeping ledgers of his own or
else carrying all these details in his head without written records24.
Obviously crucial to the maritime society is the ship. In the matter of the vessel the
Ragusan statutes25 exercise considerable constraint on the patronus (shipowner) to present his
ship in the best operating condition and fully equipped, to the satisfaction of merchants. The
opening chapter obliges the shipowner to present his ship in good condition, that it shall have
the numbers of oarsmen agreed upon, that the expenses of caulking the boat will burden the
society of rowers and the ship, whereas expenses of the rudders, too, will rest with the
shipowner. Chapter three declares that the eight categories of ships (categorized according to
volume of displacement) shall be provided with the appropriate ropes, cable, anchors, drag
lines, rudders, sails and the like. The chapter is quite specific and detailed and provides that
delinquent shipowners shall answer to the comes and council of Dubrovnik. In Ragusan mari-
time law the burden of seaworthiness of the ship is, in effect, placed on the shipowner. In the
Rhodian Sea Law this burden falls not on the shipowner but on the merchants and passen-
gers:
The merchants and the passengers arc not to load heavy and valuable cargoes on an old ship. If they load them,
if while the ship is on its voyage it is damaged or destroyed, he who loaded an old ship has himself to thank for what
has happened. When merchants arc hiring ships, let them make precise inquiry from the other merchants who sailed
before them before putting on their cargoes, if the ship is completely prepared, with a strong sailyard, sails, skins,
anchors, ropes of hemp of the first quality, boats in perfect order, suitable tillers, sailors fit for their work, good sea-
men, brisk and smart, the ship’s sides staunch. In a word, let the merchants make inquiry into everything and then
proceed to load2®.
Whereas the provisions of the two maritime codes are in opposition as to the relative respon-
sibility of shipowner and merchant in the matter of the ship’s soundness, it is quite otherwise in
the evaluation of a ship’s worth for the purposes of levying a contribution on it to make up for
damage or loss of whatever at sea. In chapter seven the Ragusan statutes ordain that in case of
damage to the ship, brought on by God, as to masts, spars, sails, anchors, rudders, small boat or
other equipment, contribution toward the damage is to be made by contributions of the com-
munity of the ship and by the ship itself. The ship shall be evaluated and then one-third of its
value shall be subtracted for the purpose of reckoning the contribution.27 The Rhodian Sea Law
has an identical provision: “And in the valuation a deduction is made of one third and the ship
is to come into contribution accordingly”28.
But of crucial importance in this short comparative study is the series of complex relations
within which the parties, the goods and cash come together in the carrying out of an overseas
commercial enterprise29. Though the comparison of the two maritime codes has revealed a few
similarities as to specifics, these in themselves are not sufficiently numerous to exhibit any close
interrelation of the two codes. Both codes refer to sailors who sail ad partes (on shares of the pro-
fit) and ad marinariciam30. Sailors who participated on the basis of shares seem to have constitu-
ted the more usual type and the Ragusan statutes provide for “dispute over the number of shares
24 Speros Vryonis, Jr., “Local Institutions in the Greek Islands and Elements of Byzantine Continuity During Ottoman
Rule,” Godishnik na Sofiiskiia Universitet Sv. Kliment Ohridski72 Nauchen Tsentyr. Slaviano-Vizantiiski
Prouchvaniia Ivan Dujfev, vol. 83, 3, 1989 (1994), 85-144, passim.
25 VII, i, ii, viii.
28 III, 11.
27 VII, vii.
28 II, 16, the translation is Ashburner’s.
29 For a detailed analysis, with most of the relevant details, Ashburner, xxix.
38 VII, xxiii, xxiv. Sea Law, II, 2, 6. Ashburner, passim on prevalence of the sailors ad partes.
64
between the shipowner and the sailors”31. This was the dominant form also on Greek ships in
the post-Byzantine era in the Ottoman-dominated Aegean32. Further, both the Ragusan and
Rhodian codes agree that the portion of the captain is two share33. More significant, however,
are certain general assumptions, of a broader nature, which are to be found in both codes. The
first is the presupposition that maritime commerce, voyages and loans have greater risks, risks
that are linked to the maritime nature of the undertaking. This is specifically stated in the
Rhodian Sea Law where the code emphasizes the fundamental difference between land and sea
loans.
Captains and merchants and whosoever borrow money on the security of ship and freight and cargo are not to bor-
row it as if it was a land loan...let them pay back the loan from the property on land with maritime interest34 *.
And again:
Л man borrows money and goes abroad. When the time agreed upon has expired, let them recover from his pro-
perty on land according to law. If they cannot recover the debt, the capital of their loan shall be unconditionally
repayable, but the interest shall be maritime interest for so long as he is abroad33.
From earliest times, in Mediterranean commerce, naval loans were entitled to higher interest
than were ordinary loans, precisely because of Tmv ката OdXaoaav KivSuvtov.36 The Ragusan
maritime statutes do not discuss maritime interest, but they do mention the danger, pendulum, from
the sea and the legal effects it has on maritime ventures37 38 39 40 *. Thus maritime risks, ’ек twv ОаХааа-
&v KivSvvwv, not only affect the rate of interest in Byzantine law (where it is higher), but they
affect the rights of all participating parties in the maritime venture. Acts of God such as storms,
shipwrecks, fire, attacks by pirates and foreign enemies, are strongly contrasted with dangers occur-
ring from the negligence of one or another of the contracting parties. In the former case, the
investor had no certain guarantee for his profit, nor, necessarily, for his capital (though the latter
could be guaranteed by real property as provided in the written contract). In such cases, the rem-
nants of the ship, and cargo, and to a certain degree the cash and the property of the passengers,
were pooled and the parties participating in the venture (shipowner, ship, merchants, captain, crew)
shared in the remaining profits or losses according to their shares. The Rhodian Sea Law orders:
If the merchant loads the ship and there is gold with him and the ship happens to suffer one of the maritime risks
and the cargo is lost and the ship goes to pieces, let what is saved from the ship and the cargo come to contribution, but
let the merchant take his gold with him on paying a tenth33.
The Ragusan statutes read similarly:
Regarding the ship which is wrecked.
We assert that if some ship or boat which sets out with mtegas and suffers shipwreck, the ship itself or boat, must con-
tribute from the profit which it itself should make and from the profit of the eniegas themselves, but not from their capi-
tals33.
This is further amplified by the Ragusan code:
We resolve that all ships...which travel with eniegas...and lose cash which is in the form of eniegas, and similarly as much
goods or indeed anything else that is in the form of entega, if they were entided to share in the profit, thus do we so desire
that they should share in the restitution of the damage, as much the ships as the sailors43.
31 VII, xxvi.
32 Vryonis, as in note 24 above.
33 VII, xxx; Sea Law, II, 1.
Ш, 16. The crucial phrase is “’ек тыи 'еХХаьши'atroSiSoTwaav ХРПР'3™1' ХРЛ°1Р vauriKdis.”
Ill, 18:“ "сатае avrots та pev хРЛРата "eyyaia oi 8e tokoi uavriKoi navTos rov xpnvov "oaov’ano8r)pq_
act.”
36 HI, 16, 17.
_ VII, i; xxxiii on cursarii; xlvii, on naufragium.
38 Ш, 30. See also, 31, 37, 40.
39 VII, xlvii.
40 VII, xlix.
3 — 3818
65
This parallels almost exactly the provisions of the Rhodian Sea Law in cases of partnerships:
If there is an agreement for sharing in gain, after everything on board ship and the ship itself have been brought into
contribution, let every man be liable for the loss which has occurred in proportion to his share of the gain41-
These Latin and Greek provisions, which provide for the peculiarities of maritime loans
both in terms of the higher interest rate and in terms of the principle that members of the ven-
ture share in both profit and loss, open up the broader theme of the basic contractual forms
which define these sea ventures. We see that those who share share not only in both profit and
loss, but that they constitute a very peculiar type of society. The Byzantine term refers to a
partnership for gain in which the boat, cargo and cash share in both profit and loss. We have
already seen, from both the Ragusan and Byzantine maritime codes, that merchant, captain,
sailor and shipowner in many instances are the parties which share in profit and loss, but in
proportions that vary not only from one group to another, but also from one type of contract
to another.
The statutes of Dubrovnik speak of a maritime partnership termed the cologancta or collegan-
tia, which is known more frequently in the documents of the Italian cities as commends (or some
form thereof)42 43. This is essentially a partnership between merchants:
If a Ragusan accepts from another Ragusan money or merchandise in collogancia (in partnership) for the purpose of
sailing inside the Gulf, the money or goods themselves belong to the fortune of him to whom they belong...And con-
cerning the profit that the owner of the money or merchandise shall have, he shall have two parts and the other shall
have one-third; unless the owner himself has made a different agreement with him. It shall be known that the latter is
not able to go outside the Gulf without the former’s permission, and if he should go out without the former’s permis-
sion and something should happen to the money, the entire damage (fiericulum) remains on him and his property44.
The text is clear. The collogancia is between two merchants, and does not involve the ship and
its crew. Further, A gives all the money and goods, В handles them for the purpose of maritime
commerce. The profit generally, and unless otherwise specified in writing, shall be 2/3 to A, and
1/3 to B. If В exceeds his instructions from A, В and his property are security for the losses.
Otherwise he is not liable to losses consequent to maritime risks44.
A more comprehensive type of partnership in the Ragusan statutes is the entega.
Concerning money which goes with a ship.
Money or wealth which goes with a ship or boat of a Ragusan or that goes through the Gulf with entegas, must trav-
el in the fortune (luck) of the masters of the money itself, mans etgentis dare factam; And if the entire profit that the Lord
shall thereafter give from the aforesaid money and also from the freight on going and returning, and from the other pro-
fits that the ship or boat can have, the ship and sailors shall have two parts of the profit, and the money itself shall have
l/345 46>
Herein defined, the entega is a partnership between goods/money and ship, or between
merchants, shipowner and crew. Merchants, shipowner, and crew contribute to the venture
and so share in the profits: 1/3 of the profit goes to the money or merchant, and 2/3 to the
ship (or shipowner) and sailors. The sixteenth century Ragusan lawyer, Gondola, in defining
the entega (no longer practiced in Ragusa during his times, but still operative in Apulia) states
that:
The profit is divided into three parts of which one part went to the owner of the capital, a second part to the owner
of the ship, and a third part to the sailors4®.
41 HI, 9, translation by Ashburner.
42 Ashburner, ccxxxvii, IT
43 VII, 1.
44 See Ashburner, ccxxxvii, If.
45 VII, xlii.
46 Liber statutorwn cwitatis Ragusii..., p. 420.
66
If the venture sailed outside the Gulf (Adriatic), the shares of the profit changed, the owner
of the entega received 1/2, and the ship and crew 1/2.47 48 Money and merchandise which travel
on board as entega have a common fortune. In case of damage or loss at sea the danger falls upon
the merchants who own the entega.^ From a later chapter we see that this chapter means that all
of the merchants participating in the venture must share the 1 /2 or 1/3 loss in common. It does
not mean that the shipowner and sailors do not share in a part of the loss as we see in chapter
47:
Concerning a ship which suffers shipwreck.
We assert that if some ship or boat that voyages with entega suffers shipwreck, the ship or boat itself shall contribute
from the profits which it itself shall make and from the profit of the entegas themselves, but not from their capital.”49 {this
is identical to quote #39}
Finally, chapter 49 repeats the principle of the joint liability of ship and sailors in case of loss
at sea50.
We assert that all ships...that voyage with entegas...and lose the moneys which are in entegas, and similarly both goods,
or indeed whatever else might be in the form of entega, just as they share in the profit so do we desire that they bear resti-
tution for the damage...both ship and sailors.
Thus we see clearly that the entega is a partnership of ship and cargo in which the profits and
risks are shared and in which the maritime risk serves as the common axis of discerning shares,
profits, and losses.
It would be well to pause to note two additional facts about this type of partnership. First, the
scribanus is required to record all the entegas in the ship’s register51 and from whom they were
received. Second, before the ship is allowed to depart Ragusa with its entegas, the nauclerius and
sailors must reveal to the owners of the ship and also to the owners of the entegas what and how
much is being carried.
Thus the statutes of Dubrovnik in describing these two types of partnership, that is a part-
nership of merchants and also a partnership of ship and cargo, provide us with material which
lends itself to a comparison with similar associations in the Rhodian Sea Law52 53. Both types of
partnership exist in the text of the latter code, though they are not described with anything like
the precision that we see in the statutes of Dubrovnik. Thus it is more by implicit than by expli-
cit evidence that we can detect their presence in earlier Byzantine nautical custom. Let us next
glance momentarily at the relevant passages in the Rhodian Sea Law.
A gives gold or silver for the service of a partnership. The partnership is for a voyage, and he writes down as it
pleases him till when the partnership is to last. B, who takes the gold or the silver, does not return it to A when the
time is fulfilled, and it comes to grief through fire or robbers or shipwreck. A is to be kept harmless and receive his
own again. But if, before the time fixed by the contract is completed, a loss arises from the dangers of the sea, it
seemed good that they should bear the loss according to their shares and to the contract as they would have shared
in the gain55.
This contractual arrangement bears a strong resemblance to the collegantia of Dubrovnik
which we examined above. A provides the cash for the enterprise but remains at home, while his
partner В boards ship and handles the cash for purposes of maritime commerce. Both share in
the profit and loss, but unlike the Ragusan collegantia (which specifies how the two partners are to
47 Vn, xliii.
48 VII, xliv.
49 VII, xlvii.
VII, xlix.
F°r quaterno, Di&onario di marina medievale e moderno (Rome, 1937), 702.
See the detailed and excellent observations in Ashbumer, ccxxxiv-ccl.
53 Ш, 17.
share—2/3 for A, 1/3 for B) there is no specification in the Rhodian Sea Law as to the respective
shares. Nevertheless there is an essential similarity between the Ragusan collegantia and the
Byzantine KepSoKotvtovia.
The Rhodian Sea Law also implies the existence of the second type of partnership, of the
type that we saw in the eniega of Dubrovnik. Though it does not describe this type of partnership
explicitly and in detail, nevertheless in spelling out liabilities in case of mantime disaster we are
able to detect in the Byzantine code where the liabilities fall and from this system of liabilities we
can deduce the nature of the partnership54. In certain other contracts we see that the sailors have
no connection with the merchant but rather receive their share of the profit from the shipow-
ner and the profit of the ship. But if we examine chapters 9, 27 and 32 of part three of the
Rhodian Sea Law we discern something quite different. All three of these chapters are con-
cerned with setting the contributions which the concerned parties must make to cover the dama-
ges from a maritime danger or disaster. It is the most detailed of such provisions providing for
contributions in case of damage to be found in either of the two codes presently under discus-
sion.
If the captain is deliberating about jettison, let him ask the passengers who have goods on board; and let them
take a vote what is to be done. Let there be brought into contribution the goods; the bedclothes and wearing appar-
el and utensils are all to be valued; and, if jettison takes place, with the captain and passengers the valuation is not to
exceed a litra, with the steersman and mate, it is not to exceed half a litre:, with a sailor, it is not to exceed three gram-
maia. Slaves and anyone else on board who is not being carried for sale are to be valued at three minas; if any one is
being carried for sale, he is to be valued at two minas. In the same way if goods are carried away by enemies or by
robbers or...together with the belongings of sailors, these too are to come into the calculation and contribute to the
same principle. If there is an agreement for sharing in gain, after everything on board ship and the ship itself have
been brought into contribution, let every man be liable for the loss which has occurred in proportion to his share of
the gain55.
Two important principles emerge from this particular text: If there is a partnership contract
for gain, (a) the ship and everything on board are brought into contribution, (b) the resulting
loss, after the contributions have been allowed, is charged to each individual in proportion to
the share of the gain between ship and cargo, (i.e. among the merchants, the shipowner and
the crew). Therefore it is in essence the contract which in Dubrovnik was called mtega. Again,
as in the contract between the merchants discussed above, there is no specification of the share
which belonged to each of the three parties, but this is a detail and does not affect essentially
the nature of the contract. Again in chapters 27 and 32 of part three of the Rhodian Sea Law
both ship and cargo come into contribution so that we are dealing here also with an entega-type
contract56 *.
We conclude, therefore, that with certain differences only in detail, the Ragusan collegantia and
entega are very clearly also present in the Rhodian Sea Law. Of particular interest in this respect
is chapter 21 in part three of the Byzantine text for in speaking of a partnership it gives the hypo-
thetical case of two merchants who concluded a maritime partnership
“...rai то тёХо9..лгер1 ptas ’evfirjia]? CTeXeaapev.”
“...and we paid the tax on...one entheke"^1.
Now the Greek word entheke here means capital and/or cargo, the exact meaning which is
conveyed by the Ragusan mtega. Further, mtega derives directly from the Greek’ei'Oqicq, both as
to its specific and more generic meaning.
54 This is the methodological approach of Ashburner, ccxli-ccxlii.
55 III, 9.
56 Also, II, 35.
S’ Also in III, 32.
КЯ
Next we shall examine the provisions of the two codes as regards jettison. The Ragusan
statutes use the verb problem, and the Rhodian Sea Law employs the terms’ е>фоХт|,’ атто[к>Хг| to
refer to jettison. The appropriate Ragusan statute is entitled:
Concerning those who jettison something from the ship into the sea.
We assert that if someone should decide to jettison something from the ship or boat into the sea, (and should do so)
without the desire of the naudmus and of the majority of those who are on board that ship, that one who jettisons shall
be required to make good all of that which he jettisoned58.
The chapter is clear, simple, specific. Jettison can only occur after the approval of the majo-
rity of all those on board, plus the captain.
There is a similar, though slightly different, provision in the Rhodian Sea Law:
If the captain is deliberating about jettison, let him ask the passengers who have goods on board, and let them take
a vote what is to be done59.
There is a slight difference, however, in that the Rhodian Sea Law specifies that those who are
to vote as to jettison are all those passengers with goods or cash (хрпцата) on board, whereas
the Ragusan provision states that all those on board are to vote on jettison. The Rhodian Sea
Law provides instances as to the manner in which jettison is to proceed60.
If goods arc to be thrown into the sea, let the merchant be the first to throw and then let the sailors take a hand.
Moreover none of the sailors is to steal. If anyone steals, let the robber make it good twofold and lose his whole gain6'.
Both practices, i.e. the vote and the priority of the merchant in jettisoning the merchandise,
go back to ancient Graeco-Roman practices and occur as well in the majority of the maritime
codes of the mediaeval Italian cities62 *.
Finally there is the matter of salvage, on which subject the Ragusan statutes have but one pro-
vision:
If a ship or boat should come upon goods at sea, or should capture some ship or a boat of enemies, everything that
it has shall be divided into four parts; the ship or boat shall have one part, the second part shall belong to the cargo on
the ship or boat, and the sailors and merchants shall have the other two parts among themselves equally65.
In the Byzantine maritime tradition regarding jettison, the Justinianie Digest, reproduced in the
later Basilica, established the general principles that were operative in this domain: 1. The original
owners of goods lost in a storm still retained title. 2. Those who appropriated such goods are
adjudged to be thieves. This applied not only to goods found on the high seas but for merchandise
washed up on the shores as well. The Sea Law, however, underscores the right of the salvor to some
share in the property thus found as a reward for and incentive to exertion in this direction64.
Thus in the case of the law of salvage the materials in the maritime laws of Dubrovnik and
Byzantium do not speak of fundamental similarities. Indeed the one passage that deals with the law
of Salvage in Dubrovnik either indicates a system which is in complete opposition to that which pre-
vailed in Byzantium, or else it does not cover all the possibilities in the disposition of salvaged goods
and ships. It is highly probable that both these latter propositions are close to the truth.
Conclusions
It is appropriate at this point to attempt to make some observations, if not hard conclusions,
as to the relation of the contents of and practices contained in the two maritime codes we have
M VII, Iviii.
59 III, 9.
,i0 This is discussed in Part 111, 311 which begins by addressing a hypothetical case in which a ship is carrying grain. But
then the language of the text changes and the passage seems to be talking about merchandise in general.
61 111,311.
(>i Ashburncr, cclxviii, If, who cites Demosthenes and Juvenal.
1,3 VII, xxxv.
All of this is spelled out in detail by Ashburncr, cclxxxviii-ccxciii.
co
just compared. For reasons indicated at the beginning this is a very complex matter, the sup-
porting materials are insufficient, and so we must not expect too much.
Of the eleven items examined in both legal documents there are striking similarities or virtu-
al identical practices in eight items. First, there is the use of identical technical terms in a limi-
ted number of cases, but which terms are in themselves important: the words for captain, the
noun for chartering a vessel, as well as the nouns for charterers and charter, and most impor-
tandy the word indicating cargo and/or capital. Second, there is a virtual but not quite complete,
identity of the various parties participating in overseas commercial ventures. Third, in the evalu-
ation of a ship for purposes of contribution to damage suffered because of maritime dangers,
both codes provide that after the evaluation, one third of the value of the ship shall be deduc-
ted before they proceed to levy the contributions on the participants in the venture. Both codes
assume that the sailors on a maritime venture, in the majority of the cases, participate in the
shares of the profit and loss. The share of the captain of the ship is identical in both codes. Sixth,
acts of God, the so-called maritime dangers or risks affect the commercial venture in regard to
the contributions which each member shall make in order to make good some part or all of the
loss. This is the principle that participants in the venture for gain must also participate in the ven-
ture’s loss. Seventh, and perhaps most important of all, is the fact that two of the most impor-
tant types of contracts for maritime commercial partnerships are, in essence, identical in both
codes: The Ragusan entega and collegantia exist under the more generic name koinonia in the
Rhodian Sea Law. Finally, the laws governing jettison are essentially predicated upon the same
principle: the approval of the majority of those involved.
Where there were basic differences observed in the two codes (that is within the limited num-
ber of practices examined) we see clear indications of very different practices in the maritime life
of the two states. Striking is the role of the scribanus on the Ragusan ship, whereas the Rhodian
Sea Law seems to indicate that he did not exist on Byzantine ships. Similarly the two codes are
in opposition as to the legal responsibility for the ship’s seaworthiness: The Ragusans place this
on the shoulders of the shipowner, the Byzantines on the backs of the merchants. Whereas the
Byzantine code gives considerable detail on the nature of the maritime loan, this is not the case
in the Ragusan maritime statutes. Though the laws of jettison are identical in principle, the two
codes make a fine distinction as to which members of the enterprise shall vote on the jettison
proposed by the ship captain. In the case of the Ragusans, all persons on board the ship shall
vote. In the Rhodian Sea Law, it is all those who participate in the fate of the capital and mer-
chandise (i.e. all those who have shares in it). Thus if the sailors are sailing ad partes, then the pro-
visions would be identical with the provisions of the Ragusan code on jettison. If they sail only
for salary, then they would not participate in the deliberations and voting on jettison. Finally, on
the law of salvage, the two codes would seem to present completely different usage.
From this rapid summary of the similarities and dissimilarities I think that we can conclude that
we are talking about two maritime societies which have very strong and important similarities and
the question arises as to the origins of this similarity. Here, I find it difficult to come to any hard
and fast conclusion. I have already referred to the political relations of Byzantium and Ragusa in
the ninth, tenth, and eleventh centuries as one possible factor in this similarity. On the other hand,
there is the established fact of a more general Byzantine influence in maritime law and practice in
this part of the Mediterranean, and specifically among the maritime codes of the Italian cities.
Finally, I should point to the ancient character of many of these practices, simply by quoting from
a fragment of the work of the Greek comic poet Diphilus of Sinope, second half of the fourth cen-
tury B.C. In the fragment of this comedy, The Painter, preserved in the writings of Athenaeus, he
depicts the type of the arrogant chef who caters at the banquets of the affluent:
70
No, Draco, I won’t take you on for a job unless you are likely to spend the day as a table-maker with a lavish abun-
dance of good materials. I'br I never go to a man until I lirst make sure who is giving the sacrificial least, or why the din-
ner is given, or what people he has invited. 1 have a diagram of all classes, those to whom 1 should hire myself out and
those of whom I must beware. Take lor example the class that belongs in the port. Л sea-captain offers sacrifice to pay
a vow; he has lost the mast or rudder of his ship and completely wrecked it, or he has tossed the cargo overboard when
he was full of water. 1 let that kind of man alone, because he never docs anything for pleasure, but only through custom.
While the libations arc poured he is calculating how big a share of the loss he can levy on those sailing with him, recko-
ning it all up and so each of them must eat his own vitals. But another man has sailed into port from Byzantium; only a
two days’ voyage without a scratch; he has made money, and is overjoyed that he has made a profit of ten or twelve per-
cent. He is full of talk about his fares, he belches forth his loans, celebrating a debauch with the help of tough panders.
Up to him I sidle purring, the moment he disembarks; I put my hand in his, 1 remind him of Zeus the Saviour, 1 am all
engrossed in the thought of serving him. That's my way...But where I am taking you now is to a brothel. There a cour-
tesan is celebrating the Adonis festival sumptuously in company with other harlots. You will stuff yourself lavishly, and
the (bids of your tunic as well...*’'’
This anonymous cook, whose cheeky and snobbish economic calculations have been immor-
talized in Attic Middle comedy, inadvertandy but humorously reveals to us maritime practices
and usages that prevailed among both Byzantines and Ragusans, and those underline the nature
of a broader and more ancient maritime society.
65 Athenaeus, Dapmsop/nsUu, VII, 292. The translation is that of C. Gulick in the Loeb series.
Византийский временник, т. 55
Н. Saradi
THE ALIENATION OF THE DOWRY
IN THE ACTS OF BYZANTINE NOTARIES
In post-Justinianic legislation and legal practice, a significant inconsistency can be discerned
regarding the alienation of the dowry, since contradictory laws from earlier centuries were main-
tained in the codifications and other collections of laws of the Middle Byzantine period. According
to pre-Justinianic legislation, it was forbidden to sell unassessed dotal properties without the woman’s
consent, while it was forbidden to put such properties in surety even with her consent. Justinian’s con-
stitution of the year 530 (GJ 5,13,1,15) however, prohibited the alienation of the dowry by the hus-
band even with the wife’s consent. Further, Novel 61, issued seven years later, stipulates that a se-
cond consent of the wife was necessary two years after a transaction involving a dotal property.
The alienation of the dowry in Byzantine law and practice has been discussed on the basis of
the juridical and judicial sources. The acts of the notaries have been utilized in two studies of A.
Christophilopoulos and V. Kravari, who approached the problem from different angles and con-
sequendy reached opposing conclusions* 1. Christophilopoulos, studying the judicial decisions (the
Peira, the decisions of Chomatianos and those of the patriarchal tribunal of the fourteenth cen-
tury) together with the evidence of a few notarial documents, concluded that in Byzantium the
application of the law regarding the alienation of the dowry was very flexible, and that the
Justinianic constitution of the year 530 was not enforced in practice. Rather, it was the pre-
Justinianic legislation that was applied, namely, the alienation of the dowry with the wife’s con-
sent. He cites seven notarial documents from the thirteenth and the fourteenth centuries and
seven from Byzantine Italy, in which the husband and the wife together proceed to the alienation
of the dotal properties. Christophilopoulos notes that these transactions are presented as per-
fecdy legal. He also demonstrates that post-Byzantine practice shows a remarkable continuity
from the Byzantine centuries. He traces the origin of this practice back to the ancient Greek tra-
dition, Recording to which the wife had the ownership of the dowry, while the husband had only
the usufruct. In several Byzantine judicial decisions also, the wife is considered as the sole owner
of the dowry. In contrast, according to Roman law, the husband was the owner of the dowry.
Thus, Christophilopoulos concludes that the flexible application of the law regarding the alien-
ation of the dowry in Byzantine practice may be interpreted as an influence of the Greek con-
cept of the wife’s ownership of the dowry, or as a need to facilitate the transactions by avoiding
the restrictions of the Justinianic legislation.
V Kravari included the transactions of dotal properties in a more general study on the res
famiHaris, and she reached a socio-economic interpretation. She points to some documents from
the monastic archives of Athos in which the wife alone proceeds to the transaction, while the
husband simply consents. In other documents, however, the vocabulary used suggests that actu-
© H. Saradi, 1998
1 A. Christophilopoulos, *“H 6Kirotr|ois tw npotKaxov dKivqTwv ката то Pv^avTivov 8(каюр,” ’Apxeiov
'ISiwTiKov AiKaiov 6 (1939), 538-549=AiKaioi' Kai 'laropia. MiKpa MeXerrjpara (Athens, 1973), 186-196;
V. Kravari, “Les actes prives des monasteres de 1’Athos et I’unite du patrimoine familial,” in D. Simon, ed., Ehmcht und
Famitungul in Antikt und MiUtlalia (Munich, 1992), 77-88.
72
ally the husband was the sole administrator of the family’s property. Kravari discerns two factors
which might have played a role in this discrepancy: 1. the legal formulation of the document,
namely each notary’s legal competence; 2. a socio-economic factor, namely division of the hus-
band’s and wife’s property, is applied only in the transactions of some aristocratic families - but
not in all — while in the documents of families of the lower classes, the res familiaris appears as
belonging to both the husband and the wife. Thus according to Kravari, the documents of trans-
actions from the Athonite monasteries suggest that the members of aristocratic families had an
interest in the husband and wife maintaining separate ownership of their property. This was pos-
sible by using competent notaries.
In these two studies the use of the notarial deeds was limited to only a small number of docu-
ments. Inevitably, the limited information leads to dangerous generalizations. From the docu-
ments of transactions from all the areas of the empire, a more complex picture emerges, while a
comparison with the indications of the other legal sources could reveal the legal tradition which
determined the contradictory approach to the alienation of the dowry in Byzantium.
Apart from the documents in which the transferred property is identified as dotal, there are
several other documents of transactions containing incidental references to dowr2. While in
some deeds it is simply stated that the husband received the dowry3, in other documents the legal
terminology suggests that the husband received the dowry in his wife’s name4. It is interesting to
note that it is only in the will of Eustathios Boilas that it is specified by him, the father, that his
daughter had the ScOTTOTeta of their dotal properties5. Other documents reveal that the dowry
had been sold during the marriage without the advice of the wife6, or that a property was bought
with dotal money7, or how the husband compensates his wife for her dowry8. Other documents
illustrate cases of inheritance or claims of the wife’s heirs9. In one such document, a widow
2 Cf. for example: Actes de ^pgraphou, ed. W. Regel, E. Kurtz, B. Korablev, W13 (1907), Prilozenie 1, no. 28 11. 20-22,
58-61 (1330); Arkadios Batopedinos, Гргрубрю^ 6 ПаХара^З (1919), p. 338 11. 10-11; Actesde Chilandar. I. Actesgrecs,
ed. L. Petit and B. Korablev, W17 (1911) Prilozenie 1 no. 21 11.9, 14(1304); no. 105 11. 19-20 (1325); no. 118 11.
35-39(1329).
3 Cf G. I. Theocharides, Mia SiaOtycr] ка1 pia 81кт] ’Анекдота ^arorreSiua ёуурафа той 1Д' аймю?
crept rfjs poufj^ ITpoSpopov Bepoia? (Thessalonike, 1962): 20-21 (1. 64), rrapeSdOr] Ttpos pe 8ta yuvatKCtas
trpotKOs; idem, “Eine Vermachtnisurkunde des Grossstratopedarchen Demetrios Tzamblakon,” Pofychronim, Festschr.
E Dolger (Heidelberg 1966), 489-490 (11. 17-18);атша pot бёбшкеи о nevOepds рои; Actes de Chilandar no. 27 1. 43
(1314); Actes d’Esphigmenous ed.J. Lefort, (Paris, 1973) no. 9 1. 9 (1301): in this document, while it is clearly stated that
the dotal property was given to the son-in-law, both he and his wife consent to her father’s sale of a property. With
their signatures they might also renounce their pre-emption right as neighbours of the transferred property.
4 Actes d’lviron II. Du milieu du Xie siecle a 1204, ed.J. Lefort, N. Oikonomides, D. Papachryssanthou (Paris, 1990), no. 44
1.8 (et? ттрбаыттои aurfjs; 1090), no. 47 1.4 (napa\af3dvTi проаытты ёрф; 1098).
5 P. Lemerle, Cinq etudes sur le Xie siecle byzantin (Paris, 1977), p. 25 11. 170-4. Cf. also Actes de Lama III. De 1329 d 1500,
ed. P. Lemerle, A. Guillou, N. Svoronos, D. Papachryssanthou (Paris, 1979), p. 137.
6 Actes Chilandar no. 27 11. 78-80, 82-83 (1314); 155 11. 24-36 (a father donated a dotal property to Chilandar and accor-
ding to a patriarchal decision it was restored to his son; cf. also Basilica 29, 1, 30); D. Simon and Sp. Troianos,
“Dreizehn Geschaftsformulare, ” Fontes Minores II (Frankfurt, 1977), p. 277 (no. 8 11. 8-9); G. Ferrari, “Formulari nota-
rili inediti dell’ eta bizantina,” Bullettino dell’ Istituto storico italiano 33 (1912) = Scritti Giuridicil (Milan, 1953), p. 355 (no.
37 1.15).
Fr. Miklosich, J. Miiller, Acta et diplomata graeca medii aevi sacra etprofana (Vienna, 1877-1898), 4, p. 161. 34.
8 Actes Chilandar no. 27 11. 80 IT. (1314); no. 97 1. 27 (1324); Actes de Xenophon, ed. D. Papachryssanthou (Paris, 1986) no.
24 1. 2 (on antichresis in this document cf. Harmenopoulos, ed. C. G. Pitsakes Г 3,113 n. 2); Theocharides, “Vermacht-
nisurkunde,” 11. 22-23; Miklosich, Muller, 4, p. 126 11. 7-12. Cf. also Actes de Docheiariou, ed. N. Oikonomides (Paris,
1984), no. 41. 87(1117).
9 Miklosich, Miiller, 4, p. 14011. 17-20 (1291); Actes de Lama II. De 1204 it 1328, ed. P Lemerle, A. Guillou, N. Svoronos,
D. Papachryssanthou (Paris, 1977), no. 98 11.3, 18-20 (1304): after his wife’s death the husband receives 1/3 of her
dowry (cf. К. E. Zachariae von Lingenthal, Geschichte des griechisch-romischen Rechts, 3rd ed. (Berlin, 1892), 93 If.; R.
Macrides, “Dowry and Inheritance in the Late Period: Some Cases from the Patriarchal Register,” in: Simon, op. cit.,
pp. 89-98; N. P. Matses, To oiKoyeveiaKov Шкаюч ката три uopoXoyi.au той Патрюрх&ои
КшисгтаипиоигтбХеы? тйи ётыи 1315-1401, (Athens, 1962), 80 f; Actes Chilandar no. 27 11. 41-47 (1314); no. 59
(1321); Actes de X'eropotamou, ed. J. Bompaire (Paris, 1964), no. 26 11. 20-21,77 (1349).
donated her dowry to the monastery of Lembos. It is stated that she was the owner and thus she
decided about this transaction with the consent (цета ка! povXfjs ка1 ovvaiueoews) of her
children10. The document drawn on behalf of both the mother and her children is signed by all.
In another document the donor binds his heirs not to claim the donated property as parental,
for they had received the amount of dowry stipulated by law1 *.
The known documents of transactions in which a dotal property was sold are the following:
1. Sale by Eudokia, wife of protospatharios Stephanos Rasopoles and daughter of patrikios
Gregory Bourion, to the monastery of Docheiariou (1112. Thessalonike)12.
2. Sale by a couple with their children to the monastery of Theotokos Lembiotissa (sine anno.
Smyrna)13.
3. Sale by Basil Gabalas and his wife, Kale Alethine, daughter of primmikerios George
Prootas to the monastery of Saint John Theologos in Patmos (1216. Ephesos)14.
4. Sale by a couple to the monastery of Theotokos of Lembos (1232. Smyrna)15.
5. Sale by the doulas of the emperor, John Rabdokanakes, his wife and his mother-in-law to
the monastery of Lembos (1236. Smyrna)16.
6. Sale by the sebastosjohn Amaseianos, his wife Eudokia and their children (1273)17.
7. Sale by Theodote (1327. Thessalonike)18.
8. Sale by a family to a monastery (1332. Hierissos)19.
9. Donation by Anna Tornikina in favour of the megas stratopedarches Alexios and the
megas primmikerios John for the Pantocrator monastery (1358. Constantinople)20.
10. Sale by the megale domestikissa Anna Kantakouzene Palaiologina to the monastery of
Docheiariou (1373.Thessalonike)21.
11. Donation by the couple Sanianoi in favour of the monastery of Hodegoi (1390.
Constantinople)22.
12. Donation by John Tzakaropoulos in favour of the monastery of Vazelon (1440. Area of
Trebizond)23.
Incidental references in other sources show that in other documents of transactions the
transferred property was dotal, but it is not mentioned as such. Thus for example, in a dona-
tion by the doulas of the emperor, George Kaloeidas, signed also by his wife and her mother,
the donated property is mentioned as owned by the couple (1234-9)24. But in a later imperial
prostagma referring to this transaction, it is stated that the said property was part of her dowry
(атго уиинкеСа? avTOti ttpotKO?)25. Another document of sale of a dotal property from the
10 Miklosich, Muller, 4, p. 169 11. 21-23.
11 Actes d’hiron, I. Des engines au milieu du Xie siede, ed.J. Lefort, N. Oikonomides, D. Papachryssanthou (Paris, 1985), no.
16 11. 38-39 (1010). Cf. also Macrides, 96.
12 Actes de Docheiariou no. 3. Cf. Kravari, pp. 79-80.
13 Miklosich, Miiller, 4, pp. 133-34.
14 Ibid., 6,pp. 174-76.
15 Ibid., 4, pp. 134-35.
16 Ibid., pp. 192-94.
17 Actes d’lviron III. De 1204 a 1328, ed.J. Lefort, N. Oikonomides, D. Papachryssanthou, V Kravari avec la collaboration
d’Helene Metreveli (Paris, 1994), no. 61.
18 On this document from Vatopedi, not yet published, cf. ibid., p. 80.
19 Actes de Chilandar, no. 121. Cf. Kravari, p. 86.
20 Actes de Saint-Pantileanon, ed. P. Lemerle, G. Dagron, S. Cirkovic (Paris, 1982) no. 12. Cf. Kravari, pp,. 81-82.
21 Actes de Docheiariou, no. 42. Cf. Kravari, p. 83.
22 A. Failler, “Une donation des epoux Sanianoi au monastere des Hodegoi,” REB 34 (1976), 111-117.
23 Ф. Успенский, В. Бенешевич, Вазелонские акты. Материалы для истории крестьянского и монас-
тырского землевладения в Византии 13-14 веков (Ленинград 1927) № 153.
24 Miklosich, Muller, 4, р. 32-33.
25 Ibid., р. 34.
74
archives of the same monastery, shows how uncertain the evidence from these sources is: since
the document is signed only by the mother and her two sons, we may presume that she was a
widow26. The use of some technical terms is equally uncertain. While in the legal sources the
term tTpoi? is clearly distinguished from the ттро ydjiov Soipedv, in other sources it often de-
signates the man’s marriage portion, thus irpoi£ was often given to a son27. One may also sug-
gest that properties designated as yoviKOV in the documents of private transactions were even-
tually dotal28.
From the twelve documents in which dotal properties were alienated during the marriage,
only in four of them do women appear as sole owners and proceed alone in the transactions (our
nos. 1, 7, 9 and 10). These are all aristocratic women and the documents were drafted in
Thessalonike and in Constantinople. Their husbands only consent with their signature. In the
nos. 9 and 10, the children also consent. In the first of these transactions the husband of the ven-
dor offers his warranty to the buyer in case his wife contests the sale, since the property was dotal,
by placing his personal property as surety (11. 66-69). Transaction no. 10 reveals a significant
inconsistency in the legal formulation of the ownership of the dowry: while the document is
drafted in the name of the woman, and states that the property belonged to her from her ances-
tors, the text also refers to the husband as co-owner of the dotal property (кате^хето trap'
T)pwv...Kal аттокаОСотатае npos qp.ds q тоитои беснтотеСа ка1 KupioTqs: 11. 14-15,20-
21 ff.). The same document reveals that the negotiations with the monastery were handled by the
husband; he later informed his wife of his initiative, and she consented to the sale of her pro-
perty29. The same document refers to an earlier sale of a mill of a paroikos in the above dotal
estate, which the husband sold to the monastery of Vatopedi. Anna Kantakouzene admits that
although she had signed the deed of sale, she consented to the transaction because she had been ’
deceived, for she had not been taught (SiSa/Seloa), as in the present transaction (1. 53), the law
which forbids the sale of the dowry30. AiSaoKaXia vopov, which actually offered a warranty to
the party that benefited from the transaction that the woman would not contest it, is also men-
tioned in the no. 9 (11.28-30) of our list.
Only two of the transactions in our list justify the sale of the dotal property. According to no.
10, the estate was not productive any more and the couple had been unable to bring it back to its
original shape (11. 22-23). No. 1 on our list, however, is unique in our sources. Due to the political
circumstances of the time and the serious economic difficulties of the family, the vendor was forced
to sell her dotal property to feed her children. But because the property was part of her dowry, she
was unable to find anyone interested in buying it (11. 9-10, 32). Thus she addressed a request to the
praitor and doux of Thessalonike. In her deesis she explains the financial difficulties of her family (11.
16-21). The civil authorities recognized the reasons she presented as perfectly legal (there is a re-
ference to the law of the Basilica 28, 8, 20)31, that her husband had no income (dtropos ecrri.
TeXeiios: 11. 29-30) and they granted her permission to sell her property (11. 13-30). This procedure,
which remains unique in our sources, may be explained as a way devised to circumvent the law: in
26 Ibid., p. 135-6,(1281).
27 Cf. for example, Simon, Troianos, “Dreizehn Geschaftsformulare, ” p. 276 (no. VII U. 8-9). Cf. also Macrides, p. 94.
28 Cf. for example in: Actes de Docheiamu, no. 3, the property mentioned either as dotal, or simply as yoviKOV (11.41, 51),
while further both terms are combined airo yovitcqs K\r)povopias Sta yaptKov (гирфсбуои (1. 52); Вазелон. no.
1531. 2: тои yovtKov рои to ywaixetov pou to npoiKeov pov; Actes de Chilandar, no. 2111. 9,14 (•yoviKonpoua-
paiav). Cf. also the observation of J. Beaucamp, “L’Egypte byzantine: biens des parents, biens du couple?”, in Simon,
Eherecht, p. 76 that in the transactions on Byzantine papyri there is very little reference to dotal property.
29 Similar conclusion by Beaucamp from the papyri: ibid., p. 75.
30 On the SiSaaxaXia vopou of women cf. H. Saradi-Mendelovici, “A Contribution to the Study of the Byzantine
Notarial Formulas: The Infirmitas Sexus of Women and the Sc. Velleuaum," B£83 (1990), 81-82.
31 Cf. Actes de Docheusriou, pp. 61 and 64.
the warranty of the husband, which follows the deed of sale (11. 66-69), he places his personal prop-
erty, explicidy referred to, as surety. Obviously the protospatharios Stephanos Rasopoles was not
dttopos as was stated in the decision of the praitor and doux of Thessalonike. This perhaps explains
why it was so difficult to find a buyer. An additional warranty to the buyer was offered by a second
notary who had been invited by the couple to interpret the deed to them.
In all the other documents of our list, except for no. 12, both husband and wife sign the deed
and both proceed to the transaction, appearing thus as co-owners. Co-ownership of the dotal
property is, however, explicit in nos. 3, 5, 6, 8)32. In two of our documents, although the couple
proceeds together in the transaction, it is stated that the dotal property belongs to the wife: nos.
4 and 1133, while in our no. 2 the property is designated in both ways, first as belonging to the
couple and secondly as owned by the wife34. It is only in one document, our no. 12, that the hus-
band acts without the consent of his wife; he alone signs the document which is drafted in his
name. He donates the dotal property for the salvation of his and his wife’s souls (11.6-7).
The evidence of these documents of private transactions suggests that Byzantine notaries
dealt with the alienation of the dowry inconsistently.
In the majority of cases that we know of, dotal properties were alienated by the couple joint-
ly. The transactions are presented as perfecdy legal. Only in the first document of our list is the
alienation of the dotal property justified according to the law, while the 8i8aoKaXia Popov
renouncing the woman’s right to cancel transactions involving her dowry, is applied only in two
transactions (nos. 9 and 10). In none of our documents are the dowries involved specified as
assessed or not at the time that the marriage contract was signed35.
Regarding the ownership of the dowry, our documents show that only in the four deeds of
aristocratic women from Thessalonike and Constantinople do women appear as sole owners of
their properties. A socio-economic factor, as suggested by Kravari, cannot satisfactorily explain
this phenomenon, since in other transactions of aristocratic women the couple proceeds jointly
in the alienation of the woman’s dowry as co-owners (nos. 3, 5, 6, from Asia Minor and
Macedonia). It seems to me that a local practice as described in a scholitm of Harmenopoulos (A,
13, 20)36 may explain this legal formulation in deeds involving dotal properties from
Thessalonike and Constantinople: outos eOovs ттоХстеиетас той ydpou стиреотшто? ear
ywij ттсоХрот) TTpoiKipaiop avrf)s Krfjpa oupatPofiTos Kat той avbpdg aurfjs кас рет'
айтт)р протастсторто?, fj St' йтгоурафт)? т) 8ta асуроурафСа? ... Kai npopfj pep то crop-
PoXaiov €к ттрооытгоъ таитт)? ovvaivo&ros ка! той avSpos...37 38 This practice, however, was
far from being generalized, since it is not found in our nos. 6 and 11 from the same areas of the
empire. Particularly document no. 11, which was drawn in Constantinople at the time when the
patriarchal tribunal was very sensitive to questions related to the alienation of the dowry and
imposed the SiSaotcaXia pdpou on women311.
32 Miklosich, Muller 6, p. 1741.31-2: Kai ets npotKav rjpiv TreptcX0oixrr|S rrapd twv уоиёыи г|рыи (no. 3); 4, p.
192 II. 21-23: and rrpoiKds nepieXOovTa r)piu Tots opoCvyoiS ё£ ayopas ncpieXOdirra tovs aiiSevras Kai
yoveis Лрыи, ёрой 8ё той' Рарбокаиакг; ттеийерой; 193 1.2: enpoiKiaOrjaav Tjpiv; II. 26-27: f]pets oi 6pd£vyoi
anepiKomos ка! ёисрбреОа a»s беопотас айтйм (no. 5); Actes d’lmnm: хырафюСа pas yf) ... т]Р ка! iv ты
rrpotKoaupfloXaiip т;рыи ёуурафы катёхорси (Kravari, р. 84); Actes de Chilandar, no. 121 1.16: то ёк npotKds Г)рыи
Хырафкги (no. 8).
33 Miklosich, Muller 4, p. 134 11.31-32: та тгсрсеХвбита p<* ёк npoiKOS рои (no. 4); I’aillcr, p. 117 11. 19-20: та
irpoiKos x“Ptp nepieXOoirra ёро! тт) Xawiavivn (no. 11).
34 Miklosich, Muller, 4, p. 1331. 33: та ёХа!ка т)рйи 8ёи8ра, апер ёх1** ёк rrpotKos-рои.
35 The only known document in which the dowry is dclincd as non-asscssed is a marriage contract: Simon-Troianos,
“Drcizchn Geschaftsformularc,” p. 292 (no. XII11. 9-12).
36 Ed. Pitsakes, p. 79.
37 Cf. Zachariac, p. 100 and n. 272; Chrislophilopoulos, pp. 190-91.
38 Cf. H. Saradi-Mcndclovici, p. 82.
76
There is also another factor to be considered. Such legal formulations, justifying the alienation
of the dowry according to the law and having aristocratic women responsible for the transaction,
aimed at securing the buyer from possible contests. It is also likely that such contests had good
chances to succeed, since the relatives of aristocratic women could influence the outcome of
judicial decisions in their favour. This could explain why, particularly in transactions of aristo-
cratic women, the legal formulation of the transaction offered additional warranty to the buyer.
One final observation should be added. The cases in which the couple sells a dotal property
jointly evoke a historical reality, namely that the husband was the administrator of his wife’s per-
sonal property39, recognized also by legislation40 41. Thus the dowry is part of the resfamiliar^ du-
ring the marriage, particularly protected by the law due to women’s insecure financial situation.
39 Cf. Beaucamp, p. 75, Kravari, pp. 79 and 85.
40 Basilica 29, 1,3; 29, 1,52.
41 On the resjamiliaris from the papyri cf. the observations of Beaucamp and particularly A. Christophilopoulos, Xytaeis
yovtGiv koi tckvwv ката то flufavrivov 8tKaiov (Athens, 1946), 140-156 = “'H auftryiKT) KotvoK-n)poawp
ката то 8tKatov tov TtamjpGjv ка! oi llepaai Tqs envyovf)s,” MtKpa МеХетпрата, pp. 94-105.
Византийский временник, т. 55
R. L. Vann
SOME OBSERVATIONS
ON BYZANTINE HARBORS IN ISAURIA
Introduction
The south coast of what is now Turkey was one of the busiest sea lanes in the ancient world.
As early as the Bronze Age it was a principal highway from Egypt and the Levant to the
Aegean. During the past thirty years, underwater archaeologists have uncovered the remains
of numerous shipwrecks from the mid-second millennium B.C. until the Ottoman period,
clearly demonstrating the continuity of maritime activity within this region* 1. This paper con-
cerns the harbor facilities along part of that coast, the rugged and difficult territory of Isauria,
from the fourth to the tenth centuries A.D. The nature of ships and shipping, the balance of
Byzantine and Arab naval power, and the continuity or discontinuity of economic prosperity
in the region will be considered in an evaluation of the existing remains surveyed this past May
and June2.
There is little information about these cities and their harbors3. Literary evidence, both
Greek and Arabic, records centuries of warfare in tjiis region, especially contesting the strate-
gic plains of Cilicia Pedias and the passes through both the Taurus and Amanus ranges which
connect Anatolia to Syria.4 The references describe naval engagements but tell us litde of the
supporting bases. Several documents called periploi, or “coastal pilots,” list towns and their har-
bors with distances between and practical information including watering stations, anchorages,
and local landmarks. One of these, the Stadiasmus Maris Magni (fourth century A.D.) is useful
© R.L. Vann, 1998
1 Cape Gelidonya: G. Bass, et al, “Cape Gelidonya: A Bronze Age Shipwreck,” Trans. Phil. Soc. 57.8 (1967); Ulu Burun:
G. Bass, D. Frey, C. Pulak, “A Late Bronze Age Shipwreck at Kaj, Turkey,” International Journal of Nautical Archaeology
13.4 (1984) 271-79; fourth-century Yassi Ada: G. Bass and F. van Doorninck, “A Fourth Century Shipwreck at Yassi
Ada,”> American Journal of Archaeology 75 (1971) 27-37. Seventh-century Yassi Ada: G. F. Bass,
“A Byzantine Trading Venture,” Scientific American 224.2 (1971) 221Г. For additional surveys by the Institute of Nautical
Archaeology see: G. Bass and R. Ferneld, “Underwater Archaeological Exploration in Turkey,” National Geographical
Society Research Reports 1965. (1971) 5-22; G. Bass, “Underwater Survey,” Turk Ark. Dergisi 32.2 (1975)
33-38; and J. Rosloff, “INA’s 1980 Turkish Underwater Survey,” International Journal of Nautical Archaeology 10.4 (1981)
277-86.
2 For background material of the period see H. Ahrweiler, “Les ports byzantines (Vlle-IXe siecles),” La naoigazione
mediterranea nell’alto medioeoo. Spoleto. vol. 1, pp. 259-83; F. Van Doorninck, “Byzantium, mistress of the sea: 330-641,”
in George Bass, ed., A History of Sefaring based on Underwater Archaeology, (London, 1974); A. R. Lewis, Naval Power and
Trade in the Mediterranean, A.D. 500-1000. (Princeton, 1951).
3 The major survey of Greek and Roman harbors continues to be K.Lehmann-Hartelben’s monumental work, Die
antiken Hafenanlagen des Mittelmeeres. Klio, Beiheft 14. Leipzig. Reprinted 1963, Aalen. A useful summary is found in
L. Casson, Ships and Seamanship in the Ancient World, (Princeton, 1971). More recent studies include: J. W. Shaw, “Greek
and Roman Harbourworks,” in G. Bass, ed., The History of Seifaring based on Underwater Archaeology, (London, 1972); P
F. de Coetlogon Williams, “Roman Harbours,” International Journal of Nautical Archaeology 5.1 (1976) 73-79; D. J.
Blackman, “Ancient Harbours in the Mediterranean,” International Journal of Nautical Archaeology 11.2(1982) 79-104 and
11.3:185-211; J. P. Oleson, “The Technology of Roman Harbours,” International Journal of Nautical Archaeology 17.2
(1988) 147-57; and G. E. Rickman, “The Archaeology and History of Roman Ports,” International Journal of Nautical
Archaeology 17.3 (1988), 257-67.
4 E. W. Brooks, “The Arabs in Asia Minor (641-750), from Arabic Sources,” Journal of Hellenic Studies 18 (1898), 182-208.
78
for this coast5. These were sailing directions but not charts drawn to scale; whether or not such
coastal maps existed is unknown.
Archaeological evidence is meagre, for few Cilician (later Isaurian) coastal sites have been
excavated. A Canadian team has dug at Anemourion since 1965 but the information about its
harbor is far from conclusive6. There have been other reports about harbors in Lycia and
Pamphylia but these Eire outside the territory being considered and their focus is on earlier
Roman phases7. Elsewhere a small Byzantine harbor has been excavated at Anthedon in central
Greece and another report is soon to appear on the repairs of Anastasias in the harbor at
Caesarea Maritima in Israel8.
Historical Background
The region considered during the first survey season is the Isaurian coast from Coraceseum
(Antalya) in the west to Mersin in the east. This region, known to the Romans as Aspera (“the
rugged”), extended from the Taurus Mountains on the north to the Mediterranean on the
south9. In contrast, the broad river valleys to the east were called Campestris (“the plain”).
Following several turbulent centuries under the control of Seleucid and Ptolemaic kings, or local
highland dynasts with occasional independence exerted by coastal pirates, the territories were
united and Cilicia became a Roman province in A.D. 72, with Tarsus as its capital. But soon
after, during the reign of Hadrian, the two regions were once more given separate identities,
Campestris was known as Cilicia and Aspera as Isauria, with respective capitals at Tarsus and
Seleukeia on the Calycadnus.
The prosperity of the south coast declined during the third century and by the year 260 the
Persian Shapur, or at least a portion of his forces, crossed the south coast as far west as Selinos10.
What effect the Persian invasion might have had on the cities of Cilicia remains unknown but
according to his claims in Res Gestae Dim Saporis, he conquered Tarsus, Sebaste, Korykos,
5 For the text of the “Stadiasmus Maris Magni” see C. Muller, ed., Geographi Grata Minorcs, (Heidelberg, Georg Olrns,
1965), vol. 2, pp. 477-88. Periplm were of two types. First were the original notes taken by explorers on unknown coast-
lines. Examples of this type are those of Hanno on the west African coast (c. 490 B.C.) and the extant Periplos of the
Euxine Sea by Arrian, (A.D. 132). The second type was a compilation of various original texts to create a useful docu-
ment for one specific area. Although the term periplos originally refered to “circumnavigation" and therefore implied
a completed journey around the Black Sea or Mediterranean, later use was extended to open stretches of coast. For
periploi see: E. H. Warmington, Orford Classical Dictionary, W. A. Heidel, The Frame of the Greek Maps, 47 If.; A. E.
Nordenskioeld, Ptriplus, an essay on the early history of charts and sailing-directions. Trans. Fr. A. Bather, A. Delatte, Les Potulans
grecs (Liege and Paris, 1947). A number of surviving mediaeval portolani are also useful: K. Kretschmer, Die iialienischen
Portolane des Miltelalters, (Berlin, 1902).
6 Sources on Anemourion: E. Rosenbaum, G. Huber, and S. Onurkan, Survey of Coastal Cities in Western Cilicia, (Ankara,
1967), 1-27; J. Russell, “Anemurium: eine romische Kleinstadt in Kleinasien,” Ant. Well 7.4 (1976) 2-20; Idem,
“Anemurium: The Changing Face of a Roman City,” Archaeology 33.5 (1980) 31-40; Turk Ark. Dergin 15.1 (1966) 1-12;
17.2 (1968) 177-84; 18.2 (1969) 37-58; 20.1 (1973) 201-19; 21.2 (1974) 153-65; 22.2 (1975) 121-39; 23.1 (1976) 93-96;
24.2 (1977) 109-23; 25.1 (263-90).
7 Side: H. Schlager, “Die Texte Vitruvs im Lichte der Untersuchungen am Hafcn von Side,” Bonner Jahrbiicher 171(1971)
150-61; Phaselis: H. Schlager, et al, Phaselis: Beitrdge zur Topographic und Geschichte der Stadt und ihrer Hafen. Istanbuler
Mitteilungen, Beiheft 24. Tubingen, Ernst Wasmuth; Aperlae: R. S. Carter, “The Submerged Seaport of Aperlae,
Turkey,” International Journal of Archaeology 7.3 (1978), 177-85.
8 H. Schlager, D. J. Blackman, and J. Schafer, “Der Hafen von Anthedon,” Arch-Angeiger 1968.1: 21-98. The repairs at
Caesarea will appear in forthcoming volumes from British Archaeological Reports, International Series on the results of
C.A.H.E.P., the Caesarea Ancient Harbour Excavation Project, J. P. Oleson, general editor.
For a more detailed discussion of the territory see T. Mitford, “Roman Rough Cilicia,” Aufileig und Medergang der Riimischen
Welt 11.7.2:1230-61. For broader discussion see D. Magie, Roman Rule in Asia Minor, 2 vols. (Princeton, 1950).
10 The inscription, discovered in 1936, was carved into the walls of the temple of Zoroaster near Naksh-i-Rustem. The
most complete study of the Greek text is M. Sprengling, American Journal of Semitic Languages and Literatures 57 (1940)
197-228, 330-420. See also W. B. Henning, “The Great Inscription of Shapur I,” Bulletin of the Schools of Oriental and
African Studies (1939) 835-41 and G. Downey, A History <f Antioch in Syria from Seleucus to theArab Conquest, (Princeton 587-
Византийский временник, т. 55
R. L. Vann
SOME OBSERVATIONS
ON BYZANTINE HARBORS IN ISAURIA
Introduction
The south coast of what is now Turkey was one of the busiest sea lanes in the ancient world.
As early as the Bronze Age it was a principal highway from Egypt and the Levant to the
Aegean. During the past thirty years, underwater archaeologists have uncovered the remains
of numerous shipwrecks from the mid-second millennium B.C. until the Ottoman period,
clearly demonstrating the continuity of maritime activity within this region* 1. This paper con-
cerns the harbor facilities along part of that coast, the rugged and difficult territory of Isauria,
from the fourth to the tenth centuries A.D. The nature of ships and shipping, the balance of
Byzantine and Arab naval power, and the continuity or discontinuity of economic prosperity
in the region will be considered in an evaluation of the existing remains surveyed this past May
and June2.
There is little information about these cities and their harbors3. Literary evidence, both
Greek and Arabic, records centuries of warfare in tjiis region, especially contesting the strate-
gic plains of Cilicia Pedias and the passes through both the Taurus and Amanus ranges which
connect Anatolia to Syria.4 The references describe naval engagements but tell us litde of the
supporting bases. Several documents called periploi, or “coastal pilots,” list towns and their har-
bors with distances between and practical information including watering stations, anchorages,
and local landmarks. One of these, the Stadiasmus Maris Magni (fourth century A.D.) is useful
© R.L. Vann, 1998
1 Cape Gelidonya: G. Bass, el al, “Cape Gelidonya: A Bronze Age Shipwreck,” Trans. Phil. Soc. 57.8 (1967); Ulu Burun:
G. Bass, D. Frey, C. Pulak, “A Late Bronze Age Shipwreck at Kaj, Turkey,” International Journal of Nautical Archaeology
13.4 (1984) 271-79; fourth-century Yassi Ada: G. Bass and F. van Doorninck, “A Fourth Century Shipwreck at Yassi
Ada,” ''American Journal of Archaeology 75 (1971) 27-37. Seventh-century Yassi Ada: G. F. Bass,
“A Byzantine Trading Venture,” Scientific American 224.2 (1971) 22ff. For additional surveys by the Institute of Nautical
Archaeology see: G. Bass and R. Ferneld, “Underwater Archaeological Exploration in Turkey,” National Geographical
Society Research Reports 1965. (1971) 5-22; G. Bass, “Underwater Survey,” Turk Ark. Dergisi 32.2 (1975)
33-38; and J. Rosloff, “INA’s 1980 Turkish Underwater Survey,” International Journal of Nautical Archaeology 10.4 (1981)
277-86.
2 For background material of the period see H. Ahrweiler, “Les ports byzantines (Vlle-IXe siecles),” La navigafione
mediterranea nell’alto medioevo. Spoleto. vol. 1, pp. 259-83; F. Van Doorninck, “Byzantium, mistress of the sea: 330-641,”
in George Bass, ed., A History of Secfaring based on Underwater Archaeology, (London, 1974); A. R. Lewis, Naval Power and
Trade in the Mediterranean, A.D. 500-1000. (Princeton, 1951).
3 The major survey of Greek and Roman harbors continues to be K.Lehmann-Hartelben’s monumental work, Die
antiken Hcfenanlagen des Mittelmeeres. Klio, Beiheft 14. Leipzig. Reprinted 1963, Aalen. A useful summary is found in
L. Casson, Ships and Seamanship in the Ancient World, (Princeton, 1971). More recent studies include: J. W. Shaw, “Greek
and Roman Harbourworks,” in G. Bass, ed., The History of Secfaring based on Underwater Archaeology, (London, 1972); P.
F. de Coetlogon Williams, “Roman Harbours,” International Journal of Nautical Archaeology 5.1 (1976) 73-79; D. J.
Blackman, “Ancient Harbours in the Mediterranean,” International Journal of Nautical Archaeology 11.2 (1982) 79-104 and
11.3:185-211; J. P. Oleson, “The Technology of Roman Harbours,” International Journal of Nautical Archaeology 17.2
(1988) 147-57; and G. E. Rickman, “The Archaeology and History of Roman Ports,” International Journal of Nautical
Archaeology 17.3 (1988), 257-67.
4 E. W. Brooks, “The Arabs in Asia Minor (641-750), from Arabic Sources,” Journal of HeUemc Studies 18 (1898), 182-208.
78
for this coast5. These were sailing directions but not charts drawn to scale; whether or not such
coastal maps existed is unknown.
Archaeological evidence is meagre, for few Cilician (later Isaurian) coastal sites have been
excavated. A Canadian team has dug at Anemourion since 1965 but the information about its
harbor is far from conclusive6. There have been other reports about harbors in Lycia and
Pamphylia but these are outside the territory being considered and their focus is on earlier
Roman phases7. Elsewhere a small Byzantine harbor has been excavated at Anthedon in central
Greece and another report is soon to appear on the repairs of Anastasias in the harbor at
Caesarea Maritima in Israel8.
Historical Background
The region considered during the first survey season is the Isaurian coast from Coraceseum
(Antalya) in the west to Mersin in the east. This region, known to the Romans as Aspera (“the
rugged”), extended from the Taurus Mountains on the north to the Mediterranean on the
south9. In contrast, the broad river valleys to the east were called Campestris (“the plain”).
Following several turbulent centuries under the control of Seleucid and Ptolemaic kings, or local
highland dynasts with occasional independence exerted by coastal pirates, the territories were
united and Cilicia became a Roman province in A.D. 72, with Tarsus as its capital. But soon
after, during the reign of Hadrian, the two regions were once more given separate identities,
Campestris was known as Cilicia and Aspera as Isauria, with respective capitals at Tarsus and
Seleukeia on the Calycadnus.
The prosperity of the south coast declined during the third century and by the year 260 the
Persian Shapur, or at least a portion of his forces, crossed the south coast as far west as Selinos10.
What effect the Persian invasion might have had on the cities of Cilicia remains unknown but
according to his claims in Res Gestae Dim. Saporis, he conquered Tarsus, Sebaste, Korykos,
5 For the text of the “Stadiasmus Maris Magni” see C. Miiller, ed., Geogyaphi Oraeci Minores, (Heidelberg, Georg Olrns,
1965), vol. 2, pp. 477-88. Periploi were of two types. First were the original notes taken by explorers on unknown coast-
lines. Examples of this type are those of Hanno on the west African coast (c. 490 B.C.) and the extant Periplos of the
Euxine Sea by Arrian, (A.D. 132). The second type was a compilation of various original texts to create a useful docu-
ment for one specific area. Although the term periplos originally refered to “circumnavigation” and therefore implied
a completed journey around the Black Sea or Mediterranean, later use was extended to open stretches of coast. For
periploi see: E. H. Warmington, Oxford Classical Dictionary, W. A. Heidel, The Frame of the Greek Mops, 47 IT.; A. E.
Nordenskioeld, Periplus, an essay on the early history of charts and sailing-directions. Trans. Fr. A. Bather, A. Delatte, Les Potulans
grecs (Liege and Paris, 1947). A number of surviving mediaeval portolam are also useful: K. Kretschmer, Die itaUenischen
Portolane des Mittelalters, (Berlin, 1902).
6 Sources on Anemourion: E. Rosenbaum, G. Huber, and S. Onurkan, Sumy of Coastal Cities in Western Cilicia, (Ankara,
1967), 1-27; J. Russell, “Anemurium: eine romische Kleinstadt in Kleinasien,” Ant. Well 7.4 (1976) 2-20; Idem,
“Anemurium: The Changing Face of a Roman City,” Archaeology 33.5 (1980) 31-40; Turk Ark. Dergisi 15.1 (1966) 1-12;
17.2(1968) 177-84; 18.2 (1969) 37-58; 20.1 (1973) 201-19; 21.2 (1974) 153-65; 22.2 (1975) 121-39;23.1 (1976)93-96;
24.2 (1977) 109-23; 25.1 (263-90).
7 Side: H. Schlager, “Die Texte Vitruvs im Lichte der Untersuchungen am Hafcn von Side,” Bonner Jahrbiicher 171(1971)
150-61; Phaselis: H. Schlager, et al, Phaselis: Beitrdge zur Topographic und Geschichte der Stadt und ihrer Hdfen. Istanbuler
Mitteilungen, Beiheft 24. Tubingen, Ernst Wasmuth; Aperlae: R. S. Carter, “The Submerged Seaport of Aperlae,
Turkey,” international Journal of Archaeology 7.3 (1978), 177-85.
8 H. Schlager, D. J. Blackman, and J. Schafer, “Der Hafen von Anthedon,” ArchAnzeiger 1968.1: 21-98. The repairs at
Caesarea will appear in forthcoming volumes from British Archaeological Reports, International Series on the results of
C.A.H.E.P, the Caesarea Ancient Harbour Excavation Project, J. P. Oleson, general editor.
For a more detailed discussion of the territory see T. Mitford, “Roman Rough Cilicia,” Aufsteig undMedergang der Romischen
Welt 11.7.2:1230-61. For broader discussion see D. Magic, Roman Rule in Asia Minor, 2 vols. (Princeton, 1950).
10 The inscription, discovered in 1936, was carved into the walls of the temple of Zoroaster near Naksh-i-Rustem. The
most complete study of the Greek text is M. Sprengling, American Journal of Semitic Languages and Literatures 57 (1940)
197-228, 330-420. See also W. B. Henning, “The Great Inscription of Shapur I,” Bulletin of the Schools of Oriental and
African Studies {1939) 835-41 and G. Downey, A History of Antioch in SyriafromSeleucus to the Arab Conquest, (Princeton, 587-
Celenderis, Anemourion11, Selinos, and Scleukeia among others. A new era began with the
Tetrarchy and Cilicia was further divided into Prima and Secunda with capitals at Tarsus and
Anazarbus. Despite periodical incursions by highland Isaurians, numerous basilicas, churches,
chapels, monasteries, and elaborate necropoli reflected a new prosperity of the region. But
Isauria remained an unruly part of the Byzantine Empire and often witnessed the recurrence of
piracy and revolution that marked the first century B.C. Zosimos (1.69Й) records an episode du-
ring the reign of Probus (c. 278/9) when the brigand Lydius seized the inland Pisidian city of
Cremna. These events led either Probus or Diocletian to create a separate province of Isauria
administered by a governor combining both military and civil duties12. Another result of this
campaign was the setdement of veterans in adjacent Pamphylian territory, creating a local limes
acting as a buffer against the difficult territory.
Ammianus described several rebellions during the fourth century, the first in some detail.
After a number of their countrymen died in the amphitheater at Ikonion (Konya), Isaurians
attacked the coastal site of Paleas, the depot for troops guarding the Isaurian border (14.2.13)13.
Later, during that same campaign, they besieged Seleukeia even though the city was defended
by a sizable force. Nebridius, the comes Orientis, came with reinforcements to break the siege and
the Isaurians returned, unpunished, to their mountainous homeland14 *.
After reading a description of the Isaurian character by Ammianus (14.2.1) one might think
there is litde reason to study the harbors and maritime activity of this coast. He tells of wild
tribesmen sweeping down from the mountains and hiding along the shore until mariners were
asleep. They would then board the vessels, kill their crews, and steal the cargoes. He adds that
most sailors preferred bypassing Isauria for Cypriot ports. But this region was of critical impor-
tance to the Empire because of its position on the frontier with Arab territory and from here
squadrons were poised to counteract the threat of incursions either from the plains to the east or
Cyprus to the south.
The Harbors
There is a general lack of information concerning Isaurian harbors. The first reason is their
location. Harbors, by necessity at the edge of land and water, suffer the depredations of both
environments. Continuous winter storms batter the breakwaters and associated structures at the
same time that basins and channels become clogged with silt. The south breakwater at Korykos
that is thought to have once joined the mainland and the Sea Castle is gone and the harbor at
Sebaste is now landlocked. Second is the nature of construction. Many breakwaters built of rub-
ble are poorly preserved and while large portions of concrete breakwaters such as that at
Pompeiopolis might remain, other harbor structures on land have disappeared because their
building materials were convenient to reuse. Third, several of these harbors will be difficult to
investigate in the future because they continue to be used as anchorages today. In some instances,
such as at Antalya (Coraceseum) and Aydinictk (Celenderis), new breakwaters have been built
11 One of the few sites on the Isaurian coast to be excavated for an extended period of time is Anemourion, where Russell
has been able to demonstrate that the city was most prosperous in the late second and early third centuries and that
several ambitious building projects, including the large palaestra, appear to have been cut short by the Persian occu-
pation. The results of excavations at Anemourion show a small community built within the walls of unfinished Roman
buildings. The settlement disappeared by the mid-seventh century, probably due to the attacks of Arabs from nearby
Cyprus. Some limited activity might have taken place as late as the eighth century but there was no major destruction
dating from this period. For citations see above in note 7.
12 A. H. M. Jones, The Laier Roman Empire 284-602, (Oxford, 1964), 101.
13 The site of Paleas is between Coraceseum and Anemourion. G. Bean and T. Mitford, Journeys in Rough Cilicia in 1964-
1968. Denkschriften des Osteneidnsche Akademie der Wissensdiaften Wien, 102, (Vienna, 1970), 195.
14 Another rebellion in 359 was settled quickly by Lauricius (19.13.lfl). The final uprising described by Ammianus was
in 368 (27.9.611), when the citizens of Germanicopolis (Mut) intervened and helped bring about the truce.
on or near the old ones. Finally, even where large excavations have been in the field, such as at
Anemourion, an elusive harbor might be an expensive objective when so many other priorities
exist.
What were the physical requirements for ports in late antiquity? Byzantine maritime activity
presented different demands from those of earlier Roman traffic. The traditional Alexandria to
Rome grain trade was now diverted to Constantinople and huge freighters, some originally as
large as 1200 tons, were no longer required for the easier voyage to the new capital. Merchant
vessels like those described by the Palestinian monk John Moschos (d. 620) were only 300 tons
and represent the largest of the period15. Swifter and more maneuverable vessels such as the
dorkon, or gazelle, were necessary to escape the growing number of hostile vessels in what had
once been a tranquil sea. Ownership of these vessels had passed from the wealthier navicularii,
whose guilds had financed the larger merchant fleets, to the independent naukleroi. G.Bass exca-
vated one of these smaller ships dating from the time of Herakleios and owned, in part, by a
naukleros named Georgios16. It was a ship of 40 tons burden, characteristic of those seeking refuge
in Byzantine harbors along the south coast of Turkey.
Military craft were also smaller. Despite the strategic position of Constantinople controlling
the waterways between the Aegean and Black Sea, the young Empire was slow to appreciate
naval strategy and was without an effective sailing force until the fifth century, when a fleet
became necessary to recapture lost territories in the western Mediterranean. After important
naval batdes helped re-establish Byzantine control over the West during the time of Justinian, the
Empire depended on its new fleet of smaller ships {dromon or “runner”). These squadrons were
stationed in naval themes such as Kibyrrhaiotai and later Seleukeia, some at new harbors like
those mentioned by Prokopios on the Bosphorus, or the recendy published example at Anthedon
in Greece17.
Seleukeia ad Calycadnum18
The city of Seleukeia, metropolis of Isauria, was several kilometers inland on the Calycadnus
(Goksu) delta at the foot of a fortified hill which dominates the plain. The river was navigable as
far as the city and it is assumed that the harbor is to be found in the delta between present-day
Silifke and the sea. Other nearby harbors might have also been important to the coastal plains,
notably that founded at Coraseum during the fourth century by Flavius Uranius.
The city was originally within the large theme of Anatolikon. Its harbor would have been the
port of arrival for pilgrims visiting the famous shrine of St. Thekla, one of the most celebrated
saints of the early Christian world. Her stories were the foundation of the apocryphal Acts of
Paul and Thekla (late second century) in which she came into direct contact with the aposde Paul
at Ikonion and later escaped a variety of dangers, including serpents, wild beasts and death by
fire. The pilgrimage was already popular by the fourth century, but the principal buildings on the
site date from the fifth and sixth centuries.
An example of a ship of this size is that found in the Pantano Longarini, a marshly coastal plain in southeastern Sicily.
Remains of the vessel were uncovered in 1963 while digging a drainage channel. Gerhard Kapitan and Peter
hrockmorton excavated the remainder of this 407m ship which had an estimated capacity of 300 tons burden.
. Throckmorton, “The Roman Wreck at Pantano Longarini,” International Journal of .Nautical Archaeology 2 (1973) 243-
6 and P. Throckmorton and G. Kapitan, “An Ancient Shipwreck at Pantaro Longarini,” Archaeology 21 (1968), 182-
7. A second ship of similar capacity was the Marzameni Church Wreck which ran aground in the same general vici-
nity. G. Kapitan, “Schiffsfrachten antiker Baugesteine und Architekturteile vor den Kiisten Ostsiziliens,” Klio 39
(1961), 290-302.
11 See Bass and von Doorninck above in note 2.
18 ^ro^°P‘os I-8.7-9 on the harbors built by Justinian at Anaplous and Eutropios on the Bosphorus.
Basic sources on Seleukeia are gathered in R. W. Edwards, The Fortifications of Armenian Cilicia, (Washington; D. C.,
Dumbarton Oaks Research Library, 1987).
The city was the principal military base on the southeast coast and home of the Count of
Isauria. During the Persian invasions of the early seventh century, coins were struck in Seleukeia,
although until that time it does not appear to have been the location of a mint. C. Foss has sug-
gested that coins were probably issued for troop payrolls while the city continued to serve as a
center of military activity19. The mint appears to have closed about the same time that Arab
naval forces staged their attack on nearby Cyprus.
Later in the seventh century, the city received an arms factory and mint for which some of the
officals’ names have survived20. By 732 the city was incorporated into the coastal theme of
Kibyrrhaiotai and in 930 administered its own theme of Seleukeia. The city’s continued impor-
tance is mentioned later by Anna Komnene (451), when it was refortified against Crusader
threats21.
Korykos22
This city, considered an important harbor in the Roman period, appears to have been most
prosperous in late antiquity and the mediaeval period, when it was the major fortification
between Seleukeia and Tarsus. The twin fortresses, the Land Castle and Sea Castle, provide its
popular name of Kiz Kalesi. The city was one of the major centers of the naval theme in the
seventh century. The Byzantine city walls extend for more than a kilometer along the shore east
of the Land Castle, enclosing the remains of several earlier Roman structures and the principal
harbor, a shallow bay now partially silted. Outside the walls are numerous tombs and four large
churches, including one of the later Armenian period characterized by its second series of apses
behind the choir23.
How long did a harbor function at Korykos? Was it a Greek port in the eighth and ninth cen-
turies or was it abandoned because of the threat of neighboring Arabs in the plains beyond Tarsus
and on Cyprus? If one follows the dating of Foss and Winfield (1986:21-22) for the Land Castle,
that appears to be the case24. The authors suggest three phases of construction, beginning with the
“concentric castle” of the fifth or sixth century, perhaps built in response to Persian threats. A
ninth-century Arab threat led to a re-fortification and the addition of prow-shaped towers. Finally,
Foss and Winfield associate the rough-cut masonry of small blocks with repairs mentioned by Anna
Komnene25. Edwards disagrees, prefering a twelfth century date on the basis of contemporary
Arab geographers who were careful to identify fortified sites near the frontiers26.
19 C. Foss, “The Persians in Asia Minor and the End of Antiquity,” The English Historical Review 90, (1975), 729-30.
29 G. Zakos and A. Veglery, Byzantine Lead Seals, vol. 1, pp. 2-3, (Basel, 1972), 727, 1074-76, 1157, 1335-37, 1419, 1433,
1684, 1773 and Zakos, vol. 2, (Bern, 1984), 144, 336, 338, 344.
21 Constantine VII Porphyrogenitos, De thematibus, ed. and comm. A. Pertusi, Studie Testi 160 (Vatican City, 1952), 61, 77,
147. The city remained in Byzantine control in the spring of 1137 when the emperor John Komnenos arrived. S.
Goitein, “A Letter from Seleucia (Cilicia) Dated 21 July 1137,” Speculum 39 (1964), 298-303. By 1140 the city and its
port appear to have fallen into the hands of the Crusaders, when Raymond of Poitiers granted trading priviledges to
the Venetians. Urkunden zur alteren Handels-und Staatsgesdtichle der Republik Venedig, G. Tafel and G. Thomas, eds., (Vienna,
1856), vol. 1, p. 102.
22 Basic bibliography on Korykos is found in Edwards, Armenian Fortifications, 161-67.
23 For a discussion of the churches see E. Herzfeld et al. Meriamlik und Korykos, MAMA II, (Manchester, 1930), 90-189.
The nearby necropoli have been published by A. Machatschek, Die Kekropolen und Grabmdler im Gebeil von Elaiussa Sebaste
und Korykos, DenkschrWien, Phil.-Hist. KI. 96.2, (Vienna, 1967), and inscriptions recorded by J. Keil and A. Wilhelm
Denkmdler aus dem Rauhen Kilikien, MAMA III, (Manchester, 1931), 118-219.
24 C. Foss and D. Winfield, Byz/mtine Fortifications, An Introduction, (Pretoria, 1986), 21-22.
25 See below, note 29.
26 Edwards (1987: 161-67) suggests a twelfth-century date for the original construction of both the Land Castle and Sea
Castle. In 864 Ibn Hurdadbih reported several ruined cities beyond Tarsus but QurqOs (Korykos) was not among them.
Kitab al-masalik wa’l-mamalik, ed. and trans. M. J. de Goeje, liber Viarum et regnorum, BSA (Bibliotheca geographorum
arabicorum) VI, (Leiden, 1889), 117, lines 12-14. By 1154 al-Idrisi refers to Qurqiis as a fortress on the sea. Ki&b nuzhat
al-mus&q, IV5.8, ed. L. Veccia Vaglieri, Opus Geographicum VI, (Naples and Leiden, 1976), 646, lines 3fF.
Я2
A concrete breakwater, about 50 m long, extending from the southern corner of the Land
Casde, might be part of a much larger harbor west of the city. It is built of mortared rubble that
has some squared stone scattered about which could have originally been the facing material.
Was this a single pier or was there another breakwater to enclose a protected basin? There is a
local tradition that the Sea Castle, several hundred meters to the south, was once joined to land.
Nautical charts clearly show a ridge of higher seabed leading from a nearby promontory to the
island, but whether or not this was ever part of an early harbor works is unknown. Had there
been a south breakwater at this point it would have created a vast harbor that would have been
much better protected from the southwest seas and violent winds described at the site by
Choniates27. The continued importance of the site is revealed in a passage from Anna Komnene
(451), when she states that the city had been in ruins but was being rebuilt28.
Sebaste
Sebaste is situated on the coast 21 km northeast of Silifke and 26 km southwest of Erdemli.
The remains of the city stand on the lower slopes of hills around what was in antiquity a shal-
low bay that has subsequently silted in, thus joining a former island to the mainland29. The har-
bor was in the flat alluvial plain where the highway now traverses the site. On the mainland side
are large vaulted rooms of what appears to be a bath building, other structures (possibly ware-
houses), and nearby the theater that originally faced the inner harbor. Two churches have been
located, one on the island and the other rebuilt into cdla of a pagan temple on the western acrop-
olis.
A number of fragmentary buildings are scattered along the highway in the area of an aque-
duct which led across to the island. This area should be recorded more carefully in order to ascer-
tain whether or not any of the late antique structures might have been built on the silted harbor.
In other words, what was the history of this harbor’s closing and the island becoming land-
locked? Was the sand first deposited in the lee of the island creating an isthmus between main-
land and island? Considering the direction of coastal currents from east to west, the most likely
location for this would be the narrows south of the theater, in exactly the location where the
aqueduct crosses to the island.
Aphrodisias
Aphrodisias is on the Zephyrion peninsula along a remote stretch of mountainous coastline
between Anamur and Silifke. The site is a classic example of a city with double anchorages on
either side of an isthmus. The western harbor is exposed to any high seas from the southwest but
might still be used in calmer weather. Remains of a structure, perhaps a loading platform, can
be seen in the water. The recently excavated church of St. Pantaleon stands just above the eas-
tern anchorage, the principal harbor and is one of the best along the coast30.
Haliliman
A small cove four km northwest of Gazipaja is known locally as Haliliman. Above the high-
way are the remains of a small church, whose apse retains a moulded cornice, and fragments of
a mosaic which once included an inscription. A second structure, also of late date to judge by its
masonry, suggests a small setdement might have stood about this tiny cove in late antiquity.
27 Nicetas Choniates, Hulona, cd. J. van Dictcn, Cl'HB (Corpus fontium histonae byzantiruu) II. 1, (Berlin, 1975), 463.
I he emperor Alexios commanded that both Korykos and Seleukeia be rebuilt and that garrisons be left there to pre-
vent their being seized by Bohemond. The royal eunuch Eustathios was sent as admiral to direct the task.
I he island was the location of the palace of Archelaos mentioned by Strabo (14.2.7).
30 E. Buddc, St. Pantaleon von Aphrodisias in Kilikien. Beitrdtfi zur Kunst des christluhen Ostens, Band 9. Recklinghausen, Bongers,
1987.
83
lotape
The site is located nine km northwest of Gazipaja a and 14 km southeast of Demirtaj, on a
small promontory and tiny cove with a wider open bay to the east. The city was founded by
Antiochus IV Commagene and is mentioned in the lists of cities by Ptolemy and Hierokles and
the Notitiae. A low saddle crossed by the modern highway connects a rocky peninsula with the
mainland. The promontory is steep on three sides with cliffs more than 40 m high along the
western edge. There have been no excavations at lotape but a survey by Rosenbaum identifies
two buildings near the Roman baths as Christian chapels. The tiny harbor, about 50 m square,
is formed between the promontory and another small headland to the east. There appear to be
no ancient breakwaters but the location, in the lee of the headland, is ideal protection from the
prevailing southwest storms experienced in the region. Open bays with broad beaches flank the
city to the northwest and southeast and during calm weather ships might have been brought
close enough to shore to unload. However, these activities would have been curtailed if there
were high seas.
Pompeiopolis
Ancient Soloi, later called Pompeiopolis, is 11 km southwest of Mersin and 26 km north-
east of Erdemli. The city, destroyed by Tigranes of Armenia, was resettled by Pompey after his
victories over the pirates. Remains of the city were poorly preserved when first described by
Beaufort in the early nineteenth century and there is far less to see today31. The theater and
city walls have practically disappeared. No Christian architecture was reported at the site,
although pottery found within the harbor indicates it remained active into the Byzantine peri-
od.
According to Boyce (1958), the city’s port dates to the mid-second century and was dedicated
as part of the bicentennial celebration (counting from its new era date)32. Although the basic
lines of the harbor are recognizable, its central basin is badly silted and filled with beach rock
that has formed since antiquity. The harbor is enclosed by two parallel breakwaters more than
200 m apart which define a rectangular anchorage almost 300 m long The basin was expanded
by two large semicircular ends, that to the northwest partially excavated into the land and the
other, to the southeast, open on its central axis to serve as an entrance. Its total length is almost
500 m.
Conclusions
Tht coastal cities of Isauria recovered following the Persian invasions of the third century,
despite the continued raids by their highland neighbors described by Ammianus. Pisidia,
Pamphylia, and Cilicia — even Seleukeia and Calycadnum, the metropolis of Isauria — all suf-
31 F. Beaufort, Karamama, (London, 1818), 252.
32 Л. A. Boyce, “The Harbor of Pompeiopolis: A Study in Roman Imperial Ports and Dated Coins,” American Journal of
Archaeology 68, (1958), 67-78, pls. 10-15. See by the same author, “The Foundation Year of Pompeiopolis in Cilicia:
The Statement of a Problem,” pp. 87-102 in Hommages a M. Renard, vol. 3, Collection Latomus, 103, (Brussels, 1969).
“Street and Harbor: The Urban Axis of Soli-Pompeiopolis (Rough Cilicia),” American Journal of Archaeology 97:341-42
(1993). “Cilician Harbor Survey: 1993 Survey of Soli-Pompeiopolis,” in R. P. Woodward and C. D. Moor, eds.,
Underwater Archaeology Proceedings from the Society for Historical Archaeology Conference (Uniontown, PA: Society for Historical
Archaeology, 1994) 68-73, with S. Sachs, “Cilician Harbor Survey: 1993 Season at Soli-Pompeiopolis,” American
Journal of Archaeology 98:320-21. “A Survey of Harbors in Rough Cilicia: the 1991 Preliminary Survey,” X. Arastirma
Sonuflan ToplanUji, T. C. Kultur Bakanhgi Amtlar ve Miizeler Genel Miiduriiigu (Ankara, Ankara Universitesi
Basimevi, 1993) 29-40. “A Survey of Classical Harbors in Cilicia,” American Journal of Archaeology 96.2:337. “Ancient
Harbors in Cilicia (Turkey),” in D. H. Keith and T. L. Carrell, eds., Underwater Archaeology: Proceedings from the Society far
Historical Archaeology Kingston, Jamaica 1992. (Uniontown, PA: Society for Historical Archaeology) 75-79.
84
fered the fourth-century incursions by mountain brigands. Yet, judging from the amount and
quality of ecclesiastical architecture during the fifth and sixth centuries in coastal Isauria, the
region prospered. It was during these years that the buildings at St. Thekla, the most important
pilgrimage site in the area, were constructed. From the seventh century until 964, when
Nikephoros Phocas recaptured Cilicia, Muslims occupied the eastern plains. During this period
most, if not all, of the coastal Isaurian sites were abandoned for the greater safety of the Taurus
mountains.
Византийский временник, т. 55
X. А. МаХтеаои
AieOBOAEMOS ЭТА KT0HPA* *
1. Хкт|рскб прсото
Totos: Кй0т]ра, opos Tfjs' Aycas’EX6aas
Xpovos: 1л AvyowTOV той €tous 375
'Н’ЕХёоа, тонна] ayca тыр Kv0qpwp, катаубтар атгдтри тгерсфт^рои ПеХоттошраос’. Корт)
той пХойасои "EXXqpa архорта' EXXaScou кас Tfjs XPiaTiavH? Euyepcas, elxe Раптсатес
XpiaTtavij ano top сере а Хыфрбрсо той катоскойае крифа ата рёрг) Tqs. Мета тор 0сг
рато Tfjs р^тёрад tt)s, 6'EXXa8cos трр параксройае ра партреитес, dXXa f] peapfj’ЕХёаа
аррсбтар, encOupcoPTas Ра афсершОес атбр 0еб. Мё Tijp ейкасрса капосои та£с8сой той
патёра Tqs, f) ауса, аттофааюрёрг| pa popdaec, каХеае апо то Xcpdpc ёрар райтт] кас
той CqTqae pa Tijp перааес крифа рё то пХосо тои ата КйОрра той fjTap totos ёргцю$
кас appoSios 8ia аакраси, Sion 8ev есхер а^вршттои?, aXXa Orjpia кас офы? p6uoi>"OTav
6 тотёра5 Tqs, ёпсатрёфортад, тгХт)рофорт]0т]ке nws f) корт] тои есхе фйуес, Оиршрёрод,
ёапеиае ра Ррес тор райтг] той трр есхе ретафёрес ато pqai кас рё то с8со пХосо nfjye
кс айто5 екес, рё акопб pd ttjp песаес ра ётгарёХбес атбр тбто Tqs- 'Opws, аирартфр-
Tas тг|Р appqaq Tqs, ttJp артосе 6pycap6pos ато та раХХса кс архсае ра трр ктипа.
Мпроатб ато аретабето Tqs ypwpqs Tqs, Tqp крёраае ато та раХХса аё кератобертро
кас Tfjp ”е8есре. 'Н 'ЕХёаа 8ёр арте£е ата paaapcaTqpca, ё£ёпреше, dXXd аё Хсуо
араатг|0г]ке ато 0аира.'E^aypcwpepos пса o'EXXa8cos nfjpe ата X^PLa тои пётре5 yia
ра тр ХсОааес. Гса ра уХитшаес top Xc0o[k>Xcap6, f]’ЕХёаа РаХ0г]ке ра трёхес кас тоте
8ейтеро 0айра ёусре, ахсатт^ке pia пётра реуаХг) той fiowov кас пёраае f] ауса ато
аХХо рёро5. Gripcdyvaipos- 6'EXXa8cos Tijp киррурае, Tijp ктйптре рё Xc0o ато рётсопо
кас атт) ашёхеса трр апокефаХсае. 5Нтар f) 1т) Аиуойатои той ctous 375.
Euaepecs XPLCTTLav°L аирёрреар апо тоте ата Кй0г|ра, уса ра проакиррасор то рар-
тирск® Хесфаро кс ётас асуачяуа рё rq fkrf|0eca Tfjs aycas катоскг|0г|ке то pqac апо
nA^dos Хаой той аиукертршОрке апо тоЙ5 ттХртохыроу^ tottovs-1.
2. Skt]pcko 8ейтеро
Totos: Кй0г)ра
Xpopos: anpoaScopcaTos (naPTajs рета top ётосксарб той pqacou той прёпес ра
акоХой0т)ае Tijp брактгрг] Tfjs Kpf|Tqs апо тор ЬГисрфбро Фшка).
Геррг)рёро5 атт|Р Kopwpq otcs TeXeuTaces псОарбтата 8екаетсе5 той 9ои асшра,
6 aycos 0e68wpos ёфтаае апб тё| МорерРааса ата Кй0г]ра, рё тор акопб ра
аакт)тёфес. Тб pqac fjTap ерг)ро ка( аоскг/то. Kapecs 8ёр тоХройае ра катоскё|аес
ёкес, усатс ос Характрос Tfjs KpqTqs то xP9CTLlJL0TT0L06aap a>s oppqTijpco, прау
©X.A. МаХтеаои, 1998
* Тб кесцесо тгароиа(аатт)ке аё ттр68роцт| рорфт] avaKoivcoor| ато Е ' Хицпбаю ' laTopcas кас Тё/иг|9
(Moveppaaia, 1992).
1 Suvafdpi Tfjs' Ayias ’ ЕХёааз: К. X. Доикакг), Мё-уа$ Swafapia-njs' тгаутшу Tuv'Afiuv, тыи кав'атташ-а
той Avyoixrrov ёорта^оцёш^, ’(Afhiva, 1894), аа. 8 24.
Я®
цатопоссорта? ёшбеаес? evavriov тсор пХоссор той 8сёрхоитар тр баХаааю neptoxp.
"О dyio? ©ебЗсоро? ejieipe ата Кйбрра "ерЗека црре?, катосксорта? атбр раб тсор
ayicop Херу tov кас Бакуои. 'Н Ссор той ртар акХррр. Трефбтар рё xaP°i)1Tt®,
neivovae, криыре ка1 проаеахбтар avpex<o? У1® v® ё^сХе собес. Мета апб noXvppepp
аррсоатею, пёбаре бХоцорахо?, фроитс^орта? пр[р ато тор баратб tov ра урафес
оё оатрако тоте есхе аррсоатраес, кас тоте elxe anoSpppaei атбр Кирю. Aiyov?
црре? арубтера, ol раите? ёрб? поХецской ррркар ё£со ато трр ёккХраса абскто то
ХеСфарб той. MopepPaaicoTe? Kvppyot той рХбар ата Кйбрра рета ато трСа xpdvta,
отар eiSap oti to акррсоца тои ayiov ртар акбцр атгеСракто, то проакйрраар ка(
то ёбафар ото ё осоте pi ко тои раой.
’Ато тоте то Хеёфаро тои ayiov ттроататеие тои? катоскои? tov рраюй, бер-
апейорта? тои? аррсоотои? ki ёрфих<орорта? той? татой?. Тбоо тоХй tov?
ттроататеие, соате 8ёр хР^са^ортар пса тр реаоХаРрар атратой yia va арпретсоттг
£ovp тс? ётпЗрорё? тсор ататсор. Харт] атр Рорбею той ayiov ртар аё бёар ра
катаЗссокоир pdvoi tov? tov? ёхброй?, ХсбоРоХфрта? tov? ki аторакрирорта? tov? pe
top трбто айто ато то vpai fttflot? Kai (vXoig катаЗрарбите? SimkoiktlP.
3. Skt|pik6 TpiTO
Toto?: Кйбрра, nepioxp Ayiov Tecopyiov тр? KoXoKvQta?
Хрбро?: тёХт) шбарбтата той 12ov aicopa
Мета Tpv аторакрррат] тсор Харакррсор тр? Крртр?, то ёрт]рсорёро со? тоте рхкрб
ppai тсор Кибррсор архюе £ava ра ёто1к1£ета1. 01 ттрсотос ёпоскос tov ёукатаатабркар
ёкес eixav еХбес ото рт]а( тр?’ Афро8стр?, aXXot yia p’anaXXayovp атгб трр катапсеар
тсор TOTTiKcop архбртсор ki aXXoi, фтсоуоС ка1 кататреурерос, yia ра avaCpTpaovv каХи-
'терт] тухл-’Орео?, рё тор каерб ёра? ато айтой? арабеехбрке топархр? ка1 Це тр
aeipa tov apxiae v tov? кататё£е1.'H катаатасл] elxe фтааес ато апрохсоррто ki
oaoi есхар ёукатаХесфес ti? eerrie? tov?, yia pa yXvnoaovp ато трр TvpavpiKp
Зсакррёрррар тсор tottlkcop архбртсор, Зёр ртар 81атебе1рёро1 ра трр vropetpovp.
’ Атгофааюар, Хошор, ра Сртраоир рорбею атгб top Signore di Sparta, al quale per antique attioni
doveoa viver quest' isola soggetta. Tpei? ano airrov? та£с8ефар атрр ПеХоттбрррао, ттароиаг
аатркар атбр SignoreDespota ках. той ё^ёбеаар та тграурата.’Еке1 ро?, афой tov? акоиае,
avTi ра tov? dTraprpaei, той? каХеае va Seiirppaovp ра£с tov. "Отар TeXeicoaap то
фауртб, ol тре1? £epoi, хшР1®те? кабсо? ртар ка1 aSe^ioi, атабркар opOioi рё та
акоифю атб x^pi teal aiioTrpXoi rrepipepap трр aSeia yia pd фиуоир.'О о1коЗеапбтл?
арксоблке ато то тратгёС1, тгрре Tpet? ттётре?, efiaXe атгб pla атб атрбо? tov? ki
афой той? eine oti айтр ртар р ₽op6eia пой той? eSipe, той? афрае pd апохсорр-
aovp. ’Ешатрёфорта? атб ppal, Sipyp6pKap та аиррарта атой? аиртопсте? tov? ка1
oXoi ра£[ катеибйрбркар про? тор топархр. MoXi? тор аирартраар, npcoTot ol трее?
той epi^ap атб атрбо? т1? пётре?, параюрсорта? той? vnoXoinov? pd npa^ovp то
1810."Apna^av тоте 6 кабёра? апо pla пётра ki архюар ра тор ХсбоРоХойр рёхр1
баратои. Мета то абХю тёХо? той TvpappiaKov, 6 архорта? тр? Хпартр? eaTeiXe со?
бюскртр (gastaldd)Tov ppaiov тор Гесорую Пахй апб тр Морецрааса, тор опою ЗюЗё-
Хбрке Xlyo арубтера атрр архр ёра апб та цёХр тр? оскоуёрею? тсор
Ev8aip.ovoyidpvp8cop2 3.
2 Bios той ayiov бео&орои KvOqpcov: ёк8. N. A. OiKovoiiiSci. “ О pios той ayiov eeo&jpov KvGripoiv (10os
al.) (12 Matov - BHG^, dp. 2430)”, Пракпка Tpirov hamonov Xui^eSpiou, 23'29 HeirreiiPpiov 1965, т. 1,
('А0ф>а, 1967), aa. 281-291.
3 [.'antique memorie dell'isola di Crngp ndolle in questi scritti, ёк8. К. N. XdOa, Mieqpeta 'EXXnn.Kfjs 'laropias. T.6, (ITapiai-
’AOqva, 1884), a. 301.
Я7
Та ёпе1стб8ш пой ауафёр0тркау npoepxovTai апо т(? тре!? ууысттё? ураптё? птруё?
nov 81а0ёторе yia ттру iaropia twv peCTaiaiviKwv KuGippwv npiv ano ттр XaTiviKij
катакттрсттр. 01 koivol Tonoi nov eniCTippaivovTai eivai а) то топю Tfjs ёртррысттр? той
ргрстюй, ₽) fp охёсттр pie tls пеХопоуктрстюкё? noXeis, ка( у) fp npd£rp Tfjs катаХеисттр?,
8г)Х. той XiQopoXiapov. "As 8ойре tls птруё?:
Ta oxcTiKa рё то рартйрю ттр? ayias’EXeaas napa8t8ovrai ото avva^api ттр?,
Keipevo пой pa£i pie top 0рйХо ттр? eivai vedfrepa paXXov катасткеоастрата.'H ayia
8ev ptapTvpeiTai сттой? [3v£avTivoGs XP®VOU? Ka^ пакта)? eivai перюр1стрёуг|? акте
vopoXtas4 *- To avva^api, распстрёко стё пара8осттр etTe ётхыр1а£оиста е!те феррёктр
and парактьа пбХтр Tfjs voTias TTeXonovvijCTOv, pas ретафёре! ото прыто pepos Tfjs
бпрутрсттр? стё eva 0oX6 napeXGov, отак то ктрст( тртак акато(ктрто, уерато Qripia кас
4>i8ia. Тб фактаатекб enineSo акт1ка0рефт[£е1 pta праурат1кбттрта сттб тёХо? povo
рё ттр pveta той ётои? 375, ката то бпоТо хро^оХоуестаи то 0айра Tfjs торт)? той
Ppaxov пой eyive yia va yXvTakrei f| ’ЕХёста апо ток е18юХоХатртр патёра ттр?-
MoXovotl ws poTifBo то 0айра айтой той тйпои апотеХей kolvo тбпо стттр ХаРкр пар-
аЗосттр, 8ёк elvai vopi£w Tvxdio oti стш8ёета1 рё tov iaxvpo fj рё той? tayvpovs
стесстрой? пой ёпХтр£ак tov 4°ai. pa£i рё aXXes перюхё? Tfjv Кртрттр ка( Tfjv
ПеХопбуктрсто. Хйрфшка рё ток Кебртркб, стта xpdvia Tfjs PaaiXeia? той Гратюкой
(пой акёХаре Tijv архл то 375) стектрб? сттрреноОтрке CTTijv ’ AXe£dv8peia, Кртрттр,
’Axaia, BoiioTia, "Hneipo ка( SiKeXta, evai стйрфыка рё tov Zwaipo, рета tov 0ava-
to той OuaXevTiviavod (375) есгеса&р Зе кас г] Крртт] афоЗротерор кас г/
ПеХоттджцсго? рета тт}? aXXrj? 'ЕХХаЗо? „А ШОакбтата то avva£api va 8iaCT<o£ei
ттру а>хрл ауарутрсттр уеа)рорфоХоу1каш aXXayiov пой 0a eixe прокаХёаес 'о аеюрб?
сттб voTto Alyaio, ара ка( стта Кй0трраф П10акбтата naXi б ауксостто? стоуурафёа?,
актХФкта? апо афтрутррат1кё? пт)уё? el8fjaeis yia tov стектрб, va ёстпеосте va ctvctxc-
Ttaei та перютат1ка.
To vt|ctl фа(кета1 акатоСктрто ттрк ёпохл айттр капоюс акттбао Ta£ji8td)Tes 0а
ёфтакак стта кийтрраРка napaXia, onws pnopei va crvpnepavei Kavei? апб tov ev~
тотстрб сттб Kaorpi уор(страто? той KcovcrravTiov той В'. Дёк апокХе(ета1 va пту
yaivav ёкес епссткёпте? yia va Gavpaaovv tov vao Tfjs ’ АфроЗСттр? л ка( фарабе?
yia va стиХХё£оик апб ту 0аХастста Tfjs “Порфиройста$”, опа)? 6vopa£ovTav naXia та
КйОтрра, та поХйтсра кохйХ1а апб та onoia парасткеьа£бтак f) порфйра6.'Н пеХо-
novviqCTiaKfj пбХтр апб Tfjv onoia катаубтак л’ЕХёста Ki апб Tfjv onoia пёрасте стта
Кй0трра 8ёу прост8юр[£ета1 сттб CTwa£api. "Av 6 стиктактт|5 Зёк ретафёр€1 ттрк ат-
рбстфа1ра pias пбХтр? ретауекёсттертр? nepi68ou, тбте апб т(? ev8e(£eis Tfjs
бпрутрстт)? ака8йета1 f) eiKova evo? пеХопокутрстюкой Xipavtofi рё ёрпористр ка( vau*
4 'Н акоХоаОСа tt|s тит60Г|ке yia ттроггт] фора стг)1<' АОтриа то 1874 (L. Petit, Bibliographic des Acoloulhus (trecques,
[Bpa^eXXes, 1926], a. 73). BX. ouyK€VTpW|i€vr| yia то 9ёра ^фХюурафСа: Nea 'laropia ’Авёавг) Kvdripdov,
eiaaycoyn Kai empeXeia А. ПоХ[тт], (’Afhpva, 1983), aa. Xs - X^ атщ. 26.
3 rXwpyiou KeSpTjaov, Хитфст iaTopiwir, ёк8. I. Bekker, т. 1, (Bovin;, 1838), aa. 550-551, Zwaipov, 'Icrropia
Nda, ёк8. L. Mendelssohn, (Anjiia, 1887), aa. 172-173. Tia tovs aeiapovs avrovs Kai nj xP*-)V0^<,YTl<,1i tovs,
i8iaiTepa yia Tip xpovoXcyrjar; той aeiapov ano tov Zoiaipo пой eivai ипоптт;, pX. Ей. Хриаой, “XvpPoXrj
aTqv iaTopia Tfjs ’Hneipou”, 'HneipuTim XpoviKa 23 (1981), aa. 85-87, Kai ФХыреппаз ЕйаууеХатои -
NoTapa, "... ка1 та noXXa tt;s FleXonovinpaov ... аеюцой yeyovaaiv napavdXiopa”, Практиса r'Aiedmvs'
Evvetspiov ПеХоттоюгртакйл/ Ёпои&м', т. 2, САбтруа, 1987’1988), aa. 429, 430’431. Пара tt|v ёХХекрт) ато-
ixeicov, ата Кй0т;ра npenei va ar;peidivovTav ката Kaipods iaxupes aeiapiKes Sovfjaeis (PX. axeTiKa I.
E.neTpoxeiXov, Ta Kv&ripa drrd Trjr TrpdiaropiKij drroxTj d>s ttj ршраюкратСа, Ucoavviva, 1984), a.35 Kai
аг|ц. 4).
6 BX. G. L. Huxley, “Small Finds from Deposits,” Kythera. Excavations and Studies ..., ёкб. J. N. Coldstream - G. L. Huxley,
(AovSivo, 1972), a. 215’ nppX. J. Herrin, “Byzantine Kythera,” Kythera, 6.П., a. 43.
88
тскт| KCPqaq.'O патера? тг|?’ЕХёаа? т,тар профарсо? ёрпоро?, афои рартирестас й?
та^сбеитг)? кас раХсата аё тбпои? ракрсрой?. ’ Апб Tqp aXXq рерса, отар т)’ЕХёаа
OeXqae pd раиХсоаес пХосо уса Tq рета|3ааг| Tq? ато pqac, бёр aupaPTqae карса
биакоХса кс отар б патёра? Tq? брусарёро? nqye ра акотсбаес тор раитт), пои бёх-
0рке ра ёктеХёаес то та^сбс, ёке'сро? той dnapTqae бтс ар бёр то ёпратте 6 сбсо?
капою? аХХо? 0а Ррсакбтар бсаОёасро?, проке с рё рои ра парес то райХо. Та атос-'
Хеса айта йпобт]ХФроир Tqp акра£оиаа катаатаат] той Хсрарюй кас артспаратс0ер_
тас ата ёрт^рирёра K60qpa.
'Q? про? тт|Р npa£q тФра той Хс0оРоХсарой, айтт) ёртаааетас атт|Р еиритеprj браба
tojp посроЗр пой ёпсраХХортар атг|Р архасбтт|та аё атора пой ётсОеито ёктб? рброи,
Хбуы пробоаса?, апоатааса? q 0рг|акеитской параптфрато?.' О Хс0аарб? Ф? тсрсорса
тугар сбсастера бсабеборёро? атой?' Еррасои? кс ёфарро£бтар кирссо? атс? персптф-
аес? рХаафлрса? ката той 0еой q апоатааса? апо Tqp 6p0q псатт] атбр 0еб той
’lapaqX. Хйрфсора раХсата рё то Деитерорбрсо, q nocpq ёпсРаХХбтар кас атс?
уираске?7.
Кс ёрхорас атг| бейтерт] ката аесра nqyq, атбр Рсо той аусои веобфрои.
Хиуурафёа? той, бпсо? бг)Хфретас атбр тстХо, есрас ера? Лёсор, катоско? Ku0qp<op, б
бпосо? бсаакейаае рса рсоурафса той аакг]ТГ|, ураррёрг) апб МорерРаасФтр пой el хе
урсорсаес проасопска тор ©еббсоро q есхе аиукертрФаес апб трстои? ахетскё? рё тор
аусо пХг)рофорсе?. Stop бсаакеиаарёро рсо ёхес проате0ес ёуксорсаатскб? ёпсХоуо?
пой арафёретас ата 0айрата той аусои, уеуорб? пой бесхрес бтс то pqac есхе кас
паХс ёпосксатес”. ’ Апб уерскбтерт] саторскт] апофг] ос ec6qaec? пой персёхортас атбр
Рсо ахетска рё тс? пбХес? Tq? TleXonoppqaou ата тёХт, той 9ои кас тс? архё? той
10ой ассора есрас сЦрбХоуе?. ПХтрофороираате бтс атг)Р Kopinpiy уерётесра той аусои,
Хестоируойае ахоХесо, опои nqye б ©еббсоро?, айрфсора рё Tq Pu£aPTCpq aupqOeca, аё
qXcKca пёрте ётфр9. ’Encaq?, бтс ос пбХес? той "Аруои? кас той NaunXcou арг]кар
атс? архё? той 10ov ас. атт] бскасобоаса ёрб? ёпсакбпои, той "Аруои?, кас бтс б
теХеитасо? аакойае Tqp ё^оиаса той атб NaunXco рё ёрар прсотопапа. ’О прштопа’
па? айто? той ’EuavnAcov nf|pe тор аррХско Оеббюро рета тор 0арато тыр уорсыр
той атб Na6nXco кс ёкес тор ара0рефе кас тор апойбаае10. Гса тг| МорерРааса, тёХо?,
б рсо? pd? ypwpc£ec бтс т|тар ат)рартскб Хсрарс кс бтс xP’WM-eue w? paaq ёпс~
Xecpqaewp той айтократорской атбХои. ’Арафёрес акбрт] Tqp йпар£г] раФр, тт]?
©еотбкои тё|? Дсакорса?, той Пробрброи, ка0со? кас тт)? ©еотбкои атб х^рсб Тасреа11.
’О бсаакеиаатт]? той рсои, б Лёшр, бёр есрас уршатб? апб аХХе? пруё?, бпсо? бёр
есрас уршатб? б хР«ро? ката тор опосор ёурафе тт) бсаакеиту Хсорс?, Хёес б сбсо?,
ра параХесфес q ра проа0ёаес тспота атг|Р архскт] Рсоурафса, Tq бсаакейаае аё корф-
отеро йфо?, проаОёторта? атб тёХо? ёуксорсо атбр dyco. Stop ёуксорсаатскб айтбр
епсХоуо aqpeccopeTac бтс то Хесфаро той аусои Оерапеие апб аррсоатес?, проататеие
той? Ku0qpcou? кас той? ёбсие 6uuapq pd 6c<oxpoup той? ёхОрой? Хс0ороХсорта? той?.
Joao Хоспбр та 0айрата бао кас ос ёпсОёаес? рё пётре? аирёрасрар отар то pqac
тугар пса катос^рёро12. Карёра атосхесо бёр ра? encpdXXec ра топо0етг|аоре Tq аиу
ВЛ. yeviKti атг| Ог^кеипкг] кш 'Hdiicq 'EyKVKXonaiSeia, т.8, ('ЛЭг|иа, 1966), X. XieofioX.icry.6g.
" BX. OiKovopiiftT], о.тг., аа. 265’266.
'' "О.п., а. 268.
111 "О.тт., аа. 268-270.
11 О.п., а. 271. Oi oaoi Tfjs беотокои тт)? Aiaicovias кас тт)? Оеотбкои атб х<орс<> Тасреа ёх<>оо таитса-
тй апб тг| Xdpi A. KaXXiya, Hyzantine Monemvasia. The Sources, (MouepPaaia, 1990), aa. 62"63.
12 OiKovopLSr], o.n., aa. 265 266, 279.
89
урафр тр? бюсткеир? стта прФта xP°via той ёпснкшрой той ггроюй, 8pX. ста XP0Vla
пой акоХойбрстап три апактрстр тр? Крртр? апб тон Кекрфбро Фика13. Дёп атгокг
Хеёетае ётсте 6 беастксиасттр? па таитё£ета1 рё tov цбнон Ф? тфра упысттб Лёонта
twv кпбрраёкып пруФн, топ Крртекб уёронта Лёонта Касте ратр, пои сттё? архе? той
14°v ai.ojva eixan сттееХее oi Венеёррбе? Ф? споеко стта Кйбрра, х°РбуФнта? сттрп оёко-
•yeveid тои пропорю14.'H катасттастр пой ёпекратойае тбте ото прстё 8с п ртап ?ёнр
про? айтрп пой переурафстас ото ёукФрео. Oi Хеуосттое катоекое той прстеой ёепё феран
oxi рбноп апб сХХеефр сятррФн, aXXd ki апб коирстарекё? спеЗрорё?. Oi 18101 раХюта
oi Венеёррбе? elxav ёпебео^се nd апаХХауойп апб три ктрстр тои?, протее понта? сттр
Вепетёа па три ауорасте115."Осто yia тё? ре Хе бои? ёпебёстес? тФп нтбпеып ёпаптёоп
тФп ётброрёып, айтё? Ф? ейррра прытбуоно 8ёп e\ow ёбФ пара топ хаРактт1Ра тр?
арина?.
'Н тр(тр каё теХеитаёа прур einai ёпа 0епет1кб xPoviko пой nepiexei три ёстторёа
тФп Кибррып апб три ёпохр той пеХопонпрстеакой поХёрои Ф? та тёХр перепои той
16оь аёФпа.'О анФииро? хРороУрафо? el пае Хбую?, £ее стта КйОрра ка( ант Хей три
пХррофбррстр тоо тбсто апб топ Ооикибёбр осто каё апб та Реиепка архсеа тр?
Крртр? каё тФп КоОрршн16. Та сттоехеТа пои рнрропейее ёХёухонтае уепекФ? акрфр,
рё ёпбеафёроисте? Фсттбсто ё£аерёстее? стё о,те афора три ёстторёа той прстеой ката тр
Ри^антеир nepioSo. Етрп псреурафр себекотера той реоо той ayioo ОеобФроо oi kuv
pyoi пой eixan еХбее стта КйОрра каё elxav Эре! каё Оафее то аОекто Хеёфапо Зён
рартиройптае Ф? МонерРастеФте?, аХХа Ф? апбрыпое тр? айХр? той Signor Despota тр?
Епбртр?, 6 бпо'ео?, панта стйрфына рё то хРор1кб, ртап ёкейно? пой ее хе бсостее ар-
убтера ёптоХр на ктюте! ёккХрстёа сттр рнррр той асткртр17. 'Н Хпартр рё аХХа Хб~
уеа антекатёсттрсте тр Моперрастёа.'Н ’ёЗю стйухостр апареста сттё? 8йо пбХее? фаёпе-
тае на ёстхйсе каё сттрп перёптыстр той хшР^ои 710,7 бпаферетае сттр ретаРастр тын
КоОррёшн сттр Хпартр каё сттбп ХебоРоХестрб той топархр.”АХХыстте ке 6 ’ё8ео? б стоп-
тактр? той кеерёпои Зеатрреё ёпефоХа^ее? Ф? про? три пХррофорёа пой Зёнее, стррег
Фпопта? хаР°ктрресттрка per quanto si pud credere'8. Хтрп ипбОестр oti oi ТстереуФте? прёпее
nd апсоОйпОркап сттбп топекб архонта тр? МоперРастёа? каё oxi ст ’айтбп тр?
Епартр? бЗруёё р рпеёа, naXi стто хрошкб, oti рета топ Оапато той топархр тФп
KvOppwn б архонта? тр? Епартр? ёсттсеХс стто прстё Ф? Зеоекртр тон ГеФрую Пахй
апб тр Моперрастеа19. Einai профане? oti р апоатоХр ёнб? МонерРастеФтр Зюскртр
стта КйОрра Зёп рпорее па ртап пара ёруо тын архФп тр? МоперРастёа? каё oxi тр?
13 "Олт., а. 279.
14 L’anlv/ue memorieолт., а. 302. Тб проморло di essmtione personate х°Рт1УЛ®Л,се otov Лёонта Кааецатт) кае
tous anoyovovs тои то 1316. Тб 1585, 6 86ут|? TT|S Веиетеа?, Pasqual Cicogna, рета апб аетт|ар той
ПайХои Касецатг], апауныреае ттф ттронореакт] Оеат] тт); оёкоуёнееа?, onus трп её хе efdXXou dnayveopr
оее каё 6 Giacomo Foscarini, TeviKos Пронот]тг|9 Крт]ТГ|$. To Sovkiko ёуурафо, аингщрёио аё аётт|ат] про?
Т19 реиетекё? dpxes тып КиОпрып той Т£ырт£т] Кааецатт] той ётои? 1706, оео^етае катахшртщеио ото
катаатехо той Проиот)тг| KeeOripoiv Nicolo Boldii ClaropiKo’Apxeto KvOfjpair', катаатгхо dp. 9, фф. 79 кё.).
Хйцфеопа рё тлф аетт)от|, 6 1У<брт^т|$ еТх£ Оттгрее vd avarafiei апб рёХт] rrjs oeKoyeveeds tov пои avip-
Xovtov аё 52 una compagnia d'esentipriviteggiati ('laropiKO'Apxeio Kv6rjpa>u, б.п., фф. 79-80).
15 BX. 7 Ubn Commemoriah della Republtea di Venezia, Regesti, ёк8. R. Predelli, T. 2, Венетёа 1878, a. 29 ap. 166, Fr.
I hiriet, Deliberations des Assemblies Vimttennes concernant la Romame, r. 1, Парёае - Xdyrj 1966 a. 160 dp. 334, той
l&lou, “A propos de la Seigneurie des Venier sur Cerigo,” Studi Veneziani 12 (1970), aa. 203 204.
16 BX. L’antique memorieб.п., aa. 299, 302, 307.
17 O.n., a. 300. A9 aqpeiioOee oti аицфыиа рё то хро^кб г| рета0аат] той ауёои ата KvOqpa хропоХоуег
тае di/TL атб 8еаатг)ра тт)9 dpxos той Рыраиой А Лакаптрюй ата xpovia тт)9 paaeXeias той NiKiypipov
Фока (пррх. Оёкоиорёбт], б.п., аа. 277-278).
18 L’antique memorie..., б.п., а. 301.
19 "О.п.
90
Епартт]?. ’Апб тг) МогерРастса ё^аХХои проерхбтаг кас б 8са8охо? тои, 6
Ей8асрогоусаги]?, б биос о? рё рбат] то Регетскб кесрего ёрфагс£етас ’еафаХрёга га
е^ес KL айтб? стхёстт] рё тг| Епартт], афой то гт]стс тои el Xе napax<opi]0ei per gratia par-
ticolare о per meriti suoi... dal predetto Signore20.
'H стйухистт] агареста <rrq МогерРастса кас тт] Епартг) 8ёг есгас астфаХсо? тихаса.
’ Exope rd кагоре рё pea пара8остг) пои ёпсРаогес стта Кй0т]ра ёттё ассоге?, т) биоса
парапёрпес стё era ракрсгб пареХббг, бтаг то гт]ст[ апб рёста той 6ои п.Х aicora уса
peydXo xPOVLKo SiaoTqpa агг)ке стто Коего тт)? Епартт]?. 'OI Ku0i]pcoc co? персоскос
Лакебасрогсос, г|таг noXi те? той кратои? тсог AaKedacporicor. ’ A rd ре ста стта
8ioiKT)TiKd рётра той elxar XdfBei тбте oi Епартсате? т)таг т] ёукатасттастт] рбгсрт]?
фроира? бпХстсог стто гт^стС кас г] каОсёрсостт] той Оестрой той ки0г|ро81к1], ёпсфортсстрё-
vov профагсб? рё 8соскг)тскё? арро8сбтг)те?, б бпосо? атосттеХбтаг кабе хроро ото тт]
Епартт] стта KvOqpa21. Тб Регетскб XPOVLKO фасгете псо? апт]хес та сстторска айта
CTTOixela. 'Н агаргг)стг] тт)? стпартсатскт]? кирсархса? бсаст<о£етас сттт]г гтбпса пар-
абостг], атотеХе1 сттаОерб стт]ресо 1стторекг)? агафора? той пареХ06гто? как Хестопруес,
уса га ёррт|гейстес pia асттатг) кас брёраст] ретауегёсттерт] прауратскбтрта. "Етсте, б
Гесорусо? Пахй? той ёрхетас апб тт| МогерРастса уса га 8соскг|сте1 то грстс тог 12°
aiwra стиухёетас рё тог кибрробскт] тт]? брхасбтт]та? кас стигбёетас ката стигётгеса
рё тт] Епартт].
"Аг г) итовестт] айтт] есгас стшсттт], тбте атгокХестас га апеи0йг0т]каг ос Ки0т]рсос
сттс? dpxe? тг)? Епартт]? уса га Рройг то 8сксо тои?. ’ Агтс0ета, г] МогерРастса
ртаг псб когтсгр кас та ёрпорска тт]? тгХоса той 8сёстхс£аг тог 12° асшга та
ттеХотоггт]стсака параХса стсуоира 0а ёфтагаг ы? тс? ки0т]раскё? акте?22. ЕйкоХа,
ётторёгю?, ос Кг0т]рсос рторойстаг га тт]г ттростеуусстогг. Тб ттерссттатскб тт]?
стигагтт]стт]? тои? рё тбг Хттартсатт] архогта той персурафетас стто Регетскб
Хрогскб ёрттерсёхб1 астфаХЛ? фагтасттска сттосхеса той ртоХсасттт]каг рё тт]г ттаро-
8о той хророи error архскб 'сстторскб пирога. Вёрасог ттагтат? есгас отс ос
МогеррастсЛте? 8ёг рторойстаг, ёпсстт]ра тоиХахссттог, га ёттёрРоиг сттрг катаст-
тастг) пой el хе 8сарорфы0ес стто гт]стс кс бтс f) рбгт] Хйстг) пой апёреге сттой?
катоскоо? т)таг f) айто8скса. 'Н ©агатскт] ёктёХестт] рё Хс0ороХсстрб ы? ёкфрастг)
Хаскт]? opyfj? кас брабскт]? агтекбе- кт]стт]? есгас пагархасг] стигт]0еса.'Н косготгр
та 8сатг)рестас аХХт]Хёууит] кас апотрёпетас ётсте г] ёпептатстт] тт)? ёк8скг)стг)? тыг
0ешг стё рерогатрёго аторо23.
’Апб тг|г ё^ётастт] тсог кесрёгсог 8сапссттшгетас отс кас ос тре~с? пт]уё? 8ёг elrac
стйухроге? тсог уеуогбтсог пой персурафоиг.' Н а^сопссттса состтбсто тсог сттосхесыг пой
простфёроиг уса тс? персб8ои? ёрт]рсостт]? той гг)стсой rj уса тс? стхёстес? тои рё тс?
пеХопоггг)стсакё? пбХес? реРассогетас апб тт] стистхётсстт) рё тт]г пароистса т] апогстса
архасоХоускшг текрт]рссог кас апб тт] 8састтайр<остт] рартирссог пой афоройг тбг ейрйтеро
пеХопоггг)стсакб х<йро. ’ Ерсотт]рата прокаХойгтас апб тт] ргеса кас сттс? трее? пт]уё?
той Хс0ороХсстрой. Етт|г персптсостт] тг)?' Ауса? ’ ЕХёста? та праурата фасгогтас апХа.
Н ёк8г)Х(остт] тт]? рагса? той патёра тт]? рё Хс0ороХсстрб ёкХарРагетас со? поегт] ёгаг-
тсог айтой пой бсапраттес 0рт|сткеитск6 параптсора.' АпХт) 0есорестае акбрт] кас т]
20 “О.тт.
21 ПетрбхесХои, о.тт., ао. 116'117.
22 BX. Xpuaas А. МаХтё£ои, “Le I'amiglie degli Eudaimonoiannis c Venicr a Ccrigo dal XII al XIV sccolo. Problem!
di cronologia e prosopografia,” Rwista di Sludi Bizanlini e Slani 2(1982), a. 207 (^Вежпкп rrapovaia ата KvOr/pa.
’ApxetaKes, fiaprypies, “p- H [ AO^va, 1991]).
23 BX. Pauly\ nalencydopddu dor classischm Altartumswissmschaft, bd III, A, 2, (Movaxo, 1972), X. Steinigun&
91
пертптыар Tfjs dvTipeTojniap? Ttov emSpopewv рё XiOov?. Oi kotoikoi eivat Xiyoi Kai
aorrXoi. П016 ottXo, Xoinov, 0a pTav проафорбтеро yia Tpv avTipeTtoniap twv ex®P^v
атгб ti? пётре?, otov раХюта 6 тбпо? eivai yvcoaTo? <6? Xipa>8r]$ те Kai ттетры8г]$
каС &1фФ<5>)?24; Диаерррреьтр, avTiOeTa, napapevei p nepimnoap тр? QavaTtoap? ре
XtOoPoXiapo той топархр ата тёХр tov 12ои aitova. Гюте, av 8ev проке стат Kai ё8й
yia ХРПСТТ1 Хоуш ёХХесфесо? aXXov бпХои, тоте oi pi£e? той <|xiivopevov npenet
va avaCpTpGofiv aXXov.” A? appeiwOet oti p noivp той XiOoPoXiapofi Ф? iovSalKo eQipo
Sev avvpOi^eTai ата pv£avnva xpovia Kai oti паХаштера p ёпфоХр тр? Tipwpia?
elx6 апотропаёкб характера. Eivai хаРактррют1кб то irapaSeiypa Ttov катоСкыр twv
Kappwv тр? Меаопотарла? пой XiOoPoXpaav tov аууеХюфбро пой той? ёфере та vea
той OavaTou той ’ lovXiavou, акепа£орта? то тгтшра тои рё ашрб XiGcov25. Na пара~
ттёртт€1 арауе р тотпкр айтр napdSoap атб eneia68io тр? Tipiopia? той PaaiXta twv
’ ApKaSwv, ’ Арютократр, пой tov el^xav aKOTtoaei oi аортгатриоте? tov рё XtGopoXia-
po, yiaTi etx6 rrpoSwaet атой? SnapTiaTe? то ахёбю eniGeap? ёvavт^ov тр?
Етгартр?26 р va йпокрйпте! капою pvOoXoyiKO фХою ахет1кб рё тр XaTpeia тр?
поХещкр?’Афро8£тр? ттой то ауаХра тр? тбао ата Кйбрра оао Kai атр Хпартр Tpv
napiaTave evonXp27 28; Дёv eivai хшр(.$ appaaia то yeyovo? oti 6 апбрхо? тр? apxaia?
XaTpeia?, пара Tpv тapaypёvp iaTopiKp 8ia8popp той vpaiov, SiaTppeiTai £covTavd?
ата xpovia тр? Kvpiapxia? twv BeveTtov, oi onoloi фpovт^£ovv va аарттХёкош то ovopa
tcov Bevi6pp8<ov (Venter, Verier) рё то ovopa тр?’Афро8ггр? (Venere)w. ПоХй арубтера, ата
vewTepa ma xpovia, tov атгбрхо айто1> 0a tov [Зройре ат1? фavтaaтlкё? emvopaei?
twv TTepipypTwv ttov dva£pTouv ата apxaioXoyiKa катаХопта той vpaioft та
ёре1тпа той avaKTopov той MeveXaov29.
"Опш? ki av exovv та тграурата, ат£? трее? айтё? пруё? пой р avayvioap tov?
ттрёттее va апокабареТ атгб та атрфрата twv aTOixeiwi', та бтгоТа 8ёv avpKovv aTpv
ёттохр ной •пeplypdфovv, 6фе1Хоре т1? Х1уоатё? ра? yvoSaei? yia т£? тйхе? той vpaiov
тр? ’Афро81тр? пой акоХойОрае атр peaanoviKp nepio8o Tpv Tpoxia тр? пеХо~
novvpaiaKp? 1атор£а?. Ета ретёпе1та xpovia, otov рё Tpv пер1пётею тр? тётартр?
атаорофорса? ёука018рйета1 атб Aiyaio р [kveTiKp Kvpiapxia, р 1атор£а тр? vpai-
wTiKp? кошбтрта? аарпорейета1 рё a6Tpv тр? yeiToviKfj? Крртр? Kai та кпОрраГка
Spiopeva anopaKp6vovTai атабюка апб тр афа£ра ётррор? тр? neXonovvpaov. ’ АХХа
yia тр фаар айтр тр? KvOppaiKp? iaTopia? oi yvwaei? pa? noXXanXaaid£ovTai х^РЛ
otov пХойто tiov peveTiKwv apxeiwv, апотёХеара той урафеюкрат1кой naOov? tiov
BeveTiov.
24 BX. Xpiicas А. МаХтё£ои, “ AyvaxiToi eiSrjceis (1539-1540) nepi Mi)Tpo<t>dvovs Movt|ipaaias ёк той dp-
Xeiov той 8оика Tfjs Kpf)TT]s”, е^ааирСацата 5 (1968), a. 43.
25 Zwaipos, o.tt., a. 156. nppX. R. Hirzel, Die Strafe dtr Slemigung, (Darmstadt, 1967), a. 233.
26 Haucraviou EXXaSos rrepirjyrim^, Меасгг)и.ака Kai 'НХюка, eio., ретафр., атщ. N. Д. Паттахат<т), ’Екботиа)
(’AOrivtSv, 1979), сто. 76-77, 449.
27 BX. ПетрбхегХои, б. тт., а. 52, J. Richcpin, 'ЕХХгрлкг) pvftoXoyia, ётц. ёХХ. ретафрааг)? 2лт. MaptudTou,
т. 1, ’AOfjva, Р' ёк8., Х-Х-, U 304.
28 BX. Thiriet, “A propos de la Seigneurie des Venier”, o.n., o. 201.
29 TleTpdxetXov, o.n., o. 23 кё.
Византийский временник, т. 55
П. И. Жаворонков
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ГЕОРГИЯ АКРОПОЛИТА О ЗНАТНОСТИ
И СТРУКТУРЕ НИКЕЙСКОЙ ЗНАТИ
Понимание современниками знатности и их взгляды на структуру общества
являются изначально важными и необходимыми при изучении господствующего
класса этого общества. В исследовании социальной структуры и состава знати
Никейской империи не обойтись без рассмотрения взглядов одного из круп-
нейших историков XIII в. Георгия Акрополита* 1. Прежде всего нас интересует его
понимание знатности как определенного атрибута положения человека в общест-
ве, трансформация этого понятия в новых условиях по сравнению с предшест-
вующим периодом истории Византии. Не менее важными являются и его представ-
ления о структуре никейской знати.
Для обозначения знатности человека Георгий Акрополит использует раз-
личные определения2. Однако знать не была однородной, и историк хорошо это
понимал, когда давал то или другое определение знатности человека. Что же, по
мнению историка, делало человека не только знатным, но определяло степень
этой знатности? На первое место он ставит родовитость, знатность рода. По сло-
вам Акрополита, именно "знатное происхождение" (то euyEvec — 97.9; 136.26),
"знатность рода... и родство со знатнейшими лицами" (то тои yevouc 7TEpi<txxvE? ... Kai
то тгрос; тои? ЦЕуаХоис yvi)oiov тоитои — 100.17—18) позволили Михаилу Палеологу
претендовать на первое место среди знати и на императорский престол.
Родовитыми cyEvvdioi, yevouc KEputxxvEC, euyevec), по определению историка,
семьями были, помимо Палеологов, Петралифы (58.20), Стратигопулы, Торники,
Филы, Загороматиссы, Алиаты (154.25—155.9), Ангелы (60.4), Раули, Тарханиоты,
Синадины, Кондостефаны (66.14—22), Карианиты (159.19; 160.11), Цирифоны, Ла-
скари (79.26). Это была не только родовитая знать, к которой относил себя и
Акрополит3, ведущая свое начало с XI — первой половины XII в.4, но и состав-
ляющая высший слой знати, о чем прямо говорит историк5 . Именно их и еще не-
сколько столь же родовитых семей именует Акрополит как Ёукрггси, Ёлгатщог,
ЦЕуаХгк ЁтпфаУЕ'и avSpE? ( см. сн. 2).
Представители знати в первом поколении, выдвинувшиеся при никейских
императорах и занимающие низшие дворцовые должности, удостаиваются
© П И. Жаворонков, 1998
1 Georgii Acropolitae Opera. Lipsiae, 1903. Vol. 1. (Далее в тексте и сносках даются страница и строчка).
2 nEpufwviK (10.14; 11.7; 43.19; 100.17), «пфаудс (36.24; 66.23; 76.5; 156.22), о Хоуас (42.14; 128.20), ёукрггос
(43.16; 66.14; 159.19), jrpOKpiTOC (160.13; 188.14), хРДОТрОС (155.10), yvwpipoc (156.12), xgpiuvupoc (160.4),
ovopaaro? (151.10), реуас (160.4), evnpo? (77.21), «подрос (79.26), Kpeirrwv (77.19; 151.4), euyevpq (97.9;
136.26; 154.25), yevvatoc (58.20; 160.11).
3 Император Иоанн III Ватац (1222—1254). принимая Акрополита в Никее и определяя его на учебу к
ритору Экзаптериту. сказал, что делает это "вследствие знатности его рода" (5id toi to top yevooc
xtpi<|>avec — 49.18—19; см. также 46.19).
4 См.: Каждая А. П. Социальный состав господствующего класса Византии XI—ХП вв. M., 1974. С. 116-118.
5 ’Avbpec, evyevetc ка) где крытде Tvyxevovrec та&шс — 154.25—26.
93
определения ovopaoToi Kai yvwpipoi (таковы Кампан, Спартен, Ятропул и Куцулат
— участники заговора в Фессалонике в 1246 г. против деспота Димитрия —
79.24—25 6, кравчий Исаак Нестонг, Константин Хаварон и др. — 139.12; 151.9—12),
либо крЕггтои? (в основном это относится к низшим военачальникам: татий двор-
ца Феодор Калампак, великий этериарх Мануил Раматан, скутерий Ксилей —
139.10—11; 151.4). Но чаще низшая знать упоминается Акрополитом вообще без
всякого определения: грамматик Иоанн Макрот, Иоанн Макрин, великий архонт
Константин Маргарита и многие другие (139.10; 91.4; 90.6; 84.15; 123.7—18).
Большая часть названных Акрополитом семей родовитой знати
принадлежала к никейской элите, занимала высокие должности и стояла на
верхних ступенях иерархической лестницы7. Однако и титул и должность сами
по себе не имели решающего значения для Акрополита при определении
знатности того или иного должностного лица. Характерный пример с возвы-
шением Музалонов при Феодоре II Ласкарисе (1254—1258). Хотя Георгий
Музалон был протовестиарием (те. имел четвертый по значимости титул в
империи), а его брат Андроник — великим доместиком (пятый по значимости
титул), Акрополит не считал их принадлежащими к высшей знати, несмотря на
то, что "они были более других отличаемы покойным императором и поставл-
ены выше других по достоинству" (160.13—14). И дело здесь не в том, что они
были приближенными Феодора II, которого вся родовая знать, в том числе и
Акрополит, ненавидели за антиаристократическую политику. Ведь среди
приближенных Феодора II были протостратор Иоанн Ангел и протовестиарит
Карианит, которых император любил больше всех после Музалонов. И хотя
после прихода к власти Михаила Палеолога их постигла та же участь, что и
Музалонов, однако Акрополит признает их благородными (yEvvaioi — 160.11),
так как Иоанн Ангел был одним ало twv jjEyaAwv ка\ TtEpiwvvptov (160.4), а
Карианит — ало twv ... cyicpmov Bokovvtcov Eivai кат pEyioraviov (159.19—20).
Действительно, роды их были древними и славными.
Неприятие и "непринятие" Георгием Акрополитом Музалонов (хотя четыре
представителя этой семьи известны в XI—XII вв.)8 в ряды высшей знати заключа-
лись в его аристократическом понимании знатности. Тем более становятся
понятными его язвительные насмешки над такими новыми членами низшей воен-
ной знати, как скутерий Ксилей (по мнению историка, он действительно оправ-
дал свою фамилию, т е. дерево, чурбан — 139.7—9) или великий архонт Константин
Маргарита, "мужик и происходивший из мужиков, который умел только кричать”
(123.7—9). "Остальные же людишки (avOpama) не заслуживают долгого разговора,
а поэтому мы оставляем их без внимания, как людей презираемых (кататгефроУгщЕУоО"
(160.14—15), — замечает Акрополит, говоря о приближенных Феодора II
Даскариса.
Но титул и должность имели для Акрополита значение, если речь шла о пред-
ставителях знатных фамилий. Поэтому, вероятно, не последнюю роль в опреде-
лении Иоанна Ангела и Карианита "благородными" сыграли и их довольно
высокие должности. В то же время, возможно, по этой причине, но уже из-за низ-
кого титула, историк отказывает в знатности грамматикам Иосифу Месопотамиту
6 Акрополит поясняет, что из действительно знатных (oi бе nov етпотщыу) в заговоре принимали учас-
тие только Михаил Ласкарис и Цирифон — 79.25—26.
7 См.: Жаворонков П. И. Состав и эволюция высшей знати Никейской империи: Элита // ВО. 1991. С. 83—90.
8 Каждая А П. Указ. соч. С. 97. 151, 178. 203, 206.
94
и Никифору Алиату, чьи семьи известны с XI в., называя их "безвестными” (avwvupoi?
— 91.2—4), а Кампана (титул неизвестен), одного из руководителей заговора в
Фессалонике против деспота Димитрия, не причисляет к родовитой знати
(79.24—26), хотя представители этого рода занимали при Ангелах высокие посты.
Помимо благородного происхождения, соединенного с чиновностью, кото-
рое, несомненно, для Акрополита было основополагающим элементом принад-
лежности к знати, существовали и, так сказать, второстепенные признаки. Было
ли это богатство, которое еще с римского времени многими интеллектуалами в
отдельные периоды Византийской империи (из ближайшего к рассматриваемому,
например в XI в.) признавалось за отличительный элемент знатности? В сочине-
ниях Георгия Акрополита почти ничего не говорится о богатствах знати.
Исключение составляет упоминание историком наличия у него земельного вла-
дения (151.20—21). Однако из других источников, прежде всего документальных,
известно, что большая часть высшей никейской знати обладала крупными зе-
мельными владениями в Малой Азии9. Поэтому богатство, конечно, входило как
необходимый элемент в понятие знатности. Но оно, как и чиновность, само по
себе, по мнению Акрополита, не делало человека знатным.
Благородное происхождение в представлении Акрополита должно сочетаться с
моральными достоинствами и способностями человека, прежде всего с талан-
тами военачальника, личным мужеством, ученостью и умом. Так, Никифор
Тарханиот, представитель древного рода и принадлежащий к никейской элите,
вызывает у него уважение своим мужеством и способностями при защите
Цирульской крепости в 1237 г. (56.2—5), равно как и другой защитник этой крепости
через 2 года "благородный муж" (avrjp yEvvaio?) Иоанн Петралифа, человек
храбрый и с детства упражнявшийся в воинских искусствах (58.18—21). Николай
Котерц заслужил в битвах такую славу, "что все говорили, что не было и не будет
такого человека" (51.22—26). Акрополит неоднократно подчеркивает личное
мужество и полководческие способности императоров Феодора I Ласкари-
са, Иоанна Ш Ватаца, Михаила УШ Палеолога, его братьев и других предста-
вителей высшей знати10, не забывая отметить эти качества и у некоторых лиц
низшей знати11, что, однако, не давало им никаких шансов возвыситься в глазах
Акрополита.
Вторым моральным достоинством знатного человека, условием его полез-
ности и ценности были, по мнению Акрополита, образование и ум. Образованный
человек вызывает у него уважение. С гордостью он передает слова императора
Ватаца, полностью присоединяясь к этому мнению: "самые знаменитые из всех
людей — император и философ" (49.21). Говоря о представителях никейской
элиты после смерти императора Феодора П, он сообщает, что положение дел в
империи тревожило людей умных (тои? ЁхЁфроуас —157.20). Напротив, бездарный
и глупый вызывает у Акрополита злую иронию, которая адресуется в основном
лицам, выдвинувшимся из низов в царствование Иоанна Ш и Феодора П, а также
духовенству, прежде всего патриархам. Только о Михаиле IV Авториане и Гер-
9Angold М. Byzantine Government in Exile: Government and Society under the Laskarids of Nicaea (1204—1261).
L., 1975. P. 121—146.
,0См.: Жаворонков П. И. Некоторые аспекты мировоззрения Георгия Акрополита // ВВ. 1986. Вып. 47.
С 129—130.
11 Ксилей был человеком, опытным в военном деле (141.14—18), Константин Хаварон — отличным
воином (164.18—19).
95
мане II он отзывается как об образованных и знающих свое дело высших духов-
ных пастырях (11.15—18 ; 71.22—23)12.
Таким образом, знатный человек в понимании Георгия Акрополита, одного из
идеологов и представителей родовой знати13, это, прежде всего, принадлежа-
щий к древнему и славному роду, прославленному предками в истории, зани-
мающий довольно высокую должность, т е. имеющий властные функции, владею-
щий недвижимостью, образованный и обладающий воинскими способностями,
столь необходимыми в Никейской империи, беспрерывно ведущей борьбу за вос-
становление Византии.
Если сравнить взгляды Акрополита о знатности с представлениями визан-
тийских интеллектуалов XI—XII вв., то довольно четко заметно сходство его взгл-
ядов с мышлением большинства писателей комниновской эпохи, когда родо-вит-
ость, благородное происхождение, соединенные с чиновностью и мораль-ными
достоинствами, составляли основу знатности14. Его взгляды были, в известном
смысле, новой аристократизацией понятия знатности, сменившей традиционное
как для XI в., так и для времени Ангелов понимание знатности прежде всего как
богатства, служебного положения и личных достоинств15. Разумеется, такое пон-
имание знатности не отражало в целом общественного сознания как всего
никейского общества, так и его выдающихся представителей. Несколько иных
взглядов придерживались Феодор П Ласкарис и Никифор Влеммид, но это уже
выходит за рамки данной работы.
Обратимся теперь к другому аспекту поставленного в статье вопроса: какой
представлял Акрополит структуру знати в империи. Историк в своих произве-
дениях не дает четкой классификации, но анализ его определений, разбросан-
ных в разных местах "Хроники", позволяет считать, что знать, по его мнению, по
своему положению и рангу делилась на мегистанов, родственников императора
и архонтов.
Мегистаны16 — высшая знать в империи, в основном элита. Их роды были знат-
ными и родовитыми или, по выражению Акрополита, "evyevei? кой тгк лрсоттк —
Ttx&wc” (154.25—26). Число их было невелико. Из 12 родов элиты17 к мегистанам
относились вне всякого сомнения 9 (если не считать царствующей семьи
Ласкарей, Ватацев и Палеологов), а также Карианиты, Загороматы, Алиаты,
Кавалларии, Нестонги, Камицы, Филантропины, Кантакузины, Петралифы, Враны,
Априны18 и, возможно, еще несколько родов. Все они были тесно связаны между
собой брачными союзами, породнены с царствующими фамилиями. Мегистаны
всегда сопровождали императоров в важных встречах (70.5), возглавляли де-
легации к императору (77.17), посольства к иностранным государям (30.4), по-
скольку на них "лежала, — по выражению Акрополита, — забота об общественных
делах" (159.12).
Историк особо выделяет немногочисленную группу высшей знати, которую
12 Подробнее см.: Жаворонков П. И. Некоторые аспекты... С. 132.
13 Стратигопулов, Торников, Раулей, т.е. элиту родовой знати, он называет npouxovrec; twv qpetEpwv
(188.30).
14 Каждая А. П. Указ. соч. С. 34, 38, 42 и др.
15 Там же. С. 32—33, 53.
16 MeyioTave? — 159.20. Однако Акрополит в отличие от Георгия Пахимера, в основном, употребляет
вместо этого слова термин oi irpouxovret — 7.12 ; 30.4; 70.5; 77.17; 158.6; 159.11; 188.30.
17 Жаворонков П. И. Состав и эволюция... С. 83—88.
18 154.25—155.9; Georges Pachymeres. Relations historiques / Ed. A.Failler. P., 1984. T. 1. Livres 1—III. P. 12-14.
96
составляли члены императорской семьи19 , облеченные самыми высокими титу-
лами (деспот, севастократор, кесарь) и должностями. Их влияние особенно
проявилось в правления Феодора I Ласкариса и Михаила VIII Палеолога20. При
Ватаце лишь Исаак Дука носил традиционный для брата императора титул севас-
тократора (101.7—9).
Значительная часть средней и низшей знати определяется Акрополитом как
архонты (oi dpxovTE? — 184.14). Архонты не были однородны по своему социаль-
ному и общественному положению. Наиболее знатные и выдающиеся (oi тгрокрггоО
занимали должности логофетов, глав фемной администрации и т.д. Они входили
в свиту императора. Так, Георгий Акрополит отмечает, что Михаила VIII при
вступлении в Константинополь в 1261 г. сопровождали не только высшие
гражданские лица, но и избранные архонты21. Были они и среди провинциальных
землевладельцев, занимающих различные должности в местном самоуправлении,
так называемые фемные архонты22. Следовательно, к архонтам Акрополит
относил большую социальную группу знати, от различных логофетов (одним из
таких был Агиофеодорит, логофет стад — 53.15), императорских секретарей
(Месопотамит, Валсамон)23 до скромных землевладельцев.
По своим общественным функциям никейскую знать Георгий Акрополит раз-
делял на три большие группы. Первой и главной по своему весу была военная
знать, включавшая все 12 семей элиты, а также полководцев (oi атратг|уо1 twv
OTpanwTwv — 99.14; 109.8—9), командиров и военачальников отдельных отрядов
(oi twv отрапшпкшу тауцатшу — 156.19; тшу отратеицатшу креитоис; — 189.14). Во
главе военной знати на протяжении длительного времени (до 1247 г.) стоял ве-
ликий доместик Андроник Палеолог (45.20—23; 66.15—18; 83.17—22).
Вторую группу составляла гражданская знать (oi twv ev teAei — 7.12; 42.14;
99.14; 109.8; 156.19; 159.13; 188.13), от великого логофета, дуки фемы и эпарха до
прокатемена и судьи. Во главе ее стоял на протяжении более 30 лет вплоть до
своей смерти в 1247 г. месадзон Димитрий Торник24. Третья группа включала
высших церковных иерархов (oi Аоуабес; rfjt; ЁккАг|о1а? — 11.8; oi тои is рос
катаАбуои — 156.21) и провинциальную церковную знать (6 is рос; катаАоуос; —
158.22).
Самые знатные представители каждой социально-общественной группы знати,
занимающие высшие должности, составляли, как неоднократно указывает
Акрополит, императорский совет, или синклит (сенат). Правда, сам термин
синклит он употребляет лишь дважды. Один раз в "Хронике", причем в
староаттической форме (twv тгк ^иукАибо? — 99.15), а второй раз в "Надгробном
слове императору Ватацу"25. Однако в "Хронике" историк неоднократно под-
черкивает, что при решении важнейших вопросов государства вместе с импера-
тором или без него собирались представители высших слоев всех групп знати
(93 1—4; 99.3—11, 100.16—21, 109.9—11, 154.25—26, 155.10). Так, после смерти
и npoayEvei? (42.13), TTpooHKovnov т<р ytvei (43.15). За весь период Никейской империи их было
15 человек по мужской линии
2 ,1 Жаворонков П. И. Состав и эволюция... С. 84—86.
21 Tdjv ev teXei ttcIvtec ка\ apxovTicv лрбкргпл — 188.13—14.
22 Angold M. A Byzantine Government... P. 71; Idem. Archons and Dynasts: Local Aristocracy and the Cities of the Later
Byzantine Empire // The Byzantine Aristocracy. Oxford, 1984. P. 236—253.
23 91.2—5; Theodori Ducae Lascaris Epistulae CCXV1I / Ed. N. Festa. Firenze, 1898. P. 159—161.
24 Angold M. A Byzantine Government... P. 155—159.
25 П YEpovoia — Georgii Acropolitae Opera / Ed. A. Heisenberg. Lipsiae, 1903. T. 2. P. 14.1.
4 — 3818
97
Феодора II и убийства братьев Музалонов "первые лица ромейского народа, ко-
торые состояли из высших гражданских лиц, командиров войск вместе с глав-
ными лицами священного чина, — с ними был патриарх и некоторые знатные
архиереи, — собрали совещание о положении дел в обществе" (156.19—23). Это был
своего рода синклит (сенат), с особенностями, присущими ему в Никее26 .
Структура никейской знати, данная Георгием Акрополитом, в целом подтвер-
ждается для начального периода империи сведениями патриарха Михаила
Авториана27, а для конца государства свидетельствами Георгия Пахимера28.
Представления никейского историка о структуре знати дают современному ис-
следователю основу для более тонкого анализа разрядов знати, более четкой их
градации, количественного и качественного их состава.
26Подробнее о синклите в Никее и его роли см.: Rayband L.P. Le gouvemement et Fadministration centrale de
1’Empire byzantine sous les premiers Paleologues (1258—1354). P., 1968. P. 52—53; Tsirpaniis C. Byzantine
Parliaments and Representative Assemblies from 1081 to 1357 // KXqpovopia. 1973. 5. P. 66—67; Angold M.
Byzantine Government... P.73—74; Жаворонков ПИ. Избрание и коронация никейских императоров //
ВВ. 1988. Вып. 49. С. 55—56.
27Патриарх в синодальном послании от 1208 г. сообщает, что все члены императорской семьи, мегис-
таны, архонты, все гражданские и военные дали клятву верности Феодору I и его сыну Николаю. См.:
Oikonomides N. Cinq actes inedits du patriarche Michael Autoreianos // REB. 1967. 25. P. 123.8—11.
28 Знать в Никее, по определению Пахимера, делилась на сиклитиков (сенаторов), членов император-
ской семьи, архонтов и военных (ooov qv то Tfjc уероиoiас ка! ooov той 0aotXeiou yevou те raiv
apxovTwv кал ooov тпс агратеыпкпс та£еыс — Georg. Pachym. Р. 65.14—15). Перечисляя несколько
ниже вновь разряды знати, Пахимер к уже названным добавляет гражданскую (служилую) знать
(ooov qv twv ev TeXet — Ibid. P. 189.8). Следует отметить, что ни Авториан, ни Пахимер не упоминают
церковную знать.
Византийский временник, т. 55
Т. С. Lounghis
SUR LES PREMISSES THtiORIQUES DE LA RECONQUISTA BYZANTINE
DANS LA P£NINSULE IB£RIQUE AU Vie SlfcCLE
Etant donne que la conquete partielle de la peninsule iberique sous Justinien ler a ete racontee
plus d’une fois* 1, mon but essentiel consiste ici a essayer de trailer la cause ou les causes, pour laque-
lle ou lesquelles la Reconquista iberique resta partielle et inachevee2. Je ne vais pas du tout repro-
duire les raisons “realistes” avancees par les chercheurs contemporains3 qui menent a des conclusions
abstraites, comme quoi une reconquete totale de la peninsule iberique se situait au-dela des possi-
bilites byzantines, vu que Constantinople se trouvait tres loin de ce theatre d’operations. Je pense que
tout ceci devrait etre bien connu, voire calcule par une administration si efficace, comme celle de
Justinien. De meme, je n’ai jamais pu croire que les distances geographiques a I’echelle mediter-
raneenne aient pu conditionner d’une fa$on quelconque les projets oecumeniques d’unJustinien, qui
declare ses visees tres clairement dans sa Novelle no 30,11,2 (ed. Schoell-Kroll, p. 234): usque ad
utriusque oceanifines: pcxP1 про? екатерои toiceavdv opicov. D’ailleurs, si Constantinople et les
partes Orientis en general se trouvaient loin de la peninsule iberique, la conquete de 1’Espagne debuta
apres la campagne de Narses en Italie, done apres 551/552, lorsque la conquete de 1’Italie semblait
assuree, ou presque. En plus, le commandant en-chef de I’expedition espagnole fut le patrice bien
connu Petrus Marcellinus Felix Liberius (465-554)4 et tout porte a croire que I’expedition espagnole
eut comme point de depart 1’Italie5. On ne saurait done attribuer aux distances plus d’importance
qu’elles ne meritent en realite.
Ainsi, si les sources byzantines, dans le sens etroit du terme, ne mentionnent point cette recon-
quete lointaine et inachevee par surcroit, ceci s’explique par la mention tardive (Xе siecle) de
1’empereur Constantin Porphyrogenete (945-959) qui, ayant a gouverner un empire oriental,
© T.C. Lounghis, 1998
1 F. Gorres, “Die byzantinischen Besitzungen an den Kiisten des spanisch-westgotischen Reiches (554-624)”, BZ 16
(1907), 515-538. P. Goubert, “Byzance et 1’Espagne wisigothique”, Etudes byzantines 2 (1944), 5-78. Du meme,
“L’administration de 1’Espagne byzantine. I: Les gouverneurs de 1’Espagne byzantine”, Etudes byzantines 3 (1945), 127-
142. Du meme, “L’Espagne byzantine. Administration de 1’Espagne byzantine (suite). Influences byzantines religieuses
et politiques sur 1’Espagne wisigothique”, Etudes byzantines 4 (1946), 71-134. A. P. Корсунский. К вопросу о ви-
зантийских завоеваниях в Испании. Виз. Врем. 12 (1957), 31-45.
2 J’ai deja essayc de formuler cette hypothese sans rentrer dans les details; cf. T. C. Lounghis, “'0 trpioTOS аитократор
Pwpaitov каС 6 преото?'Paipaitov dtrdvTwv.’H dvoXoKXqpamr]” Recqmquista SvppeiKTa KBE/EIE5 (1983), 217-
247. Du meme," ’H ’ louaTivtdvcia Meaoyetos Kai tcXos Tqs ₽v£avTtvqs oiKOupeviKfis iSeoXoyiag”,
BvCairriieos Adpo? 2 (1988), 75-88.
3 A. P. Корсунский. Готская Испания. Очерки социально-экономической и политической истории,
(Москва, 1969). R. Menendez-Pidal, Historia de Espana. Ill: EspaOa visigoda, (Madrid 1940). E. A. Thompson, The Goths
in Spain, (Oxford, 1969). D. Claude, Geschichte der Westgolen, Stuttgart et al., 1970.
4 Cf. The Prvsopqgraphy of the Later Roman Empire, by J. R. Martindale, vol. II, 395-527, (Cambridge, 1980), 677-681.
5 La mention de 1’envoi de Liberius en Espagne se trouve dansjordanes, Getica 303 (MGH AA, 5, 1, 136):... ubi et Liberius
patricius cum exerdtu dcstmatur. Cf. aussi Goubert, “Espagne”, Etudes byzantines 2 (1944), 8. D’aprds I’ordre chronologique
des evenements de la vie du senateur (PLRE II, 680), il semble que Liberius se trouvait en Sicile a la tete d’une armee
navale en 550, d’ou il a du partir pour Constantinople, remplace a son poste par Artabanes, et a Constantinople il a
dfl etre nommc commandant en chef de I’expedition espagnole. Etant donne que 1’expddition occupa aussi les
Baleares, et vu que la Sicile entretenait une flotte jusqu’a sa prise par les Arabes, je pense que I’expedition espagnole
ne pourrait avoir en 552, lorsque les Francs trainaient encore en Italie, un point de depart plus sur que la Sicile.
4*
declare solennellement, que les affaires espagnoles n’ont pas etc traitees par nos historiens (trapd
tols Г)ретеро19 ioTopiKOts ou -уёуратттас), depuis que Rome a cte conquise par les Goths en
410 (DAI, 21, 31, p.86, ed. Moravcsik-Jenkins). Cela veut dire, que les theoriciens de 1’em-
pire d’Orient ne sont pas censes de traiter les affaires d’un pays comme 1’Espagne, qui est recon-
nu occidental dans le sens administratif remain6.
Pourtant, il existe un seul historien byzantin du Vie siecle, done un contemporain de la
Reconquista iberique, qui mentionne la presence de troupes byzantines en Espagne, bien que
d’une facon accidentelle; se plaignant de la grande dispersion de Farmee romaine sous Justinien,
Agathias de Myrina, un veritable apologete de la Reconquista dans son ensemble7, remarque
avec raison que des contingents byzantins peu nombreux trafnaient en Espagne, comme en
Italic, en Afrique, au Caucase, en Egypte et a la frontiere perse (Histoire, V, 13, 8, ed. К e у d e 11,
p. 180). Aussitot apres cette mention breve et tendancieuse en meme temps, Agathias est
empresse de nous affirmer que Justinien n’avait conquis dans son entite (£ирлтасгаи), que 1’Italie
et 1’Afrique (V 14, 1, ibidem), ce qui nous mene ineluctablement a la conclusion, que notre
auteur eprouve un certain malaise du fait que les troupes imperiales n’ont pas conquis entiere-
ment 1’Espagne, comme le firent a propos de 1’Italie et de 1’Afrique, bien que I’expedition espag-
nole eut lieu precisement dans les cadres chronologiques 552-558, qui servent comme termes
dans son histoire. Lorsqu’un oecumeniste declare se plaint, meme implicitement, du fait que la
reconquete en Espagne soit restee inachevee sans 1’avoir decrite du tout, on est en plein droit
d’essayer de discerner ce qui se cache derriere ses demi-aveux.
Et, en effet, il у a tres longtemps deja que, dans une etude penetrante8, Leon Levillain
avait soutenu que, depuis 507/8, les Francs resolvent 1’acquiescement de Constantinople a tout
attentat de campagne contre les Wisigoths d’Espagne et que, depuis lors, on peut parler d’une
entente franco-byzantine. De mon cote, j’ai essaye de donner a cette alliance un contenu poli-
tique et religieux en meme temps9 10, de sorte que 1’on puisse parler au Vie siecle de profectu catholico-
rumlu, comme 1’affirmera le roi rnerovirigien Theodebert ler (534-548) a Justinien et d’une ortho-
doxie qui rend cette guerre commune contre I’heresie arienne (86£а те 6p0f| Ttotei ттоХецои
тби8е Kotvov, diroociopci/q Tqv’Apetai'aiv' •yudip.qv ..., Procope, BG I, 5, 8-10, ed. Haury-
Wirth, II, 26). C’est en ces derniers termes que Justinien pose le probleme aux rois francs dans
une de ses lettres, oil il annonce a ses allies catholiques sa decision de combattre les Ostrogoths
d’Italie; d’ailleurs, expliquent ses ambassadeurs aux rois merovingiens, 1’empereur n’aurait
jamais commence cette guerre de reconquete sans que les Francs — genereusement recompen-
ses d’avance pour leur alliance — se soient formellement engages a prendre part a la lutte anti-
h Ainsi, dans De administrando imperio, les deux chapitres 23 et 24 qui sont dedies a la peninsule iberique ne contien-
nent, a juste propos, que des renseignements d’ordre “encyclopedique”, dirait-on (cf.J. P. Arrignon - J. F. Duneau, “La
frontiere chez les auteurs byzantins Procope de Cesaree et Constantin VII Porphyrogenete”, in Helene Ahrweiler
(ed.), Geographica Byzantina, (Paris, 1981), 17-30, dont les conclusions ne semblent pas convaincantes.
7 Sur Agathias, cf. Averil Cameron, Agathias, (Oxford, 1970). O.Veh, “Der Geschichtsschreiber Agathias von Myrine”,
Wissenschaftliche Beilage zum Jahresbericht 1952/1953 des Humanistischen Gymnasiums Fiirth im Bayreuth, 1953. J. Irmscher,
“Zur Weltanschauung des Agathias”, Wissenschaftliche Jeitschrijt der Friedrich-SchiUer-Unwersiiat Jena, Gesellschafts-und
Sprachwissenschaft, Reihe 13, 1964, Sonderheft. Tagung fiir allgemeine Religionsgeschichte, 47-53. Du meme, “Uber
die Weltanschauung des Agathias. Methodische Vorfragen”, Studia Patristua 9: Texte und Untersuchungen zur Geschichte der
aluhristlichen Literatur 94 (1966), 63-68. ЗВ. Удальцова, “Мировоззрение византийского историка Vl-ro в.
Агафия Миринейского”, Виз. Врем. 29 (1968), 153-169.
8 L. Levillain, “La crise des annecs 507-508 et les rivalites d’influence en Gaule de 508 a 514”. Melanges Fl. Jorga, (Paris,
1933), 537-567.
9 T. C. Lounghis. “Обращение в христианство господствующего класса Восточной римской империи во
второй половине пятого века”. Proceedings of the Byzantinological Symposium in the 16th International Eirene conference,
Academia, (Prague, 1985), 69-73.
10 Ce qui a etc remarque aussi par G. Scheibelreiter, “Vester est populus meus. Byzantinische Reichsideologie und ger-
manisches Selbstverstandnis”, in: Das Reich und die Barbaren, (Wien, 1989), 203-220.
1ПП
arienne (Procope, BG IV, 24, 13, ibidem II, 619). La haine commune des Goths, invoquee dans
la lettre de Justinien avec la foi commune, est confirmee par les faits et n’a ete jusqu’aujourd’hui
contestee par personne1
En meme temps que 1’empereur invite a la lutte commune ses allies catholiques, chez les Goths
regne encore 1’Arianisme; en Espagne wisigothique ou regne 1’ostrogoth Theudis (531-548),
envoye jadis par Theodoric le Grand d’Italie (493-526), Гоп craint a juste titre une attaque
franque contre ce souverain, pilier de 1’alliance entre ariens (...pr] oi ттоХерои ттрб? 8ouXov tov
airrov 8ia<j>€povTt oi Фраууоц <i>S to cIkos, dTravrqoovai), selon le temoignage explicite de
Procope de Cesaree (BG I, 12, 52, ibidem II, 70). Il ne peut subsister le moindre doute, a mon
avis, que la haine commune des Coths qu’eprouvent Francs et Byzantins a comme objet non
seulement les Ostrogoths d’Italie, contre lesquels est dirige 1’effort principal de la Reconquista,
mais aussi les Wisigoths d’Espagne, qui vivent sous la menace perpetuelle d’une invasion franque
depuis 50711 l2. Il suffit de rappeler sous ce rapport que le catholicisme (orthodoxie) et la haine con-
tre les Goths sont attribues en 507 a Clovis (481-511) d’une fatjon bien nette par Gregoire de
Tours, II, 37: “C’est avec beaucoup de peine que je supporte que ces Ariens occupent une partie
des Gaules. Marchons avec 1’aide de Dieu et quand ils auront ete vaincus nous soumettrons leur
terre a notre domination”. En 548 selon toute vraisemblance, le petit-fils de Clovis Theodebert
ler pretendra que parmi les nations (gentes) qui lui sont soumises, les Wisigoths d’Espagne occu-
pent une place bien meritee (colla subdentibus edictis, ideoque, deo propitio, Wisigotis ..., Epistula
Austrasica no 20:MGH, Epp.III, 133), et tout ceci au nom du progres des puissances catholiques
(de profectu catholicorum}, ce qui doit satisfaire aussi 1’empereur Justinien, comme le temoignent ses
lettres (sicut etiam litterae vestrae testantur, ibidem), malheureusement perdues aujourd’hui13.
Il est legitime done de se demander, ce qu’il en fut de cette alliance, si ardemment clairon-
nee de part et d’autre, jusqu’a la mort de Theodebert ler ou presque14. A dire vrai, on ne s’en
apenjoit pas pendant les annees cinquante du Vie siecle, lorsque fut entreprise la conquete
partielle de la peninsule iberique. La raison nous en est narree dans le discours du senateur
Leonce, ambassadeur byzantin accredits aupres du roi merovingien Theodebald ler (548-555)
en 551/552: le pere de Theodebald Theodebert avait conquis entre autres des territoires ital-
iens qu’il n’etait pas autorise par les traites anterieurs d’occuper (Procope, BG IV, 24, 11-15,
ibidem II, 618-619)15. Lorsque Narses se met en marche avec son armee contre 1’Italie en
551/552 egalement, il trouve une garnison franque dans les Veneties (Procope, BG IV, 26, 18,
ibidem II, 632-633); en 552, le roi ostrogoth Totila (541-552) espere pouvoir attirer dans une
alliance les Francs (BG IV, 33, 7: II, 662); son successeur Teia (552-553) decouvre que les re-
doutables Francs sont refractaires a toute sorte d’alliance et qu’ils tachent d’annexer eux-
memes 1’Italie (BG ГЦ 34, 18:11, 669). Ainsi, on peut deduire qu’a 1’heure ou commence 1’ex-
11 II est quelque peu regrettable que M. Me Cormick, Eternal Victory. Triumphal Rulership in Late Antiquity, Byzantium and Early
Medieval West, (Cambridge-Paris, 1986), 335 et s. ne sache pas disting<uer entre victoires remportees sur heretiques et
celles remportees dans les luttes intestines franques. A mon avis, il doit у avoir une difference.
12 Ceci est la conclusion principale de N. Aeberg, “Die Franken und Westgoten in der Volkerwanderungszeit”, (Upsalla,
1922). Cf. aussi F. Lot, “La Vita Viviani et la domination visigothique en Aquitaine”, Melanges R Fournier, (Paris, 1929),
467-477.
13 A. Gasquet, L’empire byzantin et la monarchie franque, (Paris, 1888). W. Gundlach. “Die Sammlung der Epistulae
Austrasicae”, Neues Archit) der Gesellschaftjur altere deutsche Geschichtskunde 13 (1888), 365-387.
14 Le chroniqueur Marius d’Avenches (Marius Aventicensis) appelle Theodebert ler Theodebertus, rex magnus Francorum
(MGH AA, XI, 236), manifestement a cause de ses conquetes, faites en accord avec l’empire.
15 Sur 1’ambassadeur byzantin Lconcc, cf. T. C. Lounghis, “Mia ауиаютг) oiKO-yeveia Bviamviov npeapeuTwv rqu
етгоут) tov ’ Iovotivtavov”, Паргатгд? 17 (1975), 556-561. Il est remarquable qu’une ambassade ostrogothique
aupres de Theodebald ler mentionnee par Agathias, (1,5, 1-8, p. 16) pretend que les Goths occupent 1’Italie depuis
Theodoric le Grand avec 1’accord et 1’autorisation de 1’empereur Zenon (474-475 et 476-491), ce qui est vrai dans
1’ensemble.
perdition espagnole, moment qui coincide, pour ainsi dire, avec le debut de 1’histoire
d’Agathias, 1’alliance catholique contre les Goths ne doit pas avoir etc active16. Pourtant, 1’of-
fensive contre le royaume wisigoth est dedenchee uniquement du cote byzantin qui profile de
la guerre civile entre Agila (549-554) et Athanagild (554-567) pour pouvoir mettre pied au lit-
toral mediterraneen de la peninsule iberique dans les annees 552-554, selon toute vraisem-
blance17.
D’apres Ferdinand Lot18, le pretendant Athanagild devrait etre secret catholique; si cela est
vrai, ce seul fait suffirait pour expliquer I’ensemble de 1’entreprise, aussi bien que le rem-
placement de 1’alliance franque par la revolte d’Athanagild du cote byzantin. 11 faut avouer
toutefois que les pauvres donnees des sources dont on dispose ne laissent point meme sous-
entendre une pareille eventuality. Ce point de vue est quelque peu soutenu par la juste remar-
que de Rafael Altamira19, comme quoi Г element local n’a pas du s’opposer au debarquement
byzantin, etant donne que la major!te de la population etait catholique et que, par con-
sequent, 1’occupation a du etre relativement facile. Ceci fut aussi le point de vue de J. A.
Kulakovsky20, bien que seul 1’appui de f element indigene ne suffit pas pour expliquer 1’envoi
d’un contingent peu nombreux selon toutes les indications qui, d’apres Gregoire de Tours, IV,
8, “penetra dans les Espagnes et envahit plusieurs cites”. Quant a 1’historien local qu’est St.
Isidore de Seville, son point de vue est simple: Athanagild qui aspirait a une tyrannide (cela
veut dire qu’Athanagild n’est pas considere au debut de son entreprise comme un souverain
legitime), demanda a Justinien des renforts militaires (militum auxilia... poposcerat), qu’il ne put
ensuite chasser hors des frontieres de son royaume (quosposted submovere a finibus regni molitus non
potuit..., Chron. 47: MGH AA, XI, 286)21. D’apres E. Stein22, Farmee imperiale ne saurait
avoir ete nombreuse, puisqu’a ce moment le plus grand effort militaire etait fait pour la con-
quete de 1’Italie, mais ne devrait-on pas rappeler a cet egard que farmee qui avait debarque
quelques vingt ans auparavant en Sicile sous Belisaire etait presqu’aussi peu nombreuse que
celle que Justinien confia a Liberius23, pour la conquete de la peninsule iberique? Bien qu’en
Sicile les imperiaux ne s’attendissent a un soulevement pareil a ceiui d’Athanagild, j’ai 1’im-
pression que, dans les deux cas, Justinien avait en vue la conquete partielle de 1’Italie et de
1’Espagne, ce qui est insinue maintes fois par les historiens Procope et Agathias pour ce qui est
de 1’Italie24, pendant que le reste de la conquete, c’est-a dire les regions septentrionales de
1’Italie et de 1’Espagne, etait confie aux troupes catholiques alliees. Il reste a voir quel peut etre
le fondement d’une pareille hypothese.
Ib Le danger de voir 1’Italie devenir franque est signale aussi par Agathias, 1, 7, 8, ibidem, p. 19: ...ioovto (AevOapts Kai
BovTiXtvos) anaaav три'iTaXiav oiKeiou avTots eaeOat ктрца Kai про XiKeAiav KaSegetv. II s’agit done
d’une lutte entre Byzantins et Francs pour la possession de 1’Italie; cf. aussi 1,20,2, ibidem, p. 35: ...Фрауу<>1...архои'
Tas те ai>Tots ётатраоисл. Фраууои;. Narses de son cote cherche a ganger ses troupes a 1’opinion que ...avOts
eaouTat troXegot Фрау-yiKoi (Agathias, II, 11, 4, ibidem, p. 55).
17 Cf. Gregorii Magni, Registrant Epistolarum, ed. P. Ewald-L.Hartmann: MGH Epp. 1, 2, 225-226: ... utpiissimo imper-
atori scriberem. quatenus pacta in cartofilacio requireret, quae dudum inter piae memoriae Justinianum principem el jura regni vestrifuer-
ant emissa, ut ex his colligeret quid vobis servari debuisset...
18 F. Lot. La fin du monde antique et le debut du Mqyen-Age, (Paris, 1964), 290.
19 R. Altamira. “Spain under the Wisigoths”, in The Cambridge Medieval History, vol. II, (Cambridge, 1967)6, 162-163.
20 Ю.А.Кулаковский, История Византии, T.ll,( Kiev, 1912), 174-175.
21 De cette volte-face d’Athanagild, on pourrait tres bien deduire qu’il n’etait pas catholique secret, mais qu’il se servit
tout simplement des troupes byzantines tant qu’il etait simple pretendant. Pour le reste, il se comporta en roi wisigoth
typique.
22 E. Stein, Histoire du Bas-Empire, vol. II, (Paris-Bruxelles-Amsterdam, 1949), 562-564.
21 Cf. B. Lavagnini, “Belisario in Italia. Storia di un anno di guerra (535-536)”, Atti dell’Accademia di Science e Arti di Palermo,
Serie IV, 8 (1947-1948). A. Pertusi. “Ordinamenti militari, guerre in Occidente e teorie di guerra dei Bizantini (secc.
VI-X)”, Seltimane di studio del Centro Italiano di studi sull’Alto Medioevo 15(1968), 631-700.
24 Cf. Lounghis, article cite plus haut, n. 2., p. 236. 238-239.
102
Evidemment, il n’est point necessaire d’evoquer ici une fois de plus la parente entre
Ostrogoths et Wisigoths, mise a jour par tant d’auteurs contemporains25. Ce qui peut etre
considere comme important dans le cas precis c’est que cette parente entre Goths s’oppose
constamment au catholicisme de 1’alliance francobyzantine chez Procope. Ainsi, chaque fois
que les Wisigoths se sentent menaces par I’agressivite des allies catholiques, les Ostrogoths leur
pretent main forte26. D’apres le meme Procope (BG I, 12, 45-47, ibidem II, 69), Theodoric
d’Italie parvient pendant la guerre de 507/508 a sauvegarder par les armes quelques terri-
toires wisigothiques en Gaule menaces par la rapacite franque et arrive au point de maintenir
en Espagne toute une armee ostrogothique sous Theudis, craignant une guerre de la part des
Francs. L’attaque attendue est declenchee par I’allie de Justinien Theodebert ler et mene a la
perte de tous les territoires gaulois restes grace a Theodoric le Grand sous controle wisigoth-
ique jusqu’alors; les survivants se refugient chez Theudis en Espagne (Procope, BG I, 13, 11-
13, ibidem II, 72: ...GevSipepTos... eXa|3e Kai FaXXlas dtrooov OvitnyoTQot Xa/ovTes
eiX°v тсор Se qoaqpevwu ol тгерсорте? ёк FaXXtag £i>v ywai(l те ка1 Traialv avacr
TavTes тгара QevSiv es'lairaidav ... ёхырграи). On remarquera avec raison que, d’apres
ce passage de Procope, Theodebert ler acquiert le droit de declarer avoir soumis les Wisigoths,
comme le fait dans sa lettre a Justinien, meme lorsqu’il ajoute que sa domination s’etend
jusqu’au littoral de I’Ocean, avec 1’aide de Dieu (usque in oceanis litoribus custodimte deo dominatio
nostra porrigetur... Epist. Austr. 20, ibidem). Mis a part le fait evident que Theodebert conquiert
justement les regions septentrionales du royaume wisigothique, ce qui est en parfait accord
avec I’hypothese qu’on vient de formuler, il s’agit ici ni plus ni moins de 1’accomplissement
du programme annonce par Justinien dans la Novelle no 3O27, oil il emploie presqu’ exacte-
ment les memes termes (usque ad utriusque oceani fines'), du programme que Justinien n’aurait
jamais mis en execution sans le concours militaire franc. On voit done que cette derniere affir-
mation n’etait pas une politesse diplomatique, destinee a flatter celui dont on demande 1’al-
liance, mais- une realite strategique. Mais, comme il est evident que 1’alliance franque a du
rester inactive sous Theodebald ler28, les Francs n’ont pas secouru I’intervention byzantine en
Espagne dans les annees cinquante du Vie siecle. Il n’est done pas etonnant que la conquete
byzantine se soit bornee a assurer 1’occupation du littoral mediterraneen de la peninsule
iberique, de la meme fagon que la conquete byzantine d’Italie dans les annees trente devait
s’arreter au Sud du Po29.
25 L. Musset. Les invasions. Les vogues germaniques, (Paris, 1965). D. Claude. Geschichte der Weslgoten, (Stuttgart et al., 1970).
H. Wolfram. Geschidite der Goten, (Miinchen, 1980), 17-18, 111, 123.
26 II est digne d’attention que la narration dejordanes (Getica, 302-303: MGH AA, VI, 135-136) sur les evenements
d’Espagne debute avec la victoire ostrogothique sur les Francs en 508 et demontre a quel point les Wisigoths avaient
a craindre les Francs: Francorum fiaudibus inretitus Amalarims regnum. cum vita amisil. post quern Thiudis tutor eodem regno ipse
invadens, Francorum insidiosam calumniam de Spaniis pepulit, et usque dum viveret, Vesegothas contenuit. Apres le regne de Theudis,
ce gardien de la parente entre les Goths, les choses se deteriorerent jusqu’a I’intervention byzantine: contra quern
(Agilanem) Athanagddus insurgens Romani regni concitat vires, ubi el Liberius patricius cum exercitu destinatur. Dans cette mention
de Jordanes on peut distinguer que 1’initiative de 1’expedition byzantine en Espagne pouvait emaner de
Constantinople a 1’occasion du soulevement local.
Les sources byzantines ont tendance a situer la peninsule iberique au littoral de I’ocean Atlantique; cf. p. ex. Agathias,
II, 17, 3, ibidem, p. 63: ...et; tov KavraPapqviov Tqv xaipav арф’аита; 8q trov та? тои’QKeavov qtova;...
tandis que la Gaule est plutot considcree comme un prolongement geographique de 1’Italie; cf. les passages signiftcat-
ifs de Procope, BG 1, 15, 29, ibidem II, 83: та Se про; eonepav FdXXoc те ка! рет"ёкесиои;'lanavoi... BG I,
12, 3, ibidem, p.63: ка! ydspa pc v q nptJTq арф! те tov wKeavov кас биопта qXtov ecmv' I ana via tovo~
PaaTat, axpt e;"AXnet; та; ev opec ™ Iltipqvaiip ovoa;... to Sc ev0ev8e pexpt t6v Atyovpia; opioiv
FaXXia 6KXq9q ... Finalement, Procope ne perd pas 1’occasion de mentionner 1’Espagne comme ancien pays des
28 R°ma’ns: Л fporq eortv ef шкеасои x<apa Tq;' Pucpaicov apxq; (BV I, 3, 2, ibidem I, 317).
Selon F. Lot, La Jin, ibidem, Theodebald ler etait un devergonde.
CC A. Carile. “Il “Bellum Gothicum” dall’Isonzo a Ravenna”, Antichila Altoadriatiche 13 (1978), 147-193. E. Chrysos.
Zur Reichsideologie und Westpolitik Justinians. Der Friedensplan desjahres 540”, Proceedings of the ByzantinologfcaL
Symposium in the 16th International Eirene Corference, Academia, (Prague, 1985), 41-48.
Mais c’est alors que la revolte d’Athanagild contre Agila remplaga pour les Byzantins le eon-
cours militaire qu’ils avaient le droit d’attendre de la part des Francs, autrement il eut etc inimag-
inable qu’un contingent byzantin ait pu se maintenir sur la cote mediterraneenne ayant contre
lui 1’ensemble des forces militaires des Wisigoths, malgrc le bien-fonde des hypotheses d’Altamira
et de Kulakovsky. En effet, tout prete a croire que les populations des villes conquises par les
imperiaux n’etaient pas opposees a un retablissement officiel de la foi catholique dans le royaume
wisigoth, ce qui fut prouve par la suite (conversion et soulevement d’Hermenegild, conversion de
Recarede)30. A mon avis, 1’intervention militaire byzantine en faveur d’Athanagild contribua a
aprofondir la breche qui existait deja dans 1’alliance francobyzantine, puisque les incursions fran-
ques en peninsule iberique ont tendance a cesser deja sous le roi catholique Recarede (586-601),
se bornant desormais a ravager la Septimanie et, ce qui est d’autant plus significatif, perdant
definitivement les traits de croisade contre les heretiques31, traits manifestes depuis la conversion
de Clovis32.
C’est de cette fagon schematique que je m’imagine la partie “iberique” de la Reconquista de
1’ancien Orbis Romanus au Vie siecle. Je dois avouer franchement que, pour le moment du moins,
je ne dispose de preuve directe a 1’appui de la these de 1’alliance francobyzantine qui me parait
pourtant plausible, du seul fait qu’elle est conforme aux principes de la diplomatie byzantine
etablis apres la chute de 1’empire occidental en 47633, mais aussi bien qu’a une realite constatee
en Italie; si, en effet, en Italie Narses fut amcne a battre la grande armee de Leuthari et de
Butilin34 *, il ne faut pas perdre de vue que ceci s’effectua apres la rupture des negociations avec
Theodebald ler, ce qui comportait I’eventualite de la perte definitive de 1’Italie pour 1’empire et
de son annexion a la Gaule franque. Par consequent, les Francs devraient etre ramenes a la rai-
30 E. Л. Thompson. “The Conversion of the Visigoths to Catholicism”. Nottingham Medieval Studies 4 (1960), 4-35.
31 Cf. le temoignage de 1’historien “national” franc Gregoire de Tours, en ce qui concernc les relations entre Francs et
Wisigoths depuis Clovis: III, (preface, traduction de R. Latouchc, I, 141): “Arius done qui a etc le premier et le mal-
faisant inventeur de cette secte malfaisante, est precipite dans les feux de I’enfer apres avoir vide ses entrailles dans un
privc. Au contraire, Hilaire le bienheureux, delenseur de I’indivisiblc Trinite, qui a cause d’clle a etc voue a I’cxil, est
rendu a sa patrie et au paradis. Le roi Clovis qui 1’a confesse a ecrase lesdits herctiques avec son aide et ctendu son
royaume a travers toutes les Gaules; Alaric qui 1’a renic est prive de son royaume, de son pcuple cl, ce qui plus est, de
la vie cternellc. Ainsi le Seigneur restitue a ccux qui croicnt vraiment en lui leurs biens au centuple meme si par suite
des embuches de 1’ennemi ils en perdent quelques uns; au contraire, les heretiques n’en acquierent pas davantage, mais
ce qu’ils possedent leur est enleve”. Il s’agit ici d’une apologie doctrinaire de la guerre pcrpctuelle des Francs
catholiques contre les Wisigoths ariens.
32 Cf. laderniere etude de M. Me Cormick. “Clovis at Tours. Byzantine Public Ritual and the Origins of Medieval Ruler
Symbolism”, in: Das Reich und die Barbaren, (Vienne, 1989), 155-180, ou on peut trouver toute la bibliographic sur ce
sujet. Je pense cependant que le probleme devrait se poser aux termes suivants: la recompense de Clovis et son inte-
gration dans la hierarchic administrative romaine doit etre un resultat de sa conversion au Chistianismc catholique,
en vertu de quoi a ete effectuee la campagne de 507 contre les Wisigoths et la victoire de Vouille. Ainsi on devrait con-
siderer Гап 506 comme date de la conversion de Clovis, comme 1’a soutenu G. van de Vyver, “La victoire contre les
Alamans et la conversion de Clovis”, Revue Beige de Philologie et d’Histoire 15 (1936), 859-914, Revue Beige de Philologie et
d’Hisloire 16 (1937), 35-94 et Le Moyen-Age 53 (1947), 177-196, ce qui est aussi accepts par Stein, Bas-Empire, II, 109,
n.2. Contre ce point de vue, cf. F. Lot. “La victoire contre les Alamans et la conversion de Clovis”, Revue Beige de
Philologie el d’Hisloire 17 (1938), 63-69. La date de 506 est avancee par T. C. Lounghis. “Le programme politique des
‘Romains orientaux’ apres 476. Une repetition generale?”, in: Atti del IISeminario Internationale di studi slorici "Da Roma
alia Terza Roma”, (Napoli, 1985), 369-375. De 1’abondante bibliographic citee par Me Cormick, “Clovis at Tours”,
174, n.16, il faudrait preferer, a mon avis, 1’etude de H. Gunter, “Der Patriziat Chlodowichs”, Historisches Jahrbuch 54
(1934), 468-475, accepter aussi par Stein, Bas-Empire, II, 150, n. 3, contre celle de W. Ensslin. “Nochmals zu der
Ehrung Chlodowechs durch Kaiser Anaslasius”, Historisches Jahrbuch 56 (1936), 499-507, preferee par Me Cormick,
ibidem.
33 Cf. T. C. Lounghis. “Ambassadors, Embassies and Administrative Changes in the Eastern Roman Empire Prior to the
Reconquista”, in: Das Reich und die Barbaren, (Wien, 1989), 143-153.
34 Narses abandonne forcement 1’ancienne conception imperiale, selon laquelle 1’Italie devrait etre conquise jusqu’au P6
et tache de conquerir toute 1’Italie jusqu’aux Alpes contre les Francs. Cf. Agathias, I, 17, 6, ibidem, p. 32: ...Napafis...
Ta cvtos Ttiiv’'AXrrc<i>v dtraizra napaarqaoiTO.
1П4
son, ou plutot, a 1’ancienne alliance35; on comprend tres bien le soulagement d’Agathias, lorsqu’il
annonce la mort de Theodebald ler et la concentration de tout le pouvoir dans les regna Francorum
entre les seules mains de Clothaire ler (511-561)36; faits par lesquels il clot sa narration sur les
Francs, sans s’occuper des questions espagnoles.
Pourtant, la reminiscence de 1’implantation du catholicisme dans la peninsule iberique sous
Justinien subsista, meme sans le concours militaire franc. Nous en temoignent quelques vers du
poete Venance Fortunat qui, vers 570 dediait un poeme aux empereurs Justin II et Sophie, exal-
tant leur gloire catholique et oecumenique:
Reddite vota Deo, quoniam nova purpura quidquid
Concilium statuit Chalcedonense tenet.
Axe sub occiduo audivit Gallaecia factum
Vascone vicino Cantabur ista refert37.
Un poete italien installe en Gaule considere que le catholicisme est revenu dans la peninsule
iberique avant le roi Recarede; on ne peut qu’etre en plein accord avec lui.
45 l-c point de vue imperial est d’apres Procope (BG IV, 24, IB: 11, 619), que Thcodebald ler doit remplir Engagement
de son pcrc (rqv tov патрон opoXoyiav).
311 Agathias, II, 14,IJ-IO, ibidem, p. 58-59.
37 Vcnantius 1'ortunalus, Ad Justinum cl Sophiam Augustos, 25 sqq,: MGH АЛ, IV, 276 sqq.
Византийский временник, т. SS
Т. Olajos
QUELQUES REMARQUES SUR UNE PEUPLADE SLAVE EN HELLADE
Les ecrits de Theophylacte, archeveque d’Ochrida (Theophylactus Achridensis)* 1 jusqu’ici ont
servi a la science moderne en premier lieu comme source portant sur sa propre epoque (soit des
annees autour de 1100) et specialement sur 1’histoire des Bulgares danubiens. Ses remarques
eparses relatives aux temps anterieurs a la conquete bulgare ont peu preoccupe les chercheurs.
Ce qui a fait que dans les informations du pontife sur les Avars2 un seul element, d’ordre lin-
guistique, a suffisemment retenu leur attention, a savoir que dans le texte grec rapportant 1’his-
toire des quinze martyrs de Tiberiopolis, 1’auteur emploie le nom d’ethnie’ OpPpoi (Obri) qui est
une variante slave d’ “Avars”3. Par contre, on n’a pas releve - du moins dans la litterature a laque-
lle je pouvais acceder - une circonstance non moins interessante. П s’agit de 1’affirmation que les
Avars etaient les fils d’un peuple paien venant de la direction du Sud (ёк тои pecrqpPpivov кХг
paTO$j4 pour mettre a sac la ville de Tiberiopolis en Macedoine, aujourd’hui Stroumitsa5, avec
les autres villes environnantes, et enfouir sous les ruines des eglises detruites les reliques de ceux
qui avaient subi le martyre sous I’empereur Julien.
Cette information - a moins de faire violence a I’interpretation des textes6 - ne saurait etre
rattachee aux Avars dont le quartier permanent se trouvait dans la region du Danube et de
© T. Olajos, 1998
1 Sur I’heophylacte d’Ochrida et son activite litteraire voir p. ex. J. Karayannopoulos-G. Weiss, Quellenkunde zur Geschichte
von Byzanz (324-1453). (Wiesbaden, 1982), 446-447; W Buchwald-A. Hohlweg-O. Printz, Tusculum-Lexicon, (Miinchen-
Ziirich, 1982), 791-792; Theophylacte d’Ochrida, Discours, Traites, Poesies, Introduction, texte, traduction et notes par
P. Gautier, Corpus Fontium Historiae Byzantinae, 16/1-2. Series Thessalonicensis (Thessalonike, 1980, 1986); H. Hunger,
Du hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner (Miinchen, 1978). Bd. I. pp. 161, 224-231, Bd. II. 171, 288-290; H.-G.
Beck, Kirche und theologische Literatur im byzantinischen Reich (Munchen, 1977), 649-651; St. Maslev, Fontes Graeci Historwe
Bulgaricaet. IX/1 (Sofia, 1974); Gy. Moravcsik, Byzantinoturcica 1.1, (Berlin, 1958), 537-539.
- Hisloria martyrii XV martyrum Tiberwpolitenorum, PG t. 126, (Paris, 1864), cc. 189 B, 200 D; cf. St. Maslev, Fontes Graeci
Historiae Bulgaricae t. IX/1, (Sofia, 1974), 165, 168. Voir encore F. Halkin, Bibliotheca Hagiographica Graeca t. II, (Bruxelles,
1957), 96; Novum Auctarium Bibliothecae Hagiographicae Graecae, (Bruxelles, 1984), 143.
3 Voir p. ex. Gy. Moravcsik, Byzantinoturcua t. II, (Berlin, 1958), 217; H. Драгова, “Старобългарските извори на
житието за петнадесет Тибериополски мученици от Феофилакт Охридски”, Studia Balcanua, (Sofia, 1970),
105-131.
4 PG\.. 126 c. 189В:’Етге1 Se рета ттоХХйи kvkXovs ёи.аитыи, eOvos те pdpflapov ’OpPpot Xeyopevot, ёк той
pearipPpivou кХСцато? ёттеХОоите? Tfjg Ti|3epLOvtr6Xea>s pepeotv, dXXag те TtoXeig troXXas Kai тайтри
rjpijpGxre, tous pev tSv oiicpToptov £i<|>ei катаиаХо'хгаите^, той? Se ка! duSpatroSpaapevoi. Dans son excel-
lent livre qui utilise d’ailleurs d’une maniere exhaustive les sources ecrites, Walter Pohl (Die Awaren. Ein Stepperaolk in
Milteleuropa 567-822, Munchen 1988) ne fait pas reference ni dans la liste des sources, ni dans 1’index, aux noms de
“Theophylactus Achridensis”, de “Tiberiupolis” et de “Strumica”. Dans son article initule “Strumica” (Lexicon
Antiquitalum Slavicarum V (Wratislaviae, 1975), 440-441), W Swoboda ne dit pas un mot sur le sac de la ville, commis
par les Avars. Et les rcdactcurs erudits des Fontes Byzantini historiam populorum jugoslatiiae spectantes (M. Rajkovic I.
Belgrade 1955, pp. 297-302; R. Katicic: III., Belgrade 1966, pp. 257-360) passent egalement sous silence 1’ouvrage de
I hcophylacte d’Ochrida, ecrit sur les martyrs de Tiberiopolis alors que cette ville est situee dans la “Grande
Yougoslavie” d’autrefois (en Macedoine actuelle). De meme, dans la plus recente recapitulation des sources concer-
nant 1’installation des Slaves sur 1c sol grec, J. Karayannopoulos ne mentionne pas 1’histoire des quinze martyrs de
Tibcriopolis, fur Frage der Slavenansiedlung im greichischen Raum (Athenes, 1995), 3-23.
5 Noliliae episcopatuum ecclesiae Constantinopohtanae. Texte critique, introduction et notes par J. Darrouzes (Paris, 1981), 372.
Voir encore M. Пандевски-Г. Стоев-Трнката, Струмица и Струмичко низ историята (Strumica, 1969), 35-36.
11 Voir р. ех. К. Jirecek: Sitzungsberichte der philosophisch-historiche Classe der k. Akademie der Wissenschaften Wien.
Bd. 136, (Wien, 1897), XI 67.
106
Tisza. Encore moins pourrait-on la mettre en rapport avec I’ethnie caucasienne designee comme
des Avars. Il existe cependant un certain nombre de sources qui semblent confirmer 1’informa-
tion attestant la presence d’Avars dans les zones situees au sud de Stroumitsa. Mais d’aprts mes
connaissances, precisement ces textes n’ont pas encore ete mis en rapport avec le recit de
I’archeveque d’Ochrida.
En effet des donnees nous sont fournies sur les Avars vivant au sud de Stroumitsa par le
texte connu sous le nom de Chromcon Monembasiae, qui a ete conserve dans des manuscrits
medievaux sans nom d’auteur, mais attribue par Johannes Koder, avec une certaine vraisem-
blance, a Arethas7. On у apprend que des Avars faisant des incursions ont reussi a prendre
pied fermement dans la partie occidentale du Peloponnese dans la sixieme annee du regne de
Maurice (587-588) pour у rester et vivre independamment de 1’administration de 1’Empire
pendant 218 ans8. Le gouvernement byzantin n’est parvenu a retablir son pouvoir en ce ter-
ritoire que dans la quatrieme annee du regne de Nicephore ler (805-806). Les Avars du
Peloponnese sont mentionnes aussi dans une lettre officielle de Nicolas III, patriarche de
Constantinople9. C’est cette peuplade paienne avare, qui s’est maintenue pendant plus de
deux siecles dans la moitie ouest de la Grece du Sud, qui, en conformite parfaite avec le recit
de I’archeveque d’Ochrida, a pu lancer du cote sud son attaque devastatrice contre la ville
macedonienne de Tiberiopolis.
On peut, cependant, relever une autre source encore qui est susceptible de prouver la
presence des Avars en un territoire au sud de Stroumitsa, plus proche que le Peloponnese. П s’ag-
it de la biographic romancee du martyr Pancrace, evangelisateur et premier eveque, ordonne par
I’apotre Pierre lui-meme, de la ville de Tauromenion en Sicile (aujourd’hui Taormina), ouvrage
dont 1’auteur se fait passer pour un disciple de Pancrace, nomme Evagre. En realite, c’est un
homme d’Eglise s’etant retire en Sicile (ou en Italie du Sud) pendant les temps orageux de 1’i-
conoclasme, qui a pu ecrire, probablement dans la premiere moitie du Ville siecle10, cet ecrit
hagiographique publie jusqu’ici seulement en extraits11. D’un anachronisme naif, 1’auteur
attribue les conditions propres a son epoque au premier siecle de notre ere. C’est, de toute evi-
dence, egalement a une situation contemporaine ou peu anterieure que renvoie le passage qui
raconte que le general chretien Boniface traverse 1’Adriatique avec son armee, se bat, dans la
region entre Dyrrachium (Durazzo) et Athenes, avec des Avars, les defait et ramene ses prison-
7 J. Koder, “Arethas von Kaisareia und die sogenannte Chronik von Monembasia,” Jahrbuch der Oslerreichischen
Byzantmistik 25 (1976), 75-80. Voir encore O. Kresten, “Das acyiXXtov des Kaisers Nikephoros I. fiir Patras”.
Romische Historische Mitteilungen, 19. Heft (Rom-Wien, 1977), 15-78.
8 Cronaca di Monemvasia. Introduzione, testo critico, traduzione e note a cura di I. DujCev (Palermo, 1976), 86-97, 110-
121, 131-140.
9 Nicolaus III patriarcha, Epistola Synodalis: Migne PGt. 119, (Paris, 1864), cc. 877 D, 880 A.
10 Sur la question de la datation de 1’ceuvre voir A. H. Веселовский, Из истории романа и повести. I. Материалы и
исследования. [Сборник отделения русского языка и словесности императорской Академии наук,
т. XL. № 2] (СПб., 1886), 67-68. Се que I’interet des chercheurs s’intensifie dernierement aux questions concemant
Saint Pancrace, les ouvrages tout recemment parus demontrent nettement: C. J. Stallman-Pacitti, “The Encomium
of S. Pancratius of Taormina by Gregory the Pagite,” Byzantwn 60 (1990), 334-365; A. A. Longo, “Siracusa e
Taormina nell’agiografla italogreca,” Rivista di Studi Bizantini e Neoellemd n. s. 27 (1990), 33-54; M. van Esbroeck, “Le
contexte politique de la Vie de Pancrace de Tauromenium: Sicilia e Italia suburbicaria tra IV e VIII secolo,” Atti del
Convegno di Studi, Catania, 24-27 ottobre 1989 (Catania, 1991),185-196; C. Ruggini, “Roma alia confluenza di due
tradizioni agiografiche: Pancrazio martite ‘urbano’ e Pancrazio vescovo-martire di Taormina,” Rivista di staria e letter-
atura religiosa 28 (1992), 35-52.
11 A.H. Веселовский, Указ, соч., 95-108; cf. 65-95, 108-128. Le texte de deux details etendus de Г oeuvre hagiographique
a ete etabli a partir du manuscrit de Vienne, Codex Vindobonensis Graecus Historicus 3, par E. Farago dans son ouvrage de
dipldme: Nouveautis lexicologujues dans la biographic midite, bcrite en grec de Saint Pancrace (en hongrois) (Szeged, 1983). Sur les
manuscrits voir G. Schird, Per 1’esumazione di alcuni testi agiografici siculo-italo greci: Istituto Siciliano di Studi
Bizantini e Neoellenici. Quaderni 2. Bizantino-Sicula (Palermo, 1966), 93.
107
niers de guerre en Sicile12. Ces paiens, qui ne parlent ni le grec, ni le latin, seront interroges a
1’aide d’un interprete, puis baptises par Pancrace13, avant d’etre disperses avec les unites de Far-
mee dans differentes provinces (apparamment pour servir ensuite de main-d’oeuvre)14. A la lec-
ture de ce texte on ne saurait guere douter que, dans les decennies autour de 700, des Avars pou-
vaient vivre en Grece Centrale et de temps en temps se battre, 1’arme a la main, avec les
Byzantins.
C’est surtout a ces Avars qu’on pourrait penser, etant donne leur proximite geographique,
comme ceux qui ont ravage Tiberiopolis (Stroumitsa) avant la conquete bulgare de 681. Il est
vrai d’autre part, que la cooperation de ces Avars vivant entre Dyrrachium et Athenes avec
ceux du Peloponnese est facilement concevable. Cette supposition est etayee encore si 1’on
interprete les phrases de la Chronique dite de Monemvasie relatives a 1’envahissement des
provinces de la Grece du Nord et Centrale (par ex. 1’Attique) et des regions peloponnesiennes
(par ex. les environs de Patrai)15 - phrases qui s’enchainent etroitement entre elles dans le texte
— comme I’echo de la meme entreprise conquerante, lancee par une seule armee avare. Dans
ce cas, en effet, nous avons tout droit de supposer la presence de populations avares issues de
la meme souche entre Athenes et Dyrrachium d’une part, et dans le Peloponnese occidentale
de 1’autre. Et rien de plus naturel que d’imaginer des attaques concertees de ces peuplades
d’origine si rapprochee contre Tiberiopolis et les villes environnantes. Et la difference qu’on
releve entre le destin ulterieur de ces Avars de la Grece meridionale et celui reserve a leurs
parents installes plus au Nord, s’explique par le fait que la direction militaire de Byzance etait
plus empressee de reduire ces derniers qui representaient un danger plus direct menagant le
coeur de 1’Empire (par ex. en organisant des raids du genre de celui de Boniface) que les occu-
pants avars du Peloponnese occidental suffisamment eloignes de la ville imperiale; a la mise
au pas de ces Avars meridionaux le gouvernement byzantin, se battant presque toujours sur
plusieurs fronts en meme temps, n’a pu affecter pendant longtemps (jusqu’a 806) des forces
armees suffisantes.
Voila ce que disent nos sources au sujet de I’etablissement et de la presence proIongee des
Avars dans les regions au sud de Tiberiopolis. Outre la preuve qu’elle fournit dans ce sens, la Vita
sancti Pancratii merite notre attention aussi par un de ses passages ou les prisonniers de guerre
avars font allusion a quelques traits essentiels de leur religion paienne16. L’une des affirmations
de ce passage n’est certes pas plus qu’un cliche caracteristique, propre aux ouvrages chretiens: se
12 Codex \tndobonensis Graecus Historian 3 f. 340v (cf. Codex Mosquensis Graecus 15 an. 1023 f. I85r c. 2): “...Trdvre<;"A|3apol
eiaiv cOvos naw ptapov fir|66Xios тт}; тгатр1ктр yX<oaar|S npoaeyyifovra, wapaKeiTat 8c Tais tov
Aopaxiov rai’A0T|VG)i' evapxiais."...“f|nei9’ApaptKov eOvos eapev...”-Cf. Cod.Vindob. Grace. Hist. 3. IT 326r-329v,
338v-342vet A. H. Веселовский, Указ, соч., 86-90.
13 Codex Vindobonensis Graecus Historian 3 IT. 340v-342v; Codex Mosquensis 15 f. 185r c. 2- 185v c. 1; A. H. Веселовский,
Указ, соч., 90.
14 Les toponymes Abasia (figurant dans un diplome de concession de terre datant de Гап 1053) et Abarines (тепйоппё
dans le brebion de la metropole de Rhegion, dresse vers 1050) semblent egalement temoigner de la presence des Avars
en Italie du Sud, en Calabrie; sur les documents cites voir A. Guillou, “La Theotokos de Hagia-Agathe” (Oppido).
Corpus des Actes Grecs d’Italie du Sud et de Sicile. Recherches d’hntoire et de geographic 3 (Citta del Vaticano, 1972), 113,
cf. Ill; idem, Le brebion de la Metropole byzantine de Region vers 1050. Corpus des Actes Grecs d’Italie du Sud et
de Sicile. Recherches d’histoin et de geographies, (Citta del Vaticano, 1974), 27, 168. A. Guillou, (Regionalisme et indepen-
dence dans 1’Empire byzantin au VIIе siecle [Rome, 1969], p. 100) parle d’un virus Avarorum dans la region sud
d’Ancone (cf. pp. 98-102).
15 Chronicon Monembasiae o. 86-97, 116-121, 131-135. Sur le probleme slave dans le Peloponnese voir p. ex. P Yannopoulos,
“La penetration slave en Argolide, Bulletin de Correspondence HelUnique. Supplement VI. Etudes Argiennes. (Paris, 1980),
323-371; idem, “Metropoles du Peloponnese mesobyzantin: un souvenir des invasions avaro-slaves,” Bygantion 63
(1993), 388-400.
16 Cod. Vindob. Gr. Hist. 3J. 341r cf. A. H. Веселовский, Указ, соч., 90: f||ieis ’ AflapiKdv eOvos eopcv Kai. aeflopcv
Oeovs бщырата navToiwv тетратгббым, irvp ка1 ибыр ка! таз paxaipas f)p<uv.
108
trouvant en face des armes brillants de feu de farmee chretienne representant la foi juste, les
idoles paiennes s’affaiblissent comme la cire amollie. Toutefois, le passage en question contient
encore une phrase qui correspond etonnamment aux donnees de Menandre le Protecteur, infor-
mateur digne de confience, decrivant certains traits des croyances des Avars; cette phrase est done
susceptible de nous renseigner faiblement sur les caracteristiques reelles de la religion des Avars
installes au Sud. D’apres le recit de Menandre le Protecteur17, le khagan avar prete en 579 un
serment sollennel affirmant qu’il ne nourrirait aucun noir dessein contre Byzance, serment au
cours duquel il demande la punition par Г epee, le feu celeste et 1’eau des fleuves contre sa pro-
pre personne et son peuple au cas ou il le trahirait. Or, les paroles des prisonniers de guerre avars
que nous lisons dans la biographie de Pancrace, renvoient a des cultuelles analogues: “...nous
offrons des sacrifices au feu, a feau et a nos epees”18. Ce serait un autre probleme d’examiner -
tache que je ne pourrais entreprendre ici - si Гоп ne devrait faire des rapprochements entre les
information de cette source sur la veneration vouee par les Avars aux images d’animaux19 d’une
part et d’autre part les objets de 1’epoque avare provenant des fouilles archeolqgiques et portant
des representations d’animaux, tels que les boucles de ceinture aux griffons ou eventuellement (?)
les figures d’animaux du tresor en or de Nagyszentmiklos20.
Celles de nos sources qui, comme 1’histoire des martyrs de Tiberiopolis ou la biographie de
Saint Pancrace, ne parlent des Barbares etablis dans les territoires sud de la Peninsule balkanique
que pour les designer comme des ennemis armes des Byzantins, emploient toujours 1’ethno-
nyme ‘Avars”21. C’est egalement en tant qu’Avars ou bien peuple du khagan, chef des Avars,
que la Chronique dite de Monemvasie mentionne les paiens en question dans ses passages con-
sacres a la conquete par ceux-ci des territoires de 1’Empire d’Orient et a la soustraction de ceux-
ci a 1’administration imperiale22. La pourtant ou la reconquete byzantine passe au premier plan,
les habitants du territoire ramene a f autorite de 1’Empire au temps de 1’empereur Nicephore Ier
sont nommes Sklavins, 2кХаит)РО1, SOXaptvdv eOvos, SQXaPtavot e’est-a-dire Slaves tant par la
Chronique dite de Monemvasie que par le scholion d’Arethas se trouvant dans un manuscrit
grec de Moscou23. Seul le patriarche Nicolas III emploie, meme dans ce contexte, 1’ethnonyme
Avars24, mais ayant redige son ecrit pres de trois cents ans apres les evenements en question, son
temoignage pese moins que ceux des autres auteurs. Cette variation insolite des termes, e’est-a-
dire la designation d’un peuple, qui ne change pratiquement pas, d’abord par le nom d’Avars,
ensuite par le nom de Slaves pourrait etre expliquee avec une assez grande probability de la
maniere suivante. C’etait des Avars nomades appartenant au groupe linguistique altaique qui
avaient organise et dirige les incursions en Grece et I’etablissement en son territoire. Ainsi, au
moment de la conquete et de la soustraction de ces regions a 1’administration imperiale, les
Byzantins remarquaient sourtout les agissements d’une couche superieure d’origine nomade.
Mais par la suite, tout comme cela est arrive aussi aux Bulgares ayant une langue turque, les
Avars se sont assimiles peu a peu a leurs peuples auxiliaires qui etaient numeriquement fort
17 Menandr. Prot. fr. 63: Excerpta de legationibus ed. C. de Boor (Berlin, 1903), 472, 35-473, 25.
19 Gk Яй/. 3/341 r:...ae₽op€v... пир ка'е u&op kcu. rd; paxaipas гцши...
20 Vbidob. Gr. Hist. 3y 341r: aePopev... Oeovs бросшрата nauToiwv тетраиббсор...
Voir par ex. Gy. Laszlo, “Etudes archcologiques sur I’histoire de la societe des Avars,” Archaeologia Hungarica s. n.
XXXIX (Budapest, 1955), passim; I. Erdelyi, Die Kunst der Awaren (Budapest, 1966), 34-35; Gy. Laszlo-I. Racz, The
Treasure of .Nagyszentmiklos (Budapest, 1984).
1 Historia martyrii XV martyrum Tiberiopolitanorum: PG 126 ее. 189 B, 200 D; Vita Sancti Pancratii = Cod. Vindob.
Gr. Hist. 3 ff. 340v-341r; A. N. Veselovskij, op. cit., 90.
j2 Chron. Monemb. ms 61, 65, 134-135.
3 Chron. Monemb. ms 141-142, 149-152, 171-177; Scholion Arelhae (ad NUcephon patriarchae chronograpldam) = L. G. Westerink,
Marginalia by Arethas in Moscow Greek Ms 231, Byzantion 42 (1972), 241.
24 PG 119 cc. 877 D, 880 A.
109
superieurs. Si bien que le gouvernement imperial avait deja a faire plier sous son pouvoir une
population slave linguistiquement plus ou moins homogene qui, remise au pas et convertie au
christianisme, ne ressemblait plus guere au “Avars” paiens et recalcitrants. Il est done com-
prehensible que pour designer ce peuple on n’employait plus tellement a Byzance 1’ethnonyme
d’Avars, evoquant un statut legal different, mais on preferait le nom Slaves.
Les Slaves avaient mene, des avant I’arrivee des Avars, des incursions sur les territoires de
I’Empire d’Orient25. Mais a leur installation massive dans les Balkans la voie n’a ete ouverte que
par les assauts irresistibles des cavaliers nomades avars reduisant a rien la protection des fron-
tieres des Byzantins sur le Danube et la Save. De cette maniere, pratiquement toutes les popula-
tions slaves qui s’etaient etablies dans les Balkans jusqu’au milieu du regne d’Heraclius ont pu
nouer des contacts plus ou moins pousses (allant parfois jusqu’a Faction concertee) avec les
Avars26. Une collaboration aussi etroite des deux ethnies, qui, a 1’instar des Bulgaro-turcs et des
Slaves, a abouti a 1’assimilation totale, n’est indiquee par les sources ecrites que dans la partie sud
de la Grece. C’est ici que - comme on 1’a vu - I’ensemble d’une population slave en sa majorite,
etait designee par 1’ethnonyme Avars done celui du peuple nomade qui 1’avait organisee et con-
duite contre I’Empire byzantin. C’est un autre probleme que les Slaves organises par les Bulgares
ont su conserver leur langue jusqu’a nos jours, tandis que les Slaves etant sous I’autorite des Avars
n’ont laisse d’autre memoire que des toponymes dans la partie sud de 1’Hellade27. Meme s’ils
n’ont pas survecu jusqu’aux siecles plus recents, les “Avars” parlant une langue slave devaient
exister encore de toute probabilite sur le territoire de I’Empire au temps de Constantin
Porphyrogenete, ce qui pourrait expliquer le fait que le savant empereur eut pris pour des Slaves
meme les Avars vivant dans leur pays situe sur le Moyen-Danube28, alors que ce noyau central
des populations avares est toujours nettement distingue des Slaves par les sources contempo-
raines.
25 Voir par ex. L. Waldmiiller, “Die ersten Begegnungen der Slawen mit dem Christentum und den christlichen Volkern
vom VI. bis Vlll.Jahrhundert.” Die Slawen ziL-ischen Byzanz und Abendkind (Amsterdam, 1976), 31-59.
26 Voir p. ex. W. H. Fritze, “Zur Bedeutung der Awaren fur die slawische Ausdehnungsbewegung im friihen Mittelalter,”
Zeilschriftjur Ostfbrschung. Lander und Volker im ostlichen Mitteleuropa 28 (1979), 498-545.
27 Ph. Malingoudis, Studien zu den slavischen Orlsnamen Griechenlands. I. Slairische Flussnamen aus der messenischen Mani
[=Akademie der Wissenschaften und der Literatur Mainz. Abhandlungen der Geistes-und Sozialwissenschaftlichen
Klasse Jahrgang 1981. Nr. 3], (Wiesbaden, 1981); M. Vasmer, Die Slaven in Griechenland. (Berlin, 1941). Repr. Leipzig
1970.
28 Constantinus Porphyrogemtus De administrando imperia c. 29, 17-18; 32-33; 36-37 (= Constantine Porphyrogenitus De
administrando imperio. Greek text edited by Gy. Moravcsik. English Translation by R. J- H. Jenkins [Dumbarton
Oaks, 1967], 122): ”E[0vr| ЕкХарригка... ати'а Kai”Apapoi ёкаХоипто; ХкХарог, oi ка1 "Apapoi KaXoupevoi;
oi ZxXdpot, oi<K<xi> ”A₽apot... cf. c. 30, 31,32, 33, 35, 36, (pp. 138-164).
Византийский временник, т. 55
N. Oikonomides
L’ARCHONTE SLAVE DE L’HELLADE AU VIIIе SltCLE
Le theme de 1’Hellade est pour la premiere fois atteste a I’extreme fin du Vile s. Le
chroniqueur Theophane en parle vers la fin de 695: dans un climat de mecontentement general,
du a la politique fiscale de 1’empereur Justinien II, le stratege des Anatoliques Leontios fut mute
au poste de stratege de 1’Hellade* 1. On avait meme mis a sa disposition trois bateaux pour lui per-
mettre de rejoindre son nouveau commandement. Mais une revolte eclata sous la conduite du
deme des Bleus qui renversa Justinien et porta ce meme Leontios au trone imperial. Ceci est un
terminus ante quem.
П n’y a pas moyen de dire avec precision quand le poste de stratege de 1’Hellade a ete сгёё. Il
а ё1ё soutenu, avec quelque vraisemblance, que la creation de ce theme aurait ё1ё I’oeuvre de
Justinien II a la suite de cette campagne difficile de 688, qui 1’avait атепё a Thessalonique2. En
tout cas, I’exerdtus de 1’Hellade n’apparait pas avec ceux des autres tfremes dans la fameuse iussio
de 687: done on pourrait placer la creation du Лёте entre 687 et 695. Ceci a d’ailleurs peu
d’importance pour nous. Ce qui est certain, et qui nous interesse, c’est qu’a la suite de 695, pen-
dant le Ville s., le theme (ou la stratёgis) de 1’Hellade est mentionne de temps a autre dans les
sources. Et c^tait bien une province, un theme, et pas seulement une агтёе. Car ce meme
terme, 1’Hellade, est ийНзё pour dёlimiter gёographiquement les pouvoirs de kommerkiarioi et
de kommerkia sur des sceaux datёs des annees 698/99, 736/37, 738/39, 740-741, 748/493. Plus
particulierement une piece ayant appartenu aux “kommerkia йпрёпаих de la stratёgie de
1’Hellade” en 738/394, montre clairement qu’il s’agissait bien d’une province gouverMe par un
stratege - done ce que nous appelons aujourd’hui un theme au sens militaire et administratif du
terme. Cf. le sceau analogue d’un kommerkiarios de la stratёgie des ТЬгасёз1епз en 741/425.
L’“Hellade” est done avant tout un territoire. La question de son ёtendue fait 1’objet de dis-
cussions. Pour le dёflnir, on peut se tourner vers la tradition tardo-romaine et penser a la
province romaine d’Achaia, qui est aussi арре1ёе Hellas dans le Synekdemos d’Hiёroclёs (Vie s.),
et qui comprenait alors, grosso modo, le Рё1ороппёзе, 1’ЕиЬёе, les Des Cyclades et la Grece
рётши!ап-е orientale jusqu’aux Thermopyles6. Ce sont ces frontieres qu’au Xe s. Constantin
Porphyrogenete reprend d’Hiёroclёs en laissant dehors, bien entendu, le Peloponnese, qui avait
entre temps forme un theme a part.
Il est vrai que plus tard, au Xe s., la Thessalie fera partie du theme de 1’Hellade, dont le
© N. Oikonomides, 1998
1 Theophane, ed. De Boor 1, 368; cf. Nicephore Patriarche, ed. De Boor, 37 et suiv.
2 J. Koder-F. Hild, Hellas und Thessalia (TIB 1), (Vienne, 1976), 57.
3 G. Zacos-A. Veglery, Byzantine Lead Seals, (Basel, 1972), p. 174.
Zacos-Veglery, no 254 (plusieurs editions anterieures).
5 Zacos-Veglery, no. 261.
Definition deja donnee par P Charanis, avec la difference que ce savant excluait de 1’Hellade le Peloponnese, qu’il
considerait comme faisant partie des Carabisiens. Mais nous verrons ci-dessous que 1’Hellade (en non point le
Peloponnese) etait bien la base principale des Carabisiens. Voir P Charanis, Hellas in the Greek Sources of the Sixth,
Seventh and Eighth Centuries, Late Classical and Medieval Studies in Honour of AM.Friend. Princeton, 1955, 161-176. Cf.
meme auteur dans Balkan Studies, 11 (1970) 1-34.
stratege siegera meme a Larissa. Mais pendant le Ville s., que nous etudions, j’aurais tendance
a laisser hors de 1’Hellade la Thessalie, qui etait alors fortement colonisee par des Slaves et prob-
ablement echappait au controle de Constantinople. L’auteur anonyme du deuxieme livre des
miracles de Saint Demetrius distingue bien la Thessalie de 1’Hellade7.
Aussi, dans les miracles de Saint Demetrius, 1’Hellade apparait comme voisine mais non point
contigiie avec Thessalonique: des les dernieres decennies du Vie s., nous constatons que les
Helladiques doivent prendre le bateau pour s’y rendre8; 1’Hellade sert de base a la flotte imperi-
ale qui ira aider la ville du saint assiegee par les Slsves9; elle se mettra a la tete d’une revolte mar-
itime avortee en 727l0; mais nulle part il n’est question d’une armee de terre qui viendrait de
Grece a Thessalonique, ou vice versa. L’Hellade avait souffert des invasions slaves11, et subissait
plus tard, dans la deuxieme moitie du Vile s., des raids de Slaves; ils faisaient meme des prison-
niers sur la cote, mais ils les transportaient par la suite dans “leur propre pays” qui semble etre
situe quelque part entre 1’Hellade et Thessalonique12.
L’Hellade avait un certain caractere maritime. Le sceau d’un drongaire de 1’Hellade, datant
certainement du Ville s., laisse aussi supposer qu’elle avait depuis cette epoque une escadre de
guerre non negligeable, comme ce sera aussi le cas plus tard13.
Done 1’Hellade semble etre une province separee de la capitale par des territoires non con-
troles par 1’empire. Mais cela n’empeche que le controle imperial en Hellade soit ferme. Ce point
de vue est appuye par la sigillographie. Dans la collection de Dumbarton Oaks nous avons deux
sceaux de dioiketai (done percepteurs fiscaux) de 1’Hellade datant du Vll/VIIIe et du Ville s.14
Puis nous connaissons quelques tourmarchai de 1’Hellade du Ville ou du debut du IXe s.:
Epiphanios15, Theognios16, et Leon17; une tourmarchissa de 1’Hellade, femme tres distinguee et
parente d’une patrikia, apparait dans une lettre de Theodore Studite, (qui vivait aussi avant et
apres 1’an 800): elle avait perdu un fils a la guerre18.
Strateges, tourmarchai, dioiketai, kommerkiarioi de 1’Hellade: tout un personnel regulier de
1’administration thematique. D’ou on s’etonne de rencontrer aussi des archontes du Ville s. qui
definissent leur juridiction par le terme Hellas.
Il s’agit de deux sceaux de plomb, dont le plus recent, conserve au musee numismatique
d’Athenes, est public depuis longtemps par Schlumberger (avec lecture erronnee) et par
Konstantopoulos19. Sur Pavers, on trouve le monogramme cruciforme habituel avec invocation
a la Vierge (le type V de la classification Laurent), cantonne des quatre syllabes habituelies. Sur
le revers, une inscription de quatre lignes. Le tout se lit comme suit: Оеотбке BorjOet тш сто
SouXw, Даруаок<Х>а|Зои (ou ДаруакХ(а)рои) apxwvT(os) 'EXXaS(os). La date, Ville s., ne
saurait d’aucune fajon etre rnise en doute.
Il s’agit d’un chef barbare qui s’intitule archonte de 1’Hellade. Son nom montre ses origines.
Avec 1’aide d’un grand slavisant, le regrette Michel Laskaris, j’ai pu reconnaitre dans ce nom la
7 I? I .crncrlc, Im plus anciens recueiLs des miracles de Saini Demetrius I (Paris, 1979), 175, 1.7, 8.
8 Lcmcrlc, loc. cit., 144, I. 17-18.
9 I x-mcrlc, loc. cit., 231, I. 7.
10 Thcophanc, 405.
11 I x-rnerlc, loc. cit., 175, 1.8.
12 Ix-rncrlc, Joe. cit., 237, 1.8, J1.
1 f Zacos-Vcglcry, no. 3084 = Catalogue of Byzantine Seals al Dumbarton Oaks and in the 1'ogg Museum of Art (Washington D. C.,
1994), no. 2.8.10 (dorenavant: DOScals).
14 DOScals 2.8.8 ct 2.8.9.
15 Zacos-Vcglcry, no 1876=DOScals 2.8.61.
IG G. Schlumberger, Milanges d’arMologu byzantine (Paris, 1885), 200, no. 3.
17 N. I.ihaicv, Молибдовуллы греческого Востока [Научное наследство 19|, (Moscou, 1991), 52, no. 1.IX, 6.
18 PG 99, 1453-1457 = cd. J'aluros, по. 498.
19 Schlumberger, Mtlanges, 201; К. Konstantopoulos, BvCavnaKa pokuflSoPoukXa, (Athcncs, 1917), no. 49.
112
racine Darg/Drag dans sa forme anterieure a la metathese des liquides dans la phonetique slave
(accomplie autour de Pan 800).
La deuxieme partie du nom est aussi typique: il faudra у reconnaitre la racine slav, qui
s’ecrivait habituellement en grec comme окХар. Ainsi, le nom, a ce qu’il me semble, doit etre
compris comme une forme archaisante de Dragoslav ou de quelque chose de semblable.
L’appartenance ethnique du proprietaire ne pourrait done pas etre mieux etablie.
Le sceau d’un chef slave du Ville s. qui vivait en Hellade... Son nom ne permet pas de dire
s’il etait christianise. La presence du monogramme cruciforme avec invocation de la Vierge sur
Pavers du sceau n’est pas un indice sur pour dire que son proprietaire avait embrasse le chris-
tianisme, car cette decoration pourrait aussi bien avoir etc adoptee pour se conformer a une cer-
taine mode constantinopolitaine20. En effet, la piece est gravee aves le meme soin que les bulles
des plus hauts dignitaires byzantins du Ville s., sans doute par un graveur constantinopolitain;
le proprietaire voulait certainement donner de lui-meme Pimage d’un byzantin a part entiere.
Il у a encore un sceau d’un archonte de 1’Hellade, qui est conserve actuellement a Dumbarton
Oaks et a etc publie par Zacos-Veglery21. Sur Pavers, il comporte le meme monogramme cruci-
forme avec invocation a la Vierge, cantonne des syllabes ты SovXw стой. Au revers, il у a une
inscription de cinq lignes: ©еотокс 0oq9ei ты боиХы стой Петры иттаты ка! архоип
EXXdSos. La piece date de Pextreme fin du Vile ou du debut Ville s., comme ceci fut propose
avec raison par V Sandrovskaja et I. Sokolova22.
Le proprietaire de la piece etait certainement chretien, comme le montre son nom, Pierre. En
tant qu’ archonte de 1’Hellade, il exercait la meme fonction que Dargasklavos sur la meme region
geographique que lui. On peut done se demander s’il n’etait pas lui aussi un slave. Ceci n’est pas
certain, mais me parait fort probable. Mais Pierre portait en plus le titre de consul, qui au
Vlle/VIIIe s. etait encore important dans la hierarchic palatine de Constantinople.
Le consulat, dignite supreme, commenfa a perdre son eclat avec la suppression du consulat
ordinaire et la multiplication des consuls honoraires, et ce des le Vie s. П semble cependant que
le consulat fut place a une position subalterne au patriciat seulement vers la fin du Vile ou dans
les premieres decennies du Ville s:23 au concile de 680, le consulat est mentionne avant le patri-
ciat, et le titre est porte par plusieurs fonctionnaires du plus haut echelon: le questeur, le logothete
du stratiotikon, le topoteretes des exkoubitoi, le curateur du palais d’Hormisdas, le domestique
de la Table imperiale, le magister officiorum, le dioiketes des eparchies d’Orient, le comte de
1’Opsikion et hypostratege de Thrace, et plusieurs autres parmi lesquels un Pierre, qui pourrait
difficilement etre identique au proprietaire de notre sceau24. Par contre, dans 1’introduction de
1’Eclogue des Isauriens, qui daterait de 726 ou de 741, le patriciat est mentionne avant le con-
sulat25 et cette situation prevaudra par la suite. Mais encore pendant tout le Ville s., le titre de
consul etait attribue a des personnages fort en vue, tel Petronas, patrice et comte de 1’Opsikion
en 78726 ou Saint Philarete d’Amnia, le beau-pere de Constantin VI en 78827. Le titre de consul
restera superieur a celui de protospathaire pendant tout le VIHe s.28
20 Les memes problemes ont ele souleves par le sceau du khan bulgare Tervel: N. Oikonomides, A Collection of Dated
Byzantine Lead Seals (Washington, 1986), no. 26.
21 Zacos-Veglery, no. 2300; DOSeals, 2.8.2.
22 I'. Winkelmann. Byzantinische Rang- und Amterstruktur im 8. und 9.Jh., (Berlin, 1985), 93.
23 Winkelmann, Amterstruktur, 31-33. Des conclusions quelque peu difFerentes dans J. Haldon, Byzantium in the Seventh
Century (Cambridge, 1991), 393-394.
24 I. D. Mansi, Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio XI, 209, 217, 221,229, etc.
21 Ed. Burgmann, 162.
26 Mansi XII, 999, 1051, 1114.
27 Byzantion 9 (1934) 151.
28 Winkelmann, Amterstruktur, 32-33.
Le proprietaire du sceau de Dumbarton Oaks etait done un personnage tres haut place dans
la societe.
Il faut essayer de voir ce que la charge de 1’archonte de 1’Hellade pouvait bien signifier. Le
terme “archonte,” le chef au sens le plus generique du terme, a ete utilise avec plusieurs accep-
tions techniques a travers les siecles. Une de ces significations, fort habituelle, designe le chef
d’une peuplade. Le terme est couramment utilise pour designer, par exemple, les souverains
Bulgares, Armeniens, Georgiens, etc., aussi bien que les chefs des Valaques ou d’autres peuplades
installees dans 1’empire29. Mais dans notre cas, la juridiction de 1’archonte est definie par un
terme geographique-et non point national.
Il a ete propose que cet archonte se trouvait a la tete de tous les Slaves du theme de
1’Hellade30. Mais ceci presupposerait que ces tribus avaient сгёё une sorte de federation ou con-
federation, une forme de gouvernement developpee, qui n’est point attestee et qui est peu
vraisemblable, compte tenu de ce que nous savons des Slaves au Vile et Ville s. Une autre pos-
sibilite serait de penser a un groupe specifique, certainement de Slaves, qui etaient appeles "de
1’Hellade", parce que residant a un endroit appele ainsi.
En effet, ceci conduirait a une autre interpretation, qui me semble plus vraisemblable. Depuis
I’Antiquite, Hellade etait aussi le nom d’une region particuliere de la Grece, la vallee du fleuve
Spercheios, la patrie d’Achille. Strabon connaissait encore le nom31. Constantin Porphyrogenete,
se referant a Homere, declare qu’Hellade etait le nom de la ville d’Achille en Phthia32, de meme
qu’Eustathe de Thessalonique, qui considere qu’Hellas etait jadis un ville de Phthia33. Il semble
done clair que pour les savants du Xe et du Xlle s., 1’Hellade du Spercheios etait une region con-
nue, mais appartenait au passe lointain.
Cependant le nom n’avait pas disparu. Il semble avoir survecu localement. Dans certaines
sources latines des XHIe et XlVe siecles, documents Venitiens ou Catalans, aussi bien que la ver-
sion frangaise de la chronique de Moree, le nom Hellas est utilise pour designer la vallee du
Spercheios: Elade, portus Lade, la riviere de la Elade, flumare de la Elade; il est question des
Albanais qui habitent le terme de la Allada, done Thermopyles; les noms du fleuve Lade et
Eaylada sont aussi attestes sous la domination turque34; et le nom Ellada pour le Spercheios a
survecu dans la tradition locale jusqu’a nos jours.
La reapparition du nom, qui est un fait indeniable, a ete vue avec scepticisme. Il ete soutenu
qu’il faudrait penser “moins a une reminiscence de la signification initiale (ville/region de 1’Hellas
a Phthia), et plus au fait que pour celui qui venait de la Thessalie, autrement dit la Blachia,
1’Hellacje commenfait au Spercheios”35. Cette hypothese, qui est completement gratuite, presup-
pose une coincidence extraordinaire, la reinvention du meme nom pour le meme endroit quelques
milliers d’annees plus tard; aussi, elle presuppose que 1’image du theme de 1’Hellade fut modifiee
au Xllle s. pour exclure la Thessalie, ce qui ne peut naturellement pas etre explique par des
changements de geographic politique: au Xllle s., la Thessalie appartenait au despotat d’Epire,
alors que la Grece du sud etait divisee en plusieurs etats feodaux latins; enfin, si ce nom etait un
nom invente au Xllle s. de facon occasionnelle par ceux qui venaient de la Thessalie vers la Grece
du sud, on comprend mal comment il aurait pu survivre pendant des siecles et jusqu’a nos jours,
alors que les notions d’Hellade et de Thessalie avaient disparu dans le contexte ottoman.
29 H. Ahrweiler, Byzance et la Mer (Paris, 1966), 55-56.
30 W. Seibt, dans Byzantimslavica 36 (1975) 211.
31 Pauly-Wissowa-Kroll, Realenzyklopaedie der klassischen Altertumswissenschqft 8, 158.
32 C. Porfirogenito, De Thematibus, ed. Pertusi, ch. 5, 1.8.
33 Ph. Koukoules, веасгаАоикт}? Euaradiov Та Лаоурафиса II (Athenes, 1950), 311.
34 References reunies par Koder-Hild, 261 -262.
35 Koder-Hild, 39.
114
Je crois qu’il n’en est rien. Je crois que le nom a survecu a travers les siecles comme nom pop-
ulate et local du fleuve Spercheios. Il est revenu a la surface lorsque les Latins sont venus sur les
licux et ont recherche la toponymie chez 1’habitant plutot que chez les erudits de Constantinople
ou de Thessalonique.
Mais ce nom est aussi atteste dans quelques rares sources grecques anterieures au Xllle s. Un
village (xwpiov) appele' EXd6a, avec un monastere des Saints Constantin et Helene, est atteste
dans un colophon ecrit entre 1180 et 118336; et dans la Chronique de Cambridge, il est question
d’une defaite de la flotte arabe survenue en 879/80 a un endroit appele Allada (texte arabe), ei?
to' EXXaStv (texte grec) - ce qui semble etre un endroit precis plutot que le nom d’une province37.
Les sceaux dont nous parions montrent, me semble-t-il, que ce meme nom de 1’Hellade du
Spercheios etait aussi utilise aux Vile-Ville s. Les Slaves qui у etaient installes, et qui etaient en
partie au moins christianises38, auraient bien pu etre appeles, au moins en ce qui concerne 1’ad-
ministration byzantine, les Slaves de 1’Hellade. Ce qui fait penser directement aux sceaux des
archontes QqpiTwv Kai' EXXdSos39 ou, avec moins de vraisemblance, BqxL™v' EXXdSo?40. Les
Thebitai du premier sceau pourraient bien etre les habitants de Thebes de Phthia=Nea
Anchialos, la region ou vivaient en effet les Slaves Belegezitai, a une cinquantaine de kilometres
du Spercheios. Selon certains savants, dans cette meme Thessalie du sud vivaient aussi les Slaves
Berzitai41. Quoi qu’il en soit, au moment de la grande attaque generale des Slaves contre
Thessalonique vers 675, les Belegezitai de la Thessalie, au sud, ne participent point aux opera-
tions, mais au contraire, vendent leurs produits agricoles aux representants de la ville bloquee et
affamee qui se sont rendus chex eux par voie de mer42. Autrement dit, les Belegezitai donnent
1’impression de Slaves definitivement sedentarises et, d’une certaine fagon, “apprivoises,” si j’ose
dire, qui s’occupent de leurs affaires sans s’interesser plus aux actions violentes des Slaves de la
Macedoine.
Ainsi rien n’empeche qu’une de ces tribus de la Thessalie (ou une de leurs branches) soit celle
qui fut aussi appelee par les Byzantins “les Slaves de 1’Hellade.”
Tout ceci me semble probable mais ne cesse point d’etre hypothetique. Ce qui est certain, c’est
qu’un groupe de Slaves fut appele d’apres l’“Hellade” et fut commands par un archonte nomme
par le gouvernement de Constantinople, ou par son representant sur place, le stratege et/ou le
tourmarches. En effet, des documents plus tardifs que nos sceaux montrent que c’etait le stratege
du theme qui nommait normalement les archontes des populations slaves en signe de leur
soumission a 1’administration imperiale. Tel etait le cas des Melingoi et Ezeritai du
Peloponnese.43 J’aurais tendance a imaginer une procedure analogue pour les archontes de
1’Hellade, a moins que ceux-ci ne soient nommes directement par 1’empereur - j’avance cette
hypothese a cause du titre tres eleve de consul que porte 1’un de nos archontes.
36 K. et L. Lake, Dated Greek Manuscripts to the year 1200N\, 15.
37 A. Vasiliev-M. Canard, Byzance et les Arabes II/2 (Bruxelles, 1950), 100.
38 Une autre piece a verser peut-etre dans ce dossier, est le sceau de Gabriel archevcque de 1’Hellade, public par G.
Schlumberger, Stgdlographie de 1’empire byzantin, (Paris, 1884), 183=V. Laurent, Le Corpus des sceaux de 1’empire byzantin V/l
(Paris, 1963), no. 555; a mon avis la piece daterait du Ville s., puisqu’elle semble comporter au sommet du revers la
croisette accostce de deux fleurons, decoration typique du Ville s. (Zacos-Veglery, p. 971-972). Le terme “Hellade” a
jusqu’ici ete compris comme indiquant le siege metropolitan! de Corinthe; mais ceci est tout aussi arbitraire qu’hy-
pothctique. Or nous avons vu que 1’archontie de 1’Hellade etait, en partie au moins, chretienne.
39 Cf. N. Bees, dans W 21 /III (1914-15) 201 -203.
40 Plusieures exemplaires connus; voir en dernier lieu N. Lihacev, Молибдовуллы, 70-71 (avec la bibliographic
anterieure). Une autre piece est publiee dans DOSeals 2.10.1 (Fogg 2606). Mais sur ces sceaux 1’appellation semble
concerner une peuplade (Slave?) installee a 1’interieur du theme de 1’Hellade.
41 Koder-Hild, 90.
42 Lemerle, loc. cit., 90, 121 et suiv.
43 Constantine Porphyrogenitus, De Administrando Imperia, ed. Moravcsik-Jenkins, ch. 50, 1.31.
115
La creation de 1’archontia, plus ou moins contemporaine de celle du theme, joua, me sem-
ble-t-il, un role primordial pour attirer les nouveaux venus a l’empire. Le processus d’assimi-
lation etait entame, a commencer, comme d’habitude, par les elites. C’etait un processus assez
generalise dans les Balkans du sud: il suffit de rappeler le cas du roi des Rynchinoi Preboundos
qui, avant de completer contre 1’empereur, vivait a I’interieur de Thessalonique, s’habillait
comme un Grec et parlait le Grec44, mais gardait ses sentiments antiimperiaux car il restait
paien. Aussi, le fameux patrice Mauros, archonte des Sermesianoi et des Bulgares, qui, bien
que partiellement hellenise, restait un ennemi de l’empire45 46. Les proprietaires de nos sceaux
sont cependant differents. Les deux font partie de 1’administration imperiale et ce depuis une
date assez haute, proche de 1’an 700. Le plus ancien des deux, le chretien Petros, porte aussi
la dignite elevee de consul, ce qui montre qu’il a ete completement assimile dans le monde
Byzantin.
Ceci ne veut naturellement pas dire que tous les Slaves de 1’Hellade etaient des lors convertis
au christianisme. L’archonte Dargasklavos, un peu plus tard, garde son nom slave et est depourvu
de dignite - ce qui nous fait penser que malgre le monogramme crucifome sur son sceau, il n’e-
tait pas necessairement chretien. Mais il etait un homme de 1’empereur ou de son stratege. Et
1’on peut imaginer qu’il prenait ses distances vis-a vis des autres Slaves qui restaient independants
sinon hostiles a I’egard des Byzantins.
L’archontie slave de 1’Hellade n’est pas attestee sur d’autres documents. Elie a disparu ou
change de nom. Elie a pu etre victime soit d’une nouvelle avance slave, soit des grandes opera-
tions qui ont fini par reunifier Constantinople avec Thessalonique et 1’Hellade aux dernieres
decennies du Ville s.
Ce changement interviendra avec la grande campagne du logothete Staurakios contre les
Slaves en 783. Ce haut fonctionnaire, un eunuque fidele a I’imperatrice Irene, conduisit une
importante armee le long de la via Egnatia, arriva a Thessalonique et en Grece, et soumit tous
les Slaves a 1’empereur et leur imposa des tribute; il entra dans le Peloponnese et rappota beau-
coup de prisonniers et de butin. A son retour, il fut autorise a triompher dans 1’hippodrome: ce
triomphe eut lieu en janvier 7844fi.
Il est evident que l’empire accordait une grande importance a cette campagne. Et les savants
modernes en parlent souvent comme d’un evenement d’une importance toute autre, apres lequel
tout etait possible pour l’empire dans les Balkans. Sans vouloir minimiser 1’importance du retab-
lissement des communications terrestres, je pense que la reussite essentielle de cette campagne,
fut de.permettre a I’autorite imperiale a s’etendre vers I’interieur, aux regions qui auparavant
echappaient au controle du stratege. Cette operation semble avoir ete relativement facile en
Grece continentale, plus difficile dans le Peloponnese47. La campagne a dure plus que la saison
habituelie, si bien que le triomphe eut lieu au beau milieu de 1’hiver. On peut imaginer que les
operations byzantines dans le Peloponnese en 783 ont suivi une procedure semblable a celle qui
est attestee pour des operations contre les Slaves Peloponnesiens au Xe s.: destruction des
recoltes, pillage des villages Slaves, puis attente dans la plaine pour que la famine et le froid oblig-
ent les recalcitrants, refugies a la montagne, a traiter. Nous savons que cette strategic eut des
resultats excellents en 92148; faut-il penser qu’il en fut ainsi en 783?
Il est probable que les Slaves de 1’Hellade ont du souffrir pendant ces operations; il est pos-
44 Lemerle, loc. cit., II, 113-4.
45 Zacos-Veglery, no. 934; cf. Dated Seals, no. 25.
46 Theophane, 456-457.
47 P. Lemerle, La chronique improprement dite de Monembasie: le contexte historique et legendaire, Revue des Etudes
Byzantines 21 (1963), 28; Koder-Hild, 59.
48 De Adm. Imp., ch. 50, 1. 42-46.
116
sible qu’a ce moment 1’archontia separee de 1’Hellade ait disparu, a moins qu’elle ne soit
identique a une autre archonteia de la region, connue aussi par son nom slave, et qui faisait
partie du theme de 1’Hellade. Je pense au recit de Theophane se rapportant a 1’an 799: 1’ar-
chonte des Slaves de Belziteia, Akamiros, pousse par les Helladikoi, essaya d’elever au trone
de Constantinople un des fils de Constantin VI49. Il n’en reste pas moins cependant que ce
fut la une operation menee sur terre (au moins on peut affirmer qu’il n’y a pas mention de
flotte dans les sources) et que le tout s’est passe dans des cadres tout a fait Byzantins. A la fin
du Ville s. les Slaves de Belziteia, sans doute identiques aux Belegezitai, tant a cause du nom
que de leur voisinage avec 1’Hellade, agissaient comme des vrais Byzantins, minoritaires, plus
belliqueux que les autres, mais qui s’interessaient a 1’empereur de Constantinople, loin de
tout reve d’independance ou de separation.
Avec le temps, les choses avaient beaucoup change pour les Belegezitai: au moment de leur
migration, vers 615, ils s’etaient comportes comme envahisseurs et pillards; vers 675, ils etaient
dcja installes le long du Golfe Pagasitikos et commerjaient avec Thessalonique sans se preoccu-
per des attaques slaves contre la ville; en 799, ils se melaient directement a la politique byzan-
tine. Le processus de leur byzantinisation etait pratiquement accompli, ce qui explique peut etre
leur disparition des sources.
On peut done dire que la reaction byzantine a la migration slave fut immediate et subtile. Elie
s’est manifestee tout de suite, a commencer par la peripheric, les regions menacees qui restaient
sous le controle ferme de Constantinople, comme 1’Hellade. En jouant du prestige de l’empire,
des ses titres retentissants, des avantages financiers qui les accompagnaient, de 1’attrait de la vie
citadine, de 1’influence de la religion chretienne, le basileus sut diviser les envahisseurs, s’en attir-
er quelques uns, les incorporer d’une facon ou de 1’autre a sa machine administrative, les utilis-
er enfin contre les recalcitrants. L’assimilation administrative precedait inevitablement toute
autre forme d’assimilation. Ce n’est pas un hasard si un des plus anciens exemples de ce proces-
sus soit atteste justement en Hellade: le processus de byzantinisation dans ce cas avanja du sud
vers le nord, de la peripheric vers le centre. L’intervention de Constantinople ne vint que plus
tard, lorsqu’il a fallu unifier et consolider par les armes les acquis de 1’administration provinciate
et de son influence sur les nouveaux venus.
Ce processus est mal connu; on deduit son existence de ses resultats, mais les sources nar-
ratives n’en parlent pratiquement pas. Seule la documentation secondaire, telle la sigillogra-
phie, montre que ce processus avait ete declenche tres vite. Pour 1’Hellade nous pouvons dire
qu’un archonte des Slaves etait en place des les environs de 1’an 700. Il n’est done pas un hasard
si, peu apres, nous rencontrons le premier representant d’une grande famille d’origine slave, les
Rendakioi, qui est au service de confiance de 1’empereur byzantin. Le patrice Sisinnios
Rendakios fut envoye en 718 comme ambassadeur aux Bulgares; d’autre part, nous le voyons,
en cette meme annee, participer activement a la politique interne de Byzance en appuyant 1’ex-
empereur Anastase contre Leon III. Il etait un patrice, dont 1’origine slave est manifeste a cause
de son nom, mais qui se comportait comme un Byzantin authentique. A propos d’un autre
membre de la meme famille, nous apprenons qu’il etait Helladikos:50 d’ou nous pouvons con-
clure que tres probablement les Rendakioi etaient originaires de 1’Hellade, de la province done,
ou 1’enregimentation des Slaves dans les cadres d’une archontia est attestee des une date assez
haute.
Je ne connais pas d’autres exemples aussi parlants. Mais 1’introduction de I’element slave dans
4J Theophane, 473-474. Cf. H. Ditten, Prominence Slawen und Bulgaren in byzantinischen Diensten, Studien zur S. und
9 Jh. in Hyzunz, ed. H. Kbpstein and F. Winkelmann, (Berlin, 1983), 110-111.
50 Cf. Ditten, loc. cit., 95-119; Ph. Malingoudis, EXdfJot arq MeaaitoviKf| EXXaSa, (Thessalonique, 1988).
117
la societe byzantine est de plus en plus manifeste. Pendant les annees 775-780, le trone patriar-
cal etait occupe par un patriarche iconoclaste, Nicetas, un Slave d’origine qui avait reussi de
devenir pretre titulaire de I’eglise des Saints Apotres de Constantinople avant d’etre eleve au
sommet de I’Eglise. Les sources lui sont hostiles, parce qu’il etait iconoclaste. Mais ses origines,
point oubliees, ne Font pas empeche de monter tres haut dans une institution, ou la bonne con-
naissance du Grec etait indispensable. Nicetas, bien que d’origine slave, etait aussi byzantin que
n’importe quel autre habitant de Constantinople.
Tout ceci se passe avant la campagne de Staurakios de 783, une campagne dont 1’importance
a, me semble-t-il, ete surestimee par les Byzantinistes. L’autorite imperiale avait ete retablie en
Hellade bien avant cette demonstration armee a grande ёсЬеЛе. Les autorites locales avaient deja
canalise les mouvements de fond et avaient fait 1’essentiel pour que les habitants de la province,
les Byzantins et les Neobyzantins, s’integrent en vue de servir 1’empire.
Византийский временник, т. 55
V. Tapkova-Zaimova, G. Bakalov
LE MODULE POLITIQUE DE LA BULGARIE MEDlfcVALE
Les recherches sur le modele politique s’inscrivent dans le cadre des structures etatiques et
sociales et de leur evolution dans 1’aire balkanique ou Byzance joue immuablement un role
primordial. Ces recherches font partie intcgrante de I’ensemble d’idees et de doctrines poli-
tiques et etatiques qu’il est convenu d’appeler “le modele byzantin culturel”. Mais il importe
de definir des le debut qu’un modele est sujet a des changements divers et periodiques, ce qui
signifie qu’il doit etre etudie de maniere non statique, mais dans la dynamique de son evolu-
tion.
1. Nous abordons done, aux fins d’une etude comparative, les realisations pragmatiques du
modele dans le domaine du pouvoir imperial et de son interpretation symbolique dans la titula-
ture, 1’antinomie Etat-Eglise, ainsi que I’idee de Г “economic” (oi.KOVop.ia) et de 1’ “ordre” (Ta£is)
qui trouvent leur realisation dans Г Empire byzantin1.
Il importe de prender prealablement en consideration encore un point, a savoir que, parmi
tous les facteurs qui conditionnent la constitution des Etats en general, I’idee monarchique a etc
vivante dans la zone mediterraneenne depuis la periode hellenistique ou meme auparavant2. Or,
ceci n’est point denue d’importance pour le developpement du modele politique, tel qu’il sera
adopte par les societcs balkaniques medievales, et en premier lieu par la Bulgarie. Ceci revient a
dire que dans les processus naturels et reguliers au sein d’une societe en pleine evolution, les
impulsions venant de I’exterieur, et surtout 1’exemple d’un modele etatique prestigieux, ont
accclere la cristallisation de I’idee etatique.
Dans I’idee de “legitimite”, sanctifiee par la tradition, la doctrine politique de Byzance
remonte aux premiers temps de la formation de I’Eglise de Constantinople, lorsque les contem-
porains du Grand Constantin consideraient 1’appartion simultanee de I’Eglise et de 1’Etat comme
une manifestation de la providence divine. Car un des cotes de la mission de I’Eglise de
Constantinople consistait en “devoir” vis-a-vis des peuples inclus dans 1’oekoumene chretienne
ou restes en dehors de cette oekoumene, mais destines a s’y rallier sous I’egide du souverain dont
le pouvoir est ёк ©eou. D’apres Eusebe, Constantin avait re^u de I’Eglise le titre d’ шаттоегто’
Xos non pas parce qu’il etait egal aux apotres, mais a cause de 1’importance spirituelle de son
activite et de I’ampleur et 1’universalite de sa mission. Aussi, en tant qu’institution politique, le
pouvoir imperial eat-il une illustration sans egal des liens qui unissaient I’etatisme romain a la
religion chretienne3.
V lapkova-Zairnova, G. Bakalov, 1998
H. Ahrweilcr, I.’idMqgie politique de 1’empire byzantin (Paris, 1975), 129 sq; I. E. KapaytawoTTouXos, H TToXintaj вешреа
2 top (etaaaXoviiai, 1988), 7-12; 25-30.
J- Innschcr, “Die Monarchic im Gcschichtsbild der byzantinischen Chronographic”, Naukowe Uniwerstilelu
Jagellonskiego, Prace Historicznc, z. 62, CXXXVI (1980), p. 145 sq.; Sur les dillcrcnces theoriques entre “monarchic”
ct polyarchic”, v. T. Tcoteoi, “(/opposition entre les notions de ‘monarchic’ cl ‘polyarchic’ a Byzance (IXC-XHIC sic-
3 vics)”. Ktudes byzantines etposlbyzantines, II (Bucarcst, 1991), 91-103.
H. Ahrweilcr, op. cit., p. II; v. la discussion sur les riles paiens cl chrcliens qui presidaient a la londalion de
Constantinople el, par la , a I’empire chretien, chcz: E. Iblliere, “I^a fondazionc di Gosianlinopoli. Rili pagani c cris-
liani”. /)а Roma alia lerza Roma, I (Roma, Gostantinopoli, Mosca), (Neapoli - Roma, 1983), 229-231.
119
Il ne fait pas de doute qu’a la haute epoque et meme plus tard, le systeme byzantin de gou- 1
vernement dans toute sa complexite n’a pas fait 1’objet d’une imitation totale de la part des Etats 1
qu’il est convenu d’appeler “barbares”. C’est surtout 1’institution imperiale dans ses manifesto- 1
tions exterieures, les insignes du pouvoir, les ceremonies ofTicielles, etc. qui ont fait 1’objet d’une
imitation plus ou moins constante4. Et la Bulgarie pourrait etre rangee dans le premier groupe
de ces rapports plus que compliques, comme nous le verrons dans la suite.
2. La Bulgarie danubienne constitue un phenomene etatique qu’il ne faut pas comparer
globalement ni a ces Etats dits “barbares”, ni aux “empires des steppes”, c’est-a-dire aux (
grandes formations nomadiques, tel le Khaganat avare. En effet, les traditions etatiques de la
“Grande Bulgarie” des steppes de la Volga etaient vivantes, mais elles s’etaient forcement
transformees dans les conditions specifiques au sud du Danube5. Cette specificite consistait en
premier lieu dans le fait que les nomades etaient a meme de participer a des operations
d’agriculture6: comme 1’indiquent les fouilles archeologiques, c’est precisement ce qui s’etait
produit dans les territoires de 1’actuelle Bulgarie du Nord et en Dobrudza. Ceci sans entamer .
pour autant le grand role d’organisation militaire et administrative qui est essentiellement lie
a 1’element protobulgare.
Le pouvoir “absolu” des khans paiens etait en realite limite par la presence des Slavinies qui
gardaient une certaine autonomie locale7 (d’ou quelques grands conflits au sein de cette duality
ethnique pendant les deux premiers siecles de 1’existence de 1’Etat bulgare) et, egalement, par
1’aristocratie protobulgare manquant de cohesion et parfois rebelle au pouvoir central, toujours
au cours de cette meme periode, lorsque la grande lutte avec Byzance etait loin de temperer les
dissidents a 1’interieur du pays.
La centralisation devient plus evidente au debut du IXе siecle: a partir du gouvernement
de Krum une seule dynastie regne sur la Bulgarie pendant pres de deux siecles. Le regne
d’Omurtag est marque par une stabilisation plus qu’evidente du pouvoir central. Nous en
avons un temoignage palpable dans les inscriptions protobulgares, ecrites en grec. La titula-
ture de I’epoque Kava? iPqyq 6 ёк 0eov ctpx<ov indique: a. la consolidation etatique et b.
la superiorite evidente du detenteur du pouvoir central sur les clans de 1’aristocratie bulgare.
Le sens de la formule 6 ёк 0eoO apx<uv a provoque de nombreuses discussions qui portent
sur la question de savoir si elle reflete une vieille tradition protobulgare ou si elle a ete emprun-
tee a Byzance”. Qu’il nous suffise de dire que les dernieres recherches ont montre de maniere
convaincante que nous avons la une correspondance directe avec les idees politiques d’un monde :
turk asiatique. L’influence byzantine est apparente et ceci dans 1’expression grecque ёк 0€OV et
aussi dans cette manifestation exterieure qu’affecte le souverain bulgare qui, quoique pa'ien, se
veut semblable au basileus, ayant recu la benediction divine. C’est deja cette position bien car-
acteristique de I’epoque ой 1’on discerne 1’opposition au pouvoir de Constantinople, la negation
des pretentions byzantines sur les territoires deja bulgares.
Cette meme position trouve egalement son expression dans la “Liste des khans bulgares” ой, i
------------- fl :
4 W. R. Jones, “Le mythc du Bardarc a travers 1’histoirc”. Cultures, IV, 2, 1977, p. 113 sq.; L. Halphcn, “!.cs Barbarcs , ।
Cull. 1‘euples et civilisation, V (Paris, 1940), p. 135 sq. .ед
’ V. I apkova-Zaimova, “Gencse des peuples balkaniqucs ct formation de leurs Etats ([.’experience bulgare)”.
V. 1 apkova-Zaimova, Variorum Reprints (London, 1979), № XX, 1-15. . Я
6 Д. Д. Димитров, Прабългарите по северного и западного Черноморие (Варна, 1987), с. 207 сл.; v. аи^Д
quelques observations exprimees par Г. Г. Литаврин: “О проблеме становления болгарского государств* -'Я
- Советское славяноведение, 4, 1981, с 42 сл je
7 Д Ангелов, “Въпросът за политическите емигранти между Византия и средновековна Бьлгария”.
Античная древность и Средние века 10, 1973, с 112
11 Г Бакалов, Средновековният български владетел Титулатура и инсигнии. Sofia, 1985, 85-86; Г.Г.
таврин, “Византийская система власти и болгарская государственность (VII в.)”. - В: Sludia НакеюЯ^Ш
20, 1991, р. 22 sq. (bibl.).
120
Pon fait remonter la tradition etatique bulgare a I’epoque d’Attila, ou les premiers souverains
sont dotes d’une longevity et d’un pouvoir presque surnaturels, toujours dans le cadre des vieilles
traditions protobulgares qui s’opposent a la tradition chretienne et byzantine.
Le modele chretien est encore rejete avec une morgue qu’a Byzance on traitait, a juste titre,
de “barbare”, parce qu’elle eloignait consi-derablement la Bulgarie paienne de I’ideal mystique
d’une filiation entre Etats et souverains chretiens, ranges dans une vassalite spirituelle et politique
par rapport au basileus9.
3. De tout autre maniere se presentent les relations avec la Bulgarie chretienne. П ne nous
appartient pas d’analyser ici les raisons qui ont pousse Boris d’imposer la conversion et de se faire
accepter dans “la famille des nations” ou en d’autres termes, d’admettre la souverainete politique
de Constantinople. De par son essence, la conversion etait un acte politique de grande portee:
c’est pourquoi le prince bulgare s’etait heurte a la rebellion d’une grande partie de 1’aristocratie
protobulgare, mecontente de ce qu’il avait transgresse “la loi des aieux”10.
Cette fois-ci nous avons un veritable document officiel, faisant voir ce qu’a Constantinople on
entendait par “modele politique”. Il s’agit de 1’Epitre de Photios adressee au prince Boris-Michel
oil le patriarche expose ses conception sur 1’Ars gubernandi dans le domaine des qualites morales
requises - d’apres les principes byzantins - pour un prince chretien. Bien plus, il expose ces
principes de maniere concrete pour un prince de la Bulgarie voisine et nouvellement convertie -
c’est-a-dire un pays qui etait destine a etre inclus dans la communaute orthodoxe, done dans le
systeme complique du monde byzantin11.
Il nous reste a preciser dans quelle mesure ces principes ont ete adoptes.
A I’epoque de Boris, d’apres le Continuateur de Theophane, il у avait “serenite” dans les rela-
tions entre les deux pays, le modele propose par Byzance semblait accepte: la Bulgarie chreti-
enne se trouvait solidement rattachee a la sphere de Byzance, ce qui favorisait la diffusion des
conceptions byzantines de l'“organisation du monde”.
Neanmoins, a I’interieur du pays grandissait en prestige le pouvoir central et 1’Eglise qui, une
decennie apres I’etablissement d’un archeveche autocephale, faisait partie integrante du systeme
monarchique.
Trente ans environ apres la conversion, le patriarche Nicolas le Mystique s’efforcait d’appli-
quer a son tour les principes fixes par Photios en indiquant a Simeon la voie suivie par son pere
Boris. Mais les choses avaient change. Simeon etait trop bon connaisseur des subtilites de la “fi-
liation spirituelle” et trop sur dans sa politique agressive pour accepter le modele qu’on lui pro-
posait. D’ou les longues tirades dans la correspondance du souverain bulgare avec Nicolas le
Mystique et avec Romain Lecapene, d’ou 1’accusation du cote du patriarche qu’il aurait cherche
a ravir le pouvoir du basileus” et de s’emparer “d’un pouvoir qui a jete les peuples a ses pieds”.
Ceci en 913, mais, meme apres 917, Nicolas le Mystique repond aux pretentions de Simeon que
les fils spirituels” ne peuvent pretendre de gouverner leurs “peres spirituels” et accuse le prince
bulgare de s’orienter vers la tyrannic12.
Le programme de Simeon consiste a adopter le modele byzantin d’apres un systeme d’oppo-
sition systematique pour en arriver a une egalisation dans ce meme modele. En d’autres termes,
V 1 apkova-Zaimova, “L’idce byzantine de 1’unite du monde et 1’Etat bulgare”. Variorum Reprints (London, 1979)
289 29." ''298’ Tapkova-Zaimova, “L’idee imperiale a Byzance et la tradition etatique bulgare”. Ibid. № XIX,
, j H- Hunger, Reich der neuen Mitle (Graz-Wien-Koln, 1965), p. 96.
Л. Симеонова-Антонова, “Византийската концепция за изкуството да се управлява според
отиевото послание до княз Борис 1”. Проблемы на културата, 1988, 4, 91-104; М С. Чичуров,
Политическая идеология средневековья (Москва 1990), с. 32 сл. (L’article de L. Simeonova n’a pas ete pris
12 ' n consideration par cet auteur).
v- Dujeev, Mediae va byzantinoslavo. 4 II (Roma, 1965), p. 189.
121
il у a tendance de formuler un modele bulgare particulier - modele qui repose en partie sur les
anciennes conceptions de I’epoque paienne et sur cet autre modele que 1’on cherche a imiter et
a evincer.
Il ne fait pas de doute que du cote byzantin on ne pouvait accepter ce programme de Simeon.
Mais meme dans le conflit politique et dans 1’opposition qui durait deja des decennies, ce que la
politique de Simeon reussit a imposer, se fut le patriarcat bulgare13.
4. Un acte de compromis, au nom d’une paix quelque peu durable, ce fut la reconnaissais-
sance du cote byzantin du titre utcapb=“basileus” (naturellement sans twv ' Pwpatojv) au fils de
Simeon, Pierre, apres le manage de celui-ci avec la petite-fille de Romain Lecapene. Ce qui con-
firme que c’etait bien un compromis des deux cotes, ce sont les quelques lignes que Constantin
Porphyrogenete consacre a Romain Lecapene dans son “De administrando”, en 1’accusant
d’avoir ete ISioiTq? Kat aypappaTOS avOpwrros (“un homme simple et peu instruit”). C’est
aussi vice-versa - le mecontentement des freres de Pierre, mecontentement qui s’exprime de dif-
ferentes manieres. Neanmoins, ce nouveau titre conferait a la Bulgarie une place superieure a
I’Allemagne ottonienne: temoin Liutprand, I’eveque de Cremone, et la lettre qu’il adressait en
968 a son souverain14. П semble bien que la “filiation” demeurait pour la Bulgarie seulement
dans la sphere religieuse.
Un autre cote, tres important, dans la politique balkanique de la fin du IXе siecle et du Xе sie-
cle, c’est la tendance du cote bulgare de conserver une sorte de suzerainete sur la Serbie et la
Croatie, qui est de neuveau un modele etabli par Byzance dans le systeme de vassalite politique
sur les Etats voisins de la Peninsule ou, en general, sur ceux qui se mouvaient dans sa sphere d’in-
fluence politique. C’est la une situation toujours difficilement reconnue par le regime constanti-
nopolitain. Le Porphyrogenete assure que, pour la Bulgarie, il ne s’agissait pas de пакта recus
du cote serbe ou croate, mais seulement de ^cvfai15. Les choses n’en restaient pas moins nette-
ment etablies, pour I’epoque de Simeon, au moins.
Ainsi done, jusqu’au debut du XIе siecle, le modele politique, propose par Byzance, a eu
un role important dans la formation de la Bulgarie en tant qu’Etat balkanique, sans que, pour
autant, ce modele ait etc totalement adopte dans sa variante byzantine. En Bulgarie s’etait
constitue un systeme de gouverment centralise qui fut a son apogee vers le milieu du Xе sie-
cle - systeme qui reposait seulement en partie sur le modele byzantin, parce qu’il conservait
aussi des traditions protobulgares. La monarchic bulgare etait une monarchic fermee en soi.
La-dessus, les differences etaient considerables avec Byzance ou il n’existait pas un heritier
officiel du trone. Or, dans la conception politique du pouvoir bulgare le globalisme etait
absent (la politique de Simeon constitue une exception dans ce sens). La tendance durable de
faire une entaille dans 1’universalisme byzantin confere a I’ideologie etatique bulgare un car-
actere d’independance plutot que les manifestations d’une ligne suivie pour s’approprier
I’heritage byzantin.
5. Apres les luttes epiques de la fin du Xе et le debut du XIе siecle Byzance reprenait ses droits
sur la Peninsule. Il у a done une interruption naturelie dans 1’approche, du cote bulgare, du mo-
dele politique presente par Byzance. Cependant la tradition etatique etait deja solidement etablie
et il etait improbable qu’elle s’efface meme dans les conditions peu favorables qui se presentaient
pour une periode d’un siecle et demi. C’est alors qu’apparait cette litterature historico-apoca-
lyptique, destinee a un cercle de lecteurs d’un niveau intellectuel moyen, mais refletant d’une
maniere plus ou moins legendaire les traditions officielles de 1’Etat bulgare. Dans les “Livres
13 Г. Бакалов, Op. cit., 119 sq.
14 Liutprandi Rclatio de legatione Constantinopolitana. UnUs Latini Historiae Bulgarian, II (1960), 326-327.
15 V. TSpkova-Zaimova, “Genese op. cit., p. 11.
122
sibyllins”, le “Razumnik-Ukaz”, les “Visions de Daniel” et “d’Isaie”, etc., il у a autant de tra-
ductions et d’adaptations de textes grecs ou se melangent les reminiscences bibliques et orien-
tales avec les principes elabores a Byzance. Dans ces textes bulgares reviennent souvent les qua-
tre royaumes terrestres ou le “royaume bulgare” suit immediatement “le royaume grec”, c’est-a-
dire 1’Empire byzantin, ou bien “le royaume bulgare” vient en troisieme lieu, apres “le royaume
iberien”, “le royaume allemand” etc. toujours dans cette suite des royaumes benis de Dieu16.
6. A la fin du ХПе siecle, lors de la restauration de la Bulgarie par les Assenides, les choses ont
deja beaucoup change. Elies ont change parce que les relations de Byzance avec le monde occi-
dental sont plus intenses, encore que loin d’etre toujours pacifiques. EUes ont change surtout
apres la quatrieme croisade et le morcellement de l’empire a la suite de la prise de
Constantinople par les croises. Si, a priori, on peut affirmer que la Bulgarie des Assenides est,
dans la formation de ses institutions, presque une copie de l’empire des Comnenes, c’est parce
que le modele byzantin a considerablement evolue dans sa caracteristique globale.
D est vrai que, d’une part, I’idee d’empire a Byzance demeure immuable et que theorique-
ment les rapports de “paternite et de filiation” n’ont pas ete supprimes dans la politique de 1’em-
pire. Mais, d’autre part, 1’existence meme - quoique temporaire - de trois Etats byzantins, est
une preuve indubitable de la grande faille. Dans Nicee ou, apres le naufrage, Constantinople a
trouve un port (1’expression est de Michel Choniates), les Lascarides reussissent, malgre les diffi-
cultes avec le clerge grec demeure a Constantinople, a se faire un empire qui se presente comme
une continuation de l’empire de Constantinople. Et en 1237 Vatatzes repond au pape Gregoire
IX qui s’adresse a lui comme a un “nobilis vif qu’il est le descendant de tous les basileis qui ont
gouverne depuis Constantin le Grand et que les Doukas et les Comnenes sont ses aieux, tous ces
empereurs ayant etc reconnus par 1’Eglise romaine comme autocrates des Romees. Plus loin il
parle du transfert du pouvoir a Nicee, en expliquant qu’un pouvoir ne s’exerce pas sur des pier-
res et des arbres, mais sur le peuple. Telle est 1’explication qui correspond aux exigences de
I’epoque. Ceci n’empeche pas Theodore Doukas Comnene de demander un titre imperial a
I’archeveque d’Ochrida, d’ou le refroidissement dans les relations avec Nicee. Ceci n’empeche
pas non plus les Comnenes de Trebizonde de porter egalement le titre de basileus (quoique sans
Tibv'Pwpaiwv)17.
7. La Bulgarie se trouve dans une situation semblable. Dans 1’oeuvre de reconstruction et de
reconstitution, les Assenides s’en rapportent a la vieille tradition bulgare, done au modele tel
qui avait ete elabore dans la periode avant le XIе siecle. Mais ils se rapprochent toujours d’a-
vantage du nouveau modele byzantin qui est beaucoup plus souple. La cheirotonie de Basile,
le patriarche de Tarnovo, n’a pas eu la reconnaissance meme de Demetrios Chomatianos.
Neanmoins, la Bulgarie se proclamait цЪсарство. Bien plus: dans le Synodikon de Tarnovo,
dans la Vie que Chomatinos ecrivit sur Clement d’Ochrida, on attribuait retrospectivement le
titre de “tzar” a Boris-Michel. Les souverains du XIIIе et du XIVе siecle portent la titulature
de великъ цксарь превеликий и богохранимый et Jean Assen surtout, dont les ambi-
tions se rapprochent quelque peu de celles de Simeon, prend le titre de “tzar des Bulgares et
des Grecs” — un titre qui n’a plus un sens ethnique, mais qui rappelle les pretentions de
suzerainete politique de la Bulgarie du Xе siecle18. Cette suzerainete, Jean Assen 1'evoque dans
son inscription de 1’eglise des “Quarante martyrs” par rapport a la Serbie, a 1’Albanie et par
rapport a Theodore Comnene.
16 V Tapkova-Zaimova, “Die eschatologische Literatur und die byzantinisch-bulgarischen Beziehungen”. - Bu£avnaKa,
12 (0eaaaXoviKT|, 1992), 105.
17 V. en general la synthese de A. baupi8ov-Za<j>pdKa, Niraia Kai "Hrreipos tov 13a auiiva. 'ISeoAoyiiaj
avrvrrapaOccTT] arrjv jrpoamiteia tovs va avaicnjaovv ttjv айтократорСа (ОеаааХойкг), 1990) (bibl.).
18 Г. Бакалов, Средневековният български владетел (София, 1985), с. 85 сл.
123
8. A I’epoque du Grand Assen, telle etait la position de la Bulgarie face au modele byzantin,
si avant lui Kalojean dans ses negociations avec Rome faisait une sorte de deviation sur ce plan,
en gardant cependant de maniere curieuse le modele byzantin (il assurait le pape que le basileus
Alexis III et le patriarche de Constantinople lui auraient dit: “Veni ad nos, coronabimus te
imperatorem et faciemus tibi patriarcham, quia imperium sine patriarcha non staret”). Mais le
morcellement politique commence a se faire voir de maniere evidente en Bulgarie dans la deux-
ieme moitie du XIIIе siecle et surtout lors de la grande crise politique de cette periode. Ceci
aboutit a une sorte de devaluation du titre imperial19. Qu’il nous suffise de rappeler le cas de
Jacob Svetoslav qui s’intitule “imperator” et independamment du fait que, peut-etre, les regards
de ce seigneur se tournait vers les realites de 1’Europe centrale plutot que vers Byzance. Mais c’est
la une situation qui aurait ete intolerable, meme pour le Moyen Danube deux siecles auparavant.
Dans sa charte de Chilendar, Etienne Nemanja assurait que Dieu a assigne sa place a chaque
peuple, instituant les Grecs comme “basilei”, les Hongrois comme “rois” (крале) et qu’il
“a divise les souverains d’apres sa loi generale”20.
9. Cette situation d’incertitude, ou plutot de diversite dans la maniere dont se presentent les
formes qu’adoptent les souverains balkaniques est encore plus evidente vers le milieu de XIVе
siecle, suivant toujours le modele byzantin. Nous avons dit “les souverains balkaniques”, parce
qu’a cette epoque, lors du morcellement politique surtout dans les regions occidentales de la
Peninsule, les particularites s’estompent de plus en plus. C’est ainsi que Nicephore Gregoras
affirme qu’Etienne Dusan et son fils Uros s’etaient partage les territoires de 1’Etat serbe de
maniere que ce dernier gouvernait les terres entre le Danube et 1’Adriatique “a la maniere serbe”
et Dusan - les villes jusqu’aux defiles de Christopolis “d’apres la maniere des Romees”. La
“Romanie”, comme il apparait d’apres les recherches recentes, n’a pas un sens ethnique, mais
plutot administratif. Neanmoins, malgre les changements intervenus, on continue de parler de
modele byzantin.
Il en est de meme en Bulgarie, lorsqu' a I’epoque de Jean Alexandre il у a cet echelonnement
dans la titulature des tzars oil le modele byzantin, par exemple du “mikros basileus” est adopte
lors du morcellement de la Bulgarie en Etat de Tarnovo et en Etat de Vidin. Dans la deuxieme
moitie du XIVе siecle il у a un dernier effort, celui de Dusan, de former un Etat centralise,
s’etendant sur “La Serbie et la Romanie”, avec un patriarche qui regoit la benediction de
Tarnovo21. Mais ce n’est pas non plus tout a fait 1’imitation du modele byzantin.
10. Si 1’on considere la formation de 1’Etat de Vidin comme un apanage du fils aine de
Jean Alexandre, on ne peut plus chercher un veritable modele byzantin. Dans ces nouvelles
structures et cet echelonnement politique, ce que 1’on constate en dernier lieu, c’est ce
separatisme politique dans I’aire balkanique22 qui est plutot un phenomene balkanique
general qu’une imitation des Etat byzantins tardifs “neobyzantins”, comme les appelle
Zakythinos23.
Ce qui nous reste a dire en dernier lieu, c’est qu’en Bulgarie il existait un Etat centralise, qui
s’etait forme et developpe seulement partiellement sur le modele byzantin. Ce qui caracterise cet
Etat dans les realisations pragmatiques du modele-pouvoir souverain et son interpretation sym-
bolique dans la titulature, ainsi que 1’antinomie Etat — Eglise, il apparait que, a I’epoque
19 В. Тъпкова-Заимова, “Владетельская идеология на Балканах (Опыт сравнительного изучения)”. Stadia
Balcanica,20 (1991), 17-18.
20 R. Mihalcic, “L’Etat serbe et 1’universalisme de la seconde Rome”. Da Roma alia lerza Roma (Roma, Constantinopoli,
Mosca), I (Napoli - Roma, 1983), 377.
21 Историо}а Срба, I (Београд, 1981), c. 541 сл.; ДиниЬ, M. “Душанова царска титула у очима савреме-
ника”. Зборник у част шесте Стогодишгьице цара Душана, 1 (Београд, 1951). 55 sq.
22 Хр. Матанов, Югозападните български земи през XIV век (София, 1986), с. 157 сл.
23 D. Zakythinos, Byzance: Etat-Societe-Economic. Variorum Reprints (London, 1973), 5 sq.
124
des IXе - Xе siecles, dans la periode done des contestations politiques avec Byzance sur ses droits
“sacres” dans la Peninsule, en Bulgarie on avait reussi a former un modele propre qui a etc imite,
a son tour, dans les regions occidentales des Balkans oil se forment, environ deux siecles apres
1’Etat bulgare, les Etats des autres Slaves du Sud. П en est ainsi parce que ce modele a ete une
nccessite pour le monde chretien et pour les pays qui gravitatient dans la sphere de Byzance,
mais en second lieu aussi dans celle de la Bulgarie qui avait deja evolue de maniere spccifique
dans le monde chretien.
Византийский временник, т. 55
W. Seibt
NEUE ASPEKTE DER SLAWENPOLITIK JUSTINIANS II.
ZUR PERSON DES NEBULOS
UND DER PROBLEMATIK DER ANDRAPODA-SIEGEL
Ausgangspunkt dieser Untersuchung war ein goldener Monogrammring. Da er positiv
geschnitten ist, handelt es sich nicht um einen Siegelring, sondern ein Schmuckstiick. Das exqui-
site kleine Kunstwerk wurde 1966 fur das Virginia Museum of Fine Arts in Richmond, Virginia,
erworben. Der Durchmesser des Ringes betragt 23 mm, der der Monogrammplatte 13 mm, die
Dicke der letzteren erreicht 3 mm. Der Ring ist 12,4 g schwer* 1.
Das Monogramm weist, in alphabetischer Reihenfolge, die Buchstabenelemente BEANOV
auf, wobei die Ligatur O-V am Scheitel und Aauf der Sohle des Monogramms erscheinen, В
links und die Ligatur N-E rechts auBen. Es handelt sich um ein Kreuzmonogramm, wie sie ab
dem 2. Viertel des 6. Jh. in Byzanz in Mode kamen. Bei Ringen verbergen sich hinter solchen
Monogrammen entweder nur ein Name oder ein Name in Verbindung mit Rangtitel oder Amt.
Zumeist ist der Genetiv zu erwarten.
Das Monogramm ist hochst wahrscheinlich mit Ne(JovXov aufzulosen. In den
Geschichtsquellen wird ein einziger Trager dieses sehr ausgefallenen Namens erwahnt, und der
gerade fiir eine Zeit, die sehr gut fiir die Datierung des Ringes paBt, namlich fiir das ausgehende
7. Jahrhundert.
In der Geschichte der Slawen im Byzantinischen Reich wahrend der ersten
Regierungsperiode Justinians II. spielte dieser Nebulos eine zentrale Rolle, der jedoch oft nicht
die notige historische Objektivitat entgegengebracht wird2.
Jedenfalls lebten die Slaven innerhalb der byzantinischen Grenzen im 7. Jahrhundert in nicht
allzu groBen Stammesverbanden, ihre Freiheitsliebe verhinderte sowohl die Griindung eines
eigenen Staates als auch zu groBe EinfluBnahme seitens des byzantinischen Reiches, obwohl
man sich gut vorstellen kann, daB zumindest einige Stamme bzw. kleinere Verbande mit Byzanz
eine Art weiterentwickeltes Foderaten-Verhaltnis eingingen. Ferner darf vorausgesetzt werden,
daB im 7. Jh. neben den slawischen Zuwanderern ein groBer Teil der alteingesessenen
Bevolkerung weiter existierte, und zwar nicht nur in den Stadten sondern zumindest teilweise
auch auf dem Lande.
Als sich die Bulgaren Asparuchs nach der byzantinischen Niederlage von 680/81 siidlich der
© W. Seibt, 1998
1 Auf diesen Ring wies mich vor vielen Jahren Joachim Werner. Fiir die Ubersendung von Photos und Dias sowie alle
naheren Auskiinfte bin ich den damaligen Kuratoren Pinkey Near and Carol Moon zu Dank verpflichtet. Der Ring
wurde in der Zwischenzeit publiziert: A. GONSOVA - CH. KONDOLEON, Art of Late Rome and Byzantium in
the Virginia Museum of Fine Arts. Richmond, Va 1994, 52f. - allerdings mit unglucklicher Deutung des
Monogrammes.
2 Zur Hypothese, daB von den Slawen, die ab dem spateren 6. Jahrhundert auch auf heute griechischen Boden vor-
drangen, nur eine geringe Zahl im Lande blieb, daB sie numerisch den mehr oder weniger “echten Byzantinern”
gegenuber von untergeordneter Bedeutung gewesen sind und daB die Verbindung von Konstantinopel nach
Thessaloniki auch auf dem Landweg nie ernstlich gefahrdet war, vgl. J. KARAYANNOPOULOS, Les Slaves en
Macedoine. La pretendue interruption des communications entre Constantinople et Thessalonique du 7eme au 9eme
siecle (Comite national Grec des etudes du sud-est europeen, Centre d’etudes du sud-est europeen 25). Athen 1989.
126
unteren Donau niederlieBen und einige benachbarte Slawenstamme unter ihre BotmaBigkeit brach-
ten, wurde die byzantinische Position auf dem Balkan schwer erschiittert, selbst wenn man die alte
These von Evangelos Chrysos, die er in der Zwischenzeit allerdings abschwachte, gelten lassen
wollte, daB die Bulgaren formaliter durch den Vertrag, den der Kaiser mit ihnen schloB, ebenfalls zu
foederati des Reiches wurden3; realiter waren sie natiirlich unabhangig und kassierten ansehnliche
Summen, um nichtsdestotrotz weiterhin eine echte Bedrohung des Reiches darzustellen.
Die neuen Machtverhaltnisse zwangen Byzanz, seine Beziehungen zu den Slawenstammen, die
nicht bzw. noch nicht unter bulgarische BotmaBigkeit gekommen waren, besser zu regeln und auf
eine neue Grundlage zu stellen. Solange man damit rechnen konnte, daB die eingewanderten sla-
wischen Gruppen - die einen schneller, die anderen langsamer - assimiliert wurden und so auf wei-
tere Sicht eine Bereicherung der byzantinischen Untertanenschaft brachten, konnte man Nachsicht
iiben, wenn die einen oder anderen Sippenoberhaupter eine antibyzantinische Politik verfolgten.
Nun erschien es aber angezeigt, barter durchzugreifen, um zu verhindern, daB sich die eher
byzanzfeindlichen Stamme mit den Bulgaren verbiindeten und somit die Bedrohung der
Hauptstadt noch gewachsen ware. So besehen war der beriihmte Feldzug Justinians II. nicht eine
dumme Marotte, auch nicht jugendlicher Leichtsinn, wie uns im besonderen Theophanes weis-
machen will, sondern ein politisch-strategisches Gebot der Stunde. Hatten jene Wissenschaftler
Recht, die da meinen, es hatte nur ein paar verstreute slawische Familien gegeben, ware wohl eine
“begrenzte Polizeiaktion” ausreichend gewesen, um “die Situation zu bereinigen”.
Nun wissen wir aber, daB Justinian das Gros der byzantinischen Armee nach Thrakien
beorderte, та каРаХХарека Оецата4 bzw. тптпка атратеирата5. Der Kaiser zog also mit
einem gewaltigen Truppenaufgebot durch das Gebiet der Sklavinien bis nach Thessaloniki;
manche Stammesvertreter “krochen zu Kreuz” und zeigten dem Kaiser unverziiglich ihre
BotmaBigkeit an, gegen die iibrigen wurde aber ein regelrechter Krieg gefiihrt, wofiir unsere bei-
den Hauptquellen immerhin den Terminus ттбХс po? verwenden6!
Es gibt dann ja auch die beriihmte, leider in der Zwischenzeit verschollene Inschrift, mit der
Justinian nach seiner siegreichen Ankunft in Thessaloniki der Kirche des hl. Demetrios die
Einkiinfte aus den Salinen iiberantwortete. Wahrend die Chronologic des Theophanes gerade fiir
diesen Abschnitt nicht geniigend verlaBlich ist, haben wir hier eine sichere Datierungsbasis:
Justinian spricht in der Inschrift von ёиеатшат]? SevTepas chivc pipe tog7 *, also von der “laufen-
den 2. Indiktion”; das bedeutet 688/89, bzw., da der Feldzug wohl in der besseren Jahreszeit
durchgefiihrt wurde, doch wohl 689. Theophanes spricht vom 3. Regierungsjahr Justinians, was
eher 688 gewesen ware. In dieser wichtigen epigraphischen Primarquelle ist ferner die Rede von
Siegen, von der Hilfe des hl. Demetrios in Kriegen (Plural!) gegen die gemeinsamen Feinde usw. Das
alles konnte sich natiirlich auch auf andere Erfolge beziehen, wie etwa im Osten, aber in erster
Linie doch wohl primar auf den eben abgeschlossenen Feldzug. Solche Formulierungen waren gera-
dezu lacherlich gewesen, hatte es die geballte militarische Kraft des Reiches nur mit kleinen, unor-
ganisierten Gruppen zu tun gehabt. Es waren also sehr wohl auch groBere slawische Verbande mit
einer gar nicht so unbedeutenden Kampfkraft, die niedergerungen wurden - abgesehen von den
Stammen, die sich mehr oder weniger freiwillig unterwarfen.
Was den Weg des byzantinischen Heeres betrifft’1, mochte ich doch annehmen, daB der
3 I- K. Chrysos, Zur Griindung des ersten bulgarischen Slaales. (jriUomelhodianum 2 (1972 73) 7 13; dcrs., Die
Nordgrenze des byzantinischen Reiches im 6. bis 8. Jahrhundert. Sudoslnrmpa Jahrbuck 17 (1987) 38C.
4 Theoph. 364, 8, z.J. 6179.
5 Nikephoros Patriarch 36, 17 DE BOOR = 92, c. 38,1. 6 MANGO.
'' Theoph. 364, 14; Nikephoros Patriarch 36, 20 DE BOOR = 92, c. 38,1. 9 MANGO.
7 Vgl. J.-M. SPIESER, Invenlaires en vue d’un rccueil des inscriptions historiques de Byzance. I. Les inscriptions de
Thessalonique. 74/5(1973) 157,1. 10.
127
Kaiser selbst vor allem die alte via Egnatia beniitzte, soweit sie noch halbwegs in Ordnung war,
und nach Bedarf jeweils Detachements seiner Armee in verschiedene Richtungen aussandte.
Theophanes und Nikephoros behaupten, der Krieg hatte sich gegen Slawen und Bulgaren
gerichtet, m. E. kann das nur in relativierter Form zutreffen; indirekt zielte die gesamte Aktion natiir-
lich auch gegen die Bulgaren, eben um eine Ausweitung ihrer EinfluBsphare zu verhinderri, aber zu
direkten Kampfhandlungen kam es hochstens mit einzelnen bulgarischen Abgesandten, die bereits
Kontakte zu weiteren slawischen Nachbarn aufnehmen wollten oder sogar schon aufgenommen hat-
ten; das den Bulgaren vertraglich “zugewiesene” Land wurde damals sicher nicht von byzantinischen
Truppen betreten.
Auch der Angabe des Theophanes, daB es beim Riickmarsch ev тф атсгф ТГ)9 кХбЮойра? zu
einem fur den Kaiser sehr verlustreichen Kampf mit den Bulgaren gekommen ware9, halte ich in
dieser Form fur wenig glaubwiirdig. DaB irgendein Armeeteil im Zuge des Riickmarsches oder auch
eine zumindest zeitweilig zuriickgelassene Besatzungseinheit - damals oder etwas spater! - in neue
Kampfhandlungen verwickelt wurde, ja daB sogar im Extremfall ein paar bulgarische
“Militarberater” - um einen modernen Terminus zu verwenden - eine Rolle spielten, ist denkbar,
aber ein offener Krieg mit den Bulgaren kann m. E. mit Sicherheit ausgeschlossen werden. Eine echte
Niederlage gegen die Bulgaren hatte - gerade unter den spezifischen Bedingungen dieser Zeit -
unweigerlich systematische Feldziige gegen das neue bulgarische Herrschaftsgebiet zur Folge gehabt,
was aber nicht eintrat10. Vielmehr wurde der Kaiser sehr bald danach wieder im Osten aktiv.
Unsere Quellen berichten in unmittelbarem zeitlichen Zusammenhang mit dem Krieg in
Thrakien und Makedonien von der groBangelegten Deportation Tausender Slawenfamilien in das
Gebiet des Themas Opsikion, und zwar uber den Hafen Abydos. An den Deportationen ist nicht zu
zweifeln, aber ob sie sofort als Riesenaktion durchgefuhrt wurden oder doch Jahre dauerten bzw. nach
kleineren Anfangen erst spater gewaltige AusmaBe annahmen, sollte lieber offen bleiben. Theophanes
berichtet ja auch sonst mehrfach inhaltlich Zusammengehdriges, das sich iiber mehrere Jahre
erstreckte, unter einer einzigen summarischen Eintragung. Theophanes will Justinian - in uniiberse-
hbarer Antipathic - als uniiberlegten Tyrannen darstellen, der seinen grausamen Veranlagungen
freien Lauf lieB und Fehlentscheidung an Fehlentscheidung reihte; aber wenn diese Umsiedlungen
nach einem groBen Plan systematisch durchgefuhrt wurden und nicht uberstiirzt bzw. unvorbereitet,
dann lagen sie - bei aller Harte fur die Betroffenen - durchaus im Interesse des Reiches.
Aus den unterworfenen Slawen wurde Truppen ausgehoben, einerseits um den Widerstand
weiter zu schwachen und andererseits um fur neue Aktivitaten im Osten die Themata zu ver-
starkgn. Diese neuen Truppen werden Xads treptowios genannt11, was N. Oikonomides - in
Anlehnung an den Sprachgebrauch der Bibel - mit “the Chosen People” (also
“ausgewahltes/auserwahltes Volk”) iibersetzte12, m. E. nicht voll zutreffend; vielleicht sollte damit
eher zum Ausdruck gebracht werden, daB der Kaiser sie als sein persbnliches Eigentum ansah.
Hochstwahrscheinlich wurden sie auch geringer als die alten Kavallerieregimenter, eben die
Themata, eingestuft und hatten demgemaB auch weniger Privilegien als diese13.
Der Kommandant dieser neuen slawischen Hilfstruppe wurde obiger Nebulos, den
Vgl. MARTHA GREGORIU-IOANNIDU, H екстратеСа той ’ loixmviavov В' ката twv BouXyapuiv Kai
XXafkov. BvCavnaKd 2 (1982) 111 124.
4 Thcoph. 364, 15-18.
10 Vielleicht steht die Nachricht in de thematibus (c. 3), daBJustinian mit SkvOol eine KXetaovpa Strymon einrichtete,
in einem ursachlichen Zusammenhang mit obigen Ereignissen.
11 Thcoph. 366, 2; Nikeph. 36, 23 DE BOOR = 92, c. 38,1. 12 MANGO.
12 N. OIKONOMIDES, Silk Trade and Production in Byzantium from the Sixth to the Ninth Century: The Seals of
Kommerkiarioi. DOP 40 (1986) 53.
13 Wenig iiberzeugend T. C. LOUNGHIS, A Deo conservandum imperiale obsequium. Some notes concerning
Byzantine field troops during the Dark Ages. BjzSl 52 (1991) 56f.
128
Nikephoros als ёк twv evyevtOTcpwv (sc. twv SKkafh^Vtov) bezeichnet14. Es gibt keinen AnlaB,
Uber eine eventuelle protobulgarische Abstammung des Nebulos nachzudenken, er war sicher
einer der slawischen Stammesfiihrer. DemgemaB ist nicht nach einer bulgarischen15 sondern
einer slawischen Etymologic fur den Namen zu suchen. Und hier hat Phaidon Malingudis den
rechten Ansatz gewiesen: Es handelt sich um einen “Negativnamen”, “ne byl”, wobei
Malingudis das zweite died mit eivai, urrdpxeiv in Verbindung brachte, im Sinne von “er war
nicht”, es sich also gewissermaBen um einen Namensvetter des Odysseus, der sich dem
ungastlichen Polyphem gegeniiber als Herr 0i>8ei2 ausgab, handelte16. Wir wollen eine andere
Hypothese zur Diskussion stellen: O. Kronsteiner erklart den alpenslawisch belegten
Personennamen BYLA als Kurzform zu Pribyla, was etymologisch von pribyti/pribyla, “ver-
mehrt” abhangt, also der Bedeutung nach “Augustus” in etwa nahekommt17.
Uber die schon bisher bekannten literarischen Quellen und den oben erwahnten Ring hinaus
konnten wir kiirzlich auf einem vor Jahrzehnten aufgenommenen Photo eines Athener
Bleisiegels auf dem Avers dasselbe Monogramm wie auf letzterem Ring entdecken. Das
urspriinglich nicht entzifferbare Monogramm der Riickseite ist nun - nach der Restaurierung -
ctKpiPtoVOS zu lesen18. Das ist eine sehr wichtige neue Information. Skribones waren dann in
mittelbyzantinischer Zeit Offiziere im Tagma der Exkubiten. Ob sie im spaten 7. Jh., zur Zeit
des Siegels, eine eigene Abteilung im Bereich der Garden bzw. der kaisertlichen Leibwachen
bildeten, ist offen; man kann allerdings davon ausgehen, daB dieser Dienst eine gewisse Nahe
zum Kaiser bieten konnte, weshalb manche dieser Manner nicht nur zu Sonderauftragen
herangezogen wurden, sondern von hier aus Karriere machten19. Es ist also davon auszugehen,
daB Nebulos schon eine militarische Karriere im Dienste des Kaisers hinter sich hatte, als er als
Vertrauter des Kaisers an die Spitze der neugebildeten'slawischen Regimenter gestellt wurde.
Vielleicht hatte er zuvor bereits beim Feldzug nach Thessaloniki eine wichtige Rolle gespielt.
Nebulos bekam offenbar nicht den Titel Stratege, sondern er muBte sich mit dem viel far-
bloseren dpyojv zufriedengeben. DaB er anlaBlich seiner Ernennung vom Kaiser einen golde-
nen Zierring erhalten hat, ware gut vorstellbar - die hohe Qualitat des Ranges konnte durchaus
einer kaiserlichen Werkstatt entsprechen.
Die Frage, wann diese slawische Armee aufgestellt und Nebulos zu ihrem Kommandanten
ernannt wurde, ist nicht genau zu beantworten. Ich halte dafiir, daB das schon sehr bald der Fall
war, ca. 690. Die Starke dieser Armee wird von Theophanes mit 30.000 angegeben, was iiber-
trieben sein diirfte, aber 10.000 - 15.000 mag in etwa hinkommen - fur byzantinische Verhaltnisse
also eine respektable Truppe, die wahrscheinlich sehr bald an die Ostgrenze verlegt wurde.
Im Orient fand Justinian II. langere Zeit eine sehr giinstige Situation vor. Der neue Marwaniden-
Kalif Abd al-Malik b. Marwan, der im April/Mai 685 die Herrschaft antrat, wurde zunachst nur in
Syrien anerkannt, und fand anfangs selbst dort Probleme vor. In Kirkesion hatte sich Zufar b. Harith
14 Nikeph. 36, 24 DE BOOR = 92, c. 38,1. 13 MANGO.
15 Man vgl. dazu G. MORAVCSIK, Byzantinoturcica II. Berlin ^1983, 210; H. DITTEN, Slawen im byzantinischen
Heer von Justinian I. bis Justinian II. In: H. KOPSTEIN - F. WINKELMANN, Studien zum 7. Jahrhundert in
Byzanz - Probleme der Herausbildung des Feudalismus (BBA 47). Berlin 1976, 87f.
16 PH. MALINGUDIS, Относно никои славяно-български лични имена VII—IX в. In: Втори международ-
ен конгрес по българистика, Доклади 6. София 1987, 684—686; DERS., Friihe apotropaische
Personennamenbildungen im Slavischen. f Balkanologie23/i (1987) 28f.
17 O. KRONSTEINER, Die alpenslawischen Personennamen {Osterreidiischejvamenforschung, Sondemihe 2). Wien 1981,27.
Konnten auch die altrussischen Helden “Bylinen” diesem Wortstamm angehoren?
18 Vgl. auch W. SEIBT, Siegel als Quelle far Slawenarchonten in Griechenland. Studies in Byz. SigiUography 6 (1998) (in
Druck). Die genaue Nummer bei Konstantopulos konnte nicht eruiert werden, da er in jenen Abschnitten des
Supplements oft nur unzureichende “Beschreibungen” bietet: Av. Monogramm, Rv. Monogramm - ohne weitere
Angaben bzw. Umzeichnungen. Fur Gipsabdriicke nach der Reinigung danke ich Vasso Pennas.
19 Es sei nur an die ehemalihen Skribones Komentiolos oder Bonosos erinnert.
5 - 3818
129
ein unabhangiges Herrschaftsgebiet aufgebaut, das er bis 690/91 halten konnte, und der Irak sowie
die ostlichen Provinzen waren bis 691 in der Hand des Mu.s’ab b. al-Zubayr20.
Der Kalif schloB sowohl am Beginn seiner Herrschaft (685) als auch 688/89 mit Byzanz
Friedensvertrage, um freiere Hand gegen die inneren Feinde zu haben. Letzterer Vertrag war
wohl fiir Justinian der AnlaB gewesen, einen groBen Teil seiner Armee nach Thrakien zu schaf-
fen, um sie dort gegen die Slawen einzusetzen.
Auch wenn die chronologischen Angaben der armenischen und arabischen Historiker nicht ganz
iibereinstimmen, ist es doch sicher, daB Byzanz in der zweiten Halfte der 80erJahre, jedenfalls nach
dem ersten und wahrscheinlich auch noch nach dem zweiten Friedensvertrag, mit groBer
Truppenmacht in Armenien aktiv wurde, unter dem Kommando des Leontios, des spateren Kaisers.
Was zunachst wie ein Vertragsbruch aussieht, konnte sehr wohl mit Billigung des Kalifs geschehen
sein, denn Armenien und Iberien lag ja im EinfluBbereich seiner innenpolitischen Gegner21. Die
kaiserlichen Truppen waren sehr erfolgreich, fuhrten sich aber nicht gerade als Befreier auf sondern
sollen schon damals Tausende in die Gefangenschaft gefuhrt haben (mehrheitlich wohl Armenier,
aber sicher auch Araber). Ja Justinian war 689/90 sogar in der Position, den armenischen Katholikos
nach Konstantinopel zu beordern und hier eine Kirchenunion zu erzwingen22. Als 689 der armeni-
sche Heerfuhrer Asot Bagratuni bei einem arabischen Einfall (wohl aus dem Irak) verwundet wurde
und bald danach starb, setzten die Byzantiner als Herren der Lage in Armenien Nerseh Kamsarakan
und in Albanien Varazdat als regierende Fiirsten bzw. Heerfuhrer ein.
Im Jahre 692, als das arabische Reich noch keineswegs voll befriedet war, aber der Kalif seine
wichtigsten Feinde bereits ausgeschaltet hatte, kam es erneut zum Krieg mit den Byzantinern. Wer
ihn vom Zaun brach, ist nicht so sicher, aber offenbar steuerten beide Seiten darauf zu. Auf byzanti-
nischer Seite kamen neben den Themata naturlich auch die neuen slawischen Hilfstruppen zum
Einsatz. Die arabische Armee wurde von MuhflFDammad, einem Bruder des Kalifen, gefuhrt, der
immerhin Sebasteia (Siwas) einnehmen konnte. Als es nach elnigen byzantinischen Erfolgen den
Arabern gelang, Nebulos und etwa zwei Drittel der slawischen Truppen zum Uberlaufen zu bewegen,
erlitten die byzantinischen Themata, die verstandlicherweise auch den anderen slawischen Soldaten
nicht mehr voll vertrauten, zwischen Sebasteia und Sebastopolis (Sulusaray) in Nordkappadokien eine
Niederlage23. Diese diirfte nicht verheerend gewesen sein, aber weitere byzantinische MiBerfolge in
den Jahren darauf, z. B. bei Germanikeia, bewirkten immerhin den Abfall der Armenier unter Smbat
Bagratuni (griech. SaPPaTlos), die dem neuerlichen arabischen Einmarsch unter dem erwahnten
MuhflFDammad kaum Widerstand entgegensetzten.
Die iibergelaufenen slawischen Truppen wurden iibrigens bei Antiochien und Kyrrhos ange-
siedelt24 und hier als “rub” organisiert25. Verstandlicherweise beteiligten sie sich an den folgenden
arabischen Razzien auf byzantinisches Gebiet mit groBem Erfolg, wohl auch unter besseren
Bedingungen als zuvor unter byzantinischem Kommando. Es kam ihnen dabei zugute, daB sie das
Terrain kannten und iiber die byzantinischen Stellungen bzw. die Kampfkraft der verschiedenen
Einheiten gut Bescheid wuBten. DaB Justinian an den Angehorigen der Fahnenfliichtigen, speziell
der Kommandanten, blutige Rache nahm, ist irgendwie verstandlich; in Леикатг]? bzw. am Кар
Леикт] Актр, bei der Halbinsel Yelenkaya Burnu am Golf von Nikomedeia, wurden sie umge-
20 Vgl. El I 78f.
21 Vgl. R.J. LILIE, Die byzantinische Reaktion auf die Ausbreitung der Araber. Studien zur Strukturwandlung des
byzantinischen Staates im 7. und 8. Jhd. (Miscellanea Byz- Monacensia 22). Milnchen 1976, 99ff.
22 Narrate de rebus Armeniae 144-150, S. 46f. GARITTE (CSCO 132 = Subsidia 4); vgl. S. 350-356.
23 Vgl. F. HILD - M. RESTLE, Kappadokien (TIB 2). Wien 1981, 274.
24 Die Zahl 7000, die in diesem Zusammenhang iiberliefert wird, scheint mir vertrauenswiirdig; vgl. Michael d. Syrer II
470 (CHABOT) u. Bar Hebraeus 103f. (BUDGE).
25 Vgl. P. CRONE, Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. Cambridge 1980, 38u. 230, A. 274.
130
bracht26. Andererseits wurde durch diesen Akt die Kampfeswut der Mannen um Nebulos doppelt
gesteigert, die Spirale der Gewalt drehte sich.
In diesem Zusammenhang sind naturlich auch die viel diskutierten dv6pa7ro6a-Siegel zu
erwahnen. Den bisherigen Forschungsstand hat N. Oikonomides zusammengefaBt27. Das ihm
bekannte Material stammt ausschlieBlich aus dem Jahr 694/95 und umfaBt die beiden
Kappadokien, Asien, Karien, Lykien, Galatia salutaris, Phrygia salutaris und Bithynia. Nur in
Bithynien ist eindeutig von slawischen Skiaven die Rede. Uberall erscheint Georgios атгд
U7tdrwv, ein gut belegter Kommerkiarier dieser Zeit, als Generalmanager dieses “gigantischen
Sklavenmarktes”, wie Oikonomides pragnant formulierte. G. Zacos und A. Veglery, deren
wichtigstes sigillographisches Verdienst in der systematischen Neuordnung und Klassifizierung
der Kommerkiariersiegel liegt, haben eine Tabelle mit all den Erwahnungen dieses Georgios
aufgestellt, die eine imponierende Lange aufweist und von 690/91 bis 695/96, also bis in den
Beginn der Regierung des Leontios, reicht. Nach Aussage der Siegel war Georg in demselben
Jahr, aus dem obige Andrapoda-Siegel stammen, auch Kommerkiarier in Helenopontos,
Armenia IV28 und Asia, Karia, Lykia, Rhodos und Ghersonesos29.
Dazu kommt aber nun ein neues Andrapoda-Siegel, das in der deutschen Privatsammlung
Dr. Zarnitz liegt30. Es ist ein Jahr alter, stammt also aus 693/94, und nennt als Provinz Isauria
und Kilikia. Eben tauchte in einer Auktion ein Mischtypus auf, wieder fiir 694/695, wo die
Legende lautet: ГесоруСои drrd uttotcov dno9f)KT)s 'laaupias Kai auSpairoStov31.
Das bringt neues Licht in den ganzen Zusammenhang, denn daraus folgt, daB nach den
byzantinischen Niederlagen und dem Riickzug aus Armenien und anderen EinfluBzonen im
Laufe der arabischen Wiedererstarkung eine Unmenge von Gefangenen gemacht wurde — im
Menschenraub waren die Militars tiichtiger als bei den eigentlichen Schlachten —, die dann
zunachst im kilikischen Grenzgebiet auf den staatlich dirigierten Sklavenmarkt kamen, nicht
zuletzt, um die Bevolkerungsdefizite dieser Regionen auszugleichen. Das offenbar gute
Ergebnis dieser Aktion fiihrte im Folgejahr zu einer Neuauflage in noch viel groBerem
AusmaB, unter Leitung des bewahrten Georgios. In erster Linie kamen wohl weiterhin
“Kriegsgefangene” aus den erneut verlorenen Ostgebieten auf den Sklavenmarkt, im Westen
Anatoliens dagegen, also speziell in Bithynien, aber auch Slawen aus dem Balkangebiet, wie
ein Siegeltypus, der immerhin durch zwei Bullen belegt ist, verbiirgt32; vielleicht hatte es in den
unterworfenen Sklavinien Unruhen im Zusammenhang mit den Racheakten gegen die
Verwandten der Uberlaufer gegeben, vielleicht setzten die Deportationen iiberhaupt erst zu
diesem Zeitpunkt in groBerem AusmaB ein.
26 Vgl. Theoph. 366, 20-23. - Die Uberreste der slawischen Armee wurden entwaflhet und als Heeresverband aufgelost,
vielleicht wurden manche Manner sogar in den Sklavenstand versetzt, aber eine systematische Ermordung ist doch
wohl auszuschlieBen, auch wenn die Quellen in diese Richtung gehen.
27 N. OIKONOMIDES, A Giant Sale of Slaves in 694/95 (Appendix 2 to: Silk Trade and Production in Byzantium
from the sixth to the ninth century. The Seals of Kommerkiarioi). DOP 40 (1986) 51-53. Vgl. auch M. NYSTA-
ZOPOULOU-PELEKIDOU, Les Slaves dans 1’empire byzantin. In: The 17th Intern. Byz. Congress - Major Papers.
New Rochelle, N. Y. 1986, 357f.
28 Bei Zacos - Veglery noch die unrichtige Lesung Armeniakon! Vgl. W. SEIBT, ByzSl 36 (1975) 209.
29 G. ZACOS - A. VEGLERY, Byzantine Lead Seals I/1. Basel 1972, S. 152-154, Table 8.
30 Vgl. M. L. ZARNITZ, Drei Siegel aus dem Bereich der kommerkia. Studies in Byz- Sigillography 4 (1995) 182f. und 184f.,
Nr. 2; das in A. 13 (S. 183) erwahnte, von S. Bendall publizierte Siegel hat sich in der Zwischenzeit als Parallelstiick
des oben erwahnten herausgestellt, die Lesung ist entsprechend zu korrigieren.
Auktion MUnz Zentrum 93, 8.-9. 1. 1998, Nr. 577. Auch wenn die Bezeichnung “Kommerkiarios” nicht ausdrtick-
lich aufscheint, war Georgios sicher in diesem Jahr Kommerkiarier von Isaurien und Verantwordicher fur die
Andrapoda - fiir letztcre aber nicht nur in obiger Provinz.
32 Da dieser Typus als erster bekannt wurde, rankt sich um ihn eine umfangreiche Literatur mit der unrichugen
Verallgemeinerung, daB man alle Andrapoda fiir Slawen hielc Zur Problemadk zuletzt auch G. LITAVRIN, К вопросу
о вифинских славянах. Palaeobulgarica 18/4 (1994) 40-47.
5*
Slawen sind auch spater in Bithynien belegt, es kann daher an der Ansiedlung von Slawen -
sei es nun als freie Bauern oder als Unfreie - nicht gezweifelt werden. Andererseits entzieht
jedoch das neue Siegel der Hypothese, bei den Andrapoda aller genannten Provinzen hatte es
sich um Slawen aus dem Balkan gehandelt, die Basis.
Fassen wir zusammen: Der Feldzug Justinians versetzte dem zuvor bedeutenden Slawentum
in Thrakien und Makedonien einen schweren Schlag und fuhrte zu einer beschleunigten
Assimilierung und Grazisierung eines beachdichen Prozentsatzes der hier ansassig gewordenen
Slawen, deren Zahl nicht unterschatzt werden sollte. Nebulos, der Anfuhrer der neu aufgestell-
ten slawischen Kontingente, war sicher slawischer und nicht bulgarischer Herkunft, und er hatte
dem Kaiser schon friiher als Skribon gedient, wobei es ihm wohl gelungen war, ein gewisses per-
sonliches Vertrauensverhaltnis zu Justinian aufzubauen. Von den Zwangsumsiedlungen waren
Tausende von antibyzantinischen Slawenfamilien betroffen, die zwar die Bevolkerungsstruktur
einiger Provinzen, besonders Bithyniens, etwas veranderten, aber nicht stark genug waren, eine
Slawisierung dieser Landstriche herbeizufuhren; die Neuankommlinge gingen vielmehr mit der
Zeit in der byzantinischen Reichsbevolkerung auf. Die groBen Sklavenmarkte schlieBlich, die
gegen Ende der ersten Regierungsperiode Justinians II. in vielen Provinzen Kleinasiens orga-
nisiert wurden (und in Kilikien und Isaurien ihren Anfang nahmen), haben nur zum Teil Slawen
aus der Balkanhalbinsel betroffen.
Византийский временник, т. 55
Р.А. Yannopoulos
LE R6LE DES BULGARES DANS LA GUERRE
ARABO-BYZANTINE DE 717/718
1. L’etat de la question
En 717, peu apres le couronnement de Leon III, les Arabes attaquerent Constantinople par
mer et par terre. Le calife Sulayman ben Abd al-Malik nomma son frere consanguin Maslama
ibn Abd al-Malik chef supreme des forces arabes. Malgre les forces considerables engagees par
les Arabes, I’expedition fut un desastre pour eux; ils durent abandonner le siege au mois d’aout
718, sous les ordres du calife ‘Umar Abd al-Aziz* 1.
Certaines sources indiquent une intervention bulgare dans cette guerre; d’autres sources
n’en font pas etat, tandis que d’autres encore presentent les faits autrement2. Cette incerti-
tude а сгёё une certaine confusion parmi les historiens, dont les uns pensent que les Bulgares
ont заотё 1’empire byzantin de 1’expansionnisme arabe, tandis que d’autres minimisent la
contribution bulgare a la victoire finale3. En outre, pour certains historiens, les Bulgares sont
intervenus en application du 1гакё d’amitie et d’assistance mutuelle qui les liait avec 1’empire;
pour d’autres, sont intervenus apres avoir retju une demande allant dans ce sens ётапаш de
1’empereur Leon III, tandis que pour d’autres encore ils se sont mobilises par crainte de voir
une nation forte, celle des Arabes en 1’occurrence, s’installer a leurs frontieres4. Le probleme
©P.A. Yannopoulos, 1998
1 Au sujet de cette expedition, 1’article de R. Guilland, “L’expedition de Maslama contre Constantinople (717-718)”, dans
Etudes byzantines (Paris, 1959), pp. 109-133, publie d’abord dans Al-Machriq, 1955, pp. 89-112, reste toujours le plus corn-
plet et le plus objectif. En outre les etudes de E. W. Brooks, “The Campaign of 716-718 from Arabic Sources”, dans
Journal of Hellenic Studies, 19 (1899), pp. 19-33 et de M. Canard, “Les expeditions des Arabes contre Constantinople dans
1’histoire et dans la legende”, dans Journal asialique, 208 (1926), pp. 61-121, exploitent les donnees des sources arabes. Le
long article de V Gjuzelev, ’’Ucastieto na bulgarite v otbluskvaneto na arabskata na Carigrad prez 717-718 g.”, dans
Istoriceski Pregled, 29 (1973), pp. 28-47, est guide par I’idee prealable que les Bulgares ont joue un role beaucoupplus impor-
tant que celui qui leur est attribue par les sources byzantines, idee qui a ete critiquee par Ph. Malingoudis, “Прбофатед
реХёте; BuCavTtvqs' krropias аё akafkKes yXwaaes”, dans Bvfaimi'a, 9 (1977), pp. 101-102.
2 Michel le Syrien, ed. et trad, frang. J.-B. Chabot, vol. II (Paris, 1904), p. 485, est le seul qui parle claircment d’une telle
intervention. Theophane, ёd. Ch. De Boor (Leipzig, 1883), p. 397, 28-30, Georges Cedrenos, ed. I. Bekker, dans Corpus
Scriplorum Historiae Byzantinae (Bonn, 1838-1839), vol. I, p. 790, 17-18, Jean Zonaras, ed. L. Dindorf (Leipzig, 1868-
1875), vol. Ill, p. 336, 23-25, Leon le Grammairien, ed. I. Bekker, dans Corpus Scriplorum Historiae Byzantinae (Bonn,
1842), p. 178,18-20, et Georges le Moine, ed. Ch. De Boor (Leipzig, 1904), vol. II, p. 745, 7-19, signalent sommaire-
ment I’intervention arabe. Nicephore le Patriarche, ed. Ch. De Boor (Leipzig, 1880), se tait.
3 Cf. l’etat de la question dans E. K. Kyriakis, Bufavrio Kat Bovkyapot (= laTopiKes Movoypa<|>ies, 13, Athenes,
1993), pp. 78-79. Cf. aussi P. Yannopoulos, “XtrovSal pu^avTtvdiv ттроаытпкот^тыи-. Ztaaivvios PevSoKtg”,
’Enerr)pis тт)? Eraipeias’ BvCavrivdiv 2drovSdiu, 39-40 (1972-73), pp. 581-591, et idem, “Etudes de personnalites
byzantines: Qui etait Sissinnios Rendakis?” dans Byzantinoslatica, 52 (1991), pp. 61-69. Une vision nationaliste de la
question par V. Gjuzelev, “La participation des Bulgares a I’echec du siege arabe de Constantinople en 717-718”, Eludes
historiques, 10(1980), pp. 91 -113, et par G. Cankova-Petkova, “Bulgarians and Byzantines during the First Decades after
the Foundation of the Bulgarian State”, dans Byzantmoslavica, 24 (1963), pp. 41-53, dont les idees sont au moins origi-
nales.
4 Guilland, “L’expedition”, p. 123: les Bulgares ont participe a la guerre par “crainte de voir s’installer a leurs frontieres
un peuple puissant et toujours insatiable dans ses conquetes”. Kyriakis, Boutyapoi, pp. 77-78: les Bulgares ont par-
ticipe aux operations car ils у etaient invites par Leon. Pour D. Angelov, “Einiges iiber die politisch - rechtlichen
Beziehungen zwischen Bulgarien und Byzanz”, dans Byzantinische Fbrschungen, 3 (1968), pp. 46-48, les Bulgares sont
intervenus en application du traite d’amitie qui les liait a 1’empire.
historique est evident. Il est imperatif de reprendre I’ensemble du dossier et une analyse
approfondie des sources s’impose. Celle-ci permettra de reconsiderer le role de chacun des
belligerents.
L’etude objective du probleme s’avere necessaire pour une raison moins scientifique, mais non
moins grave. La situation cteja peu claire a cause de la sobriete des sources, se complique
d’avantage a cause de la partialite de certains historiens. Dans les Balkans, 1’Histoire revete aussi
un caractere national et sert de tremplin aux revendications territoriales. La prise en considera-
tion de toutes les donnees de la question est par consequent indispensable pour pouvoir cerner
toutes les facettes du probleme.
2. Les relations arabo-byzantines avant 717
Les Arabes, depuis leur islamisation, n’ont jamais dissimule leur volonte de mettre fin a 1’empire
byzantin en devenant maitres de sa capitale Constantinople5. Si la premiere tentative, sous
Constantin IV, n’a pas donne les resultats escomptes, ils ne se sont pas decourages pour autant6. Vu
I’agressivite des Arabes, leurs relations avec les Byzantins etaient fatalement mauvaises; des traites de
paix etaient signes seulement dans le cas ou les Arabes le demandaient. Ainsi, apres la ctefaite arabe
devant les murailles de Constantinople sous Constantin IV, les califes, confrontes a des problemes
internes, demanderent un traite de paix nettement defavorable pour eux7 *. Un peu plus tard, ils
demanderent meme le renouvellement des accords en acceptant des clauses encore plus lourdes11.
Sous Justinien II, les Arabes, ayant surmonte leurs problemes, se livrerent a une serie de
provocations afin d’obliger les Byzantins a rompre la paix, chose finalement faite en 6929. Cette
guerre montra la fragilite de la defense byzantine, basee essentiellement sur les recrues Slaves10.
Les Arabes toutefois ne pousserent pits leur offensive jusqu’a Constantinople, car ils n’etaient pas
prepares pour une campagne longue et de grande envergure. Ils se mirent pourtant a organiser
une telle operation; 1’instabilite politique qui regnait a Byzance a ce moment rendait leurs pre-
paratifs encore plus aises.
5 Comme le note Guilland, “L’expcdition”, p. 109,1’existence meme de Constantinople rappclail aux Musulmans que
le but final de la guerre sainle etait la soumission de tous les inlidelcs; ce but ne serait pas alleint tant que la capitate
byzantine rcsterait chretiennc. Brooks, “ The Campaign”, pp. 20-21, signale encore que les lettres Arabes avaient
prevu que le calil'c qui s’emparcrait de Constantinople, porterait le nom d’un prophete. Ccla montre que la prise de
Constantinople etait devenue une idee lixe pour les Arabes. C’est ainsi qu’il I'aut comprcndre le passage de 1’auteur
Abul-Earadj bar-Hebraeus, cd. et trad. angl. E. W. Budge (Oxford, 1932), p. 107, qui note que parmi les soldals Arabes
qui ont asiege Constantinople en 717/718, il у avait “30.000 guerriers combattant pour leur complc et a leurs I'rais”
el qqj portaient le nom de “Mulawa’an”, signiliant “cclui qui tient pour une obligation de combattrc les inlidelcs”.
6 Cette expedition est tres mal connue a cause de la confusion qui regne dans les sources byzantines, landis que les
sources arabes ne sont pas dignes de Ibi. Cf. la mise au point la plus rcccnte et la plus complete par A. Stratos, To
ВоСаиткя/ атоу Z ' aiMva, vol. V (Athc-ncs, 1974), pp. 35-45.
7 Le traite est rapportc par Theophane, p. 355,12 a p. 356, 8, Ccdrcnos, vol. I, p. 766, 1-10, Leon le Grammairien,
p. 160, I I a p. 161,2, ctjean Zonaras, vol. Ill, p. 318, 14-30, mais chaquc auteur donne une version dilierente au
sujet des clauses stipulccs par ce traite.
11 Ce traite fut ncgocie sous Constantin IV, mais signe- sousJustinien II. Cf. Theophane, p. 361, 10-13, cl p. 363, 6-20;
Ccdrcnos, vol. I, p. 771, 4-17; IZon le Grammairien, p. 162, 10-15, cl p. 162, l7-2I;Jean Zonaras, vol. Ill, p. 321,
2-14.
9 I heophane, p. 365,8-11, mal dispose a I’egard deJustinien II, le rend rcsponsable du conllil. Or, les Arabes ont menu
systcmaliquetncnl une guerre des nerls contre les Byzantins pour les obliger a rompre la paix, cf. a ce propos
P Yannopoulos, “lx: changement de I’iconographic monclaire sous le premier regne dejustinien II (685-695)”, dans
Actes du Xie (angres International de .Xumismalir/ue (I x>uvain-la-Neuvc, 1993), vol. Ill, pp. 35-40, avec une analyse des
sources el une bibliographic appropricc.
111 Ixt guerre eclata en 692. Pendant six ans les belligerents ne rcmportcrent aucunc victoire decisive. II semble que les
Byzantins, apres avoir stoppe I’attaquc arabe, ont pris I’initialive des operations. Justinien, selon Theophane, p. 364,
11 -15 et Nicephorc, p. 36,17-22, avait transfere dans la region d’Abydos des populations slaves cl il у recruta 30.000
homines (Theophane, p. 365, 30 a p. 366, 23, et Nicephore, p. 36, 22 a p. 37, 10). Ix:s Arabes ont pu attircr les 20.000
Slaves el remportcr la victoire. Ccla permit aux Arabes de prendre I’initialive des operations, tandis que les Byzantins
defendaient dillicilemcnt leur territoire.
134
Anastase II comprit le danger arabe et essaya de battre ces forces en breche, mais il fut ren-
verse par une revolte qui porta au pouvoir Theodose Ш11. En meme temps Sulayman, qui venait
de prendre la succession de son frere Walid, accelerait les preparatifs: il reunit les troupes arabes
dans la plaine de Dabiq, confia le haut commandement de ces troupes a son frere Maslama et
donna 1’ordre de franchir la frontiere le 15 septembre 71512. En automne 716, la flotte arabe,
sous la direction d’ ‘Umar, se mit aussi en route. C’est ainsi que debuta cette operation gigan-
tesque, dont font etat les sources byzantines, chretiennes d’Orient et arabes et qui a laisse des
traces dans les legendes arabes’3.
3. Les relations byzantino-bulgares avant 717
Sous Constantin IV les Bulgares apres avoir force la frontiere danubienne s’installerent
dans le nord-est de la Bulgarie actuelle14. Un traite signe en 681 entre les Bulgares et 1’em-
pire byzantin mit fin aux hostilites. Toutefois, ce traite est rapporte de maniere tellement som-
maire par les sources qu’il est impossible de connaitre la nature du statut accorde aux
Bulgares15.
Ces derniers ne s’etaient pas a ce moment fixe pour objectif 1’abolition de 1’empire. Ils
n’en etaient toutefois pas moins dangereux pour autant. Nation rude, dont les Byzantins
redoutaient la puissance, les Bulgares respecterent le traite jusqu’en 687, quand Justinien II
les attaqua; I’operation se termina par une defaite cuisante des Byzantins16. Puis, ils dis-
paraissent de nouveau de la scene historique. Sous Tibere II, 1’ ex-empereur Justinien II,
exile a Cherson, demanda et obtint 1’aide de Tervel, chef des Bulgares, pour reprendre le
trone. Apres son retablissement en 705, il accorda des honneurs particuliers a Tervel et
instaura de bonnes relations entre 1’empire et 1’Etat bulgare17. Ces relations semblent avoir
11 P Yannopoulos, “'H 6pydvtvar| tov Aiyaiou ката тт| McaopvfavTtvr] treptoSo”, dans Tlapvaaaos, 32 (1990),
pp. 206-211: Anastase essaya, sans succes, d’enrayer les preparatifs arabes. Theophane, p. 385, 5-19, et Nicephore,
p. 50, 13 a p. 51, 4, relatent la tentative que fit Anastase d’incendier la flotte arabe qui en 715 se trouvait en Lycie
alin de s’approvisionner en bois pour la construction de nouveaux bateaux. Les soldats de 1’Opsikion, qui participaient
a I’operation, se revolterent et finalement parvinrent a renverser 1’empereur.
12 La reunion des Arabes a Dabiq (non loin d’Alep) est rapportee par les sources arabes, dont les references dans
Guilland, “L’expcdition”, p. 110-111. L’expedition, connue sous le nom de la “campagne d’Asie Mineure” est mal
rapportee par les sources byzantines qui n’en parlent que dans le contexte de la biographic, parfois legendaire, de Leon
III avant son arrivce au pouvoir.
13 Guilland, “L’cxpedition”, p. 130: la deformation de la verite historique par la litterature arabe. Canard, “Les expedi-
tions”, pp. 80-102 et, Idem, “Delhemma, epopee arabe”, dans Byzantion, 10(1935), pp. 283-300, souligne ce detourne-
mcnt de la reality par la tradition et la legende arabes. Cette litterature est indicatrice non seulement d’un certain
esprit arabe, mais aussi de 1’opinion que 1’Islam se faisait de lui-meme en se permettant une diformation de la realite
quand cette derniere n’etait pas conforme a ses aspirations.
14 Cf. Theophane, p. 356,18 a p. 359, 21, et Nicephore, p. 34, 20 a p. 35, 25, qui sont a la base de tous les autres histo-
ricns byzantins. L’etat de la question dans Straws, But)dizrio, vol. V, pp. 94-115 et Kyriakis, BouXyapoi, pp. 50-62,
avec une analyse detaillee de toutes les informations et un releve bibliographique systematique.
15 Ce traite est signe avant le 16 septembre 681, cf. V. Gjuzelev, “Chan Asparuch und die Griindung des bulgarischen
Reiches”, dans Forschungn zur Geschichle Bulgarins im MittMter (Vienne, 1986), p. 19, et M. Vojnov, “Za parvija dopir
na asparuchovite Balgari sas Slavjanite i za datata na osnovavaneto na balgarska darzava” dans Izvestya Instil. Bdlgar.
Isler, 6 (1956), pp. 468-476.
1,1 Theophane, p. 364, 5-9; Nicephore, p. 36,16-17; Jean Zonaras, vol. Ill, p. 220,12-15. Cf. Kyriakis, BoMyapoi,
pp. 63-72: cette guerre est mise par plusieurs historiens en relation avec I’afFaire de Kouver et son complot organise a
1 hessalonique. A ce propos, cf. 1’etude la plus recente de Martha Grigoriou-Ioannidou, “Une remarque sur le recit
des miracles de Saint Demetrius”, dans Cntre d’itudes du Sud-est europin, 20 (1987), pp. 3-15, avec un releve bibli-
ographique systematique.
17 Theophane, p. 374,1 ap. 375,1; Nicephore, p. 41,25 ap. 42, 25. Cf. Kyriakis, BovXyapoi, pp. 73-74, et pp. 174-180.
Ce traite a fait couler beaucoup d’encre, car il est considere par certains historiens comme instaurant I’independance
bulgare. V Zlatarski, Istorija na balgarskoia ddriaoa prez sredmte vehwe, vol. I (Sofia, 1918), p. 171, resume ce point de vue;
une analyse plus critique dans Straws, Sufdv-по, vol. VI, pp. 125-133, et B. Primov, “Bulgaria in the Eighth Century.
A General Oudine”, dans Byzantimbulgama, 5 (1978), pp. 10-11.
souffert en 707/708111; elles paraissent etre au beau fixe en 71118 19 et tres mauvaises en 71220.
Theophane note qu’en 812, sous Michel ler, le chef de Bulgares Kroum demanda une mise
a jour du traite “conclu entre Theodose 1’Adramytien et Germain le Patriarche d’un cote et
Kormessios, maitre de la Bulgarie a cette epoque, de 1’autre cote”21. Cela suppose qu’un
traite avait eu lieu en 716 entre Bulgares et Byzantins, pour des raisons inconnues22. Or, le
meme Theophane mentionne Tervel comme chef des Bulgares sous Leon III au moment de
1’attaque arabe contre Constantinople23. Les historiens sont en desaccord a ce sujet.
Certains disent que les Bulgares disposaient simultanement de deux chefs; en 716 Tervel et
Kormessios assuraient collegialement le pouvoir24. D’autres proposent Kormessios comme
successeur de Tervel25. Selon Theophane, Kroum en evoquant le traite en question, proposa
aux Byzantins quatre clauses pour faire la paix, mais il ne dit pas s’il s’agissait de clauses
nouvelles ou s’il demandait purement et simplement la reconduction de 1’ancien traite. Les
Byzantins rejeterent deux de ces quatre clauses, a savoir le retour des refugies et le controle
des commergants ayant le droit de franchir les frontieres des deux pays. Cela signifie que les
Byzantins avaient accepte les deux autres clauses: la rectification de la ligne de demarcation
entre les deux Etats et le versement aux Bulgares d’une quantite non precisee de vetements
de luxe, de cuirs rouges et de 30 livres d’or. Plusieurs historiens considerent que les deux
dernieres clauses etaient contenues dans le traite signe sous Theodose, tandis que les deux
premieres etaient formulees par Kroum26. Alors le traite en question etait defavorable aux
Byzantins. Dans quelles circonstances fut-il conclu et qui etaient vraiment les signataires?
Voici encore une question qui complique davantage le probleme du role joue par les
Bulgares pendant les evenements de 717/718.
4. La situation politique interne a Byzance avant 717 et lejeu des alliances
La revolution de 695, qui mit fin au premier regne de Justinien II, introduisit de nouvelles
moeurs dans la vie politique byzantine27. L’antagonisme entre 1’ancienne aristocratic et les
nouvelles maisons nobles, la montee de 1’influence du clerge, 1’importance grandissante des
chefs militaires sont quelques-uns des facteurs qui ont affaibli le pouvoir imperial et qui ont
18 Theophane, p. 376, 13-29; Nicephore, p. 43, 9-18. Stratos, Bu£disrio, vol. VI, pp. 164-166, met en doute 1’interrup-
tion de la paix a cette date, tandis que tous les autres historiens sont d’accord avec les informations donnees par les
deux auteurs byzantins.
19 Niaephore, p. 47, 2-4: Justinien avait signe un traite avec Tervel en 711, pour faire face a la revoke de Philippicus.
Kyriakis, BovAyapoi, p. 181: il est impossible de connaltre le contenu de ce traite. Pourtant, comme le signale
Nicephore, p. 47,18-19, les Bulgares abandonnerent Justinien et se rangerent avec Philippicus.
20 Theophane, p. 382,22-30; Nicephore, p. 48,15-24: en 712 les Bulgares firent une incursion tres meutriere en Thrace
et jusqu’aux pottes de Constantinople. V. Besevliev, Die protobulgarischen Inschriftm (= Berliner Byzantinische Arbeiten, 23,
Berlin, 1963), p. 197, pense que les Byzantins n’ont pas respecte les clause du traite de 711.
21 Theophane, p. 497,16-26.
22 Kyriakis, BoiAyapoi, pp. 183-190.
23 Theophane, p. 400,18-20.
24 V Besevliev, Dieprotobulgarische Periode der bulgarischen Geschirhle (Amsterdam, 1980), p. 198
25 Kyriakis, BovAyapoi, p. 77, et p. 189; Cankova-Petkova, “Bulgarians”, pp. 43-45; Primov, “Bulgaria”, pp. 20-21.
26 Cf. Kyriakis, BovXyapoi, p. 184, Besevliev, Inschriften,pp. 60-61, et Th. Korres, “lyeaeis Bv^avriov Kai BovXyapias
OTqv TTepioSo rqs paaiXeia? tov MiyaqX A Pay каре”, dans Bu^airrim, 11 (1982), pp. 148-149, oil sont passees
en revue toutes les opinions des historiens contemporains.
27 Depuis 610 etait adrnis a Byzance un certain droit de succession dynastique, dont font etat des sources comme
Nicephore, p. 30, 12-26, et Theophane, p. 352, 12-23; ce droit etait generalement respecte, cf. P. Yannopoulos, “Le
couronnement de 1’empereur a Byzance: rituelet fond institutionnel”, dans Byzantim, 61 (1991), pp. 71-72. Or, de 711
a 717 aucun empereur n’heritera du trone. Il est significatif que les revokes n’avaient plus le caractere spontane de la
periode protobyzantine, sans qu’on puisse deja parler de revokes organisees dans le Palais, comme cela sera le cas plus
tard. Ici, tout commen^ait dans les provinces au sein des forces artnees, pour aboutir A la prise de la capitale par les
insurges, tandis que 1’ancien empereur etait oblige d’abdiquer.
1.4R
favorise Г instability au sommet de 1’Etat28. Les changements successifs de souverains, a la suite
de revolutions desastreuses, ne permettaient pas la prise de mesures a long terme. L’exemple
de Justinien II, qui a pu recuperet le trone grace a 1’aide bulgare, introduisit la variante des
alliances avec les etrangers comme moyen de s’accaparer le pouvoir. D’ou 1’apparition d’une
nouvelle pratique: celle des alliances entre un revolte et une puissance etrangere dans le but
de la maltrise du pouvoir par le premier; I’allie etranger tirait lui aussi profit du changement
dynastique.
Dans ce contexte, un homme tres capable, Anastase П, ne sut pas reorganiser l’empire comme
il le comptait, car il fut destitue par le stratege de 1’Opsikion qui, chose unique dans 1’histoire
byzantine, ne voulut pas devenir empereur et poussa au sommet un incapable, Theodose Ш29.
Anastase fut exile a Thessalonique30, mais son renversement fut la goutte qui fit deborder le vase.
Leon dit 1’Isaurien, stratege des Anatoliques et Artavasde, stratege des Armeniaques, refuserent
le nouvel empereur et se declarerent en revolte afin de restaurer Anastase31; selon une autre ver-
sion, Leon n’avait aucune intention d’offrir le trone a Anastase: il convoitait le pouvoir et agis-
sait pour son propre compte. La suite des evenements montre que cette seconde version etait la
bonne. Ainsi commenga la guerre civile entre Byzantins, exactement au moment ou les forces
arabes de Maslama franchissaient la frontiere.
Leon jouait tres habilement un role de stratege, de revolte, de defenseur d’Anastase et de futur
empereur. Theophane et les sources arabes parlent des ruses de Leon qui tantot negociait avec les
chefs Arabes pour renverser Theodose, tantot essayait de proteger les villes byzantines de sa cir-
conscription32. Il se comportait en general comme un empereur en exercice et passait avec les
Arabes des accords allant dans ce sens. Les sources byzantines ne sont pas tres explicites au sujet
de ces accords; elles laissent supposer que les Arabes s’abstenaient de piller les regions qui soute-
naient Leon. Il semble meme que pendant 1’hiver de 716/717 ils resterent tranquilles en Asie
Mineure, donnant ainsi la possibility a Leon de conduire ses hommes a Nicomedie ou il captura le
fils de Theodose33. Emmenant le captif avec lui il poussa son armee a Chrysopolis, en face de la
capitale. Le Patriarche Germain servit d’intermediaire entre Leon et le Palais; Theodose abdiqua
et Leon entra dans la capitale par la Porte d’or le 25 mars 7 1 734. Vu du cote arabe, le recit n’est
pas le meme. Les legendes arabes indiquent que Leon avait passe avec Maslama un accord ana-
logue a celui que Justinien II avait passe avec Tervel35. Il est probable que Leon regut Maslama
avec des honneurs, comme Justinien II 1’avait fait pour Tervel. Telle est peut-etre la base historique
des legendes arabes selon lesquelles Maslama marcha triomphalement a cheval dans la capitale
28 Par ex. Leonce, Tibere et Leon III etaient des militaires d’origine modeste, tandis que Theodose fut impose par les
militaires. Theophane, p. 386, 1-7, et Nicephore, p. 51, 11-25, parlant du renversement d’Anastase, indiquent 1’im-
puissance de 1’empereur a faire face aux problemes provoques par le clivage social qui s’etait install dans la popula-
tion de l’empire; les changements dynastiques constituaient pour plusieurs une occasion unique de ruiner 1’ancienne
aristocratic en pillant ses biens et en tuant ses membres actifs.
29 Theophane, p. 385, 20-24, et Nicephore, p. 51, 5-10: Theodose n’avait aucune qualite justifiant son choix par les
revokes. Par contre Anastase, toujours selon Theophane, p. 383, 26-30, et Nicephore, p. 49, 25-28, etait un homme
tres capable.
30 Theophane, p. 386, 10-13, et Nicephore, p. 51, 28 a p. 52, 2: Anastase fut force de devenir moine.
31 C’est la version de Theophane, p. 386, 15-17. Pour Nicephore, p. 52, 3-26, Leon avait etc choisi comme empereur par
les hauls administrateurs de l’empire et il fut meme force d’accepter le trdne. Nicephore reflete sans doute, ici les posi-
tions du Palais, qui ne voulait pas presenter Leon comme quelqu’un qui n’a pas tenu parole.
32 1 heophane, p. 386, 29 a p. 390,15: les ncgociations entre les Arabes et Leon qui essayait d’eviter le stationnement de
1’armee arabe dans sa region.
33 Theophane, p. 390,15-20.
34 Nicephore, p. 52, 22-26.
35 Theophane, p. 386, 28 a p. 387, 9, est peu clair. Par contre Pseudo-Denys de Tell-Mahre, trad, franc;. J.-B. Chabot
(Paris, 1895), p. 12, Agapios de Manbidj, Patrotogia Orimtalis, vol. VIII (Paris, 1912), p. 60, et Kitab al -Ugun, trad, par
E. W. Brooks, “The Campaign”, pp. 20-22, notent clairement que Leon avait demande 1’aide arabe pour s’emparer
du trone.
137
chretienne36. Mais, comme le dit Michel le Syrien, 1’empereur ne tint pas parole et n’honora pas
ses engagements, raison pour laquelle les Arabes changerent d’attitude et attaquerent
Constantinople37.
La question est de savoir si Theodose III avait lui aussi fait appel a 1’aide exterieure en trai-
tant avec les Bulgares. D’apres Theophane, quand Kroum fit valoir, en 812, le traite signe entre
Theodose HI et les Bulgares38, personne ne contesta I’historicite de ce traite. Puisqu’il s’agit du
regne de Michel ler, nous pouvons etre certains que Theophane ne se trompe pas: il s’agit de la
periode dont il a une connaissance personnelle et immediate. Un tel traite existait done; il avait
ete conclu grace au bons offices du Patriarche Germain39, qui apparait comme un negociateur
tres habile, puisque c’est lui qui plus tard negocia Г abdication de Theodose 1П et la fin de la
guerre civile40. Ce traite mettait alors fin aux hostilites entre Bulgares et Byzantins et fixait la
ligne de demarcation entre I’Empire et la Bulgarie aux Mileones en Thrace, ce qui constitue une
concession territoriale aux Bulgares, sans doute a la suite d’une occupation du terrain41. Et qui
dit occupation du terrain pense a des hostilites qui ont tourne a 1’avantage des Bulgares, chose
tres probable a ce moment de paralysie generale de Farmee byzantine. Mais la clause des
cadeaux que les Byzantins devaient aux Bulgares montre que ces derniers etaient traites comme
des allies de 1’empereur, car de tels cadeaux faisaient partie des alliance42.
Il reste pourtant un doute: un traite de paix fut signe entre Leon et les Bulgares en automne
718, apres la fin de la guerre arabo-byzantine; 1’information est donnee par Nicephore43, tandis
que Theophane n’en parle pas. Theophane ne se trompe-t-il pas et n’attribue-t-il pas a Theodose
III un traite qui fut signe sous Leon III? D’ailleurs, Michel le Syrien dit qu’au moment de 1’at-
taque arabe, les Bulgares etaient deja allies a Leon44. Que ce traite ne fut pas signe par Leon est
manifeste par le recit de Nicephore qui dit que celui-ci, des son accession au pouvoir, envoya un
emissaire aupres des Bulgares pour obtenir leur “alliance contre les Sarrasins”45. Michel le
Syrien parle alors de 1’alliance conclue entre les Bulgares et Leon, mais apres le renversement de
Theopdose III. Nous sommes done certains que ce traite a ete signe sous Theodose III, qui
essayait ainsi de faire face a 1’alliance entre Leon et les Arabes et de sauver son trone. П est impos-
sible de dire qui signa du cote bulgare et a quel titre. Theophane ne conteste pas la version selon
laquelle Kroum declare Kormessios, “maitre de la Bulgarie” a cette epoque, comme signataire
du traite. A 1’heure actuelle personne ne peut contester cette version. Il est vrai que Theophane
36 Cf. Canard, “Delhemma”, p. 285 ss.
37 Michel 4e Syrien , p. 485, reflete une tradition arabe rclatee par Kitab al-UgOn, p. 25, Mas’udi, Livre de I’avertissement et
de la revision, trad. Irani;. Carra de Vaux (Paris, 1896), p. 226, mais aussi par un auteur aussi serieux que Tabari, trad,
dans Brooks, “The Campaign”, p. 30, selon laquelle Leon, appliquant les accords qu’il avait passes avec Maslama,
partit pour Constantinople afin de convaincre les habitants des bonnes intentions des Arabes. Or, dans la Ville, Leon
tint un autre langage: il demanda aux habitants de 1’aider a combattre les Arabes. Retourne aupres de Maslama, il dit
ne pas avoir pu convaincre les gens, car ils voyaient les provisions arabes, qui suggeraient un long siege; le seul moyen
de les convaincre, disait-il, etait de briiler les provisions. Maslama accepta cette proposition et il fit bruler ses provi-
sions. La naivete et I’absurdite de ce recit sont evidentes.
38 Cf. note 21.
39 Theophane, p. 497, 18-19.
40 Theophane, p. 390, 21-24.
41 Kyriakis, BovXyapoi, p. 186-187: il est pratiquement impossible de savoir par ой passait la ligne de demarcation, car
sous le terme “Mileones” il ne faut pas comprendre une localite precise, mais une distance en milles. Cf. a ce propos
G. Cankova-Petkova, “O territorii bolgarskogo gosudarstva v VII-IX w”, dans Vizmlyski Vrememdk, 17 (1960), pp. 132-
136.
42 Kyriakis, BovXfapoi, p. 188, pense meme que les Bulgares etaient consideres comme “federds”, parce qu’ils touchaient
annuellement une somme d’argent. Cf. a ce propos E. Chrysos, “Zur GrUndung des ersten bulgarischen Staates”, dans
Cyriltomethodianum, 2 (1972/73), pp. 7-13.
43 Nicephore, p. 55, 21-24.
44 Michel le Syrien, p. 485.
45 Nicephore, p. 55, 21-24.
138
presente Tervel comme chef des Bulgares sous Leon, mais ce passage, qui n’est confirme par
aucune autre source, n’est pas un exemple de clarte: plusieurs elements semblent у etre tele-
scopes46. Si le pouvoir chez les Bulgares primitifs n’etait pas assure collegialement par deux chefs,
cette information semble etre erronee.
5. La situation generate au moment de I’attaque arabe
Les Arabes au moment du couronnement de Leon III campaient en Asie Mineure47, tandis
que leur flotte hibernait en Cilicie48. П est clair qu’ils attendaient la suite des evenements. Quand
Maslama comprit que Leon 1’avait utilise a seule fin de s’emparer du pouvoir, il marcha sur
Constantinople en prenant au passage Sardes, Pergame et d’autres localites49; il arriva ainsi a
Abydos d’ou il fit passer en Thrace une armee nombreuse50. Ses forces firent leur apparition
devant les murailles de Constantinople entre le 15 juillet et le 15 aout 71751. Cela signifie que
Maslama ne fit pas une simple promenade; les Byzantins resisterent, mais ils ne purent stopper
1’avance arabe. La flotte arabe semble avoir rencontre une resistance encore plus grande et n’ar-
riva pas en Propontide avant le ler septembre 7 1 752.
Leon connaissait les projets des ses ex-allies. Il connaissait aussi leurs forces et leur tactique; il
pouvait alors prevoir Involution de la situation et organiser au mieux sa defense. De ce point de
vue il etait en meilleure position que ses adversaires. N’ayant pas une armee assez forte et
n’etant pas entierement assure de sa couronne, il decida d’organiser la defense de la capitale, qui
lui offrait la protection de remparts. П assura 1’approvisionnement de la Ville et essaya de rendre
celui des Arabes aussi difficile que possible; les sources arabes en font echo en relatant a ce sujet
des historiettes fantastiques53.
L’ex-empereur Theodose III et son fils, consignee dans un monastere, etaient definitivement
ecartes du pouvoir54. Leon ne courait aucun risque de ce cote.
Anastase etait toujours exile a Thessalonique et n’avait jamais cache son intention de
reprendre le trone. Les sources byzantines indiquent qu’il se mit en etat de rebellion ouverte
a partir du moment ou il comprit que Leon n’avait aucunement 1’intention de lui rendre le
pouvoir55. Il est hors de doute que les autorites de Thessalonique s’etaient rangees de son cote,
sinon il serait inimaginable qu’Anastase ait pu organiser dans cette ville toute une armee, avec
46 Cf. note 23. D’ailleurs, Theophane ne dit pas clairement en quelle annee les faits se sont passes; il note seulement
“cette meme annee” (p. 400,18). Il s’agit de l’annee de la naissance et du bapteme de Constantin V, a savoir de 1’an-
nce 718. Puisque Theophane suit l’annee alexandrine qui commen^ait le 25 mars (cf. V Grumel, “L’annee du monde
dans la Chronographic de Theophane”, dans Echos d’Orient, 33 [1934], p. 406; idem, “L’annee du monde dans Гёге
byzantine”, dans Echos d’Orient, 34 [1935], p. 319; G. Ostrogorsky, “Die Chronologic des Theophanes im 7. und 8.
Jahrhundert”, dans Ifyzflntinisch-Neugriechischejahrbucher, 7 [1930], p. 34), le recit doit meme etre р1асё apres le 25 mars
718.
47 Theophane, p. 389, 25, et p. 395, 13-15.
48 Theophane, p. 389, 24, et p. 390, 18-19.
49 Theophane, p. 390, 26 a p. 391, 2.
50 Theophane, p. 395,15-16; Nicephore, p. 53,10-11; Michel le Syrien, p. 485, pour ne citer que les auteurs les plus
importants.
01 D’apres Theophane, p. 395,18-19, le siege commenga le 15 aoiit 717. Nicephore, p. 53, 14-15, note que le siege a dure
13 mois et puisqu’il a pris fin le 15 aout 718, comme 1’auteur le note p. 55,13-15, son commencement doit etre place
le 15 juillet 717. Brooks, op. cit. p. 20, pense que les dates donnees par les sources byzantines sont dignes de fois. Il
faut rejetter l’annee 715, proposee par J. Wellhausen, “Die Kampfe der Araber mit den Romaern in der Zeit der
Umaijiden”, dans Nachrichten von derkonigl. Gesellschaft der Wissenschqflen zu Gottingen philologisch-historische Klasse, 4 (1901),
p. 32, suivi par Canard, “Les expeditions”, p. 80.
52 Cf. Yannopoulos, “' H opyavtooq той Aiyaiov”, p. 212: cela explique la raison pour laquelle Maslama ccrivil a son
calife d’envoyer une nouvelle flotte sous la direction de Sulayman; celle dirigee par Umar avait subi des pertes.
53 Cf. note 37.
54 Theophane, p. 390, 24-26.
5э Nicephore, p. 55, 19-21.
laquelle il tenta plus tard de revenir sur le trone56. Anastase avait egalement des partisans dans
la capitale, qui avaient organise un reseau secret afin de faciliter son retour; les sources byzan-
tines sont tres claires et tres explicites a ce propos, et les sources arabes s’en font I’echo57 58. Des
personnes tres haut placees participaient a ce reseau. Leon 1’ignorait, mais il etait pleinement
au courant de la situation a Thessalonique. Le danger arabe ne lui permettait toutefois d’en-
treprendre aucune action contre les rebelles; le salut de la capitale constituait la grande pri-
orite.
Rien n’est connu au sujet de la situation regnant dans 1’Etat bulgare. Si le contenu du traite
signe en 716 entre eux et l’empire est tel que rapporte par Theophane, il faut croire que les
Bulgares etaient en train d’assurer leurs nouvelles frontieres. En se basant sur le meme traite les
historiens admettent qu’ils etaient allies aux Byzantins50, mais rien ne permet de dire si ce traite
les liait a 1’empereur ou a l’empire; dans le premier cas rien n’exclut qu’ils aient garde une posi-
tion hostile envers Leon. Nous ignorons toutefois si Tervel tenait toujours les rennes du pouvoir,
s’il avait ete ecarte ou s’il partageait le pouvoir avec Kormessios, selon un systeme de pouvoir col-
legial.
Leon a-t-il demands une participation bulgare a la guerre en vertu des bonnes relations qui
existaient entre les deux Etats? Si oui, l’a-t-il obtenue? Michel le Syrien dit que Leon avait effec-
tue cette demande et que les Bulgares у avaient repondu favorablement avant 1’attaque arabe59.
Les sources byzantines ne sont pas unanimes. Nicephore, le plus proche chronologiquement des
evenements, n’indique aucune participation bulgare a la guerre arabo-byzantine, mais une par-
ticipation tres active a la rebellion d’Anastase contre Leon60. Theophane et les sources qui
dependent de lui, a savoir Leon le Grammairien, Gedrenos, Georges le Moine et Zonaras sig-
nalent que les Bulgares participerent un moment a la guerre arabo-byzantine en faveur de I’em-
pire, mais sans у etre invites par Leon; dans la suite les Bulgares aiderent Anastase contre Leon61.
Il est clair que les conclusions auxquelles nous pouvons arriver en partant separement de cha-
cune de ces sources sont tres differentes et meme opposees les unes aux autres. Ce desaccord
paralt toutefois moins net apres une analyse attentive des sources.
6. Le recit de Michel le Syrien
Michel le Syrien, source principale d’informations au sujet de la guerre arabo-byzantine, est
sans doute le plus eloigne des evenements non seulement du point de vue chronologique, mais
aussi du point de la distance qui le separe de Constantinople. Son importance est toutefois
grande car il puise dans des sources peu connues des ecrivains byzantins. D’apres lui, Leon avait
fait un pacte avec Maslama en Asie Mineure: Leon aiderait Maslama a s’emparer de
Constantinople et en contrepartie Maslama ferait de lui un empereur. Quand Leon fut devenu
maitre de la capitale, Maslama “pensait qu’il lui liurerait la ville”, mais il comprit tres vite “que Leon
I’avait trompe”. Maslama fit alors passer en Thrace une armee, dont il commandait personnelle-
56 Theophane, p. 400, 28-29, et Nicephore, p. 56,12-20, signalent la presence de I’archeveque de Thessalonique parmi
les insurges. Cf. Yannopoulos, “Qui etait Sissinnios?”, pp. 62-63; Besevliev, “Die protobulgarische Periode”, pp. 201-
202; Gjuzelev, “La participation”, p.108. L’ hypothese de Cankova-Petkova, “Bulgarians” pp. 45-53, qui met en rela-
tion la revolte d’Anastase avec 1’afTaire de Kouver est sans fondement.
57 Kitab al-Ugun, p. 25, relate que durant le siege, un Byzantin nomme ‘Thomme de quarante coudees” s’etait presen-
te au camp arabe en tant que plenipotentiaire des habitants de la ville afin de negocier, a 1’insu de Leon, un retrait
arabe. Quant aux sources byzantines, cf. note 106.
58 Cf. Kyriakis, BovXyapoi, p. 187-189. Cf. aussi note 42.
59 Michel le Syrien, p. 485.
60 Nicephore, p. 55,19 A p. 56, 27.
61 Theophane, p. 397, 28-30, p. 400,18 a p. 401, 3; Leon le Grammairien, p. 178,18-20; Cedrenos, vol. I, p. 790,17-18,
et p. 792,14 a p. 793,2;Jean Zonaras, vol. Ill, p. 336, 23-25, et p. 338, 11-23; Georges le Moine, vol. II, p. 745, 17.
19.
140
ment I’arriere-garde de 4.000 hommes; au moment du debarquement, “les Bulgares que Leon avait
engages arriverent sur lui (Maslama) et tuerent un grand nombre (des soldats)”. Maslama, a peine sauve,
etablit son camp a 1’ouest de la capitale et “jitfaire un fosse autour du camp ... et (un autre) par derriere
eux, contre les Bulgares” et “il envoya 20.000 hommes de troupe pour monter la garde entre le camp et les
Bulgares”. Les Arabes n’etaient toutefois pas en securite, car ils “etaient attaques etpar les habitants de
la mile, et par les Bulgares, et sur mer par les navires des Romains”. De plus ils etaient forces d’aller
chercher des provisions jusqu’au jour ou “les Bulgares sortirent contre les Taiyage (= les Arabes) et les
massacrerent”, raison pour laquelle les Arabes redoutaient “les Bulgares plus que les Romains a I’in-
terieur”. Quand 1’hiver arriva, les Bulgares etaient toujours sur place, a 1’ouest du camp arabe,
mais Michel ne dit plus rien a leur propos62.
Le recit de Michel permet de deceler 1’existence d’un accord entre Leon et les Bulgares datant
d’avant le mois d’aout 717 et en vertu duquel les Bulgares attaquerent les Arabes au moment de
leur debarquement en Europe. Par la suite ils continuerent a harceler les Arabes et finalement
apres avoir attaque le camp arabe, ils remporterent une grande victoire; cette attaque eut lieu
avant I’arrivee de 1’hiver; elle semble etre le resultat d’une incursion arabe ayant comme objec-
tif leur approvisionnement. Les Bulgares, malgre leur victoire, ne tenterent pas de liberer la ville
assiegee. A la fin de 1’automne, les Bulgares campaient toujours a 1’ouest du camp arabe, mais ils
ne participerent plus aux operations militaires. Ils disparaissent du recit de Michel comme s’ils
n’avaient plus de role dans cette guerre.
Ce recit provoque une serie de questions tantot par ses dires, tantot par ses silences. Nous pas-
sons en revue ces questions dans le paragraphe 9, intitule: Origine et valeur des informations.
1. Le recit de Theophane et des sources qui dependent de lui
Theophane, un siecle apres les evenements, signale que les forces byzantines, sans aucune aide
exterieure, stopperent 1’attaque arabe; son recit permet meme de dire que cette attaque a ete
stoppee avec une certaine facilite. Ensuite, les Byzantins se mirent a harceler les envahisseurs par
des contre-attaques et des pieges. En outre, les defenseurs de la capitale menaient une guerre psy-
chologique a laquelle les Arabes n’etaient pas prepares: connaissant parfaitement le terrain, ils
les attaquaient a des endroits ou a des moments ou ces derniers ne les attendaient pas, creant
ainsi la confusion dans les rangs ennemis. Les Byzantins maniaient aussi avec habilete 1’arme des
Chretiens engages dans la flotte arabe: les defenseurs purent les convaincre de quitter les bateaux
et de se rendre, provoquant un nouveau choc psychologique chez les attaquants63. Mais c’est
surtout 1’arme de la famine qui joua le role decisif. La tactique arabe reposait sur cette arme qui,
tres vite, se retourna contre eux-memes. Loin de leur pays, mal approvisionnes, dans un endroit
dont ils ignoraient les particularites et le climat, les Arabes furent pris au piege et commencerent
a manquer de 1’essentiel. L’hiver de 717/718, particulierement rude et long, fit le reste. L’armee
arabe paralysee par le froid et la famine ne pouvait plus rien. Au printemps 718 1’espoir regagna
le camp des assaillants, car les autorites arabes avaient envoye a Constantinople deux flottes
africaines pleines de vivres et de troupes fraiches. Or, les Byzantins parvinrent a detruire ces
flottes avant qu’elles ne puissent soulager les affames64. A ce moment de desespoir, une guerre
1,2 Michel le Syrien, p. 485.
1,3 Theophane, p. 396, 3-21, el Niccphorc, p. 53, 22-24: les Byzantins stopperent 1’oirensive de la flotte arabe. Theophane,
p. 397, 5-9, et Niccphorc, p. 54, 12-14: les malclols de la llottc arabe, habituellement des Chretiens d’Egyptc, consti-
tuaient une proic facile pour la propagande byzantine; ils quittcrcnt les bateaux pendant une nuit pour sc rendre au
camp byzantin. fin outre, Theophane, p. 397,15-23, signale que les fantassins byzantins, ayant toujours 1’initiative des
operations, attaquaient les Arabes a des endroits oil ils ne les attendaient pas. A part la confusion et les diets psy-
chologiques, cela permettait aux Byzantins de s’approvisionncr normalcment, tandis qu’au meme moment les Arabes
p6rissaienl de famine.
64 Theophane, p. 396, 24 a p. 398, 4.
141
eclata entre les Arabes et les Bulgares, ce qui tourna a un vrai desastre pour les Arabes. Selon
Theophane, Cedrenos et Georges le Moine qui le copient, les Arabes perdirent 22.000
homines65. Leon le Grammairien parle plus prudemment de “plusieurs” morts66, tandis que
Zonaras cite “plusieurs mUliers” de morts67 68. И faut toutefois noter que toutes les sources expriment
un certain doute. Theophane, par ex., en citant le nombre des morts ajoute “comme le disent ceux
qui savent exactement ce qui s’estpasse”66, tandis que Zonaras precise “ainsi que certains le notent”69. La
tradition manuscrite du texte de Theophane revele les memes reticences. Certains manuscrits
omettent le nombre des morts; d’autres donnent un nombre de morts moins eleve, quand il ne
suppriment pas purement et simplement ce passage70.
Il у a encore une difference entre les sources de ce groupe: Theophane ne dit pas qui attaqua en
premier, mais il donne a penser que c’etaient les Arabes qui avaient provoque les Bulgares71. Par
contre Georges le Moine ne laisse pas de doute: les Bulgares ont attaque les premiers apres avoir ete
provoques par les Arabes72. Quel que soit le premier parti a avoir attaque, il est clair que ce groupe
de sources, comme d’ailleurs Michel le Syrien, presente 1’intervention bulgare comme une forme de
replique aux mouvements arabes. Les Arabes, eprouvant de grandes difficultes a s’approvisionner,
empieterent sur un territoire defendu par les Bulgares, raison pour laquelle ces derniers les ont
attaques. Ici, comme chez Michel le Syrien, il n’est pas precise si cette bataille a eu lieu aux abords
de Constantinople ou loin de la ville assiegee. En outre, Г episode ne semble pas avoir eu de con-
sequences sur le deroulement des operations arabo-byzantines, puisque les Bulgares, apres leur vic-
toire, ne sont plus mentionnes. Dans le recit de Theophane, la victoire bulgare parait isolee du con-
texte, comme s’il agissait d’un evenement qui coincide avec le siege de Constantinople; a part le ca-
ractere de contemporaneite, aucune autre relation n’est indiquee73.
Theophane et les sources qui dependent de lui mentionnent les Bulgares un peu plus loin,
mais dans un contexte different. D’apres Theophane, le Maitre des offices du Palais, Nicetas
Xylinites, contacta Anastase a Thessalonique et lui proposa de demander 1’aide bulgare afin de
renverser Leon. Anastase quitta Thessalonique pour la Bulgarie ou il obtint 1’assistance de
Tervel, chef des Bulgares. Avec une armee bulgare, Anastase marcha alors sur Constantinople.
Mais les habitants de Constantinople n’accepterent pas Anastase. Les Bulgares, achetes par
Leon, lui livrerent Anastase et ses collaborateurs, у compris I’archeveque de Thessalonique, et
tuerent le nomme Sissinnios Rendakis qui se trouvait parmi eux74.
Theophane place les evenements exposes ci-avant apres le printemps 718, sans aucune autre
indication75. Ce recit resterait incomprehensible si Nicephore ne nous avait pas transmis cette
affaire (Jans tous ses details.
65 Theophane, p. 397, 28-30; Cedrenos, vol. I, p. 790, 17-18; Georges le Moine, vol. II, p. 745, 17-19.
66 Leon le Grammairien, p. 178, 18-20.
67 Jean Zonaras, vol. Ill, p. 336, 23-25.
68 Theophane, p. 397,29: ы; фати oi dKpiPws ётпатареин.
69Jean Zonaras, vol. Ill, p. 336, 24-25: dis Tives амаурафоиот.
70 Theophane, p. 397, apparatus criticus: le “Codex Parisinus Reg 1710”, mentionne 12.000 morts, tandis que le
“Vaticanus Palat. 395” et le “Coislinianus 133”, suppriment le passage.
71 La phrase de Theophane, p. 397, 28-29, avvrjipe 84 itpos avTovs troXepov ка1 to twv BovXydpwv eOvos, ne
permet pas de savoir qui a attaque en premier. Jean Zonaras, vol. Ill, p. 336, 23-25, est encore moins precis: Kat
BovXyapot 84 toutois etreXOovTC?.
72 Georges le Moine, vol. II, p. 745, 17-19, note au sujet des Arabes, ndXepov ev тт) вракт) рета BovXyaptov
avvd4>avTes.
73 Guilland, “L’exp£dition”, p. 123, pense que les Arabes etaient deja en train de se replier quand les Bulgares les ont
attaques. Pourtant Theophane, p. 397,28-30, ne permet pas une telle conclusion. L’auteur mentionne cette bataille
dans la serie des rebours qui ont oblige les Arabes a lever le siege, mais il ne dit nulle part qu’ils etaient en train de se
replier.
74 Theophane, p. 400,18 a p. 401, 3.
75 Cf. note 46.
142
8. Le recit de Nicephore
Nicephore, le plus proche des evenements, note qu’apres le printemps 71876, Leon envoya un
certain Sissinnios Rendakis en Bulgarie avec la mission de convaincre les Bulgares de participer
a la guerre arabo-byzantine. Des son arrive en Bulgarie, Sissinnios regut une lettre d’Anastase lui
demandant de quitter le camp de Leon et d’obtenir 1’aide bulgare en sa faveur; Sissinnios lui
repondit favorablement. Alors, Anastase ecrivit a Nicetas Xylinites, Maftre des offices, au patrice
Issoes, compte de 1’Opsikion, a Theoctiste, Premier secretaire du Palais et a Nicetas Anthrax,
chef des gardes des murailles de Constantinople; il leur demanda de 1’assister dans sa tentative
de reprendre le pouvoir avec 1’aide bulgare. Les services secrets du Palais avaient penetre le
reseau et Leon fut mis au courant du complot. Il arreta les conspirateurs en prenant des mesures
afin qu’Anastase et Sissinnios ne fussent pas informes du demantelement du reseau. Anastase et
Sissinnios arriverent alors avec les Bulgares a Heraclee, ou ils apprirent le demantelement du
reseau ainsi que la victoire des Byzantins dans la guerre contre les Arabes. Leon, les mains libres,
parvint a acheter les Bulgares qui lui livrerent Anastase et ses complices, sauf Sissinnios qu’ils
executerent77.
Pour Nicephore, deux choses sont certaines. Apres le printemps 718, les Bulgares ne partici-
paient plus aux operations militaires contre les Arabes; 1’auteur ne mentionne pas, mais il n’ex-
clut pas non plus une telle participation avant le printemps 718. En outre, le nom de Tervel n’est
pas mentionne, bien que Nicephore connaisse ce chef bulgare78. Devons-nous placer I’arrivee de
Sissinnios en Bulgarie apres la mort de Tervel, qui dans ces conditions est survenue avant le
printemps 71879 80, ou le silence de Nicephore cache-t-il une autre realite? Surtout, comment
accorder ce recit, tout a fait articule et logique, avec le recit manifestement desarticule et morcele
de Theophane qui dit pourtant que Sissinnios a ete envoye a Tervel? Comment accorder ces
deux recits avec celui de Michel le Syrien qui mentionne un traite entre Leon et les Bulgares des
avant I’ete 717? Dans le paragraphe suivant nous analysons ces informations, nous essayons de
deceler leur origine et d’estimer leur valeur.
9. Origine et valeur des informations
Parmi les auteurs de nos trois sources principales, a savoir Michel le Syrien, Theophane et
Nicephore, le premier est le seul non seulement a se taire sur 1’origine de ses informations,
mais a ignorer, semble-t-il, toute autre version que celle qu’il mentionne. Ecrivant a I’extreme
fin du Xlle s.»°, il a utilise des sources ecrites, dont certaines etaient peut-etre d’origine byzan-
tine, mais qui n’avaient etc consultees ni par Theophane ni par Nicephore81. Les sources de
Michel attribuaient un role majeur aux Bulgares durant la guerre arabo-byzantine, meme plus
important que celui des Byzantins et de Leon. Les Bulgares sont presentes comme des guer-
riers hardis, courageux, combatifs, plus dangereux pour les Arabes que les Byzantins; le role
de ces derniers est a peine apparent dans la Chronique de Michel le Syrien. Si cette
Chronique avait constitue la source unique de nos connaissances, il aurait fallu conclure que
6 La date chez Nicephore, p. 55, 12-25, n’est pas evidente. L’auteur parle de cette affaire apres la retraite arabe, mais
par la suite, il devient clair qu’il ne s’agit pas d’une succession dans le temps, car Sissinnios avait ete envoye en Bulgarie
pour demander de 1’aide contre les Arabes. Le seul element certain c’est que 1’affaire a eu lieu apres le printemps 718.
Nicephore, p. 55,19 a p. 56, 27.
Nicephore, p. 41,26, mentionne Tervel comme chef des Bulgares; p. 42, 23, il le dit nomme cesar par Justinien II; p.
^7, 3, sollicite par Justinien II contre les revoltes de Philippicus.
C’est la date proposee aussi par S. Runciman, A History of the First Bulgarian Empire (Londres, 1930), p. 33 et p. 277.
80 ^ historiographic actuelle ne propose pas non plus de date precise.
Michel fut patriarche d’Antioche de 1166 a 1199. Cf. J. Karayannopoulos, Птгуси. rfjs Bifavrii'fjs 'laropias,
(= Bifavrivd Keipeva Kai МеЛётас, 2, Thessalonique, 1970), p. 311.
81 Cf. Guilland, “L’expedition”, pp. 123-124.
143
les Bulgares avaient sauve Constantinople de 1’expansionnisme arabe, conclusion deja adop-
tee par certains historiens82. Par contre, les sources de Michel le Syrien ne disaient rien au
sujet de la participation bulgare a la revolte d’Anastase contre Leon III au moment ou
Constantinople etait encore assiegee et directement menacee par les Arabes. De plus, ces
sources presentaient Leon comme un homme ruse qui n’a pas honore sa parole donnee a
Maslama. Ce dernier est presente comme un homme consequent et comme un bon chef. En
un mot, la version de Michel le Syrien est la plus defavorable a Leon et aux Byzantins, la plus
favorable aux Bulgares et la plus pro-arabe.
Theophane signale qu’il a puise ses informations au sujet de la guerre arabo-byzantine dans
les “dires” de personnes qui “connaissaient bien le deroulement des faits” 83. П laisse ainsi entendre qu’a
son epoque d’autres versions rapportant autrement les memes faits circulaient a Byzance.
Theophane ne fait nulle part ailleurs une telle remarque, ce qui donne un poids particulier a ce
passage; 1’auteur souligne clairement sa distance par rapport aux autres versions. П utilise a ce
propos le verbe Xeyotxn, comme si ces versions etaient orales ou comme si elles etaient encore
relatees par des personnes vivantes. Par contre Zonaras, qui signale aussi 1’existence d’autres ver-
sions, utilise le verbe урафоисл, comme si ses sources etaient ecrites84. Theophane a done fait un
choix, sans expliquer les criteres sur lesquels il 1’a орёгё. Sa version parle de I’intervention bul-
gare en faveur des Byzantins, sans lui attribuer de consёquence quelconque a 1’issue finale de la
guerre. En outre ТЬёорЬапе reste peu clair et tres expёditif sur le role ]оиё par les Bulgares dans
la revoke anastasienne85. Son discours a ce propos est 1ё1езсорё a tel point qu’aucune relation
n’est saisissable entre le siege de Constantinople et les agissements bulgares. Si ТЬёорЬапе ё1ай
la source unique de nos connaissances il faudrait admettre que les Bulgares ont gardё une posi-
tion plutot hostile envers les Byzantins durant la guerre; leur victoire contre les Arabes avait des
effets Ьёпёйциез pour les assiёgёs, mais les Bulgares ne cherchaient pas a aider Еёоп en
attaquant les Arabes. La version de ТЬёорЬапе favorise Еёоп et les Byzantins, mais ne Mglige
pas completement le role des Bulgares.
Nicephore puise dans une source ignorant toute participation bulgare a la guerre arabo-
byzantine. Cette source attribuait aux seuls Byzantins et particulierement а Еёоп le merite de la
victoire. Elle mettait en outre, 1’accent sur la trahison de Sissinnios, les agissements d’Anastase et
la participation bulgare a la tentative de renversement de Leon a un moment ou tout homme
ё1ай precieux pour la dёfense de Constantinople86. Les Bulgares sont ргёзетёз comme cupides
et sans scrupules, le sort de 1’empire n’ayant pour eux aucun йлёгёс Si Nkxphore ё1ай la seule
source de nos connaissances, il faudrait admettre que dans cette guerre les Bulgares ont agis
comme des ennemis de 1’empire. Cette version est par consёquent la plus favorable de toutes a
Еёоп et aux Byzantins et la plus hostile envers les Bulgares, preserve comme des opportunistes
esperant profiler du malheur de 1’empire. S’agit-il d’une des autres versions, dont ТЬёорЬапе dit
qu’elles circulaient encore de son temps? Si tel est le cas, cette version а sunrecu tres longtemps,
car certains copistes de ТЬёорЬапе semblent la connaitre; ils laissent alors tomber le passage de
la Chronique qui parle de la bataille entre les Arabes et les Bulgares87. Vu le fait que d’autres
82 Surtout Gjuzelev, “La participation”, p. 91 ss. Cf. aussi note 1.
83 Theophane, p. 397, 29: ol aKpiffws ётатацеиос.
84 Jean Zonaras, vol. Ill, p. 336, 24-25.
85 Theophane, p. 400,17 a p. 401,3, consacre a cette affaire quelques lignes, dont la plus grande partie deceit les chati-
ments reserves aux conspirateurs. Cedrenos, vol. I, p. 792,14 a p. 793, 2, suit Theophane, tandis quejean Zonaras,
vol. Ill, p. 338, 11-23, est encore plus expeditif que les deux autres.
88 Nicephore, p. 55, 19 a p. 56, 27, livre une information parfaite: complete, logique et consequente. Il souligne inten-
tionnellement la trahison des anastasiens au moment oii Leon luttait pour 1’existence de la Chretiente. On sent der-
riere ces lignes 1’odeur de la propagande imperiale.
87 Cf. note 71.
144
Chroniques, qui dependent de Theophane, presentent des anomalies a cet endroit88, nous
devons admettre que la version niant toute participation bulgare a la victoire finale des Byzantins
contre les Arabes en 718, restait toujours vivante dans 1’historiographie byzantine.
П у avait ainsi au moins trois versions differentes qui circulaient a Byzance au moment ou
Theophane redigeait sa Chronique, c’est-a-dire au debut du IXe s. Theophane connaissait ces
versions. Il pretend que son choix fut le resultat d’une appreciation de la valeur historique de ses
sources. Peut-on lui attribuer une tentative de critique historique a cet endroit? Et dans 1’affir-
mative, quelle peut etre la valeur historique de Michel le Syrien et de Nicephore? La justification
de Theophane, qui dit avoir choisi la version rapportee par les personnes qui “connaissaient bien le
deroulement des faits”, n’a aucune valeur scientifique car elle est subjective. C’est Theophane lui-
meme qui a decide quelles etaient des personnes qui “connaissaient bien le deroulement des faits”. Ainsi
non seulement sa version n’est-elle pas le resultat d’une analyse critique des ses informations,
mais elle est egalement la plus subjective de toutes, puisque son auteur avoue 1’avoir preferee
apres en avoir rejete d’autres qui ne lui convenaient pas.
L’origine de ces versions est sans aucun doute byzantine. Il est impensable d’attribuer aux
Bulgares du debut du Ville s. une litterature historique capable de franchir les frontieres de
1’Etat bulgare et de circuler dans la capitale byzantine. Il est de meme evident que la version
de Nicephore emanait du Palais et de 1’entourage des empereurs isauriens. Nicephore se rat-
tache d’ailleurs aux informations officielles du Palais, peut-etre par une habitude due a ses
fonctions patriarcales ou bien par un respect profond des institutions. De plus, il tient une
position favorable a Leon qu’il considere comme le sauveur de 1’empire et du
Chris tianisme89.
La version de Michel le Syrien a ete propagee par 1’opposition et sans doute 1’opposition
anastasienne. C’est manifeste dans la comparaison de la situation de Maslama, dupe par
Leon, et la situation d’Anastase, auquel Leon avait promis la restitution du trone. Elle visait
directement Leon qui n’a fait que cueillir les fruits de ses ruses, tandis que les vrais vainqueurs
etaient les Bulgares. П va de soi que cette version ne pouvait etre toleree a Constantinople a
I’epoque de la dynastie isaurienne. Elle devait toutefois etre courante dans les pays arabes, ou
vivait Michel le Syrien, car elle convenait a 1’orgueil arabe, durement eprouve en 717/71890.
Cette version a connu une certaine diffusion dans 1’empire au moment de 1’iconoclasme,
lance par Leon III. Le parti iconophile, dont Theophane fut plus tard un adepte fanatique,
passa a 1’opposition et se mit a adopter, a inventer et a diffuser des histoires calomniatrices
sur Leon. Theophane n’a pas hesite a adopter ces histoires parfois grossieres91. Quand il
ecrivit sur la guerre arabo-byzantine de 717/718, il opta pour une version moins favorable a
Leon que celle qui etait generalement admise et avait ete adoptee par Nicephore. Pour justi-
fier son choix il inventa les personnes qui “connaissaient bien le deroulement des faits”. Ainsi pou-
vait-il se mettre a 1’abri de la critique de ses contemporains qui connaissaient une autre ver-
sion. Theophane cependant, malgre son parti pris et son fanatisme religieux, a toujours
reconnu a Leon III le merite d’avoir sauve 1’empire du danger musulman; c’est peut-etre la
raison pour laquelle il essayait d’attribuer 1’iconoclasme de Leon a un certain fatalisme, a un
88 Cf. notes 66, 67, 68: le nombre des victimes de la bataille diflere d’auteur a auteur; 1’existence de plusieurs versions
est hors de doute.
89 Nicephore, p. 53, 23-24, et p. 54,15-16, attribue a Leon seul toutes les initiatives victorieuses de I’armee byzantine.
90 Guilland, “[.’expedition”, p. 130, note que “la litterature arabe transforma progressivement I’echec de Maslama en
une victoire”.
91 Theophane, p. 396, 8, appelle d’abord Leon euoepqs. Mais a partir de la troisieme annee de son regne, il change de
qualificatif et il 1’appelle 6vae₽qs (p. 399,28). 11 lui arrive de qualifier Leon de rrapavopos (p. 407,15), sans citer
d’autres qualificatifs non moins graves (TVpawos, ттараиорытатод, aaePqs, Oeopaxos, ааракт|п6фра>п,
KaOatperris, etc).
145
obscur dessein divin92. En outre, au moment ou Theophane redigeait sa Chronique, les
Bulgares menagaient 1’existence meme de l’empire, comme les Arabes en 717/718; un autre
Leon, Leon V essayait de le sauver93. Theophane ne pouvait done pas passer sous silence la
trahison d’Anastase et 1’alliance des Bulgares avec les revoltes en 718. Toutefois, il n’insiste
pas beaucoup sur 1’attitude bulgare pour ne pas trop faire pencher la balance du cote de
Leon, premier empereur iconoclaste. Le choix de Theophane est alors un choix politique et
non pas scientifique, comme il essaye de le faire accroire. L’auteur marche sur une corde
raide; dans son effort pour ne pas trop honorer Leon, mais aussi pour ne pas presenter les
Bulgares comme les sauveurs de l’empire, il compose un recit peu consistant, presque incom-
prehensible.
En disant que Theophane fait un choix subjectif, nous ne voulons pas dire que les autres ver-
sions sont plus objectives. Chaque version mettait en valeur une partie de la verite en en dissim-
ulant une autre partie. Les auteurs en optant pour 1’une ou pour 1’autre de ces versions faisaient,
eux aussi, un choix politique. П у a done de la verite dans tous les recits. Les trois versions ne sont
pas incompatibles entre elles, comme cela parait a premiere vue, mais se completent mutuelle-
ment, permettant ainsi de savoir ce qui s’est reellement passe. Pour у arriver, il faut passer toutes
ces informations au crible de la critique historique.
10. Compatibility et incompatibility entre les trois versions
Rien ne s’oppose a I’historicite de 1’information donnee par Michel le Syrien selon laqu-
elle un traite d’assistance mutuelle existait entre les Bulgares et Leon III et cela malgre le
silence des sources byzantines94. Leon, des son accession au pouvoir, tenta de renforcer la
defense de la capitale, car il connaissait 1’imminence de 1’attaque arabe. Il savait que I’armee
byzantine etait faible et epuisee par la guerre civile et que 1’ex-empereur Anastase n’etait pas
dispose a accepter son ecartement definitif. Mais le jeu politique dans les Balkans devait tenir
compte, depuis a peu pres un demi-siecle, d’un troisieme partenaire: les Bulgares, avec
lesquels l’empire avait traite plusieurs fois deja. Leon a du se tourner vers les Bulgares pour
demander leur aide. Lors du debarquement arabe, les forces bulgares etaient sur place,
comme le dit Michel le Syrien. Michel mentionne en realite deux batailles importantes et
plusieurs escarmouches entre les Bulgares et les Arabes lors de la guerre de 717/718. Mais
malgre le fait qu’il mentionne le nombre d’Arabes impliques dans les batailles, il ne dit rien
quant au nombre de Bulgares. Toutefois, cet auteur semble confondre plusieurs evenements
survenus a des moments differents; la confusion saute aux yeux des qu’on examine de plus
pres ces informations. Michel dit que lors du debarquement arabe, les Bulgares ont attaque
immediatement le detachement arabe qui comptait 4.000 hommes. Malgre le fait que les
forces arabes venaient de quitter les bateaux et malgre 1’effet de surprise dont les Bulgares
beneficiaient, ils n’ont pas pu venir a bout de 4.000 Arabes95. Nous devons admettre qu’au
moment du debarquement, la force de frappe bulgare n’etait pas tres importante. La faiblesse
de I’armee bulgare est manifeste aussi dans la suite des operations: les Bulgares sont sortis a
92 P. Yannopoulos, “Estudios de personalidades bizantinas: el patricio Vizir, Domestico de las Escuelas”, dans Bj>zantion
Nea Hellas, 9-10 (1990), pp. 183-188: Theophane cherche des excuses a Leon en attribuant I’iconoclasme soit a la fata-
lite, soit a une influence etrangere.
93 Theophane, p. 502, 1 a p. 503, 25, termine sa Chronique avec cette description pleine d’angoisse portant sur les jours
difliciles que vivait Constantinople, quand Michel ler decida d’abdiquer en faveur de Leon V, en qui tout l’empire
avait depose ses espoirs.
94 Pour Kyriakis, BovXyapm, pp. 77-78, ce traite est indubitable et c’est en vertu de celui-ci que les Bulgares ont attaque
les Arabes; mais puisque cet auteur semble ignorer Michel le Syrien, sa conclusion n’a qu’une valeur partielle.
95 Michel le Syrien, p. 485, ne parle meme pas de morts. П note seulement que Maslama a, a un certain moment, risque
sa vie, mais que finalement les Arabes ont pu s’en tirer sans grandes pertes.
14R
plusieurs reprises contre les Arabes, mais sans livrer bataille. Comment alors peut-on admet-
tre que ces memes Bulgares ont, quelques jours plus tard, aneanti 20.000 Arabes retranches
dans un camp fortifie? Une telle victoire paraft possible seulement dans les circonstances rap-
portees par les sources byzantines, qui parlent aussi d’un nombre eleve de morts parmi les
Arabes96, mais qui situent cette bataille en hiver 717/718. A ce moment, les Arabes affames,
malades et terrasses par le froid ont essaye de s’approvisionner dans un territoire occupe par
les Bulgares et sont devenus une proie facile pour ces derniers97.
Michel le Syrien, apres avoir parle de cette bataille, ne signale plus la presence bulgare a
1’ouest du campement arabe. Faut-il croire qu’ils s’etaient retires apres leur victoire? Les
textes byzantins disent pratiquement la meme chose mais autrement: ils laissent entendre que
les Bulgares se sont retires du front puisque Leon a du envoyer Sissinnios pour demander leur
aide98. Les deux Chroniqueurs byzantins les plus proches des evenements, Nicephore et
Theophane, ne rapportent pas les evenements de la meme maniere. Que s’est-il passe?
Theophane note qu’Anastase quitta Thessalonique et rencontra Tervel en Bulgarie afin
de lui demander de 1’aide contre Leon99. Cela eut lieu, selon Theophane, apres le 25 mars
718. Ce passage indique que Tervel etait vivant au printemps 718. Or, le meme Theophane
signale que le traite de 716 avait etc signe, du cote bulgare, par Kormessios100. Cette ques-
tion reste encore sans reponse. Parmi les hypotheses avancees, celle qui admet que Tervel
etait mort au printemps 718, nous parait la plus acceptable. Non seulement parce que le pas-
sage de Theophane, qui parle de Tervel en 718, est perturbe101, mais aussi parce qu’il laisse
croire que Tervel n’a pas regu Anastase et n’etait pas non plus a la tete du corps expedition-
naire bulgare qui accompagnait ce dernier. Une lecture attentive du texte de Theophane per-
met de dire que selon 1’auteur, Nicetas ecrivit a Anastase de quitter Thessalonique et d’aller
a la rencontre de Tervel102, ce qui est probable, si Nicetas ignorait la mort de Tervel. Anastase
arriva en Bulgarie ou “z’Zri’lui “ont donne”103 une armee et de 1’argent. Ce pluriel signale 1’ab-
sence d’un chef chez les Bulgares a ce moment. Et plus loin, quant Leon fut parvenu a
acheter les Bulgares, un chef n’est mentionne ni par Theophane ni par Nicephore104; pour-
tant le chef des Bulgares se mettait toujours a la tete de son armee quand celle-ci quittait la
Bulgarie. Quoi qu’il en soit, une chose est certaine: d’apres Theophane, au printemps 718 les
relations entre Leon et les Bulagres etaient mauvaises. Les Bulgares s’etaient retires du front
et s’etaient replies en Bulgarie. La raison du retournement de la situation nous echappe, mais
le comportement des Bulgares, lors de la revolte d’Anastase, indique qu’ils etaient contre
Leon. L’aide genereuse accordee a Anastase, en hommes et en fonds, laisse penser que Leon
96 Theophane, p. 397, 28-30, Cedrcnos, vol. I, p. 790, 17-18, et Georges le Moine, vol. II, p. 745,1 7-19, en parlant de
22.000 morts sont tres proche des 20.000 morts de Michel le Syrien. Leon le Grammairien, p. 178, 18-20 etjean
Zonaras, vol. Ill, p. 336, 23-25, ne donnertt pas un nombre de morts precis, mais ils signalent qu’ils etaient tres nom-
breux.
17 Les descriptions donnees par toutes les sources au sujet de la situation qui regnait dans le camp arabe sont terribles.
Michel le Syrien, p. 485, dit que les Arabes mangeaient des souliers, des cadavres, des excrements, des ecorces, des
racines, des feuilles d’arbres, meme des pierres tendres! Theophane, p. 397, 23-26, et Kitab al-Ugun, p. 29, donnent
des descriptions similaires. Pseudo-Denys de Tell-Mahre, p. 13, ajoute que les Arabes s’attaquaient entre eux pour
se nourrir des morts, de sorte que personne n’osait s’aventurer seul. Rien d’etonnant si dans cette situation ils ont
cssaye de s’approvisionner a 1’ouest et si les Bulgares ont pu aussi facilement les maitriser.
98 Nicephore, p. 55, 23-24.
99 Theophane, p. 400, 18-21.
100 Theophane, p. 497, 16-26.
|o Yannopoulos, “Qui etait Sissinnios?”, p. 62: “le recit de Theophane cree plus de problemes qu’il n’en resout”.
Theophane, p. 400, 19:aneX9eiv avTov ттро? TepfleXiv.
103 Theophane, p. 400, 21: 8I8watv айты.
104 Theophane, p. 400, 23: oi BouXyapot tovtov ... irape&oKav; Nicephore, p. 56,15-16: урафес Se BouX-yapots 6
PaatXeus.
etait vise personnellement105. Deux hypotheses sont envisageables. Ou bien Leon a utilise
une de ses ruses bien connues et avait essaye de rouler les Bulgares ou bien la propagande
anastasienne les avait montes contre Leon. Nous avons des raisons tres valables d’admettre
que la deuxieme hypothese est la bonne. Les sources byzantines signalent que les partisans
d’Anastase a I’interieur de la ville assiegee n’avaient pas abandonne le projet de faire revenir
cet empereur au pouvoir. Une source arabe permet de savoir qu’ils avaient etabli des contacts
avec Maslama pour renverser Leon; les negociations ont etc menees par un certain
Sarantapichos, inconnu autrement106. La plaque tournante du complot etait Nicetas
Xylinites, Maitre des offices imperiaux depuis le regne d’Anastase. Sissinnios Rendakis,
ancien stratege des Anatoliques, celui qui dans le passe avait enrole Leon dans Farmee, etait
au courant du complot, tandis que Leon en etait dans 1’ignorance107. Les anastasiens dissi-
mulaient leur activite subversive sous une apparence de fidelite a Leon, qui leur faisait confiance
et les chargeait de missions importantes. Apres I’echec des negociations avec les Arabes, les anas-
tasiens deciderent d’agir du cote bulgare. Nicetas put trouver le moyen de tourner les Bulgares
contre Leon. Ainsi les Bulgares se retirerent du front. Ensuite, Nicetas ecrivit, selon le
temoignage de Theophane, a Anastase a Thessalonique de quitter la ville et d’aller demander
1’aide des Bulgares. Ces derniers organiserent un corps arme qui partit contre Leon.
Theophane non seulement parle de Tervel, mais surtout il ne dit ni pourquoi Sissinnios se
trouvait en Bulgarie, ni depuis quand108. Nicephore explique clairement le role de Sissinnios
dans cette affaire: il avait etc envoye en tant qu’emissaire de Leon pour demander aux Bulgares
d’intervenir dans la guerre aux cotes des Byzantins. Mais Nicephore ne parle pas de Tervel. Ainsi
certains historiens voient deux missions de Sissinnios en Bulgarie: une premiere du vivant de
Tervel, et une autre, apres sa mortl09. Ni le texte de Theophane ni celui de Nicephore ne per-
mettent une telle lecture. Comme nous 1’avons explique, Theophane dit qu’Anastase avait etc
incite a se rendre aupres de Tervel; rien ne permet de conclure que Sissinnios ait etait envoye
aupres de Tervel.
Nicephore ne mentionne pas le voyage d’Anastase en Bulgarie. C’est normal car Nicephore
commence son recit avec la mission de Sissinnios et passe sous silence les agissements d’Anastase,
raison qui plaide pour la separation de ces deux evenements. En outre, Nicephore reflete, comme
nous 1’avons note, le point de vue du Palais, etant donne le caractere officiel de ses informations.
Le Palais ne voulait certainement pas donner 1’impression qu’Anastase a Thessalonique se com-
portait comme un empereur en exercice qui defiait I’autorite de Leon. Toutefois, Nicephore sup-
pose des contacts entre Anastase et les Bulgares, car il signale que quand Sissinnios se trouvait
en Bulgarie, Anastase lui ecrivit pour lui demander de convaincre les Bulgares de se ranger de
son cote110 Done les Bulgares, apres leur retraite du front, re^urent la visite d’Anastase, mais ils
ne promirent rien, comme ils ne conclurent rien. Ils attendaient I’envoye de Leon et ses propo-
sitions avant de decider a qui ils preteraient main forte. C’est la trahison de Sissinnios qui fit
pencher la balance en faveur d’Anastase. Les Bulgares ne voulaient en tout cas pas que Leon fut
105 Niccphorc, p. 56, 12-13, parle seulement d’hommes, tandis que Theophane, p. 400, 21, parle d’hommes et de 5.000
livres d’or.
1IM| Kitab al-Ugiin, p. 25. Taul-il rapprochcr cet homme de la lamille d’lrenc, epouse de Leon IV, dont les membres sont
mentionnes par Theophane, p. 474, 3-4?
107 Cl. Yannopoulos, “iaoaivvios PevSaias”, pp. 579-593, avec une analyse des sources; la reprise de la question dans
Yannopoulos, “Qui etait Sissinnios?”, p. 66. I.’idec de H. Diltcnt, “Promincntc Slawen und Bulgarcn in byzanlinis-
chcn Dicnslcn (Endc des 7. bis Anlang des 10. Jahrhunderts)”, dans Studim zum H. und 9. Jahrhundert in liyzanz (Berlin,
1983), pp. 101, contcste cette identification, mais sans s’appuyer sur les sources.
ion Theophane, p. 400, 26-27, parle pour la premiere cl dernicrc Ibis de Sissinnios pour dire qu’il Tut execute par les
Bulgares, sans meme expliquer la raison pour laquelle il se trouvait parmi les insurges d’Anastase.
1,19 Ph. Malingoudis, Ehdfltn <mj Метпыииа) EMaSa ( Thessalonique, 1988), p. 82.
110 Nicephore, p. 55, 21-24
148
mis au courant des negotiations qu’ils avaient menees avec son envoye et au moment du
denouement de 1’affaire, ils executerent Sissinnios, alors qu’ils avaient livre vivants Anastase et
ses complices.
Il en resulte que finalement les trois sources principales, malgrc leur point de vue different, du
a 1’origine de leurs informations et au parti pris de leurs auteurs, ne se contredisent pas; elles se
competent. Michel le Syrien se refere surtout a la premiere phase de la guerre (etc 717 - debut
de 1’hiver 718); Theophane telescope plusieurs evenements qui se referent surtout a la periods
intermediate de la guerre (debut de 1’hiver 718 - printemps 718); Nicephore met 1’accent sur la
phase finale de la guerre (printemps - etc 718). Nous tachons dans la suite de synthetiser les don-
nees des sources afin d’approcher au maximum les faits historiques sans creer pour autant une
version supplementaire.
11. Essai de synthese
Le futur Leon III, encore stratege des Anatoliques, n’avait pas accepts le changement dynas-
tique violent qui porta au pouvoir Theodose III. Durant la guerre civile, il passa des accords avec
les Arabes, accords dont le contenu exact nous echappe. Il est toutefois possible que Leon recon-
naissait une espece de souverainete arabe dans le cas oii il deviendrait empereur. Ces accords
visaient le renversement de Theodose. En meme temps, Leon s’appuyait sur les partisans
d’Anastase II qui, exile a Thessalonique, nourrissait 1’espoir d’etre retabli sur le trone par Leon;
celui-ci n’a jamais dementi ces rumeurs.
Leon, devenu maitre de la situation a Byzance, n’honora pas les accords avec les Arabes ou
au moins les accords tels que les Arabes les interpretaient. П ne ceda pas non plus le pouvoir a
Anastase. Peut-etre avait-il toujours eu ce projet en tete et le retablissement d’Anastase n’etait-il
qu’un pretexte pour s’assurer de 1’aide des anastasiens. Il ne faut pourtant pas rejeter 1’informa-
tion de Nicephore selon laquelle les notables de Constantinople ont demande a Leon d’accepter
le trone111. Peut-etre ces “notables” avaient-ils leurs propres raisons, du fait d’avoir joue un role
dans le renversement d’Anastase112. Peut-etre tous ces facteurs ont-ils pese de leur poids dans la
decision de Leon de prendre le pouvoir pour lui seul. Le 25 mars 717, il se fait couronner
empereur.
Le nouvel empereur ne se faisait pas d’illusions. D savait que les Arabes etaient prets a atta-
quer la capitate. Anastase ne reednnut pas le nouveau changement dynastique et se mit en etat
de rebellion. Leon n’avait ni le temps ni les forces pour reprimer la revolte; les Arabes frappaient
a la porte de Constantinople. En meme temps il devait faire face a un mouvement de mecon-
tentement a I’interieur de la ville. Des hauts fonctionnaires nommes par Anastase creaient un
reseau secret dans la capitale et s’etaient fixe pour objectif le retour d’Anastase. Leon sentait la
menace et il fit appel a ses anciens compagnons auxquels il confiait les missions delicates.
Sissinnios Rendakis en etait un. Un autre facteur dont Leon devait tenir compte etait I’element
bulgare. Les Bulgares s’etaient illustres lors du retour de Justinien II au trone en 711 et en general
ils jouerent un role non negligeable durant cette periode d’instabilite politique a Byzance. Leon
avait toutes les raisons de se mefier d’un eventuel rapprochement entre Bulgares et Anastase; le
fait que les Bulgares avaient combattu avec Theodose durant la guerre civile augmentait le risque
de les avoir contre lui. П envoya des emissaires et conclut un accord d’amitie et d’assistance avec
les Bulgares, mais nous ignorons a quel prix et contre quelles compensations. En vertu de ce
traite, les Bulgares envoyerent un corps arme a Constantinople. Leon les fixa a 1’ouest de la ville,
j11 Nicephore, p. 52, 15-22.
Aussi bien Nicephore, p. 51,22-23, que Theophane, p. 386, 5-6, parlent d’un complot qui a facilite la prise du pou-
voir par Theodose et cela, sans tenir compte des “notables” du theme de 1’Opsikion qui furent les acteurs principaux
du renversement d’Anastase.
14Q
peut-etre a mi-distance entre les cotes de Propontide et celles de la Mer Noire.. Une telle position
leurs permettrait d’intervenir en cas de debarquement arabe aussi bien au nord qu’au sud.
En ete 717, les Arabes debarquerent en Europe sur les cotes de la Propontide. Les Bulgares
se tournerent contre les envahisseurs, mais ne parvinrent pas a empecher le debarquement. Ils
purent seulement attaquer le dernier peloton compose de 4.000 hommes, dont Maslama tenait
personnellement le commandement. Peut-etre a cause de leur petit nombre, peut-etre pour
d’autres raisons non revelees par les sources, les Bulgares ne purent pas non plus venir au bout
de cette force. Les Arabes camperent non loin des murailles de Constantinople, tandis que les
Bulgares regagnaient leur campement a 1’ouest du camp arabe. Le front s’etait ainsi stabilise
pour un certain temps.
Les Arabes, malgre leur superiorite numerique, ne prirent jamais 1’initiative des operations.
Ils appliquerent leur vieille tactique du siege, esperant asphyxier la ville. Cette tactique pouvait
donner des resultats lors des longs sieges des petites villes de province, qui ne pouvaient pas etre
approvisionnees pas mer. Elle supposait en outre que la seule force armee etait celle qui defendait
une ville assiegee. Dans ce cas-ci, les donnees etaient differentes. Les Arabes, attaques sans
relache sur terre et sur mer, par les Byzantins et par les Bulgares, n’avaient pas un moment de
repit. Sans pouvoir s’approcher de la ville et sans avoir livre bataille, ils perdaient hommes et
betes, se fatiguaient et epuisaient leurs provisions. Les Bulgares se distinguerent durant cette
guerre qui repondait parfaitement a leur temperament. Ils constituaient la pointe de lance de la
machine militaire byzantino-bulgare. La situation commencjait a devenir difficile pour les
Arabes.
Le 8 septembre 717 mourut le calife Sulayman, qui selon les legendes arabes etait predestine
a conquerir Constantinople. Maslama, craignant la demoralisation de I’armee, tenta de cacher
la mort du calife. Les Byzantins, connaissant la credulite arabe, leur criaient du haut des rem-
parts “ Votre roi est mort”. La nouvelle fit tomber le moral des Arabes, pour lesquels la situation
commengait a devenir critique113.
L’hiver 717/718 commenga tot et il fut particulierement rigoureux114. Les Arabes, n’etant pas
habitues a des telles conditions climatiques, souffiaient encore plus du froid. Les provisions
avaient ete epuisees et la famine frappait le corps expeditionnaire arabe. Les privations, les
attaques combinees des Byzantins et des Bulgares, les maladies qui sevissaient dans le camp
arabe firent tomber le moral des envahisseurs au niveau le plus bas. Selon toutes les sources, a ce
moment la guerre n’etait qu’une preoccupation secondaire pour les Arabes; toute leur energie
etait Consacree a la recherche de quelque chose de comestible, n’importe quoi qui puisse satis-
faire ce besoin elementaire de manger115 116.
Au debut du printemps, peut-etre vers la fin de mois de fevrier, des bateaux venant d’Afrique
devaient apporter des renforts et des vivres aux Arabes; cet espoir leur donnait encore du
courage. Les Byzantins reussirent a detruire completement la flotte arabe1,6. Les Arabes n’ayant
plus rien a esperer, deciderent de se tourner vers 1’ouest afin de pouvoir se procurer des provi-
1,3 C’est Theophane, p. 369, 23-24, qui donne la date precise de la mort de Sulayman, mais c’est Michel le Syrien,
p. 485, qui dit que Maslama n’avait pas revele aux soldats la mort du calife qui etait predestine a conquerir
Constantinople; le meme auteur relate que les Byzantins annon^aient du haut des remparts la mort du calife aux
Arabes.
114 Nicephore, p. 53, 27-29, s’etonne de la rigueur de cet hiver en ecrivant: аицрёррке хЕ11х(^|'а рёуиггои уеиёабас,
Дате цг]&арй9 yfjv 64>9f]vai ёк nXqSuos- Tfjs катеиехбеСсгр yiouos axpts cis Tas ёкатои г;рёра5.
113 Theophane, p. 396, 24-27, pour cette periode note seulement que l’hiver etait tres rude et ne mentionne aucune
operation entreprise par les forces arabes. Pour la situation qui regnait dans le camp arabe pendant l’hiver, cf. note
97.
116 Theophane, p. 396, 27 ap. 397, 15, et Nicephore, p. 54, 1-19, parlent de la destruction complete de la Holte africaine
et du riche butin que les Byzantins firent en pillant les bateaux echoues.
150
sions. Mais ils ne purent dejouer la vigilance des Bulgares qui les intercepterent et aneantirent
leur detachement. La victoire bulgare fut totale et les pertes arabes considerables, meme si les
chiffres donnes par les Chroniqueurs exagerent. Pourtant, les Bulgares ne tenterent pas de libe-
rer la ville assiegee, qui ne semble pas avoir ressenti les consequences de cette victoire. La vic-
toire n’eut done aucun caractere decisif et la guerre continua comme avant.
A I’interieur de la ville, les partisans d’Anastase apres avoir tente sans succes de negocier avec
les Arabes, parvinrent a convaincre les Bulgares que Leon n’etait pas 1’homme qu’il fallait
soutenir. Au prix de nous ne savons quelles machinations, ils obtinrent la retraite bulgare. Nicetas
Xylinites, apres ce succes diplomatique, ecrivit a Anastase de partir pour la Bulgarie afin de
negocier une aide bulgare. Ce dernier fit le voyage, mais n’ayant pas obtenu les resultats escomp-
tes, retourna a Thessalonique.
La situation autour de Constantinople s’ameliorait pour les Arabes. L’arrivee du beau temps
et la disparition de la menace bulgare jouaient en leur faveur117. Par contre, 1’impact psy-
chologique de la retraite bulgare sur les defenseurs de la Ville devait etre important. La nouvelle
qu’Anastase n’avait pas obtenu 1’assistance bulgare arriva a Constantinople. Leon decida d’agir
afin de convaincre les Bulgares de regagner leurs postes; pour cette mission il choisit Sissinnios
Rendakis, a qui il faisait confiance absolue118. Par contre il commen^a a avoir des souptjons
quant a la fidelite de Nicetas Xylinites et ordonna de le surveiller de pres.
Anastase avait ete informe de la mission de Sissinnios. Pensant que e’etait sa derniere chance,
il ecrivit a Sissinnios en Bulgarie, lui demandant de faire adherer les Bulgares a sa cause. En
meme temps il ecrivit aux membres du reseau de Constantinople pour les mettre au courant de
son initiative et pour leur demander de se trouver prets au moment opportun. Les membres du
reseau etaient surveilles par les services secrets de Leon. Le courrier fut saisi et le reseau deman-
tele. Des mesures furent prises pour faire croire a Anastase et a Sissinnios que tout etait en
ordre119.
Sissinnios ne semble pas avoir eu de mal a convaincre les Bulgares de preter leurs services
a Anastase. Il reussit done la ou Anastase lui-meme avait echoue et il est legitime de s’inter-
roger sur la raison de ce succes. Les Bulgares ne pretaient pas leurs services gratuitement,
mais Anastase ne pouvait pas payer dans I’immediat. Sissinnios non plus ne pouvait pas payer
immediatement. Il dut alors faire des promesses que nous ignorons, mais qui rencontraient
les demandes bulgares, qui a cette epoque etait territoriales. Le contenu exacte de ces nego-
ciations restera toutefois un secret, car les Bulgares, quand la revolte d’Anastase eut echoue,
executerent Sissinnios. Le fait qu’ils reserverent ce traitement pour Sissinnios seulement sug-
gere qu’ils voulaient garder hors de la connaissance de Leon III les clauses des accords
passes.
La mission de Sissinnios en Bulgarie doit etre placee vers le mois de mai. Le temps etait alors
propice aux operations terrestres. Les Bulgares constituerent un corps expeditionnaire qui, sous
le commandement de Sissinnios, arriva a Thessalonique, entierement controlee par les insurges
d Anastase. L’empereur rebelle se mit a la tete de I’armee et marcha sur Constantinople. Mais
1 operation se deroulait tres lentement. Anastase avec ses Bulgares, qui transportaient en plus
quelques barques”120, arriva a Heraclee apres le 15 aout 718. Cette flottille devait servir a un
17 La seule operation arabe mentionnee par les sources byzantines, une operation de diversion menee en Asie Mineure,
I is eUl '*eu se'on Theophane, p. 397, 15-19, apres la fin de l’hiver.
® Nicephore, p. 55, 23-24.
Nicephore, p. 56, 7-11: "Nicetas Xylinites et Theoctiste, Premier secretaire, furent mis a mort, vu leur role dans le
complot, mais aussi 1’importance des postes qu’ils ddtenaient. Les autres membres du reseau furent punis severement,
. mais ils eurent la vie sauve.
Nicephore, p. 56, 12-15.
151
eventuel siege de Constantinople. Le fait que les Bulgares transportaient ces bateaux de
Thessalonique a Heraclee par la voie terrestre prouve suffisamment qu’Anastase ne beneficiait
pas de 1’appui de la flotte de Carabissiani, comme certains historiens Pont soutenu et que le
stratege de Carabissiani, Sissinnios, n’avait rien en commun avec son homonyme Sissinnios
Rendakis121.
Entre-temps, les Arabes decimes par la guerre, la famine et les maladies avaient leve le siege de
Constantinople122. Une violente tempete en mer avait seelie la destinee des derniers debris de cette
grande armee arabe123 124. Anastase apprit la victoire byzantine dans la guerre arabe ainsi que le
demantelement du reseau de ses amis a Constantinople apres son arrivee a Heraclee. Les deux nou-
velles n’etaient pas de nature a faire monter le moral de ses troupes. Le plan d’action devait chan-
ger completement. Alors, comme le signale Theophane, Anastase voulut sonder 1’opinion des
Constantinopolitains a son egard; il envoya des emissaires prendre contact avec “la ville, laquelle ne Га
pas accepte”™. Nous pensons que par cette phrase enigmatique, Theophane signale qu’Anastase
avait compris que la situation lui etait defavorable; il tenta alors de nouer des relations avec certains
citoyens influents qui, durant la revolte des troupes de 1’Opsikion en 715, avaient defendu la Ville
pendant son absence de six mois125. Mais ces personnes n’etaient plus disposees a aider Anastase,
soit parce que la nouvelle situation les arrangeait, soit parce qu’elles n’osaient pas prendre de
risques. Apres ce refus categorique, le moral dans le camp d’Anastase tomba au plus bas.
Leon, qui surveillait la situation de pres sans pourtant prendre le risque d’une confrontation
militaire, comprit que le fruit etait mur et pret a etre cueilli. П contacta les chefs bulgares et leur
proposa “des cadeaux” et un sauf-conduit s’ils acceptaient de livrer Anastase et ses compagnons
byzantins126. Les Bulgares n’hesiterent pas un instant. Ils savaient maintenant qu’Anastase
n’avait plus aucune chance; alors ils furent contents de pouvoir se tirer d’une telle situation avec
profit. Us arreterent et livrerent a Leon tous les Byzantins, sauf Sissinnios Rendakis qu’ils avaient
execute sur place avant d’envoyer sa tete a Leon127. Comme cela a deja etc dit, Sissinnios etait
la seule personne qui connaissait les clauses exactes de 1’accord passe entre Anastase et Bulgares.
Ces derniers n’avaient aucun interet a ce que Leon soit jamais mis au courant du contenu de ces
clauses. Leon ne voulait pas non plus creer de problemes; 1’attaque arabe lui en avait laisse suf-
fisamment. Il donna les cadeaux promis aux Bulgares qui quitterent la Thrace byzantine, vers la
fin de Fete 718, et se retirerent en Bulgarie.
12. En guise de conclusion
De cette analyse ressortent naturellement certaines constatations, dont la premiere rencontre
deja les remarques faites dans 1’introduction, a savoir qu’il faut debarrasser la recherche his-
tofique des sentiments nationalistes des peuples balkaniques d’aujourd’hui.
121 Opinion soutenue par Helene Ahrweiler, Byzance et la mer (Paris, 1966), pp. 27-30, et rejetee par plusieurs historiens.
Cf. Yannopoulos, “Qui etait Sissinnios?” pp. 64-65.
122 Theophane, p. 399, 5-7, Nicephore, p. 55, 13-15: la retraite eut lieu le 15 aout 718.
123 Theophane, p. 399, 7-19, Nicephore, p. 55, 15-19: la mer etait pleine de debris pratiquement jusqu’a Chypre. Les
Byzantins d’ailleurs rendirent la situation encore plus difficile en attaquant les bateaux qui fuyaient. Seuls cinq
bateaux ont pu regagner la Syrie.
124 Theophane, p. 400, 22-23.
125 Cf. la description des evencments qui ont marque le changement dynastique de 715, faite par Theophane, p. 385,
5 a p. 386,13, et par Nicephore, p. 50,13 a p. 52, 2.
126 Theophane, p. 400, 23-24, parle de cadeaux et du sauf-conduit. Nicephore, p. 56,15-17, est plus explicite: Leon avait
ecrit aux Bulgares d’opter pour la paix et de livrer les conspirateurs. Ce dernier point a fait que certains historiens
Bulgares contemporains ont voulu voir (’application d’une clause du traite de 716, cf. Angelov, “Beziehungen”,
pp. 47-48. Or, comme Kyriakis, BovXyapoi, p. 80, et p. 184,1’a prouve, le traite de 716 ne comptait pas de clause
de ce genre.
127 Theophane, p. 400, 23-29; Nicephore, p. 56, 18-22. ,
152
A la victoire finale des Byzantins lors de la guerre arabo-byzantine de 717/718 les Bulgares
contribuerent aussi. Mais cette guerre fut gagnee surtout par les forces byzantines, grace a la
resistance acharnee des habitants de la Ville et surtout grace au genie militaire de Leon III.
Anastase essaya de profiler de la situation generale afin de pouvoir revenir sur le trone. Son
attitude et ses agissements durant le siege de la capitale indiquent que le sort de l’empire n’etait
pas sa preoccupation principale. Le comportement de cette personne en tant qu’ex-empereur est
peu conforme a 1’image que les sources brossent de lui pour la periode ou il regna. Le com-
portement de ses partisans et peut-etre des militaires de 1’Illyricum n’est pas meilleur. Ils com-
plotaient au moment ou le sort de l’empire se jouait autour de la capitale. Ils tenterent meme
d’entrer en contact avec les Arabes et cela malgre le fait que tous avaient ete maintenus a leurs
postes par Leon Ш.
Les sources, malgre les apparences, sont assez explicites au sujet du role des Bulgares dans
cette guerre. Allies de Leon, deja au moment de 1’attaque arabe, ils contribuerent a I’arret de 1’of-
fensive arabe. Ils aiderent considerablement les defenseurs de la ville pendant les premiers mois
du siege en harcelant les armees arabes. Us remporterent une grande victoire au debut de 718,
mais ne I’exploiterent pas et la situation autour de la ville resta inchangee. Influences par la pro-
pagande anastasienne, ils se retirerent du front a la fin de 1’hiver 718, au moment ou les
defenseurs avaient le plus besoin de leur aide. Les efforts de Leon pour les attirer de nouveau sur
les lignes ne donnerent rien. Au contraire, convaincus par Sissinnios et sans doute attires par les
concessions genereuses que ce dernier leur avait proposees, ils se rangerent aux cotes d’Anastase.
A partir de ce moment, non seulement ils ne contribuerent pas a la victoire finale des Byzantins,
mais encore oeuvrerent dans le sens oppose. S’ils n’attaquerent pas Constantinople, cela est du
aux circonstances et a leur cupidite que Leon a judicieusement exploitees. Toute autre vision des
faits ne repose pas sur les sources et peut etre qualifie non seulement d’erronee, mais aussi d’in-
teressee et de subjective.
Византийский временник, т. 55
Н. 3. Вачнадзе, К. К. Куция
ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ЭПИСТОЛЫ
ИМПЕРАТРИЦЫ ФЕОДОРЫ
Грузинский анонимный агиографический памятник IX в. "Житие и мученичес-
тво святого мученика Костанти-грузина, который был замучен царем вавилонян
Джафаром"* 1, сохранил уникальную эпистолу византийской императрицы
Феодоры (842—856). Уникальную потому, что византинистике неизвестен другой
подобный памятник, впрочем, как и изображение "богослуживой" императрицы.
Такая же участь постигла всех василевсов IX столетия.
Как сторонник религиозно-культурного единства Грузии с единоверными
государствами, анонимный агиограф ратует за провизантийскую ориентацию
своей страны. Не случайно соотносит он свою деятельность с царствованием
византийских правителей Михаила 111 (842—867) и Феодоры (842—856), считая их
укрепителями веры и могущества державы. Он недвусмысленно декларирует
свою приверженность к ним: "...я, недостойный, возжелал уподобиться тем пер-
вым [мужам] (отцам церкви. — Н. В., К. К.) и написал житие и мученичество свято-
го и блаженного мученика Костанти, который жил в наши дни, в царствование
богослуживой царицы Феодоры, царствовавшей в стране греков, доколе сын ее
Михаил был малолетним. Сия блаженная очистила всю страну от безумия —
иконоборчества, которое распространилось во дни супруга ее, и укрепила
деяния греков, и возродила множество островов, которые были разорены
агарянами".
Приведенный пассаж обращает внимание не только общей религиозно-
идеологической и политической направленностью анонима, но и точностью пере-
дачи исторических фактов, что столь необычно для агиографических сочинений.
Вполне исторично сообщение автора, что византийская царица "...очистила всю
страну греков от безумия — иконоборчества". Известно, что сразу после смерти
императора-иконоборца Феофила (829—842) начались гонения на последователей
этого учения; на Соборе 843 г. от церковных дел был отстранен идеолог
иконоборчества Иоанн Грамматик, а на патриарший престол возведен иконопочи-
татель Мефодий. 11 марта того же года было восстановлено иконопочитание, чем
декларировалось единство государства и церкви.
Заслуживает пристального внимания сообщение о возрождении островов, ра-
зоренных агарянами, т е. арабами. В нем отразился факт трудной многолетней виз-
антийско-арабской борьбы за преобладание на Средиземном море. Победа тогда ост-
алась за мусульманами. Поэтому утверждение автора о "возрождении", т е. возвраще-
нии островов при императрице Феодоре, является плодом сознательного искажения
© Н. 3. Вачнадзе, К. К. Куция. 1998
1 Житие и мученичество святого мученика Костанти-грузина, который был замучен царем вавилонян
Джафаром И Пер. с древне груз., исслед. и коммент. Н. 3. Вачнадзе и К. К. Куция. Тбилиси, 1978. *
154
фактов. Чрезмерное преувеличение деятельности Феодоры — показатель провизант-
ийских симпатий грузинского автора, который, по-видимому, видел в Византии
оплот христианства и достойного противника Арабского халифата, против которого
боролась Грузия.
Самым значительным в историческом отношении фрагментом "Жития и муче-
ничества Костанти-грузина", безусловно, следует считать эпистолу, которую
Феодора после казни Костанти послала "детям и родичам дома его" (полный текст
эпистолы см. в конце статьи). П. Пеетерс высказал сомнение по поводу подлин-
ности эпистолы. Его скепсис основывался на том факте, что в эпистоле не
упомянут поход Буги-тюрка в Грузию в 853 г., жертвой коего стала Картли2. Но
поход совершенно не коснулся Византийской империи, и поэтому она едва ли
должна была обязательно прореагировать на зверства арабов, учиненные в Гру-
зии. Впрочем, вполне справедливо замечает К. Кекелидзе, что Византия с целью
ослабления своего давнего противника, Аббасидского халифата, не гнушалась
никакими средствами и в борьбе с ним умело использовала антиарабские настро-
ения даже малых народов и стран, в том числе и Грузии3.
Нельзя упускать из виду того обстоятельства, что, хотя страны Закавказья и
входили в состав халифата, Византия никогда не отказывалась от притязаний на
владение ими. Поэтому она не только поддерживала, но и стимулировала
антихалифатские движения, имевшие место в закавказских странах. Например,
император Феофил всемерно поддерживал движение хуррамитов под руковод-
ством Бабека. Очень интересное сообщение сохранилось у Михаила Сирийца,
относящееся к 833 г., когда хуррамиты понесли поражение у Хамадана. Он пишет:
"Большая часть войска Бабека вместе с главнокомандующим Насром, доведенная
до отчаянного положения войной персов (арабов. — 3. B.), отправилась искать
ромейского царя и перешла в христианство"4. Аналогичные сведения о взаи-
моотношениях Византии с хуррамитами сохранили Табари, Бар Эбрей5 и др.
Бежавших в Византию хуррамитов император Феофил использовал в военных
действиях против халифата.
Следует подчеркнуть, что византийские кесари не ограничивались только
поддержкой антихалифатских движений в Закавказье. Они предпринимали
специальные военные экспедиции. Две из них в Западную Грузию упоминает
Продолжатель Феофана. Один поход "против исмаильтян" имел место в 832 г.6,
когда восставшие против арабов грузины обратились за помощью к Византии.
В ответ на это Феофил послал в Западную Грузию войско под началом правит-
еля Хорасана Феофоба и брата императрицы Феодоры — Варды. Но византийцы
понесли такое страшное поражение, что "только немногие вернулись оттуда
обратно"7.
Второй поход (843—844 гг ), возглавляемый Феоктистом, также окончился
разгромом византийцев. В противовес Ф. И. Успенскому и А. А. Васильеву, пола-
2 Peelers Р. De S.Constantino, martyre in Babilonia // Acta Sanctorum Novembris. 1925. T. IV. P. 541—554.
Кекелидзе К. С. Мученичество и личность Костанти-Кахай: Этюды по истории древнегрузинской ли-
тературы Тбилиси. 1957. Т. 1 С 139—140
4 Буниятов 3. Азербайджан в VII—IX вв. Баку. 1965. С. 254.
Там же; Гусейнов Р. Сирийские источники XII—XIII вв. об Азербайджане. Баку, 1969. С 74.
6 Георгика. Сведения византийских писателей о Грузии. Т. IV. В. II / Греч, текст с груз. пер. издал и
примеч. снабдил С. Г. Каухчишвили Тбилиси. 1952. С. 327.
7 Там же.
155
гающим, что этот поход имел целью покорение абазгов, С. Г. Каухчишвили
совершенно справедливо считал, что экспедиция 843—844 гг. была связана с
арабской опасностью8. Весь приведенный материал полностью подтверждает,
что Византийская империя старалась укрепить свои позиции в Закавказье и
направить антиарабскую борьбу его народов в русло своих политических инте-
ресов.
Анализ политической ситуации, характер грузино-византийско-арабских взаи-
моотношений IX в., религиозно-идеологическая, если не общность, то во всяком
случае близость Грузии со своей великой соседкой, считавшейся идеалом и
оплотом христианского мира в раннем средневековье, — вот факторы,
убеждающие в подлинности эпистолы Феодоры. Эту точку зрения поддержал и
Г. Г. Литаврин, согласно которому, по своему стилистическому строю сохранив-
шаяся в грузинском тексте эпистола — это чистейшей воды византийская эписто-
ла, вполне сопоставимая, например, с аналогичными византийскими эписто-
лярными памятниками X столетия9. Все сказанное позволяет нам выдвинуть
предположение, что первоисточником грузинского текста эпистолы Феодоры,
по-видимому, был ее греческий текст и что перевод был сделан в Картли, где
греческий подлинник и остался.
Сказанное, конечно, гипотеза, требующая доказательства. На деле же вопрос
о подлинности текста эпистолы императрицы Феодоры, приведенного грузин-
ским агиографом, на наш взгляд, не имеет решающего значения. Главное в ней
— точное отражение византийских и арабских политических интересов в
Грузии Антиарабская направленность эпистолы открыто и недвусмысленно
декларируется в словах Феодоры, обращенных к детям и родичам Костанти:
"...благодаря величию могущества Его (Христа) блещите мечами вашими над
врагами (т. е. арабами) и никому из них не давайте обиталища среди вас, дабы
заслужить благоволение наше и получить от Христа обещанную славу для
творящих добро".
В этих скупых словах дана целая программа византийской политики в Картли.
Победа грузин над арабами и изгнание их из Картли естественно привели бы к
упрочению византийско-грузинских политических связей. В другом месте
эпистолы императрица пишет: "Непоколебимые, вы, уповая на Христа,
поддержали друг друга против врагов креста (т е. арабов) и тотчас обрели
мужество и покрыли их позором, и стало явью бегство воссоединившихся [исма-
иль+ян], облеченных могуществом". Верность кресту, т.е. борьбу против арабских
завоевателей, императрица Феодора увязывает с необходимостью подчинения
Картли Византии. Она призывает: "Дабы вы надеялись на меня и укрылись бы под
крылами царства моего, ибо верны вы закону веры". И далее: "Усердно внемлите и
пред помазанниками Его головы ваши нагните и под ярмом нашим Христовым выи
ваши склоните и легкое бремя наше возложить на плечи народа не избегайте".
Эпистола, в сущности, обращена ко всему грузинскому народу. По настрою и
духу своему это страстный призыв к борьбе против иноверцев-арабов.
8Там же. С. 329.
'Эта мысль была высказана проф. Г. Г. Литавриным в 1975 г., в Тбилиси, после того, как Н. 3. Вачнадзе
прочитала доклад на означенную тему на всесоюзной конференции. Тез. выступ, см.: Вачнадзе Н. 3.
Грузинско-византийские политические взаимоотношения в IX веке // Тез. докл. всесоюзн. конф, на
тему "Античные, византийские и местные традиции в странах Восточного Черноморья”. Тбилиси
26—31. V. 1975 г
156
Вчитываясь в эпистолу, ясно видишь, что Феодора преследовала велико-
державные цели. Призывая к борьбе с "врагами креста ", она предлагает Картли не
полноправный союз двух сторон, а подчинение, вассальную зависимость от
Византии. Но Феодора не была одинока в своих устремлениях. Скорее всего она
выражала суть политической психологии всего византийского общества и его
политического самосознания, на формирование которого огромное влияние ока-
зали " династические традиции" царствующего дома10.
Одним словом, невзирая на то, является ли эпистола подлинным посланием
Феодоры или плодом глубокого проникновения агиографа в политическую атмо-
сферу эпохи, она представляет собой документ, в котором нашли точное
отражение политические интересы Византии и Картли, а также политические
взаимоотношения трех государств: Византийской империи, Халифата и Картли,
вернее — всей Грузии в первой половине IX столетия.
Приводим наш перевод на русский язык отрывка древнегрузинского текста ,
содержащего эпистолу Феодоры.
"И когда узнали вышеупомянутые святые цари о мученичестве святого Костанти,
возрадовались радостью великою и написали эпистолу детям и родичам дома его,
ибо весьма многочисленны были они, в которой было написано так:" Вначале дости-
гали нашего слуха те слова, которые ради истины вами говорились и проповедова-
лись. Ныне же [сами] дела, которые вы совершали, являются свидетелями вашими:
сказанное вполне подтвердилось и вера ваша укоренена добром. И воистину: дело
вашего усердия, которое утвердилось в сердцах ваших во имя веры, сделалось
явным по малой той причине перед безбожниками. Подобно истинным христианам,
вы, будучи единодушными, стали и единогласными, ибо пребывали в единой вере и
Господа пред собою лицезрели постоянно. Непоколебимые, вы, уповая на Христа,
поддержали друг друга против врагов креста и тотчас обрели мужество и покрыли
их позором, и стало явью бегство воссоединившихся [исмаильтян], облеченных
могуществом. И сие произошло благодаря всесилию Бога, — дело свершившееся и
украшающее отцов ваших, и дабы усладить повествование для нас и для вас
надлежит [рассказать] об этом блаженном мученике Костанти и о противостоянии
доблести его против врагов незримых.
Мы покажем вам, возлюбленным нашим, являющимся поистине сыновьями его
и плотью от плоти его, что когда из страха Божьего он боролся с диаволами, он
победил свою плоть — он не только часто не заботился о сих делах плотских, но
[даже] луч солнца сего преходящего не казался ему сверкающим, а также и тепло
преходящее солнечного диска не казалось ему сладостным. С негодованием взи-
рал он на восходящее солнце, и свет его [казался ему] грядущей тучей. Во имя
любви к Христу, с великим желанием, со стремлением сердца своего и мудрым
умыслом своим против немилосердных, все услады жизни он выплюнул, будто
кровь зубовную.
Посему все величие мира сего счел он подобным сору, дабы обрести Христа, а
поэтому ныне принадлежит ему и небо и земля и все, что на них, ибо, отвергнув
все, он страдал ради Христа. Восславлен он Богом и ангелами Его и будет славен
благодаря трудам своим во веки веков. Ныне не пристало нам утешать вас из-за
него, так как сам он — [ваш] утешитель и заступник перед Христом.
1,1 Ронин Р. К. Франки. Вестготы, Лангобарды в VI — VII вв. Политические аспекты самосознания //
Одиссей: Человек в истории. М., 1989. С. 73
157
Однако оставим ныне [Богом! не оставленного сего и обратимся словом к Вам,
избранникам Божьим и нашим, и за верность дома Вашего пред нами [и] прошлого
его величия мы поведаем Вам словом и делом, дабы вы надеялись на меня и
укрылись под крылами царства моего, ибо верны вы закону веры, и всякий, кто
восстанет против него, изгонит [тем самым] Христа, среди вас пребывающего.
Усердно внемлите и пред помазанниками Его головы ваши нагните, под ярмом
нашим Христовым выи ваши склоните и легкое бремя наше возложить на плечи
народа не избегайте. Вы, истинно уповающие на Господа, уподобились горе
Сионской и стали пред лицом врага как столп могущества. Вы делом доказали,
что приобщились к стезе Господней и дивного средь людей благословенного Отца
Вашего благодаря верности, гостеприимству, умиротворению дорог и призрению
монахов и странников. Ныне же стойте на этом и довершите деяния того
блаженного, чтобы сень царствия нашего простерлась над вами и твердыня вели-
чия нашего Христова восстала против соблазна у вас. Трудитесь же ныне ради
этого и сим ободритесь.
Не только вам повелеваем мы это, но и всем грузинам, находящимся на нашей
стороне и под нашей рукою, так как всех христолюбивых и [приверженцев] царс-
тва нашего богоданного я приемлю, яко чад родных, вместе с вами. Восстаньте
вновь и укрепитесь Господом. Благодаря величию могущества Его блещите
мечами вашими над врагами и никому из них не давайте обиталища среди вас,
дабы заслужить благоволение наше и получить от Христа обещанную славу для
творящих добро."
Византийский временник, т. 55
Е. А. Мельникова
ВАРЯГИ, ВАРАНГИ, ВЭРИНГИ:
СКАНДИНАВЫ НА РУСИ И В ВИЗАНТИИ
Понимание летописного слова “варяги” как обозначения скандинавов мало у
кого ныне вызывает сомнения* 1. Можно уточнить, что его основное содержание
было сугубо этническим: это было как собирательное название всех сканди-
навских народов, так и каждого отдельного их представителя безотноситель-
но к тому, находился ли он на Руси или дома. Появление термина мы связыва-
ли с возникшим в конце IX — начале X в. противопоставлением скандинавов,
занявших в середине IX в. в соответствии с договором-рядом положение князя
и великокняжеской дружины, т е. собственно “руси”, вновь прибывающим
скандинавам, выступающим в основном в качестве наемников в княжеских
дружинах2. Близкое соответствие этнониму “варяг” в древнескандинавских
языках — vaeringi (мн. ч. vaeringjar) — считается его исходной формой, причем
недавно объяснение фонетически уязвимых мест (в частности, соотношения
др. сканд. -ае- др. рус. -а- в корне слова, а также суффиксальных гласных -ing и -яг)
позволило Г. Шрамму обосновать раннюю дату заимствования, не позднее
середины IX в.3
Однако кроме фонетических сложностей надо отметить и содержательный
парадокс в соотношении “варяг / vaeringi”. Во-первых, это слово не встречается в
древнескандинавских текстах до середины XI в., т е. в ранних скальдических
стихах и в рунических надписях4. Во-вторых, с момента своего появления и
далее оно обозначает не тех воинов и купцов, которые бывали на Руси, а исклю-
чительно скандинавских наемников в Византии. Но “варяжский корпус” в
Константинополе формируется лишь в конце IX — начале X в.5: отправным момен-
том его создания традиционно считается 980 г., когда, согласно “Повести времен-
ных лет”, Владимир отправил часть непокорных варягов в Константинополь.
Возникновение же императорской гвардии — отряда варангов (Pdpayyot),
служивших императорскими телохранителями, относится к началу XI в. Таким
образом, время появления слова в древнескандинавской литературе и его значе-
© Е.А. Мельникова, 1998
1 Обзор существующих точек зрения см.: Schramm G. Die Warager: Osteuropaische Schiksale einer nordgerma-
nischen Gruppenbezeichnung // Die Welt der Slawen.1983. Bd. 28. S. 38—67.
2 Мельникова E. А., Петрухин В. Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI вв.: к истории названия
"варяг" // Славяноведение. 1994. № 3.
3 Schramm G. Op. cit.
4 Лишь в двух надписях встречено имя собственное, которое может быть идентифицировано как
vaeringr: uirikR (Og.ll 1) и uerekR (Og.68), причем вероятно, что в обоих надписях речь идет об одном и
том же человеке. Однако отождествление этого имени со словом vieringi сомнительно, поскольку
существовало и было распространено личное имя Verikr, имеющее то же самое написание в руни-
ческом письме.
5 Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Костантинополе XI и XII вв. //
Васильевский В. Г. Труды. СПб., 1908; Blondal S. Vaeringjasaga. Reykjavik, 1954.
159
ние соответствуют его употреблению в византийских источниках, но никак не
согласуются с его хронологией и семантикой на русской почве.
Эти несоответствия заставляют вновь обратиться к функционированию всех
трех вариантов слова (его общее происхождение от др.сканд. var, “обет, клятва”,
не вызывает сомнений) в русской, византийской и скандинавской традициях.
Датировка Г. Шраммом возникновения слова “варяг”, как и его деривация, вряд ли
убедительны и с лингвистической, и с исторической точек зрения. Традиционная и
принятая им исходная форма русского слова — vsringi требует, в первую очередь,
объяснения корневого вокализма: по мнению Г. Шрамма, заимствование состоялось
до наступления в древнескандинавских языках палатальной перегласовки (-а- > -ае-),
которую он, вслед за А. Коком относит ко времени до 850 г. Однако ныне считается,
что это явление происходило в VI—VIII вв., и это подтверждается материалом руни-
ческих надписей первой половины VII в. (из Стентофтена, Бьёркеторпа и др ), и тогда
время заимствования придется отодвинуть еще по меньшей мере на 100 лет назад,
что по историческим причинам невероятно.
Думается поэтому, что наиболее распространенная этимология “варяг” <
vaeringi либо требует уточнений, либо должна быть пересмотрена. Такой пере-
смотр был осуществлен Г. Якобссоном, и результаты его представляются убеди-
тельными. Шведский славист считает исходным для слова “варяг” производное
от того же корня var, но с суффиксом -ang: *warangr6, при котором корневой гла-
сный изменениям не подвергался. Хотя это слово не засвидетельствовано дре-
внескандинавскими письменными источниками, его существование подтвержда-
ется названием Varangerfjdrdr и его отражением в арабских источниках “варанк”.
Этимология Г. Якобссона не несет, таким образом, внутренних противоречий и
соответствует данным разноязычных источников Более того, она отвечает и усло-
виям бытования слова на Руси, в Скандинавии и в Византии.
Первым скандинавом, служившим в Византии, исландская традиция считает
исландца Болли: “Мы не слышали рассказов, чтобы какой-нибудь норманн пошел
на службу конунга Гарды (византийского императора — Е.М.) раньше, чем Болли,
сын Болли”7. Возвращение Болли из Византии после многих лет пребывания там
условно датируется временем около 1030 г.
Но на самом деле Болли был далеко не первым. Действительно первые по вре-
мени викинги в Византии упомянуты в “Саге о Хравнкеле годи Фрейра”: в ней рас-
сказывается, во-первых, о поездке в Константинополь Торкеля Светлая Прядь,
сына Тьоста, который в течении 7 лет “ходил под рукой конунга Гарды”, во-
вторых, о пребывании в Миклагарде мореплавателя-купца (farmaSr) Эйвинда
Бьярнарсона, который “снискал там большое расположение греческого конунга и
был там в дружине”8. Поездка Торкеля датируется 937—944 гг., Эйвинда — време-
нем до 950 г.9
До Болли в Константинополе побывали и другие исландцы: Финнбоги Силь-
ный, ставший дружинником императора Иона — Иоанна I Цимисхия (969—976 гг.),
Грис Сэмингссон (ок. 970—980 гг.), который снискал “большой почет”, Кольскегг
(вскоре после 989 г), Гест Торхалльссон и Торстейн Стюрссон (ок. 1011 г), Барди
(между 1022 и 1025 гг.). Вскоре после 1016 г. побывал в Константинополе датча-
6 Jacobsson G. La forme originelle du nom des varegues // Scando-Slavica. 1954. Vol. I. P. 36—43.
7 Laxdcela saga. Cap. 73.
8 Hrafnkels saga FreysgoSi. Cap. 9, 3.
9 BlondalS. Op. cit. S. 310.
160
ПИ!
W. Seibt. Table. 1
Monogrammring
A. Dzurova. Tabl. 1-4
Tabl. 1. f. 352r. Cod. DujCev 157 = Kos. 9 Tabl. 2. f. 218v. Cod. DujCev 157 = Kos. 9
Tabl. 3. f. 50v. Cod. DujCev 157 = Kos. 9
Ao YK *-Ы:
ZtJTttJ
1
МЛ -0-б-р о I <T -ГМ P
ou Twp tTa_u_LLA
OUnitUUAlOpH
lUUAlOU-ijpf Tb/J
Tabl. 4. f. 315r. Cod. DujCev 157 = Kos. 9
6’
К статье О.С. Поповой. Рис. 1-2
Рис. 1. Христос. Мозаика на арке пресбитерия в Сан Витале в Равенне
40-е годы VI в.
Рис. 2. Христос Пантократор. Мозаика в куполе св. Софии Киевской
После 1037 г.
E. Piltz. Fig. 1-4
Fig. 1. Grand Sakkos of Metropolitan Photius.
Oruzhejnaja Palata, Kreml, Moscow, about 1415
Fig. 2. Portrait
of John VIII Palaeologus.
Ivoire A 53, Louvre,
frontispiece illumination,
about 1407
Fig. 3. Portrait of John VIII Palaeologus.
Codex a.S.5.5, fol. 294, Bibliotecs Estense,
Modena, 15th century
Fig. 4. Portrait of John VIII Palaeologus.
MS Grec 1783, fol. 2v,
Bibliotheque Nationale, Paris, 15th century
К статье B.H. Залесской. Рис. 1а-3б
Рис. 1а. Образок с Христом Эммануилом.
Лицевая сторона
Государственный Эрмитаж
Рис. 16. Образок с Христом Эммануилом.
Оборотная сторона
Государственный Эрмитаж
тлфя 1эе
ц/ S £
ЛП * т
К - а
evtai ес
Е vT А © с
Е т + ©с
* »Мт*Т£аз] i^Js
гД |Л|
(э”ХЦ^) о и> н -
с/Г\ Т»
£о i moi rj
Л1А1ф 1Н££0РФ1 HI41л\кП
........... nil ...
|н- »h[covs]
VF6| - Vr[i]6l[Aj
Рис. 2. Надписи на образке с Христом Эммануилом
Рис. За. Образок с Христом Пантократором. Рис. 36. Образок с Христом Пантократором.
Лицевая сторона Оборотная сторона
J. Karayannopoulos. Carte geographique
...Route de 1’attaque supposee de Samuel contre Andrinople (Thrace).
»» Route de 1’attaque de Samuel contre Andrinople (Dryinople)
N. Teteriatnikov. Fig. 1-11
Fig. 1. Balkan Dere, Domed Hall, Interior
Fig. 2. Domed Hall, Ceiling and Dome
Fig. 3. Soganli, Akkilise, North Wall, Cornice
Fie. 4. Domed hall. East Wall
Fig. 5. Culu Dere, Chapel 3, View toward East
Fig. 6. Cavusin, St. John, View toward East
Fig. 7. St. John, South Aisle, East Wall
Fig. 8. Chapel 3, Apse Conch, Medallion
Fig. 10. Zelve, Chapel 1, North Wall
Fig. 11. Domed hall, North Wall
нин Эйлив Торгильссон, брат ярла Ульва10. Начиная с этого времени, сообщения о
службе скандинавов в Византии насчитываются десятками: только в шведских
рунических надписях XI в. их более 2011. Таким образом, сообщение автора “Саги
о людях из Лаксдаля” ошибочно и, возможно, связано с общим “романтическим”
характером этой саги.
Деятельность скандинавов в Византии до поездки Кольскегга (т е., условно го-
воря, до 980-х годов) определяется в сагах разнообразными терминами, связан-
ными с военной службой и вассальным подчинением, но только не словом “вэрин-
ги”. Торкель (дословно)“ходит под рукой” византийского императора, Эйвинд
служит “в дружине” и т.д. Кольскегг был первым, кто не только “пошел на
службу”, но и стал “предводителем войска вэрингов” (varhpf3ingi fyrir vasringjarliS).
“Служит в числе вэрингов” (ganga a mala теб vasringjum) Гест и следующие за ним
десятки скандинавов. Начиная с этого времени, названия vasringi и производное
vffiringjarli6 (“войско вэрингов”) будут постоянно встречаться в описаниях по-
ездок норманнов в Византию.
Вместе с тем название “вэринги” приложимо в сагах далеко не ко всем, кто
побывал в Византии: общее обозначение для купцов, паломников, а также части
воинов — Grikklandsfari — “ездивший в Грецию”. Называя кого-либо “вэрингом”,
авторы саг нередко добавляют, что этот человек либо служил в “войске вэрин-
гов”, либо был дружинником (Ыгбтабг ), охранником (уагбатабг), либо просто был
“мужем” (табг) византийского императора. Причем эта отнесенность их деятель-
ности к императору подчеркивается особо.
Одновременно составители саг противопоставляют “вэрингов” и “норманнов”
(обычное обозначение скандинавов). Так, уже в истории Геста и Торстейна гово-
рится: “И таков был обычай вэрингов и норманнов, чтобы днем быть на состяза-
ниях и заниматься борьбой”12. Термины “вэринги” и “норманны” соотносятся, с
одной стороны, как частное и общее (вэринги — это отдельная группа среди
норманнов), как, например, в “Саге о битве на Хейде”: Барди “был там среди вэрин-
гов, и все норманны ценили его”. С другой, — как в истории Геста и Торстейна
(а также и ряде других), и вэринги, и норманны бесспорно служат в византийском
войске и совместно участвуют в некоторых церемониях, но они различаются и
подчас противопоставляются и ими самими, и на основании информации, получен-
ной от них, авторами саг.
Сходная дифференциация содержится и в византийских источниках. С одной
стороны, параллельное византийское название рарау?01 (очевидно, заимствов-
анное либо из др.рус. “варяг”, либо др. сканд. *warangR) относится к не очень
многочисленному и привилегированному контингенту скандинавов на визан-
тийской службе — отряду телохранителей императора, императорской гвардии.
С другой — в византийском войске служили и другие, более многочисленные
(насчитывавшие подчас тысячи) отряды скандинавов, которые тоже именова-
лись варангами. Видимо, различение тех и других нашло отражение в противо-
0 Дабы согласовать хронологию поездок Геста, Барди и Кольскегга с сообщением "Саги о людях из
Лаксдаля" о Болли как первом дружиннике в Константинополе, В.Г.Васильевский предложил пере-
датировать их 1020-ми годами. См : Васильевский В. Г. Указ соч. С. 181 — 191. Однако ни контекст этих
известий, ни хронология соответствующих саг не дают оснований для этого. См.: Blondal S. Op. cit
S. 312, 315, 317
11 Мельникова E. А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977. № 98—120 и др.
12 Hei6arv(ga saga. Cap. 243.
2 - 3818
1«1
поставлении “дворцовых” и “внешних” варангов (oi ev те xoXet 0dpayyoi и oi ёСш
ттк ябЛешс 0dpayyoi), участвовавших в восстании в царствование Никифора
Вотаниата (1078 — 1081 гг.)13. Различает два контингента варангов и Пселл: пер-;
вый он определяет как “ту часть наемническую, которая обыкновенно прини-;
мает участие в царских выходах”, второй — как союзнический корпус14.
Можно предполагать, что противопоставление вэрингов норманнам в сагах*
зиждется на той же самой основе: вэринги — это соответствующая “двор-
цовым” варангам Скилицы особая, пользующаяся привилегиями и находящаяся
в особой близости к императору часть скандинавских наемников. Не случайно
так часты упоминания византийских василевсов в сагах, называемых в общей
форме или по имени в связи с вэрингами (достаточно сказать, что саги знают
едва ли не большее число византийских императоров, нежели древнерусских
князей). Норманны же — это “внешние” варанги, союзнические отряды в составу
i
полевой армии. i
Строгая отнесенность термина “вэринги” в скандинавских источниках к отря-j
ду императорских телохранителей объясняет, почему скандинавы, служившие ц
византийском войске и принимавшие участие в различных военных действия:
Византии до конца X в., не называются этим термином — лишь после создани:
“варяжского корпуса” как императорской гвардии, заменившего армянски:
телохранителей, видимо, где-то около 980 г. (что перекликается с отправление)
отряда варягов к византийскому императору Владимиром), появляется спе-
циальное обозначение этой части скандинавов, которое проникает затем в
Скандинавию вместе с возвращающимися варангами.
Лишь в двух случаях вэринги упоминаются применительно к Руси, но эти слу-
чаи не могут поставить под сомнение однозначность понимания этого слова в
Скандинавии. В одном из чудес св. Олава, действие которого происходит в
Новгороде, его героем является “некий варинг на Руси” (varingus quidam
Ruscia)15. Есть достаточно оснований полагать, что эта новелла сложилась в Нов-*’
городе в среде прихожан и клира церкви св. Олава и испытала влияние местногС|
новгородского словоупотребления16 17. Поэтому слово varingus, отражающее скорее
древнерусское “варяг”, нежели древнескандинавское vaeringi, использован^
здесь, вероятно, в том значении
которое оно имело на русской почве.
Возможней
несоответствие со скандинавским словоупотреблением и заставило автор
новеллы специально оговорить пребывание вэринга на Руси. В другом случа
герой вступает на службу на Руси и находится там “вместе с вэрингами”1’
Примечательно, однако, что далее сообщается, что “все норманны ценили его’
т. е. вэринги и норманны противопоставлены друг другу. Если бы слово “вэринги
обозначало всех скандинавов на русской службе, то основы для этого против»
поставления не существовало бы. Приезд Барди на Русь датируется 1020-n
годами, те. тем временем, когда “варяжская гвардия” уже существовал
Основным путем в Византию для скандинавов была Восточная Европа, путь "
варяг в греки”, причем нередко на пути в Византию или обратно скандина
задерживались на Руси в дружинах русских князей. Не этих ли скандинавов, у:
13 Blondal S. Op. cit. S. 92.
14 Васильевский В. Г. Указ.соч. С. 217.
15 Monumenta historiae Norwegiae Udg. G. Storm. Kristiania, 1888. S. 143.
16 Мельникова E А. Культ св. Олава на Руси и в Византии // ВВ. 1996. Т. 56. С. 92—106.
17 HeiOarvfga saga. Cap. 40.
162
побывавших в императорской гвардии в Константинополе, называет здесь сага
вэрингами — в полном соответствии с традицией — в противоположность всем
остальным норманнам, находившимся в тот момент на русской службе?
Таким образом, представляется, что в скандинавской письменности термин
“вэринги” однозначно приложим только к скандинавским наемникам, слу-
жившим в “варяжском корпусе” в Византии — привилегированном отряде
императорских телохранителей, — и первоначально не распространялся на
другие группы скандинавов в византийском войске или на Руси. Узкая специали-
зация термина и его однозначность позволяют предположить, что он вошел в
употребление в Скандинавии лишь после создания “варяжского корпуса” и
одновремено с появлением византийского названия того же института — “варан-
ги”. Инородность и позднее происхождение древнескандинавского названия
нашли косвенное отражение в одной из редакций “Саги о Харальде Суровом
Правителе” (по рукописи Flateyjarbdk), где говорится о положении в
Константинополе перед приездом Харальда. “И было там множество норманнов,
которых они (византийцы. — Е. М.) называют вэрингами”18. Подобное противопос-
тавление двух наименований, местного и заимствованного, широко распро-
странено в древнескандинавской литературе.
Позднее формирование терминов варанг/вэринг в Византии и Скандинавии ука-
зывает на то, что он возник не в самой Скандинавии и не в Византии, а на Руси,
причем в скандинавской среде, т е. той, где говорили на древнескандинавском
языке19. Обстоятельства (но не время) его возникновения восстанавливаются на
основе рассказа летописи: князь Игорь, не рассчитывая на силы только что
разгромленной греками Руси, призывает в 944 г. из-за моря скандинавов.
Заключение договора с наемниками, определявшего условия их службы20, могло
вызвать к жизни их название *warangr от var — “верность, обет, клятва”.
В собственно русской средневековой традиции этот термин закрепился как
обозначение скандинавов, отличных от руси — княжеской дружины, призванной
по ряду: это различение руси и варягов прослеживается уже в описании призвания
князей в “Повести временных лет” и перерастает в дальнейшем в противопостав-
ление тех и других21. В отличие от ряда, который был заключен между русью и
славянской знатью при Рюрике и закреплен в Киеве “уставом” Олега, договорные
(клятвенные) отношения руси и варягов не были столь актуальны для славянско-
го окружения: варяги остаются чужаками, выходцами из-за моря, идущими по
пути “из варяг в греки” и частично оседающими на Руси. Поэтому термин “варяг”,
воспринятый славянами от скандинавов, лишился в славянской традиции
социального смысла и стал обозначать просто выходцев из скандинавских
стран, приобрел значение собирательного этнонима.
В древнескандинавских языках, напротив, специальное обозначение сканди-
навов, служивших на Руси в соответствии с договором, не было актуальным.
Положение варягов было важным лишь во время их пребывания на Руси. Но эта
[* Hateyjarbdk / Ed. S. Nordal. Akranes, 1945. В. IV. S. 60.
Мельникова E. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие
государства на территории СССР. 1982 год. М., 1984. С. 65—68.
Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. "Ряд" легенды о призвании варягов в контексте раннесредневе-
ковой дипломатии // Древнейшие государства на территориии СССР. 1990 год. М., 1991. С. 219—229.
Мельникова Е.А.. Петрухин В.Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI вв.: к истории названия
варяг// Славяноведение, 1994. №2.
7»
группа не обладала какими-либо специальными отличиями или привилегиями,
принадлежность к ней не влияла на социальный статус или престиж возвра-
щавшегося из Руси скандинава. Статус варяга ничем не отличался в глазах сканди-
навского общества от статуса норманна, побывавшего на службе в Англии или
Франции. Их общим обозначением внутри общества было “викинг”. Рунические
надписи и саги отмечают лишь такие “факты биографии” викингов, как высокий
социальный статус в войске (“Он пал в битве на востоке в Гардах, вождь войска”),
который, видимо, соответствовал положению этого человека на родине,
приобретенное богатство (он “нажил богатство на востоке в Гардах”), особые
почести, оказываемые при дворе князя22. Различение тех, кто заслужил эти преи-
мущества, состоя на службе по договору, и тех, кто действовал на свой страх и
риск, было для скандинавского общества несущественным. Поэтому специальный
термин, узколокальный, если и достиг Скандинавии, не закрепился в языке и не
нашел отражения в письменных памятниках.
Иным оказалось положение той части скандинавов, которая составила импе-
раторскую гвардию, причем именно гвардию, а не входила в состав регулярного
войска в Византии. Служба в ней сама по себе являлась высоко престижной,
позволяла накопить большое богатство, т. е. существенно влияла на социальный
статус возвращавшегося с этой службы норманна. В этих условиях название
*warangR>“eapnr” воспринимается византийцами в форме pdpayyoi как обозна-
чение скандинавских телохранителей императора и затем распространяется и на
“внешних” варангов, скандинавов в византийском регулярном войске. Оно акту-
ализируется и в самом скандинавском обществе благодаря социальному значе-
нию информации, приносимой возвращающимися из Византии варангами, и
получает отражение в письменных источниках.
При этом скандинавская форма слова трансформируется: архаичный и мало
употребительный суффикс -ang заменяется продуктивным и близким по смыслу
суффиксом -ing, что закономерно вызывает палатальную перегласовку корневого
гласного и приводит к возникновению засвидетельствованной сагами и другими
письменными текстами формы vaeringi.
Таким образом, предложенная реконструкция истории слова *warangr — варяг
— pdpayyoi — vaeringi объясняет существующие несоответствия в его употре-
блении в различных историко-культурных традициях — древнерусской, византий-
ской, древнескандинавской. Более того, на Руси, в Византии и в Скандинавии
этот, казалось бы, один термин имеет разные значения, отражая различные явле-
ния и изменения социально-исторических условий деятельности скандинавов в
каждом из трех регионов.
22 Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. № 48, 63.
Византийский временник, т. 55
J. Karayannopoulos
L’ATTAQUE DE SAMUEL CONTRE “ANDRINOPLE”
Au commencement de 1’onzieme siecle la guerre byzantino-bulgare qui durait deja plus que
vingt cinq annees* 1 donnait Pair de pencher de la cote byzantine. Basile II avait reussi a ecraser
la resistance bulgare dans la Bulgarie centrale et orientale (1002)2 et se tournait maintenant con-
tre la Bulgarie occidentale, la base et le refuge de Samuel.
L’annee 1003 done Basile II attaqua de nouveau les positions de Samuel a la Macedoine Sud-
Ouest. Son plan etait de s’enfoncer entre la Macedoine et la Thessalie, d’isoler la derniere et de
la reconquerir.
Basile II marcha contre Beroea, Servia et Vodena et parvint a les conquerir interrompant
ainsi les voies de communication entre Thessalie et Macedoine Nord-Ouest, le noyau de I’etat
de Samuel. Ensuite il retourna a Constantinople pour permettre a son armee de se reposer3.
Le danger pour les Bulgares etait grand. Pour renverser les plans de son adversaire, Samuel
attaqua Servia. Il esperait qu’en reconquerant cette ville fortifiee il aurait mis les defenseurs de
Beroea et de Vodena entre deux feux et il les aurait contraint d’abandonner ces villes. Par ce
mouvement il aurait retabli les communications entre Macedoine Nord-Ouest et la Thessalie4.
Le peril provenant de 1’attaque de Samuel etait tres grave. Basil le comprit et marcha aussitot au
secours de la ville menacee. Il arriva a temps et parvint a defaire les Bulgares et a sauver Servia5.
Mais cette fois ne voulut pas laisser les choses inachevees. Il se dirigea aussitot vers la
Thessalie, ou il restera un ou deux mois, reconquit les forteresses occupees encore par les
Bulgares et rebatit celles, qui etaient ruinees pendant les operations precedentes6. En plus, il
transfera les Bulgares faits prisonniers avec leurs families a Vbleron, a 1’emboushure de Nestos,
loin de la scene de guerre7.
Apres ces operations 1’Etat de Samuel etait restreint a une zone s’etendant de Kastoria a Vidin
et de Dyrrachion a Pernik.
Basil ne voulut pas laisser a son adversaire le temps de prendre haleine. Au debut de l’annee
suivante 1004, continuant son plan de frapper son adversaire de toutes les cotes, se dirigea par
la route imperiale, Constantinople - Andrinople - Philippoupolis - Serdica, vers Vidin, qu’il com-
menga a sieger (ete 1004)8. La siege de Vidin a cause de la resistance acharnee de la garde bul-
gare qu’elle put aussi se defendre d’une maniere originale contre 1’ “arme secret” des Byzantins
©J- Karayannopoulos, 1998
I .a revolution bulgare eclata en 976 immediatement apres la mort de I’empereur Jean Tzimiskes. Voir en dernier lieu:
J. Karayannopulos, laTOpta Pv^avTtvov кратои?. (Thessalonique, 1981), T, 2. p. 434.
3 J- Karayannopulos op. cit., T. 2. p. 454 suiv.
Io. Skylitzes 344.89 suiv. date ces faits a Pan 1001. Mais d’apres G. Schlumberger, H flugavTivr] etrorroua II.
BamXeio; B’o BovXyapoKrovos (eXXr|V. цет.) (Athenes 1905), 205, 280 se basant sur Phistorien Arabejahjah, il
faut qu’on les date a Fan 1003; cf. S. Runciman, A History of the First Bulgarian Empire, (London, 1930), 234 note 3; J.
Karayannopoulos, op. cit. II. 456.
Io. Skylitzes 344. 10 suiv.; S. Runciman, op. cit. 236.
5 Io. Skylitzes 344. 12 suiv.
6 Io. Skylitzes 344. 16 suiv.; S. Runciman, op. cit., 236.
7 Io. Skylitzes 344. 19; S. Runciman, op. cit., 236.
8 Io. Skylitzes 346. 44 suiv.
1RA
le “feu gregeois”9 dura huit mois et c’est seulement au commencement de 1’automne 1004 que
Vidin succomba aux attaques byzantines10.
C’est exactement pendant la siege de Vidin qu’il у a eut lieu le fait dont nous allons nous occu-
per dans les pages suivantes.
loannes Skylitzes raconte “ev ы Tq ттоХсоркСа (sc. de Vidin) TTpoofiSpcucv (BaotX ID, 6
Sap.our]X euCwvw xPTlCTC1fLevo5 dSottropiq ётптСОетас ёфобои Tq ’ASpiaizoutroXet
кат ’ аитдр три рцёраи тт)? Koippoew? тт)? uuepayia? Осотокои кас три ттаируирси,
рте? eiwOec ётрасыд теХесстбас брцотеХр?, at pci ё^асфир? ёттстгестсби. Кас Хесаи тоХХри
TrepcTrocpadpeuos иттёсттрефеи ес? та cSca11. (“durant la siege de Vidin par Basil, Samuel par
de marches forcees parvint a attaquer brusquement Andrinople, au jour meme de la Dormition
de la Tres sainte Theotokos, et marauda par son attaque inattendue la foire qui de coutume s’y
tenait chaque annee avec la participation d’une grande foule. Et ramassant un grand butin
regagna sa capitale”).
loannis Zonaras de son cote dit: “ёи осты 8ё таитри (sc. Vidin) ётгоХсоркес 6 Расте Хей?
(sc. Basile П), ёттссстси d SapoupX тр ’ASptauoimdXec dGpoou кас travqyvpew? ёкто?
теХоицёир? та? те ёцтгорса? Хесаи ттетоерто кас асхцаХсбтыи тгХрОо? ХарФи
йттеиоатрсгеи”12.
La dependance de Zonaras du recit de Skylitzes est connue. Mais il est aussi connu que
Zonaras ne regoit pas aveuglement le recit de ses sources mais ou bien il le reproduit comme il
1’a compris ou bien il у ajoute quelques informations prises a d’autres sources13.
Dans notre cas, Zonaras fait clair que 1’attaque soudaine de Samuel se dirigea contre la foire
tenue en dehors de la ville d’Andrinople; Samuel saisit la plupart des biens apportes pour у etre
vendus, fit un grand nombre des prisonniers et retourna a sa base amenant tout ce butin avec lui.
Malgre 1’expression nuancee du recit de Zonaras par rapport a celui de Skylitzes, la chose
importante est que les deux auteurs parlent d’une attaque de Samuel contre la foire tenue devant
Andrinople, la ville connue de Thrace.
C’est un fait que tous les savants accepterent sans difficult^ et sans hesitation. C’est ainsi que
Paparrhegopoulos ecrit: “Samuel durant la siege (sc. de Vidin), attaqua le jour du 15 d’aoflt,
Andrinople, saccagea la foire laquelle se tenait chaque annee au jour de la Dormition de la
Theotokos et ayant ramasse beaucoup de butin il revint a sa base”14.
La meme chose repete K. Amantos: “Entretemps (= durant la siege de Vidin) Samuel entre-
prit une diversion temeraire contre Andrinople, peut-etre pour contraindre Basil de se reculer.
Son incursion avait un caractere de brigandage pur”15.
Presque la meme chose dit aussi D. Zakythinos: Pour faire diversion (a Basile) Samuel attaque
Andrinople, ou il se tenait la fete de la Dormition de Theotokos (15 du mois d’aoflt), la saccagea
brusquement et “prenant beaucoup de butin rentra a sa capitale”16.
A. Christophilopoulou, enfin, parle d’une diversion qu’enterprit Samuel avec son attaque
soudaine contre Andrinople le 15 d’aoflt, profitant de la foire a 1’honneur de Panaghia”17.
9 Voir J. Karayannopoulos, “Хиццеиста II, 2: Tpono? apvvas,” BvfavTiaicd 10 (1990), 252 suiv.
10 Io. Skylitzes 346. 45 suiv.; S. Runciman, op. cit., 237.
11 Io. Skylitzes 346. 49 suiv.
12 Io. Zonaras III 560. 3 suiv.
13 Voir K. Krumbacher, Geschidite der byzjantimschm LiUeratur? <Miinchen, 1897), 371; H. Hunger, Die hochsprachliche profane
Litteratur der Byzantiner lt (Munchen, 1978), 417 suiv; cf G. Moravcik, ifyzantinoturciar I, (Berlin, 1958), 345; J.
Karayannopoulos - G. Weiss, Qellenkunde zur Geschidite von Byzanz, (Wiesbaden, 1982), no. 382.
14 K. Paparrhegopoulos, laTopia tov еХХтцлкой eOvovs (Athenes, 1925), T. IV. 1, S. 191.
15 K. Amantos, ierropia tov fiv^airrivov кратону. (Athenes, 1957), Т.Н S. 159.
16 D. Zakythinos, BuCavTtvq tOTopia (323-1071). (Athdnes, 1972), S. 432.
17 A. Christophilopoulou, Bu^aizrurj ierropia //.(Athenes, 1988), 167.
1RR
Sauf A. Christophilopoulou qui s’exprime d’une fa$on generate, les trois historiens grecs que
nous avons mentionnes considerent que I’operation de Samuel a eu comme resultat la dissolu-
tion de la foire de Panaghia Theotokos qui se tenait devant Andrinople le 15 aout de chaque
annee, la maraude des biens que les marchands у avaient apportes et le massacre de beaucoup
de gens qui у etaient venus.
Mais d’autres historiens considerent que [’operation de Samuel se dirigea contre la ville
d’Andrinople meme. C’est ainsi que KJirecek ecrit: Adrianople wurde am 15 August 1002 [plus
justement: 1004] von Samuel am Tage der Himmelfahrt Mariens iiberfallen und ausgepliindert,
wahrend Basilios II. Bdyn (Vidin) und wahrscheinlich auch Nisch einnahm”18.
G. Schlumberger ecrit aussi dans son “Epopee byzantine”, que le tsar Samuel a la tete d’un
detachement leger de son armee, par marches forcees a travers de defiles montagneux, evitant
evidemment les passages connus, bien gardes sans doute par les Byzantins, parvint a arriver
soudainement devant Andrinople. La grande ville fut prise sans resistance par Samuel le 15 aout,
le jour meme ou chaque annee se tenait d’habitude un grand foire a 1’honneur de Vierge.
G. Schlumberger finit son recit disant que Samuel se retira de la ville en apportant avec lui un
grand butin et de centaine, peut-etre de milliers de gens faits prisonniers19.
S. Runciman a son tour ecrit: “Against these well-organised and carefully led expeditions (sc.
de Basile П) Samuel could do nothing... but now he attempted a diversion that almost succeed-
ed in forcing the Emperor to raise the siege. On August 15, when the citizens of Adrianople were
on holiday, celebrating the Feast of the Assumption of the Virgin, the Bulgarians suddenly fell
upon the city. Adrianople was utterly taken by surprise; no one had expected Samuel to advance
so far from his center. He massacred and destroyed without hindrance, and then retired as sud-
denly as he had come, with a long train of prisoners and booty”20.
Ch. Diehl s’exprimant en termes generaux s’associe a 1’opinion que le tzar bulgare a attaque
Andrinople: “brusquement,” ecrit-il, “Samuel se degagea et vint saccager Andrinople”21.
L. Brehier aussi en s’occupant de la question de I’operation de Samuel ecrit: “(Basile complete
la conquete de la Bulgarie) malgre la diversion de Samuel qui paraft brusquement devant
Andrinople dont il massacre les habitants.” Et Brehier continue: “Mais Samuel due evacuer
Andrinople lorsqu’il apprit que Basile ...marchait vers le sud”22.
Enfin G, Ostrogorsky, dans sa “Geschichte des byzantinischen Staates,” parle de la diversion
temeraire de Samuel - la prise et la maraude de 1’Andrinople23.
Nous nous trouvons done devant deux interpretations opposees, des memes passages de nos
sources. Quatre historiens congoivent que ces passages se referent a une attaque contre la foire
et ses visiteurs, six autres croient qu’il s’agit de la conquete d’Andrinople et du massacre de ses
habitants.
Quelle interpretation est la plus juste? Or une lecture attentive de nos sources est suffisante
pour nous convaincre, que dans les passages mentionnes il n’y a rien qui parle d’une prise
d’Andrinople, d’un massacre de ses habitants et de I’evacuation de la ville.
Mais la revelation de la faute commise par la groupe des auteurs qui degagent du recit de
Skylitzes et de Zonara une (insoutenable) prise d’Andrinople, n’epuise pas les problemes
l8K.Jirecek, Die Heeresstrasse von Belgrad nach Constantinopel und die Balkanpdsse. Eine historisch-geographische Studie. (Prag., 1877,
reimpr. Amsterdam, 1967), S. 81.
19 G. Schlumberger, op. cit. S. 280 suiv.
20 S. Runciman, op. cit. (London, 1930), 237.
21 Ch. Diehl (G. Mar^ais), Le Monde oriental de 395 a 1081 (Paris, 1944): “Brusquement Samuel se degagea et vint saccager
Andrinople”.
22 L. Brthier, Vie et mort de Bygance (Paris, 1947), 230.
23 G. Ostrogorsky, Geschidite des byzantinischen Staates (Munchen, 1963), 256.
emanants des passages deja mentionnes. Indifferement de [’interpretation des nos sources une
question essentielle se pose: “est-il possible que 1’Andrinople que nos sources mentionnent, soit
la ville connue de Thrace?” RefUechissons-nous sur 1’information donnee par Skylitzes et
Zonaras. Qu’est ce que racontent les deux auteurs byzantins? Que Samuel alia de sa capitale
(Ochrida)24 a Andrinople. Et cette information fut acceptee par tous les chercheurs, comme nous
1’avons vu, sans aucune objection.
Mais on a vraiment pense que signifie d’entreprendre une operation militaire a une distance
de plus de 300 km (a vol d’oiseau) et menee dans des regions qui etaient au moins partiellement
entre les mains de 1’ennemi?
La distance d’environ 300 km entre Ochrida et Andrinople egale a peu pres celle de
Thessalonique a Singidunum (Belgrad) sur le Danube. Constantin Porphyrogenete nous informe
qu’on pourrait traverser cette distance apres 8 jours de voyage non force25.
Mais la distance que pourrait parcourir en 8 jours un voyageur, serait a peine possible d’etre
parcourue par un detachement militaire, encore si ce detachement faisait des marches forcces26.
Pouvons-nous done penser que Samuel aurait quitte sa capitale, aurait abandonne aussi Skopje,
la ville peut-etre principale de son Etat, situee a une distance peu plus 130 km. de Vidin, ou se
trouvait son adversaire, pour aller a Andrinople situee a une distance de 600 km. (aller-retour)
au moins, loin de sa capitale? Mais pour faire quoi a Andrinople? La conquerir et ensuite menacer
Constantinople? Mais avec quelles forces? Parce que les forces d’un detachement militaire leger,
qui seul pourait se mouvoir a marches forcees etaient sans doute inefficaces pour entreprendre
des operations militaires a grande echelle.
De 1’autre cote, est-il logique de penser que Samuel marcha vers Andrinople avec une
arms lourde, amenant des machines de guerre, munitions et tout 1’armement lourd neces-
saire pour une entreprise militaire de grand format? Mais dans ce cas il aurait besoin de
beaucoup plus le temps pour son expedition, chose qui aurait comme consequence la
manque des forces qui etaient plus que nccessaires pour la defense de son propre Etat, etant
donne que Basile se trouvait a la region de Vidin, et pourait a tout instant menacer
Skopje.
Mais meme si I’operation de Samuel etait une diversion programmed, Basile ne pourrait pas
pour cela quitter Vidin (comme d’ailleurs il ne 1’a pas quitte) de la tres simple raison, parce qu’il
n’aurait pas le temps a secourir Andrinople.
Compte tenu de tout sus-dit nous sommes obliges de conclure que le mouvement de Samuel
indifferement des raisons qu’elles 1’avaient provoquees etait une action destince, a cause meme
des circonstances, a rappeler seulement a 1’ennemi que la resistance bulgare existait toujours.
Cette operation ne pouvait pas et elle n’a pas pu d’ailleurs aboutir a un resultat militaire sub-
stantiel et en tout cas elle n’aurait pas des raisons et ne pouvait pas etre dirigee contre la celebre
ville de Thrace.
Mais si I’expedition de Samuel ne pouvait pas avoir comme but Andrinople, pour des raisons
deja mentionnees, qu’est ce qui se cache sous 1’information de Skylitzes et de Zonaras?
C’est evident que sous le nom d’ ’ASpLavoinroXis il faut chercher pas la capitale de Thrace
mais une autre ville beaucoup plus proche a Ochrida, laquelle Samuel pouvait attaquer sans
peur qu’il denudait a cause de cette operation sa capitale de ses forces militaires. Et cette ville
devait aussi etre appellee ’ASpiavovttoXis.
24 Depuis 1002 Ochrida etait devenue la “capitale” de 1’Etat de Samuel. Voir V. N. Zlatarsky, История на Българската
държава през средните векове. Т. 1-2. (Sofia, 1918, 1929), I, 2. 702 suiv.; S. Runciman, op. cit. 220.
25 Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. ed. Gy. Moravcsik, tr. R. Jenkins, (Washington, 1967),
42.15.
26 Voir Io. Skylitzes, 346. 49: 6 XapovrjX evftovip хроояцепог oSoirropia.
Or, une autre ’ASpiafouTToXt? nous est connue. Situee au district d’ Argyrocastro (aujour-
d’hui Gyrokastro) a une distance de 80 km environ sud-ouest de 1’Ochrida. Elle se trouvait pres
du village ’ Етсткот) (aujourd’hui Ano Gorantse). Elle est mentionnee au moyen age soit
comme “Adrianoupolis”, soit comme “Dryinoupolis”27. Battue ou renovee, selon la legende par
1’empereur Adrien, dont elle prit le nom28.
Elle est mentionee sous ce nom au 4e s.29 Au 5e s. son eveque Hypatios signe un “synodicon
gramma” adresse a 1’empereur Leon ler30. Au commencement du 6e s. dans les actes et les let-
tres du pape Hormisdas (514-523) nous trouvons parmi d’autres, le nom d I’eveque de
“Hadrianopolis,” Constantin31. Au 6e s. toujours, Hierocles fait mention de la
“ ’ AdpiavotrrroXis” parmi les douze villes de la “TlaXaia "Нтгесро?”32. Le fameux empereur
byzantin du 6e s. Justinien ler dans le cadre de son programme de 1’organisation militaire defen-
sive de la Peninsule balkanique a restaure et fortifie cette ville d’Adrianoupolis, qu’a denome en
meme temps a loustinianoupolis33.
Neanmoins la nouvelle denomination ne s’avera pas viable. De 1’autre cote les noms
ApvvotnroXis et “ ’ ASpiavotntoXis” pour cette ville d’Epire existent toujours. C’est ainsi que nous
rencontrons parmi les eveques qui ont partcipe a la synode de 870 a Constantinople I’eveque d’
“ ’ ASpiavou-rroXts'” Kosmas34. Au 9e s. encore on rencontre sous les souffragant de Nikopolis
I’eveque d’ ’ A8p(i)avouiroXts35.
Au lOe s. on retrouve cette denomination de la ville dans une Notitia ou I’eveque d’
’ ASpiavouTToXts est souffrageant de la metropole Naupactos-Nicopolis36.
Comme “ ’ ASpiai/ouTroXts” est attestee notre ville dans une Notitia du 10e-12e s.37 tandis que
dans un autre Notitia de la meme date elle apparait avec la double denomination de
’ ASpiavounoXts et de ApwoutroXts38. Cette denomination instable, parfois ’ ASptavovtroXis
parfois AptivowoXls se maintient dans les siecles suivants. C’est ainsi que Io. Skylitzes fait men-
tion de la ville comme “ApuvovnoXis”39 tandis que 1’anonyme “Histoire de la premiere croisade”
(fin du Iles, commencement du 12e s.) la mentionne comme “Adrinoupolis”40 ainsi que, un peu
plus tard, le geographe- historien arabe Idrisi41.
27 P. Aravantinos, Пергурафг| тгр- ’ Hnetpov el? pepq Tpia. (’Jwamva, 1984), (арат), Т.2 2). 45, 221. D. Zakythinos,
МеХётах wept Tqs btoiKqTiKq; Statpeaeuis ev ты Bv£avTivib кратер 33 EEBX. T. 17. 1941. X. 221 suiv.
28 R-E. s.v. ’ ASpiavounoXts.
29 Tabula Peutingeriana. 570; Hadrianopoli (Itineraria romana, ed. K. Miller).
30 Mansi VII. 619: cf. E Dvornik, Les Slaves, Byzance et Rome au 9e s. (Paris, 1926), 87.; P. Aravantinos op. cit. II 102.- D.
Zakythinos, “МеХётац” 221.
31 Mansi VIII. 402, 405; cf. F. Dvornik, op. cit. 87.
32 SvveKSqpos... (p. 19): sous: ПаХакСНттееро?: no 8: ’ASpiavourroXts; D. Zakythinos, “МеХётаГ’ 221.
33 Procope, De aed. IV. 1, 36: ка! toXij аиты neTTotqTat ’ lovaTivtavoinroXts, q тгротерог ’ ASpiavounoXt?
KaXovpevq;” cf. P. Aravantinos, Персурафр 45.
34 Mansi XVI. 194; F. Dvornik, op. cit. 88.
35 Not. 3 (9e s; cf.J. Darrouzes, Notitiae episcopatuum ecclesiae constantinopolitanae. (Paris, 1981), 32, ch. 12, no. 295.
36 Not. 7 (debut. lOe s.; Darrouzes, op. cit. 78) ch. 35, no. 582, oh feveque d’A8ptavovTtoXts est souffragant du metro-
polite de Naupactos-Nicopolis (mais cf J. Darrouzes, op. cit. p. 284 note 575: “mais ce ne doit pas etre Nicopolis
d’Epire, qui avait disparu comme nom de ville”).
37 Not. 9 (10e-12e s.; Darrouzes, op. cit. 94) ch. 35 no. 453: ’ ASptavovtroXis, eveche souffragant de Naupactos-
Nicopolis.
8 Not. 10 (10e-12e s.; Darrouzes, op. cit. 117) ch. 35 no. 539: ApwoutroXis (recensio a), ’ASpiavoutroXts (recensiob).
L’eveche de Drynopolis/Adrianopolis souffragant de Naupactos-Nicopolis.
39 Io. Skylitzes 368.50 suiv.: “avros 8ё (=Basile II) та тои Auppaxtov Kat Tqs KoXwvelas Kat ApwourroXetos, ois
те eSoKei аиты KaTaorqaapevos...”.
40 Histoire Anonyme de la Premiere Croisade 20, “Deinde descedentes in vallem de Andrinopoli expectaverunt gentem
suam”.
41 Apud G. 1. Fr. Tafel-G. M. Thomas, Urkunden zur dlteren Handels- u. SlaatsgesMzhte der Repubbk Venedig, I-III (=Fontes
Revum Austriacarum Abt II, Bde. 12-14), (Wien 1856-57) I. 259 note 1: “Adernopolis.”
IRQ
Mais au meme 12c s. la ville est connue comme ApVivoutroXts42. A la fin du 12e s. dans le
traite byzantino-ragousain de 1192 on trouve un “ducato d’Adrianopoli”43 tandis que dans le
traite byzantino-venitien du 1198 apparait 1’expression “provincia Drynoupoleos”44.
Avant que je finisse ce rapport je voudrais ajouter deux mots en dehors des limites temporels
de mon sujet. Pendant le temps de 1’occupation ottomane nous rencontrons la ville sous le nom
de AptvouiroXts45. Sous la forme de ApotroXi^, elle est ensuite mentionnee assez souvent dans les
sources epigraphiques et documentaires fiendant toute cette epoque46.
C’est alors cette “ASpiavovrroXis” contre laquelle se dirigea le temeraire tzar bulgare pour
chatier ses adversaires et donner encore un coup au terrible empereur Basilie, dont la volonte et
energie de fer lui arrachaient chaque jour morceau par morceau de nouvelles etendues de ce
qu’il restait encore de 1’Etat bulgare et aneantissaient ainsi les fruits des combats et des efforts des
30 longues annees.
42 Not. 13 (12c s.: Darrouzcs, op. cit.), ch. .36 (.37) no. 5119: Drunouvpoli (dans S: ApviavoutroXtg).
41 la: texte original n’est pas conserve. Nous en avons une traduction postcricure en langue ilalienne; v. Reg. 1611.
44 J- G. R.: Goll. IV. Nov. 94 -a 1198 (Zepos 1. 475 “Provincia Drynupolcos”),: Reg. 1647; W. Heyd, HisUirie du commerce
du levant I-II, (Leipzig, 1923) (= trad. ir. de la “Geschichte des Iatvantcnhandels im Mittclalter”, (Stuttgart, 1877), I.
227 suiv.
45 Notitia 21, (de I’epoque Ottomane: cl’. J. Darrouzcs, op. cit. p. 197 suiv., 419 note), no. 166.
4<l Voir R Poulitsas, “’ЕтурафаС Kat evSupqaets ёк Trjs Bopeiov 'Hneipou, EEBX”. 5 (1928) 54-66; Id., “Xw<x|>ts той
Ki66tK<>9 tt]s ' EtritTKonqs ApuivoumiXetus Kat’Аруирокаатрои”, Hrretp. XpovtKa 4 (1930) 76-113; cf. D. Zakythinos,
MeXcTat 221-22.
Византийский временник, т. 55
G. Pistarino
CINQUANTACINQUE GIORNIA PERA-GALATA
NEL TEMPO DELL’ASSEDIO DI COSTANTINOPOLI (1453)
Alla fine di luglio del 1452 Maometto II dichiard guerra all’Impero di Gostantinopoli* 1. Era la
risposta all’arresto dei turchi, resident! nella capitale greca, ordinato da Costantino XII per ritor-
sione alle depredazioni ottomane ed al massacre dei greci di Epibatos, con distruzioni e sac-
cheggi. Il sultano richiese 1’invio di contingent! militari agli Stati vassalli о soggetti a tributo, sotto
pretesto di una spedizione contre Ibrahim Beg, signore di Qaraman, ed accelero i lavori di
costruzione nella fortezza di Boghaz-kesen (detta anche Laemocopia) nella regione di Sosthenion
presso Phoneus, con 1’intento di garantire a se e vietare agli awersari il passaggio nel Bosforo e
di avere una base di presidio per 1’attacco contre la capitale greca. L’imperatore greco chiuse le
porte della sua citta; usd un atteggiamento molto benevolo verso i genovesi resident! in loco; si
mise in disposizione favorevole verso il Cardinale Isidoro di Kiev, legato papale, inviato dalla Sede
Apostolica per dichiarare ufficialmenmte 1’unione delle due Chiese, proclamata dal Concilio di
Firenze e condizione basilare per 1’invio di aiuti occidental! all’Impero bizantino.
Il governo di Genova delibero la leva sugli abitanti della Riviera di Ponente per 1’imbarco,
anche forzoso, sulle navi e convoco Giovanni Giustiniani Longo, in merito alia richiesta papale
dell’invio di due navi armate a Gostantinopoli con un carico di grano. П Longo esercitava azioni
di corsarismo e pirateria nel Mediterraneo, come fece proprio in quel volgere di tempo, ordi-
nando il fermo ad un “gripo” di Tunisi, saraceno, e molestando una nave di suoi compatriot! che
trasportava mercanzie, per conto di saraceni, da Alessandria, a Ohio: chiara affermazione del
principio che la bandiera non copre il carico.
Ai primi di gennaio del 1453 Mehmed inizid la mobilitazione delle sue truppe ad
Adrianopoli, ed assistette alia prova, risultata positiva, della grande bombarda, costruita da
Urban, un sassone od ungherese, fonditore di cannoni, di grande maestria, che nell’autunno del
1452, la-sciando il servizio presso i bizantini, era venuto ad Adrianopoli, accolto a braccia aperte,
per porsi al seguito del sultano. Questa sua bombarda piu grossa pesava 16, 92 tonnellate se-
condo Khodja Sa’d ed-Din, 48, 9 tonnellate secondo Critobulo. Era lunga m. 7,36 secondo
Critobulo, m.4,68 secondo Samile. Sparava proiettili del peso da 392 kg, a 456, a 493 kg. Per
spostarla occorrevano un traino di 70 coppie di buoi e 2.000 uomini secondo Chalcocondyles;
di 30 carri tirati da 60 buoi e 200 uomini secondo Ducas; di 20 traini e 500 uomini secondo
Quirini; di 150 coppie di buoi secondo Leonardo di Ohio. La piu grossa bombarda dei bizanti-
ni lanciava proiettili da kg. 48,9 secondo Chalcocondyles. Anche se noi non conosciamo il
numero delle bocche da fuoco in possesso dei bizantini, c’era comunque una grave loro con-
dizione d’inferiorita rispetto ai turchi, che schierarono da 2 a 12 bombarde grosse, a seconda
delle diverse stime delle fonti, 500 piccole secondo Samile, 1000 bocche da fuoco in tutto, com-
presi gli archibugi, secondo Isidoro di Kiev. Inoltre, mentre le bocche da fuoco ottomane erano
piazzate sulla nuda terra, senza problem! per le scosse di contraccolpo ad ogni spare, viceversa
© G. Pistarino, 1998
1 Per la cronologia delle vicende dell’assedio di Gostantinopoli ci siamo attenuti a Agostino Pertusi. La caduta di
Gostantinopoli. Le testimonianze dei contemporanei (Verona, 1976), pp. LIX - XCI.
171
1’artiglieria bizantina, per quanto fosse debole in confronto con quella ottomana, si riveld trop-
po forte per le mura sulle quali essa era collocata: ogni volta che si faceva fuoco, esse venivano
scosse nelle fondamenta2.
Da Gostantinopoli e Pera si potevano vedere in lontananza e comunque si conoscevano i
preparativi di guerra di Mehmed, tanto piu che fu distrutta la vegetazione che poteva ostaco-
lare la visuale tra le parti. Una malcelata atmosfera di apprensione e di nervosismo si diffuse
in Pera-Galata. Questa ё 1’impressione che si ricava dalla tipologia degli atti notarili che ven-
gono rogati con maggiore frequenza e che denotano la tendenza a cercare di sistemare i pro-
pri affari al moglio possibile, come sempre awiene nei gravi momenti di crisi sto-rica о di peri-
colo3.
Il 26 gennaio 1453 i capitani veneziani delle navi nel porto costantinopolitano furono
autorizzati dall’imperatore a caricare le merci di loro proprieta, ma con divieto di lasciare il
porto senza il permesso imperiale. In quel medesimo giorno arrivarono a Gostantinopoli due
navi genovesi sotto il comando di Giovanni Giustiniani Longo con settecento (o quattrocento)
armati ed un carico di armi. Gli armati erano mercenari di Chio. Il Giustiniani Longo venne
quasi subito nominate protostrator (strategds autokrator, dux militiae) della difesa terrestre di
Gostantinopoli.
In Pera sono al lavoro i notai. I quali sono piu di uno, anche se tutti gli atti pervenutici per
questo periodo appartengono a Lorenzo di Calvi (quindi un probabile oriundo di Corsica), gia
in loco nel 1450. Il 24 gennaio Giovanni di Benedetto, figlio di Raffaele e fratello del defunto
Antonio, dichiara di avere ricevuto da Gregorio Magnono una cassa contenente vesti e cose varie
del predetto Antonio, che questo ha lasciato a Gregorio in pegno della somma di 75 perperi.
L’atto si svolge nella casa di Nicola di Casale, alia presenza dello speziale Cosma de Elianis di
Ovada e di Giorgio Granello fu Giovanni4.
Il giorno successive il mercator Gerolamo de Francis lulla del о dominus Pietro, residente tempo-
raneamente a Pera, rilascia procura per i suoi negozi, per la riscossione dei crediti e per le liti a
Giacomo de Francis de Viali del fu dominus Benedetto, con atto che si svolge nella loggia perota,
presso la stanza della curia, quindi nel luogo ufficiale delle contrattazioni, alia presenza dei does
genovesi Gerolamo di Zoagli e Giano de Fornanis5. Appare quanto mai evidente che Gerolamo,
il quale gia frequenta Gostantinopoli in affari con alcuni anconitani nel 14426 e che ritroviamo
presente a Pera, ormai turca, nell’agosto del 1453, mentre ё a Chio nel decembre successive e
nel corso del 14547, vuole sistemare al meglio i suoi affari costantinopolitani-peroti, prima di la-
sciare definitivamente la “piazza” sul Corno d’Oro.
Entrano in azione taluni Gattilusio, i quali sono parenti in vario grado dei signori di Lesbo e
di Enos e si ritrovano, tutti, a Chio, presto о tardi8, con qualche presenza a Mitilene9. Qui, a
2 F. Babinger, Mamnetto il Conquistatore e il suo tempo, traduz. italiana di Evelina Polacco (Torino, 1957, 1967), p. 93
3 Per questa documentazione cfr.Ausilia Roccatagliata, FoUu genovesi in Oltremare. Atti rogati a Pera e Mitilene, I,Pera, 1408-
1490, Collana storica di fond e studi diretta da G. Pistarino, 34.1, (Genova, 1982); Ead., Fotai genovesi in Oltremare. Atti
rogati a Chio (1453-1454, 1470-1471), Collana storica di fond e studi diretta da G. Pistarino, 35, (Genova, 1982).
4 A. Roccatagliata, Pera, doc. 21.
5 A. Roccatagliata, Pera, doc. 22.
6 Sulla presenza e 1’atdvita degli anconitani a Bisanzio nel 1442 cfr. A. Roccatagliata, Pera, docc. 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.
7 A. Roccatagliata, Pera, doc. 57: Ead., Chio, docc. 51, 68, 88, 97, 115.
8 Cfr. Ph. P. Argend, The occupation of Chios by the Genoese and their administration of the island, 1346-1566, vol. II e III, pas-
sim (Cambridge, 1958); A. Roccatagliata, Chio, passim.
9 A. Roccatagliata, Fatal genovesi in Oltremare. Atti rogati a Pera e Mitilene, II, Mitilene, 1454-1460, Collana storica di fond e
studi diretta da Geo Pistarino, 34.2, (Genova, 1982), passim. Sui Gattilusio, signori di Mitilene e di Enosa, cfr. Geo
Pistarino, Genovesi d’Orienle, Civico Isdtuto Colombiano, Studi e Testi, Serie Storica a cura di G. Pistarino, 14, (Genova,
1990), cap. VI. Guistine Olgiati, I Gattilusio, in “Dibattito su Famiglie Nobili del Mondo Coloniale Genovese nel
Levante. Atti del Convegno, Montoggio, 23 ottobre 1993,” (Genova, 1994), 85-99; G. Pistarino, Una nota sui Gattilusio,
in “Rivista di storia arte archeologia per le province di Alessandria a Asd,” (IV, 1995, pp. 19-33).
172
Pera, essi vogliono sistemare question! ereditarie, rimaste pendenti dopo la morte di Giovanni
Gattilusio, che ha lasciato un liglio, Antonio, con il quale ё ora in lite lo zio Nicola. Il 29 gen-
naio, in una cameretta della casa di Nicola, alia presenza di due personaggi, che si ritrovano poi
a Chio dopo la caduta di Pera, Angelo di Langasco e Giovanni Bartolomeo de Podio (il primo dei
due compare anche in Pera turca), Nicola Gattilusio olim de Porta nomina procuratore il figlio
Percivalle, per giungere ad un accordo con il rispettivo nipote e cugino Antonio. Nicola e
Percivalle godono di un salvacondotto da parte della Dominatu) lanue e del podesta di Pera, evi-
dentemente per la situazione di pericolo che si sta profilando. Pertanto un compromesso tra le
due parti ё gia raggiunto il 30 gennaio, seppure con validita soltanto sino al successivo 15 marzo.
Sono testimoni il gia noto Angelo di Langasco, Carlo de Durante, che risulta essere patrono di nave
ed opera ancora a Pera nell’agosto successivo sotto governo turco, e Gaspare Spinola, che com-
pare a Pera nel mese di aprile, a Chio nel mese di giugno10.
Cercano di sistemare le loro situazioni non soltanto i latini, in particolare i genovesi, ma anche
i greci e gli uomini di altra nazionalita, al centre dei quali sta pero quasi sempre un grosso per-
sonaggio genovese, che in diversi casi ё Inofio Pinelli, membre сюё di una grossa famiglia, che
avra larghi agganci in tutta 1’area del Mediterraneo, sino alia Spagna di Cristoforo Colombo ed
all’Inghilterra. Inofio si trova a Costantinopole il 30 gennaio, quando sono ancora facili le comu-
nicazioni per via mare tra 1’una e 1’altra sponda del Corno d’Oro, e viene nominate procuratore
per questioni vertenti tra i greci Giovanni Vasilico e Tommaso Piroplo, da una parte, ed il valac-
co Georgici Inpono, dall’altra. Il fatto che 1’incontro si tenga nella loggia dei Catalan! (pero alia
presenza di Giacomo de Alpa e Carlo di Bozolo, che provengono da Pera) ё significative dell’in-
tenzione genovese di mostrare apertamente, quanto piu possibile, la propria estraneita nelle cose
costantinopolitane. Anche qui un accordo ё raggiunto rapidamente. Nello spazio di tempo che
intercorre tra il vespro ed il dopovespro, le parti si trasferiscono a Pera, nella sede della Masseria
Vecchia del Comune, per stipulate un compromesso valido per 40 giorni e nominate arbitri nella
questione Fabrizio Cornero, Nicola Polio e Bernardo Strolao. Ed ё notevole il fatto, quanto mai
sintomatico, che 1’eventuale multa di 500 perperi sulla parte inadempiente venga destinata
all’opera delle mura della citta di Gostantinopoli: patria di Giovanni Vasilico11.
Inofio Pinelli ё ancora parte in causa in altre due situazioni, il 31 gennaio di quel medesimo
anno 1453: quando Maria, figlia di Manoli Sevasto e vedova de Giorgio Giordanino, lo nomina
suo procuratore per la cura dei suoi interessi, la riscossione dei crediti e le liti; e quando egli stes-
so dichiara di avere ricevuto da Angelo di Langasco la somma di 100 perperi, che s’impegna a
restituire entre sei mesi, potendo pero riscuoterla, in tutto о in parte, sui beni del defunto Giorgio
Giordanino, a cui si ё or ora accennato, e che era suo debitore. П primo atto si tiene nella casa del
Giordanino, nel sobborgo perota di Agerio, presenti i burgensi peroti Martineto Boto e Lodisio di
Samastri; il secondo si svolge, forse per maggiore garanzia, nella sede dell’Q^cii»n Provisionis Рете,
essendo testimoni Antonio Drago, burgense di Pera, che ritroviamo in Pera turca nel giugno 1454
e che risulta essere notaio, e Giovanneto Sisno, figlio di Assalonne, burgense di Pera, che potrebbe
essere ebreo e che risiede in Pera turca ancora nel luglio 145312.
10 Л. Roccatagliata, Pera, docc. 23, 24, 30; Ead., Chio, docc. 6, 39, 77, 110. Su Angelo di Langasco: A. Roccatagliata,
Pera, docc. 23, 24, 28, 38, 58; Ead., Chio, docc. 6,8. Su Carlo de Durante: A. Roccatagliata, Pera, docc. 24, 59; Ead.,
Chio, doc. 71.
11 A. Roccatagliata, Pera, docc. 26, 27. Il compromesso sui periodo di 40 giorni ё poi prorogate, il 14 marzo sino alia
fine del mese: A. Roccatagliata, Pera, doc. 34. Sono presenti all’atto, nella piazza di San Michele, presso la prima
colonna della loggia dalla parte del banco di Antonio e Giovanni Garra, un certo Nicolo di Pisa ed il grcco Dimitri
Comba.
A. Roccatagliata, Pera, docc. 25, 26, 27, 28, 31, 34, 105; Ead., Chio, docc. 71, 85, 95, 107. Su Antonio Drago: A.
Roccatagliata, Pera, docc., 28, 63; Ead., Chio, doc. 119. Su Giovanni о Giovanneto Sisno: A. Roccatagliata, Pera,
docc. 28, 32, 48.
173
Frattanto Mehmed conduce avanti i preparativi di guerra. Tra gennaio e febbraio la grande
bombarda, costruita da Urban, viene trainata da Adrianopoli a Costantinopoli per il percorso di
cinque miglia e mezza, con grandi impieghi di mezzi, e Qaragia Beg, per ordine del sultano,
compie razzie ed attacchi alle posizioni bizantine lungo la costa ancora in mano dell’Impero.
Cade Mesembria; solo Selimbria resiste. Constantino XII invia un’ambasceria a Mehmed per
chiedere la pace con 1’offerta di un tributo. Il sultano esige la consegna della capitale: di fronte
al rifiuto bizantino, fa saccheggiare la regione circostante. П timore si trasforma in panico tra le
forze alleate antimusulmane. Ne e prova la fuga di Piero Davanzo, capitano veneziano, il quale,
il 26 febbraio, nonostante il giuramento prestato, fugge con la sua nave da Costantinopoli.
Fuggono anche sei navi di Candia, con un carico di 600 persone: tutte insieme le sette navi rag-
giungono 1’isola di Tenedo: le navi candiote si dirigono poi sulla loro isola, mentre Piero Davanzo
fa rotta per Venezia.
A Pera tutte queste vicende non possono trascorrere inosservate. Si muovono ancora piu i per-
sonaggi di rilievo, che sono quelli che hanno piu da temere. Il 9 febbraio 1453 Giuliano Fieschi
fu Raffaele nomina suo procuratore Luciano de Galena,- che poi ritroveremo a Pera ancora dopo
un anno,- per la cura dei suoi negozi, la riscossione dei suoi cre-diti, le liti. L’atto viene stilato
nella sede della Masseria Vecchia di Pera, in presenza di Tommaso Marchiono e di Leonardo di
Langasco, dei quali non abbiamo ulteriore notizia13.
Una ventina di giorni piu tardi, esattamente il 22 febbraio, rivediamo Inofio Pinelli, al quale
Giacomo di Chiavari riconosce di dovere 1’importo di 29 perperi per la fornitura di una partita
di caviale, promettendo di saldare il debito a rate di 2 perperi al mese offrendo opportune fideius-
sioni. Il rogito si tiene tra la porta di Sant’Antonio e la sede deWOfficium Provisionis, piu precisa-
mente nel sito entro la porta in cui si effettuano i pagamenti delle truppe mercenarie. Sono pre-
sent! Pietro di Langasco, Antonio Gombeta ed Egidio de Carmadino: il primo risulta a Pera gia nel
1444; il secondo ё ancora a Pera nel maggio-giugno 1464; il terzo ricompare invece a Chio tra
il novembre 1453 ed il febbraio 145414.
Il 27 febbraio 1453 compare in Pera anche Baldassarre Gattilusio olim de Porta, il quale nom-
ina procuratore Giacomo Grimaldi olim de Oliva, civis genovese, per la riscossione dei crediti e le
questioni vertenti con Antonio del Carretto. Giacomo Grimaldi ё un notevole personaggio: nel
giugno 1454 verra inviato a Caffa da Antonio Gonela, insieme con Giovanni Gonela, perche essi
presentino al console ed al Consiglio di Caffa una lettera del protogero e dei consiglieri di Pera:
lettera intesa ad ottenere il pagamento di 231 perperi di Pera quale proven to di due loca
(“aziqni”), registrate sotto il nome della defunta Orietta di Santa Croce. Durante quello od un
successive viaggio di ritorno da Caffa nell’ottobre del 1469, Giacomo visse 1’awentura d’una
travagliata na-vigazione nel Mar Nero. Antonio del Carretto ё uno dei membri della grossa
famiglia nobiliare della Riviera Ligure di Ponente, che vide uno dei suoi membri, Giovanni, tra
i difensori di Costantinopoli nel 1453. L’atto di procura del 27 febbraio 1453 si svolge nella sede
della Masseria Vecchia di Pera, alia presenza di Bartolomeo Portonario fu Lodisio, burgense di
Pera, e di Sisno di Assalonne15.
Dopo i Grimaldi, gli Spinola. Tommaso Spinola ё banchiere in Pera. Dopo il trapasso del
borgo in mano turca si trasferira a Chio, dove figura in attivita ancora nel marzo del 1454. Ora,
a Pera, il 2 marzo 1453 egli ё procuratore di Giovanni leragi, cittadino di Rodi; perd, molto
probabilmente nel timore degli eventi futuri per la colonia ре-rota di Genova, trasferisce il
13 A. Roccatagliata, Pera, doc. 29. Su Luciano de Gakno: A. Roccatagliata, Pera, doc. 29; Ead., Chio, doc. 107.
14 Su Pietro di Langasco: A. Roccatagliata, Pera, docc. 16, 21. Su Antonio Gombeta: A. Roccatagliata, Pera, docc. 31,
61, 64. Su Egidio de Carmadino: A. Roccatagliata, Pera, doc. 31; Ead., Chio, docc. 39, 85, 95, 107, 116, 117.
15 A. Roccatagliata,. Pera, docc. 32, 38. Su Giacomo Grimaldi: A. Roccatagliata, Pera, docc. 32, 63, 74. Su Orietta di
Santa Croce: A. Roccatagliata, Pera, doc. 63.
174
mandate di procura sul mercator Simone di Levanto, civis di Genova, abitante a Caffa, dove evi-
dentemente la situazione appare piu stabile. П rogito ё redatto nel banco dello stesso Tommaso
Spinola, alia presenza di Giacomo Cauti, burgense perota, e di Gregorio Rosso (Rubens), che
risulta ancora in Pera, turca, nel mese di agosto 1453 e poi nel febbraio 1454, quando da Pera e
Costantinopoli agisce in giudizio contro Adornino de Elianis di Ovada, anch’egli gia residente a
Pera nel marzo del 1453, dove esercita il mestiere dello speziale16.
A Costantinopoli cominciano in marzo i lavori di rafforzamento delle mure nella zona
dell’Hebdomon, tra la Xyloporta e la torre di Anemas, e di approfondimento del fossato, soprat-
tutto nell’area del porto: vi attendono gli equipaggi delle navi veneziane di Alvise Diedo e di
Gabriele Trevisan. Inoltre le navi, che si trovano all’ancora davanti a Pera, nella zona di Perama,
vengono spostate nei pressi della porta di Kynegon. Pera sta entrando dunque nel complesso dei
movimenti delle operazioni militari marittime, anche se non ё ancora investita direttamente da
atti di guerra. E tuttavia un riflesso di tutto questo si coglie nell’interno del borgo. Pud essere un
puro caso; comunque colpisce il fatto che i rogiti del nostro notaio, Lorenzo di Calvi, cominciano
a diradarsi; limitandosi a riconoscimenti di debito ed a testamenti, сюё ad atti, per cosi dire,
strettamente essenziali dell’agire umano. Il 13 marzo, sulla scala che porta alia sede dell’ Officium
Provisionis Romanie, di fronte ad un civis genovese, Carlo di Novara, e ad un burgense di Pera,
Filippo de Calligrano, altrimenti ignoti, Nicola di Casale riconosce di dovere a Geronimo Bellogio
un importo di 231 perperi e 18 carati, che gli restituira a richiesta, dopo averne dedotte le somme
ricavabili dalla vendita di sue tre vesti da uomo, depositate presso il creditore. Anche il creditore
ed il debitore sono altrimenti ignoti: sappiamo soltanto che Geronimo Bellogio aveva due fratel-
li, a Pera: Giovanni e Leonardo17.
Alcuni giorni dopo, il 16 marzo, nella sede della Masseria Vecchia di Pera, alia presenza di
Gregorio Magnono e di Nicola Giudice di Papallo, lo speziale ovadese Adornino de Elianis
riconosce un suo de-bito, verso Lorenzo Spinola fu Damiano, deU’importo di 294 perperi e 10
carati per la fornitura d’una partita di cere e per altre pendenze: promette di pagare 80 perperi
al mese, sotto la fideiussione del proprio padre e del proprio fratello: Antonio e Cosma de Elianis.
Adornino tiene in Pera casa e bottega di proprieta di Giovanni Bartolomeo de Podw, il quale infat-
ti il 18 giugno 1453 incarica il suo procuratore, Lorenzo de Podio, con atto notarile redatto in
Chio, di recarsi, evidentemente, in Pera, appena passata sotto amministrazione turca, a
riscuotere le somme di cui ё creditore. Ma tanto Adornino quanto il fratello Cosma risultano
trasferiti in Chio nel febbraio 1454, dove probabilmente hanno rimesso in attivita la loro azien-
da18.
I due schieramenti, che si affrontavano a Costantinopoli, sotto gli occhi dei peroti, mostra-
vano una grande disparita di forze, non soltanto nel volume del fuoco, ma anche nella con-
sistenza delle milizie di terra e delle forze di mare. Le truppe, di cui poteva disporre 1’imper-
atore Costantino, ammontavano complessivamente - secondo lo storico Sfrantzes, che era
stato incaricato dall’imperatore stesso di procedere al computo - a 4.973 indigeni ed a circa
2.000 stranieri. Si aggiunsero gli equipaggi delle navi, che si trovavano nel Corno d’Oro,
“cosii che si potevano contare sotto le armi circa seimila greci e tremila stranieri, per lo piu
16 A. Roccatagliata, Pera, docc. 13, 33, 57; Ead., Chio, docc. 5, 31, 33, 64, 76, 79, 84, 85, 91, 95, 101, 102, 103, 104,
105, 106, 107, 109, 120, 128. Su Gregorio Rosso: A. Roccatagliata, Pera, docc. 26, 33, 57; Ead., Chio, doc. 117. Su
Adornino de Elianis di Ovada e la sua famiglia cfr. Laura Balletto, Piemontesi del Quattrocento nel Vicino Oriente, in “Rivista
di storia arte archeologia per le province di Alessandria e Asti,” XCIX, 1990, Alessandria, 1991, passim.
17 A. Roccatagliata, Pera, docc. 21,35, 60.
lft A. Roccatagliata, Pera, docc. 21, 36; Ead., Chio, docc. 12, 33, 101, 104, 109, 116, 117. Gregorio Magnono si trova
gia a Chio il 12 giugno 1453 e vi resta almeno sino al maggio del 1454: A. Roccatagliata, Chio, docc. 12, 49, 104,
116,126, 132, 133. Lorenzo Spinola fu Damiano e a Chio nel febbraio del 1454, di nuovo a Pera, ora turca, nel luglio
del 1479: A. Roccatagliata, Chio, doc. 103; End., Pera, doc. 108.
genovesi e veneziani. Ducas in un punto parla di circa 4.000-4.500 combattenti; in un altro,
di circa 8.000. Jacopo Tedaldi afferma che in totale erano 6.000-7.000; Leonardo di Chio
accenna a 6.000 greci e 3.000 latini; Antonio Ivani, a 6.000 combattenti greci, 6.000 auxil-
iares (mercenari?) e 5.000 uomini di una forza mobile (cavalieri?): in totale 17.000 difensori.
Queste cifre possono mettersi a rafFronto con le perdite nella resa della citta: 2.000 morti sec-
ondo Ducas; 3.000 secondo Girolamo da Firenze; 4.000 per Critobulo; 17.000 per il Dotti;
18.000 per Nicola da Foligno; 40.000 e piu per il Della Tuccia. Appare senz’altro evidente la
sproporzione delle ultime tre cifre, in rapporto al numero dei combattenti, anche se tra i
morti dovettero certo annoverarsi non pochi non combattenti (donne, giovani, anziani, reli-
giosi e religiose), come tra i combattenti devono calcolarsi anche gli uomini di Pera-Galata
che, come riferisce il podesta Angelo Giovanni Lomellino, si recavano nascostamente a com-
battere nella capitale. Si pud anche operare un raffronto con il numero dei prigionieri, cat-
turati dai vincitori. Sono certamente esagerate la cifra di 60.000, riferita da Leonardo di
Chio, e quella di 50.000, data da Critobulo. Sembra probabile quella di non piu che 20.000-
25.000, supposta dal Pertusi, proporzionabile con quella della popolazione della citta, che gia
nel 1437 non contava piu che circa 40.000 abitanti, mentre appare troppo alta la consuelta
stima di 65.000-70.000 persone.
Per quanto riguarda 1’entita delle truppe della parte opposta, “una valutazione della
potenza militare ottomana, nel suo insieme, ё impossibile. Le cifre, date a questo proposito dai
vari cronisti, differiscono molto le une dalle altre. Esse oscillano tra 400.000 uomini
(Chalcocondyles), 265.000 (Ducas) tra cui 15.000 giannizzeri, 258.000 (Sfrantzes), 165.000
(Nicolo Barbara). Ma anche quest’ultima cifra ё forse esagerata. Data 1’estensione che aveva
allora 1’Impero ottomano, 250.000 soldati esercitati costituiscono una cosa impossibile. Se il
loro numero viene indicate come superiore agli 80.000 uomini, vi sono senza dubbio comp-
rese quelle masse di volontari che solevano presentarsi ogni qual volta venisse annunciata una
guerra contra gl’infedeli”.
Anche per la flotta le stime sono molto divergent! tra i vari autori. Si va, per gli ottomani, dalle
92-118 navi di varia specie, a cui accenna Jacopo Tedaldi; a 145 (Barbara), 170 (Pusculo), 200
(Samile), 220 (Isidoro di Kiev), 230 (Chalcocondyles), 250 (Leonardo di Chio), 300 (Ducas), 350
(Critobulo), 400 (Sfrantzes, Nesri, Qyvami, Ibn Kemal)19.
Per la parte bizantina, il comandante di tutte le forze di mare nel porto era il capitano
veneto della flotta mercantile di Tana, Alvise Diedo. “L’imperatore non disponeva di navi
proprie, ma fece sequestrare subito tutti i bastimenti che per caso si ancoravano о approda-
vano. Il 2 aprile fece chiudere 1’ingresso al porto con una forte catena di ferro, incastrata in
grossi blocchi rotondi di legno, che, partendo da Galata, arrivavano fin sotto le mura della
fortezza. C’erano in tutto ventisei navi, di cui cinque genovesi, cinque veneziane, tre cretesi,
una di Ancona, una proveniente dalla Spagna e una francese; le altre erano
navi imperial?’20.
Il 4 aprile, о meglio tra il 4 ed il 7 aprile, comincid il vero e proprio assedio di Costantinopoli-
Il 12 arrivo nel Bosforo la flotta del sultano, e tra il 12 ed il 18 ebboro inizio i bombardamenti
turchi che proseguirono ininterrottamente di giorno e di notte. Il 20, tre navi genovesi, proveni-
enti da Chio, ed una bizantina, in arrivo dalla Sicilia, riuscirono a forzare il blocco ottomano e
sottrarsi alia cattura, in una grande battaglia davanti alia capitale. E mentre al di la del Corno
d’Oro s’intensifica 1’assedio, a Pera si porta avanti ancora qualche affare. Aaron Maiavello, cit-
tadino genovese e grosso mercante, proprietario di una nave insieme con Giovanni Caneta,
19 A. Pertusi cit., pp. LXXVI, LXXXVII.
20 Fr. Babinger cit., pp. 89-91,94.
176
Michele Natano e Francesco Forcherio, prepara un carico di pesce salato per esportaziona: ma i
bombardamenti su Costantinopolo colpiscono il porto di Pera ed affondano la nave di Barnaba
Centurione, carica di sete e di cera, si che occorre cercare di prowedere alia salvezza delle navi
cristiane. Tuttavia ancora in maggio Michele Natono ed il savonese Raffaele Vegerio combinano
un baratto di una veste femminile di velluto celeste con sette botti di vino: continua una certa
attivita commerciale, seppure ridotta (non abbiamo piu document! del nostro notaio Lorenzo di
Galvi)21.
Alla caduta di Costantinopoli, il 29 maggio, a Pera si diffuse il panico. Molti da
Costantinopoli cercarono scampo in Pera, ma in Pera stessa non pochi abitanti corsero al porto
per tentare la salvezza sulle navi occidental!: alcuni caddero in ajqua, sltri vennero catturati dalle
fuste turche, mentre Saghan Pascia, ministro di Maometto II, incitava i Peroti a non fuggire,
ricordando che essi non correvano nessun pericolo, dati i buoni rapporti esistenti tra Genova e
la Sublime Porta. Finalmente il podesta perota, Angelo Giovanni Lomellino, riusci a ristabilire
un certo ordine, riportando nella citta i fuggiaschi. E tre delegati del borgo, uno dei quali in fun-
z.ione di interprete, si recarono alia presenza del sultano, per fare atto di dedizione della loro
comunita. Pera-Galata entro cost a fare parte dell’Impero ottomano non per conquista armata
da parte di quest’ultimo ne per cessione della Repubblica di Genova (il podesta Lomellino non
faceva parte della delegazione), ma come area territoriale indipendente da Costantinopoli ed
entita giuridica in se sovrana, che disponeva del suo destino per volonta dei suoi abitanti.
('• Pislarino, Genovesi d’Orienle, 298-310.
Византийский временник, т. 55
А. И. Романчук, А. Н. Щеглов
ПРОБЛЕМА КУЛЬТУРНОГО СЛОЯ В ВИЗАНТИЙСКОЙ АРХЕОЛОГИИ
Использование археологических материалов для изучения отдельных аспек-
тов истории Византии является давней традицией отечественного византи-
новедения. В значительной мере способствовало этому создание русского
Археологического института в Константинополе. Одним из блестящих примеров
привлечения данных раскопок стали в те годы работы К. Шкорпила в Плиске* 1.
Многие византийские города унаследовали территорию античных, поэтому инте-
рес к античным памятникам, более ранний по сравнению со становлением визан-
тийской археологии, неминуемо приводил к выявлению средневековых построек,
в большинстве случаев скрывавших под собой античные комплексы. Это обсто-
ятельство имело некоторые отрицательные последствия, на что обратил
внимание Хр. Бурас, подводя итоги исследования византийских памятников на
Балканском полуострове и в Малой Азии. Он отметил, что "рвение археологов-
античников достичь более важных для них нижних слоев уничтожило средне-
вековые уровни"2.
Существует и другая причина, которая в известной мере сдерживала
развитие византийской археологии. То обстоятельство, что руины некоторых
общественных построек, например, оборонительных стен и храмов являются
обозримыми и в наши дни, приводит к описанию их без должного историко-
археологического исследования. Некоторые же церковные комплексы, будучи
возведенными византийскую эпоху, использовались по назначению вплоть до
нового времени. Это делало возможным архитектурно-искусствоведческий
анализ такой постройки, но не ее планомерное археологическое изучение.
Таким образом, впервые достаточно крупные работы по византийской
археологии были посвящены фортификационным сооружениям или культовой
архитектуре, реже другим видам городских построек, что не позволяло
получить должного представления о развитии застройки территории византий-
ских городов, сдерживало возможности по выявлению особенностей мате-
риальной культуры различных общественных групп населения Византийского
государства. Другими словами, длительное время в стороне от внимания иссле-
дователей оставались городские и сельские усадьбы, структура и планировка
поселений. Вместе с тем имеются достаточно ранние примеры комплексного
подхода к изучению особенностей архитектурного облика городов и их исто-
рии. Это раскопки в Мистре и исследование комплекса Большого дворца в
Константинополе. Однако такие примеры не многочисленны, а полученные в
процессе раскопок чрезвычайно интересные археологические материалы не
© А.И. Романчук, АН. Щеглов, 1998
1 См.: ИРАИК. 1905. Т. 10.
2 Bouras Ch. City and Village: Urban Design and Architecture // JOB. 1981. Bd. 31/2. P. 613.
17Я
являются характерными для рядовых византийских городов. Как показатель
малочисленности отдельных групп археологических источников для изучения
истории византийского города можно привести фундаментальную работу
К. Манго, в которой практически отсутствуют разделы, посвященные топографии
поселений, описанию типичных городских домов3. Только в последние годы
положение в накоплении массовых археологических источников стало постепен-
но изменяться благодаря раскопкам византийских центров, расположенных на
Малоазийском побережье. Это обстоятельство не могло не привести к поиску
собственной стратегии и методики археологами-византинистами, обсуждению
вопросов интерпретационного подхода к археологическому источ-
нику4. В данной связи прежде всего необходимо отметить, что в античной и ви-
зантийской археологии одной из важнейших проблем является теория культу-
рного слоя. Без ее разработки невозможно объяснение и интерпретация
археологических материалов как полноценного источника для реконструкции
особенностей исторических процессов в древности. Между тем работы,
специально посвященные этой теме, практически отсутствуют. Как правило, в
исследованиях по античности и византиноведению, особенно обобщающих,
археологические материалы используются не как особый класс источников, а в
качестве иллюстративного, подчиненного объяснению выводов, основанных на
нарративных источниках. В качестве примера непонимания особенностей и
возможностей археологического источника может послужить представленная
в русском переводе статья А. М. Снодграсса5. Вместе с тем автор ее совершенно
справедливо отметил необходимость содружества тех, кто работает прежде
всего с материальными памятниками, с теми, кто приближается к пониманию
реалий действительности через призму анализа информации, заложенной в
письменных источниках. Однако, с одной стороны, историки достаточно часто
используют данные раскопок как иллюстрацию к своим заключениям, с другой
стороны, археологи, как правило, не имея точных дат, пытаются объяснить то
или иное археологическое явление политическими событиями, оставившими
свой след в письменной традиции.
Можно проследить влияние письменных источников на интерпретацию
археологического материала для многих византийских центров. Рассмотрим это на
примере Херсонеса. Во время раскопок северного района городища были выявлены
слои разрушения с материалами X—XI вв., образование которых на основании
данных письменных источников было объяснено следующим образом: "Длительная
осада Херсонеса, по существу русско-византийская война, не могли, конечно, пройти
бесследно для города. Как показали раскопки, в конце X в. или на рубеже X и XI вв.
город горел. Слой пожарища очень ясно датируется множеством монет IX и X вв. и
массовой керамикой "6. В слое пожара были также встречены монеты Василия II
(976—1025). Находки их объяснялись следующим образом: "Монеты резко обрываются
на времени Василия II. Однако вынести дату пожарища за пределы X в. невозможно,
ибо для следующего столетия мы не знаем ни одного сколько-нибудь крупного
события, с которым такое пожарище можно было бы связать"7.
3 Mango С. Byzantinische Architektur. Stuttgart, 1975.
4 Roser J. H. A. Reserch Strategy for Byzantine Archaeology // BSt. 1979. T. 6. P. 152—166.
5 Снодграсс A. M. История Греции в свете археологии // ВДИ. 1992. № 2. С. 32—40.
6 Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес // МИА. 1959. № 63. С. 65.
7 Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес: XII—IV вв. // МИА. 1950. № 17. С. 14.
179
На подобном интерпретационном подходе сказывается стремление "увязать"
показания двух, существенно отличающихся друг от друга видов источников, в
процессе такой "увязки" не учитывается то, что археологические источники не
дают представления о ходе и о конкретном времени каких-либо событий, они
отражают только их результат. Безусловно, для любого исследователя, рабо-
тающего с археологическим материалом, является желательным связать данные
раскопок со свидетельствами письменных источников. Однако в таком случае
возникает опасность создания порочного круга, в котором теория, "начавшаяся
как предположение, приобретает статус исторического факта, наделенная
ложным авторитетом эта теория служит для того, чтобы объяснить какие-то
археологические явления"8.
Итак, одной из центральных проблем в использовании археологических мате-
риалов в исторических штудиях является вопрос их интерпретации, что связа-
но с выявлением причин и особенностей формирования культурного слоя.
Относясь к совершенно особому классу источников, археологические данные в
то же время требуют источникового анализа, в процессе которого следует
уделять внимание такому аспекту, как причина обилия археологического мате-
риала либо его малочисленность или отсутствие для какого-либо периода исто-
рии поселенческих структур. Иными словами, следует решать вопрос о причине
"умолчания источника". Однако в исторических штудиях последний аспект
практически не обсуждается, а из факта малочисленности или отсутствия
находок чаще всего делается вывод о кризисе или упадке, а в некоторых случаях
даже перерывах в жизнедеятельности на поселении. Особенно последовательно
"факт умолчания источника" используется для объяснения особенностей развития
византийского города в переходный период — в период "темных веков". В час-
тности, говоря о Херсонесе ранневизантийского времени, А. Л. Якобсон отмечает:
" о резком упадке города в VIII — первой половине IX в. косвенно свидетельствует
и то, что ярко выраженный культурный слой этого времени на городище, по-
видимому, вообще отсутствует, по крайней мере до сих пор выявить его не удава-
лось"9.
Другой существенной причиной малочисленности археологических данных
является последовательное разрушение более ранних комплексов в последую-
щие -хронологические периоды. В данном плане чрезвычайно показательны
замечания в отчетах о раскопках в Херсонесе. Так, публикуя итоги раскопок
северного района, исследователи неоднократно отмечали, что "полная картина
стратиграфии средневековых слоев редко наблюдается из-за разрушений"10, что
раннесредневековые остатки малочисленны, так как "они подвергались разру-
шению при строительных работах последующего времени”11. Все это привело к
тому, что "находки ранневизантийской керамики крайне слабо изучены. Это
обстоятельство являлось тормозом для выявления ранневизантийского слоя
Херсонесского городища "12.
8 Russell J. Transformations of Archaeological Evidence // The 17th International Byzantine Congress (Major Papers).
Washington, 1986. P. 140.
9 Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес. С. 35.
'"Белов Г Д.. Стржелецкий С.Ф., Якобсон А Л. Квартал XVIII; раскопки 1941, 1947, 1948 гг. // МИА. 1953.
№ 34. С.204.
11 Белов Г. Д, Стржелецкий С.Ф., Якобсон А Л. Кварталы XV и XVL раскопки 1937 г. // МИА. 1953 № 34.
С. 90
12 Белов Г. Д., Стржелецкий С. Ф., Якобсон А. Л. Квартал XVII!... С. 213.
180
Субъективной причиной малочисленности археологических источников
для некоторых византийских городов является выбор объектов раскопок, прежде
всего наиболее представительных архитектурных комплексов — оборонитель-
ных стен, культовых построек. Однако наиболее существенное влияние на интер-
претационный подход к археологическому материалу оказывает то, что вне поля
зрения остаются особенности формирования культурного слоя.
В археологической практике мы всегда имеем дело либо с мощным куль-
турным слоем, в котором содержатся представительные строительные остатки с
огромным количеством разнородного материала, определенным образом
датируемого, либо с полным отсутствием слоя для длительного времени, либо с
маломощными слоями с невыразительным материалом и отсутствием в нем
строительных комплексов. Логика исследователя естественным образом подска-
зывает, что если нет культурного слоя или же встречаются только единичные
находки (а не статистически массовый материал), то, как правило, должен
следовать вывод о стагнации или, более того, о прекращении жизнедеятельности
на данном поселении (подобный пример из истории Херсона уже приводился
выше).
Обращение к теории культурного слоя, разработанной для античной
археологии, показывает, что культурные напластования образуются в тече-
ние сравнительно короткого срока, когда разрушались постройки. Немногим
больший отрезок времени отражает накопление материала как результата
нового строительства. Быстрая смена культурных напластований является
результатом быстрого обветшания и разрушения небрежно сооруженных
жилых построек. Достаточно яркую картину этого дали раскопки на северо-
восточном склоне горы Митридат, где в течение кратковременного периода —
середина VI — начало V в. до н.э. — отложилось восемь пластов, возникших в
результате ремонта непрочных по конструкции небольших построек13. Таким
образом, наличие быстро сменявших «друг друга слоев является показателем
огрубления технических приемов строительства, вероятно, связанных со
значительной экономической депрессией, иногда даже с "увяданием" данного
населенного пункта”»14.
Для античного города выявлены три причины формирования слоя: а) соору-
жение постройки, б) бытование ее, в) разрушение. В ходе археологических раско-
пок, как правило, выявляются слои, образовавшиеся в процессе строительства
или гибели постройки, но не те, которые возникли в процессе ее функционирова-
ния15.
Подтверждает ли археологическая ситуация, стратиграфия Херсонесского
городища выводы В. Д. Блаватского о специфике образования культурного
слоя? В данном случае нет необходимости останавливаться на том, что пред-
ставлял Херсон в тот или иной период развития, однако, чрезвычайно
важными являются свидетельства нарративных источников о жизнедеятель-
ности данного центра, сколько бы ни мала была заложенная в источнике ин-
формация.
13Блаватский В. Д. Об имущественном положении боспорцев в VI—II вв. до н.э.// Античная археология
и история. М., 1985. С. 60.
14 Блаватский В. Д. Античная полевая археология // МИА. 1967. № 146. С. 196.
15 Там же. С. 43—44.
1Я1
Для ранневизантийского времени мы знаем о ссылке в Херсон папы Мартина
(середина VII в.)16, конец VII — начало VIII в. отражены в письменной традиции, как
период ссылки Юстиниана II и его борьбы с херсонитами. В 775 г. после
неудачного заговора против Льва IV отправлены в изгнание в Херсон его братья
Никифор и Христофор. Существует нелицеприятная характеристика жителей го-
рода как народа, тугого на "истинную веру", монаха Епифания для конца VIII —
начала IX в. Далее, история Херсона начала IX в. отражена в сочинениях
Константина Багрянородного в связи с образованием фемы, который рисует
также картину торговых связей города с варварским миром и центрами Южного
Причерноморья для X в. Как пограничный город назван Херсон в письме
Анастасия Библиотекаря, написанного в связи с открытием здесь мощей
Климента Константином Философом. Для конца IX в. известно восстание жите-
лей Херсона, умертвивших стратига Симеона (892 г). В X в. Херсон упоминается в
письмах Николая Мистика, русских летописях, отражающих русско-визан-
тийские отношения, в частности связанные с Корсунским походом князя
Владимира. Для XI—XIV вв. свидетельства источников немногочисленны, но они
также позволяют судить о значительной роли Херсона в истории Восточной
Европы и Византии. Прежде всего это восстание Георгия Цулы в 1016 г. Под 1065 г.
помещают источники сообщение об отравлении херсонским катепаном тмутара-
канского князя Ростислава. Анна Комнина писала о ссылке в Херсон Лже-
Диогена в 1092 г. В "Аланском послании" епископа Феодора говорится о восста-
нии херсонитов в 1240 г. Для XIV в. некоторые стороны херсонской истории
освещены в Актах патриархата и у Никифора Григоры.
Этот список, безусловно, можно сделать полнее, но и в таком виде он свиде-
тельствует о том, что на протяжении всего средневекового периода Херсон
являлся одним из центров византийской политики, использовался правительством
как место ссылки, в некоторые годы имел достаточно существенный торговый
потенциал.
Как же отразилась история Херсонеса в стратиграфии городища? Подтвержда-
ет ли археологическая ситуация, отраженная в отчетах и раскопках, выводы
В. Д. Блаватского о специфике образования культурного слоя?
В отчете за 1935 г. для периода V—X вв. выделено: строительство базилики в
VI в >и слой ее разрушения, датированный X в. Следующий период представлен
часовней (сооруженной в центральном нефе храма), которая относится к
XII—XIII вв. Для VII—IX вв. выделены только отдельные находки, в том числе и визан-
тийские монеты VII—VIII вв., присутствовавшие в слое разрушения, перекрывшем
руины базилики17.
В 1936 г. исследовался участок к востоку от базилики 1935 г. Открытая здесь
ситуация близка к описанной выше. Так, в VI в. был засыпан колодец, как полагает
автор отчета, перед строительством базилики. Концом X в. или рубежом X—XI вв.
датируется слой разрушений, к XII в. относится строительство жилых комплек-
сов. В ходе этого строительства материалы более ранних зданий были выбраны и
использованы для новых сооружений18.
16 Приводимые ниже события из истории Херсона неоднократно упоминались в литературе и хорошо
известны, поэтому в данном случае нет необходимости отсылать читателя к источникам и уве-
личивать библиографию настоящей работы.
17 Белов Г. Д. Отчет о раскопках в Херсоне за 1935—36 гг. Симферополь, 1938. С. 80, 113, 124, 130—131.
18 Там же. С. 272, 285—286.
Можно взять и более поздние отчеты раскопок северного района городища.
Например, отчет за 1940 г. о квартале XVII, где отмечено, что остатки построек
VI—X вв. были выбраны в процессе более позднего строительства или использова-
ны в качестве фундаментов зданий XIII в.19 Для VI—IX вв. прослежено только два
уровня полов помещения, план которого выявить не удалось. Авторы отчета
отмечали, что "оба пола выражены прослойками угля и золы, образовавшимися,
вероятно, от пожара построек, и скоплением керамики". Верхний пол датирует-
ся керамикой IX—X вв., лежащий ниже образовался в результате нивелировки,
произведенной перед строительством, для него характерен более ранний мате-
риал20.
Подобные примеры можно было бы продолжить, используя данные рукопис-
ных отчетов Г. Д. Белова, производившего в течение почти сорока лет раскопки в
северном районе Херсонесского городища. Близкую картину дают раскопки в
портовом районе, для которого наиболее четко отразилась картина разрушений
поздневизантийского времени21.
Итак, насколько сочетаются данные письменных источников, которые в той
или иной степени свидетельствуют о непрерывности жизни в Херсоне, с мате-
риалами археологических раскопок? Если учитывать только последние, не
принимая во внимание времени функционирования той или иной постройки, в
частности базилик с VI до IX—XII вв., если считать, что массовый археологический
материал является свидетельством активной жизнедеятельности на поселе-
нии, то оказывается, что представление о таковой мы получаем в основном из
слоев разрушения, реже — из слоев строительства. Правда, необходимо учиты-
вать, что находки в слоях разрушения следует датировать как временем образова-
ния этого слоя, так и некоторым периодом до попадания их в слой. Это, безуслов-
но, не может дать полной картины развития поселенческих структур. Таким
образом, если не выявлены последовательно сменявшие друг друга,
хронологически близкие слои разрушений и строительства, то мы имеем дело со
значительными лакунами, которые только отчасти заполняются отдельными
находками, случайно попавшими в нивелировочную засыпь или же пережившими
постройку и оказавшимися в слое разрушения, который датируется более поздним
временем.
Стратиграфия Херсонесского городища, которая открыта раскопками, произ-
водившимися здесь на протяжении более 150 лет, в целом подтверждает выводы
В. д. Блаватского для византийской археологии и свидетельствует о том, что
обычная жизнедеятельность на поселенческих структурах, существовавших в
древности в Черноморско-Средиземноморском бассейне, не отражена в их страти-
графии, а отсутствие или малочисленность археологических источников для
какого-то периода не могут быть однозначно восприняты как показатель упадка
или кризиса поселения... Привлечение данных археологии, как и письменных источ-
ников, должно покоиться на источниковом анализе, одним из аспектов которого
является выявление причин появления источника и его классификационных
особенностей.
19 Белов Г. Д., Якобсон А. Л. Квартал XVII: раскопки 1940 г. // МИЛ. 1953. № 34. С. 123.
20 Там же. С. 124.
21 Сводный отчет о раскопках в Херсонесе Объединенной экспедиции в 1963—1964 гг. // АДСВ. 1971.
Вып. 7. С. 7—52.
Византийский временник, т. 55
М. А. Робинсон
ЗАПИСКА АКАДЕМИКА Ф. И. УСПЕНСКОГО
О ЕГО БЕСЕДЕ С ИМПЕРАТОРОМ НИКОЛАЕМ II
Предлагаемый читателю документ относится к первому этапу деятельности
академика Ф.И. Успенского в качестве директора Русского археологического
института в Константинополе. Вклад Института в изучение истории и культуры
Византии и южного славянства огромен и получил заслуженное признание в
науке1.
Деятельность Института предполагала не только сугубо научные исследо-
вания, но и должна была способствовать усилению “культурного влияния
России” на Ближнем Востоке. Двойная, научно-политическая цель создания
данного учреждения была сформулирована в самом начале разработки идеи о
необходимости подобного Института. Еще в ноябре 1887 г. российский посол при
Оттоманской Порте А. И. Нелидов так сформулировал будущие направления дея-
тельности Института в письме к В. И. Ламанскому. “В связи с стремлением к упро-
чению нашего нравственного влияния на Востоке в императорском правительстве
возникла мысль об основании в Константинополе русского ученого учреждения,
посвященного собиранию и разработке научного материала на всем протяжении
христианского и мусульманского Востока в этнографическом, историческом,
археологическом, художественном и богословском отношениях. Считаю излиш-
ним распространяться в настоящем письме о пользе, которой можно ожидать от
трудов подобного учреждения для нашей политической работы (...) Я не
сомневаюсь в Вашем сочувствии делу, которое имело бы серьезное значение для
нашей собственной науки, помимо упомянутой политической цели...”2.
Явная заинтересованность правительства России в научном проекте дала
возможность некоторым историкам, касавшимся этой темы, “разоблачать” поли-
тику “царизма”. Так, в докладе с претенциозным названием “Славяноведение на
службе самодержавия (из деятельности академика В.И.Ламанского”, прочи-
танном 28 декабря 1933 года в Институте славяноведения, В.Н. Кораблев
утверждал, что организовать Институт в Константинополе предполагалось “в
целях исключительно политических, лишь завуалированных научными
задачами”3, тем не менее, если вынести за скобки априорно отрицательное
отношение докладчика к контактам ученых с “правительством”, его оценки факти-
© М.А. Робинсон, 1998
'См , например: naxovAidqi К. То Ршсяко’АрхаюЛоунсд’Котггоито KuivaravrivoviroXeux;. SeaaaAoviKO.
1987; Августин (Никитин) архимандрит. Руският археологически институт в Цариград (1895—1914) И
Духовна култура. 1988. № 10. С. 1—6. За указание на названные работы благодарю Г. Г. Литаврина. См.
также: Славяноведение в дореволюционной России: Изучение южных и западных славян. М., 1988.
С. 345—349 (параграф написан Л. П. Лаптевой, там же дана краткая библиография).
2 Цит. по: Кораблев В. Н. Славяноведение на службе самодержавия (из деятельности академика В. И. Ламан-
СКОГО) // ПФ АРАН Ф.827.ОП.5. Д. 74. Л. 15. 16.
3Там же. Л. 15.
184
ческого участия В.И. Ламанского и особенно Ф.И. Успенского в успешном
осуществлении проекта можно считать достаточно объективными. В Н. Кораблев
на основе архивных изысканий отмечал, что В.И. Ламанский "в деталях раз-
работал программу научной и политической деятельности Института и, на-
конец, выдвинул на пост его руководителя — своего раннего ученика
Ф.И. Успенского", тот же, в свою очередь, "всецело оправдал возложенное на него
и его учителем и правительством доверие: глубокий и разносторонний ученый и
тонкий дипломат, академик Ф.И. Успенский за двадцать лет существования
Русского Археологического Института в Константинополе, несомненно оказал
российскому правительству неоценимые услуги, дав в то же время Институту
возможность [оставить] видный след и в науке"4.
О внимании, которое уделяли работе Института высшие круги Российского
государства, свидетельствует запись дневникового характера, сделанная
Ф.И. Успенским после аудиенции, данной ему императором Николаем II 26 декаб-
ря 1897 г Кроме основного вопроса, интересовавшего Ф. И. Успенского, о поисках
дополнительных средств, необходимых для успешной работы Института, в разг-
оворе были затронуты и другие темы, в частности о покупке в деревне
Сармисахлы, близ Кесарии в Малой Азии, рукописи греческого Четвероевангелия
VI в. Приобретение его можно отнести к одному из первых успешных достижений
Института. Достаточно подробно история покупки была изложена в специальной
брошюре, опубликованной в 1896 г., здесь же дано первоначальное описание руко-
писи5. Представляется небезынтересным привести некоторые подробности этого
непростого дела.
Еще в первой половине XIX в. в науке на основании отдельных листов, найден-
ных в хранилищах Вены, Рима, Лондона и о. Патмос, было сделано пред-
положение о существовании рукописи, получившей наименование "пурпуро-
вого кодекса N". В начале 80-х годов XIX в. ученым впервые удалось увидеть этот
кодекс, обнаруженный в деревне Сармисахлы, и опубликовать о нем сообщение
в прессе. Четыре года английские и американские ученые вели переговоры о
возможности его покупки, предлагавшаяся ими цена с 400 фунтов поднялась
до 1200.
Установив особую ценность рукописи, Институт также стал хлопотать о ее
приобретении, продававшие кодекс крестьяне оценивали его не меньше, чем в
1000 турецких лир (100000 пиастров). Чтобы нагляднее представить величину
данной суммы, можно отметить, что она превышала ежегодные субсидии
Институту от министерства народного просвещения в 7500 рублей6. Институт
просил нашего посла в Константинополе А.И. Нелидова поддержать его ини-
циативу, тот "и принял на себя самую важную и наиболее деликатную часть
задачи, именно — изыскание способов и средств к получению рукописи"7.
А. И. Нелидов в свою очередь обратился к Президенту Академии наук, великому
князю Константину Константиновичу (К. Р.), "которому угодно было довести дело
До высочайшего сведения. Государь император изволил даровать потребную
сумму на приобретение рукописи"8. Как указывали авторы брошюры, жители
4 Там же. Л. 16. 17.
5 Вновь найденный пурпуровый кодекс Евангелия (С двумя таблицами). Одесса, 1896. 35 с.
6 Славяноведение в дореволюционной России... С. 345.
7 Вновь найденный пурпуровый кодекс... С. 34.
s Там же.
185
Сармисахлы священную для них рукопись "решились уступить только
единоверной России"9. В мае 1896 г., месяце коронации Николая П, Евангелие
вместе с его описанием, сделанным Институтом, было представлено царю. Затем
рукопись была передана в Петербургскую Публичную библиотеку, где хранится и
по сей день10. "Нужно считать особенно счастливым обстоятельством, — отме-
чалось в описании, — что вновь найденная рукопись — может быть, единствен-
ная в своем роде — переходит в Россию, где вместе с другими драгоценными
памятниками христианской старины будет свидетельствовать о неослабевающей
любви к святыням православного Востока. Тот факт, что пурпуровое Евангелие
приобретено государем императором, является выражением вековой традиции,
в силу которой русские цари, начиная с XV века, не щадили средств на
приобретение книг и священных предметов, притекавших из оскудевшего
греческого царства"11.
Отмечая необычайную ценность приобретения, составители описания специ-
ально подчеркивали, что многие отдельные листы рукописи, хранившиеся в
ряде европейских библиотек, уже опубликованы, причем Ватиканская библио-
тека посвятила свой труд юбилею папы Льва XIII "и издала их с царской рос-
кошью"12. Они также были уверены, что "пурпуровый кодекс потребует издания
и издания роскошного, как издана Синайская библия или Остромирово еван-
гелие"13.
Скоро исполнится сто лет как "Сармисахлийское евангелие" — Codex N”, “Codex
purpureus Petropolitanus”, пурпурный пергамен которого писан серебром и золотом, —
"пурпурный костер Сармисахлы", как писал о нем в неопубликованном стихот-
ворении М Л. Лозинский14, ждет своего издания.
Текст записки публикуется по рукописи, хранящейся в Санкт-Петербургском
филиале архива РАН, фонд 116 (Ф. И. Успенский), опись 1, дело 269, листы 1—2
оборот. Записка невелика по объему, в ней Ф. И. Успенский стремился как можно
точнее и подробнее передать все нюансы беседы с царем, точно воспроизвести
даже особенности его речи. Восстанавливаемый при публикации текст переда-
ется в угловых скобках, прямая речь взята в кавычки, в остальном сохраняется
правописание оригинала.
26 дек[абря] 97 г.
Государь: "Три года назад Вы были у меня перед отправлением в К[онстантино]поль". Я: "Три года
назад В[аше] В[еличество] изволили напутствовать меня пожеланиями успеха в трудной задаче, кото-
рая на меня б(ыла] возложена. В настоящее время имею счастье засвидетельствовать, что Чэта
задача] ®на ВЕостоке] может считаться вполне удавшейся и что наши трехлетние труды принесли
добрые плоды". — Когда я произносил последние слова, Государь прервал меня: "Да, да, вполне уда-
лась. До меня доходили прекрасные известия о Вашей деятельности. Нелидов много раз мне говорил
про Вас и не находил слов нахвалиться Вами". — Я склоняю голову и говорю: "Институт во многом
обязан милостивому вниманию Blamero] Величества и я считаю долгом принести В[ашему] Величес-
тву]» благодарность за дарованные средства на приобретение Евангелия из деревни Сармисахлы.
Покупка этого замечательного кодекса произвела громадный эффект на всем Востоке". — Государь:
9 Там же. С. 2.
10 ГраястремЕ Э. Каталог греческих рукописей ленинградских хранилищ // ВВ. 1959. Т. 16. С. 216—243.
За указание на эту работу благодарю А.И.Рогова.
11 Вновь найденный пурпуровый кодекс . С. 33.
12 Там же. С. 34.
13 Там же. С. 35.
14 Цит. по: Гранстрем Е. Э. Каталог греческих рукописей... С. 223.
8 В оригинале отсутствует.
186
"Да, да. Помню". — Я: "Осмеливаюсь выразить перед В[ашим| В[еличеством] мнение. Институт должен
стать орудием культурного влияния России на Шостоке), между славянами и греками". Государь:
"Конечно, конечно. Это весьма желательно". — Я: "Но Ваше В[еличество1, чтобы с достоинством
исполнять это назначение, он нуждается в поддержке со стороны правительства. На те скромные
средства, которые отпущены на его содержание, он не в состоянии исполнять той великой роли, к
которой призван". Государь, улыбаясь: "Знаю, знаю. Ведь Вам дается небольшая сумма, сколько?" — Я
ответил. "(Знаете]г Напишите мне небольшую записку об этом, так на листке бумаги, памятку, и подайте
мне чрез министра Двора". — Я кланяюсь и говорю:" Примите глубокую благоданость, В[аше] Величес-
тво), за милостивое внимание". — Государь: "Вы не благодарите пока, подайте памятку, а там я
посмотрю"," Я спрашиваю-. "Министра Двора? — "Ну, да или подайте чрез Министра] Иностр(анных) Дел
или Народн[ого) Просвещения]' при сем Государь наклонением головы дает понять об окончании
аудиенции. Кланяясь Государю, я сказал: ж "В(аше] Величество! В виду трудной деятельности в К[онс-
тантино]поле и важных задач, позвольте3 Осмеливаюсь просить В[аше] В(еличество) не забывать
Институт Высочайшим вниманием на будущее время". — Государь: "Не беспокойтесь, не забуду, не
забуду".
' Далее слово неразборчиво.
г Зачеркнуто.
д~'Зачеркнуто.
ж~3 Зачеркнуто.
Византийский временник, т. 55
S. A. Ivanov
FROM “SECRET SERVANTS OF GOD”
TO “FOOLS FOR CHRIST’S SAKE”
IN BYZANTINE HAGIOGRAPHY
When Christianity became a state religion, hagiography was faced with a serious challenge.
In early Christian times, to become a saint one had to be a martyr or a confessor; but who
deserved the crown of sainthood under the changed conditions? In the West from the sixth cen-
tury on, a common way for a monk to become a saint was to go on a mission to barbarians, in
the hope of gaining martyrdom. It was this hope rather than the desire to save souls that moti-
vated Latin missionaries, including the tenth-century Bruno of Querfurt* 1.
There is no evidence of such voluntary martyrdom among the Greeks, however. To be can-
onized in Byzantium one had to do more than convert non-Christian subjects of the Empire.
The “passions” of certain Christians who found themselves under the authority of infidels or
heretics provided some new material for Byzantine hagiography, but generally the life of
Byzantine Orthodoxy was so uneventful that there was a danger of a hagiographic crisis.
The genre of hagiography searched for “surrogate” martyrdom. This is what the author of
an early vita writes about his character: “The saint had to create his own martyrdom for there
were neither persecutions, nor a persecuting Emperor. He was his own persecutor, his own tyrant
and fierce torturer, and at the same time a fighting martyr and a righteous confessor. So what
[can be done]? Would you deny him the name of martyr? Never!”2
Under the new circumstances, when the saint had to play the role of his own tormentor, new,
earlier unknown types of sainthood emerged, such as stylitism, wandering asceticism or trans-
vestism. Another new type of saint was “God’s secret servant”.
Most “beneficial tales” (a genre that was highly popular from the late fourth to the sixth cen-
tury), recount essentially the same story, though they may vary in specific details. An ascetic (usu-
ally an. anchorite) prays to God asking to be told whether there is a righteous man on Earth who
equals him in feats. God invariably answers in the affirmative and each time God’s nomination
sounds unexpected and astonishing.
Historia monachorum in Aegypto contains a long story about a famous hermit, Paphnutios, who asks
God this question three times. God first names a flute-player. A righteous elder visits him and asks
about his feats, but the flute-player insists that he is “a sinner, an alcoholic and a lecher.” He admits,
however, that once he saved a virgin from rape and once helped a dignified lady who fell into pover-
ty. When Paphnutios asks again, God points to a village elder. The curious monk comes to visit him
and learns that the elder enforces social justice in his village. The third attempt brings an
Alexandrian merchant to the scene. He is incredibly rich, but gives away all his money to the poor3.
© S.A. Ivanov, 1998
1 Cf. J. M. Howe, “Greek Influence on the Xi-Century Revival of Hermitism.” Ph. D thesis. (Los Angeles, 1979),
pp. 185-187.
2 Vita Martiniani, Acta Sanctorum Februarii. (Paris, 1865), vol. 2, p. 670.
3 Historia monachorum in Aegypto, ed. A.-J. Festugiere. (Brussels, 1971), pp. 102-109; cf: M. Richard, “Les textes hagiographiques
du Codex Philotheou,” Analecta Bollandiana (1975), vol. 93, p. 151.
188
It should be noted that although in all three cases Paphnutios admits that the laymen are real-
ly righteous, he still feels somewhat superior to them and announces to all three that their chasti-
ty will remain imperfect unless they leave the world and join him in the desert. We will see that
later on this motif totally disappears. A curious hermit feels more and more inferior, and a
“secret servant” more and more self-assured.
In another story, an anchorite named Pyrrhus asks God the same question only to learn that
a certain Sergios, who is in charge of Alexandria’s brothels, surpasses him in righteousness4. A
third story is about the famous Saint Makarios. He turns out to enjoy the same divine glory as
two lay sisters who persuaded their husbands to practice sexual abstinence5. In the vita of St.
Antonios, the hermit learns that he is inferior to a leather-worker from Alexandria, whose only
virtue is that every day he says to himself that all the Alexandrians will go to Paradise and he
alone to Hell, because of his sins. Antonios admits that he has not yet reached such a level of
virtue6.
A detailed description of a “secret servant” case is found in the vita of St.Theodulos. The
stylite asks the traditional question and learns that he is inferior to Kornelios, a bandore-player
from Damascus.
Hearing this, Theodulos begins to cry and says: ‘Woe is me - the unfortunate and forsaken! So, your slave, my Lord,
is inferior to a bandore-player? I, who had toiled and suffered for so many years, I, my Lord, am lowlier than a bandore-
player? Oh, what a worthless and contemptible end! What does this ignominy mean, my Lord, that You placed me below
a bandore-player? I, who stands on a pillar, am worse than one who plays on a stage? I, fasting and wakeful, am worse
than the devil’s bandore-player?!’7 *
After this vehement and theomachistic speech, Theodulos can no longer stand on a pillar. He
comes down and goes to Damascus to look for the bandore-player, Kornelios. In the city he asks
a passer-by about Kornelios, and he answers: “Father, horse races are being held now; he spends
his time there.” When the elder learns that the man whose trade is disgraceful also indulges in a
disgraceful passion he begins to cry again, and the passer-by becomes concerned about him.
When the race is over the bandore-player appears. “He is carrying his instrument under one arm
and embracing a whore with the other.” When Theodulos asks Kornelios about his feats, “he
stares at him and answers, ‘Oh, please, Father. Why do you mock me, a sinner? Why do you ask
me, who lives among fornicatrices and jesters?’” The elder insists that the bandore-player
remember. Kornelios thinks for a while and says that once he gave all his savings to a woman
who was going out to sell her body to buy her husband out of jail. The bandore-player does not
regard this act of his as a feat and begs for the elder not to suspect him of complacency.
Theodulos, however, rejoices. In his eyes, justice has triumphed. He throws himself down at the
bandore-player’s feet, and then leaves repeating to himself: “Indeed, the Lord knows His peo-
ple”».
Even in these stories it remains somewhat unclear why the laymen mentioned are given such
high honors. But explanations offered in some other stories sound totally absurd. For example,
an anchorite learns that he is no better than the city greengrocer who eats at night, gives away
to the poor everything he does not need, and believes that he is worse than everybody else. This,
however, fails to persuade the anchorite that the greengrocer surpasses him in righteousness.
4 J- VVortlcy, Les mils edifiants de Paul, evique de Monembasie, et d’autres auteurs. (Paris, 1987), pp. 128, 30-130, 170. Cf. BHG,
14+9.
1 “Apophthegmes sur saint Macaire,” Annates du Musee Guimet, (1894), vol. 25, pp. 228-230.
11 Vitae patrum, PL. (1860), vol. 73. Col. 1038. The list of such examples can be easily continued, cf. PG. (1858), vol. 65.
Col. 84; 168-169.
7 Vila s. Theoduli Stylitae, Acta Sanctorum Maii. (/bris, 1866), vol. 5, p. 753.
11 Ibid., p. 754. Cf: H. Delehaye, Saints stylites. (Brussels, 1925), pp. CXVIII-CXIX.
Then he learns that the greengrocer is not annoyed by the sound of singing coming from the
street. After that the anchorite admits his defeat9.
In the still more detailed “tale of a sin-bearing father” (BHG, 1445) a hermit learns that the
emperor Theodosios is more righteous than he is. When they meet, the emperor denies that he
has committed any feats. When pressed by the elder, he discloses one after another his secret
virtues: he visits hospitals at night and heals ulcers; he lives with his wife as if she were his sister;
he wears chains under his porphyry. The hermit does not think that this is enough to outweigh
his own feats. Then, finally, the emperor confesses:
When, in accordance with the custom of our state, horse races arc held, I sit there, as it bciils my imperial duties, but
when the race begins,... 1 do not raise my eyes but proceed with my regular tasks” ... Hearing this, the astonished elder...
throws himself down at the feet of the emperor and says: ‘I ... have not yet achieved this degree of virtue’10.
On the surface, the moral of all these stories is that monks should not feel superior to laymen,
since the latter have their own ways of achieving sainthood11 12 13. But this is not all, since in other
stories of the same kind (some of them will be discussed below) all characters are monks, and
thus the relations between monks and laymen are irrelevant.
The first story of a “secret servant” in a monastery is found in the vita of Euphrosynos.
He was despised as a simpleton [iSuoTps] and entrusted only with kitchen chores. He performed many a secret deed
[of virtue]. He appeared before people dirty after his cook’s work and wearing seedy clothes1^.
Once the pious presbyter of the monastery saw Paradise in his dream and there, to his aston-
ishment, he ran into Euphrosynos. He turned out to be working there cis a warden, while the
presbyter had just arrived there for the first time after three years of indefatigable feats. Upon
the presbyter’s request, Euphrosynos gave him three heavenly apples, which the presbyter found
in his cell when he woke up. He rushed to the church and told the monks:
‘Pray... we have a precious pearl in our monastery - Euphrosynos. We despised him as an ignoramus |dypap.paTov|
while he deserved the Lord’s grace more than any of us.’ As the presbyter began to tell his story, Euphrosynos the cook ...
opened the back door, walked out of the church and never appeared again, thus escaping earthly fame* *.
As we see, the reader learns less and less about the feats of the saint and more more and more
about the intrigue of the disclosure.
The tale of Euphrosynos seems to be one of the forms of the famous legend of Isidora, the
Cinderella of Egyptian monasticism. Both Palladius and Ephraem Syrus recounted her story
(BHG, 958-959). Once there lived a nun in the Tabennisi convent. Everyone believed she was
mad, so they kept her in the kitchen and mocked her. One day the great righteous man Pitirum
came to" this nunnery: an angel had told him that a woman lived there who was saintlier than he.
Pitirum was to recognize her by the crown on her head. The righteous man was shown all the
nuns but no one fit the description. Pitirum insisted that there must be somebody else in the con-
vent. “They tell him: ‘We have a mad woman [caXq] in the kitchen’”14. Finally, the “mad
woman” was brought out by force. Her head was covered with a dirty rag. Pitirum recognized
the “crown” and prostrated himself before her.
9 J. Wortley, A Repertoire of Byzantine Beneficial Tales. A Draft, (Paris, 1991), p. 133, n. 538; BHG, 1438i.
10 Jean Rufus, “Plerophories,” Appendice, Patrologia Orientalis. (1912), vol. 8, pp.173-174; Cf.: Лопарев Xp. “Повесть
об императоре Феодосии П”, Viz Vrem (1898), vol. 5, pp. 67-76. There are not sufficient grounds for Loparev’s
opinion (pp. 88-89) that the tale was compiled in 12th-13th century.
11 J. Wortley. Repertoire... p. 10; Лопарев. Повесть... p. 65.
12 F. Nau, L. Clugnet, “Vies et recits d’anachoretes,” Revue d’Orient chretien, (1905), vol. 10, p. 42. The same story is retold
in the 1 Oth-century-vita of Blasios Amoriensis, Acta Sanctorum Novembris (Brussels, 1925), vol. 3, pp. 658-659.
13 Ibid., p. 45. In another variant of the tale {BHG, 1440 md) the sainthood of a gardener (who remains unnamed) is
revealed to an old man. Unlike the tale of Euphrosynos, the tricks played on the gardener for thirty years are listed
with gusto. (To FepovTiKov. Xuvaywyr) ртщатыи Kai 8t6aaKaXu5v. [Constantinople, 1861]. vol. 1, p. 120;
J. Wortley, Repertoire, pp. 158-159, n. 631).
14 The Lausiac History of Palladius, ed. C. Butler, (Cambridge, 1904), vol. 2, p. 98.
s пл
ЛИ the nuns rushed to raise Pitirum and told him: Abbas, do not debase yourself for she is insane |aaXp
Pitirum answered: ‘You are insane, and she is your amma and mine. |This is how spiritual mothers are called.] I pray to
be worthy of her on the Judgment Day.’
Hearing this, the women threw themselves down at his feet and began confessing their sins.
One said that she had slung mud at the aaXf|, another that she had pummeled her, a third that
she had smeared her nose with mustard. All told about their misdeeds. The righteous woman,
meanwhile, had run away from the convent15.
Isidora is generally viewed as the first Orthodox fool for Christ’s sake16. In my opinion, this is
only partially true. Other characters in the story think that she is mad and call her ааХт), while
she does not seek to create this impression, and the word ааХб? at that time had not yet devel-
oped the meaning of holy folly, as a special type of sainthood. Isidora merely allows others to
think badly about her; she does not pretend anything, but only shows humility. She is always
silent; in the first variant of the legend she does not even have a name.
Secret virtue appears to be more significant in this story than aggression against the world,
and therefore Isidora fails to meet the “classical” description of a holy fool. In other variants of
this tale (which exist as separate vitae) the aggression gradually intensifies.
“Abbas Daniel’s Tales” tell {BHG, 2101) about an old man and his disciple who came to a
nunnery and asked to spend the night there. In the convent courtyard a nun was sleeping. Daniel
was informed: “She is a drunk [цейисгтрса]. We do not know what to do with her: we are afraid
to throw her out of the nunnery, and if we let her stay she will corrupt the other sisters”17.
Some water was splashed over the “drunk,” but she barely opened her eyes. “She is always
like this,” the Mother Superior said angrily.
When night came and everyone in the nunnery was asleep, the elder and his disciple quietly
got up and went out to take a look at the drunk. From their hiding place they saw her rise from
the ground, raise her arms to the sky, and begin to pray fervently while shedding tears and bo-
wing to the ground. When she heard one of the sisters come out to relieve herself, she immedi-
ately threw herself on to the ground and began to snore. Daniel took the Mother Superior to
show her this, and she cried and said, “Oh, how we have wronged her!”
As soon as the “drunk” was exposed, she fled from the convent. She left a note saying:
‘Pray lor me and forgive me for sinning againsl you.’ lhe nuns began to cry and wail, and the elder said: ‘Il was
because of her that I came here. Such drunks arc loved by God. |toioutco? yap реОиата? ауатта 6 веб?|.’ The sis-
ters, their eyes filled with tears, confessed lo him lhe sins they had committed againsl her. In lheir cells lhey glorified lhe
Lord who, alone, knew how many secret servants He had1».
Unlike the nun of Tabennisi, who stays in the kitchen where nobody can see her, the “drunk”
appears in the courtyard of a convent. If she were mad but quiet, she might be ignored and not
mocked. Yet, her conduct is provocative. The “drunk” would not go unnoticed; she challenges
those around her to make a choice about what to do with her. Thus appear the first signs of the
holy fool’s aggression against the world.
The tale of the Tabennisi nun, originally written in either Syrian or Greek, was soon trans-
lated into Latin19. This translation is an accurate rendering of the Greek original except for one
small difference: the holy fool has a name, Isidora, which she did not have in the Greek version.
15 /hid., p. 100.
Ib W. Bousset, “Dcr verborgene Heilige,” Archivfur Retiffitnsunssenschafi, (1922), vol. 21; Gerieau M. de “Le silence de
Г Absolu. 1'olles el Ibus de Dieu,” Recherche* de science religieuse, (1979), vol. 67; K. Vogt, “1л moniale toile du monastere
des Tabennesiotes,” Symholae Osloenses, (1987), vol. 62.
17 Vie et rccils de I’abbe Daniel, Revue d'Orieni chrelien, (1905), vol. 5, p. 69.
1,1 /hid., p. 70.
19 Vila s. Isidorae, Acta Sanctorum Maii (Antwerp, 1680), vol. 1, pp. 49-50.
191
Originally neither the “drunk” nor the nun from Tabennisi had names. They acted as silent
reproaches to the world, and the silence was broken as soon as they had acquired names. It is
interesting that the name of Isidora did not stick: in the later variants of the story she is called
Onesima {BHO, 814-816). Several later versions of this tale are available today: Syrian,
Carshuni, Arabic, Ethiopian and Old Georgian20.
Onesima was a tsarina who renounced her wealth, left her home, and
stark naked ... reached a place where trash of all sorts was brought from the city. She picked up a few old rags, co-
vered her nudity and said to herself, ‘I will not stay where people know me... I will pretend to be foolish and mad, so that
people will jeer at me. I will suffer insults and beatings, and I will do it all of my own will’21.
After staying forty years in the desert, Onesima decided to join a nunnery and said to herself:
I will act strange. The sisters will despise me... and the Mother Superior will scourge me, and I will endure all this
from those younger than me. And I will suffer this abuse for love of Christ... And when I am fasting, they will say, 'She
is a glutton;’ I will abstain from wine, and they will say that I drink during the fast. I will work and they will say I am idle.
She came to the cloister called Sedrarum in the Syrian version, and Bantasin in the Arabic
and Georgian ones. She does not answer any questions; she even “refused to walk on her own
and had to be forced”22. She was put in three chains,
and she pretended to be insane... The sisters tried to wash her feet but she would not let them, and tore their clothes,
livery day she kicked and screamed. Sometimes she would grab some dough and throw it on the ground feigning insa-
nity. The sisters would beat her and drag her around, while she rejoiced inside ... Day after day she would come out car-
rying a mug to give some water to the wanderers on the roadside, and day after day she would break the mug in the nun-
nery courtyard as if possessed by a demon.
The end of the tale is identical to that of the story of the Tabennisi convent: forty years
later, a righteous man, the abbas of anchorites was sent there by God (the Ethiopian version
calls him Daniel23 just as in the story of the “drunk”). The saintly woman refused to appear
before the abbas and offered fierce resistance. The sisters beat her and brought her before the
righteous man who recognized her by her “crown” and bowed down to her. This was followed
by the familiar scene of the astonished and repentant nuns. Ten days later she fled from the
cloiste.24.
As the legend develops25 * the main character finally turns into a holy fool: not only does she
pretend to be what she is not, but also manifests aggression towards those around her. However,
the monastery walls were too confining and left out the audience. Holy folly needed more space
to perform and found it in the vita of Theophilos and Mary, authored by John of Ephesus {BHO,
1184).
When I stayed in Amida nine years ago, I often saw a young man dressed as a mime, and with him there was a young
woman dressed as a prostitute. They usually wandered about the city, performing skits and buffoonadcs, constantly sho-
wing up in churchyards and parodying clerics and everyone else, and being slapped by everyone... In the daytime they
were surrounded by many people... who made jokes and played with them and boxed them on their ears, but nobody
could discover where they spent their nights, although many men were consumed by passion for this woman2*’.
Once, when several noblemen were about to rape the “prostitute,” the mime’s eyes filled with
20 Cf. Цакадзе H. П. Сирийская, арабская и грузинская версии “Жития св.Нисимы”. Автореф. дисс. ( Tbilisi,
1975).
21 Кекелидзе К. С. Эпизод из начальной истории египетского монашества Он же. Этюды по истории дре-
внегрузинской литературы. (Tbilisi, 1961) vol.7, pp. 93-94.
22 Ibid., p. 95.
23 The Hook of the Sainis of the Ethiopian Church, ed. E. W. B. Budge. (Cambridge, 1928), vol. 3, p. 1177.
24 Кеклидзе. Эпизод, p. 96. CL: A. S. Lewis, Select Narratives of Holy Women. (London, 1900), 62-69.
23 In several later variants of the legend, Onesima disguises herself in men’s clothing after escaping from the monastery.
1 he relationship between holy lolly and transvestism will not be discussed in this paper. It should be noted, however,
that two transvestites were also called “secret servants of God” in their vitae: St. Pelagia (Helagie la Pendente.
Metamorphoses d’une legende. [Paris, 1981], vol. 1, p. 1211 and St. Apollinaria, IM, [ 1864], vol. 114. col. 382).
2l’John of Ephesus, “Lives of Eastern Saints,” Patrologia Orienlalis (1925), vol. 12, fasc. 2, pp. 166-167.
192
tears and he said that she was his wife. One day John secredy followed them as far as their hi-
ding place and
saw them both stand up and pray with their faces turned eastward and their arms raised to the sky... And they pro-
strated themselves, and rose to their feet, and prostrated themselves again, and repeated this many times, and then sat
down lo rest. After that I, in my turn, prostrated myself before them. They were agitated and vexed, and they said to
me: ‘Who arc you, and what do you need? What do you want from the mimes?’
They would refuse to speak until
1 took a solemn oath: ‘I will not tell anybody about you as long as you stay in this city.’ They also asked that I never
speak to them in the daytime when other people were around, that I do not do them honors, greet them, or refrain from
boxing their ears as if they were mimes... And I promised.
They came down to the churchyard and when day came one could see them “pantomiming
before the crowd.”
The next day, the false mimes told John that their names were Theophilos and Mary, that
they came from aristocratic families in Antioch and were engaged to each other, and that a
saintly man named Prokopios, who had run away from a rich family in Rome and lived in
the stables as a beggar27, revealed to them the path of higher perfection and persuaded them
to abandon their fathers’ homes disguised as brother and sister and “to go to foreign coun-
tries hiding the great gift of perfection that you have been granted, lest it be snatched from
you.
John “dared not revile the mimes the way they wanted him to,” and they disappeared from
the city. The legend ends in a familiar praise of the “Lord’s secret servants”28.
In the story told by John, it is sinfulness rather than insanity that the characters feign (both
miming and prostitution were regarded as shameful professions). Yet, they provoke other people
“for real,” hence, their sin is real.
While early “secret servants” look like ordinary laymen, later they turn into the worst of
laymen. If the early “secret servants” do not suspect their own sainthood, in later tales they
become aware of it. Moreover, they try as hard as they can to hide it from others. As the
saints’ awareness of their status grows, the grounds for it appear more and more obscure to
the reader. The tale of the cook Euphrosynos is the last one to mention secret good deeds
(although they are not described). Theophilos and Mary never tell what the “great gift of per-
fection” is about. This “gift” becomes more and more distant from its bearer and his or her
personal qualities. On the other hand, the motif of asking God gradually disappears from
hagiography. The righteous man asking who is more righteous than he is no longer the cen-
tral figure. He becomes an auxiliary character and gradually turns into a saint’s confidant
(like John of Ephesus) — a figure which is indispensable in a “classical” vita of a fool for
Christ’s sake.
The “democratic” character of the tale of “secret servants” (anyone can achieve sainthood)
was gradually replaced by an “aristocratic” one (God’s chosen will remain chosen in spite of
everything). Thus emerged the figure of the holy fool - a saint “in spite of” rather than a saint
“due to.”
Of course, “secret servants” were not automatically replaced by craXoi. The last appearance
°f a “hidden” saint is attested in the vita of John the Merciful, written in the first half of the se-
venth century, the heyday of Byzantine “folly for Christ’s sake.” In this vita a “classical” holy fool,
Vitalios, appears side by side with a secret servant, a monk who pretends to have a wife but turns
27 The subject of “secret servants” thus merges with that of the “God’s man” (Alexios or John the Kalybites) who
embodies the secret challenge to the world. The latter subject is not discussed in this paper for lack of space.
8 Ibid,p. 178.
out to be a eunuch. When his sham is disclosed, John the Merciful exclaims: “Oh, how many
secret servants the Lord has - and we, the humble, do not even know them!”29 The same excla-
mation is applied to St. Andrew the Fool in his vita30. The last “secret servant” of Byzantine
hagiography is an unnamed Ethiopian, appearing in the vita of St. Niphon (and emerging side
by side with holy fools)31. He was a poor wood-seller, whom people took to be insane, but when
a drought happened, it was revealed to the bishop that only this Ethiopian’s prayer can help the
trouble32. It cannot be ruled out that later on these stories influenced some vitae of Muslim
saints.
29 Leontios de Neapolis, Vie de Jean de Chyfrre dil I’Aumonieer, ed. A. Festugiere (Paris, 1974), p. 375.
30 Vita s. Andreai Sali, PG. vol. 111. (1863), col. 712-713.
31 Матер1яли з icropii в)зате1йсько-слов'янсько1 лГгератури та мови. ed. А. В. Ристенко, (Odessa, 1928),
р. 74, 164.
32 Ibid., рр. 72-74.
Византийский временник, т. 55
A. Avenarius
BEGINNINGS OF RUSSIAN MONASTICISM: THE PROBLEMS
OF BYZANTINE
AND NON-BYZANTINE INFLUENCE
The rather blurry image that we have of the beginnings of Russian monasticism in gene-
ral and the genesis of the Kievan Monastery of the Caves in particular, is, undoubtedly, caused
above all by the lack of relevant information on the given times. On the basis of the data avai-
lable, the historical investigation usually stresses the varying political and religious factors: the
political attitudes of both the protagonists of Kiev-Pechora monasticism. Antonij is characte-
rized as a Graecophile, and even as a Byzantine creature, while Feodosij is characterized as an
adherent of Western orientation1. It is evident that missing from this image is the first known
Russian monk, liarion, and that this image does not give a satisfactory answer to the question
of why the Graecophile Antonij was canonized later than the West-oriented Feodosij. Apart
from the considerations about Feodosij’s Western orientation, often avoided is the well known
fact that it was notably he who brought life in the Monastery of the Caves closer to the
Byzantine model, by introducing into it the typicon of the Studite monastery2. The question
of what were the character and the orientation of the monastery before Feodosij’s reform
remains unanswered.
In principle, the above problematic questions can be summed up into one basic problem
stemming from the insufficient differentiation between Byzantine and non-Byzantine orientation
in the monastic tradition of the Monastery of the Caves. Its basis does not lie in characterizing
the political or religious-political attitudes of the main protagonists, but in revealing the different
monastic ideals that existed within the beginnings of the monastery. It seems that in this context
it is important to continue in line with the evaluations made by G. E Fedotov, who saw in Antonij
and Feodosij the representatives of two different streams of Russian spiritual and monastic life
that he characterized as ascetic-heroic and social-charitative3. The general but instructive diffe-
rentiation made by G. P. Fedotov can be specified and made more concrete from the aspect of
the cultural-geographic regions from which both impulses came.
Certain indications in this direction are already provided by the life and literary work of
the first Russian monk and later the first metropolitan of Russian origin, liarion. The chara-
© A. Avenarius, 1998
Б Д. Греков, Киевская Русь. (Moscow, 1949), р. 408. В. Пархоменко, “В какой мере было тенденциозно
несохранившееся древнее житие Антония Печерского.” Известия Отделения Русского языка и ли-
тературы 19,1914, р. 238. М. Д. Приселков, Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси
10-12 вв, СПб., 1913, р. 248. А. С. Хорошев, Политическая история русской канонизации (10-16 в.),
(Moscow, 1986), р. 36. Recent works with complete literature of the problem Podskalsky G., Christentum und theologische
Literatur in der Kiewer Rus (988-1237). (Munich, 1982), p. 124 and G. Podskalsky, “Der Hl. Feodosij Pecjerskij historisch
und literarisch betrachtet.” Proceedings of the International Congress Commemorating the Millennium of Christianity in
Rus’Ukrauu. Harvard Ukranian Studies, 12-13, (1988-89), p.716. А. Ф. Замалеев, Философская мысль в средне-
вековой Руси, (Leningrad, 1987), р. 44.
Повесть временных лет, 1, ed. Д. С.Лихачев, (Moscow, 1950), р. 160. Патерик Киевского Печерского
монастыря, ed. Д. И. Абрамович. СПб., 1911, р. 39. Д. С. Лихачев. “Устав студийский по списку 12 в.
(фрагменты).” Источники по истории русского языка. (Moscow, 1976), р. 109, 114.
Федотов Г. П., Святые Древней Руси (10-17 вв.) (New York, 1959), р. 32, 59.
8*
ле
cters of liarion the monk and liarion the author of the Sermon on Law and Grace are con-
nected only by one conspicuous feature: liarion’s monastic way of life, eremitical cave life, dif-
fered from the then prevailing coenobitism. This way of life indicates certain Palestinian con-
nections or impulses. Palestinian motives play an important role also in the later literary work
of Ilarion and they have there an evident ideological function. On the one hand, liarion in
principle unanimously respects the genetic relationship of Russian Christianity with the
Byzantine one, on the other hand, however, his work also contains a contradictory tendency,
the aim of which is to weaken the impression of the all-embracing and ever-present Byzantine
influence and to stress the independently existing roots of Russian political power and the
Russian Orthodox religion4.
Among the motives in Ilarion’s work which support this tendency are the Old Testament bor-
rowings and reminiscences. When Darion speaks about moving Christianity from Constantinople
to Russia, he does not call the capital of Byzantium by its own name, nor by the name which was
given to it by the Slavs, but he denotes it as New Jerusalem5. The name itself is in no way excep-
tional and, in Byzantium, is rather common; nevertheless, in the given context, it has a more pro-
found background and specific function. It allows, within the intentions of the whole conception
of Darion, the understanding of Constantinople as one of the stops in the course of spreading
and bringing to perfection the Christian religion. Constantinople, seen in a historical perspec-
tive, is only one of the centers in which a reformation of the Old Testament tradition into a qua-
litatively new stage occurred. Judaism as the religion of the Law and Christianity as a religion of
Grace are not, in Darion’s Sermon, placed only in exclusive opposition; they are, at the same
time, understood as two developmental stages of religion. This relativizing attitude of Darion to
Constantinople as an exclusive source of Russian Christianity is still more evidendy shown in the
comparison of Vladimir to Solomon and David, and of Saint Sofia of Kiev to the Jerusalem
shrine6. Although Darion was thoroughly familiar with the Byzantine connections between the
Russian Saint Sofia and the Constantinople Hagia Sofia, he looks for a model in Jerusalem, in
the Old Testament, in a Palestinian environment. Hence, he intentionally disregards the
Byzantine tradition in one of its most marked connections with the Russian development.
Although the use of Old Testament nomenclature is inspired by Byzantine traditions, its content,
in the context of the overall mood of Darion’s work, has a different importance and mission. The
choice of terms in the East European cultural tradition is never an arbitrary one. A name does
not have the character of a conventional sign; it is rather a symbol, gnoseologically very closely
connected with its substance, implicating the relation or axiological evaluation of the described
reality from the point of view of its user7.
It is possible to meditate over whether these motives in Darion’s work have an “Old
Testament” character, i.e. whether they have also a “Palestinian” character, and whether they are
inspired and intentionally connected with a certain spiritual environment that is different from
the standard Byzantine environment. They are very important also for a deeper understanding
of Darion’s life before he entered the high religious and political sphere, and for understanding
4 A. H. Рогов, Б. H. Флоря, Развитие самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья.
(Moscow, 1982), р. 10. A. Avenarius, “Metropolitan Ilarion on the Origin of Christianity in Rus: The Problem of
Transformation of Byzantine Influence.” Harvard Ukrainian Studies, 12-13, (1988-89), p. 689.
5 L. Muller, liarions Lobrede auf Vladimir der Heiligen und Glaubmbekennlniss. (Wiesbaden, 1962), p. 118, 102.
6 Ibid., 121.
7 P. Якобсон, “В поисках сущности языка.” Семиотика. (Moscow, 1983), р. 102 about the difference of symbol
and sign. Cf more detailed A. Avenarius, “Der Geist der byzantinischen Ikonodulie und seine Tradition.” Jahrbuch det
dsterreichischen Byzantinistik 42, 1992, p. 43. See in general E. Cassirer, “An Essay on Man,” (New Haven and London,
1944), passim. Ю. Лотман, Б. А.Успенский, “О семиоти ческом механизме культуры.” Семиотика, 5,
Труды по знаковым системам. (Tartu, 1971), р. 154-155.
his monastic ideal, as it is possible, at least hypothetically, to presuppose that liarion’s inclination
to the Palestinian forms of monasticism, which was manifested in his choice of the eremitical
cave life, had the same function as the later utilization of Palestinian literary and ideological
motives and it meant a conscious reaction to the prevailing influences stemming from the offi-
cial, Constantinople environment.
With regard to Antonij, the continuator of the work of Ilarion, this hypothesis seems to
be documented also by a contemporary source. Antonij chose as his abode liarion’s cave,
which in Nestor’s Chronicle is contrasted with the existence of the rich Kiev monasteries
which were being founded by the prince’s court and, undoubtedly, supported also by the
Byzantine environment in Kiev, concentrated around the Byzantine metropolitan8.
These monasteries, as it stems from their description (the stressing of richness), were coeno-
bitic.
Certain Palestinian motives and elements in Ilarion’s and Antonij’s monastic image, ho-
wever, need not directly stem from the territorially understood Palestinian environment.
Eremitical features in general were preserved in Byzantium in the eleventh century, parallel
with the prevailing coenobitism, and survived mostly in its marginal areas, i.e. on Athos.
Antonij’s monastic course of life is, undoubtedly, connected with Athos, and at least two
“Palestinian” features known from his monastic life can be related to this particular media-
ting environment.
First of these is the fact that Antonij arrived at eremitical life only after a certain period of his
stay in a coenobitic monastery, or Laura, and that even after his withdrawal into seclusion he did
not lose contact with his original monastic environment and kept interfering in its life9. In contrast
to the Constantinople monastic ideal, which after the Studite reform nearly exclusively professed
coenobitic forms of monasticism, there was preserved, above all on Athos, the eastern (Palestinian)
tradition of hesychia as a more thorough and highly valued stage of monastic life. The same pro-
cedure is also documented in the case of Athanasios the Great on Athos, and also in connection •
with Michael Maleinos10. The procedure from coenobitism to eremitical life during which, ho-
wever, the contact with the maternal monastery is not interrupted, is a typical feature stemming
from Palestinian monastic traditions; it is documented also in the case of St. Sabas.
Noteworthy in this connection is the analogy between Antonij and the tradition that arose
in connection with the first Bulgarian Saint, Ivan of Rila, in the thirteenth century in
Bulgaria. Although Ivan started as an eremite, very soon he came to the conviction that there
existed a more thorough form of coenobitic monasticism which, similar to the contemporary
tenth-century attitude of Byzantium, he preferred to the other forms of monastic life. This
more original form, which had arisen already during the life or shortly after the death of Ivan
of Rila, was reshaped later, in the twelfth century, at the time of the Byzantine domination
over Bulgaria. In the anonymous Slavonic folk life story of the saint, Ivan is depicted as a
thorough eremite who kept his ideal to the end of his days11. The later folk interpretation,
differing from the more original tradition preserved also in the Byzantine life story of Ivan of
Rila by J. Skylitza, could also indicate - as in the case of Antonij - that, closer to the
Bulgarian environment, there was an ideal monastic life which was not based on the prevai-
ling contemporary Byzantine models but on older or more marginal traditions.
8 Повесть временных лет 1, p. 107.
9 Ibid., 106.
10 J- Leroy, “La conversion de Saint Athanase 1’Athonite а Г ideal cenobitique et 1’influence studite.” La Milimam du Mont
Athos 963-1963. fitudes et Melanges I. (Chevetogne, 1963), p. 106; P Dumont, “L’higoumene dans la regie de Saint
Athanase 1’athonite.” Ibid.* p. 121.
11 Иванов Й. Житие на св. Иван Рилски. (Sofia, 1936), р. 38, 47.
The other fact binding Antonij to the non-Constantinople, i.e. Athonite, environment, and via
it binding him with the eastern, Palestinian monastic traditions, were his fasting habits. The con-
cretization of these habits (Antonij ate only bread, and only once in two days) is identical with
the habits of St. Athanasios the Great. Similar fasting practices are not restricted only to Athos.
Similar habits were also observed by the earlier mentioned Michael Maleinos, while their prac-
tice is connected with the tradition of St. Sabas and Euthymios, and also by the Hungarian
(Zoerardus) St. Svorad from the eleventh century; here the tradition of St. Zosimas and the old
(i.e. eastern) fathers in general is being stressed12. Despite the fact that the introduction of the
typikon of the Studite monastery by Feodosij resulted in acceptance of the Byzantine coenobitic
form of monasticism prevailing at this time, the anchoritic tendency of Russian monasticism did
not end entirely. Even in the Life of Feodosij we can trace the symbiosis of anchoritic and coeno-
bitic features which determine both his monastic ideal and practice. It is remarkable that one of
the important sources of the life of Feodosij is also the life of St. Sabas, the founder of
Palestinian anchoritism. Like Sabas, Feodosij also abandoned his monastery at times, preferring
to live in solitude.
Summarizing the ideas presented so far, it is possible to express three generalizing presuppo-
sitions and considerations:
1. The basic problem of the beginnings of Russian and Kiev-Pechora monasticism does not
lie so much in differentiating the Byzantine and the Western attitudes of its first protagonists, but,
above all, in differentiating the various impulses stemming from the varied cultural areas and tra-
ditions of the Byzantine sphere. The identification of the Byzantine and non-Byzantine
(Palestinian) features provides answers also to the problematic questions presented in the intro-
duction: Antonij was canonized with hesitations and with a delay because of the fact that he was
not an adherent of the Constantinople monastic ideal. Feodosij was not only politically oriented
to the West, but religiously, he was linked with the Constantinople monastic ideal; that is why he
was canonized earlier than Antonij. After all, the Monastery of the Caves in its beginnings pre-
served the Palestinian-Athos type of monasticism. That is why a reform of it was necessary, and
this brought it closer to the standard Byzantine models. This reform could not definitively sup-
press the earlier tradition, despite the fact that this reform was no more than thirty or forty years
old.
2. The rise of direct or indirect, or rather mediated, Palestinian influence is not entirely an
isolated phenomenon. Palestinian/eastern habits or older traditions were more persistently pre-
served in the marginal cultural centers of Byzantium, and these were the ones which, by their
influence, radiated far more actively also outside the Byzantine territory.
3. The fact that the surrounding nations took over from Byzantium these older, more mar-
ginal and non-standard features, is not restricted to the area of Russian or Slavonic monasticism.
It ranks among such phenomena which are characterized by the typical avoiding of the most
developed or older cultural impulses. In the Slavonic environment there exist several examples
of this type of reception and of the acculturation of the Byzantine influence, starting with the
influence of Constantine and Methodius, through the selection of literature for its translation
into a Slavonic language, up to, e.g., the character of the decorations in the Church of St. Sofia
of Kiev. This is a phenomenon which necessitates an adequate evaluation.
12 Патерик ed. Д. И Абрамович. p. 48. cf. E. Schwartz, Kynlbn von Skylhopotis, (1-cipzig, 1939), p. 906. Повесть вре-
менных лет, 1, p. 105. J. laroy, 1л aimenion, p. 105; J. Millik, Saini Andrew ^oerardus. (Rome, 1966), p. 93.
Византийский временник, т. 55
A. Dzurova
l’evang£liaire cod.
DUjfcEV 157 = OLIM. KOS. 9 DU Xie SlfcCLE
Des 650 manuscrits et fragments de manuscrits grecs, slaves et orientaux des IXe - XIXe sie-
cles, conserves au Centre d’etudes slavo-byzantines “Ivan Dujcev”, la collection grecque est de
loin la plus importante (450 manuscrits et fragments contre 200)* 1.
© A. Dzurova, 1998
1 Pour plus d’information sur la collection de manuscrits du Centre Dujcev, у compris la bibliographic, voir:
Джурова А., Станчев Kp., Каталог за изложба: Славянски, гръцки и ориенталски ръкописи от сбирката
на Центъра за славяно-византийски проучвания “Иван Дуйчев”, София, Национален музей “Боянска
църква”, септември-октомври 1988;'АтоаХо^, В. Та х^роурафа тр? 'tepas Movfjs Tfjs KoaiviTaa; (q
Е1к<хпфо11>1ааа?) той Hayyaiov. (Драра, 1990). Diurova A., Velkovska Е., Manoscritos griegos datados de la collec-
tion del centre de investigaziones eslavo-bizantinas Ivan Dujcev (siglos XII-XIV). - Simposio sobre el Tempo, (Madrid,
1990), 111-138; Кендерова Ст. Ориенталската ръкописно-документална сбирка на академик Иван Дуйчев.
- Annuaire de 1’Universite de Sofia St. Kliment Ohridski, Centre de recherches slavo-byzantines Ivan Dujdev, tome 1,
1987, (Sofia, 1990), 329-334; Райков Б., “Неизвестен ръкопис на българския историограф Спиридон в
архива на академик Иван Дуйчев.” Annuaire de I’Universite de Sofia St. Kliment Ohridski, Centre de recherches
slavo-byzantines Ivan Dujdev Tome I, 1987, (Sofia, 1990), 335-345; Diurova A., Velkovska E., Manuscrits grecs dates
provcnant de la collection du Centre de recherches slavo-byzantines Ivan Dujcev (XHe-XIVe s.). - Ex Oriente Lux.
Melanges offerts en hommage au professeurjean Blankoff, a 1’occasion de ses soixante ans. Volume II. Litterature et lin-
guistique. (Bruxelles, 1991), 95-110; Actes de la Table Ronde: “Principes et methodes du cataloguage des manuscrits grecs
de la collection du Centre Dujcev, Sofia 21-23 aout 1990. (Thessalonique, 1992); Dzurova A., Les manuscrits grecs du
Centre Ivan Dujdev. Notes preliminaires. - Erytheia, Revista de estudios bizantinos у neogriegos. No 13, 1992, 117-157;
Diurova A., Evangeliaire Dujdev 272 (Olim Kos. 115) du Centre d’etudes slavo-byzantines Ivan Dujdev. - Bolletino della
Baddia Grecadi Grottaferrata, nuova serie, vol, XLIV, 1990, Zugliodi-cembre, quiquo 1993, 185-200; voir aussi: Diurova
A., L’Evangdliaire Cod. Dujdev 272 (Olim. Kos. 115) du Centre d’Etudes slavo-byzantines Ivan Dujdev (supplement),
Bolletino della Baddia Greca di Grottaferrata (sous presse); Diurova A., La collection des manuscrits grecs du Centre de
recherches slavo-byzantines Ivan Dujdev et la place que les manuscrits du monastere Kosinitza у occupent (notes prelim-
inaircs), Fondation Goulandri-Horn, Athenes, (sous press); Diurova A., Atsalos V, Katsaros V. Stancev Kr., Checklist de
la collection des manuscrits grecs conservee au Centre de recherches slavo-byzantines Ivan Dujcev aupres de I’Universite
St. Clement d’Ohrid de Sofia, (Thessalonique, 1994), 30, 58,95; Getoff D., Katsaros V., Papastathis Ch., Description des
manuscrits juridiques de la collection des manuscrits conservee au Centre de recherches slavo-byzantines Ivan Dujdev
aupres de I’Universite St. Clement d’Ohrid de Sofia, (Thessalonique, 1994). Pour plus d’information sur 1’historie de la
collection voir aussi: Richard M., Repertoire des bibliotheques et des catalogues de manuscrits grecs, (Paris, 1948); 2e ed.
(Paris, 1958), pp. 87-88, 211, 217; les autres auteurs se referent surtout aux informations fournies par M. Richard; Pin-
formation de J.-M.Olivier vient d’une source orale. Voir aussi: Olivier J.-M., Un manuscrit de Kosinitza retrouvd a
Prague. - In: Byzantinoslavica, XXXV, 1974, 2, p. 188; А. ПоХстт;;. To РфХюурафгко кёитро ка! q рфХюбркт]
Tijs povfjs IIpoSpopou Xepptov, i<rropiKtj ка! Хаоурафиа) ёта1р!а Херрйи - McXevtKou, (’Afhjvat, 1979), 31-55
е!к. 55. Ehrhard A., Uberiieferung und Bestand der hagiographischen und homiletischen Literatur der griechischen
Kirche von den Anfangen bis zum Ende des 16. В. I (Leipzig, 1936), s. LIV; A. floXirq;. Та ёк Seppviv хароурафа
ev тр 'EQvtKfj ВфХюОркт]. - 'ЕХХрика, DeaaaXoviicq, 4, 1931, 525-526; Guillou A., Les archives de Saint-Jean-
Prodrome sur le mont Мёпёсёе. (Bibliotheque byzantine. Documents, 3), (Paris, 1955), pp. 187-189; Politis L., Das
Skriptorium und die Bibliothek des Prodromes - Kloster bei Serres, im: Wandlungen. Studien zur Antiken und neueren
Kunst, Sonderdruck, (Bayern, 1975), S. 278-295; А. ПоХ!тр5."Ек(ксп) ка! шгброрца yia та x- Xepptav 'ЕХХрика,
40, (0eaoaXoviKT|, 1989), 357-379; Un copiste eminent du XVIIe siecle: Matthieu metropolite de Myra. - In: Studia
codicologica (Texte und Untersuchungen, 124), (Beriin, 1977), 375-394, tabl. 1-15; Clark K. W., A Descriptive Catalogue
of Greek New Testament Manuscripts in America. (Chicago, 1927); Lemerle P., Philippe et la Macedoine
Orientale a 1’cpoque chrdtienne et byzantine, Recherches d’Histoire et d’Archdologie, Texte et Album (Bibliotheque
des licoles francaises d’Athenes et de Rome, 158), (Paris, 1945); Gregory C. R., Text-kritik des Neuen Testaments, I-III,
(Leipzig, 1900, 1902, 1909); Aland K., Kurzgefasste Liste der griechischen Handschriften des Neuen
Testaments, I, GesamtUbersicht, (Beriin, 1963); А. Патта&бттоиХо^-Керацебг ’Eidkicis паХаюурафгкДо
109
De ces 450 manuscrits et fragments, plus de 200 sont decores, alors que 13 sont illustres.
L’Evangeliaire Dujcev 157 = Kos. 9 appartient aux manuscrits de grand luxe comme par exem-
pt: Cod. D. 272 = Kos. 115 du IXe siecle, Cod. D. 177 du Xie siecle, Cod. D. 369 du Xlle sie-
cle, Cod. 90 = Kod. 4 du Xlle siecle, Cod. 282 du XIe-XIIe siecle, Cod. D. 205 = Kos. 12 (?)
du XIe siecle, Cod. D. 358 = Kos. 216 de 1125; Cod. D. 339 = Kos. 219 de 1285, Cod. D. 132=
— Kos 218, premiere moitie du XlVe siecle, Cod. D. 212 de 1378, Cod. D. 64 du XVIIe siecle
et autres.
A la difference d’autres manuscrits de la collection grecque du Centre Dujcev, la cote sous
laquelle Papadopoulos - Kerameus a classe notre manuscrit n’est pas conservee* 2. Les anciens
numeros des manuscrits figurant dans le catalogue de Papadopoulos-Kerameus sont visibles pour
certains d’entre eux, sur le plat superieur du premier feuillet du manuscrit, ecrit d’habitude a
1’encre noire. Dans son catalogue consacre aux manuscrits du monastere Kosinitza, le prof.
V. Atsalos apparente notre manuscrit, du point de vue de contenu et de certaines donnees
physiques, a celui qui a ete catalogue sous le No 9, par Papadopoulos - Kerameus en 1866. Il a
avance comme argument a 1’appui d’une telle identification 1’indication “MK”, marquee a 1’en-
cre rouge sur le plat inferieur du manuscrit et appartenant probablement a Vladimir Sis3.
En realite, c’est la description de Papadopoulos - Kerameus qui correspond le plus exactement au
manuscrit conserve au Centre Dujcev, a savoir: “...Ce manuscrit, compose de 399 feuillets en par-
chemin epais, mesurant 0,35 x 0,26, couvert d’une ecriture minuscule, est difficile a manier a cause
de son volume et de son poids qui, n’ayant pas du etre si grand au depart, a augments progressive-
ment du fait que les deux couvertures en bois furent agrcmentes de deux plaques de cuivre sur
lesquelles etaient gravees des scenes d’evangiles, aujourd’hui conservees a part dans la bibliotheque
du monastere”4. La dimension du manuscrit et le nombre des feuilles est reste le meme, il ne manque
que le revetement en cuivre qui deja a I’epoque etait conserve a part5. Il ne reste, pour 1’instant, de
Kai 4>iXoXoyiKiov epevviov tv 0ракт] Kai MaKcSoviq ката то €тои$ 1885 8ia Tpv Маирбуорбатсюр
Bi0Xio9t)kt|v ( ’ ApxaioXoyiKri етптроттт], Парарттща тои i£ ’ тбцои). KiovcrravTivouTToXis 1886, 3-64;
О. - Hannick P. Th., Zwci ncucworbcnc gricchichc Handschrilien der Oslcrrcichischcn Nationalbibliothek. -JOB,
Mazal 17, (1968), 189-192; Halkin 1*'., Un fragment palimpseste du manuscrit 23 de Kossinitza relrouvc a Bruxelles.
- An. Bollandiana, 85 (1967), 457-459; Le ms. suppl. grec 189 de Vienne provient de Kosinitza. - An. Bolandiana, 91
(1973), 76; Un manuscrit grec de Kosinitza retrouve a Amsterdam? - An. Bollandiana, 91 (1973), 104; LcroyJ.,
Regards critiques sur un manuscrit des Pelites Catccheses de Theodore Studitc (Ex-Kosinitza 27). - ИН Г 9 (1979),
267-277; Sevfccnko I. Kosinitza 27, A Temporarily Lost Studitc Manuscript bound Again. - Studia Codicolodica
(Texte und Untcrsuchungcn, 24), (Berlin, 1977), 433-443; Vikan G., Illuminated Greek Manuscripts from American
Collections. An Exhibition in Honor of Kurt Wcitzmann, Princeton, 1973; Astruc Ch., Le parisinus Suppl., gr. 1386
(ex Kosinitza 27), recucil des Pelites Catccheses de 'Theodore Sludite. - Scriptorium, 38 (1984), 282-287; Nelson R.,
Theodore Hagiopctrites. A I>ate Byzantine Scribe and Illuminator. Osterrcichische Akadcmie der Wisscnschaflcn,
Veroffentlichungen dcr kommission fur byzantinistik, IV, (Wien, 1990). J. 2. Charpc Ill, The Kenneth Willis Clark
Collection of Greek Manuscripts, Duke Library Notes, No. 51-52, May 1985, 51-67.
2 Atsalos V, Les manuscrits grecs de la collection du Centre de recherches Ivan Dujcev de Sofia, in: Actes de la Table
Ronde, pp. 57-76; Та хссроурафа Tqs'lepd? Movf|$ ... p. 34-35, у compris la bibliographic.
3 Vladimir Sis, d’origine tcheque, a travaillc en Bulgarie dans les annees 20 el 30 du XXc siecle; selon des informations
non confirmees par des documents, il est decede en Tchecoslovaquie en 1958. 1л prieur du monastere de Kosinitza
nous informe: “Vladimir Sis, Autrichien d’origine (plus exactement Tcheque d’AutricheHongrie, (A. Dzurova),
citoyen bulgare, archeologuc, professeur a TUniversitc de Sofia - c’est ainsi qu’il s’est prcsenlc lui-mcme lors de son
inscription a la bibliotheque du monastere - qui a fouille les anciens monuments a Philipi en hiver 1916-1917..." (In:
Гpqyopio? о ПаХара$. - 2, 1918, No 19, p. 689). Le seul ouvrage de Vl.Sis, paru en Bulgarie a notre connaissancc,
c’est: VI. Sis. Les manuscrits grecs a I’Academie de Bulgarie, (Sofia, 1916), p 20, en bulgare (description de 8 manu-
scrits et fragments, d’une collection de manuscrits en cahiers et d’un livre). Au Centre Dujcev, nous avons un cata-
logue des manuscrits, conserves avant, a I’Academie des Sciences. Le catalogue est redige a la main parVl. Sis et n’a
pas ete publie jusqu’a present.
4 Papadopoulos - Kerameus, op. cit., p. 26; K. Zqaiov. ’ Epeuva ка( реХётг| тй ev MaKeSoviq xPiaTiaviK(^1'
pi/qpeiiov, Пракпка тг)$’ApxaioXoyiKfjs’ETaipias, 1913, 192-193; Джурова - Станчев, Каталог за изложба,
с. 14, No 37, илл. XX; V Atsalos, Op. cit. р. 34, 35.
5 Джурова - Станчев, Каталог за изложба, с. 14, ил. XX.
200
1’ancien revetement du manuscrit que les bordures en metal gravees de rainures tressees. Le bois de
la couverture est enveloppe d’une toile grossiere (ce qui est le cas d’autres manuscrits de la collection
qui etaient eux aussi revetus de cuivre), alors que sur le plat superieur du codex est conservee une
partie de la reliure en peau sur laquelle on peut lire, en grosses lettres, ecrites a 1’encre noire:
ЕТАГГЕ -
Xtov (I) ?
On decouvre egalement des fragments de fermoirs en cuivre. Au plat inferieur de la couver-
ture sont conservces des traces d’une vieille reliure revetue de velours rouge et agrementee de fils
de soie. Plusieurs autres manuscrits presentent une reliure semblable, a savoir les: Cod. D. 227 =
=Kos. 213 du Xllle-XIVe siecle, Cod. D. 358 = Kos. 216 de 1125; Cod. D 338 = Kos. 217 du
Xe-XIe siecle; Cod. D. 132 = Kos 218 de la premiere moitie du XlVe siecle. A certains endroits
du manuscrit, surtout la ou commence le texte, (f.50 v, f. 132 r, f. 187 v, f. 231) nous retrouvons
des carres d’ctoffe (rouge agrementee de soie et des quadrifolios verts, f. 132 ou bien de peau
rouge ou verte - f. 151), dans la marge du feuillet.
Dans la majorite des cas, le parchemin est de bonne qualite et bien conserve (sauf pour le f. 315)
oil Гоп assiste a des tentatives de decouper a 1’aide d’un canif la miniature de Symeon Stylite,
placee sous un en-tete carre, accompagne de 1’inscription d’usage. A certains endroits, nous con-
statons que 1’ornement ou plus exactement 1’initiale ornee est incisee (f. 73 v, f. 301 v), et a d’autres,
le plat inferieur du feuillet est decoupe (f. 158, 201, 283). Sur le feuillet 265 v, une correction tar-
dive a ete apportee au texte - (au lieu d’Evangile selon Saint Jean on lit Evangile selon Saint Luc),
alors qu’au recto du feuillet 313, une marge est laissee pour 1’en-tete. Dans plusieurs cas, la couleur
de 1’ornement (en-tetes, vignettes, initiales, culs-de-lampe) se trouve imprimee sur la feuille voisine.
Le parchemin dont I’epaisseur varie est jaune, sans trous, le texte est divise en deux colonnes (9 x
26), 22-23 lignes par colonne (sauf le cahier 11 (f. 81-88) ou les colonnes comportent 20 lignes
(probablement a cause de la substitution du scribe). Le texte est ecrit en minuscule. Les lettres sont
pendues a la ligne. La regleure est fait sur le cote poil au parchemin.
La constitution des cahiers est semblable a celle que 1’on trouve habituellement dans les ma-
nuscrits byzantins - des quaternions, dans lesquels est observee la regie de Gregory6. Le cote
chair et le cote poil du parchemin se faisant vis-a-vis. Le cahier se presente a I’exterieur du cote
chair. L’Evangcliaire compte actuellement 51 cahiers, presque tous des quaternions, a 1’excep-
tion des cahiers 3,17, 30, 41, 50 et 51 qui presentent moins de 8 feuillets a la suite du decoupage
de certains feuillets, ou bien souci de voir le texte se terminer logiquement. Les signature sont
apposees a 1’angle inferieur interne du premier feuillet et a 1’angle inferieur externe du huitieme
feuillet de chaque cahier. Les signatures originales sont d’une ecriture onciale, entouree de petits
traits. On observe aussi des signatures plus recentes en minuscule sur la marge inferieure du
dernier feuillet. En ce qui concerne la reglure - voir Laky 11 40 d7.
Le contenu du premier cahier ou le premier et le dernier feuillet ont etc ajoutes plus tard,
presente un interct particulier. Cela devient evident du changment d’ecriture malgre les tenta-
tives d’imiter la partie originale du manuscrit et de suivre la meme reglure. Les f. 1 et 8 ne presen-
tent pas les signes ekphonetiques originaux, de la meme couleur (brune) que le texte, mais plutot
des signes ekphonetiques au cinabre, rajoutes plus tard, formant une seconde couche sur le ma-
nuscrit.
L’en-tete de type “IT’comportant des motifs de la palmette byzantine, differe sensiblement des
emaux cloisonnes ou 1’or est largement utilise, caracteristiques pour le reste du manuscrit.
*’ JrigoinJ., Pour une etude des centres de copie byzantins. Scriptoriums, 12, 1958, 222.
7 Lake K. and Lake S., Dated Greek Minuskul Manuscripts to the Year 1200, Manuscripts in Rome, (Boston
MDCCCCXXXVIII), t. VIII, V, 11-11 40 d.
201
Signalons dans ce sens 1’initiale placee sous I’en-tete du feuillet 1 r qui s’insere dans la colonne, a la
difference des autres initiates disposees en marge du texte. Le signe le plus evident d’une restaura-
tion ulterieure des deux feuillets qui manquent au debut du premier quaternon consiste dans le fait
que la derniere partie du texte du f. 1 v est reproduite textuellement sur le f. 2 r, probablement par
le souci “esthetique” de remplir 1’espace vide de la colonne dans la marge inferieure.
Le contenu du manuscrit est le suivant:
ff. l-50v Tq A (=TtpwTT]) Киршкт) тои ГТао/а
’Ек тои ката’ Iwdvvqv.
ff. 50v-104 ’Apxq tcov Ka0qpepcvcov evayyeXiojv
тои МатОасоо. Tfj В (=AevT€paJ tov ayiov
uvevpaTO?,..’Ek tov ката MaT0acov.
ff. 104-131 ’Apxq twv Ka0qpepcvwv
evayyeXcwv tov ката Маркой.
’Ек tov ката Марков.
f. 131 des.: Xpq ycvwoKecv, oti to evayyeXcov tovto Tq?
Xavavaca?. Sta то лоХХакс? avpPacvecv yiveaOac,
та Пастха ё£ы wSe pev ov xwPe~L dvaycvwaKea0ac
els та Хбрратокирсака tov MaT0aiov, oti
ovScttotc aveyvwaOqaav c? карсакас avaycvwoKeTac
Se el? tov Aovkov KvpcaKq ттро tov <j>apcaacov,
ectrep apa Хесфес 6 AovKa? w? e<)>qv 8ca to pq
KvveaOat (sic) to TTaaxa. Aeov ycvcoaKecv, oti
apxeTat 6 Aovra? dvayivcoaxeoOai аттб Tq? Kvpr
акт)? рета Tqv оф awe v тбте yap кас q iaqpepca
yiveTai о каХестас veov ёто?.
ff. 132-187v ’Apxq tojv KaOqpepivwv evayyeXcwv tov Aovko.
Tq В (=AevTepa) Tq? A (=irpwTq?)
ёр8ора8о? qToi tov veov erov?.
’Ek tov ката Aovkov.
ff. 187v-229 Apxq tov MapKOV.
Tq В (=AevTepa) Tq? IT ёр8ора8о?.
’Ek tov ката MapKov.
ff. 229“-231 Kvpcaicq Tq? Tvpotfidyov.
’Ek tov ката MaT0aiov.
ff. 231-272v EvayyeXcov ayiov то ката MapKov.
XdppaTto А (=Прыты) twv Nqcrreiwv ка1 pvqpq
tov ayiov peyaXopdpTvpo? GeoSwpov.
’Ek tov ката MapKov.
ff. 272v-295 EvayyeXta twv aytwv traOaiv tov Kvpiov кас Qeov
ка'с XwTqpo? qpwv’Iqaov XpcoTov. EvyyeXcov A
(=TrpwTov)
’Ek tov ката’Iwavvqv.
ff. 295-306 EvyyeXca twv wpwv Tq ayca кас peyaXq
TTapaaKevq: uipa а.’Ек tov ката MaT0acov.
ff. 306-308 Tai dycin ка'с peyaXw Еарраты ei? tov 6p0pov.’Ek
tov ката MaTOacov.
ff. 308-314 EvyyeXca ew0cva avaaTaacpa.
202
IIpoKeipievov dvaoTdaipov. ’Hyos a’. Inc. Nuv dvacrrf|aop.e (sic), Xeyet Kvptog...
ff. 315-325v Debut du Menologe de toute l’annee - Septembre Mqvl ScTTTcpPpiw A = (ттрытр). ’ Apyq tt)s IvSiktuovos той veov етои? Kat pvqpq той ocnou тгатро? rjfuvv Svpieovo? той StvXitov ytveTat 8e Kai avva^ts Ttjs utrepayias ©cotokov ev toi? XaXKOTtpaTeiois into Mtaotvwv (sic) Kai ev pev ты форы кае eis Tqv XeiTovpyiav Tqs MeyaXqs еккХту atas dvayivGxjKeTai evayyeXtov.
ff. 325v-332 ff. 332-337v ff. 337v-348 ff. 348-359v ff. 359v-364 ff. 364-367 ff. 367-369 ff. 369-373v ff. 373v-382 ff. 382-387v ff. 387v-399 Mois d’Octobre Mois de Novembre Mois de Decembre Mois de Janvier Mois de Fevrier Mois de Mars Mois d’Avril Mois de Mai Mois de Juin Mois de Juillet Mois d’Aout
Cet Evangeliaire est richement decore d’en-tetes, de lignes decoratives, de vignettes, de culs-
de-lampe, ainsi que d’initiales de style floral et zoomorphe. Le motif principal qui revient sans
cesse c’est la palmette byzantine. Au-dessus des cadres ou a I’interieurs des initiales sont peints
des oiseaux et des animaux. Les en-tetes et les initiales suivent le contenu du texte en le divisant
en principales unites. Les gros en-tetes sont du type “П” (f. 1, 132 r) ou bien carres (f. 50 v, f. 231 r)
et precedent les differents evangiles alors que les en-tetes de type bandeaux ou lignes decoratives
divisent en mois la memoire des saints, pour chaque jour, dans le Menologe (du f. 315 r au f.
339 v).
Nous pouvons signaler deux types d’initiales. Celles du premier type, qui sont preponderantes,
sont executees dans un style colorie dit byzantin, avec une profusion de motifs vegetaux - sur-
geons, bourgeons, noeuds - qui viennent enrichir la tige principale (la haste) d’une palette multi-
colore comprenant aussi 1’or. Il convient d’y rapporter les initiales executees uniquement en or
et ornees des motifes vegetaux (f. 151 r, 162 r, 17 3 v, etc.), ainsi que celles representant une main
levee en signe de benediction (f. Ill v, 129 v, 149 v, 154 v, 158 r, 272 v etc.). Nous rapportons au
deuxieme type les initiales dont la construction comporte des oiseaux (f. 11 r, 50 v), des serpents
(60 r), des oiseaux et des animaux (f. 34 r, 132 r, etc.). On retrouve aussi des initiales gravees tout
en or.
Les titres, les rubriques, les indications liturgiques sont presque obligatoirement chryso-
graphiees. On rencontre egalement des indications plus tardives executees au cinabre, de la
meme couleur que la seconde couche de signes ekphonetiques.
Pour les ornements, il faudrait souligner le fait suivant. L’ornementation est faite aves le plus
grand soin. Quant а Г execution des en-tetes, notre manuscrit presente des similitudes avec le
groupe de manuscrits sortis, pendant la seconde moitie du Xie siecle, des scriptoriums de
Constantinople, a savoir: le Psautier de Londres Add. Ms. 19352, date de 1066, Cod. Barroci
230 du troisieme quart du Xie siecle, 1’Evangeliaire Auct. T inf. 2.7. (Misc. gr. 307) de la pre-
miere moitie du Xlle siecle, God.gr. Moscou 2280 de 1072, I’Evangeliaire du Vat. gr. 463 de
1062, Cod. 2645 de la Bibliotheque nationale d’Athenes - second moitie du Xie siecle8.
Nous aimerions attirer 1’attention sur le fait que non seulement 1’ornement mais aussi le type
d’ecriture, ainsi que I’inscription au-dessous de la miniature dont nous parlerons plus tard, nous
font rapporter le manuscrit a la seconde moitie du Xie siecle. La proximite qu’il presente avec
I’inscription du Psautier, Oxford, Bodleian (f. 254 v-256 v), executee entre 1077/78 et 1106/7
nous donnent des arguments a 1’appui d’une these semblable9. Examinons dans ce contexte
1’unique miniature de Symeon Stylite qui se trouve sur le f. 315 r, au debut du Menologe.
Symeon Stylite est represent/ au milieu d’un en-tete rectangulaire, traitant le motif de la pal-
mette. La miniature vient illustrer la fete du ler septembre et le debut des fetes fixes. Elle est fidele
au schema iconographique typique ou le saint est represente en buste, alors qu’au pied de la
colonne se tiennent un moine et une femme, nimbes tous les deux. A cote de Symeon Stylite se
trouve I’inscription explicative' 0 " Aytos Svpedv. Bien que la miniature n’ait aucune relation
directe avec le texte qui suit I’inscription (Saint Luc, IV, 16-22), on la retrouve frequemment dans
les Evangiles (Cf. Paris gr. 27, f. 148 ou Vat. gr. 1156. f. 242)10.
L’Evangile 157 de la collection du Centre Dujcev est tres proche par son enluminure du
Dionyssiou 587 du Mont Athos et du Menologe du Lavra Cod 46 - tous les deux se rapportant
au troisieme quart du Xie siecle, qu’on associe au monastere de Stoudion11. Notons la formule
та eyvatvta тои vaou, ainsi que les differences par rapport au Typicon de la Grande Eglise,
dans le Cod. Dionysiou 587 et le Cod. Dujcev 157. A ce propos, il convient de mentionner I’in-
scription qui accompagne la miniature de notre manuscrit, illustrant la fete du ler septembre
(debut de l’annee ecclesiastique)12.
A ce sujet, R. Janin fait remarquer dans son etude:
“Le ler septembre, on faisait memoire de la Theotocos des Miasenoi, icone de la Vierge jetee
jadis dans le lac de Gazouros en Asie Mineure, a I’epoque des iconoclastes, retrouvee plus tard
et conservee dans le monastere tojv Miacrqvwv”13. Nous aimerions egalement attirer 1’attention
sur le texte que nous lisons dans le Typicon de la Grande Eglise, toujours au sujet du ler sep-
tembre:
“Saint Symeon Stylite, la synaxe de la Theotocos des Miasenoi, les 40 femmes martyres et
ascetes et les saints martyrs Aithalas et Ammon. Le meme jour, memoire du grand incendie qui
eut lieu dans cette ville royale (note 2 - Au temps de Leon le Grand (457-474). L’incendie eut lieu
le ler septembre (461); note 3 - La Grande Eglise fait memoire de Saint Symeon au lucernaire,
a la pannychis, a 1’orthros, et a la Liturgie. Pour la commemoration de l’incendie et de la
Judication 1’on sort au Forum. Celle des la Theotocos des Miasenoi a lieu aux Chalcoprateia”.
Les Chalcoprateia (= ateliers du bronze) formaient un quartier situe tout pres de la Grande
8 SpatharakisJ., Corpus of Dated Illuminated Greek Manuscripts to the Year 1453, Leiden, 1981,1, 26-27; II, t. 141-
142; I, No 80, II, t. 146; I, No 92, II, t. 166; Corpus der byzantinischen miniatiiren, I, Taf. 142-143; 173-178; 269-
273; Marava - Chatzinicolaou A., Chr. Toufexi-Pachou. Catalogue of the Illuminated Byzantine Manuscripts of the
National Library of Greece, Athenes, I, 1978; Cod. 2645; voir aussi Vat. gr. 463 de 1062, If. 122 r, 319 r, 371 r, 428
r, etc.: Devresse R., Codices Vaticani graeci, II Codices 330-630, Vaticana, MCMXXXVII, 233-235.
9 Barbour R., Greek Literary Hands, Oxford, 1982, p. 3, tabl. 10.
10 Mijovic P., Menolog, Beograd, 1973, 2.
11 MasudaT.,'H е1коиоурафг|ог| тои х^роурафои aptO. 587 p. тг|$- Movfj; Aiovvaiov ото" Ayiov'Opos', £vpfk>Xr)
art| peXeTq Ttov BvCavTtvcov EvayyeXtaTapitov, OeaaaXoviKT] 1990; A. MpToavri,'AOos - Aavpas Д.'Eva
”2tov8itik6" pqvoXoyto arro то трСто тётарто tov Пои aicova, AcXtiov тр? XpioTiavtKfis ’ApxatoXoytKfjs
ETatpcias, trepioSos Д', торо? te' 1989’1990, 257’270. К. Хртртои, Xp. MavpoTrovXov’TatovpT], Хыт. N.
KaSas, Aik. KaXapaptfq’KaTaapov. Oi Oqaavpoi tov'Ayiov”Opovs, Topos Д, fig 337, kod. 23, f. 22 (monastere
de Zograph).
12 Janin R., La geographic ecclesiastique de I’Empire byzantin, premiere partie. Le siege de Constantinople et le patri-
arcat oecum/nique, t. Ill, L’Eglise et les monasteres. Il edition, Paris 1969, p.240.
13 Janin R., op. cit. p.240.
204
Eglise. La sanctuaire de la Sainte Vierge se trouvait juste en face de la porte occidentale de
Sainte-Sophie14.
J’insiste sur ces faits bien connus uniquement dans le but d’indiquer le lieu de naissance
eventuel du manuscrit. Or, tout nous porte a croire qu’il s’agit de Constantinople.
Quant a 1’iconographie meme de la scene et a 1’identification des deux figures nimbees, nous
pourrions noter le fait suivant. Dans les deux manuscrits (M.Dionysiou 587 et Dujcev 157), Saint
Symeon Stylite est represents flanque d’une femme et d’un moine nimbes, ce qui n’est pas inhab-
ituel pour ce genre de miniature (voir Par. gr. 27, Vat. gr. 1156). Ainsi, dans le Menologe de
I’Esphigmenou 14, la sainte femme apparait dans deux scenes de la vie de Saint Symeon, alors
que dans le Menologe metaphrastis d’Oxford, Bodl. Barroci 230, nous ne retrouvons que le
moine. La sainte femme pourrait tres bien incarner la mere de Saint Symeon, Ste Marthe, dont
la fete est celebree le ler septembre15. Quant au moine, il pourrait representer Saint Daniel
Stylite (+ 493 - fete le 11 decembre), le successeur de Symeon que nous retrouvons dans le Cod.
Esphigmenou 14 (seconde moitie du Xie siecle)16.
Malgre les paralleles que nous avons etablis au sujet de notre manuscrit, qui permettent de le
situer dans le temps et dans 1’espace (seconde moitie du Xie siecle, lieu d’origine
Constantinople), une partie de ces manuscrits etant apparus au monastere de Stoudion, nous ne
pourrions, a cette etape de nos recherches, affirmer avec certitude que le manuscrit ait vu le jour
au monastere de Stoudion. Nous ne pouvons que le presumer, tenant compte du fait que la col-
lection du monastere de Kosinitza comprenait des manuscrits de la meme origine que le notre,
comme par exemple les Catecheses Kos. 27, redigees par I’higoumene du monastere de Studion,
le 21 juin 107517. Cela est egalement valable pour I’Evangeliaire. D. 272 = Kos. 115 qui, a notre
avis, provient du meme monastere18. A cette etape, il semble plus raisonnable d’admettre que
I’Evangeliaire 157 de la collection grecque du Centre Dujcev, ait vu le jour dans quelque milieu
de Constantinople, probablement pendant la seconde moitie de Xie siecle et qu’il appartient aux
manuscrits remarquables par la finesse de leur execution, ce qui est caracteristique pour plusieurs
codexs datant de cette periode dont nous avons mentionne une partie dans le present expose19.
4Juan Mateos S. I., Le Typicon de la Grande Eglise, t. 1, Le cycle des douze mois, Orientalia Christiana analecta, 165.
. (Roma, 1962), p. 3 - ler septembre.
5 Булгаков С., Настольная книга священно-церковнослужителей (Харьков. 1900), 398-399.
6 Pelekanidis S. M. - P. C. Christou, Ch. Tsiumis - S. N. Kadas, The Treasures of Mount Athos, Illuminated
Manuscripts, 2, Athenes, ill, 328, p.363.
17 Leroy J., Regards critiques, 267-277; Sevdenko I., Kosinitza 27, 433-443; Giannelli C., Un nuovo codice di prove-
nienza Studita, Bullettino dell “Archivio paleografico italiano”, nuova serie, No II-III (1956-1957), parte 1, Roma,
347-359; N. ’ EXeotrouXov, op. cit., 1967, 7-115 (voir p. 61).
Diurova A., F.vangcliaire Dujdev 272: voir aussi A. Diurova Supplement (sous presse), 185-200.
’ Diurova A., Quelques observations sur les manuscrits enlumines de 1’epoque des Paleologues (Cod. D. gr. 132 = Kos.
218 et Cod. D. 212 = Kos. sans cote), Actes du Symposium “L’art macedonien sous les Paleologues” organise a
Thessalonique 14-20 dccembre 1992 (sous presse). Voir la rectification que j’apporte a 1’opinion exprimee dans la pub-
lication de 1’Erytheia 1992 (note 1 de Particle en question) apropos du monastere de Kosinitza quijouait plutot le role
d’un lieu de passage des manuscrits, crees a difierents endroits de I’Empire byzantin que d’un centre de copie actif,
c’est-a-dire d’un scriptorium. Il importe aussi de noter a ce sujet 1’indication conservee dans le manuscrit 90 = Kos.
4, f. 1, qui nous apprend que le manuscrit a ete provient de monastere d’Oxeia de Constantinople, (voir plus en detail
le catalogue des manuscrits qu’on prepare avec les collegues V. Atsalos, V Katsaros et Kr. Stancev).
Византийский временник, т. 55
М. А. Поляковская
ФРАКИЙСКИЙ ДНЕВНИК МОЛОДОГО ИНТЕЛЛЕКТУАЛА
(август — сентябрь 1346 г.)
Византийское письмо имеет множество жанров — от энкомия, псогоса или
полемического мини-трактата до заурядного риторического упражнения.
Исследователи обычно выделяют особо письма, содержащие информацию о
каких-либо важных событиях эпохи. Письма сугубо личного плана причисляют
зачастую к третьеразрядным. Преимущественно это относится к письмам, дале-
ким от конкретных событий. А поскольку информативность византийского
письма предельно низка, эпистолярное наследие Византии в основной своей
массе остается лишь иллюстрацией уровня развития высокой риторики.
Среди жанров византийских эпистул можно выделить один, не привлекший еще
достаточного внимания. Речь идет о письме-дневнике. Для характеристики
развития общественных процессов этого рода письмо, окрашенное сиюминутным
настроением автора, не имеет принципиального значения. Однако, эпоху пред-
ставляют прежде всего люди, а их внутреннее состояние и поведение, перепле-
таясь в тысячах судеб, составляет то, что мы называем духом эпохи.
Письмо-дневник нельзя счесть распространенным жанром византийской эпис-
толографии. Как известно, по канонам византийской риторики, автор письма,
напротив, старался приблизиться к трафарету, позволяющему не называть вещи
своими именами и несколько поэтизированно скрыть свое "я". Мастерство ри-
тора ценилось по умению облечь предмет обсуждения в многослойные вуали
иносказания. Откровения, высказываемые даже в отношении самого себя, не так
уж часты в византийской эпистолографии.
Четыре письма молодого Димитрия Кидониса, позднее известного как круп-
ного-политического деятеля и ученого, написанные им в течение авгус-
та-сентября 1346 г., связаны не только датой и местом отправления, но и на-
строением автора* 1. Их можно счесть дневниковыми записями, получившими вид
письма. Одно из этих писем (от 2.IX. 1346 г.) не имеет адреса, другие адресованы
Иоанну Кантакузину, находившемуся, по всей вероятности, в Селимврии (№ 10),
его сыну деспоту Мануилу в Веррию (№ 18), и монаху Исидору, будущему пат-
риарху, в Константинополь (№ 43) 2.
Димитрию Кидонису в момент написания названных писем было 22 года.
Адресаты были для него довольно близкими людьми. Он вошел к этому времени
в окружение Иоанна Кантакузина и имел возможность убедиться в его явной
© М.А. Поляковская, 1998
1 Первым на это обратил внимание Ф. Тиннефельд, что дало ему возможность уточнить датировку писем
№ 10, 18, 43. См.: Demetrios Kydones. Briefe / Ubersetzt und erlautert von F. Tinnefeld. Stuttgart, 1981, 1982, 1991.
T. 1. HBd. I. S. 144, 155, 163.
2 Demetrius Cydones. Correspondance / Publ. par R.J. Loenertz H Studi e Testi, 186, 208. Citti del Vaticano, 1956.
1—2. Здесь и далее ссылки на это издание писем будут даваться в тексте.
206
благосклонности. С Мануилом Димитрий поддерживал дружеские и вместе с
тем почтительные отношения. Исидор был его прежним учителем. Четвертое
письмо, судя по его тону, предназначалось очень близкому другу или,
возможно, самому себе.
Все четыре письма написаны в маленьком фракийском городке, названия ко-
торого мы не знаем. Во Фракию из Веррии, резиденции Мануила Кантакузина,
Димитрий Кидонис приехал еще зимой для встречи с Иоанном Кантакузином.
В упомянутом же фракийском городке он оказался позднее и жил там, оторван-
ный от коллег, друзей и семьи. Кидонис подчеркивал, что он оказался здесь "по
необходимости", нам неизвестной (№ 10.25—26; № 18.1—7).
Собственно дневником из четырех указанных писем может быть названо пись-
мо без адреса (№ 5). Возможно, оно и замышлялось автором как письмо "для себя".
Внешне письмо отличается от обычной эпистулы. Оно разделено на отдельные
части (всего их четырнадцать). Объем письма превышает среднюю норму: оно
имеет 172 строки.
Словесное обрамление письма типично дневниковое. Описание прожитого дня
Димитрий Кидонис начинает со своего пробуждения: "Вчера я поднялся с пос-
тели до восхода солнца и начал с прогулки. Я привык постоянно вставать в это
время и приводить тело в движение..." (№ 5.4—5). Далее он ведет читателя от
события к событию, от встречи к встрече и заканчивает своим отхождением ко
сну: "...когда я это обдумывал, был уже вечер, и пришел обычный приступ
лихорадки. Я погрелся немного у огня и пошел спать, поскольку больше уже не
мог писать: моя рука перестала действовать" (Там же. 169—171).
Другие из названных писем настолько тесно связаны с письмом без адреса об-
щими сюжетами, мыслями, состоянием духа, болезнью автора, что их в комп-
лексе можно условно назвать "фракийским дневником” Димитрия Кидониса.
Письма августа—сентября 1346 г. объединяет неприязненное отношение авто-
ра к месту его пребывания. Этот городок "в глубине Фракии, в бездне" (№ 5.36—37)
вызывает раздражение молодого Кидониса "убожеством местности и ее климата"
(№ 10 16). Он сравнивает свое пребывание во Фракии с наказанием в аду
(№ 43.17—18).
Самое острое чувство, которым пронизаны фракийские письма Кидониса, это
одиночество. Он страдает от разлуки с родной Фессалоникой, своей семьей и
друзьями. Семье посвящено немало теплых слов в этих письмах (№ 5.34—35;
94—95; № 43.11 — 13). В письме к Исидору Димитрий написал: "Воспоминания о ма-
тери, сестрах и брате я ношу в моем сердце, как тлеющий огонь" (№ 43.23—24).
Вынужденно покинув родной город, Димитрий Кидонис особенно отчетливо
осознал его место в своей жизни. Он написал в письме без адреса, что раньше он
не верил тем, кто утверждал, "что только родной земли ему достаточно для счас-
тья" (№ 5.11 — 12).
Друзья, их участие в его судьбе, их признание и общение с ними вспоминаются
пребывающим во фракийском "изгнании" Кидонисом постоянно. Он пишет: "За
какую награду я променял бы свое сегодняшнее окружение на них!" (№ 5.32—33).
Воспоминания об "ученой дружбе” заставляли его обратиться в мыслях к
прежним литературным штудиям и общению с "друзьями прекрасного" (Там же.
34—35).
Письма Иоанну Кантакузину, деспоту Мануилу и Исидору наполнены прось-
бами о дружеском участии, которое, как лекарство, было необходимо ему в его
207
вынужденном одиночестве. Иоанна Кантакузина, находившегося в это время в
пределах Фракии, он просит о приезде (№ 10.24), монаха Исидора — о молитве за
него (№ 43.4—6; 32—33). В письме к Мануилу Кантакузину Димитрий вспоминает,
как тот дружески отговаривал его ехать во Фракию: "Действительно, ты был
Колхантом и знал, что здесь случится со мной, более точно, чем какой-нибудь
предсказатель Я ведь еще помню ту ночь и твои предостережения, которыми ты
пытался меня удержать..." (№ 18.4—6). Нуждаясь в сочувствии, Кидонис написал
Мануилу: "Твой голос значит для меня больше, чем божественный напиток,
больше, чем лотос Гомера. Поскольку он так далек от меня, сладкое мне не
сладко, неприятности еще тяжелее. Так почему ты не посылаешь мне сладкую
гармонию твоей речи...?" (Там же. 10—12). Разумеется, Кидонис понимал, что все
его мольбы о дружеском письме или другом проявлении участия были не более,
как обычным риторическим приемом, которым украшалось любое "письмо изда-
лека", однако реальное содержание его посланий свидетельствует о том, что он
действительно нуждался в поддержке.
Когда Димитрий Кидонис сетует по поводу одиночества и изгнания, он имеет
в виду не только осенние дни 1346 г. Дело в том, что ему пришлось покинуть
родную Фессалонику, охваченную зилотским движением, еще весной 1346 г. В
связи с этим контакты с родными были утрачены именно тогда. Фракийское
одиночество выросло не просто из неуютного чувства пребывания в местечке,
где нет знакомых, где плохой климат, унылый пейзаж, грязные глинистые
неухоженные улицы. Оно тянулось от майских дней 1345 г. (№ 5.36—37). Письма
фракийского цикла прямо сообщают об этом: "И вот уже второй год, как я, плача,
тоскую по матери, и она, в слезах о случившемся, еще более оплакивает мое
отсутствие — и еще живые, мы, кажется, переживаем судьбу мертвых. Наши се-
стры и брат также не могут узнать, как у нас идут дела..." (№ 43.10—14; № 5.33—34).
В дни, когда писались письма из Фракии, исполнялась печальная годовщина
драматических для Кидониса, Фессалоники и империи событий — "августовской
резни" 1345 г., бывшей пиком жестокости зилотского восстания. Эта дата делала
боль за родной город еще острее.
Димитрий Кидонис сообщает в письме без адреса, что у него ежедневно перед
глазами враги, которые расправлялись с его родными (№ 5.95—96). Следя за раз-
витием событий в Фессалонике, Кидонис пишет и о внешних врагах (сербах)3,
осаждающих город, и о части горожан, ждущих их прихода (№ 43.15—17).
Если обычно в византийской риторике общественные эксцессы приводят к
ассоциативному литературному образу корабля в бурном море4, то во фракийс-
ком цикле писем, напротив, трагедия семьи и родного города напоминают автору
его недавнее морское путешествие. Кидонис сообщал о нем еще зимой 1346 г., т е.
тогда, когда оно было совершено (№ 19). Кидонис описал деспоту Мануилу эту
поездку из Веррии, где они распрощались, во Фракию. В письме он упоминает о
морских волнах, стремившихся поглотить корабль, о нападении пиратов, о
скалах, на которые его вместе со спутниками чуть было не выбросила волна
(Там же 8—12). Захватывающие дух недавние впечатления от пережитого на море
1 См комментарий Ф. Тиннефельда по этому поводу: Demetrios Kydones. Briefe. S. 157.
4 Каждая А. П. "Корабль в бурном море": К вопросу о соотношении образной системы и исторических
взглядов двух византийских писателей // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М.,
1976. С. 3—15.
208
вызывали обратную ассоциацию с отчим домом, пережившим трагедию во время
восстания: "Тот счастливый дом, который многим оказывал гостеприимство и
радушие, как корабль, погиб в высоких волнах в шторм" (№ 43.8—9). В этом же
письме, адресованном монаху Исидору, Кидонис опять вспоминает о своем
страшном морском путешествии с его рифами и пиратами, которых было не
меньше, чем волн (Там же. 18—21).
В ощущениях Кидониса его собственные беды слились с общей трагедией
страны. Он обращается к своему прежнему учителю: "Объясни мне, откуда взялся
этот потоп, который все затопил, и что могут сделать люди, чтобы восстать из
этого" (Там же. 30—31). Примерно та же мысль звучит и в письме Мануилу: "...куда
нужно пойти, чтобы пройти мимо сирен?" (№ 18.9—10).
Отраженное в письмах тревожное состояние души отягощалось постоянно
упоминаемой автором болезнью, которую он сравнивает с огнем, тлеющим внут-
ри него (№ 5.15—17). Димитрий Кидонис написал Кантакузину об этой болезни,
которая вспыхнула сразу же после того, как он с проскинезой попрощался с
адресатом и отправился в путь: "...голова горела лихорадкой, гармония тела
нарушилась, я вскрикивал от каждого прикосновения" (№ 10.10—15). Кидонис на-
писал в письме без адреса о постоянном головокружении, внезапно наступающей
слабости и страшных головных болях. Он заметил в письме-дневнике, что болезнь
еще более усугубляла его несчастья (№ 5.40). Судя по контексту фракийских
писем, создается впечатление, что болезнь Кидониса была производной от всех
его бед.
Описываемый Кидонисом в дневниковых записях день — 2 сентября 1346 г —
был праздничным, новогодним. Димитрий вспоминал, что обычно в этот день
открыты все храмы, возносятся молитвы: одни просят о счастье, другие — о
свободе от угнетателей, третьи молятся о здоровье, другие — о благополучии в
военных и мирных делах, о хорошей погоде, об урожае (№ 5.19—22).
Воспоминания о прежних новогодних праздниках приводят Кидониса мыс-
ленно в его родную Фессалонику: "Сейчас город стоит под знаком празднества и
жертвенного служения богу; сейчас храмы полны молящихся; дома полны лю-
дей, которые желают друг другу счастья и согласия. В курии вместе собираются
сенаторы, в места муз — воспитатели. Наши соученики снова собираются вокруг
учителей и радуются, видя друг друга" (№ 5.25—28).
Первый день нового года издавна считался особым: в нем угадывались черты
предстоящего года. Димитрий Кидонис написал в дневнике: "Вообще все считают
этот день предзнаменованием будущего" (Там же. 23).
Новогодние впечатления, пережитые Кидонисом во фракийском городке,
составляют контраст к его радужным воспоминаниям о праздничной
Фессалонике. Он подробно описывает свои случайные встречи с незнакомыми
ему доселе людьми. Усмотрев в этих встречах печальные предзнаменования,
Димитрий Кидонис посвящает каждой из них специальный раздел в своем
описании. Девятый и десятый разделы дневника посвящены первой утренней
встрече с нищим, почти нагим, который из-за болезни ног с трудом перед-
вигался с помощью деревяшек. Он поведал Кидонису, сколь тяжелой была его
жизнь, как его разорила болезнь и врачи, как он вынужден, чтобы прокормить
семью, следующую за ним, брести в более теплые края. Кидонис написал в дне-
внике: "это событие стало для меня словно прологом дня" (Там же. 31)
209
Следующее впечатление нового утра было не менее тягостным. Некий человек,
переходящий вброд уличную грязь, был сбит телегой, влекомой быками, и почти
насмерть раздавлен колесами. В описании Кидониса эта страшная уличная сцена
сопровождалась страшными криками, заглушаемыми плачем жены пострадав-
шего (№ 5, раздел 11). Кидонис написал: '...с этим я пережил второе несчастье в
этот день" (Там же. 139).
"Поздним утром я увидел, что какие-то люди с криком вторглись в один из до-
мов", — пишет далее Кидонис (Там же. 140). Они схватили прятавшегося под кро-
ватью человека, крича ему о процентах, просроченных за месяц и деньгах. При
этом схваченный — красивый длиннобородый мужчина — просил об отсрочке, а
его жена проклинала тех, кто с ним так груб. Должника уволокли к судье (Там же.
раздел 12).
После этого Кидонис спустился по улице вниз, к рынку, и увидел там
рыдающую до иступления женщину, у которой какой-то варвар утащил в
рабство ее мужа (Там же. 151 — 154). Следующее описанное Кидонисом ново-
годнее впечатление — встреча с похоронной процессией: хоронили человека "в
лучших годах”, убитые горем старики-родители следовали за гробом (Там же.
154—157).
Димитрий Кидонис завершает это горестное новогоднее эссе описанием
увиденной им полуразрушенной церкви, пострадавшей от пожара. Как пред-пол-
агает автор записей, раньше эта церковь блистала своим великолепием, мно-
гочисленными росписями, устремленными ввысь и богато украшенными колон-
нами. Сейчас же сквозь разрушенную кровлю проникал свет извне (Там же.
158—162). Образ разрушенной церкви воспринимается как символ несчастий
автора дневника, его современников и всей империи.
Прожитые в одиночестве дни, когда мысль хранила только печальные образы,
обратили Димитрия Кидониса к раздумьям о смысле человеческой жизни. Разде-
лив земной путь человека на три этапа — детство, зрелые годы и старость, Кидо-
нис заметил, что в нашем начале мы все хорошие люди. Однако, будучи еще ре-
бенком, человек ограничен в своих поступках и настроениях строгостью роди-
телей и педагогов. В зрелые годы приходит необходимость заботиться о карьере
и о деньгах, т е. о том, что позднее покажется не более, чем мифом. В это время
человек имеет много притязаний — он хочет появляться в хорошем окружении,
в одежде стремится не быть похожим на толпу. Этот период жизни сопровожда-
ется безрассудными эротическими желаниями, напоминающими вспышки, против
которых позднее восстает разум (Там же, разделы 4—7). "Но однажды появляются
седые волосы..., изменяется кожа, изменяется тело, вкрадывается дрожь и
духовный упадок", — так описывает молодой Кидонис наступившую старость
(Там же. 54—56). Сейчас, как и в детстве, человек во всем ограничен, а если он
захочет о чем-то из прожитого поведать, то при этом рискует быть названным
"старым болтуном" (Там же. 58—59). Такой видится Кидонису человеческая жизнь
в преддверии его собственной зрелости.
Страницы фракийского дневника Димитрия Кидониса позволяют понять рас-
терянность перед жизнью молодого образованного человека из высших кругов,
потерявшего отца, оставшегося без определенных доходов, пережившего
трагедию репрессий во время восстания. Нестабильность политической жизни в
стране, различного рода общественные катаклизмы, которыми были наполнены
трудные 40-е годы, несложившиеся судьбы вчера еще благополучной семьи и
210
родного города были основанием для отразившихся в дневнике рефлексий.
Пройдет всего лишь полгода, и автор добьется всего, что он называл в дневнике
мифом и чего он в те дни боялся не добиться.
Записи от 2 сентября 1346 г. и примыкающие к ним фракийские письма отли-
чаются от других византийских писем (в том числе и писем Димитрия Кидониса)
сюжетной целостностью и меньшей долей иносказательности. Четыре письма из
Фракии, не неся какой-либо новой информации, позволяют исследователю рель-
ефнее представить внутренний мир образованного византийца и его ощущение
эпохи.
Византийский временник, т. 55
G. Р. Majeska
NOTES ON THE SKEUOPHYLAKION OF ST. SOPHIA*
The removal of the accumulated material that, in modern times, has filled the lower level of
the round Byzantine structure at the northeast corner of the Church of St. Sophia in Istanbul* 1
should reanimate discussion of the uses of that building during the Byzantine era and allow sur-
mises and assumptions to be checked against the physical evidence. Although the still impressive
older theoretical studies of what is generally recognized as the сткбиофиХаксои, or treasury, of
the Great Church remain fundamental to any understanding of the building’s architecture, his-
tory and use2, in recent years considerable light has been thrown on the nature of this building
by scholars considering its liturgical role.
The monographic studies of Thomas Mathews and Robert Taft leave no doubt that, at least
in the pre-iconoclastic period, and quite possibly also later, this building was not only used to
store liturgical vessels and church plate but also served as the starting point of the “Great
Entrance,” the procession that brought the eucharistic elements to the high altar of St. Sophia
during the Divine Liturgy. Indeed, it has become clear that it was in the skeuophylakion of the
Great Church that the bread and wine for the liturgy were prepared in a rite that came to be
called the ттроакоррбт], or liturgy of preparation3. Although how late the tradition of perfor-
ming the liturgy of preparation in the skeuophylakion continued is unclear, as late as A.D. 1200 a
Russian traveler still describes the building as the “rrpoOecris” (малый олтарь) that is, the place
where the eucharistic elements are prepared4. The building’s use for the liturgy of preparation
means that it must have had a table on which the deacons prepared the bread and wine for the
© G.P. Majeska, 1998
* I would like to thank Rowland Mainstone, Esq., and Dr. Alessandra Ricci for generously sharing with me their pho-
tographs and archaeological expertise; Professors Cyril Mango and Robert Taft for reading an earlier version of this
essay and making very useful comments; Professor Madeline Zilfi for translating the Turkish archeological report, and
mahy colleagues who have listened patiently to my thoughts on this topic.
1 The only published report I know of is S. Turkoglu, “Ayasofya Skevophilakionu kazisi,” Ayasofya Miizesl Yilligi, vol. 9
(1983), pp. 25-35 and plan; English summary, Annual of cfyasofyia Museum Summaries, vol. 9 (1983), pp. 10-11. See also
R. Mainstone Hagia Sophia. Architecture, Structure and Liturgy of Justinian’s Great Church (London, 1988), pp. 137-41.
2 See particularly E. Antoniades/Extljpaois Tfjs'Ayias Еоф(а?, vol. 2. (Athens, 1908), 146-53;J. Ebersolt, Sainte-Sophie
de Constantinople. Etude de topographic d’apres les Ceremonies, (Paris, 1910), pp. 29-35, and E Dirimtekin, “Le Skevophylakion
de Sainte-Sophie” REB, vol. 19 (1961), pp. 390-400 and pls.
3 T. Mathews, The Early Churches of Constantinople: Architecture and Liturgy, (University Park, PA and London, 1971), espe-
cially pp. 154-62, and R. Taft, The Great Entrance: A History of the Transfer of the Gifts and other Pre-anaphoral Rites of the
Liturgy of St.John Chrysostom, Orientalia Christiana Analecta, vol. 200 (Rome, 1975), especially pp. 185-203. N. Moran,
“The Skeuophylakion of the Hagia Sophia,” Cahiers Archeologiques, vol. 34 (1986), pp. 29-32, argues against this idea.
4 Книга Паломник. Сказание мест святых во Цареграде Антония Архиепископа новгородского в 1200
году, ed. Hr. М. Loparev, ППС, vol. 51 (St. Petersburg, 1899), pp. 2-4. On малый олтарь-ттрбОеос? see I.
Srcznevskij, Материалы для словаря древнерусского языка. (М., 1902), vol. 2, со]. 663. The use of this term
for the skeuophylakion would suggest that even as late as 1200 the proscomedia ceremony was still performed there; Taft,
The Great Entrance, pp. 202-3, n. 77, notes the persistence of the use of the word prothesis interchangeably with skeuo-
phylakion. That Antony’s малый олтарь is in fact the skeuophylakion of the Great Church is confirmed by the Russian
text noting the burial in that building of a certain “Anna” who had given to the church the land on which was built
the skeuophylakion in return for the privilege of being buried there; see Книга Паломник, loc. cit. The same story is told
of' the skeuophylakion by the Aifiyrjai? nept Tfj$ ’ Ayias ЕофСа?, Scriptores originum constantinopolitanarum, ed. Th.
Preger (Leipzig, 1901), vol. 1, pp. 77 - 78,
212
eucharist celebrated in the adjoining sanctuary, and the table would have been a large one, given
the size of the congregations that must have taken communion at the Church of Hagia Sophia.
Inasmuch as the altar table is almost always at the east end of Christian buildings in the medi-
aeval period, one might assume that this “proto-altar” would also have stood on the east side of
the treasury building. Water would also be a necessity in the skeuophylakion: the clergy had to wash
their hands before preparing the eucharistic elements, and water was also needed to dilute the
wine and wash the sacred vessels. Indeed, a Russian source notes specifically that water was
brought into the building by pipes5. It was also in the skeuophylakion that nard was prepared out
of oil and spices to be consecrated as chrism by the patriarch on Holy Thursday6. There was
here a stove (фоОргоз) on which to cook the fragrant chrism7; the stove was also used to burn
icons on which one could no longer distinguish the sacred figures8 and to burn eucharistic ele-
ments that had spoiled9. There must also have been some open space on the ground floor of the
building, for thrones for the emperor and patriarch were erected there on Holy Saturday, when
the two figures came into the treasury with members of their entourages to cense the sacred ves-
sels stored there10.
Storage of liturgical paraphernalia was, of course, the basic function of the skeuophylakion, a
building devoted to protecting vessels, in the case at hand, the precious sacred vessels used in the
Great Church. There is one extant inventory of the building’s contents, done in October, 1396.
Here one finds a list of the contents of the building: gold and silver chalices, patens, gospel books
and various liturgical veils for the vessels, many of which lacked a pearl here or a jewel there1 ’,
a reminder of the hard times onto which the Palaeologan empire had fallen. It should be noted
that the skeuophylakion served as a repository not only of church vessels but also of sacred relics12
and that, at least on occasion, visitors were allowed to enter the building to view and venerate
these holy treasures as well as to wonder at the precious liturgical objects kept there13. Two of
these visitors, in fact, have left us descriptions of the miraculous objects they saw and venerated
in this building in the twelfth century, the Mercati Anonymus and Dobrinja Jadreikovic, later
Archibishop Anthony of Novgorod.
Most revered among these relics was the cross showing the height of Christ when he
5 Книга Паломник, p. 4.
6 Nicephorus Gregoras, Historiae byzanlinae (Bonn), vol. 3, pp. 247-48. The “nard” was a sweet balm used lo make holy
chrism; like cinnamon, it was also used as a perfume; see J. Rciske, Commentary, Constantinus VII Porphyrogcnilus,
De cerimoniis (Bonn), vol. 2, p. 887; Cf. Ebersolt. Sainte-Sophie, p. 29.
7 Georgius Pachymeres, De Michaele et Andronico Palaelogis (Bonn), vol. 2, pp. 79-80; G. Mercati, “11 santo fbrno,” Studi e
lesti, vol. 56 (1931), pp. 295-96; A. Dmitrievskij,'0 dytos <t>ovpvo$, VizVrem, vol. 24 (1923-26), pp. 139-40 (which
would connect this “furnace” with the prop used in the liturgical Play of the Three Holy Children performed in St.
Sophia during the Advent season; see G. Majeska, Russian Travelers to Constantinople in the Fourteenth and Fifteenth Centuries,
Dumbarton Oaks Studies XIX (Washington, 1984), pp. 233-34, on this mystery play.
8 So, at least, says Anthony of Novgorod {Книга Паломник, p. 9).
9 Pachymeres, loc. cit. The “holy stove” was treated as a sacred vessel. It was censed by the emperor on Holy Saturday
along with the sacred vessels there, and also sometimes by the patriarch on Easter Monday after vespers, before he
distributed nard to people in the skeuophylakion (Dmitrievskij, l'O aytos <f>ovpvos” p. 139, quoting an eleventh-cen-
tury Typicon).
111 Constantine VII Porphyrogenitus, De Cerimoniis (Bonn), vol. 1., pp. 34, 181-83; Dmitrievskij “ 0 aytos фоирио?” p.
139.
1 AIM, vol. 2, pp. 566-70; the inventory also lists a number of relics (see below). The “list” of church vessels, lamps,
censers, etc., preserved in the AtpypaLS rrepi тр;'Aytas ХофСаг, pp. 99-100 IT. is certainly fantasy; see G. Dagron,
Constantinople imaginaire. Etudes sur le recueil des Patria (Paris, 1984), pp. 249-51 el al.
2 Antoniades,’EK<|)paois- Tijg-' Ayias Хофга?, vol. 2, pp. 148-52, emphasized the collection of relics in the skeuophy-
lakton, but restricted his study almost exclusively to relics of the true cross.
3 Anthony of Novgorod, for example, describes a large decorated plate, supposedly contributed to St. Sophia by
Princess Olga of Russia, that he saw in the skeuophylakion. It had an image of Christ on it; people took an impression
of the image “for good luck”; see Книга Паломник, pp. 3-4.
walked the earth (it was decorated with silver, gold and precious stones)14. But other sacred
relics are also specifically recorded, as being in the skeuophylakion of the Great Church in the
twelfth century: blood from a stabbed icon of Christ, blood and the head of St. Panteleimon,
the swaddling clothes from the nativity as well as gifts of the Magi15, a piece of the true cross,
the stole and staff of St. Gregory the Wonderworker, the head of St. Anastasios, a chair of
St. John16, the heads of Saints Quadratos, Hermylos and Stratonicos, the hand of St.
Germanos, Patriarch of Constantinople, Christ’s plate from the last supper, the chariot of
Constantine and Helen, and the icon sent by St. Germanos to Rome over the waters17 *. In
the late fourteenth century, there were in the skeuophylakion of St. Sophia, besides a number
of relics of the true cross, a reliquary of blood (which remains unidentified because the manu-
script is defective), the heads of St. Stephen the Younger and St. Eustratios, the jawbone of
St. Paul the Great and the beard of St. Procopios. They were all jumbled up with gospel
books, stoles, chalices and communion spoons, possibly listed in the order in which they were
kept in the chests16, the armoires (та dppapia), that the patriarch and chartularies opened
so that the emperor could cense their contents on Holy Saturday19.
For at least part of its term as a functioning treasury for the Great Church, the skeuophylakion
had two entrances, to judge from the written sources. A Grottoferrata manuscript Euchologum of
the Great Church, for example, describes how during the Holy Saturday baptismal service the
patriarch descended from his throne in St. Sophia and went to the great Baptistery “through the
skeuophylakion’’ (Stet той оке иофиХакгои)20 21. The great baptistery (no longer in existence) was on
the north side of the church, west of the skeuophylakion'^. Anthony of Novgorod, who visited the
Great Church in the year 1200, lists many of the relics kept in the skeuophylakion and then adds
that “at the outside door” of the skeuophylakion there stood a cross the height of Christ during His
life22. Specifying that this cross was at the outside door (в ней двери) implies that there was also
an “inside” door of the skeuophylakion, doubtless the one through which the visitor had entered
the treasury from the interior of St. Sophia and through which he must have left to return to the
church near the narthex of the deaconesses23 24. The “outside door” of the skeuophylakion, where
Anthony locates a cross that was the height of Christ, is doubtless the “ostium gazophilacii’ next to
which stood the “mensura longiludinis corporis Christi,''’ according to the mid-tweifth-century Mercati
Anonymus™.
14 Книга Паломник p. 4; Mercati Anonytnus, “Une Description de Constantinople traduite par un pelcrin anglais,”
crl. K. N. Ciggar, RI.R. vol. 34 (1976), p. 246. The fact that both these other sources specifically locate this object in
lhe skeuiphrlakinn serves to strengthen the identification of Anthony’s малый олтарь with the treasury; sec
alмjvc, ri. 4.
! ’ Mcrcati Anonyiniis, cd. Ciggar, p. 246; Книга Паломник, pp. 2-4.
1,1 Mcrcali Anonyiniis, loc. cit.
’7 Книга Паломник, loc. cit. Holy relics were, of course, kept in other places in the Church of St. Sophia besides the
skeuophylakion', see, for example, ibid., p. 16.
IH Inventory of I 396, Л/Л/, vol. 2, pp. 566-70.
14 Dmitrievsky, “ 'O dyto$ фоОрио?,” p. 139.
20 l‘Aichologion vice Riluale (iraecorum., ed. J. Goar (Venice, 1730), p. 291 bis.
21 On die location of the baptisteries in St. Sophia see Mainslonc, Hagia Sophia, p. 124.
22 Книга Паломник, pp. 3-4: Mcrcali Anonyiniis, cd. Ciggar, p. 246.
Книга Паломник, loc. cit. What the Russian source describes as the place “where the myrrh-bearing women sing” is
doubtless the “narthex of the women’’ (6 yuvaiKLTr)^ vapOq^) at the northcast corner of the church; sec Antoniadcs,
'Екфр(Ю1$ Tf)s'Ayias Хоф[а$, vol. 2, pp. 156-157; vol. I,pl. I 7; Taft, The Great Entrance, pp. 199-200. Dirimlckin,
/z Skevophylakion de Sainte-Sophie, pp. 396-97, and pl. 3, would expand the precincts of the narthex and expand il north
ol the northeast ramp. Note that when the emperor went lo the skeuophylakion on Holy Saturday lo cense the sacred
vessels and distribute nard anil cinnamon left over from the preparation of lhe chrism to the members of lhe impe-
rial court he, loo, returned to St. Sophia through the narthex of the women; see Constantine VI Porphyrogenitos, De
(.'erinioniis, vol. I, pp. 34, IB 1-83.
24 Mcrcati Anonymus, loc. cit.
214
The “outside door” at which stood the cross showing the height of the incarnate Christ was
probably on the west side of the building, where there is a large, fdled-in opening described in
the excavation report published by Tiirkoglou2’. The door here would have led towards the now
disappeared Great Baptistery, where the patriarch was going when he went “through the skeuo-
phylakiori' on Holy Saturday26. The location of the second doorway of the skeuophylakion,.the one
through which the patriarch had entered the building, is less clear, but it was probably in the
south wall, which stands a scant five meters from a door of the church which it served as a storage
area. The seventeenth-century French traveler Guillaume Grelot writes as if the south door of
the skeuophylakion were still visible in his time, albeit apparendy walled up like the nearby door in
the east bay of the north aisle to which it was connected27. This south door of the skeuophylakion
would have made the chalices, patens, etc., needed for the celebration of the liturgy in the church
and stored in the skeuophylakion, readily available to the clergy performing the services in the
church. Indeed, the fact that the ceremony of the тгрбЭестс?, wherein the bread and wine were
prepared for the eucharist, was performed in the skeuophylakion argues strongly for a door leading
from the treasury building direcdy into the east, i.e. sanctuary, end of the church where the bread
and wine were needed for the liturgy. Bringing the eucharistic vessels and elements to and from
the altar via the main, west door of the skeuophylakion would entail a very indirect route, either
circling the skeuophylakion to the doors in the east bay of the north aisle of the church (onto which
a door on the south side of the skeuophylakion would open) or going west from the skeuophylakion as
far as the doors in the central bay of the north aisle, where one would enter the church only to
turn east again to approach the altar. Not only would these routes be “the long way around,” but
they would be particulary impractical in inclement weather28.
In the now emptied skeuophylakion described by Tiirkoglu, we have an ideal building for protec-
tion and storage of ecclesiastical valuables: a thick masonry tower reminiscent of a fortress with win-
dows only at the highest level29, with two levels of niches for storage chests covering the walls, much
like what one finds in ancient library buildings (which tire basically buildings devoted to preserving
things while keeping them accessible)30. It is to be hoped that further archaeological study of the
skeuophylakion will reveal details of the placement of the various fixtures and pieces of furniture which
we know to have been within the structure and the exact nature of the physical connection with the
church building it served.
I iirkoglu, pp. 27-28 and plan. 3; see also Mainstone, Hagia Sophia, p. 137.
~fl I'Mchologfon, ed. Goar, p. 291 bis.
G. J. Grelot, Relation nouvelte d’un voyage de Constantinople, (Paris, 1680), p. 125; note, however, that the south door of the
skeuophylakion is not shown on the accompanying “Plan du Temple de Sainte Sophie,” although the door from the
church which would have connected with it is shown.
I he arcades thought lo surround the building (cf. Mathews, Early Churches, pp. 89-91) would provide some cover for
those bringing the patens and chalices to the altar, but the clergy would still be following a less than practical path.
routc of the procession sec ibid., pp. 161-62, and Taft, The Great Entrance, pp. 194-203.
I he Life of St. Pancratius of Taormina describes a church treasury building as “tov rrvpyov той акеиофиХакСои;”
see P. O’Connell, The Ecclesialogy of St. Nicephorus I, 758-828, Orientalia Christiana Analecta, vol. 194 (Rome, 1972)
to P' l62’
On ancient library buildings, see C. Wendel, “Bibliotheki,” Realtexikonfur Antike und Christentum, vol. 2, (Stuttgart, 1954),
cols. 261-67, and E. Makowiecka, The Origin and Evolution of the Architectural Form of the Roman Library, Studia Antiqua,
vol. 1, (Warsaw, 1978).
Византийский временник, т. 55
О. С. Попова
ВИЗАНТИЙСКАЯ ДУХОВНОСТЬ И СТИЛЬ
ВИЗАНТИЙСКОЙ ЖИВОПИСИ VI И XI вв.
(РАВЕННА И КИЕВ)
Византийское искусство окончательно нашло свой особый художественный
язык и свой особый тип образа в начале VI века. До этого в IV—V вв., шли трудные
поиски способов выразить новые христианские идеалы, поиски весьма разные в
западных (Италия) и восточных (Греция, М.Азия, Сирия, Павлестина, Египет)
землях бывшей Римской империи. Искусство всего этого периода можно скорее
назвать раннехристианским, чем собственно византийским. Только с начала VI в.
четко выявляются черты того особого феномена, который представляет собой
византийское искусство и, говоря шире, — византинизм.
Первые и одновременно самые яркие его опыты — это мозаики Равенны.
Перелом и осознание уже чисто византийского образа и стиля очевиден в циклах
мозаик конца V в. в арианском баптистерии и Архиепископской капелле и уже с
полной ясностью — в мозаиках Сант-Аполлинаре Нуово (первые десятилетия VI в.,
до 526 г.)
Стены, занятые мозаиками, становятся совсем легкими, как бы лишенными ма-
териальной вещественности. Обилие мозаик, способных блестеть и светиться,
придает пространству храма праздничность и насыщает его дополнительным
сиянием. Уже здесь, и далее — всегда, на протяжении веков, византийское искус-
ство предстает как спокойное и торжественное, полное света. Ничто излишне
динамическое, излишне эмоциональное и, тем более, теневое, негативное — не
должно было быть в него допущено, чтобы не омрачить идеальный созерцатель-
ный покой его образов.
В базилике Сант-Аполлинаре Нуово на боковых ее стенах, представлены Хрис-
тос и Богородица, Царь и Царица Небесные, восседающие на тронах в окружении
ангелов. Они принимают поклонение святых мучеников и мучениц, поставленных
в сиянии славы и с венцами славы в руках. Их земное страдание увенчивается,
небесным торжеством. Их величественный шаг вторит размеренному ритму,
длинных колоннад. Их образы, их жизненный и духовный путь являются идеаль-
ным ориентиром для молящихся, стоящих внизу, между колоннадами.
Четкость идейной программы достигает большой концентрации. Все чувст-
венное, непосредственное, изменчивое исключено. Художественный стиль, даже
по сравнению с предшествующими равеннскими мозаическими ансамблями конца
V в. (Арианский баптистерий, Архиепископская капелла), становится еще болев;
условным, насыщенным символикой, стремящимся отрешиться от привычки при-
родных форм и жизненных ассоциаций
© О С. Попова, 1998
216 ‘
В композициях нет конкретного пространства, всегда ограничивающего место
действия. Вокруг изображений развертывается беспредельный золотой фон, что
погружает каждое единичное существо в бесконечность. Все фигуры — во фрон-
тальных позах или в застылых трехчетвертных поворотах, все они свя-
щеннодействуют.
Композиции отчетливы и торжественны, в них все пребывает в состоянии по-
коя, не допуская ничего мелкого, суетного. Абстрактная симметричная расста-
новленность фигур исключает их из сферы живых индивидуальных связей и
намекает на их надмирное единство.
Телесная моделировка фигур сводится к минимуму. Объемному живописному
изображению предпочитают плоский силуэт, парение легких фигур, сохра-
няющих правильную округлую форму, но лишенных реальной тяжести и привыч-
ной телесности. Исчезает живописная нюансировка, ибо она могла бы напомнить
о чувственной природе вещей, о земной красоте. Ее заменяют твердые и гладкие
цветные поверхности, где сгущение цвета доведено до такой интенсивности, что
как бы теряется его материальная природа. Цвет отстраняется от природной
мягкости, становится символом.
Благодаря контурной обозначенности силуэтов фигуры кажутся легкими,
почти призрачными. Линейная очерченность форм дематериализует их, делает
сухими, мало вещественными. Драпировки не облегают тела, а прячут их за сетью
складок, переданные условными линиями, неорганичные, они делают фигуры
нематериальными.
Сами изображения, как и внепространственная и вневременная среда, в кото-
рой они пребывают, будто лишены сил земного тяготения и озарены Божествен-
ным Светом. Все индивидуальное, — будет ли это душевное состояние,
жест, поза, — заменено типическим. Символичность и намеренная ирраци-
ональность художественных средств неизбежно наводят на мысль, что насто-
ящая жизнь всякого образа и всякой формы протекает по ту сторону видимого
мира.
Художественный язык теряет непосредственность и обретает многозначитель-
ность. За каждой его чертой, за каждой индивидуальной формой и единичным
образом скрывается понятие. Система художественных средств призвана теперь
воссоздать образ трансцендентного мира.
Наибольшую символическую полноту такой тип образа и стиля обретает в мо-
заиках Равенны первой половины VI в. (Сан-Витале) и середины VI в. (Сант-
Апполлинаре-ин-Классе). В таком искусстве бесконечное число раз варьируется
определенный тип лица, восточный, с преувеличенно крупными чертами, с прис-
тально устремленными расширенными глазами, с приковывающим, втягивающим
взглядом, обладающим гипнотизирующей активностью. Лица похожи друг на
Друга, их типологическая дифференциация, как и передача душевного состояния,
почти исчезает. Равная духовная полнота, соответствующая равному
отблеску Божественного начала в человеке, придает им одинаковую выразитель-
ность.
Все компоненты стиля устойчивы и как будто не нуждаются в живой природ-
ной гибкости. Художественная система кажется незыблемой, не подвластной
изменениям.
Симметрия или повторное чередование фигур создает композиционную скован-
ность, не предполагающую возможности движения. Исчезает столь харак-
?17
терное для античности, для всякой классики ощущение пространственности
сцен, пластичности формы и живописности колористической гаммы.
Фронтальные застылые фигуры располагаются сплошным непроницаемым рядом
на золотом фоне. Взгляд бессилен, кажется, проникнуть за пределы этой
сверкающей золотом и красками стены и неизбежно надолго останавливается на
созерцании образов.
Отсутствие перспективного углубления, подчеркнутая плоскостность изоб-
ражений лишают восприятие динамики и предрасполагают к сосредоточению.
Безмолвные неподвижные фигуры пребывают в беспредельно глубоком, золотом,
насыщенном светом пространстве.
Намеренно отбрасывается реальное ощущение какого-либо вещества: земля,
горы, деревья, ткани, здания кажутся созданными из единой, перевоплощенной,
нечувственной материи.
В системе художественных средств акцент с живописного мазка окончатель-
но перемещается на контур и штрих, на строгие четкие линии и крупные засты-
вшие цветовые пятна. Почти исчезают рефлексы, в колорите становится все
меньше полутонов, краски не стремятся обладать природной сочностью, стано-
вятся чистыми и светящимися. Красочная лепка объема заменяется линейной
очерченностью силуэтов, плавность тональных переходов — яркими локаль-
ными красками, имеющими символическую определенность. Их сгущенность и
отчетливость соответствуют неизменной сущности изображаемого.
Все художественные средства окончательно отрешаются от иллюзорности
эллинистической, римской и раннехристианской живописи. В таком мире легких
бесплотных форм, возникающих в золоте фона, золоте, символизирующем небес-
ный свет, нет места ничему чувственному. Это был преображенный мир возвы-
шенных, духовно сосредоточенных образов и очищенного от земных ассоциаций
художественного языка. Он соответствовал спиритуалистической сущности ви-
зантийской духовности гораздо больше, чем все попытки вариаций классических
стилистических средств, которые предпринимали христианские мастера пред-
шествующего периода, IV—V веков.
Итак, в искусстве Равенны раньше, чем где бы то ни было, отчетливо сформи-
ровались все основные черты стиля, который может быть назван подлинно визан-
тийским. Кажется, что именно такой образ и стиль всего глубже и строже, чем
какой-либо другой из всех, созданных когда-либо византийскими художниками,
соответствовал духовным особенностям православной церкви.
Разумеется, он был не единственным, но сосуществовал со стилями более
смягченными, классическими, эллинизированными. Более того, он даже;
не доминировал в византийской живописи на протяжении почти всего5
ее существования. Вероятно, он был для этого слишком аскетичен и су-
ров. Более распространенными оказывались другие художественные стили,
так или иначе ориентированные на классические традиции. Иногда это была
прямая преемственность по отношению к классике. Так было и во второй полови-
не VII — начале VIII в.: фрески Санта Мария Антиква в Риме и в Кастель-сеприо,
мозаика из церкви св. Николая в Фанаре в Константинополе. Так было и после
иконоборчества, в середине IX в. (мозаики в алтаре св. Софии
в Константинополе и в церкви Успения в Никее). Иногда это были почти
прямые заимствования, как бы "цитаты" из античного искусства. Так было и ej
конце IX — первой половине X в. во времена так называемого "Македонского
218
ренессанса". Иногда же, в зрелые периоды византийского искусства, особенно во
второй половине XI в., а также в разной мере — в XII—XIV вв. — вновь были обраще-
ния к классике, но на иных путях — сильнейшего одухотворения классической
формы, т е. одухотворения чувственных по своей природе плоти и ткани.
Примечательно, что великое иератическое искусство типа мозаик Равен-
ны первой половины VI в. (а затем во второй половине VI — VII в. — Синая,
Рима, Салоник, Кипра) было в Византии распространено явно меньше. Прав-
да, оно никогда не забывалось. Вариации его мы видим в IX—X вв. в мозаиках
Софии Салоникской и Софии Константинопольской. Однако подлинное
возрождение такого типа искусства, даже новый великий его расцвет — это
большие византийские ансамбли первой половины XI в., мозаики Осиос Лукас
в Фокиде, Нео Мони на Хиосе, мозаики и фрески Софии Киевской, фрески Софии
Охридской. К тому же кругу принадлежат и древнейшие мозаики Сан-Марко
в Венеции.
Этот древний византийский тип искусства вновь воскресает в эпоху силь-
ного возвышения православной духовности, в период расцвета афонс-
ких монастырей, во время проповедей мистика, духовидца, исихаста Си-
меона Нового Богослова (ум. в 1022 г). В этом искусстве еще раз находят воплоще-
ние наиболее аскетические стороны восточнохристианского мировоззрения. Они
в большей степени соответствовали монашеским идеалам, чем жизнеощущению
какой бы то ни было мирской среды. Возможно, поэтому такое искусство и не
жило непрерывно, а проявлялось отдельными очагами и даже "взрыва-
ми". Оно было несколько чрезмерным по своей духовной напряженности
для средних человеческих потребностей, всегда склонных — хотим мы
в этом признаться или нет — к большей разрешенности ду-
ховных понятий, к их некоторому обмирщению. И вот, в первой полови-
не XI в. возникает мощная вспышка искусства такого типа, стремящегося
к напряженной и отрешенной духовности, к ее абсолютной полноте. Нача-
ло этого искусства — в древней Равенне. Новый расцвет его — и в Визан-
тии (Осиос Лукас, Нео Мони), и в славянских землях (София Киевская, София
Охридская). В Киевском ансамбле — с наибольшей и почти невероятной интенси-
вностью.
Счастливая судьба была в том, что молодое Киевское государство с самого
начала своей христианской жизни получило в наследство из Византии все самое
духовно насыщенное, что она могла дать. Мы имеем в виду даже не качество и
профессиональный уровень этого искусства. Он был очень высокий: князь
Ярослав Мудрый конечно же пригласил из Константинополя каких-то лучших
мастеров. Мы имеем в виду выбранную духовную ориентацию — на максимальные,
а не на средние духовные ценности.
В мозаиках Софии Киевской (после 1037 г.) снова встречаем знакомые черты.
Они же — в знаменитой иконе "Св.Георгий" из Московского Кремля, созданной,
как теперь думаем, в то же время и, возможно, одним из мастеров, работавших в
Св.Софии. Заказчиком иконы мог быть сам Ярослав Мудрый, имя которого в креще-
нии — Георгий.
Образы предстают величественными, замкнутыми, удаленными от суеты мира.
Они, кажется, вознесены над всем привычным в сферу идеальную, недоступную.
Они равно далеки и от конкретных земных ассоциаций, и от каких-либо класси-
ческих моделей, ибо последние тоже всегда сродни жизненным впечатлениям. Их
219
внутренняя застылость свидетельствует о великой сосредоточенности на
духовном. Все душевные, эмоциональные, психологические качества преодо-
лены и не мешают чистому пребыванию "в духе "1.
Разнообразие ритмов в композициях, ракурсов, жестов фигур не допускается,
чтобы не отвлекать взор от сосредоточенного созерцания. Напротив, одинако-
вые ритуальные позы утверждают вечную повторяемость священных моментов
молитвы. Лица, крупные и круглые, не обладают живой и гибкой пластичностью,
но, напротив, обретают идеальную плотность, вызывающую представления о
вечном. Все способы моделировки формы, все линии и лучи света образуют услов-
ные, незыблемые, раз навсегда данные схемы, не имеющие ничего общего ни с
каким иллюзионизмом, но символизирующие преображенную жизнь всякой
формы, всякой материи, и тем самым — ее причастность к надмирному существо-
ванию.
Крупные лица, с огромными глазами, с твердыми симметричными бровя-
ми, подобными архитектурным аркам, с возвышенным и неподвижным выраже-
нием, — как нельзя более соответствуют образам аскетов, великих отшельников,
молчальников, духовидцев ранневизантийской эпохи, обитателей уединен-
ных скитов и пустынь Сирии, Палестины, Египта — т е. самых духовных людей
того раннего времени, атмосфере которого соответствуют равеннские мозаики
VI в.
По весьма удачному определению Г.В.Флоровского, уже с IV в. "...Христиан-
ский мир поляризуется... Христианская история развертывается в антино-
мическом напряжении между империей и Пустыней..."2. Аналогичные полюсы
образовались и в культуре, и в искусстве. В Пустыне, разумеется, вряд ли
создавалось свое искусство. Все оно так или иначе творилось в миру, в куль-
турных центрах, те. буквально входило в границы империи. Однако
рождавшиеся там художественные образы были ориентированы на весьма
разные идеалы, соответствовавшие духовному и психологическому климату
как Пустыни, так и империи. С одной стороны — ориентация на строгую аскезу,
духовные подвиги и духовные созерцания. С другой — ориентация на мир,
хотя и ставший христианским, но обусловленный человеческими эмоциями и
земными идеалами. В искусстве эти ориентации нередко перекрещивались (в
отличие от мира духовной жизни).
Атмосфере культуры Империи всегда соответствовало искусство, привержен-
ное классическим традициям и вкусам. Примеров не только много, но они обра-
зуют основной состав византийского искусства почти всех времен (кроме VI в. и
первой половины XI в.) Внутри этого обширного круга мира художественных
созданий много градаций. Буквальное подражание классике — крайне редко. Чаще
же всего — одухотворение классической формы и даже преображение ее, дости-
гаемое множеством специально найденных приемов. Иногда это преображение
классических образа и материи — столь сильное, что граничит с чудом: высокая
духовность в этом случае обретается не аскетическими подвигами, а даром и благо-
датью Божиими. Таковы, например, фрески Кастель Сеприо, мозаики вимы в церкви
Успения в Никее, мозаики в алтаре Софии Константинопольской и др.
1 пребывание в Духе — выражение св. Серафима Саровского.
2 Прог. Г. Флоровский. Восточные отцы V—VIII вв. Париж, 1933 (2-е изд. Р., 1990). С. 141.
220
Атмосфере духовной жизни Пустыни вторило самое спиритуализированное
направление византийской живописи типа равеннских мозаик VI в. и Киевских
мозаик XI в. И совершенно не имеет значения, что заказчиками такого искусства
часто выступали император и князья (Юстиниан, Константин Мономах, Ярослав
Мудрый). Важно, что такое искусство было рождено определенным умонастрое-
нием, что образ и стиль, соответствующий православной аскезе и мистике, был
создан.
В Византии (в ее культуре и искусстве) никогда ничего не забывалось, могло
временно отойти в сторону, но снова возродиться в нужный и подходящий
момент. Такой момент настал в первой половине XI в. В связи с активизацией
духовной жизни произошла общая спиритуализация византийского искусства и
более того — возродилось едва ли не крайнее из аскетических его направлений.
На этот путь волею судеб встало и искусство Киева эпохи Ярослава Мудрого, тем
самым объединившись с великой традицией, начатой мозаиками Равенны VI в.
Византийский временник, т. 55
Е. Piltz
A PORTRAIT OF A PALAIOLOGAN EMPEROR
Byzantium devoted its art to reinforce the legal potentiality of the monarchy.* 1 2 The imperial
image expressed the essential characteristics attributed by imperial ideology to the superhuman
incumbent of the supreme power, emphasizing his virtues as God’s image, reflecting his gene-
rosity and mercy.
The laureate, the imperial portraits, had a clearly defined political and juridical function.
Thanks to the mysticism associated with the imperial dignity, the portraits could serve as vicars
in the absence of the emperor and thus implement authority and confirm legitimacy to the law
courts, the activities in market places, assemblies, plays in the theater and races at the
Hippodrome. The imperial images represented the absent emperor’s sacred person and gave
sanction to the decisions of the magistracy. They were carried about in solemn processions and
became the object of acclamations and proskynesis, the Oriental way of expressing total submis-
sion to a sovereign by prostration with the face to the ground. In front of the portraits, candles
were lit and incense burnt.
The portrait-like similarity was of decisive importance. A plastic formula was developed
to create an abstract vision of the imperial person, superhumanly elevated and distanced
from his subject. In spite of this tendency, true portrait-like features are clearly
manifested.
The portraits testified to the legitimacy of documents and treaties and to the monetary value of
coins. Imperial statues were raised in public places around the empire and sent to distant provinces,
to co-emperors and subjects at the moment of accession to the throne of a new emperor. The for-
mal recognition of a new ruler depended on their acceptance or rejection. The imperial images also
functioned as legal refuge for citizens in danger. Ad statuas confirm, to take refuge at the statues,
implied an inviolable civil right for every citizen to claim the support of imperial law.
To the well-connected dogma of the imperial cult belonged the idea of divine interven-
tion whenever an emperor was elected and the absolute necessity of the existence of
the Roman Empire in the divine plan of the cosmic order. Consequently, divine and imperial
authority intermingle by nature. God rules the Byzantine Empire in concert with
the emperor (ovpPaCTtXeuet). This fundamental dogma of the monarchic religion with
neo-platonic elements is expressed in Constantine VII Porphyrogennetos’ treatise, De cere-
moniis-.l
In this way does the imperial power, when exerted with order and measure, function as an image (eiKOvi£oi) of the
harmonious movement that the Creator (тои 8r]piovpyou) has established in the universe and thus the empire will
appear more majestic, at the same time more agreeable and more admirable.
© E. Piltz, 1998
1 A. Grabar, L’ Empereur dans Part byzantin, (Paris, 1936). L. Brehier, P Batiffol, Les survivances du culte impirial remain, (Paris,
1920). O. Trcitinger, Die ostiemische Kaiser - und Reuhsidee nach ihrer Gestaltung im hbfischen ZeremonicU, (Darmstadt, 1956).
2 C. Porphyrogennetos. De ceremoniis, vol. 1, ed. A. Vogt, (Paris, 1967), 2.
222
Л similar idea is expressed by Manuel II Paleologos in his advice to his son and co-emperor,
John:3
God will provide good things in abundance lor You, knowing that You owe Your power from him, realizing that You
are his servant and rejoicing more as God’s servant than as ruler over others.
Court ceremonies developed into a veritable liturgy. The sanctuary was the Sacred Palace.
The imperial garments assumed form and colour according to the rhythm of the church festi-
vals. Particular dressing-rooms in the palace, mttatoria, were used for changing the imperial gar-
ments according to a strictly regulated ritual. Recitations of ritual formulae, hymns and rhyth-
mical acclamations, sometimes in the form of a dialogue, constituted the imperial liturgy. On the
eve of a solemn ceremony, meticulous instructions were given to all participants. The ceremonial
garb emphasized the sacred and eternally elevated role that the imperial court was meant to play
in the cosmic order. Pearls, precious stones and the palatial architecture expressed the majestas of
the state. The imperial images reflected the position of the emperor in relation to public law, ius
publicum. They became the object of the same expressions of honour as the emperor himself and
participated in the same manifestations of the official law.
In the imperial cult of the army, the laureata played an important role as statues in the sanc-
tuaries, as images on the banners and flags, carried by so-called imagmiferi. The right to carry
an imperial image on a banner was a privilege also shared by high court officials. In the oppo-
site case, it was a disgrace to the imperial images on military banners to lose to the enemy in
war.
When imperial images appeared in contexts outside the domain of public law, they were con-
sidered as an insignium, a personal sign of honour, or a symbol of imperial power delegated to
high court officials. Only the consults ordinarii had the official right to carry the imperial image on
the sceptre. After the fall of the Roman Empire, this right was conferred on the Byzantine
emperor. The imperial portraits could be fixed on the tablion of the chlamys, as is seen on the ivory
portrait of Ariadne carrying the image of Leo II as consul, in 474, on the imperial diptych no.
51 in the Bargello museum in Florence, or on the skaranikon, the high, sumptuously decorated
headgear worn by the archontes, with the image of an emperor seated on the throne in frontal pose
in the front and a standing emperor on the back.
Andre Grabar has demonstrated that the imperial iconography depended on the absence or
presence of the image of Christ. In front of Christ, the emperor could only be depicted standing
or in proskynesis.
In spite of the fact that only a few emperors and empresses in Byzantium were officially cano-
nized as saints (e.g. Constantine the Great, his mother Helen, Irene and Theodora, the two
empresses who restored the cult of images in the 8th and 9th centuries and the Hungarian
princess Irene, John II Komnenos’ wife), all emperors and empresses appear with a nimbus on
the following types of portraits:
1. On coronation portraits, where Christ or the Theotokos is crowning the couple to the
sacred imperial dignity (e.g. the ivory diptych representing Romanos IV and Eudokia (1068-71)
wearing the heavy loros costume in Cabinet des medailles, Paris).
2. On gold or lead seals, attached to written documents in order to sanction their authentici-
ty and legal validity (e.g. the seal of gold of John VIII Paleologos on a ChrysobuUos logos, Vatopedi
Monastery, Mount Athos ca. 1430).
3 M. II Paleologos, Praecepta educations regiae. PG 156, 323-324:"Taei aol Oed? ауабом, ex£tv то актрттрог
CKtiOev ётпатарёир, SovXov 8e oavrov ёкеёиои оафо? ciSoti, кас rfj 8ouXei<? Tfj npos exeivov xaipovn
paXXov, T) тй paaiXeveiv t&v aXXcov.
223
3. On insignia added to treaties and sent to foreign sovereigns in order to confirm the legal
validity of a treaty, or on insignia worn by high court officials as a sign of a delegated imperial
power (e.g. the portrait on the skaranikon worn by Grand Primicier John on the Pantocrator
icon, dated 1363, in the Hermitage).
4. On portraits representing the emperor in majesty - majestas domini - standing, seated on the
throne or in frontal group portraits, and in rare cases, in an equestrial image of triumph, the
imperial adventus (e.g. the ivory diptych of Constantine VII Porphyrogennetos in the Dumbarton
Oaks Collection, Washington D. C.).
5. On portraits of donors, where the imperial couple presents generous gifts to churches or
monasteries (e.g. the mosaics of Hagia Sophia in Constantinople).
When we find a portrait of a basileus in majesty formula on a vestment worn by a high eccle-
siastical dignitary not at the Byzantine but at the Russian court of the Grand Prince of
Moscow in the late Palaiologan era, on the so-called “Grand Sakkos” of Metropolitan Photios,
a number of interesting questions arise. Why is the emperor depicted and what is the signifi-
cance of the imperial portrait in this context? Why does the Russian metropolitan, although
Greek by birth, wear an imperial portrait on his vestment? What do the postures of the depicted
persons imply? Why do some have a nimbus and others do not? Are they portrait-like in a
modern sense? Are their costumes significant? Where do the Byzantine and Russian portraits
fall within their own traditions? Where was the vestment created? Who commissioned the pre-
cious work in textile?
Before we try to deal with these difficult and ambiguous questions, let us compare the charming
portrait of the young, unbearded John VIII Paleologos (1425-1444), born as Porphyrogennetos
in 1392, and co-emperor of his father Manuel II (1391-1425), on a frontispiece illumination in
the Louvre manuscript Ivoire A 53, dated around 1407, when John was 15 years of age (fig. 1.),
with his adolescent portrait (he has a tiny beard) at the side of his со-empress Anne of Moscow
(1403-1417), daughter of Grand Prince Vassili I Dimitrievich (1371-1425) (fig. 2.). Later portraits
of John on lead seals, golden seals, coins and illuminations (fig. 3., 4.) vary in their degree of
schematicism. A true portrait-like depiction is seen on the medallion made by Pisanello on the
occasion of John’s visit to the council of Ferrara-Florence in 1437-39. On the medallion, John is
depicted in profile with beautiful hair-curls, wearing the skiadion on his head. This is a master-
piece of Renaissance portraiture, and a model for the portrait made in 1480 by Bellini of the
Ottoman sultan Mehmet II Fatih.4 Another portrait by Benozzo Gozzoli, in the fresco of the
Palazzp Medici-Riccardi in Florence, shows John mounted on a white horse. Filarete made a
bronze statue of John’s head.
In comparison with the members of the family of the Russian Grand Prince, on the Grand
Sakkos, John has distinctive Greek features. The other three are different physiognomic types.
Sofia Vitovtovna, daughter of the Lithuanian Prince Vitovt, and her daughter Anne Vasilievna
are pale blondes with big eyes and full lips, apparently the Russian ideal of female beauty, in con-
trast with the Byzantine geometrical ideal of over-dimensioned eyes and thin lips.
John is represented in the traditional posture of basileus in majesty when in the presence of
Christ, the supreme ruler; he is wearing a helmet-like Palaiologan crown, the kamealukion, a dark
sakkos and jewel-adorned loros, attached to the garment with its end hanging over the left arm.
4 This medallion belongs to the collections of the Kunsthistorisches Museum in Vienna. T. Velmans, “Le portrait dans
1’art des Paleologues”, Art el societe a Byzance sous les Paleologues, (Venice, 1971), 93-148; I. Spatharakis, The Portrail in
Byzantine Illuminated Manuscripts, (Leiden, 1978), D. and T. Talbot Rice, Icons and Their Dating, (London, 1974), D. Talbot
Rice, Byzantine Painting, the Last nose, (Frankfurt am Main, 1968); E. Piltz, Kamelaukum el mitra. Insignes byzantins impe-
riaux et ecclesiastiques, Acta unwersitatis Upsaliensis, series Figure n.s. 15, 1978; eadem: Trois sakkoi byzantins, Figure 17,
1976, et supplements, Figure 19, 1981, pp. 469-479, Le costume officiel des dignilmes byzantines 'a IVpoque Paliotogue, Figure
26, 1994.
224
He is holding a scepter in his right hand and the akakia as a sign of humble attitude in his left
hand, with his foot on the suppedion. His eyes are facing straight forward. So far the composition
is strictly Byzantine.
The inscription, like that of Anne of Moscow, is in Greek. According to the sources,5 his child
bride, Anne, was prepared to leave Moscow in 1411 at the age of eight, to marry John in
Constantinople. The marriage took place in 1414, when Anne was 11 years old. This little
Russian princess became the victim of the plague and died in Constantinople in the autumn of
1417; she was buried in the Libus monastery.6 Sultan Beyazid’s son, a hostage at the Byzantine
court, died in the same plague.
In 1414, John was crowned co-emperor. On this occasion, Emperor Manuel withdrew the
crown from the bride, Anne, because of her age. This important information given by Ducas is
of obvious significance for the interpretation of her portrait on the vestment. During Manuel’s
visit to the Peloponnesos 1414-1416, John was left as regent in Constantinople. Between 1416
and 1418, he served as despot of the Morea. It seems unlikely that Anne would have followed
him there.
The depiction of Anne’s head is without doubt portrait-like. Her costume is modeled on the
male, as is that of Saint Helen, above to the right on the same side of Photius’ sakkos. This is an
oddity. Usually empresses do not wear Zonw-bands falling over the left arm (cf. Empress Helen’s
costume on the Ivoire A 53 frontispiece illumination). Anne points with her left hand to her con-
sort, though her eyes are turned towards Christ in the centre. All figures on the whole sakkos are
oudined in pearls and do not ever touch the lower or top pearl border. They are placed in har-
mony with the surrounding space.
This principle does not hold for the two grand princely figures. They seem to have been
added within their frames when the vestment was completed. They extend over the frames,
their crowns collide with the frame and their feet stand bare on the ground. Their inscriptions
are in Slavonic and round dots are added to fill out the surrounding space as a kind of horror
vacui. They both lack nimbuses and Vassili seems to have been compensated for that by having
his scepter adorned with pearls. Vassili is about forty-five years of age and his dark, full beard
is divided into two parts. He makes a gesture of adoration and turns his eyes towards the cen-
tre.
The most interesting portrait is that of Sofia Vitovtovna. For the sake of symmetry, she turns
her eyes towards the onlooker and thus becomes as important as the emperor, while she directs
both her hands in adoration of Christ in the middle. Her posture is identical with that of Irene-
Ingegerd in the Ktitor-cycle of Saint Sophia in Kiev. Her cloak has the same crosses in circles as
we see on all male sakkoi on the vestment, a typical Greek ornament deriving from the vestment
called a polystavrion.
5 “Патриаршая или Никоновская летопись”. Полное собрание русских летописей, М., t. 11,1965,217-218:
“И потомь совЪтъ сотвори князь велики Василей Дмитреевичь со отцемъ своими ФотЬемъ мит-
рополитами о дщери своей АннЪ, юже хотяше дати въ Греки въ Костянтинъградъ за царевича Ивана,
Мануйлова сына; ФотЬй же митрополитъ благоволи ему тако быти и благослови его. - Того же лЪта
князь велики Василей Дмитреевичь отдаде дщерь свою княжну Анну въ Царьградъ за царевича Ивана
Мануиловича.” D. Obolensky, The Byzantine Inheritance of Eastern Europe, (London, 1982), vol. 10, 140-146.
Ducas, “Historia Byzantinae,” 20, PG CLVII 1866, 873: '0 Se PaaiXeus Mavovr]X ev aSeiq. oiv, Kai pr; eywv
tov wapepiroSifovra, ej5ouXr|9r| yapovs noifiaai Ты vico avTov ’ Iiodvvry Kai areiXas els tov pfjya'Paxnas
Дуауето vvp4>r|v tt|V Оиуатёра аитои. Kai appoaas тайпу/, ретакаХёаад то ovopa ай-rfjs "Awav, ovk
OPouXtiOt] атёфаь тоте els (ЗашХёа [fSaaiXiSap rjv yap p корт, то evSeKaTov ayouaa ctos' nepaioupevwv
8e Tpiuv erav, ка! XoipiKfjs voaov катаХаро1хгг|5 rf) troXei, ка! тгоХи wXfjSos XaoO 8ia той PovfkSvos
TeOvriKOTos, ётеХеиттре ка! Г| [Jaailis'Awa, рёуа nevOos катаХшойаа то!? noXiTats.
G. Phrantzes, Chronicon mains, 1, PGCLVI 1866, 727:’Ev ёкешы ты eapi ка! 6ёре1 XoipoO yeyovoTos ev -rfi
KiovaTavrivovtrdXei aireOave ка! T| 8ёапо1Уа Kupd”Awa rj атгб' Pmaaias Xoiрыбеi voaio, ка! ётафг) ёи тт)
той Alpos povfj. С. Diehl, Figures byzantines, vol. 2, (Paris, 1908), 272-293; J. W. Barker, Manuel II Palzologus (1391-
1425), (New Brunswick, NJ, 1969), 32-33.
9 — 3R1R
Metropolitan Photios’ figure is placed at the right of the emperor. His face is young and por-
trait-like, and he appears to be about thirty years old. He has a nimbus. The figures on the
Ktitor-cycle in Kiev from the twelfth century do not.
What are the conclusions to be drawn? The portrait of John gives delegated imperial power
to the bearer of the costume. If Anna was never crowned со-empress formally, how is it that she
wears imperial regalia? Some years later, Sophie of Montferrat, John’s second wife, was crowned
со-empress by Manuel in a ceremony on 19 February 1421. He repudiated her and she returned
to Italy and entered a monastery. We tend to believe that Anne’s dress and inscription has the
same conventional importance as John’s inscription on the Louvre illumination, due to the fact
that the со-empress was also regarded as basilissa before the official coronation7. In the jurisdic-
tional controversy between the oecumenical patriarchate and the Lithuanian Prince Vitold about
the see of Kiev, at that time situated on Lithuanian territory, the Byzantine emperor was identi-
fed as pro-Lithuanian in Moscow, and that seems to be the ultimate reason why, during the time
of Photios’ predecessor Cyprian8 (also a native Greek, who finally became recognized as metro-
politan of Kiev and AU Russia), for a certain time the mentioning of the emperor’s name was
omitted in the Russian liturgical prayers. Vassili made peace with Lithuania and married the
daughter of Vitold. We have already pointed out the important position given to her in the vest-
ment portrait gaUery. It is, as a matter of fact, she who invites the onlooker to adore Christ in
this hesychastic vision, iUustrated with the help of satin and pearls, in an expression of the
Christian doctrine in the Orthodox Greek language. The Greek seems to have been used for the
creed, although this metropolitan served in Russia, to emphasize the primacy of the oecumeni-
cal patriarchate over Moscow.
As an imperial insignium worn by the highest official ecclesiastical authority in Russia, who
had served as a personal diplomat also in the matrimonial union between the Byzantine and
Russian courts, where the Russian prince is included in the Byzantine “family of princes,” with
his distinctive Boyar insignia, it is more likely that the gift served both the interests of the church
and the Grand Prince in relation to the emperor.
In the capacity of insignium, this vestment emphasized in particular Photios’ authority in
Moscow over the Kievan see and supported the Greek dogma against the heresies. The Greek
metropolitans were constantly involved in fund-raising activity in Moscow, for the rescue of the
threatened Byzantine Empire. Part of the money given by VassUi was perhaps sent to
Constantinople, with a commission to glorify both Photios and his own family.
Cre'ated in the imperial work-shops when the depicted persons were alive, the portraits of
Vassili and Sofia, with their Slavonic inscriptions, seem to have been added after the vestment
arrived in Moscow. In the summer of 1415, an ecclesiastical embassy was sent to Moscow9.
Photios arrived in Moscow in 141810. Anne’s portrait was a precious reminiscence for her parents
of her glory at the Byzantine court. It was modeled on her face and presented to her parents,
who would never see her again. If we do not take the portraits as accurate portrayals, we underes-
timate the mentality of the Middle Ages.
7 Cf. J. M. Sausterre. “A propos des titres d’empereur et de roi dans le haut moyen age,” Byzantion LXI, 1991, 15-43.
8 D. Obolensky, The Byzantine Commonwealth, (New York, Washington, 1971), 237-271, “The Byzantine Inheritance,” XI,
pp. 84-87, “A philorhomaios anthropos,” XVII, 15-16.
9 F. Dolger, Regesten der Kaiserurkunden, (Munich, Berlin, 1924), nr. 3350, 120.
10 “Никоновская летопись,” 212-213: “Tot же весны пресвященный ФотЪй митрополит К1евск1й и всея
Рус1и, иже поставленъ во ЦарЪградЪ въ лЪто 6917 блаженнымъ МатеЪемъ патр!архомъ
Цареградцкимъ, при МануилЪ царЪ Цареградцкомъ и на Рус1и при великомъ князи Васил1и
ДмитреевичЪ Московьскомъ, и изъ Царяграда пр!иде въ К1евъ и на всю Русь в л-Ьто 6918, мЪсяца
Сентября въ 1 день, и ис К1ева пр)иде на Москву мЪсяца АпрЪля, на самъ Великъ день Христова
Въскресен1а.”
Византийский временник, т. 55
В. Н. Залесская
ДВА ОБРАЗКА-ЭНКОЛПИЯ ПАЛЕОЛОГОВСКОГО ВРЕМЕНИ
(Из новых поступлений византийского отделения Эрмитажа)*
Весной 1992 г. , а затем в феврале 1993 г. Государственный Эрмитаж приобрел у
частного лица два золотых образка с изображением благословляющего Христа на
лицевой стороне — в первом случае Христа Эммануила, во втором — Христа
Вседержителя, — и крестами на обороте. По словам владельца, обе иконки, будто
бы, происходят из клада, обнаруженного в начале XX в. на огороде в Чернигове.
На первом по времени покупки памятнике помещен образ Христа Эммануила,
благославляющего правой рукой и держащего в левой, покровенной, Евангелие;
на обороте — четырехконечный с расширяющимися концами, украшенными вы-
пуклыми точками, крест, фланкируемый двумя колонками греческих монограмм
(Рис. 1 а—б). По своей структуре этот треугольный с закругленным верхом
предмет относится к типу энколпиев-мощевиков: образок с Христом Эмману-
илом зажат краями створки с крестом так, что между ними образовалось про-
странство, в котором могла находиться реликвия. Некое вложение пребывает там
и сейчас. Энколпий снабжен ушком для подвешивания. Изображения на обеих
сторонах выполнены чеканом в невысоком рельефе с последующей проработкой
деталей гравировкой с заполнением контуров чернью. На одежде Христа и
надписи над его плечами, — IC ХС, — чернь частично утрачена. Зачесанные назад
волосы Христа переданы резко прочерченными почти параллельными короткими
линиями, веерообразно расходящимися от лба и висков, нимб кресчатый с врезан-
ными в перекрестья креста штрихами, клав на левом плече орнаментирован
косыми крестиками. На Евангелии выгравирован крест с раздвоенными концами и
диагональными пересечениями на перекрестьи. На правом плече — орнаменталь-
ная нашивка с кружками, имитирующими, очевидно, драгоценные камни.
Подобный иконографический тип Христа был достаточно распространен в
XII—XIV вв. как на византийских* 1, так и на древнерусских памятниках2. По стилис-
тическим признакам к эрмитажному образку ближе всего стоит стеатитовая
иконка XIII в., хранящаяся в музее университета в Торонто, с тем лишь иконогра-
фическим отличием, что клав на одежде Христа на ней расположен не на левом,
а на правом плече.
Для композиции обратной стороны с расположенными по сторонам креста
тройными лигатурами: слева ТФА, справа АГ1 (?), нам удалось найти только одну
аналогию и только для левой монограммы. Подобная колонка литер имеется на
© В.Н. Залесская, 1998
Первая половина статьи построена на материалах доклада, прочитанного на международном симпоз-
иуме в Фессалонике "Македония в эпоху Палеологов" <14—20 декабря 1992 г.).
1 Kalavresou-Maxeiner 1. Byzantine Icons in Steatite. Wien, 1985. T. I. P. 190. T. II. Pl. 55 N 112—113.
2 Николаева T. В. Древнерусская мелкая пластика из камня XI—XV вв. // Свод археологических источ-
ников. М„ 1983. С. 145. Табл. 64, № 5.
9’
хранящемся в Херсонесском музее крестообразном надгробии, датируемом VI в.3
В позднее средневековье сохранившаяся часть креста была вторично использо-
вана и, как на то указывают многочисленные примеры4, стала указателем входа в
склеп Тогда же на нем, очевидно, был вырезан крест, нижний конец которого за-
канчивался грушевидным углублением, заключающим монограмму ТФА. Под ней
находится некий знак, в котором можно усмотреть подобие части правой
монограммы, а именно расположенные под углом "Г" и "Г", на обороте образка с
Христом Эммануилом. Предположительное чтение херсонесской монограммы как
'©еббшро*;'5 не может считаться убедительным. Монограмматическая форма
этого имени хорошо известна, и она дает иной набор и иное расположение букв,
доказательством чего является, в частности, находка в Портовом районе Херсо-
неса глиняного штампа с именем Феодора6.
Нам представляется наиболее правдоподобным прочтение монограммы ТФА
как "о тафос", что вполне согласуется как с изображением геммированного крес-
та, так и с наличием реликвии, возможно, "честного креста". На херсонесском ука-
зателе входа в склеп грушевидное углубление, вероятно, означало условное
изображение пещеры Святогробского храма. Что же касается монограммы с
правой стороны креста, то ввиду отсутствия ясности, какие литеры следуют за
"А" — "Г" и "Г или лигатура "СТ", она может раскрываться и как
"о ауюс" и как "aoTEOv" (от абю, прославляемый).
На петле для подвешивания образка с той стороны, где расположен крест с
рассмотренными выше колонками монограммы, выгравированы соединенные
круглящимися линиями четыре буквы: в центре "ш", по сторонам в кружках "Н" и
"О ', над ними "Д". (Рис. 2). В этой лигатуре следует видеть ставшее с XI в.7 тради-
ционным изречение "обе ы6е г)бг)" — "Аз есмъ сый", которое сопровождает
изображение Христа, занимая чаще всего рукава креста на кресчатом нимбе.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что перечисленные литеры
располагаются не слева направо, а справа налево, что наводит на мысль не о
простом несовершенстве работы мастера, копировавшего какой-то образец, но о
сознательном расположении сакральной фразы в зеркальном отражении. Такие
случаи имеют место на образках, иконках-филактериях и различных апотро-
пейонах8 Достаточно назвать амулеты с читаемыми в обратном порядке изрече-
ниями типа — “Обратное письмо, которому святая Мария помогает"9. Таким
образом, есть основание полагать магическую направленность, которая служит
косвенным доказательством того, что сначала надо читать правую монограмму, а
в них обеих видеть упоминание "святого Гроба" (6 aytoc тафо?).
Не исключено, что какие-либо литеры были и на ушке с лицевой стороны
образка, но были утрачены при непрофессиональной чистке памятника,
3 Византийский Херсон Каталог выставки / Под ред. И. С. Чичурова. М., 1991. С. 29, № 14.
4 Якобсон А Л. Средневековый Херсонес: XII—XIVbb. // МИА. № 17, М,—Л. 1950., С. 250—252.
5 Соломоник Э. И. Несколько новых греческих надписей средневекового Крыма // ВВ. 1986. Вып. 47.
С. 212.
6 Романчук А И., Соломоник Э И. Несколько надписей на средневековой керамике Херсонеса // ВВ.
1987 Вып. 48 С. 95—96, Рис 1,1.
7 Покровский Н. В Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских.
СПб . 1892. С. 357.
* Khirlanghidj Р. Ainulette byzantine en plomb II Echos d’Orient. 1906. T. 9. P. 77.
9 Zalesskaja V. N. Amulettes byzantines magiques et leurs liens avec la litterature apocryphe // Actes du XIVе Congres
international des etudes byzantines. Bucure^ti, 1976. T. 111. P. 244.
228
произведенной его владельцем и приведшей к деформации металла и частичной
утрате черни.
Боковые стороны энколпия и его основание заполнены письменами, в которых
различимы отдельные греческие буквы и некоторые знаки, напоминающие
славянские юсы; между буквами выгравированы четырехконечные крестики, два
из которых, — на основании, — заключены в ромбы (Рис. 2). На левой и правой тор-
цовых сторонах образка наборы букв и знаков тождественны, но в одном случае,
как это можно судить по лигатуре "©С", они даны в прямом написании, а в другом —
в зеркальном. На каждом торце лигатура "0С" повторена трижды, а одинаковые
по начертаниям буквы и значки располагаются между ними следующим
образом: перед первой лигатурой их пять, перед второй — четыре, перед третьей —
две и гравированный крестик. Итак, надписи составлены набором букв греческо-
го алфавита с элементами тайнописи, в качестве которой выступают два приема:
редуцирование слов и отдельных букв и их стилизация под славянское юс-
письмо в сочетании с обычными знаками алфавита. Ключом к прочтению такой
криптограммы служит изданное и интерпретированное И.И.Срезневским посвяще-
ние, которое содержит хранящееся в Хиландарском монастыре Евангелие
болгарского царя Георгия Тертера II (1322—1323)10. В этом документе знаки,
напоминающие юсы, есть "Т" в скорописном варианте, "со" есть перевернутое "Е", а
знак "Я" есть "А”. Применив описанное выше толкование к издаваемому энколпию,
получаем шесть раз повторенное — ей[к]тса[о<^ ®[е6]? — "Боже, призываемый в моли-
твах", где слово "еиктсаос" два раза передано пятью буквами, два раза — четырьмя,
а в двух случаях редуцировано до двух. Подобное изречение на других амуле-
тах-филактериях мне неизвестно.
Еще более гипотетическим выглядит предлагаемое нами толкование тайно-
писи на основании энколпия. Ромбы с вписанными в них крестиками являют со-
бой достаточно распространенный в средние века и доживший до нашего време-
ни символ божественного покровительства, распространяемого на четыре
стороны света11. Стоящие рядом с ромбами литеры”1Н”, несомненно, являются
началом имени Бога — "Triloovd’', осуществляющего это божественное попечи-
тельство. С противоположной стороны ромбов, примыкая к углам образка, поме-
щены одинаково составленные из четырех букв слова, данные в прямом и
обратном написании. Применив к ним ключ тайнописи, установленный для
Евангелия Георгия Тертера, получаем дважды повторенное ТГЕ1, т е. TTl1l]EI[A] —
обычное пожелание здоровья носящему12, которое неоднократно встречается на
самых различных как по конструкции, так и по времени изготовления филакте-
риях13. Центральная часть надписи ZZOP«t>I прочтению, даже предположитель-
ному, не поддается.
Приведенные выше аналогии как к образу Христа Эммануила, так и к колонкам
монограмм, типичным для времени Палеологов14, а также сопоставление с
Евангелием Георгия Тертера дают не только дату публикуемого золотого образ-
10 Иванов Й. Български старини из Македония. София, 1970. С. 264—265.
1 Moreau J. В. Les grands symboles mediterraneens dans la poterie algerienne. Alger, 1976. P. 10—12.
2 Deonna IP. Notes d’archeologie suisse // TTIEIA: Anzeiger fur schweizarische Altertumskunde. N. F. Ztirich, 1919.
Bd. 21. S. 89.
3 Залесская В. H. Сцены охоты на ранневизантийских филактериях: символика образов // Античная
торевтика. Л.. 1986. С. 136—137.
14 Asdracha С., Bakirtzis Ch. Inscriptions byzantines de Thrace (VIII—XV-e sifecles) // ’ApxaioAoyiKov AeAriov.
(1980).’AOfjva, 1986. T. 35. E. 268—280. Edition et commentaire historique.
900
ка — XIV в., - нои указывают на ту среду, где этот памятник был создан, а именно,
общины богомилов — еретиков, учение которых получило особое распростра-
нение в XII—XIV веках в северной части Балканского полуострова15. Из памятни-
ков, оставленных богомилами, широко известны только надгробия и рукописи
священных книг. Богомильский образок, амулет-оберег обнаружен впервые.
Неординарность такого привезенного на Русь из Византии драгоценного
предмета, мастерство его исполнения предполагают бытование в среде самого
высокого ранга, вероятно, великокняжеской. Не от таких ли образков-энколпиев
пошла мода на тайнопись на памятниках древнерусского искусства?16
Вторая золотая иконка в форме круглого медальона с ушком также является
энколпием (Рис. 3 а—б). Пластина с изображением Христа зажата краями створки с
процветшим крестом, и образовавшееся между ними пространство занято, как и у
образка с Христом Эммануилом, неким вложением. Периметр медальона обра-
ботан рубчиком, весьма характерным для оформления торцовых сторон неболь-
ших филактериев, как это можно видеть на примере реликвариев с мощами
св. Димитрия17. В трех местах рубчатый край сглажен и на образовавшихся пло-
щадках выгравированы греческие литеры: внизу — IC ХС, слева — 0С, справа
тройная лигатура, весьма напоминающая ту, что помещена около изображений
Христа на хрисовуле Иоанна VIII Палеолога при документе 1433 г.18 Доказанной
интерпретации она не имеет. На ушке, обращенном к лицевой стороне, — грави-
рованный четырехконечный крестик с диагональными пересечениями перекрес-
тья, на обороте — тройная лигатура KYP — корю??, данная в зеркальном исполне-
нии. Эпиграфические особенности этих лигатур, а также начертанных по
сторонам от нимба Христа IC ХС, имеют те же признаки, что и криптограммы на
первой иконке, хотя ничего тайного и тем более неортодоксального в надписях
на круглом медальоне нет.
В оплечом образе Христа Пантократора, одного из самых распространенных в
средневизантийском искусстве, традиционно далеко не все. Помимо общих
иконографических черт как кресчатый нимб, благославляющая правая рука и
Евангелие с крестом в левой, имеются и особые: перекрестья на нимбе без пяти
точек, символов бессмертия19, расчесанные на прямой пробор длинные волосы
без ромбовидной челки с правой стороны заброшены за спину, а с левой — спа-
дают .волной на плечо, придавая лику архаический облик, ассоциируемый с
иконами доиконоборческого времени20. Кроме того, обращает на себя внимание
необычное "треугольное" обрамление лика, которое подчеркивают как треуголь-
ный вырез гиматия, так и клинообразная, отшельнического типа, борода.
Изображение, исполненное чеканом в невысоком рельефе с последующей
гравировкой без заполнения чернью, отличает известная примитивность исполне-
ния, хотя не столь явная как на образке с Христом Эммануилом. Наибольшее
иконографическое и стилистическое сходство с образом Христа Пантократора на
15 Иванов Й. Богомилски книги и легенди. София, 1970. С. 49—327.
16 Порфиридов И. Г. Тайнопись в эпиграфике памятников древнерусского искусства. Вспомогательные
исторические дисциплины. Л.,1978. Т.9. С. 72—81.
17 Effenberger A. Byzantinische Kostbarkeiten aus Museen, Kirchenschatzen und Bibliotheken der DDR. B., 1977.
S. 56—58, Taf. 28—30.
Лихачев H. 77. Моливдовулы греческого Востока: Научное наследие. М.. 1991. Т.19. C.272.
19 Reau L. Iconographie de Г art chr6tien.T.2: Iconographie de la bible. Nouveau Testament. P., 1957. P. 43.
20 Mundell Mango M. Silver from Early Byzantium. Baltimore, 1986. N 84.
230
эрмитажном медальоне обнаруживает изображение на хрустальной камее,
бывшей на выставке "Восточнохристианское искусство" в галерее изящных искусств
в Бернхайме21. Предмет этот как и большинство ныне известных изделий из
горного хрусталя, точной атрибуции не имеет. Клинообразный вырез гиматия у
головы Христа можно видеть на некоторых предметах невысокого художествен-
ного достоинства, таких как бронзовые кресты-энколпионы, так называемого
"сирийского" типа22. Появление этой детали, по всей вероятности, является след-
ствием неумелой передачи одежды, когда параллельно спадающие с плеч к
подолу складки одежд образуют несколько вписанных треугольников, которые
при схематизации рисунка превращаются в треугольный вырез.
Подобным образом трактована верхняя часть гиматия у Христа и на таком
художественно совершенном произведении византийского прикладного искус-
ства XIII в. как шлем — "шапка ерихонская", хранящаяся в Оружейной палате в
Москве23. В переданной серебряной насечкой деисусной композиции у централь-
ной фигуры складки гиматия образуют у шеи треугольник, который подчер-
кивает клинообразную бороду Христа так же, как на эрмитажном медальоне и на
крестах-энколпионах в сцене Распятия24.
Четырехконечный процветший крест на оборотной стороне энколпия с сильно
разветвленными, свивающимися в круги пальметками, типичен для памятников
XIII—XIV в.; одним из характерных примеров является оборотная сторона извест-
ной золотой иконки из Эрмитажа со сценой Умиления25 Тем же временем может
быть датирован и недавно приобретенный Эрмитажем медальон-энколпий. Его
конструктивное сходство с образком с Христом Эммануилом, эпиграфические
особенности и структура лигатур, а также стиль памятника, которому близки
изображения на медальонах в чеканных окладах икон26 указывают на эпоху
Палеологов.
Итак, с приобретением рассмотренных энколпиев собрание эрмитажа попол-
нилось двумя интересными особенно с историко-культурной точки зрения
образцами поздневизантийской торевтики.
21 Petsopoulos Y. East Christian Art IIA 12th anniversary exhibition. L., 1987. P. 38. N 32.
22 Marjanovid—Vujovic G. Crosses, 6th — 12th Centuries from the Collection of National Museum. Belgrade, w/d.
N 14a, 15a, 16b.
23 Писарская Л. В. Памятники византийского искусства V—XV вв. в Государственной Оружейной
палате. М.; Л.. 1970. С. 17. Табл. XIV.
24 Marjanovtf-Vujovid G. Op.cit. Р. 41—42, N 35.
25 Bank A. L’art byzantin dans les musdes de 1’Union Sovidtique. Leningrad, 1977. P. 320, N 259—260.
26 Kotzsche D. Der Welfenschatz im Berliner Kunstgewerbemuseum // Bilderheft der Staatlichen Museen Preussischer
Kulturbesitz. B„ 1973. H. 20 / 21. S. 65—66. Abb. 4—5.
Византийский временник, т. 55
N. Teteriatnikov
A GROUP OF EARLY CHURCHES IN CAPPADOCIA:
EVIDENCE FOR DATING
For almost a century scholars have been attracted to the wealth of rock-cut churches in
Cappadocia. Most of their studies have been devoted to the better-preserved and richly deco-
rated Middle Byzantine monuments, since the absence of dated inscriptions and painted deco-
rations created difficulty in dealing with early monuments. While some churches were attribu-
ted to the Early Christian period there is still a lack of substantial evidence. Therefore, the
progress and activity in the field of Middle Byzantine Cappadocia is strikingly contrasted with
the neglected state of research on the Early Christian period. The neglect of Early Christian
churches is undeniable, especially when one confronts the question of local architectural tra-
dition; then the dating of early rock-cut churches in this area becomes a crucial point in modern
scholarship. While the absence of inscriptions has limited accuracy in church dating, the
churches’ relative chronology can be established on the basis of the style of their architectural
components and sculptural decoration. These data are consistent with those from built churches
in this area. Since the latter are more securely dated due to their construction technique or
inscriptions, they become an important source for the dating of the rock-cut churches in
Cappadocia.
The purpose of this paper is to present evidence which we believe allows us to distinguish a
group of Cappadocian rock-cut churches and place them within the sixth century. In the scope
of this paper I will limit my discussion to only five churches, namely the Domed Hall in Balkan
Dere, St.John in Qavujin, Chapel 1 and 2, both in Zelve, and Chapel 3 in Giilii Dere* 1. Although
some important observations in support of their early dating have been presented, these churches
have not been discussed by scholars as a closely related stylistic group. All of these churches are
located near different villages and towns. The Domed Hall is situated in the Balkan Dere valley
near Ortahisar; the basilica of St.John is in Qavujin village, Chapel 3 is in Giilii Dere valley near
Qavujin and Chapel 1 and 2 are in the Zelve area2. These churches have different plans and
vaulting, but what they share are similar architectural components and sculptural decoration.
Because the Domed Hall is a key monument for understanding the time of excavation of
© N. Teteriatnikov, 1998
1 For a general listing of Early Christian churches: N. Thierry, “Monuments prc-Iconoclastes en Cappadoce rupestre,”
Aetas del VIII Congresso International de Arqueolagia Christiana, Barcelona, 1969 (Barcelona, 1972), pp. 563-565; “La croix
en Cappadoce: typologie et valeur representative,” Le site monastique copte des Kellia (Geneva, 1984), pp. 197-212; and pls.
II, III, figs. 6, 8. Arts of Cappadocia, ed Luchiano Giovannini (London, 1971), p. 93, and figs. 45-47; 199, 201,202, 204.
For St. John: G. de Jerphanion, Une nouvelle province de Part byzantin, les eglises rupestres de Cappadoce, (Paris, 1932), vol. 1,
pp. 511 -513; H. Rott, Kleinasiatische Denkmdler aus Pisidien, Pamphylien, Kappadokien und Lykien (Leipzig, 1908), pp. 236-238;
N. Thierry, Haut Moyen-Age en Cappadoce: les Iglises de la region de Qivuyin I (Paris, 1983), pp. 59-65, and figs. 23, 24; S.
Kostof, Caves of God (Cambridge, Mass., and London, 1972), pp. 70-75, and pls. 19-21. For Chapel 3 in Giilii Dere:
Jerphanion, ibid., vol. 1, pp. 592-594, and pl. 136; J. Lafontaine-Dosogne, “L’Eglise aux trois Croix de Giilii Dere en
Cappadoce,” Byzantion, 35 (1965), pp. 175-207; N. Thierry, “Notes critiques a propos des peintures rupestres de
Cappadoce,” REB, 26 (1968), 349-350; M. Restle, Byzantine Wall Painting of Asia Minor, trans. I. R. Gibbons
(Recklinghausen, 1967); S. Kostof, ibid., p. 262.
2 Ibid.
232
the entire group of churches, I will begin by establishing its dating and then provide further
evidence for a stylistic bond between the Domed Hall and the above-mentioned group of
churches.
The Domed Hall
The Domed Hall is situated in the farthest part of the Balkan Dere Cliff (Fig. I.).3 Since
its eastern end collapsed some time ago, it is difficult to reconstruct its original plan. Judging
from the surviving remains of the structure, it was probably some sort of a cruciform shape,
and possibly a church. In plan it is close to the sixth century Cappadocian built church of
Buzluk near Persek4. On the other hand, because only the triumphal arch remains from the
apse, we can only guess its original function. The fragmentary state and irregularity of its plan
cannot supply us with much information regarding the time when it was excavated from the
rock. The important task in studying this church is to attempt to analyze its rich architectural
components and sculptural decoration. Because these churches are excavated in tufa rock, the
quality of execution of their architectural components and sculptural decoration will be com-
parable in all cases.
The ribbed dome is located at the center of a flat ceiling (Fig. 2.). The latter is surrounded by
a step-cornice with dentils. All these architectural elements actively project into the interior
space. Their dynamic, almost sculptural style belongs to Early Byzantine architecture and par-
ticularly to the sixth century.
The surviving fragment of the dome indicates that originally this was a domed church.
Significantly, this fragment has one vertical and three horizontally carved ribs. To my knowledge,
there are only two early churches that have preserved vertical ribbed domes: Hagia Sophia in
Istanbul (c<z. 537) and St. Repsime in Armenia lea. 717)5. Although vertical ribbed domes appear
in some of the Middle Byzantine churches, there are no parallels to the horizontal ones, neither
in early nor in Middle Byzantine churches. It is possible that the combination of vertical and hori-
zontal ribs in the Balkan Dere dome might have been inspired by Roman coffered domes, as in
the Pantheon in Rome6. The latter, however, had coffered niches between the vertical and hori-
zontal lines. The dome in Balkan Dere is articulated by means of projecting vertical and hori-
zontal lines, in a simplified version of the Roman type of dome. The rock-cut technique allows
some freedom in execution of architectural elements in churches.
The ample, three-step cornice surrounding the flat ceiling is another notable feature of this
church. This projecting cornice with a step-like profile was used in both the interiors and exteriors
of Early Christian buildings, as for example in the central nave of the rock-cut basilica of the
monastery in Mydie in Thrace, which has been dated to the early sixth century7.
Below the cornice of the Domed Hall there are small dentils, an imitation of those found in
the early sixth-century, built church of Akkilise, located in the Soganh valley (Fig. 3.)8. The latter
church is dated by H. Rott, M. Restle and others to the year 500 or the early sixth century9. Since
3 See note 1.
4 M. Restle, Sludien zurjriihbyzantinischen Architektur Kappadokiens (Vienna, 1979), vol. 1, pp. 49, 50; vol. 2, figs. 83-90, and
pl. 27.
T F. Mathews, The Byzantine Churches of Istanbul: A Photographic Survey (University Park and London, 1976), 292, figs. 31-
43; O. Kh. Khalpakhchian, Architectural ensembles of Armenia (Moscow, 1980), fig. 25.
G W. L. MacDonald, The Pantheon: Design, Meaning, and Progeny (London, 1976), 22, and fig. 14, p. 39, fig. 37.
S. Eyice, N. Thierry, “Le monastere et la source sainte de Midye en Thrace Turque,” Cahiers Archeologiques, 20 (1970),
47-76, and figs. 9, 32.
8 M. Restle, Studien, vol. 1, 24-26, vol. 2, figs. 10, 11.
9 Ibid.
non
this church was published at the beginning of this century, it has been turned into a Turkish
house, with the original north wall still serving as its wall; fortunately, some dentils have survived.
Dentils were popular in the church architecture of the Early Christian period. Their type and
function derived from Roman architectural tradition, where dentils used to support cornices10.
Early Christian church architecture adopted and widely used this classical motif. It often appears
on fifth- and sixth-century churches, as for instance in the exterior cornice of the sixth-century
built church of Kizil Kilise in Cappadocia1'. In Armenia, this motif was frequently used on both
exteriors and interiors: as a part of the interior cornice it is seen in the Cicernavank basilica (sixth
century)12. Examining early Armenian architecture, Tokarskii concluded that this ornamental
frieze of small dentils found in some Armenian churches dated from the sixth to the mid-seventh
century13. Because many Armenian churches can be dated by inscriptions, the middle of the seventh
century can be seen as a terminus ante quem for this architectural motif. The protrusions below the
dentils in the Balkan Dere Hall can also shed some light on their dating. This architectural detail
is found on the fifth- and early sixth-century church at the Sati monastery14 in Cappadocia and
the sixth-century cathedral of Echmiadzin in Armenia15.
In addition, the special character of the Balkan Dere dentils is their decoration: each dentil is
carved with a small cross or a palm (Fig. 4.). An almost identical carved cross is used on dentils
of the above-mentioned Akkilise in the Soganh valley (Fig. 3.) Similar dentils with carved crosses
are also found in Kizil Kilise in Sivrihisar and in the Sati monastery16. It is possible that the carving
was produced by the same local atelier at a time close to that of the other churches. Since Balkan
Dere and Soganh valley and Sivrihisar are near one another, it would not be surprising that
architects utilized a similar architectural and decorative vocabulary.
In addition, a sculptural decorative element of the Balkan Dere Domed Hall further provides
us with evidence for dating. A carved medallion with an inscribed wreath surrounded by a zig-
zag border can be seen on the south wall of the hall (Fig. 4.). The center of this medallion was
likely decorated with a cross like those found in many fifth- and sixth-century churches around
the Mediterranean, e.g. in different buildings of the monastery at Mount Sinai, where this motif
is found not only on the exterior of the monastic buildings but also in various parts of the church
interior, including the door and the apse wall, of the basilica17. A cross within a zig-zag orna-
mental roundel is seen above the entrance of the sixth-century basilica at Ererowk, furnishing a
close parallel18. Examples found in Cappadocian buildings are in Dolay Han in Tilkoy, Obruk
Han and others19.
The .carved palm above the roundel on the wall to the left of the apse of the Balkan Dere
Domed Hall also belongs to the early Christian repertory. A similar palm is carved on the wall
of the St. Catherine Monastery in Mt. Sinai20. In Cappadocia this motif is found on a capital
10 Cf. Pantheon in Rome. MacDonald, Pantheon, 22 and fig. 14; for S. Conslanza in Rome and other examples ihid., figs.
108, 114.
11 Ihid. M. Resile, Studien, vol. 1, pp. 57-63; vol. 2, fig. 108-111.
12 I'. Gandolfo, Le basiliche armene IV-VIIsecolo (Rome, 1982), figs. 231, 234, and 244.
13 H. M. Тохарский, Архитектура Армении IV-XIV вв. (Erevan, 1961), 149-154, and fig. 60, p. 152 (a-o).
14 M. Restle, Studien, vol. 1, pp. 55-57; vol. 2, figs. 106, 107.
15 1‘. Gandolfo, Le basiliche armene, fig. 106
16 Rott, Kleinasiatische Denkmaler, 2771) and 173 and fig. 57; M. Restle, Studien., pp. 57-63, 55-57, and figs. 109-112, and
106.
17 G. H. Forsyth et al, The Monastery of Saint Catherine of Mount Sinai: The Church and Fortress of Justinian (Ann Arbor, 1973),
pl. X, (c,e.) XXXI (a), XLI (a), СП (a,b,c), LXIII (d), LXV (d), XCI (c), CI (b), XLVI, XLVII (a,d).
,fi F. Gandolfo, Zz basiliche armene, fig. 171; J.-M. Thierry, Armenian Art (New York, 1987), fig. 37.
19 F. Hild, Das byzantinische Strassensystem in Kappadokien (Vienna, 1977), 30, 37.
20 G. H. Forsyth et al, The Monastery of Saint Catherine, pl. XXVII.10 Gf. Pantheon in Rome: MacDonald, Pantheon, 22 and
fig. 14; for S. Constanza in Rome and other examples ibid., figs. 108, 114.
234
near the apse of the early sixth-century built church of Eski Cami in Qardakko21. Flanking a
cross, palms appear on the ceiling of Chapel 3 in Giilii Dere, the architecture and sculptural deco-
ration of which can be attributed to the sixth century (Fig. 5)22.
These stylistic links between the Balkan Dere Domed Hall and early sixth-century
Cappadocian, Armenian and other Byzantine built churches strongly suggest that this church
was excavated from the rock during this period. More specifically, the close similarity of the
Balkan Dere dentils to those in Akkilise suggests that both churches were executed not far apart
in time. Akkilise has been dated to the year 500 or the early sixth century on the basis of the close
resemblance of its technique, architectural and decorative style to those of the church of Panagia
in Goreme23. The latter church is dated according to the paleography and text of its inscrip-
tion24. On this ground, we would like to date Balkan Dere close to Akkilise in Soganh. Because
all these architectural and decorative motifs circulated within the same time period, it is possible
to place Balkan Dere generally within the first half of the sixth century.
Assuming that this date is plausible, let us now explore the architectural components and
sculptural decoration of the Domed Hall with a view to establishing the chronology of other
rock-cut churches in this region.
Related churches
The churches of St.John in Qavujin, Chapel 3 in Giilii Dere, and Chapel 1 and Chapel 2 in
Zelve share with the Domed Hall their architectural elements and sculptural decoration. It appears
that it is precisely these features which were shared by this group of churches and were used with
great imagination by the local stonecutter. We will discuss only these elements which link this group
of churches with the Balkan Dere Hall, being characteristic of the specific time of their carving
and constituting a part of their architectural vocabulary and decorative programs.
In spite of the great variety of church types, we can distinguish one aspect of the architecture
of Balkan Dere Hall, which is shared with the churches of this group; it is not found in the
Middle Byzantine churches in Cappadocia. This feature is a characteristic of the articulation of
the wall on both sides of the apse. In the Balkan Dere Hall one can see an extension of the wall
below the level of the triumphal arch, continuing along the walls (Fig. 1.). In this fashion, this
extension toward the naos breaks the height of the walls almost in the middle. Thus the eastern
wall of St.John’s basilica and Chapel 3 in Giilii Dere are treated in the same fashion as the walls
of the Balkan Dere structure (Figs. 5., 6.). Moreover, the molding around the arch of the apse is
very much alike in all the churches of this group.
l he Domed Hall also shares its ornamental repertory with the churches of the entire group.
For example, a zig-zag motif, carved below the cornice as well as around the roundels on the ceiling
of the Balkan Dere, appears in all churches of this group. It is seen ale ng the border of the
square on the eastern wall of the south aisle in the basilica of St.John in Qavujin, on the ceiling
of the same aisle, along the walls of Chapel 2 at Zelve, in a monastic living room behind Chapel
3 in Giilii Dere and in a round medallion in the apex of the apse in the same church (Figs. 7.,
9.)25. This motif is also found on the sixth-century capital from the church of St. Vardan in
Zovowni26.
21 M. Resile, Studien, vol. I, pp. 34-36; vol. 2, tig. 44.
22 lor dating: I.albntaine - Dosognc, “L’cglise;” Telerialnikov, “ l he Domed Hall.” I'or illustration: Resile, Ifyzantine Wall
Painting, vol. 3, fig. 333.
21 M. Resile, Studien, vol. 1, pp. 42-44.
24 Ibid., vol. I, pp. 42-44.
21 N. Thierry, “La croix en Cappadoce," pl. II, lig. H.
2,1 T. Gandolfo, 1 e basiliche armene, p. 107, lig. 176.
235
A relief cross stands out as a major decorative motif for the entire group. The cross
within the medallion (decorated with small dots in each arm) in Chapel 3 in Giilu Dere is
very similar to that near the prothesis niche in Chapel 1 in Zelve or the capital from
the church of Panagia in Gdreme (ca. 500 or early sixth century) (Figs. 8., 10.)27. F4ven the
triple oval moldings around the medallions are executed in the same manner in all these
cases.
This multiple oval molding appears also in a medallion on the western wall of the Balkan
Dere Hall, on a larger scale. At the same time, the huge, smoothly carved cross within the medal-
lion on the north wall of the Balkan Dere Hall is similar in scale, technique and type to those on
the western wall in Chapel 2 in Zelve and that on the eastern wall of the south aisle in the St.
John basilica (Figs. 7., 9., 11.)28.
The presence of all these architectural and decorative motifs cannot be dismissed simply
as accidental. None of these stylistic features belongs to the local Middle Byzantine archi-
tecture. On the other hand, the stylistic characteristics discussed herein were widespread in
the sixth-century architecture and decoration of the neighboring areas of Armenia and
Syria.
In view of the wide circulation of the above-mentioned stylistic motifs, I would like to sug-
gest the first half of the sixth century as a date for the entire group of monuments under dis-
cussion. Further studies might bring more substantial materials so that we can specify the dat-
ing of each individual church. The history of Cappadocian rock-cut architecture is not, of
course, limited to the monuments discussed here. But what is significant is that we can now
place these ecclesiastical foundations within a specific historical period as well as a geographic
area.
It would be worthwhile to take a closer look at the period when the local patrons invested their
money in the ecclesiastical foundations. Comparing these rock-cut churches with the built
churches, clearly the situation is similar. There is a large group of built churches also dated to
this period, such as the church of Panagia in Goreme, Akkilise in Soganli, and others. Rock-cut
churches were obviously established in more remote areas, though not far from the major roads
and towns. St.John is, in fact, a large basilica intended for a sizeable congregation, and proba-
bly served the rock-cut village which is nearby. Chapel 3 in Giilii Dere is not far from Qavujin;
the Domed Hall is near the ancient village of Ortahisar. Thus these ecclesiastical foundations
were clearly dependent on the local roads, and served the local population29. But who were the
patrons of these churches and what were their motivations to support these ecclesiastical foun-
dations during this period?
Although we know comparatively little about church architecture during this period, there
is information in the Novella 30 of Justinian, which describes the general economic and social
structure in this region30. According to this text, the military and the tax collectors had enor-
mous power over the local population, which in fact was heavily abused by taxation. Thus
the military aristocracy and the local landowners probably had the money to establish church
foundations. One of the important motivations to invest in church foundations was heavy
taxes. According to Byzantine law, money given to the church was tax-deductible. This is
illustrated by the well-known tale of Gregory of Tours about the foundation of the church
27 M. Resile, Sludien, vol. 1, pp. 42-44; vol. 2, fig. 8.
211 N. I'hicrry, “La croix en Cappadoce,” fig. 67.
29 T. Hild, Das byzantinische Strassensyslem, Map. No. 4.
3,1 Movellne, Coipus juris civilis (MCMXXVIII), Nov. XXX, 223-235.
236
of St. Polyeuktos (ca. 527) in Constantinople by one of the wealthiest ladies of
Constantinople, Anicia Juliana31.
1’hc Emperor Justinian was apprised of Juliana’s great wealth
and requested her lo make a contribution to the public treasury.
She feigned to be willing lo do so and invited the Emperor to visit
her in her house after a given period of' lime, during which she
might be able lo bring her treasure together. Meanwhile, she
called in craftsmen, handed them all her gold and directed them
lo cast it into plaques, which were io be allixcd to the (vaulted)
roof (cameram) of St. Polyeuktos. After this had been done, Juliana
invited the Emperor to come and, having taken him lo the mar-
tyr’s church, pointed lo ils roof. ‘My poverty,’ she said, ‘is con-
tained in this work. Do with it whatever you please.’ In this way
she was able to avert Justinian’s rapacity32.
This text clearly illustrates a method by which wealthy people tried to avoid taxes by building
churches. Cappadocia was a Constantinopolitan province where people’s intentions were no
doubt the same. There are more rock-cut churches in this area dating from this period, which
need further research. The study of these churches will give us a more complete picture of the
extent of ecclesiastical foundations established during the Early Christian period and the growth
of local architectural tradition in this province of Byzantium.
31 C. Mango and I. Sevfcenko, “Remains of the Church of St. Polyeuktos at Constantinople,” Dumbarton Oaks Papers,
15 (Washington, D. C., 1961), 245; Harrison et al. Excavations al Sarachane in Istanbul, vol. 1 (Princeton and Washington,
D. C., 1986), 420.
32 Ibid.
Византийский временник, т. 55
РЕЦЕНЗИИ И АННОТАЦИИ
Bichler Р. Antike koptische Textilien aus Osterreichischet* Privatbesitz. Schallaburg, 1989. 86 S., 91 NN;
91 черно-белые илл., 11 цв. табл. 1 карта '
В последние годы в ряде европейских стран
складывается добрая традиция устраивать
художественные выставки в небольших городах.
Как правило, к таким выставкам выпускаются ката-
логи, проспекты, плакаты, сувениры. К числу
таких выставок следует отнести устроенную в
австрийском городке Шальбурге с 9 июня по 15
октября 1989 г. экспозицию, названную устроите-
лями "Древние коптские ткани из австрийских
частных собраний". (Кстати, в этом городке в
конце 1986 г. демонстрировалась интересная
выставка "Византийские мозаики из Иордании".)
Организаторами выставки выступили
Австрийская комиссия ЮНЕСКО и Культурный
отдел Северо-Австрийских земель. Научная
разработка материала принадлежит Петеру
Бихлеру. Это новое имя в коптологии. Основную
информацию по истории, культуре, искусству
коптов автор почерпнул из монографии доктора
Арне Эффенбергера из музея им. В.Боде в Берли-
не, изданной в 1975 г. в Лейпциге и переизданной
в 1976 г. в Вене.
Построение книги Бихлера традиционно для
такого рода изданий. В начале приводятся исто-
рические сведения о коптском Египте (с.7—8),
затем излагаются основные данные о коптском
ткачестве и отмечаются своеобразные черты
коптского стиля (с.9—10), характеризуются
особенности рабочего места и продукция ткача
(с. 11 — 12J, материалы, инструменты, техники древ-
него текстильного производства (с. 14—16).
Интересны сведения о собирателях коптских
тканей и основных коллекциях (с.16—17; здесь
упомянут В.Г.Бок, которому во многом обязаны
Эрмитаж и ГМИИ им А. С. Пушкина отличным
подбором тканой продукции из Египта). Потом
следуют объяснения к каталогу, раскрывающие
принципы датировок вещей, распределения их по
группам и т.п. (с.17—18). На с.18 указана исполь-
зованная литература (24 названия). Собственно
каталог занимает с. 19—86 и включает 91 номер.
Первую работу Бихлера о коптских тканях
следует признать в целом удачной. Она вызывает
интерес уже хотя бы потому, что представлен-
ный в ней вещевой материал абсолютно не знаком
широкому зрителю и далеко не весь известен
специалистам. Нельзя оставить без внимания и
тот факт, что больше половины памятников (51
© А.Я. Каковкин, 1998
238
номер) с большей или меньшей степенью
уверенности связано с конкретными центрами
производства (Ахмим — 24 ткани, Антиноя — 21,
Гермополь — 3 и т.д.)
Ни один из авторов не застрахован от ошибок.
Не избежал просчетов и Бихлер. Отмечу
основные из них. Прежде всего, на мой взгляд,
неудачно название книги — "Древние коптские
ткани". К тканой продукции, происходящей из
христианских захоронений Египта и получивших
условное название "коптские ткани", относятся
памятники IV—XII вв. Большинство вещей, фигу-
рирующих в книге, сравнительно позднего време-
ни — VIII—XI вв., когда в долине Нила господст-
вовали арабы, а коптский стиль заметно переродил-
ся, приобретая черты исламского искусства.
Не могу согласиться и с предлагаемыми для
некоторых памятников датами; № 3 (с. 19—20)
следовало бы отнести не к VI в., а к VII—VIII вв.;
N* 13 (с. 26—27) — не к IV, а V в.; № 30 (с. 38—39) —
не "около V в ", а уверенно VI в.; № 31 (с. 39—40) —
вместо V—VI в. — VI—VII вв.; № 34 (с. 42— 43) —
"примерно X в ", скорее всего VIII—IX вв.; № 38 (с.
46—47.) не V в., а VI—VII вв.; № 48 (с. 53) — "не позже
IX в ", а VII—VIII вв.; № 51 (с. 55) — не VIII (?) в.,
а, вероятно, VI в.; № 69 (с. 66—67) — не "около
IV в ", а VI в.; № 77 (с. 75) — не VI—VII вв., а на
два столетия позже. Почему-то не указана дата
№ 86 (с. 81), я думаю, что это памятник VIII—IX вв.
В целом представленные в книге памятники —
обычная тканая продукция, служившая
одеждами, саванами, завесами. Но есть несколько
и неординарных образцов. К их числу можно
отнести и вставку-медальон под № 20 (с. 31—32
цв.табл. 8). Большая стилизация и трудно улав-
ливаемая логика в построении композиции за-
трудняют определение многофигурной сцены,
но предположение Бихлера о том, что здесь
библейский сюжет, ошибочно. Четверо мужских
фигур полуобнажены (у троих за спинами плащи),
нимбы вокруг голов вовсе необязательно указы-
вают на святость персонажей, а лишь свидетель-
ствуют о их статусе героев. Да и дата памятника,
предлагаемая автором, по-моему, не VII в., а
VIII—IX вв.
В заключение несколько уточнений. На с. XVII
в числе хранилищ, куда попали ткани, добытые в
Хаваре Ф.Петри, значится Галерея искусств
Станфорда. Название этого американского
города стоит под вопросом. Вопрос надо снять,
поскольку ткани хранятся в галерее при
Станфордском университете (штат Калифорния).
Сузан Льюис в 1969 г. издала каталог этих тканей.
В разделе литературы под № 1 указана работа
"Коптские ткани музея Бенаки". Следовало бы
указать, что автор этой небольшой книжечки,
изданной на греческом и английском языках, —
Lila Marangou. Под номерами 7 и 14 фигурирует
одна и та же книга — первый том каталога копт-
ских тканей луврского собрания Пьера дю Бурге.
Уместно было бы указать инициалы таких иссле-
дователей как А.Ф. Кендрик, О. Вульф, в.Ф. Фоль-
бах.
А. Я. Каковкин
Lidov A. The Mural Paintings of Akhtala. Moscow: Nauka, 1991.138 p., 50 fig, 1план, 8 схем
В истории культуры народов христианского
Востока, в первую очередь народов Закавказья,
заметную роль играли конфессиональные раз-
личия. Грузия приняла христианство право-
славного толка — дифиситство. Армения при-
мкнула к монофиситству, это были не только
расхождения догматического свойства, они
влекли за собою и осложнения политического
характера.
В силу исторических обстоятельств часть
армян (обычно это были люди высокого социаль-
ного и общественного положения) в разное время
становились православными, принимая установл-
ения Вселенского собора в Халкидоне (451 г), т е.
становилась халкидонитами. Оставаясь по эт-
ническому признаку армянами, по конфессии они
становились "греко-грузинами".
Проблему армян-халкидонитов поднял в лите-
ратуре еще в начале века Н. Я. Марр. В последнее
вермя она опять привлекла к себе внимание
(особенно плодотворно разрабатывает ее П.М. Му-
радян). Деятельность армян-халкидонитов
заметно оживилась еще в XIII в. Связано это было,
в первую очередь, с изгнанием сельджуков и
входом части армянских земель в состав грузин-
ского царства.
Одним из ярких выражений деятельности
армян-халкидонитов явились росписи,
принадлежавших им храмов. На сегодняшний
день в литературе фигурируют пять таких
памятников: Плиндзаханк (больше известный под
позднейшим названием "Ахтала"), церковь св.
Григория Армянского (1215 г.) в Ани, Киранц и
две церкви Кобайра.
Самым показательным памятником армян-хал-
кидонитов является Плиндзаханк. Книга А. М. Ли-
лова как раз и посвящена этому памятнику.
Ахтала — памятник интересный в нескольких
отношениях и для историка, и для искусство-
веда. Известно, что он существовал как армянск-
ая монофиситская обитель. В 1188 г. здесь была
возведена большая церковь Богоматери. В начале
XIII в. Иванэ Мхаргдзели передал монастырь
халкидонитам. По его же заказу церковь Богома-
тери была частично перестроена и расписана.
Если судить по названию рецензируемой книги,
она посвящена этой росписи, но охват ее значи-
тельно шире и глубже.
За Введением (с. 1—6), в котором кратко изла-
© А.Я. Каковкин, 1998
гается история вопроса, следует 1-я глава (с.7—21)
"История создания и дата росписи". Привлекая исто-
рические свидетельства, анализируя эпигра-
фические материалы и памятные записи рукописей,
автор реконструирует историко-культурную
среду, в которой возникли росписи, создает убеди-
тельный исторический портрет заказчика стенопи-
си Иванэ Мхаргдзели и обосновывает дату ее
создания — 1205—1216 гг. Последний момент
особенно примечателен, поскольку может служить
конкретным хронологическим ориентиром для
изучения других памятников монументальной
живописи Закавказья.
2-я, самая большая глава называется
"Иконографическая программа" (с.22—92). Она
посвящена детальному анализу иконографии
сцен и персонажей (впервые здесь идентифици-
руются многие изображения), автор объясняет
их размещение, выявляет символические связи
между отдельными циклами и композициями в
системе росписи и во многих случаях увязывает
их с литургией. Убедительны предлагаемые
автором реконструкции не сохранившихся частей
храмовой декорации.
Верно отмечая, что в целом иконографичес-
кая программа церкви соответствует
сложившейся в XI в. средневизантийской системе
убранства, А.М. Лидов подчеркивает важную
роль темы Богоматери, которой посвящен храм.
Здесь же он высказывает объективное пред-
положение, что наиболее интересные индиви-
дуальные особенности росписей Ахталы
определены принадлежностью памятника к
особой культуре армян-халкидонитов, которые
последовательно ориентировались на конфесси-
онально родственные Византию и Грузию.
В 3-й главе (с.93—ИЗ) "Мастера и стилисти-
ческие направления" автор выявляет восемь
индивидуальных манер, образующих две большие
стилистические группы, связанные своим
происхождением с византийским и грузинским
искусством. Полно охарактеризованы стилисти-
ческие манеры и почерк нескольких мастеров:
"главный", "второй", "художники, расписавшие
западную стену", "художник сорока мучеников",
"живописцы второго слоя". Анализируя
греческие, грузинские и армянские пояснитель-
ные надписи, А.М. Лидов определил этни-
ческую принадлежность художников и полу-
чил интересные данные о составе рабо-
тавшей здесь артели. Первую стилистическую
239
группу образуют росписи алтарной апсиды
(работа главного мастера — армянина-халки-
донита) и северной и южной стен (работа грека
или армянина-халкидонита). исполненные
художниками, приехавшими из Византии. Ко
второй стилистической группе относятся осталь-
ные росписи, выполненные грузинскими живо-
писцами
В итоге А.М. Лидов, изучавший памятник
непосредственно на месте в 1985 — 1989 гг.,
делает тактичный, на мой взгляд, вывод: "В
целом росписи Ахталы не могут быть отождес-
твлены с какой-либо художественной тради-
цией. Они могут быть правильно поняты только
как памятник искусства армян-халкидо-
нитов, своеобразно сочетающего элементы
армянской, грузинской и византийской куль-
тур" (с. 115).
До появления этой монографии наши сведе-
ния об Ахтале были самые общие, историко-куль-
турное значение памятника было не очень ясно.
Теперь мы имеем первое комплексное моногр-
афическое исследование памятника. Значение
книги А.М. Лидова очевидно - вводится в
научный оборот первоклассный уникальный
памятник начала XIII в. относительно хорошей
сохранности. Росписи Ахталы дают счастливую
возможность сравнить отдельные стилисти-
ческие манеры и две художественные традиции,
а это помогает глубже понять своеобразие и ви-
зантийской, и грузинской монументальной
живописи начала XIII столетия. Стенопись
Ахталы, несомненно, займет подобающее ей
место в ряду лучших произведений восточно-
христианского искусства.
Монография А.М. Лидова дает богатый мате-
риал для изучения, сопоставления, уточнения
предположений и выводов автора. Издание ее на
английском языке, конечно, значительно расши-
рит круг лиц, которые могут детально ознакоми-
ться с интересным памятником.
А. Я. Каковкин
Курбатов Г. Л. Ранневизантийские портреты: к истории общественно-политической мысли. Л..
Изд-во Ленинградского ун-та, 1991. 272 с.
Сразу же хотелось бы отметить, что содержание
новой монографии Г.Л. Курбатова значительно
шире, нежели ее название, ибо в ней рассмотрен
практически весь комплекс проблем, связанных с
ранневизантийской государственностью. В
книге дана своя стройная концепция византийско-
го общества IV—VI вв., которое автор, обогатив
свою ранее выдвинутую теорию* 1 новыми дово-
дами, последовательно определяет как поздне-
античное. Написана монография на материале
пяти биографий: Ливания, Иоанна Златоуста,
Синесия Киренского, Прокопия Кесарийского и
Юстиниана. При всем том, что в этом перечне
несколько выпадает император Юстиниан и есть
касающиеся V в. лакуны. Г.Л. Курбатову нельзя
отказать в последовательности и логичности в
создании концепции специфики ранневизант-
ийской государственности и отношения к ней
тех, кто в той или иной степени сам вкладывал
лепту в ее создание.
©А.А. Чекалова, 1998
1 См., например: Курбатов Г. Л. К проблеме пере-
хода от античности к феодализму в Византии //
Проблемы социальной структуры и идеологии
средневекового общества. Л., 1980. Вып.З. С. 3—21;
Курбатов Г. Л., Лебедева Г. Е. Город и государство
в Византии в эпоху перехода от античности к
феодализму // Город и государство в древних
обществах. Л., 1982. С. 56—77; Они же. Византия,-
проблемы перехода от античности к феодализму.
Л., 1984; Они же. Город и государство в Византии
в эпоху перехода от античности к феодализму //
Становление и развитие раннеклассовых
обществ. Л., 1986. С. 100—197.
240
Книга состоит из введения, семи глав и
заключения. Во введении исследователь, поле-
мизируя с теорией позднеантичной монархии
как прямого порождения упадка античного поли-
са, отрицает гипертрофированные размеры
бюрократизации империи и подчеркивает
важную роль города и в период IV—VI вв. По его
вполне убедительному мнению, централизо-
ванные структуры прямого государственного
управления в значительной мере являлись надс-
тройками над массой сохранявших элементы
самоуправления городских общин, которые
вполне реально осуществляли часть непосредс-
твенно управленческих функций как по отноше-
нию к городу, так и его сельской округе (с.6—7).
Исходя из этого, Г. Л. Курбатов акцентирует свое
внимание на преобладании в общественном
развитии ранней Византии тенденции не к разры-
ву, а к преемственности.
Преемственность как главную черту выделяет
автор и в истории общественно-политической
мысли Византии IV—VI вв. Он, в частности,
уделяет большое внимание ее предыстории,
емкий очерк которой дан в главе I "К истории
политической идеологии и теории ранней
Византии". Г.Л. Курбатов справедливо отмечает,
что политические теории ранней Византии, как и
всей античности на протяжении ее существова-
ния, имеют в качестве исходной базы те теории и
тот понятийно-категориальный аппарат, кото-
рый выработала эпоха классической античности
(с. 18).
Представляется, однако, дискуссионной
гипотеза автора о преобладающем значении в
политической теории римских основ и традиций,
во-первых, потому, что истинная романизация
греческого Востока, который до этого жил
вполне самостоятельно, началась после пере-
несения столицы в Константинополь и встре-
тила здесь достаточно серьезное сопротивле-
ние, а во-вторых, потому, что, как справедливо
отмечает и сам Г.Л. Курбатов, на формирование
римских политических теорий оказали несомнен-
ное влияние эллинистические концепции
(с. 32—33), а те, в свою очередь, развивались не без
огромного влияния на них устойчивых традиций
эллинского полиса (с. 25).
Показательно также, что монархические
теории эпохи принципата активно разрабатыва-
лись именно греками; Дионом Хрисостомом,
Плутархом, Филостратом и т.д. Все они писали и
думали по-гречески. Почему бы не рассмат-
ривать политическую греческую мысль IV в. как
результат ее собственного развития, пусть
обогащенного влиянием Рима и Востока, а не как
в основе римскую с известным влиянием на нее
античных и эллинистических традиций?
Последовательно рассматривается автором
рождение идеала христианского императора и
концепции идеального византийского государст-
ва, которая, как справедливо отмечает Г.Л. Кур-
батов, имела своей исходной базой античные
теории идеальной полисной государственности,
"священной" римской державы, гармонии и муд-
рости ее политического устройства, ныне освящен-
ной ее подобием божественному порядку, идеаль-
ному и совершенному (с. 46).
Отмечая различие общественно-религиозной
концепции Запада и Востока, исследователь
подчеркивает "оптимизм" византийской теории
общества, веру в возможность достижения
гармонии в общественных отношениях.
Анализируя языческую оппозицию, Г.Л. Кур-
батов вполне резонно приходит к выводу, что
она исходила из традиционной шкалы полисно-
государственных ценностей и критериев: при
том, однако, оппозиция, по наблюдениям автора,
боролась не за возврат к прежним порядкам и
институтам, не за изменение существующей сис-
темы государственного управления, а за ее ори-
ентацию.
Постулируя тот факт, что политическая
оппозиция IV—V вв. все более принимала религи-
озную окраску, исследователь вместе с тем тонко
подмечает чрезмерность абсолютизации в науке
антитезы "христианин - язычник", ибо, хотя
принадлежность к язычеству служила явным
индикатором убежденной приверженности к
традиционным ценностям, однако, немало было
в IV—V вв. лиц, для которых христианство явля-
лось лишь немного большим, чем дальнейшее
продолжение традиционного государственного
культа и воспринималось преимущественно как
таковое (с. 49). Этим обстоятельством Г.Л. Кур-
батов объясняет наличие внутри господст-
вующего класса Византии этого периода широко-
го круга лиц, связанных с весьма узкой прямой
языческой оппозицией.
Глава II монографии "Последний идеолог
муниципальной аристократии — Ливаний
(314—393)" посвящена "феномену" этого не только
великого мастера красноречия, но и видного
общественно-политического деятеля. Иссле-
дователь резонно отказывается видеть в
Ливании человека, оторванного от действитель-
ности, политические идеалы которого лежали за
ее пределами — в классической древности и
эпохе эллинизма. Идеалом ритора, справедливо
считает автор, был полис недавнего прошлого,
когда римская государственность гарантиро-
вала городу значительную внутреннюю
автономию, а муниципальной аристократии —
стабильное господство. Г.Л. Курбатов полемизи-
рует с теми исследователями, которые видят в
Ливании человека с узким кругозором,
"копающимся" в мелких конфликтных ситуаци-
ях, и вполе убедительно показывает, что при всей
привязанности ритора к конкретным сюжетам
ему было свойственно четкое общест-
венно-политическое отношение к событиям,
обобщенное их восприятие и оценка их значе-
ния.
Автор показывает, что в основе как речей
Ливания, так и его деятельности, лежит четкая,
до деталей продуманная концепция защиты тради-
ционных полисных структур. При этом Г.Л. Кур-
батов с основанием подмечает, что консер-
ватизм ритора был не слепым, но, напротив,
вполне реалистичным, поскольку деформация
полисной системы, на взгляд Ливания и многих
его современников, была еще исправима,
В этом же русле проанализировано автором и
язычество Ливания, которое отнюдь не дает
права смотреть на ритора как на лишенного тре-
звого взгляда идеалиста. Нельзя не согласиться
здесь с Г.Л. Курбатовым, который утверждает,
что идея "триумфального шествия" христианства
достаточно упрощена и что значительное число
обращенных продолжало оставаться "полуя-
зыческим” (с. 59).
Тут, пожалуй, уместным будет добавить, что
немало в этот период было и откровенных
язычников, причем даже в верхних эшелонах
власти. Имелись они и в окружении такого
ревнителя христианства, каким был Феодосий I.
Достаточно сказать, что его префектом претория
Востока в 388—392 тт. являлся друг Ливания —
язычник Татиан, а пост префекта города
Константинополя занимал тогда сын Татиана —
Прокл, о котором известно, что он отправлял
языческий культ в Гелиополе2. В этой связи благ-
осклонное отношение Феодосия к Ливанию,
причина которого представляется Г.Л. Кур-
батову труднообъяснимой (с. 54—55), отнюдь не
выглядит неким исключением.
В той же главе на материале творчества
Ливания автором развернуты и конкретизированы
2 См.: Jones А. Н. М„ Martindale J. R„ Morris J. The
Prosopography of the Later Roman Empire. Cambridge,
1971. Vol. 1. (Далее: PLRE. 1.) P. 876-878: Tatianus 5;
746-747: Proculus 6.
высказанные в предшествующих разделах работы
соображения относительно специфики полиса и
системы внутриполисных отношений. Г Л. Кур-
батов подчеркивает известную "консер-
вативность" структур и отношений в восточно-
римском городе вплоть до середины IV в. — време-
ни, с которого идет нарастание противоречий
между курией и демосом, ведущих к упрочению
власти и авторитета государственной админист-
рации. Развитию государственных структур, как
показано в монографии, благоприятствовало и
стремление части плебеев к государственной
службе, которая при отсутствии условий для
создания богатой торгово-ростовщической
верхушки являлась по существу единственным
средством для социального возвышения.
Последняя четверть века, как показано в
монографии, характеризуется ускорившимся
обеднением и разорением части плебейского
населения, что вызвало к жизни, с одной
стороны, качественно новый уровень постановки
проблемы благотворительности, а с другой —
невиданное по масштабам умножение роста мона-
шества Но значительно важнее, по справедливо-
му замечанию исследователя, была та интенси-
вная консолидация массы плебейского населе-
ния. которая позволила ему противостоять и
усилившемуся давлению со стороны куриалов, и
государственной администрации (с. 94).
Главным же итогом эволюции политических
отношений в восточно-римском городе, делает
вывод автор, оказалось то, что было подорвано
господство муниципальной аристократии (там
же). Вместе с тем Г.Л.Курбатов, конкретизируя
этот уже устоявшийся в науке тезис, справедливо
считает, что не следует преувеличивать степень
упадка муниципальной знати, ибо в ее среде,
наряду с сокращением численности куриалов,
разорением и обеднением значительной их
части, имели место процессы изменения
структуры сословия, концентрации имущества и
силы в руках узкой его верхушки, роль которой в
городской жизни не падала, а возрастала.
П]Ьи этом автор полагает, что былая мощь
куриалов трансформировалась и в ту степень
влияния, которое приобрела вышедшая и
выходившая из их рядов (преимущественно
куриальной верхушки) весьма значительная
часть имперской знати (с. 95).
Этот тезис исследователя требует, на наш
взгляд, серьезной корректировки, ибо при всем
том, что сходство сенаторского сословия
ранней Византии с куриальным достаточно
ощутимо, проводниками влияния муниципаль-
ной знати на сенаторскую аристократию, как
свидетельствуют данные просопографии, оказы-
вались в IV в. не столько сами куриалы (и тем
более не их верхушка), а представители
свободных профессий’. *
См.; Чекалова А. А. Константинопольский сенат
и сословие куриалов в IV в. // ВВ. 1992. Т. 53
С. 20—35.
В главе 111 Иоанн Златоуст (341—407) автор
задался целью выявить моменты социальной
обусловленности взглядов и деятельности знаме-
нитого проповедника. Глава распадается на две
части. В первой из них Г.Л Курбатов
прослеживает, каким образом отражалась во взгля-
дах Иоанна Златоуста специфика развития
социальных отношений в восточно-римском
городе, во второй — каким образом эта
специфика преломлялась в практике церкви
Осуществив здесь сравнительный анализ взгля-
дов Ливания и Иоанна, исследователь приходит к
любопытному заключению о значительной
общности (при бесспорной разнонаправленности)
взглядов выдающегося язычника и выдающего-
ся христианина и акцентирует внимание на
многих точках соприкосновения в их мировоз-
зрении. Это касается, в частности, свойст-
венного тому и другому полисного патриотизма,
общей оценки состояния и социальных отноше-
ний в нем: взглядов на рабство, на процессы,
происходившие в деревне, на рост крупного
землевладения и т. д.
Радикализм христианских взглядов Иоанна
Златоуста, по мнению Г.Л. Курбатова, имел те
же корни, что и радикализм Ливания — в рас-
тущей неустойчивости положения средних
собственников, к среде которых они сами
принадлежали (с. 112).
Исследователь справедливо заключает, что
Иоанн Златоуст в оценке условий и тенденций
социального развития ставит во главе угла
концепцию христианского города, христиан-
ской семьи как важнейшей ячейки общества. По
существу это есть христианизированный антич-
ный полис, преображенный через христианскую
семью (с. 121).
Во второй части этой главы монографии автор
анализирует деятельность Иоанна Златоуста на
посту константинопольского патриарха, кото-
рую он рисует как целеустремленную борьбу за
централизацию и подъем церкви столицы импе-
рии — будущей великой церкви Константинополя.
Г. Л. Курбатов показывает, как Златоуст заложил
основы аппарата и структуры константинополь-
ского патриархата, осуществил мобилизацию
церковных доходов, резко сократив расходы на
нужды клира, развернул широкую благотвори-
тельную деятельность. Кроме того, как
справедливо отмечает исследователь, факти-
чески с Иоанна Златоуста начинается
развертывание комплексной по характеру, дли-
тельной и целеустремленной церковной дипло-
матии, последовательной и организованной мис-
сионерской деятельности. Таким образом,
заключает автор, великий проповедник в извес-
тной степени стоял у истоков церковной
дипломатии, византийской ее практики как посто-
янной деятельности церкви (с. 127).
Анализируя проблему необычайной по-
пулярности Иоанна Златоуста, исследователь
считает упрощением видеть ее причины лишь в
таланте проповедника, критике Иоанном верхов
242
общества или его широкой благотворительнос-
ти Сила его влияния, по мнению Г. Л. Курбатова,
заключалась в том. что он реально оценивал
положение и устремления массы населения, за-
воеванное ею право, в какой-то мере признанное,
на активное участие в религиозной жизни,
сопоставимое с той ролью, которую она играла в
политической жизни ранневизантийского
общества
В главе IV "Провинциальный аристократ
Синесий (370—413/414)” автор показывает ту
реальную власть, которой обладала в провинции
куриальная знать, и выявляет высокую степень
зависимости от нее и ее интересов церковной
организации. Г. Л. Курбатов прослеживает в
произведениях Синесия определенные черты
программы провинциальной аристократии,
заинтересованной, с одной стороны, в сильной
императорской власти, с другой — в сохране-
нии достаточно сильных элементов самоуправл-
ения, проявившегося в том числе и во влиянии
муниципальной знати на деятельность импер-
ской администрации.
Вместе с тем представляется спорным тезис
автора о том, что Синесий принадлежал к той
самой узкой куриальной верхушке, которую и
критиковал Ливаний за ее своекорыстную пози-
цию, пренебрежение общими интересами сосло-
вия и курии, грабеж и угнетение более бедных
куриалов (с. 140). Произведения Синесия скорее
дают основания предполагать, что он, при
давности своего рода, принадлежал не к бога-
тейшим принципалам, а к лицам среднего достат-
ка, горячо и искренне отстаивавшим интересы
своего сословия, ради которых он в значитель-
ной степени и принял сан епископа.
Также дискуссионным представляется
утверждение Г.Л. Курбатова, что материал
Синесия в сравнении с данными Ливания
позволяет говорить <об определенной степени
если "не срастания", то во всяком случае усиления
прямых связей, взаимопроникновения и перепл-
етения с сенаторским сословием, служилой
знатью» отдельных семей провинциальной арис-
тократии (с. 140—141). Дело в том, что подобных
связей в семье Ливания было больше и были они
более прочными. Уже дядя его Панолвий был в
336 г правителем провинции, тетка его была
замужем за видным военачальником эпохи
Констация II, двоюродный брат Спектат являлся
нотарием: кроме того, ритор состоял в родстве с
семьей префекта претория Востока 351—353 гг.
Фалассия4 Между тем связи с имперской
администрацией и двором у Синесия ограничива-
лись следующими случаями: его сестра
Стратоника была замужем за не продвинувшимся
Далеко по службе членом императорской
гвардии, дядя Максимиан (неточно названный в
монографии Максимином. — С. 140) служил (и то
лишь со знаком вопроса) при дворе, а
двоюродный брат Диоген являлся (опять лишь
4 PLRE. I. Р. 505-507: Libanius 1.
предположительно) дуксом Верхней Ливии5.
Что касается родственника Синесия, который, по
утверждению Г.Л.Курбатова, был сенатором во
втором поколении (там же), то таковой по ис-
точникам не известен. Возможно, речь идет о
правителе провинции Героде, которого Синесий
именует "Аартгротатос по своим предкам"6.
Однако этот термин в письмах Синесия означал
не более, чем "куриал"7.
Три последних главы монографии "VI столе-
тие", "Прокопий (490/507—562 гг.)", "Император
Юстиниан (482—565) и его программа" органично
связаны между собой и сводятся не просто к
пробеме "Юстиниан и его историограф", но имеют
целью показать обоснованность и даже зако-
номерность как внутренней, так и внешней
политики Юстиниана и ту консервативную, с
точки зрения исследователя, оппозицию, кото-
рую она встретила.
Итогом социально-политического и эко-
номического развития V в. явилось, как
справедливо отмечает Г.Л. Курбатов, то, что к
власти в городском самоуправлении пришли
различные группы провинциальной знати, как
старой муниципальной, так и новой — из числа
местных собственников, разбогатевших на
государственной службе (с. 180). При этом в
монографии подчеркивается, что новая
чиновно-служилая знать, в значительной степе-
ни плебейского происхождения (в восточных
провинциях нередко не греко-римская, а мес-
тная), опиралась в городе на массу торгово-
ремесленного населения, также в значительной
степени туземного. С укреплением их поло-
жения, ростом недовольства и активности
автор связывает стремительное распространение
монофиситства (с. 180—181).
Оценивая политику предшественника Юстина
и Юстиниана императора Анастасия I (491—518),
Г.Л. Курбатов отказывается видеть в ней
разумную альтернативу "расточительной"
политике покорителя Запада, но вместе с тем
признает, что она была обусловлена реальным
положением Византии в эту эпоху. Это касается, в
частности, опоры Анастасия на восточные про-
винции.
В отличие от ряда исследователей, счи-
тающих Анастасия родоначальником разум-
ного курса на "разрыв" с Западом и превра-
щение Византии в восточную монархию, автор
считает его не антагонистом, а прямым пред-
шественником Юстиниана в проведении жесткой
автократической политики в отношении партий
цирка, сената, религиозных течений.
При рассмотрении сущности политической
5 См .Martindale J. R. The Prosopography of the Later
Roman Empire. Cambridge, 1980. Vol. 2 (Далее:
PLRE. IL). P. 1048: Synesius 1; 360: Diogenes 2; 1099:
Theodosius 2; 1328: Stemma 34; PLRE. I. P. 572;
Maximianus 3.
6 Synes. Ep.38.
7 Ibid. Ep. 57; Cp.: PLRE. II. P. 551: Herodes 2.
концепции Юстиниана Г.Л. Курбатов под-
черкивает программный ее характер, прояви-
вшийся как в завоеваниях на Западе, так и в его
реформах. По мнению исследователя, програм-
ма Юстиниана была направлена на ста-
билизацию позднеантичных отношений,
ослабление противоречий и консолидацию
общества (с. 259). Автор отказывается видеть в
завоеваниях на Западе попытку осуществления
честолюбивой идеи возрождения Римской
империи. Идеологическое оформление,
утверждает он, не должно скрывать реальных
целей, а именно того, что «"присоединение
западных областей должно было "укрепить"
Византию в борьбе с варварским миром, прежде
всего — с Ираном, что могло (при участии орто-
доксальной церкви и населения Запада) создать
более прочную базу для обеспечения преобла-
дающего или "равновеликого" веса ортодоксаль-
ного направления в самой Византии"» (с. 259).
Победы на Западе могли, полагает Г. Л. Курбатов,
объединить под властью Юстиниана все те
области античного мира, где еще были могущес-
твенны силы, тяготевшие к сохранению поздне-
античных отношений. Возможно, это и так. Но,
как известно, политика Юстиниана на Западе
потерпела крах, а восточные области Визан-
тийской империи оказались совершенно
беззащитными перед вторгшейся во главе с
Хосровом иранской армией и испытали все
ужасы бедствий беспощадной войны. Города в
этих областях потеряли ощущение того, что
являются частью единого государства, и,
предоставленные сами себе, были вынуждены
самостоятельно решать свои проблемы: не
имперские государственные мужи, а их местная
знать, а нередко и епископы выступали как их
представители перед шахом.
Поэтому более чем дискуссионной представ-
ляется гипотеза автора о том, что правление
Юстиниана отсрочило внутренний упадок
государства на несколько десятилетий (с.260).
Несмотря на бесспорность его социальной
программы, в чем Г. Л Курбатов безусловно прав,
Юстиниан оказался неспособным ее осуществить
и в немалой степени способствовал глубокому
кризису, в котором оказалась империя в резуль-
тате его правления.
Альтернативная программа политике Юсти-
ниана рассмотрена исследователем на при-
мере Прокопия Кесарийского. Здесь нам предс-
тавляется плодотворной попытка автора
связать позицию историка с политической
традицией муниципальной аристократии
(с. 203—204), а также подойти к критике Проко-
пием Юстиниана как к оформленной и осмыслен-
ной с позиции государственно-политической тео-
рии (с. 208). Не вызывает сомнений и утверждение
автора, что идеалом Прокопия являлась аристо-
кратическая монархия античного типа. Однако
едва ли можно в данном случае говорить о
старой сенаторской аристократии, как это делает
исследователь (с. 214) просто потому, что сущес-
твование оной в Византии VI в. представляется
достаточно проблематичным. Во всяком случае
просопографический и терминологический
анализ сочинений Прокопия свидетельствует о
том, что, говоря о сенаторской знати, историк
подразумевает аристократию, сформировав-
шуюся уже в собственно византийскую
эпоху. Конечно, это была знать, в большей степе-
ни приверженная традициям греческого
Востока, но все же это было иное социальное
образование, нежели сенаторская аристократия
римских времен, и генетически к ней не
восходило.
В целом можно заключить, что работа Г. Л. Кур-
батова, несмотря на некоторую дискуссион-
ность, а, может быть, именно благодаря ей, пред-
ставляет собой интересное исследование,
которое явится существенным вкладом в изуче-
ние такого сложного и многообразного явления,
каким является поздняя античность.
А. А. Чекалова
Laiou А. Е. Gender, Society and Economic Life in Byzantium (“Variorum Reprints”). Hampshire;
Brookfield: Variorum, 1992, X + 339 p., portr.
По праву завоевавшие популярность голубые
сборники серии “Variorum Reprints” не похожи
один на другой. Бывают книги, объединяющие
под одной обложкой достаточно отдаленные
сюжетно друг от друга статьи, которые
объединяет лишь имя их автора. Они, несом-
ненно, полезны, ибо избавляют читателя от
необходимости искать в разрозненных, подчас
труднодоступных или малотиражных журналах
и изданиях интересующие публикации. Но
наибольший успех выпадает все же на долю тех
изданий рецензируемой серии, где статьи сборни-
ка тематически связаны между собой и, выстро-
енные в определенной логической последова-
©М.В. Бибиков, 1998
244
тельности, развивают избранную автором
научную проблему, являясь как бы главами
монографического исследования, тема которого
вынесена на обложку книги. Именно к такого
рода удачным сборникам следует отнести и
издание Variorum "Пол, общество и экономическая
жизнь в Византии" директора Вашингтонского
центра Дамбартон Оукс Ангелики Лайу. В центре
интересов автора — экономическая роль различ-
ных социальных слоев поздневизантийского
общества, место женщины в нем, семьи как
социально-экономической ячейки.
Первая половина сборника посвящена истори-
ко-демографической и социологической
проблеме женщины и семьи в общественной
структуре преимущественно палеологовской
эпохи. В докладе на Венском конгрессе византи-
нистов "Роль женщины в византийском обще-
стве" А. Лайу отмечает различие между идео-
логическим и реально историческим аспекта-
ми темы, между фактическим положени-
ем женщины и формой его отражения в
правовых памятниках. В последних в основном
зафиксированы лишь казусы, связанные с
владением собственностью: именно этот аспект
наиболее представителен при изучении проб-
лемы. Последовательно разделяются и формы
экономической активности византийских
женщин: сферы деятельности аристократки и
крестьянки различались даже в такой казалось
бы нивелирующей сфере как монастырская
община. В целом же область экономической
активности женщины, особенно в поздней
Византии, значительно превосходила стереотип-
ное ограничение ее занятий домашним хозяйст-
вом и ткацко-швейным рукоделием, но включала
в себя прежде всего торговлю и сельское хозяйс-
тво. Политическая деятельность византийских
аристократок, как и их литературно-салонная
жизнь, были характерным проявлением их
социального темперамента начиная с XI в.
Правда, средний уровень женской образованнос-
ти до XIV в. оставался низким. Социально-
политические катаклизмы последних десятиле-
тий существования византийского государства
вновь сократили сферу деятельности женщин: в
XV в. бросается в глаза преимущественно уход
женщин в монастыри.
Сопоставление идеологии и житейской реаль-
ности в истории византийских женщин — тема
специального исследования А. Лайу. Здесь подни-
мается вопрос и о женском самосознании, об
особенностях ментальности у писательниц и
поэтесс, о специфике взаимоотношений членов
женской монашеской общины. В центре вни-
мания оказывается женский взгляд на семью, в
структуре которой прямо или косвенно мать,
хозяйка, воспитательница претендует (так или
иначе) на лидирующую роль. Положение вдовы
лишь подчеркивало, оттеняло активность
социальных и экономических функций женщин.
Монастырь также представлялся субинститутом
семейных отношений, с одной стороны, и формой
выработки собственных социальных градаций у
женщин — с другой.
Своеобразным женским праздником в
Константинополе представлен праздник Агаты,
известной по описаниям Пселла. Участницами
его были в основном представительницы
женских профессий, в связи с чем ставится
вопрос о существовании в византийской столице
подобия женских гильдий.
Византийские порядки заключения брака рас-
сматриваются в связи с анализом ответов папы
Николая I болгарам. Правовые нормы изучаемых
памятников касаются развода, полигамии,
адюльтера, сватовства и т.д. При этом подчер-
киваются моменты, отличающие византийские
обряды от западноевропейских уже в конце IX в.
Специфика женских учреждений исследуется
на примере Эпира XIII в. Демографический анализ
свидетельствует о широком распространении
вступления женщины в брак в довольно раннем
возрасте — до 15 лет (хотя бывали и 13-летние
жены). Значительным оказывается и удельный
вес повторных браков, среднее ко-личество
детей первого брака, напротив, невелико
(1, 6). Таким образом, именно повторные браки и
рождение в них новых детей могли способст-
вовать воспроизводству населения региона.
Специального внимания в этой связи за-
служивает вопрос о внебрачных связях и не-
законнорожденных детях. Анализ источников
показывает тенденцию в юридической практике
поздневизантийского Эпира нивелировать раз-
личия в правовом положении разных категорий
детей. Это тоже можно объяснить как меру,
направленную на поддержание численности на-
селения. С ней связано и небольшое число
разводов.
Путь византийской аристократии палеологов-
ского времени, — а этой проблеме посвящена
специальная работа, — представлен как история
остановленного развития. При ослаблении цент-
ральных государственных структур палеолого-
вская Византия характеризуется консоли-
дацией и ростом удельного веса аристократи-
ческих фамилий. Палеологовскую аристо-
кратию нельзя идентифицировать с нобилитетом:
в ее среде были и сравнительно новые фамилии,
разбогатевшие, снискавшие большой обществен-
ный вес и укрепившиеся на вершине пирамиды
общественной иерархии. Консолидация пале-
ологовской аристократии проявлялась как в
том, что несколько фамилий объединялись в
единые кланы (известны случаи объединения
почти до десятка патронимов в одном лице), так
и в том, что даже политическое фиаско аристо-
крата (например, в ходе гражданской войны) не
выключало низвергнутых полностью из общест-
венной жизни, но находились формы под-
держания жизнедеятельности аутсайдеров.
Пожалуй, впервые в эту эпоху Византия стала
закрытым обществом. Византийская палеологов-
ская аристократия подразделяется на несколько
групп — провинциальная знать, экономические
силы, богатые держатели проний, церковная
знать и др. Показательна экономическая, а затем
и политическая независимость их от Кон-
стантинополя в условиях краха экуме-
нической империи и роста партикуляризма.
Однако эти процессы, аналогичные западноев-
ропейской феодализации, не имели в Византии ни
завершения, ни последовательного воплощения.
Историко-экономическая часть книги откры-
вается масштабным очерком истории поздневи-
зантийской экономики в системе среди-
земноморской торговли, где прослежива-
ется путь от ситуации доминирования византий-
ского торгового рынка в регионе, применения
византийского золотого в качестве "доллара
средних веков", экономического и торгового
245
проспирити византийской коммерции к ее упадку
и вытеснению итальянской торговлей. Сила италь-
янского предпринимательства сказалась в сис-
теме организации дела, в создании необходимой
информационной базы, о чем свидетельствуют
документы архива Франческо Датини, в отказе от
рутины торговых традиций, от которых византий-
ские коммерсанты уже не могли оторваться.
Действительно, политические факторы оказались
решающими в данной ситуации. Итальянская
торгово-экономическая экспансия шла рука об
руку с политической дестабилизацией визан-
тийского государства и его системы. Отор-
ванность экономического хинтерланда от ви-
зантийской столицы обусловила переход роли
лидера в международной торговле к соседней
"латинской" Пере. Спад византийской эко-
номической активности в международных опе-
рациях отражает и сравнительно редкое
упоминание в договорных документах имен
греков, вытесненных на периферию междуна-
родных торговых операций.
Для анализируемой эпохи очень показатель-
но и сначала постепенное, затем активное
втягивание византийской государственной
аристократии в систему итальянской торговли,
причем, часто, на второстепенных ролях, что,
однако, становилось формой выживания в
новых экономических и политических условиях
даже представителей высшего эшелона власти,
чутко реагирующих на происходящие перемены в
мире. Константинополь перестает быть эко-
номическим монополистом: уже не
торгово-экономический центр-монстр гаран-
тирует жизненное обеспечение, но провинциаль-
ные, часто небольшие центры оказываются
экономически более устойчивыми и
жизнеспособными (Мистра, Монемвасия, Эпир,
Янина, Арта). Андроник II, пожалуй, в последний
раз предпринял попытку возвращения к
государственному регулированию экономики и
торговли — и не без успеха.
Дополнением к данному исследованию может
служить представленный коллективный порт-
рет греческого купца палеологовской Византии.
Статистические материалы (привлечены про-
сопографические данные о 239 известных
купцах) дополняются содержательным ана-
лизом. Выявляется эволюция от преимущест-
венного участия греческого купечества в даль-
ней морской торговле к ее ограничению мелкой
розничной торговлей в провинции в конце
изучаемой эпохи. Специальный интерес пред-
ставляют материалы о моряках и пиратах как
элементах, сопутствующих греческой торговле
в XIV в. Характерна, с одной стороны,
экономическая активизация выходцев из провин-
ции (прежде всего из Монемвасии, Негропонта,
Крита), а с другой — проникновение в сферу
предпринимательства представителей визан-
тийских аристократических семей (преимущест-
венно из областей, завоеванных турками).
Отмечены и элементы банковской деятельности
(кредит, заем и др.). Свои позиции гре-
ческое купечество постепенно находило и в сис-
теме расширяющейся итальянской коммерции. О
стабилизации этих позиций свидетельствует
поствизантийская история (после 1453 г), когда
греческие купцы преуспевали в совместных
торговых операциях.
Влияние политической нестабильности на
экономику Балкан, в особенности на византий-
ско-сербские отношения, изучено в статье об
экономическом давлении и конфликтах XIV в.
Этнические дифференциации в самосознании
участников исследуемых процессов были лишь
дополнением к обозначившимся торгово-
экономическим и политическим противоречиям.
Изменение ситуации диктовало прокладывание
новых путей: таким стало молдаво-валашское
направление торговли в XV в.
Конкретные особенности поздневизан-
тийского экономического развития про-
слежены в статьях об экономике и обществе
венецианского Крита (1270—1305) и о византий-
ских ярмарках. Даже в сложных внешне-
политических и экономических условиях виз-
антийцы участвовали — в той или иной ро-
ли — в международной экономической жизни.
Интернационализация экономики и торговли
сопровождается и интернационализацией
частной, семейной жизни: на Крите показатель-
но распространение в конце XIII—XIV вв.
греко-итальянских семей. Ярмарки уже в X в.,
были также центрами многосторонних связей,
будучи при этом не стихийным, а управляемым
институтом, обнаруживающим даже следы
цеховой организации предприятий.
Собранные в книге работы в основном
опубликованы в 80-е годы, т е. представляют
собой сегодняшний день науки. А умело
скомпонованные и снабженные краткими совре-
менными дополнениями специально для этого
издания, делают книгу А.Лайу фактически
важным монографическим исследованием, акту-
альным в отношении как представленного ма-
териала, так и методики исследования.
М. В. Бибиков
Хвостова К. В. Социально-экономические процессы в Византии и их понимание византийцами-
современниками (XIV-XV вв.). М.: Наука, 1992. 191 с.
Новая книга К.В.Хвостовой является зако-
номерным результатом и логическим про-
должением предпринятых ранее исследова-
ний византинистки, известной широкому кругу
отечественных и зарубежных ученых серией своих
статей и монографий* 1. В своей книге К.В.Хвостова
обращается к изучению фундаментальных и вмес-
те с тем актуальных проблем византийского
общества. Среди них - развитие прении, положение
париков и их налогообложение, социально-
экономические категории сельского населения,
особенности поздневизантийского города. Но
главное - в центре внимания исследовательницы
находятся ведущие экономические и социальные
идеи Византии, восприятие византийцами
окружавших их реальностей, воззрения средневек-
ового человека и постижение им современных ему
экономических и социально-политических яв-
лений и, наконец, философия истории.
К.В. Хвостову интересуют прежде всего те
процессы и отношения, которые не получили
адекватного отражения в представлениях ви-
зантийцев и составляли специфику в сравнении с
аналогичными явлениями реальности и мента-
литета на Западе. Равным образом исследова-
тельница показывает развитие византийцами
восходящих к восточному христианству миро-
воззренческих идей — богословских, философских,
политико-правовых — и господствующей докт-
рины. Их изучение идет по пути междисцип-
линарного исследования с использованием
методов семантического и количественного,
историко-сравнительного ретроспективного
анализа. Этот подход призван решить задачи
исследования накопленных византинистикой ма-
териалов на двух уровнях: эмпирическом, пред-
полагающем рассмотрение понятийного
аппарата средневековой эпохи, и теоретическом.
Он базируется на современных научных кате-
гориях и терминологии истории и социологии,
нацелен на объективную оценку социально-
политических процессов, культуры, менталитета
и определение их исторического значения.
Среди выдвинутых К.В. Хвостовой главных
положений о ведущих экономических и социаль-
ных идеях Византии выделяется проблема источ-
ников их формирования. В числе таковых в
первую очередь названа общехристианская
© Ю.Я. Вин, 1998
1 См.-.Хвостова К. В. Особенности аграрно-право-
вых отношений в поздней Византии (XIV—XV вв.)
М., 1968; Она же. Количественный подход в
средневековой социально-экономической исто-
рии. М., 1980. Обзор трудов К. В. Хвостовой,
опубликованных в последние годы см..
Византиноведение в СССР: состояние и пер-
спективы исследований. М., 1991. С. 182—191,
219—221.
традиция со свойственными ей представлениями
о бедности и богатстве, одобрением благотвори-
тельности и труда, в особенности земледельчес-
кого. Не упущены из виду также позднеримское и
ранневизантийское правовое наследие, обусло-
вившее тенденцию к четкому разграничению
публично-государственных начал и частной
собственности, равно и специфическое воспри-
ятие налоговой системы. Шкала ценностей
поздневизантийского общества включала концеп-
цию законодательно регулируемых распорядков
и признание обычая, истоки которых восходят к
римскому и каноническому праву. Особое вни-
мание исследовательница уделяет вопросу о
земельной собственности. Ее правовой статус в
поздней Византии предопределялся пожало-
ванием и сохранением контроля со стороны
государства, а также идеей общественных пере-
мен, служившей оправданием для вмешательства
в собственнические права. Их терминологический
анализ обнаруживает, что практическое право-
сознание эпохи Палеологов было связано с
непосредственным обобщением социального
опыта и всей системы общественных отношений.
Одно из главных наблюдений, сделанных
К. В. Хвостовой в области изучения пронии и
икономии, заключается в утверждении об
отсутствии в Византии верховного права
собственности государства на землю. Ис-
следовательница доказывает, что представле-
ния византийцев о пронии, икономии, других
формах социально-экономических, правовых и
фискальных взаимоотношений государства и его
подданных, по-видимому, дедуцировались
непосредственно из постулатов официальной
политико-правовой теории и общемировоз-
зренческих идей. Теоретические представления
о строгом разграничении общественного и ча-
стного управления, оставаясь типичными в
поздней Византии, не могли воспрепятствовать
стиранию отличий публичной и частной сферы
правопорядков и видоизменений в на-
логообложении. В сравнении с периодом XI—XII вв.
поздневизантийская эпоха характери-
зуется повышенной социальной ролью пронии-
икономии, статус которой не получил
адекватного отражения в нормативном праве.
Выявляя симптомы кризиса института попече-
ния, К.В.Хвостова говорит о содействии процесса
осмысления византийцами социально-эко-
номических явлений переплетению частных и
публичных прав, соединению владельческих и
управленческих прерогатив. По мнению иссле-
довательницы, использвание и расширительное
толкование философско-богословского и поли-
тико-правового в своей основе понятия "прония"
отражает очевидное стремление византийцев
заручиться правовыми и нравственными гаранти-
ями в отношении специфических форм владе-
ния.
947
Анализ социально-экономического поло-
жения париков не только насыщен деталь-
ным изучением правового статуса их отдель-
ных групп, но и сопровождается наблюдения-
ми над его восприятием. К.В. Хвостова
отмечает, что взыскание барщины придавало
парикам подчиненное состояние, не получившее
юридического оформления. А свойственной для
византийского общества многозначности пред-
ставлений о личной свободе соответствовали
массовые миграционные движения крестьян-
ства. Впрочем, в правосознании византийцев
отражались и ограничения их личной свободы.
Византинистка констатирует эволюцию право-
вых представлений о земельном статусе пари-
ков: от признания прикрепления к земле до идеи
их тягловой зависимости.
Необходимо признать не только оригиналь-
ной, но и плодотворной попытку исследователь-
ницы непосредственно связать процессы реаль-
ного социально-экономического расслоения
крестьянства, экономическое районирование и
административное деление поздней Византии —
явления, отмеченные печатью глубоких перемен,
с видимой традиционностью византийского
правосознания, живучестью фискальных пред-
ставлений. Результатом стали наблюдения, об-
наружившие определенную взаимообуслов-
ленность крестьянской экономики и деления
страны на катепаникии.
Изучение отношений собственности и катего-
рий сельского населения направлено на
объяснение путей возникновения технических
обозначений социально-экономических отно-
шений. Используемые византийцами социально-
экономические понятия заимствовались из
богословской лексики и благодаря античной
интерпретационной традиции образовывали
сложную иерархию представлений, явивших
образчик двойственности и гетерогенности визан-
тийской цивилизации. Исследовательница
раскрывает глубокий пласт воззрений византий-
цев, обобщающий их эмпирический социальный
опыт. Его значение для формирования син-
хронной ему ментальности было обуслов-
лено, как показывает византинистка, высоким
авторитетом преемственности и обычая.
К сожалению, в рассказе об экономике визан-
тийского города наблюдения над менталитетом
современников исчерпываются несколькими
фразами. Выявляя соотношение тенденций к
натурализации и к развитию денежных связей,
исследовательница допускает возможность
восприятия в сознании византийцев идеи пред-
принимательства. Однако рассмотренные до-
кументы не представляют убедительных к
тому доказательств. В то же время риторика и
античные аллюзии поздневизантийских источ-
ников не препятствовали верному отображению
общей экономической и социальной ситуации.
Мировоззренческие идеи и их интерпретация
выражались, как правило, опосредовано. И с
этим утверждением К. В. Хвостовой следует со-
гласиться, равно как и с ее тезисом об очевидном
изъявлении византийцами чувства живой сопри-
частности социально-политическим пертур-
бациям современной им эпохи
Постижение социально-политических явле-
ний византийцами свидетельствует о сугубо сре-
дневековом способе их мышления. Констатируя
отсутствие теоретического обобщения внешней
политики империи, исследовательница указы-
вает на выделение византийцами социально-
экономических факторов, таких как дефицит
денежных средств, продуктов питания, недос-
таточность размеров войска. При оценке поли-
тической и социальной обстановки в стране
проявлялась свойственная византийцам нра-
вственно-психологическая мотивация про-
исходящих событий, опирающаяся на эти-
ческие нормы и представления. Заметна уста-
лость и страх перед разорением и войнами.
Присущее византийскому менталитету ми-
ролюбие выливалось в близкую к распростра-
ненной на Западе концепцию разделения
справедливых и несправедливых войн, защиты
своей территории от иноземных посягательств.
Особое место в монографии К.В. Хвостовой
занимает раздел поздневизантийской философии
истории. В нем автор мастерски раскрывает
своеобразие элементов историзма в поздневи-
зантийской историографии и политической
мысли. Они, подобно западноевропейской
схоластике, исходили из признания совершен-
ного мирового порядка. Не вызывает сомнения
также и гносеологическое и дидактическое зна-
чение, придаваемое византийцами изучению
прошлого. Оно систематически наделялось
восходящими к богословским идеям антро-
поморфизмом и антропоцентризмом. Ведущая
же роль в политико-правовой доктрине
принадлежала божественной пронии.
На первый план в изучении особенностей
поздневизантийского историзма выдвигаются
проблемы познаваемости исторического прош-
лого, мотивации событий и нравственно-
ценностной ориентации человеческой деятель-
ности. Разрешение названных проблем путем
анализа понятийно-категориального аппарата
византийской философии, отражавшего пред-
ставления о сущности, случае и случайности,
свободе воли человека, судьбе и времени, выво-
дит К.В.Хвостову за узкие рамки исследования
стереотипов византийского миросозерцания.
Исследовательница не ограничивается толко-
ванием ментальности византийцев на основе ре-
конструкции их обыденного самосознания и
сравнительно-исторического подхода к изуче-
нию этого явления посредством сопоставления
со средневековыми западноевропейскими образ-
цами. Принципиальное значение приобретает
всестороннее рассмотрение этических норм и
психологических факторов социально-эко-
номического и политического поведения ви-
зантийцев. Оно побуждает автора к воссозданию
поведенческой модели как специфической
24Я
формы понимания византийцами общественных
процессов. Важно и то обстоятельство, что
проделанный анализ позволил К.В. Хвостовой
убедительно продемонстрировать противоречи-
вость византийской культуры и цивилизации в
целом. Ее основные черты раскрыты в За-
ключении, где также, содержится вывод о
специфичности осмысления византийцами
происходивших на их глазах явлений и событий,
которая предопределена историческими усло-
виями развития империи.
Такова концепция восприятия византийцами
окружавших их реальностей, предложенная в
книге К. В. Хвостовой. Конечно, ее публикации
предшествовали многочисленные исследования
отечественных и зарубежных ученых, зат-
рагивавшие отдельные аспекты этой сложной
проблемы. Очевидная заслуга К.В. Хвостовой
заключается в заполнении лакун и обобщении
наших представлений о понимании визан-
тийцами современных им социально-эко-
номических процессов. Систематизация этих
представлений не просто означает целевое вве-
дение начал исторической психологии в визан-
тинистику, но закладывает основы нового в ней
направления. К.В. Хвостовой удалось, как нам
кажется, найти оригинальное решение и вплот-
ную подойти к проблеме византийской цивилиза-
ции. Постижение ее тайн на протяжении всей
истории византиноведения совершалось посред-
ством анализа особенностей "структур повседнев-
ности", быта и нравов византийцев, их духовного
облика. Монография К.В. Хвостовой предпо-
лагает иной, вполне самобытный путь позна-
ния византийской цивилизации благодаря
восстановлению норм деятельности и ее осмысле-
нию членами изучаемой средневековой общ-
ности.
Ю. Я. Вин
Makk Ferenc. The Arpads and the Comneni: Political Relations between Hungary and Byzantium in the
12th Century. Budapest: Akademiai Kiado, 1989.
Монография известного венгерского иссле-
дователя-медиевиста Ференца Макка "Арпады и
Комнины: Политические отношения между
Венгрией и Византией в XII в.” посвящена одному
из наиболее сложных, противоречивых, насыщен-
ных событиями периодов в истории взаи-
моотношений двух средневековых держав
Сделав небольшой экскурс в предшествующий
период, прежде всего, назвав причины, в силу
которых в последней трети XI в., при короле
Ласло I Святом, связи Венгрии с Византией были
практически прерваны, основное свое изложение
автор начинает с момента прихода к власти
Кальмана (1095—1116). Выбор верхней хроно-
логической границы (исследование доведено до
смерти Белы 111 в апреле 1196 г., а не до падения
Константинополя в 1204 г., как, быть может,
ожидал бы читатель-византинист) указывает на
то, что Ф. Макк изучает поставленную им
проблему главным образом в ракурсе истории
венгерского государства. Действительно, везде,
где это позволяют источники, он стремится
выявить внутриполитическую подоплеку тех или
иных шагов Венгрии и в отношении Византии, и в
международных делах вообще. Следует отметить,
что и внешнюю политику Константинополя автор
стремится рассматривать в общем контексте по-
ложения империи при Комнинах, хотя подобные
экскурсы, что вполне понятно, менее подробны и
полемичны. Такое (широкое) толкование внешней
политики в тесной связи с ситуацией в обществе
и расстановкой сил в правящей элите можно счи-
тать одним из принципов, на которых основано
исследование Ф. Макка.
Вторая весьма существенная посылка автора
состоит в том, что историю взаимоотношений
© А В Ратобыльская, 1998
Венгрии и Византии в этот период, сколь бы
значимыми ни представлялись отдельные
события и моменты, нельзя изучать вне контекс-
та общеевропейской политики. Если отказаться
от подобного подхода или придерживаться его
непоследовательно, что было характерно для
некоторых венгерских авторов-предшественни-
ков Макка в историографии этой проблемы,
"венгерский фактор" в политике Констан-
тинополя приобретал особую значимость,
реальная же картина происходящего от этого
безусловно страдала. Ф. Макку удалось убедитель-
но показать, что практически никогда, даже в
моменты открытых военных столкновений,
венгерско-византийские отношения этого пери-
ода не были свободны от прямого или кос-
венного влияния со стороны других
действующих "лиц" европейской политики того
времени. Так, на "венгерскую" политику импе-
раторов из династии Комнинов на протяжении
всего рассматриваемого периода оказывали
влияние взаимоотношения Константинополя с
Венецией, норманнским государством в Южной
Италии, папством, далматинскими городами,
ситуация в "славянских" владениях империи на
Балканах. Развитие внешнеполитической линии
Арпадов в отношении Византийской империи, в
свою очередь, нельзя изучать, не принимая во
внимание положение Венгрии среди ее славян-
ских соседей — Чехии, Древнерусских княжеств,
Польши, сербов.
Особо следует сказать о том влиянии, которое
в XII в. оказывала Священная Римская империя
как на формирование внешнеполитического
курса Венгрии в XII в., так и на позицию Византии
в европейских делах. Ф. Макк постоянно
отмечает значение "германского" фактора в
развитии венгерско-византийских отношений.
249
Под этим углом зрения весь исследуемый в
монографии период можно с некоторыми ого-
ворками подразделить на два этапа. В первой
половине столетия, когда разворачива-
лась борьба за инвеституру, влияние Герма-
нии ощущалось слабее. В том числе и по этой
причине венгерские короли в тот период
имели возможность проводить более актив-
ную. наступательную внешнюю политику.
С появлением на европейской политической
сцене Фридриха I Барбароссы положение
Венгрии изменилось. Значительные силы отвле-
кались теперь на сдерживание — как военными,
так и дипломатическими средствами — устремле-
ний могущественного западного соседа. Если
учесть, что в этот период в открытой или в ла-
тентной форме происходила борьба двух в
значительной степени непримиримых между
собой концепций renovatio imperii, сформулиров-
анных Барбароссой и императором Мануилом
Комнином, станет очевидным, что объективно,
даже в чисто географическом смысле,
Венгерское королевство оказалось в центре
столкновения интересов двух империй. С другой
стороны, как свидетельствует приводимый Ф. Мак-
ком фактический материал, с этого времени
Венгрия выступает гораздо более активным
участником общеевропейской политики, чем это
было до сих пор. В этой связи со второй поло-
вины 50-х годов вычленить из общей картины
развития международных отношений в
Центральной Европе и на Балканах в чистом
виде венгерско-византийские отношения бывает
тем более непросто.
Вместе с тем, как показывают привлекаемые
автором данные, на протяжении всего XII столе-
тия источники конфликтов, возникавших между
двумя государствами, оставались неизменными.
Основной узел венгерско-византийских противо-
речий находился на Балканах, главным образом в
Далмации, где борьба, активной участницей кот-
орой постоянно выступала также Венеция,
велась с переменным успехом. Сами далматин-
ские города, как полагает Ф. Макк, выбирая наи-
меньшее из зол, предпочитали находиться под
властью венгерской короны, поскольку Венгрия в
отличие от Венеции, ни в коей мере не пре-
тендовала на роль торгового конкурента. Тем не
менее Задар, Сплит, Шибеник по многу раз
переходили из рук в руки. Нестабильной на
протяжении всего исследуемого Ф. Макком пе-
риода оставалась вся венгерско-византийская
граница по Дунаю и Саве, поскольку венгерс-
кие короли в XII в. постоянно возвращались к
идее расширения владений за счет сербских и
боснийских земель. С начала 90-х годов, при
Беле III началась, пожалуй, наиболее широко-
масштабная экспансия Венгерского королевст-
ва в Сербию, хотя поначалу Венгрия выступала
лишь как союзник Стефана Немани против
Византии.
Интересы Венгрии и Византии сталкивались
также в русских землях, эти противоречия, по
существу, ни разу не вылились в открытый
военный конфликт между двумя державами, но,
как убедительно, с нашей точки зрения, показы-
вает Ф. Макк, вмешательство венгерской короны в
междоусобную борьбу русских князей
(в 1146—1152 гг.) нельзя объяснять лишь "родствен-
ными чувствами” Гезы II или планами захвата
части русских земель. Эти события, по мнению
автора, следует рассматривать в общем контек-
сте международного положения Венгрии в
середине XII в. Тогда станет очевидным, что
Геза II, лишившийся своих прежних (германских и
чешских) союзников, искал поддержки на восто-
ке. Помощь же в этот период ему была остро
необходима, так как Венгрия находилась в усло-
виях тяжелого и затяжного конфликта с
Мануилом Комнином. С другой стороны, то
обстоятельство, что Геза II выступил против
Юрия Долгорукого на стороне Изяслава
Мстиславича, может быть, помимо всего проче-
го, объяснено и тем, что своими действиями он
стремился ослабить позиции на Руси своего
главного на тот момент врага — Византии.
Автор указывает еще на одно обстоятельство,
которое время от времени, в особенности в пери-
оды обострения противоречий между Венгрией и
Византией, играло немаловажную роль во взаи-
моотношениях двух государств. Речь идет о
прямом или косвенном влиянии Констан-
тинополя на внутридинастические конфликты в
Венгерском королевстве. Дело в том,
что в XII в., как и в предыдущем столетии, в
государстве Арпадов не существовало твердо
установленного порядка наследования пре-
стола: корона могла переходить и от отца к сыну,
и в соответствии с архаическим обычаем от
старшего мужчины в роду к следующему по
старшинству. Эта неопределенность в вопросах
наследования постоянно порождала разногла-
сия и прямые конфликты между представите-
лями династии Арпадов. Не раз на протяжении
XII столетия отвергнутые претенденты на
венгерский престол искали убежища в Византии
(первым был Альмош, младший брат короля
Кальмана, чей приезд в империю Ф. Макк
датирует 1125 г.). Константинополь нередко, в
особенности в периоды особой напряженности
во взаимоотношениях с Венгрией, использовал
подобные моменты в своих интересах. Так было,
например, в 1162—1164 гг., когда Мануил
Коминин оказывал поддержку, в том числе и
военную, "антикоролю" Иштвану IV в борьбе
против племянника последнего Иштвана III
(1162—1172), и когда, по мнению большинства
венгерских авторов, над Венгрией нависла ре-
альная угроза утраты независимости.
Все события, связанные с историей венгерско-
византийских отношений XII в., прослеживаются
автором последовательно и детально, вместе с
тем на отдельных эпизодах, прежде всего в тех
случаях, когда мнение Ф. Макка расходится с
устоявшимися положениями предшествующей
венгерской историографии, он останавливается
250
особенно подробно. Так, он неоднократно
предлагает и обосновывает собственные дати-
ровки и хронологию некоторых событий, напри-
мер, упомянутого выше бегства Альмоша в
Византию, начала и основных этапов затяжного
конфликта конца 40-х — начала 50-х годов,
борьбы Венгрии с Венецией из-за Задара в
1171 — 1172 гг. и др.
Помимо пересмотра утвердившейся в истори-
ографии датировки ряда событий Ф. Макк
предлагает новые трактовки некоторых широко
известных и не обойденных вниманием его
предшественников в венгерской (и не только
венгерской) литературе фактов. Так, с его точки
зрения, нуждается в переоценке история Белы-
Алексея, будущего венгерского короля Белы III,
который находился в Византии с 1163 г., был
помолвлен с Марией, дочерью Мануила Комнина,
и объявлен его наследником. В историографии
еще в XIX — начале XX в. утвердилось мнение, что
Мануил вынашивал планы будущего объединения
двух государств под властью Белы. Ф.Макк по-
лагает, что назначение Белы наследником визан-
тийского престола “не имело вовсе никакой
венгерской подоплеки" (с. 97). Во-первых, потому
что в первой половине 60-х годов младший сын
Гезы II никак не мог претендовать на венгерскую
корону — спор за нее вели младшие братья
Гезы II и его старший сын Иштван III, Во-вторых,
анализируя ситуацию в самой Византии, автор
приходит к заключению, что такой зять и на-
следник был удобен Мануилу как "чужак",
полностью зависящий от императора.
В рамках настоящей рецензии не представляет-
ся возможным сколько-нибудь подробно пере-
сказать содержание чрезвычайно насыщенного
фактами, основанного на привлечении широкого
круга венгерских, византийских, западноев-
ропейских, западно— и восточнославянских ис-
точников исследования. Несомненно лишь, что
книга представляет интерес как для специалис-
тов, занимающихся политической историей XII в.,
которые могут найти в ней свежий взгляд на
многие хорошо известные факты, так и для чита-
теля, желающего составить общее представление
об одном из наиболее захватывающих и драма-
тичных периодов в истории взаимоотношений
Венгерского королевства и Византии.
А. В. Ратобыльская
Zaxapia&ou Е. A.'IcnopiaKat6p(JAoiT(3vx(xAai<3voovATdv(i)v. (1300-1400).'A6fjvai, 1991. 234 oeA.
2xap.
Изучение истории раннеосманского
государства только начинается. Несмотря на
явный интерес к такому феномену, как рост
Османской державы, которая на протяжении
XIII—XV вв. прошла путь от небольшого бейлика
до империи мирового значения, исследования,
касающиеся начального этапа османской исто-
рии, немногочисленны*. Во всяком случае, еще не
создан труд, в котором были бы объединены
данные как византийских и западноевропейских,
так и всего корпуса османских источников,
включая исторические сочинения вплоть до
XVI—XVII вв., а также османские кадастры. Кроме
© Д А. Коробейников, 1998
1 Основными трудами здесь следует назвать
монографии Виттека и Кёпрюлю. См.: Wirtek Р. The
Rise of the Ottoman Empire. L., 1938; Kbpriilii M. F. Les
Origines de 1’empire ottoman // Etudes Orientates. P.,
1935. N 3. Именно эти две работы оказали влияние
на послевоенную историографию, в частности на
концепцию Инальджика. См.: Inalcik Н. The
Emergence of the Ottoman Frontier Principality // The
Cambridge History of Islam. Cambridge, 1970. Vol. I. P.
266-269. Однако в последнее десятилетие точка
зрения П. Виттека была подвергнута критике в
трудах Р. Линднера, Р. Дженнингса и других
исследователей, подробнее см.: Жуков К. А.
Особенности образования Османского государст-
ва (XIII — XV вв.) // XVIII Международный
конгресс византинистов: Резюме сообщений. М.,
1991. Т. 2. С. 1277—1278.
того, научная разработка османской историог-
рафии далека от завершения: несколько статей
X. Инальджика и В. Л. Менажа2 не могут вос-
полнить пробел. До сих пор не анализи-
ровалась подробно система взглядов османс-
ких историков, их мировоззрение, только частич-
но восстановлены не дошедшие до нас источ-
ники, которыми, однако, пользовались такие
авторы как Ашикпашазаде, Нешри, Урудж, Языд-
жыоглу Али, Шукруллах Заки, Саадеддин и
другие.
Исследование Элисавет Захариаду "История и
мифы о древних султанах" посвящено именно
этому сложному периоду становления осман-
ского государства в 1300—1400 гг.3
2 Inalcik Н. The Rise of the Ottoman Historiografy // HME.P.
152-167; Menage V. L. The Beginnings of the Ottoman
Historiografy И HME. P. 168-179. См. также статьи
этого автора В: BSOAS (1963) № 20. Р. 50—54, № 30
(1967). Р. 314—322. Кроме того, существует моно-
графия Ф. Бабингера, но она производит впечатле-
ние скорее справочно-библиографического изда-
ния, а не источниковедческого исследования:
Babinger Fr. Die Geschichtschreiber aber die Osmanen und
ihre Werke. Leipzig, 1927.
’ Захариаду также автор многих других работ, по-
священных проблемам истории Балкан. Трапезунд-
ской империи, Эгейских эмиратов: Zachariadu El.
Romania and the Turks (c. 1300—1500) // VR. L., 1985;
Eadem. Trade and Crusade: Venetian Crete and the Emi-
rates of Menteshe and Aydin (1300—1415). Venice, 1983.
251
Захариаду поставила своей задачей пере-
вести и проанализировать данные хроники
Яхши Факиха (с. 11 — 12, 41—42). Эта хроника,
послужившая основой для многих других ос-
манских исторических сочинений, охватывала
предположительно период от ранней истории
тюрок до 1402 г. (с. 47). Труд Яхши Факиха не
дошел до наших дней. Однако Ашикпашазаде,
который в конце XV в., предположительно в
1484—1485 гг. (с. 43), написал "Историю рода
Османа”, включил сочинение Яхши Факиха в
свое собственное. Поскольку греческая ученая
считает, что хроника Ашикпашазаде в отно-
шении событий до 1402 г. адекватно отражает
содержание труда Яхши Факиха (разумеется,
не без некоторых изменений и дополнений —
с. 47—48), то ею был переведен именно текст
Ашикпашазаде (с. 101—213).
Свой перевод Захариаду предварила
небольшим исследованием, в котором в равной
мере анализируются как сам характер османс-
кой историографии, ее традиции, среда, где
она возникла и развивалась, так и османское
господство в Вифинии и во Фракии, завоевание
последних владений Византии, а также кон-
такты турок-османов с покоренным греческим
населением. Несмотря на то, что оба вопроса
(османская историография и османская
держава сама по себе) производят впечатление
разнородных, различие между ними только
кажущееся: Яхши Факих и Ашикпашазаде были
свидетелями османских завоеваний, личное
восприятие современных им процессов во
многом нашло отражение в их сочинениях.
Исследованию связи письменной традиции с
жизненной реальностью подчинена вся
структура работы Захариаду: после неболь-
шого введения о ранней тюркской истории
вплоть до 1300 г., когда у тюрок впервые появ-
ляются ростки этнического самосознания,
следует глава, в которой дан краткий очерк
османской историографии, ее особенностей
(с.34—37), во второй главе "Турецкие хроники
XIV века" дана характеристика ряда истори-
ческих сочинений: "Мусамарат ал-ахбар”
Аксарайи, "Искендернаме" Ахмеди, "Дестан"
Умур-паши Айдыноглу (1330—1348), хроника
Яхши Факиха, "Теварих-и ал-и Осман"
Ашикпашазаде, "Джихан — нюма" Нешри (с.
38—46). По тому, как Ашикпашазаде и Яхши
Факих относятся к тем или иным османским
султанам (от Османа до Мурада I), делается
вывод, что решающее влияние на их мировоз-
зрение оказала идеология гази, воинов, ведших
"священную войну" против "неверных"4.
4 Гл. III: "Яхши Факих и Ашикпашазаде". С. 47—57.
См.особо с. 55—56, где обоснованно, на мой
взгляд, утверждается, что умолчание в хрони-
ке Яхши Факиха о союзе Иоанна Кантакузина
(1347—1354) и бея Орхана в 1346 году вызвано
именно взглядами гази, столь характерными
для этого хрониста.
252
Дальнейшее исследование касается собст-
венно истории бейлика османов5.
В этих последних четырех главах для восста-
новления реальной картины османской экспан-
сии используются как византийские источники
(в частности, "История" Пахимера), так и данные
османских кадастров6. Должен отметить, что
греческие авторы проанализированы Захариаду
безукоризненно.
Основные возражения сводятся к следующим
трем пунктам.
Во-первых, в работе отсутствует очерк ис-
ториографии. Захариаду скорее всего, явля-
ется сторонником теории Инальджика-Виттека:
она подчеркивает значение деятельности
воинов-гази как в становлении османского
государства, так и в формировании мировоз-
зрения османских хронистов (с. 35); работы
критиков "концепции гази" не перечислены в
списке литературы; наконец, Захариаду назы-
вает Османа (1281 — 1326), Орхана (1326—1362),
Мурада I (1362—1389) "султанами", в то время
как Р.К.Дженнингс пришел к выводу, что эти
правители были просто "беями"7, те. об их
лидерстве как предводителей гази, наследни-
ков Сельджукидов и т.п. в реальности говорить
не приходилось. Как было сказано выше (см.
примеч.1). теория Виттека-Инальджика не
является бесспорной,— в этой ситуации иссле-
дователю необходимо четко обосновать свою
позицию. Кроме того, вопрос о влиянии
иделогии гази на османскую историографию,
на мой взгляд, не решается столь однозначно:
тот же Яхши Факих не всегда следует принци-
пу коренной вражды христиан и мусульман
(в этом смысле, всякое сотрудничество между
ними подлежало осуждению) и приводит све-
дения о союзе ряда христианских архонтов с
османами (с. 103, 186, эти факты с данной точки
зрения Захариаду не проанализировала).
Во-вторых, страдает односторонностью
подбор османских источников. Кроме
Ашикпашазаде, сочинение Яхши Факиха (в
сокращенном варианте) использовали Урудж и
автор одной из анонимных староосманских
хроник8. Однако Захариаду даже не упоминает
эти произведения. К тому же, на мой взгляд,
исследовательница недооценивает значение
труда Нешри: "Джихан-нюма" — не просто компи-
5 Это 4 главы- "Яхши Факих и его эпоха" (С.
58—75), где дан анализ сведений Яхши Факиха
о раннеосманском государстве с поправкой
на его мировоззрение), главы "Вифиния"
(с. 76—91), Фракия" (с.92—100), "Новые властите-
ли и прежние обитатели" (с. 101 — 116), где гово-
рится о контактах османов с покоренным
греческим населением.
6 Barkan О L., Merigli Е. Hiidavendigar Li vast Tahrir
Defterleri. Ankara, 1988.1: Turk Tarih Kurumu.
7 Jennings R.. C. Some Thoughts on the Gazi-Thesis //
WZKM. 1986. Bd. 76. P. 158-161.
8 Inalcik H. The Rise... P. 155.
ляция хроники Ашикпашазаде (с. 44—45). Нешри
сам использовал много других не дошедших до
нас источников^. Нет никакой гарантии, что
Нешри не заимствовал напрямую само содер-
жание труда Яхши Факиха. следовательно, при
реконструкции этой хроники нельзя огра-
ничиваться одним Ашикпашазаде.
В-третьих, имеются отдельные неточности.
Захариаду полагает, что бейлик Карасы стал
османским в 1347 г. (с.24), — на самом деле с
большей или меньшей долей уверенности можно
утверждать, что османы покорили этот эмират
после 1345 г.9 10 На мой взгляд, исследовательница
также преувеличивает темпы исламизации в
среде тюркского населения (с. 28—29), называя
здесь решающим VIII в. Однако этот процесс
происходил неравномерно, ему был дан мощный
импульс после обращения Сельджукидов в
ислам, т е. в середине X в.11
В целом необходимо отметить, что недостат-
ки монографии Захариаду обусловлены во мно-
гом тем, что это первая попытка выявить раци-
ональное зерно в сложных для анализа сведе-
ниях османской историографии, соединяющей
черты мифа и исторического предания, первая
попытка синтеза на различных уровнях (от
анализа топонимических названий до иссле-
дования исторических фактов и системы жиз-
ненных представлений) греческих и османских
источников. В этом, как мне кажется, заключается
основное достоинство работы.
Д. А. Коробейников
9 Menage V. L. The Beginnings... Р. 175. Как показы-
вает сравнительный анализ хроник Нешри и
Ашикпашазаде, для периода 1300-1402 гг. свед-
ения у этих двух авторов не всегда
дублируются. Обусловлено ли это явление
употреблением разных источников или нали-
чием разных списков труда Яхши Факиха, еще
предстоит выяснить.
10 Жуков К. А. Эгейские Эмираты в XIV — XV вв.
М., 1988. С. 45-46.
11 Агаджанов С. Г. Государство Сельджукидов и
Средняя Азия в XI — XII вв. М., 1992. С. 23.
Византийский временник, т. 55
ХРОНИКА
Иерусалим и Святая земля:
христианское искусство Сирии и Палестины IV- начала XX в.
С 19 мая по 2 сентября 1992 г. в залах Художест-
венной галереи Калининграда Государственным Эр-
митажем была организована выставка “Иерусалим
и Святая земля”, охватывающая период с IV по XIX
век. Выставка имела два раздела: собственно памят-
ники культуры и искусства Святой земли, взятой в
широком смысле слова, т.е. включающей предметы,
выполненные в Сирии и Месопотамии, и культурное
наследие Святой земли, проявившееся, с одной сто-
роны, в распространении сиро-палестинской иконо-
графии, что было показано на греческих и русских,
преимущественно, старообрядческих памятниках, а
с другой - в разработке идеи “Нового Иерусалима”
как вселенской государственности, пребывающей
под знаком истинной веры.
Администрацией галереи было организовано му-
зыкальное сопровождение: в определенные часы в
выставочном зале можно было слушать в записи ду-
ховную музыку.
В первом разделе выставки преобладали предме-
ты, изготовлявшиеся для паломников: светильники
с христианскими символами, ампулы с изображени-
ями наиболее чтимых мест, связанных с евангель-
скими событиями, штампы для изготовления памят-
ных изделий - благословений, кресты - складни, се-
ребряные и бронзовые перстни со страстной симво-
ликой, резные перламутровые иконки, масличные
четки, деревянные шкатулки и тарелочки, инкру-
стированные перламутром, костью и металлом.
Среди памятников арабоязычных христиан - мель-
китов экспонировалась шитая золотыми и серебря-
ными нитями плащаница XVI в., где сцену оплакива-
ния обрамляли греческие надписи с текстами страст-
ных тропарей “Благообразный Иосиф”, “Женам-
мироносицам” и “Егда снисшел еси к смерти”; из вы-
шитой внизу арабской надписи следовало, что эта
плащаница была вкладом в арабский православный
монастырь Баламенд (Ливан), основанный в эпоху
крестовых походов рыцарем Бельмондом. Впервые
за пределами Эрмитажа были показаны и мелькит-
ские иконы. Среди них трехчастная икона “Богома-
терь Одигитрия со св. Георгием и св. Феклой” рабо-
ты мастера Ханы аль Кудши, - дословно Ханы свя-
того, что свидетельствовало о посещении этим ико-
© В.Н. Залесская, 1998
иописцем, известным по подписным произведениям,
хранящимся в церкви св. Николая в Триполи, досто-
примечательностей Иерусалима. На другой иконе
конца XVIII в. был представлен обряд “Воздвиже-
ния Креста”, совершаемый 14 сентября в Святог-
робском храме Иерусалима. Писанная на холсте па-
ломническая икона-картина 1876 г. являлась своеоб-
разным живописным проскинитарием по Святым
местам, сгруппированным вокруг комплекса Свя-
тогробского храма. Впервые экспонировались не-
большие иконки на рыбьей кости, где живопись по-
крывала остов головы рыбы, выловленной, вероят-
но, в Тивериадском озере. На некоторых таких про-
изведениях были как раз воспроизведены сцены чу-
дес Иисуса Христа и в том числе “Лов рыбы на Ти-
вериадском озере”. В новое время историческая Па-
лестина особенно славилась изделиями из резного
перламутра. Это искусство было представлено как
большой иконой с изображением Вознесения, пода-
ренной иерусалимским патриархом Дамианом в
1910 г. наследнику русского престола Алексею (в
икону были вставлены в особых медальонах части-
цы “камня Гроба Господня” и “Голгофы”), так и па-
ломническими образками со сценами Чудес.
Во втором разделе выставки ее устроители хоте-
ли дать представление не только об особенностях
сиро - палестинской иконографии, но и показать
как в таких композициях как “Благовещение”, “По-
клонение волхвов”, “Бегство в Египет” иконописцы
и мастера прикладного искусства стремились не
просто к бытописательской достоверности в изобра-
жении святых мест, но и к созданию некоего идеаль-
ного образа Града Божьего, где городские стены и
башни, архитектурные модели храмов должны бы-
ли выражать идею земного воплощения небесного
Иерусалима. Так, на деревянной резной иконке со
сценой Сретенья XIV в. архитектурный фон созда-
вал образ церковного интерьера с проходившим в
нем богослужением, когда небесный Иерусалим как
бы сходит на землю и открываются врата в царство
Божие.
Выставка пользовалась большим успехом, о чем
свидетельствовали как восторженные заметки в ме-
стной прессе, выступления на радио и по телевиде-
нию, так и записи в книге отзывов.
В.Н. Залесская
254
Византийский временник, т. 55
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ ЕЖЕГОДНИКА "ВИЗАНТИЙСКИЙ ВРЕМЕННИК"
ЗА 1970—1993 гг. (ТОМА 31—54)
Источники. Источниковедение.
Sources.
1. АЛЕКСЕЙ МАКРЕМВОЛИТ. Разговор богатых и бедных. Что сказали бы бедные богатым, и что богатые
ответили бы бедным / Пер. и коммент. М. А. ПОЛЯКОВСКОЙ // ВВ. 1972. Т. 33. С. 278—285.
2. АЛФЕРОВА Г. В. "Кормчая книга" как ценнейший источник древнерусского градостроительного
законодательства. Ее влияние на художественный облик и планировку русских городов // ВВ. 1973.
Т. 35. С. 195—220.
3. АРУТЮНОВА-ФИДАНЯН В. А. Образ Византии в армянской средневековой историографии X в. // ВВ.
1991. Т. 52. С. 113—127.
4. АФИНОГЕНОВ Д. Е. Композиция Хроники Георгия Амартола // ВВ. 1991. Т. 52. С. 102—112.
5. БИБИКОВ М. В. Сравнительный анализ состава "Изборника Святослава 1073 г." и его византийских
аналогов // ВВ. 1990. Т. 51. С 92—102.
6. БРАЙЧЕВСКИЙ М. Ю. Неизвестное письмо патриарха Фотия киевскому кагану Аскольду и митро-
политу Михаилу Сирину // ВВ. 1986. Т. 47. С. 31—38.
7. БРАНДЕС В. Византийская апокалиптическая литература как источник изучения некоторых аспек-
тов социальной истории // ВВ. 1989. Т. 50. С. 116—122.
- 8. БУДАНОВА В. П. Древние авторы о размещении готов на Балканах накануне их переселения на тер-
риторию империи // ВВ. 1986. Г. 46. С. 52—58.
9. Венецианский документ XV в. о торговой навигации в Восточном Средиземноморье / Вступ. ст. и
пер. С П. КАРПОВА // ВВ. 1991. Т. 52. С. 255—260.
10. ВИНКЕЛЬМАН Ф. Византийская церковная историография // ВВ. 1992. Т. 53. С. 71—79.
11. ВИНКЕЛЬМАН Ф. "Церковная история" Никифора Каллиста Ксанфопула как исторический источник //
_ ВВ. 1971. Т. 31. С. 38—47.
12. ГУКОВА С. Н. К вопросу об исторических источниках географического трактата Плифона И ВВ.
1983. Т. 44. С. 88—97.
-13. ГУКОВА С. Н. Космографический трактат Евстратия Никейского // ВВ. 1986. Т. 47. С. 145—156.
14. ГУКОВА С. Н. Ленинградский фрагмент неизвестной астрологической рукописи // ВВ. 1986. Т. 46.
С. 204—208.
15. ГУСЕЙНОВ Р. А. Сирийские источники по истории Византии XI—ХИ вв. // ВВ. 1972. Т. 33. С. 120—128:
16. ДЖАГАЦПАНЯН Е. Д. Еще раз о турецком завоевании Фессалоники в конце XIV в. // ВВ. 1981. Т. 42.
С. 158—160.
17. ДЖАГАЦПАНЯН Е.Д. Некоторые замечания по поводу авторства Большой хроники Псевдо-Сфрандзи //
ВВ. 1982. Т. 43. С. 229—230.
18. ДЖАПАРИДЗЕ Г. И. О термине "иперпир" в синодике Ивирского монастыря на Афоне // ВВ. 1978.
Т. 39. С. 180—181.
19. ДОСТАЛОВА Р. Византийская историография (характер и формы) // ВВ. 1982. Т. 43. С. 22—34.
20. ДЮНО Ж.-Ф., Ариньон. Ж.-П. Понятие "граница” у Прокопия Кесарийского и Константина Багряно-
родного // ВВ. 1982. Т. 43. С. 64—73.
21. ЖАВОРОНКОВ П. И. Эпитафия Георгия Акрополита императору Иоанну Дуке // ВВ. 1987. Т. 48.
С. 217—227.
’ 22. ЗАБОРОВ М. А. Известия русских современников о крестовых походах И ВВ. 1971. Т. 31. С. 84—107.
23. ИВАНОВ С. А. Неиспользованное византийское свидетельство VI в. о славянах // ВВ. 1988. Т. 49.
С. 181 — 184.
24. ИВАНОВ С. А. Об одном заимствовании из Прокопия Кесарийского у Продолжателя Феофана // ВВ.
1987. Т. 48. С. 156—157.
25. ИСАКОВА Л. В. К вопросу о Хронике Евтихия и ее рукописях И ВВ. 1983. Т. 44. С. 112— 116.
26. Иск брата Георгия: неизвестные документы генуэзской судебной курии в Трапезунде/Вступ. ст. и
публ. С. П. КАРПОВА // ВВ. 1992. Т. 53. С. 171—176.
27 ИЩЕНКО Д. С. Огласительные поучения Феодора Студита в Византии и у славян // ВВ. 1979. Т. 40.
С. 157—171.
© Н.П. Чеснокова, 1998