Теги: исторический журнал журнал родина
Год: 1995
Текст
ейчас я служу третий раз в Посольстве Финляндии в Москве. Когда я раньше работал в этой стране, сначала в конце 60-х годов и затем в середине 70-х, в официальных финляндско-советских контактах никогда не касались вопросов, связанных с «зимней войной».
Но табу было наложено не только на «зимнюю войну», были и другие темы, как, например, весь период с Великого княжества Финляндского до послевоенного времени, а также ряд лиц, фамилии которых нельзя было упоминать. Среди них маршал Маннергейм, который 30 лет служил в царской армии России, с начала «зимней войны» был назначен главнокомандующим вооруженными силами Финляндии и затем стал президентом Финляндии.
Сейчас в отношениях между нашими странами наступило время, когда и в средствах массовой информации, и в проводимых историками обеих стран дискуссиях можно уже беспристрастно обсуждать самые ранимые моменты нашей общей истории на основе новых документов.
«Зимняя война» представляет интерес не только как историческое событие. Она дает повод для рассмотрения отношений маленьких государств со своими великими соседями. Что касается непосредственно «зимней войны», то речь шла в основном о недоверии великой державы и Сталина к своему маленькому соседу. Советскому Союзу нужна была гарантия, что его возможные враги не смогут использовать финскую территорию для нападения на страну. Эта идея была затем включена в подписанный в 1948 году финляндско-советский договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи.
В «зимней войне» речь шла еще об отношении маленькой страны к такому великому соседу, идеология, ценности и общественный строй которого отличались от финских. Разница была и в том, что маленькая Финляндия считала, что она воевала за свое существование, тогда как для Советского Союза «зимняя война» была лишь одной из первых репетиций второй мировой войны, «военный» или «пограничный конфликт».
В последние годы и Президент Российской Федерации Б. Н. Ельцин, и Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в беседах с финнами затрагивали вопрос о «зимней войне». Их высказывания находили в Финляндии положительный отклик.
Я хочу искренне поблагодарить руководство журнала «Родина» за проведение «круглого стола» по теме «зимней войны» и за выпуск этого специального номера.
Арто Мансала, посол Финляндии в Российской Федерации
оссия бурно меняется. Вместе с ней меняемся и мы, россияне. Происходит подчас нелегкий перелом в нашем сознании, в том числе в отношении к истории нашей страны, ее сегодняшнему и завтрашнему дню, к окружающему нас миру. Для этого нужен отказ от сложившихся советскими десятилетиями стереотипов.
Пример тому — так называемая «зимняя война» 1939— 1940 годов. Мое поколение было воспитано на представлении об этой трагической странице отношений между нашими странами как акте агрессии «белофиннов» против СССР. Идеологизированные официозные штампы не позволяли разобраться в подлинном характере этой войны, а тем более отдать дань памяти погибшим в ней, независимо от того, на чьей стороне они были вынуждены сражаться.
Это стало возможным, когда соседом Финляндии стал не тоталитарный Советский Союз, а обновляющаяся демократическая Россия. В одном ряду с воздвигнутым в 1994 году в Суомуссалми памятником нашим солдатам, павшим в «зимней войне», и финскими памятниками, сооружаемыми на российской территории, поисками погибших в сражениях и лагерях для военнопленных и пропавших без вести, я вижу и настоящий специальный номер журнала «Родина».
Пусть мнения российских и финских авторов не всегда совпадают, а иногда и резко расходятся. Главное, что мы дожили до того времени, когда стала возможной попытка серьезно, причем совместно, разобраться в драматических обстоятельствах «зимней войны», восстановить историческую истину. В этом деле одинаково важны и честность, и непредвзятость, и способность преодолеть горечь прошлого.
Ну а что касается расхождения в оценках и взглядах, то уместно напомнить слова великого Гете о том, что между противоположными мнениями часто лежит не истина, а проблемы. Одной из главных проблем периода, предшествовавшего «зимней войне», было взаимное недоверие, которое и использовал Сталин для развязывания войны против Финляндии.
Нет сомнений, что чем лучше мы и финны будем знать подлинную историю отношений между нашими странами, не замыкаясь при этом только на тяжелых ее периодах, но помня и о богатых традициях общения двух народов, тем легче будет строить подлинное добрососедство на основе взаимного уважения и доверия, партнерства. К этому, я уверен, есть искреннее стремление и реальная возможность с обеих сторон.
Юрий Дерябин, посол России в Финляндии
8
Родина. Зима 1995.12
Современное очертание территории Карельского перешейка.
История Руси, как известно, ведется с IX века, со времени, когда несколькими племенами были приглашены на правление никому доселе не известные варяги-русь. Однако почему возникновение и становление Руси связывается с неведомыми пришельцами? Может, они олицетворяли некий «административный опыт», необходимый для строительства государства? Но откуда, право, ему быть у скандинавов или западных славян, чья политическая организация в IX веке несопоставима с Русью? И какой смысл этим «варягам» отправляться за тридевять земель и создавать то, чего долго они еще не будут иметь у себя на «недозревшей» родине?..
Как отмечал известный польский историк Хенрик Ловмяньский в своей книге «Русь и норманны», «первым подлинным упоминанием о руси, не вызывающим оговорок, мы готовы признать название Ьгоз (или Игиз) в сирийском источнике VI века — «Церковной истории» Псевдо-Захарии. Название Ьгоз, попавшее в этот источник из армянских традиций, фигурирует там в конце списка кавказских народов». Многие склонны не верить в столь раннее существование руси, но в «Песне о Нибелунгах», созданной в середине XVIII века и имеющей в своей основе исторические предания, описываются события первой половины V века, когда на свадьбу Этцеля (Аттилы) съезжаются гости из разных концов земли и первыми в списке отмечены русы. Причем они не идентифицируются с «бойцами из Киевской земли», которые упомянуты в конце списка за печенегами. Вспомним сообщение «Повести временных лет» (ПВЛ) о том, что киевляне стали прозываться русью после того, как Олег завоевал хазарский Киев. В другом месте летописец отмечает: «А словенский язык и русский одно есть, от варяг бо прозвашася русью, а первое беша словене».
Таким образом, история Руси к моменту образования Древнерусского государства уже насчитывала по крайней мере пять столетий. Это подтверждается и другими письменными источниками. Существуют достоверные данные о руси на Черном море в конце VIII — начале IX века. Они содержатся в жизнеописаниях двух византийских свя-
10
Родина. Зима 1995.12
тых — Стефана Сурожского и Георгия Амастридского. В первом житии говорится, что по прошествии немногих лет после смерти св. Стефана, скончавшегося на исходе VIII века, большая русская рать с сильным князем Бравлином, пленив страну от Корсуни до Керчи, после десятидневного боя взяла Сурож (Судак). Интересно, что Бравлин назван новгородским князем, что указывает на северное происхождение руси. Об этом же свидетельствует тот факт, что византийцы и западноевропейцы называли русь норманнами. Например, Иоанн Диакон, сообщая о нападении на Константинополь в 860 году, употребил этноним «норманны», епископ Кремоны Лиут- пранд в X веке среди соседей Византии перечисляет «русиев, которых иначе мы называем норманнами».
В житии Георгия, созданном скорее всего до 842 года, говорится, что русь, «народ, который все знают», начав опустошение южного черноморского берега от Пропонтиды, напала на Амастриду. Оба жития, на наш взгляд, неоспоримо свидетельствуют о существовании еще до IX века черноморской колонии Руси.
Хронологически достоверные данные о росах относятся к 838 году, когда к императору Феофилу II прибыли послы от «народа Рос». В 839 году они появились при дворе франкского императора с письмом, в котором Феофил просил, «чтобы император милостиво дал им возможность воротиться в свою страну и охрану по всей империи, так как пути, которыми они прибыли к нему в Константинополь, шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен, и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь по ним, подвергались опасности». Трудности с возвратом посольства на родину свидетельствуют о северной локализации руси. Только при этом обратный путь русов через земли франков обретает смысл. В этом случае ареал обитания «диких племен», о которых говорит в письме Феофил, включает Поднепровье, контролируемое хазарами, отношения с которыми в этот период у руси обострились. О северном происхождении руси говорит и «Повесть временных лет» — главный письменный источник нашей истории.
Судя по «Повести...», формирование Древнерусского государства проходило в три этапа. Первый остался как бы за пределами летописи, о нем известно лишь то, что где-то «за морем» в IX веке существовало государство народа русь. О том, что это было именно государство, свидетельствует то обстоятельство, что варяги, призванные союзом племен северной части Восточной Европы, были княжеского рода. Кроме того, в уже знакомом нам письме византийского императора к императору франков, написанном еще за четверть века до призвания Рюрика с братьями, говорится о царе народа рос.
Ближайшее «заморье» располагалось за Ладогой или даже за Невой, которая в то время воспринималась как пролив, соединяющий Ладогу с Балтикой. Можно предположить, что русь была народом, занимавшим один из ключевых участков трансконтинентальных водных магистралей, связывавших Балтику и Каспий. На наш взгляд, Западное Приладожье, нынешний Карельский перешеек, Родина. Зима 1995.12
Фото В. Грицюка.
11
Т1олеми1еские Заметки
занимало наиболее выгодное положение на торговых коммуникациях. Отсюда, со стороны Балтики, начинался Великий Волжский путь, путь «из варяг в греки», и целый ряд других менее важных магистралей. Именно здесь размещалась Начальная Русь.
Арабы повествуют о трех русских землях. Локализация одной из них, именуемой Арсой (Артанией, Артой), является интереснейшей исторической загадкой.
Сведения арабов не умещаются в рамки ни одной из существующих в исторической науке концепций образования и развития Древней Руси, а поэтому зачастую не принимаются во внимание и слывут фантастическими. Между тем арабские письменные источники являются одними из самых достоверных.
Разумеется, за Арсой мы склонны видеть Начальную Русь, локализуемую в Западном Приладожье. Отметим, что Страбон еще на заре I тысячелетия н. э. говорил о сарматах-аорсах, владевших «почти что большею частью побережья Каспийского моря, и поэтому они вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и мидийцев». Вслед за В. Н. Татищевым, видя в сарматах предков современных угро-финских народов, мы ставим вопрос: не сюда ли уходят те древние связи руси и хазар?
Многие (например, Ибн-Русте в X веке) справедливо отождествляют загадочную Арсу с не менее таинственным островом Рус, известным также из арабских источников. Согласно этим источникам, Рус окружен озером, лесист и болотист; его размеры составляют три дня пути вдоль и столько же поперек; на нем проживают 100 тысяч человек, которые не пашут землю, а ходят походами на славян, а добытых пленных продают хазарам и булгарам.
Большинство исследователей признают сведения об острове фантастическими и не принимают во внимание. Другая часть ученых вырывает из описания часть признаков, помещая остров то в Приильменье (?!), то на Балтике, а то и в устье Дуная.
А между тем такой остров реально существовал еще относительно недавно на севере Восточной Европы. Карельский перешеек в прошлом представлял собой остров: система Вуоксы в районе Выборга соединялась с Финским заливом.
Другой протокой, соединяющей Финский залив с Ладогой, была Нева, а между Невой и Вуоксой простирался остров, который и размерами, и ландшафтом, и географическим положением совпадает с островом Рус из арабских источников.
В настоящее время местоположение Начальной Руси на севере признается большинством исследователей. Правда, многие ошибочно называют ее Верхней Русью, исходя из движения славян вверх по Днепру, и размещают ее в Приильменье и По- волховье, оставляя открытым вопрос, откуда русь сюда пришла.
Более того, какие такие веские основания позволяют историкам из поколения в поколение трактовать население Приильменья в качестве славянского начиная с VIII века, причем положение это принимается каждым последующим поколением исследователей как аксиома? Самым авторитетным аргументом в пользу этого является сообщение автора «Повести временных лет» о том, что новгородцы говорят на славянском языке. Но ведь оно фиксирует языковую ситуацию в регионе через 2— 3 века после утверждения здесь руси. Два столетия — срок более чем достаточный для смены языка.
Вторым основанием для причисления новгородских словен к славянам является сходство этих этнонимов. Но ведь никому и в голову бы не пришло утверждать, что в Ливонии, Ливане и Ливии говорят на ливвиковском диалекте карельского языка, хотя во всех приведенных названиях присутствует единый корень с одинаковым значением. Поэтому данный тезис представляется нам весьма ненадежным.
О неславянском происхождении руси свидетельствует и сочинение писателя XI века Аль-Бекри, и труд еврея Ибрагима, относящийся к середине X века, в котором говорится: «племена севера завладели некоторыми из славян и до сей поры живут среди них, даже усвоили их язык, смешавшись с ними». Отсюда следует, во-первых, что кроме руси в завоевании славян принимали участие какие-то другие народы, что подтверждает высказанную нами ранее версию. Эти племена известны из русских летописей. Например, Новгородская I летопись сообщает: «и седе Игорь, княже, в Кыеве; и беша у него Варязи мужи Словене, и оттоле прочие прозвашася Русью». По крайней мере еще одно северное племя, а именно словене, участвовало в завоевании Среднего Поднеп- ровья. Таким образом, косвенно подтверждается высказанное выше положение о близком родстве руси и приильменских словен, которые в качестве младших союзников участвовали в военных предприятиях руси в Восточной Европе.
Таким образом, каких бы то ни было достоверных данных о славянском характере населения так называемой Верхней Руси не существует. В данном случае мы имеет дело с еще одним мифом, которыми так богата наша история.
Подробнее остановимся на особой близости новгородских словен к варягам, неоднократно подчеркиваемой в «Повести...». Так, под 862 годом сообщается: «Новгородцы же — те люди от варяжского рода, а прежде были славяне». Это место, одинаково непонятное как с позиций славянской концепции образования Древнерусского государства, так и с норманнской (скандинавской), становится достаточно прозрачным, если за ним видеть языковую близость словен и варягов. Оснований для этого более чем достаточно. Во-первых, выражения «одного рода» и «одного языка» тождественны в русских летописях. Об этом свидетельствует В. В. Колесов в своей книге, посвященной исследованию социальных и этнических терминов, встречающихся в письменных источниках Древней Руси.
Во-вторых, в новгородской округе существует мощный пласт балтс- ко-финской топонимики, свидетельствующей о неславянском характере населения этого района на ранних этапах его истории.
В-третьих, о языковой близости варягов и словен свидетельствует сходство, доходящее до идентичности, личных имен. Так, под 1024 годом ПВЛ сообщает, что Ярослав для войны со своим братом Мстиславом, на стороне которого выступали хазары и касоги, получил помощь от варягов во главе с князем Якуном. Но в той же летописи под 1140 годом
12
Родина. Зима 1995.12
упоминается новгородский посадник под тем же именем. Нет никаких оснований полагать, что посадником новгородцы избрали варяга, тем более что к этому времени имена варягов исчезли из русских летописей.
Наконец, в-четвертых, широко известен факт нахождения на раскопках в Новгороде огромного количества берестяных грамот. Однако менее известным является то обстоятельство, что значительная их часть написана, как полагают, на карельском языке. Мы рассматриваем «карельские грамоты» как проявление «билингвизма» на территории При- ильменья, где в течение значительного времени сосуществовали «новый» государственный славянский язык и «старый» народный балтско-финский, близкий известному нам карельскому.
О том, что русскому языку на севере Восточной Европы предшествовали финские языки, предполагал еще В. Н. Татищев. Однако он считал, что сначала западные славяне, «пришедшие из Вандалии морем на север, народами сарматскими (т. е. финскими. — В. /7.), руссами и другими овладали, сами руссы назвали- ся, которое на их сарматском языке значит чермный, а притом из языка их многое в свой включили. И как колено словенских княжей Гостомыс- лом пресеклось, взяли к себе князя Рюрика из варяг, или финов, немало их языки употребляли, как то в древних наших летописях таких реченей находим, что разуметь не можем. Но блаженная Ольга, бывшая из рода князей славянских, прияв владение паки славянский язык нечто возобновила. И хотя уже давно начали речение исправлять и к словенскому приближаться, однако ж доднесь еще многие употребляем».
Причину вытеснения финских языков славянскими, которое Татищев относил к середине X века, он видел в субъективном желании Ольги, что само по себе уже вызывает недоверие. К тому же летописи сообщают, что княгиня Ольга была варяжского корня (это дополняется сведениями немецких источников, говорящих о том, что она была из рода ругов, то есть русов или варягов).
В другом месте Татищев пишет: «...ныне руссы язык словенский употребляют или славяне русскими назвались, оное бесспорно; однако... тогда руссы от славян были разны, ибо руссы были языка сарматского, как он сам (Нестор. — В. П.) на многих местах различает».
Таким образом, направления развития Русского государства и распространения господствующего в нем языка были диаметрально противоположны: первое шло с севера на юг, а второе, с некоторым запаздыванием, — с юга на север. При этом в формировании государства четко прослеживаются три этапа. Следует отметить, что о трех русских государствах в свое время говорил и академик А. А. Шахматов. Правда, Начальную Русь (или остров Рус арабских источников) он помещал в районе южнее озера Ильмень, для чего пришлось существенно расширить содержание арабского термина, означающего «остров», поскольку никакого острова южнее Ильменя и в помине нет. Отсюда: якобы нуждающиеся в зерне русы захватили около 840 года у хазар Днепр, образовав Древнерусское государство, второе по счету. А затем изгнавшие русов северные племена пригласили перед лицом угрозы русов из Киева варягов, в результате чего третье русское государство после захвата Олегом Киева было создано на юге.
На севере Восточной Европы немало этнических загадок, но наиболее интересны и масштабны, на наш взгляд, две: куда делась изначальная русь и откуда взялась корела? Каждый из этих вопросов в отдельности неоднократно поднимался в исторической литературе, однако никто до сих пор не рассматривал их во взаимной связи, хотя основания для этого имеются достаточные.
В начале XIX века получила широкое распространение концепция, согласно которой карелы первоначально обитали в Биармии, а на стыке прошлого и нынешнего тысячелетий продвинулись с Северной Двины и Белого моря к Онежскому и Ладожскому озерам и Финскому заРодина. Зима 1995.12
13
Полемические Замешки
ливу. В начале XX века под влиянием роста национализма в Финляндии развились теории западнофинского происхождения корелы.
Во всех существующих концепциях присутствует вывод об относительно позднем формировании корелы (XI—XII века) на основе смешения нескольких этносов. Но, как справедливо отмечает С. И. Кочкурки- на, анализ исторических, археологических и лингвистических данных свидетельствует о более раннем образовании корелы и корельской общины. Это убедительно подтверждается хотя бы тем, что основная часть сюжетов бесспорно карельского эпоса «Калевала» восходит к рубежу бронзового и железного веков, то есть к середине I тысячелетия до н. э. К XII веку корела выступает в качестве сложившегося и развитого этнического образования: оно имеет самобытнейшую материальную культуру, мощное воздействие которой ощущается на обширных пространствах Северной и Северо-Восточной Европы.
Что же касается руси-варягов, то последние упоминания о них в ПВЛ относятся к XI веку, когда варяги участвовали в походе Ярослава в Киев против печенегов (1036). Косвенным свидетельством этого служит сообщение о том, что Олег установил дань варягам от Новгорода «по триста гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава». Таким образом, промежуток времени между последним упоминанием о варягах и первым свидетельством о кореле невелик: 90 лет. Если же верить Татищеву, то этот интервал сокращается до 64 лет. У Татищева находим, что варяги не упоминаются со времени правления второго сына Ярослава Мудрого Святослава (1073—1077).
Следовательно, за это время на Карельском перешейке варягов-русь «сменила» корела. Причем нет никаких оснований полагать, что на русь здесь напал мор или с нею приключилась иная напасть. Самое естественное объяснение заключается в смене этносом своего имени.
Преемственность между варягами- русью и корелой прослеживается во многих областях. Под 1042 годом ПВЛ сообщает, что Владимир Ярославич пошел на «Ямь и победил их». Летопись просто констатирует факт похода, не раскрывая, какими силами он был совершен. Участие таких естественных и традиционных союзников, какими были для Новгорода и всей Руси варяги, не всегда находило отражение в летописи, как это позже было с корелой.
Интересно, что первое упоминание о кореле связано с емью: «В то же лето ходиша корела на емь...» Совместные с Новгородом походы корелы на емь известны под 1186 и 1191 годами. В 1187 году корела совершила известный поход, завершившийся полным разрушением главного города Швеции Сигтуны на озере Мелар, в котором, как полагают некоторые исследователи, принимали участие и новгородцы, хотя прямо об этом не сообщается. Вместе с тем, в новгородском походе 1198 года против шведов в город Або, предполагается, принимала участие корела, «ибо такого рода мероприятия, совершаемые Новгородом, не обходились без нее».
Корела активно участвовала в походах Александра Невского. В Невской битве (1240) большую роль играла ижора, считающаяся одной из ветвей корелы, которая участвовала в изгнании немцев и шведов с Вотской земли и Невы. Известно, что корела и ижора вместе с Александром совершили поход на Копорье. Такая согласованность военной деятельности Новгорода и корелы кроме общности внешнеполитических интересов имела под собой и нечто иное. В 1269 году новгородский князь Ярослав Ярославич в силу каких-то причин готовил поход на ко- релу, который, однако, так и не состоялся, поскольку «умолиша новго- родци не ити на корелу». В следующем году новгородцы, как это часто случалось, поссорились с князем и изгнали его из города, после чего он попытался вернуться силой, но получил отпор, в котором принимала участие и корела.
На наш взгляд, именно преемственность корелы от руси определяла ее особые отношения с Новгородом. Сам Новгород обладал относительной самостоятельностью в составе Русского государства. Корела была еще более независимой от Новгорода, будучи теснейшим образом связана с ним в экономическом, политическом и культурном отношении. В «Слове о погибели Русской земли», где прославляется могущество добатыевой Руси, говорится: «Отсюда до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, от ятвягов до литовцев, от литовцев до немцев, от немцев до корелов, от корелов до Устюга...» Здесь обозначены границы Руси, и ясно, что в первой половине XIII века корела не включалась в состав русских земель и не входила в Новгородскую землю.
Об особых отношениях между новгородцами и корелой, но вовсе не о подчиненности последней, свидетельствуют договорные грамоты Новгорода с Готским берегом, Любеком и немецкими городами (1262— 1263), а также с городами Балтийского моря (1269): «Оже кто гостить в Корелу, или немцы или гтяне, а что ся учинить, а то Новгороду тяжя не надобе». Отношения эти были бесспорно союзническими, но при этом Новгород, жизненно заинтересованный в европейской торговле, как явствует из приведенного отрывка, не мог регламентировать взаимоотношений корелы со своими торговыми партнерами. При этом следует учитывать то обстоятельство, что корела занимала ключевое положение на торговых путях из Европы в Новгород.
Существуют письменные свидетельства об отнюдь не пассивном участии корелы в военных предприятиях Новгорода. В 1256 году состоялся очередной поход против еми, возглавляемый Александром Невским. В нем принимали участие суздальские и новгородские полки князя, но основу войска, видимо, составляла корела: сообщая об этом походе папе, шведы подчеркивали особо активное участие в нем карельских военных сил. Шведский король Вальдемар даже обратился в Рим за помощью. Папа Александр IV издал буллу, в которой объявил главными виновниками нападения карел и в ярких красках изобразил учиненные ими жестокости. В булле содержался призыв к крестовому походу против язычников-карел.
Сведения такого рода не согласуются с традиционным утверждением о подчиненности корелы Новгороду. Можно предположить, что сходными были и отношения с Новгородом ижоры и води, поскольку часто в источниках они стоят в одном ряду с корелой. Очень важным, на наш взгляд, доводом в пользу развития корелы из летописной руси служит материальная культура корелы,
14
Родина. Зима 1995.12
активно изучаемая в последнее время. Особенно выделяются археологические работы С. И. Кочкурки- ной, в которых содержится огромный фактический материал, пока, к сожалению, практически не привлекавшийся авторами работ по этнической истории Восточной Европы.
Наконец, еще одним доказательством происхождения корелы из летописной руси служит этноним каг- ]а!а. Он состоит из корня каг^а- и топонимического форманта — 1а. По внешнему виду корень этнонима напоминает основу скандинавского названия Сагс1апк1, которое широко известно и традиционно относится к Руси. Если отбросить вторую часть хоронима — пк1, которая означает «государство», то остается основа Сагба, которая также широко употреблялась самостоятельно для обозначения Руси. Действительно, §агба и каг)а — это одно и то же, поскольку вторая форма легко выводится из первой через переходную кагфа, подобно тому как в финских языках сЦагух переходит в
]агУ1, обозначая «озеро» в различных диалектах.
Попытаемся отыскать значения выделенного корня кагс!а-/каг]а-. По латыни Саг<1а (Сагбеа) — римская богиня, хранительница домашнего очага; сагбо — главный, основной (например, в слове сагсйпаПз); саг- бо — «сторона света», «демаркационная линия с севера на юг», «время года»; сагНо апш — «летнее солнцестояние». Из приведенного перечня следует, что данный корень в латыни связан с понятиями очага, верха, юга, лета, то есть с тем же рядом понятий, что и корень гиз. Он же присутствует в русском слове «гордый», а также в заимствованном «гвардия», которые, очевидно, смыкаются с понятиями «красивый», «красный».
Таким образом, хоронимы Корела и Русь несут в себе один и тот же смысл. Отсюда можно сделать вывод, что Корела является более поздним названием Начальной Руси. Причины изменения названия территории, а затем и этноса, расселенного на ней, нами уже рассматривались: Русью стало называться обширное государство Восточной Европы, управляемое варягами, в результате чего исконная Русь, расположенная на острове между Ладогой и Балтикой, стала пользоваться другим названием, несущим в себе тот же смысл. Можно предположить, что оба имени параллельно существовали до XII века, когда одно из них было окончательно вытеснено. В пользу этого свидетельствует знакомство арабов в X веке с именем Арта, которое являлось одним из вариантов названия острова Рус, восходящим, очевидно, к хорониму Кагба (СапЗа).
Такова в общих чертах концепция образования Древнерусского государства, условно названная нами карельской. Предвидя возражения оппонентов, особенно сторонников славянской теории, предлагаю им задуматься об относительности этнонимов, имея перед собой наглядный пример: почему жители Киева не зовутся нынче ни полянами, ни русью, ни малороссами?
Родина. Зима 1995.12
15
21 февраля 1808 года 24000 российских солдат и офицеров под командованием генерала Фридриха Вильгельма фон Буксгевдена перешли шведскую гран игру в Финляндии в районе Айборфорса. Этим наступлением российских войск началась уже четвертая за неполных два века война между непримиримыми противниками — Россией и Швецией.
Аусские перешли на чужую сторону по тому самому мосту, который в течение продолжительного времени был предметом серьезных дипломатических разбирательств. Высокие стороны никак не могли договориться о том, в какие цвета выкрасить пограничный мост. Каждый отдавал предпочтение цветам национального флага. Причем шведы претендовали не только на свою, но и на чужую половину моста.
Спор, безусловно, носил принципиальный характер. Но вряд ли он мог послужить достаточным основанием для начала войны в Финляндии. Дело, конечно, было не в мосте и даже не в традиционном стремлении шведского королевского двора взять реванш за былые поражения и вернуть утраченные территории на Балтике. На этот раз к войне привели не локальные российско-шведские противоречия, а разгоравшийся в Европе конфликт между двумя супердержавами — Францией и Великобританией, в который оказались втянуты и многие другие европейские государства, в том числе Швеция и Россия.
Наполеон, одержавший ряд блистательных побед и заставивший большую часть Европы признать его императором Франции, не мог, тем не менее, справиться с мощным и непобедимым британским флотом. Чтобы поставить упрямую соперницу на колени, он решил организовать с помощью других государств экономическую блокаду Великобритании.
В 1807 году в Тильзите Наполеон подписал союзное соглашение с Александром I, носившее ярко выраженный антибританский характер. Один
«Финны! Братья! Если бы искренность этих слов я мог подтвердить кровавыми слезами, то они пролились бы сейчас из моих глаз. И каждая капля говорила бы о моем уважении к вам, о моей дружбе!»
Из речи генерала Георга Карла фон Дебельна перед финско-шведской армией в городе Умео после подписания мира, по которому Финляндия становилась частью Российской империи, из пунктов этого соглашения имел прямое отношение к Швеции, которой в ультимативной форме, наряду с Данией и Португалией, предписывалось присоединиться к континентальной блокаде.
Что оставалось делать королю Швеции Густаву IV Адольфу? Выбор был невелик — либо война с Россией и Францией, либо война с Великобританией. Серьезность намерений последней вряд ли кто ставил под сомнение, после того как британский флот подверг всеуничтожа- ющей бомбардировке союзный с французами Копенгаген.
В конце концов верх взяли экономические интересы Швеции, для которой торговля с Великобританией имела первостепенное значение, а также моральные принципы шведского короля, который считал Наполеона, осквернившего свои руки похищением и казнью принца Энги- енского, исчадием ада и антихристом.
В феврале 1808 года Швеция подписала конвенцию с Великобританией, по которой должна была получить значительные финансовые субсидии. (Речь при этом не шла об оказании Швеции прямой военной помощи.) Еще раньше, в октябре 1807 года, Густав IV получил недвусмысленный запрос от Александра I о том, какие меры намеревалась предпринять Швеция, дабы поддержать континентальную блокаду Великобритании. Оказалось, что никаких, о чем Густав IV и сообщил в ответном письме.
Шведский король до последнего надеялся, что угрозы России не будут приведены в исполнение. Более того, все его усилия были сосредоточены на западном, датском направлении, где он планировал в союзе с англичанами осуществить молниеносную операцию по захвату Норвегии. Однако Россия все-таки вступила в войну со Швецией (здесь сыграло свою роль стремление России взять под контроль Финский и Ботнический заливы, дабы обеспечить безопасность Петербурга), а в Лондоне не сочли нужным ни принимать участие в норвежском походе, ни вмешиваться напрямую в российско- шведский конфликт за Финляндию.
Итак, в феврале 1808 года Швеция, уже давно утратившая свой имперский блеск и былую силу, оказалась один на один с намного превосходящей ее по военному потенциалу Российской империей. Трезво оценивая свои возможности, шведский генеральный штаб разработал чисто оборонительный план ведения финской кампании. Согласно ему, главнокомандующему шведской армией в Финляндии генералу Вильгельму Морицу Клингспору, имевшему под своим началом 12 тысяч человек, предписывалось отступать на север Финляндии в направлении города Улеоборг (провинция Этсербот-
16
Родина. Зима 1995.12
Александр I объявляет открытие первого заседания Сейма Финляндии в 1809 г. Картина Э. Тельнинга.
Портрет Густава IV Адольфа и его супруги Фредерики Доротеи Вильгельмины. Стокгольм. 1800 г.
тен) и дожидаться там подкреплений из Швеции.
Уже немолодой, болезненный Клингспор, не наделенный к тому же особенным полководческим талантом, сумел, тем не менее, без серьезных потерь привести свою армию в Улеоборг. Правда, это отступление проходило столь поспешно, что скорее напоминало бегство. Буквально за пару месяцев российские войска, не встретив серьезного сопротивления, заняли всю южную Финляндию, Або и даже Аландские острова и Готланд.
В середине марта 1808 года они подошли к крепости Свеаборг, располагавшейся на семи островах недалеко от Хельсинки. Построенный по последнему слову фортификационного искусства, Свеаборг считался одним из самых мощных оборонительных укреплений в Европе. Гарнизон этой крепости состоял из 7000 человек, двух тысяч пушек и был превосходно обеспечен боеприпасами и продовольствием. В его распоряжении находился также галерный флот из 110 судов.
Но крепость, которой суждено было стать памятником боевой славы Швеции, стала ее позором. 3 мая 1808 года Свеаборг без малейшего намека на сопротивление капитулировал перед российскими войсками, отнюдь не превосходившими шведский гарнизон ни по своей численности, ни по артиллерийской мощи.
И дело тут вовсе не в умелой стратегии. Русские вели в ходе этой кампании психологическую войну, чьей жертвой пали многие шведские офицеры. В их числе оказался и комендант Свеаборга, боевой адмирал (отличившийся в морских сражениях с Россией еще во времена Екатерины II и Густава III) Карл Улоф Кронстедт.
Положение Швеции представлялось ему безнадежным, а сопротивление абсолютно бессмысленным. К тому же душу Кронстедта жгла личная обида на короля Швеции, который за несколько лет до войны с Россией уволил заслуженного офицера с поста морского министра, предоставив ему куда менее престижную должность коменданта Свеаборга. Так или иначе, но Кронстедт сделал свой выбор. После капитуляции крепости он и окружавшие его шведские офицеры перешли на службу к российскому императору.
Бесславная сдача «неприступного» Свеаборга произвела гнетущее впечатление на шведскую армию. «К чему были все наши страдания и жертвы, вся эта кровь, которую мы пролили и еще, видимо, будем проливать, до тех пор пока этой трагедии не настанет конец. Боюсь, что Финляндию мы уже потеряли», — так писал в своем дневнике после капитуляции Свеаборга ротмистр Нилан- дского драгунского полка Карл Магнус Меллерсверд.
Но даже после падения Свеаборга дисциплинированные шведы все-таки попытались организовать задуманное контрнаступление. Удар оказался довольно неожиданным для российской армии. Шведам удалось одержать ряд локальных побед и даже вернуть на какое-то время Аландские острова и Готланд. Однако ни эти победы, ни партизанское движение финского населения в тылу российских войск не имели большого значения для исхода войны. Без дополнительных резервов из Швеции армия в Финляндии была обречена на поражение.
Но Густав IV даже при всем желании вряд ли мог предоставить своей армии в Финляндии какие-либо значительные резервы. Швеции в то время угрожала война на два фронта — боевые действия на западе и юге страны в любой момент могли начать Дания и Франция. И с этим необходимо было считаться.
Пытаясь как-то выйти из затруднительного положения, Густав IV пошел на непопулярную меру — созыв ополчения, куда записывали всех неженатых мужчин в возрасте от 18 до 25 лет. Из 30000 набранных таким образом солдат, плохо подготовленных и еще хуже вооруженных, по меньшей мере 6000 так и не вернулись домой. Причем подавляющее большинство из них погибло не в сражениях (русско-шведская война
Родина. Зима 1995.12
17
Т^ама истории
Ротмистр шведской армии Карл Магнус Меллерсверд, описавший войну 1808—1809 гг. После окончания войны перешел в русскую армию, где дослужился до звания полковника.
Комендант Свеаборга Карл Улоф Кронстедт, сдавший крепость без боя 3 мая 1808 г.
1808—1809 годов вообще не отличалась особой жестокостью и кровопролитием), а от эпидемий и систематического недоедания.
Война быстро приближалась к развязке. 14 сентября 1808 года шведская армия во главе с генералом Карлом Юханом Аделькройтцем потерпела сокрушительное поражение в решающей битве под Оравайсом. Шведы быстро откатывались назад.
29 сентября 1808 года шведы вынуждены были пойти на перемирие, которое и было заключено в местечке Лохтео. В декабре последние шведские войска с огромным обозом раненых, голодных, обмороженных людей покинули Финляндию. Многие тогда уже не сомневались в том, что Финляндия окончательно потеряна для Швеции. Среди немногих сомневающихся был, на свою беду, король Швеции Густав IV, который вопреки всему собирался продолжить боевые действия против России.
В период недолгого перемирия шведская армия томилась в пограничных с Финляндией городах в ожидании каких-либо новостей с дипломатического фронта. «8 января 1809 года, — писал Карл Магнус Меллерсверд, — я приехал в город Торнео, чтобы подкрепиться и раздобыть последние новости. Въезжая в город, я вдруг увидел несущегося на предельной скорости по единственной в городе улице королевского лейб-гвардейца с фельдъегерской бляхой на форме. Полные ожиданий о мире или, по крайней мере, о выплате зарплаты, мы все поспешили в направлении штаба генерал-адъютанта, чтобы получить свежие новости из первых рук. То, что мы услышали из уст полковника Ниберга, который и зачитал милостивое послание Его Величества короля Швеции, потрясло нас и ошеломило. Оказывается, в срочной депеше содержалось разрешение офицерам в период приближающейся зимней кампании не использовать пудру для своих причесок. Бедняга совсем, видно, спятил, подумал я тогда, и, наверное, не я один».
Так действительно думал не один Меллерсверд. Попытки Густава IV продолжить во что бы то ни стало войну с Россией привели к тому, что в среде высшего шведского офицерства родился план об устранении монарха от престола и спасении страны. Определенную роль в возникновении этого плана сыграло и близорукое решение Густава лишить звания гвардейских свои лучшие полки.
Во главе заговора встал подполковник Георг Адлерспарре, который с верными ему войсками отправился в начале марта 1809 года в решительный поход на Стокгольм. Однако еще до его прибытия в столицу король был схвачен и посажен под арест в Стокгольмском замке. Это произошло 13 марта 1809 года. Четырнадцать дней спустя Густав IV Адольф отрекся от престола. (В мае 1809 года шведский парламент — риксдаг утвердил это решение, а в декабре того же года Густав и его семья навсегда покинули Швецию. В Европе бывший король путешествовал из одной страны в другую под именем полковника Густафссона. Умер он в 1837 году в Санкт-Галлене, Швейцария.)
Отречение шведского монарха от престола не привело автоматически к окончанию войны. Александр I отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом. По его планам, Швеция должна была потерпеть не просто поражение, а поражение сокрушительное. Поэтому проявивший мягкость Буксгевден, по инициативе которого и было заключено перемирие в Лохтео в 1808 году, был отозван с поста главнокомандующего российскими войсками в Финляндии. На его место был назначен генерал фон Кнорринг, которому и было поручено осуществить зимой 1809 года вторжение в Швецию. План русского наступления был разработан генералом Каменским и предусматривал движение тремя корпусами: один по суше через Торнео — на север Швеции, два других — по льду через Ботнический залив на город Умео и через Аландские острова — в район севернее Стокгольма.
Осторожный Кнорринг считал, однако, этот план нереальным, а потому медлил с наступлением. Ситуация изменилась с прибытием в Финляндию самого Александра 1. По его прямому указанию российские войска перешли к решительным действиям. В начале марта корпус Багратиона занял Аландские острова, а отряд генерал-майора Кульнева, совершив переход по льду Ботнического залива, взял город Грисслехамн, находившийся недалеко от Стокгольма. В это же время корпус Барклая де Толли, преодолев по льду многочисленные торосы, полыньи и трещины пролива Кваркен, занял город
18
Родина. Зима 1995.12
/мент беЗ комментариев
Прощальное письмо фенрика
17 сентября 1808 года пятнадцатилетний фенрик (прапорщик) шведской армии Вильгельм фон Шверин рассказывал в своем письме родителям о битвах под Эрмоссой и Оравайсом, в которых ему довелось участвовать во время финской кампании.
«На девятые сутки утром мы были атакованы противником. Я должен был впервые в своей жизни идти в огонь и впервые вести в бой вверенных мне солдат. С двумя пушками мне было приказано оборонять позицию против бесчисленных гаубиц и пушек противника. Какая сложная задача! Правда, с первой ее частью я справился. Приняв холодное выражение лица, я старался оставаться хладнокровным в течение всего боя. Сложнее оказалось вести в огонь моих людей, ведь все они были новобранцами. Они непрестанно кланялись пулям и в конце концов бежали с поля боя в самый решающий момент. Я не мог последовать их примеру. Взяв на себя обязанности пяти человек артиллерийского расчета, я продолжил бой. Только после того как напряжение немного спало, мне удалось, еле волоча ноги, добраться до своих солдат. Пристыженные в проявленной трусости, они с быстротой молнии вернулись на оставленные ими позиции.
И тут началось. Люди падали, как скошенная трава. Мы отступали. Казаки предприняли три попытки взять наши плохо защищенные пушки кавалерийской атакой. Но я встретил их картечью, и они отошли назад. Так мы продолжали отступление в течение пяти часов под постоянным огнем противника, пока наконец не настала передышка. В этот момент к нам подъехал генерал со своими офицерами, обнял меня и поблагодарил за свое спасение. Мои люди прокричали «ура».
...Сразу после этого боя мы оказались в центре самого длительного и кровопролитного сражения финской войны. Оно состоялось под Оравайсом и продолжалось с 6 часов утра до 11 часов вечера. Я вел огонь из пушек до полудня, до тех пор пока не был ранен. Меня уже хотели отвозить в тыл, когда один из моих солдат сообщил мне, что нас окружили. Собравшись с духом, я сел на одну из гужевых лошадей, так как моя к тому времени была убита, и, встав во главе своих солдат, прокричал: «Ребята, за мной!»
«Марш, марш!» — командовал я. Мы прорывались через ряды противника, встретившего нас в штыки. Сам я получил три пули в плащ, а многие из моих солдат были заколоты насмерть. После боя генералы... чрезвычайно благодарили меня. Уже на следующее утро я вышел на рекогносцировку местности, как вдруг пуля прошила мою фуражку насквозь, после чего я растянулся на земле. Обнаружив врага, прятавшегося за камнем, я тут же взял винтовку у одного из солдат и пристрелил противника.
Под вечер, когда уже стало смеркаться, я получил новое ранение. Меня отнесли в ближайшую деревню, где я находился до тех пор, пока в окно не стали залетать вражеские пули. Наверное, я бы там так и остался лежать, если бы один благородный офицер, с кем я даже не успел познакомиться, не взвалил меня к себе на спину и не вынес из-под огня.
В бою мы потеряли не менее 2000 солдат и 30—40 офицеров. Генерал Ами- нофф, великодушный человек, взял меня к себе, и теперь я чувствую, что дела мои идут на поправку.
До свидания, мои дорогие и любимые родители, братья и сестры. Всего хорошего желает вам ваш всегда преданный сын, брат и друг.
Вильгельм».
Р.$. Десять дней спустя после написания этого письма, 27 сентября 1808 года, пятнадцатилетний Вильгельм скончался от полученных ранений.
Умео на севере Швеции. Корпус генерала Шувалова, пройдя через Тор- нео, вынудил капитулировать шведскую армию у Каликса. В марте же 1809 года все сословия Финляндии приняли присягу на верность Александру I, обещавшему сохранить составленную во времена Густава III конституцию и свободу вероисповедания. Великое княжество Финляндское де-юре стало составной частью Российской империи.
После этого боевые действия без особого успеха длились еще некоторое время, пока дело наконец-то не дошло до настоящих мирных переговоров.
Связано это было не только с успехами российских войск, но и с неудачами шведских дипломатов на международной арене. После устранения от власти Густава IV Великобритания разорвала соглашение о предоставлении субсидий, что еще более обескровило и без того дышащую на ладан шведскую экономику. Неудачей закончились и попытки привлечь на свою сторону Наполеона, дабы с его помощью оказать давление на Россию и добиться более приемлемых для Швеции условий заключения мира. Император не собирался ссориться с русскими из-за Швеции и советовал шведам «держаться царя Александра, благородного и великого».
В этих условиях Швеции ничего другого не оставалось, как идти на прямые переговоры с Россией без каких-либо могущественных посредников. Мир, заключенный Россией и Швецией 17 сентября 1809 года в Фридрихсгамне, был наиболее тяжелым для шведского государства за все время его существования. Вместе с потерей Финляндии Швеция теряла ни много ни мало треть своей территории и четверть населения. Это событие, наряду с конституционными реформами после свержения Густава IV Адольфа, в корне изменило внешнюю политику Швеции. Именно с окончательной потерей Финляндии Швеция, отказавшись от идеи вооруженного противостояния с Россией, постепенно вышла на ту политику нейтралитета, которая отличает это государство на протяжении двух последних столетий. Правда, для этого еще было необходимо, чтобы на шведский трон в 1810 году взошла новая королевская династия, ведущая свое начало от маршала Наполеона — Жана Батиста Бернадота.
Литература
1. Неппкззоп А1Е 8уеп$к Ы$сопа. $госкЬо1т, 1986.
2. АаЬег§ А1Е Уааг хуепхка Ы$(опа. $юскЬо1т, 1978.
3. Реп 8Уеп$ка Ы$1опап. Вапбе! 7. 5(оскЬо1т, 1968.
4. Михайловский-Данилевский А. И. Описание финляндской войны на сухом пути и на море в 1808 и 1809 годах. СПб., 1841.
Родина. Зима 1995.12
19
6/18 сентября 1863 года Александр II открыл Сейм в Гельсингфорсе после более чем полувекового «б'ессеймового правления». Первый и единственный Сейм в Борго, после присоединения Финляндии к России, состоялся в 1809 году. И хотя созыв представительных учреждений формально являлся прерогативой императора, такое положение противоречило духу боргоских соглашений и вызывало постоянную, сначала глухую, а в первые годы царствования Александра II и громко заявленную, оппозицию общественных сил Финляндии.
При вступлении на престол Александр II не хотел идти на уступки в сеймовом вопросе, намереваясь ограничить реформы в Финляндии экономической сферой. Но с весны I Таступил торжественный день 1-го сентября. К 11 ’/ часам утра в лютеранской церкви св. Николая собрались и заняли назначенные места члены Сейма, начальствующие лица и Сенат. Когда генерал-губернатор1 прибыл во дворец с докладом, что все готово, Его Величество, в сопровождении великих князей2 и свиты своей3, верхом отправился в церковь, при пушечной пальбе и восторженных криках народа, толпившегося позади выстроенного вдоль улицы шпалерами Гвардейского Финского батальона. Еще большая масса окружала собор. Сойдя с лошади, Государь вошел в церковь; при входе встретил его епископ Боргоский краткою речью на шведском языке; затем раздались звуки органа, и Государь занял приготовленное ему кресло пред алтарем, с правой стороны, на возвышении; насупротив его были места для генерал-губернатора и Сената, а позади Государя — для великих князей и свиты Его Величества. Члены Сейма были рассажены по сословиям: справа — дворяне и позади их — горожане; слева — духовенство и позади его — крестьяне. Церковную службу совершал епископ Боргоский с четырьмя пасторами. Епископ произнес проповедь,
непомерно длинную, частию по-шведски, частию по-фински, оба языка равно непонятные для нас. Он закончил молитвословием о благоденствии Государя и всего Царского Дома. Православное пение и музыка сливались с шумом выстрелов. По окончании богослужения, Государь опять сел верхом и в сопровождении свиты возвратился во дворец при неумолкаемых криках «ура».
Вслед за Государем двинулись туда же торжественным шествием, попарно, члены Сейма, с ландмаршалом4 во главе. Представители трех сословий (кроме дворянского) прямо собрались в тронной зале и заняли назначенные им места; представители же дворянства предварительно собрались в покоях Государя. Когда все были на местах, началось шествие из внутренних покоев дворца в тронную залу: оно открывалось церемониймейстерами придворным и сеймовым; за ними следовали представители рыцарства, то есть дворянства, попарно, младшие впереди; позади их ландмаршал с жезлом; затем
1861 года обнаружились первые признаки либеральных уступок в ответ на энергичные, хотя и вполне мирные действия финнов. Обострение политической ситуации внутри России и восстание в Царстве Польском в январе 1863 года оказали решающее влияние на решение финского вопроса. 6/18 июня 1863 года в Царском Селе состоялось Высочайшее повеление о созыве Сейма, а в августе — Высочайшее постановление об уравнении в правах финского языка с официальным шведским. На открытии Сейма в Гельсингфорсе Александр II признал «неприкосновенным принцип конституционной монархии, вошедший в нравы финляндского народа»... * сенаторы, также попарно, генерал-губернатор — и Государь, позади которого следовали министр — статс- секретарь Финляндии, товарищ его5 и лица государевой свиты.
Зала была вся белая; только пол покрыт зеленым сукном. Прямо против входа стоял на возвышении трон6, по обеим сторонам которого назначены были места: по правую сторону — Сенату, по левую — свите Государя и за нею наличным генералам; тут же слева поставлен был небольшой стол для секретаря Сейма. Представители сословий заняли места по обеим сторонам залы на устроенных вдоль ее возвышениях, в виде трех широких, невысоких ступеней: справа от трона — дворяне, слева — духовенство и горожане, а прямо лицом к трону — представители крестьянства. Кругом всей залы хоры для публики, в числе которой преобладали дамы.
При входе в зал, Государь был приветствован громким «ура»; вступив на возвышение трона, он не сел, а стал впереди его; позади же стали
^Публикуемый здесь фрагмент «Воспоминаний» Дмитрия Алексеевича Милютина живо и ярко передает это историческое событие, свидетелем которого он оказался, сопровождая в поездке императора как военный министр. Публикация осуществлена по отредактированной самим Д. Милютиным и подготовленной под его наблюдением к изданию писарской копии, сделанной с автографа (ОР РГБ. Ф. 169. Карт. 14. Ед. хр. 4. Л. 122—131).
20
Родина. Зима 1995.12
Граф Д. А. Милютин.
Александр II официально провозглашает открытие сессии Сейма Финляндии в 1863 г. Картина художника Р. Экмана.
великие князья, а на ступенях: справа — министр двора, слева вице-канцлер. Генерал-губернатор и министр- статс-секретарь Финляндии стали пред троном у подножия возвышения. Как только все заняли свои места, граф Армфельд подал Государю рукопись тронной речи, которую Его Величество произнес на французском языке, громким голосом и с выразитель- ностию. В этой речи излагались сначала поводы к созыву Сейма и в общих чертах указывались предметы, подлежавшие рассмотрению его, причем упоминалось, что для дальнейшего пополнения некоторых существенных недостатков законодательства Великого Княжества Финляндского имеется в виду впоследствии изготовить еще некоторые законопроекты для обсуждения в последующей сессии Сейма, которую предполагается созвать чрез три года. «Оставляя неприкосновенным принцип конституционной монархии, вошедший в нравы финляндского народа и запечатлевший все его законы и учреждения, я желаю еще расширить принадлежащие Сейму права относительно определения размера налогов и предложения проектов законов, оставляя однако же за собою инициативу во всех тех вопросах, которые могут касаться изменений в самом основном статусе страны». Речь закончилась следующим обращением к представителям сословий: «Вам известны мои чувства; вы знаете, как я желаю счастья и благоденствия народов, вверенных моему попечению. С моей стороны ничего не было сделано такого, что могло бы нарушить согласие, которое должно существовать между Государем и народом. Желаю, чтобы это согла-
Родина. Зима 1995.12
21
Мемуары
сие служило и впредь залогом благоприятных отношений, установившихся между мною и честным, верным народом финляндским. Оно будет могущественно содействовать благосостоянию края, столь близкому моему сердцу, и послужит для меня новым побуждением к тому, чтобы созывать вас и впредь в определенные сроки. Вам, представители Великого Княжества, предстоит доказать достоинством, умеренностью и спокойствием в прениях, что в руках народа мудрого, готового действовать заодно с Государем своим в практическом смысле, для развития своего благосостояния, — либеральные учреждения не только не опасны, но составляют залог порядка и благоденствия»7.
Подчеркнутые слова знаменательны в устах Российского Императора и Царя Польского. В них слышался прямой намек на Царство Польское, не выказавшее той «мудрости», о которой говорилось в царской речи, и доказавшее свою несостоятельность для тех «либеральных учреждений», которые император Александр II торжественно признавал «залогом порядка и благоденствия». Приведенные слова имели, конечно, назидательный смысл и для самой России.
Произнесенная Государем речь была немедленно повторена графом Армфельдом по-шведски, а вице-президентом Сената по-фински, и вызвала при чтении много раз восторженные крики «ура». После того ланд- маршал генерал Норденстам, выступив вперед, произнес речь по-шведски, а потом поочередно сделали то же председатели от других сословий, опять на трех разных языках. Во всех этих речах выражалась благодарность финляндцев за оказанную Государем новую милость; а в речи Норденста- ма была между прочим следующая фраза: «Соблюдение правильного конституционного устройства всегда составляло и составляет живейшее желание нашего народа. Все, что Ваше Величество предпримет для надлежащего развития этого устройства, будет принято с глубочайшею признательностию и еще более утвердит горячую преданность и доверие к особе нашего великодушного монарха...»
После всех речей статс-секретарь граф Армфельд прочел по-шведски перечень тех проектов, которые предъявлялись на обсуждение Сейма. Затем Государь, предшествуемый в прежнем порядке представителями дворянства и ландмаршалом, вышел из залы. Толпы народа вокруг дворца с живым любопытством перечитывали розданные экземпляры произнесенной Государем речи; крики «ура» не прекращались все время и еще усилились, когда Государь, вы- шед на балкон, показался народу.
Государь был в этот день в мундире Гвардейского Финского стрелкового баталиона; это был день бата- лионного праздника; а потому все офицеры баталиона были приглашены к обеду во дворец и провозглашен Государем тост в честь баталиона. Командир его полковник Эрн- рот и баталионный адъютант штабс- капитан фон Амонт были назначены флигель-адъютантами, а великий князь Алексей Александрович, как шеф баталиона, был произведен в полковники.
Вечером была блестящая иллюминация; в городе и на стоявших в гавани судах зажглись бесчисленные огни. Студенты Университета устроили Раке1хи§ (факельное шествие. — нем.) и под балконом Государя пропели несколько национальных песен, в промежутках которых оглашался воздух восторженными «ура». В тот же вечер городом был дан большой бал в здании железнодорожного вокзала. Помещение станции и самые пути железной дороги преобразились в изящные залы, в которых уместилось свободно до 2-х тыс. человек.
Наконец, 7-го числа, в последний день своего пребывания в Финляндии, Государь назначил церковный парад Гвардейскому Финскому стрелковому баталиону, взамен вчерашнего дня. Парад происходил на плацу пред казармами; командовал сам шеф баталиона вновь произведенный полковник великий князь Алексей Александрович. После молебствия (по лютеранскому образцу) баталион прошел церемониальным маршем; затем Государь и все присутствовавшие вошли в казармы, где были расставлены столы для угощения нижних чинов. Государь, подойдя к одному из столов, провозгласил тост за здоровье баталиона и за его шефа великого князя Алексея Александровича, который в ответ провозгласил тост за Государя. Само собою разумеется, что тосты эти были встречены дружным «ура».
В 2 часа во Дворце был большой обед, к которому приглашены все депутаты Сейма, так что всего собралось до 300 приглашенных. В конце обеда возглашены были два тоста: первый — за здоровье Государя и Царского Дома, второй — за благоденствие Финляндии. После обеда Государь обошел гостей, со многими из них разговаривал, а в 4 */2 часа отправился на пристань, где стояла яхта «Штандарт». Масса народа толпилась на пути Государя, встречая его неумолкаемыми «ура». При этих криках и звуках народного гимна яхта отчалила от пристани, прошла между островами Свеаборгской крепости и скоро Гельсингфорс скрылся из виду. К 6 часам утра 8-го числа мы были уже на Кронштадтском рейде; перешли на яхту «Александрия» и в 9 часов утра вышли на Английскую набережную, откуда Государь уехал в Царское Село.
В продолжение шестидневного пребывания Государя в Гельсингфорсе город этот, обыкновенно столь спокойный, почти мертвенный, так оживился, что не походил на самого себя. Давнишняя мечта финляндцев осуществилась; сопровождавший торжественное открытие Сейма ряд церемоний и празднеств возбудил в них непривычный порыв одушевления. Нас, приезжих, принимали и чествовали со всем радушием, какое только они способны были проявить. Но должно признаться, что мы все-таки чувствовали себя в Финляндии, как в иностранном государстве. Особенно коробило нас полное отсутствие русского языка и французские речи пред Русским Императором финляндских его подданных.
В самый день отъезда Государя из Гельсингфорса объявлены были награды, пожалованные многим из служащих в Финляндии. В том числе граф Армфельд получил орден св. Владимира 1-й степени.
Вслед за тем начались заседания Сейма, имевшего при открытии следующий состав: отдел дворянский — 141 член, духовный — 32, горожан — 39 и крестьянский — 49, всего же 261. Таким образом одно дворянское сословие составляло более половины всего состава Сейма. Первые заседания, как обыкновенно, прошли в разрешении вопросов формальных, касавшихся личного состава и назначения Комиссий, образуемых по Статуту для предварительной разработки подлежащих обсуж-
22
Родина. Зима 1995.12
дению собрания вопросов. Сейму предстояло в течение трехмесячного срока сессии обсудить до 48 предъявленных законопроектов по самым разнообразным предметам гражданского, уголовного и экономического законодательства, большею частию таким, по которым давно уже чувствовалась недостаточность и неприменимость старых законов Финляндии. Для основательного обсуждения всей этой массы проектов требовалось немало времени и усидчивой работы; а между тем Сеймом потрачено было много времени на означенные вопросы личного состава, так что до конца сентября не было даже решено распределения работ между Комиссиями; к рассмотрению законопроектов приступлено лишь в начале октября, а в общих собраниях не ранее начала ноября.
Такая проволочка в занятиях Сейма объясняется отчасти новизною дела, неопытностью деятелей, педантизмом и тугостью характера народного, отчасти самим устройством Сейма, сохранившего обветшалые, неудобные средневековые формы. Самое разделение его по сословиям, заседающим и вотирующим отдельно, представляет такие неудобства, что и в самой Швеции, откуда организация эта перешла в Финляндию, уже тогда поднят был вопрос о коренном преобразовании народного представительства.
Примечания
1. Генерал-губернатор Великого княжества Финляндского — Платон Рокасовский (1848— 1854 и с ноября 1862 г.).
2. Великие князья Александр, Владимир и Алексей Александровичи и Николай Константинович.
3. Александра II сопровождали: министр двора граф В. Ф. Адлерберг, министр иностранных дел князь А. М. Горчаков, военный министр Д. А. Милютин, управляющий морским министерством Н. К. Краббе, шеф жандармов князь
В. А. Долгоруков, командующий Императорской Главной квартирой граф А. В. Адлерберг, контр-адмирал
Н. А. Аркас, лейб-медик Ф. Я. Карелль.
4. Генерал-лейтенант И. М. Норденстам.
5. Министр статс-секретарь Великого княжества Финляндского действительный тайный советник граф А. Армфельд (Армфельт); товарищ министра статс-секретаря тайный советник барон Э. К. Шернваль-Валлен.
6. Этот трон был доставлен из Москвы в 1809 г. на открытие Сейма в Борго.
7. Речь Александра II на открытии Сейма
6/18 сентября 1863 г.// Сборник постановлений Великого княжества Финляндского. 1863. № 33. Гельсингфорс. 1864.
Тронную речь Александра II составляли: И. В. Снельман (финский ученый, публицист, писатель), А. Армфельд, князь Горчаков, чиновник министерства иностранных дел Гамбургер. Речь готовили долго, проект ее представлялся императору дважды. Александр II говорил по- французски, однако впоследствии все речи на открытии и закрытии Сеймов стали произноситься на русском языке.
Родина. Зима 1995.12
23
Не знаю, как в других городах, но в Питере с удовольствием пьют пиво фирмы «Синебрюхофф» — будь то золотисто-ян- тарный, с густой шапкой пены «Николай», или светлый «Кофф», переименованный местными острословами в «Кайф». Напиток хотя и производится в Финляндии, но вообще-то он «свой», «русский» — если иметь в виду родословное древо Синебрюховых.
Исторические таблицы и справочники, содержащие генеалогические исследования, сведения о происхождении семей дворянских и купеческих, а также документы, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве Санкт-Петербурга, чаще упоминают фамилию не Синебрюховы, а Краснобрюхо- вы. Возможно, родственники основателя компании «Синебрюхофф» Николая Петровича Синебрюхова могли носить такую фамилию. Бытует по сему поводу забавная притча.
Задумали Краснобрюховы сменить фамилию на любую другую, более благозвучную. Как подобало в те времена, прошение подали самому царю-батюшке Павлу I. Тот к челобитию отнесся благосклонно и отдал распоряжение: «Цвет — изменить, брюхо — оставить». Так оно и стало...
Но это — из области предположений. А факты таковы.
Время зарождения фамилии Синебрюховых — конец XIV — начало XV века. Тогда в семьях простолюдинов детям нередко давались имена-прозвища, которые позднее трансформировались в родовые фамилии: Тюфяк — Тюфяковы, Квашня — Квашнины, Молчун — Молчуновы, Синее, Красное брюхо — Сине-Краснобрюховы...
В XVII столетии Синебрюховы жили в селе Гаврилово Ярославской губернии. В XVIII-м семья Петра Синебрюхова перебралась в Нюландскую губернию (ныне это территория Финляндии), облюбовав земли в районе города Котка. Глава семьи, имея небольшое пивоваренное производство, начал понемногу торговать. В новом деле помогал ему сын Николай, который после смерти отца (в 1817 году) переселился в Хельсинки. 13 октября 1819 года в Градостроительном комитете он получил официальное разрешение на строительство пивоваренного завода.
П ре д ста вите л ьство в Санкт-Петербурге:
Телефон — 119-81-86;
Факс - 119-81-87.
Торговля со склада:
Телефоны — 314-06-08; 230-78-92; 245-83-17.
Этой дате суждено было сыграть историческую роль: День Финского Пива — праздник, который в народе чтят и любят. Предприятие Николая Синебрюхова — первый промышленный завод по пивоварению не только в Финляндии, но и в Скандинавии — стремительно встало на ноги. Уже тогда это пиво пользовалось неплохой репутацией у русских, служивших в гарнизонах Свеаборга, на островах Финского залива.
Николай Петрович умер в 1848 году, не оставив после себя прямых наследников. Дело старшего брата продолжил Поль Синебрюхов. При нем значительно укрупнились капиталы компании, расширились территории завода. Именно Поль освоил выпуск нового пива — баварского (1853), пригласив для эксперимента немецких пивоваров. Сырье использовалось тоже импортное.
Жена Поля Анна (урожденная Тиханова) к делам фирмы относилась серьезно и после смерти мужа сама управляла производством. Брак Поля и Анны можно назвать счастливым: у них родилось четверо детей. Старшему хотя и дали имя в честь брата, Николай, но на манер иностранный — Николас. Пивоварение Николаса не привлекло, как и младшую сестру Марию. От акционирования компании они не отказались, а дела передали младшему брату Полю.
В бизнесе Поль-младший памятен тем, что скупил в окрестностях Хельсинки все мелкие пивоварни конкурентов, а в культуре — коллекцией из произведений изобразительного и прикладного искусства, завещанной государству. До сих пор коллекция Поля и Фанни Синебрюховых остается самым крупным частным даром в Финляндии.
Шли годы, и все отчетливее напоминал о себе закон действия и противодействия: чем сильнее становилась фирма, укреплялось ее финансовое благополучие, тем меньше оставалось самих Синебрюховых. Как и Поль-младший, не произвел на свет наследника мужского пола Николас Синебрюхов, умерший в 1917 году. Вдова Поля-старшего Анна Синебрюхова скончалась в 1904 году, другая Анна — супруга Николаса — спустя сорок лет. Она и вдова Поля-младшего Фанни (умерла в 1921 году) были последними членами семьи, носящими фамилию Синебрюховых.
Однако о переименовании компании новые хозяева и не помышляли: пиво с фирменным знаком «Синебрюхофф» прочно завоевало позиции не только в Финляндии — оно известно всему миру. А вот его рецепт по-прежнему держится в строгом секрете.
Заводской комплекс, построенный Николаем Петровичем Синебрюховым, располагался в центре столицы вплоть до наших времен. Два года назад распахнулись врата новых корпусов в городе Ке- рава (близ Хельсинки). А в старом заводском квартале остался жилой дом Синебрюховых, превращенный после реконструкции в музей. В нем также разместилась знаменитая коллекция художественных произведений Поля и Фанни.
24
Родина. Зима 1995.12
Мы — в империи. Империя — в нас
Юхани Паасивирта (Финляндия)
Северный бастион
Рисунки к эпосу «Калевала».
Худ. А. Галлен- Каллела.
«Финляндия и Европа. Эпоха автономии и международных кризисов. 1808—1914» - так называлась книга финского историка, профессора университета города Турку, вышедшая в свет в Финляндии в 1978 году и переизданная в Англии в 1981-м.
Автор ее, занимающий независимую научную позицию в академических кругах Финляндии, постарался увидеть свою страну в перекрестье проблем и конфликтов всего
1 -Последние десятилетия XIX века сделали более динамичной и сложной всю систему европейских отношений. Либерализм идей международного права, с одной стороны, и оптимизм социалистических настроений в рабочем движении — с другой, вступали в резкое противоречие с реальным положением дел в Европе. К тому же пресса и общественное мнение становились все более устойчивым фактором, с которым не могли не считаться даже государства традиционной политической культуры, такие, как Россия.
Развитие Финляндии в эту эпоху существенно отличалось от положения в других частях империи. Продолжающаяся индустриализация еще теснее связывала Финляндию с западным миром. Товарооборот ее торговли с Россией тоже увеличивался, но развитие экспорта на восток было остановлено в 1885 году таможенным тарифом на товары, ввозимые в Россию из Финляндии. Потерю финны компенсировали развитием торговли с Англией и Германией. Структура финской эко-
номики укрепилась за счет развития деревообрабатывающей промышленности. С выработкой собственного промышленного законодательства и протекционистских тарифов Финляндия все более воспринималась Западом как неотъемлемая часть его собственной экономической системы.
Бурное, взрывное развитие культуры в Финляндии стало самым отличительным явлением национальной жизни 80-х годов. Особенно это касалось финноязычного направления. Шведскоязычное направление в силу ряда причин не получило такого интенсивного развития.
Политическую ситуацию того времени определяла борьба между фен- номанами и шведоманами. Шведо- манство как феномен идеологии и появление шведской партии означали важный политический факт: прежде доминировавшая группа языкового меньшинства перешла на активные оборонительные позиции. А. О. Фрейденталь даже выдвинул теорию, согласно которой говорящие на шведском и финском языках пред¬
континента на протяжении целого столетия.
Особый интерес представляют главы, посвященные началу идейных и политических разногласий между Финляндией и Российской империей.
Корни их историк усматривает в европейской культурной почве последних десятилетий XIX века. Предлагаем вниманию читателей реферат этих глав.
ставляли собой две различные расы, при этом шведскоязычное население считалось принадлежащим к высшей расе. Из этого надлежало сделать вывод, что шведоманы являли собой политическую элиту. Основной целью шведскоязычного меньшинства было сохранение существующего порядка вещей, тогда как фенноман- ство отражало стремления масс к завоеванию политической власти или хотя бы к соучастию в ней.
По самосознанию и самоощущению шведоманы были частью единого скандинавского мира с присущими ему традициями свободы, правопорядка и либерализма. Получая духовную и политическую поддержку от Швеции, эти люди хотели быть именно шведами и никем другим. Разделяя с западным миром ценности свободного политического и идейного спора, они стремились сочетать либерализм тактики с консерватизмом целей.
Естественным результатом этого было то, что шведская ориентация в Финляндии стала синонимом оппозиции к политической системе Рос-
Родина. Зима 1995.12
25
Мы — в империи. Здмпе^ия — 6 нас
сии, к ее культуре и славянству вообще. Поэтому-то политическое меньшинство Финляндии — по крайней мере значительная его часть — вынуждено было вести войну на два фронта — против имперского Востока и против собственных фенно- манов. Ведь последние, по мнению шведоманов, ослабляли духовную способность Финляндии противостоять Российской империи.
Фенноманы же, стремясь создать свою собственную финноязычную культуру, тем самым избывали комплекс национальной неполноценности перед лицом более развитого шведского соседа. Они старались преодолеть представление об историческом «долге благодарности» шведам. В борьбе за финский язык они пытались опереться на все, что, по их мнению, олицетворяло национальную традицию. Если прибавить к этому тот факт, что социальную опору этого движения составляли церковнослужители и зажиточные фермеры, то не приходится удивляться, что фенноманство имело явно консервативный оттенок. Более того, фенноманы были уверены, что именно патриархальность может послужить развитию финского общества и разрешению его социальных проблем.
Этому консервативному течению на протяжении 1880-х годов противостояли две либерально настроенные группировки. Умеренно-либеральные финноязычные деятели культуры объединились в кружок Валь- воя, из которого позднее черпались кадры лидеров для формирующейся Финской партии. Второе объединение — кружок младофиннов, образовавшийся в конце 1880-х, — составили молодые интеллектуалы, интересовавшиеся политическим либерализмом и желавшие «распахнуть окно» в Европу. В этом сказывалась не только их восприимчивость к иностранным идеям политического и социального реформаторства, но и подлинный интерес к культуре либерализма и ее практическому воплощению в жизни своей страны.
Все это не могло не осложнить отношения между центральными властями империи и Финляндией. И причиной тому были не только националистические настроения финнов. Петербург в последние десятилетия XIX века столкнулся с финским вопросом в совершенно новом историческом контексте. Развитие националистических настроений в самой метрополии сильно подействовало на отношение общества и власти к автономии Финляндии. На смену Александру II, сравнительно терпимо относившемуся ко всем финским привилегиям, пришел наследник, не отличавшийся симпатиями к инородцам. Привилегии для нерусских народов стали представляться многим как существенное отклонение от проверенной веками нормы. В националистических же кругах эти привилегии и вовсе трактовались как «злостная ненормальность».
К тому же не следует забывать, что Прибалтийский край лежал на пути географических контактов России с Западом и ее стратегических интересов в Центральной Европе. По мере того как отношения между Россией и Германией становились все холоднее, в Петербурге все больше опасались того, как поведут себя балтийские немцы в случае возможного международного конфликта.
Финляндия же географически была едина и в национальном отношении оказывалась более целостной, чем балтийские провинции. Но к концу века развитие Финляндии обрело черты, не ускользнувшие от взгляда русских властей, черты, которые не могли не вызвать у них раздражение и опасение. В отличие от Польши, чье национальное развитие резко затормозилось после восстания 1863 года, Финляндия стремительно развивалась как национальное государство. Тот факт, что даже иностранцы видели в ней западную страну, воспринимался в России как вызов. Особый характер управления в Финляндии также неизменно подчеркивался наблюдателями. И в самом деле, она приобрела еще больше черт суверенного государства: имея свою конституцию, управление и таможенные тарифы, Финляндия обладала собственной валютой, почтовыми марками и т. д. Побывавшие здесь русские с удивлением отмечали все эти подробности местной жизни. Многие даже воспринимали ее как независимую страну и «заграницу».
Консервативный национализм, ставший официальной идеологией Петербурга, признавал русскость и православие единственными гарантиями политической благонадежности. Все иные народности и вероисповедания стали восприниматься как факторы, ослабляющие мощь империи. Поэтому та атмосфера космополитизма, которая отличала русско-финские отношения в первые десятилетия прошлого столетия, в конце века безвозвратно ушла в прошлое.
Новое восприятие Финляндии как части империи сказалось и в изменившейся роли ее генерал-губернатора. С юридической точки зрения его статус остался прежним. Но если раньше государственный деятель на этом посту воспринимался обществом, да и являлся на деле адвокатом интересов Финляндии в Петербурге, то теперь это был всего лишь чиновник, осуществлявший монаршую волю в имперской провинции. Именно таким был генерал-губернатор Финляндии Федор Гейден, за время пребывания на этом посту (1881— 1897) немало сделавший для того, чтобы с помощью кодификации финского законодательства ослабить его конституционные основы и свести их к местной автономии.
Более тесная интеграция Финляндии в Российскую империю была предопределена и экономическими причинами. Ускоренная модернизация России в конце столетия происходила на базе индустриализации, которая сама по себе предполагает большее единообразие в государстве и обществе. Тут-то и стало ясно, что своим особым статусом и относительной независимостью Финляндия была обязана экономической отсталости империи. Динамично развивающаяся Россия все более тяготилась «аномалией» финской независимости. Вероятное недовольство финнов уже не вызывало беспокойства у правящих кругов России. Скорее наоборот. Чем хуже становились русско-германские отношения, тем охотнее Петербург выказывал готовность проявить жесткость к другим странам, для начала демонстрируя ее на финнах.
Так к концу XIX столетия внутри империи пролегла невидимая линия фронта, по одну сторону которой оказались интересы национального развития Финляндии, а по другую — закономерности имперского развития России, подкрепленные военностратегическими и экономическими потребностями. И первым видом вооружений, испробованных в этом конфликте обеими сторонами, стала идеология национализма.
Реферирование и перевод Татьяны Филипповой
26
Родина. Зима 1995.12
Опыт юс^да^ственности
Пертти Лунтинен (Финляндия)
Как на карте Европы появилось независимое финское государство
В средние века финноязычное население, жившее между Балтийским морем и Онежским озером, находилось в зависимости от Новгорода, позднее от Московского государства, а затем от Шведского королевства. Финны восприняли западную культуру и шведские социальные устои, а верхушка общества стала говорить по-шведски. Граница шведской и русской сфер влияния многократно менялась в течение веков, пока инициатива однозначно не перешла к российской стороне. В 1710 и 1743 годах Швеция потеряла юго-восточную часть Финляндии, а в 1808-1809 годах - и остальную финскую территорию. Александр I не препятствовал сохранению прежних шведских традиций и ввел самоуправление для финнов, которые распоряжались собственными средствами независимо от петербургских министерств. В дополнение к своим бесчисленным титулам император принял титул великого князя Финляндского.
Несмотря на бедность, голодные годы и эпидемии,
миллионное население страны в 1870-х годах возросло до 2 млн. человек, а к 1912 году — до 3 млн. Культурное влияние исходило не только из Санкт-Петербурга и Стокгольма, но и из Германии (наука и образование), Франции (искусство и литература) и Англии (торговля и либеральные идеи). Благодаря романтическим идеям с 1840-х годов сформировалось национальное самосознание финнов. В годы Великих реформ начались политические дискуссии, а с 1863 года стал созываться Сейм. Сходные процессы национального развития происходили и в других странах Восточной Европы. Большим преимуществом Финляндии был ее автономный статус, который предусматривал, в частности, национальные военные формирования. В 1878 году была создана финская армия из девяти батальонов. Контраст между мятежной Польшей и благополучной Финляндией поражал воображение, и русские генерал-губернаторы поддерживали финноязычное национальное движение, чтобы
П. А. Столыпин.
Согласно новому закону о воинской обязанности 1901 года, финская национальная гвардия была распущена. На картине — аллегорическая сцена прощания Финляндии со своей гвардией.
Родина. Зима 1995.12
27
Опыт государственности
ограничите шведское влияние, ориентированное на Запад. Поставки леса на российский и западный рынки способствовали экономическому росту, индустриализации, социальному расслоению.
Хотя Финляндия развивалась отнюдь не без проблем, она считалась процветающим, культурным и весьма благоприятным в политическом отношении уголком Российской империи. Финская политическая система была основана на шведской конституции времен короля Густава III (1772-1789). Финны полагали, что их страна является автономным национальным государством в унии с Россией Они были удовлетворены своим положением, и все российские императоры XIX века - от Александра I до Александра III доверяли их непоколебимой лояльности. Русское присутствие было представлено в основном гарнизонами в приграничных районах.
Русско-финский конфликт
К концу прошлого столетия всякие привилегии и права подданных все чаще стали считаться несовместимыми с могуществом и честью империи и ее крупнейшего народа. Начавшись с восстания в Польше в 1863 году, процесс свертывания местного самоуправления в 1880-х годах достиг Балтийских провинций и Кавказа. К концу века настала очередь Финляндии.
Непосредственной причиной конфликта послужили финские военные формирования, которые не вписывались в систему организации вооруженных сил империи. Генерал Бобриков, начальник штаба Петербургского военного округа, в 1898 году был назначен генерал-губернатором Финляндии, получив задание распустить сепаратистские силы. Законодательная власть по вопросам общегосударственного значения в 1899 году была передана от финского четырехсословного сейма в Петербург. Финны сочли это государственным переворотом, а последующие полицейские меры по умиротворению их страны — политическим насилием. Кое- кто из радикально настроенных финнов считал, что поскольку император нарушил конституцию, то Финляндия и Россия находятся в состоянии войны: в 1904—1905 годах эти люди сочувствовали российским эсерам и японцам. Бобриков и еще несколько человек были убиты, через границу стало поступать оружие и запрещенная революционная литература.
Революция 1905 года заставила царизм отступить и склониться к реформам. Финны внесли свой вклад в беспорядки всеобщей забастовкой. В результате бобриковская политика ассимиляции была приостановлена, его соратники отстранены и конституционное управление восстановлено. Рабочее движение удалось умиротворить введением всеобщего равного избирательного права и созывом однопалатного парламента вместо четырехсословного сейма.
Шовинисты в Петербурге уже не надеялись, что финны когда-либо осознают выгоду добровольной ассимиляции в Российской империи. Весьма реальной была опасность укрывательства от охранки революционеров под защитой финской автономии и ненадежных финских властей. У русских военных была еще свежа в памяти всеобщая забастовка, которая перерезала им коммуникации и не дала возможности вмешаться.
Как только Столыпин привел в относительный порядок российские дела, он занялся Финляндией. В органах власти заняли места или русские, или обрусевшие финны, активно сотрудничавшие с царским правительством. В 1910 году вопросы общегосударственного значения вновь перешли от финского парламента в ведение российских органов власти — Думы и Совета министров. Вместо несения военной службы финнов заставили платить особый налог, ибо доверить им оружие было невозможно. Кроме того, правительство провело через Думу закон о равных гражданских правах русских в Финляндии. Протестовавшие отправлялись на каторгу или в ссылку, а финская пресса подверглась цензуре.
Так начался второй период репрессий в Финляндии. Финны не могли и не хотели смотреть на вещи с имперской точки зрения, а генерал- губернатора Сейна, давнишнего приспешника Бобрикова, презирали даже больше, чем его предшественников. В 1912 году Паасикиви и Свинху- вуд, молодые политики и будущие президенты Финляндской республики, в частной беседе пришли к выводу, что «так дальше продолжаться не может: мы должны отделиться от России». Однако сильный российский гарнизон в стране не оставлял возможностей для достижения поставленной цели.
Две волны насильственной ассимиляции со стороны российского правительства и стали причиной отчуждения финнов от России, причем партийная принадлежность при этом не играла никакой роли. Их отношение к русским многие десятилетия характеризовалось антипатией, иногда окрашенной в расистские тона.
Социальные проблемы сохранились и обострились, что и объясняет результаты очередных выборов. В 1907 году финская социал-демократическая партия завоевала в парламенте 80 мест из 200, а в 1916 году достигла большинства при 103 депутатских мандатах. В 1906 году финские социалисты, с учетом автономии Финляндии, отклонили предложение вступить в Российскую социал-демократическую партию; стоя на платформе финской конституции, они имели возможность для энергичной деятельности, которая была бы немыслимой, если бы они стали провоцировать правительство.
Начало первой мировой войны было для Финляндии мирным — финнов не призывали в армию, а немцы в страну не вторгались. При этом финская экономика работала на оборону империи, что означало полную занятость и хорошие заработки. Однако кое-кто из молодых политиков считал, что победа России будет гибельной для Финляндии, а германская победа окажется для нее благотворной. В образованных кругах финского общества многие ориентировались на страны Антанты, но, конечно, не могли рассчитывать на поддержку Запада, так как Англия и Франция были союзницами России.
Действительно, в германском правительстве существовала идея подстрекательства национальных меньшинств России против центральной власти; их предполагалось поощрять к сепаратизму и впоследствии вклю-
28
Родина. Зима 1995.12
Почтовая открытка с изображением запрещенных царскими властями финских газет. 1901 г.
чить в сферу интересов Германии («жизненное пространство», как это позднее называлось). В 1915—1916 годах около двух тысяч финнов прошли военную подготовку в области разведки, саботажа и партизанских методов. Эта изменническая деятельность вызвала неодобрение у осторожных финских политиков, которые опасались русских репрессий. Однако имперское правительство сохраняло хладнокровие, не желая начинать преследований в трудные военные годы.
Вопрос о государственной власти в 1917 году
В марте 1917 года Финляндия как будто вернулась в добобриковские времена. Временное правительство восстановило все ее конституционные права, создало финский сенат (правительство) и созвало финский парламент. Однако тут же наметилась проблема: кто являлся теперь главой финского государства, когда великий князь Финляндский отрекся от престола, — будущее Всероссийское Учредительное собрание или собственный финский парламент? Финнов не удовлетворил конституционный статус-кво, поскольку они не доверяли никаким русским партиям и требовали по крайней мере международных гарантий своей автономии. Укрепилось меньшинство, выступавшее за полную независимость, оно установило контакты с политиками, за спиной которых стояли немцы. Социал-демократы были разочарованы мартовскими событиями и стали рассматривать российских либералов, а также эсеров и меньшевиков, поддерживавших Временное правительство, как «империалистов» и «эксплуататоров». Большинство финских политиков сохраняли осторожность, но не из чувства лояльности к империи, а потому что сознавали мощь России в целом и военного гарнизона в Финляндии в частности.
Этот гарнизон оставался для поддержания в стране порядка и предотвращения высадки немцев, которая ожидалась со дня на день. Временное правительство с готовностью признало конституционные права Финляндии, но никогда не потерпело бы развала империи.
В дни июльского кризиса в Петрограде финские социал-демократы и парламентские активисты проголосовали за то, чтобы суверенитет во внутренних делах принадлежал финскому парламенту, а вопросы внешней и военной политики оставались за Временным правительством. Как и предвидело осторожное меньшинство, Керенский ответил на вызов: поскольку для него такое решение парламента означало признание независимости Финляндии, он подумывал о военных мерах, но затем ограничился роспуском мятежного парламента. Осторожные политики повиновались, а когда социал-демократы попытались собраться, несмотря на приказ, русские солдаты не пустили их в зал заседаний. Это был последний случай, когда армия защищала имперские интересы в Финляндии. Вскоре революционная агитация проникла во все воинские части, окончательно расшатав там дисциплину и боевой дух.
Тем временем в смешанном русско-финском комитете продолжались переговоры, и по мере того как власть Керенского ослабевала, он вынужден был идти на уступки. К концу октября было решено, что финны наделяются суверенитетом во внутренних делах, который Временное правительство признает фактически, без каких-либо деклараций. Это был тот минимум, который мог бы устроить финнов, при этом многие российские руководители рассчитывали отобрать уступку назад, когда Россия вновь станет сильной.
На состоявшихся всеобщих выборах социал-демократы потеряли большинство, получив вместо 103 только 92 мандата; внутри других партий сторонники независимости усилились, хотя и не завоевали большинства. Поражение на выборах отняло у социалистов веру в мирный, парламентский путь развития.
После Октябрьской революции
Октябрь 1917 года вновь изменил ситуацию. Во-первых, соглашение, достигнутое правительствами, уже не имело силы. Во-вторых, финские революционеры воодушевились, и осРодина. Зима 1995.12
29
Опыт государственности
торожные финские буржуа пришли к выводу, что во избежание революции они должны добиться независимости от России; в этих целях они сблизились с сепаратистами и активистами. Третье и наиболее важное заключалось в том, что с падением правительства Керенского Германия получила шанс достичь своих целей в войне на востоке. Вступив в переговоры с советским правительством, германские лидеры потребовали независимости для западных национальных меньшинств, которые могли быть включены в германскую сферу влияния. Финским активистам начали поставлять оружие, но германские вооруженные силы по-прежнему не могли попасть в Финляндию через бурные воды Балтийского моря.
В Финляндии революция вновь приняла вид всеобщей забастовки, и в большинстве промышленных городов власть захватили стачечные комитеты. Красные радикалы хотели узурпировать и государственную власть, но лидеры социал-демократов колебались и побаивались ответственности. Уличные преступники воспользовались ситуацией и укрепились за счет распустившихся солдат: произошло несколько убийств. Не имея вооруженных сил, власти были беспомощны, а буржуазия трусила и негодовала.
В этой неясной ситуации новый парламент, в котором большинство составляли 108 буржуазных депутатов, начал работу, решив взять в свои руки верховную власть в стране. Он подтвердил прежние решения о восьмичасовом рабочем дне и равных избирательных правах на выборах в местные органы власти, что позволило социал-демократам с видом победителей прекратить забастовку.
Новый сенат (правительство) был создан под руководством Свинхуву- да, который включил в его состав только сторонников независимости. 4 декабря 1917 года сенат информировал Сейм, что собирается принять меры к достижению независимости Финляндии, и 6 декабря 100 членов парламента приняли эту программу, тогда как 88 социалистов потребовали переговоров с Советом Народных Комиссаров в тех же целях.
В качестве первого шага финны обратились к Германии за признанием своей независимости, но немцы все еще вели переговоры с советским правительством и посоветовали финнам вначале вступить в контакт с Лениным. Разумеется, Свинхувуду крайне не хотелось этого делать, но в конце концов он был вынужден предпринять этот шаг, поскольку никакая страна не хотела признавать односторонней декларации независимости.
Тем временем финские социалисты посетили Ленина. В беседе с ним они подчеркнули, что ситуация может вынудить социал-демократов прибегнуть к революционным методам, но весь финский народ, в том числе и пролетариат, стремится к национальной независимости и буржуазия не должна выглядеть ее единственной защитницей — это крайне важно для успеха будущей революции. Промедление с революцией не могло обрадовать ни Ленина, ни Сталина, который посетил собрание финских единомышленников и потребовал от них удвоить усилия. Троцкий высказался в том смысле, что история никогда не простит финнам измены революции, но согласился на их национальную независимость, поскольку она соответствовала его собственной программе в национальном вопросе.
Таким образом была подготовлена почва для Свинхувуда, который посетил Петроград и Смольный 31 декабря 1917 года и получил признание независимости Финляндии за подписью Ленина, Троцкого, Сталина и других народных комиссаров; при этом финское правительство де-факто признало большевистскую группировку законным правительством России.
Формальное признание было наконец получено от Германии, причем Франция опередила ее на несколько часов (французский консул в Хельсинки развил бурную деятельность, чтобы позлить немцев). Независимость Финляндии признали и скандинавские страны, прежде всего Швеция, которая всегда желала ее отделения от России, чтобы хоть немного отодвинуть от своих границ могучего соседа. Англия и США все еще не верили в окончательное крушение России и не хотели поддерживать политику, которая явно отвечала интересам Германии.
Освободительная война
Тем временем красные и активисты, они же белые, поспешно вооружались — момент для легкого захвата власти уж прошел. К своему ужасу большевики обнаружили, что финские социал-демократы даже теперь не готовы к революции; «они вообще не социалисты», — бушевал Ленин. Однако за счет привлечения новых радикалов красные смогли заручиться большинством. Ленин прислал им эшелон с оружием, и красногвардейцы были мобилизованы для охраны транспорта. Сенат преобразовал ополчение активистов и консерваторов в регулярную финскую армию. Ее главнокомандующим был назначен русский генерал финского происхождения Маннергейм, которому поручили восстановить порядок в стране.
В отсутствие организованных и общепризнанных сил правопорядка и в результате взаимных провокаций к концу января 1918 года вспыхнула гражданская война. Это была борьба за власть между красными революционерами и белой традиционной элитой, которую поддерживало большинство преимущественно сельского населения; в то же время борьба шла и между большевистским русским и милитаристским германским влиянием. Ленин хотел не только защитить свой режим от контрреволюции, но и распространить мировую революцию на север. Победа красных означала бы усиление русского влияния в Финляндии, но сознавала это только белая сторона. С другой стороны, белые не замечали германской цели поставить финскую экономику на службу себе, а не русским. Немцы хотели также иметь плацдарм для операций против англичан, которые высадились в Мурманске и пытались создать белое правительство в России и получить армию для войны с центральноевропейскими державами.
В начале апреля 1918 года финны-белогвардейцы сумели одержать решающую победу над красными финнами в Тампере, и тогда же германские экспедиционные силы вмешались в войну на юге Финляндии. В результате победы белых связи с Россией были, по сути, разорваны. Во время войны около 5000 человек было убито, 8000 человек казнено;
30
Родина. Зима 1995.12
Плакат финского рабочего движения «Воля народа выше Плакат Совета рабочих всего»,
и солдатских депутатов в Хельсинки. Плакат финского рабочего
движения «Воля народа выше всего».
позднее около 12 тысяч красных умерло от голода в концлагерях. Несколько сот русских было схвачено и также убито.
«Королевство Финляндия»
Независимая от России Финляндия укрепилась под влиянием Германии, чьи советники состояли при военном и морском штабах финнов. Германо-финляндский договор дал Германии многие экономические преимущества, а принц Фридрих Карл Гогенцоллерн был избран королем Финляндии. В связи с германским влиянием Франция фактически дезавуировала признание финляндской независимости. Германское присутствие было вполне приемлемо для финнов, которые не чувствовали себя в силах противостоять реваншизму будущей белой России. Активисты также надеялись на германскую поддержку в освобождении Русской, или Восточной, Карелии — «страны Калевалы», которую они считали финской и отторгнутой от Финляндии вследствие исторической несправедливости. Пока немцы ожидали большевистского контрудара против англичан на Севере, они не поощряли эти мечтания финнов. К концу лета 1918 года стало ясно, что коммунистическое правительство бессильно против интервентов на Севере, и немцы начали планировать операцию в Восточной Карелии, чтобы изгнать противника из Мурманска и создать там базу для подводной войны. Впоследствии они предполагали передать регион своему вассалу Финляндии, чтобы участвовать в его эксплуатации. Германское поражение в мировой войне поставило крест на этих грандиозных планах.
В ноябре 1918 года финны пришли к выводу, что в мировой войне они поддерживали не ту сторону, их враги и их друзья были разгромлены. Начался коренной пересмотр внешней политики. Монархисты-германофилы были отстранены, и к власти вернулись ориентировавшиеся на страны Антанты республиканцы. Социал-демократам было разрешено возобновить свою деятельность при умеренных лидерах, а радикалы бежали в Москву, где и основали Коммунистическую партию Финляндии.
В «санитарном кордоне»
Победоносный Запад не имел никаких причин игнорировать эту перемену политики. Союзники начали интервенцию в коммунистической России, и их планам вполне отвечала поддержка «санитарного кордона», образованного из молодых небольших государств Восточной Европы. Английский флот на Балтике базировался на Финском побережье для атаки на Кронштадт. С другой стороны, финнам не удалось доказать обоснованность их притязаний на Восточную Карелию, а их добровольческий корпус был не в силах победить части Красной Армии. Генерал Юденич, начавший наступление из Эстонии на Петроград, рассчитывал на поддержку финнов, которая могла оказаться решающей в критической для красного правительства ситуации. Несмотря на рекомендации Маннергейма, финское правительство отказало белым, поскольку те не признали независимость новых государств. Вскоре и стремление Запада к интервенции значительно поостыло, когда выяснилось, что собственные солдаты весьма восприимчивы к революционному духу или, по крайней мере, устали от войны. К концу 1919 года стало ясно, что Финляндия реально отделилась от России, всякое внешнее вмешательство в ее дела прекратилось, коммунистическое движение истощилось, но и притязания финнов в отношении Восточной Карелии не имели теперь под собой почвы.
Старая восточная граница финских органов управления стала международной границей между Финляндской Республикой и Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой, позднее Советским Союзом...
Родина. Зима 1995.12
31
Компания Кивиранта - ведущая репродукционная компания Финляндии. Основное направление нашей деятельности - электронное цветоделение, а также связанные с ним электронная фотосъёмка и корректировка изображения.
Среди наших клиентов - ведущие издательства, рекламные агентства, типографии и различные компании. В своей работе мы используем новейшие технологии.
Если вам требуются высокое качество и надежный партнер - обращайтесь к нам. Мы ждем вас в любое время.
КИВИРАНТА
Аннанкату 31-33 С, 00100 Хельсинки, Финляндия
Тел.: +358 0 613 55 66
Факс: +358 0 613 55 67
Е-таП: роз1таз1ег@кмгап1а.й
Посол Арто Мансала: Дорогие финские и российские друзья! Меня лично весьма радует, что я получил приглашение на этот «круглый стол». Мы хорошо знаем журнал «Родина» и его значение в стране, и эта встреча является хорошим продолжением всего того, что журнал уже сделал. Взаимоотношения маленькой страны с великой державой — глубокая тема, особенно если это отношения стран с различной идеологией и общественным строем, как в случае с Финляндией и СССР. Сталин, очевидно, не 34
верил в то, что маленькая Финляндия в состоянии себя защитить, и в этом крылся его страх, что ее территорией воспользуется в своих целях третья держава (тогда, конечно, подразумевалась Германия). Это важная тема для размышлений. И когда в 1948 году между нашими странами был заключен договор о дружбе и сотрудничестве, этот факт был отражен в его тексте. Таким образом, к той политике, которой Финляндия придерживалась с 1935 года, — к политике скандинавского нейтралитета, — доверия не было. С проблемой «маленькая страна и большой сосед» связано и название этой войны — «зимняя война». Так говорят по-английски, по-немецки, по-фински и по-шведски. В русском языке используется термин «военный конфликт». Для СССР, с его большим опытом участия в приграничных конфликтах, это был лишь эпизод. Но для Финляндии вопрос шел о сохранении независимости. Конечно, с «зимней войной» связан вопрос, являющийся серьезной темой для изучения историками: «Хотел ли СоветсРодина. Зима 1995.12
кий Союз сделать Финляндию социалистической вместо того, чтобы быть скандинавской капиталистической страной?» Этот вопрос вставал и в 1918 году, после того, как Финляндия стала независимой и в ней шла своя гражданская война. В том же году Отто Куусинен переехал в Советскую Россию, чтобы в 1939 году возглавить «социалистическое правительство» Финляндии. «Зимняя война», особенно в первые месяцы, была войной за независимость и суверенитет — ведь существовало Териокское правительство. Лишь в последний месяц Финляндия боролась за свои границы, за свою территорию. «Зимняя война» объединила финнов — она началась через 20 лет после гражданской войны. Она объединила «красных финнов» и «белых финнов», финско- и шведскоговорящих — ведь у нас еще и языковые различия. Внешняя угроза превратила объединение в постоянный элемент жизни страны. В этом смысле «зимняя война» имеет непреходящее значение в истории страны. Что касается международного положения, то Финляндия никогда не испытывала к себе столько симпатий и не фигурировала так часто в заголовках газет, как во время «зимней войны». Все видели противостояние маленькой страны и большой. Лига Наций в свое время исключила Советский Союз из своего состава. И никогда такие видные политики, как Черчилль и Рузвельт, не давали столь положительных отзывов о Финляндии, как во время «зимней войны». Теперь Финляндия уже давно не мелькает в заголовках газет, но мы и не хотим этого, потому что знаем, что это связано с чем-то негативным. Есть маленькие страны, часто появляющиеся в газетных заголовках, например Израиль, но значительно легче быть вне этих заголовков. Конечно, историкам можно задать вопрос: «Что было бы, если бы Финляндия вела себя, как Эстония, Латвия, Литва?» Но сегодня мы можем показать своему молодому поколению, какова ситуация, например в Эстонии, которая прошла через другую судьбу, — миллионы людей ездят туда и видят, как обстоит дело. Конечно, можно задать и вопрос: «Была бы Финляндия Советской союзной республикой, социалистической страной или ни тем и ни другим?» Наступил момент, когда, как говорят англичане, история рассудит. И то, что сегодня проходит такой «круглый стол», лишний раз подтверждает, что историю нельзя убить.
—Для широкого круга читателей до сих пор остается нерешенным вопрос об истинных целях СССР в войне 1939—1940 годов. Что было главным — советизация Финляндии, превращение ее в социалистическую страну, союзную республику или перенесение границ в преддверии большой европейской войны?
Н. Барышников: Я думаю, что мы должны искать ответ на этот вопрос в высказываниях участников переговоров в Москве осенью 1939 года, когда, собственно, и были поставлены вопросы, приведшие к «зимней войне». Я припоминаю, что говорилось в мемуарах финского министра финансов Таннера о том, что произошло, когда финская делегация на заключительном этапе переговоров все-таки отвергла предложение об изменении границ, о Карельском перешейке и особенно о полуострове Ханко и возможности использовать Советским Союзом небольшие острова вблизи него, чтобы перекрыть узкую часть Финского залива при угрозе проникновения судов «третьей державы» к Ленинграду. У Сталина изменилось лицо, и по его выражению почувствовалось, что надежда на благоприятный исход переговоров рухнула. О разочарованном выражении лиц советских участников переговоров говорит в воспоминаниях и полковник А.Паасо- нен, будущий начальник финской разведки. Так что я считаю, что советская сторона не была заинтересована в доведении дела до военного конфликта — она хотела решить поставленные вопросы путем переговоров.
О. Маннинен: Профессор Барышников в своих комментариях хотел бы опираться на то, что об этом думали финские военные и государственные деятели. Но,основываясь на известных сейчас данных, мы не можем доказать, что Сталин хотел использовать вопрос о базе на берегу Финского залива как воротах для завоевания Финляндии. Мы не знаем, какие планы были у Сталина на самом деле, и должны использовать сослагательное наклонение. Конечно, он, как государственный деятель, хотел обеспечить безопасность своего государства, но неизвестно, имел ли он в виду только военную базу или увеличение числа социалистических государств. А ведь переговоры развивались в условиях начавшейся второй мировой войны. И неизвестно, были ли мысли Сталина о странах Прибалтики в сентябре такими же, как в мирном июне. На основании реальных событий можно предположить, что планы Сталина относительно Финляндии были такими же, как относительно стран Прибалтики. Планы марионеточного правительства Куусинена не отличались от планов подобных правительств при оккупации стран Прибалтики в июне 1940 года. Тогда планировали арест «врагов народа», создание народного фронта при помощи рабочей партии и назначение новых парламентских выборов: все как в странах Прибалтики летом 1940 года. О таких планах говорил Молотов на переговорах с Гитлером в ноябре 1940 года. Но Гитлер хотел и требовал избежать войны на территории вокруг Балтийского моря. Желание Сталина «решить вопросы мирным способом» было желанием мирно создать в Финляндии социалистический режим. И в конце ноября, начиная войну, он хотел добиться того же при помощи оккупации. «Сами рабочие» должны были решить — присоединиться к СССР или основать свое социалистическое государство. Другие взгляды возможны потому, что мы всегда должны будем добавлять «возможно», «видимо», посколько точно ничего не узнаем.
П. Аптекарь: Надежды на то, что Советский Союз хотел мирно решить эти проблемы, весьма слабы. Я не знаю всех обстоятельств переговоров осенью 1939 года, но мне известно из документов, что первый детальный план войны с Финляндией был составлен еще в конце марта — начале апреля 1939 года. Это был план не только против Финляндии, но и против Эстонии. Так что желание вести мирные переговоры было, на мой взгляд, лишь попыткой испугать Финляндию. Зачем, если Советский Союз хотел мирно решить проблемы, еще летом 1939 года началась переброска частей, соединений и танковых бригад в рамках большого учебного сбора к границам Финляндии?
В. Барышников: Когда?
П. Аптекарь: В августе—сентябре, еще до начала советско-польского конфликта.
В. Барышников: А знаете, какие части?
П. Аптекарь: 168-я стрелковая дивизия, которая формировалась в Вологде. Кроме того, еще ряд частей, например с эстонской границы. В общем, концентрация войск началась.
Родина. Зима 1995.12
35
дВ ^еда^ии «Родины
В. Барышников: Когда?
П. Аптекарь: Вы, конечно, можете качать головой, но каждое свое слово я могу подтвердить конкретными источниками.
В. Барышников: Какими?
П. Аптекарь: Документами оперативного управления Генерального штаба. Я продолжу: зачем, если СССР хотел мирно решить проблемы, в конце октября был отдан приказ о формировании 106-го стрелкового корпуса, который в начале советско-финляндской войны обнаружил свое истинное лицо и стал называться «первым горнострелковым корпусом Финской народной армии».
В. Барышников: Не корпус, а дивизия; и было это не в октябре, а 11 ноября.
М. Семиряга: Да ведь это не имеет существенного значения, корпус или дивизия. Важен сам факт, что до войны было подобное соединение!
П. Аптекарь: 106-й корпус, в конце октября.
М. Семиряга: Вопрос о целях войны самый сложный, интересный и очень важный. Ведь в зависимости от того, какие цели ставит перед собой государство, зависит и характер войны, которую оно ведет. От постановки и правильного решения этого вопроса зависит решение прочих, например кто был агрессором в этой войне. Для того чтобы определить характер и цели этой войны против Финляндии, вовсе не обязательно анализировать переговоры осени 1939-го. Для этого нужно просто знать общую концепцию мирового коммунистического движения Коминтерна и сталинскую концепцию — великодержавные претензии на те регионы, которые раньше входили в состав Российской империи. От этого надо отталкиваться в разговоре о целях. А цели были — присоединить в целом всю Финляндию. И ни к чему разговоры о 35 километрах до Ленинграда, 25 километрах до Ленинграда... Специалисты, знающие материал, лежащий в военных архивах, не могут серьезно относиться к вопросам о переносе границы для обеспечения Ленинграда, обсуждавшимся на переговорах. Мы знаем, что в приказе первого дня войны было четко определено — когда взять Выборг, когда водрузить красный флаг над финским парламентом и когда выйти к шведской границе. Говорилось даже, как вести себя со шведскими и норвежскими пограничниками.
Говорят, что Сталин войны не хотел. Конечно, как руководитель любого государства, имеющего претензии к соседней стране, он хотел не войны. Он хотел результата. И не был бы против, если бы можно было достичь его мирными средствами.
В. Барышников: Не первый год российскими и финскими историками обсуждается проблема: можно ли было избежать военного столкновения? Сама война была случайной или закономерной? Двое предыдущих выступающих говорили, что война была закономерной, что Советский Союз готовился к ней постоянно. Возникает вопрос: почему Советский Союз так долго готовился к этой войне, да так и не подготовился? Все упирается в то, что реально и концентрация войск была, и упоминавшиеся приказы отдавались в октябре—ноябре 1939 года, и вся подготовка к этой войне велась чуть больше месяца. Все это подтверждается документами оперативного управления Генерального штаба.
П. Аптекарь: Но ведь вы их не видели!
В. Барышников: Вы так думаете? Я продолжу. 7-я армия оказалась на Карельском перешейке в октябре, 8-я армия стала перебрасываться к границе Финляндии тоже в октябре. 9-я армия — в ноябре, 14-я... То есть все те армии, которые должны были наступать. С середины октября 39-го года шесть дивизий перебрасываются к границе — то есть в то время, когда переговоры начинают заходить в тупик. Что касается вопроса о том, хотел ли Сталин видеть Финляндию социалистической... Да конечно хотел! И не только Финляндию. Но насколько страстно он хотел ее видеть социалистической? И какой ценой? Это мы можем наблюдать в 1944 году, в последующий период, когда в принципе условия были более благоприятные и Советский Союз добился от Финляндии больше того, чего хотел, когда вел переговоры: и граница была отодвинута, и «линия Маннергейма» оказалась на нашей стороне. Но Сталин не пошел по пути советизации Финляндии.
Теперь о том, что якобы в марте был план войны с Финляндией. Есть такое понятие — потенциальные противники. То есть те, против которых, возможно, придется бороться. Финляндия входила в состав потенциальных противников задолго до 1939 года. Но 28 февраля 1939 года Ворошилов отдал распоряжение об определении новых потенциальных противников СССР. Финляндии в их числе не оказалось. Снова она стала потенциальным противником летом 1939 года. План марта 1939 года был планом коалиционной войны, причем Финляндия не была основным противником. Кстати, по плану коалиционной войны советская разведка ожидала переброски двух дивизий из Германии в Финляндию. В ноябре началась война непосредственно против Финляндии, по плану, представленному в конце октября Мерецковым. До начала «зимней войны» концентрация советских войск на границе с Прибалтикой была в несколько раз выше, чем на границе с Финляндией.
Т. Вихавайнен: Во-первых, я согласен с господином Семирягой втом, что Сталин не хотел именно войны. У нас в Финляндии часто встречается такая точка зрения: Сталин хотел доказать Гитлеру, достигшему военных успехов, что и у Советского Союза достаточно военной мощи.
К вопросу о том, можно ли было избежать войны. В странах Прибалтики войны избежали, согласившись на все, что предложил Сталин. Так же могла поступить и Финляндия. Переговоры о территориальных уступках велись уже несколько лет — это был политически очень сложный вопрос. Война началась именно потому, что эти переговоры оказались безрезультатными. В Советском Союзе плохо представляли механизм работы финской демократии, не поняли, как принимаются политические решения. А ведь для достижения территориальных изменений нужно было достичь согласия финского парламента. При существовавшем тогда в стране общественном мнении согласиться на это могли не более 10% депутатов. Причиной отказа Финляндии передавать территорию для военных баз была ее внешнеполитическая линия — линия нейтралитета. Надо учесть, что и Германия могла бы сделать подобные предложения Финляндии относительно Аландских островов. Но расположение иностранных войск на территории Финляндии сделало бы невозможной политику нейтралитета. А сталинское мышление не могло допустить возможности политики неприсоединения. В СССР считали, что раз Финляндия не идет на сближение с СССР, то она «вступила в тайный сговор с Германией». Опубликованные дневники Коллонтай позволяют пред-
36
Родина. Зима 1995.12
положить, что важнейшие политические решения принимались советским правительством на основании ошибочного понимания реальности.
С. Беляев: Вернемся к тому, были ли целями войны советизация Финляндии или изменение северо-западных границ. Видимо, последнее, потому что если бы речь шла о советизации, то вряд ли бы Сталин остановился. Что касается границ. Еще в 1910 году российские специалисты, оценивая возможность отделения Великого княжества Финляндского от России, пришли к выводу, что в этом случае рано или поздно произойдет война именно за Выборгскую губернию. В 30-е годы в советском правительстве встал вопрос об обеспечении безопасности Ленинграда любой ценой. Если исходить из того, что с самого начала планировалось только военное решение вопроса, то не совсем понятной будет миссия Ярцева, то есть попытка проведения не только основных, официальных, но и теневых переговоров. Другое дело, что, когда подошли вплотную к началу войны, было решено создать «социалистическое правительство Финляндии» и предпринять попытку ее советизации. Обращу внимание на два момента. На протест Лиги Наций Молотов отвечал примерно так: «Никакой войны с Финляндией СССР не ведет, есть договор с народной Финляндской республикой, с правительством Куусинена (подписанный буквально на второй день войны). Старое правительство сбежало и бросило страну на произвол судьбы. Советские же войска только помогают этому правительству добивать белофинские банды».
Работая в Хельсинки и занимаясь непосредственно вопросом установления памятника в Суомуссалми, я обратил внимание на интересную деталь. Почему Суомуссалми было выбрано одним из стратегических направлений советского наступления? Военная причина понятна: это самое узкое место Финляндии, а 163-й дивизии ставилась задача перерезать страну пополам. Но местные (коммунальные) финские историки указывают на еще одну причину. Этот район известен бедностью населения и симпатиями к левым. Кроме армейских частей здесь наступал и отдельный полк НКВД. В его задачу входила работа с местным населением. За 2—3 недели, которые успели провести советские войска на территории коммун, они успели создать комитеты и провести собрания — создавались ячейки пока не советской и не социалистической, но «народной» власти. Это указывает на то, что попытки советизации Финляндии предпринимались.
К. Геуст: Меня удивляет то, что никто из присутствующих, кроме господина Вихавайнена, не упомянул пакта Молотова—Риббентропа. Как будто он не относится впрямую к советско- финляндским отношениям. А ведь именно пакт Молотова—Риббентропа дал Советскому Союзу возможность оказать давление на Финляндию. Секретный дополнительный протокол разделил территории на сферы интересов. «Зимняя война» вызвала симпатии к Финляндии со стороны Рузвельта и Черчилля, но не со стороны руководителей Германии. Несмотря на то что финско-германские отношения были весьма хорошие и близкие, во время войны Германия проводила слишком нейтральную политику. Германия даже препятствовала поставкам оружия Финляндии третьими Родина. Зима 1995.12
37
редакции «Родины»
странами. Конечно, еще не ясно, какие контакты были возможны между Германией и СССР перед войной. И еще. В СССР и в России «зимнюю войну» не относят ко второй мировой войне, которая в советской и российской историографии начинается для Советского Союза 22 июня 1941 года. А в Финляндии считается, что вторая мировая началась именно с «зимней войны». И та война, в которой Финляндия участвовала на стороне Германии, называется у нас «войной-продолжением». Поэтому, говоря о том, можно ли было избежать «зимней войны», нужно говорить и о том, можно ли было избежать «войны-продолжения».
В. Федоров: От нашей дискуссии не складывается ощущения, что мы стали свободны от старых клише. Все сводится по-прежнему к 1939 году, к военным действиям. На мой взгляд, истинные причины этой войны лежат вне советско-финляндских отношений. Истинная причина этой войны — экспансионистская политика Германии. Финские политики, ученые, публицисты не раз подчеркивали, что именно Германия, которая угрожала и Финляндии, и Советскому Союзу, явилась тем фактором, который привел в движение силы и на советской, и на финской стороне. Советское руководство, было здесь сказано, испытывало страх перед использованием территории Финляндии «третьими странами». Это был не страх. Это было знание. В 1934 году советская разведка получила достоверные сведения о предстоящем нападении (пока без временных рамок) Германии на Советский Союз. Главным направлением на начальных этапах избирались Финляндия, Прибалтика — Северо-Запад. Именно после этого началась та кампания — дипломатическая, публицистическая, пропагандистская, — которая была направлена Советским Союзом на нейтрализацию Финляндии. Теперь что касается утверждений о политике нейтралитета и скандинавской ориентации в 30-е годы. Они были провозглашены. Но в архивах российского Министерства иностранных дел сохранились записи бесед наших представителей с руководством Швеции в 30-е годы, из которых видно, что в Северной Европе доверия к нейтралитету Финляндии не испытывали. В 1937—1938 годах в Финляндии имели место призывы — и на страницах ведущих печатных органов — воспользоваться слабостью Советского Союза для реализации самых смелых политических планов. Напомню, что, по данным французской разведки, в Финляндии в 1938 году имел место фашистский переворот — не это ли было причиной роспуска партии «Патриотическое народное движение»? Множество фактов не укладывается в нынешние схемы. Советский Союз, как уже говорилось, был исключен из Лиги Наций. Да, но из 52-х государств за исключение проголосовало 29, 12 не прислали представителей, 11 воздержались (в том числе — скандинавские страны!). Непросто обстоит дело и с выстрелами в Майнила. За последние 4 года в России появилось более 40 публикаций по «зимней войне», и везде вопрос, казалось бы, решен. Но в финской печати есть публикации о том, что выстрелы в 1939 году прозвучали все же с финской стороны. И они никем не опровергнуты. Ведь подобные случаи были и в 1936 году, и раньше — в 1919-м. Сейчас не модно цитировать Ленина, но он говорил: «Если вы не показали связь... войны с предвоенной политикой, вы ничего в этой войне не поняли.» Итак, нужно внимательнее изучать десятилетия советско-финских отношений, а не только последние годы.
Еще два аспекта. Первый: была ли война «напрасной»? Как развивались бы события, если бы войска вермахта в июне наступали на Ленинград с границы, расположенной в 32 км от него? На Мурманск и Кировскую железную дорогу — соответственно? База Ханко на 155 дней закрыла вход в Финский залив! Второй аспект. Известный финский историк и дипломат Макс Якобсон и некоторые наши историки (в том числе на страницах журнала «Родина» несколько лет назад) проводят тезис о том, что, не будь «зимней войны», Финляндия осталась бы нейтральной. Увы, сколь-либо серьезных доводов в пользу такого предположения пока не представлено. Было бы очень полезно, если бы с финской стороны были приведены убедительные документальные свидетельства о том, что Финляндия готовилась отразить вторжение Германии. Если пала Франция, Дания, Норвегия, другие страны Европы — какие основания верить, что Финляндия ни в коем случае не стала бы союзником Германии в 1941 году?
На мой взгляд, в большей степени неизвестной является война 1941 — 1944 годов. Что мы знаем о ней? Что это было со стороны Финляндии: реванш, восстановление границы? Почему финская армия пошла дальше границы 1939 года? Почему страна с демократическими традициями оказалась в лагере фашизма? Финская сторона утверждает, что Финляндия вела свою, отдельную войну. Многое здесь остается неизвестным.
О. Маннинен: Здесь было много выступлений, требующих определенных комментариев. Но я хочу вернуться к вопросу о целях войны. Вопрос о границах и военных базах не исключает вопроса о создании социалистического режима. Это может быть одним вопросом. Ситуация в марте 1939 года отличается от ситуации в сентябре 1939 года. В марте—апреле 1939 года попытки теневых переговоров Ярцева прекратились. Я удивлен, что все документы, касающиеся миссии Ярцева, до сих пор остаются секретными. МИД сообщает, что у них нет этих документов.
Н. Барышников: Ярцев не имел отношения к этому Министерству...
О. Маннинен: Но где-то они должны находиться. В июле 1939 года Ленинградский военный округ получил распоряжение формировать центры снабжения — именно для переброски войск. Этот факт служит верным признаком того, что конкретная подготовка к войне уже началась. Это происходит во время, когда пакт Молотова- Риббентропа еще не был подписан. В то время Советский Союз вел переговоры с западными странами о создании военной базы в Финляндии для коалиции государств.
Уже в сентябре, практически сразу же после начала второй мировой войны, в Ленинградском военном округе был разработан план нападения на Финляндию в ноябре. Конкретно же приказы относительно военных действий были сделаны 23 октября. Тогда же начали изготавливать русскоязычные указатели для финских населенных пунктов.
Конечно, СССР опасался германского влияния в Балтийском регионе. Советская разведка получила неверную информацию о том, что Германия и Финляндия заключили союз. Документов, подтверждающих это, нет. Напротив, из немецких архивных источников видно, что Германия считала невозможным использовать территорию Финляндии для нападения на Советский Союз.
О. Ржешевский: Анализ советской внешней политики 20—30-х годов убеждает, что СССР искал установления добрососедских отношений с
38
Родина. Зима 1995.12
Финляндией. Сейчас, когда историки получили возможность ознакомиться со многими доселе секретными документами, можно более объективно взглянуть на вещи. Вот один из документов: справка, подготовленная в мае 1938 года для Сталина. Она целиком о Финляндии, о наших планах. «Внешнеполитическая линия нынешнего финляндского правительства — это ориентация на Скандинавию и так называемый нейтралитет. Правительство не является германофильским, а, наоборот, оно стремится к улучшению отношений с СССР». Сталин слева пишет: «А как с поездкой финского главкома к Гитлеру?» (Имеется в виду поездка Остермана в Германию.) Читаем дальше: «Однакодавление фашистских элементов на правительство так сильно, что оно не в состоянии принимать реальные меры против немецкой работы в стране и собственных фашистов. Стремление к улучшению отношений с СССР у финского правительства вызывается следующими обстоятельствами: финны считают, что наши систематические разоблачения в европейской и скандинавской прессе немецкой работы в Финляндии подрывают авторитет Финляндии, поэтому правительство хочет убедить СССР в том, что Финляндия не собирается предоставить свою территорию фашистским агрессорам для войны против СССР». И далее: «Таким образом, имеется реальная обстановка для того, чтобы парализовать немецкое влияние в Финляндии и вовлечь ее в орбиту Советского Союза. Для этого необходимо провести работу в правительственных кругах Финляндии с целью достижения нужного нам общего и практического изменения курса внешней политики Финляндии.
Мы можем предложить финнам:
Гарантию неприкосновенности в ее теперешних границах. (Сталин дописывает: «Еще невмешательство во внутренние дела Финляндии».)
Снабжение ее вооружением и материально-техническими средствами для укрепления тех стратегических пунктов, которые являются наиболее уязвимыми с точки зрения действия германского военно-воздушного флота...
Взамен мы требуем заключения с Советским Союзом пакта о взаимной помощи».
Сталин пишет: «Пойдут на это?»
Далее даются характеристики членам финского правительства. Для примера приведу одну из них, на премьер-министра Каяндера: «Член левого крыла Прогрессистской партии, человек без средств, но лично неподкупен».
Профессор Маннинен упрекнул нас в том, что закрыты архивы по миссии Ярцева. Они закрыты и для нас. Мы даже не можем с уверенностью ответить на вопрос: «А кто, собственно говоря, был Ярцев?» Закрыты для нас и многие финские документы. А ведь Ярцев вел важные переговоры за спиной Коллонтай.
Какие цели ставил СССР в войне с Финляндией? У нас есть несколько решений Политбюро по Финляндии, но ни одно из них не дает ответа на этот вопрос. Самого решения Политбюро о войне мы не нашли. Тем более нет оснований утверждать, что СССР стремился захватить Финляндию.
1 февраля 1940 года Молотов на вопрос посла США в Москве Штейн- гардта об угрозе независимости Финляндии ответил, что «он не хочет представить дело так, будто советское руководство опасалось нападения самой Финляндии, но при развертывании европейской войны враждебная к СССР Финляндия смогла бы стать опасным очагом войны». Но далее он подчеркнул, что «в отношении независимости Финляндии у СССР нет и не было никаких претензий».
В связи с этим у меня вопрос к Павлу Аптекарю: на основании каких известных вам политических решений вы пришли к выводу, что СССР хотел захватить Финляндию?
П. Аптекарь: Если бы не было политического решения, врядли Главное командование Красной Армии и командование Ленинградского военного округа стали бы планировать военные операции в Оулу, Тампере.
О. Ржешевский: Нужно различать Родина. Зима 1995.12
39
политические решения и военные планы. Военные планы создаются на все случаи жизни и, как правило, оседают в штабах, где они разрабатывались. К тому же ситуация все время менялась и менялись конкретные военные цели. Нам неизвестны политические документы, которые подтверждают то, что говорите вы и М.И.Семиряга.
П. Аптекарь: Но вряд ли переброска стрелковой дивизии и пяти танковых бригад на границу с Финляндией в июле—августе проводилась для того, чтобы они там ловили рыбу или занимались учениями.
В. Барышников: А вы знаете, что 28 ноября в Генеральном штабе не было даже подробных топографических карт районов боевых действий?
П. Аптекарь: Это уже проблема качества подготовки к войне. Я знаю также то, что в декабре 1939-го, в морозы, 44-я стрелковая дивизия ходила в атаку в брезентовых сапогах.
О. Маннинен: Части Красной Армии уже имели подробные маршрутные инструкции. Карты Генеральному штабу, видимо, были не очень-то и нужны — ведь задача была поставлена Ленинградскому военному округу.
Н. Барышников: У меня есть вопрос к Тимо Вихавайнену. Олег Александрович Ржешевский зачитал документ о посещении Эстерманом Гитлера. А вы говорите, что Финляндия стремилась к нейтралитету. Ведь Эстерман с Гитле- ром говорили о том, что под боком у Европы находится монстр и если не раздавить его сейчас, то потом с ним справиться будет невозможно.
Т. Вихавайнен: Да, конечно. Но Эстерман не отвечает за монологи Гитлера.
Н. Барышников: Но тогда не следовало и беседовать на эту тему.
Т. Вихавайнен: Отказаться было неудобно, потому что отношения складывались не лучшим образом.
Н. Барышников: В Хельсинки ведь не приезжали ни Мерецков, ни Ворошилов, в то время как приезжали немецкие лидеры. Поэтому нам надо понять ваше видение советской политики, посмотреть на проблему с точки зрения Финляндии и ее видения советской внешней политики.
К. Геуст: А как же немцы, обучавшиеся в военно-воздушной школе в Липецке? Это говорит о том, что Советский Союз тоже поддерживал отношения с Германией.
О. Ржешевский: Но не стоит смещать временные рамки. Это было после Рапалльского договора, в двадцатых годах. И прекратилось сразу же после того, как Гитлер пришел к власти.
К. Геуст: Я хочу напомнить, что под руководством наркома Тевосяна десятки и даже сотни советских специалистов планировали закупать немецкое оружие. Широко известна делегация под руководством Яковлева, целью которой было закупить немецкие боевые самолеты. И Советский Союз закупил 36 сверхсовременных немецких самолетов, в том числе «Мессершмитт- 109» и «110», «Юнкерс-88».
О. Ржешевский: Дело в том, что вы совершенно правильно приводите факты, но забываете о времени, когда все это было. Это произошло уже после «зимней войны».
К. Геуст: В том-то все и дело, что это произошло как раз накануне 22-й годовщины революции. Об этом пишет в своих воспоминаниях немецкий конструктор Хейнкель, который получил приглашение на прием в советское посольство в Берлине. Это, видимо, было не только дружеское чаепитие.
О. Ржешевский: После заключения советско-германского пакта о ненападении и договора о дружбе начали развиваться военно-экономические отношения с обеих сторон. Составной частью этих отношений была наша заинтересованность в новейшей продукции авиационной промышленности Германии. И действительно, там была делегация Яковлева, ездил туда и Те- восян. Но это не имеет никакого отношения к «зимней войне».
В. Федоров: Мне пришлось почти 10 лет тесно общаться с Отто Куусиненом. Я был знаком почти со всеми членами «териокского правительства», знакомился с партийными, военными и, в определенной степени, другими документами. Действительно, нельзя путать политические, военные и партийные решения. У нас не было единой концепции, не было единого подхода. Политическое руководство имело свои взгляды на войну и на Финляндию — у Сталина были моменты отчаяния, когда 21 декабря, к дню его рождения, наша армия оказалась не на тех рубежах, где, по его мнению, должна была бы быть. Другой подход был у руководства армии, которое боялось Сталина и плохо ориентировалось в обстановке. Был свой подход и у руководства Ленинградского военного округа. В отношении развития войны были планы демократизации Финляндии и т.п. Но у финских коммунистов были собственные взгляды (они составляли свои планы), причем у них были разногласия на этот счет. Свои мнения имели Жданов и Мехлис, свои точки зрения были у НКВД и других органов. Все действовали в своем русле и в своем секторе. Поэтому выпячивать одну или другую сторону было бы неправомерно. Ведь война все же была импровизацией.
Второй момент, который постоянно подчеркивается в документах, — это «единство финского народа». Внутриполитические факторы СССР и Финляндии не учитываются. Ведь милитаризация считалась одним из решающих факторов внутренней консолидации финского общества. Почему финское руководство не шло на соглашение в 1939 году? Оно опасалось, в частности, что если со Сталиным будет заключено соглашение, то «единство финского народа не выдержит». По мнению финского президента, внутренний разброд был бы гораздо опаснее, чем Красная Армия.
Далее. Павел Александрович сказал, что, если бы не было войны, Финляндия вряд ли дала бы согласие на ввод немецкой армии. Я бы спросил: у какой страны Германия спрашивала разрешения на ввод своих войск? У Голландии? У Дании? У Бельгии? Но есть ли данные о том, что Финляндия готовилась дать отпор попыткам использовать ее территорию для нападения на СССР?
Т. Вихавайнен: У нас есть такие данные. Существовала группа Аландских островов, которые Финляндия должна была укреплять вместе со Швецией тоже от вторжения Германии. Но Швеция отказалась от сотрудничества в этом, потому что испугалась Советского Союза.
П. Аптекарь. Я думаю, что финское руководство боялось не разброда в собственной стране, а боялось потерять «линию Маннергейма». Перед ее глазами был пример Чехословакии, которая отдала свою Судетскую линию обороны и оказалась совершенно беззащитной перед Германией. Что же касается того, оказала бы Финляндия сопротивление Германии, то, на мой взгляд, ответ можно найти в 1944 году, когда немецкая армия высаживалась на побережье.
О. Ржешевский: На переговорах 1939 года, как утверждает Павел Александрович, вопрос о передаче СССР «линии Маннергейма» не стоял, поэтому сравнение ее с Судетской областью Чехословакии не имеет никакого смысла.
40
Родина. Зима 1995.12
— Кто же оказался победителем в этой войне?
О. Маннинен: Советский Союз достиг тех целей, которые он ставил официально перед собой. Финны в конце войны чувствовали облегчение, что Финляндия осталась самостоятельным государством. Конечно, у «зимней войны» были и другие последствия. Она стоила очень дорого обеим сторонам. Возможно, что Финляндия извлекла из этой войны пользу впоследствии. Хрущев сказал в 1957 году на пленуме ЦК КПСС, что эта война была неудачным политическим решением и стоила очень много советскому народу. Это все оказало влияние на политику сотрудничества, которая развивалась потом между Финляндией и СССР. Политика Сталина и Молотова в 1957 году была отклонена. Мирное сосуществование стало важнейшим фактором в отношениях между двумя государствами. Так или иначе, но Финляндия получила, если так можно сказать, определенную пользу после этой войны. В Советском Союзе в 40-х и в течение 50-х годов говорили о «советско-финской войне», и, может быть, лишь при опубликовании книги «Великая Отечественная война» было принято политическое решение о том, что будет употреблено название «военный конфликт» или «вооруженный конфликт», и этот термин сохранился в официальных публикациях, выходивших в свет в Советском Союзе*.
В. Федоров: В плане военном, стратегическом и некоторых других Советский Союз вышел победителем. Но в моральном плане победителем оказалась Финляндия.
М. Мягков: В этой связи нельзя не сказать о военных и стратегических последствиях этой войны. В Наркомате обороны, в Генеральном штабе произошли большие изменения. Заменен нарком обороны и руководство Генерального штаба. Были сделаны выводы по способам ведения боевых действий. С другой стороны, Германия тоже сделала соответствующие выводы из этой кампании, поскольку стало ясно, что СССР не представляет собой такую уж мощную, непреодолимую силу.
Мы можем утверждать, что при сохранении границ 1939 года существовала большая опасность, что Ленинград был бы взят, а группа «Север»
* В Советской Военной Энциклопедии (т.7. М., 1979.С.418), в последних советских и современных российских учебниках говорится о “советско-финляндской войне”. - Прим. ред.
смогла бы овладеть гораздо большей территорией Советского Сорюза и, возможно, Москва пала бы в 1941 году.
В связи с этим хочется упомянуть о том мнении, которое сложилось в немецком Генеральном штабе сухопутных войск. В конце 1941 года оно звучало так: «Русские специально ввели нас в заблуждение в 1939—1940 годах и создали впечатление, что они не имеют сильной армии».
П. Аптекарь: Это может показаться странным, но, на мой взгляд, более всего от этой войны выиграла Германия. Она выяснила все недостатки Красной Армии, в частности то, что она достаточно скверно управляется. К тому же она приобрела вполне реального союзника на севере Европы.
— Как по-вашему, ощущаются ли отголоски той войны в нынешнее время?
В. Федоров: Мне этот вопрос кажется очень удачно сформулированным. Именно отголоски. Летом этого года по финскому радио не раз звучала песня «Карелию обратно». В печати ведется активная дискуссия по так называемому карельскому вопросу. Председатель парламента Финляндии — второе лицо в государстве — три недели назад публично заявил, что Карельский перешеек нужно получить Родина. Зима 1995.12
41
обратно, причем в чистом виде, без населения. Идет давление на финское правительство, на президента, на руководителей политических партий с тем, чтобы были начаты переговоры с Россией по вопросу о возвращении Карелии Финляндии. Что сказать на это? Во-первых, вопрос об изменении территории России может решаться только путем всенародного референдума, и переговоры даже руководителей обоих государств не помогут. Во- вторых, нынешняя граница между Россией и Финляндией является результатом не «зимней войны», а второй мировой. Закреплена она Парижским мирным договором 1947 года, подписанным девятью государствами, находившимися в состоянии войны с Финляндией. Советский Союз был готов весной 1941 года вернуть значительную часть отошедших к нему территорий, и во время войны неоднократно делались предложения о возможных уступках. Мы находимся сейчас в таком положении, которое зафиксировано межгосударственными договорами.
Трудно себе представить, какую реакцию в России получили бы дискуссии, которые ведутся в Финляндии в связи с территориальными претензиями. Нам с обеих сторон надо придерживаться духа доброжелательности, дружелюбия. Всегда ли нам нужно ссылаться на высказывания Президента России? Он справедливо принес извинения за прошлые действия Советского Союза по отношению к Финляндии, имея в виду, конечно, прежде всего «зимнюю войну». Но он же направил телеграмму в Петрозаводск с поздравлением по поводу пятидесятилетия освобождения от фашистских захватчиков и тем самым провел грань между войнами 1939—1940 и 1941 — 1944 годов.
О. Маннинен: Карельский вопрос все-таки получает большие отклики в Финляндии. Но в то же время ситуация значительно улучшилась. Раньше в Финляндии шок, связанный с «зимней войной», существовал подспудно. Теперь, когда в течение последних пятишести лет можно этот вопрос открыто обсуждать, нет давления на тех, кто высказывает свою точку зрения. Гово- рить можно было и раньше, естественно, но это увязывалось с вопросом о взаимоотношениях с Советским Союзом. Карельский вопрос сейчас обсуждается в журналах, и это положительная черта. В разных газетах публикуются различные мнения. В Финляндии никто не думает о войне, как никто не думает о государственных договорах. В Финляндии думают о том, что может быть сделано в этом направлении для укрепления взаимоотношений между Финляндией и Россией. Как нам всем известно, президент Кекконен в течение пятидесятых и шестидесятых годов пытался поднять этот вопрос, но тогда это было очень сложно. Теперь же этот вопрос не является столь важным для отношений между Россией и Финляндией.
Н. Барышников: Недавно меня пригласили на заседание клуба Рота- ри, где присутствовала финская делегация. Финский докладчик уверял в необходимости передачи Карельского перешейка, то есть Выборгской Карелии, Финляндии. Доклад представлял из себя довольно объемный труд на 20 машинописных страницах. И выдержан он был в таком духе: теперь назрел вопрос о возвращении Карельского перешейка Финляндии, и это способствовало бы укреплению дружбы между Финляндией и Россией. Доклад был заблаговременно подготовлен, в нем все формулировки были тщательно взвешены. Я выступал с ответным словом экспромтом и должен сказать, что воспользовался очень интересной статьей, которую Владимир Георгиевич Федоров опубликовал в «Литературной России». Он излагал свои взгляды на эту проблему. В докладе был поставлен вопрос о том, чтобы проживающее на Карельском перешейке население покинуло эту территорию, а Карельский перешеек был бы заселен теми, кто проживал там ранее. Из числа тех, кто покинули эту территорию, осталось в живых 180 тысяч человек, нынешнее население Карельского перешейка — 400 тысяч. Нужно ли начинать тогда этот процесс переселения? Если учесть опыт Карабаха, Чечни, то нетрудно себе представить, во что это может вылиться. С профессором Пентти Вирранкоским мы коллеги и даже друзья, хорошие отношения сложились и с Тимо Вихавайне- ном, и с Охто Манниненом. Но сама постановка вопроса требует рассуждений и дискуссий — это нелегкое дело. Мы хотели бы этот вопрос обсуждать. Когда праздновался юбилей Выборга, историкам в Финляндию были заблаговременно отправлены приглашения для участия в конференции, где предполагалось обсудить самые острые проблемы, связанные с финской войной. Но на это приглашение, по существу, никто не откликнулся. Приехал только директор музея Ленина в Тампере. Правда, приехали представители общества «Карелия» во главе с председателем,генерал-майором в отставке Мерие. Они накануне конференции провели свой семинар под лозунгом возвращения Карелии Финляндии. Я должен сказать, что Мерие стало неудобно за сложившуюся на конференции ситуацию и он в завершение рассказал анекдот. «Моется Хрущев вместе с Кекконеном в сауне, и Кекконен говорит Хрущеву: «Как бы нам решить вопрос о возвращении границ на их прежнее место?» Хрущев отвечает: «А зачем нам граница ? Давайте ее вообще ликвидируем!» Кекконен подумал и говорит: «Нет, я не согласен быть президентом такой большой державы!» Это сгладило остроту вопроса на конференции. Но все- таки так или иначе вопрос этот связан с судьбами сотен тысяч людей по обе стороны границы.
Я. Копонен: Нельзя путать письма в редакцию газет и общественное мнение. По-моему, вопрос о Карелии существует только в виде подобных писем. Редакторы газет отвечают в своих колонках на вопрос читателей, могут ли они посылать свои мнения о карельском вопросе: да, пишите нам, дорогие наши читатели. Что касается российской прессы, у меня есть около двадцати разных статей, где, например, сравниваются Суоми и Чечня. Конечно, часто русские публицисты с симпатией пишут о Финляндии. И у вас, заметьте, многие газеты публикуют разного тона статьи.
Т. Вихавайнен: Для финского народа условия мирного договора действительно были шоком. И даже старое поколение не могло с ним справиться. Но те, которые родились после войны, наше поколение, большинство из нас, согласны с тем, что было сказано нашим главнокомандующим. Он сказал, что он и Финляндия не должны принимать эти территории, даже если их принесут нам на золотом блюде. Мы должны быть очень осторожны, чтобы не совершить ошибку, подобную той, которая была сделана в 1939 году. Нам нужно беседовать и разговаривать друг с другом. И не нужно делать из частных мнений, высказанных в беседах за круглым столом, серьезных политических выводов.
«Круглый стол» организовали и провели Татьяна Максимова и Дмитрий Олейников
42
Родина. Зима 1995.12
апреля 1938 года министру иностранных дел Финляндии Р. Холс- ти позвонил второй секретарь посольства СССР в Хельсинки Б. Ярцев. Он сообщил о данном ему поручении советского правительства выяснить пути улучшения советско-финляндских отношений, а также о том, что уполномочен провести секретные переговоры с Холсти. Тот согласился принять советского дипломата, несмотря на его довольно низкий дипломатический ранг. Причем в ходе беседы у финского министра сложилось впечатление, что Ярцев не просто один из членов советского посольства, а непосредственный представитель Политбюро ЦК ВКП(б).
Советский дипломат особо отметил, что в планы Гитлера входит использование Финляндии в качестве плацдарма для агрессии против СССР с севера в направлении Ленинграда. В случае, если Германия введет свои войска на финскую территорию, «Красная Армия не будет ожидать на границе, а будет стремиться встретиться с врагом как можно дальше от нее». В силу этого территория Финляндии неизбежно стала бы полем боя между двумя великими державами. Но, подчеркивал Ярцев, если Финляндия решит противостоять германскому вторжению, то Советский Союз предоставит ей любую помощь, вплоть до военной, и обязуется вывести свои войска вскоре после окончания военных действий. Советское правительство, подчеркнул кремлевский эмиссар, допускает даже такое развитие событий, когда финские фашисты могли бы попытаться осуществить прогерманский переворот внутри страны. А это еще больше осложнило бы обстановку.
Холсти попытался успокоить Ярцева и заявил, что Финляндия придерживается принципов скандинавского нейтралитета. Отвергая версию о фашистском перевороте внутри страны, Р. Холсти отметил, что правительство Финляндии пользуется доверием народа и имеет поддержку 3/4 парламента. Однако эти доводы не убедили Ярцева. Он подчеркнул, что советское правительство хотело бы иметь гарантии, что Финляндия не выступит на стороне Германии в предстоящей войне. «Что понимать под гарантиями?» — осведомился Холсти. В ответ он услышал о том, что характер гарантий необходимо определить в ходе переговоров между двумя правительствами.
В июне—июле 1938 года Ярцев несколько раз беседовал с премьер-министром Финляндии А. Каяндером и министром финансов В. Таннером. Однако на сей раз ничего нового и конкретного советский дипломат не предложил. Вероятно, в Москве в то время еще не были окончательно сформулированы предложения для ведения переговоров с Финляндией.
На этой стадии члены правительства Финляндии не знали о контактах главы кабинета министра иностранных дел и министра финансов с представителем советского руководства. Переговоры носили секретный характер, исходя из пожеланий советской стороны. Быть может, если бы советское правительство вышло с предложениями об улучшении отношений с Финляндией по нормальным дипломатическим каналам, то переговоры могли бы пойти совершенно иначе и приРодина. Зима 1995.12
43
$) ко^идо^ах власти
вели бы к взаимному согласию. Однако этого не произошло. Обе стороны выжидали момента, когда одна из них раскроет свои намерения.
11 августа 1938 года переговоры приняли более конкретный и предметный характер. Министр финансов Таннер, замещавший заболевшего Холсти, пригласил Ярцева к себе и попросил от имени своего правительства передать советскому руководству проект советско-финляндского договора. В проекте, в частности, говорилось, что Финляндия, следуя принципам скандинавского нейтралитета, не допустит использования своей территории никакой третьей державой в качестве базы для нападения на Советский Союз. СССР, в свою очередь, обязуется признавать незыблемость и неделимость территории Финляндии и нейтралитет Аландских островов.
Было ясно, что подобный проект не удовлетворит советское руководство. Однако первый шаг к началу переговоров был сделан.
Через неделю Ярцев представил Таннеру меморандум советского правительства. В документе подчеркивалось, что в случае, если финляндское правительство не желает подписывать обязательство о сопротивлении германской агрессии, СССР готов оказать Финляндии помощь в виде поставок вооружений и прикрытия ее с моря силами своего военно-морского флота. На вводе ограниченного контингента войск РККА в Финляндию советская сторона уже не настаивала.
Содержание меморандума ясно говорило о том, что советское руководство рассматривало Финляндию в качестве возможного плацдарма обороны СССР с северо-запада. В Хельсинки предпочли промолчать: ни правительство в целом, ни Совет обороны Финляндии, ни даже глава Совета обороны маршал Маннергейм не были информированы о советском предложении.
29 августа 1938 года Ярцеву был передан финский ответ, сформулированный Каяндером. В нем кратко сообщалось, что принятие советских предложений противоречит финляндскому нейтралитету и нарушает суверенитет государства. Таким образом, финны даже не пытались продолжить переговоры. Вместо этого Холсти должен был встретиться с наркомом иностранных дел М. М. Литвиновым в Женеве, на сессии Лиги Наций, и обсудить с ним вопрос об Аландских островах. Однако, попытавшись это сделать, финский министр неожиданно для себя уяснил, что Литвинов был абсолютно не осведомлен о миссии Ярцева. Стало ясно, что Советский Союз ведет двойную игру.
В результате Мюнхенского сговора (сентябрь 1938 года) Советский Союз был практически изолирован и отстранен от участия в европейских делах.
В этих условиях советское руководство проявило дальнейшую настойчивость по отношению к Финляндии. 3 октября 1938 года Ярцев представил Холсти новые предложения советского правительства. В них говорилось, что финляндская сторона сама организует строительство военной базы на острове Гогланд, согласуя его с СССР. Непосредственная оборона острова также осуществляется Финляндией, но передается Советскому Союзу в случае, если она не справится с обороной во время ведения военных действий. Однако через десять дней Холсти ответил, что финляндское правительство будет решать вопрос об обороне Гогланда самостоятельно.
В начале декабря 1938 года в Москву по случаю открытия нового Дома представительства Финляндии прибыла финская делегация. Финнов принял, к их немалому удивлению, не Литвинов, а нарком внешней торговли А. И. Микоян. Как было объяснено гостям из Хельсинки, Литвинов не был даже информирован о данной встрече. Этот факт лишний раз доказывает, что к тому времени Литвинова, известного своими антигерманскими настроениями, уже отстраняли от участия в принятии важнейших политических решений. Впрочем, беседы у Микояна вновь не дали никаких результатов. Финны говорили о торговле и Аландах, а Анастас Иванович — о Гог- ланде и военном сотрудничестве.
В марте 1939 года советское руководство в очередной раз активизировало финскую политику. 5 марта Литвинов вызвал к себе финского посланника Ирье-Коскинена и от имени советского правительства предложил взять у Финляндии в аренду четыре острова (Гогланд, Лавансаари, Сей- скаари и Тютерс) сроком на ЗОлет. «Мы отнюдь не намерены укреплять эти острова, а используем их в качестве наблюдательных пунктов, контролирующих важный для нас морской путь на Ленинград», — заявил нарком,
44
Родина. Зима 1995.12
прямо увязав быстрый и положительный ответ на советскую инициативу с исходом торговых переговоров между двумя странами. Ирье-Коскинен в ответ заметил, что предлагаемые советской стороной острова, особенно Гогланд, не так уж безразличны для Финляндии, поскольку там имеется несколько тысяч населения и развит туризм.
8 марта Ирье-Коскинен зачитал Литвинову ответ финляндского правительства: оно «не находит возможным принять к рассмотрению предложение об аренде финской территории... и просит ни в коем случае не оглашать сделанного... предложения, так как опубликование его может сильно взбудоражить общественное мнение Финляндии». Нарком заверил посланника, что советская сторона сохранит свои предложения в тайне. Он также заметил, что за аренду островов советское правительство готово выплатить некоторую компенсацию, а затем заявил, что «переговоры можно было бы даже перевести в плоскость обмена территорией», и даже предложил часть советской территории вдоль карельской границы.
За день до этого, 7 марта 1939 года, в обход обычных дипломатических каналов, советское руководство приняло решение направить в Финляндию для ведения неофициальных переговоров по территориальным вопросам Б. Штейна.
Уже 11 марта состоялась первая встреча Штейна с министром иностранных дел Финляндии Э. Эркко. Кремлевский эмиссар поставил перед министром вопрос об аренде островов или обмене их на территорию СССР. Кроме того, речь зашла и об Аландских островах. Эркко заявил, что «согласно финской конституции правительство не имеет права ставить перед сеймом вопросы об отторжении даже самой малой части территории Финляндии». Штейн парировал: «Финская конституция... запрещает простую уступку территории, но она отнюдь не запрещает обмен равноценных территорий или же соответствующей формы долгосрочной аренды». На замечание Эркко о том, что Германия может потребовать от финляндского правительства таких же уступок, советский дипломат ответил: «Этот обмен никого не касается, кроме обеих сторон, и не создает в силу его исключительности никаких прав благоприятствуемой державе для третьих стран».
В заключение Штейн предупредил Эркко о желании советской стороны держать переговоры в секрете. Министр пообещал это сделать, заверив собеседника, что это также и в интересах финского правительства.
13 марта Штейн встретился с Таннером и Каяндером, а 15 и 17 марта — вновь с Эркко. Штейн выяснил, что предложения советского правительства переданы в Совет обороны Маннергейму для изучения и окончательного заключения.
Первый раунд переговоров завершился 24 марта. На встрече Штейна с Эркко финский министр сообщил, что «его правительство готово дать письменные гарантии советскому правительству в том, что оно 1) будет защищать территорию Финляндии против любой агрессии и 2) не будет заключать никаких соглашений, которые могли бы нарушить нейтралитет Финляндии». Эркко объявил, что Финляндия готова передать СССР два острова: Сейскаари и Лавансаари, но компенсация за эти два острова должна быть такова, чтобы финляндское правительство могло защитить эту сделку как перед общественным мнением своей страны, так и перед внешним миром. Эркко также намекнул Штейну о том, что его правительство готово обсудить вопрос о совместном укреплении этих островов силами СССР и Финляндии.
В тот же день Штейн написал Литвинову письмо об итогах первого раунда переговоров, отметив, что согласие финнов на передачу СССР двух островов обусловливается их заинтересованностью в подписании с Советским Союзом выгодного торгового соглашения, возможностью помощи СССР в вопросе о ремилитаризации Аландских островов на весенней сессии Лиги Наций, а также обострением международной обстановки в связи с захватом Германией Чехословакии. С точки зрения Б. Штейна, согласие на территориальные уступки означало, что финляндское правительство желает улучшить отношения с СССР. Штейн советовал Литвинову разжигать аппетиты финской торговой делегации мелкими уступками.
На этом этапе переговоров финляндское руководство впервые информировало об их проведении маршала Маннергейма. Бывший генерал российской армии хорошо представлял себе существо вопроса и советовал членам кабинета не отпускать советского дипломата с пустыми руками.
«Эти острова не представляют никакой ценности с военной точки зрения для Финляндии. У нас нет никакой возможности защитить их, так как они демилитаризованы. Я думаю, престиж Финляндии не пострадает, если мы согласимся на обмен», — заявил Маннергейм. Маршал считал выгодным для Финляндии перенос границы на Карельском перешейке дальше от Ленинграда, в случае компенсации за счет советской территории. Однако министры не прислушались к мнению маршала.
Как и предвидел Маннергейм, в конце марта Штейн предложил финляндской стороне передвинуть границу на Карельском перешейке подальше от Ленинграда. Взамен предлагались территории Карелии, причем гораздо большие по размерам, чем земли на Карельском перешейке, которые предполагалось передать СССР. Помимо этого советское правительство обещало выделить определенную сумму для переселения жителей. Штейн даже запросил из Москвы карту с нанесенными на ней участками, уступаемыми Советской Карелией Финляндии. Посмотрев карту, Эркко заявил, что уступаемая СССР территория — это все-таки недостаточная компенсация. На Карельском перешейке имелась неплохо развитая инфраструктура: железные и шоссейные дороги, здания, склады и другие сооружения. Территория же, передаваемая Советским Союзом Финляндии, представляла собой местность, покрытую лесами и болотами. Необходимо было вложить немалые средства, чтобы превратить эту территорию в пригодный для жизни и хозяйственного использования район. Помимо этого, передвижка границы на Карельском перешейке открыла бы для Красной Армии прямой путь на Хельсинки.
Б. Штейн вернулся в Москву 6 апреля 1939 года. Фактически второй раунд переговоров окончился так же безрезультатно, как и первый. После этого правительства обеих стран, не отказываясь от политических переговоров, начали активно готовиться к силовому решению вопросов, которые не могли быть разрешены политическим путем. С обеих сторон границы развернулось крупное военное строительство, причем Советский Союз готовился к наступательным операциям, а Финляндия — к оборонительным. Третий, последний раунд переговоров между Москвой и Хельсинки состоялся осенью 1939 года, уже в обстановРодина. Зима 1995.12
45
ке начавшейся мировой войны. Согласно советско-германским договоренностям, Финляндия оказалась в сфере влияния СССР.
Осенью 1939 года Сталин окончательно решил разыграть прибалтийскую карту. К концу сентября СССР вынудил Латвию, Эстонию и Литву подписать с ним соглашения о взаимопомощи. Реакция Финляндии на заключение этих договоров была крайне отрицательной. 27 сентября Эркко заявил: «Финляндия никогда не примет решения, подобного тем, которые приняли Прибалтийские государства. Если это и произойдет, то только в самом худшем случае».
Однако, прежде чем предъявить политические и территориальные требования к Финляндии, Сталин желал убедиться, что Гитлер не будет возражать против действий Советского Союза в Прибалтике и будет соблюдать условия секретных протоколов.
5 октября 1939 года нарком иностранных дел В. М. Молотов пригласил к себе финляндского посланника в Москве Ирье-Коскинена и заявил, что советское правительство было бы радо видеть в Москве финляндского министра иностранных дел или другого уполномоченного финляндского правительства для обсуждения конкретных вопросов, касающихся улучшения советско-финляндских отношений. Это было уже настоятельное требование. Молотов настаивал на получении ответа из Хельсинки в течение суток, даже не пожелав сказать, какие конкретно вопросы советское правительство желало обсудить с финляндской стороной. Более того, беседуя с Ирье-Коскиненом, Вячеслав Михайлович упомянул о договорах СССР с Прибалтийскими государствами.
Из Хельсинки успели послать в Москву делегацию. Перед поездкой ее глава Ю. Паасикиви получил от Эркко инструкции по ведению переговоров. Он должен был обсуждать лишь вопросы о трех небольших островах в Финском заливе. Вопрос же о Ханко в обмен на советские территории Ю. Паасикиви был не уполномочен рассматривать. Он также должен был отвергать любые предложения советской стороны о заключении пакта о взаимопомощи, как противоречащего скандинавскому нейтралитету. Г лаве делегации запрещалось обсуждать вопрос об изменении границ Финляндии и размещении на ее территории военных баз СССР. Паасикиви должен был вВ ко^идо^ах власти
заявить советской стороне, что Финляндия не пойдет на компромисс, который ущемлял бы ее независимость и нейтралитет, но любое разумное соглашение, подписанное в Москве, будет немедленно ратифицировано финляндским парламентом.
Решительный тон инструкций был подкреплен военными приготовлениями. 6 октября финским войскам был отдан приказ без задержки выдвинуться в приграничные районы. 10-го было объявлено об эвакуации жителей приграничных городов Финляндии. 11 октября, когда делегация прибыла в Москву, правительство объявило о призыве на службу резервистов.
Первая встреча финляндской делегации с советскими лидерами состоялась 12 октября. Первым слово взял Молотов. Он сразу же предложил Финляндии заключить договор о взаимопомощи, подобный тем, что были подписаны с Прибалтийскими государствами. Ю. Паасикиви отклонил это предложение, и больше этот вопрос советской стороной не поднимался.
Взамен советская сторона предложила дополнить советско-финляндский пакт о ненападении, включив в него положение, которое предусматривало бы неучастие обеих сторон в блоках и группах государств, прямо или косвенно находившихся во враждебном отношении к Финляндии или СССР. После этого Сталин изложил советские требования к Финляндии, объяснив их соображениями обеспечения безопасности Ленинграда:
1) Финляндия сдает в аренду СССР полуостров Ханко сроком на 30 лет для размещения там советской военно- морской базы;
2) советский военно-морской флот получает право использовать бухту Лаппвик как стоянку для своих кораблей;
3) Финляндия уступает СССР несколько островов в Финском заливе, которые упоминались на предыдущих переговорах (Сейскаари, Лавансаари, Тютерсы, Бьерко);
4) Финляндия уступает СССР территорию на Карельском перешейке от села Липпола до южной оконечности города Койвисто;
5) Финляндия передает СССР западную часть полуостровов Рыбачий и Средний;
6) обе стороны разоружают укрепленные районы на Карельском перешейке, оставляя на этой границе только обычную пограничную охрану;
7) в качестве компенсации за эти территории советское правительство предлагает Финляндии часть территории Советской Карелии в районе Ребола и Порос-озера, вдвое большую, чем уступала Финляндия. Советское правительство также готово согласиться на вооружение Аландских островов Финляндией, но при условии, что другие государства, в том числе Швеция, не будут допущены к вооружению этих островов.
В тот же день состоялась встреча делегаций, в начале которой Паасикиви зачитал меморандум, где отмечалось, что безопасность Ленинграда вполне обеспечивалась наличием военных баз СССР на южном побережье Финского залива. В ответ Сталин сказал: «Вы спрашиваете, какая из держав может на нас напасть? Англия или Германия. С Германией мы сейчас имеем хорошие отношения, но все может измениться... У Англии и Германии достаточно сильные военно-морские флоты, которые они в любой момент могут ввести в Финский залив. И я сомневаюсь, что вы можете в этом случае остаться вне военного конфликта. Англия уже оказывает давление на Швецию для получения военных баз на ее территории, то же самое делает Германия...» По мнению Иосифа Виссарионовича, Советскому Союзу нужна военная база на Ханко для того, чтобы в случае опасности перекрыть артиллерийским огнем вход в Финский залив. По поводу передвижки границы на Карельском перешейке Сталин заявил: «Поскольку мы не можем передвинуть Ленинград, мы передвинем границу, чтобы его обезопасить». При этом он сослался на И. Риббентропа, который объяснял нападение Германии на Польшу необходимостью обезопасить Берлин. В заключение беседы, когда Паасикиви вновь отверг требование о военной базе, советский лидер заявил, что если судьба базы зависит от того, что Ханко — полуостров, то можно прорыть канал и сделать Ханко островом.
Переговоры зашли в тупик. Паасикиви предложил сделать перерыв и провести консультации в Хельсинки. Сталин согласился и выразил надежду, что соглашение между двумя странами будет подписано 20 октября.
Новая встреча состоялась 23 октября. Паасикиви от имени своего правительства заявил о желании продолжить переговоры и отметил, что Финляндия готова обсудить советские
46
Родина. Зима 1995.12
предложения, если они не будут противоречить интересам ее обороны и нарушать принципы скандинавского нейтралитета.
Предложения финнов сводились к следующему:
1) Финляндия готова заключить соглашение с СССР о передаче ему в обмен на советскую территорию островов Сейскаари, Лавансаари, Тю- терсы и Суурсаари;
2) Финляндия согласна перенести границу на Карельском перешейке на расстояние 10 километров на север;
3) Финляндия настаивает на неприкосновенности полуострова Ханко и бухты Лаппвик, поскольку передача этих территорий нарушает нейтралитет страны;
4) Финляндия готова усилить существующий советско-финляндский пакт о ненападении пунктом о взаимных обязательствах не вступать в группировки и коалиции государств, прямо или косвенно враждебных той или другой из договаривающихся сторон.
Сталин был немало удивлен таким поворотом событий и заявил, что первоначальные предложения советского правительства от 14 октября были минимальными.
Беседа продолжалась в течение двух часов и закончилась безрезультатно. Еще через два часа в Кремле финляндской делегации был вручен советский меморандум. В нем отмечалось, что советское правительство не может отказаться от своего предложения о предоставлении Советскому Союзу военно-морской базы на Ханко, поскольку это является необходимым условием обеспечения безопасности Ленинграда. Однако в Москве сочли возможным изменить предложение от 14 октября о численности советских войск. Советское правительство считает достаточным для охраны военно- морской базы не 5 тысяч военнослужащих, а не более 4 тысяч. Предложение финляндской стороны о передвижке границы на Карельском перешейке на 10 километров не является приемлемым, но подлежит повторному рассмотрению. Остальные предложения, изложенные в меморандуме от 14 октября, должны быть приняты в Хельсинки без каких-либо условий.
Делегация Финляндии вновь попросила отсрочки: Паасикиви и Таннеру стало ясно, что переговоры достигли критической точки. «Стоит ли придерживаться нейтралитета и скандинавской ориентации? — задавался вопросом глава делегации и отвечал: — Наше географическое положение связывает нас с Россией. Сейчас мы должны выбирать между войной, которая может превратить Финляндию в большевистское государство, или миром, который Родина. Зима 1995.12
47
возможен лишь при условии, что мы будем являться частью советской сферы влияния, когда внутренняя независимость может быть сохранена, как это было в девятнадцатом веке».
Паасикиви больше импонировала вторая точка зрения. Он считал, что Финляндия должна принять требование советского правительства о военных базах в устье Финского залива. Одновременно он надеялся, что Сталин согласится на размещение военных баз не на Ханко, а на других островах, менее ценных для Финляндии, и пойдет на уступки в вопросе о передвижке границы.
28 октября о советских требованиях были впервые информированы лидеры парламентских групп финляндского сейма. Они безоговорочно признали верной политику, проводимую правительством на московских переговорах. Никто не считал нужным отдавать Ханко. Вместе с тем было признано правильным передвинуть границу на Карельском перешейке, если это необходимо для того, чтобы избежать войны, а также согласиться с требованием СССР об изменении границы на севере Финляндии.
Паасикиви и Таннер не были удовлетворены полученными от правительства инструкциями. Их опасения по поводу несогласия советского руководства с уступками Финляндии разделял и Маннергейм. Он предупредил правительство, что Финляндия в военном отношении не готова к тому, чтобы отказываться от политики уступок Советскому Союзу. Министр обороны Ю. Ньюкканен считал, что в случае войны Финляндия сможет продержаться лишь в течение шести месяцев. Эркко, однако, угрожал подать в отставку, если уступки будут продолжаться. В последней беседе он заявил, что Москва в конце концов откажется от Ханко и удовлетворится изменениями границы на Карельском перешейке и на севере, а также островами в Финском заливе. «Русские не хотят конфликта. Они побоятся рисковать перед лицом всего мира», — категорически заявил министр иностранных дел.
Обосновывая свое мнение, Эркко ссылался на то, что в советскую прессу не просочилась информация о ходе переговоров. Он считал, что русские побоятся подвергать опасности результаты, которые были достигнуты в ходе предыдущих переговоров.
Однако Эркко серьезно заблуждался. 31 октября Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР, изложил советские требования к Финляндии. Он определил советско-финляндские отношения как отношения особого рода, поскольку Финляндия испытывает внешние влияния, что вызывает озабоченность Советского Союза по поводу своей безопасности, в особенности безопасности Ленинграда.
Речь Молотова была явно направлена на то, чтобы общественность Финляндии поняла «минимальный» характер требований СССР и потребовала бы от своего правительства подписать соответствующие соглашения.
Однако после его речи среди финнов, напротив, усилилось движение в защиту политики своего правительства. Эркко заявил: «Всему есть свои границы. Финляндия не может пойти на предложение Советского Союза и будет защищать любыми средствами свою территорию, свою неприкосновенность и независимость».
В этой фразе советская сторона усмотрела призыв к войне. И когда 2 ноября Паасикиви и Таннер прибыли в Москву, они смогли прочесть статью в «Правде», в которой Эркко сравнивался с польским министром иностранных дел, совершившим ошибку, ориентируясь в своей политике на западные державы. В статье резкой критике подвергались и Скандинавские страны за активное вмешательство в разработку вооружения Аландского архипелага. Статья в «Правде» заканчивалась откровенной угрозой: «Наш ответ прост и ясен. Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели». После подобных высказываний у финской делегации усилились сомнения в успешном завершении переговоров.
3 ноября Сталин во встрече с финнами участия уже не принимал. Часовая беседа, в ходе которой обе стороны лишь подтвердили свои прежние позиции, завершилась ничем. Финны покинули Кремль, не надеясь больше вернуться. Однако на следующий день Сталин пригласил их к себе. Отыскав на карте острова Хермансэ, Куэ и Хэс- тэбусэ, расположенные восточнее Ханко, Иосиф Виссарионович спросил: «Вам нужны эти острова?» Для финнов этот момент оказался драматическим: ни Паасикиви, ни Таннер понятия не имели об этих островах. Они попросили предоставить им время для консультаций со своим правительством.
Встреча 8 ноября носила чисто формальный характер. Сталин, выслушав Паасикиви и Таннера, которые старались убедить его в том, что при условии отказа СССР от военных баз Финляндия готова пойти на уступки на Карельском перешейке и на севере, неожиданно предложил продать Советскому Союзу территории в районе порта Ханко. Он мотивировал это тем, что в таком случае военные базы не будут находиться в пределах территории Финляндии. Финны отвергли это предложение.
Переговоры окончательно зашли в тупик 13 ноября. Паасикиви передал Молотову заявление, в котором сообщалось, что, поскольку не удалось найти почву для соглашения, делегация Финляндии вынуждена вернуться в Хельсинки. Здесь же глава финской делегации подтверждал готовность продолжить в будущем переговоры, чтобы обе стороны смогли прийти к приемлемому решению.
Паасикиви немедленно телеграфировал в Хельсинки о срыве переговоров. В своем последнем докладе правительству он отмечал, что основной причиной этого явилось советское требование о расположении военных баз в Финском заливе. По всем же другим вопросам соглашение могло быть достигнуто. Требуемые Сталиным острова в его изложении стали основной причиной разразившегося вскоре военного конфликта.
В день окончания переговоров Молотов встретился с германским послом в Москве Ф. Шуленбургом и заявил, что территориальные уступки финнов в районе Ленинграда совершенно недостаточны и СССР никогда не отступится от своих требований. На вопрос Шуленбурга, каким образом будет обеспечено выполнение этих требований, Молотов ответил: «Сейчас это трудно сказать, но от своих минимальных требований СССР не отступит».
Со второй половины ноября советская пресса начала активную пропагандистскую кампанию, направленную против Финляндии. Корреспондент ТАСС в Хельсинки сообщал, что финский рабочий класс находится накануне восстания против буржуазной правящей верхушки, мобилизация резко ухудшила положение страны, армия истощена дезертирством. В Москве создавалось впечатление, что трудящиеся Финляндии готовы встретить Красную Армию цветами и флагами, лишь бы она освободила их от «ненавистного господства буржуазии».
48
Родина. Зима 1995.12
1^звестный своим пессимизмом маршал Маннергейм, который с 10 октября возглавил оборонительные силы Финляндии, 27 ноября 1939 года направил президенту К. Каллио докладную записку о состоянии вооруженных сил страны. В ней был подведен итог продолжительному противостоянию парламента и военных по проблеме финансирования армии. Скупившиеся в расходах на оборону законодатели могли теперь собственными глазами увидеть итоги своей работы. Из скромного количества в большинстве своем устаревших самолетов только половина могла подняться в воздух, практически отсутствовали танковые войска, крайне мало было средств ПВО и противотанковой обороны, не решена проблема производства боеприпасов. Из 15 дивизий три были без вооружения, одна — без артиллерии. Маннергейм приходил к логическому заключению о невозможности вести успешную войну. 6 ноября 1939 года он высказал мнение, что шансы на успешный исход войны появятся не раньше чем через год интенсивной подготовки.
Однако большинством военных и политиков в Финляндии ситуация осени 1939 года отнюдь не расценивалась как безнадежная; они усматривали в ней такие обстоятельства, которые позволили бы не только избежать войны, но и в случае ее начала иметь шансы на успех. Принимая во внимание соотношение сил (население Финляндии составляло в то время около 3,5 миллиона человек, армия на 27 декабря 1939 года — 336738 человек, а вместе с военизированными организациями — около 500 тысяч; СССР, соответственно, 183 миллиона и около 300 дивизий), подобный оптимизм даже сейчас, когда известен исход дела, кажется чрезмерным. Что же лежало в основании таких радужных расчетов?
Во второй половине ноября 1939 года, когда до начала войны оставались считанные дни, армейские аналитики и большинство политиков в Финляндии пришли к выводу о том, что война в ближайшее время, по крайней мере до весны 1940 года, не начнется.
Рассмотрим последовательно составные части системы доказательств, которые приводили аналитиков к мысли о возможности избежать войны, сохранив нейтралитет.
Весной 1939 года для ведения переговоров о закупке вооружений и военных материалов в США отбыл полковник Пааво Талвела. 12 июня полковник выступил перед высокопоставленными государственными деятелями США с докладом, в котором положение Финляндии оценил так: СССР и Германия не имели бы никаких выгод, вторгнувшись в Финляндию, поскольку страна не обладает такими ценными стратегическими ресурсами и естественными богатствами, которых не было бы у потенциальных агрессоров. Мощная береговая оборона делала бы шансы Германии на успешную десантную операцию весьма небольшими. В свою очередь СССР, напав на Финляндию, приобрел бы тем самым еще одного противника без получения соответствующих экономических и политических выгод. Укрепив с помощью Швеции единственное слабое место в своей обороне — Аландские острова, Финляндия способна была сохранять нейтралитет при условии достаточных поставок из-за рубежа, в том числе и из США, вооружений и военных мате-
Родина. Зима 1995.12
49
$ финском Генштабе
риалов, заключал полковник Талвела.
Со своей оценкой ситуации выступил 31 августа 1939 года Генеральный штаб финляндской армии. В документе, составленном через неделю после заключения пакта Молотова—Риббентропа, констатировалось, что «Россия намеревается быть сильной в тот момент, когда другие страны будут истощены войной, чтобы в итоге ей достались плоды победы». Так как советско-германские переговоры показали, что СССР рассматривает Финляндию и Прибалтику как «направление своей экспансии, что происходит из его уязвимого стратегического положения на Балтике», то до начала большой европейской войны к нему следует относиться осторожно. СССР может «по примеру немцев предпринять неожиданный марш».
Захватить всю Финляндию СССР попытается только в «чрезвычайно благоприятных условиях, например во время затяжной войны между крупными государствами, в которой Россия не приняла бы участия». Генштаб учитывал и возможность развития событий по другому сценарию. СССР мог попытаться захватить некоторые особо важные для него территории Финляндии: острова в Финском заливе (для размещения растущего военно- морского флота), Карельский перешеек и часть северного Приладожья. При «благоприятных» для СССР условиях он постарался бы овладеть всей юго- восточной Финляндией.
Впрочем, это не означало, что война неизбежна. Во-первых, дислокация вооруженных сил СССР в Европе показывала, что до последнего времени финский вопрос считался руководством страны второстепенным. СССР, занятый борьбой за влияние на Балканах в условиях, когда оставалась нерешенной проблема Бессарабии, не сможет перебросить значительные силы на другое направление. Кроме того, недоверие к Германии не позволит ослабить группировку, размещенную в Западной Белоруссии и Западной Украине. Аналитики разведотдела приходили к естественному выводу: «поскольку в настоящее время между великими державами возникло равновесие сил, маловероятно, что СССР начнет наступление на каком-нибудь направлении, ибо он не может заранее знать, с кем ему в итоге придется сражаться. СССР остережется вступать в войну, продолжительность которой нельзя заранее оценить».
Однако события могли пойти и по иному руслу. «Все сложится по-другому, если Германия начнет на Западе мощное наступление. За появившимся железным занавесом СССР смог бы свободно перегруппировать войска и начать наступление либо на севере (Финляндия и Скандинавия), либо на юге (Румыния), но ни в коем случае не одновременно на обоих направлениях».
Процитированный выше документ, составленный за пять дней до начала войны, был разослан руководителям государства и лег бальзамом на душу тех политиков, кто не мог поверить в неотвратимость развития событий по худшему сценарию. К концу ноября усилилось давление на военных со стороны политиков-оптимистов, было предложено провести частичную демобилизацию армии для облегчения экономической ситуации. Еще 3 ноября Генштаб предложил два варианта сокращения вооруженных сил: в первом случае под ружьем оставалось бы 144940 человек из 262870, во втором - 59000.
Мобилизацию было предложено провести в ответ на аналогичное мероприятие, зафиксированное разведкой финляндской армии, которое было проведено в ЛВО* в начале сентября. 11 октября маршал Маннергейм направил письмо министру обороны Ю. Ниукканену, в котором предлагалось, «учитывая современную обстановку и особо обращая внимание на преимущества, которые имеют уже отмобилизованные войска русских, движущиеся в направлении к границе с Финляндией... безотлагательно приступить к мобилизации». Так же как и в СССР, резервисты, для маскировки, призывались на учебные сборы. Одновременно началась добровольная эвакуация населения из Хельсинки в сельскую местность, а также из приграничных районов в глубь страны. Разумеется, эти дорогостоящие мероприятия предпринимались еще и с целью оказать давление на СССР, который устами В. М. Молотова пригласил 5 октября финнов провести переговоры по конкретным политическим вопросам.
Помимо неверных аналитических выкладок о дальнейшем развитии ситуации, военные в Финляндии крупно просчитались еще в одном: они неправильно оценили возможности концентрации войск противника на Карельс-
* Ленинградский военный округ. ком перешейке и к северу от Ладоги. Получивший в большинстве своем хорошую подготовку в иностранных военных академиях командный состав финляндской армии предполагал, что их противник будет действовать в соответствии с канонами военной науки. Учитывая недостаточную оперативную емкость театра военных действий в приграничных с Финляндией районах СССР, проще говоря, экономическую недоразвитость и малонаселенность этого региона страны, военные аналитики Финляндии предполагали, что здесь можно будет сконцентрировать и эффективно использовать не более 15 дивизий РККА.
По оценке оперативного отдела Генштаба финляндской армии от 31 августа 1939 года, сценарий будущей войны выглядел следующим образом. На Карельском перешейке наступали бы одна кавалерийская дивизия, один мотомеханизированный корпус и 4 стрелковые дивизии в первом эшелоне и 3—4 дивизии во втором. В северном Приладожье предполагалось наступление 3 дивизий, в северной части Финляндии на широте города Оулу границу перешла бы одна дивизия и через 10 суток после начала войны — вторая. Кроме того, здесь могли быть задействованы воздушно-десантные части. На Крайнем Севере, на Петса- мо, закрывая Финляндии выход в Ледовитый океан, наступала бы неполная 54-я стрелковая дивизия. Такой расклад сил не пугал военных в Финляндии: особенности театра военных действий, протяженные коммуникации от Кировской железной дороги к границе, общее плохое состояние дорог сводили, по их мнению, на нет численное и техническое превосходство Красной Армии. Армия Финляндии вполне могла противостоять 15—17 дивизиям противника в течение, как минимум, полугода. За это время правительство страны или нашло бы союзников, или заключило мир с СССР на приемлемых для Финляндии условиях.
Успокоительным оценкам ситуации не соответствовали многочисленные нарушения воздушного пространства Финляндии самолетами ВВС СССР, а также отмеченная агентурой, действовавшей на территории ЛВО, концентрация сил вдоль границы. Однако и здесь было найдено приемлемое объяснение. 19 ноября командир 2-го армейского корпуса, оборонявшего Карельский перешеек, генерал-лейте-
50
Родина. Зима 1995.12
нант X. Эквист следующим образом оценил степень опасности: «Концентрация 45 дивизий у границы на укрепленных позициях и наличие 2 дивизий в резерве не превышают принятых в Красной Армии нормативов на оборону. Генеральное наступление сравнительно небольшими силами, до того как будет сосредоточена главная группировка против полностью отмобилизованных и готовых к бою наших сил, не представляется вероятным». Подытоживая собранные разведкой сведения, Эквист приходил к выводу: «В настоящее время не следует ожидать серьезного наступления». За границей, помимо оборонительных мероприятий, впрочем, «создаются и предпосылки для действий наступательной группировки, когда сложится подходящая ситуация».
Диссонансом в общем хоре успокоительных голосов прозвучало лишь мнение штаба группировки «Северная Финляндия», который 13 ноября отправил начальнику Генштаба просьбу о посылке подкреплений. «Все свидетельствует о том, что русские и на севере сразу после начала войны перейдут в наступление. Красная Армия, улучшив дороги и осуществив другие подготовительные мероприятия, может преподнести сюрприз нашим прежним планам».
Подготовленный 25 ноября ставкой финляндской армии документ, о котором говорилось выше, содержал последний перед войной анализ ситуации. «Наблюдения и полученные сведения не дают оснований предполагать, что на Карельском перешейке сосредоточена наступательная группировка». Данные о прибытии на перешеек еще одного корпуса «дают повод для решения, что это означает подготовку к наступлению», однако этот факт мог означать смену сконцентрированных здесь войск.
Отмеченное усиление войск к северу от Ладоги также нашло вполне удовлетворительное объяснение: «Поскольку через Восточную Карелию идет единственная в СССР дорога, ведущая к океану... концентрация здесь дополнительных сил не превышает необходимых пределов».
Приемлемое объяснение военные нашли и для причины разрыва переговоров в Москве 4 ноября. Демонстрируя знание истории и ментальности русских, специалисты Генштаба сравнивали Финляндию с Турцией, заявляя, что СССР в отношении этих двух стран проводит выжидательную тактику, используя присущее русским «восточное искусство ведения переговоров, выставляя для начала столь чрезмерные требования, что после торга добыча оказывается больше ожидаемой поначалу».
Итак, военные в Финляндии грубо ошибались как в отношении времени начала боевых действий, так и в отношении количества военных сил СССР, готовившихся к войне. (29 марта 1940 года, через две недели после окончания «зимней войны», разведотдел ставки армии Финляндии подвел итоги. В боях участвовало 46 дивизий РККА из 10 военных округов.)
27 ноября, за 3 дня до начала боеРодина. Зима 1995.12
51
вых действий, оперативный отдел Генштаба армии Финляндии в записке «Оборонительные возможности Финляндии» заявил, что «захват Финляндии будет даже для державы, подобной СССР, крайне тяжелой задачей, а с помощью энергичных работ по усилению обороны... можно сделать решение этой задачи непосильным».
Определенные надежды возлагались и на помощь извне.
Иностранное бюро ставки армии Финляндии 4 ноября 1939 года весьма оптимистично оценивало шансы вступления Швеции в войну против СССР. Поскольку и правые, и левые политические партии Швеции решительно настроены в пользу Финляндии, то, несмотря на оппозицию политического центра, «с началом войны между Финляндией и СССР настроения в пользу Финляндии настолько усилятся, что последствия этого могут оказаться решающими».
Далее, бюро констатировало, что и в Норвегии настроения в пользу Финляндии настолько сильны, что, «если Финляндия вступит в войну, участие в ней добровольцев из Норвегии будет весьма заметным».
Помимо перечисленных обстоятельств, уверенность в том, что в 1939 году войны удастся избежать, зиждилась на пессимистичных оценках состояния экономики, устойчивости политического режима и боеспособности армии большого восточного соседа.
14 марта 1939 года Иностранный отдел Генштаба армии Финляндии подготовил аналитический обзор развития СССР за 1937—1938 годы. В документе отмечалось падение промышленного производства в СССР, причиной чего, по мнению авторов, были репрессии. Однако самым приятным известием для военных в Финляндии было отмеченное ими ослабление Красной Армии. «Красная Армия может действовать лишь в обороне», — говорилось в обзоре, однако ее состояние было столь плачевно, что и в обороне она «будетдействовать столь пассивно, что не сможет обеспечить не только активную оборону, но и в еще меньшей степени наступление Красной Армии».
Учитывался и опыт боевых действий РККА на озере Хасан летом 1938 года. По данным, имевшимся у финнов, Красная Армия проявила здесь себя наихудшим образом: 4 дивизии, усиленные 2 сотнями танков и сотней самолетов, воевали против 5 батальонов японцев, понеся значительные потери. Точны были эти данные или нет, но вывод в Финляндии был сделан простой: «Русские войска показали плохой уровень боевой подготовки».
2 ноября 1939 года свои соображения о боевой ценности РККА высказал штаб армии «Карельский перешеек», которой командовал генерал-лейтенант X. Эстерман. Отмечалось, что «войска первой линии обучены хорошо и неплохо оснащены для ведения в том числе и зимней войны». Однако численно преобладавшие войска второй линии характеризовались как боевая сила крайне невысокого качества, прошедшая лишь начальную военную подготовку, недостаточно оснащенная, а в ряде случаев и плохо вооруженная.
Весьма низко военные оценили подготовку командного состава РККА. «Начальствующий состав до командира батальона включительно имеет слабый уровень подготовки, действует шаблонно». Младший командный состав и рядовая масса, по мнению финляндских военных, не отличались в лучшую сторону от своих командиров, их уровень подготовки был оценен как посредственный.
Сведения, полученные разведкой, о вводе войск в страны Прибалтики осенью 1939 года подтвердили представления финнов о том, что собранные вместе командиры и рядовые РККА не способны к организованным действиям. «Сведения об оккупации Балтийских стран, полученные до настоящего времени, говорят об очень слабом порядке в Красной Армии». Кроме того, Иностранное бюро ставки финляндской армии 8 ноября 1939 года отмечало высокие потери боевой техники на марше вследствие ее плохого технического состояния. «Автомобили и танки по качеству посредственные, а частично плохие».
Своего рода итоговую оценку состояния Красной Армии сделало 28 октября 1939 года Статистическое бюро Генштаба армии Финляндии, подготовившее «Замечания о боевом состоянии Красной Армии». «Красная Армия в настоящее время не является и в ближайшее время не станет эффективным средством ведения войны». Поэтому, «принимая во внимание внутриполитическую ситуацию в СССР, советское правительство не начнет войну, хотя бы и против численно слабейшей армии». Дальнейший ход мысли приводил авторов документа к логическому заключению: «Самая незначительная осечка, неудача может потрясти существующую политическую систему в СССР, и руководство страны осознает это».
В пользу такого хода мысли свидетельствовали данные, добытые раз- ведсетью Финляндии на территории СССР, прежде всего в Карелии. Еще 10 апреля 1933 сыскная полиция Финляндии Этсива направила в МИД страны записку о политической и экономической обстановке в Карелии. В документе утверждалось, что «царящая за восточной границей нищета будет во все большей степени пробуждать недовольство населения советской властью». Эксперты оценили численность противников советского режима в 75% от всего населения.
Расчет на то, что Финляндия сможет повторить подвиг маленького Давида, повергшего наземь гиганта Голиафа — СССР, был отражен и в оперативных планах финляндской армии, действовавшей на обширном фронте от северного Приладожья до Баренцева моря. Предполагалось сразу после нападения СССР перейти в наступление и занять ряд территорий, прежде всего в Советской Карелии. Помимо военной целесообразности, видимо, учитывалась и возможность выступления местного населения против большевистского режима. Командование финляндской армии окончательно отказалось от этих планов лишь через неделю после начала «зимней войны», поскольку группировка Красной Армии на этом направлении оказалась неожиданно мощной.
Учитывая все вышеперечисленные обстоятельства, а также высоко оценивая боевую подготовку своей армии, ее несомненное превосходство в ведении войны зимой, военные и политики Финляндии видели в своей стране достаточно серьезную силу, которая могла либо избежать войны, либо затянуть ее ход, получив помощь от северных стран или принудив руководство СССР к миру на приемлемых для Финляндии условиях. В системе доказательств в пользу развития событий по этому сценарию был один просчет: в Москве к Финляндии, как к достойному внимания противнику, не относились.
В статье использованы материалы, собранные автором в Военном и Национальном архивах Финляндии (Хельсинки).
52
Родина. Зима 1995.12
— утверждает российский архивист
27
I ноября 1939 года министр иностранных дел СССР В. М. Молотов выступил со следующим заявлением: «Вчера, 26 ноября, финская бело- гвардейщина предприняла новую гнусную провокацию, обстреляв артиллерийским огнем воинскую часть Красной Армии, расположенную в деревне Майнила на Карельском перешейке. В результате погибли один командир и 3 красноармейца, ранены два командира и 6 красноармейцев и младших командиров. Советское правительство требует наказания организаторов этой акции и расследования майнильского инцидента»1.
Лишь несколько лет назад этот тезис стал оспариваться. Из воспоминаний участников советско-финляндской войны явствует, что обстрел деревни Майнила — это провокация советских спецслужб.
Работая над документами 7-й армии и ее соединений, находившихся накануне войны на Карельском перешейке, автор начал задумываться над, казалось бы, абсурдным вопросом: а были ли на самом деле эти самые злополучные выстрелы?
Установив, что район Майнила занимал 68-й стрелковый полк 70-й стрелковой дивизии (далее — сд), заглянем в журнал боевых действий. На первой же странице написано: «26 ноября полк подвергся обстрелу белофиннов. Взорвалось 7 снарядов. Погибло 3 человека и ранено 6»2. Но в заявлении Молотова говорится о четырех убитых и восьми раненых. Настораживает и то, что все записи сделаны одной рукой. И это при том, что начальник штаба полка и его помощник, которые должны были вести дневник, за непродолжительный период менялись трижды.
Сомнения усилились, когда в руки попали оперативные сводки и донесения штаба 70-й сд и ее частей. В них аккуратно зафиксированы сведения о случайных выстрелах и обвалах землянок в октябре—ноябре 1939 года, но вот о выстрелах с финской стороны, равно как и о наличии на другой стороне артиллерии, почему-то ни слова.
Разведывательная сводка штаба 70-й стрелковой дивизии
№9
22 ноября 1939 г.
Наблюдательный пункт 68-го стрелкового полка. В ночь на 16 ноября в районе погранзнака № 82 у отдельного сарая замечено курение. По-видимому здесь имеется пост наблюдения.
16 ноября в 11.10 из кордона Яппинен в тыл прошла повозка с прессом в сопровождении двух велосипедистов.
В 14.05 16 ноября из кордона Яппинен3 в тыл прошли 7 вооруженных солдат.
18 ноября в 10.00 из тыла к кордону подошла легковая машина и через 15 минут прошла обратно в тыл. У противотанкового рва в Яппинен установлен пост круглосуточного наблюдения в составе одного офицера и одного солдата.
19 ноября в 16.30 к кордону Яппинен из тыла подошел крытый автобус.
20 ноября из кордона Яппинен в тыл прошло 15 солдат. В 13.00 к указателю дорог Яппинен подошел большой
6-колесный санитарный автобус, на боках и сзади большие белые кресты. Автобус развернулся у указателя дорог и ушел обратно в тыл.
21 ноября в 11.10 из Таммиселькя в Яппинен прошли 16 солдат без оружия и в 12.35 вернулись обратно.
В 11.45 из кордона Яппинен в Таммиселькя прошли 8 солдат без оружия.
Ежедневно замечается движение одиночных солдат и группами по 2—3 человека в районе Яппинен — Хяннила и
Яппинен — Хаапала... начальник штаба полковник Пименов
начальник 2-го отделения капитан Лозовой
Родина. Зима 1995.12
53
Оперативные сводки штаба 19-го стрелкового корпуса
№168 к 8.00 26ноября 1939 г.
1. Положение частей без изменений.
2. Температура воздуха — минус 6—
7 градусов. Дороги проходимы.
№ 169 15.00 26ноября 1939г.
1. Изменений в частях корпуса нет.
2. Шоссейные дороги проходимы для движения всего транспорта. Грунтовые дороги удовлетворительны. Температура воздуха — минус 5—7 градусов.
№ 171 8.00 27ноября 1939г.
1. Положение частей корпуса без изменений.
2. Температура воздуха — минус 6—
8 градусов.
Начальник штаба 19 СК
полковник Коптевский
Оперативные сводки штаба 70-й стрелковой дивизии
Положение частей дивизии прежнее.
Изменений в оперативной сводке нет.
27 ноября 0.55.
Изменений в оперативной сводке нет.
Температура воздуха минус шесть градусов.
Начальник штаба 70 СД полковник Пименов
Конечно, отталкиваясь только от этих данных, нельзя безоговорочно утверждать, что обстрела не было. Для подтверждения нашей точки зрения определенный интерес представляет следующий документ:
Сведения о боевом и численном составе 68 сп
дата
1939 г.
командный состав
политический состав
административный состав
технический состав
медицинский состав
ветеринарный состав
младший нач. состав
рядовой состав
всего людей
25
90/23
16/8
12/0
8/0
7/6
2/2
269/154
528/1916
932/2109
ноября 26
90/23
16/8
12/0
8/0
7/6
2/2
269/154
528/1916
932/2109
ноября 27
90/23
16/8
12/0
8/0
7/6
2/2
269/154
528/1916
932/2109
ноября 28 ноября
90/23
16/8
12/0
8/0
7/6
2/2
269/154
528/1916
932/2109*4
* Числителем в таблице указано число кадровых бойцов и
показатели, общая численность личного состава полка дается
командиров, знаменателем
— призванных из запаса. В
различной.
Однако элементарные математические действия ясно
подлиннике, несмотря на абсолютно одинаковые отдельные
показывают, что численность личного состава 68-го стрелкового
полка с 25 по 28 ноября оставалась неизменной.
Как видим, ни 25, ни 26, ни 27 ноября никаких потерь полк не понес.
Впрочем, не следует придавать «инциденту в Майнила» слишком большое значение. Война все равно бы началась. Ведь приказ о начале боевых действий против соседней страны был отдан за несколько дней до него.
54
Родина. Зима 1995.12
Боевой приказ № 2 19-го стрелкового корпуса
23 ноября 1939 г. Черная Речка
1. Финская армия отмобилизовавшись, сосредоточилась к границе Карельского перешейка. На фронте корпуса выявлено до пехотной дивизии, 1-й и 2-й самокатные батальоны, до полка кавалерии, до трех щюцкоровских* рот.
Укрепленный рубеж на линии оз. Суванто-Ярви, река Вуоксен-Вирта, оз. Муола-Ярви, Хумалиоки занят гарнизонами.
На протяжении трех месяцев финнами на Карельском перешейке ведутся оборонительные работы.
По имеющимся данным в районах Ахиярви, Вехмайс, кирка Кивенаппа, пос. Райвола созданы отдельные опорные пункты и построены противотанковые и противопехотные препятствия...
3. 19-й стрелковый корпус ударом в направлении кирки Кивенаппа уничтожает противостоящие части финнов, не допуская их отхода на основной укрепленный район, овладевает опорными пунктами: Риихи-Сюрья, кирка Кивенаппа, пос. Райвола, Териоки, в дальнейшем направлении наступает в направлениях кирка Муола, Пэрк-Ярви**.
7. ДЕНЬ ПЕРЕХОДА В НАСТУПЛЕНИЕ БУДЕТ УКАЗАН ОСОБО.
Командир 19 стрелкового корпуса военный комиссар Комдив полковой комиссар начальник штаба корпуса полковник
Стариков Багнюк Коптевский5
* Щюцкор — финская военизированная организация. В период советско- финляндской войны из членов щюцкора формировались войсковые части.
** Муола-ярви — ныне оз. Глубокое, Райвола — ныне пос. Рощино Зеленогорского района Ленинградской области, Териоки — ныне г. Зеленогорск, Мустамяки — ныне ст. Горьковская на железной дороге С.-Петербург—Выборг.
Что же касается бойцов и командиров 68-го стрелкового полка, дислоцировавшегося в деревне Майнила,то о том, что их «обстреляли финские бе- лобандиты», они узнали, скорее всего, тоже из газет.
Публикация и комментарии
Павла Аптекаря
Примечания
1. Правда. 27 ноября 1939 г.
2. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 34980. Оп. 12. Д. 150. Л. 1.
3. Яппинен — населенный пункт на бывшей советско-финляндской границе, расположенный напротив Майнила.
4. РГВА. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 1095. Л. 37, 42, 106, 130.
5. Там же. Д. 1060. Л. 29—30.
Родина. Зима 1995.12
55
Охто Маннинен (Финляндия^
— утверждает финский историк
|_|
I I епосредственной причиной «зимней войны» послужили выстрелы в Майнила, прогремевшие в 16 часов по московскому времени 26 ноября 1939 года. По этому поводу нет разногласий. Однако существовали постоянные и скрытые споры по вопросу о том, с чьей стороны были произведены эти выстрелы.
Официальная историография советской эпохи до сих пор утверждает, что «зимней войне» предшествовали акты провокаций с финской стороны.
Финны с полным правом пытались с самого начала доказать, что эти выстрелы были произведены не с территории Финляндии. Провокация подобного рода при существовавшей тогда ситуации была бы с финской стороны крайне неразумной. Совместное расследование представителями двух стран, по мнению советских властей, представлялось ненужным, а результаты советского расследования никогда не публиковались.
В записях результатов наблюдений финских пограничных постов можно прочитать, что с 14.30 до 15.00 было зафиксировано пять пушечных выстрелов и, кроме того, два минометных выстрела с 15.00 до 15.05. Финские пограничники могли видеть, куда были нацелены эти выстрелы и откуда они были произведены. Однако явным было и то, что никакой финской артиллерии, достаточно дальнобойной для обстрела деревни Майнила, не существовало.
В период гласности не было найдено никакой информации об имевшей место стрельбе. С другой стороны, русские ученые уже в 1989 году подтвердили, что новости касательно Майнила пришли в Ленинград из Москвы, а не наоборот. Только после этого войска на Карельском перешейке были проинформированы о происшедшем инциденте.
Конечно, можно спросить: будет ли вообще когда-нибудь обнаружен приказ произвести эти выстрелы? Инцидент такого рода должен был подготавливаться в обстановке строгой секретности, и можно предположить, что никаких письменных свидетельств не существовало. Но, с другой стороны, в бывшем Советском Союзе бюрократия была столь сильна, что даже большинство сведений о судьбах тех, кто пропал без вести, было, как обнаружилось позже, аккуратно зафиксировано.
Первое непосредственное доказательство того, как инсценировалась драма в Майнила, было обнаружено в документах А. А. Жданова. Андрей Жданов принимал участие во многих важных политических акциях. В 1939 году он являлся членом Военного совета Ленинградского военного округа. Перед округом была поставлена задача организовать «контратаку» против Финляндии, так как политическое урегулирование, то есть выполнение советских требований, не было достаточно скоро достигнуто. Естественно, 56
Родина. Зима 1995.12
что на Андрея Жданова, главного политрука военного округа, легла большая ответственность. Необходимо было инсценировать какое-нибудь нападение, против которого войска округа могли бы предпринять контратаку.
Н. С. Хрущев рассказывает в своих мемуарах, что начальник Главного управления артиллерии Г. И. Кулик был послан наблюдать за бомбардировкой финской границы. Мне все же кажется, что Г. И. Кулик не был организатором инцидента в Майнила. В начале войны он наблюдал за наступлением, проводившимся севернее Ладожского озера.
В последнюю неделю ноября в Ленинграде находился начальник Политуправления Красной Армии Л. 3. Мех- лис. Он также подготавливал предстоящую войну, точнее, занимался пропагандой, направленной на Финляндию и проводимой в так называемой Народной армии Финляндии (то есть в армии Куусинена) и в Советской Армии. Мне представляется, что активность Мехлиса также не была непосредственно связана с инцидентом в Майнила.
Среди бумаг Жданова в бывшем партийном архиве в Москве имеются тысячи записей, сделанных от руки. В пакете, датированном временем «зимней войны», содержатся три записи, касающиеся развязывания этой войны (РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 163. Л. 312—314). Они не прошли бы в суде в качестве доказательства, но представляют интерес для историка.
В первой из этих записей содержится программа Жданова из 6 пунктов. Она состоит в следующем: 1) к границе должен быть подтянут батальон войск НКВД; 2) происходит инцидент с выстрелами; 3) затем организуется митинг для демонстрации всеобщего возмущения. Не совсем понятно, что подразумевал Жданов под словом, идущим отдельным пунктом 4 — «люди», но весьма вероятно, что это политработники, так как вслед за этим следует пункт 5 — распространение 30000 пропагандистских листовок. Последним пунктом следует 6 — речь В. М. Молотова с перечислением агрессивных действий Финляндии. Перед началом войны между шестью- семью часами утра по радио должно было быть зачитано «Обращение ЦК финской Компартии к трудящемуся народу Финляндии».
Каждый из этих кратких пунктов сам по себе не имеет особого смысла, но вместе они образуют цепь событий, которые, как показано, действительно имели место. Вечером, в 23 часа по московскому времени, В. М. Молотов произнес речь, сравнимую с объявлением войны. Артиллерийский огонь, предварявший «контратаку», начался 30 ноября в 7 часов утра по московскому времени. Имело место также и «Революционное обращение к трудящимся Финляндии».
Во время войны между Советским Союзом и Финляндией русских военнопленных спрашивали, в частности, об инциденте в Майнила (Финский Военный Архив, пакет военно-исторических документов о «зимней войне», переведенных с русского языка). Лишь единицы из этих пленных были около деревни Майнила, один из них рассказывал, что, по слухам, там проходили полевые испытания нового типа миномета. Вблизи от Майнила видели начальника НКВД Ленинградской области комиссара 3 ранга С. А. Гоглидзе. С этим фактом неплохо увязывается и то обстоятельство, что С. А. Гоглидзе — одно из ближайших к Берии лиц — был награжден орденом Красного Знамени в связи с «зимней войной».
В своих записях Жданов упоминает финские корпуса Анттила (армия Куусинена), и это свидетельствует о том, что данная информация относится к ноябрю 1939 года. Упоминаются четыре полка, а мы знаем, что число полков увеличилось с трех до четырех между 18 и 23 ноября. Этот факт фиксирует время более точно.
Жданов планировал, что КАУР (Карельский укрепленный район) будет заблаговременно предупрежден — 25 ноября, то есть за день до инцидента. Согласно показаниям одного из военнопленных, за час до инцидента все часовые вне помещений были сняты со своих постов. Упоминаемое Ждановым время доказывает, что дата инцидента в Майнила была установлена заранее.
Касательно инцидента следует подчеркнуть, что Жданов использовал слово «расстрел», смысл которого отличен от понятия «артиллерийский огонь». Это слово в большинстве случаев используется, когда имеют в виду казнь, исполнение приговора. Отсюда следует, что конкретная форма инцидента в Майнила была определена позже. Возможно, Жданов думал об инсценировании ситуации, в которой финский патруль атакует советские войска, и, возможно, намечал, что будет обнаружено несколько трупов в Майнила. Жданов приводит в своих записях количество от 5 до 25 человек. 26 ноября ТАСС сообщил, что всего было убито или ранено 13 пограничников, но не обнаружено никаких доказательств того, что кто-либо видел этих убитых и раненых.
После событий в Майнила советские газеты информировали и о других инцидентах. Некоторые из них произошли, согласно этим газетным сообщениям, 28 ноября на восточной границе Финляндии, а также 29 ноября снова на Карельском перешейке. С финской стороны эти инциденты замечены не были. Только из района Петсамо (Печенга) поступило сообщение об инциденте, но при этом говорилось, что он был вызван советскими войсками.
Нетрудно найти прецеденты такого рода приграничных столкновений. Германское нападение на Польшу также предварялось инсценированием пограничного инцидента. Географически более близкий случай произошел в XVIII веке на шведско-русской границе по приказу короля Густава III.
В России также обнаружились устные свидетельства о событиях в Майнила. В большинстве случаев подобная информация «негативна», то есть «не замечает» никакого инцидента в Майнила. Наиболее интересное свидетельство было высказано еще в 1985 году генералом КГБ Окуневичем писателю из Санкт-Петербурга Игорю Буничу. Генерал Окуневич во время этого инцидента, будучи в чине майора НКВД, вместе с 15 другими военнослужащими, производившими пробные выстрелы из нового секретного оружия, находился в районе, указанном выше. Их сопровождали два «эксперта по баллистике» из Москвы. Было произведено пять выстрелов. Это воспоминание согласуется с информацией из финских источников.
Так как выстрелы в Майнила не были сделаны с финской стороны, то логически очевидно, что стреляли советские орудия. Записи Жданова показывают, кто планировал этот инцидент. По крайней мере, Жданов сделал набросок генеральной линии. Во-вторых, из этих записей обнаруживается, что инсценировка проводилась лояль- ными, надежными частями войск НКВД. Возможно, приказы о выполнении этой операции могут быть еще обнаружены в архивах КГБ. Но не исключено, что соответствующие документы в свое время были уничтожены из политических соображений.
Родина. Зима 1995.12
57
Карл-Фредрик Геуст (Финляндия)
В ночь на 30 ноября 1939 года пограничники сообщили министру внутренних дел Финляндии Урхо Калева Кекконену о том, что советские войска перешли границу в нескольких местах. Тот в свою очередь немедленно информировал о случившемся премьер-министра Каяндера и потребовал немедленной встречи. Непонимание серьезности положения прекрасно иллюстрируется ответом премьер-министра: «Вы действительно считаете, что мы не можем подождать до начала рабочего дня?»
В 9 часов 15 минут по финскому времени первые три бомбардировщика СБ появились над Хельсинки, сбрасывая бомбы на аэродром Малми и пригород Тикурила. Часом позже эскадрилья капитана Ракова (ВВС КБФ) бомбила финскую военную базу Сантахамина, расположенную на острове восточнее Хельсинки. К счастью, эта атака не нанесла серьезного ущерба (Раков получил первую «Золотую Звезду» 7 февраля 1940 года за бомбардировки Хельсинки, вторую — 21 июля 1944 года).
В тот же день новая группа советских бомбардировщиков сбросила свой смертоносный груз на центр города. Эти восемь ДБ-3 также принадлежали Балтийскому флоту. 3-я эскадрилья 1-го авиаполка (ВВС КБФ) под командованием капитана А. М. Токарева получила задание обнаружить и уничтожить прибрежные корабли в Ханко. Корабли найти не удалось. В 16.50 по московскому времени они сбросили 600 бомб на порт. Летчики видели горящие здания, цистерны с нефтью и корабли (Токарев стал Героем Советского Союза 21 апреля 1940 года).
Несколько бомб упало недалеко от парламента и Зоологического музея. Теперь уже не было никаких сомнений — началась война. Бомбовая атака Токарева была самой разрушительной из всех, которым подвергались Хельсинки. Сильно пострадал густонаселенный район между Техническим университетом и автобусной станцией. 91 человек был убит, несколько сот ранено.
Заседания парламента решили перенести в кафетерий на первом этаже. Когда все было подготовлено для работы, министр внутренних дел Кекконен вдруг усомнился в безопасности, и членов парламента срочно увели в другое «секретное» место — рабочий клуб в окрестностях Валлила. В 20.00 (финское время) сессия парламента открылась. Премьер-министр Каяндер зачитал официальное заявление правительства о том, что Советский Союз нарушил пакт о ненападении, подписанный двумя сторонами 21 января 1932 года (срок действия — до 1945 года), разорвал дипломатические отношения и начал военные действия против Финляндии.
В тот же вечер было решено эвакуировать парламент в Каухаёки, на расстояние более 300 километров от президента и правительства.
«Финское правительство сбежало в неизвестном направлении», — сообщила всему миру советская сторона.
Известие о бомбардировках Хельсинки 30 ноября, гибель мирных жителей, фотографии разрушенного города потрясли мир. Президент Рузвельт немедленно направил протест совет-
58
Родина. Зима 1995.12
скому послу в США. В. Молотов ответил американскому послу в Москве Штейхардту контрпротестом, опубликованным 2 декабря 1939 года в «Известиях». Молотов цинично заявил: «Советская авиация не бомбила и не собирается бомбить город, но наше правительство уважает интересы финского народа не меньше, чем любое другое правительство. Конечно, из Америки, находящейся более чем за 8 тысяч километров от Финляндии, это не заметно».
Советские бомбардировки привели к исключению Советского Союза из Лиги Наций 14 декабря 1939 года.
И тем не менее американский протест возымел действие. После него Хельсинки подвергались бомбардировкам лишь несколько раз — 1,19,21, 22, 25 декабря 1939 года, 13 и 14 января 1940 года. Кроме последней, в результате которой погибло 6 человек, все другие обошлись без жертв.
Интересен факт: некоторые советские летчики в своих воспоминаниях отмечали, что бомбардировки Хельсинки были запрещены, так как он был объявлен «открытым городом». На самом деле финское правительство таких заявлений никогда не делало.
Истинные причины бомбардировок Хельсинки до сегодняшнего дня неизвестны. Если таким образом хотели заставить Финляндию принять условия советской стороны, то действия были явно нескоординированными. Скорее всего, Хельсинки были запретной мишенью для эскадрильи Токарева, что видно из докладов, хранящихся в Российском военно-морском архиве в Петербурге.
В войне 1941—1944 годов Хельсинки почти не бомбили (если не считать атак одиночных самолетов). И только в феврале 1944 года советская авиация дальнего действия совершила свыше 2000 налетов в течение 3 ночей: 7, 17 и 27. Результатом бомбардировок стала поездка министра Паасикиви в Москву для получения подробной информации о советских мирных условиях. Как известно, финский парламент не принял эти условия в апреле 1944 года и война продолжалась еще 6 месяцев — до 4—5 сентября 1944 года. Именно тогда военные действия между Финляндией и СССР прекратились.
1. Статистика воздушных операций в «зимней войне»
3. Города, которые сильнее всего пострадали во время «зимней войны».
город
число атак кол-во сам-тов кол-во бомб число убитых
Общее число операций советской авиации:
84.397
ХЕЛЬСИНКИ
8
70
350
97
— истребительная авиация
40.266
ТУРКУ
61
440
2550
52
— бомбардировочная авиация
44.041
ТАМПЕРЕ
12
260
1000
17
— из них совершено ВВС КБФ
16.663
ЛАХТИ
23
300
1500
23
Общее количество сброшенных бомб:
23.146 т
РИИХИМАКИ
40
620
1700
20
— из них ВВС КБФ
2.600 т
ХАНКО
72
260
1100
6
Финские вооруженные силы потеряли:
62 сам.
ХАМЕЕНЛИННА
8
50
200
13
— из них во время боев с врагом
47
ВААСА
6
85
600
22
— потери финской авиации по данным сов. стороны
362
СЕЙНА-ЙОКИ
1
27
150
10
Советские вооруженные силы потеряли сам.:
640-650
КОУВОЛА
39
850
1200
28
— финская авиация сбила
190 сам.
МИККЕЛИ
10
110
440
63
— финская противовоздушная артиллерия сбила
300 сам.
КУОПИО
5
80
400
38
ИИСАЛМИ
11
80
450
41
2. Бомбардировки Хельсинки во время «зимней войны»
ВИИПУРИ
64
1400
4700
38
число кол-во сам-тов кол-во убитых
ЛАПЕЕНРАНТА
36
550
1800
37
ЕЛИСЕНВААРА
39
280
1000
35
30.11.39 9 91
СОРТАВАЛА
23
200
1050
31
1.12.39
ЙАНИС-ЙАРВ
36
220
900
49
19.12.39
НУРМЕС
37
150
600
22
21.12.39
РОВАНИЕМИ
19
170
700
25
22.12.39
25.12.39
Во время бомбардировок было убито 956 человек, 540 были серьезно
13. 1.40
14. 1.40
12
6
и 1300 легко ранены.
256 каменных и около 1800 деревянных зданий было разрушено.
Родина. Зима 1995.12
59
Михаил Мельтюхов
пак пытались экспортировать революцию
ноября 1939 года в 8 часов утра войска Ленинградского военного округа (ЛВО) в составе четырех армий (18 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад), насчитывавших 450 тысяч человек, 1576 орудий, 1476 танков и 2446 самолетов, перешли границу и стали развивать наступление в глубь страны1. Им противостояли части финской армии численностью до 140 тысяч человек, имевших до 400 орудий, 60 танков и 270 самолетов. Перед советскими войсками стояла задача за 8—10 дней разгромить противника на Карельском перешейке и севернее Ладожского озера и создать условия для наступления на Хельсинки и оккупации всей страны. Военный совет ЛВО был «твердо уверен, что войска... с честью выполнят свой священный долг перед Родиной, полностью уничтожат белофинскую армию и тем самым навсегда закроют поджигателям войны доступ в Финский залив и к городу Ленинграду»2.
Ни на минуту не сомневаясь в быстрой победе, советское руководство серьезно задумывалось о послевоенном устройстве Финляндии. Предполагалось создать марионеточное правительство под руководством секретаря Исполкома Коминтерна О. В. Куусинена3. В состав «народного» правительства должны были войти также Маури Розенберг (заместитель председателя и министр финансов), Аксел Анттила (министр обороны), Тууре Ле- хен (министр внутренних дел), Армас Эйкия (министр земледелия), Инкери Лехтинен (министр просвещения) и Пааво Прокконен (министр по делам Карелии). Учитывая, что столь беспардонное навязывание кандидатур могло вызвать активное недовольство финского населения, были продуманы
60
Родина. Зима 1995.12
аргументы, оправдывавшие эти нововведения.
Во-первых, вспомнили о выдвинутой еще в 1935 году на VII конгрессе Коминтерна идее «народного фронта», который рассматривался как реальная сила, способная уничтожить фашизм, ограничить власть капитала и создать благоприятные условия для борьбы за социализм. Развертывание этого движения могло, по мнению конгресса, привести к созданию правительства «народного фронта».
В «Обращении ЦК компартии Финляндии», опубликованном 1 декабря 1939 года в газете «Правда», отмечалось: «Необходимо создать широкий трудовой народный фронт: весь рабочий класс, крестьянство, ремесленники, мелкие торговцы и трудовая интеллигенция, т. е. огромное большинство нашего народа нужно объединить в единый народный фронт для защиты своих интересов, а к власти необходимо выдвинуть опирающееся на этот фронт правительство трудового народа, т. е. Народное Правительство». Правительство Куусинена, созданное в тот же день, в своей декларации объявило себя «Народным Правительством Демократической Республики Финляндии» и пообещало «опираться на широкий трудовой народный фронт»4.
Еще с 11 ноября 1939 года началось формирование первого корпуса Народной армии Финляндии, который укомплектовывался служившими в войсках ЛВО финнами и карелами. К 26 ноября в корпусе насчитывалось 13405 человек, а в феврале 1940 года — 25 тысяч военнослужащих, которые носили национальную форму (правда, они так и не приняли участие в боях). 13 декабря 1939 года был готов текст «Военной присяги Народной армии Финляндии», составленный А. А. Ждановым по тексту присяги РККА5. Эта «народная» армия должна была заменить в Финляндии оккупационные части Красной Армии, являясь военной опорой «народного» правительства.
Кроме того, были разработаны практические меры по созданию «народного фронта» на оккупированной финской территории. О них дает представление проект инструкции «С чего начать политическую и организационную работу коммунистов (последнее слово зачеркнуто Ждановым. — М. М.) в районах, освобожденных от власти белых»6.
В каждой местности, освобожденной от «власти белых», следовало: «1. Распространять декларацию Народного Правительства, договор, заключенный между Финляндией (читай: правительством Куусинена) и СССР, газету «Кансан валта» («Власть народа»), обращение ЦК компартии Финляндии и другие коммунистические издания. 2. Выяснить настроения и острейшие нужды местного населения. В первую очередь рабочих и крестьян. Если белым удалось внушить части трудового народа такое предубеждение, что виновниками его страданий являются коммунисты или Советский Союз и Красная Армия, то надо немедленно принять особые, энергичные меры (развернуть работу
Родина. Зима 1995.12
61
УЗ ко^идо^ах власти
пропагандистов, распространять особые листовки, составленные с учетом условий данной местности и т. д.) для того, чтобы как устными, так и печатными средствами пропаганды убедительно показать лживость демагогии белых. 3. В теснейшей связи с мероприятиями Народного Правительства, уполномоченных по снабжению и других административных органов, необходимо развернуть практическую работу по оказанию на первых порах помощи трудовому населению, находящемуся в наиболее тяжелом положении», поскольку «нельзя забывать, что широкие массы трудового населения будут создавать свое мнение о новой правительственной власти прежде всего на основе того, как ее представители и вообще коммунисты с самого начала на деле заботятся об интересах трудового народа».
После этих мероприятий, которые «служат вместе с тем и предварительной подготовкой в деле организации трудового Народного Фронта на местах», следовало провести «также особые непосредственные мероприятия по подготовке первого собрания трудового Народного Фронта».
В документе достаточно откровенно раскрывается механизм организации низовых структур «народного фронта». При этом следовало тщательно отфильтровать членов общественных организаций, устранив из политической жизни тех из них, которые не спешат стать подручными коммунистов.
И только после этой подготовительной работы назначается собрание всех трудящихся для обсуждения вопроса о создании широкого «народного фронта». «Проведением первого собрания Народного Фронта, — читаем в документе, — надо добиваться следующих целей:
1) положить начало организованному массовому движению разных слоев трудового народа на основе программы Народного Правительства;
2) выявить и выдвинуть активистов, пользующихся массовым влиянием и способных содействова ть дальнейшему развитию движения трудового Народного Фронта;
3) добиться образования влиятельного и работоспособного комитета единого фронта, поддерживающего Народное Правительство, из представителей разных групп, организаций и слоев трудового народа.
Собрание Народного Фронта должно определить свою позицию в первую очередь по следующим вопросам: а) осуждение бывшего режима и затеянной им войны; б) одобрение образования Народного Правительства и его программы; в) целесообразность создания совместного фронта разных слоев трудового народа; г) какие наиболее неотложные меры необходимо в данной местности принять со стороны комитета Народного Фронта, местных органов управления и самого населения».
Структура «народного фронта», как следует из документа, должна была быть следующей: низшее звено — местные комитеты «народного фронта» населенных пунктов и городских районов, далее следуют общегородские и волостные комитеты, затем, вероятно, губернские комитеты и национальный комитет (две последние структуры в документе не отражены). «Комитеты Народного Фронта содействуют местным властям и органам коммунального самоуправления, или же заменяют их, если в данной местности нет таких органов, или же их надо устраивать, так как они находятся в руках врагов народа. При этом комитеты Народного Фронта должны сосредоточить свою деятельность, прежде всего, на оказании помощи
62
Родина. Зима 1995.12
нуждающемуся населению, на организацию добровольной деятельности граждан для такой помощи, на первые необходимые работы по устранению вызванных войной разрушений и на содействии выдачи властям опасных для общества (читай: оккупационных властей) врагов народа». В будущем же «комитеты Народного Фронта будут функционировать исключительно как политические органы единого фронта для дальнейшего развития движения Народного Фронта, проведения кандидатов Народного Фронта в выборах в Сейм и органы коммунального самоуправления и вообще выполнять весьма важную роль передаточных ремней между Народным Правительством и широкими массами трудового народа».
Как неосторожно написал в «Обращении к солдатам финской армии» от 1 февраля 1940 года от имени «народного» правительства Жданов, «ведь Советский Союз не хочет ничего большего, чем такого правительства в Финляндии, которое не строило бы козни совместно с империалистическими державами, угрожая безопасности Ленинграда» (из текста черновика эту фразу убрал сам автор)7. Первоначально это правительство будет не советским, но, как отмечал еще на VII конгрессе Коминтерна Г. Димитров, «быть может, правительство единого фронта... окажется одной из важнейших переходных форм» и проложит путь к диктатуре пролетариата8.
Правда, сначала нужно было окончательно сломить сопротивление финской армии и оккупировать страну. В практическую плоскость эти задачи были перенесены лишь после прорыва «линии Маннергейма» в конце февраля 1940 года. Не случайно в поздравительной телеграмме по случаю 22-й годовщины Красной Армии на имя наркома обороны СССР Куусинен от имени «народного» правительства Финляндии выражал уверенность в том, «что великий Советский Союз обеспечит независимость нашей родины от всех империалистических акул и тем самым обеспечит и свободную мирную жизнь нашего народа. С помощью славной Красной Армии и Военно-Морского Флота СССР наш народ скоро добьется своего полного освобождения от варварского ига плутократической шайки Маннергейма— Рюти—Таннера — преступных провокаторов войны, подкупленных иностранными империалистами»9.
Советское руководство не жалело сил и средств для достижения «полного освобождения» Финляндии. Финская армия была истощена и стояла перед перспективой полного поражения. Однако в условиях резко возросшей угрозы вмешательства в войну Англии и Франции советское руководство было вынуждено пойти на переговоры и заключение мира с законными финскими властями. О том, какая политика стала бы проводиться в случае полной победы Красной Армии, дает представление вышеприведенный документ.
Примечания
1. Российский государственный военный архив (далее РГВА). Ф. 27977. Оп. 1. Д. 722. Л. 414-417.
2. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее РЦХИДНИ). Ф. 77. Оп. 1. Д. 887. Л. 9.
3. См.: Хрущев Н. С. Мемуары//Вопросы истории. 1990. № 7. С. 100.
4. Правда. 1939. 1 и 2 декабря.
5. Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. М., 1992. С. 173—174; РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 891. Л. 1,3.
6. РЦХИДНИ. Ф. 77. Оп. 1. Д. 889. Л. 18-25.
7. Там же. Д. 891. Л. 14-15.
8. VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны. М., 1975. С. 176.
9. РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 71. Л. 75.
Родина. Зима 1995.12
63
Павел Шилов
Рассказ разведчика 17-го отдельного лыжного батальона
О
1939 году я был студентом 4-го курса Ивановского сельскохозяйственного института. В один из декабрьских дней меня вызвали в комитет комсомола. Там находился председатель горкома комсомола, который сказал, что в Финляндии снега, трудно нашим воевать, нужны бойцы-лыжники. Не задав ни одного вопроса, я безоговорочно записался добровольцем. Вслед за мной записались 28 других студентов-комсомольцев и один коммунист — комендант общежития.
Затем нас вызвал на беседу военком Октябрьского райвоенкомата г. Иваново. В беседе военком предупредил, что мы все призываемся добровольно, на фронте тяжело, опасно, сильные морозы и «убить могут» (видимо, шутил, что ли, о том, что убить могут), кто боится, пусть скажет сейчас, так как дело добровольное. Никто от принятого решения не отказался. Военком напомнил о массовом поступлении в Иваново обмороженных, но при этом сказал, что нас оденут не так, как красноармейцев, начинавших войну в шинелях, яловых или кирзовых сапогах, в буденовках, вооруженных винтовками Мосина и т. д. Нас лучше вооружат и оденут в полушубки.
Потом медкомиссия, кое-как проверившая наше здоровье, прощальный вечер в одном из фабричных клубов и проводы на ст. Иваново.
Вечером мы уже находились в городе Шуя. Прямо с железнодорожного вокзала направились и разместились в 1 -й городской школе на улице Косат- киной в центре города.
Манеру письма и стилистические особенности воспоминаний автора редакция оставляет без изменений.
В один из дней пребывания в Шуе мы ездили на лыжах на стрельбище, упражнялись в стрельбе и метании боевых гранат. Тут нам понравилась смелость нашего командира взвода, который бегал к неразорвавшимся гранатам и забирал их или бросал, чтобы вызвать взрыв. Почти все из нас ни разу до этого не видели боевых гранат; при неправильном броске некоторые из гранат не взрывались. Вскоре состоялось принятие присяги, отправка на станцию, где погрузились в теплушки с печками и поехали по назначению.
17-й отдельный батальон насчитывал со всеми службами более 10ОО человек. Одеты мы были так: нижнее бязевое белье, шерстяные кальсоны и рубашка, бумажные, цвета хаки, брюки и гимнастерка. Поверх — шинель, плохо подогнанная по росту, шапка- буденовка, подшлемник, каска, на ногах валенки. Снаряжение: лыжи с мягкими креплениями, вещмешок, в нем яловые сапоги, лыжные ботинки с креплениями, плащ-палатка, противо- ипритные сапоги (по полпуда весом), противоипритная накидка. На поясном ремне: котелок, фляга, две гранаты, два капсюля-взрывателя, саперная лопатка, два патронташа, сумка с патронами (кажется, 100 патронов в обоймах). Противогаз через плечо. Вооружение на взвод разведки: гранатомет (какого-то древнего образца винтовка, а на ствол надевалась граната), у командиров (Сапрыкин, Краковский) — револьверы, у остальных — пятизарядные обычные винтовки. Стрелковые роты кроме винтовок и револьверов имели на вооружении ручные пулеметы Дегтярева, станковые пулеметы «максим» и минометы (кажется, 37-мм), но без мин.
Станция Медвежьегорск. Длительная остановка, приказ: «Сдать винтовки». Откуда-то появились ящики, и мы в них уложили оружие и патронташи, а затем получили винтовки СВТ с магазинами (2 штуки) на 10 патронов. СВТ нам понравились: не надо браться за затвор, перезаряжая; можно стрелять и одиночными выстрелами, и очередью, если будет необходимость.
Поехали дальше. Вдруг — непредвиденная остановка. Впереди идущий эшелон, тоже с добровольцами (кажется, сибиряками) потерпел крушение. Говорили, что крушение устроили финны-диверсанты. Проезжали место крушения ночью, и ничего нельзя было разглядеть.
Наконец приехали. Станция выгрузки — Кочкома. Справа по ходу эшелона — Беломорканал. Утром в пустом помещении школы нас ждал сюрприз. Сняли шинели, буденовки, одели ватные брюки поверх валенок. Брюки сверху белые, из какой-то плотной ткани (типа плащовки), внутри синяя фланель. Куртка: на рукавах манжеты, снизу пояс. Вместо буденовок дали ватные колпаки из того же материала, что и куртка с брюками. Ну и еще маска с прорезями для глаз и рта. На руки, в
64
Родина. Зима 1995.12
дополнение к шерстяным перчаткам, полученным в Шуе, выдали варежки с одним пальцем. И сказали, что это одежда строго секретная.
Далее на автомашинах подбросили нас до пограничной заставы Реболы. В Реболах переночевали в землянках, днем поупражнялись в стрельбе, а вечером на лыжах отправились к государственной границе с Финляндией. Тут начали проклинать тех военспецов, которые экипировали бойцов легколыжного батальона, и особенно нас — разведчиков. «Какие мы разведчики,— думали мы, идя на лыжах, — мы навьюченные, неповоротливые ишаки, или верблюды, или носильщики наподобие клондайковских носильщиков- индейцев». Эта экипировка нам мешала: никакой маневренности, подвижности, да в лютый мороз, да в глубоких снегах!
Навьюченные, шли мы до границы, периодически отклоняясь от основной дороги и проверяя, нет ли где рядом противника.
На другой день, изрядно и совершенно напрасно измученные (могли бы весь батальон подбросить на машинах), мы достигли границы. Тут немного передохнули, подкрепились консервами и галетами, попутно получив патриотическую зарядку со стороны подвернувшегося малограмотного политрука. Он по-украински нам объяснил обстановку на передовой примерно так: «Наши самолеты бом- блят и бомблят, а финны убегают», — ну и еще что-то маловразумительное. Затем последовал приказ: догнать и уничтожить отряд финских лыжников, проникших на нашу территорию и устроивших крушение воинского эшелона и другие диверсионные акты.
Шли по их лыжне вдоль границы на север в течение дня, безо всякого результата. В кромешной тьме, постоянно падая от изнеможения, кое-как вернулись на дорогу, откуда начали преследование лыжников, и здесь получили приказ командира Сапрыкина зарыться в снег и спать.
Я никак не думал и не предполагал, что отдых будет в снежной яме, но приказ есть приказ. Я, как и другие, вырыл яму, постелил на дно плащ-палатку, кто-то, назначенный часовым, засыпал меня снегом, и я заснул мертвецким сном, словно в комфортабельном гостиничном номере.
Проснулся от удара в бок прикладом винтовки. Это часовой поднимал нас, так как уже светало. Выбрался из снежной постели, довольно теплой при 40-градусном морозе, и сразу страшно замерз.
Пошли куда-то вправо от дороги, ведущей на передовую. Стали уже слышны разрывы бомб и снарядов, но очень глухо: передовая была далеко. Двигались по глубокому снегу, вновь измучились безо всякого толку и выРодина. Зима 1995.12
65
шли опять на дорогу. Темнело, когда нас догнали машины с боеприпасами и продовольствием. Нас посадили на верх груза, но мы и тут мучились, то и дело вытаскивая машины-полуторки из снега на обочинах, так как шоферы, по неделе почти не спавши, на ходу засыпали, а машины, съезжая с дороги, вязли в снегу.
Ехали ночь. На одном обогревательном пункте получили по буханке размороженного ржаного хлеба и под утро прибыли на передовую. Место это называлось Хильки III. (Хильки — хутор в переводе на русский, но за точность не ручаюсь.) Когда шли к исходной позиции, нам навстречу попались остатки стрелкового батальона, измученные бойцы, истерзанные. Они вели и несли раненых и в наш адрес отпускали злые реплики: «Видите, что с нами стало? В одном бою разбили батальон, а вы добровольно (нас узнавали по одежде. — П. Ш.) идете умирать!» Это как ножом резануло по сердцу. Сразу вспомнились слова малограмотного политрука: «Наши самолеты бомблят и бомблят, а финны убегают». Тут мы увидели другое. Наши бегут, и не все, а жалкие остатки. Также узнали от раненых и про то, как наши «бомблят». Самолеты, верно, бомбили, стараясь угодить в финнов, окруживших 54-ю дивизию, но иногда бомбы падали и на своих, а продукты и боеприпасы, которые они сбрасывали, чаще попадали к финнам, нежели к бойцам окруженной дивизии.
Увидели артиллерийскую батарею 76-мм пушек и хорошую землянку. По просьбе командира взвода нас пустили погреться и подготовиться к предстоящим боям. Рядом находилась походная кухня, и мы впервые за много дней поели горячей пищи.
Эта была передовая. Фронтовое, боевое напряжение. Все, кого мы встречали, были возбуждены, так как бои шли не в нашу пользу. В артиллерийской землянке жили недолго. Быстро получили продукты на три дня — тушенку, масло, сахар, галеты, по шкалику водки (называли это «ворошиловским пайком») — и в сумерках вышли в первую разведку.
Что разведывать, куда, на какое расстояние, командиры не объяснили. Сошли на лыжах под гору и углубились в темный лес. Темнота постоянно разрывалась светом ракет красного, желтого, белого цвета. Впереди, справа, слева, сзади непрерывная стрельба — пулеметная, автоматная, минометная.
Вдруг передние остановились. Меня нашел командир взвода и дал приказ возвратиться назад, найти батальон, который должен идти за нами, и сообщить, что мы, разведчики, дошли до указанного рубежа, противника не встретили и какой будет дальнейший приказ. Я углубился в незнакомый лес по проторенной лыжне. Шел быстро. Несмотря на сильный мороз, весь взмок, впору было расстегнуться. Так я волновался, что и усталость исчезла. Страха не было. Думал только одно, как бы найти батальон. Вдруг лыжня раздвоилась. Куда идти — вправо или влево? Прислушался, услышал какие-то голоса (почудилось — на чужом языке), пошел вправо и не ошибся.
Вскоре встретил головной дозор батальона во главе с начальником штаба (его я узнал по росту, он был детина метра под два). Доложил нач- штаба приказ, полученный от Сапрыкина, и выслушал площадную брань в адрес командира взвода, а также почему-то и в свой. Мне приказали вести батальон по знакомой лыжне. Светало, когда приблизились к месту, от которого я ушел с приказом, и увидели остатки от взвода. Командир взвода тяжело ранен, помкомвзвода тоже. Невредимыми остались политрук и два санинструктора. Пока я ходил на связь с батальоном, разведчиков окружила большая группа финнов и расстреляла из автоматов и минометов. Беда была в том, что наши СВТ не стреляли. На морозе после первого выстрела затвор покрывался пленкой льда и капсюль следующего патрона не разбивался бойком. После первых выстрелов разведчики уже не стреляли, а вот автоматы у командира взвода и помкомвзвода были в порядке, и они стреляли по финнам до последнего патрона. Ну и по ним, ведущим огонь, финны сосредоточили ответный и обоих тяжело ранили. Спас остатки разведвзвода наш приход к месту боя в составе батальона.
К утру подтянулись все роты. Началась плохо мне понятная подготовка к бою. При свете утра я видел, что мы находимся на огромной сопке, покрытой сосновыми деревьями, а слева лощина или озеро. Вот туда и было приказано идти батальону. И тут началось побоище. Командиры, не имея разведданных, пошли в наступление, не зная силы и точного расположения противника. По батальону били из пулеметов и вели интенсивный минометный обстрел. Финны умело применяли минометы в лесной местности и нанесли батальону большой урон. Я в это время наткнулся на политрука и разведчика Никифорова из Кинешмы. Политрук вел огонь из автомата по финнам на другой стороне лощины. Я увидел за кустом пулемет, установленный на волокуше, и трупы убитых пулеметчиков. Позвал политрука, и мы открыли огонь. Я — пулеметчик, а политрук помогал с дисками. Находка дегтяревского пулемета дала возможность подавить огонь противника на правом фланге, чем воспользовались наши и потеснили финнов к лесу. Вдруг застонал политрук — разрывная пуля раздробила ему голень правой ноги. Политрук стонет и просит ему помочь и не бросать. Я снял пулемет с волокуши, уложил на нее политрука и под сильным огнем стал вывозить из этого ада. Даже не заметил, куда делся Никифоров; видимо, его убило.
Мне одному пришлось вывозить раненого по изрытому, в ямах, снегу. С трудом затащил политрука в заросли кустов, немного отдохнул. Думаю, что делать: идти к ротам, продолжающим бой, или везти раненого. Пересилила жалость к человеку, стонавшему, ослабевшему от потери крови. Хотел перевязать ногу, но раненый запротестовал , не дал разрезать брюки, а кровь течет и течет. Все же кое-как сделал тугую повязку поверх брюк своим перевязочным пакетом. А рядом уже никого. Один я, да где-то в стороне стонали и кричали раненые. Тут я решился и потащил политрука. Нашел лыжню, по которой шли в разведку, и углубился в лес. Политрук изрядно замучал меня просьбами сквозь стон: «Шилов, не бросай меня. Шилов, не бросай меня», — и так без конца. Снег был измят, ямы, колдобины, тут и там убитые. Устал напрочь. А политрук начал просить: «Пить, пить, пить...» Я давал ему кусочки снега, сам глотал снег, но это не помогало. Довез до болота. В одном месте увидел разрытый кем-то снег и замерзшую лунку во льду. Штыком проковырял лед, крышкой от котелка зачерпнул воды и напоил раненого, так жаждущего воды после потери крови. Политрук утих, изредка только стонал от боли и продолжал тянуть надоевшее: «Шилов, не бросай меня...»
Наконец, ужасно уставший, валившийся с ног, я увидел батарею и землянку, от которой начали свой поход в разведку. Батарея вела огонь. Спросил, где санбат, мне показали, и я уже
66
Родина. Зима 1995.12
по ровной, укатанной дороге дошел до медсанбатовской землянки и сдал санитарам терявшего сознание от холода и потери крови политрука. Вместо двери в землянке была двойная плащ- палатка, закрывавшая вход, куда следом за санитарами вошел и я. Землянка была сплошь забита ранеными, стоны слышались изо всех углов, со всех нар. Я, измученный, не спавший несколько ночей, увидел у входа местечко, прилег и заснул мертвецким сном. Не знаю, долго ли спал, а проснулся от того, что за шиворот меня держал здоровенный мужик в белом халате. Обругал матом, вывел из землянки, грубо толкнул: «Там товарищи погибают, а ты спать устроился!» — добавив нецензурной брани. Я отошел от санбата, не зная, что делать, куда направиться. Поел у стоявшей возле полуразрушенного сарая кухни и пошел искать своих. Был вечер, но я нашел- таки одного из разведчиков — Морозова (его оставил командир взвода на Хильки III, откуда мы уходили). Под утро собрались оставшиеся в живых: командир отделения Плетнев, Смирнов, Морозов, один из санинструкторов и я. Вот и все уцелевшие разведчики.
К вечеру нас собрали появившиеся чужие командиры (командиры батальона, за исключением писаря штаба, старшины по званию, погибли), присоединили к дорожно-эксплуатационному полку, и мы пошли в новое наступление. Кроме дорожного полка в наступлении участвовали остатки нашего лыжного батальона (человек 200) и еще какие-то части. Шли слева от дороги по направлению к окруженной 54-й дивизии.
Утром наступило затишье, но длилось оно недолго. По нам стали стрелять засевшие на елях автоматчики- снайперы («кукушки»). Наш новоявленный командир закричал: «Ребята, давайте уничтожим гадов! Их немного осталось!» Мы залегли за деревьями и стали следить, откуда стреляют «кукушки». Заметили и залповым огнем сбили одного. Я увидел поваленную ветром ель, корни которой с землей и снегом образовали как бы щит, подполз к этому удобному укрытию, проделал в корнях отверстие и стал следить. Меня заметили, обстреляли, но безуспешно — еловый щит помог. Мне удалось прицелиться и несколькими выстрелами сбить «кукушку». Финн упал, раненный, и, когда прекратился огонь снайперов, мы подошли к нему. Один из наших заколол финна штыком. Я и другие поругали его за жестокость.
Поступил приказ отойти на Хильки III. Там собирали всех недобитых из 17-го батальона и направляли на переформировку. Шли налегке, тяжелые вещевые мешки со всем содержимым в горячем бою были брошены. По дороге финны делали засады и обстреливали нас. Мы потеряли еще более десяти человек убитыми и столько же ранеными.
Дошли до погранзаставы Реболы, где пробыли два дня, в течение которых получали пополнение, но не добровольцев, а бойцов, призванных из запаса. В наш взвод поступили в основном татары из Бугульмы, плохо говорившие по-русски. После того как мы получили пополнение, нам выдали шапки- ушанки вместо буденовок и ватных колпаков. Теплее стало голове и рукам удобнее. Ох, как мы воспрянули духом!
Итак, новое пополнение, новые командиры — и вновь созданный батальон отправился на передовую. При интенсивной поддержке артиллерии мы отогнали противника и захватили очень нужную сопку. И вот тут грянула беда. Что-то случилось с артиллерийским наблюдателем, и по его или еще чьей-то вине батарея, бившая по финнам, начала беглым огнем бить по нам. Мы с товарищем Смирновым из Юрь- евца оказались рядом и замерли, не Родина. Зима 1995.12
67
зная, что делать: стоять, ложиться или бежать. Свистят осколки, летят ветки. Вдруг вскрик Смирнова. Присмотрелся, а у него нижняя челюсть отбита осколком и висит на коже. В этот момент прекратился артиллерийский огонь, и каким-то чудом рядом оказался санинструктор. Вдвоем мы перебинтовали раненого, и санитар увел его в тыл. Больше я Смирнова (из кадровых разведчиков, шуйских) не видел и ничего о нем не знаю.
Здесь, на этой сопке, мы надолго заняли оборону. Отсюда и начались наши боевые действия, разведка, частые вылазки и наступление отдельных рот и взводов на оборону противника. Бойцы поднимались в атаку, финны подпускали их на определенное расстояние и расстреливали очень точным, прицельным огнем. Добежит боец до пристрелянной линии или доползет по снегу, а дальше ни на шаг — падает убитым или тяжело раненным.
Когда мы возвращались из разведок, то, проходя по местам атак, с болью в сердце смотрели на трупы наших бойцов. Кто в какой позе был, когда его встречала пуля, так и замерзал... Картина жуткая. Лежит боец, каска пробита, мозги вытекли кроваво-белым сгустком, а рядом, где мина разорвалась, трупы без рук, без ног, а то и без головы. Каких только разорванных, замерзших тел не насмотрелись! Мороз по коже. Но особенно непереносимо было то, что на поле боя одни наши и очень редко увидишь убитого финна. Это вот тяжело влияло на психику, приводило к мысли, что нам не победить, что всех нас истребят поголовно.
Мы, те, кто пережил первые кровопролитные бои, к моменту получения пополнения уже набрались опыта, хорошо стали ориентироваться в обстановке и старались помогать еще не обстрелянным командирам и бойцам. И тем, кто из пополнения, рядовым и командирам. Им было легче, нежели в первых боях нам. Наши погибшие командиры плохо знали свою задачу, ни теоретического, ни практического опыта у них не было. Была бестолковщина. Узнав смутно, где противник, лезли ему в лоб, а он, умный и опытный, хорошо знавший местность, косил наших наступающих. Нам, рядовым бойцам, было трудно с такими командирами, мы находились в полной растерянности.
Но опыт все же пришел, и довольно быстро. Уже смешно было слышать команды новых командиров. Например, шумят в воздухе снаряды, мины, свистят пули — и то и дело команда: «Ложись!» Новенькие падали в снег вместе с командирами, мы же оставались стоять, не остужая руки в горячем от жгучего мороза снегу. Потери наши стали невелики. Почти в каждой разведке теряли нескольких человек, но часто случалось возвращаться и вовсе без потерь. Вместо брошенных винтовок СВТ все вооружились пятизарядными винтовками Мосина. Они били одиночно, но безотказно. Патроны и гранаты в избытке валялись на земле после частых боев. Трудно только было добывать капсюли-взрыватели. Они малы и терялись в снегу.
Тяжело нам было и сложно. Всего больше мучило то, что находились почти без сна. Удивительно, как это можно вытерпеть, но, видимо, человек, вернее, его организм, в экстремальных условиях способен на многое. А вышестоящее командование как будто специально устраивало пытку, лишая сна. Выходим с наступлением сумерек в разведку. Выполняем, как правило, добросовестно задание. Возвращаемся измученные, мечтая хоть в снежной яме часик поспать. Но увы и ах... Доложит командир результаты разведки и получает новый приказ: натягивать колючую проволоку или ставить дозор, секрет. Кстати, землянок и палаток для рядовых не было. Теплые палатки с печкой предназначались в обороне для штаба батальона и санвзвода, а для нас, рядовых, — снежная яма. Хотя и об этой «теплой» постели мы мечтали, приходя из боя, разведки, поиска, секрета.
Я часто ходил в секрет старшим, со мной еще двое из пополнения. Отмерзали ноги, руки, дрожишь, но не от страха — от мороза, да еще следишь за подчиненными (лучше бы их не давали). Кругом кромешная темнота, кое-как различаешь ориентиры и своих дозорных. Сам терпишь, а они то рукавицами хлопают, то валенками топают, то сядут, защищаясь от леденящего ветра и мороза, и т. д. Эх, и трудно было простоять в снежном окопе два-три часа, пока не сменят!
А комиссар батальона Перминов из Военно-политической академии им. В. И. Ленина собирал комсоргов взводов в землянке высотой в один метр и загробным голосом, не видимый из-за дыма костерка, наставлял нас: «В дозорах и секретах бойцы пляшут, хлопают рукавицами, садятся в окоп, не следят за противником», — ну и еще чего-то говорил долго, а заканчивал словами: «Я пришел из академии Ленина, не закончив ее, брат мой тоже комиссар, сражается на мурманском направлении. И вот я не допущу, чтобы погиб батальон, как погиб Чапаев из-за бойцов, что заснули в дозоре. Я сам, лично расстреляю того, кто в дозоре-секрете будет топать, хлопать рукавицами, а тем более заснет. Так и передайте своим комсомольцам и другим, кого посылают в секрет или засаду!» Заканчивали совещание комсоргов песней. Уставшие, грязные, обросшие, мы в низенькой землянке пели песни. Комиссар командовал: «Шилов, запевай!» Я запевал простуженным, но все же звонким голосом, и в дымной маленькой землянке приглушенно звучали песни. Сначала «Катюша», потом «Если завтра война, если завтра в поход», «Три танкиста» и иногда «Широка страна моя родная». Кто пел, кто кашлял от дыма, но я своим сильным голосом вел песню. Чуть воспрянув духом, повеселевшие, выходили на мороз и расходились по своим местам, передавая другим наказ комиссара. Комиссар еще требовал от нас, комсоргов, чтобы мы и взносы аккуратно принимали. На 30— 40-градусном морозе кое-как нацарапаешь фамилию и берешь 20 копеек (с нашего жалованья в 5 рублей). Ругались и смеялись сквозь слезы над этим приказом комиссара.
Уходя в дозор или секрет, мы считали себя смертниками. Отдавали командирам партийные и комсомольские билеты, солдатские удостоверения и письма. Ведь в случае нападения, подав сигнал о противнике, мы быстро вернуться на исходные позиции не могли. Хотя бы потому, что шли в дозор и обратно с большим трудом: пролезали, цепляясь за шипы, через два ряда колючей проволоки, так как специальных проходов не делали. Вдобавок бывали случаи, когда потерявших бдительность дозорных финские разведчики резали финками, проникали в глубь нашей обороны и так же, финками, убивали спящих бойцов. Это у финнов был хорошо отработанный и часто применяемый прием, держащий в страхе наших бойцов.
...Ближе к концу войны наше настроение пришло, можно сказать, в полный упадок. Вместе со мной в батальоне, в минометном отделении, служил Николай Большаков. Так вот при встрече он вместо приветствия всякий раз задавал вопрос: «Ты жив?!»
68
Родина. Зима 1995.12
Вроде бы мелочь, а как отрицательно это сказывалось на психике. Этими словами он как бы усиливал нашу уверенность в том, что не сегодня-завтра мы будем убиты.
Но 13 марта война внезапно закончилась. Я, да и другие из рядовых узнали о конце войны в ночь на 13 марта. Я узнал об этом от ординарца комиссара батальона, нашего студента Саши Клепикова. А через некоторое время вызвал меня писарь и поручил вместе с несколькими бойцами составлять списки убитых и оставшихся в живых, тех, кто прибыл из Шуи. Часа в два ночи списки были готовы, но командир взвода Смирнов дал мне новый приказ. Недалеко от нашей обороны в тылу был сложен огромный штабель из убитых бойцов. Вот командир взвода повел меня туда и поставил часовым у этого трагического штабеля. Стоял я один и охранял, точнее — исполнял роль «почетного караула» у нескольких сотен погибших. Так в последнюю ночь кровопролитной войны я с винтовкой в руках, в сильный мороз, в темноте прощался с безымянными товарищами.
В ту последнюю ночь и утром до 12 часов дня гремела канонада. Поступил приказ: выпустить в сторону врага без особого прицеливания как можно больше боеприпасов — снарядов, мин и патронов. Трескотня пулеметная, автоматная и винтовочная, грохот пушек и разрывы снарядов вдали были такие, что лопались ушные перепонки.
Но ровно в 12 часов 13 марта 1940 года установилась непривычная тишина, которой не было с тех пор, как батальон прибыл на передовую. Радостное настроение, жить хотелось, хоть и пошли умирать добровольно.
А вернулись — новое событие. Командир взвода находит меня, дает пистолет и приказывает спрятать его под куртку, благо она широкая и с поясом, так как берет меня в качестве сопровождающего на встречу с финскими офицерами. Суть переговоров заключалась в следующем: чтобы финны позволили собрать трупы наших на территории, занимаемой ими, а мы позволяем им забрать трупы на территории, занимаемой нашими. Наша делегация захватила несколько бутылок водки, буханок хлеба и немного мясных консервов. Все это угощение с удовольствием было принято финскими офицерами. С каким восторгом они схватили бутылки с водкой! Нам вручили несколько коробок конфет-леденцов, упакованных наподобие витаминных лепешек и по форме таких же, но на вкус, можно сказать, плохих (две упаковки я привез домой и угощал сестер, брата, мать, а отец не захотел и в руки брать). На переговорах вот что случилось: финский офицер показал, как наши бойцы ходят на лыжах, — невероятно наклонился и, опираясь на палки, враскорячку прошел метров 20—30. А потом показал, как финны ходят на лыжах, — оперся на палки, подпрыгнул и побежал, словно олень. Так закончились переговоры.
Утром 14-го нас, добровольцев, постригли наголо. Дико нам это показалось. Я первый раз здорово поругался с политруком взвода, отдавшим такой приказ. Но ничего не помогло. Пришлось покориться этой глупости — стрижке наголо. Ну ничего, смирились. Головы-то хоть уцелели.
...Погрузились в эшелон. В соседнем вагоне находились финские пленные, выглядывавшие через решетки в окнах. Среди них были добровольцы шведы. Здоровенные молодые парни в спортивных костюмах. Один из них, указывая на эмблему лыжника на куртке, еле понятно говорил: «Я не финн, я швед, спортсмен».
10 дней эшелон добирался до Шуи. Прибыли утром. Встретила нас немногочисленная группа жителей и духовой оркестр. Конец марта, большие лужи, по которым мы строем шлепали в серых, проношенных до дыр валенках. Пришли в клуб «Безбожник», и тут нас раздели в полном смысле этого слова. Отобрали шинели, у кого случайно оказались, теплое белье, шерстяные кальсоны, шерстяные рубашки, гимнастерки, брюки и валенки. Оставили ватные брюки, вручили спецо- вочные ботинки, дырявые ватные куртки. Шапки-ушанки не отобрали. Выдали по 300 рублей рядовому составу и по 500 рублей младшим командирам, талоны на водку и забыли нас напрочь.
У нас не было наград, хоть и крови пролили много в ожесточенных боях. Командиры то и дело менялись, то погибали от пуль и осколков, то обмораживались, ну и некому нас было представлять к наградам, да и моды тогда такой не наблюдалось. Из всех оставшихся в живых шуйских добровольцев наградили орденом Красной Звезды ординарца комиссара батальона, нашего студента Сашу Клепикова за то, что охранял и обслуживал чаем да питанием комиссара Перминова. Одна награда на батальон. Так вот и закончилось наше участие в финской кровавой войне.
Родина. Зима 1995.12
69
Родина. Зима 1995.12
71
Елена Осокина, кандидат исторических наук
^^бъявление о частичной мобилизации в РККА осенью 1939 года вызвало у населения обычную для таких случаев реакцию: ажиотаж и скупка продуктов. Люди начали брать под контроль торговлю в близлежащих магазинах: составляли списки, проводили проверки, следили за соблюдением норм продажи товаров1. «Общественный» и «рабочий» контроль задерживал людей, незаконно или в неограниченном количестве получавших продукты. Во многих местах хлеб разносили по домам. «Учетчики» и «прино- сильщики» выделялись самими жителями, ими же и оплачивались. Такая «рационализация» торговли приводила к тому, что магазины фактически закреплялись за близлежащими улицами и кварталами. «Чужаки» — жители других улиц, кварталов или районов — в них не допускались2.
Местное партийное и советское руководство в условиях кризиса также не забывало о себе. Была воссоздана сеть закрытых распределителей, аналогичных тем, которые существовали в период карточной системы 1928— 1935 годов. Как правило, их роль выполняли закрытые столовые и буфеты, «нормы» в которых значительно превышали официально установленные. Товары брались из общих фондов, выделяемых Наркомторгом для данной местности. Так, в Сталинабаде с санкции СНК Таджикской ССР был создан закрытый распределитель, в котором на одного человека полагалось шерстяных тканей на сумму 342 рубля, в то время как на рядового горожанина — всего лишь на 1 рубль.
В условиях кризиса снабжения прежде всего страдали те, кто целый день был занят на работе. В сообщениях с мест нередко говорится о физическом истощении и усталости рабочих.
Местное партийное и советское руководство пыталось как-то нормализовать положение. Проводились бесчисленные собрания по вопросам снабжения. Обращались за помощью в соседние колхозы. Те, однако, сами бедствовали. Апеллировали в соответствующие наркоматы, в вышестоящие партийные и советские органы с просьбами выделить дополнительные фонды и ввести закрытую торговлю или карточки. Но позиция Политбюро и СНК СССР была непоколебима: карточную систему не вводить, рационально использовать отпущенные фонды и привлекать местные ресурсы, но главное —давать план, а не то голова с плеч.
Оказавшись между молотом и наковальней, местное руководство действовало на свой страх и риск. Буфеты, столовые, магазины стали превращаться в закрытые распределители для рабочих и служащих, вводились пайковые нормы. При установленной СНК СССР норме отпуска хлеба в открытой торговле 1—2 килограмма «в одни руки», они редко где превышали 500 граммов в день на человека. Местное партийное и советское руководство узаконило созданную инициативой людей систему списков, талонов, развозки товаров.
Политбюро и СНК не только не признали уже повсеместно существовавшие карточки де-юре, но и активно боролись с их распространением. Это отразилось в мартовском (1940 года) постановлении Экономсовета при СНК 72
Родина. Зима 1995.12
СССР «Об извращениях принципов торговли хлебом и другими продовольственными и промышленными товарами».
В мае 1940 года Прокуратура СССР возбудила дело по поводу введения в городе Кострове по распоряжению горисполкома карточной системы на хлеб. Экономсовет принял решение об ее отмене.
Осенью того же года Госторгинспекция организовала проверку торговли в 50 республиках, краях и областях. Проверка показала, что закрытое пайковое распределение, санкционированное местными партийными и советскими органами, существовало почти в 40 из них.
С окончанием советско-финляндской войны положение несколько улучшилось. Однако из-за роста военных расходов, дефицит и инфляция в стране росли. Неутешительные итоги положения подвел в канун нового, 1941 года нарком торговли Любимов в своей докладной записке председателю СНК СССР Молотову. Он писал, что закрытое нормированное распределение, по сути карточная система, с санкции местных партийных и советских органов распространилось по всей стране. Любимов вновь поставил перед ЦК ВКП(б) и СНК СССР вопрос о введении карточной системы (хотя бы на хлеб), а также о снижении нормы продажи хлеба в открытой торговле с одного килограмма до 400—500 граммов в день на человека.
В ноябре нарком торговли Любимов отменил решение бюро Ворошиловского обкома ВКП(б) об организации в городах области закрытого распределения товаров по нормам значительно ниже тех, что были установлены Совнаркомом.
Политбюро ЦК и СНК, хотя и отказались узаконить карточную систему, но все же понимали, что надо принимать какие-то меры. Прежде всего Центр попытался обеспечить потребности тех групп населения, которые были непосредственно связаны с подготовкой к войне. В течение 1939 — первой половине 1941 года создается система закрытой торговли и общественного питания для начальствующего состава Красной Армии и Флота, рабочих и служащих военных строек и предприятий, угольных шахт, торфоразработок, нефтепромыслов, медных рудников, медеплавильных заводов, железнодорожного транспорта. Гарантированное снабжение было обеспечено союзному руководству (ЦК ВКП(б) и КПК, СНК СССР и его комитетам, союзным наркоматам и др.), а также сотрудникам органов НКВД.
Что касается остальной, и в то же время основной, части населения (крестьянство, рабочие и служащие «гражданских» и части военных предприятий, иждивенцы, интеллигенция, студенчество), то Политбюро ЦК и СНК СССР ограничились лишь принятием частичных экономических мер, направленных на ограничение покупательского спроса, а также уменьшение денег в обращении.
Прежде всего были сокращены рыночные фонды, выделяемые деревне, запрещена продажа муки и печеного хлеба в сельских местностях. Повышены цены на ткани, готовое платье, белье, трикотаж, посуду, обувь. В январе 1940 года правительство увеличило цены на сахар, в апреле в 1,5—2 раза подорожали мясо, рыба, жиры, сыр, молочные продукты, картофель и овощи. Однако на хлеб, муку, крупу, макароны — товары наибольшего спроса — цены оставались стабильными. В апреле существовавшие в открытой торговле «нормы отпуска» основных продуктов питания были уменьшены в 2—4 раза. В октябре в число лимитированных вошли товары, которые ранее продавались неограниченно.
Для того чтобы выйти из кризиса, были сокращены объемы экспорта из СССР: в 1939 году он имел самые низкие показатели с конца 1920-х годов.
И тем не менее ситуация в стране оставалась неблагополучной. Производство лихорадило. Людям было не до работы. Основной их заботой стал поиск хлеба. Страна стояла в очередях.
Тогда правительство ужесточило трудовое законодательство. Президиум Верховного Совета СССР издал Указ от 26 июня 1940 года «О переходе на 8-часовой рабочий день, на 7- дневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений». Устанавливалась уголовная ответственность за опоздания и прогулы, запрещался самовольный переход рабочих и служащих с одного предприятия на другое.
Одновременно с этим развернулась настоящая война с очередями и «продовольственно-мануфактурным десантом» в городах. Первые постановления «об упорядочении торговли и ликвидации очередей» (весна 1939 года) касались столицы. По мере ухудшения ситуации в 1940 году список продолжили областные города РСФСР и республики. Эти постановления требовали выселять из городов «наехавших из разных областей спекулянтов и закупщиков на основе строгого соблюдения паспортного режима». Началось патрулирование вокзалов и поездов. Отходничество в города, однако, не прекратилось — голод не тетка.
В разряд уголовно наказуемых проступков попали очереди на улицах у магазинов. Штрафами каралось и превышение нормы покупки. Прошли показательные судебные процессы над спекулянтами. Однако очереди не исчезли.
В условиях нараставшей милитаризации экономики принимаемые меры не могли обеспечить выхода из кризиса. Он развивался, а вместе с ним развивалось и карточное нормированное распределение. СССР встретил нападение Германии, так и не преодолев кризиса.
Сам по себе факт возрождения карточек в условиях падения экономики не является уникальным. Они сопровождали всю советскую историю. Чем же объяснить столь резкое неприятие Центром карточной системы в период кризиса 1939—1941 годов?
Богатый опыт СССР в области «отоваривания карточек» показал, что они не панацея от всех бед. Карточное распределение «замораживало» товарооборот, а следовательно, сокращало денежные поступления в бюджет, что в свою очередь вело к уменьшению финансирования народного хозяйства, росту задолженности по зарплате. В конечном счете требовались все новые эмиссии, которые усиливали инфляцию и обостряли дефицит. Таким образом, карточки превратились в тормоз экономического развития и рассматривались правительством как чрезвычайная мера.
Кроме того, руководство СССР не хотело признать, что социалистическая экономика не выдерживала нагрузок, вызванных милитаризацией страны и что «финская кампания» привела страну к кризису и карточкам.
Примечания
1. Даже после отмены карточной системы в 1935 г. в открытой торговле сохранялись «нормы отпуска товаров в одни руки», установленные СНК СССР.
2. Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 7971. Оп. 16. Д. 77. В материале использованы эти и другие документы РГАЭ. — Прим, редакции.
Родина. Зима 1995.12
73
За линией ффонта
Тимо Вихавайнен, доктор философии (Финляндия)
Разобщенная нация обретает единство
(Исторический процесс, привед- ший Финляндию к независимости в 1917—1918 годах, был глубоко драматичен. После Октябрьской революции финский Сенат провозгласил независимость страны. Действительно, советское правительство признало суверенитет Финляндии, но в общественном мнении это не оставило положительного отпечатка, так как это было то же правительство, которое вооружило и помогало всеми средствами финскому красному правительству, узурпировавшему власть в конце января 1918 года. Последовавшая в результате гражданская война длилась более трех месяцев и нанесла огромный ущерб: много финнов — как «белых», так и «красных» — было убито, покалечено, прошло через тюрьмы и лишения. Гражданская война не привела к диктатуре, но расколола страну на «белых» и «красных». Прошло немногим более 20 лет после гражданской войны, и к осени 1939 года многие зарубежные (и даже некоторые местные) наблюдатели были убеждены, что финская нация не сможет единым фронтом противостоять Советскому Союзу.
Тем не менее финская нация оказалось единой перед лицом советской агрессии и единодушно поддержала предпринятые военные усилия. Это известно, поскольку общественное мнение изучалось специальной службой, а также, независимо, полицией и военными. Фактически именно это национальное сплочение, «воодушевление нации во время «зимней войны» и было справедливо названо «чудом «зимней войны».
Как и большинство чудес, это чудо имело вполне естественное объяснение. Главную роль сыграла разница между советской пропагандой и реальным положением дел в СССР и Финляндии.
Финская буржуазия была решительно настроена против русских с конца прошлого века, когда генерал- губернатор Бобриков взялся проводить в жизнь программу русификации. До Октябрьской революции «красные» также придерживались политики сопротивления властям. После 1918 года часть «красных» склонилась на
74
Родина. Зима 1995.12
сторону Советской России, но вскоре в финской социал-демократии возобладала умеренная реформистская линия; партия сформировала правительство меньшинства уже в 1926—1927 годах и занимала прочные позиции в коалиционном правительстве с 1937 года. В то время как социал-демократы приняли участие в воссоздании основ «государства всеобщего благоденствия» и жизненный уровень населения начал расти, коммунисты окончательно скомпрометировали себя не только в Финляндии, но и в Советском Союзе.
Сталинская террористическая система была знакома Финляндии, невидимому, лучше, чем какой-либо другой стране. Тысячи «красных» финнов (бежавших в Россию в 1918 году) и других эмигрантов были репрессированы, финский язык запрещен; печальной известностью пользовалась судьба раскулаченных финнов Ингрии, а те, кому удалось избежать ГУЛАГа, перешли финскую границу и поведали соотечественникам о реальной жизни в сталинском государстве. Советско-германский договор, заключенный в августе 1939 года, заставил прозреть даже самых стойких сторонников коммунизма.
С XIX века в финско-русских отношениях была сильна традиция законо- почитания. Считалось, что только за счет неукоснительного сохранения целостности финских законов народ может избежать постепенного поглощения могучим соседом. Осенью 1939 года, когда пример Чехословакии, шаг за шагом аннексированной немцами, был еще свеж в памяти, финское общественное мнение было сильно встревожено советскими предложениями, которые грозили оставить без крова тысячи финнов. Как свидетельствуют данные компетентных органов, типичная реакция была такова: ни камня русским. Общественность больше всего опасалась, что правительство не выдержит и уступит на переговорах.
Наиболее серьезными просчетами советской пропаганды, несомненно, были создание «правительства» Куусинена и бомбардировки финских городов.
Финское общественное мнение и особенно социалистические круги не верили в возможность войны до конца. Бомбардировки мирных городов, не говоря уже о рабочих кварталах, казались невероятными. Тем не менее это случилось в первые же дни войны и вызвало гнев рабочих. Даже те, кто примкнул к красногвардейцам в 1918 году, теперь пошли добровольцами на фронт. Коммунистическая партия Финляндии оказалась совершенно неспособной расположить народ в пользу «правительства» Куусинена.... Частично это объясняется тем, что сам Сталин разрушил «большевистское» ядро партии в Советском Союзе.
Другим фактором, подорвавшим шансы Куусинена, была не внушавшая доверия советская природа его пропагандистской подготовки. В самом начале войны советская сторона распространила заявление Коммунистической партии Финляндии, в котором утверждала, что в стране началась революция. Ныне, в отличие от 1918 года, говорилось в заявлении, «красным» финнам помогает могучая Крас-
Родина. Зима 1995.12
75
лнниеи фронта
ная Армия, что гарантирует победу. За этим заявлением последовали новости о создании нового «правительства» Куусинена и о советско-финляндском договоре о дружбе, подписанном Куусиненом и Молотовым. Противопоставление «народного правительства» законному «плутократическому» правительству социал-демократов и центристов само по себе было невероятным. Более того, новое соглашение (которое подлежало ратификации в Хельсинки, как только это станет возможным) предусматривало пересмотр границ. В газете «Правда» на целой странице была помещена карта (ее доставляли в Финляндию самолетами), из которой следовало, что Финляндия теряет «незначительный» участок на Карельском перешейке, но зато приобретает огромные территории в Восточной Карелии. Как говорилось в договоре, «вековая мечта» о воссоединении финского и (восточно-) карельского народов ныне стала реальностью. Этот «дар» советское правительство использовало в Лиге Наций как аргумент против упреков в агрессии: Советский Союз-де оказывает помощь новому «правительству» и даже подарил ему обширные территории; это обстоятельство не позволяет говорить о какой-либо агрессии.
Действительно, идея «Великой Финляндии», включающей Восточную Карелию, владела умами некоторых молодых радикалов. Для большинства, однако, она означала присоединение Финляндии к Восточной Карелии, жуткий режим которой был слишком хорошо известен в стране. Расписывая Финляндию как «ад белогвардейского террора», куусиненовская пропаганда так сильно противоречила реальности, что это оборачивалось против нее самой.
Тот факт, что Советский Союз признавал только «правительство» Куусинена, ставил финнов перед выбором: или бороться, или подчиниться новому режиму, который, без сомнения, будет иметь советскую природу.
Для огромного большинства населения выбор был нетрудным, однако стоит задуматься над тем, что вселяло в финнов надежду на успех вооруженного сопротивления.
В самом деле, большинство финнов сильно недооценивали военный потенциал Советского Союза. В высших военных кругах смотрели на вещи более реально, и Маннергейм, например, был настроен крайне скептически относительно финского военного потенциала. С другой стороны, в книге Вольфа В. Хальсти, широко рекламировавшейся накануне войны, всячески превозносились перспективы оборонительной войны на финской территории. Общественное мнение действительно верило, что «цивилизованный мир» не оставит финнов в беде. Естественной союзницей считалась Швеция, большие надежды финны связывали с западными союзниками. Кое-кто даже думал, что Германия, явно имевшая влияние на русских, использует его в пользу Финляндии.
В наши дни это может показаться странным, но многие финны, особенно после первых успехов, стали думать, что их страна в состоянии справиться с Красной Армией один на один. Они решили, что восхваление мощи Красной Армии так же не имеет под собой почвы, как и вся советская пропаганда в целом. Кроме того, было известно, что командный состав Красной Армии сильно пострадал в результате жестоких чисток.
Отражая советскую агрессию, финны мыслили себя аванпостом западной цивилизации против восточного деспотизма. Еще в 1931 году — году коллективизации — известный финский поэт писал:
Здесь с Западом встречается
Восток.
Европа за спиной, и мы стоим здесь часовыми.
Там, за границей, пустота —
просторы Азии И рабский труд под звездами
ночными.
Втянутые в смертельную схватку с Советским Союзом, финны черпали силы в популярном лозунге «За дом, религию и родину». Следует упомянуть, что «защита дома» в аграрной Финляндии означала также борьбу с колхозной системой. Более того, многие полагали, что Советы хотят упразднить семью как общественный институт.
Иностранные газеты много писали о мощи «линии Маннергейма», и финские информационные службы не пытались развенчать этот миф. Поток новостей о финских успехах настолько воодушевил общественность, что даже когда на Карельском перешейке развернулось советское наступление, большинство населения не имело понятия о грозящей катастрофе.
В связи с этим легко понять, каким ужасным ударом для Финляндии стало известие о советских условиях мира.
В день заключения мира флаги с черными лентами были приспущены, люди плакали прямо на улице. Возобладало чувство подавленности. Финны ощущали горечь по отношению к Германии — западному союзнику Советского Союза — и к Швеции, уклонившейся от помощи, но, разумеется, прежде всего по отношению к Советскому Союзу. Общее настроение выразил президент Каллио, который в своей речи довольно открыто критиковал Швецию и во время подписания мира пожелал: «Пусть отсохнет рука, подписавшая этот договор». У большинства финнов не укладывалось в голове, что историческая финская провинция потеряна безвозвратно; всюду настойчиво повторяли, что такое положение вещей не окончательно. Все было тем более непостижимо, что большую часть утраченной территории Красная Армия во время войны так и не оккупировала. Дальнейшие надежды были связаны с послевоенной мирной конференцией, которая должна была решить все территориальные споры в Европе.
Финны не думали, что борьба была напрасной: родина, религия и даже дома огромного большинства граждан были спасены. Неизбежная горечь, которая ощущалась в связи с потерями (23 000 погибших, десятки тысяч искалеченных, свыше 400 000 бездомных), не была направлена против правительства, но почти исключительно против Советского Союза и тех иностранных держав, которые неблагодарно бросили «часового Европы» сражаться в одиночку. В то же время война вселила некое чувство гордости по поводу услуги, оказанной финнами европейской цивилизации. Это выразил в своей речи Маннергейм, который отметил, что если Финляндия была в долгу перед Западом (за культуру, которую она получила), то теперь она «расплатилась до последней монетки». Чувства финнов представляли собой смесь мстительности, гордости и гнева; с большой подозрительностью они смотрели на только что созданную Карело-Финскую Советскую Республику, в которой президентом стал Куусинен, а чиновники и партийные активисты прилежно изучали финский язык.
76
Родина. Зима 1995.12
На Карелъском перешейке
I аботы по сооружению «линии Маннергейма» велись ускоренными темпами под руководством начальника инженерной службы финской армии генерал-майора Сарлина. За их ходом внимательно следило руководство страны.
Если огневые точки постройки 1929 года были рассчитаны на попадание орудий калибром до 152 мм, то новые железобетонные доты выдерживали несколько прямых выстрелов могучих 203-мм гаубиц.
Каждая огневая точка, построенная в конце 30-х годов, представляла собой маленькую крепость, способную выдержать длительную осаду: помимо наземных сооружений имелись многоэтажные подземные помещения для личного состава, оснащенные хорошими фильтрами, большими емкостями для воды, значительными запасами топлива и продуктов.
Доты поддерживали друг друга фланговым огнем, подступы к ним прикрывались минными полями, ряда¬
ми проволочных заграждений (до 45 рядов — !)1, противотанковыми надолбами и рвами. Доты были замаскированы под валуны настолько искусно, что советская разведка, несмотря на все свои усилия, так и не выяснила, где проходит «линия».
Участник боев так описывал один из дотов постройки 30-х годов: «Огромное серое сооружение около 40 метров в длину, почти невидимое, настолько оно походило на один из многих валунов, уходило вниз на два этажа. Стены его достигали в толщину 2 метров отличного армированного бетона. 6 амбразур, две из которых были орудийными, позволяли вести круговой обстрел. Амбразуры прикрывались броневыми заслонками толщиной 40 мм. Помимо этого над ДОТом возвышались две вращающиеся броневые башни, толщина брони которых достигала 75 мм... Даже полторы тонны тола, взорванные саперами на его крыше, не уничтожили финского чудовища, а оторвали от него левую часть...»2
К началу войны на главной оборонительной полосе общей протяженностью 140 км, значительная часть которых приходилась на болота, озера и реки, было возведено 210 долговременных огневых точек и 546 деревоземляных точек3. Еще 26 дотов и 61 дзот соорудили на острове Койвисто (Бьорке) и на тыловой оборонительной позиции, прикрывавшей Выборг.
Соединения и части 7-й армии, действовавшей на Карельском перешейке, не сразу столкнулись с укреплениями главной полосы «линии Маннергейма». Сначала им пришлось встретиться с лесными завалами на дорогах, минными полями, проволочными заграждениями, прикрываемыми отрядами егерей. Для их преодоления пришлось потратить от двух дней до полутора недель.
Первой к «линии Маннергейма» подошла 2 декабря 1939 года 49-я стрел-
Родина. Зима 1995.12
77
ковая дивизия 19-го стрелкового корпуса. (Это произошло у устья реки Тай- пален-йоки.) Ей предстояло форсировать серьезную (180 м шириной и 8м глубиной) водную преграду, левый высокий берег которой был хорошо укреплен, а правый, занятый нашими войсками, прекрасно просматривался противником с наблюдательных пунктов.
Утром 6 декабря провели артиллерийскую подготовку, не нанесшую финнам особенного вреда. После чего началось форсирование реки в трех местах, но только в одном из них удалось навести наплавной мост. Поэтому 8 декабря подразделениям 15-го и 222-го стрелковых полков пришлось отойти на правый берег. В этот же день вместо понесшего большие потери 19-го полка на плацдарм были переброшены 469-й и 674-й полки 150-й стрелковой дивизии4.
Но и их попытки прорвать оборону противника не имели успеха: он занимал господствующие высоты и расстреливал наступавших почти как на стрельбище. Неудачными были попытки продвинуться вперед и для 469-го и 756-го полков, частей 142-й дивизии.
Везде ситуация повторялась с поразительной точностью: дивизия выходила к главной полосе, многократно атаковала позиции противника без необходимой разведки, пехота останавливалась у надолбов, где отсекалась от танков пулеметным огнем, залегала, несла потери, мерзла и, обозленная, отходила в наспех отрытые окопы. Прорыв танкистов также заканчивался неудачей: не подкрепленные пехотой танки врывались в глубину укреплений противника, попадали на минные поля, расстреливались артиллерией и, израсходовав боезапас и горючее, возвращались назад.
Финский генерал X. Эквист, командовавший одним из корпусов армии «Карельский перешеек», писал впоследствии: «Массы легких танков, вводившихся в бой русскими в начале войны, не производили какого-либо впечатления на нашу оборону, их пропускали в глубину. Погоня за ними превратилась в спорт»5.
Один из участников тех боев, майор С. Степанов, написал впоследствии: «Одной храбростью, отвагой и мужеством не возьмешь укреплений врага. Для преодоления «линии Маннергейма» помимо бесстрашия требовались высокая организованность, выучка и взаимодействие всех родов войск»5.
Только 30 декабря был отдан приказ о временном переходе к обороне и тщательной подготовке нового наступления.
Финны тоже использовали передышку— строили новые укрытия для своих немногочисленных орудий, маскируя их сверху белыми полотнищами, возводили ложные позиции, делали завалы и минные поля.
Тем временем советское командование сосредоточило здесь огромные силы. Общая численность их превышала 700 тысяч солдат и командиров, более 5700 орудий и минометов (из них более 4200— калибром 76 мм и выше), 1800 самолетов и более 2300 танков, среди которых были и первые образцы знаменитых «КВ». Войскам фронта противостояла «армия Эстер- мана»* — всего около 100 тысяч человек, 460 орудий и минометов, 200 самолетов и 25 танков7.
В тылу советских дивизий были сооружены учебные полигоны. Как вспоминал командир 123-й стрелковой дивизии, прорвавшей 11 февраля 1940 года «линию Маннергейма», комбриг Ф. Ф. Алябушев, «...день и ночь проводились занятия. То, что обнаружилось в системе укреплений противника, мы старались воспроизвести на учебном поле и тренировались в условиях, максимально приближавшихся к боевым. Гпавное внимание обращали на движение пехоты за огневым валом, взаимодействие с танками и артиллерией»5.
Штаб Северо-Западного фронта разработал план операции по прорыву «линии Маннергейма», окончательно утвержденный 3 февраля. Он предусматривал нанесение главного удара смежными флангами 7-й и 13-й армий на более чем 50-километровом
* Армия «Карельский перешеек» некоторыми авторами называется «армией Эстермана» — по имени командовавшего ею до 20 февраля генерала X. Эстермана.
78
Родина. Зима 1995.12
участке от озера Вуокси-ярви до местечка Кархула силами 14 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад9.
На план советского командования явно повлияло увлечение основной идеей «Брусиловского прорыва» — преодоления укреплений противника в нескольких местах одновременно, что привело бы к распылению живой силы и артиллерии. Советские стратеги явно не учли разницы между летом 1916-го и зимой 1940-го. В первом случае русские армии наступали на широком фронте, имея очень небольшое превосходство над противником, располагавшим значительными резервами и территорией для отступления. Теперь же ограниченное пространство Карельского перешейка и недостаточность резервов не позволяли финскому командованию применить стратегический отход.
С начала февраля советская авиация и артиллерия увеличили мощь огня и бомбовых ударов по противнику. Пользуясь огромным превосходством в силах, советские артиллеристы вели огонь, вытаскивая на прямую наводку даже 203-мм гаубицы, которые, согласно всем уставам того времени, должны были находиться в 6—8 км от линии фронта. Нескольких выстрелов хватало для того, чтобы гарнизон скрывался в убежище. Бомбардировщики постоянно висели над укреплениями, превращая их в обрезки арматуры и обломки бетона. Конечно, после такой обработки (в некоторых районах было сброшено 80—100 тонн бомб на квадратный километр) боеспособность гарнизонов резко падала: люди теряли слух, зрение, а некоторые сходили с ума.
Тогда же начались и частные операции с целью нащупать слабые места в обороне противника. Наиболее успешно одна из них велась в полосе 100-й стрелковой дивизии, той самой, которая через полтора года овладеет Ельней и станет Первой гвардейской. 3 февраля подразделения 355-го стрелкового полка стремительным броском преодолели проволочные заграждения и надолбы и окружили один из дотов. Попытки противника уничтожить стрелков артиллерийским огнем не увенчались успехом. С наступлением темноты саперы подвезли несколько зарядов и взорвали часть дота. На следующее утро остатки его гарнизона были сметены ураганным огнем артиллерии. Через день был блокирован и уничтожен еще один10.
В 8 часов 40 минут утра 11 февраля 1940 года ураганный огонь советской артиллерии возвестил о начале нового наступления на Карельском перешейке. В 11 часов передовые части ринулись вперед. 245-й стрелковый полк 123-й дивизии при поддержке батальонов 20-й танковой бригады через полтора часа после начала атаки овладел двумя важными высотами и пятью дотами, а соседний 255-й полк с помощью 20-й и 1-й танковых бригад также занял важные позиции11.
Контратаки противника легко отразили части введенной из резерва 7-й стрелковой дивизии. К 14 февраля прорыв достиг 8—10 км в глубину и 5 км в ширину. В тот же день была сформирована подвижная группа, которая 16 февраля овладела главным пунктом снабжения противника — железнодорожной станцией Кямяря12.
17 февраля командование армии «Карельский перешеек» отдало приказ об отходе: брешь, пробитую частями 50-стрелкового корпуса в железобетонном щите, закрыть было нечем. 20 февраля командующий армией перешейка X. Эстерман был отстранен от занимаемой должности, его пост занял генерал А.-Э. Хейнрике. Однако это не спасло положения.
За героизм и мужество, проявленные при прорыве финской обороны, 123-я и 100-я стрелковые дивизии были награждены орденом Ленина, 7-я стрелковая — орденом Красного Знамени. Орденоносными стали многие полки и батальоны. Тысячи участников боев были удостоены орденов и медалей.
Добытый ценой большой крови опыт прорыва «линии Маннергейма» зимой 1939/40 был успешно использован летом 1944 года, когда войска Ленинградского фронта за десять дней вышли к Выборгу.
Примечания
1. Хренов А. «Линия Маннергейма» // В сб.: Бои на Карельском перешейке. М., 1941. С. 17.
2. РГВА. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 1817. Л. 11.
3. Там же. Коллекция. Оп. 1. Д. 414.
4. Там же. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 2827. Л. 2.
5. Там же. Оп. 14. Д. 116. Л. 3—4.
6. Степанов С. Прорыв // В сб.: Бои в Финляндии. Т. 2. М., 1941. С. 14.
7. РГВА. Коллекция. Оп. 1. Д. 645.
8. Алябушев Ф. 123-я ордена Ленина стрелковая дивизия // Бои в Финляндии. Т. 2. С. 7.
9. Великая Отечественная война. Т. 1. С. 268.
10. РГВА. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 1817. Л. 28.
11. Там же. Д. 2118. Л. 13.
12. Там же. Д. 103. Л. 1;Оп. 11. Д. 100. Л. 41.
Родина. Зима 1995.12
гидппа. иипла к/аи. гст-
79
Сергей Наровчатов
Николай Тихонов
Мы глохли от звона недельных бессонниц, Осколков и пуль, испохабивших падь, Гце люди луну принимали за солнце, Не веря, что солнцу положено спать.
Враг наседал. И опять дорожали
Бинты, как патроны. Издалека
Трубка ругалась. И снова держались Насмерть четыре активных штыка.
Потом приходила подмога. К рассвету Сон, как приказ, пробегал по рядам. А где-то уже набирались газеты.
И страна узнавала про все. А уж там
О нас начинались сказанья и были, Хоть висла в землянках смердящая вонь, Когда с санитарами песни мы выли И водкой глушили антонов огонь.
1940.
На холме под луною он навзничь лег, Шевелил волоса его ветер, Ленинградский смотрел на него паренек, Набирая махорку в кисете.
Не луна Оссиана светила на них, И шюцкора значок на мундире Говорил, что стоим мы у сосен живых В мертвом финском полуночном мире.
Егерь был молодой и красивый лицом, Синевою подернутым слабо, И луна наклонилась над мертвецом, Как невеста из дальнего Або.
Паренек ленинградский закрутку свернул, Не сказал ни единого слова, Лишь огонь зажигалки над мертвым сверкнул, Точно пулей пробил его снова.
82
Родина. Зима 1995.12
участке от озера Вуокси-ярви до местечка Кархула силами 14 стрелковых дивизий и 5 танковых бригад9.
На план советского командования явно повлияло увлечение основной идеей «Брусиловского прорыва» — преодоления укреплений противника в нескольких местах одновременно, что привело бы к распылению живой силы и артиллерии. Советские стратеги явно не учли разницы между летом 1916-го и зимой 1940-го. В первом случае русские армии наступали на широком фронте, имея очень небольшое превосходство над противником, располагавшим значительными резервами и территорией для отступления. Теперь же ограниченное пространство Карельского перешейка и недостаточность резервов не позволяли финскому командованию применить стратегический отход.
С начала февраля советская авиация и артиллерия увеличили мощь огня и бомбовых ударов по противнику. Пользуясь огромным превосходством в силах, советские артиллеристы вели огонь, вытаскивая на прямую наводку даже 203-мм гаубицы, которые, согласно всем уставам того времени, должны были находиться в 6—8 км от линии фронта. Нескольких выстрелов хватало для того, чтобы гарнизон скрывался в убежище. Бомбардировщики постоянно висели над укреплениями, превращая их в обрезки арматуры и обломки бетона. Конечно, после такой обработки (в некоторых районах было сброшено 80—100 тонн бомб на квадратный километр) боеспособность гарнизонов резко падала: люди теряли слух, зрение, а некоторые сходили с ума.
Тогда же начались и частные операции с целью нащупать слабые места в обороне противника. Наиболее успешно одна из них велась в полосе 100-й стрелковой дивизии, той самой, которая через полтора года овладеет Ельней и станет Первой гвардейской. 3 февраля подразделения 355-го стрелкового полка стремительным броском преодолели проволочные заграждения и надолбы и окружили один из дотов. Попытки противника уничтожить стрелков артиллерийским огнем не увенчались успехом. С наступлением темноты саперы подвезли несколько зарядов и взорвали часть дота. На следующее утро остатки его гарнизона были сметены ураганным огнем артиллерии. Через день был блокирован и уничтожен еще один10.
В 8 часов 40 минут утра 11 февраля 1940 года ураганный огонь советской артиллерии возвестил о начале нового наступления на Карельском перешейке. В 11 часов передовые части ринулись вперед. 245-й стрелковый полк 123-й дивизии при поддержке батальонов 20-й танковой бригады через полтора часа после начала атаки овладел двумя важными высотами и пятью дотами, а соседний 255-й полк с помощью 20-й и 1-й танковых бригад также занял важные позиции11.
Контратаки противника легко отразили части введенной из резерва 7-й стрелковой дивизии. К 14 февраля прорыв достиг 8—10 км в глубину и 5 км в ширину. В тот же день была сформирована подвижная группа, которая 16 февраля овладела главным пунктом снабжения противника — железнодорожной станцией Кямяря12.
17 февраля командование армии «Карельский перешеек» отдало приказ об отходе: брешь, пробитую частями 50-стрелкового корпуса в железобетонном щите, закрыть было нечем. 20 февраля командующий армией перешейка X. Эстерман был отстранен от занимаемой должности, его пост занял генерал А.-Э. Хейнрике. Однако это не спасло положения.
За героизм и мужество, проявленные при прорыве финской обороны, 123-я и 100-я стрелковые дивизии были награждены орденом Ленина, 7-я стрелковая — орденом Красного Знамени. Орденоносными стали многие полки и батальоны. Тысячи участников боев были удостоены орденов и медалей.
Добытый ценой большой крови опыт прорыва «линии Маннергейма» зимой 1939/40 был успешно использован летом 1944 года, когда войска Ленинградского фронта за десять дней вышли к Выборгу.
Примечания
1. Хренов А. «Линия Маннергейма» // В сб.: Бои на Карельском перешейке. М., 1941. С. 17.
2. РГВА. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 1817. Л. 11.
3. Там же. Коллекция. Оп. 1. Д. 414.
4. Там же. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 2827. Л. 2.
5. Там же. Оп. 14. Д. 116. Л. 3—4.
6. Степанов С. Прорыв // В сб.: Бои в Финляндии. Т. 2. М., 1941. С. 14.
7. РГВА. Коллекция. Оп. 1. Д. 645.
8. Алябушев Ф. 123-я ордена Ленина стрелковая дивизия // Бои в Финляндии. Т. 2. С. 7.
9. Великая Отечественная война. Т. 1. С. 268.
10. РГВА. Ф. 34980. Оп. 10. Д. 1817. Л. 28.
11. Там же. Д. 2118. Л. 13.
12. Там же. Д. 103. Л. 1;Оп. 11. Д. 100. Л. 41.
Родина. Зима 1995.12
79
Охто Маннинен
I I еобычное вызывает у людей страх. В начале войны враг всегда кажется неопределенным, поле боя — полным сюрпризов, а военная пропаганда либо преувеличивает, либо недооценивает противника. Всему этому воображение пытается найти объяснение. Мир наполняется мифами.
Во время «зимней войны» и после нее в Хельсинки ходили слухи (подтверждавшиеся «очевидцами»), что среди воинов Красной Армии были немцы, в штабах Красной Армии служили немецкие военные советники, некоторыми советскими самолетами управляли немецкие летчики. Однако после войны в архивах не нашли подтверждения такого сотрудничества. Поэтому речь идет только о мифе, возникшем на основе недоразумений и подозрений.
Существенную роль в «зимней войне» играла «линия Маннергейма». По окончании войны в советской историографии ее часто сравнивали с известной «линией Мажино» во Франции. На схемах линия обороны финнов изображалась единой мощной полосой обороны, которая тянулась от Ленинграда до Выборга. Это изображение придавало еще большее значение прорыву линии.
Финны действительно пытались построить непроницаемую линию обороны, но средств и рабочей силы хватило на строительство лишь 101 бетонного фортификационного сооружения, тогда как на французско-германской границе на таком же участке было построено 5800 сооружений, включая бетонные «городки» со своими внутренними железными дорогами. Представление о несокрушимости «линии Маннергейма» тоже является мифом.
В советских описаниях «зимней войны» часто встречаются упоминания о тех трудностях, с которыми красноармейцы сталкивались в Финляндии: минные поля, угроза фланговых ударов и засад в заснеженных лесах и непременно финские снайперы, или «кукушки», стреляющие с деревьев. Все это было включено в розданные политрукам уже в 1940 году инструкции о том, что следует рассказывать военнослужащим о советско-финляндской войне. Об этих же опасностях говорилось и в статьях, написанных историками уже в 90-х годах.
Финны не всегда недооценивали свою успешную тактику ведения боя в снежных лесах. Только рассказы о «кукушках» вызывали удивление. Никто не встречал таких ветеранов, которые вспоминали бы о том, как они лазили по деревьям. Финский солдат был, по крайней мере по послевоенным описаниям, неизменным индивидуалистом. Он, естественно, использовал разнообразие ландшафта, но кажется маловероятным, чтобы солдата могли заставить залезть на дерево, ибо у него всегда должна была быть возможность отступать. Спуск с дерева потребовал бы слишком много времени.
Для явления «кукушек» пытались придумать объяснение. Высказывалось предположение, что в лесу звук выстрела из винтовки может вызвать странную иллюзию, что стреляют у тебя за спиной. И если стрелка не видели, естественно было предположить, что стреляют с дерева.
Конечно, не исключено, что в определенных случаях финны устанавливали пулеметные точки на дереве, равно как и на чердаке какого-либо дома. У финских пограничников, по крайней мере, были такие наблюдательные пункты на финляндско- советской границе, которые наверняка были видны со стороны Советского Союза. Таким образом, у русских, вероятно, создалось впечатление, что финны подстерегают их на деревьях повсюду.
В документах можно найти доказательства того, что упоминания о «кукушках» встречаются с самого начала войны, а иногда даже до нее.
О проведенной в октябре—ноябре 1939 года К. Мерецковым инспекции боевой подготовки 8-й армии был дан отчет, который в качестве трофея попал в Военный архив Финляндии. Фактически документ представляет собой инструкцию для подготовки штабов и войск к боевым действиям в Финляндии. Уже в этом отчете встречается предостережение о появлении «кукушек». Но и без всяких предостережений ландшафт Финляндии вызывал у советских солдат настороженность. В ноябре 1939 года один из командиров пулеметной роты на восточной границе Финляндии писал в своем дневнике: «Высказывается мнение и о том, что, если нам придется вести войну с Финляндией, наша часть будет разбита, потому что наши командиры не привыкли к войне в горах и в лесах, и они не знают, как надо воевать в таких условиях».
В начале декабря политрук Орешкин, находившийся на северо-восточной стороне Ладожского озера, написал в своем дневнике о внезапном нападении финнов на фланги их колонны в походе. На основе таких историй о внезапных нападениях и неуловимости финнов возникла легенда, которая переходила из уст в уста, пока не попала в инструкцию по политпропаганде. Таким образом, этот миф, который передавался сначала красноармейцами, участвовавшими в войне, а затем всеми другими военными, вошел в историографию, в том числе и в опубликованную еще в 1941 году книгу «Война в Финляндии». Так он и сохранился в памяти советского народа, хотя финскую «кукушку», которая действительно сидела бы на дереве, пока еще никто не встречал.
80
Родина. Зима 1995.12
Евгений Долматовский
В ответ на голос мира и дружбы Вздымаются подлость и ложь. Бандиты на нас заносят оружие — Отточенный финский нож.
И мы отстоим эти строки родные Трехгранною силой штыка.
Об нашу сталь обломают финки Отъявленные враги.
Проклятое лезвие смазано ядом, Багровы убийства следы.
Угроза нависла над Ленинградом.
Товарищи, крепче ряды!
Ведь помнит Выборг, помнят Гельсинки Рабочих отрядов шаги.
Народ еще скажет последнее слово, В нем сила былая жива.
Здесь Ленин стоял над клокочущим миром, На башне броневика, Здесь жил и работал товарищ Киров, О нем не забудут века.
Он выйдет — гранитный, упорный, суровый, Предъявит свои права,
И Красная Армия финнам поможет, Как многим в боях помогла.
Здесь улицы светлые и прямые, Как пушкинская строка,
Не всадят бандиты в нас финский ножик Ударом из-за угла.
(«Литературная газета». 1939. 1 декабря).
Родина. Зима 1995.12
81
Л шво^еском цехе
Владимир Жуков
Ни голоса, ни всплеска во Вселенной. Ни шороха, ни стука, ни костра... Между гражданской жизнью и военной В кустах бежит, журчит река Сестра. Но уж саперы припасли понтоны В полуверсте от горькой той воды,
От той беды,
Когда порой студеной
По всей России вымерзли сады.
А за спиной — вся Россия, ни боли, ни страха нет... Задраены фары синим, кипит над колонной снег. А мы налегаем на палки вдоль Выборгского шоссе. И валимся с лыж вповалку, и вмиг засыпаем все... Померзли подшлемники рыжие, заштриховались кусты... И — нет никого. Лишь лыжи над нами торчат, как кресты.
Сергей Наровчатов
Николай Тихонов
Мы глохли от звона недельных бессонниц, Осколков и пуль, испохабивших падь, Гце люди луну принимали за солнце, Не веря, что солнцу положено спать.
Враг наседал. И опять дорожали
Бинты, как патроны. Издалека
Трубка ругалась. И снова держались Насмерть четыре активных штыка.
Потом приходила подмога. К рассвету Сон, как приказ, пробегал по рядам. А где-то уже набирались газеты.
И страна узнавала про все. А уж там
О нас начинались сказанья и были,
Хоть висла в землянках смердящая вонь, Когда с санитарами песни мы выли И водкой глушили антонов огонь.
1940.
На холме под луною он навзничь лег, Шевелил волоса его ветер, Ленинградский смотрел на него паренек, Набирая махорку в кисете.
Не луна Оссиана светила на них, И шюцкора значок на мундире Говорил, что стоим мы у сосен живых В мертвом финском полуночном мире.
Егерь был молодой и красивый лицом, Синевою подернутым слабо, И луна наклонилась над мертвецом, Как невеста из дальнего Або.
Паренек ленинградский закрутку свернул, Не сказал ни единого слова, Лишь огонь зажигалки над мертвым сверкнул, Точно пулей пробил его снова.
82
Родина. Зима 1995.12
Алексей Недогонов
Воробей
Михаил Дудин
Мой походный котелок
В моих руках барахтался комок живого тельца.
Он продрог, промок — его всю ночь морозом донимало. Он вырваться пытался, но не мог, хотел ударить клювом —
силы мало.
Я в домик внес его и положил на стол.
И твердо счел его спасенным.
Из пехотинцев каждый дорожил его дыханьем, крошечным и учащенным.
Они, под крылья ватки подложив, заботливо платочком накрывали. Потом решили:
— Выживет едва ли...
Но воробей настойчив был:
— Жив, жив...
Придет стрелок с разведки — мы навстречу с вопросами:
— Ну, как? и в шутку: — Жив? А воробей опережает: — Жив...
Он понимает шутку человечью.
Так время шло.
Покой сердца знобил.
— Пожалуй, этак зиму прозимуем... Но днем пришел приказ.
Он краток был: «Сегодня ночью высоту штурмуем».
Закат сквозь окна красный свет сочил, а он, довольный новою судьбою, о грань штыка спокойно клюв точил, как будто приготавливался к бою.
Перкъярви, 1939.
Поднималась пыль густая Вдоль проселочных дорог, И стучал, не уставая, Мой походный котелок. Пела пуля в непогоду, Смерти кровная сестра, Я с тобой ходил в походы, Спал и мерзнул у костра, Из тебя в метель ночную — Помнишь пушечный набат? — Пил водицу снеговую Насмерть раненный комбат. И однажды на опушке — Густы ели, снег глубок — Недобитая «кукушка» Мне пробила котелок. После боя раным-рано, Как умел я и как знал, Боевые его раны Красной медью заклепал. И опять пошел в дорогу, Дует ветер, путь далек. И подсчитывает ногу Мой походный котелок.
1940.
Михаил Луконин Наблюдатель
В жизни я наблюдать любил.
Бывало, идешь, глядишь — Волга вечером,
Волга, тишь, волны выносят ил.
Волны камешками стучат, баржи идут вдали.
В степь выходил — цветы замечал, белые ковыли.
В Москве —
любил по Москве ходить, вдруг, изменяя путь, девушку пристально оглянуть, с прохожим заговорить.
Или вдруг, притаясь, как вор, весь превратившись в слух, тихий выслушать разговор самых влюбленных двух.
Так ко мне приходили стихи...
Я, притаясь в снегу, вижу, как не везет врагу, дела у врага плохи!
Слышу — ругается белофинн, язык искажая мой.
Гранатой хочется разрывной, но — тихо!
Лежи.
Один.
Так, дыхание затая, все вокруг наблюдай! Не шевелись!
Все передай! — вот специальность моя.
Я жил у Москвы-реки, я не думал, страна, что поэзия и война так предельно близки. Я обязательно буду жив, я по жизни пройду, не так —
в рассеянности, в бреду, праздно руки сложив.
Я пойду по тебе, земля, любую открою дверь, свои заводы, свои поля ты мне предоставь, поверь.
1940
Родина. Зима 1995.12
83
■ Ко мне пришли стихи как спасение от одичания и страха», — признался Михаил Дудин через много лет после событий. В разгар их мало кто решился бы на такое признание: в ходу были другие чувства.
При начале войны их выразил Евгений Долматовский в поразительном по бездарности стихотворении «Финский нож»: видно, как наскоро склепаны газетные штампы и раскавычены официальные формулировки; тут же — фигуры из революционной мифологии: стоящий на броневике Ленин, работающий в Ленинграде «товарищ Киров», изваянный из гранита «народ»; ясность — как в учебнике политграмоты; отсутствие внутренней лирической мотивировки возмещено энергией лозунгов.
К чести Долматовского — он никогда не перепечатывал эти стихи в своих книгах. Типичный заказной отклик. Даже, пожалуй, нетипичный. Дело в том, что финская кампания не вызвала в советской поэзии обычного энтузиазма, что заметно хотя бы на фоне того воодушевления, какими в ту же пору встретили поэты воссоединение с западными областями Украины и Белоруссии. Здесь не вышло пламенного подъема. Некоторые, как Борис Слуцкий, даже молчаливо уклонились. Некоторые не уклонились, но ОКАЗАЛИСЬ в центре событий. Их свидетельства сложны.
Первое, что оглушает в «финских» стихах, — безмолвие. Замершая, мертвенная, снежная лунная ночь — вот основной пейзаж. Даже в громком «Наступлении» Твардовского звукопись атаки словно бы пропущена сквозь БЕЗЗВУЧИЕ, пронзительная ТИШИНА предшествует удару.
Сознание, словно бы оглохшее или оглушенное, не фиксирует ни причин, ни целей войны — только приметы. И еще: никто не вглядывается в фигуру противника, даже если тот и назван. И «белофинн»-то редок, разве что у Луконина появляется в мыслях пару раз, да и то «вне боя». В бою — некий опе- ративно-постигаемый «враг».
Но и такой, условно-оперативный «враг» присутствует в основном у поэтов более опытных, попавших на финский фронт уже в роли военных корреспондентов: у Тихонова, Твардовского. Молодые новобранцы, угодившие на передний край рядовыми, сдвигают поэтический прицел куда-то вбок, словно избегают прямого взгляда. Алексей Недогонов описывает воробушка, подобранного бойцами; нежность, с которой они выхаживают птичку, подкладывая вату под крылышки, — психологическая компенсация жестокости боя, к которой еще не привыкли. Михаил Дудин поет гимн своему котелку, принявшему удар финской пули. Михаил Луконин, «притаясь в снегу», грезит Волгой, Москвой. Пишут письма, читают письма... Война — как сквозь вату...
Только Тихонов, тайный гумилевский наследник, осенив себя Оссианом, имеет решимость взглянуть в лицо врага. И видит при мертвенном свете луны молодого красивого парня. И думает о его невесте, которая жениха не дождется. Ни ненависти, ни мысли о том, за что гибнут люди. Противоборство витязей, поединок «нибелунгов»...
Словно бы еще не Война. Только предчувствие Войны. Предчувствие огромной, смертельной, страшной, всенародной Войны, которая едва брезжит в этой зимней «экспедиции». В этой лунной декорации. И когда Война грянет, не луна, а яростное, всесжи- гающее солнце встанет в стихах: солнце позора, солнце победы. И не холод будет, а жар, огнь, пал, пепел. И не поединок «оссиановских» героев, не состязание армий на поле боя, а война, ставшая народной жизнью. Привычный, окопный, двужильный быт войны. И — ненависть, сделавшаяся нормой.
Когда это знаешь, черты Великой Отечественной проступают в финской. В знаменательно случайной оговорке Дудина: «мы доты НЕМЕЦКОЙ работы пускали ко всем чертям». В том, как согревает душу шутками только что рожденный здесь, под финскими соснами, Вася Теркин. В том, как крепнет «простуженный», «шатающийся», валкий стих Луконина, столь непохожий на «шаг революционных колонн».
Два направления открываются с этой снежной точки. Одно — к тихой задушевной «беседе»: к «Землянке» Суркова, к симоновскому «Жди меня», к фатьяновским «Соловьям». Другое — к сорванному комиссарскому крику Слуцкого. К ленинградским детям, вмерзшим в «Ладожский лед» Межи- рова. К гудзенковскому: «и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую...» Между этими краями ляжет великая поэзия Великой Отечественной.
Предчувствуется — здесь. А может, уже и начинается. С бешеных строк студента Сергея Наровчатова о воющих санитарах. С тихих строк новобранца Владимира Жукова, сваленного пулей за день до перемирия. Один сквозь «смердящую вонь» реальности пытается разглядеть «сказанья и были». Другой сквозь сказанья и были пытается почувствовать реальность. И «антонов огонь» жжет сквозь спирт. И лыжные палки, воткнутые в снег над спящими солдатами, кажутся крестами.
Поэзия может не говорить о причинах и целях войны, особенно если война «не знаменита». Поэзия может даже «не знать» о них. Поэзия говорит: «по всей России вымерзли сады», — и ты чувствуешь озноб, прошедший по душам в ту зиму.
Лев Аннинский обозреватель журнала «Родина»
84
Родина. Зима 1995.12
тип
Фактически не принимал никакого участия ни в разработке планов ведения войны (первоначальный план был подготовлен в Генеральном штабе под руководством К. А. Мерецкова), ни в планировании боевых действий в ходе войны. Впрочем, главным виновником военных неудач считали все же наркома обороны.
28 марта 1940 года на пленуме ЦК ВКП(б) Ворошилов в своем докладе призвал к омоложению кадров Наркомата, что фактически являлось скрытым рапортом с прошением об отставке.
С января 1939 года зам. наркома обороны СССР и командарм 1 ранга.
После финской войны стал Маршалом и Героем Советского Союза.
В 1942 году осужден за сдачу Керчи, лишен орденов и разжалован до генерал- майора. В 1944 году ордена вернули, но за ругательные высказывания в адрес руководства армии и госбезопасности отправили служить в Приволжский военный округ; непрестанная слежка за опальным Куликом привела к новому аресту и расстрелу в 1950 году.
Командовал войсками Северо-Западного фронта, сменив 7 января 1940 года на этой должности неудачно действовавшего К. А. Мерецкова. В результате тщательной подготовки февральского наступления Тимошенко мощным ударом 7-й и 13-й армий удалось прорвать первую полосу обороны финнов, а 29 февраля после перегруппировки сил «линия Маннергейма» была преодолена. Положение финской армии после столь решительного удара оказалось безнадежным.
После проведения операции стал Героем Советского Союза и Маршалом Советского Союза.
В мае 1940 года заменил К. Е. Ворошилова на посту наркома обороны. Находился в этой должности всего 14 месяцев, до 19 июля 1941 года.
С 1938 года начальник штаба Дальневосточного фронта. Штерн командует 39-м корпусом при отражении нападения японцев у озера Хасан. Еще через год командует войсками в районе реки Халхин- Гол против японской группировки.
После первых провалов в Финляндии Штерна назначили командующим 8-й армией. Именно ему принадлежит предложение создать в РККА лыжные отряды, оснащенные автоматическим оружием.
С окончанием «зимней войны» Штерн получил звание генерал-полковника и назначен командующим войсками Дальневосточного фронта. Через полгода — начальник управления ПВО РККА.
18 октября 1941 года Л. П. Берия приказал расстрелять без суда и следствия 20 человек, среди которых был и Герой Советского Союза генерал-полковник Г. М. Штерн.
С мая 1937 по август 1940 года начальник Генерального штаба РККА. Глубоко понимал характер современной войны и перспективы развития различных отраслей военного дела. Прекрасно осознавал, что война с Финляндией потребует от СССР большого напряжения сил, концентрации материальных и людских ресурсов, но не был поддержан Сталиным и Ворошиловым. Генеральный штаб был отстранен от разработки планов предстоящей кампании, что стало одной из причин больших потерь Красной Армии в начале «зимней войны». Автор фундаментального 3-томно- го труда «Мозг армии» (1927—1929). Раскрыл роль, функции и структуру Генерального штаба как органа Верховного Главнокомандования. Маршал Советского Союза (1940).
Участвовал в боях в Испании под именем «генерала Петровича». Награжден за оборону Мадрида орденом Красного Знамени. А за разгром итальянского экспедиционного корпуса под Гвадалахарой — орденом Ленина. Мерецков одним из первых предположил, что возможная война с Финляндией может принять затяжной характер. Но к его мнению не прислушались. Под его руководством 30 ноября 1939 года войска Ленинградского военного округа вступили на территорию Финляндии. Замененный Тимошенко на посту командующего войсками, Мерецков был
Родина. Зима 1995.12
85
назначен командующим 7-й армией вместо командарма 2 ранга В. Ф. Яковлева.
За прорыв «линии Маннергейма» Мерецков был удостоен звания Героя Советского Союза, а в июне 1940 года вместе с Г. К. Жуковым и И. В. Тюленевым ему присвоено звание генерала армии.
С сентября 1941 года он снова руководит той же 7-й армией и сражается с тем же противником, затем два года руководит войсками Волховского фронта. С 1944 года командует Карельским фронтом. Успешные операции, проводимые под руководством Мерецкова, привели к выходу Финляндии из войны и освобождению Карелии и Заполярья.
Доверенное лицо Сталина, беспрекословно и фанатично исполнял его поручения. В 1937—1940 годах начальник Главного политического управления РККА. Армейский комиссар 1 ранга. Лично повинен в массовых репрессиях. Убежденный сторонник агрессивной внешней политики, направленной на «приумножение числа советских республик» за счет стран Балтии и Финляндии. После провала «шапкозакидательской» стратегии во время «зимней войны» призывал к суровой расправе с Ворошиловым, намереваясь занять его место, но был смещен со своего поста и назначен наркомом Госконтроля. Во время Великой Отечественной войны был членом военных советов ряда фронтов: нигде долго не уживался и оставил о себе печальную память главного виновника трагической неудачи Красной Армии в Крыму (1942). Генерал-полковник (1944).
86
Родина. Зима 1995.12
Родился в юго-западной Финляндии, в усадьбе Лоухисаари. Учился в Кадетской школе в Финляндии. Окончив Николаевское кавалерийское училище в Санкт- Петербурге, стал офицером. С 1889 года служил в кавалерии России. Кавалергард. Русско-японская война. Разведывательная поездка в Китай. Первая мировая война. Отставка в звании генерал-лейтенанта в 1917 году.
Главнокомандующий правительственными, или «белыми», войсками в Финляндии в 1918 году. Регент с декабря того же года до августа следующего года. Председатель Совета обороны с 1931 года, маршал Финляндии в 1933 году. Главнокомандующий в 1939—1945 годах. Активно участвовал и в принятии политических решений. Несмотря на свой возраст, с неустанной энергией руководил боевыми действиями. Космополит и «§гапс! $е!§пеиг» прошлых времен. Президент в 1944-1946 годах.
Окончил военную академию в Швеции. Инспектор пехоты, главнокомандующий оборонительными силами в 1933—1939 годах. Командующий армией Перешейка до февраля 1940 года. Заслугой Эстермана, требовательного инструктора, является то, что подготовленная им армия выдержала натиск «зимней войны». Характерная для него бескомпромиссность повлекла за собой разногласия по вопросам ведения военных действий, и Эстерман был переведен на должность главного инспектора.
Окончил военную академию во Франции. До войны служил на штабных и командных должностях. Будучи инспектором пехоты, был назначен командиром III армейского корпуса, который воевал на востоке Карельского перешейка. Переведен с повышением, уже в воинском звании генерал-лейтенанта, на должность командующего армией Карельского перешейка.
По характеру спокойный, стойкий, способный к компромиссам, но целеустремленный военный. За заслуги в «зимней войне» поднялся на вершину командного состава.
Окончил военную академию в Швеции. До войны служил в основном на штабных должностях, в мирное время стал командиром 2-й дивизии. С начала декабря командир действующего в Ладожской Карелии IV армейского корпуса.
Умный, осмотрительный, сдержанный. Давал своим подчиненным свободу действия. Один из изобретателей финской тактики «котла».
Окончил военную академию в Швеции. В 1918—1939 годах служил на командных должностях на Карельском перешейке; в начале «зимней войны» командир армейского корпуса (пехоты), сформированного еще в мирное время. Переведен на должность командира II армейского корпуса, отвечавшего за оборону запада Карельского перешейка. До конца войны удерживал Выборг.
Знал местность до малейшей тропинки, имел вспыльчивый, сильный характер, не поклонялся своим начальникам.
Окончил военную академию в Финляндии. Служил на штабных и командных должностях до 1930 года, когда перешел полковником на гражданскую службу. В начале «зимней войны» назначен командующим направлением Толваярви и Иломантси. Одержав победу в Толваярви 12 декабря 1939 года, получил воинское звание генерал-майора. В феврале был назначен командиром III армейского корпуса на востоке Карельского перешейка.
Человек с сильной волей, энергичный и агрессивный. Боготворив главнокомандующего, считал себя вторым человеком после него.
Родина. Зима 1995.12
87
Ольга Дудорова, Павел Аптекарь
Согласно планам операции, действовавшие на широком фронте от Ладожского до Онежского озера соединения 8-й армии на 5—7-й день должны были разгромить противостоящие части финской армии и, овладев городами Питкяранта и Сортавала, оказать помощь войскам 7-й армии, воевавшим на Карельском перешейке.
9-й армии, которая вела боевые действия на участке от северного побережья Онежского озера до Полярного круга, командование отводило особую роль: рассечь фронт противника пополам, отрезать северную часть страны от южной и, выйдя к побережью Ботнического залива,изолировать Финляндию от соседей.
Столь глобальную задачу армия должна была решить силами всего четырех дивизий. Общая численность частей и соединений армии составля-
Статья основана на материалах различных фондов РГВА.
ла около 50 тысяч человек, более 450 орудий разных калибров, 191 танк и 39 самолетов. По мнению командования 9-й армии, этого было вполне достаточно для разгрома Северокарельской группы финнов, располагавшей одной пехотной дивизией и несколькими отдельными батальонами при 48 орудиях.
25 ноября штаб армии представил Военному совету Ленинградского ВО план операции, согласно которому дивизии должны были встретить Новый год у побережья Ботнического залива, пройдя около 450 км по финской территории всего за 20 суток.
Но, как говорится, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»...
Один из командиров оперативного отдела штаба округа майор С. Г. Чернов обратил внимание на ряд недоработок плана: «...в среднем темп операции запланирован 22 км в сутки, в то время, когда свои войска к границе шли 12—16 км в сутки, с большой растяжкой и отставанием техники (артиллерии главным образом). Как же можно планировать такие темпы на территории противника?! Это значит построить операцию на песке, без [знания] реальной обстановки и особенностей фронта. При расчетах противник, видимо, вообще в расчет не принимался и бездорожье не учитывалось, это грубый просчет... за это можно потом поплатиться срывом всей операции, в самом ее начале, особенно если противник окажет хотя бы небольшое сопротивление путем заграждений и прикрытия их погранчастями, не говоря уже о подброске полевых войск...
Коммуникации их будут перерезаны диверсионными группами противника, и они могут оказаться без питания и боеприпасов, причем тактика финнов к этому в основном и будет сводиться...»
Эти замечания были написаны 27 ноября и были сданы начальнику оперативного отдела штаба ЛВО полковнику П. Г. Тихомирову. Вечером 29 ноября Тихомиров, возвращая доклад Чернову, сказал: «Темпов сбавлять и уменьшать нам никто не разрешит, а теперь и вообще некогда этим зани-
88
Родина. Зима 1995.12
маться, нужно действовать по тому плану, что есть».
Удрученный Чернов написал на полях своих замечаний слова, ставшие, увы, пророческими: «Эта спешка может кончиться плохо, операция не продумана, не знаю, как другие армии, но дело может сорваться, особенно по 9-й и 8-й армиям».
Первые дни войны не предвещали ничего страшного: левофланговые соединения 8-й армии успешно продвигались вперед, лишь изредка встречая сопротивление небольших групп прикрытия финской армии. Тем не менее город Питкяранта был взят 402-м полком 168-й дивизии лишь 10 декабря. К этому времени финское военное руководство разгадало замысел советского командования и начало перебрасывать резервы на угрожаемые направления.
К середине декабря дивизии группы генерала Э. Хеглунда остановили наступление 8-й армии и перешли к активным действиям против соединений 56-го корпуса, которые к тому времени продвинулись на 60—70 км в глубь страны. Финны не стали открыто контратаковать значительно превосходившие их в вооружении советские дивизии, а применяли тактику партизанской войны, проникая в тылы и прерывая коммуникации. 28 декабря 1939 года они перерезали дорогу в районе Уома, что резко ухудшило положение соединений 56-го корпуса.
В первые дни нового, 1940 года для ликвидации противника командование корпуса создало группировку в составе танкового и мотострелкового батальонов 34-й бригады и 97-го стрелкового полка (сп) 18-й дивизии. Несмотря на упорство советских воинов, им не удалось прорвать оборону, и 5 января они вынуждены были прекратить атаки.
С этого момента начинается трагическая эпопея окружения 18-й стрелковой дивизии (сд) и 34-й танковой бригады (тбр).
В начале января противнику удалось разрезать район обороны этих подразделений на несколько отдельных гарнизонов: Леметти южное, Ле- метти северное, Митро, у оз. Сари- ярви, Уома, Ловаярви, у развилки дорог. В окружении оказались и посланные им на помощь подразделения 620-го стрелкового полка 60-й стрелковой дивизии. Но, как было отмечено в рапорте комиссии штаба 15-й армии, обследовавшей район обороны окруженных частей, «оборона организовывалась стихийно. Части и подразделения, прибывшие в Леметти, строили оборону там, где останавливались, для охраны себя. Это привело к тому, что район обороны был растянут вдоль дороги на 2 км, а в ширину имел лишь 400—800 м, что ставило гарнизон Леметти южное в исключительно тяжелое положение, т. к. противник простреливал его огнем из всех видов оружия... Большинство танков не были расставлены как огневые точки для
Родина. Зима 1995.12
89
33 о^^о/сении
усиления обороны, часть из них так и осталась в походной колонне».
С конца января в штаб 8-й армии стали поступать тревожные радиограммы: «Люди голодают, доедаем последнюю лошадь без соли и хлеба, началась цинга, больные мрут. Нет патронов и снарядов, выручайте». Тем временем финнам удалось уничтожить гарнизон Леметти северное. Из 800 человек спаслись только 30. А 5 февраля из гарнизона, занимавшего развилку дорог, в штаб 8-й армии пришла еще одна радиограмма: «Положение тяжелое, лошадей съели, сброса не было. Больных 600 человек. Голод, цинга, смерть». Призывы о помощи возымели действие: в течение последующих дней несколько самолетов сбрасывали продовольствие для блокированных. Правда, часто эти продукты доставались финнам, которые вели за ними настоящую охоту. Лишь дважды окруженные благодарили «сталинских соколов» за точное попадание. Но зато опять же дважды советские самолеты бомбили своих.
14 февраля гарнизон Ловаярви прорвал кольцо противника и, уничтожив орудия и минометы, 16 февраля вышел к главным силам 15-й армии с минимальными потерями. (15-я армия была сформирована из войск южной группы 8-й армии 12 февраля. — П. А.)
В то же время положение других гарнизонов ухудшалось. 12 февраля были уничтожены остатки трех батальонов 208-го и 316-го полков 18-й сд. 15 февраля противник начал наступление на гарнизон командного пункта четырех полков 18-й сд. У большинства орудий к этому моменту кончились боеприпасы. Окруженные попытались прорваться в район обороны 168-й дивизии. Их отход прикрывали подразделения 179-го мотострелкового и 224-го разведывательного батальонов 34-й тбр с несколькими танками. Груп- па прикрытия погибла ВСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА. Однако и другим не удалось уйти далеко. В районе полустанка Рускасет их расстреляли финны. Из 2800 человек к своим вышли лишь несколько десятков.
18 февраля 1940 года командование гарнизона Леметти южное отправило радиограмму: «Почему морите голодом, дайте продуктов», а накануне Дня Красной Армии в центр полетели еще две отчаянные мольбы о помощи: «Помогайте, выручайте, иначе погибнем все» (из Леметти), «Положение тяжелое, несем потери, здоровых 360, больных 750, ослабли окончательно, срочно помогите, держаться нет сил» (из развилки дорог).
В день празднования годовщины Красной Армии финны уничтожили гарнизон 97-й сп у озера Сари-ярви. После войны на месте боя нашли 130 трупов и две братские могилы с останками еще 250 бойцов и командиров.
На следующий день командование 15-й армии получило радиограмму от гарнизона развилки дорог: «Окружены 40 дней, не верится, что противник силен. Освободите от напрасной гибели. Люди, матчасть фактически лагерь больных. Здоровые истощены». В тот же день сигналы 808 послали 18 -я сд и 34-я тбр: «Помогите, штурмуйте противника, сбросьте продуктов и покурить. Вчера три ТБ развернулись и улетели, ничего не сбросили. Почему морите голодом. Окажите помощь, иначе погибнем все».
Командующий 15-й армией командарм 2 ранга В. Н. Курдюмов посоветовал окруженным успокоиться и ждать помощи. Действительно, 26 февраля два лыжных эскадрона попытались прорваться к гарнизону у развилки дорог, но попали в засаду и были уничтожены.
А в ночь на 29 февраля окруженные прорвали кольцо блокады, разделившись на две колонны, и двинулись на соединение с главными силами 15-й армии. Первой командовал командир 34-й тбр комбриг С. И. Кондратьев, второй — начальник штаба 18-й сд полковник Алексеев (командир 18-йсд комбриг Г. Ф. Кондрашев был ранен 26 февраля). К этому моменту боеспособны были только три танка, но их экипажи... забыли предупредить о прорыве, и они не оказали необходимой огневой поддержки.
90
Родина. Зима 1995.12
Колонна под командованием Алексеева прорвалась к главным силам, понеся незначительные потери. Из окружения вышли более 1200 человек, вынеся раненого комбрига. Колонна же 34-й танковой бригады численностью более 1500 человек была почти полностью уничтожена финнами. Лишь несколько бойцов и командиров вырвались из вражеского кольца, сумев спасти знамя бригады. Знамя 18-й Ярославской Краснознаменной стрелковой дивизии стало трофеем финских вооруженных сил — после окончания войны дивизия была расформирована.
При прорыве из окружения около 120 тяжелораненых бойцов и командиров были оставлены в землянках. ЗЕМЛЯНКИ С БЕСПОМОЩНЫМИ РАНЕНЫМИ СОЖГЛИ ФИННЫ. ТРУПЫ НЕКОТОРЫХ БОЙЦОВ И КОМАНДИРОВ, СУМЕВШИХ ВЫПОЛЗТИ НАВЕРХ, СОХРАНИЛИ СЛЕДЫ ЖЕСТОКИХ ПЫТОК.
Судьба командования 18-й сд и 34-й тбр была также трагичной: командир 34-й тбр С. И. Кондратьев, комиссар бригады И. А. Гапанюк, начальник штаба полковник Н. И. Смирнов и комиссар 18-й сд М. И. Израецкий, боясь плена или ареста, покончили жизнь коллективным самоубийством. 4 марта раненого командира 18-й сд Г. Ф. Кондрашева взяли под стражу прямо в госпитале, 8 марта покончил с собой командир 56-го корпуса комдив И. Н. Черепанов.
9-я армия. «Нас добивают, дайте помощь»
Утром 30 ноября, смяв финские пограничные заставы, пересекли границу соединения 9-й армии. Им противостояли лишь пять финских батальонов с небольшим количеством орудий и минометов, которые вели только сдерживающие бои.
Серьезных сражений не было до 17 декабря.
Однако к этому времени финское командование перебросило в распоряжение командующего Лапландской группой генерала Э. Валлениуса 9-ю пехотную дивизию, 1-ю пехотную бригаду и несколько отдельных батальонов.
Самым сложным оказалось положение 163-й стрелковой дивизии, действовавшей на центральном участке 9-й армии. Финские лыжные отряды наносили неожиданные удары и в случае неудачи легко уходили от преследования. В ходе боев за Суомуссалми 18—20 декабря дивизия потеряла 443 человека убитыми, 810 ранеными и 226 обмороженными. 21 декабря финские отряды разгромили несколько обозов и создали угрозу окружения основных сил дивизии. Из окружения 163-я дивизия вышла благодаря героизму и стойкости бойцов и командиров 81-го горнострелкового полка.
В Москве стали немедленно искать виновников поражения: сначала отстранили от должности командующего 9-й армией комкора Духанова и начальника штаба комдива А. Д. Соколова, в конце декабря под суд были отданы командир 662-го стрелкового полка Шаров и комиссар Подхомутов. Они почти сразу «сознались», что намеренно привели полк в небоеспособное состояние и старались нанести своими действиями наибольший ущерб. Оба были расстреляны.
Последняя неделя 1939 года на участке 44-й дивизии выдалась относительно спокойной. К этому времени в районе боевых действий наконец сосредоточились почти все части 44-й стрелковой дивизии, за исключением самых нужных — саперного и разведывательного батальонов и гаубичного артполка. Из-за скученности людей и техники на небольшом участке узкой дороги колонна 44-й дивизии представляла собой очень удобную мишень для нападения противника. В ночь на 2 января финны перерезали дорогу. Несколько атак, предпринятых 2—4 января с целью прорыва позиций финнов, успеха не имели. В частях дивизии начался не только продовольственный, но и снарядный голод. Дивизия перестала существовать как целое соединение. Каждый из окруженных отрядов действовал самостоятельно.
Командир 44-й дивизии комбриг А. И. Виноградов и начальник штаба дивизии полковник О. И. Волков запросили у командования 9-й армии разрешение на выход частей из окружения без тяжелого вооружения и техники, вывезти которые было невозможно из-за отсутствия горючего и фуража для лошадей. Командующий 9-й армией комкор В. И. Чуйков решил получить санкцию Москвы. Пока в столице решали судьбу нескольких тысяч людей, они гибли в бескрайних снегах. 5 января командир дивизии вновь пытается оказать помощь окруженным, сформировав для этого ударную группу. Однако финны сумели блокировать и ее. В тот же день в штаб дивизии поступила незашифрованная радиограмма 146-го полка: «Дайте помощь, нас добивают, дайте помощь».
Лишь поздно вечером 6 января разрешение Ставки на вывод войск было получено. Но «действовать по своей инициативе» было уже невозможно. После последних неудачных попыток организованного выхода из вражеского кольца начался беспорядочный отход, переходящий в бегство.
Не приведенные в негодность пушки, минометы, пулеметы, огромное количество вооружения и снаряжения были брошены. Обмороженные, голодные, смертельно уставшие, потянулись к границе поодиночке и мелкими группами бойцы и командиры. Одним из первых к вечеру 7 января в Ва- женвара пришел и сам командир дивизии со своим штабом. Многим из них так и не удалось добраться до своих, и они падали в снежный саван. Могилы им вырывали уже весной.
Только, по данным штаба дивизии, за неделю боев, с 1 по 7 января, ее части потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести 4756 человек, то есть примерно 30 процентов личного состава, половину стрелкового вооружения, около 80 процентов тяжелого вооружения и почти все танки.
Командир 9-й финской пехотной дивизии генерал И. Сииласвуо после окончания войны писал: «Паника окруженных все росла, у противника не было совместных организованных действий, каждый пытался действовать самостоятельно, чтобы спасти свою жизнь... В полдень 7 января противник начал сдаваться, голодные и замерзшие люди выходили из землянок. .. Немыслимо большое количество военных материалов, о которых наши части не могли и мечтать даже во сне. Досталось все вполне новое, пушки еще блестели».
Советское военное руководство решило наказать виновных в неудачном исходе сражения под Суомуссалми. Разумеется, анализировать причины поражения никто не собирался. Почти сразу после выхода из окружения командовавшие 662-м полком А. И. Виноградов, О. И. Волков и начальник политотдела дивизии И. Т. Пахоменко предстали перед показательным судом Военного трибунала 9-й армии. Обвинение подкреплялось начальником Политуправления Красной Армии Л. 3. Мехлисом. Военный трибунал приговорил всех троих к расстрелу. Приговор привели в исполнение перед остатками дивизии 11 января.
Родина. Зима 1995.12
91
Антти Юутилайнен (Финляндия)
Во время «зимней войны» и последовавшей за ней финляндско-советской войны 1941—1944 годов, а также в послевоенный период отношение финнов к личному героизму было совершенно особенным. Финны считают, что каждый боец и все работавшие в тылу мужчины и женщины выполняли свой долг, делая для родины все возможное, каждый на своем месте. Если кто-то при выполнении задачи добивался исключительного результата, его именовали героем. Сдержанность в этом вопросе объясняется характерной для финнов скромностью, немногословностью, подчас даже угрюмостью тех, кого называли героями, а также завистью финнов друг к другу. Тыл и иностранная пресса, которая была хорошо представлена в Финляндии во время войны, требовали, однако, обнародования фамилий героев, и информационная служба ставки давала сведения для публикации.
Финский солдат — это солдат-одиночка, индивидуалист. Правда, его наилучшие черты не так заметны в условиях великих сражений. Поэтому трудно отыскать проявления личного героизма на основном театре военных действий — на Карельском перешейке. А вот в боях на северном берегу Ладожского озера, на севере от Питкяранта, в Коллаа, на востоке от Лоймола, в Толваярви, на востоке от Вяртсиля, в направлении Лиекса—Репола, в Кух- мо, в Суомуссалми, Салла и Петсамо личные подвиги проявлялись ярче. Там в огромных заснеженных лесах было достаточно места для подвига, и именно там боец-одиночка мог проявить свой талант.
Выявление героев среди финнов вызывает определенные трудности еще из-за того, что в Финляндии не было учреждено такого специального ордена для награждения за выдающийся подвиг, как, например, Герой Советского Союза в СССР, «За заслуги» (Роиг 1е МегИе) во Франции или Кавалерский крест ордена Железного креста в Германии. Крест Маннергейма был учрежден только летом 1941 года. Тогда же рассматривалась возможность награждения этим орденом за подвиги, совершенные еще во время «зимней войны». Высшим орденом, которым награждали за заслуги в ней, уже после ее окончания, стала медаль Свободы 1-го класса с розеткой. Ею был награжден маршал Маннергейм в мае 1940 года. Эту медаль с простой лентой давали рядовым солдатам и унтер-офицерам.
В ходе напряженной войны было мало повышений по службе за боевые заслуги. Осенью 1939 года генералитет составлял 18 человек, и его состав увеличился в течение войны всего на 2 лица. Генерал-майору Эрику Хейн- риксу было присвоено звание генерал-лейтенанта, когда он был назначен командующим Армией Перешейка. Это было сделано потому, что в его подчинении оказался Харальд Эквист, уже имевший звание генерал-лейтенанта. Звание генерал-майора было присвоено победителю сражения в
92
Родина. Зима 1995.12
Толваярви полковнику Паво Талвела и деятельному помощнику главнокомандующего, начальнику оперативного управления Акселу Айро. Во время войны звание полковника получили три офицера (Ааро Паяри — командир полка в Толваярви, командир направления Лиекса Эркки Рааппана и Мартти Нурми — командир участка в Тайпа- леенйоки). Звание подполковника было присвоено только одному офицеру (Нийло Кесямаа, который служил командиром береговой артиллерии Койвисто).
Богатая литература, появившаяся после войны, выявила героев на разных участках фронта, особенно между Ладожским озером и Северным Ледовитым океаном.
Финские лыжные дозоры казались противнику обитавшей в лесах белой смертью. Бесшумно двигавшиеся на лыжах бойцы совершали разведывательные и диверсионные рейды. Они наносили коварные удары прежде, чем дозорный замечал их, и исчезали до того, как утопающий в сугробах противник успевал нанести ответный удар. Многие командиры этих рейдов были выходцами из пограничных войск, но среди них имелись и лесничие, и известные за пределами Финляндии лыжники-рекордсмены.
Юхо Песси тоже начал свою карьеру в пограничных войсках. Этот 42-летний лейтенант командовал ротой, выполнявшей спецзадания в бескрайних глухих лесах, разделявших участки фронта Коллаа и Толваярви. Дозоры и снайперы были готовы выполнить любое задание, однако рассказы о засевших на деревьях финских снайперах- кукушках» не имеют под собой никакого основания.
50-летний трубочист Карппинен из Питкяранта отличался от обычных фронтовых героев. Его не брали в армию, так как он не прошел никакой боевой подготовки. Этот человек, однако, обладал таким талантом командира, что о нем говорили как о чуде. Он так проявил себя в боях в своем родном селе, что в конечном счете его приняли на службу. Став ефрейтором, он своим ножом заставил замолкнуть сторожевых псов противника при атаке финнов на Куйваниеми. В походах он двигался, как горностай на скалистом утесе, и помогал тем, кто был моложе его. В конце войны, уже будучи старшим сержантом, Карппинен в качестве старшины роты отвечал за снабжение 300 солдат.
Офицер по воспитательной работе в направлении Коллаа-региона, расположенного между Суоярви и Лоймо- ла, Эркки Палолампи оказал большое влияние на популяризацию героизма финнов. Написанная им на основе своего военного опыта книга «Коллаа не сдается» стала классикой литературы по «зимней войне».
Родина. Зима 1995.12
93
Снайпер младший сержант Симо Хяюхя был самым знаменитым героем направления Коллаа. До середины февраля этот крестьянин из Раутярви выстрелами из своей винтовки уложил 29 бойцов противника, и столько же убил в рукопашных боях. В марте его ранило в лицо, и главнокомандующий присвоил ему звание младшего лейтенанта.
На том же участке героем стал лейтенант Аарне Юутилайнен. Он служил в иностранном легионе во Франции и воевал в Марокко против тамошних горных племен. За легендарное прошлое, личную смелость и неуловимость в Суоярви и на направлении главного удара в Коллаа этого командира роты прозвали «Ужасом Марокко».
Брат его, Ильмари Юутилайнен, служил в военно-воздушных силах летчиком-истребителем. Во время «зимней войны» он не сбил и двух самолетов противника, но в войне 1941—1944 годов был дважды награжден Крестом Маннергейма. Одержав победу в 94 воздушных боях, он стал самым удачливым летчиком-истребителем страны.
Одним из самых известных летчиков был также лейтенант Йорма Сар- ванто из Турку. 6 января он получил известие о возвращении с объекта вражеских бомбардировщиков. Два истребителя марки Еоккег О. 21 поднялись в Утти в морозное небо, но один из них по техническим причинам немного отстал. Через несколько минут Сарванто заметил перед собой семь бомбардировщиков марки ДБ с красными звездами. Они летели на юг без защиты истребителей. Несмотря на сильный огонь советских самолетов, в течение 4—5 минут Сарванто сбил шесть из них, а уничтожение последнего оставил подоспевшему лейтенанту Пелле Совелиусу. Международная пресса объявила достижение Сарванто мировым рекордом, но он сам комментировал происшествие следующим образом: «Любой из моих друзей сделал бы то же самое, представься им такая же прекрасная возможность».
В сражениях на Карельском перешейке личные подвиги совершались редко. Из командиров батальонов специального упоминания заслуживают те, которые оборонялись рядом друг с другом на востоке от Сумма — капитаны Вилье Лааксо и Ауно Куйри.
Из тех, кто был на перешейке, следует упомянуть капитана Онни Сааре- лайнена. Батальон под его командованием особенно отличился в контратаке в Келя 27 декабря 1939 года.
Очень известен был и служивший на западе Карельского перешейка 19-летний сержант Эйно Рипатти. Во многих боях он проявлял смелость, которая удивляла его командиров. Он один уничтожил из автомата отряд врага численностью в половину взвода, находившись под прикрытием танка. В следующей войне Рипатти был награжден Крестом Маннергейма.
Известным стал и младший лейтенант Хилле Кайсла, командир партизанского взвода полка запада Карельского перешейка. Этот фехтовальщик, не раз побеждавший в чемпионате Финляндии, водил свой взвод в разведывательные дозоры на восточную сторону озера Хатялахденярви, где находились войска противника. В результате он передал своему полку много полезных разведданных. Этот осмотрительный и спокойный командир первым в своем полку был награжден Крестом Свободы.
Оборонительные бои на самом восточном участке велись на северном берегу реки Тайпалеенйоки. Служивший там командиром роты лейтенант Юре Юлхя поведал народу о чувствах и подвигах неизвестных героев великих сражений Перешейка в своем сборнике стихов под названием «Кн- газ1иН» («Чистилище»). Суровые, мужественные стихи Юлхя, повествующие о боях на реке Тайпалеенйоки, которую он сравнивает с рекой Туоне- ла*, до сих пор входят в программу патриотических праздников. В них он ярко рассказал о безымянных защитниках, которые устали от тяжелой ответственности быть командирами:
Выполнили то, в чем поклялись, Другой чести нам не надо.
Благодарность и слава лишь мишура.
Такое настроение не способствует созданию мифа о героях.
* В «Калевале»: название реки, отделяющейся царство умерших от мира живых.
94
Родина. Зима 1995.12
Родина. Зима 1995.12
95
Наградной лист
на командира танка 76 ОТБ 34 ЛТБ Старшину Грязнова Владимира Алексеевича Г од рождения — 1915, русский, рабочий.
Владимир Алексеевич Грязнов — командир героического экипажа братьев-патриотов — все время борьбы с белофиннами сражался храбро и мужественно. Когда нужно было провожать колонны через обстреливаемый белофиннами участок дороги, Владимир брал в руки винтовку и ехал с колонной.
Когда в северном Леметти батальон попал в окружение, Владимир Грязнов в течение 10 суток огнем пушки и пулемета героически отражал атаки обнаглевшего врага, нанося ему огромные потери. В последние дни танк Грязнова являлся единственным танком, из которого еще можно было вести огонь. И Грязнов мужественно и бесстрашно один держал оборону участка, занимаемого батальоном, своим огнем не давая возможности врагу ворваться на территорию, на которой держалась горсточка храбрецов.
Когда был получен приказ отойти в южное Леметти, Владимир Грязнов прикрывал огнем танка отход товарищей. Когда ему предложили покинуть танк и пойти вместе со всеми, он ответил:
Если сейчас танк прекратит огонь, белофинны ворвутся к нам с тыла и мы все погибнем. Идите, товарищи, а я останусь. Лучше погибнуть одному, чем всем.
Группа ушла. До последнего снаряда, до последнего патрона дрался герой с крупными силами белофиннов. Вся поляна перед лесом была усеяна их трупами. А последний патрон пламенный патриот, верный сын родины, пустил себе в лоб. А группа, отход которой остался прикрывать Владимир Грязнов, пробилась в южное Леметти.
Достоин присвоения звания «Герой Советского Союза».
Командир 34 ЛТБ
Комиссар 34 ЛТБ
майор Герасимов ст. политрук Ланцет
Заключение Военного совета округа Достоин награды орден «Красное Знамя»
Наградной лист
помощника начальника штаба 76 ОТБ 34 ЛТБ на лейтенанта Грязнова Виталия Алексеевича Год рождения — 1912, русский, рабочий Погиб в борьбе с белофиннами
Лейтенант Виталий Грязнов все время нахождения на фронте героически сражался в окружении белофиннов в северном Леметти. Тов. Грязнов мужественно, бесстрашно отражал атаки врагов, воодушевляя своим примером всех бойцов и командиров. В необычайно трудных условиях, когда противник подходил вплотную к обороне батальона, находясь 10 суток без пищи, Виталий Грязнов никогда не терялся. Он был твердо уверен в победе и передавал эту уверенность всем бойцам. На самых опасных местах звучал его мужественный голос, и бойцы бросались вперед, отражая атаку за атакой.
Когда был получен приказ отойти в южное Леметти, тов. Грязнов возглавил группу оставшихся в живых товарищей.
С кличем: «За родину! За Сталина!» он повел бойцов на финскую оборону.
Неся большие потери, белофинны отступили. Свыше суток по пояс в снегу, в густом лесу, при 40-градусном морозе и сильном огне врага ползком пробиралась группа из северного Леметти в южное. И впереди всех шел лейтенант Виталий Грязнов.
Когда группа пришла в южное Леметти, Грязнова назначили командиром роты обороны. Белофинны бросались по нескольку раз в день в атаки на измученных, истощенных бойцов. Виталий все время проводил в окопах вместе с бойцами, по нескольку суток не смыкая глаз, воодушевляя бойцов личным примером выносливости воина Красной Армии. Ни суровый мороз, ни снег, ни отсутствие пищи, ни ураганный огонь врага — ничто не могло сломить сопротивления бойцов роты, которой командовал Виталий Грязнов.
28 февраля, в день выхода группы из южного Леметти, натиск белофиннов был особенно силен. Враг забрасывал окопы минами, гранатами, открыл ураганный пулеметный и автоматный огонь. Несколько раз водил Виталий Грязнов свою роту в контратаки, и каждый раз белофинны, неся большие потери, отступали.
В одной из этих контратак Виталий Грязнов был смертельно ранен и умер на руках у бойцов, чьи жизни он спас своим непревзойденным мужеством и отвагой. Грязнов отдал свою пламенную жизнь молодого большевика во славу Родины, будучи предан ей до последнего дыхания, до последней капли крови.
Достоин присвоения звания «Герой Советского Союза».
Заключение Военного совета округа Достоин награды орден «Красное Знамя»
Командир 34 ЛТБ
Комиссар 34 ЛТБ
майор Герасимов ст. политрук Ланцет
96
Родина. Зима 1995.12
Наградной лист
на башенного стрелка 76 ОТБ 34 ЛТБ командира отделения Грязнова Алексея Алексеевича Год рождения — 1919, русский, рабочий.
Принимая активное участие под Суски-Ярви 14.ХП. 1939 г., метким огнем из пушки и пулемета уничтожил два пулеметных гнезда белофиннов, на обратном пути под огнем противника оказывал помощь раненым и вывез их на танке.
16.XII. 1939 г. под артиллерийским и пулеметным огнем сделал мост через противотанковый ров, чем спас танк и выполнил боевое задание.
Начиная с 5 по 19.1.1940 находился в северном Леметти, отбивал атаки белофиннов. 19.1. был ранен. Будучи раненным, Грязнов Алексей с группой 18 человек прорвал окружение белофиннов и с 4 на 5.II прибыл на ПАХ 18 сд, откуда прорвал второе кольцо белофиннов и прибыл в штаб бригады 34 ЛТБ в южном Леметти, неся на себе раненого брата Сергея Грязнова.
28.II. прорвал третье кольцо белофиннов, неся на себе раненого брата Сергея, вышел из Леметти на Питюранту. Во всех этих боях тов. Грязнов проявил подлинный героизм, товарищескую взаимопомощь в бою, чем заслуживает присвоения звания «Герой Советской Союза».
Командир 34 СТБ
Военный комиссар 34 СТБр
Заключение Военного совета округа Достоин награды орденом «Орден Ленина».
Командир войсками 15-й армии командарм 2 ранга Член Военного совета корпусной комиссар
Курдюмов
Иванов
Наградной лист
на механика-водителя БТ-5 76 ОТБ 34 ЛТБ командира отделения Грязнова Сергея Алексеевича Год рождения — 1921, русский, рабочий, убит.
Сергей Грязнов — самый младший брат героического экипажа братьев Грязновых. Начиная с 19 января на своем танке вел бои с белофиннами в северном Леметти, отбивал танком неоднократно атаки белофиннов. Будучи раненным, 9 дней он героически пробивался вместе с группой бойцов из окружения. При отходе вытаскивал из-под огня отсекра комсомольской тов. Сулацкого и раненого командира роты лейтенанта Мрочко.
Своим героическим поступком заслуживает присвоения звания «Герой Советского Союза».
6 марта 1940 г.
Заключение Военного совета округа
Достоин награды орден «Красное Знамя».
Родина. Зима 1995.12
97
98
Родина. Зима 1995.12
Людмила Носырева, Татьяна Назарова
...Шел второй месяц войны. Ни жесточайшее сопротивление противника, ни колоссальные потери, ни проявившаяся в первые же недели похода слабая подготовка командного состава не могли поколебать уверенности советского руководства, что война эта будет доведена до победного конца, финская армия разгромлена, а все оставшиеся в живых взяты в плен. Надо было заранее подготовиться к приему предполагаемого контингента, и в конце декабря 1939 года начальник Управления по делам военнопленных НКВД СССР майор госбезопасности Сопруненко рапортует в Наркомат внутренних дел о готовности 6 лагерей к приему финских военнопленных об-
«В плену нас заставляли петь антисоветские песни типа: «Пойдем на Голгофу, мой брат...» (ЦХИДК. Ф. 1е. Оп. 3. Д. 3. Л. 492). щим лимитом на 27 тысяч человек. Все эти лагеря были «обжиты» военнослужащими польской армии, интернированными осенью 1939 года в результате военных действий по присоединению к СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии. В качестве резерва держали еще три лагеря — Карагандинский (Спасо-Заводский), Тайшетский и Велико-Устюжский.
Дело в том, что в процессе польской кампании только что образованное УПВ1 буквально захлебнулось массой интернированных военнослужащих польской армии, к приему и размещению которой НКВД СССР с его отлаженным механизмом ГУЛАГа оказался практически не готов.
Но и зимой 39-го «готовность» лагерей к приему военнопленных финнов была весьма условной: начальник Особого отдела НКВД, проведя инспекцию одного из шести лагерей — Южского, честно констатировал в докладной записке на имя Сопруненко: «...для нормального содержания в/п лагерь не подготовлен».
Впрочем, ни в Южском лагере, ни в четырех других пленные финны так и не появились. Не потому, что не успели отремонтировать бани или застеклить окна в бараках. Пленных столько не набралось. За месяц, с 1 декабря 1939 года по 1 января 1940 года, от 8-й и 9-й армий было принято военнопленных финнов ... 100 человек. К сожалению, в архиве нам так и не удалось обнаружить точных данных о количестве финских военнопленных, находившихся в СССР. В финской историографии эта цифра колеблется от 825 до 1000 человек.
В итоге единственным лагерем, в котором содержались пленные финны периода так называемой «зимней войны», стал Грязовецкий лагерь (Во-
Родина. Зима 1995.12
99
Л плену
логодская область, в 7 километрах от г. Грязовец).
Финская пропаганда утверждала, что всех военнопленных большевики расстреливают или отправляют в Сибирь. Но вот воспоминания бывшего финского военнопленного Тадеуса Сарримо: «Ухаживали за нами хорошо. Раненым дали чистые бинты, от холода сразу дали водки... По прибытии в лагерь дали щи, чай и гречневую кашу с подсолнечным маслом. Мы были сыты... Кормили в лагере в общем-то хорошо, только финские желудки не были приучены к щам, и военнопленные жаловались... В комнатах у военнопленных был шкаф, где они хранили хлеб и сахар. Санитарные условия были хорошие. Вшей было очень мало. Ночью люди играли в карты и шашки. Днем не работали...»2
Отчет старшего инспектора 4-го отдела УПВ, приехавшего в Грязовец- кий лагерь в начале февраля с проверкой, остался единственным официальным советским документом, зафиксировавшим условия содержания финских военнопленных. «Помещения для военнопленных оборудованы нарами сплошной системы в один, два и три яруса в зависимости от состояния здания (ветхости и кубатуры воздуха)... Беспорядочное нагромождение нар, без соблюдения требуемых между ними проходов, имеет следствием скученность контингента и делает невозможным уборку помещений. На одного военнопленного приходится 0,6 кв.м, что крайне недостаточно. .. Одеял и простыней для в/п нет».
Теснота и отсутствие одеял с лихвой компенсировались политической и культурно-воспитательной работой. Пленные солдаты были в основном выходцами из крестьянской или из рабочей среды, «классово близкой первой стране победившего социализма». Поэтому в пропагандистской работе ставка делалась на пробуждение у военнопленных классового сознания.
Тезис об освобождении финских трудящихся от гнета помещиков и капиталистов все еще лежал в основе политической работы с пленными. «На вопрос: «Кто начал войну?» советские комиссары уже очень скоро хотели от нас услышать ответ: «войну против Советского Союза начала кровожадная финская буржуазия, подстрекаемая английскими империалистами»... Часто к нам с выступлениями приезжали пропагандисты. Вечером нам показывали кинофильмы, после которых мы устраивали обсуждения...»
Но идея создания Демократической Финляндской Республики (ДФР) не нашла поддержки. Вот вопросы, которые задавали на собраниях простые финские крестьяне-солдаты по поводу декларации неизвестного им правительства ДФР: «Можно ли будет при Народном Правительстве продавать и покупать землю при переезде на другое место?Какое количество земли будет иметь крестьянин при новом правительстве? Возвратят или нет деньги, которые вложены крестьянином или рабочим в банк для хранения?»
Какие ответы давали пропагандисты из ГлавПУ РККА, мы, к сожалению, можем только догадываться...
Не осталась без внимания и задача повышения культурного уровня контингента лагеря. У военнопленных были изъяты «шовинистическая литература и Евангелие» — их должны были заменить классики мировой литературы. Прилагался и список рекомендованных авторов: «Энгельс, Тургенев, Сервантес, Берия, Ленин, Гете, Чехов, Сталин, Толстой, Пушкин, Жюль Верн, Молотов, Гайдар...»
Вряд ли финские пленные успели прочитать рекомендованную им литературу. Плен для них был недолгим.
«Многих военнопленных уговаривали остаться в Советском Союзе. Обещали все, что мы только пожелаем, и уверяли, что мы никогда не будем раскаиваться в том, что не вернулись в Финляндию, а остались в СССР... До того как финнов вернули на родину, комиссары сказали им, что в Финляндии их всех расстреляют. Однако этого не случилось. Военнопленные вернулись 20 апреля 1940 года. В плену мы находились лишь несколько месяцев».
Необходимо все же отдать должное нашей политпропаганде. Среди пленных финнов нашлись и те, кто пожелал остаться в СССР. Сколько их было?
100
Родина. Зима 1995.12
Всего в книге учета Грязовецкого лагеря значатся 600 финских военнопленных (умершие в этом списке не указаны, сведения об их количестве в ЦХИДК отсутствуют). 14 человек из этих 600 проходят в списке с пометкой «добровольно остался в СССР».
Установить точное количество советских военнослужащих, оказавшихся в финском плену, также представляется практически невозможным. Поданным финского историка Р. Хански, за период «зимней войны» было взято в плен 5615 человек. Тимо Малми, историк, занимающийся проблемой военнопленных в университете г.Тампере, предоставил нам другие цифры: всего в финском плену находилось 5650 человек, умерло в лагерях и госпиталях — 111. Соответствуют ли эти цифры реальности? Уж очень парадоксальной кажется другая цифра — 39369 человек, пропавших без вести!
Обратимся к воспоминаниям Ивана Терентьевича Сидорова «Я воевал одну только ночь». (Осенью 1939 года И. Т. Сидоров, сын крестьянина из калужской деревни, закончил полковую воздушно-десантную школу в городе Киеве. В ноябре весь их школьный выпуск — около 100 человек, с остановкой в Пушкино, где их в течение двух недель спешно обучали ходить на лыжах, был отправлен на войну.)
«...Нас оставалось десятка два. Когда начался рассвет, в маскировочных халатах стало трудней вести бой.
Еще не совсем было светло, когда меня ранило во вторую ногу, но теперь уже навылет и задело кость. Ходить я уже не мог, только ползать. И опять ползком вперед!
...Все кругом затихло. Гце-то далеко были слышны крики «ура» и совсем мало выстрелов. На таком морозище тяжело раненные затихали, а кто — легко, что-то еще предпринимали. Вдруг такое ощущение, как будто кто- то подошел сзади и так меня ударил палкой по левому боку, что я выронил из рук винтовку и тут же сунулся головой в снег, изо рта хлынула кровь. Я успел вспомнить, как мать заставляла меня (сама боялась) отрубать голову гусю или молодому петушку, такое бывало осенью, и у меня это получалось неплохо...То ли я последовал примеру своих товарищей, последним словом которых было «мама«, то ли уж так положено: я позвал маму.
...Меня грубо, как мешок, перевернули навзничь. Я услышал незнакомый мне язык, по его тону можно было догадаться, что меня ругают. Один из финнов тряс перед моим носом пустой кобурой, которую они срезали у меня с ремня. Пальцы рук моих застыли, и все же правую руку потянул на грудь. Этого достаточно было для финнов, чтобы догадаться, где содержимое моей кобуры...
Так же небрежно меня бросили в лодку и потянули по снежным тропам. Иногда становилось так больно, что я начинал кричать по-русски, чтобы меня пристрелили, потом я отключался, и мне становилось хорошо...»
Добровольно сдавшихся красноармейцев были единицы. В основном их брали в плен, когда избежать этого они уже не могли.
По свидетельствам вернувшихся из финского плена красноармейцев, условия содержания советских военнопленных были ужасающими.
«...Долгое время помещались в сарае, где раньше находилась скотина. Постельной принадлежности никакой не было. Военнопленных били резиновыми палками, березовыми прутьями. Бани не было, у каждого вши. Кормили отвратительно плохо. Хлеба не давали, только сухих коржиков давали, и то мало. Варили баланду вместо супа. Давали конины, что порченная. Больным помощи никакой не оказывали. У кого рана была большая, тот умирал».
Некоторые подробности звучат как горькая шутка: «При обмене изношенной обуви давали нарочно не по размеру. Часто на одну ногу давали сапог, а на другую — дамский туфель».
В период «зимней войны» на территории Финляндии было 4 лагеря для военнопленных. Ни в финской, ни в российской историографии тема содержания советских военнопленных в Финляндии в этот период практичес-
Родина. Зима 1995.12
101
$ тшну
ки не исследована. Мы можем составить представление о пребывании красноармейцев в финском плену только лишь на основании имеющихся в нашем распоряжении воспоминаний и свидетельств очевидцев. То, что нормы продовольственного снабжения наших военнопленных были весьма скудными ( хотя бы по отношению к тому рациону, который имели пленные финны в СССР), не вызывает сомнения, как и реальность случаев проявления жестокости.
В ответ на жалобы пленных по поводу тех или иных лишений, которые испытывали они в лагерях, финны отвечали то же, что два года спустя отвечали советские люди пленным немцам: вас-де сюда никто не звал.
Но так же, как у немца, прошедшего пути советского плена, есть своя хотя бы маленькая «история» теплого отношения к нему простого русского человека, так и у наших военнопленных в Финляндии не могло не остаться воспоминаний о естественной человеческой доброте.
«К нам в палату заходила всегда одна и та же медсестра. Она была похожа на типичную нашу грузинку: черные пышные волосы и темные глаза. По национальности она была шведка (в Финляндии много шведов). И уж очень ей хотелось научиться говорить по-русски. Принесла она две ученические тетради и простые карандаши, уселась около моей кровати, и начался у нас с ней урок. Объяснялись мы в основном на пальцах. Я брался пальцами за свои волосы или нос и называл их русским словом. Лизи записывала в свою тетрадь, сказав мне, как это называется по-фински. Я тоже записывал...
На первом этаже меня встретил человек в военном, показавший мне руками, чтобы я одевался. Передо мной валялся мой полушубок, весь засохший от крови, оба валенка, разрезанные сверху вниз. И вдруг появилась Лизи. Она решила меня «приодеть». Не новое, но чистое нижнее белье, гимнастерка, наша русская телогрейка и ватные брюки защитного цвета...На ноги она нашла коричневые, еще довольно крепкие пексы (это финские сапоги с крючком на носках для лыж). На голову дала черную круглую меховую шапку, она была мне великовата, спадала иногда на глаза. Наполовину я выглядел финном, и только телогрейка и брюки говорили, что я русский...Человек в военном подал команду на выход. Лизи протянула мне костыль, а я пристально посмотрел ей в глаза и от души сказал «китош» (спасибо). Стало как-то грустно. Лизи не проронила ни слова, лишь закрыла свои черные глаза. В сопровождении военного я вышел на залитый зимним солнцем двор госпиталя...»
Любая война имеет своих героев и своих предателей. В любой армии, ведущей оборонительную или наступательную войну, всегда оказываются люди, которые не только были призваны вопреки своему желанию, но и не принимали политики своего государства. В Красной Армии таких людей было мало, но они были.
Случаи предательства комсомольцев и коммунистов мы находим в свидетельствах вернувшихся из финского плена.
«Рядовой Евдокимов выдавал политруков, комсомольцев и коммунистов. Он же выдал к/а Зак, который хранил партбилет».
Пропагандистская работа среди военнопленных красноармейцев велась профессионально и, как и любая пропаганда, имела своей целью изменение мировоззрения противника, попавшего на определенное время в состояние полной физической зависимости.
Священники, зачастую выходцы из России, неплохо выполняли функции пропагандистов. Газеты «Милый друг» и «Друг пленных», специально издаваемые для советских военнопленных, взывали к добрым чувствам вчерашнего врага, говорили с атеистами языком Христа и разъясняли им, что посланы они на несправедливую войну своим жестоким правительством. Библия и Евангелие раздавались советским военнопленным с той же терпеливой настойчивостью, как финнам в Грязовец- ком лагере труды Ленина и Сталина.
Нельзя не учитывать, что предста-
102
Родина. Зима 1995.12
вители белой эмиграции, осевшие в Финляндии, а также специально приехавшие из других европейских государств, увидели в этой войне благоприятный повод для возобновления политической активности и вели среди советских военнопленных широкую агитационно-пропагандистскую работу. Имела место даже попытка сформировать из числа советских военнопленных Русскую народную армию. В связи с этим интересен и факт обсуждения в декабре 1939 года на заседании Государственного Совета Финляндии возможности формирования русского альтернативного правительства с такими кандидатурами, как Керенский и Троцкий.
«За столом сидел красивый с большой сединой человек, прилично одетый по-военному. Белый китель в ремнях. Кобуры или нагана не видно. Рядом с приставным столиком сидел еще один мужчина, но этот смотрелся совершенно по-другому: расстегнутая шинель, большая борода начиналась прямо от ушей, редкие, в беспорядке волосы, грязный.
Разговор начал бородатый:
— Вот им, таким молокососам, нужна война! Вот и усы еще не выросли, а туда же — воевать! Зря подобрали... — говорил он с каким-то надрывом, вроде заикаясь.
— Комсомолец, конечно, — сказал военный «дядя».
— Сталинская молодежь, — добавил бородатый.
— Ну, что скажешь?! — крикнул вдруг «дядя».
— Что он может сказать? — продолжил, как бы за меня, бородатый.
— Вот только мы из-за них ни за что кровь пролили, — подвел итог своему возмущению бородатый.
Красивый «дядя» с седой шевелюрой смотрел в окно и о чем-то долго думал, вроде и забыл про нас. Резко повернув голову к бородатому, сказал: «Ничего, Гусев! На всю сталинскую молодежь и пули жалко тратить. Мы будем их просто вешать».
Были ли подобные угрозы лишь запугиванием военнопленных? Каких- либо документов, свидетельствующих о расстрелах пленных красноармейцев, финскими исследователями не обнаружено, и вряд ли это когда-нибудь произойдет. Мы можем только строить предположения о случаях репрессий по отношению к коммунистам и политрукам Красной Армии на основании все тех же свидетельств очевидцев. Пропагандистская кампания в Финляндии в ходе «зимней войны» имела четкую антисоветскую направленность, выраженную в лозунге «борьбы против большевистского фашизма». Сам факт образования «правительства» О.Куусинена как бы подтверждал угрозу советизации Финляндии, а коммунисты и политруки являлись, таким образом, олицетворением этой идеи.
«Отдельно стоящий домик, метрах в ста от коровника, служил каким-то штабом. Рассказывали, что за этим домиком вешали и убивали без каких- либо звуков, от разговоров подальше. Определяли по тем, кого уводили, а назад в коровник не приводили. Когда подходили к домику, я косил глаза за него: не висят ли там наши?.. Летчика Петра Назарова они вчера, значит, убили или повесили: так же вот увели, а не привели... С нами Петя пробыл всего одну ночь. На лице его были темные подтеки и кровавые ссадины. Самолет его сгорел, а он опустился на парашюте и был схвачен».
В идеологической обработке военнопленных красноармейцев имел место и такой традиционный способ, как «сманивание в свой лагерь». Если в Грязовецком лагере пленным финнам внушали идею о преимуществе социалистического строя, то в Финляндии священники, русские эмигранты, представители различных финских организаций рисовали перед голодными красноармейцами заманчивые картины жизни в свободной капиталистической стране.
«... Поп сказал, что после 5 лет батрачества вы получите гражданство. Вам дадут 4 коровы, дом, землю, 3 лошади с выплатой их стоимости в рассрочку. Нежелающие остаться в Финляндии могут поехать в любую другую страну».
Родина. Зима 1995.12
103
« Финны предлагали каждому остаться в Финляндии или поехать в любую другую страну, при этом запугивали, что «в СССР вас все равно расстреляют».
Наши в нашем плену
Мирный договор между СССР и Финляндией предусматривал также и обмен военнопленными. С 14 по 28 апреля 1940 года в Выборге прошло 6 заседаний смешанной комисии по обмену военнопленными между СССР и Финляндией. Советскую делегацию представляли комбриг Евстигнеев, капитан Сопруненко и представитель НКИД гр. Тункин. Финскую — советник миссии Койстинен, подполковник Тийайнен, капитан Вийтанен.
Сторонами было сделано заявление о количестве военнопленных. Общее количество находившихся в Финляндии советских в/п — 5395 человек, в СССР — 806 военнослужащих финской армии. Были представлены списки раненых и больных, находившихся на излечении: советских в/п — 170, финских — 53.
Тяжелораненых и больных, которые не могли сами передвигаться, передающая сторона обязывалась доставлять своими средствами до вагонов принимающей стороны.
Первый обмен военнопленными состоялся уже 17 апреля на границе в районе ст. Вайниккала.
На каждом заседании комиссии финская сторона запрашивала о всех пропавших без вести за время войны, в том числе:
о добровольцах финской армии, венграх и шведах;
о возвращении финского парохода «Ауво» и его команды;
о военных и штатских лицах, задержанных советскими войсками в районе Суомуссалми, и гражданском населении, которое осталось за линией фронта на полуострове Рыбачий и островах Финского залива...
Уточнялись неправильно записанные фамилии финских пленных. На ответ советской стороны об отсутствии в списках учтенных военнопленных того или иного лица финны настойчиво запрашивали снова и снова. Финляндское государство пеклось о каждом своем подданном, живом или мертвом, прося выдать даже трупы погибших солдат и офицеров.
Советская сторона, в свою очередь, тоже предъявила список из 16 фами^6 плену
лий (без имен), которые не были указаны в числе возвращаемых. На следующем заседании финны подробно ответили, что «некий Белов» (также без имени) из предъявленного списка уже передан 20 апреля, а лейтенант Ходанович и военврач 3 ранга Селезнев подлежат возврату в мае, остальные же в списках учтенных военнопленных не значатся. Повторных запросов с советской стороны не поступало.
Однако особую настойчивость советская делегация проявила в отношении военнопленных красноармейцев, не пожелавших вернуться на родину. (Из телеграммы «Молния», подписанной Деканозовым, на имя комбрига Евстигнеева от 28 апреля 1940 года: «...потребуйте от финнов справку о всех еще не возвращенных — умерших и не пожелавших вернуться».)
Неизвестно, предоставили ли финны требуемый список. В протоколах заседаний смешанной комиссии по обмену военнопленными это никак не зафиксировано. Нет также никаких документальных подтверждений и относительно «заявления- ультиматума» Молотова о выдаче красноармейцев, не желающих возвращаться в СССР, о котором упоминает И.Т.Сидоров.
6 июля 1940 года Сопруненко посылает начальнику 3-го отдела ГУГБ НКВД капитану Смородискому «список лиц, находившихся в плену в Финляндии и отказавшихся вернуться в СССР. Сведения об этих лицах получены у бывших в/п, прибывших из белофинского плена, правительственной комиссией по обмену военнопленными». Всего в этом списке 99 человек, фамилии 44 -х зачеркнуты.
Чуть позже появился уточненный список из 55 человек, за подписью Евстигнеева, Сопруненко и гр.Тункина. Как сложилась судьба 44-х вычеркнутых? Вернули ли их финские власти, вопреки их желанию, как утверждает в своих воспоминаниях И.Т.Сидоров, оказались ли они в списках умерших или пропавших без вести, или просто дававшие подобные сведения бывшие военнопленные красноармейцы переусердствовали? В российской историографии упоминается первоначальная цифра — 99 человек, не пожелавших вернуться в СССР. Финские историки называют другую цифру — 78 человек.
Пленные финны возвращались на родину, потерявшую в результате войны часть территории, но отстоявшую независимость. Их встречали как героев, и, как герои, они получили ордена и награды. Но самой большой наградой было признание соотечественниками их ратных заслуг перед страной, за свободу которой они сражались и, сражаясь, попали в плен...
Увы, совсем иная участь ожидала советских военнопленных, возвращающихся домой.
Догадывались ли они тогда, под Выборгом, увидев дожидающиеся их эшелоны, что путь, который предстоит им, вовсе не путь домой.
19 апреля 1940 года решением Политбюро за подписью секретаря ЦК И.Сталина предписывалось всех военнопленных, возвращенных финскими властями, направлять в Южский лагерь НКВД и «в трехмесячный срок обеспечить тщательное проведение оперативно-чекистских мероприятий для выявления среди военнопленных лиц, обработанных иностранными разведками, сомнительных и чуждых элементов и добровольно сдавшихся финнам с последующим преданием их суду»3.
И сразу же, не теряя времени, в вагонах началась оперативная работа с бывшими военнопленными красноармейцами. Кто сдался добровольно? Кто как себя вел в плену? Кто поверил вражеской пропаганде? Кто выдавал своих однополчан — коммунистов и комсомольцев?
В результате индивидуальных опросов появились такие политдонесения, как, к примеру, младшего политрука Храмова А.В. (24.04.40): «Павел Кова- лец, младший лейтенант, говорит, что в/п Шаронов из 75 дивизии 34 сп, 1 бат., 3 р. являлся корреспондентом газеты «Друг пленных». В своих заметках он обвинял руководство Страны Советов».
«Евдокимов (едет в вагоне № 7 сан- поезда) избивал военнопленных, занимался антисоветской агитацией за религию. Лично сам ежедневно читал Евангелие, заставлял в/п наизусть учить Евангелие, о чем просил попа давать на дом задания по Евангелию. Заявил Резвов, вагон № 13».
«Янцевич Семен заявил, что некий Дронов, русский, крепко дружил с финским офицером и говорил при всех, что «Сталина надо зарезать, а Молотова надо застрелить».
Эшелон тем временем двигался на юг, к своей конечной цели.
«...Нас привезли в Ивановскую область, в Южский лагерь, разместили в двухэтажных деревянных казармах, «хорошо» огороженных колючей про104
Родина. Зима 1995.12
волокой, за которой прогуливались солдаты с немецкими овчарками».
Это был тот самый Южский лагерь, который в ноябре 1939 года так тщательно готовили к приему финских военнопленных. 25 апреля 1940 года он распахнул ворота для вернувшихся из Финляндии красноармейцев.
Из справки начальнику политуправления МВО дивизионному комиссару Лобачеву:
«Южский лагерь начал свою работу с момента поступления бывших военнопленных 25 апреля 1940 года. Люди поступали эшелонами по 500—600 человек. На первое мая было 4 815, на 10 — 4 897. 29 человек отправлено в госпиталь в Вязники. В числе прибывших — 314 человек начсостава от младшего лейтенанта до майора включительно... Люди размещены в бараках по 200—400 человек».
Можно представить себе ужас, который испытали люди, еще вчера радовавшиеся освобождению из финских лагерей и ожидавшие встречи с родными и близкими, с домом — с родиной. Но даже увидев зону, со всеми ее обязательными атрибутами, лишь немногие поняли, что судьба их уже предрешена. К тому же условия в Юж- ском лагере были куда лучше, чем в финском плену.
Комиссару Южского лагеря НКВД старшему лейтенанту Короткову (из УПВИ 17 мая 1940 года):
«В связи с прибытием особого контингента в/п на политотдел лагеря возлагается серьезная и ответственная задача по работе с ними. В работе среди этого контингента нужно исходить из указаний тов. Сталина на XVIII съезде ВКП(б): «Не забывать о капиталистическом окружении, помнить, что иностранные разведки будут засылать в нашу страну шпионов, убийц, вредителей...» Исключительной большевистской бдительностью всего аппарата лагеря происки финских контрреволюционеров нужно обезвредить».
Для оперативной работы с бывшими военнопленными в Москву были командированы 19 чекистов. И работа закипела. Оказалось, например, что, несмотря на предупреждения о том, что по прибытии в лагерь надо сдать всю имеющуюся контрреволюционную литературу, многие до сих пор хранят у себя финские газеты для советских военнопленных («Друг пленных» и «Милый друг», изданную к пасхальным праздникам), что «характеризует следы поповского дурмана и контрреволюционной работы со стороны финской белогвардейщины».
«Бывший военнопленный Гутов продолжительное время сохранял антисоветскую литературу — Библию и Новый Завет, которые были обнаружены бывшим военнопленным Плехановым и сданы политруку».
Разоблачение «враждебных элементов» происходило при содействии тех же бывших военнопленных, еще не разоблаченных.
Предателей и врагов оказывалось все больше, и все меньше оставалось незапятнанных. Добрались чекисты и до начсостава.
«Командир отделения Большаков указал на командира отделения Тимофеева, который, по его словам, бросил отделение, долгое время скрывался, а затем сдался в плен и в плену вел себя предательски».
«Висков Ф.И. до плена был зам. политрука, на фронте проявил трусость».
23 мая 1940 года Берия докладывал Сталину:
«В процессе работы оперативной группы из 1448 военнопленных выявлено шпионов и подозрительных по шпионажу — 106 человек, участников антисоветского добровольческого отряда — 166 человек, провокаторов — 54, издевавшихся в плену над нашими военнопленными — 13 человек, добровольно сдавшихся в плен — 72»4.
Прошел месяц пребывания в лагере бывших военнопленных красноармейцев. Теперь уже большинство из них начинали понимать трагичность положения.
Из отчета от 25 мая 1940 года Управления Южского лагеря комиссару УПВИ т.Нехорошеву:
«Бывший военнопленный Борисов Г.А. сказал: «Мы находимся не в госпитале, а в тюрьме под стражей, нам не дают открывать окна, не дают посылать письма домой. Мы были на фронте, проливали кровь, а тут сволочи нас держат и обращаются с нами, как с заключенными». Он категорически отказался лечить свою рану и выполнять назначения врача, при том, что рана гнойная. Требует отправки в лагерь, заявляя: «В лагере поведут следствие и ускорят мою судьбу».
Администрация лагеря пыталась бороться с «упадническими» настроениями, царящими среди контингента, налаживая культурно-просветительскую работу. Были выявлены все неграмотные. Их оказалось 186 человек, трое из которых были комсомольцами. Для них специально были заказаны буквари, регулярно проводился «ликбез».
Основная оперативная работа с бывшими военнопленными красноармейцами была завершена в положенный срок. 28 июня Берия доложил Сталину:
«В Южском лагере содержится 5 175 красноармейцев и 293 чел. начсостава, переданных финнами при обмене военнопленными. Оперативно-чекистской группой выявлено и арестовано 414 человек, изобличенных в активной предательской работе в плену и завербованных финской разведкой для вражеской работы в СССР. Из этого числа закончено и передано прокурором МВО в Военную коллегию Верховного Суда СССР следственных дел на 344 чел. Приговорены к расстрелу 232 чел. Приговор приведен в исполнение в отношении 158 чел.
Бывших военнопленных в числе 4 354 чел., на которых нет достаточного материала для поедания суду (подчеркнуто нами. — Авт.), подозрительных по обстоятельствам пленения и поведения в плену, — решением Особого Совещания НКВД СССР осудить к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет.
Бывших военнопленных в количестве 450 человек, попавших в плен, будучи раненными, больными или обмороженными, в отношении которых не имеется компрометирующих материалов, — освободить и передать в распоряжение Наркомата обороны»5.
Примечания
1. Управление по делам военнопленных (УПВ) организовано 19 сентября 1939 года; в 1941 году переименовано в Управление по делам военнопленных и интернированных (УПВИ).
2. Из воспоминаний Тадеуса Сарримо «В плену в России», предоставленных финским историком Тимо Малми.
3. Подробно эта тема будет освещена в книге российских и финских историков «Зимняя война 1939—1940 гг. Политическая история» под редакцией О. Ржешевского и О. Вехвивайнена.
4. Из готовящейся книги «Зимняя война 1939—1940 гг. Политическая история».
5. Из готовящейся книги «Зимняя война 1939—1940 гг. Политическая история».
В статье использованы документы центрального аппарата и политотдела Главного управления по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) (Ф. 1п и Зп) Центра хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК).
Родина. Зима 1995.12
105
$) плену
Номер лагеря
Место дислокации
Количество умерших
Номер лагеря
Место дислокации
Количество умерших
27
Московская обл., г. Красногорск,
339
г. Ленинград
1
ст. Павшино
5
«Актю¬
Казахская ССР, Актюбинская обл.,
58
Мордовская АССР,
бинский»
> г. Актюбинск
8
Зубово-Полянский р-н, ст. Потьма
38
«Унжлаг»»
Горьковская обл., ст. Сухобезводная
11
67
Свердловская обл. (24.02.1943 г. влился
Тюрьма
в Управление свердловских лагерей)
7
УНКВД
Ленинградская обл.
4
74
Горьковская обл., с. Оранки, ст. Шониха
32
75
Удмуртская АССР, п. Рябове, ст. Ува
7
82
Липецкая обл., ст. Усмань
2
735
Ленинградская обл., г. Алеховщина,
84
Свердловская обл., г. Асбест, ст. Монетная 63
ст. Оять
1
89
1. Волгоградская обл., м. Капустин Яр
1011
Эстонская ССР, г. Кивиыли
4
2. Чувашская АССР
11
1035
Казахская ССР, Актюбинская обл.,
95
Липецкая обл., г. Усмань
7
ст. Мартук
8
99
Казахская ССР, Карагандинская обл.,
1773
Кировская обл., ст. Быстряги
2
ст. Караганда Угольная, Спасский завод
195
1825
Вологодская обл., г. Череповец
33
100
Украинская ССР, г. Запорожье
1
2074
Кировская обл., ст. Пинюг
4
101
Кировская обл., Кайский р-н
1
2222
г. Ленинград
1
«Вятский
1»
2851
Горьковская обл., г. Уста
2
126
Украинская ССР, г. Николаев
1
2989
Владимирская обл., п. Камешково,
135
1. Калининская обл., г. Ржев
4
ст. Дербенево
2
2. Ленинградская обл., п. Волосово
3007
Кировская обл., ст. Фосфоритная
2
(до декабря 1944 г.)
3064
Чувашская АССР, г. Козловка, ст. Тюряема
4
3. Эстонская ССР, м. Ахме
3757
Курганская обл., ст. Шумиха
1
157
Ленинградская обл., г. Бокситогорск
3
3808
Ленинградская обл., г. Бокситогорск
2
158
Вологодская обл., г. Череповец
103
3810
Новгородская обл., г. Боровичи
9
224
Архангельская обл., г. Вельск
1
4379
Латвийская ССР, г. Рига
2
270
Новгородская обл., г. Боровичи
8
5091
Вологодская обл., г. Череповец
2.
Примечания
1. При изменении дислокации лагеря в списке последовательно даны его адреса, на карте показано последнее его местоположение.
2. При неполных адресах лагерей и госпиталей их знаки и номера на карте даны примерно в указанных районах.
Родина. Зима 1995.12
Великобритании первая реакция на начало боевых действий СССР против Финляндии была крайне осторожной. В октябре—ноябре 1939 года, преодолев шок от заключения пакта Риббентропа—Молотова и ликвидации польской государственности, Фо- рин офис попытался, хотя и не слишком решительно, навести мосты в отношениях с СССР, начав с ним торговые переговоры. Укрепление экономических связей рассматривалось британцами как средство предотвратить дальнейшее сближение СССР с Германией. Поэтому британское правительство достаточно спокойно отреагировало на заключение Советским Союзом пактов о взаимопомощи с прибалтийскими странами, равно как и на советские требования к Финляндии. Кабинет ограничился предупреждением: «Нам будет очень трудно следовать нашей инициативе о более широких англо-советских торговых переговорах, если правительство СССР займет чересчур непримиримую позицию в отношении Финляндии». Кроме того, в Лондоне, несомненно, не могли представить себе, что Финляндия окажет сколько-нибудь продолжительное сопротивление своему гигантскому оппоненту.
Нападение на Финляндию вызывало у членов британского кабинета большее беспокойство ввиду возможности аналогичных акций в других регионах, в частности в Юго-Восточной Европе. В этом случае Британия, возможно, «будет вынуждена объявить Советскому Союзу войну, хотим мы того или нет»1. Тем не менее 4 декабря кабинет «по политическим причинам» решил оказать Финляндии срочную военную помощь, направив 20 истребителей «Глостер Гладиатор». Вслед за англичанами подобное решение приняло и французское правительство, выделив 30 новейших самолетов «Моран Сольнье». К середине декабря союзники стали еще решительнее. 15 декабря министр иностранных дел Галифакс отметил, что максимальное затягивание советско- финского конфликта соответствует интересам Великобритании, так как предотвращает дальнейшую экспансию СССР или Германии в скандинавском регионе. 13 декабря аналогичное мнение высказал и премьер-министр Франции Э. Даладье.
Несколькими днями позже французы выступили с инициативой более активного вмешательства союзников в конфликт. Как отмечалось в меморандуме французского МИД от 18 декабря, «поощряя сопротивление финнов, мы не просто лишаем Россию успеха локального характера, но и мешаем Германии и России занять стратегические и экономические позиции, имеющие решающее значение с точки зрения будущего хода войны».
Эта идея, сочетающая стратегические и политические соображения с традиционным антибольшевизмом, будет Родина. Зима 1995.12
107
Уд Западной
зимой и весной 1940 года оказывать немалое влияние на умы французских и британских политиков и военных, вызывая к жизни опасные и авантюристические проекты, чреватые вовлечением союзников в войну на два фронта.
Впрочем, британцы скептически отнеслись к французскому предложению о совместных гарантиях против СССР. «Мы не хотим войны с ним», — прямо заявил премьер-министр Невилл Чемберлен. Галифакс в свою очередь потребовал изъять из французского проекта обращения к Швеции и Норвегии упоминание об официальном характере военной помощи Финляндии. Англичане, в частности первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль, известный своими высказываниями в пользу союза с СССР, прежде всего стремились вовлечь в войну против Германии Швецию и Норвегию, чтобы замкнуть кольцо экономической блокады вокруг Берлина. Финские события служили для этого хорошим прикрытием. 22 декабря военный кабинет Великобритании постановил, что в дополнение к предложению о гарантиях Швеции и Норвегии следует попытаться «переключить» военные действия на Скандинавию, обещая шведам «защиту» их рудников «также и от Германии».
Французы одобрили эту идею, но для них первостепенной целью вмешательства был все же Советский Союз. 23 декабря финский посланник сообщил ошеломленному Кадогану новость: французы передали в Хельсинки, что 19 декабря Совет постановил послать войска на помощь Финляндии2. После энергичного протеста англичан инцидент был исчерпан, финны получили соответствующие разъяснения, однако определенный разлад в планах союзников продолжал ощущаться до самого конца «зимней войны».
27 декабря союзники предприняли намеченный демарш в Стокгольме и Осло. Результат разочаровал: 5 января правительства Швеции и Норвегии, ссылаясь на свой нейтралитет, отказались от союзных гарантий. Тем не менее планирование военных операций в Скандинавии началось.
2 января 1940 года военный кабинет Великобритании обсудил доклад начальников штабов, где предлагалось осуществить вторжение в Северную Швецию и район Нарвика силами до 4—6 союзных дивизий с целью «защитить» железорудные месторождения от Германии и одновременно прикрыть их с востока от предполагаемого наступления советских войск. Попутно предусматривалось обеспечить пути снабжения Финляндии военными материалами. Этот план был сопряжен с гораздо большим риском военного столкновения с СССР, чем первоначальная идея Черчилля, имевшая исключительно антигерманское острие. Однако к этому времени британское командование, чьи традиционно заниженные оценки боеспособности Красной Армии, казалось, подтверждались поражениями советских войск на финском фронте, пришло к выводу, что «лучше пойти на неудобства, сопряженные с открытым столкновением с Россией, чем упустить шанс, и возможно единственный шанс, добиться поражения Германии в короткие сроки».
Одновременно французы все больше склонялись к такому конфликту как к наиболее желательной перспективе. Планы, разработанные ими в декабре, отличались радикальностью. Главным объектом высадки был выбран не норвежский берег, а север Финляндии — район Петсамо, находившийся уже под контролем советских войск. С подачи самих финнов в Париже собирались использовать для борьбы с советскими войсками корабли польского флота. Даладье увидел в этом плане возможность втянуть осторожных британцев, в подчинении которых находились польские корабли, «в прямые антирусские действия».
Когда Черчилль отверг эту операцию, командующий французским флотом адмирал Дарлан 16 января выступил с новой инициативой. В меморандуме, подготовленном с помощью финского представителя полковника А. Паасонена, он предложил совместную десантную операцию союзников. Корабли, замаскированные под польские, должны были доставить в Петсамо англо-франко-польский отряд из 13—17 тысяч человек под видом добровольцев. После высадки союзным войскам ставилась задача во взаимодействии с финскими частями нанести удар по советской дивизии, дислоцированной в районе Петсамо. Но это только начало: усиленный несколькими союзными дивизиями экспедиционный корпус должен был вступить на советскую территорию и перерезать Мурманскую железную дорогу, а затем окружить советскую группировку на севере Финляндии. В первоначальных предложениях полковника Паасонена обосновывалась и политическая
108
Родина. Зима 1995.12
цель операции, весьма заманчивая для Дарлана, известного своими правыми взглядами: «...Карелия станет базой, где постепенно смогут собраться антисталинистские национальные силы». Впрочем, появление этого плана, чреватого уже не просто риском локальных стычек с Красной Армией, отражало не только политические взгляды Дарлана и Паасонена.
В январе—феврале 1940 года французское правительство, отбросив всякую осторожность, приступило к планированию широкомасштабных боевых действий против СССР с далеко идущими политическими целями. Если главной заботой англичан оставались шведские рудники, то французы обратили внимание на месторождения нефти на Кавказе. 15 января генеральный секретарь французского МИД Леже сообщил американскому послу У. Буллиту, что Даладье предложил англичанам направить эскадру в Черное море для блокады советских коммуникаций и бомбардировки Батуми, а также атаковать с воздуха нефтяные разработки в Баку. Причем, по словам Леже, целью этих операций должно быть не только предотвращение поставок советской нефти в Германию. «Франция не станет разрывать дипломатических отношений с Советским Союзом или объявлять ему войну, — заявил он, — она уничтожит Советский Союз, если это возможно — при необходимости — с помощью пушек»3.
Некоторые военные лидеры были настроены столь же воинственно. Командующий французскими войсками в Сирии и Ливане генерал Максим Вей- ган, ветеран польской кампании 1920 года, заметил в одном из писем: «Лично я считаю необходимым сломать хребет СССР, в Финляндии или где угодно».
19 января французское правительство затребовало от Дарлана и генерала М. Гамелена, командующего сухопутными войсками, предложения относительно непосредственного вторжения на Кавказ. Французский генштаб дал следующую оценку: «Если операция увенчается успехом, она может решающим образом ослабить военную и экономическую мощь Советского Союза и даже привести к крушению всей советской системы»4.
Проблема бакинской нефти не оставляла равнодушными и английских политиков. Еще в октябре 1939 года министерство снабжения предлагало изучить возможность бомбардировки этого района с воздуха.
Начальники штабов поначалу скептически отнеслись к плану бомбардировок Баку, опасаясь ответного удара по нефтяным предприятиям в Иране. Однако после определенного давления со стороны чиновников Форин офиса, они вынуждены были согласиться, что Баку — наиболее подходящий объект для атаки, способной нанести советской экономике серьезный ущерб, а три эскадрильи бомбардировщиков «бленхейм» могут справиться с этой задачей за шесть недель.
Описанные выше планы объединяет, пожалуй, одна общая черта — отсутствие элементарной логики. Действительно, трудно понять, как стратеги союзников с готовностью шли на широкомасштабный конфликт с еще одной великой державой, надеясь при этом сокрушить ее с помощью нескольких дивизий и эскадрилий бомбардировщиков. Причины такого странного авантюризма, охватившего обычно весьма осторожных англофранцузских военных и политиков, надо искать, вероятно, в специфической обстановке зимы 1939/40 года.
Решающую роль, должно быть, сыграло убеждение обоих правительств в том, что экспансия СССР представляет опасность для их интересов (действия Сталина осенью 1939 года давали им некоторые основания так думать). К этому надо добавить и традиционную недооценку военной мощи и прочности сталинского режима, и воспоминания об интервенции 1918—1919 годов, когда союзники могли сравнительно малыми силами удерживать обширные территории в России, и, несомненно, влияние поражений РККА в декабре 1939 года. Кроме того, подобного рода планы отражали общие недостатки, свойственные англофранцузской стратегии в начале второй мировой войны, — надежду решить исход борьбы с помощью экономической блокады и локальных боевых действий на периферийных театрах, переоценку роли авиации и военно- морских сил.
Так или иначе, здравый смысл и стечение обстоятельств не позволили союзникам принять окончательного политического решения о прямой интервенции против СССР. Грандиозные схемы разгрома Советского Союза (подобные плану Дарлана—Гамелена) так и остались на стадии предварительной разработки.
Что касается вторжения в Скандинавию, то эта операция была одобрена Высшим военным советом союзных держав 5 февраля 1940 года.
Окончательный план, разработанный английскими штабами, состоял из двух этапов и являлся, по сути, крупнейшей десантной операцией со времен неудачной высадки в Дарданеллах в 1915 году. Общая численность экспедиционного корпуса доходила до 100 тысяч человек и 11 тысяч автомобилей и бронемашин; для транспортировки войск помимо грузовых судов выделялось 40 эсминцев, а прикрытие конвоев должно было осуществляться основными силами британского флота.
На первой стадии операции предусматривалось высадить в Нарвике две бригады специально подготовленных войск (соединение «Эйвонмот») с задачей занять район рудников в Галли- варе, а также захватить или вывести из строя шведский порт Лулео в Ботническом заливе. Усиленные двумя батальонами иностранного легиона и четырьмя польскими батальонами, эти части должны были составить основу экспедиционного корпуса для защиты путей снабжения Финляндии. Таким образом, число солдат, которые могли быть использованы для военной помощи финнам, не превышало 15 тысяч человек.
Во второй половине февраля, когда стало ясно, что новое советское наступление на Финляндию развивается успешно, союзники поняли, что времени у них остается все меньше. 21 февраля, после известного инцидента с захватом немецкого корабля «Альтмарк» в норвежских водах, Даладье предложил начать операцию немедленно, однако английские войска еще не были готовы.
Однако позиция Швеции к тому времени была уже ясна. Шведы отвергли просьбу Финляндии о военном вмешательстве и взяли на себя посреднические функции по прекращению конфликта. Подозрительность шведов только усилилась, когда Даладье в личном послании королю Густаву сообщил о своих проектах действий на Кавказе.
Узнав о намерении финского кабинета принять советские условия мира, Даладье попытался еще раз спасти идею интервенции. Французский премьер вновь прибег к искажению фактов: 1 марта он подтвердил финнам данное тремя днями ранее обещание отправить им на помощь не 20, а 50 тысяч солдат, согласился без консультации с англичанами выделить им немедленно 100 бомбардировщиков и Родина. Зима 1995.12
109
33 Западной
заявил, что транзит союзного корпуса практически гарантирован. В Лондоне обещания Даладье вызвали бурю.
В тот же день, 2 марта, послы Франции и Великобритании в Стокгольме и Осло сделали запрос относительно транзита, гарантируя обеим странам защиту от Германии и обещая, что союзные войска будут в Норвегии не позднее 20 марта. Министр иностранных дел Швеции ответил отказом. Норвежское правительство, разгневанное действиями англичан в ходе инцидента с «Альтмарком», заявило, что в случае если союзные войска все же высадятся, оно прибегнет к тактике пассивного сопротивления.
Последняя попытка спасти операцию была предпринята 11 марта. В ответ на обращение финнов и настойчивые просьбы французов Форин офис согласился вновь запросить Швецию и Норвегию о транзите. Как утверждает М. Якобсон, финское правительство пошло на этот демарш без всякой надежды на успех: инструкции для делегации в Москве с разрешением подписать мирный договор были уже отправлены5. Однако в Лондоне и Париже решили покончить с выжиданием и начать операцию независимо от согласия Норвегии и Швеции. 12 марта во второй половине дня члены правительства и начальники штабов проинструктировали командиров соединения. Операция должна была носить наполовину мирный характер. Вести крупномасштабные боевые действия запрещалось, однако отдельные факты сопротивления и даже небольшие потери не должны были приниматься во внимание. Оружие разрешалось применять «в качестве крайней меры самообороны»6.
Подписание мирного договора в Москве прервало проведение операции. Наиболее тихоходные транспорты уже отплыли, и их пришлось возвращать с полдороги. Остальные соединения оставались в боевой готовности, пока не было принято решение их распустить.
Позиция Германии
С самого начала «зимней войны» германское правительство демонстрировало соблюдение пакта от 23 августа, относившего Финляндию к «сфере интересов» СССР. Кроме того, готовясь к войне на Западе, Гитлер не желал портить отношения с Москвой, нуждаясь в ее экономической поддержке.
Уже на второй день советско-финского конфликта Германия по просьбе Москвы взяла на себя эвакуацию советской колонии в Финляндии (сотрудники полпредства покинули Хельсинки на германском корабле), охрану зданий и имущества полпредства, согласилась представлять в Финляндии интересы СССР7.
2 декабря германские представители за рубежом получили циркуляр за подписью статс-секретаря МИД Вайцзеккера, в котором им предписывалось избегать любых антисоветских высказываний и оправдывать нападение СССР аргументами о «неизбежности» пересмотра установленных в Версале границ и «естественной потребности» Москвы обеспечить защиту Ленинграда и контроль над Финским заливом. 6 декабря эта инструкция была подтверждена самим Риббентропом. Более того, впоследствии Германия предложила свои услуги в обслуживании и ремонте советских подводных лодок, действовавших на Балтике.
Германия, как и англичане и французы, была заинтересована в затягивании войны, что предопределило некоторые ее действия. Так, предупреждая Швецию о недопустимости военного вмешательства в конфликт, германское правительство дало понять, что оно не возражает против транзита помощи для Финляндии через шведскую территорию, и даже, как сообщил Галифаксу крупный шведский промышленник М. Валленберг, компенсировало шведам поставки вооружения финской армии, доходившие до 20—30% всего шведского военного имущества.
Причина подобной двусмысленности коренилась в том, что Германия, как и союзники, нуждалась в предлоге для интервенции в Скандинавию. Еще 10 декабря 1939 года командующий германским флотом адмирал Редер направил Гитлеру доклад о необходимости получения военных баз в Норвегии, что позволило бы прорвать союзную блокаду, получить выход в открытый океан и более активно действовать на английских коммуникациях.
После начала« зимней войны» Редер получил сведения о возможной интервенции союзников. 8 декабря адмирал прямо заявил Гитлеру: «Надо оккупировать Норвегию»8.
Германское правительство, судя по всему, было хорошо осведомлено о планах союзных держав9, и в январе ему стало ясно, что опасность потери необходимых поставок руды нарастает.
1 февраля 1940 года британский эсминец «Коссак» захватил в норвежских водах немецкое вспомогательное судно «Альтмарк» с 300 пленными английскими моряками на борту. Этот незначительный инцидент стал для Гитлера последним доказательством того, что союзники готовы действовать в Скандинавии достаточно решительно, а значит, он должен торопиться.
21 февраля он назначил генерала Фалькенхорста командующим экспедиционными силами и поручил ему в короткие сроки завершить подготовку захвата основных норвежских портов. Уже 1 марта Гитлер издал официальную директиву на осуществление плана «Везерюбунг». Вторжение планировалось проводить до начала наступления на Западе с привлечением минимально необходимых сил, чтобы не распылять их перед главной операцией. Таким образом, расчеты союзников, что боевые действия в Норвегии отвлекут Германию от западноевропейского театра, не оправдались.
Заключение мира между СССР и Финляндией нарушило как союзные, так и германские планы. Прекращение войны, заметил Йодль, «лишает не только Англию, но и нас какой-либо политической базы для захвата Норвегии».
Впрочем, Гитлер, в отличие от демократических правительств Англии и Франции, не слишком нуждался в благовидном предлоге, и 9 апреля наступила развязка. Германские десанты внезапной атакой захватили основные гавани и аэродромы Норвегии. Англичанам и французам пришлось высаживаться вслед за ними, в куда менее благоприятных условиях, чем предусматривалось планом «Нарвик». Получилось так, что из-за нерешительности и осторожности союзники, по выражению Чемберлена, «опоздали на автобус», идущий в Скандинавию.
Примечания
1. Ыеуакм и. ТИе Арреа! Фа1 \л/аз Ие7ег Майе.
ТИе АШез, 8сапсНпа71а апб Фе Р|пгизЬ \Л/|п1ег \Л/аг. Ь, 1976. Р. 43.
2. ТИе 01апез оТ А1ехапс!ег Сайодап. 1971.
Р. 239.
3. Роге1дп Ве1а1юпз оТ 1Ье ЫпНес! 81а1ез. О|р1ота1ю рарегз. 1940. \/о1. 1. Р. 277.
4. ЗасоЬзоп М. ТНе О!р1отасу оТ Фе \Л/1п1:ег \Л/аг. СатЬпс!де (Мазз.),1961. Р. 202—203.
5. 1ЬИ., Р. 252.
6. ВиИег.З. Р. М. ТНе Н1з1огу оТ Фе 8есопс1 \Л/ог1с1 \Л/аг. \/о1. II. Огапс! 81га1еду. 1_., 1957. Р. 112-113.
7. АВП РФ. Ф. 6 (секретариат Молотова).
Оп. 1. П. 18. Д. 189.
8. 8Ыгег \Л/. ТЬе Р!зе апс! РаН оТ Фе ТЫгс! Ре1сК.
1_., 1991. Р. 674, 676.
9. Ме7акм 3. ТЬе Огеа! Ромегз апс! Р)п1апсГ8 \Л/|п1ег \Л/аг//Реуие 1п1егпа1юпа1е сГН1з1о1ге тШ1а1ге. № 62. 1985. Р. 70.
110
Родина. Зима 1995.12
Ильмари Хакала (Финляндия)
Могла ли Финляндия продолжать боевые действия?
|^1[0 13 марта 1940 года финские войска успешно сдерживали натиск превосходящих сил Советского Союза, хотя в начале войны главнокомандующий вооруженными силами Финляндии маршал К. Г. Маннергейм заявил, что эффективно воевать финская армия сможет всего несколько недель. Он обосновывал свое мнение недостаточной материальной базой. Кроме того, все планы обороны финской стороны основывались на предположении, что Советский Союз не бросит на борьбу с Финляндией большую часть своей армии. Наконец, в Финляндии даже не думали о возможности войны с какой-либо другой страной, кроме Советского Союза.
В последний день войны финская армия находилась на востоке от Выборга, за исключением двух соединений, которые действовали в направлении побережья Финского залива: группа береговой обороны и группа Хами- на. Основные силы армии находились на Карельском перешейке, и значительная ее часть была дислоцирована вдоль границы, протянувшейся от Ладоги до Северного Ледовитого океана. По сравнению со всей территорией страны, однако, финны уступили врагу только маленькую ее часть. Кроме отдельных населенных пунктов, которые подверглись бомбардировкам, тылы не были затронуты. Моря были покрыты льдом, и отсюда опасность побережью не грозила.
По мнению командира 2-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Ха- ралда Эквиста, отвечавшего за оборону западной части Карельского перешейка, ситуация была чрезвычайно тяжелой. В середине марта была последняя возможность снять части задней оборонительной линии (под Выборгом) и отвести их на новые позиции в глубь страны. Это стоило бы сделать в случае, если бы войска могли хоть как-нибудь сохранить свою боеспособность и продолжать сопротивление. Но он сомневался в способности уставших войск выполнить такую задачу. Генерал-лейтенант Леннарт Эш, отвечавший за побережье Финского залива, был того же мнения.
Оба генерала обосновывали свою точку зрения тем, что на западе от Выборга был создан плацдарм Вилай- оки—Нисалахти, а на северо-востоке от Выборга, в Тали, был осуществлен прорыв тыловой оборонительной линии. Это создавало серьезную угрозу основным силам защитников запада Карельского перешейка. С учетом превосходящих сил советских войск, их бесперебойного снабжения и пополнения выводы генералов представлялись обоснованными. Все сконцентрированные на Карельском перешейке финские войска были задействованы, а получить пополнения с других фронтов не было возможности.
Имевшееся в ставке маршала Маннергейма в г. Миккели представление о положении на фронте и боеспособности армии соответствовало выводам генералов, но там считали, что положение не столь безнадежно, как полагали командиры переднего края.
Генерал Пааво Талвела, командир армейского корпуса в восточной части Карельского перешейка, считал, что в середине марта положение было далеко не безнадежным. Можно было
Родина. Зима 1995.12
111
(Цо, фронте
продолжать войну, а предстоящая распутица могла бы значительно осложнить действия нападающей стороны. Он считал также преждевременным отход от Вуокси.
К северу от Ладоги финнам также угрожало отступление на запад. Только на самом севере Финляндии положение еще как-то контролировалось.
Если бы описанная выше операция по отступлению удалась, то уставшим финским войскам пришлось бы уже в марте без подготовки отражать новую мощную атаку. Сделать это собственными силами и так же успешно, как на Карельском перешейке, было маловероятным, и финским войскам пришлось бы продолжать отступление на запад. Правда, бои в феврале и марте показали, что русские войска не особенно настойчиво преследовали врага.
Всю войну проблема снабжения финских войск боеприпасами оставалась чрезвычайно острой, а с началом широкомасштабного наступления русских в начале февраля 1940 года ситуация стала еще хуже. В самом тяжелом положении оказалась полевая артиллерия. Не хватало орудий, хотя с начала войны их количество почти удвоилось (с 420 до 700). Реальной угрозой была нехватка боеприпасов для полевой артиллерии.
В конце войны на передвижных складах армии запасов хватало лишь на две-три недели. Из-за постоянного натиска русских расход боеприпасов увеличивался, и их, конечно же, не хватило бы для продолжения войны в быс- троменяющихся боевых условиях. Положение противотанковой обороны было сложным. Из-за границы боеприпасов больше не поступало. Только Швеция обещала с середины марта поставлять в страну по 75 000 снарядов в месяц для полевой артиллерии. Это, однако, было слабым утешением. Даже в конце войны собственное производство было далеко не достаточным для каждодневных потребностей.
Если бы пришлось осуществить упомянутые планы отступления на запад, то значительная часть металлооб- рабатывающей промышленности Финляндии, находящейся в Вуоксен- лааксо, оказалась бы на территории боевых действий. Относительно иного военного имущества и военной техники подобных проблем не было.
В течение войны финны потеряли всего около 80 000 солдат. В это число входят погибшие, раненые, пропавшие без вести и выбывшие из строя по другим причинам. Численность солдат, начавших войну, резко сократилась, и в марте на фронте больше не ждали пополнения. Практически все боеспособные мужчины уже были на фронте. Маршал Маннергейм пишет в своих мемуарах, что как раз на этом этапе, в связи с расширением фронта, необходимы были свежие силы, но фактически использовались только уставшие, изрядно потрепанные дивизии.
По оценкам экспертов, пехота потеряла приблизительно 3/4 своего состава (в середине марта уже 64 000 человек). Так как пехота в то время состояла из 150 000 человек, то ее потери составляли уже 40 процентов.
Всю войну финны как в тылу, так и на фронте проявляли поразительную, исключительную стойкость. Одно то, что народ с населением менее четырех миллионов осмелился отстаивать свои права перед лицом врага, превосходящего его в пятьдесят раз, представляет собой уникальное явление в мировой истории. После сражения в Толваярви 12 декабря финны увидели, что в бою можно и победить.
Это повысило боевой энтузиазм людей как дома, так и на фронте.
Моральный дух и боеспособность финского народа, несомненно, были далеко не исчерпаны к концу войны. Очевидно, что психологически народ мог выдержать даже очередное отступление.
В конце войны ни среди населения, ни среди войск не было заметно никаких признаков упадочничества. Даже в самые последние дни финские соединения, которые понесли большие потери, сражались самоотверженно и результативно. Дисциплина в уставших войсках сохранилась и во время марша до новой границы, и после этого. Поэтому боевая готовность могла бы, очевидно, сохраниться и в том случае, если бы войска отступили далее на запад. Но физическое состояние солдат, длительное время сражавшихся в тяжелых боях, оставляло желать лучшего. И это могло бы отрицательно сказаться в последующем.
Во время «зимней войны» военное руководство не успело серьезно обдумать возможности продолжения войны партизанскими методами. Если сравнивать ситуацию марта 1940 года с ситуацией осени 1944 года, то, вероятно, можно было бы начать и партизанскую войну, если бы Финляндия получила реальную помощь Запада. В марте поддержка еще имела бы значение, но тогда фронты были бы расположены далеко на западе.
Представляется, что 13 марта был достигнут тот предел, за которым Финляндия уже не могла успешно воевать одна, своими собственными силами. Единственной возможностью была бы помощь Запада, которая, несмотря на все разговоры, так и не пришла. Оставалось только отказаться от продолжения войны.
112
Родина. Зима 1995.12
Кард Ван Дайк (США)
пакие уроки извлекло партийное и военное руководство из финской кампании
О
I—хойна выявила значительные слабости Красной Армии, о чем прежде всего свидетельствовали крупные потери. На пленуме ЦК Генштаб оценил их в размере 48745 убитыми и 158863 ранеными или обмороженными. Даже если учитывать заниженность этих данных, они все равно выглядят довольно внушительно. Для более глубокого изучения опыта войны пленум принял решение создать специальную совместную комиссию из членов ЦК и членов Главного военного совета. Комиссии предстояло заслушать командиров и комиссаров и выработать основные предложения для реформы Красной Армии.
На свое первое заседание комиссия собралась в середине апреля 1940 года. И сразу же был заслушан отчет маршала Ворошилова. Главными ошибками он назвал слабое знание финского театра военных действий и недооценку силы финской армии. В результате советским войскам пришлось сражаться с упорным и уверенным в себе противником в условиях зимы и лесистой местности. Ворошилов публично признал, что несет полную ответственность за это: «Ни я — нарком обороны, ни Генштаб, ни командование Ленинградского военного округа вначале совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной».
Комиссия заслушала также ряд отчетов от Генштаба и командующих войсками. Интересно, что большинство выступавших очень высоко оценивали действия финской армии, ее способность удерживать позиции перед лицом численно превосходящего противника. Генштаб сделал важный вывод о том, что «в расчетах на молниеносную войну в современных условиях надо подходить осторожно. При отсутствии морально-политического надлома в армии и внутри страны противника, армии продолжают сохранять способность к сопротивлению. Опыт показал силу современной обороны и ее быстрое воспроизводство в глубине при отходе».
Во время войны со своих постов были сняты два командующих армиями, три армейских начальника штаба, три начштаба и три командира корпусов, пять командиров дивизий и большое количество командиров низшего ранга. Парадоксально, но именно нарком обороны Ворошилов, персонально ответственный за низкий профессионализм в армии и репрессии высшего комсостава, призывал на заседаниях комиссии к повышению профессиональной подготовки военных. Во многом именно результаты войны заставили советское руководство освободить из тюрем и лагерей около 4000 репрессированных командиров и вернуть их в Красную Армию.
Родина. Зима 1995.12
113
Сталин внимательно ознакомился с материалами работы совместной комиссии и 21 апреля 1940 года на заседании Главного военного совета в Кремле выступил с речью. В частности, он предложил «демократизировать» процесс разработки военной теории путем публикации профессиональных военных журналов и книг. Это позволило бы командирам Красной Армии свободно обсуждать и анализировать вопросы оперативного искусства и тактики. Сталин заявил, ^то «нам надо раскопать архивы немцев, французов, русских по империалистической войне, танцевать от опыта империалистической и современной войны». Он отдал должное дискуссиям о роли современной обороны, подчеркнув: «Мы должны воспитать свой комсостав в духе активной обороны, включающей в себя и наступление».
И все же осмысление ошибок, допущенных во время войны, не могло считаться законченным без того, чтобы не отыскать необходимых жертв в лице конкретных руководителей. Ими стали Ворошилов и Шапошников. 7 мая 1940 года Сталин снял их с постов соответственно наркома обороны и начальника Генштаба, назначив на эти должности Тимошенко и Мерецкова.
С кадровыми перемещениями и приходом нового руководства в Красной Армии началась активная кампания по наведению порядка и дисциплины. Это широко обсуждалось в армейской печати. Подчеркивалось, что в столь сложном деле совершенно неизбежны некоторые элементы муштры и административного нажима. В итоге в октябре 1940 года издается новый Дисциплинарный устав, по которому Красная Армия начинает напоминать дореволюционную царскую армию. Согласно уставу, командирам было дано полное право своей властью наказывать солдат, не повинующихся приказам. Солдаты же теряли право обжаловать действия командира. Таким образом, Красная Армия отходила от практики гражданской войны и превращалась в ярко выраженную бюрократическую организацию, где четко разграничивались полномочия и мера ответственности. В армии вводились новые высшие военные ранги, такие, как «генерал», «генерал-майор», «генерал-полковник» и «адмирал». Около тысячи человек высшего командного состава, большинство из которых были участниками недавней войны, получили новые звания. Среди них Тимошенко, Шапошников, Кулик (маршалы), Жуков и Мерецков (генералы армии), Галлер и Исаков (адмиралы)...
Более конкретные вопросы реформирования армии рассматривались на заседаниях Главного военного совета. Следуя указаниям Сталина о пересмотре советской военной идеологии, одним из первых обсуждался вопрос о пропаганде. С большим обзорноаналитическим докладом выступил начальник Главного политического управления Красной Армии Л. Мехлис. Еще 14 марта 1940 года, на следующий день после окончания военных действий в Финляндии, были даны указания всем политработникам составить подробные отчеты о пар-тий- но-политической работе во время войны. 1 апреля гора материалов была привезена в Москву и анализировалась сотрудниками Военно-политической академии имени Ленина. Их выводы легли в основу критического выступления Мехлиса. Настоящим откровением прозвучало его заявление о том, что советская пропаганда за- знайски делала основной упор на непобедимость Красной Армии и, таким образом, потворствовала благодушию и самодовольному настроению командиров и солдат. Практически все присутствовавшие поддержали Мехлиса и в своих выступлениях развивали тезис о вредном воздействии подобной «ложной» пропаганды. Член Главного военного совета Г. Савченко подчеркнул, что шапкозакидательские настроения в армии становятся преградой на
114
Родина. Зима 1995.12
Подборку «По страницам газет» подготовил доктор исторических наук Анатолий Пономарев
пути к учебе и восприятию позитивного опыта армий врага. Сравнивая Красную Армию с немецкой, Савченко очень высоко оценил германский подход к воспитанию и подготовке младших офицеров. Его поддержал бывший командующий 8-й и 15-й армиями во время войны В. Курдюмов. Он сделал статистический анализ и сравнил уровень подготовленности офицерского корпуса немецкой и французской армий периода первой мировой войны с Красной Армией. Он пришел к выводу, что у Красной Армии есть все необходимое для того, чтобы вести современную войну, но для этого очень важно сосредоточить всю систему боевой подготовки войск в одних руках.
В вопросе о том, как развить инициативность и ответственность офицерского корпуса, Мерецков, следуя за Сталиным, хвалил введение в армии четко обозначенной субординации, что должно было помочь повышению личной ответственности. Генерал обращал внимание на важный моральный аспект: «У нас люди боятся что- либо говорить прямо, боятся испортить отношения, боятся попасть на смех, оказаться в неудобном положении, отсюда люди часто боятся говорить правду!»
В более резкой форме мысль Мерецкова развил генерал-лейтенант Д.
Козлов. Он критиковал практику коллегиального принятия решений в военных советах. «Сидят командир полка, комиссар полка и еще несколько представителей — сидят пять человек и решают, и все смотрят командиру полка в рот, что он скажет, а он не знает как сказать. Это излишнее представительство вредит делу. Надо с этим покончить». Козлов предлагал ликвидировать военные советы, которые были восстановлены в армии по приказу Ворошилова в 1937 году.
Еще одну важную причину назвал Д. Павлов: «У нас врагов народа оказалось столько, что я сомневаюсь в том, вряд ли они были все врагами. И тут надо сказать, что операция 1937—38 годов, до прихода Берия, так нас подсидела и, по-моему, мы очень легко отделались с таким противником, как финны». Кроме него, тему репрессий и их влияния на армию больше никто обсуждать не осмелился.
Многочисленные дебаты в различных комиссиях и на военном совете привели к нескольким серьезным изменениям в Красной Армии. Наряду с упомянутым ранее введением новых званий и принятием Дисциплинарного устава произошел сдвиг в советской военной доктрине. Вместо маневренной войны (концепции, навеянной опытом первой мировой и гражданской войн) основной упор стал делаться на позиционную войну.
В армии вводился принцип единоначалия, что позволяло командирам принимать решения без участия политработников. Формально эта мера закрепила переход от армии милицейского типа к армии кадровой, хотя коллективные органы руководства в Красной Армии еще сохранялись.
Летом 1940 года в войска был разослан новый проект Полевого устава РККА, который был весь пронизан духом наступательной тактики, за что его хвалили многие советские военачальники. Однако наступление и активная оборона требуют высокой военной подготовки, а, если судить по архивным документам, летом 1940 года в Красной Армии насчитывалось 3155000 необученных и плохо подготовленных солдат. Для их становления нужны были годы. Так что Сталину не оставалось ничего другого, как полагаться на свою дипломатию и быстроту проведения доенных реформ, с тем чтобы отсрочить нападение с Запада. Однако вторжение Германии началось значительно раньше.
Примечание
Статья американского историка написана на основе документов: РЦХИДНИ. Ф.71.
Оп. 25. Д. 6861,6859; РГВА. Ф. 4. Оп. 14. Д. 2736, 2768.
Родина. Зима 1995.12
115
^ене^алъном штабе
Солдаты доблестной армии Финляндии!
Мир заключен между нашей страной и Советской Россией, суровый мир, уступивший Советам почти что все поля брани, политые вашей кровью во имя всего того, что для вас дорого и свято.
Вы не желали войны, вы любили мир, труд, прогресс, но вам была навязана борьба. В ней вы свершили подвиги, которые вечно будут блистать на страницах истории. Более 15000 из вас, тех, кто пошел на войну, уже не вернутся, чтобы увидеть родной дом, а очень многие из вас навсегда остались инвалидами. Но вы также нанесли крепкие удары, и если теперь двести тысяч ваших врагов покоятся под ледяным покровом или уставились своими потухшими взорами в наше звездное небо, то вины на вас нет. Вы не ненавидели их, вы не желали им зла, вы только соблюдали жестокие законы войны: убить или пасть самому.
Солдаты! Я сражался на многих полях битв, но еще ни разу не видел воинов, подобных вам. Я горжусь вами, как если бы вы были моими детьми, я равно горд солдатами из тундр Севера, как и сынами широких равнин Похьянмаа, лесов Карелии, улыбчивых общин Саво, богатых хуторов Хяме и Сатакунты, парнями шумных березовых рощ Уусимаа и варсинайс Суоми. Я равно горд жертвой, принесенной как фабричным рабочим и парнем из бедной избушки, так и богатым человеком.
Я благодарю вас всех — офицеров, унтер-офицеров и рядовых, но особо хочу подчеркнуть мужество офицеров резерва, их чувство долга и то профессиональное выполнение ими дела, в действительности не являвшегося их делом. Так что их жертва была в процентном отношении самой большой в войне, но они принесли ее с радостью, ни разу не изменив долгу.
Я благодарю офицеров штабов за их искусство и неустанный труд и, наконец, благодарю своих ближайших помощников, начальника Генерального штаба и главного квартирмейстера, командующих армиями, а также командиров корпусов и дивизий, часто делавших невозможное возможным.
Я благодарю армию Финляндии (все ее рода войск с самого первого дня войны совершали прекрасные подвиги) за ту храбрость, с которой они выступали против многократно превосходящих сил неприятеля, частично вооруженного даже незнакомым оружием, и за то упорство, с которым они цеплялись за каждый кусок родной земли. Уничтожение более 1500 русских танков и более 700 самолетов свидетельствует о подвигах, которые нередко совершались в одиночку.
С радостью и гордостью думаю я о лот- тах Финляндии и их вкладе в борьбу — их самопожертвовании и неустанном труде в различных областях, который высвободил тысячи людей для огневых линий. Их благородный дух воодушевлял и поддерживал армию, чью благодарность и признательность они в полной мере заслужили.
Почетное место принадлежит тем тысячам рабочих, которые в жестокое военное время верно и часто добровольно, под воздушными налетами, стояли у своих машин, изготовляя для армии необходимые ей материалы, как и тем, кто без устали под огнем противника трудился на фортификационных работах. Я благодарю вас всех от лица родины.
Несмотря на свою отвагу и самопожертвование, правительство было вынуждено заключить мир на тяжелых условиях, что, однако, имеет объяснение.
Наша армия была небольшой, резервы и кадры недостаточными. Мы не были готовы к войне с великой державой. В то время как отважные воины обороняли наши границы, приходилось чрезмерными усилиями доставать то, чего не хватало, строить линии обороны, которых не существовало, пытаться получить помощь, которая не приходила. Нужно было достать оружие и снаряжение, и это в то время, когда все страны лихорадочно вооружались перед бурей, которая теперь несется над миром. Ваши подвиги вызвали восхищение во всем мире, но и после трех с половиной месяцев войны мы остаемся все столь же одинокими. Из-за рубежа, кажется, мы получили только два усиленных артиллерией и самолетами батальона на свой фронт, между тем наши собственные солдаты, сражаясь днем и ночью бессменно, должны были отражать атаки все новых и новых вражеских формирований на пределе физических и психических сил.
Наступит день, и история этой войны будет написана. Мир должен увидеть, какие подвиги вы совершали.
Без той щедрой помощи, которую нам оружием и снаряжением оказали Швеция и западные державы, мы не смогли бы так долго бороться с бесчисленными пушками, танками и самолетами, брошенными против нас.
К сожалению, данное нам западными державами обещание грандиозной помощи не могло быть исполнено, так как наши соседи, заботясь о самих себе, отказали в разрешении транзита войск.
После шестнадцатинедельных кровопролитных боев и днем, и ночью, без отдыха, наша армия и сегодня стоит, непобежденная, перед врагом, который, несмотря на колоссальные потери, численно только рос. Наш тыл, где бесчисленные воздушные налеты сеяли ужас и смерть среди женщин и детей, остался непоколебим. Наши сожженные города и лежащие в развалинах села далеко за линией фронта, вплоть до нашей западной границы, очевидное доказательство того, что этот народ смог выдержать прошедшие месяцы.
Наша судьба сурова, так как мы вынуждены оставить чужой расе, у которой иное мировоззрение и иные нравственные ценности, землю, которую мы в тяжелом труде возделывали веками.
Но на том, что остается, мы должны подготовить дом для тех, кто остался без крова, и наилучшие условия для существования всех; нам следует быть как никогда готовыми защищать эту ставшую меньшей землю отцов с той же решимостью и силой, с которыми мы защищали нашу неразделенную родину.
У нас есть гордое сознание того, что на нас лежит историческая миссия, которую мы еще исполним, — защищать западную цивилизацию, она издревле была нашей наследственной долей; но мы также знаем, что до последней монетки отплатим свой долг Западу.
Публикация и перевод Александра Рупасова
116
Родина. Зима 1995.12
Николай Барышников
се то, о чем пойдет речь, происхо- дило через несколько месяцев после «зимней войны». Это было время, когда финские войска наступали уже в глубь советской территории в соответствии с планом «Барбаросса». Соединения финской армии, миновав старую границу с СССР, продвигались вперед, навстречу немецким войскам группы армий «Север», чтобы юго-западнее Ладожского озера соединиться с ними и, образовав второе кольцо блокады вокруг Ленинграда, окончательно отрезать его от страны. Финские войска, выйдя к реке Свирь, оккупировали большую часть Карелии и переименовали ее города. Карельская столица называлась теперь не Петрозаводском, а Яанислинна, Олонец стал именоваться Аунусом, Медвежьегорск — Кар- хумяки. Все это происходило в соответствии с предначертаниями маршала К. Г. Маннергейма, который в своем приказе, отданном им 10 июля 1941 года, ясно определил перспективные задачи своим войскам. «Свобода Карелии и Великая Финляндия, — говорилось в нем, — озаряются нам в огромном водовороте всемирно-исторических событий»'. Это были, конечно же, не только взгляды главнокомандующего финской армией. Приказ отдавался с ведома руководства страны, лично президента Ристо Рюти.
Именно тогда, в июльские дни, советское правительство решило пойти на пересмотр мирного договора с Финляндией, на основе которого 13 марта 1940 года прекратилась «зимняя война». Используя посредничество США, оно предложило финскому правительству приостановить дальнейшее ведение войны и заключить новый мирный договор с учетом предложений Финляндии. В письме Сталина, направленном 4 августа президенту США Рузвельту, говорилось: «СССР придает большое значение вопросу о нейтрализации Финляндии и отходу от Германии. Советское правительство могло бы пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии с тем, чтобы замирить последнюю и заключить с нею мирный договор»2.
Американское правительство через своего посланника в Хельсинки Г. Ф. Шо- енфельда передало финнам советское предложение. Какой же последовал на это ответ? «Ожидаемое взятие Ленинграда, — заявил Р. Рюти, — прояснит положение Финляндии на фронте»3. Как считал президент, через несколько недель это должно было произойти.
Но шло время, а Ленинград стоял непоколебимо. Вашингтон продолжал настойчиво побуждать правительство Финляндии прекратить агрессию, заявляя, что лишь «небольшой шаг» остается до разрыва с нею дипломатических отношений. В конце октября 1941 года госсекретарь К. Хэлл сделал в трех нотах, направленных в Хельсинки, подобные предостережения4. В еще более ультимативной форме последовали заявления правительству Финляндии из Лондона. Речь прямо шла о возможности вступления в войну с ней. 5 декабря 1941 года это и произошло: Англия объявила войну Финляндии.
Здесь мы подошли к выяснению самого важного, что позволяет понять позицию, которую занимало финское руководство не только в 1941 году, но, как можно понять, думало о ней и раньше, еще в период войны 1939—1940 годов. Суть этой позиции выражена в ноте Финляндии правительству Соединенных Штатов Америки 11 ноября 1941 года. В ней говорилось следующее: «Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году (выделено мною. — Н. Б.) во время первой фазы войны, если бы только ее силы были для этого достаточны»5.
Открытость, с которой было сделано такое признание, может быть объяснена, очевидно, полной уверенностью в поражении Советского Союза в войне.
Характерно, что ни в одной из работ финских историков нет упоминания о содержании указанной выше ноты от 11 ноября. Может быть, финское руководство вообще не ставило вопроса о выходе своих войск за пределы границы 1939 года и переносе ее в глубь советской территории? Потребовалось обратиться к архивным документам министерства иностранных дел Финляндии. Они-то и подтвердили истину. Именно 11 ноября 1941 года в телеграмме, направленной МИД Финляндии своим зарубежным посольствам, было дано следующее разъяснение: «Мы сражаемся не иначе как для обеспечения своей защиты, стремясь обеспечить себя от захвата противником наступательных позиций за пределами старой границы. Для Финляндии это было бы важно сделать еще во время «зимней войны», если бы силы имелись достаточные (выделено мною. — Н. Б.). Едва ли в этом случае были бы сомнения в правомерности наших операций»6.
Президент Р. Рюти тогда уже определял будущую восточную границу Финляндии. Она виделась ему проходящей по Неве, южному берегу Ладожского озера, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (с включением Кольского полуострова)7. В финской ставке намечавшаяся граница была названа «стратегической».
В этой связи естествен следующий вопрос: почему же осенью 1939 года на советско-финляндских переговорах в Москве, при постановке вопроса о том, чтобы в интересах обеспечения безопасности Ленинграда несколько удалить от него границу на Карельском перешейке (с соответствующей территориальной компенсацией), это не нашло понимания с финской стороны? Ведь для СССР разрешение данной проблемы также диктовалось стратегическими соображениями, касавшимися укрепления своей обороны на северо-западе страны.
Примечания
1. За1ко8ос1ап ки]ап]иок8и. Зсл/а, 1982. 8. 46.
2. Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер- министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг. Т.2.М., 1976. С. 5.
3. Ра1т Т. Мо8ко7а. 1944. Зууа8кку1а, 1973. 8. 21.
4. РоМпеп Т. ВагЬагозваз^а ТеЬегаппп. 8иопгн капза1П7а118е88а ро1йпка88а. I: 1941 — 1943. Роп/оо—Не18.—Зсл/а, 1979. 8. 116.
5. Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Документы и материалы. Т. 1. М., 1946. С. 160.
6. СЛкоасЛа1пт1П18Хепоп агк181о (С1М). Не181пк1, 12 1_ (8иотеп и1коро1йпкка таМат). 8аНко 8иотеп и1котаап ес!и81о181о|11е 11.11.41.
7. Мапп1пеп О. 8ииг-8иотеп аагммаТ Не18., 1980. 8.312.
Родина. Зима 1995.12
117
Алексей Комаров, кандидат исторических наук
ЕЗопрос о выходе Финляндии из второй мировой войны постоянно привлекал внимание финляндских историков. Существуют многочисленные публикации по этой теме, основанные прежде всего на документах из архивов Финляндии и Великобритании, воспоминаниях государственных деятелей, военачальников, политиков. Историография этой проблемы в России невелика1.
Основные документы по дипломатической истории советско-финляндских отношений находятся в Архиве внешней политики России МИД РФ (секретариат наркома В. М. Молотова, секретариат заместителя наркома В. Г. Деканозова и референтура по Финляндии). Прежде эти документы были засекречены и недоступны для исследователей.
1 декабря 1943 года в Тегеране Рузвельт спросил у Сталина, согласен ли он обсудить вопрос о Финляндии. Может ли правительство Соединенных Штатов сделать что-либо, чтобы помочь вывести Финляндию из войны? В итоге «большая тройка» одобрила условия Сталина по Финляндии.
Черчилль излагает их следующим образом: «[Сталин]... сказал, что он не может отказаться от нескольких условий: 1) Восстановление договора 1940 года. 2) Ханко или Петсамо (здесь он добавил, что Ханко был предоставлен Советскому Союзу в аренду, но что он предложил взять Петсамо). 3) Компенсация натурой до 50% причиненного ущерба. 4) Разрыв с Германией. 5) Высылка всех немцев. 6) Демобилизация»2.
В феврале 1944 года заметно оживились контакты советского и финляндского правительств. 19 февраля посол в Швеции А. М. Коллонтай передала Ю. Паасикиви советские условия перемирия: 1) разрыв отношений с Германией и интернирование немецких войск и кораблей в Финляндии, причем если Финляндия считает эту последнюю задачу для себя непосильной, то Советский Союз готов оказать ей необходимую помощь своими войсками и авиацией; 2) восстановление советско-финляндского договора 1940 года и отвод финских войск к границе 1940 года; 3) немедленное возвращение военнопленных и гражданского населения, содержащихся в концлагерях или используемых финнами на работах.
118
Родина. Зима 1995.12
Три вопроса было предложено оставить до переговоров в Москве: о частичной или полной демобилизации финской армии, о возмещении убытков и о районе Петсамо3.
Сведения о контактах между правительствами СССР и Финляндии просочились в зарубежную печать и обросли слухами. В связи с этим 1 марта было опубликовано сообщение Информбюро Наркоминдела СССР, где подчеркивалось, что советское правительство, не имея оснований питать особое доверие к нынешнему финляндскому правительству, тем не менее согласно вести переговоры о прекращении военных действий. В сообщении были опубликованы условия, врученные Паасикиви 19 февраля. Опровергались слухи о том, что советское правительство предъявило Финляндии требование о безоговорочной капитуляции, а также добивалось согласия на оккупацию советскими войсками Хельсинки и других крупных городов4.
Ответ финляндского правительства, переданный 8 марта через заместителя министра иностранных дел Швеции Э. Бухемана, подтверждал стремление Финляндии к миру. Непростой вопрос о германских войсках на финской территории предполагалось решать путем переговоров.
10 марта Коллонтай передала Бухе- ману заявление советского правительства, где, в частности, говорилось: «...советскиеусловия перемирия с Финляндией в виде шести пунктов, переданные г. Паасикиви 19 февраля, являются минимальными и элементарными, и лишь при принятии этих условий финским правительством возможны советско-финские переговоры о прекращении военных действий и об установлении мира... В случае принятия этих условий Финляндией и принципиального согласия финского правительства на интернирование немецких войск, советское правительство готово этот последний вопрос обсудить на переговорах в Москве».
17 марта Коллонтай получила ответ финляндского правительства, который был расценен как отрицательный. В заявлении Информбюро Наркоминдела СССР от 22 марта было подчеркнуто, что таким образом правительство Финляндии всю ответственность за последствия взяло на себя.
Однако, несмотря на все это, 19 марта Коллонтай вручила шведскому министру иностранных дел Кристиану Гюнтеру для передачи финнам новое сообщение:
1. Советское правительство не возражает против того, чтобы Финляндия направила одного или нескольких своих представителей для получения от советского правительства интерпретации советских условий перемирия.
2. Советское правительство считает, что Москва была бы наиболее подходящим местом, где представители правительства Финляндии смогли бы получить наиболее полную интерпретацию.
Ровно через неделю, 26 марта, в Москву прибыли представители Финляндии Ю. Паасикиви, К. Энкель и Г. Энкель. Первая встреча В. М. Молотова и В. Г. Деканозова с ними состоялась 27 марта.
Паасикиви сообщил, что финские делегаты уполномочены, во-первых, получить разъяснения по истолкованию условий перемирия и, во-вторых, довести до сведения советской стороны финскую точку зрения по некоторым пунктам. Права на подписание какого-либо соглашения финские делегаты не имели.
Основной упор в ходе переговоров был сделан на разрыве отношений с Германией и интернировании немецких войск и кораблей в Финляндии. Молотов сразу же подчеркнул: «Мы не требуем, чтобы Финляндия воевала с Германией, но для нас главный вопрос Родина. Зима 1995.12
119
$ советском посольстве
политический: согласна ли Финляндия порвать с Германией... Финляндия рвете Германией все отношения, прекращает политическое, экономическое и военное сотрудничество с ней на время войны. Из этого основного положения вытекают советские предложения об интернировании и другие вопросы».
К. Энкель сразу же заявил, что разрыв с Германией может повлечь за собой военные действия Германии против Финляндии. Автоматически начнется война. По мнению Паасикиви и К. Энкеля, следовало бы начать переговоры с Германией по вопросу об удалении немецких войск из Финляндии, например в Норвегию, откуда им трудно будет добраться до Германии. Потребуется 5—6 месяцев, прежде чем они достигнут какой-либо гавани в Германии. На аргументы финнов о том, что немецкие войска, находящиеся на территории Финляндии, «никакого ущерба причинять Советскому Союзу не будут, а через 4 месяца война будет в ином положении», Молотов реагировал так: «Финны хотят мира и удобств для Германии, а это несовместимые вещи. Нужно выбирать: либо оставить прежнее положение, либо установить новые отношения, иначе нельзя. В последнем случае естественно, что неприятности с Германией будут». К. Энкель подчеркнул в ответ, что Финляндия искренне желает заключить перемирие, ноусловия его практически невыполнимы. Если Германия наотрез откажется разоружиться, то начнутся военные действия между немцами и финнами. В ответ Молотов напомнил, что советское правительство обещало помощь в этом деле силами Красной Армии.
После этого Паасикиви сделал заявление, отражающее его личное мнение: «Если мы условимся по другим вопросам, то пункт первый советских условий не может явиться препятствием. Если будет договоренность по другим пунктам, то он пошел бы и на войну с Германией». К. Энкель поддержал Паасикиви. По его мнению, «если Сейму будет предложено соглашение в выгодных формах, то Финляндия не остановится и перед принуждением немцев».
Паасикиви подтвердил, что самое главное для финнов — это проблема границ 1940 года. «Это постоянный вопрос для Финляндии, — говорил он, — в то время, как вопрос о немецких войсках вопрос преходящий». Реакция Молотова была следующей: «Восстановление договора 1940 года мы считаем одной из предпосылок установления новых отношений с Финляндией. Если договор не будет восстановлен, то не о чем разговаривать». Свою мысль Молотов аргументировал таким образом: «Финляндия обязана своей свободой Советской России, но за последние 25 лет Финляндия три раза вела войну против Советской России; народ не одобрил бы уступок советского правительства в вопросе о Финляндии; финны вместе с немцами осуществляли блокаду Ленинграда, которая унесла жизни сотен тысяч человек».
Затем стороны перешли к обсуждению вопросов о Ханко и Петсамо. Паасикиви предложил отдать СССР Петсамо взамен на Ханко, а также пойти на территориальные уступки в районе Карельского перешейка.
Молотов был вполне удовлетворен таким поворотом событий: «Не так давно иностранная печать писала о том, что Советский Союз потребует от Финляндии безоговорочной капитуляции, изменения состава правительства, занятия важных городов советскими войсками. Советский Союз на это не пошел. С другой стороны, надо исходить из того, что договор 1940 года должен быть восстановлен. Что же касается Петсамо, то Советский Союз уже дважды уступал эту территорию Финляндии и теперь не может оставить район Петсамо в руках Финляндии»5.
Далее обсуждались вопросы о военнопленных, о демобилизации финской армии и о возмещении убытков. По мнению советской стороны, Финляндия должна возместить убытки, причиненные ею Советскому Союзу в ходе войны. В ответ на вопрос Паасикиви о возможности возмещения убытков, причиненных Финляндии, Молотов сообщил, что, по его мнению, ответственность за эти убытки несет сама Финляндия. Подводя итоги этих переговоров, Молотов указал, что «Финляндия напала на Советский Союз, решив, что вместе с Германией она сможет кое-что получить и что Советский Союз не устоит на ногах. Но Советский Союз на ногах устоял, и Финляндия должна с этим считаться».
В ходе следующей встречи 29 марта Молотов передал Паасикиви и К. Энкелю «Советские предложения мира с Финляндией» — уточненный и конкретизированный вариант «условий», переданных 19 февраля через Коллонтай. Очевидно, этот текст был обсужден со Сталиным и получил его одобрение. В новом варианте было уже 7 пунктов: 1) разрыв отношений с Германией и интернирование или изгнание немецких войск не позднее конца апреля; 2) восстановление советско-финляндского договора 1940 года и отвод финских войск к границе 1940 года в течение апреля месяца; 3) немедленное возвращение военнопленных и лиц гражданского населения, содержащихся в концлагерях; 4) демобилизация 50% финской армии в течение мая; 5) возмещение убытков Советскому Союзу в размере 600 миллионов американских долларов; 6) возвращение Советскому Союзу Петсамо. Наконец, последний, седьмой пункт: при условии принятия изложенных выше условий советское правительство считает возможным отказаться в пользу Финляндии от своих прав на аренду Ханко и района Ханко без какой-либо компенсации6.
Результаты переговоров Молотова с Паасикиви и К. Энкелем и представленные советским правительством предложения были рассмотрены на закрытом заседании парламента и правительством Финляндии. Рассмотрев условия в целом, правительство пришло к единодушному мнению, что согласиться на них нельзя7.
19 апреля 1944 года Коллонтай получила в Стокгольме официальный ответ правительства Финляндии: «...принятие этих предложений, которые отчасти не осуществимы по техническим причинам, в значительной степени ослабило бы и нарушило бы те условия, при которых Финляндия может продолжать существовать как самостоятельное государство...»
Через три дня Коллонтай сообщила, что советское правительство принимает к сведению, что финляндское правительство в своем ответе отклонило советские условия перемирия как базу для переговоров и прекратило переговоры о перемирии.
22 апреля в Народном комиссариате иностранных дел СССР состоялась пресс-конференция, на которой выступил заместитель наркома А. Я. Вышинский. В его заявлении была подробно представлена советская точка зрения на отношения с Финляндией: «Финское правительство в своих отношениях с немецкими фашистами зашло так далеко, что уже не может, да и не хочет, порвать с ними. Оно поста-
120
Родина. Зима 1995.12
вило свою страну на службу интересам гитлеровской Германии. Нынешнее финское правительство не хочет изгнать немецкие войска из Финляндии. Оно не хочет восстановления мирных отношений. Оно предпочитает оставить свою страну в вассальном подчинении гитлеровской Германии».
В архивном деле, содержащем подготовительные материалы к заявлению Вышинского, имеется несколько вариантов его выступления. Основной правке подвергался заключительный абзац. Один из вариантов звучал следующим образом: «Нынешнее финское правительство предпочитает, чтобы Финляндия оставалась в вассальном подчинении немцам, разделяя судьбу, ожидающую гитлеровскую Германию»3.
Этот пассаж не оставлял возможностей для переговоров в будущем. А жесткая критика нынешнего правительства Финляндии указывала на возможность диалога с другим правительством.
9 июня 1944 года началось крупное наступление советских войск на Карельском перешейке, а 21 июня — на свирско-петрозаводском направлении. Это резко изменило политическую ситуацию внутри Финляндии. 22 июня посол Финляндии в Стокгольме Г. Грипенберг обратился через Министерство иностранных дел Швеции к советскому правительству с запросом относительно возможностей выхода Финляндии из войны. На следующий день Коллонтай сообщила Бухе- ману: «Мы уважаем Бухемана и верим в его миротворческую миссию. Тем не менее, так как мы были несколько раз обмануты финнами, мы хотели бы получить от финского правительства официальное заявление за подписью премьера или министра иностранных дел, что Финляндия капитулирует и просит мира у СССР. В случае получения нами от финского правительства такого документа, Москва будет согласна принять делегацию финского правительства». Ответа на свое заявление советское правительство не получило. Премьер-министр Финляндии Э. Линкомиес расценил это заявление как требование безоговорочной капитуляции.
В тот же день, когда Грипенберг в Стокгольме проводил «мирный зондаж», в Хельсинки прибыл Риббентроп. Миссия гитлеровского министра иностранных дел завершилась тем, что президент Рюти заключил «личный» пакт с Германией. В своем письме Гитлеру от 26 июня он, как президент Финляндии, принял на себя обязательство не подписывать мир с Советским Союзом и не позволять назначенному им правительству или кому- либо иному идти на переговоры о мире иначе как при согласовании его условий с Германией.
Этот шаг Рюти часто трактуется как следствие предъявленного советским правительством Финляндии требования о безоговорочной капитуляции. Действительно, слово «капитуляция» употреблено в советском заявлении от 23 июня, но ведь в случае предъявления требования о безоговорочной капитуляции не обязательно принимать делегацию для переговоров9.
По свидетельству Паасикиви, один известный финский политик отметил, что «русские не требуют капитуляции, а лишь письменного сообщения с просьбой о мире».
Как известно, 1 августа Рюти подал в отставку, и в эту должность вступил Маннергейм. Это было сделано для того, чтобы освободить Финляндию от обязательств перед Германией, военно-политическое положение которой продолжало ухудшаться. 17 августа с визитом в Финляндию прибыл начальник штаба верховного главнокомандования вермахта фельдмаршал В. Кейтель. Маннергейм заявил ему, что настроение в Финляндии упало, народ хочет мира и стремится возможно скорее закончить войну. Маннергейм дал понять, что договор с Рюти не был ратифицирован парламентом и поэтому он не связан обязательствами, которые тот на себя принял10.
Спустя неделю финны наконец решились испросить мира.
29 августа в ответ на финские ноты Коллонтай от имени советского правительства сообщила Грипенбергу предварительные условия приема делегации. Финское правительство должно публично заявить, что оно разрывает отношения с Германией, и предъявить Германии требование о выводе вооруженных сил из Финляндии не позже 15 сентября. Если Германия не выведет свои вооруженные силы в указанный срок, то немецкие войска будут разоружены и переданы союзникам в качестве военнопленных.
2 сентября Грипенберг передал Коллонтай заявление от имени Маннергейма. Президент предлагал, чтобы Финляндия сама контролировала и проводила в жизнь добровольную эваРодина. Зима 1995.12
121
$) советском посольстве
куацию или интернирование немецких войск в южной части страны. Условием для выполнения этого обязательства является прекращение военных действий на Восточном фронте от Финского залива до высоты Мииноа вплоть до окончания переговоров о перемирии или мире11. Советское правительство согласилось на это предложение.
Для ведения переговоров о перемирии 7 сентября в Москву прибыла делегация Финляндии во главе с премьер-министром А. Хакцелем. Однако переговоры начались только через неделю, 14 сентября. Задержка была вызвана необходимостью согласовать условия, предъявляемые финнам, с англичанами12.
За два часа до начала первой встречи неожиданно заболел глава финнов А. Хакцель. Временно делегацию Финляндии возглавил генерал Вальден. Финнам был передан проект соглашения о перемирии между Советским Союзом, Великобританией и другими объединенными нациями, с одной стороны, и Финляндией — с другой. Основной акцент Молотов сделал на вопросе об эвакуации германских войск из Финляндии.
Во второй встрече, 16 сентября, уже участвовал новый глава делегации министр иностранных дел Карл Энкель. Он сразу же сообщил, что вся южная часть Финляндии полностью очищена от германских войск, и попытался произвести на Молотова впечатление рассказом об удачно отбитой финнами попытке немцев высадиться на острове Гогланд. Вячеслав Михайлович возразил: «Из сводки видно, что финские войска не допустили занятия немцами острова Гогланд, но не видно, какие меры принимает финское правительство для разоружения немцев, находящихся еще на территории Финляндии».
Молотов подвел итоги дискуссии:
1. Финляндия готовится к разоружению немецких войск.
2. Финляндия начала принимать меры к тому, чтобы выполнить это намерение.
3. Финляндия еще не начала осуществлять разоружение германских войск13.
На третьем заседании, 17 сентября, обе делегации приступили к рассмотрению условий перемирия по пунктам. К. Энкель заявил, что финская делегация, рассмотрев в целом условия перемирия, считает, «что эти тяжелые условия не нарушат существования Финляндии в качестве самостоятельного государства». От имени финской делегации он попросил внести некоторые, по его словам, незначительные поправки в договор о границах 1940 года и сообщил, что контрибуция в 300 млн. американских долларов является непосильной для Финляндии. На последнее сообщение Молотов ответил, что сначала финские эксперты должны доказать, что один год войны стоит дешевле 300 млн. долларов и что уплатой 300 млн. долларов Финляндия возмещает лишь небольшую часть того ущерба, который она причинила Советскому Союзу. Накал переговоров был необычайно высок:
«Энкель спрашивает, может ли советское правительство удовлетвориться полуостровом Ханко вместо района Порккала-Удд.
Тов. Молотов отвечает, что в настоящее время требование, предъявленное Финляндии о передаче района Порккала-Удд, является правильным.
Энкель отвечает, что не имеет полномочий согласиться с этим требованием.
Тов. Молотов указывает, что финская делегация может возвратиться вновь в Финляндию, если она не считает возможным продолжать переговоры; можно вообще на этом переговоры прекратить, если финская делегация считает нецелесообразным их продолжать»14.
На следующий день стороны согласовывали приложения к соглашению о перемирии. Из наиболее существенных изменений, достигнутых в ходе переговоров, следует назвать увеличение срока выплаты репараций с 5 до 6 лет и срока демобилизации финской армии с двух до двух с половиной месяцев. На следующий день, 19 сентября, в 12.00 соглашение было подписано. От имени советского и британского правительств его подписал генерал-полковник А. А. Жданов, будущий председатель Союзной Контрольной Комиссии, создание которой предусматривалось соглашением.
16 сентября 1944 года Паасикиви — творец новой послевоенной финской внешней политики — записал в своем дневнике: «Наше вступление в эту войну явилось колоссальной ошибкой. Уже в начале 1941 года нам следовало проводить верную политику. Тем, кто был уверен, что разразится новая война, следовало бы вести политику таким образом, чтобы в июне 1941 года мы могли остаться вне этой войны. Но нашей политике недоставало руководства. Рюти и правительство должны были заблаговременно, весной 1941 года, организовать конференцию и поставить на этой конферен- ции перед военным руководством серьезный вопрос: были ли они уверены в том, что Германия выиграет войну и победит Россию»15.
Примечания
1. См.: Ингульская Л. А. В борьбе за демократизацию Финляндии (1941 — 1948). М., 1972; Барышников Н. И., Барышников В. Н. Финляндия во второй мировой войне. Л., 1985; Труды VIII советско-финляндского симпозиума историков. Петрозаводск, 21—23 октября 1981 г. Л., 1985; Барышников Н. И., Барышников В. Н., Федоров В. Г.
Финляндия во второй мировой войне. Л., 1989.
2. Черчилль У. Вторая мировая война. Т. V. М., 1955. С. 391. Ср.: «Затем разговор перешел на территориальные детали: Выборг («О Выборге нечего и говорить», — сказал Сталин); Карельский перешеек; Ханко «Если уступка Ханко вызывает трудности, — сказал Сталин, — я готов взять взамен Петсамо». «Справедливая мена», — заметил Рузвельт». (С. 390).
3. АВПР. Фонд В. М. Молотова. Оп. 6. П. 52.
Д. 710. Л. 1.
4. Там же. Д. 714. Л. 1.
5. Там же. Д. 709. Л. 14, 17.
6. Там же. Д. 710. Л. 67.
7. См.: Войонмаа В. Дипломатическая почта. М., 1984. С. 184191.
8. АВПР. Фонд В. М. Молотова. Оп. 6. П. 52. Д. 714.Л.З, 10.
9. Паасикиви 4 июля записал в своем дневнике: «Капитуляция «в принципе» ради престижа. «Свенска Дагбладет» считает, что русскому правительству следовало прояснить, что оно имеет в виду. С другой стороны, Хельсинки следовало бы выяснить намерения русских, а не пребывать в иллюзорной уверенности в том, что германская армия, которая сейчас отступает в Белоруссии, сможет совершить чудо на фронте под Выборгом»/Д1. К. Рааз!кМз бадЬбскег. 1944—1956. Рбгз1а с!е1еп 8дс1ег51гдт8, 1986. 8. 20.
10. См.: Из протокола допроса генерал- фельдмаршала Кейтеля Вильгельма// «Совершенно секретно! Только для командования!» Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы. М., 1967.
С. 654-655.
11. АВПР. Фонд В. М. Молотова. Оп. 6. П. 52. Д. 710. Л. 11-14.
12. Переговоры об условиях перемирия с Финляндией проходили 6, 9, 11 и 14 сентября между советской делегацией во главе с Молотовым и послом Великобритании Керром. В первой встрече, 6 сентября, принял участие посол США в СССР (Там же. П. 53. Д. 719. Л. 128).
13. Там же. Л. 47—52.
14. Там же. Л. 64.
15. Раа81кмз бадЬбскег... 8. 37.
122
Родина. Зима 1995.12
Алексей Болдинюк
Понадобилось пять лет войн — сначала «зимней», потом «войны-продолжения», — чтобы советские правители осознали невозможность создания коммунистической Финляндии. Самих же финнов военные потрясения привели к простой мысли: с Советским Союзом нужно устанавливать новые отношения. Маршал Карл Густав Эмиль Маннергейм собственноручно составлял наброски будущего мирного договора с СССР — для верности формулировок он сразу писал на русском языке. Два послевоенных года президентом Финляндии был человек, одинаково принадлежавший русской, шведской и финской культуре, бывший императорский кавалергард и командир кавалерийского корпуса, женатый на русской, — маршал Маннергейм. Парадоксальная фигура поклонника России и противника большевизма, единственного в мировой истории кавалера одновременно российского Георгиевского и гитлеровского Железного крестов, обозначила поворот в истории Финляндии, получивший впоследствии название «линии Паасикиви—Кекконена».
Мысль Ю. Паасикиви о том, что
«самым важным для Финляндии есть и всегда будет сохранение хороших отношений с Россией», высказанная в 1955 году, определила всю последующую внешнюю политику Финляндии. Еще свежи были раны, нанесенные стране двумя войнами подряд, еще не успели устроиться на новых местах сотни тысяч беженцев из потерянной Карелии. Скептики воспринимали договор 1948 года о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи как «худой мир», который приведет к потере столь дорогого финнам суверенитета. История же показала, что политика, начатая президентом Юхо Кусти Паасикиви, оказалась единственно верной для Финляндии.
На берегу залива Сауна-лахти, недалеко от центра Хельсинки, стоит красивый двухэтажный дом. Здесь, в бывшей официальной резиденции глав финского государства, расположился музей Урхо Калева Кекконена, бессменного президента Финляндии с 1956 по 1981 год. По финско-
Велико было желание молодого государства, отделившегося наконец от Российской империи, начат в свою историю с нулевой отметки, забыть о тысячах нитей, связывающих людей в соседних странах
В Советском Союзе в свою очередь считали, что Финляндия только по недоразумению не стала пока еще одной социалистической республикой,
му обычаю рядом с домом расположилась сауна, давшая, видно, название всему заливу. Еще бы: сколько важных для Финляндии вопросов решалось в этой сауне, сколько гостей из Москвы здесь побывало! На стенах одной из комнат в доме вывешены фотографии — Кекконен и Брежнев на охоте, Кекконен и Косыгин за обеденным столом... Президент Финляндии мог общаться с советскими лидерами без переводчика.
Сменивший Кекконена Мауно Койвисто, на годы президентства которого выпало столько перемен у «восточного соседа», тоже отличался гостеприимством и умением найти общий язык с часто меняющимися кремлевскими руководителями. Конечно, его познания в русском не могли сравниться с петербургским выговором маршала Маннергейма, да это уже и не было нужно. Отношения двух стран все меньше напоминали о том, что Суоми некогда была частью империи.
В новой официальной резиденции финских президентов, построенной неподалеку от дома-музея Кекконена, ничто не напоминает об уюте загородного «дворца с сауной». Строгие серые стены делают резиденцию похожей на береговое укрепление, а полупустые огромные комнаты с видом на завод по производству хи-
124
Фотографии Владимира Никитина.
Родина. Зима 1995.12
мических удобрений вряд ли настроят кого-нибудь на доверительно-дружеский тон. Нынешний глава Финляндской Республики Мартти Ахтисаари, похожий на добродушного отца семейства мумми-троллей из сказок Туве Янссон, по-русски не говорит. Хотя среди первых подарков, полученных им после вступления в должность в марте 1994 года, был и самоучитель «Русский язык за три месяца», эта книга в его библиотеке задвинута на дальнюю полку. Бывший высокопоставленный дипломат ООН до своего избрания на высший государственный пост был больше известен в Намибии, чем в России.
Впервые после второй мировой войны финские избиратели сочли, что неискушенность нового президента в «восточной политике», как здесь называют отношения с бывшим Советским Союзом, в сущности, не столь уж и важна для Суоми. Изменился «восточный сосед», изменилась и Финляндия. От неизбежности «хороших отношений» страны переходят к действительно соседским отношениям, без особого братания и строек дружбы, но и без недоговоренностей и глубоко скрываемых обид.
Людям, мало знакомым с бурной историей отношений финнов и русских, послевоенная система добрососедской политики казалась неестественной. Когда появилось словечко «финляндизация» и что оно, собственно, обозначает, сказать трудно. Пущенное в оборот журналистами и комментаторами, оно одинаково игнорировалось официальными представителями Москвы и Хельсинки. В годы «холодной войны» мало кто мог представить, что возможны иные формы общения с Советским Союзом, чем полное подчинение «воле Москвы» или открытая враждебность. В отличие от нейтрального словосочетания «неприсоединившиеся страны», понятие «финляндизация» всегда было обидным и несправедливым обозначением хорошей политики, считают финны. «Возможно, те, кто использует этот термин, считают, что за последние несколько лет мы утратили наши позиции? — риторически спрашивал в 1985 году тогдашний президент Мауно Койвисто в своей книге «Вехи. Финляндия в мире». — Разве из-за хороших отношений с Советским Союзом мы потеряли что-то в нашем международном статусе, что имели раньше?» Конечно, продолжал президент, некоторые события в мире подвергались в Финляндии меньшей критике, чем, например, в Швеции. «Но Финляндия ни в малейшей степени не поступилась национальными интересами во имя «особых отношений». Именно политика, получившая почему-то уничижительное название «финляндизация», способствовала продвижению идеи европейского сотрудничества и зарождению «хельсинкского процесса».
Но дыма без огня не бывает. В последние годы в Финляндии опубликовано немало книг, в основном мемуаров бывших советских «дипломатов в погонах», которые повествуют о практике вмешательства СССР во внутренние дела этой страны. Определенные силы тратил Советский Союз и на то, чтобы у ключевых постов государства оказывались «дружески настроенные лица». Нередко чисто финские дела предварительно обсуждались в советском посольстве или соответствующем отделе ЦК.
В 1965 году государственная компания «Иматран Войм», крупнейший в Финляндии производитель электроэнергии, объявила международный конкурс на лучший проект строительства первой на территории страны атомной электростанции. Судя по сообщениям скандинавской печати, финское правительство склонялось тогда к принятию английского проекта. Хельсинкский корреспондент шведской газеты «Дагенс нюхетер» Тор Хёгнес написал в одной из своих статей, что представители Москвы выразили финнам свое неудовольствие — отказ от советского проекта мог повредить престижу Союза, к тому же на Западе это могли расценить как «поддержку стремления Чехословакии выйти из-под советского влияния». Щведский журналист вспоминает, что его предположения не вызвали каких-либо протестов в Финляндии. Затем был ввод советских войск в Чехословакию. Теперь уже выбор в пользу английского проекта стал бы прямым вызовом Москве. Спустя год, 9 августа 1969 года, состоялось подписание соглашения
Родина. Зима 1995.12
125
шия
о строительстве в Ловисе АЭС по советскому проекту. Сколько в этом решении было политики, а сколько — экономической выгоды, судить сложно. Было ли это решение «Имат- ран Войма», а фактически государства, проявлением «финляндизации»?
Сегодня, когда в Финляндии опять обсуждаются планы строительства новых атомных станций, шансы России получить выгодный заказ оцениваются как весьма невысокие. Два года назад финны отдали предпочтение американскому истребителю «Хорнет», который заменит советские МиГи в модернизируемых финляндских военно-воздушных силах. Но на основании этого факта никто здесь не делает вывода о повороте к «особым отношениям» с Соединенными Штатами. Финны просто в очередной раз проявили прагматизм и выбрали самый выгодный для себя вариант. Добрососедство от такого решения не пострадало.
«Нейтралитет» или «особые
лтнптттрмм
Хотя сами финны считали свою внешнюю политику нейтральной, московские руководители в 50—80-е годы упорно избегали использования термина «нейтралитет» в отношении Финляндии. На официальном уровне прокламировалось чуть ли не братство с соседним народом. Дошло до того, что Финляндия в массовом сознании перестала считаться «заграницей». Финские продукты, одежда и обувь были доступны миллионам людей в СССР — от москвичей до жителей степей Казахстана. В самой же Финляндии нашу страну «пропагандировали» только нефть и газ, бесперебойно поступавшие сюда в обмен на потребительские товары.
На самом деле никаких «особых отношений» между людьми, далекими от правящих элит, разумеется, не было. Русские приезжали в Финляндию в лучшем случае в составе профсоюзных делегаций, быстро убеждались в том, что это действительно настоящая «заграница», где до нас, как известно, никому нет дела. К немногочисленным туристам с Востока еще недавно здесь относились с настороженной сдержанностью. Впрочем, были времена и похуже — период между революцией в России и выходом Финляндии из второй мировой войны, когда здешние «этнические» русские опасались говорить на родном языке в общественных местах, а многие стремились поскорее ассимилироваться. «Золотые годы клиринга» с их гарантированными заказами на поставки товаров в СССР принесли финнам не только рост благосостояния, но и возможность отправляться на субботу и воскресенье в Ленинград. Тогда же, как известно, и создалось устойчивое мнение о тяжком пьянстве финнов, у которых, к слову, существует такое же представление о русских. На этом, собственно, и заканчивалось знакомство двух народов.
Сегодня на курсы по изучению русского языка в Хельсинки попасть сложно. Деловому человеку здесь знать русский так же необходимо, как московскому бизнесмену — английский. Процветают посреднические конторы, транспортные фирмы, предприятия, которым удалось найти надежных партнеров в Карелии, Петербурге или Москве. Владельцы магазинов в приграничных городах срочно изучают вкусы новых покупателей — мебель под старину, «дворцовые» портьеры... В одной из хельсинкских школ ученики старших классов отвечали на вопросы анкеты: какие иностранные языки они считают самыми нужными для себя. Один из подростков написал, что он хотел бы продавать скейтборды в спортивном магазине и поэтому без языков обойдется. «Как же объяснить этому парню, что при такой работе единственное, что ему будет нужно, — это русский язык?» — сетует социолог, опубликовавший результаты анкеты.
К старому возврата больше нет
Каким бы привлекательным ни казался российский рынок, финны всегда будут держать в памяти обвал в области торговли, связанный с внезапной отменой клиринга, и последовавший затем экономический кризис. В свое время президент Паасикиви, словно предвидя это, предупреждал, что торговля с восточным соседом не должна превышать 20 процентов от всего внешнеторгового оборота — иначе можно попасть в экономическую зависимость. В наследство от беззаботных лет, когда две страны создали уникальный симбиоз капиталистического хозяйства и плановой экономики, Россия задолжала Финляндии 7 млрд, марок, которые в обозримом будущем выплатить, скорее всего, не сможет.
Естественно, что финны стали искать партнеров на Западе. С 1 января 1995 года страна вступила в Европейский союз, впервые получивший таким образом общую' границу с Россией. Занятое собственными проблемами, российское руководство вяло реагировало на изменения во внешнеполитической ориентации Суоми. Сегодня, когда в стране заговорили о возможности присоединения к НАТО, возникает необходимость в обсуждении новой ситуации, складывающейся на Европейском Севере, рядом с Россией. Тема эта непростая — в Финляндии, где весь послевоенный период сама мысль о смене нейтрального статуса казалась абсурдной, болезненно воспринимаются даже намеки на вмешательство во внутренние дела со стороны Москвы.
Но главное, что принесли странам-соседям последние годы, — это возможность открыто говорить о проблемах и трудностях, не оглядываясь на «особость» отношений. Тема возвращения Карелии, например, еще недавно не подлежала обсуждению. Достаточно было нарушить молчание — в газетах, в официальных контактах политиков, — как старая формула «официальной проблемы в наших отношениях не существует» наполнилась новым смыслом. Выяснилось, что в Финляндии нет реальных сил, мечтающих о возврате утраченных земель, но зато очень много тех, кто хотел бы вести торговлю с некогда финскими районами. В результате приграничное сотрудничество постепенно становится самой динамичной сферой контактов двух стран.
Финляндия и Россия впервые строят свои отношения на основе, не похожей ни на довоенную враждебность, ни на декларативную дружбу последних десятилетий. На новом витке истории внешнее отдаление двух стран друг от друга неизбежно приведет к более высокому уровню сближения. Президенту Финляндии больше нет нужды обязательно знать русский язык — отчасти и потому, что Москва перестала прислушиваться только к себе. Лидеры стран стремятся говорить на одном политическом языке — языке, в котором нет различных толкований таких понятий, как «безопасность», «взаимная выгода», «добрососедство».
126
Родина. Зима 1995.12
I Теобъяснимая печаль сжимает сердце, когда белоснежная громада парохода, отражая закатное солнце рядами своих зеркальных окон, медленно и торжественно, под грустную музыку репродукторов, отходит от маленького причала в Никоновой бухте, покидая остров Валаам.
Валаамский архипелаг — сизые, суровые камни, вытолкнутые со дна Ладоги, пропоротые и сглаженные историческим ледником. Скудная земля, где сосны, судорожно цепляясь за голый монолит, далеко и плоско растопыривают, словно руки, корни. Чуть-чуть берез, осин и елей. Озера и озерца, в ожерельях круглых валунов и в воротниках высокого, мягкого мха... И еще небо и облака.
Что же такое таится в этом первозданном острове, что на карте моей он отмечен тоской?
Лет десять я наведываюсь на остров в летний сезон. Помню ночные пьяные оргии, пьяные рыбалки и шашлыки; чудаки и бомжи, инвалиды и придурки, питерские мнительные интеллигенты — наследники революционеров: все, заблудившиеся в большом мире, собирались на острове. Они думали, что смогут забыться наедине с собой, но в итоге здесь создалось маленькое, карикатурное подобие большого и злого города.
И вот параллельно возникает другая жизнь, о которой на Валааме успели забыть. Звонят колокола большой колокольни, и им вторят колокола на скитах; скромно потупив глаза, в черных платочках, проходят сквозь «поселок» паломницы в длинных, до пят, юбках. Бородатые мужчины, с алюминиевыми крестиками на крепких, загорелых телах, возятся с известью, раствором, носят штабеля красного кирпича. У Владимирского мостика, где скрипучая, неза- пирающаяся дверь маленькой часовни вторит шумящему в кронах ветру, поет болгарский хор и слова знакомого, но чуть иного распева находят отзвук в ответной мольбе. На острове начата вновь работа — духовная! А руины? Это лишь вопрос времени. Уже приведены в порядок игуменское и братское кладбища... и становится ясно — на Валааме появились люди с исторической памятью.
...Отплываем все дальше. Остров издали — колючая, синяя полоска земли с высоким собором посередине. Всплеснулось сердце: вернусь ли вновь сюда?! Каждый раз я прощаюсь с Валаамом будто навсегда, покидая его ради большого мира супермаркетов и автомобилей. А девочке, лет десяти, в скромном платочке и длинной юбке, что наводит метлой порядок на причале, наверное кажется, что наш белый корабль уходит в настоящую жизнь. Играет торжественная музыка, красивые люди машут ей руками с борта...
Фотографии автора.
у/ Уата основания Валаамского Спасо-Преображенского мужского монастыря затеряна в истории. Монашеские предания, основанные на словах Нестора о приходе святого апостола Андрея к новгородским славянам, продолжают его путешествие и на Ладожское озеро, где он будто бы благословил каменным крестом пустынный остров Валаам.
Преподобные Сергий и Герман Валаамские, чьи мощи почивают под спудом Преображенского собора монастыря и память которых отмечается 28 июня, почитаются первыми его насельниками. Житие их утрачено в войнах и пожарах, опустошавших обитель. Некоторые предания называют Сергия одним из апостольских учеников, крестивших на Валааме язычников. Среди них был и некто Мунг, которого полагают за Германа. Некоторые относят житие преподобных ко времени святой княгини Ольги и считают их греческими выходцами, просвещавшими Север, а некоторые — ко временам Владимира Великого. В новгородской Софийской библиотеке хранится записка: «В лето 6837 (1327 г.) нача жити на острове Валаамском, озере Ладожском, старец Сергий». По другим запискам значится, что преподобного Сергия пригласил в сожительство преподобный Герман в 1391 году. На этом основании датой образования монастыря принято считать XIV век.
Из Валаамского монастыря вышли такие известные преподобные отцы, как Корнилий Памостровский, Сав- ватий Соловецкий, Алексей Свирс- кий, а также просветитель Америки Герман Аляскинский.
Находясь на границе Руси, обитель часто подвергалась нападениям. Шведский полководец Иаков Пон- тус Делагарди разорил Валаамский монастырь, и лишь спустя сто лет по Ништадтскому договору 1721 года эта земля была возвращена России. Уже в 1715 году Петр I издает указ о возрождении обители на острове и строительстве церкви во имя Преображения. С 1717 года на средства богатого Кирилло-Белозерского монастыря на острове начинается активное строительство. К 1732 году деревянный комплекс монастыря был обнесен деревянной же оградой.
Деревянные постройки часто горели. Особенно сильные пожары случились в 1751 и 1754 годах. С приходом в обитель настоятеля отца Назария здесь вводится новый устав, подобный суровому уставу Саровской пустыни, и начинается каменное строительство. Наивысший расцвет монастыря пришелся на середину и вторую половину XIX века. Было налажено регулярное пароходное сообщение с Петербургом, что способствовало популярности обители и решало ее экономические проблемы. С приходом в 1829 году настоятеля отца Дамаскина — личности сильной и незаурядной во всех отношениях (он правил монастырем 42 года) — остров превращается в маленькое государство — крестьянское царство. Почти все, что требовалось для жизни его, здесь же и производилось, а одиннадцатичасовой рабочий день был вменен в обязанность каждого монаха уставом. По официальным данным, годовой доход монастыря в 1871 году составил 95000 рублей, а банковский капитал — 182 600 рублей. К 1904 году банковский капитал вырос до 300 000 рублей.
В 1918 году, после выхода Финляндии из состава Советской Республики, государственная граница прошла по бывшей восточной границе Выборгской губернии, и остров оказался в Финляндии. Тогда же здесь появились первые подразделения финской армии, а позже разместился 3-й береговой артиллерийский полк, прикрывавший фланг «линии Маннергейма». Монастырь к 1931 году насчитывал 234 монаха и послушника.
В начале марта 1940 года финское командование отдает приказ об эвакуации гарнизона с острова. Вместе с ним с острова уходят и монахи, увозя с собой иконы, церковную утварь и книги из монастырской библиотеки. Уже в июне недалеко от города Куопио они образуют Ново- Валаамский мужской православный монастырь, существующий и по сей день. А Валаам вновь вступает в полосу скорбного забвения...
В конце 1989 года на остров прибыли первые монахи во главе с архимандритом Виктором: иеродиакон Виссарион, иеромонахи Варсонофий, Фотий, Феофан, Иаков, Борис и послушник Леонид...
1
А • Я думаю, что отношение финнов к русскому государству в разные времена было разное. Скажем, в начале прошлого века, когда Александр I, исполняя завет Петра, решил «очистить» Финляндию от шведов и присоединить ее к России (1807—1808), финны вместе со шведами оказались на одной стороне. Как пишет участник этих событий Фаддей Булгарин, финны еще отчаянней дрались, чем шведы, и, действуя по-партизански, окружали и истребляли отдельные отряды русских.
Кстати, в той войне прошли «подготовку» почти все будущие герои 1812 года, например Барклай де Толли, Денис Давыдов, Багратион.
Родина. Зима 1995.12
Затем Финляндия получила статус Великого княжества в составе России и началось освоение этой северной окраины Европы. Несмотря на то что на территории Финляндии отныне действовали законы русского государства, финские крестьяне не были закабалены и оставались свободными хлебопашцами. Более того, в 1818 году император Александр I в старинном финском городе Порво даровал Финляндии парламент. А спустя несколько десятилетий Александр II издал указ о создании финского банка и печатании финских денег. При его правлении финский язык стал, по существу, государственным.
Фотографии Владимира Никитина.
Благодарные финны воздвигли в его честь памятник на главной площади Хельсинки: там он стоит и по сию пору. Площадь эта — по примеру петербургской — называется Сенатской, позади фигуры Александра II — лютеранский собор, а по левую и по правую руку от императора — Совет министров и университет. Университет долгое время назывался Александровским, и бюст Александра I виден во дворике университета, в двух шагах от памятника Александру II.
Тот факт, что два русских императора — символы русской государственности — и сегодня имеют прописку в центре Хельсинки, говорит
131
Субъективные Замешки
о вполне лояльном отношении финнов к России тех времен.
И еще об одном сооружении такого же рода. В хельсинкском морском порту на пристани возвышается мраморный четырехгранник с орлом на вершине — дань уважения русской императрице, некогда ступившей на этот берег.
Что же касается новейшей истории, то тут картина менее благостная. Правда, финны помнят Ленина, даровавшего им независимость в 1917 году, и даже сохраняют в Тампере музей, ему посвященный, но их отношение к государству, созданному Лениным, начиная с момента освобождения, делается отрицательным. Общая граница и страх быть вновь завоеванными усугубляют этот негативный взгляд. Он не меняется еще и потому, что Москва засылает в Финляндию своих агентов и под видом левых партий содержит там «пятую колонну».
Кризис разражается в 1939 году, когда наши войска переходят границу Финляндии и начинается, как называют ее финны, «зимняя война».
Эти события окончательно разводят Финляндию и Россию, и чувство финнов по отношению к государству Сталина из отрицательного перерастает во враждебное. Недаром Финляндия в годы второй мировой войны становится союзницей Гитлера.
Даже сейчас, в конце века, отзвуки 39-го года будоражат умы финнов. Регулярно отмечаются годовщины «зимней войны», по телевидению и в газетах выступают ее ветераны, показывают кадры тех лет, где снята брошенная русская техника, пленные советские солдаты и офицеры, трупы «завоевателей». Это, может быть, единственная в истории Финляндии военная победа, и поэтому ее отмечают как праздник. Бывшие фронтовики гордятся своими наградами, тем, как они ловко отделали русских, и, поскольку это исключительный факт финской истории, я думаю, память о нем будет жить долго.
Была побеждена не Россия (хотя и Россия тоже), но ненавистный режим, то есть государственная машина, созданная коммунистами.
И хотя Россия ныне не та, все равно эта зазубрина в отношении финнов к России как государству остается. Школьники учатся на примере «зимней войны» патриотизму, да и вся нация, вспоминая ее, пестует те же чувства.
Недоверие к России не изжито: это и остатки старых страхов, и страхи новые — уже не только перед военной силой, но и перед хаосом, грозящим выплеснуться через границу Суоми, перед возможностью реставрации коммунизма. Любое движение в эту сторону — от путча 91-го года до провалившегося «чеченского блицкрига» — вызывает здесь содрогание: все-таки российский колосс, даже разваливаясь, еще способен засыпать Финляндию обломками.
И если рассудительные финны зимой 1995 года вступили в Европейское сообщество, то это тоже потому, что они боятся неуправляемой русской стихии и хотели бы прикрыться от нее щитом Европы.
7
На второй вопрос ответить и проще, и труднее. Проще потому, что государство Россия и русский народ — не одно и то же. Труднее, ибо чувств каждого финна не учтешь, а у каждого финна, подозреваю, есть свое отношение к русским и русскому народу. Но возьмем сначала то, что делается на государственном уровне. Русский язык факультативно изучают в школах, почти во всех финских университетах есть кафедры русского языка и литературы. Я тоже преподаю на такой кафедре. В нашем городе Ювя- скюля, который является центром средней Финляндии, 70 тысяч жителей. В университете 10 тысяч студентов. На русской кафедре учится триста человек. Это много.
Когда я в 93-м году приехал в Ювя- скюля, студентов было меньше. Сейчас их число прибывает и прибывает. Чем это объяснить? Возросшим спросом на русский язык.
Это не столько скачок интереса к России и русскому народу, сколько изменение имиджа русского в Финляндии. Я, конечно, имею в виду прежде всего богатых русских, чьи толстые кошельки производят впечатление на деловых финнов. Финны очень практичны и знают цену деньгам. И когда русские — не в пример прежним — стали одеваться в лучших магазинах, покупать все, начиная от дорогой одежды до квартир, домов и земли, никто не оказался в силах им воспрепятствовать. А что делать? Русские платят наличными.
Увеличило ли это уважение к нам? Думаю, нет. Так как это уважение не к народу, его трудолюбию и надежности, а типичное для Запада уважение к деньгам.
У финнов есть вместе с тем опасение, что это ненадолго, что богатство, нажитое неизвестно каким путем, подвержено эффекту бочки с порохом, взрывающейся при попадании в нее искры, но, пока платят, они берут. Повторяю, это не отношение к русскому народу, русскому человеку или просто ко всему русскому.
Если же говорить о последнем, то тут мозаика. Молодежь не знает прошлого, и грехи счетов с русскими не лежат на ней. Ни «зимняя война», ни то, что Финляндия до 1944 года была на стороне Гитлера, не отягощают ее памяти. Но у многих студентов (я сейчас говорю о них) есть по отношению к русским подозрительность. Виной тому и наша бедность, и агрессивность, отсутствие закона, шаткость власти, Чернобыль, Чечня и т. д. Русские в массе своей бедны и ожесточены, у них ничего не получается (студенты ездят в Россию и видят, как мы живем). С нами рискованно иметь дело, мы ненадежны. В ухоженной, красивой Финляндии все стабильно, все на месте, всюду чисто, а хорошо исполненная работа — бог финского человека. Финны видят в России не только музеи, отреставрированные монастыри, куда их возят на экскурсии, но и грязь, тараканов в гостиницах, хамство. Они видят, что слово тут не держат, обязательство ни к чему не обязывает, а труд для большинства — повинность, которую спешат отбыть.
Финн вас примет и без пяти пять, если работа кончается в пять, и будет с вами вежлив и нетороплив, даже если стрелка часов перешла черту, означающую конец рабочего дня. Пусть ты зашел не вовремя, тебя надо обслужить с таким же вниманием, с каким ты был бы обслужен и в середине дня.
У некоторых студентов есть друзья в России (особенно в Карелии и Санкт-Петербурге), финны у них гостят, принимают их у себя. Есть даже фанатики такой дружбы, пересекающие финско-русскую границу по нескольку раз в год. Но поскольку люди в Финляндии в целом не любят обнаруживать своих чувств, подобные энтузиасты в их среде — ис-
132
Родина. Зима 1995.12
Уголки Хельсинки.
ключение. Да, финны достаточно сдержанны, хотя умеют и веселиться, и загуливают порой — правда, вечером в пятницу или в субботу, когда надо «выпустить пар» после рабочей недели. Но уже в воскресенье на улицах тишина и чистота, нет ни одной бумажки (а до этого были забросаны все тротуары), и в понедельник с утра, умытые и трезвые, они — в студенческих аудиториях (гуляет и бузит в основном, конечно, молодежь), в своих офисах, магазинах и банках.
Русского разгула без берегов они не приемлют. Их дисциплинированность, точность, исполнительность никак не соединяются с русской расхристанностью, с пылающими полюсами наших крайностей, с аритмией русской жизни.
Старшее поколение, помнящее и 1939 год, и последующее полувековое давление со стороны СССР, конечно, более недоверчиво относится к русским, чем молодежь. Ведь финны боялись укрывать у себя политических беженцев, выдавали их Москве. К сожалению, это правило действует до сих пор.
Расскажу по этому поводу одну романтическую историю. Ее поведал мне мой друг, политзэк, отбывавший срок уже после смерти Брежнева. У них в зоне отдельно от всех сидел особо опасный преступник, которого судили за «измену родине». Не знаю как, но моему другу удалось встретиться с ним, и тот открыл ему тайну своей «измены».
Преступник этот полюбил финскую девушку, а она его. У них родился ребенок. Финка уехала в Финляндию, его к ней не пустили. Тогда он решил перехитрить судьбу. Будучи человеком талантливым и изобретательным, он соорудил воздушный шар, пробрался с ним к советско- финской границе, разжег костер, наполнил шар теплым воздухом, в корзину посадил чучело, похожее на себя, и запустил этот шар в воздух. Пограничники бросились ловить нарушителя, а наш изобретатель тем временем перешел границу.
Он явился в тот город, где жила его возлюбленная, нашел ее дом, постучал и на вопрос: «Кто там?» — ответил: «Это я».
Шесть месяцев прожил он со своей семьей. Но соседи донесли на него. И финские власти выдали его СССР. Он получил пятнадцать лет строгого режима.
В отношении финнов к русским есть еще один нюанс. Наши молодые женщины, которые ищут теперь мужей по всему свету, пытают счастья и здесь. Они выходят замуж не за конкретного финна, а за Финляндию, и, получив все права, быстро разводятся, порывают со своими избранниками, нередко оставаясь с маленькими детьми. Такие истории тоже влияют на авторитет русских, хотя сами финны тоже разводятся довольно часто.
Основной аргумент наших дам — с финскими мужчинами скучно. Они или молчат, или молча пьют, а русские привыкли, что если любовь — то душа в душу, если бутылка водки — то исповедь, если страсть — то ревность, побои, затем соединение на новом витке — одним словом, «поединок роковой», как говорил Тютчев.
Образованные русские женщины хотят от финнов разговоров о литературе, о политике, о религии, о философии, а те включают телевизор и смотрят ... спорт. (Спорт в Финляндии выше всякой философии, и когда финская хоккейная команда выиграла первенство мира, они праздновали эту победу целую неделю. Такие торжества у них бывают только на Новый год и в Рождество Христово.)
Нельзя исчерпать эту тему одной фразой: «русских любят» или «русских не любят». Смотря какие рус-
Родина. Зима 1995.12
133
^^-еня часто спрашивают, чем отличаются российско-финляндские отношения от советско-финляндских? Не забывая того положительного, что было, и не вдаваясь в перечисление всего нового, что появилось, я подчеркиваю прежде всего общечеловеч- ность, деидеологизированность, цивилизованность нынешнего общения между нашими народами. Пожалуй, главное — это окончательное примирение, освобождение (непростое) от травм прошлого.
...Март 1970 года. Кремль заявляет протест по поводу возложения венка премьер-министром Румынии к Кресту Героев на кладбище в Хельсинки, где захоронены финские воины, павшие в войнах с СССР 1939— 1940 и 1941-1944 годов.
...Октябрь 1987 года. Визит М. Горбачева. Вся Финляндия ожидает, что Президент СССР скажет и о жертвах советско-финляндских войн, возложит венок к памятнику павшим. Президента и тогда еще генсека «придержали» идеологические цензоры из аппарата ЦК КПСС: «Народ не поймет».
...Июль 1992 года. Президент новой России Б. Ельцин склоняет голову у Креста Героев, говорит о необходимости извлечь уроки из трагического прошлого. Подписывается межправительственное соглашение об увековечении памяти русских и финнов, павших в войнах, — первый документ такого рода России и иностранного государства.
Было бы неверным и несправедливым утверждать, что эта работа начиналась с нуля. Еще во времена Советского Союза на территории Финляндии было сооружено 77 памятников нашим соотечественникам. Но речь шла главным образом о нашедших смерть в лагерях для военнопленных. Был лишь один мемо¬
риал павшим в боях — тем, кто погиб при защите советской военно- морской базы в Ханко в июне—декабре 1941 года.
Не было ни одного памятника, который СССР поставил бы своим солдатам, погибшим в кровопролитных сражениях в Финляндии во время «зимней войны» 1939—1940 годов. И уж, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы разрешить финнам восстанавливать воинские захоронения, сооружать памятники, осуществлять поиски останков на местах боев в районах, отошедших к СССР в результате войн.
Таким образом, сама история, «белые» (с таким же основанием можно сказать и «черные») пятна в ней подсказали первые шаги в новом
деле, которое новая Россия начала совместно с Финляндией.
Это — установление, причем не только по количеству, но и по именам, всех, кто не вернулся к родным очагам с полей сражений и из лагерей для военнопленных.
Это — уточнение мест захоронений, поиски останков погибших на местах боев, их христианское погребение.
Это — сооружение памятных знаков и мемориалов. Пусть прошло 50 и более лет; для близких гибель дорогих им людей не имеет срока давности.
Знаком времени, символом нового качества отношений с Финляндией стало сооружение памятника нашим соотечественникам, павшим в кровопролитных боях в районе Суомуссал- ми осенью и зимой 1939—1940 годов.
50 с лишним лет братские могилы в Суомуссалми (а их более сотни) были фактически забыты. Лишь кое-где оставались полусгнившие вешки с вырезанными на них цифрами: «917», «115» и т. д. Часть из них, а также найденные на месте боев оружие, обмундирование, личные вещи красноармейцев были благодаря стараниям местных финнов помещены в Музее «зимней войны», открытом в Суомуссалми весной 1992 года.
Осенью 1992 года по инициативе российского посольства началась работа по созданию памятника павшим в Суомуссалми (памятник финским солдатам работы выдающегося финского архитектора и скульптора А. Аалто был установлен здесь еще в 1957 году). Первое, что мы сделали, — встретились с жителями Суомуссалми, прежде всего с ветеранами войн: ведь еще несколько лет назад, во времена СССР, идея памятника чужим солдатам, пришедшим на финскую землю с оружием в руках, наверняка не получила бы здесь под-
136
Родина. Зима 1995.12
держки. С большим волнением вспоминаю слова финских ветеранов: «Ваши ребята не несут ответственности за действия своих политиков, они, как и мы, выполняли свой воинский долг. Они достойны памятника». С самого начала памятник и был задуман как символ общей скорби и примирения, как память о всех погибших в «зимней войне».
12 марта 1993 года у дороги Раате был открыт закладной знак памятника. В послании участникам этого события Президент России Б. Н. Ельцин подчеркивал, что новая Россия, строя свои отношения с Финляндией, хочет подвести окончательную черту под наслоениями прошлого; отмечал мирный, гуманитарный характер памятника, сооружаемого не войне, но ее жертвам. К этим словам присоединился в своем приветствии Президент Финляндии М. Койвисто.
Никогда не забуду 19 сентября 1994 года. В этот день, в 50-ю годовщину подписания соглашения о перемирии между СССР и Финляндией, в Суомуссалми состоялась торжественная церемония открытия памятника павшим в «зимней войне».
На поляне, обрамленной могучими соснами, вершины которых образуют как бы свод храма, — опирающаяся на черный постамент из финского гранита бронзовая фигура русской женщины, в глубокой скорби коленопреклоненной перед крестом. На памятнике надпись: «Сынам Отечества — Скорбящая Россия. 1939—1940 гг.». Автор памятника — замечательный российский скульптор Олег Комов, двух недель не доживший до дня открытия. Создание памятника стало возможным благодаря тому, что на эту идею откликнулись в первую очередь общественные организации (особо нужно отметить Общество дружбы народов России и Финляндии), спонсоры из российских компаний и банков, связанных с Финляндией (ОНЭКСИМбанк, АО «Тебойл», АО «Юралс» и др.). Все средства были собраны за счет добровольных пожертвований. Не остались в стороне и некоторые официальные структуры (Госкомитет по оборонным отраслям промышленности, правительство Москвы).
Звучат слова приветствия Б. Н. Ельцина: «19 сентября останется для россиян и финнов днем памяти и скорби по погибшим, днем оправдавшейся надежды на то, что наши страны и народы будут жить в условиях мира и плодотворного сотрудничества. Открытие на финской земле Суомуссалми памятника павшим воинам — новый знак того, что по урокам прошлого сделаны надлежащие выводы». Президент Финляндии М. Ахтисаари подчеркивает: «Увековечение памяти жертв войны — высокая обязанность последующих поколений. Выражая нашу признательность финнам, исполнившим тяжелый долг перед родиной, мы скорбим и отдаем почести всем павшим в войне».
Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II освящает мемориал и совершает заупокойную молитву: «Я молюсь Господу Иисусу Христу об упокоении лежащих здесь финских солдат. Я молюсь о моих павших соотечественниках — людях разных национальностей и вер, ставших жертвами преступной политики».
Не боюсь преувеличить: мне кажется, что памятник в Суомуссалми имеет не только российско-финляндское звучание. Сейчас, когда в некоторых государствах Восточной Европы и Балтии рушатся и оскверняются памятники советским солдатам, в том числе и тем, кто пришел как освободитель Европы от фашизма, Финляндия, ее народ проявили высокое чувство гуманности, цивилизованности, смогли перешагнуть через горечь прошлого. Уверен, что россияне по достоинству оценивают это и готовы ответить тем же.
С чувством гордости за моих соотечественников могу сказать: желание финнов увековечить память своих погибших на территории России встречает понимание русских людей, готовность помочь.
За последние два года удалось сделать многое из того, что еще несколько лет назад считалось бы немыслимым. И финны благодарят за это обновленную Россию, всех, кто оказывал и оказывает поддержку и конкретное содействие.
Нужно сказать, что в работе по увековечению памяти погибших Финляндия нашла разумное сочетаРодина. Зима 1995.12
137
ние государственного и общественного уровня. Государство не декларирует заботу о павших, а активно включается в конкретные дела. Вся работа по увековечению поручена Министерству просвещения. При нем работает специальный комитет, в который входят представители и правительственных структур, и ветеранских организаций. Есть план действий, и, самое главное, из госбюджета выделены ассигнования. Многое делается и на добровольной основе.
И вот результаты. На территориях, отошедших к СССР, прежде всего на Карельском перешейке, установлено несколько десятков памятников погибшим в войнах. Сооружены памятники финским военнопленным на местах бывших лагерей в Череповце и Гатчине, в Караганде. Приводятся в порядок воинские финские захоронения на нашей территории.
Особое значение придается установлению неизвестных до сих пор (главным образом полевых) захоронений, а также мест, где были лагеря для военнопленных, поиску и идентификации погибших, переносу останков на родину. Силами небольших (5—10 человек) поисковых отрядов с лета 1993 года на местах боев найдены останки финских солдат и наших воинов. В октябре 1993 года в г. Лаппеенранта на «кладбище героев» (здесь, кстати, все воинские захоронения именуются именно так) состоялась церемония захоронения 109 финских солдат, погибших на Карельском перешейке. В церемонии участвовали и российские представители.
На церемонии в Лаппеенранта я услышал: «Каждый финский солдат, нашедший смерть в чужих странах, должен вернуться домой, найти успокоение в родной земле». Эти слова не могут не вызвать глубокое уважение, не могут не быть примером и одновременно укором для России, где до сих пор многие погибшие наши солдаты последней войны либо не преданы земле, либо не удостоены хотя бы символического памятника.
Говоря о выводе российско-финляндских отношений на новый, цивилизованный уровень, нельзя не упомянуть еще об одном аспекте, связанном с бережным, взаимоува- жительным отношением к памяти своих граждан. Финны ставят перед нами вопрос о том, чтобы наладить сотрудничество в сохранении гражданских захоронений. Естественна их заинтересованность в том, чтобы восстановить и поддерживать в порядке кладбища, где покоятся финны многих поколений, проживавшие на территориях, которые сейчас являются российскими. Сейчас большинство из них разрушено полностью либо частично (мы за 70 советских лет и к родным-то могилам утратили уважение).
Правда, в последнее время при помощи российской стороны здесь наметился сдвиг: восстанавливаются финские кладбища в Выборге, Светогорске, Каменногорске, Приморске, Сортавале, других районах, устанавливаются памятные знаки, организуются посещения финнами-переселенцами родных мест. И это оценивается здесь высоко, укрепляет доверие к политике новой России.
138
Родина. Зима 1995.12