/
Автор: Волокитина Т.В. Мурашко Г.П. Носкова А.Ф.
Теги: история исторические науки история москвы история сталинизма
ISBN: 978-5-8243-0898-3
Год: 2008
Текст
ТАТЬЯНА ВОЛОКИТИНА Москва и Восточная Европа
ха ха а—а а а га I ixa XI ааа/х/а Власть и церковь в период общественных трансформаций i
Российская академия наук
Институт славяноведения
ТАТЬЯНА ВОЛОКИТИНА
ГАЛИНА МУРАШКО
g АЛЬБИНА НОСКОВА
мв> ——————————————————————————————
UU
Москва
и Восточная
Европа
Власть и церковь
В ПЕРИОД ОБЩЕСТВЕННЫХ
ТРАНСФОРМАЦИЙ
4D-5D-X годов XX века
РОССПЭН
Москва
2008
ББК 633(2)6-6- 633(2)6 7
В 67
Утжржде^-к-йечати'Ученым советом
Института славяноведения РАН
Ответственный редактор
д.и.н. А. Ф. Носкова
Рецензенты:
д.и.н. Л. С. Лыкошина, д.и.н. И. И. Костюшко
Редакционный совет серии:
И. Баберовски (Jorg Baberowski), Л. Виола (Lynn Viola),
А. Грациози (Andrea Graziosi), А. А. Дроздов,
Э. Каррер Д’ Анкосс (Нё1ёпе Carrere D ’ Encausse),
В. П. Лукин, С. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров,
А. Б. Рогинский, Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson), А. К. Сорокин,
Ш. Фитцпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк
Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А. Ф.
В 67 Москва и Восточная Европа. Власть и церковь в период обще-
ственных трансформаций 40-50-х годов XX века: Очерки исто-
рии. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН);
Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2008. — 807 с.,
ил. — (История сталинизма).
В книге впервые в отечественной науке на основе документов из феде-
ральных архивов России исследуются проблемы государственно-церков-
ных отношений в странах Восточной Европы на этапе зарождения и функ-
ционирования политических режимов советского типа. Особое внимание
уделяется раскрытию позиции и роли Москвы при определении и реализа-
ции политики правящих компартий по конфессиональным вопросам. Ав-
торы монографии анализируют конкретные направления политики власти
по отношению к ведущим конфессиям региона — православной, римско-
католической и греко-католической и особенности решения церковного
вопроса в Албании, Болгарии, Венгрии, Польше, Румынии, Чехословакии
и Югославии.
Монография адресована светским и церковным историкам, политоло-
гам, философам и всем интересующимся историей СССР и стран Восточ-
ной Европы в XX веке.
© Волокитина Т. В., Мурашко Г. П.,
Носкова А. Ф., 2008
© Институт славяноведения РАН, 2008
© Российская политическая энцикло-
ISBN 978-5-8243-0898-3 педия, 2008
Памяти
коллеги и друга Т. М. Исламова
посвящаем эту книгу
«Вера — это великая сила не только в личной,
отдельной жизни каждого из нас, но и в жизни
целого общества и народа... и наш долг, особенно
в минуты тяжелых испытаний и искушений, всеми
силами поддерживать ее в себе и хранить ее в
наших сердцах и умах как оружие, не победимое
никакими человеческими средствами».
Алексий, митрополит Ленинградский.
Декабрь 1943 г.
«Трудно сказать, какой будет судьба материализма.
Но, несомненно, христианство с исторической арены
не исчезнет... Оно переживет любое потрясение
и из времени гонений выйдет окрепшим.
...Натиск международного материализма огромен,
но христианства он не победит».
Август Хлонд, кардинал, примас Польши.
28 октября 1945 г.
К читателю
Многовековой опыт развития человеческого общества показыва-
ет, что в периоды общественных трансформаций и политических ре-
волюций, когда в движение приходят миллионные массы, роль церк-
ви как традиционного общественного института и носителя духов-
ных ценностей нации может резко возрастать. Являясь активным
фактором общественной жизни, церковь в эти годы, как правило,
претендует на участие в определении вектора национального разви-
тия, что обостряет и актуализирует проблему отношений церкви и
государства. И если от последнего требуется четкое определение
целей, разработка принципов его церковной политики, способов
ее реализации, то церковь избирает параметры сотрудничества с
государством, действуя своими методами и применяя собственный
инструментарий. «Церковь и государство взаимно инородны — по
установлению, по духу, по достоинству, по цели и по способу
действия, — писал выдающийся русский юрист и философ
И. А. Ильин. — ...В этом смысле церковь “аполитична”: задача по-
литики не есть ее задача, средства политики не суть ее средства,
ранг политики не есть ее ранг»1.
Тем не менее исторический опыт показывает иное: процесс пре-
образований различных сторон общественного бытия сопровожда-
ется изменением политической роли и места церкви в структуре об-
щества. Нередко в таких условиях наблюдается усиление политиза-
ции настроений, что влечет за собой ослабление воздействия церкви
на население. Происходит заметное ограничение влияния и позиций
5
церкви и в государственных структурах. Однако возможно и обрат-
ное: религиозные традиции той или иной нации становятся одним из
действенных элементов самой модернизации, частью новой идеоло-
гической доктрины, сплачивающей общество. В историческом про-
цессе объективные факторы взаимодействия новационных импуль-
сов и традиций сосуществуют, как правило, дополняя друг друга.
Результат такого симбиоза зачастую неоднозначен: если в целом в
XIX-XX вв. происходит секуляризация общественной жизни и цер-
ковь постепенно теряет свое глобальное влияние на человека, то в
периоды общественных потрясений она может приобрести даже
большее значение, чем прежде.
История XX в. с его крутыми социальными поворотами, мировы-
ми войнами и революционными потрясениями подтверждает этот
тезис и свидетельствует, что судьба самой церкви тесно связана с
судьбами народов и государств. Особенно наглядно это проявилось
в истории поликонфессиональной Восточной Европы в годы Второй
мировой войны и в послевоенный период, когда на повестку дня вы-
двинулись вопросы не только восстановления государственности, но
и социально-экономической и политической трансформации. Обще-
ство оказалось перед необходимостью выбора конкретных путей
дальнейшего развития.
Политические силы, действовавшие в странах региона на рубеже
войны и мира, в том числе и их леворадикальная часть, предлагали
свои варианты послевоенного развития под лозунгами, по-разному
понимаемыми, демократизации и модернизации общества. Причем в
первые послевоенные годы ни одна из политических сил, участво-
вавших во власти и претендовавших на свою определяющую роль в
ней (коммунисты, социалисты, крестьянские и буржуазные демокра-
ты), обладая различным идейным и антиклерикальным потенциа-
лом, не стремилась к его полной реализации.
Утверждение же в регионе в конце 40-х годов XX в. полити-
ческих режимов советского типа повлекло за собой принципиаль-
ное изменение ситуации. Была принята к осуществлению модель
общественной трансформации, предполагавшая коренные измене-
ния в экономике, социальной структуре, в области культуры по со-
ветскому образцу. В конфессиональной сфере в каждой из стран
властью был взят курс на изменение исторически сложившихся
отношений между государством и церковью. Вхождение стран
Восточной Европы в состав советского блока и мировоззренческие
позиции коммунистической элиты обусловили необходимость со-
отнесения данного процесса с советским опытом государственно-
церковных отношений и «управления» церковью.
Выявление факторов, влиявших на формирование и развитие
этой модели в 20-30-е годы и ее дальнейшую эволюцию, исследова-
ние конфессиональной обстановки в странах региона в 40-50-е годы
6
XX в., анализ отношений двух общественных институтов — госу-
дарства и церкви и воздействия внешнего, в первую очередь совет-
ского, фактора на государственную религиозную политику в Восточ-
ной Европе — вот те основные задачи, которые сформулировали для
себя авторы настоящих очерков. При этом, учитывая поликонфессио-
нальность региона и различную степень влияния разных вероиспо-
веданий в конкретных странах, авторский коллектив избрал в качест-
ве основного объекта исследования наиболее массовые, влиятельные
и политически активные конфессии: православную (Румыния, Бол-
гария, Сербия), католическую (Венгрия, Польша, Чехословакия,
Хорватия, Словения), греко-католическую (униатскую) (Польша, Ру-
мыния, Чехословакия, Венгрия). Отношения именно с этими кон-
фессиями были определяющими в религиозной политике послево-
енных правительств в восточноевропейских странах. Имея в виду
многонациональный облик региона, авторы попытались выявить
связь конфессионального и национального факторов, выяснить, в
частности, в какой мере церковная политика отражала специфику
национально-конфессиональной ситуации в отдельных странах.
Хронологические рамки исследования охватывают период от ос-
вобождения стран Восточной Европы Красной Армией до установ-
ления здесь монопольной власти компартий и создания левототали-
тарного механизма управления обществом. Пик этого процесса при-
шелся, главным образом, на 1949-1953 годы.
Задумывая работу как региональное историко-сравнительное ис-
следование, авторский коллектив исходил прежде всего из слабой
изученности указанной проблематики в отечественной историогра-
фии, а также учитывал особенности исследования конфессиональ-
ной темы в историографиях стран Восточной Европы.
Серьезное изучение историко-церковной тематики российскими
светскими учеными началось лишь полтора десятилетия назад. Объя-
сняется это прежде всего идеолого-политическими причинами, в
частности «генетическим» отторжением религии в атеистическом
партийно-номенклатурном государстве, в силу чего данная тематика
не только не относилась к числу приоритетных в советской истори-
ческой науке, но и фактически табуировалась. Ограниченность Ис-
точниковой базы, обусловленная почти полной закрытостью архив-
ных фондов, также не способствовала развертыванию исторических
исследований государственно-церковных отношений. Вплоть до на-
чала 90-х годов XX в. ученые были вынуждены обходиться только
официальными политическими документами и советской периоди-
кой, что позволяло воссоздавать лишь внешнюю, фасадную, а следо-
вательно, во многом недостоверную картину государственно-цер-
ковных отношений.
Изменение в направлении развития советского общества на рубе-
же 80-90-х годов в полной мере отразилось и на ситуации в отечест-
7
венной исторической науке. Возник целый ряд научных центров
(в Институте российской истории РАН, Институте всеобщей исто-
рии РАН, Институте Европы РАН, МГИМО(У) МИД РФ), изучаю-
щих государственно-церковные отношения, в том числе и в восточ-
ноевропейском регионе. Ученые, получив возможность сосредото-
читься на исследовании вопросов, актуальность которых диктовалась
самой жизнью, должны были одновременно создавать и качественно
новую источниковую базу исследований.
Вполне естественно, что анализ конфессиональных проблем со-
ветского периода истории России начался с истории Русской право-
славной церкви (РПЦ), ее отношений с государством на разных эта-
пах его развития. Постепенно возобладал открытый, без оглядки на
инстанции, подход к освещению истории церкви в эпоху социализ-
ма. На страницах научных журналов появились многочисленные
публикации документальных материалов из российских архивов2,
увидели свет исследовательские статьи и первые научные моногра-
фии3. Все более заметным становился вклад историков как светских,
так и церковных, сосредоточившихся на изучении общей истории
РПЦ, правовых аспектов ее отношений с властью. Активно публико-
вались исторические портреты и воспоминания видных деятелей
церкви4. Внимание ученых привлекли трагическая судьба греко-ка-
толической (униатской) церкви и ее прихожан в 40-е годы XX в.,
подготовка и осуществление ликвидации Брестской унии в 1946 г., а
также антиватиканская «составляющая» конфессиональной полити-
ки Москвы5.
Российские историки не обошли своим вниманием международ-
ные контакты РПЦ в первые послевоенные годы, усилия Москов-
ской патриархии по установлению взаимодействия с православными
автокефальными церквями Болгарии, Сербии, Румынии и патриар-
хатами Ближнего Востока, а также по собиранию православных при-
ходов Европы «под крыло» РПЦ. В настоящее время ученые все ак-
тивнее сосредоточиваются на изучении контактов РПЦ с экумени-
ческим движением6.
Уже в начале 90-х годов наладилось научное взаимодействие цер-
ковных и светских историков России. Весной 1992 г. на основе Пра-
вославных богословских катехизаторских курсов в Москве был со-
здан Православный Свято-Тихоновский богословский институт
(ПСТБИ) (ныне — университет), который проводит ежегодные кон-
ференции с привлечением светских историков, регулярно публикует
доклады и статьи участников по широкому кругу вопросов, а также
документы, воссоздающие картину государственно-церковных от-
ношений в странах Восточной Европы7.
Предметом специального изучения отечественных исследовате-
лей стала деятельность созданных в 1943 и 1944 гг. государственных
структур, ведавших религиозными делами, — Совета по делам Рус-
8
ской православной церкви и Совета по делам религиозных культов
при СНК (СМ) СССР8. Отличительной чертой исследований россий-
ских авторов, предпринятых в 90-е годы XX в. по истории государ-
ственной политики в отношении православной и униатской церквей
в СССР, является активное привлечение ими еще недавно секретных
архивных документов и материалов, которые позволяют выявить по-
литические цели советского руководства.
Но вплоть до наших дней на периферии внимания российских
историков остается государственная политика в отношении римско-
католической церкви, действовавшей на территории СССР, а также
история этой конфессии в нашей стране. Работы по данной проблеме
единичны9. Такой пробел можно объяснить рядом обстоятельств, и в
первую очередь особой политизированностью этой темы и ее пря-
мой зависимостью от состояния отношений между СССР и Ватика-
ном в условиях холодной войны.
До последнего времени в российской историографии практи-
чески отсутствовали работы, анализирующие государственно-цер-
ковные отношения в странах Восточной Европы после Второй ми-
ровой войны10. Одной из первых попыток исследования данной
проблемы отечественными учеными и сопоставления процессов,
протекавших в государственно-церковной сфере в СССР и в вос-
точноевропейском регионе, стало проведение в 2002 г. в Институте
славяноведения РАН «круглого стола», подготовленного Научным
центром истории сталинизма в Восточной Европе. Результатом об-
суждения указанных проблем явилась публикация сборника статей
и документов «Власть и церковь в СССР и странах Восточной
Европы. 1939-1958 гг.». Поддержку в издании этой работы оказала
Общероссийская общественная организация «Объединение иссле-
дователей религии». Выход сборника из печати был приурочен к
60-летию создания Совета по делам РПЦ, отмечавшемуся осенью
2003 года.
Появление в 90-е годы XX в. многочисленных публикаций доку-
ментальных материалов из федеральных и региональных архивов
России позволило отечественным ученым начать всестороннее изу-
чение широкого круга проблем, приобретающих сегодня не только
серьезное научное, но и политическое звучание (например, много-
аспектная проблема греко-католической церкви, политические реп-
рессии против духовенства разных конфессий).
В это же время в Институте славяноведения РАН была развернута
работа по выявлению в центральных архивах страны документов,
раскрывающих процессы общественного развития в странах Вос-
точной Европы в первое послевоенное десятилетие. В ходе подго-
товки документальных публикаций со всей очевидностью выявилась
необходимость углубленного изучения церковной политики компар-
тий в регионе, тем более что в последнее десятилетие эта проблема
9
в национальных историографиях все активнее выдвигается на пере-
дний план. Ученые Болгарии, Румынии, Венгрии, Польши, Чехии,
Словакии и стран — наследниц бывшей Федеративной Югославии
концентрируют свое внимание на страновых проблемах, решая их на
новых документальных материалах. Примерами такого рода являют-
ся работы Я. Жарына, П. Раины, 3. Зелиньского, А. Фришке, А. Ми-
цевского, А. Дудека, X. Доминичака, 3. Войводы, Б. Кумара, Р. Грыза
(Польша), К. Каплана, В. Вашко (Чехия), М. Барновского, Я. Пеше-
ка, Р. Летца, Н. Кметя, Ф. Внука (Словакия), Ч. Сабо, М. Балог,
Е. Гергели (Венгрия), Д. Калканджиевой, Л. Любеновой, С. Елдыро-
ва, В. Стояновой, Л. Огнянова, В. Мигева (Болгария), В. Ласку,
К. Василе, Й. Плошкару, И. Лакусты, Л. Григореску, Г. Знаке,
М. Марку (Румыния), В. Джурича Мишины, Др. Живоиновича,
Р. Радич, М. Лазича, Н. Жутича, М. Булаича, 3. Раделича (Сербия),
В. Новак, Ю. Кришто (Хорватия) и другие”.
Характерной особенностью монографий, созданных националь-
ными историками, является их насыщенность новыми, впервые вво-
димыми в научный оборот конкретно-историческими материалами
из национальных архивов. Исследователи активно использовали как
церковные, так и партийно-государственные документы разных уров-
ней. Это, без сомнения, способствовало созданию авторами на стра-
новедческом материале объемной, многоплановой картины государ-
ственно-церковных отношений на этапе послевоенных обществен-
ных трансформаций.
Как и работы современных отечественных историков, националь-
ная историография стран Восточной Европы испытывает на себе воз-
действие политической атмосферы и общественных настроений, во-
зобладавших в странах региона в условиях кризисов, а затем и круше-
ния коммунистических режимов. Отсюда тенденция к определенной
идеализации роли традиционных конфессий в общественной жизни,
общая для многих работ тональность: обвинительно-разоблачитель-
ная в адрес церковной политики государств, с одной стороны, и со-
чувственно-оправдательная в отношении церкви как института и его
священнослужителей всех уровней, с другой.
Проявляющееся в некоторых работах стремление видеть в рели-
гиозной политике компартий в первую очередь прямое исполнение
директив Москвы и Коминформбюро, не подкрепляется серьезными
документальными материалами.
Последние десятилетия в странах Восточной Европы отмечены
активной деятельностью ученых по выявлению и публикации архив-
ных документов по проблеме государственно-церковных отноше-
ний после Второй мировой войны12. К настоящему времени созданы
необходимые предпосылки для перехода к изучению названной про-
блемы на региональном уровне методом сравнительно-историческо-
го анализа. Это тем более важно, что именно узкие национально-го-
10
сударственные рамки, региональная раздробленность все еще оста-
ются ахиллесовой пятой современной историографии.
Однако к изменению ракурса видения проблемы нельзя подойти
без введения в научный оборот и осмысления документов из феде-
ральных архивохранилищ России, что выступает в настоящее время
в качестве важнейшей задачи российских историков. Предлагаемая
вниманию читателя монография отражает попытку авторского кол-
лектива способствовать решению этой задачи и является продолже-
нием серии научных публикаций документов и монографических
исследований, которые были осуществлены коллективом Научного
центра истории сталинизма в Восточной Европе Института славяно-
ведения РАН за последние годы13.
В ходе знакомства с монографией читатель непременно отметит
неравномерность обеспечения изучаемой проблематики архивными
документами. Это относится как к отдельным конфессиям, так и к
тем или иным странам на конкретных этапах развития государствен-
но-церковных отношений. Такое положение дел во многом связано
не только с доступом к источникам, но и со степенью политического
интереса советского руководства к конфессиональным проблемам.
Они не привлекали столь пристального внимания, как считавшиеся
магистральными внутриполитические и экономические проблемы.
При работе над монографией были изучены доступные на сегод-
няшний день документальные коллекции из Архива Президента
РФ, Государственного архива РФ и Российского государственного
архива социально-политической истории. Авторам удалось ознако-
миться с документами Политбюро ЦК ВКП(б)-КПСС, Междуна-
родного отдела ЦК, фондов И. В. Сталина, В. М. Молотова, К. Е. Во-
рошилова, Г. М. Маленкова, Советов по делам РПЦ и религиозных
культов при СНК(СМ) СССР. Выявленные материалы и легли в ос-
нову монографии.
Особо следует сказать о материалах Архива внешней политики
РФ, которые также представлены в работе. Их значение трудно пере-
оценить, поскольку в первую очередь по дипломатическим каналам
в Москву поступала информация, отражавшая ситуацию в церков-
ной среде и конфессиональную политику власти в странах региона.
Сотрудники посольств имели постоянные контакты с представите-
лями национальных государственных структур, руководивших цер-
ковной политикой. К сожалению, эти важнейшие материалы сегодня
доступны исследователям в весьма ограниченном объеме.
Авторы монографии не имели возможности работать с аналити-
ческими материалами советских спецслужб, раскрывающими роль
этих ведомств в контроле за конфессиональной ситуацией в странах
региона, а потому не могут подтвердить или опровергнуть имеющу-
юся в работах национальных историков и в мемуарах участников
событий информацию, например о прямом участии советников
11
НКГБ-МГБ СССР в организации репрессивных акций в конфессио-
нальной среде14.
В ходе работы над исследованием государственно-церковных от-
ношений в странах региона на этапе утверждения здесь власти пар-
тийно-государственной номенклатуры авторы использовали некото-
рые материалы из архивов Болгарии, Польши и Чехословакии.
Монография подготовлена в Научном центре истории сталиниз-
ма в Восточной Европе Института славяноведения РАН при подде-
ржке Российского гуманитарного научного фонда (грант № 01-01-
00142а) и включена в Государственный контракт № 10002-251/
ОИФН-03/235-239/010604-399 по программе «Общественный по-
тенциал истории». Она является продолжением исследовательской
и публикаторской работы центра в рамках серии трудов «Москва и
Восточная Европа».
Раздел I написан д.и.н. Т.В. Волокитиной. Разделы II и III — д.и.н.
Г. П. Мурашко и д.и.н. А. Ф. Носковой. Вступление и заключение —
результат совместных размышлений всего авторского коллектива.
Авторы выражают глубокую благодарность коллегам-архи-
вистам за многолетнее постоянное содействие и внимательное от-
ношение к нашей работе: руководству и сотрудникам Архива Пре-
зидента РФ — В. Н. Якушеву, А. С. Степанову, И. А. Кондаковой;
Российского государственного архива социально-политической ис-
тории — К. М. Андерсону, Л. А. Роговой, Г. В. Горской; Государ-
ственного Архива Российской Федерации — С.В. Мироненко, Т.В. Ца-
ревской, Д.Н. Нохотович, С. В. Сомоновой. Мы также благодарны
руководству Историко-дипломатического департамента и Архива
внешней политики МИД РФ за предоставление возможности озна-
комиться с информационными материалами, поступавшими из со-
ветских посольств в Москву; сотрудникам Института славянове-
дения РАН, а также доктору исторических наук О. И. Величко (Ин-
ститут социологии РАН) и кандидату богословия В. В. Буреге
(Московская духовная академия) за ценные советы и доброжела-
тельную критику.
В подборе иллюстративного материала в отечественных и зару-
бежных архивах и в научной литературе нам оказали содействие за-
рубежные коллеги — Я. Жарын (Польша), П. Вагнер (Чехия), И. Ви-
да (Венгрия), В. В. Бурега (Украина), а также российский историк
А. Шестаков. Компьютерная подготовка фотоматериалов к печати
произведена научным сотрудником Института славяноведения РАН
М. И. Леньшиной. Ею же осуществлен и компьютерный набор текс-
та. Именной указатель составлен А. Н. Канарской, научно-организа-
ционная работа проведена Д. А. Ермаковой.
1 Ильин И. А. Одинокий художник: Статьи, речи, лекции. М., 1993.
С. 326.
12
2 В огне войны. Русская православная церковь в 1941-1945 гг. (по ма-
териалам Ленинградской епархии) // Русское прошлое. 1994. № 5; И. Ста-
лин: «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку прави-
тельства» / Публ. М.И. Одинцова // Диспут. 1992. № 3; «Прошу Ваших
указаний»: Докладные записки председателя Совета по делам Русской
православной церкви Г. Г. Карпова в ЦК ВКП(б) и СНК СССР. 1943-
1945 гг. / Публ. М.И. Одинцова// Исторический архив. 2000. № 2; «Не
стесняясь никакими средствами»: Материалы комиссии ЦК РКП(б) по
вопросам отделения церкви от государства. Октябрь - декабрь 1922 г. /
Публ. М.И. Одинцова и М.М. Горинова// Исторический архив. 1993.
№ 2; «Церковь отделяется от государства»: Доклады эксперта наркомюс-
та М.В. Галкина. 1918 г. / Публ. М.И. Одинцова // Исторический архив.
1993. № 6; Архив Совета по делам религиозных культов при Совете ми-
нистров СССР (1948-1963). М., 1998-1999; Государство и церковь в годы
войны. Докладные записки председателей Совета по делам Русской пра-
вославной церкви и Совета по делам религиозных культов при СНК
СССР. 1945 г. / Публ. М.И. Одинцова // Исторический архив. 1995. № 4;
Крестный путь патриарха Сергия: Документы, письма, свидетельства
современников (К 50-летию со дня кончины) // Отечественные архивы.
1994. № 2; «Русская православная церковь стала на правильный путь»:
Докладные записки председателя Совета по делам Русской православной
церкви при СНК СССР Г. Г. Карпова И. В. Сталину. 1943-1946 гг. / Публ.
М.И. Одинцова // Исторический архив. 1994. № 3-4; «Вызвало среди ве-
рующих волну радостных переживаний»: Переписка патриарха Алексия I
с Г. Г. Карповым / Публ. Н. Сидорова // Источник. 1998. № 2; «Проявлять
бдительность, своевременно пресекать антисоветские выпады духовен-
ства»: Доклад председателя Совета по делам Русской православной церкви
при Совете министров СССР В. А. Куроедова на Всесоюзном совещании
уполномоченных. 1960 г. // Исторический архив. 1999. № 2; Политбюро и
церковь. 1922-1925 гг. В 2-х т. М.; Новосибирск, 1997-1998; и др.
3 Одинцов М. И. Государство и церковь. (История взаимоотношений.
1917-1938). М., 1991; Его же. Государство и церковь в России. XX в. М.,
1994; Его же. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Вели-
кой Отечественной войны. 1938-1945. М., 1995; Его же. Русские патри-
архи XX века: Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных доку-
ментов. М., 1990; Его же. Другого раза не было...// Наука и религия.
1989. №2; Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь, верую-
щие. 1941-1961. М., 1999; Шкаровский М. В. Русская православная цер-
ковь и советское государство в 1943-1964 гг.: от «перемирия» к новой
войне. СПб., 1995; Его же. Русская православная церковь при Сталине и
Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939—
1964 годах). М., 1999; Его же. Обновленческое движение в Русской пра-
вославной церкви XX века. СПб., 1999; Его же. Нацистская Германия и
Православная церковь (Нацистская политика в отношении Православной
церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории
СССР). М., 2002; Васильева О.Ю. Русская православная церковь в поли-
тике советского государства. 1943-1948 гг. М., 1999; Васильева О.Ю., Кны-
шевский П.Н. Красные конкистадоры. М., 1994; Кашеваров А. Н. Церковь
и власть. Русская православная церковь в первые годы Советской власти.
СПб., 1999; Его же. Государство и церковь. Из истории взаимоотношений
13
Советской власти и Русской православной церкви. 1917-1945 гг. СПб.,
1995; Крапивин М.Ю. Противостояние: Большевики и Церковь. 1917—
1941. Волгоград, 1993; Розенбаум Ю.А. Советское государство и церковь.
М., 1985; БабиновЮ.А. Государственно-церковные отношения в СССР:
история и современность. Симферополь, 1991; Поспеловский Д.В. Рус-
ская православная церковь в XX веке. М., 1995; Его же. Православная
церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996; Алексеев В.А. Не-
ожиданный диалог: О встрече Сталина с руководством православной
церкви // Агитатор. 1989. № 6; Его же. «...Маршал Сталин доверяет цер-
кви» // Агитатор. 1989. № 10; Его же. Иллюзии и догмы. М., 1991; Его
же. «Штурм небес» отменяется? Критические очерки по истории борьбы
с религией в СССР. М., 1992; История Русской православной церкви. От
восстановления патриаршества до наших дней. Т. 1. 1917-1970. СПб.,
1997; Емельянов Н. Оценка статистики гонений на Русскую православ-
ную церковь с 1917 по 1952 г. // Богословский сборник. 1999. Вып. 3; Ро-
манова С. Н. Особенности судебно-следственных документов о духовен-
стве (1918-1940 гг.) // Исторический вестник. М.; Воронеж, 2000. № 1;
Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борь-
бе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства. М.,
1997; и др.
4 Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской церкви. 1917-1997.
М., 1997; Священник Алексей Николин. Церковь и государство: история
правовых отношений. М., 1997; Митрополит Евлогий (Георгиевский).
Путь моей жизни. М., 1994; Майков А. Н. Патриарх Тихон // XX век. Люди
и судьбы. СПб., 2001; Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий). «Я полюбил
страдание...» Автобиография. М., 1998; Поповский М. Жизнь и житие
Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. М., 2001; Одинцов М. И.
Крестный путь патриарха Сергия// Наука и религия. 1997. №4-7; Его
же. Жребий пастыря // Наука и религия 1989. № 1; Его же. Ему отмерен
был библейский срок: Документальная повесть о патриархе Алексии I
(1877-1970) // Наука и религия. 1999. № 4—7, 9; Васильева О.Ю. Митро-
полит Сергий (Страгородский): штрихи к портрету И Альфа и омега. М.,
2002. № 1; Ее же. Жребий митрополита Сергия Воскресенского // Наука
и религия. 1995. № 5; Ее же. Февральская пресс-конференция митропо-
лита Сергия иностранным корреспондентам: Историческое наследие и
материал для исторического осмысления // Альфа и омега. М., 2002. № 3;
Гордун С. Русская православная церковь при святейших патриархах Сер-
гии и Алексии // Вестник русского христианского движения. 1990. № 158;
Еремина В. Из жизни патриарха Сергия // Альфа и омега. 1999. № 2; 2000.
№ 1; Протоиерей Максим Хижий. Размышления о церковной политике
патриарха Сергия (Страгородского) // Альфа и омега. М., 2002. № 3; Яку-
нин Г. В служении культу (Московская патриархия и культ личности Ста-
лина) // На пути к свободе совести. М., 1989; Мень А. Религия, культ лич-
ности и секулярное государство (Заметки историка религии) // На пути к
свободе совести. М., 1989; Протоиерей Николай Ведерников. Воспомина-
ния о встречах с патриархами Сергием и Алексием // Альфа и омега. М.,
2002. № 3; Алексий I. Письма своему духовнику. М., 2000; Бьлхова М.И.
Правда об экзархе Стефане // Церковь в истории России. М., 1999; Воло-
китина ТВ. «...Начинаю жалеть о моем беспредельном и всепреданном
служении православию и славянству...» (Российские архивы о судьбе
14
болгарского экзарха Стефана I) // Актуальные проблемы славянской ис-
тории XIX и XX веков. М., 2003; и др.
5 Униаты и советская власть (Встреча в Москве. 1944 г.) / Публ. М. И. Один-
цова// Отечественные архивы. 1994. №3; Одинцов М. И. Греко-католи-
ческая (униатская) церковь И История религии в России. М., 2000; Львов-
ский церковный собор: Документы и материалы. 1946-1981. М, 1982;
Протоиерей Владислав Цыпин. Львовский собор 1946 г. и его последс-
твия // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Ти-
хоновского богословского института. Материалы 1997 г. М., 1997; Носк-
ова А. Ф. Греко-католическая церковь в контексте решения национально-
территориальных проблем. 1945-1947 гг. (СССР, Польша, Чехословакия) //
Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958.
Дискуссионные аспекты. М., 2003; Покивайлова ТА. Конфессиональная
ситуация в Трансильвании и ликвидация униатской церкви в Румынии
(40-е годы XX в.) // Там же; Васильева О.Ю. «Добровольное воссоедине-
ние», или Методы противостояния политике Ватикана // Церковь в исто-
рии России. М., 1999; Ее же. «Нам нужно “сильное православие”...»//
Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновско-
го богословского института. Материалы 1998 г. М., 1998; Ее же. Ватикан
в горниле войны // Наука и религия. 1995. № 6; Ее же. Кремль против
Ватикана. Полковник Карпов под руководством генералиссимуса Стали-
на атакует папу Римского // Новое время. 1993. № 30; Ватикан: натиск на
Восток. М., 1998; Григоренко А. Уния в истории Украины — Руси: Крат-
кий исторический очерк. Новосибирск, 1991; ТокареваЕ.С. Святой Пре-
стол и СССР в годы Второй мировой войны // Иоанн XXIII и современ-
ный мир: христианское свидетельство, сосуществование и сотрудничест-
во. М., 2002; Мурашко Г.П. Коммунистические партии и католическая
церковь Восточной Европы в послевоенных политических реалиях.
1944—1948 гг. // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы.
1939-1958: Дискуссионные аспекты. М., 2003; Величко О. И. Пий XII в
отечественной историографии второй половины XX в. // Там же; Zas-
zkilniak L. Ukrainski ruch narodowy i sprawa Polski w latach Drugiej wojny
swiatowej // Przegl^d Wschodni. T. IX. Zesz. 1 (33). 2004; и др.
6 «Мне так хочется сложить свои старые кости в родной земле...»
Митрополит Евлогий (Георгиевский) и Московская патриархия. 1944-
1946 гг. И Исторический архив. 2000. № 6; Волокитина Т.В. Русская цер-
ковь и православные автокефалии на Балканах после Второй мировой
войны (За кулисами интеграции) // Человек на Балканах в эпоху кризисов
и этнополитических столкновений XX в. СПб., 2002; Ее же. Конфессио-
нальный фактор в геополитических планах Москвы после Второй миро-
вой войны (К проблеме советского влияния в Восточной Европе) //
Russian history. Histoire russe. The Soviet global impact: 1945-1991. Idyl-
lwild. 2002. № 2-4; Ее же. Москва и православные автокефалии Болга-
рии, Румынии и Югославии (К проблеме восприятия советской модели
государственно-церковных отношений в 40-е гг. XX в.) // Власть и цер-
ковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958: Дискуссионные
аспекты. М., 2003; Ее же. Советское руководство, Русская православная
церковь и экуменическое движение (40-50-е годы XX в.) // Там же; «Разо-
рвать экуменическое кольцо». Всеправославное совещание 1948 г. об эку-
менизме: Сборник. М., 1998; Православие и экуменизм: Документы и
15
материалы. М., 1998; Лондон — Москва: Междуцерковный диалог. Обмен
делегациями Англиканской и Русской православной церквей. 1943-
1945 гг. / Публ. М.И. Одинцова// Исторический архив. 1995. № 1; Ва-
сильева О. Ю. Внешняя политика Советского государства и Русская пра-
вославная церковь. 1943-1948 годы // Труды Института российской исто-
рии РАН. 1997-1998 гг. М., 2000; Ее же. Государство, РПЦ и экуменизм:
Исторические аспекты проблемы // Исторический вестник. Москва; Во-
ронеж, 2000. № 1; Священник В. Уляхин. Русская православная церковь и
экуменическое движение. XIX-XX вв. // Ежегодная богословская кон-
ференция Православного Свято-Тихоновского богословского института.
Материалы 1997 г. М., 1997; и др.
7 Например: Протоиерей Всеволод Шпиллер. Из доклада министру
иностранных дел и вероисповеданий Болгарии по вопросу об отделении
церкви от государства (август 1945 г.); Вс. Шпиллер и др. Доклад комис-
сии по отделению церкви от государства по вопросу гражданского брака.
3 декабря 1944 г. // ПСТБИ. Богословский сборник. Вып. 1. М., 1997.
s Чумаченко ТА. Совет по делам Русской православной церкви при
СНК (СМ) СССР в 1943-1947 годах: Особенности формирования и де-
ятельности аппарата// Власть и церковь в СССР и странах Восточной
Европы. 1939-1958: Дискуссионные аспекты. М., 2003; Якунин В.Н. Ук-
репление положения РПЦ и структура ее управления в 1941-1945 гг. //
Отечественная история. 2003. № 4; Сосковец С. И. Репрессивный харак-
тер советского законодательства о религиозных культах // Тоталитаризм и
тоталитарное сознание. Томск, 2001.
9 Шкаровский М. В., Черепнина Н. Ю., Шикер А. К. Римско-католичес-
кая церковь на северо-западе России в 1917-1945 гг. СПб., 1998.
10 Овсиенко Ф. Г. Взаимоотношения государства и церкви в странах
Восточной Европы // Государство, религия, церковь в России и за рубе-
жом. Информационно-аналитический бюллетень. 1999. № 1 (18).
11 Torzecki R. Kwestia ukrainska w polityce III Rzeszy. 1933-1945. W-wa,
1972; idem. Polacy i Ukraincy. Sprawa ukrainska w czasie II wojny swiatowej
na terenie Rzeczypospolitej. W-wa, 1993; Wojwoda Z. Zarys historii Kosciola
greko-katolickiego w Polsce 1944-1948. Krakow, 1999; Antypolska akcja
OUN-UPA. 1943-1944. Fakty i interpretacje. W-wa, 2003; Polska — Ukraina.
Trudna odpowiedz. Dokumentacja spotkan historykow (1994-2001). Kronika
wydarzen na Wolyniu i w Galicji Wschodniej (1939-1945). W-wa, 2003;
Polska i Ukraina: trudne pytania. T. 1-9. W-wa, 1998-2003; MicewskiA.
Panstwo i Kosciol w Polsce. W-wa, 1984; Idem. Kosciol — Panstwo. 1945—
1980. Rzeszow, 1994; Dudek A. Panstwo i Kosciol w Polsce. W-wa, 1995;
ZarynJ. Kosciol a wladza w Polsce (1945-1950). W-wa, 1997; Idem. Dzieje
Kosciola katolickiego w Polsce. 1944-1989. W-wa, 2003; Dudek A., GryzR.
Komunisci a Kosciol w Polsce (1945-1989). Krakow, 2003; Dominiczak H.
Organy bezpieczenstwa PRL w walce z Kosciotem katolickim. 1944-1990.
W swietle dokumentow MSW. W-wa, 2000; GryzR. Panstwo a Kosciol w
Polsce. 1945-1956. Na przykladzie wojewddztwaKieleckiego. Krakow, 1999;
Kosciol prawoslawny w Polsce: dawniej i dzis. W-wa, 1993; ks. Zielinski Z.
Kosciol w Polsce. 1944-2002. Radom, 2003; FriszkeA. Oaza na Kopemika.
Klub inteligencji katolickiej. 1956-1989. W-wa, 1997; Kaplan K. Stat a cirkev
v Ceskoslovensku. 1948-1953. Br., 1993; PesekJ., Barnovsky M. Statna moc
a cirkvi na Slovensku. 1948-1953; ЛетцР. Становище Греко-католицькой
16
Церкви в Чехословаччин! у друпй половин! 40-х — на початку 50-х
роюв XX столггтя// Ковчег. Льв!в, 2000; Kmet’N. Postavenie cirkvi па
Slovensku. 1948-1951. Br., 2000; Vasko V. Neumledena kronika katolicke
cirkve v Ceskoslovensku po druhe svetove valce d. I, II. Pr., 1990; Vopatrny G.
Pravoslavna cirkev v Ceskoslovensku v letech 1945-1951. Brno, 1998;
Gergely Jeno. A. Mindszenty-per. Kossuth Kiado. 2001; Negyedik riadas.
Emlehirataim. Bud., 1989; Balogh Margit. A Kalot es a katolikus
tarsadalompolitika. 1935-1946. Bud., 1998; Balogh Margit, Gergely Jeno.
Egyhazak az ujkori Magyarorszagon. 1790-1992. Bud., 1993; Egyhazbgyi
Hangulat-Jelentesek. 1951, 1953. Bud., 2000; Калканджиева Д. Българската
православна църква и държавата. 1944-1953. София, 1997; Ее же. Българ-
ската православна църква и «народната демокрация» (1944—1953). Си-
листра, 2002; Огнянов Л. Свещенническият съюз в България. 1944-1955 //
Религия и църква в България. Социални и културни измерения в право-
славието и неговата специфика в българските земи. София, 1999; Анге-
лов В. Неврокопска епархия при управлението на митрополит Борис
(1935-1948) И Религия и църква в България...; Стоянова В. Църква и на-
ционално обединение — Българската православна църква през Втората
световна война // Религия и църква в България...; Ее же. Църковно-адми-
нистративната уредба на Македония и Тракия и изборът на патриарх на
Българската православна църква И Минало. 1994. № 4; Елдъров С. Духов-
ната мобилизация на Българската православна църква (1939-1944) // Ре-
лигия и църква в България...; Мигев В. Българската православна църква в
политика на управляващите в България (9 септември 1944-1960 г.) // Ре-
лигия и църква в България...; Димов Я. Кирил — патриарх Български.
София, 1990; Малеев Л. Духовенството на Великотьрновската епархия в
условията на ОФ власт (1944-1948)// Известия на държавните архиви.
2001. №81; Kalkandjieva D. The International Activity of the Bulgarian
Exarchate. 1944—1953 // Central European University. History department.
(Thesis). Bud., 1999; Idem. The Milleinnium of the death of Saint Ivan of
Rila // Bulgarian historical review. 2002. № 3-4; Enache G. Intelectualii §i
Biserica in Romania interbelica// Dosarele istoriei. Buc., 2002. №11;
Enache G., PeteuA.N. Biserica Ortodoxa Romana §i Securitatea. Note de
lectura // Totalitarism §i resistenta teroare §i represiune in Romania Comunista.
Buc., 2001; Bucurl.M. Considered! privind politica religioasa a guvemului
Groza. 1945-1947 // Anul 1947 — caderea cortinei. Analele Sighet. 5. Buc.,
1997; Grigorescu L. Politica de laicizare a slujitorilor bisericii $i a
credincio§ilor H Anii 1949-1953. Mecanismele terorii. Analele Sighet. 7. Buc.,
1999; Plo^caru J. Desfinjarea bisericii greco-catolice//Anul 1948 — insti-
tuutionalizarea comunismulu. Analele Sighet. 6. Buc., 1998; Lacusta I. 41 de
luni care au Schimbat Romenia. 23 august 1944 — 30 decemdrie 1947. Buc.,
1999; Ве.ъко Tiupuh Мишина. Летопис Српске православие цркве. 1946-
1968 година. Време патриарха Гаврила и патриарха Викенти)а (1950—
1958). Кн. 1. Книн-Београд, 2000; Живсуиновик Др.Р. Српска православна
црква и нова власт. 1944-1950. Србшье-Београд-Вал>ево-Минхен, 1998;
HCueojuHoeuh Др.Р. Митрополит 1осиф и )угословенска власт. 1944-
1946 године // ХришЙанска мисао. 1994. № 1-3, 4-6; Paduh Р. Вером про-
тив вере. Држава и верске за)еднице у Срби)и. 1955-1953. Београд, 1995;
Radic R. Verou proti vere. DrzavaJ.verske.zajediiice.v5rbie.-Beograd,
Radelic Z. Krihari: ustaska gerife. 1945+4950' -^problem! isttahfaafll#//
17
Casopis zasuvremenupovijest. Zagreb, 2000. № 1. S. 5-28;Лазик M. Крсташ-
ки par независне државе Хрватске. Београд, 1991; Жутик Н Римокато-
личка црква и Хрватство. Београд, 1997; Bulajic М. Jasenovac — Jewish
Serbian Holocaust (The role of Vatican) in Nazi — Ustasha Croatia (1941-
1945). Belgrade, 2002; Novak К Magnum Crimen: Pola veka klerikalizmu u
Hrvatskoj. Beograd, 1986; Kristo J. Sukob Simbola: Politika vjere i ideologye
uNezavisnoj Drhavi Hrvatskoj. Zagreb, 2001.
12 Екзарх Стефан I Български: Документален сборник / Ред. д-р Л. Лю-
бенова. София, 2003; Raina Р. Kosciol w PRL. Dokumenty. T. I. 1945-1959.
Poznan, 1994; Misilo E. Akcja «Wisla». W-wa, 1993; Protokoly posiedzen
Biura Politycznego PZPR. 1944-1945 // Dokumenty do dziejow PRL. W-wa,
1992; Protokoly posiedzen Biura Politycznego КС PPR. 1947-1948//
Dokumenty do dziejow PRL. W-wa, 2002; Dokumenty do dziejow PRL.
Centrum wladzy. Protokoly posiedzen kierownictwa PZPR. Wybor z lat 1949-
1970. W-wa, 2000; Aparat bezpieczenstwa w latach 1944—1956. Taktyka,
strategia, metody. Cz. 1-2 // Dokumenty do dziejow PRL. W-wa, 1994; 1996;
Bombicki M.R. Ksi?za przed s^dami specjalnymi. 1944-1954. Poznan, 1993;
GarlickiA. Z tajnych archiwow. W-wa, 1993; Kardynal August Hlond. W
sluzbie Boga i Ojczyzny. W-wa, 1988; VnukF. Dokumenty о postaveni
katolickej cirkvi na Slovensku v rokoch 1945-1948. Matica Slovenska, 1998;
Bulinova M., Janisovd M., Kaplan K. Cirkevni komise KSC. Edice dokumentu.
Sv. I. 1949-1951. Br., 1994; Janisovd M., Kaplan K. Katolicka cirkev a
pozemkova reforma. Dokumentaci. Brno, 1994; Kaplan K, VachovaJ. Akce
«К» — likvidace klasteru v roce 1950. Sv. 4, 6. Pr., 1993; Czbaba Sz. A. Grosz —
perelokeszitese. 1951. Bud., 2001; Рспщап C., Ciuceanu R. Biserica ortodoxa
Romana sub regimul communist. 1945-1958. Vol. I. Buc., 2001.
Волокитина T.B., Мурашко Г.П., Носкова А. Ф. Народная демокра-
тия: Миф или реальность? (Общественно-политические процессы в Вос-
точной Европе в 1944—1948 гг.). М., 1993; Восточная Европа в докумен-
тах советских архивов 1944-1953 гг. Т. I—II / Отв. ред. Т.П. Мурашко. М.;
Новосибирск, 1997, 1998; НКВД и польское подполье (По «Особым пап-
кам» И. В. Сталина. 1994-1945 / Отв. ред. А.Ф. Носкова. М., 1994; Три
визита А. Я. Вышинского в Бухарест. 1944—1946 / Отв. ред. ТА. Покивайло-
ва. М., 1998; Советский фактор в Восточной Европе. 1944—1953 гг. В 2-х т. /
Отв. ред. Т.В. Волокитина. М., 1999, 2002; Из Варшавы. Москва, товари-
щу Берия...: Документы НКВД СССР о польском подполье. 1944-1945 гг. /
Отв. ред. А.Ф. Носкова. М., 2002; Волокитина Т.В., Мурашко ГП., Носко-
ва А. Ф., Покивайлова ТА. Москва и Восточная Европа. Становление по-
литических режимов советского типа (1949-1953): Очерки истории. М.,
2002.
14 См., например: Za kulisami bezpieki i partii. Jozef Swiatlo ujawnia
tajniki partii, rezymu i aparatu bezpieczenstwa. W-wa, 1989; Blazynski Z.
Mywi Jozef Swiatlo. Za kulisami bezpieki i partii. 1940-1955. W-wa, 2003.
18
Раздел I
ВЛАСТЬ И ПРАВОСЛАВНЫЕ ЦЕРКВИ В СССР
И СТРАНАХ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
(1044-1053 гг.)
Глава I
СОВЕТСКАЯ МОДЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННО-
ЦЕРКОВНЫХ ОТНОШЕНИЙ:
ФОРМИРОВАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ
(20-30-е годы XX в.)
§ 1. Основные векторы развития
государственной церковной политики
Для России, страны многонациональной и поликонфессиональ-
ной, вопрос о взаимоотношениях властных структур и религиозных
организаций всегда имел и ныне имеет особое значение и специфи-
ку. Православие как ведущая конфессия и Русская православная цер-
ковь (РПЦ) как самый крупный и влиятельный религиозный инсти-
тут в стране неизбежно оказывались в сфере пристального внимания
официальной власти. Отношения государства и православной церк-
ви во многом определяли государственно-церковные отношения в
целом, а РПЦ выступала своего рода полигоном при формировании
модели этих отношений.
К 1917 г. в Российской империи примерно 70% населения, то есть
от 115 до 125 млн человек, относились к православному вероиспове-
данию. В стране по неполным данным действовали более 43,5 тыс.
храмов и около 24 тыс. часовен; почти 95 тыс. монашествующих и
послушников проживали в 1025 монастырях. В 57 духовных семина-
риях и 4 духовных академиях готовились кадры РПЦ. Ее официаль-
ный штат был весьма значительным: 130 архиереев, более 112 тыс.
священников и других представителей низшего и среднего духовен-
ства1. Православная церковь в дореволюционной России являлась
многофункциональной организацией, играла заметную роль в поли-
тической и культурной жизни страны и вместе с тем имела собствен-
ные интересы, отличные от государственных.
В советский период отношения государства и РПЦ до середины
XX в. прошли в своем развитии несколько этапов. Эволюцию пре-
терпевали прежде всего идейные основы религиозной политики
правящей партии, причем вектор этой эволюции в целом был впол-
не определенным: от светского государства к государству атеис-
тическому. И тем не менее периоды жестокого преследования церк-
21
ви, «бури и натиска»2, время от времени сменялись некоторыми
послаблениями.
Воплощение идеи светского государства предполагало постро-
ение взаимоотношений между гражданами, религиозными органи-
зациями и властью на основе принципов свободы совести, отделения
религиозных организаций от государства (де факто или де юре), пра-
вового равенства религий, равенства граждан независимо от их от-
ношения к религии, мировоззренческого нейтралитета государства.
И российские большевики задолго до революции 1917 г. в програм-
мных документах сформулировали основы государственной полити-
ки в религиозной сфере, базируясь на этих принципах. Однако после
их прихода к власти в Советской России в силу конкретно-истори-
ческих условий (Гражданская война, интервенция, политическое
противостояние советской власти и духовенства и пр.) сравнительно
быстро был осуществлен переход к построению атеистического го-
сударства3. Для советской власти определяющим стало отношение к
православной церкви прежде всего как к политической организации,
рассматривавшейся в качестве одного из винтиков старого государ-
ственного механизма.
В целом религиозная политика советской власти формировалась
на протяжении 1918-1922 гг.: действуя в том числе и «в правовом
поле», государство последовательно стремилось к разрушению цер-
ковной иерархической организации — «последнего живого наследия
царизма» и вытеснению РПЦ из основных сфер жизни общества.
К 1922 г. эти задачи во многом были решены.
На рубеже 1917-1918 гг. власть приняла ряд законодательных
актов в конфессиональной сфере. В частности, функции образова-
ния. и воспитания детей и молодежи из духовного ведомства пере-
шли к Наркомату просвещения, в учебных заведениях упразднялись
должности преподавателей закона Божьего. Вслед за этим были рас-
формированы управления военного духовенства и уволены все свя-
щеннослужители, находившееся на службе военного ведомства.
20 января 1918 г. правительственный декрет «О свободе совести,
церковных и религиозных обществах» провозгласил отделение цер-
кви от государства, а школы от церкви. Хотя этот документ и зафик-
сировал ряд демократических положений, в том числе и свободное
исповедование любой религии, он в первую очередь знаменовал
собой разрыв многовекового союза церкви и государства и стал юри-
дическим прикрытием для развернувшихся вскоре гонений на цер-
ковь. Согласно декрету, церковь и все прочие религиозные общества
и организации лишались права собственности и юридического лица.
Все церковное и религиозное имущество было объявлено народным
достоянием. Только по особому разрешению местной или централь-
ной государственной власти религиозные общества могли оставить
за собой принадлежавшие им здания и богослужебную утварь. За-
22
прещалось религиозное обучение во всех государственных, обще-
ственных и частных учебных заведениях, где преподавались обще-
образовательные предметы. Обучать и обучаться религии разреша-
лось лишь частным образом. Отменялась религиозная клятва или
присяга. Метрикация, то есть исключительное право регистрации
браков и рождений, передавалась гражданской власти4.
Реализация государственной церковной политики возлагалась на
специально создававшиеся органы в структуре законодательной и
исполнительной власти. Первая попытка создать подразделение, за-
нимающееся «религиозным вопросом», относится к весне 1918 г.,
когда по решению Совнаркома РСФСР была образована Междуве-
домственная комиссия, включавшая в себя и представителей религи-
озных объединений. Однако она просуществовала всего лишь месяц
и была упразднена. Ее место занял так называемый ликвидационный
(до 1922 г. — VIII, а в 1922-1924 гг. — V) отдел Наркомата юстиции,
которому было поручено проведение в жизнь Декрета об отделении
церкви от государства. Отдел координировал работу центральных и
местных органов власти, готовил нормативные акты, регулировав-
шие деятельность религиозных объединений, проводил работу по
популяризации декрета, стремился контролировать реализацию ста-
тей законодательства о свободе совести и решал множество конкрет-
ных вопросов, связанных с обращениями и жалобами верующих
граждан и религиозных объединений.
Практическое применение декрета часто ставило в тупик мест-
ные власти, что потребовало от отдела издания специальной инс-
трукции. Она была опубликована в «Известиях Всероссийского цен-
трального исполнительного комитета Советов» 30 августа 1918 г.
Однако уже 3 января 1919г. указанный отдел Наркомюста был вы-
нужден дополнительно издать особый циркуляр по вопросу об отде-
лении церкви от государства, поскольку поступавшая информация
свидетельствовала, что «не все работники на местах правильно по-
нимают задачи советской власти» в этом деле. Пункты циркуляра
фиксировали недопустимость разного рода противоправных дей-
ствий органов власти — изъятия из храмов предметов культа, обыс-
ков в храмах и особенно в алтарях без приглашения представителей
религиозного культа, арестов священнослужителей во время бого-
служения, демонстративного удаления икон из общественных мест,
привлечения служителей культов к «принудительным черным рабо-
там», то есть к трудовой повинности, незаконных репрессивных мер
по отношению к духовенству (пожизненная административная ссыл-
ка в монастырь, пожизненная высылка из пределов губернии, катего-
рическое запрещение проповедей в храмах) и прочее5.
Циркуляр Наркомата юстиции встретил положительный отклик в
церковных кругах. Священный синод в марте 1919 г. в письме в Уп-
равление делами СПК подчеркивал, что центральное правительство,
23
вероятно, «имеет вполне определенное и серьезное намерение дей-
ствовать более толерантно и планомерно в области церковно-соци-
альных отношений, руководствуясь им же самим провозглашенным
принципом отделения церкви от государства...». Обращала на себя
внимание точная оценка Синодом необходимости правильного по-
нимания советскими властными органами этого принципа. Именно
здесь церковное управление видело источник конфронтации сторон,
учитывая, что «повышенное нервное состояние народных масс в
связи с тяжелым политическим положением Республики заставляет
многих малокультурных работников советской власти видеть повсю-
ду среди духовенства контрреволюционные тенденции и эксплуата-
цию простого народа»6. Синод предлагал внести некоторые допол-
нительные уточнения в текст циркуляра, но эта инициатива не нашла
отклика. Что касается советских органов на местах, то они не осо-
бенно стремились исправлять перегибы, рекомендации центральной
власти зачастую игнорировались, а конкретные указания многократ-
но нарушались.
VIII отдел Наркомюста также проявлял в своих действиях из-
вестную непоследовательность. Ряд его экспертов, в частности
М.В. Галкин (в печати он выступал под псевдонимом М. Горев), ус-
матривали в действиях церковного руководства прежде всего поли-
тический маневр, не верили в готовность Русской церкви искать
точки соприкосновения с официальной властью. Аналогичную по-
зицию занимал осенью 1919 г. и руководитель VIII отдела П. А. Кра-
сиков, публично обвинявший церковь в «скрытой контрреволюции»7.
Именно по предложению VIII отдела политика притеснения церк-
ви стала более рельефной. 8 апреля 1919 г. специальным циркуля-
ром духовные лица были привлечены к трудовой повинности, при-
чем если общественно-полезные работы совпадали по времени с
богослужением, то последнее подлежало отмене. 14 апреля последо-
вало еще одно распоряжение Наркомата юстиции, частично ограни-
чившее служителей культа в правах. С конца 1919 г. начался новый
виток ужесточения церковной политики, причем основным направ-
лением на том этапе VIII отдел считал борьбу с «хорошо налажен-
ным церковным административным механизмом». Весной 1920 г.
церковная иерархия была лишена права перемещать духовенство,
самостоятельно решать вопросы о закрытии храмов и пр. Вскоре
местным губисполкомам было предложено распускать епархиаль-
ные советы, привлекать духовенство к судебной ответственности по
первому подозрению в нелояльности и прочее8.
Особенностью процесса формирования и проведения в жизнь
церковной политики государства явилось активное участие в нем си-
ловых ведомств. Первые симптомы возрастания роли ВЧК в церков-
ных делах проявились еще в 1919 г. в связи с попытками представи-
телей этого ведомства воздействовать на местные руководящие
24
структуры церкви в целях их разложения. Так, в Пензе местные че-
кисты сделали ставку на епископа Владимира (Путяту), намеревав-
шегося создать «народную церковь» из оппозиционно настроенных
священников и мирян, не довольных деятельностью «центра». Одна-
ко тогда успеха эта инициатива не принесла. Еще в середине 20-х
годов влияние силовиков в целом уравновешивалось ролью в веро-
исповедных делах Президиума и Секретариата ВЦИК, но примерно
с 1927 г. силовые ведомства начинают оказывать на церковную поли-
тику все более серьезное влияние, добиваясь принятия постановле-
ний и решений, ограничивавших деятельность церкви. После окон-
чания Гражданской войны и ликвидации политической оппозиции,
когда церковь осталась единственной значимой объективно анти-
коммунистической силой в стране, в недрах ВЧК выкристаллизова-
лась идея борьбы с РПЦ путем воздействия прежде всего на низы
духовенства. В декабре 1920 г. начальник секретно-оперативного от-
дела ВЧК Т. П. Самсонов в записке, адресованной Ф. Э. Дзержинско-
му, подчеркивал: «Коммунизм и религия взаимно исключают друг
друга... Никакими средствами, кроме... [ВЧК], религию не разру-
шить. В своих планах деморализации церкви ЧК недавно сфокуси-
ровало свое внимание на рядовом священстве. Только через них пос-
редством долгой, интенсивной и кропотливой работы мы сможем
совершенно подорвать и разрушить церковь»9.
Опубликованные в последнее время исследования и архивные до-
кументы не оставляют сомнения в активной роли государства в воз-
никновении так называемого обновленческого раскола. Однако при
этом власть, несомненно, учитывала объективные обстоятельства,
сделавшие раскол возможным, в том числе социальное расслоение
духовенства и имевшиеся в его среде реформаторские настроения.
Иными словами, истоки обновленчества следует усматривать как в
государственной, так и в церковной среде*. Неверным было бы игно-
рировать и подъем обновленческих настроений непосредственно
после событий февраля 1917 г., когда церковная власть фактически
переживала, хотя и кратковременное, состояние паралича. В начале
марта в Петрограде возник Всероссийский союз демократического
православного духовенства и мирян, в руководстве которого выделя-
* Эту позицию убедительно обосновывает известный историк-религиовед
М. В. Шкаровский, полемизируя с западными исследователями И. Хризостому-
сом и В. Флетчером, склонными при изучении причин раскола демонизировать
роль Советского государства. Позиция Шкаровского подкрепляется и тем фактом,
что обновленчество как реформаторское течение в православной церкви берет
свое начало в годы первой русской революции 1905-1907 гг. (Шкаровский М. В.
Обновленческое движение в Русской православной церкви XX века. СПб., 1999.
С. 5-6). Заметим, что требования реформирования церковной жизни, созвучные
обновленческим, высказывались в российской публицистике еще в 60-70-е годы
XIX века.
25
лись священник Александр Введенский и радикально настроенный
протоиерей Иоанн Егоров. Последний открыто призывал ориенти-
ровать церковь на рабочий класс. Требования широких внутренних
реформ церкви сочетались в Союзе с политическим лозунгом
«Христианство на стороне труда, а не на стороне насилия и эксплу-
атации».
С энтузиазмом эти круги духовенства встретили и октябрь 1917 г.,
публично заявив, что борьба за их права неизбежно означает приня-
тие революции, а не ее отторжение. В это время в Петрограде, а позд-
нее и в Москве в среде сторонников церковных реформ возникли
планы создания христианско-социалистической партии. Их готов-
ность активно участвовать в политике на стороне новой власти про-
стерлась до предложения о заключении конкордата между советским
правительством и «реформированной церковью». Об этом, в част-
ности, шла речь на инициированной А. Введенским встрече с пред-
седателем Петроградского совета Г. Е. Зиновьевым в 1919 г. «Кон-
кордат в настоящее время едва ли возможен, — заметил Зиновьев, —
но я не исключаю его в будущем... Что касается вашей группы, то
мне кажется, что она могла бы быть зачинателем большого движе-
ния в международном масштабе. Если вы сумеете организовать
нечто в этом плане, то, я думаю, мы вас поддержим»10. Трудно ска-
зать, что конкретно ожидал от Введенского и его сторонников руко-
водитель Коминтерна (Зиновьев в то время занимал и этот пост), но
факт остается фактом: его размышления в тот момент приобрели
чуть ли не «планетарный» характер.
Всероссийский союз демократического православного духовенс-
тва и мирян, со своей стороны, предпринял в том же 1919 г. попытку
объединиться с действовавшим в Москве с разрешения правитель-
ства Объединенным советом религиозных общин и групп, куда вхо-
дили, главным образом, сектантские группировки. Замысел состоял
в создании лояльного советской власти единого руководящего орга-
на для всех религиозных организаций — Исполнительного комитета
духовенства. Однако осуществлению плана помешала твердая нега-
тивная позиция патриарха Тихона, отказавшегося благословить эту
инициативу.
1919 г., таким образом, дал ряд показательных примеров готов-
ности установления контактов между официальной властью и цер-
ковными реформаторами. И надо сказать, что в некоторых случаях
это сыграло положительную роль, несколько облегчая положение
духовенства, а подчас и спасая от арестов и ссылки.
Вместе с тем, по свидетельству документов, государство на том
этапе еще колебалось в определении главного направления церков-
ной политики. Например, 2 декабря 1919 г. в дискуссионной статье
«Государство и церковь», помещенной в «Известиях», один из руко-
водителей ВЧК М. И. Лацис писал, что отделение церкви отнюдь не
26
означает безразличия государства к вопросу о пути ее развития, и
предлагал сделать упор в церковной политике на поддержку «про-
грессивного духовенства», лояльного советской власти. Сторонни-
ком другой тактики был П. А. Красиков, полагавший осенью 1920 г.,
что в Русской церкви вообще нет никакого реформаторского движе-
ния и что создание «бутафорской реформации» невыгодно для со-
ветской власти. В записке Ленину от 30 ноября 1920 г. Красиков под-
черкивал: «Моя линия... расходится с линией ВЧК (Лацис)». Она
«заключается в выдержке обеих групп на сухоядении, а не оживле-
нии их пайками... Тихона надо шельмовать в лоск, а не опрокиды-
вать с помощью реформации»11. Заметим, что и позднее, в 1922 г.,
Красиков оставался сторонником проведения, по его словам, «кава-
лерийской атаки» на церковь.
В конечном счете победила точка зрения чекистов о необходи-
мости содействия разложению церкви при опоре на сторонников
«обновления» (их еще называли «сменовеховцами») как реформа-
торскую силу в РПЦ. В декабре 1920 г. Ф.Э. Дзержинский в письме
М.И. Лацису констатировал: «Мое мнение таково, что церковь рас-
падается, и мы должны помочь этому процессу, но мы никоим обра-
зом не должны восстанавливать ее в обновленческом виде (курсив
наш. — Авт.). Вот почему церковной политикой разъединения долж-
на заниматься ЧК и никто иной. Официальные и полуофициальные
отношения партии с попами нежелательны. Мы рассчитываем на
коммунизм, а не на религию. Этот маневр может осуществляться
только ЧК с единственной целью деморализации попов»12.
Вскоре замыслы руководства ВЧК приняли конкретные очерта-
ния. В оперативно-секретном отделе в 1921 г. было подготовлено ре-
шение «резко активизировать осведомительную и агентурную рабо-
ту по духовенству». В нем ставились следующие задачи: «1. Пользо-
ваться в своих целях самим духовенством, в особенности занимающим
важное служебное в церковной жизни положение, как-то: архиерея-
ми, митрополитами и т. п., заставляя их под страхом суровой ответ-
ственности издавать по духовенству те или иные распоряжения, мо-
гущие быть нам полезными... 2. Выяснить характер отдельных епис-
копов, викариев, дабы на черте честолюбия разыгрывать разного
рода варианты, поощряя их желания и помыслы. 3. Вербовать осве-
домителей по духовенству предлагается после некоторого знаком-
ства с духовным миром и выяснением подробных черт по каждому
служителю культа в отдельности. Материалы могут быть добыты
разными путями, а главным образом через изъятие переписки при
обысках и через личное знакомство с духовной средой. Материаль-
ное заинтересование того или иного осведомителя среди духовен-
ства необходимо... При том же субсидии, денежные и натурой, без
сомнения, его будут связывать с нами и в другом отношении, а имен-
но в том, что он будет вечный раб ЧК, боящийся расконспирировать
27
свою деятельность. Практикуется и должна практиковаться вербов-
ка осведомителей и через застращивание тюрьмой, лагерем по не-
значительным поводам, за спекуляцию, нарушение правил и распо-
ряжений властей и т. п.»13.
Весной 1921 г. руководство РКП(б) признало своевременной за-
мену религиозного мировоззрения «гармоничной коммунистичес-
кой научной системой, охватывающей и отвечающей на вопросы, на
которые крестьянские и рабочие массы тщетно искали ответы в ре-
лигии». На основе такого подхода была приостановлена работа «ан-
тирелигиозных» комиссий (Ленин считал их дилетантскими). Вза-
мен была создана Комиссия по проведению отделения церкви от го-
сударства (КОМОТЦЕРГОР) при Политбюро ЦК РКП(б) во главе с
Е.М. Ярославским. Комиссия просуществовала до 1929 г., в ее со-
ставе перебывали почти все высшие партийные лидеры, а стратегия
деятельности определялась сначала лично Лениным, а затем Стали-
ным. Поскольку комиссия действовала в режиме строжайшей сек-
ретности, судить о некоторых направлениях ее работы можно пока
лишь на основе единичных опубликованных материалов секретно-
оперативного отдела ВЧК. Так, на заседаниях отдела по предложе-
нию Л. Д. Троцкого неоднократно обсуждался вопрос о вербовке
платных агентов из среды духовенства. В их задачу входили сбор
компромата, доносы, а также предотвращение антибольшевистской
агитации по разным поводам, например, против закрытия монасты-
рей и пр.14 Видимо, не будет преувеличением предположить, что ра-
бота комиссии в значительной мере была связана с конкретными ме-
роприятиями по расколу духовенства и созданию в его рядах «пятой
колонны».
Важнейшим рубежом в процессе формирования государственной
церковной политики стал разразившийся весной-летом 1921 г. небы-
валый голод в Поволжье и на Украине, охвативший около 30 млн че-
ловек. Фактически признав ситуацию безвыходной, власти обрати-
лись к патриарху Тихону, чтобы привлечь церковь к организации
помощи голодающим. Переговоры с ним были поручены А. М. Горь-
кому. Патриарх согласился возглавить Всероссийский комитет помо-
щи голодающим (Помгол). Кроме того, в августе 1921 г. церковь по
своему почину создала епархиальные комитеты для оказания помо-
щи голодающим, начала сбор денег. Однако власть усмотрела в этой
«автономии» посягательство на авторитет пролетарской диктатуры
и запретила деятельность комитетов, перечислив собранные сред-
ства в государственную казну. Обращения патриарха Тихона за помо-
щью к Восточным патриархам, епископу Йоркскому, архиепископу
Кентерберийскому и папе Римскому были пресечены властью под
предлогом, что вести переговоры с иностранными представителями
уполномочена только советская власть. 27 августа 1921 г. Помгол
был распущен декретом ВЦИК. Вместо него была образована Цент-
28
ральная комиссия помощи голодающим (ЦК Помгола, Центропом-
гол) при ВЦИКе. В декабре 1921 г. эта комиссия предложила руко-
водству РПЦ добровольно пожертвовать для голодающих церковные
ценности. 19 февраля 1922 г. патриарх специальным посланием раз-
решил приходским советам и общинам передавать для голодающих
любые драгоценные церковные украшения и предметы, не имевшие
богослужебного употребления. Однако уже 23 февраля декретом
ВЦИК было предписано изымать из храмов все ценности без исклю-
чения. Патриарх Тихон ответил на появление декрета посланием, в
котором охарактеризовал действия власти как «акт святотатства»15.
Послание патриарха власть сочла антигосударственной акцией и
ужесточила давление на церковь. Началась санкционированная де-
кретом широкая кампания разграбления храмов по всей стране. Ее
апогеем стали события в г. Шуе, где во время изъятия святынь из
местного собора произошло кровавое столкновение верующих с ре-
гулярными воинскими частями.
19 марта 1922 г. Ленин продиктовал по телефону помощнику
своего секретаря М. А. Володичевой секретное письмо по поводу со-
бытий в Шуе, охарактеризовав их как частное проявление общего
плана сопротивления декрету советской власти со стороны «влия-
тельнейшей группы черносотенного духовенства». «...Для нас, —
писал он своим соратникам по партии, — именно данный момент
представляет из себя исключительно благоприятный и вообще
единственный момент, когда мы можем с 99 из 100 шансов на пол-
ный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необ-
ходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь...
мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценнос-
тей самым решительным и самым быстрым образом... обеспечить
себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспом-
нить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого
никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное
строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в
Генуе в особенности совершенно немыслимы. ...Один умный писа-
тель по государственным вопросам справедливо сказал, что если не-
обходимо для осуществления известной политической цели пойти
на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным об-
разом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жесто-
костей народные массы не вынесут*. Это соображение в особеннос-
ти еще подкрепляется тем, что по международному положению Рос-
сии для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может
оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства
будут политически нерациональны, может быть, даже чересчур
* Имелись в виду итальянский мыслитель, политик и писатель эпохи Средне-
вековья Никколо Макиавелли и его знаменитое сочинение «Государь».
29
опасны. Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны
именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение
черносотенному духовенству...» Ленин предлагал направить в Шую
«энергичного, толкового и распорядительного члена ВЦИК», снаб-
див его «словесной инструкцией». Последняя «должна сводиться к
тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше чем
несколько десятков представителей местного духовенства, местного
мещанства и местной буржуазии, по подозрению в прямом или кос-
венном участии в деле насильственного сопротивления декрету
ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Самого патриарха Тихона,
я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он, несомненно, стоит
во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него
надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого
деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрыва-
емы именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта
лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно. На съезде
партии* устроить секретное совещание всех или почти всех делега-
тов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ
и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение
съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых
лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощад-
ной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и
в самый кратчайший срок. Чем больше[е] число представителей ре-
акционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по
этому поводу расстрелять, тем лучше»**16.
Конфискация ценностей (а фактически беспрецедентное ограбле-
ние Русской церкви), сопровождавшаяся карательными мерами про-
тив духовенства, была направлена как на финансово-экономический,
так и на кадровый разгром РПЦ. По опубликованным данным, в
1922 г. было организовано 250 судебных процессов, рассмотревших
«дела» священников, сопротивлявшихся изъятию церковных цен-
ностей. По специальному декрету ВЦИК от 10 августа 1922 г. пре-
дусматривалась трехлетняя административная высылка духовенства
без постановления суда. Репрессированными оказались около 10 тыс.
человек, из которых каждый пятый расстрелян17. Но власти сочли
это недостаточным.
Уже к весне 1922 г. был подготовлен план разгрома церкви в ад-
министративно-организационном отношении: речь шла о расколе
* Речь идет об открывающемся 27 марта 1922 г. XI съезде РКП(б).
Примечательно, что в основанном на принципе «революционной целесооб-
разности» ленинском плане отсутствовало какое-либо указание на то, что изъ-
ятые ценности будут обращены непосредственно на помощь голодающим. Это не
было случайностью. Впоследствии ценности были переданы не в ЦК Помгола
при ВЦИКе, а в финансовое управление созданного в августе 1923 г. ОГПУ.
30
церковной иерархии. С соответствующими предложениями в марте
1922 г. выступил Троцкий, и практически одновременно из ГПУ в
Политбюро поступили сведения о возможности при опоре на неко-
торых местных архиереев произвести в церкви фактический «пере-
ворот», для чего арестовать патриарха и созвать церковный Собор с
целью избрания нового Синода18.
Политбюро на заседании 30 марта 1922 г. согласилось с доводами
Троцкого: «Если бы медленно определяющееся буржуазно-соглаша-
тельское сменовеховское крыло церкви развилось и укрепилось, то
оно стало бы для социалистической революции гораздо опаснее цер-
кви в ее нынешнем виде... Поэтому сменовеховское духовенство
надлежит рассматривать как опаснейшего врага завтрашнего дня. Но
именно завтрашнего. Сегодня же надо повалить контрреволюцион-
ную часть церковников, в руках коих фактическое управление церко-
вью... Мы должны, во-первых, заставить сменовеховских попов це-
ликом и открыто связать свою судьбу с вопросом об изъятии ценнос-
тей; во-вторых, заставить довести их эту кампанию внутри церкви
до полного организационного разрыва с черносотенной иерархией,
до собственного нового Собора и новых выборов иерархии... К мо-
менту созыва нам надо подготовить теоретическую пропагандист-
скую кампанию против обновленной церкви. Просто перескочить
через буржуазную реформацию церкви не удастся. Надо, стало быть,
превратить ее в выкидыш...» Что касается ареста патриарха, то его
было решено отложить на 10-15 дней19.
Очевидно, что суть всего замысла заключалась в стравливании
различных групп духовенства, использовании энтузиазма и реформа-
торского потенциала обновленцев с последующим отбрасыванием
альтернативного православия и его сторонников как отработанного
ненужного «материала». Окончательным итогом, таким образом, ста-
новилась фактическая ликвидация Русской православной церкви.
План Троцкого начал последовательно претворяться в жизнь.
Опираясь на поддержку власти, обновленцы в мае 1922 г. осущест-
вили своего рода «церковную революцию». Воспользовавшись заяв-
лением находившегося под домашним арестом патриарха Тихона
(эта мера, как и планировалось, была применена к нему под предло-
гом сопротивления изъятию церковных ценностей) о его временном
самоустранении от руководства РПЦ, лидеры обновленцев Введенс-
кий, Белков и Калиновский сформировали с санкции властей Вре-
менное церковное управление (ВЦУ), пригласив возглавить его за-
штатного епископа* Антонина (Грановского)20. Со своей стороны,
правительство стремилось представить обществу обновленцев как
единственную законную Русскую церковь. Местные советы получи-
Заштатный епископ — епископ, находившийся «за штатом», то есть не уп-
равлявший епархией и не имевший своей паствы.
31
ли четкое указание в виде инструкции за подписью члена президиу-
ма ВЦИК П. Г. Смидовича, предписывавшее «деликатное отноше-
ние» к обновленцам со стороны советской власти.
19 мая 1922 г. патриарх Тихон был переведен в Донской монас-
тырь, а Троицкое подворье, где он прежде находился, сразу же заняло
обновленческое ВЦУ. После этого по всей стране развернулась смена
руководства в епархиях. Официально провозглашалось, что пришло
время «преданных революционному делу и советской власти» клири-
ков. В июле 1922 г. 37 из 73 епархиальных архиереев признали ВЦУ.
Среди них были и будущие патриархи РПЦ Сергий (Страгородский)
и Алексий (Симанский). Мотивацию перехода части духовенства
РПЦ на сторону обновленцев нельзя подвести под некий общий зна-
менатель. Специально изучавший историю обновленчества М. В. Шка-
ровский указывает на такие причины, как понимание многими свя-
щенниками необходимости сохранения церковного единства при от-
сутствии зримой альтернативы Временному церковному управлению,
осознание объективной потребности реформирования церкви (заме-
тим, что с этим соглашались в известной степени и патриарх Тихон,
и петроградский владыка Вениамин (Казанский), и другие автори-
тетные иерархи патриаршей церкви), страх попасть в жернова реп-
рессий и, наконец, карьеристские стимулы, нежелание лишиться
должностей, а может быть, и получить новые и прочее21.
Официальная власть, как видно из опубликованных документов,
тщательно анализировала ситуацию в церкви. К лету 1922 г., ратуя в
целом за углубление раскола, она, опять-таки по предложению Троц-
кого, пришла к следующему заключению: «Централизованная [цер-
ковная] власть при лояльном и фактически бессильном патриархе
(курсив наш. —Авт.) имеет известные преимущества. ...Вполне ве-
роятна такая комбинация, когда часть церкви сохраняет лояльного
патриарха, которого не признает другая часть церкви, организующа-
яся под знаменем Синода или полной автономии общин. В конце
концов, такая комбинация была бы, пожалуй, самой выгодной»22.
В дальнейшем именно на таком подходе стала базироваться госу-
дарственная политика по отношению к церкви. Продолжая поддер-
живать обновленцев, власти не отказывались и от контактов с так
называемыми автокефалистами, то есть приходами, считавшими
ВЦУ неканонической структурой и перешедшими к самостоятель-
ному управлению*. В отношении архиереев, оставшихся верными
* 20 ноября 1920 г. специальным постановлением о временных автокефалиях
патриарх Тихон предоставил право отдельным епархиальным архиереям или
группам епископов устанавливать в своих епархиях в случае прекращения кон-
тактов с патриархией временное управление для решения текущих вопросов с
восприятием на себя всей полноты власти. В случае длительного прерывания кон-
тактов с центром епархиальные руководители могли пользоваться широкими пол-
номочиями самоуправления.
32
патриарху Тихону, применялись карательные меры. Так, летом
1922 г. в Петрограде был проведен судебный процесс над 86 священ-
никами и мирянами, обвинявшимися в организации сопротивления
изъятию церковных ценностей. По решению суда были расстреляны
четверо подсудимых, среди которых и митрополит Вениамин. Не ис-
ключено, что власти рассчитывали репрессивной политикой пода-
вить волю патриарха Тихона и превратить его в «фактически бес-
сильную» фигуру.
Некоторые меры в этом плане были предприняты и на состояв-
шемся 29 апреля 1923 г. в Москве обновленческом Поместном со-
боре. Введенные в последнее время в научный оборот архивные
документы однозначно свидетельствуют о том, что Собор готовил-
ся, проводился и управлялся структурами ЦК РКП(б) и ГПУ. В от-
четах начальника 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. А. Туч-
кова говорилось об абсолютной подконтрольности Собора, возмож-
ности повернуть его «в любую сторону», заставить принять нужные
решения. Подобное действительно было возможно, если учесть, что
около 50% делегатов, по оценкам Тучкова, являлись осведомите-
лями23.
" Обновленческий Собор 1923 г. власти считали крупным успехом
церковной политики. Он принял важные для судьбы Русской церкви
решения.
Патриарх Тихон был объявлен «отступником от подлинных заве-
тов Христа и предателем Церкви». Лишенный сана и монашества, он
был возвращен, как указывалось в решениях Собора, в «первобыт-
ное мирское положение» — стал именоваться «мирянином Васили-
ем Белавиным»*.
' Собор констатировал неприкосновенность догматов, таинства,
богослужебного чина. Сохранялось почитание мощей. Главный ак-
цент был сделан на правах духовенства: узаконивались равнознач-
ность женатого и безбрачного епископата, второбрачие духовенства.
Вводился новый, григорианский календарь, было объявлено о за-
крытии монастырей и превращении их в трудовые коммуны и цер-
ковные приходы.
Вознося хвалу революции — «христианскому творению», совет-
скому правительству, якобы осуществлявшему «идеалы царства
Божия», и Ленину — «вождю Советской России», «борцу за великую
социальную истину», обновленцы явно рассчитывали укрепить кон-
такты с советской властью и окончательно свести с политической
сцены патриарха Тихона. И действительно, в церковных кругах со
Дня на день ожидали судебного процесса и расправы с патриархом.
Для объявления этого решения к арестованному патриарху Тихону была до-
пущена депутация Собора, но владыка не признал данный «приговор» как непра-
вильный и по форме, и по существу.
33
Однако, как показано выше, в планы советского руководства это
не входило. Политбюро по предложению Е. М. Ярославского приня-
ло решение продолжить расследование «контрреволюционной де-
ятельности» патриарха, добиться его публичного «раскаяния» в пре-
ступлениях против советского режима, размежевания с белогвардей-
цами, четкого заявления о негативном отношении к католической
церкви и пр. Выполнение этих условий становилось гарантией осво-
бождения патриарха из-под стражи24.
Отношение советского руководства к обновленчеству оставалось
неоднозначным. Безусловно, поощряя любой раскол в Русской церк-
ви, власть была вынуждена учитывать и такие факторы, как между-
народная реакция на события в РПЦ. Арест патриарха, кампания
против него в советской прессе, откровенная ставка режима на об-
новленцев, церковные гонения получили широкую огласку на Запа-
де, вызвав протесты руководств ряда церквей и правительств. Каби-
нет министров Великобритании, в частности, специальной нотой
заявил о возможном закрытии своего представительства в Москве,
если патриарх Тихон не будет освобожден25.
В самом обновленческом движении события также стали разви-
ваться не так, как ожидалось. Уже к концу 1922 г. стало ясно, что его
разъедают внутренние противоречия, связанные с отсутствием проч-
ной массовой базы, амбициями его лидеров, а также активной де-
ятельностью «пятой колонны». Некоторыми исследователями под-
мечено, что если патриаршая церковь, терпя гонения, оказалась
«массой без организации», то обновленцы, напротив, являли собой
«организацию без масс»26. Процесс дезинтеграции обновленчества
привел к возникновению «Живой церкви» Красницкого, «Союза
общин Древле-Апостольской церкви» Введенского, «Церковного
возрождения» Антонина Грановского. Наконец, среди обновленцев
обособились и сторонники патриарха Тихона.
Особо следует сказать об обновленческой группе «Живая цер-
ковь», в отношении которой документально доказана прямая при-
частность ГПУ к ее созданию. 30 октября 1922 г. упомянутый выше
Е. А. Тучков в докладе о борьбе против сторонников патриарха Тихо-
на среди высшего духовенства констатировал: «Для осуществления
этой задачи была образована группа — так называемая “Живая цер-
ковь”, состоящая преимущественно из белых попов*, что дало нам
возможность поссорить попов с епископами примерно как солдат с
генералами, ибо между белым и черным духовенством существова-
ла вражда еще задолго до этого времени, так как последнее имело
огромное преимущество в церкви и ограждало себя канонами от
конкуренции белых попов на высшие иерархические посты. Это об-
Белое духовенство — не монашествующие священнослужители (в отличие
от черного — монашествующего духовенства).
34
стоятельство было нами учтено и с этого было приступлено к осу-
ществлению означенной задачи»27.
Таким образом, применяя тактику «раскола в расколе», власть
рассчитывала еще сильнее подорвать позицию церкви в целом, но,
представляется, добилась ослабления прежде всего обновленческого
движения.
В начале июня 1923 г. патриарх Тихон был переведен из Донского
монастыря в Таганскую тюрьму, что дополнительно ограничило воз-
можность получения им объективной информации о состоянии цер-
ковных дел. Доступные же ему советские газеты сильно преувеличи-
вали успехи обновленцев. Вероятно, это обстоятельство серьезно
повлияло на принятие патриархом решения о своих дальнейших
действиях*. Из «двух зол», большевиков и обновленцев, он, вопреки
пословице, выбрал то, что счел для церкви большим злом, — обнов-
ленчество, сосредоточив на борьбе с ним все свои силы. Возможно,
сказалось на его решении и то, что, как вспоминал член Высшего
церковного совета А. В. Карташев, владыка «инстинктивно чувство-
вал силу и длительность народного увлечения большевизмом...»28.
16 июня 1923 г. патриарх Тихон обратился в Верховный суд
РСФСР с письмом, в котором, раскаиваясь в былой антисоветской
деятельности**, просил изменить ему меру пресечения. «...Я заяв-
ляю, — писал патриарх, — ...что я отныне советской власти не
враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зару-
бежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контр-
революции»29.
27 июня 1923 г. патриарх был освобожден. Одновременно власти
несколько ограничили поддержку обновленцев. Установление некое-
го баланса в отношении к разным течениям в Русской церкви явно
назревало в силу как внутри-, так и внешнеполитических соображе-
ний. Нормализация обстановки на церковном фронте должна была
способствовать экономической и политической стабильности в стра-
не путем укрепления религиозной «смычки» города и деревни. Кроме
того, в руководящих кругах понимали, что в целях налаживания дип-
ломатических контактов с Западом следовало устранить поводы для
справедливых упреков в проведении откровенно антицерковной по-
литики. На этом этапе в политическом руководстве возникла идея
проведения более мягкого курса по отношению к церкви вообще,
одним из выразителей которой стал Н. И. Бухарин. Начинался крайне
Позднее в своем ближайшем окружении патриарх признался: «Если бы я
знал [будучи в изоляции], что обновленцы сделали так мало успехов, я вообще
остался бы в заключении» (Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и
всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве вы-
сшей церковной власти. 1917-1943 гг. /Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 301).
Подробнее об этом см.: § 2.
35
недолгий период более спокойных отношений государства с церков-
ными организациями, давший основание некоторым религиоведам
говорить о наступлении «своеобразного религиозного нэпа». Под-
тверждением служат попытки власти примирить обновленцев и «ти-
хоновцев», объединить церковь под началом послушного ей управ-
ления30.
На наш взгляд, эти действия, носившие сугубо тактический ха-
рактер, не следует переоценивать. Незадолго до освобождения пат-
риарха Наркомат юстиции вместе с НКВД разослали 19 июня 1923 г.
очередную инструкцию о реализации Декрета об отделении церкви
от государства в условиях новой экономической политики. В доку-
менте говорилось о необходимости своевременного пресечения
контрреволюционных выступлений «церковников», злоупотребле-
ний и растрат ими церковного имущества, указывалось на недопус-
тимость «распространения и пропаганды буржуазно-анархических
и антигосударственных учений под религиозным флагом», за что
предусматривалось уголовное наказание31. Не следует упускать из
виду, что именно в 1923 г. под руководством Е.М. Ярославского был
создан Союз безбожников (с 1925 г. — Союз воинствующих безбож-
ников), определивший в качестве главной своей задачи борьбу с «ре-
лигиозным дурманом во всех его формах» в государстве, становив-
шемся атеистическим.
Расчеты официальной власти на примирение группировок в Рус-
ской церкви не оправдались. Едва выйдя на свободу, патриарх Тихон
развернул кипучую деятельность против обновленчества. Уже в пер-
вых своих посланиях к архиереям и пастве от 28 июня и 15 июля
1923 г. он объявил неправомочными обновленческий Собор и все
принятые на нем решения. Одновременно он вновь признал свою
вину «за совершенные преступления» и подчеркнул свое лояльное
отношение к советской власти.
Появление «покаянных» документов патриарха Тихона длитель-
ное время оставалось загадкой, рождавшей массу предположений
и противоположных оценок. Ныне ситуация существенно измени-
лась. Ознакомление с секретными материалами высших партийных
инстанций и силовых ведомств, их сопоставление с «покаянными»
документами патриарха позволило российскому исследователю
С. Г. Петрову установить впечатляющее сходство текстов. Петров
убедительно доказал, что заявления и обращения патриарха яви-
лись результатом «прагматически и жестко выверенного высшими
органами власти... компромисса с главой Русской церкви». 27 фев-
раля 1924 г. в отчетном докладе Тучкова заместителю председателя
ОГПУ В.Р. Менжинскому указывалось: «С Тихоном работы было
чрезвычайно много, он прекрасно понимал, что одним раскаянием
дело не ограничится, а что и после придется слушаться и действо-
вать по указке [О]ГПУ, что его более всего тяготило, но благодаря
36
созданной для Тихона обстановке и условий, где он содержался
под стражей, а также и правильно сделанного к нему подхода (так
в тексте. — Авт.), Тихона удалось убедить, и он собственноручно
написал раскаяние, которое, конечно, не могло не поразить его дру-
зей, считавших Тихона три дня назад стойким и неустрашимым че-
ловеком»32. Соглашаясь на «раскаяние», патриарх мирился с собс-
твенной подконтрольностью властям, получая взамен возможность
заниматься церковной деятельностью, спасая церковь, как он пола-
гал, от уничтожения. Активность предстоятеля РПЦ способствова-
ла возникновению в стране летом 1923 г. мощного стихийного на-
родно-религиозного движения в поддержку патриаршей церкви,
именуемого «тихоновщиной». Это помогает понять, почему после
смерти патриарха, последовавшей 7 апреля 1925 г., власть решила
воспользоваться ситуацией для дискредитации самого института
патриаршества*. Такой замысел возник в структурах ОГПУ и был
активно поддержан обновленцами. В октябре 1925 г. на III Помест-
ном соборе Православной церкви на территории СССР А. Введен-
ский открыто обвинил покойного патриарха в поддержке белогвар-
дейского политического «центра» и в других антисоветских пре-
ступных действиях. В постановлении и воззвании Собора, принятых
по докладу Введенского, констатировалось, что «тихоновская ре-
лигиозная организация, формально признавшая советскую власть,
фактически остается организацией определенно антисоветской»33.
Такая категоричность сослужила обновленцам плохую службу.
После III Собора они начинают быстрыми темпами терять своих
сторонников. Слишком тесная связь с властями, участие в полити-
ческих провокациях ОГПУ, резкая критика покойного патриарха до-
полнительно компрометировали обновленчество в глазах общества.
В этой обстановке власть сочла своевременным перейти в декабре
1925 г. к жесткой репрессивной политике против патриаршей церк-
ви: за «контрреволюционную деятельность» были арестованы мес-
тоблюститель патриаршего престола митрополит Петр (Полянский)
и группа московских архиереев. Был спровоцирован новый раскол в
церкви — григорианский.
В развернувшейся в «верхах» РПЦ острой борьбе за власть в ко-
нечном счете удалось одержать победу митрополиту Сергию, но
Стремясь внести раскол в среду «тихоновского» епископата, власти опубли-
ковали 15 апреля 1925 г. «завещательное послание» патриарха Тихона, составлен-
ное на основе сильно измененных и местами фальсифицированных авторских
текстов владыки. Лейтмотивом послания был призыв к лояльности и сотрудни-
честву с советской властью. Современные исследователи приписывают авторство
первоначальных редакций текста Е. Тучкову (Сафонов Д. В. К вопросу о под-
линности «завещательного послания» св. патриарха Тихона // Богословский вес-
тник, издаваемый Московской духовной академией и семинарией. 2004. № 4.
С. 265-311).
37
ценой согласия с контролем государства над важными сторонами
церковной жизни. Это вызвало в конце 1927 — начале 1928 г. мощ-
ное брожение в рядах духовенства и, как следствие, череду новых
расколов — иосифлянский, викторианский и другие34.
В конце 20-х годов положение Русской церкви становилось все
более драматическим. В условиях принятия политическим руковод-
ством страны курса на свертывание новой экономической политики
и проведение коллективизации усилилось нетерпимое отношение к
РПЦ. Значительное воздействие на все сферы жизни общества,
включая и религиозную, оказала «теория» об обострении классовой
борьбы в процессе социалистического строительства, сформулиро-
ванная на июльском (1928 г.) пленуме ЦК партии в обоснование
отказа от нэпа. Общество объявлялось расколотым на два неприми-
римых лагеря — пролетариат и крестьянство, с одной стороны, и
«буржуазно-капиталистические слои», с другой. Религиозные орга-
низации рассматривались как «проводники» буржуазного влияния, а
духовенство и верующие — как «кулацко-нэпманская агентура».
Всех вместе их обвиняли в противодействии коллективизации, стро-
ительству социализма и, естественно, идеологическим установкам
партии. Трансформируясь в конкретную деятельность партийных и
советских органов, эти идеи надолго определили главные черты го-
сударственной церковной политики — администрирование, судеб-
ные и внесудебные расправы.
24 января 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление
«О мерах по усилению антирелигиозной работы», ориентировавшее
местные партийно-государственные органы, главным образом, на
«административно-политическое воздействие» в отношении верую-
щих и религиозных организаций и одновременно разрешавшее при-
нимать на уровне республик собственные акты, касавшиеся религи-
озных организаций. Ориентация постановления на вытеснение ре-
лигиозных объединений из всех сфер жизни общества, где прежде
они имели право действовать, широкий набор ограничительных и
запретительных мер свидетельствовали о том, что в политическом
руководстве, где прежде наблюдались отличные друг от друга подхо-
ды к церковной политике (за ее смягчение не раз, хотя и не всегда
последовательно, выступали помимо Н. И. Бухарина, М. И. Калинин,
А. И. Рыков, А. В. Луначарский), верх одержали сторонники жестко-
го подхода.
В мае 1929 г. на XI Всероссийском съезде Советов было принято
«Обращение ко всем трудящимся», приравнявшее борьбу на рели-
гиозном фронте к «классово-политической борьбе, которую ведет
труд против капитала». Из статьи 4 Конституции РСФСР был ис-
ключен пункт о праве граждан на «свободу религиозной пропаган-
ды», а в феврале 1930 г. ЦИК и СНК СССР приняли постановление
«О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих ор-
38
ганах религиозных объединений». По этому постановлению госу-
дарство закрепило за собой право исключать из управления церков-
ных организаций «кулаков, лишенцев и иных враждебных советской
власти лиц». В одном из директивных циркуляров, направленных
по линии Наркомата внутренних дел руководителям исполкомов,
особо подчеркивалось, что религиозные объединения часто «сра-
щиваются с контрреволюционным элементом», оказывают влияние
на некоторые прослойки трудящихся и посему требуют строгого и
постоянного надзора. Следующим логичным с точки зрения влас-
тей шагом в области церковной политики явились принятые на про-
тяжении 1930-1931 гг. узаконения, существенно упрощавшие про-
цедуру закрытия храмов, молитвенных домов и иных культовых
зданий.
В январе 1930 г. руководство Союза воинствующих безбожников
приняло план проведения собственной «безбожной пятилетки», со-
гласно которому численность организации должна была достичь
10 млн человек. «...На третьем году безбожной пятилетки, то есть к
1935 году, должна быть разрушена последняя церковь, а на ее пятом
году в стране вообще не будет произноситься слово Бог», — подчер-
кивалось в одном из документов Союза35.
Административный натиск на религию особенно усилился в
связи с кампанией коллективизации деревни, стал ее неотъемле-
мой составной частью. Раскулачивание коснулось не только кре-
стьянства. Под его удар попали «попы» и другие служители куль-
та, ставшие жертвой репрессий, началось массовое закрытие хра-
мов, но эти акции, учитывая сравнительно высокую степень
религиозности населения, вызвали сильное сопротивление пос-
леднего. По данным НКВД, недовольство политикой государства,
в том числе и в отношении церкви, выражали середняки, бедняки,
демобилизованные красноармейцы и даже представители сель-
ской власти36.
В 30-е годы были образованы и функционировали новые госу-
дарственные структуры, ведавшие церковными делами. Последние
сначала были прерогативой Комиссии по вопросам культов при
Президиуме ВЦИК, руководимой П.Г. Смидовичем, а с 1934 г. ее
функции перешли к Постоянной комиссии по культовым вопросам
при Президиуме ЦИК СССР. Этот правительственный орган, ини-
циировавший разработку новых законопроектов и принятие норма-
тивных актов в религиозной сфере, возглавил бывший руководи-
тель VIII отдела Наркомата юстиции и прокурор Верховного суда
СССР в 1923-1933 гг. П. А. Красиков. В состав Постоянной комис-
сии входили представители республик, ЦК ВКП(б), Верховного
суда и Прокуратуры СССР, НКВД, ВЦСПС, Института философии
Коммунистической академии и Центрального совета Союза воин-
ствующих безбожников. Характерно, что обе комиссии неоднократ-
39
но ставили вопрос о принятии общесоюзного закона о культах,
причем предлагали конкретные проекты. Отмеченные печатью
своего времени, эти документы отличались заметными запрети-
тельными тенденциями, но вместе с тем давали определенную воз-
можность на легитимной основе отстаивать легальные возможнос-
ти существования религиозных организаций в условиях сильного
давления государства.
Однако в советском политическом руководстве на рубеже 20-
30-х годов окончательно укрепились настроения в пользу ужесточе-
ния курса по отношению к религии. Отражая их, Г.М. Маленков в
одном из писем Сталину отмечал, что вышеупомянутое январское
постановление 1929 г. «О мерах по усилению антирелигиозной ра-
боты» якобы создавало «организационную основу для оформления
наиболее активной части церковников и сектантов в широко развет-
вленную враждебную советской власти легальную организацию в
600 тыс. человек по всему СССР», и на этом основании предлагал
отменить постановление, а заодно «покончить» со всеми органами
церковного управления и с церковной иерархией37. Понятно, что по-
добные настроения не способствовали принятию предложений ко-
миссий Смидовича и Красикова. Более того, их деятельность полу-
чила у руководства негативную оценку. Однако идея разработки за-
кона о культах время от времени вновь оживала в дальнейшем, в
частности в 40-е годы. Забегая вперед, заметим, что в январе 1944 г.
Совет по делам Русской православной церкви внес в Совнарком
СССР проект закона «О положении церкви в СССР», но поддержки
эта инициатива не получила. Та же участь постигла и новые вариан-
ты документа, подготовленные совместно с Советом по делам рели-
гиозных культов. Очевидно, что речь не шла о случайности или бю-
рократической чиновничьей волоките. Данный закон попросту был
не нужен государству, хотя даже в случае появления такого докумен-
та, несомненно, нашлись бы способы, чтобы при необходимости его
фактически дезавуировать.
Особенно сложными условия работы Постоянной комиссии ока-
зались в период подготовки новой Конституции СССР 1936 г. Кон-
ституционная комиссия получала многочисленные предложения с
мест о запрете проведения религиозных обрядов и любых форм обу-
чения детей и молодежи закону Божьему, лишении служителей куль-
та части гражданских прав, запрещении деятельности «сектантских
течений», ужесточении законодательства по отношению к религиоз-
ным организациям и пр.* Комиссии, однако, удалось убедить партий-
ное и государственное руководство не включать эти и другие подоб-
Скорее всего, подобная активность инициировалась местными властями,
формулировавшими «от имени трудящихся» требования ужесточения религиоз-
ной политики.
40
ные запретительные предложения в проект Конституции, отказаться
от столь явного ужесточения религиозного законодательства*.
Во властных верхах, несомненно, были хорошо осведомлены о
массовых настроениях партийного актива, и весной 1938 г. в обста-
новке формирования новых общесоюзных органов руководство
сочло своевременным упразднить Постоянную комиссию по вопро-
сам культов. Лишь спустя пять лет, в самый разгар войны, советское
руководство вернется к идее создания особых органов по связям с
религиозными организациями. На то будут свои причины, однако
власть пойдет испытанным путем, используя опыт существования в
ЗО-е годы специальных структур, призванных изучать и контролиро-
вать церковную обстановку в стране.
Таким образом, в процессе формирования советской модели госу-
дарственной церковной политики в 20-30-е годы имело место соче-
тание и параллельное существование двух компонентов — либе-
рально-буржуазного (прокламирование религиозной свободы) и
собственно «социалистического» в понимании идеологов партии
(преимущественная ориентация на обеспечение прав атеизма как
идеологии и сужение сферы действия и влияния религии и религиоз-
ных организаций в обществе). Однако на практике осуществлялось в
целом последовательное наступление на церковь и ее институты. Го-
сударство стремилось к подавлению религии, используя с этой целью
обширный арсенал приемов, вплоть до репрессий и карательных
акций. Важное место в этом арсенале принадлежало тактике раскола
и созданию в церковной среде разветвленной сети агентуры силовых
органов. Некоторыми из этих методов власть впоследствии будет
пользоваться еще не единожды. Длившийся до середины 40-х годов
при поддержке официальных органов обновленческий раскол, неза-
висимо от благих реформаторских целей, которыми руководствова-
лись многие его сторонники и участники, серьезно ослабил Русскую
православную церковь. Власть же получила возможность маневра
на «церковном фронте», что в целом облегчило государству путь к
установлению прямого диктата и вмешательству во внутренние дела
религиозных организаций и в жизнь верующих.
Многие представители партийно-советской номенклатуры считали работни-
ков комиссии «отступниками» от идеологических установок партии и даже «из-
менниками», якобы стремившимися «затормозить процесс уничтожения религии
в СССР». Упреки эти, конечно, были безосновательными. Состояла комиссия из
убежденных атеистов, не помышлявших о каком-либо противопоставлении ли-
нии партии. Однако постоянные контакты с духовенством и верующими, знание
реального положения дел в религиозных кругах не могли не наложить свой отпе-
чаток на сотрудников ведомства Красикова, делая некоторых из них более терпи-
мыми.
41
§ 2. Отношения церкви и государства:
религиозная традиция и реальность
Задача объективного рассмотрения отношения Русской церкви к
новой власти диктует необходимость обращения к материалам Свя-
щенного собора, открывшегося в Москве 15 августа 1917 г. Состав Со-
бора, в котором преобладали миряне и рядовые священнослужители
(из 564 делегатов лишь 80 были архиереями), отразил демократичес-
кие и либеральные веяния, затронувшие церковную жизнь, очевидное
увлечение церковных кругов идеями Февральской революции.
Первоначальная реакция православной церкви на февральские со-
бытия была нейтральной: отречение царя в пользу великого князя Ми-
хаила Александровича 2 марта 1917 г. практически не нашло активно-
го отклика в руководящих церковных кругах. Столь же спокойно
Синод отреагировал и на отказ князя Михаила занять престол и тем
самым фактически признал легитимность нового Временного прави-
тельства. 9 марта 1917 г. в синодальном «Обращении к верным чадам
Православной церкви», содержавшем призыв поддержать новое пра-
вительство, подчеркивалось, что «свершилась воля Божия».
В середине апреля, несмотря на лояльную позицию Синода, он
по приказу обер-прокурора В. Н. Львова почти в полном составе был
отправлен в отставку. Единственным исключением стал архиепис-
коп Финляндский Сергий (Страгородский), будущий «советский»
патриарх.
Владыка Сергий был одним из наиболее влиятельных «академи-
ческих» архиереев, известны широтой своих взглядов: в частности,
он активно участвовал в деятельности Общества за воссоединение
православной и англиканской церквей, симпатизировал западным
«течениям мысли»38. Именно он возглавил новый Синод, начавший
в конце апреля 1917 г. подготовку к созыву Собора. Архиепископ
был убежден, что Собор сумеет зафиксировать разрыв с дореволю-
ционным прошлым и приведет Русскую церковь в основное русло
церковной жизни XX столетия*.
Поначалу в работе Собора преобладали революционные настроения. Как
вспоминал один из делегатов архиепископ Волынский и Житомирский Евлогий
(Георгиевский), «русская жизнь в те дни представляла собою море, взбаламучен-
ное революционной бурей. Церковная жизнь пришла в расстройство. Облик Со-
бора, по пестроте состава, непримиримости, враждебности течений и настрое-
ний, поначалу тревожил, печалил, даже казался жутким... Некоторых членов
Собора революция уже захватила. Интеллигенция, крестьяне, рабочие и профес-
сора неудержимо тянули влево. Среди духовенства тоже были элементы разные.
Необъединенность, разброд, недовольство, даже взаимное недоверие... - вот вна-
чале состояние Собора...» (Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни: Воспоми-
нания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Ма-
нухиной. М., 1994. С. 273).
42
Собор заседал больше года — до сентября 1918 г., пережив вмес-
те со страной такие важные события русской истории, как война с
Германией, падение Временного правительства, Октябрьская рево-
люция, начало Гражданской войны. В этих сложных условиях фор-
мировалось отношение руководства РПЦ и рядовых священников к
официальной власти, вырабатывались принципы церковно-государ-
ственных отношений, оценивались перспективы их развития.
Главным событием в деятельности Собора, безусловно, явилось
восстановление патриаршества, отмененного в начале XVIII в. Пет-
ром I. Фактическим инициатором постановки этого вопроса был
отдел высшего церковного управления Синода. Сторонники восста-
новления, ссылаясь на исторический прецедент, утверждали, что
«учреждением патриаршества достигалась и полнота церковного ус-
тройства, и полнота государственного устроения»39. Обсуждение
этого вопроса породило споры, острота которых объяснялась не
только важностью возрождения канонического порядка в церкви, но
и надеждами на возможность с введением этого института вернуть
церкви подобающее ей в соответствии с историческими традициями
России положение. Это самым непосредственным образом затраги-
вало вопрос об отношениях между церковью и государством.
По мнению части делегатов, в возникших условиях патриарше-
ство являлось «символом церковной независимости», причем, по об-
разному сравнению профессора С. Н. Булгакова, патриаршеству
«приходится вести церковный корабль по бурным волнам среди все-
общей смуты вместо прежней безопасности в гавани государства».
Участники дискуссии резко критиковали церковную реформу Пет-
ра I, положившую начало синодальному периоду в истории церкви.
«Петр внес в церковное управление протестантское начало огосу-
дарствления церкви (cujus regio — ejus religio — чья власть, того
и вероисповедание), превратив церковь в синодальное ведом-
ство». Именно при Петре церковь оказалась «под колпаком госу-
дарства», подчеркнул Булгаков.
Назвав свой доклад «В защиту патриаршества», профессор
Н. И. Троицкий поднял важный вопрос о цезаропапистской традиции
в истории Русской церкви. По убеждению Троицкого, «истинный»,
«принципиальный» цезаропапизм утвердился в эпоху Петра, прояв-
ляясь «не в отдельных фактах насилия государственной власти над
церковной, а во всех делах, когда церковь соприкасалась с государ-
ственной властью, самодержавной до абсолютизма». Еще более ка-
тегоричной была эмоциональная констатация ревностного сторон-
ника восстановления патриаршества архимандрита Иллариона (Тро-
ицкого), заявившего о «двухвековом пленении Русской православной
церкви властью государственной».
Позиции сторонников восстановления патриаршества усиливало
и осознание ими состояния переживаемого безвременья: «Теперь мы
43
стоим на повороте перед неведомым будущим и страшным настоя-
щим», — констатировал Булгаков40.
Еще продолжалась первая сессия Собора, когда грянула Октябрь-
ская революция. Избрание патриарха проходило уже при советской
власти. Им стал митрополит Московский Тихон (Белавин).
Буквально на второй день после переворота церковь ощутила на-
ступление перемен. По Декрету о земле от 8 ноября 1917 г.* РПЦ ли-
шалась прав собственности на землю. Декрет от 11 декабря переда-
вал церковные школы в ведение Комиссариата просвещения, а 18 де-
кабря был учрежден институт гражданского брака при одновременном
аннулировании действенности брака церковного.
В новых условиях церкви необходимо было срочно выработать
принципы сосуществования с новым режимом, обрести, по словам
современного историка церкви Д.В. Поспеловского, modus vivendi,
позволяя себе только моральные суждения и осуждения отдельных
действий власти41.
Первая оценка политической власти была дана в послании Собо-
ра от 11 ноября 1917г. Осудив «беснующееся безбожие» и «насилие
одного сословия над всем народом», авторы послания констатирова-
ли, что «...к нашему несчастью, доселе не родилось еще власти воис-
тину народной, достойной получить благословение Церкви Право-
славной. И не явится она на Русской земле, пока со скорбною молит-
вою и слезным покаянием не обратимся мы к Тому, без Кого всуе
трудятся зиждущие град»42.
Отсутствие церковного благословения делало власть в глазах ве-
рующих незаконной. Это еще более актуализировало задачу выясне-
ния статуса РПЦ.
13 ноября 1917 г. Собор обсуждал доклад «О правовом положе-
нии церкви в государстве». По поручению Собора профессор С. Н. Бул-
гаков составил декларацию «Об отношении церкви к государству», в
которой намерение власти полностью отделить церковь сравнива-
лось с пожеланием «чтобы солнце не светило, а огонь не согревал».
Основная принципиальная позиция докладчика была сконцентриро-
вана в следующем положении: «...Церковь по внутреннему закону
своего бытия не может отказаться от призвания просветлять, преоб-
ражать всю жизнь человечества, пронизывать ее своими лучами.
В частности, и государственность она ищет исполнять своим духом,
претворять ее по своему образу». Булгаков резко осудил идею отде-
ления церкви от государства, чреватую потерей церковного влияния
на ход государственной жизни. Он доказывал, что церковь должна
оставаться в гуще национальной жизни, пропитывать государство
духом христианства. Власть же должна проявлять себя как христи-
* Даты приведены по новому стилю, хотя григорианский календарь был вве-
ден Декретом СНК РСФСР от 24 января 1918 года.
44
анское служение. Только тогда государственность избежит превра-
щения в царство «зверя», «в игралище себялюбия, личного или клас-
сового». Конкретизируя свое понимание церковно-государственных
отношений, докладчик признал необходимость «некоторого удале-
ния» сторон при сохранении союза между ними. При этом он осо-
бенно подчеркнул, что православная церковь не имеет суждения о
новых государственных формах с точки зрения их политической це-
лесообразности, что в задачу церкви отнюдь не входит «бойкот не-
угодной власти». Более того, даже если государство отвергнет цер-
ковь, то «церковь не отвергнет государственной жизни русского на-
рода».
Председательствовавший на заседании архиепископ Новгород-
ский Арсений (Стадницкий) уточнил по ходу доклада, что «церковь
должна быть в союзе с государством, но под условием свободного
своего внутреннего самоопределения». Уточнение вызвало неболь-
шую дискуссию, участники которой отвергли предложенное одним
из членов Собора определение такого союза как «конкордат». Это, по
мнению некоторых, «не слишком приятное латинское слово» члены
Собора, видимо, предпочли рассматривать не просто как синоним со-
глашения государства и церкви, устанавливавшего отношения дого-
варивающихся сторон. Думается, определяющую роль сыграл фено-
мен исторического знания просвещенных членов Собора: в истории
католической церкви конкордаты первоначально заключались в ус-
ловиях, когда римская курия не могла своими силами упорядочить
все церковные дела и прибегала к содействию государства. Такой
прецедент в условиях России 1917 г. казался неподходящим.
В докладе Булгакова был вновь поднят принципиальный вопрос о
цезаропапистской традиции. По утверждению докладчика, цезаро-
папизм возникал там и тогда, где и когда церковь вынуждена была
подчиниться какой-либо «политической идее». Отсюда и такие на-
званные Булгаковым возможные «русские» варианты модели госу-
дарственно-церковных отношений, как «эсеропапизм», «демокра-
тизмопапизм» и, наконец, «большевизмопапизм»43.
Критика цезаропапистской составляющей исторического опыта
государственно-церковных отношений в России свидетельствовала
о явном желании избежать такого варианта подчинения церкви госу-
дарству, которое нарушило бы важнейшие правила внутрицерковной
жизни — самостоятельность принятия организационных решений и
соборность. Особое значение это приобретало в условиях произо-
шедшей смены власти в стране, когда ведущей «политической идеей»
стал большевизм. Однако существовавший в реальной жизни дли-
тельный симбиоз церкви и государства в рамках цезаропапистской
модели сформировал у православного духовенства особое, сервиль-
ное, отношение к официальной власти, как бы «узаконил» в его гла-
зах ограничения самостоятельности клира государством, приучил
45
считаться с таким положением дел. И последующие события дали
немало примеров того, как данная традиция оказывала влияние на
церковно-государственные отношения.
На основании доклада Булгакова и вызванной им дискуссии
Собор принял 2 декабря 1917 г. определение «О правовом положе-
нии Православной Российской церкви». Главные его положения сво-
дились к следующему: «1. Православная Российская церковь, со-
ставляя часть единой Вселенской Христовой церкви, занимает в Рос-
сийском государстве первенствующее среди других исповеданий
публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей свя-
тыне огромного большинства населения и как великой исторической
силе, созидавшей Российское государство. 2. Православная церковь
в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутрен-
ней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными
церквами независима от государственной власти и, руководствуясь
своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах
церковного законодательства, управления и суда правами самоопре-
деления и самоуправления. 3. Постановления и узаконения, издавае-
мые для себя Православной церковью... равно и акты церковного
управления и суда, признаются государством имеющими юридичес-
кую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государствен-
ные законы. 4. Государственные законы, касающиеся Православной
церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью.
...6. Действия органов Православной церкви подлежат наблюдению
государственной власти лишь со стороны соответствия их государст-
венным законам, в судебно-административном и судебном порядке.
7. Глава Российского государства, министр исповеданий и министр
народного просвещения и товарищи их должны быть православны-
ми. 8. Во всех случаях государственной жизни, в которых государст-
во обращается к религии, преимуществом пользуется Православная
церковь. ...14. Церковное венчание по православному чину призна-
ется законной формой заключения брака. ...17. Церковные метричес-
кие книги ведутся согласно государственным законам и имеют зна-
чение актов гражданского состояния. ...19. Во всех светских госу-
дарственных и частных школах воспитание православных детей
должно соответствовать духу Православной церкви; преподавание
закона Божьего для православных учащихся обязательно как в низ-
ших и средних, так и в высших учебных заведениях; содержание за-
коноучительских должностей в государственных школах принима-
ется за счет казны».
В определении были зафиксированы и имущественные отноше-
ния. Согласно пункту 22, все, что принадлежало «установлениям
Православной церкви, не подлежит конфискации и отобранию, а
самые установления не могут быть упраздняемы без согласия цер-
ковной власти»44.
46
Данный документ, открыто противостоявший первым декретам
советской власти и ее церковной политике, отразил намерение Собо-
ра утвердить реальную самостоятельность и самоуправление Русской
церкви, превратить ее в сильный общественный институт, независи-
мый и равнопоставленный по отношению к новому государству, про-
демонстрировал готовность церкви отстаивать свои приоритеты.
В литературе существует довольно четкое разделение мнений по
вопросу о том, насколько адекватно Собор отражал массовые на-
строения духовенства и мирян. При этом некоторые авторы указыва-
ют, в частности, на «изначальную» реакционность епископата, сфор-
мулировавшего якобы такие положения, которые шли вразрез с
новой государственной церковной политикой и содержали зародыш
будущего конфликта45. Однако, как свидетельствуют материалы про-
шедшего еще в июне 1917 г. в Москве съезда духовенства и мирян,
созванного по инициативе левых союзов духовенства, призывы к
«идеалу народоправства в политике», «социальной справедливос-
ти», «свободе совести и культа», прозвучавшие на нем, сочетались с
требованиями «первенствующего» положения православной церкви,
предоставления государством церкви правовой и материальной под-
держки, обязательного преподавания закона Божьего в школах и пр.
Эти и другие рекомендации съезд представил в Предсоборный совет
для дальнейшей разработки. Они, как показано выше, были включе-
ны в решения Собора. Таким образом, документы и дискуссии Собо-
ра отразили настроения и представления сравнительно широких
кругов духовенства и мирян. Это был, по словам Д. В. Поспеловско-
го, «соборный голос церкви»46.
На наш взгляд, более важным представляется вопрос о том, на-
сколько реалистичной была позиция Собора и, пожалуй, главное, в
какой мере осознавалось (и осознавалось ли?) это его участниками.
У нас нет оснований считать делегатов идеалистами, оторванными
от окружающего мира и находившимися в плену собственных иллю-
зий. Решения Собора видятся нам как упреждающая и защитная ре-
акция церкви на наступление государства и его насилие над религи-
озной жизнью, как отчетливо выраженное желание не уклоняться от
социальной ответственности.
Подтверждением тому служит и знаменитое послание патриарха
Тихона от 19 января 1918 г., именуемое многими историками и рели-
гиоведами «анафемой большевикам и советской власти»47.
Появление послания совпало с кровавыми событиями в Петро-
граде, где отряд красногвардейцев предпринял попытку занять Алек-
сандро-Невскую лавру под приют для инвалидов войны. Защищая
храм, монахи ударили в набат, призвав на помощь верующих. В стол-
кновении военных с разгневанной толпой был убит священник
П. Скипетров. Факты нападений на храмы и расправ с духовенством
не были единичными. В связи с этим патриарх Тихон писал: «Еже-
47
дневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни
в чем не повинных... людей. Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши
кровавые расправы... Властью, данною нам от Бога, запрещаем вам
приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только...
хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной...
Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой,
не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо
общение...»
Отсутствие в тексте послания непосредственного упоминания
большевиков и советской власти явилось для отдельных исследова-
телей основанием утверждать, что анафеме патриарх якобы предал
всех, кто терроризировал население:48 белых и красных, бандитов и
комиссаров и пр. Однако формальный подход к тексту послания вряд
ли уместен: ведь именно органы советской власти и ее представите-
ли на местах санкционировали и вдохновляли акты святотатства и
прямого надругательства над чувствами верующих, что являлось
одной из сторон реализации государственной церковной политики.
Заметим, что и попытка захвата Александро-Невской лавры была
предпринята по приказу наркома госпризрения А. М. Коллонтай. До-
кументальные источники свидетельствуют, что у современников не
было никаких сомнений относительно того, кому адресовалось про-
клятие патриарха. Заслушав 22 января 1918 г. послание, делегаты Со-
бора в специально изданной листовке откровенно назвали вещи сво-
ими именами: патриарх «обнажил меч духовный против извергов
рода человеческого — большевиков и предал их анафеме»49. Иссле-
дованиями последних лет установлено, что в первоначальном вари-
анте послания прямо говорилось об анафеме большевикам50.
Разоблачая прежние мифологемы, согласно которым установки и
решения православной церкви и ее епископата по определению не
могли не быть антисоветскими, некоторые авторы сегодня впадают в
другую крайность — констатируют «аполитичность и гражданскую
лояльность высшей церковной власти к советскому государству»51
на всех этапах советского периода российской истории.
Между тем в патриаршем послании от 5 марта 1918 г. по поводу
заключения Брестского мира содержалась настолько острая критика
действий советского правительства, что тезис об аполитичности пат-
риарха Тихона в тот момент, с нашей точки зрения, совершенно не
правомерен. «...Явились люди, отрекшиеся от веры, гонители Церк-
ви Божией, — писал он, — и они дали народу мир. Но тот ли это мир,
о котором молится Церковь, которого жаждет народ? ...Церковь не
может благословить заключенный ныне от имени России позорный
мир. Этот мир, принужденно подписанный от имени русского наро-
да, не приведет к братскому сожительству народов. В нем нет зало-
гов успокоения и примирения, в нем посеяны семена злобы и чело-
веконенавистничества. В нем зародыши новых войн и зол для всего
48
человечества. ...И Православная Церковь... не может теперь иначе,
как с глубокой скорбью, взирать на эту видимость мира, который не
лучше войны»52.
Еще более сильным был критический накал в послании патриар-
ха советскому правительству в связи с первой годовщиной Октябрь-
ской революции: «Вы разделили весь народ на враждующие между
собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубий-
ство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо
мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится
конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками рус-
ских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой ре-
волюции. ...Вы обещали свободу. Великое благо свобода, если она
правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не
переходящая в произвол и своеволие. Но такой свободы вы не дали;
во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказан-
ности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода».
Послание фактически подтвердило непризнание церковью совет-
ского режима: «Не наше дело судить о земной власти, всякая власть
от Бога допущенная привлекла бы на себя наше благословение, если
бы она воистину явилась “Божиим слугой” на благо подчиненных и
была “страшна не для добрых дел, а для злых”. Ныне же к вам, упот-
ребляющим власть на преследование ближних и истребление невин-
ных, простираем Мы наше слово увещания... А иначе взыщется от
вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете
вы, взявшие меч»53.
Бесспорно, на протяжении 1917-1918 гг. патриарх Тихон открыто
выражал негативное отношение к советскому режиму. Вместе с тем
он неоднократно призывал к прекращению «братоубийственных
распрей», к покаянию и милосердию, адресуясь и к другому лагерю.
Патриарх категорически отказался благословить белое движение,
отклонив просьбу специально прибывшего к нему с этой целью
князя Григория Трубецкого. В критические дни наступления войск
Деникина и Юденича на Москву и Петроград патриарх в послании
от 8 октября 1919 г. запретил духовенству становиться на сторону
белых и вообще выказывать свое предпочтение какой-либо из поли-
тических сил. Не желая разделять паству, которая находилась по
обеим сторонам баррикад, владыка впервые четко сформулировал
позицию гражданской лояльности церкви к официальной власти. Он
писал: «...Установление той или иной формы правления — не дело
церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким опре-
деленным образом правления, ибо таковое имеет лишь относитель-
ное историческое значение (курсив наш. — Авт.). ...Памятуйте же,
отцы и братие, и канонические правила и завет Св[ятого] Апостола:
‘Блюдите себя от творящих распри и раздоры”, уклоняйтесь от учас-
тия в политических партиях и выступлениях, “повинуйтесь всякому
49
человеческому начальству” в делах мирских, не подавайте никаких
поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, под-
чиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и бла-
гочестию, ибо Богу, по апостольскому наставлению, должно повино-
ваться более, чем людям»54.
Отказавшись от требований пересмотра советской церковной по-
литики и от отмены, в частности, Декрета от 20 января 1918 г., отде-
лившего церковь от государства и школу от церкви, руководство
РПЦ и ее патриарх начинают все более решительно требовать стро-
гого выполнения постановлений официальной власти по религиоз-
ным вопросам, в том числе и последовательной реализации прин-
ципа отделения церкви от государства. В этом они видят залог само-
стоятельности церкви во внутренних делах, а следовательно, и
сохранения ее организационной структуры.
Уместно задаться вопросом об обратной связи, то есть о том,
насколько велик был общественный резонанс от обращений вы-
сшей церковной власти и посланий патриарха к пастве. Документа-
льные материалы на этот счет немногочисленны, однако достаточ-
но убедительны, особенно если исходят из «атеистического» лагеря.
В одном из донесений агента ВЧК А. Филиппова, в частности, указы-
валось: «Сила мнения церковной власти и влияние ее в России пока
еще огромны». Послания патриарха Тихона имеют «практическое
жизненное значение. К словам и мыслям главы Православной церкви
все прислушиваются с тревогой, точно к набатному звону»55.
Октябрьское послание патриарха, несомненно, явилось знако-
вым: признание «велений» советской власти не противоречившими
«вере и благочестию» фактически означало признание законности
режима*. Таким образом, менее двух лет понадобилось Русской цер-
кви, чтобы пройти путь от «анафемы» большевикам до «невмеша-
тельства» в политику. 1919 г. стал важнейшим рубежом, когда ут-
вердилась концепция лояльности церкви по отношению к новому
режиму.
Представляется, что основным побудительным мотивом для пат-
риарха явилось укрепление советской власти, наметившийся пере-
вес Красной армии на фронтах Гражданской войны, при том что со-
хранявшаяся напряженность внутриполитической обстановки дик-
товала необходимость таких шагов, которые защитили бы церковь от
физического уничтожения, дали возможность попытаться наладить
церковную жизнь на основе определений и постановлений Собора.
Октябрьское послание не устранило глубокого недоверия властей
к патриаршей церкви, которое они и не пытались скрывать. На стра-
Встречающиеся в современной литературе утверждения об «антисоветском»
характере октябрьского послания (см., например: Мосс В. Православная церковь
на перепутье (1917-1999). СПб., 2001. С. 51), с нашей точки зрения, ошибочны.
50
ницах журнала «Революция и церковь» осенью 1919г. появились
материалы, авторы которых сообщали о приближении «решительно-
го часа классовой борьбы», о неминуемых политических маневрах
церкви в этой обстановке и страхе духовенства перед ВЧК. Под этим
углом зрения было оценено и послание патриарха, якобы отразив-
шее «выжидательный нейтралитет между двумя борющимися клас-
сами». Примерно в это же время Г. Е. Зиновьев констатировал, что
«общая (читай: враждебная. —Авт.) линия церковной политики не
изменилась хотя бы на йоту»56. Необъективность и предвзятость
данных оценок очевидны.
Начиная с осени 1919 г. патриарх Тихон неоднократно прокла-
мировал лояльность РПЦ режиму. В воззвании патриарха и группы
архиереев к верующим (август 1923 г.), в частности, говорилось:
«Ныне Церковь решительно отмежевывается от всякой контррево-
люции. Произошла социальная революция. Возврат к старому строю
невозможен. ...Церковь признает и поддерживает Советскую власть,
ибо нет власти не от Бога. Церковь возносит молитвы о стране Рос-
сийской и о Советской власти. ...Православное церковное управле-
ние должно считать для себя обязательным соблюдение церковных
канонов и законов Российской Республики. Государственный строй
Российской Республики должен быть основой для внешнего строи-
тельства церковной жизни. Церковь переживает важный историчес-
кий момент. ...Русская православная церковь ...стоит на стороне Со-
ветской власти»57.
Обращения патриарха Тихона заложили основы нового отноше-
ния церкви к государству. РПЦ начала, по словам русского мыслите-
ля и философа Г. П. Федотова, движение по пути «аполитического
исповедничества». Соображения «икономии» взяли на этом пути
верх над «акривие»*, или, иначе, компромисс возобладал над ради-
кальной принципиальностью. В результате церковная организация,
культ и таинства были сохранены для народа58.
7 апреля 1925 г., накануне своей кончины, патриарх подписал
послание, целиком посвященное церковно-государственным от-
ношениям* **. 15 апреля оно было опубликовано в «Известиях
ЦИК».
«...Принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией
СССР, — говорилось в документе, — обеспечивает всякому религи-
озному обществу, и в том числе и нашей Православной церкви, права
и возможность жить и вести свои религиозные дела согласно требо-
ваниям своей веры, поскольку это не нарушает общественного по-
рядка и прав других граждан.
«Икономия» — церковное строительство, спасение душ; «акривие» — иде-
альная правильность, прямизна учения и жизни.
** См.: § 1.
51
...Не допуская никаких компромиссов или уступок в области
веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по
отношению к советской власти и работе СССР на общее благо, со-
образуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с
новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с вра-
гами советской власти и явную или тайную агитацию против нее.
...Призываем... не допускать никаких поползновений неблагонаме-
ренных людей в сторону антиправительственной деятельности, не
питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в
том, что советская власть — действительно народная рабоче-крес-
тьянская власть, а потому прочная и непоколебимая. ...Молим вас
со спокойной совестью, без боязни погрешить против Святой веры
подчиняться советской власти не за страх, а за совесть... Вместе с
этим Мы выражаем твердую уверенность, что установка чистых,
искренних отношений побудит Нашу власть относиться к нам с
полным доверием, даст нам возможность преподавать детям наших
пасомых закон Божий, иметь богословские школы для подготовки
пастырей, издавать в защиту православной веры книги и жур-
налы»59.
«Завещательное послание» патриарха Тихона все еще остается
предметом острых споров. Нам представляется убедительным вывод
протоиерея В. Цыпина, отметившего, что «издание [послания] было
чуть ли не единственной возможностью улучшить условия сущест-
вования церкви в советском государстве. Святейший патриарх Тихон
не захотел и не смог устраниться от неблагодарных трудов по выра-
ботке в отношениях с враждебной церкви государственной властью
такой линии, которая помогла бы ей выжить»60.
После смерти патриарха высшее руководство РПЦ продолжило
линию последовательного отстаивания принципа отделения церкви
от государства. 10 июня 1926 г. митрополит Сергий (Страгородский)
как заместитель местоблюстителя патриаршего престола обратился
к руководству и мирянам Московской патриархии с посланием, под-
твердившим лояльность по отношению к правительству, отказ от
участия в политических партиях и организациях, враждебных совет-
ской власти: «Мы убеждены, что православный христианин, свя-
щенно храня свою веру и живя согласно с ее заповедями... будет по-
лезным и образцовым гражданином в любом государстве, включая
советское, во всяком социальном положении...» Вместе с тем, конс-
татируя наличие «противоречия» между православными и комму-
нистами, митрополит решительно отбросил расчеты на то, чтобы
совместить несовместимое — приспособить православие к комму-
низму или видоизменить само учение и его каноны. Он категоричес-
ки отверг возможность того, чтобы, доказывая свою лояльность,
церковь взяла на себя обязанность «наблюдать за политическим на-
правлением своих единоверцев» или использовать церковный конт-
52
роль по отношению к противникам официальной власти*. Считая,
что революция 1917 г. освободила РПЦ от всех политических задач,
глава РПЦ считал недопустимым применять меры церковного нака-
зания к заграничному духовенству из-за его нелояльного отношения
к советской власти**61.
Настроения митрополита Сергия, выраженные в обращении, вы-
звали резко негативную реакцию властей. Его ходатайство о легали-
зации церковных органов было отклонено, а за самим митрополитом
установлено наблюдение. В декабре 1926 г. последовал арест. Мит-
рополиту инкриминировались связи с эмиграцией и подготовка не-
легального проведения выборов патриарха. На допросе он четко
сформулировал свое принципиальное отношение к режиму, заявив:
«Одинаково подчиняюсь как советской] власти, так и всякой дру-
гой, напр[имер] царской, или подчинился бы и демократической
власти, если бы она была при том добросовестной»62.
В мае 1927 г. в Соловецком концлагере особого назначения сем-
надцать ссыльных архиереев составили Памятную записку соло-
вецких епископов, адресованную правительству СССР — «Соло-
вецкое послание»***. В этом объемистом документе была пред-
принята попытка «рассеять окутывающую... [РПЦ] атмосферу
недоверия», «положить конец прискорбным недоразумениям между
Церковью и советской властью» и изложить принципы, определяю-
щие церковно-государственные отношения. «При создавшемся по-
ложении, — говорилось в записке, — Церковь желала бы только
полного и последовательного проведения в жизнь закона об отделе-
нии Церкви от государства. ...Закон об отделении церкви от госу-
дарства двусторонен, он запрещает Церкви принимать участие в
политике и гражданском управлении, но содержит в себе и отказ
государства от вмешательства во внутренние дела Церкви и Ее ве-
роучение, богослужение и управление. Всецело подчиняясь этому
закону, Церковь надеется, что государство добросовестно исполнит
по отношению к Ней те обязательства по сохранению Ее свободы и
независимости, которые в этом законе оно на себя приняло. Церковь
надеется, что не будет оставлена в этом бесправном и стесненном
положении, в котором она находится в настоящее время, что законы
В синодальный период истории Русской церкви такая практика была узако-
нена постановлением Синода от 17 мая 1722 г., согласно которому священнослу-
жителям вменялось в обязанность нарушать тайну исповеди, если в ней содержа-
лись важные для безопасности государства сведения.
Речь шла о Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ).
К 1926 г. на Соловках находились 29 православных иерархов, составивших
Собор Соловецких епископов, который, формально не обладая никакими офици-
альными полномочиями, оказывал заметное влияние на церковную жизнь стра-
ны. Известны четыре «Соловецких послания», касавшиеся важнейших сторон
Церковно-государственных отношений. Собор действовал до 1929 года.
53
об обучении детей закону Божьему и о лишении религиозных объ-
единений прав юридического лица будут пересмотрены и изменены
в благоприятном для Церкви направлении, что останки святых, по-
читаемых Церковью, перестанут быть предметом кощунственных
действий и из музеев будут возвращены в храм. Церковь надеется,
что Ей будет разрешено организовать епархиальное управление, из-
брать Патриарха и членов Священного Синода, действующих при
нем, созвать для этого, когда Она признает это нужным, епархиаль-
ные съезды и Всероссийский Православный Собор. Церковь наде-
ется, что правительство воздержится от всякого гласного или не-
гласного влияния на выборы членов этих съездов (Собора), не стес-
нит свободу обсуждения религиозных вопросов на этих собраниях
и не потребует никаких предварительных обязательств, заранее
предрешающих сущность их будущих постановлений. Церковь на-
деется также, что деятельность созданных таким образом церков-
ных учреждений не будет поставлена в такое положение, при кото-
ром назначение епископов на кафедры, определения о составе Свя-
щенного Синода, им принимаемые решения проходили бы под
влиянием государственного чиновника, которому, возможно, будет
поручен политический надзор за ним». Документ открыто обвинял
государство в «подавлении религии» всеми возможными средства-
ми, имевшимися в его арсенале, констатировал факт покровитель-
ства советской власти обновленческому расколу, признания обнов-
ленцев «государственной церковью»63.
«Соловецкое послание» в бесчисленных копиях ходило по рукам
и широко распространилось как в России, так и за рубежом. Доку-
мент был настолько искренним и убедительным, что многие верую-
щие ожидали после его появления благоприятных сдвигов в госу-
дарственно-церковных отношениях. В церковной литературе под-
черкивается определенная «умиротворяющая и примиряющая роль»
этого документа, указывается, что даже кое-каким атеистам он «про-
чистил мозги», затуманенные в пылу гонений на церковь64. К сожа-
лению, данная эмоциональная оценка не подтверждается конкрет-
ными фактами, которые свидетельствовали бы о качественных изме-
нениях двусторонних отношений.
Проведя три с половиной месяца под арестом, митрополит Сер-
гий в марте 1927 г. был освобожден. Вскоре, в мае того же года, был
решен вопрос о легализации церковного управления — образован
Временный патриарший Священный синод, на регистрацию кото-
рого (она состоялась позднее, в августе) дал свое согласие НКВД
СССР. Это означало, что патриарший Синод получил тот же юри-
дический статус, что и обновленческий. Используя этот факт как
прецедент, митрополит Сергий и Синод издали указ, согласно кото-
рому епархиальным архиереям надлежало подавать прошения в
местные органы власти о регистрации территориальных церков-
54
ных управлений. Начиналась работа по воссозданию «на законном
основании» церковно-административной структуры патриархата.
Однако просьбы митрополита Сергия разрешить созыв Поместно-
го собора, провести выборы патриарха, восстановить духовные
школы и издание церковного журнала, а также освободить священ-
нослужителей из заключения и ссылки положительного отклика
властей в то время не получили. Ждать пришлось еще долгих шест-
надцать лет.
Более того, именно весной 1927 г., пишет М.В. Шкаровский, по-
литика ОГПУ по ликвидации единого центра патриаршей церкви
была близка к успеху. Возникла прямая угроза ареста всей право-
славной иерархии65.
Оказывая сильнейшее психологическое давление на митрополита
Сергия, власти «в обмен» на легализацию церковного управления
потребовали от него издать обращение к пастве с очередным призы-
вом поддержать советское правительство. И 29 июля 1927 г. сино-
дальное послание (иначе этот документ называют Декларацией
1927 г.) было в спешном порядке разослано по епархиям. Авторами
его считаются митрополит Сергий и некоторые члены его Синода,
однако, по некоторым сведениям, свет увидела вторая редакция пос-
лания, к которой приложил руку чекист Е. А. Тучков. В случае отказа
подписать этот документ Тучков обещал главе РПЦ новую волну
репрессий и, в частности, расправу над узниками Соловков. Рассек-
реченные совсем недавно архивные документы говорят о том, что
одним из условий подписания Декларации 1927 г., выдвинутых мит-
рополитом Сергием, стало освобождение и амнистирование 28 епис-
копов РПЦ66.
Объявленной целью послания являлось намерение иерархов
«поставить нашу Православную Русскую церковь в правильные от-
ношения к советскому правительству и тем дать церкви возможность
вполне законного и мирного сосуществования». Сам митрополит
позднее подчеркивал, что основным побудительным мотивом появ-
ления декларации явилось дошедшее «до последнего предела» рас-
стройство церковных дел, в силу чего «церковный корабль почти не
имел управления»67. Владыка полагал, что церковь, не сохранившая
хотя бы минимум церковной администрации, нежизнеспособна. Эта
убежденность стала главным двигателем всей его последующей де-
ятельности, определяя в том числе и границы компромисса с госу-
дарством.
Следствием появления декларации явилось установление основ
такого сосуществования двух общественных институтов — церкви и
государства, когда власть, пойдя на сохранение института патриар-
шего местоблюстителя, усилила вмешательство во внутренние дела
РПЦ: хиротонии, назначения и перемещения архиереев проводились
отныне только с санкции силовых структур — НКВД и ОГПУ.
55
Компромиссная позиция митрополита Сергия оказалась непри-
емлемой для значительной части духовенства. В патриаршей церкви
прошли новые разделения, увеличилось число катакомбных общин
и заметно оживилась их деятельность. Общие настроения оппозици-
онно настроенного духовенства отразил в своем письме митрополи-
ту Сергию 8 февраля 1928 г. архиепископ Угличский Серафим: «Вы,
так мудро и твердо державший знамя Православия в первый период
своего заместительства, теперь свернули с прямого пути и пошли на
дорогу компромиссов, противных Истине... Что же случилось?.. Не-
ужели Вы не найдете мужества сознаться в своей роковой ошибке —
издании Вашей декларации 16/29 июля 1927 года?»68 Недоумевали и
сосланные на Соловки епископы. В сентябре 1927 г. они констатиро-
вали в одном из своих обращений: «...Мысль о подчинении церкви
гражданским установлениям выражена [в Декларации] в такой кате-
горической и безоговорочной форме, которая легко может быть по-
нята в смысле полного сплетения церкви и государства...»69.
Декларация 1927 г., подобно «завещанию» патриарха Тихона, и
поныне остается в центре острой полемики. Митрополита Сергия и
других иерархов упрекают, как и десятилетия назад, в капитулянт-
стве и предательстве интересов церкви, намеренном подчинении ее
«безбожному» государству, установлении с последним «духовной
симфонии»70. Предлагаемая авторами подобных оценок жесткая
ценностная шкала при полном игнорировании исторического кон-
текста отражает, хотят того критики или нет, отчетливый политизи-
рованный подход к событиям прошлых лет. Однако немалочисленны
ряды и тех исследователей, которые стремятся объективно оценить и
взвесить все обстоятельства, обусловившие серьезную эволюцию
позиции митрополита и сделавшие его в конечном счете «заложни-
ком собственной политики»71. Мы солидарны с коллегами, склонны-
ми к непредвзятому анализу одного из наиболее спорных и трудных
вопросов церковной истории. Со своей стороны заметим, что для
авторов декларации, оказавшихся между двух огней — «государ-
ственным атеизмом» и «обновленчеством», неким моральным и ка-
ноническим оправданием могла послужить та цезаропапистская
традиция государственно-церковных отношений, о чем говорилось
выше. Не случайно церковные историки, подметив ее живучесть,
указывают, что и сегодня там, где власть стоит на позиции атеизма,
государственно-церковные отношения неизбежно (курсив наш. —
Авт.) принимают форму цезаропапизма или папоцезаризма72.
После опубликования декларации митрополит Сергий попытал-
ся расширить общественную, культурную и просветительскую де-
ятельность церкви, но новый закон о религиозных объединениях,
изданный в апреле 1929 г., а затем и постановление НКВД от 1 ок-
тября 1929 г., поставив церковь под полный контроль государства,
перечеркнули все надежды. Согласно новым законам, любая де-
56
ятельность церкви вне церковных стен рассматривалась как ведение
пропаганды, право на которое предоставлялось только атеистам.
Патриаршая церковь оставалась на положении гонимой.
Большой размах гонения на нее приобрели к весне 1930 г., вызвав
массовые выступления протеста в деревнях. Порой дело доходи-
ло до вооруженных столкновений, как это случилось на Псковщине.
В международном сообществе положение РПЦ вызывало сильную
тревогу. 2 февраля 1930 г. папа Пий XI призвал всех христиан мо-
литься за гонимую Русскую церковь. От руководителей Советского
Союза, готовившегося к вступлению в Лигу Наций, требовалась
быстрая реакция. Е. А. Тучков, которому было поручено организо-
вать опровержение, предложил митрополиту Сергию выступить на
пресс-конференции перед журналистами. Владыка выдвинул встреч-
ное условие: власть принимает все его требования, направленные на
облегчение существования РПЦ. 19 февраля 1930 г. в пространной
памятной записке на имя П.Г. Смидовича, занимавшего в то время
пост уполномоченного по вопросам культов при Президиуме ВЦИК,
митрополит изложил все нарушения действовавшего законодатель-
ства о культах и пожелания духовенства73. Забегая вперед, заметим,
что в условиях борьбы с перегибами, допущенными при создании
колхозов и нашедшими отражение в критической статье Сталина
«Головокружение от успехов», записка митрополита вызвала в целом
спокойную реакцию властей, а отдельные ее положения были при-
знаны правильными. В постановлении ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 г.
«О борьбе с искривлениями в колхозном движении» осуждались и
ошибки, допущенные на религиозном фронте. Следствием этого
явилось временное свертывание уже подготовленных антицерков-
ных акций.
В день подачи записки, 19 февраля 1930 г., состоялась пресс-кон-
ференция для иностранных журналистов (для отечественных она
прошла несколькими днями раньше — 15 февраля). Отвечая на воп-
росы, митрополит Сергий заявил, что в Советском Союзе «никогда
не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных
преследований», что церкви закрываются «по желанию населения, а
во многих случаях даже по прошению верующих», что священники
сами не хотят пользоваться свободой проповеди, а церковь «сама не
хочет иметь духовно-учебных заведений». Выступление Пия XI
митрополит оценил как «излишнее и ненужное», направленное
против советской власти. «Да, упрекать митрополита Сергия в
таких ответах можно долго, — пишет российская исследовательни-
ца О. Ю. Васильева. — Но следует и глубже вдуматься в них. Он
говорил скупо и сжато, постоянно подчеркивая существование цер-
кви в жестких рамках Декрета 1918 г. и Постановления 1929 г.»74.
Как и следовало ожидать, митрополиту не удалось никого убе-
дить (да и стремился ли он к этому?), в церковном мире реакция на
57
его выступление была в целом отрицательной. Но имелись и исклю-
чения. Так, управлявший в то время приходами Московского патри-
архата в Западной Европе митрополит Евлогий (Георгиевский) в
своих мемуарах подчеркнул, что текст для митрополита Сергия был
подготовлен представителями властей, что его неделю держали в
изоляции, угрожая арестом всех «тихоновских» епископов, и заста-
вили в конце концов уступить. Но в отличие от многих критиков,
владыка Евлогий признал сложность, если не безвыходность, поло-
жения митрополита, заметив: «Во всяком случае, не нам, сидящим в
безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сер-
гия...»75
Сам глава РПЦ, сравнивая жизнь церкви в СССР с «апостольски-
ми временами», признавался близким: «Я действую по нужде каждо-
го дня»76.
В начале 30-х годов в связи с нарастанием международной напря-
женности и приходом в Германии к власти национал-социалистов
советское руководство, озабоченное поисками внутренних врагов,
дополнило характеристику церкви как реакционного института: слу-
жители РПЦ оказались в одном ряду с буржуазными националиста-
ми, шпионами и прочей «агентурой фашизма». И хотя в апреле
1934 г. власти не препятствовали присвоению митрополиту Сергию
Синодом титула Блаженнейшего митрополита Московского и Коло-
менского, означавшего занятие им патриаршей (Московской) кафед-
ры, практически одновременно стала вновь нарастать волна репрес-
сий против духовенства. Массовый характер они приобрели в связи
с убийством в декабре 1934 г. С.М. Кирова. Дамоклов меч навис над
местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Петром,
находившимся в заключении, ждал нового ареста митрополит Сер-
гий, против которого было сфабриковано обвинение в шпионаже и
связях с японской разведкой. (Поводом явились пребывание Сергия
в Японии в 1890-1893 и 1897-1899 гг., а также хорошее знание им
японского языка.) До ареста дело не дошло, но 18 мая 1935 г. Вре-
менный патриарший Священный синод был распущен. Митрополит
Сергий фактически единолично управлял епархиями РПЦ. Вся пат-
риаршая канцелярия состояла из помощника — епископа Дмитров-
ского Сергия (Воскресенского), секретаря и машинистки.
В декабре 1936 г. была принята новая, сталинская, Конституция
СССР. В Основном законе страны провозглашались равноправие
граждан, в том числе и служителей культа, закреплялся принцип
свободы совести, согласно которому церковь отделялась от государ-
ства, а школа от церкви. За гражданами признавалась как свобода
отправления религиозных культов, так и свобода антирелигиозной
пропаганды. Внешне демократические статьи Основного закона
страны образовывали привлекательный фасад, отнюдь не отражав-
ший действительного положения дел в религиозной сфере.
58
1937 г., ставший апогеем террора, нанес Русской православной
церкви сильнейший удар. Антирелигиозной кампанией руководил
лично нарком внутренних дел Н.И. Ежов. По обвинениям в прина-
длежности к «бандам контрреволюционеров и террористов», в «кле-
рикально-фашистской заговорщической деятельности», в создании
«церковно-фашистской, диверсионно-террористической, шпионско-
повстанческой организации», в «сборе шпионских сведений» и т. д.,
и т. п. был истреблен почти весь российский православный еписко-
пат (по некоторым данным, 300 человек). Если в 1931 г. в стране
было зарегистрировано более 24 тыс. религиозных обществ, то к
1940 г. их насчитывалось менее 2 тыс. Число репрессированных «за
веру» достигло 350 тыс. человек, и в их числе 140 тыс. священников
(80 тыс. расстреляны)77. С 1938 г. единственной организационной
структурой, занимавшейся религиозными делами, являлся специ-
альный церковный отдел в структуре НКВД. Предпринятые руко-
водством патриаршей церкви шаги, направленные на подтверждение
ее лояльности по отношению к государству, казалось, лишь отсрочи-
ли драматическую развязку: угроза полного уничтожения Русской
православной церкви стала реальной.
'СмоличИ.К. История Русской церкви. 1700-1917. 4.1. М., 1996.
С. 266, 665-669.
2 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и Хру-
щеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах).
М., 1999. С. 94.
3 Одинцов М. И. Русская православная церковь в XX веке: история,
взаимоотношения с государством и обществом. М., 2002. С. 148.
4 Декреты Советской власти. Т. I. М., 1957. С. 373-374.
5 Гидулянов П. В. Отделение церкви от государства: Систематизиро-
ванный сборник действующего в СССР законодательства. Изд. третье /
Подред. П.А. Красикова. М., 1926. С. 654-658.
б Цит. по: Кашеваров А. Н. Церковь и власть. Русская православная
церковь в первые годы советской власти. СПб., 1999. С. 89-90.
7 Красиков П.А. На церковном фронте. 1918-1923 гг. М., 1923. С. 181.
8 Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского пра-
вительства РСФСР. 1920 г. № 45. Ст. 205.
9 Цит. по: Мосс В. Православная церковь на перепутье (1917-1999) /
Перевод с англ. СПб., 2001. С. 52.
10 Цит. по: Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской
православной церкви XX века. СПб., 1999. С. 12.
11 Русская православная церковь и коммунистическое государство.
1917-1941: Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 5, 159-160.
12 Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Обновленчество. Раскол и
его предыстория // Православная беседа. 1994. № 3. С. 31.
13 Одинцов М. И. Государство и церковь в России. XX век. М., 1994.
С. 154-155.
59
14 Мосс В. Указ. соч. С. 53.
15 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России,
позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей
церковной власти. 1917-1943 гг. / Сост. М.Е. Губонин. М., 1994. С. 190.
16 Цит. по: Покровский Н. Н. Политбюро и церковь. 1922-1923. Три ар-
хивных дела // Новый мир. 1994. № 8. С. 192. Подробный анализ докумен-
та см.: Петров С. Г. Документы делопроизводства Политбюро ЦК РКП(б)
как источник по истории Русской церкви (1921-1925 гг.). М., 2004.
С. 118-120.
17 Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в
борьбе за церковные ценности и политическое подчинение духовенства.
М., 1997. С. 155.
18 Покровский Н. Н. Указ. соч. С. 195.
19 Шкаровский М.В. Обновленческое движение... С. 14.
20 Акты Святейшего Тихона... С. 218.
21 Шкаровский М.В. Обновленческое движение... С. 20.
22 Левитин А., Шавров В. Очерки по истории церковной смуты. Т. 1.
Кюснахт, 1978. С. 69; Шкаровский М.В. Обновленческое движение...
С. 22-23.
23 Петров С. Г. Новые данные об обновленческом Поместном соборе
1923 г. // Русская церковь. XX век. Книга 1-я. Материалы конференции
«История Русской православной церкви в XX веке (1917-1933 гг.)». Сэн-
тендре (Венгрия). 13-16 ноября 2001 г. С. 260-261, 283.
24 Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Ста-
лина. В 2-х книгах. Кн. II. Ч. 1. М., 1989. С. 383.
25 Fletcher W. Study in survival. N.J., 1965. P. 19-20.
26 Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке. М.,
1995. С. 80.
27 «Не стесняясь никакими средствами». Материалы Комиссии ЦК РКП(б)
по вопросам отделения церкви от государства. Октябрь - декабрь 1922 г. /
Публ. О.Ю. Васильевой и М.М. Горинова// Исторический архив. 1993.
№2. С. 81.
28 Кашеваров А. Н. Указ. соч. С. 80.
29 Акты Святейшего Тихона... С. 280-281.
30 Шкаровский М. В. Обновленческое движение... С. 37.
31 Гидулянов П. В. Указ. соч. С. 663-668.
32 Петров С. Г. Новые данные... С. 235-236.
33 Шкаровский М. В. Обновленческое движение.. .С. 40.
34 Акты Святейшего Тихона... С. 509-513, 536-538; Шкаровский М. В.
Митрополит Иосиф (Петровых) и иосифлянское движение // Русская цер-
ковь. XX век... С. 340; и др.
35 Цит. по: ТорчиновВ.А., Леонтюк А. М. Вокруг Сталина: Историко-
биографический справочник. СПб., 2000. С. 429.
36 Одинцов М. И. Государство и церковь... С. 154.
37 Там же. С. 154-155.
38 Фирсов С. Л. Митрополит Сергий (Страгородский) в оценках и мне-
ниях современников // Русская церковь. XX век... С. 302-309.
60
39 Деяния Священного Собора Православной Российской церкви.
1917-1918 гг. Т. 2. М., 1994. С. 227.
40 Акты Святейшего Тихона... С. 25, 26, 30, 42.
41 Поспеловский Д. В. Указ. соч. С. 52.
42 Цит. по: Мосс В. Указ. соч. С. 39.
43 Деяния Священного Собора... Т. 4. М., 1994. С. 14, 15, 55, 12, 11.
44 Там же. С. 14; Собрание определений и постановлений Священного
Собора Православной Российской церкви 1917-1918 гг. М., 1994. Вып. 2.
С. 6-7.
45 Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка «обновленческого»
раскола Русской православной церкви. Казань, 1970. С. 14-26.
46 Поспеловский Д. В. Указ. соч. С. 58.
47 См., например: Мосс В. Указ. соч. С. 39.
48 Поспеловский Д. В. Указ. соч. С. 52-53.
49 Листовка (№ 1011) хранится в коллекции ГА РФ среди документов
Поместного собора 1917-1918 гг. Опубл, без выходных данных в: Наука
и религия. 1989. № 4. С. 16-17.
50 Петров С. Г. Выступление в дискуссии на конференции, посвящен-
ной истории РПЦ в XX в. (Венгрия, ноябрь 2001 г.) // Русская церковь.
XX век... С. 463.
51 Кашеваров А. Н. Указ. соч. С. 20.
52 Акты Святейшего Тихона... С. 107-108.
53 Там же. С. 149-151.
54 Там же. С. 163-164.
55 Русская православная церковь и коммунистическое государство...
С. 54.
56 Кашеваров А. Н. Указ. соч. С. 97.
57 Акты Святейшего Тихона... С. 296, 298.
58 Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по филосо-
фии русской истории и культуры. Т. I. СПб., 1991. С. 188-189.
59 Акты Святейшего Тихона... С. 361-363.
60 Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской церкви. 1917-1997.
М., 1997. С. 125.
61 Акты Святейшего Тихона... С. 473-475.
62 Цит по: Сафонов Д. В. К вопросу о подлинности «завещательного
послания» Св. Патриарха Тихона И Богословский вестник, издаваемый
Московской Духовной Академией и Семинарией. 2004. № 4. С. 289-290.
63 Акты Святейшего Тихона... С. 500-507.
64 Там же. С. 780 (примечание составителя сборника М.Е. Губонина).
65 Шкаровский М.В. Русская православная церковь... С. 87.
66 Васильева О. Ю. Митрополит Сергий (Страгородский): штрихи к
портрету // Альфа и омега. Ученые записки Общества для распростране-
ния Священного писания в России. М., 2002. № 1(31). С. 151.
67 Акты Святейшего Тихона... С. 509, 548.
68 Цит. по: Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 152.
69 Шкаровский М.В. Русская православная церковь... С. 87.
61
70 См., например: Якунин Г. В служении культу (Московская Патриар-
хия и культ личности Сталина) // На пути к свободе совести. М., 1989.
С. 186-187.
71 Фирсов С. Л. Указ. соч. С. 317.
72 Священник Алексей Николин. Церковь и государство. История пра-
вовых отношений. М., 1997. С. 14.
73 Текст памятной записки см.: Васильева О. Ю. Указ соч. С. 157-160.
74 Васильева О. Ю. Февральская пресс-конференция митрополита
Сергия — историческое осмысление и историческое наследие // Русская
церковь. XX век... С. 402-403.
75 Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни: Воспоминания митропо-
лита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухи-
ной. М., 1994. С. 568-569.
76 Поспеловский Д. В. Указ. соч. С. 180.
77 Шкаровский М. В. Русская православная церковь... С. 87, 90-93.
Глава II
КОНФЕССИОНАЛЬНЫЙ ФАКТОР
В ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ПЛАНАХ МОСКВЫ
(1941-1948 гг.)
§ 1. Русская православная церковь
в начальный период Великой Отечественной войны.
Поворот в церковной политике государства (1943 г.)
Действия власти, направленные в конце 30-х годов на фактичес-
кий разгром церковной организации, не только не привели к победе
атеизма в обществе, но, наоборот, по негласному признанию совет-
ских официальных органов, укрепили, как это ни парадоксально, ре-
лигиозные настроения в стране. В ходе Всесоюзной переписи 1937 г.
около 57% ответивших на вопрос о своем отношении к религии рес-
пондентов заявили о вере в Бога1. Учитывая, что многие граждане
уклонились от ответа, некоторые исследователи справедливо полага-
ют, что в канун войны в Советском Союзе не менее половины насе-
ления продолжали оставаться верующими2.
Власти не могли не признаться себе в провале планов искорене-
ния религии. Более того, в условиях приближавшейся мировой
войны советское государство было вынуждено осуществить отступ-
ление в религиозных делах, в очередной раз продемонстрировав не-
которое смягчение церковной политики.
11 ноября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об
отмене действовавшего указания В. И. Ленина председателю ВЧК
Ф.Э. Дзержинскому от 1 мая 1919 г. «О борьбе с попами и религи-
ей». Партийное руководство признало нецелесообразным продол-
жать преследования верующих и аресты духовенства органами
НКВД. Наркомату внутренних дел поручалось «произвести ревизию
осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с бого-
служительной деятельностью, освободить из-под стражи и заменить
наказание на не связанное с лишением свободы осужденных по ука-
занным мотивам, если деятельность этих граждан не нанесла вреда
советской власти». Уже 22 декабря 1939 г. нарком внутренних дел
Л.П. Берия в справке, адресованной И. В. Сталину, сообщал, что во
исполнение указанного решения из лагерей ГУЛАГ НКВД СССР и
63
из-под стражи освобождены соответственно 12 860 и 11 223 челове-
ка, а уголовные дела против них прекращены. Нарком докладывал,
что будут пересматриваться также дела более 50 тыс. отбывающих
наказание лиц, чья деятельность не нанесла серьезного урона совет-
ской власти. Предполагалось, как указывал Берия, освободить еще
около 15 тыс. человек3.
Представляется, что на изменение церковной политики сущест-
венное влияние оказывал в тот момент политико-географический
фактор. Присоединение к СССР в сентябре 1939 г. и позднее — летом
1940 г. Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Бесса-
рабии и Северной Буковины, в результате которого, по некоторым
данным, общее количество действующих православных храмов уве-
личилось на 33504, поставило власти перед фактом включения в госу-
дарственную жизнь страны новых областей с высоким уровнем рели-
гиозности населения. Задача ассимилировать и политически нейтра-
лизовать огромное число в одночасье ставших советскими граждан
не могла быть решена в условиях открытой антицерковной кампании,
чреватой возникновением дополнительных антагонистических про-
явлений и прямых конфликтов между властью и населением. Совет-
ское руководство не только было вынуждено проводить в западных
областях осмотрительную церковную политику5, но и стремилось
продемонстрировать свою терпимость в религиозной сфере. В это
время значительно уменьшился размах репрессивных и антицерков-
ных акций на «старых» советских землях, изменилась тональность
публикаций в партийной прессе: большинство верующих из разряда
«классово-враждебных элементов» были переведены в «отсталые».
Основным методом привязки к РПЦ православных приходов в
западных районах страны стало собирание их «под крыло» Москов-
ской патриархии. Не без оснований исследователи отмечают, что
такая практика «стала первым примером использования Московской
патриархии для распространения советского влияния» на новые тер-
ритории6. И этот опыт весьма пригодился уже в иных условиях —
после окончания Второй мировой войны, о чем пойдет речь ниже.
К началу Великой Отечественной войны в советском руковод-
стве, в том числе и под влиянием не принесшей успеха советско-фин-
ляндской военной кампании 1939-1940 гг., сформировалось вполне
четкое понимание важности в политике национального фактора, под
которым разумелся «здоровый, правильно понятый национализм».
«Незнаменитая», по словам поэта, «зимняя война» с северным сосе-
дом опрокинула расчеты Москвы на универсальность принципа
«пролетарской солидарности». 12 мая 1941 г. А. А. Жданов в беседе
с Г. Димитровым привел слова Сталина о том, что «между правиль-
но понятым национализмом и пролетарским интернационал[измом]
нет и не может быть противоречия. ...Пролетарский интернациона-
лизм должен опираться на этот национализм...»7. Позиция Сталина,
64
несомненно, была связана с тем, что уже весной 1941 г. в Москве
всерьез задумались о перспективах существования Коминтерна, а
точнее, о его роспуске.
Понимая зыбкость упований в будущей большой войне на надна-
циональный советский патриотизм, не ставший в то время дей-
ственным элементом внутренней политики, советское руководство
пришло к осознанию необходимости использовать всю мощь наци-
онального фактора крупнейшего по численности народа СССР —
русского. Именно этим объясняется неоспоримый факт, что в ходе
войны наиболее серьезные отступления от классового принципа
официальная власть сделала в пользу именно русского националь-
ного сознания8. Неизбежно такой идеологический поворот должен
был затронуть и Русскую православную церковь.
Предвоенные 1939-й — первая половина 1940 г. характеризовались
переплетением разнонаправленных векторов, определявших совет-
скую государственную политику в религиозной сфере. Временное
улучшение положения РПЦ, выразившееся в праве совершать архи-
ерейские хиротонии, замещать пустующие кафедры и пр., сосуще-
ствовало с прежней практикой закрытия храмов, арестами священ-
ников, активными действиями Союза воинствующих безбожников.
С началом Великой Отечественной войны ситуация коренным об-
разом изменилась. Уже 22 июня 1941 г. патриарший местоблюститель
митрополит Сергий обратился к «пастырям и пасомым Христовой
Православной Церкви» с посланием, призывавшим русский народ на
защиту Отечества. «Вспомним святых вождей русского народа, на-
пример Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои
души за народ и Родину... — писал владыка. — Да и не только вожди
это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных
воинов... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу наро-
да. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами.
Не оставит она народа своего и теперь. ...Церковь Христова благо-
словляет всех православных на защиту священных границ нашей Ро-
дины. Господь нам дарует победу»9. Пастырское послание митропо-
лит, несмотря на тяжкие недуги (он страдал глухотой и малоподвиж-
ностью), сумел разослать во все приходы, где вскоре оно уже читалось
после богослужений. 26 июня в Богоявленском соборе в Москве он
отслужил молебен «О даровании победы», по окончании которого в
проповеди выразил надежду на грядущие изменения к лучшему как
для РПЦ, так и для всей духовной жизни общества: «Пусть гроза над-
вигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу:
она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и насту-
пающая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной...
Мы уже видим некоторые признаки этого очищения»10.
Таким образом, отношение Русской церкви к патриотической
борьбе народа определилось сразу и полностью. Не случайно позд-
65
нее в речи на Архиерейском соборе 1943 г. митрополит Сергий,
вспомнив июнь 1941 г., подчеркнул: «О том, какую позицию должна
занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумы-
ваться...»11 В январе 1944 г. в беседе с корреспондентом канадской
газеты «Торонто Стар» Дж. Девисом митрополит Киевский и Галиц-
кий Николай (Ярушевич) на вопрос «Совместимо ли христианство с
социализмом?» решительно ответил: «По этому вопросу есть разные
мнения, но в условиях войны они не дискутируются»12.
На протяжении второй половины 1941 ив 1942 г. митрополит Сер-
гий неоднократно обращался к пастве, в том числе и к жителям окку-
пированных территорий, призывая хранить верность Отечеству. Всего
за годы войны с патриотическими посланиями к православным веру-
ющим России и за рубежом он выступил более 20 раз, откликаясь на
все основные события военной жизни страны. Аналогичную деятель-
ность развивали митрополит Николай и митрополит Ленинградский и
Новгородский Алексий (Симанский). Патриотические выступления
иерархов были подкреплены и конкретными делами. По предложению
митрополита Алексия уже 23 июня 1941 г. приходы Ленинграда нача-
ли сбор средств в фонд обороны. За ними, не дожидаясь призыва «тру-
дами и пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитни-
кам» (его владыка Сергий огласил 14 октября 1941 г.), последовали
другие православные приходы страны. На добровольные пожертвова-
ния верующих была построена танковая колонна имени Дмитрия
Донского. Впоследствии церковь финансировала также создание ави-
ационной эскадрильи имени Александра Невского.
Реальная действительность, особенно неудачи первого периода
войны, обусловили принципиальные изменения в отношениях власти
и церкви, заставили советское руководство задуматься о путях консо-
лидации общества во имя победы над врагом. Психологические пред-
посылки этих изменений проясняет свидетельство У. А. Гарримана,
встречавшегося осенью 1941 г. в Москве со Сталиным в качестве ко-
ординатора программы ленд-лиза. В интервью с ведущим редакто-
ром радио «Свободная Европа» Г. Р. Урбаном в 1981 г. Гарриман вспо-
минал: «Сталин хорошо понимал, что огромные военные усилия рус-
ских людей не связаны с поддержкой ими коммунистической системы.
Сталин, и это я хочу подчеркнуть, был реалистом. В сентябре 1941 г.
он сказал мне: “Мы не питаем иллюзий, что они [русские люди] сра-
жаются за нас. Они сражаются за мать-Россию”»*13.
Аналогичную оценку привел в своих воспоминаниях югославский комму-
нист М. Джилас, неоднократно встречавшийся с советским руководителем: «Ста-
лин инстинктивно понял, что ни его социальная система, ни власть не удержатся
под ударами немецких армий, если не обратиться к исконным стремлениям и са-
мобытности русского народа» (Беседы со Сталиным // Джилас М. Лицо тотали-
таризма. М., 1992. С. 41).
66
Рост с началом войны религиозных настроений в народе, высоко-
патриотическая деятельность РПЦ расценивались Сталиным как
очевидные факты, которые нельзя было умалять и недальновидно
было игнорировать. Советский лидер понимал, что православная
церковь, являвшаяся на протяжении многовековой российской исто-
рии хранительницей национального самосознания, становилась
важным консолидирующим фактором общества, его моральным оп-
лотом. «Когда 3 июля пересохло горло... — писал А.И. Солжени-
цын, — не случайно с его губ сорвалось: “Братья и сестры!” ...губы
сказали то, к чему привыкли с юности...»*|4.
Бывший семинарист Сталин, виновный во многих «грехах» перед
церковью, несомненно, осознавал силу этого общественного инсти-
тута. (Заметим попутно, что по сей день не известно, что представ-
лял собой Сталин-атеист, каковым было его истинное отношение к
религии. Известно зато, что советскую атеистическую литературу он
пренебрежительно называл «макулатурой» и не желал видеть ее в
своей рабочей библиотеке15).
Не будет преувеличением констатировать, что советское руко-
водство оказалось перед задачей создания народного фронта в целях
отпора врагу и решения в будущем, после победы, сложных внутри-
политических проблем. Во имя этого можно было «поступиться
принципами» атеистического государства и хотя бы временно «за-
быть» о них.
В связи с оккупацией части территории Советского Союза воз-
никла острая необходимость нейтрализовать воздействие фашист-
ской пропаганды, представлявшей гитлеровскую Германию защит-
ницей христианства в СССР. Оккупационные власти поначалу не
препятствовали восстановлению православных приходов и епархий,
содействовали открытию храмов. Глава Восточного министерства и
один из идеологов Третьего рейха А. Розенберг был далек от того,
чтобы считать православие красочным «этнографическим» ритуа-
лом. Он полагал, что проповедуемые этой конфессией кротость и
смирение можно будет до поры до времени использовать к выгоде
«нового порядка». В циркуляре Главного управления имперской бе-
зопасности «О церковном вопросе в оккупированных областях Со-
ветского Союза» от 16 августа 1941 г. формулировались задачи под-
держки развития религиозного движения как враждебного больше-
3 июля 1941 г. в обращении к соотечественникам Сталин воспроизвел при-
нятое в церковных проповедях обращение и, как и глава Русской церкви, напом-
нил о великих предках русского народа. Примечательна реакция на этот факт в
кругах русской интеллигенции: «Совесть заговорила и семинарская юность...» —
так позднее передал слова своего отца А. Б. Свенцицкий, племянник известного
богослова и духовного писателя протоиерея В. П. Свенцицкого, погибшего в
ссылке (А. Свенцицкий. Сталин и Хрущев глазами православного мирянина // Об-
раз. 1995. №2. С. 123).
67
визму, дробления его на отдельные течения (знакомая тактика,
применявшаяся большевиками!) и привлечения церковных органи-
заций к оказанию помощи немецкой администрации на оккупиро-
* 16
ванных территориях .
Руководство Русской православной церкви одну из своих задач
видело в том, чтобы лишить германский фашизм подобных претен-
зий. Подчеркнув в пастырском послании от 11 ноября 1941 г., что
«прогрессивное человечество объявило Гитлеру священную войну
за христианскую цивилизацию, за свободу совести и религии», мит-
рополит Сергий фактически попытался подсказать властям новые
направления пропаганды, отождествляя христианство с прогрессом,
цивилизацией и свободой17. Однако Сталину потребовалось еще два
долгих года войны, чтобы напрямую включить конфессиональный
фактор в арсенал политических средств и методов советского госу-
дарства.
Задумываясь о ревизии религиозной политики, власть должна
была решить, на кого опереться — на патриаршую или обновленчес-
кую церковь. Последняя, переживая затяжной кризис, который так и
не был до конца преодолен, тем не менее в канун войны даже не-
сколько активизировала свою деятельность. Руководимая с сентября
1941 г. митрополитом Александром Введенским, обновленческая
церковь в военное время честно исполняла свой патриотический
долг, призывала верующих к подвигу и терпению, собирала средства
в фонд обороны.
Казалось бы, что по логике вещей именно она должна была в пер-
вую очередь привлечь особое внимание государства, стать его опо-
рой. Однако этого не произошло: «помешал» сталинский политичес-
кий прагматизм.
Советский руководитель учел слабую поддержку альтернативно-
го православия верующими как внутри страны, так и за рубежом.
В заграничных православных приходах определяющим оставалось
отношение к обновленцам как к «раскольникам» и «узурпаторам
церковной власти». Крайне важным, если не сказать определяющим,
был для Сталина тот факт, что патриаршая церковь традиционно за-
нимала консервативные позиции, то есть демонстрировала свой ох-
ранительный характер. В военных условиях РПЦ становилась не
только фактором стабильности в стране, но и инструментом внешне-
политического назначения. Исходя из понимания этого, власть по-
* К весне 1942 г. политика немцев на оккупированных восточных территориях
изменилась: теперь она предполагала, в частности, соблюдение «особой пред-
осторожности» в отношении Русской православной церкви, воплощавшей враж-
дебную Германии «великорусскую империалистическую» национальную идею
(Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная церковь (Нацистская по-
литика в отношении православной церкви и религиозное возрождение на оккупи-
рованной территории СССР). М., 2002. С. 173).
68
могла проведению в марте и сентябре 1943 г. в Ульяновске, где нахо-
дился в эвакуации местоблюститель патриаршего престола, архи-
ерейских соборов, осудивших объявление епископом Поликарпом
(Сикорским) автокефалии Украинской православной церкви и про-
ведение съезда православных епископов в Риге, от имени которого
была направлена приветственная телеграмма Гитлеру. Помощь офи-
циальных властей заключалась, помимо прочего, и в предоставле-
нии оперативной информации о происшедших событиях18.
Итак, появились первые признаки перемен. Находившийся в
ссылке епископ Лука (известный хирург В. Ф. Войно-Ясенецкий) за-
метил в одном из писем летом 1942 г.: «Из persona odiosa я очень
быстрыми темпами становлюсь persona grata»19.
Еще очевиднее неизбежность значительных изменений в госу-
дарственно-церковных отношениях стала ощущаться религиозными
кругами вскоре после победы под Сталинградом. Конечно, рано
было еще говорить о столь желанном для верующих диалоге с госу-
дарством (уступки властей церкви в целом и прежде всего РПЦ но-
сили, скорее, символический характер20), но все же именно в это
время государство готовилось воспринять новый курс в отношении
религиозных институтов, попытаться «встроить» церковь в систему
существующей власти.
Так, в начале зимы 1943 г. первый секретарь Красноярского обко-
ма партии сообщил епископу Луке, что отношения между церковью
и государством скоро улучшатся и он сможет вернуться к своему
епископскому служению. Действительно, в первых числах марта
владыка был назначен Красноярским епископом. 5 марта в письме к
сыну он писал: «Я думаю, что резко изменилось отношение прави-
тельства к церкви: всюду открываются и ремонтируются за счет гор-
советов храмы, назначаются епископы, митрополит Николай Киев-
ский назначен членом комиссии по немецким зверствам.. .»21
Весной-летом 1943 г. в обстановке военных побед Красной армии,
обозначивших перспективу разгрома фашистской Германии, среди
московского духовенства распространились слухи о предстоящей
встрече иерархов патриаршей церкви с высшими руководителями
страны. В июле фактически началась подготовка такой встречи, выра-
зившаяся в оживленных контактах сотрудников Наркомата государ-
ственной безопасности с представителями Московской патриархии
митрополитом Николаем и протоиереем Н. Ф. Колчицким. Для Стали-
на чекистами были подготовлены подробные материалы о состоянии
церкви, наиболее видных ее руководителях, патриотической деятель-
ности духовенства, возможных кандидатах на патриарший престол и
пр. В конце августа 1943 г. митрополиту Сергию было разрешено вер-
нуться в Москву из эвакуации, о чем он неоднократно просил22.
Знаковыми в истории РПЦ и государственно-церковных отноше-
ний стали события 4 сентября 1943 г. Утром этого дня, находясь на
69
загородной даче, Сталин в присутствии секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Ма-
ленкова и наркома внутренних дел Л. П. Берии детально обсудил по-
ложение дел в РПЦ с полковником госбезопасности Г. Г. Карповым*.
Особый упор в разговоре был сделан на зарубежные связи Московс-
кой патриархии, ситуацию в православных церквях Болгарии, Румы-
нии, Югославии, личности русских иерархов, а также патриархов
Иерусалимского и Антиохийского. В конце беседы Сталин заметил,
что пришло время создать специальный орган, который осуществлял
бы связь между руководством РПЦ и правительством. Сталин поин-
тересовался мнением Карпова по этому вопросу. Сославшись на
опыт работы Комиссии по делам культов при ВЦИКе, Карпов заявил
о целесообразности создания, по аналогии, отдела по делам культов
при Верховном Совете СССР, однако Сталин не согласился. Он под-
черкнул, что речь должна идти о формировании правительственно-
го органа — комитета или совета и тут же предложил название —
Совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР. Раз-
вивая свою мысль, Сталин сформулировал два основных принципа
деятельности будущего Совета: 1) «осуществление связей между
правительством и патриархом» (напомним, что в то время РПЦ воз-
главлял местоблюститель престола и такая «оговорка» Сталина сви-
детельствовала о том, что вопрос об избрании патриарха уже был
для него делом решенным) и 2) «Совет самостоятельных решений
не принимает, докладывает и получает указания от правительства».
В качестве руководителя новой государственной структуры Сталин
предложил кандидатуру Карпова.
Георгий Григорьевич Карпов родился в 1898 г., то есть во
время описываемых событий ему было 45 лет. Член РКП(б) с 1920 г.
В 1922 г. направлен на работу в Главное управление государствен-
ной безопасности НКВД СССР. До 1937 г. — заместитель начальни-
ка Управления НКВД по Карельской АССР; с 1937 г. — начальник
4-го отдела УГБ НКВД Ленинградской области. С февраля 1941 г.
входил в состав руководства одного из отделов III (секретно-полити-
ческого) управления НКГБ СССР, а в декабре 1941 г. в чине майора
государственной безопасности назначен начальником 4-го отдела
III управления НКВД, в структуре которого имелось специальное
подразделение «по борьбе с церковно-сектантской контрреволю-
цией». В феврале 1943 г. Карпов получил звание полковника госбе-
зопасности. Весной того же года после очередной реорганизации
структуры НКВД СССР и выделения из его состава Наркомата госу-
дарственной безопасности Карпов возглавил II (контрразведыва-
Некоторые авторы утверждают, что в совещании принял участие и митропо-
лит Сергий (Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и Хру-
щеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах). М.,
1999. С. 203), но документами, подтверждающими это, мы не располагаем.
70
тельное) управление НКГБ СССР. В дальнейшем он совмещал руко-
водство Советом по делам РПЦ и различными подразделениями
НКГБ (МГБ) СССР, пока в 1954 г. не был выведен в действующий
резерв. В марте 1955 г. уволен из КГБ СССР. В феврале 1960 г. осво-
божден с поста руководителя Совета по делам РПЦ.
Назначение Карпова отвечало сложившейся еще в начале 20-х го-
дов практике, в соответствии с которой государство контролиро-
вало деятельность церкви с помощью силовых ведомств, сначала
ГПУ (ОГПУ), а затем НКВД. Именно этим объяснялось отмеченное
Сталиным по ходу беседы «знакомство» Карпова с церковными
вопросами23. Карпов, несомненно, являлся серьезным и информи-
рованным сотрудником, и выбор его в качестве руководителя Сове-
та по делам РПЦ был хорошо продуманным. Высокий уровень ком-
петентности породил впоследствии слухи о наличии у него спе-
циального церковного образования, нашедшие отражение и в
исторической литературе (М.В. Шкаровский, например, пишет, что
Карпов окончил духовную семинарию24), но документы на этот счет
к настоящему времени не обнаружены. Т. А. Чумаченко, знакомив-
шаяся с личным делом Карпова в архиве Федеральной службы безо-
пасности, не нашла в нем сведений о церковном образовании руко-
водителя Совета25. Нет такой информации и в личном деле члена
ВКП(б) Карпова, сохраняемом в соответствующем фонде бывшего
партийного архива26.
В тот же день, 4 сентября 1943 г., несколькими часами позже в
Кремле состоялась встреча Сталина с иерархами РПЦ — митропо-
литами Сергием, Алексием и Николаем. Долгое время вокруг этой
встречи в церковных кругах ходили легенды, и лишь сравнительно
недавно стали известны некоторые подробности27, хотя в литерату-
ре имеются определенные расхождения в деталях описываемых со-
бытий.
Лейтмотивом встречи стала высокая оценка, данная Сталиным
патриотической деятельности РПЦ, и ясно выраженная властями го-
товность содействовать решению ее проблем. Вплоть до того, что
Сталин предложил финансовую и организационную помощь в про-
ведении Поместного собора для избрания патриарха (последние вы-
боры патриарха прошли в 1917 г.). В ответ на замечание митрополи-
та Сергия, что подготовка Собора потребует не менее месяца, Ста-
лин шутя предложил «проявить большевистские темпы».
По ходу беседы принципиальную оценку получил целый ряд воп-
росов, связанных с организационными делами церкви: подготовкой
кадров духовенства, изданием «Журнала Московской патриархии»,
открытием храмов, освобождением архиереев из тюрем и лагерей и
возвращением их из ссылки, совершенствованием Положения о цер-
ковном управлении, открытием свечных заводов при епархиях и т. д.
Характерный штрих: судя по записи беседы, сделанной Карповым,
71
иерархи не скрывали, что «эти вопросы предварительно ими между
собой обсуждались»28. Иными словами, для руководства РПЦ пригла-
шение в Кремль не стало неожиданностью, и обе стороны были, хотя,
по-видимому, в разной степени, готовы к переговорам. О. Ю. Василь-
ева прямо указывает, что митрополит Сергий «о возможной встрече с
главой правительства... был предупрежден заранее. Знали об этом и
митрополиты Алексий и Николай»29. Заметим, что очевидная готов-
ность иерархов к рассмотрению сравнительно широкого круга край-
не злободневных для церкви вопросов может иметь и другое объяс-
нение: многие из них формулировались руководством РПЦ, в том
числе и митрополитом Сергием, неоднократно, в частности на протя-
жении 1926-1927 годов*.
По инициативе Сталина Московской патриархии был предложен
особняк в Чистом переулке, который до войны занимал немецкий
посол Ф. Шуленбург. Иерархов даже ознакомили с оказавшимся под
рукой планом строения, включая дворовые постройки и сад. Эта, вы-
ражаясь шахматным языком, «домашняя заготовка» отразила серьез-
ность подготовки Сталина к встрече с первыми лицами Русской пра-
вославной церкви.
В конце встречи Сталин представил иерархам Карпова как руко-
водителя создаваемого Совета по делам РПЦ. Реакция на это извес-
тие описана в литературе по-разному. По официальным сведениям,
митрополиты якобы с удовлетворением восприняли это сообще-
ние, заявив, что знают Карпова и с уважением относятся к нему30.
Психологически более правдоподобны, однако, свидетельства о
том, что назначение Карпова встревожило иерархов31. Д.В. Поспе-
ловский, например, ссылаясь на информацию, полученную от быв-
шего ответственного секретаря «Журнала Московской патриар-
хии» А. В. Ведерникова, пишет, что митрополит Сергий выразил
крайнее удивление: «Но разве это не тот Карпов, который нас пре-
следовал?» — спросил он. «Тот самый, — ответил Сталин. —
Партия приказывала преследовать вас, и он выполнял приказ пар-
тии. Теперь мы приказываем ему быть вашим ангелом-храните-
лем. Я знаю Карпова, он исполнительный работник»32.
Представив Карпова, Сталин демонстративно в присутствии ие-
рархов следующим образом проинструктировал его: «Подберите
себе 2-3 помощников, которые будут членами вашего Совета, обра-
зуйте аппарат, но только помните: во-первых, что вы не обер-проку-
рор; во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте само-
стоятельность церкви». Психологический расчет Сталина очевиден.
Отмена в начале XVIII в. в царствование Петра I патриаршества,
введение синодальной системы с подчинением церкви бюрократи-
ческому аппарату лишили ее самостоятельного голоса в обществе,
* См.: гл. 1, § 2.
72
превратили приходского священника в чиновника, наделенного не-
которыми полицейскими функциями, в частности контроля за поли-
тическими настроениями паствы. Поэтому, публично предостерегая
Карпова от «обер-прокурорских» проявлений, Сталин явно стремил-
ся убедить руководство РПЦ в том, что «государева ока», надзираю-
щего за деятельностью РПЦ, им не следует опасаться, что задачи у
Совета будут иными.
Трудно сказать, в какой мере иерархи поверили в искренность на-
мерений советского руководителя, но, несомненно, верить им очень
хотелось.
Беседа закончилась в 3 часа утра. По свидетельству Карпова,
Сталин проводил гостей до дверей своего кабинета и попрощался33.
Однако некоторые авторы, ссылаясь, как правило, на воспоминания
митрополита Николая, иначе рисуют финальную картину встречи.
Провожая уставшего Сергия, Сталин якобы, «взяв митрополита под
руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице
вниз...», а затем, как бы подводя окончательный итог беседе, заме-
тил: «Владыко! Это все, что я в настоящее время могу для Вас сде-
лать»34.
Сталинская шутка о «большевистских темпах» обернулась серь-
езными последствиями: уже через несколько дней после встречи,
8 сентября 1943 г., была реализована договоренность о проведении
Архиерейского собора для избрания патриарха. В церемонии участ-
вовали 18 иерархов, причем некоторых доставили в столицу воен-
ными самолетами. Строго говоря, избрания как такового не было.
В записке наркома госбезопасности В. Н. Меркулова Сталину от 9 сен-
тября говорилось, что митрополит Алексий «внес предложение не
устраивать процедуры избрания патриарха, а принять соборное ре-
шение о возведении митрополита Сергия в титул патриарха Москов-
ского и всея Руси». «Члены Собора, — сообщал Меркулов, — приня-
ли это предложение единодушно и, не голосуя, поднялись из-за стола
и произнесли “достоин, достоин”, после чего была прочтена полага-
ющаяся в таких случаях общая молитва и пропето “многолетье” пат-
риарху Сергию»35.
Иерархи приняли благодарственное обращение к советскому пра-
вительству, особо подчеркнув «сочувственное отношение» лично
Сталина к нуждам Русской церкви и обещая приумножить свои
труды во имя спасения Родины. Они осудили священнослужителей,
изменивших Родине и Церкви в дни борьбы с фашистскими захват-
чиками, призвали христиан всего мира к объединению «для оконча-
тельной победы над общим врагом...». А еще через четыре дня,
12 сентября 1943 г., в Богоявленском соборе торжественно прошла
интронизация нового патриарха.
Переломный характер сентябрьской встречи в Кремле для даль-
нейшего развития РПЦ неоспорим. Начиная с этого момента Сталин
73
лично занимался рассмотрением церковных проблем, требовал регу-
лярного предоставления информации о состоянии церкви, о пла-
нировавшихся мероприятиях в государственно-церковной сфере.
Документы свидетельствуют, что принципиальные решения прини-
мались исключительно с его санкции. Случаи, когда это делал В. М. Мо-
лотов, курировавший дела Совета со стороны правительства, были
единичными, но и тогда — по поручению Сталина. 13 октября 1943 г.
в беседе с Карповым Молотов следующим образом проинструктиро-
вал руководителя Совета: «Информационные письма посылать на
имя товарища Сталина и его (Молотова. —Авт.), если же письма не
особенно принципиальные, то только на его имя, а все доклады де-
лать лично ему (Молотову. — Авт.)»36.
Некоторые авторы склонны характеризовать государственно-цер-
ковные отношения в новых условиях как конкордат37, акцентируя
при этом внимание прежде всего на факте принятия сторонами вза-
имных обязательств.
На наш взгляд, действительно имевшая место устная договорен-
ность сторон отличалась тем не менее некоторыми особенностями.
Прежде всего инициатором выступала не РПЦ, а государство (в пра-
ктике католической церкви инициатива заключения конкордата ис-
ходит, как правило, от папы Римского); договоренность не отражала
подлинного равенства сторон, поскольку власть, формально дей-
ствуя в условиях отделения церкви от государства, получила узако-
ненную возможность через ведомство Карпова направлять и контро-
лировать деятельность РПЦ. Таким образом, если и говорить о
конкордате как синониме соглашения, то, несомненно, о конкордате
усеченном, дававшем выигрыш прежде всего государству и сохра-
нявшем в его руках главные рычаги воздействия на церковь. Вместе
с тем, хотя Совет по делам РПЦ и контролировал все стороны жизни
Русской церкви, деятельность его, особенно в первые годы сущест-
вования, по нашему мнению, никак не подпадает под определение
«обер-прокурорской». Нет сегодня среди исследователей и единства
в оценке деятельности Карпова во главе Совета. Более того, сужде-
ния на этот счет полярны: Д.В. Поспеловский, например, говорит о
«постоянном и грубом вмешательстве председателя Совета... в дела
церкви», его «фактическом диктате по отношению к патриарху и
церковным органам». М. И. Одинцов, напротив, склонен подчерки-
вать «деловые... в чем-то даже скорее доверительные» отношения
Карпова с патриархом Сергием, а В. А. Алексеев констатирует «впол-
не партнерский» и подчас «приятельский» характер контактов руко-
водителя Совета с патриархом Алексием, что, безусловно, облегчало
поиск выходов из затруднительных ситуаций38. О характере отноше-
ний лучше всего говорят письма и записки, которыми регулярно об-
менивались владыка Алексий и Карпов. 6 ноября 1946 г. патриарх
писал: «Между нами давно уже установились самые добрые отно-
74
шения... Я вечно буду хранить в сердце не только самую глубокую
Вам благодарность и уважение, но и ничем неизгладимую любовь»39.
Теплом и искренней заботой приникнуты и просьбы Карпова к пат-
риарху «всячески беречь себя» и неизменное подчеркивание в пере-
писке чувства уважения, которое председатель Совета питал к вла-
дыке Алексию40.
Встает главный вопрос: почему демонстрация готовности власти
к явному «замирению» с церковью пришлась на вторую половину
1943 года?
После побед в Сталинградском сражении и особенно на Орлов-
ско-Курской дуге, когда перспектива вступления Красной армии на
территорию Европы обозначилась как очевидная, для Сталина — од-
ного из лидеров антигитлеровской коалиции было исключительно
важным «исправить» представления о себе в глазах мирового обще-
ственного мнения как о гонителе церкви и душителе православия, в
частности. Наоборот, следовало предстать перед Западом в образе
демократа, подобно своим партнерам по коалиции. Для реалиста и
прагматика Сталина подобная метаморфоза была делом естествен-
ным, ибо этого требовала «большая политика».
В современной историографии, объясняющей причины сентябрь-
ского поворота в церковной политике Советского государства, за-
креплен ряд версий, авторы которых справедливо выводят на перед-
ний план внешнеполитический фактор, хотя и предлагают его раз-
личную интерпретацию.
По мнению одних (В. А. Алексеев), Сталин стремился проде-
монстрировать подвижки в государственно-церковных отношениях
в канун Тегеранской конференции, на которую он возлагал большие
надежды, добиваясь от союзников открытия Второго фронта. Пред-
стояло изыскать эффективные способы, чтобы подтолкнуть их в
этом направлении. Советское руководство посчитало выигрышным
для себя, в частности, чтобы во время планировавшегося приезда в
Москву делегации англиканской церкви РПЦ представлял не место-
блюститель патриаршего престола, а патриарх41. Другие авторы
(Д. А. Поспеловский, М. В. Шкаровский) склонны считать, что в
1943 г. Сталин осознал: «ему предстоит как-то “приручить” католи-
ческие, православные и протестантские народы Восточной Евро-
пы», равно как и народы собственных западных территорий. Важно
было «не отпугивать и не настраивать против себя тамошние церк-
ви». Добиться этого можно было «при наличии в СССР такой церк-
ви, которая, по крайней мере, казалась бы благополучной и процве-
тающей»42.
Весьма серьезной была и «дипломатическая подоплека» изме-
нений правительственного курса, о которой пишет протоиерей
Вл. Цыпин43. Требования свободы вероисповедания в СССР зани-
мали значительное место в межсоюзнической полемике, в частнос-
75
ти отразились и в западных средствах массовой информации44,
поскольку посягательства на свободу совести всегда болезненно
воспринимались западным общественным сознанием. Американ-
ский совет церквей Христа, например, заявил о недопустимости
участия США в войне в союзе с СССР — «безбожным» государс-
твом, чем поставил президента Ф. Д. Рузвельта в крайне сложное
положение. Через посла в СССР У. А. Гарримана Рузвельт, отличав-
шийся, по сведениям некоторых авторов, сильной набожностью,
был вынужден обращаться к Сталину с неофициальными зондаж-
ными просьбами улучшить политическое и правовое положение
церкви. При этом американцы, как свидетельствовала швейцарская
газета «Журналь де Женев», стремились положить конец тягостно-
му положению, в силу которого «в значительной степени поддер-
живалось недоверие Запада к СССР»45.
Для успокоения союзников советская сторона спешно подготови-
ла и опубликовала книгу «Правда о религии в России» с предислови-
ем митрополита Сергия. По замыслу руководства НКВД, которому
было поручено содействовать Московской патриархии в издании
книги, имя Сергия должно было создать ей «положительную репута-
цию»46. Напечатанная 50-тысячным тиражом на нескольких языках
книга распространялась в Великобритании, Швеции, США, в стра-
нах Ближнего Востока. Она была призвана убедить читателя в том,
что в России существует полная свобода совести. При этом о «труд-
ных» периодах государственно-церковных отношений, естественно,
не говорилось ни слова.
Примечательно, что и в материалах «внутреннего пользования» в
это время также все настойчивее ставился вопрос о необходимости
изменения прежней церковной политики советского государства.
Так, например, в специально подготовленной для правительства за-
писке руководства Иностранного (разведывательного) отдела (ИНО)
НКВД отмечалась важная консолидирующая роль РПЦ в набирав-
шем силу движении Сопротивления славянских народов на Балка-
нах, чем и мотивировалась назревшая потребность пересмотра отно-
шений с церковью47.
Размышляя о возможностях использования конфессионально-
го фактора (прежде всего РПЦ) в интересах «большой полити-
ки», Сталин, как нам представляется, учитывал и факт усиления
именно в 1943 г. дипломатической активности Ватикана. Москва
располагала информацией о том, что католический епископат, не
заинтересованный в полном разгроме Германии, намеревался
стать посредником между странами «оси» и западными союзни-
ками48.
К сказанному добавим, что крайне важную стимулирующую
роль сыграла в сентябрьском повороте активность западных союз-
ников по антигитлеровской коалиции, в первую очередь США, в
76
подготовке планов послевоенного устройства мира, в частности фе-
дерирования Европы, в чем Сталин намеревался быть полноправ-
ным участником.
Пройдя, однако, не особенно продолжительный «эволюцион-
ный» этап, Москва к середине 1943 г. четко определила свое нега-
тивное отношение к перспективе создания федераций малых евро-
пейских стран, оценивая ее через призму собственных националь-
но-государственных интересов и не желая допустить появления
вдоль западных границ СССР наднациональных объединений, тож-
дественных прежнему «санитарному кордону». В качестве альтер-
нативы планам федерирования советское руководство обратилось к
идее «славянской солидарности»49, о значении которой неоднократ-
но говорил Сталин на встречах с политическими деятелями славян-
ских стран. Базируясь прежде всего на антигерманской основе, эта
идея, несомненно, рассматривалась в Москве как пролонгирую-
щая, могущая стать основой новой советской внешнеполитической
концепции*. Думается, именно в этом заключался истинный смысл
первого этапа создания системы пактов о взаимопомощи между
славянскими народами, начало которого пришлось на 1943 г. Пра-
вославная церковь, как полагали в Москве, могла, а значит, долж-
на была сыграть существенную роль в организации славянского
единства.
Прогнозируя развитие событий на европейском континенте по
окончании войны, советская сторона, безусловно, исходила из пер-
спективы оформления сфер интересов или влияния, достаточно
точно определяя их компоненты (для СССР прежде всего регион
Восточной Европы). При этом Москва не питала иллюзий при оцен-
ке тех сложностей, с которыми столкнется в своей сфере. Это обсто-
ятельство актуализировало задачу расширения диапазона советско-
го воздействия в регионе, поиска дополнительных каналов и спо-
собов влияния. Роль одного из таких каналов была отведена
религиозным институтам. Показательно, что специальным поста-
новлением Государственного комитета обороны от 5 июня 1943 г.
«Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы
разведывательных органов СССР» религиозные организации были
отнесены к категории непосредственных интересов советской внеш-
ней разведки. Важным инструментом в реализации этого постанов-
Российские исследователи М. М. Наринский и А. М. Филитов полагают, что
«идея славянской солидарности» являлась модификацией прежней идеи «двух
региональных подсистем пактов о взаимопомощи», о которой шла речь, в част-
ности, на встрече А. Идена и И. В. Сталина в Москве в декабре 1941 г.: в планах
создания системы европейской безопасности англичане большую роль отводили
заключению пактов с Бельгией и Голландией, а СССР — с Румынией и Финлян-
дией (Наринский М. М., Филитов А. М. Советская внешняя политика в период
Второй мировой войны. М., 1999. С. 84, 86).
77
ления становилась РПЦ как традиционно ведущий конфессиональ-
ный институт в стране.
И еще одно важное обстоятельство стимулировало переход к
новой церковной политике именно в сентябре 1943 г. — планы Ста-
лина в Юго-Восточной Европе и «географический» аспект вопроса о
втором фронте. Балканский вариант, протагонистом которого высту-
пал У. Черчилль, предполагал нанесение союзниками удара «в мяг-
ком подбрюшье Европы»: врезавшись клином в континент, военные
силы коалиции должны были преградить Красной армии путь как в
глубь Балканского полуострова, так и на Запад. Известно, что вопрос
об открытии Второго фронта во Франции был решен лишь в конце
1943 г. в Тегеране. А осенью Сталину надо было думать о возмож-
ных превентивных мерах, направленных на укрепление позиции
СССР на Балканах. Не случайно компромисс с РПЦ, предполагав-
ший активизацию действий Московской патриархии на внешнем на-
правлении, в том числе в отношении православных автокефальных
церквей Болгарской, Румынской и Сербской, сразу же привлек вни-
мание на Западе.
13 сентября 1943 г. уже упоминавшаяся нами газета «Журналь
де Женев» опубликовала статью «Сталин и Русская церковь», в ко-
торой писала: «Отныне все православные сербы, болгары, румыны,
часть поляков, греков и народов стран Прибалтики обращают свои
взоры к митрополиту Сергию. В результате этого крупного маневра,
восстанавливающего старый союз православной церкви с царской
политикой, Сталин, может быть, сорвал все попытки создать тот
“санитарный кордон”, который неотступно раздражает его. Таким
образом, он подготавливает себе важный выход на юг и дает новое
содержание традиционным намерениям России. Чувствуя, что во-
енное счастье укрепляет его внутреннюю позицию и благоприят-
ствует внешнеполитическим планам, советский режим может те-
перь позволить себе роскошь и допустить свободу вероисповеда-
ния». Еще более категоричной была оценка американского журнала
«Тайм», на страницах которого утверждалось, что «восстановление
Русской православной церкви почти равнялось религиозной окку-
пации Балкан»50.
Публикации последних лет и архивные материалы, в первую оче-
редь документы Совета по делам РПЦ, раскрывают намерения совет-
ского руководства использовать церковь как инструмент для осущест-
вления масштабных геополитических планов. Это подтвердила и си-
туация на «внутреннем» религиозном фронте в последующие годы, о
чем речь впереди. В целом власть стремилась не допустить расшире-
ния, а затем и постепенно сузить рамки достигнутого с церковью ком-
промисса, ограничив его решением важных для государства внешне-
политических задач. Условия компромисса были четко определены и
подтверждены в 1943-1945 гг. во время встреч церковных лидеров со
78
Сталиным*. Для РПЦ главный итог заключался в том, что она приоб-
рела статус покровительствуемой конфессии и смогла в силу этого
значительно укрепить свое материальное и организационное положе-
ние, а также позиции в обществе. При этом церковь объективно со-
действовала властям при решении внутренних задач консолидации
общества и удержания контроля над ним.
Ориентация советского руководства на патриаршую церковь
требовала решения проблемы обновленцев. Уже 12 октября 1943 г.
Г. Г. Карпов в обстоятельном письме на имя Сталина поставил воп-
рос о судьбе обновленческой церкви. Подчеркнув ее «положитель-
ную роль на известном этапе», Карпов отметил, что Совет по делам
РПЦ «считает целесообразным не препятствовать распаду обнов-
ленческой церкви и переходу обновленческого духовенства и при-
ходов в патриаршью сергиевскую церковь». Сталин не возражал, и
16 октября республиканским, краевым и областным органам влас-
ти было направлено соответствующее указание51. Через год, осе-
нью 1944 г., как видно из документов, по инициативе Совета нача-
ли предприниматься целенаправленные действия по «ускорению
процесса... окончательного распада» обновленческой церкви и пе-
реходу ее духовенства в патриаршую церковь. Не исключено, что
определенную роль при этом сыграли и резкие оценки предприня-
тых государством шагов по отношению к РПЦ, дававшиеся обнов-
ленцами. В частности, их руководитель А. Введенский говорил о
новом курсе правительства, как об «авантюре», «комедии, проде-
ланной для Запада»52. О переходе обновленческого духовенства в
патриаршую церковь информировал «Журнал Московской патри-
архии», регулярно публикуя фамилии раскаявшихся священников53.
В 1946 г. обновленческая церковь перестала существовать.
7 октября 1943 г. Совнарком СССР утвердил Положение о Совете
по делам РПЦ, определившее его основные функции и задачи. Но фак-
тически работа Совета началась уже в конце сентября 1943 г. Создан-
ный, как и задумывалось, как правительственная структура и офици-
ально выведенный из-под «крыла» силовых структур, Совет тем не
менее формировался преимущественно из сотрудников НКВД54.
В начальный период работы Совета в устных наставлениях Карпо-
ву Сталин неоднократно подчеркивал недопустимость прямого вме-
шательства в административную, каноническую и догматическую
жизнь церкви, жесткого экономического контроля («не смотреть в кар-
Архивные документы подтверждают официальные сообщения печати о том,
что Сталин дважды встречался с иерархами РПЦ: 4 сентября 1943 г. и 10 апреля
1945 г. (ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1013. Л. 175-177). Однако в литературе закреп-
лена версия о будто бы имевшей место встрече Сталина с митрополитом Сергием
в июле 1941 г., во время которой собеседники «быстро нашли общий язык и были
довольны состоявшимся разговором» (Поспеловский Д. Православная церковь в
истории Руси, России и СССР. М., 1996. С. 298).
79
ман церкви и духовенства»), воспрепятствования открытию семина-
рий, свечных заводов и т.д. Особо выделялась задача установления
таких «форм обращения» с патриархом, которые способствовали бы
оказанию на него «соответствующего влияния». Болезненный для
церкви вопрос об открытии новых храмов предлагалось решать таким
образом, чтобы избежать «булавочных уколов» группам верующих,
восприняв следующий принципиальный подход: «Хотя и регулиро-
вать, но не зажимать»55. 28 ноября 1943 г. правительство приняло спе-
циальное постановление «О порядке открытия церквей». Во время его
обсуждения Молотов заметил, что «открыть церкви в некоторых мес-
тах придется, но [этот процесс] нужно будет сдерживать»56. Эта прин-
ципиальная позиция государства достаточно последовательно претво-
рялась в жизнь. На практике закрыть храм или отказать в открытии
оказывалось делом простым и быстрым, а открыть — сложно, хлопот-
но и долго. Это подтверждает и статистика. Так, из 1215 поданных к
марту 1944 г. заявлений об открытии храмов было удовлетворено по
распоряжению правительства только 29, что составило менее 2,4%.
(Для сравнения: к 1947 г. в СССР правительство дало разрешение на
открытие 1270 православных храмов, в то время как в период оккупа-
ции на территориях, занятых немцами и румынами, их число достигло
754757.) Любопытной особенностью процесса появления новых хра-
мов являлось весьма неравномерное их распределение по «географи-
ческому» принципу: чем дальше на восток от линии фронта, тем мень-
ше их открывалось, да и получить разрешение в тех районах было
гораздо сложнее. Упорным было противодействие и местных органов
власти, руководство которых, подобно обновленцам, рассматривало
поворот в государственно-церковных отношениях как явление вре-
менное, обусловленное определенными политическими мотивами, в
частности «для очковтирательства Америке и Англии». Убеждение,
что «советским людям храм не нужен», было господствующим среди
партийно-государственной номенклатуры58.
И тем не менее следует признать, что, по сравнению с годами го-
нений и репрессий, Русская православная церковь оказалась в усло-
виях явной религиозной терпимости со стороны государства, ей
была предоставлена свобода богослужения, возможность, хотя и на-
правляемая и контролируемая властью, установления и развития
международных контактов.
РПЦ, со своей стороны, неоднократно демонстрируя полную ло-
яльность режиму (например, в послании патриарха Сергия 7 ноября
1943 г. содержался призыв к пастве поусерднее помолиться «о Бого-
хранимой стране нашей и о властех ее во главе с нашим Богоданным
вождем»), согласилась обслуживать государственные интересы в
сфере внешней политики и пропаганды.
В связи с этим современные авторы, прежде всего радикально на-
строенные выходцы из церковных кругов, нередко оценивают дей-
80
ствия руководства РПЦ как противоестественный для православия
переход на службу тоталитарному режиму59. При этом упускается из
вида не только весь сложнейший конкретно-исторический контекст,
сводимый в целом к задачам военного времени, но и игнорируется
несомненная преемственность отдельных позитивных сторон прак-
тики государственно-церковных отношений в том виде, как они сло-
жились в 20-30-е годы XX в.* Следование традиционной модели
этих отношений означало, что для иерархов РПЦ соглашение с госу-
дарством осенью 1943 г. было естественным и понятным, не прирав-
нивавшимся к отступлению с принципиальных позиций и забвению
интересов РПЦ. «Для нашей многострадальной Церкви Сталин был
цезарем, монархом, семинаристом и считался, как ни парадоксально,
во многом своим», — писал современник событий, отражая настро-
ения немалой части православных верующих60.
Свое понимание значимости компромисса между властью и цер-
ковью выразил русский писатель М.М. Пришвин, отметивший в
дневнике: «...В рабстве своем она [Церковь] сохраняет Христа»61.
Вряд ли можно ставить под сомнение тот факт, что заключенный
компромисс отразил и закрепил совпадение интересов обеих сторон
на том этапе. В условиях войны этот факт приобретал исключитель-
но важное значение.
Практически одновременно власти выразили готовность улуч-
шить отношения с другими конфессиями и религиозными органи-
зациями. В октябре 1943 г. начали работу Совет по делам Армяно-
Грегорианской церкви при Совнаркоме Армянской ССР и Духовное
управление мусульман Узбекистана, Казахстана, Туркмении, Таджи-
кистана и Киргизии во главе с муфтием И. Б. Абдумаджиктхановым.
Весной 1944 г. было организовано Духовное управление мусульман
Северного Кавказа, разрешена деятельность религиозных центров
баптистов, евангелистов и пр. При этом все крупные конфессии и ре-
лигиозные организации заявили о своей полной лояльности режиму,
развернули активную деятельность, в том числе и международную.
Руководил их деятельностью и координировал ее созданный в мае
1944 г. Совет по делам религиозных культов при СНК СССР, возглав-
лявшийся И. В. Полянским**. Данные факты не позволяют согласить-
ся с утверждением историка О. Ю. Васильевой, что в тот период
«вожделения [Сталина] связаны только с Русской православной цер-
ковью и не касаются других вероисповеданий в стране»62.
** См.: гл. I, § 2.
Как и Г. Г. Карпов, И. В. Полянский имел чекистское прошлое, являясь со
второй половины 20-х годов сотрудником подразделения НКВД, непосредствен-
но занимавшегося контролем за деятельностью религиозных организаций. К мо-
менту создания Совета по делам религиозных культов Полянский был предста-
вителем НКГБ СССР на «дороге жизни» из осажденного Ленинграда через Ла-
дожское озеро.
81
Правильнее, на наш взгляд, говорить о серьезном фронтальном
отступлении государства с непримиримых прежде позиций в кон-
фессиональной сфере вообще, не замыкая ее только на Русской пра-
вославной церкви, и это отступление имело глубокую внутри- и внеш-
неполитическую подоплеку. Другое дело, что подход государства к
каждой из конфессий был дифференцированным.
В контексте принципиального идеологического поворота (внед-
рение в государственную идеологию национально-патриотических
лозунгов, признание духовно-культурных ценностей дореволюцион-
ной России великим достоянием СССР), определяемого английским
журналистом А. Вертом как «националистический нэп»63, полная
легализация Русской православной церкви в годы Великой Отечест-
венной войны предстает не только как «наиболее важная национа-
листическая реформа» официальной власти64, но и как один из су-
щественных элементов достижения национального согласия. Созда-
ние специальных ведомств — Советов, занимавшихся религиозными
вопросами, в том числе (и притом весьма активно) внешнеполити-
ческого характера, стало единственным случаем, когда в условиях
войны система государственных учреждений пополнилась новыми
органами, не имевшими непосредственного отношения к военным
действиям. Этот факт, как и принятие на протяжении 1943-1944 гг.
более десяти правительственных постановлений, касавшихся рели-
гиозных объединений, свидетельствовал о том, что конфессиональ-
ная сфера рассматривалась властью как одно из направлений де-
ятельности, призванной способствовать реализации национально-
государственных интересов СССР.
§ 2. Русская православная церковь
в русле «большой политики» Москвы
Государство и до официального установления новых отношений
с церковью стремилось использовать ее в целях оказания влияния на
антифашистскую борьбу в Восточной Европе. В разгар Сталинград-
ской битвы Московская патриархия с санкции высшего руководства
страны неоднократно обращалась к православным верующим регио-
на. В ноябре-декабре 1942 г. митрополит Сергий призвал румынское
духовенство и солдат румынской армии «окончить войну с русским
народом, с которым румыны связаны узами христианского братства,
и прекратить пролитие братской единоверной крови»65. Весной
1943 г. по просьбе Всеславянского комитета борьбы с фашизмом
митрополит подготовил аналогичное обращение «Всем христианам
в Югославии, Чехословакии, Элладе и прочих странах и народам,
томящимся под гнетом фашистских оккупантов». В деятельности
Всеславянского комитета активно участвовал митрополит Николай,
82
неоднократно адресовавший антифашистские послания народам Ев-
ропы. Например, 11 июня 1943 г. он выступил с обращением «Брать-
ям-славянам!».
На Западе эта активность иерархов РПЦ, естественно, была заме-
чена. Внимательно отслеживая церковную обстановку в СССР, за-
падные обозреватели тем более не могли не отреагировать на пово-
рот в конфессиональной политике Москвы. В целом правильно оце-
нивая прагматизм действий советского руководства, они вряд ли
могли представить себе тот размах, который в последующие не-
сколько лет приобретет заграничная деятельность РПЦ. Ее развер-
тыванию активно способствовали многие иерархи РПЦ, но особенно
митрополит Николай, занявший позднее пост руководителя Отдела
внешних церковных сношений Московской патриархии. Не случай-
но за ним надолго закрепилось неофициальное звание церковного
министра иностранных дел.
Первыми шагами явилось активное и спешное восстановление
внешних контактов Московской патриархии, целенаправленно лик-
видировавшихся государством в ЗО-е годы. Особенно заметным про-
цесс восстановления связей стал к окончанию Второй мировой
войны, что лишний раз свидетельствует о глубокой политизации
этой сферы церковной деятельности. В январе 1945 г. на Поместный
собор, созванный для избрания нового предстоятеля РПЦ (патриарх
Сергий скончался в мае 1944 г.), в Москву съехались представители
восьми автокефальных церквей, а общее число участников и гостей
превысило 200. По специальному распоряжению правительства
Наркомату просвещения СССР было поручено выдать из московс-
ких музейных коллекций и государственного музея в г. Загорске
70 ценных предметов православного культа для подарков, общая
стоимость которых в масштабах цен того времени была определена
в полмиллиона рублей. Патриарху Антиохийскому Александру, на-
пример, была подарена золотая панагия с драгоценными камнями,
бархатная, шитая золотом митра и полное архиерейское облачение.
Александрийскому патриарху Христофору были преподнесены зо-
лотая панагия и золотой крест с драгоценными камнями, полное ар-
хиерейское облачение из золотой парчи и митра с драгоценными
камнями66. Реакция гостей не обманула ожиданий хозяев. На одном
из приемов патриарх Христофор обещал, что «восточные патриар-
хи... будут ожидать распространения на них покровительства Рос-
сии в чисто христианском духе, согласно традициям народа и его
издавна благосклонному вниманию Православному Востоку»67.
Представительность и пышность Собора, проходившего в воен-
ное время, поразила его участников. Отражая общее мнение, митро-
полит Алеутский и Североамериканский Вениамин (Федченков)
даже назвал его «почти Вселенским». «Не перенес ли Глава Церкви,
Господь Иисус Христос, центр ее в Москву?» — вопрошал он.
83
И сам отвечал: «Конечно, это еще более и сильнее обязывает Рус-
скую церковь быть на деле достойной такого высочайшего положе-
ния в данный и ближайший момент истории. Но факт остается фак-
том: подобное собрание всей Церкви теперь могло быть лишь в бе-
локаменной Москве»68.
Подобные настроения отразили с канонической точки зрения ста-
рые, по выражению главы Западно-Европейского экзархата Москов-
ской патриархии митрополита Евлогия (Георгиевского), «болезнь и
грех» Русской православной церкви — «филетизм», забвение своей
вселенской природы, замыкание в национальных интересах*. «Бога-
тая, славная, многомиллионная, ни в чем не ощущавшая нужды и
недостатка, она [церковь] как-то обособилась в своей самоуверен-
ности; смиренное самосознание младшей сестры единой вселенской
Христовой семьи... затемнилось и заглушилось некоторым самомне-
нием... — писал митрополит. — Самомнение это укоренилось не
только в национально-политическом, но и в церковном сознании.
Бюрократическая церковная реформа Петра Великого, задуманная
по протестантским образцам, еще более ослабила вселенскую идею
в Русской церкви. Многие были склонны смотреть на другие право-
славные церкви как на бедных родственников»69. Однако с полити-
ческой точки зрения приравнивавшиеся владыкой Евлогием к «фи-
летизму» настроения в РПЦ логично вписывались в размышления
советского руководства о возрастании главенствующей роли Русской
церкви в православном мире, и у политических лидеров, несомнен-
но, могли найти позитивный отклик.
Обращает на себя внимание тот факт, что место патриарха оста-
валось вакантным в течение семи месяцев, и Собор был проведен
накануне конференции союзников в Ялте, решавшей судьбы после-
военной Европы и определявшей сферы влияния великих держав.
Подметивший эту зависимость В. А. Алексеев исключает случайное
совпадение70, и с этим нельзя не согласиться.
Новый патриарх Алексий Г’, по свидетельству современников, от-
личался верностью традициям, глубокой религиозностью, но «в
Филетизм — зародившаяся в XIX в. ересь, в основу которой была положена
идея деления Церкви по национальному принципу. Осуждена на Поместном со-
боре в Константинополе в 1872 г. Вряд ли сказанное митрополитом Евлогием сле-
дует расценивать как обвинение РПЦ в ереси. Скорее всего, речь идет о чисто
публицистическом приеме, которым автор хотел привлечь дополнительное вни-
мание читателя к собственной позиции.
Выборы нового предстоятеля РПЦ, так же как в свое время и патриарха Сер-
гия, носили безальтернативный характер. На Архиерейском соборе 21-23 ноября
1944 г., обсуждавшем процедуру выборов, архиепископ Лука напомнил постанов-
ление Поместного собора 1917-1918 гг., согласно которому выбирать следовало
тайным голосованием из нескольких кандидатов. Но предложение архиепископа
не прошло. Был выдвинут единственный кандидат — митрополит Алексий, а го-
лосование было решено проводить открытое.
84
твердо устоявшихся, застывших формах», и в этом плане «удовлет-
ворял новым требованиям диктатора: являлся воплощением старого
русского консерватизма... без всяких излишеств и крайностей»71.
В рамки этого «старого русского консерватизма» логично вписыва-
лись мечты патриарха Алексия о международном триумфальном
шествии русского православия, создании, по его словам, «москов-
ского Ватикана», внутреннем, как в далеком прошлом, расширении
церкви. Во всяком случае, именно такие настроения превалировали
с подачи нового предстоятеля в Московской патриархии накануне и
непосредственно после победы.
Сталину идеи установления гегемонии РПЦ в православном мире
также не были чужды. И хотя в упомянутой выше беседе с иерарха-
ми 4 сентября 1943 г. он говорил о «московском Ватикане», скорее
всего, в узко-конкретном смысле («Вам надо создать свой Ватикан,
чтобы там и Академия, и библиотека, и типография помещались, и
все другие учреждения, необходимые такой крупной и значительной
Патриархии, какой является Патриархия Московская»), использова-
ние им этого определения кажется нам симптоматичным. Сталин,
кроме того, упомянул в ходе беседы и о готовности власти оказать
материальную помощь некоему «церковному центру»72. Очевидно,
что размышления советского руководителя упорно склонялись к со-
зданию в лице Московской патриархии «ядра», способного впо-
следствии объединить вокруг себя православные церкви.
Итак, идея создания «московского Ватикана» оформилась. На за-
вершающем этапе войны началась и ее реализация. Так, благодаря
активной поддержке РПЦ, в феврале 1945 г. была снята схизма* с
Болгарской православной церкви, руководство которой в лице экзар-
ха Стефана заявило о признании «ведущего места [РПЦ] (так в текс-
те. - Авт.) в большом семействе славянских народов как старшей и
передовой среди православных церквей»73.
В апреле-мае представители Московской патриархии посетили
Югославию, Болгарию (епископ Сергий) и Румынию (епископ Иеро-
ним), где были торжественно приняты церковными лидерами и офи-
циальным руководством стран. Во время ответного визита в октябре
1946 г. в Москву патриарха Румынской православной церкви Нико-
дима румынские иерархи высказались в пользу превращения Моск-
вы в центр православия, особо подчеркнув лидирующую роль РПЦ
в предстоящей борьбе с католицизмом74.
Схизма (в переводе с греч. — раскол) объявлена 16 сентября 1872 г. на По-
местном соборе в Константинополе. Созданный в феврале 1870 г. Болгарский
экзархат был признан неканоничным. Решение означало разрыв отношений Кон-
стантинопольской патриархии с экзархатом, являвшимся тогда частью Констан-
тинопольской церкви, лишение его права общения с другими церквами. Подроб-
нее см. гл. IV, § 1.
85
В мае-июне 1945 г. патриарх Алексий впервые за всю историю
РПЦ совершил паломничество в Святую Землю. Нет сомнения в том,
что поездка эта была инициирована официальными властями и пре-
следовала прежде всего внешнеполитические цели: Алексий посе-
тил патриархов Иерусалимского, Александрийского и Антиохийско-
го (вспомним давний интерес Сталина к некоторым из этих лиц, про-
явленный на сентябрьской встрече с иерархами в 1943 г.), беседовал
с главами правительств, видными общественными деятелями. В то
же время митрополит Николай побывал в Англии, где провел успеш-
ные переговоры с руководством англиканской церкви, отразившие
единство взглядов на Ватикан как общего врага православия и анг-
ликанства.
Не менее плодотворным оказался для РПЦ и 1946 г. Принципи-
ально важным для советского руководства был тот факт, что восста-
новление контактов с Московской патриархией непосредственно
отразилось на отношении ряда национальных церквей к официаль-
ной власти. Вернувшись из Москвы, Румынский патриарх Никодим,
как отмечалось в отчетном докладе Совета по делам РПЦ за 1946 г.,
представленном в правительство и ЦК ВКП(б), активно способство-
вал победе Народно-демократического фронта на выборах в Нацио-
нальное собрание. Лояльную, хотя и сдержанную, позицию по отно-
шению к власти занял и Сербский патриарх Гавриил, причем в до-
кладе это напрямую связывалось с беседами осенью 1946 г. между
прибывшим в Карловы Вары на лечение патриархом и экзархом
Московской патриархии в Чехословакии архиепископом Елевфери-
ем, проведенными «по поручению патриарха Алексия»75. Надо ли
говорить о том, что «поручение» через ведомство Карпова было со-
гласовано с высокими советскими инстанциями?
Важной стороной деятельности РПЦ в послевоенные годы стало
воссоединение с Московской патриархией заграничных православ-
ных приходов, в том числе и эмигрантских. Охватив Германию, Авс-
трию, Венгрию, Великобританию, Францию и другие европейские
страны, этот процесс вышел и за пределы континента, распростра-
нившись в Америке, Азии, Африке. Столь активная деятельность
РПЦ в представлениях духовенства и многих мирян отвечала тео-
рии, приравнивавшей Москву к «третьему Риму». Известная как
творение старца псковского Елеазарова монастыря Филофея эта тео-
рия поначалу обосновывала широкую миссионерскую деятельность
Русской православной церкви среди нехристианских народов76. Од-
нако в новых послевоенных условиях созвучные ей настроения при-
обретали иное качество: утверждение «вселенскости» русского пра-
вославия открывало возможность дополнительного закрепления
статуса СССР как сверхдержавы. Для религиозного же сознания эта
теория оказывалась столь же соблазнительной, как и выдвинутая в
свое время идея тверского инока Фомы «Русь — второй Иерусалим»,
86
приписывавшая официальное богословское определение универ-
сальной Вселенской церкви одному лишь русскому православию77.
Даже упомянутый выше митрополит Евлогий не устоял перед соб-
лазном. Сообщая в 1944 г. в Московскую патриархию о желании вос-
становить с ней связи, он писал: «Огромная непобедимая Россия, от
Ледовитого океана до Индийского (мечта!), гроза пограничных силь-
ных держав, покровительница малых, сестра родная всех славян... и
Москва — кто знает! — быть может, всемирный центр правосла-
вия. ..» (Курсив наш. — Авт.}™
Подводя итоги работы Совета в 1943-1946 гг., Карпов в докладе
Сталину особо подчеркнул, что после окончания войны в центре
внимания его ведомства находилась задача «расширения сфер влия-
ния и деятельности РПЦ за границей». Приведенные им цифры впе-
чатляли: только в 1945-1946 гг. представители Московской патриар-
хии побывали в 17 странах и сумели привести под юрисдикцию РПЦ
трех митрополитов, семнадцать епископов и 285 православных при-
ходов. В эти же годы Московская патриархия приняла тринадцать
заграничных православных делегаций. Все внешнеполитические
мероприятия Совета по делам РПЦ, направленные на воссоединение
Русских православных церквей за границей с Московской патриар-
хией и укрепление ее связей с православными церквами, особенно в
славянских и народно-демократических странах, преследовали ос-
новную цель — использовать РПЦ «в качестве канала для проведе-
ния нашего влияния за рубежом», констатировал Карпов79.
Не следует, однако, считать этот процесс гладким и не имевшим
срывов. В эмигрантской православной среде наблюдались и иные
настроения — не в пользу воссоединения, основной причиной кото-
рых стала «компрометирующая зависимость» РПЦ от государства.
Определенную блокирующую роль в процессе воссоединения играл
в ряде случаев и международный фактор, выражавшийся в прямом
давлении официальных или западных оккупационных властей на
православный епископат и верующих. Например, вернувшиеся под
юрисдикцию Московской патриархии священники русских прихо-
дов Египта и Южной Кореи были арестованы, заключены в тюрьму
и впоследствии высланы из страны80. В 1946 г. американские воен-
ные власти воспрепятствовали приезду в Японию по просьбе право-
славных приходов епископа с благословения патриарха Алексия.
Более того, им удалось спровоцировать раскол в среде верующих и
организовать приезд епископа из США, передав ему при этом храм и
помещение бывшей Русской духовной миссии81. Этот случай выхо-
дил за рамки частного, поскольку затрагивал принципиальный воп-
рос о зарубежной церковной собственности. В свое время Советская
Россия публично отказалась от «поповского добра», однако после
войны эта категоричная и противоречившая здравому смыслу пози-
ция начала постепенно меняться. В Совете по делам РПЦ считали,
87
например, необходимым вернуть Русской церкви существовавшие
до революции посольские храмы (в крупнейших городах мира их
насчитывалось более 50), а затем развернуть на их основе Духовные
миссии. Деятельность последних однозначно связывалась с «рас-
пространением русского влияния за границей»82.
В планах создания в Москве мирового религиозного центра посте-
пенно определились главные составляющие. Они и обозначили три
основных направления внешнеполитической деятельности РПЦ.
Первое — Ватикан. На различных этапах войны советская сторо-
на констатировала определенную двойственность внешней полити-
ки Святого престола, параллельное сосуществование в ней, казалось
бы, взаимоисключавших тенденций: оказание моральной поддержки
оккупированной Польше и нежелание открыто осудить лидеров гер-
манского нацизма, отказ провозгласить после нападения Германии
на СССР «крестовый поход» против коммунизма и активное сотруд-
ничество ватиканской и немецкой дипломатии и пр.83 Подобная
двойственность была обусловлена тем, что исходной точкой в опре-
делении позиции Ватикана в годы войны являлось его отношение к
Германии как к единственной силе, способной противостоять ком-
мунизму и СССР, не допустить их проникновения в Европу. В Мос-
кве это было известно, и тем не менее в конце 1943 г. советское руко-
водство пришло к заключению о возможности налаживания контак-
тов и некоторой нормализации отношений с центром католицизма.
Показательно, что в качестве первого шага Сталин в декабре запро-
сил у силовых ведомств сведения о положении католической церкви
в СССР. Интерес этот не был случайным, поскольку Красная армия
стремительно продвигалась на запад. В начале мая 1944 г. советские
войска вышли на государственную границу СССР с Румынией и Че-
хословакией. К открытию летней кампании 1944 г. готовилась круп-
ная наступательная операция силами нескольких фронтов в Белорус-
сии и на Западной Украине. Именно в это время, в мае 1944 г., справ-
ка «О состоянии римско-католических костелов на территории
СССР», подписанная начальником 2-го управления НКГБ СССР
П. В. Федотовым, легла на рабочий стол Сталина84. Из документа сле-
довало, что в центральных районах страны католическая жизнь прак-
тически угасла. Федотов сообщил о наличии всего двух костелов — в
Москве для обслуживания дипломатического корпуса и в Ленингра-
де. Однако оставалась и активно действовала греко-католическая
(униатская) церковь, объединявшая на Западной Украине и в Закарпа-
тье более 4 млн верующих (соответственно 1997 и 399 приходов) и
контролировавшаяся Святым престолом. Советской стороне предсто-
яло определить свое отношение и к римо-католикам, и к униатам.
Продвижение советских войск на запад, в районы традиционного
католического влияния, обусловило отказ Москвы от былой религи-
озной нетерпимости к католическим общинам в пограничных райо-
88
нах СССР. Одним из проявлений «нового» отношения явилось, в
частности, возрождение религиозной жизни католиков Литвы, Лат-
вии и западных областей Украины и Белоруссии. Советская власть
не препятствовала восстановлению костелов, внешкольному религи-
озному образованию, проведению богослужений, возрождению мо-
нашеской жизни. Начали функционировать и готовившие кадры
римско-католического духовенства учебные заведения. Советское
руководство сочло также необходимым зафиксировать свою пози-
цию в вопросе о религиозной терпимости, используя визит в СССР
американского католического священника польского происхождения
Станислава Орлеманьского*.
На Западе поездка Орлеманьского в Москву, расцененная как
поиск Сталиным путей сближения с католической церковью, вызва-
ла сенсацию. «Этот шаг, — писала газета “Пост диспётч” 16 мая, —
находится в согласии со многими русскими мерами, предпринятыми
Москвой в последние несколько лет с целью установления гармонии
с западным миром. К сожалению, Советский Союз избрал окольный
метод, пытаясь сблизиться с католической церковью через Орле-
маньского, но советская дипломатия, возможно, из-за длительной
враждебности западного мира к Советскому Союзу, часто использу-
ет необычные дипломатические методы... Реалистически мыслящая
Советская Россия, полная решимости иметь вдоль своей границы
дружественные государства, просит их также быть реалистичными.
Как соседи они должны жить вместе. Россия предпочитает, чтобы
они жили вместе без разногласий»85.
Публично провозглашенный Советским государством курс полу-
чил дополнительное подтверждение осенью 1944 г., когда началась
подготовка официального визита делегации западно-украинской
греко-католической церкви в Москву. В декабре 1944 г. эта поездка
состоялась86. Но если члены делегации намеревались информиро-
вать Москву о переживаемых униатской церковью трудностях, то
для советской стороны главным было получить заверения в полити-
ческой лояльности греко-католической церкви, отказе от поддержки
ею националистического украинского движения (ОУН-УПА), кон-
кретизировать формы возможного участия униатской церкви в «бо-
рьбе с бандеровщиной».
Достигнутые во время визита договоренности явились значи-
тельным шагом вперед в контактах с греко-католиками. Государство,
хотя и не удовлетворило все просьбы делегации, все же предостави-
ло униатам гарантию «свободы действий» наравне с другими рели-
гиозными организациями при исполнении религиозных обрядов, в
деятельности монастырей, духовных учебных заведений**.
Подробнее см.: разд. III, гл. I, § 1.
Подробнее см.: разд. II, гл. I, § 1.
89
Информация о пребывании в Москве была своевременно сооб-
щена членами делегации в Ватикан, но не стала импульсом для нор-
мализации отношений Святого престола с Москвой. Российский
историк М. И. Одинцов указывает, что сближению, объективно в тот
момент возможному и выгодному обеим сторонам, помешало гер-
манское руководство, оказавшее давление на Ватикан. Последний
«сделал вид, что “не понял” подаваемых из Москвы в течение 1943-
1944 гг. “сигналов”, и не изменил своей резкой позиции в отноше-
нии “безбожного большевистского режима”»87.
Проблема урегулирования отношений СССР с Ватиканом вызы-
вала серьезную заинтересованность на Западе. В печати регулярно
появлялась информация, достоверность которой не всегда можно
подтвердить документально. Так, американский журнал «Форин эф-
феарз» 1 января 1945 г. поместил сообщение лидера итальянской Ка-
толической партии Л. Стурцо о некоем «плане установления более
тесных отношений между Советским Союзом и папой [Римским]»,
якобы обсуждавшемся руководителем компартии П. Тольятти с пред-
ставителями Ватикана. Пресса информировала и о намерениях пре-
зидента США Ф.Д. Рузвельта и определенных английских кругов
установить контакт с Ватиканом в целях сближения его с Москвой, и
о прямом посредничестве американцев. Западный читатель узнал
также о предварительных условиях, якобы выдвинутых советской
стороной: в обмен на дипломатическое признание СССР Ватиканом
и отказ от каких-либо самостоятельных действий в зоне советского
влияния в Европе, Рим получал право на сбор средств в пользу Свя-
того престола на территории Восточной Европы, а католикам в СССР
предоставлялась свобода88.
Однако нормализовать отношения СССР с Ватиканом не удалось.
О том, что Святой престол не поверил Москве, свидетельствовала, в
частности, его оценка визита Орлеманьского как «советского пропа-
гандистского трюка»89. В начале 1945 г. папа Пий XII выступил с
рядом заявлений, враждебных СССР и коммунизму, призвав одно-
временно к установлению «мягкого мира» и милосердию к побеж-
денным в войне. Советскому руководству стали также известны
намерения Ватикана начать наступление на леворадикальные эле-
менты в странах, где католицизм являлся ведущей конфессией, ис-
пользовав с этой целью комитеты «Акцио католика» («Католическое
действие»)90.
Эти обстоятельства, наряду с обострением отношений между
партнерами по антигитлеровской коалиции, а затем и осложнением
ситуации на международной арене, привели к тому, что советская
сторона, а следовательно и РПЦ, начала переходить на все более
жесткую позицию по отношению к Ватикану. Последний был объяв-
лен «защитником фашизма», открыто стремившимся усилить свое
влияние в послевоенном мире. Внешнеполитическая стратегия Моск-
90
вы предполагала устранение этого влияния, в первую очередь в
странах, вошедших в сферу советских интересов. Однако, понимая
бесперспективность борьбы с католицизмом как вероисповедани-
ем, Москва решила, что удар следует нанести по его организацион-
ной структуре. Целью было добиться разделения католической
церкви на национальные, независимые от центра, то есть от папы,
церкви. Была сформулирована задача — «освободить католицизм
от папизма».
О том, как в практической плоскости мыслилось достижение
этой цели, свидетельствует справка руководителя Совета по делам
религиозных культов И. В. Полянского, представленная в декабре
1945 г. в правительство. В ней сообщалось, что в Совете была изу-
чена возможность создания в СССР «автокефальной католической
церкви» путем образования особой группы из числа высших клири-
ков, готовых разорвать отношения с Ватиканом. Следующим шагом
должно было стать формирование на базе Русской католической
церкви международного «религиозного католического центра». Но
в Совете понимали, что шансов осуществить задуманное практи-
чески нет. Поэтому было предложено продолжить подготовку рас-
кола католиков в СССР изнутри91, одновременно сосредоточив ос-
новные усилия на работе с греко-католической церковью. В начале
марта 1945 г. по предложению В.М. Молотова была поставлена за-
дача подключить к кампании противодействия Ватикану Русскую
православную церковь92.
К концу 1946 г. Совет по делам РПЦ подготовил программу борь-
бы с Ватиканом, предполагавшую: а) окончательную ликвидацию
униатской церкви в СССР; б) подготовку проведения аналогичных
акций за границей, например в Чехословакии, Югославии; в) резкое
осуждение папизма «с догматической точки зрения»; г) выпуск спе-
циального сборника материалов против Ватикана «для заграницы»;
д) создание для борьбы с Ватиканом «альянса христианских церк-
вей» в виде международного движения во главе с РПЦ при возмож-
ном участии в нем и всех других вероисповеданий93.
Из программы следовало, что Русская православная церковь
будет активно привлечена к ее реализации. Здесь вряд ли следовало
ожидать серьезного сопротивления со стороны РПЦ, приписывав-
шей Ватикану, по словам митрополита Евлогия, «вековой неизбыв-
ный папский империализм». Стремление Святого престола домини-
ровать во всем христианском мире стало, по убеждению митрополи-
та, главной причиной, по которой «католики не нашли путей к нашим
сердцам...»94.
Вторым направлением внешнеполитической деятельности РПЦ,
особенно на Балканах, являлось экуменическое движение*, руковод-
Подробнее см.: гл. III, § 3.
91
ство которого официально заявляло о необходимости осуществле-
ния вселенского объединения христиан для разрешения церковных
вопросов. Советская сторона расценивала подобное определение
целей экуменистов как формальное, подчеркивая тем самым полити-
ческую направленность движения. Вместе с тем на определенном
этапе советская сторона видела в экуменистах потенциальных союз-
ников в борьбе против Ватикана, чем в первую очередь и объясня-
лась готовность к установлению контактов. Ввиду того, что Москву
все сильнее беспокоила активность американской стороны на Балка-
нах (по мнению руководства Совета по делам РПЦ, цель союзников
заключалась в подчинении православных церквей славянских стран
и изоляции Русской церкви), в отношении экуменистов, представ-
ленных англиканской и другими протестантскими церквями, пред-
полагалось действовать гибко. Не исключалась, например, возмож-
ность формирования временных блоков с «прогрессивными эле-
ментами» в экуменическом движении, особенно с теми, кто был
настроен оппозиционно к американцам. По сведениям ведомства
Карпова, среди экуменистов имелись силы, готовые создать при
участии РПЦ центр, противостоявший американскому влиянию.
Внимательно отслеживая ситуацию в экуменическом движении, со-
ветская сторона основной акцент делала на его внешнеполитичес-
ких акциях и заявлениях руководства, касавшихся послевоенных
реалий. Резко негативную оценку Москвы вызвало, в частности, тре-
бование пересмотра Потсдамских решений по Германии, сформули-
рованное экуменистами в 1946 г.95 В целом однозначной оценки эку-
менического движения в тот момент у советского руководства не
существовало, наблюдались определенные колебания. Не определил
своей окончательной позиции по экуменическому вопросу и русский
православный епископат, отнюдь не стремившийся в то время ли-
шиться возможности для дискуссий по каноническим вопросам, что,
несомненно, обогащало бы церковную жизнь и усиливало междуна-
родный авторитет РПЦ. Это было тем более важно, что отношения с
англиканской церковью, отказавшейся вступить в создававшийся по
инициативе РПЦ антиватиканский религиозный блок, осложнились.
И, наконец, третье направление внешнеполитической деятель-
ности РПЦ определялось советским руководством как борьба про-
тив блока некоторых христианских церквей Ближнего Востока —
«агентуры империалистов» в этом регионе. Советская сторона опе-
рировала информацией о намерении американцев создать в Египте
Союз восточных патриархов — объединение глав ряда церквей, в
первую очередь патриархов Александрийского и Коптского. Актив-
ную деятельность с этой целью развернул апостольский легат папы
Римского в Каире Артур Хюгс96. В начале 1946 г. Карпов от имени
Совета по делам РПЦ в докладной записке на имя Сталина предло-
жил «усилить влияние» на Восточные патриархаты, хотя и малочис-
92
ленные, но авторитетные в христианском мире, как он писал, «с
целью использовать их в будущем на своей стороне при решении
ряда важных церковных вопросов». Сталин, по всей видимости, счел
аргументацию Карпова достаточно убедительной и дал санкцию на
активизацию деятельности РПЦ на Ближнем Востоке. Это отвечало
глубокой заинтересованности РПЦ в укреплении традиционных свя-
зей с Восточными церквями. А связи эти имели длительную историю,
были разнообразными и крепкими. Напомним, что в 1913 г. именно
патриарх Антиохийский Григорий IV совершил хиротонию будущего
патриарха РПЦ Алексия во епископа, и по этой причине восточные
архиереи считали Алексия «сыном» Антиохийской церкви97.
Позицию и настроения руководства РПЦ при столь явной вовле-
ченности Московской патриархии во внешнеполитические дела
было желательно учитывать. Но, конечно, не собственно церковные
вопросы волновали в первую очередь советского лидера. Перечис-
ленные направления внешнеполитической деятельности РПЦ четко
отразили геостратегические устремления Москвы. Пристальное
внимание к Восточным патриархатам было обусловлено «средизем-
номорскими» планами Сталина, связанными с Грецией, Турцией и
Израилем, а подчеркнутый интерес к экуменическому движению и
Ватикану вполне укладывался в русло создания и укрепления совет-
ского блока в Восточной Европе.
§ 3. Создание блока православных церквей
в Восточной Европе (1948 г.)
В 1945 г. советская сторона была готова приступить к последова-
тельной реализации замысла установления доминации РПЦ в право-
славном мире. С этой целью представлялось удобным использовать
настроения в православных кругах в пользу созыва совещания «по
назревшим церковным вопросам». Особую активность в этом плане
проявляли некоторые восточные патриархи, о чем в Совет по делам
РПЦ сообщал патриарх Алексий. Ближайшее будущее показало, что
актуальные для православного мира вопросы борьбы «с натиском
католичества, усиливающимся во всех важнейших пунктах право-
славия», а также отношения к экуменическому движению98 в Москве
решили использовать как основу для объединения православных
церквей.
Первый сигнал был дан в ходе Поместного собора в Москве
(январь-февраль 1945 г.), официальным назначением которого,
как говорилось выше, были сугубо внутренние вопросы РПЦ: из-
брание патриарха и принятие Положения об управлении Русской
православной церковью. Один из участников Собора митропо-
лит Вениамин (Федченков) в интервью корреспонденту Вильяму
93
Г. Мелишу напомнил о намерении, будто бы высказанном в свое
время патриархом Сергием, создать Федерацию автономных пра-
вославных церквей. По словам митрополита, организаторы Собо-
ра вернулись к замыслу покойного иерарха, но обсуждение этого
вопроса велось закрыто в небольших группах русскими священ-
никами и отдельно некоторыми патриаршими представителями
великих Восточных церквей. По окончании Собора Карпов якобы
«потребовал» представить письменные доклады по этому вопросу
для рассмотрения, но «никакого официального решения... приня-
то не было, кроме как договоренности о том, что взаимные кон-
сультации об этом должны продолжаться»99. К сожалению, ника-
кими материалами, проливающими свет на эту весьма важную
информацию, мы не располагаем. Но если принять сказанное мит-
рополитом на веру, то становится очевидным: идее создания «мос-
ковского Ватикана» еще предстояло обрести конкретную органи-
зационную форму.
10 апреля 1945 г., вскоре после окончания работы Поместного со-
бора, иерархов Русской церкви принял Сталин. Подчеркнув значе-
ние патриотической деятельности РПЦ на завершающем этапе
войны, он вновь затронул вопрос о создании в Москве особого пра-
вославного центра с дворцом, типографией, духовными учебными
заведениями и пр. Вернувшись, таким образом, к мысли, высказан-
ной им в беседе с иерархами 4 сентября 1943 г., Сталин направил
внимание собеседников на пример Ватикана, а затем перешел к глав-
ному, как нам представляется, вопросу — о роли, которую предстоит
сыграть РПЦ в укреплении международных позиций Советского
Союза и налаживании зарубежных контактов. Ввиду отсутствия за-
писи этой беседы нам остается довольствоваться лишь общей уста-
новкой советского руководства, которую позднее в разговоре с Кар-
повым сформулировал курировавший в ЦК ВКП(б) деятельность
Совета по делам РПЦ К. Е. Ворошилов: «Ваша работа — это только
начало. Большое значение будет иметь православие еще в будущем.
За границей в смысле нашего влияния это еще довольно сильный
рычаг»* В * 10°.
Весной 1945 г. Совет по делам РПЦ обосновал необходимость
проведения в Москве Всемирной конференции христианских (не-
католических) церквей мира. Этот грандиозный замысел, факти-
чески открывавший возможность распространения советского вли-
яния на огромную часть христианского мира, получил поддержку
В том же смысле Ворошилов высказался в беседе с Карповым в январе
1947 г.: «У Русской церкви большое будущее. Она — наш козырь в Прибалтике, в
Восточной Европе, за границей вообще» (цит. по: Алексеев В. А. «Штурм небес»
отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М.,
1992. С. 202).
94
«инстанции» и лично Сталина101. Думается, что на этом этапе идея
создания «московского Ватикана» обрела завершенность: речь шла
не только и не столько о форме (создание центра с необходимой
инфраструктурой), сколько о той роли, которую такой центр дол-
жен был играть в большой политике Москвы. По расчетам Совета,
основная задача конференции заключалась в блокировании «пре-
тензий Ватикана на руководящее мировое значение». Этому долж-
на была содействовать дискуссия по следующим докладам: об аб-
солютной несостоятельности католического догмата о примате
Римского первосвященника; о несоответствии догмата о непогре-
шимости папы данным Священного Писания, истории и логике; о
фашизме как антихристианской доктрине; о профашистской и ан-
тидемократической линии Ватикана в довоенные годы; о Ватикане
как покровителе гитлеризма в годы переживаемой войны; о едино-
душии Русской и Восточных православных церквей, а также анг-
ликанской и других неправославных церквей в деле борьбы с фа-
шистскими угнетателями; о фашистских новоявленных «кресто-
носцах», варварски разрушающих храмы; о попытках Ватикана
вмешаться в дело организации послевоенного устройства мира.
«Решения данной конференции, — говорилось в докладной запис-
ке Карпова Сталину от 15 марта 1945 г., — будут представлять
собою серьезные протесты всего христианского (некатолического)
мира против деятельности и замыслов Ватикана и, безусловно,
сыграют положительную роль в деле изоляции Ватикана и сниже-
ния авторитета папы». Намеченная программа четко отразила, с
одной стороны, намерение советской стороны политизировать
предстоявший форум, не дать его участникам замкнуться на обсуж-
дении чисто догматических и канонических вопросов, а с другой —
использовать традиционные контакты РПЦ с разными конфессия-
ми для осуществления внешнеполитических акций. Представи-
тельным задумывался и состав участников. Помимо православных
Русской, Сербской, Грузинской, Константинопольской, Антиохий-
ской, Иерусалимской, Болгарской, Греческой, Румынской и Фин-
ляндской предполагалось пригласить в Москву представителей
англиканской церкви из Великобритании, Америки и Канады, про-
тестантской и методистской церквей из США, Англии, Финляндии
и СССР, коптской церкви (Египет, Эфиопия), Армяно-грегориан-
ской церкви (СССР, Ближний Восток, Балканы, Франция, Амери-
ка), а также старообрядцев австрийского толка (СССР, Румыния) и
старообрядцев-беспоповцев (СССР, Америка). В записке оговари-
валось и возможное участие в конференции глав или представите-
лей старо-католической церкви (Франция, США, СССР), Всемир-
ного союза баптистов (США, Англия) и евангелических христиан
(Америка, СССР) в том случае, если они «выявят свои взаимоотно-
шения с Русской церковью»102.
95
Однако реальная церковная обстановка и, в первую очередь, про-
ведение в марте 1946 г. во Львове Собора греко-католического духо-
венства, принявшего решение о ликвидации Брестской унии 1596 г.
и воссоединении с православной церковью, внесли коррективы в
первоначальный план.
1 февраля 1947 г. руководители Советов по делам РПЦ и религи-
озных культов в записке в ЦК ВКП(б) изложили план борьбы с Вати-
каном, в основу которого был положен прежний замысел, отражен-
ный в вышеупомянутой записке, направленной И. В. Полянским в
правительство в декабре 1945 г. Исходя из принципа «очищения» ка-
толической церкви от элементов, организующих вмешательство в
политическую борьбу и устанавливающих теократию, авторы плана
предлагали разделить ее на «национальные “автокефальные” церк-
ви», независимые от Ватикана. В таком случае, считали Карпов и
Полянский, католическая церковь «могла бы быть терпима на тех же
основаниях, как и другие вероисповедания»103. Главная роль при
этом отводилась РПЦ, которой предстояло выступить инициатором
международного христианского движения под лозунгом освобожде-
ния католиков от папизма. В качестве первого шага предполагалось
выпустить «Обращение ко всем христианам мира». В Москве рас-
считывали, что после опубликования этого документа к нему присо-
единятся другие христианские церкви, в том числе и некоторые ка-
толики (в Польше, Югославии, США, Бразилии). Авторы плана по-
лагали, что в сентябре 1947 г. в Москве можно будет провести
совещание глав всех православных церквей мира или их представи-
телей, которое призовет к созданию исполнительного органа нового
движения. Местопребыванием последнего должна была стать совет-
ская столица, а его ближайшей задачей — подготовка созыва все-
мирной конференции христианских церквей, задуманной еще в
марте 1945 г.104 Иными словами, через борьбу с Ватиканом Русская
церковь должна была возглавить всемирное христианство, что дава-
ло возможность осуществлять советское влияние фактически на
большую часть человечества.
В середине февраля 1947 г. план был несколько скорректирован:
теперь предлагалось провести в сентябре 1947 г. в Москве так назы-
ваемое предсоборное совещание с целью подготовки созыва в 1948 г.
не всемирной конференции христианских церквей, а Вселенского
православного собора «для решения вопроса о присвоении Москов-
ской патриархии титула Вселенской».
По всей вероятности, ближе к весне 1947 г. «инстанция» отреаги-
ровала на первоначальный план Карпова-Полянского, причем, похо-
же, что некоторые его пункты вызвали возражения. Во всяком слу-
чае, в очередной записке Карпова в ЦК ВКП(б) и Совет министров
СССР, датированной апрелем, из перечня мероприятий по ослабле-
нию влияния Ватикана был изъят пункт о создании национальных
96
католических церквей*. Теперь речь шла об осуждении папизма с
точки зрения вероучения, ликвидации греко-католической церкви в
СССР и странах Восточной Европы как одного из форпостов наступ-
ления католицизма на православие и о создании альянса церквей во
главе с РПЦ для борьбы с Ватиканом105.
8 апреля 1947 г. патриарх Алексий разослал главам всех право-
славных церквей приглашения на совещание, намеченное на осень,
для решения «взаимным согласием» вопросов, которые в послании
были определены как «общие для всей Православной церкви», —
«о практической враждебности инославия, превращающего святое
миссионерское дело в чуждую Христовой заповеди антиправослав-
ную пропаганду, иногда трудно отличимую от политических акций»
(завуалированной данная формулировка может показаться только
современному читателю: адресатам было ясно, что речь шла о като-
лицизме и Ватикане); об отношении к расколу в Русской церкви
(подразумевалась деятельность Карловацкого синода**); об участии
«и в какой форме» в экуменическом движении. Патриарх дал понять,
что повестка дня может быть расширена включением в нее наиболее
актуальных вопросов, волновавших Поместные церкви106.
Далеко не во всем православном мире инициатива РПЦ вызвала
положительный отклик: негативную позицию заняли, например,
Греческая (Элладская) и Кипрская церкви. По их мнению, правом
созыва Вселенского собора обладала лишь Константинопольская
патриархия. Сложной выглядела ситуация и в Восточных патриар-
хатах, где московскому замыслу активно противостояли американ-
ские представители, нажимавшие на финансовые рычаги и убеждав-
шие иерархов ответить Москве отказом. Аналогичную деятельность
проводил в Софии и Праге руководитель международного общества
по охране свободы религии Ж. Нусбаум. Кроме того, как правило,
лояльный по отношению к СССР Константинопольский патриарх
Максим из-за болезни отошел от дел, а его окружение заняло гораз-
до более жесткую позицию в вопросе о лидерстве в православном
мире и претензиях на него РПЦ. Характерна в связи с этим опубли-
кованная в каирской газете «Фис» статья «Неканоническое совеща-
ние», в которой подчеркивалось, что «совето-церковное совещание***
присвоило себе право, принадлежащее одной лишь Вселенской пат-
* Судя по документам из фонда Совета по делам религиозных культов, идея
раскола католической церкви и создания национальных церквей время от време-
ни реанимировалась вплоть до 1950 года.
Имеется в виду созданная после Октябрьской революции в Сремских Кар-
ловцах (Югославия) эмигрантская церковная группировка, осуждавшая сотруд-
ничество РПЦ с советской властью. С 1936 г. Карловацкий синод возглавлял мит-
рополит Анастасий (Грибановский).
Вероятно, имелись в виду организаторы совещания — Св. синод РПЦ и
Совет по делам РПЦ при Совете министров СССР.
97
риархии, занимающей первое место в православном мире», что «на
церковный Собор налагает свою печать безрелигиозный Кремль», в
силу чего «московское совещание будет, в сущности, славянским
собором и притом с подозрительными целями»107. Ватикан также
активно включился в пропагандистскую акцию, направленную на
срыв московского совещания. К лету 1947 г. ситуация крайне ос-
ложнилась.
Чтобы разрядить обстановку, в Москве было решено отступить.
В августе 1947 г. патриарх Алексий направил главам автокефальных
церквей извещение, что «предположенное на осень текущего года
совещание по церковным вопросам по соображениям более тща-
тельной подготовки докладов к совещанию откладывается ориенти-
ровочно на лето будущего 1948 года». Патриарх подтверждал, что
приглашение остается в силе, и обещал своевременно известить ад-
ресатов о времени проведения совещания. В письме в Совет по делам
РПЦ он предложил провести в конце июня — начале июля 1948 г. в
Москве совещание глав православных церквей, но теперь уже с внеш-
не более скромной целью — празднования 500-летия автокефалии
Русской церкви. Благовидный предлог планировавшейся встречи
позволял, что называется, «сохранить лицо» и, по словам патриарха,
«соединить церковное празднование этого события с деловыми соб-
раниями»108. «Инстанция» ответила согласием, и подготовка совеща-
ния началась. 14 сентября 1947 г. во время встречи с Карповым пат-
риарх Алексий «по своей инициативе», как подчеркивалось в записи
беседы, сформулировал основные вопросы повестки дня предстоя-
щего форума.
Ведомство Карпова действовало в тесном контакте с другими го-
сударственными структурами, в первую очередь с Министерством
иностранных дел СССР. Еще 16 апреля 1948 г. Карпов в письме за-
местителю министра В. А. Зорину просил дать указание посольствам
собирать сведения об откликах в церковных кругах на саму идею
проведения совещания, оказывать всяческое содействие в организа-
ции поездки церковных делегаций в Советский Союз, составлять
подробные характеристики их членов. «В отдельных случаях, — ука-
зывалось в письме, — когда это будет вызываться необходимостью,
[следует] принять возможные меры к включению в состав делегаций
лиц, благожелательно настроенных к Московской патриархии. В осо-
бенности следует уделить внимание тем странам Ближнего Востока,
в которых под давлением американских и английских кругов право-
славные церкви не могут свободно принять те или иные решения в
отношении созываемого Московским патриархом совещания». Сле-
дует заметить, что в Совете не питали иллюзий насчет позиции Кон-
стантинополя: «...Нет оснований рассчитывать на приезд в Москву
Вселенского патриарха, но весьма важно присмотреться, как будет
воспринято приглашение патриархом Максимосом и его окружени-
98
ем и какие меры будут приниматься со стороны американских кру-
гов в отношении Константинопольской церкви», — подчеркнул Кар-
пов109. В докладной записке Карпова в Совет министров СССР на
имя К. Е. Ворошилова от 9 мая 1948 г. отмечалось, что маловероятно
участие в совещании представителей Александрийской, Греческой
(Элладской) и Кипрской церквей. «Таким образом, — писал Кар-
пов, — совещание не будет носить характера Вселенского, но оно
будет, по существу, представлять преобладающую часть православ-
ного мира, так как в нем примут участие все основные православ-
ные церкви. ...Московское церковное совещание будет иметь значе-
ние как демонстрация сплочения большинства православных церк-
вей вокруг Русской церкви, как выражение единства этих церквей в
деле поддержки антиимпериалистических демократических сил в их
борьбе против поджигателей новой войны»110.
2 июля 1948 г. Карпов направил обстоятельную записку замести-
телю министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому о положе-
нии в православном мире в канун открытия совещания. Отмечая
«рост престижа Московской патриархии и усиление ее влияния
среди православных церквей стран новой демократии», руководи-
тель Совета с тревогой констатировал активность Запада, конкретно
«англо-американских реакционеров», направленную на отрыв церк-
вей в балканских странах от РПЦ. В подтверждение этого вывода
Карпов привел факты посещения Софии, Белграда и Праги (в таком
контексте Чехословакия была причислена им к балканским странам)
видными деятелями экуменического движения Кохберном и Тобиа-
сом, а также английским епископом Горслеем с целью приобщить
Болгарскую и Сербскую церковь к экуменическому движению. Ис-
тинной подоплекой этих действий, считал Карпов, являлась попытка
расколоть объединение православных церквей, складывающееся
вокруг Московской патриархии на Балканах, получить возможность
вмешательства во внутренние дела славянских стран. Он подробно
охарактеризовал действия советской стороны, прежде всего РПЦ,
позволившие, по его словам, достичь к началу встречи «единства
линии поведения всех делегаций по основным вопросам повестки
дня совещания». Эта единая линия заключалась в «осуждении анти-
христианской и антидемократической сущности папизма и отказе от
участия православных церквей в экуменическом движении»111.
Диапазон методов, с помощью которых достигалось упомянутое
единство, был достаточно широким. В Албании, например, где пра-
вославная церковь находилась на грани потери ею автокефалии, уда-
лось несколько укрепить ее положение. Дело было в том, что в Ал-
банской православной церкви к январю 1948 г. в результате арестов
по обвинению в сотрудничестве с итальянскими и немецкими окку-
пантами остался на свободе всего один епископ, а для автокефально-
го бытия необходимо наличие не менее трех архиереев. Поэтому в
99
апреле 1948 г. делегация РПЦ во главе с епископом Нестором (Сидо-
руком) прибыла в Тирану не просто, как значилось в одном из доку-
ментов Совета, с «ответным визитом», но, и это было главным, для
совершения здесь епископских хиротоний. Первым был хиротони-
сан бывший партизан архимандрит Паисий (Пашко) Водица, кото-
рый рассматривался в Москве как потенциальный руководитель Ал-
банской православной церкви. От имени последней Водица обещал
РПЦ полную поддержку на московском совещании. При этом не
стало помехой, например, даже то обстоятельство, что, по призна-
нию албанских священников, они только в январе 1948 г. «впервые
[у]слышали» об экуменическом движении и не имели ясного пред-
ставления ни о его целях, ни о задачах. Укрепление Албанской пра-
вославной церкви, ее «привязка» к Московской патриархии были
высоко оценены в Совете: Албания становилась «аванпостом для
борьбы с католицизмом»112.
По-другому пришлось действовать в отношении Болгарии: глава
Болгарской православной церкви экзарх Стефан был известен свои-
ми широкими связями и длительными, еще с межвоенного времени,
контактами с экуменическими организационными структурами. По
рекомендации Москвы болгарские коммунистические лидеры Г. Ди-
митров и В. Коларов смогли убедить Стефана в необходимости пор-
вать с экуменистами, отказаться от участия в предстоявшей в августе
1948 г. экуменической ассамблее в Амстердаме. Взамен Стефану
был обещан патриарший сан, о котором он давно мечтал. Экзарху
было прямо сказано, что вопрос о сане будет решен «в зависимости
от его линии поведения на московском совещании и... отношения
Болгарской церкви к правительству Отечественного фронта»113.
Что касается Румынии, то важную роль сыграли тесные рабочие
контакты между сотрудниками Совета по делам РПЦ и министром
культов С. Стояном, получившим «необходимые рекомендации», ко-
торые обеспечивали «правильное» поведение румынской делегации
в Москве. Одновременно Московская патриархия оказала воздей-
ствие своими методами на нового патриарха Юстиниана (патриарх
Никодим скончался в феврале 1948 г.). Зримым итогом явилось пол-
ное согласование позиций114.
Солидаризировалась с РПЦ и Сербская православная церковь,
хотя в это время положение ее руководства серьезно осложнилось в
связи с началом советско-югославского конфликта. Проявив личное
мужество, патриарх Гавриил приехал в Москву, где заявил о необхо-
димости усиления борьбы с Ватиканом и экуменизмом.
Сложнее обстояло дело с Польской православной церковью, по-
лучившей в 1924 г. автокефалию от Константинополя, которая ни-
когда не признавалась РПЦ. Изменения, произошедшие на полити-
ческой карте Европы в канун Второй мировой войны, выдвинули ряд
вопросов и конфессионального порядка, решение которых прави-
100
тельство Польши так или иначе связывало с Московской патриархи-
ей. Весной 1945 г., разрабатывая план «борьбы против римско-като-
лической церкви и против униатства», Совет по делам РПЦ предло-
жил провести ряд мероприятий, затрагивавших положение церкви
на Украине. Среди них значилось и такое: «Принять меры к ликвида-
ции автокефалии Польской православной церкви с проведением со-
ответствующих мероприятий по присоединению ее в целом к Мос-
ковской патриархии»115. Безусловно, это была также и позиция РПЦ,
руководство которой, а позднее и сам патриарх Алексий, стремились
решить польскую проблему по аналогии с Чехословакией, где пра-
вославная церковь в феврале 1946 г. перешла под юрисдикцию Мос-
ковской патриархии116.
Однако намерения Москвы натолкнулись на непреклонность
польского руководства, которое, исходя в первую очередь из поли-
тических соображений, а именно, стремясь избежать упреков со сто-
роны оппозиционных сил в усилении зависимости страны от Моск-
вы, однозначно высказалось в пользу сохранения автокефалии. Тем
не менее, действуя в обход митрополита Дионисия, промосковски
настроенные православные приходы Польши обратились в Москов-
скую патриархию с просьбой даровать Польской православной церк-
ви автокефалию и считать аннулированной автокефалию, полу-
ченную от Константинополя. В Москве, где считали Дионисия
«антисоветски настроенным», это известие было воспринято с удов-
летворением. 22 июня 1948 г., незадолго до открытия совещания в
Москве, Польская церковь получила от Московской патриархии акт
о даровании ей автокефалии* 117. Таким образом, разнообразие при-
емов приносило искомый результат — более тесную привязку пра-
вославных церквей к Московской патриархии.
В арсенале использовавшихся Москвой методов воздействия на
православные (и не только) церкви важное место принадлежало ма-
териальной и финансовой поддержке. Заметим, что этот прием был
не нов, он традиционно широко применялся российскими властями
и ранее, до революции, позволяя рассчитывать на определенные
встречные шаги, причем помощь была систематической и весьма
щедрой. В послевоенное время прежняя тактика взаимодействия
была возобновлена. Так, в ноябре-декабре 1946 г. восточные патри-
архи Иерусалимский и Антиохийский получили соответственно 40 и
25 тыс. долларов США взамен обещанной ими поддержки Москов-
ской патриархии, в частности в борьбе с Ватиканом и Карловацким
синодом. При этом учитывался и тот факт, что эти патриархи, как
считала советская сторона, зависимые от англичан, на протяжении
1945 г. неоднократно обращались к патриарху Алексию с просьбой о
материальной поддержке. Совершавший поездку в Иерусалим и Да-
Подробнее см.: гл. V, § 1.
101
маек митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) сообщал в Совет
по делам РПЦ, что также «очень нуждается» и Александрийский
патриарх Христофор и что если ему будет оказана материальная по-
мощь, его отношение к Русской церкви станет более благоприят-
ным118. В 1946 г. по предложению Алексия для «урегулирования от-
ношений» с патриархом Максимом было решено направить в Тур-
цию митрополита Николая с «подарком» в 50 тыс. долларов.
Несмотря на то что официальная Анкара длительное время отказы-
вала ему во въездной визе, поездка все же состоялась. Ее итог был,
несомненно, позитивным: Вселенский патриарх отказался, вопреки
сильному давлению властей, осудить с амвона греческих коммунис-
тов — участников гражданской войны119. В мае 1947 г. крупный заем
«для специальных целей» был предоставлен Болгарской православ-
ной церкви. Он составил 555 тыс. инвалютных рублей, что соответс-
твовало 30 млн болгарских левов. Экзарх Стефан начиная с 1945 г.
неоднократно обращался по этому вопросу к руководству РПЦ, но
положительное решение советским правительством было принято
лишь весной 1947 г. после консультации с болгарским руководством.
Этот шаг был одобрен Г. Димитровым, подчеркнувшим, что таким
образом будут усилены позиции сторонников ориентации на РПЦ в
Болгарии120.
Даже те отрывочные материалы, которыми мы располагаем, сви-
детельствуют о том, что масштабы финансовой помощи зарубежным
церквям были внушительными. В мае 1946 г., например, Совет ми-
нистров СССР принял постановление, обязавшее министра финан-
сов А. Г. Зверева выдать Совету по делам РПЦ «для безвозмездной
передачи Московской патриархии» 195 тыс. долларов США. Другое
решение правительства предусматривало определить только на
1947 г. расходы Совета в сумме 1 238 500 инвалютных рублей, из ко-
торых 820 тыс. были переданы Московской патриархии безвозмезд-
но «для использования в специальных (секретных) целях», а осталь-
ная сумма инвалюты покрывалась по соответствующему курсу в
рублях за счет средств Московской патриархии. Заметим, что финан-
совые рычаги являлись важным инструментом в практической де-
ятельности и других конфессий и надконфессиональных объедине-
ний. Руководство экуменического движения, например, не только
неоднократно обещало материальную поддержку православным
церквям Болгарии, Югославии, Чехословакии за отказ от ориента-
ции на Русскую православную церковь, но и передавало крупные
денежные суммы121.
В июле 1948 г. открылось совещание в Москве. Внешне оно было
достаточно представительным, собрав делегатов от 11 автокефаль-
ных православных церквей из 13 существовавших. Однако ни один
из восточных патриархов не приехал в советскую столицу. Митропо-
лит Эмесский Александр представлял Антиохийского и Александ-
102
рийского патриархов. Приезду Иерусалимского патриарха Тимофея
помешала война в Палестине и осада Иерусалима, но впоследствии
он одобрил решения совещания. Две делегации — от Константино-
польской (Вселенской) церкви во главе с экзархом по Европе митро-
политом Германосом и от Греческой (Элладской) церкви во главе с
митрополитом Хризостомосом — прибыли лишь на торжества по
случаю 500-летия автокефалии РПЦ и, не имея соответствующих
полномочий, в последующей работе совещания участия не принима-
ли. Таким образом, прогноз Совета по делам РПЦ в главном под-
твердился: стало очевидно, что привести мировое православие под
контроль Русской церкви не удастся. Тем не менее на совещании
были поставлены вопросы, которые по своей значимости и масштаб-
ности вполне подошли бы Вселенскому собору. Прорывный харак-
тер имели и некоторые решения совещания. Нынешнее руководство
РПЦ, предлагая сегодня рассматривать их в историческом контексте,
высоко оценивает, к примеру, «безукоризненные с богословской
точки зрения и своевременные» резолюции «Об Англиканской ие-
рархии» и «О церковном календаре»122.
В политическом плане совещание решило задачу-минимум: фак-
тически был создан регионально-ограниченный восточноевропей-
ский блок православных церквей под руководством РПЦ. Его осно-
ванием стали единогласно принятые «Обращение к христианам
всего мира», направленное против папы Римского и Америки как
«гнезда протестантизма», постановления «Ватикан и Православная
церковь», «Экуменическое движение и Православная церковь», а
также упомянутая резолюция «Об Англиканской иерархии», явив-
шаяся фактическим отказом в признании каноничности последней.
Данный документ имел и очевидный политический подтекст: анг-
ликанская церковь рассматривалась как серьезная претендентка на
европейское лидерство и, следовательно, едва ли не главная конку-
рентка РПЦ.
По традиции гостям была предоставлена возможность посетить
музеи, театры и выставки столицы. Они активно участвовали в
проведении богослужений в храмах. По окончании совещания
делегации разъехались на экскурсии по стране. Масштабность и
организация московской встречи, увиденное и услышанное на ней,
несомненно, оказали глубокое воздействие на многих гостей.
В написанной по возвращении на родину брошюре митрополит
Пловдивский Кирилл так передал общее впечатление о торжествах
в советской столице: «Глубокая молитвенность, грандиозность и
блеск»123.
Совет по делам РПЦ оценил итоги совещания как успешные, хотя
первоначальные далеко идущие планы создания всемирно-христи-
анского антипапского «Московского Ватикана» остались только в
мечтах. Более того, католическая церковь сумела именно в 40-е годы
103
в ряде стран укрепить свои позиции, успешно противостоять, как,
например, во Франции и Италии в 1947-1948 гг., влиянию комму-
нистов, оттеснить последних с авангардных политических рубежей
и в целом «утяжелить» свой политический вес в международных
делах. Не принесла должного эффекта и антиэкуменическая актив-
ность РПЦ. В августе-сентябре 1948 г. в Амстердаме на ассамблее
экуменического движения был создан Всемирный совет церквей, в
организации которого участвовали и некоторые автокефальные пра-
вославные церкви — Константинопольская, Кипрская и Греческая
(Элладская).
Чем же объяснить тогда высокие оценки результатов совещания,
данные ведомством Карпова? Конечно, права Т. А. Чумаченко: у руко-
водства Совета не было особого выбора. Признание неудачи любо-
го мероприятия по линии РПЦ означало констатацию как минимум
собственной недоработки124. Однако, думается, для позитивных выво-
дов у Карпова все же были достаточно веские основания. В первые
послевоенные годы РПЦ превратилась в надежный канал советского
влияния, выполняя отведенную ей роль во внешней политике Моск-
вы. Будучи специфическим инструментом реализации геостратеги-
ческих замыслов советского руководства, Московская патриархия
в определенной мере способствовала обеспечению стабильности на
восточноевропейском участке фронта разгоравшейся холодной вой-
ны. И деятельность эта пришлась на сложный переходный период,
когда в странах региона шло утверждение режимов народной демок-
ратии. Процесс создания блока православных церквей, завершив-
шийся летом 1948 г., развивался параллельно идейно-политическому
оформлению советского, восточного блока, становясь существен-
ным фактором в складывании биполярной модели послевоенного
мира.
1 Всесоюзная перепись 1937 г. Краткие итоги. М., 1991. С. 106-107.
2 Жиромская В. Б. Отношение населения к религии: По материалам
переписи 1937 года // Труды Института Российской истории РАН. 1997—
1998 гг. Вып. 2. М., 2000. С. 330.
3 Цит. по: Карпов В. В. Генералиссимус. Калининград, 2002. Кн. 1.
С. 98-99.
4 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и Хру-
щеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах).
М., 1999. С. 102.
5 Религиозные организации в СССР: Накануне и в первые годы Вели-
кой Отечественной войны. 1938-1943 / Публ. М.И. Одинцова // Отече-
ственные архивы. 1995. № 2. С. 39.
6 Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 104.
7 Димитров Георги. Дневник. 9 март 1933 — 6 февруари 1949. София,
1997. С. 227-228, 233.
8 Вдовин Александр. Русские в XX веке. М., 2004. С. 141.
104
9 Русская православная церковь и Великая Отечественная война (Сбор-
ник церковных документов). М., 1943. С. 3-5; Правда о религии в России.
М., 1942. С. 15-17.
10 Правда о религии... С. 87-88.
11 Там же. С. 85; Журнал Московской патриархии (далее: ЖМП).
1943. № 1 (январь). С. 7.
12 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 13. Л. 40^11.
13 Harriman W.A. Stalin at war / Ed. by G.R. Urban // Stalinism. Its impact
on Russia and the world. London, 1982. P. 40-41.
14 Солженицын А. И. В круге первом // Новый мир. 1990. № 2. С. 7.
15 Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Ста-
лина: В 2-х книгах. Кн. I. Ч. 2. М., 1989. С. 123.
16 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 5. Л. 23; Шкаровский М. В. Указ. соч.
С. 139-140.
17 Поспеловский Д. Православная церковь в истории Руси, России и
СССР. М„ 1996. С. 283-284.
18 Якунин В. Н. Церковные Соборы периода Великой Отечественной
войны // Татищевские чтения. Материалы Всероссийской научной кон-
ференции 10-11 октября 2002 г. Тольятти, 2002. С. 292.
19 Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и
хирурга. М., 2001. С. 324.
20 В огне войны. Русская православная церковь в 1941-1945 гг.
(По материалам Ленинградской епархии) / Публ. М.В. Шкаровского//
Русское прошлое. 1994. № 5. С. 262; Поспеловский Д. Указ. соч. С. 2.
21 Поповский М. Указ. соч. С. 334-335.
22 Религиозные организации в СССР... С. 42.
23 Одинцов М. И. Русские патриархи XX века. Судьбы Отечества и
Церкви на страницах архивных документов. М., 1999. С. 284.
24 Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 204.
25 Чумаченко ТА. Государство, православная церковь, верующие.
1941-1961 гг. М„ 1999. С. 98.
26 Письмо директора РГАНИ Н. Г. Томилиной № 5/378 от 6 июля
2005 г. в ответ на запрос автора.
27 См., например: Алексеев В. А. Неожиданный диалог. О встрече Стали-
на с руководством православной церкви // Агитатор. 1989. № 6. С. 41-44:
Одинцов М. И. Другого раза не было (О встрече И. В. Сталина с руковод-
ством Русской православной церкви) // Наука и религия. 1989. № 2. С. 8-9.
28 Одинцов М. И. Русские патриархи... С. 286.
29 Васильева О. Ю. Русская православная церковь в политике советско-
го государства в 1943-1948 годах. М., 1999. С. 109.
30 См., например: Одинцов М.И. Русские патриархи... С. 290; Чума-
ченко Т.А. Указ. соч. С. 24.
31 См., например: Протоиерей Владислав Цыпин. История русской
Церкви. 1917-1997. М., 1997. С. 296.
32 Цит. по: Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке.
М., 1995. С. 190.
33 Одинцов М.И. Русские патриархи... С. 291.
105
34 Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 296, 663; Поспелов-
ский Д. В. Русская православная церковь... С. 190.
35 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 4. Л. 4.
36 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1. Л. 20.
37 См., например: «Русская православная церковь стала на правиль-
ный путь». Докладные записки председателя Совета по делам Русской
православной церкви Г. Г. Карпова И. В. Сталину. 1943-1946 гг. / Публ.
М.И. Одинцова // Исторический архив. 1994. №3. С. 140; Поспелов-
ский Д. Православная церковь в истории... С. 299.
38 Поспеловский Д. Православная церковь в истории... С. 299; Один-
цов М. И. Крестный путь патриарха Сергия: Документы, письма, свиде-
тельства современников (К 50-летию со дня кончины) // Отечественные
архивы. 1994. № 2. С. 50; Алексеев В. А. «Штурм небес» отменяется? Кри-
тические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М., 1992.
С. 189.
39 «Вызвало среди верующих волну радостных переживаний». Пере-
писка патриарха Алексия с Г. Г. Карповым / Публ. Н. Сидорова // Источ-
ник. 1998. №2. С. 95.
40 Там же. С. 94, 96.
41 В огне войны... С. 272; Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991.
С. 336-337.
42 Поспеловский Д. В. Русская православная церковь... С. 192-193;
Шкаровский М.В. Русская православная церковь в 1943-1958 годах//
Вопросы истории. 1995. № 4. С. 36—41.
43 Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 270.
44 Голубев А. В. Антигитлеровская коалиция глазами советского обще-
ства (1941-1945 гг.)// Военно-историческая антропология. Предмет, за-
дачи, перспективы развития. Ежегодник 2002 г. М., 2002. С. 342.
45 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1.Д. 13. Л. 68.
46 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 5. Л. 43, 49.
47 Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свиде-
теля. М., 1991. С. 191.
48 Васильева О.Ю. «Нам нужно сильное православие...» // Ежегодная
богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Бого-
словского института. Материалы 1998 г. М., 1998. С. 269.
49 Подробнее об этом см.: Марьина В. В. Славянская идея в годы Вто-
рой мировой войны (К вопросу о политической функции) // Славянский
вопрос: Вехи истории. М., 1997. С. 169-181; Досталъ М.Ю. Белградский
славянский конгресс победителей фашизма (1946)// Славянское движе-
ние XIX-XX веков. Съезды, конгрессы, совещания, манифесты, обраще-
ния. М., 1998. С. 226-231.
50 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 13. Л. 68 об., 94.
51 Там же. Д. 3. Л. 11.
52 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 5. Л. 66-67.
53 Например: ЖМП. 1943. № 3 (март), С. 8-9; № 4 (апрель). С. 10-11;
1944. № 1 (январь). С. 7-8; № 4 (апрель). С. 9; и др.
54 Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при
СНК (СМ) СССР в 1943-1947 гг.: Особенности формирования и деятель-
106
ности аппарата // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Евро-
пы. 1939-1958. Дискуссионные аспекты. М., 2003. С. 72.
55 Шкаровский М. В. Русская православная церковь и советское госу-
дарство в 1943-1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995.
С. Н5.
56 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1. Л. 3.
57 Поспеловский Д.В. Русская православная церковь... С. 195.
58 Чумаченко ТА. Государство... С. 70-71.
59 Якунин Г. В служении культу (Московская патриархия и культ лич-
ности Сталина) // На пути к свободе совести. М., 1989. С. 176.
60 Свенцицкий Анатолий. Сталин и Хрущев глазами православного
мирянина // Образ. 1995. № 2. С. 130.
61 Пришвин М. Из дневника 1945 года // Образ. 1995. № 2. С. 36.
62 Васильева О.Ю. Русская православная церковь в политике... С. 109.
63 Верт А. Россия в войне 1941-1945 гг. М., 2001. С. 149.
64 Медведев Ж., Медведев Р. Неизвестный Сталин. М., 2001. С. 275.
65 Религиозные организации в СССР... С. 65-67.
66 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 32. Л. 111, 170-177.
67 Там же. Л. 198-200, 228.
68 Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 328.
69 Митрополит Евлогий (Ггергиевский). Путь моей жизни: Воспоми-
нания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его расска-
зам Т. Манухиной. М., 1994. С. 575.
70 Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 353.
71 Цит. по: Протоиерей Владислав Цыпин. Указ. соч. С. 330.
72 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1.Д. 1. Л. 8.
73 Там же. Д. 65. Л. 280.
74 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 91-92.
75 Там же. Л. 107.
76 Подробнее см.: Бессмертный А. Р. Национализм и универсализм в
русском религиозном сознании// На пути к свободе совести. М., 1989.
С. 133.
77 Там же.
78 Цит. по: Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Ста-
лине... С. 291.
79 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 95, 98, 101, 108.
80 Православие на Дальнем Востоке. 275-летие Российской Духовной
миссии в Китае. СПб., 1993. С. 95-96, 142.
81 Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине...
С. 294.
82 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 25.
83 Винтер Э. Политика Ватикана в отношении СССР. 1917-1968. М.,
1977. С. 147; ШейнманМ.М. От Пия IX до Павла VI. М., 1979. С. 100;
Васильева О. Ю. Ватикан в горниле войны // Наука и религия. 1995. № 6.
С. 14-15; Токарева Е. С. Святой престол и СССР в годы Второй мировой
войны // Иоанн XXIII и современный мир: Христианское свидетельство,
сосуществование и сотрудничество. М., 2002. С. 103, 107-108.
107
84 ГА РФ. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 65. Л. 25-31; Шкаровский М.В. Русская
православная церковь при Сталине... С. 297.
85 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 26. Л. 160.
86 Подробнее см.: Униаты и советская власть (Встреча в Москве. Де-
кабрь 1944 г.) / Публ. М.И. Одинцова // Отечественная история. 1994.
№ 3. С. 56-71.
87 Одинцов М. И. Вероисповедная политика советского государства в
1939-1958 гг. // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы...
С. 42 43.
88 Мурашко Г. П. Коммунистические партии и католическая церковь
Восточной Европы в послевоенных политических реалиях. 1944-
1948 гг. // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы...
С. 133-134.
89 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 26. Л. 160.
90 Васильева О. Ю. «Нам нужно сильное православие...». С. 268-271; и др.
91 Государство и церковь в годы войны. Докладные записки председа-
телей Совета по делам Русской православной церкви и Совета по делам
религиозных культов при СНК СССР. 1945 г. / Публ. М.И. Одинцова//
Исторический архив. 1995. № 4. С. 128.
92 Подробнее см.: Одинцов М. И. Вероисповедная политика... С. 43—44.
93 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 112-113.
94 Митрополит Евлогий (Ггоргиевский). Указ. соч. С. 531.
95 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 114.
96 Там же. Д. 412. Л. 69.
97 Митрополит Илия (Карам) и Россия. М., 2005. С. 80.
98 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 65. Л. 1.
"Там же. On. 1. Д. 65. Л. 322.
100 Там же. Д. 1. Л. 55.
101 Чумаченко Т.А. Государство... С. 63-64.
102 «Русская православная церковь стала на правильный путь...».
С. 96-97.
103 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 506. Л. 13-14.
104 Там же. Д. 313. Л. 14-16; «Русская православная церковь стала на
правильный путь...». С. 96.
105 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 506. Л. 13.
106 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 65. Л. 1-3.
107 Там же. Л. 53-54.
108 Там же. Л. 73.
109 Там же. On. 1. Д. 412. Л. 12-13.
110 Там же. Д. 289. Л. 153.
111 Там же. Д. 412. Л. 58-60, 62.
112 Там же. Оп. 2. Д. 456. Л. 23,22; On. 1. Д. 412. Л. 61; Д. 417. Л. 28,47, 7.
113 Там же. Д. 412. Л. 61.
114 Там же. Л. 62; Оп. 2. Д. 456. Л. 12.
115 «Прошу Ваших указаний». Докладные записки председателя Сове-
та по делам Русской православной церкви Г. Г. Карпова в ЦК ВКП(б) и
108
СНК СССР. 1943-1945 гг. / Публ. М.И. Одинцова // Исторический архив.
2000. №2. С. 178.
116 Подробнее см., например: Бурега В. В. Проблема юрисдикции пра-
вославной церкви в Чешских землях и в Словакии в XX веке // Церковно-
исторический вестник. 2002. № 9. С. 171-179.
117 ПоспеловскийД.В. Русская православная церковь... С. 258-259.
118 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 109.
119 Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине...
С. 288.
120 ГА РФ. Ф. 6991.0п. 1. Д. 149. Л. 124, 129, 266, 267.
121 Там же. Л. 122, 277; Д. 290. Л. 54; Д. 412. Л. 59-60; АП РФ. Ф. 3.
Оп. 60. Д. 5. Л. 94.
122 Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. К 55-летию
Отдела внешних церковных связей Московского патриархата // Церковь и
время. 2001. № 3. С. 28; Кригер М. Всеправославное совещание 1948 года
в Москве // Благодатный огонь. 1998. № 2. С. 35-54.
123 Пловдивски Кирил. Гости на Руската църква. Пловдив, 1949. С. 26-27.
124 Чумаченко ТА. Государство... С. 64.
Глава III
НОВЫЕ ПРИОРИТЕТЫ
СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ
И ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕРКОВНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
(1949-1953 гг.)
§ 1. Церковная политика государства: попытки ревизии
модели государственно-церковных отношений
В современной российской историографии 1948 г. рассматрива-
ется как своего рода высшая точка и одновременно рубеж в госу-
дарственно-церковных отношениях, продемонстрировавший начало
спада, точнее, зримого охлаждения отношений сторон. Основная
причина заключалась, как считают исследователи, в осознании влас-
тью недостаточной эффективности использования церкви на между-
народной арене в условиях разгоравшейся холодной войны. Разоча-
рованный Сталин якобы потерял интерес к РПЦ, более того, она
стала помехой для его «растяжимого» марксизма и перспективы ут-
верждения в полном объеме тоталитарного режима в стране. Что ка-
сается внешней политики, то советское руководство считало целесо-
образным активизировать в этой сфере другие, более действенные
инструменты1.
Не отбрасывая подобные суждения, следует учитывать еще одно,
крайне важное, на наш взгляд, обстоятельство: к концу 1948 г. в стра-
нах Восточной Европы утвердилась властная монополия коммунис-
тических партий, воплощенная в политических режимах советского
типа, реальностью стало наличие в регионе советского блока, для
ускоренной консолидации которого Москва успешно использовала
конфликт с Югославией2. В этих условиях значение внешнеполити-
ческого потенциала РПЦ в глазах советского руководства неизбежно
снижалось.
Конкретные проявления государственной церковной политики и
в это время носили достаточно противоречивый характер. Власть
предприняла очередное наступление на церковь, выразившееся в за-
крытии действующих храмов и сокращении числа духовных школ,
готовивших кадры священников. Стремясь поколебать авторитет
церкви среди населения, Совет министров инициировал отмену пат-
110
риархом Алексием сборов материальных средств, проводимых РПЦ
в патриотических целях. При этом духовенство и паства должны
были в обязательном порядке подписываться на займы восстановле-
ния народного хозяйства, нести налоговое бремя, часто не соотноси-
мое с фактическими доходами православных приходов. Вместе с тем
с началом холодной войны на фоне постепенного ужесточения анти-
католической политики властей в западных районах страны явно
возрос интерес центра к просьбам РПЦ о возможностях расшире-
ния ее присутствия в Прибалтике, Западной Украине и Западной
Белоруссии. Сказалось то обстоятельство, что «Русской православ-
ной церкви Сталин доверял», пишет российский исследователь
В. А. Алексеев3.
Конкретные мероприятия сопровождались внимательными дей-
ствиями власти в идеологической сфере. Ей следовало считаться с
тем, что немалая часть партийных кадров испытывала внутреннее
несогласие с отказом партии от решительной антирелигиозной борь-
бы. Расхождения по этому вопросу имелись и в руководстве страны.
Полностью игнорировать подобные настроения Сталин, видимо, не
счел рациональным*. Возглавившего в 1947 г. идеологическую рабо-
ту в качестве секретаря ЦК ВКП(б) М. А. Суслова Сталин напутство-
вал советом «не забывать об атеистической пропаганде среди наро-
да», однако одновременно заметил, что данный вопрос в настоящий
момент не является самым главным. Сказанное Сталиным ставило
аппарат Суслова в трудное положение, заставляло искать «золотую
середину». Так, весной 1947 г. ЦК ВКП(б) принял решение о прекра-
щении деятельности Союза воинствующих безбожников, но его
функции были переданы созданному в это время Всесоюзному об-
ществу «Знание», одним из важных направлений деятельности кото-
рого стало антирелигиозное. В октябре 1947 г. секретариат ЦК, рас-
смотрев вопрос о взаимоотношениях правительства и церкви, под-
черкнул, что «положение церкви в государстве должно оставаться
стабильным, но у коммунистов не может возникать недоумений от-
носительно мировоззрения членов партии — оно остается атеисти-
ческим. Церковь следует использовать в интересах государства,
главным образом, через ее международные контакты. Молодое поко-
ление следует оградить от влияния церковников». Рассмотрев де-
ятельность Совета по делам РПЦ, секретариат сформулировал уста-
Попытки руководства отреагировать на атеистические настроения партак-
тива имелись и ранее, однако для них была характерна предельная осторожность.
Так, в постановлении ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1944 г. «Об организации науч-
но-просветительской пропаганды» говорилось о роли естественно-научных зна-
ний в преодолении «пережитков бескультурья, суеверий, предрассудков», но от-
сутствовало само понятие антирелигиозной или атеистической пропаганды
(КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.,
1985. С. 521-522).
111
новку, которой следовало отныне руководствоваться ведомству
Карпова: не переоценивать перспектив развития церкви и отказать-
ся от излишне настойчивой ее опеки. В руководимом Г. Ф. Алексан-
дровым Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) реализа-
ция данной установки свелась к попытке ограничить работу Сове-
та осуществлением функций контроля, запрета и наказания. Кроме
того, Совету предписывалось проводить разъяснительную работу
в «низовом советском аппарате». Все эти требования принципиаль-
но расходились с задачами, поставленными перед Советом в сен-
тябре 1943 года4.
Следствием такого подхода явилось определенное усиление ан-
тирелигиозной борьбы. Впервые после окончания войны «Комсо-
мольская правда» заявила о несовместимости веры в Бога с пребыва-
нием в ВЛКСМ. «Учительская газета» писала, что верующему не
место в педагогическом коллективе школы, что безрелигиозного об-
разования быть не может, оно может быть только антирелигиозным,
все иные теории «ложные». Главный идеологический орган партии
журнал «Большевик» увязал борьбу против религии с борьбой про-
тив реакционной западной идеологии. В специальном томе «СССР»
Большой советской энциклопедии, рассчитанной на массового чита-
теля, утверждалось, что партия непримирима к любой религии. Рас-
ширилась сеть Домов научного атеизма. Проявилось и прямое вме-
шательство во внутреннюю жизнь РПЦ: в это время были прекраще-
ны епископские хиротонии5.
Следующим шагом партийных идеологов явилась подготовка в
1948 г. проекта постановления ЦК о задачах антирелигиозной ате-
истической пропаганды в новых условиях. Аппарат Суслова пред-
принял попытку несколько ужесточить подход: в документе доми-
нировала идея форсированного наступления на религию, посколь-
ку, по мнению авторов, отсталое религиозное сознание населения
тормозило социалистическое строительство. Сталин, однако, не
одобрил многие тезисы проекта, и подготовка его на некоторое
время застопорилась. Но к сентябрю 1948 г. новый вариант поста-
новления «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды»
был готов и затем принят. В постановлении подчеркивалось, что
«некоторые члены партии из факта победы социализма и господ-
ства социалистической идеологии в нашей стране сделали ошибоч-
ный вывод, что теперь можно не вести антирелигиозную пропаган-
ду и что религия будет отмирать сама собой. Нельзя успешно ре-
шать задачу коммунистического воспитания трудящихся, не ведя
борьбы против религиозной идеологии. Задача преодоления рели-
гиозных предрассудков и суеверий имеет в период перехода от со-
циализма к коммунизму важное значение». В то же время, опасаясь
нарушить указание Сталина о том, что «нельзя отпугивать церковь
от государства», Суслов включил в текст предостережение от како-
112
го бы то ни было администрирования по отношению к церкви.
Партийным органам запрещалось вмешиваться во внутренние дела
религиозных общин, становиться на путь их закрытия и «прими-
тивными формами антирелигиозной пропаганды оскорблять чув-
ства верующих». Постановление было секретным, в партийные
органы на местах направлялись инструкции, составленные на его
основе.
Одновременно был подготовлен проект нового Положения о Со-
вете по делам РПЦ, согласно которому предполагалось кардинально
изменить его структуру и прерогативы. В частности, предусматрива-
лось резкое сокращение числа уполномоченных, передача регистра-
ции церковных общин и др. в компетенцию Советов министров рес-
публик и исполкомов краев и областей. Именно в это время про-
изошло понижение статуса Совета в общей иерархической системе
государственных органов (он был прикреплен к Бюро по культуре
при Совете министров СССР), и начался его постепенный перевод
под контроль идеологических структур ЦК ВКП(б). Взятые вместе
эти шаги отразили явные попытки, хотя и ограниченные, ревизовать
государственную политику по отношению к церкви. Главным дей-
ствующим лицом здесь выступал Отдел агитации и пропаганды
ЦК ВКП(б). Однако принципиального пересмотра государственной
церковной политики не произошло.
При жизни Сталина соглашение государства с РПЦ продолжало
действовать, что и объясняет, на наш взгляд, известную непоследо-
вательность в отношении к организации атеистической работы.
Так, если на пленумах ЦК партии в 1950 и 1952 гг. в повестку дня
был включен вопрос об усилении атеистической пропаганды, то
XIX съезд партии (октябрь 1952 г.) атеистическую тему вообще не
затронул. Похоже, Сталин учитывал усталость населения от ком-
мунистической пропаганды, не подкрепленной зримыми «проры-
вами» в материальной сфере. К тому же только что отшумела кам-
пания борьбы с «безродными космополитами»6, в очередной раз
перетряхнувшая советское общество. В этих условиях лояльная и
демонстрировавшая свои верноподданнические чувства церковь
объективно служила опорой режиму. Сохранялась и известная роль
РПЦ во внешнеполитических акциях советского государства, при-
чем в тот момент, когда формировались новые приоритеты совет-
ской внешней политики. Цо всей вероятности, в силу прежде всего
этих соображений вплоть до своей смерти советский лидер не шел
на принципиальные изменения церковной политики. Однако в пос-
ледние годы жизни Сталина государство взяло на вооружение так-
тику постепенного повсеместного ограничения роли церкви и ее
влияния, внешне сохраняя ровные отношения. Эти изменения ска-
зались и на деятельности Совета по делам РПЦ, которая все более
ощутимо сосредоточивалась на функциях надзора. Но старые тра-
113
диции еще не изжили себя, и Совет нередко выступал как аморти-
затор тех инициатив власти, которые ущемляли интересы церкви и
верующих7. Не случайно именно к этому времени относятся слу-
чаи увольнения уполномоченных Совета на местах «за пособни-
чество церковникам»*.
Неоднозначность ситуации сказалась и на антирелигиозной про-
пагандистской работе, которую идеологические структуры осу-
ществляли в то время исходя в значительной мере из политической
конъюнктуры. Главными объектами антирелигиозной пропаганды
становятся Ватикан и Всемирный совет церквей как «поджигате-
ли» холодной войны и антикоммунистические силы. Показатель-
но, например, что большая часть атеистических материалов, изда-
вавшихся Обществом распространения политических и научных
знаний и Госполитиздатом с начала 50-х годов, была направлена в
основном против внешней политики Ватикана, а не против католи-
цизма как конфессии8. Одновременно популярная атеистическая
литература считала необходимым систематически напоминать о
том, что «изменение отношения духовенства к Советскому госу-
дарству не может изменить реакционного существа религиозной
идеологии».
На этом этапе сохраняются в целом доверительные отношения
ведомства Карпова с патриархом Алексием. 26 января 1952 г. в за-
писке Сталину Карпов дал высокую оценку общественных взглядов
патриарха («твердо стоит на последовательных, более чем лояльных
позициях в отношении внешней и внутренней политики советской
власти»), сформулировав одновременно конкретные предложения
по усилению контактов с руководством РПЦ. Причины появления
записки нам выяснить не удалось, но, судя по ее содержанию, Кар-
пов был озабочен обстановкой в Московской патриархии. В пользу
этого говорит, в частности, вывод о «постоянных, односторонних, а
иногда и вредных влияниях», оказываемых на патриарха. Напоминая
о сложившейся практике регулярных приемов предстоятеля РПЦ в
Совете (1-2 раза в месяц «и во всех случаях по его просьбе»), Карпов
просил «разрешить Совету 1-2 раза в год проводить узкие приемы в
составе членов Совета и 3^4 руководящих церковных деятелей во
главе с патриархом, на которых в неофициальной обстановке можно
было бы проводить нужную нам обработку мнения патриарха и дру-
гих руководящих деятелей церкви». По всей вероятности, особых
* Как правило, подобные обвинения касались случаев закрытия местными
властями храмов и молитвенных домов. Например, 19 июля 1950 г. Бюро Красно-
ярского краевого комитета ВКП(б) освободило от работы уполномоченного Сове-
та по делам РПЦ Гусева, занявшего «неправильную позицию защиты церковников
и помощи им». Заступничество Карпова не помогло (Чумаченко ТА. Государство,
православная церковь, верующие. 1941-1961 гг. М., 1999. С. 131).
114
хлопот Совету по делам РПЦ патриарх не доставлял. Карпов конста-
тировал, что основное внимание его сосредоточивалось на внутри-
церковной жизни, но при этом он «за последнее время никаких прин-
ципиальных вопросов перед Советом не ставит», соглашается со
всеми рекомендациями последнего. Не будучи, по словам Карпова,
«консерватором, строго придерживающимся традиций», патриарх
«без какого-либо воздействия пошел на отмену веками существовав-
шего обычая “хождения на Иордань”*, а вообще провел много дру-
гих реформ по ограничению (!) деятельности церкви». Подчеркнув
относительно слабую инициативу патриарха во внешних делах, Кар-
пов объяснял ее тем, что он являлся «архиереем старой формации»,
для которого внешнеполитическая деятельность была малопривыч-
ной. «Однако, — отмечалось в записке, — он понимает, что в насто-
ящих условиях такая работа необходима, и поэтому все рекоменда-
ции Совета по вопросам внешней деятельности церкви принимает и
проводит в жизнь»9.
Нельзя не обратить внимания на тональность записки: Карпов
писал о патриархе тепло и с явным сочувствием, что лишний раз
подтверждает неформальный характер общения между ними. Вмес-
те с тем этот документ, в некоторых отношениях спорный (напри-
мер, оценка «неготовности» владыки Алексия к внешнеполитичес-
кой деятельности или его отношения к традициям), отражает, на наш
взгляд, главное: понимание патриархом бесперспективности каких-
либо шагов, направленных на проявление самостоятельности цер-
ковного руководства. Кроме того, записка позволяет в известной сте-
пени понять и душевное состояние патриарха: он, как писал Карпов,
тяготился одиночеством, в котором ему приходилось быть в силу
своего положения. В последнее время патриарх, по его собственным
словам, «нашел некоторый интерес в жизни»: Карпов сообщал, что
он «регулярно, но несколько скрыто от духовенства, смотрит дома
телевизионные передачи... восхищается... пьесами советских авто-
ров “Платон Кречет”, “Крепость на Волге”, “Директор” и др., а также
игрой артистов». В записке отмечена искренность главы РПЦ. Этим,
* В конце 1949 г. патриарх в послании епископам запретил устраивать крест-
ные ходы «на Иордань» (чин, веками осуществлявшийся православной церко-
вью), а освящать воду в церковной ограде (ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 454. Л. 197).
Эта мера была предпринята патриархом после появления в газете «Правда» в фев-
рале 1949 г. фельетона «Саратовская купель». Поводом явилась докладная запис-
ка министра госбезопасности СССР В. С. Абакумова Г.М. Маленкову об участии
в молебне водосвятия в Саратове 30 тыс. горожан. Министр предлагал разобрать-
ся с виновными в организации массового купания в Волге. В современной лите-
ратуре этот эпизод оценивается как крупная провокация партаппаратчиков про-
тив Совета по делам РПЦ (Шкаровский М. В. Русская православная церковь при
Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964
годах). М., 1999. С. 343).
115
писал Карпов, патриарх «резко выделяется из всех архиереев и в
первую очередь от митрополита Николая»* 10.
Определенное противопоставление патриарха и митрополита
было неслучайным. В августе 1952 г. начал разгораться конфликт
властей с митрополитом Крутицким и Коломенским. Из аппарата
ЦК ВКП(б) Г. В. Маленкову сообщили, что в «Журнале Московской
патриархии» Николай публикует свои проповеди, которые «сеют
среди верующих пессимизм, мракобесие, не содержат призывов к
бодрости, к самоотверженному труду на пользу и на укрепление
мира». Вынужденный «отреагировать» Г. Г. Карпов специально под-
нял этот вопрос в беседе с митрополитом. Последний представил в
Совет по делам РПЦ письменный ответ, в котором с обидой конста-
тировал: произведенное внушение «недалеко от замысла сделать
меня врагом своего народа... лишить меня свободы церковного
слова». В знак протеста митрополит Николай ликвидировал в жур-
нале отдел проповедей, хотя продолжал произносить их на богослу-
жениях в столичных храмах. Неоднократно он ставил вопрос об ос-
вобождении его от участия в работе Всемирного совета мира. В От-
деле пропаганды и агитации ЦК считали это целесообразным, видя
на месте митрополита фигуру, «более соответствующую» целям со-
ветской внешней политики. Откомментировать это заключение не
представляется пока возможным. Сам владыка, однако, как свиде-
тельствуют имеющиеся в нашем распоряжении документальные ма-
териалы, крайне болезненно реагировал на поведение властей. Так,
например, когда в декабре 1952 г. на Венском конгрессе народов в
защиту мира глава советской делегации А. Е. Корнейчук лишил мит-
рополита возможности выступить от имени РПЦ, тот расценил дан-
ный факт однозначно: «РПЦ или лично ему, митрополиту Крутицко-
му, перестали доверять». Болгарский делегат, узнав, что выступле-
ния представителя РПЦ не будет, предложил обратиться к конгрессу
от имени Русской и Болгарской церквей, но получил вежливый отказ.
* Характеризуя митрополита Николая, Карпов писал в одном из документов:
«Очень самолюбив и тщеславен. Алчный на деньги и подарки, хитрый и замкну-
тый, иногда лгун. Взаимоотношения патриарха Алексия и Николая внешне нор-
мальны, фактически же они друг друга ненавидят. Патриарх справедливо считает
его двуличным, способным на любую интригу внутри патриархии» (ГА РФ.
Ф. 6991. Оп. 1.Д. 872. Л. 81). Митрополит Николай, регулярно информируя руко-
водство Совета о положении дел в патриархии и настроениях архиереев, в свою
очередь, критически отзывался о патриархе: «Не самостоятелен в своих решени-
ях», «Забывает... распоряжения, которые давал» и пр. (Там же. Д. 751. Л. 181;
Д. 875. Л. 29). В церковной среде отношение к митрополиту Николаю было неод-
нозначным. По мнению епископа Михаила (Чуба), митрополит Николай при всех
его несомненных достоинствах и талантах имел «одну ахиллесову пяту, которая
все портит. Это его чрезмерное тщеславие. Желание быть всегда не только пер-
вым, но единственным» (Архиепископ Василий (Кривошеин). Воспоминания.
Письма. Н. Новгород, 1998. С. 223).
116
В кругу членов советской делегации митрополит Николай заявил:
«С какой стати должен я соглашаться с тем, чтобы болгарин высту-
пал от имени Русской церкви в то время, как представитель Русской
церкви присутствует на конгрессе и сам умеет говорить? Пусть
лучше голос нашей церкви не прозвучит на конгрессе, нежели от ее
имени будут выступать представители других церквей». Информа-
ция об этих высказываниях 21 января 1953 г. поступила из Минис-
терства госбезопасности СССР Г. Г. Карпову11, но ощутимых нега-
тивных последствий для митрополита, к счастью, не имела. Более
того, сработали какие-то тайные пружины, и открытая атака на мит-
рополита Николая была вскоре временно приостановлена.
Судьба негласного соглашения с церковью, заключенного осенью
1943 г. Сталиным, начала вызывать серьезные опасения после смер-
ти советского руководителя. Устранение в июле 1953 г. Л.П. Берии
резко усилило политический вес Н. С. Хрущева. С его именем в вер-
хах РПЦ связывались не надежды на смягчение религиозной обста-
новки, а, напротив, прямые опасения, что без сдерживающего влия-
ния Сталина начнется сведение старых счетов с церковью.
Первые шаги власти подтвердили подобные опасения. Из оче-
редного, четвертого, номера «Журнала Московской патриархии» за
1953 г. была изъята статья «Вместе с народом» — о приемах Стали-
ным церковных делегаций. Вскоре последовало запрещение изда-
ния третьего тома статей и речей митрополита Николая. Председа-
телю Совета по делам РПЦ Карпову вернули посланную им еще в
мае 1952 г. очередную записку об открытии восьми храмов, которая
больше года пролежала без рассмотрения. 29 апреля 1953 г. на имя
Хрущева из Отдела пропаганды и агитации ЦК партии поступила
докладная записка с предложением разработать план «ликвидации
и локализации» «святых» источников, создав с этой целью специ-
альную комиссию*.
В июне 1953 г. Карпов обратился в ЦК партии, пытаясь выяснить,
«какой линии следует придерживаться, какие принципы и методы
работы допустимы» теперь. Подобная постановка вопроса сама по
себе весьма показательна и свидетельствует о том, в какой растерян-
ности пребывали члены Совета. Вместе с тем Карпов решил вос-
пользоваться случаем и сформулировал собственные предложения
относительно прерогатив работы Совета и шире — некоторых при-
нципиальных составляющих церковной политики. Он, в частности,
В тот момент записке не был дан ход, однако впоследствии одним из ре-
зультатов деятельности в этом направлении явилось постановление ЦК КПСС
«О мерах по прекращению паломничества к так называемым “святым местам”»
от 28 ноября 1958 г., которое коснулось 700 учтенных властями «святых мест» на
территории СССР. Стремясь воспрепятствовать их посещению верующими, влас-
ти привлекали милицию, засыпали землей почитаемые источники, а на месте од-
ного из них — вс. Вязовое Тамбовской области — устроили летнюю свиноферму.
117
предлагал значительно расширить права Совета, в том числе позво-
лить ему самостоятельно, не входя в правительство, открывать
храмы — «не более 25 в год», решать вопросы, связанные с изда-
тельской деятельностью Московской патриархии, работой ее мас-
терских, обращаться в обкомы партии по фактам администриро-
вания. Он также считал целесообразным при налогообложении
приравнять духовенство к лицам свободных профессий, то есть не-
сколько смягчить налоговое бремя. Затронул Карпов также и лич-
ный вопрос: он писал, что «чувствует неправильное отношение и
явное недоверие к нему со стороны соответствующих органов, где
он работал раньше», то есть Министерства госбезопасности.
На записку Карпова решительно отреагировал Агитпроп ЦК:
почти все предложения были отклонены, а окончательный вывод
звучал приговором. Подчеркивалось, что предложенное расширение
прав Совета «может привести к значительному укреплению церкви
и росту ее влияния на население»12.
19 апреля 1954 г. Карпов повторил попытку, оснастив очередную
записку дополнительными аргументами. Кроме того, он поддержал
просьбы патриарха Алексия о встречах с Г. М. Маленковым, выска-
занные в ноябре 1953 и январе 1954 г. Однако и это обращение Кар-
пова постигла та же участь, что и первое.
Показательно, что «источником вдохновения» и для Карпова, и
для его критиков в Отделе пропаганды и агитации являлось одно и
то же — некоторое оживление церковной жизни во второй полови-
не 1953 г. Резко возросло число ходатайств верующих об открытии
храмов при одновременном значительном сокращении числа церк-
вей, где службы проводились нерегулярно, было проведено кадро-
вое укрепление духовных учебных заведений, увеличены ссуды и
пособия духовенству маломощных приходов, возросли ассигнова-
ния на ремонт и восстановление монастырских зданий и пр. Но если
руководитель Совета по делам РПЦ считал необходимым отклик-
нуться на это осмотрительными шагами навстречу Московской
патриархии, то партийные идеологи предлагали усилить антирели-
гиозную пропаганду. На сей раз они действовали в союзе с Отде-
лом науки ЦК. 27 марта 1954 г. на стол Хрущева легла совмест-
ная докладная «О крупных недостатках в естественно-научной
антирелигиозной пропаганде». Ее авторы, намеренно сгущая крас-
ки, нарисовали картину полного развала атеистической работы в
стране.
Такая докладная не могла не сработать. Сформировавшись как
партийный деятель в ЗО-е годы, Хрущев немало сил приложил к
проведению «правильной» антирелигиозной политики: с его санк-
ции, к примеру, массово разрушались храмы на Украине и в Москве.
Будучи «революционным романтиком», Хрущев истово верил в воз-
можность скорого построения коммунистического общества, в ко-
118
тором религии не будет места. По его указанию М. А. Суслов,
Д. Т. Шепилов и А. Н. Шелепин подготовили постановление ЦК
«О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и ме-
рах ее улучшения», датированное 7 июля 1954 г. Этот документ
явился попыткой полной ревизии якобы «примиренческой» церков-
ной политики государства, реализовывавшейся с 1943 г. Основной
пафос постановления — призыв вернуться на довоенный путь «на-
ступления на религиозные пережитки»13. М. В. Шкаровский сооб-
щает, что перед принятием постановления В.М. Молотов предуп-
реждал, что этот документ «поссорит нас с духовенством и верую-
щими, принесет массу ошибок», на что Хрущев парировал: «Будут
ошибки, исправим»14.
Постановление, сразу же напомнившее верующим «со стажем»
призывы Союза воинствующих безбожников, явилось сигналом для
развязывания в стране масштабной пропагандистской атеистичес-
кой кампании*. В октябре 1954 г. специальное постановление принял
ЦК ВЛКСМ, что означало подключение к новой идеологической
акции сотен тысяч комсомольцев. Об агрессивном характере и на-
правленности проводившейся кампании свидетельствует, например,
такой факт: в своих выступлениях лектор московского горкома пар-
тии Владимирцев открыто называл митрополита Николая «первым
врагом народа» и заверял слушателей, что он «пока еще нужен нам
для заграницы, а в свое время мы его обезвредим»15.
Часть членов Президиума ЦК — Маленков, Молотов, Вороши-
лов, участвовавшие в сталинской политике интегрирования церкви в
государственную систему, — выражали беспокойство по поводу на-
чавшегося антирелигиозного наступления, пытались доказать, что
это приведет к нежелательным последствиям как внутри страны, так
и за рубежом.
Их правота вскоре стала очевидной. На Совет по делам РПЦ, пар-
тийные и государственные органы обрушился шквал жалоб со сто-
роны верующих. На волне стремительно распространявшихся слу-
хов о новой грядущей войне власти против церкви и арестах священ-
ников начала резко возрастать религиозная активность населения.
Это выразилось, в частности, в значительном увеличении церковных
треб, особенно крещении детей, и повышении спроса на нательные
крестики. В августе 1954 г. Карпов неоднократно сообщал в ЦК КПСС
Вот как вспоминает о тех днях А. Б. Свенцицкий: «Отдыхая в Сухуми вскоре
после воцарения Хрущева, я увидел на стене газету “Правда”. Заголовок гласил:
‘Свет против тьмы!” С ужасом читал я вытащенный вновь на свет, казалось бы,
уже из полного забвенья, услужливый антирелигиозный рассказ Серафимовича
Родник” и стихи... Демьяна Бедного. Пахнуло на меня страшными дьявольскими
Днями моего детства... Хрущев призывал вернуться к 20-м годам, к богохульству
и богоборчеству» (Анатолий Свенцицкий. Сталин и Хрущев глазами православ-
ного мирянина// Образ. 1995. № 2. С. 135).
119
о массовом недовольстве на местах и попытках верующих организо-
вать сопротивление антирелигиозным акциям.
Исключительно острой была реакция епископата. Активную по-
зицию занял митрополит Ленинградский Григорий (Чуков), заявляв-
ший, что в этой борьбе «придется сломать голову». С призывами
готовиться к «мученичеству» выступал ростовский владыка Вениа-
мин. На приемах в Совете по делам РПЦ против грубых форм атеис-
тической пропаганды неоднократно протестовал митрополит Нико-
лай (он называл их «попоедством»). Однако официального протеста
руководства РПЦ в адрес правительства не последовало. Чтобы как-
то переломить ситуацию, патриарх Алексий усиленно добивался
приема у Г. М. Маленкова, но безуспешно.
В начале осени 1954 г. появились первые критические коммента-
рии в зарубежной печати. Свою позицию выразили и некоторые за-
граничные православные церкви. Румынский патриарх Юстиниан
проявил обеспокоенность в связи с церковной обстановкой в СССР
во время пребывания митрополита Николая в Бухаресте. О времени
жестоких гонений на церковь вспомнил один из членов делегации
Финляндской православной церкви, прибывшей в Москву: «.. .Опять
у вас начинается 1924 год, опять начинаются тяжелые времена...»16
В защиту Русской церкви возвысил свой голос и патриарх Анти-
охийский Александр III, которого с большим почетом принимали в
сентябре 1954 г. в СССР. У советского руководства в это время вновь
пробудился интерес к Ближнему Востоку. Патриарха настойчиво
убеждали содействовать привлечению других восточных иерархов
на сторону Московской патриархии, но он просил прекратить «пере-
гибы» в отношении церкви: «Это выбивает у нас все козыри и за-
трудняет нашу работу по сближению между нашими церквами и на-
родами». Хотя в Совете по делам РПЦ полагали, что обращение
Александра III не носило самостоятельный характер, а было иници-
ировано патриархом Алексием или кем-то из его окружения17, игно-
рировать его появление представлялось нецелесообразным. Под дав-
лением обстоятельств Хрущев был вынужден отступить.
Уже в сентябре 1954 г. началась работа над новым директивным
документом, и 10 ноября 1954 г. было принято постановление ЦК
«Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды
среди населения». Особое внимание было обращено на недопусти-
мость выражения «политического недоверия» духовенству и веру-
ющим, оскорбления их религиозных чувств, признавалось право
ведения партийными органами научно-атеистической пропаганды,
но с акцентом на ее научный характер без какой бы то ни было по-
литизации.
Новое постановление возродило надежды духовенства на норма-
лизацию отношений с государством. Карпов сообщал в ЦК КПСС,
что «патриархом [оно] принято с восторгом» и что он инициировал
120
специальное обращение Св. синода. «Постановление, — заключал
Карпов, — расстроило планы митрополитов Николая и Григория, на-
меревавшихся понудить патриарха более настойчиво добиваться при-
ема у товарища Маленкова (о чем имеются документы)». В конце но-
ября 1954 г. выяснилось, что патриарх, имевший, как сказано выше,
собственное намерение просить о встрече, счел наступивший момент
«наиболее благоприятным». Карпов обещал свое содействие18.
Эйфория в среде духовенства в связи с принятием ноябрьского
постановления была недолгой. Хотя по ряду пунктов новый документ
являлся прямой противоположностью постановлению от 7 июля, од-
нако последнее не отменялось. Более того, историк церкви Д.В. Пос-
пеловский подчеркивает, что на практике именно «более жесткое
июльское [постановление] стало основой политики государства по
отношению к церкви»19.
В ходе реализации постановления параллельно с резким увеличе-
нием числа антирелигиозных лекций, введением в школах и вузах
обязательных уроков и спецкурсов по атеизму, открытием Института
научного атеизма и пр., упор был сделан на индивидуальную работу
с верующими. В ней активно участвовали местные комитеты пар-
тии, комсомола, профсоюзов, члены общества «Знание». Распро-
странение получила и такая форма, как общественные суды, на кото-
рых «религиозная отсталость» граждан подвергалась публичному
порицанию.
Однако произошли и некоторые позитивные изменения в отноше-
ниях церковного руководства и правительства. 11 декабря 1954 г. со-
стоялся официальный прием патриарха Алексия Г. М. Маленковым.
Патриарх поставил перед главой правительства волновавшие цер-
ковь вопросы — о снижении налогов, взимаемых с духовенства, о
передаче церкви всех помещений Троице-Сергиевой лавры, об объе-
динении Советов по делам РПЦ и религиозных культов*. Однако по
инициативе главы правительства в центре внимания во время бесе-
ды оказалась внешнеполитическая деятельность РПЦ. Маленков
подчеркнул: нужно, «чтобы звучнее был голос Русской церкви в
пользу дела мира»20.
Маленков обещал учесть просьбы патриарха, но его скорая от-
ставка (январь 1955 г.) с поста руководителя правительства автома-
тически сняла эти вопросы с повестки дня**. И хотя для дальнейшего
Непременный участник прежних встреч с советским руководством митро-
полит Николай находился в это время в Праге. По возвращении он был крайне
недоволен, что прием состоялся без него: «Я бы поставил больше вопросов...»
(ГА РФ. ф. 6991. Оп. 1.Д. 1116. Л. 223). Действительно, по некоторым сведениям,
он намеревался поднять важные вопросы о созыве Поместного собора, расшире-
нии^сети духовных школ, проповеднической деятельности.
Вопрос о переквалификации налогообложения духовенства, например, был
решен в пользу церкви лишь 26 лет спустя, в январе 1981 года.
121
развития отношений между властью и церковью декабрьская встре-
ча, носившая в целом формальный характер, принципиального зна-
чения не имела, тем не менее она положила начало новому, весьма
краткому, периоду стабилизации государственно-церковных отно-
шений, пришедшемуся на 1955-1957 годы.
§ 2. Движение сторонников мира
и участие в нем Русской православной церкви
На рубеже 40-50-х годов во внешней политике СССР оформи-
лось новое приоритетное направление — борьба за мир и создание
движения сторонников мира. В основе этого лежал объективный
фактор — обострение к концу 40-х годов международной обста-
новки. Уже на учредительном совещании Коминформа в 1947 г. в
Шклярской Порембе в установочном докладе А. А. Жданова, опре-
делявшем актуальные задачи коммунистического движения, компар-
тиям Европы было предложено развернуть кампанию по созданию в
своих странах широкой коалиции не столько на «классовой» основе,
сколько под лозунгами защиты суверенитета и национальной неза-
висимости от «диктата» Соединенных Штатов и планов «маршалли-
зации». «Агрессивному курсу империалистов» следовало противо-
поставить лозунги защиты мира и международной безопасности. По
расчетам Москвы, это открывало возможность создания прежде
всего на территории противника массового движения, которое под
прикрытием формально патриотических и антимилитаристских ло-
зунгов ориентировалось бы на внесение элементов дестабилизации
в западное общество и, как следствие, на создание помех в процессе
военно-политической и экономической интеграции Запада21.
На формирование советской антизападной стратегии серьезное
влияние оказала в первую очередь германская проблема, неумоли-
мо превращавшаяся в центральную проблему холодной войны в Ев-
ропе. Это подтвердило созванное в феврале 1948 г. в Лондоне запад-
ными державами без приглашения советских представителей сове-
щание по германскому вопросу. Оно продолжалось до 1 июня и
явилось важным этапом формирования сепаратного западногерман-
ского государства.
Уже в первой фазе совещания, 23 марта 1948 г., США, Великоб-
ритания и Франция отказались от совместной с СССР работы в Кон-
трольном совете в Германии, фактически разрушив союзный конт-
рольный механизм в этой стране, созданный на основе Ялтинско-
Потсдамских решений.
В сложившейся обстановке Москва крайне болезненно отреагиро-
вала на возникновение в марте 1948 г. первой в послевоенной Европе
замкнутой военной группировки — Западного союза, в который
122
вошли Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксем-
бург. Замысел создания подобного блока возник в 1947 г. в русле жест-
кого антисоветского курса Запада и вызвал уже на том этапе резко
негативное отношение в Москве. Советская сторона оценила буду-
щий союз как агрессивный блок с «немиролюбивыми» целями, как
«военный союз», особая опасность которого связывалась с перспек-
тивой привлечения к участию «недемократизированной» Германии.
Заявленная основателями союза цель — «коллективная самооборо-
на» в случае возникновения войны в Европе — советским руковод-
ством была встречена с понятным недоверием, поскольку тесная
увязка создания Западного союза и четкого курса на завершение рас-
кола Германии с последующим вовлечением ее западной части в ев-
ропейские военные структуры была для Москвы очевидной.
Советская сторона продолжала рассчитывать на возможность со-
здания с ее участием единой Германии и заключения с ней мирного
договора. Более того, события вокруг Западного Берлина (Берлин-
ский кризис и блокада 1948 г.) свидетельствовали о намерении Ста-
лина «навязать Западу свою концепцию решения германского вопро-
са, предотвратить, в частности, образование сепаратного правитель-
ства в Западной Германии»22. Это диктовало необходимость вполне
определенной тональности в отношениях с Западом, недопущения
обвинений в свой адрес в эскалации напряженности. Такой подход
продолжал сохраняться еще некоторое время, хотя параллельно со-
ветская сторона резко интенсифицировала процесс создания военно-
политического восточного блока.
Большую тревогу в Москве вызывала подготовка к учреждению
западными государствами Североатлантического военно-политичес-
кого союза (НАТО). Стремясь упредить противника, советская сто-
рона пришла к выводу о необходимости созыва Всемирного конгрес-
са сторонников мира. 6 января 1949 г. соответствующее решение по
этому вопросу приняло Политбюро ЦК ВКП(б). Была сформулиро-
вана основная задача форума: «Всемерно содействовать вовлечению
широких масс и демократических кругов во всех странах в кампа-
нию борьбы за прочный мир» (здесь и далее курсив наш. —Авт.).
В соответствии с этим считалось необходимым принятие конгрес-
сом Манифеста ко всем народам мира с призывом бороться за мир.
В постановлении также определялись следующие задачи: ... 3. При-
нять меры, чтобы во Всемирном конгрессе сторонников мира участ-
вовали представители возможно большего количества массовых де-
мократических организаций, а также видные прогрессивные деяте-
ли, выступающие в защиту мира и против поджигателей новой
войны. Обратить особое внимание на привлечение к участию в кон-
грессе таких организаций, как профессиональные организации,
включая ВКТ (Франция), ВИКТ (Италия), профсоюзы СССР, проф-
союзы Англии, США, Германии, Японии, Китая, Индии, а также
123
профсоюзы возможно большего количества других стран; демокра-
тические организации молодежи и женщин разных стран и их меж-
дународные центры; крестьянские, кооперативные, религиозные
организации, культурные организации, организации журналистов,
ученых, писателей, деятелей искусств, а также представителей де-
мократических парламентских групп. Общее количество участников
конгресса определить в 1500-2000 человек. 4. Считать целесообраз-
ным, чтобы инициатором конгресса выступил Международный ко-
митет связи (избранный на конгрессе культуры во Вроцлаве*) сов-
местно с Международным женским демократическим комитетом.
5. Но конгрессе избрать Комитет всемирного конгресса сторонников
мира, задачами которого являются: а) усиление кампании среди ши-
роких масс за прочный демократический мир и против поджигате-
лей новой войны; б) подготовка следующего конгресса сторонников
мира. 6. Считать необходимым, чтобы конгресс принял специальное
решение о желательности создания Комитета сторонников мира и
аналогичных организаций на местах. Такие комитеты могут созда-
ваться как на предприятиях и в отдельных городах, так и при некото-
рых массовых организациях, а где есть стремление к этому, то и в
масштабе страны. 7. Ассигновать на субсидирование созыва конг-
ресса 75-100 тыс. долларов. 8. Командировать членов Международ-
ного комитета связи, избранного на конгрессе деятелей культуры во
Вроцлаве, тт. Фадеева и Федосеева на заседание комитета в Париже.
Обязать тт. Фадеева и Федосеева поставить на заседании Междуна-
родного комитета связи вопрос о созыве Всемирного конгресса сто-
ронников мира, руководствуясь настоящим постановлением»23.
Стоявший у истоков изучения проблематики Коминформа рос-
сийский историк Г. М. Адибеков справедливо отметил присущую
этому документу императивность при формулировании задач буду-
щего конгресса («определить», «избрать», «обязать», «принять
меры» и пр.)24, хотя речь шла о мероприятиях, отнюдь не сугубо пар-
тийных и тем более не внутрисоюзных. Из перечня желательных
участников конгресса вполне сознательно были исключены комму-
нистические партии, что давало возможность организаторам акцен-
тировать широкий общедемократический, а не узкопартийный ха-
рактер будущего движения сторонников мира. И тем не менее приве-
денный фрагмент текста убедительно свидетельствует о том, что
ВКП(б) вовсе не собиралась устраняться от руководства этим движе-
нием. Более того, многое из намеченного в решении Политбюро ЦК
было реализовано в ходе I Всемирного конгресса сторонников мира
(Париж—Прага, апрель 1949 г.), в котором участвовали более 2 тыс.
делегатов из 72 стран. Конгресс принял Манифест в защиту мира,
* Всемирный конгресс деятелей культуры в защиту мира состоялся в г. Вроц-
лаве (Польша) 25-28 августа 1948 года.
124
избрал Постоянный комитет Всемирного конгресса сторонников
мира, учредил Международные премии мира.
Примечательно, что тогда же, весной 1949 г., в Политбюро
ЦК ВКП(б) определение нового приоритетного направления совет-
ской внешней политики было несколько изменено: теперь оно име-
новалось «защитой мира и борьбой с поджигателями войны». Имен-
но в таком виде оно нашло отражение в материалах Коминформа.
Объединяя массы на наднациональной политической платформе, ор-
ганизаторы движения сторонников мира в какой-то мере опирались
на прецедент антифашистского движения Сопротивления времен
Второй мировой войны. Однако руководство движением сторонни-
ков мира осуществлялось из единого центра — Москвы и носило от-
четливо выраженный просоветский и антизападный характер. Вплоть
до середины 1950 г., когда ставка была сделана на страны третьего
мира, основные подрывные действия против империалистического
лагеря велись на основе старой советской антизападной стратегии.
На третьем, будапештском, совещании Коминформа (ноябрь
1949 г.) развернулось активное обсуждение доклада М.А. Суслова
«Защита мира и борьба с поджигателями войны». Участники сове-
щания отринули пацифизм, подчеркнув актуальность активных на-
ступательных действий в борьбе за мир. Принятая резолюция «За-
щита мира и борьба с поджигателями войны» изобиловала резкими
формулировками и прямыми нападками на западный мир. Едва ли не
самыми мягкими были сравнения англо-американского блока с фа-
шистскими агрессорами, а их «планы мирового господства» объяв-
лялись созвучными «планам гитлеровцев и японских милитарис-
тов». В документе отмечалось, что «поджигателям войны» противо-
стоит «лагерь мира, демократии и социализма». Данная формула,
соединившая борьбу за мир с социализмом, искусственно сужала со-
циально-политическую базу движения. К числу противников движе-
ния за мир были отнесены социал-демократия, католическая иерар-
хия, «несознательная» часть крестьянства, а также «агенты врага»
внутри компартий. Борьба за мир увязывалась с мерами по укрепле-
нию народно-демократических режимов, выступлениями трудящих-
ся в странах капитала за экономические и демократические права.
Участники совещания констатировали, что силы мира превосходят
силы войны, однако угроза войны не ослабевает25.
Рассмотрение задач борьбы за мир было продолжено в апреле
1950 г. на заседании секретариата Коминформа. Главный докладчик
М. А. Суслов сформулировал основную задачу — сделать войну не-
возможной. По его мнению, «центральным звеном» в общей цепи
мероприятий должна была стать кампания по сбору подписей под
Стокгольмским воззванием за запрещение атомного оружия, приня-
тым в марте 1950 г. Постоянным комитетом. Суслов подчеркнул, что,
ухватившись за это звено, компартии и демократические организа-
125
ции могли бы «серьезно расширить и укрепить движение сторонни-
ков мира, вовлечь в него новые десятки и сотни миллионов людей,
поднять это движение на новую, более высокую ступень». Проведе-
ние кампании по сбору подписей Суслов оценил как «удачную
форму», позволявшую дойти до каждого взрослого человека, и одно-
временно как «сильнейший удар по лагерю империалистов»: кампа-
ния способна разоблачить их агрессивные планы и способствовать
«морально-политической изоляции поджигателей войны». Планка
при этом была поднята высоко: речь шла о таком размахе пропаган-
дистской акции, который позволил бы собрать сотни миллионов
подписей. В противном случае, по словам Суслова, мог «потеряться
политический смысл этого мероприятия». Забегая вперед, отметим,
что к ноябрю 1950 г. было собрано около 500 млн подписей, что, не-
сомненно, отразило популярность антивоенных лозунгов в массах.
Москва внимательно отслеживала антивоенную деятельность
коммунистов как западных стран, так и советского блока: соответ-
ствующие материалы регулярно публиковались на страницах газеты
«За прочный мир, за народную демократию!», отчеты партийного
руководства стран народной демократии поступали в секретариат
Коминформа. Их авторы стремились в первую очередь выделить по-
зитивы, акцентировав внимание на активном включении партийных
органов всех уровней в организацию движения в защиту мира, на
роли коммунистов в развертывании разъяснительной работы среди
населения и пр. В странах народной демократии выборные комите-
ты сторонников мира работали под прямым руководством комму-
нистов и увязывали свою деятельность с задачами выполнения хо-
зяйственных планов. Считалось, что тем самым подтверждался тезис
о важнейшем значении экономических успехов «лагеря демократии
и социализма» в деле укрепления мира во всем мире. В целом стра-
ны и народы советского блока были активными участниками движе-
ния сторонников мира. Правящие режимы с успехом эксплуатирова-
ли идею борьбы против военной угрозы для укрепления собствен-
ных позиций и поддержания стабильности в обществе.
На упоминавшемся выше заседании секретариата Коминформа в
апреле 1950 г. особо рассматривался вопрос об участии религиозных
деятелей в движении в защиту мира. Было признано, что отношение
духовенства к этой акции неоднозначно. Особую тревогу вызывала
католическая церковь. Папа Пий XII по-прежнему занимал ярко вы-
раженную антикоммунистическую позицию: отлучал священников,
участвовавших в миротворческих акциях, ввел суровые дисципли-
нарные санкции по отношению к сторонникам возникшего во Фран-
ции движения священников-рабочих. Кульминационной точкой
стало издание 13 июля 1949 г. папской энциклики, в соответствии с
которой от католической церкви отлучались коммунисты и сотруд-
ничавшие с компартией верующие, а чтение и распространение ком-
126
мунистической прессы объявлялось несовместимым с католической
верой26. Позиция Святого престола немедленно отразилась на ситуа-
ции в национальных католических церквях. Так, на заседании секре-
тариата Коминформа представитель ПОРП Ф. Мазур подчеркнул,
что значительная часть католического духовенства Польши отказа-
лась от участия в движении сторонников мира. Польские коммунис-
ты решили использовать эту непростую ситуацию в целях организа-
ции раскола в церковной среде и создания, в силу этого, «более вы-
годных условий для дальнейшего ограничения влияния церкви в
массах»27, однако успеха в этом не достигли.
На апрельском заседании секретариата Коминформа выявились
также и недостатки в организации движения за мир в странах совет-
ского блока. Из информации секретаря ЦК РРП И. Кишиневского
следовало, что в Румынии имела место подмена комитетами борьбы
за мир профсоюзов: вместо развертывания движения за мир они за-
нимались организацией «социалистического соревнования». В Бол-
гарии борьба за мир имела нерегулярный характер, не увязывалась с
повседневной деятельностью БКП и массовых организаций. В Поль-
ше немалые сложности возникли со слабой возможностью компар-
тии парировать влияние на население «рупоров пропаганды поджи-
гателей войны» — радиостанций «Голос Америки» и Би-би-си.
В принятом на заседании постановлении указывалось на необхо-
димость сосредоточения внимания компартий на продолжении кам-
пании по сбору подписей под Стокгольмским воззванием, подготов-
ке очередного Всемирного конгресса сторонников мира, усилению
борьбы рабочего класса и всех сторонников мира против реализа-
ции Североатлантического пакта и других агрессивных планов
(ввоза оружия из США в европейские страны, размещения военных
заказов и пр.).
В ноябре 1950 г. в Варшаве состоялся II Всемирный конгресс
сторонников мира, избравший Всемирный совет мира. Конгресс при-
звал парламенты всех стран принять законы о защите мира. В стра-
нах народной демократии подготовка этих законов осуществлялась
под руководством ЦК компартий. В 1951 г. закон «О защите мира»,
проект которого был просмотрен Сталиным, был принят в Советском
Союзе.
Архивные документы свидетельствуют, что на протяжении 50-х
годов движение сторонников мира оставалось одним из приоритет-
ных направлений в советской внешней политике. Аппарат Комин-
форма тщательно анализировал и пересылал в Москву разного рода
информационные материалы о деятельности национальных комму-
нистов по организации и руководству движением. Такая активность
имела свои объяснения: для Москвы движение сторонников мира от-
крывало возможность решения сразу нескольких задач — от недопу-
щения новой военной катастрофы, поставившей в 1941 г. советский
127
строй перед тяжелейшим испытанием на прочность, и консолидации
в новых условиях восточного блока до содействия распространению
коммунистических идей вширь, за пределы последнего. В мировом
сообществе, несомненно, имелись силы, которые адекватно оцени-
вали движение сторонников мира, несмотря на его гуманистическое
начало, как просоветскую пропагандистскую акцию. Наблюдались
такие настроения и в зарубежных церковных кругах.
Советское руководство рассчитывало на активное включение
Русской православной церкви в движение сторонников мира. Власти
нужны были каналы РПЦ для укрепления своих внешних позиций,
для привлечения в союзники христианской общественности Запада
в холодной войне против США. Активность иерархов РПЦ и дру-
гих церковных участников миротворческих организаций и форумов
в значительной мере обусловливалась тем, что миролюбие и соот-
ветствующая ему политика изначально заложены в самом существе
церкви, тогда как у государства они могли быть преходящим этапом.
Не случайно американский историк В. Флетчер отмечал, что «про-
блема мира как таковая во многих аспектах представляла собой иде-
альную сферу для сотрудничества между церковью и государством
потому, что здесь существовала большая возможность оправдать
христианскую заинтересованность и христианское участие в де-
ятельности, инициатива в осуществлении которой исходит от не-
христианского государства»28.
В движении сторонников мира принимали участие самые разно-
родные общественные силы, часто никак не связанные с коммунис-
тическим мировоззрением. Поэтому и духовенство воспринималось
как естественный участник миротворческих форумов.
Четкая позиция Русской православной церкви в движении сто-
ронников мира определилась быстро. 25 марта 1949 г. «Известия»
напечатали обращение патриарха Алексия, в котором он поддержал
инициативу Международного комитета деятелей культуры о созыве
Всемирного конгресса сторонников мира. Патриарх призвал брат-
ские православные церкви «возвысить свой голос против всех поку-
шений и действий, направленных к нарушению мира». Митрополит
Крутицкий и Коломенский Николай в составе советской делегации
побывал в Париже на I Всемирном конгрессе, а затем вошел в Пос-
тоянный комитет Всемирного конгресса. С мая 1949 г. в «Журна-
ле Московской патриархии» была введена постоянная рубрика
«В защиту мира». В августе на I Всесоюзной конференции сторон-
ников мира в Москве, положившей начало межрелигиозному миро-
творческому сотрудничеству, патриарх Алексий вошел в состав
учрежденного конференцией Советского комитета защиты мира.
С этого времени представители Русской церкви принимали участие
во всех внутрисоюзных и международных форумах в защиту мира.
В ее документах советская внешняя политика неизменно именова-
128
лась «миролюбивой». Наиболее деятельным участником миротвор-
ческого движения среди русских иерархов был митрополит Нико-
лай. Учитывая это, советское правительство предоставило возмож-
ность Московской патриархии издать сборник статей и речей
митрополита в защиту мира на русском, немецком, английском,
французском и арабском языках тиражом по 1500 экз. Был опубли-
кован также и сборник материалов, посвященный участию РПЦ в
борьбе за мир29.
Однако просоветский характер движения сторонников мира, вы-
ражавшийся, в частности, в резкой критике представителями РПЦ
западных «поджигателей войны», причем нередко языком комму-
нистической пропаганды, вызывал в зарубежных церковных кругах
понятное отторжение. В связи с этим характерно разъяснение, кото-
рое дал епископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин)
настоятелю церкви Святителя Николая в Оксфорде архимандриту
Николаю (Гиббсу): «...Мое искреннее убеждение, что всем этим
“мирным” выступлениям митрополита Николая не надо придавать
никакого значения, так как они вынуждены, и он делает это ради
блага Церкви взамен на те льготы и послабления, которые Сталин в
послевоенные годы, несомненно, предоставил Церкви. Должен ска-
зать, что эти политические выступления митрополита Николая на
страницах «ЖМП» я почти не читал, настолько они мне казались
малоинтересными. Но я жалел о том вреде, который они приносили
доброму имени Русской православной церкви на Западе и среди
наших церковных раскольников»*30.
Не дало ожидаемых результатов и принятое в августе 1950 г. об-
ращение патриархов Русской, Армянской и Грузинской церквей к
христианам всего мира с призывом к борьбе против угрозы новой
войны. По каналам МИД СССР в Совет по делам РПЦ поступила
информация о том, что в Польше, Венгрии, ГДР обращение не вы-
звало заметной реакции в церковных кругах и среди верующих. Ар-
хиепископ православной церкви в Польше Тимофей поначалу выра-
зил желание присоединиться к обращению, но, как сообщали из со-
ветского посольства в Варшаве, «каких-либо практических шагов в
этом направлении сделано не было». В Югославии обращение вооб-
ще не публиковалось ни в официальной, ни в церковной печати, что
объяснялось в Москве антисоветской политикой правительства и по-
зицией патриарха Викентия — «ставленника клики Тито». Позитив-
ный отклик был получен только в Албанской и Румынской право-
славных церквях31. Что касается западных церквей, то их реакция
была практически нулевой. Ее четко выразил в беседе с сотрудником
советского посольства в Лондоне епископ Василий. На вопрос дип-
ломата о том, какое впечатление произвело обращение, владыка от-
Имелась в виду Русская православная церковь за рубежом.
129
ветил: «Никакого! Ими [заявлениями подобного рода] здесь никто не
интересуется»32.
Следует тем не менее отметить, что участие в движении за мир
давало РПЦ возможность расширять свои контакты с инославными
церквями. Так, в июле 1950 г. делегация РПЦ побывала на конфе-
ренции христианских церквей стран народной демократии, созван-
ной по инициативе католического духовенства Чехословакии в
курортном местечке Лугачовицы. В организации конференции, фи-
нансировавшейся правительством Чехословакии, большую роль сыг-
рал католический священник министр здравоохранения И. Плойгар.
О том, какое значение придавала советская сторона участию делегатов
РПЦ в этой конференции, свидетельствует тот факт, что о подготовке
последней регулярно информировали Сталина. Так, 14 июня 1950 г.
председатель Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) В. Г. Гри-
горьян сообщил советскому лидеру мнение посла М. А. Силина о
целесообразности поездки представителя РПЦ в Лугачовицы. В ин-
формационной записке Сталину в сентябре 1950 г. Григорьян особо
подчеркнул активное участие руководства Народной (лидовой) пар-
тии, в том числе и Плойгара, во всех мероприятиях в защиту мира:
они «осуждают в своих выступлениях империалистическую полити-
ку правительств США и Англии, призывают членов партии и всех
граждан повысить бдительность и разоблачать подрывную деятель-
ность агентов англо-американского империализма»33.
В повестке дня конференции значились два вопроса — «Борьба
церкви за мир во всем мире» и «Отношение христианства к социа-
лизму». По решению высших инстанций представители РПЦ во
главе с митрополитом Николаем приняли участие в обсуждении
только первого вопроса. 12 июля 1950 г. Г. Г. Карпов представил Ста-
лину доклад о пребывании делегации в Чехословакии и заключение
Совета по делам РПЦ о значении конференции. Карпов сообщал о
ее представительном характере: в Лугачовицы съехались более
300 участников из СССР, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польши,
Германии, Австрии и Австралии. Среди гостей был и епископ Кен-
терберийский X. Джонсон. «Почти каждый оратор, — писал Кар-
пов, — упоминал о Советском Союзе как о светоче для человечест-
ва», а едва лишь звучало имя Сталина, в зале вспыхивали бурные
овации. Особый акцент в докладе Карпова был сделан на антивати-
канских заявлениях участников: «Ораторы заверяли от имени своих
церквей, что отдадут все силы на дело построения социалистическо-
го общества и защиты мира. Многие католические и евангелические
священники выступали с обличением Ватикана». Резко заклеймил
«подлую роль» Святого престола и митрополит Николай. «Речи всех
ораторов, — продолжал Карпов, — дышали ненавистью к поджига-
телям войны и готовностью страстно защищать мир». Из документа
также следовало, что Совет по делам РПЦ рассматривал борьбу ка-
130
толического и протестантского духовенства в Чехословакии, Поль-
ше, Венгрии и других странах народной демократии с «реакцион-
ной» частью их церквей и развертывание среди духовенства борь-
бы за мир как двуединую задачу34. Таким образом, делая ставку на
контакты с «прогрессивными кругами» католиков и протестантов,
Москва фактически рассчитывала содействовать расколу этих кон-
фессий, используя для этого благородные лозунги борьбы за мир.
Однако у делегации РПЦ имелась и еще одна задача, которая не
афишировалась: на месте изучить ситуацию в чехословацком право-
славии в связи с подготовкой дарования Чехословацкой церкви авто-
кефалии .
Намерение советского руководства целенаправленно и дозиро-
ванно использовать миротворческий потенциал Русской церкви в
движении сторонников мира отчетливо проявилось в ходе Корейс-
кой войны 1950-1953 гг. Став примером «опосредованного конф-
ликта», в котором СССР и США, оказавшись в противоположных
лагерях, тем не менее сумели избежать прямого военного столкно-
вения, Корейская война продемонстрировала полную несамостоя-
тельность и управляемость церковного руководства в кампании
борьбы за мир.
Война началась 25 июня 1950 г. вторжением северокорейских
войск на территорию южного соседа с целью объединить страну во-
енными средствами. И хотя по официальной информации, предна-
значенной советским гражданам, войну развязала «южнокорейская
военщина при поддержке американских интервентов», Русская цер-
ковь не спешила возвысить голос протеста и призвать к миру. Лишь
два месяца спустя, 21 августа 1950 г., патриарх и Св. синод РПЦ на-
правили в Совет Безопасности ООН обращение с призывом прекра-
тить бомбардировки в Корее и отвести американские войска за 38-ю
параллель. Конечно, это не было случайным. Именно во второй по-
ловине августа в результате успешных действий корейской Народ-
ной армии войска ООН были оттеснены на узкий плацдарм в районе
южнее порта Пу сон. 28 августа Сталин в телеграмме Ким Ир Сену
выразил уверенность, что «в скором времени» война закончится по-
зорным изгнанием американских «интервентов» из Кореи. Иными
словами, призыв Русской церкви к миру прозвучал только тогда,
когда победа северокорейцев и объединение страны казались близ-
кой реальностью. Однако успешная высадка американского десанта
в Чемульпо 15 сентября 1950 г. резко изменила обстановку. Война
вступила в новую фазу, тяжелую и кровопролитную. В середине
1951 г. по инициативе советской стороны начались переговоры о пе-
ремирии, которые в силу сложного переплетения многих факторов
приняли затяжной характер. Новейшие исследования свидетельству-
ем.: гл. V, § 1.
131
ют о заинтересованности советского руководства в затягивании
конфликта и переговорного процесса, в частности35. Понятно, что в
этих условиях призывы РПЦ к миру неминуемо вступили бы в про-
тиворечие с внешнеполитическими расчетами Москвы. И церковь
молчала.
В создавшихся условиях советское руководство сочло политичес-
ки выгодным дополнительно привлечь внимание международной
общественности к «проискам американского империализма». На во-
оружение была взята пропагандистская «утка» о применении амери-
канцами в Корее и Китае бактериологического оружия. При этом
инициаторы этой акции в Москве опирались на получившую огласку
информацию о наличии в США военного экспериментального цен-
тра по разработке средств бактеориологической войны (еще в 1949 г.
профессор Колумбийского университета Розбери опубликовал книгу
«Мир или мор», в которой сообщил, что такая работа ведется и что к
ней привлечены крупные американские специалисты)36. Заявление
президента Г. Трумэна от 30 ноября 1951 г. о том, что для «освобож-
дения Кореи» Соединенные Штаты готовы использовать все имею-
щиеся средства, включая и атомную бомбу37, еще более накалило
обстановку. Советская сторона привлекла к осуждению якобы развя-
занной американцами бактериологической войны крупнейших
ученых — членов движения сторонников мира и Русскую право-
славную церковь. Со специальным заявлением протеста выступили
патриарх Алексий и Св. синод РПЦ. Однако в мире реакция на эти
заявления была далеко не однозначной. Для иллюстрации приведем
выдержку из заметки в эмигрантском парижском издании «Возрож-
дение» под характерным названием «Полет бактерий». Ее автор
И.Х. писал: «Это не опечатка — бактерий. Полет валькирий про-
славил эпос германцев, сталинский эпос прославляет себя бактери-
ями. Те устремлялись в бой на черных, косматых конях; эти летят на
спинках, брюшках и крылышках мух, жучков, таракашек и других,
мобилизованных на корейский фронт насекомых. Общее у двух по-
летов то, что оба они — фантазия; один — поэтическая и красивая,
другой — политическая и злобно-уродливая. И еще, главное, разни-
ца заключается в том, что в валькирий никто уже больше не верит, а
верить в бактерии охотники находятся, большей частью, правда, не-
вольные. Охотников этих три категории: одни верят по наивности и
невежеству (северо-корейские и китайские мужики, для которых все
и затеяно), другие — в силу партийной дисциплины, лишенные
собственной воли, третьи — по обывательской запуганности и под-
халимству. Ко второй категории принадлежат ученые типа Жолио-
Кюри и, наконец, академик Тарле, к третьей — увы! — наши москов-
ские иерархи. Безотрадная, безрадостная картина!» Резко осуждая
участие церковного руководства и «болыпевицкого Патриарха» в
указанной пропагандистской акции, автор заметки констатировал
132
«очередную победу истинно сталинской “надчеловеческой” подлос-
ти над “слишком человеческим” современным страхом и малодуши-
ем», в том числе и высшего клира РПЦ38.
В мае 1952 г., то есть через год после начала переговоров о пере-
мирии, РПЦ предприняла масштабную миротворческую акцию: в
Троице-Сергиевой лавре собрались представители всех церквей и
религиозных организаций СССР. В центре внимания делегатов были
события в Корее. Участники приняли «Обращение к Церквам, рели-
гиозным объединениям, духовенству и верующим всех религий», в
котором призвали их осознать нравственную природу «нападения на
мирных соседей» и осудить его как «преступление против челове-
чества и морали»39. Подтекст обращения становится более понят-
ным, если учесть, что в начале 1952 г. американская сторона заняла
крайне жесткую позицию на переговорах в связи с судьбой китай-
ских военнопленных (решался вопрос об их добровольной репатри-
ации, против чего решительно возражал Китай). В июле 1955 г. деле-
гации восьми православных церквей, собравшись в Москве на тор-
жества преподобного Сергия Радонежского, приняли по инициативе
хозяев послание «К христианам всего мира» с призывом к миру и
борьбе за него. Еще раньше во всех храмах РПЦ была введена за
богослужением молитва о мире.
В последующие годы практика использования РПЦ советским
руководством по конкретным поводам в рамках движения в защиту
мира была продолжена. Так случилось, например, в связи с обостре-
нием к середине 50-х годов обстановки на Ближнем Востоке, при-
ведшем осенью 1956 г. к развязыванию Суэцкого кризиса и военным
действиям между Англией, Францией, Израилем, с одной стороны, и
Египтом, с другой. Возникновение очага войны обусловило очеред-
ной всплеск внимания советской стороны, стремившейся упрочить
связи с правительством Г. А. Насера, к восточным патриархам*. Реа-
лизуя конкретные указания политического руководства, Московская
патриархия неоднократно оказывала в этот период значительную ма-
териальную помощь патриарху Антиохийскому Александру III (в том
* В литературе констатируется, что интерес Москвы к Ближнему Востоку по-
догревался активностью в этом регионе Соединенных Штатов. Объектом воз-
действия американской стороны был, в частности, прорусски настроенный Анти-
охийский патриарх Александр III. Отдельные авторы приводят сведения о том,
что в 1954 г. ему была передана значительная денежная сумма с предложением
«избавиться от русского влияния» {Шкаровский М. В. Русская православная цер-
ковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в
1939-1964 годах). М., 1999. С. 309). Однако будучи осенью 1954 г. в Советском
Союзе Александр в беседах с патриархом Алексием отрицал этот факт. «Обеща-
ния [материальной помощи] были, но они не выполнены и вряд ли реализуются
из-за прорусской позиции Александра», — записал патриарх по окончании бесе-
ды (АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 31. Л. 38).
133
числе и на строительство духовной семинарии «для составления в
будущем кадров священнослужителей, преданных и обязанных Рус-
ской церкви»). Масштабы помощи были впечатляющими: на протя-
жении 1950-1952 гг. патриарху было подарено 60 тыс. долларов
США, а в 1954 г. во время его визита в Москву передано 35 тыс. дол-
ларов, 220 тыс. рублей и различные драгоценности40. Не остался без
внимания и патриарх Александрийский Христофор. 9 мая 1955 г.
Совет министров СССР на основании решения Президиума ЦК КПСС
принял постановление о выдаче ему 5 тыс. египетских фунтов с те-
кущего валютного счета патриарха Алексия и передаче храма в
г. Одессе в качестве подворья с переводом ежегодно со счета патри-
арха РПЦ в распоряжение Александрийской патриархии в соответ-
ствующей валюте от 10 до 20 тыс. долларов «под видом доходов этого
подворья». По окончании военных действий Московская патриархия
выделила еще 3,5 тыс. египетских фунтов и драгоценности для по-
мощи пострадавшим Александрийской и Коптской церквям41. Явная
заинтересованность в укреплении контактов с восточными патриар-
хатами отразилась и в очевидном заигрывании одного из советских
лидеров А. И. Микояна с патриархом Христофором: во время встре-
чи с ним в египетском посольстве в Москве Микоян напомнил, что
он «тоже добрый христианин»*42.
Ближневосточная тематика была едва ли не главной темой обсуж-
дения и во время встречи главы правительства Н. А. Булганина с пат-
риархом Алексием 26 марта 1956 г. (присутствовали также руководи-
тель Совета по делам РПЦ Г. Г. Карпов и начальник Протокольного
отдела Совета министров Е. А. Тарабрин)**. При обсуждении внешне-
церковных связей основной акцент был сделан на наращивании уси-
лий Московской патриархии по объединению деятелей православ-
ных церквей, главным образом стран народной демократии и Ближ-
него Востока, для отпора «разрастающейся холодной войне». По
замыслу советских руководителей, РПЦ должна была выступать ор-
ганизующим и сплачивающим глав других церквей началом. Иными
словами, в новых условиях, перед лицом новых внешнеполитичес-
ких задач произошла очевидная реанимация идей, выдвигавшихся
уже на повестку дня в канун июльского совещания глав христианс-
ких (некатолических) церквей в Москве в 1948 году.
Явно под влиянием встречи с главой правительства, а может быть,
и под наплывом воспоминаний о событиях восьмилетней давности
А. И. Микоян получил церковное образование, окончив семинарию в г. Тби-
лиси и Духовную академию в Эчмиадзине.
Митрополиту Николаю приглашения участвовать во встрече не поступило.
Вероятно, поэтому обиженный владыка в ближнем окружении выразил недоволь-
ство итогами приема («Ничего патриарх на приеме не поднял, мямлил что-то и
ограничился мелочами») (ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1332. Л. 57).
134
патриарх Алексий на встрече с Г. Г. Карповым 17 апреля 1956 г. сфор-
мулировал следующие основные направления внешнеполитической
деятельности РПЦ на ближайшее время: поездка делегации РПЦ во
главе с митрополитом Николаем в США, подготовка к приезду в
июле в Москву делегации англиканской церкви, поездка русских бо-
гословов в Западную Германию и др.43 Кроме того, в 1956 г. патриарх
провел в Москве ряд встреч с главами различных христианских цер-
квей, предлагая на них начать совместную работу по активизации
миротворческого движения верующих.
На упомянутой встрече с Н. А. Булганиным был поставлен вопрос
и о налаживании контактов с Сербской православной церковью.
Время для этого, несомненно, пришло, так как в 1955 г. уже состоялся
визит советской правительственной делегации во главе с Н. С. Хру-
щевым в Белград. У нас нет свидетельств о настроениях русских ие-
рархов в связи с данной задачей. Думается, что психологически ситу-
ация была непростой: ведь всего несколько лет назад, в 1950 г., в раз-
гар советско-югославского конфликта, патриарх Алексий и другие
епископы вернули в Белград полученные ими ранее югославские на-
грады*. Московская патриархия начала активную подготовитель-
ную работу к приезду патриарха Сербского Викентия в Москву.
Визит состоялся осенью 1956 г. 19 октября высокого гостя прини-
мал Н. А. Булганин44. Ровно через год ответный визит в Югославию
нанес патриарх Алексий. В Белграде владыка встречался с высши-
ми руководителями страны.
К середине 50-х годов наметилась положительная динамика в
отношениях РПЦ с Ватиканом, экуменическим движением и про-
тестантскими организациями. Речь уже не шла о прямой конфрон-
тации. В немалой степени этому способствовала позиция Пия XII,
заявившего в апреле 1954 г. в пасхальном послании о своей под-
держке требований запретить атомное и водородное оружие. В пас-
хальном послании 1955 г. понтифик вновь призвал государствен-
ных руководителей Запада и Востока к взаимопониманию, обес-
печению мира и сотрудничества в деле мирного использования
атомной энергии45.
Начали постепенно налаживаться контакты с американскими
христианами, в частности осуществился обмен визитами весной-
летом 1956 г. делегаций РПЦ и Национального совета церквей Хрис-
та США. Однако закрепить первоначальный успех в деле установле-
ния дружеских отношений не удалось. В ходе венгерского кризиса
Указ правительства Югославии о награждении был издан во время пребыва-
ния делегации РПЦ в Белграде в апреле 1945 г. Патриарх Алексий и глава делега-
ции епископ Сергий (Ларин) были награждены орденом Народного Освобожде-
ния, а четверо других членов делегации — орденом Братство и Единство (Журнал
Московской патриархии. 1945. № 6 (июнь). С. 27).
135
1956 г. президент НСЦХ Е. Блейк обратился в Московскую патриар-
хию с просьбой ходатайствовать перед советским правительством
о предоставлении венграм права самим определить свою судьбу.
В ответ власти разрешили патриарху Алексию выступить в конце
ноября 1956 г. с заявлением об участии РПЦ в оказании матери-
альной помощи пострадавшим в Венгрии, но на дальнейшие кон-
такты РПЦ с американскими христианами был наложен запрет.
Связь оказалась прерванной на несколько лет.
Таким образом, в 50-е годы Русская православная церковь, пе-
реживая вновь нелегкие времена, связанные с колебаниями госу-
дарственной церковной политики, оставалась тем не менее верной
условиям заключенного с властью в 1943 г. компромисса. Руково-
дители РПЦ прославляли коммунистический социальный порядок,
Советское государство, принесшее народу «освобождение от раб-
ства и могущества богатства и скупости», «равенство и товарищест-
во в труде и жизни», приближающее людей к христианскому идеа-
лу и любви46. Русская православная церковь участвовала в движе-
нии сторонников мира, хотя ее активность, как было показано
выше, строго дозировалась и направлялась партийно-государствен-
ными структурами. Награждение митрополита Николая в августе
1955 г. орденом Трудового Красного Знамени отразило в какой-то
мере признание советским политическим руководством усилий
РПЦ в данном направлении.
Реакция же в мировом сообществе и, что особенно важно, в цер-
ковных кругах за границей на миротворческую деятельность РПЦ
не была однозначно позитивной, что не могло не отразиться на ав-
торитете Русской церкви за рубежом. Отношение власти к РПЦ дик-
товалось в первую очередь внешнеполитическими задачами, но ис-
пользовалась церковь, по большей части, спорадически. Сугубый
практицизм в подходе власти к РПЦ четко выразил сменивший
Г. Г. Карпова на посту председателя Совета по делам Русской право-
славной церкви В. А. Куроедов. В докладе на Всесоюзном совеща-
нии уполномоченных Совета в 1960 г. он заявил: «Внешняя работа
Московской патриархии — это единственная сторона деятельности
церкви, которая может быть использована в интересах советского
государства»47.
§ 3. Советское руководство, РПЦ и экуменическое движение
Для адекватной оценки отношений Советского государства и
Русской церкви к экуменическому движению и их динамики пред-
ставляется целесообразным вкратце напомнить читателю о сущнос-
ти и характерных чертах доктрины экуменизма и ее восприятии в
России и СССР.
136
Зародившееся по инициативе англиканской церкви еще в XIX в.
экуменическое (вселенское)* движение наибольший размах получи-
ло в XX столетии, особенно после Первой мировой войны. Объеди-
нение всех христианских церквей мира (православной, протестант-
ской, католической) в одну всемирную церковь или как минимум
обеспечение единой позиции церквей в вопросах общественной
жизни предполагало в дальнейшем организацию последней на хрис-
тианских началах. Достичь этого экуменисты рассчитывали путем
внедрения в общество богословского вероучения и христианской
морали, а также организованного влияния через церковь на полити-
ку правительств.
Первоначальным и основополагающим для всего экуменическо-
го движения было возникшее в 1910 г. движение «Вера и церковное
устройство». У его истоков стояли американские церкви и такие
выдающиеся экуменические деятели начала XX в., как методист
Дж. Мотт, представитель американской протестантской церкви
епископ Ч. Брент, юрист Р. Гардинер. В 1920 г. в Женеве участника-
ми движения «Вера и церковное устройство» была проведена под-
готовительная конференция по созыву первого всемирного форума.
Работу конференции благословил патриарх Тихон, от Русской пра-
вославной церкви в ней участвовал архиепископ Евлогий (Георги-
евский). В межвоенный период прошли еще несколько всемирных
конференций «Вера и церковное устройство», провозглашавших
главной задачей сближение различных ветвей христианства. Среди
их участников были русские богословы, жившие к тому времени за
рубежом.
Первая мировая война, ее трагедии, ужасы и потери стимулиро-
вали настроения в пользу сотрудничества народов, совместных уси-
лий по обеспечению мира. Зримым проявлением этой тенденции
явилось возникновение новых экуменических движений, носивших
подчеркнуто жизнеутверждающие, оптимистические названия.
Вдохновителем движения «Жизнь и деятельность» явился при-
мас шведской церкви Н. Седерблом, близким другом и единомыш-
ленником которого был бывший профессор Петроградской духовной
академии, а впоследствии преподаватель богословского факультета
Софийского университета Н.Н. Глубоковский. «Жизнь и деятель-
ность» также провела несколько всемирных конференций (в 1925 г.
в Стокгольме, в 1937 г. в Оксфорде).
Почти одновременно на экуменической сцене появилось дви-
жение «Всемирный альянс для содействия международной дружбе
при посредстве церквей», у истоков которого стояли немецкий бого-
слов 3. Шульце и датский епископ В. Амундсен. Помимо регуляр-
ных заседаний Международного совета «Альянса» в нем существо-
* От греческого oikumene (экумена) — обитаемый мир, Вселенная.
137
вала и такая, причем весьма активная, форма деятельности, как про-
ведение конференций национальных советов Балканских стран.
Были, в частности, организованы встречи в Нови-Саде (1923), Синае
(1924), Афинах (1926), Софии (1927), Бухаресте (1933), Рымникуле
Вылче (1936) и других48.
Незадолго до войны, в 1938 г., на конференции в Утрехте (Нидер-
ланды) произошло объединение всех ветвей экуменического движе-
ния. Результатом этой акции явилось создание новой организации —
Предварительного комитета Всемирного совета церквей в процессе
подготовки. Это громоздкое название закрепило, с одной стороны,
промежуточный статус комитета, а с другой — зафиксировало ко-
нечную цель — создание Всемирного совета церквей (ВСЦ). Коми-
тет возглавил в ранге генерального секретаря пастор реформатско-
кальвинистской церкви д-р В. А. Виссерт-Хуфт из Нидерландов.
Инициаторы движения с момента основания пытались вовлечь в
него Римско-католическую и православные автокефальные церкви.
Католическое руководство решительно отклоняло предложения эку-
менистов о сотрудничестве, и свою категоричность обосновывало
постулатом о «вселенскости» Римско-католической церкви, на кото-
рую никто другой посягать не может. Однако своих наблюдателей на
совещания и встречи экуменистов католики посылали регулярно49.
Позиция православных церквей не была единой. Начиная с 20-х го-
дов отдельные церкви, в частности Константинопольская, Гречес-
кая, Сербская, Болгарская, участвовали в экуменических конферен-
циях в Лозанне, Оксфорде, Эдинбурге.
Что касается РПЦ, то после октября 1917 г. ее связи с зарубежны-
ми церквями ликвидировались по инициативе государства. В экуме-
ническом движении, как уже говорилось, эпизодически участвовали
отдельные представители русских церковных кругов, но такие кон-
такты просуществовали недолго.
Вторая мировая война помешала проведению очередного, наме-
ченного на 1941 г., всемирного экуменического совещания, однако
само движение, как и его идеи, продолжали жить и, как это ни пара-
доксально, именно в военное время стали объектом пристального
внимания советского политического руководства. Это обстоятель-
ство было тесно связано с общим поворотом в церковной политике
Советского государства и теми планами в отношении использования
РПЦ, которые диктовались внешнеполитическими задачами Моск-
вы. Очевидно было, что церкви предстояло публично определить
свою позицию в отношении экуменического движения. Но процесс
этот затянулся и протекал крайне неравномерно, о чем свидетель-
ствуют материалы Совета по делам РПЦ. В центр внимания выдви-
нулась занимавшая руководящее положение в экуменическом дви-
жении англиканская церковь50. В Великобритании она имела статус
государственной, возглавлялась королевскими особами и имела зна-
138
чительное влияние в западном обществе. Поэтому восстановление
некогда оживленных контактов именно с этим религиозным инсти-
тутом пришлось на самое начало активизации международной де-
ятельности РПЦ.
В сентябре 1942 г. в Куйбышеве, куда были эвакуированы дипло-
матические представительства и где находился со своим ближайшим
окружением патриарший местоблюститель митрополит Сергий, со-
стоялась встреча митрополита Николая с советником посольства Ве-
ликобритании Баггалеем.
В ходе беседы митрополит Николай предложил организовать
обмен визитами, что должно было содействовать «достижению луч-
шего понимания» между обеими церквями51. В реализацию этого за-
мысла активно включился посол Великобритании в Москве А. Кларк
Керр. 9 марта 1943 г. в письме народному комиссару иностранных
дел СССР В. М. Молотову он сообщил, что во время своего пребыва-
ния в Лондоне обсудил этот вопрос с деятелями англиканской церк-
ви и что предложение митрополита Николая «было тепло принято».
При этом архиепископ Кентерберийский высказался за то, чтобы
первой нанесла визит делегация англиканской церкви. Британский
посол интересовался, «приемлемо ли советским властям это общее
предложение»52. Понимая, что процесс возобновления контактов в
интересах дела следовало персонифицировать, советская сторона
решила опереться на настоятеля Кентерберийского собора д-ра Хью-
летта Джонсона. Хорошо известный Москве еще с довоенного вре-
мени как поборник установления дружественных отношений с
СССР, возглавивший в годы Второй мировой войны Объединенный
комитет помощи СССР, Джонсон у себя на родине получил прозвище
«красного настоятеля». В начале войны он написал специальную мо-
литву о даровании победы русскому воинству. Явная просоветская
ориентация д-ра Джонсона, имевшая прежде немало противников в
правительственных, церковных и общественных кругах Великобри-
тании, в военное время, когда сопротивление Красной Армии, геро-
изм и мужество защитников Москвы вызывали искреннее восхище-
ние англичан, приобрела иное измерение. В советской столице репу-
тация и влияние «красного настоятеля», прежде всего в руководстве
англиканской церкви, его авторитет оценивались как значительные
и представлявшие благоприятные возможности для развития цер-
ковных связей. Для Москвы немалое значение имел также тот факт,
что в качестве знатока советской действительности Джонсон регу-
лярно консультировал не только церковных лиц — архиепископа
Йоркского д-ра С. Гарбетта и архиепископа Кентерберийского д-ра
В. Темпа, но и был вхож в политические и военные круги страны.
Вряд ли и вопрос о визите в сентябре 1943 г. в Москву делегации
англиканской церкви во главе с д-ром Гарбеттом решался без учас-
тия «красного настоятеля».
139
Желание английских иерархов установить прямые контакты с ру-
ководством РПЦ было, несомненно, искренним. Это проявилось не
только накануне и в ходе визита, но и впоследствии, в публичных
оценках поездки на страницах английских изданий. За десять дней
пребывания в советской столице члены делегации провели несколь-
ко встреч с руководством Московской патриархии, побывали в раз-
рушенном фашистами Ново-Иерусалимском монастыре. Гости за-
стали самое начало потепления государственно-церковных отноше-
ний. Их рассказы по возвращении на родину об увиденном в СССР,
убежденность, что в России, «безусловно» существует свобода со-
вести, как подчеркивается в литературе, «умножали симпатии [анг-
личан] к советскому народу»53. Заявления участников делегации
также, несомненно, способствовали укреплению международного
авторитета советского политического руководства. Показательно в
этом плане выступление руководителя делегации архиепископа
Йоркского д-ра С. Гарбетта на страницах издававшегося Министер-
ством информации Великобритании еженедельника «Британский со-
юзник». В статье «Что я видел в СССР» д-р Гарбетт писал: «В Рос-
сии есть огромное множество людей, которые сознательно отверга-
ют всякую веру в Бога. Само государство, бесспорно, является
нерелигиозным. Но со всеми этими оговорками имеются, несомнен-
но, миллионы русских, обращающихся к Богу за помощью, настав-
лением и утешением в их горе и боли. Сталин является мудрым госу-
дарственным деятелем, который признает, что Церковь более не под-
держивает старый режим. Она лояльно принимает существующий
режим. Она душой и телом стала помогать общенародному делу.
...Мой визит был слишком кратким, чтобы я мог сделать какие-либо
представляющие ценность выводы об общем положении и экономи-
ческой политике в России... Теперь, побывав в России, я гораздо ос-
торожнее в каких-либо заявлениях на этот счет, чем я был недели
три-четыре назад. ...На нынешней своей стадии Россия скорее соци-
алистическая, нежели коммунистическая страна. ...Как бы мы ни
осуждали некоторые методы, примененные во время революции и
после нее, мы будем теперь с сочувствием наблюдать, как осущест-
вляется великий социальный и экономический эксперимент, хотя бы
мы при этом и сознавали, что многое из него неприменимо в нашей
стране»54.
Исходя в первую очередь из конкретных внешнеполитических
задач, советское руководство придавало серьезное значение этому
визиту. Сталин намеревался использовать приезд д-ра Гарбетта в
Москву в канун Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря
1943 г.), на которую советский руководитель возлагал большие на-
дежды в связи с вопросом об открытии Второго фронта. Визит рас-
сматривался им как дополнительный способ подталкивания союзни-
ков в этом направлении. Активизация же собственно межцерковных
140
контактов не заботила советского лидера и, во всяком случае, не вхо-
дила в его ближайшие планы.
Прагматизм сталинской позиции нашел, в частности, подтверж-
дение и в решении вопроса об ответном визите русской церковной
делегации в Англию в соответствии с полученным приглашением.
По мнению Сталина, спешить с этим не следовало. В. М. Молотов в
разговоре с председателем Совета по делам РПЦ Г. Г. Карповым сфор-
мулировал точку зрения Сталина следующим образом: «.. .В силу на-
циональной гордости нам не следует кланяться и так быстро реагиро-
вать на... предложения [англичан]. К тому же и воюют они еще плохо.
Одно дело, когда они приезжали к нам на поклон, другое дело нам
ехать туда. .. .Так вежливо и скажите Патриарху»55.
Визит был отложен. Более того, позднее он оказался включен-
ным в ряд серьезных мероприятий, направленных на утверждение
лидирующей роли РПЦ в христианском мире. В частности, по плану
Совета по делам РПЦ, подготовленному весной 1945 г., предполага-
лось осуществить в мае поездку церковной делегации во главе с
митрополитом Николаем в Англию «как ответный визит на посеще-
ние архиепископом Йоркским Москвы». Главной в поездке Нико-
лая должна была стать ее антиватиканская направленность. Сторо-
нам предстояло обсудить также вопрос об участии англиканской
церкви во всемирной конференции христианских церквей в совет-
ской столице.
В значительной своей части план был реализован. В мае-июне
1945 г. митрополит Николай посетил Англию, где ему удалось до-
стичь с руководством англиканской церкви в лице архиепископа
Йоркского согласованной оценки деятельности Ватикана как враж-
дебной и православию, и англиканству. Новые возможности сотруд-
ничества открывало также заключение о почти полной идентичнос-
ти вероучений православия и англиканства, прозвучавшее из уст
иерарха англиканской церкви на приеме в честь русского гостя56.
С точки зрения перспектив развития экуменического движения дан-
ная констатация была весьма важной. Показательно, что во время
визита митрополит Николай встретился и с генеральным секретарем
Предварительного комитета Всемирного совета церквей в процессе
подготовки д-ром В. А. Виссерт-Хуфтом. Однако в Совете по делам
РПЦ на результаты поездки митрополита Николая отреагировали с
осторожным оптимизмом. Г. Г. Карпов в отчете, представленном в
ЦК ВКП(б), отметил, что англиканская церковь «готова принять
участие в тех или иных мероприятиях, направленных против Вати-
кана, хотя и занимает пока в этом вопросе пассивные позиции»57.
Прагматическая составляющая советской позиции имела как бы
несколько измерений: долгосрочная, в первую очередь антивати-
канская, перспектива сочеталась с непосредственными внешнепо-
литическими задачами дня. Но и при решении последних Сталин,
141
подобно опытному гроссмейстеру, просчитывал многоходовые
комбинации. Визит митрополита Николая, несомненно, был приуро-
чен к намеченной на июль Потсдамской конференции. Сталин лю-
быми способами стремился обеспечить в Потсдаме благоприятную
для СССР обстановку, в том числе используя и столь авторитетный в
мире религиозный институт, каким являлась англиканская церковь.
Но этот ход не был единственным. В конце июня 1945 г. был прове-
ден Собор Армянской церкви, на котором осуществилось избрание
католикоса всех армян. Заметим, что договоренность Сталина с
архиепископом Георгом Чеорекчяном о проведении Собора была
достигнута еще 19 апреля, но в данном случае «большевистские
темпы», проявленные по инициативе Сталина при избрании патри-
арха Сергия в сентябре 1943 г., не только не требовались, но, наобо-
рот, были лишними. Следовало потянуть время, приблизить прове-
дение Собора к встрече союзников в Потсдаме, на которой в связи с
судьбой Турции неизбежно вставал вопрос о возвращении отторгну-
тых турками в 1921 г. территорий Армении и Грузии — Карсе, Арт-
вине и Кардагане. Примечательно, что гостем Армянской церкви
был вышеупомянутый X. Джонсон, который летом 1945 г. по лично-
му (!) приглашению Сталина находился в СССР. И отведенную ему
роль, значение которой, возможно, он в полной мере и не осознавал,
«красный настоятель» успешно сыграл: на пресс-конференции в
Ереване гость заявил, что области, отторгнутые Турцией, «должны
быть как можно скорее возвращены Армении»58.
Выступление Джонсона не прошло незамеченным. 16 июля 1945 г.
в Потсдаме в беседе с В. М. Молотовым министр иностранных дел
Великобритании А. Иден заявил, что приводимые Джонсоном аргу-
менты «полностью совпадают с аргументами советского правитель-
ства...». «Джонсон целиком советский человек...» — констатировал
Иден. Переубедить британского министра Молотову не удалось, да
он, судя по записи беседы, и не особенно стремился к этому59.
Непосредственно после окончания Второй мировой войны ие-
рархи Русской церкви сохраняли интерес к экуменическому движе-
нию и пытались выработать свое отношение к перспективам участия
в нем РПЦ. 23 января 1946 г. в справке об экуменическом движении,
адресованной Карпову, патриарх Алексий следующим образом изло-
жил позицию руководства РПЦ: «1) РПЦ считает совершенно пре-
ждевременным вести какие бы то ни было диспуты по вопросам
собственно вероучения. 2) Если РПЦ станет принимать участие в
экуменическом движении, то первым ее вопросом будет предложе-
ние созвать Всемирную ассамблею мира (так мы ее назовем) (под-
черкнуто в документе. —Авт.). Этот вопрос по своей идее наиболее
родственен задачам экуменического движения и не имеет для своей
постановки никаких принципиальных возражений. Все же бесчис-
ленные конференции, которые были до 1938 г., заканчивались под-
142
писанием церковниками положений, в которых они признавали не-
обходимость “любви и мира”, считали себя обязанными проводить
их в своей деятельности, высказывали свою уверенность в возмож-
ности всеобщего соединения в каком-то неопределенном будущем.
И только. Ничего конкретного, ничего претворяемого в жизнь. У ре-
лигии и у Организации Объединенных Наций задача одна — уми-
ротворить жизнь и повысить тем самым народное благосостояние.
Ассамблея мира может дать реконструкцию содержания социальных
отношений, Организация Объединенных Наций придаст им форму»60.
Иными словами, руководство РПЦ склонялось к участию в экумени-
ческом движении при условии развертывания последним практиче-
ской деятельности в целях гуманизации мирового порядка и обще-
ственной жизни.
Подтверждением этого явилось согласие патриарха Алексия на
участие представителей РПЦ в планировавшейся осенью 1946 г. в
Праге встрече экуменистов для рассмотрения вопроса о создании
ВСЦ. Был назначен и руководитель делегации — митрополит Нико-
лай. В августе 1946 г. он встречался в Париже с видным деятелем
экуменического движения Л. Зандером и, как отмечено исследовате-
лями, «имел с ним долгую и исчерпывающую беседу об экуменизме
и ВСЦ в положительном духе». В начале октября 1946 г. Московская
патриархия обратилась к пастору М. Бэгнеру с просьбой прислать
литературу и материалы об экуменизме, заверив адресата, что совет-
ская таможня уже получила разрешение беспрепятственно пропус-
тить их. В это же время было принято решение направить в Женеву
и Париж сотрудников Отдела внешних церковных связей Москов-
ской патриархии протоиерея Г. Разумовского и профессора Москов-
ской духовной академии В. Платонова для изучения разных сторон
экуменического движения и планов предстоящей деятельности ВСЦ.
Подобная активность, несомненно, свидетельствовала о готовности
советской стороны на том этапе глубже ознакомиться с идеями эку-
менизма и, учитывая контакты русских богословов с экуменистами в
прошлом, адекватно решить вопрос о возможности участия РПЦ в
движении.
Но эти намерения остались нереализованными. 19 октября 1946 г.
митрополит Николай сообщил письмом д-ру В. А. Виссерт-Хуфту о
желательности отсрочить встречу в Женеве и Париже, перенести ее
на 1947 г., поскольку якобы неожиданно осложнился вопрос с виза-
ми для представителей РПЦ. При этом митрополит пояснил, что за-
прошенные визы не были получены в Москве. Однако когда обеспо-
коенное руководство ВСЦ обратилось за разъяснениями к швейцар-
ским и французским властям, те ответили, что никакого запроса из
Москвы к ним вообще не поступало61.
Что же произошло? Какие факторы повлияли столь решительно
на осложнение контактов РПЦ с экуменистами?
143
Ответ представляется нам очевидным: сразу после мартовской
речи 1946 г. У. Черчилля в Фултоне, расцененной в Москве как выра-
жение откровенной угрозы со стороны вчерашних союзников по ан-
тигитлеровской коалиции, процесс политической поляризации полу-
чил мощный импульс, а к лету 1946 г. ощущение раскола мира на две
враждебные системы уже ясно осознавалось и в западных столицах,
и в Москве62. Естественно, что указанные процессы напрямую за-
тронули и сферу межцерковных отношений. Очень скоро стало ясно,
что конфессиональный фактор, независимо от того, на каком из по-
люсов мирового противостояния он действовал, активно и охотно
использовался обеими сторонами для усиления своих позиций и
влияния в послевоенном мире.
По полученной в Москве информации, уже на всемирной конфе-
ренции экуменистов в Женеве в феврале 1946 г. в центре внимания
участников оказалась германская проблема. По инициативе архи-
епископа Кентерберийского д-ра В. Темпа была принята резолюция
протеста против методов, которыми «вразрез с требованиями гума-
низма» проводилось переселение немцев из Чехословакии, Польши
и Венгрии. Данное обвинение, имевшее под собой серьезные осно-
вания, было трудно парировать*. Участники конференции потребо-
вали также ревизии Потсдамских договоренностей по Германии,
особенно касавшихся ее экономического потенциала. В одной из ин-
формационных справок, направленных Г. Г. Карповым В.М. Моло-
тову весной 1947 г., подчеркивалось: «Все решения конференции
проникнуты духом примирения с Германией, смягчением оккупаци-
онного режима, оказания помощи Германии... При этом недвусмыс-
ленно говорилось, главным образом, о советской зоне оккупации»63.
Такая позиция не могла не стать для Москвы сильнейшим раздражи-
телем, тем более что к тому времени все более отчетливо выявлялась
линия западных держав на объединение их зон оккупации и созда-
ние в перспективе сепаратного образования в Западной Германии.
Геостратегический замысел Москвы, напротив, заключался в созда-
нии нейтральной Германии как буферной зоны между Западом и
* В одном из донесений заместителя наркома внутренних дел СССР И. А. Се-
рова в Москву Л. П. Берии от 14 июня 1945 г. о ходе переселения немцев из Чехос-
ловакии говорилось: «...Чехословацкое правительство вынесло постановление,
согласно которому все немцы, проживающие в Чехословакии, обязаны немедлен-
но выехать в Германию. Местные органы в связи с постановлением объявляют
немцам, чтобы они в течение 15-ти минут собирались и выезжали в Германию. На
дорогу разрешают взять с собой 5 марок. Никаких личных вещей и продоволь-
ствия брать не разрешают. Ежедневно в Германию прибывает из Чехословакии до
5000 немцев, большинство которых женщины, старики и дети. Будучи разорены и
не имея перспективы на жизнь, некоторые из них кончают жизнь самоубийством,
вскрывая бритвой вены на руках. Так, например, 8 июня районный комендант за-
фиксировал 71 труп со вскрытыми венами» (Восточная Европа в документах рос-
сийских архивов. 1944-1953. Т. I. 1944-1948. М.; Новосибирск, 1997. С. 223).
144
Востоком64. В силу этого понятно, почему женевская встреча экуме-
нистов получила в Москве жесткую оценку как «первая попытка со-
здания единого фронта протестантских церквей по подготовке об-
щественного мнения для оказания влияния на международные дела
в интересах англо-американского блока»65. В записке руководителя
Совета по делам религиозных культов И. В. Полянского Сталину от-
мечалась четкая ориентация экуменистов на этот блок и их намере-
ние «дублировать политику англо-американцев»66.
Дальнейшие события, казалось, подтверждали эту оценку. На
встрече экуменистов в августе 1946 г. в Кембридже, посвященной
подготовке всемирной ассамблеи, была образована специальная пос-
тоянно действующая комиссия по международным вопросам. Воз-
главил ее один из руководителей американской пресвитерианской
церкви и видный функционер Республиканской партии Дж. Ф. Дал-
лес, известный как сторонник «твердой» политики по отношению к
СССР. В Москве была получена информация, что экуменисты, кон-
статируя развивающийся раскол между Россией и Западом, опреде-
лили свою обязанность «сопротивляться распространению тотали-
таризма, чтобы защищать свободу проповедью евангельской прав-
ды», что они намерены установить контакты с ООН, действуя, в
частности, через Комитет по социально-гуманитарным вопросам67.
Понятно, что эти и подобные, отнюдь не единичные, факты Моск-
ва встречала с настороженностью, но тем не менее на разрыв с экуме-
ническим движением и полную отстраненность от него Русской цер-
кви не пошла. Более того, судя по документам, в 1947 г. советская
сторона допускала возможность сотрудничества при условии доми-
нации в экуменическом движении РПЦ и других религиозных орга-
низаций СССР. В Совете по делам РПЦ были выработаны условия
участия Русской церкви в движении, которые предполагалось предъ-
явить на переговорах русских иерархов с архиепископом Кентербе-
рийским: а) обеспечение чисто церковной деятельности этого движе-
ния, то есть отказ от политических выступлений, и б) существенное
расширение представительства православных церквей во главе с
РПЦ, в том числе и в руководящих органах движения. (Согласно
действовавшему положению, в последних православным церквям
предоставлялось лишь 17 мест из 90, а для участия в совещаниях 85
из 450.) Ключевой задачей Совет считал обеспечение единой линии
действия автокефальных православных церквей, что позволило бы,
как подчеркивалось в одном из документов Совета, «обеспечить вли-
яние на экуменическое движение в нужном нам направлении». Пони-
мая вместе с тем проблематичность удовлетворения этих требований,
Совет имел и альтернативный вариант действия для РПЦ: «По-преж-
нему занимать роль (так в документе. — Авт.) наблюдателя»68.
Документы свидетельствуют, что советская сторона крайне вни-
мательно отслеживала ситуацию в экуменическом движении. Она
145
усматривала наличие в нем в 1947 г. двух течений — про- и антиаме-
риканского и рассчитывала на контакты с последним. К «прогрессив-
ным элементам» в среде экуменистов относилась, по оценке Москвы,
частично и англиканская церковь, стоявшая, как было признано
ранее, ближе других церквей к РПЦ в догматическом отношении.
В это время продолжалась переписка руководства РПЦ (ее вел митро-
полит Николай) и д-ра В. А. Виссерт-Хуфта. Последний, кстати, очень
надеялся на поддержку РПЦ в борьбе против «американизации хрис-
тианства». Как говорилось в одном из поступивших в Москву доку-
ментов, сторонники антиамериканского течения стремились проти-
востоять «примитивной американской теологии, благословляющей
бизнес и житейское преуспеяние и видящей главную цель христиан-
ской деятельности в пожертвованиях на церковно-благотворитель-
ные нужды». К антиамериканскому направлению примыкали скан-
динавский лютеранский епископат, голландские, немецкие, швей-
царские экуменисты и даже некоторые американские теологи.
Своих сторонников имело и проамериканское течение, и среди
них «патриарх» экуменизма 82-летний Дж. Мотт. К этому течению,
естественно, примыкало большинство американских церквей, осо-
бенно так называемых свободных: баптистов, методистов, конгрега-
ционалистов. Сила проамериканского течения заключалась в том,
что именно оно обеспечивало финансовую базу движения, и проти-
востоять ему по этой причине было особенно трудно69.
Двойственное отношение советской стороны к экуменистам от-
разилось в письме патриарха Алексия главам православных церквей
в апреле 1947 г.: РПЦ «не решается одна, без обеспечения себе под-
держки со стороны братских церквей, ни войти в ряды сотрудников
экуменического движения, ни выразить этому движению обоснован-
ный, хотя и горький для него отказ»70.
Однако через год обстановка кардинально изменилась. К середи-
не 1948 г. ситуация на международной арене приобрела крайне на-
пряженный характер, о чем говорилось выше. Ялтинская стратегия,
пережив эволюцию к политике «сдерживания коммунизма», смени-
лась теперь еще более жесткими формами блокового противостоя-
ния71. Внутри формировавшегося советского блока в Восточной Ев-
ропе и без того непростая ситуация осложнилась начавшимся весной
1948 г. советско-югославским конфликтом. В июне была принята
первая антиюгославская резолюция Коминформа. Все это вынудило
советское руководство перейти к реализации нового стратегического
курса в Восточной Европе, в основе которого лежала иная, чем пре-
жде, общественная тенденция — социально-политическая конфрон-
тация. На этой основе Москва рассчитывала сцементировать совет-
ский, восточный блок72.
Через призму кардинальных изменений на международной арене
советская сторона рассматривала и церковную обстановку в мире,
146
все более явно склоняясь к негативным оценкам экуменического
движения. 2 июля 1948 г. в обстоятельной записке заместителю ми-
нистра иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому Г. Г. Карпов с тре-
вогой констатировал активность «англо-американских реакционе-
ров», направленную на отрыв православных церквей прежде всего в
Балканских странах от РПЦ. Карпов сообщил о контактах, установ-
ленных западными экуменистами в Болгарии, Югославии и Чехос-
ловакии, их намерении открыть для себя таким образом возможность
для вмешательства во внутренние дела славянских стран73.
На совещании глав автокефальных православных церквей в Мос-
кве в июле 1948 г., как говорилось выше, в специальной резолюции
экуменическое движение было охарактеризовано не столько как цер-
ковное, сколько как политическое и антидемократическое, осущест-
вляющее совместно с Ватиканом натиск на Восток. Современное эку-
меническое движение, отмечали авторы документа, «не соответству-
ет идеалу христианства и задачам Церкви Христовой, как их
понимает Православная Церковь» и «не обеспечивает дела воссоеди-
нения Церквей благодатными путями и средствами». Отталкиваясь
ет этих оценок, все православные поместные церкви, представлен-
ные на совещании, приняли решение отказаться от участия в экуме-
ническом движении «в современном его плане». Резолюция содержа-
ла также предостережение против излишнего сближения со Всемир-
ным советом церквей, поскольку он якобы был создан по инициативе
протестантских кругов Запада и преследовал цель подменить дей-
ствительное воссоединение церквей неким «экуменическим союзом».
Опираясь на решение московского совещания, РПЦ отказалась от
участия в амстердамской ассамблее экуменического движения, на ко-
торой предстояло официально провозгласить создание Всемирного
совета церквей. 1 августа 1948 г. митрополит Николай уведомил об
этом генерального секретаря д-ра В. А. Виссерт-Хуфта. «Однако этот
наш отказ не означает, что мы не будем иметь никакого интереса к
деятельности экуменического движения, — говорилось в письме. —
Ввиду этого мы просили бы Вас и в дальнейшем информировать нас
о деятельности Всемирного совета церквей, пересылая нам соответ-
ствующую литературу, отчеты об ассамблеях и конференциях, докла-
ды по всем вопросам и т. п.»74. Подобное заявление свидетельствова-
ло о том, что Москва не хотела выпускать из поля зрения происходив-
шее в экуменическом движении. Именно этим объясняется, на наш
взгляд, предоставленная руководству РПЦ возможность не захлопы-
вать наглухо дверь перед экуменистами, сохранить пусть слабые и
односторонние контакты, что не исключало пересмотра в будущем
вопроса об участии Русской церкви в экуменическом движении.
Примечательно, что в это же время оценки экуменического дви-
жения, исходившие от официальных инстанций, отличались резки-
ми формулировками, ставившими под сомнение перспективу кон-
147
тактов с ним РПЦ. «Под покровом пышных благозвучных фраз, го-
ворилось, например, в одном из служебных установочных материалов
ТАСС, все это вселенское движение является еще одной формой
объединения и мобилизации реакционных сил в международном
масштабе, начинанием, которое отнюдь не служит делу мира, а, на-
оборот, является инструментом в руках руководителей империалис-
тического лагеря»75.
Очевиден двойной стандарт, демонстрировавшийся советской
стороной в отношении к экуменизму, причем объяснялся он, на наш
взгляд, исходившей от ВСЦ острой критикой церковной обстановки
в странах советского блока.
В 1949 г. в английском городке Чичестере на конференции Цент-
рального комитета ВСЦ, где предметом обсуждения стали и между-
народные дела, были приняты документы, констатировавшие ухуд-
шение религиозной ситуации в странах Восточной Европы и содер-
жавшие протест против преследования церкви коммунистами.
Многие выступавшие подчеркивали, что в регионе проводится поли-
тика подчинения церкви государству, направленная на получение
поддержки тоталитарных режимов и их благословения. Данные кон-
статации следует признать вполне адекватными действительности.
К концу 1948 г. страны Восточной Европы после завершения в них
процесса установления монополии компартий на власть вступили в
«горячую фазу советизации». Ставшие руководящими коммунисти-
ческие партии перешли к интенсивному осуществлению трансфор-
мации всех сторон общественной жизни в соответствии со сталин-
ской доктриной построения социализма. Все противники режима, как
реальные, так и мнимые, то есть те, кого власть объявила своими оп-
понентами, к тому времени были устранены с политической сцены76.
Все, кроме одного, идеолого-политического, противника — церкви.
Именно поэтому 1949 г. действительно обозначил новый этап в госу-
дарственно-церковных отношениях в странах региона, и сущность
его — подчинение церкви государству — экуменисты оценивали объ-
ективно. Это, безусловно, подпитывало негативное отношение совет-
ского политического руководства к экуменическому движению.
Антиэкуменическая резолюция московского совещания не стала,
как указывалось выше, непреодолимой преградой на пути контактов
Русской церкви с официально созданным в августе 1948 г. Всемир-
ным советом церквей. Заинтересованность в их установлении и раз-
витии была, несомненно, обоюдной. Зимой — весной 1950 г. д-р Вис-
серт-Хуфт и его помощник д-р С. Ниль предложили Московской пат-
риархии провести встречу с представителями ВСЦ. Стороны вели
активную переписку, результатом которой явилась достаточно полная
осведомленность Московской патриархии о положении дел в Совете,
различных тенденциях и веяниях в его деятельности. Положение в
экуменическом движении активно обсуждалось и в переписке Отдела
148
внешних церковных связей (ОВЦС) РПЦ с православными церквями,
входившими в ВСЦ. Надежными каналами информации являлись
также богословские круги русского зарубежья. Лейтмотивом всей об-
ширной и разнообразной переписки Отдела по вопросам экуменизма
было сожаление зарубежных адресатов о неучастии РПЦ в движении.
Забегая вперед, отметим, что наиболее последовательным в этих на-
строениях оставался сам руководитель ВСЦ д-р Виссерт-Хуфт. В июле
1956 г., например, он в интервью парижской газете «Реформ» выразил
надежду на принципиальные перемены в этом отношении77.
В самом движении обстановка была непростой, о чем советская
сторона была хорошо осведомлена. В ВСЦ наблюдалась медленная,
но серьезная эволюция, что отразилось в документах ведомства Кар-
пова. Например, в июне 1950 г. на заседании ЦК ВСЦ в г. Торонто ак-
тивно обсуждался вопрос о сближении с православными церквями,
подчеркивалась необходимость отказа от прежней односторонней
протестантской, то есть прозападной, ориентации движения, призна-
нии суверенности церквей-участниц, осуждался прозелитизм, особен-
но беспокоивший православную церковь. Акцент на уважении целост-
ности и неприкосновенности догматических и экклезиологических
основ православия, на понимании требований и критериев православ-
ных церквей в целях достижения христианского единства рисовал
многообещающие перспективы сотрудничества. Принципиально важ-
ным был пункт Торонтской декларации, констатировавший, что ВСЦ
не является церковью и не претендует на превращение в некую сверх-
церковь, то есть структуру, стоящую над церквями — членами Совета,
а определяет себя единственно как форум, призванный служить вза-
имным отношениям и контактам церквей. Подчеркивалось, что в силу
этого ВСЦ не имеет и не может иметь своей экклезиологии или отда-
вать предпочтение какой-либо одной экклезиологии, не может быть
инструментом какого-либо одного вероисповедания или конфессио-
нального богословского направления и школы. Членство в ВСЦ ни в
чем не может ущемлять полноту догматического вероучения церквей-
членов и наносить ущерб их каноническому устройству78. В этой части
решения, принятые в Торонто, были с удовлетворением восприняты в
Московской патриархии, где столь явную эволюцию позиции ВСЦ
расценили в первую очередь как ответ на критику экуменического
Движения, прозвучавшую на московском совещании 1948 года*.
* Действительно, на московском совещании 1948 г. в докладе «Экуменическое
Движение и Русская православная церковь», сделанном протоиереем Г. Разумов-
ским, подчеркивалось: «Перед этим движением, названным новым термином
‘экуменическое”, то есть вселенское, в смысле горизонтального охвата Вселен-
ной, стоит вопрос не о воспрививке отпавших церковных ветвей к основному
стволу церкви, а об объединении всех христианских исповеданий в совершенно
новую, экуменическую церковь» (цит. по: Кригер М. Всеправославное совещание
1948 года в Москве // Благодатный огонь. 1998. № 2. С. 40).
149
Некоторые изменения проявились и в подходах экуменистов к
международным делам. В феврале 1950 г. ЦК ВСЦ опубликовал за-
явление с призывом запретить применение атомного и водородного
оружия, высказался (это он делал и в дальнейшем) за мирное сосу-
ществование двух лагерей. При этом Стокгольмское воззвание о
запрещении атомного оружия было расценено как «пропаганда, а
не как истинное предложение в защиту мира». В ходе Корейской
войны экуменисты неоднократно выступали с одобрением «поли-
цейских мероприятий ООН», зато на сессии в Ланкау (Индия) в де-
кабре 1952 — январе 1953 г. было заявлено, что переговоры, а не
оружие должны стать основным средством решения острых меж-
дународных проблем79.
По всей вероятности, именно сосуществование разнородных
тенденций в деятельности ВСЦ, кстати, достаточно объективно
отражавших противоречивость окружающего мира, обусловило на
том этапе в целом осторожно-негативный подход советского поли-
тического руководства к возможностям установления прямых свя-
зей РПЦ с экуменистами. Показательна в этом плане записка, на-
правленная 20 января 1954 г. из Совета по делам РПЦ в аппарат
ЦК КПСС А. С. Панюшкину. В документе сообщалось о предстоя-
щей поездке митрополита Николая в Венгрию на церемонию при-
суждения ему в реформатской академии г. Дебрецена докторской
степени «гонорис кауза». «Совет считает, — говорилось в записке, —
что присуждение степени — предлог в целях вовлечения РПЦ в
экуменическое движение и, главным образом, для участия во вто-
рой ассамблее ВСЦ, подготовляемой американцами в августе с. г.
в г. Эванстоне (США). Митрополит предупрежден, что ему не сле-
дует встречаться с руководящими деятелями ВСЦ, но не исключе-
но, что реформаты попытаются организовать встречу Николая с
Дж. Кеннелли, Алленом Беллом и генеральным секретарем ВСЦ
Виссерт-Хуфтом. Они 5 февраля приезжают в Будапешт. Совет
просит принять меры к наблюдению за поведением митрополита
Николая в Венгрии, учитывая, что он едет один, без сопровождаю-
щего»80.
На второй ассамблее ВСЦ в 1954 г., отношение к проведению
которой в советском руководстве поначалу было явно насторожен-
ным, прозвучал призыв к запрещению всех средств массового
уничтожения и отказу от силы как «инструмента политики за пре-
делами существующих границ». Это заявление встретило исклю-
чительно положительную реакцию в Москве. 13 декабря 1954 г.
заместитель министра иностранных дел СССР В. А. Зорин сооб-
щил Г. Г. Карпову, что советская сторона считает возможным при-
соединение церквей стран народной демократии к резолюции ВСЦ
«О запрещении всех средств массового уничтожения». С удовлет-
ворением в Москве было воспринято и прозвучавшее в августе
150
1955 г. на сессии в г. Давосе предложение ЦК ВСЦ в адрес ООН
создать международную комиссию для разработки системы конт-
роля над вооружениями81.
Очевидное нарастание конструктивных усилий ВСЦ как в цер-
ковно-религиозной, так и в политической сферах позволяло рас-
считывать на серьезные подвижки в оценках экуменизма Москвой.
Документы свидетельствуют о том, что в руководстве Московской
патриархии и Совете по делам РПЦ шла в то время напряженная
работа по расширению контактов с церквями — участницами ВСЦ,
ставшая прологом к будущему включению Русской церкви в эту
структуру.
Позицию Совета по делам РПЦ четко выразил Карпов в записке
Зорину от 12 марта 1955 г. Возвращаясь к решениям московского
совещания 1948 г., он писал: «Совет считает правильной позицию
Русской православной церкви в вопросе об отношении ее к Всемир-
ному совету церквей, считая в то же время необходимым, чтобы
церковью внимательно изучались процессы, происходящие внутри
Всемирного совета церквей, а также поддерживался личный кон-
такт руководителей Русской церкви с отдельными церковными де-
ятелями Всемирного совета церквей путем приглашения их в СССР,
путем совместных выступлений по вопросам борьбы за мир, за за-
прещение атомной и водородной бомбы, за устранение причин, ве-
дущих к напряжению международной обстановки»82. Для государ-
ственного органа, каковым являлся Совет по делам РПЦ, отношение
к экуменическому движению, как и прежде, диктовалось в первую
очередь политическими соображениями, но позитивные подвижки
были очевидными.
В июле-августе 1956 г. была проведена сессия ЦК ВСЦ в Венг-
рии. Это была первая встреча экуменистов в стране, управлявшейся
коммунистами, что само по себе уже являлось достаточно показа-
тельным фактом. Хозяева постарались не ударить в грязь лицом. Из
советского посольства в Будапеште в МИД СССР сообщили, что
«значительная часть делегаций уехала с хорошим впечатлением,
убедившись в том, что в Венгрии есть свобода передвижения и от-
правления религиозных культов. Отзывы западных церковных де-
ятелей были в основном положительными»83. РПЦ проявила к рабо-
те этой сессии немалый интерес.
На сессии, как указывалось в информационных материалах Госу-
дарственного управления по делам церквей при Совете министров
ВНР, поступивших в Москву, руководители ВСЦ дали понять, что в
настоящее время более важным для них является установление свя-
зей с Русской православной церковью, нежели со Всемирным со-
ветом мира. Сессия показала готовность ВСЦ к сотрудничеству с
Церквями стран социалистического лагеря. Видимо, отражая эти на-
строения, авторы материалов следующим образом передали перс-
151
пективу организационного развития экуменического движения:
«Чрезвычайно важным является вступление в ближайшем будущем
во Всемирный совет церквей православной церкви Советского
Союза и протестантских церквей Китая и их активное участие в де-
ятельности Совета. Через несколько лет церкви социалистических
стран могли бы значительно укрепить свое влияние во Всемирном
совете церквей. Имеется возможность добиться на общем собрании
Совета в 1960 г. ответственных постов в центральных органах Сове-
та для представителей церквей социалистических стран. Можно
было бы также добиться того, чтобы представители церквей социа-
листических стран были избраны в руководство Исполнительного
комитета»84.
Проанализировав новую ситуацию в экуменическом движении,
Совет по делам РПЦ представил в ЦК КПСС в октябре 1956 г. запис-
ку о перспективах вхождения Русской церкви во Всемирный совет
церквей. Однако на том этапе единого мнения по данному вопросу
еще не существовало. В документе была изложена, в частности, по-
зиция патриарха Алексия: «РПЦ не входит в состав ВСЦ (здесь и
далее курсив наш. —Авт.), а ограничивает свое участие посылкой
наблюдателя во все руководящие органы и комиссии ВСЦ. Она обе-
щает помогать ВСЦ в проведении тех решений, которые не вызыва-
ют с ее стороны возражений, а также будет всячески расширять кон-
такт по всем линиям с ВСЦ (обмен посланиями, литературой, прове-
дение богословских собеседований, взаимные визиты и т. д.). Кроме
того, Московская патриархия будет стремиться к установлению кон-
тактов между ВСЦ и Всемирным Советом мира и созданию единого
церковного фронта в борьбе за мир». Таким образом, расширение
контактов с ВСЦ предполагало, по мысли патриарха, необходимость
решения в первую очередь экклезиологических вопросов. Что же ка-
сается целей политического характера, то глава РПЦ четко ограни-
чил их задачами борьбы за мир. По всей вероятности, среди иерар-
хов РПЦ имелись носители и других взглядов. Иначе как объяснить
замечание Карпова, что Московская патриархия не возражает про-
тив пересмотра решения совещания 1948 г. «в сторону участия РПЦ
в этом движении и встречи с представителями экуменического дви-
жения», но делать это считает нужным с согласия автокефальных
церквей — участниц совещания в Москве?
Из записки Совета по делам РПЦ становится ясна позиция и не-
которых официальных органов. Карпов привел выдержку из записки
А. А. Громыко от 17 октября 1955 г., в которой подчеркивалось, что
«в целях оказания влияния на характер и направление деятельности
ВСЦ можно было бы рассмотреть вопрос об участии в этой орга-
низации Русской православной церкви»*5. Показательно, что хотя
Громыко занимал в то время пост первого заместителя министра
иностранных дел, Карпов указал в записке его должность руководи-
152
теля Комитета информации*. Видимо, тем самым он хотел подчерк-
нуть, что мнение Громыко не следовало сводить лишь к позиции
дипломатов. Не случайно в современной литературе подчеркивается
повышенное внимание КГБ СССР к деятельности Всемирного сове-
та церквей, четко фиксирующееся в середине 50-х годов86. Интерес
советских спецслужб к ВСЦ объяснялся, по всей вероятности, нали-
чием разветвленной сети экуменических организаций и их значи-
тельным влиянием, причем не только в религиозном мире («обмир-
щенность» экуменического движения, его масонские корни отмеча-
лась еще на московском совещании 1948 г.). По этим же причинам
экуменические структуры не могли не стать объектом внимания и
западных разведок. В какой мере последнее обстоятельство объясня-
ло настойчивые попытки ВСЦ привлечь к сотрудничеству Русскую
православную церковь, за которой, естественно, пошли бы и другие
поместные церкви стран советского блока, сказать трудно за неиме-
нием необходимых материалов. Однако иметь в виду подобную связь
представляется целесообразным.
В условиях функционирования сложившейся после войны геопо-
литической модели мира как биполярной структуры конфликтоген-
ного характера наивным был бы расчет на возможность полного пре-
одоления глубокой политизации внешней сферы церковной деятель-
ности. Вместе с тем нельзя отрицать поиски обеими сторонами
конструктивных подходов для налаживания контактов по церковным
вопросам. Относительно объективную характеристику этого про-
цесса попытался дать митрополит Николай, выступая в мае 1958 г. в
Московской духовной академии: «Экуменическое движение оказа-
лось чрезвычайно противоречивым. В его широкой и разнородной
деятельности исканиям обетованной земли христианского единства
с самого начала сопутствовали ярко выраженные социально-полити-
ческие планы, которые в период Амстердамской ассамблеи явно
преобладали над задачей догматического единства... Благодаря
участию одних православных Церквей и неучастию других в экуме-
ническом движении за последние десять лет произошли значитель-
ные изменения, свидетельствующие о его эволюции в сторону цер-
ковности. ...Соприкасаясь с нашей церковной жизнью, многие де-
ятели экуменического движения совершенно изменили свое
представление о православии. Видимо одобряя декларацию право-
славных участников Эванстонской ассамблеи, мы соглашаемся на
встречу с руководителями Всемирного совета церквей исключитель-
Комитет информации (КИ) — созданная в 1947 г. при Министерстве иност-
ранных дел СССР объединенная разведывательная структура, включавшая вне-
шнюю разведку Министерства государственной безопасности и разведслужбы
Министерства обороны. КИ просуществовал до 1951 г., когда военная и полити-
ческая разведка вновь были разъединены. С того времени в структуре МИД
СССР действовал так называемый Малый комитет информации — аналитичес-
кое подразделение, использовавшее в своей работе материалы разведки.
153
но во имя нашего общеправославного долга — служить воссоедине-
нию всех христиан в лоне Христовой Церкви»87.
Митрополит Николай предпочел не говорить о том, что и Русская
церковь переживала в оценках экуменизма непростую для себя эво-
люцию, что для московской встречи 1948 г. в не меньшей степени,
чем для амстердамской, были характерны отчетливо выраженные
политические цели и устремления, что к решению об установлении
непосредственных контактов обе стороны подходили, преодолевая
былую настороженность и недоверие, и что, наконец, в политизиро-
ванном мире межцерковные контакты не могли ограничиться сугубо
догматическими вопросами.
Таким образом, склоняясь (или будучи склоняемыми) к активиза-
ции сотрудничества, иерархи РПЦ пытались акцентировать внима-
ние на догматической составляющей экуменического движения.
Однако, представляется, что вовсе не она, а прежде всего обстоя-
тельства внешнеполитического порядка сделали возможным выход
Русской церкви в конце 50-х годов на качественно новый уровень
межцерковных контактов.
К этому времени международная обстановка вновь начинала ощу-
тимо накаляться. Мирные инициативы СССР, в частности предложе-
ния о всеобщем и полном разоружении, получили определенный пси-
хологический и эмоциональный резонанс в мире, но практического
результата не имели. Более того, с 1959 г. началось интенсивное раз-
вертывание ракет средней дальности в Западной Европе (Великобри-
тании, Италии) и Турции. Последнее обстоятельство было особенно
тревожным, так как в зоне вероятного поражения оказывались жиз-
ненно важные центры Европейской части Советского Союза. Росла
численность сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил
США, быстрыми темпами шло их техническое совершенствование.
В этих условиях советское политическое руководство ставило перед
РПЦ задачу интенсификации внешнеполитической деятельности.
С этой целью Московской патриархии было дано разрешение
впервые послать своих представителей на ежегодную сессию ЦК ВСЦ,
проходившую в августе — начале сентября 1959 г. Большие надежды
возлагались в Москве и на визит в СССР в декабре 1959 г. генераль-
ного секретаря ВСЦ д-ра В. А. Виссерт-Хуфта, намеревавшегося ре-
шить вопрос о вступлении РПЦ в экуменическое движение. Соглас-
но предварительной договоренности, стороны должны были подпи-
сать совместное коммюнике о единстве церквей в борьбе за мир,
разоружение и запрещение ядерного оружия. Однако визит завер-
шился фактическим провалом: переговоры выявили принципиаль-
ные различия в оценках международной обстановки и «виновников»
ее обострения. Совет по делам РПЦ рекомендовал митрополиту Ни-
колаю отказаться от обсуждения вопроса о вступлении в ВСЦ, а
гости, в свою очередь, не стали подписывать коммюнике. 3 января
154
I960 г. Карпов в записке в ЦК КПСС сформулировал заключение Со-
вета: контакты с ВСЦ следует продолжить, стараясь влиять на его
политику, но, учитывая идеологические задачи экуменического дви-
жения, считать вступление в него РПЦ нецелесообразным88. Этот
вывод совпадал с позицией руководства РПЦ.
Однако вскоре мнение властей изменилось. В феврале-июне
I960 г. произошли серьезные кадровые перестановки в Совете по
делам РПЦ и ОВЦС. Г. Г. Карпова сменил на его посту партаппарат-
чик В. А. Куроедов, а место митрополита Николая занял его замести-
тель архимандрит Никодим (Ротов), вскоре возведенный в сан епис-
копа, а затем и митрополита. Руководству РПЦ была предложена
новая тактика по отношению к ВСЦ. Сопротивления она не вызвала.
В записи беседы Куроедова с патриархом Алексием от 15 сентября
1960 г. указывалось: «Патриарх принял рекомендацию Совета каса-
тельно вхождения Русской православной церкви в члены Всемирно-
го совета церквей и оценил это как важнейшую акцию Русской пра-
вославной церкви в ее деятельности за рубежом»89. До сих пор, одна-
ко, остается неизвестной процедура принятия решения о вступлении
Русской церкви в ВСЦ, не ясно, было ли оно единогласным или
имела место дискуссия и, наконец, рассматривался ли этот вопрос с
канонической точки зрения в руководстве РПЦ. С учетом вышеизло-
женного, видимо, не будет преувеличением считать, что для Русской
православной церкви решение о вхождении в экуменическое движе-
ние имело вынужденный характер.
В условиях усиления с 1961 г. конфронтации СССР с США и
странами НАТО, неумолимо подвигавшей мир к балансированию на
грани войны, объединение церквей, выступавших под миротворчес-
кими лозунгами против оружия массового поражения, вероятно,
могло стать стабилизирующим фактором. Однако в Идеологическом
отделе ЦК КПСС внешнеполитическую деятельность РПЦ рассмат-
ривали в первую очередь как «один из действенных каналов совет-
ской пропаганды и контрпропаганды в зарубежных странах» и лишь
затем как «действенное средство борьбы за мир»90, не желая заме-
чать глубокого внутреннего противоречия в подобной иерархии
целей в условиях нараставшей международной напряженности.
Именно этими установками и должна была руководствоваться Рус-
ская православная церковь, которая 17 апреля 1961 г. на правах пол-
ноправного члена вступила во Всемирный совет церквей.
* * *
В 50-е годы XX в. религиозная обстановка в стране и Русская
Церковь продолжали в целом испытывать на себе влияние нового
курса, воспринятого в государственно-церковных отношениях в
1943 г. Вплоть до 1954 г. официальная власть не вносила никаких
принципиальных изменений в церковную политику, что свидетель-
155
ствовало, скорее, не о позитивных оценках последней, а о постепен-
ном исключении религиозной сферы из числа приоритетных для
государства. Данное обстоятельство сделало возможным новое на-
ступление на церковь, предпринятое в июле 1954 г., которое, хотя и
окончилось для его инициаторов поражением, отчетливо выявило
ненадежность соглашения между государством и церковью, обозна-
чило вектор будущих действий идеологических структур против
РПЦ. Вместе с тем власть, руководствуясь прежде всего внешнепо-
литическими задачами, использовала церковь в качестве инструмен-
та для достижения конкретных целей. В рассматриваемый период
главным приоритетом советской внешней политики становилась
борьба за мир, против угрозы новой войны. Под гуманными и попу-
лярными в широких массах лозунгами советское руководство прово-
дило жесткую антизападную пропагандистскую (и не только) кампа-
нию, внося свою лепту в эскалацию холодной войны. Отводя церкви
важное место в организации движения сторонников мира, власть не-
минуемо ставила РПЦ под огонь критики зарубежных церквей, спо-
собствовала ее изоляции в христианском мире.
Активизация в середине 50-х годов контактов РПЦ с экуменичес-
ким движением в значительной мере была для Русской церкви вы-
нужденной, поскольку именно эти контакты как ни одно другое на-
правление междуцерковного общения испытывали на себе колос-
сальное давление государства и его спецслужб, фактически
инспирировались ими. Однако вступление Русской церкви в ВСЦ
открыло этап укрепления ее международного авторитета и преодо-
ления изоляции.
1 Васильева О. Ю. Русская православная церковь в политике советско-
го государства. 1943-1948 гг. М., 1999. С. 132; Поспеловский Д. Право-
славная церковь в истории Руси, Росии и СССР. М., 1996. С. 313.
2 Подробнее см.: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А. Ф., Поки-
вайлова Т. А. Москва и Восточная Европа. Становление политических ре-
жимов советского типа. 1949-1953: Очерки истории. М., 2002. С. 54-56.
3 Алексеев В. А. «Штурм небес» отменяется? Критические очерки по
истории борьбы с религией в СССР. М., 1992. С. 201.
4 Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь, верующие.
1941-1961 гг. М„ 1999. С. 110-111.
5 Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке. М.,
1995. С. 267.
6 Подробнее см.: Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть
и антисемитизм. М., 2001. С. 314-328.
7 Шкаровский М. В. Русская православная церковь и советское госу-
дарство в 1943-1964 годах: от «перемирия» к новой войне. СПб., 1995.
С. 46-Л7.
8 См., например: Шейнман М. М. Ватикан — враг мира и демократии.
М., 1950; Его же. Ватикан на службе современной реакции. М., 1951;
156
Его же. Ватикан во Второй мировой войне. М., 1951; Его же. Ватикан и
католицизм на службе международной реакции. М., 1954.
9 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 7. Л. 1, 4, 5-6.
10 Там же. Л. 4.
11 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1109. Л. 22-23.
12 Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 49.
13 Алексеев В. А. Указ. соч. С. 210.
14 Шкаровский М. В. Указ. соч. С. 49.
15 Там же. С. 51.
16 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 1115.Л. 34, 159.
17 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 7. Л. 66.
18 Там же.
19 Поспеловский Д. В. Русская православная церковь... С. 281.
20 Чумаченко ТА. Указ соч. С. 172.
21 Гибианский Л. Я. Коминформ в зените активности: создание органи-
зационной структуры и третье совещание // Совещания Коминформа.
1947, 1948, 1949: Документы и материалы. М., 1998. С. 518.
22 Германский вопрос глазами Сталина (1947-1952) // Волков В. К. Уз-
ловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточ-
ной Европы. М., 2000. С. 132.
23 Адибеков Г М. Коминформ и послевоенная Европа. 1947-1956 гг.
М., 1994. С. 140-141.
24 Там же. С. 142.
25 Совещания Коминформа... С. 660-666.
26 Лозинский С. Г. История папства. М., 1986. С. 367.
11 Адибеков Г. М. Указ. соч. С. 146.
28 Fletcher W. Portrait of most praised and vilified of modem churchmen.
N.J., 1968. P. 67.
29 Русская православная церковь в борьбе за мир. Постановления, пос-
лания, обращения, призывы, речи и статьи. 1948-1950 гг. М., 1950.
30 Архиепископ Василий (Кривошеин). Воспоминания. Письма. Н. Нов-
город, 1998. С. 203.
31 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1.Д. 723. Л. 104, 105, 106, 114, 132;. Д. 724. Л. 189.
32 Архиепископ Василий (Кривошеин). Указ. соч. С. 208.
33 Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953: Документы. Т. 2.
1949-1953. М., 2000. С. 193; Восточная Европа в документах российских
архивов. 1944-1953. Т. 2. 1949-1953. М.; Новосибирск, 1998. С. 416.
34 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 28. Л. 40, 50, 52.
35 Уэзерсби К. Война в Корее 1950-1953 гг.: холодная война разгорает-
ся// Холодная война. 1945-1963 гг. Историческая ретроспектива: Сбор-
ник статей. М., 2003. С. 265.
36 Большая советская энциклопедия. М., 1950. Т. 4. С. 85.
37 История США в 4-х томах / Под ред. ГН. Севастьянова. Т. 4 (1945—
1980 гг.). М., 1987. С. 131.
38 И. X. Полет бактерий // Возрождение. Т. 21. Париж, май-июнь 1952 г.
С. 194—196 Автор выражает благодарность к.и.н. А. Б. Едемскому за пре-
доставленный материал.
157
39 Журнал Московской патриархии (далее: ЖМП). 1952. №5 (май).
С. 22-24.
40 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и
Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 го-
дах). М„ 1999. С. 309.
41 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 31. Л. 63; Шкаровский М. В. Русская право-
славная церковь и советское государство... С. 52-53.
42 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 160. Л. 219.
43 Там же. On. 1. Д. 1335. Л. 45.
44 Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 367.
45 Величко О. И. Пий XII в отечественной историографии второй поло-
вины XX в. // Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы.
1939-1958: Дискуссионные аспекты. М., 2003. С. 170.
46 ЖМП. 1949. № 1 (январь). С. 17.
47 «Проявлять бдительность, своевременно пресекать антисоветские
выпады духовенства». Доклад председателя Совета по делам Русской
православной церкви при Совете министров СССР В.А. Куроедова на
Всесоюзном совещании уполномоченных. 1960 г. / Публ. М. И. Одинцо-
ва // Исторический архив. 1999. № 2. С. 87.
48 Коев Т. Икуменическата дейност на Българската православна църк-
ва// Българската патриаршия през вековете. София, 1980. С. 162.
49 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 318.
50 Там же. Л. 314.
51 Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 128.
52 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 30. Л. 3.
53 Лондон — Москва: Межцерковный диалог. Обмен делегациями
англиканской и Русской православной церквей. 1943-1945 гг. / Публ.
М. И. Одинцова // Исторический архив. 1995. № 1. С. 95; «Русская право-
славная церковь стала на правильный путь». Докладные записки предсе-
дателя Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР
Г. Г. Карпова И. В. Сталину. 1943-1946 гг. / Публ. М. И. Одинцова // Исто-
рический архив. 1994. № 3. С. 143.
54 Британский союзник. № 44 (64). 31 октября 1943 г. С. 8.
55 Цит. по: Васильева О. Ю. Указ. соч. С. 123.
56 Поспеловский Д. В. Русская православная церковь... С. 202.
57 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 407. Л. 37.
58 Алексеев В. А. Иллюзии... С. 354.
59 Советский Союз на международных конференциях периода Вели-
кой Отечественной войны. 1941-1945 гг. Том VI: Берлинская (Потсдам-
ская) конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США
и Великобритании (17 июля — 2 августа 1945 г.): Сборник документов.
М., 1980. С. 40.
60 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 142. Л. 31.
61 Православие и экуменизм: Документы и материалы. М., 1998. С. 39-40.
62 Печатное В. О. От союза — к вражде (советско-американские отно-
шения в 1945-1946 гг.)// Холодная война. 1945-1963 гг. Историческая
ретроспектива... С. 53-57.
158
63 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 317.
64 Германский вопрос глазами Сталина... С. 124-125.
65 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 320.
66 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 27. Л. 150.
67 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 149. Л. 323.
68 Там же. Л. 115.
69 Там же. Оп. 3. Д. 56. Л. 187-188, 191.
70 Там же. Оп. 2. Д. 65. Л. 3.
71 Подробнее см.: Юнгблюд В. Т. «Образы Российской империи» и вне-
шнеполитическое планирование США в 1944-1945 гг. // США. Экономи-
ка. Политика. Идеология. 1998. № 6 (342). С. 68-69.
72 Подробнее см.: Волокитина ТВ. Сталин и смена стратегического
курса Кремля в конце 40-х годов: От компромиссов к конфронтации //
Сталинское десятилетие холодной войны. Факты и гипотезы. М., 1999.
С. 10-22.
73 ГА РФ. Ф. 6991. On. 1. Д. 412. Л. 58-60, 62; Волокитина ТВ. Русская
церковь и православные автокефалии на Балканах после Второй мировой
войны (За кулисами интеграции) // Человек на Балканах в эпоху кризисов
и этнополитических столкновений XX в. СПб., 2002. С. 255.
74 Русская православная церковь в советское время (1917-1991). Ма-
териалы и документы по истории отношений между государством и Цер-
ковью / Сост. Г. Штриккер. М., 1995. Кн. 1. С. 373, 374, 378-379.
75 АВП РФ. Ф. 56-Б. Оп. 14. П. 364. Д. 522. Л. 165.
76 Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А.Ф., Покивайлова Т.А.
Указ. соч. С. 426-591.
77 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 134. Л. 191.
78 Православие и экуменизм... С. 44-Л5.
79 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 125. Л. 89.
80 Там же. On. 1. Д. 1220. Л. 1.
81 Там же. Оп. 3. Д. 125. Л. 89, 92.
82 Там же. On. 1. Д. 1321. Л. 35.
83 АВП РФ. Ф. 77. Оп. 36. П. 48. Д. 16. Л. 1; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3.
Д. 134. Л. 177.
84 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 134. Л. 181, 184.
85 АП РФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 29. Л. 44, 45.
86 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и
Хрущеве... С. 318.
87 Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской церкви. 1917-1997.
М., 1997. С. 378.
88 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и
Хрущеве... С. 319-320.
89 Цит. по: Мосс В. Православная церковь на перепутье (1917-1999) /
Перевод с англ. СПб., 2001. С. 227.
90 Шкаровский М. В. Русская православная церковь при Сталине и
Хрущеве... С. 322.
Глава IV
ВЛАСТЬ И ПРАВОСЛАВНЫЕ ЦЕРКВИ
ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ
И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ВЛАСТНОЙ
МОНОПОЛИИ КОМПАРТИЙ
(40-50-е годы XX в.)
§ 1. Православные церкви Болгарии, Румынии
и Сербии на рубеже войны и мира и новая власть.
Первые контакты с Москвой
В поликонфессиональном регионе, каким являлась Восточная Ев-
ропа, важное место принадлежало православным автокефальным
церквям — Болгарской, Румынской и Сербской. В своих странах они
являлись ведущими конфессиями, имели значительный опыт сотруд-
ничества с государством и давние, уходившие корнями глубоко в ис-
торию связи и контакты с Русской православной церковью. Вхожде-
ние региона в сферу влияния СССР обострило вопрос об отношении
руководств этих церквей к советской церковной политике и РПЦ, по-
родило достаточно широкий спектр настроений среди национально-
го духовенства.
Вторая мировая война привела Болгарию в лагерь фашистской
Германии и ее союзников. Рассчитывая на возвращение территорий,
отторгнутых по Нейискому миру 1919 г., болгарское правительство
предоставило вермахту свою территорию в качестве плацдарма для
военных операций против сопредельных государств. После захвата
Югославии и Греции в результате боевых действий германской, ита-
льянской и венгерской армий Болгария ввела свои войска в Македо-
нию, Западную Фракию и на так называемые Западные территории,
которые София рассматривала как свои национальные земли*. При-
няв, таким образом, активное участие в установлении «нового по-
рядка» в Европе, Болгария стала надежным тылом нацистской Гер-
мании, ее южным стратегическим форпостом. Однако благодаря ру-
софильским традициям болгарского народа Болгария, единственная
Присоединение этих земель, ставшее платой за вступление Болгарии 1 мар-
та 1941 г. в Тройственный пакт, увеличило территорию страны на 49,3%, населе-
ние — на 34,8%.
160
из германских сателлитов, не послала ни одного солдата на Восточ-
ный фронт и даже сохранила на протяжении почти всей войны дип-
ломатические отношения с СССР1.
К началу войны Болгарская православная церковь (БПЦ) подош-
ла, пережив с середины 30-х годов сложный период своего развития.
В болгарской литературе отмечается, что БПЦ в указанные годы
впервые в своей истории столкнулась с феноменом авторитаризма и
не смогла адаптироваться к условиям современного национального
государства*. Болгарскую церковь охватил острейший кризис, при-
ведший ее на грань полного упадка. В конце 30-х годов, пишет бол-
гарский историк С. Елдыров, БПЦ оказалась перед перспективой
«полной общественной маргинализации»2.
Реальность требовала от церковного руководства адекватных мер,
и в ноябре 1939 г. по настоянию Софийского митрополита Стефана
Св. синод, собравшись в полном составе, рассмотрел вопрос о состо-
янии церкви и ее роли как фактора духовной жизни в стране. Речь
шла о полной «инвентаризации» церковной религиозной жизни, вза-
имоотношениях между иерархами и общении с гражданской влас-
тью. Заседания были бурными, на них царила атмосфера откровен-
ности и самокритики. Один из участников заметил: «...Если внести в
протокол все то, что говорилось как о недостатках нашей церковной
жизни, остается только посыпать голову пеплом и сложить с себя
сан». В результате обсуждения члены Синода признали, что у цер-
ковной реформы нет альтернативы и что преобразования должны
идти по двум направлениям: возвращение назад к «славному про-
шлому» (учреждению Болгарской экзархии, «гармонии» Церковно-
народного собора) и завершение канонического устройства БПЦ,
означавшее восстановление патриархата.
При рассмотрении вопроса об отношении с государством была
признана неизбежность отделения, причем инициатива этого шага
однозначно отдавалась официальной власти. «Никто из нас не жела-
ет этого отделения...» — подчеркнул Стефан. Неврокопский митро-
полит Борис, вероятно, имея в виду прежде всего советский опыт,
заметил, что отделение церкви от государства обусловлено автори-
тарным характером последнего, и предсказал возникновение значи-
тельных трудностей для нормальной деятельности БПЦ. Вместе с
История Болгарской церкви в межвоенный период свидетельствует о том, что
авторитарные тенденции в церковной политике государства проявились уже после
смерти экзарха Иосифа в 1915 г. В течение последующих 30 лет самостоятельному
развитию церкви и выборам нового предстоятеля чинились всевозможные препят-
ствия. Управление осуществлялось Священным синодом под председательством
наместника-председателя, избиравшегося из числа метрополитов на четырехлет-
ний срок. Принятое на II Церковно-народном соборе 1921-1922 гг. Положение
(Устав) БПЦ стало государственным законом только в 1937 г. (Скурат К. Е. История
Поместных православных церквей. В 2-х т. Т. I. М., 1994. С. 266-267).
161
тем Борис признал возможность благотворного влияния церкви в по-
добных условиях, если она «осознает дух нового времени и будет
следить за развитием событий...»3. Участники дискуссии констатиро-
вали, что следует заранее готовиться к «будущему разводу с госу-
дарством». По предложению Сливенского митрополита Евлогия
было решено объединить с этой целью свои силы и мобилизовать
имевшиеся материальные средства.
Советский опыт в конфессиональной сфере был известен в Бол-
гарии не понаслышке. Как показывают опубликованные недавно
болгарскими коллегами документы, он был объектом пристального
внимания руководства БПЦ. Так, в 1939 г. в одном из писем русско-
му адресату Николаю Антоновичу (фамилию установить не удалось)
митрополит Стефан писал: «Вы знаете, что я не принадлежу ни к
правым, ни к левым, ни к белым, ни к красным. Белое и красное —
это явления временные и преходящие в истории русского народа.
В будущем русский государственный ум заимствует у красной и
белой идеологий только истину и сметет, отринет все крайности, все
ошибочные увлечения и заблуждения, на какие бы авторитеты они
ни опирались. Он, разумеется, не допустит реставрации дореволю-
ционного прошлого, о чем мечтают некоторые, но далеко не все
белые, но он, несомненно, осудит и отбросит многие безуспешные,
разорительные для страны и мучительные для русских людей по-
пытки красных: например, попытку уничтожить Церковь, лишить
граждан права свободного труда, собственности и т. д. ...Не могу не
испытывать чувство скорби в связи с продолжающимся пренебрежи-
тельно-враждебным отношением Советской власти к Русской право-
славной церкви. Только не способный или не желающий видеть и
понимать не признает, что эта Церковь была самой благодетельной
силой в русской истории и имеет все средства и возможности оста-
ваться таким учреждением и в будущем. Подрывать такую Церковь
означает для русского государства подрывать самого себя. ...У Со-
ветской власти нашлась смелость коренным образом изменить свою
внешнюю политику*. Пошли, Господь, ему мудрость переоценить и
коренным образом изменить и свою внутреннюю политику!»4
Оккупация Чешских земель в марте 1939 г. вызвала у митрополи-
та Стефана всплеск резкой критики в адрес внешнеполитической
деятельности советского руководства, которое, по словам иерарха, и
«пальцем не пошевелило во имя спасения своего младшего брата».
Но чехословацкие события стали для Стефана поводом для выраже-
ния своего отношения и к советскому режиму и его церковной поли-
тике. «Между порабощенным, угнетенным русским народом и его
правителями, — писал он тому же адресату, — образовалась огром-
* По всей вероятности, Стефан имел в виду попытки советского руководства
преодолеть усиливавшуюся с конца 1936 г. международную изоляцию СССР.
162
ная пропасть, которая продолжает углубляться в силу растущей не-
нависти последних к первому. Российская власть и русский народ
сейчас представляют собой два враждебных лагеря, решительный
бой между которыми может начаться со дня на день. .. .Настойчивое
проведение властями в жизнь идеи мировой революции и коммуниз-
ма только ухудшает положение: народ возненавидел эту идею, пото-
му что ему опротивела и их революция, и их коммунизм. Народ ждет
от власти не новых революционных экспериментов, а спокойствия и
возвращения отнятых свобод: свободы верить, мыслить и трудиться.
Дайте ему эти права, и тоскующий по свободе Северный орел быст-
ро расправит крылья и свершит великие дела»5.
Начало Второй мировой войны БПЦ встретила достаточно сдер-
жанно. Тональность материалов «Церковного вестника» отличалась
умеренностью, в них не наблюдалось того воинственного энтузиаз-
ма, который был типичным для периода Балканских войн 1912—
1913 гг. или Первой мировой войны. Митрополит Стефан призывал
к миру и после открытия военных действий6.
Летом 1940 г. руководство БПЦ подготовило специальную про-
грамму, направленную на укрепление престижа церкви в болгарском
обществе и ее финансовой базы при одновременном сохранении
церковной автономии во всей ее полноте, «без компромиссов и
умышленного недосмотра». Программу отличали масштабность и
ориентация на длительный срок реализации. Впервые на передний
план оказались выведены социальная функция и миссионерские за-
дачи БПЦ, предполагавшие ее авторитетное участие во всех сферах
общественной жизни и активную работу с различными социальны-
ми слоями. Примечательно, что в качестве настоятельной необходи-
мости формулировалось возвращение рабочих и их семей в лоно
церкви, отразившее особенность ситуации в Болгарии, где этот со-
циальный слой характеризовался слабой религиозностью.
13 ноября 1940 г. глава Дирекции гражданской мобилизации при
Военном министерстве генерал С. Бакырджиев в официальной бесе-
де с митрополитом Врачанским Паисием попросил у церкви содей-
ствия в укреплении духа нации, доверия к главе государства и преодо-
лении пораженческих настроений. Владыка Паисий согласился до-
вести эту просьбу до руководства БПЦ. Уже 29 ноября Св. синод
принял два важных документа. В первом из них — Послании священ-
никам — содержался призыв усилить деятельность по мобилизации
Духа народа и всеми силами воздвигать «неприступную крепость
болгарского народного идеала». Отпечатанное тиражом в 5 тыс. эк-
земпляров Послание разошлось по стране. Воспользовавшись ситу-
ацией, Синод подготовил также обширную записку о нуждах БПЦ и
передал ее главе кабинета, руководству Министерства иностранных
Дел и исповеданий и в Дирекцию гражданской мобилизации. В за-
писке были перечислены те сферы жизнедеятельности церкви, в ко-
163
торых последняя рассчитывала на помощь государства: 1) организа-
ция обязательного регулярного посещения воскресных и празд-
ничных богослужений всеми государственными и общинными
служащими, военнослужащими, учителями и учениками; 2) отведе-
ние БПЦ первой роли в создававшейся молодежной организации
«Бранник»*; 3) законодательное ограничение деятельности всех сект,
чуждой религиозной пропаганды и прочих «вредителей духовно-
нравственного единства в стране»; 4) открытие церквей в кратчай-
шие сроки при поддержке государства и общин в тех селах, где есть
школы, но нет храмов; 5) открытие часовен со штатными священни-
ками во всех больницах и тюрьмах; 6) выделение каждому храму по
100 декаров** обрабатываемой земли, предоставление права соб-
ственности в отношении всей недвижимости, полученной от дарений
(эти же права гарантировались БПЦ и на присоединенных землях);
7) назначение штатных гарнизонных священников для духовной и
нравственной подготовки солдат, а не только для отпевания и погре-
бения усопших; 8) введение в учебных заведениях программы рели-
гиозного обучения, формирующей «целостное религиозно-нрав-
ственное мировоззрение учеников»7.
Таким образом, в конце 1940 г. в Болгарии налицо была попыт-
ка заключения взаимовыгодного православной церкви и государ-
ству компромисса, инициатором которого выступили официаль-
ные власти.
Отсутствие материалов лишает нас возможности проследить, как
реализовывался этот компромисс, в какой степени государство
пошло навстречу БПЦ. Однако деятельность церкви показывает, что
она, рассматривая себя как «народную», а не государственную струк-
туру, стремилась к присутствию во всех сферах общественной жизни
и действовала подчас вполне самостоятельно и даже вопреки уста-
новкам официальной власти (выступления против Закона о защите
нации, поддержка акции по спасению болгарских евреев8, организа-
ция помощи Русской церкви на оккупированных рейхом террито-
риях, пресечение попыток власти вытеснить церковь из «Бранника»
и пр.). При этом среди архиереев наблюдалось полное единоду-
шие. В 1942 г. руководство БПЦ подвело итог деятельности по «ду-
ховной мобилизации» населения. Результаты виделись значительны-
ми: среди болгарского народа создано доселе небывалое «религиоз-
но-нравственное возвышение и патриотическое воодушевление» —
указывалось в одном из документов Синода.
1 июня 1944 г. управление страной было передано новому каби-
нету во главе с И. Багряновым. Изменение международной обста-
новки обусловило формирование нового правительственного курса,
* «Бранник» — молодежная националистическая организация.
** 1 декар — 0,1 га; 100 декаров — 10 га.
164
согласно которому предстояло осуществить внешнеполитический
поворот. Болгарское правительство планировало вывести страну из
войны при содействии США и Великобритании, но не порывая пред-
варительно при этом отношений с Германией. Советский Союз ока-
зывался бы отстраненным от решения балканских проблем.
В условиях нарастания в обществе недовольства политикой пра-
вительства Болгарская церковь попыталась выступить независимым
посредником между народом и властью. 26 июня Св. синод обра-
тился к И. Багрянову с обстоятельной запиской, характеризовавшей
внутриполитическую обстановку в Болгарии и содержавшей конк-
ретные предложения по ее корректировке9. Авторы констатировали,
что в стране развивается моральный и общественно-политический
кризис, грозящий превратиться в национальный. Проявления отчуж-
дения народа от власти, общественно-политическая апатия широких
слоев населения, говорилось в документе, создают питательную
почву для антигосударственной деятельности определенных кругов,
чья агрессивность возрастает, не встречая сопротивления в обще-
стве. Записка содержала негативные оценки движения Сопротивле-
ния, созданного, как подчеркивали авторы, «не без внешнего влия-
ния и имеющего цели, противные общественным и национальным
интересам болгарского народа...». Однако ушедшая в горы молодежь
рассматривалась как «жертва временной революционной романти-
ки». Авторы не оставили без внимания и силы, стоявшие по другую
сторону баррикады. При этом «увлечения» силовых органов, в част-
ности полиции, при преследовании партизан и особенно привлече-
ние к судебной ответственности их родственников или невольных
помощников резко осуждались. Синод предлагал в сфере внутрипо-
литической пресекать всю чуждую политическую, идеологическую,
культурную и религиозную пропаганду, принять неотложные меры
против коррупции и черного рынка, обеспечить сближение народа и
власти, для чего, в частности, настойчиво искать кандидатов в «пат-
риотическую и честную администрацию», привлекать к управлению
достойных и авторитетных граждан, прекратить административный
и полицейский произвол, добиваясь, чтобы наказание «врагов госу-
дарства» основывалось на объективном расследовании и решении
суда. В сфере внешнеполитической Синод высказался за нейтрали-
тет Болгарии в схватке великих сил. Вместе с тем в записке напоми-
налось, что болгары питают к русским чувства расовой и вероиспо-
ведной близости и благодарности за освобождение от османского
ига. В заключение предлагалось, чтобы, не вмешиваясь активно в
войну, Болгария стремилась не ухудшить отношений с Россией, на-
сколько это зависело от болгарского правительства.
Очевидная самостоятельность инициатив Болгарской церкви тем
не менее носила ограниченный характер: она не касалась, к примеру,
экономической сферы. И, как подчеркивается в болгарской истори-
165
ографии, это обстоятельство «лишило БПЦ возможности впослед-
ствии сыграть хотя бы отчасти ту роль, которую сыграла католическая
церковь в странах советского блока»10. Не вдаваясь в дискуссию, заме-
тим все же, что, по нашему мнению, корни указанного явления следу-
ет искать не в экономической сфере, а прежде всего в религиозной тра-
диции государственно-церковных отношений и вытекавшей из этого
особой роли католической церкви в политической жизни страны.
9 сентября 1944 г. в стране произошел государственный перево-
рот, и была установлена власть Отечественного фронта (ОФ). У руля
государства оказался блок левоориентированных политических сил,
участвовавших, хотя и с разной степенью активности, в борьбе про-
тив старого режима, за соблюдение конституционных норм, прав и
свобод болгарских граждан, против союза с Германией. В первом
правительстве ОФ, сформированном на основе принципа паритета,
коммунистам принадлежало четыре портфеля, в том числе министра
внутренних дел и юстиции. 17 сентября 1944 г. была обнародована
компромиссная по характеру правительственная программа, открыв-
шая возможность приступить к разрешению общенациональных
задач. Одной из первоочередных была объявлена задача борьбы про-
тив международного и внутреннего фашизма. Манифестом «Война
до победы против гитлеровской Германии» была объявлена массовая
мобилизация добровольцев в армию. В стране развернулось патрио-
тическое движение помощи фронту. И в первых числах октября
1944 г. Болгарская армия начала военные действия в составе 3-го Ук-
раинского фронта. Участие болгарских частей в войне на стороне
антигитлеровской коалиции способствовало стабилизации междуна-
родного положения страны. 28 октября 1944 г. с Болгарией было
подписано Соглашение о перемирии. Ее место в мире принципиаль-
ным образом изменилось.
Наступившие перемены руководство Болгарской православной
церкви встретило с подъемом. Оно поддержало патриотические ло-
зунги Отечественного фронта, его ориентацию на дружбу с Совет-
ским Союзом и «западными демократиями», присоединение к анти-
гитлеровской коалиции. Уже 10 сентября БПЦ официально заявила о
своем отречении от прежнего политического режима в стране. Ос-
новной фигурой в государственно-церковных отношениях в это
время становится Софийский митрополит Стефан I.
Активный общественный и церковный деятель, человек интелли-
гентный и проницательный, наделенный прекрасным ораторским
даром, за что прослыл «златоустом», Стефан в межвоенные годы за-
нимал четкие русофильские позиции, являлся сторонником экуме-
нической доктрины, последовательно выступал за единство славян-
ства и православия. Он получил прекрасное и разностороннее об-
разование, окончив Духовную академию в Киеве, протестантский
университет в Женеве и католический университет во Фрайбурге.
166
В годы Второй мировой войны Стефан осудил нападение Германии
на СССР, неоднократно открыто выражал протест против прогер-
манской внешней политики правительства и царского Дворца, имел
постоянные контакты с руководством занимавшей антифашистские
позиции политической группы «Звено», внес определенный личный
вклад в дело спасения болгарских евреев от уничтожения. Эта актив-
ная гражданская позиция дополняла заметную деятельность Стефа-
на как авторитетного и опытного церковного деятеля — главы Со-
фийской епархии, члена Св. синода.
Понятно, что фигура Софийского митрополита не могла не по-
пасть в поле зрения Совета по делам РПЦ, проявлявшего, как указы-
валось выше, сильный и постоянный интерес к православным церк-
вям на Балканах. В ведомстве Г. Г. Карпова действия Стефана пона-
чалу оценивались позитивно, и на это были веские основания.
Уже в первом официальном заявлении по софийскому радио
19 сентября 1944 г. Стефан от имени Св. синода приветствовал уста-
новление «народной власти» и выразил уверенность в совместной
плодотворной работе церкви и государства во имя счастливого буду-
щего болгарского народа, подчеркнув, что «народный характер» пра-
вительства ОФ дает ему возможность служить стране, а не властво-
вать11. Показателем отношения рядового духовенства к народно-де-
мократической власти стал факт создания при Болгарской церкви
Временного комитета Отечественного фронта. Что же касается выс-
шего клира БПЦ, то у части его подобная вольница вызывала, веро-
ятно, раздражение. Во всяком случае, уже в октябре 1944 г. Св. синод
официально выразил резкое несогласие с участием священников в
деятельности комитетов ОФ.
В сентябре же на страницах «Церковного вестника» на русском и
болгарском языках Стефан опубликовал Послание к русскому наро-
ду, отразившее сильные прорусские настроения митрополита, его
представления о славянской идее и ее значении для Болгарии.
Стефан подчеркнул, что судьба Болгарии будет решаться в Моск-
ве, что русский народ станет «подлинным старшим братом» в семье
славянских народов, что под его «мудрым и мощным воздействием»
славянские народы, «не теряя свою самобытность и свои националь-
ные идеалы, сплотятся в дружную семью, сильную сознанием свое-
го славянского единства и общности своих врагов...»12.
Очевидный политический акцент заявлений Стефана в глазах
новой власти выгодно отличал Софийского митрополита от фор-
мально первого лица в руководстве БПЦ наместника — председате-
ля Св. синода Видинского митрополита Неофита, который 20 сен-
тября 1944 г. также выступил с приветствием правительству ОФ.
Обращаясь к главе кабинета К. Георгиеву, владыка Неофит писал:
«От имени Св. синода нашей родной святой церкви и от нашего
имени сердечно приветствуем Вас и Ваших сотрудников — минист-
167
ров в связи с принятием верховной власти в стране. От всей души
обращаем свои молитвы к Всевышнему — да укрепит он Ваши силы
и ниспошлет Вам благодать и помощь, которая позволит провести
корабль нашей милой родины по бурному житейскому морю в тихую
гавань. Да будет благословенно народное правительство». Однако
это письмо было аккуратно подшито делопроизводителем в архи-
вную папку13. Явное предпочтение, отданное Стефану, дало основа-
ние болгарской исследовательнице Д. Калканджиевой предполо-
жить, что первые публичные заявления Софийского митрополита
согласовывались с руководством ОФ14, хотя документальные под-
тверждения этому в настоящее время не обнаружены.
Послание к русскому народу было замечено в Москве. 5 октября
1944 г. патриарший местоблюститель митрополит Алексий в письме
Стефану особенно отметил «черты благодарности к русскому наро-
ду, некогда самоотверженно и бескорыстно спасшему болгарских
сынов от многовекового рабства и выведшему болгарский народ на
путь свободы и жизни». «Мы с особенным удовлетворением, —
писал митрополит Алексий, — услышали Ваш голос, голос перво-
святителя (курсив наш. —Авт.) Болгарской церкви, призывавшего
благословение Божие на новое, подлинно народное болгарское пра-
вительство, порвавшее позорные узы, связывавшие болгарский
народ с фашистской Германией и поставившее себе задачей действо-
вать отныне в полном единении с великими государствами — Росси-
ей, Англией и Америкой»15. Обращение к Стефану как к первосвяти-
телю, то есть главе Болгарской православной церкви, не отвечало
действительности. Более того, даже избрание Стефана 16 октября
наместником-председателем Св. синода не делало его первосвяти-
телем, хотя и превращало в фактического руководителя БПЦ. Д. Кал-
канджиева считает, что в момент написания письма митрополитом
Алексием отставка прежнего наместника митрополита Неофита (со-
ответствующее заявление он написал 3 октября 1944 г.) и избрание
Стефана были уже делом решенным. Исследовательница склоняется
к тому, что его стремительное возвышение явилось результатом пред-
варительной договоренности с Москвой16. Однако никаких указаний
на это в изученных нами материалах Совета по делам РПЦ нет. Мит-
рополит Алексий, обещая Стефану полную поддержку, оценил его де-
ятельность как «высокий подвиг», но это свидетельствует только о
том, что руководство РПЦ, а значит, и советское политическое руко-
водство, положительно относилось к личности софийского митропо-
лита. По-видимому, вопрос о будущем избрании Стефана решался все
же в Софии, а Москва была проинформирована об этом, и скорее всего
через находившегося в то время в советской столице Г. Димитрова.
Мы намеренно акцентируем внимание читателя на данном сюже-
те, поскольку он характерен для современной историографии Болга-
рии и других стран бывшего советского блока: при отсутствии пря-
168
мых доказательств гипотетический вывод формулируется нередко
таким образом, чтобы подвести читателя к мысли о «московском
следе». Нередко за этим скрывается негативная оценка позиции,
влияния или роли советской стороны.
14 октября 1944 г., накануне избрания Стефана, Св. синод обра-
тился к председателю Совета министров К. Георгиеву с письмом,
полное содержание которого пока остается неизвестным. Частично
судить о нем можно по ответному письму премьер-министра, из ко-
торого следует, что «правительство с искренним удовлетворением
встретило... оценки пагубной роли бывшего антинародного управле-
ния, как и заверения... в благосклонном и отцовском отношении цер-
кви к делу народа и политике Отечественного фронта»17.
После заявления Стефана, сделанного от имени Св. синода еще в
сентябре 1944 г., появление письма его членов выглядит, по нашему
мнению, несколько странно и наводит на мысль о независимых от
других иерархов БПЦ действиях Софийского митрополита, который
либо хорошо понимал, чего от него ждала новая власть, либо дей-
ствительно согласовывал свои шаги с руководством ОФ, как считает
Д. Калканджиева.
Документы российских архивов говорят об активных на том этапе
контактах Стефана с советскими представителями в Болгарии. 20 ок-
тября 1944 г. на встрече с главнокомандующим 3-м Украинским
фронтом Ф. И. Толбухиным митрополит от имени БПЦ передал по-
дарки раненым советским солдатам, а 15 ноября с иерархом встрети-
лись сотрудники Союзной контрольной комиссии (СКК) А. И. Чере-
панов и Д. Г. Яковлев.
На основании переданной ими в НКИД СССР и Генеральный
штаб Красной Армии информации Г. Г. Карпов подготовил специаль-
ную справку, отметив в ней симпатии Стефана к России, его обеспо-
коенность в связи с действовавшей схизмой Болгарской церкви*, на-
мерение содействовать дальнейшему сближению Русской и Болгар-
ской церквей. «Стефан высказал мнение, что вначале необходимо
закончить реорганизацию руководства Болгарской церкви, указав
при этом, что когда он зондировал почву провести через Синод рас-
поряжение по всем епархиям о молитве в церквях (постоянно) за
“освободителей Болгарии и ее вождей и воинов”, то это не всем со-
ставом Синода было одобрено. И сейчас это распоряжение действу-
* 28 февраля 1870 г. специальным фирманом султана Турции была учреждена
Болгарская экзархия. Однако отсутствие в фирмане точного определения границ
Диоцеза экзархии привело к усилению противостояния болгар и греков, посколь-
ку экзархия и Вселенская патриархия претендовали на одни и те же епархии в
Македонии и Фракии. 16 сентября 1872 г. Поместный собор Царьградской (Все-
ленской) патриархии объявил Болгарскую церковь схизматической, то есть рас-
кольничьей. Схизма означала непризнание Болгарской церкви автокефальной,
запрет на общение с другими церквями и изоляцию в православном мире.
169
ет только по Софийской епархии. Стефан предложил следующий
план действия: как можно скорее избрать Московского патриарха с
тем, чтобы потом был выбран в лице Стефана Болгарский патриарх,
который должен получить патриарший клобук от Московского пат-
риарха, а затем Московский патриарх мог бы прибыть в Болгарию,
затем в Югославию, что и было бы началом закрепления влияния
Русской церкви не только в Болгарии, но и на Балканах», — говори-
лось в справке18.
Несомненно, Стефан реалистически оценивал характер государ-
ственно-церковных отношений в СССР, что характеризует его не
только как церковного деятеля, но и как политика. Кстати, эту его
особенность впоследствии и советские, и болгарские руководители
подмечали не единожды. Сохранилось немало свидетельств того,
что Стефан ясно понимал роль и значение православных церковных
каналов для распространения советского политического влияния в
регионе.
Софийский митрополит адекватно оценивал и внутриполитичес-
кую обстановку в стране, характеризовавшуюся наличием коалици-
онной системы власти. Он, в частности, не раз высказывался за ук-
репление коалиции, подчеркивая, что Рабочей партии необходимо
идти на сближение с партией земледельцев, а не выступать против19.
В Совете по делам РПЦ эти слова Стефана были расценены как
«тезис всех англофилов»20. При этом, несомненно, имелись в виду
упреки западных представителей в СКК в адрес болгарских комму-
нистов за нарушение ими компромиссных основ политического со-
трудничества в рамках ОФ. Данное заключение явилось первой
ласточкой: в дальнейшем суждения советской стороны об англо-
фильстве Стефана будут повторяться с завидным постоянством и пе-
рерастут в открытые обвинения.
В первые месяцы управления ОФ сотрудничество новой власти и
руководства БПЦ омрачалось проявлениями «революционной сти-
хии» в общественной жизни страны. В русле процессов демократи-
зации и «дефашизации», сколь бы ни условен был характер послед-
него определения, прошли аресты священников, под следствием
оказались митрополиты Пловдивский Кирилл и Врачанский Паисий.
В правительстве ОФ преобладали настроения в пользу усиления
чистки и радикальных перемен во всех сферах общественной жизни,
включая и церковную. Было задумано отделение церкви от государ-
ства, для чего уже осенью 1944 г. создана специальная комиссия при
Министерстве иностранных дел и вероисповеданий, руководимом
членом «Звена» П. Стайновым. Однако неурегулированность меж-
дународного положения Болгарии диктовала свои условия. По реко-
мендации Загранбюро ЦК БРП(к) были предприняты меры, чтобы
парировать чрезмерный радикализм отдельных функционеров-ком-
мунистов в отношении церкви. В подтверждение приведем радио-
170
грамму Г. Димитрова, переданную 16 ноября 1944 г. из Москвы
Спиридонову (псевдоним секретаря ЦК БРП(к) Тр. Костова): «На-
чальник отдела болгарской милиции Главенчев, по национальности
македонец, в прошлом террорист, возглавляющий сейчас работу по
арестам, по своему усмотрению расстреливал арестованных, игно-
рируя указания ЦК нашей партии. В настоящее время Главенчев го-
товит арест всех членов Святого Синода, за исключением Софийско-
го митрополита Стефана, на том основании, что Синод в 1944 г. в
своем обращении к правительству по вопросу внешней и внутрен-
ней политики Болгарии высказался против партизан. Проверьте
вместе с тов. Юговым это сообщение и, если оно отвечает действи-
тельности, примите быстрые и решительные меры (выделено в тек-
сте документа. — Авт.). Арест членов Синода произведет отрица-
тельное впечатление на международное общественное мнение...»21
Осенью 1944 г. был принят декрет-закон о Народном суде над ви-
новниками вовлечения Болгарии во Вторую мировую войну и свя-
занных с ней злодеяний, с помощью которого предполагалось, поми-
мо прочего, парализовать «революционную ярость», выражавшуюся
в саморасправах населения с «фашистами» и «врагами народа» и
казнях без суда и следствия.
Св. синод в непростой для себя внутриполитической обстановке
занял активную позицию: оказывал помощь в содержании раненых
советских солдат и югославских беженцев, содействовал проведе-
нию акции помощи фронту в поддержку Болгарской армии, участво-
вавшей на заключительной стадии войны в боевых действиях на сто-
роне антигитлеровской коалиции. Не осталось духовенство в сторо-
не и от начавшейся несколько позднее подписки на заем Свободы:
Св. синод пожертвовал 15 тыс. левов. Даже очевидные перегибы при
проведении в жизнь упомянутого выше декрета-закона о Народном
суде, результатами которых явился значительный, по болгарским
масштабам, размах репрессий22, не вызвали резкого протеста цер-
ковного руководства. В ходе «наказательной акции» священники,
как правило, подпадали под определение «фашист» и/или «сотруд-
ник старой власти». Они являлись объектами негласного наблюде-
ния руководимых коммунистами органов госбезопасности. В свод-
ках о поведении «враждебных элементов» духовенство было
выделено в специальную рубрику23. Немало священников были
арестованы. Однако высший клир БПЦ, как и болгарское общество в
целом, был склонен воспринимать приговоры народных судов как
неизбежный акт расплаты за недавний еще статус страны — сател-
лита гитлеровской Германии.
Отсутствие надежных источников не позволяет зафиксировать
позицию Синода по принципиальному вопросу об отделении церкви
от государства в новых условиях. А именно это требование наряду с
«полной свободой вероисповедания и религиозной терпимостью»
171
содержалось в программе первого правительства ОФ от 17 сентября
1944 г. Авторство данного пункта документа принадлежало комму-
нистам, поскольку позиция партнеров по ОФ традиционно была
более умеренной и не выходила за рамки демократического требова-
ния свободы совести24. Думается, что по этому ключевому вопросу
государственно-церковных отношений руководство БПЦ не отказа-
лось от позиции, сформулированной в 1939 г., однако вопрос этот,
безусловно, являлся одной из болевых точек в отношениях с новой
властью. По сообщениям офицеров советских военных комендатур в
Болгарии, некоторые священники всерьез готовились сложить с себя
сан, узнав о предполагаемом отделении церкви от государства25.
Не случайно 19 октября 1944 г. Тр. Костов радировал Г. Димитрову в
Москву: «Предстоит решение вопроса об отделении церкви от госу-
дарства. Создан ОФ комитет из священников для реформирования и
обновления церкви. Для того, чтобы не уйти очень далеко, было бы
хорошо знать, как теперь обстоит в СССР вопрос о церкви и что во-
обще целесообразно предпринять в этот момент. Отделение церкви
[от государства] является пунктом в программе правительства. Мы
считаем, что нужно быть очень осторожными и не торопиться с
этими вопросами. Нет смысла создавать себе лишних врагов в лице
священников и церковных кругов за границей»26. 21 октября в ответ-
ной радиограмме в Софию Тр. Костову Димитров передал четкое
указание: «Не нужно поднимать сейчас вопрос отделения церкви от
государства. Необходимо только через ОФ комитет священников
тактично произвести смещение пронемецко-гитлеровских, ненавист-
ных населению церковных служителей»27. Месяцем позже, 18 дека-
бря 1944 г., Димитров в радиограмме из Москвы в ЦК БРП(к) вновь
напомнил, что внутри- и внешнеполитическое положение Болгарии
не позволяло поддаваться увлечениям и забеганиям вперед. «Мы не
имеем никакого интереса сейчас форсировать вопрос об отделении
церкви от государства. Наше внимание в настоящий момент должно
быть направлено к постановке церкви на службу власти Отечествен-
ного фронта. А это абсолютно достижимо»28. Заметим, что и позднее
такой взвешенный и в целом адекватный ситуации подход к вопросу
об отделении церкви от государства сохранялся. В мае 1945 г. на за-
седании Национального комитета (НК) ОФ его руководитель комму-
нист Ц. Драгойчева подчеркнула, что по вопросу о церкви в про-
грамме правительства авторы ее «несколько оторвались от действи-
тельности», переоценив возможности момента. Даже в ноябре 1946 г.
при формировании третьего правительства ОФ, в котором компар-
тия впервые получила большинство портфелей и пост главы кабине-
та, коммунисты, подтвердив в принципе тезис об отделении, наме-
ренно акцентировали внимание на том, что новый кабинет «будет
содействовать демократизации болгарской народной церкви и ее
более полному приобщению к нуждам и развитию болгарского наро-
172
да». Правительство заявило о том, что церковь и впредь будет полу-
чать материальную помощь, пока не станет возможным ее полное
обеспечение самими верующими29.
В конце 1944 г. в жизни Болгарской церкви произошло важное
событие. 18 декабря Св. синод принял решение обратиться к прави-
тельству с просьбой о проведении выборов предстоятеля Болгарской
церкви с титулом экзарх Болгарский. 25 декабря Тр. Костов радиро-
вал в Москву Г. Димитрову о том, что принято решение об избрании
экзархом Стефана и о его присутствии в Москве на церковном Собо-
ре* в качестве главы Болгарской церкви** 30. 29 декабря Совет минис-
тров утвердил закон об изменениях в уставе экзархата и новом по-
рядке проведения выборов.
21 января 1945 г. 84 голосами из 90 участников церковного Собо-
ра Стефан был избран главой Болгарской церкви. Это событие было,
безусловно, знаковым, поскольку через 30 лет после смерти послед-
него болгарского экзарха Иосифа БПЦ обрела, наконец, своего пол-
ноправного предстоятеля. В речи по окончании процедуры выборов
Стефан подчеркнул необходимость установления гармонии в отно-
шениях между церковью и государством. Не мог не затронуть он и
своей любимой темы — славянство и православие, призвав сделать
эти два принципа «знаменем» болгарского общества, доказать на
деле «неразрывную и мощную духовную связь с великой Русской
православной церковью»31.
Демонстрировавшаяся Стефаном лояльность по отношению к го-
сударству, славянофильство и русофильство делали фигуру экзарха
как главы Болгарской церкви исключительно подходящей, тем более
что в указаниях Г. Димитрова из Москвы неоднократно подчеркива-
лась задача использования церкви на службе новой власти. В ее ре-
шении большое значение имело укрепление связи православных
церквей, и экзарх с его авторитетом, несомненно, мог принести здесь
немалую пользу.
Митрополит Стефан устраивал не только новую власть, но и бол-
гарское духовенство, хотя расстановка сил в высшем руководстве
БПЦ была весьма сложной и чреватой неожиданными проявления-
ми, что и показали уже ближайшие события. Тем не менее высший
клир не без основания рассчитывал, что Стефан мог бы сгладить уп-
* Имеется в виду Поместный собор РПЦ (январь-февраль 1945 г.), на котором
предстояло избрать патриарха Московского и всея Руси. БПЦ получила приглаше-
ние, но в связи с выборами экзарха ее представители в Москву не приехали.
Предрешенность результатов выборов не следует истолковывать как свиде-
тельство нарастания уже в то время тоталитарных тенденций в руководстве стра-
ной. В болгарской исторической литературе указывается, что и до 9 сентября
1944 г. в стране имелись случаи предрешенных митрополичьих выборов (Калкан-
дэюиеваД. Българската православна църква и държавата. 1944—1953. София, 1997.
С. 39).
173
реки в адрес Св. синода, одобрившего в свое время введение болгар-
ской гражданской администрации в Македонии и Эгейской Фракии.
Мечты клира о «Сан-Стефанской Болгарии» сочетались также с на-
деждами на восстановление института патриаршества, и здесь Сте-
фан, будучи ревностным протагонистом этой идеи и мечтая о сане
патриарха, отражал настроения широких кругов болгарского духо-
венства.
В конце войны, как уже говорилось, советское руководство и
лично Сталин склонялись к созданию в лице Московской патриар-
хии православного ядра, способного впоследствии объединить вок-
руг себя другие Поместные церкви. По существу, началась реали-
зация этого плана, в ходе которой одним из значительных шагов
Московской патриархии стало активное содействие снятию в февра-
ле 1945 г. схизмы с Болгарской православной церкви.
21 ноября 1944 г. Св. синод БПЦ принял решение направить пись-
мо в Московскую патриархию с просьбой о посредничестве в поста-
новке вопроса о снятии схизмы перед Константинопольским патри-
архом32. В ответном послании к Стефану митрополит Алексий сове-
товал руководству Болгарской церкви во избежание «нарушения
мира и согласия между церквами» обратиться к Вселенскому пре-
столу «с сыновней покорностью» и просить снять тяготевшую над
БПЦ схизму. «Что касается нашего участия в этом деле, мы по долгу
братского единения с единоверным и единоплеменным болгарским
народом готовы всемерно содействовать благому делу мира после
того, как получим от Вашего Высокопреосвященства сообщение,
что Вы направили свое обращение к Святейшему патриарху или, по
крайней мере, благосклонно приняли наш братский совет. Тогда и
мы с надеждой обратимся к великому предстоятелю Вселенской церк-
ви со словами усердного ходатайства», — говорилось в письме33.
Как сообщает биограф Стефана Д. Лазов, 21 января 1945 г. Стефан,
извещая Константинопольского патриарха Вениамина о своем из-
брании экзархом, высказал от имени Св. синода БПЦ просьбу о сня-
тии схизмы, последовав, таким образом, совету митрополита Алек-
сия. Кроме того, он сообщил, что направляет в Константинополь
митрополитов Бориса и Софрония и епископа Андрея, уполномочив
их вступить в общение и сотрудничество с Матерью-церковью34.
Вряд ли поездка имела смысл без предварительного согласования с
Вселенской патриархией. Не случайно Д. Лазов пишет, что Стефан
«частным образом (?) прозондировал возможность возобновления
переговоров с Царьградской патриархией*, уведомив об этом одно-
временно и Русскую православную церковь», и что этот зондаж со-
стоялся накануне избрания экзарха, то есть в январе 1945 года35.
* Имелось в виду, что переговоры о снятии схизмы проходили и ранее, в 1932-
1936 гг., но не увенчались успехом.
174
Каков же действительный вклад РПЦ в снятие схизмы? Что стоит
за известной исследователям констатацией Г. Г. Карпова о том, что ини-
циатива снятия схизмы принадлежит патриарху Алексию?36 Насколь-
ко она справедлива? К сожалению, необходимые источники пока не
введены в научный оборот, но указания на то, что таковые есть, имеют-
ся в литературе. Впоследствии в переписке с патриархом Московским
экзарх Стефан неоднократно и по разным поводам отмечал его «го-
рячее», «сердечное» и «мощное содействие» в снятии схизмы, принес-
шее «моральную свободу» болгарскому народу37. О том, что Русская
церковь «своим ходатайством перед Константинопольским патриар-
хом Вениамином подготовила почву для переговоров», пишет и круп-
ный знаток истории Поместных церквей профессор К. Е. Скурат38.
В 1995 г. болгарский историк А. Веков опубликовал письмо пос-
ланника Болгарии в Москве проф. Д. Михалчева регенту при несо-
вершеннолетнем царе Симеоне II коммунисту Т. Павлову, датиро-
ванное 26 февраля 1945 г. Среди прочего Михалчев сообщал: «Воп-
рос о схизме решился при заступничестве русских, которые после
нескольких моих встреч с Г Карповым заставили (!) греческих пат-
риархов (так в документе. — Авт.) подписать 6 февраля протокол,
необходимый, чтобы завершить эту старую историю»39.
К сожалению, А. Веков ограничился публикацией документа, а
между тем он требует серьезной проверки и комментариев. Во-пер-
вых, неясно, о каком протоколе идет речь, поскольку официальные
переговоры болгарской делегации и представителей Вселенской
патриархии начались только 9 февраля. Во-вторых, большие сомне-
ния вызывают как явная переоценка Михалчевым собственной роли
в решении вопроса о схизме, так и его оценка возможности совет-
ских официальных лиц заставить руководство Константинопольской
церкви действовать по их наущению.
Вопрос о посреднической роли РПЦ и, в частности, патриарха
Алексия рассматривает и болгарский исследователь А. Игнатиев. Он
пишет о том, что 20 февраля 1945 г. к известительному письму в
адрес Св. синода БПЦ о своем избрании патриархом Алексий прило-
жил еще один документ. Это было полученное им 7 февраля сообще-
ние Александрийского патриарха Христофора, Антиохийского пат-
риарха Александра, представителя Вселенского патриарха Фиатирс-
кого митрополита Германоса и представителя Иерусалимского
патриарха Севастийского архиепископа Афинагора, с которыми
Алексий беседовал по болгарскому вопросу во время Поместного со-
бора в Москве, об условиях, на которых Вселенская патриархия была
готова вести переговоры. Сообщение содержало также выражение
доброй воли Вселенского патриарха Вениамина восстановить мир и
согласие40. В архивном фонде Совета по делам РПЦ хранится заве-
ренная патриархом Алексием копия этого документа. Из него следу-
ет, что условия снятия схизмы предполагали: «1. Принесение изви-
175
нения Болгарским синодом перед Вселенской патриархией за са-
мовольный раскол; 2. Удаление экзарха Болгарской церкви из
Константинополя и переведение болгарского духовенства в Кон-
стантинополе под ведомство Константинопольской патриархии, со-
гласно Святым канонам церковным; 3. Ограничение компетентности
Болгарского синода в границах Болгарского государства». «После
принятия этих условий Болгарским синодом, — сообщали патриар-
хи, — ... Болгарская церковь получит... самостоятельность от Мате-
ри-церкви Константинопольской»41. Из всего этого следует, что сня-
тию схизмы способствовало успешное взаимодействие русского
патриарха с восточными иерархами, но вряд ли его действия можно
считать инициировавшими решение «болгарского вопроса».
Представляется, что снятие схизмы стало возможным в значи-
тельной мере благодаря воздействию международного фактора. В са-
мом деле, схизма тяготела над Болгарской церковью с 1872 г., неод-
нократные попытки решить этот вопрос в межвоенный период успе-
хом не увенчались, а на завершающем этапе Второй мировой войны
для этого потребовалось всего три месяца. Решающую роль сыграли
прежде всего интересы союзников по антигитлеровской коалиции:
снятие схизмы означало восстановление нарушенного Берлинским
конгрессом 1878 г. принципа совпадения границ церковного диоце-
за, то есть канонической территории данной церкви, и территории
государства, что снижало риск возникновения в будущем междуна-
родных осложнений из-за территориальных претензий Болгарии в
Македонии и Эгейской Фракии, а по большому счету способствова-
ло установлению сфер влияния и баланса сил на Балканах. Удовлет-
ворение от этого испытывали и другие Балканские государства. Пра-
вославные болгары освобождались от наложенного на них наказания
и отлучения, провозглашались «благочестивыми православными
христианами и верными чадами Единой, Святой, Соборной и Апос-
тольской Церкви», что не могло не радовать БПЦ, получившую офи-
циальное наименование «Святой православной автокефальной». (По
словам Стефана, «...с чистой одежды нашей церкви было смыто
грязное пятно»42.) Власть ОФ рассчитывала, что самостоятельная
БПЦ сможет выстраивать нужную конфессиональную политику без
оглядки на Константинополь, тем более что руководство БПЦ от-
крыто признало ведущую роль Русской церкви в славянской семье
как «старшей и передовой среди православных церквей»43. Таким
образом, решение «болгарского вопроса» отвечало интересам мно-
гих заинтересованных сторон.
В марте 1945 г. на стол Сталина лег обширный документ за под-
писью Г. Г. Карпова. Это был подробный и тщательно продуманный
план расширения сфер влияния Русской церкви за границей, популя-
ризации мероприятий Московской патриархии, укрепления позиций
православия. В качестве основной опоры в этой деятельности рас-
176
сматривались зарубежные православные приходы, действовавшие
по всему миру, а также автокефальные церкви. В документе Карпо-
ва, в частности, предлагалось в целях большего сближения РПЦ с
этими церквями направить в Белград, Софию и Бухарест делегации
от Московской патриархии.
Готовясь к визиту, делегаты ознакомились не только с положени-
ем в Болгарской церкви. Они были проинформированы и о внутри-
политической ситуации в стране, которая была далеко не простой.
Уже в конце 1944 г. осложнились отношения между партнерами
по правящей коалиции и прежде всего между коммунистами и крес-
тьянской партией Болгарский земледельческий народный союз
(БЗНС). Дрейф БЗНС в сторону сближения с правыми кругами еще
одного члена коалиции — партии «Звено», объединявшей либераль-
ные слои болгарского общества, обозначил угрозу создания блока
внутри ОФ. На этом фоне в начале декабря 1944 г. разразился первый
политический кризис. Непосредственным поводом к нему стал воп-
рос о демократизации офицерского корпуса и укреплении дисципли-
ны в армии. Развитие событий привело к прямой угрозе вооруженных
столкновений армейских офицеров с руководимой коммунистами на-
родной милицией. При содействии советской военной администра-
ции кризис был разрешен. Непосредственным его итогом явилось
введение института помощников командиров в армии и укрепление в
ней позиций компартии — БРП(к). На повестку дня был выдвинут
вопрос о подготовке к парламентским выборам. В январе 1945 г. при
участии советских представителей в СКК сменилось руководство
БЗНС: на место главного секретаря партии д-ра Димитрова (Гемето)
пришел Н. Петков, пользовавшийся немалым авторитетом среди
крестьянства и известный своими левыми взглядами. Однако к весне
1945 г. новый лидер четко определил свою позицию: противостоять
нажиму коммунистов, стремившихся создать из БЗНС «левую» пар-
тию в собственном понимании, то есть готовую признать доминацию
БРП(к) во властных структурах, не допускать отступления от про-
граммы ОФ, сохраняя коалиционный характер власти в стране.
В апреле 1945 г. делегация РПЦ прибыла в Болгарию. Возглавлял
ее архиепископ Псковский и Порховский Григорий (Чуков). Офици-
альной целью визита, как сообщал «Журнал Московской патриар-
хии», было приветствовать Стефана по поводу избрания его экзар-
хом и снятия схизмы44.
В отчетном докладе делегации45 подчеркивалось, что она застала
Болгарскую церковь «в несколько смущенном состоянии»: после пе-
реворота 9 сентября 1944 г. церковная иерархия испытывала опасе-
ния, не зная, какую позицию по отношению к церкви займет прави-
тельство Отечественного фронта. Кроме того, падение церковной
Дисциплины, ширившиеся среди низших слоев духовенства настро-
ения в пользу реформирования церкви и подготовки нового, якобы
177
«очень левого» устава крайне беспокоили руководство БПЦ. Пово-
дом для беспокойства, по всей вероятности, являлось также подчерк-
нутое внимание официальных болгарских кругов к советскому опы-
ту церковной политики. Еще 17 октября 1944 г. заведующий IV Евро-
пейским отделом НКИД СССР В. А. Зорин сообщал Карпову, что
болгарская правительственная делегация, прибывшая в Москву для
подписания перемирия, обратилась в Наркомат иностранных дел с
просьбой оказать содействие в получении официальных докумен-
тов, определяющих взаимоотношения государства и церкви в СССР.
«Этот вопрос интересует болгарское правительство в связи с тем,
что им издан декрет об отделении церкви от государства (так в доку-
менте. — Авт.), и оно хочет выяснить, как складываются практиче-
ски отношения между церковью и государством в СССР», — пояснял
Зорин46. В феврале 1945 г. Д. Михалчев подготовил и направил в
Синод БПЦ в порядке информации справку об отношении церкви и
государства в СССР47. Иными словами, факты указывали на то, что
именно советская модель государственно-церковных отношений ста-
новилась ориентиром для болгарского политического руководства.
В привезенном делегацией послании патриарха Алексия экзарху
Стефану отмечалась необходимость единения православных церк-
вей — «оплота против усиливающихся притязаний католичества в лице
Ватикана господствовать над наследием Божиим и навязывать миру
воззрения, якобы покоящиеся на заповедях Евангельских, а на самом
деле исходящие из сочувствия к учению, в корне враждебному хрис-
тианской морали, — фашизму, залившему кровью невинных жертв
всю Европу». Патриарх выражал надежду, что БПЦ присоединится к
этой позиции48. Аналогичную тему развил уже в первом своем вы-
ступлении на болгарской земле и митрополит Григорий49. Все это дает
основание считать, что истинная цель визита заключалась в том, чтобы
ориентировать БПЦ на жесткую позицию по отношению к Ватикану.
Делегация привезла с собой также Положение об управлении
Русской православной церковью, принятое на Поместном соборе
1945 г. Оно определяло строго иерархический строй и управление,
полномочия патриарха, епархиальных архиереев и настоятелей при-
ходов. Единоличная власть клирика устанавливалась на всех уров-
нях, что позволило историку церкви Д. В. Поспеловскому охаракте-
ризовать Положение как «крайне централизованный и клерикалист-
ский устав римо-католического типа»*50. Как отмечал в отчете
* Положение было разработано заместителем председателя Совета по делам
РПЦ К. А. Зайцевым. Но, как считает Д. В. Поспеловский, в свое время патриархи
Сергий, а затем и Алексий, одобряя идею централизованного и авторитарного
церковного управления, фактически стали соавторами этого документа. Их рас-
чет был на то, что при такой организации церковь сможет выдержать новые испы-
тания и натиск со стороны властей (Поспеловский Д. В. Русская православная
церковь в XX веке. М., 1995. С. 199).
178
архиепископ Григорий, привезенный документ сработал в несколь-
ких направлениях: дал опору Синоду, чтобы организовать жизнь
БПЦ «на твердых канонических началах», стал примером для пра-
вительства в установлении «нормальных» отношений между влас-
тью и церковью, «отрезвил» Союз священников, чьи левые позиции
беспокоили руководство БПЦ. Показательно, что упоминавшийся
выше регент-коммунист Т. Павлов попросил владыку Григория пре-
доставить ему лично экземпляр Положения «для ориентировки»
при выработке аналогичного документа по управлению Болгарской
церковью51.
Внутри болгарского Синода складывалось напряженное положе-
ние. От части его членов, по оценке делегации, можно было ожидать
проявлений сдержанности по отношению к России. Причиной была
их информированность о церковной политике советского государ-
ства в прошлом и, в частности, о гонениях священников. Примеча-
тельно, что и на встречах архиепископа Григория с православными
болгарами — прихожанами храмов русскому архиерею приходилось
отвечать на «трудные» вопросы о положении РПЦ при советской
власти, убеждать аудиторию в том, что церковь в СССР не преследу-
ется, а храмы открыты и всегда переполнены верующими.
Ситуация осложнялась тем, что фигура экзарха Стефана теперь
казалась Москве не вполне лояльной. Главной причиной являлись
тесные контакты главы Болгарской церкви с экуменистами. Стефан
наличия этих связей не скрывал, как не скрывал и своих надежд на
то, что и Русская церковь включится в экуменическое движение. Со-
ветская же сторона, как показано в предыдущей главе, в это время
все более определенно склонялась к негативным оценкам полити-
ческой направленности экуменизма. В силу этого экуменическое
прошлое и настоящее Стефана подкрепляло выводы о его англо-
манстве и начинало перевешивать в глазах Москвы явные симпатии
экзарха к России и славянству. По всей вероятности, еще в ходе под-
готовки визита был разработан план зондажа настроений некоторых
членов болгарского Синода, во исполнение которого владыка Григо-
рий провел, находясь в Софии, несколько бесед. Более откровенный
характер, судя по отчету, носила его беседа с митрополитом Варнен-
ским Иосифом*. Глава делегации РПЦ наставлял его в «оберегании
русских интересов, в случае если бы оказались некоторые поползно-
вения в другом направлении его сочленов [Синода]». Вручение мит-
Возможно, внимание к митрополиту Иосифу объяснялось изданием им в
1939 г. брошюры «И я — коммунист». Этот факт расценивается некоторыми сов-
ременными болгарскими исследователями как показатель «морального само-
уничтожения» Болгарской православной церкви в предвоенные годы (Елдъров С.
Духовна мобилизация на Българската православная църква (1939-1944)// Рели-
гия и църква в България. Социални и културни измерения в православието и не-
говата специфика в българските земи. София, 1999. С. 251).
179
рополиту портрета патриарха Алексия в подарок (кроме него, порт-
рет патриарха был передан только Стефану), подчеркивалось в отче-
те, «подкрепило его в этом отношении, и он, очень польщенный (по
сравнению с прочими), написал письмо патриарху Алексию с выра-
жением полной преданности». Помимо Иосифа русский архиерей
имел разговор с митрополитами Ловчанским и Пловдивским Фила-
ретом и Кириллом, прибегнув к «деликатным намекам» на желатель-
ность их тесного сотрудничества с Московской патриархией52. Чем
объяснялся такой выбор «доверенных лиц», остается пока невыяс-
ненным. Но интересно, что оценки Стефана и архиепископа Григо-
рия не совпадали: например, о митрополите Иосифе экзарх отзывал-
ся как о «ренегате»53.
Закулисная сторона действий архиепископа Григория осталась,
судя по всему, не известной Стефану. 25 апреля 1945 г. в письме пат-
риарху Алексию он высоко оценил визит представителей РПЦ в Бол-
гарию. «Прежде всего, — писал Стефан, — благодаря Вашей делега-
ции рассеялись упорно распускаемые нашими общими врагами и
легковерными людьми и находившие для себя почву слухи, что Рус-
ская православная церковь расстроена, обессилена, что она потеряла
всякое влияние и значение в народе. ...В вашей стране отношения
между возглавляемой Вашим Святейшеством Православною церко-
вью и советской властью стали не только мирными и нормальными,
но и теплыми и сердечными. Это послужит к великому благу и для
Вашей церкви, и для Российской державы, и для советской власти,
для которой Церковь православная будет верной сотрудницей и
самой надежной помощницей в воспитании народной совести и в
утверждении в душах советских граждан высшего патриотического
долга»54. Несомненно, эти слова отражали представления Стефана и
о той роли, которую могла и должна была сыграть БПЦ в жизни бол-
гарского государства. Не мог он при этом не задумываться и о своем
личном участии как руководителя Болгарской церкви в развивав-
шихся сложных процессах. Однако вряд ли он предвидел тогда, что
ждет его на этом пути.
Первые кризисные потрясения в Болгарии, о которых сказано
выше, поиски властями виновных как внутри страны, так и за ее
пределами, акцент в связи с этим на подрывные действия «англо-аме-
риканцев» усилили внимание официальной власти к положению в
БПЦ. 30 мая 1945 г. Тр. Костов сообщил Г. Димитрову о решении ру-
ководства БРП(к) заняться демократизацией церкви и ограничить при
этом права экзарха, который «все больше начинает показывать свое
настоящее лицо низкопробного политического] интригана, ненавист-
ника коммунистов и англофила. Оживление политической реакции в
последнее время по внушениям англо-американцев не обошло и эк-
зарха...»55. В конце июня 1945 г. регент Т. Павлов в краткой записке
Тр. Костову сообщал, что экзарха «все сильнее затягивает антиотече-
180
ственнофр[онтовское] болото», что он и военный министр Д. Велчев
«уже явно плавают в антикоммунистических] и антиотечественно-
[фронтовских] водах»56. На чем строились подобные обвинения, оста-
ется неясным. Документы, которыми мы располагаем, не дают осно-
ваний для столь жестких выводов. Возможно, срабатывал больше-
вистский стереотип, в соответствии с которым церковь по определению
должна была находиться в лагере политической реакции. По-видимо-
му, свою роль сыграла позиция советских политических представите-
лей в СКК, у которых к тому времени сложилось «плохое мнение» о
Стефане. По словам главы советской части комиссии генерал-полков-
ника С. С. Бирюзова, экзарх «все время оглядывается на Запад, прини-
мает у себя каких-то оттуда людей, имеет переписку с Западом»57.
Опубликованная недавно болгарскими историками анонимная за-
пись беседы экзарха 5 мая 1945 г. с неустановленным «американ-
ским гражданином» свидетельствует, что известные основания для
такого вывода имелись. Встреча проходила в кабинете экзарха, явно
оборудованном прослушивающей аппаратурой, что указывает на
участие в «разработке» Стефана советских специалистов. В пользу
этого говорит и тот факт, что первоначальное переложение записи на
бумагу было сделано на русском языке58.
В ходе беседы Стефан говорил о необходимости усиления амери-
канского влияния на Балканах, сетовал на то, что болгары не имеют
«реальной поддержки со стороны Англии и Америки». Если такая
поддержка будет, констатировал экзарх, то коммунистам «еще долго
придется надеяться на осуществление их мечты — установления
коммунистического строя». Стефан высказал убеждение, что комму-
нисты хотят использовать лозунги демократии и славянства в своих
целях. «[Они] говорят о демократии, но Бенеш им скажет, что такое
демократия», — заявил экзарх*. Апеллируя к авторитету Бенеша,
Стефан четко продемонстрировал и собственное понимание демок-
ратии, особо подчеркнув, что он «никогда не был коммунистом и
никогда им не будет»59.
Серьезность выдвинутых против Стефана (заочно) обвинений не
помешала, однако, его пребыванию на посту экзарха. В условиях не-
Данное замечание крайне важно для характеристики позиции Стефана. Пре-
зидент Чехословацкой республики Э. Бенеш развивал идеи либеральной демокра-
тии, хотя и в своеобразной интерпретации. Именно в 1945 г. в Чехословакии были
реанимированы сформулированные Бенешем как идеологом партии националь-
ных социалистов еще в 1931 г. идеи «демократизирующегося социализма» или
«социализирующейся демократии». Отрицая классовую борьбу и любые формы
насилия, Бенеш рассматривал социализм как этический идеал, связывал переход
к нему с социальными, культурными и экономическими реформами, которые в
Конечном счете изменят общественный строй (Волокитина Т.В., Мурашко Г П.,
Носкова А. Ф. Народная демократия: миф или реальность? Общественно-полити-
ческие процессы в Восточной Европе в 1944-1948 гг. М., 1993. С. 57).
181
урегулированного международного положения Болгарии большое
значение приобретало укрепление связей БПЦ с Московской патри-
архией, и здесь славянофильство Стефана было призвано сыграть
конструктивную роль.
Для определения модели государственно-церковных отношений
в Болгарии большое значение имел ответный визит экзарха Стефана
в Москву в июне-июле 1945 г. Документы свидетельствуют, что на
этапе формирования состава делегации со стороны председателя
Союза священников и одновременно председателя комитета ОФ при
БПЦ священника-коммуниста Г. Богданова была предпринята по-
пытка не допустить участия в ней некоторых архиереев. В письме к
Тр. Костову Богданов сообщал, что в делегацию якобы предполага-
лось включить представителей «самой черной реакции», носителей
«профашистских убеждений», настроенных негативно к СССР. К их
числу он отнес епископа Левкийского Парфения, архимандрита Ме-
фодия, протопресвитера проф. Ст. Цанкова. Богданов предложил на-
править в Москву таких священников, которые смогут по возвраще-
нии в Болгарию «воспроизвести правильное и целостное впечатле-
ние» об увиденном в Советском Союзе, — Варненского митрополита
Иосифа, главного секретаря Синода архимандрита Дамаскина. Не
забыл Богданов и себя. В качестве запасного варианта, если бы не
удалось изменить намеченный Синодом состав делегации, он считал
тем более необходимым включить свою кандидатуру60.
Письмо возымело действие, но не в той мере, как рассчитывал
Богданов: из числа названных им делегатов был исключен только
проф. Цанков, однако в составе делегации оказались сам Богданов,
ректор Пловдивской духовной семинарии епископ Никодим и архи-
мандрит Григорий61.
Программа визита была довольно насыщенной, но несомненным
ее эпицентром явился прием экзарха Стефана в Совете по делам
РПЦ. Экзарх поставил перед Г. Г. Карповым ряд принципиальных
вопросов, попросив доложить о них советскому правительству.
В первую очередь Стефана интересовала возможность получения
долгосрочного займа на сумму в 40-50 млн болгарских левов для ре-
монта кафедрального собора и постройки экзаршего дома. Им были
подняты также вопросы о предоставлении Болгарской церкви в
обмен или за наличный расчет богослужебных книг, воска и парчи, о
подготовке в Москве кадров болгарского духовенства. Особенно
подробно Стефан обсуждал ситуацию в экуменическом движении,
как и раньше, ратуя за участие в нем РПЦ. Экзарху, как следует из
записок Карпова, очень хотелось встретиться с И. В. Сталиным. Он
неоднократно поднимал этот вопрос перед руководителем Совета по
делам РПЦ, говорил об этом и с Г. Димитровым. И надо сказать, что
Карпов дважды, 4 и 10 июля 1945 г., письменно обращался в секре-
тариат Сталина с докладными записками, предпринял он также по-
182
пытку через В. М. Молотова проинформировать Сталина о желании
Стефана, поддержанном Димитровым. Однако прием не состоялся.
Удрученный этим, Стефан заметил при отъезде: «Я хотел быть
на приеме, так как это имело бы значение для болгарского народа.
Я знаю, товарищ Сталин занят... Как-нибудь в другой раз».
Во время беседы в Совете речь шла и об учреждении в Болгарии
патриаршества. Карпов заметил в дневнике, что Стефан «мечтает
быть патриархом Болгарии, но... с этим не спешит». Будущее возве-
дение его в патриарший сан экзарх связывал только с предстоятелем
РПЦ («...Интронизацию меня в патриархи оставляю за патриархом
Алексием», — заявил он Карпову)62.
Помимо бесед в Совете по делам РПЦ Стефан встречался с пат-
риархом Алексием и членами Синода РПЦ. Дважды его принимал у
себя Г. Димитров. Все эти встречи имели для Болгарской церкви
важные последствия. Стефан выразил искреннюю готовность со-
трудничать с народной властью, а на приеме в Московской патриар-
хии пообещал учиться у Русской церкви, советоваться с ней по всем
вопросам, в том числе и строительства отношений с государством.
Вернувшись в Софию, Стефан направил благодарственную теле-
грамму Карпову, в которой отмечал: «В Вашем лице мы чествуем
ангела-хранителя, посланного Господом православной церкви по
молитвам бесчисленного сонма Его праведников и подвижников»*.
Стефан подчеркнул также отмеченные им «ценнейшие заботы со-
ветской власти, направленные к поднятию православного церковно-
го дела на подобающую Советской России высоту»63. Видимо, во
время пребывания в Москве Стефан окончательно сформулировал
свое понимание объединительно-мессианской роли Русской церкви
в новых условиях. В одном из писем Карпову он писал: «Славянско-
му миру необходима могущественная Русская церковь, такая цер-
ковь, которая способна была бы объединять разрозненные славян-
ские племена. Сильная Русская церковь необходима всему православ-
ному миру для противовеса политиканствующему католицизму и
иссушающему человеческие души протестантизму, могущими быть
захватчиками, но не друзьями Советского Союза и славянства. Рус-
ской православной церкви настало время выдвинуть себя — занять
первое, руководящее место в ряду всех православных церквей»64.
На заседании Св. синода в Софии Стефан рассказал об увиден-
ном в Москве, о беседах с Г. Димитровым, особенно подчеркнув
сформулированную болгарским лидером задачу превращения БПЦ в
«народную церковь», то есть в такую, которая «будет полностью с
нашим народом в строительстве великого дела Болгарии Отечест-
Столь характерная оценка Карпова как ангела-хранителя РПЦ позволяет
предположить, что Стефану было известно содержание беседы Сталина с иерар-
хами РПЦ в сентябре 1943 г. См.: гл. II, § 1.
183
венного фронта». Димитров, по словам Стефана, критически отозвал-
ся о некоторых решениях власти ОФ, принятых поспешно и необду-
манно. К таковым он отнес, в частности, решение об отделении церк-
ви от государства и отмене преподавания закона Божьего в школах.
Димитров якобы высказался и против изъятия церковного и монас-
тырского имущества, если им распоряжаются разумно и на пользу на-
роду, обещал оказать БПЦ поддержку, требуя от церкви, в свою оче-
редь, безоговорочной преданности Отечественному фронту. Твердая
позиция Димитрова, заявившего, что «никто не намерен большевизи-
ровать Болгарию», произвела сильное впечатление на Стефана65.
Внимательное прочтение сказанного Димитровым, несомненный
подъем, с которым Стефан передал его слова членам Синода, как и
некоторые другие документы, позволяют предположить, что во время
встречи лидер болгарских коммунистов и глава БПЦ фактически со-
гласовали условия компромисса: помощь и поддержка церкви со сто-
роны государства в обмен на полную лояльность БПЦ по отношению
к народно-демократической власти. «Экзарх дал мне много векселей
(выделено в тексте документа. — Авпг.), — сообщал в связи с этим
Димитров в Софию Тр. Костову 13 июля 1945 г. — Заявляет катего-
рично, что своим избранием обязан коммунистам и считает себя
очень им обязанным. В пользу единства Отечественного фронта цер-
ковь работает и будет работать. Обещал, что организует в церкви и
специальные проповеди и пр., и пр. Разумеется, все его заявления и
обещания следует воспринимать с известным резервом. Ясно, одна-
ко, что он понимает необходимость не вступать с нами в конфликт»*66.
18 июля 1945 г. Стефан выступил по софийскому радио с боль-
шой речью, в которой публично оценил государственно-церковные
отношения в СССР как «полную гармонию между церковными и
гражданскими властями». При этом он специально остановился на
деятельности «институции первостепенной важности — Совета по
делам РПЦ и личности его руководителя». «Этот, без сомнения,
большого значения Совет, — говорил экзарх, — возглавляется вы-
сокоинтеллигентным русским общественником Георгием Григорье-
вичем Карповым, который в ранге министра умело п