Капитал Карла Маркса. Изложение четырех томов - Ленин В.И., Маркс К., Энгельс Ф., Каутский К., Гильфердинг Р., Бернштейн Эдуард, Девиль Г., Гиршфельд В., Бауэр Отто, Кунов Генрих, Экштейн Г.

Три источника и три составных части марксизма
Диалектика
Материалистическое понимание истории
К. КАУТСКИЙ.— Введение в экономическое учение Маркса
Второй отдел.— Превращение денег в капитал
Глава V. Противоречия общей формулы капитала
Глава VI. Покупка и продажа рабочей силы
Гретий отдел.— Производство абсолютной прибавочной ценности
Глава VIII. Постоянный и переменный капиталы
Глава XI. Норма и количество прибавочной ценности
Четвертый отдел.— Производство относительной прибавочной ценности
Глава XIV. Разделение труда и мануфактура
Глава XV. Машины и крупная промышленность
Пятый отдел.— Дальнейшее исследование производства прибавочной стоимости
Глава XVII. Изменения в отношении между ценностью рабочей силы и прибавочной ценностью
Глава XVIII. Выражения нормы прибавочной ценности
Глава XXII. Различия в национальных нормах заработной платы
Глава XXIV. Превращение прибавочной ценности в капитал
Глава XXV. Общий закон капиталистического накопления
Восьмой отдел.— Первоначальное накопление
Глава XXVII. Генезис промышленного капитализма
Глава XXVIII. Историческая тенденция капиталистического накопления
Глава XXIX. Современная теория колонизации
В. ГИРШФЕЛЬД.— Изложение II-го тома „Капитала“
Глава II. Круговращение производительного капитала
Глава III. Круговращение товарного капитала
Глава VII. Влияние времени производства и времени обращения на обороты капитала
Глава VIII. Общественное значение времени оборотов
Глава IX. Производство и обращение сверхстоимости
Третий отдел.— Обращение и воспроизводство всего общественного капитала
Глава XI. Накопление и расширенное воспроизводство
ОТТО БАУЭР.— Марксова теория промышленных кризисов
Глава II. Задача о норме прибыли и ее разрешение
Глава IV. Пределы капиталистического способа производства
Глава VI. Денежно-торговый капитал, ростовщичество и кредит
Глава VII. О-денежном рынке. Три главных категории дохода. Взгляд на будущее
Ф. ЭНГЕЛЬС.— Закон ценности и норма прибыли
ГЕНРИХ КУНОВ.— Теория прибавочной стоимости до Смита
4. Производительный и непроизводительный труд
Г. ЭКШТЕЙН.— Рикардо в критическом освещении Маркса.
2. Стоимость определяется рабочим временем. Цена производства
4. Стоимость определяется средним рабочим временем. Дифференциальная рента
5. Стоимость определяется общественно-необходимым рабочим временем. Кризисы
Р. ГИЛЬФЕРДИНГ.— Теории прибавочной стоимости от Рикардо до Джонса 354 —
Автор: Ленин В.И. Маркс К. Энгельс Ф. Каутский К. Гильфердинг Р. Бернштейн Эдуард Девиль Г. Гиршфельд В. Бауэр Отто Кунов Генрих Экштейн Г.
Теги: история капитализма марксизм марксизм-ленинизм издательство буревестник
Год: 1924
Похожие
Логика "Капитала" Карла Маркса
Комментарии к 1-му тому «Капитала» К. Маркса
Процесс накопления капитала (Комментарии к 7-му отделу первого тома «Капитала» К. Маркса)
Капитал. Том 3
Текст
                    лпитли
КАРЛА МАРКСА
ИЗЛОЖЕНИЕ ЧЕТЫРЕХ
ТОМОВ
БУРЕВЕСТНИК

К. МАРКС

„КАПИТАЛ“
КАРЛА МАРКСА
ВСЕ ЧЕТЫРЕ ТОМА В ИЗЛОЖЕНИИ
Г. ДЕВИЛЯ, К. КАУТСКОГО, В. ГИРШФЕЛЬДА, ОТТО БАУЭРА, ЭД. БЕРНШТЕЙНА,
ФР. ЭНГЕЛЬСА, Г. КУНОВА, Г. ЭКШТЕЙНА Р. ГИЛЬФЕРДИНГА
СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМИ ОЧЕРКАМИ
Н. ЛЕНИНА и КАРЛА КАУТСКОГО и ПРИЛОЖЕНИЕМ
СТАТЬИ Р. ГИЛЬФЕРДИНГА
Составил Г. ЛИТВИН-МОЛОТОВ
ЮГО-ВОСТОЧНОЕ КРАЕВОЕ ПАРТИЙНОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО .БУРЕВЕСТНИК"
РОСТОВ-ДОН « » 1924
КРАСНОДАР

Отпечатано
в книжной типографии
Ювкрайпартиздата „Буревестник“
в городе Краснодаре
в сентябре 1924 г.
Изд. № 103.
Кубчерлит № 1403.
Заказ № 13.
Тираж 6.000 экз.

СОДЕРЖАНИЕ:
Н. ЛЕНИН.— Карл Маркс (биографические даты с изложением
основ марксизма) 		IX — XXIII
Биографические даты 	   IX
Три источника и три составных части марксизма	 X
Изложение основ марксизма	XIII
(Философский материализм.— Диалектика.—Материалистическое пони¬
мание истории.— Экономическое учение Маркса).
К. КАУТСКИЙ.— Введение в экономическое учение Маркса		1—16
I-й том „Капитала“.
Г. ДЕВИЛЬ.— Изложение I-го тома „Капитала“	17—145
Первый отдел — Товар и деньги 	19	— 34
Глава I. Товар	 19
(Ценность потребительная и ценность меновая.— Ценность, ее сущ¬
ность.— Величина ценности — общественно-необходимое рабочее время.
— Двойственный характер труда.— Двойственный общественный харак¬
тер частных видов труда.— Приведение всех видов труда к изве¬
стному количеству простого труда.— Ценность, как общественный
факт, проявляется только в обмене.— Форма ценности.— Материаль¬
ное выражение общественного характера труда).
Глава II. Обмен	 25
(Отношения товаровладельцев, условия этих отношений.— Денежная
форма, как необходимое следствие менового отношения.— Денежная
форма и драгоценные металлы).
Глава III. Деньги или обращение товаров	 27
(Мера ценности.— Цена.— Обращение товаров.— Денежное обращение.
— Звонкая монета и бумажные деньги.— Запас золота и серебра, или
деньги, как платежное средство.— Всемирные деньги).
Второй отдел.— Превращение денег в капитал	35	— 41
Глава IV. Общая формула капитала 		 35
(Простое товарное обращение и обращение денег, как капитала.
— Прибавочная ценность).
Глава V. Противоречия общей формулы капитала	.	37
(Товарное обращение покоится на обмене эквивалентных ценностей.
— Даже при том предположении, что обмениваются не эквиваленты,
товарное обращение все же не создает прибавочной ценности).
Глава VI. Покупка и продажа рабочей силы	 39
(Рабочая сила, как источник прибавочной ценности.— Ценность рабо¬
чей силы).
Гретий отдел.— Производство абсолютной прибавочной ценности		42—61
Глава VII. Производство потребительных ценностей и производство прибавочной
ценности	 	 42
(Труд вообще и его элементы.— Труд за счет капиталиста.— Анализ
ценности продукта.— Разность между ценностью рабочей силы и цен¬
ностью, создаваемой ею. — Решение задачи превращения денег
в капитал).
Глава VIII. Постоянный и переменный капиталы	 47
(Свойство труда в процессе создания новой ценности сохранять
старую.— Ценность, просто сохраненная, и ценность, созданная вновь
и увеличенная).

—— VI
Глава IX. Норма прибавочной ценности 		   50
(Труд необходимый и труд прибавочный.— Степень эксплуатации
рабочей силы.— Выражение элементов ценности труда в долях самого
продукта и в частях рабочего дня.— „Последний час“.— Чистый
продукт).
Глава X. Рабочий день	  55
(Пределы рабочего дня.— Капитал, жаждущий прибавочного труда.
— Эксплуатация свободного работника по форме и по существу.
— Дневной и ночной труд.— Регламентация рабочего дня.— Борьба за
ограничение рабочего дня).
Глава XI. Норма и количество прибавочной ценности 	59
(Возмещение числа рабочих посредством удлинения рабочего дня.
— Для превращения денег в капитал необходим известный минимум
денег).
Четвертый отдел.— Производство относительной прибавочной ценности ...		62-91
Глава XII. Относительная прибавочная ценность 	62
(Уменьшение необходимого рабочего времени.— Увеличение произво¬
дительности труда и прибавочная ценность).
Глава XIII. Кооперация 	64
(Коллективная сила труда.— Результаты и условия коллективного
труда.— Руководство в промышленности принадлежит капиталу.— Кол¬
лективная сила труда представляется, как сила, присущая капиталу).
Глава XIV. Разделение труда и мануфактура 	 68
(Двоякое происхождение мануфактуры.— Детальный рабочий и его ору¬
дие.— Две основные формы мануфактуры.— Общий строй мануфакту¬
ры.— Влияние мануфактуры на процесс труда.— Разделение труда в ма¬
нуфактуре и в обществе. — Капиталистический характер мануфактуры).
Глава XV. Машины и крупная промышленность	75
(Развитие машинизма.— Развитие крупной промышленности. — Цен¬
ность, переносимая машиной на продукт.— Женский и детский труд. —
Удлинение рабочего дня.— Интенсификация труда.— Фабрика.— Борьба
между рабочим и машиной.— Теория компенсации.— Поочередное
отталкивание и притяжение рабочих фабрикой.— Уничтожение коопе¬
рации, основанной на ремесленном производстве и разделении
труда.— Воздействие фабрики на мануфактуру и домашнее произ¬
водство.— Переход от современной мануфактуры и домашней про¬
мышленности к крупной промышленности.— Противоречие между
крупной промышленностью и ее капиталистической оболочкой.—
Фабрика и просвещение.— Фабрика и семья.— Революционные послед¬
ствия фабричного законодательства.— Крупная промышленность и
земледелие.
Пятый отдел.— Дальнейшее исследование производства прибавочной стоимости                        92 — 99
Глава XVI. Абсолютная и относительная прибавочная ценность ......	92
(Производительный труд.— Производительность труда и прибавочная
ценность).
Глава XVII. Изменения в отношении между ценностью рабочей силы и приба¬
вочной ценностью	                  95
(Величина рабочего дня и интенсивность труда постоянны; перемен¬
ной величиной является производительность труда.— Рабочий день
и производительность труда постоянны; переменной величиной
является интенсивность труда.— Производительность и интенсивность
труда постоянны; переменной величиной является рабочий день.
—Одновременные изменения в продолжительности, интенсивности и
производительности труда).
Глава XVIII. Выражения нормы прибавочной ценности	99
(Различные формулы, выражающие норму прибавочной ценности.—
Прибавочная ценность есть результат неоплаченного труда).
Шестой отдел. - Заработная плата 	  100—107
Глава XIX. Превращение ценности или цены рабочей силы в заработную плату 100
(Заработная плата есть цена не труда, а рабочей силы.— Форма зара¬
ботной платы скрывает действительное отношение между капиталом
и трудом).

— VII —
Глава XX. Повременная плата	. .		102
(Цена труда.— Частичная безработица и общее сокращение рабочего
дня.— Низкая цена труда и удлинение рабочего дня).
Глава XXI. Поштучная заработная плата	104
(Эта форма заработной платы нисколько не изменяет природы послед¬
ней.— Особенности этой формы заработной платы, делающие из нее
форму, наиболее соответствующую капиталистическому производству).
Глава XXII. Различия в национальных нормах заработной платы	106
(Каким образом можно сравнивать различные национальные нормы
заработной платы.— Изменение закона ценности в его международном
применении.— Номинальная и реальная заработная плата).
Седьмой отдел.— Накопление капитала	  108	—135
Введение	108
(Обращение капитала.— Об изучении основного механизма накопления).
Глава XXIII. Простое воспроизведение	109
(Часть капитала, авансированная в форме заработной платы, есть
не что иное, как часть прошлого труда рабочего.— Всякий авансиро¬
ванный капитал рано или поздно превращается в накопленный капи¬
тал. — Производительное и индивидуальное потребление рабочего.
—Простое воспроизведение держит рабочего в положении наемника).
Глава XXIV. Превращение прибавочной ценности в капитал	112
(Воспроизведение в расширенных размерах. — Чем больше капиталист
накопил, тем больше он может накоплять.— Капиталистическое
присвоение есть лишь применение законов товарного производства.
— Ошибочные понятия о накоплении.— Деление прибавочной ценности
на капитал и доход.— Теория воздержания.— Условия, влияющие
на размеры накопления.— Степень эксплуатации рабочей силы.—
Производительность труда.— Возрастающая разница между приме¬
няемым и потребляемым капиталом.— Величина авансированного
капитала.— Рабочий фонд).
Глава XXV. Общий закон капиталистического накопления  	121
(Состав капитала.— Обстоятельства, при которых накопление капитала
может привести к повышению заработной платы.— Величина капитала
не зависит от размеров рабочего населения.— Относительное умень¬
шение переменного капитала по сравнению с постоянным. — Концен¬
трация и централизация.— Относительный спрос на труд и абсолютный
или действительный. - Закон народонаселения, присущий капитали¬
стической эпохе.— Образование промышленной резервной армии.—
Условия, определяющие общий уровень заработной платы. — Фикция
закона спроса и предложения. Различные формы относительного пере¬
населения.— Пауперизм, как необходимое следствие капиталисти¬
ческого строя).
Восьмой отдел.— Первоначальное накопление			          136—145
Глава XXVI. Тайна первоначального накопления 	136
(Отделение производителя от средств производства.— Исторический
процесс, заменивший феодальный строй капиталистическим.— Будучи
сначала порабощен с помощью грубого насилия, рабочий впослед¬
ствии сам подчиняется своей эксплуатации.— Образование внутрен¬
него рынка для промышленного капитала).
Глава XXVII. Генезис промышленного капитализма	139
(Насильственный характер первоначального накопления. — Колониаль¬
ная система, государственные долги, протекционизм).
Глава XXVIII. Историческая тенденция капиталистического накопления .... 		141
(Превращение частной собственности, основанной на собственном
труде производителя, в капиталистическую собственность.— Превра¬
щение капиталистической собственности в собственность общест¬
венную).
Глава XXIX. Современная теория колонизации	 143
(Необходимость условий, признанных неотделимыми от капиталисти¬
ческой эксплуатации, наглядно обнаруживается в колониях,— При¬
знание политической экономии).

—-УПТ
II-й том „Капитала“.
К. КАУТСКИЙ.— Изложение II-го тома „Капитала“	151—182
В. ГИРШФЕЛЬД.— Изложение II-го тома „Капитала“ . . .				183—219
Первый отдел.— Круговращения капитала	 	183—190
Глава	I. Круговращение денежного капитала 		183
Глава II. Круговращение производительного капитала	186
Глава III. Круговращение товарного капитала	187
Глава IV. Все три формы круговращения	  188
Второй отдел.—  Обороты капитала 		191— 203
Глава V. Оборот капитала	191
Глава VI. Основной и оборотный капиталы		192
Глава VII. Влияние времени производства и времени обращения на обороты
капитала  		194
Глава VIII. Общественное значение времени оборотов 	 		 197
Глава IX. Производство и обращение сверхстоимости  	198
(Годовая норма сверхстоимости.— Обращение сверхстоимости)
Третий отдел.— Обращение и воспроизводство всего общественного капитала . . 		204—219
Глава X. Простое воспроизводство	205
(Обращение общественного капитала.— Воспроизводство обществен¬
ного капитала.— Возмещение основного капитала.— Воспроизводство
денежного материала).
Глава XI. Накопление и расширенное воспроизводство	214
ОТТО БАУЭР.— Марксова теория промышленных кризисов                                                  222—231
III-й том „Капитала“.
ЭД. БЕРНШТЕЙН.— Изложение III-го тома „Капитала“ 				 235— 284
Глава I. Введение	235
Глава II. Задача о норме прибыли и ее разрешение	237
Глава III. Движение нормы прибыли 	244
Глава IV. Пределы капиталистического способа производства 			254
Глава V. Товарно-торговый капитал  		260
Глава VI. Денежно-торговый капитал, ростовщичество и кредит	  268
Глава VII. О-денежном рынке. Три главных категории дохода. Взгляд на будущее 	276
Ф. ЭНГЕЛЬ С.— Закон ценности и норма прибыли	 285—298
IV-й том „Капитала“.
ОТТО БАУЭР.— Теория прибавочной стоимости	 	301—309
ГЕНРИХ КУНОВ.— Теория прибавочной стоимости до Смита 			310—335
1. Английские меркантилисты 	 310
2. Характер физиократизма 	317
3. Адам Смит 	324
4. Производительный и непроизводительный труд			328
Г. ЭКШТЕЙН.— Рикардо в критическом освещении Маркса. 336—353
1. Метод 	  336
2. Стоимость определяется рабочим временем. Цена производства . . 		337
3. Абсолютная земельная рента	340
4. Стоимость определяется средним рабочим временем. Дифферен¬
циальная рента	343
5. Стоимость определяется общественно-необходимым рабочим вре¬
менем. Кризисы  	 	346
Заключение	351
Р. ГИЛЬФЕРДИНГ.— Теории прибавочной стоимости от Рикардо
до Джонса				           354 — 363
Приложение:
Р. ГИЛЬФЕРДИНГ.— Каким методом должна пользоваться
история политической экономии  	 			364

Н. ЛЕНИН.
КАРЛ МАРКС
(Биографические даты с изложением основ марксизма).
Карл Маркс родился 5 мая 1818 г. в Трире (Прирейнская Пруссия). Отец его
был адвокат, еврей, в 1824 году принявший протестантство. Семья была зажиточная,
культурная, но не революционная. Окончив гимназию в Трире, Маркс поступил в уни¬
верситет сначала в Бонне, потом в Берлине, изучал юридические Аауки, но больше всего
историю и философию. Окончил курс в 1841 г., представив диссертацию о философии
Эпикура. По взглядам своим Маркс был еще тогда гегельянцем-идеалистом. В Берлине
он примыкал к кружку левых гегельянцев (Бруно Бауэр и др.), которые стремились делать
из философии Гегеля атеистические и революционные выводы.
По окончании университета Маркс переселился в Бонн, рассчитывая стать профес¬
сором. Но реакционная политика правительства, которое в 1832 г. лишило кафедры
Людвига Фейербаха и в 1836 г. снова отказалось пустить его в университет, а в 1841 г.
отняло право читать лекции в Бонне у молодого профессора Бруно Бауэра, заставила
Маркса отказаться от ученой карьеры. Развитие взглядов левого гегельянства в Германии
шло вперед очень быстро. Людвиг Фейербах, в особенности в 1836 году, начинает кри¬
тиковать теологию и поворачивает к материализму, который вполне берет верх у него
в 1841 г. („Сущность христианства“). В 1843 г. вышли его же „Основные положения
филосифии будущего“. „Надо было пережить освободительное действие этих книг,—
писал Энгельс впоследствии об этих сочинениях Фейербаха,—мы (т.-е. левые гегельянцы,
Маркс в том числе) стали сразу фейербахианцами“.
В это время рейнские радикальные буржуа, имевшие точки соприкосновения с левыми
гегельянцами, основали в Кёльне оппозиционную газету: „Рейнскую Газету“ (начала
выходить с 1 января 1842 г.). Маркс и Бруно Бауэр были приглашены в качестве главных
сотрудников, а в октябре 1842 г. Маркс сделался главным редактором и переселился из
Бонна в Кельн. Революционно-демократическое направление газеты при редакторстве
Маркса становилось все определеннее, и правительство сначала подчинило газету двойной
и тройной цензуре, а затем решило вовсе закрыть ее (1 января 1843 г.); Марксу при¬
шлось к этому сроку оставить редакторство, но его уход все же не спас газету, и она
была закрыта в марте 1843 г. Газетная работа показала 'Марксу, что он недостаточно
знаком с политической экономией, и он усердно принялся за ее изучение.
1843 г. Маркс женился в Крейцнахе на Дженни фон-Вестфалей, подруге детства,
с которой он был обручен еще будучи студентом. Жена его принадлежала к прусской
реакционной дворянской семье. Ее старший брат был министром внутренних дел в Пруссии
в одну из самых реакционных эпох, 1850 —1858 г.г.. Осенью 1843 г. Маркс приехал
в Париж, чтобы издавать за-границей вместе с Арнольдом Руге радикальный журнал.
Вышла лишь первая книжка этого журнала „Немецко-французский Ежегодник“., Он
прекратился из-за трудностей тайного распространения в Германии и из-за разногласия
Маркса с Руге. В своих статьях в этом журнале Маркс выступает уже, как революционер,
провозглашающий „беспощадную критику всего существующего“, апеллирующий к массам
и к пролетариату.
В сентябре 1844 г. в Париж приехал на несколько дней Фридрих Энгельс, ставший
с тех пор ближайшим другом Маркса. Они вдвоем приняли самое горячее участие
в тогдашней кипучей жизни революционных групп Парижа (особенное значение имело
учение Прудона, с которым Маркс решительно рассчитался в своей „Нищете философии“,
1847 г.) и выработали, резко борясь с различными учениями мелко-буржуазного социа¬
лизма, теорию и тактику революционного пролетарского социализма, или коммунизма
(марксизма). В 1854 году Маркс, по настоянию прусского правительства, как опасный
революционер, был выслан из Парижа. Он переехал в Брюссель. Весной 1847 г. Маркс
и Энгельс примкнули к тайному пропагандистскому обществу „Союз коммунистов“,
приняли выдающееся участие на 2-м съезде этого союза (ноябрь 1847 г. в Лондоне)
и, по его поручению, составили вышедший в феврале 1848 года знаменитый „Манифест
Коммунистической партии“. В этом произведении с гениальной ясностью и яркостью
обрисовано новое миросозерцание,— последовательный материализм, охватывающий и
область социальной жизни, диалектика, как наиболее всестороннее и глубркое учение
X
о развитии, теория классовой борьбы и всемирно-исторической революционной роли
пролетариата, творца нового коммунистического общества.
Когда разразилась февральская революция 1848 г., Маркс был выслан из Бельгии.
Он приехал опять в Париж, а оттуда, после мартовской революции, в Германию, именно
в Кёльн. Там выходила с 1-го июня 1848 г. по 19 мая 1849 г. „Новая Рейнская Газета“;
главным редактором был хМаркс. Новая теория была блестяще подтверждена ходом
революционных событий 1848 — 49 г., как подтвердили ее впоследствии все пролетарские
и демократические движения всех стран мира. Победившая контр-революция сначала
отдала Маркса под суд (оправдан 9-го февраля 1849 г.), а потом выслала из Германии
(16 мая 1849 г.). Маркс отправился сначала в Париж, был выслан и оттуда после демон¬
страции 13 июня 1849 г. уехал в Лондон, где и жил до самой смерти.
Условия эмигрантской жизни, особенно наглядно вскрытые перепиской Маркса
с Энгельсом (изд. в 1913 г.), были крайне тяжелы. Нужда прямо душила Маркса и его
семью; только постоянная финансовая поддержка Энгельса дала возможность Марксу
кончить „Капитал“. Кроме того, преобладающие учения и течения мелко-буржуазного,
вообще непролетарского социализма вынуждали Маркса постоянно к беспощадной борьбе,
иногда к отражению самых бешеных и диких личных нападок (Herr Vogt). Сторонясь
от эмигрантских кружков, Маркс в ряде исторических работ разрабатывал свою мате¬
риалистическую теорию, посвящая силы, главным образом, изучению политической
экономии? Эту науку Маркс революционизировал в своих сочинениях: „К критике поли¬
тической экономии“ (1859 год) и „Капитал“, том I-й, (1867 год).
Эпоха оживления демократических движений с конца пятидесятых и в шестиде¬
сятых годах снова призвала Маркса к практической деятельности. В 1864 г. (28 сентября)
был основан в Лондоне знаменитый I-й Интернационал,—„Международное Товарищество
Рабочих“. Маркс был душой этого общества, автором его первого „Обращения“ и массы
резолюций, заявлений, манифестов. Объединяя рабочее движение разных стран, стараясь
направить в русло совместной деятельности различные формы непролетарского, до-марк¬
систского социализма (Маццини, Прудон, Бакунин, английский либеральный тред-юнионизм,
лассальянские качания вправо в Германии и т. г.), борясь с теориями всех этих сект
и школок, Маркс выковывал единую тактику борьбы рабочего класса в различных странах.
После падения Парижской Коммуны (1871 г.), которую так глубоко, метко и блестяще
оценил Маркс („Гражданская война во Франции“), и после раскола „Международного
Товарищества Рабочих“ бакунистами, существование Интернационала в Европе стало
невозможным. Маркс провел после Конгресса Интернационала в Гааге (1872 г.) перенесение
Генерального Совета Интернационала в Нью-1орк. I-й Интернационал кончил свою исто¬
рическую роль, уступив место эпохе неизмеримо более крупного роста рабочего движения
во всех странах мира, именно эпохе роста его вширь, создания массовых социалистических
рабочих партий на базе отдельных национальных государств.
Усиленная работа в Интернационале и еще более усиленные теоретические
занятия окончательно подорвали здоровье Маркса. Он продолжал свою переработку
политической экономии и окончание „Капитала", собирая массу новых материалов и изучая
ряд языков (например, русский), но окончить „Капитал“ не дала ему болезнь. 2 декабря 1881 г.
умерла его жена. 14 марта 1883 г. Маркс тихо заснул навеки в своем кресле. Он похо¬
ронен вместе с своей женой, на кладбище Гайгет, в Лондоне. Из детей Маркса несколько
умерло в детском возрасте в Лондоне, когда семья сильно бедствовала. Три дочери были
замужем за социалистами Англии и Франции: Элеонора Эвелинг, Лаура Лафарг и
Дженни Лонге. Сын этой последней — член французской социалистической партии.
Три источника и три составных части марксизма.
Учение Маркса вызывает к себе во всем цивилизованном мире величайшую вражду
и ненависть всей буржуазной (и казенной и либеральной) науки, которая видит в марк¬
сизме нечто вроде „вредной секты“. Иного отношения нельзя и ждать, ибо „беспри¬
страстной“ социальной науки нс может быть в обществе, построенном на классовой
борьбе. Так или иначе, но вся казенная и либеральная наука защищает наемное рабство,
а марксизм объявил беспощадную войну этому рабству. Ожидать беспристрастной науки
в обществе наемного рабства — такая же глупенькая наивность, как ожидать беспри¬
страстия фабрикантов в вопросе о том, не следует ли увеличить плату рабочим, уменьшив
прибыль капитала.
Но этого мало. История философии и история социальной науки показывает с полной
ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на „сектантство“ в смысле какого-то
замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития
мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что
он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его
учение возникло, как прямое и непосредственное продолжение учения величайших
представителей философии, политической экономии и социализма.

——XI «555
Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая
людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией,
ни с какой защитой буржуазного гнета. Оно есть законный преемник лучшего, что
создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической
экономии, французского социализма.
На этих трех источниках и вместе с тем составных частях марксизма мы вкратце
и остановимся.
Философия марксизма есть материализм. В течение всей новейшей истории Европы,
и особенно в конце XVIII века, во Франции, где разыгралась решительная битва против
всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях,
материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям
естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т. п. Враги демократии старались,
поэтому, всеми силами „опровергнуть“, подорвать, оклеветать материализм и защищали
разные формы философского идеализма, который всегда сводится, так или иначе, к защите
или поддержке религии.
Маркс и Энгельс самым решительным образом отстаивали философский материализм
и неоднократно разъясняли глубокую ошибочность всяких уклонений от этой основы.
Наиболее ясно и подробно изложены их взгляды в сочинениях Энгельса „Людвиг Фейербах“
и „Анти-Дюринг“, которые — подобно „Коммунистическому Манифесту“— являются
настольной книгой всякого сознательного рабочего.
Но Маркс не остановился на материализме XVIII века, а двинул философию вперед.
Он обогатил ее приобретениями немецкой классической философии, особенно системы
Гегеля, которая, в свою -очередь, привела к материализму Фейербаха. Главное из этих
приобретений — диалектика, т.-е. учение о развитии в его наиболее полном, глубоком
и свободном от односторонности виде, учение об относительности человеческого знания,
дающего нам отражение вечно развивающейся материи. Новейшие открытия естество¬
знания — радий, электроны, превращение элементов — замечательно подтвердили диалек¬
тический материализм Маркса, вопреки учениям буржуазных философов, с их „новыми“
возвращениями к старому и гнилому идеализму.
Углубляя и развивая философский материализм, Маркс довел его до конца, распро¬
странил его познание природы на познание человеческого общества. Величайшим заво¬
еванием научной мысли явился исторический материализм Маркса. Хаос
и произвол, царившие до сих пор во взглядах на историю и политику, сменились пора¬
зительно цельной и стройной научной теорией, показывающей, как из одного уклада
общественной жизни развивается, вследствие роста производительных сил, другой, более
высокий,— из крепостничества, например, вырастает капитализм.
Точно так же, как познание человека отражает независимо от него существующую
природу, т.- е. развивающуюся материю, так общественное познание человека
(т.-е. разные взгляды и учения: философские, религиозные, политические и т. п.) отражает
экономический строй общества. Политические учреждения являются надстройкой
над экономическим основанием. Мы видим, напр., как разные политические формы
современных европейских государств служат укреплению господства буржуазии над
пролетариатом.
Философия Маркса есть законченный философский материализм, который дал чело¬
вечеству великие орудия познания, а рабочему классу — в особенности.
II.
Признав, что экономический строй является основой, на которой возвышается поли¬
тическая надстройка, Маркс всего более внимания уделил изучению этого экономического
строя. Главный труд Маркса—„Капитал“ посвящен изучению экономического строя
современного, т.-е. капиталистического общества.
Классическая политическая экономия до Маркса сложилась в Англии — самой раз¬
витой капиталистической стране. Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический
строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело.
Он строго обосновал и последовательно развил эту теорию. Он показал, что стоимость
всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени,
идущего на производство товаров.
Там, где буржуазные экономисты видели отношение вещей (обмен товара на товар),
там Маркс вскрыл отношение между людьми. Обмен товаров выражает связь
между отдельными производителями при посредстве рынка. День г и означают, что
эта связь становится все теснее, неразрывно соединяя всю хозяйственную жизнь отдель¬
ных производителей в одно целое. Капитал означает дальнейшее развитие этой
связи: товаром становится рабочая сила человека. Наемный рабочий продает свою рабочую
силу владельцу земли, фабрик, орудий труда. Одну часть рабочего дня рабочий упо¬
требляет на то, чтобы покрыть расходы на содержание свое и своей семьи (заработная

— XII
плата), а другую часть дня рабочий трудится даром, создавая прибавочную стоимость
для капиталиста, источник прибыли, источник богатства класса капиталистов.
Учение о прибавочной стоимости есть краеугольный камень экономической теории
Маркса.
Капитал, созданный трудом рабочего, давит рабочего, разоряя мелких хозяев и создавая
армию безработных. В промышленности победа крупного производства видна сразу,
но и в земледелии мы видим то же явление: превосходство крупного капиталистиче¬
ского земледелия увеличивается, растет применение машин, крестьянское хозяйство
попадает в петлю денежного капитала, падает и разоряется под гнетом отсталой техники.
В земледелии — иные формы падения мелкого производства, но самое падение его есть
бесспорный факт.
Побивая мелкое производство, капитал ведет к увеличению производительности труда
и к созданию монопольного положения союзов крупнейших капиталистов. Самое про¬
изводство становится все более общественным,— сотни тысяч и миллионы рабочих свя¬
зываются в планомерный хозяйственный организм, а продукт общего труда присваивается
горстью капиталистов. Растет анархия производства, кризисы, бешеная погоня за рынком,
необеспеченность существования для массы населения.
Увеличивая зависимость рабочих ог капитала, капиталистический строй создает великую
мощь объединенного труда.
От первых зачатков товарного хозяйства, от простого обмена, Маркс проследил
развитие капитализма до его высших форм, до крупного производства.
И опыт всех капиталистических стран как старых, так и новых, показывает наглядно
с каждым годом все большему и большему числу рабочих правильность этого учения
Маркса.
Капитализм победил во всем мире, но эта победа есть лишь преддверие победы
труда над капиталом.
III.
Когда было свергнуто крепостничество и на свет божий явилось „свободное“
капиталистическое общество, сразу обнаружилось, что эта свобода означает новую систему
угнетения, эксплуатации трудящихся. Различные социалистические учения немедленно
стали возникать, как отражение этого гнета и протест против него. Но первоначальный
социализм был утопическим социализмом. Он критиковал капиталистическое общество,
осуждал, проклинал его, мечтал об уничтожении его, фантазировал о лучшем строе,
убеждал богатых в безнравственности эксплуатации.
Но утопический социализм не мог указать действительного выхода. Он не умел ни
разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его раз¬
вития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового
общества.
Между тем, бурные революции, которыми сопровождалось падение феодализма,
крепостничества везде в Европе и особенно во Франции, все нагляднее вскрывали, как
основу своего развития и его движущую силу, борьбу классов...
Ни одна победа политической свободы над классом крепостников не была завоевана
без отчаянного сопротивления. Ни одна капиталистическая страна не сложилась на более
или менее свободной, демократической основе, без борьбы не на жизнь, а на смерть
между разными классами капиталистического общества.
Гениальность Маркса состоит в том, что он сумел раньше всех сделать отсюда и
провести последовательно тот вывод, которому учит всемирная история. Этот вывод есть
учение о классовой борьбе1).
Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в
политике, пока они не научатся, за любыми нравственными, религиозными, политиче¬
скими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями, разыскивать интересы тех или
иных классов. Сторонники реформы и улучшения всегда будут одурачиваемы защитни¬
ками старого, пока не поймут, что всякое старое учреждение, как бы дико и гнило оно
ни казалось, держится силами тех или иных господствующих классов. А чтобы сломить
сопротивление классов, есть только одно средство: найти в самом окружающем нас
обществе, просветить и организовать для борьбы такие силы, которые могут — по своему
общественному положению должны — составить силу, способную смести старое и создать
новое.
1) В. И. Ленин в другой своей работе («Государство и Революция", II глава) так продолжает эту
мысль об учении марксизма о классовой борьбе- „Кто признает только борьбу классов, тот еще не
марксист, тот может оказаться еще не выходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной поли¬
тики. Ограничивать марксизм учением о борьбе классов — значит урезывать марксизм, искажать его,
сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тит, кто распространяет признание
борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста
от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное
понимание и признание марксизма“. („Собрание Сочинений“, т. xiv, ч. п, стр. 323).
Примечание составителя.

—— XIII —■
Только философский материализм Маркса указал пролетариату выход из духовного
рабства, в котором прозябали доныне все угнетенные классы. Только экономическая
теория Маркса разъяснила действительное положение пролетариата в общем строе капита¬
лизма.
Во всем мире, от Америки до Японии и от Швеции до Южно# Африки, множатся
самостоятельные организации пролетариата. Он просвещается и воспитывается, ведя свою
классовую борьбу, избавляется от предрассудков буржуазного общества, сплачивается
все теснее и учится измерять меру своих успехов,— закаляет свои силы и растет не¬
удержимо.
Изложение основ марксизма.
Философский материализм.
Начиная с 1844 — 45 г.г., когда сложились взгляды Маркса, он был материалистом,
в частности, сторонником Л. Фейербаха, усматривая впоследствии его слабые стороны
исключительно в недостаточной последовательности и всесторонности его материализма.
Всемирно-историческое, „составляющее эпоху“, значение Фейербаха Маркс видел именно
в решительном разрыве с идеализмом Гегеля и в провозглашении материализма, кото¬
рый еще „в XVIII веке, особенно во Франции, был “борьбой против всякой метафизики“1).
„Для Гегеля, — писал Маркс,— процесс мышления, который он превращает даже под име¬
нем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург (творец, создатель) действительного...
У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в че¬
ловеческую голову и преобразованное в ней2)“. В полном соответствии с этой материа¬
листической философией Маркса и излагая ее, Ф. Энгельс писал в „Анти-Дюринге“.
„Единство мира состоит нс в его бытии, а в его материальности, которая доказывается...
долгим и трудным развитием философии и естествознания... Движение есть форма бытия
материи. Нигде и никогда не бывало и не может быть материи без движения, движе¬
ния без материи. Если поставить вопрос..., что такое мышление и познание, откуда они
берутся, то мы увидим, что они — продукты человеческого мозга, и что сам человек —
продукт природы, развившийся в известной природной обстановке и вместе с нею. В
силу этого, само собой разумеется, что продукты человеческого мозга, являющиеся в по¬
следнем счете тоже продуктами природы, не противоречат остальной связи природы, а соот¬
ветствуют ей“. „Гегель был идеалист, т.-е. для него мысли нашей головы были не отра¬
жениями (Abbilder, отображениями; иногда Энгельс говорит об „оттисках“), более или
менее абстрактными, действительных вещей и процессов, а наоборот, вещи и развитие
их были для Гегеля отражениями какой-то идеи, существовавшей где-то до возникно¬
вения мира“. В своем сочинении „Людвиг Фейербах“, в котором Фр. Энгельс излагает
свои и Маркса взгляды на философию Фейербаха и которое Энгельс отправил в печать,
предварительно перечитав старую рукопись свою и Маркса 1844 — 45 г.г. по вопросу о
Гегеле, Фейербахе и материалистическом понимании истории, Энгельс пишет: „Великим
основным вопросом всякой, а особенно новейшей философии является вопрос об отно¬
шении мышления к бытию, духа к природе... что чему предшествует: дух природе или
природа духу Философы разделились на два больших лагеря, сообразно тому, как отве¬
чали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы,
и которые, следовательно, так или иначе признавали сотворение мира. . составляли идеа¬
листический лагерь. Тс же, которые основным началом считали природу, примкнули к
различным школам материализма“.
В особенности надо отметить взгляд Маркса на отношение свободы к необходимости:
„Слепа необходимость, пока она не сознана. Свобода есть сознание необходимости“ 3) —
признание объективной закономерности природы и диалектического превращения необ¬
ходимости в свободу (наравне с превращением непознанной, но познаваемой „вещи в
себе* в „вещь для нас“ „сущность вещей“ — в „явления“). Основным недостатком „ста¬
рого“, в том числе и фейербаховского (а тем более „вульгарного“, Бюхнера-Фохта-Мо-
лешотта) материализма. Маркс и Энгельс считали: 1) то, что этот материализм был „пре¬
имущественно механическим“, не учитывал новейшего развития химии и биологии; 2) то,
что старый материализм был неисторичен, недиалектичен (метафичен в смысле анти¬
диалектики), не проводил последовательно и всесторонне точки зрения развития; 3) то
что он „сущность человека“ понимал абстрактно, а не как „совокупность“ (определен¬
ных конкретно-исторически) „всех общественных отношений“, и потому только „объяс¬
нял“ мир тогда, когда дело идет об „изменении“ его, т.-е. не понимал значения преоб¬
разующей практической деятельности.
1) „Святое семейство" в „Литературном наследстве“.
2) ,,Капитал“, I, предисловие ко 2-му изданию.
3) Энгельс, ,,Анти-Дюринг“.

— XIV
Диалектика.
В гегелевской диалектике Маркс и Энгельс видели самое всестороннее, богатое со¬
держанием и глубокое учение о развитии и признавали ее величайшим приобретением
классической немецкой философии. Всякую иную формулировку принципа развития, эво¬
люции, они считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и калечащей дей¬
ствительный ход развития (нередко со скачками, катастрофами, революциями) в природе
и обществе. „Мы с Марксом были едва ли не единственными людьми, поставившими
себе задачу спасти (от разгрома идеализма и гегелианства в том числе) сознательную
диалектику и перевести ее в материалистическое понимание природы“. „Природа есть
подтверждение диалектики, и как раз новейшее естествознание доказывает, что это под¬
тверждение необыкновенно богатое, накопляющее ежедневно массу материала п доказы¬
вающее, что дела обстоят в природе в последнем.счете диалектически, а не метафизи¬
чески“ а).
„Великая основная мысль,— пишет Энгельс,—что мир состоит не из готовых, закон¬
ченных предметов, а представляет собою совокупность процессов, в которой предметы,
кажущиеся неизменными, равно как и делаемые головой мысленные их снимки, понятия,
находятся в беспрерывном изменении, то возникают, то уничтожаются, — эта великая
основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва-ли
кто-нибудь станет оспаривать ее в ее общем виде. Но одно дело — признавать ее на сло¬
вах, другое дело — применять ее в каждом отдельном случае и в каждой данной области
исследования“. „Для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного,
безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения и ничто
не может устоять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтоже¬
ния, бесконечного восхождения от низшего к высшему. Она сама является лишь про¬
стым отражением этого процесса в мыслящем мозгу“. Таким образом, диалектика, по
Марксу, есть „наука об общих законах движения как внешнего мира, так и человече
ского мышления“2).
Эту революционную сторону философии Гегеля воспринял и развил Маркс. Диалек¬
тический материализм „не нуждается ни в какой философии, стоящей над прочими на¬
уками“. От прежней философии остается „учение о мышлении и его законах — формаль¬
ная логика и диалектика“. А диалектика, в понимании Маркса и согласно также Гегелю,
включает в себя то, что ныне зовут теорией познания, гносеологией, которая должна
рассматривать свой предмет равным образом исторически, изучая и обобщая происхож¬
дение и развитие познания, переход от незнания к познанию.
Материалистическое понимание истории.
Сознание непоследовательности, незавершенности, односторонности старого мате¬
риализма привело Маркса к убеждению в необходимости ^согласовать науку об обще¬
стве с материалистическим основанием и перестроить ее соответственно этому основанию“.
Если материализм вообще объясняет сознание из бытия, а не обратно, то в применении
к общественной Жизни человечества материализм требовал объяснения обществен¬
ного сознания из общественного бытия. „Технология“,— говорит Маркс в),—
вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производ¬
ства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих
из них духовных представлений“. Цельную формулировку основных положений матери¬
ализма, распространенного на человеческое общество и его историю, Маркс дал в преди¬
словии к сочинению: „К критике политической экономии“ в следующих словах:
„В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необхо¬
димые, от их воли независящие отношения — производственные отношения, которые
соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил.
Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру
общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая над¬
стройка и которому соответствуют определенные формы общественнного сознания. Способ
производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный
1) Энгельс.
2) В другом месте (брошюра „Еще раз о профсоюзах“) сам В. И. Ленин сжато и ясно определяет
сущность диалектики (диалектического метода): „Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли
дальше логики формальной, прим. изд.). Чтобы действительно знать предмет, надо охва]И1ь, изучить все
его стороны, все связи и Т,опосредствования1‘. Мы никогда не достигаем этого полностью, но требование
всесторонности предостережет нас от ошибок и омертвения. Это во 1-х. Во 2-х, диалектическая логика
требует, чтобы брать предмет в его развитии, „самодвижении“ (как говорит иногда Гегель), изменении...
В 3-х, вся человеческая практика должна войти в полное „определение“ предмета и как критерий истины
и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человегу. В 4-х, диалектическая ло¬
гика учит, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна, как любил говорить, вслед за Гегелем,
покойный Плеханов. (В скобках уместным, мне кажется, заметить для молодых члег/ов партии, что нельзя
стать сознательным, настоящим коммунистом без того, чтобы не изучать — именно изучать —все, на¬
писанное Плехановым по философии, ибо это лучшее во всей международной литературе марксизма)“
(Стр. 28).
Примечание изд-ства.
3) „Капитал“, I.

——— xv —
процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие,
а, наоборот, й х общественное бытие определяет их сознание.
„На известной ступени своего развития материальные производительные силы обще¬
ства приходят в противоречие с существующими производственными отношениями
или„— что является только юридическим выражением этого,— с отношениями собствен¬
ности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных
сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социального пере¬
ворота.
„С изменением экономической основы происходит, медленнее или быстрее, переворот
во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда
отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в
экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художе¬
ственных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди сознают
этот конфликт и борются между собой на почве его. Как об отдельном человеке нельзя
судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о по¬
добной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из
противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными
производительными силами и производственными отношениями...
„В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный
способы производства можно обозначать, как прогрессивные эпохи экономической обще¬
ственной формации. Буржуазные производственные отношения составляют последнюю
антагонистическую форму общественного процесса производства“...
Материалистическое понимание истории или, вернее, распространение материализма
на область общественных явлений, устранило два главных недостатка прежних истори¬
ческих теорий. Во-первых, они в лучшем случае рассматривали лишь идейные мотивы
исторической деятельности людей, не исследуя того, чем вызываются эти мотивы, не
улавливая объективной закономерности в развитии системы общественных отношений,
не усматривая корней этих отношений в степени развития материального производства;
во-вторых, прежние теории не охватывали как раз действий масс населения, тогда как
исторический материализм впервые дал возможность с естественно-исторической точностью
исследовать общественные условия жизни масс и изменения этих условий. До-марксовская
„социология“ и историография в лучшем случае давали накопление сырых фактов, отры¬
вочно набранных, и изображение отдельных сторон исторического процесса. Маркс указал
путь к всеобъемлющему, всестороннему изучению процесса возникновения, развития и
упадка общественно-экономических формаций, рассматривая совокупность всех противо¬
речивых тенденций, сводя их к точно определяемым условиям жизни и производства
различных классов общества, устраняя субъективизм и произвол в выборе отдельных
„главенствующих“ идей или в толковании их, вскрывая корни всех без исключения идей
и всех различных тенденций в состоянии материальных производительных сил. Люди
сами творят свою историю, но чем определяются мотивы людей и именно масс людей,
чем вызываются столкновения противоречивых идей и стремлений, какова совокупность
всех этих столкновений всей массы человеческих обществ, каковы объективные условия
производства материальной жизни, создающие базу всей исторической деятельности
людей, каков закон развития этих условий,— на все это обратил внимание Маркс и указал
путь к научному изучению истории, как единого, закономерного во всей своей громад¬
ной разносторонности и противоречивости, процесса.
Что в каждом обществе стремления одних членов идут в разрез со стремлениями
других членов его, что общественная жизнь полна противоречий, что история показывает
нам борьбу между народами и обществами, а также внутри их, а кроме того, еще смену
периодов мира и войн, революции и реакции, застоя и быстрого прогресса или упадка,—
эти факты общеизвестны. Маркс дал руководящую нить, позволяющую открыть законо¬
мерность в этом кажущемся лабиринте и хаосе, именно: теорию классовой борьбы.
Только изучение совокупности стремлений всех членов данного общества или группы
обществ способно привести к научному определению результата этих стремлений.
А источником противоречивых стремлений является различие в положении и условиях
жизни тех классов, на которые каждое общество распадается. „История всех до сих пор
существовавших обществ,— пишет Маркс в „Манифесте“ 1848 г. (за исключением исто¬
рии первобытной общины,— добавляет впоследствии Энгельс),—была историей борьбы
классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и под¬
мастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к
другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся... пере¬
устройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся между собою
классов... Вышедшее из недр погибшего феодального общества, современное буржуазное
общество не уничтожило классовых противоречий. Qho только поставило новые классы,
новые условия угнетения и новые формы борьбы на место старых. Наша эпоха, эпоха
буржуазии, отличается, однако, тем, что она упростила классовые противоречия: обще¬
ство все более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два боль¬
шие, стоящие друг против друга класса—буржуазию и пролетариат“. Со времени Вели¬
кой Французской Революции европейская история с особой наглядностью вскрыла в ряде
— XVI —
стран эту действительную подкладку событий, борьбу классов. И уже эпоха реставрации
во Франции выдвинула ряд историков (Тьерри, Гизо, Минье, Тьер), которые, обобщая
происходящее, не могли не признать борьбы классов ключом к пониманию всей француз¬
ской истории. А новейшая эпоха, эпоха полной победы буржуазии, представительных
учреждений, широкого (если не всеобщего) избирательного права, дешевой, идущей в
массы, ежедневной печати, эпоха могучих и все более широких союзов рабочих и союзов
предпринимателей и т. д., показала еще нагляднее (хотя и в очень иногда мирной, кон¬
ституционной форме) борьбу классов, как двигатель событий. В ряде исторических
сочинений Маркс дал блестящие и глубокие образцы материалистической историографии,
анализа положения каждого отдельного класса и иногда различных групп и слоев внутри
класса, показывая воочию, почему и как „всякая классовая борьба есть борьба полити¬
ческая“. Приведенный нами отрывок иллюстрирует, какую сложную сеть общественных
отношений и переходных ступеней от одного класса к другому, от прошлого к буду¬
щему анализирует Маркс для учета всей равнодействующей исторического развития.
Экономическое учение Маркса.
Наиболее глубоким, всесторонним и детальным подтверждением и применением
теории Маркса является его экономическое учение.
„Конечной целью моего сочинения,— говорит Маркс в предисловии к „Капиталу“,—
является открытие экономического закона движения современного общества“, т.-е. капи¬
талистического общества. Исследование производственных отношений данного,
исторически определенного, общества в их возникновении, развитии и упадке — таково
содержание экономического учения Маркса. В капиталистическом обществе господствует
производство товаров, и анализ Маркса начинается, поэтому, с анализа товара.
Товар есть, во-первых, вещь, удовлетворяющая какой-либо потребности человека;
во-вторых, вещь, обмениваемая на другую вещь. Полезность вещи делает ее потре¬
бительной стоимостью. Меновая стоимость (или просто стоимость) является
прежде всего отношением, пропорцией, при обмене известного числа потребительных
стоимостей одного вида на известное число потребительных стоимостей другого вида.
Ежедневный опыт показывает нам, что миллионы и миллиарды таких обменов приравни¬
вают постоянно все и всякие, самые различные и несравнимые друг с другом, потреби¬
тельные стоимости одну к другой. Что же есть общего между этими различными вещами,
постоянно приравниваемыми друг к другу в определенной системе общественных отно¬
шений? Общее между ними то, что они — продукты труда. Обменивая продукты,
люди приравнивают друг к другу самые различные виды труда. Производство товаров
есть система общественных отношений, при которой отдельные производители созидают
разнообразные продукты (общественное разделение труда), и все эти продукты приравни¬
ваются друг к другу при обмене. Следовательно, тем общим, что есть во всех товарах,
является не конкретный труд определенной отрасли производства, не труд одного вида,
а абстрактный человеческий труд, человеческий труд вообще. Вся рабочая сила
данного общества, представленная в сумме стоимости всех товаров, является одной и той же
человеческой рабочей силой: миллиарды фактов обмена доказывают это. И, следовательно,
каждый отдельный товар представляется лишь известной долей общественно¬
необходимого рабочего времени. Величина стоимости определяется количеством
общественно-необходимого труда, или рабочим временем, общественно-необходимым для
производства данного товара, данной потребительной стоимости.
„Приравнивая свои различные продукты при обмене один к другому, люди при¬
равнивают свои различные виды труда один к другому. Они не сознают этого, но они
это делают“. „Стоимость есть отношение между двумя лицами“,—как сказал один старый
экономист; ему следовало лишь добавить: „отношение, прикрытое вещной оболочкой“.
Только с точки зрения системы общественных производственных отношений одной
определенной формации общества, притом отношений, проявляющихся в массовом,
миллиарды раз повторяющемся явлении обмена, можно понять, что такое стоимость.
„Как стоимость, товары суть лишь определенные количества застывшего рабочего вре¬
мени“. Проанализировав детально двойственный характер труда, воплощенного в товарах,
Маркс переходит к анализу ф о р м ы стоимости и денег. Главной задачей Маркса
является при этом изучение происхождения денежной формы стоимости, изучение
исторического процесса развертывания обмена, начиная с отдельных случай¬
ных актов его („простая, отдельная или случайная форма стоимости“: данное количество
одного товара обменивается на данное количество другого товара), вплоть до всеобщей
формы стоимости, когда ряд различных товаров обменивается на один и тот же опреде¬
ленный товар, и до денежной формы стоимости, когда этим определенным товаром,
всеобщим эквивалентом, является золото. Будучи высшим продуктом развития обмена и
товарного производства, деньги затушевывают, прикрывают общественный характер
частных работ, общественную связь между отдельными производителями, объединенными
рынком. Маркс подвергает чрезвычайно детальному анализу различные функции денег,
при чем и здесь (как вообще в первых главах „Капитала“) в особенности важно отметить,
что абстрактная и кажущаяся иногда чисто дедуктивной форма изложения на самом деле
XVII —
воспроизводит гигантский фактический материал по истории развития обмена и товарного
производства. „Деньги предполагают известную высоту товарного обмена. Различные
формы денег — простой товарный эквивалент или средство обращения, или средство
платежа, сокровище и всемирные деньги -- указывают, смотря по различным размерам
применение той или другой функции, по сравнительному преобладанию одной из них,
на весьма различные ступени общественного процесса производства“ 9-
На известной ступени развития товарного производства деньги превращаются в
капитал. Формулой товарного обращения было: Т (товар) — Д (деньги)—Т (товар),
т.-е. продажа одного товара для покупки другого. Общей формулой капитала является,
наоборот, Д—Т—Д, т.-е. покупка для продажи (с прибылью). Прибавочной стоимостью
называет Маркс это возрастание первоначальной стоимости денег, пускаемых в оборот.
Факт этого „роста“ денег в капиталистическом обществе известен: именно этот „рост“
превращает деньги в капитал, как , особое, исторически определенное, общественное
отношение производства. Прибавочная стоимость не может возникнуть из товарного
обращения, ибо оно знает лишь обмен эквивалентов, не может возникнуть и из надбавки
к цене, ибо взаимные потери и выигрыши покупателей и продавцов уравновесились бы,
а речь идет именно о массовом, среднем, общественном явлении, а не об индивидуальном.
Чтобы получить прибавочную стоимость, „владелец денег должен найти на рынке такой
товар, сама потребительная стоимость которого обладала бы оригинальным свойством
быть источником стоимости“, такой товар, процесс потребления которого был бы в то же
время процессом создания стоимости. И такой товар существует. Это — рабочая сила
человека. Потребление ее есть труд, а труд создает стоимость. Владелец денег покупает
рабочую силу по ее стоимости, определяемой, подобно стоимости всякого другого товара,
общественно-необходимым рабочим временем, необходимым для ее производства (т.-е.
стоимостью содержания рабочего и его семьи). Купив рабочую силу, владелец денег
вправе потреблять ее, т.-е. заставлять ее работать целый день, скажем, 12 часов. Между
тем рабочий в течение 6-ти часов („необходимое“ рабочее время) создает продукт, оку¬
пающий его содержание, а в течение следующих 6-ти часов („прибавочное“ рабочее время)
создает неоплаченный Капиталом „прибавочный“ продукт, или прибавочную стоимость.
Следовательно, в капитале, с точки зрения процесса производства, необходимо различать
две части: постоянный капитал, расходуемый на средства производства (машины, орудия
труда, сырой материал и т. д.),— стоимость его (сразу или по частям) без изменения
переходит на готовый продукт,— и переменный капитал, расходуемый на рабочую силу.
Стоимость этого капитала не остается неизменной, а возрастает в процессе труда, созда¬
вая прибавочную стоимость. Поэтому, для выражения степени эксплуатации рабочей
силы капиталом, надо сравнивать прибавочную стоимость не со всем капиталом, а только
с переменным капиталом. Норма прибавочной стоимости, как называет Маркс это отно¬
шение, будет, например, в нашем примере 6 : 6, т.-е. 100%.
Исторической предпосылкой возникновения капитала является, во-первых, накопле¬
ние известной денежной суммы в руках отдельных лиц при высоком сравнительно уровне
развития товарного производства вообще и, во-вторых, наличность „свободного“ в двояком
смысле рабочего: свободного от всяких стеснений или ограничений продажи рабочей
силы и свободного от земли и вообще от средств производства, бесхозяйного рабочего
„пролетария“, которому нечем существовать, кроме как продажей рабочей силы.
Увеличение прибавочной стоимости возможно путем двух основных приемов: путем
удлинения рабочего дня („абсолютная прибавочная стоимость“) и путем сокращения
необходимого рабочего дня („относительная прибавочная стоимость“). Анализируя первый
прием, Маркс развертывает грандиозную картину борьбы рабочего класса за сокраще¬
ние рабочего дня и вмешательства государственной власти за удлинение рабочего дня
(XIV—XVII в.) и за сокращение его (фабричное законодательство XIX в.). После того,
как появился „Капитал“, история рабочего движения всех цивилизованных стран мира
дала громадное количество новых фактов, иллюстрирующих эту картину.
Анализируя производство относительной прибавочной стоимости, Л1аркс исследует
три основные исторические стадии повышения производительности труда капитализмом:
1) простую кооперацию; 2) разделение труда и мануфактуру; 3) машины и крупную
промышленность. Насколько глубоко вскрыты здесь Марксом основные типичные черты
развития капитализма, видно между прочим из того, что исследования русской, так
называемой, „кустарной“ промышленности дают богатейший материал по иллюстрации
двух первых из названных трех стадий. А революционизирующее действие крупной
машинной промышленности, описанное Марксом в 1867 году, обнаружилось в течение
полувека, истекшего с тех пор, на целом ряде „новых" стран (Россия, Япония и др.).
Далее. В высшей степени важным и новым является у Маркса анализ накопления
капитала, т.-е. превращения части прибавочной стоимости в капитал, употребление
ее не на. личные нужды или причуды капиталиста, а на новое производство. Маркс пока¬
зал ошибку всей прежней классической политической экономии (начиная с Ад. Смита),
которая полагала, что всякая прибавочная стоимость, превращаемая в капитал, идет на
1) „Капитал“, I.

—»ХУШ
переменный капитал. На самом же деле она распадается на средства производ¬
ства плюс переменный капитал. Громадное значение в процессе развития капитализма
и превращения его в социализм имеет более быстрое возрастание доли постоянного
капитала (в общей сумме капитала) по сравнению с долей переменного капитала.
Накопление капитала, ускоряя вытеснение рабочих машиной, создавая на одном
полюсе богатство, на другом—нищету, порождает и так называемую „резервную рабочую
армию“, „относительный избыток“ рабочих, или „капиталистическое перенаселение“,
принимающее чрезвычайно разнообразные формы и дающее возможность капиталу чрез¬
вычайно быстро расширять производство. Эта возможность, в связи с кредитом и накоп¬
лением капитала в средствах производства, дает, между прочим, ключ к пониманию
кризисов перепроизводства, периодически наступавших в капиталистических странах
сначала в. среднем каждые 10 лет, потом в более продолжительные и менее определен¬
ные промежутки времени. От накопления капитала на базисе капитализма следует отли¬
чать, так называемое, первоначальное накопление: насильственное отделение работника
от средств производства, изгнание крестьян с земли, захват общественных земель, систему
колоний и государственных долгов, покровительственных пошлин и т. д. „Первоначальное
накопление“ создает на одном полюсе „свободного“ пролетария, на другом — владельца
денег, капиталиста.
„Историческую тенденцию капиталистического накопления“ Маркс характеризует в
следующих словах: 9
„Экспроприация непосредственных производителей производится с самым беспощад¬
ным вандализмом и под действием самых низких побуждений, самых грязных, самых
мелочно-злобных страстей. Частная собственность, добытая собственным трудом и знаме¬
нующая собою, так сказать, срастание отдельного независимого работника с условиями
его труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, основанной на эксплуа¬
тации чужого, но формально свободного труда... Дальнейшее обобществление труда и
дальнейшее превращение земли и других средств производства в средства производства,
общественно-эксплуатируемые, т.-е. сообща применяемые, иными словами, дальнейшая
экспроприация частных собственников облекается в новую форму. Теперь подлежит
экспроприации уже не рабочий, ведущий самостоятельное хозяйство, но капиталист,
эксплуатирующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается в силу действия
имманентных законов самого капиталистического производства, посредством централи¬
зации капитала. Один капиталист побивает многих. Рука об руку с этой централизацией,
или экспроприацией многих капиталистов немногими, во все более и более широких,
крупных размерах развиваются кооперативная форма процесса труда, сознательное техни¬
ческое применение науки, планомерная эксплоатация земли, превращение орудий труда
в такие, которые могут быть прилагаемы лишь сообща; благодаря употреблению всех
средств производства, как средств комбинированного общественного труда, происходит
их экономизирование, наконец, совершается вовлечение всех народов в сеть мирового
рынка, и, таким образом, устанавливается международный характер капиталистического
режима. Вместе с постоянным уменьшением числа магнатов капитала, которые узурпи¬
руют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса
нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем и возмущения
рабочего класса, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого
процесса капиталистического производства Монополия капитала становится оковами того
способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств произ¬
водства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовме¬
стимыми с их капиталистической оболочкой. Отрицание капиталистического производства
производится им же самим с неизбежностью естественного процесса“.
В высшей степени важным и новым является далее данный Марксом во втором томе
„Капитала“ анализ воспроизведения общественного капитала, взятого в целом. И здесь
Маркс берет не индивидуальное, а массовое явление, не дробную частичку экономии
общества, а всю эту экономию в совокупности. Исправляя указанную выше ошибку
классиков, Маркс делит все общественное производство на два больших отдела: 1) произ¬
водство средств производства и 2) производство предметов потребления, и детально
рассматривает, на взятых им числовых примерах, обращение всего общественного капи¬
тала в целом как при воспроизводстве в прежних размерах, так и при накоплении.
В третьем томе „Капитала“ разрешен вопрос об образовании средней нормы
прибыли на основе закона стоимости. Великим шагом вперед экономической науки
является то, что анализ при этом ведется Марксом с точки зрения массовых экономи¬
ческих явлений, всей совокупности общественного хозяйства, а не с точки зрения отдель¬
ных казусов или внейшней поверхности конкурренции, чем ограничивается часто вульгарная
политическая экономия или современная „теория предельной полезности“. Сначала Маркс
анализирует происхождение прибавочной стоимости и затем уже переходит к ее распа¬
дению на прибыль, процент и поземельную ренту. Прибыль есть отношение приба¬
вочной стоимости ко всему вложенному в предприятие капиталу. Капитал „высокого
органического строения“ (т.-е. с преобладанием постоянного капитала над переменным
1) „Капитал“, I.

XIX —
в размерах выше среднего общественного) дает норму прибыли ниже среднего. Капитал
„низкого органического строения"— выше среднего. Конкурренция ме^кду капиталами,
свободный переход их от одной отрасли в другую сведет в обоих случаях норму при¬
были к средней. Сумма стоимостей всех товаров данного общества совпадает с суммой
цен товаров, но в отдельных предприятиях и в отдельных отраслях производства товары,
под влиянием конкуррснции, продаются не по их стоимости, а по ценам производ¬
ства (или производственным ценам), которые равняются затраченному капиталу плюс
средняя прибыль.
Таким образом, общеизвестный и бесспорный факт отступления цен от стоимостей
и равенства прибыли вполне объяснен Марксом на основе закона стоимости, ибо сумма
стоимостей всех товаров совпадает с суммой цен. Но сведение стоимости (общественной)
к ценам (индивидуальным) происходит не простым, не непосредственным, а очень сложным
путем: вполне естественно, что в обществе разрозненных товаропроизводителей, связан¬
ных лишь рынком, закономерность не может проявляться иначе, как в средней, обще¬
ственной, массовой закономерности, при взаимопогашении индивидуальных уклонений
в ту или другую сторону.
Повышание производительности труда означает более быстрый рост постоянного
капитала по сравнению с переменным. Л так как прибавочная стоимость есть функция
одного лишь переменного капитала, то понятно, что норма прибыли (отношение приба¬
вочной стоимости ко всему капиталу, а не к его переменной только части) имеет тенден¬
цию к падению. Маркс подробно анализирует эту тенденцию и ряд прикрывающих ее
или противодействующих ей обстоятельств.
Не останавливаясь на передаче чрезвычайно интересных отделов третьего тома,
посвященных ростовщическому, торговому и денежному капиталу, мы'перейдем к самому
главному: к теории поземельной ренты. Цена производства земледельческих
продуктов, в силу ограниченности площади земли, которая вся занята отдельными хозяе¬
вами в капиталистических странах, определяется издержками производства не на средней,
а на худшей почве, не при средних, а при худших условиях доставки продуктов на
рынок. Разница между этой ценой и ценой производства на лучших почвах (или при
лучших условиях) дает разностную или дифференциальную ренту. Анализируя
ее детально, показывая происхождение ее при разнице плодородия отдельных участков
земли, при разнице в размерах вложения капитала в землю, Маркс вполне вскрылх)
ошибку Рикардо, будто дифференциальная рента получается лишь при последовательном
переходе от лучших земель к худшим. Напротив, бывают и обратные переходы, бывает
превращение одного рязряда земель в другие (в силу прогресса агрикультурной техники,
роста городов и пр.), и глубокой ошибкой, взваливанием на природу недостатков, ограни¬
ченностей и противоречий капитализма, является пресловутый „закон убывающего плодо¬
родия почвы". Затем, равенство прибыли во всех отраслях промышленности и народного
хозяйства вообще предполагает полную свободу конкурренции, свободу перелива капи¬
тала из одной отрасли в другую. Между тем, частная собственность на землю создает
монополию, помеху этому свободному переливу. В силу этой монополии продукты сель¬
ского хозяйства, отличающегося более низким строением капитала и, следовательно,
индивидуально более высокой нормой прибыли, не идут во вполне свободный процесс
выравнивания нормы прибыли; собственник земли, как монополист, получает возможность
удержать цену выше средней, а эта монопольная цена рождает абсолютную ренту.
Дифференциальная рента не может быть уничтожена при существовании капитализма,
абсолютная же может, например, при национализации земли, при переходе ее в собствен¬
ность государства. Такой переход означал бы подрыв монополии частных собственников,
означал бы более последовательное, более полное проведение свободы конкурренции в
земледелии. И поэтому радикальные буржуа;- отмечает Маркс,—неоднократно выступали
в истории с этим требованием. Замечательно популярно, сжато и ясно изложил сам Маркс
свою теорию средней прибыли на капитал и абсолютной земельной ренты в письме к
Энгельсу от 2-го августа 1862 года2). К истории поземельной ренты важно также указать
на анализ Маркса, показывающего превращение ренты отработочной (кргда крестьянин
своим трудом на земле помещика создает прибавочный продукт) в ренту продуктами или
натурой (крестьянин на своей земле производит прибавочный продукт, отдавая его поме¬
щику в силу „внеэкономического принуждения"), затем в ренту денежную (та же рента
натурой, превращенная в деньги, „оброк" старой Руси, в силу развития товарного произ¬
водства) и, наконец, в ренту капиталистическую, когда на место крестьянина является
предприниматель в земледелии, ведущий обработку при помощи наемного труда. В связи
с этим анализом „генезиса капиталистической поземельной ренты" следует отметить
ряд глубоких (и особенно важных для отсталых стран, как Россия) мыслей Маркса
об эволюции капитализма в земледелии. „Превращению натуральной
ренты в денежную не только сопутствует неизбежно, но даже предшествует образование
класса неимущих поденщиков, нанимающихся за деньги. В период возникновения этого
]) См. также ,,Теории прибавочной стоимости“, где особого внимания заслуживает критика
Родбертуса.
2) См. „Переписка“, т. Ш, стр. 77 —81. Ср. также письмо от 9 августа 1 62 г., там же, стр. 86—87.

— XX
класса, когда он появляется еще только спорадически, у более зажиточных, обязанных
оброком крестьян естественно развивается обычай эксплуатировать за свой счет сельских
наемных рабочих совершенно подобно тому, как в феодальны® времена зажиточные кре¬
постные крестьяне сами, в свою очередь, держали крепостных. У этих крестьян разви¬
вается, таким образом, постепенно возможность накоплять известное имущество и пре¬
вращаться самим в будущих капиталистов. Среди старых владельцев земли, ведущих
самостоятельное хозяйство, возникает, следовательно, рассадник капиталистических аренда¬
торов, развитие которых обусловлено общим развитием капиталистического производства
вне сельского хозяйства“1). „Экспроприация и изгнание из деревни части сельского
населения не только „освобождает“ для промышленного капитала рабочих, их средства
к жизни, их орудия труда, но и создает внутренний рынок“ 2). Обнищание и разорение
сельского населения играет, в свою очередь, роль создания резервной рабочей армии
для капитала. Во всякой капиталистической стране „часть сельского населения находится,
поэтому, постоянно в переходном состоянии к превращению в городское или мануфак¬
турное (т.-е. не земледельческое) население. Этот источник относительного избыточного
населения течет постоянно. Сельского рабочего сводят к наинизшему уровню заработной
платы, и он всегда стоит одной ногой в' болоте пауперизма“ 3). Частная собственность
крестьянина на землю, обрабатываемую им, есть основа мелкого производства и условие
его процветания, приобретения им классической формы. Но это мелкое производство
совместимо только с узкими, примитивными рамками производства и общества... При
капитализме „эксплуатация крестьян отличается от эксплуатации промышленного проле¬
тариата лишь по форме. Эксплуататор тот же самый — капитал. Отдельные капиталисты
эксплуатируют отдельных крестьян посредством ипотек и ростовщичества: класс капита¬
листов эксплуатирует класс крестьян посредством государственных налогов“. „Парцелла
(мелкий участок земли) крестьянина представляет только предлог, позволяющий капита¬
листу извлекать из земли прибыль, процент и ренту, предоставляя самому землевладельцу
выручить, как ему угодно, свою заработную плату“. Обычно крестьянин отдает даже
капиталистическому обществу, т.-е. классу капиталистов,часть заработной платы,опускаясь
„до уровня ирландского арендатора — под видом частного собственника*. В чем состоит
„одна из причин того, что в странах с преобладающим мелким крестьянским землевла¬
дением цена на хлеб стоит ниже, чем в странах с капиталистическим способом производ¬
ства“. В том, что крестьянин отдает обществу (т.-е. классу капиталистов) даром часть
прибавочного продукта. Следовательно, такая низкая цена хлеба есть „следствие бедности
производителей, а ни в коем случае не результат производительности их труда“. Мелкая
поземельная собственность, нормальная форма мелкого производства, деградируется,
уничтожается, гибнет при капитализме.
Марксизм и ревизионизм.
Известное изречение гласит, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы
людей, то они наверное опровергались бы. Естественно-исторические теории, задевавшие
старые предрассудки теологии, вызвали и вызывают до сих пор самую бешеную борьбу.
Неудивительно, что учение Маркса, которое прямо служит просвещению и организации
передового класса современного общества, указывает задачи этого класса и доказывает
неизбежную—в силу экономического развития—замену современного строя новыми поряд¬
ками,— неудивительно, что это учение должно было с боя брать каждый свой шаг на
жизненном пути.
Нечего говорить о буржуазной науке и философии, по-казенному преподаваемых
казенными профессорами для оглупления подрастающей молодежи из имущих классов и
для „натаскивания“ ее на врагов внешних и внутренних. Эта наука и слышать не хочет
о марксизме, объявляя его опровергнутыми и уничтоженными; и молодые ученые, делаю¬
щие себе карьеру на опровержении социализма, и ветхие старцы, хранящие завет всевоз¬
можных обветшалых „систем“, с одинаковым усердием нападают на Маркса. Рост марк¬
сизма, распространение и укрепление его идей в рабочем классе, неизбежно вызывает
учащение и обострение этих буржуазных вылазок против марксизма, который после
каждого „уничтожения“ его оффициальной наукой становится все крепче, закаленнее и
жизненнее.
Но и среди учений, связанных с борьбой рабочего класса, распространенных преиму¬
щественно среди пролетариата, марксизм далеко и далеко не сразу укрепил свое поло¬
жение. Первые полвека своего существования (с 40-х годов XIX века) марксизм боролся
с теориями, которые были в корне враждебны ему. В первой половине 40-х годов Маркс
и Энгельс свели счеты с радикальными младо-гегельянцами, стоявшими на точке зрения
философского идеализма. В конце 40-х годов выступает борьба в области экономических
учений — против прудонизма. Пятидесятые годы завершают эту борьбу: критика партий
и учений, проявивших себя в бурный 1848 год. В 60-х годах борьба переносится из
1) „Капитал“, III, ч. II, 332.
2) „Капитал“, I, 778.
3) „Капитал*, 12, 668.

XXI —■
области общей теории в более близкую непосредственному рабочему движению область:
изгнание бакунизма из Интернационала. В начале 70-х годов в Германии на короткое
время выдвигается прудонист Мюльбергер; в конце 70-х годов — позитивист Дюринг.
Но влияние того и другого на пролетариат уже совершенно ничтожно. Марксизм уже
побеждает безусловно все прочие идеологии рабочего движения.
К 90-м годам прошлого века эта победа была в основных своих чертах завершена.
Даже в романских странах, где всего дольше держались традиции прудонизма, рабочие
партии фактически построили свои программы и тактику на марксистской основе. Возобно-
вивтаяся международная организация рабочего движения—в виде периодических интерна¬
циональных съездов — сразу и почти без борьбы стала во всем существенном на почву
марксизма. Но когда марксизм вытеснил все сколько-нибудь цельные враждебные ему
учения, те тенденции, которые выражались в этих учениях, стали искать себе иных путей.
Изменились формы и поводы борьбы, но борьба продолжалась. И вторые полвека суще¬
ствования марксизма начались (90-е годы прошлого века) с борьбы враждебного марк¬
сизму течения внутри марксизма.	с
Бывший ортодоксальный марксист Бернштейн дал имя этому течению, выступив
наибольшим шумом и с наиболее цельным выражением поправок к Марксу, пересмотр
Маркса, ревизионизма. Даже в России, где не-марксистский социализм естественно,— в
силу экономической отсталости страны и преобладания крестьянского населения, при¬
давленного отстатком крепостничества,— держался всего более долго, даже в России он
явственно йерерастает у нас на глазах в ревизионизм. И в аграрном вопросе (программа
муниципализации всей земли) и в общик вопросах программы и тактики, наши социал-
народники все больше и больше заменяют „поправками“ к Марксу отмирающие, отпадаю¬
щие остатки старой, по-своему цельной и враждебной в корне марксизму, системы.
До-марксистский социализм разбит. Он продолжает борьбу уже не на своей само¬
стоятельной почве, а на общей почве марксизма, как ревизионизм. Посмотрим же, каково
идейное содержание ревизионизма.
В области философии ревизионизм шел в хвосте буржуазной профессорской „науки“.
Профессора шли „назад к Канту“, - и ревизионизм тащился за неокантианцами, профессора
повторяли тысячу раз сказанные поповские пошлости против философского материа¬
лизма,— и ревизионисты, снисходительно улыбаясь, бормотали (слово в слово по послед¬
нему хандбуху), что материализм давно „опровергнут“; профессора третировали Гегеля,
как „мертвую собаку“, и, проповедуя сами идеализм, только в тысячу раз более мелкий
и пошлый, чем гегелевский, презрительно пожимали плечами по поводу диалектики,— и
ревизионисты лезли за ними в болото философского опошления науки, заменяя „хитрую“
(и революционную) диалектику „простой“ (и спокойной) „эволюцией“; профессора отра¬
батывали свое казенное жалованьа, подгоняя и идеалистические и „критические“ свои
системы к господствовавшей средневековой „философии“ (т.-е. к теологии),— и реви¬
зионисты пододвигались к ним, стараясь сделать религию „частным делом“ не по отно¬
шению к современному государству, а по отношению к партии передового класса.
Какое действительное классовое значение имели подобные „поправки“ к Марксу,
об этом не приходится говорить — дело ясно само собой. Мы отметим только, что един¬
ственным марксистом в международной социал-демократии, давшим критику тех неве¬
роятных пошлостей, которые наговорили здесь ревизионисты, с точки зрения последо¬
вательного диалектического материализма, был Плеханов. Это тем более необходимо
решительно подчеркнуть, что в наше время делаются глубоко ошибочные попытки про¬
вести старый и реакционный философский хлам под флагом критики тактического
оппортунизма Плеханова х).
Переходя к политической экономии, надо отметить прежде всего, что в этой области
„поправки“ ревизионистов были гораздо более разносторонни и обстоятельны; на публику
старались подействовать „новыми данными хозяйственного развития“. Говорили, что
концентрации и вытеснения крупным производством мелкого не происходит в области
сельского хозяйства вовсе, а в области торговли и промышленности происходит крайне
медленно. Говорили, что кризисы теперь стали реже, слабее, вероятно, картели и тресты
дадут возможность капиталу совсем устранить кризисы. Говорили, что „теория краха“,
к которому идет капитализм, несостоятельна в виду тенденции к притуплению и смягче¬
нию классовых противоречий. Говорили, наконец, что и теорию стоимости Маркса не
мешает исправить по Бем-Баверку.
Борьба с ревизионистами по этим вопросам дала такое же плодотворное оживление
теоретической мысли международного социализма, как полемика Энгельса с Дюрингом
за двадцать лет перед тем. Доводы ревизионистов разбирались с фактами и цифрами
в руках. Было доказано, что ревизионисты систематически подкрашивают современное
мелкое производство. Факт технического и коммерческого превосходства крупного
производства над мелким не только в промышленности, но и в земледелии доказывают
1) См. книгу „Очерки философии марксизма“ Богданова, Базарова и др. Здесь не место разбирать
эту книгу и я должен ограничиться пока заявлением, что в ближайшем будущем покажу в ряде статей
или в особой брошюре, что все сказанное в тексте про нео-кантианских ревизионистов относится по суще¬
ству дела и к этим .новым“ нео-юмистским и нео-берклианским ревизионистам.
(См. работу т. Ленина „Материализм и эмпириокритицизм").

■— XXII
неопровержимые данные. Но в земледелии гораздо слабее развито товарное произ¬
водство, и современные статистики и экономисты плохо умеют обыкновенно выделять те
специальные отрасли (иногда даже операции) земледелия, которые выражают прогрес¬
сивное вовлечение земледелия в обмен мирового хозяйства. На развалинах натурального
хозяйства мелкое производство держится бесконечным ухудшением питания, хронической
голодовкой, удлинением рабочего дня, ухудшением качества скота и ухода за ними,—
одним словом, теми же средствами, которыми держалось и кустарное производство против
капиталистической мануфактуры. Каждый шаг вперед науки и техники подрывает неиз¬
бежно и неумолимо основы мелкого производства в капиталистическом обществе, и задача
социалистической экономии — исследовать этот процесс во всех его нередко сложных и
запутанных формах,— доказывать мелкому производителю невозможность удержаться при
капитализме, безвыходность крестьянского хозяйства при капитализме, необходимость
перехода крестьянина на точку зрения пролетария. Ревизионисты в данном вопросе гре¬
шили в научном отношении поверхностным обобщением односторонне-выхваченных фак¬
тов, вне связи их со всем строем капитализма, в политическом же отношении они
грешили тем, что неизбежно, вольно или невольно, звали крестьянина или толкали
крестьянина на точку зрения хозяина (т.-е. точку зрения буржуазии) вместо того, чтобы
толкать его на точку зрения революционного пролетария.
С теорией кризисов и теорией краха дела ревизионизма обстояли еще хуже. Только
самое короткое время и только самые близорукие люди могли думать о переделке основ
учения Маркса под влиянием нескольких лет промышленного подъема и процветания.
Что кризисы не отжили свое время, это показала ревизионистам очень быстро действи¬
тельность: кризис наступил после процветания. Изменились формы, последовательность,
картина отдельных кризисов, но кризисы остались неизбежной составной частью капита¬
листического строя. Картели и тресты, объединяя производство, в то же время усиливали
на глазах у всех анархию производства, необеспеченность пролетариата и гнет капитала,
обостряя, таким образом, в невиданной еще степени классовые протйворечия. Что капи¬
тализм идет к краху,— и в смысле отдельных политических и экономических кризисов
п в смысле полного крушения всего капиталистического строя,— это с особенной нагляд¬
ностью и в особенно широких размерах показали как раз новейшие гигантские тресты.
Недавний финансовый кризис в Америке, страшное обострение безработицы во всей
Европе, не говоря уже о близком промышленном кризисе, на который указывают многие
признаки,— все это привело к тому, что недавние „теории“ ревизионистов забыты всеми,
кажется, многими и из них самих. Не следует только забывать тех уроков, которые эта
интеллигентская неустойчивость дала рабочему классу.
О теории стоимости надо только сказать, что, кроме намеков и воздыханий, весьма
туманных, по Бем-Баверку, ревизионисты не дали тут решительно ничего и не оставили
поэтому никаких следов в развитии научной мысли.
В области политики ревизионизм попытался пересмотреть действительно основу
марксизма, именно: учение о классовой борьбе. Политическая свобода, демократия,
всеобщее избирательное право уничтожают почву для классовой борьбы, — говорили
нам,— и делают неверным старое положение „Коммунистического Манифеста“: рабочие
не имеют отечества. В демократии, раз господствует „воля большинства“, нельзя, дескать,
ни смотреть на государство, как на орган классового господства, ни отказываться от
союзов с прогрессивной, социал-реформаторской буржуазией, против реакционеров.
Неоспоримо, что эти возражения ревизионистов сводились к довольно стройной
системе взглядов,— именно: давно известных либерально-буржуазных взглядов. Либералы
всегда говорили, что буржуазный парламентаризм уничтожает классы и классовые деле¬
ния, раз право голоса, право участия в государственных делах имеют все граждане без
различия. Вся история Европы во 2-й половине XIX века, вся история русской революции
в начале XX века показывает воочию, как нелепы подобные взгляды. Экономические
различия не ослабляются, а усиливаются и обостряются при свободе „демократического“
капитализма. Парламентаризм не устраняет, а обнажает сущность самых демократических
буржуазных республик, как органа классового угнетения. Помогая просветить и органи¬
зовать неизмеримо более широкие массы населения, чем те, которые прежде участвовали
активно в политических событиях, парламентаризм подготовляет этим не устранение
кризисов и политических революций, а наибольшее обострение гражданской войны во
время этих революций. Парижские события весной 1871 г. и русские — зимой 1905 г.
показали яснее ясного, как неизбежно наступает такое обострение. Французская буржу¬
азия, ни секунды не колеблясь, вошла в сделку с общенациональным врагом, с чуже¬
странным войском, разорившим ее отечество, для подавления пролетарского движения.
Кто не понимает неизбежной внутренней диалектики парламентаризма и буржуазного
демократизма, приводящей к еще более резкому, чем в прежние времена, решению спора
массовым насилием,— тот никогда не сумеет на почве этого парламентаризма вести
принципиально выдержанной пропаганды и агитации, действительно готовящей рабочие
массы к победоносному участию в таких „спорах“. Опыт союзов, соглашений, блоков
с социал-реформаторским либерализмом на Западе, с либеральным реформизмом (кадеты)
в русской революции показал убедительно, что эти соглашения только притупляют созна¬
ние масс, не усиливая, а ослабляя действительное значение их борьбы, связывая
ххш—
борющихся с элементами, наименее способными бороться, наиболее шаткими и преда¬
тельскими. Французский мильеранизм,— самый крупный опыт применения ревизионистской
политической тактики в широком, действительно национальном масштабе,— дал такую
практическую оценку ревизионизма, которую никогда не забудет пролетариат всего мира.
Естественным дополнением экономических и политических тенденций ревизионизма
явилось отношение его к конечной цели социалистического движения. „Конечная цель —
ничто, движение — все“, это крылатое словечко Бернштейна выражает сущность реви¬
зионизма лучше многих длинных рассуждений. От случая к случаю определять свое
поведение, приспособляться к событиям дня, к поворотам политических мелочей, забывать
коренные интересы пролетариата и основные черты всего капиталистического строя,
всей капиталистической эволюции, жертвовать этими коренными интересами ради дей¬
ствительных или предполагаемых выгод минуты, — такова ревизионистская политика.
И из самого существа этой политики вытекает с очевидностью, что она может принимать
бесконечно разнообразные формы, и что каждый сколько-нибудь „новый“ вопрос,
сколько-нибудь неожиданный и непредвиденный поворот событий, хотя бы этот поворот
только в миниатюрной степени и на самый недолгий срок изменял основную линию
развития,— неизбежно будут вызывать всегда те или иные разновидности ревизионизма.
Неизбежность ревизионизма обусловливается его классовыми корнями в современном
обществе. Ревизионизм есть интернациональное явление. Для всякого сколько-нибудь
сведущего и думающего социалиста не может быть ни малейших сомнений в том, что
отношение ортодоксов и бернштейнианцев в Германии, гэдистов и жоресистов (теперь
в особенности бруссистов) во Франции, социал-демократической федерации и независимой
рабочей партии в Англии, Брукэра и Вандервельде в Бельгии, интегралистов и рефор¬
мистов в Италии, большевиков и меньшевиков в России повсюду в существе своем
однородно, несмотря на гигантское разнообразие национальных условий и исторических
моментов в современном состоянии всех этих стран. „Разделение“ внутри современного
международного социализма идет в сущности уже теперь по одной линии в разных
странах мира, документируя этим громадный шаг вперед по сравнению с тем, что было
лет 30 — 40 тому назад, когда в разных странах боролись неоднородные тенденции
внутри единого международного социализма. И тот „ревизионизм слева“, который обри¬
совался теперь в романских странах, как „революционный синдикализм“, тоже приспо¬
собляется к марксизму, „исправляя“ его: Лабриола в Италии, Лагардель во Франции
сплошь да рядом апеллирует ог Маркса, неверно понятого, к Марксу, верно понимаемому.
Мы не можем здесь останавливаться на разборе идейного содержания этого
ревизионизма, который далеко не так еще развился, как ревизионизм оппортунистический,
не интернационализировался, не выдержал ии одной крупной практической схватки с
социалистической партией хотя бы одной страны. Мы ограничиваемся поэтому тем „реви¬
зионизмом справа“, который был обрисован выше.
В чем заключается его неизбежность в капиталистическом обществе? Почему он
глубже, чем различия национальных особенностей и степеней развития капитализма?
Потому, что во всякой капиталистической стране рядом с пролетариатом всегда стоят
широкие слои мелкой буржуазии, мелких хозяев. Капитализм родился и постоянно
рождается из мелкого производства. Целый ряд „средних слоев“ неминуемо вновь
создается капитализмом (придаток фабрики, работа на дому, мелкие мастерские, разбро¬
санные по всей стране в виду требований крупной, например, велосипедной и автомо¬
бильной индустрии, и т. д.). Эти новые мелкие производители также неминуемо опять
выбрасываются в ряды пролетариата. Совершенно естественно, что мелко-буржуазное
мировоззрение снова и снова прорывается в рядах широких рабочих партий. Совершенно
естественно, что так должно быть и будет всегда вплоть до перипетий пролетарской
революции, ибо было бы глубокой ошибкой думать, что необходима
„полная“ пролетаризация большинства населения для осуще¬
ствимости такой революции. То, что теперь мы переживаем зачастую только
идейно: споры с теоретическими поправками к Марксу,— то, что теперь прорывается на
практике лишь по отдельным частным вопросам рабочего движения, как тактические
разногласия с ревизионистами и расколы на этой почве,— это придется еще непременно
пережить рабочему классу в несравненно более крупных размерах, когда пролетарская
революция обострит все спорные вопросы, сконцентрирует все разногласия на пунктах,
имеющих самое непосредственное значение для определения поведения масс, заставит
в пылу борьбы отделять врагов от друзей, выбрасывать плохих союзников для нанесения
решительных ударов врагу.
Идейная борьба революционного марксизма с ревизионизмом в конце XIX века есть
лишь преддверие великих революционных битв пролетариата, идущего вперед к полной
победе своего дела вопреки всем шатаниям и слабостям мещанства.

ВВЕДЕНИЕ
В ЭКОНОМИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ МАРКСА
К. КАУТСКОГО

ВВЕДЕНИЕ.
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ КАРЛА МАРКСА.
Со времени существования капиталистического способа производства
мы находим две диаметрально противоположные точки зрения. Обе
они являются исходными при исследовании этого способа производства:
одна — буржуазная точка зрения национал-экономистов; другая — про¬
летарская— социалистов. Капиталистический способ производства для
своего развития требует пролетариата абсолютно свободного, не вла¬
деющего ничем, кроме своей рабочей силы, которую он вынужден
продавать, как товар. Таким образом, антагонизм между капиталом и
трудом так же стар, как и сам капитал; равным образом, так же стар
двоякий способ исследования капитала.
Однако, в начале развития капиталистического способа производства
антагонизм между капиталом и трудом отступал на задний план перед
антагонизмом между капитализмом и феодализмом. В то время задача
буржуазных экономистов сводилась к тому, чтобы выяснить превос¬
ходство капиталистического способа производства над феодальным и
показать, что рамки феодального строя стали невыносимо тесными для
производства. Они должны были требовать открытия для отечествен¬
ного производства не только городского и провинциального рынков,
но также национального и мирового; они должны были добиваться
падения феодальных оков, стеснявших развитие производительных сил,
замены цеховых привилегий принадлежащим каждому правом тру¬
диться (не правом на труд). Стремясь к осуществлению этих своих
задач, защитники буржуазии чувствовали себя не простыми адвокатами
известного класса, а защитниками всего человечества. Права, в которых
нуждался капитализм для своего развития, представлялись им приро¬
жденными и неотъемлемыми правами человека. Но, несмотря на эту
иллюзию, буржуазные экономисты имели под собой вполне твердую
почву. Основанием для них служило систематическое изложение самих
фактов, выяснение законов капиталистического способа производства.
По мере того, как буржуазия проникалась классовым самосознанием и
руководство производством переходило в ее руки, капиталистическое
производство все заметнее и значительнее перерастало границы мелко¬
буржуазной и феодальной среды; его законы все более и более выяс¬
нялись буржуазным экономистам и, наконец,—выяснение это получило
самое совершенное и классическое выражение в буржуазной среде,
благодаря Рикардо (1772 — 1823).
Иначе обстояло дело с защитниками пролетариата — с социалистами,
которые вначале вовсе не появлялись из пролетарских кругов. Про¬
мышленные наемные рабочие на заре капиталистического способа про¬
изводства были еще слишком разрознены, слишком еще проникнуты
мелко-буржуазными и крестьянскими традициями; их нищета имела еще
■ 4	—
слишком много общего с нищетой, обусловленной феодальной закосте¬
нелостью, для того, чтобы у них могла зародиться мысль, что их по¬
ложение необходимо рассматривать не как особое положение того или
другого лица, а как своеобразное явление, имеющее значение для це¬
лого класса, и что, поэтому, необходимо искать причины своего клас¬
сового положения в законах капиталистического способа производства.
Не из рядов наемных рабочих, а из рядов тех, которые обозревали и
направляли производство, вышли первые защитники интересов всего
пролетариата. Последние, однако, в развитии способа производства
видели лишь тенденцию к усилению власти капиталистов и к увели¬
чению нищеты рабочих; в этой нищете они видели только нищету и
совершенно не замечали зародыша самостоятельного движения проле¬
тариата.
Не от бедных, беспомощных, несознательных рабочих они могли
ожидать устранения нищеты, а исключительно от бескорыстного энту¬
зиазма человеколюбивых членов самих господствующих классов. Чтобы
возбудить этот энтузиазм, необходимо было нарисовать яркие картины
нищеты, о существовании которой многие не имели никакого даже
представления; для этого необходимо было также нарисовать такой
идеал общества, для достижения которого стоило бы потрудиться
благородным людям. Чем рельефнее и ярче это общество вырисовы¬
валось в представлении филантропов, тем значительнее становилось
влияние его пропаганды в кругах господствующих классов, тем скорее
можно было бы ожидать, что из их среды появится deus ex machina,—
князь или капиталист,— спаситель, по котором человечество до сих
пор тщетно вздыхало, чтобы ввести его в рай земной.
Социалисты не ставили себе задачи исследования фактических от¬
ношений в их взаимной связи и их развитии. Эти отношения пред¬
ставлялись им безнадежными; в конечной цели фактического развития
они видели полное падение рабочего класса и неограниченное господ¬
ство капитализма. По их мнению, следовало противодействовать фак¬
тическому развитию, а не содействовать ему. * Цель социалистического
движения, равно как и порождающие его причины, выведены были не
из материальных отношений, а спекулятивно, из метафизических прин¬
ципов.
Необходимо, однако, отметить следующее. Утописты-классики при
построении своих утопий считались с фактически существующими от¬
ношениями и делали гениальные попытки воспользоваться добытыми
крупной промышленностью результатами при построениях обществен¬
ного производства. Последнее и придает их утопиям столь величествен¬
ный характер. Все мелко-буржуазное было им чуждо. Они происходили
из кругов крупных промышленников и крупных торговцев: Сен-Симон
был отличным инженером, он первый составил смелый проект проры¬
тия Панамского перешейка; Фурье служил в крупной торговле,— про¬
мышленность, которую он изучал, была промышленностью, рассчитанной
на мировой рынок; Роберт Оуэн был одним из самых выдающихся
английских фабрикантов. Несмотря на все это, мы должны признать,
что деятельность социалистов до первой трети XIX ст. носила вполне
утопический характер; деятельность же экономистов — научный. И тем,
и другим характер их деятельности был продиктован положением
классов, в защиту которых они выступили.
Однако, вскоре после Рикардо должен был наступить поворот как
для социализма, так и для политической экономии.
Падение феодализма обусловило собою только возможность выступ¬
ления на авансцену второго противника капитализма — пролетариата.
Одновременно с этим все резче обнаруживалось множество специфи¬
ческих черт капиталистического производства, которые далеко/ не слу¬
жили ему на пользу. Светлые грезы о водворении свободы, равенства
и братства для всего человечества исчезли, уступив свое место дей¬
ствительности — ожесточенной классовой борьбе между капиталом и
трудом. Расширение рынка до мирового принесло не мир и согласие
между народами, а обострение борьбы в конкуренции, коммерческую
зависть и даже торговые войны. По мере роста мирового обращения,
оно становилось для каждого в отдельности все более и более неуло¬
вимым. В способе производства все более и более водворялась анархия
и все более и более усложнялся его механизм; причины застоев и
кризисов умножались и самые кризисы охватывали все большую и
большую область. Освобождение производительных сил, под давлением
постоянно увеличивающейся конкуренции, влекло за собой, как неиз¬
бежное последствие, перепроизводство — новую причину кризисов, пе¬
риодически повторявшихся и становившихся все губительнее. Право
трудиться превратилось в насмешку над растущим числом безработ¬
ных, разорившихся мелких буржуа и крестьян, павших жертвой кон¬
куренции капитала, рабочих, вытесненных машиной, и мужчин, заме¬
щенных рабочей силой женщин и детей. Для имеющих же работу
право трудиться превратилось в право трудиться до полного изнемо¬
жения,— право на физическое и духовное вырождение. Чтобы спасти
капиталистическое производство от полного застоя, право трудиться
должно было быть только завершено как для занятых, так и для без¬
работных: для последних в виде права бедных; для первых — в виде
фабричного законодательства.
Одновременно с этим общественный характер производства все
более и более становился в противоречие с устарелым правом частной
собственности на орудия производства. Между тем, как по мере кон¬
центрации и накопления капитала, капиталист все более и более пре¬
вращался из руководителя в простого собственника капитала — что
особенно ясно обнаружилось в акционерных обществах — рабочие массы
в то же самое время все более и более централизовались и организо¬
вывались, пока в их недрах не развился особый класс с особыми
интересами и, соответственно последним, особыми экономическими и
политическими требованиями.
Зачатки этих сторон капитализма давали себя знать уже довольно
рано, но вполне выяснились они лишь после того, как французская
революция разрушила феодализм в собственной стране, расшатала его
на всем континенте в период мира после наполеоновских войн. С этого
времени задача идеологов буржуазии изменилась. Фактическое разви¬
тие оказалось теперь неудобным и даже опасным для буржуазии. Ее
защитникам приходилось успокаивать, утешать рабочий класс и вообще
народ; они должны были либо отрицать, либо скрашивать сущест¬
вующее зло, или же объяснять это зло другими причинами и измы¬
шлять средства, которые могли бы его устранить, не нарушая основ
существующего способа производства; они должны были воодуше¬
вить народ идеалом „просвещенного“ капитализма. Экономисты сде¬
лались апологетами или утопистами, нередко и тем, и другим, именно
в Германии, где распространился расплывчатый эклектизм. Буржуа¬
зная политическая экономия утратила свою научную основу при¬
близительно в то самое время, когда оффициально она была при¬
знана „наукой“.
Однако, те самые отношения, которые побуждали буржуазную поли¬
тическую экономию скрывать истинный механизм капиталистического

“ 6 ——————
способа производства, теперь уже, в свою очередь, заставляют
социалистов исследовать этот механизм. Толчком к этому послужила
работа буржуазных апологетов и утопистов в области политической
экономии со времени Мальтуса; последняя заставила социалистов
заняться всецело критикой этих господ; социалисты должны были
доказать, что жалкие паллиативы этих господ недостаточны, что отри¬
цаемые ими недостатки существуют и что причины этих недостатков
следует искать в самом способе производства. До тех пор, пока
социалисты не выработали себе систематического взгляда на капитали¬
стический способ производства, они должны были видеть в учениях
классической экономии лучшее оружие для того, чтобы покончить с
апологетической и утопической экономией.
Действительно, начиная с 20-х годов XIX века, у целого ряда
социалистов—сперва английских, затем французских и немецких—исход¬
ным пунктом становится система Рикардо. Однако, разобщенность
между социализмом и пролетариатом; на которую мы указали выше,
все еще продолжает существовать. Правда, в Англии, а затем и во
Франции выросло могучее рабочее движение, но социалисты не пони¬
мали его и продолжали видеть в нищете одну лишь только нищету,
не замечая таившихся в ее недрах зачатков. Они продолжали строить
новое будущее общество на „вечных основах справедливости“—вместо
того, чтобы рассматривать его, как следствие существующих отношений.
Понимание классовой борьбы, как элемента новообразований, было им
совершенно чуждо, и поэтому борьба эта была для них лишь помехой
в деле осуществления их планов г).
Причины, сделавшие первых социалистов утопистами, большей
частью продолжали существовать. Неудивительно поэтому, что и соци¬
алисты 30-х и 40-х годов вместе с некоторыми позднейшими последо¬
вателями оставались утопистами, но их утопизм, однако, был иного
рода сравнительно с первоначальным. Как только промышленные
наемные рабочие образовали из себя класс и начали классовую борьбу,
утопизму уже не было более места в области крупной промышленности.
Теперь нужно было действовать не в защиту или против идеального
общества, а в защиту или против рабочего класса; теперь нужно было
бороться, а не мудрствовать; теперь каке одной, так и с другой стороны,
апеллировали к интересам, к силе, а не к метафизическим категориям.
Всякий, кто вращался в мире крупной промышленности, не мог уже
избежать влияния классовой борьбы и потому в силу необходимости
становился партийным человеком.
Созерцательное настроение, этот необходимый источник утопий,
встречалось уже только в кругах лиц, которые, стоя вне классовой
борьбы между капиталом и трудом, были настроены не в пользу капи¬
тализма либо по чисто идеологическим основаниям, либо под влиянием
их классовых интересов, а именно: у землевладельцев, мелких буржуа,
профессоров, врачей и т. д. Утопический социализм потерял свою
*) Еще в 1841 году английский утопист Ч. Брэй (не следует смешивать с I. Е.Вгау)
писал по поводу чартистского движения, которое в то время мощно вырастало: „Новей¬
шее объединение рабочих с целью достижения т. наз. „чартера“, главным требованием
которого'является расширение права голоса, показывает, как рабочий класс совершенно
неспособен взять в свои руки свое собственное дело. Чтобы ни думали о целесообраз¬
ности передачи политической власти большинству, одно верно, что в руках такого боль¬
шинства, какое представляет в настоящее время наш рабочий класс, она послужит ему
скорее во вред, чем на пользу... Право всеобщей подачи голосов, со всеми его послед¬
ствиями, прекрасно и необходимо, если народ умеет им пользоваться; но прежде, чем это
право будет возможно, должно наступить значительное улучшение материального поло¬
жения народа“.

7 —
внутреннюю связь с крупной промышленностью, но вместе с тем и свое
величие. Он стал мелко-буржуазным, пошлым и в то же время благо¬
разумным, т.-е. более доступным для ограниченного понятия филистера.
Но он пошел дальше, он стал более, чем благоразумным, он стал
„научным“, т.-е. он строил уже свои утопии на основании данных класси¬
ческой политической экономии, преимущественно экономии Рикардо 9-
Однако, именно, эта „научность“ препятствовала его дальнейшему
развитию. Самую блестящую сторону мелко-буржуазных утопистов
первой половины нашего столетия представляет их критика апологиче¬
ской экономии; они развивали стремление к дальнейшему, сравнительно
с Рикардо, усовершенствованию в понимании капиталистического^произ-
водства, установив более точно,— конечно, с своей точки зрения,— поня¬
тие прибавочной ценности и сделав, благодаря этому, важный шаг
вперед к полному уразумению господствующего способа производства.
В особенности англичане много сделали в этом отношении; выдающиеся
работы Родбертуса относятся также к этой области. Но все они лишили
себя возможности итти дальше в этом направлении благодаря тому,
что экономическая критика давала им лишь основание для построения
утопии; благодаря тому, что они в своей критике этим ограничились
и научные положения классической экономии восприняли, как догму,
которая лишь постольку подвергалась критике, поскольку она не
согласовалась с „системой“.
Вот почему в начале 40-х годов казалось, что какой-либо дальней¬
ший, в сравнении с Рикардо, теоретический прогресс невозможен. По
пути к такому прогрессу буржуазные экономисты наталкивались на
интересы того класса, представителями которого они являлись; напротив,
они старались, по возможности, затушевывать приобретенное знание.
В виду этого всякий дальнейший шаг в данной области мог быть
сделан только социалистами. Но последние не уяснили себе развития
того класса, интересы которого намеревались защищать, и, благодаря
этому, они уклонились от дальнейшего критического шага через Рикардо
в сторону утопизма. Чтобы из „научного социализма“, как он сам себя
называл, создать социалистическую науку и установить связь между
социализмом и политической экономией, нужно было прежде всего
установить связь между социализмом и рабочим движением. Утопизм
должен был исчезнуть благодаря выяснению исторической роли рабо¬
чего пролетариата.
Вильгельм Вейтлинг, казалось, был призван установить связь между
социализмом и рабочим движением, которого требовали условия вре¬
мени его появления и начала деятельности (конец 30-х и начало 40-х
годов). Остроумный мечтатель и энтузиаст он был достойным последо¬
вателем великих классиков утопистов, из среды которых он вышел, и
казался особенно великим потому, что ко времени его появления утопизм
уже становился все пошлее и принимал все более и более мелко-буржуаз¬
ную окраску. Но Вейтлинг ограничивался одним лишь подражанием
своим предшественникам. Он не был ни фабрикантом, ни купцом: он
был рабочим и во Франции столкнулся с французским революционным
рабочим движением. Под влиянием последнего его социализм должен
был утратить филантропический характер, которым он отличался у
утопистов до него, и получить характер революционный, резко выражен¬
ный пролетарский характер. Изредка у него еще встречаются намеки
9 Ни одна еще школа так не уснащала свою речь словом „Science“ (наука), как
школа Прудона (Marx. „Das Kapital“, Bd. 1 p. 45). Это более или менее верно также и
для других и, именно, для немецких социалистов.

“ 8
на то, что он считает возможным осуществление социализма монархом 1),
воодушевленным альтруистическими стремлениями, но красной нитью
во всех его произведениях проходит убеждение, что пролетарская
революция неизбежна и что она будет рычагом в деле осуществления
социализма. Можно было бы думать, что, исходя из этой точки зрения,
он должен был дойти до понимания исторической роли рабочего класса
и вместе с этим до понимания значения классовой борьбы, что он
должен был притти к убеждению, что эта борьба способствует созре¬
ванию элементов социального переворота, организует рабочий класс,
укрепляет его физически, возвышает морально и, таким образом, спо¬
собствует его созреванию для выполнения своей исторической задачи.
Ничего подобного нельзя найти у Вейтлинга. По его мнению, рабочее
движение может привести лишь к разрушению существующего, но не
к созданию нового строя. Ввиду этого, он слишком низко оценивает
предварительную политическую, а также экономическую борьбу рабо¬
чего класса и политические свободы, как напр., свободу печати и изби¬
рательное право. „Будем же, наконец, благоразумее и не будем впредь
соглашаться ни на что, не будем домогаться и поддерживать ничего,
что не ведет к равенству по существу всех и не сулит нам никакой
выгоды... как напр., свободы слова и печати, свободы ремесла, торговли,
мнений и тому подобных, равно как и тех бесчисленных искусственно
сфабрикованных свобод, которые весьма охотно гарантирует нам, после
понесенного ею поражения, денежная система, так как она надеется
этими призрачными выгодами ввести нас в заблуждение относительно
наших истинных интересов“. „Мы тоже стремились к свободе выборов,
но не к той, которая существует при нынешней денежной системе,
так как эта свобода призрачна. Свобода выборов при денежной системе
так же мало возможна, как и всеобщая свобода“ 2).
Подъем рабочего класса для Вейтлинга не только не является
предпосылкой его эмансипации, но скорее служит ей помехой. Эманси¬
пации он ждет от понижения его физического и морального уровня.
Падение рабочего пролетария до уровня лумпен-пролетария представ¬
ляется Вейтлингу самым действительным средством для низвержения
существующего строя. В своих „Garantien“ он спрашивает: „Какими
средствами располагаем мы для проведения социальной реформы?“
И отвечает: „Эти средства сводятся, во-первых, к дальнейшему обу¬
чению и разъяснению,—во-вторых, к крайнему обострению существующих
уже и теперь настроений:.. Это второе, когда у народа лопается,
наконец, терпение, является последним и самым верным средством.
Если же и все это не помогает, то тогда необходима проповедь новой
морали, которую никто еще не осмелился проповедывать“. Вейтлинг
намекает на новую мораль, которая клонится к проповеди воровства,
и затем продолжает: „Но эту мораль мо^но с успехом проповедывать
только среди масс, снующих в наших больших городах, брошенных
в бездну безысходного горя, доведенных до отчаяния“3).
2) Его „Garantien der Harmonie und Freiheit“, заканчиваются следующими словами:
„В Спарте дважды появлялись цари, которые вводили общность земель. Неужели на
протяжении 200 лет не найдется еще один человек, который пошел бы по их стопам?
Мы надеемся, но не полагаемся на это. Земные владыки! Вы имеете возможность затмить
своей славой воспоминания об Александре и Наполеоне. Вы имеете возможность устра¬
нить общественное зло способом, вполне приемлемым и для вас, и для нас. Если мы с
нашими грубыми средствами должны будем сами принять на себя этот труд, то выпрлне-
ние будет стоит труда и вам, и нам и будет сопровождаться страданиями и для вас, и для
нас. Взвесьте и выбирайте!“.
2) „Garantien der Harmonie und Freiheit“, стр. 217, 226.
3) Там-же, стр. 236, 246.

—9 —
Вейтлинг, следовательно, видел в падении средство освобождения
пролетариата. Подобный взгляд его объясняется всецело тем, что он
не имел решительно никакого представления о своеобразном истори¬
ческом развитии пролетариата. Народ был для него только машиной
и у него, шла речь о правильном пользовании ею. После 30-х годов
было не мало благоприятных моментов для революции в Германии,—
думает он1), „но нигде они не были использованы,— всюду недоста¬
вало настоящего человека“. Народ, эта всегда готовая к услугам машина,
почти повсюду был подготовлен, но нигде не нашлось мастера, который
сумел бы искусно привести ее в движение.
Итак, не в народе дело, а в „настоящем человеке“. Эта точка зрения
лишила Вейтлинга всякой возможности выбраться из утопизма и при¬
вести социализм в органическую связь с рабочим движением. Классовая
борьба, под влиянием которой общество медленно преобразовывается,
сводится для него к ниспровержению одним ударом существующего
общественного строя. И целью этого ниспровержения является не
достижение рабочим классом политической власти, а создание арены
для деятельности „настоящего человека“, благословенного господом,—
освободителя, в голове которого зародилась мысль о земном рае. Чем
для Фурье был миллионер, которого он ежедневно поджидал, тем для
Вейтлинга была революция, сила которой должна была дать ему воз¬
можность осуществить тщательно нарисованную им утопию.
„Наиболее желанным переходным периодом был бы, конечно, тот
период,— говорит Вейтлинг,— когда в один прекрасный день, благодаря
революции, в каком-нибудь государстве у кормила правления очутился бы
человек, всецело преданный нашему принципу, видящий в осуще¬
ствлении его свое счастье, свою честь и цель своей жизни. Но такой
человек придет и будет руководить ниспровержением старого и орга¬
низацией нового порядка; то будет второй Мессия, более великий, чем
первый“. Он заканчивает 10 главу своих „Garantien“ следующими сло¬
вами: „Теперь мы стоим накануне важных событий, самых великих
и важных, какие когда-либо видел мир. Придет новый Мессия, чтобы
осуществить учение первого. Он разрушит гнилое здание старого
общественного строя, отведет источники слез в море забвения и прев¬
ратит землю в рай...
Но власть, которая будет ему вручена, он выпустит из рук только
тогда, когда завершится смелое дело. Тогда над обществом будет
господствовать не воля отдельного человека, а согласие всех. И вели¬
чайший Мессия тихо и скромно покорится этой новой власти. Это
будет венцом его творения, и весь мир признает тогда в jieM нового
Мессию, более великого, чем первый“.
Эта надежда на грядущего Мессию (им, кстати заметим, Вейтлинг
впоследствии признал самого себя) открывает заманчивый путь, но путь
этот отдаляет нас от уяснения фактических отношений и ведет снова
назад в область утопии.
Мелко-буржуазный социализм принял положения классической поли¬
тической экономии за исходный пункт; ему не удалось заметно подви¬
нуться дальше ее в понимании капиталистического способа производства.
Пролетарский социализм Вейтлинга исходил от рабочего движения,
но ему не удалось постичь исторического закона развития рабочего
класса.
Однако, для разрешения как экономической, так и исторической
проблемы в 30-х и 40-х гг. предпосылки уже были даны: достаточное
9 Там-же, стр. 259.

■— 10	—
развитие капитализма и рабочего класса, истории и философского
метода. Но в различных странах была развита лишь та или другая из
этих предпосылок; в Германии был превосходно развит философский
метод; во Франции — история и революционные традиции рабочего
населения; в Англии—капитализм и организация рабочих, как класса.
Но в одной стране были развиты все эти элементы: в Рейнской про¬
винции. Лишь с 1815 года она стала Прусской после того, как области
ее, находящиеся по левую сторону Рейна, в продолжении 20 лет факти¬
чески, а с 1801 года также и формально, были французскими и про¬
никлись взглядами французской революции. Но и после перехода
к Пруссии, к западу от Рейна еще оставался в силе кодекс Наполеона
и еще не ослабели традиции великой революции. Поэтому, нигде
в Германии так хорошо не понимали народных движений, как на Рейне.
К тому же, именно здесь немецкая промышленность достигла наиболь¬
шего своего развития, почти достигнув уровня развития английской
промышленности. Нигде в Германии специфические черты капитали¬
стического способа производства не были столь выражены, как в рейн¬
ских странах. Но, как часть Германии, последняя также испытывала на
себе влияние немецкой философии, которая при Гегеле и его крити¬
ческих учениках (особенно Фейербахе) в 20-х—30-х годах совершила
такой мощный полет.
Таким образом, все элементы новой социалистической науки были
налицо в рейнских странах.
И вовсе не случайность, что ее основатели, Маркс и Энгельс,
происходили из этой страны, которая в известном смысле находилась
под таким же сильным влиянием французским и английским, как и
немецким. Не случайным нам кажется и то, что оба основателя научного
социализма сами, в свою очередь, в одинаковой мере испытали на
себе эти три влияния. Маркс,— все, что, относится к нему, относится
более ими менее также и к Энгельсу,— познакомился в Германии
с гегелевскою философией, с той философией, которая придает главное
значение исследованию развития, а не бытия, которая повсюду видит
движение, а не нечто застывшее, нечто неизменное, видит всюду борьбу
и противоречия и их конечное разрешение в смене их высшей формой.
Здесь он получил методическую основу, благодаря применению которой
в истории и экономии он мог впоследствии достигнуть таких блестящих
результатов.
Во Франции буржуазия после наполеоновских войн все более
утрачивала те иллюзии, в мире которых она жила во время великой
революции. Она признала, что человеческие права она приобрела не
для человечества, а для себя,— что ее классовые интересы отличны
от интересов пролетариата, и что и самую борьбу против феодализма
она вела не в интересах только человека, как человека, а в интересах
класса. Поскольку она боялась высказать это, постольку ясно и опре¬
деленно это было высказано защитниками пролетариата. Последние
кричали об измене буржуазии народу, с которым она боролась вместе
против феодализма, чтобы удержать за собою добычу. Что события
последнего столетия в истории Франции были вызваны классовой
борьбой, это все более и более выясняется. Прибыв во Францию, Маркс
воспринял там это понимание истории, но он сам расширил его. Он
обобщил принцип классовой борьбы, объяснявший только известный
промежуток времени в истории одной определенной страны, он про¬
следил его влияние на протяжении всего исторического развития
и констатировал, что всюду он является основной причиной исто¬
рического движения со времени существования вообще классовых
и ™
противоречий1)- А такие определенные классовые противоречия могут
быть поняты лишь путем изучения соответствующих им условий
производства, с которыми они находятся в самой тесной взаимодей¬
ствующей связи, и исследование данных экономических материальных
отношений, данных способов производства, следовательно, образует
основу исследования исторического развития.
Этим пониманием истории Маркс завершил связь социализма
с рабочим движением, доказав, что цель социализма не есть нечто,
произвольно созданное „великим человеком,“ и не представляет собою
„вечного“ принципа, остававшегося неведомым, скрытым от человечества
до тех пор, пока не был открыт просвещенному ясновидцу обществен¬
ным гением, но, что цели социализма в силу естественной необходи¬
мости осуществляются, благодаря развитию современного способа
производства и благодаря классовой борьбе, и распознаются, благодаря
только изучению этого способа производства, его влияния и его
возникновения.
Англия дала ему возможность раскрыть тайну этого способа произ¬
водства и совершенно ясно показать его механизм. Сперва косвенным
путем, благодаря ее экономической литературе и указаниям Энгельса,
хорошо знакомого с английскими условиями, а позже — непосредственно,
когда реакция забросила Маркса в Англию.
Ясно, что выражение „немецкий научный социализм“ нужнсгпринять
cum grano salis. Новый научный социализм и по своему происхождению,
и по развитию интернационален,— он французский, английский, и немец¬
кий в одно и то же время. Грей и Брэй и четыре страницы „Etceteras“,
о которых говорит Маркс в „Нищете философии“, могли создать
школу только в Англии. Прудонисты, кроме нескольких чудаков,
имеются только в романских странах; родбертусианизм для своего
успеха нуждался в прусских условиях. Напротив, научный социализм
Маркса-Энгельса нашел распространение в Англии, как и во Франции,
в Германии, как и в России.
2) „История всего предшествующего общества,— говорят К. Маркс и Ф. Энгельс
в своем Коммунистическом Манифесте,— представляет собою историю классовой борьбы.
„Свободный и раб, патриций и плебей, барон и крепостной, мастер и подмастерье,—
словом, угнетатель и угнетенный — находились друг с другом в постоянном антагонизме,
вели беспрерывную, то скрытую, то открытую борьбу, борьбу, которая всегда кончалась
или революционным переустройством всего общества или совместной гибелью борющихся
классов.
„В прежние исторические эпохи мы находим почти повсюду расчленение общества
на различные сословия, многообразную постепенность общественных положений. В древ¬
нем Риме мы имеем патрициев, всадников, плебеев и рабов; в средние века феодальных
вассалов, мастеров, подмастерьев, крепостных, и притом в каждом из этих классов в свою
очередь еще особые ступени.
„Современное буржуазное общество, возникшее на развалинах феодального общества,
не положило конца классовому антагонизму. Оно только заменило старые классы, старые
условия угнетения, старые формы борьбы новыми.
„Наша эпоха, эпоха буржуазии, отличается, однако, тем, что она упростила классовые
противоречия. Все общество более или менее разделяется на два больших враждебных
лагеря, на два больших друг другу противоречащих класса: буржуазию и пролетариат“.
В другом месте, в книге „К критике политической экономии“, К. Маркс замечает:
„В общих чертах можно сказать, что поступательными стадиями развития хозяйственной
общественной формации представляются способы производства: азиатский, античный,
феодальный и современный капиталистический. Капиталистические производственные
отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса
производства, антагонистической не в смысле индивидуального антогонизма, а антаго¬
низма, возникшего из общественных условий существования индивидов; но производи¬
тельные силы, развивающиеся в недрах капиталистического общества, создают вместе
с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма“. Прим, перев.

— 12 —
Для развития политической экономии, главным образом, имеют
значение два произведения Маркса; первое относится к началу его
экономической деятельности, второе — к концу ее. „Нищета философии“
появилась в 1847 г. Немецкой публике она сделалась доступной недавно,
благодаря немецкому переводу ^Первое издание первого тома „Капитала“
появилось в 1867 году, третье издание — в 1883 году. Докончить оба
заключительных тома не дано было более неутомимому исследователю,
который при строгой самокритике никогда не считал своего произве¬
дения законченным. Издание оставшихся сочинений выпало на долю
Энгельса, который начал с опубликования второго тома „Капи¬
тала“2).
Маркс, как уже упомянуто, нашел политическую экономию, как
и социализм, загнанными в тупик. Он их обоих двинул вперед и дал
им возможность дальнейшего развития; но последнее возможно было
сделать, только уничтожив предварительно экономию и прежний социа¬
лизм. Маркс начал свою деятельность в области научного социализма
критикой утопизма, выдававшего себя за научный. Он закончил ее
критикой политической экономии.
Его „Нищета философии“ направлена непосредственно лишь против
Прудона, предшественниками которого названы уже упомянутые четыре
страницы английских „Etceteras“. Она относится, однако, и к Родбертусу,
как на это указывает Энгельс в своем предисловии3). Но книга эта
относится критически не только к социалистическому утопизму, но
в различных местах также и к политической экономии — именно ее
историческое понимание особенно подчеркнуто. В то же время, однако,
Маркс в „Нищете философии“* уже дает нам указания на свою соб¬
ственную систему. Мы уже в этом сочинении ясно знакомимся с
его историческим пониманием, как с его экономической точкой
зрения.
Взаимодействие между развитием способа производства и классовой
борьбой, обуславливающими друг друга и друг друга двигающими
вперед, уже в „Нищете философии“ признано причиной исторического
движения. „С момента зарождения цивилизации,— говорит Маркс,—
в основу производства был положен антагонизм каст, сословий, классов,—
наконец, антагонизм накопленного и непосредственного труда. Без
антагонизма нет прогресса: таков закон, которому до сих пор следовала
цивилизация. До настоящего времени производительные силы развива¬
лись на почве господства этого классового антагонизма“ (S. 39).
Если мы желаем правильно судить о феодальном производстве, то
мы должны его рассматривать, как способ производства, основанный
на антагонизме. Мы должны показать, как создавалось богатство в этой,
основанной на антагонизме, среде, каким образом производительные
сцлы развивались параллельно с развитием классового антагонизма,—
как один из этих классов, олицетворявший дурную сторону, отрицатель¬
ные черты общественного строя, постоянно возрастал вплоть до того
момента, пока не созрели, наконец, материальные условия его освобож¬
дения. Но не ясно ли отсюда, что способы производства, равно как и
9 Эта статья написана Каутским в 1886 г.; в настоящее время в Германии вышло
уже 7 изданий. Имеются и русские переводы.
2) Karl Marx (Das Kapital). Капитал, критика политической экономии, 2-й том кн. II.
Процесс обращения капитала. Изд. Энгельсом. Hamburg’ О. Meissner, 1885 г.
3) Karl Marx, „Das Elend des Philosophie“. Ответ на „Философию нищеты“ Прудона.
Переведено на немецкий язык Э. Бернштейном и К. Каутским с предисловием и приме¬
чаниями Ф. Энгельса. Stuttgart 1. Н. W. Dietz, 1885.

13 =
условия, при которых совершается развитие производительных сил,
вовсе не представляют собою вечных законов, а соответствуют опре¬
деленной ступени развития людей и их производительных сил; не ясно ли
также, что всякое изменение в области принадлежащих людям про¬
изводительных сил неизбежно влечет за собою изменение в отношениях
производства? Но, так как всего важнее не лишаться плодов цивили¬
зации, приобретенных производственных сил, то становится необходимым
разбить изжитые формы, при которых они были созданы. С этого
момента революционный класс становится консервативным.
Буржуазия появляется вместе с пролетариатом, представляющим,
в свою очередь, остаток пролетариата феодальной эпохи. В ходе своего
исторического развития буржуазия неизбежно развивает свой антаго¬
нистический характер, который при ее первом появлении более или
менее замаскирован и существует лишь в скрытой форме. По мере
развития буржуазии, в недрах ее развивается новый пролетариат,
современный; развивается борьба между пролетарским и буржуазным
классами, борьба, которая,— прежде, чем обе стороны ее почувствовали,
заметили, оценили, поняли и, наконец, открыто признали,— проявляется
только в частичных и преходящих конфликтах, только в единичных
разрушительных столкновениях (S. 117—118). Исходя из этой точки
зрения, Маркс затем подчеркивает свое разногласие с буржуазными
экономистами с одной стороны, и бывшими до него социалистами —
с другой (S. 12). Впоследствии он развивает его еще дальше
(S. 177. 8 ff).
Если, таким образом, Маркс ввел экономию и материализм в историю,
то, в свою очередь, он ввел и историю в экономию. Они представляли
для него единое и нераздельное. Вот почему он, в противоположность
предшествовавшим ему экономистам и социалистам, рассматривает
экономические категории, как категории исторические, а не как вечные,—
старается исследовать исторические условия, которые были необходимы
для их появления в жизнь. Но Маркс ввел понятие движения в эко¬
номию и иным путем. Большинство экономистов, часто даже сам
Рикардо, сваливали в одну кучу естественные формы, которые лежат
в основе экономических категорий, и общественные отношения, которые
эти категории действительно представляют. Они должны были так
поступать, так как они рассматривали экономические категории,
поскольку это было возможно, разъединенными друг от друга, в со¬
стоянии покоя. При этом способе исследования, их общественный
характер почти совершенно исчезает, между тем как их естественные
формы бросаются в глаза. Маркс рассматривал экономические категории
не в покое, а в движении,— не их формы, а их функции. Если можно
так выразится, политико-экономы дали анатомию (учение о строении)
капиталистического производства; Маркс же — учение о его развитии
и его физиологию (учение о функциях). Только благодаря этому,
впервые возможно было достигнуть полного понимания господствующего
способа производства.
Эти характерные своеобразные черты марксовского понимания
систематически развиты впервые в „Капитале“. Однако, в „Нищете
философии“ мы находим уже указания на них, из которых неко¬
торые необходимо здесь привести, как иллюстрации только что изло¬
женного.
Что Маркс рассматривает экономические категории, как исторические,
известно каждому, кто когда-либо прочел хотя бы только одну из его
работ по экономическим вопросам. Поэтому мы приведем лишь один
относящийся сюда пример из „Нищеты философии“. Пример этот
“5 14	■
замечателен в том отношении, что дело идет об экономической
категории, которая осталась незатронутой в других появившихся
до сих пор сочинениях Маркса, и которая систематически иссле¬
дуется лишь в третьем томе „Капитала“. Мы имеем в виду земель¬
ную ренту.
Рента, в смысле Рикардо, это поземельная собственность в ее буржуа¬
зном состоянии, т.-е. феодальная собственность, подчиненная условиям
буржуазного производства... Для верности теории Рикардо вообще
необходимо, чтобы капиталы могли свободно прилагаться к различным
отраслям производства; чтобы сильно развитая конкуренция между
капиталистами свела прибыль к одному уровню; чтобы арендатор
превратился в обыкновенного промышленного капиталиста, требующего
на свой капитал, раз он вкладывает его в землю низшего качества,
прибыли, равной той, которую он мог бы выручить во всякой другой
отрасли промышленности; чтобы сельское хозяйство велось по системе
крупной промышленности; наконец, чтобы сам землевладелец добивался
исключительно только денежного дохода.
Рента, в смысле Рикардо, означает превращение патриархального
земледелия в промышленное, приложение промышленного капитала к
земле, перенесение городской буржуазии в деревню. Вместо того, чтобы
привязывать человека к природе, рента только связала эксплоатацию
земли с конкуренцией. Будучи установлено в виде ренты, землевладе¬
ние само является результатом конкуренции, так как с этих пор оно
попадает в зависимость от рыночной цены сельско-хозяйственных про¬
дуктов. В качестве ренты земельная собственность мобилизуется и
становится предметом торговли. Рента возможна лишь с того момента,
когда развитие городской промышленности и созданная ею обществен¬
ная организация вынуждают землевладельца направить все усилия
исключительно на получение одной лишь торговой прибыли,— к одному
только денежному доходу со своих сельско-хозяйственных продуктов,
и не позволяют ему видеть в своей земельной собственности ничего,
кроме машины, чеканящей ему деньги... Рикардо, предположив буржуа¬
зное производство, как необходимое условие существования ренты,
переносит, тем не менее, понятие земельной ренты на землевладение
всех времен и всех стран. Это общее заблуждение всех экономистов,
которым условия буржуазного производства представляются в виде
вечных категорий (S. 160—164).
Наконец, еще некоторые доказательства того, как Маркс рассма¬
тривает экономические категории, как общественные отношения в их
движении, в их функционировании.
„Деньги—не вещь, а общественное отношение. Почему отношение
денег есть отношение производственное, подобно всякому другому
экономическому отношению, как разделение труда и т. д.? Если бы
г. Прудон составил себе ясное представление об этом экономическом
отношении, деньги не казались бы ему исключением...
„Он, напротив, нашел бы, что это отношение представляет лишь
одно звено в целой цепи других экономических отношений, с которой
оно поэтому очень тесно связано; он признал бы, что это отношение
соответствует определенному способу производства, точно так же, как
соответствует ему индивидуальный обмен“ (S. 65).
И в другом месте Маркс говорит: „Машины так же мало состав¬
ляют экономическую категорию, как и быки, которые тащат плуг. Это
производительные силы,— не более. Современная же фабрика, осно¬
ванная на применении машин, есть общественное отношение производ¬
ства, экономическая категория“. (S. 130).

—————— 15 —
В „Нищете философии“ Маркс хотел представить свое разногласие
с социализмом, существовавшим до него, показать, как последний может
быть далее развит и приведен в связь с экономической наукой, с
одной стороны, и с рабочим движением — с другой. В этом своем
сочинении он не имел в виду дать систематическое изложение и
обоснование своей точки зрения. Но именно поэтому, мы совершенно не
находим в ней утомительных и требующих самого напряженного вни¬
мания объяснений, неизбежных при систематическом изложении совер¬
шенно новой точки зрения в науке, которая так сильно нуждается в
абстракции, как политическая экономия. Нынешняя публика не любит
таких рассуждений, и этим объясняется ее настоятельное требование
популяризировать „Капитал“, как будто трудности понимания этого
произведения лежат в изложении, а не в самом предмете. Мы несрав¬
ненно менее нуждаемся в популяризации „Капитала“, которая весьма
часто может превратиться в искажение *), чем в введение в изучение
„Капитала“; последнее научит нас составлять самим себе комментарии
к кратким, сжатым положениям автора и побудит нас искать то, что
в них действительно содержится. „Нищета философии“ представляет
собою подобное, прекрасно составленное, введение. Таким образом,
это сочинение имеет не только исторический интерес, как важный
этап в истории развития социализма и политической экономии,—
оно представляет непосредственный интерес для всех, кто стре¬
мится к уразумению рабочего движения и господствующего способа
производства.
В настоящее время можно с полной уверенностью изложить свое¬
образную точку зрения Маркса и проследить его метод, который, как
мы видели, указан уже в „нищете философии“. В „Капитале“ мы ясно
видим марксово понимание экономических категорий, с одной стороны,
как категорий исторических, а с другой, чисто общественных отношений,
причем он строго отличает их от лежащих в их основе естественных
форм и выводит их своеобразные черты путем исследования их дви¬
жения, их функций, а не их внешних, преходящих форм: словом, его
взгляд, что развитие экономических категорий является результатом
развития и поступательного хода общественных отношений...
Областью исследования первого тома является фабрика, областью
второго тома — контора. Первый том изучает преимущественно усло¬
вия, близкие рабочему, с которыми он близко знаком. Второй том
посвящен отвлеченным, чуждым ему вопросам, сравнительно мало
его интересующим. Он прежде всего касается способа, которым
производится прибавочная ценность. Странствования же, которые
она сообщает, и способ ее реализации капиталисту ближе, чем
рабочему.
Тем не менее, мы надеемся, что рабочий класс встретит второй том,
если не с тем восторгом, с каким он встретил первый, то хотя бы с
тем же интересом. Рабочие прекрасно умеют ценить значение теоре¬
тических познаний. И эта высокая оценка познаний нисколько не про¬
тиворечит принятому ими материалистическому пониманию историче¬
ского развития.
т) Это вовсе не значит, что мы против извлечений из „Капитала“. Подобное извле¬
чение, которое, в крайнем случае, познакомило бы с данными „Капитала“ рабочих, не
имеющих возможности потратить ни времени, ни денег на изучение оригинала, в высшей
степени желательно для Германии. Во Франции хорошее извлечение из „Капитала“
издано Г Девилем.

— 16
Несомненно, конечно, что рабочее движение создается самими об¬
стоятельствами. Неизбежно присущее капиталистическому способу
производства противоречие интересов отдельных классов создает в
настоящее время ход исторического движения. А из этих противоре¬
чий— противоречие между капиталом и трудом с каждым днем полу¬
чает все более решающее значение для исторического развития.
Несомненно и то, что цель рабочего движения не произвольна, но
указана обстоятельствами.
Но ясно, что для хода рабочего движения и для способа достиже¬
ния своей цели вовсе не безразлично, вполне ли познали рабочие эту
цель и руководятся ли они ею в своем движении, или же последнее
совершается по воле обстоятельств и изменяет свое направление в
зависимости от потребности дня. В этом заключается задача социали¬
стических партий. Они не могут ни создать рабочего движения, ни
предписать ему его цель. Они должны ее познать и взять на себя ру¬
ководящую роль в достижении ее. Они могут выполнить эту задачу,
основываясь только на теоретическом познании фактических условий
развития, цели и функционирования капиталистического способа про¬
изводства. Где этого познания нет, социалистическое движение вырож¬
дается в доктринерский утопизм или оппортунизм, который заимствует
свои узкие представления и их научное „обоснование“ там, где они
ему попадаются, там, где он их легче всего находит.

Ьй ТОМ „КАПИТАЛА“
(РАЗВИТИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА)
в изложении Г. ДЕВИЛЯ

ПЕРВЫЙ ОТДЕЛ.
ТОВАР И ДЕНЬГИ.
ГЛАВА I.
Товар.
I. Ценность потребительная и ценность меновая. — Ценность, ее сущность. — Вели¬
чина ценности, общественно-необходимое рабочее время. — II. Двойственный характер»
труда.— Двойственный общественный характер частных видов труда. — Приведение всех
видов труда к известному количеству простого труда.— III. Ценность, как общественный
факт, проявляется только в обмене.— Форма ценности.— IV Материальное выражение
общественного характера труда.
Товар — это предмет, производимый не для личного потребления,
а для обмена, для продажи; он есть элементарная форма богатства
общества, в котором господствует капиталистический способ производ¬
ства. Анализ товара должен быть, поэтому, исходным пунктом нашего
исследования.
I.— Ценность потребительная и ценность меновая.
Возьмем два предмета, например, стол и пшеницу. Вследствие осо¬
бых своих свойств, каждый из них служит для удовлетворения различ¬
ных потребностей; оба они, поэтому, полезны для человека, который
потребляет их.
Чтобы сделаться товаром, данный предмет должен быть прежде
всего полезной вещью,— вещью, которая способствует удовлетворению
человеческих потребностей, все равно, какого рода. Полезность какой-
либо вещи, полезность, которая обусловливается естественными каче¬
ствами вещи и обнаруживается в ее употреблении или потреблении,
делает из этой вещи потребительную ценность.
Предназначенный его производителем для удовлетворения нужд и
потребностей других людей, данный предмет из рук производителя
переходит в обмен на какой-нибудь другой предмет в руки того, кому
он полезен, кто хочет им пользоваться; посредством этого акта предмет
становится товаром. Та или другая пропорция, в которой обмениваются
различного рода товары, устанавливает их меновую ценность.
Ценность, ее сущность.
Рассмотрим меновое отношение двух товаров: положим, что 75 килогр.
пшеницы равны 100 килогр. железа. Что это означает? То, что у этих
двух различных предметов имеется нечто общее.
Этим общим не может быть какое-либо естественное свойство дан¬
ных товаров: их естественные свойства имеют значение лишь постольку,
поскольку эти свойства сообщают им полезность, которая делает их
потребительными ценностями; в их обмене — и это-то и характеризует
— 20	■
меновое отношение — принимается во внимание не их соответственная
полезность; здесь принимается во внимание лишь то, имеются ли дан¬
ные товары в соответственно достаточном количестве. Как потреби¬
тельные ценности, товары прежде всего качественно различны; как
меновые ценности, они могут различаться только количественно.
Если оставить в стороне естественные свойства, потребительную
ценность товаров, то у них останется только одно свойство, а именно,
что все они — продукты труда. Так как в данном случае, говоря о столе,
доме, мешке пшеницы и проч., мы оставляем в стороне соответствен¬
ную полезность этих предметов, их частную полезную форму, то нам
нет необходимости рассматривать и тот специальный производительный
труд столяра, плотника, земледельца и пр., который сообщил им эту
частную форму. Устранив, таким образом, в этих видах труда их спе¬
циальные особенности, мы получим в результате лишь общее их свой¬
ство: все они сводятся просто к затрате человеческой рабочей силы,
к использованию человеческого организма, безотносительно к той част¬
ной форме, в которой эта сила была затрачена.
Взятые, как продукты затраты вообще человеческой силы, как образ¬
чики просто труда, товары обнаруживают уже только одно свойство:
именно то, что на их производство была затрачена рабочая сила, что
в них накоплен труд. Как материализация этого труда, безотносительно
к ее форме, товары суть ценности. То общее, что обнаруживается в
меновом отношении, или в меновой ценности товаров, есть их ценность.
Величина ценности, общественно-необходимое рабочее время.
Сущностью ценности является труд. Мерой количества ценности
является количество труда, измеряемое его продолжительностью, рабо¬
чим временем. Рабочее время, которое определяет ценность предмета,'
есть время, общественно-необходимое для его производства, т.-е. время,
необходимое не в каждом частном случае, но в среднем; это есть
время, которого требует всякая работа, выполняемая со средней сте¬
пенью ловкости и интенсивности в обычных условиях данного общества.
Величина ценности товара не изменилась бы, если бы время, необхо¬
димое на его производство, оставалось тем же самым. Но последнее
изменяется вместе с производительностью труда, т.-е. вместе с теми
средствами и теми внешними условиями, при помощи которых проя¬
вляется рабочая сила. Производительность труда зависит, между прочим,
от средней ловкости рабочих, от размеров и пригодности средств произ¬
водства, от чисто естественных условий: одно и то же количество труда
выражается, например, в восьми бушелях пшеницы в урожайный год
и в четырех — в неурожайный.
Вообще, если производительность труда увеличивается, то, так как
время, необходимое для производства данного предмета, уменьшается,
ценность этого предмета также уменьшается; и обратно, если произ¬
водительность труда уменьшается, ценность увеличивается. Но каковы
бы ни были изменения в производительности труда, он в течение
определенного промежутка времени всегда создает одну и ту же цен¬
ность; смотря по тому, увеличивается или уменьшается производитель¬
ность труда, он доставляет в определенный промежуток времени лишь
большее или меньшее количество потребительных ценностей, полезных
предметов.
Допустим, что, благодаря развитию производительности труда, вместо
одного платья в тот же самый промежуток времени, что и раньше,
теперь производят два; каждое платье по-прежнему будет обладать
тою же полезностью, которою оно обладало до того, как производство
——■ 21 —
удвоилось, но этими двумя платьями вместо одного человека можно
одеть двух; произошло, стало быть, увеличение материального богатства;
тем не менее, ценность удвоенного таким образом общего количества
полезных предметов осталась той же: два платья, сделанные в тот же
самый промежуток времени, что прежде одно, стоят не больше, чем
раньше это одно.
Изменение производительности труда увеличивает количество пред¬
метов, доставляемых им, а следовательно, и материальное богатство,
но оно не изменяет ценности этого материально увеличенного количе¬
ства, если рабочее время, употребленное на его производство, остается
без изменения.
Мы знаем, таким образом, сущность ценности: это — труд. Мы знаем,
чем измеряется ценность: продолжительностью труда.
Вещь может быть потребительной ценностью, не будучи ценностью;
это имеет место в том случае, когда полезность ее для человека нё
создана его трудом. Таковы: воздух, естественные луга, девственная
почва и пр.; потребительная ценность имеет ценность лишь постольку,
поскольку она заключает в себе человеческий труд. Например, вода в
реке; хотя она и полезна для человека во многих отношениях, тем не
менее она не имеет никакой ценности, но если с помощью ведер или
труб она поднята на пятый этаж, то она приобретает ценность, потому
что для того, чтобы доставить ее туда, необходимо затратить известное
количество человеческого труда.
Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда,
не будучи товаром: кто своим продуктом удовлетворяет своим собствен¬
ным потребностям, создает лишь потребительную ценность для себя
лично. Чтобы производить товары, нужно производить потребительные
ценности с целью предоставить посредством обмена потребление их
другим людям. Наконец, никакой предмет не может быть ценностью,
если он не полезен; если предмет бесполезен, то труд, который он в
себе содержит, будучи затрачен непроизводительно, не создает ценности.
II.— Двойственный характер труда.
Труд столяра, труд плотника, труд земледельца и пр. создают цен¬
ность, благодаря общему им свойству человеческого труда вообще, но
эти виды труда производят стол, дом, пшеницу и проч., словом различг
ные потребительные ценности только потому, что они обладают раз¬
личными качественными особенностями.
Все виды труда, с одной стороны, представляют собой трату чело¬
веческой физической силы и в силу этой своей общей природы образуют
ценность товаров. С другой стороны, всякий труд есть затрата челове¬
ческой силы в той или другой производительной форме, определяемой
данной целью; в этом своем качестве частного полезного труда, он
производит потребительные ценности, или полезные вещи.
Двойственный общественный характер частных видов труда.
Совокупности всякого рода полезных предметов, необходимых для
удовлетворения разнообразных человеческих потребностей, соответ¬
ствует совокупность столь же различных между собою видов труда.
Чтобы удовлетворить различным нуждам человека, труд принимает
различные формы, откуда — бесчисленное множество отраслей промыш¬
ленности.
Несмотря на то, что эти различные специальные отрасли полезного
труда выполняются независимо одни от других, без видимой связи, по
воле и за частный счет их производителей, тем не менее они
— 22 —
существуют, как дополняющие друг друга части одного целого,— всего'
труда, затрачиваемого обществом для удовлетворения его потребностей.
Отдельные ремесла, из которых каждое соответствует самое большое
только одной категории потребностей, и необходимое разнообразие
которых вовсе не вытекает из какого-нибудь сознательно проведенного
плана, образуют в своем целом как-бы звенья единой общественно'-
системы разделения труда, соответствующего бесконечному разнообра¬
зию потребностей. Таким образом, так как люди работают одни для
других, то частные виды их труда уже по одному этому приобретают
общественный характер. Но эти виды труда обладают общественным
характером также и по своей одинаковости в качестве человеческого
труда вообще, при чем это их свойство обнаруживается только посред¬
ством обмена, т.-е. посредством тех общественных отношений, которые
сопоставляют их друг с другом на основе эквивалентности, несмотря
на их естественные различия.
Приведение всех видов труда к известному количеству простого труда.
Различные преобразования сырья и приспособление его к человече¬
ским потребностям, в чем собственно и состоит вся деятельность
человека, требуют более или менее значительного труда. Различные
виды труда, результатом которых являются эти преобразования, отли¬
чаются большей или меньшей сложностью.
Но когда мы говорим о человеческом труде с точки зрения цен¬
ности, то мы имеем в виду только простой труд, т.-е. затрату простой
силы, которая заключается в организме каждого человека, без спе¬
циального обучения. Средний простой труд, правда, бывает различен,
сообразно стране и эпохе; но в данной общественной среде он пред¬
ставляет из себя величину определенную. Труд высшего качества есть
не что иное, как умноженный простой труд; он всегда может быть
приведен к большему количеству простого труда: один день труда
высшего качества, или.сложного труда, равен двум дням простого труда.
Опыт показывает, что это приведение всех видов труда к извест¬
ному количеству простого труда происходит повсюду в каждый данный
момент. Самые различные товары единообразно выражаются в деньгах,
т.-е. в известной массе золота и серебра. Тем самым различные более
или менее сложные виды труда, продуктом которых являются эти
товары, приводятся в известной пропорции к продукту труда по добы¬
ванию золота или серебра, так что все продукты представляют собой
только различные количества именно этого труда.
III.— Ценность, как общественный факт, проявляется только в обмене.
Товары суть товары только потому, что они одновременно пред¬
ставляют собой полезные предметы и заключают в себе ценность. Таким
образом, они могут попадать на рынок лишь постольку, поскольку они
обладают двойственной формой,— естественными качествами и цен¬
ностью. Как ценность, товар, взятый сам по себе, остается неуловимым.
В самом деле, когда мы говорим, что он есть застывший человеческий
труд, мы сводим его к абстрактному понятию ценности; эта ценность не
заключает в себе ни атома материи; как прежде, так и теперь, един¬
ственно осязательная форма товара — это его форма полезного предмета.
Если мы вспомним, что реальность товаров, как ценностей, состоит
в том, что они суть выражения одной и той же общественной единицы
человеческого труда, то станет ясным, что эта реальность, обладая
чисто общественным характером, может проявляться только в обще¬
ственных отношениях: характер ценности обнаруживается в отношениях
——■23
товаров друг к другу и только в этих отношениях. В обмене продукты
труда, как ценности, обнаруживают в тождественной форме свое обще¬
ственное существование, отличное от своего материального бытия в его
различных формах полезных предметов. Товар выражает свою ценность
только одним способом,— тем, что он готов обменяться на другой
товар, тем, следовательно, что он представляется, как меновая ценность.
Ценность обнаруживается в меновом отношении, но не обмен
порождает ценность; наоборот, ценность товара определяет его меновое
отношение, определяет его отношение к другим товарам. Возьмем
пример.
Сахарная голова обладает тяжестью; но ее внешняя форма сама по
себе не говорит о том, что она обладает свойством тяжести, и еще
менее о том, каков ее вес. Берем различные кружки железа известного
нам веса. Сама по себе материальная форма железа столь же мало есть
форма проявления тяжести, как материальная форма сахарной головы.
Но, будучи поставлены в отношение (весовое) с головой сахара, эти
куски железа укажут нам ее вес. Таким образом, ее вес, не обнаружи¬
вавшийся, когда мы рассматривали сахарную голову отдельно, обна¬
руживается, когда она поставлена в весовое отношение к железу; но
не отношение веса сахара к весу железа является причиной существо¬
вания веса сахара; напротив, этот вес определяет это отношение.
Это отношение железа и сахара возможно только потому, что эти
два, столь различные с точки зрения своего употребления, предмета
имеют одно общее свойство,— их тяжесть; кроме того, в этом отноше¬
нии железо рассматривается, как тело, обладающее только тяжестью;
другие его свойства здесь отсутствуют; оно служит только мерою веса.
Точно так же, например, в выражении ценности, „20 метров холста стоят
одно платье“, второй товар представляет собой только ценность; частная
полезность платья в данном случае оставлена в стороне и служит лишь
мерой ценности холста. На этом, однако, сходство прекращается. В выра¬
жении веса сахарной головы железо представляет свойство, общее
обоим телам, но свойство естественное,— их тяжесть. В выражении
ценности холста посредством платья последнее совершенно так же пред¬
ставляет собой свойство, общее обоим этим предметам, но это свойство
не есть их естественное качество; это есть свойство чисто обществен¬
ного происхождения,— их ценность.
Товар, будучи вещью двойственной, предметом потребления и цен¬
ностью, представляется, следовательно, тем, что он есть в действи¬
тельности, т.-е. двойственной вещью, лишь тогда, когда его перестают
рассматривать изолированно,— лишь тогда, когда, в силу его, так сказать,
обмениваемое™ на другой товар, ценность его приобретает осязатель¬
ную форму, форму меновой ценности, отличную от его естественной
формы.
Форма ценности.
Как ценности, все товары суть выражения одной и той же сущно¬
сти — человеческого труда — и могут заменять друг друга. Товар,
следовательно, обладает свойством вымениваться на другой товар.
Фактически непосредственный обмен между товарами невозможен. Из
всех товаров только один обладает формой непосредственной вымени-
ваемости на все другие товары: каждому известно, что товары обладают
специфической формой ценности, денежной формой.
Денежная форма ведет свое происхождение от простой формы
менового отношения: 20 метров холста стоят одно платье, или 75 килогр.
пшеницы стоят 100 килогр. железа и т. д.

5= 24	—
Какой-либо товар обменивается сначала на какой-нибудь другой
товар. Это пример изолированных меновых сделок: какой-нибудь товар
случайно выражает свою ценность в каком-нибудь другом товаре.
Затем, один и тот же товар обменивается уже не случайно на какой-
нибудь другой, а обменивается регулярно на различные другие товары;
20 метров холста стоят, положим, одно платье, или 75 килогр. пшеницы,
или 100 килогр. железа и т. д.; один товар выражает свою ценность
уже в целом ряде товаров, тогда как в первом случае он выражал ее
только в одном.
До сих пор один только товар выражает свою ценность в первом
случае —в одном товаре, во втором случае — во многих товарах.
Каждый товар стремится найти свою форму или свои формы ценности;
формы ценности, общей всем товарам,— нет.
По предыдущей формуле 20 метров холста стоят или одно платье,
или 75 килогр. пшеницы, или 100 килогр. железа и т. д. Товар, ценность
которого должна быть выражена, остается тот же,— холст; товары же,
которые выражают его ценность, изменяются: то это платье, то пше¬
ница, то железо и пр. Один и тот же товар, холст, может, стало быть,
иметь столько отражений своей ценности, сколько существует других
различных товаров.
Так как мы предпочитали бы, чтобы, напротив, одно и то же зеркало
отражало ценность всех товаров, то перевертываем нашу формулу и
получаем: платье стоит 20 метров холста, 75 килогр. пшеницы стоят 20
метров холста, 100 килогр. железа стоят 20 метров холста и т. д. Эта
формула, представляющая собою в обратном виде лишь предыдущую
формулу, которая, в свою очередь, является лишь развитием прбстой
формы менового отношения, дает нам, наконец, для всей совокупности
товаров единое выражение ценности.
Все товары имеют теперь общую меру ценности,— холст, который,
обладая способностью непосредственно вымениваться на них, является
для всех их формой существования их ценности.
С точки зрения ценности, товары представляют собой нечто чисто
общественное; и поэтому их форма-ценность должна была принять
общественно - признанную, форму. И форма-ценность, действительно,
приобретает прочность лишь тогда, когда она сростается с одним спе¬
циальным видом товара, единственно общепризнанным. Этим специфи¬
ческим товаром, оффициальной формой ценностей, мог бы быть в
принципе какой угодно товар. В действительности же, специфическим
товаром, с естественной формой которого и срослась мало-по-малу
ценность, является золото. Поставим в нашу последнюю формулу на
место холста золото и мы получим денежную форму ценности; все
товары сведены теперь к известному количеству золота.
Прежде чем приобрести себе исторически эту общественную моно¬
полию формы ценности, золото было таким же товаром, как и все
прочие. Оно функционирует теперь по отношению к другим товарам
в качестве денег только потому, что раньше оно играло рядом с ними
роль обыкновенного товара. Как все они, оно сначала случайно фигу¬
рировало в отдельных меновых сделках. Лишь мало-по-малу оно стало
функционировать в более или менее широких размерах в качестве
общей меры ценности. В настоящее время товаровладельцы обмени¬
ваются своими продуктами исключительно при его посредстве.
Денежная форма ценности представляется теперь ее естественной
формой. Когда говорят, что пшеница, платье, сапоги относятся к холсту,
как к мере ценности, как к общему воплощению человеческого труда,
то нелепость этого положения бросается в глаза; но когда производители
—”		-™ 25 —■
этих товаров, вместо того, чтобы сравнить их с холстом, относят
их к золоту и серебру, т.-е. проделывают, в сущности, то же самое,
то это им нисколько не кажется странным. Кажется, что товар не потому
стал деньгами, что все другие товары выражают в нем свою ценность;
как-раз обратно: кажется, что товары выражают в нем свою ценность
именно потому, что он — деньги.
IV.— Материальное выражение общественного характера труда.
Денежная форма — или деньги — создает, таким образом, ложное
понятие об отношениях производителей. В самом деле, эти отношения
сопоставляют продукты обмена, сравнивая их ценность, г-е. сравнивая
потраченный на них различных видов труд, как одинаковый человече¬
ский труд, сообщая тем самым этим видам труда и их продуктам
общественную физиономию, отличную от их естественной физиономии.
Но продукты труда, которые сами по себе суть вещи простые, легко
понятные, становятся сложными, полными загадочности, как только они
приобретают особое свойство ценности, как только они становятся
товарами.
Меновая ценность, которая, в сущности, представляет собой своеоб¬
разный общественный способ учитывать труд, затраченный на фабри¬
кацию того или другого предмета, которая обладает, следовательно,
лишь общественной реальностью, стала настолько обыденным понятием,
что, подобно денежной форме для золота и серебра, кажется каким-то
внутренним свойством предметов. Появляясь в тот исторический период,
когда господствует товарный способ производства, этот характер цен¬
ности принял вид материального составного элемента самих вещей,
неотделимого от них, вечного. Между тем, существуют другие способы
производства, при которых общественная форма продуктов труда сли¬
вается с их естественной формой, а не разнится от нее, при которых
продукты представляются в виде предметов различной полезности, а не
как взаимно обмениваемые товары. Это материальное выражение, имею¬
щее чисто общественный характер, эта иллюзия естественного свойства
вещей обмениваться друг на друга в определённых пропорциях — пре¬
вращают в глазах производителей их собственное общественное движе¬
ние, их личные отношения при обмене продуктов, в движение самих
вещей,— движение, которое управляет людьми, вместо того, чтобы быть
управляемым ими. Производство и его отношения созданы человеком,
но не он господствует над ними, а они над ним. Аналогичный пример
можно найти в области религии. Там создания человеческого ума
становятся богами, принимают вид независимых существ, одаренных
собственными телами и находящихся между собою и с людьми в изве¬
стных отношениях. То же самое происходит в мире товаров с созда¬
ниями человеческих рук/
ГЛАВА II.
Обмен.
Отношение товаровладельцев, условия этих отношений. — Денежная форма, как необхо¬
димое следствие менового отношения. — Денежная форма и драгоценные металлы.
Отношения товаровладельцев, условия этих отношений.
Товары сами не могут попасть на рынок и обмениваться там друг
на друга. Чтобы поставить их во взаимные отношения, их владельцы
должны сами стать в известные отношения друг к другу так, чтобы,
— 26	—
с обоюдного согласия, каждый присваивал себе товар другого, отдавая
ему свой собственный. Чтобы отчуждение было взаимным, товаровла¬
дельцы должны, следовательно, молчаливо признавать друг друга
частными собственниками отчуждаемых вещей. Это юридическое отно¬
шение, формой которого является договор, есть лишь волевое отношение,
в котором выражается экономическое отношение. Лица существуют
здесь друг для друга только, как представители товаров, которыми они
владеют. Для товаровладельца его собственный товар не представляет
потребительной ценности, полезного предмета, ибо если бы он был для
него полезен, то он не стремился бы от него освободиться. Единственная
полезность, которую товаровладелец видит в своем товаре, состоит
в том, что он может быть полезен для других,— в том, следовательно,
что он является орудием обмена, а стало быть, носителем ценности.
Поэтому он хочет обменять его на другие товары, потребительная
ценность которых могла бы удовлетворить его собственные потребности.
Все товары не суть потребительные ценности для их владельцев;
таковыми, наоборот, они являются для тех, у кого их нет. Поэтому они
должны переходить из рук в руки; в этом переходе и заключается их
обмен. Но самый обмен сопоставляет товары только, как ценности,
и лишь после обмена товары становятся потребительными ценностями
для своих новых владельцев, которые потому и взяли их, что они им
нужны. Таким образом, прежде чем товары могут реализоваться, как
потребительные ценности, они должны обнаружить себя в качестве
ценностей. С другой стороны, необходимо, чтобы потребительная цен¬
ность товаров была обнаружена раньше их реализации, как ценностей,
ибо они реализуются, как ценности, только потому, что раньше было
обнаружено, что на их производство был затрачен труд в форме,
полезной для других; а это можно констатировать лишь тогда, когда
товар встретит своего будущего владельца, который приобретает товар
потому, что нуждается в нем,— словом, это может быть констатировано
только при самом обмене. Таким образом, мы должны сказать, что,
лишь будучи ценностями потребительными, товары могут фигурировать,
как ценности. Но они должны являться ценностями, прежде чем обна¬
ружат свою полезность. Как могут товаровладельцы удовлетворить
этим противоречивым условиям?
Денежная форма, как необходимое следствие менового ^отношения.
В этом положении товары могут обнаружить свой характер ценно¬
стей и величину своей ценности только в том случае, если они будут
приравнены к известному количеству полезной вещи, ценность которой
уже определена заранее. Два товара обнаруживают свою ценность
посредством сравнения с третьим товаром, полезность которого, будучи
всеми признана, дает материальное выражение ценности двух другик
товаров, этот третий товар, форма ценности других товаров, становится
деньгами, как мы это видели в предыдущей главе. Меновое отношение
необходимо приводит к денежной форме.
Историческое развитие производства и обмена все больше прида¬
вало продуктам труда характер товаров, т.-е. продуктов, предназначенных
для других; все большая часть полезных предметов производится
специально для обмена; во время самого производства на предметы
смотрят уже не как на полезности, а как на ценности.
Чтобы выполнить обмен, для которого эти предметы созданы, необ¬
ходимо иметь возможность сравнивать их соответственную ценность;
это сравнение может происходить только посредством какого-нибудь
другого товара. Потребности торгового оборота создают, таким образом,.
27 —
осязательную форму, позволяющую сравнивать предметы в качестве
ценностей.
Эта осязательная форма приурочивается сначала то к одному товару,
то к другому; но, в конце - концов, она срастается исключительно
с одним специфическим товаром. В силу всеобщего признания, какой-
нибудь специальный товар выделяется из ряда других и служит
выражением их соответственной ценности. Естественная форма этого
товара становится общественной формой существования ценности,
и самый этот товар превращается в деньги.
Денежная форма и драгоценные металлы.
Сначала случай решает, какой род товаров представляет собою
денежную форму; но очень скоро она срастается с такими товарами,
естественные свойства которых делают их особенно пригодными для
этой общественной функции, а именно: с драгоценными металлами.
В самом деле, все образцы этих металлов тождественны в качественном
отношении и, поэтому, лишь они одни и могут служить формой, при¬
годной для выражения ценности, осязательной формой выражения
однородного человеческого труда. Кроме того, так как товары, как
ценности, различаются между собой лишь в количественном отношении,
то этот денежный товар, чтобы выразить всевозможные оттенки вели¬
чины ценности, должен обладать способностью соответствовать любому
количеству; золото и серебро можно как раз делить на части любой
величины.
Потребительная ценность золота и серебра, как денег, становится
двойной; рядом с их потребительной цённостью, как товаров,— золото,
например, служит материалом при выделке очень многих предметов,—они
приобретают специфическую полезность, вытекающую из их денежной
функции.
Общественное отношение обмена, преобразуя золото и серебро
в деньги, сообщает им не их ценность, потому что ею они обладали
прежде еще, чем сделаться деньгами; оно сообщает им лишь эту их
специфическую форму ценности. По одному тому, что золото имеет
эту специфическую денежную форму ценности, которая позволяет
непосредственно выменивать его на все другие товары, нам еще неиз¬
вестно, сколько стоят, например, двадцать франков золота. Как и
всякий товар, золото может выражать величину своей собственной
ценности только в других товарах. Поэтому достаточно читать цены
на каком-нибудь прейс-куранте в обратном порядке, чтобы найти
величину ценности золота, выраженную во всевозможных товарах.
ГЛАВА III.
Деньги или обращение товаров.
1. Мера ценности.— Цена.— II. Обращение товаров. — Денежное обращение.— Звонкая
монета и бумажные деньги.— III. Запас золота и серебра, или деньги, как платежное
средство.— Всемирные деньги.
1.— Мера ценности.
Для простоты мы предполагаем, что денежным товаром служит золото.
В странах, где, как во Франции, напр., оба товара, золото и серебро,
по закону выполняют4 функции меры ценности, всегда лишь один из
них служит этому фактически.

= 28	—■
Первая функция золота состоит .в том, чтобы дать всей совокуп¬
ности товаров возможность выразить их ценность, как величин, каче¬
ственно равных и потому количественно сравнимых. Оно выполняет,
таким образом, роль всеобщей меры ценности.
Но не золото, превращенное в деньги, делает товары соизмеримыми
величинами; наоборот, так как товары, как ценности, суть одного
качества, представляют собой овеществление человеческой рабочей силы
и потому соизмеримы, именно поэтому они и могут все вместе измерять
величину своей ценности в одном специфическом товаре, превращенном
в общую меру. Деньги, как мера ценностей, суть необходимая форма
проявления действительной меры ценностей, т.-е. рабочего времени.
Цена.
Выражение величины ценности товара в золоте есть его денежная
форма, или его цена. Цена товара не проявляет самое себя. Товаро¬
владелец должен прикреплять к товарам этикетки, чтобы показать их
цену, чтобы приравнять их к золоту. Для того, чтобы выразить в золоте
ценность миллионов товаров, нет надобности ни в единой крупинке
реального золота,— это прекрасно известно каждому купцу. Хотя
в качестве меры ценности деньги служат лишь, как деньги воображаемые,
тем не менее определение цен вполне зависит от материала, из кото¬
рого сделаны деньги; если бы это была медь, а не золото, то для
измерения ценности потребовалось бы иное количество меди, чем
золота, т.-е. ценности были бы представлены иными ценами. Товары
сравниваются и соизмеряются друг с другом в качестве различных
количеств одной и той же вещи, золота; отсюда — необходимость
относить их к некоторому определенному количеству золота, прини¬
маемому за единицу меры. Так как признание известного количества
золота за единицу меры должно быть всеобщим, то оно проводится
законодательным путем. Подразделенное на равные части, это точное
количество металла становится масштабом цен. Золото исполняет здесь,
следовательно, и другую функцию. Мы знаем, что в качестве меры
ценности оно служит для превращения товарных ценностей в идеальные
количества золота, в цены; кроме того, в качестве масштаба цен, оно
измеряет эти разменные количества золота посредством определенного
количества его, относит эти количества к определенной весовой единице
золота. Цены или количества золота, в которое мысленно превращены
товары, выражены теперь посредством денежных названий этой еди¬
ницы меры и ее подразделений, напр., во франках. Цены, таким образом,
указывают одновременно, во-первых, величину ценности товара, а
во-вторых, ту часть весовой единицы золота, на которую данные товары
могут быть непосредственно выменены. Если цена, как показатель
величины ценности товара, есть показатель его менового отношения
к деньгам, то из этого не следует, что показатель его ценового отно¬
шения к деньгам есть непременно и показатель величины его ценности.
В самом деле, величина ценности выражает внутреннее отношение между
товаром и общественно-необходимым рабочим временем, потребным на
его производство. Как только ценность преобразуется в цену,» то это
отношение является уже, как меновое отношение товара к деньгам.
Но это меновое отношение может выражать как действительную вели¬
чину ценности товара, так и тот больший или меньший излишек ее,
который случайно приносит обмен товара. Положим, что мешок пшеницы
производится в такое же время, как и 13 граммов золота, и что 2 луидора *)
]) Луидор — золотая монета в 20 франков или 7 р. 50 к. (франк—371 2 коп.).
29
представляют собой денежное название 13-ти граммов золота; 2 луидора
суть, поэтому, денежное выражение ценности мешка пшеницы, или его
цены. Если при тех же условиях производства, требующих того же
количества труда, является возможность оценить мешок пшеницы
в 3 луидора или, наоборот, является необходимость оценить его
в 1 луидор, то тогда 3 луидора или 1 луидор — это оценка чрезмерно
высокая или чрезмерно низкая, но и 3 луидора и 1 луидор все же—цена
пшеницы, ибо выражают меновые отношения к деньгам.
Цена товара и величина его ценности могут, следовательно, и не
совпадать. Это обуславливается двойственной ролью самой формы цены.
В цене, т.-е. в денежном названии товаров, нет еще законченной экви¬
валентности между товарами и золотом. Чтобы практически стать
меновой ценностью, товар должен из мысленно-представляемого золота
превратиться в реальное. Чтобы сообщить товару его цену, достаточно
объявить его равным идеальному золоту; но для того, чтобы владелец
товара мог добыть себе посредством обмена потребные ему вещи, товар
должен быть замещен реальным золотом. Цена просто констатирует
отчуждаемость товаров и условия, на которых владелец желает отчуждать
их. Цены — это любовные взоры, посылаемые деньгам товарами; для
того, чтобы деньги, в свою очередь, почувствовали влечение к товарам,
необходимо, чтобы полезность их была признана. Мы не говорим здесь
об ошибках, более или менее намеренно совершаемых при определении
цен: конкуренция быстро исправляет их.
11.— Обращение товаров.
Обмен перемещает товары из рук, в которых они не являются
потребительными ценностями, в руки, в которых они являются таковыми.
Попав в такое место, где они являются полезностями, товары тем самым
выходят из сферы обмена и попадают в сферу потребления. Но это
имеет место только после целого ряда изменении в их форме. Рассмотрим
положение на рынке какого-нибудь товаровладельца, положим, ткача.
Он сначала обменивает свой товар, напр., 20 арш. холста, на 2 луидора
золота; затем эти 2 луидора — на платье. Делая это, ткач отчуждает
холст, который является для него только носителем ценности, за золото,
а золото, это воплощение ценности холста, отчуждает за платье, которое
будет служить ему в качестве потребительной ценности. В результате
этих сделок ткач приобрел себе вместо своего другой товар, равной
ценности, но различной полезности; подобным же образом он приоб¬
ретает себе все средства существования и производства. Если взглянуть
на результат, то произошло лишь замещение одного товара другим,
или обмен продуктов. Но этот обмен произошел путем двух противо¬
положных и взаимно обусловленных превращений: превращение товара
в деньги и обратное превращение денег в товар. С точки зрения вла¬
дельца товара, это—продажа, обмен товара на деньги, и покупка,
обмен денег на товар. Совокупность этих двух актов, составляющих
данную операцию (холст — деньги — платье), сводится к формуле
Т—Д—Т (товар — деньги — товар), т.-е. к формуле: продажа с целью
покупки. Тот акт, который для ткача есть продажа, является покупкой
для того, кто дает ему за его холст 2 луидора; но эти 2 луидора
в руках покупателя холста суть также результат какой-нибудь продажи.
В самом деле, за исключением обмена золота у самого источника его
производства, т.-е. там, где оно обменивается, как непосредственный
продукт труда, на другой продукт одинаковой с ним ценности, золото
в руках товаропроизводителя всегда представляет собой реализованную
цену товара. Покупатель холста получит, таким образом, два луидора.
"" 30
добытые, положим, путем превращения в деньги мешка пшеницы; мы
видим в таком случае, что холст, будучи продан, есть начало известной
обменной операции,—холст — деньги — платье,— будучи же куплен,
холст есть конец другой обменной операции: пшеница—деньги—холст.
С другой стороны, акт, являющийся для ткача покупкой, есть продажа
для портного, который, в свою очередь, превращает 2 луидора, полу¬
ченные от продажи платья, в какой-нибудь другой товар, в боченок вина,
напр.; конечный пункт одной обменной операции, — холст — деньги —
платье,—является, таким образом, началом другой: платье—деньги—вино.
Первое превращение товара — холст — есть, таким образом, последнее
превращение товара—пшеница. Последнее превращение того же
товара — холст — есть первое превращение другого товара — платье —
и т. д. Совокупность этих связанных между собой обращений состав¬
ляет процесс обращения товаров. Процесс обращения товаров,
приводящий, как мы только что видели, в каждой из частей своих
к обмену продуктов, существенно отличается от непосредственного их
обмена друг на друга. Наш ткач, конечно, в конце - концов обменял
свой товар — холст — на другой товар — платье; но это верно только
с его точки зрения. Продавец платья, которому ткач дал золото, как
образ ценности своего холста, вероятно, не думал менять свое платье
на холст. Товар портного замещает товар ткача, но ткач и портной,
если иметь в виду общие условия обращения товаров, вовсе не поку¬
пают своих продуктов друг у друга. Они видят лишь деньги, а деньги
не могут рассказать, какой предмет был на них куплен.
Процесс обращения не прекращается, таким образом, с переходом
продукта из одних рук в другие, как при непосредственном обмене.
Деньги не исчезают. В формуле „холст — деньги — платье“ холст, про¬
данный тому, кому он нужен, выходит из обращения первым; его
замещают деньги; затем выходит платье, и его замещают деньги и т. д.
Когда товар одного товаропроизводителя,— в данном случае порт¬
ного,— замещает товар другого, напр., ткача, то деньги всегда переходят
в руки третьего, напр., виноторговца.
Покупка есть необходимое дополнение продажи, но эти две взаимно
друг друга дополняющие операции не должны непременно следовать
друг за другом непосредственно; их может разделять более или менее
долгий промежуток времени. Если разделение их во времени будет
слишком продолжительным, то их внутренняя связь обнаружится
в форме кризиса.
Денежное обращение.
Как только продавец завершил свою продажу покупкой, деньги
выскальзывают у него из рук; в нашем примере эти деньги переходят
из рук ткача в руки портного, из рук портного в руки виноторговца,
реализуя последовательно цену их товаров. Таким образом, создаваемое
товарным обращением движение денег состоит в постоянном удалении
их от первоначальной точки их отправления и в безостановочном
переходе их из одних рук в другие: это движение и называется денежным
обращением. Является вопрос, какое количество денег может быть
поглощено товарным обращением. В данной стране ежегодно продается
известное количество товаров. Ценность продаваемых товаров еще до
их продажи выражена в их ценах, в известной сумме идеального золота.
Деньги реализуют эту цену товаров, передавая последние от продавца
к покупателю, иначе говоря, деньги только представляют собой суммы
золота, идеально выраженные в общей сумме цен. Следовательно,
количество денег, требующееся обращением всех находящихся на рынке
31 —
товаров, определяется общей суммой цен этих последних. Если эта
сумма цен изменяется, то в той же самой пропорции изменяется
и текущая масса денег. Известные изменения этой массы зависят,
в конечном счете, также и от денег, от самого золота.
Собственная ценность золота определена еще до того, как оно
начинает функционировать в качестве меры ценности; как таковое, оно
функционирует только потому, что само представляет собой продукт
труда, а следовательно, изменяющуюся ценность. Очевидно, что как
только ценность его начнет изменяться, будет изменяться также
и определение ценности всех других товаров, ибо это определение
устанавливается в соответствии с ценностью золота. Если ценность
золота увеличивается, если она, положим, удваивается таким образом,
что один луидор будет стоить столько, сколько раньше два,, то, обратно,,
товар в два луидора будет стоить теперь один луидор; если ценность
золота уменьшается, напр., вдвое, так что два луидора будут стоить
столько же, сколько раньше один, то товары в Два луидора теперь
будут стоить четыре; в обоих случаях мы предполагаем, конечно, что
собственная ценность товаров, т.-е. время, необходимое для их произ¬
водства, осталось без изменения. Таким образом, цены, т.-е. определение
ценности товаров в золоте, изменяются вместе с изменением ценности
золота; при условии, что ценность товаров не изменяется, они падают,
если ценность золота увеличивается, и растут, если она уменьшается.
Если количество циркулирующих денег определяется общей суммой
цен, подлежащих реализации, то всякое изменение в ценах влечет за
собой изменение в количестве циркулирующих денег, но это изменение
может исходить, как мы видели, и от самих денег, поскольку они
являются не орудием обращения, а мерой ценности. Оговорив это, мы
предполагаем теперь ценность золота данной, каковой на самом деле
она является в момент установления цен.
Рассмотрим несколько продаж, не связанных между собою, несколько
изолированных сделок: продажу, напр., мешка пшеницы, 20 метров
холста, платья, боченка вина; цена каждого предмета — два луидора;
в таком случае, чтобы реализовать цену этих четырех товаров, в обра¬
щение необходимо пустить восемь луидоров. Если же, напротив, те же
самые товары образуют из себя тот ряд превращений, о котором мы
говорили в предшествующей главе (мешок пшеницы — 2 луидора,
20 метров холста — 2 луидора, платье — 2 луидора, боченок вина —
2 луидора), те же самые 2 луидора, которые остаются в руках вино¬
торговца, приводят в движение все четыре товара, последовательно
реализуя их цены; в этом случае известная скорость обращения денег
заменяет количество их.
Четырех-кратный оборот двух луидоров представляет собой результат
связанных между собою и дополняющих друг друга превращений
(покупка здесь следовала за продажей), пшеницы, холста и платья,—
превращений, окончившихся первым превращением вина. Эти допол¬
няющие друг друга и образующие подобный ряд обращения происходят
последовательно одно за другим; для полного завершения им необходим
известный промежуток времени, и скорость обращения денег, которая,
как мы только что видели, влияет на их количество, измеряется числом
перемещения одних и тех же монет за данный период времени. Пред¬
положим, что обращение наших четырех товаров происходит в один день;
тогда масса циркулирующих денег, два луидора, помноженная на число
оборотов (4) одинаковых монет, равна сумме (8 луидоров) цен товаров.
В данной стране, за данный промежуток времени, сфера обращения
заключает в себе, с одной стороны, изолированные продажи и покупки,
— 32
т.-е. частичные товарные превращения, при которых деньги совершают
только один оборот, а с другой,— более или менее длинные ряды
превращений, в которых одни и те же монеты совершают более или
менее значительное количество оборотов. Отдельные монеты, из которых
составляется общая сумма денег, находящихся в обращении, функцио¬
нируют, таким образом, с различной быстротой, но общая сумма
одинаковых монет, в течение данного промежутка времени, реализует
определенную сумму товарных цен; устанавливается, таким образом,
средняя быстрота денежного обращения. Раз эта быстрота известна,
то тем самым устанавливается масса золота, которая может функци¬
онировать в качестве орудия обращения, так как эта масса, будучи
умножена на среднее число оборотов, может, должна быть равна
общей сумме подлежащих реализации товарных цен.
Скорость денежного обращения есть лишь отражение скорости
товарных превращений и зависит от более или менее быстрого исчез¬
новения товаров из сферы обращения и замещения их новыми.
В быстроте денежного обращения проявляется единство продажи
и покупки, как двух актов, поочередно выполняемых одним и тем же
товаровладельцем. Наоборот, замедление денежного обращения выражает
собой разделение этих двух актов и перерыв в изменениях товарной
формы. Обыкновенно объясняют этот перерыв, этот застой, недостаточным
количеством циркулирующего металла; между тем, как это явствует
из предыдущего, количество средств обращения в данный период
времени определяется суммой цен всех циркулирующих товаров
и средней скоростью их превращений в деньги посредством продажи,—
в другие товары посредством покупки.
Металлические деньги или звонкая монета и бумажные деньги.
Монетная форма ведет свое происхождение от функции денег, как
орудия обращения. Данный вес золота, принятый за единицу меры,
и его подразделения должны явиться на рынке в форме звонкой монеты
перед лицом всех товаров. Как и установление единицы меры, чеканка
монет есть дело государства. В качестве монеты золото и серебро
облекаются таким образом, в оффициальную форму, национальный
мундир, от которого они освобождаются на мировом рынке. Во время
обращения золотые и серебряные монеты более или менее стираются
и теряют следовательно, в весе. Монеты одного и того же названия,
делаясь, таким образом, величинами неодинаковой ценности, различаясь
друг от друга весом, в обращении все-таки идут за равные; потеря
в весе не отражается на их номинальной ценности. Процесс обращения
стремится, таким образом, превратить звонкую монету в символ ее
оффициального металлического содержания.
Раз монетная форма золота, благодаря трениям в самом процессе
обращения, отделяется, таким образом, от его металлической ценности,
то функция золота, как монеты, может быть выполнена и другим
материалом, ценность которого относительно ничтожна, например,
бумагой. Будучи в качестве монет, или орудия обращения, лишь сим¬
волом своего собственного содержания, деньги в этой функции могут
быть замещены простыми знаками. Нужно только, чтобы денежные
знаки, бумажные деньги, получили общественное признание; поэтому
выпуск их производится государством. Далее, так как бумажные деньги
заступают место металлических денег, то выпуск их должен соответст¬
вовать именно тому количеству денег, которое они представляют
и которое должно в действительности находиться в обращении; в том
случае, если количество бумажных денег превышает эту законную
33
пропорцию, действительность вернет его к ней: положим, что масса
бумажных денег оказывается вдвое больше того, что требуется в дейст¬
вительности; тогда кредитный билет в один луидор, например, будет
представлять собою ценность не более 10 франков. Следует оговориться,
что здесь речь идет лишь о таких бумажных деньгах, которые пускаются
в обращение государством и имеют принудительный курс.
III.— Запасы золота и серебра; собирание сокровищ.
С развитием товарного обращения развиваются также необходимость
и страсть приобретать и сохранять то, что при условиях товарного
производства составляет нерв всего,— деньги. Каждый производитель
должен иметь известный денежный запас. В самом деле, потребности
производителя беспрерывно возобновляются и требуют беспрестанной
покупки чужих товаров, в то время как производство и продажа
товаров требуют времени и зависят от тысячи случайностей. Чтобы
иметь возможность покупать, не продавая, нужно сначала продавать,
не покупая. Товары, поэтому, продают не для того, чтобы непосредст¬
венно купить другие, но чтобы заменить их деньгами, которые хранятся
и тратятся лишь по мере надобности. Намеренно останавливаемые в их
обращении, деньги, так сказать, окаменевают и превращаются в денежный
запас, а продавец — в собирателя денег. Таким образом, на всех
связанных между собою пунктах обращения образуются большие или
меньшие денежные запасы.
Выше мы видели, что количество обращающихся денег определяется
общей суммой цен всех циркулирующих товаров, с одной стороны,
и скоростью их оборота с другой; это количество, следовательно,
увеличивается вместе с ростом обращения товаров и падает вместе
с его сокращением. Деньги, поэтому, то прибывают в сфере обращения,
то убывают. Это условие и выполняется посредством попеременно
пополняющихся и сокращающихся денежных запасов, посредством
собирания сокровищ.
Деньги, как платежное средство.
В исследуемой до сих пор форме товарного обращения участники
обмена сходятся, как владельцы товаров, с одной стороны, как вла¬
дельцы денег,— с другой. Однако, по мере развития обращения, появ¬
ляются условия, благодаря которым продажа товара более или менее
отделяется во времени от реализации его цены. Известные виды товаров
требуют для своего производства более времени, чем другие; эпоха
производства также не одинакова для всех товаров и т. д. Возможно,
поэтому, что одно из обменивающихся лиц выступает уже, как продавец,
в то время, как другое не имеет еще средств, чтобы купить у него.
Когда одни и те же сделки непрерывно возобновляются между одними
и теми же лицами, то условия продажи и покупки товаров мало-по-малу
приспособляются к условиям их производства. Один товаровладелец
продает имеющийся налицо товар, другой покупает его, но не платит
за него сейчас же, представляя собой лишь деньги в будущем. Продавец
становится кредитором, покупатель — должником; деньги приобретают
новую функцию: они становятся средством расплаты. Одновременное
появление при продаже и товара, и денег—прекращается. Теперь деньги
функционируют прежде всего, как мера ценности при определении цен
продаваемых товаров. Установленная договором цена товара обозначает
собою обязательство покупателя, т.-е. ту денежную сумму, которую он
должен уплатить в известный срок. Кроме того, деньги функционируют,
как идеальное покупательное средство. Хотя они существуют лишь
" 34
в обещании покупателя, тем не менее они передают товар в его руки.
Только по истечении установленного срока деньги входят в обращение,
как платежное средство, т.-е. из рук покупателя переходят в руки
продавца. Будучи средством обращения, деньги становились сокровищем
потому, что процесс обращения останавливался на первой же половине,
покупка не следовала за продажей. Как платежное средство, деньги
вступают в обращение только тогда, когда товар из него вышел.
Продавец превращал товар в деньги с целью удовлетворить свои
потребности посредством покупки полезных предметов; собиратель
денег делал то же самое, но с другой целью,— с целью сохранить
товары в форме их непосредственной вымениваемости на все другие
товары, т.-е. в их денежной форме. Покупатель-должник превращал
товары в деньги, имея в виду свои будущие платежи. Если он не
произведет этого превращения, если он не заплатит в срок, его имущество
будут подвергнуто принудительной продаже.
Превращение товара в деньги становится, таким образом, общест¬
венной необходимостью, навязываемой производителю, участнику обмена,
независимо от его личных потребностей и вкусов.
Платежи могут взаимно уравновешиваться; в этом случае нет
необходимости производить их фактически; они взаимно погашаются
и уничтожаются; и создаются особые учреждения для такого баланси¬
рования торговых операций, благодаря чему уменьшается количество
циркулирующей монеты. Мало того. В течение определенного промежутка
времени, напр., в течение одного дня, циркулирует определенное
количество денег, предназначенное для платежа по истекающим за этот
день долговым обязательствам и представляющее собой товары, которые
уже давно вышли из сферы обращения. Поэтому, если скорость
перемещения средств обращения и средств расплаты известна, то
количество денег, находящихся в обращении в течение известного
периода, равняется общей сумме подлежащих реализации товарных
цен, плюс сумма истекающих за этот период платежей, минус сумма
платежей, погашающих друг друга.
Кредитные деньги (векселя, чеки и пр.) вытекают непосредственно
из функций денег, как платежного средства. Дело в том, что долговые
обязательства за купленные товары, в свою очередь, сами начинают
циркулировать с целью перенести на других лиц содержащиеся в них
долговые обязательства. С расширением системы кредита существование
денег, как платежного средства, принимает особенные формы, при
помощи которых регулируются крупные торговые операции, а золотые
и серебряные монеты оттесняются преимущественно в сферу мелочной
торговли. В каждой стране всегда устанавливаются известные сроки,
известные определенные периоды, когда платежи производятся в гро¬
мадных размерах: функционирование денег, как платежного средства,
вызывает, таким образом, необходимость накопления денежных сумм,
требующихся для погашения срочных платежей.
Всемирные деньги.
При выходе из сферы обращения внутри данной страны деньги-
металл сбрасывают с себя местный мундир, чтобы вернуться к своей
первоначальной форме слитков.
В сфере национального обращения только один товар служит мерой
ценности, на мировом рынке царит двойная мера ценности: золото
и серебро г).
9 За последние десятилетия золото стало мерилом ценности не только в национальном,
но и в международном масштабе.

ВТОРОЙ ОТДЕЛ.
ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЕНЕГ В КАПИТАЛ.
ГЛАВА IV.
Общая формула капитала.
Простое товарное обращение и обращение денег, как капитала.— Прибавочная ценность
Простое товарное обращение и обращение денег, как капитала.
Товарное обращение есть исходный пункт капитала. Капитал появ¬
ляется лишь там, где товарное производство и торговля уже достигли
известной степени развития. Современная история капитала начинается
с появлением в XVI столетии мировой торговли и мирового рынка.
Мы видели, что непосредственная форма товарного обращения есть:
20 метров холста—2 луидора — 1 платье, или товар—деньги—товар,—
превращение товара в деньги и обратное превращение денег в товар,—
продажа для покупки.
Но рядом с этой формой мы находим другую, совершенно отли¬
чную от нее: деньги — товар—деньги,— превращение товара в деньги,—
покупка для продажи. Деньги, раз они прошли этот круг, становятся
капиталом.
Нужно заметить, что этот круговорот — покупка для продажи —
отличается от обыкновенной формы товарного обращения лишь в гла¬
зах того, кто совершил это движение по направлению к деньгам, т.-е.
в глазах капиталиста. В действительности же, он складывается из двух
актов обыкновенного обращения,— покупки и продажи,—отделенных
обыкновенно от предшествующих и последующих актов и рассматри¬
ваемых, как составные элементы одной операции. Первый акт, покупка,
есть продажа с точки зрения того, у кого покупает капиталист; второй
акт, продажа, есть покупка с точки зрения того, кому продает капи¬
талист; здесь — лишь цепь обычных актов обращения. Покупка для
продажи, как законченная операция, отличная от обыкновенного обра¬
щения, существует лишь для капиталиста.
В каждой из этих двух формул: „товар — деньги — товар“ и
„деньги — товар — деньги“ встречаются те же самые два материальных
элемента,— товар и деньги. Но в то время, как первая формула, про-
стое товарное обращение, начинается продажей и кончается покупкой,
вторая, обращение денег, как капитала, начинается покупкой и кон¬
чается продажей.
В первой формуле деньги, в конечном результате, превращаются в
товар, предназначенный служить потребительной ценностью, полезной
вещью; поглощенные актом покупки, деньги удаляются от своего ис¬
ходного пункта, они издержаны, стало быть, окончательно. Во второй
SSS 36	■
формуле покупатель бросает в сферу обращения свои деньги для того,
чтобы, в конце-концов, в качестве продавца вернуть их снова себе.
Эти деньги возвращаются к своему исходному пункту; в сферу обра¬
щения они пускаются просто, как авансированные деньги.
Прибавочная ценность.
Удовлетворение какой-либо потребности, потребительная ценность,—
таков конечный пункт первой формулы, которая выражает обмен про¬
дуктов одинаковой ценности, при чем оба продукта представляют
различные потребительные ценности, как, напр., холст и платье. Может
случиться, что холст продан дороже, чем он стоит, или что платье
куплено ниже его ценности, так что один из обменивающихся товаро¬
владельцев легко может оказаться в накладе; но это возможное нера¬
венство обмениваемых ценностей есть только случайность: обычный
характер этой формы обращения — равенство ценности двух крайних
элементов, двух товаров. Вторая формула кончается тем, чем начи¬
нается,— деньгами; обусловливающая ее цель — это, следовательно,
меновая ценность. Два крайние элемента, две суммы денег, тожде¬
ственные с точки зрения качества и полезности, могут отличаться друг
от друга лишь своим количеством: менять, напр., 100 луидоров на 100
луидоров было бы довольно бесполезной операцией; таким образом,
формула „деньги — товар — деньги“ может иметь смысл только при
условии количественной разницы этих двух денежных сумм.
В конечном результате, из обращения выходит больше денег, чем
было пущено, и полной формулой этого круговорота будет, наприм.,
следующая: 100 луидоров — 2000 фунтов хлопка — 110 луидоров; она
приводит, в конце-концов, к обмену одной суммы денег, 100 луидоров,
на большую сумму луидоров. Этот излишек или прибавка в 10 луидо¬
ров, называется прибавочной ценностью. Стало быть, аванси¬
рованная ценность не только сохраняется в обращении, но еще увели¬
чивается; это и есть процесс превращения денег в капитал. Кругово¬
рот,— продажа для покупки, целью которого является приобретение
в собственность вещей для удовлетворения определенных потребностей,
встречает уже не в среде обращения, а в сфере потребления куплен¬
ных предметов, предел, когда потребности оказываются удовлетворен¬
ными. Напротив, круговорот — покупка для продажи, стремясь к уве¬
личению ценности, не имеет границ, ибо, если он прерывается, то цен¬
ность, которая увеличивается только путем его постоянного возобнов¬
ления, не будет расти. Последний член круговорота „деньги — товар —
деньги“—в нашем примере 110 луидоров — есть первый член нового
круговорота того же рода, последний член которого больше первого и
т. д. В качестве представителя этого круговорота, владелец денег ста¬
новится капиталистом. Постоянный круговорот прибыли, непрерывно
возобновляемый постоянным вкладыванием денег в сферу обращения,
прибавочная ценность, создаваемая ценностью,— такова его непосред¬
ственная цель. Пртребительная ценность, полезность не занимает его;
товары и деньги функционируют для него только, как различные
формы ценности, которая, постоянно изменяясь в своей форме, изме¬
няется также и в величине, обладая словно свойством самооплодотво¬
рения. В своей денежной форме ценность начинает, оканчивает и вновь
начинает свой процесс выработки прибавочной ценности. В своей то¬
варной форме она представляется нам орудием деланья денег. Купить,,
чтобы продать дороже,— вот общая формула капитала в процессе
обращения.

—37 —
ГЛАВА V.
Противоречия общей формулы капитала.
Товарное обращение покоится на обмене эквивалентных ценностей.— Даже при том пред¬
положении, что обмениваются не эквиваленты, товарное обращение все же не создает
прибавочной ценности.
Товарное обращение покоится на обмене эквивалентных ценностей.
Мы переходим теперь к вопросу о том, допускает ли по своей
природе процесс товарного обращения увеличение циркулирующих в
нем ценностей, т.-е. образование прибавочной ценности.
Рассмотрим обмен двух товаров,— обмен, в котором деньги участ¬
вуют лишь мысленно, лишь как выражение товаров в деньгах. Оче¬
видно, что оба товаровладельца могут оказаться в выигрыше; оба они
сбывают с рук продукты, не имеющие для них никакой потребительной
ценности, и приобретают другие, в которых они нуждаются. Человек,
у которого много хлеба и нет вина, обменивается с другим, у которого
много вина и совсем нет хлеба; напр., пшеница, ценностью в 500 фран¬
ков, обменивается на вино, ценностью также в 500 франков. С точки
зрения потребительной ценности, полезности, выгода получается с обеих
сторон, и обмен в этом отношении представляет собой операцию, в
которой обе стороны выигрывают. Но, с точки зрения меновой цен¬
ности, обмен 500 фр. пшеницы на 500 фр. вина не представляет собой
увеличения богатства ни для одного из обменивающихся лиц, так как
каждый из них до обмейа владел ценностью, равной той, которую ему
дал обмен.
Допустим теперь, что деньги реально участвуют в обмене, в ка-
.честве посредствующего орудия обращения между этими двумя това¬
рами; положим, что акты продажи и покупки пшеницы и вина разде¬
лены между собой. Ясно, что дело от этого не меняется. Если оставить
в стороне случайные условия, которые не вытекают из самих законов
товарного обращения, то, помимо замещения одного полезного продукта
другим, в процессе обращения нет ничего, кроме простой перемены
формы товара, в нашем примере — пшеницы на вино. Та же самая
ценность остается в руках каждого участника обмена; он сохраняет
эту ценность сначала в форме своего собственного продукта, пущен¬
ного в продажу в виде пшеницы, например, затем в форме денег (500
фр.), т.-е. реализованной цены своего продукта; наконец, в форме чу¬
жого продукта, купленного за эту же самую сумму в виде вина. Эти
изменения формы не влекут за собой большего изменения количества
ценности, чем, например, размен стофранкового билета на 5 луидоров;
и из такого обращения, которое по отношению к ценности товаров
представляет лишь перемену их формы,— из такого обращения, гово¬
рим мы, может обычно вытекать лишь обмен эквивалентных ценностей.
Таким образом, если по отношению к потребительной ценности обмен
выгоден для обеих сторон, то по отношению к меновой ценности обмен
в своей чистой форме не может быть источником прибыли. Отсюда
следует, что процесс обращения сам по себе никакой прибавочной
ценности создавать не может.
Даже при том предположении, что обмениваются не эквиваленты, товарное обращение все же
не создает прибавочной ценности.
Тем не менее, так как мы все же вынуждены отыскать источник
образования прибавочной ценности и так как, с другой стороны,
■" 38
в действительности явления не происходят в своем чистом виде, то
предположим, что на товарном рынке происходит обмен неравных
ценностей.
На рынке встречаются только участники обмена. Материальный
мотив обмена, состоящий в том, что товаровладельцы не имеют в
своих руках предметов, которые им нужны, и обладают предметами,
которые нужны другим,— ставит их в положение взаимной зависимости.
Сказать, что производители получают прибавочную ценность по¬
тому, что продают свои товары дороже, чем они на самом деле стоят,
значило бы сказать, что участники обмена пользуются, в качестве про¬
давцов, привилегией продавать слишком дорого. Продавец или сам
произвел товар, или представляет производителя; но и покупатель
есть также производитель, или представляет того, кто произвел товар,
превращенный теперь в те деньги, на которые он покупает. С обеих
сторон — производители. Единственная разница состоит в том, что
один покупает, другой продает. Если, поэтому, данный владелец товара,
в качестве производителя или продавца, продает товары дороже, чем
они стоят, и если, в качестве потребителя или покупателя, он поку¬
пает их слишком дорого, тогда то, что он выигрывает в одном случае,
он теряет в другом, и наше предположение не подвигает нас ни на
шаг к разрешению вопроса. Тот же результат мы получили бы, если
бы предположили, что не продавец обладает привилегией продавать
слишком дорого, а покупатель — платить за товары ниже их ценности;
будучи продавцом раньше, чем стать покупателем, и снова делаясь им
впоследствии, он потерял бы, как продавец, прибыль, реализованную
в качестве покупателя.
Мы сейчас рассматривали продавцов и покупателей вообще, не
считаясь с их индивидуальным характером. Предположим теперь, что
товаровладелец Петр, ловкий плут, надувает товаровладельцев Павла
и Ивана. Петр продает Павлу вино ценностью в 400 фр. за 500 фр. и
на эти 500 фр. покупает у Ивана пшеницу, которая стоит 600 фр.
Петр получает, таким образом, прибыль в 200 фр. До обмена мы
имели 400 фр. вином у Петра, 500 фр. деньгами у Павла и 600 фр.
пшеницей у Ивана; общая ценность—1,500 фр. После обмена мы
имеем 600 фр. пшеницей у плута Петра, 400 фр. вином у Павла и 500
фр. деньгами у Ивана; общая ценность—1,500 фр., обращающаяся
ценность не увеличилась ни на один сантим, изменилось только ее
распределение между Петром, Павлом и Иваном; получилось так, как
если бы Петр украл 200 фр. Но простое изменение в распределении
обращающихся ценностей не увеличивает количества.
Как ни кинь, все клин. Обмениваются эквиваленты,— прибавочной
ценности не образуется; не образуется она и тогда, когда происходит
обмен неравных ценностей. Процесс обращения или обмен товаров не
создают никакой ценности. Раз количество обращающихся ценностей
не может быть увеличено самим процессом обращения, то источник
образования прибавочной ценности приходится искать, очевидно, вне
процесса обращения ценностей. Но возможно ли это образование вне
этой сферы? Представляется невозможным, чтобы товаропроизводитель
мог вне сферы обращения сообщить своему продукту способность соз¬
давать прибавочную ценность. В самом деле, вне этой сферы он оста¬
ется один со своим товаром, содержащим известное количество труда,
которое и определяет ценность продукта; он может увеличить ценность
продукта, прибавив к нему новую ценность посредством нового прило¬
жения труда, но он не может сделать так, чтобы эта ценность возрасла
без новой затраты труда, в силу какого-то присущего ей особенного
39 =
свойства. Мы приходим, таким образом, к следующему выводу: владе¬
лец денег должен сначала купить товары по их действительной цен¬
ности, затем продать их за столько, сколько они стоят, и в результате
все-таки извлечь больше ценности, чем он затратил; это превращение
денег в капитал должно происходить одновременно и в сфере обра¬
щения, и вне этой сферы. Таковы условия задачи.
ГЛАВА VI.
Покупка и продажа рабочей силы.
Рабочая сила, как источник прибавочной ценности.—Ценность рабочей силы.
Рабочая сила, как источник прибавочной ценности.
Увеличение ценности, которое превращает деньги в капитал, не
может создаваться деньгами; служат ли они покупательным или пла¬
тежным средством, они лишь реализуют цену покупаемых или оплачи¬
ваемых товаров; если цена не поднимается, деньги также, очевидно, не
могут увеличиться в количестве. Отсюда следует, что изменение цен¬
ности должно создаваться таким товаром, который можно перепродать
дороже, чем он куплен. Это изменение не могут создать ни покупка,
ни перепродажа; ведь эти два акта, по нашему предположению, пред¬
ставляют собой просто обмен эквивалентов. Возможно, поэтому, лишь
одно предположение, что изменения зависят от использования товара
после его покупки и до его перепродажи. Но дело идет об изменении
в меновой ценности. Чтобы получить увеличение меновой ценности
посредством использования товара, владелец денег должен иметь счастье
открыть на рынке такой товар, который обладал бы особенным свой¬
ством создавать при его потреблении меновую ценность, т.-е. такой
товар, самое потребление которого являлось бы источником ценности.
И наш владелец денег, действительно, находит на рынке товар,
одаренный таким особенным свойством; он называется способностью к
труду или рабочей силой.
Под этим следует понимать совокупность мускульных и интеллекту¬
альных способностей, существующих в организме человека и приводимых
в движение всякий раз, когда человек производит полезные предметы.
Обмен показывает, что обменивающиеся лица признают друг друга
частными собственниками обмениваемых товаров, собственниками рав¬
ноправными и свободными. Рабочая сила, поэтому, может быть про¬
дана, как товар, только своим собственным владельцем. Этот владелец
юридически должен пользоваться теми же правами, что и владелец
денег, в договор с которым он вступает, должен быть свободной лич¬
ностью, продавать свою рабочую силу только на определенный период
времени таким образом, чтобы, по истечении этого срока, вновь стать
ее полноправным хозяином; если бы он продавал ее раз навсегда, то
из свободного он превратился бы в раба, из товаровладельца сделался
бы товаром. С другой стороны, чтобы владелец денег мог найти на
рынке рабочую силу, которую он мог бы купить, нужно—чтобы владе¬
лец этой рабочей силы, будучи лишен средств существования и средств
производства, сырых материалов, орудий труда и т. д., которые позво¬
ляли бы ему существовать от продажи продуктов своего труда, был
бы, таким образом, вынужден продавать свою рабочую силу, как товар,
не имея других каких-либо товаров для продажи, не имея и других
средств существования.

—■ 40 ————————
Не природа, конечно, производит, с одной стороны, владельцев
денег или товаров, а с другой — людей, не имеющих ничего, кроме
рабочей силы. Не будучи естественным, это отношение не является
чем-то свойственным всем периодам истории. Для капиталистической
эпохи характерно то, что владелец средств существования и производ¬
ства встречает на рынке работника, рабочая сила которого приняла
форму товара, а поэтому и труд — форму наемного труда.
Ценность рабочей силы.
Как и всякий другой товар, рабочая сила имеет ценность; как и у
других товаров, она определяется рабочим временем, необходимым для
ее производства.
Если рабочая сила есть способность живого человека, то для того,
чтобы эта способность действовала беспрерывно, необходимо сохране¬
ние человека. Для поддержания или сохранения своей жизни человек
нуждается в известном количестве средств существования; ценность
рабочей силы есть, поэтому, ценность средств существования, необхо¬
димых владельцу рабочей силы для того, чтобы он мог на завтра во¬
зобновить работу при тех же условиях силы и здоровья.
Естественные потребности — пища, одежда, топливо, жилище и пр.—
различаются между собой сообразно климату и другим физическим
особенностям той или другой страны. С другой стороны, и размеры,
так называемых, естественных потребностей, равно как и способы их
удовлетворения, по большей части зависят от достигнутого уровня
культуры. Но для данной страны, данной эпохи уровень необходимых
средств существования представляет собой величину данную.
Владельцы рабочей силы смертны; между тем, беспрерывное пре¬
вращение денег в капитал требует, чтобы товар этот всегда был на
рынке в достаточном количестве.
Нужно, поэтому, чтобы те рабочие силы, которые, вследствие изна¬
шивания или смерти, исчезают с рынка, беспрерывно замещались дру¬
гими в количестве, по меньшей мере, равном прежнему. Сумма средств
существования, необходимых для производства рабочей силы, вклю¬
чает, следовательно, в себя и средства существования ее заместителей,
т.-е. детей рабочих.
С другой стороны, чтобы привить человеку способности, навыки,
необходимые для определенного вида труда, чтобы развить и специа¬
лизировать рабочую силу, необходимо известное воспитание, которое,
будучи более или менее продолжительным, сопряжено также с потреб¬
лением различных товаров; рабочая сила эквивалентна сумме товаров,
необходимых на ее содержание; и когда эта сумма растет, как, напр.,
в данном случае, то ценность поднимается.
Цена рабочей силы достигает своего минимума, когда ее ценность
есть ценность такого минимума средств существования, ниже которого
грозила бы опасность жизни рабочего; при таких условиях рабочий
может лишь прозябать, и так как ценность рабочей силы определяется
условиями нормального существования, то в таком случае ее цена
будет ниже ее ценности. Когда договор между покупателем и продавцом
уже заключен, то вследствие особой природы товара — рабочей силы —
ее потребительная ценность в действительности еще не перешла тем
самым в руки покупателя. Если ее ценность, потребовавшая известной
затраты общественного труда, была определена еще прежде, чем она
вошла в обращение, то ее потребительная ценность, которая состоит
в самой работе, обнаруживается только позднее. Отчуждение рабочей
силы и ее функционирование, как потребительной ценности,— другими
41
словами, ее продажа и ее употребление происходят не одновременно-
Но почти всегда, когда речь идет о таких товарах, потребительная
ценность которых, отчуждаемая путем продажи, в действительности
еще не переходит к покупателю,— продавец получает деньги лишь по
истечении более или менее долгого срока, в течение которого его
товар уже сослужил своему покупателю полезную службу. Во всех
странах с капиталистическим способом производства рабочая сила
оплачивается лишь после того, как она уже функционировала в течение
известного времени, установленного в контракте, напр., в конце каждой
недели. Повсюду рабочий представляет, таким образом, свою рабочую
силу в пользование капиталисту раньше, чем получает за нее плату;
повсюду, словом, он оказывает ему кредит. Этот кредит, представляющий
для капиталиста далеко не маловажную выгоду, не изменяет, впрочем,
самой природы обмена. Поэтому, для избежания бесполезных услож¬
нений, мы будем временно предполагать в дальнейшем, что владелец
рабочей силы получает за нее установленную плату сейчас после
продажи.
Потребительная ценность, вручаемая рабочим покупателю в обмен
на его деньги, обнаруживается только в самом употреблении, т.-е.
в использовании проданной рабочей силы. Это потребление, которое
является в то же время и процессом производства товаров и прибавочной
ценности, происходит, как и потребление всякого товара, вне рынка,
вне сферы обращения; нам следует, поэтому, выйти из этой сферы
и перейти в сферу производства; там мы узнаем тайну производства
прибавочной ценности.

ТРЕТИИ ОТДЕЛ.
ПРОИЗВОДСТВО АБСОЛЮТНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ ЦЕННОСТИ.
ГЛАВА VII.
Производство потребительных ценностей и производство прибавочной ценности.
I. Труд вообще и его элементы. -Труд за счет капиталиста.— II. Анализ ценности про¬
дукта.— Разность между ценностью рабочей силы и ценностью, создаваемой ею.— Решение
задачи превращения денег в капитал.
1. Труд вообще и его элементы.
Потребление или использование рабочей силы есть труд. Покупатель
рабочей силы потребляет ее, ставя на работу того, кто ее продал.
Для того, чтобы рабочий мог производить товары, его труд должен
быть полезен, т.-е. воплощаться в потребительных ценностях. Таким
образом, капиталист заставляет своего рабочего производить ценность
особого рода продукт, обладающий специальной полезностью. Вмеша
тельство капиталиста не может изменить самой природы труда, поэтому
рассмотрим сначала полезный труд вообще. Составными элементами
каждого вида труда являются; 1) личная деятельность человека, или
самый труд; 2) объект труда; 3) орудие труда.
1. Личная деятельность человека есть трата сил его организма.
Результат этой деятельности еще до этой затраты существует уже
в мозгу человека и представляет собой цель, к достижению которой
человек сознательно стремится. Помимо работы органов тела, труд
требует беспрерывного внимания, которое возможно только при постоян¬
ном напряжении воли, напряжении тем большем, чем менее привлека¬
телен самый труд по своему содержанию и способу исполнения.
2. Земля, не будучи делом рук человека, является всеобщим объектом
труда. Все предметы,, по отношению к которым труд ограничивает
свою роль лишь тем, что разрывает их непосредственную связь с землей,
напр., дерево, срубленное в девственном лесу, добытая из жилы руда,
представляют собой объекты труда, данные природой. Предмет, уже
испытавший на себе действие труда, напр., промытая руда, называется
сырым материалом. Не всякий объект труда есть сырой материал; он
становится им только тогда, когда испытает на себе изменение, благо¬
даря приложению труда.
3. Орудие труда — это предмет или совокупность предметов, которые
человек ставит между собой и объектом своего труда и которые помо¬
гают его деятельности. Внешние предметы человек преобразует в органы
своей собственной деятельности,— органы, которые он присоединяет
к своим. Земля есть первоначальный склад его орудий труда. Она
доставляет ему, напр., камень, который служит ему для трения, резанья,
бросанья, давления и пр., Но как только его труд сколько-нибудь

ммMM»» 43 —
развился, он уже не может обойтись без обработанных орудий. Не
столько производимые предметы, сколько способы производства, те
орудия, при помощи которых происходит производство, отличают одну
экономическую эпоху от другой и служат показателем развития рабочего.
Кроме предметов, которые служат орудиями, помощниками человека
в собственном смысле, орудиями труда являются также все те матери¬
альные условия, которые, не участвуя непосредственно в процессе
производства, тем не менее для него необходимы и отсутствие которых
сделало бы труд крайне несовершенным; это, напр., мастерские, доки,
каналы, дороги и пр.
Прилагая свой труд, человек известным образом изменяет с помощью
орудий труда объект последнего. Этот процесс прекращается, когда
продукт закончен, потребительная ценность произведена, т.-е. материя
получила изменения, необходимые для приспособления ее к челове¬
ческим потребностям. Труд, комбинируясь с объектом труда, овеще¬
ствился. То, что было движением у рабочего, является теперь в виде
продукта в состоянии покоя.
Рабочий прял, и продуктом его труда явилась пряжа. Если рас¬
сматривать все это движение с точки зрения его результата, продукта,
то орудие и объект труда являются оба средствами производства,
а самый труд — производительным трудом.
Помимо добывающей промышленности, как, напр., эксплоатация
рудников, охота, рыбная ловля и пр., где объект труда доставляется
самой природой, все другие отрасли промышленности имеют дело
с сырьем, т.-е. с предметами, уже подвергшимися обработке. Продукт
труда делается, таким образом, средством производства для нового труда.
Сырье может быть или основой продукта или входить в него только
в качестве вспомогательного материала. В последнем случае оно может
потребляться орудием труда,— как, напр., масло — паровой машиной,
сено — ломовой лошадью, или может прибавляться к сырью, с целью
произвести в нем известные изменения, как, напр., краска прибавляется
к шерсти; сырье может, наконец, помогать самому процессу труда,,
как, напр., вещества, служащие для освежения и отопления мастерской.
Так как каждый предмет обладает различными свойствами и может
иметь, поэтому, различные применения, то один и тот же предмет
может служить сырым материалом в различных операциях. Так, зерно
служит сырьем для мельника, скотовода, при производстве крахмала,
водки и пр. в качестве семян, оно служит сырьем в своем собственного
производстве.
В одной и той же операции один и тот же продукт может служить
одновременно и орудием труда, и сырым материалом; в животноводстве,
напр., скот является и обрабатываемым материалом, и орудием труда
для получения удобрения.
Продукт, уже существующий в пригодном для потребления виде,
может, однако, сделаться, в свою очередь, сырым материалом для
другого продукта: виноград есть сырой материал по отношению к вину.
Существуют также продукты, которые могут служить лишь в качестве
сырого материала; в таком случае они носят название полуфабрикатов;
напр.,— хлопчатая бумага.
Таким образом, потребительная ценность является то продуктом,
то сырьем, то орудием труда в зависимости от того места, которое
занимает она в процессе производства; с изменением же этого места
изменяется и ее характер.
Всякая потребительная ценность, вступая в качестве орудия произ¬
водства в новый процесс труда, теряет, таким образом, свой характер
44
продукта и функционирует лишь в качестве подсобного материала
в процессе производства новых продуктов. Труд потребляет свои
материальные элементы, т.-е. объект труда и орудия труда, и является
следовательно, актом потребления. Это производительное потребление
отличается от индивидуального тем, что это последнее потребляет
продукт в качестве средств существования индивида, в то время как
первое потребляет их в качестве средств функционирования труда.
Продуктом индивидуального потребления является сам потребитель;
результатом производительного потребления — продукт, отличный от
потребителя. Полезный труд, только что анализированный нами с общей
точки зрения, т.-е. процесс, имеющий целью производство потребитель¬
ных ценностей, приспособление к нашим потребностям даров природы,
представляет собой физическую необходимость человеческой жизни,
присущую всем общественным формам; его изучение, с этой общей
точки зрения, не может, следовательно, показать нам, при каких
специальных общественных условиях происходит процесс труда в том
или в другом случаях.
Труд за счет капиталиста.
Итак, будущий капиталист покупает на рынке все, что необходимо
для процесса труда: средства производства и рабочую силу,— все,
конечно, хорошего качества, и по настоящей цене. Общий характер
труда, о котором мы только что говорили, очевидно, не меняется от
того, что в дело вмешивается капиталист. В качестве потребления
рабочей силы капиталистом, процесс труда характеризуется лишь
двумя особенностями.
Во-первых, рабочий трудится под контролем капиталиста, которому
принадлежит его труд. Капиталист заботливо смотрит за тем, чтобы
средства производства употреблялись целесообразно, чтобы работа
производилась тщательно, чтобы инструменты портились лишь постольку,
поскольку этого требует сама работа.
Во-вторых, продукт есть собственность капиталиста, а не непосред¬
ственного производителя, рабочего. Капиталист оплачивает, положим,
дневную ценность рабочей силы, и потребление этой силы принадлежит
ему в течение дня, как, напр., пользование лошадью, нанятой на день.
Потребление товара принадлежит, ведь, покупателю, и, отдавая свой
труд в распоряжение другого, владелец рабочей силы, рабочий, отдает,
в сущности, только проданную им потребительную ценность; как только
он вошел в мастерскую, полезность его силы, его труд принадлежат
капиталисту; купив рабочую силу, последний присоединяет труд, как
активный элемент продукта, к его пассивным элементам, к средствам
производства, которые он заготовил заранее; здесь совершается изве¬
стная операция над вещами, которые он купил и которые принадлежат
ему. Продукт всей этой операции принадлежит, следовательно, ему
точно так же, как, напр., продукт процесса брожения в его винном
погребе.
11.— Анализ ценности продукта.
Продукт, собственность капиталиста, есть какая-нибудь потреби¬
тельная ценность, напр., холст, сапоги и т. д. Но не из любви к холсту
производит обыкновенно капиталист холст.
В товарном производстве потребительная ценность, полезный предмет,
является только носителем ценности; для капиталиста дело идет прежде
всего о том, чтобы произвести такой полезный предмет, который имел бы
меновую ценность, предмет, предназначенный для продажи, товар.

———45 —
Кроме того, капиталист хочет, чтобы ценность этого товара превышала
ценность товаров, затраченных на его производство, т.-е. ценность
средств производства и рабочей силы, на покупку которых он издержал
свои деньги. Он хочет произвести не только полезный предмет, но
и ценность, и не только ценность, но и прибавочную ценность.
Подобно тому, как товар одновременно является и потребительной
ценностью и меновой, точно так же и производство его должно быть
одновременно и процессом создания потребительной ценности, и про¬
цессом образования меновой ценности. Рассмотрим теперь процесс
производства с точки зрения образования ценности.
Мы знаем, что ценность товара определяется содержащимся в нем
количеством труда, общественно-необходимым на его производство
временем. Нам, поэтому, нужно вычислить количество труда, содер¬
жащееся в том продукте, производить который думает наш капиталист;
положим, что это 6 килогр. пряжи.
Для производства пряжи необходим прежде всего сырой мате¬
риал,— скажем, 5 килогр. хлопчатой бумаги, купленной по рыночным
ценам, напр., за 13 фр.; допустим, что употребленные в дело орудия
труда, веретена и др., изнашиваются на 3 фр. Если кусок золота
в 16 фр., равный сумме этих двух цифр, является продуктом 24 часов
труда, в пряже уже воплощено 2 рабочих дня. Мы знаем ценность.,
которую передают пряже хлопчатая бумага и изнашивание веретен:
она равна 16 фр. Остается найти ценность, которую прибавляет к про
дукту труд прядильщика.
Не специальный род труда и не его качество имеют здесь значение,
а лишь его количество; речь идет не об известных потребностях, удов¬
летворить которые должен был труд данного рабочего, как это было
тогда, когда мы анализировали процесс производства потребительной
ценности, но просто о количестве времени, в течение которого рабочий
целесообразно тратит свою рабочую силу. Не нужно, впрочем, забывать,
что лишь рабочее время, необходимое при обычных условиях произ¬
водства, может иметь значение в процессе образования ценности.
С этой именно точки зрения, сырой материал только впитывает
в себя известное количество труда, рассматриваемого единственно, как
трата человеческой рабочей силы вообще. Правда, это поглощение
труда превращает в нашем примере сырой материал, хлопок, в пряжу,
и рабочая сила тратится в специальной форме прядильной работы; но
самый продукт, пряжа, служит в данный момент только показателем
количества труда, поглощенного хлопком. 5 килогр. пряжи будут озна¬
чать 6 часов труда, если прядение 833 грамм хлопка, напр., требует
одного часа. Известные, установленные опытом количества продукта
представляют собой трату рабочей силы в течение одного часа, двух
часов одного дня.
При продаже рабочей силы предполагалось, что дневная ценность
ее равна, положим, 4 фр., количеству золота, эквивалентному 6 часам
труда, и что, следовательно, нужно работать 6 часов, чтобы произвести
то, что необходимо на ежедневное содержание рабочего. И вот, наш
прядильщик, в течение 6 часов, т.-е. половины рабочего дня, превра¬
щает 5 килогр. хлопка в 5 килогр. пряжи. Так как это количество
рабочего времени эквивалентно сумме золота в 4 фр., то, значит,
к ценности хлопка рабочий прибавил новую ценность в 4 фр.
Вычислим теперь ценность всего продукта. 5 килогр. пряжи содержат
два с половиной рабочих дня, хлопок и веретена — тоже два дня,
а пряденье продолжалось полдня. Это количество ценности может быть
выражено суммой золота в 20 фр. Цена 20 фр. выражает, таким
— 46
образом, ценность 5 килогр. пряжи, а 4 фр. представляют собой цену
одного килограмма.
В нашем примере цифры, конечно, взяты произвольно, но результат
будет всегда один и тот же, каковы бы ни были количество и род
рассматриваемого продукта.
Итак, ценность продукта равна ценности авансированного капитала.
Авансированная ценность не увеличилась, не произвела прибавочной
ценности, и потому деньги не правратились в капитал. Цена 5 килогр.
пряжи есть 20 фр., и 20 фр. же было затрачено на рынке для покупки
основных элементов продукта: 13 фр. заплачено за 5 килогр. хлопка,
3 фр. пошло на изнашивание веретен в течение 6 часов и 4 фр. запла¬
чено за рабочую силу.
Разность между ценностью рабочей силы и ценностью, создаваемой ею.
Присмотримся к делу поближе. Рабочая сила стоит 4 фр., потому
что средства существования, необходимые для поддержания в течение
дня этой силы, стоят 4 фр. Владелец рабочей силы, рабочий, произ¬
водит ценность, эквивалентную половине рабочего дня; это, однако,
не значит, что он не может работать в течение целого дня и произ¬
вести большую ценность. Таким образом, ценность, которую представ¬
ляет собою рабочая сила, и ценность, которую она может создать,—
величины разные. При своей продаже рабочая сила реализует свою
ценность, определяемую издержками дневного содержания; пущенная
в дело она может произвести больше, чем стоит сама. Эту-то разницу
в ценности и имел в виду капиталист, когда покупал рабочую силу.
И притом все здесь соответствует законам товарного обмена.
В самом деле, продавец рабочей силы, рабочий, как и продавец всякого
другого товара, получает за нее меновую ценность и отдает ценность
потребительную; он не может реализовать первой, не отчуждая второй.
Потребительная ценность рабочей силы, т.-е. труд, принадлежит не
тому, кто ее продает, как не принадлежит бакалейному торговцу
потребительная ценность продаваемого им масла. Владелец денег упла¬
тил дневную ценность рабочей силы, поэтому потребление ее в течение
дня, труд целого дня — принадлежит ему. То обстоятельство, что
дневное содержание этой силы стоит только половины рабочего
дня, то-есть, что ценность, создаваемая ее потреблением в течение
дня, больше ее собственной дневной ценности, это обстоятельство
представляет лишь счастье покупателя, но отнюдь не нарушает прав
продавца.
Рабочий находит в мастерской средства производства, необходимые
не только для шестичасового рабочего дня, но для целого рабочего
дня в 12 часов. Так как 5 кило хлопка, поглощая 6 часов труда, пре¬
вращаются в 5 кило пряжи, то 10 кило хлопка, всасывая в себя 12 часов
труда, превратятся к 10 кило пряжи. Эти 10 кило содержат в таком
случае пять дней труда: четыре заключались в хлопке и в изношенных
веретенах и один поглощен хлопком при прядении. Таким образом,
если масса золота в 16 фр. есть продукт 24 часов труда, то денежное
выражение пяти дней труда по 12 часов в каждом будет 40 фр.
Такова, стала быть, цена 10 кило пряжи. Как тогда, так и теперь
кило стоит 4 фр., но общая ценность товаров, употребленных в про¬
цессе труда, составляет 36 фр.: 26 фр. за 10 кило хлопка, 6 фр. на
изнашивание веретен в течение 12 часов, 4 франка за рабочий день.
Авансированные 36 фр. превратились в 40 фр. Они произвели
прибавочную ценность в 4 фр.; дело удалось, деньги превратились
в капитал.

47 —
Задача превращения денег в капитал решена.
Задача, которую мы формулировали в конце V главы, решена те¬
перь вполне.
На рынке капиталист покупает каждый товар,— хлопок, веретена,
рабочую силу,— по его настоящей цене. Затем он поступает, как всякий
другой покупатель: он потребляет их потребительную ценность. По¬
требление рабочей силы, будучи в то же время процессом производства
товаров, доставляет продукт, 10 кило пряжи, стоящей 40 фр. Капита¬
лист, покинувший, было, рынок, после своих покупок, возвращается
теперь туда в качестве продавца. Он продает пряжу по 4 фр. за кило,
ни на сантим не выше ее ценности, и, однако, он извлекает из всей
сделки на 4 фр. больше, чем он вложил в нее. Превращение его денег
в капитал, стало-быть, происходит одновременно и в сфере обращения,
и вне ее. Сфера обращения занимает промежуточное положение: на
рынке покупается рабочая сила, чтобы подвергнуться эксплуатации вне
его, в области производства, где она становится источником прибавоч¬
ной ценности. Производство прибавочной ценности есть, поэтому, не что
иное, как производство ценности, продолженное далее известного
пункта. Если процесс труда продолжается лишь до того пункта, где
ценность рабочей силы, оплаченная капиталом, замещается эквивалент¬
ной ценностью, то мы имеем дело с простым производством ценности;
когда же он переходит эту границу, то перед нами — процесс произ¬
водства .прибавочной ценности.
ГЛАВА VIII.
Постоянный и переменный капиталы.
Свойство труда в процессе создания новой ценности сохранять старую.— Ценность,
просто сохраненная, и ценность, созданная вновь и увеличенная.
Свойство труда в процессе создания новой ценности сохранять старую.
Различные элементы процесса труда играют различную роль в
образовании ценности продукта.
Рабочий прибавляет новую ценность к объекту труда посредством
прибавления новой дозы труда, какова бы ни была полезная форма
этого последнего; с другой стороны, в ценности продукта мы вновь
находим ценность потребленных средств производства,— в ценности
пряжи, напр., ценность хлопка и веретен. Ценность средств производ¬
ства, стало быть, сохранилась и перенесена на продукт посредством
труда. Но каким образом?
Рабочий не трудится один раз для того, чтобы прибавить к хлопку
новую ценность, а другой раз, чтобы сохранить старую, или, что сво¬
дится к тому же, чтобы перенести на пряжу ценность веретен, кото¬
рыми он пользуется, и ценность хлопка, который он обрабатывает. Он
сохраняет старую ценность, просто прибавляя новую. Но прибавить к
объекту труда новую ценность и перенести на продукт старую, это два
совершенно различных результата, и рабочий достигает одновременно
этого двойного эффекта только потому, очевидно, что труд его обла¬
дает двойственным (характером. Труд этот одновременно должен, в
силу одного своего свойства, создавать ценность и, в силу
другого своего свойства, сохранять или переносить на продукт старую
ценность.

— 48
Прядильщик прибавляет труд лишь во время прядения, ткач —
только во время тканья, кузнец — во время ковки и т. д., и эта форма
пряденья, тканья, ковки и т. д., иначе говоря, особенная производитель¬
ная форма, в которой расходуется труд, и представляет собой причину,
в силу которой средства производства — хлопок и веретена, пряжа п
ткацкий станок, железо и наковальня — создают новый продукт. Между
тем, мы видели, что рабочее время, необходимое для восстановления
использованных средств производства, учитывается в новом продукте.
Рабочий сохраняет, стало быть, ценность использованных средств
производства, переносит ее на продукт, как составную часть его цен¬
ности, посредством специального полезного вида прибавляемого труда.
Если бы специальный производительный труд рабочего не был,
напр., пряденьем, он не вырабатывал бы пряжи, а, не производя пряжиу
не переносил бы на свой продукт ценности веретен и хлопка, исполь¬
зованных при пряденьи. Но если наш прядильщик меняет ремесло и
становится, положим, плотником, то в течение рабочего дня он так же,
как и раньше, будет прибавлять известную ценность к материалам.
Стало быть, он прибавляет эту ценность посредством своего труда не
потому, что это труд прядильщика или столяра, но потому, что это
труд вообще, трата человеческой рабочей силы; и прибавляет он из¬
вестное количество ценности не потому, что его труд представляет
собой ту или иную специальную форму полезного труда, а потому, что
он продолжается известное время. Таким образом, новая ценность
прибавляется, благодаря новому количеству труда, а прежняя ценность
средств производства сохраняется в продукте, благодаря определен¬
ному качеству прибавляемого труда.
Этот двойной результат одного и того же труда ясно обнаружи¬
вается во многих явлениях. Предположим, что какое-нибудь изобре¬
тение позволяет рабочему выпрясть в течение 6 часов столько хлопка,
сколько раньше он вырабатывал в течение 18 часов. В смысле произ¬
водительности мощь его труда утроилась, и его продукт стал в три
раза больше—15 кило вместо 5 кило. Количество ценности, прибав¬
ленное в течение 6 часов прядения хлопка, остается без изменения;
только это количество, распределяемое раньше между 5 кило, теперь
распределяется между 15 кило; поэтому, относительно оно теперь в
три раза меньше. С другой стороны, так как теперь расходуется в
течение 6 часов 15 кило хлопка вместо 5, то 6-ти-часовой продукт
содержит ценность в три раза большую. Таким образом, в течение
6 часов прядения сохраняется и переносится на продукт ценность сырого
материала в 3 раза большая, чем раньше, хотя ценность, прибавляемая
к этому же самому материалу, оказывается в три раза меньшей. Это
показывает только, что свойство, благодаря которому труд сохраняет
ценность, существенно отлично от другого его свойства, благодаря
которому он в том же самом процессе создает новую ценность.
Средства производства переносят на продукт только ту ценность,
которую они теряют, теряя свою первоначальную полезность; но в
этом отношении материальные элементы процесса труда играют неоди¬
наковую роль.
Сырые и вспомогательные материалы теряют свою форму в про¬
цессе труда. Совершенно иначе дело обстоит с орудиями труда в
собственном смысле, которые держатся более или менее долго и функ¬
ционируют в более или менее длинном ряде операций. По опыту из¬
вестно, сколько времени в среднем может служить то или другое орудие
труда; можно, поэтому, вычислить его ежедневное изнашиванием также
и то, сколько своей собственной ценности оно переносит на продукт
49 —
в течение дня; но, хотя орудие труда (машина, напр.) переносит каж¬
дый день на продукт известную часть своей ценности, тем не менее
оно в целом участвует в течение всего процесса труда.
Отсюда следует, что хотя данный элемент работы целиком прини¬
мает участие в производстве полезного предмета, потребительной цен¬
ности, тем не менее в процессе образования ценности он участвует
лишь частью. Обратно, то или иное орудие производства может цели¬
ком входить р процесс образования ценности и лишь частью в процесс
производства потребительной ценности. Предположим, что при прядении
из 1.500 кило хлопка на отбросах теряется 15 кило. Если эта потеря,
5 кило на 100, представляет собой явление вообще неизбежное в дан¬
ном производстве, то ценность этих 15 кило хлопка, несмотря на то,
что они не являются составным элементом пряжи, все же входит вся
в состав ценности пряжи, совершенно так же, как и ценность тех 100
кило хлопка, из которых выделывается пряжа. Раз только эта потеря
есть неизбежное условие производства, то ценность потерянного хлопка
переносится на пряжу.
Средства производства переносят на новый продукт только ту цен¬
ность, которую они теряют в своей прежней форме; поэтому они могут
прибавить к нему ценность лишь в том случае, если сами обладают
ею. Их ценность определяется не той работой, в которую они входят,
как средства производства, а той, из которой они выходят в качестве
продуктов.
Ценность, просто сохраненная, и ценность, созданная вновь и увеличенная.
Рабочая сила в движении, живой труд, обладает, таким образом,
свойством, прибавляя ценность, сохранять ценность. Если это свойство
ничего не стоит рабочему, то оно очень много дает капиталисту, кото¬
рый, благодаря ему, сохраняет наличную ценность своего капитала; он
замечает это в* момент кризисов и прекращения работ, когда ему при¬
ходится нести расходы по порче средств производства, сырого мате¬
риала, орудий труда и пр., которые стоят в бездействии и составляют
его постоянный капитал.
Мы говорим, что ценность средств производства сохраняется, а не
воспроизводится, потому что предметы, в которых она существует
первоначально, исчезают только для того, чтобы принять новую полез¬
ную форму, и самая ценность продолжает существовать при всех изме¬
нениях ее внешней формы. Что действительно производится, так это
новый продукт, в котором продолжает заключаться прежняя ценность.
Сохраняя ценность средств производства и перенося ее на продукт,
труд в то же самое время в каждый данный момент создает новую
ценность. Предположим, что когда рабочий роздал эквивалент дневной
ценности своей рабочей силы, когда он, напр., 6-ти-часовым трудом
прибавил ценность в 4 фр., производство останавливается. Вновь соз¬
данная ценность замещает те деньги, которые были авансированы
капиталистом на покупку рабочей силы, и которые рабочий тратит
затем на средства существования.
Но, в противоположность тому, что мы говорили о ценности средств
производства, эта ценность действительно является произведенной;
если одна ценность замещается здесь другой, то это происходит именно
благодаря созданию новой ценности.
Однако, мы знаем уже, что труд продолжается и после того, как
воспроизведен и прибавлен к объекту труда эквивалент ценности рабо¬
чей силы. Вместо нужных для этого, положим, 6 часов труд продолжается
12 или больше часов. Рабочая сила, находясь в движении, не только,

■S 50 ———
стало быть, воспроизводит свою собственную ценность, но производит,
кроме того, прибавочную ценность. Эта прибавочная ценность образует
излишек ценности продукта над ценностью его составных элементов,
средств производства и рабочей силы.
Таким образом, та часть капитала, которая превращается в средства
производства, т.-е. сырой материал,вспомогательные вещества и орудия
труда, не изменяет величины своей ценности в процессе производства.
Мы называем ее, поэтому, постоянной частью капитала, или проще —
постоянным капиталом.
Напротив, часть капитала, превращенная в рабочую силу, изменяется
в своей ценности в процессе производства. Она как бы воспроизводит
сначала свою собственную ценность, а затем создает излишек, приба¬
вочную ценность, которая может быть то больше, то меньше. Эту
изменяющуюся часть капитала мы называем его переменной частью,
или просто переменным капиталом.
ГЛАВА IX.
Норма прибавочной ценности.
I. Труд необходимый и труд прибавочный.— Степень эксплуатации рабочей силы.—П. Выра¬
жение элементов ценности продукта в долях самого продукта и в частях рабочего дня.
III. „Последний час“.— Чистый продукт.
Пред нами, с одной стороны, постоянный капитал, который доста¬
вляет рабочей силе средства для ее овеществления,— средства, ценность
которых остается без изменения до и после процесса производства и
лишь изменяет свою внешнюю форму; с другой стороны, пред нами
капитал переменный, до процесса производства равный покупной цене
рабочей силы, а после него равный этой воспроизведенной ценности
плюс некоторое приращение. Если прибавочная ценность есть результат
увеличения ценности переменного капитала, то очевидно, что степень
этого увеличения будет определяться отношением прибавочной ценности
к переменному капиталу.
Воспользуемся примером VII главы. 4 фр.— это та часть капитала,
которая идет на покупку дневной рабочей силы, другими словами — пере¬
менный капитал; прибавочная ценность — также 4 фр. Последняя цифра
выражает абсолютную величину прибавочной ценности, произведенной
рабочим в течение одного дня. Что же касается до ее относительной
величины, т.-е. величины по отношению к величине переменного капи¬
тала до увеличения его ценности, то она будет выражена отношением
4 4, т.-е. будет равняться 1ОО°/о. Эта относительная величина и есть
то, что мы называем нормой прибавочной ценности.
Не следует смешивать норму прибавочной ценности, которая пред¬
ставляет собой отношение прибавочной ценности к переменной части
авансированного капитала, отношение, непосредственно выражающее
степень эксплуатации рабочей силы,—с нормой прибыли, которая является
отношением прибавочной ценности ко всему авансированному капиталу.
I.— Труд необходимый и труд прибавочный.
Мы видели, что рабочий в течение одной части рабочего дня произ¬
водит только дневную ценность своей рабочей силы, т.-е. ценность
необходимых ему средств существования. Но так как общественное
разделение труда существует в той среде, в которой он работает, то

—— ——■■■■■ 51 —
он производит средства существования не непосредственно, но в форме
какого-нибудь специального товара,— пряжи, напр.,— ценность которого
эквивалентна ценности средств его существования или количеству
денег, на которые он их покупает.
В течение этой части дня, которая может быть больше или меньше,
смотря по средней величине ценности его ежедневных средств суще¬
ствования, рабочий, работает ли он на капиталиста или нет, все-равно
замещает лишь одну ценность другой; в течение этого времени, в дей¬
ствительности, ценность просто воспроизводится. Часть дня, в течение
которой совершается это воспроизведение, мы называем необходи¬
мым рабочим временем, а труд, истраченный в течение этого
времени, необходимым трудом,— необходимым для рабочего,
который, какова бы ни была общественная форма его труда, за это
время зарабатывает себе на жизнь,— необходимым, для капиталистиче¬
ского мира, ибо существование рабочего есть его основа.
Другая часть рабочего дня, которая выходит за пределы необходи¬
мого труда, не создает никакой ценности для рабочего,— она образует
прибавочную ценность для капиталиста; эту часть дня мы называем
прибавочным рабочим временем, а труд, потраченный в тече¬
ние этого времени, прибавочным трудом. Если ценность вообще
представляет простое овеществление рабочего времени, то прибавочная
ценность есть простое овеществление прибавочного рабочего времени,
т.-е. овеществленный прибавочный труд. Различные общественно-эконо¬
мические формации, напр., рабское общество и общество наемного
труда, отличаются друг от друга способом выжимания прибавочного
труда из непосредственного производителя.
Степень эксплуатации рабочей силы.
Ценность переменного капитала равна ценности купленной на него
рабочей силы; ценность же этой последней определяет необходимую
часть рабочего дня. С другой стороны, прибавочная ценность опреде¬
ляется продолжительностью прибавочной части того же самого рабочего
дня, прибавочным трудом. Отсюда следует, что норма прибавочной
ценности, выраженная отношением прибавочной ценности к перемен¬
ному капиталу, есть в то же время отношение прибавочного труда к
труду необходимому.
Норма прибавочной ценности, таким образом, представляет собой
точное выражение степени эксплуатации рабочей силы капиталом, или
рабочего капиталистом; но не следует смешивать степени эксплуатации
с ее абсолютной величиной.
Положим, что необходимый труд равен 5 часам, прибавочный—также
5 часам; степень эксплуатации, выведенная из отношения 5 : 5, есть
1ОО°/о, между тем абсолютная величина эксплуатации выражается 5-ю
часами. Если затем труд необходимый и труд прибавочный равны
каждый 6 часам, то степень эксплуатации, выведенная из отношения
6 : 6, остается равной 1ОО°/о, в то время как абсолютная величина
эксплуатации, которая раньше была равна 5 часам, возросла на один
час, т.-е. на 2О°/о.
Для вычисления нормы прибавочной ценности мы можем не прини¬
мать в расчет ценности постоянного капитала, которая существовала
уже раньше и теперь лишь появляется в новом виде. Остающаяся
ценность, в таком случае, есть единственная ценность, действительно
созданная в процессе производства товара. Если прибавочная ценность
известна, то чтобы найти переменный капитал, нужно вычесть ее из
этой вновь созданной ценности; если переменный капитал известен, то

■— 52 ———>
достаточно вычесть его величину, чтобы найти прибавочную ценность.
Если обе величины даны, то остается только вычислить отношение
прибавочной ценности к переменному капиталу, т.-е. сумму прибавоч¬
ной ценности разделить на сумму переменного капитала и частное
умножить на 100; тогда мы получим норму прибавочной ценности,
выраженную в процентах.
11.— Выражение элементов ценности продукта в долях самого продукта и в частях рабочего дня.
Воспользуемся примером VII главы, на котором мы видели, каким
образом капиталист превращает свои деньги в капитал. Необходимый
труд прядильщика продолжается 6 часов, прибавочный — столько же.
Рабочий трудится, таким образом, одну половину дня для себя,
другую — для капиталиста; степень его эксплуатации равна 100%.
Продукт 12-ти часового рабочего дня есть 10 кило пряжи, ценностью
в 40 фр.; 8/ю этой ценности, 32 фр., образованы ценностью потребленных
средств производства: 26 фр.— покупка хлопка и 6 фр.— изнашивание
веретен. Эти 32 фр. представляют, следовательно, лишь воспроизведен¬
ную ценность; иначе говоря, 8/ю ценности пряжи состоят из постоянного
капитала. Остальные 2/ю образуют новую ценность в 8 фр., созданную
во время процесса прядения. Половина этой ценности замещает аванси¬
рованную дневную ценность рабочей силы, т.-е. переменный капитал
в 4 фр.; другая половина составляет прибавочную ценность в 4 фр.
Вся ценность пряжи, 40 фр., равна, стало быть, 32 франкам постоян¬
ного капитала, плюс 4 франка переменного капитала, плюс, наконец.
4 франка прибавочной ценности.
Так как общая ценность в 40 франков представлена в 10 кило
пряжи, то различные указанные нами сейчас составные элементы этой
ценности могут быть представлены в долях этого продукта. Если в 10
кило пряжи заключается ценность в 40 фр., то 8/ю этой ценности, т.-е.
ее постоянная часть, 32 фр., заключается в 8/ю продукта, или 8 кило
пряжи. Эти 8 кило заключают в себе, таким образом, ценность куплен¬
ного хлопка и ценность изношенных веретен, всего на 32 фр., что
составляет 6% кило пряжи, заключающих в себе хлопка на 26 фр.,
и Р/г кило пряжи, заключающих в себе потребленные веретена на 6 фр.
В 6V2 кило пряжи реально заключается лишь 6% кило хлопка,
ценностью в 16 фр. 90 сайт, (если 10 кило стоят 26 фр.); разность
в 9 фр. 10 сант. эквивалентна хлопку, содержащемуся в остальных 3 % кило
пряжи. Но 61/2 кило пряжи представляют здесь весь хлопок, содержа¬
щийся во всем продукте, в 10 кило пряжи; в самом деле, по цене 4 фр.
кило они стоят 26 фр., все-равно, что 10 кило хлопка, но они не заклю¬
чают в себе ничего больше; считается, что они не содержат в себе ни
атома ценности износившихся орудий труда, ни атома новой ценности,
созданной в процессе прядения. Точно также 1% кило пряжи стоят
6 фр. как и веретена, которыми пользовались в течение 12 часов пря¬
дения; Р/2 кило представляют в таком случае ценность орудий труда,
потребленных в течение всего процесса производства 10 кило пряжи,
и только эту ценность; они не содержат в себе ни атома новой цен¬
ности, созданной в процессе прядения.
Таким образом, дело представляется так, что 8Ло продукта, или
8 кило пряжи, не содержат ни атома новой ценности, созданной трудом
прядильщика. И в самом деле, когда капиталист продает их за 32 фр.
и покрывает этой суммой свои издержки на средства производства,
то очевидно, что 8 кило пряжи суть не что иное, как хлопок и веретена,
только в другом виде. С другой стороны, остальные две десятых, или
2 кило пряжи, представляют, в силу того же, только остающуюся

53 ——
новую ценность, созданную трудом 12-ти часовой продолжительности.
Труд прядильщика, овеществленный в продукте 10 кило пряжи, скон¬
центрирован теперь в 2 кило, в 2/ю продукта, из которых одна десятая
часть, 1 кило, представляет ценность потребленной рабочей силы, т.-е.
4 фр. авансированного переменного капитала, а другая десятая — 4 фр.
прибавочной ценности.
Так как 12-ти часовый труд создает ценность в 8 фр., то ценность
всей пряжи в 40 фр. представляет собой 60 рабочих часов. И в самом
деле, кроме 12 часов прядения, 40 фр. пряжи включают в себе рабочее
время, содержащееся в средствах производства, т.-е. 4 дня по 12 час.
каждый, или 48 часов труда, предшествовавших процессу прядения
и овеществленных в ценности 32 фр.
Таким образом, результат производства — продукт — можно разло¬
жить; одна его часть представляет только труд, содержащийся
в средствах производства; это постоянная часть капитала; другая его
часть представляет только необходимый труд, прибавленный в течение
процесса производства; это переменная часть капитала; третья часть
представляет только прибавочный труд или прибавочную ценность.
Весь продукт, произведенный в течение известного времени, в течение
дня, напр., разлагается таким образом на части, представляющие раз¬
личные элементы его ценности, но эти же части, в свою очередь, можно
выразить в долях рабочего дня, в них заключающихся.
Прядильщик производит в 12 часов 10 кило пряжи; 1 кило, следо¬
вательно, в 1 час 12 мин., а в 7 час. 48 мин.— 6V2 кило пряжи, т.-е.
часть продукта, которая сама по себе стоит столько, сколько весь
хлопок, потребленный в течение дня. Точно так же часть, произведен¬
ная в следующие 1 час 48 мин., равная П/2 кило пряжи, представляет
ценность веретен, изношенных в течение 12 часов труда. Совершенно
так же в следующие 1 час 12 мин. прядильщик производит 1 кило пряжи,
представляющее ценность, равную всей той, которую он создает в течение
6 часов необходимого труда, и, наконец, в последние 72 мин. он про¬
изводит еще 1 кило пряжи, ценность которого равна прибавочной
ценности, произведенной за 6 час. прибавочного труда.
В эти 72 мин.,— и на это нужно обратить внимание,— он производит
1 кило пряжи, вся ценность которого равна прибавочной ценности,
доставляемой капиталисту одним рабочим днем. Но в ценность этого
1 кило входит, помимо ценности, создаваемой трудом прядильщика,
также ценность прошлого труда, который произвел хлопок, и ценность
износившихся в процессе производства веретен.
III.—„Последний час“.
Из того, что различные элементы ценности продукта могут быть
представлены пропорциональными частями рабочего дня, а также из
того, что прибавочная ценность в таком случае представлена ценностью
продукта 72 последних минут труда, не следует заключать,— подобно
некоторым экономистам, восстающим, во имя науки, против сокращения
рабочего дня,— что рабочий посвящает фабриканту на производство
прибавочной ценности только последние 72 минуты, или, как они говорят,
„последний час“.
На самом деле, прибавочная ценность равна не той ценности, которую
создает рабочая сила в течение последних 72 минут, а ценности про¬
дукта, на изготовление которого была затрачена рабочая сила в течение
этого времени; другими словами, она равна ценности средств произ¬
водства, хлопка, веретен, потребленных в течение 72 минут, плюс
новая ценность, которую создал в течение этого времени труд пря¬
дильщика, потребивший эти средства производства.
Экономисты эти утверждают, что если сократить рабочее время
на 72 мин., оставляя ту же заработную плату, то не окажется и при¬
бавочной ценности, и на долю несчастного капиталиста ничего не доста¬
нется. Их рассуждения в общем можно свести к следующему: так как
1 кило пряжи представляет собой продукт 72 мин. прядения, то сокра¬
тив рабочий день прядильщика на 72 мин., капиталист будет иметь
на 1 кило пряжи меньше, а так как одно кило стоит 4 фр., то он
выручит на 4 фр. меньше, поэтому он не получит вовсе прибавочной
ценности, ибо она как раз равна 4 фр. Посмотрим, так ли это. Для
1 кило пряжи нужно 1 кило хлопка, плюс изнашивающиеся в работе
веретена. Так как 10 кило хлопка стоят 26 фр., то 1 кило стоит 2 фр.
60 сант.; так как изнашивание веретен в течение процесса прядения 10 кило
составляет 5 фр., то на 1 кило износится веретен на 60 сант. Последнее
1 кило пряжи, которого теперь не производят, требовало, стало быть,
издержек 2 фр. 60 сант.-760 сант.=-3 фр. 20 сант.; поэтому, если верно
то, что капиталист получает теперь на 4 фр. меньше, то и тратит он
тоже меньше на 3 фр. 20 сант. Вследствие сокращения 12-ти часового
рабочего дня на 72 мин., он теряет, таким образом, только 80 сант.
Если он теряет только 80 сант. из того, что он получал раньше, то его
прибавочная ценность, его чистая прибыль, которая достигала раньше
4 фр., равняется теперь 4 фр.— 80 сант.= 3 фр. 20 сант., а прибавочный
труд продолжается 4 часа 48 мин. вместо 6 час., т.-е. норма прибавочной
ценности равна 8О°/о, что вовсе еще не так дурно.
Сказать, что в нашем примере прядильщик, рабочий день которого
равен 12 часам, производит чистый доход капиталиста в последние
72 минуты, это все равно, что сказать, что его 72-х минутный продукт.
1 кило пряжи, во всем его целом, заключает в себе столько же рабо¬
чего времени, сколько заключает его та часть дня, которая посвящена
производству прибавочной ценности. В самом деле, мы только что
видели, что средства производства, потребленные при производстве
10 кило пряжи, содержали в себе до процесса прядения 48 часов труда;
средства производства, потребленные при производстве 1 кило, содер¬
жат, поэтому, этого времени, т.-е. 4 часа 48 мин. прошлого труда,
которые, будучи прибавлены к 72 мин. пряденья, дают для 1 кило
пряжи общую сумму в 6 час., равную времени дневного прибавочного
труда прядильщика.
IV.—Чистый продукт.
Чистым продуктом мы называем ту его часть, которая представляет
прибавочную ценность. Подобно тому, как норма этой последней опре¬
деляется ее отношением не ко всему капиталу, а к переменной его
части, точно так же величина прибавочного продукта определяется его
отношением не ко всему продукту, но к той его части, которая пред¬
ставляет необходимый труд. Относительной величиной чистого продукта
измеряется степень развития богатств.
Общая сумма необходимого и прибавочного труда, другими словами,
общее количество времени, в течение которого рабочий производит
эквивалент своей рабочей силы и прибавочную ценность, образует
^абсолютную величину его рабочего времени, т.-е. рабочий день.

55 —
ГЛАВА X.
Рабочий день.
I. Пределы рабочего дня.—II. Капитал, жаждущий прибавочного труда.—III. Эксплуатация
свободного работника по форме и по существу.- Дневной и ночной труд.— IV. Регламен¬
тация рабочего дня.- -V. Борьба за ограничение рабочего дня.
1.— Пределы рабочего дня.
Мы исходили из того предположения, что рабочая сила покупается
и продается по своей ценности. Эта ценность, как ценность всякого
другого товара, определяется рабочим временем, необходимым на произ¬
водство ее. Капиталист, покупая рабочую силу по ее дневной ценности,
приобретает, таким образом, право заставлять рабочего работать
в течение целого дня. Но что такое рабочий день?
Границы продолжительности рабочего дня определяются, с одной
стороны, обществом, с другой — природой. Существует минимум — та
часть дня, в продолжение которой работнику необходимо работать
для поддержания своей собственной жизни, словом, необходимое
рабочее время, ниже которого невозможно спуститься при современном
общественном' устройстве, основанном на капиталистическом способе
производства: в самом деле, этот способ производства, в основе которого
лежит выработка прибавочной ценности, требует, кроме необходимого
труда, известного количества прибавочного труда. Существует и мак¬
симум, который определяется физическими пределами рабочей силы,
необходимостью посвящать каждый день определенное время на сон,
еду и т. д., словом,— человеческой природой.
Пределы эти сами по себе очень растяжимы. Рабочий день во всяком
случае короче суток. На сколько? Одна часть рабочего дня — величина
вполне определенная: она равняется необходимому рабочему времени;
общая же продолжительность его изменяется в зависимости от коли¬
чества прибавочного труда.
Каждый покупатель стремится извлечь из покупаемого им товара
как можно больше выгоды для себя; к этому же стремится и капи¬
талист, покупающий рабочую силу; им руководит лишь одно жела¬
ние— увеличить свой капитал, создавать прибавочную ценность, вса¬
сывать возможно больше прибавочного труда.
С другой стороны, у работника существует вполне естественное
желание тратить свою рабочую силу лишь в пределах, совместимых
с ее естественной продолжительностью и с нормальным развитием ее.
Ему хотелось бы растрачивать каждый день лишь такую часть своей
рабочей силы, какую он может восстановить при помощи своей зара¬
ботной платы.
Капиталист защищает свое право, в качестве покупателя, стараясь
возможно больше продолжить рабочий день. Работник же отстаивает
свое право, в качестве продавца, стараясь сократить рабочий день так,
чтобы превращать в труд лишь такую часть рабочей силы, трата кото¬
рой не подрывала бы его организма. Таким образом, право одного
вступает в столкновение с правом другого, при чем как права первого,
так и права второго одинаково опираются на закон, регулирующий
обмен товаров. Что же решает при столкновении этих двух равных
прав? — Сила. Вот почему регламентация рабочего дня приобретает
в истории капиталистического производства характер борьбы между
классом капиталистов и рабочим классом.

56 ————
II.— Капитал, жаждущий прибавочного труда.
Капиталисту не пришлось изобретать прибавочный труд. Повсюду,
где одна часть общества обладает монополией на средства произ¬
водства, работник,— свободен ли он или нет, все-равно—вынужден
отдавать, кроме рабочего времени, необходимого для его собственного
содержания, еще некоторый излишек, идущий на обеспечение суще¬
ствования владельца средств производства. Будет ли таким собствен¬
ником рабовладелец, феодал или капиталист,—дело от этого мало
меняется.
Однако, пока экономическая форма общества такова, что люди
обращают больше внимания на полезность данной вещи, чем на то
золото или серебро, на которое можно обменять ее, другими словами,
пока обращают больше внимания на потребительную ценность, чем на
меновую,— пределом для прибавочного труда служит удовлетворение
определенных потребностей. Напротив, когда преобладающую роль
начинает играть меновая ценность, стремление заставлять работать
возможно больше становится законом.
Как только народы, производство которых ведется еще в низших
формах рабства и крепостничества, втягиваются в международный
обмен, где господствует капиталистический способ производства, как
только, благодаря этому, продажа их продуктов за-границей приобретает
для них первенствующее значение,— начиная с этого момента, все
ужасы прибавочного труда, этого детища цивилизации, прибавляются
к варварству рабства и крепостничества. До тех пор, пока производство
в Южно-Американских Соединенных Штатах имело в виду, главным
образом, удовлетворение непосредственных потребностей, труд негров
носил умеренный характер. Но по мере того, как вывоз хлопка стал
главным промыслом этих штатов, негров стали истощать непосильным
трудом; раб становился никуда негодным после семи лет труда; это
превратилось в один из составных элементов холодно рассчитанной
системы. Речь шла уже не о том, чтобы получать от него, как в прежнее
время, известное количество полезных продуктов, а о том, чтобы произ¬
водить во что бы то ни стало прибавочную ценность. То же самое
было и с крепостными в придунайских княжествах.
Что такое рабочий день? Какова продолжительность времени, в тече¬
ние которого капитал имеет право потреблять рабочую силу, ценность
которой он покупает на один день? До каких размеров можно прод¬
лить рабочий день сверх рабочего времени, необходимого для воспроиз¬
ведения этой силы? На все эти вопросы капитал отвечает: рабочий
день равняется 24 часам, минус те часы отдыха, без которых рабочая
сила не была бы в состоянии снова служить.
Вы говорите о времени для умственного развития, для упражнения
физических и умственных сил? Полноте! Капитал хищнически отнимает
время, необходимое для развития и сохранения организма в здоровом
состоянии; он урезывает время еды, сводит время сна до минимума,
до состояния тяжелого забытья, без которого истощенный организм
не мог бы даже функционировать. Пределы рабочего дня определяются
вовсе не сохранением рабочей силы в нормальном состоянии, а напротив,
возможно большая трата рабочей силы в течение дня определяет пределы
времени, которое дается работнику на отдых.
111.— Эксплуатация свободного работника по форме и по существу.
Если предположить, что рабочий день состоит из шести часов при¬
бавочного труда, то за шесть рабочих дней недели свободный работник
■— 57 —
отдает капиталисту тридцать шесть часов прибавочного труда. Это
то же самое, как если бы он три дня в неделю работал на себя, а три
дня — даром на капиталиста. Но это не бросается в глаза; необходимый
труд и прибавочный труд сливаются в одно. Совершенно иначе обстоит
дело с барщиной. Тут прибавочный труд отделен от необходимого
труда: последний выполняется крестьянином на своем собственном
поле, первый же — на барской земле; крестьянин, таким образом, ясно
отличает труд, выполняемый им для своего собственного содержания,
от труда, который он выполняет для помещика.
Эксплуатация свободного работника капиталистом имеет более
скрытый, более лицемерный характер. Эта разница по форме ничего,
впрочем, не меняет по существу, если только не ухудшает дела.
Три дня прибавочного труда в неделю,— будут ли они отдаваться
в виде барщины или в виде прибыли, все-равно,— остаются тремя
днями труда, ничего не приносящими самому работнику.
Единственно, что интересует капитал, сказали мы,— это выжать из
рабочей силы тот максимум усилий, на который она способна в течение
дня. Он стремится к достижению своей цели, нисколько не заботясь
о том, как это отразится на продолжительности существования рабочей
силы; благодаря удлинению рабочего дня, капитал лишает рабочую
силу ее нормальных условий функционирования и развития как в физи¬
ческом, так и в моральном отношениях, а это ведет к ослаблению
и преждевременной смерти рабочей силы.
Казалось бы, однако, что капитал в своих собственных интересах
должен заботиться о сохранении этой необходимой ему силы. Но опыт
показывает капиталисту, что в каждую данную минуту имеется избыток
населения по отношению к потребностям капитала,— избыток, состоящий,
впрочем, из недоразвитых, изуродованных и скоро отживающих челове¬
ческих поколений.
Но тот же опыт показывает вдумчивому наблюдателю, с какой
быстротою капиталистический способ производства, лишь недавно
выступивший на историческую арену, подрывает в самом корне народ¬
ные силы; опыт показывает, что вырождение промышленного населения
замедляется лишь притоком новых сил из деревень, и что процесс
вырождения начинает мало-по-малу распространяться и на деревенских
работников.
Но капитал так же мало беспокоит вырождение расы, как дисло¬
кация земной коры. В каждый период спекуляций всякий знает, что
крах неминуем, ро каждый в то же время надеется набить себе кар¬
маны раньше, чем это совершится. „После меня хоть потоп!“—таков
девиз всякого капиталиста.
Дневной и ночной труд.
Итак, капитал стремится только создавать прибавочную стоимость,
нисколько ни заботясь о здоровье и продолжительности жизни работ¬
ника. Верно то, что в общем и целом это не зависит от доброй или
злой воли каждого отдельного капиталиста. Конкуренция уничтожает
влияние индивидуальной воли, подчиняет капиталистов законам капи¬
талистического способа производства.
Когда средства производства находятся в бездействии, то они при¬
чиняют убытки капиталисту, так как в то время, когда они не всасы¬
вают труда, они представляют собой бесполезно вложенный капитал;
кроме того, нередко при возобновлении работы требуются дополни¬
тельные расходы. Так как одна и та же рабочая сила лишена физи¬
ческой возможности работать каждый день в продолжении двадцати
— 58 —
четырех часов, то капиталисты, с целью получения большей прибыли,
придумали дневные и ночные смены: так, напр., часть рабочих данной
мастерской работает одну неделю в дневной смене, а следующую
неделю — в ночной смене.
Система ночного труда тем более выгодна для капиталиста, что она
позволяет ему чрезмерно эксплуатировать работника. Она, кроме, того,
оказывает пагубное влияние на состояние здоровья рабочих; но при
этой системе капиталист получает большую прибыль, а для него только
это и важно.
IV.— Регламентация рабочего дня.
Капиталист всячески старается эксплуатировать работника, если
только он не встречает к тому препятствий со стороны общества.
Установление сносного рабочего дня является результатом долгой
борьбы между капиталистом и работником. История этой борьбы пред¬
ставляет, однако, две противоположные тенденции.
В то время, как новейшее законодательство сокращает рабочий
день, прошлое законодательство стремилось к удлинению его. Госу¬
дарственной властью пользовались для того, чтобы извлечь из работ¬
ника такое количество труда, какое экономические условия того вре¬
мени сами по себе не позволяли еще извлекать из него. В самом деле,
целые века понадобились для того, чтобы работник, ставший „свобод¬
ным“ благодаря развитию капиталистического способа производства,
стал добровольно, т.-е. в силу общественного принуждения, продавать
все время своей активной жизни, свою способность к труду за сред¬
ства к существованию,—чтобы он стал продавать свое право перво¬
родства за чечевичную похлебку. Вполне естественно, поэтому, что
удлинение рабочего дня, достигнутое насильственным путем при по¬
мощи государства от средины XIV до XVIII века, приблизительно
соответствует тому сокращению рабочего времени, которое тут и там
проводится государством во второй половине XIX века.
Если в таких странах, как Англия, законы ограничивают рабочий
день и обуздывают ненасытную жадность капитала, то это происходит
потому, что,— не говоря уже о влиянии рабочего движения, принимаю¬
щего все более и более угрожающий характер,— подобное ограничение
вызывается необходимостью. То же самое слепое хищничество, которое
приводит к истощению почвы, подрывало вкорне жизненные силы нации
и влекло за собою, как мы только что констатировали, вырождение ее.
V.— Борьба за ограничение рабочего дня.
Специальным объектом, действительной целью капиталистического
способа производства является производство прибавочной ценности,,
или высасывание прибавочного труда. Мы уже говорили, что только
независимый работник может, в качестве владельца товара, вступать
в договорные отношения с капиталистом. Но как только капиталисти¬
ческий способ производства достиг известной степени развития, отдель¬
ный работник,— работник, как свободный продавец своей рабочей
силы,— вынужден беспрекословно подчиняться воле капиталиста.
Наш работник,— следует это признать,— выходит по окончании
производства не таким, каким он начал его. На рынке он выступал,
как владелец товара—„рабочей силы“ — и, имея перед собою владель¬
цев других товаров, он выступал, как продавец перед продавцом. До¬
говор, на основании которого он продавал свою рабочую силу, являлся,
повидимому, результатом соглашения между двумя свободными волями*,
между волей продавца и волею покупателя.

59 SB
Но, по заключении сделки, оказывается, что он отнюдь не был
свободен, что он может продавать свою рабочую силу как раз на такой
промежуток времени, на какой он вынужден ее продавать, что на деле
вампир, высасывающий из него кровь, не выпускает его до тех пор,
пока в нем остается хоть одна капля ее. В целях самозащиты от этой
эксплуатации, рабочие должны при помощи коллективных действий,
классового давления, добиться того, чтобы были поставлены социаль¬
ные преграды продаже рабочими „по свободному договору“ себя и
своих детей на рабство и на смерть. Пышная „Декларация прав чело¬
века“ заменяется скромным законом, устанавливающим, когда кончается
время^ продаваемое работником, и когда начинается время, принадле¬
жащее ему.
ГЛАВА XI.
Норма и количество прибавочной ценности.
Возмещение числа рабочих посредством удлинения рабочего дня. - Для превращения
денег в капитал необходим известный минимум денег.
Возмещение числа рабочих посредством удлинения рабочего дня.
Предположим, что средняя дневная ценность рабочей силы равняется
четырем фр., и что для воспроизведения ее необходимо затрачивать
шесть часов труда в день. Чтобы купить эту силу, капиталист должен,
следовательно, затратить четыре франка. Сколько прибавочной ценно¬
сти принесут ему эти четыре фр.? Это зависит от отношения труда,
предназначенного для производства прибавочной ценности, т.-е. приба¬
вочного труда, к труду, предназначенному для воспроизведения зара¬
ботной платы, т.-е. к необходимому труду. Словом, это зависит от
нормы прибавочной ценности.
Если эта норма равняется ста процентам, прибавочная ценность
будет равна четырем франкам, представляющим шесть часов приба¬
вочного труда. Если норма прибавочной ценности равняется пятидесяти
процентам, то прибавочная ценность равняется двум .фр., представля¬
ющим три часа прибавочного труда. Таким образом, если известна
ценность рабочей силы, то норма прибавочной ценности
определяет количество прибавочной ценности. *
Переменный капитал является денежным выражением ценности всей
рабочей силы в целом, употребляемой капиталистом одновременно. Если
четыре франка, цена рабочей силы, дают дневную прибавочную цен¬
ность в два франка, то цена ста рабочих сил, переменный капитал в
четыреста франков, произведет прибавочную ценность в двести фран¬
ков, т.-е. сумму, равную произведению, получаемому от умножения
переменного капитала (400) на норму прибавочной ценности (5О/юо).
Следовательно, количество прибавочной ценности, производимой дан¬
ным переменным капиталом, равняется величине этого капитала, по¬
множенной на норму прибавочной ценности.
Предположим, что норма прибавочной ценности уменьшается на
половину и что вместо 5О°/о она будет равна только 25°/о; предполо¬
жим, с другой стороны, что переменный капитал удваивается и состав¬
ляет 800 фр. вместо 400; количество прибавочной ценности равняется
800 X 25/юо, т.-е. опять-таки 200 фр. Стало быть, количество прибавоч¬
ной ценности остается неизменным при уменьшении нормы прибавочной
ценности, если переменный капитал увеличивается, или наоборот,—
= 60	—
при уменьшении переменного капитала, если норма прибавочной цен¬
ности увеличивается в той же пропорции.
Таким образом, уменьшение переменного капитала может быть воз¬
мещено пропорциональным повышением нормы прибавочной ценности;
или, так как переменный капитал зависит от количества занятых в
производстве рабочих, то уменьшение числа рабочих может быть воз¬
мещено пропорциональным удлинением их рабочего дня. Количество
труда, которое капитал может эксплуатировать, становится, таким
образом, до известной степени независимым от количества занятых
рабочих.
Подобное возмещение не может, однако, итти дальше известного
предела; в самом деле, рабочий день имеет физические границы: ка¬
кова бы ни была продолжительность рабочего дня, она всегда будет
меньше 24 часов. При 100 рабочих, получающих по 4 фр. в день и
работающих по 12 часов, норма прибавочной ценности равняется 1ОО°/о,
а капиталист получает ежедневно 400 фр. прибавочной ценности.
Если бы у него работало в три раза меньше рабочих, он не мог бы
получить ту же прибавочную ценность, потому что он не может заста¬
вить их отдавать ему в три раза больше прибавочного труда, ибо
18 часов прибавочного труда и 6 часов необходимого труда состав¬
ляли бы вместе рабочий день в 24 часа, и рабочему не оставалось бы
времени для необходимого отдыха. Стало быть, уменьшение числа
занятых в производстве рабочих может быть возмещено удлинением
рабочего дня, увеличением степени эксплуатации в физических пределах
этого рабочего дня, а следовательно, и заключающегося в нем приба¬
вочного труда.
Для превращения денег в капитал необходим известный минимум денег.
Так как ценность есть не что иное, как реализованный труд, то ясно
что количество ценности, производимое капиталистом, зависит исклю¬
чительно от количества труда, который приводится им в движение.
Мы только что видели, что при одном и том же количестве рабочих
может быть приведено в движение большее или меньшее количество
труда, в зависимости от большей или меньшей продолжительности
рабочего дня. Но при данной ценности рабочей силы и данной норме
прибавочной ценности, другими словами, при данном распределении
рабочего дня между необходимым и прибавочным трудом, общее
количество ценности,— а в том числе и прибавочной ценности,—произ¬
водимой капиталистом, определяется исключительно количеством заня¬
тых у него рабочих,а последнее, в свою очередь, зависит от величины
затрачиваемого им переменного капитала, от суммы денег, предназна¬
ченной им для покупки рабочей силы.
Количество произведенной прибавочной ценности в этом случае
пропорционально величине переменного капитала. Что же касается
постоянного капитала, то он не имеет здесь никакого влияния; в самом
деле, будет ли ценность средств производства высокая или низкая,
это не оказывает никакого влияния на количество вновь произведенной
ценности, которая есть не что иное, как новая ценность, придаваемая
трудом сохранившейся ценности средств производства.
Из сказанного следует, что не всякая сумма денег может быть
превращена в капитал. Подобное превращение возможно лишь в том
случае, если лицо, желающее сделаться капиталистом, располагает
известным минимумом денег. Так как капиталист стремится к тому,
чтобы не только жить чужим трудом, но и обогащаться на счет чужого
труда, то ему необходимо иметь такое количество рабочих, при
———61 ™
котором их прибавочный труд обеспечивал бы одновременно и содер¬
жание и обогащение капиталиста.
Без сомнения, он может сам участвовать в процессе производства,
но в этом случае он будет чем-то средним между капиталистом и
работником,— мелким хозяином. На известной ступени развития необхо¬
димо, чтобы капиталист мог употреблять все свое время на присвоение
чужого труда, на надзор за ним и на продажу продуктов этого труда;
ему, следовательно, необходимо эксплуатировать довольно значительное
количество рабочих, чтобы освободить себя от необходимости принимать
участие в производстве.
Этот минимум денег, который должен затрачивать капиталист,
изменяется с развитием производства. На данной же ступени развития
он бывает различен в различных отраслях производства, в зависимости
от особенностей технических условий.
Если рассматривать производство с точки зрения полезности про¬
дукта, то средства производства играют по отношению* к работнику
лишь роль простого материала для его производительной деятельности.
Если же рассматривать его с точки зрения производства прибавочной
ценности, то средства производства превращаются в средства высасы¬
вания чужого труда.
Уже не работник употребляет средства производства, а, наоборот,
последние употребляют работника. Вместо того, чтобы он потреблял
их, как материальные элементы своей производительной деятельности,
они сами потребляют его, как элемент, необходимый для их собствен¬
ной жизни, а жизнь капитала заключается лишь в его движении, как
беспрерывно возрастающей ценности.
Чтобы приводить в движение чужой труд, эксплуатировать рабочую
силу, извлекать из нее прибавочный труд, капиталистический способ
производства по своей энергии, силе и неограниченному могуществу
превосходит все существовавшие до него способы производства, в основе
которых лежат различные виды непосредственно принудительного труда.

ЧЕТВЕРТЫЙ ОТДЕЛ.
ПРОИЗВОДСТВО ОТНОСИТЕЛЬНОЙ ПРИБАВОЧНОЙ ЦЕННОСТИ.
ГЛАВА XII.
Относительная прибавочная ценность.
Уменьшение необходимого рабочего времени.— Увеличение производительности труда
и прибавочная ценность.
Уменьшение необходимого рабочего времени.
Та часть рабочего дня, в продолжение которой рабочий только
возмещает ценность, получаемую им от капиталиста, до сих пор
рассматривалась нами, как величина постоянная, каковой она является
на самом деле при данных условиях производства. Но сверх этой опре¬
деленной величины, сверх этого необходимого времени, рабочее время
могло быть удлинено на большее или меньшее число часов, и от вели¬
чины такого удлинения зависела норма прибавочной ценности и общая
продолжительность рабочего дня. Таким образом, необходимое рабочее
время представляло величину постоянную; длина же всего рабочего дня
представляла, напротив, величину переменную.
Предположим теперь такой рабочий день, длина которого дана,—
скажем, двенадцатичасовой рабочий день. Прибавочный труд и необхо¬
димый труд, вместе взятые, не могут превышать двенадцати часов.
Каким образом можно при этом увеличить количество прибавочного
труда, производство прибавочной ценности? Для этого имеется лишь
одно средство: сократить необходимое рабочее время и настолько же
увеличить ту часть из двенадцати часов, которая посвящена прибавоч¬
ному труду. Таким образом, часть времени, употреблявшаяся до сих
пор рабочим на самого себя, превратилась бы в рабочее время на
капиталиста. Длина рабочего дня не изменилась бы,— изменилось бы
только разделение его на необходимый труд и на прибавочный труд.
С другой стороны, длина прибавочного рабочего времени предста¬
вляет определенную величину при данной длине всего рабочего дня
и при данной дневной ценности рабочей силы. Если эта ценность
равняется четырем франкам,— количеству золота, содержащему в себе
шесть часов труда,— то рабочий должен работать шесть часов, чтобы
воспроизвести ценность своей силы, оплачиваемую ежедневно капита¬
листом, или, чтобы произвести эквивалент ценности средств существо¬
вания, необходимых для ежедневного потребления. Ценность этих
средств существования определяет дневную ценность рабочей силы,
а ценность последней определяет величину необходимого дневного
рабочего времени.
Необходимое рабочее время может быть сокращено, и на деле
сокращается, посредством понижения заработной платы ниже ценности
——53 —
рабочей силы. Но мы предполагаем, что рабочая сила продается по
своей действительной ценности, а в таком случае время, посвященное
воспроизведению этой ценности, может быть сокращено лишь в том
случае, если понижается самая ценность рабочей силы. Но эта ценность
зависит от ценности средств существования, необходимых для под¬
держания рабочего; необходимо, следовательно, чтобы ценность этих
средств существования уменьшилась, чтобы, скажем, за пять часов
стали производить то же самое количество средств существования,
которое раньше производилось за шесть часов, а это может быть
достигнуто лишь путем увеличения производительной силы труда;
увеличение же производительной силы труда невозможно без измене¬
ния либо в орудиях производства, либо в приемах труда, либо же в
том и другом вместе. Необходимо, следовательно, чтобы совершилась
настоящая революция в условиях производства.
Увеличение производительности труда и прибавочная ценность.
Под увеличением производительной силы труда, или производитель¬
ности труда, мы подразумеваем вообще такое изменение в приемах
его, посредством которого сокращается рабочее время, общественно¬
необходимое для производства данного товара, так что при меньшем
количестве труда получается возможность производить большее коли¬
чество потребительных ценностей.
Когда мы рассматривали прибавочную ценность, получающуюся от
удлинения рабочего времени, способ производства предполагался, как
нечто постоянное, но как только речь заходит о том, чтобы производить
прибавочную ценность, превращая необходимый труд в прибавочный,
капитал не только не может сохранить наличные приемы, но должен
изменить технические и социальные условия его, т.-е. изменить способ
производства. Только таким путем он сможет увеличить производи¬
тельность труда, понизить, таким образом, ценность рабочей силы,
а тем самым сократить время, необходимое для воспроизведения этой
ценности.
Мы называем абсолютной прибавочной ценностью при¬
бавочную ценность, производимую посредством простого удлинения
рабочего дня, а относительной прибавочной ценность ю—ту
прибавочную ценность, которая получается от сокращения необходимого
рабочего времени и вытекающего отсюда изменения относительной
величины обеих составных частей рабочего дня — необходимого труда
и прибавочного труда.
Для того, чтобы понизить ценность рабочей сйлы, производитель¬
ность труда должна увеличиться в таких отраслях промышленности,
продукты которых определяют ценность этой силы, т.-е. в таких отра¬
слях, которые доставляют либо товары, необходимые для существования
рабочего, либо же средства производства этих товаров. Но удешевле¬
ние какого-либо из этих предметов понижает ценность рабочей силы
лишь в такой пропорции, в какой он входит составной частью в
воспроизведение рабочей силы. Увеличение производительности труда
в отраслях промышленности, не доставляющих ни средств существова¬
ния, ни средств производства последних, не оказывает никакого влияния
на ценность рабочей силы.
Мы видели впервой главе, что ценность товаров,— а, следовательно,
и ценность рабочей силы, так как последняя определяется ценностью
товаров,— понижается, когда увеличивается производительность произ¬
водящего их труда. Напротив, относительная прибавочная ценность
увеличивается, когда увеличивается производительность труда, так как
—64
в этом случае увеличивается время, посвященное производству приба¬
вочной ценности.
Итак, развитие производительной силы труда, понижая цену про¬
дуктов, понижает и цену работника; в капиталистическом строе это
развитие ведет к сокращению той части рабочего дня, в продолжение
которой рабочий работает на самого себя, и к соответственному увели¬
чению той части его, в продолжение которой рабочий работает даром
на капиталиста; таким образом, те же приемы, которые понижают цену
продуктов, повышают приносимую ими прибавочную ценность. Экономия
труда, осуществляемая подобным развитием, отнюдь не стремится — как
уверяют некоторые экономисты — сократить рабочий день. То обстоя¬
тельство, что рабочий, благодаря увеличившейся производительности
труда, производит в час в десять раз больше, чем производил раньше,
не мешает хозяину заставлять рабочего работать, по крайней мере,
столько же, сколько и раньше.
ГЛАВА ХШ.
Кооперация.
Коллективная сила труда.— Результаты и условия коллективного труда.— Руководстве
в промышленности принадлежит капиталу.— Коллективная сила труда представляется,
как сила, присущая капиталу.
Коллективная сила труда.
Капиталистическое производство в действительности начинает уста¬
навливаться лишь там, где один хозяин эксплуатирует одновременно
многих наемных работников; значительное число рабочих, рабртающих
одновременно, в том же самом месте, для производства того же вида
товаров,— вот исторический исходный пункт капиталистического про¬
изводства.
Законы производства ценности осуществляются полностью только
в том случае, когда эксплуатируется сразу много рабочих. В самом
деле, труд, рассматриваемый, как производитель ценности, есть труд
среднего качества, т.-е. трата средней рабочей силы. В каждой отрасли
промышленности каждый отдельный работник в большей или меньшей
степени отличается от среднего работника; хотя он употребляет больше
или меньше среднего количества времени для исполнения одной и той же
операции, тем не менее он получает среднюю ценность рабочей силы,
а это значит, что его хозяин извлекает из его труда больше или меньше
общей нормы прибавочной ценности. Эти индивидуальные различия
в степени ловкости взаимно покрывают друг друга и исчезают там,
где имеется значительное количество рабочих. Рабочий день значитель¬
ного количества одновременно эксплуатируемых рабочих составляет
общественный, т.-е. средний рабочий день.
Даже в том случае, когда способы выполнения работ не подвергаются
изменениям, употребление значительного числа рабочих производит
революцию в материальных условиях труда. Мастерская, в которой
работают двадцать ткачей на 20 станках, должна иметь большие размеры,
нежели та, в которой работают лишь два ткача. Но постройка десяти
мастерских для двадцати ткачей, работающих по-двое обходится дороже
постройки одной мастерской для 20 человек.
Ценность средств производства, употребляемых сообща и сосредо¬
точенных в одном месте, меньше, чем ценность разъединенных средств
65 —
производства, которые они замещают; кроме того, эта ценность рас¬
пределяется между относительно большим количеством продуктов.
Следовательно, та часть ценности, которая переносится ими на товары,
уменьшается. Это оказывает такое же влияние, как если бы уменьшились
издержки производства; экономия в их употреблении происходит исклю¬
чительно от пользования ими сообща.
Когда несколько работников участвуют вместе для одной и той же
общей цели в одном и том же процессе производства или же в разных,
но связанных между собой процессах производства,— когда существует
взаимное содействие сил, то труд принимает характер кооперации.
Подобно тому, как сила натиска кавалерийского эскадрона сущест¬
венно отличается от суммы сил, проявляемых каждым кавалеристом
в отдельности,— подобно этому, сумма сил отдельных работников
отлична от силы, развивающейся при участии рабочих сообща в одной
и той же операции. Дело идет, поэтому, не о простом увеличении
числа индивидуальных производительных сил, а о создании, посредс?
вом кооперации, новой силы, действующей исключительно, как коллек
тивная сила.
Результаты и условия коллективного труда.
Помимо новой силы, возникающей из слияния многих сил в одну
общую силу, уже одно живое соприкосновение между работниками
порождает в каждом из них возбуждение, увеличивающее индивидуальную
производительную способность.
Сотрудничество работников позволяет распределять различные опе
рации, необходимые для изготовления продукта, между различными
рабочими руками, а это дает возможность выполнять эти операции
одновременно и, таким образом, сокращать время, необходимое для
окончания всей работы; оно позволяет также возмещать краткость
свободного времени значительным количеством труда, доставляемого
в короткий срок целой группой рабочих; оно открывает, наконец, дорогу
крупным предприятиям, которые немыслимы без сотрудничества,
ограничивая в то же время,— путем концентрации средств производства
и работников,— пространственную сферу труда и тем самым сокращая
издержки производства.
Коллективный рабочий день, по сравнению с равным числом разъ¬
единенных рабочих дней производит больше потребительных ценностей
и уменьшает, поэтому, количество рабочего времени, необходимого
для того, чтобы получить желательный результат. Словом, коллективный
труд дает результаты, немыслимые при индивидуальном труде. Эта
особенная производительная сила коллективного рабочего дня есть сила
общественного труда, или труда сообща. Работая одновременно с дру¬
гими, для одной и той же общей цели и по заранее обдуманному
плану, работник выступает из границ своей индивидуальности и разви¬
вает свою силу, в качестве вида.
Собрание людей в одном месте является непременным условием
для их совместных действий, для их сотрудничества. Для того, чтобы
капиталист мог употреблять одновременно известное число наемных
рабочих, необходимо, чтобы он купил зараз рабочую силу всех их.
Общая ценность всей этой силы, т.-е. известная сумма рабочих плат
за день, за неделю и т. д., должна находиться готовой в кармане
капиталиста раньше, чем рабочие будут объединены процессом произ¬
водства. Число сотрудничающих работников, или размеры сотрудни¬
чества, зависят, следовательно, раньше всего от величины капитала,
который может быть затрачен на покупку рабочих сил, т.-е. от тех
66	»
размеров, в каких один капиталист располагает средствами существо¬
вания многочисленных рабочих.
С другой стороны, увеличение переменной части капитала вызывает
необходимость увеличить постоянную часть его; при сотрудничестве
значительно возрастают ценность и количество средств производства —
сырого материала и орудий труда. Чем больше развиваются произво¬
дительные силы труда, тем больше сырья потребляется в единицу
времени. Сосредоточение средств производства в руках капиталистов
является, таким образом, необходимым условием всякого сотрудничества,
всякой кооперации наемных рабочих.
Мы уже видели (глава XI), что владелец денег должен располагать
таким минимумом капитала, который давал бы ему возможность эксплу-
тировать достаточное число рабочих, чтобы избавить себя за счет
последних от необходимости ручного труда. Без этого мелкий ремес¬
ленник не мог бы превратиться в капиталиста, а производство не
могло бы принять капиталистическую форму. Теперь же мы видим,
что известный минимум капитала в руках отдельных лиц представляется
уже нам, как концентрация богатств, необходимая для превращения
разъединенного труда в труд коллективный.
Руководство в промышленности принадлежит капиталу.
На первых порах руководство капитала трудом носит случайный
характер. Рабочий работает под началом капитала в том смысле, что
он продает последнему свою силу, не имея материальных средств к тому,
чтобы работать за свой счет.
Но с развитием кооперации, при наемном труде, руководящая роль
капитала становится необходимой для производства. Всякий совмест¬
ный труд требует известного руководительства для согласования
индивидуальных действий. Музыкант-солист дирижирует сам собой, но
оркестр нуждается в капельмейстере. Эта функция управления или
надзора становится функцией капитала, как только подчиненный ему
труд делается кооперативным, и как особая функция капитала, она
приобретает специфические отличительные черты.
Могучим двигателем капиталистического производства, его главной,
определяющей целью является беспрерывное возрастание ценности
капитала, возможно большее производство прибавочной ценности, или,
другими словами, возможно большая эксплуатация рабочей силы. По
мере того, как возрастает число одновременно занятых рабочих, растет
также и сила их сопротивления капиталу. Отсюда вытекает необходи¬
мость еще более сильного давления со стороны капитала с целью
уничтожения всякого сопротивления со стороны рабочих. В руках
капиталиста функция управления является, поэтому, не только специ¬
фической функцией, необходимость которой вытекает из самой природы
общественного или коллективного труда; вместе с тем — и в особен¬
ности— она является функцией, покоящейся на неизбежном антагонизме
между эксплуататором и объектом его эксплуатации, рабочей силой.
Всегда деспотический характер этого управления с развитием коопе¬
рации принимает особые формы. Прежде всего капиталист освобождает
себя от физического труда. Затем, когда его капитал и эксплуатируемая
им коллективная рабочая сила достигают известных размеров, свою
функцию непосредственного надзора за рабочими и группами рабочих
он передает в руки наемников особого рода. Очутившись во главе
целой промышленной армии, капиталист назначает офицеров (директо¬
ров, управляющих) и унтер-офицеров (надсмотрщиков, инспекторов,
мастеров), которые командуют от имени капитала во время процесса
67 —
труда. Труд надзора делается исключительной функцией этих специ¬
альных наемников.
Капиталу принадлежит при капитализме руководящая роль в про¬
мышленности, подобно тому, как поземельной собственности принад¬
лежало начальствование на войне и заведывание судом. Огюст Конт
и позитивная школа старались доказать вечную необходимость господ
капиталистов; они могли бы с таким же успехом и с тем же основанием
доказывать вечную необходимость феодальных сеньоров.
Коллективная сила труда представляется, как сила, присущая капиталу.
Рабочий есть собственник своей рабочей силы, поскольку он дого¬
варивается с капиталистом о ее цене; он может продавать лишь то,
чем владеет, свою индивидуальную рабочую силу. Дело не меняется
от того, договаривается ли капиталист с одним рабочим или со 100 неза¬
висимыми друг от друга рабочими, которых он может нанимать и не
заставляя их непременно кооперироваться. Капиталист платит каждому
из 100 рабочих за его собственную рабочую силу, но он не оплачивает
новой комбинированной силы сотни рабочих.
Как независимые личности, рабочие являются изолированными друг
от друга; они вступают в отношения с одним и тем же капиталистом,
но не между собой. Связь между их индивидуальными функциями, их
единство в качестве членов одного производительного организма нахо¬
дится вне их, в капитале, который соединяет их. Их кооперация начи¬
нается лишь с процессом труда, но тогда они уже перестают принад¬
лежать самим себе. С момента начала работы они представляют собой
лишь форму капитала. Поэтому производительная сила, которую раз¬
вивают рабочие, действуя в качестве коллективного рабочего, есть
производительная сила капитала. Так как общественная производи¬
тельная сила труда ничего не стоит капиталу, и так как, с другой
стороны, рабочий начинает развивать ее лишь после того, как труд
его стал принадлежать капиталу, то эта сила кажется естественным
свойством капитала, кажется производительной силой, непосредственно
присущей капиталу.
Если коллективная производительная сила труда, развиваемая коопе¬
рацией, кажется производительной силой капитала, то самая кооперация
является особой формой капиталистического производства. В руках
капитала это обобществление труда увеличивает его производительность
с единственной целью более прибыльной его эксплуатации.
Капиталистический способ производства представляет собой тем
не менее ступень, исторически необходимую для превращения труда
единичного рабочего в общественный, коллективный труд. Именно
потому, что этот способ производства и неотделимая от него коопера¬
тивная форма труда в истории развивались в антагонизме с мелким
производством и мелким ремеслом, именно поэтому кооперация пред¬
ставляется специфической формой капиталистического производства,
в то время как на самом деле капиталистическая кооперация есть
лишь особая форма кооперации.

68
ГЛАВА XIV.
Разделение труда и мануфактура.
I. Двоякое происхождение мануфактуры.— И. Детальный рабочий и его орудие.— III. Две
основные формы мануфактуры.— Общий строй мануфактуры.— Влияние мануфактуры
на процесс труда.— IV. Разделение труда в мануфактуре и в обществе.— V. Капитали¬
стический характер мануфактуры.
I.— Двоякое происхождение мануфактуры.
Та форма кооперации, в основе которой лежит разделение труда,
находит в мануфактуре свое классическое выражение и господствует
в течение собственно-мануфактурного периода, который длится приб¬
лизительно с половины XVI века до последней трети XVIII. Мануфак¬
тура возникает двояко.
С одной стороны, одна мастерская может соединить под начальством
одного и того же капиталиста ремесленников различных ремесл, через
руки которых должен проходить данный продукт, прежде чем стать
совершенно готовым. Экипаж, напр., был сначала коллективным про¬
дуктом работы значительного числа независимых друг от друга ремес¬
ленников, как-то: каретников, седельников, портных, токарей, малярог,
слесарей, стекольщиков и др. Экипажная мануфактура соединила их
всех в одной мастерской, где они работают одновременно; так как сразу
производится много карет, то каждый рабочий занят беспрерывно
исполнением своей частной работы. Вскоре вводится, однако, суще¬
ственное изменение по сравнению с прежней организацией производства.
Слесарь, портной и др., занятые только приготовлением экипажей,
теряют мало-по-малу привычку, а с ней и способность заниматься своим
ремеслом в его полном объеме; ограниченный какой-либо одной спе¬
циальностью ремесла, их труд тесно приспособляется к этому ограни¬
ченному виду деятельности.
С другой стороны, значительное число рабочих, из которых каждый
производит один и тот же предмет, могут быть соединены одновре¬
менно одним и тем же капиталистом в одной и той же мастерской.
Это — кооперация — в самой простой ее форме. Каждый рабочий при¬
готовляет весь товар, производя одни за другими все различные необ¬
ходимые операции. Но вот, в тот или другой момент, вследствие
каких-нибудь внешних обстоятельств, вместо того, чтобы поручать
каждому рабочему выполнение всех различных операций, эти последние
распределяются по одной между отдельными рабочими, и все операции
выполняются тогда единовременно всеми кооператорами, каждый из
которых выполняет лишь одну операцию, а не все, как было раньше.
Такое распределение, будучи сначала случайным, затем повторяется,
обнаруживает свойственные ему выгодные стороны и в конце-концов
превращается в систематическое разделение труда. Из индивидуаль¬
ного продукта самостоятельного рабочего, исполняющего массу разнооб¬
разнейших операций, товар превращается в общественный продукт
многих соединенных рабочих, из которых каждый исполняет постоянно
одну и ту же частную операцию.
Происхождение мануфактуры, ее развитие из ремесла идет, таким
образом, двояким путем. С одной стороны, она является результатом
камбинации различных самостоятельных ремесл, которые упрощаются
настолько, что превращаются в частичные и дополняющие друг друга
операции а производстве одного и того же товара. С другой стороны,
мануфактура овладевает кооперацией однородных ремесленников, раз¬
лагает их ремесло на его разнородные операции, изолирует их и
обособляет до такой степени, что каждая из них превращается в исклю¬
чительную функцию, одного рабочего; каждый рабочий, приготовляя
только какую-нибудь часть продукта, становится детальным рабочим.
Таким образом, с одной стороны, мануфактура комбинирует различные
ремесла, производившие раньше один продукт, с другой — она разви¬
вает разделение труда внутри одного ремесла. Но какова бы ни была
ее исходная точка, конечная ее форма—одна и та же; она есть произ¬
водственный организм, члены которого — люди.
Для правильной оценки значения разделения труда в мануфактуре
особенно важно не упускать из виду следующие основные пункты.
Во-первых, исполнение различных операций остается по - прежнему
в зависимости от силы, ловкости, быстроты рабочего при употреблении
им своего орудия; при чем каждый рабочий на всю свою жизнь
остается прикрепленным к одной детальной, частичной функции.
Во-вторых, хотя мануфактурное разделение труда представляет собой
особый род кооперации, тем не менее, многие из его выгодных сторон
вытекают не из этой особенной ее формы, а из общего характера
кооперации, как таковой.
11.— Детальный рабочий и его орудие.
Детальный рабочий превращает свое теле в механический орган
одной и той же простой операции, таким образом исполняемой им
всю свою жизнь, и достигает, таким образом, того, что тратит на нее
гораздо меньше времени, чем ремесленник, который исполняет весь
ряд операций. По сравнению с самостоятельным ремеслом, мануфак¬
тура, которая состоит только из детальных рабочих, доставляет больше
продуктов в меньший промежуток времени, иными словами,—она
увеличивает производительную силу труда.
Ремесленник, который должен исполнять разнообразные операции,
меняет постоянно то место, то инструменты. Переход от одной операции
к другой сопровождается перерывами в труде, которые исчезают,
оставляя больше времени на самое производство, по мере того, как,
благодаря разделению труда, уменьшается для каждого рабочего число
переходов от одной операции к другой. Но, с другой стороны, эта
постоянная однообразная работа в конце - концов утомляет организм,
который может находить себе отдых и известное равлечение лишь
в разнообразии труда.
Как только части разделенного труда обособляются в отдельные
функции, методы работы становятся совершеннее. При постоянном
повторении одной и той же простой операции, при постоянном кон¬
центрировании на ней своего внимания, рабочий постепенно так свы¬
кается с ней, что достигает желаемого полезного эффекта с наименее
возможной затратой силы. А так как всегда в одних и тех же мастер¬
ских вместе живут и работают различные поколения рабочих одновре¬
менно, то раз приобретенные технические методы, сноровка накопляются
и передаются от одних к другим, от чего увеличивается производи¬
тельная сила труда.
Но производительность труда зависит не только от ловкости рабо¬
чего, а также и от его инструментов. Одно и то же орудие труда
может применяться в различных операциях; но по мере обособления
друг от друга этих операций, орудие труда утрачивает свою единую
форму, все больше дифференцируется и подразделяется на различного
рода специальные инструменты, из которых каждый обладает особой
формой, свойственной лишь данному его употреблению и к нему
наилучше приспособленной. Мануфактурный период упрощает,

— 70 ———————■
совершенствует и умножает рабочие инструменты, приспособляя их к
дифференцированным специальным функциям детальных рабочих.
Детальный рабочий и его орудие — таковы простые элементы ману¬
фактуры. Мы обратимся теперь к исследованию ее общего строения.
Ш.— Две основные формы мануфактуры.
Мануфактура обладает двумя основными формами, которые хотя
иногда и переплетаются, но составляют тем не менее два совершенно
различных вида мануфактуры, играющих существенно различные роли
в дальнейшем ее превращении в крупную промышленность. Этот дво¬
який характер вытекает из самой природы продукта, который получает
свою окончательную форму готового предмета или путем простого
механического соединения самостоятельных частичных продуктов, или
посредством ряда связанных друг с другом последовательных пре¬
образований сырого материала.
Первый вид мануфактуры дает такие продукты, готовая форма
которых является лишь простой комбинацией частичных продуктов,
изготовление которых даже может быть организовано в виде самосто¬
ятельных ремесл. Типичным образчиком продуктов этого рода ману¬
фактуры могут служить часы. Часы — это общий продукт множества
детальных, рабочих, каковы, напр.: производители пружины, цифер¬
блатов, часовых стрелок, часовых коробок,, винтов, золотильщики и
др.; кроме того, существует масса подразделений,— напр., рабочие,
делающие колеса (медные и стальные — отдельно), рабочие, подби¬
рающие колеса в систему, изготовляющие стержни, маятники, поли¬
ровщики колес, полировщики винтов, рисовальщики цифр, граверы,
полировщики коробки и пр., и пр., наконец, монтер, который собирает
вместе эти разрозненные части и составляет уже часы. Но соединение
в одной и той же мастерской рабочих, изготовляющих эти столь раз¬
личные составные элементы часов, является чистой случайностью:
в самом деле, рабочие домашней промышленности, изготовляющие все
эти составные элементы у себя на дому, но по заказу капиталиста,
страшно конкуррируют друг с другом к выгоде последнего, который,
помимо этого, сберегает издержки на мастерскую.
Таким образом, эксплуатация в форме комбинированной ману¬
фактуры представляет здесь выгоды лишь при исключительных
условиях.
Второй вид мануфактуры, высшая ее форма, производит такие про¬
дукты, которые до превращения в готовый предмет проходят целый
ряд ступеней; в булавочной мануфактуре, напр., проволока проходит
через руки, приблизительно, сотни рабочих, из которых каждый про¬
делывает особую операцию. Поскольку такая мануфактура комбинирует
самостоятельные до того ремесла, постольку она сокращает время
между различными операциями; выигрыш в производительной силе,
благодаря этой экономии во времени, вытекает из кооперативного
характера мануфактуры.
Общий строй мануфактуры.
Прежде чем достигнуть своей окончательной формы, объект труда,
напр., проволЪка в булавочной мануфактуре, проходит целый ряд
последовательных операций, которые, если рассматривать всю работу
мастерской в ее целом, все происходят одновременно; сразу можно
видеть разрезание проволоки на части, приделывание головок, заост¬
рение кончиков и т. д.,— мы сразу видим продукт во всех фазах его
превращения.

■ 71 —
Так как частичный продукт каждого детального рабочего есть лишь
отдельная фаза развития готового продукта, то результат работы од¬
ного рабочего образует исходную точку работы другого.
Рабочее время, необходимое для достижения в каждой частичной
операции желаемого полезного эффекта, устанавливается опытным
путем, и весь механизм мануфактур функционирует лишь при том
условии, что в данный промежуток времени всегда достигается данный
результат. Только в таком случае различные дополняющие друг друга
работы могут итти рядом и непрерывно. Эта-то непосредственная и
взаимная зависимость работ и рабочих друг от друга заставляет каж¬
дого из них употреблять на свою функцию только необходимое время,
и тем самым увеличивает производительность труда.
Различные операции, однако, требуют неравных промежутков вре¬
мени, а потому в одинаковые промежутки времени доставляют неоди¬
наковые количества частичных продуктов. Поэтому, для того, чтобы
один и тот же рабочий каждый день исполнял одну и ту же операцию
без всякой потери во времени, для различных операций необходимы и
различные количества рабочих. В словолитной мануфактуре, напр., на
четырех литейщиков приходится два отбивальщика и один полиров¬
щик; в час литейщик выливает 2.000 букв, в то время как отбиваль-
щик отбивает 4.000, а полировщик полирует 8.000.
Раз установлено опытным путем количество рабочих, необходимое
для данной группы и для данных размеров производства, то всякое
расширение размеров производства требует и пропорционального уве¬
личения числа рабочих в каждой отдельной группе.
Каждая специальная группа может состоять не только из рабочих,
выполняющих одну и ту же работу, но и из рабочих, имеющих каж¬
дый свою особую функцию в изготовлении частичного продукта.
В таком случае группа является вполне организованным коллек¬
тивным работником. Рабочие, ее составляющие, образуют из себя
различные органы одной коллективной силы, которая функционирует
лишь благодаря непосредственной между всеми ними кооперации.
Отсутствие одного из членов группы достаточно, чтобы парализовать
всю группу.
Наконец, подобно тому, как комбинация различных ремесл приво¬
дит иногда к мануфактуре, так .и мануфактура, в свою очередь, может
развиться дальше, комбинируя в одно целое различные мануфактуры.
Так, например, крупные стекляные заводы сами фабрикуют нужные им
глиняные плавильные тигли. Мануфактура средств производства соеди¬
няется с мануфактурой самого продукта, а мануфактура продукта — с
такими мануфактурами, в которых этот продукт служит сырым мате¬
риалом. Комбинированные мануфактуры образуют тогда отделы одной
общей мануфактуры, составляя в то же время самостоятельные звенья
производства, каждое с особым видом разделения труда. Но, несмотря
на свои выгодные стороны, такая комбинированная мануфактура при¬
обретает действительное единство только по превращении мануфак¬
туры в механическое производство.
Вместе с мануфактурой начинает кое-где развиваться и употре¬
бление машин, особенно в некоторых простых, первоначальных отраслях
труда, в которых производство возможно лишь в очень крупных раз¬
мерах при большой затрате сил,— таково, напр., дробление руды на
металлургических заводах. Но вообще, в мануфактурный период ма¬
шины играют лишь второстепенную роль.

— 72 ——————
Влияние мануфактуры на процесс труда.
Коллективный рабочий,— т.-е. комбинация значительного числа
детальных рабочих,— является механизмом, присущим мануфактурному
периоду.
Различные операции, которые индивидуальный производитель товара
исполняет последовательно одну за другой, и которые переплетаются
между собой в течение всего процесса труда, требуют различных
качеств и способностей. Одна требует больше ловкости, другая — больше
силы, третья — больше внимания и т. д.; между тем, один и тот же
индивидуум не обладает всеми этими качествами в одинаковой мере.
Когда происходит дифференцирование операций и они делаются неза¬
висимыми друг от друга, тогда делятся на группы и рабочие, сообразно
способностям, преобладающим в каждом из них. Коллективный рабо¬
чий обладает, таким образом, всеми этими выработавшимися произво¬
дительными качествами, которых нельзя вместе найти у индивидуаль¬
ного рабочего; и он расходует их наиболее экономно, ибо составляю¬
щие его индивидуальности он употребляет исключительно для функ¬
ций, отвечающих их качествам. В качестве части коллективного рабо¬
чего, детальный рабочий становится тем совершеннее, чем он стано¬
вится одностороннее. Привычка к односторонней функции превращает
его в точный и механический орган этой функции, в то время как
общий строй всего механизма заставляет его действовать с правиль¬
ностью машины.
Между функциями коллективного рабочего имеются более простые
и более сложные, поэтому и среди его органов, т.-е. отдельных рабо¬
чих, также должны иметься более и мецее развитые, обладающие,
следовательно, различной ценностью. Мануфактура создает, таким обра¬
зом, целую иерархию рабочих сил, соответствующую иерархии своих
функций, с одной стороны, и иерархии в заработной плате,— с другой.
Каждый процесс производства требует и такой работы, на которую
способен каждый человек без всякой подготовки. И этого рода работа
также отделяется от тех главных операций, с которыми она непосред¬
ственно связана, и, в свою очередь, превращается в обособленную
функцию. Поэтому, мануфактура в каждой захватываемой ею отрасли
ремесла создает особую категорию необученных рабочих. Развивая до
крайних пределов какую-нибудь одну специальность на счет целост¬
ного развития рабочей силы, мануфактура начинает затем превращать
в специальность самое отсутствие всякого развития. Рядом с иерархи¬
ческой лестницей создается простое деление рабочих на искусных
и- неискусных.
Для этих последних нет издержек на обучение; для первых они
гораздо менее значительны, чем для ремесленника, которому необхо¬
димо знать во всем объеме свое ремесло. Понижение ценности рабо¬
чей силы, благодаря уменьшению или полному отсутствию издержек
обучения, вызывает непосредственно увеличение прибавочной ценности
для капитала; в самом деле, все, что сокращает время, необходимое
для воспроизведения рабочей силы, тем самым увеличивает размеры
прибавочного труда.
IV.—Разделение труда в мануфактуре и в обществе.
Рассмотрим теперь отношение между мануфактурным разделением
труда и общественным его разделением, которое, будучи распределе¬
нием отдельных производителей по различным профессиям, образует
общее основание всякого товарного производства.

—— 73 —
Если ограничиться рассмотрением самого процесса труда, то раз¬
деление общественного производства на его крупные отрасли,— про¬
мышленность, земледелие и проч.,—может быть названо разделением
труда вообще; разделение же этих крупных областей производства на
виды и подвиды может быть названо разделением труда в частности;
наконец, разделение труда внутри мастерской может быть названо
детальным разделением труда.
Подобно тому, как разделение труда в мануфактуре предполагает,
в качестве своего материального основания, известное число одновре¬
менно занятых рабочих, точно так же и разделение труда в обществе
предполагает достаточно многочисленное и плотное население, соответ¬
ствующее в данном случае соединению рабочих внутри мастерской.
Мануфактурное разделение труда упрочивается только там, где его
общественное разделение уже достигло известного развития, и, в свою
очередь, развивает и множит это последнее, разлагая данную профес¬
сию на ее составные операции и организуя эти операции в отдельные
ремесла.
Но, несмотря на общее сходство и общую связь между разделе¬
нием труда в обществе и разделением труда в мануфактуре, между
ними существует глубокое различие.
В самом деле, аналогия между тем и другим особенно заметна там,
где существует внутренняя связь между различными отраслями про¬
мышленности. Скотовод, напр., производит шкуры, кожевник превра¬
щает их в кожу, сапожник из кожи делает сапоги. В этом обществен¬
ном разделении труда, как и в мануфактурном его разделении, каждый
производит полуфабрикат, и последний продукт есть коллективный
продукт этих отдельных работ каждого.
Но что устанавливает связь между независимыми отраслями труда
скотовода, кожевника и сапожника? То, что продукты их суть товары.
Что, напротив, характеризует мануфактурное разделение труда? То,
что детальные рабочие не производят товаров, и только их коллектив¬
ный продукт становится таковым. Мануфактурное разделение труда
предполагает концентрацию средств производства в руках одного капита¬
листа; общественное разделение труда предполагает рассеяние средств
производства между громадным числом независимых друг от друга
товаропроизводителей. В то время, как в мануфактуре рабочие, на
основании точно учтенного опыта, распределены строго пропорцио¬
нально между отдельными функциями,— в распределении производите¬
лей и их средств производства между различными отраслями общест¬
венного труда царствуют случай и произвол.
Различные отрасли производства, то расширяясь, то суживаясь,
в зависимости от колебания рыночных цен, стремятся, правда, под
давлением кризисов, к равновесию. Но эта тенденция к равновесию
есть лишь реакция на постоянное нарушение этого равновесия.
Мануфактурное разделение труда предполагает неограниченную
власть капиталиста над людьми, превращенными в простые органы
принадлежащего ему механизма. Общественное разделение труда про¬
тивопоставляет друг другу самостоятельных производителей, которые
не признают никакой власти, кроме власти конкурренции, никакой силы,
кроме давления соперничающих интересов. И буржуазная совесть,
которая позволяет прославлять мануфактурное разделение труда, т.-е.
пожизненное прикрепление рабочего к одной частичной операции, воз¬
мущается и негодует, когда говорят об общественном контроле, регу¬
лировании и планомерной организации общественного производства.
Всякую попытку такого рода буржуазия клеймит, как покушение на
— 74 ■—
права собственности и свободы. „Вы хотите превратить общество в
сплошную фабрику!“—визжат эти восторженные партизаны фабричной
системы. Фабричный режим, повидимому, хорош только для пролета¬
риата. Анархия в общественном разделении труда и деспотизм в ману¬
фактурном,—таковы характерные черты буржуазного общества.
В то время, как общественное разделение труда, при наличности
товарного обмена или без него, принадлежит самым разнообразным
общественно-экономическим формам, мануфактурное разделение труда
есть специфический продукт капиталистического способа производства.
V.—Капиталистический характер мануфактуры.
При мануфактуре и разделении труда минимальное количество
рабочих, которое капиталист должен занимать, зависит не от него
самого, а от существующего уже разделения труда; для получения тех
выгод, которые доставляет более обширно'е разделение труда, требуется
увеличение рабочего персонала, а мы видели, что такое увеличение
должно быть одновременным и пропорциональным для всех групп
мастерской. Увеличение части капитала, идущей на покупку рабочей
силы, т.- е. переменного капитала, естественно и необходимо увеличи¬
вает и постоянную его часть, затрачиваемую на покупку средств произ¬
водства и, в особенности, сырого материала. Мануфактура, стало быть,
еще больше повышает необходимый для капиталиста первоначальный
денежный минимум.
Мануфактура сверху донизу революционизирует индивидуальный
способ производства и в корне подрывает рабочую силу. Она калечит
рабочего, она делает из него урода, ибо искусственно приспособляет
его к какой-нибудь частичной операции за счет его общего развития.
Рабочий превращается в простой придаток к этой операции. Но если
его ловкость развивается за счет интеллектуального развития, то зна¬
ние и умственное развитие, отсутствующие у него, концентрируются
у других в виде власти, господствующей над рабом и закрепощающей
его на службе капиталу.
Первоначально рабочий продает свою рабочую силу капиталу только
потому, что у него самого нет материальных условий производства.
Теперь же, когда, вместо того, чтобы в совершенстве овладеть своим
ремеслом и уметь исполнять всевозможные операции, из которых оно
складывается, рабочий, для того, чтобы единственная частичная функ¬
ция, на которую он только и способен, получила применение, вынуж¬
ден вступить в кооперацию более или менее значительного числа това¬
рищей; теперь, словом, когда он представляет отдельный, сам по себе
совершенно бесполезный аксессуар, придаток, он не в состоянии
извлечь ни малейшей пользы из своей рабочей силы, раз она не про¬
дана. Чтобы быть в состоянии работать, ему нужны определенные
общественные условия, которые существуют лишь в мастерской капи¬
талиста.
Кооперация, основанная на разделении труда, т.- е. мануфактура,
в начале своего развития представляет форму, создавшуюся стихийно
и самопроизвольно. Но как только она приобретает известную проч¬
ность и расширяет в достаточной мере свое основание, она превра¬
щается в сознательно и планомерно проводимую форму капиталисти¬
ческого производства.
Разделение труда в мануфактуре, развивающееся чисто опытным
путем, представляет собой только специфический способ увеличивать
прибыль капитала за счет рабочего. Увеличивая производительные
силы труда, оно создает новые условия, упрочивающие господство

j———— 75
капитала над трудом. С одной стороны, оно является, поэтому, исто¬
рическим прогрессом, необходимым моментом в экономическом раз¬
витии общества, с другой же,— оно является цивилизованным и утон¬
ченным средством эксплуатации.
Пока мануфактура представляет господствующую форму капита¬
листического производства, до тех пор полное осуществление основ¬
ных его тенденций встречает, однако, много препятствий. Базисом
мануфактуры остаются все же ловкость и искусство рабочего; иску¬
сных рабочих не очень много, но обойтись без них нельзя; они обла¬
дают, поэтому, известной силой сопротивления; капитал должен бес¬
прерывно бороться против их неповиновения.
ГЛАВА XV.
Машины и крупная промышленность.
I. Развитие машинизма.— Развитие крупной промышленности.— II. Ценность, переноси¬
мая машиной на продукт.— III. Женский и детский труд.— Удлинение рабочего дня.—
Интенсификация труда.— IV. Фабрика.— V Борьба между рабочим и машиной.—
VI. Теория компенсации.— VII. Поочередное отталкивание и притяжение рабочих фа¬
брикой.— VIII. Уничтожение кооперации, основанной на ремесленном производстве и раз¬
делении труда.— Воздействие фабрики на мануфактуру и домашнее производство.—
Переход от современной мануфактуры и домашней промышленности к крупной про¬
мышленности. IX. Противоречие между крупной промышленностью и ее капиталисти¬
ческой оболочкой.— Фабрика и просвещение.— Фабрика и семья.— Революционные
последствия фабричного законодательства.— X. Крупная промышленность и земледелие.
I.—Развитие машинизма.
Подобно всякому другому средству развития производительной
силы труда, машины в руках капиталиста имеют тенденцию понизить
цены товаров, а, следовательно, сократить Фу часть рабочего дня,
которую рабочий употребляет на себя самого, и удлинить этим дру¬
гую, которую он отдает капиталисту даром. Как и мануфактура, это
есть особый способ производства относительной прибавочной ценности.
Исходной точкой промышленной революции в мануфактуре является
рабочая сила, в механической же промышленности — орудие труда.
Таким образом, нужно исследовать, как орудие труда превратилось
в машину, и тем самым определить отличие между машиной и рабо¬
чим инструментом.
Каждая более или менее развитая машина состоит из трех суще¬
ственно различных между собой частей: двигателя, передаточного
механизма и собственно рабочей машины.
Двигатель сообщает движение всей машине. Он или сам порождает
свою двигательную силу, как, напр., паровая машина, или получает
импульс к движению от какой - нибудь внешней силы, как, напр.,
водяное колесо от падения воды, или крылья ветряной мельницы от
ветра.
Передаточный механизм, состоящий из маховых колес, ремней,
валов и пр., регулирует движение, распределяет его, меняет, где нужно,
его форму и переносит его на рабочую машину. Двигатель и переда¬
точный механизм существуют только для того, чтобы сообщать рабо¬
чей машине движение, посредством которого она овладевает объектом
труда и йзменяет его форму.
Присматриваясь ближе к рабочей машине, мы в общем нахо¬
дим в ней, хотя и в видоизмененной форме, те самые аппараты
—■ 76
и инструменты, которые употребляет ремесленник или мануфактурный
рабочий; но из ручных инструментов человека они превратились в ме¬
ханические инструменты машины.
Рабочая машина есть, стало быть, такой механизм, который, полу¬
чив соответствующее движение, исполняет своими инструментами те
же самые операции, которые исполнял раньше рабочий подобными же
инструментами.
Как только инструмент из рук человека перешел к механизму,
рабочая машина стала заменять простой инструмент; но это — целая
революция даже тогда, когда человек продолжает сам сообщать рабо¬
чей машине движение, т.-е. остается ее двигателем. Дело в том, что
количество инструментов, которыми человек может действовать одно¬
временно, ограничено числом его собственных органов: у человека
лишь две руки, которыми он может держать вязальные спицы. Между
тем, чулочная машина, приводимая в движение одним человеком, одно¬
временно вяжет на нескольких тысячах спиц. Количество инструмен¬
тов, которыми одновременно действует одна рабочая машина, не зави¬
сит уже, таким образом, от тесных органических границ, которых не
может перейти ручной инструмент.
Существуют, инструменты, которые вполне отчетливо показывают
нам двойную роль рабочего,— как простой двигательной силы и как
непосредственного производителя; напр., прялка: нога действует в каче¬
стве двигателя в то время, как руки заняты собственно пряденьем.
Вот этой-то последней частью ручного инструмента и овладевает
прежде всего промышленная революция, оставляя на первых порах
человеку, рядом с новой функцией наблюдения за машиной, чисто
механическую роль двигателя.
Машина,— исходный пункт промышленной революции,— на место
рабочего, действующего одним инструментом, ставит, таким образом,
механизм, приводящий в движение сразу целую массу однородных
инструментов и, в свою очередь, получающий движение от единой
двигательной силы, какова бы ни была форма этой последней. Но
такая рабочая машина представляет, однако, лишь простой элемент
механического производства.
Увеличение размеров машины и количества ее инструментов может
итти дальше известного предела только тогда, когда располагают
двигательной силой более могущественной, чем сила человека, не говоря
уже о том, что человек является крайне несовершенным орудием,
когда нужно производить беспрерывное и однообразное движение.
Если, таким образом, инструмент замещается машиной, приводимой
в движение человеком, то скоро делается необходимым заменить и
человека, как двигательную силу, естественными силами природы.
Сначала для этой цели пользуются лошадиной силой, силой ветра,
силой падения воды; но только с изобретением паровой машины Уатта
был открыт двигатель, который, потребляя уголь и воду, сам способен
порождать свою двигательную силу, и неограниченное могущество
которого находится всецело под контролем человека. Кроме того, так
как этот двигатель не прикреплен к тому или другому месту, где
находится его естественная двигательная сила, как, напр., вода, то он
может быть передвигаем и устанавливаем везде, где нужно.
Как только двигательный механизм эмансипируется от ограничен¬
ности человеческой силы, тотчас же отдельная рабочая машина, сама
открывшая собою промышленную революцию, низводится до степени
простого органа механического аппарата. Один двигатель может те¬
перь приводить в движение одновременно несколько рабочих машин.

77 ■—
Механическое производство в целом представляет тогда две различные
формы: кооперацию многих однородных машин, как, напр., в ткацкой
промышленности, или систему различных машин, как, напр., в пря¬
дильном производстве.
В первом случае весь продукт производится одной рабочей машиной,
исполняющей все операции, и фабрика,— эта специфическая мастер¬
ская машинного производства,— представляет собой прежде всего
конгломерат однородных, одновременно и в одном и том же помещении
действующих рабочих машин. Так, напр., ткацкая фабрика представляет
собой совокупность целой массы механических ткацких станков. Но
здесь существует и действительное техническое единство в том смысле,
что все эти многочисленные рабочие машины равномерно получают свое
движение от одного общего двигателя. Подобно тому, как многочис¬
ленные инструменты образуют органы одной рабочей машины,— так
многочисленные рабочие машины образуют однородные органы одного
и того же двигательного механизма.
Во втором случае, где объект труда должен проходить целый ряд
последовательных превращений, механическая система выполняет эти
последние с помощью машин разнородных, но скомбинированных в одно
целое. Кооперация, основанная на разделении труда и столь характерная
для мануфактуры, снова появляется здесь в форме комбинации частич¬
ных рабочих машин. Однако, немедленно обнаруживается и сущест¬
венное различие: мануфактурное разделение труда находится в полной
зависимости от сил человека, от возможности ручного исполнения
частичных операций. В механическом же производстве, освобожденном
от органических сил человека, разделение данного производственного
акта на несколько отдельных операций основывается на анализе
основных элементов и последовательных фаз этого акта, а вопрос об
исполнении разрешается применением научных данных механики и т. п.
Как в мануфактуре непосредственная кооперация детальных рабочих
требует известной количественной пропорции между отдельными рабо¬
чими группами, точно так и в комбинировании разнородных машин
постоянная зависимость между отдельными частичными взаимно допол¬
няющими машинами, последовательно доставляющими одна другой
объект труда, создает определенную пропорцию между их числом,
размерами, скоростью и количеством рабочих при каждой категории их.
Какова бы ни была ее форма, система рабочих машин, получающих
свое движение через передаточный механизм от одного центрального
двигателя, который сам вырабатывает свою двигательную силу, пред¬
ставляет собой самую высшую форму машинного производства. Отдель¬
ная машина заменена здесь механическим чудовищем, гигантские члены
которого занимают целые здания.
Развитие крупной промышленности.
Еще мануфактурное разделение труда положило начало строительной
мастерской, где изготовлялись рабочие инструменты и механические
аппараты, употреблявшиеся уже на некоторых мануфактурах. Такая
мастерская, с ее искусными механическими рабочими, позволила при¬
менить крупные усовершенствования и строить машины. По мере того,
как изобретения множились и спрос на машины увеличивался, машино¬
строение начало разлагаться на различные самостоятельные отрасли,
в каждой из которых стало развиваться самостоятельное разделение
труда.
Исторически мануфактура образует, таким образом, техническое
основание крупной промышленности.

78
Мануфактурное производство машин превращает и мануфактуру
в крупную механическую промышленность. Но, расширяясь, крупная
промышленность революционизирует свое техническое основание, фаб¬
рикацию машин, и подчиняет и его своему новому методу, применению
машин.
Подобно тому, как рабочая машина представляет собой жалкого
карлика, пока двигателем ее остается человек, а система машин про¬
грессирует лишь очень медленно, пока традиционные двигательные
силы — лошадь, ветер и даже вода,— не заменяются паром, точно
так же и крупная промышленность парализуется в своем развитии,
пока сама машина обязана своим существованием человеческой силе
и человеческому искусству, и зависит, таким образом, от мускульного
развития, верности взгляда и ловкости рук рабочего.
Но это не все. Переворот в способе производства в одной отрасли
промышленности влечет за собой переворот и в другой. Средства
сообщения и транспорта, не поспевающие за развитием производства,
должны были приспособиться к требованиям крупной промышленности
(железные дороги, океанские пароходы). Огромные массы железа,
с которыми пришлось теперь иметь дело, вызвали необходимость
таких чудовищных по своим размерам машин, создание которых было
невозможно для мануфактурного труда.
Крупная промышленность должна была, поэтому, обратиться к своему
специфическому орудию, производства, к машине, чтобы производить
машины же. Этим путем она создала себе техническое основание,
соответствующее ее принципу.
Двигатель, способный развивать силу в любой степени, существовал
уже в форме паровой машины; но для того, чтобы фабриковать машины
посредством машин, необходимо было производить механически потреб¬
ные для отдельных частей машины строго геометрические формы,—
конусы, шары. Проблема эта была разрешена в начале нашего столетия
изобретением Hide rest; который вскоре стал действовать автоматически;
этот прибор позволяет производить желаемые геометрические формы
с такой степенью точности, легкости и быстроты, которой никакой,
хотя бы и долговременный, опыт не может доставить руке самого
искусного рабочего.
Крупная промышленность, имея отныне возможность свободно
распространяться, делает кооперативный характер труда технической
необходимостью, вытекающей из самой природы ее средств производ¬
ства; она создает производительный механизм, с которым рабочий
сталкивается в мастерской, как с готовым материальным условием
своего труда. Капитал выростает перед ним в своей новой еще более
грозной форме, в форме исполнительного автомата, рядом с которым
сила индивидуального рабочего равна почти нулю.
II.— Ценность, переносимая.машиной на продукт.
Мы уже видели, что производительные силы, создаваемые коопе¬
рацией и разделением труда, капиталу не стоят ничего. Естественные
силы, применяемые к производству, как напр., вода, пар и пр., также
ничего не стоят; но для утилизации этих сил нужны известные аппа¬
раты, производимые человеком; для эксплоатации двигательной силы
воды необходимо гидравлическое колесо; для эксплоатации упругости
пара нужна паровая машина.
Если, стало быть, уже с первого взгляда очевидно, что механиче¬
ская промышленность чрезвычайно сильно увеличивает производитель¬
ную силу труда, то все же приходится решать вопрос, сохраняет ли

79 —
применение машин большие силы, чем та, которая идет на приготов¬
ление машин и уход за ними.
Как и всякий другой элемент постоянного капитала, затрачиваемого
на покупку средств производства, машина не производит новой цен¬
ности, но лишь передает продукту, для производства которого она
служит, свою собственную ценность. Но дело в том, что это орудие
труда крупной промышленности, машина, стоит гораздо больше, чем
орудие труда эпохи ремесла и мануфактуры.
Если машина в процессе создания продукта, т.-е. в качестве произ¬
водственного элемента, утилизируется вся целиком, то в смысле обра¬
зования ценности, т.-е. в качестве элемента ценности, она потребляется
лишь частично. В самом деле, когда продукт готов, машина все еще
остается; она вся целиком служила для его создания, но в этом про¬
цессе она не исчезла, она может возобновить работу для производства
нового продукта. Она переносит всегда столько ценности, сколько
теряет в среднем от изнашивания, но не больше.
Существует, стало быть, большая разница между ценностью машины
и ценностью, переносимой ею на продукт, между машиной, как эле¬
ментом ценности, и машиной, как элементом производства. Так как
машина функционирует в течение долгого периода труда, так как ее
изнашивание, ее ежедневное потребление распределяются на огромные
количества продуктов, то каждый продукт в отдельности поглощает
лишь очень небольшую часть ее ценности, и эта часть тем меньше,
чем продуктивнее сама машина.
Раз дана пропорция, в которой машина изнашивается и передает
ценность продукту, то величина перенесенной ценности зависит от
первоначальной ценности машины. Чем меньше она содержит в себе
труда, тем меньше ее ценность и тем меньше ценности прибавляет она
к продукту.
Ясно, что здесь происходит простое перемещение труда; если про¬
изводство какой-нибудь машины требует столько же рабочего времени,
сколько сберегает его применение, то общее количество труда, требу¬
емое для производства товара, а следовательно, и ценность товара
не уменьшаются. Но если покупка машины обходится лишь во столько,
сколько стоит рабочая сила, ею замещаемая, то это все же не мешает
тому, чтобы ценность, переносимая на продукт, стала меньше, потому
что в таком случае машина замещает больше рабочего времени, чем
она сама его представляет. В самом деле, цена машины выражает ее
ценность, т.-е. все то количество рабочего времени, которое она в себе
содержит, каково бы то ни было деление этого времени на труд необ¬
ходимый и прибавочный. Между тем, та же самая сумма, платимая
рабочим, которых замещает машина, вовсе не эквивалентна всему тому
рабочему времени, которое они доставляют; она равна лишь одной
части этого времени,— необходимому труду.
Рассматриваемое, исключительно, как средство удешевления про¬
дукта, применение машин встречает, таким образом, границу: необхо¬
димо, чтобы рабочее время, затрачиваемое на производство машин,
было меньше рабочего времени, замещаемого их применением.
Для капиталиста применение машин встречает границы еще более
тесные. Он оплачивает не труд, а рабочую силу; кроме того, реальная
заработная плата рабочего сплошь и рядом стоит ниже ценности его
рабочей силы. Таким образом, в своих вычислениях капиталист дол¬
жен руководиться разницей между ценой машины и ценой тех рабо¬
чих сил, которые машины могут заместить. Именно эта разница опре¬
деляет издержки производства капиталиста, и только она и решает

— 80
для него вопрос, применять ли данную машину или нет. С его точки
зрения, выгода происходит от уменьшения не того труда, который он
занимает, но того, который он оплачивает.
111.—Женский и детский труд.
Делая мускульную силу бесполезной, машина позволяет применять
рабочих, не обладающих большой физической силой, рабочих, члены
которых тем более гибки, чем менее они развиты. Поэтому, когда
капитал овладел машиной, то первым требованием его было требова¬
ние женского и детского труда. Машина,—это могучее средство умень¬
шать труд человека,—тотчас же превратилась в средство увеличивать
число наемных рабочих. Всех членов семьи, без различия пола и воз¬
раста, она подчинила игу капитала. Всеобщий обязательный труд на
капиталиста заменил время детских игр и уничтожил свободный труд,
который имел целью содержание семьи.
Ценность рабочей силы определялась издержками содержания рабо¬
чего и его семьи. Выбрасывая всю семью на рынок, раскладывая,
таким образом, ценность одной рабочей силы на несколько, машины
понижают эту ценность. Возможно, напр., что четыре рабочие силы,
которые продает, положим, теперь одна рабочая семья, приносят ей
больше, чем раньше рабочая сила только отца семейства; но зато один
рабочий день сменился теперь четырьмя: чтобы одна семья могла про¬
жить, четыре лица, вместо одного, должны теперь доставлять капиталу
не только труд вообще, но еще и прибавочный труд. Таким образом,
машина, увеличивая эксплуатируемый человеческий материал, усили¬
вает в то же время и степень эксплуатации.
Капиталистическое применение машин глубоко извращает тот дого¬
вор между капиталистом и рабочим, на основании которого они всту¬
пают во взаимные отношения, как свободные личности и товаровла¬
дельцы: один—владелец денег или средств производства, другой —
владелец рабочей силы. Все это ниспровергается, как только капита¬
лист начинает покупать женщин и детей. Прежде рабочий продавал
свою собственную рабочую силу, которой он мог свободно распоря¬
жаться; теперь он продает жену и детей и делается работорговцем.
Присоединяя к рабочему персоналу в огромном количестве женщин
и детей, машина разбивает, наконец, то сопротивление, которое рабо¬
чий-мужчина еще противопоставлял в мануфактуре деспотизму капи¬
тала. Кажущаяся легкость машинного труда и более податливый и
покорный рабочий элемент из женщин и детей сильно способствуют
машине в этом деле порабощения.
Удлинение рабочего дня.
Машина создает, с одной стороны, новые условия, позволяющие
капиталу дать полную волю своему постоянному стремлению к удли¬
нению рабочего дня. а с другой—новые мотивы, которые еще больше
разжигают в нем жажду чужого труда.
Чем длиннее период, в течение которого машина функционирует,
тем больше масса продуктов, между которыми распределяется пере¬
даваемая ею ценность, тем меньше та часть этой последней, которая
приходится на каждый отдельный товар. Между тем, период активной
жизни машины определяется, очевидно, длиной рабочего дня, помно¬
женной на число дней, в течение которых она служит.
Материальное изнашивание машины бывает двояким. Она портится,
с одной стороны, от употребления; с другой—от бездействия, подобно
тому, как ржавеет шпага в ножнах. Но во время употребления машина
81 —
изнашивается производительно, между тем как в периоды бездействия
она портится непроизводительно; поэтому, стараются сокращать такие
периоды, и если есть возможность, то работать день и ночь. Но, кроме
этого, машина подвергается, так сказать, моральному изнашиванию.
В каком бы прекрасном состоянии она ни находилась, она теряет в
ценности, раз появляются более усовершенствованные машины, всту¬
пающие с ней в конкурренцию. Опасность ее моральной порчи тем
меньше, чем короче период ее физического изнашивания; изнашивается
же машина, конечно, тем скорее, чем длиннее рабочий день.
Удлинение рабочего дня позволяет расширять производство, не
увеличивая той части капитала, которая заключается в постройках и
машинах; благодаря этому, прибавочная ценность увеличивается, а необ¬
ходимые для получения ее издержки уменьшаются. С другой стороны,
развитие механического производства вынуждает затрачивать все боль¬
шую часть капитала на средства производства, машины и т. п., и каж¬
дый перерыв в производстве делает на время остановки бесполезным
этот непрерывно возрастающий капитал. Возможно меньше перерывов
в ходе производства и непрерывное удлинение рабочего дня,— вот,
поэтому, что „желательно“ для капиталиста.
В XI главе мы видели, что сумма прибавочной ценности опреде¬
ляется величиной переменного капитала, т.-е. числом занятых одновре¬
менно рабочих и нормой прибавочной ценности. Если механическая
промышленность уменьшает рабочее время, необходимое для воспроиз¬
ведения заработной платы, и увеличивает, таким образом, норму при¬
бавочной ценности, то она получает этот результат, лишь замещая
рабочих машинами, т.- е. уменьшая число рабочих, занятых данным
капиталом. Она превращает в машины, в постоянный капитал, не соз¬
дающий прибавочной ценности, ту часть капитала, которая, будучи
затрачиваема раньше на покупку рабочей силы, производила приба¬
вочную ценность. Применение машин с целью увеличения прибавочной
ценности заключает в себе, таким образом, противоречие: посредством
сокращения необходимого рабочего времени оно увеличивает норму
прибавочной ценности; посредством же сокращения числа рабочих на
данный капитал оно уменьшает сумму прибавочной ценности. Это-то
противоречие и вынуждает капиталиста инстинктивно стремиться
к самому крайнему удлинению рабочего дня с тем, чтобы компенсиро¬
вать относительное уменьшение числа эксплуатируемых рабочих посред¬
ством увеличения их прибавочного труда, степени их эксплуатации.
Машина в руках капитала создает, следовательно, новые и могу¬
щественные мотивы для беспредельного удлинения рабочего дня.
Захватывая во власть капитала незатронутые до сих пор слои рабо¬
чего класса,— женщин и детей,— освобождая вытесненную машинами
рабочую силу, машинное производство создает избыточное население,
которое вынуждено подчиняться требованиям капитала. Отсюда тот
экономический феномен, что машина,— это могущественное средство»
сокращения рабочего времени,—по какому-то странному превращению
делается самым действительным средством превращать всю жизнь
рабочего и его семьи во время, исключительно посвященное возра¬
станию капитала.
Интенсификация труда.
Безграничное удлинение рабочего дня, вызываемое машиной, нахо¬
дящейся в руках капиталистов, и неизбежное следствие такого удли¬
нения—вырождение рабочего класса, приводят в конце-концов к реак¬
ции со стороны общества, которое, чувствуя, что самым основам
— 82
существования его угрожает опасность, декретирует законодательное
ограничение рабочего дня. Но как только растущее возмущение рабочего
класса вынудило у государства установление нормального рабочего
дня, капитал начинает стремиться наверстать отныне запрещенное ему
прогрессивное увеличение числа рабочих часов увеличением количе¬
ства труда, расходуемого в данный промежуток времени. С законода¬
тельным сокращением рабочего дня рабочий принуждается расходо¬
вать в тот же промежуток времени больше труда посредством боль¬
шего напряжения рабочей силы. С этого момента величина труда начи¬
нает измеряться двояко: по его продолжительности и по степени его
интенсивности. Но каким образом за тот же промежуток времени полу¬
чают большую трату жизненной силы, каким образом делают труд
интенсивнее?
Этот результат сокращения рабочего дня вытекает из того очевид¬
ного закона, по которому производительная способность всякой живой
силы тем больше, чем короче время, в течение которого она дей¬
ствует. В известных границах на напряженности выигрывается то, что
теряется на продолжительности.
Как только законодательство сокращает рабочий день, находящаяся
в руках капиталиста машина превращается в систематическое средство
выжимания большего количества труда в каждый данный момент. Но
для того, чтобы машина действительно оказывала это постоянное дав¬
ление на своих живых слуг, необходимо непрерывное совершенствова¬
ние ее; каждое усовершенствование механического производства де¬
лается новым средством эксплуатации рабочего в то время, как сокра¬
щение рабочего дня заставляет капиталиста стремиться извлекать из
средств производства, доводимых до крайней степени напряжения,
возможно больший результат и экономить на издержках.
IV.— Фабрика.
Мы исследовали основу фабрики, машину, и ее непосредственное
влияние на рабочего. Обратимся теперь к самой фабрике.
Современная фабрика может быть определена, как огромный авто¬
мат, составленный из множества механических и интеллектуальных
органов, машин и рабочих, действующих сообща и беспрерывно для
производства одного и того же предмета, при чем все эти органы под¬
чинены одной двигательной силе, которая сама себя приводит в дви¬
жение.
Искусство в употреблении инструмента переходит от рабочего к
машине; иерархическая градация специализированных рабочих, столь
характерная для мануфактурного разделения труда, на фабрике, по¬
этому, исчезает и замещается тенденцией к уравнению всех видов
труда, выполняемых помощниками машин — рабочими.
Основное различие между рабочими сводится к тому, что одни
заняты при рабочих машинах (сюда относятся также те, которые заняты
топкой паровых котлов), другие являются чернорабочими и подруч¬
ными; последние, по большей части, подростки и подчинены первым.
Наряду с этими главными категориями существует еще незначитель¬
ный по своей численности персонал инженеров, механиков и пр., кото¬
рые наблюдают за всем ходом дела, исправляют всякие недочеты и т. п.
Ребенок очень легко приучается приспособлять свои движения к
непрерывному и однообразному движению механического инструмента.
Если принять в соображение легкость и быстроту, с которой можно
научиться машинной работе, то не трудно понять, что здесь исчезает
присущая мануфактуре необходимость превращать каждый вид труда
83 SS
в исключительное занятие. Если рабочие и должны быть распределены
между различными машинами, то все-таки нет необходимости каждого
прикреплять к одной и той же функции. Так как общий ход фабрики
зависит от машины, а не от рабочего, то даже постоянные перемены
в рабочем персонале не могут прерывать процесса труда.
Хотя, таким образом, с точки зрения технической, механическая
система делает ненужной старую систему разделения труда, тем не
менее эта последняя еще удерживается на фабрике, сначала как тра¬
диция, завещанная мануфактурой, а затем как систематическое сред¬
ство эксплуатации, ибо капитал, в свою очередь, закрепляет ее, при¬
давая ей при этом еще более отталкивающую форму. Специальность,
состоявшая раньше в том, чтобы в течение всей жизни работать час¬
тичным инструментом, уступает место специальности пожизненного
служения машине, выполняющей какую-либо частичную операцию.
Пользуясь машинизмом, рабочего С самого раннего детства превращают
в частицу машины, которая сама представляет часть другой машины;
прикрепленный, таким образом, к какой-нибудь простой операции,
рабочий делается ни на что негодным, если он лишается работы, вслед¬
ствие ли увольнения с фабрики, или вследствие какого-нибудь нового
изобретения; его абсолютная зависимость от фабрики, а тем самым от
капитала, приобретает отныне вполне законченную форму.
В мануфактуре и ремесле инструмент служит рабочему,— на фаб¬
рике рабочий служит машине. В мануфактуре рабочий сообщает дви¬
жение инструменту,— на фабрике рабочий только следует за движе¬
нием инструмента. Превращенное в автомат орудие труда выступает
во время процесса труда перед рабочим в форме капитала, мертвого
труда, который господствует над трудом живым и высасывает его.
Но машинный труд не только напрягает до крайних пределов нерв¬
ную систему, он не дает места разнообразной игре мышц, парализует
свободную деятельность и духа и тела. Самая легкость труда превра¬
щается в пытку: машина не освобождает рабочего от труда, но лишает
труд всякого интереса. Крупная промышленность окончательно завер¬
шает тот процесс отделения духовных сил производства от ручного
труда, на который мы уже указывали раньше, и превращает эти духов¬
ные силы в орудие господства капитала над трудом; из науки она
делает независимую от труда производительную силу, связанную с
механическим производством и, подобно последнему, представляющую
собой хозяйскую собственность.
Все силы, которыми располагает капиталист, упрочивают господство
хозяина, в глазах которого его монополия на машины неотделима от
самого существования их.
Подчинение рабочего однообразному ходу машины создает казар¬
менную дисциплину, прекрасно организованную в виде фабричного
режима. Здесь фактически и юридически изгоняется всякая свобода.
Рабочий должен по команде есть, пить, спать; деспотический гудок
заставляет его прерывать свой отдых, свой обед.
Фабрикант — это неограниченный законодатель. В кратких форму¬
лах своего фабричного регламента выражает он, руководясь исклю¬
чительно личной волей, свою тираническую власть над рабочими. Ра¬
бочим, которые жалуются на безудержный произвол капиталиста, отве¬
чают: „вы добровольно дали свое согласие на эти условия, так под¬
чиняйтесь им“. Кнут надсмотрщика за рабами заменяет здесь штраф¬
ная книжка мастера. Все наказания превращаются, разумеется, в денеж¬
ные штрафы и вычеты из заработной платы, так что капиталист еще
больше выгадывает от нарушения его законов, чем от исполнения их.

84
Мы не говорим уже о тех материальных условиях, в которых из эко¬
номии производится фабричная работа: повышенная температура, отрав¬
ленная атмосфера, насыщенная пылью от сырых материалов, отсут¬
ствие вентиляции, оглушительный грохот машин, не считая уже опас¬
ности, которой постоянно грозят окружающие машины, обступающие
рабочего со всех сторон и периодически правильно доставляющие
бюллетени промышленного увечья и убийства.
V.— Борьба между рабочими и машиной.
Борьба между капиталистом и рабочим возникает вместе с промыш¬
ленным капиталом и разгорается в течение мануфактурного периода.
Но только с введением машин рабочий начинает борьбу против орудия
труда. Он восстает против этой специфической формы инструмента, в
которой он видит лишь страшного врага. Необходимо известное время,
необходим опыт, чтобы рабочий научился различать машину от капи¬
талистического применения ее и направил свою борьбу не против
материальных средств производства, а против общественной формы их
эксплоатации.
В форме машины средство производства немедленно превращается
в конкуррента рабочего, и этот антагонизм особенно сильно выступает
тогда, когда вновь введенные машины вступают в борьбу с обычными,
установившимися методами ремесла и мануфактуры.
Система капиталистического производства, говоря вообще, покоится
на том, что рабочий продает свою силу, как товар. Разделение труда
делает эту силу способной владеть лишь частичным орудием; раз
управление этим орудием переходит к машине, рабочий утрачивает
свою полезность, выходит из обращения, подобно обесцененной монете.
Поскольку та часть рабочего класса, которую машина делает излиш¬
ней, с точки зрения нужд капиталистической эксплуатации, в данный
момент, не вымирает, постольку она либо влачит нищенское существо¬
вание в виде резерва, обеспечивающего беспрерывный ход капиталис¬
тического производства, либо наводняет другие профессии, сбивая
в них цены на рабочую силу.
Антагонизм между рабочим и машиной с подобными же прояв¬
лениями наблюдается и в самой крупной промышленности в момент
улучшения машин. Постоянная цель этих улучшений состоит в том,
чтобы уменьшить количество ручного труда для данного капитала,
который, благодаря этим усовершенствованиям, не только уменьшает
число занятых рабочих, но и замещает более искусных менее искус¬
ными, взрослых — детьми, мужчин — женщинами; все же эти изменения
вызывают самые тягостные для рабочего колебания заработной платы.
Но машина действует не только, как конкуррент, превосходство
которого всегда грозит наемному рабочему вытеснением. Капитал
употребляет ее именно как силу, враждебную по отношению к рабо¬
чему. Она превращается в самое надежное оружие для подавления
стачек, этих периодических возмущений труда против деспотизма капи¬
тала. Именно для того, чтобы сломить сопротивление рабочих, борю¬
щихся посредством стачки, капитал вынужден был ввести некоторые
важнейшие механические приспособления, состоявшие отчасти в новых
изобретениях, отчасти в усовершенствовании уже имеющихся машин.
VI.— Теория компенсации.
Многие буржуазные экономисты утверждают, что машина, делая
рабочих излишними, т.-е. увольняя их с фабрики и тем лишая их за¬
работка, освобождает тем самым капитал, который дает какое-нибудь
85 —
другое занятие этим же рабочим. Происходит, следовательно, своего
рода компенсация, говорят они. Лишать рабочего средств существова¬
ния означает на языке этих господ — делать эти средства всегда до¬
ступными для рабочего в виде занятия в другой отрасли промышлен¬
ности. Как видите, все зависит от способа выражения.
Истина состоит в том, что „освобожденные“ машиной рабочие
выбрасываются из мастерской на рынок труда, где они увеличивают
рабочую силу, готовую итти на службу капиталу. Выброшенные из
одной отрасли промышленности, они, конечно, могут искать занятие
в другой, но если они его находят, если они снова приобретают воз¬
можность покупать средства существования, которые потеря заработка
сделала свободными, лишив рабочих возможности покупать их, то это
происходит благодаря новому капиталу, появившемуся на рабочем
рынке, а вовсе не благодаря уже функционирующему капиталу, пре¬
вращенному теперь в машины. А надежды на это у них мало! Ведь,
помимо своего старого занятия, эти люди, искалеченные разделением
труда, почти ни на что другое не годны и могут быть приняты лишь
на низшие, плохо оплачиваемые отрасли труда, которые к тому же
всегда переполнены кандидатами, благодаря самой простоте их.
Машина неповинна в той нищете, которую она порождает. Не ее
вина, если при данном общественном строе она отделяет рабочего от
средств существования. В тех отраслях, где она вводится, она удешев¬
ляет и умножает продукт. Следовательно, после ее введения общество
владеет, по крайней мере, таким же, если не большим, количеством
средств существования для вытесненных рабочих, не говоря уже о той
огромной части готового продукта, которая проматывается неработаю¬
щими классами.
Если машины делаются орудием порабощения человека; если это
вернейшее средство сокращения ежедневного труда вызывает его
удлинение; если эта могучая сила, способная увеличивать богатства
производителя, делает его нищим,— то этим она обязана тому, что
находится в руках капиталиста. Эти противоречия и этот антагонизм,
неотделимые от капиталистического применения машин, порождаются
не самими машинами, а их капиталистической эксплоатацией.
Хотя машины всегда вытесняют известное количество рабочих в той
отрасли ремесла или мануфактуры, в которой они вводятся, тем не
менее они могут иногда увеличить спрос на труд в других отраслях
производства. Так как в данной отрасли с введением машин количе¬
ство производимых продуктов увеличивается, то нужно больше сырого
материала, нужно, следовательно, чтобы те отрасли промышленности,
которые доставляют этот сырой материал, также увеличили свое про¬
изводство. Но это увеличение может быть результатом не только уве¬
личения рабочего персонала, но также и повышения интенсивности
труда или увеличения его продолжительности. Машины создают новый
вид рабочих, исключительно занятых машиностроением; и чем шире
область применения машин, тем многочисленнее эта категория рабочих.
Таким образом, по мере того, как машины увеличивают массу сырых
материалов, рабочих инструментов и т. д., отрасли промышленности, ко¬
торые потребляют эти сырые материалы и т. д., распадаются на различ¬
ные ветви, и общественное разделение труда развивается несравненно
дальше, чем при мануфактурном производстве в собственном смысле.
Машинное производство увеличивает прибавочную ценность. Это
увеличение богатства в руках класса капиталистов, постоянно сопро¬
вождаемое относительным сокращением числа рабочих, занятых произ¬
водством предметов первой необходимости, создает, вместе с новыми
™ 86
потребностями в роскоши, новые средства их удовлетворения; произ¬
водство предметов роскоши возрастает; вместе с ним, в пропорции
все более и более возрастающей, растет также класс прислуги, состо¬
ящей из лакеев, кучеров, кухарок, горничных и т. д.
Рост средств производства и средств существования толкает вперед
развитие средств сообщения и транспорта; появляются новые отрасли
промышленности, открываются новые рынки для рабочей силы.
Но все эти увеличения занятий не имеют ничего общего с так
называемой теорией компенсации.
VII.— Поочередное отталкивание и притяжение рабочих фабрикой.
Каждый шаг в развитии машинного производства уменьшает число
потребных рабочих и удаляет, таким образом, с фабрики известную
часть рабочего персонала. Но всякий раз, когда в данной отрасли
промышленности вводится или совершенствуется механическая экспло-
атация, чрезвычайная прибыль, которую доставляет она тем, кто первый
ввел или усовершенствовал ее, немедленно вызывает лихорадочное
производство. Эта прибыль притягивает известную часть капитала,
ищущего себе выгодного помещения; новый метод производства рас¬
ширяет сферу своего применения; постройка новых фабрик и расши¬
рение старых, как результат этого процесса, увеличивают общее число
занятых рабочих. Численный рост фабрик, иначе говоря, количествен¬
ное изменение в машинном производстве, притягивает, следовательно,
рабочих, тогда как усовершенствование механической системы, иначе
говоря, его качественное изменение, отталкивает их.
Но увеличение производства, вследствие увеличения числа фабрик,
сопровождается заполнением товарного рынка, которое, в свою очередь,
ведет к замедлению темпа, к приостановке производства. Таким обра¬
зом, промышленная жизнь превращается в ряд периодов среднего
оживления, процветания, перепроизводства и застоя. Рабочие беспре¬
станно то притягиваются, то отталкиваются, перебрасываются с одного
места на другое, и это движение сопровождается постоянными измене¬
ниями в возрасте, поле и искусности занимаемых рабочих; необеспечен¬
ность и неустойчивость, которым машинное производство подвергает
труд, делаются в конце-концов нормальным состоянием для рабочих.
YH1.— Уничтожение кооперации, основанной на ремесленном производстве и разделении
труда.
Машинное производство разрушает основанную на ремесле коопе¬
рацию; так, например, жатвенная машина замещает кооперацию не¬
скольких жнецов. Оно разрушает также мануфактуру, основанную на
разделении ручного труда. Хорошим примером может служить фабри¬
кация булавок. Одной женщины достаточно для наблюдения за четырьмя
такими машинами, которые производят булавок несравненно больше,
чем когда-то производили несколько рабочих-мужчин при помощи
разделения труда.
Когда отдельная рабочая машина замещает кооперацию или ману¬
фактуру, то она сама может сделаться основанием для нового ремесла.
Однако, эта организация ремесла одинокого мастера на основе машин¬
ного производства служит лишь переходной ступенью к фабричной
системе, которая обыкновенно и появляется, как только вода или пар
заменяют, в качестве двигательной силы, человеческие мускулы. Тотам,
то здесь, тем не менее, мелкое производство может спорадически функ¬
ционировать при помощи механического двигателя, нанимая пар или
пользуясь небольшими двигательными машинками, вроде, напр., газовых.

87 —
Воздействие фабрики на мануфактуру и домашнее производство.
По мере того, как крупная промышленность развивается, резко
изменяется характер всех ее отраслей. Захватывая то ту, то другую
операцию в старой мануфактуре, машинизм разлагает ее организацию,
основанную на традиционном разделении труда, и перевертывает вверх
дном состав их рабочего персонала, основывая теперь разделение труда
на употреблении женской и детской рабочей силы, на употреблении
необученных рабочих, короче говоря — дешевого труда.
Точно так же машинизм действует на так называемую домашнюю
промышленность; производится ли работа в самом жилище рабочего
или в небольших мастерских, это теперь только отделение фабрики,
мануфактуры или товарного склада. Производство платья, напр., по
большей части выполняется этими, так называемыми, домашними рабо¬
чими, но уже не на отдельных потребителей, как это было раньше, а
на фабрикантов, скупщиков и пр., которые, делая заказ, доставляют
и все средства производства. Таким образом, кроме фабричных рабо¬
чих, мануфактурных и ремесленников, сосредоточенных крупными мас¬
сами в обширных мастерских, капитал обладает еще другой промыш¬
ленной армией, рассеянной по большим городам и селам.
Эксплуатация дешевых рабочих практикуется в современной ману¬
фактуре еще с большим цинизмом, чем на фабрике в собственном
смысле, потому что замещение мускульной силы машинами, применяе¬
мое на этой последней, в большинстве случаев отсутствует в мануфак¬
туре. В домашней промышленности эта эксплуатация даже более бес¬
стыдна, чем в мануфактуре, потому что сила сопротивления рабочих,
вследствие их разделения, ничтожна, потому что между предпринима¬
телем и рабочим втирается целая сеть посредников, хищных паразитов,
потому что рабочий слишком беден, чтобы обеспечить себя простран¬
ством, воздухом и светом, столь необходимыми для его труда, потому,
наконец, что конкурренции среди рабочих здесь достигает своего мак¬
симума.
Эти старые способы производства, измененные, извращенные под
влиянием крупной промышленности, воспроизводят в еще более силь¬
ной степени все ее уродливые стороны и сохраняют этот характер
вплоть до своего полного исчезновения.
Переход от современной мануфактуры и домашнего производства к крупной промышленности.
Обесценение рабочей силы посредством злоупотребления женским
и детским трудом, посредством грубого лишения нормальных условий
жизни и труда, посредством эксплуатации сверхурочного и ночного
труда, наталкивается, наконец, на физические препятствия, перейти
которые не позволяет ограниченность человеческих сил; на них же
наталкивается и основанное на этом хищничестве удешевление товаров
и капиталистическая эксплуатация вообще. Раз достигнут этот пре¬
дельный пункт,— а для этого нужны долгие годы,— бьет час превра¬
щения домашнего производства и мануфактуры в фабрику. Ход этой
промышленной революции ускоряется законодательным нормированием
рабочего дня, запрещением работы детей ниже известного возраста и
т. п.,— всем тем, что вынуждает капиталиста-мануфактуриста умножать
число своих машин и заменять мускулы, как двигательную силу, паром.
Что же касается домашней промышленности, то безграничная эксплу¬
атация дешевой рабочей силы остается ее единственным оружием
в борьбе с конкуррентами. Ограничение рабочего дня и детского труда
есть смертный приговор для нее.

88	"
IX. — Противоречие между крупной промышленностью и ее капиталистической оболочкой.
Пока ремесло и мануфактура являются основанием общественного
производства, подчинение работника какой-либо узко-специальной
профессии, делающее невозможным развитие в нем разнообразных
способностей, может быть рассматриваемо, как необходимый момент
в историческом развитии производства. Различные отрасли промыш¬
ленности представляют собой профессии, замкнутые и недоступные
для тех, кто не посвящен в тайны ремесла, во все его рутинные методы.
Современная научная технология, созданная «крупной промышлен¬
ностью, открывает теперь эти тайны, описывает различные промыш¬
ленные методы, производит их анализ, для практического применения
сводит их к нескольким основным формам механического движения
и всегда стремится отыскать возможные для данных методов усовер¬
шенствования. Современная промышленность никогда не считает и не
рассматривает тот или иной теперешний метод производства, как
неизменный.
Первым условием существования всех прежних промышленных
классов являлось сохранение их освященных веками способов произ¬
водства. Буржуазия, наоборот, постоянно революционизируя орудия
труда, тем самым беспрерывно революционизирует и условия произ¬
водства и всю совокупность общественных отношений, в основе кото¬
рых лежит форма материального производства. Ее основание само
является, таким образом, революционным, в то время как все ранее
существовавшие способы производства покоились на фундаменте, по
существу своему, консервативном.
Если самая природа крупной промышленности делает необходимыми
перемены в процессе труда, постоянные превращения функций и обу¬
словливает подвижность рабочего, то, с другой стороны, в своей капи¬
талистической форме она воспроизводит старое разделение труда в еще
более безобразном виде; прежде рабочий на всю жизнь был прикре¬
плен к одной детальной операции, теперь крупная капиталистическая
промышленность превращает его в аксессуар детальной машины. Мы
знаем, что это непримиримое противоречие между технической необхо¬
димостью крупной промышленности и общественными отношениями,
облекающими ее при капиталистическом режиме, разрушает в конце-
концов все гарантии существования работника, постоянно угрожает
ему, как это мы видели в IV параграфе этой главы, вырвать из рук
вместе с орудиями труда и средства существования и сделать его самого
бесполезным вместе с уничтожением его детальной функции; антагонизм
этот, как мы видели из параграфа V, создает чудовищное явление
промышленной резервной армии, нищета которой держит ее всегда
готовой к услугам капитала, приводит периодически к кровопусканиям
среди рабочего класса, к самому необузданному расточению рабочих
сил, к разрушительным потрясениям, к общественной анархии, кбторая
каждую ступень экономического развития превращает в общественное
бедствие для рабочего класса.
Фабрика и просвещение.
Тем не менее, несмотря на те препятствия, которые капиталисти¬
ческий режим ставит разнообразию в труде, самые катастрофы крупной
промышленности делают признание этого разнообразия, а следовательно,
и возможно большего развития разнообразных способностей у рабочих,
законом современного производства. Приспособление общественных
условий к нормальному функционированию этого закона, приспособление
——— 89 —
во что бы то ни стало, становится для крупной промышленности
вопросом жизни и смерти. Именно так, под страхом гибели, крупная
промышленность обязывает общество заменить, так сказать, раздроб¬
ленного индивидуума, принесенного в жертву чисто детальной операции,
индивидуумом всесторонне развитым, умеющим приноравливаться
к самым разнообразным требованиям процесса труда и в быстро сме¬
няющихся функциях работы лишь упражняющим естественные или
приобретенные способности своей личности.
Буржуазия, которая, создавая для своих сыновей специальные учеб¬
ные заведения, в сущности, повиновалась лишь внутренним тенден¬
циям современного производства, создала для пролетариев только
какое-то подобие профессионального образования. Но все же, если
современное рабочее законодательство капиталистических стран оказа¬
лось вынужденным присоединить это, хотя бы и жалкое, элементарное
образование к фабричному труду, то неизбежное завоевание полити¬
ческой власти рабочим классом введет в народных школах теорети¬
ческое и практическое обучение технологии. Воспитание будущего
соединит для всех детей выше известного возраста ручной произво¬
дительный труд с общим образованием, гимнастикой и военными
упражнениями для мальчиков; это — единственный метод для выработки
всесторонне развитых человеческих существ. Не подлежит никакому
сомнению, что развитие новых элементов, которое в результате приведет
к полному уничтожению старого разделения труда, прикрепляющего
рабочего к одной частичной операции, находится в вопиющем проти¬
воречии с капиталистической формой производства и с той экономи
ческой средой, в которой находится рабочий. Но единственный путь,
ведущий каждый способ производства и соответствующую ему обще¬
ственную организацию к разрушению и обновлению, есть путь исто¬
рического развития присущих им противоречий и антагонизмов. „Ne sutor
ultra crepidam!“ („Сапожник, знай свои колодки“) — это последнее слово
мудрости ремесленного и мануфактурного периода стало нелепостью
с того времени, когда часовщик Уатт изобрел паровую машину, парик¬
махер Аркрайт — прядильную машину, а ювелир Фультон — пароход.
Фабрика и семья.
В виду самых постыдных форм эксплуатации детского труда, фаб¬
ричному законодательству пришлось вмешаться и ограничить не только
крепостнические права капитала, но и власть родителей. Как бы ни были
дороги ему интересы капитала, но перед жестокостью последнего зако¬
нодатель оказался вынужденным защитить молодое поколение от опас¬
ности преждевременного вырождения; перед представителями правящих
классов встала необходимость принять меры против крайности капита¬
листической эксплуатации. Что может служить более яркой характе¬
ристикой данного способа производства, нежели эта необходимость?
Не злоупотребление родительской властью создало эксплуатацию
детей, а, наоборот, капиталистическая эксплуатация вызвала злоупотре¬
бление родительской властью.
Законодательное вмешательство есть оффициальное признание того
факта, что крупная промышленность делает неизбежной эксплуатацию
женщин и детей капиталом, который, разрушая домашний очаг, разру¬
шает прежнюю рабочую семью; оно заключает в себе признание и того,
что родительскую власть промышленность превращает в особый аппарат
общественного механизма, который вынуждает самого же пролетария
прямо или косвенно поставлять капиталу своих детей; под страхом
смерти пролетарий должен играть роль сводника и торговца рабами.

— 90
Законодатель, таким образом, стремится лишь ограничить крайние
проявления этой рабовладельческой системы.
Как ни ужасно, как ни отвратительно при теперешнем строе разру¬
шение старинных семейных отношений, тем не менее крупная промыш¬
ленность, отводя столь важную роль женщинам и детям вне сферы
домашнего очага, в области общественно-организованного процесса
производства, создает тем самым новое экономическое основание, на
котором воздвигнется высшая форма семьи и отношений между полами.
Современную форму семьи столь же нелепо считать абсолютной и
окончательной, как и ее восточную, греческую или римскую формы.
Даже составление фабричного рабочего коллектива из индивидуумов
обоего пола и всякого рода возраста,— источник разврата и рабства
при капиталистическом режиме,— содержит в себе зародыши будущей
социальной эволюции. В истории, как и в природе, процесс гниения
является лабораторией нового жизненного процесса.
Революционные последствия фабричного законодательства.
Навязывая каждому отдельному промышленному заведению едино¬
образие и регулярность, фабричное законодательство об ограничении
рабочего дня, сделавшись необходимым в смысле материальной и
духовной защиты рабочего класса, давая огромный толчок развитию
техники, усиливает тем самым и учащает кризисы в общественном
производстве; оно доводит до крайней степени интенсивность труда
и усиливает конкурренцию между рабочим и машиной; оно ускоряет
превращение изолированного труда в труд организованный в крупных
размерах, ускоряет и процесс концентрации капиталов. Подрывая мелкую
промышленность и домашнее производство, фабричное законодатель¬
ство уничтожает последнее убежище для огромной массы рабочих,
которую оно лишает средств существования и предоставляет, таким
образом, в распоряжение капитала всегда, когда последнему угодно
будет дать ей работу; оно уничтожает тем самым предохранительный
клапан всего общественного механизма; в то же время фабричное
законодательство обобщает борьбу, направленную непосредственно
против господства капитала; развивая формирующиеся элементы нового
общества, оно развивает и силы, разрушающие старое общество.
X.— Крупная промышленность и земледелие.
Если применение машин в земледелии большей частью свободно от
того вреда, тех физических опасностей, которым подвергается рабочий
на фабрике, то тенденция этого применения к созданию избыточ¬
ного населения действует здесь еще с большей силой, чем в про¬
мышленности.
В области земледелия крупное производство действует более рево¬
люционно, чем где бы то ни было, в том смысле, что оно разрушает
оплот старого общества, заменяя крестьянина наемным рабочим. Таким
образом, потребность общественного переустройства и борьба классов,
царствующие в городе, распространяются и на деревню.
В земледелии, как и в мануфактуре, капиталистическое преобразо¬
вание производства является как-бы сплошным рядом страданий для
производителя; средства производства — как бы средством порабоще¬
ния, эксплуатации, принуждения рабочего, а общественная организация
процесса труда — организованным подавлением его индивидуальной
независимости. Но рассеяние земледельческих рабочих по обширным
пространствам разбивает их силу сопротивления в то время, как
у городских рабочих концентрация увеличивает их силу.

91 —
В современном земледелии, совершенно так же, как и в промыш¬
ленности городской, увеличение производительной силы труда поку¬
пается ценой разрушения рабочей силы. Мало того, всякий прогресс
в капиталистическом земледелии является прогрессом не только
в искусстве эксплуатации рабочего, но и в искусстве истощения почвы,
а всякий прогресс в усилении ее плодородия на известное время
является, вместе с тем, прогрессом в деле разрушения источников
этого плодородия.
Капиталистическое производство развивает, таким образом, способ
общественного производства, лишь разрушая в то же время два источ¬
ника всякого богатства: землю и работника.

пятый ОТДЕЛ.
ДАЛЬНЕЙШЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОИЗВОДСТВА ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ.
ГЛАВА XVI.
Абсолютная и относительная прибавочная ценность.
Производительный труд, — Производительность труда и прибавочная ценность.
Производительный труд.
Мы видели (глава VII), что, если рассматривать процесс труда
с точки зрения его результата, продукта, то и орудие труда и объект
его являются средствами производства, а сам труд — производительным
трудом. Приспособляя предмет внешней природы к своим потребно¬
стям, человек создает продукт, совершает производительную работу;
в этом процессе, как ручной труд, так и умственный труд соединены
столь же нераздельно, как нераздельны между собою голова человека
и его руки.
Однако, как только индивидуальный продукт превращается в про¬
дукт общественный, в продукт коллективного рабочего, различные
члены которого принимают и различное участие в выработке про¬
дукта, то хотя это вытекающее из природы самого материального
производства определение производительного труда и остается пра¬
вильным для коллективного рабочего, рассматриваемого, как единое
лицо, тем не менее оно уже не приложимо к каждому члену этого
коллектива, взятому индивидуально.
Чтобы выполнять производительную работу, нет уже необходи¬
мости непосредственно касаться руками обрабатываемого объекта,
достаточно быть органом коллективного рабочего, исполнять какую-
нибудь отдельную его функцию. Но и это еще не есть специфическая
черта производительного труда в капиталистическом обществе.
Основной целью производства здесь является производство приба¬
вочной ценности, и потому только тот рабочий работает производи¬
тельно, который производит прибавочную ценность для капиталиста,
или работа которого оплодотворяет капитал. Школьный учитель, напр.,
является производительным работником не потому только, что он
полезным образом содействует умственному развитию своих учени¬
ков, но потому, что, занимаясь этим делом, он создает доход своему
хозяину. То обстоятельство, что этот последний вложил свой капитал
в школьную фабрику, а не в колбасную, нисколько не меняет дела;
прежде всего необходимо, чтобы капитал приносил барыш.
Понятие о производительном труде отныне не представляет собой
отношения между процессом труда и его полезным результатом, между
производителем и продуктом; оно обнимает собой, главным образом,
то общественное отношение, которое делает труд средством возрастания
—i 93
капитала. И классическая политическая экономия всегда, поэтому,
утверждала, что характерным признаком производительного труда
является производство прибавочной ценности.
Производительность труда и прибавочная ценность.
Удлинение рабочего дня дальше тех пределов, в которых рабочий
производит только эквивалент ценности своей рабочей силы, и при¬
своение этого прибавочного труда капиталистом,— вот в чем состоит,
как мы это видели в XII главе, производство абсолютной прибавочной
ценности. Но для увеличения этого прибавочного труда необходимый
труд сокращают так, чтобы эквивалент заработной платы производился
в меньшее время; реализованная, таким образом, прибавочная ценность
есть относительная прибавочная ценность.
Производство абсолютной прибавочной ценности касается только
длины рабочего дня, производство же относительно прибавочной цен¬
ности совершает полный переворот в технических условиях и обще¬
ственных отношениях производства. Оно развивается, поэтому, вместе
с развитием специфически капиталистического производства. Когда
капиталистическое производство устанавливается и делается всеобщим,
различие между относительной прибавочной ценностью и абсолютной
выступает наружу всякий раз, когда дело идет о повышении уровня
прибавочной ценности.
Если рабочая сила оплачивается по ее полной ценности, то при
данных границах рабочего дня уровень прибавочной ценности может
быть повышаем двояко: либо путем увеличения интенсивности труда,
либо путем повышения его производительности. С другой стороны,
при данной интенсивности и производительности труда уровень при¬
бавочной ценности может быть повышен только посредством удлине¬
ния рабочего дня.
Тем не менее, какова бы ни была длина рабочего дня, труд только
в том случае может создать прибавочную ценность, если он обладает
тем минимумом производительности, который дает рабочему возмож¬
ность в течение части дня произвести эквивалент своего собственного
содержания.
Положим, что труд, необходимый на содержание производителя и
его семьи, поглощает все его время. Как в таком случае он сможет
работать даром на других? Без известной степени производительности
труда у рабочего нет свободного времени; без этого избыточного
времени нет прибавочного труда; следовательно, нет и прибавочной
ценности, нет прибавочного продукта, а потому нет ни капиталистов,
ни рабовладельцев, ни феодальных господ, ни вообще класса соб¬
ственников.
Эту степень необходимого развития производительности труда
принимали за естественное качество самого труда: создав человека,
природа, будто бы, наделила его труд вполне развитой производи¬
тельностью.
Между тем, способности даже первобытного человека представляют
собой продукт очень долгого развития, происходившего под давлением
его физических потребностей. Когда, благодаря суровому труду, люди
выходят, наконец, из своего первобытного состояния, когда, следова¬
тельно, труд их уже до известной степени обобществлен, тогда и
только тогда являются такие условия, при которых прибавочный труд
одних может сделаться источником существования других; эти пос¬
ледние взваливают, таким образом, на первых всю тяжесть труда, и
это всегда сопровождается употреблением насилия. Производительная
“ 94
сила человеческого труда является, стало быть, продуктом долгого
исторического развития.
Помимо большего или меньшего развития общественного способа
производства, производительность труда зависит от тех естественных
условий, среди которых процесс труда происходит. Все эти условия
могут быть сведены либо к самому человеку, его расе и пр., либо
к окружающей его природе. Внешние условия природы, с экономиче¬
ской точки зрения, разделяются на две крупных категории: естест¬
венные богатства в форме средств существования, т.-е. плодородие
почвы, обильные рыбой воды и пр., и естественные богатства в форме
средств труда, как-то: сила падения воды, судоходные реки, леса,
металлы, уголь и пр., На заре цивилизации решающее значение имела
первая категория; позднее, на более высоких ступенях развития —
вторая категория естественных богатств.
Благоприятные естественные условия создают, если угодно, возмож¬
ность, но не реальное существование прибавочного труда, а следова¬
тельно, и прибавочной ценности, или прибавочного продукта.
При более или менее умеренном климате, на более или менее пло¬
дородной почве число элементарных потребностей (пища, одежда и пр.),
а также усилия, которых требует их удовлетворение, будут более или
менее велики; таким образом, при прочих равных условиях, необходи¬
мое рабочее время будет меняться, смотря по местности. Но приба¬
вочный труд может появиться только там, где кончается труд необхо¬
димый. Физические потребности, определяющие относительную вели¬
чину этого последнего, ставят, таким образом, естественную границу
прибавочному труду; по мере того, как промышленность идет вперед,
а вместе с ней развиваются и средства производства,— эта естествен¬
ная граница отодвигается.
В нашем обществе, где рабочий только прибавочным трудом поку¬
пает себе позволение работать для собственного существования, легко
вообразить, что доставление прибавочной ценности является естествен¬
ным качеством человеческого труда. Но возьмем, напр., жителя восточ¬
ных островов азиатского архипелага, где саговая пальма растет в ди¬
ком сосуоянии в лесах. Из сердцевины одного дерева можно извлечь
обыкновенно 300—400 фун. годной к употреблению муки. Там идут
в лес и режут себе хлеб, совершенно так, как у нас рубят дрова на
топливо. Предположим, что обитателю этих островов нужен один рабо¬
чий день в неделю для удовлетворения всех своих потребностей; ясно,
что польза, которую приносит ему природа, состоит в большем коли¬
честве досуга, и что, только уступая силе, он стал бы занимать свое
свободное время трудом на других, т.-е. прибавочным трудом.
Если бы на его острове введено было капиталистическое производ¬
ство, то нашему бравому островитянину, вероятно, пришлось бы рабо¬
тать 6 дней в неделю для того, чтобы получить позволение присвоить
для собственного содержания продукт одного рабочего дня.
Щедростью природы нельзя объяснить, почему он теперь работает
6 дней в неделю, вместо одного, которого ему вполне достаточно для
своего собственного содержания, иначе говоря, почему он доставляет
прибавочную ценность. Она объясняет только, почему его прибавочный
труд равен пяти дням, а необходимый—только одному. Вообще, произ¬
водительность труда объясняет величину прибавочной ценности, но не
причину ее возникновения; источником прибавочной ценности является
всегда сам прибавочный труд, каков бы ни был способ его выжи¬
мания.

9b
ГЛАВА XVII.
Изменения в отношении между ценностью рабочей силы и прибавочной
ценностью.
I. Величина рабочего дня и интенсивность труда постоянны; переменной величиной
является производительность труда.- II. Рабочий день и производительность труда
постоянны; переменной величиной является интенсивность труда.— III. Производитель¬
ность и интенсивность труда постоянны; переменной величиной является рабочий день.—
IV. Одновременные изменения в продолжительности, интенсивности и производитель¬
ности труда.
Мы видели, что относительные величины прибавочной ценности и
цены рабочей силы определяются тремя условиями: 1) продолжитель¬
ностью труда или степенью его продолжительности; 2) степенью его
интенсивности, т.-е. затратой определенного количества труда в опре¬
деленное время; 3) степенью производительности труда, т.-е. когда
одно и то же количество, труда в одно и то же время доставляет
неодинаковое количество продуктов. Чрезвычайно различные комби¬
нации, очевидно, возможны, смотря по тому, будет ли один из этих
трех факторов величиной переменной, а два других — постоянной, или
два из них окажутся переменными величинами, или все три одновре¬
менно. Кроме того, может быть и так, что один фактор увеличивается,
тогда как другой уменьшается, или просто один увеличивается или
уменьшается относительно быстрее, чем другой. Рассмотрим главней¬
шие комбинации.
I.— Величина рабочего дня и интенсивность труда постоянны; переменной величиной является
производительность труда.
При данном предположении мы получаем следующие три закона:
1. Рабочий день данной величины всегда производит одну и ту же
ценность, каковы бы ни были изменения в производительности труда.
Если час труда средней интенсивности дает ценность в 50 сант.,
то двенадцатичасовой рабочий день всегда выразится в ценности
в 6 фр. (Мы предполагаем, что ценность денег остается всегда посто¬
янной). Увеличивается ли или уменьшается производительность труда,
один и тот же рабочий день доставит просто большую или меньшую
массу продуктов, и ценность в 6 фр. распределится, следовательно, на
большее или меньшее количество товаров.
2. Прибавочная ценность и ценность рабочей силы изменяются в про¬
тивоположном друг другу направлении. Изменение производительной
силы труда, ее увеличение или уменьшение действуют в прямом
направлении на прибавочную ценность и в обратном направлении на
ценность рабочей силы.
Рабочий день в 12 часов всегда производит одну и ту же ценность, напр.,
в 6 фр., одна часть которой представляет собой прибавочную ценность,
другая — эквивалент рабочей силы. Положим, что каждая из этих частей
равна 3 фр. Ясно, что сумма этих двух частей не может быть выше
6 фр., что если прибавочная ценность и поднимется, напр., до 4 фр.,
то ценность рабочей силы должна будет упасть до 2 фр., и обратно.
Если увеличение производительности труда позволяет производить
в 4 часа то же количество средств существования, которое прежде
требовало для своего производства шесть часов, то ценность рабочей
силы, определяемая ценностью этих средств существования, падает
с 3 до 2 фр., и поднимается с 3 до 4 фр., если уменьшение произво¬
дительной силы труда требует 8 часов для производства того количе¬
ства средств существования, для которого раньше достаточно было
96
6 часов. Так как прибавочная ценность увеличивается^ когда ценность
рабочей силы уменьшается, и обратно, то отсюда следует, что увели¬
чение производительности труда, понижая ценность рабочей силы,
должно увеличить прибавочную ценность, и что уменьшение произво¬
дительности труда, увеличивая ценность рабочей силы, должно умень¬
шить прибавочную ценность: очевидно, что на ценность рабочей силы
могут действовать только те изменения в производительности труда,
которые происходят в отраслях промышленности, доставляющих про¬
дукты обычного потребления рабочего.
Но из этого противоположного движения прибавочной ценности и
ценности рабочей силы ни в каком случае не следует заключать, что
они изменяются в той же самой пропорции. В самом деле, если при
рабочем дне, выражающемся в ценности в 6 фр., ценность рабочей
силы равна 4 фр., то прибавочная ценность будет равна 2 фр.; если
вследствие увеличения производительности труда ценность рабочей
силы падает до 3 фр., то прибавочная ценность поднимается с 2 до
3 фр. Та же разница в 1 фр. уменьшает ценность рабочей силы, кото¬
рая равнялась 4 фр., на %, т.-е. на 25%, и увеличивает прибавочную
ценность, которая была равна 2 фр., на %, т.-е. на 50%.
3. Увеличение или уменьшение прибавочной ценности является
всегда следствием, а не причиной соответствующего уменьшения или
увеличения ценности рабочей силы.
Предположим, что 6 фр., ценность одного рабочего дня в 12 часов,
делится на 4 фр. ценности рабочей силы и 2 фр. прибавочной цен¬
ности. Другими словами,—имеется 8 часов необходимого труда и 4 часа
прибавочного труда. Допустим, что производительность труда воз¬
росла вдвое; тогда рабочему необходима будет только половина того
времени, которое требовалось раньше, чтобы произвести эквивалент
его ежедневных средстве существования. Его необходимый труд упадет
тогда с 8 часов до 4, а тем самым его прибавочный труд поднимется
с 4 часов до 8; точно также и ценность его рабочей силы упадет
с 4 фр. до 2, а это понижение поднимет прибавочную ценность с 2 фр.
до 4. Таким образом, прежде всего, именно изменение производитель¬
ности труда влечет за собой увеличение или уменьшение ценности
рабочей силы, в то время как повышение или понижение этой послед¬
ней, в свою очередь, вызывает движение прибавочной ценности
в обратном направлении.
Тем не менее, приведение цены рабочей силы к ее ценности, опре¬
деляемой ценностью средств существования, необходимых для содер¬
жания рабочего, может встретить известные препятствия, в зависимо¬
сти от соотношения степени сопротивления рабочих и давления капи¬
тала,— препятствия, которые позволяют этому приведению реализо¬
ваться только отчасти. Рабочая сила может быть оплачиваема выше
ее ценности, хотя цена ее не изменяется и даже понижается, если эта
последняя все же стоит выше новой ценности рабочей силы, если, как
в предыдущем примере, она стоит все-таки выше 2 фр. и после того,
как производительность труда удвоилась.
Некоторые экономисты утверждали, что и без падения ценности
рабочей силы прибавочная ценность может повышаться вследствие
сокращения налогов, платимых капиталистом. Но уменьшение налогов
нисколько не изменяет того количества прибавочного, труда, а следо¬
вательно, и прибавочной ценности, которую капиталист высасывает из
рабочего. Оно изменяет отношение между той частью прибавочной
ценности, которую капиталист кладет себе в карман, и той, которой
он вынужден делиться с другими. Отношение же между прибавочной

— 97 —
ценностью и ценностью рабоч’ей силы нисколько этим не затраги¬
вается.
II.— Рабочий день и производительность труда постоянны; переменной величиной
является интенсивность труда.
Когда увеличивается производительность труда, то труд в один и
тот же промежуток времени создает больше продуктов, но не больше
ценности. Когда же возрастает его интенсивность, то в один и тот же
промежуток времени он создает не только больше продуктов, но и
больше ценности, потому что в этом последнем случае увеличение
массы продуктов зависит от увеличения количества затрачиваемого
труда. При данном рабочем дне и неизменной производительности,
труд доставляет, таким образом, тем больше ценности, чем данная
степень его интенсивности выше средней общественной интенсивности.
Так как ценность, созданная, напр., в течение 12 часового рабочего
дня, перестает быть замкнутой в определенные границы, то ясно, что
и прибавочная ценность, и ценность рабочей силы могут измениться
в одном и том же направлении в равной или неравной степени. Если
тот же самый рабочий день, вследствие увеличения интенсивности
труда, выражается теперь в 8 фр. вместо прежних 6 фр., то и доля
рабочего, и доля капиталиста могут, очевидно, подняться одновременно
с 3 до 4 фр.
Подобное повышение цены рабочей силы, конечно, не означает, что
теперь она оплачивается выше своей ценности, ибо увеличение интен¬
сивности труда отражается на ценности рабочей силы тем, что уско¬
ряет процесс изнашивания самой рабочей силы. Несмотря на повы¬
шение, цена может оказаться даже ниже ценности. Это случается
всегда, когда повышение цены рабочей силы не компенсирует ее уско¬
ренной траты.
III. — Производительность и интенсивность труда постоянны; переменной величиной
является рабочий день.
В смысле изменения продолжительности труд может быть сокра¬
щаем или удлиняем. При данных условиях мы получаем следующие
законы:
1. Ценность, воплощенная в рабочем дне, увеличивается или умень¬
шается одновременно с его продолжительностью.
2. Всякое изменение в отношении между прибавочной ценностью и
ценностью рабочей силы происходит от изменения величины прибавоч¬
ного труда, и, стало быть, прибавочной ценности.
3. Абсолютная ценность рабочей силы может изменяться лишь под
влиянием того действия, которое удлинение прибавочного труда про¬
изводит на изнашивание этой рабочей силы.
Мы предполагаем, что рабочий день, состоящий сначала из 12 часов,—
6 часов труда необходимого и 6 часов труда прибавочного,— создает
ценность в 6 фр., одна половина которой идет рабочему, другая —
капиталисту.
Происходит сокращение рабочего дня с 12 часов до 10. Так как в
каждый час создается ценность в 50 сайт., то сокращенный рабочий
день дает ценность в 5 фр. Так как необходимый труд остается рав¬
ным 6 часам, то прибавочный труд сокращается с 6 часов до 4, при¬
бавочная ценность падает с 3 до 2 фр. Но, оставаясь неизменной, цен¬
ность рабочей силы относительно к прибавочной ценности возрастает
вследствие абсолютного уменьшения этой последней; в самом деле,
ценность рабочей силы по отношению к прибавочной ценности теперь

98
выражается 150% (3:2) вместо 100°% (3:3), как раньше. Капиталист
мог бы возместить свои убытки только понижением ее цены ниже ее
ценности. В сущности, все обычные декламации против сокращения
рабочего дня предполагают, что явление это происходит при указан¬
ных здесь обстоятельствах, т.-е., при неизменной производительности
и интенсивности труда, тогда как на самом деле изменение в произ¬
водительности труда, и его интенсивности всегда непосредственно сле¬
дует за сокращением рабочего дня.
Если, наоборот, происходит удлинение рабочего дня, напр., с 12 до
14 часов, то эти два часа увеличивают прибавочный труд, и прибавоч¬
ная ценность поднимается с 3 до 4 фр. Хотя номинальная ценность
рабочей силы остается той же, тем не менее относительно к прибавоч¬
ной ценности, которая увеличивается, она падает; в самом деле, ее
ценность по отношению к прибавочной ценности выражается теперь
в 75% (3:4), вместо 100% (3:3), как раньше.
С удлинением рабочего дня цена рабочей силы может упасть ниже
ее ценности, номинально при этом не изменяясь или даже повышаясь.
Это бывает в том случае, когда эта цена не компенсирует той громад¬
ной траты жизненной силы, которая неразрывно связана для рабочего
с удлинением рабочего дня.
IV.— Одновременные изменения в продолжительности, интенсивности
и производительности труда.
Из всех возможных здесь комбинаций, анализ которых в общем
после предшествующих объяснений чрезвычайно легок, мы остановимся
только на одном особенно интересном случае, а именно: на увеличении
производительности и интенсивности труда одновременно с сокращением
его продолжительности.
Повышение производительности труда и возрастание его интенсив¬
ности увеличивают массу продуктов, получаемых в известный проме¬
жуток времени, и тем самым сокращают ту часть дня, в течение кото¬
рой рабочий воспроизводит эквивалент своих средств существования.
Эта необходимая, но поддающаяся сокращению составная часть рабо¬
чего дня представляет собой абсолютную минимальную границу его;
сокращение рабочего дня до этих пределов невозможно при капитали¬
стическом режиме. Лишь с уничтожением последнего исчезнет прибавоч¬
ный труд, и станет возможным ограничение рабочего дня лишь необ¬
ходимым трудом. Однако, не следует забывать, что та часть тепереш¬
него прибавочного труда, которая необходима для создания общест¬
венного фонда запасов и накопления, считалась бы и тогда за труд
необходимый, в то время как теперь область этого последнего ограни¬
чена исключительно издержками содержания класса наемных рабочих,—
класса, назначение которого состоит в создании богатства своих господ.
Чем больше возрастает производительность труда, тем больше
может быть сокращен рабочий день, и чем больше сокращается рабо¬
чий день, тем больше может возрастать интенсивность труда. С об¬
щественной точки зрения,' производительность труда может быть уве¬
личена с уничтожением всякой бесполезной траты, как в области
средств производства, так и в области жизненных сил. Капиталистиче¬
ский режим, действительно, вынуждает каждое предприятие в отдель¬
ности, по возможности, щадить средства производства; но помимо того,
что из безумного расточения рабочей силы он делает средство эконо¬
мии в пользу эксплуататора, его анархическая система конкурренции
неизбежно порождает безграничную трату производительного труда и
общественных средств производства, не говоря уже о множестве чисто

—— 99 ■”
паразитических функций, порождаемых этим режимом и более или
тиенее необходимых, пока он существует.
При данной интенсивности и производительности труда то время,
которое общество должно посвящать материальному производству, тем
короче, а время, остающееся для свободного развития личности, тем
длиннее, чем равномернее распределен труд между всеми членами
общества и чем менее один класс может сваливать на другой естествен¬
ную необходимость труда. Абсолютной границей сокращения рабочего
дня в этом направлении является всеобщность ручного труда: всеоб¬
щий труд означает минимальную долю труда для каждого.
В капиталистическом обществе свободное время для одного класса
покупается ценою превращения всей жизни масс в сплошное рабочее
время.
ГЛАВА XVIII.
Выражения нормы прибавочной ценности.
Различные формулы, выражающие норму прибавочной ценности.— Прибавочная
ценность есть результат неоплаченного труда.
Различные формулы, выражающие норму прибавочной ценности.
В главе IX мы видели, что норма, прибавочной ценности выражается
или отношением прибавочной ценности к переменному капиталу, или
отношением прибавочной ценности к ценности рабочей силы, или еще
отношением прибавочного труда к необходимому труду. Наконец, норма
прибавочной ценности выражается отношением неоплаченного труда к
труду оплаченному.
Прибавочная ценность есть результат неоплаченного труда.
Капиталист оплачивает не труд, не продукт, но рабочую силу, спо¬
собность производить. Покупая эту силу на день, неделю и т. д. капи¬
талист получает право эксплуатировать ее в течение дня, недели и т. д.
Период эксплуатации разделяется на две части. В продолжение первой
функционирование рабочей силы производит лишь эквивалент ее цены;
в продолжение другой части пользование рабочей силой является без¬
возмездным и, следовательно, создает капиталисту ценность, за кото¬
рую он не дает никакого эквивалента и которая ему ничего не стоит.
В этом смысле прибавочный труд, из которого он извлекает прибавоч¬
ную ценность, может быть назван неоплаченным трудом.
Ясно теперь, что следует думать о теории некоторых господ, заин¬
тересованных в сокрытии истины и пытающихся придать этому обмену
переменной части капитала на пользование рабочей силой,— обмену,
который приводит к присвоению продукта не производителем,— лож¬
ную форму товарищеского отношения, в силу которого рабочий и капи¬
талист делят между собой продукт сообразно количеству доставляемых
каждым из них элементов его.
Капитал является, поэтому, не только, как выражается Адам Смит,
властью над трудом других; он, по существу своему, есть власть над
неоплаченным трудом. Всякая прибавочная ценность, какова бы
ни была ее частная форма,— прибыль, процент, рента и т. д.,— есть,
по своей сущности, материальное выражение неоплаченного труда. Вся
тайна самовозрастания капитала заключается в том простом факте, что
он располагает известным количеством чужого неоплаченного труда.

ШЕСТОЙ ОТДЕЛ.
ЗАРАБОТНАЯ ПЛАТА.
ГЛАВА XIX.
Превращение ценности или цены рабочей силы в заработную плату.
Заработная плата есть цена не труда, а рабочей силы.— Форма заработной платы скры-
вает действительное отношение между капиталом и трудом.
Заработная плата есть цена не труда, а рабочей силы.
При поверхностном взгляде на буржуазное общество заработная
плата рабочего представляется вознаграждением за труд: столько-то
денег за столько-то труда. О труде говорят, как о товаре, рыночная
цена которого колеблется выше и ниже его действительной ценности.
Но что такое ценность? Ценность представляет собой обществен¬
ный труд, затраченный на производство товара. Как измерить вели¬
чину ценности какого-нибудь товара? Количеством содержаще¬
гося в нем труда. Как определяется, поэтому, ценность, напр., 12-ча¬
сового труда? 12 часами труда, которые он содержит. Это очевидная
нелепость.
Чтобы быть вынесенным на рынок и проданным в качестве товара,
труд во всяком случае должен существовать ранее, чем он появился
на рынке. Но если бы рабочий мог сообщить ему материальное суще¬
ствование, самостоятельное и независимое от его собственной личности,
то он продавал бы товар, а не труд.
На рынке непосредственно противостоит капиталисту не труд, а
рабочий. И продает этот последний самого себя, свою рабочую силу.
Как только он начинает приводить в движение свою силу, начинает
работать, как только его труд действительно начинает существовать,
труд этот перестает уже принадлежать ему и не может быть им еще
раз продан. Труд есть сущность и мера ценностей, но сам он не имеет
никакой ценности. Выражение „ценность труда“ есть выражение не¬
точное и заимствовано из области кажущихся форм производственных
отношений.
Раз допустив эту ошибку, классическая политическая экономия
пошла дальше и задалась вопросом, чем определяется цена труда. Она
нашла, что для труда, как и для всякого другого товара, отношение
между спросом и предложением объясняет только колебания рыночных
цен выше и ниже определенной величины. Раз спрос и предложение
взаимно уравновешиваются, колебания цен, причиняемые ими, прекра¬
щаются, но вместе с тем прекращается, очевидно, и действие спроса
и предложения. Но от чего же зависит в таком случае цена труда,
если при условии равновесия спрос и предложение перестают оказы¬
вать на нее влияние? Для труда, как и для всякого другого товара,
» 101 —
его цена не может быть не чем иным, как его ценностью, выраженной
в деньгах; что же касается этой последней, то политическая экономия
определила ее, в конечном счете, ценностью средств, необходимых для
содержания и воспроизведения рабочего. Ясно, что она подменила,
таким образом, мнимый предмет своих исследований, ценность труда,
ценностью рабочей силы, силы, не существующей вне личности рабо¬
чего и отличающейся от своей функции, труда, совершенно так же,
как машина отличается от своих операций. Но классическая политиче¬
ская экономия не заметила этого смешения понятий.
Форма заработной платы скрывает действительное отношение между капиталом и трудом.
На первый взгляд, конечно, капиталист оплачивает ценность той
полезности, которую ему доставляет рабочий, а именно: ценность труда.
Кроме того, рабочий получает плату уже после того, как он отдал
свой труд. Выходит, что деньги, в качестве платежного средства, лишь
реализуют впоследствии ценность или цену выполненного труда. Но
одного опыта практической жизни далеко недостаточно, чтобы конста¬
тировать двойственную полезность труда: его способность удо¬
влетворять известной потребности,— способность, общую реши¬
тельно всем товарам,— и способность создавать ценность,— способ¬
ность, которая отличает его от всех других товаров, и в качестве
образовательного элемента ценности лишает его самого возможности
обладать ею.
Предположим, что 12-ти-часовой рабочий день создает ценность
в 6 фр., половина которой эквивалентна дневной ценности рабочей
силы. Игнорируя различие между ценностью рабочей силы и ценностью
ее функции, труда, который она приводит в движение, можно получить
следующую формулу: труд 12-ти-часовой продолжительности обладает
ценностью в 3 фр.; получается, таким образом, нелепый результат, что
труд, который создает ценность в 6 фр., стоит только 3 фр. Но в ка¬
питалистическом обществе это, так сказать, не бросается само в глаза.
Здесь ценность в 3 фр., для производства которой нужно лишь 6 часов
труда, представляется в виде ценности целого дня труда. Кажется, что
получающий по 3 фр. в день рабочий получает всю ценность своего
труда, и именно поэтому излишек ценности его продукта над ценностью
его платы принимает форму прибавочной ценности в 3 фр., созданной
капиталом, но не трудом.
Форма заработной платы, или непосредственной платы за труд,
уничтожает, поэтому, всякий след деления рабочего дня на необходи¬
мый и прибавочный труд, на труд оплаченный и неоплаченный, так
что весь труд свободного рабочего кажется оплаченным. При барщине
труд крестьянина на себя самого и принудительный труд на помещика
явственно отличны друг от друга, ибо исполняются в различных местах.
При системе рабства даже та часть рабочего дня, в течение которой
раб лишь воспроизводит ценность своих средств существования, в те¬
чение которой он работает, следовательно, фактически на себя самого,
кажется трудом на его собственника; весь его труд принимает форму
неоплаченного труда. При наемном труде, наоборот: даже прибавоч¬
ный, или неоплаченный труд, принимает форму труда оплаченного.
При рабском труде отношение собственности скрывает труд раба на
себя самого, при наемном труде денежное отношение прикрывает собой
даровой труд наемного рабочего на капиталиста.
Понятна теперь огромная практическая важность этого изменения
формы, которое вознаграждение за рабочую силу превращает в зара¬
ботную плату, цену силы в цену ее 'функции. Видимая форма скрывает
!" 102 —
действительное отношение между капиталом и трудом; из нее вытекают
все правовые понятия рабочего и капиталиста, всякие мистификации
капиталистического производства, все либеральные иллюзии и все хва¬
лебные песнопения вульгарной политической экономии.
ГЛАВА XX.
Повременная плата.
Цена труда.— Частичная безработица и общее сокращение рабочего дня.— Низкая цена
труда и удлинение рабочего дня.
Заработная плата, в свою очередь, принимает чрезвычайно разно¬
образные формы; мы исследуем ее две основные формы: повременную
плату и плату поштучную.
Цена труда.
Продажа рабочей силы, как мы знаем, совершается всегда на опре¬
деленный период времени. Поэтому, в форме повременной платы, т.-е.
поденной, недельной и т. д. платы, выражается прежде всего дневная,
недельная и т. д. ценность рабочей силы.
В повременной плате нужно делать различие между денежной сум¬
мой, получаемой рабочим в день, в неделю и т. д., и ценой труда.
В самом деле, очевидно, что, смотря по величине рабочего дня, одна
и та же поденная, понедельная и т. д. плата может выражать очень
различные цены труда. Средняя цена труда получается от деления
средней дневной ценности рабочей силы на среднее число часов рабо¬
чего дня. Дневная ценность рабочей силы, положим, равна 3 фр., а
рабочий день состоит из 12 часов; тогда цена одного часа равна 3/i2,
т.-е. 25 сант. Найденная таким путем цена рабочего часа представляет
собой единицу меры цены труда.
Повременная плата может оставаться той же самой, а цена труда
увеличиваться или уменьшаться. Допустим, например, что рабочий
день стал равен 10 часам, а заработная плата по-прежнему — 3 фр.,
тогда цена рабочего часа=30 сант. Если же рабочий день увеличи¬
вается до 15 часов, то цена его падает до 20 сант. Заработная плата,
наоборот, может возрастать, хотя цена труда не изменяется и даже
уменьшается. Если средний рабочий день состоит из 10 часов, а днев¬
ная ценность рабочей силы равна 3 фр., то цена 1 рабочего часа, будет
30 сант.; но допустим, что, вследствие увеличения работы, рабочий
трудится вместо 10 часов 12, а цена труда осталась без пере¬
мены; тогда поденная плата поднимается до 3 фр. и 60 сант. Заме¬
тим мимоходом, что в этом последнем случае, несмотря на повы¬
шение платы, рабочая сила будет оплачиваться ниже своей ценности,
раз это повышение не компенсирует того более значительного изна¬
шивания рабочей силы, которое происходит благодаря увеличению
работы.
Вообще, раз количество дневного, недельного и т. д. труда дано,
то поденная, недельная и т. д. плата будет зависеть от цены труда;
если же последняя представляет величину данную, то поденная или
недельная плата будет зависеть от количества дневного или недель¬
ного труда.

" юз
Частичная безработица и общее сокращение рабочего дня.
Цена рабочего часа, единица меры повременной платы, получается,
как мы сказали, от деления дневной ценности рабочей силы на число
часов обычного рабочего дня. Но если хозяин не занимает рабочего
регулярно в течение этого числа часов, то рабочий получает меньше
своей обычной платы. Мы открываем, здесь новый источник страданий
для рабочего, вытекающий из недостатка труда, из частичной безра¬
ботицы.
Если время, служившее основанием для вычисления часовой платы,
равно, положим, 12 часам, и если рабочий работает только 6 или 8
часов, то его часовая плата, которая, будучи умножена на 12, соот¬
ветствует ценности необходимых* для него средств существования,
падает ниже этого необходимого минимума, как только, вследствие
уменьшения работ, множителем ее будет 6 или 8, словом, число
меньшее 12.
Не следует, разумеется, смешивать этот недостаток работы с тем
ее уменьшением, которое представляет собой результат общего сокра¬
щения рабочего дня. В первом случае обычная цена труда рассчитана
по отношению к рабочему дню, положим, в 12 часов в среднем; так
что, когда рабочий работает меньше 8 часов, напр., то он получает
недостаточную плату. Между тем, во втором случае нормальная цена
труда вычисляется по отношению к нормальному рабочему дню, поло¬
жим, в 8 часов, и потому цена рабочего часа будет гораздо выше.
Возможно, что и в этом случае рабочий не получит нормальной зара¬
ботной платы, но это может произойти, если он работает меньше 8-ми
часов, тогда как в первом случае это всегда происходит, если он ра¬
ботает меньше 12 часов.
Низкая цена труда и удлинение рабочего дня.
В известных отраслях промышленности, где господствует повре¬
менная заработная плата, установился такой порядок, что известное
число часов, напр. 10, считается нормальным рабочим днем; дальше
начинается сверхурочное время, которое оплачивается несколько выше,
при чем за единицу меры принимается рабочий час. Вследствие чрез¬
вычайно низкого уровня цены труда за так называемое обычное время,
рабочий, чтобы получить хоть сколько - нибудь сносную плату, по
необходимости должен работать сверхурочное время, оплачиваемое не
столь низко. К выгоде капиталиста, это означает не что иное, как
удлинение рабочего дня. Законодательное ограничение рабочего дня
кладет конец этому мошенничеству.
Мы видели выше, что при данной цене труда дневная или недель¬
ная плата зависит от количества доставляемого труда. Отсюда выте¬
кает, что чем ниже цена труда, тем длиннее должен быть рабочий
день для того, чтобы рабочий заработал себе сколько - нибудь доста¬
точную плату. Если цена рабочего часа 15 сайт., то рабочий должен
работать 15 часов, чтобы получить 2 ф. 25 сайт, заработной платы;
если цена рабочего класса 25 сайт., то 12 часов работы в день ему
достаточно, чтобы заработать дневную плату в 3 фр. Низкая цена
труда вызывает, таким образом, стремление к удлинению рабочего
времени.
Но если удлинение рабочего дня является естественным результа¬
том низкого уровня цены труда, то в свою очередь, оно может сде¬
латься причиной падения дневной или недельной платы. Допустим,
что, благодаря удлинению рабочего дня, один человек исполняет работу
” 104	—
двух; тогда увеличивается предложение труда, хотя количество находя¬
щихся на рынке рабочих остается без изменения. Возникающая, таким
образом, среди рабочих конкурренция позволяет капиталисту понизить
цену труда, что, в свою очередь, как мы только, что видели, дает ему
возможность еще более удлинить рабочий день. Капиталист выигры¬
вает, стало быть, вдвойне: и благодаря уменьшению обычной цены
труда, и благодаря чрезмерной его продолжительности.
Однако, эта возможность располагать исключительным количеством
неоплаченного труда неминуемо вызывает конкурренцию между самими
капиталистами; чтобы захватить возможно больше покупателей, они
понижают продажную цену товаров, обходящихся им дешевле; в конце-
концов цена эта падает чрезвычайно низко и делается постоянным
основанием жалкой заработной платы рабочих этих отраслей промыш¬
ленности.
ГЛАВА XXI.
Поштучная заработная плата.
Эта форма заработной платы нисколько не изменяет природы последней.— Особенности
этой формы заработной платы, делающие из нее форму, наиболее соответствующую
капиталистическому производству.
Эта форма заработной платы нисколько не изменяет природы последней.
Поштучная заработная плата на первый взгляд, повидимому, дока¬
зывает, что рабочий получает не ценность своей рабочей силы, но
ценность труда, уже овеществленного в продукте, и что цена этого
труда определяется производительной способностью рабочего. На самом
же деле, это есть не что иное, как превращенная форма повременной
платы.
Предположим, что обычный рабочий день состоит из 12 часов:
6 часов труда необходимого и 6 часов труда прибавочного, или из 6
оплаченных и 6 неоплаченных часов, и что произведенная ценность
равна 6 фр. Продукт одного рабочего часа выразится тогда ценностью
в 50 сайт. Положим далее, что опытом установлено, что один рабочий,
работающий со средней степенью интенсивности и ловкости и, следо¬
вательно, употребляющий лишь общественно - необходимое на произ¬
водство предмета время, доставляет в течение 12 часов 12 таких пред¬
метов, или 12 штук продукта. Эти 12 штук, за вычетом содержащихся
в них издержек производства, стоят 6 фр., а каждая из них стоит
50 сайт. Рабочий от штуки получает 25 сайт, и в 12 часов зарабаты¬
вает, таким образом, 3 фр., в то время как произведенный за 12 часов
труда товар, за вычетом издержек производства, стоит 6 фр.
Как при поденной плате совершенно все равно, скажем ли мы, что
рабочий трудится 6 часов для себя, а 6 для капиталиста, или половину
каждого часа для себя, а половину для хозяина, точно так же безраз¬
лично и здесь, скажем ли мы, что каждая штука товара наполовину
не оплачена, или, что цена 6 штук есть эквивалент ценности рабочей
силы, тогда как прибавочная ценность заключена в 6 других, достав¬
ляемых рабочим бесплатно.
В повременной плате труд измеряется его непосредственной про¬
должительностью; при поштучной плате он измеряется тем количе¬
ством продуктов, в котором он овеществился, продолжаясь известное
105 —
время. Но в обоих случаях ценность рабочего дня определяется днев¬
ной ценностью рабочей силы. Поштучная плата есть, стало быть, только
видоизмененная форма повременной платы.
Пусть производительность труда увеличилась, т.-е. количество про¬
дуктов, производимых в известный промежуток времени, возрасло,
положим, вдвое; тогда поштучная плата понизится в той же пропор¬
ции, т.-е. станет вдвое меньше, так что дневная плата не изменится.
Так или иначе, но, повторяем, капиталист оплачивает не труд, но рабо¬
чую силу. Та или иная форма заработной платы может более, чем
другая, благоприятствовать развитию капиталистического производства,
но ни одна из этих форм не изменяет природы заработной платы.
Особенности этой формы заработной платы, делающие из нее форму, наиболее соответствующую
капиталистическому производству.
Для того, чтобы каждая штука продукта могла быть оплачена по
условленной цене, сделанная работа при этой форме платы должна
обладать средней добротностью. В этом отношении поштучная плата
делается неистощимым источником вычетов из платы рабочего и вся¬
ческих ухищрений со стороны капиталистов.
В то же время она служит для капиталиста чрезвычайно точным
мерилом интенсивности труда. Оплачивается здесь только то рабо¬
чее время, которое заключено в заранее определенном и на опыте
установленном количестве продуктов. Если рабочий не обладает
средней производительной способностью, если он не в состоянии
доставлять определенного минимума дневного продукта, то его рассчи¬
тывают.
Если качество и интенсивность труда гарантируются, таким обра¬
зом, самой формой заработной платы, то значительная часть труда по
контролю работ делается излишней. Вот почему эта форма является
базисом не только современной, так называемой, домашней промыш¬
ленности, но всей иерархической организованной системы давления и
эксплуатации на фабрике. Система эта имеет две основные формы.
С одной стороны, поштучная заработная плата облегчает посред¬
ничество паразитов - скупщиков между капиталистом и рабочим. Доход
посредника — это разница между ценой, которую платит за труд капи¬
талист, и той долей этой цены, которую посредник дает рабочему.
С другой стороны, поштучная плата позволяет капиталисту заключать
сдельный контракт с каким-нибудь одним рабочим, как представи¬
телем целой группы рабочих, который за определенную цену обязуется
сам набрать себе помощников и сам выдает им плату. Эксплуатация
рабочих капиталом осуществляется здесь посредством эксплуатации
рабочего рабочим.
При поштучной заработной плате личный интерес толкает рабочего
возможно более напрягать свои силы, что облегчает капиталисту задачу
повышения средней интенсивности труда; в равной степени, рабочий
становится заинтересованным и в удлинении рабочего дня, потому, что
это есть средство увеличения его дневной или недельной платы.
Отсюда — те же последствия, о которых мы говорили в конце пред¬
шествующей главы.
Повременная плата предполагает, за очень немногими исключе¬
ниями, равное вознаграждение рабочих, занятых однородной работой.
Поштучная плата, при которой цена рабочего времени измеряется
определенным количеством продукта, разумеется, изменяется в зави¬
симости от того, насколько количество продукта, доставляемое в опре¬
деленный промежуток времени, превышает обычный'минимум. Различия
106 ■
в ловкости, силе, энергии, прилежании отдельных рабочих создают
здесь крупные различия в заработке.
Но это, разумеется, ничего не изменяет в общем отношении между
капиталом и заработной платой. Прежде всего, эти различия для всего
персонала мастерской в целом одно другое погашают. Затем не изме¬
няется от этого и отношение между заработной платой и прибавочной
ценностью, так как индивидуальной плате каждого рабочего соответ-
ветствует доставляемая им масса прибавочной ценности. Но поштуч¬
ная плата, с одной стороны, развивает у рабочих чувства независи¬
мости и самостоятельности, а с другой — усиливает между ними кон-
курренцию. Необходимым результатом этого является возвышение
индивидуальных заработков над общим уровнем, сопровождаемое пони¬
жением самого этого уровня.
Наконец, поштучная заработная плата позволяет хозяину применять
систему, о которой мы говорили выше, т.-е. давать рабочему работу
не регулярно в течение всего дня или всей недели.
Все вышесказанное показывает, что поштучная плата представляет
собой форму заработной платы, наиболее соответствующую капитали¬
стическому способу производства.
ГЛАВА XXII.
Различия в национальных нормах заработной платы.
Каким образом можно сравнивать различные национальные нормы заработной платы.—
Изменение закона ценности в его международном применении.—Номинальная и реальная
заработная плата.
Каким образом можно сравнивать различные национальные нормы заработной платы.
При сравнении уровня заработной платы в различных странах
нужно прежде всего принять в расчет все те обстоятельства, от кото¬
рых з каждой из них зависит ценность рабочей силы: размеры обычных
потребностей, цены средств существования, средние размеры рабочей
семьи, издержки воспитания рабочего, роль женского и детского труда,
наконец, величину рабочего дня, производительность и интенсивность
труда.
Зная величину рабочего дня и размеры поденной платы для каж¬
дой страны, уже легко определить цену рабочего часа в соответствен¬
ных отраслях промышленности; тогда возможно произвести сравнение
национальных норм повременной заработной платы. Затем повременную
плату нужно перевести на плату поштучную, которая одна только
показывает различные степени интенсивности и производительности
труда; раз в данной отрасли промышленности цена одного рабочего
часа известна, то для этого достаточно определить то количество часов
труда, которое требуется на производство одной штуки товара в этой
отрасли.
Изменение закона ценности в его международном применении.
В каждой стране существует средняя степень интенсивности труда,
ниже которой труд, потраченный на производство данного продукта,
уже превышает количество общественно-необходимого труда; но каково
бы ни было количество труда, обычно поглощаемого данным продуктом,
на национальном рЁшке существует лишь ценность, соответствующая

107
рабочему времени, общественно-необходимому для его производ¬
ства. Ценность измеряется только продолжительностью этого рабочего
времени, и закон этот именяется только в том случае, если интенсив¬
ность труда превышает среднюю национальную интенсивность.
Не то происходит на мировом рынке, где сталкиваются продукты
различных стран. Средняя интенсивность труда не одна и та же во
всех странах. В одной она больше, в другой меньше; ее различные
национальные величины образуют целую скалу, единицей измерения
которой является средняя интернациональная интенсивность, как резуль¬
тат сравнения этих величин. По отношению к более интенсивному
труду одной страны менее интенсивный труд другой создает в одно
и то же время меньшую ценность, выражающуюся в меньшем количе¬
стве денег.
Другое более глубокое изменение закона ценности в его между¬
народном применении состоит в том, что более производительный
национальный труд оценивается на всемирном рынке, как более интен¬
сивный, т.-е. как труд, производящий не только большее количество
продуктов, но и большее количество ценности, всякий раз, когда усло¬
вия конкурренции не вынуждают обладающую большею производитель¬
ностью нацию понизить продажную цену своих товаров до уровня их
действительной ценности.
Если капиталистическое производство в одной стране находится
на более высокой ступени развития, то и национальный труд в этой
стране обладает более высокой обычной средней производительностью
и интенсивностью по сравнению с международной средней производи¬
тельностью и интенсивностью: количество ценности, производимой в
этой стране в определенный промежуток времени больше, и оно выра¬
жается в большем количестве денег. Что же касается самих денег, то
в этой стране их относительная ценность будет меньше, чем в той,где
капиталистическое производство стоит на более низкой ступени
развития.
Номинахьная и реальная заработная плата.
Из этого последнего положения вытекает, что номинальная зара¬
ботная плата, т.-е. денежное выражение ценности рабочей силы, в пер¬
вой стране в среднем будет выше, чем во второй; но это вовсе не
значит, что то же самое имеет место и по отношению к реальной
заработной плате, т.-е. по отношению к средствам существования,
находящимся в распоряжении рабочего.
Помимо этого различия ценности денег по отношению к товарам,
часто наблюдается, что если дневная, недельная и т. д. плата выше
у одной нации, то относительная цена труда, т.-е. цена труда по отно¬
шению как к прибавочной ценности, так и к ценности продукта, будет
у нее ниже, чем у другой.
Тогда как номинальная цена труда вообще ниже в бедных странах,
где пищевые продукты обыкновенно дешевы, реальная цена труда,
т.-е. та, которую действительно платит капиталист за известное коли¬
чество выполненного труда, там почти всегда выше, чем в богатых
странах.

СЕДЬМОЙ ОТДЕЛ.
НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА.
ВВЕДЕНИЕ.
Обращение капитала.—Об изучении основного механизма накопления.
Обращение капитала.
Превращение известной суммы денег в средства производства и в
рабочую силу, представляющее собой первую стадию движения цен¬
ности, предназначенной функционировать, как капитал, происходит на
рынке в сфере обращения.
Вторая стадия этого движения, процесс производства, оканчивается,
как только средства производства превращаются в товары, ценность кото¬
рых оказывается больше, чем ценность элементов, их образующих, т.-е.
заключает в себе, кроме ценности авансированного капитала, еще и
прибавочную ценность.
Тогда товары должны быть снова брошены в сферу обращения.
Их нужно продать, реализовать их ценность в деньгах, затем эти
деньги снова превратить в капитал и т. д.
Это движение и составляет процесс обращения капитала.
Об изучении основного механизма накопления.
Первым условием накопления является продажа капиталистом своих
товаров и превращение в капитал большей части полученных таким
образом денег; обращение капитала должно быть регулярным; в своем
изложении мы предполагаемого оно действительно происходит регулярно.
Капиталист, который производит прибавочную ценность т.-е. непо¬
средственно извлекает из рабочего неоплаченный труд, первый и при¬
сваивает ее себе, но не остается единственным ее собственником.
Прибавочная ценность делится на несколько различных частей доста¬
ющихся различным категориям лиц под различными названиями, каковы:
промышленная прибыль, процент, торговая прибыль, земельная рента
и т. д. Но этот раздел не изменяет ни природы прибавочной ценности,
ни условий, при которых она делается источником накопления. Какова
бы ни была Тюля, которую капиталист-предприниматель удерживает
себе, первоначально именно он присваивает ее себе всю целиком и
превращает ее в капитал; мы можем, поэтому, считать его представи¬
телем всех тех, между которыми происходит дележ этой добычи.
Посредствующее движение обращения и самое дробление прибавоч¬
ной ценности на различные части, принимая разнообразные формы,
усложняют и затемняют характер основного процесса накопления. Для
упрощения анализа нужно, поэтому, пока оставить в стороне все то,
что может скрыть от нас внутреннюю работу его механизма, и изучать
процесс накопления прежде всего с точки зрения производства.

—ШУ
ГЛАВА XXIII.
Простое воспроизведение.
Часть капитала, авансированная в форме заработной платы, есть не что иное, как часть
прошлого труда рабочего.—Всякий авансированный капитал рано или поздно превра¬
щается в накопленный капитал.— Производительное и индивидуальное потребление
рабочего.—Простое воспроизведение держит рабочего в положении наемника.
Какова бы ни была форма общественного производства, оно должно
быть беспрерывным. Общество так же не может перестать производить,
как и потреблять. В целях безостановочного производства, оно должно
беспрерывно превращать часть своих продуктов в средства производ¬
ства, в элементы новых продуктов. При прочих равных условиях, для
поддержания своего богатства на прежнем уровне ему необходимо
заменять орудия труда, сырой материал, вспомогательные вещества,
словом—средства производства, потребленные в течение года, равным
годовым количеством предметов того же рода. Иначе говоря, необхо¬
дим процесс воспроизведения. Но если производство организовано
капиталистически, то и воспроизведение необходимо примет ту же
самую форму. С точки зрения процесса производства процесс труда
является средством создания прибавочной ценности; с точки зрения
процесса воспроизведения он служит средством воспроизведения или
сохранения ценности, авансированной в качестве капитала, т.-е. в каче¬
стве ценности, приносящей новую ценность.
В качестве периодически повторяющегося приращения авансиро¬
ванной ценности, прибавочная ценность приобретает форму дохода
с капитала. При прочих равных условиях, если капиталист потребляет
весь этот доход, если последний так же периодически тратится, как и
приобретается, то мы будем иметь процесс простого воспроизведения;
иначе говоря, капитал будет продолжать функционировать, не увели¬
чиваясь в размерах. Тем не менее, это повторение капиталом одного
и того же процесса в одних и тех же размерах придает ему некоторые
новые черты, к исследованию которых мы и приступаем.
Часть капитала, авансированная в форме заработной платы, есть не что иное, как часть
прошлого груда рабочего.
Рассмотрим сначала ту часть капитала, которая авансирована в
форме заработной платы, т.-е. переменный капитал.
Капиталист покупает рабочую силу на определенный срок еще
до начала процесса производства; однако, уплату он производит только
тогда, когда рабочий уже окончил свою работу и к ценности материала
присоединил ценность своей рабочей силы плюс некоторую прабавоч-
ную ценность. Таким образом, кроме той прибавочной ценности, кото¬
рая является потребительным фондом капиталиста, рабочий произво¬
дит еще фонд своей собственной оплаты, переменный капитал, еще до
того, как последний переходит к нему в форме заработной платы.
Часть работы, выполненная рабочим на прошлой неделе или в преды¬
дущем месяце, оплачивает ему сегодняшнюю работу или работу
следующего месяца. Правда, та часть продукта рабочего, кото¬
рая переходит к нему в форме заработной платы, поступает к нему в
виде денег; но деньги—это только определенная форма товарной цен¬
ности, и то обстоятельство, что они фигурируют здесь, нисколько не
изменяет того факта, что капиталист авансирует рабочему всегда лишь
известную часть его собственного, прошлого, уже реализованного в
продукте труда.

НО	—1^—
Тем не менее, не от века же происходит этот процесс беспрерыв¬
ного возобновления производства; он должен был когда-то начаться
и продолжаться известное время, в течение которого рабочий, ничего
еще не производя, не мог быть оплачиваем его собственным трудом,
ни тем более жить воздухом. Не следует ли отсюда, что в тот момент,
когда класс капиталистов впервые появился на рынке для покупки
рабочей силы, он собственными трудами и сбережениями уже накопил
сокровища, которые сделали для него возможным в форме денег
авансировать средства существования рабочему. Мы просим пока при¬
нять это решение вопроса, справедливость которого мы исследуем в
главе о первоначальном накоплении.
Всякий авансированный капитал рано или поздно превращается в накопленный капитал.
Во всяком случае, непрерывный процесс воспроизводства быстро
изменяет первоначальный характер всего авансированного капитала
как постоянного, так переменного.
Если капитал в 25,000 фр. ежегодно производит 5.000 фр. приба¬
вочной ценности, потребляемой капиталистом, то ясно, что после пяти¬
кратного повторения этого ежегодного движения сумма потребленной
прибавочной ценности будет равна 5.000x5=25.000 фр., т.-е. всей цен¬
ности авансированного первоначального капитала. Если годовая сумма
прибавочной ценности потребляется не вся, а, положим, наполовину,
то тот же результат произойдет в конце 10 лет вместо 5, ибо
2.500X10=25.000. Вообще, величина авансированного капитала, разде¬
ленная на количество ежегодно потребляемой прибавочной ценности,
дает число лет, в течение которых первоначальный капитал оказывается
окончательно потребленным капиталистом, а следовательно, исчезнувшим.
Таким образом, по истечении известного промежутка времени,
ценность капитала, первоначально принадлежавшего капиталисту, ста¬
новится равной сумме прибавочной ценности, присвоенной им безвоз¬
мездно за то же количество времени; авансированная им сумма цен¬
ности равна потребленной им сумме ценности.
Правда, в руках у него все время—капитал, величина которого не
изменилась. Но когда человек тратит все свое имущество на сде¬
ланные им долги, то ценность всего его имущества представляет лишь
сумму его долгов; точно так же, когда капиталист растратил эквивалент
авансированного им капитала, ценность этого капитала выражает собой
только сумму присвоенной им прибавочной ценности.
Простого воспроизведения, стало быть, достаточно, чтобы всякий
авансированный капитал рано или поздно превратить в капитал накоп¬
ленный, в капитализированную прибавочную ценность. Если даже при
своем вступлении в область производства этот капитал и был приобре¬
тен личным трудом предпринимателя, то все-таки, по истечении более
или менее долгого времени, он делается ценностью, приобретенной без
эквивалента, овеществлением чужого неоплаченного труда.
Производительное и индивидуальное потребление рабочего.
Потребление рабочего бывает двояким. В процессе производства,
он потребляет своим трудом средства производства, чтобы превратить
их в продукты высшей ценности, чем ценность авансированного капи¬
тала. Это есть его производительное потребление, являюще¬
еся в то же самое время потреблением его рабочей силы капиталистом,
которому принадлежит последняя. Но деньги, на которые куплена его
рабочая сила, издерживаются рабочим на средства существования, и
это—его индивидуальное потребление.

— 111 »»
Производительное потребление рабочего и его индивидуальное
потребление, стало быть, совершенно различны. В первом случае рабо¬
чий действует, как сила, приводящая в движение капитал, и принадле¬
жит капиталисту; во втором—он принадлежит самому себе и отправ¬
ляет жизненные функции вне процесса производства. Результатом
потребления первого рода является жизнь капитала, результатом же
потребления второго рода является жизнь самого рабочего.
Превращая часть своего капитал в рабочую силу, капиталист
обеспечивает сохранение и функционирование всего своего капитала
Одним выстрелом он убивает двух зайцев. Он извлекает выгоду из
того, что получает от рабочего, и из того, что сам дает рабочему.
Капитал, оплачивающий рабочую силу, превращается в средства суще¬
ствования, потребление которых служит для воспроизведения мускулов,
нервов и мозга существующих рабочих и для создания новых рабочих.
В границах строго необходимого индивидуальное потребление рабочего
клас.са есть, поэтому, не что иное, как превращение средств существо¬
вания, покупка которых обусловлена для него продажей его рабочей
силы, в новую рабочую силу, в новый материал для эксплуатации
капиталом. Индивидуальное потребление рабочего, иначе говоря, про¬
изводство и воспроизведение необходимейшего для капиталиста орудия
производства—самого рабочего—является, поэтому, одним из элементов
воспроизведения капитала. Правда, индивидуальным потреблением
рабочий удовлетворяет свои собственные потребности, а не потребно¬
сти капиталиста. Но рабочий скот также любит поесть, а разве от
этого его прокормление перестает быть делом его собственника? Суть
в том, что капиталисту нет необходимости заботиться об индивидуаль¬
ном потреблении рабочих; он спокойно полагается в этом отношении
на инстикт самосохранения и размножения свободного рабочего. Един¬
ственная его забота состоит в том, чтобы ограничить его индивидуаль¬
ное потребление строго необходимым. Вот почему прислужники капи¬
тала, вульгарные экономисты, считают производительной только ту
часть индивидуального потребления рабочего, которая нужна для вос¬
произведения и размножения рабочего класса, и без которой капитал
не мог бы потреблять рабочей силы, или потреблял бы, но не в доста¬
точном количестве. Все, что рабочий может потреблять для своего
физического или умственного развития сверх этого минимума, есть
потребление непроизводительное и равносильно преступлению против
капитала.
Индивидуальное потребление рабочего, действительно, может быть
названо непроизводительным, но это верно только с точки зрения
самого рабочего, ибо оно воспроизводит нуждающегося индивидуума;
наоборот, для капиталиста и для государства оно является производи¬
тельным, ибо создает силу, производящую их богатства.
Простое воспроизведение держит рабочего в положении наемника.
С общественной точки зрения рабочий класс составляет, поэтому,
такую же принадлежность капитала, как и всякое другое орудие труда,
и индивидуальное потребление рабочих в известных границах является
необходимым моментом в воспроизведении капитала. Это индивидуаль¬
ное потребление, сохраняя и воспроизводя рабочих, в то же время
уничтожает средства существования, которые они приобретают, про¬
давая самих себя, и постоянно принуждает их, поэтому, снова появляться
на рынке труда.
Мы видели (глава VI), что для возникновения капитала недоста¬
точно еще производства и обращения товаров; необходимо было,
— 112	————■
помимо этого, чтобы владелец денег нашел на рынке свободных
людей,— свободных, но вынужденных добровольно продавать свою
рабочую силу, не имея возможности продавать что-либо другое. Отде¬
ление продукта от производителя, распадение общества на владель¬
цев средств производства с одной стороны,и на владельцев рабочей силы--
с другой, такова была исходная точка капиталистического производства.
Но то, что сначала было исходной точкой, делается затем, благо¬
даря процессу простого воспроизведения, постоянно возобновляющимся
результатом. С одной стороны, процесс производства постоянно превра¬
щает материальное богатство в капитал и в средства личного потреб¬
ления капиталиста; с другой стороны, рабочий всегда остается тем,
чем он был раньше — личным источником богатства, лишенным воз¬
можности реализовать его своими собственными средствами. Периоди¬
ческое повторение процесса капиталистического производства беспре¬
рывно превращает продукт наемного рабочего в такую ценность,
которая высасывает, силу, создающую ценность,— в средства произ¬
водства, порабощающие производителя, и в средства существования,
на которые покупается сам рабочий.
Капиталистический способ производства сам же и воспроизводит,
таким образом, отделение рабочего от условий труда. Он воспроиз¬
водит и тем самым увековечивает условия, которые, с одной стороны,
вынуждают рабочего продавать себя для того, чтобы жить, а с другой,
дают возможность капиталисту покупать его, чтобы обогащаться. Уже
не случай теперь сталкивает на рынке того и другого, в качестве
продавца и покупателя. Внутренние силы самого способа производства
постоянно выбрасывают рабочего на рынок, в качестве продавца его
рабочей силы, и постоянно превращают его продукт в покупательное
средство для капиталиста.
В самом деле, рабочий составляет собственность класса капита¬
листов, располагающего средствами существования, еще прежде, чем
он продал себя какому-либо отдельному капиталисту. Его экономи¬
ческое рабство только маскируется периодическим возобновлением
этого акта продажи, разглагольствованиями о свободном договоре, сменой
хозяев и колебаниями рыночной цены труда.
Таким образом, процесс производства в его непрерывности, т.-е.
как процесс воспроизведения, производит не только товары и приба¬
вочную ценность, но, кроме того, воспроизводит и увековечивает свой
собственный фундамент — работника, в качестве наемного рабочего.
ГЛАВА XXIV.
Превращение прибавочной ценности в капитал.
1. Воспроизведение в расширенных размерах. — Чем больше капиталист накопил, тем
больше он может накоплять. — Капиталистическое присвоение есть лишь применение
законов товарного производства.— II. Ошибочные понятия о накоплении. — III. Деление
прибавочной ценности на капитал и доход. — Теория воздержания. — IV. Условия, влия¬
ющие на размеры накопления. — Степень эксплуатации рабочей силы. — Производитель¬
ность труда. — Возрастающая разница между применяемым и потребляемым капиталом.—
Величина авансированного капитала. — V. Рабочий фонд.
1. — Воспроизведение в расширенных размерах.
В предшествующих главах мы рассматривали образование приба¬
вочной ценности из капитала; теперь мы должны рассмотреть образо¬
вание капитала из прибавочной ценности. Если прибавочная ценность
из —
не растрачивается, а авансируется и употребляется, как капитал, то
образуется новый капитал и присоединяется к старому. Накопление
капитала является, таким образом, капитализацией прибавочной цен¬
ности. Рассмотрим этот процесс сначала с точки зрения отдельного ка¬
питалиста.
Прядильный фабрикант, напр., авансировал сумму в 250.000 фр.,
из которых четыре пятых, т.-е. 200.000 фр., употреблены на покупку
хлопка, машин и т. д., остальная же пятая составляет заработную
плату. Он производит ежегодно 75.000 кило пряжи, ценностью в 4 фр.
кило, т.-е. всего на сумму 300.000 фр. Прибавочная ценность, равная,
стало быть, 50.000 фр., заключается в чистом продукте, в 12.500
кило пряжи, т.-е. в одной шестой валового продукта, потому
что реализация их ценности по 4 фр. за кило дает именно эту сумму,
50.000 фр.— это только 50.000 фр. То, что они представляют собою
прибавочную ценность, указывает нам, как они попали в руки капита¬
листа, но нисколько не изменяет их природы, как известной суммы
ценности или денег.
Чтобы превратить в капитал, или капитализировать эту новую
сумму в 50.000 фр., фабрикант, при прочих равных условиях, должен
авансировать четыре пятых ее на покупку хлопка и пр. и одну пятую
на покупку добавочных прядильщиков. В результате, в прядильном
производстве начинает функционировать новый капитал в 50.000 фр.,
дающий в свою очередь, прибавочной ценности 10.000 фр.,
Ценность-капитал первоначально была авансирована в форме денег;
напротив, прибавочная ценность сначала существует, как ценность
известного количества валового продукта. Если продажа этого послед¬
него, превращение его в деньги, для капитальной ценности означает
лишь возвращение к ее первоначальной форме, форме денег, то для
прибавочной ценности эта продажа означает изменение ее первона¬
чальной формы, формы товара. Но после продажи валового продукта
и капитальная ценность, и прибавочная ценность одинаково представ¬
ляют собой денежные суммы, и их последующее превращение в капи¬
тал происходит для обеих одним и тем же порядком. Прядильный
фабрикант авансирует как одну, так и другую на покупку товаров,
которые дают ему возможность возобновить, и на этот раз в более
широких размерах, производство своего продукта.
Тем не менее, чтобы закупить составные элементы этого произ¬
водства, их нужно найти на рынке. Поэтому, годичное производство
должно доставить не только все те предметы, которые, как потреби¬
тельные ценности, нужны для замещения материальных элементов
капитала, потребленных в течение года, но еще большее количество
этих предметов по сравнению с тем, которое было потреблено; необ¬
ходимы также и дополнительные рабочие силы для того, чтобы новая
капитальная ценность, которая по своим размерам больше старой,
могла действительно функционировать.
Но самый механизм капиталистического производства доставляет
это добавочное количество рабочей силы, воспроизводя рабочий класс,
как класс наемных рабочих, заработная плата которых обеспечивает
не только существование, но и размножение. Поэтому, нужно просто,
чтобы известная часть годичного прибавочного труда была употреб¬
лена на создание средств производства и существования сверх того
их количества, которое было необходимо для замещения авансирован¬
ного капитала. Тогда остается только к добавочным средствам
производства, содержащимся в годовом продукте, присоединять каждый
год доставляемую рабочим классом новую рабочую силу разных возрастов.

114
Отсюда следует, что накопление есть не что иное, как воспроизве¬
дение капитала в расширенных размерах.
Чем больше капиталист накопил, тем больше он может накоплять.
Первоначальный капитал в нашем примере составился из аванса
в 250.000 фр. Откуда владелец денег взял это богатство? „Оно соз¬
дано его собственным трудом или трудом его предков“,— отвечают
нам хором почтенные представители политической экономии; и дейст¬
вительно, только это предположение, повидимому, и согласуется
с законами товарного производства.
Совершенно иначе дело обстоит с новым капиталам в 50.000 фр.
Его происхождение нам доподлинно известно. Это — капитализирован¬
ная прибавочная ценность. С самого своего происхождения он не
содержит в себе ни атома ценности, которая не происходила бы от
неоплаченного чужого труда. Средства производства, к которым при¬
соединяется добавочная рабочая сила, так же, как и средства существо¬
вания рабочих, суть только части чистого продукта, той дани,
которую класс капиталистов ежегодно вырывает у рабочего класса.
Если даже класс капиталистов на известную часть этой дани покупает
у рабочего класса добавочное количество рабочих сил, если даже он
оплачивает их по их настоящей цене, то и тогда это очень похоже на
образ действий завоевателя, всегда готового сполна платить за товары
побежденных их собственными, у них же похищенными деньгами. Своим
собственным прибавочным трудом данного года рабочий класс уже
создал новый капитал, который в будущем году даст возможность
занять добавочное количество труда. И это-то и называется произво¬
дить капитал посредством капитала.
Накопление первого капитала в 50.000 фр. предполагает, что сумма
в 250.000 фр., авансированная в качестве первоначального капитала,
является собственностью ее обладателя в силу его „первоначального
труда“. Но накопление второго капитала в 10.000 фр., предполагает
только предыдущее накопление капитала в 50.000 фр., представляю¬
щих собой капитализированную прибавочную ценность первоначаль¬
ного капитала. Отсюда ясно, что чем больше капиталист накопил, тем
больше у него возможности продолжать накопление. Иначе говоря,
чем больше он присвоил себе чужого неоплаченного труда в прошлом,
тем больше он может его захватить в настоящем.
Капиталистическое присвоение есть лишь применение законов товарного производства.
Капиталистический способ присвоения богатства—необходимо отдать
себе в этом ясный отчет — вытекает не из нарушения, а, наоборот, из
применения законов товарного производства. Чтобы убедиться в этом,
достаточно бросить хотя бы беглый взгляд на последовательные стадии
движения, конечным пунктом которого является накопление.
Мы видели, что первоначальное превращение некоторой суммы
ценности в капитал совершается сообразно с законами обмена. Одно
из вступающих в меновую сделку лиц продает свою рабочую силу,
другое—покупает ее. Первое лицо получает ценность своего товара,
потребительная ценность которого, т.-е. труд, принадлежит второму.
Тогда этот последний с помощью труда, принадлежащего ему,
превращает принадлежащие ему средства производства в новый про¬
дукт, который тоже принадлежит ему по праву.
Ценность этого продукта содержит в себе прежде всего ценность
потребленных средств производства; но труд не может производительно
потребить этих .средств производства без того, чтобы их ценность не
перешла сама собой на продукт. Затем ценность этого продукта
содержит в себе эквивалент ценности рабочей силы плюс известное
количество прибавочной ценности. Результат этот происходит потому,
что рабочая сила, продаваемая на определенный срок — на день, на
неделю и т. д.—обладает ценностью, меньшей, чем та, которая создается
потреблением этой рабочей силы в течение данного времени. Но,
получая меновую ценность своей рабочей силы, рабочий отчуждает ее
потребительную ценность, как это всегда и происходит при всякой
покупке и продаже.
То обстоятельство, что потребление этого специфического товара,
рабочей силы, является процессом труда, а потому и процессом созда¬
ния ценности, ни в чем не изменяет общего закона товарного произ¬
водства. Если, таким образом, авансированная на заработную плату
сумма ценности опять появляется в продукте вместе с некоторой
добавочной ценностью, то это происходит вовсе не оттого, что поку¬
патель надувает продавца, который получает эквивалент своего товара,
но от потребления этого товара покупателем. Закон обмена требует
лишь равенства меновых ценностей обмениваемых товаров, но он
заранее предполагает различие их потребительных ценностей; и он не
имеет никакого отношения к процессу их потребления, который начи¬
нается только тогда, когда сделка уже закончена.
Первоначальное превращение денег в капитал совершается, следо¬
вательно, в полном согласии с экономическими законами товарного
производства и покоящимся на них правом собственности. Может ли
каким-либо образом измениться дело в том случае, когда капиталист
превращает в капитал прибавочную ценность? Ведь мы только что
видели, что прибавочная ценность есть его собственность. Новые ра¬
бочие, нанятые на эту прибавочную ценность, начавшую, в свою оче¬
редь, функционировать, как капитал, не имеют никакого отношения к
тому факту, что раньше она была произведена другими рабочими.
Новые рабочие могут требовать лишь того, чтобы капиталист и им
оплачивал ценность их рабочей силы.
Дело получает совершенно иной вид, если отношения между капи¬
талистом и рабочими рассматривать не изолированно, а в их общей
связи, как отношения между классом капиталистов с одной стороны,
и рабочим классом—с другой. Но так как товарное производство
противопоставляет друг другу лишь продавцов и покупателей, взаимно
независимых, то, чтобы судить о нем на основании его собственных
законов, необходимо рассматривать каждую меновую сделку изолиро¬
ванно, вне ее связи как с предыдущей, так и с последующей меновой
сделкой. Кроме того, так как акты продажи и покупки происходят
всегда между отдельными индивидуумами, то нельзя искать в них
отношений между целыми классами.
Таким образом, каждое возвращение капитала к его функции вос¬
станавливает ему его девственность. Именно в силу законов товарного
производства при капиталистическом строе богатство может все более
и более скопляться в руках тех, кто последовательно присваивает себе
чужой неоплаченный труд. Чистейшим иллюзиям предаются, поэтому,
некоторые социалистические школы, воображающие, что можно уни¬
чтожить господство капитала, применяя к нему законы товарного
производства.
II. —Ошибочные понятия о накоплении.
Товары, покупаемые капиталистом в качестве средств собственного
потребления, очевидно, не являются для него ни средством производства
116
вообще, ни средством производства прибавочной ценности; точно также
и труд, покупаемый им для той же цели, не является производительным
трудом. Он расходует, таким образом, прибавочную ценность, как доход,
вместо того, чтобы прибыльно употреблять ее. как капитал.
И буржуазная политическая экономия именно накопление капитала
провозгласила первой заповедью для капиталиста,—накопление, т.-е.
употребление значительной части дохода на покупку производительных
рабочих, дающих больше, чем получают сами. Ей пришлось столкнуться
с народным предрассудком, который смешивает капиталистическое на¬
копление с накоплением сокровищ и не понимает, что запирать деньги
на замок—есть наиболее верный способ предохранить их от капитали¬
зации. Вообще,— заметим здесь мимоходом,—не следует смешивать
капиталистического накопления, которое есть производительный про¬
цесс, ни с накоплением богачами богатств в форме постепенно потреб¬
ляемого ими фонда, ни с образованием денежных запасов,—явлением,
общим всем способам производства.
Классическая политическая экономия совершенно права, утверждая,
что наиболее характерной чертой накопления является тот факт, что
людьми, потребляющими чистый продукт, должны быть именно произ¬
водительные работники. Но она ошибается, когда делает отсюда зак¬
лючение, что та часть чистого продукта, которая превращается в
капитал, потребляется рабочим классом.
При таком взгляде получается, что. вся превращенная в капитал
прибавочная ценность авансируется исключительно на заработную
плату. Между тем, напротив, совершенно так же, как и та капитальная
ценность, от которой она происходит, прибавочная ценность распа¬
дается на покупную цену средств производства и на цену рабочей
силы. Чтобы превратиться в дополнительную рабочую силу, чистый
продукт должен заключать в себе, конечно, известный излишек средств
существования первой необходимости; но для того, чтобы эта допол¬
нительная рабочая сила могла быть эксплуатируема, он помимо этого,
должен содержать и новые средства производства, которые уже не
могут служить ни для личного потребления рабочих, ни для такового же
капиталистов.
III. —Деление прибавочной ценности на капитал и доход.
Одна часть прибавочной ценности потребляется капиталистом, как
доход, другая накопляется им, как капитал. При прочих равных усло¬
виях, пропорция, в которой совершается это деление, будет определять
размеры накопления. Производит это деление собственник прибавочной
ценности, т.-е. капиталист. Оно является, поэтому, актом его личной
воли. Между тем, о той части взимаемой им дани, которую он накоп¬
ляет, говорят, как о результате сбережения, на том основании, что
он ее не продает, т.-е. потому, что он исполняет свою функцию капи¬
талиста, функцию самообогощения.
Поскольку капиталист не является олицетворенным капиталом,
постольку он не имеет никакой исторической ценности, никакого исто¬
рического права на существование, никакого общественного raison
d’etre.
Поскольку он представляет собой олицетворенный капитал, по¬
стольку и преходящая необходимость его собственного существования
является следствием столь же преходящей необходимости самого ка¬
питалистического способа производства. Главным мотивом его деятель¬
ности является не потребительная ценность и не потребление, но ме¬
новая ценность и ее беспрерывное увеличение. Фанатик накопления,
117 им
он принуждает людей к беспрерывному производству для производства
и, помимо своей воли, толкает их к развитию производительных сил и
материальных условий производства, которые одни только могут по¬
служить основанием новой, более высокой формы общественной жизни.
Развитие капиталистического способа производства требует посто¬
янного увеличения капитала, вложенного в промышленное предприятие,
и конкурренция обязывает каждого отдельного капиталиста волей нево¬
лей подчиниться этому требованию. Она не позволяет ему сохранять
свой капитал, не увеличивая его, а это увеличение, в свою очередь,
возможно только, как прогрессивное накопление. Его воля и сознание
выражают при этом только потребности представляемого им капитала;
поэтому-то в своем собственном личном потреблении он начинает
видеть своего рода кражу или, по меньшей мере, заем, производимый
за счет накопления капитала.
Но, по мере развития капиталистического способа производства, с
ростом накопления и богатства, капиталист перестает быть простым
олицетворением капитала. В то время как капиталист старинного склада
осуждает индивидуальное потребление сверх необходимого, как пося¬
гательство на накопление, современный капиталист, наоборот, в капи¬
тализации прибавочной ценности способен видеть препятствие своей
неутолимой жажде наслаждений.
В начале капиталистического производства—и это можно наблюдать
на частной жизни каждого промышленного выскочки—скупость и жажда
обогащения одерживают решительную победу над остальными страстями
человека. Но прогресс производства не только создает совершенно
новый мир наслаждений. Вместе со спекуляцией и кредитом он откры¬
вает и тысячи источников внезапного обогащения. На известной сту¬
пени развития он вынуждает несчастного капиталиста на чисто свет¬
скую расточительность, имеющую целью одновременно и выставить
напоказ богатства и упрочить кредит. Роскошь делается необходи¬
мостью самого „ремесла“ и входит в издержки по представительству
капитала.
Но это еще не все. Капиталист не обогащается, подобно крестья¬
нину или самостоятельному ремесленнику, соответственно своему лич¬
ному труду и своему личному воздержанию; он обогащается пропор¬
ционально поглощаемому им неоплаченному труду других, пропорцио¬
нально степени того лишения жизненных благ, на которое он осуждает
рабочих. Его расточительность возрастает вместе с накоплением, при
чем это не значит, что его накопление должно непременно страдать
от его личных расходов. Тем не менее, это порождает в его душе
борьбу между стремлением к накоплению и стремлением к наслаж¬
дениям,
Теория воздержания.
Бережливость, бережливость и бережливость, т.-е. беспрерывное
превращение в капитал возможно большей части прибавочной ценно¬
сти или чистого продукта, накопление ради накопления, производство
ради производства,— таков лозунг, в котором политическая экономия
выразила историческое призвание буржуазного периода: если пролета¬
рий есть не что иное, как машина для производства прибавочной цен¬
ности, то капиталист есть не что иное, как машина для капитализа¬
ции этой прибавочной ценности.
Но после 1830 года, когда появились социалистические школы,—
фурьеризм и сен-симонизм во Франции, оуэнизм в Англии,— когда
городской пролетариат ударил в набат в Лионе, а сельский пролетариат
— 118	—■■—
в Англии пустил красного петуха, чтобы спасти общество, кото¬
рому угрожала опасность,— политическая экономия преподнесла миру
изумительную доктрину.
Одним ударом она превратила условия процесса труда в различ¬
ные виды „воздержания“ со стороны капиталиста, при том, конечно,
предположении, что его рабочий отнюдь не воздерживается на него
работать. „Капиталист,— говорит Молинари,— ссужая рабочего оруди¬
ями производства, осуждает себя на воздержание“. Иначе говоря, он
осуждает себя на воздержание, когда превращает в капитал орудия
производства, присоединяя к ним рабочую силу, вместо того, чтобы
есть в сыром виде и удобрение, и ломовых лошадей, и хлопок, и паро¬
вые машины и т. д., и т. д.
Короче говоря, отныне мир существует исключительно благодаря
самоумерщвлению плоти со стороны капиталиста. Не только накопле¬
ние, нет,— „простое сохранение капитала требует постоянного усилия,
чтобы не поддаться искушению потребить его“ (Курсель-Сеней). Нужно,
не правда ли, забыть все человеческое, чтобы не стараться освободить
капиталиста от всех этих искушений и мук, освободить его от его
собственного капитала.
IV.—Условия, влияющие на размеры накопления.
Если пропорция, в которой прибавочная ценность делится на капи¬
тал и доход, дана, то величина накопленного капитала зависит, оче¬
видно, от величины прибавочной ценности. Положим, напр., что про¬
порция эта такова: 80% капитализируются и 20% потребляются; тогда
накопленный капитал будет равен 2.400 фр. или 1.200 фр., если при¬
бавочная ценность равна 3.000 фр., или 1.500 фр. Таким образом, все
те обстоятельства, которые определяют величину прибавочной ценности,
участвуют и в определении размеров накопления. Припомним их только
с этой последней точки зрения.
Степень эксплуатации рабочей силы.
Уровень прибавочной ценности зависит, как известно, прежде всего
от степени эксплуатации рабочей силы. Исследуя производство приба¬
вочной ценности, мы все время предполагали, что рабочий получает
полную ценность своей рабочей силы. Вычеты этой ценности играют,
однако, на практике очень значительную роль. В известной мере это
превращает необходимый потребительный фонд рабочего в фонд накоп¬
ления капитала. И тенденция капитала состоит в том, чтобы возможно
более урезывать заработную плату и отнимать от потребления рабо¬
чего ту часть, которую капитал считает излишней. В этом капиталу
помогает космополитическая конкурренция, которую порождает среди
рабочих всего земного шара развитие капиталистического производства.
И теперь речь идет не о чем другом, как о том, чтобы понизить в
более или менее близком будущем заработную плату европейского
рабочего до уровня китайского.
Кроме того, более высокая степень эксплуатации рабочей силы
позволяет увеличивать количество труда без соответствующего увели¬
чения орудий труда, т.-е. без увеличения общей суммы постоянного
капитала, заключающегося в машинах, инструментах, зданиях, построй¬
ках и т. д. Положим, что какое-нибудь промышленное заведение зани¬
мает, напр., 100 человек, работающих по 8 часов в день. Количество
ежедневно доставляемого ими труда равно 800 часам. Если бы, с
целью увеличить это количество труда на 50%, капиталист нанял бы
50 новых рабочих, то ему понадобился бы новой добавочный капитал
119
не только на заработную плату, но также и на орудия труда. Между
тем, заставляя своих 100 рабочих вместо 8 часов в день работать по
12, он достигает того же самого результата, и наличные размеры
постоянного капитала для этого будут достаточны. Так как при новых
условиях орудия труда будут функционировать больше, то и изнаши¬
вание их будет итти скорее; но тогда придется только их раньше
переменить, вот и все. Таким образом, добавочное количество труда,
получаемое благодаря более значительному напряжению рабочей силы,
увеличивает прибавочную ценность, или прибавочный продукт, суб¬
станцию накопления, не вызывая при этом необходимости в предва¬
рительном и соответственном увеличении той части капитала, которая
авансирована в форме средств производства.
В добывающей промышленности, горном деле, напр., простого уве¬
личения количества труда, при том же числе рабочих, достаточно,
чтобы увеличить ценность и массу продукта, являющегося здесь бес¬
платным даром природы, увеличить, следовательно, и фонд накопле¬
ния. В земледелии, где простое механическое действие труда на землю
чрезвычайно увеличивает ее плодородие, подобное же добавочное коли¬
чество труда усиливает его еще более; здесь, как и в добывающей
промышленности, прямое воздействие человека на природу является
источником накопления капитала. Кроме того, так как добывающая
промышленность и земледелие доставляют сырой материал для обра-
ботываюшей промышленности, то добавочное количество труда, кото¬
рое в двух первых является результатом добавочного количества труда
без соответствующей затраты добавочного капитала, идет на пользу
и этой последней. Итак, только благодаря рабочей силе и земле, этим
двум первоначальным источникам богатства, капитал увеличивает эле¬
менты своего накопления.	k
Производительность труда.
Другим не менее важным элементом накопления является степень
производительности общественного труда.
При данной сумме прибавочной ценности, количество прибавоч¬
ного продукта, ценностью которого она является, соответствует произ¬
водительности труда. По мере того, поэтому, как труд развивает свои
производительные силы, увеличивая продуктивность и обилие средств
производства, понижая их цену, а также цены средств существования
и цены сырого и вспомогательного материала,— прибавочный продукт
начинает заключать в себе все больше и больше средств потребления
и накопления. Тогда часть прибавочной ценности, предназначенная для
капитализации, может даже увеличиться на счет той другой, которая
представляет собой доход, и без соответствующего уменьшения потре¬
бления капиталиста, ибо теперь меньшая ценность реализуется в боль¬
шем количестве полезных предметов.
Возрастающая разница между применяемым и потребляемым капиталом.
Естественное свойство труда состоит в том, что, создавая новую
ценность, он сохраняет старую: труд переносит на продукт ценность
потребленных средств производства. Поэтому, по мере того, как сред¬
ства производства возрастают как в своей массе, так и в своей цен¬
ности, т.-е. по мере того, как труд делается производительнее и, спо¬
собствует все большему накоплению,— капитал сохраняет и увекове¬
чивает капитальную ценность в растущих размерах.
Та часть капитала, которая авансируется в форме орудий труда,
в процессе производства всегда функционирует вся целиком, но,
SEE" 120
изнашиваясь постепенно, она передает лишь по частям свою ценность
тем товарам, в последовательном производстве которых она участвует.
Возрастание этой части капитала приводит к образованию непрерывно
растущей разницы между общей суммой применяемого капитала и той
его частью, которая потребляется в один раз. Сравните, напр., цен¬
ность ежедневно эксплуатируемой сети европейских железных дорог
с тем количеством ценности, которое они теряют вследствие ежеднев¬
ного изнашивания. Выходит, стало-быть, что созданные рукой чело¬
века средства производства, давая полезные результаты без соответ¬
ствующих издержек, оказывают, в действительности, даровые услуги.
И эти даровые услуги прошлого труда, оплодотворяемого трудом
живым, накопляются вместе с развитием производительных сил и выте¬
кающим из него накоплением капитала.
Но это все более могучее содействие, оказываемое живому труду
трудом прошлым в форме орудий труда, приписывается экономистами
не рабоечму, который все это создал, но капиталисту, который все
это присвоил. С их точки зрения, орудие труда и его современная
капиталистическая форма не отделимы друг от друга, все равно как в
голове плантатора штата Георгий рабочий мыслился лишь в образе раба.
Величина авансируемого капитала.
При данной степени эксплуатации рабочей силы величина приба¬
вочной ценности определяется числом одновременно занятых рабочих,
а это последнее соответствует, хотя и в меняющейся пропорции, вели¬
чине авансированного капитала. Таким образом, чем больше растет,
последовательно накопляясь, капитал, тем больше растет также и цен¬
ность, из которой составляются потребительный фонд и фонд нового
накопления.
V.—Рабочий фонд.
Капиталисты, их креатуры и их правительства ежегодно расточают
значительную часть годового прибавочного продукта. Кроме того, в их
потребительном фонде заключается огромное множество предметов,
медленно изнашивающихся и годных для производительного употре¬
бления. Массу рабочих сил они они делают бесполезной, заставляя ее
служить их особам. Поэтому, количество капитализируемого богатства
никогда не бывает так велико, как оно могло бы быть. Его количест¬
венное отношение к общей массе общественного богатства беспрестанно
меняется при всяком изменении в разделении прибавочной ценности
на личный доход и новый капитал. Таким образом, далеко не будучи
заранее определенной и точной частью общественного богатства, обще¬
ственный капитал представляет собой лишь изменяющуюся часть его.
Тем не менее, некоторые экономисты в общественном капитале
склонны видеть заранее определенную часть общественного богатства
и выдвигают теорию, так называемого, фонда заработной платы, или
рабочего фонда. По их мнению, этот рабочий фонд представляет
собой особую часть общественного богатства, ценность известного
количества средств существования, роковые границы которой, уста¬
навливаемые в каждый данный момент самой природой, рабочий класс
не в состоянии перейти, несмотря на все свои усилия. Послушать их,
так получается тот вывод, что так как сумма, предназначенная к рас¬
пределению между наемными рабочими, есть величина постоянная, то
если индивидуальная часть, приходящаяся на долю каждого рабочего,
слишком мала, то это происходит потому, что общее число их слиш¬
ком велико, и что в последнем счете нищета их представляет собой
явление не общественного, но естественного характера.

121 "^g
Прежде всего, границы, которые ставит капитализм потреблению
производителя, являются „естественными“ лишь в условиях, присущих
именно капитализму, подобно тому, как кнут функционирует в каче¬
стве „естественного“ побудительного средства к труду только в усло¬
виях рабовладельческого общества. В самой природе капитализма
лежит, действительно, ограничение доли производителя размерами,
безусловно необходимыми для содержания рабочей силы, и присво¬
ение его прибавочного труда капиталистом. Прежде всего следовало
бы доказать, что, несмотря на свое недавнее происхождение, капита¬
листический способ общественного производства является, тем не
менее, способом неизменным и вполне „естественным“.
Но и при условиях капиталистического способа производства
совершенно ложным является утверждение, будто „фонд заработной
платы“ обусловливается заранее величиной общественного богатства
или общественного капитала. Так как общественный капитал есть
постоянно изменяющаяся часть общественного богатства, то и часть
этого капитала — фонд заработной платы — тоже не может быть застыв¬
шей, с заранее определенными границами, долей общественного богатства.
ГЛАВА XXV.
Общий закон капиталистического накопления.
I. Состав капитала. — Обстоятельства, при которых накопление капитала может привести
к повышению заработной платы — Величина капитала не зависит от размеров рабочего
населения. — II. Относительное уменьшение переменного капитала по сравнению с посто¬
янным. — Концентрация и централизация. — III. Относительный спрос на труд и абсо¬
лютный или действительный. — Закон народонаселения, присущий капиталистической
эпохе. — Образование промышленной резервной армии. — Условия, определяющие общий
уровень заработной платы. — Фикция закона спроса и предложения. — IV Различные
формы относительного перенаселения. — Пауперизм, как необходимое следствие капи¬
талистического строя.
I.— Состав капитала.
Мы приступаем теперь к вопросу о влиянии возрастания капитала
на положение рабочего класса. Самым важным моментом решения
этой проблемы является состав капитала и те изменения, которым
этот состав подвергается с увеличением накопления.
Состав капитала может быть рассматриваем с двоякой точки зре¬
ния. В отношении ценности состав этот определяется отношением,
в котором капитал делится на постоянную часть (ценность средств
производства) и переменную часть (ценность рабочей силы). В отно¬
шении своей материальной формы, свой конкретной формы в процессе
производства, всякий капитал состоит из средств производства и дей¬
ствующей рабочей силы, и состав его определяется пропорцией между
массой применяемых к делу средств производства и тем количеством
труда, которое необходимо для приведения их в движение. Первый
состав капитала есть ценностный его состав; второй — есть
состав технический. А для того, чтобы выразить тесное между
обоими взаимоотношение, мы называем органическим составом
капитала его ценностный состав, поскольку последний определяется
техническим составом и поскольку, следовательно, изменения в коли¬
честве средств производства и рабочей силы отражаются на их цен¬
ности. Вообще же, когда мы просто говорим о составе капитала, дело
всегда идет о его органическом сложении.

— 122
Многочисленные капиталы, помешенные в одну и ту же отрасль
производства и функционирующие в руках множества независимых друг
от друга капиталистов, по своему составу могут более или менее раз¬
личаться между собой, но средняя их частных составов представляет
собой состав совокупного капитала, вложенного в данную отрасль
производства. В различных отраслях производства средний состав
капитала очень разнообразен, но средняя всех этих средних составов
различных отраслей представляет собой состав общественного капитала
данной страны, и только об этом составе и пойдет речь в последующем
изложении.
Обстоятельства, при которых накопление капитала может привести к повышению заработной
платы.
Известное количество капитализированной прибавочной ценности
должно быть всегда авансировано на заработную плату. Предполагая,
что состав капитала не изменяется, мы должны, поэтому, сказать, что
спрос на труд будет возрастать пропорционально накоплению капитала,
а переменная часть капитала будет увеличиваться, по крайней мере,
в той же самой пропорции, что и вся его масса.
При этом предложении, постоянный прогресс накопления рано или
поздно должен привести к повышению заработной платы. В самом
деле, так как непрерывно растущие потребности капитала ежегодно
доставляют занятие все большему числу рабочих, то в конце-концов
они могут обогнать обычное предложение труда, и уровень заработной
платы может подняться.
Однако, более или менее благоприятные обстоятельства, при ко¬
торых происходит воспроизведение и размножение рабочего класса,
нисколько не изменяют основного характера капиталистического
воспроизведения. Подобно тому, как простое воспроизведение капитала
постоянно воспроизводит одно и то же общественное отношение—
капитал и наемный труд,—точно так же и накопление воспроизводит
это же отношение, но только в более широких размерах: все больше
капиталистов или все больше крупных капиталистов на одной стороне,
и все больше наемных ребочих на другой. Воспроизведение капитала
заключает в себе воспроизведение и того орудия, которое превращает
прибавочную ценность в капитал, т.-е. рабочей силы.
Накопление капитала является, стало быть, в то же время увели¬
чением пролетариата, класса наемных рабочих, класса людей, превра¬
щающих свою рабочую силу в жизненную силу капитала и волей
неволей остающихся крепостными своего собственного продукта, при¬
надлежащего теперь капиталисту.
В том положении, которое мы предполагаем и которое является
для рабочих наиболее благоприятным, состояние их зависимости от
капитала облекается таким образом, в формы наиболее для них сносные.
По мере того, как капитал увеличивается, а вместе с ним растет и
число его подданных, капиталистическое господство и эксплуатация
просто расширяют сферу своего действия, вместо того, чтобы стано¬
виться интенсивнее. Тогда большая часть все возрастающего приба¬
вочного продукта возвращается обратно в руки этих подданных, так
что они могут даже расширить круг своих потребностей, лучше
питаться и одеваться, иметь лучшую обстановку и т. д. и даже сделать
небольшие денежные сбережения. Но несколько лучшее обращение с
рабом, лучшая пища, более чистая одежда, даже возможность сделать
некоторые денежные сбережения,—все это еще не разрывает цепей
рабства; то же самое приходится сказать и относительно наемного труда.

123 ——
Не следует, в самом деле, забывать того абсолютного закона ка¬
питалистического способа производства, по которому оно является
производством прибавочной ценности. Целью покупателя рабочей силы
всегда служит самообогащение, увеличение ценности его капитала,
производство товаров, содержащих больше труда, чем он в действи¬
тельности оплатил, и заключающих в себе после реализации известную
долю ценности, которая самому ему ничего не стоит. Пусть условия
продажи рабочей силы и улучшатся для рабочих,—все равно, заработ¬
ная плата по самой природе своей всегда подразумевает выполнение
известного количества дарового труда. Увеличение заработной платы
в лучшем случае, следовательно, указывает только на относительное
уменьшение неоплаченного труда, который доставляется рабочим всегда
и при всяких условиях; и это уменьшение никогда не может пойти
так далеко, чтобы угрожать существованию самой капиталистической
системы.
Выше мы допустили, что уровень заработной платы может подни¬
маться благодаря тому, что рост капитала обгоняет увеличение пред¬
ложения труда. В самом деле, перед нами тогда следующая альтерна¬
тива. Либо заработная плата продолжает подниматься, и так как это
восходящее движение вызвано прогрессивно растущим накоплением, то
очевидно, что уменьшение величины неоплаченного труда нЪ препятст¬
вует капиталу расширять сферу своего господства. Либо непрестанное
повышение заработной платы начинает вредить накоплению, и послед¬
нее начинает уменьшаться. Но само это уменьшение устраняет и ос¬
новную причину повышения заработной платы, а именно: излишек
капитала по отношению к данному предложению труда; тогда уровень
заработной платы снова понижается до уровня, соответствующего
потребностям самовозрастания капитала, уровня, который может ока¬
заться выше, равным или ниже того, чем он был в тот момент, когда
произошло это увеличение заработной платы. Таким образом, даже в
том случае, когда состав капитала не изменяется, механизм капитали¬
стического производства сам преодолевает препятствие, создаваемое им
на своем пути. Но повышение заработной платы является могучим
стимулом к усовершенствованию машин, а тем самым и к изменению
состава капитала, изменению, которое необходимо должно привести к
понижению заработной платы.
Величина капитала не зависит от размеров рабочего населения.
Необходимо хорошо понять связь между движением капитала в
процессе прогрессивного Накопления и теми колебаниями уровня зара¬
ботной платы, которые ему соответствуют.
То излишек капитала, образовавшийся вследствие более быстрого
накопления, делает предложение труда относительно недостаточным и
потому способствует повышению цены на труд, то, наоборот, ослабле¬
ние накопления делает относительное предложение труда излишним и
понижает его цену. Именно это попеременное увеличение и уменьше¬
ние капитала в процессе накопления и создает, стало быть, тот отно¬
сительный недостаток, то относительное обилие в предложении труда;
в первом случае, поэтому, вовсе не абсолютное уменьшение роста
рабочего населения делает капитал излишним, а во втором, вовсе не
обсолютное увеличение его численности делает капитал недостаточным.
Отношение между накоплением капитала и уровнем заработной
платы есть лишь отношение между превращенным в капитал неопла¬
ченным трудом и добавочным оплаченным трудом, необходимым для
приведения в движение добавочного капитала. Это вовсе не отношение
124
между двумя такими независимыми друг от друга явлениями, как
величина капитала, с одной стороны, и размеры рабочего населения, с
другой. В последнем счете это есть не что иное, как отношение между
неоплаченным трудом и трудом оплаченным одного и того же рабочего
населения.
Если количество доставляемого рабочим классом и накопляемого
классом капиталистов неоплаченного труда увеличивается столь быстро,
что его превращение в новый капитал требует чрезвычайного коли¬
чества добавочного оплаченного труда, словом, если увеличение капи¬
тала влечет за собой более усиленный спрос на труд, то заработная
плата поднимается, и при прочих равных условиях количество неопла¬
ченного труда относительно уменьшается. Но как только, вследствие
этого уменьшения прибавочного труда, ослабевает накопление, то про¬
исходит реакция: та часть дохода, которая превращается в капитал,
уменьшается, спрос на труд сокращается, и заработная плата пони¬
жается.
Цена на труд может, таким образом, повышаться лишь в опреде¬
ленных пределах, которые оставляют в полной неприкосновенности
основы капиталистической системы и обеспечивают воспроизведение
капитала в растущих размерах. Да и может ли быть иначе там, где
работник существует только для того, чтобы создавать богатства для
других? Как в области религии над человеком господствует продукт
его собственного мозга, так и в мире капитала над ним царит продукт
его собственных рук.
И. — Относительное уменьшение переменного капитала по сравнению с постоянным.
Так как повышение заработной платы зависит исключительно от
непрерывного роста накопления и степени его быстроты, то нам сле¬
дует выяснить условия этого роста.
„Та же причина,— говорит Адам Смит,— которая вызывает возвы¬
шение заработной платы, а именно — увеличение капитала, стремится
увеличить производительные силы труда и создает возможность с мень¬
шим количеством труда производить большее количество продукта“.
Как получается, однако, этот результат? Целым рядом изменений
в самом способе производства, изменений, которые данному количеству
рабочей силы дают возможность приводить в движение все большую
массу средств производства. В этом увеличении по отношению к употреб¬
ляемой рабочей силе средства производства играют двоякую роль. Одни,
как напр., машины, здания, печи, увеличиваются в числе, размерах и
продуктивности и тем делают труд более производительным; другие,
как, напр., сырые материалы, вспомогательные вещества, наоборот,
увеличиваются потому, что труд, сделавшийся более производительным,
в данный промежуток времени потребляет их гораздо более.
При росте накопления происходит не только количественное увели¬
чение различных элементов капитала; вызываемое этим ростом разви¬
тие производительных сил обнаруживается и в качественных изменениях,
в техническом составе капитала: масса средств производства, орудий
труда и материала возрастает все более и более по сравнению с коли¬
чеством рабочей силы, необходимой для того, чтобы привести их
в движение.
Эти изменения в техническом составе капитала 'отражаются на его
ценностном составе в виде непрерывно увеличивающейся постоянной
его части на счет переменной; так что, если, напр., в более раннюю
эпоху накопления 5О°/о ценности капитала превращались в средства
производства и 5О°/о— в рабочую силу, то теперь, в эпоху по сравнению
125
с первой более развитую, в средства производства превращаются 8О°/о,
а в рабочую силу только 2О°/о ценности капитала.
Но это увеличение ценности средств производства дает лишь слабое
понятие о гораздо более быстром и гораздо более значительном увели¬
чении их массы в действительности; причина кроется в том, что то же
самое развитие производительной силы труда, благодаря которому
увеличивается масса орудий труда и сырых материалов и уменьшается
потребное для них количество труда, развитие это в то же время пони¬
жает ценность большей части продуктов и особенно тех, которые
функционируют в качестве средств производства; стало быть, ценность
их не возрастает в одинаковой пропорции с их массой.
Нужно, впрочем, заметить, что, хотя рост накопления и уменьшает
переменный капитал относительно капитала постоянного, это не препят¬
ствует его абсолютному увеличению. Допустим, напр., что капитал
в 6.000 фр. делится сначала пополам на постоянный и переменный капи¬
талы, и что впоследствии, когда он увеличился посредством накопления
до 18.000 фр., в виде переменного капитала отделяется уже лишь одна
пятая часть его ценности; тогда несмотря на относительное уменьшение
с 5О°/о до 20%, переменный капитал все-таки поднимается с 3.000 фр.
до 3.600 фр.
Кооперация, мануфактурное разделение труда, машинное производ¬
ство и т. д., вообще все способы развития производительных сил кол¬
лективного труда могут иметь приложение только там, где процесс
производства организован в достаточно крупном масштабе, расширение
которого делает возможным дальнейшее развитие производительных
сил. На основе наемного труда размеры производства зависят прежде
всего от величины капиталов, накопленных в руках частных предпри¬
нимателей. Отсюда следует, что исходной точкой капиталистического
производства должна была быть известная степень предварительного
накопления, генезисом которого мы займемся несколько ниже. Но все
методы развития производительности труда, применяемые этим спосо¬
бом производства, суть в то же время методы увеличения прибавочной
ценности или прибавочного продукта, методы питания самого источника
накопления. Если, таким образом, известная степень накопления является
необходимым условием возникновения и организации капиталистического
способа производства, то этот последний, в свою очередь, ускоряет
процесс накопления, каждый новый подъем которого, являясь условием
нового расширения предприятий, раздвигает границы капиталисти¬
ческого производства все дальше и дальше. Этот двусторонний, взаимно
обусловленный процесс развития и создает в техническом составе капи¬
тала те изменения, которые все более уменьшают переменную часть капи¬
тала, оплачивающую рабочую силу, по отношению к постоянной его части,
представляющей собою ценность употребленных средств производства.
Концентрация и централизация.
Каждый из индивидуальных капиталов, из которых слагается сово¬
купность всего общественного капитала, с самого начала уже пред¬
ставляет собой известную степень концентрации в руках капита¬
листа средств производства и средств содержания рабочей силы. По
мере роста накопления эта концентрация усиливается. Увеличивая вос¬
производительные элементы богатства, процесс накопления, стало быть,
в то же время все более усиливает их концентрацию в руках частных
предпринимателей.
Все эти индивидуальные капиталы, из которых складывается капи¬
тал общественный, проделывают каждый свой процесс накопления,
— 126	■—
т.-е. воспроизведения в постоянно увеличивающихся размерах. Каждый
капитал обогащается путем присоединения к себе новых добавочных
элементов этого воспроизведения, сохраняет, таким образом, возрастая,
свое самостоятельное существование и ограничивает тем самым сферу
действия других. Мы видим, таким образом, что не только процесс
концентрации так же разбивается на множество частичных процессов,
как и процесс накопления, но что и разделение общественного капитала
на массу независимых друг от друга капиталов сохраняется именно
потому, что всякий индивидуальный капитал функционирует, как центр
концентрации.
Возрастание индивидуальных капиталов соответственно расширяет
и размеры Общественного капитала. Но накопление общественного
капитала происходит не только путем последовательного роста инди¬
видуальных капиталов, но также путем увеличения их числа, путем,
напр., превращения в капитал мертвых ценностей. Кроме того, крупные
капиталы, результат долгого накопления, в известный момент раскалы¬
ваются на несколько самостоятельных капиталов, как это бывает, напр.,
при разделе наследства в семьях капиталистов. Концентрация встречает,
таким образом, препятствие и в виде образования новых капиталов, и
в виде дробления старых.
Итак, процесс общественного накопления, с одной стороны, пред¬
ставляет собой усиливающуюся концентрацию элементов воспроизведе¬
ния богатства в руках частных предпринимателей, а с другой — является
рассеянием и умножением центров накопления и концентрации.
На известной ступени экономического развития это дробление
общественного капитала на массу индивидуальных капиталов наталки¬
вается на противоположное движение, состоящее в том, что различные
центры накопления и концентрации взаимно притягиваются друг другом
и объединяются. Тогда-происходит слияние известного числа капиталов;
этот процесс мы называем централизацией в тесном смысле слова.
Произведем беглый анализ этого взаимного притяжения капиталов.
Борьба-конкурренция ведется посредством понижения цен. При всех
прочих равных условиях, дешевизна продуктов зависит от производи¬
тельности труда, а эта последняя — от размеров предприятия. Поэтому,
крупные капиталы побивают мелкие. Мы видели выше (главы XI и XIII),
что с развитием капиталистического способа производства увеличи¬
вается тот минимальный размер капитала, который необходим для
эксплоатации данной отрасли промышленности при нормальных усло¬
виях. Мелкие капиталы устремляются, поэтому, в такие отрасли произ¬
водства, овладеть которыми крупная промышленность еще не успела,
или овладела, но не вполне. Возникает конкурренция в самой ожесто¬
ченной форме, всегда оканчивающаяся гибелью значительного числа
мелких капиталистов, капиталы которых частью погибают совсем,
частью же переходят в руки победителя.
Развитие капиталистического способа производства создает совер¬
шенно новую силу, кредит, который вначале робко прокрадывается под
видом скромного пособника накопления, но вскоре становится новым
и страшным оружием в борьбе-конкурренции, чтобы в конце-концов
превратиться в огромный общественный механизм для централизации
капиталов.
По мере того, как развиваются капиталистическое производство и
накопление, развиваются также и конкурренция и кредит — могущест¬
венные факторы централизации. В наше время, поэтому, тенденция к
централизации оказывается сильнее, чем в какую бы то ни было другую
историческую эпоху. Централизацию отличает от концентрации,—которая

———127 —
есть не что иное, как следствие расширенного воспроизведения,—
прежде всего то, что централизация не зависит от действительного
увеличения общественного капитала. Составные части последнего, инди¬
видуальные капиталы, как материал для централизации, могут быть
более или менее значительные—это обусловливается степенью накопле¬
ния. Но сама централизация есть лишь изменение распределения суще¬
ствующих капиталов, изменение в численности индивидуальных капи¬
талов, или составных частей общественного капитала.
В данной отрасли промышленности централизация достигает своих
крайних пределов только тогда, когда все помещенные в ней капиталы
образуют единый капитал, в руках ли одного капиталиста или группы
капиталистов. В данной стране централизация достигает своего крайнего
предела лишь тогда, когда весь национальный капитал представляет
собою единый капитал, в руках ли единого капиталиста или единого
общества капиталистов. Централизация лишь помогает процессу нако¬
пления, давая возможность промышленным капиталистам расширять
масштаб своих операций. Будет ли этот результат следствием накопле¬
ния или централизации, произойдет ли эта последняя путем насиль¬
ственного присоединения, которое происходит тогда, когда один капитал
дробит другие и поглощает их разобщенные части, или же слияние
массы капиталов совершится мирным путем образования акционерных
компаний и т. д.,— экономические последствия от этого не изменяются.
Расширившиеся размеры предприятий всегда будут исходной точкой
более широкой организации коллективного- труда, более широкого раз¬
вития материальных пружин производства, иначе говоря, исходным
пунктом все более и более быстрого превращения разрозненных и
рутинных процессов производства в процессы производства обще¬
ственно- организованные и научно обставленные.
Но очевидно, что накопление,’т.-е. постепенное увеличение капи¬
тала посредством его расширенного воспроизведения, есть способ очень
медленный по сравнению с централизацией, которая прежде всего лишь
изменяет количественную группировку составных частей общественного
капитала. Мир до сих пор оставался бы, напр., без железных дорог,
если бы qh вынужден был ожидать того момента, когда индивидуаль¬
ные капиталы окажутся, благодаря накоплению, достаточно велики,
чтобы взять на себя подобные предприятия, которые централизованный
капитал, в лице акционерных компаний, оборудовал, так сказать, одним
мановением руки. Крупные капиталы, созданные централизацией, вос¬
производятся совершенно так же, как и другие, но гораздо быстрее,
и, в свою очередь, поэтому, делаются могучим фактором обществен¬
ного накопления. Усиливая размеры и быстроту действия накопления
централизация расширяет и ускоряет изменения в техническом составе
капитала,— изменения, которые увеличивают его постоянную часть на
счет переменной, а по отношению к величине всего капитала приводят
к сокращению спроса на труд.
III. — Относительный спрос на труд и абсолютный или действительный.
Абсолютный спрос на труд, создаваемый каким-нибудь капита¬
лом, определяется не его абсолютной величиной, но величиной его пе¬
ременной части, которая' одна только обменивается на рабочую силу.
Относительный спрос на труд, создаваемый каким-нибудь капиталом,
т.-е. отношение между величиной этого капитала и количеством погло¬
щенного им труда, определяется отношением величины его переменной
части к общей вел ичине капитала, т.-е. относительной величиной его
переменной части. Мы только что констатировали, что накопление,

128
расширяющее размеры общественного капитала, в то же время ведет к
уменьшению относительной величины его переменной части и уменьшает,
таким образом, относительный спрос на труд. Каково-же,— является
теперь вопрос,— влияние этого движения на положение класса наемных
рабочих? Для ответа необходимо, разумеется, выяснить сначала, каким
образом уменьшение относительного спроса на труд отражается на его
абсолютном, или действительном спросе. Возьмем капитал в 1.200 фр.;
относительная величина его переменной части составляет г/2 всего капи¬
тала. Если, при неизменности этого последнего, она понижается с V2
до Vs, то и абсолютная величина переменного капитала тоже умень¬
шается с 600 фр. до 400 фр.; таким образом, если капитал не изме¬
няется в своей величине, то всякое уменьшение относительной вели¬
чины его переменной части есть в то же время и уменьшение ее абсо¬
лютной величины. Положим теперь, что капитал в 1.200 фр. утроился
и равен 3.600 фр., а относительная величина его переменной части
в той же самой пропорции, т.-е. в 3 раза, уменьшилась и упала, по¬
этому, с г/2 ДО Ve; так как Ve от 3.600, так же, Как и от 1.200, рав¬
няется 600, то ее абсолютная величина будет, как и в начале, 600 фр.;
если капитал изменяется в своей величине, то фонд заработной платы,
несмотря на уменьшение своей относительной величины, сохраняет ту же
абсолютную величину, когда это уменьшение происходит в той же про¬
порции, как и увеличение всего капитала. Положим далее, что наш
капитал в 1.200 фр. удвоился и равен 2.400 фр., относительная же ве¬
личина его переменной части уменьшилась в пропорции большей, не¬
жели увеличился весь капитал, — она упала, допустим, как в предыду¬
щем случае, с V2 до Ve; тогда ее абсолютная величина будет не выше
400 фр. Если уменьшение относительной величины переменной части
капитала происходит с большей скоростью, нежели увеличение аван¬
сированного капитала, тогда фонд заработной платы, несмотря на уве¬
личение капитала, все-таки абсолютно уменьшается. Положим, нако¬
нец, что этот капитал в 1.200 фр. снова утроился и равен 3.600 фр.,
относительная же величина переменной части уменьшилась, но в про¬
порции меньшей, нежели увеличился сам капитал; уменьшившись вдвое
в то время, как капитал увеличился втрое, она упадет с 72 Д° 1/<; ее
абсолютная величина поднимется до 900 фр.; если уменьшение относи¬
тельной величины переменной части происходит в пропорции меньшей,
нежели увеличение всего капитала, то фонд заработной платы, несмотря
на уменьшение его относительной величины, абсолютно увеличивается.
Здесь перед нами одновременно, с одной стороны, последовательные
периоды, через которые пробегают массы общественного капитала, рас¬
пределенные по различным отраслям производства, а с другой сто¬
роны — разнообразные условия, в которых в данный момент находятся
различные отрасли производства. Можно привести примеры фабрик,
где одно и то же число рабочих оказывается достаточным для того,
чтобы приводить в движение все возрастающую массу средств произ¬
водства; здесь увеличение капитала, вызванное увеличением его постоян¬
ной части, вызывает пропорциональное уменьшение относительного ко¬
личества эксплуатируемой рабочей силы, но не изменяет его абсолютной
величины. Существуют также примеры абсолютного уменьшения числа
рабочих в одних отраслях производства и одновременного возрастания
его в других отраслях, несмотря на то, что и в тех, и в других происхо¬
дило увеличение вложенного капитала. В главе XV мы указывали на
причины, которые, несмотря на существование противоположных тенден¬
ций, с ростом накопления увеличивают ряды наемных рабочих. Мы на¬
помним здесь то, что непосредственно относится к предмету изложения.

129 ■—
Развитие машинного производства, вызывающее не только отно¬
сительное, но часто и абсолютное уменьшение числа рабочих, занятых
в известных отраслях промышленности, позволяет этим последним вы¬
брасывать на рынок несравненно большую массу дешевых продуктов;
они толкают, таким образом, вперед развитие других отраслей, именно
тех, которым они доставляют средства производства, или тех, которые
им доставляют сырой материал, орудия труда и т. д.; тогда образу¬
ются новые центры притяжения труда. Кроме того, бывают моменты,
когда технические перевороты не столь ощутительны, когда накопле¬
ние происходит, главным образом, в форме постепенного расширения
на прочном техническом базисе, представляющем собою последнюю
ступень в развитии техники. Тогда снова начинает в той или иной сте¬
пени действовать закон, по которому спрос на труд возрастает про¬
порционально увеличению капитала. Но тогда как количество рабочих,
притягиваемых капиталом, достигает своего максимума, масса продук¬
тов возрастает настолько, что при малейшем затруднении в ее сбыте
весь общественный механизм вдруг как бы останавливается в своем
движении, работа замедляется, прерывается. Необходимость для капи¬
талиста экономить на труде ведет к техническим усовершенствова¬
ниям, которые уменьшают затем число необходимых рабочих. Вместе
с тем все более и более сокращается продолжительность тех момен¬
тов, когда накопление вызывает наиболее усиленный спрос на труд.
Таким образом, как только машинное производство делается господ¬
ствующим, рост накопления удваивает энергию тех сил, которые стре¬
мятся уменьшить относительный спрос на труд и ослабляют энергию
тех сил, которые имеют тенденцию увеличить абсолютный спрос на
труд. Переменный капитал,— а, следовательно, и спрос на труд,— уве¬
личивается одновременно со всем общественным капиталом, частью кото¬
рого он является, но это увеличение происходит в убывающей пропорции.
Закон народонаселения, присущий капиталистической эпохе.
Так как действительный спрос на труд регулируется не только
величиной переменного капитала, уже вложенного в предприятие, но
также и его средним непрерывным приращением (гл. XXIV), то, по¬
скольку предложение труда следует за этим движением, оно остается
нормальным. Но когда среднее приращение переменного капитала па¬
дает, тогда то предложение труда, которое раньше было нормальным,
становится избыточным, так что более или менее значительная часть
наемных рабочих, перестав быть необходимой для возрастания капи¬
тала, оказывается избыточной, излишней. Так как это повторяется
с ростом накопления, то последнее и влечет за собой непрерывно уве¬
личивающееся избыточное населения. Рост накопления и сопровождаю¬
щее его пропорциональное уменьшение переменного капитала и соот¬
ветствующее уменьшение относительного спроса на труд, следствием
чего, как мы только что видели, является абсолютное увеличение пе¬
ременного капитала и абсолютное увеличение — в убывающей пропор¬
ции— спроса на труд, рост накопления и эти сопровождающие его
процессы, говорим мы, завершаются, наконец, образованием относи¬
тельного перенаселения. Мы называем его „относительным“, потому
что оно происходит не из действительного роста рабочего населения,
но из того специфического положения общественного капитала, кото¬
рое позволяет ему обходиться без более или менее значительной части
своих рабочих. Так как это избыточное население существует исклю¬
чительно для временных потребностей капиталистической эксплуата¬
ции, то оно может столь же внезапно расширяться, как и сокращаться,
—— 130
следуя за соответствующими движениями расширения и сокращения
производства.
Таким образом, по мере того как класс наемных рабочих произ¬
водит все в больших размерах накопление капитала, он своими соб¬
ственными руками производит средства, превращающие известную его
часть в излишнюю, т.-е. создающие относительное перенаселение.
В этом и состоит закон народонаселения, характерный для
капиталистической эпохи и соответствующий ее специфическому спо¬
собу производства. Каждому историческому способу общественного
производства соответствует свой особый закон народонаселения,—
закон, который, применим только к этому способу, который развивается
вместе с ним, а потому и имеет чисто историческое значение.
Образование промышленной резервной армии.
Если накопление, развитие богатства на основе капиталистического
производства, необходимо создает избыточное рабочее население, то
это последнее, в свою очередь, делается могучим рычагом накопления,
условием существования капиталистического производства на высшей
ступени его развития. Это избыточное рабочее население образует
промышленную резервную армию, которая столь же обсолютно нахо¬
дится в распоряжении капитала, как если бы он выростил ее на свой
собственный счет и сам дисциплинировал ее. Независимо от естествен¬
ного прироста населения, она доставляет для удовлетворения перемен¬
чивой и прихотливой потребности капитала в труде всегда готовый
к услугам, к эксплуатации человеческий материал. Наличность этого
промышленного резерва, его то частичное, то общее возвращение на
действительную службу, затем обратное его восстановление в еще более
широких размерах,— такова одна из основ современной промышленной
жизни, с ее почти правильными, прерываемыми лишь незначительными
колебаниями, десятилетними циклами, состоящими из периода среднего
оживления, периода усиленного производства, кризиса и застоя.
Этот своеобразный ход промышленной жизни не встречается ни
в одну из более ранних эпох человеческой истории. Только с того
момента, когда машинное производство, пустив глубокие корни, начи¬
нает оказывать господствующее влияние на все национальное хозяй¬
ство, когда, благодаря ему, внешняя торговля начинает преобладать
над внутренней, когда в мировой рынок включаются обширные терри¬
тории Америки, Азии и Австралии, когда наконец, число сопернича¬
ющих промышленных наций значительно увеличивается, только с этого
момента начинаются эти периодически возвращающиеся циклы, кото¬
рые в конце-концов всегда приводят к общему кризису — концу одного
цикла и исходному пункту другого. До настоящего времени продол¬
жительность этих периодов колебалась между 10 и 12 годами, но нет
никакого основания считать эту цифру постоянной. Наоборот, из разви¬
тых нами законов капиталистического способа производства следует
заключить, что она будет изменяться, и что периоды эти будут посте¬
пенно сокращаться. Промышленное развитие, неотделимое от роста
накопления, все более сокращая количество рабочих, необходимых для
использования непрерывно увеличивающейся массы средств производ¬
ства, вместе с тем увеличивает количество труда, доставляемое каждым
индивидуальным рабочим. Развивая производительные силы труда и
тем самым извлекая из меньшего количества труда все большее коли¬
чество продуктов, капиталистический способ производства на-ряду
с этим развивает и средства, во-первых, для выжимания из наемного
рабочего большего количества труда посредством удлинения рабочего
131 ”■
дня или интенсификации труда, во-вторых, для непосредственного уве¬
личения числа занятых рабочих посредством замещения более искусной
и дорогой силы несколькими дешевыми или менее искусными, т.-е.
посредством замещения мужчин — женщинами, подростков — ребятами,
одного американского рабочего — тремя китайскими. Таковы методы
уменьшения спроса на труд, увеличения предложения и образования
избыточного населения!
Чрезмерный труд, взваливаемый на одну часть класса наемных
рабочих,— часть, находящуюся на действительной службе, т.-е. состо¬
ящую из занятых рабочих,— увеличивает ряды незанятых, ряды резерва,
и конкурренция этих последних, всегда ищущих заработка, оказывает
давление на занятых рабочих и принуждает их послушно подчиняться
требованиям капитала.
Условия, определяющие общий уровень заработной платы.
То или иное отношение, в котором делится рабочий класс на
активную армию и армию запасную, увеличение или уменьшение отно¬
сительного перенаселения в соответствии с периодами повышения и
упадка промышленной жизни,— таковы моменты, исключительно опре¬
деляющие изменения общего уровня заработной платы. Но вместо того,
чтобы привести размеры предложения труда в связь с попеременным
увеличением и уменьшением функционирующего капитала, т.-е. с бес¬
прерывно меняющимися потребностями класса капиталистов, буржу¬
азное экономическое евангелие ставит движение самого капитала в зави¬
симость от абсолютного изменения численности рабочего населения.
По этой докрине, процесс накопления приводит к повышению зара¬
ботной платы, которое мало-по-малу увеличивает численность рабочих,
пока рынок не переполнится настолько, что наличного капитала пере¬
станет хватать для того, чтобы дать занятие всем рабочим одновре¬
менно. Тогда заработная плата падает. Это понижение вызывает смерт¬
ность среди рабочего населения; по крайней, мере оно препятствует
его возрастанию, так что по отношению к численности рабочего класса
капитал опять становится излишним, спрос на труд снова обгоняет
предложение, заработная плата опять поднимается и т. д. И подобное-
то движение считается совместимым с капиталистической системой
производства! Но прежде чем повышение заработной платы вызовет
малейшее действительное увеличение абсолютной численности населе¬
ния, действительно способного к труду, раз двадцать успеет пройти
срок, в продолжении которого нужно открыть промышленную кампа¬
нию, завязать борьбу и одержать решительную победу! Как бы быстро
ни происходило воспроизведение человеческого рода, ему необходим
во всяком случае промежуток в одно поколение для замещения взрос¬
лых рабочих. Между тем, прибыли фабрикантов зависят прежде всего
от их уменья использовать момент, благоприятный в смысле усилен¬
ного предложении труда; необходимо, чтобы они могли чрезвычайно
быстро, по первому капризному требованию рынка, сразу усиливать
активность своих операций; необходимо стало быть, чтобы они сейчас
же находили на рынке готовые к услугам рабочие руки; они не могут
ждать до тех пор, когда спрос на рабочие руки вызовет посредством
повышения заработной платы рост народонаселения, который доста¬
вит к их услугам человеческий материал для эксплуатации. Капитали¬
стическое накопление не может обойтись без избыточного рабочего
населения. Расширение производства, вызванное потребностями дан¬
ного момента, мыслимо только при наличности резервной армии под
начальством капитала, только при наличности избыточного количества

— 132 —~
рабочих; естественный же рост населения не имеет к этому ровно ника¬
кого отношения. Экономисты смешивают законы, которые управляют
общим уровнем заработной платы и выражают отношения между капита¬
лом и рабочей силой,— при чем и первый, и вторая рассматриваются, как
нечто единое, целое,— с законами, по которым, наоборот, распреде¬
ляется все рабочее население между различными отраслями промыш¬
ленности. Известные специальные условия могут благоприятствовать
процессу накопления то в одной отрасли промышленности, то в другой.
Как только в какой-нибудь одной отрасли прибыли поднимаются выше
среднего обычного уровня, так сейчас же туда устремляются новые
капиталы, растет спрос на труд и поднимает заработную плату. Ее повы¬
шение притягивает к этой находящейся в особенных условиях отрасли
промышленности более или менее значительную часть рабочего класса,
и это продолжается до тех пор, пока, вследствие наплыва рабочих
рук, заработная плата не упадет опять до своего обычного уровня или
даже ниже. Тогда иммиграция рабочих в эту отрасль промышленности
не только прекратится, но даже уступит место их эмиграции в другие
отрасли. Здесь накопление капитала повышает заработную плату; это
повышение увеличивает число рабочих; это увеличение понижает зара¬
ботную плату, и, наконец, это понижение сокращает число рабочих.
Но экономисты глубоко ошибаются, когда в качестве всеобщего закона
заработной платы провозглашают, что есть только местное колебание
рабочего рынка, колебание, созданное распределением рабочего насе¬
ления между различными отраслями промышленности.
Фикция закона спроса и предложения.
Представляя собою, так сказать, основную ось 'закона спроса и
предложения труда, относительное перенаселение позволяет этому за¬
кону функционировать исключительно в тех пределах, которые не огра7
ничивают капитал в его стремлении к безусловному господству и эксплу¬
атации. Возвратимся по этому поводу к теории, о которой мы уже
упоминали в главе XV. Когда машина вытесняет рабочих, утописты
политической экономии утверждают, что эта операция освобождает
вместе с тем известный капитал для того, чтобы занять рабочих снова
в какой-либо другой отрасли промышленности. Мы показали, что ничего
подобного не происходит, ни единая частица капитала не отделяется
к услугам вытесненных рабочих; наоборот, сами они освобождаются
для новых капиталов, если таковые имеются. Но лишь теперь является
возможность оценить всю вздорность этой пресловутой „теории ком¬
пенсации“. Вытесненные машиной и, таким образом, „освобожденные“
рабочие оказываются в распоряжении всякого нового капитала, который
в данный момент начинает функционировать. Притягивает ли этот
капитал именно их или других рабочих, все равно — влияние, которое
он оказывает этим на общий спрос на труд, всегда будет равно нулю,
если этот капитал способен занять лишь столько рабочих рук, сколько
их было выброшено на рынок, благодаря введению новых машин.
Если же он привлекает меньшее количество рабочих, то в последнем
счете цифра незанятых рабочих возрастает; наконец, если он привле¬
чет большее их количество, то общий спрос на труд возрастет, но
лишь на разность между добавочным числом вновь занятых рабочих
и тем их количеством, которое было вытеснено машиной. Таким обра¬
зом, увеличение, которое, вследствие появления новых, ищущих себе
помещения капиталов, происходит в общем спросе на рабочие руки,
нейтрализуется во всяком случае в пределах численности рабочих,
вытесненных машинами. Таково уже общее проявление всех тех методов,

—- 133 ■■■■
которые способствуют созданию избыточного рабочего населения.
Благодаря им, спрос и предложение труда перестают быть движениями,
исходящими из противоположных полюсов — со стороны капитала и со
стороны рабочей силы. Капитал действует с обеих сторон одновре¬
менно. Если его накопление увеличивает спрос на труд, то мы знаем,
что оно увеличивает также и предложение труда, создавая избыток
рабочих в другом месте. Он играет краплеными картами. При таких
условиях закон спроса и предложения труда только довершает деспо¬
тизм капитала.
Таким образом, когда рабочие начинают замечать, что функция
их, в качестве средства возрастания капитала, становится все менее
надежной, по мере того как возрастают их труд и богатство их господ;
когда они открывают, что убийственная сила конкурренции между ними
зависит всецело от давления избыточного населения; когда они, имея
в виду ослабить разрушительные последствия этого „естественного“
закона капиталистического накопления, соединяются между собой, чтобы
организовать на началах солидарности отношения между занятыми и
незанятыми рабочими,— тогда капитал и его патентованный защитник,
буржуазный экономист, поднимают вопль о святотатстве, о нарушении
„вечного“ закона спроса и предложения.
IV.— Различные формы относительного перенаселения.
Хотя оттенки форм относительного перенаселения разнообразны
до бесконечности, тем не менее между ними всегда можно различить
несколько круных категорий, несколько чрезвычайно характерных форм,
а именно: форму текучую, форму скрытую и форму неподвижную.
Центры современной промышленности, механические мастерские,
мануфактуры, заводы, рудники и т. д., являются в то же время цент¬
рами беспрерывного и попеременного притяжения и отталкивания ра¬
бочих, но в общем они притягивают к себе больше рабочих, чем
отталкивают, так что число эксплуатируемых рабочих увеличивается, хотя
по отношению к размерам производства оно постоянно падает. Перенаселе¬
ние здесь существует в текучем состоянии. Фабрики и большая часть
крупных мануфактур занимают массу рабочих мужчин, не достигших
еще совершеннолетнего возраста. Когда же этот возраст наступает,
только очень незначительная часть их остается на работе, большинство
же обыкновенно рассчитывается. По мере того, как крупная промышлен¬
ность расширяется, этот элемент перенаселения увеличивается, потому что
капитал нуждается относительно в гораздо большей массе женщин,
детей и подростков, чем взрослых мужчин. Кроме того, эксплуатация
рабочей силы капиталом истощает рабочего уже в среднем возрасте.
Когда последний достигает полной зрелости, он оказывается вынужу
денным уступить свое место более мблодой рабочей силе и, чтобы
окончательно не попасть в ряды избыточного населения, опуститься
на одну ступень. Именно у рабочих крупной промышленности встре¬
чаем мы наиболее короткую продолжительность жизни. При таких
условиях, лишь посредством быстрой смены их индивидуальных эле¬
ментов, ряды этой части пролетариата могут пополняться и возрастать.
Необходимо, поэтому, быстрое замещение одних поколений другими.
Эта общественная потребность удовлетворяется ранними браками и
премией, получаемой за производство детей в виде эксплуатации их.
Как только капиталистическое производство овладевает земледелием и
вводит туда применение машин, как только и здесь начинается накоп¬
ление капитала, спрос на труд уменьшается абсолютно; часть земле¬
дельческого населения, поэтому, находится всегда наготове перейти
134	——
в ряды городского или мануфактурного пролетариата. Но для того, чтобы
население деревень беспрерывно притекало в города как это в дейст¬
вительности и происходит, необходимо, чтобы в самих деревнях был
постоянный скрытый избыток населения, обширность которого ясно
выступает лишь тогда, когда эмиграция из деревень в города совер¬
шается особенно интенсивно. Земледельческий рабочий, поэтому, полу¬
чает минимальную плату и одной ногой уже стоит в болоте паупе¬
ризма.
С другой стороны, несмотря на наличность этого относительного
перенаселения, деревни все же населены далеко не достаточно. Это
дает себя знать не только частично, в местностях, где происходит
быстрый сток людей к городам, рудникам, на железные дороги и т. д.,
но и вообще, напр., весной, летом и осенью, в моменты, когда земле¬
делие нуждается в добавочном количестве рабочей силы. Для обычных
потребностей земледелия рабочих всегда слишком много; но их всегда
мало для потребностей исключительных, сезонных.
Третья категория относительного перенаселения, его неподвижная
форма, очень характерна для той части действующей промышленной
армии, крайняя нерегулярность занятий которой делает из нее неисчер¬
паемый источник рабочей силы. Вечно прикованная к хронической
нищете, обреченная на условия существования постоянно колеблющиеся,
непрочные, стоящие гораздо ниже среднего уровня существования всего
рабочего класса, она делается широкой основой специальных отраслей
эксплуатации, в которых рабочее время доходит до своего максимума,
а уровень заработной платы—до своего минимума. Так называемая,
кустарная форма промышленности представляет нам ужасающий при¬
мер положения этой части рабочей армии. Рекрутируясь беспрерывно из
избыточного населения крупной промышленности и земледелия, слой
этот воспроизводит, однако, сам себя в непрерывно возрастающей
пропорции. Если число смертных случаев здесь чрезвычайно велико, то
не менее, если не более, велика здесь и цифра рождений. Это явление
родственно массовому размножению слабых и подвергающихся постоян¬
ным преследованиям некоторых пород животных. „Бедность,— говорит
Адам Смит,— повидимому, благоприятствует размножению“. За исклю¬
чением бродяг, преступников, проституток, нищих и всех, так называемых,
подонков общества, этот общественный слой состоит из трех категорий.
Первая содержит рабочих, способных к труду; возрастая при каждом
кризисе, это масса уменьшается с каждым оживлением промышленности.
Вторая категория — это дети бедняков, пользующихся призрением, и
сироты. Кандидаты в резервную промышленную армию, они в эпохи
сильного оживления массами поступают на действительную службу.
Третья категория — это, во-первых, те рабочие и работницы, которых
общественное развитие, уничтожившее разделение труда, так сказать,
обесценило, отняв у них те детальные функции, которые составляли
их единственный и исключительный источник существования; это, во-
вторых, те, которые имеют несчастье пережить производительный
возраст наемного рабочего; это, наконец, непосредственные жертвы
промышленности, больные, калеки, вдовы и пр., число которых возра¬
стает вместе с распространением опасных машин, рудников, химических
производств и т. п.
Пауперизм, как необходимое следствие капиталистического строя.
Пауперизм — это убежище для инвалидов промышленной армии.
Его наличность подразумевается относительным перенаселением, его
необходимость подразумевается необходимостью этого последнего;
135 —
вместе с относительным перенаселением пауперизм образует условие
существования капиталистического богатства.
Так как те же причины, которые содействуют развитию произво¬
дительных сил и концентрации капитала, ведут и к вытеснению из
производства все большего количества рабочей силы, то вместе с ростом
материальных богатств должна расти и промышленная резервная армия.
Но чем сильнее рост резервной армии опережает рост активной армии
труда, тем больше увеличивается явный пауперизм. Таков общий абсо¬
лютный закон капиталистической концентрации. Влияние этого, как и
всякого закона, естественно, изменяется под влиянием особых обстоя¬
тельств.
Анализ относительной прибавочной ценности (четвертый отдел)
привел нас к следующему выводу: в капиталистической среде, где
рабочий служит средствам производства, а не средства производства —
рабочему, все новые приемы, имеющие в виду увеличивать вспомога¬
тельные средства и производительность коллективного труда, прово¬
дятся за счет отдельного работника; все средства, содействующие раз¬
витию производства, превращаются в средства господства над произ¬
водителем и эксплуатации его; они превращают рабочего в простой
придаток к машине: они противопоставляют ему научные успехи тех¬
ники в качестве враждебных ему сил; они заменяют труд привлекатель¬
ный трудом подневольным; благодаря им, условия труда становятся
все более и более невыносимыми, а рабочему приходится все время
работы подчиняться столь же неограниченному, сколь и мелочному
деспотизму; они превращают всю жизнь рабочего в беспрерывное
рабочее время и привязывают его жену и детей к капиталистической
каторге.
Но все методы, содействующие образованию прибавочной ценности,
содействуют также и накоплению, а рост последнего, в свою очередь,
вызывает применение этих методов. Отсюда следует, что, какова бы
ни была норма заработной платы,— высокая или низкая,— условия
существования рабочего должны ухудшаться по мере того, как концен¬
трируется капитал; таким образом, сосредоточению богатств на одной
стороне соответствует такое же сосредоточение нищеты, страданий,
невежества, грубости, физического и морального вырождения, рабства
на другой стороне,— на стороне того класса, который создает самый
капитал.

ВОСЬМОЙ ОТДЕЛ.
ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ НАКОПЛЕНИЕ.
ГЛАВА XXVI.
Тайна первоначального накопления.
I. Отделение производителя от средств производства. — Исторический процесс, заменив¬
ший феодальный строй капиталистическим. — II. Будучи сначала порабощен с помощью
грубого насилия, рабочий впоследствии сам подчиняется своей эксплуатации.—III. Обра¬
зование внутреннего рынка для промышленного капитала.
I.— Отделение производителя от средств производства.
Мы видели, как деньги превращаются в капитал, как капитал делается
источником прибавочной ценности, и как прибавочная ценность делается
источником нового капитала. Но накопление капитала предполагает
прибавочную ценность, а эта последняя предполагает капиталистиче¬
ский способ производства, который, в свою очередь, зависит от совер¬
шившегося уже накопления, т.-е. от сосредоточения довольно значи¬
тельных капиталов в руках товаропроизводителей. Все это движение,
следовательно, повидимому, вертится в заколдованном кругу, из кото¬
рого можно выйти не иначе, как допустив предположение о существо¬
вании какого-то первоначального накопления, которое яви¬
лось не результатом капиталистического производства, но его отправ¬
ным пунктом. Каков же генезис этого первоначального накопления?
В действительной истории завоевание, порабощение, вооруженный
грабеж, грубая сила играли всегда крупную роль. В благодушных
руководствах политической экономии, наооборот, рассказывается, что
всегда процветала идиллия. Право и труд здесь всегда были един¬
ственными средствами обогащения. В действительности же, методы
первоначального накопления представляют собой все, что угодно, но
только не идиллию. Расхищение церковных и монастырских имуществ,
мошенническое отчуждение государственных имуществ, разграбление
общинных земель, превращение с помощью террора феодальной соб¬
ственности в современную частную собственность,— таковы идилличе¬
ские методы первоначального накопления.
Если в отношениях между капиталистом и наемным рабочим пер¬
вый играет роль господина, а второй — роль слуги, то это происходит
не только благодаря тому договору, по которому наемный рабочий
поступает на службу к капиталисту, а потому и попадает в полную от
него зависимость, но еще и потому, что этот договор заключает в
себе отказ со стороны рабочего от всяких прав собственности на свой
собственный продукт. Почему рабочий вступает в такую сделку? По¬
тому что единственная собственность, которой он обладает, есть его
рабочая сила, его способность к труду, в то время как все внешние
ii^—137 —
условия, необходимые для того, чтобы придать этой способности
вещную форму, т.-е. сырой материал, орудия, необходимые для полез¬
ного функционирования труда, возможность располагать средствами
существования,— все это находится в руках капиталиста. Основанием
капиталистической системы является, поэтому, полное отделение про¬
изводителя от средств производства. Для возникновения этой системы
необходимо, стало быть, чтобы, по крайней мере, отчасти средства
производства уже были безвозвратно вырваны из рук производителей,
которые употребляли их для реализации своей собственной способно¬
сти к труду, и сосредоточены в руках таких товаропроизводителей,
которые употребляют их для эксплуатации чужого труда. Историче¬
ский процесс разъединения труда с внешними условиями его реали¬
зации, со средствами производства, и есть процесс первоначального
накопления.
Исторический процесс, заменивший феодальный строй капиталистическим.
Экономический строй капиталистического общества появился из
недр экономического строя феодального общества. Распадение послед¬
него выделило составные элементы первого.
Для того, чтобы непосредственный производитель, рабочий, мог
располагать своей собственной личностью, прежде всего необходимо,
чтобы он перестал быть принадлежностью другого лица. Он не мог бы
стать свободным продавцом, являющимся со своим товаром, рабочей
силой, всюду, где только есть на него спрос, если бы ему не удалось
освободиться от цехового режима с его стеснительными правилами о
мастерах, подмастерьях и т. д. Историческое движение, превратившее
производителей в наемных рабочих, является, поэтому, освобождением
их от крепостного права и цехового режима. Но, с другой стороны,
эти освобожденные делаются продавцами самих себя только потому,
что они вынуждены к этому, чтобы существовать, только потому,
что у них отняты все средства производства и все гарантии существо¬
вания, которые предоставлял им старый порядок. История их экспро¬
приации не подлежит оспариванию; в летописях человечества она
записана неизгладимыми огненными кровавыми буквами.
Что же касается капиталистов предпринимателей, то эти новые
властелины должны были вытеснить не только ремесленных мастеров,
но также и феодальных господ, державших в своих руках источники
богатства. С этой точки зрения, их возвышение представляется резуль¬
татом победоносной борьбы против сеньориальной власти с ее возму¬
тительными привилегиями, и против цехового режима с его путами,
стеснявшими свободное развитие производства и свободную эксплуа¬
тацию человека человеком. Прогресс состоял в перемене формы пора¬
бощения, в превращении феодальной эксплуатации в капиталистическую.
П. — Будучи сначала порабощен с помощью грубого насилия, рабочий впоследствии сам подчи¬
няется своей эксплуатации.
Однако, мало того, что на одной стороне имеются материальные
условия труда в форме капитала, а на другой—люди, которым нечего
больше продавать, кроме своей рабочей силы. Мало того, что их силой
принуждают добровольно продавать себя. Нарождающаяся буржуа¬
зия,— и это существенный момент первоначального накопления,— не
могла обойтись без вмешательства государства, чтобы удлинить рабо¬
чий день (глава X), чтобы урегулировать заработную плату, т.-е. пони¬
зить ее до соответственного уровня, чтобы постоянно держать рабо¬
чего в должной степени зависимости. И она подчиняла рабочего игу
■555 138	■
наемного труда посредством террористических, нелепо-жестоких зако¬
нов, издававшихся на западе Европы к концу XV столетия и в тече¬
ние всего XVI столетия, против бездомного пролетариата, против
отцов современного рабочего класса, наказываемых за то, что путем,
по большей части, насильственной экспроприации они были доведены
до состояния бродяжничества и нищеты.
Не забудем также того факта, что в самом начале французской
революции буржуазия осмелилась отнять у рабочего класса право коа¬
лиций, которое этот последний только что завоевал себе. Законом от
14-го июня 1791 года всякое соглашение между рабочими для защиты
своих общих интересов было объявлено „посягательством на свободу
и Декларацию прав человека“ и наказывалось штрафом и лишением
прав гражданства.
Но с развитием капиталистического производства создается все
более многочисленный класс рабочих, который, благодаря воспитанию
и унаследованным привычкам, подчиняется требованиям подобного
экономического режима столь же пассивно и инстинктивно, как, напр.,
смене времен года. Как только способ производства доходит в своем
развитии до этого пункта, его механизм сламывает всякое сопротивле¬
ние рабочих; постоянная наличность относительного перенаселения
удерживает закон спроса и предложения труда, а следовательно, и
заработную плату, в границах, соответствующих потребностям капи¬
тала; скрытое давление экономических отношений довершает деспо¬
тизм‘капитала над рабочим. Иногда, правда, прибегают к помощи при¬
нуждения извне, к содействию грубой силы, но это лишь в исключи¬
тельных случаях. При обычном ходе вещей рабочий может быть
предоставлен действию „естественных законов“ общества, т.-е. тому
отношению зависимости от капитала, которое порождается, гаранти¬
руется и увековечивается самим механизмом производства.
III.—Образование внутреннего рынка для промышленного капитала.
Беспрерывная экспроприация мелких земледельцев, при содействии
жестоких законов против бродяжничества, насильственно доставила
промышленности городов огромные массы пролетариата и в значи¬
тельной степени способствовала разрушению старых кустарных под¬
собных промыслов. Необходимо остановиться на этом элементе перво¬
начального накопления.
В былые времена крестьянская семья производила съестные при¬
пасы и обрабатывала сырые материалы, а затем, по большей части,
сама же потребляла эти непосредственные продукты своего труда.
Превратившись из простых потребительных ценностей, какими они
были, в товары, эти сырые материалы стали продаваться мануфакту¬
ристам-фабрикантам. Таким образом, предметы, которые из них выде¬
лывались в самой деревне, стали продуктами мануфактур, а сельские
округа начали служить для них рынками сбыта. Отныне подсобная
домашняя промышленность крестьян исчезает. И одного этого исчез¬
новения достаточно, чтобы доставить внутреннему рынку страны те
размеры и ту прочность, которые необходимы для капиталистического
производства.
Однако, собственно мануфактурному периоду не удается совершить
этой радикальной революции. Если, в действительности, он и раз¬
рушает домашнюю промышленность в известных отраслях, в известных
областях, то он же создает ее в других. Мануфактура создает даже
особый слой крестьян, для которых обработка земли делается побоч¬
ным занятием, а промышленный труд, продукты которого продаются,

139 —
превращается в главный источник заработка. Лишь крупная промыш¬
ленность окончательно отделяет земледелие от деревенской кустарной
промышленности, с корнем вырывая у этой последней ее главные
промыслы—прядение и ткачество. С момента этого неизбежного отде¬
ления и начинается необходимое развитие производительных сил кол¬
лективного труда и превращение раздробленного, основанного на рутине
производства, в производство комбинированное и основанное на при¬
менении науки. Довершая это отделение, механическая промышлен¬
ность впервые завоевывает капиталу весь внутренний рынок страны.
ГЛАВА XXVII.
Генезис промышленного капитализма.
Насильственный характер первоначального накопления.— Колониальная система, государ¬
ственные долги, протекционизм.
Насильственный характер первоначального накопления.
Нет никакого сомнения в том, что довольно большое число цеховых
мастеров, самостоятельных ремесленников и даже наемных рабочих
превращалось в мелких капиталистов, и что мало-по-малу, путем неус¬
танно расширяемой эксплуатации наемного труда рядом с соответ¬
ствующим накоплением, они вылупливались, наконец, и в настоящих
капиталистов. Однако, медленный ход этого способа образования
капитала вовсе не соответствовал торговым потребностям нового
мирового рынка, созданного великими открытиями конца XV столетия.
Между тем, уже средние века передали в наследство будущему две
формы капитала, которые прививаются^ при самых различных общест¬
венно-экономических режимах и которые до наступления современной
эры представляли собою единственные формы капитала: капитал
ростовщический и капитал торговый. Но вот падает, нако¬
нец, феодальный строй в деревне, и рушатся цеховые организации
в городе,—барьеры, которые препятствовали превращению денежного
капитала, образовавшегося двояким путем, посредством ростовщичества
и торговли, в капитал промышленный. Открытие золотых и серебря¬
ных рудников Америки, истребление, порабощение и погребение заживо
туземного населения в этих рудниках, первые шаги по пути завоевания
и ограбления Ост-Индии, превращение Африки в территорию охоты
за неграми,—вот идиллические методы первоначального накопления,
столь характерные для капиталистической эры на заре ее развития.
Затем наступают торговые войны, театром действия которых служит
весь земной шар. Открываясь восстанием Голландии против Испании,
они принимают гигантские размеры в крестовом походе Англии против
французской революции и продолжаются еще до наших дней в форме
периодических пиратских набегов, вроде напр., славных войн из-за
опиума с Китаем. Разнообразные методы первоначального накопления,
колониальная система, государственные долги, современная финансовая
система, протекционизм и т. д. покоятся на самом грубом насилии;
все они без исключения осуществляются при помощи государственной
власти, этой концентрированной силы общества, для того, чтобы
насильственно ускорить превращение феодального способа производства
в капиталистический и сократить продолжительность переходного
периода. Насилие — это повивальная бабка всякого старого общества,
чреватого новым; насилие само является экономической силой.

— 140
Колониальная система, государственные долги, протекционизм.
Колониальная система в громадной степени содействовала развитию
торговли и мореплавания. Помощью щедро раздаваемых правительст¬
вами монополий и привилегий, она породила торговые компании,
послужившие могучим средством концентрации капиталов. Она обеспе¬
чивала нарождавшимся мануфактурам рынки сбыта и, благодаря моно¬
полии на внутреннем рынке в колониях, удваивала накопление. Сокро¬
вища, захваченные вне Европы прямым насилием, грабежом и разбоем
у порабощенных туземцев, возвращались в лоно отечества грабителей,
чтобы функционировать здесь в качестве капитала. В настоящее время
промышленное первенство создает и торговое могущество; в собственно
мануфактурный период, наоборот, торговое могущество создавало
промышленное превосходство. Отсюда — та громадная роль, которую
играла колониальная система.
Система государственных долгов, начало которой еще в эпоху
средних веков положили Венеция и Генуя, распространилась на всю
Европу только в течение мануфактурного периода. Государственный
долг, является ли государство деспотическим, конституционным или
республиканским, накладывает свою печать на всю капиталистическую
эпоху. Он представляет собой единственную часть, так называемого,
национального богатства, которая, действительно, попадает в руки
современных народов.
Государственный долг действует в качестве одного из самых сильных
рычагов первоначального накопления. Как бы по мановению волшебного
жезла, непроизводительные денежные средства он наделяет произво¬
дительной силой и превращает, таким образом,.в капитал, не подвергая
их при этом риску, сопряженному обыкновенно с их помещением в
промышленности или даже с отдачей их в рост.
Кредиторы государства, в сущности, ничего не дают, ибо их денеж¬
ные суммы, превращенные в легко циркулирующие государственные
процентные бумаги, продолжают функционировать в их руках совер¬
шенно так же, как будто бы это были наличные деньги. Но, кроме
созданного таким путем класса праздных рантье, кроме импровизованных
состояний финансистов, втирающихся в качестве посредников между
правительством и нацией, государственные долги вызвали образование
акционерных компаний, создали торговлю всякого рода ценными бу¬
магами, спекуляцию с дутыми операциями, ажиотаж, словом, биржевую
игру и современное господство банка. Наделенные национальными
титулами, крупные банки со дня своего рождения представляли собою
компании частных спекулянтов, пристраивающихся к правительственной
власти и, благодаря полученным привилегиям, оказывающихся в
состоянии ссужать ее деньгами.
Так как государственные долги основаны на государственных дохо¬
дах, из которых должны быть выплачены ежегодные проценты, то
современная податная система является неизбежным следствием нацио¬
нальных займов. Займы, позволяющие правительствам погашать
экстраординарные расходы без того, чтобы плательщики налогов
чувствовали это сейчас же, впоследствии все-таки приводят к увели¬
чению налогов; с другой стороны, увеличение налогового бремени,
созданное накоплением последовательно растущих долгов, обязывает
правительство, в случае новых экстраординарных издержек, прибегать
к помощи новых займов.
Современная фискальная система, покоящаяся прежде всего на
налогах на предметы первой необходимости и вызывающая их
141 —
вздорожание, в самой себе носит зародыш своего механического, про¬
грессивного возрастания. Чрезмерное обложение является, поэтому, не
случайностью, но принципом, результат которого в форме экспро¬
приации крестьянина, ремесленника и других элементов мелкого и сред¬
него класса не подлежит сомнению.
Та значительная роль, которую играют государственные долги и
соответствующая им фискальная система в процессе капитализации
богатств и экспроприации народных масс, толкнула многих писателей
ошибочно искать именно в них главную причину нищеты современных
народов. Система протекционизма, с ее покровительственными пошли¬
нами, вывозными премиями, монополиями на продажу на внутреннем
рынке и т. д., представляла собой искусственное средство фабрикации
капиталистов, экспроприации самостоятельных производителей, превра¬
щения в капитал орудий и других материальных условий труда, на¬
сильственного сокращения переходного периода от старого способа
производства к современному. Эти методы фабрикации капиталистов
были значительно упрощены там, где следовали протекционной поли¬
тике Кольбера; неиссякаемым источником, откуда в форме авансов
и даже безвозмездных ссуд первоначальный капитал попадал в руки
дельцов, зачастую оказывалось государственное казначейство.
Колониальная система, государственные долги, налоговая тяжесть,
таможенное покровительство, торговые войны, и у. д. приняли гигант¬
ские размеры в младенческий период крупной промышленности.
Вот каким образом совершается процесс отделения работника от
условий труда, вот как эти последние становятся капиталом, а народные
массы—наемными рабочими. Капитал появляется на свет, с головы до
ног забрызганный кровью и грязью.
ГЛАВА XXVIII.
Историческая тенденция капиталистического накопления.
Превращение частной собственности, основанной на собственном труде производителя,
в капиталистическую собственность. — Превращение капиталистической собственности
r собственность общественную.
Превращение частной собственности, основанной на собственном труде производителя, в капи¬
талистическую собственность.
Итак, в основе первоначального накопления капитала, в основе
процесса его исторического образования лежит экспроприация непо¬
средственного производителя, т.-е. исчезновение собственности, осно¬
ванной на собственном труде его владельца.
Частная собственность, в противоположность собственности коллек¬
тивной, существует только там, где орудия труда и другие внешние
условия труда принадлежат частным лицам; но, смотря по тому, яв¬
ляются ли эти последние рабочими или нет, частная собственность
принимает различные формы. Частная собственность рабочего на сред¬
ства его производительной деятельности служит основой мелкого про¬
изводства земледельческого или мануфактурного, а это последнее
представляет собой школу, где формируется ловкость и виртуозность
ремесленника и вообще свободная индивидуальность рабочего. Правда,
этот способ производства встречается также и в условиях рабства,
крепостного строя и других отношений зависимости. Но он процветает,
развивает всю свою энергию и приобретает вполне законченную
142
классическую форму только там, где рабочий является полным сво¬
бодным собственником своих условий труда, которые он сам -пускает
в ход, крестьянин — собственником обрабатываемой им земли, реме¬
сленник собственником орудий, которыми он владеет, как артист своим
инструментом.
Этот промышленный строй независимых мелких производителей,
работающих за свой собственный счет предполагает раздробление
земли и рассеяние других средств производства. Он исключает их
концентрацию, как исключает и кооперацию в крупном масштабе, как
исключает разделение труда внутри мастерской и на поле, и механи¬
ческое производство, и господство человека, вооруженного наукой, над
природой, и свободное развитие производительных сил общественного
труда и планомерное единство цели, методов и результатов коллектив¬
ной деятельности. Он совместим только с очень тесными рамками
производства общественной жизни. Увековечить его, если бы это было
возможно, было бы равносильно, — как очень хорошо выразился
Пеккер,— „декретированию всеобщей посредственности“.
Но достигая известной ступени своего развития, он сам порождает
материальные элементы своего разложения. С этого момента внутри
общества начинают приходить в движение силы и страсти, которые до
этого он был в состоянии сдерживать. Он должен быть уничтожен и
он уничтожается. Его уничтожение, преобразующее индивидуальные и
разрозненные средства производства в концентрированные и общест¬
венные, и превращающие мелкую собственность многих в колоссальную
собственность нескольких, эта мучительная и ужасная экспроприация
рабочего люда,— вот что составляет генезис капитала; он состоит из
целого ряда насильственных методов, из которых мы, при характери¬
стике эпохи первоначального накопления, рассмотрели наиболее выдаю¬
щиеся.
Экспроприация непосредственных производителей совершается с
беспощадным цинизмом, под влиянием самых бесстыдных мотивов,
самых гнусных и злобных в своей мелочности страстей. Частная собст¬
венность, выросшая на основе личного труда, и, так сказать, спаявшая
воедино изолированного и самостоятельного работника с внешними
условиями его труда, вытесняется частной капиталистической собствен¬
ностью, основанной на эксплуатации чужого наемного труда.
Превращение капиталистической собственности в собственность общественную.
Как только этот преобразовательный процесс до основания разложил
старое общество, как только производители превращены в пролетариев,
а их средства производства—в капитал,, как только капиталистический
способ производства стал на собственные ноги, — дальнейшее обобще¬
ствление труда так же, как и прогрессивное превращение земли и
других средств производства в орудия труда, эксплуатируемые обще¬
ственно, сообща, одним словом, дальнейшая экспроприация частных
собственников принимает совершенно иную форму. Теперь экспроприа¬
ции подлежит уже не независимый рабочий, но капиталист, глава целой
армии или целого отряда наемных рабочих.
Эта экспроприация совершается, в силу законов самого капита¬
листического способа производства, посредством концентрации капи¬
талов. Наряду с централизацией, т.-е. экспроприацией многих капита¬
листов немногими, развиваются все в больших размерах приложение
науки к технике и планомерная эксплоатация земли; происходит пре¬
вращение рабочих инструментов в такие колоссальные орудия труда,
которые могут быть употребляемы только совокупными усилиями

——■ 143 —
многих; развивается, следовательно, громадная экономия производи¬
тельных сил; наконец, на всемирном рынке завязываются отношения
между всеми народами и устанавливается, таким образом, между¬
народный характер капиталистического способа производства.
Рука об руку с уменьшением числа магнатов капитала, которые
узурпируют и монополизируют все плоды этого периода общественной
эволюции, растут нищета, угнетение, порабощение, вырождение, эк¬
сплуатация, но с другой стороны также и сопротивление все увеличи¬
вающегося рабочего класса, дисциплинируемого, объединяемого и орга¬
низуемого механизмом самого капиталистического способа производства.
Монополия капитала превращается в узы того самого способа произ¬
водства, который вырос и развился вместе с ней и благодаря ей.
Обобществление труда и централизация его материальных средств
доходит до такого пункта, когда они оказываются не в состоянии
существовать в капиталистической оболочке. Тогда эта последняя раз¬
рывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспро¬
приаторы экспроприируются.
Капиталистическое присвоение, соответствующее капиталистическому
способу производства, составляет первое отрицание частной собствен¬
ности, которая вытекает из независимого личного труда. Но капита¬
листическое производство с необходимостью естественного процесса
само порождает свое собственное отрицание. Оно стремится восстано¬
вить не частную собственность работника, но свою особую собствен¬
ность на основе всех приобретений капиталистической эпохи, на основе
кооперации и общественного владения землей и средствами производ¬
ства. Но с развитием крупной промышленности буржуазия производит
прежде всего своих собственных могильщиков: ее падение и победа
пролетариата одинаково неизбежны.
Превращение раздробленной частной собственности, основанной на
индивидуальном труде, в собственность капиталистическую, естественно,
потребовало больше времени, усилий и труда, чем потребуется для
превращения собственности капиталистической, которая фактически
уже покоится на коллективном способе производства, в собственность
общественную. В первом случае дело шло об экспроприации масс
немногими узурпаторами; во втором — дело идет об экспроприации
немногих узурпаторов массой.
ГЛАВА XXIX.
Современная теория колонизации.
Необходимость условий, признанных нами неотделимыми от капиталистической эксплуа¬
тации, наглядно обнаруживается в колониях.— Признание политической экономии.
Необходимость условий, признанных нами неотделимыми от капиталистической эксплуатации,
наглядно обнаруживается в колониях.
Для буржуазной политической экономии вопрос состоит не в том,
верен ли данный факт или нет, но в том, полезен ли он или вреден
для капитала. Она старается, поэтому, удержать чрезвычайно для нее
выгодное смешение двух совершенно различных родов частной соб¬
ственности: частной собственности, основанной на собственном труде,
и капиталистической собственности, основанной на чужом труде, наме¬
ренно закрывая глаза на то, что эта последняя вырастает только на
развалинах первой.

— 144	—
У нас, в Западной Европе, первоначальное накопление, т.-е. экспро¬
приация самостоятельных производителей, более или менее закончилось.
Капиталистический способ производства либо прямо овладел всем на¬
циональным производством, либо — там, где экономические условия
недостаточно развиты—по крайней мере, косвенно воздействует на
те общественные формы, которые, правда, продолжают существовать
рядом с ним, но мало-по-малу приходят в упадок вместе с соответ¬
ствующим им старым способом производства. В колониях, т.-е. там, где
встречается еще девственная почва, заселяемая свободными эмигрантами,
дело обстоит совершенно иначе.
Капиталистический способ производства и присвоение наталкиваются
там повсюду на собственность, созданную личным трудом, на произво¬
дителя, который, будучи сам владельцем внешних условий труда, обо¬
гащает самого себя, вместо того, чтобы обогащать капиталиста. Про¬
тиворечие этих двух форм присвоения, противоречие, существование
которого у нас упорно отрицает политическая экономия, практически
там обнаруживается в их борьбе.
Когда дело идет о колониях, экономист вступает на путь признаний
и, в сущности, начинает доказывать неизбежность альтернативы: или
отказаться от развития производительных сил, от кооперации, от
мануфактурного разделения труда, от применения машин в крупных
размерах и т. д., или же найти те или другие способы для создания
работников, которые, будучи лишены средств производства, были бы
вынуждены продавать себя и притом продавать себя при необходимых
условиях зависимости, найти, одним словом, искусственные способы
фабрикации наемных рабочих.
Он открывает, что капитал не есть вещь, но общественное отноше¬
ние между людьми, отношение, которое обусловливается вещами. Негр
есть негр; лишь при известных условиях он делается рабом. Данная
хлопчато-бумажная прядильная машина, например, лишь при опреде¬
ленных общественных условиях превращается в капитал. Вне этих
условий она столь же мало представляет собою капитал, как мало
золото само по себе представляет деньги; капитал есть общественное
производственное отношение.
Затем экономист открывает, что обладание деньгами, средствами
существования, машинами и другими средствами производства еще не
делает человека капиталистом, если нет ко всему этому дополнения в
виде наемного рабочего, т.-е. другого человека, вынужденного добро¬
вольно продавать себя; средства производства и существования прев¬
ращаются в капитал только при тех условиях, когда они в то же время
служат средствами эксплуатации труда и господства над ним. Суще¬
ственной особенностью всякой свободной колонии служит то, что каж¬
дый имеет возможность обращать в свою собственность тот участок
земли, который служит ему средством индивидуального производства
не мешая этим другим поселенцам, прибывшим после него, делать то
же самое. Тем, где все люди свободны и где каждый, если он хочет,
может приобретать себе участок земли, очень трудно найти рабочего,
а если таковой и найдется, то за очень высокую плату. Когда работ¬
ник имеет возможность накоплять сам для себя,— а он обладает этой
возможностью, поскольку является собственником своих средств про¬
изводства,— капиталистическое накопление и присвоение немыслимы,
так как отсутствует класс наемных рабочих, без которого они обойтись
не могут.
Главная прелесть капиталистического производства состоит не только
в том, что оно постоянно воспроизводит наемного рабочего, как
———————■—- 145
такового, но еще и в том, что оно создает избыток наемных рабочих. Оно
удерживает, таким образом, закон спроса и предложения труда в соот¬
ветствующей колее; рыночные колебания заработной платы происходят
в пределах наиболее выгодных для эксплуатации, и, наконец, прочно
устанавливается столь необходимая зависимость рабочего от капита¬
листа, то отношение абсолютной зависимости, которое в Европе лжи¬
вый экономист, стараясь во что бы то ни стало прикрасить, переде¬
лывает в свободный договор между двумя равноправными товаровла¬
дельцами, из которых один отчуждает свой товар «капитал», а другой
свой товар «труд». В колониях приятное заблуждение экономиста рас¬
сеивается, как дым. Сегодняшний наемный рабочий делается завтра
самостоятельным ремесленником или крестьянином; предложение труда
и не регулярно, и не достаточно. Это постоянное превращение наем¬
ных рабочих в свободных производителей, работающих на себя, а не
на капитал, обогащающих себя, вместо того, чтобы обогащать г. капи¬
талиста, влияет, разумеется, самым плачевным образом на состояние
рынка труда, а потому и на уровень заработной платы.
Признание политической экономии.
При таких обстоятельствах не только степень эксплуатации остается
на обидно низком уровне, но и вообще наемный рабочий, вместе с
уничтожением действительной зависимости, теряет всякое чувство
покорности по отношению к капиталисту.
Так, экономист Мериваль объявляет, что «в колониях эта зависи¬
мость должна быть создана искусственными средствами“.
С другой стороны, г. Молинари, яростный сторонник свободной
торговли, говорит: «В колониях, где рабство было отменено без соот¬
ветствующей замены принудительного труда эквивалентным ему коли¬
чеством свободного труда, произошло нечто противоположное тому,
свидетелями чего мы являемся каждый день. Простые
рабочие эксплуатируют здесь предпринимателей про¬
мышленности, требуют от них заработной платы, непомерно пре¬
вышающей ту часть продукта, которая составляет их законную долю“.
Вот тебе раз! Но куда же девался священный закон спроса и пред¬
ложения? Если в Европе предприниматель может урезывать у рабочего
его законную долю, то почему же рабочий в другом месте, когда
обстоятельства случайно сложились в его пользу, не может урезать
долю предпринимателя? Ну, что-ж, немножко полицейских мер в помощь
этому бедному закону спроса и предложения, который, по вашим же
словам, функционирует автоматически!
Тайна, открытая в Новом Свете политической экономией Старого
Света и наивно выболтанная в ее „ученых“ трудах о колониях, состоит
в том, что капиталистический способ производства и накопления, а
следовательно, и капиталистическая частная собственность предпола¬
гают уничтожение частной собственности, основанной на собственном
труде; основанием капиталистической частной собственности является
экспроприация рабочего, так как возможность обладать наемными
рабочими, покорными и дисциплинированными, является постольку,
поскольку эти последние не могут работать сами для себя, поскольку,
следовательно, они не владеют средствами производства.

U-й ТОМ „КАПИТАЛА“
в изложении
К. КАУТСКОГО, В. ГИРШФЕЛЬДА и О. БАУЭРА

К. КАУТСКИИ.
ИЗЛОЖЕНИЕ П-го ТОМА „КАПИТАЛА“.
В настоящее время можно с полной уверенностью изложить свое¬
образную точку зрения Маркса и проследить его метод, который был
указан уже в „Нищете философии“. В „Капитале“ мы ясно видим его
понимание экономических категорий, с одной стороны, как категорий
исторических, а с другой, чисто общественных отношений, при чем он
строго отличает их от лежащих в их основе естественных форм и
выводит их своеобразные черты путем исследования их движения, их
функций, а не их внешних, преходящих форм: словом, его взгляд, что
развитие экономических категорий является результатом развития и
поступательного хода общественных отношений.
В противоположность свойственному буржуазной политической эко¬
номии фетишизмух), который превращает общественный экономический
характер, приобретаемый вещами в общественном процессе производ¬
ства, в естественный характер, обусловленный материальной природой
этих вещей, Маркс, со своей стороны, заявляет: „Здесь дело идет не
об определениях, под которые подводятся вещи,— дело идет об опре¬
деленных функциях, выражающихся в определенных категориях“.
Достаточно прочесть первые строки первого тома „Капитала“, чтобы
уяснить себе его характерный метод.
х) Размышление обо всей окружающей жизни, а следовательно также и научный
анализ ее идут по пути, прямо противоположному фактическому развитию этой жизни.
Он начинается post factum. Вопреки евангельскому Im Anfang war das Wort, в действи¬
тельности Im Anfang war die Tat. Человеческое мышление начинает свою работу над
уже готовыми результатами процесса развития. А так как всегда и всюду человек пытался
объяснить себе все более или менее отдаленное ближайшим, необыкновенное — обыкно¬
венным, непонятное — понятным, то всякое новое для него явление становилось ему
понятным только после того, как ему удавалось уложить его в рамки знакомых явлений.
Ближе же всего, наиболее обыденным для него, наиболее понятным ему представляются
отношения окружающих его людей. Вот почему всегда и всюду общее мировоззрение
людей носит на себе отпечаток их общественных отношений. Вот источник, как нату¬
рального фетишизма — олицетворения вещей, так и общественного фетишизма — овеще¬
ствления общественных отношений, знаменующий собою в первом случае господство
над людьми внешней природы, а во втором — господство над людьми их собственных
отношений. Если для исчезновения натурального фетишизма необходима только действи¬
тельная победа человечества над природой, то общественный фетишизм исчезнет только
тогда, когда общественная жизнь, основанием которой является вещественное производ¬
ство и предполагаемые им отношения, станет произведением людей, свободно соединив¬
шихся в общество, действующих сознательно и сообразно определенному плану, когда
человеку удастся перешагнуть из царства необходимости в царство свободы.
Прим, р е д.

— 152 —
Богатство обществ, в которых господствует капиталистический спо¬
соб производства,— так начинается первый том,— является огромным
скоплением товаров, а отдельный товар — его элементарной формой.
Наше исследование, поэтому, начинается с анализа товара. Таким обра¬
зом, Маркс исходит из анализа. Напротив, Рикардо, а также и Родбертус
признают товар и благо равнозначущими; товару и имуществу при¬
дают одинаковое значение и смешивают естественную форму, лежа¬
щую в основе товара, с общественным отношением, превращающим
благо в товар. Для Маркса законы товарного производства пред¬
ставляют собою законы определенного исторически данного способа
производства, соответствующего определенному общественному состоя¬
нию. Эти законы не приложимы к другим способам производства, как,
например,— к первобытному коммунистическому и к тому коммунисти¬
ческому производству, которому мы, по мнению Маркса, идем навстре¬
чу. Для Рикардо и для тех, которые исходят из его основных положе¬
ний, экономические законы, выведенные им из товарного производства,
представляют собою законы производства благ вообще и, следовательно,
непреложные законы, пока вообще существует производство.
Анализируя понятие товара, Маркс строго отличает натуральную
форму товара, обусловливающую его потребительную ценность, от
общественного отношения, сообщающего благу товарный характер.
Характерным для товара является то, что он произведен не для
собственного потребления производящего — будь это отдельное лицо
или корпорация, как, например, община,— а для обмена на другой
продукт.
При господстве товарного производства, каждый—будь это отдельное
лицо или корпорация — производит то, что ему не нужно, для того,
чтобы иметь возможность получить в обмен на этот продукт то, в чем
он нуждается. Следовательно, обмен представляет характерную обще¬
ственную функцию товара. Следовательно, отношение, в котором два
товара взаимно обмениваются друг на друга, их меновая ценность,
может быть определена не натуральными формами обоих благ, функ¬
ционирующих, как товары, а общим им обоим общественным эле¬
ментом.
Таким общим всем товарам социальным элементом является исключи¬
тельно один только человеческий труд. Он один и определяет ценность
всякого товара, а поэтому и отношение, в котором он обменивается
на другие товары. Меновая ценность представляет собою только особый
общественный способ выражения труда, потраченного на какую-нибудь
вещь, и поэтому в ней может быть природного содержания не больше,
чем, напр., в вексельном курсе („Капитал“, I). Политико-экономы, однако,
пытались вывести ценность, как общественное отношение, не из обще¬
ственной функции товара, а из анализа его натуральных форм, т.-е.
блага.
Неудивительно, поэтому, что ценность казалась им чем-то мистиче¬
ским, чем-то свойственным самому благу, независимо от его общественного
— 153 —
отношения,—чем-то теснейшим образом связанным с натуральной фор¬
мой блага и в то же время, однако, отличным от него, подобно тому,
как душа рассматривается, как нечто, составляющее единое с челове¬
ческим телом, и в то же самое время, как нечто от него отличное.
После того, как Маркс строго отделил общественный характер
товара от натуральной формы блага, он приступает к установлению
столь же важного разграничения и относительно самого труда: с одной
стороны труд, который определяется натуральной формой вещества, с
другой—труд, как социальный элемент в его общественном сочетании.
Только в его последнем значении труд образует ценность. Для того,
чтобы продукты могли обмениваться, производители их должны каче¬
ственно приравнять содержимое в них количество человеческой рабочей
силы. Для того, чтобы продукт сапожного труда мог обмениваться на
продукт портняжьего труда, необходимо отвлечься от особенностей
этих видов труда и сосредоточить свое внимание на общем для них:
на затрате человеческого труда вообще.
В пределах товарного производства всякий создающий благо труд
является с общественной точки зрения качественно равным всякому
другому труду.
Меновая ценность устанавливается общественным отношением друг
к другу различных видов труда, как видов абстрактного человече¬
ского труда.
Наоборот, как определенная, целесообразная, производительная
деятельность, труд — созидатель потребительных ценностей „является
независимым от всяких общественных форм условием существования
людей, вечной естественной необходимостью: без него не был бы
возможен обмен веществ между человеком и природой, т.-е. не была
бы возможна сама человеческая жизнь“ (стр. 9, том I).
Но труд, как созидатель потребительных ценностей, абстрагирован¬
ный от его общественного отношения, не есть единственный источник
богатств. „Потребительные стоимости... представляют соединение двух
элементов,— естественного материала и труда. Если устранить сумму
различных полезных работ, заключающихся в сюртуке, холсте и т. д.,
то останется только материальный субстрат, остаток, создаваемый при¬
родой без всякого содействия человека. Человек в своем производстве
может оперировать лишь так, как оперирует сама природа, т.-е. может
лишь изменять формы различных веществ. Мало того, в этом труде
формирования он непрерывно опирается на содействие сил природы.
Следовательно, труд не единственный источник производимых им
потребительных стоимостей материального богатства. Труд есть отец
богатства, как говорит Вильям Петти, земля — его мать“. (Стр. 9—10,
том I).
Разграничив, таким образом, как в товаре, так и в труде их неза¬
висимую от временных общественных условий натуральную форму от
их общественной формы и, благодаря только этому, дав возможность
вполне понять ценность,— Маркс переходит к прослеживанию товара
— 154
в его функционировании, к исследованию развития обмена различных
видов и к установлению их экономических категорий.
Изображенное им развитие является не только логическим, но
также и историческим.
Простая, развернутая, всеобщая форма ценности и, наконец, деньги
представляют смену не только логическую, но и историческую. Простая
форма ценности „очевидно, практически является лишь в первое время,
когда продукты труда превращаются в товары посредством случайных
и отдельных меновых актов... Развернутая форма ценности в действи¬
тельности встречается только тогда, когда какой-нибудь продукт труда,—
например, скот,— начинает обмениваться на различные товары уже не
в виде исключения, а обычно... Всеобщая же форма ценности возни¬
кает только, как общее следствие всего товарного мира“ (Стр. 26—27);
она предполагает развитое товарное производство, установление особого
товара,—золота,— в качестве всеобщей эквивалентной формы (масштаба
ценности).
Иначе говоря, возникновение денег является опять-таки истори¬
ческим явлением.
Далее следует исследование функций денег и, прежде всего, зако¬
нов простого обращения товаров.
Здесь мы уже знакомимся с функциями денег, которые появляются,
как предварительные условия и предвестники производительного
капитала. Мы знакомимся с образованием сокровищ, с функциями
денег, как платежного средства, т.-е. как средства для покупки това¬
ров, получаемых лишь спустя известный промежуток времени, и для
продажи товаров, оплачиваемых лишь спустя известный промежуток
времени. Этим самым даны основания кредитной системы и ростов¬
щического капитала.
Наконец, указывается на значение торгового капитала для развития
капиталистического способа производства.
Однако, для возникновения производительного капитала, т.-е. цен¬
ности, производящей прибавочную ценность, прежде всего необходим
был один элемент,— появление товара, который при его производи¬
тельном потреблении создает прибавочную ценность,—покупкой и про¬
изводительным потреблением которого владелец денег приобретает,
следовательно, прибавочную ценность. Этим товаром является рабочая
сила. Рабочая сила приобретает товарный характер лишь очень поздно,—
только тогда и там, когда и где пали ограждающие рамки,—как, напри¬
мер, первобытный земельный коммунизм,— и стеснительные рамки,
каковы рабство, крепостничество, цеховая зависимость, которые пре¬
пятствовали собственнику рабочей силы продавать ее или делали эту
продажу ненужной.
Здесь необходимо отметить весьма значительный шаг вперед в поли¬
тической экономии, сделанный благодаря марксовскому методу. До
Маркса все, занимавшиеся политической экономией, как буржуазные
экономисты, так и социалисты, рассматривали капитал, как экономи¬
ческую категорию, столь же старую, как сам человеческий род; у
Рикардо первобытный охотник и первобытный рыбак — капиталисты;
для других даже палка дикаря является капиталом; Кери трактует о
капиталисте каменного века; наконец, даже камень, которым обезьяна
—i■ 155 —
разбивает для себя орехи, и запас, накопляемый хомяком, рассматри¬
ваются, как капитал х).
Находя, что орудия и запасы служат в качестве капитала, капита¬
лом объявляли всякое орудие и всякий запас, независимо от их обще¬
ственных функций. Благодаря этому, они сами себе загораживали путь
к уразумению характерных особенностей капитала. Так как орудия и
запасы необходимы для производства, то можно было объявить необ¬
ходимым также и капитал.
Вульгарные экономисты вывели, конечно, отсюда заключение, что
существующий способ производства не может быть изменен, так как
это означало бы упразднение производства вообще. Социалисты же
в свою очередь рассматривали капитал в его историческом и факти¬
ческом развитии, как „заблуждение“, как „злоупотребление“ „истин¬
ного капитала“.
Однако, несмотря на то, что как социалисты, так и экономисты
считали капитал неизбежным, они все же не могли притти к согла¬
шению относительно его сущности. Причина этого затруднения очень
проста. Функции капитала, конечно, очень определенны и строго
ограничены, но его натуральные формы изменчивы. Один и тот же
капитал существует сегодня в форме денег; завтра — в форме рабо¬
чей силы, машины и сырого материала, которые капиталист купил и
потребляет производительно; послезавтра — в форме запаса товаров,
который ждет реализации заключающейся в нем ценности и при¬
бавочной ценности. С другой стороны, та же самая монета, которая
в руках капиталиста функционировала, как капитал, например, для
покупки рабочей силы, функционирует в руках рабочего, как потре¬
бительный фонд для покупки средств потребления. Рабочая сила, пока
она остается непроданной во владении рабочего, представляет только
товар; как- только она куплена капиталистом, она функционирует уже,
как капитал и т. д., и т. д.
Капитал подобен Протею: стоит кому-либо ухватиться за одну из
его форм, намереваясь прочно удержать его в ней, как он у него в
руках превращается и ускользает.
Ясность в вопросе о сущности капитала может быть достигнута
лишь в том случае, если не будем обращать внимания на лежащие
в его основе натуральные формы и будем строго придерживаться его
общественных функций.
Общественный характер капитала Маркс вкратце выяснил уже
в своих статьях по поводу „Наемного труда и капитала“. Мы
здесь воспроизводили соответствующие места, так как они значи¬
тельно облегчают понимание исследования о капитале. В „Капитале“
Маркс говорит:
„Капитал состоит из сырого материала, орудий труда и всякого рода
средств существования, которые употребляются для новых орудий труда
и новых средств существования. Все эти составные части капитала пред¬
ставляют собою не что иное, как следствие труда, его продукты,
накопленный труд. Накопленный труд, служащий средством для
г) Мы игнорируем здесь специфически немецкую политическую экономию, которая
считает капиталом все, что может быть приведено в какое-нибудь отношение с произ¬
водством: даже государство, доверие, душу. Почему бы уже и не религию?
— 156	—■
нового производства, представляет собою капитал. Так говорят эко¬
номисты.
„Что такое негр — раб? Это человек, принадлежащий к черной
расе. Одно определение стоит другого. Негр это — негр; только при
наличности известных условий он становится рабом. Хлопчато-бумажная
прядильная машина это — машина для прядения хлопчатой бумаги:
только при наличности известных условий она становится капиталом.
Вне этих определенных условий она так же мало представляет собой
капитал, как золото само по себе представляет деньги, а сахар выра¬
жает цену сахара.
„Многообразные отношения, в которые становятся люди при
производстве, не ограничиваются отношением, их к природе. Про¬
изводство возможно лишь при известного рода совместности и
возможности действий производителей. Чтобы производить, вступают
в определенные взаимные связи, и только внутри этих обществен¬
ных связей и отношений создается их отношение к природе — их про¬
изводство.
„В зависимости от характера средств производства изменяются
и общественные отношения производителей друг к другу, изменяются
условия обмена их деятельности и участие в общем процессе произ¬
водства. С изобретением нового военного орудия, огнестрельного
оружия, в силу необходимости изменилась внутренняя организация
армии, равно как и все те взаимные отношения, в которых стоят
входящие в состав армии отдельные лица и благодаря которым она
представляет собою организованное целое; наконец, изменились также
и взаимные отношения целых армий. Следовательно, общественные
условия, при которых отдельные лица производят, и общественные
отношения производства изменяются, преобразовываются вместе с изме¬
нением и развитием материальных средств производства,— прозводи-
тельных сил. Производительные силы в их совокупности образуют то,
что называют общественными отношениями, обществом и притом —
обществом, находящимся на определенной исторической ступени раз¬
вития, обществом с своеобразным отличительным характером. Античное
общество, феодальное общество, буржуазное общество представляют
собою такие совокупности производственных отношений, и каждая из
этих общественных организаций обозначает, в свою очередь, особую
известную ступень развития в истории человечества.
„Капитал также представляет общественное отношение производства.
Он представляет собою буржуазное отношение производства, произ¬
водственное отношение буржуазного общества. Разве составные части
капитала — средства существования, орудия труда, сырой материал,—
производятся и накопляются вне данных общественных условий, вне
определенных общественных отношений? Разве не при тех же данных
общественных условиях, не при тех же общественных отношениях они
потребляются для нового производства? И разве не этот определенный
общественный характер превращает в капитал продукты, служащие
для нового производства?“
Так писал Маркс уже в 1849 году по поводу общественного харак¬
тера капитала, уже тогда точно определив свою экономическую точку
зрения вообще.

157 —
Маркс, однако, открыл не только общественный характер капитала.
Исследуя функции капитала, он нашел, что основа капитализма, выси¬
живание прибавочной ценности, совершается исключительно в области
процесса производства; что возникновение прибавочной ценности воз¬
можно понять, только разграничив два своеобразных движения капи¬
тала, его процесс производства и его процесс обращения.
Прибавочная ценность создается в период процесса производства;
она реализуется в период процесса обращения. От купли и продажи
зависит, в какой мере прибавочная ценность, заключающаяся в товаре,
реализуется. Буржуазная же экономия смешивает прибавочную цен¬
ность с ее формами проявления, с прибылью, земельной рентой; пытается
вывести последние из процесса обращения; смешивает своеобразные
функции капитала, вытекающие из него самого и ведущие к разде¬
лению его на основной и оборотный капитал, с функциями, свойствен¬
ными процессу производства и обусловливающими различие между
постоянным и переменным капиталом. Об этом Маркс обстоятельно
трактует во втором томе „Капитала“2).
С другой стороны, классическая экономия,— о вульгарной мы совер¬
шенно умалчиваем,— выводила законы прибавочной ценности не из
движения, не из особенностей процесса производства, а из покоя, из
особенностей продукта. Ценность продукта, по мнению Рикардо, опреде¬
ляется трудом, затраченным на его производство; ценность эта, однако,
в свою очередь распадается на заработную плату, прибыль на капитал и
на земельную ренту. При таком способе рассмотрения, если исходить
из готового продукта, то это разделение, действительно, кажется обу¬
словленным внешними обстоятельствами, „существующими правовыми
институтами“ и казалось в самом деле возможным то, чего требовали
некоторые социалисты, выводившие утопические следствия из учения
Рикардо, а именно — предоставление рабочему путем одних только
юридических изменений права или на всю ценность его продукта, или,
как того желает Родбертус, на определенную процентную долю ее.
Маркс положил конец этому наивному пониманию, резко разгра¬
ничив друг от друга, с одной стороны, как прибавочную ценность и
прибыль, так и процесс обращения и процесс производства, а с дру¬
гой,— установив возникновение прибавочной ценности в процессе про¬
изводства.
!) Маркс строго различает разделение капитала: в производстве на постоянный
и переменный капитал, в обращении на основной и оборотный капитал. Первое
разделение проводится с точки зрения рабочего, второе с точки зрения капиталиста.
Постоянный капитал
Орудия труда сырье и вспом.
Переменный капитал
вещества Рабочая сила
Оборотный капитал
Различие между постоянным и переменным капиталом подробно выяснено Марксом
в I т. „Капитала* гл. 2; различие же между основным и оборотным капиталом выяснено
им во II т. То, что придает части капитальной ценности характер основного капитала,
сводится исключительно к своеобразности способа обращения этой ценности. В продол¬
жение всей деятельности капитала основная часть его ценности остается закрепленной,
самостоятельной по отношению к тому товару, производству которого она содействует;
в противоположность же последней все другие вещественные его части, затраченные
в процессе производства и образующие оборотную его часть, всецело потребляются,
входя отчасти вещественно в производимый товар, отчасти же только перенося на послед¬
ний свою ценность, но не входя вещественно в него.	Прим, р е д.

— 158
Ясно, что теория прибавочной ценности Маркса вполне самостоя¬
тельна и совершенно отлична от теории Родбертуса.
Родбертус рассматривает плату, как долю ценности продукта. Маркс
уже в 1849 году („Lohnarbeit und Kapital“) говорил:
„Заработная плата не составляет доли рабочего в произведенном
им товаре. Заработная плата это — часть имеющихся уже налицо
товаров, за которую капиталист покупает определенное количество
производительного труда“.
Маркс не открыл существования прибавочной ценности. Со вре¬
мени Смита всякий, кто серьезно занимался национальной экономией,
знает, что ценность существует. Но Маркс первый показал, как при¬
бавочная ценность возникает, каким образом она производится. Только
благодаря этому, прибавочная ценность сделалась ключом к пониманию
капиталистического способа производства. До этого она служила лишь
основанием для утопий и сентиментальных декламаций.
Изложение разногласия между Марксом и Родбертусом в понимании
прибавочной ценности имеет не одно только теоретическое значение.
Это разногласие имеет и свои практические следствия. Если заработная
плата не есть часть изготовленного рабочим продукта, то невозможно,
как этого желает Родбертус, определять эту часть, как процентную
долю ценности продукта. Если прибавочная ценность есть результат
способа производства, то она может быть увеличена, уменьшена или
устранена не юридическими нормировками суммы продуктов, а только
вмешательством в самый способ производства. Это инстинктивно
поняли даже капиталисты. Маркс подробно рассказывает нам, как
стремление к увеличению прибавочной ценности произвело переворот
во всем способе производства.
На заре капиталистического способа производства и капиталисты
требовали юридической нормировки заработной платы; рабочая сила,
предназначенная для продажи, была еще редким товаром, высоко
ценилась и понижала прибыль капитала. Ее нормировка законодатель¬
ным путем в интересах вечной справедливости и капитализма каза¬
лась, поэтому, необходимой. Однако, наряду с этим недействительным
средством капиталисты вскоре научились применять два более действи¬
тельных средства, которые вытекали из самого процесса производства:
они, с одной стороны, по возможности, удлиняли рабочий день, а
благодаря этому, и избыточную, доставляющую прибавочную ценность
сумму труда; а с другой — старались, по возможности, сокращать
рабочее время, необходимое для содержания рабочего введением сбе¬
регающих труд коопераций, разделения труда, машин и т. п. Оба
способа увеличивали прибавочную ценность: один, благодаря увеличе¬
нию суммы ценности, произведенной в течение одного дня,— другой,
благодаря понижению ценности рабочей силы х).
Здесь мы не можем подробнее коснуться исторической роли, кото¬
рую сыграли оба эти момента, так как мы имеем в виду дать лишь
отчет о двух новых сочинениях Маркса — „Нищете философии“ и о
втором томе „Капитала“ и лишь постольку коснуться первого тома
„Капитала“, поскольку это необходимо ддя понимания второго. Таким
образом, нужно указать лишь на то, что оба момента, с одной сто¬
роны, революционировали способ производства, а с другой — дали
повод к жесточайшей борьбе между капиталом и трудом и, благодаря
9 В первом случае они получали абсолютную прибавочную ценность, во втором —
относительную.

— 159
последней, привели к образованию из взаимной связи рабочего насе¬
ления сплоченного рабочего класса.
Исследовав возникновение прибавочной ценности в процессе про¬
изводства, Маркс рассматривает функции произведенной прибавочной
ценности в том же процессе. Прибавочная ценность после ее реализации
капиталистом или предназначается для индивидуального потребления
и, непрерывно производимая, образует его доход, или же присоеди¬
няется им к капиталу, накопляется для того, чтобы быть употреблен¬
ной в качестве добавочного капитала. Если прибавочная ценность
служит доходом, то она исчезает из процесса производства,— если же
она предназначается для накопления, то в таком случае она играет
важную историческую роль, так как накопление и сопутствующая ему
концентрация капитала влекут за собой уменьшение числа занятых
рабочих сравнительно с увеличением общего количества затраченного
капитала; это относительное уменьшение иногда заходит так далеко,
что становится абсолютным. Эти же моменты обусловливают увели¬
чение избытка промышленного населения, резервную армию, которая
в периоды экономического подъема привлекается к производству, чтобы
в периоды экономических кризисов тем сильнее увеличиться.
К этим рассуждениям исторического характера тесно примыкают
рассуждения, приведенные в предпоследней главе. В ней впервые
изображаются факты первоначального накопления,— историческая ситу¬
ация, из которой возник капитализм, и затем выводятся исторические
следствия капиталистического накопления.
Таким образом, первый том является систематически законченным;
последняя же глава, трактующая о современной теории колонизации,
кажется лишь прибавлением, стоящим вне органической связи с ним.
Однако, при более тщательном рассмотрении ее, оказывается, что она
все же связана со всем предшествующим ей. Маркс доказал, что
функция капитала в процессе производства прибавочной ценности,—
обусловливается общественными отношениями, создающими капитал.
Политическая экономия до Маркса видела причину производительности
капитала в его натуральной форме и поэтому признавала, что капитал
существует с тех пор, как существует производство, и что понятия о
праве и собственности, существовавшие при свободном докапитали¬
стическом производстве, применимы также и к капиталистическому
способу производства. Колониальная система доказала нелепость этого
взгляда. В колонии ввозятся свободные рабочие из Европы и нату¬
ральные формы капитала — машины, деньги, запасы. Не ввозятся
исключительно одни общественные отношения, существующие в Европе:
и вот владелец этих натуральных форм открывает, что „капитал не
есть вещь, а, обусловленное вещами, общественное отношение между
людьми“. В колониях буржуазный экономист открывает справедливость
того, что он отрицает для стран с развитым капиталистическим спо¬
собом производства, он открывает, что фактические отношения, в про¬
тивоположность всем его юридическим представлениям, должны оста¬
ваться для того, чтобы сделать возможным функционирование капитала.
В колониях, где земля находится еще в избытке, всякий может еще
приобрести участок земли и пользоваться плодами своего труда. Здесь
всякий свободен вступать с другим в договорное отношение при бла¬
гоприятных для него условиях. Таким образом, в колониях существует
право собственности на продукт труда, существует свобода договора,
но, именно, поэтому здесь капитал перестает быть капиталом. Теоре¬
тический защитник капитализма очень скоро замечает это и поэтому
громко требует таких мер, которые искусственным образом ведут
— 160 ——
к общественным условиям, существующим в метрополии для того, чтобы
машины, деньги и запасы сделались капиталом. Он требует экспро¬
приации у народа земли, увеличения препятствий к приобретению ее
и устранения свободы договора либо непосредственно, путем введения
принудительного труда, либо посредственно, путем искусственно соз¬
данной резервной армии пролетариев, не владеющих ничем, кроме
рабочей силы.
Колониальная система разрушает иллюзии политико-экономов, она
ясно указывает те общественные отношения, которые превращают
натуральные формы капитала в капитал. Таким образом, колониальная
система, контраст капиталистического способа производства, составляет
часть систематического исследования последнего.
Если мы еще раз бросим взгляд на первый том „Капитала“, то мы
увидим, какое значение имеет для его понимания „Нищета филосо¬
фии“. „Капитал“ есть не что иное, как критическое и систематическое
приложение принципов, развитых в „Нищете философии“, ко всем
категориям политической экономии.
Теорию ценности обыкновенно считают характерной чертой системы
Маркса. Эту особенность усматривают в том, что ценность сводится
к труду, а так как другие экономисты и социалисты объясняли цен¬
ность таким же образом, то Маркса обвиняли даже в плагиате, чем
эти господа ясно показали, как мало они поняли своеобразные черты
системы Маркса. Для теории ценности Маркса характерно не сведение
ценности к труду, а представление ценности, как исторической кате¬
гории с одной стороны, а с другой стороны, как общественного отно¬
шения, которое может быть выведено лишь из общественных функций,
а не из естественных свойств товара. Этого именно еще никто не
сделал до Маркса, и это мы считаем характерной особенностью Маркса.
Благодаря такому способу рассмотрения, он опроверг не только взгляды
на ценность, но и взгляды на каждую из категорий политической
экономии. Но этот способ рассмотрения, действительно, получил осо¬
бенное значение в отношении ценности, потому что ценность представ¬
ляет собою ключ к уразумению существующего способа производства.
„Представление о капитале, как самовозрастающей стоимости, охва¬
тывает не только представление о классовых отношениях, об опреде¬
ленном характере общества, вытекающем из того, что труд существует,
как наемный труд. Капитал есть, кроме того, движение, процесс круго¬
оборота, проходящий различные стадии и сам, в свою очередь, заклю¬
чающий в себе три различные формы процесса кругооборота. Поэтому
капитал можно понять лишь, как движение, а не как вещь, пребываю¬
щую в покое“.
Это положение, высказанное во втором томе „Капитала“ (стр. 62),
очень и очень характерно для последнего. Мы находим здесь по отно¬
шению к означенному вопросу особенности метода Маркса еще более
ярко выраженными, чем в первом томе. Все находится в постоянном
течении, постоянном движении, и может быть понимаемо только, как
движениет). Но всякое экономическое движение, в свою очередь,
может само быть понимаемо только, как исторически определенное
движение. Обмен продуктов, простое товарное обращение при посред¬
стве денег, развитое товарное обращение, обращение капитала,— все
это различные процессы, имеющие некоторые общие свойства, но
9 „Те, кто полагает, будто стоимость приобретает самостоятельное существование,
лишь в абстракции,—замечает тут же (стр. 62) К. Маркс,— забывают, что движение
промышленного капитала есть эта абстракция in actu“.

161 —
зато и очень много различных. Вульгарная политико-экономическая
наука смешивает их в одну кучу. Подобно тому, как функции капи¬
тала в процессе производства она выводит из палки воображаемого
изолированного дикаря, она точно так же выводит его функции в про¬
цессе обращения из первоначального обмена. Маркс не только строго
отличает друг от друга как эти два процесса, так и простое товарное
обращение,— он, кроме того, дает нам во втором томе историческое
развитие и исторические тенденции процесса обращения капитала.
Этот процесс логически и исторически развивается из товарного обра¬
щения. Поэтому, чтобы его понять, нам приходится вернуться к третьей
главе первого отдела первого тома, где изучается товарное обращение.
Обозначив товар — Т., деньги—Д., мы находим его формулу:?—Д—Т.
Продают один товар, чтобы купить другой. Примером этого простого
товарного обращения может служить крестьянин, продающий зерно,
чтобы на вырученную сумму купить, напр., одежду.
Простое товарное обращение в своем поступательном движении
переходит в развитое — в торговлю. Здесь уже не продают, чтобы
покупать, а покупают, чтобы продавать. Купец покупает товар, хотя
бы зерно, чтобы его перепродать. Соответствующая формула гласит:
Д-Т-Д.
Эта формула кажется бессмысленной. В круговращении Т—Д—Т
замыкающее его товарное тело отлично от его исходного товарного
тела. При нормальных условиях ценность конечного та же, что и цен¬
ность исходного, но его потребительная ценность иная. „Поэтому
конечной целью этого процесса является потребление, удовлетворение
потребностей,— словом, потребительная ценность“. Для этого круго¬
вращения при известных условиях (а именно, если обе стороны поку¬
пают друг у друга товары, и каждый из вступающих в соглашение
является, таким образом, и покупателем и продавцом) верно* то, что
вульгарная политическая экономия безусловно утверждает относительно
всякого круговращения, что оба,— и покупатель, и продавец,—остаются
при нем в выигрыше. Оба отдают товары, которые, как потребитель¬
ные ценности, им бесполезны, и получают товары, которые им нужны
для потребления. Иначе, однако, обстоит дело с круговращением
Д—Т—Д. Я отдаю деньги и в результате снова получаю деньги. Эта
операция бессмысленна, если конечное Д количественно не отличается
от начального Д; купец покупает дешево, чтобы продать дорого. Чтобы
формула Д—Т—Д не была бессмысленна, она, строго говоря, должна
была бы гласить: Д—Т—Д’, при чем Д’=Д-|-д, т.-е. первоначальной
сумме денег плюс некоторый прирост х). Этот прирост, названный, как
известно, Марксом прибавочной ценностью, превращает первоначально
затраченную сумму денег, Д, в капитал.
Д—Т—Д’ представляет, следовательно, формулу обращения денеж¬
ного капитала. В начале это была формула торгового капитала, кото¬
рый, однако, мог присваивать себе прибавочную ценность, благодаря
только тому, что покупал ниже, а продавал выше ее, другими словами,
только путем нарушения присущего товарному производству закона
ценности. Поэтому Франклин говорил: „Война — разбой, торговля —
мошенничество!“. Но на рынке появляется новый товар—рабочая сила,
которая во время своей деятельности не только воспроизводит свою
собственную ценность, но порождает еще избыток ценности над
х) Денежные суммы могут отличаться друг от друга только своею величиною, а
потому процесс Д—Т—Д перестает быть нелепым, благодаря не качественному, а только
количественному развитию своих крайних членов.

162
последней. Тот, кто покупает этот товар и производительно потребляет
его, т.-е. прилагает к производству товаров, получает тем самым воз¬
можность производить прибавочную ценность даже и тогда, когда все
совершается нормально; другими словами, когда все товары, включая
сюда и товар — рабочую силу, покупаются и продаются вполне по
своей ценности. Прибавочная ценность возникает уже не путем, как
это имеет место в торговом капитале, нарушения основного закона
товарного обращения и товарного обмена, гласящего, что обмениваются
между собой равные ценности,— а именно на основании этого закона.
Итак, с развитием промышленного капитала наступает царство вечной
справедливости и равенства, с которым так нагло боролись торговля
и ростовщичество.
В данном месте Маркс переходит в первом томе „Капитала“ к
изучению производительного процесса капитала, производству приба¬
вочной ценности. Сюда же он возвращается во втором томе, чтобы
приступить затем к изложению процесса обращения капитала х).
Маркс снова исходит из формулы Д—Т—Д’, но теперь она развита
включением в нее процесса производства. С того момента, как денеж¬
ный капиталист стал промышленным капиталистом, Т—товары, которые
он покупает, представляют собою рабочую силу—Р и средства произ¬
водства— Сп. Путем производительного потребления их во время
процесса производства,— П, возникает некоторое количество новых
х) Каждый капитал выступает впервые на сцену всегда в форме денег. В противо,
положность формуле товарного обращения Т —Д—Т, формулой обращения капитала-
ценности, насиживающей прибавочную ценность, является Д—Т —Д'. Деньги, описы¬
вающие в своем движении эту последнюю формулу круговращения, превращаются в
капитал, становятся капиталом. В своем детализированном виде Д —Т —Д', представляет
следующую формулу:
Д -т<—
Сп.... П	 Т' (Т+т)-Д' (Д+д),
в которой наглядно представлены той стадии процесса круговращения капитала. Иссле¬
дованию этих стадий Маркс и посвящает II т. „Капитала“.
Р
Первая стадия	Д — Т<	 или Д—Р и Д —Сп.
Сп
Покупка на рабочем и товарном рынках рабочей силы (Р) и средств производства
(Сп); замещение денег рабочей силой и средствами производства. В этой стадии совер¬
шается акт, представляющий собою функционально определенный фазис круговращения
капитала. С момента превращения Д в Р и Сп, которые должны находиться между собою
в известном качественном и характерном количественном отношениях, в руках капита¬
листов имеются in potentia факторы производства прибавочной ценности. Д, отчужденное
в денежной форме, находится в естественной форме (Р и Сп), в которой таится приба¬
вочная ценность. Эта метаморфоза Д, замещение Д (денег) Р и Сп (рабочей силой и
средствами производства) представляет собою овеществление чисто общественных отно¬
шений, она отражает в себе вполне определенные общественные отношения, и в силу
именно этих общественных отношений денежный капитал, превратившись в производи¬
тельный капитал Р и Сп, не может продолжать обращаться, а должен быть производи¬
тельно потреблен, поэтому результат первой стадии представляет собою вступление во
вторую стадию, в стадию П.
Вторая стадия 	 П	 (точки обозначают приостановку обращения капи¬
тальной ценности). Сама по себе стадия П, как приостановка, является для капиталиста
злом, но злом неизбежным, обусловленным чисто общественными отношениями, так как,
благодаря этим отношениям, пользование Р может быть осуществлено только в процессе
труда, следовательно, только здесь может быть реализована потенциальная возможность
производства товаров большей ценности, чем элементы (Р и Сп) их производящие, про¬
изводства прибавочной ценности.
Стадия третья Т' (Т-|-т) — Д' (Д+д) превращение товара в деньги. Если
Р
первая стадия Д—Т<~—’ превращение денежного капитала в производительный капитал
Сп,
является только предтечей и подготовительной формой отправления производительного
капитала, то стадия вторая.... П.... в свою очередь является предтечей и подготовительной

163 —
товарных тел, Т', ценность которых равна Т^-т, т.-е. ценности потреб¬
ленных средств производства, рабочей силы и созданной последней
прибавочной ценности. Формула круговращения денежного капитала
гласит отныне:
Д-т ] ... п... Г (Т+т)-Д' (Д+д)-
Эта формула предполагает, что рабочая сила — товар. В противном
случае превращение Д — Р невозможно, классовое отношение между
капитализмом и наемным рабочим не создается деньгами, а между тем
только наличность этого классового отношения делает возможным
превращение функции денег в функцию капитала г). Деньги не пре¬
вращают рабочую силу в товар, но товарный характер рабочей силы
превращает деньги в капитал. Если деньги не являются причиной
классового отношения между капиталистом и наемным, рабочим, то
одними изменениями сущности денег, каковы бы они ни были, невоз¬
можно устранить это отношение.
Но если даже деньги и не создали классового отношения между
капиталом и, трудом, то все же денежный капитал является, именно,
той его формой, в которой он всегда сталкивается с трудом.
формой товарного капитала, капитала в третьей стадии. Метаморфоза Т<—— в Т4-т,
Сп
совершившаяся в стадии... П... представляет собою при наличности известных общест¬
венных отношений единственный путь для достижения цели, т.-ё. для добывания приба¬
вочной ценности. В этой метаморфозе капиталиста интересует исключительно т, т.-е.
насиженная в стадии П, прибавочная ценность. Но т, равно как и Т, интересует его не
с качественной, а только с количественной, стороны,— не с точки зрения потребительной
ценности, а только ценности, — вот почему цель капиталиста будет достигнута только
тогда, когда весь товар, произведенный в стадии П., будет обменен на всеобщий экви¬
валент, т.-е. вступит в третью стадию.
Итак, рассматривая все движение капитала в целом,
Р
Д т< —— п	г а + т)-д' (Д + д)
мы видим, что капитал представляет собою ценность, которая проходит ряд превращений,
друг от друга зависимых и друг друга обусловливающих, ряд метаморфоз, образующих
как раз столько же фаз или стадий всего этого процесса. Две из этих фаз — первая и
третья — принадлежат сфере обращения, одна — вторая — сфере производства. Форма
капитальной ценности принимает в первой стадии форму денежного капитала, в третьей—
товарного капитала. Капитал же в течение всего своего круговращения, принимающий
и вновь сбрасывающий с себя эти формы, является промышленным капиталом.
Прим, р е д.
*) Если акт Д — Р (покупка рабочей силы) является функцией денежного капитала,
или деньги являются формой существования капитала, то это вовсе не обусловливается
функцией денег, как платежного средства. Для того, чтобы акт Д — Р был возможен,
требуется наличность определенных условий общественного развития. Только при налич¬
ности этих условий простая денежная функция превращается в функцию капитала.
Р
Функция Д—Т<	 выполняемая денежным капиталом, предполагает исторический
Сп,
процесс, в котором порвалась связь между средствами производства и рабочей силой, и
вследствие этого масса народа,— рабочие, противопоставляются, как не владельцы, кучке
капиталистов,— не рабочим, как владельцам этих средств производства. „Следовательно,—
говорит Маркс,—прежде чем акт Д —Р может стать всеобщим социальным актом, сред¬
ства производства, вещественная часть производительного капитала должна уже быть
противопоставлена, как капитал, рабочему и именно наемному рабочему (II, стр. 9).
Р
Словом, акт Д —Т<—— превращение денежной функции в функцию капитала обу-
" Сп.
словливается не сущностью, не природой денег, а общественным отношением людей.
Покупка рабочей'силы предполагает свободу ее владельца и от всякой личной зави¬
симости, и от всяких средств существования“.	п п и м

— 164
„Обыкновенной формой уплаты заработка рабочему является уплата
деньгами. Уплата эта должна беспрерывно повторяться через кратчай¬
шие сроки, так как рабочие живут изо дня в день. Поэтому капита¬
лист должен постоянно являться рабочему, как денежный капиталист,
а капитал его,— как денежный капитал. В данном случае не может
происходить прямого или косвенного балансирования, как при покупке
средств производства, или продаже товаров“ (стр. 25).
Вот чем объясняется, что рабочие при недостаточном теоретическом
понимании часто видят в деньгах главную причину своего унижения.
Но и капиталисту деньги кажутся пружиной всего капиталистиче¬
ского процесса обращения, когда он рассматривает его с точки зрения
указанной формулы. В ней яснее всего обнаруживается роль денег,
как побудительного фактора для капитализма; производство играет
роль только неизбежного для достижения этой цели зла. „Поэтому все
нации с капиталистическим - способом производства, периодически
переживают манию мошенничеств, при помощи которых они рассчиты¬
вают совершать делание денег без посредства производственного про¬
цесса“ (стр. 24).
Формула Д—Т... П... Т’—Д’, рассматриваемая исключительно как
формула обращения капитала, лежит в основе меркантильной системы,
полагающей центр тяжести в Д'. Чем больше денег прильет в страну
и в ней останется, тем лучше. А потому: как можно больше продать,
как можно меньше покупать!
„Поэтому у истолкователей меркантильной системы мы находим
пространные проповеди на ту тему, что отдельный капиталист должен
потреблять лишь столько же, как рабочий, и что нация капиталиста
должна предоставить потребление своих товаров и вообще процесс
потребления другим, более глупым нациям, сама же должна сделать
своей жизненной задачей производительное потребление. Эти пропо¬
веди, по своей форме и содержанию, часто напоминают аналогичные
аскетические увещания отцов церкви“ (стр. 25 — 26).
Между тем, круговращение капитала не ограничивается одним разом;
оно постоянно повторяется. Если формула повторного круговращения
представляет собою:
Д—Т... П... Т’—Д’. Д—Т... П... Т’—Д’. Д—Т... П... и т. д., то мы
видим, что это круговращение включает в себе еще два других: кру¬
говращение производительного капитала П... Т’—Д. Д—Т... П, и товар¬
ного капитала Т’—Д'. Д—Т... П... Т’.
Рассмотрим сперва первое круговращение. Оно обозначает процесс
производства, как процесс повторяющийся, как процесс воспроизвод¬
ства. Оно указывает не на единичное, а на периодическое производство
прибавочной ценности. В форме Д... Д процесс производства высту¬
пает только, как перерыв в процессе обращения, являющемся основ¬
ным. В форме П... П процесс обращения только перерыв в процессе
производства, только средство удерживать в движении постоянно
обновляемое производство.
Принятие формулы Д... Д', как исключительной формы круговра¬
щения капитала, указывает нам на начало капиталистического производ¬
ства, когда торговец начинал становиться промышленным капиталистом,
когда производство товаров было для него делом второстепенным.
Напротив, как только капиталистический способ производства сильнее
развился, нетрудно было видеть в формуле П... П исключительную
форму круговращения капитала. Главное внимание класса капиталистов
направлено теперь на производство. Производить прибавочную цен¬
ность, кажется, важнее, чем ее реализировать, превращать в золото.

165 —
Здесь, кажется нам,—Маркс этого вопроса не касался,—кроется при¬
чина, заставившая классическую экономию принять формулу П... П.
Известно, что когда превращение в золото прибавочной ценности
подвергается опасности, вследствие кризисов, наши промышленники
готовы отвернуться от „безнравственного“ смитианизма и снова бро¬
ситься в объятия „социалистического“ меркантилизма.
„Общая форма движения, П... П, есть форма производства, и не
указывает противоположность Д... Д', на увеличение стоимости, как на
цель процесса. Тем более облегчает она классической экономии воз¬
можность игнорировать определенную капиталистическую форму про¬
цесса производства и представлять производство, как таковое, целью
процесса, заключающейся будто бы в том, чтобы возможно больше и
возможно дешевле производить и обменивать продукт на возможно
более разнородные другие продукты, служащие отчасти для возобнов¬
ления производства (Д — Т) отчасти для потребления (д — т). При этом,
так как Дид являются здесь лишь переходящим средством обраще¬
ния, то особенности денег и денежного капитала могут легко остаться
незамеченными, и весь процесс оказывается простым и естественным,
т.-е. обладает естественностью плоского рационализма“ (стр. 52).
Едва ли возможно в нескольких словах ярче охарактеризовать и
в то же время разобрать, так называемый, смитианизм.
Возьмем теперь третье круговращение капитала. Оно предполагает,
что товар, который является его исходной точкой, уже произведен
капиталистическим способом, что в его ценности заключается приба¬
вочная ценность. Его исходной точкой является, следовательно, не
Т, а Т. Этим он существенно отличается от остальных двух форм
круговращения, исходной точкой которых является капитальная цен¬
ность, не возросшая в своей ценности, долженствующая еще только
возрасти. В формуле:
Т'—Д'—Т... П... Т' первый фазис Т'—Д' включает в себя уже не
только круговращение капитала, но и круговращение прибавочной цен¬
ности. Круговращение товарного капитала необходимо предполагает
капиталистический способ производства. Нельзя сказать то же о круго¬
вращении Д... Д' и П... П, так как и Д, ,и П могут представлять собой
первый капитал, который начинает функционировать у какой-нибудь
нации.
Форма Т... Т' в противоположность круговращения Д... Д' и П... П,
обнимает также и совокупность индивидуального потребления.
„В форме Т'... Т' потребление всего товарного продукта предпола¬
гается как необходимое условие нормального хода кругооборота самого
капитала. Индивидуальное потребление рабочего и индивидуальное
потребление той части прибавочной стоимости, которая не подлежит
накоплению, охватывает все индивидуальное потребление. Поэтому
потребление, взятое в целом — и как индивидуальное, и как произво¬
дительное потребление,— входит в кругооборот Т', в качестве его
условия“ (стр. 52).
Т... Т является, поэтому, той формой круговращения капитала, кото¬
рая может рассматриваться не только, как общая всем индивидуальным
промышленным капиталам форма движения, но в то же время и как
форма движения совокупности капиталов капиталистического класса.
„Т'... Т', лежит в основе „tableau economique“ Кенэ, и то обстоя¬
тельство, что он избрал в противоположность форме Д... Д' (форме,
которой исключительно придерживалась меркантильная система), именно
эту форму, а не П... П свидетельствует о его большом и верном такте“
(стр. 57).

— 166
Как и при развитии формы ценности товара, мы рассматриваем
развитие круговращений капитала не только как логическое, но и как
историческое развитие.
Каждое из трех круговращений говорит нам какую-нибудь истину.
Но каждое из них односторонне и ведет к ошибочным выводам, если
его рассматривать отдельно от остальных. Маркс первый это вполне
ясно понял. Он указывает на то, что все три круговращения представ¬
ляют нечто единое, что повторение круговращения в одной форме
включает и повторение круговращения в остальных формах. Если даже
в целях научного исследования и приходится при известных условиях
рассматривать только одну из этих форм, то все же никогда нельзя
при этом забывать ее связи с остальными двумя.
Каждая капитальная ценность последовательно проходит формы
денежного производительного и товарного капитала. Но каждый отдель¬
ный промышленный капитал существует, кроме того, одновременно во
всех трех формах х).
Производительный процесс капитала непременно будет, по воз¬
можности, постоянным, беспрерывным; он не совершается толчками.
Капиталист не затрачивает всего своего капитала сразу на покупку
средств производства и рабочей силы, чтобы при их помощи произ¬
вести товары, затем приостановить производство, выйти с товарами на
рынок и обождать, пока они будут проданы, после чего круговраще¬
ние возобновится сначала. Капиталист, по возможности, производит
беспрерывно. Он всегда владеет известным запасом произведенных това¬
ров и также всегда — известной суммой денежного капитала. Взаимное
отношение этих трех форм капитала, их размеры не находятся в зави¬
симости от его усмотрения. Они определяются не только техническими
условиями производительного процесса, но и целым рядом условий,
лежащих в области процесса обмена.
Экономисты очень склонны не замечать всего этого. „Экономисты
забывают именно ту часть, которая постоянно существует в виде денеж¬
ного капитала, хотя как раз это обстоятельство очень важно для пони¬
мания буржуазного хозяйства, а потому дает знать о себе и на прак¬
тике“ (стр. 181).
Суммы денежного капитала, необходимые для определенного про¬
изводства, не могут быть затрачены все единовременно: Д — Т. Это
в большинстве случаев не одна единственная покупка, а сумма ряда
последовательных покупок. Точно так же и Т'—Д'—сумма ряда после¬
довательных продаж. Кроме того, деньги надо копить и для возобнов¬
ления и расширения основного капитала, о котором мы еще будем
говорить. Деньги должны быть наготове в качестве резервного фонда
для устранения замешательств, которые влечет за собой, напр., ненор¬
мальное удлинение периода Т—Д'. Эти причины и ряд других, выяс¬
ненных во втором томе, в дальнейшем развитии исследования приводят
к тому, что денежные суммы, которые капиталист должен временно
т) Считаем не лишним привести здесь подлинные слова Маркса: „Следовательно,
капитал, как целое — говорит Маркс,— одновременно находится в своих различных фазах,
расположенных последовательно в пространстве. Но каждая часть постоянно переходит
по очереди из одной фазы, из одной функциональной формы в другую и, следовательно,
поочередно функционирует во всех формах. Таким образом, формы суть текучие формы,
одновременность которых достигается их последовательностью. Каждая форма следует
за другой и предшествует ей, так что возвращение одной части капитала к одной форме
обусловлено возвращением другой части к другой форме. Каждая часть непрестанно
совершает свой собственный оборот, но в этой форме всегда находится не та часть
капитала, которая была в ней перед тем, и эти особые обороты образуют лишь одно¬
временные и последовательные моменты общего хода“ (стр. 61).

167 ™
откладывать в виде денежного запаса, возрастают по мере развития
капиталистического способа производства. В этом также кроется одна
из причин, все более и более превращающих функцию промышленных
капиталистов в монополию крупных денежных капиталистов. Это же
явление, с другой стороны, однако, содействует тому, что капиталисты
все охотнее вводят деньги временно, пока в них не нуждаются, в круго¬
вращение других капиталов, помещают их на проценты, вместо того,
чтобы копить их в виде сокровищ. Этим дается толчек к развитию
кредитной системы.
Такое же крупное и коренное значение имеют и относящиеся к этому во¬
просу, рассеянные по всей книге, положения об экономических кризисах.
Экономисты предполагают, что перепроизводство невозможно, так
как продукты всегда обмениваются на продукты, и каждая покупка
является в то же время и продажей. Но уже в I томе „Капитала“
Маркс указывает на то, что, действительно, никто не может продать,
если кто-нибудь другой не покупает, но никто не обязан непосред¬
ственно купить потому, что он продал. Капиталистический способ про¬
изводства сопряжен для капиталиста при известных условиях, застав¬
ляющих образовывать сокровища, с необходимостью воздерживаться
от покупки после того, как он продал. С другой стороны, он может
продавать, при чем проданное не будет потреблено. „Количество товар¬
ных масс, создаваемых капиталистическим производством, определяется
масштабом этого производства и потребностью в постоянном его рас¬
ширении, но отнюдь не предопределенными размерами спроса и пред¬
ложения, не размерами потребностей, подлежащих удовлетворению.
Непосредственным покупателем по отношению к массовому произ¬
водству может быть, кроме других промышленных капиталистов, только
оптовый купец. Процесс воспроизводства до известной границы может
совершаться в прежнем или даже расширенном масштабе, хотя выбро¬
шенные из него товары, в действительности, не перешли в сферу лич¬
ного или производительного потребления. Потребление товаров не
входит в кругооборот капитала, из которого они произошли. Напр.,
раз пряжа продана, кругооборот капитальной стоимости, представлен¬
ной в пряже, может начаться снова, независимо от того, что сделалось
с проданной пряжей. Раз удается продавать продукт, все идет нор¬
мально с точки зрения капиталистического производителя. Кругооборот
капитальной стоимости, представленной продуктом, не нарушается.
А если этот процесс расширяется,— что предполагает расширение про¬
изводительного потребления средств производства,— такое воспроиз¬
водство капитала может сопровождаться расширенным личным потреб¬
лением (и, следовательно, спросом) на стороне рабочих, потому что
подготовкой и посредствующим звеном к этому процессу служит про¬
изводительное потребление. Так может возрастать производство при¬
бавочной стоимости, а вместе с ним и личное потребление капиталиста,
весь процесс воспроизводства может находиться в самом цветущем
положении — и, однако, большая часть товаров может переходить
в сферу потребления лишь по видимости, в действительности же она
остается не распроданной в руках перекупщиков, следовательно, фак¬
тически все еще пребывает на рынке. Но поток товаров следует за
потоком и, наконец, обнаруживается, что прежний поток лишь по види¬
мости поглощен потреблением. Товарные капиталы взаимно оспари¬
вают друг у друга место на рынке. Явившиеся позже продают по
пониженной цене, только бы продать. Прежние потоки еще не сбыты,
как наступают сроки уплаты за них. Владельцы их должны объявить
себя несостоятельными или же, чтобы произвести платежи, продавать
— 168	——
по какой угодно цене. Такая продажа не имеет никакого отношения
к действительному состоянию спроса. Она определяется лишь спросом
на платежи, абсолютной необходимостью превратить товар в деньги.
Потом разражается кризис. Он проявляется не в непосредственном
уменьшении потребительского спроса,— спроса со стороны личного
потребления,— но в сокращении обмена капитала на капитал, в суже¬
нии процесса воспроизводства капитала“ (стр. 38, 39).
Как мы видим, Маркс объясняет здесь кризисы не пониженным
потреблением рабочего класса. Дальше, в другом месте, он опреде¬
ленно высказывается против этой теории. Да будет нам позволено
целиком процитировать и это место, так как упомянутая теория кри¬
зисов в настоящее время особенно сильно дает о себе знать.
„Было бы,— объясняет Маркс,— простой тавтологией сказать, что
кризисы вытекают из недостатка платежеспособного потребления или
платежеспособных потребителей. Капиталистическая система не знает
иных видов потребления, кроме оплачивающего, за исключением видов
sub forma pauperis или „мошенника“. Если товары остаются нераспро¬
данными, это не означает ничего иного, как что на них не находится
платежеспособных покупателей, т.-е. потребителей (раз товары покупа¬
ются в последнем счете для производительного или индивидуального
потребления). Когда же этой тавтологии пытаются придать вид более
глубокого обоснования, утверждая, что рабочий класс получает слиш¬
ком малую часть своего собственного продукта, и что, следовательно,
горю можно помочь, если он будет получать более крупную долю про¬
дукта, т.-е. если его заработная плата возрастет, то в ответ достаточно
только заметить, что каждый кризис подготовляется как раз периодом,
когда совершается общее повышениё заработной платы и рабочий
класс в действительности получает более крупную долю той части
годового продукта, которая предназначена для потребления. Такой
период — с точки зрения этих рыцарей здравого и „простого“ смысла—
должен бы, напротив, отдалить кризис. Итак, видно, что капиталисти¬
ческое производство заключает в себе условия, которые не зависят от
доброй или злой воли и которые допускают относительное благополу¬
чие рабочего класса только на время, да и то лишь в качестве буре¬
вестника по отношению к кризису“ (стр. 305 и 306).
По мере своего развития капиталистический способ производства
становится все более и более сложным механизмом, поводы его рас¬
стройства умножаются, а самое расстройство дает себя знать все более
и более ощутительно. Эта историческая тенденция капиталистического
способа производства подробнее выясняется в целом ряде мест второго
тома, главным образом,— во втором и третьем отделах.
По своей современности и живости места, посвященные изучению
кризисов, доставляют желанный отдых в теоретическом развитии книги,
которая требует огромного напряжения внимания читателя и его спо¬
собности отвлеченно мыслить. При этом нам горько приходится сожа¬
леть о том, что Марксу не было суждено снабдить второй том, как
первый, своими примечаниями.
Историческое значение сохраняется за вторым томом, главным обра¬
зом, несколькими местами, относящимися к кризисам и к основам кре¬
дитной системы, и наряду с ними изложением трех круговращений
капитала в первом отделе. В остальных частях изучаются преимуще¬
ственно функции и движения капитала одновременно в их деятель¬
ности и в их развитии.
Прежде всего мы встречаемся здесь с различием между основным
и оборотным капиталом. Отличие это уже давно соблюдается, но оно
■"""■■■■"■■■■■"■■■■■■"■■■"■"■"■■"в 169 —■
мало способствовало ознакомлению с капиталом. Наоборот, оно вызвало
только путаницу понятий, так как буржуазные экономисты здесь, как
всегда, смешали в пеструю кучу определения, вытекающие из есте¬
ственных форм, с теми, которые обусловливаются известными обще¬
ственными функциями. Машины, рабочие здания и т. п., как таковые,
независимо от какой-нибудь определенной общественной формы про¬
цесса труда, были объявлены основным капиталом, в силу известных
вещественных свойств, как, напр., своей неподвижности. Всякий другой
капитал — в том числе и денежный и товарный капитал — был признан
оборотным капиталом. Рикардо, вместо того, чтобы выяснить внесен¬
ную Ад. Смитом путаницу понятий, только увеличил ее, смешав основ¬
ной капитал с постоянным, а переменный с оборотным х). Благодаря
этому, стало невозможным выяснение происхождения прибавочной цен¬
ности. Ее стали выводить из процесса обращения, а не из процесса
производства. Вполне понятно, что вульгарная политическая экономия
упорно поддерживала это смешение и даже, по мере возможности,
увеличивала его.
Маркс не только подвергает блестящей критике теорию экономи¬
стов об основном и оборотном капитале,— при чем он, кстати сказать,
излагает правильное положение Кенэ в противовес Смиту и Рикардо,—
он впервые«-дает точное и ясное определение основного и оборотного
капитала.
Прежде всего Маркс отличает оборотный капитал от капитала обра¬
щения2), т.-е. денежного и товарного капитала. Различие между основ¬
ным и оборотным капиталом может образоваться только, в сфере про¬
изводства, оно может обозначать только деление, происходящее внутри
производительного капитала. Но эта последняя форма капитала делится,
кроме того, на постоянный и переменный капитал. Постоянный капи¬
тал— это тот производительный капитал, ценность которого без изме¬
нения воспроизводится в продукте. Сюда относятся сырые материалы,
орудия труда и т. п. Переменный капитал — это тот капитал, который
не только переносит на продукт свою собственную ценность, но при¬
дает ему во время процесса производства еще новую ценность. Суще¬
ствует только один род капитала, обладающий этим свойством: куп¬
ленная капиталистом рабочая сила. Рабочая сила является товаром,
пока ею располагает наемный рабочий. Она становится капиталом, как
только ее купил капиталист,— купил, чтобы уплатить за нее только
после того, как она уже будет им потреблена.
Чтобы выяснить различие между основным и оборотным капиталом,
мы должны вкратце коснуться оборота капитала. Мы рассмотрели
выше три формы круговращения капитала. Это круговращение,
обнимающее время производства и время оборота, называется оборо¬
том капитала, если определить его не как единичный, а как периоди¬
ческий процесс, каким он является в действительности. Подходящими
для изучения оборота капитала формулами будут Д... Д' или П... П,
но не Т... Т'. Год является естественной единицей меры для оборотов
капитала. Капиталист считает, сколько оборотов его капитал совершает
за год. Он исходит в своих расчетах из Д, т.-е. из того денежного
9 Это значит, что Рикардо отождествляет оборотный капитал с капиталом, „который
должен поддержать труд“. Этот род капитала совпадает с введенной Марксом в науку
категорией переменного капитала, о котором нам еще придется говорить.
2) Капиталом обращения Маркс называет форму капитала, принадлежащую процессу
обращения, меняющую, благодаря обмену, свой вид, т.-е. товарный и денежный капитал,
в противоположность форме капитала, принадлежащей процессу производства,— произво¬
дительному капиталу.

— 170 ——
капитала, который он должен вложить. При этих расчетах он, однако*
находит, что число оборотов, совершаемых за год различными частями
его капитала, весьма различно. Часть затраченной им капитальной цен¬
ности целиком переходит в течение процесса производства на произ¬
водимые им продукты; так, напр., рабочая сила, сырой материал,
некоторые вспомогательные материалы — масло для смазки, уголь для
отопления, газ для освещения и т. п. Другая часть затраченной капи¬
тальной ценности фигурирует в течение нескольких периодов произ¬
водства в том же конкретном виде, в котором она воплощена, напр.,
в машинах, зданиях и пр. Она, следовательно, в каждый период про¬
изводства отдает продукту только некоторую долю своей ценности.
Обороты первой капитальной ценности, естественно, более быстры,
чем второй. Оборот второй ценности обнимает несколько оборотов
первой. Первая называется оборотным капиталом, вторая — основным.
Для понимания происхождения прибавочной ценности политической
экономии в высшей степени важно строго отличить, с одной стороны,
основной капитал от оборотного — в зависимости от различного отно¬
шения этих двух видов капитала, как частей производительного капи¬
тала, к его обороту,— с другой же стороны, эти два вида капитала от
постоянного и переменного. Но, если мы не ошибаемся, это различие
будет еще иметь крупное значение при том изложении превращения
прибавочной ценности в прибыль, которое должно войти в третий том
„Капитала“.
„По закону стоимости Рикардо,— пишет по этому поводу Энгельс,
в своем предисловии ко второму тому,— два капитала, применяющие
одинаковое количество одинаково оплачиваемого живого труда, пред¬
полагая все прочие условия равными, производят в течение времени
одинаковой продолжительности продукты равной стоимости, а также
прибавочную стоимость или прибыль равных размеров. Если же они
применяют не одинаковое количество живого труда, то они не могут
произвести прибавочную стоимость или, как говорят рикардианцы,
прибыль равных размеров. Но, в действительности, наблюдается про¬
тивоположное этому. Фактически равные капиталы в равное время
производят в среднем равную прибыль независимо от того, много или
мало живого труда они применяют. Следовательно, тут явное противо¬
речие закону стоимости, которое заметил еще Рикардо и разрешить
которое была тоже неспособна его школа. Родбертус тоже не мог не
заметить этого противоречия, но вместо того, чтобы разрешить его,
он сделал его одним из исходных пунктов своей утопии. Это противо¬
речие Маркс разрешил уже в рукописи „Zur Kritik.“; по плану „Капи¬
тала“ решение будет дано в книге III“ (стр. XVII).
Школа Рикардо закрыла себе путь к решению этого вопроса,
отождествив прибавочную ценность и прибыль. Для подготовки этого
решения необходимо, следовательно, развить те факторы, которые
обусловливают различие между прибавочной ценностью и прибылью.
Вопроса этого мимоходом касается, как кажется нам, уже и первый
том при исследовании нормы прибавочной ценности. Эта норма может
определяться только путем сравнения величины прибавочной ценности
с ценностью той части капитала, которая ее создает, т.-е. переменного
капитала. Прибыль же, напротив, исчисляется капиталистом путем
сравнения количества полученной прибавочной ценности (мы здесь
пока не считаемся с разйицей между ценностью и ценой) с размерами
всего затраченного им капитала. Поэтому, последнее, с одной стороны,
как бы обусловливает возможность для различных норм прибавочной
ценности давать различные нормы капитала, если при прочих равных
— 171 —
условиях употребляются различные количества постоянного капитала,—
но оно же, с другой стороны, обусловливает собою также возможность
для различных норм прибавочной ценности давать одинаковые нормы
прибыли, если применяются различные количества постоянного капи¬
тала в зависимости от различной степени эксплуатации рабочей силы.
Мы не беремся утверждать, играет ли это обстоятельство какую-либо
роль при уравнении нормы прибыли, или нет1).
Дальнейшими обстоятельствами, обусловливающими развитие раз¬
личия между нормой прибавочной ценности и нормой прибыли, нам
представляются, с одной стороны, различия во времени оборота
отдельных капиталов, а с другой,— крайне важное различие между
затраченным и примененным капиталом. Наряду с этим следуют в осо¬
бенности расходы по обращению. Со всем этим мы знакомимся во
втором томе.
Если прибавочная ценность созидается в процессе производства,
если она не является результатом процесса обращения, то в таком
случае только размеры примененного в первом процессе переменного
капитала могут определить количество прибавочной ценности,— прини¬
мая ее норму постоянной величиной. Капиталист же вычисляет норму
своей прибыли, исходя из отношения добываемой прибыли к величине
затраченного капитала.
Затраченный и вложенный в процесс производства капиталы вовсе
не тождественны по своей величине. Однако, Маркс указывает во вто¬
ром томе ряд условий, определяющих отношение между затраченным
и вложенным капиталами2).
Вообще можно сказать, что, разумеется, при прочих равных усло¬
виях, величина затрачиваемого капитала должна быть тем больше, чем
продолжительнее период его оборота. Но полный оборот всего затра¬
ченного капитала — есть средний оборот различных составных частей
его; охватываемый им период времени увеличивается по мере увеличе¬
ния основного капитала, по сравнению с оборотным,— по мере увели¬
чения его долговечности. В обоих этих направлениях,— как в смысле
долговечности, так и в смысле размера своей ценности,— основной
капитал увеличивается по мере развития капиталистического способа
производства. Вместе с тем растет, однако, и время оборота вложен¬
ного капитала.
По этому поводу Маркс делает очень интересное замечание отно¬
сительно связи между временем оборота основного капитала и десяти¬
летним периодом кризисов. „Для важнейших отраслей крупной про¬
мышленности в настоящее время жизненный цикл (основного капитала)
в среднем равняется десяти годам“.
„Можно думать, что в решающих отраслях крупной промышленно¬
сти этот цикл жизни составляет в среднем десять лет. Однако, дело
х) Маркс сам не дает никаких указаний на этот счет. Он говорит только: „Конечно,
отношение прибавочной стоимости не только к той части капитала, из которой она непо¬
средственно возникает и изменение стоимости которого она представляет, но и ко всему
авансированному капиталу имеет свое крупное экономическое значение“. Поэтому
в третьей книге мы обстоятельно рассматриваем это отношение (стр. 148, том I). В при¬
мечании на стр. 473 первого тома мы читаем: „В 3-й книге мы увидим, что средняя
норма прибыли для различных сфер производства не затрагивается свойственным для
каждой из них разделением капитала на постоянный и переменный элементы, и увидим
в то же время, что это явление только по видимости противоречит изложенным нами
законам относительно природы и производства прибавочной стоимости“.
2) Т.-е. капиталом, находящимся постоянно в процессе производства, и всем капита¬
лом, затраченным капиталистом, т.-е. находящимся как в процессе производства, так и
в процессе обращения.

— 172
здесь не в определенном числе. Ясно, по меньшей мере, следующее:
в этом охватывающем целый ряд лет цикле взаимно связанных между
собой оборотов, к которым капитал прикреплен своей основной сустав¬
ной частью, дана материальная основа периодических кризисов, при чем
предприятие последовательно переживает периоды ослабления средней
деятельности, стремительного размаха, кризиса. Хотя периоды, когда
вкладывается капитал, весьма различны и далеко не совпадают друг
с другом, тем не менее кризис всегда является исходным пунктом для
крупных новых вложений капитала. Следовательно, рассматривая дело
с точки зрения всего общества, он в большей или меньшей степени
дает новую материальную основу для следующего цикла оборотов“
(стр. 125).
Как уже сказано выше, продолжительность физической жизни
основного капитала все удлиняется. Но это развитие парализуется про¬
тивоположным развитием. Наряду с развитием капиталистического
способа производства развивается также и техника развития, соверша¬
ются перевороты в средствах производства, и, благодаря этому,
нередко средства производства успевают изжить морально свой век
в то время, как физически они находятся еще в очень хорошем
состоянии.
Время оборота основного капитала определяется его физической и
моральной долговечностью. Время оборота оборотного капитала опре¬
деляется, напротив, его производительным временем и временем его
круговращения,— при чем под производительным временем здесь надо
понимать не время, необходимое для производства этого капитала, а
время, которое он должен провести в процессе производства, чтобы
создать известный продукт. Не следует смешивать с периодом произ¬
водительным рабочий период, который составляет часть первого]).
Рабочий период означает „число связанных между собой рабочих
дней, необходимых в определенной отрасли производства для получе¬
ния вполне, готового продукта“ (стр. 161).
Производительность рабочего периода зависит частью от техниче¬
ских и естественных условий для продуктов, из- которых каждый
является самостоятельной единицей, как напр., судов, локомотивов,
зданий,— частью же от общественных условий для продуктов, которые
не образуют подобных единиц и, по желанию, могут быть до известной
степени делимы по весу или мере, не теряя своей потребительной цен¬
ности, как напр.,— пряжа, уголь и т. п. Для таких продуктов продол¬
жительность рабочего периода определяется преимущественно контрак¬
тами и сроками доставки.
Время производства должно быть всегда, по меньшей мере, равным
рабочему периоду, но может быть и гораздо продолжительнее послед¬
него. Многие продукты для своего изготовления должны испытать на
себе влияние естественных процессов, во время которых они находятся
вне процесса труда: так,вино должно бродить, полотно надо белить и т. д.
В продолжение того времени, когда незаконченный еще продукт предо¬
ставляется влиянию естественного процесса и находится вне процесса
труда, он не приобретает прибавочной ценности. Но этот срок удли¬
няет время оборота, увеличивает необходимые размеры затрачиваемого
капитала и уменьшает прибыль. Отсюда усиленное стремление капита¬
листов, по возможности, сократить ту часть времени производства,
в течение которой не производится прибавочной ценности, заменяя,
J) Рабочее время — всегда время производства, но не всякое время производства —
рабочее время.

173	■
например, естественное беление полотна химическим. Но, большей
частью, последнее достигается путем увеличения основного капитала.
Сокращение рабочего периода также бывает, большею частью, сопря¬
жено с увеличением вложенного капитала (улучшение и увеличение
машин и мастерских, увеличение числа рабочих и т. д.). Предприятия,
в которых время производства значительно превосходит рабочий период
и не может быть искусственно сокращено, очень часто становятся
убыточными. Лучшим примером служит лесное хозяйство. Лесоводство
не окупает себя: куда проникает капитализм, там исчезает лес.
Наконец, время оборота, а вместе с ним и величина капитальной
затраты, определяется продолжительностью круговращения. Улучшение
средств сообщения может его сократить. Но в общем оно проявляет
тенденцию удлинить его, так как qho влечет за собой возможность
и необходимость искать все более отдаленные рынки, с одной сто¬
роны, для продажи продуктов, с другой, для получения сырых ма¬
териалов.
Капиталист и теоретические представители его интересов, большей
частью, в самом деле думают, что капитал постоянно функционирует
в процессе производства, и что затраченный и вложенный капитал —
равные величины. Это, однако, не так. Возьмем только один случай,—
при чем мы, ради простоты, совершенно забудем обо всех осложняющих
его обстоятельствах, как-то: прибавочной ценности, основном капи¬
тале и т. п.
Рабочий период, положим (допустим, что он совпадает с периодом
производства), равняется девяти неделям, оборот — трем неделям: еже¬
недельный расход на заработную плату, сырой и вспомогательный
материалы положим 1.000 марок. Для того, чтобы поддерживать про¬
цесс труда в течение всего труда рабочего периода, капиталист должен
затратить 9.000 мар. Через девять недель этот капитал, превратился
в товарный капитал. Пока он будет продан, пока на вырученные деньги
будет приобретен сырой материал и т. п., пройдет три недели. Но капи¬
талистический процесс производства не терпит перерыва. Если в тече¬
ние этих трех недель работа должна продолжаться, то это может
совершиться только при условии приложения дополнительного капи¬
тала в 3.000 мар. (Мы не касаемся возможности сократить производство
с тем, чтобы этих 9.000 мар. хватило на 12 недель. Этот случай не
представляет новых особенностей). Затраченный капитал составляет,
таким образом, не 9.000 мар., а 12.000, между тем как размеры произ¬
водства не расширились. Попрежнему каждую неделю тратится 1.000 м.,
и, если обратиться к производству прибавочной ценности,— создается
одинаковое количество ее. Чем короче оборот, тем большую часть
своего капитала капиталист может применять в процессе производства,
тем больше он может производить прибавочной ценности, а чем продол¬
жительнее оборот, тем менее. Норма прибавочной ценности может
оставаться без изменения по отношению к вложенному в процессе про¬
изводства капиталу, и все же изменяться по отношению к затраченному
переменному капиталу. А так как капиталисты и буржуазный экономист
интересуются только последним, то им кажется, что процесс обращения
является источником, из которого вытекает прибавочная ценность.
Надо, однако, заметить еще следующее: капиталист исчисляет свою
прибыль не на затраченный капитал, не за каждый оборот его, а за
целый год. Во втором томе Маркс так же мало говорит о прибыли, как
и в первом. Он, следовательно, говорит не о годовой норме прибыли,
а о годовой норме прибавочной ценности, которую относит не ко всему
капиталу, а к затраченному переменному капиталу.

174
Возьмем двух капиталистов. В предприятии одного из них время
оборота равно пяти неделям. В год, следовательно, круглым числом
совершается 10 оборот. В предприятии другого время оборота равняется
году, число оборотов—1. Каждый из них вкладывает одинаковое коли¬
чество переменного капитала, допустим—100 м. еженедельно; следо¬
вательно, приняв год = 50 неделям, 5.000 м. Норма прибавочной цен¬
ности, положим, равняется у обоих 100%. Тогда каждый из них
получит 5.000 м. прибавочной ценности. Но здесь начинается различие:
один из них, капитал которого делает только один оборот, должен
затратить переменный капитал в 5.000 м., другой же только в 500 м.
Годовая норма прибавочной ценности одного из них 100%, дру¬
гого же 1.000%. Это как будто указывает на то, что прибавочная цен¬
ность создается в области обращения. В самом деле, оба применили
одинаковое количество рабочей силы и все же получили столь раз¬
личную норму прибавочной ценности, в зависимости от различного
количества оборотов их капиталов. Однако, это противоречие с теорией
Маркса о ценности, и прибавочной ценности только кажущееся. Оно
объясняется различием между примененным и затраченным капиталом.
Оба вложили одинаковые по величине капиталы и получили одинаковые
по величине количества прибавочной ценности.
Несмотря на то, что это только кажущееся противоречие, школа
Рикардо не была в состоянии разрешить его.
В настоящее время один из важных доводов против теории цен¬
ности и прибавочной ценности приводит в своей критике второго тома
„Капитала“, профессор Лексис (Jahrbüch., für Hational. und Statist. 1885
Hef. 5 d. 459). Но в этом своем возражении г. Лексис просмотрел не
только разницу между вложенным и затраченным капиталом, но также
и между прибавочной ценностью и прибылью на капитал.
По этому поводу следует указать еще и на другую ошибку назван¬
ного критика. На стр. 461 он предполагает, что Маркс принял меновую
ценность равной средней цене товаров. „Если бы, быть может, Маркс
хотел сказать дальше (вероятно, в третьем томе), что он понимает под
ценностью отдельных товаров не выражение их меновой ценности
в денежной цене в том виде, как она нормально образуется при совре¬
менном хозяйственном строе, но что он понимает под этим выражением
какую-то идеальную ценность, вообще не допускающую эмпирического
выражения, то он тем самым противоречил бы своим прежним выра¬
жениям и до некоторой степени, делая из своего понимания ценности
какую-то тайну, обманул бы своих читателей первого тома“. На это
можно возразить, что Маркс уже в первом томе „Капитала“ опреде¬
ленно указал на то, что ценность и средняя цена вовсе не совпадают.
Если бы он и „дальше“ отличал их друг от друга, то этим были бы
обмануты только те, для которых его теория ценности осталась тайной.
В этом, однако, Маркс неповинен. Он прямо заявляет в примечании
(том I, стр. 110), по поводу возбуждаемого им вопроса: „Как может
возникнуть капитал при регулировании цен среднею ценою, т.-е. в
последнем счете стоимостью товара? Я говорю „в последнем счете“
потому что средние цены не совпадают прямо с величинами стоимости
товаров, как думали Ад. Смит, Рикардо и т. д.“.
Маркс приводит также примеры товаров, цена которых долго
остается ниже их ценности: „Якоби сомневается, чтобы золото оплачи¬
валось когда-нибудь по его полной стоимости. С еще большим правом
это можно сказать об алмазах“. Это Маркс говорит уже в начале своего
исследования (том I, стр. 7) и этим как бы старается предостеречь
читателей от смешения средней цены с ценностью.

175 —
Можно, пожалуй, спросить, какую ценность имеет подобная идеальная
ценность, не совпадающая непременно со средней ценой? С таким же
правом, даже с^болыпим, можно было бы спросить, какую ценность
имеют законы падения, которые считаются только с силой тяжести и
вовсе не считаются с обстоятельствами, нарушающими их действие,
как-то: сопротивление воздуха, вращение земли вокруг своей оси,
и теоретические результаты которых никогда не сойпадают поэтому
с действительными „средними“ результатами падения. Однако, кон¬
кретные явления падения могут быть объяснены только на основании
закона падения, а средние цены могут быть объяснены на основании
закона ценности. Все, что верно для прибавочной цености и прибыли,
верно и для средней цены. „В книге III мы увидим, что легко понять
норму прибыли, раз известны законы прибавочной стоимости. В обрат¬
ном порядке, нельзя понять ни того, ни другого“ (т. I, 149 примеч.).
Этого вполне достаточно для критики г. профессора Лексиса и его
предположения, что Маркс „своею тайной о ценности обманул чита¬
телей“.
II.
До сих пор мы в своем изложении ради краткости не придержи¬
вались строго плана оригинала. Мы часто соединяли между собой раз¬
бросанные, но родственные по содержанию места, как напр., 5-ую, 14-ую
и 15-ю главы, посвященные вопросу о влиянии времени оборота на
величину и самовозрастание ценности затраченного капитала.
Равным образом, только теперь мы приступаем к изложению главы,
помещенной в начале II тома,— 6-ой главы, посвященной вопросу об
издержках обращения. Мы находим здесь, что труд купли и продажи,
равно как и труд ведения книг, не создает ценности. Наемные рабочие,
занятые в этих отраслях труда, могут давать прибавочный труд, но не
прибавочную ценность. Непроизводительные расходы, вызываемые веде¬
нием книг, куплей и продажей, не увеличивают ценности продукта и
должны быть покрываемы из прибавочной ценности. Неоплаченный
прибавочный труд занятых здесь наемных рабочих не образует приба¬
вочной ценности, но уменьшает тот вычет из получаемой капиталистом
прибавочной ценности, которая для капиталистов обусловливается издер¬
жками обращения г).
Согласно плану своего произведения Маркс только в III томе трак¬
тует о торговом капитале. Пусть академические и не академические
демагоги современного нового издания „истинного германского социа¬
лизма“ объясняют не научными, а демагогическими соображениями,
почему Маркс до сих пор не уделял внимания торговому капиталу.
Всякий, знающий этих господ, не удивится этому. Впрочем, если бы
они хотели, они бы уже в I томе нашли несколько мест, где Маркс
высказывается относительно роли купца.
„Но так как, говорит он, из обращения самого по себе нет возмож¬
ности объяснить превращение денег в капитал, образование прибавочной
9 В этой главе Маркс подробно исследует истинные функции капитала в сфере
обращения, выясняет те операции, которые совершает капиталист, чтобы реализовать
ценность своих товаров Т' (Т-Ьт) Д' (Д4-д) и снова превратить эту ценность в элементы
Р
производства и Д — Т<-^—при этом Маркс указывает, что акты продажи и покупки
не производят ни ценности, ни прибавочной ценности, а, напротив, что время, необхо¬
димое для этих операций, ставит границы образованию ценности и прибавочной ценности,
объективно по отношению к товару и субъективно по отношению к капиталистам.
Прим, р е д.

SS 176 ——
стоимости, то, раз обмениваются эквиваленты, торговый капитал
представляется невозможным, поэтому его существование может быть
выведено лишь как результат двойного надувательства покупающих и
продающих товаропроизводителей паразитически внедряющимся между
ними купцом“ (том I, стр. 108). Это относится к докапиталистическому
товарному обращению и дополняется положениями второго тома об
издержках обращения капитала. Правда, тут еще не считаются с куп¬
цом, как с капиталистом, но нам уже виден источник, из которого
вытекает получаемая им прибыль — произведенная прибавочная ценность.
Отсюда и нравственное негодование промышленных капиталистов, про¬
изводящих прибавочную ценность, по поводу того, что им приходится
уделять из нее долю безнравственной посреднической торговле!
Издержки по производству и воспроизводству денег составляют
крупную статью непроизводительных общественных издержек обра¬
щения капитала. Маркс говорит об этом на стр. 81 по поводу расхо¬
дов по обращению. Но об этом же он трактует и ниже в связи с
другим вопросом на стр. 253. Это место кажется нам особенно важным.
Там он говорит: „Вся сумма рабочей силы и общественных средств
производства, расходуемых на ежегодное производство золота и серебра,
как орудий обращения, составляет крупную долю непроизводительных
расходов (faux frais) капиталистического способа производства и вообще
всякого способа производства, в основе которого лежит товарное про¬
изводство. Это производство отвлекает от использования обществом
соответствующую сумму возможных дополнительных средств произ¬
водства и потребления, т.-е. действительного богатства. Насколько при
неизменяющемся данном масштабе производства и при данной степени
его расширения уменьшаются издержки на этот дорогой механизм
обращения, настолько же повышается, вследствие этого, Производи¬
тельная сила общественного труда. Следовательно, поскольку произво¬
дят такое влияние вспомогательные средства, развивающиеся вместе
с системой кредита, они непосредственно увеличивают капиталисти¬
ческое богатство или тем, что большая часть процесса общественного
труда совершается без всякого посредничества действительных денег,
или тем, что деньги, действительно находящиеся в обращении, функ¬
ционируют с большей интенсивностью.
„Этим разрешается и вздорный вопрос о том, было ли бы возможно
капиталистическое производство в своих теперешних размерах без
системы кредита (если даже рассматривать ее только с этой точки
зрения), т.-е. при одном металлическом обращении. Очевидно, нет.
Напротив, оно было бы ограничено размерами производства благород¬
ных металлов. С другой стороны, не следует создавать каких бы то
ни было мифических представлений о производительной силе кредита,
поскольку он представляет в распоряжение денежный капитал или
приводит его в движение“.
Непроизводительные издержки, вызываемые трудом купли и про¬
дажи и ведения книг, ложатся бременем на прибавочную ценность;
непроизводительные же расходы по производству золота и серебра, как
средства обращения, падают на все общество.
Чтобы не выйти из рамок настоящего изложения, нам приходится
опустить исследование издержек обращений, вызываемых хранением и
перевозкой товаров, и тех условий, при которых они увеличивают цен¬
ность товаров или уменьшают прибавочную ценность. Уже из тех
немногих приведенных нами указаний, мы видим, что во втором томе
„Капитала“ развит ряд факторов, влияющих на образование форм про¬
явления прибавочной ценности. Но ряд этих факторов еще не закончен;

■— 177 ■—
так, напр., земельная рента еще не упоминалась. Мы также не
имеем еще указаний на то, как эти различные факторы влияют друг
наг друга; самая цель исследования пока только несколько раз наме¬
чалась. Неудивительно, поэтому, что исследования второго тома оста¬
вляют нас отчасти неудовлетворенными. Они разрешают многие загадки,
но в то же время выдвигают новые задачи.
Если первый том в некотором смысле является законченным целым,
то второй том — только введением к третьему; это только отрывки,
только торс, обнаруживающий много красоты, но тем живее возбужда¬
ющий желание познакомиться с целым.
Третий том „Капитала“ будет важен и для основы всего произве¬
дения, для теории ценности.
Из всех существующих в наше время в науке теорий теория цен¬
ности и прибавочной ценности Маркса — единственная, дающая воз¬
можность удовлетворительно объяснить экономические явления. Все же
остальные, относящиеся сюда теории, или с самого начала оказываются
ошибочными, или объясняют не то, что следует объяснить. Такова
теория, по которой цены определяются спросом и предложением. Спрос
и предложение могут объяснить только колебание цен, но не законо¬
мерность цен различных товаров, обнаруживающуюся яснее всего,
когда спрос и предложение взаимно покрываются. То же относится и
к теории, по которой источником прибыли на капитал является не
прибавочная ценность, возникающая в процессе производства, а увели¬
чение цены над издержками самого продукта. Этот взгляд защищает
и г. Лексис в упомянутой выше критике. Но если каждый продает
дороже, чем купил, то никто не получает прибыли, так как каждый
теряет при покупке то, что он получает при продаже, и потому г. Лексис
вынужден предположить, что рабочие занимают исключительное поло¬
жение. Обстоятельства заставляют их продавать свой товар (который
г. Лексис, подобно своим коллегам, называет трудом, вместо рабочей
силы), как можно дешевле, т.-е. без всякого увеличения цены по срав¬
нению с ценой собственных издержек. Им приходится, значит, поку¬
пать дороже, чем они продают. Г. Лексису важно, как он сам сдесь
говорит, оправдать процент на капитал. Чего же он достигает своим
объяснением? Теория Маркса объясняет прибавочную ценность даже
при предположении, что рабочие продают свою рабочую силу по пол¬
ной ее ценности так же, как и всякий другой собственник товара,
свой товар. Здесь источником прибавочной ценности является не обман
рабочего, а особенность товара — рабочей силы — производить во время
своего производительного потребления ценность большую, чем ее соб¬
ственная ценность. Г-н Лексис, напротив, предполагает, что все капи¬
талисты обманывают своих сограждан, и что прибыль получается вслед¬
ствие того, что рабочие не могут, в свою очередь, обманывать капи¬
талистов. И это г. Лексис называет „оправданием процента на капи¬
тал“! По теории Маркса, прибавочная ценность добывается в высокой
степени нравственным способом, согласно господствующей в настоящее
время и отвечающей товарному производству морали справедливости
и равенства, по которой каждый товар обменивается по своей ценности.
По исправленной Лексисом теории вульгарной политической экономии,
прибыль создается путем постоянного нарушения правил морали товар¬
ного производства, и одни только рабочие — нравственные люди. Правда,
они тоже только в силу необходимости не надувают своих сограждан.
Но, не говоря уже об этом „оправдании“ процента на капитал,
научное значение теории Лексиса кажется нам сомнительным. Обманом
рабочих можно было бы, пожалуй, объяснить, каким образом создается

178 ———————Mgg»
прибыль, но не закономерность ее нормы; но этим обманом не объ¬
яснить, почему увеличение цены при определенных условиях является
определенной величиной. Теория, по которой колебания прибыли сгла¬
живаются применением в более прибыльных отраслях промышленности
большого капитала, так же мало говорит нам о законах, обусловливаю¬
щих величину нормы прибыли, как и указание на то, что вышина
гребня волны больше, чем глубина интервала, и что они стремятся
друг друга нивеллировать, знакомит нас с глубиной моря.
Только норма прибавочной ценности, как ее развивает Маркс, пред¬
ставляет собой известную величину, из которой при известных условиях
должна развиться известная норма прибыли. Точно так же только
теория ценности, заимствованная Марксом у Рикардо, развитая им
дальше глубже, дает определенное основание, из которого можно вывести
высоту цен. Поэтому, только Марксовская теория ценности и приба¬
вочной ценности в настоящее время отвечает требованиям науки.
Против нее можно привести только одно возражение, одно единствен¬
ное,— Маркс не показал нам еще превращения прибавочной ценности
в прибыль; он еще-не выяснил, каким путем происходит это развитие,
и поскольку его необходимый результат совпадает с фактическими
данными г).
Вследствие этого сохраняется еще кажущееся противоречие (кото¬
рого мы уже коснулись выше) между прибавочной ценностью в изло¬
жении Маркса и действительной прибылью. Этот довод далеко еще не
служит доказательством неправильности теории Маркса, но он указы¬
вает на то, что ее правильность еще не признана вполне несомненной
с точки зрения науки.
Третий том обещает разрешить это кажущееся противоречие и тем
придать характер достоверности теории ценности и всему построен¬
ному на ней зданию, поскольку вообще в науке можно говорить о
достоверности. Тогда переворот, совершенный в политической экономии
Марксом, будет завершен. Ей придется когда-либо следовать по пред¬
начертанным ей Марксом путям, либо исчезнуть, как науке, заявить,
что она не что иное, как духовная охрана прибыли на капитал, смета
земельной ренты.
Ясно, какое крупное значение имеет третий том „Капитала“, но ясно
также и значение второго тома, так тесно связанного с третьим. Но
по мере того, как выясняется нам это значение, по мере того, как
вырисовывается перед нами грандиозность задач, решение которых во
втором томе частью развивается дальше, чем в первом, частью же
только впервые намечается,— все более и более растет в нас желание
узнать последнее слово, которое Марксу остается сказать политиче¬
ской экономии.
Последний отдел второго тома посвящен вопросу о воспроизводстве
и обращении всего общественного капитала. По следующему отрывку
видно, из какой точки зрения исходит Маркс: „Говоря об обществен¬
ной точке зрения, следовательно, рассматривая весь общественный
продукт, который предполагает и воспроизводство общественного капи¬
тала, и индивидуальное потребление, не следует впадать в манеру,
заимствованную Прудоном у буржуазной экономии, и смотреть на дело
таким образом, как будто общество капиталистического способа про¬
изводства взятое en bloc, как целое, утрачивает этот свой специфиче¬
ский историко-экономический характер. Напротив, в таком случае при¬
ходится иметь дело с коллективным, собирательным капиталистом. Весь
г) Это сделано Марксом в III томе „Капитала“. См. отд. I.

— 179 “■
капитал представляется как бы акционерным капиталом всей совокуп¬
ности отдельных капиталистов. И такое акционерное общество имеет
то общее со многими другими акционерными обществами, что
всякий знает, что он вложил, но не знает, что он получит обратно“
(стр. 324).
Современный способ производства, рассматриваемый как целое,
обнаруживает тот не капиталистический характер, который наблю¬
дается в процессе воспроизводства всякого индивидуального капитала.
Но если смотреть с общественной точки зрения, то обнаруживаются
различные моменты, которые не могли быть включены в предыдущее
изложение; прежде всего, потребительная ценность производительных
товаров. При изучении индивидуального капитала можно было не
считаться с естественными формами продуктов, так что в расчет при¬
нимались только величина их ценности. Производит ли капиталист
ваксу для сапог, молитвенники или паровые машины,— это ничего не
изменяет в законах возрастания ценности и обращения индивидуаль¬
ного капитала. Рассматривая же процесс воспроизводства капитала
с общественной точки зрения, констатируем, что он обусловливается
не только взаимоотношением составных частей ценности обществен¬
ного продукта, но также и его потребительной ценностью, его веще¬
ственной формой. Капиталистический процесс производства немыслим
без наличности соответствующего количества средств производства и
средств существования для рабочих и капиталистов.
Рассматривая процесс воспроизводства капитала с общественной
точки зрения, мы видим, однако, и рабочего в новой роли, в которой
он еще нам не являлся: до сих пор мы видели его только, как про¬
давца товара, как продавца своей рабочей силы, теперь он является
крупной величиной и как покупатель товаров, как покупатель средств
существования. Чтобы сохранить нормальное движение капиталистиче¬
ского способа производства, необходимо не только, чтобы рабочий
производил прибавочную ценность и поддерживал свою собственную
рабочую силу,— необходимо еще, чтобы он покупал у капиталиста при¬
читающуюся ему часть товаров для того, чтобы деньги, выданные ему
капиталистом в виде заработной платы, снова вернулись к капиталисту
и снова могли функционировать в его руках, как капитал.
С другой стороны, капиталисты выступают теперь, как покупатели
не только средств производства, но и средств потребления, как потре¬
бители прибавочной ценности. И то, каким образом это происходит,
крайне важно.
В нашем предыдущем изложении мы уже указали деление массы
продукта на основании их естественной формы. Соответственно этому
и производство надо разделить на производство средств производства
и средств потребления. Ценность всего продукта каждой из этих
отраслей производства распадается на ценностную часть, выражающую
только перенесенный в своей ценности на продукт постоянный капи¬
тал (с), затем на переменный капитал (v) и прибавочную ценность (т).
Годовой продукт таким образом=с-Ру+т-
Правда, Адам Смит, а.с ним и последующие экономисты предпо¬
лагают, что ценность годового продукта=у-|-п1, т.-е., что цена каждого
продукта может быть в последнем счете выражена заработной платой
и прибавочной ценностью. Г-н Лексис в упомянутой уже статье также
высказывается в пользу этого мнения, при чем он принимает постоян¬
ный и основной капиталы равными между собой. Это мнение было бы
только тогда обоснованным, если бы в первоначальном производстве
применялся только один труд, без всякого постоянного капитала, напр.,
— 180
инструменты и т. п. Правда, г. Лексис полагает: „Между тем, ничто
не мешает продолжить этот ряд (средств производства, из которых
одно служит для производства другого), пока мы не дойдем до такого
начального положения, где для создания первых элементов постоянного
капитала применяются только труд и сырой материал, не применяется,
следовательно, никакой основной капитал“ (Loc. cit., стр. 463). Этому
безусловно ничто не препятствует, кроме разве того, что в пределах
капиталистического товарного производства,— а ведь только о нем и
может быть речь, если говорить о постоянном капитале, заработной
плате и прибавочной ценности,— не существует капиталистического
производства без средств производства. Надо думать, что даже г. про¬
фессор Лексис не предполагает, что напр., дети, собирающие на лоне
природы землянику или цветы, чтобы их затем продавать, представ¬
ляют собою элементы постоянного капитала 9-
Защищаемое г. Лексисом положение представляет собою только
замаскированное предчувствие закона, по которому труд является
источником всех товарных ценностей,— закона, так страстно оспари¬
ваемого г. Лексисом. Сумма вновь созданных в течение года ценностей,
сумма продукта годовой ценности может, правда, быть выражена
в v-|-m, но не сумма ценностей всех созданных за год продуктов,
но не сумма ценности годового продукта. В этой последней всегда
заключаются ценностные элементы, созданные в предыдущие годы,
средства производства, ценность которых вновь проявляется в про¬
дукте.
Мы должны, следовательно, принять ценность годового продукта
как в категории средств производства, так и в категории средств
потребления,=c-f-v4-ni.
Мы рассмотрим только самую простую из схем, которые Маркс
кладет в основание своих исследований; ту, в которой он не считается
с частью ценности, переносимой на годовой продукт вследствие изна¬
шивания основного капитала (не смешивать с постоянным), хотя и не
замещается непосредственно in natura; ту, в которой он не считается
и с накоплением прибавочной ценности. Мы предполагаем, что приба¬
вочная ценность целиком поглощается.
Схема Маркса говорит:
I. Средства производства:
Капитал: 4.000c-^1.000v=5.000
Товарный продукт: 4.000c+1.000v + 1.000m=6.000
II. Средства потребления:
Капитал: 2.000с+500v=2.500
Товарный продукт: 2.000c+500v4-500m=3.000
Принятая норма прибавочной ценности, таким образом,=100%. Вся
ценность годового продукта составляет 9000, вся ценность перемен¬
ного капитала и прибавочной ценности в обоих отделах=3000 (хотя
бы миллионов марок).
Заработная плата и прибавочная ценность тратятся на средства
потребления, 500v+500m второго подразделения возмещаются, таким
образом, в этом же подразделении. Для нашего исследования нам не
зачем с ними считаться. Постоянный капитал (с), который был исполь¬
зован, должен быть возмещен в обоих подразделениях из годового про¬
дукта. Подразделение I произвело необходимое для обеих подразделе¬
ний средства производства; 4000с, которые ему нужны, оно само
9 См. „Капитал“, т. I, стр. 450 и детальную критику Ад. Смита во втором томе,
стр. 284.

■ 181 —
воспроизвело, они возмещаются в этом же самом подразделении, и мы
можем о них также не говорить.
1 .OOOv +1.000m первого подразделения должны быть превращены
в средства производства. 2.000с средств производства были использо¬
ваны во втором подразделении и их ценность перешла на соответ¬
ствующую часть годового продукта средств потребления. Для продол¬
жения процесса производства эти 2.000с, в виде средств потребления,
должны быть обменены на 1.000v+ 1.000m первого подразделения, кото¬
рые воплощены в соответствующей части годового продукта средств
производства.
Капиталисты первого подразделения заплатили своим рабочим l.OOOv
в форме денег после того, как они использовали l.OOOv в форме рабо¬
чей силы. На эти l.OOOv в форме денег рабочие покупают средства
потребления у капиталистов потребления П=1.000с. Таким путем эти
капиталисты получают деньги, чтобы купить у капиталистов I подраз¬
деления средства производства в размере 1.000. Теперь й у этих капи¬
тальная ценность l.OOOv обращена в деньги и может быть снова исполь¬
зована на покупку рабочей силы. Прибавочная ценность I подразделе¬
ния—1.000m обращается в деньги отчасти потому, что капиталисты
II подразделения,— которые, конечно, владеют, согласно необходимому
условию всякого капиталистического производства, денежными запа¬
сами,— вводят в обращение деньги на покупку средств производства
и тем обращают в наличность часть прибавочной ценности I отдела.
Эти деньги употребляются капиталистами I подразделения, которые,
ведь, тоже люди и тоже хотят жить,— на покупку средств потребле¬
ния для самих себя. Они, значит, сноба возвращаются к капиталистам
II подразделения. Но так как капиталист не всегда может ждать до
тех пор, пока продаст свой товар, и тратит на жизнь обращенную
в деньги прибавочную ценность, то, чтобы быть капиталистом, нужно
удовлетворить еще другому требованию: необходимо не только иметь
достаточно денег, чтобы поддерживать в ходу процесс производства и
обращения, но и чтобы выдать себе самому вперед, в целях собствен¬
ного потребления, столько денег, сколько, повидимому, необходимо и
сколько, повидимому, соответствует ожидаемой прибыли. Капиталисты
I подразделения выдают себе, следовательно, вперед деньги, чтобы
купить средства потребления у капиталистов II подразделения, и дают
им, таким образом, средства на покупку средств производства у капита¬
листов I подразделения.
Из описанных здесь конкретных случаев вытекает закон, который
найдет еще дальнейшее свое подтверждение, и по которому „из денег,
которые промышленные капиталисты бросают в обращение для обслу¬
живания обращения своих собственных товаров,— вносятся ли они за
счет постоянной части стоимости товара или за счет прибавочной
стоимости, существующей в товарах, если она расходуется как доход,—
из этих денег в руки соответствующих капиталистов возвращается
столько, сколько они авансировали на денежное обращение“ (стр. 298).
Точно так же, хотя и обходным путем, деньги возвращаются в руки
капиталиста, который истратил их на выдачу заработной платы.
Все круговращение предполагает, однако, что v+m I-го подразде-
ления=с П-го подразделения.
Ясно также, что ни один из элементов обоих подразделений не
может измениться в величине ценностей, не обусловливая собою изме¬
нения величин ценностей всех остальных элементов. Механизм стано¬
вится еще сложнее, если принять во внимание разделение средств потреб¬
ления на средства потребления первой необходимости и предметы
— 182	■■■■■■■■■■■■■■■■■■—■
раскоши, и далее то, что основной капитал отдает только частицу
своей ценности годовому продукту, между тем как отжившие части
его должны быть возобновлены целиком. Если при прочих неизменяю-
щихся условиях отношение ценности ежегодно отмирающего основного
капитала к количеству ежегодно отдаваемой им ценности непостоянно,
то в процессе воспроизводства и обращения происходят замедления.
Дальнейшие осложнения вносятся накоплением прибавочной ценности,
рисширением процесса производства. В относящемся сюда изложении
приведена масса новых наблюдений и замечаний о причинах кризисов.
Но, не входя в детали, их невозможно передать так же, как и сопро¬
вождающие их данные о роли денежного капитала и основах кредит¬
ной системы.
Мы надеемся, что нам представится еще случай вернуться к преж¬
нему отделу, чтобы сравнить его с Tableau economique Кенэ, который
преследует аналогичную задачу с третьим отделом второго тома. Вто¬
рой том отвечает на вопрос: „каким образом возмещается из годичного
продукта ценность капитала, потребленного в производстве, и каким
образом движение этого возмещения поглощается потреблением при¬
бавочной ценности капиталистами и заработной платы рабочими“?
Tableau economique Кенэ также хочет показать, каким образом обра¬
щается весь годовой продукт с одной стороны, сохраняя в движении
воспроизводство, а с другой стороны, делая возможным потребление
ренты и заработной платы. Однако, Кенэ предполагает еще, что только
земледелие доставляет избыток, между тем как рабочие в промышлен¬
ности прибавляют продуктам лишь столько ценности, сколько они
сами потребляют. Прибавочная ценность прежде всего достается земле¬
владельцам в виде ренты; наконец, промышленные капиталисты и
рабочие, вместе взятые, образуют у Кенэ один класс. Как известно,
схема Маркса основана в части, относящейся к этому 3-ему пункту, на
совершенно других началах. Однако, обе схемы — схема Кенэ и схема
Маркса — имеют ту общую черту, что они основаны на круговращении
Г... Г, а не Д... Д' или П... П.
Система Кенэ была экономической путеводной звездой французской
революции 1789 г., а ее самым видным представителем был Мирабо.
Второй том „Капитала“ изучает значительную часть тех вопросов,
ответы на которые, данные Кенэ, имели такое крупное, значение для
развития французской революции. Но у Маркса, соответственно изме¬
нившимся условиям, вместо капиталистического арендатора на первый
план выступает капиталистический промышленник.
Уже это одно соображение в достаточной мере указывает на то,
что в изложенном здесь труде дело идет не только о кабинетных тео¬
ретических вопросах и бесплодных тонкостях. Несмотря на всю неиз¬
бежную бедность и неполноту нашего эскиза по сравнению с строго
логическим расчленением и сжатым языком Маркса, который делает
почти невозможной точную передачу содержания в сокращенной фор¬
ме,— мне все же удалось, надеюсь, показать всю важность задач, разре¬
шение которых частью дается, частью только намечается во втором томе.

В. ГИРШФЕЛЬД.
ИЗЛОЖЕНИЕ П-го ТОМА „КАПИТАЛА“.
ПЕРВЫЙ ОТДЕЛ.
КРУГОВРАЩЕНИЯ КАПИТАЛА.
Как известно, каждый вступающий в производство капитал прохо¬
дит три стадии: 1) Д—Т, или покупка капиталистом на товарном и ра¬
бочем рынках средств производства и рабочей силы; 2) П, или самый
процесс производства стоимости и сверхстоимости и 3) Т'—Д', или
продажа продукта вместе с заключающеюся в нем сверхстоимостью.
Первый том „Капитала“ большею частью посвящен исследованию
второй стадии движения капитала, именно процесса производства.
Остальные стадии там почти не затрагивались, и все исследование
исходило из того предположения, что в процессе обращения, т.-е. в
стадиях Д—Т и Т'—Д', капитал успешно и беспрепятственно меняет свои
формы, с тем, чтобы снова вернуться в стадию производства. Един¬
ственный акт из сферы обращения, рассмотренный в I-м томе „Капи¬
тала“ подробно—это покупка и продажа рабочей силы; выделение этого
акта и специальное изучение его в I-м томе объясняется тем, что, по
учению Маркса, покупка и продажа рабочей силы есть существеннейшее
условие капиталистического производства, которое, как мы
сказали, и составляет предмет исследования I-го тома.
В противоположность I-му тому, П том „Капитала“ совершенно не
затрагивает процесса производства независимо от других стадий дви¬
жения капитала, но посвящен исследованию процесса обращения и
рассматривает движение капитала в его целом, т.-е. во всех стадиях в
их совокупности.
Движение капитала в его целом Маркс называет круговращением,
так как при окончании его капитал принимает ту же форму приступает
к осуществлению тех же функций, какие мы видели в начале этого
движения. Так, первой стадией, как мы указывали, является затрата
денежного капитала на приобретение элементов производства.
В последней стадии своего движения капитал снова является в денеж¬
ной форме и, как прежде, готов вступить в форму производительную.
Вся формула круговращения денежного капитала будет, следова¬
тельно: Д—Т... П... Т'—Д', где точки означают перерыв обращения
и ход производства.
ГЛАВА I.
Круговращение денежного капитала.
Если взглянуть на круговращение денежного капитала, как мы
только что его изобразили, с формальной стороны, то может пока¬
заться, что в вышеприведенной формуле не нашло себе выражения
самое важное обстоятельство, именно — что здесь не представлен ход
движения капитала. В самом деле, акты Д—Т и Т’—Д’, с формальной
—184	*
стороны, суть просто акты товарного обращения и сами по себе отнюдь
не указывают на существование и движение какого бы то ни было
капитала. Точно также и П, процесс производства, не заключает в себе
сам по себе признака „капиталистического“ .производства. Поэтому,
нам нужно несколько ближе остановиться на этом вопросе.
Стадия Д—Т. Хотя по своей форме акт Д—Т есть акт простого
товарного обращения, но по своему содержанию, благодаря специфи¬
ческому свойству Т, вступающего на место денег, этот акт есть в то
же время стадия круговращения капитала. Т состоит из Р, или рабочей
силы, и Сп, или средств производства. „Хотя в акте Д—Р владелец
денег и владелец рабочей силы и противополагаются друг другу, как
владелец денег и владелец товара, хотя они и находятся с этой сто¬
роны в простых денежных отношениях, но покупатель уже с самого
начала появляется в то же время хозяином средств производства...“,
а продавец — лишенным их. Результатом совершенной между обоими
лицами сделки является узаконенная капиталистическим способом про¬
изводства эксплуатация рабочего хозяином средств производства, явля¬
ющаяся для последнего источником прибыли.
Таким образом, покупатель, после совершения акта Д—Т, распола¬
гает факторами производства предметов большей стоимости, нежели
элементы, их производящие. Поэтому, его капитал, имевший ранее
форму денежного капитала, превратился в новую форму капитала
же, а именно — капитала производительного. Характер капитала прида¬
ется, поэтому, деньгам и товару вследствие того, что в данном случае
они служат лишь орудиями для производства и реализации сверх¬
стоимости.
Стадия... П... После того как акт Т—Д заканчивается, наступает
перерыв в обращении, но продолжается круговращение капитала, ко¬
торый вступает теперь в стадию производства, производства товаров.
Уже акт Д—Т предполагал в покупателе производителя то¬
варов., Действительно, акт Д—Т должен быть дополнен актом Т—Д;
но это второе Т уже не прежнее; покупатель не перепродает рабочую
силу и средства производства: он должен использовать их в произ¬
водстве. С другой стороны, акт Д—Т предполагает в обществе
товарное производство; в самом деле акт Д—Р со стороны рабо¬
чего есть акт Р—Д, или, общее,—Т—Д, который должен быть дополнен
актом Д—Т, тратой рабочим полученных им денег на средства суще¬
ствования. Но раз предполагается, что рабочий на деньги покупает
средства своего существования, то вместе с тем предполагается и то,
что последние являются в обществе в виде товаров. Развитие же
производства средств потребления в виде товаров идет параллельно
с развитием изготовления средств производства в виде товаров, т.-е.
ведет к господству товарного производства. Исторически этот про¬
цесс сопровождается пролетаризацией рабочего населения и приводит
к капитализму. Таким образом, становится очевидным, что интересующий
нас процесс... П... происходит в недрах капиталистического общества.
Но сам по себе он заключается в соединении личных и веществен¬
ных факторов производства. Так происходит дело в мастерской капи¬
талиста, но так происходит оно и при всякой иной форме обществен¬
ного производства. Что же, спрашивается, сообщает этому процессу
способность быть функцией капитала?
Ответить на этот вопрос значило бы изложить теорию прибавочной
стоимости. Мы не можем заняться здесь этой задачей и ограничимся
лишь указанием на то, что вследствие господства тех отношений, ко¬
торые мы, обнаружили при анализе капиталистического характера
185 —
стадии Д—Т, современный процесс производства есть по цели и по
результату процесс производства сверхстоимости, т.-е. есть про¬
цесс капиталистический.
В стадии... П... мы, следовательно, снова видим тот самый капи¬
тал, который переоблачался из денежной формы в товарную и теперь
фигурирует в форме производительной.
Стадия Т—Д'. Подобно тому, как денежный капитал играет роль
капитала лишь в связи своей с капиталом в форме производительной,—
т.-е. когда капитальная стоимость действительно порождает сверх¬
стоимость,— точно так же и товарный капитал играет роль капитала
лишь как „форма существования капитальной стоимости, уже возросшей
в своей величине в самом процессе производства“.
„Товар может играть роль капитала лишь постольку, поскольку он
выносит это свойство уже готовым из процесса производства“.
По абсолютной своей величине Т есть просто товар, опреде¬
ленная сумма стоимости, измеряющаяся количеством употребленного
на производство рабочего времени. По относительной своей вели¬
чине Т есть капитал, ибо выражает отношение возросшей капитальной
стоимости к затраченной.
Точно также и акт Т—Д', когда Т' рассматривается по абсолютной
своей величине, есть просто акт товарного обращения; но как обра¬
щение возросшей капитальной стоимости, как движение реализованного
капитала, этот акт приобретает характер стадии круговращения капи¬
тала, изображает собой превращение товарного капитала в денежный.
Что касается последнего, то Д' не одно и то же, что Д. Во-первых,
есть количественная разница: было Д, а стало Д-|-д (соответственно
Т+т). Во-вторых есть качественная разница: в Д капитал существовал,
как капитал вложенный, в Д' он представляется, как капитал реализо¬
ванный: „он реализовался, как капитал, так как сыграл роль стои¬
мости, породившей сверхстоимость“.
Взятое в своем целом, круговращение денежного капитала пред¬
ставляется в форме Д—Т ^-... П... Г (Т-]-т)—Д' (Д_|_д) т.-е. день-
„	Г Рабочую силу
ги —товар, распадающийся на {-с~, ... Пр о це с с про¬
изводства... Товар', в котором воплощена как затраченная на
производство стоимость [Т], так и вновь произведенная сверхстоимость
[т]—Деньги' (реализованная в деньгах стоимость Т [Д] и сверхсто¬
имость т [д]).
Резюмируя все вышеизложенное, надо заметить следующее: 1) зат¬
раченная стоимость не только возвращается, но и возрастает; возвра¬
щается она в той же форме, в какой была затрачена; поэтому весь
этот процесс есть процесс круговращения капитала. 2) Тот
капитал, который последовательно принимает на себя формы денеж¬
ного, производительного и товарного, Маркс называет промышлен-
н ы м. 3) Нормальное круговращение промышленного капитала предпо¬
лагает с одной стороны, непрерывность и безостановочность движения
капитала из одной стадии в следующую, а с другой—затвердевание
капитала на определенное время в каждой из этих стадий.
Характерные особенности капитализма выпукло обнаруживаются в
круговращении денежного капитала, т.-е. в таком круговращении, ис¬
ходной и конечной точкой которого является капитал в денежной
форме.
Здесь всего отчетливее выступает побудительная причина капита¬
листического производства—денежная нажива. Кроме того, эта
— 186
форма круговращения указывает уже на воспроизводство в расширен¬
ных размерах, как основу капитализма; правда, движение капитала,
Д—Д', предполагает капиталиста с его личным потреблением, но фор¬
мально не заключает в себе потребления всего д, всей'сверхстоимости;
потребление капиталиста здесь может быть приравнено потреблению
рабочего. Так что формально остается возможным, что уже не Д, а Д'
вступит в процесс воспроизводства.
ГЛАВА II.
Круговращение производительного капитала.
Уже само круговращение денежного капитала, взятое периодически,
указывает на другие формы круговращения.
Действительно, рассматривая —
Д — Т..П...Т — Д'.Д — Т...П...Т' — Д'.Д — Т...П...Т' — Д' и т. д.—мы от-
крываехм и форму круговращения П...Т'—Д' — Т...П.., и форму, круго¬
вращения Т'— Д' — Т...П...Т'. К первой из них мы сейчас и переходим.
Эта формула показывает, что здесь имеется в виду периодическое
возобновление функции произвольного капитала, т.-е. воспроизвод¬
ство. В форме I круговращение кончалось превращением Т' в Д'; как
бы ни вступило Д' в новое круговращение, целиком или частью, было
принципиально безразлично, ибо оно выступило бы все-таки, как изве¬
стная сумма денег и только. Напротив, здесь в высшей степени важно
знать, отделяется ли д, чтобы послужить доходом капиталисту, или же.
вступить в процесс воспроизводства. В первом случае воспроизводство
будет простым, во втором — расширенным.
При простом воспроизводстве, вся сверхстоимость идет на лич¬
ное потребление капиталиста. Весь процесс обращения в этой
форме круговращения, в таком случае, может быть представлен так:
( Р
( Т 1- [Д । - т
Г + -ДЧ + ^Сп
I т J —	1 д J — т
Акт д — т есть здесь расходование денег капиталистом на свое
потребление. Функция денег при этом — функция средств обращения
и не входит в обращение капитала в его денежной форме Д. Акты
Д — Т и д — т всегда могут быть разделены.
Акт Т — Д' есть прежде всего акт простого товарного обращения.
Но в то же время он образует момент в обращении капитала; Т, как
капитал, превращается из товарной формы в денежную, круговраще¬
ние капитала продолжается. Т, как товар, может попасть в руки купца
и продолжать обращаться на рынке, как товар.
Акт Д — Т точно также по форме есть акт простого товарного
обращения. Но его характер, как стадия круговращения капитала,
тотчас же обнаружится, если мы обратим внимание на то, 1) что Д,
деньги, с самого начала выступают, как превращенная форма товар¬
ного капитала, и 2) что в акт Д — Т в качестве Т выступают именно
Сп и Р, элементы производства.
Подробная форма круговращения производительного капитала будет,
следовательно такова:
г Р
г Т I— ( д । -Т - ...п.
П...Т' + -Д’ +} 1Сп
I т J — I д J — т

187 —
Рассмотрим теперь воспроизводство в расширенных раз¬
мерах.
„Т. к. размеры, в пределах которых может расширяться процесс
производства, не произвольны, но определены техническими условиями,
то хотя бы реализованная сверхстоимость и была предназначена для
капитализации, то роль эту она зачастую может принять только после
того, как процесс круговращения будет повторен несколько раз и она
достигнет таких размеров... что действительно будет в состоянии войти
в процесс круговращения в виде добавочного капитала. Следовательно,
сверхстоимость окоченевает в виде сокровища... Таким образом, обра¬
зование сокровища является здесь моментом, включающимся в поня¬
тие капиталистического процесса накопления, его сопровождающим“.
По своему назначению это сокровище представляет собой денежный
капитал в скрытом состоянии, потенциальный денежный капитал1).
Здесь нам надо исходить, как из доказанного, (см. К. Маркс т. I)
из того положения, что воспроизводство в расширенных размерах
столь же характерно, сколь и неизбежно для капиталистического про¬
изводства. В действительности всегда часть сверхстоимости потребля¬
ется, другая — накопляется. Чтобы не усложнять формулу, примем, что
вся сверхстоимость накопляется. Тогда эта формула будет выглядеть так:
П...Т' — Д — Т {-^ ...П';
При сравнении формы П — П' с Д — Д', оказывается, что значение
их не одинаково. Д — Д' выражает, что Д есть сумма стоимости, ко¬
торая произведет сверхстоимость. П — П' выражает не только произ¬
водство сверхстоимости, но еще и капитализацию сверхстои¬
мости. Формула Д — Д', указывает, как мы видели выше, лишь на
возможность капиталистического воспроизводства в расширенных
размерах. Формула П — П' говорит нам, что такое расширенное вос¬
производство есть совершившийся факт, что часть сверхстоимости
действительно употреблена на расширение производства.
ГЛАВА III.
Круговращение товарного капитала.
Общая форма его: T— Д' — Т... П... Т' Если воспроизводство будет
расширенным, то заключительное T будет изображаться уже как Т".
Эта форма предполагает существование обеих других: Г есть про¬
дукт производства, элементами которого были Р и Сп; роль эту
последние играли лишь по совершении акта Д — Т; таким образом
очевидно, что эта форма круговращения предполагает форму круго¬
вращения денежного капитала; а последняя, как уже говорилось, пред¬
полагает, в свою очередь, форму П — П.
От первых двух форм третья форма отличается тем, что только
в ней отправным пунктом является не затраченная, а возросшая капи¬
тальная стоимость — Т'. Движение капитала в форме Д' — T развет¬
вляется на движение капитала собственно и движение дохода Д' может
1) Собирание сокровищ обще всем формам товарного производства, но целью оно
является только в докапиталистическом периоде. Теперь, наоборот, накопление сокровища
есть лишь переходный момент.

— 188
разбиться и разбивается на ДН-д, вместе с чем стадия Д' — Т пред¬
ставляется уже как
( Д 1	( Т ।
Д' { + ?— Т { + }; Д — Т есть движение капитала, д — т — движение
I д J I т J
дохода. Наша формула включает в себя, таким образом, и лйчное и
производительное потребление в обществе, распределение всего обще¬
ственного продукта. Предполагая в акте Д' — Т акт Т — Д со стороны
контрагента нашего капиталиста, акт, который для контрагента может
быть актом Т—Д', т.-е. одной из стадий круговращения его капи¬
тала, эта форма тем самым предполагает существование другого про¬
мышленного капитала. Поэтому форма круговращения товарного капи¬
тала годится для изучения движения всей совокупности обще¬
ственных капиталов. Она и положена Марксом в основу третьего отдела
книги, где этот вопрос рассматривается специально.
ГЛАВА IV.
Все три формы круговращения.
Если мы соединим три формы вместе, то окажется: 1) что всем
трем круговращениям свойственно увеличение стоимости, как цель: это
выражается прямо в форме I (Д — Д'), форма II (П — П') начинается
процессом возрастания стоимости, форма III (Т'—Т") — начинается
возросшею стоимостью; 2) что каждая форма круговращения гГред-
полагает существование остальных форм и может фактически осуще¬
ствляться лишь постольку, поскольку, одновременно с ней осуще¬
ствляется круговращение в других формах; 3) что обращение капитала,
с одной стороны, есть лишь простая метаморфоза товаров, но с другой—
содержит в себе элементы, отличные от такой простой метаморфозы и
4) что совокупность процесса представляется соединением процесса
обращения.
Здесь, в главе о всех трех процессах круговращения капитала, необ¬
ходимо прибавить еще следующие замечания, сближающие изложенное
с действительной жизнью капитала.
К пункту 2-му. В предыдущих главах предполагалось, что капи¬
тал целиком представляется то как денежный, то как производитель¬
ный, то как товарный капитал; при этом предположении производство
шло скачками, прерываясь во время обращения.
Однако непрерывность производства есть характерный признак
капиталистического производства и зависит прежде всего от известных
технических условий. Когда произведенный товар вступает на рынок,
новые Р и Сп вступают в производство. Таким образом в действи¬
тельности промышленный капитал находится во всех стадиях
своего круговращения одновременно. Следовательно непрерывность
действительного круговращения капитала выражается в единстве
всех трех его круговращений. Но так как очевидно, что весь промы¬
шленный капитал не может одновременно быть целиком во всех трех
формах, то такое единство предполагает деление всего капитала на
части, предполагает как выражается Маркс, „совместность“ отдель¬
ных его частей. С другой стороны предполагается, что каждая такая
часть последовательно переходит из одной фазы в другую. Всякая
задержка в последовательности приводит в расстройство совместность,

—— 189 —■
а эвентуально—и все круговращение капитала. „Итак капитал, как нечто
целое, находится одновременно, совместно в своих различных фазах“.
К пункту 4-му. Совокупность процесса круговращения капитала,
сказали мы, представляется соединением процесса производства и про¬
цесса обращения. Как тот, так и другой длятся определенное коли¬
чество времени. Соответственно этому мы имеем время производства
и время обращения.
Все то время, когда промышленный капитал находится в произво¬
дительной форме, время производства, обнимает собой, конечно,
время, в продолжение которого совершается процесс производства,
но не тождественно с ним: оно охватывает собой как 1) время, когда
средства производства действительно служат в процессе произ¬
водства, так и 2) время неизбежных остановок (на ночь), когда преры¬
вается процесс производства, и 3) время, когда средства производства
имеются на-лицо, представляют собой производительный капитал, но
еще не вошли в процесс производства—случай очень обыкновенный,
когда образуется запас средств производства ради безостановочности
последнего. Период, отнесенный под рубрику (1), в свою очередь, обни¬
мает время труда, рабочее время, но не тождествен с ним. В про¬
должение процесса производства могут понадобиться перерывы в рабо¬
чем процессе, когда предметы труда предоставляются действию физи¬
ческих или химических процессов; примером тому может служить
посеянный хлеб, бродящее вино и т. п.; во время таких перерывов
капитал, пребывая в сфере производства, находится в скрытом состоянии.
Но какова бы ни была причина превышения времени производства
над рабочим временем, во время промежутков между ними не произ¬
водится ни стоимости, ни сверхстоимости. „Отсюда стремление капи¬
талистического производства по возможности уменьшить разницу между
временем производства и рабочим временем“.
Время обращения и время производства исключают друг друга.
Капитал в продолжение своего обращения не играет роли производи¬
тельного капитала, поэтому не производит ни стоимости, ни сверх¬
стоимости.
В пределах обращения капитал проходит фазы Т — Д и Д— Т. Из
них первая самая рискованная. Пределом ее продолжительности служит
сохранение товаром его потребительных качеств, что, по прошествии
известного срока становится возможным вследствие тленности товара.
Но и вторая фаза точно также связана целым рядом условий; надо
помнить, что средств производства может не оказаться на рынке, что
их надо еще произвести или привезти, что в цене их может произойти
изменение и т. д.
Наконец, относительно обращения капитала нужно указать еще на
то важное на практике обстоятельство, что движение его сопряжено и
в этой области с издержками. Всю совокупность издержек обращения
Маркс делит на: 1) чистые издержки обращения, 2) издержки сбере¬
жения и 3) издержки перевозки.
Чистые издержки обращения — это издержки на самую метаморфозу
Т — Д — Т, на производство продажи и покупки, требующее затрат
рабочей силы. Таким образом, эти издержки предназначены не на про¬
изводство стоимости, а на перемещение уже имеющейся стоимости из
одной формы в другую. Такая трата рабочей силы не создает стои¬
мости, а образует просто вычет из делового времени капиталиста, если
он сам занят этим делом; если же эта деятельность превращается в
специальное занятие третьих лиц, то соответственные издержки сос¬
тавляют вычет из сверхстоимости капиталиста.

— 190 ——
К этой же категории издержек относятся и издержки на счетовод¬
ство и бухгалтерию, распадающиеся на оплату труда занятых этим лиц
и того, с чем связан их труд: чернила, бумага, конторки и пр.
Издержки сбережения суть издержки совершенно иного рода.
Пока продукт находится на рынке, он образует товарный запас.
Нахождение товарного запаса на рынке требует, чтобы имелись для его
сбережения строения, амбары и пр., а также требуется рабочая сила.
Конечно, не всякие затраты на сбережения продукта могут быть воз¬
мещены при его продаже. Если продавец надбавит цену на товар по
тому поводу, что его залежавшийся товар вызвал ряд издержек на
хранение, то он встретит немедленно отпор со стороны покупателей,
со ссылкой на других продавцов, у которых товары не залеживались.
Запас бывает нормальным и ненормальным. Он нормален, когда на
рынке находятся товары в количестве, достаточном для покрытия спроса
на них впредь до прибытия новой партии товаров; все общественно¬
необходимые издержки на образование такого запаса входят в цену
товара. Он ненормален, когда залежавшиеся товары не очищают места
для вновь прибывающих потоков товаров; в этом случае дополнитель¬
ные издержки в цену товара не входят.
Наконец, издержки перевозки точно также входят в цену
товаров, насколько они общественно необходимы. Наоборот, поскольку
они превышают эту норму и насколько они связаны с простой мета¬
морфозой стоимости товаров,— они возмещаются из сверхстоимости
капиталиста.

второй отдел.
ОБОРОТЫ КАПИТАЛА.
ГЛАВА V.
Оборот капитала.
„В первом отделе изучались главным образом те последовательные
формы, которые капитал то принимает на себя, то сбрасывает с себя,
в своем непрерывном круговращении. Во втором отделе исследуется,
каким образом капитал данной величины распределяется в
одно и то же время, хотя в меняющихся отношениях, между этими
различными формами, распадаясь на капиталы — производительный,
денежный и товарный“. При этом важно не только то, что эти три
вида капитала постоянно переходят один в другой, но также и то, что
всякий капитал в каждый данный момент должен одновременно
находиться во всех этих различных состояниях.
В этом отделе будут изучены те законы, „по которым должны
постоянно затрачиваться и возобновляться различной величины состав¬
ные части данного капитала... для того, чтобы производительный
капитал известного размера находился постоянно в деятельности“.
В первом томе „Капитала“ было показано, что, „если форма произ¬
водства капиталистическая, то и воспроизводство таково же“. Другими
словами, при капитализме как производство, так и воспроизводство,
имеет своим назначением созидания сверхстоимости. Поэтому, какую
бы форму круговращения капитала мы ни взяли, она всегда выражает
собою процесс самовозрастания стоимости, а не простую смену мета¬
морфоз, возвращающихся в заключительной фазе цикла к своей исход¬
ной точке.
„Круговращение капитала, рассматриваемое не как единичный акт,
но как процесс периодический, называется оборотом его. Продол¬
жительность этого оборота определяется суммою времени производства
капитала и времени его обращения. Эта сумма образует время обо¬
рота капитала“. „Как рабочий день служит естественной единицей
меры при деятельности рабочей силы, так естественной единицей меры
оборотов... капитала служит год. Естественная основа этой единицы
меры заключается в том, что важнейшие произведения земли в уме¬
ренном поясе, который есть отечество капиталистического производ¬
ства, суть продукты годового производства.
Обозначим год, как единицу меры времени оборота, через О, время
оборота определенного капитала через о, число оборотов в год через
О
ч, тогда ч=—.
Ниже мы увидим, каким образом время оборота влияет на величину
и продолжительность затрат капиталиста. Но прежде этого нам нужно
детально рассмотреть самый оборот капитала.

— 192
ГЛАВА VI.
Основной и оборотный капиталы.
„Мы видели (Т. I гл. 2), что часть постоянного капитала (орудия
труда) сохраняет форму определенной потребительной стоимости,
в которой он входит в процесс производства;... она следовательно совер¬
шает все те же функции... в постоянно повторяющемся процессе труда...
...Другая часть постоянного капитала передает свою стоимость
продукту по мере того, как вместе с потребительной стоимостью утра¬
чивает также и свою меновую стоимость“. Деятельность орудий труда
прекращается с момента, когда они становятся негодными.
Капитальная стоимость, закрепленная в орудиях труда, обращается
как и всякая другая. Но обращение ее своеобразно.
Она обращается исподволь, по частям: часть ее переходит на
продукт, другая же остается закрепленной в орудиях труда. Своеоб¬
разный характер обращения этой части капитала обусловливает свое¬
образность ее оборота. Сношенная часть стоимости орудий труда обра¬
щается вместе с продуктом и осаждается затем в деньгах. Так проис¬
ходит до тех пор, пока с одной стороны, орудия эти станут негодными,
а с другой — стоимость их уже целиком окажется в деньгах, после чего
они восстанавливаются in natura. „От такой особенности эта часть посто¬
янного капитала принимает форму закрепленного, основного капи¬
тала. Все другие вещественные составные части капитала, затраченные
в процессе производства, образуют в противоположность, ему, обо¬
ротный капитал“х).
То снашивание орудий труда, о котором говорится выше, проис¬
ходит: 1) от самого пользования орудиями, 2) вследствие влияния раз¬
рушительных сил природы, наконец, 3) от „нравственного“ снашивания,
под которым разумеется то, что многие орудия, хотя и вполне годные,
дешевеют по своей общей стоимости, вследствие наличности на рынке
подобных же орудий, но меньшей стоимости.
Вырученные по продаже товаров деньги, в которых реализована
стоимость сношенной части основного капитала, образуют на время
сокровище, так как не всякой суммы достаточно для восстановления
основного капитала in natura, но, напротив, нужна вполне определенная
для каждого случая сумма денег. Если возмещение основного капитала
совершается по частям, например, восстанавливаются отдельные части
машины, то эти деньги перестают быть сокровищем раньше, чем
истечет время оборота всего основного капитала.
С развитием кредита деньги сбрасывают форму сокровища и начи¬
нают играть роль капитала в третьих руках, а собственник их получает
за это соответствующий процент.
х) Средства производства могут входить вещественно в продукт, могут не вхо¬
дить в него; могут быть подвижны или неподвижны — ни то, ни другое обстоятельство
не сообщает им само по себе свойства быть основным или оборотным капиталом. Так
инструмент, как элемент основного капитала, материально в продукт не входит; а удоб¬
рительные вещества в земледелии — тот же основной капитал — входят в продукт веще¬
ственно. Фабричное здание и корабль одинаково могут быть основным капиталом. Далее:
орудия труда сами по себе не капитал, следовательно, и не основной капитал, а стано¬
вятся им лишь при определенных условиях. „Волы, в качестве рабочего скота, представ¬
ляют собой основной капитал. Если они будут съедены... то перестают быть основным
капиталом“; в этом случае они играют роль потребительного запаса. Наконец, стоимость
средств производства может обращаться долго или недолго,— это тоже не придает ей
свойств основного или оборотного капиталов. Семена, хотя и закрепляются в процессе
производства почти на целый год,—не образуют, однако, основного капитала.

193
Элементами оборотного капитала служат вспомогательные и сырые
материалы, а также переменный капитал, затраченный на рабочую силу.
В I томе „Капитала“ было показано, что в процессе возрастания сто¬
имости элементы эти играют различную роль. Сырые и вспомогатель¬
ные материалы лишь переносят свою стоимость на продукт, между тем
как рабочая сила воспроизводит свою стоимость в продукте и, кроме
того, прибавляет еще сверхстоимость. Но между этими элементами есть
то общее, что в течение времени, когда изготрвляется продукт, стои¬
мость свою они ему передают целиком. На этом основании столь
противоположные в других отношениях элементы объединяются в поня¬
тии оборотного капитала J).
К оборотному капиталу надо отнести еще целый ряд издержек, затра¬
чиваемых капиталистом на сбережение и ремонт основного капитала.
Обыкновенно требуется специальный труд определенных лиц для выпол¬
нения этой задачи. Издержки на оплату этих лиц причисляются к оборот¬
ному капиталу и стоимость их возмещается в цене продукта. В категорию
оборотного капитала совсем не следует относить издержек страхова¬
ния, так как последние совершенно не вызываются ходом процесса
производства. Издержки эти целиком возмещаются из сверхстоимости.
Каждый оборот оборотного капитала включает в себя и обращение про¬
изведенной сверхстоимости. Но пока этой стороны дела мы не касаемся.
Из всего вышесказанного о двух новых формах, принимаемых капи¬
талом в процессе своего обращения, следует, что различия форм стои¬
мости основного и оборотного капиталов зависят от различия оборотов
стоимости, играющей роль в процессе производства; иначе говоря, на
основной и оборотный капитал может разбиться лишь капитал произ¬
водительный. Наоборот, это совершенно невозможно для денежного
и товарного капиталов. Эти капиталы вместе образуют „капитал
обращения, в противоположность производительному капиталу, но
никак не оборотный капитал, в противоположность основному“.
Возвращаясь к данной в предыдущей главе формуле числа оборо-
О	-	„ л
тов капитала в год, ч =-, следует заметить, что общий оборот затра¬
ченного капитала может быть выведен, как это ясно из всего только
что изложенного, как средний оборот его составных частей. Как вычи¬
сляется общий оборот капитала — видно из следующего примера. „Поло¬
жим, что в определенном предприятии половина капитала вложена в
строения, машины, которые бывают возобновляемы раз в десять лет;
четверть — в рабочих орудиях и пр., которые переменяются в два года;
последняя четверть, затраченная на рабочую плату и сырой материал,
оборачивается два раза в год. Пусть весь капитал будет=50.000 дол¬
ларов; тогда годовая затрата будет:
50.000
—2—= 25.000 дол. в десять лет = 2.500 дол. в год
50.000
——= 12.500 „ в два года = 6.250 „
50.000
—4—= 12.500 , в пол „	=25.000 „
Всего	 33.750 дол. в год.
х) Как известно, деньги, платимые рабочим, составляют эквивалент необходимых
последним средств существования. Однако, капиталист производительно потребляет не
средства существования, а самую рабочую силу; уже поэтому средства существования
рабочих не входят в состав оборотного капитала. С другой стороны, им не является и
рабочая сила: лишь затраченная на нее часть стоимости производительного капи¬
тала входит, благодаря особенностям своего оборота, в состав оборотного капитала.

— 194 —■
Следовательно, то время, в продолжение которого капитал обернется
в среднем один раз, будет 16 месяцев“ (Скроп). Число оборотов в
12 3
г°д=Гб=т ₽аза-
Из этого примера, кроме того, видно, что „оборот стоимости
вложенного капитала отделяется от действительного времени воспро¬
изводства его, или, от действительной продолжительности оборота его
составных частей“. В нашем примере стоимость вложенного капи¬
тала оборачивается в течение 16 месяцев; между тем оборот основного
капитала длится в среднем 4х/л года (весь он = 25.000+ 12.500 = 37.500;
в год оборачивается 2.500 + 6.250 = 8.750). Совокупность оборотов вло¬
женной капитальной стоимости в продолжение одного оборота основ¬
ного капитала Маркс называет циклом оборотов1).
ГЛАВА VII.
Влияние времени производства и времени обращения на обороты капитала.
В предыдущей главе разъяснялось, каким образом деление всего
производительного капитала на основной и оборотный влияет на время
оборота капитала. Мы видели, что время оборота основного капитала
определяется периодом годности орудий труда, в которых он заклю¬
чается; тогда как время оборота оборотного капитала слагается из
1) времени, потраченного на изготовление продукта (времени производ¬
ства) и 2) из времени, необходимого для продажи продукта и возоб¬
новления оборотного капитала in natura (времени обращения капитала).
Очевидно, чем больше то и другое, тем больше время оборота оборот¬
ного капитала, тем дольше длится и оборот всего капитала; напротив,
время оборота основного капитала не изменяется в зависимости от
изменения времени производства и обращения, ибо, как сказано, опре¬
деляется оно другими обстоятельствами.
Время производства, как мы уже видели, слагается из трех частей,—
в его состав входит: 1) время, затраченное на самый процесс труда,
2) время регулярных перерывов этого процесса (напр., на ночь и т. п.),
3) время, в течение которого продукт подвергается естественным изме¬
нениям физического, химического или физиологического характера, не
требующим — или почти не требующим — приложения живого труда.
Совокупность первых двух составных частей времени производства, т.-е.
период, в течение которого продукт подвергается ряду систематиче¬
ских, связанных между собою процессов труда, Маркс называет „рабо¬
чим периодом“.
Рассмотрим влияние рабочего периода на обороты оборотного капи¬
тала. „Возьмем две отрасли предприятий..., например, бумагопрядиль¬
ную фабрику и паровозостроительный завод. В одной отрасли ежед¬
невно или еженедельно доставляется известное количество готового
продукта, хлопчатобумажной пряжи; в другой—процесс труда должен
*) С развитием капиталистического производства возрастает размер стоимости основ¬
ного капитала, следовательно и продолжительность цикла оборотов. Но вследствие посто¬
янных технических преобразований средств производства нравственное снашивание орудий
точно также увеличивается, и этим сокращает продолжительность цикла оборотов. „В насто¬
ящее время можно принять десять лет за средний цикл“. Восстановление основного
капитала всегда вызывает трения, выражающиеся в кризисах. Подробности об этом в
III отделе.

—————195 —
длиться месяца три, чтобы изготовить продукт, паровоз... Положим,
машинная бумагопрядильная фабрика и паровозостроительный завод
прилагают капиталы одинаковой величины; положим, что отношение
постоянного капитала к переменному также одинаково, точно так же,
как и отношение основного к оборотному; наконец, примем, что рабо¬
чий день одинаков, точно так же одинаково распределение между необ¬
ходимым трудом и прибавочным трудом. Далее, чтобы устранить все
условия, вытекающие из процесса обращения,... предположим, что как
пряжа, так и локомотивы изготовляются на заказ и деньги за них полу¬
чаются при сдаче. По истечении недели при сдаче готовой пряжи,
бумагопрядильщик получает обратно (мы здесь не берем во внимание
сверхстоимость) затраченный оборотный капитал... Оборот его закончен.
Паровозостроительный заводчик, напротив того, в течение трех меся¬
цев, из недели в неделю, должен производить все новые и новые за¬
траты капитала на рабочую плату и сырой материал, и только по
прошествии трех месяцев оборотный капитал принимает опять такую
форму, в которой может снова начать свой круговорот... При всех
прочих одинаковых условиях, в распоряжении одного должно находиться
в 12 раз более оборотного капитала, чем у другого“. Следовательно,
хотя прилагаемый капитал в обоих предприятиях одинаков, но
различны сроки, на которые затрачивается капитал, различны, вслед¬
ствие этого, и суммы затрачиваемого капитала.
„Те условия, которые увеличивают продукт рабочего дня — именно
сотрудничество, разделение труда, приложение машин — сокращают в
то же время рабочие периоды“. В этом же направлении действуют и
концентрация капитала и способствующий ей кредит.
Образование запаса, потенциального производительного капитала,
влияет на оборот и на размер затрачиваемого капитала в том же
направлении, как и рабочий период.
Что касается до времени обращения капитала, то его изменения
соответственно изменяют и время оборота.
Время обращения распадается на время продажи и время покупки.
Основное условие, влияющее на время продажи,— отдаленность рынка
продажи; к этому надо прибавить время нахождения товара на рынке.
Размер принятой на себя предпринимателем поставки точно так же
заставляет иногда уже произведенные продукты лежать праздно в виде
товарного капитала, покуда не будет произведено все, следуемое по
договору, количество продукта. Усовершенствование средств сообще¬
ния сокращает время продажи, а вместе с ним — время оборота,
абсолютно, а не относительно, т.-е. сокращение это в одинаковой про¬
порции распространяется на все виды капитала и не одному из них не
дает преимущества перед другими. С другой стороны, с прогрессом
капиталистического производства развивается необходимость работать
на отдаленные рынки, вместе с чем время продажи удлиняется.
На время покупки — покупки элементов производительного капи¬
тала — отдаленность места сбыта товара тоже влияет, ибо нужен извест¬
ный срок, чтобы деньги за проданный предпринимателем товар вернулись
с места продажи, чтобы послужить в его руках покупательным средством.
Время обращения, точно так же, как и время производства, влияет
на величину затраты капитала. Возьмем предприятие, где рабочий
период = 9 неделям, а время обращения = 3 неделям; все время оборота
равно, следовательно, 12 неделям. Производительный капитал пусть
будет = 900 р., из которых еженедельно потребляется в производстве
100 р.; по прошествии 9 недель продукт будет готов, а весь произво¬
дительный капитал превратится в товарный; затем наступит время
— 196
обращения, равное трем неделям и процесс производства должен будет
приостановиться вплоть до начала 13-й недели. Но уже ранее указы¬
валось, что процесс производства должен быть безостановочным; чтобы
достигнуть этого, нужно: 1) или сократить еженедельную затрату
капитала со 100 р. до 75 р., производить продукта на 675 р;, вместо
900 р., и в продолжение 3-х недель употреблять экономизированный,
т.-е., капитал в 225 р.; 2) или же потребуется затратить новые 300 р.,
кроме старых 900 р., и употреблять их, как капитал, в продолжение
трех недель времени обращения. Но первый исход, прежде всего, свя¬
зан с некоторым сокращением основного капитала, а, во-вторых, сокра¬
щение размеров предприятия не всегда возможно, так как ниже извест¬
ного размера joho становится неспособным конкуррировать.
Но какой бы из двух исходов ни был избран, совершенно очевидно,
1) что капитал, затраченный на время обращения, так относится к
капиталу, затраченному на все время оборота, как время обращения
ко времени оборота и 2) что во время обращения первоначально
затраченного капитала начнется новый рабочий период, именно с
помощью добавочного капитала.
Кроме того, стоит только проследить ход воспроизводства капитала,
как станет ясным, что в течение его периодически высвобождается,
отделяется от движения капитала известная часть последнего. Возьмем
пример: назовем капитал 900 капиталом I; капитал 300, дополняющий
его, капиталом II. Рассмотрим обороты нашего промышленного капитала.
1—9 неделя. 1-й рабочий период. Капитал I в производстве.
10—12 неделя: 1) капитал I в обращении, заканчивает свой оборот;
2) капитал II в производстве, начинается второй рабочий период.
Начало 13-й недели. В исходе 12-й недели вернулся из обращения
капитал I; он готов вновь вступить в производство; но рабочий период
(2-й) уже начался, а именно уже 3 недели тому назад капитал II всту¬
пил в производство; до конца рабочего периода осталось 6 недель.
Вступление в производство обернувшегося капитала I необходимо, так
как капитал II уже исчерпан, но надобность имеется не во всем капитале
I = 900 р. сразу,, а в 100 р. еженедельно в течение 6 недель. В течение
второго рабочего периода мы получим, следовательно, такую картину:
13—18 неделя. Второй рабочий период заканчивается; 600 р.
капитала I в производстве; 300 р. капитала I лежат освобожденные.
19 — 21 неделя. Второй рабочий период закончен; 1) 600 р. капи¬
тала 1 + 300 р. капитала II вступают в обращение; 2) 300 р. капитала I,
доселе свободные, вступают в производство и т. д. и т. д.
Совершенно очевидно, что со второго рабочего периода функции
капитала 1 и II перепутываются, они начинают вместе обращаться,
тогда как на это время вступает в производство уже не капитал II, а
300 р. капитала I.
Кроме того, из приведенного примера обнаруживается, что благо¬
даря совместному действию капиталов 1 и II самые обороты капитала
участились, ибо каждый новый рабочий период начинает собой и новый
оборот; в продолжение 1 года, равного 52 неделям, у нас будет 5V2
оборотов (1 — 12, 10 —21, 19 —30, 28 —39, 37 —48, 46 — 57 н. н.) тогда
как, если бы в действии находился один капитал I и производство
прерывалось на время обращения, у нас было бы лишь 4*74 оборота
(1 —12, 13—24, 25—36, 37—48, 49—60 н. н.). Но зато и затраченный
капитал возрос с 900 р. до 1.200 р.
Наконец,— и это один из самых важных пунктов этой главы—ока¬
залось, что благодаря самой технике оборота периодически высвобож¬
дается капитал определенной величины.

197 —
Исследуя различные комбинации времени обращения со временем
производства (когда последнее равно, меньше, больше, кратное, не-крат-
ное времени обращения), можно показать, что в двух случаях, а именно,
когда время производства равно времени обращения, или если оно
меньше, но составляет кратное его, не происходит никакого высвобож¬
дения капитала; но „такая правильная равномерность двух составных
частей периода оборота	может происходить только в исключитель¬
ных случаях...; из этого следует, что для общественного капитала...
...освобождение капитала является правилом“.
Если посмотреть, из чего состоит этот высвобождающийся капитал,
то нетрудно убедиться в том, что в известной своей части он необхо¬
димо состоит из денег. Последний акт обращения — покупка средств
производства и рабочей силы; поэтому и наш освобожденный капитал
частью состоит из средств производства, а частью—из денег, так как
рабочим уплачивается в короткие промежутки времени по мере поль¬
зования рабочей силой.
Что касается капитала, прилагаемого в процессе производства, то
он точно так же находится частью в денежной форме и на тех же осно¬
ваниях, как и только что рассмотренный освобожденный капитал:
„рабочая плата выдается рабочим в... короткие промежутки времени,
обыкновенно еженедельно. Следовательно, капитал, потребный на рабо¬
чую плату, должен также иметься в денежной форме, если только
капиталист не принуждает рабочего ссужать свой труд на более про¬
должительный срок. Следовательно, при выручке капитала, часть его
должна быть оставлена в денежной форме на оплату труда“, между тем,
как другая' может быть превращена в постоянный оборотный капитал.
Таким образом, мы здесь воочию убеждаемся в том, что в абстракт¬
ной форме было доказано в I отделе, а именно, что „только часть про¬
мышленного капитала фактически может быть занята в процессе произ¬
водства, если производство должно итти безостановочно. В то время,
как одна часть находится в периоде производства, другая должна нахо¬
дится в периоде обращения... в виде денежного и товарного капиталов“.
„Денежный капитал, освобождающийся вследствие самого механизма
движения оборотов (вместе с постоянно выручаемым основным капи¬
талом и тем денежным капиталом, который требуется в каждом про¬
цессе труда для переменного капитала), должен играть значительную
роль при развитии кредита, образуя притом одну из его основ“.
Если время обращения или цена средств производства почему-либо
уменьшатся, а также и если цена товаров, изготовляемых в нашем
предприятии, повысится — произойдет особое, сверх-обычного, в ыде
л е н и е денежного капитала. При обратном движении указанных фак¬
торов и результат будет обратный: в этом случае понадобится особая,
сверх обычного, затрата капитала, чтобы предприятие могло вестись в
прежних размерах.
ГЛАВА VIII.
Общественное значение времени оборотов.
В предыдущей главе было показано, что различие рабочих периодов
в двух разных предприятиях порождает пропорциональное ему разли¬
чие в количестве затрачиваемого капитала. То же самое может теперь
быть повторено и относительно различий в периодах оборота в его
целом. Если время оборота в 12 недель, с рабочим периодом в 9 недель
— 198
и временем обращения в 3 недели требует затраты соответственных
сумм в 900 и 300, а всего — в 1.200 р., то время оборота в 12 месяцев,
с рабочим периодом в 9 месяцев и временем обращения в 3 месяца
потребует, при прочих равных условиях, затраты соответственных сумм
в 900X4 = 3.600 и 300X4= 1.200, а всего 4.800 руб., т.-е. количество
затрачиваемого капитала в этом предприятии должно быть в 4 раза
больше, нежели в первом. Так как, как было показано в предыдущей
главе, оборотный капитал всегда отчасти находится в денежной форме,
и минимум его в этом виде определяется величиной переменного капи¬
тала, то очевидно, что во втором предприятии и затрата денежного
капитала будет несравненно больше. То же самое относится й к сырым
и вспомогательным материалам.
Если взлянуть на оборот второго предприятия, длящийся целый год,
с точки зрения всего общества, то окажется, что „с рынка берутся:
рабочие силы, средства существования для этих рабочих сил, основной
капитал, в виде орудий труда... и материалы для производства, и вза¬
мен всего этого выбрасывается денежный эквивалент; но в продолже¬
ние года на рынок не поступит никакого продукта, для возмещения
взятых с него вещественных элементов производительного капитала...
Вследствие этого должны постоянно происходить большие затруднения“.
Результатом этого будет прежде всего стеснение собственно денежного
рынка, так как „потребуются в течение продолжительного времени
крупные затраты денежных капиталов... Кроме того, произойдет сте¬
снение в производительном капитале, которым располагает общество;
так как постоянно берутся с рынка элементы производительного капи¬
тала и вместо них вносится только их денежный эквивалент, то запрос
со стороны лиц, способных платить, повышается, между тем как сами
они не доставляют, с своей стороны,... ни средств производства, ни
средств существования. Поэтому повышаются цены как средств суще¬
ствования, так и материалов для производства... Что касается до зап¬
роса на съестные припасы, то, конечно, этим дается также толчек
сельскому хозяйству... С другой стороны, в тех отраслях промышлен¬
ности, где производство может увеличиться быстро (настоящие ману¬
фактуры, горная промышленность) повышение цен производит быстрое
расширение его... Такое же влияние проявится на рабочем рынке, с
целью привлечь в новые предприятия массы скрытого, относительного
избытка населения и даже рабочих, имеющих занятие... При этом будет
поглощена часть рабочей резервной армии, давление которой держит
рабочую плату ниже обычного уровня. Заработная плата повышается
везде, даже в той части рабочего рынка, которая и до сих пор имела
хорошее занятие. Это длится до тех пор, пока неизбежное крушение
вновь освободит резервную армию рабочих и заработная плата опять
упадет до наименьших размеров и даже ниже“.
ГЛАВА IX.
Производство и обращение сверхстоимости.
Мы до сих пор совсем обходили одну часть стоимости товарного
капитала, именно скрывающуюся в нем сверхстоимость. На нее то мы
теперь и обратим наше внимание. Возьмем ли мы форму круговра-
(Т1—	(П	[В-	m—Т... П
щения Д—Т... П... Т Д, или Т... Т {44—Д' {44	—мы
[tJ—	(д)	[tj—	[äJ—т

—199 ——
в обоих случаях видим, что посколько сверхстоимость производится и
воплощается в товарном капитале — постолько она входит в процесс
круговращения капитала, а периодически — и в его оборот; с другой
стороны, поскольку совершается обмен форм Т—Д и т—д, а тем
более Д—Т и д—т, акты т—д и д—т, изображающие собой обраще¬
ние сверхстоимости, могут быть отделены и отделяются от круговра¬
щения капитала и должны быть исследованы с совершенно иной точки
зрения, с точки зрения товарного обращения, выходящего за пре¬
делы обращения нашего единичного капитала.
§ 1. Годовая норма сверхстоимости.
Процесс производства сверхстоимости был исчерпывающе иссле¬
дован Марксом в I томе „Капитала“. Поэтому здесь мы не будет касаться
этого вопроса, ограничившись лишь напоминанием, что сверхстоимость
производится одним переменным капиталом. Но переменный капитал
образует часть оборотного капитала; с этой точки зрения сверхстои¬
мость может встать перед нами в новом освещении.
Возьмём оборотный капитал в 2.500 руб., % которого состоят из
постоянного капитала, Vs (500 р.) — из переменного капитала; раз дело
идет о производстве сверхстоимости, постоянный оборотный капитал
мы можем оставить в стороне, занимаясь лишь переменным. Пусть
период оборота = 5 неделям, рабочий период = 4 неделям, время обра¬
щения = 1 неделе. Затрачиваемый капитал в 500 руб. разобьется на
капитал 1=400 руб. и капитал 11 = 100 руб. Еженедельно прилагается
100 руб. переменного капитала, который, при норме прибавочной стои¬
мости в 100°/° производит 100 руб. сверхстоимости. В продолжение
года, равного 50 неделям, весь обернувшийся капитал будет равен
5.000 руб. Разделив 5.000 на затраченный капитале 500 руб., полу¬
чим 10 — число оборотов затраченного капитала в год. Но если 500 р.
переменного капитала производят прибавочную стоимость в 500 руб.,
то обернувшись 10 раз они произведут сверхстоимости на 5.000 руб.
Отношение произведенной в продолжение года сверхстоимости
к затраченному капиталу Маркс называет годовою нормою при¬
бавочной стоимости. В приведенном случае она равна ^^ = 1.000%.
„Если мы проанализируем эту норму ближе, то окажется, что она
равняется норме прибавочной стоимости, произведенной в течение
одного оборота затраченным переменным капиталом, помноженной на
число оборотов переменного капитала (совпадающее с числом оборотов
всего оборотного капитала)“ : 100x10°/о= 1.000%. Если мы обозначим
годовую норму прибавочной стоимости через М', действительную норму
прибавочной стоимости через т', затраченный переменный капитал
через v, число оборотов через и; то помним, что величина сверхстои-
мости=m v) М =	= mn.
„Переменный капитал в 500 р..., для которого годовая норма сверх¬
стоимости будет...= 1.000%, назовем капиталом А. Теперь положим, что
будет затрачен другой переменный капитал Б в 5.000 р. на год (=50 неде¬
лям), следовательно, он оборачивается только раз в год. Предположим
притом, далее, что по истечении года за продукт будет заплачено
немедленно.
Период обращения, следовательно, в этом случае = 0; период обо¬
рота = рабочему периоду, именно одному году... В продолжение каждой
недели приложенный переменный капитал в 100 р. производит сверх¬
стоимость в 100 р., следовательно в 50 недель... затраченный капитал

— 200 —
в 5.000 p. произведет сверхстоимость на 5.000 p. Количество сверхстои¬
мости, произведенной в продолжение года, то же, что и в предыдущем
случае,= 5.000 р., но годовая норма сверхстоимости будет совсем иною.
Она равна сверхстоимости, произведенной в продолжение года, разде¬
ленной на затраченный переменный капитал, т.-е.	100%, между
тем, как для капитала А она равна l.OOO°/o“. „Во всяком случае
это явление указывает как будто на то, что норма сверхстоимости
находится в зависимости не только от величины и степени эксплуатации
рабочей силы, приводимой в действие переменным капиталом, но кроме
того от каких-то непостижимых влияний, исходящих из процесса обра¬
щения“. Странность этого явления тотчас исчезнет, как только мы
отметим разницу между затраченным и прилагаемым капита¬
лами в обоих предприятиях.
Годовая норма прибавочной стоимости есть отношение количества
сверхстоимости к затраченному капиталу. Норма прибавочной
стоимости, как она вычислялась в I томе „Капитала“, есть отношение
количества сверхстоимости к приложенному капиталу; только
она и выражает действительную степень эксплуатации рабочего.
В нашем примере „как А, так и Б, еженедельно в продолжение
целого года прилагают 100 р. Поэтому, прилагаемые капиталы, дей¬
ствительно играющие роль в процессе труда, одинаковы; затрачен¬
ные же переменные капиталы совершенно неодинаковы“... Переменный
капитал, затрачиваемый на определенный период времени, превращается
в прилагаемый капитал только тогда, когда он фактически вступает
в процесс труда. „В те же промежутки времени, когда часть его, будучи
уже затрачена, пока еще не прилагается, а будет приложена позже,
часть эта как будто и не существует для процесса труда, поэтому не
имеет ни малейшего влияния ни на образование стоимости, ни на обра¬
зование сверхстоимости... Итак, если капиталы А и Б, в одинаковые
промежутки времени, при одинаковой норме прибавочной стоимости,
будут прилагать переменный капитал одинаковой величины, то они
произведут в тот же промежуток времени одинаковое количество
сверхстоимости, как бы различно ни было отношение этого пере¬
менного капитала, прилагаемого в определенный период времени,
к переменному капиталу, затраченному на этот же период времени,
как-бы, следовательно, различно ни было отношение произведенного
количества сверхстоимости ко всему затраченному переменному капиталу.
Различие этого отношения не только не противоречит законам, управ¬
ляющим производством сверхстоимости, но скорее подтверждает их
и есть неизбежное их следствие“.
Различие периодов оборотов, производя разницу в годовой норме
прибавочной стоимости, влияет еще и в других отношениях на срав¬
нительное положение А и Б. Прежде всего у А, не считая времени
первого оборота, есть периодический текущий доход; каждые пять
недель он получает свою сверхстоимость деньгами, может ее потре¬
бить и ему нет надобности прибегать к иным источникам, что, оче¬
видно, неизбежно для Б. Во-вторых, та часть производительного капи¬
тала, которая тратится на поправки и содержание в исправности основ¬
ного капитала, может быть в случае А каждый раз заимствована из
периодически реализующейся сверхстоимости. Между тем, Б должен
эту сумму стоимости постоянно иметь в руках, как первоначально
затрачиваемый капитал. Наконец, при развитии кредита, периодически
реализующаяся сверхстоимость а может быть капитализирована,
именно, капитализирована в третьих руках, а наш капиталист будет
201 —
получать %°/о, что невозможно для Б. Таким образом происходит
и разница в накоплении, а значит, и разница в количестве
сверхстоимости, производимой в течение года.
§ 2. Обращение сверхстоимости.
Посмотрим теперь на акты т—д и д—т, выходящие, как мы- ска¬
зали, из круговращения капитала. Положим, что происходит простое
воспроизводство, следовательно, что вся сверхстоимость потребляется
капиталистом и акт т—д дополняется актом д—т.
Относительно реализации сверхстоимости, акта т—д, может возник¬
нуть вопрос: откуда берутся в обществе деньги на покупку т? Вопрос,
в этой форме предложенный, представляется праздным. По закону
товарного обращения (см. „Капитал“, т. I), вся сумма имеющихся в
обществе денег должна безусловно равняться тому количеству их,
которое потребно для обращения товаров, плюс то количество, которое
находится в виде сокровищ. „Деньгами должна быть оплачена стои¬
мость товаров“. „То обстоятельство, что часть товарной стоимости
состоит из сверхстоимости, решительно не имеет влияния на массу
денег, потребных для ведения дела“. Существующее количество денег
есть мало-по-малу накопившееся сокровище общества, начало которому
было положено еще увеличенным привозом благородных металлов
в XVI в. Насколько часть его ежегодно потребляется снашиванием,
настолько недостающая часть замещается новым золотом, получаемым
из стран, где добывается золото, в обмен на продукты данной страны.
Чтобы международный характер сделки не запутывал дела, положим,
что золото добывается в данной стране. В таком случае в золотопро¬
мышленности употребляется известной величины капитал. Как и всякий
другой, он осуществляется в том, что производит сверхстоимость.
Но относительно этого случая уже не может возникнуть вопрос, откуда
берутся в обществе деньги для реализации произведенной сверхстои¬
мости, ибо она сама по себе есть золото, которое остается просто
перечеканить в монету. Наоборот: эта отрасль производства совершенно
не поглощает в себя какого-либо количества денежного богатства
страны (не считая первого оборота впервые затрачиваемого капитала),
но сама накачивает в денежные каналы общества золото, отвлекая
в себя средства производства и средства существования для капита¬
листов и рабочих. Итак, сумма существующего денежного богатства
общества поддерживается из года в год без того, чтобы возник вопрос,
откуда берутся потребные для реализации производимой при этом
сверхстоимости деньги. А раз так, то, повторяем, сумма имеющихся
денег должна, по законам товарного обращения, покрыть потребности
обращения.
Но вопрос может быть предложен еще и в такой форме: из чьих
рук являются эти деньги? Ведь процесс совершается в следующем
порядке: приступая к производству, капиталист вносит в обращение
страны взамен отвлекаемых в его предприятие средств производства и
рабочей силы известную сумму стоимости, скажем 500 р. По изготов¬
лении продукта, его товарный капитал будет содержать в себе 500 р.
затраченной капитальной стоимости плюс известное количество — ска¬
жем 100 р.— сверхстоимости. Спрашивается, каким образом умудряется
капиталист, внося в обращение 500 р., постоянно извлекает из него
600 р.?
Вопрос встанет еще грубее, если мы положим, что капитал в 500 р.
есть оборотный капитал всего общества. Каким образом все общество
капиталистов вносит в обращение 500 р., а извлекает из него 600 р.?

■— 202
Можно ответить так: постоянный оборотный капитал разными капи¬
талистами затрачивается не одновременно; в то время, как А продает
свой товар, реализуя при этом свою сверхстоимость, В превращает
свой денежный капитал в производительный, покупая у А его товар,
средства производства. Когда же А станет обращать свои деньги в
средства производства, покупая их у С, то С, вслед за этим, может
отдать их В и т. д. Но это объяснение не годится, ибо, ставя вопрос,
мы предположили: 1) что все деньги затрачиваются одновременно и
2) что сумма в 500 р. представляет собой все затрачиваемые деньги;
поэтому такое решение задачи предполагает само себя, предпола¬
гает, что есть потребные деньги.
Далее, можно было бы сказать: капиталист А продает изделия,
которые В потребляет лично; следовательно, деньги В превращают в
золото сверхстоимость А. Но деньги В — его сверхстоимость; спраши¬
вается, как он их достал? Такой способ решения лишь отодвигает
вопрос от А к В.
Затем, можно было бы сказать: часть оборотного капитала, пере¬
менный капитал, затрачивается на рабочую силу; деньги рабочим
выдаются уже после работы. Рабочий на свой заработок покупает у
капиталистов произведенные товары и тем обращает в золото их сверх¬
стоимость. На такое объяснение надо возразить в том смысле, что
если это и так, то потребление рабочих происходит рука об руку,
одновременно с потреблением капиталистов, а последнее предпо¬
лагает в руках капиталистов те суммы денег, которые мы отыскиваем.
Такое решение вопроса лишь уменьшает искомые суммы денег, но не
устраняет их.
Ответ на вопрос в общей форме уже дан: количество денег должно
быть достаточным для обращения товаров. „Следовательно, нет самой
задачи... Между тем, в действительности, с капиталистической точки
зрения как будто существует какая то особенная задача“. Оправда¬
нием этой задачи служит то обстоятельство, что в капиталистическом
обществе исходной точкой денег является капиталист, хотя собственно
непосредственных исходных точек денег — две: капиталист и рабочий;
но деньги, выходя из рук рабочего, совершают свое второе обраще¬
ние: первое обращение они совершили, будучи затрачены в виде
переменного капитала. Но раз в капиталисте видят единственный
источник денег, то естественно и возникает вопрос, как может он
извлекать их более, нежели внес.
С другой стороны, отсюда же следует, что если поставленный
вопрос и может быть разрешен, то только тем путем, что капиталист
сам же вносит в обращение деньги, потребные для превращения в
золото его сверхстоимости. В действительности так и происходит.
В начале этого параграфа было предположено, что совершается про¬
стое воспроизводство; это значит, что капиталист потребляет всю свою
сверхстоимость. Но потребление капиталиста идет еще с того дня,
когда закупались элементы производства будущей сверхстоимости;
следовательно, для этого у капиталиста просто должны иметься свои
личные деньги, которые он тратит; так продолжается до тех пор, пока
не наступает время продажи товара и реализации сверхстоимости. Если
последней получится на 100 р., то перед этим капиталист, в качестве
потребителя, внес 100 р. деньгами в обращение. Эти то 100 руб. и
реализуют его сверхстоимость.
Таким образом, с одной стороны, сверхстоимость реализуется, с
другой — капиталист потребляема с третьей — деньги, временно затра¬
ченные капиталистом, возвращаются к нему неприкосновенными.

! 203 SS
Если происходит воспроизводство в расширенных размерах, то
изменяется лишь способ употребления денег, уже вырученных, как
сверхстоимость. Вместо того, чтоб совершить акт д—т, д присоеди¬
няется (целиком или частью) к Д и вместе с ним совершает уже не
акт Д—Т, но акт Д'—Т.
Но если расширенное воспроизводство возимеет место, то окажется
произведенной сверхстоимость большей величины, нежели в преды¬
дущий период. Здесь опять возможен вопрос, откуда берутся деньги,
потребные Hä реализацию этой сверхстоимости.
Что касается самих денег, самих монет, то ответ не представляет
затруднения. Деньги, потребные для возросшего обращения, должны
быть получены балансированием платежей, превращением сокровища
в действующие орудия обращения и т. д. Если этого окажется недо¬
статочно, то потребуется добавочное производство или добавочный
ввоз золота.
Что же касается того, откуда, из чьих рук, явятся эти деньги, то
при предположении общего расширения производства всем классом
капиталистов, этот вопрос разрешен быть не может. Единственный
источник денег — класс капиталистов. Поэтому, весь этот класс не
может одновременно продавать, не покупая. В действительности одно¬
временного расширения воспроизводства на всех пунктах не проис¬
ходит никогда. На самом же деле, „когда часть сверхстоимости, реали¬
зованной в деньгах, извлекается из обращения и накопляется в виде
сокровища, то, одновременно с этим, другая часть сверхстоимости
постоянно превращается в производительный капитал“. И далее: когда
возросший, таким образом, дополнительный производительный капитал
создает сверхстоимость большей величины, нежели в предыдущий
период, то на реализацию ее будут обращены те деньги, которые до
сих пор скоплялись, а теперь, в свою очередь, превратятся в элементы
производительного капитала.

ТРЕТИИ ОТДЕЛ.
ОБРАЩЕНИЕ И ВОСПРОИЗВОДСТВО ВСЕГО ОБЩЕСТВЕННОГО КАПИТАЛА.
Предыдущее изложение посвящено анализу движения, или оборо¬
тов, индивидуальных капиталов.
„Однако, каждый единичный капитал образует только обособлен¬
ный, так сказать, осколок всего общественного капитала, одаренный
индивидуальной жизнью... Круговороты индивидуальных капиталов
поглощают один другой, предполагают и обусловливают один другой,
и этими то поглощениями образуют движение всей совокупности
общественного капитала“.
Изучение последнего необходимо должно в некоторых отношениях
отличаться от изучения оборотов индивидуальных капиталов, и вот в
каких именно. Раньше нами был допущен ряд фикций: мы предпо¬
лагали, что капиталист находит на рынке необходимые средства
производства и рабочую силу; мы предполагали, что рабочий находит
на рынке необходимые средства существования, в которые он превра¬
щает свой денежный заработок; мы предполагали, что капиталист
продает свой товар по его стоимости; и мы предполагали, что капи¬
талист’ находит на рынке предметы, в которые он превращает свой
денежный доход. Оправданием — и вполне достаточным — подобных
фикций служило то обстоятельство, что все эти моменты были момен¬
тами внешними по отношению к жизни индивидуального капитала,
ровно ничего в нем, как таковом, не объяснявшими, так что введение
их в анализ лишь бесконечно усложнило, но не обогатило бы его.
Наоборот, теперь мы уже не можем просто п ре д пол ожить, что
все указанные выше допущения имеют место. То, что при индивиду¬
альном капитале составляет по отношению к нему обстоятельство
внешнее, здесь, в исследовании круговорота общественного капитала,
представляет существеннейший момент, ибо упомянутые средства про¬
изводства и существования, равно как и всякий товарный продукт,
суть результат деятельности этого самого общественного капитала,
суть составные части — и притом единственные составные части — его
продукта. А сбыт таковых, без которого не может произойти воспро¬
изводство, совпадает с процессом потребления, личного и производи¬
тельного. Поэтому здесь как раз и требуется изучить, каким образом
и при каких условиях 1) индивидуальные капиталы, в их основных
общественных группировках, восстановляются в виде производитель¬
ного капитала, в форме вещественных элементов производства, а 2) ка¬
питалисты и рабочие находят на рынке нужные им средства суще¬
ствования. При этом, очевидно, надо будет иметь в виду форму
Т"—Д'—Т...П...Т', так как лишь в этой формуле необходимо играет
роль потребление. Таким образом, надлежит исследовать, каким обра-
зои, путем способствующих этому обменов,— обнимаемых понятием
„обращение общественного капитала“,— происходит воспроизвод¬
ство последнего и воспроизводство классов капиталистов и рабочих.

205 —
Здесь приходится обратить внимание не только на возмещение
стоимости употребленных на годичное производство элементов, но и
на возмещение этих элементов в определенной, предустановленной
условиями воспроизводства, вещественной форме; а именно,
предстоит показать, что общественный продукт должен в опреде¬
ленном отношении делиться на: 1) предметы, входящие в процесс
производства, как его элементы, и 2) предметы личного потребления,
окупаемые суммой доходов всех классов общества.
В зависимости от того, потребляется ли сверхстоимость целиком,
или капитализируется, весь этот отдел распадается на два подъотдела:
простое воспроизводство и расширенное воспроизводство.
ГЛАВА X.
Простое воспроизводство.
А) Обращение общественного капитала.
Итак, весь общественный продукт мы разбиваем на две части:
1) средства производства и 2) средства существования. Соответственно
этому и всю совокупность предприятий в обществе мы делим на:
1) производство средств производства и 2) производство средств суще¬
ствования.
В каждом из подразделений общественного производства капитал
распадается на: 1) постоянный = с, который состоит из оборотного
постоянного капитала и основного; (имея в виду стоимость обществен¬
ного продукта, мы будем брать в расчет лишь воплощенную в нем
стоимость снашивания основного капитала; остальные же его части
для нас, при этом, существовать не будут) и 2) переменный капи¬
тал = v. В стоимости продукта заключается, кроме того, еще сверхсто¬
имость =ш, норму которой мы здесь примем в 1ОО°/о. Стоимость про¬
дукта обоих подразделений может быть представлена так:
I. Средства производства 4.000 с + 1.000 v+ 1-000 m Продукт = 6.000.
II.	„ потребления 2.000 с 500 v 4- 500 m „	= 3.000.
Цифры могут изображать миллионы рублей, марок, франков и т. п.
Переменный капитал мы приняли и тут и там за V* постоянного.
Эта схема показывает нам, в каких соотношениях должны находиться
части стоимости, произведенной в подразделении I, и стоимости, про¬
изведенной в подразделении II, для того, чтобы весь продукт обще¬
ственного производства мог реализовать свою стоимость в процессе
обмена и чтобы эта реализация могла послужить исходным пунктом
простого воспроизводства, а) Продукт II по стоимости = 3.000; так и
должно быть, ибо он должен быть лично потреблен, и как раз сумма
заработных плат и сверхстоимости г) в обоих подразделениях равна
3.000; Ь) постоянный капитал II, 2.000 с, равен сумме (1.000 v+ 1.000 m) I,
как и должно быть, ибо последняя скобка должна быть окуплена,
чтобы с одной стороны, снова имелся переменный капитал в деньгах,
а с другой, чтобы сверхстоимость, обратившись в. денежную форму,
могла быть потреблена. Но (1.000 v+1.000 m) I в личное потребление
г) Напомним, что простое воспроизводство' предполагает затрату всей сверхстои¬
мости на потребление класса капиталистов.

— 206
войти не могут: это средства производства. Они могут послужить лишь
элементами чьего-либо постоянного капитала. Как раз на 2.000 должен
быть восстановлен in natura постоянный капитал II подразделения,
с) постоянная часть 1—4.000 I с — представляет собой потребленные
в производстве за год средства производства. При простом воспроиз¬
водстве эти 4.000 с в своей натуральной форме снова должны послужить
постоянным капиталом в своем подразделении.
Таким образом, все части продукта находятся во взаимной гармонии
и найдут себе место при возобновлении производства.
§ 1. Постоянный капитал подразделения I. 4.000 I с.
Стоимость постоянного капитала в продукте I подразделения равна
стоимости средств производства, потребленных при изготовлении этого
продукта.
„Относительно единичного капиталиста, изготовляющего опреде¬
ленные средства производства, мы могли бы сказать: он продает свой
товарный продукт, он превращает его в деньги... Затем на эту часть
стоимости, превращенную в деньги, он покупает вновь у других про¬
давцов товара свои средства производства... Теперь же такое предпо¬
ложение невозможно. Класс капиталистов I заключает в себе совокуп¬
ность всех капиталистов, производящих средства производства“. Поэ¬
тому стоимость 4.000 I с из пределов своего класса двинуться не может,
но должна быть потреблена производительно внутри его.
„Частью она входит вновь в виде средства производства в особен¬
ные сферы производства, из которых она выходит в виде продукта,
например: зерно в сельском хозяйстве, уголь в каменноугольной про¬
мышленности и т. п. Насколько частичные продукты, из которых
состоит постоянная капитальная стоимость I, не входят вновь непосред¬
ственно в их сферы производства, они только перемещаются“. „Посто¬
янный капитал I состоит из массы групп капиталов, помещенных в
различные отрасли производства средств производства: столько-то в
чугунно-плавильные заводы, столько-то в каменно-угольные копи;
частичные продукты (I с) входят в натуральном виде в какую-нибудь
отрасль производства I, между тем, как продукт других отраслей про¬
изводства этого же подразделения (I) замещает их in natura“.
§ 2. Обмен между двумя подразделениями 1 (v+m) на 11 с.
Результатом обмена I (v + m) на II с 9 будет восстановление посто¬
янного капитала в подразделении II, восстановление переменного капи¬
тала I в денежной форме и потребление сверхстоимости капиталистами I,
и заработной платы — рабочими I.
Обмен происходит при помощи денежного обращения, которое, с
одной-стороны, затемняет дело, но с другой — необходимо должно быть
принято во внимание, так как переменная часть капитала должна посто¬
янно вновь проявляться в денежной форме. Весь обмен совершается
следующим образом: в подразделении I капиталисты уплатили рабо¬
чим 1.000 деньгами (соответствующую 1.000 v I в продукте). На эту
1.000 рабочие I покупают у капиталистов II предметы потребления,
превращая этим в деньги половину стоимости II с; капиталисты II на
эту тысячу (1.000) покупают 1.000 I v, средства производства, и этим,
с одной стороны, восстановляют половину своего постоянного капитала
!) Т.-е. в нашем примере, 2.000 средств производства [(1.000 л-(-1.000 т)| на 2.000
предметов потребления [(2.000 с) II].

207
in natura, а с другой — превращают в деньги переменную капитальную
стоимость 1.000 I V.
Что касается тех денег, которые потребны для обмена 1.000 I m на
вторую 1.000 II с., то уже в одной из предыдущих глав говорилось,
что эти деньги вносятся в обращение самим же классом капиталистов
и возвращаются к нему обратно. Затрачены эти деньги могут быть
различными способами. Положим, что половина денег — 500 — будет
затрачена капиталистами II на покупку Сп, а другая половина — 500—
капиталистами I на покупку средств потребления.
Покупкой на 500 средств производства капиталисты II восстанов-
ляют, в сумме с предыдущими обменами, 3/4 своего постоянного капи¬
тала in natura; этим же реализуется в деньгах Va сверхстоимости капи¬
талистов I; капиталисты I на эти 500 покупают средства потребления
у II и этим возвращают капиталистам II затраченные последними 500.
С другой стороны, подразделение I уже на свои 500 закупает средства
потребления у II, а II на эти деньги покупает средства производства у I.
Таким образом, деньги, затраченные капиталистами I, возвращаются к
ним обратно.
В итоге: переменный капитал I — в деньгах, постоянный капитал II
восстановлен in natura, сверхстоимость 1 — потреблена, заработок рабо¬
чих израсходован.
Из изложенного, между прочим, следует, что „из тех денег, которые
капиталисты промышленники вносят в обращение для способствования
своему собственному товарному обращению... каждый из них выручает
столько, сколько затратил на денежное обращение“.
§ 3. Обмены в пределах И подразделения.
В подразделении II рабочим было выплачено 500 v, соответственно
500 v, воплощенным в продукте. Т. к. в подразделении II производятся
предметы потребления, то очевидно, что на оплату части продукта,
именно 500 v, пойдут деньги, полученные рабочими. Что же касается
до 500 II т, то в целом ряде отдельных затрат на свое личное потребле¬
ние капиталисты успеют и потратить свою сверхстоимость и возвратить
друг другу затраченные суммы.
Но вопрос осложняется тем обстоятельством, что производство II
может быть разделено на два вида: а) производство необходимых пред¬
метов потребления, входящих в потребление как капиталистов, так и
рабочих, и Ь) производство предметов роскоши, входящих в исключи¬
тельное потребление класса капиталистов. Положим, что 3/б своей сверх¬
стоимости капиталисты II употребляют на необходимые средства суще¬
ствования, а 2/б — на предметы роскоши. Вся сверхстоимость подраз¬
деления 11 = 500 ш, 2/б ее = 200; следовательно, для употребления
капиталистов II должно быть произведено как раз на 200 предметов
роскоши. При норме сверхстоимости в 100 °/о, стоимость предметов
роскоши =
= 11 b 100 v -|-100 т, всего 200.
А т. к. весь переменный капитал и сверхстоимость II подразделения =
= 11 500 v-|-500 ш, всего 1.000,
то необходимые предметы потребления представлены в
II а 400 v + 400 ш., всего 800.
Обмен, в его целом, происходит следующим образом:
рабочим II а выплачено 400; на эти деньги они покупают 400II (а) v;
рабочим II Ь выплачено 100; на эти деньги они покупают 100 II (а) m
Всего рабочими куплено 500 II (а), следовательно, в подотделе II (а)
осталось продуктов еще на 300: — 300 т. Но по условию, 3/б своей
208
сверхстоимости капиталисты расходуют на необходимые средства пот¬
ребления: следовательно 3/öX400 m = 240 m из пределов II (а) никуда
не двинутся. Они, следовательно, в счет не идут. Со стороны II (а)
осталось таким образом обменять 300 m	240 m = 60 in. Кроме того,
у них в руках — сотня (100), выплаченная им рабочими II Ь. Что ка¬
сается подразделения II Ь, то, по условию, 2/о сверхстоимости потреб¬
ляются ввиде предметов роскоши; следовательно 2Л»Х 100 = 40 m рас¬
пределяются в пределах II b подразделения. Последнему остается
обменять 100 v+60 m.
Дело идет так. На полученную от рабочих II b сотню капиталисты
II а покупают предметы роскоши, и этим возвращают переменный
капитал 100 v II (b) в его денежную форму. С другой стороны капи¬
талисты II Ь, на сумму в 60, соответствующую по условию стоимости
потребляемых ими необходимых средств существования, покупают
60 m II а; а капиталисты II а на эти деньги покупают 60 m II b,
при чем затраченные 60 возвращаются в подразделение II Ь. Дело
устроилось.
Из изложенного, между прочим, видно, что переменный капитал —
100 v, затраченный в производстве предметов роскоши, восстановляется
в денежной форме благодаря покупке предметов роскоши капиталистами
подотдела II а. „Вследствие этого, существование и воспроизводство
той части рабочего класса, которая занята в II b — получение ими необ¬
ходимых предметов потребления — становится в зависимость от мотов¬
ства класса капиталистов, от превращения значительной доли их сверх¬
стоимости в предметы роскоши. Каждый кризис мгновенно уменьшает
потребление предметов роскоши; он замедляет превращение II v (b) в
денежный капитал, допускает это только отчасти, выбрасывая на улицу
часть рабочих, занимавшихся изготовлением предметов роскоши; между
тем, как с другой стороны, тем же самым производит также застой и
сокращение в сбыте необходимых предметов потребления...“
Выведенное в этой главе новое разделение, разделение производств
предметов потребления на а) производства необходимых средств потре¬
бления и Ь) производства предметов роскоши, может выдвинуть вопрос,
не следует ли принять это разделение во внимание при исследовании
обмена I (v + m) на II с, так как II с точно также состоит из предме¬
тов относящихся либо к одному, либо к другому из этих подотделов.
Но нового такая детализация ничего не даст. Если рабочие I потреб¬
ляют необходимых средств существования — на 1000, а капитали¬
сты I — на 3/вХ1000 m = 600, то постоянный капитал II а надо поло¬
жить = 1600 II с, следовательно, постоянный капитал II в = 400 II с.
Обмен совершится старым порядком.
В настоящем изложении сумма обращающихся денег была неверо¬
ятно велика, сравнительно со стоимостью товаров. Это было принято
лишь для большей наглядности. На самом деле достаточно было бы
меньшей суммы денег.
Б) Воспроизводство общественного капитала.
Из всего вышесказанного о процессе обращения обществен¬
ного капитала видно, что этот процесс есть в то же время процесс
воспроизводства капитала.
Товарный продукт истекшего года
I 4.000 с+ 1.000 v +1.000 m
II 2.000 с+ 500 v+ 500 m
в этом своем расчлененном, в отношении стоимости, виде указывает,
что на производство его было приложено капитала

209 —
I 4.000 c+1.000 v
II 2.000 c+ 500 v,
при чем капитал этот существовал—о том свидетельствует самая налич¬
ность продукта — в материальных элементах производства (именно
постоянная его часть) и в форме денежной (переменная его часть).
Результатом вышеописанного обращения было то, что капитал,
потребленный в производстве, восстановился по стоимости и веще¬
ственно. По окончании обменов у нас снова есть
I 4.000 с+1.000 v
II 2.000 с+ 500 v,
при чем постоянные части представлены в средствах производства’
а переменные — в деньгах1).
Процесс простого воспроизводства может начаться.
Если, резюмируя все сказанное в настоящем подотделе, задаться
вопросом, в какой степени процесс воспроизводства индивидуального
и процесс воспроизводства общественного капитала — сходственны
друг с другом, и в какой — отличны друг от друга, то обнаруживается
следующее:
1) общественный рабочий день, как и частный рабочий день, распа¬
дается лишь на две части: необходимое и прибавочное время;
2) в необходимое рабочее время, в том и другом случае, воспроиз¬
водится стоимость переменного капитала; в прибавочное — в том и
другом случае — производится сверхстоимость;
3) перенесение стоимости постоянного капитала на продукт—в том
и другом случае — не есть предмет специального труда тех или иных
рабочих, но происходит параллельно с воспроизведением стоимости
переменного капитала и сверхстоимости; но:
4) как раньше было показано, валовая стоимость ежегодно произ¬
водимых средств потребления (при простом воспроизводстве) равна
сумме воспроизведенных в валовом общественном продукте сверхстои¬
мостей и переменных частей капитальной стоимости. Но те и другие
(см. пункты 1 и 2) представляют собою всю стоимость, произведенную
в продолжение года рабочим классом. Поэтому „валовая стоимость
предметов потребления, произведенных в течение года, равняется вало¬
вой стоимости, произведенной в продолжение года полным обществен¬
ным рабочим днем, равняется стоимости общественного переменного
капитала плюс общественная сверхстоимость, равняется всему новому
годичному продукту“. Таким образом, „хотя для капиталистов II
(вот разница!) стоимость их продукта и распадается на c + v + m, но
с общественной точки зрения стоимость этого продукта может
распасться только на v + m“. И далее:
г) Как мы видели, 4.000 I с капиталисты I реализовали в пределах своего собствен¬
ного подразделения, следовательно по окончании обменов постоянная часть капитала,
производящего средства производства, попрежнему — 4.000 с. Из 2.000 предметов потре¬
бления, обмененных на 2.000 (1.000 v-j-1.000 m) средств производства, 1.000 (соответствую¬
щая I т) потреблена капиталистами, другая 1.000 (соответствующая I v) потреблена
рабочими и вернулась капиталистам I в виде денег, после того как капиталисты II заку¬
пили на 1.000 средств производства. Следовательно, капитал I к началу воспроизводства
попрежнему = 4.000 с+ 1.000 v.— Капиталисты подразделения II закупили на 2.000 средств
производства у капиталистов I, восстановив таким образом свой постоянный капитал в
первоначальном виде. 500 предметов потребления (соответствующих 500 т) они потребили
сами, остальные 500 предметов потребления, соответствующие 500 vl, потреблены рабо¬
чими, которые уплатили капиталистам II соответственный денежный эквивалент. Следо¬
вательно и переменный капитал подразделения II восстановлен в денежной форме в своей
первоначальной величине = 500 у. Итак капитал II попрежнему 2.000 + 500 у.

— 210
5) „хотя общественный рабочий день распадается всего на две
части, на необходимый и прибавочный труд, хотя стоимость, произве¬
денная этим рабочим днем распадается точно так же на две части,
именно на переменную капитальную стоимость... и на сверхстоимость...,
тем не менее, с общественной точки зрения, часть общественного
рабочего дня расходуется исключительно на производство (элемен¬
тов) нового постоянного капитала... Хотя с точки зрения единичных
капиталистов и рабочих подразделения I эта часть общественного
рабочего дня служит просто на производство переменной капитальной
стоимости и сверхстоимости..., тем не менее с общественной точки
зрения эта часть общественного рабочего дня производит только воз¬
мещение постоянного капитала“. Таким образом, воспроизводство обще¬
ственного капитала совершенно аналогично воспроизводству индиви¬
дуального капитала — в отношении факта возмещения стоимости
капитала (т.-е. в том и другом случае происходит восстановление и
постоянного и переменного капиталов в производительной форме, свой¬
ственной каждому из этих видов капитала); но это его возмещение,
вернее — возмещение постоянного капитала, выражается в специфиче¬
ских для него формах, благодаря тому, что в данном процессе играют
роль не одни составные части стоимости годичного продукта,
но и вещественный состав самого продукта, его потребительная
форма.
„	I 4.000 с + 1.000 v + 1.000 m
Если мы имеем: п 2.000 с + 500 v + 500 т,
то неправильно, путем простого суммирования (как следовало бы посту¬
пить, если бы I и II были подразделениями одного частного предприятия)
выводить, что весь общественный продукт, по своей стоимости, распа¬
дается на:
(4.000 1 + 2.000 II) с+ (1.000 v 1+1.000 m 1 + 500 v II+ 500 m II),
где первая скобка изображает, воспроизведенный постоянный капитал,
а вторая — потребительный фонд. Согласно с вышеизложенным надо
писать:
(4.000 1 + 1.000 1 + 1.000 I) с+ (2.000 II+ 500 II+ 500 II) (v + m),
где первая скобка изображает действительно воспроизведенный обще¬
ственный капитал (хотя и заключает в себе не капитальные элементы
отдельных отраслей общественного производства), а другая уста¬
навливает условия, необходимые для воспроизводства классов капита¬
листов и рабочих (хотя с точки зрения отдельных отраслей
производства и заключает в себе элементы капитала, не относящиеся
к категории дохода).
В) Возмещение основного капитала.
При изучении обменов, происходящих во время обращения обще¬
ственного капитала, значительное затруднение заключается в том
обстоятельстве, что часть 2.000 II с представляет собой стоимость снаши¬
вания основного капитала, которая должна, как своевременно указы¬
валось, постоянно осаждаться в деньгах. Между тем при изу¬
чении обмена (1.000 v + 1.000 m) I на 2.000 II с предполагалось, что все
2.000 II с идут в обмен на (1.000 v + 1.000 m) I, превращаются в элементы
постоянного капитала — средства производства, и отнюдь не осаждаются
в деньгах. Спрашивается, где источник соответствующих указанной
надобности денег?

211 —■
„Те деньги, в которые превращается сношенный элемент стоимости
(основного капитала), скрывающейся в стоимости товаров 2.000 II с,
могут исходить только из I подразделения, так как само II не может
заплатить себе (оно платит только вследствие продажи своего товара),
и так как, по нашему предположению, I (v + m) идет в обмен на всю
сумму товаров 2.000 II с, следовательно, означенное снашивание II должно
быть превращено в золото этою покупкою со стороны I.
Но по закону, исследованному нами раньше, деньги, затраченные
на обращение, возвращаются к капиталистам производителям вслед¬
ствие того, что они вносят затем в обращение товары равной стоимости.
При покупке II с подразделение I не может, конечно, дать II раз навсегда
на 2.000 товаров и кроме того дополнительную денежную сумму.
Денежный остаток мог бы попасть к II только в том случае, если
бы подразделение II продало I-му на 2.000, а купило бы у I-го меньше,
чем на 2.000, например, на 1.800; в таком случае у нас было бы для I
перепроизводство средств производства на сумму 200, но при этом
исчезло бы самое основание схемы, т.-е. воспроизводство в неизменяю-
щихся размерах“.
Итак, „гипотезу, по которой дополнительные деньги вносит в обра¬
щение I следует, как нелепую, отбросить; очевидно остается только
гипотеза, повидимому, еще более нелепая, а именно, что само II вносит
в обращение те деньги, которые превращают в золото ту составную
часть стоимости товара, которая возмещает стоимость снашивания
основного капитала... Но эта нелепость только кажущаяся. Класс II
состоит из капиталистов, основные капиталы которых находятся в совер¬
шенно различных стадиях своего воспроизводства, возрасты их крайне
разнообразны“. Вопрос разрешается, если принять, что стоимость
сношенного основного капитала II возмещается лишь наполовину
деньгами, другая же ее половина восстановляется in natura, т.-е. если
в одной части подразделения II происходит возмещение снашивания
на 200 деньгами, а в другой части подразделения основной капитал
восстанавливается натурой на 200 же, скопленных через предшество¬
вавшие возмещения в деньгах.
Посмотрим, как происходит обмен. Капиталисты I заплатили рабо¬
чим I 1.000; последние покупают 1.000 II с; II покупают у I на 1.000
средств производства. После этого рядом временных затрат капита¬
листы обоих подразделений распределяют продукт на 600 с каждой
стороны и возвращают друг другу затраченные суммы. Остановимся
на этой стадии.
У I остается пока на руках 400 I ш в товарах, точно также у
II — 400 II с в товарах. Условимся называть группу капиталистов II,
восстановляющих основной капитал на 200 in natura — IIi, а группу
капиталистов II, возмещающих на ту же сумму стоимость снашивания
основного капитала в деньгах — II2. В руках тех и других имеется
товаров на сумму 400. Эта совокупность товаров может распределяться
между IIi и Из в весьма различных отношениях; по смыслу нашей
задачи, минимум товаров, находящихся в руках Из следует принять, по
стимости, равным 200; ведь мы хотим объяснить, каким образом II,
т.-е. вернее Из, продают товаров на 200, сами ничего не покупая, но,
наоборот, скопляя полученные деньги.
Между этой минимальной суммой и максимальной — в 400, которые
могут оказаться в руках Из, возможен ряд переходных ступеней, кото¬
рых мы разумеется не будем касаться, а возьмем лишь три случая,
когда у Из осталось на 200, 300 и 400 товаров, а у IIi на соответст¬
венные суммы в 200, 100 и 0 товаров.

— 212 ———
1 случай. В руках IIi на 200 товаров, в руках IIs — точно также
на 200; кроме того IIi располагает, по условию, еще двумя стами (200)
в деньгах, представляющими его сношенный основной капитал.
IIi покупает у I товара на 400 денежных единиц. На эти 400 I поку¬
пает, с одной стороны 200 с Ih, вместе с тем все товары Ih оказываются
распроданными, а временно затраченные 200 вернулись обратно к Ih;
с другой стороны I покупает 200 с Ih, вместе с чем снашивание
основного капитала Ih возмещено в деньгах и Ih может удержать эти
деньги у себя, не причиняя никому никакого расстройства.
2 случай. У Их на 100 товаров, у Ih — на 300. Ih покупает у I на
300 средств производства, из них (т.-е. из 300)—200 накопленных,
а 100 — временно затрачиваются. I покупает на 100 товаров IIi, реализуя
этим остаток его товаров и возвращая затраченную сотню (100); а на
200 — товаров у Ih, превращая этим стоимость снашивания основного
капитала Пг в деньги; кроме того Ih, временно затрачивая 100, покупает
на них 100 m I, а I на эти деньги покупает последние 100 с Ih, воз¬
вращая затраченную сотню Ih.
3 случай. У IIi товары распроданы, у Ih — на руках товары—400 с.
IIi на накопленные 200 покупает средств производства у I; Ih на вре¬
менно затрачиваемые 200 точно также покупает у I средств производ¬
ства, именно элементы своего оборотного капитала. I на вырученные
400 покупает у Ih на 400 средств потребления, вместе с чем 1) остаток
товаров Ih продан, 2) затраченные 200 вернулись к нему обратно
и 3) снашивание основного капитала превратилось у него в деньги.
Но не следует забывать того, что такой благополучный конец про¬
исходит лишь при наличности принятой нами посылки: основная часть
капитала II, которая должна быть ежегодно возобновляема натурою,
равняется годичному снашиванию другой основной части капитала
II, которая еще продолжает действовать в своем прежнем натуральном
виде. Если это условие не будет соблюдено, все придет в расстрой¬
ство. Возьмем один случай:
I 400 m товарами
II (1) 200 деньгами 200 с товарами (2) 200 с товарами.
Так как 200 Ih с товарами идут в обмен на 200 I гп, и эти коли¬
чества покрывают друг друга, то в чистом виде задача такова:
I 200 m тов.
II (i) 200 деньгами+ (2) 200 с тов.
Их на 20 покупает 200 I m; I на эти деньги покупает 200 Ih с.
И вот, положим, что не 200, а 220 Ih с должны восстановиться in
natura; или, наоборот, это произойдет лишь с 180 Ih с.
Прежде всего, в первом случае, становится сомнительным следую¬
щее: усиленный спрос со стороны II на элементы основного капитала
побудит I производить их в большем количестве; соразмерно этому,
при сохранении прежней величины производства I, уменьшится изго¬
товление элементов оборотного капитала, между тем, как спрос на
них со стороны II останется прежним; цены их поднимутся, и едва ли
производство II сможет вестись после этого в прежних размерах.
Далее, если такого расширения производства элементов основного
капитала не произойдет, то обнаружится недочет в воспроизводстве у
II; если же оно возымеет место, благодаря повышению производитель¬
ности труда, то в будущее время, когда спрос на элементы основного
капитала сделается нормальным, в сфере I произойдет перепроизвод¬
ство; а кроме того, повышение производительности труда обыкновенно

———————— 213 —■
связано с перемещениями труда и капитала из одной отрасли про¬
изводства в другую, что непременно вызывает всяческие замеша¬
тельства.
Если же 200 IIi с опустятся до 180 с, то на стороне I произойдет
или перепроизводство или сокращение производства, что для хозяев и
рабочих составляет кризис. Кроме того в полной мере не будет про¬
изведено возмещение в деньгах снашивания основного капитала у Ш.
Итак, оказывается, что если даже принять идеально соразмерное
разделение между 2-мя основными подразделениями общественного
производства, даже при неизменяющихся размерах его, все-таки в глу¬
бине его кроются зачатки кризиса. На это указывалось и во II отделе,
где говорилось о „циклах оборотов“ оборотного капитала.
А между тем в капиталистическом обществе соразмерность выше¬
указанного разделения если и может быть достигнута, то лишь перио¬
дически и притом как результат опустошений, произведенных кризисом.
Раньше уже говорилось, что воспроизводство каждого индивидуаль¬
ного капитала продолжается безотносительно к судьбе товара,
выброшенного им на рынок и находящегося в руках купца, к кото¬
рому он попал от капиталиста.
Этот случай чрезвычайно характерен для развитого капиталистиче¬
ского производства, ибо массовое производство имеет своим непосред¬
ственным покупателем только оптовых торговцев. „В известных пре¬
делах процесс воспроизводства может продолжать итти в тех же
размерах или даже расширяться... и весь процесс будет представляться
при этом в цветущем состоянии... Поток товаров последует за таким
же потоком, пока, в конце-концов не окажется, что более ранний
поток только повидимому был поглощен потреблением...
Задние ряды, чтобы только продать, продают по пониженным
ценам. Более ранние потоки еще не успеют дойти до своего на¬
значения, как уже наступают сроки платежа... Тогда разражается
кризис...“
Г) Воспроизводство денежного материала.
„Мы до сих пор не обращали внимания на один момент, именно на
воспроизводство золота и серебра... Ради упрощения дела, денежным
материалом мы будем считать одно золото... Из стран с господствую¬
щим капиталистическим производством только одни Соединенные
Штаты добывают золото и серебро... Но мы здесь переносим золотые
россыпи в страну капиталистического производства... и вот на каком
основании. Капиталистическое производство вообще не существует без
внешней торговли. Если же предположить нормальное годичное вос¬
производство в данных размерах, то... внешняя торговля замещает
туземные изделия предметами иной формы потребления... нисколько не
изменяя... тех отношений стоимости, в которых обмениваются между
собой две крупные категории: средства производства и средства
потребления... Введение внешней торговли в анализ... может, следова¬
тельно, только запутать дело...
Добывание золота, как вообще производство металлов, относится
к I подразделению, к той категории, которая заключает в себе изго¬
товление средств производства. Предположим, что годичная добыча
золота=30...; пусть эта стоимость разложится на 20 с + 5 v + 5m“.
Что касается до 5 v, то это возмещенная в продукте стоимость
рабочей силы; рабочим было выплачено 5 деньгами, взятыми из обра¬
щения страны; на эти 5 рабочие покупают средств потребления у II;
но II может и не возвратить 1з (золотопромышленнику) пущенных

” 214
последним в обращение 5-ти; он может, насколько он нуждается
в золоте для производства предметов роскоши, купить у 1з золота на 2;
и 3 деньгами к 1з не возвратятся. Если бы так произошло в какой-
либо другой отрасли промышленности, то это было бы равносильно
тому, что переменный капитал не восстановился бы в деньгах и вос¬
производство не могло бы продолжаться; в этом случае ничего
подобного не происходит: продукт 1з — сам по себе деньги — золото;
чтобы использовать его, как деньги, золотопромышленнику просто надо
отправить его на монетный двор.
Что же касается до 1з 5 т, то теперь мы можем даже положить,
что тут 1з выступает исключительно, как покупатель и ни одной доли
5 ш не пускает в продажу.
Таким образом наш обмен:
I 1.000 v + 1.000 ш
на II 2.000 с
приходится теперь представить так:
I { l.OOOv + Зз v } + { l.OOOv + бз m }
на II 2.000 с.
Но 2.000 II с уходят целиком в обмен на (1.000 v+1.000 m) I. По¬
этому 8 1з (v + m) в виде золота, перечеканенного в монеты должны
будут быть приняты подразделением II в обмен на 8 единиц сверх¬
стоимости— с их стороны. Эти 8 в деньгах использовать, как
доход, капиталисты II не могут, ибо не осталось совсем средств
потребления, которые можно было бы купить на эти 8: 2.000 II с ушли
в I подразделение, 500 II v будут потреблены рабочими II, а 500 ш —-
8 = 492 m II будут потреблены капиталистами II, но зато больше во II
подразделении не останется продуктов. 8 золотом — не могут быть
потреблены.
Оказывается:
1) что благодаря специфической позиции, занимаемой золотопро¬
мышленностью, сумма денежного материала в обществе постоянно
пополняется и
2) что в следствие тех же причин, даже простое воспроизвод¬
ство, где сверхстоимость должна целиком потребляться, содержит в себе
элемент, представляющий его отрицание — накопление сверхстои¬
мости.
ГЛАВА XI.
Накопление и расширенное воспроизводство.
„В первой книге было показано, каким образом происходит накоп¬
ление у единичного капиталиста. При превращении в золото товар¬
ного капитала, превращается в золото и прибавочный продукт, в кото¬
ром воплощается сверхстоимость. Эту сверхстоимость, преобразованную
таким образом в деньги, капиталист превращает опять в дополнитель¬
ные натуральные элементы своего производительного капитала. В сле¬
дующем круговороте возросший капитал доставляет больше продукта.
Но то, что происходит при единичном капитале, должно оказаться
также в валовом годичном производстве...“

— 215 —
Возьмем нашу схему простого Воспроизводства:
I 4.000 с+1.000 v+ 1.000 m.
II 2.000 с+ 500 v+ 500 m.
Предположим, что I подразделение не потребует половины своей
сверхстоимости, 500 I ш, но должно его накопить и соответственно
расширить производство; предположим далее, что 400 I m обратятся
в постоянный капитал, а 100 Im — в переменный.
По поводу положения I подразделения немедленно возникают три
вопроса: 1) где окажется свободная рабочая сила, потребная для
дополнительного производства; 2) откуда будут взяты необходимые
для образования дополнительного постоянного капитала средства про¬
изводства и 3) как произойдет накопление в денежной форме 400 I т,
(остальные 100 I m мы пока оставляем в стороне) непременно пред¬
шествующее капитализации этих 400 I т; другими словами, кто явится
покупателем 400 I т?
Что касается первого вопроса, то „в первой книге мы подробно
исследовали, каким образом при капиталистическом строе производ¬
ства всегда имеется в запасе рабочая сила, и каким образом, в случае
надобности, не увеличивая числа занятых рабочих, или количества
рабочей силы, можно привести в деятельность больше труда“. Что
касается второго вопроса, то элементы постоянного капитала, средства
производства, изготовляются в I же подразделении; таким образом,
хотя единичные капиталисты I подразделения и могут продать
часть своей сверхстоимости, которую желают капитализовать, но все
подразделение I, в его целом, продать своих 400 I m на сторону, на¬
пример, подразделению II, не может, ибо тогда на рынке не окажется
необходимых для расширяющегося постоянного капитала I средств про¬
изводства. Этим же дается, в отрицательной форме, ответ и на третий
вопрос, а именно, что покупателем, источником денег, для метамор¬
фозы капитализующихся у I — 400 I m — подразделение II не будет.
Далее: по схеме простого воспроизводства 400 I m шли в обмен на
предметы потребления и, по своей натуральной форме, служили сред¬
ствами производства для II подразделения, а теперь они должны
исполнять эту роль в I подразделении; так что натуральная их форма
должна быть при этом уже иной; другими словами, часть прибавоч¬
ного труда, употреблявшаяся раньше у I на производство средств
производства для П-го, должна теперь быть потрачена на производ¬
ство предметов иного назначения.
Наконец, ответ на третий вопрос будет таков: и при простом вос¬
производстве в руках капиталистов предполагалась наличность сво¬
бодных денежных сумм, которые они затрачивали для обращения
своих товаров; теперь же эти ‘суммы будут употреблены на приобре¬
тение элементов дополнительного производительного капитала; но такой
акт попрежнему, будет лишь затратой этих денег; своевременно
они должны вернуться. Происходит это следующим образом. Очевидно,
что капиталы, помещенные „в бесчисленные отрасли предприятий, из
которых состоит I подразделение... находятся в различных стадиях
процесса последовательного превращения сверхстоимости в денежный
капитал...; поэтому одна часть капиталистов постоянно превращает
соответственную величину своего возросшего потенциального капитала
в капитал производительный...; между тем как другая часть капита¬
листов занимается пока еще накапливанием своего потенциального
денежного капитала“.

— 216	”—
После известного промежутка времени, эти части класса капита¬
листов I поменяются ролями, и деньги, затраченные первой частью,
притекут к ней обратно.
Оставим I подразделение и обратимся ко П-му.
Положим, что m II не потребляются, но капитализуются. Спраши¬
вается: откуда берутся те деньги, в которые эта сверхстоимость, как
часть товарного капитала, превращается,— притом без обратного прев¬
ращения этих денег в средства потребления?
В главе о воспроизводстве денежного материала мы видели, каким
образом, благодаря специфической позиции, занимаемой золотым делом,
часть сверхстоимости II подразделения превращается в сокровище.
Это-то сокровище и образует первоначальный денежный фонд накоп¬
ления П-го подразделения.
тт	500 гт
Далее: капитализующиеся II в определенном отношении разо¬
бьются на постоянный и переменный капиталы. Оставим в стороне
постоянный капитал, как это мы сделали с переменным для I подраз¬
деления: необходимость этих исключений сама собою обнаружится из
последующего изложения.
Теперь спрашивается: если оставить в стороне накопление, осуще¬
ствляемое односторонней продажей товаров капиталистам и рабочим
золотопромышленности — то как возможно накопление денег во II под¬
разделении, необходимое для образования дополнительного перемен¬
ного капитала?
Ответ на этот вопрос таков: „при различной давности накопления
в различных отраслях предприятий подразделения II... по отношению
к отдельным капиталистам дело объясняется, mutatis mutandis совер¬
шенно так же, как в подразделении I“. „В то время, как одни находятся
еще на стадии собирания сокровищ, продают, не покупая;—другие же
достигли пункта действительного расширения воспроизводства, поку¬
пают, не продавая... Сначала этими последними расходуется допол¬
нительный переменный денежный капитал на дополнительную рабочую
силу; но рабочие покупают средства существования у собирающих
сокровище владельцев дополнительных средств потребления
(т.-е. покупают часть сверхстоимости последних)... От этих владельцев
деньги... не возвращаются к своему исходному пункту: они накопляются
ими“. С течением времени, благодаря перемене ролей обеих групп
капиталистов, затраченные ранее одной группой деньги вернутся к ней
обратно.
Обратимся теперь к рассмотрению того, как повлияет накопление
в I подразделении на ход воспроизводства во II подразделении.
2.000 II с в товарах, как раньше было показано, шли в обмен на
(1.000 v1.000 m) I; теперь же когда 500 I m капитализуются, а не
потребляются, I подразделение, с своей стороны, может предложить в
обмен лишь (1.000 v-|-500 m) I; поэтому на стороне II окажется: 1) пере¬
производство на 500 единиц стоимости и 2) недочет в воспроизводстве,
за невосстановлением части постоянного капитала in natura.
„Перепроизводство во II, вероятно, так повлияло бы на I, что даже 1.000,
израсходованная рабочими I на предметы потребления, вернулась бы
только частью, т.-е. эта 1.000 не вернулась бы в руки капиталистов I
обратно, в виде переменного денежного капитала. Последние оказа¬
лись бы, таким образом, в затруднении вести воспроизводство даже
в прежних размерах, и затруднение это произошло бы вследствие про¬
стой попытки расширить его...“

— 217 —
„То обстоятельство, что затруднение, которое надо обойти, не встре¬
чалось нам при исследовании простого воспроизводства, служит дока¬
зательством, что дело идет об особенном явлении, которое происходит
только от иной группировки... элементов I, от измененной груп¬
пировки, без которой вообще не может произойти никакого воспроиз¬
водства в более широких размерах“.
Наша схема:
I 4.000 с+ 1.000 v + 1.000 m. Всего 6.000
II 2.000 с + 500 v + 500 m. Всего 3.000
— есть схема простого воспроизводства; естественно, что как только
соотношение элементов стоимости в этой схеме были изменены, в резуль¬
тате получилось полное расстройство общественного воспроизводства.
Исходной схемой для воспроизводства в более широких размерах
будет:
I 4.000 с+ 1.000 v+ 1.000 m. Всего 6.000
II 1.500 с+ 750 v+ 750 m. Всего 3.000
—т.-е. валовой продукт оставался прежним, но соотношение составных
частей валовой стоимости изменилось.
Теперь положим, что 500 I m капитализуются. Прежде всего в обмен
на (1.000 v +500 m) I пойдут теперь лишь 1.500 с II, продукты равной
стоимости; обмен этот уже объяснен в подотделе о простом воспроиз¬
водстве.
Накопляемые 500 1 m распадаются на 400 I с+ 100 I v. Каким обра¬
зом 400 I m преобразуются в дополнительные 400 I с было показано
выше. Положим, далее, что II, с целью накопления, покупает, в счет
своей сверхстоимости, у I—100 m, вместе с чем последние, для I, превра¬
щаются в деньги, а затем — в переменный денежный капитал для оплаты
дополнительной рабочей силы.
Дополнительные рабочие I, расходуя полученную сотню на пред¬
меты потребления, получают в качестве последних 100 m II. Таким
образом временная затрата капиталистов II, в счет их сверхстоимости,
действительно возмещается последующей продажей соответствующей
части сверхстоимости. Этими обменами разрешаются те два вопроса,
которые мы раньше обходили: 1) как происходит накопление в день¬
гах сверхстоимости I подразделения, которая должна преобразоваться
в переменный капитал и 2) как происходит такое же накопление
сверхстоимости II, превращающейся в постоянный капитал. Оказы¬
вается, чтск на два эти вопроса ответ один: вышеописанный обмен.
Денежный облик, в том и другом случае, сообщается сверхстоимости
временной затратой сотни II подразделением; не трудно было бы пока¬
зать, что те же результаты получились бы, если бы почин делу был
положен подразделением I. Упомянутые нами вопросы оттого раньше и
оставлялись в стороне, что разрешение их лежит в обмене между I и II,
тогда как раньше накопление I и II рассматривалось отдельно для
каждого подразделения.
Итак, мы остановились на покупке подразделением II—100 I т.
В дополнение к 100, в средствах потребления, II должно затратить еще
50 на покупку рабочей силы.
К началу воспроизводства наша схема примет, следовательно, такой
вид:
I 4.400 с+ 1.100 v + 500 m (фонд потребления) Всего 6.000
II 1.600 с +	v +600 m (фонд потребления) Всего 3.000
Сумма 9.000, как и прежде.

—■ 218 —■
В продолжение наступающего года, потреблением дополнительных
рабочих I и II к капиталистам II вернутся затраченные ими
100 + 50= 150.
В течение этого первого года расширенного воспроизводства будет
произведено:
I 4.400 с + 1.100 v + 1.100 ш. Всего 6.600 1 _Q оПП
II 1.600 с + 800 v + 800 т. Всего 3.200 J ~
Накопление в I на следующий год пусть будет продолжаться в той же
пропорции: % m I, 550 I т. капитализуются, из них 440—как постоян¬
ный капитал, ПО—как переменный. Остальные 550 I т +1.100 I v,
а всего—1.650, согласно ранее исследованным законам обменов между
двумя подразделениями, обмениваются на продукты II, именно—на II с ;
но последнее состоит лишь из 1.600; П-ое принуждено добавить к ним
еще 50 ш 50 II m превращены этим в средства производства. Ради
них капиталисты II должны затратить еще 25 на рабочую силу. Далее,
как и в предыдущем году они покупают на сумму, равную перемен¬
ному дополнительному капиталу I—именно на 1.100, у I —110 I ш,
средства производства, а ради них нанимают еще на 55 дополнитель¬
ных рабочих. Их потребительный фонд равен 800—50—25—ПО—55 =
= 560 ш, ибо 50 ш продан I подразделению, а 25 ш ПО ш и 55 ш
будут потреблены дополнительными рабочими I и II (вместе с чем
ко П-му вернутся затраченные деньгами 190)
Если продолжить это исследование для третьего и четвертого годов
расширенного воспроизводства (расчет может легко быть произведен
каждым самостоятельно), то у нас окажется.
3-й год. Капитал:	J Всег0 9-559
Поолукт- I 5.324с-j-1.391 v+1.391 m | псег0 Ц 858
Продукт. |п 1 936с + 968 v+ 968m j ^сего 11.ÖDÖ
Потребляемая сверхстоимость:	| Всего 1.221
4-й год. капитал: ц1 2Д29с+ 1.065 v J Всег0 10-514
nnnnvRT- С I 5.856 с + 1.464 v+1.464 m |	13 043
Продукт, pj 2Д29 с +1.065 v + 1.065 m J Ьсег0
Потребительный фонд: цб?^ } Всего 1.345
Вся сверхстоимость: 1.464+1.065=2.529.
Итак: в продолжение четырехлетнего воспроизводства в расширяю¬
щихся размерах, весь капитал I и II возрос с 7.900, каким он был в
начале первого года расширенного воспроизводства до 10.514, т.-е.
на 33%. Вся сверхстоимость в начале была (1.000+750) = 1.750, теперь
= 2.529. Потребляемая сверхстоимость была раньше (500 + 600 = 1.100,
теперь она = 1.345, т.-е. возросла на 22%.
Как мы видим в начале I-го года воспроизводства, I (v+—2~), идущее
в обмен на II с,— как раз равно ему; в начале 2 года I (v+-^-), больше
II с и в обмен на него идут II с, плюс некоторое количество сверх¬
стоимости возможен и третий случай, когда I (v+-^-)меньше II с. В пер¬
вом случае дело происходит просто. Во втором — расширяет свой
постоянный капитал, а это подразумевает сответственное увеличение
219 —
переменного капитала. Если бы II накопил всю эту часть сверхстои¬
мости в деньгах, то это было бы равносильно перепроизводству на
стороне I.
В третьем случае II должно докупить еще часть средств производ¬
ства у I, что, однако, не влечет увеличения его переменного капитала,
ибо такою операцией лишь воспроизводится в прежнем размере его
постоянный капитал. С другой стороны, та часть капиталистов I, кото¬
рая накопляет добавочный капитал, совершает благодаря этому накоп¬
ление такого рода.
В настоящем подотделе подтверждается все то, что было сказано
во II отделе в главе об обращении сверхстоимости. Именно: одно¬
временного накопления и расширения воспроизводства на всех
пунктах быть не может; одна часть капиталистов должна расширять
производство в то время, как другая занята накоплением.
Действительно, здесь мы видим, каким образом расширение в I под¬
разделении — постоянного капитала, а во 2-м — переменного капитала,
предполагает, в обоих подразделениях, соответственное накопление
группами капиталистов I и II.
С течением времени эти группы меняются ролями. Между тем, рас¬
ширение воспроизводства во всем обществе идет непрестанно, волно¬
образным движением захватывая то ту, то другую группу капиталистов.

ОТТО БАУЭР.
ИЗЛОЖЕНИЕ П-го ТОМА „КАПИТАЛА“.
МАРКСОВА ТЕОРИЯ ПРОМЫШЛЕННЫХ КРИЗИСОВ.
Возгоревшийся в последние годы горячий спор по вопросу о кри¬
зисах обеспечивает некоторый интерес попытке изложения марксовой
теории кризисов. Но в данном случае речь идет не об одном только
изложении этого учения, а скорее о его исправлении, потому что именно
теория кризисов сильно страдает от того, что Марксу не удалось са¬
мому окончить свой труд. Действительно, доказательство возмож¬
ности всеобщего кризиса сбыта продуктов на ступени простого
товарного производства и, далее, неизбежности всеобщего кризиса
на ступени простого капиталистического воспроизводства находится у
Маркса в законченном виде, превзойти который слишком трудно. Но
для обоснования периодичности промышленных кризисов на сту¬
пени расширенного капиталистического воспроизводства собран только
материал на огромном поле труда. Удалось ли мне построить из этого
материала здание, которое с гордостью может носить имя строителя,
пусть судит читатель.
I.
„Так как продукты покупают на продукты, то каждый товар тем
легче находит себе покупателя, чем больше других товаров... Из этого
важного положения можно прежде всего сделать следующий вывод:
в каждом государстве товары тем легче и тем в большем количестве
находят сбыт, чем больше производителей и разнообразнее отрасли
производства. Там, где много производится, создается субстанция, на
которую только покупают, ценность. Деньги в двойном обмене оказы¬
вают лишь временную услугу. После того, как каждый продал то, что
он произвел, и купил то, что он желает потребить, оказывается, что
все время продукты оплачивались продуктами. Вы видите, милостивые
государи, что каждый заинтересован в благосостоянии всех и что про¬
цветание одной отрасли промышленности содействует процветанию
всех других промышленных отраслей“. Так проповедует Жан Баптист
Сей свою знаменитую „Theorie des dёbouchёs“, учение о предустанов¬
ленной гармонии интересов в обществе свободной конкурренции, о
метафизическом равновесии спроса и предложения. Действительно,—
говорят нам,— возможно частичное перепроизводство, слишком боль¬
шое предложение товаров какого-либо рода, но всеобщее перепроиз¬
водство, перепроизводство general glut, невозможно, потому что нет
более верного средства против перепроизводства в одной отрасли
промышленности, как увеличение производства во всех других про¬
мышленных отраслях. Против этого учения и направлена прежде всего
критика Маркса, чтобы доказать возможность всеобщего кризиса сбыта
продуктов на ступени простого товарного производства.
Где ошибка в аргументации Сея? Она заключается в невинном
предложении „L’argent ne remplit qu’un Office passager dans ce double
221
echange“: „Деньги в этом двойном обмене оказывают лишь временную
услугу“. Между тем, деньги, как знал Колумб,—„нечто удивительное“
(стр. 81, т. I). Их потребительная ценность заключается в том, что они
обмениваются или, по крайней мере, могут обмениваться. Все жаждет
золота, все стремится к нему, потому что золото всегда может снова
превратиться во все. В деньгах общественный характер труда товаро¬
производителя стал вещью, а вещь, между прочим, можно и в сундук
спрятать. Легкомысленный француз позабыл скрягу, которому деньги
оказывают вовсе не „временные услуги“. Запирая деньги в сундук, он
превращает в нечто самостоятельное первый акт оборота—Товар —
Деньги—Товар;—он продает, не покупая.
100 сапожников выносят на рынок на 100 талеров сапог; они хотят
продать их и на вырученные деньги купить у портных платья.
100 портных приносят на рынок на 100 талеров платья; как только они
получили деньги, они тотчас же покупают на них сапоги. Здесь между
потребностью и удовлетворением царит равновесие. Но в наших чест¬
ных сапожников вселяется бес. Они не желают более тратить всю свою
выручку на пустяки; из вырученных 100 талеров 20 они откладывают,
чтобы на них, быть может, выкупить из рабства бедное христианское
дитя. Портные не находят безмятежного наслаждения в благочестивом
намерении учеников святого Криспина; однако, пятая часть их платья
остается у них непроданной залежью. Это ограничивает их доход и,
кроме того, они не могут уже купить столько сапог, сколько они по¬
купали раньше в лавках сапожников,— появляются запасы несбытых
товаров — здесь и там перепроизводство, general glut, в наших городах
сапожников и портных. И если бы к сапожнику явился умный эконо¬
мист и посоветовал ему снова отказаться от благочестивого намерения,
предоставить христианских рабов их судьбе и снова восстановить нару¬
шенное равновесие между спросом и предложением закупкой несколь¬
ких пар брюк, то честный хозяин показал бы ему полную лавку и ска¬
зал, что в такие плохие времена бережливость необходима вдвойне.
Откуда в данном случае получилось перепроизводство? Оно является
следствием „сбережения“, „воздержания“, недоедания благочести¬
вого сапожника. Товарное производство — общественное производство;
распределение всей суммы общественных продуктов происходит под
влиянием закона ценности. Для отдельного товаропроизводителя
общественный характер его труда проявляется в том, что свой продукт
он может продать, превратить в деньги. Последнее же дает ему воз-
можйость, когда ему заблагорассудится, предъявить свое требование
на долю из всей суммы общественных продуктов. Если он прячет
деньги в сундук, то это требование существует как бы в потенции;
от него зависит, когда обменять накопленный собственный труд на
живой чужой труд. Отсюда возможность всеобщего перепроизводства;
временное несовпадение выручки от собственного труда и
требования на эквивалент в производстве чужого труда содей¬
ствуют на ступени простого товарного производства кризисам сбыта
продуктов; эта возможность обусловливается тем, что общественный
характер труда товаропроизводителей представляется им в виде вещи,
денег. „Никто не может купить без того, чтобы никто другой не про¬
дал. Но никто не обязан тотчас же покупать только потому, что сам
продал. Обращение уничтожает временные, местные и индивидуальные
рамки обмена продуктов, раскалывая присущее этому обмену непо¬
средственное тождество между отдачей своего продукта и получением
в обмен на него чужого продукта на две противоположные операции —
продажу и покупку. Эти самостоятельно выступающие друг против
— 222	—■——
друга процессы образуют внутреннее единство, но в то же время их
внутреннее единство проявляется во внешних противоположностях.
Если внешнее обособление внутренно несамостоятельных, т.-е. друг
друга дополняющих, процессов развивается до известных пределов, то
их единство насильно прорывается наружу посредством кризиса. При¬
сущая товару противоположность между потребительной ценностью,
между частным трудом, который должен в то же время представлять
собою непосредственно общественный труд, и особым конкретным
трудом, который вместе с тем фигурирует лишь как абстрактный все¬
общий труд —это внутреннее имманентное противоречие получает в
противоположностях товарной метаморфозы .свои развитые формы
движения. Эти формы заключают поэтому возможность, но только
возможность кризисов! 2). Денежное обращение может существовать
без кризисов, но кризисы не могут иметь места без денежного обра¬
щения“ 2). Всеобщие кризисы сбыта продуктов на ступени простого
товарного производства возможны; неизбежной необходимостью они
становятся только при капиталистическом товарном производстве.
Благочестивое намерение — выкупить христианских рабов—это слу¬
чай, его бог внушает благочестивым людям во сне. Капиталистическому
же производству присуща необходимость временного денежного накоп¬
ления, разъединения во времени продажи и купли и, благодаря этому,
урывками насильственных отсрочек в удовлетворении потребности, не¬
зависимо от каких бы то ни было благочестивых причуд. Эта необхо¬
димость обусловливается характером обращения основного
капитала. Ценность основного капитала постепенно переходит на
продукт; воплощенная в средствах производства, часть основного
капитала постоянно уменьшается,—часть, возвратившаяся к капиталисту
из процесса обращения продукта в денежной форме, постоянно увели¬
чивается. Наконец, весь основной капитал снова превращается в деньги,
капиталист бросает в старое железо потерявшую ценность машину и
покупает себе новую. Конечно, бывает, что большая потребность в
ткацких станках в течение года компенсируется, напр., меньшей потреб¬
ностью в прядильных машинах; но при капиталистическом производ¬
стве последнее может иметь место только случайно,— у него нет органа,
который мог бы целесообразным распределением обновления средств
производства в разное время воспрепятствовать изменениям урывками
потребности. Положим, что в последние годы большая часть обще¬
ственного основного капитала обновлена; тогда у нас потребность на
средства производства необходимо упадет, отрасли промышленности,
занятые производством средств производства, должны ограничить свое
производство; прибыль и заработная плата в этих отраслях производ¬
ства падают, а вместе с этим уменьшается и сбыт отраслей промыш¬
ленности, занятых производством предметов потребления,—в результате
понижение цен, прибыли, заработной платы, увеличение во всей про¬
мышленности безработицы. Но одновременно в сундуках капиталистов
скопляется праздный денежный капитал, представляющий не что иное,
как измененную форму исподволь изношенных средств производства;
если же эти сокровища по временам становятся достаточно крупными,
тогда деньги снова превращаются в машину и им начинается новый
„подъем“. Так, причина перемены конъюнктуры — то „недоедание“,
праздный капитал, застой, то снова лихорадочная деятельность, чтобы
вообще удовлетворить сильно растущую потребность — эта причина
х) Маркс „Das Kapital“ 1,4 Auf., s. 77 ff.
2) Маркс „Kritik der politischen“ s. 86.

223 —
лежит в свойстве капитала средств производства, в том
факте, что эти средства были деньгами и снова должны превратиться
в них. Процветание и кризис могли бы чередоваться, если бы даже
были обновлены только средства производства без действительного
накопления, без превращения прибавочной ценности в капитал. Но,
конечно, это было бы тогда простой случайностью, если бы в год
нужно было обновить во многих важных отраслях производства через-
чур большую или черезчур малую часть основного капитала; такое
совпадение признается необходимым только тогда, когда общественная
потребность не определяется более только изнашиванием средств про¬
изводства, но и степенью производительного приложения накопленной
прибавочной ценности. На простой ступени капиталистического произ¬
водства временные всеобщие кризисы были бы неизбежными; расши¬
ренное капиталистическое производство порождает промышленный
цикл, закономерную последовательность процветания и застоя.
В дальнейшем изложении мы будем предполагать чисто капита¬
листическое хозяйство, т.-е. общество, состоящее только из
капиталистов и пролетариев; далее мы будем сперва игнорировать
систему кредита.
Проследим сначала такое общество в периоде процветания. „Слу¬
чайно“ во многих важных отраслях производства в течение одного
года оказалось необходимым обновить большую часть основного капи¬
тала; допустим, что вследствие этого наступит всеобщий „подъем“.
Что же это значит?
Первым следствием благоприятного хода дел является существенное
сокращение времени оборота капитала. Время оборота
капитала обнимает время его производства и его обраще¬
ния. Время производства, в свою очередь, обнимает два периода:
1 — период производства и 2 — время, в течение которого капитал
находится в сфере производства, не участвуя, однако, в процессе про¬
изводства,— следовательно, перерыв процесса производства. Далее,
время, когда средства производства, сырые и вспомогательные мате¬
риалы, не поступая в самый процесс производства (запасы хлопчатой
бумаги, угля и тому подобное), лежат готовыми в качестве усло¬
вий процесса производства. Период процесса производства в свою
очередь охватывает период процесса труда, рабочее в редея;
вспомним только разницу между временем производства и рабочим
временем в сельском хозяйстве, кожевенных заводах и тому подобных.
Время обращения капитала распадается на время продажи,
время, необходимое для обмена предмета на деньги, и время купли
до нового превращения денег в товар, средства производства и рабо¬
чую силу. В периоды успешного хода предприятия сокращается время
обращения, далее, та часть времени производства, в течение которого
капитал находится в сфере производства, но не в процессе производ¬
ства; напротив, технические условия производства ставят, по большей
части, узкие рамки попытке уменьшить разницу между продолжитель¬
ностью процесса производства и процесса труда. Все это означает, во-
первых, сокращение времени оборота капитала, во-вторых,
толчок в том направлении, что рабочее время образует большую
часть всего времени обращения, чем раньше. Сокращение времени
оборота означает, что один и тот же капитал чаще оборачивается, что
он приводит в движение больше рук, а потому и большую ценность
и при той же норме прибавочной ценности производит большую массу
прибавочной ценности сравнительно с прежней, означает, следовательно,
повышение нормы прибыли. Но что означает это изменение
224 —
в строении времени оборота, которое мы констатировали? Капитал соз¬
дает отдельным капиталистам прибыль в течение всего общественно¬
необходимого времени оборота, а прибавочная ценность для класса
капиталистов и созидается ими в течение рабочего времени; чем больше
доля рабочего времени во времени оборота, тем больше вся сумма
общественной прибавочной ценности, тем больше поэтому и часть
отдельного капиталиста в ней. Поэтому изменение в строении времени
оборота действует в том самом направлении, как его сокращение: оно
способствует повышению доли прибыли.
Если — согласно нашему предположению, одновременным обновле¬
нием большей части основного капитала во многих отраслях произ¬
водства— общественная потребность возрасла, то производство будет
расширяться не только благодаря сокращению времени оборота, но и
благодаря производительному приложению новых капиталов. Ведь, при
капиталистическом производстве постоянно накопляются части приба¬
вочной ценности, не будучи, однако, превращены сначала в произво¬
дительный капитал; Маркс называет их „латентным“ денежным
капиталом, а также потенциальным или бездействующим
денежным капиталом; может быть, мы можем лучше охарактеризовать
их, пользуясь терминологией Шеффле и назвав его мертвым капи¬
талом. Возросший спрос на средства производства для обновления
основного капитала, выражающийся в повышении цен, в повышении
нормы прибыли, содействует массовому производительному
приложению мертвого до сих пор капитала. Но так как
только приложенный, а не мертвый капитал извлекает прибавочную
ценность, то с изменением отношения между вложенным и мертвым
капиталом изменяется и отношение прибавочной прибыли ко всей
сумме общественного капитала, увеличивается прибавочная ценность,
приходящаяся на каждую часть всего капитала. Повышение нормы
прибыли вследствие ускорения оборота капитала и вследствие умень¬
шения части непроизводительного накопленного капитала ко всему
капиталу обусловливается тем, что тот же самый капитал занимает
теперь больше рук, и поэтому извлекает для себя большую прибавоч¬
ную ценность, сравнительно с прежней. Но производительное прило¬
жение до этого момента мертвых капиталов порождает, кроме того,
еще следующее замечательное явление; во всем обществе в течение
некоторого времени цены растут еще быстрее ценностей, при¬
были увеличиваются быстрее общественной прибавочной ц е н н р-
сти, так как капиталы, которые должны быть вложены, выступают на
рынке сперва в качестве покупателей средств производства и рабочей
силы; но новому, сильно возросшему спросу, прежде чем новые пред¬
приятия смогут принести на рынок свой продукт, противостоит старое
или медленно возрастающее предложение товаров. Повидимому, мы
имеем здесь дело с явлением, противоречащим закону ценности. Если
даже рабочий не был более занят — да, в таком только случае это
верно — все же сумма цен товаров повысилась бы; если бы даже при¬
бавочный труд не превышал более одного часа, все же сумма прибыли
возрасла бы. Чем обусловливается эта возможность?
Капиталы, вращающиеся теперь в сфере производства, в течение
предыдущего периода были мертвыми. Из анализа простого товарного
производства мы познакомились уже с влияниями непроизводительного
накопления. Каждая 1000 марок, которая, вместо того, чтобы быть
обмененной на товар, лежит в кассах товаропроизводителя, лишает
другого товаропроизводителя возможности реализировать часть
созданной им ценности. Вследствие того, что значительная часть

■ 225 —
накопленной прибавочной ценности находится в мертвом состоянии, цены
поэтому в момент процветания предыдущего периода упали, если даже
не меньше упали труд и — при неизменных издержках — прибыли, если
даже получено было не меньше прибавочного труда. В этот период,
когда значительная часть произведенных ценностей находилась в мерт¬
вом состоянии, она не могла быть реализованной, но существовала
все же в потенции и должна тотчас же проявиться, как только мерт¬
вые до того капиталы превращаются в производительный капитал.
Как только это произойдет, цены повышаются быстрее ценностей, а
прибыли — быстрее массы прибавочной ценности. Источником излишка
является тот труд, который был выполнен в предыдущий период, но
не мог получить тогда эквивалента в продуктах чужого труда.
Источником повышения цен и прибылей в период процветания
является, следовательно, двоякая причина: с одной стороны, то, что,
благодаря сокращению времени оборота и благодаря изменению отно¬
шения между мертвым капиталом и капиталом вложенным, удается
тем же самым капиталом приводить в движение больше рук, извлекать
для себя больше прибавочного труда, а с другой стороны, что при
производительном 'приложении мертвого до сих пор капитала прояв¬
ляется закон ценности, так как к созданным теперь
ценностям прибавляется то, что утрачивалось во время
предыдущего периода мертвого состояния капитала.
Рост нормы прибыли ускоряется еще тогда, когда рабочим не удается
добиться значительного повышения рабочей платы, так как, если пере¬
менный капитал не увеличивается прямо пропорционально массе
прибавочной ценности, то повышается норма прибавочной
ценности и с нею при прочих неизменяющихся условиях, конечно, и
норма прибыли.
II.
Превращение мертвого капитала в приложенный требует прежде
всего расширения производства благ высшего порядка, средств произ¬
водства; но рост дохода капиталистов и рабочих влечет за собою
также сильное повышение производства потребительных благ. Чтобы
ознакомиться с условиями равновесия промышленностей, занятых про¬
изводством средств производства и потребительных благ, предположим,
что ежегодно потребляется весь продукт общественного годового труда,
но только продукт этого же года. Назовем в группе I, в отрасли про¬
мышленности, занятой производством средств производства, з а т р а-
ченный основной капитал f, истрачиваемый постоянный капитал z,
переменный капитал v, производительно приложенную часть прибавоч¬
ной ценности р, мертвую часть прибавочной ценности а и часть при¬
бавочной ценности, истрачиваемую в виде дохода капиталиста г, наконец,
сумму цен производства всех продуктов группы I в течение года Р,
тогда получится:
I. f-f-z + v + p4-a + r = P.
Точно также для группы II, для промышленностей потребительных благ:
II. fi + zi + vi + pi + ai + n = G.
Если группа I может сбыть свои продукты в течение года, то, если
часть основного капитала, возобновленную в данном году, мы назовем

— 226
и x), часть прибавочной ценности, превращенную в постоянный
капитал, кр и ki pi должно быть выполнено следующее условие:
III. -^ + z+kp+^- + zi4-ki pi = P.
Если часть прибавочной ценности, превращенную в переменный
капитал, мы назовем ßp и ßi pi— так что, следовательно, кр 4- ßp = р и
ki pi + ßi pi = pi,— то условие ненарушенного сбыта товаров группы
II представится нам в следующем равенстве:
IV. v + r-f-ßp + vi 4-п + ßi pi=G.
Вычтем теперь равенство IV из равенства II и получим новое ра¬
венство:
fi + zi + ai + ki pi — v — г — ßp = 0.
или, если мы вставим fi + zi = ci:
ci + ai + ki pi = v + r + ßp.
Условием равновесия на ступени расширенного капиталистического
воспроизводства является, следовательно, равенство суммы постоян¬
ного капитала, потребленного в производстве, мертвой части
прибавочной ценности промышленностей потребительных благ
и превращенной в постоянный капитал сумме переменного
капитала, части прибавочной ценности промышленностей про¬
изводственных благ, потребленной в виде капиталистического
дохода и превращенной в переменный капитал. Это равновесие
легко восстановляется в рассматриваемый нами период „подъема“. Обе
суммы ценностей обнаруживают тенденцию к повышению, как постоян¬
ный капитал группы II, так и доходы капиталистов и пролетариев группы I.
Тому, что такой рост в данном отношении происходит, что равновесие
сохраняется или же всегда снова восстановляется, этому содействуют
привлечение нового капитала, бывшего до сих пор мертвым, который,
благодаря тому или иному положению цен, привлекается то в одну, то
в другую группу. Если, с одной стороны, стремление восстановить
равновесие обеих больших групп промышленности становится даль¬
нейшим мотивом производительного приложения „латентного“ денеж¬
ного капитала, то, с другой стороны, существование „сбережений
мертвого капитала“ является средством обеспечения от нарушения
всякого равновесия, от диспропорциональности производства.
Таким образом, процветание характеризуется возросшей потребностью
в средствах труда для обновления большей части основного капитала,
приходящейся в среднем на год, чем та часть, с какой оно началось;
вследствие сокращения времени оборота капитала, равно как и вслед¬
ствие изменения отношения мертвого к вложенному капиталу, может
быть, также вследствие повышения нормы прибавочной ценности по¬
вышается норма прибыли; приложение капитала, долгое время оста¬
вавшегося мертвым, обмен прежнего труда на текущий повышают
цены; существование мертвого капитала способствует сохранению
пропорциональности производства на ступени постоянно расширяюще¬
гося воспроизводства.
Отсюда вытекает также уже и то, что каждой такой эпохе про¬
цветания положены свои пределы. Сокращение времени оборота
х) Конечно, при этом п может быть также < 1.

— 227 —
всегда имеет ту или другую определенную границу; при данном состо¬
янии промышленной техники, транспорта, коммерческих учреждений
только до известной степени может быть сокращено время оборота,
только до известной степени может быть не изменено существенно его
построение. Раз только мертвый капитал, накопленный в преды¬
дущий период, в виде ли замены ценности основного капитала, изна¬
шивающегося в производстве, в виде ли непроизводительно накоплен¬
ной прибавочной ценности,— иссякает, то этим самым ограничивается
возможность производительного накопления на ежегодно вновь возни¬
кающие денежные капиталы. Возможность повышения нормы приба¬
вочной ценности исчезает еще раньше; возрастающая под влиянием
повышения спроса на рабочую силу мощь пролетариата ставит предел
способам образования абсолютной прибавочной ценности;
образование относительной прибавочной ценности препят¬
ствует повышению товарных цен, а в особенности же то, что сельско¬
хозяйственное производство по техническим основаниям не может также
быстро расширяться, как промышленное. Но, несмотря на все это,—
хотя время оборота не может быть более сокращено,— нет более в
распоряжении мертвых капиталов, норма прибавочной ценности более
не повышается — все же мыслимо было бы продолжение процветания;
последнее предполагает, что произведенная в течение каждого года
масса прибавочной ценности настолько велика, что, благодаря
спросу производительно накопленной прибавочной ценности на рынке
средств производства, компенсируется иссякание бывших прежде мерт¬
выми капиталов; в этом случае изменение конъюнктуры наступило бы
только тогда, когда работоспособность населения достигла бы своего
крайнего предела, когда капитал с + △ с не мог бы приводить в дви¬
жение больше рук, создавать больше ценностей, а, следовательно, и
большей прибавочной ценности, чем капитал с. В действительности
дело не может зайти так далеко, в действительности невозможен
предположенный нами гипотетический случай, а именно, процветание
продолжается, несмотря на отсутствие уже „латентного“ денежного
капитала,— на отсутствие возможности дальнейшего сокращения вре¬
мени оборота и невозможности дальнейшего повышения нормы приба¬
вочной ценности, потому что процесс, совершавшийся в период процве¬
тания, именно прогресс к высшему органическому строению
капитала, не допускает возможности, чтобы, быть может, и, благодаря
абсолютной величине общественной прибавочной ценности, норма оста¬
валась все же, по крайней мере, неизменной, несмотря на все это.
Постоянно увеличивающаяся часть вновь вложенных капиталов стано¬
вится постоянным капиталом, а постоянно уменьшающаяся часть —
переменным; но так как не здания и машины, а только человеческий
труд создает ценности, то отсюда следует, что при неизменяющейся
норме прибавочной ценности масса прибавочной ценности, приходя¬
щаяся на каждые 100 марок всего общественного капитала, постоянно
падает. Конечно, в период процветания этой тенденции противодей¬
ствуют известные нам моменты, содействующие повышению доли при¬
были; если они недостаточно сильны, чтобы помешать падению прибыли,
то процветанию наступает конец.
Поступательное движение к высшему органическому строению капи¬
тала изменяет и тот механизм, благодаря которому должно постоянно
проявляться равновесие промышленностей производственных
^!^ 228	——————
и потребительных благ. Мы представили себе условия такого
равновесия для эпохи процветания в равенстве:
ciH-ai+ki pi = v + r + ßp.
На высоте конъюнктуры ни малейшая часть прибавочной ценности
не накопляется более непроизводительно; тогда а = 0 и равновесие
обеих групп требует отношения:
Ci + ki pi = v + г + ßp.
Сумма ценностей (c + k, pi) в период процветания постоянно воз¬
растает; напротив, рост v-f-r + ßp задерживается; рост v и ßp, благо¬
даря поступательному движению к высшему органическому строению
капитала, замедляется, г—так как норма прибавочной ценности и норма
накопления р (р + г) не изменяются в их пользу — не может расти
быстрее v. Таким образом, возникает тенденция к нарушению равно¬
весия в смысле:
ci + ki pi>v + r + ßp.
Это нарушение должно быть уравнено, но оно, подобно нарушениям
в период повышательного движения, не может быть более устранено
привлечением мертвого капитала в отставшую промышленную группу,
оно скорее приводит к тому, что производительное приложение капи¬
тала в группе II замедляется, часть прибавочной ценности в этой группе
становится мертвой. Так начинается обратное движение мертвого
отложения в противоположность производительному приложению,
замедление оборота капитала, отсюда падение цен и при¬
былей. Вследствие увеличения мертвого отложения накопленной при¬
бавочной ценности падает потребность в средствах производства,
колоссальные мастерские, вновь возникшие в период процветания,
бездействуют, сокращение доходов капиталистов и рабочих понижает
также спрос на потребительные блага, чем снова задерживается в
группе II новое производительное приложение капиталов, а этим огра¬
ничивается спрос группы I; так вся промышленность все сильнее погру¬
жается в застой. Здесь мы снова можем указать на известный уже
нам факт, что в период застоя, вследствие мертвого отложения боль¬
ших частей прибавочной ценности, сумма цен падает быстрее суммы
ценностей, сумма прибылей быстрее массы общественной прибавочной
ценности.
Но подобно тому как процветание носит в себе самом свои границы,
так и застой порождает условия нового подъема.
Процветание было периодом, когда огромные количества бездей¬
ствующего капитала превратились в основной капитал. В бли¬
жайшее время, которое наступает за переменой конъюнктуры, лишь
в ничтожном размере происходят приложения, одновременно накопляется
денежный капитал, превращенная в деньги форма израсходованного
в производстве основнЬго капитала; наконец, должен наступить момент,
когда большая часть вновь созданных в периоде процветания средств
производства становится негодной к употреблению и должна быть
обновлена. Это был момент, с которого мы начали исследовать про¬
цветание; тогда мы приняли лишь за чистую случайность, что одно¬
временно во многих отраслях производства вновь наступила огромная
потребность в средствах производства; но раз все движение началось
такой „случайностью“, тогда мы, действительно, можем предложить,
что значительная часть одновременно овеществленных основных капи¬
талов всегда также почти одновременно должна быть обновлена, и так
■ 229 —
как всякий раз обновляется не только основной капитал, но также и
большая часть накопленной прибавочной ценности в тот же самый
период процветания превращается в основной капитал, то все движе¬
ние приобретает все более резкие черты.
Но и независимо от „технического базиса“ промышленного цикла,
застой носит в себе условия нового периода процветания.
Значительная безработица ослабляет мощь рабочих и дает возмож¬
ность предпринимателям повышать норму прибавочной цен¬
ности; так как вследствие остановки нового производительного при¬
ложения капитала органическое строение капитала остается неизменным,
то повышение нормы прибавочной ценности может привести и к повы¬
шению нормы прибыли.
Рост массы мертвого капитала заставляет производителей
искать нового приложения капитала: обращаются .к отраслям произ¬
водства, на которые не обращали внимания в периоде процветания,
стараются благодаря техническому прогрессу создать новую возмож¬
ность” применения. Низкие цены на средства производства облегчают
всяческие приложения, низкая норма прибыли заставляет приз¬
навать промышленными такие преприятия, которые в периоде процве¬
тания не могли ими считаться. Таким образом, возникают новые пред¬
приятия, а вместе с тем новый спрос на рынке; наконец, если подоспевает
повышенный спрос на средства производства вследствие технического и
„морального“ изнашивания средств производства, созданных в период
процветания, то мало-по-малу снова начинается промышленный
подъем.
До сих пор мы рассматривали закономерные изменения конъюнктуры
в капиталистическом обществе без кредитной системы. Но кре¬
дитная система значительно видоизменяет картину; при кредитной
системе мертвые отложения капитала, повидимому, почти совсем исче¬
зают. Ни один капиталист не копит в своих кассах прибыли в виде
денег в течение долгих лет. В руках же кредитного учреждения то,
что, по нашему предположению, было до сих пор мертвым, становится
капиталом, насиживающим прибавочную ценность. Весь капитал, кото¬
рый капиталист не мог применить в какой-нибудь фазе обращения,
он отдает в кредит. Задачей является производительное применение
постоянно изменяющихся в своей величине капиталов, т.-е. покупка
средств производства и рабочей силы, чтобы дать этим возможность
капиталу всосать в себя прибавочную ценность. Это, конечно, никогда
не может произойти тотчас же и непосредственно. Всегда пройдет
некоторое время,— хотя бы только несколько часов,— прежде чем
денежный капитал, отданный в распоряжение одним предприятием,
начнет действовать в другом предприятии, как производительный
капитал. Следовательно, всегда часть всей суммы капитала, отданного
в распоряжение кредитных учреждений, фактически не является дей¬
ствующим капиталом: он является мертвым; чем меньше такая часть,
тем больше, при данной норме прибыли, с фактически производительно
действующего капитала прибыль, приходящаяся на весь капитал, отдан¬
ный в распоряжение кредитных учреждений. Эта, фактически мертвая,
часть капитала представляет значительную величину в то время, когда
при отсутствии кредитной системы большая часть всей суммы обще¬
ственного капитала мертва, потому что в такое время 6 распоряжение
кредитных учреждений отдаются большие капиталы и им труднее могут
найти приложения; а так как кредитные учреждения — за вычетом
прибыли из предпринимателей — распределяют всю сумму прибавочной
ценности поровну на всю сумму отданного в их распоряжение капитала,
— 230	——■
безразлично, был-ли индивидуальный капитал производительно при¬
ложен или нет,— то в такое время размер процентов падает. Напротив,
размер процентов повышается тогда, когда даже при отсутствии кре¬
дитной системы лишь незначительная часть общественного капитала
накопляется непроизводительно. Высота размера процентов зависит,
следовательно, от отношения „латентного“ денежного капитала к произ¬
водительно действующему капиталу.
В период процветания повышается размер процентов; но так как
повышается и масса произведенной прибавочной ценности, то повы¬
шение размера процентов происходит не за счет прибыли предприни¬
мателя. Но вот наступает момент, когда масса прибавочной ценности
более не повышается или повышается лишь медленно; но именно теперь
очень быстро повышается размер процентов, потому не будь даже
кредитной системы, в это время мертвой была бы лишь очень незна¬
чительная часть капитала, поэтому при развитой кредитной системе
кредитные учреждения требуют много денежного капитала, но в их
распоряжение мало сдается. Это именно тот момент, когда всякое
дальнейшее повышение размера процентов было бы возможно лишь
за счет прибыли предпринимателя; в таком виде, благодаря механизму
движения размера процентов, представляется то уже известное нам
положение, когда мертвый капитал израсходован и противодействия,
обусловленные падением норм прибыли, уже недостаточно сильны. Тот¬
час же меняется отношение между мертвым отложением и приложе¬
нием, размер процентов падает. Если в капиталистическом хозяйстве
без кредитной системы масса бездействующего капитала признавалась
нами основанием для оживления новых предприятий, то здесь низкий
размер процентов непосредственно действует в том же самом направ¬
лении; низкий размер процентов облегчает приложение капитала; он
„оживляет“ ход дел; благодаря ему, доходными становятся те пред¬
приятия, которые не выдержали более высокого размера процентов.
Так снова подготовляется новый подъем.
Таким образом, кредитная система существенно изменяет картину
закономерного изменения конъюнктуры, которую мы набросали для
капиталистического общества при отсутствии кредитной системы. Правда,
благодаря этим учреждениям фактически мертвая часть общественного
капитала, конечно, сильно уменьшается, но она никогда совершенно
не исчезнет, и действия изменения ее величины переносятся, благодаря
своеобразному механизму движения размера процентов, на всю сумму
действующего в капиталистическом хозяйстве капитала и непосред¬
ственно ощущается каждой отдельной частью капитала. В народном
хозяйстве без кредитной системы действия изменения в отношении
между мертвым и вложенным капиталом должны были медленно пере¬
носиться с одной отрасли производства на другую; но когда немецкий
государственный банк повышает дисконт на 1°|о, то это тотчас же
чувствуется каждым предприятием немецкого государства. Кредитная
система сокращает и объясняет, следовательно, переходы между раз¬
личными фазами промышленного цикла.
* *
*
Итак, что такое Марксова теория промышленных кризисов? Прежде
всего—теория о закономерном изменении конъюнктуры
в чисто капиталистическом хозяйстве. Конечно, ее эмпирической точкой
зрения является суровая действительность опустошительных кризисов,
которые с неумолимой регулярностью посещали капиталистические
народные хозяйства с 1825 года; но эта теория старается объяснить
231 —
исторические факты, игнорируя для теоретика-экономиста все случай¬
ное. Для историка, изучающего историю какого-нибудь определенного
кризиса, такая теория имеет, разумеется, лишь хеуристическую ценность;
он обязан принять в соображение обстоятельства, которые теоретик
может игнорировать. Так, по свидетельству гениального естествоиспы¬
тателя, и законы Кеплера покоются на „довольно необработанном
наброске“, чем пристальнее мы наблюдаем движение отдельной планеты,
тем меньше она следует этим законам.
Из плана своего главного сочинения Маркс выбросил теорию
конкурренции; таким образом, если от „Капитала“ ждать исследо¬
ваний влияния картелей или телеграфных бюро на кризисы, то это
значит не понять плана „Капитала“. Поэтому, Маркс старается объяс¬
нить не драматически тревожный момент кризиса, а регулярную
последовательность процветания и застоя.
Наука — в особенности со времени ясной формулировки противо¬
речия Туганом-Барановским — до сих пор занималась, в сущности,
вопросами: является ли недоедание народных масс препятствием
спокойному прогрессивному развитию народного хозяйства, или для
капитала безразлично, производятся-ли средства существования или
машины, если только сохраняется пропорциональность произ¬
водства? Может ли производство продолжительное время расти
быстрее потребности в благах, служащих непосредственно потреблению?
Охотно и часто указывали на многие, повидимому, противоречащие
друг другу места у Маркса относительно последней причины кризисов,
чтобы доказать, что и Маркс не в состоянии был решить этот вопрос.
Нам кажется, Маркс решил его. Конечно, капиталисту безразлично,
производит-ли он машины для другого капиталиста или средства суще¬
ствования для рабочего, капитал создает самому себе свой рынок; но
пропорциональность производства, как мы видели, необходимо нару¬
шается благодаря прогрессу к высшему органическому строению капи¬
тала, благодаря тому, что всегда незначительная часть капитала служит
производству благ для личного потребления. Диспропорциональность
производства и с ней обратное движение наступают тогда когда ci + k1
pi>vг + ßp, т.-е. в момент недоедания.
Пусть возьмут в руки историю теорий кризисов и просмотрят раз¬
личные „факторы кризисов“ экономистов: перепроизводство, накоп¬
ление, диспропорциональность, бездействие капитала, временное разъ¬
единение мертвого отложения и приложения, недоедание различных
видов! В системе Маркса почти все они появляются в новом освещении,
но появляются они, как последовательные члены одной логической
цепи.

Ш-й ТОМ „КАПИТАЛА“
в изложении
ЭД. БЕРНШТЕЙНА и ФР. ЭНГЕЛЬСА

ЭД. БЕРНШТЕЙН
ИЗЛОЖЕНИЕ III ТОМА „КАПИТАЛА«.
ГЛАВА I.
Введение.
Первый том „Капитала“ Маркса на-ряду со специально тракту¬
емым им предметом закладывает фундамент и дает абрис всего
произведения, открывает широкие горизонты, а вместе с тем его
специальный предмет, процесс производства капитала,
непосредственно затрагивает интересы девяноста девяти сотых общества.
Первый том вводит нас в места производства капитала, рассказывает
нам их историю, выясняет их сущность и механизм, выдает их техни¬
ческие и экономические тайны и вскрывает перед нами коренящуюся
там классовую борьбу. Центральным пунктом этой книги является
рабочий и его орудия, ее сигнатурой — фабрика.
Продолжая это сравнение, мы должны сказать, что второй том
„Капитала“ ведет нас в контору, т.-е. он относится к первому тому,
как бухгалтерское отделение к фабрике. А бухгалтерия довольно таки
скучное занятие. Ее никто не долюбливает. Тем не менее, однако,
бухгалтерия, как это всем известно, является довольно важным членом
капиталистического организма. Это сравнение, разумеется, допустимо
только с весьма существенными оговорками. Во втором томе обсуж¬
даются вопросы о круговращении трех видов капитала: денежного,
производительного и товарного, о рабочем периоде, о времени
производства,— о времени обращения, а эти вопросы так же мало
составляют исключительное достояние конторы, как и вопросы
о рабочем времени и заработной плате. Контора преимущественно
только занимается ими; бухгалтерия играет в них сравнительно более
значительную роль, и особенно в вопросе, около которого вращается
все исследование, а именно в вопросе об обратном влиянии упомянутых
процессов на реализацию прибавочной ценности. Какие по-истине
блестящие исследования содержит эта, к сожалению, неоконченная
часть великого произведения — это излагать здесь не место. Заметим
только, что не уяснивший себе второго тома, не поймет вполне
и третьего.
Третий том — продолжим наше сравнение — ведет нас через кон¬
тору в сутолоку развитой капиталистической торговой жизни. Сигнатура
его — рынок. Но не рынок обычных товаров, а теперь уже рынок
капиталов. Борьба из-за прибавочной ценности идет теперь уже не
между отдельными капиталистами, а между различными категориями
капитала. Экономическую борьбу принято называть конкурренцией,
и с ней-то нам здесь приходится постоянно иметь дело. Но Маркс
тогда только позволяет себе пользоваться этим заезженным коньком
вульгарных экономистов, когда речь идет о характеристике особых
— 236 —
производных форм конкурренции. Его* исследование касается более
интимных вопросов распределения прибавочной ценности,— явлений,
которые разыгрываются за спиной или на дне конкурренции, которые,
если не подчиняют себе ее всецело, то все же оказывают на нее
существенное влияние и при случае ограничивают ее.
Так как изложение борьбы за распределение прибавочной ценности
в высокой степени привлекает внимание всех, интересующихся вообще
экономическими вопросами и разбирающихся в них, то этим самым
уже вполне обеспечивается третьему тому, сравнительно со вторым,
большая популярность, хотя она обеспечивается за ним не только его
предметом. Несмотря на то, что он представляет из себя только остов,
только грубую обделку того, что хотел создать Маркс из него, все
же его исследования столь многосторонни, охватывают столь обширную
область, содержащиеся в нем замечания о капиталистической системе
хозяйства блещут такой новизной и глубиной, он дает такое обилие
непосредственно пригодного и увлекательного материала, что эта книга
в свою очередь превратится в источник и руководство, в котором
каждый найдет полезное для себя.— и теоретик, и практик, будь он
даже Docstor juris.
Третий том состоит из семи отделов, из которых в первых трех
в 15 главах трактуется вопрос о превращении прибавочной ценности
в прибыль и нормы прибавочной ценности в норму прибыли, превра¬
щение прибыли в среднюю прибыль и закон стремления нормы
прибыли к понижению. IV-й отдел разбирает в пяти главах превращение
товарного и денежного капитала в товарно-торговый и денежно-тор¬
говый капиталы. V-й отдел, состоящий из 15 глав, разбирает распадение
прибыли на процент и предпринимательскую прибыль, и процентный
капитал. VI-й отдел, 11 глав,—превращение сверхприбыли (Surplusprofit)
в земельную ренту и, наконец, VII-й отдел, 5 глав, разбирает виды
доходов и относящиеся сюда вопросы. В общем, следовательно,
52 главы, заглавия которых мы здесь не приводим, так как мы вер¬
немся к большинству из разбираемых в них вопросов особо. Энгельс
разбил Ш-й том, в виду его обширности, на две части, из которых
первая заканчивается 28-й главой, а 2-я содержит главы от 29 по 52.
Как уже упомянуто было, не все главы одинаково обработаны,
некоторые представляют скорее наброски или сводку материала и
примечаний, чем законченное изложение. Но даже в этих примечаниях
заключен огромный поучительный материал и имеются драгоценные
указания для изучения соответствующих вопросов. Сверх ожидания,
отступлений в область истории оказалось очень много; не так много,
конечно, как мы были бы вправе ожидать, если бы Маркс сам успел
окончательно обработать весь собранный материал, но все-таки больше,
чем многие ожидали. Кто ищет исторических данных, тот найдет
в III томе „Капитала“ такую же богатую сокровищницу, как и тот,
кто ищет анализа сложившихся форм.
В первых трех отделах III тома заключается решение задачи
о равенстве нормы прибыли — задачи, предложенной Энгельсом в пре¬
дисловии ко II изданию„Капитала“ последователям Родбертуса,—
„каким образом может образоваться равная средняя норма прибыли
не только без нарушения закона ценности, но именно на основании
его“. Как Энгельс теперь констатирует, все те господа, которые во
время появления II тома объявляли Родбертуса экономической звездой
первой величины,— все они, без исключения, не дали ответа. Этим
самым, собственно говоря, осужден тогдашний безмерный культ
Родбертуса, или вернее, подтвержден приговор, который, между тем,
—			 	237 =
в течение каких-нибудь девяти лет произнесло над ним время. Кулы
этот исчез прежде, чем появился III том „Капитала“.
Закончив этим общую характеристику, мы перейдем дальше
в частности к важнейшим вопросам, исследованным в III томе. Мы
постараемся (в первую очередь) изложить, насколько возможно попу¬
лярно, решение задачи, предложенной Энгельсом экономистам и для
решения которой, если что и сделано, то все же сделано школой
Маркса, как констатирует Энгельс в конце предисловия.
ГЛАВА II.
Задача о норме прибыли и ее разрешение.
Для большей наглядности мы приводим подлинное место из преди¬
словия ко второму тому „Капитала“, в котором Фр. Энгельс форму¬
лирует задачу о норме прибыли:
„На основании закона ценности Рикардо, два капитала одинаковой
величины, применяющие равные количества одинаково оплачиваемого
живого труда, производят, при прочих равных условиях, в одно и то же
время продукты одинаковой ценности, а также прибавочную ценность
или прибыль одинаковой величины. Если же они применяют неравные
количества труда, то они могут производить прибавочную ценность
или, по выражению рикардианцев,—прибыль одинаковой высоты. В дей¬
ствительности происходит как раз обратное. Фактически два равно¬
великих капитала производят в одинаковые периоды времени в среднем
прибыль равной величины, независимо от того, применяют они много
или мало живого труда. Тут, следовательно, заключается противоречие
с законом ценности, которое заметил уже Рикардо и которое его школа
тоже (так же, как и другое ранее указанное противоречие) не могла
разрешить. Это противоречие разрешено Марксом уже в рукописи
„К критике политической экономии“; по плану „Капитала“ решение
последует в III томе“ (стр. XXII и XXIII).
Закон ценности, о котором здесь идет речь, именно и есть тот
экономический закон, впервые развитый Рикардо и точнее формулиро¬
ванный и глубже исследованный Марксом, по которому (меновая) цен¬
ность товаров определяется количеством заключенного в них обще¬
ственно-необходимого труда, измеренного по времени.
Для тех, кто читал I том „Капитала“, естественно было искать
решения задачи, основываясь на различии, впервые проведенном
Марксом, между постоянным и переменным капиталом, и действи¬
тельно решение задачи не мыслимо без обращения к этому различию
и без дальнейшего исследования его, хотя, впрочем, это различие и
вытекающие из него следствия сами по себе еще и недостаточны для
разрешения вопроса!)- Обратимся прежде всего к этому различию.
Маркс называет постоянным капиталом часть производительно
затраченного капитала, экономическая ценность которой не изменяется
во время производства. Машины, сырые и вспомогательные материалы
изменяются по существу во время производства; машины изнашива¬
ются, а сырые и другие материалы изменяют свой вид. Но ценность
i) В своей статье 1886 года о втором томе „Капитала“ Каутский указывает, как на
значение этого различия для решения задачи, так и на разные промежуточные звенья,
которые необходимо принять во внимание.

—g! 238 ———
всех этих предметов — соответствующего количества сырья, изнаши¬
вания машин и вспомогательных материалов — переходит без измене¬
ния в ценность готового продукта, появляется в ней опять в прежней
величине и постольку представляет постоянную величину. Иначе обстоит
де.йо с той долей капитала, которая затрачена на занятый в производ¬
стве труд. Труд придает продукту большую ценность, чем стоила
предпринимателю нанятая им рабочая сила. Доля капитала, затрачен¬
ная на наем рабочей силы, несколько возрастает в течение производства
в своей ценности, без этого возрастания у капиталиста не было-бы
побудительного мотива устраивать промышленные предприятия. Вслед¬
ствие этой происходящей здесь перемены в ценности Маркс называет
долю капитала, затраченную на наем рабочей силы, переменным
капиталом. Приращение ценности, которое трудно вносить в про¬
дукт, Маркс называет прибавочной ценностью, а отношение
прибавочной ценности к переменному капиталу, затраченному, на
заработную плату,— нормой прибавочной ценности. Если весь
капитал; вложенный в какое-либо промышленное предприятие, состоит
из 10.000 рублей, переменный капитал, расходуемый в один период
производства — 4.000 рублей и прибавочная ценность, произведенная
в течение того же периода — 3.000 руб., то норма прибавочной цен-
з.ооо	_п/
ности = QQQ, или, выраженная в процентах, = 75°/о.
Что же такое норма прибыли? Очевидно, отношение прибыли, полу¬
ченной предпринимателем в течение определенного времени (года), ко
всему затраченному им капиталу. Сохраняя цифры нашего примера,
если прибыль предпринимателя случайно равна по величине прибавоч¬
ной ценности, т.-е. равна 3.000 руб., то норма прибыли будет равняться
_п/	3.000 опп/ u
не 75°/о, а qqq> т.-е. ЗО°/о. На практике едва-ли когда-нибудь при¬
бавочная ценность и прибыль совпадают, но мы пока предположим
это, чтобы не осложнять нашего исследования введением других
задач.
Два равновеликих капитала, или, что для нас в данном случае
безразлично, две равновеликие единицы капиталов различной величины
могут при неодинаковой норме прибавочной ценности
давать равные нормы прибыли (предполагая, что прибавочная цен¬
ность и прибыль по величине совпадают). В нашем примере капитал
в 10.000 руб., который мы назовем А, принес 3.000 руб. прибыли, т.-е.
норму прибыли в ЗО°/о. Прибавочная ценность равнялась также 3.000
руб., но так как только 4.000 руб. из 10.000 руб. составляли перемен-
.	„	3.000 „п,
ныи капитал, до норма прибавочной ценности=^-0дд=75°/о.
Другой равный ему капитал В также приносит 3.000 прибавочной
ценности и прибыли. Но он состоит из 7О°/о, т.-е. 7.000 руб. постоян¬
ного капитала и ЗО°/о, т.-е. 3.000 руб. переменного капитала. Норма
прибавочной ценности здесь= ппп=1ОО°/о, а норма прибыли попреж-
нему=ЗО°/о. То обстоятельство, что равные капиталы при неодинако¬
вых нормах прибавочной ценности приносят одинаковые количества
прибавочной ценности и прибыли, объясняется различием строения
рассматриваемых капиталов. Назовем постоянный капитал буквой с, а
переменный г/, тогда капитал А имеет строение:
6.000f + 4.000г/, а капитал В — 7.000г + 3.000г/.

—■ 239 —
Это строение капиталов из постоянной и переменной частей Маркс
называет, в отличие от других сочетаний и в виду его большой важ¬
ности для движения капитала, органическим строением капиталах), а его
техническую основу — называет техническим строением капитала.
Нужно, однако, заметить, что два капитала могут иметь одно и то же
органическое строение, т.-е. А и В могут оба состоять из 6О°/о с и
40% v и все-таки иметь различные нормы прибавочной ценности. Это,
между прочим, возможно при неодинаковой производитель¬
ности труда в А и В, или в том случае, если оба капитала вло¬
жены в одно и то же производство и производительность труда
в одном из них ниже или выше средней производительности (произво¬
дительность труда может отступать от нормальной для данного произ¬
водства и в обоих примерах А и В, но в различном отношении) или
в том случае, если капиталы вложены в различные отрасли промыш-
яенности, в которых производительность труда вообще не одинакова.
Например, капитал А может быть вложен в бумагопрядильню, а В —
в мебельную фабрику. Неодинаковая производительность труда в этом
случае еще не обусловливает неизбежно неодинакового органического
строения капиталов. Отношение орудий труда к объекту труда (сырые
и вспомогательные материалы) по количеству и по цене будет иное
в А, нежели в В, и тем не менее величина затраченного на них капи¬
тала может находиться в том-же отношении ко всему капиталу в А,
как и в В. То же справедливо и по отношению к общим суммам
заработной платы в А и В. Они могут представлять те-же процентные
отношения ко всему капиталу, но вместе с тем неравные количества
рабочей силы, вследствие различия заработной платы (неодинаковая
длина рабочего дня, неодинаковое приложение квалифицированного и
простого труда, женского и детского труда).
Но даже при одинаковой производительности труда и одинаковой
средней высоте заработной платы одно и то-же органическое строение
капиталов еще не обусловливает собою одного и того-же отношения
норм прибавочной ценности к нормам прибыли соответственных капи¬
талов. Равные нормы прибавочной ценности могут совпадать с нерав¬
ными нормами прибыли, а неравные нормы прибавочной ценности
с равными нормами прибыли. Обусловливается это тем, что при вычи¬
слениях последней приходится принимать во внимание вопрос о вре¬
мени оборота капитала. Маркс обстоятельно рассматривает этот
вопрос, поскольку речь идет о производстве прибавочной
ценности, во втором томе „Капитала“. Четвертая глава Ш-го тома,
разработанная Энгельсом, показывает влияние этого фактора на отно¬
шение нормы прибавочной ценности к норме прибыли. Ниже мы вер¬
немся еще к этой важной главе, а здесь приведем только доказанное
там положение: „Прибыли капиталов одинакового процентного строе¬
ния, при одинаковой норме прибавочной ценности и одинаковом
рабочем дне находятся в обратном отношении ко времени оборота этих
капиталов“ (III т. стр. 46). Покажем это на нашем примере. Предполо¬
жим, что А и В имеют одно и то же органическое строение, 6О°/ог и 4О°/ог/,
при одинаковой норме прибавочной ценности в 1ОО°/о, и пусть капитал А
оборачивается в год два раза, а В — три раза, тогда мы получим:
для А — v 4.000Х2Х 100%= 8.000 ш прибавочной ценности,
для В — v 4.000 X 3 X 1ОО°/о=12.000 ш прибавочной ценности.
0 „В этом именно и проявляется особое органическое отношение переменного капи¬
тала к движению всего капитала, и к созданию им прибыли“. Том III, глава 3, стр. 26.
Это отношение подробно обосновано и его значение развито в III томе, в главе 8.

— 240	■
Норма прибыли вычисляется на весь затраченный капитал, в обоих
случаях 10.000 т. Она равна, следовательно, так как здесь прибыль и
прибавочная ценность совпадают, для капитала А — 80%, а для капи¬
тала В—120%; время оборота в случае А равно 6 месяцам, а в случае
В — 4 м.; 6 : 4 = 3 : 2. Норма прибыли для капитала А = 80, для В = 120;
80 : 120 = 2 : 3.
Если-бы мы пожелали определить норму прибавочной ценности не
для одного оборота капитала, но для всего года, что, впрочем, неверно,
то мы получили бы, считая все время на равные затраченные пере¬
менные капиталы в 4.000 руб.— для капитала А норму прибавочной
ценности в 8.000 : 4.000 = 200%, а для В — норму в 12.000 : 4.000 = 300%.
Так как здесь взяты произвольные цифры, то не безынтересно, что,
как показывает Энгельс, на примере взятом из действительности,
норма прибавочной ценности в 153х1/1з на каждый оборот и годичная
норма прибыли в 33,27% могут совпадать с нормой прибавочной цен¬
ности, вычисленной для целого года, в 1 ,3079/ib%. В данном случае —
основные цифры даны самим фабрикантом — отдельные части капитала
распределялись следующим образом: весь капитал 12.500 ф. ст., в том
числе постоянный основной (fixes) капитал (машины и т. п.) 10.000, а
постоянный оборотный (zirculirendes) (сырые материалы) 2.182, итого,
следовательно, 12.182 ф. ст., переменный капитал равняется 318 ф. ст.
Число оборотов в год было 8. Отношение переменного капитала к
постоянному здесь 1 : 40 или — % — 2х/2 и 97%%.
В первом томе „Капитала“ Маркс исследовал, как капиталист ста¬
рается повысить прибавочную ценность и прибыль путем понижения
переменной части капитала, затрачиваемой на заработную плату.
В 5 гл. III т. приводится целый ряд примеров уменьшения ценности
постоянного капитала с целью увеличения нормы прибыли. Мы
вынуждены, однако, пропустить эту чрезвычайно интересную главу.
Мы откладываем также разбор не менее интересных глав шестой и
седьмой, в которых рассматривается влияние на нормы прибыли ипри-
бавочной ценности различных изменений, желательных и вынужденных,
в цене отдельных частей капитала; в этих главах, кроме очень важных
положений по этим вопросам, приведены еще критические описания
механизма капиталистического хозяйства. Но возвратимся к нашему
вопросу.
Из вышесказанного вытекает, что капиталы, вложенные в различ¬
ные предприятия, имеют равные нормы прибыли при одинаковых нор¬
мах прибавочной ценности только в том случае, если органические
строения и периоды оборота для них одинаковы или пропорционально
уравниваются. Капиталы А и В имеют норму прибыли в 40% при
100%-ной норме прибавочной ценности, если оба состоят из 60%с и
40%v. Но они могут иметь равные нормы прибыли и тогда, если А
состоит из 60%с и 40%v, а В из 80%с и 20%v, то капитал В обора¬
чивается в течение года вдвое быстрее, чем капитал А. Эта произвольно
взятая схема может вариировать до бесконечности. Можно придумать
бесчисленное множество комбинаций, в которых органическое строение
и время оборота так подобраны, что неодинаково составленные капи¬
талы при равных нормах прибавочной ценности дают равные нормы
прибыли и, с другой стороны, тот же результат получается и при раз¬
личных нормах прибавочной ценности, благодаря соответствующей ком¬
бинации других факторов.
Но соответствуют-ли действительности эти возможные комбинации.
Разве на практике различия в указанных факторах всегда так хорошо
уравновешиваются, что в результате неизменно получаются равные

— 241
нормы прибыли? Общество капиталистического производства представ¬
ляет, даже для поверхностного взгляда, чрезвычайное разнообразие
в строениях и функциях фигурирующих в нем капиталов, и было-бы
совершенно нелепо предположить, что уравнение нормы прибыли в этом
хаосе совершается чисто механическим путем. Естественным следствием
из всего вышесказанного можно было-бы признать лишь возможность
случайного совпадения, что капитал А в сфере производства X дает
такую-же норму прибыли, как и капитал. В сфере производства Y.
Другими словами, мы узнали предположения искомого результата,
но еще не знаем, каким образом эти предположения превращаются
в действительность.
До сих пор в основе всего рассуждения Маркса лежит предполо¬
жение, что товары продаются по своим ценностям. Оно
было сделано для того, чтобы упростить анализ рассматриваемых
вопросов. Почему его до сих пор можно было делать, это указано
в IV главе первого тома. Вопрос теперь в том, допустимо ли оно и
впредь? До сих пор в изложении все гармонировало, а теперь мы
подошли к вопросу, на который только на основании вышеизложен¬
ного ответить не удается. В данном случае было бы бесполезно ссы¬
латься на конкурренцию, действием которой яко-бы обусловливается
благоприятный конечный результат, так как, чтобы ни делала конкур-
ренция для его достижения, вопрос в том-то и состоит, чтобы выя¬
снить, как и почему она выполняет при этом свою роль.
Результат налицо: если продукты продаются по своим ценностям,
то равные капиталы дают равные нормы прибыли только в том слу¬
чае, если их органические строения, периоды оборотов и нормы при¬
бавочной ценности равны между собою, а этого можно ожидать только
в одной и той-же отрасли производства, или же взаимно уравновеши¬
ваются,— последнее же без влияния других факторов может осуще¬
ствиться только случайно, в редкой, весьма маловероятной комбинации.
Итак, мы возвратимся к нашему первоначальному предположению:
действительно ли товары продаются по своим ценностям? и, если нет,
то чем определяется их цена?
Прежде всего, в чем заключается ценность товаров? Мы знаем, в
ценности необходимого для их производства труда, измеряемого вре¬
менем. Часть этого времени относится к далекому прошлому, оно ове¬
ществлено в орудиях труда и в предметах труда, другая часть реали¬
зуется в товаре во время самого производства действием живой рабо¬
чей силы. Та доля рабочего времени, которая падает на товар из
первой части, представляет собою существовавшую ценность, которую
капиталист купил и которая при реализации товара должна опять
возместиться. Другая часть является вновь созданной ценностью, кото¬
рую капиталист купил у владельца рабочей силы и которая при реа¬
лизации товара тоже должна возместиться. Но если капиталист выру¬
чит только то, что он платил рабочему, то очевидно, что он после
всей сделки ни на шаг не подвинулся. О прибыли не может быть и
речи. Чтобы получить прибыль, он должен за новую ценность, создан¬
ную в производстве, выручить больше, чем сам он за нее заплатил,
или купить ее дешевле, чем сам он ее может продать. Как мы уже
знаем из первого тома, последнее и происходит. Капиталист покупает
труд рабочего, а оплачивает только затраченную рабочую силу, цен¬
ность которой всегда ниже ценности труда, по крайней мере, пока
капиталистическое общество, в котором мы живем, существует.
Итак, в готовом продукте заключается ценность средств произ¬
водства, овеществленных в нем, плюс ценность, вновь созданная
242 —■————
трудом. Капиталист оплатил только первую ценность плюс часть вновь
созданной ценности, которая овеществлена в заработной плате.
Какую бы ценность не представлял новый продукт, предпринимателю
он стоил только указанную величину. Эта величина есть „своя
цена“ фабриканта — издержки производства. Третий том начи¬
нается определением этого понятия „издержки производства“ и его
отношения к прибыли, а это указывает, что оно представляет очень
существенную категорию для развития положений этого тома. При¬
смотримся поэтому к нему поближе.
Издержки производства товара отличаются от его ценности. В силу
вышеизложенных причин они по необходимости меньше последней.
Они представляют только те части вложенного в производство капи¬
тала, которые перешли в ценность товара, то-есть они составляются
из пропорциональных частей постоянного и переменного капиталов, из
стольких-то с и стольких-то v. Если мы обозначим эти издержки про¬
изводства К, то для товаров, произведенных в известный период про¬
изводства, K = C + Y, причем С обозначает не весь постоянный капи¬
тал, а только долю изнашивания его, перешедшую в товары, и обо¬
ротный капитал. Для буржуазной экономии, которая, без всяких
оговорок, включает заработную плату в категорию оборотного капи¬
тала, издержки производства состоят только из доли изнашивания
постоянного капитала плюс весь затраченный оборотный капитал. Бла¬
годаря этому утрачивается возможность определить, откуда берется
прибавочная ценность в новом товаре, или же приходится признать,
что она получается „просто“ из производства, а следовательно, кажется,
что все части капитала,— как вошедшие в произведенный товар, так
и невошедшие,— участвуют в равной мере в образовании этой новой
ценности. Таким образом, новая ценность является просто прибылью,
в качестве продукта всего капитала; Маркс выражает это следующими
словами: „Так как на одном полюсе цена рабочей силы является
в превращенной форме заработной платы, то на противополож¬
ном полюсе прибавочная ценность является в превращенной
форме прибыли“ (Том III, стр. 11).
Товар может продаваться ниже своей ценности и все-таки прино¬
сить прибыль, если только он продается дороже издержек производ¬
ства. Если же товар продается ниже этой цены, то продажа не
окупает затраченного капитала, и потому именно цена, обусловливаемая
издержками производства, представляется многим буржуазным эконо¬
мистам истинной, внутренней ценностью товаров, а прибыль полу¬
чаемая при продаже, представляется им излишком продажной цены
над ценностью товаров. Образование прибавочной ценности благодаря
этому благополучно переносится из области производства в область
обращения.
Возьмем теперь, для продолжения нашего анализа, три капитала
с различным органическим строением, но с одинаковой нормой приба¬
вочной ценности, например, в 1ОО°/о; далее, допустим ради упрощения,
что во всех трех постоянный капитал целиком истрачивается в тече¬
ние года и что периоды оборота капиталов равны. Тогда наши капи¬
талы будут производить:
А с	80г	и	20г/ — 20	приб. цен.	и	120	ценности продукта.
В „	70г	и	30г/ —30	„	„	и	130
С „	60г	и	40г/ — 40	„	„	и	140	„
Норма прибыли	для А была-бы	2О°/о,	для	В — ЗО°/о	и	для	С — 40%.
Можно далее принять, что эти три капитала помещены не в трех

243 —
различных предприятиях, но в трех отделениях одного большого пред¬
приятия. Тогда для последнего органическое строение будет следую¬
щее: постоянный капитал равен 80 + 70 + 60 = 210, а переменный
20 + 30 + 40 = 90, прибавочная ценность равна 900, ценность товаров —
390 и норма прибыли — 90 на 300 капитала или ЗО°/о.
Издержки производства во всех трех случаях равны 100, но норма
прибыли не изменяется, если в случае А в ценность товара перешли
бы только 75 единиц постоянного капитала, в случае В — 50 и в слу¬
чае С — 25. При этом меняются только издержки производства и цен¬
ность товара; первые выразятся для А цифрой 95, для В — 80 и для
С — 65. Ценность товара выразится для А—115, для В—110, для
С —105. Прибавочная ценность попрежнему равна 90, а норма при¬
были равна 30%. Теперь для предпринимателя безразлично, как ни
продавать отдельные продукты, лишь бы получить ту же прибавочную
ценность. Если он распределит прибавочную ценность поровну на про¬
дукты всех трех отделений производства — может быть, так ему легче
сбыть товар,— то он получит:
Продукт.
Издержки
Ценность.
Продажи.
Отклонение цены
производства.
цена.
от ценности.
А
95
115
125
+ 10
В
80
110
110
0
С
65
105
95
— 10
Норма прибыли (продажная цена меньше издержек производства) во
всех трех случаях равна 30 на 100 затраченного капитала, то-есть=30%,
оклонения цен от ценности взаимно уравновешиваются. Итак, мы
пришли к ценам второго рода.
„Цены, которые получаются благодаря тому, что берется среднее
из различных норм прибыли в различных отраслях производства и эта
средняя величина прибавляется к издержкам производства в различных
сферах промышленности, называются ценами производства.
Предпосылкой их является существование всеобщей нормы прибыли“.
Итак, цены производства совпадают лишь случайно с ценностями
товаров. Всеобщая норма прибыли выводится, как мы видели, из
сфер производства с совершенно различными органическими строени¬
ями капиталов и, следовательно, с различными прибавочными цен¬
ностями; только случайно она (норма прибыли) может быть пропор¬
циональна норме прибавочной ценности данного капитала. „Вследствие
превращения ценности в цены производства скрывается из глаз самое
основание определения ценности“ (III т., стр. 147). Но закон ценности
этим не нарушается, так как всеобщая норма прибыли определяется
распределением всего общественного капитала между
различными сферами производства, а это распределение
совершается под влиянием закона ценности. Конкурренция всегда стре¬
мится по возможности сравнять цены производства товаров с их цен¬
ностями, и решающую роль здесь играет конкурренция капиталов.
Прежде чем приступить к исследованию этого процесса, предпошлем
еще несколько общих замечаний, касающихся нашего основного во¬
проса.
Хотя образование всеобщей нормы прибыли происходит за спиною
отдельных капиталистов, тем не менее величина средней нормы прибыли
для данного времени нам известна. Конечно, в отдельных отраслях
производства происходят фактически постоянные колебания в нормах
прибыли—так как в способах производства постоянно совершаются
изменения—но „действительная перемена всеобщей нормы прибыли,

— 244
поскольку она не является результатом особенных экономических
обстоятельств, проявляющихся в исключительных случаях, есть очень
запоздалый результат ряда колебаний, продолжавшихся очень долго“
(стр. 145).
Обыкновенно капиталист знает всеобщую норму прибыли, а также
по большей части и норму прибыли своей специальной отрасли произ¬
водства. Он прибавляет, следовательно, известную ему среднюю норму
прибыли к издержкам производства своего товара, независимо от того
производит-ли он много или мало прибавочной ценности, и определяет
таким образом свою цену производства. Вот эта цена и показывает,
что „стоит“ ему товар, ведь иначе он мог-бы поместить свой капитал
для „работы“ в другую отрасль производства. Если он может продать
свой товар дороже, тем лучше. Если этого нельзя сделать, то он охотно
будет продавать свой товар по этой цене, сколько бы прибавочной
ценности ни заключалось в нем, и до тех пор, пока это возможно, он
не покинет данной отрасли производства. Владелец капитала С, поль¬
зуясь нашим прежним примером, который применяет большей частью
переменный капитал и производит самую большую прибавочную цен¬
ность, тем охотнее будет продавать свой товар за 95, когда он совер¬
шенно не знает, что производит большую прибавочную ценность, чем
владелец капитала В, который случайно производит действительно
среднюю прибавочную ценность и среднюю прибыль.
Решение задачи о норме прибыли заключается в том, чтобы понять,
что определение средней нормы прибыли вовсе не дело капиталиста,
а наоборот, норма прибыли дается ему как данный экономический факт,
ион должен к ней приспособляться. Задача его заключается лишь в
ее получении. Он не может упорствовать в продаже своих товаров по
их ценности, если бы эта последняя даже была ему известна. Зная
всеобщую норму прибыли, он всегда будет стараться продать свои
товары по крайней мере по их ценам производства. Если он может
производить их так, чтобы их ценность была ниже их цен производ¬
ства,— а вышеприведенная таблица показывает, что при прочих равных
условиях это бывает тогда, когда его производительный капитал содер¬
жит больше постоянных единиц и меньше переменных, чем средние
капиталы,—то он может продавать их выше их ценности, в противном
случае—наоборот. Но в первом случае у него скоро явятся конкурренты,
которые прекратят его удовольствие, а во втором случае у него самого
за известным пределом пропадет всякое удовольствие. Таким образом,
так или иначе закон ценности всегда скажется.
ГЛАВА III.
Движение нормы прибыли.
Стремление класса предпринимателей, как оно проявляется в созна¬
нии каждого отдельного капиталиста, направлено на возможное повы¬
шение нормы прибыли или, где это невозможно, на замедление ее
падения. В борьбе из-за сбыта своих продуктов фабрикант постоянно
должен попирать одно из условий достижения или сохранения высокой
нормы прибыли—ради сбыта он должен продавать свой продукт ниже
ценности. Чем больше он это делает, тем больше он принужден для
достижения своей цели ограничиваться соответствующими мерами
внутри предприятия, т.-е. экономить в способе производства.

— 245 —■
В первом томе „Капитала“ Маркс показал, как на счет переменной
части капитала, т.-е. заработной платы, повышается прибавочная
ценность, как удлиняется рабочий день, чтобы получить при той же
плате больше прибавочной работы, или как сокращается заработная
плата, чтобы увеличить прибавочную работу за счет необходимой 9,
как работа конденсируется, „интенсифицируется“, как вытесняется
работа мужчин — работою женщин и детей и т. д. Если даже с этим
уменьшением переменной части капитала не связано одновременное
увеличение постоянного капитала, вложенного в сырые материалы,
в орудия труда и т. д., что в действительности обыкновенно и про¬
исходит,— то все же в результате получается изменение отно¬
шения обеих частей капитала: постоянный капитал
возрастает относительно переменного. Если прежде отношение
выражалось 75:25, то теперь оно может — 80:20; при этом 20 теперь
по величине может быть так же велико или даже больше, чем прежде 25,
а именно: если с изменением в способах производства соеди¬
нено увеличение его размеров. Если весь капитал раньше= 10.000 м.,
а теперь повысился до 12.500 м., то в первом случае 7.500 м. постоян¬
ного капитала соответствовало 2.500 переменного, во втором случае
10.000 постоянного — 2.500 переменного. Величина последнего не изме¬
нилась, но если бы увеличение всего капитала было еще больше,
напр., до 15.000 м., то мы имели бы 12.000 постоянного и 3.000 пере¬
менного. Величина последнего, т.-е. сумма заработных плат, повыси¬
лась бы, хотя отношение его к постоянному капиталу стало бы менее
выгодным.
Известно, что это относительное возрастание постоянного капитала
сравнительно с переменным представляет общий ход капиталистического
развития и что до сих пор в общем это передвижение сопровождалось
абсолютным возрастанием обеих величин. Это — в общем, но не
всегда, и притом с тенденцией и относительного, и абсолютного
уменьшения переменного капитала.
Впрочем, это понижение происходит не всегда так, как того жаждет
душа капиталиста, и ему поставлены известные границы, в особенности
там, где рабочие располагают возможностью организоваться и законо¬
дательство положило предел удлинению рабочего дня. Чем больше
препятствий с этой стороны встречает капиталист,— препятствий, кото¬
рых он или вовсе не может преодолеть или только путем несораз¬
мерно больших жертв,— тем упорнее помыслы его обращаются в сто¬
рону постоянного капитала: — нельзя ли там на чем-либо съэконо-
мить.
„Если прибавочная ценность дана, норма прибыли может быть
увеличена только посредством уменьшения ценности постоянного
капитала, требуемого для производства товара“—говорится в 5-й главе
Ш-го тома, посвященной этому вопросу (стр. 54). Эта пятая глава
начинается некоторыми очень ценными замечаниями по вопросу о
рабочем времени и характеризует далее ряд приемов экономии
на постоянном капитале.
На первом плане стоит экономия в потребительных ценностях, из
которых состоит постоянный капитал: машины, вспомогательный и
сырой материалы,— достигается это или тем, что машины строятся
с меньшей затратой труда, или тем, что они становятся более произво¬
дительными. В обоих этих случаях капиталист, который применяет эти
9 Необходимым трудом называется труд, необходимый для возмещения ценности,
уплаченной в виде заработной платы.

246	—
улучшения, обращает в собственную пользу результат общественного
труда.
„То, чем пользуется при этом капиталист, представляет выгоду
всей системы общественного разделения труда“ (стр. 56). Дальнейшая
экономия происходит в самом производстве и выражается самым
разнообразным образом. Здания и машины в больших производствах
стоят сравнительно меньше, чем в малых, продуктивность машин и
находящихся при них рабочих возрастает при большей доброкачествен¬
ности обрабатываемых сырых и вспомогательных материалов. Чем
лучше последний, тем меньше отбросов и потерь. Но и обратно,
„фанатическое стремление капиталиста к экономии средств производ¬
ства“ выражается также и в подделке элементов производства;
„хорошее“ понимается здесь только с возвышенно утилитарной точки
зрения: требутся только, чтобы материал хорошо обрабатывался;
каково же при этом будет внутреннее качество продуктов — это вопрос
второстепенный. Затем параллельно с экономией в средствах
производства, идет растрата здоровья и жизни дей¬
ствительных производителей: переполнение мастерских, тес¬
ное размещение опасных машин, отсутствие предохранительных при¬
способлений и т. д. Законодательные постановления, цель которых
парализовать эту растрату или, по крайней мере, ослабить ее действие,
объявляются апологетами капитала нежелательным обременением про¬
мышленности. Меры, имеющие в виду сделать процесс производства
для рабочего более человечным, приятным или хотя бы только
сносным,— эти меры „с капиталистической точки зрения представля¬
лись бы совершенно нелепым и бесцельным мотовством“ (стр. 61).
Этот вопрос об „экономии в условиях труда за счет рабочих“
подробно разбирается в одной из глав на основании отчетов фабрич¬
ных инспекторов, заимствованных из истории борьбы за фабричное
законодательство. Все это слишком хорошо известно немецким рабо¬
чим, а потому и не нуждается вовсе в подтверждении поразительными
примерами, приведенными Марксом, и его ценными комментариями.
И у нас не редкость союзы капиталистов, задавшиеся целью доказать,
что „причинить смерть не значит совершить убийство (killing по
murder), раз только это делается ради прибыли“, как саркастически
замечает Маркс. Никогда, впрочем, не следует упускать из виду, что
в „Капитале“ прежде всего анализируются основные тенденции капи¬
талистического строя, которые на практике не всегда проявляются
в чистом виде, благодаря столкновению с различными противополож¬
ными тенденциями и благодаря тому, что в ход пускают всевозмож¬
ные средства, чтобы затемнить факты. Оптимистам нашего времени
указывающим на наступившие то здесь, то там улучшения в условиях
производства, на падение процента смертности и т. п., из чего яко бы
явствует, что Маркс описывает только детские болезни капиталисти¬
ческого строя, которые он сам с течением времени преодолевает,—
этим оптимистам, как-бы предвидя их, Маркс отвечает: „на есте¬
ственное стремление капиталистической эксплуата¬
ции именно и указывает то, что, несмотря на все еще продолжаю¬
щуюся бойню на фабриках, на недостаточное число и бессилие фаб¬
ричных инспекторов, число несчастных случаев все же значительно
уменьшилось со времени введения фабричной инспекции“. Иллюстра¬
цию к этому представляет заключение, к которому пришел начальник
английского санитарного комитета, знаменитый доктор Джон Симон
(John Simon) в своем отчете 1863 г.: „рабочим практически невозможно
настаивать на том, что теоретически представляется их первым
247 —
гигиеническим правом“, правом требовать, чтобы в общей работе,
которая им поручена предпринимателем, какова - бы она ни была,
были устранены все не неизбежные антигиенические условия,
поскольку это зависит от предпринимателя и притом на его счет.
Рабочие... также мало, несмотря на определенное желание законода¬
теля, могут ожидать действительной помощи от чиновников, которые
должны наблюдать за исполнением законов Nuisances Remoral Acts х)
(стр. 29 отчета). С тех пор полномочия санитарной помощи расширены
во многих отношениях, но, где только остался пробел в законах или
где недостаточен надзор, там „природа“ капиталистического строя
врывается в эту область со стихийной силой. В Лондоне до сих пор
еще существует огромное число мастерских, которые представляют из
себя настоящую бойню самого низкого сорта.
Остальные части этой главы, в которых идет речь об экономии
в созидании и передаче силы и в постройках, об утилизации отбросов —
экскрементов промышленности и об экономии, благодаря изобретению,
носят более технический характер и могут быть, поэтому, опущены.
По поводу общественной экономии Маркс делает замечание о мелком
земледелии, представляющее особенный интерес в виду того, что
именно теперь всякого рода социальные реформы провозглашают
интенсивное мелкое земледелие социальной панацеей. Вообще,— гово¬
рит он,— необходимыми условиями для утилизации отбросов являются
„значительное количество последних, которое может получаться только
при работе в широких размерах“, усовершенствование машин и про¬
гресс науки, главным образом, химии. И он продолжает: „Без сомне¬
ния, значительная экономия этого рода практикуется и в мелких
земледельческих хозяйствах, эксплоатируемых подобно садовод¬
ству, как например, в Ломбардии, в южном Китае и в Японии.
Но вообще при такой системе производительность земледелия поку¬
пается ценой чрезмерной растраты человеческой рабочей
силы, отвлекаемой от других отраслей производства“ (стр. 77).
Вопросу о колебаниях цен постоянного капитала и о влиянии
этих колебаний на норму прибыли посвящена также особая глава —
шестая. Так как норма прибыли вычисляется на весь капитал, то ясно,
что каждая перемена в ценности постоянного капитала или в его
величине отражается на норме прибыли даже в том случае, если норма
прибавочной ценности — отношение всей прибавочной ценности к зара¬
ботной плате, к переменному капиталу — не изменяется. Формула
нормы прибавочной ценности-^-, формула же нормы
т
с -\-v
прибыли
Последняя дробь уменьшается или увеличивается при неизменяющихся т
(прибавочной ценности) и v (переменном капитале), в зависимости от
того уменьшается или увеличивается с (постоянный капитал). Так как
машины, основная часть постоянного капитала, переносят на продукт
только утраченную ими ценность, то цена продукта обусловливается
в гораздо большей степени ценностью оборотной части постоянного
капитала—сырых и вспомогательных материалов, ценность
которых всецело переносится на продукт. Этим объясняется важность
дешевого сырья для промышленности и далее непропорционально
сильное падение нормы прибыли при повышении цен на сырые
материалы, обусловленное возрастанием цены продукта, ограничиваю¬
щим его сбыт. Эти соотношения, хорошо известные на практике, но
неверно объясненные теорией, вполне разъясняются в указанной главе.
!) Законы об устранении вредных условий и пр.

—— 248
То же можно сказать о соотношениях между повышением ценности
составных частей капитала и его связыванием, равно как между обесце¬
нением составных частей капитала и его освобождением. Это — вопрос,
связь которого с вопросом о норме прибыли видна сама собою.
Мы, поэтому, и не останавливаемся на его частностях, хотя мы охотно
разобрали бы приводимые Марксом т) в высшей степени интересные и
поучительные соображения. Обилие материала вынуждает нас быть по
возможности краткими.
Вопрос о «Превращении прибыли в среднюю прибыль“, рас¬
сматриваемый во втором отделе (главы 8—12), разобран уже нами
в общих чертах в предущей главе. Мы откладываем до другого раза
рассмотрение связанных с ними вопросов о конкурренции, спросе и
предложении, и изложение точки зрения, с которой Маркс их разби¬
рает в противоположность прежним экономистам. Теперь мы перейдем
к вопросу о „Законе стремления нормы прибыли к падению“, кото¬
рому посвящен третий отдел (главы 13—15).
Факт, что с ростом хозяйственного развития нормы прибыли стре¬
мятся к падению, уже давно известен политической экономии и самым
различным образом объясняется ее представителями. Если последние
были тенденциозными экономистами, то они пользовались этими фак¬
тами, как оружием против того класса землевладельцев, ренты кото¬
рых все повышались, то против представителей рабочего класса для
защиты современного порядка вещей. Поскольку эти выяснители не
скользили по поверхности, т.-е. не объясняли падение нормы прибыли
просто конкурренцией и возрастанием капиталов,— тогда как задача
заключалась именно в том, чтобы указать внутренние причины этого
явления,— поскольку они запутывались во всевозможных противоре¬
чиях, характерный образчик которых представляет Джон Стюарт
Милдь. Можно сказать, пишет Маркс, что закон падения нормы при¬
были, столь важный для капиталистического производства, „составляет
тайну, над решением которой бьется вся политическая экономия
начиная с Адама Смита, и различие между отдельными ее школами
заключается в разнице попыток ее решения“ (стр. 193). То, что ни
одна из них не разрешила этого вопроса объясняется тем, что „поли¬
тическая экономия до сих пор бродила ощупью и не уяснила себе даже
вопроса о разнице между постоянным и переменным капиталами,
и никогда не могла определенно ее формулировать: что никогда она
не могла представить прибавочную ценность отдельно от прибыли,
а прибыль вообще не могла представить в чистом виде, в отличие от
разных ее составных частей, ставших одна по отношению к другой
самостоятельными—как промышленная прибыль, торговая прибыль,
процент и земельная рента“.
Посмотрим же, каким образом решает эту задачу Маркс.
При данной величине рабочего дня и заработной платы известный
переменный капитал представляет определенное число приводимых
в действие рабочих, служит—как говорит Маркс—„показателем этого
числа“. Возьмем переменный капитал в 100 фунтов стерлингов, пред¬
ставляющий 100 рабочих с средней заработной платой 1 ф. в неделю.
0 Так, Маркс, между прочим, объясняет при этом, почему капиталистическая система
несовместима с рациональным земледелием, несмотря на то, что она способствует его
техническому развитию (стр. 98). Далее мы обращаем внимание на аналитическое изобра¬
жение хлопчатобумажного кризиса во время американской гражданской войны и на
представленное в этой главе в „дополнениях“ доказательство ложности мнения, отстаивае¬
мого, между прочим, Родбертусом, ро которому изменение в величине капитала не
влияет на отношение между прибылью и капиталом (стр. 117).

249 —
Весь продукт, создаваемый этими рабочими, пусть будет 200 ф. ст.;
прибавочная ценность, значит, 100 ф. и норма прибавочной ценности—
100°/о. В этом случае, при неизменяемости нормы прибавочной цен¬
ности, высота нбрмы прибыли будет определяться величиной постоян¬
ного капитала, т.-е. она будет изменяться в противоположном ей
направлении. Например, при прибавочной ценности =100, если
А)с=100 и v=100, то норма прибыли=^^=5О°/о
В)с=200 и v=100, „	„	„	=—=33>/з°/о
’	300
. С)с=400 и v=100, „	„	„	=—=20%
’	500
так как норма прибыли вычисляется на весь капитал, состоящий из с+г.
Постоянный капитал в нашем примере повышался каждый раз на
100%, со 100 на 200, с 200 на 400,— а норма прибыли упала в первом
случае с 50% до ЗЗ^/о, а во втором до 20%. Следовательно, пони¬
жение ее не пропорционально повышению постоянного капитала, и это
потому, что переменный капитал во всех трех случаях оставался неиз¬
менным. В действительности, разумеется, это приняло бы тоже иной
вид, но мы видели уже выше, что с ходом экономического развития,
с ростом производительности труда постоянный капитал увеличивается
значительно быстрее чем переменный, так, что даже рост постоянного
капитала сопровождается во многих случаях абсолютным уменьшением
переменного капитала. Допустим подобный случай в вышеприведенном
примере. Допустим, что при прежней норме прибавочной ценности
100%—в первом случае переменный капитал уменьшился с 100 до 80,
а во втором увеличился с 80 до 110. Тогда мы получаем:
гт	прибавочн. ценность=100 СПп/
A)c=100,v=100. Норма прибыли^—		—=50°/о
B)r-200,v- 80.	,	, "Р“6авочн. ценность- 80 2
г|п =280
C)r=40O,v=l 10.	,	,	цеввость-110 g
7	c+v =510	51
Или допустим, что изменяется норма прибавочной ценности при
том-же переменном капитале в 100. Положим, в первом случае (т.-е.
в В по отношению к А) она повышается с 100°/0 до 120%, а во вто¬
ром случае—с 12О°/о до 150%. Такое предположение более предыду¬
щего соответствует действительности потому, что столь значительное
увеличение постоянного капитала сравнительно с переменным в
действительности указывает всегда на значительное повышение
производительности трудах). Мы получаем тогда (обозначая для
х) Оно могло бы, разумеется, указывать и на соответствующее повышение цен на
средства производства (машины, сырье и пр.), но это — случаи, которые не подлежат
здесь рассмотрению. Притом, общее повышение цен на сырье, вероятно, вызвало бы
увеличение переменного капитала и след., едва ли сильно изменило бы отношение с: v.
Мимоходом упомянем здесь, что Маркс —именно в виду того, что более быстрый рост
с сравнительно с v указывает обыкновенно на рост производительности труда,—назы¬
вает те капиталы, которые имеют, в процентных отношениях, больше постоянного капи¬
тала и меньше переменного, чем данный средний общественный капитал,— „капита¬
лами высшего строения“, а капиталы, которые содержат менее постоянных
составных частей,—„к апиталами низшего строения“. Наконец, капиталы, орга¬
ническое строение которых соответствует среднему, Маркс называет, „капиталами сред¬
него строения“. См. „Капитал“, III, стр. 142.

250 ———■— ———
краткости норму прибыли через рг, а норму прибавочной ценности
через тг\.
А)с=100, v=100, /иг=1ОО°/о,
120
В)с=200, v=100, /wr=120o/o,
1ЧО
C)r=400, v=100, wr=15O°/o, pr=—=3O°/o
500
Наконец, допустим, что одновременно произошли все три указан¬
ные изменения. Тогда бы мы имели:
А)с=100, v=100, /wr=lOO°/o, /и=100, рг=1РР=5О°/о
96
В)г—200, v= 80, тг= 12О°/о, т= 96, РГ=—=342Л°/о
165
С)с=400, v=110, z7zr=15O°/o> m=165, pr=gj^=326/i7%
Во втором и четвертом примере падения нормы прибыли во вто¬
ром случае каждый раз замедлялось, а в первом и третьем примере,
наоборот, падение нормы прибыли С сравнительно с В значительнее,
чем В сравнительно с А. Но если бы—приведем еще один возможный
случай — в четвертом примере норма прибавочной ценности в случае С
была не 150, а 18О°/о, то мы имели-бы:
198
С)г-400, г=110, mr=180QlQ, /п=198, рг=—=3842/бх°/о
510
т.-е. опять-таки небольшое повышение нормы прибыли.
В таком виде второй и четвертый примеры всего точнее иллюстри¬
руют действительную тенденцию капиталистического производ¬
ства. „Последнее,— пишет Маркс,— при постоянном относительном
уменьшении переменного капитала сравнительно с постоянным ведет
к непрерывно повышающемуся органическому строению всего капи¬
тала, непосредственный результат которого заключается в том, что
норма прибавочной ценности при прежней и даже при повышающейся
степени эксплуатации труда выражается в постоянно понижающейся
общей норме прибыли“. Эта прогрессивная тенденция—заметьте—
тенденция общей нормы прибыли к понижению „является, следо¬
вательно, лишь выражением прогрессивного развития общественной
производительной силы труда, выражение, свойственное капита¬
листическому производству. Так как количество употребляемого
живого труда в сравнении с массою приводимого им в действие ове¬
ществленного труда, средств производства, потребляемых производи¬
тельно, постоянно уменьшается, то часть этого живого труда, именно
труда неоплаченного, овеществляющегося в прибавочной ценности,
также должна постоянно уменьшаться, сравнительно с величиной
ценности всего затраченного капитала“ (стр. 193).
Возьмем еще раз четвертый пример и редуцируем данные там
цифры ко всему капиталу в 100 единиц. Тогда мы получим:
А)с=50, v=50, wr=lOO°/o /п=50, рг=5О°/о
В)с=713/7, v=284/7, /пг=12О«/о, /п=342/7, pr=342/7°/o
C)c=7822/6i, v==2129/5i, ллг=15Оо/о, m=326/i7, pr=326/i7%
т, выражающее количество прибавочной ценности, представляет
здесь постоянно уменьшающуюся величину. Другими словами, масса

251 —
прибавочной ценности постоянно уменьшается, сравнительно совсем
затраченным капиталом. И это опять-таки есть лишь отражение дей¬
ствительных явлений, только иной способ выражения тенденции нормы
прибыли к падению. В самом деле, норма прибыли и есть прибавоч¬
ная ценность, выраженная в процентах ко всему капиталу. 100—явля¬
ются здесь 100 единицами, которые можно представить себе какой
угодно большой величиной, хотя-бы такой, чтобы они, взятые вместе,
представляли весь промышленный капитал, затрачиваемый данным
обществом.
Мы видим, следовательно, что количество прибавочной ценности
может абсолютно уменьшаться, вместе с относительным уменьше¬
нием переменного капитала, даже при повышающейся норме приба¬
вочной ценности. Уменьшая расход на живой труд, капитал тем самым
уменьшает процентное количество достающейся ему прибавочной
ценности. С прогрессом капиталистического производства и с повы¬
шением производительной силы одна и та же величина ценности пред¬
ставляет постоянно увеличивающееся количество потребительных
ценностей, а, следовательно,—наслаждений,— но об этом мы упоми¬
наем здесь лишь мимоходом, так как в этой главе речь идет ни об
этом вопросе, а об обесценивании капитала.
Итак, чтобы увеличить количество прибавочной ценности,
приходится затрачивать все больший и больший капитал. Для того,
чтобы поднять прибавочную ценность в случае С нашего последнего
примера снова до 50, каковой она была вначале, в случае А,— для
этого, несмотря на возросшую норму прибавочной ценности, требуется
капитал,более чем в полтора раза превышающий прежний. При преж¬
ней единице, которая может означать 100.000, 10.100,— какое угодно
число,— капитал, ровно в полтора раза более прежнего, принес-бы, при
неизменяющемся органическом строении и той же норме прибавочной
ценности:
С = 11733/öiH-t/= 326/i7, тг — 15О°/о— прибавочную ценность в 489/i7
единиц.
„Требуется прогрессивно возрастающая величина всего капи¬
тала для приведения в действие прежнего количества рабочей силы и
для всасывания того же количества прибавочного труда“ (стр. 203).
В нашем последнем примере мы имеем только 326/i7 единиц капитала,
затраченного на рабочую силу, сравнительно с 50 единицами в случае А.
Это может произойти вследствие удешевления жизненных средств и
понижения денежной заработной платы — обычных результатов повы¬
шения производительной силы труда. Но в действительности, немы¬
слимо полное лишение всего рабочего класса результатов столь значи¬
тельного роста производительности труда, какой предполагается в этом
случае. 326/i7 единиц капитала будут означать тогда уменьшение числа
рабочих, сравнительно с 50 в первом случае, не на треть, а, вероятно,
всего лишь на одну пятую или шестую часть. Чтобы пояснить, последнее
еще нагляднее, примем за единицу 10 миллионов марок и средним дохо¬
дом рабочего будем считать 1.000 марок. Положим, что этот доход
понижается — при повышающейся производительности труда и удеше¬
влении продуктов — на пятую часть, 1.000 до 800. Тогда мы получим:
1 случай: 500 милл. мар. зар. пл. по 1.000 мар.= 500.000 рабоч.
2	„	3239/17	„	„	„	800 „ =404.412	„
Несмотря на увеличение всего затраченного капитала на 50%, число
занятых рабочих уменьшилось почти на 2О°/о. Чтобы дать занятие
— 252	—I
прежнему количеству рабочих, пришлось бы при этих условиях увели¬
чить весь капитал со 100 не до 150, а до 1855/и единиц, чтобы сохра¬
нить на прежней высоте сумму заработных плат,— повысить его до 231
единицы, а чтобы увеличить эту сумму, повысить его более. Процентная
доля переменного капитала упала здесь с 5О°/о всего капитала до 1 l29/5i%,
т.-е. приблизительно на 57%. Таким образом, для того, чтобы перемен¬
ная составная часть капитала возрастала по своей величине, „весь
капитал должен возрастать гораздо быстрее относительного умень¬
шения переменного капитала“ (стр. 203). Затем, по мере развития
капиталистического производства, „развивается возможность появления
относительно излишнего рабочего населения — не потому, что умень¬
шается производительная сила общественного труда, а потому, что
она увеличивается (там же).
Именно это увеличение общественной производительной силы и
вызывает падение нормы прибыли, а не просто увеличение капитала,
как это обыкновенно представляют. Отдельный капиталист может
воображать, что, понижая цену отдельного товара, он таким образом,
добровольно понижает падающую на последний прибыль, и возна¬
граждает себя за это большим количеством продаваемых товаров. На
самом-же деле он подчиняется только тому движению цен, которое
обусловливается повышением производительной силы труда. Именно по¬
следнее понижает норму прибыли, увеличивая массу отчуждаемых това¬
ров, сокращая количество содержащегося в каждом отдельном товаре
труда и уменьшая, таким образом, сумму прибыли, приходящуюся на
каждую отдельную штуку товара. Капиталист воображает, что он толкает,
в действительности же его толкают. Он думает, что сбывает больше
товаров потому, что понизил цену, а на самом деле он должен про¬
давать больше, если он хочет получить такую-же или еще большую
прибыль, так как ценность товаров понизилась, вследствие повышения
производительности труда. Без этого повышения у него скоро прошла-бы
охота понижать цены. При наличности этого повышения он был-бы
задавлен, если бы попытался удержать прежние цены и „удовлетворяться
скромным оборотомх). Иллюзия, будто все это обусловливается произ¬
волом капиталиста, порождается тем, что вообще „в конкурренции все
представляется в извращенном виде“, и вульгарный экономист обыкно¬
венно „только тем и занимается, что переходит на якобы более теоре¬
тический обобщающий язык, удивительные представления охваченных
конкурренцией капиталистов“ (S. 212). „Такое же крайне поверхностное
представление,—которое царит в головах агентов конкурренции“,— зна¬
чится в другом месте,— „оказывается также у нашего Рошера, по
мнению которого такое понижение нормы прибыли „разумнее и чело¬
вечнее“ (S. 206).
К четвертому из вышеприведенных примеров мы прибавили альтер¬
нативный случай, когда норма прибыли не упала, и даже несколько
повысилась, несмотря на более высокое органическое строение всего
капитала (т.-е. несмотря на относительное уменьшение перемен¬
ного капитала). Этот случай — вовсе не представляет гипотетическую
выдумку. Закон стремления нормы прибыли к падению встречает
противодействие в целом ряде тенденций, которые с большими или
меньшими результатами сталкиваются с ним. Если бы этого не
было, то падение нормы прибыли было бы несравненно более быстрым,
чем оно—в действительности. „Если исследовать чрезвычайное развитие
2) Разумеется, мы оставляем здесь в стороне те исключительные случаи, при которых
подобные идиллии возможны в силу каких бы то ни было монополий или когда произ¬
водство еще в значительной степени основывается на ручном искусном труде.

—™253 —
производительных сил общественного труда, даже только за послед¬
ние 30 лет, сравнительно со всеми предыдущими периодами, то вместо
того затруднения, разрешением которого до сих пор занимались эконо¬
мисты,— именно, вместо объяснения причин падения нормы прибыли,—
является другое: именно, почему это падение не значи¬
тельнее или быстрее“ (S. 213). В объяснение этого явления
Маркс приводит следующие общие причины, перечень которых не
следует, однако, считать исчерпывающим:
1) Возможность повышать степень эксплуатации труда
посредством новых изобретений, введение женского труда, известных
методов интенсификации труда, удлинения рабочего дня и д. т. Другими
словами: увеличение прибавочного труда, а, следовательно, и
массы прибыли, без одновременного или соответственного увеличения
постоянного капитала. Каждый из этих способов, раз он получает общее
распространение, влияет, в конце-концов, опять-таки на ускорение
падения нормы прибыли, но временно они задерживают это падение
и обусловливают собою, проявление его, главным образом, в виде
тенденции, осуществление его преимущественно скачками.
2) Возможность понижать заработную плату ниже цен¬
ности рабочей платы. И для этого случая верно то, что было
только что сказано. Норма прибавочной ценности повышается в по¬
добных случаях значительнее, чем это указывается переменой в органи¬
ческом строении капитала; формулу этого дает вышеупомянутая
альтернатива случая 2-го в нашем четвертом примере.
3) Возможность уменьшать величину ценности постоян¬
ного капитала. Когда ценность постоянного капитала понижается,
то даже уменьшающаяся норма прибавочной ценности может итти рука
об руку с неизменной или повышающейся нормой прибыли. Например,
если мы имеем 400с +100тг = 150%, рг=30%, и ценность постоян¬
ного капитала упала вследствие падения цен, положим, на сырье, до 300,
то при норме прибавочной ценности в 135%, масса прибавочной цен-
135
ности понизится до 135, но норма прибыли возрастет до 4qq = 333/4%.
Если бы норма прибавочной ценности понизилась до 120%, тогда
норма прибыли была бы попрежцему 30%. Это обеспечение наличных
элементов капитала, — не говоря о других обстоятельствах,— пред¬
ставляет из себя фактор, неизбежно уже данный развитием промышлен¬
ности и увеличением производительной силы труда; так что та самая
причина, которая порождает стремление нормы прибыли к падению,
создает факторы, умеряющие осуществление этой тенденции.
4) Следующим обстоятельством, задерживающим падение нормы при¬
были, является относительное перенаселение, создаваемое
капиталистическим хозяйством. Промышленная резервная армия удер¬
живает заработные платы громадных слоев населения на таком низком
уровне, что машина не в состоянии овладеть отраслями промышлен¬
ности, в которых эти слои работают, и создает возможность производ¬
ства предметов роскоши, которые также основываются сначала на
ручном труде.
5) И внешняя торговля действует в смысле повышения нормы
прибыли, в особенности поскольку она понижает ценность постоянного
капитала, удешевляя его элементы. Такое же влияние оказывает в тече¬
ние известного времени обусловливаемое ею удешевление жизненных
средств, так как оно сначала повышает норму прибавочной ценности.
С течением времени, однако,— как было уже сказано,— это удешевле¬
ние должно опять-таки повлиять на падение нормы прибыли.

—■ 254
Другое обратное действие внешней торговли,—которая с развитием
капиталистического способа производства является настолько’ же его
собственным продуктом, насколько в его детстве она была его
базисом1),— на норму прибыли заключается в том, что капитал, вложен¬
ный в нее и особенно в колониальную торговлю, приносит более высо¬
кие прибыли, чем в капиталистических странах. Поскольку эти прибыли
принимают участие в выравнивании общей нормы прибыли, они содей¬
ствуют, следовательно, ее повышению.
6) Наконец, распространение акционерного капитала,
поскольку его выделяют и можно выделить от предпринимательского
капитала, равным образом противодействует падению общей нормы
прибыли. Акционер — уже не предприниматель, он получает дивиденд,
который в среднем ниже, чем норма прибыли предприятий, руководи¬
мых частными предпринимателями,— а предприятия, обращающиеся в
акционерные общества, в большинстве случаев как раз такие, в кото¬
рых постоянный капитал особенно велик по сравнению с переменным.
Заканчивая изложение этого предмета, заметим, что мы могли, к
сожалению, дать здесь лишь сухой очерк богатого и ясного изложения
его в книге. Мы должны были опустить пока очень важную главу
(15-ю) посвященного ему отдела, излагающую „внутренние проти¬
воречия закона“. Мы заимствуем из нее лишь одно положение,
которое после вышеизложенного не должно уже показаться читателю
„не более как остроумным парадоксом“—остроумничанья вообще
напрасно было бы искать у Маркса — и о правильности которого свиде¬
тельствуют теперь тысячи примеров. Оно гласит: „Истинный пре¬
дел капиталистического производства, это—сам капитал“.
ГЛАВА IV.
Пределы капиталистического способа производства.
Прежде, чем мы перейдем к исследованию Маркса о распадении на
разные части прибавочной ценности — до сих пор постоянно предпо¬
лагалось, что вся прибавочная ценность достается промышленному
предпринимателю, который и рассматривался, как представитель капи¬
тала вообще,— прежде чем мы обратимся к вопросам о купеческой
прибыли, о денежно-торговой прибыли и о земельной ренте, мы при¬
ведем еще несколько положений из первых трех отделов. Положения
эти отчасти иллюстрируют для большей ясности изложенное, отчасти
дополняют его теми пунктами, которые пришлось опустить при нашем
схематическом изложении.
Прежде всего предстоит рассмотреть следующий важный пункт:
пределы развития производительности труда, которые ставит сам себе
капиталистический способ производства, и влияние, оказываемое в этом
отношении понижением нормы прибыли. В капиталистическом обществе
действительное развитие производительности труда в соответствии с рас¬
ширением технического знания и с возможностью производства встре¬
чает противодействие в подчинении производства капиталу и в тен¬
денции капитала возрастать в своей ценности. На это было указано
уже в I томе „Капитала“ (глава XIII, 2), и по этому поводу было цити¬
ровано положение Рикардо, что новые машины часто до тех пор не
г) См. стр. 218. Маркс, кажется, предчувствовал тут своего Брентано.

——■——■—— 255 —
могут быть введены, пока не повысится заработная плата. Настолько
это соотношение было ясно уже для Рикардо. Но только изложение
сущности нормы прибыли и ее отличия от нормы прибавочной цен¬
ности может вполне выяснить это явление и его последствия. Энгельс
дает это объяснение на стр. 243 и, след., основываясь на одном нераз¬
витом замечании в рукописи и развивая его далее.
„Положим,— пишет он,— что определенная отрасль капиталистиче¬
ской промышленности производит нормальную штуку своего товара
при следующих условиях: изнашивание основного капитала на штуку=г/2
шиллинга или 1 ма'рке; сырого и вспомогательного материала идет на
1772 ш.; на заработную плату — 2 шилл., и при норме прибавочной
ценности в 100%, прибавочная ценность также=2 шил. Вся цен-
ность=22 шиллингам или маркам. Для простоты мы принимаем, что
в этой отрасли производства строение капитала одинаково со средним
строением общественного капитала, что, следовательно, цена производ¬
ства совпадает с его ценностью, а прибыль капиталиста совпадает
с прибавочной ценностью, произведенной в этом предприятии. Тогда
издержки производства товара=х/2	1772	2 = 20 шил., средняя норма
20
прибыли 2qTO°/o и цена производства штуки товара равна ее цен-
ности=22 шилл. или маркам.
„Положим, что изобретена машина, которая уменьшает количество
живого труда, требуемого на каждую штуку товара на половину, но
при этом — часть ценности, состоящая из изнашивания основного капи¬
тала, утраивается. Тогда дело представляется в таком виде: изнаши¬
вание Р/2 шил., сырого и вспомогательного материала попрежнему на 17V2
шил., заработная плата 1 шил., прибавочная ценность 1 шил., всего 21 шил.
или марка. Товар понизился в своей ценности на 1 шил.; новая машина
несомненно повысила производительность труда. Но для капиталиста
дело представляется в следующем виде. Издержки производства теперь
будут: Р/2 шил.— изнашивание, 1772 шил.— на сырой и вспомогатель¬
ный материал,! шил.— заработная плата, всего 20 шил., как и прежде.
Так как норма прибыли введением новой машины не изменяется непо¬
средственно, то он должен получить на 10% больше того, что им
издержано, т.-е. 2 шил.; следовательно, цена производства не изменится,
она=22 ш., но на 1 ш. выше ценности. Для общества, производящего
при капиталистических условиях, товар не удешевился, новая машина
не представляет улучшения. Капиталист, следовательно, не заинте¬
ресован введением этой новой машины. А так как введением ее в упо¬
требление он обесценил бы машину, уже имеющуюся, неизношенную,
еще годную, превратил-бы ее просто в старое железо, т.-е. понес бы
положительный убыток,— то он и поостережется сделать такую утопи¬
ческую для него глупость“ (стр. 244/5).
Таким образом, то, что имело бы значение в таком обществе, в кото¬
ром производство планомерно регулировалось бы производителями,
то, что имеет силу даже в простом товарном производстве, т.-е. в до¬
капиталистическом обществе, а именно, что производительность труда
измеряется количеством труда, которое необходимо затратить на про¬
дукты,— это перестает быть безусловно верным для капиталистиче¬
ского общества. „Для капитала такая производительная сила повы¬
шается не в том случае, когда сберегается живой труд вообще, а только
тогда, когда оплачиваемая часть нового труда уменьшается на
большую величину, чем прибавляется прошлого труда“ (ibid).
„Ни один капиталист не вводит добровольно новых приемов про¬
изводства, как-бы они ни были производительны, как-бы они ни

"" 256	■
повышали норму прибавочной ценности, раз только они уменьшают
норму прибыли“ (стр. 247). Это значит: уменьшает непосредственно его
данную норму прибыли, ибо уменьшать его посредственно — неизбеж¬
ная участь капиталиста. „Норма прибыли — говорится в другом месте—
это движущая сила в капиталистическом производстве: производиться
будет только то, что может быть произведено с прибылью, и насколько
это будет прибыльно. Отсюда страх английских экономистов перед
понижением нормы прибыли. Что одна только возможность этого бес¬
покоит Рикардо, показывает именно его глубокое понимание условий
капиталистического производства. То, в чем его упрекают, а именно,
что он не заботясь о „человеке“, имеет в виду при исследовании капи¬
талистического производства только развитие производительных сил—
каких бы жертв людьми и капиталом это ни стоило — это как раз
самое существенное в его трудех). Развитие производительных сил
общественного труда является исторической задачей капитала и служит
ему оправданием. Именно этим он создает бессознательно материаль¬
ные условия высшей формы производства. Рикардо беспокоит то, что
самая норма прибыли,— этот стимул капиталистического производства
и вместе с тем — условие и двигатель накопления, при развитии про¬
изводства подвергается опасности“ (стр. 241, 242).
Мы стоим здесь перед системой противоречий, вытекающих из
антагонистического характера капиталистического производства. Накоп¬
ление капитала ускоряет падение нормы прибыли, ускоряет в свою
очередь концентрацию капитала. До сих пор дело обстоит еще благополуч¬
но. Но падение нормы прибыли имеет в то же время последствием замед¬
ление образования новых самостоятельных капиталистов — одно из
условий развития капиталистического процесса производства—и уско¬
рение „перепроизводства, спекуляции, кризисов, избыточного
капитала - рядом с избыточным населением“ (стр. 223).
Маркс излагает это в главе 15-й: „Развитие внутренних противоре¬
чий закона“, из которой мы уже привели выше несколько цитат.
Резюмировать содержание этой главы представляется нам невозмож¬
ным, так как сжатость получилась бы за счет ясности и точности.
В популяризации это изложение не нуждается потому, что оно по¬
стольку— понятно, поскольку вообще допускает это самый предмет.
Поэтому мы ограничиваемся простым указанием на пункты, изложен¬
ные в этой главе, предоставляя затем слово самому Марксу.
„Вся масса товаров,— как та часть, которая возмещает постоянный
и переменный капитал, так и та, которая представляет прибавочную
ценность,— весь продукт должен быть продан. Если это не удастся,
или удастся только отчасти, или только по таким ценам, которые ниже
цен производства,— то хотя рабочий и эксплуатируется, но его эсплуа-
тация не реализуется для капиталиста и такая продажа может быть
или только частичной реализацией произведенной прибавочной цен¬
ности, или последняя может быть вовсе не реализована, или продажа
может даже дать в результате потерю части, а то и всего капитала.
Условия непосредственной эксплуатации и условия ее реализации — не
тождествены. Они не только не совпадают по времени и месту, но
представляют собою совершенно различные понятия. Первые ограничены
только производительной силой общества, вторые — соразмерностью
х) Недостаток исследования Рикардо — независимо от его тенденциозности — заклю¬
чается в том, что Рикардо под предлогом исследования нормы прибыли в действитель¬
ности „исследует только норму прибавочной ценности и эту последнюю только при том
предположении, что рабочий день и в интенсивном отношении представляет величину
постоянную“ (стр. 222).

■—ww——I 257 —
различных отраслей производства и потребительной способностью
общества. Последняя же определяется не абсолютною производи¬
тельною силою и не абсолютной потребительной способностью,
а потребительною способностью, покоющейся на антагонистических
условиях распределения, которые сводят потребление громадной массы
общества к минимуму, изменяющемуся лишь в более или менее узких
пределах. Она ограничивается далее стремлением к накоплению, стрем¬
лением к увеличению капитала и к производству прибавочной цен¬
ности— в большем масштабе. Таков закон капиталистического произ¬
водства,— закон, данный постоянными переворотами в самых способах
производства, сопряженными с постоянным обесценением наличного
капитала, всеобщей борьбой конкурренции и с необходимостью улуч¬
шать производство и расширять его размеры — только ради сохране¬
ния капитала под угрозою потерять его. Поэтому, рынок должен по¬
стоянно расширяться, так что связь его факторов и условия, управ¬
ляющие ими, все более и более приобретают характер закона природы,
независимо от производителей, и все более и более становятся вне их
контроля. Внутреннее противоречие стремится к разрешению расши¬
рением внешнего поля производства. Но по мере развития производи¬
тельной силы, усиливается ее столкновение с тем узким базисом, на
котором основываются условия потребления. На этом крайне противоре¬
чивом основании нисколько не представляется противоречивым, что
избыток капитала связан с возрастающим избытком населения; так
как, хотя при соединении обоих факторов, и увеличилось бы количе¬
ство производимой прибавочной ценности, но в силу именно этого
усилилось бы противоречие между условиями, при которых эта при¬
бавочная ценность производится, и теми, при которых она реали¬
зуется“... (стр. 225—226).
„Количество труда, которым мажет располагать капитал, находится
в зависимости не от его ценности, а от количества сырого и вспомо¬
гательного материалов, машин и элементов основного капитала, от
количества средств существования, из которых он.слагается, независимо
от их ценности. Следовательно, по мере возрастания количества при¬
лагаемого труда, а, следовательно, и прибавочного труда, возрастает
также ценность воспроизводимого капитала и вновь присоединяемая
к нему добавочная ценность (Surpluswerth).
Оба эти момента,, входящие в процесс накопления, не следует рас¬
сматривать только в спокойном их сосуществовании, как это делает
Рикардо; в них заключается противоречие, которое обнаруживается
в противоречивых тенденциях и явлениях. Противодействующие фак¬
торы действуют одновременно друг против друга.
Одновременно с стремлением к действительному увеличению рабо¬
чего населения, возникающим вследствие увеличения той части всего
общественного продукта, которая играет роль капитала,— действуют
факторы, создающие только относительное перенаселение.
Одновременно с падением нормы прибыли растет количество капи¬
талов и параллельно с этим происходит обесценение наличного капи¬
тала, которое задерживает это падение и дает толчок к ускоренному
накоплению капитальной ценности.
Одновременно с развитием производительной силы развивается
высшее строение капитала, относительное уменьшение переменной части
его сравнительно с постоянною.
Эти различные влияния проявляются то рядом одно с другим в про¬
странстве, то последовательно одно за другим во времени; перио¬
дически конфликт противодействующих сил разрешается кризисами.

258	1
Кризисы всегда представляют собою только моментальные насильствен¬
ные разрешения наличных противоречий, насильственные взрывы, кото¬
рые снова на мгновение восстановляют нарушенное равновесие.
Противоречие, если выразить его в самой общей форме, заклю¬
чается в том, что капиталистический способ производства имеет тен¬
денцию к абсолютному развитию производительных сил, независимо от
ценности и заключающейся в ней прибавочной ценности, а также неза¬
висимо от общественных отношений, в пределах которых существует
капиталистическое производство; между тем, как, с другой стороны,
этот способ производства имеет целью сохранение существующей капи¬
тальной ценности и возможно большее ее самовозрастание (т.-е. по¬
стоянно ускоряющееся возрастание этой ценности). Своеобразность его
характера заключается в том, чтобы наличную капитальную ценность
употребить, как средство для возможно большого самовозрастания его
ценности“... (стр. 230—231).
„Перепроизводство капитала всегда означает только перепроизвод¬
ство средств производства — орудий труда и средств существования,—
которые могли бы играть роль капитала, т.-е. могли бы быть употреб¬
лены для всасывания труда при данной степени эксплуатации; а паде¬
ние этой степени эксплуатации ниже известного уровня вызывает рас¬
стройства и застой капиталистического процесса производства, кризисы,
гибель капитала.
Нет никакого противоречия в том, что это перепроизводство капи¬
тала сопровождается более или менее значительным относительным
перенаселением. Те же самые условия, которые повысили производи¬
тельную силу труда, увеличили массу товарных продуктов, расширили
рынки, ускорили накопление капитала, как по количеству, так и по
ценности, и понизили норму прибыли,— эти самые условия породили
относительное перенаселение и порождают его постоянно,— перенасе¬
ление рабочее, которое не поглощается избыточным капиталом вслед¬
ствие низкой степени эксплуатации труда, при которой только оно и
могло бы быть поглощено, или по крайней мере, вследствие низкой
нормы прибыли, которую оно принесло бы при данной степени экс¬
плуатации“.
„Если капитал высылается за-границу, то это происходит совсем
не потому, что он безусловно не находит дела внутри страны. Это
происходит потому, что за-границей он может быть помещен в пред¬
приятие, приносящее высшую норму прибыли. Но такой капитал является
для занятого рабочего населения и для данной страны вообще безу¬
словно избыточным капиталом и в качестве последнего находится рядом
с относительно избыточным населением, и это служит примером того,
как оба явления существуют рядом и взаимно обусловливают друг
друга.
С другой стороны, понижение нормы прибыли, связанное с накопле¬
нием, неизбежно вызывает борьбу соперничества. Компенсация падения
нормы прибыли ростом количества ее имеет значение только по отно¬
шению ко всему общественному капиталу и для крупных уже устроив¬
шихся капиталистов. Новый, самостоятельно функционирующий доба¬
вочный капитал не находит таких компенсирующих условий, он должен
еще добиться их и, таким образом, понижение нормы прибыли вызывает
между капиталистами борьбу соперничества, а не наоборот. Но такая
борьба, конечно, сопровождается временным повышением заработной
платы и возникающим вследствие этого дальнейшим временным пони¬
жением нормы прибыли. То же самое проявляется в перепроизводстве
товаров, в переполнении рынков. Так как цель капитала заключается
—■ 259 —
не в удовлетворении потребностей, а в производстве прибылей, и так
как он достигает этой цели только способами, при которых количество
производимого соразмеряется с размерами производства, а не наоборот,
то постоянно возникает несоответствие между ограниченными разме¬
рами потребления, основывающимися на капиталистическом способе
производства, и самим производством, постоянно стремящемся пере¬
ступить эти присущие ему пределы. Впрочем, капитал состоит также
из товаров, и поэтому перепроизводство капитала включает и пере¬
производство товаров. Отсюда то странное явление, что те же самые
экономисты, которые отрицают перепроизводство товаров, допускают
перепроизводство капитала. Если скажут, что происходит не общее
перепроизводство, а несоразмерность, в пределах различных отраслей
производства, то это только докажет, что в пределах капиталистиче¬
ского производства соразмерность единичных отраслей производства
проявляется лишь в постоянном стремлении выйти из такой несораз¬
мерности, так как при этом связь, существующая между отдельными
отраслями всего общественного производства, навязывается участникам
в производстве наследственно в виде слепого закона, а не как закон,
постигнутый их общим сознанием и потому подчиняющий процесс
производства общему контролю. Далее, при этом выражается требо¬
вание, чтобы страны, где капиталистический способ производства
не получает развития, приспособляли свое потребление и произ¬
водство к потребностям стран с капиталистическим способом произ¬
водства.
Если скажут, что перепроизводство только относительно, то это со¬
вершенно справедливо, но весь капиталистический способ производства
является именно только относительным способом производства, пределы
которого не абсолютны, но для него, имея его в основйнии, являются
абсолютными. Каким же образом иначе мог бы обнаружиться недостаток
в спросе на те самые товары, в которых нуждается масса народа?
И как могло бы случиться, чтобы капиталисты были вынуждены искать
спроса за-границей, на отдаленных рынках, чтобы иметь возможность
платить рабочим внутри страны среднее количество необходимых
средств существования? Потому, что только в этом специфическом
капиталистическом соотношении избыточный продукт принимает такую
форму, в которой его владелец только в том случае может предоста¬
вить его потреблению, если этот продукт вновь обратится для него
в капитал. Если, наконец, скажут, что капиталистам стоит только
обменяться своими товарами и потребить их, то при этом забудут весь
характер капиталистического производства, забудут, что дело идет о
возрастании ценности капитала, а не об его потреблении. Словом, все
возражения против очевидных явлений перепроизводства (явлений,
которые совершенно игнорируют эти возражения) сводятся к тому, что
границы капиталистического производства, не представляя собою
границ производства вообще, не представляют, поэтому, также
границ этого специфического капиталистического способа производства.
Противоречие этого капиталистического способа производства заклю¬
чается именно в его тенденции к абсолютному развитию производи¬
тельных сил, тенденции, постоянно приходящей в столкновение с
условиями производства, в пределах которых вращается и только
и может вращаться капитал.
Средство существования не производится больше количества, требуе¬
мого наличным населением. Наоборот. Производится слишком мало
сравнительно с количеством, необходимым для приличного человече¬
ского удовлетворения массы населения.

—■ 260	—
Средств производства не производится больше того, сколько
требуется для занятия трудоспособной части населения. Наоборот.
Во-первых, производится слишком значительная часть населения, кото¬
рая фактически не трудоспособна, которой в силу ее положения при¬
ходится эксплуатировать труд других, или заниматься такими работами,
которые могут считаться работой только при каком-либо жалком спо¬
собе производства. Во-вторых, средств производства изготовляется
недостаточно для того, чтобы все трудоспособное население работало
при самых производительных условиях, следовательно, для того, чтобы
его абсолютное рабочее время было сокращено соответственно вели¬
чине и продуктивности постоянного капитала, затрачиваемого в течение
его рабочего времени.
Но периодически производится средств существования и средств
производства слишком много для того, чтобы они при известной норме
прибыли могли играть роль средств эксплуатации рабочих. Товаров
производится слишком много, чтобы можно было реализировать содер¬
жащуюся в них ценность и заключающуюся в ней прибавочную цен¬
ность при данных капиталистическим способом условиях распределения
и потребления,— реализировать и опять обратить в новый капитал, т.-е.,
для того, чтобы можно было продолжать этот процесс без постоянно
возобновляющихся кризисов.
Богатства не производится слишком много. Но, периодически,
производится слишком много богатства в его капиталистических проти¬
воречивых формах.
Пределы капиталистического способа производства проявляются:
1) В том, что развитие производительной силы труда создает в пони¬
жении нормы прибыли такой закон, который дойдя до известного
пункта, враждебно выступает против своего собственного развития и
потому должен быть постоянно преодолеваем кризисами.
2) В том, что вопрос о расширении или ограничении производства
решает присвоение неоплаченного труда и отношение этого неоплачен¬
ного труда к общественному труду вообще, или, выражаясь языком
капиталистическим, прибыль и отношение этой прибыли к затраченному
капиталу, следовательно, известная высота нормы прибыли, а не отно¬
шение производства к общественным потребностям, к потребностям
общественно-развитых людей. Поэтому, для капиталистического способа
производства наступают границы уже на такой ступени расширения
производства, которая при других условиях была бы еще далеко недо¬
статочной. Это производство является не там, где этого потребует
удовлетворение потребностей, а там, где этого требует производство
и реализация прибыли“... (стр. 338 — 341).
Довольно. Мы приводим здесь главным образом результаты исследо¬
вания Маркса, но не можем не рекомендовать самым настоятельным
образом каждому читателю изучение всей XV главы. Он будет за это,
как показывают уже вышеприведенные цитаты, щедро вознагражден.
ГЛАВА V
Товарно-торговый капитал.
До сих пор постоянно предполагалось, что применяющий на капи¬
талистических началах труд, присваивает себе всю прибавочную цен¬
ность, которую созидают нанятые им рабочие. Это предположение
было необходимо, во-первых, потому, что промышленный капитал

261 —
представляет в современном обществе основную форму капитала,—
ту форму, которой характеризуется экономическая организация этого
общества (т. I, стр. 142) и в которой, поэтому, надлежало прежде всего
исследовать капитал; а во-вторых, еще и потому, что включение в
исследование других форм капитала, прежде чем закончен анализ при¬
бавочной ценности и ее отношения к производительному капиталу,
только запутало бы и затемнило бы этот анализ. Во всяком случае,
Маркс уже в первом и втором томе указывал на другие функции
капитала, кроме непосредственно Связанных с производством, указывал,
поскольку это было необходимо для доказательства, что прибавочная
ценность создается в процессе производства, а не обращения.
Этому доказательству посвящен в I-м томе второй отдел (гл. IV),
озаглавленный: „Превращение денег в капитал“, и VI глава второго
тома, трактующая об издержках обращения; последняя в свою очередь
служит введением к настоящему отделу третьего тома.
В первой названной главе (т. I, гл. IV) указывается относительно,
торгового капитала на то, что, так как обращение не создает никакой
ценности, то этой ценности неоткуда явиться, раз только в торговле
обмениваются равные лишь ценности.
Теперь, в третьем томе, мы подошли к именно такому моменту,
когда товары обмениваются уже не по своим ценностям, а по своим
ценам производства, определяемым законом ценности. Этот
момент является позднейшим не только по ходу развития анализа
Маркса, но и исторически. После изложенного в предыдущих
главах нас не должно уже удивлять,— какой бы это неожиданностью
ни было для большинства из нас,— если мы слышим, что „обмен това¬
ров по их ценностям или приблизительно по их ценностям... требует
гораздо более низкой ступени развития, чем обмен по ценам
производства, для чего необходима определенная высота
капиталистического развития“х).
К характеристическим признакам и историческим предпосылкам этой
более высокой ступени капиталистического развития принадлежит,
между прочим, отделение товарно-торгового капитала от, если можно
так выразиться, товаро-создающего капитала. Как только обмен про¬
дуктов перестает быть случайным обменом излишков, и начинает
производить для обмена,— расходуемое на обмен время должно в силу
этого представляться потерянным для производства,
Э Том III, часть I, стр. 155 —156. Обмен первого рода имеет силу „в тех случаях,
когда средства производства принадлежат рабочему, а такие условия встречаются и в
старом, и в новом свете, у крестьянина, владеющего землею и работающего на ней, и
у ремесленника“.
„Это согласуется—продолжает Маркс, и мы особенно подчеркиваем это положение,—
с высказанным нами раньше взглядом, что развитие продуктов в товары
возникает вследствие обмена между различными общинами, а не между членами
одной и той-же общины. Насколько это имеет силу для таких первобытных состояний,
настолько же это приложимо и к состояниям более поздним, основывавшимся на рабстве
и крепостничестве, и их цеховой организации ремес л, до тех пор,
пока средства производства, вложенные в каждую отрасль промышленности, лишь с тру¬
дом были переносимы из одной отрасли в другую, и пока, в силу этого, различные
отрасли производства относятся друг к другу в известных пределах, как иноземные
страны или отдельные самостоятельные общины“ (там же). В приме¬
чании к этому месту Энгельс отмечает, что' то, что Маркс в то время, как он писал
это—1865 г.,— называл только своим „взглядом“—теперь, после обширных исследова¬
ний первобытных общественных отношений, начиная с Мауэра и кончая Морганом, стало
„едва-ли кем-либо оспариваемым“.
Обмен по ценам производства предполагает с своей стороны, как было
показано выше, значительную подвижность имеющегося в изобилии капитала и легкость
привлечения и отталкивания рабочих.

— 262
а там, где товаровладельцы являются непосредственно самостоятель¬
ными производителями — вычетом из их рабочего времени.
Поэтому, как замечает Маркс во II т., стр. 106, как в древности, так и
в средние века старались откладывать такие операции на
праздники.
Следовательно, трата времени и труда на обмен (даже торговаться
и то — труд, и притом „умственный труд“) является, очевидно, просто
излишним расходом товарного хозяйства. Изменится ли это поло¬
жение оттого, что этим делом, и притом, исключительно им, займутся
не сами производители, а определенные лица, не участвующие в произ¬
водстве?
Очевидно, что непроизводительная деятельность не может превра¬
титься в производительную, благодаря только тому, что она из побоч¬
ного занятия исключительно самих производителей превратилась в
исключительное занятие определенных лиц или определенного класса
лиц. Но, несмотря на это, она может быть экономически выгодной,
поскольку она уменьшает количество непроизводительной траты труда.
Эти агенты обмена или обращения не прибавляют к продуктам
никакой ценности,— они, в лучшем случае, только уменьшают
тот вычет из суммы ценности, который произошел бы и без
них. Вот к чему сводится то, что капиталистическая вульгарная эконо¬
мия именует „производительною деятельностью купца“.
Что касается до расходов по сбережению и транспорту
товаров, то их характер, равным рбразом, не может измениться бла¬
годаря только тому, что эти функции целиком или отчасти переходят
также к купцам, или, в дальнейшем развитии, к особым агентам (товар¬
ные депо, перевозчики, экспедиторы и т. д.). „Общий закон: все
издержки обращения, связанные с превращением фор¬
мы товара, не прибавляют ему никакой ценности“ (т. II,
стр. 96), т.-е., поскольку эти издержки относятся исключи¬
тельно к метаморфозе товара в деньги, они не прибавляют
к товару никакой ценности. Товар может десять лет пролежать
в магазине купца,— если он в других отношениях не изменится, к нему
не прибавится ни одного атома ценности. Товар может, в погоне за
покупателем, сто раз переменить владельца, город и даже страну,— и
все это не повысит его ценности, издержек на его путешествие,
в одном случае, на его хранение, в другом, это — потерянные издержки,
это — уменьшение общественного капитала. Но есть расходы по сохра¬
нению, которые по самой своей природе являются необходимыми
расходами производства общественного богатства. Внутри каждого про¬
изводства происходит перемещение предмета труда, и перевозка гото¬
вого продукта из сферы производства в сферу потребления является
лишь продолжением этого необходимого движения, относящегося
к производству общественного богатства. Равным образом, и образо¬
вание запасов является условием производства, которое поддержи¬
вается им в своем течении. Поскольку это имеет место, постольку
сохранение и транспорт, соразмеряемые с общественным процессом
производства, и обращение, относящееся к ним, являются необходимым
трудом; поэтому, труд, затраченный на них, создает ценность, хотя он
и исполняется непроизводителями. Это — издержки производ¬
ства, издержки на „продолжение процесса производства
внутри процесса“. Вот в возможно кратком виде, изложение
содержания VI-й главы П-го тома.
Теперь, чтобы исследовать влияние товарно-торгового капитала на
высоту нормы прибыли, необходимо отвлечься от только что указанных
— 263 —
функций, относящихся еще к процессу производства, и рассматри¬
вать его, как чистый капитал обращения. Эта абстракция не
только необходима для научного анализа, а потому и допустима, но
она соответствует также и фактическим условиям, создаваемым дохо¬
дом развития общественного разделения труда. В развитом торговом
обращении есть купцы, которые, не будучи простыми маклерами,
являются, однако, исключительно агентами обращения,
предоставляющими всецело другим лицам транспорт и даже хранение
тех товаров, обращение которых они производят на свой собственный
страх, и ограничивают свой склад минимумом, необходимым для обра¬
щения. Обращение, превращение товара в деньги, это — необходимая
фаза в процессе воспроизводства капитала, с которым мы познакоми¬
лись сначала, как с промышленным капиталом. Поскольку промышлен¬
ный капиталист является своим собственным агентом обращения,— а
такими всецело являются многие мелкие предприниматели, бывают все
еще случаи, когда фабрикант сам передает товары потребителю, при
чем и крупный фабрикант отправляет известную деятельность по обра¬
щению или поручает ее исполнение своим служащим,— поскольку,
таким образом, это имеет место, постольку промышленный капиталист
вынужден посвящать известную часть своего капитала этой отрасли
своего предприятия и держать в запасе товары, которые тотчас могли-
бы перейти в обращение и которые, таким образом, уже в его складе
принадлежат сфере обращения. Капитал, заключающийся в этих това¬
рах, рассматривается при исчислении нормы прибыли, как интеграль¬
ная часть всего капитала, и прибыль, полученная в предприятии, отно¬
сится к этому последнему во всей его целости. Теперь, если мы возь¬
мем общество, в его целом,— можно ли рассматривать прибыль на эти
капиталы, функционирующие совершенно отдельно от производитель¬
ных капиталов, употребляемые самостоятельно торговцами-предприни¬
мателями, можно-ли рассматривать эту прибыль с иной точки зрения,
чем вышеуказанные части капитала? Очевидно, что это было-бы
неверно. „Товарно-торговый капитал представляет собою не что иное,
как товарный капитал производителя, Которому... предстоит выполнить
на рынке свою функцию товарного капитала; но только функция эта
вместо того, чтобы быть побочной операцией производителя, стано¬
вится теперь исключительным занятием особого рода капиталистов —
торговцев товарами, обособляется в виде предприятия с самостоятель¬
ными затратами капитала“ (252 — 254).
Здесь нет необходимости развивать подробнее, каким образом это
превращение товарно-торгового капитала в нечто самостоятельное,
поскольку оно держится в надлежащих границах, означает обществен¬
ное сбережение времени. Апологеты капиталистического строя надоели
уж этой песенкой и притом забывали всегда весьма необходимое огра¬
ничение. Во всяком случае, мы можем констатировать, что в резуль¬
тате разделения труда между производительными предприятиями (про¬
мышленный капитал) и предприятиями обращения (товарно-торговой
капитал) приходится затрачивать меньшую часть всего капитала
на эти последние, чем в том случае, если-бы промышленные капита¬
листы сами вели всю торговую часть своих предприятий, и что это
разделение труда делает возможным более быстрое обращение. Таким
образом, товарно-торговый капитал содействует повышению произ¬
водства прибавочной ценности, но сам он не создает ее. Приба¬
вочная ценность, которая приходится на его долю, составляет „часть при¬
бавочной ценности, произведенной валовым производительным капита¬
лом“ (стр. 265), а не является какой-нибудь новой прибавочной ценностью.

— 264
В развитом капиталистическом обществе, с которым мы имели здесь
дело, всякий капитал, затраченный в какое-бы то ни было предприя¬
тие, требует, в виде minimum’a, средний общественный нормы при¬
были. Капиталисты, вкладывающие свои деньги в товарно-торговые
предприятия, хотят получить чистую прибыль, которая по меньшей
мере равнялась бы прибыли промышленных капиталистов, а потому
они продают приобретаемые от последних товары дороже, чем их
купили. Это наводит на мысль, будто бы они делали надбавку
к цене производства, а эта мысль подкрепляется еще существующим
в торговле обычаем продавать известные товары для приманки поку¬
пателей без всякой надбавки, даже ниже покупной цены, но зато
другие продавать с более высокой надбавкой. Но то, что в отдельном
случае кажется произволом,— для всего движения является, однако,
правилом, обусловленным известным законом. Как-бы не распре¬
делял отдельный торговец разницу между покупной и продажной ценой
на все прошедшие чрез его руки товары,— целью этой операции всегда
является получение по крайней мере средней прибыли на вложенный
в дело капитал. Он может продавать „ниже цены“ лишь в соответ¬
ствии с тем, что он продает „выше цены“ т), то-есть ниже и выше той
цены, которая получится, если он надбавит процент средней нормы
прибыли к каждому отдельному товару. Но это добавление не есть
надбавка к цене производства товара, а пополнение производствен¬
ной прибыли на ту сумму, которую не дополучил промышленный пред¬
приниматель от торговца.
Другими словами, торговая прибыль есть часть производ¬
ственной прибыли, есть вычет из прибавочной ценности, создан¬
ной в производстве. Ее можно также назвать превращенной формой
расходов по реализации прибавочной ценности. Промышленный
капиталист, доставляющий сам свои продукты потребителю, конечно
совершенно правильно смотрит на время, труд и затраты, употреблен¬
ные на эту операцию, как на расходы предприятия; ему не придет
в голову дважды отсчитывать себе прибыль: раз за производство това¬
ров и другой раз за продажу их. Точно так же для всего производства
общества сумма издержек и прибылей торговли входит в общую сумму
расходов, которая, без разделения труда между торговцами и про¬
изводителями, досталась бы последним и, следовательно, вошла бы
в издержки производства продуктов. Та цена, по которой
фабриканты продают товары торговцам, не составляет, следова¬
тельно, всей цены производства, а цену производства без той части
валовых расходов всего общественного продукта, которая теперь уже
образует самостоятельную категорию в качестве товарно-торговых
расходов -^товарно-торговая прибыль.
Поясним это цифрами. Весь промышленный капитал, употребленный
в течение одного года, состоит, допустим, из 900 единиц, из которых
720—постоянный капитал и 180 — переменный. Норма прибавочной
ценности, допустим, 1ОО°/о. Тогда мы получим 180 прибавочной цен¬
ности на 900 всего капитала=норма прибыли 2О°/о. Теперь, у нас есть
еще 100 единиц торгового капитала, которые тоже получают часть
прибавочной ценности. Таким образом, 180 прибавочной ценности рас¬
пределяются на 1.000 всего капитала, норма прибыли уже не 20%, а
17°/о и на 900 промышленного капитала достается уже только 162 при¬
бавочной ценности.
9 Само собой разумеется, что мы оставляем здесь в стороне все манипуляции и опера¬
ции, которые выходят из нормы, как-то: эксплуатацию местных монополий, пользование
исключительными конъюнктурами и иную спекуляцию точно так же, как надувательство и т.п.

265 —
Таким образом, цена производства получает теперь несколько иной
вид, чем прежде. Прежде она представлялась, как издержки произ¬
водства + средняя прибыль, исчислявшаяся на сумму промышлен¬
ных капиталов. Теперь мы видим, что сюда входят еще коммерческие
капиталы и — пропорционально отношению их суммы к сумме промыш¬
ленного капитала — понижает норму прибыли. Можно ли теперь ска¬
зать, что издержки производства + промышленная прибыль составляют
цену производства отдельных товаров? И да и нет. Для фабриканта
это так, для общества — нет. Общественная цена производства товаров,
иначе: ценность товарного капитала общества, состоит из издержек
производства + промышленная прибыль + торговая прибыль. Купец,
который платит фабриканту издержки производства + промышленную
прибыль, покупает товар ниже его общественной цены, и когда он,
продавая товар, надбавляет к нему соответствующую его капиталу
норму торговой прибыли, то он продает его не выше, а как раз по его
общественной.цене. Однако, для более ясного разграничения мы везде
обозначаем термином „цена производства“, где не делаем особой ого¬
ворки, издержки производства + найденную теперь промышленную
прибыль, т.-е.= прибавочная ценность без торговой прибыли, в выше¬
приведенном примере — 900+162.
Итак, мы видели, каким образом прибавочная ценность распадается
на промышленную и купеческую или торговую прибыль. Из вышеиз¬
ложенного ясно, что, „чем больше купеческий капитал срав¬
нительно с промышленным капиталом, тем ниже норма
промышленной прибыли, и наоборот“ (стр. 270). Если-бы,
напр., в вышеприведенном примере торговый капитал=не 100, а 180,
то мы имели бы 180 прибавочной ценности на 1.180 всего капитала,
средняя норма прибыли была бы не 18%, а 162/з; а если-бы торговый
капитал = 60, то средняя норма прибыли составляла бы 180 на 960 =
18%%. Но во всех этих случаях средняя норма прибыли эксплуатиру¬
ющего, т.-е. промышленного капиталиста, показывает массу прибыли
меньшей, чем она в действительности (стр. 272).
На основании вышеизложенного не трудно решить, как должны мы
смотреть на труд рабочих, занятых коммерческим капиталистом.
На первый взгляд, конечно, легко может показаться, что они произво¬
дят прибавочную ценность, которую коммерческий предприниматель
кладет себе в карман в виде прибыли. Они получают известную зара¬
ботную плату или жалованье, и результатом их труда является изве¬
стная сумма ценности, превышающая сумму их заработных плат. Но эта
сумма ценности не создана ими вновь, она была налицо и без них,
они только помогли реализовать ее и сохранить ее в этой реализации
и благодаря этой реализации. Их труд не создает ценности, но,
поскольку он является необходимым трудом для реализации и сохра¬
нения произведенных ценностей,— он повышает производительность
промышленного труда. Таков их труд с точки зрения общества.
Напротив, для самого торговца-капиталиста труд этот является про¬
изводительным трудом, так как он составляет для него источник
прибыли.
Если уже в крупной промышленности переменный (затрачиваемый
на заработную плату) капитал оказывается часто несоразмерно малым
сравнительно с постоянным капиталом, то число купеческих работников,
занятых в оптовой торговле, не находится „ни в каком соответствии
с величиной предприятия“,— и это потому, что „в торговом гораздо более,
чем в промышленном предприятии, одна и та же функция требует оди¬
накового количества рабочего времени, назависимо от того, исполняется
— 266
ли она в крупных или мелких размерах“ (страница 279). Цена труда
купеческого работника — его заработная плата — не находится „ни в
каком необходимом соотношении с количеством той прибыли, которую
он помогает капиталисту реализовать“ (стр. 284), так как его труд
оказывает влияние на величину и массу подлежащих реализации цен¬
ностей не в качестве причины, подобно непосредственно производи¬
тельному труду, а в качестве следствия. Собственно купеческий работ¬
ник принадлежал долгое время — а особенно в то время, когда Маркс
писал третий том, в 1865 г.,— к лучше оплачиваемому классу наемных
рабочих, труд которых стоит выше среднего труда. Но уже Маркс
отмечает, что, с развитием капиталистического способа производства,
эта заработная плата „имеет тенденцию к понижению даже сравни¬
тельно со средним трудом“. С прогрессом разделения труда внутри
конторы, труд становится все более односторонним, издержки на пред¬
варительную подготовку падают „по мере того, как капиталисти¬
ческий способ производства все более направляет методы
обучения и проч, к практическим целям“ и „всеобщность народ¬
ного образования дает возможность вербовать рабочих этого рода
из таких классов, для которых прежде подобный труд был недоступен
и которые свыклись с худшими условиями жизни. К тому же,
оно увеличивает наплыв, а следовательно и конкурренцию. Поэтому,
по мере развития капиталистического производства, рабочая сила этих
лиц, за некоторыми исключениями, обесценивается; их заработная плата
понижается, между тем, как их трудоспособность увеличивается“
(стр. 285).
Все это теперь уже происходит на наших глазах, и поэтому чтение
этого отдела особенно рекомендуем интересующимся положением тор¬
гового пролетариата.
Только что упомянутое обстоятельство, а именно, что трата труда,
необходимого в торговле, не находится ни в каком соответствии с
величиной предприятия, объясняет также, почему концентрация в купе¬
ческом предприятии предшествует концентрации в промышленной мастер¬
ской. И, если научное исследование по необходимости должно было
исходить из промышленного капитала, чтобы выяснить образование
общей нормы прибыли, если поэтому коммерческий капитал является
позднейшим коррегирующим и дополняющим фактором, то „в ходе
исторического развития,— пишет Маркс,—дело обстоит как раз
наоборот. Именно коммерческий капитал впервые приводит цены
товаров более или менее в соответствие с их ценностями; именно в
сфере обращения, способствующего процессу воспроизводства, обра¬
зуется впервые общая норма прибыли. Коммерческая прибыль опре¬
деляет первоначально промышленную прибыль. Только тогда,
когда капиталистический способ производства глубоко внедрился и
сам производитель стал купцом,— только тогда коммерческая при¬
быль сводится к соответственной части всей прибавочной ценности,
которая падает на долю торгового капитала, как соответственной части
всего капитала, занятого в общественном процессе воспроизводства“
(стр. 271).
В особой главе (глава XV: „Исторические данные о коммерческом
капитале“) Маркс глубже исследует историю купеческого капитала и
его значение. Для тех, кто знаком с Марксом, достаточно одного
заглавия, чтобы показать им, что дает эта глава. Она полна блестящих
замечаний об исторических явлениях до сих пор отчасти вовсе не заме¬
ченных, отчасти неудовлетворительно объясненных, и изложение ее так
ясно, что популяризация ее содержания более чем излишня. Поэтому,

———■ 267 —
мы приводим из этой главы лишь некоторые места, имеющие непосред¬
ственное отношение к изложенному нами.
„Не представляет... ни малейшего затруднения понять, почему купе¬
ческий капитал является исторической формой капитала задолго до
подчинения капиталом себе самого производства. Его существо¬
вание и развитие, до известных пределов, само является историческим
условием, необходимым для развития капиталистического способа
производства: 1) как предварительное условие концентрации денеж¬
ного имущества и 2) так как капиталистический способ производства
предполагает производство для торговли, сбыт товаров оптом, а не
единичным покупателям, следовательно, предполагает купца, покупаю¬
щего не для удовлетворения своей личной потребности, а в своем
акте покупки сосредоточивающего акты покупки многих лиц“ (стр. 311).
„Там, где преобладает он (коммерческий капитал), господствуют
устарелые порядки. Это замечается даже в пределах одной и той же
страны, где, напр., чисто торговые города представляют совершенно
иную аналогию с минувшими порядками, чем фабричные города“.
И в примечании к этому месту: „В новейшей английской истории тор¬
говое сословие собственно и торговые города оказываются и в поли¬
тическом смысле реакционными и выступают в союзе с земельной
и финансовой аристократией против промышленного капитала“ (стр. 311).
„Самостоятельное и преобладающее развитие капитала, в виде
купеческого капитала, равнозначуще с неподчинением производства
капиталу, следовательно, с таким развитием капитала, которое основы¬
вается на общественной форме производства, ему чуждой и от него
независимой. Следовательно, самостоятельное развитие купеческого
капитала находится в обратном отношении к общему экономиче¬
скому развитию общества“. Этот закон проявляется всего яснее в
истории посреднической торговли, напр., у венецианцев, генуэсцев,
голландцев и т. д.— где, следовательно, главный доход получается не
при помощи вывоза продуктов самой страны, а благодаря торговому
посредничеству в обмене продуктов между народами не развившимися
в коммерческом и вообще в экономическом отношении, и вследствие
эксплуатации обоих стран—производительниц... Но монополия такой
посреднической торговли исчезает, а вместе с тем исчезает и сама эта
торговля — по мере того как идет вперед экономическое развитие тех
народов, которых она эксплуатировала и неразвитость которых была
основой ее существования... Торговые народы древности существовали,
подобно богам Эпикура, в между-мировых пространства или, лучше,
как евреи в порах польского общества. Торговля первых самостоятель¬
ных, грандиозно-развившихся торговых городов и торговых народов,
как простая посредническая торговля, основывалась на варварстве тех
производящих народов, между которыми они служили посредниками.
„На первых ступенях капиталистического общества торговля господ¬
ствует над промышленностью; в современном обществе — наоборот.
Торговля, конечно, оказывает более или менее сильное воздействие на
те общества, между которыми она ведется; она все более и более
подчиняет производство меновой ценности, ставя средства существо¬
вания и наслаждения в большую зависимость от продажи, чем от
непосредственного потребления продукта. Она разлагает, таким образом,
старые отношения. Она увеличивает денежное обращение. Она захва¬
тывает уже не только избыток производства, а мало-по-малу поглощает и
самое производство, и ставит в зависимость от себя целые отрасли
промышленности. Впрочем, это разлагающее действие торговли нахо¬
дится в значительной зависимости от природы производящего общества“.

—■ 268
„До тех пор, пока торговый капитал способствует обмену продуктов
мало развитых обществ, торговая прибыль не только кажется мошен¬
ничеством и обсчитыванием, но и в действительности по большей части
возникает из них... Где торговый капитал имеет преобладающее
значение... он выражает повсюду систему плутней, точно также
как и развитие его у торговых народов, как древнего, так и нового
времени, непосредственно связано с грабежом, морским разбоем, раб«^
торговлей, порабощением колоний“ (стр. 311—316).
Но достаточно. Уже из приведенных цитат читатель видит, как
мало щадит Маркс торговлю. Дальнейшее можно прочитать у самого
Маркса. И мы еще раз обращаем особенное внимание на чрезвычайно
поучительные разъяснения в этой главе тех условий, при которых тор
говля революционирует промышленность.
Товарно-торговый капитал не исчерпывает собой категорию торгового
капитала. К ней относится еще денежно-торговый капитал. Ему мы
посвятим следующую главу.
ГЛАВА VI.
Денежно-торговый капитал, ростовщичество и кредит.
Подобно тому, как при анализе капиталистической системы хозяй¬
ства товарно-торговый капитал сравнительно с промышленным капиталом
является вторичной функцией капитала, точно так же денежно-торговый
капитал представляется функцией второго порядка, в качестве обособ¬
ленной частичной функции общего движения, исходящего от про¬
мышленного—от производственного—капитала. Мы могли бы даже
сказать: функцией третьего порядка, так как деньги являются „конеч¬
ным продуктов товарного обращения“ (Капитал, т. I, стр. 129). Истори¬
чески, конечно, деньги являются „первой формой проявления капитала“
(там же), да и в настоящее время каждый новый капитал появляется
всегда на рынках прежде всего в форме денег,—„в форме денег, кото¬
рые, путем известных процессов, должны превратиться в капитал“
(там-же).
Тем не менее, справедливость вышеприведенного положения, его
соответствие истинному соотношению вещей подтверждается уже тем,
что люди должны были производить раньше, чем могли развиться
меновые сношения, раньше, чем потребительные ценности могли принять
форму товаров, и что .меновые сношения должны были достигнуть
известной ступени распространения и всеобщности, прежде чем
определенные товары могли принять денежную форму и стать всеоб¬
щим средством обращения. Далее, мы видели, что каждое производи¬
тельное предприятие образует запасы товаров, что каждый промыш¬
ленный капитал включает в себе потенциально товарно-торговый капитал,
потому что каждый промышленный, т.-е. занятый производительным
предприятием, капиталист,— поскольку он не работает исключительно
на заказ, как это часто бывает в строительном деле,— всегда остается
еще до известной степени торговцем товарами. Но обратного не бывает.
Товарно-торговый капитал, конечно, предполагает производство товаров,
но он не включает никакой производительной функции, даже ни малейшей
тени подобной функции. Он может существовать и существует нередко
без всякой непосредственной связи с производством.

269 —■
Все это еще в большей степени верно относительно денежно-торго¬
вого капитала. Независимо от того, что каждый новый промышленный
капиталист,— а мы можем теперь прибавить: и каждый новый товарно¬
торговый капиталист,— выступает на сцену хозяйственной жизни, как
владелец денег, как владелец „сокровища“, которое он предназначает для
получения прибавочной ценности в производстве или в торговле,— незави¬
симо от этого, он, хотя и превращает для этой цели.деньги в орудия труда и
пр. и в товары, тем не менее, периодически постоянно снова является
образователем сокровища и сохраняет известную часть этого сокровища
в денежной форме, как оборотный фонд и как резервный фонд.
Никакое производительное или торговое предприятие немыслимо без
такого оборотного фонда, ни одно из них не может вестись без
обратного притока денег за отчуждаемые продукты или товары,— денег,
необходимых для закупки новых элементов производства (машины,
вспомогательные материалы, сырье и, last but ш t least, рабочая сила)
или новых товаров. Получение и уплата денег, хранение поступивших
денег впредь до их целесообразной затраты образует известный труд,
а в обществе, основанном на частном хозяйстве,— необходимый труд.
Но, хотя этот труд и необходим, все же он не создает никакой цен¬
ности. Он является, как это ясно с первого же взгляда, просто издерж¬
ками обращения.
Освобождая промышленных и торговых капиталистов от части этой
работы принятием ее на себя и концентрацией ее в своих руках,
особые агенты или капиталисты тем самым сокращают количество
труда и расходов, которое при иных условиях пришлось бы затратить
на это дело всей совокупности капиталистов.
Далее, эта концентрация операций, относящихся к обращению денег,
будучи уже сама разделением труда, в свою очередь, ведет к даль¬
нейшему разделению труда. Денежно-торговое дело само распадается
на различные, независимые друг от друга отрасли (кассовое дело, век¬
сельное дело и т. д.), и внутри этих отраслей разделение труда в
бюро и в меняльных лавках развивается все более и более. Капитал,
затрачиваемый на выполнение этих функций, независимо от процессов
производства и торговли, вызывающих их необходимость,— представ¬
ляет из себя денежно-торговый капитал.
Денежная торговля в чистом виде, в котором ее и необходимо
прежде всего исследовать, является лишь средством сокращения и
упрощения известных технических операций денежного обращения, она
дает технические средства сводить резервные фонды класса капита¬
листов, а также и денежную сумму, необходимую для сведения пла¬
тежных балансов к их экономическому минимуму, но она не определяет
„ни связи, ни размера взаимных платежей“. Прибыль от нее, бесспорно,
„есть только вычет из прибавочной ценности“, так как денежная
торговля „имеет дело лишь с реализованными уже ценностями“ (т. Ш,
стр. 305, 306). Величина денежного капитала, с которой имеют дело
денежные торговцы при этих операциях, представляет из себя „нахо¬
дящийся в обращении денежный капитал тех именно купцов и промыш¬
ленников“, для операции которых они служат посредниками (там-же).
Эта величина не находится ни в каком отношении к денежному
капиталу крупного торговца, вложенному в это техническое посредни¬
чество и для него, который — как это видно уже из предыдущего —
влияет на норму прибыли пропорционально своему отношению к про¬
мышленному и товарно-торговому капиталу.
К этой чисто производной функции денежно-торгового капитала при¬
соединяются более самостоятельные функции: ссуды и займа, а также
— 270	——
торговли в кредит. Как только товарное производство достигло извест¬
ной ступени и развились деньги в их различных формах1),— рядом
с коммерческим и денежно-торговым капиталом образуется процент¬
ный капитал, сперва в старинной форме ростовщического капи¬
тала. Этот последний часто, но не необходимо, бывает связан с де-
нежно-торговым капиталом. Уже в эпоху, предшествующую капитали¬
стическому способу производства, деньги отдаются за ростовщические
проценты в заем для торговых и других целей. Однако, характер¬
ных форм, в которых ростовщический капитал существовал на этих
ступенях развития, было две, как выясняет Маркс в 36-й главе III тома
(часть вторая стр. 132 и след.), во-первых, „ростовщичество при по¬
мощи денежных ссуд различных размеров расточительной знати, пре¬
имущественно землевладельцам,“ и во-вторых, „ростовщичество при
помощи денежных ссуд мелким производителям, работающим собствен¬
ными орудиями труда, куда относятся ремесленники, но главным
образом крестьяне. И то, и другое ведет к образованию и концент¬
рации крупных денежных капиталов. Но насколько такой процесс раз¬
рушает старые способы производства, как это происходило в новейшее
время в Европе, и ставит ли он на его место капиталистический способ
производства,— это всецело зависит от исторической ступени
развития и от данных ею условий“ (III, 2, стр. 133).
Последнее положение затрагивает весьма важную тему для мате¬
риалистического понимания истории. Скороспелые и к тому же боль¬
шей частью недобросовестные критики этой теории не раз упрекали
Маркса в том, что он выводит коллективистический переворот из одной
только концентрации собственности или имущества, и победоносно
указывали, между прочим, на Рим, где за этой концентрацией после¬
довало совершенно иное развитие. Всякому мало-мальски вниматель¬
ному читателю первого тома должно- было выясниться, что Маркс
во-первых, знал римскую историю во всяком случае не хуже господ
критиков, а во-вторых, это переход к социалистическому производству
предполагает еще другие условия, помимо концентрации собствен¬
ности 2). В указанной главе Маркс, как мы видим, несколько подроб¬
нее касается этого вопроса, а потому уместно остановиться несколько
на его рассуждениях по этому поводу.
„Ростовщический капитал, как характеристическая форма про¬
центного капитала,— пишет Маркс,— соответствует преобладанию
мелкого производства самостоятельно работающего кресть¬
янина и мелкого ремесленника“. Было замечено,— Маркс цитирует
здесь экономиста,— что банкира уважают, а ростовщика ненавидят
потому, что первый дает ссуду богатому, а второй — бедному; но это
значит изображать дело в нелепой форме, так как ростовщик, выса¬
сывающий соки из бедного мелкого производителя, идет рука об руку
с ростовшиком, эксплуатирующим богатого крупного землевладельца.
Решающим моментом является тут не противоположность бедного и
богатого, а различие двух общественных способов производ¬
ства и соответствующих им общественнных порядков. Ростовщик
на указанной ступени развития может присваивать в форме процента
весь избыток сверх необходимейших средств существования произво¬
дителя, между тем как размер современного процента, по крайней мере
нормального, образует только часть прибавочной ценности, кото¬
рую создает производитель — рабочий — свыше суммы его средств
х) Ср. об этом З-ю главу первой книги.
2} Как мало, впрочем, этот пример Рима доказывает то, что хотят доказать им, это
показано, между прочим, в статье „luristen-Sozialismus“, за 1887 год „Neue Zeit“.

— 271 —
существования и отдает капиталистам. Докапиталистическое ростовщи¬
чество стремится к тому, чтобы отнять у производителя его средства
производства.
Это экспроприирование рабочего от его условий труда является
„не результатом“, к которому стремится капиталистический
способ производства, а готовым предположением, из которого
он исходит „Современный наемный рабочий может, конечно, в каче¬
стве потребителя сделаться рабом кредиторов, но в качестве про¬
изводителя он в силу уже своего положения избавлен от этой
возможности точно так же, как настоящий раб древности. Тот ростов¬
щический капитал, который просто присваивает себе прибавочный труд
непосредственного производителя, не изменяя способа производства,—
ростовщический капитал при господстве обособленного мелкого про¬
изводства подтачивает производительные силы вместо того, чтобы
развивать их, и увековечивает вместе с тем это плачевное состоя¬
ние... Оно (ростовщичество) присасывается, как паразит, к нему (спо¬
собу производства) и делает его жалким. Оно высасывает из него соки,
обессиливает его, так что воспроизводство начинается постоянно при
худших условиях. Отсюда народная ненависть к ростовщикам, достигаю¬
щая minimum‘a в древнем мире, мире, где обладание условиями производ¬
ства самим рабочим было в то же время основой политических
отношений, самостоятельности граждан“. И там, где ростовщичеству
подпадают рабовладелец или феодальный господин, способ производ¬
ства остается сначала неизменным, „только рабочему приходится
тяжелее“. Это происходит обыкновенно и там, где ростовщик совер¬
шенно вытесняет старого эксплуататора, для которого эксплуатация
была орудием политической власти, и становится на его место.
„Ростовщичество оказывает революционное влияние на все
докапиталистические способы, разрушая и уничтожая формы собствен¬
ности, на прочном основании и постоянном воспроизведении которых
в том же самом виде покоится политическое расчленение. При азиат¬
ских формах ростовщичество может существовать долгое
время, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка
и политической развращенности. Только там и только тогда, где
и когда имеются в наличности остальные условия капиталистиче¬
ского способа производства, ростовщичество является одним из средств
образования нового способа производства“.
„Ростовщический капитал обладает способом эксплуатации (про¬
мышленного капитала), не обладая его способом производства. Это
отношение повторяется также в пределах буржуазного строя в отста¬
лых отраслях промышленности... Процентный капитал сохраняет форму
ростовщического капитала по отношению к тем лицам и классам, или
при таких условиях, когда займы совершаются не в смысле капита¬
листического способа производства“ 9- И „функции денег, как платеж¬
ного средства, представляет из себя настоящую, обширную специ¬
фическую аренду ростовщичества.— Поэтому, ростовщичество, начиная
с древнего Рима до новейших времен, вообще присасывается к откуп¬
щикам податей. Затем с развитием торговли и обобщением товарного
производства развивается разъединение во времени покупок и плате¬
жей. Деньги приходится доставить к определенному сроку. Каким
образом это может повести к тому, что денежный капиталист и
ростовщик еще и теперь сливаются в одном лице,— это показывают
современные денежные кризисы“.
2) Это значит — для того, чтобы приобрести посредством занятых денег — процент.

— 272
„Процентный капитал, поскольку он составляет существенный элемент
капиталистического способа производства, совершенно не отличается
ни по своей сущности, ни по характеру от ростовщического капитала.
Отличны только измененные условия, при которых он функционирует,
а потому также совершенно преобразовывается облик заемщика,
который противополагается кредитору“ (стр. 134—139). Таково сужде¬
ние Маркса о ростовщичестве. В виде исторической,— так сказать,
прогрессивной реакции, против него развивается система кредита,
посредством которой процентный капитал подчиняется „условиям и
потребностям капиталистического способа производства“. Первые орга¬
низаторы этой системы исходят не из проклятий по адресу процент¬
ного капитала, подобно древним писателям, отцам церкви, Лютеру и
старым социалистам, а из „положительного признания его“ (стр. 140).
Первые — купцы, а за ними промышленники вызывают к жизни
ассоциации и банки и организуют систему кредита. Начало полагают
итальянские городские республики, и поэтому еще в конце XVII века,
когда намеревались основать Английский Банк, тори также возражали:
„Банки — это республиканские учреждения“1).
Чрезвычайно интересно то, что говорит Маркс об иллюзиях на счет
чудотоворного действия кредита, бумажных денег и т. д., встречаю¬
щихся в сочинениях о банках, появившихся в Англии в конце XVII и
начале XVIII века.
„Если придерживаться действительно содержания этих
сочинений, которые теоретически способствовали устройству современ¬
ного кредитного дела в Англии и сопровождали его, то в них не
найдем ничего, кроме требования подчинения процентного капитала и
вообще всех ссужаемых средств производства капиталистическому спо¬
собу производства, как одного из его условий. Если же придержи¬
ваться только фразы, то сходство, до выражений включительно, с
банковыми и кредитными иллюзиями с е н-с и м о н и с то в
часто оказывается поразительным“2).
У С. Симона выражение „travailleur“ означает не рабочего, а вообще
промышленника, под которым С. Симон в первых своих сочинениях
большей частью разумел капиталиста. Это игнорирование антагонизма,
вполне искреннее у С. Симона и, как замечает Энгельс в примечании
к соответствующему месту Маркса, вполне объяснимое „экономическим
и политическим положением тогдашней Франции“, все с меньшим и
меньшим беспристрастием поддерживается школой, именующей себя
С. Симоновской. „Если критически читать их сочинения, то не пока¬
жется удивительным, что осуществление их кредитных и банковых
грез,— а они осуществились в виде Credit Mobilier, основанном экс-сен¬
симонистом Эмилем Перейрой,— воплотилось в такой форме, которая
впрочем, могла стать преобладающей только в стране подобной Фран¬
ции, в которой ни кредит ни крупная промышленность не
достигли еще высшего развития“ (стр. 145). В виде примера
неверных,— хотя опять-таки объяснимых, понятных с точки зрения
х) В самом деле, основателями и первыми руководителями банка были преимуще¬
ственно разбогатевшие пуритане и индепенденты. В 1699 году в предисловии к изданию
всех сочинений Торрингтона Джон Толанд приветствует организацию Английского Банка,
как такое учреждение, которое всего более приближается к образцу, изложенному авто¬
ром „Осеапа“. Гаррингтон сам заимствовал существеннейшие черты своего идеала рес¬
публики из конституции Венеции, на которую он прямо и ссылался.
2) „Шотландца Willim‘a Patterson'a, основателя Английского Банка, а также Шот¬
ландского“— говорится немного выше—„можно вполне назвать Лоу I-ый“ Известно, что
Лоу, этого финансового авантюриста, Луи Блан принял за социалиста, на основании
подобных мест в его сочинениях.

273 —
особенных экономических условий Франции,— положений С,-симонистов,
Маркс приводит одно место из „Doctrine de St. Simon“, где средства,
которыми распоряжаются банкиры, характеризуются как деньги людей
„праздных“. Это неверно, утверждает Маркс. „Во-вторых, это—часть
капитала, которую промышленники и купцы держат в виде денежного
капитала, так как она в данный момент не находится в деле, или нахо¬
дится в виде денежного запаса, или представляет только впервые
затрачиваемый капитал, следовательно, праздный капитал, но не капи¬
тал праздных. Во-вторых, та часть доходов и сбережений всех, кото¬
рая предназначена для постоянного накопления“...
„Но никогда не следует забывать“, говорится далее, „что, во-пер¬
вых, деньги—в виде благородных металлов—остаются основой, от
которой кредитное дело по самой сущности вещей никогда не может
освободиться. Во-вторых, -что кредитная система предполагает
монополизацию общественных средств производства (в виде капитала
и собственности) в руках частных лиц, или она сама, с одной сто¬
роны, является формой, присущей капиталистическому способу
производства, а с другой, побудительной силой его развития в воз¬
можно окончательную форму“ (стр. 145).
Это далее поясняется следующим прекрасным местом:
г „Банковая система по ее формальной организации и централизации...
представляет наиболее искусственный и наиболее совершенный про¬
дукт, до которого вообще доходит капиталистический способ произ¬
водства. Отсюда, чрезвычайная власть учреждения, подобного Англий¬
скому Банку, над торговлей и промышленностью, хотя действительное
движение последних находится вне области его влияния и он отно¬
сится к этой области пассивно. Этой системой дана уже форма
общего счетоводства и распределения средств производства
в общественных размерах, но только форма... Этот общественный
характер капитала (именно: выражающийся в средней прибыли, где
каждый отдельный капитал получает свой дивиденд из общего
прибавочного труда только в качестве пропорциональной
части всего капитала, а не пропорционально прибавочному труду,
добытому непосредственно им), впервые вполне осуществляется
полным развитием кредита и банкового дела. С другой стороны, послед¬
нее идет дальше. Оно представляет в распоряжение промышленных и
коммерческих капиталистов весь свободный и даже потенциальный
капитал общества, не играющий активной роли, так, что ни заимо¬
давец ни тот, кто употребляет этот капитал в дело не является
ни его собственником, ни производителем. Банковым делом уни¬
чтожается частный характер капитала, и оно содержит, таким обра¬
зом, само по себе, но именно только само по себе,— уничтоже¬
ние самого капитала. Банковая система далее, замещая деньги раз¬
ными видами кредита, имеющего обращение, показывает, что деньги—
в действительности не что иное, как особое выражение обще¬
ственного характера труда и его продуктов, которое в про¬
тивоположность основе частного производства должно постоянно выра¬
жаться в конце-концов в виде вещи, в виде особого товара рядом
с д руги ми товарами.
„Наконец, не подлежит никакому сомнению, что кредитная система
послужит могучим рычагом во время перехода от капитали¬
стического способа производства к способу производства’ ассо¬
циированного труда; но только как один из элементов в связи
с другими великими органическими преобразованиями самого
способа производства. Напротив того, иллюзии относительно

— 274 —■
чудодейственной силы кредитного и банкового дела в
социалистическом смысле являются плодом полнейшего
непонимания капиталистического способа производства и кредит¬
ной системы, как одной из форм его. Как только средства производ¬
ства перестали превращаться в капитал... кредит, как таковой,
не имеет уже более значения,— что, впрочем, видели, даже
сен-симонисты. Но с другой стороны, до тех пор, пока продолжает
существовать капиталистический способ производства,
будет существовать и процентный капитал, как одна из его форм,
образуя в действительности основу его кредитной системы“ (III, 2,
стр. 145 — 147).
Мы опускаем некоторые дальнейшие положения, характеризующие
взгляды Прудона, сен-симонистов и Ch. Pecqueur‘a на отношение кре¬
дита к способу производства, и взамен приводим еще два относящихся
сюда положения из главы 27-й, трактующей „о роли кредита в капи¬
талистическом производстве“. При этом мы обращаем внимание на
рассуждение в этой главе об акционерных обществах, на кото¬
рых мы, к сожалению, не можем остановиться здесь подробнее, и кото¬
рые Энгельс пополняет добавлением о картелях и трестах.
Прежде всего, здесь представляется нам безусловно заслуживающим
особого указания следующее замечание о производительных ассо¬
циациях, и сравнение их с акционерными обществами. „Коопера¬
тивные фабрики самих рабочих являются в пределах старой формы
первою брешью в старой форме, хотя они, разумеется, повсюду,
по своей действительной организации воспроизводят и принуж¬
дены воспроизводить все недостатки существующей системы.
Но противоположность между капиталом и трудом в них утрачи¬
вается, хотя первоначально в такой форме, что рабочие, как ассо¬
циация, являются своим собственным капиталистом, то-есть
употребляют средства производства для увеличения ценности своего
собственного труда. Они показывают, каким образом на известной
ступени развития материальных производительных сил и соответствую¬
щих им общественных форм производства из данного способа произ¬
водства естественно развивается и вырабатывается новый
способ производства. Без возникающей из капиталистического спо¬
соба производства фабричной системы не могла бы развиться
кооперативная фабрика, точно так же, как она не могла бы раз¬
виться без возникающей из того же способа производства кредитной
системы. Последняя, образуя существеннейшее основание постепен¬
ного превращения капиталистических частных предприятий в капита¬
листические акционерные общества, оказывается точно так же средством
постепенного расширения кооперативных предприятий до более или
менее народных размеров. Капиталистические акционерные пред¬
приятия г), точно так же, как и кооперативные фабрики, необ¬
ходимо рассматривать как переходные формы от капиталистического
способа производства к ассоциированному, только в одном случае
противоположность уничтожается отрицательно, а в другом — поло¬
жительно (III, 1, стр. 424 — 428).
В акционерном обществе эксплуатирующий капиталист стоит вне
предприятия, функция предпринимателя отделена от владения капи¬
талом,—в производительной ассоциации в ее чистой форме капиталист,
как эксплуататор функционирующего труда, исчез совершенно.
2) Сюда же относятся, конечно, картели и тресты, которые Энгельс называет „акцио¬
нерными обществами второй и третьей степени“.

————275 —
Кстати, приведем здесь одно место об акционерных обществах для
вящшего поучения тех, по мнению которых Маркс „слишком щадил“
биржу. Оно касается противоречия, заключающегося в основе этих
обществ, благодаря которому последние представляют из себя уничто¬
жение капиталистического способа производства. Об этом противоречии
говорится: „Оно устанавливает в известных сферах монополию и вьь
зывает поэтому вмешательство. Оно порождает новую финансовую
аристократию, новый род паразитов в лице прожектеров, концессио¬
неров и просто номинальных директоров, целую систему дутых пред¬
приятий и мошенничества, при учреждении предприятий, выпуска акций
и торговле ими. Это — частое производство без контроля частной соб¬
ственности (там же, стр. 426). Здесь, таким образом, „описано все
панамское мошенничество, за целые 20 лет до того, как оно разыгра¬
лось“ (Энгельс),— об этом можно прочитать в указанном месте.
В заключение Маркс резюмирует свои выводы о роли кредита
следующим образом:
„Двойственный характер, присущий кредиту: с одной стороны,
его стремление обратить побудительную причину капиталистического
производства,— обогащение посредством эксплуатации чужого труда—
в систему чистейшей и колоссальнейшей игры и мошенниче¬
ства, все более и более ограничивая при этом число немногих, эксплуа¬
тирующих общественное богатство; а с другой стороны, стремление
создать переходную форму к новому способу производства,—
эта-то двойственность и сообщает главным провозвестникам кре¬
дита от Лоу и до Исаака Перейры, их привлекательный, смешан¬
ный образ мошенника и пророка“ (стр. 429).
Возвратимся к процентному капиталу. Было уже замечено, что когда
деньги ссужаются с целью затраты их в виде капитала, то процент,
выплачиваемый за них, меньше ожидаемой прибыли: иначе сделка была
бы бессмысленной. Конечно, бывают и такие случаи, когда за ссуду
для промышленных целей платится процент больше ожидаемой при¬
были, но это — исключение, а потому и не подлежит здесь обсуждению.
Так как на известной ступени развития всякая денежная сумма является
потенциальным капиталом, капиталом, которому самому по себе при¬
суще свойство восстать в своей ценности, принося прибыль,— то по¬
этому деньги вообще даются ,в ссуду только как капитал, и процент
рассматривается как естественная, обусловленная самой природой дела
„цена“ ссудного капитала. Совершенно нелепое название, так как
известная сумма, хотя бы она и давалась в ссуду как капитал, не
может иметь никакой другой цены, кроме той, которую она выражает.
Однако, говоря о проценте, принято говорить „цена денег“
Чем регулируется эта „цена“, или, выражаясь правильнее, норма
процента? Выше мы указали максимальный предельный размер, кото¬
рый может считаться всеобщим: среднюю прибыль. Общая (средняя)
норма процента — в отдельных случаях, разумеется, возможны откло¬
нения— будет всегда ниже общей нормы прибыли. Минимальный пре¬
дельный размер процента совершенно неопределим. Процент „может
упасть до любого уровня“ (III, 1, стр. 343). Высота его в каждом
отдельном случае определяется конкурренцией в пределах максималь¬
ного предельного размера. Вот случай, когда предложению и спросу
действительно принадлежит решающее слово. Каким образом оба лица,
претендующие на прибыль — тот, кто ссужает денежную сумму, й тот,
кто ею пользуется,— делят эту прибыль между собой, это „вопрос сам
по себе настолько же чисто эмпирический, принадлежащий к обла¬
сти случайностей, как и распределение процентных долей общей
276 ———
прибыли между различными участниками компанейского предприятия“
(III, 1, стр. 349). Не существует никакой „естественной“ нормы про¬
цента. Но в каждое данное время существует всегда рыночная норма
процента (соответственно которой устанавливается скала норм различ¬
ных видов ссуды), а также средняя норма процента, которая представ¬
ляется равной для всех, определенной и гораздо более осязательной
величиною, чем общая норма прибыли. „Размер процента относится к
норме прибыли точно так же, как рыночная цена товара относится к
его ценности“ (стр. 349 и 350).
Каким образом совершается разделение прибыли на процент и
предпринимательскую прибыль и каким образом отношение капитала
получает свое внешнее и видимое выражение в форме процентного
капитала, это изложено в тех двух главах, которые уже раньше выхода
Ш-го тома были напечатаны в „Neue Zeit.“. Поэтому, по нашему мне¬
нию, не зачем подробнее касаться здесь этого вопроса. В следующей
главе мы приведем вместо этого из того же пятого отдела некоторые
выдержки о банковом капитале, а также кое-что из последнего (седь¬
мого) отдела книги,трактующего о поземельной ренте.
ГЛАВА VII.
0 денежном рынке. Три главных категории дохода. Взгляд на будущее.
Вопрос о деньгах представляет из себя необъяснимую тайну не
только для „широкого круга“, для которого денежный вопрос суще¬
ствует лишь в грубо-варварской форме заботы о насущном гроше.
Даже в понятиях настоящих жрецов и книжников этой в высокой
степени реальной „вещи в себе“ товарного мира долго господствовала
безнадежная путаница в понимании законов ее происхождения и влия¬
ния. В своем сочинении „К критике политической экономии“, изданном
в 1859 г., Маркс вскрыл неясности, встречавшиеся даже у выдающихся
ученых представителей буржуазной экономии в понимании функции
денег и способов их функционирования. При этом он не преминул
воздать „каждому по заслугам“, т.-е. оценить по достоинству каждый
труд, подвинувший наши знания, хотя бы на шаг вперед.
Теперь, в связи с анализом различных форм процентного капи¬
тала, специфической формой которого является банковый капитал,
Маркс выводит перед нами, рядом с этими книжниками, всевозможные
выдающиеся экземпляры жрецов этого таинственного божества, и до¬
казывает нам, как обыкновенно мало сведущи эти господа, частные
банкиры и директора общественных банков,— когда требуется объяс¬
нить конечные причины и конечные влияния процессов на денежном
рынке. Полная неспособность видеть что-нибудь дальние своего
носа соединяется у них обыкновенно с нежеланием смотреть дальше—
к вящшей чести их святой церкви. Следовательно, не только в като¬
лических и протестантских теологах „блудник разум“ вызывает ужас.
Ту роль, которую в I томе „Капитала“ играют отчеты английских
комиссий по исследованию условий труда,— здесь играют отчеты и
протоколы парламентских комиссий банковых дел, особенно положения
Английского Банка. Маркс не побоялся труда основательно проштуди¬
ровать эти крайне сухие, многоречивые и многотомные издания. Ему
не удалось подвергнуть собранный материал окончательной органиче¬
ской обработке, но выписка из этих изданий с добавлениями Маркса,
которые напечатал Энгельс, наполнили их ценными вставками, вполне
277 —
достаточными для того, чтобы лишить, как было уже замечено,—пред¬
ставителей денежного капитала всякого основания жаловаться на то,
что их обидели сравнительно с представителями капитала, вложенного
в производство.
Систематическое исследование этого предмета должно исходить из
анализа товара, который и дан в первом томе „Капитала“. На осно¬
вании этого анализа Маркс мог уже в этом томе — и предшествовавшем
ему сочинении „К критике полит, эконом.“—развить теорию денег,
которая с тех пор стала господствующим учением. Какая „путаница“
господствовала в то время, и как банки эксплуатировали эту пута¬
ницу,— эксплуатировали ростовщически — об этом свидетельствуют
поучительные примеры, приведенные в указанных выписках.
В предыдущем отделе мы цитировали место, в котором говорится,
что банковая система при развитом кредитном хозяйстве приводит к
тому, что „ни тот, кто ссужает капитал, ни тот, кто затрачивает его,
не являются ни собственниками, ни производителями его“. В настоящее
время это так очевидно, что можно ограничиться одним только кон¬
статированием этого факта. Не говоря уже о том, что основной капитал
или внесенный в предприятие капитал акционерных банков сам является
„чужим“ капиталом, не говоря уже об этом, большая часть ссужаемых
ими своим клиентам денег, берется не из этого капитала, а отчасти
из тех денег, которые внесены им другими клиентами, частью из век¬
селей или в эммиссионных банках, из билетов, выпускаемых под свой
кредит. Эта операция,— принимать на вклад ссудный капитал без про¬
центов или, во всяком случае, за более низкий процент, сравнительно
с взиманием ими за ссуды или авансы, и составляет „законный“ источ¬
ник их прибыли. Живя, таким образом, эксплуатацией кредита, господа
банкиры и директора банков могут разыгрывать перед публикой роль
благотворителей, оплодотворяющих торговлю и промышленность своим
капиталом. В лице лорда Оверстона, бывшего, раньше известным под
именем Самуэля Джонса Лойда, главы банковой фирмы того же имени,
Маркс приводит (т. III, ч. I, стр. 405—414) классический тип банкира,
который разыгрывал, таким образом, роль благотворителя, и при этом,
пользуясь своим влиянием на законодательство, проводил закон Пиля
о банках 1844 года, разрешавший банкирам самый бесстыдный грабеж
остального торгового мира. Последнее признал даже один белый ворон
среди них. Мы не можем цитировать здесь аргументы Оверстона и
комментарии Маркса к ним, но мы считаем необходимым обратить
особенное внимание на них и прибавленное Энгельсом краткое изло¬
жение природы банкирского кредита.
Упомянутый Оверстон был одним из главных представителей школы
„currency“, доктрина которой получила законодательное признание в
вышеуказанном законе о банках. Доктрина эта основывалась на теории
денег Рикардо, разобранной уже в „К критике“. Ее сущность вкратце
заключается в следующем: она объясняет общее повышение и падение
товарных цен не соответствием количества обращающихся денег (cur¬
rency) с количеством товаров, которому предстоит обращаться посред¬
ством этих денег. „Ее полнейшее теоретическое и практическое фиаско
после опытов, произведенных в самом крупном национальном масштабе,
может быть представлено лишь в учении о кредите в „К критике полит,
экономии“ (стр. 168) „однако, уже и теперь ясно, что теория денег
Рикардо кончает тем, что приписывают приливу и отливу благородных
металлов абсолютное влияние на буржуазную экономию“, о чем ни¬
когда не грезили даже предрассудки монетной системы (ibid). В первой
же книге „Капитала“ Маркс говорит о школе currency: „Ее невежество

—■ 278
и полное непонимание фактов находит себе достойную параллель в
лице тех экономистов, которые объясняют указанные явления накоп¬
ления (процветания и кризисов) тем, что в первом случае существует
слишком мало наемных рабочих, а во втором—слишком много“ (стр. 676).
Практическое банкротство школы currency состояло в крахе в 1857
году закона Пиля о банках, по которому Английский Банк должен
был сокращать или расширять обращение своих билетов строго про¬
порционально величине своего денежного запаса и, следовательно,
должен был, в известных случаях, уменьшать число билетов, а именно
тогда, когда в них была наибольшая нужда. Еще в июле того года
Оверстон восхвалял перед парламентской комиссией этот закон, как
чудодейственную причину непоколебимо якобы здорового состояния
денежных отношений, а, спустя ровно 4 месяца, правительству приш¬
лось под своей ответственностью приостановить действие этого закона,
чтобы предотвратить банкротство отделения Английского Банка. Нам
незачем подробно излагать здесь историю этого банкового закона,
которую Энгельс повторяет вкратце в III т., 2 часть, стр. 93 — 95.
Доктрина currency в этом ее специальном применении умерла и похо¬
ронена. Это не мешает, однако, тому, что она в другой форме по
временам снова оживает, воскресает и одурманивает головы. Подобным
дурманом является современный биметаллизм, проповедуемый на всех
перекрестках, с одной стороны, честными людьми, воображающими
в самом деле, что „Восстановление“ ценности серебра до такой вели¬
чины, которая находится в вопиющем противоречии с издержками его
производства, может повернуть опять ко благу человечества колесо
капиталистического развития,— а с другой стороны, знатоками дела,
добросовестность*которых определяется видами на прибыль, кото¬
рую, по крайней мере, в первый момент, обещает положить в их кар¬
маны этот эксперимент. Многое из того, что пишет Маркс против
currency доктрины 30-х и 40-х годов, целиком относится к современ¬
ным биметаллистам, учение которых является лишь антиподом этой
доктрины г).
Если выше цитированная фраза из„К критике полит.экономии“говорит,
что фиаско currency-школы может быть изложено лишь в учении о кредите,
то это уже указывает собственно на то, что сама кредитная система
является важным моментом этой критики. В самом деле, если
кредитная система, как мы видели в предыдущей главе, развивается
исторически в виде реакции против ростовщичества, то в то же
время она является, хотя лишь в известных границах, реакцией
против эмансипации о т абсолютного владычества металлических денег.
По мере ее развития и организации понижается пропорция металличе¬
ских денег, требующихся для обращения продуктов. „Подобно тому,
как при различном развитии кредита тот же самый, напр., переменный
капитал, то же самое количество заработной платы, требует в одной
стране большего количества средств обращения, чем в другой, в Англии,
напр., больше, чем в Шотландии, в Германии больше, чем в Англии“
(т. III, ч. I, стр. 437). Так писал Маркс более 25 лет тому назад. На¬
сколько развился с тех пор кредит в Германии, об этом некоторое
представление дает история спекулятивной горячки: „все, что облегчает
А) Так, напр., по отношению к ним так же верно, как и по отношению к currency-
школе, что они ищут происхождения тех великих бурь на всемирном рынке, которыми
разрешается столкновение всех элементов буржуазного процесса производства,— и за¬
щиты от этих бурь— „в самой поверхностной и абстрактной сфере
этого процесса“, в сфере денежного обращения („К критике“ с. 165 и т. III, ч. I,
с. 86).

279
дело, облегчает также спекуляцию“,— писал еще в 1834 году один
английский писатель по финансовым вопросам (цитировано в т. III, ч. I,
стр. 391). В первом томе „Капитала“.Маркс в примечании 103-м третьей
главы привел заимствованный из опубликованных в 1858 г. актов по
исследованию английского законодательства о банках пример одного
крупного лондонского торгового дома, в котором в 1856 г. на каждый
миллион оборота платежей употреблено было наличных денег только
28.000 фун. В высшей степени поучительный материал о том, каким
образом металлические деньги вытесняются из торгового оборота, и о
природе тех органов, посредством которых это совершается, читатель
найдет в главах 30—32-ой: „Денежный капитал и действительный ка¬
питал“ и 33-ей: „Средства обращения при кредитной системе“. Мы
видим там, как одно и то же количество не только обращающихся
денег, но и банковых билетов служит все расширяющемуся торговому
обороту. В 1844 году среднее обращение билетов Английского Банка
составляло свыше 20 миллионов фунтов стерлингов, в 1857 г.— менее
19^2 милл., между тем как в то же самое время- оборот ценности то¬
варов более чем удвоился, и с тех пор дело развивалось все в том
же направлении. В настоящее время писать, что промышленное разви¬
тие страдает от недостатка металлических денег—просто нелепо.
Конечно, нельзя пользоваться выгодами кредита, не получая в при¬
дачу известных прелестей, но эти прелести не имеют никакого отноше¬
ния к вопросу о валюте и могут только увеличиться от ее ухудшения.
Как бы совершенно ни был развит и организован кредит, он только
уменьшает количество ежедневно обращающихся наличных денег, но
вообще не уничтожает необходимости рассчитываться в известных слу¬
чаях по платежным обязательствам наличными деньгами или полноцен¬
ными представителями их. С наступлением одновременно для всего
торгового мира момента, когда необходимо одновременно произвести
подобные платежи — а такой момент наступает при каждом торговом
кризисе — тогда, конечно, внезапно оказывается повсюду недостаток
в наличных деньгах, естественно напрашивается заключение, что самый
кризис является результатом недостатка в средствах обращения, т.-е. в
деньгах. Но до сих пор в такие периоды избавлялись всегда быстрее
всего и легче всего именно от денежного кризиса; чтобы устранить
застой,— достаточно бывало обыкновенно несложных мероприятий со
стороны государства или руководящих финансовых учреждений. Напро¬
тив, те явления, которые были следствием поддерживаемой кредитом
хозяйственной анархии в производстве и торговле, всегда продолжались
долго. В международном обращении дела обстоят так же, как и в
национальном.
„Платежный баланс (последний не следует смешивать с торговым
балансом) во время общего кризиса бывает неблагоприятен для каж¬
дой... коммерчески развитой нации, но при этом для каждой последо¬
вательно как при беглой стрельбе, по мере того, как наступает очередь
ей платить... Явление отлива золота происходит поочередно у них у всех,
а такая всеобщность этого явления указывает именно на то, что отлив
золота есть только проявление кризиса, а не причина его“
(III, 2 ч. стр. 30).
Приведем здесь еще некоторые положения, относящиеся к этому
вопросу, при чем мы должны, к сожалению, опустить изложение тех
фактов, на которых они основаны:
„В периоды заминки спрос на ссудный капитал есть спрос на
платежные средства и ничего более“. Но этот спрос может
означать лишь потребность обратить верные обеспечения в деньги и
— 280 мм————■■—■———
потребность в денежном капитале вообще. „Поэтому, объясняющие
кризисы просто недостатком платежных средств имеют в виду или
одних простых владельцев bona fide обеспечений, или настолько глупы,
что полагают, что банк имеет возможность — и в этом состоит его обязан¬
ность,— превратить посредством бумажек всех несостоятельных мошен¬
ников в платежеспособных солидных капиталистов“ (ibid, стр. 53 — 4).
С другой стороны, и те принудительные меры, которые принимаются
в периоды заминки для обеспечения кредитным деньгам возможности
их превращения в металлические деньги, могут „быть более или менее
доведены до крайности нелепым законодательством, основывающимся
на ошибочной теории денег, и навязанными нации интересами банкиров
вроде Оверстона и ему подобных. Но основу этих явлений надо
искать в основе самого способа производства... Поэтому, для того,
чтобы обеспечить фантастическое и самостоятельное существование
этой ценности и в деньгах, приносится в жертву ценность товара...
Поэтому для каких-нибудь двух миллионов денег в жертву прино¬
сятся многие миллионы товаров. Это неизбежно в капи¬
талистическом производстве и представляет одну из его
прелестей... Вся история современной промышленности
показывает, что металл фактически требовался бы
только для ликвидации баланса по международной
торговле, раз только ее равновесие нарушено, если бы
только внутреннее производство было организовано.
Что внутри страны уже теперь не требуется металлических денег,
доказывает прекращение платежей звонкой монетой так называемых
национальных банков, к которому прибегают во всех крайних случаях,
как к единственному спасению“, (стр. 54 — 55).
Если же в Англии, напр., банковый билет сохраняет способность
к обращению даже при совершенно недостаточном фактически резерве,
то это потому, что „вся нация со всем своим богатством стоит за
Английским Банком“ (стр. 80). Прибыль, которую получает банк от
выпуска билетов свыше своего металлического запаса, является при¬
былью на предоставленный ему общественный кредит. Такой выпуск
буржуазный экономист рассматривает как национальное сбережение
металлических денег. А что это национальное сбережение оказывается
прибылью частных лиц, это „нисколько не смущает буржуазного эконо¬
миста, так как прибыль вообще есть присвоение национального труда“.
Как видите, Маркс не очень-то долюбливает банкократию. „Можно ли
представить себе что-нибудь бессмысленнее чем то, что например,—
пишет он вслед за этим — в 1797—1817 г. г. Английский Банк, билеты
которого имеют кредит лишь благодаря государству, заставляет затем
государство, следовательно, публику платить ему этими билетами в виде
процентов по государственным займам, платить за ту власть, которую
ему дает государство превращать эти же билеты в деньги и затем
давать их в ссуду тому же государству?“ (стр. 81). Несколькими стра¬
ницами ниже он приводит цифры прибылей, полученных за тот период
Английским Банком и Ирландским Банком, который тоже приостановил
платежи. Прибыли составляли, включая повысившуюся капитальную
ценность банковых акций,— в Английском Банке свыше 29 миллионов
фунтов на 111/2 милл. капитала, а в Ирландском Банке свыше И милл.
на 3 милл. капитала. Вот комментарий Маркса к этому:
„А говорят еще о централизации! Кредитная система, средоточие
которой находится в пресловутых национальных банках и в ютившихся
подле них крупных денежных заимодавцах и ростовщиках, представляет
из себя крайнюю централизацию. Она предоставляет этому классу
281 ""
паразитов сказочную силу не только периодически предавать закланию
промышленных капиталистов, но и вмешиваться самым опасным обра¬
зом в действительное производство,— а эта шайка понятия не имеет
о производстве и не имеет с ним ничего общего. Законы 1844 и 1845 г. г.
служат доказательством растущей силы этих бандитов, к которым
примыкают финансисты и биржевые дельцы“ (стр. 84).
- На этом мы заканчиваем выписку из пятого отдела. Мы отметили,
положим, для себя еще много мест, в которых чрезвычайно рельефно
характеризуются приемы денежных торговцев различных категорий, но
должны опустить их за недостатком места. А к тому же простая перепе¬
чатка комментариев кажется нам неудобной уже по одному тому, что
без фактов, к которым они относятся, эти комментарии легко могут
породить ложные представления. Точка зрения Маркса на банк и биржу
достаточно выяснена предыдущим.
Седьмой и заключительный отдел третьего тома трактует вкратце
о видах дохода — die Revenuen — и об источниках; об осадках, если
можно так выразиться, капиталистического производства. Маркс изла¬
гает здесь, каким образом совершается общественный процесс произ¬
водства в его отношениях к доходам. К сожалению, из последней главы
этого отдела, посвященной этому столь важному вопросу, трактующему
о классах, имеется лишь начало. „В этой главе“—пишет Энгельс
в предисловии—„крупные формы дохода: земельная рента, прибыль,
заработная плата, соответствующие трем обширным классам развивше¬
гося капиталистического общества — земледельцев, капиталистов, наем¬
ных рабочих — и неизбежно связанная с их существованием классовая
борьба должны были быть представлены как фактически данное след¬
ствие капиталистического периода“. Мы слишком много потеряли от
того, что Марксу не удалось осуществить этого намерения. Остальные
же четыре главы имеются в первоначальной только редакции, но закон¬
чены и дают обильный материал.
Первая из них, 48-я глава книги, озаглавлена „Тройственная
формула“. Что это за троица, указывает только что приведенная
цитата из предисловия Энгельса. Маркс начинает эту главу словами:
„Капитал — прибыль (предпринимательский доход + процент), земля —
земельная рента, труд—заработная плата, такова тройственная формула,
содержащая в себе все тайны общественного процесса производства“.
А так как процент представляется истинным, характерным продуктом
капитала, предпринимательский же доход в противоположность про¬
центу представляется независимой от капитала заработной платой, то
первый член троицы сводится к следующему: капитал — процент, „где
прибыль, форма прибавочной ценности, особенно характерная для капи¬
талистического производства, благополучно устранена“. Или, как гово¬
рится в другом месте, в проценте исчезло не только всякое воспоми¬
нание об его происхождении, но даже самое отношение „поставлено
в твердо установившуюся, противоположную такому происхождению
формулу“ (2 ч., стр. 365).
Маркс указывает далее, насколько отдельные члены этой фор¬
мулы,— столь милой вульгарной экономии, благодаря тому, что она
поверхностна и чужда внутренней связи вещей,— сами по себе полны
противоречий и несравнимы, относясь друг к другу „приблизительно
так же, как нотариальные пошлины, красная свекла и музыка“ (стр. 348).
Доказательство этого положения, основанное на разъяснениях, данных
в предыдущих отделах, а именно, что капитал—не вещь, а определенное
— 282
общественное отношение производства, что земля не может созда¬
вать ценности и что труд сам по себе — не что иное, как призрак,
простая абстракция, заканчивается следующим аргументом, ясно резюми¬
рующим ход мысли автора:
„В формуле: капитал — прибыль, или еще лучше: капитал—процент,
земля—поземельная рента, труд — заработная плата, в этой экономи¬
ческой тройственной формуле, как связи составных частей ценности
и богатства вообще с их источниками, завершена мистификация
капиталистического способа производства; овеществле¬
ние общественных отношений, непосредственное сростание веществен¬
ных производственных отношений с их исторически и социально¬
определенными формами; мир заколдованный, мир извращенный, мир,
поставленный на голову, в котором Monsieur le Capital и Madame la Terre
играют роль волшебников, творят свое волшебство, являясь одновре¬
менно и социальными категориями, и непосредственно простыми вещами.
Великая заслуга классической экономии заключается в том, что она
раскрыла это ложное и призрачное представление, это обособление
одного от другого и окостенение различных общественных
элементов богатства, это олицетворение вещей и овеществление
производственных отношений, эту религию повседневной жизни,—
сведя процент на часть прибыли, а ренту на избыток над средней
прибылью, так что процент и рента совпадают с прибавочной цен¬
ностью, представив процесс обращения как простое превращение форм
и, наконец, в непосредственном процессе производства сведя ценность
товаров к труду. Тем не менее, даже лучшие из представителей ее
продолжают еще,— что совершенно неизбежно при их буржуазной
точке зрения,— оставаться в этом разрушенном их критикой мире
призраков и потому все более или менее впадают в непоследователь¬
ность, половинчатость и неразрешимые противоречия. Но с другой
стороны, также совершенно естественно, что действительные агенты
производствах) чувствуют себя совершенно как дома в этих лишенных
содержания и нерациональных формах: капитал—процент, земля — рента,
труд—заработная плата, так как именно это те видимые представления,
в которых они вращаются и с которыми они ежедневно имеют дело.
Поэтому, точно также вполне естественно, что вульгарная экономия,
которая представляет из себя не что иное, как наставительный более
или менее доктринерский пересказ ходячих представлений действитель¬
ных агентов производства, приводя их в известный вразумительный
порядок—именно к этой тройственной форме, в которой исчезла
всякая внутренняя связь, находит естественное, не подлежащее ни
малейшему сомнению, основание своего поверхностного самодовольства.
Формула эта соответствует в то же время интересам господ¬
ствующих классов, так как она возводит в догмат естественную
необходимость источников и доходов и их вечное право на них“.
(2 ч., стр. 365—366).
Далее, мы приведем из этой главы следующее в высшей степени
важное соображение, проливающее свет на будущее, или если
угодно, на „государство будущего“.
„Прибавочный труд вообще, как труд, превышающий коли¬
чество данных потребностей, должен существовать всегда.
Но в капиталистической, как и в рабской системе и др., он имеет лишь
антагоническую форму и дополняется полным тунеядством некоторой
части общества. Определенное количество прибавочного труда требуется
!) Предприниматели etc.
283 —■
в виде страхования от случайностей, для необходимого прогрес¬
сивного расширения процесса воспроизводства, расширения, соответ¬
ствующего развитию потребностей и росту населения, что с капита¬
листической точки зрения нвзывается накоплением. Одна из
цивилизующих сторон капитала заключается в том, что он выжимает
прибавочный труд таким образом и при таких условиях, которые
выгоднее для развития производительных сил и общественных отно¬
шений и создания элементов для нового высшего общественного .стро¬
ения, чем прежние формы: рабство, крепостничество и т. д. Таким
образом, он, с одной стороны, доводит до такой степени, на которой
исчезает принуждение и монополизация общественного развития (вклю¬
чая его материальные и интеллектуальные выгоды) одной частью обще¬
ства на счет другой; с другой стороны, он создает материальные
средства и зародыш для отношений, которые дадут возможность
в высшей общественной форме соединить такой прибавочный
труд с гораздо более значительным сокращением вре¬
мени, посвященного вообще материальному труду.
Прибавочный труд может, смотря по развитию производительной
силы труда, быть значительным при непродолжительно¬
сти всего рабочего дня и относительно незначительным при про¬
должительном рабочем дне. Если необходимое рабочее время -^3 и.
прибавочный труд = 3, то весь рабочий день = 6, а норма прибавочного
труда = 1ОО°/о. Если же необходимый труд = 9,А а прибавочный труд = 3,
то рабочий день=12, а норма прибавочного труда = 331/з°/о. Затем уже
от производительности труда зависит, какое количество потребитель¬
ных ценностей создается в определенное время, а следовательно, также
и в определенное время прибавочного труда. Действительное богат¬
ство общества и возможность постоянного расширения его процесса
воспроизводства зависит следовательно, не от продолжительности при¬
бавочного труда, а от его производительности и от большего или
меньшего разнообразия условий производства, в которых этот
процесс совершается. Царство свободы наступает в действи¬
тельности только тогда, когда прекращается труд, предписы¬
ваемый нуждой и внешней целесообразностью; следовательно,
по существу оно находится собственно вне сферы материаль¬
ного производства. Как дикарю для удовлетворения своих потреб¬
ностей, для поддержания жизни и воспроизведения приходится
бороться с природой,— точно так же приходится бороться и цивили¬
зованному человеку и это является необходимым при всех обще¬
ственных формах и при всевозможных способах производ¬
ства. С его развитием расширяется это царство естественной
необходимости, так как увеличиваются его потребности; но вместе
с тем увеличиваются также и производительные силы, удовлетво-
ря_ющие их. Свобода в этой области может заключаться только
в том, чтобы общественный человек, ассоциированные производители
рационально регулировали свой обмен веществ с природой, под¬
чинили его своему общему контролю вместо того, чтобы подчиняться
ему, как слепой силе; в том, чтобы он совершался с наименьшей затра¬
той силы и при условиях наиболее достойных их человеческой
природы и наиболее ей соответствующих. Но это все же остается
царством необходимости. За его пределами начинается развитие
человеческих сил, которое само служит себе целью, действительное
царство свободы, которое, однако, может процветать, только имея
основанием такое царство необходимости. Сокращение рабочего
дня — вот основное условие“ (III, 2 ч., с. 354—5).

— 284
Этим положением мы закончим выписки из сочинения нашего вели¬
кого передового мыслителя-борца. Дальнейшие три главы, как указы¬
вают уже их заглавия:,, К анализу процесса производства“, „Кажущаяся
сторона конкурренции“, „Условия распределения и условия производ¬
ства“,— содержат еще рассуждения, которые положительно необходимо
было бы процитировать и все эти вопросы,— отношение доходов к про¬
цессу производства и воспроизводства,— заслуживают особенного вни¬
мания, так как без понимания последних всякое представление о капи¬
талистическом производстве, как целом, несомненно будет неполным и
потому неправильным в силу своей неполноты. Мы узнаем также из
этих глав много такого об отношениях ценности к цене производства,
об отношении ценности к трем видам дохода что безусловно необ¬
ходимо для правильного применения теории ценности вообще.
Но всего этого в немногих положениях не передать; все это тре¬
бует подробного развития, для чего пришлось бы написать еще целую
главу. К тому 'же в только что цитированном рассуждении о нераци¬
ональном характере тройственной формулы указан исходный пункт
всей аргументации,— а это важнее, чем отрывочные положения, кото¬
рые всегда могут породить недоразумения.
Не легко пересказать популярно и в то же время вкратце книгу,
на которую затрачено столько труда, и которая содержит в себе столь
глубокий анализ. Наш очерк и не претендует на это. Но если он дал
читателю представление о сущности книги, о ее богатстве, и глубине
понимания ее автором рассматриваемых им проблем, если он показал,
как много в этой книге поучительного и что изложение ее настолько
систематично и строго последовательно, что каждый, желающий
учиться, может действительно поучиться,— наша цель достигнута.
Мы неохотно употребляем слово наука, которым много, злоупотреб¬
ляли. Но без него не всегда можно обойтись. И оно бесспорно уже уместно
там, где речь идет об исследовании различия между сущностью отно¬
шений и внешней стороной их. К ней нужно взбираться по крутизне.
Кто хочет схватить ее результаты на лету, тот получит о них лишь
призрачное представление, узнает не сущность, а только внешнюю
сторону.
Когда появилась первая книга „Капитала“,— человек, бывший лично
безусловным врагом Маркса и подвергавшийся в свою очередь со сто¬
роны Маркса самым резким нападком, I. В. von-Schweitzer писал, что
по прочтении этого сочинения он вынужден был сказать себе, что
доктрина автора научно обоснована. Это должен будет признать и вся¬
кий, прочитавший третий том „Капитала“.
]) Там, Например, выясняется, почему неверна доктрина, рассматривающая заработную
плату,, процент и ренту, как самостоятельные, определяющие элементы ценности, тогда
как на самом деле ценность разлагается на эти виды дохода.

Ф. ЭНГЕЛЬС.
ЗАКОН ЦЕННОСТИ И НОРМА ПРИБЫЛИ.
Со времени своего появления третий том „Капитала“ уже много
раз подвергался самым разнообразным толкованиями. Иного трудно
было и ожидать. Издавая его, я прежде всего стремился воспроизвести
возможно близкий к подлиннику текст, передать новые выводы иссле¬
дований Маркса по возможности его же собственными словами, огра¬
ничить мое личное вмешательство лишь безусловно необходимым, но
и в этом случае не оставлять у читателя ни малейшего сомнения в том,
кто с ним говорит. Это отношение подвергали осуждению, высказывали
мнение, что я должен был находившийся в моем распоряжении мате¬
риал превратить в систематически обработанную книгу, en faire ип
livre, как выражаются французы, другими словами: принести в жертву
подлинность текста удобству читателя. Но я совершенно иначе пред¬
ставлял себе свою задачу. На такую переработку я не имел ни малей¬
шего права: человек, подобный Марксу, имеет полное основание тре¬
бовать, чтобы его самого выслушали, вправе передать потомству свои
научные исследования без всякого постороннего вмешательства в его
изложение. Кроме того, у меня не было ни малейшего желания так
бесцеремонно распоряжаться наследием столь выдающегося человека;
это было бы для меня равносильно измене дружбе. В-третьих, это
было бы совершенно бесполезно. Вообще бесцельно тратить время для
людей, которые не могут или не желают читать, для тех, которые уже
при чтении первого тома потратили больше труда на его неправильное
толкование, чем это необходимо было для его правильного понимания.
Для действительно же заинтересованных в правильном понимании
самым важным является именно подлинник, для них моя переработка
в лучшем случае имела бы цену простого комментария к чему-то
неизданному и недоступному. При первой же полемике все же при¬
шлось бы цитировать подлинный текст, а при второй и третьей—изда¬
ние его in exteuso стало бы неизбежным.
Такого рода полемика сама собою разумеется относительно сочи¬
нения, дающего столько нового и притом лишь в форме бегло набро¬
санного и отчасти не лишенного пробелов первого черновика.
Вот в данном случае мое вмешательство может быть действительно
полезным,— для устранения трудностей в понимании, для того, чтобы
выдвинуть на первый план наиболее важные точки зрения, значение
которых не достаточно резко подчеркнуто в тексте, или сделать неко¬
торые важные дополнения к писанному в 1865 году тексту для приве¬
дения его в соответствие с положением вещей в 1895 г. И действи¬
тельно, уже в настоящее время имеются два таких пункта, краткое
выяснение которых мне представляется необходимым.

“■ 286	———■——
Следовало ожидать, что разрешение мнимого противоречия между
этими обоими факторами и после опубликования Ш-го тома „Капи¬
тала“ Маркса вызовет столь же горячие дебаты как и до этого. Неко¬
рые ожидали настоящего чуда и, конечно, разочарованы, увидев вме¬
сто предполагаемого фокуса-покуса простое рациональное и прозаи¬
чески -трезвое разрешение противоречия. Конечно, более всех злорадно
розочарован известный блестящий Лориа, вообразивший, что нако¬
нец-то ему удалось найти Архимедову точку опоры, благодаря кото¬
рой даже умственный пигмей его калибра может опрокинуть и разне¬
сти прочно сооруженное колоссальное здание марксизма. „Что,—воскли¬
цает он, пылая негодованием,—это должно представлять решение?
Да это чистейшая мистификация! Экономисты, раз они говорят о цен¬
ности, то—о такой которая фактически устанавливается в меновом
процессе. А заниматься ценностью, по которой товары не только не
продаются, но и не могут никогда продаваться—этого не делал
еше да и никогда не сделает ни один экономист, сохранивший хотя бы
только тень рассудка... Когда Маркс утверждает, что ценность, по
которой товары никогда не продаются, определяется содержащимся
в них трудом, разве он не повторяет только в обратной форме, поло¬
жение ортодоксальной экономии, согласно которому ценность, по кото¬
рой продаются товары, не определяется затраченным на них трудом?..
Не поможет делу и утверждение Маркса, что, несмотря на отклоне¬
ние единичных цен от единичных ценностей, сумма цен всех товаров
всегда совпадает с их общею ценностью или с общей суммой труда,
овеществленного в данном количестве товаров. Так как ценность
представляет лишь отношение, в котором один товар обменивается на
другой, то уже понятие общей суммы ценностей само по себе является
абсурдом, бессмыслицей... contradictio in adjecm. В caivfoM начале своего
сочинения Маркс заявляет, что меновой процесс может приравнивать
два товара только потому, что они содержат равные количества одно¬
родного элемента, а именно труда. Теперь же он торжественно отре¬
кается от своих собственных слов, утверждая, что товары обмениваются
в совершенно других отношениях, чем содержащиеся в них количества
труда. Видано ли было когда-либо более полное приведение самого
себя к абсурду, большее теоретическое банкротство? Совершалось ли
когда-либо научное самоубийство с большей помпой и торжествен¬
ностью?“ („Nuova Antologia“, 1 февр. 1895 г. 478 и 479 стр.).
Как видите, наш Лориа вне себя от радости. Разве он не был
прав, третируя Маркса, как равного себе, заурядного шарлатана?
Не угодно ли полюбоваться—Маркс издевается над своей публикой
совершенно так же, как Лориа, он живет мистификацией точь-в-точь,
как ничтожнейший итальянский профессор политической экономии.
Разница только в том, что слащавый южанин может позволить себе
это, так как он в совершенстве постиг свое ремесло, а неуклюжий
северянин Маркс на каждом шагу попадает в просак, говорит бес¬
смыслицы, абсурды, так что, в конце-концов, ему остается только
торжественно покончить с собою.
Не будем пока касаться того, что товары никогда не продавались
по их ценности, определяемой трудом, и что они не могут продаваться
по этой ценности. Здесь же остановимся только на уверении господина
Лориа, что „ценность представляет лишь отношение, в котором один
товар обменивается на другой и что, поэтому, уже само понятие общей
суммы ценностей товаров является абсурдом, бессмыслицей и т. д.“
Следовательно, отношение, в котором два товара обмениваются, их
ценность является чем-то совершенно случайным, навязанным товаром

287
извне и представляющим из себя постоянно изменяющуюся величину.
Обменивается ли центнер пшеницы на один грамм или килограмм
золота—это совершенно не зависит от условий, присущих этой пше¬
нице или этому золоту, а от вполне чуждых им обоим условиям.
Иначе эти условия должны были бы иметь значение и в меновом
процессе, влиять на него определяющим образом и, помимо акта мены,
иметь самостоятельное существование, так что можно было бы гово¬
рить о сумме ценностей товара. Но блестящий Лориа утверждает,
что это—бессмыслица. Каково бы то ни было меновое отношение
двух товаров, оно и есть их ценность, вот и все. Следовательно, цен¬
ность и цена—понятия идентичные, и каждый товар имеет столько
ценностей, сколько он может иметь цен. Цена же определяется спро¬
сом и предложением, а кто в этом сомневается и еще продолжая
задавать вопросы, ждет ответа,— тот дурак.
Но тут имеется маленькая зацепка. При нормальных условиях
спрос и предложение покрываются. Разделим всю наличную сумму
товаров на две равные части—группу спроса и равную ей по вели¬
чине группу предложения. Допустим далее, что цена каждой груп¬
пы—1.000 миллиардов марок, франков или фунтов стерлингов. Сумма
этих групп составит цену или ценность в 2.000 миллиардов. Бессмыс¬
лица, абсурд — восклицает господин Лориа. Обе группы могут пред¬
ставлять цену в 2.000 миллиардов, но с ценностью дело обстоит иначе.
Если мы говорим о цене, то 1.000	1.000 = 2.000, как только же дело
касается ценности, то 1.000+1.000 = 0. Так обстоит дело, по крайней
мере, в данном случае, где речь идет об общей сумме товаров. Здесь
товар каждого из двух владельцев стоит 1.000 миллиардов, потому
что каждый из них хочет и может дать за товар другого эту сумму.
Если же мы сосредоточим общую сумму товаров обоих в руках третьего
лица, то первый не будет иметь ничего, второй тоже, а третий и
подавно ничего, в результате ни у кого не будет ничего. И мы снова
поражены изобретательностью нашего южного Калиостро, так обесценив¬
шего понятие ценности, что от него не осталось ни малейшего следа.
Вот достойное завершение вульгарной экономии.
В „Archie für Sociale Gesetzgebung“ Брауна (год VII-й и выпуск IV-й)
Вернер Зомбарт дает в общем блестящее изложение основных поло¬
жений системы Маркса. Впервые в лице Зомбарта немецкому профес¬
сору удается прочесть в сочинениях Маркса, в общем, действительно то,
что говорит Маркс. Зомбарт заявляет, что критика системы Маркса
может заключаться не в опровержении—„этим пусть займутся полити¬
ческие карьеристы“—а в ее дальнейшем развитии.
Конечно, и Зомбарт касается нашей темы. Он исследует вопрос о
значении ценности в системе Маркса, и приходит к следующему выводу,
ценность капиталистически-произведенных товаров не проявляется в
обмене, она не находится в сфере сознания участников капиталисти¬
ческого процесса производства: ценность — не эмпирический, а логи¬
ческий факт, конкретное понятие ценности Маркса представляет собою
только экономическое выражение факта общественно-производительной
силы труда, как основы хозяйственной жизни. В капиталистическом
строе хозяйства закон ценности господствует над экономическими
явлениями в последнем счете, и для этого хозяйственного строя в самом
общем виде означает следующее: ценность товаров представляет специ-
фически-историческую форму, в которой проявляется определяющее
действие производительной силы труда, в последнем счете господ-
ствущей над этими экономическими явлениями. Такова формулировка
Зомбарта; нельзя сказать, чтобы это понимание закона ценности для

— 288	p————
капиталистической формы хозяйства было неверно. Но в то же время
эта формулировка представляется мне слишком общей, нуждающейся
в некотором ограничении и большей точности. Кроме того, по моему
мнению, это определение далеко не исчерпывает всего значения закона
ценности в различных стадиях экономического развития общества,
подчиняющихся господству этого закона. В брауновском „Sozialpotiches
Zentralblatt“ от 25 февраля 1895 года, № 22-й, напечатана также пре¬
красная статья Конрада Шмидта о третьем томе „Капитала“. В особен¬
ности следует указать на приведенное там доказательство того, как
выведением средней нормы прибыли из прибавочной ценности Маркс
впервые дает ответ на вопрос, который до сих пор еще ни разу’не был
поставлен экономистами: как определяется высота средней нормы при¬
были и почему она достигает, положим, 10 или 15°|о, а не 50 или 1ОО°|о?
Зная, что присвоенная промышленными капиталистами из первых рук
прибавочная ценность является единственным и исключительным источ¬
ником, из которого получается прибыль и земельная рента, этот вопрос
решается сам собою. Эта часть статьи Шмидта как бы специально
написана для экономистов а 1а Лориа. К сожалению, тщетны только
усилия открыть глаза тем, которые намеренно их закрывают.
Но и у Шмидта имеются формальные сомнения по поводу закона
ценности. Он называет его научной гипотезой, построенной для выяс¬
нения фактического процесса обмена, и служащей теоретически-необ-
ходимым исходным пунктом, путеводной звездой, невидимому, даже
совершенно противоречащим ей явлениям цены, устанавливаемым путем
конкурренции. Без закона ценности становится совершенно немыслимым,
по его мнению, какое бы то ни было теоретическое познание эконо¬
мического механизма капиталистической действительности. А в одном
частном письме Шмидт называет закон ценности в пределах капитали¬
стической формы производства теоретически-необходимой фикцией.
Но я совершенно не разделяю подобного мнения. Закон ценности и
для капиталистического производства имеет гораздо большее и более
определенное значение, чем простая гипотеза, не говоря уже о фикции,
хотя бы и необходимой.
Как Зомбарт, так и Шмидт—блестящего Лориа я упоминаю при
этом лишь мимоходом в качестве характерного экземпляра вульгарной
экономии,— не обращают должного внимания на то, что здесь дело
идет не только о чисто-логическом процессе, но и об историческом
процессе и его идеологическом отражении, логическом исследовании
его внутренней законосообразности.
Решающее место по поводу этого имеется у Маркса в т. III, стр. 154:
„Вся трудность происходит оттого, что товары обмениваются не просто
как товары, а как продукты капиталов, претендующих на участие в
общей массе прибавочной ценности в соответствии со своей величиной,
а при равенстве последней — на равное участие“. Для иллюстрации
этого различия предполагается, что рабочие являются собственниками
средств производства, работают в течение равного количества времени
при одинаковой интенсивности труда и непосредственно обмениваются
своими продуктами. При таких условиях два работника присоединяли бы
к продукту, как результату своего дневного труда, одинаковое коли¬
чество новой ценности, но продукт каждого из них имел бы различную
ценность в зависимости от количества труда, еще ранее воплощенного
в средствах производства. Эта последняя часть ценности представ¬
ляла бы постоянный капитал капиталистически-организованного хозяй¬
ства; часть вновь присоединенной ценности, потраченнной на средства
существования рабочих, соответствовала бы переменному капиталу,
289 ■—
а сверх того остающаяся часть новой ценности представляла бы при
бавочную ценность, которая, в данном случае, принадлежала бы рабочим.
Следовательно, оба рабочих, за вычетом возмещения авансированной
или „постоянной“ части ценности, получили бы равные по величине
ценности; но отношение части, представляющей прибавочную ценность,
к ценности средств производства,— что соответствовало бы капитали¬
стической норме прибыли — было бы у них различно. Но так как
каждый из них при обмене получил бы возмещение ценности его
средств производства, то это было бы совершенно безразлично. „Обмен
товаров по их ценности, или в приблизительном соответствии с ней
требует поэтому гораздо более низкой ступени развития, чем
обмен по ценам производста, для чего необходима известная высота
капиталистического развития... Поэтому, в сущности совершенно пра¬
вильно не только теоретически, но и исторически рассматривать
ценность товаров как prius цен производства, независимо от опреде¬
ления цен и их движения законом ценности. Последнее имеет место
в тех случаях, когда рабочему принадлежат средства производ¬
ства, а это относится в Старом и Новом свете к крестьянам, работа¬
ющим на собственной земле, и к ремесленникам. Это вполне согла¬
суется и с ранее высказанным нами положением, что развитие про¬
дуктов в товары возникает вследствие обмена между различными
общинами, а не между отдельными членами одной и той же общины.
Поскольку последнее касается этого примитивного состояния, постольку
оно приложимо и к состояниям более поздним, основывающимся на
рабстве и крепостничестве, а также и к цеховой организации ремесл
до тех пор, пока затраченные в каждую отрасль промышленности
средства производства лишь с трудом могут быть переносимы из одной
отрасли производства в другую; при чем различные отрасли находятся
между собою в таком же отношении, как иноземные страны или само¬
стоятельные общины“. (Маркс, т. Ш-й).
Если бы Марксу удалось еще раз переработать третий том, то
конечно он несравненно подробнее развил бы это место. В своем же
теперешнем виде оно представляет лишь мимоходом брошенное ука¬
зание на то, что следовало бы сказать по данному вопросу; а потому
я считаю нужным остановиться на нем несколько подробнее.
Всем прекрасно известно, что на первых ступенях общественной
жизни продукты труда потреблялись самими производителями, кото¬
рые были организованы в естественно-сложившиеся, более или менее
коммунистические общины, что обмен избытков этих продуктов на
избыток чужих товаров, приводящий к превращению продуктов в то¬
вары, относится к позднейшему времени и первоначально наблюдается
лишь между представителями отдельных разноплеменных общин, и
только позднее обмен развивается и в пределах общин, существенно
содействуя их разложению на большие или меньшие семейные группы.
Но и после этого разложения участвующие в обмене главы семейств
продолжают оставаться работающими крестьянами, производящими все
необходимое для удовлетворения почти всех своих потребностей в соб¬
ственном хозяйстве при помощи остальных членов своей семьи и своего
двора и только лишь незначительную часть необходимых предметов
выменивают на стороне на избыток продукта своего труда. Семья
занимается не только земледелием и скотоводством, но перерабатывает
также их продукты в годные для потребления предметы, местами
мелет еще муку на ручной мельнице, печет хлеб, прядет, красит, изго¬
товляет льняные и шерстяные ткани, дубит кожи, строит и ремонти¬
рует деревянные здания, изготовляет инструменты и орудия труда,

— 290
нередко выполняет столярные и кузнечные работы. Таким образом,
такая семья или семейная группа сама удовлетворяет все свои важней¬
шие потребности.
То немногое, что подобная семья вынуждена получать в обмен или
покупать у других даже в Германии вплоть до начала XIX века, сво¬
дилось главным образом к предметам ремесленной промышленности,
т.-е. к таким вещам, способ изготовления которых был известен
крестьянину, но которые он не производил сам или за отсутствием
сырого материала, или же в виду значительной дешевизны и лучшего
качества покупных предметов. Следовательно, средневековому крестья¬
нину было довольно точно известно количество рабочего времени,
необходимого на изготовление вымениваемых им предметов. Сельский
кузнец и каретник работали на его глазах так же, как и портной или
сапожник, которые еще в дни моего детства ходили из избы в избу
наших рейнских крестьян и шили из самодельных тканей и кож одежду
и обувь. Как крестьянин, так и те, у которых он покупал, были сами
рабочими: обмениваемые предметы были продуктами их личного труда.
Что затрачивали они при изготовлении этих предметов? Труд, и только
труд. При возмещении орудий труда, при производстве-сырых мате¬
риалов и их обработке они затрачивали только свою собственную
рабочую силу. Возможно-ли было обменивать свои продукты на про¬
дукты других работающих производителей не соответственно затра¬
ченному на их производство количеству труда? При таких условиях
только затраченное на эти продукты рабочее время являлось един¬
ственным подходящим мерилом количественного определения обмени¬
ваемых величин, при таких условиях вообще только оно являлось
мерилом и всякое другое мерило было совершенно немыслимо. Воз-
можно-ли предположить, что крестьяне и ремесленники были так глупы,
что продукт десятичасового труда обменивали на продукт часового
труда? Для всего периода крестьянского натурального хозяйства воз¬
можен был только обмен, при котором обмениваемые количества това¬
ров все более и более стремятся соразмеряться с количествами
овеществленного в них труда. С момента появления в этом хозяй¬
ственном строе денег, тенденция приведения меновых актов в соответ¬
ствии с законом ценности (Nota bene — в формулировке Маркса!)
проявляется, с одной стороны, еще отчетливее, но с другой — она уже
начинает нарушаться, вследствие развивающейся деятельности ростов¬
щического капитала и фискальной эксплуатация. Периоды, когда цены
в среднем почти всецело приближаются к ценностям, еще более про¬
должительны.
То же самое имеет место и при обмене продуктов крестьян и
городских ремесленников. Вначале обмен совершается непосредственно,
без участия купца, на базарах в городах, где крестьянин продает свои
продукты и совершает покупки. И здесь также не только крестьянину
известны условия труда ремесленника, но и последний знает условия
крестьянского труда. Он сам еще является до известной степени
крестьянином, имеет не только огород и сад, но очень часто клочек
земли, одну-две коровы, свиней, домашних птиц и т. д. Таким обра¬
зом, средневековые люди были в состоянии довольно точно высчитать
издержки производства каждого производителя на сырые и вспомога¬
тельные материалы, а также рабочее время — по крайней мере, отно¬
сительно предметов повседневного обихода.
Но как же при этом обмене по количеству затраченного труда опре¬
делялось это количество, хотя бы посредственно и относительно, для
продуктов, добываемых с затратой труда в течение продолжительного

291 —
времени и с различными перерывами, напр., хлеба или скота?
И при этом у людей, не умеющих считать? Очевидно, лишь путем
трудного, бессознательного процесса к цели приближались ощупью,
окольными путями, при чем, как и всегда, научались горьким опытом.
Необходимость для каждого в общем выручить свои издержки содей¬
ствовала в каждом отдельном случае нахождению правильного пути,
ограниченное же число родов продуктов, поступавших в сферу обра¬
щения, на-ряду с постоянством способов их производства, нередко
остававшихся неизменными в течение многих столетий, облегчали эту
задачу. Доказательством того, что для приблизительно точного уста¬
новления относительной величины ценности этих продуктов не требо¬
валось слишком много времени — служит уже один тот факт, что такой
товар, как скот, для которого, в виду продолжительности периода
производства отдельной его штуки, это определение кажется наиболее
затруднительным, был первым широко общепризнанным денежным
товаром. Для того, чтобы это стало возможным, необходимо было уже
сравнительно точное предварительное установление ценности скота,
его менового отношения к целому ряду других товаров, беспрекословно
признаваемое участвующими в обмене многочисленными племенами.
И люди того времени, как скотоводы, так и их покупатели, наверное
были достаточно умны для того, чтобы при обмене не отдавать без
эквивалента затраченного ими рабочего времени. Наоборот: чем ближе
к примитивному состоянию производства товаров находится тот или
другой народ—напр., русские и жители Востока, тем больше времени
и до сих пор тратят они на то, чтобы путем долгого, упорного торга
выколотить полное возмещение рабочего времени, затраченного на
производство продукта.
Исходя из этого распределения ценности рабочим временем, посте¬
пенно развивается все товарное производство, а вместе с ним много¬
образные отношения, в которых сказываются различные стороны закона
ценности в том виде, как это развито в первом отделе первого тома
„Капитала“, а именно отношения, при которых труд является един¬
ственным созидателем ценности, при чем эти отношения осуществля¬
ются, не проникая в сознание участников, и лишь путем трудных
теоретических исследований могут быть абстрагированы от явлений
повседневной практики; они, что было доказано Марксом, действуют
подобно законам природы, как необходимое следствие сущности товар¬
ного производства. Самым важным шагом вперед, радикально изме¬
нившим отношения, был переход к металлическим деньгам, в резуль¬
тате чего и определение ценности рабочим временем уже перестало
ощущаться на поверхности товарного обмена. С точки зрения практики
конечным мирилом ценности стали деньги и это представление полу¬
чало признание по мере увеличения разнообразия предметов торговли,
по мере появления товаров из отдельных частей света и, следовательно,
по мере уменьшения возможности учесть потраченное на изготовление
этих товаров рабочее время. К тому же и сами деньги вначале прите¬
кали из чужих краев; но даже и в том случае, когда благородные
металлы добывались в данной стране, крестьяне и ремесленники боль¬
шею частью не были в состоянии определить даже приблизительно
затраченный на их добывание труд, а в то же время у них под влия¬
нием привычки считать на деньги постепенно затемнялось представле¬
ние о труде, как созидателе ценности. В народном сознании деньги
начали выражать абсолютную ценность.
Словом, закон ценности Маркса всеобщ — поскольку, вообще про¬
является влияние экономических законов,— для всего периода простого
— 292
товарного производства, следовательно, до видоизменения этого закона
с развитием капиталистической формы производства. До этого момента
цены тяготеют к определенным, по закону, Маркса ценностям и колеб¬
лются около них, так что чем полнее развивается простое товарное
производство, тем более средние цены за продолжительные периоды,
не прерываемые извне насильственными нарушениями нормального
хода процесса, совпадают с ценностями с точностью до величины,
которой можно пренебречь. Значит, закон ценности Маркса был в эко¬
номическом смысле всеобщим, начиная с развития обмена, превратив¬
шего продукты в товары, вплоть до пятнадцатого столетия. Начало же
обмена товаров относится ко времени, предшествующему писанной
истории человечества, в Египте по меньшей мере за три, а, может
быть, и за пять тйсяч лет. В Вавилоне за четыре-шесть тысяч лет до
нашего летоисчисления. Таким образом, закон ценности господствовал
в течение периода в пять-семь тысяч лет. И вот после этого полю¬
буйтесь глубокомыслием господина Лориа, называющего ценность,
пользовавшуюся непосредственным и всеобщим признанием в течение
всего этого времени, ценностью, по которой товары никогда не прода¬
вались и не могут продаваться и заниматься исследованием которой
никогда не будет ни один экономист, сохранивший хотя бы каплю
здравого рассудка.
До сих пор мы замалчивали купца. Мы могли игнорировать его
вмешательство до этого момента, когда мы переходим к превращению
простого товарного производства в капиталистическое. Купец был
революционирующим элементом этого общества, где обыкновенно все
было неподвижно, все в застывшем, так сказать, виде переходило по
наследству, где крестьянин не только свой надел, но и свое положе¬
ние, как свободного собственника, свободного или зависимого оброч¬
ника или крепостного, а городской ремесленник свое ремесло и цехо¬
вые привилегии получали наследственно и почти неотчуждаемо; кроме
того, каждый из них получал по наследству круг заказчиков и рынок
сбыта так же, как и выработанную с детства профессиональную лов¬
кость. И вот в этот неподвижный мир вступил купец, от которого
должно было исходить его переустройство; но он не действовал в ка¬
честве сознательного реформатора, а как плоть от плоти и кость от
кости этого мира. Средневековый купец не был индивидуалистом, а
общинником по существу своему, как и все его современники. В деревне
господствовала выросшая на почве первобытного коммунизма земельно¬
общинная организация (марка). Все крестьяне имели первоначально
наделы одинаковой величины с равным участием в участках различ¬
ного качества, а также соответствующие права на общую марку. С тех
пор, как общинная организация марки стала замкнутой и был прекра¬
щен отвод новых наделов, наступило дробление благодаря наследова¬
нию и т. д. наделов и соответствующее раздробление общинных прав,
но единицей общинного землевладения, попрежнему, остался полный
надел, так что владение половиной, четвертою и восьмою частью надела
давало право на половинную, четвертую или восьмую долю участия
в общей марке. По образцу общинной организации марки создавались
все позднейшие промышленные организации и прежде всего городские
цехи, внутреннее устройство которых представляло не что иное, как
приложение принципа общинной организации к ремесленным привиле¬
гиям, как в первой он применялся по отношению к ограниченной тер¬
ритории марки. Сущность всей организации заключалась в равном
участии каждого ее члена в пользовании всеми обеспеченными за
цехом привилегиями и доходами, о чем красноречиво свидетельствует
293 —
привилегия на „корм от пряжи“, данная жителям Эльберфельда и Бре¬
мена в 1527 г.1).
То же мы наблюдаем и в горной промышленности, где также каж¬
дый пай горного участка давал одинаковое право и так же, как и надел
общинника, был делим вместе с связанными с ним правами и обязан¬
ностями. И наконец, в такой же мере это имеет место в купеческих
товариществах, вызванных к жизни заморской торговлей. Веницианцы
и генуэзцы в гаванях Константинополя или Александрии, каждая „на¬
ция“ в своем собственном гостинном дворе, (Fondaco), состоящем из
жилого помещения, ресторана, склада, выставочного помещения и мага¬
зина с центральным бюро, являлась торговым обществом, огражденным
от конкуррентов и покупателей; они продавали по установленным вза¬
имным соглашением ценам; их товары были определенного качества,
гарантированного общественным контролем, а часто и наложением
особых клейм; они определяли по взаимному соглашению цены, кото¬
рые должны были платить туземцам за их товары, и т. д. Точно так
же вели свое дело ганзейцы на „немецком мосту“ в горах Норвегии и
их голландские и английские конкурренты. Горе тому, кто продаст
дешевле или купит дороже условленных цен! Бойкот, которому он
подвергался, означал при тогдашних условиях неизбежное разорение,
не говоря уже о прямых штрафах, налагаемых обществом на винов¬
ника. Но, кроме того, основывались более тесные товарищества со
специальными целями, вроде гэнуэзского общества Маона, обладателя
в течение долгих лет квасцовых залежей в Малой Азии и на острове
Хиосе в XIV и XV столетии, далее, большого Равенсбергского торго¬
вого общества, которое вело торговые дела с Италией и Испанией и
основывало там свои отделения, а также немецких обществ аугсбург¬
ских купцов Фуглер, Вельзер, Фелин, Гохштеттер и т. д., нюренберг-
ских — Гиршфогель и других, которые с капиталом в 66.000 фунтов и
тремя кораблями принимали участие в португальской экспедиции
1505—1506 г.г. в Индию, при чем ими получено 150—175°/о чистой
прибыли (Hoyd Levantehandel, II, 524) и целый ряд других обществ —
„монополий“, проводивших Лютера в такую ярость.
Здесь мы впервые наталкиваемся на прибыль и норму прибыли.
Сознательное стремление купцов направлено при этом на обеспечение
всем участникам одинакового уровня прибыли. Венецианцы на востоке,
ганзейцы на севере платили одинаковые со своими соседями цены за
приобретаемые товары, расходы по их транспортировке были тоже
одинаковы, они получали за них одинаковые с другими цены и заку¬
пали обратный груз по тем же ценам, как и другие купцы их „нации“.
Следовательно, норма прибыли была одинакова для всех. Распределе¬
ние прибыли в крупных торговых обществах, pro rata вложенной
в предприятие части капитала так же, само собою разумеется, как
участие в правах марки, pro rata дающих эти права частей надела или,
как участие в прибыли горнозаводских предприятий pro rata владеемых
паев. Таким образом, одинаковая норма прибыли, в ее полном разви¬
тии являющаяся результатом капиталистического производства, оказы¬
вается здесь в ее простейшей форме одним из исходных пунктов исто¬
рического развития капитализма и даже прямым наследием общинной
организации марки, которая, в свою очередь, представляет прямое
продолжение первобытного коммунизма.
Эта первоначальная норма прибыли была по необходимости очень
высока. Торговое дело было очень рискованным не только вследствие
х) Thun, Industrie am Niederrkein, II, S. 162.

— 294 ■■■■■■■■■■■■■■■■»■■■ммиммиимммииммиммм»
сильно распространенного морского разбоя, но и потому, что конку¬
рирующие нации нередко позволяли себе при первом удобном случае
всякого рода насилия. Наконец, самый сбыт и условия этого сбыта
основывались на привилегиях, данных чужеземными князьями, довольно
часто нарушаемых или совершенно отменяемых. Прибыль, следова¬
тельно, должна была включать высокую премию за риск предприятия.
Кроме того, обращение капиталов совершалось медленно, ход дел
затруднялся всевозможными препятствиями, а в непродолжительные
периоды расцвета торговых дел они носили обыкновенно характер
монопольной торговли с монопольной прибылью. Что средняя норма
прибыли была очень высока, об этом свидельствует также и обычная
тогда очень высокая норма процента, который всегда должен быть
в общем ццже обычной торговой прибыли.
Но эта высокая и равная для всех участников норма прибыли,
получаемая при содействии торговых обществ, пользовалась лишь в
данном месте признанием у данных 'обществ или в определенном
случае у отдельных „наций“. Венецианцы, гэнуэзцы, ганзейцы, гол¬
ландцы —‘ каждая нация для себя и, вероятно, вначале также для каж¬
дого отдельного рынка сбыта, устанавливала особые нормы прибыли.
Уравнение этих различных норм прибыли отдельных обществ шло
обратным путем — при помощи конкурренции. Прежде всего уравнива¬
лись нормы прибыли на различных рынках одной и той же нации.
Если Александрия давала большую прибыль на венецианские товары,
чем Кипр, Константинополь или Трапезунд, то венецианцы направляли
большее количество капиталов в Александрию, изъяв часть их из обра¬
щения на других рынках. Далее должно было последовать постепенное
уравнение норм прибыли между отдельными нациями, вывозящими на
одни и те же рынки одинаковые или сходные товары, при чем очень
часто некоторые из этих наций подавлялись и исчезали со сцены.
Процесс этот, однако, постоянно прерывался политическими событиями;
так, напр., вся торговля, с Востоком пргибла вследствие монгольских
и турецких вторжений, а грандиозные географическо-коммерческие
открытия с 1492 года ускорили лишь эту гибель и совершенно при¬
кончили ее.
Последовавшее затем внезапное расширение рынков и обусловлен¬
ный этим переворот в путях сообщения не произвели вначале суще¬
ственных изменений в торговых предприятиях. В Индии и Америке
торговля велась сперва также преимущественно обществами. Но теперь
уже за этими обществами стояли крупные нации. Место торговавших
с Востоком каталонцев заступила в американской торговле вся крупная
соединенная Испания, а на-ряду с ней две такие большие страны, как
Англия и Франция; даже самые маленькие страны—Голландия и Порту¬
галия— были все же во всяком случае не меньше и не слабее Вене¬
ции— самой большой и сильной торговой нации предшествовавшего
периода. Это давало путешествовавшему купцу — шестнадцатого и
семнадцатого столетий опору, постепенно исключавшую необходимость
торговых обществ, защищавших своих членов помощью оружия, а свя¬
занные с существованием последних расходы становились излишним
бременем. Кроме того, теперь богатства накоплялись в руках отдель¬
ных лиц значительно быстрее, так что в скором времени единичные
купцы могли вкладывать в предприятия такие же фонды, какие раньше
вкладывали целые торговые общества. Эти же последние, где они еще
продолжали существовать, превращались по большей части в вооружен¬
ные корпорации, которые под защитой и протекторатом своих госу¬
дарств завоевали целые вновь открытые страны и эксплуатировали их

295
на монопольном праве. Но по мере того, как в новых областях осно¬
вывались колонии — преимущественно по инициативе государства,
торговые общества все более и более отступали на задний план пред
торговлей единичных капиталистов, и вместе с тем уравнение норм
прибыли достигалось все более и более исключительно благодаря
только конкурренции.
До сих пор мы познакомились лишь с нормой прибыли торгового
капитала. Это объяснается тем, что в период времени, о котором шла
речь, существовали лишь торговый и ростовщический капиталы, а про¬
мышленному капиталу еще предстояло только развиться. Промышлен¬
ность еще сосредоточивалась преимущественно в руках рабочих, которые
являлись собственниками стредств производства, труд которых следо¬
вательно никакому капиталу не приносил прибавочной ценности. Если
они и были принуждены отдавать безвозмездно часть своего продукта
третьему лицу, то лишь в виде поборов феодальному господину.
Поэтому, торговый капитал, по крайней мере, вначале, мог получать
свою прибыль лишь с иностранных покупателей продуктов внутрен¬
него производства или с местных покупателей иностранных продуктов.
Только в конце этого периода — следовательно, в Италии с упадком
восточной торговли — иностранная конкурренция и затрудненный сбыт
продуктов ремесленного производства на иностранных рынках прину¬
дили производителей уступать купцам-экспортерам товары ниже их
ценности. Таким образом, мы видим здесь, что во внутреннем мелоч¬
ном обмене отдельные производители в среднем продают свои товары
по их ценности, а в интернациональной торговле, по указанным осно¬
ваниям, общим правилом является продажа не по ценности. Последнее
является прямой противоположностью современному положению, когда
цены производства имеют значение в международной и оптовой
торговле, а установление цен в мелочной городской торговле, регули¬
руется совершенно другими нормами прибыли, так что теперь, напр.,
мясо значительнее повышается в цене по дороге от лондонского опто¬
вого торговца к лондонским потребителям, чем на пути от оптового
торговца в Чикаго к лондонскому оптовому торговцу, включая сюда
и расходы по перевозке.
Орудием этого постепенного переворота в нормировке цен был
промышленный капитал. Начало этому было положено уже в средине
века в трех сферах производства — судостроении, горных промыслах и
ткацком производстве. Судостроение в тех размерах, в которых оно
велось итальянскими и ганзейскими приморскими республиками, немы¬
слимо было без матросов, т.-е. наемных рабочих (наемные отношения
последних при общинной форме торговли могли маскироваться уча¬
стием в прибыли), а галеры того времени немыслимы — без гребцов —
наемных рабочих или рабов. Промышленность* по добыванию руды,
которая первоначально велась организованными в артель рабочими,
почти везде превратилась в акционерные предприятия для ведения
дела при помощи наемных рабочих. В ткацкой же промышленности
купец начал ставить мелких ткачей — мастеров в прямую зависимость
от себя, раздавая им пряжу и заставляя их за его счет перерабатывать
ее в ткань за определенную плату — короче говоря, превращаясь из
простого купца в организатора домашней формы крупной промышлен¬
ности, „раздатчика“.
Здесь мы видим первые зачатки образования капиталистической
прибавочной ценности. Горнозаводские промыслы, в виду их замкнутого
монопольно-корпоративного характера, мы можем оставить в стороне.
Что же касается судостроительства, то очевидно, что в этой отрасли
296	—■■
производства прибыль должна была во всяком случае равняться обычной
прибыли данной страны с надбавкой на страхование, сбыт судов и т. д.
Но как же обстояло дело у предпринимателей ткацкой промышлен¬
ности, которые впервые создали на рынке непосредственную конкуррен-
цию капиталистически-произведенных товаров с товарами, изготовлен¬
ными производителями-ремесленниками?
Норма прибыли торгового капитала была уже установлена. По
крайней мере, в каждой данной местности имелась уже средняя норма
этой прибыли. Что могло побудить купца взять на себя новую роль
предпринимателя домашней крупной промышленности? Одна лишь
перспектива большей прибыли при равной с другими продажной цене.
И он действительно имел это в виду. Заставив мелких мастеров рабо¬
тать на себя, он лишь нарушил обычные, тесные границы производства,
в которых до тех пор производитель продавал свои готовые изделия.
Торговый капитал покупал рабочую силу, которая пока еще распола¬
гала орудиями производства, но уже не имела сырья. Обеспечивая
ткачу постоянный заработок, он мог вместе с тем так понизить его
заработную плату, что часть его рабочего времени оставалась неопла¬
ченной. Таким образом, предприниматель стал присваивать прибавоч¬
ную ценность сверх получаемой им до сих пор торговой прибыли.
Правда, он должен был для этого затрачивать в дело добавочный
капитал для покупки пряжи и т. д. и оставлять его в руках ткача до
окончательной выделки продукта, за который прежде всего он выпла¬
чивал полную цену только при покупке. Но во-первых, в большинстве
случаев он и раньше уже делал экстренные затраты капитала на ссуды
ткачам, которые подчинялись новым условиям производства только в
силу рабских отношений задолженности. И во-вторых, независимо от
этого самый расчет представляется в следующем виде.
Допустим, что наш купец вел экспортную торговлю с капиталом
в 30.000 дукатов, цехинов или фунтов стерлингов. Из них 10.000 поло¬
жим, затрачены на покупку товаров внутреннего производства, а 20.000
обращаются на заморских рынках сбыта. Капитал оборачивается,
положим, раз в два года, годовой оборот равен 15.000. Но допустим,
наш купец хочет заняться ткачеством за свой счет, сделаться хозяином
работающих на дому ткачей. Какой капитал он должен для этого
затратить? Положим, что время производства куска ткани, которой он
торгует, равняется в среднем двум месяцам (хотя это время, наверное,
слишком продолжительно). Допустим далее, что он за все должен
платить наличными деньгами. В таком случае он должен будет затра¬
тить такой капитал, чтобы его хватило для снабжения ткачей пряжей
на два месяца. Так как его годовой оборот = 15.000, то в два месяца
он затрачивает 2.500. Допустим, что 2.000 из них представляют цен¬
ность пряжи, а 500 — заработную плату ткачей. Тогда наш купец должен
затратить дополнительный капитал в 2.000. Принимая, что прибавочная
ценность, которую он присваивает себе, благодаря новому способу ткаче¬
ства, достигает лишь 5°/о ценности ткани, что соответствует поистине
скромной норме прибавочной ценности в 25°/о (2.000 в + 500 с +125т\
125	125
= 25%. р'= 25QQ = 5°/о). При таких условиях наш купец, при
годовом обороте в 15.000, получит 750 экстренной прибыли (Extraprofit),
а в 2% года вернет, следовательно, весь затраченный дополнительный
капитал.
Но чтобы ускорить сбыт своих товаров, а вместе с тем и обраще¬
ние капитала, и благодаря этому получить ту же прибыль с прежнего
297 ■—
капитала в более короткий период времени, значит, большую прибыль
за тот же период времени — он подарит незначительную часть приба¬
вочной ценности своим покупателям, будет продавать дешевле своих
конкуррентов. Последние также превратятся постепенно в предприни¬
мателей, и тогда экстренная прибыль сведется для них всех к обычной
норме прибыли, или даже к более низкой форме прибыли на всеми ими
увеличенный капитал. Равенство нормы прибыли снова восстановлено,
хотя возможно, что уже на другом уровне, благодаря тому, что
часть произведенной в стране прибавочной ценности уступлена ино¬
странным покупателям.
Дальнейшим шагом по пути подчинения промышленности капиталу
является введение мануфактуры. Эта форма промышленности также
давала мануфактуристам — хозяевам, которые в XVII и XVIII столетии—
в Германии же до 1850 г., а местами и до сих пор — в большинстве
случаев были и экспортерами своих товаров,—возможность производить
дешевле их древне-франкских конкуррентов-ремесленников. Повторился
тот же процесс: присваиваемая мануфактурными капиталистами при¬
бавочная ценность позволяет им или экспортерам, с которыми они ее
делили, продавать дешевле своих конкуррентов до всеобщего распро¬
странения новой формы производства, когда снова происходит уравне¬
ние прибылей. Установленная норма торговой прибыли, если даже она
имеет лишь местное значение, всегда играет роль прокрустова ложа,
на котором без всякого сожаления отсекается излишняя прибавочная
ценность промышленного капитала.
Если благодаря удешевлению продуктов, развилась мануфактура,
то в гораздо большей степени этому удешевлению обязана своим
ростом крупная фабричная промышленность, которая путем непрерыв¬
ного революционизирования методов производства все более и более
понижает издержки производства товаров и беспощадно стирает с лица
земли все остальные способы производства. В силу этого она оконча¬
тельно завоевывает капиталу внутренний рынок, прекращает существо¬
вание мелкой промышленности, натурального хозяйства самодовлеющих
крестьянских семейств, уничтожает непосредственный обмен среди мел¬
ких производителей и подчиняет всю нацию господству капитала. Она
сводит также норму прибыли различных сфер приложения торгового
и промышленного капитала к одной общей норме прибыли и обеспе¬
чивает, наконец, промышленности соответствующее ее общественному
значению господствующее положение при этом уравнении — устране¬
нием большей части препятствий, задерживавших до сих пор переход
капитала из одной отрасли его приложения в другую. Вместе с тем
для всего оптового обмена происходит превращение ценностей в цены
производства. Это превращение происходит, следовательно, в силу
объективных законов, помимо сознания или намерения участников.
Низведение конкурренцией прибыли, превышающей обычную, к средней
норме, новое изъятие таким путем у первых производителей прибавоч¬
ной ценности, превышающей среднюю норму, не представляет собою
никаких теоретических трудностей. На практике же тем более, так как
отрасли, дающие избыточную прибавочную ценность, т.-е., с высоким
процентом переменного и низким — постоянного капитала или с капи¬
талами низшего строения, по самому характеру своему таковы, что
позже всего и наименее совершенно подчиняются капиталистическому
производству,— таким прежде всего является земледелие. Что же
касается повышения цен производства над ценностью товаров, необ¬
ходимого для повышения недостаточной прибавочной ценности про¬
дуктов отраслей производства с высшим строением капитала, до уровня
— 298 —"
прежней нормы прибыли, то теоретически это представляется весьма
трудным, на практике же, как мы уже видели, совершается очень
легко и быстро. Последнее обусловливается тем, что товары этого
рода, если они начинают производиться капиталистически и поступают
в капиталистическую торговлю, встречают конкурренцию других това¬
ров того же рода, произведенных докапиталистическими способами,
т.- е. стоящими дороже. Следовательно, капиталист-производитель даже
при отказе от части прибавочной ценности, все же будет в состоянии
получать обычную в его местности прибыль, которая первоначально
не имела непосредственного отношения к прибавочной ценности, потому
что имела своим источником торговый капитал задолго до возникно¬
вения капиталистического производства и, следовательно, до того
момента, когда могла существовать норма промышленной прибыли.

IV-й ТОМ „КАПИТАЛА“
(ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ)
в изложении
О. БАУЭРА, Г. КУНОВА, Г. ЭКШТЕЙНА и Р. ГИЛЬФЕРДИНГА.

ОТТО БАУЭР.
ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ.
В „Теориях прибавочной стоимости“ Маркс дает историю полити¬
ческой экономии. Здесь рельефно выступает особенность его истори¬
ческого изложения, которою он был обязан Гегелю. Подобно тому, как
Гегель располагает все прежние философские системы, как составные
части своей собственной системы и фазы ее развития, и это развитие
отождествляет с саморазвитием духа вообще, так Маркс прослеживает
у экономистов последних двух столетий не только основные идеи своего
учения, но и каждую отдельную его составную часть и показывает,
каким образом внутренняя связь этих элементов, вплоть до их соеди¬
нения в его собственной системе, отражает развитие самого буржу¬
азного общества. Когда Маркс прослеживает следы своего учения о
стоимости и прибавочной стоимости вплоть до Петти, своего учения
о цене и прибыли — вплоть до Тюрго, своего учения о накоплении,
резервной армии, норме прибыли — вплоть до Адама Смита,— учения
этих экономистов выступают в такой связи, которая оставалась, конечно,
скрытою от них самих. Но только эта связь превращает собрание
литературно-исторических заметок в историческую науку. Именно метод
отличает Маркса от буржуазной исторической науки и обеспечивает
ему превосходство. Буржуазная историческая наука последних пяти¬
десяти лет не дала ни одного сочинения по истории политической
экономии, которое можно было бы поставить рядом с этим трудом
Маркса.
„Теории“ представляют трудную книгу, требующую значительной
предварительной научной подготовки. Своих читателей эта книга най¬
дет не среди широких народных масс, но в более узком подготовленном
кругу. Тем не менее ее окончание представляет выдающееся событие
и для нас, ибо она даст множество плодотворных толчков к популя¬
ризации тех частей марксова учения, которые образуют основу совре¬
менного социализма. Поэтому, обзор содержания этой книги будет
полезен также для многих читателей... Мы не можем подробно изла¬
гать здесь множество очень ценных отдельных частностей, содержа¬
щихся в книге, но мы попытаемся дать в нескольких грубых чертах
ее общий очерк.
Самый старый взгляд на прибавочную стоимость, это — взгляд самих
капиталистических предпринимателей; прибавочная стоимость кажется
им простою надбавкою к продажной цене, это—„прибыль от отчуж¬
дения“, „profit upon, alienation“ Стюарта и „profit d’expropriation“ фран¬
цузских меркантилистов. Покупатель теряет то, что продавец выигры¬
вает. Поэтому, в пределах отдельной хозяйственной области и в пределах
мирового хозяйства, как целого, прибавочная стоимость остается не-
объясненною. Но нация, государство обогащаются, получая подобную
прибыль во внешней торговле; таким образом этот взгляд приводит
■“ 302	—■
к требованию хозяйственной политики, гарантирующей активный тор¬
говый баланс.
Прибавочная стоимость, реализующаяся в товарном обращении в
пределах данной хозяйственной области, может быть объяснена лишь
после того, как в продукте общественного товарного производства
открыт источник, из которого покрываются все доходы, получаемые
путем обращения. Наиболее наглядным образом этот фонд может быть
представлен, как прибавочная стоимость сельско-хозяйственного про¬
изводства. Земля доставляет нам такой большой доход, что сверх семян
и количества их, необходимого для прокормления рабочих, остается
еще некоторый излишек. Попытка свести все формы прибавочной
стоимости к чистому доходу сельского хозяйства приводит физио¬
кратов к первому систематическому изображению общественного
процесса воспроизводства. Таким образом, уже физиократы намечают
важнейшие проблемы политической экономии. Сопоставляя изложение
их системы в „Теориях“ с соответствующими местами „Капитала“ и
„Анти-Дюринга“, мы получим теперь глубокий анализ физиократиче¬
ских учений, превосходящий все то, что буржуазная историческая
наука сумела сказать до сего дня об этой первой попытке системати¬
ческого изображения производства и распределения стоимостей.
В то время, как во Франции, тогда еще преимущественно аграрной,
прибавочная стоимость первоначально рассматривалась, как чистый
продукт сельского хозяйства, английские экономисты, жившие
в период от английской революции до французской, признали трудом,
создающим стоимость, не-только сельско-хозяйственный труд, но труд
вообще; прибавочною же стоимостью они признали не только чистый
продукт сельского хозяйства, но чистый продукт всякого обществен¬
ного труда. Если класс землевладельцев хотел представить ренту, как
законный источник дохода, а процент на капитал, как греховное ро¬
стовщичество, то теоретики буржуазии в своих возражениях указывали
ему, что рента и процент по существу носят одинаковый характер,
ибо источник обоих составляет излишек продукта труда над заработ¬
ною платою« рабочего. Этим было сделано открытие прибавочной
стоимости. Но именно благодаря тому, что исходная точка зрения этих
английских экономистов более правильна, более развита, а потому
более сложна, чем точка зрения физиократов, им менее удается объяс¬
нить из своих основных положений капиталистическое хозяйство в его
целом. Но при исследовании экономических вопросов своей эпохи они
пришли к целому ряду ценных отдельных положений, перенятых у них
классиками.
Подобно своим английским предшественникам, Адам Смит опре¬
деляет стоимость товара необходимым для его производства трудом.
Из разницы между стоимостью товара и заработной платою рабочего,
создающего его, он выводит не только ренту (как физиократы) и про¬
центы на капитал (как Петти, Локк, Юм), но также предприниматель¬
скую прибыль. Теперь следовало, исходя из этого основного положения,
объяснить все явление капиталистического хозяйства. Пытаясь сделать
это, Смит впадает в противоречия. Но интереснее всего, что, впадая
в противоречия, сопоставляя рядом несоединимое, он именно этим
ставит своим последователям их задачу.
Здесь начинает свое исследование Рикардо. Он очищает учение
Смита от противоречий. Смит еще смешивает труд, необходимый для
производства товара, с трудом, которым этот товар, так сказать, „ко¬
мандует“, т.-е. который он в состоянии купить; Рикардо резко отли¬
чает оба эти понятия и последовательно определяет стоимость товара
303
первым. Смит еще полагает, что закон, определяющий стоимость товара
трудом, имеет силу только для простого товарного производства, с
развитием же собственности на землю и на капитал он видоизменяется.
Рикардо пытается сохранить действие этого закона и для развитого
капиталистического производства; теория ренты и исследование о влия¬
нии изменений заработной платы на стоимость стоят в центре его
системы, ибо он хочет показать, что стоимость определяется трудом
также при развитой земельной собственности и капиталистических
отношениях. Если все виды общественного дохода выводятся из труда,
то целью всех хозяйственных стремлений является развитие трудовых
приемов, развитие производительных сил. Для этой цели Рикардо ре¬
шительно готов пожертвовать интересами всех классов без различия
и в этом он является представителем действительно сильной стороны
капитализма, развития производительных сил. Его учение делается для
буржуазии оружием борьбы,— с одной стороны, против класса земле¬
владельцев: рента, это—только вычет из прибыли, праздный земле¬
владелец—паразит, не увеличивающий богатства общества; с другой
стороны, против рабочих: прибыль необходима, ибо только класс,
потребляющий прибавочную стоимость и подгоняемый жаждою при¬
были, может развивать производительные силы; чем больше прибыль,
тем быстрее возрастает капитал, и тем больше рабочих может он
занять. Против этих выводов возражают представители как класса
землевладельцев, так и рабочих.
Представителем землевладельцев, бюрократии, духовенства высту¬
пает Мальтус. Рикардо имеет в виду только положительную сторону
капитализма, развитие производительных сил; Мальтус же, примыкая
к Сисмонди, изображает его отрицательную сторону и развиваемые им
противоречия. Но он изображает их в качестве представителя классов
прошлого. Нищета рабочих представляет для него естественный закон.
Так как заработная плата рабочего меньше стоимости товара, то ра¬
бочий класс не в состоянии купить произведенные им товары. Но
класс капиталистов должен продать свои товары, дабы реализовать
прибыль. Так как рабочий класс не в состоянии купить их, то класс
капиталистов не мог бы реализовать свою прибыль, если бы не суще¬
ствовало классов, которые потребляют, не производя, покупают, не
продавая: землевладельцев, чиновников, духовенства. Тот же Мальтус,
который учит, что рабочие должны голодать, ибо средств существова¬
ния производится слишком мало, говорит, что общество не могло бы
существовать, если бы не было классов, которые потребляют, не про¬
изводя. Рикардианцы высмеивают это учение Мальтуса: „Могут ли
капиталисты получать прибыль благодаря тому, что они подарят’ свои
товары праздным потребителям? Но ведь именно это они делают, когда
сами уплачивают землевладельцам — ренту, чиновникам — жалованье,
духовенству — церковные доходы, на которые указанные классы поку¬
пают товары“. Но представители рабочих отвечают на это рикардиан-
цам: „То, что вы высмеиваете в словах Мальтуса, защищающего не¬
производительные классы, вы же сами утверждаете по отношению к
нам. Ведь вы говорите, что мы должны удовольствоваться низкою
заработною платою и подарить продукт нашего труда капиталистам,
дабы они могли дать нам работу“!
Защитниками рабочих выступают социалисты. Из них Маркс
перечисляет авторов анонимного памфлета 1821 года, Равенстона и
Годскина. Опираясь на учение Рикардо, они говорят: „Труд есть
источник стоимости, капитал непроизводителен, всякий доход имущих
классов проистекает из эксплуатации рабочего класса. Нам не нужен

— 304 ——™—■—————■
капитал, мы хотим уничтожить прибавочную стоимость“. По словам
автора памфлета, „нация богата тогда, когда труд продолжается шесть
часов, вместо двенадцати; богатство есть время, которым можно рас¬
полагать, и ничего больше“.
Теснимые мальтузианцами, с одной стороны, и социалистами —
с другой, ученики Рикардо работают над развитием его учения. При
этом они наталкиваются на противоречия. С развитием производитель¬
ных сил увеличивается нищета вытесняемых машиною рабочих, но
одновременно падает и норма прибыли; каким образом это возможно,
если, по учению Рикардо, норма прибыли тем выше, чем ниже зара¬
ботная плата рабочих? Равные капиталы приносят равную прибыль
независимо от числа занимаемых ими рабочих; каким образом это
возможно, если, по учению Рикардо, только труд создает стоимость?
Не будучи в состоянии разрешить эти противоречия, ученики Рикардо
отказываются от его основных положений. Ha-ряду с трудом, источ¬
ником стоимости объявляются также капитал и земля. Разложение
школы Рикардо очищает место для вульгарной экономии. По
ее учению, капитал обладает таинственным свойством создавать про¬
цент, как сама земля производит ренту, а труд — заработную плату.
Хозяйственная жизнь уже не является совокупностью отношений людей
друг к другу; мертвые вещи господствуют над людьми и доставляют
им их доходы. Господство капитала необходимо, ибо мы не могли бы
производить без средств производства и без накопленных запасов
сырых материалов; земельная собственность необходима, ибо земля есть
базис всякого труда. Эксплуатация является естественным законом,
прибыль представляет вознаграждение руководителей производства за
надзор над ним, капиталистическое производство, это — производство
вообще, единственно возможное производство. Чем громче раздается
критика капитализма, тем более политическая экономия превращается
в его апологию, защиту и прославление.
Когда рента, процент на капитал и предпринимательская прибыль
были выведены из труда, политическая экономия получила свое осно¬
вание. Но экономисты, возвращаясь от обращения к производству и
объясняя прибавочную стоимость уже не из надбавки к цене, не из
„profit upon alienation“, а из чистого продукта, рассматривали произ¬
водство благ, лишь как капиталистическое производство товаров. В их
глазах последнее представляло „абсолютное“ производство. Технически-
естественные условия производства вообще были смешаны с особыми
социальными условиями, при которых происходит определенное, исто¬
рически возникшее и исторически преходящее производство, а именно—
капиталистическое. Для них капитал не что иное, как совокупность
орудий труда и запасов; заработная плата определяется количеством
средств существования, могущих быть произведенными, она низка
потому, что их не может быть произведено больше; накопление капи¬
тала отождествляется с расширением предприятий и необходимых об¬
ществу средств труда, и потому оно столь же необходимо, как это
расширение. Но чем резче развиваются классовые противоречия, тем
быстрее зреет сознание, что капитализм, это — не закон производства
вообще, а лишь преходящая форма производства, определяемая осо¬
быми социальными отношениями людей друг к другу. Если уже Рикардо
растворил прибыль, процент и ренту в труде, то Годскин идет
дальше: капитал в обращении, в котором прежние экономисты усмат¬
ривали запас товаров, он сводит к сосуществованию различных видов
труда. Показывая, что влияния, приписываемые запасу товаров, должны
быть в действительности приписаны сосуществованию различных йидов

================="==!^= 305 —
труда, он ставит на место вещей отношение работающих людей. Здесь
лежит корень марксовой идеи устранения фетишизма товара и капи¬
тала. Рамзай идет еще дальше: он говорит, что капитал не необхо¬
дим, а обязан своим существованием только нищете народных масс;
этим он высказывает ту мысль, что капитал — историческая категория,
не условие всякого производства, но лишь отношение производящих
людей друг к другу при определенных исторических условиях. Джонс,
наконец, сравнивая капиталистическое производство с многочислен¬
ными докапиталистическими способами производства, видит в первом
лишь преходящую фазу в развитии человечества, фазу, за которою
могут последовать другие, когда сами рабочие будут собственниками
средств труда и запасов, необходимых для труда. Делая обзор изме¬
нений в производительных силах и в производственных отношениях,
он одновременно признает, что вместе с ними меняется и „идеологи¬
ческая надстройка“. Таким образом, Джонс уже высказывает основную
идею материалистического понимания истории.
„По мере того, как общество изменяет свои производительные
силы, необходимо меняются также его нравы и обычаи. В ходе своего
развития все различные классы общества открывают, что они связаны
с другими классами новыми отношениями, что они занимают
новые позиции, окружены новыми моральными и. социальными опасно¬
стями и новыми условиями социального и политического процветания.
Крупные политические, социальные, моральные и интеллектуальные
перемены сопровождают изменение в экономической организации обще¬
ства и в тех силах и средствах,— безразлично, обильны ли они или
скудны,— которыми выполняются задачи производства. Эти перемены
необходимо оказывают могущественное влияние на различные полити¬
ческие и социальные элементы населения, в лоне которых происходят
указанные изменения. Это влияние простирается на интеллектуальный
характер, обычаи, привычки, нравы и счастье нации“.
Каутский вполне прав, говоря, что Карл Маркс начал свое дело
там, где его оставил Ричард Джонс.
*
Основы своего учения о прибавочной стоимости Маркс взял у клас¬
сиков. Прежде всего ему надо было развить то, что находилось уже
в зародыше у его предшественников. Стоимость была уже опре¬
делена трудом. Рикардо уже определил ближе этот труд, как обще¬
ственный, и указал, что общественный труд представляет общее мерило
товаров, ибо все товары суть продукты общественного труда.
Маркс придал этим идеям законченный вид благодаря тому, что свел
конкретный индивидуальный труд к среднему общественному труду,
как к той субстанции, которая создает стоимость.
Классики видели в заработной плате денежное выражение „стои¬
мости труда“. Но каким образом может случиться, что при обмене
накопленного труда на живой труд обмениваются неравные количества
труда? Как же возможна тогда прибавочная стоимость? Ученики Рикардо
неспособны разрешить эту проблему. Джемс Милль отказывается от
теории стоимости, определяя „цену труда“ только спросом и предло¬
жением; Бэли указывает на эту проблему, Мак Куллох умеет отделы¬
ваться от этой трудности только фразами. Маркс разрешает эту про¬
блему, поставив на место „стоимости труда“ стоимость рабочей силы.
Благодаря этому теория прибавочной стоимости получила
законченный вид. Уже классики свели прибыль и ренту к труду. Автор

SS« 306 «—«««■■«—«««««—««—
памфлета 1821 года объединил их обе под одним понятием „процента
на капитал“. Маркс же видит в них формы прибавочной стоимости.
Но теперь встает самая важная и трудная задача: Марксу предстояло
показать, каким образом из прибавочной стоимости можно вывести
конкретные эмпирические формы прибыли и ренты.
Тенденция к уравнению нормы прибыли была известна еще
Тюрго. Адам Смит ставит ее рядом с законом стоимости, не примиряя
их. Рикардо впервые ставит вопрос, как примирить равенство нормы
прибыли различных капиталов, приводящих в движение неодинаковые
количества труда, с законом, по которому один только труд опреде¬
ляет стоимость и создает прибавочную стоимость. Но Рикардо видит
эту проблему не в ее общей форме; он разбирает только два специаль¬
ных случая. На них он уже показывает отклонение цены от стоимости.
По его мнению, изменения в заработной плате и различия в периодах
обращения приводят к „исключениям“ из закона стоимости. Джемс
Милль прибавляет к этим исключениям еще другие случаи. Вскоре эти
исключения начинают казаться правилом. Мальтус использовывает эти
затруднительные случаи против учения о стоимости Рикардо. Эти же
затруднения побуждают Бэл и отказаться от понятия „абсолютной“
стоимости. Торренс пытается выйти из затруднения предположением,
что способность создавать стоимость свойственна не только живому
труду, но и накопленному. Мак Куллох приравнивает „действие“ средств
производства к человеческому труду. Этим он вообще отказывается
от теории стоимости, которая видит в стоимости вещно выраженное
отношение производительной деятельности людей друг к другу. Про¬
блема, на которой классики потерпели крушение, находит свое разре¬
шение у Маркса. Это разрешение заключается в том, что он отличает
цену производства от стоимости; в общественной прибавочной
стоимости, определяемой разницей между стоимостью всего продукта
общественного труда и стоимостью всей рабочей силы, он видит тот
фонд, который распределяется между отдельными капиталами на осно¬
вании закона средней нормы прибыли, господствующей в образовании
цен. Свою новую самостоятельную заслугу Маркс видел не в открытии
прибавочной стоимости, а в доказательстве того, каким образом явле¬
ния цены, на первый взгляд якобы противоречащие закону стоимости,
могут быть поняты, лишь как доли прибавочной стоимости. Этим была
впервые действительно разрешена та проблема, которую поставили еще
физиократы,— проблема о том, как свести доходы, получаемые путем
обращения, к чистому продукту общественного труда. Этот историче¬
ский ход развития необходимо припомнить, чтобы увидеть всю неле¬
пость обычной критики, направленной против Маркса. Эта критика
видит уловку со стороны Маркса, с целью выпутаться из затруднения,
как раз в том, что составляет его действительную заслугу, в разли¬
чении цены производства от стоимости, прибыли от прибавочной стои¬
мости. И так как эта критика неспособна найти разрешение проблемы
прибавочной стоимости в производстве, то она поворачивает назад,
в сферу обращения, и провозглашает старую „прибыль от отчуждения“
(profit upon alienation) новым открытием, под новым именем.
Различение цен производства от стоимости открыло новые пути и
для теории земельной ренты. Физиократы рассматривали ренту,
как излишек дохода земли над потребностями земледельцев, направ¬
ленными к поддержанию жизни. Но уже Петти и Локк выводили ренту
не из земли, а из труда. Рента является теперь излишком цены про¬
дуктов земли над их стоимостью. Эта точка зрения, развитая Андер¬
соном, была воспринята Уестом и Мальтусом; последний систематически

i— 307 ™
связал ее с теорией народонаселения, Рикардо — с теорией тру¬
довой стоимости. Теоретический интерес Рикардо к теории ренты
состоял в том, чтобы доказать, что рента не противоречит закону
стоимости; но так как цена и стоимость для него совпадают, то он
может ввести ренту, лишь как дифференциальную ренту, как излишек
рыночной стоимости над индивидуальной стоимостью. Маркс же, раз¬
личая цены производства от стоимости, открывает возможность абсо¬
лютной ренты; именно там, где продукты земли продаются по своей
стоимости, абсолютная рента появляется в качестве разницы между
стоимостью и ценою производства. Дифференциальные же ренты пред¬
ставляют лишь различные величины абсолютной ренты. Теоретический
интерес Маркса к абсолютной ренте должен быть рассматриваем в этой
исторической связи. Тем не менее, именно эта часть учения Маркса
имеет, как мне кажется, преходящий характер. На вопрос о том, может
ли цена зерна стоять выше или ниже его стоимости,— вопрос, подня¬
тый самим Марксом („Theorien“, II, 2, стр. 111), подробное изложение
„Теорий“, как и более краткое изложение „Капитала“, не дает вполне
удовлетворительного ответа. Мне кажется, что здесь сам Маркс впадает
в преодоленную им же ошибку, заключающуюся в том, что цена, и
стоимость ставятся в прямую связь, а не в посредственную. Если бы
критика Маркса интересовалась не политическими мотивами, а науч¬
ным познанием, она была бы направлена сюда, в это наиболее слабое
место марксовой системы.
Марксова теория цен производства покоится на признании разли¬
чий в органическом составе капитала. Различию между
основным и оборотным капиталами, взятому из сферы обращения и
унаследованному классиками от физиократов, Маркс противопостав¬
ляет различие между постоянным и переменным капиталами, основанное
на самом процессе образования стоимости. В прогрессивном переходе
к более высокому органическому составу капитала развитие произво¬
дительных сил находит свое специфически экономическое выражение.
Этим самым теория переходит от старой статической проблемы
распределения стоимости к исканию законов движения капиталисти¬
ческого хозяйства. Проблемы накопления и нормы прибыли,
поставленные уже старыми экономистами, приобретают теперь но¬
вый вид.
Смит полагал, что стоимость сводится без остатка к доходам рабо¬
чих, капиталистов и землевладельцев. Поэтому он отождествлял нако¬
пление капитала с доставлением занятий все большему числу рабочих
и предполагал, что спрос на рабочие силы возрастает в такой же мере,
как и капитал. Но развитие фабричной системы, несмотря на быстрое
накопление, создало промышленную резервную армию. Маль¬
тус хотел объяснить ее тем, что накопление капитала происходит не
так быстро, как рост народонаселения. Бартон впервые указал, что
спрос на рабочие силы возрастает не с накоплением капитала вообще,
а лишь с ростом оборотного капитала. Этим ,было уже открыто зна¬
чение состава капитала, была преодолена точка зрения Смита и Маль¬
туса. Рикардо воспринимает учение Бартона. Наконец, Рамзай ограни¬
чивает понятие оборотного капитала капиталом, затраченным на
заработную плату, и тем уже находит правильное определение орга¬
нического состава капитала. Однако и у Бартона, Рикардо, Рамзая
остается еще следующая ошибка.
Они полагают, что оборотный капитал составляет меньшую часть
всего капитала именно потому, что труд, затрачиваемый на произ¬
водство необходимых средств существования, составляет меньшую часть
— 308	■
всего количества труда, как будто-бы средства существования, если бы
только они были произведены в достаточном количестве, должны были
бы достаться рабочим, вытесненным машиною. Они видят причину
изменения органического состава капитала в том, что на самом деле
является его следствием. Таким образом, они возвращаются к грубо¬
материальной, физиократической точке зрения, к смешению особенных
законов капиталистического производства с всеобщими законами про¬
изводства вообще, к пережиткам взгляда Мальтуса, по которому
нищета рабочего класса объясняется тем, что производство не в состо¬
янии обеспечить возрастающее население средствами питания. Та же
ошибка встречается у Шербюлье. Напротив, уже памфлет 1821 года
показал, что внешняя торговля дает возможность превращать необхо¬
димые средства существования в предметы роскоши и элементы
постоянного капитала. Доход рабочего класса зависит не от массы
средств существования, которые могут быть превращены в переменный
капитал, а от той массы, которая фактически превращается в пере¬
менный капитал. В систематической форме указанная ошибка была
преодолена марксовым изложением процесса общественного воспро¬
изводства. Сперва он опровергает ошибочное мнение Смита, что стои¬
мость может быть сведена к доходам. Этим устраняется отождествление
накопления капитала с увеличением занятий для производительных
рабочих. Капитал может обмениваться не только на доходы, но и на
капитал. Доход рабочих возрастает не с накоплением капитала вообще,
а лишь с переменным капиталом. Распределение труда между отдель¬
ными отраслями производства приспособляется к отношению постоян¬
ного капитала к переменному и последнего к прибавочной стоимости;
это приспособление является законченным тогда, когда постоянный
капитал и накопляемая часть прибавочной стоимости отраслей, произ¬
водящих средства потребления, обмениваются на переменный капитал
и на потребляемую часть прибавочной стоимости отраслей, произво¬
дящих средства производства. Но, конечно, это приспособление может
произойти лишь в результате возмущений и кризисов. Так эта проб¬
лема находит свое разрешение в новой „экономической таблице“.
С этим учением связана теория нормы прибыли. Уже Смит
заметил, что норма прибыли падает; он радовался этому, видя в этом
двигатель хозяйственного прогресса. Но уже его последователи видели
в падении нормы прибыли рок, угрожающий капиталистическому обще¬
ству. Рикардо, отождествляя прибыль с прибавочною стоимостью, не
может объяснить падение нормы прибыли иначе, как падением нормы
прибавочной стоимости; по его мнению, норма прибавочной стоимости
должна падать, ибо возрастающая трудность добывания средств суще¬
ствования повышает стоимость рабочей силы. Таким образом и это
учение соприкасается с теорией народонаселения. Джон Стюарт Милль
пытается подробно обосновать этот взгляд Рикардо. Но чем яснее
обнаруживается, что норма прибыли падает именно с развитием про¬
изводительных сил, тем ближе подходят позднейшие экономисты
к правильному решению вопроса. Памфлет 1821 года и Годскин уже
выводят падение нормы прибыли из изменений в органическом составе
капитала, но, конечно, они делают это еще не в общей форме, но в
применении к специальному случаю: капитал возрастает быстрее, чем
количество рабочих сил, так что равные массы живого труда противо¬
стоят все большей массе капитала; для того, чтобы норма „процента
на капитал“ оставалась без изменения, прибавочный труд должен был
бы все более увеличиваться за счет труда необходимого; когда это
становится уже невозможным, норма начинает падать. Еще ближе
309
подходит к общему решению этого вопроса Рамзай, который определяет
норму прибыли не только нормою прибавочной стоимости, но и разме¬
ром постоянного капитала и объясняет ее падение тем, что увеличи¬
вается та часть произведенной стоимости, которая „должна быть отло¬
жена для возмещения основного капитала“. Маркс замыкает этот ряд
экономистов. Положение, развитое им в противовес Смиту, что капи¬
тал обменивается не только на доходы, но и на капитал, объясняет
тот факт, что доходы могут возрастать медленнее, чем капитал, что,
следовательно, при одинаковой норме прибавочной стоимости, при оди¬
наковом распределении доходов, норма прибыли падает, если постоян¬
ный капитал возрастает быстрее переменного.
Так, проблемы, поставленные классическою политическою эконо¬
мией, находят свое решение в развитой системе Маркса. Орудием,
которым Маркс пользуется для их разрешения, является признание
противоположности постоянного и переменного капиталов, соотношение
которых, выраженное в математической форме, представляет экономи¬
ческое отражение развитых производительных сил. Так, политическая
экономия открывает, каким образом под господством капиталистиче¬
ских производственных отношений вместе с производительными силами
развиваются антагонизмы и противоречия, которые должны уничтожить
эти самые капиталистические отношения и -поставить на их место дру¬
гие производственные отношения. Анализ капиталистического способа
производства превращается в его критику. Буржуазная политическая
экономия, найдя в системе Маркса разрешение своих проблем, пере¬
стает быть буржуазною экономиею и становится экономиею социали¬
стической.

ГЕНРИХ КУНОВ.
ТЕОРИЯ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ ДО СМИТА.
1. Английские меркантилисты.
Первый том „Теорий прибавочной стоимости“, составленный Каут¬
ским из рукописи Маркса, рассматривает зачатки теории стоимости и
прибавочной стоимости до Адама Смита включительно. Во втором томе
Каутский обещает дать марксову критику сочинения Рикардо „Principles
of political economy“, а в третьем — критический разбор заблуждений
Мальтуса и картину распадения школы Рикардо. Большая часть первого
тома посвящена взглядам Смита на теории трудовой стоимости и при¬
бавочной стоимости, превращению прибавочной стоимости в предпри¬
нимательскую прибыль, земельную ренту и капитал к смитовскому
опредению производительного труда. Этому предшествует краткая
характеристика физиократизма и первых теорий прибавочной стоимости
английского меркантилизма, отчасти как историческое введение в ход
идей Смита, с целью резче подчеркнуть связь последних с воззрениями
физиократов.
Первый отдел книги, поствященный теориям стоимости английского
меркантилизма *), не имел в рукописи Маркса того связного вида, в
2) К концу средних веков основа феодального строя, натуральное хозяйство, начи¬
нает постепенно разлагаться под влиянием нарождающегося капитализма. XVI столетие
характеризуется смертельной борьбой между феодализмом и возникающим капитализмом
в наиболее примитивной форме последнего, в форме купеческого капитала, этой необхо¬
димой исторической предпосылки развития капиталистического способа производства.
Торговый капитал, революционная экономическая сила XV и XVI столетий, начинает
вытеснять прежний способ производства — крестьянское и ремесленное производство в
пределах одной общины, основу феодализма. Средневековая община представляла из себя
самодовлеющий экономический организм и, как всякая значительная социальная сила
в эпоху натурального хозяйства, стремилась к самостоятельному удовлетворению всех
своих нужд. Этим и объясняется изолированность, обособленность отдельных общин,
отсутствие каких бы то ни было экономических снощений с внешним миром, отсутствие
экономической связи феодального государства. Этим и объясняется средневековый парти¬
куляризм, с одной стороны, и космополитизм — с другой, как отражение единственной
сильной организации, стоящей над общинами,— вселенской католической церкви. Разви¬
тие торговли и торгового капитала направляет производство на изготовление продуктов
в виде товаров, меновых ценностей, и тем самым разлагает прежний способ производ¬
ства, направленный на изготовление потребительных ценностей; оно увеличивает размер
самого производства, разнообразит и космополитизирует производство, превращает деньги
во всемирные деньги. Вместе с тем, под влиянием мировой торговли, пробуждается
новое мировоззрение. Мировая торговля, разбивая средневековые оковы, расширяет
кругозор западных народов, заменяя ограниченный партикуляризм космополитизмом и
в то же время суживает этот кругозор, ограничивая космополитизм церкви — национа¬
лизмом. Благодаря развитию мировой торговли, возник могущественный экономический
интерес, укрепивший и ^упрочивший целость государства, но в то же время этот интерес
содействовал обособлению государств и одновременно с тем распадению христианского
мира на отдельные резко обособленные нации. Политический централизм стал экономи¬
ческой необходимостью для товарного производства с развитой торговлей на заре капи¬
талистического производства. Выгоды торговли и финансовой аристократии возрастали
прямо пропорционально росту государственного абсолютизма. По мере развития мировой
торговли могущество короля все менее и менее находило опоры в землевладении и все
более и более в деньгах, так как деньги давали возможность содержать армию и двор.

»»»»»—311 —
каком преподносит нам его Каутский. Каутский составил его из отрыв¬
ков, включенных Марксом в его критику теорий Смита и Рикардо,
с целью показать, как далеко вглубь истории английской политической
экономии уходят зачатки этих теорий. Разбору подвергнуты сочинения
Словом, и верхи, и низы нуждались в деньгах; за деньги можно было приобрести все,
что давал феодальный способ производства, а также многое другое, что нельзя было
изготовить домашним способом, но в чем все начали ощущать потребность. Деньги
становятся громадной силой. „Золото чудесная вещь!“— пишет Колумб (письмо из
Ямайки 1503 г.)—„Его обладатель—властитель всего, чего только пожелает. Золотом можно
даже открыть путь в рай“. Классы, добывающие деньги, торговцы и производители това¬
ров становятся господствующими классами. Представитель идеологии средневекового
феодализма — духовенство уступает свое место представителю идеологии новой наро¬
дившейся силы, идеологии капитала. Первое теоретическое исследование нового способа
хозяйства находит свое выражение в меркантильной системе. Первыми выразителями
нужд этого хозяйства являются меркантилисты. Меркантилизм, как система экономи¬
ческой политики, господствовал в Европе до второй половины XVIII века. Меркантилизм
не представляет собою какой-либо научной, строго выдержанной теории, охватывающей
собой весь строй народного хозяйства страны, а только ряд воззрений и практических
мероприятий, обусловленных состоянием хозяйства и потребностями современной ему
эпохи. Теоретики меркантилизма видели в деньгах источник богатства не только отдель¬
ных лиц и классов, но п государства. Отсюда стремление приобрести возможно
больше денег.
В своем развитии меркантилизм пережил две стадии: первая, более ранняя стадия,-
теория денежного баланса, период полнейшего отождествления богатства с деньгами;
вторая теория торгового баланса. Соответственно этим двум стадиям средствами для
достижения цели считались: в первой стадии—непосредственная добыча денежного мате¬
риала, золота и серебра, т.-е. эксплоатация собственных рудников, а при отсутствии
последних, приобретение колоний, где они имеются; во второй стадии— вывоз товара на
большую сумму сравнительно с ввозом и, как вывод из этою положения, вывоз готового
продукта, а ввоз сырья, чтобы склонить в свою пользу баланс; предпочтение обрабаты¬
вающей промышленности пред добывающей; строжайшая государственная нормировка
хозяйственной жизни. Свое наивысшее выражение в Англии меркантилизм получил в
„Навигационном акте“ (1651 г.), а во Франции наиболее яркое и последовательное выра¬
жение— в системе Кольбера. Родиной меркантилизма является Англия; здесь же появи¬
лось в 1609 г. первое более или менее обстоятельное теоретическое изложение этого
учения в труде Томаса Мунса: „А Discourse of Trade etc“. Изданное вновь в совершенно
переработанном самим автором виде в 1664 г., оно в течение многих лет было мерканти¬
листическим евангелием. „Это, говорит Энгельс, единственное выдающееся сочинение
меркантильного периода“. В первом же своем издании оно уже было направлено против
первоначальной, тогда еще отстаиваемой в Англии правительством монетной системы.
На первых ступенях капиталистического хозяйства торговля господствует над про¬
мышленностью, а потому торговый капитал является вполне самостоятельной силой, он
занимает вполне самостоятельное положение, на современной же ступени капиталисти¬
ческого хозяйства положение, совершенно обратное, а потому торговый капитал оказы¬
вается лишь функцией капитала раг excellence. „Самостоятельное и преобладающее
развитие капитала в виде купеческого равнозначуще с неподчинением производства
капиталу, следовательно, с таким развитием капитала, которое основывается на обще¬
ственной форме производства, ему чуждой и от него независимой. Следовательно, само¬
стоятельное развитие купеческого капитала находится в обратном отношении к общему
Экономическому развитию общества (Маркс „Капитал“ том III, стр. 261—262). Незрелому
состоянию капитализма соответствовала столь же незрелая теория его первых апологетов,
меркантилистов. Местом, занимаемым торговым капиталом на заре капитализма, объясняется
его переоценка меркантилистами. „Первое'теоретическое исследование современного спо¬
соба производства — меркантильная система,—в силу необходимости, исходила из поверхно¬
стных явлений процесса обращения, насколько он обособился в движении торгового
капитала, а потому коснулось только внешности явлений. Отчасти вследствие того, что
торговый капитал является первым способом существования капитала вообще. Отчасти
вследствие преобладающего влияния, которое он оказывает в первые периоды переворота
феодального производства, в период возникновения современного производства“ (Маркс
„Капитал“ т. III, стр. 260 — 270). По мере развития капитализма роль денег все более и
более выясняется торговый капитал, как самостоятельная сила, все более и более отходит
на задний план, уступая свое место капиталу промышленному, вместе с тем и мерканти¬
лизм отходит в область истории политической экономии. В Англии, колыбели современ¬
ного капитализма, впервые раздались голоса против увлечения меркантилизмом. Изложение
„Теории прибавочной ценности“ Маркса начинается с разбора авторов, еще близко стоящих
к меркантилизму, но в произведениях которых уже резко проглядывает положение первой
настоящей школы политической экономии, школы физиократов.

— 312	——
сэра Вильяма Петти 9, Чарльза Д’Эвенэта, Дэдлей Норса, Джона Локка,
Давида Юма и Ж. Месси. Наиболее подробную оценку находит Вильям
Петти, „основатель современной политической экономии“, как называет
его Маркс. С некоторым благоговением, ясно свидетельствующим о том,
как высоко он ценит Петти в качестве политико-экономического теоре¬
тика, Маркс излагает его определение стоимости товаров общественно¬
необходимым для их производства трудом, его разграничение естествен¬
ной цены (меновой стоимости) от преходящей рыночной цены (true
price currant), его взгляд на земельную ренту, как на излишек, произво¬
димый рабочим, обрабатывающим землю, сверх издержек его содержа¬
ния, его исчисление стоимости земли в зависимости от высоты ренты,
на основании общепризнанного тогда в Англии закона Гроунча о сред¬
ней продолжительности человеческой жизни. Маркс подвергает крити¬
ческому разбору сочинения Петти „Treatise on Taxes“ и „Political
Arithmetick“. Повидимому, во время составления рукописи ему еще не
было известно появившееся в 1682 году и упоминаемое в „Анти-
Дюринге“ сочинение Петти „Quantulumcunque concerning money“, кото¬
рое в известном смысле представляет последний этап развития Петти
и в котором он резюмирует свои взгляды на отношение стоимости
товаров к денежной (монетной) стоимости.
Связаное изложение „Теорий прибавочной стоимости„ начинается
в рукописи Маркса лишь с критики сэра Джемса Стюарта2), по моему
мнению, наиболее слабого места книги. Как в своем сочинении „К кри¬
тике политической экономии“, изданном в 1859 году, так и здесь Маркс,
по моему мнению, слишком подчеркивает в Стюарте научного истолко¬
вателя исправленного меркантилизма, истолкователя, замыкающего
собою доклассический период английской политической экономии и, в
качестве последнего могикана, излагающего основные положения
меркантилизма в точной формулировке, в виде стройно продуманной
системы. Конечно, в общем такой взгляд вполне верен. Но обширное
сочинение Стюарта „An juquiry into the principles of political economy“
Вильям Петти (род. 26/v 1623 г. ум. 16/хп 1687 г.) для своего времени был выдаю¬
щимся экономистом, едва ли не первым основателем трудовой теории ценности; у него же
впервые встречается понятие о дифференциальной ренте, при чем упоминаются оба
основания последней. В своем „Treatise оп Taxes and Contributions“ (появилось в 1662 г.)
он дает совершенно правильный анализ ценности. В учении о разделении труда Вильям
Петти является не только предшественником Адама Смита, но и более основательным
исследователем этого вопроса. Выступив в разгар увлечения меркантилизмом противни¬
ком этой теории, Вильям Петти отстаивал принцип свободы торговли и промышленности,
отрицал значение денег, как единственного источника народного богатства. Произведения
его носят на себе заметный отпечаток влияния выдающегося деятеля времен Карла I
Джемса Гаррингтона, близкого к историческому материализму, о чем свидетельствует его
сочинение „Оцеана“, направленное против „Левиафана“ Т. Гоббса, знаменитого философа
государственного абсолютизма. Вильям Петти, писавший свои очерки на полстолетие позже
Джемса Гаррингтона, несомненно много заимствовал у последнего, единомышленником
которого он был, как это видно из того, что В. Петти был членом клуба „The Rota“,
основанного Дмемсом Гаррингтоном в 1659 г. для пропаганды и выяснения своих проектов.
Если, принимая во внимание структуру Англии во второй половине XVII столетия стано¬
вится понятным, почему, Д. Гаррингтон полагает весь центр тяжести собственности на
землю, собственности же на деньги и движимое имущество не придает решительно ника¬
кого значения, так как она, по его словам, имеет крылья, то понятно также, почему и
В. Петти прибавочная ценность представляется только в двух формах: земельной ренты
и денежной ренты, при чем последнюю он считает только производным первой и только
первую, точно так же, как позже и физиократы, считает настоящей формой прибавочной
ценности. В его сочинении „Quantulumcunque concerning meney“, появившемся в 1682 г.,
исчезают последние следы меркантильных воззрений, встречающиеся в других его
сочинениях. Ближайшими его последователями и продолжателями были Дедлей Норт и
Джон Локк.
2) Милль Джемс (1773—1836 г.) историк и экономист, отец философа и экономиста
Джона Стюарта Милля.

313 ——■
показывает, что его автор уже находился под сильным влиянием
французского физиократизма, с которым он познакомился во время
своего долголетнего пребывания во Франции. И это влияние сказы¬
вается не только в том, что Стюарт вводит в свою „систему“ некото¬
рые физиократические взгляды в виде декоративного украшения, но и
в том, что, пытаясь лигически соединить их с воззрениями английских
меркантилистов,он неоднократно приходит к новым понятиям и взглядам.
Конечно, его выводы большею частью истинно-меркантилистические. Это
объясняется отчасти тем, что ему часто не удается найти синтеза для
отличных друг от друга меркантилистических и физиократических
взглядов, но еще больше тем постулатом, из которого исходит Стюарт
в своих исследованиях, и тою целью, которую он ими преследует. Для
того, чтобы понять тенденции английской политической экономии
семнадцатого и восемнадцатого веков, необходимо принять во внима¬
ние, что ее главными представителями были не ученые, стремившиеся
своими исследованиями завоевать себе имя в науке, но купцы или
чиновники, состоявшие на государственной службе по торговой, тамо¬
женной, колониальной и финансовой части; им казалось аксиомою, что
Англия, благодаря своему географическому положению, природе и
историческому развитию, больше всех других стран предназначена
сделаться государством промышленным и торговым. В своих исследо¬
ваниях они хотели прежде всего указать путь к этой цели мощно
развивающейся английской торговой буржуазии. Уже в Петти мы нахо¬
дим ярко выраженными черты этой торговой политики. Если не по
своей профессии, то по своему характеру Петти был английским круп¬
ным купцом; в качестве личного секретаря Генри Кромвеля (сына
знаменитого Оливера Кромвеля), он заведывал, главным образом, его
финансовыми делами, особенно со времени назначения Кромвеля пра¬
вителем Ирландии. Д’Эвенэнт был финансистом и генеральным инспек¬
тором английской внешней торговли; Дэдлей Норс был сперва крупным
купцом, а потом генеральным таможенным комиссаром и управляющим
английскими государственными имениями; Ричард Кантильон — купцом,
а впоследствии банкиром, и даже Джон Локк написал свои политико-
экономические сочинения в качестве чиновника английского министер¬
ства колоний.
Этим характером английского меркантилизма объясняется также его
глубокое понимание теории трудовой стоимости и вопросов между¬
народного торгового оборота. В известном смысле он является лишь
теоретическим выражением наступившего в результате великой
английской революции семнадцатого века перехода власти от англий¬
ского феодализма к городской торговой и промышленной буржуазии,—
в результате победы представленного этою буржуазией населения
торговых городов, особенно Лондона, над режимом Стюартов, который
опирался на „кавалеров“ и на феодально-католическое духовенство.
И его теоретические определения, это — не пустая игра в формулы, но
политическое оружие в борьбе против феодального землевладения и
его архаического, взгляда на государство,— оружие, заостренное созна¬
нием классовых противоречий. Джемс Стюарт, хотя и был шотландским
лендлордом, но тоже считал, что’Англии предназначено стать торговым
государством и его сочинение имеет своею специальною задачею дать
Англии научную путеводную нить в ее экономической политике: об этом
свидетельствует уже подзаголовок его сочинения „Essay on the Science
of domestic policy in free nations“—такою „свободною“ нациею была
для него именно Англия. Но с этой точке зрения Стюарт, разумеется,
считал многие воззрения французских физиократов, как исходящие из
— 314 55«5"5"""""“""""^^
иных экономических отношений, неподходящими для торговых задач
Англии и незаслуживающими внимания. С другой стороны, Стюарт
хочет извлечь практические релультаты для английской экономической
политики. Поэтому, он часто прерывает свои теоретические рассужде¬
ния, как только ему кажется, что он достиг таких результатов. Его не
привлекают изыскания ради изысканий.
Несмотря на эту бесспорную незаконченность и односторонность,
у Стюарта все же встречаются прямо гениальные взгляды на тогдашний
хозяйственный строй. Значение этих взглядов Маркс положительно
недооценивает. Так, например, Маркс пишет:
„Стюарт не разделяет той иллюзии, согласно которой прибавочная
стоимость, получаемая отдельным капиталистом, благодаря продаже
товара выше его стоимости, создает новое богатство. Он отличает
положительную прибыль от относительной.
„Положительная прибыль ни для кого не означает потери,
она создается увеличением труда, промышленности или умения и вызы¬
вает увеличение или возрастание общественного благосостояния (public
good)... Относительная прибыль означает потерю для тех или
других лиц; она выражает колебание весов богатства между участни¬
ками (а Vibration of the balance of wealth between parties), но ни дает
никакого прироста к общественному достоянию (stock)... Не трудно
понять смешанную (the compound) прибыль; это род прибыли, частью
относительной, частью положительной... Оба вида могут являться
нераздельно в одном и том же предприятии“ (Principles of Political
Economy. The Works of Sir [ames Steuart 'etc. Ed. by General Sir lames
Steuart, his son etc., в шести томах, Лондон, 1805 г. I, стр. 275, 276.
„Положительная прибыль создается „увеличением труда,
промышленности или умения“. Стюарт не старается объяснить себе,
каким образом она создается этим увеличением. То добавочное заме¬
чание, что увеличение и подъем „общественного благосостояния“ есть
результат этой прибыли, доказывает, повидимому, что Стюарт понимал
под этим только возрастание массы потребительных стоимостей, созда¬
ваемых вследствие развития производительных сил труда, и что он
считал эту положительную прибыль совершенно независимой от при¬
были капиталистов, которая всегда предполагает увеличение меновой
стоимости 9-
Это определение „положительной прибыли“ показывает, что Маркс
не вполне усвоил воззрения Стюарта на прибавочную стоимость.
Стюарт, имея в виду первобытную обработку земли, исходит из основ¬
ного положения, что повышающим культуру может называться только
такой труд, который приносит прибавочный доход, то-есть создает
большее количество потребительных стоимостей, чем затрачено при
производстве на содержание земледельцев и на возмещение изношен¬
ных орудий труда. Если труд не приносит этого прибавочного дохода,
если доход производства покрывает только количество затраченных
при производстве потребительных стоимостей, то население не может
увеличиваться и производство не может расширяться, за отсутствием
необходимого для этого фонда. Поэтому, как заявляет Стюарт (I книга,
XX глава), „продукт земледелия“ должен быть оцениваем не только
„с точки зрения его количества, но и с точки зрения затраченного при
его производстве труда“, отсюда он далее заключает, что наиболее
выгодным является тот способ обработки земли, который доставляет
9 Цитировано по русскому изданию: К. Маркс. „Теории прибавочной стоимости“.
Перевод под редакц. Г. В. Плеханова. Вып. I. СПБ. 1906 г., стр. 32 — 33. В дальнейшем
цитируем по тому же изданию.

315 ——
наибольший продукт в сравнении с затраченным при его производстве
трудом.
Но откуда получается этот прибавочный продукт? По мнению
Стюарта, от того, что рабочий работает дольше, чем это необходимо
для производства средств его содержания, что он выполняет приба¬
вочный труд, „дополнительный труд“, как называет его
Стюарт. На низших ступенях земледелия излишек производства
ничтожный, но он возрастает по мере увеличения ловкости рабочих и
целесообразности орудий труда — по мере увеличения общей произво¬
дительности. Поскольку этот прибавочный доход немедленно потре¬
бляется индивидуально самим рабочим, он не приносит никакой прибыли;
но прибыль доставляется тою его частью, которая в какой бы то ни
было форме превращается к капитал, или, как выражается Стюарт в
истинно-меркантилистическом духе, в деньги, и благодаря этому увели¬
чивает количество „Общественных благ“.
Дальше этого Стюарт не идет, и, быть может, эта незавершенность
его гениальных зачаточных идей привела к тому, что Маркс недооце¬
нил их значения. Стюарт нигде не делает того вывода, что если рабо¬
чий выполняет прибавочный труд, то прибавочный продукт представ¬
ляет, собственно говоря, прибавочный труд. Напротив того, он пони¬
мает „прибавочный доход“ (Surplus) в наивно-физиократическом духе,
как продукт, который, хотя и извлечен трудом, но происходит от
„плодородия земли“, еще более чужд ему вывод, что „дополнительный
труд“ есть труд неоплаченный. С точки зрения наших теперешних,
более глубоких взглядов, при чтении его книги нам часто кажется,
что, начиная с известного пункта, он в своих доводах теряет свою
обычную последовательность; но тем не менее его выводы показы¬
вают, что Маркс не оценил по достоинству значение стюартовской
„положительной прибыли“, полагая, что под нею Стюарт понимает
лишь „большую массу потребительных стоимостей“, возрастающую
благодаря повышению производительности. На самом же деле Стюарт
понимает под нею полученный в производстве прибавочный доход,
который, в качестве излишка дохода производства над издержками
производства, частью опять находит себе применение в процессе обще¬
ственного производства и 'расширяет его.
Ha-ряду с „положительною“ (реальною) прибылью, получаемою в
производстве, существует еще, по мнению Стюарта, „относительная“
прибыль, получаемая в торговле, „прибыль от отчуждения“ (profit ироп
alienation), которая происходит от того, что в торговом обороте товары
„отчуждаются“ выше своей стоимости. Эта прибыль не имеет поло¬
жительного характера, она имеет свой источник не в возрастании
стоимости товаров, но в обсчете покупателя. То, что один выигрывает,
другой должен переплатить. При этом общее достояние страны может
измениться только в том случае, если эта прибыль получается не на
внутреннем рынке, но в торговле с за-границею.
„Относительная прибыль,—говорит Стюарт (книга II, глава VIII),—
означает потерю для кого-то, она показывает колебание весов богатства
между различными участниками, но ничего не прибавляет к нацио¬
нальному капиталу. В соответствии с этим относительная потеря одно¬
временно показывает, что кто-то другой получил прибыль; она также
означает колебание весов, не уменьшающее массы общего достояния“.
Эта неправильная оценка характера стюартовской „прибыли“ при¬
водит Маркса к другому неправильному представлению.
„Прибыль, т.-е. прибавочная стоимость,— говорит Маркс,— относи¬
тельна и сводится к колебанию весов богатства между участниками.

— 316
Стюрт сам отклоняет ту мысль, что таким путем можно объяснить
прибавочную стоимость. Как ни мало затрагивается природа и проис¬
хождение прибавочной стоимости его теорией „о колебании весов богат¬
ства между участниками“, эта теория сохраняет важное значение при
изучении распределения прибавочной стоимости между различными
классами по различным рубрикам: прибыли, процента, ренты.
„Что Стюарт сводит всю прибыль отдельных капиталистов к этой
„относительной прибыли“, к прибыли, получаемой от отчуждения, видно
из следующего:
„Реальная стоимость товара (manufacture),— говорит он,— опреде¬
ляется тем количеством его, которое в среднем, может произвести
рабочий данной страны в течение одного дня, недели, месяца и т. д.
„Во-вторых, она определяется стоимостью средств существования и
издержками, делаемыми как для удовлетворения личных потребностей
рабочего, так и для приобретения им необходимых для его ремесла
инструментов; все это опять надо брать в среднем.
„В-третьих, стоимостью сырого материала (стр. 244, 245). Если эти
три статьи известны, тогда цена продукта дана. Она не может быть
менее суммы этих трех статей, т.-е. менее реальной стоимости. Что
превышает эту сумму, то составляет прибыль промышленников (manu-
facturer). Она всегда будет находиться в зависимости от спроса и из¬
меняться, смотря по обстоятельствам“х).
В действительности это определение „реальной“ стоимости в зави¬
симости от заработной платы и сырого материала не является как
думает Маркс, сумбурным, но, принимая во внимание тогдашнее
состояние экономической науки, оно может быть названо почти гениаль¬
ным. В относящейся сюда главе, озаглавленной: „Каким образом цена
определяется торговлею?“ Стюарт хочет показать, из каких составных
элементов стоимости складывается „цена“, регулируемая спросом и
предложением. Ход его мыслей таков. Прежде всего необходимо при¬
нять во внимание содержание рабочего и использованные им орудия
труда, а равно цену употребленных сырых материалов, точнее выра¬
жаясь: возмещение израсходованного переменного и постоянного капи¬
тала. Но этим составные элементы стоимости еще еще не исчерпаны;
сюда еще присоединяется стоимость прибавочного труда, которую
рабочий прибавляет к продукту сверх стоимости полученных им средств
содержания. Как определить эту прибавку к стоимости? Стюарт дает
следующее тяжеловесное определение: „По отношению к товарам,
предназначенным для продажи, прежде всего необходимо узнать, в
каком количестве может изготовить его один рабочий в один день,
одну неделю или один месяц, в зависимости от качества продукта,
который может потребовать для своего изготовления больше или
меньше времени. При этом необходимо найти среднее количество,
которое обыкновенно производит рабочий данной страны, не будучи
ни луышим, ни худшим представителем своей профессии и работая
в местности, не отличающейся ни особенно благоприятными, ни осо¬
бенно неблагоприятными местными условиями“.
Итак, на-ряду с заработною платою, стоимостью сырых материалов
и использованием орудий труда, Стюарт хочет еще принять во внима¬
ние степень средней производительности труда, его продуктивности.
Конечно, это определение наивно и ошибочно! но оно коренится в
правильном взгляде, что „реальная“ стоимость (меновая стоимость)
товара включает в себе не только возмещение издержек производства,
х) Указан, сочин. стр. 33 — 34.

317
но что к последним в производстве еще прибавляется дальнейший
прирост стоимости (прибавочная стоимость). Если товар продается
ниже суммы этих составных элементов стоимости, то, по словам Стюарта,
его цена ниже его стоимости; если он продается дороже этой суммы,
его цена выше стоимости, и фабрикант, продавая по такой цене, полу¬
чает еще особую „прибыль от отчуждения“ (profit upon alienation).
Итак, „реальная“ стоимость товара включает в себе „добавочную“
стоимость, получаемую в производстве, но не прибыль, получаемую
при отчуждении, как об этом говорит Стюарт в начале соответствую¬
щей главы: „В цене товаров я нахожу две совершенно различные,
фактически существующие вещи: это — реальная стоимость предмета
и прибыль от отчуждения“.
Если и в этом пункте Маркс, быть может, недооценил теоретиче¬
ские заслуги Стюарта, то, с другой стороны, он не был бы Марксом,
основоположником материалистического понимания истории, если бы
он не заметил и не оценил по достоинству исторических взглядов
Стюарта на процесс возникновения капитала и на буржуазный харак¬
тер товарного производства в Англии восемнадцатого века. Уже в своей
книге. „К критике политической экономии“ Маркс констатирует этот
прогресс Стюарта по сравнению с его предшественниками ]).
2. Характер физиократизма.
Изложение Маркса становится поистине блестящим лишь в его
характеристике физиократизма2) по сжатости и точности изложения
х) Стюарт, замечает Маркс, „отличается от своих предшественников и последовате¬
лей тем, что он строго отделяет специфически общественный труд, который проявляется
в меновой ценности, от реального труда, производящего потребительные ценности. Труд,
говорит он, который чрез свое отчуждение (alienation) производит всеобщий эквивалент
(universal equivalent), я называю промышленностью (industry). Труд в этом смысле
он отличает не только от реального, но вместе с тем и от других общественных форм
труда. Этот труд является для него буржуазной формой, в отличие от античных и средне¬
вековых форм... Стюарт, разумеется, прекрасно знал, что продукт принимал форму товара,
а товар — форму денег и в эпохи, предшествовавшие буржуазной, но он блистательно
доказывает, что товар, как элементарная, основная форма богатства и отчуждения его, как
господствующая форма присвоения, принадлежит только буржуазной эпохе производства;
следовательно, характер труда, создающего меновую ценность, специфически буржу¬
азный“ (Карл Маркс „Критика некоторых полож. пол. экон.“ стр. 41—42, изд. 2).
2) Первую научную политико-экономическую школу создали физиократы, так как
меркантилизм, хотя и предшествовал физиократизму, однако представлял собою скорее
систему экономической политики, чем политико-экономическую теорию, скорее школу
государственного принципа, чем школу политико-экономическую. Меркантилизм был
только приложением государственности к экономической жизни нации. „Физиократиче¬
ская школа,—говорит К. Маркс,—была первой систематической концепцией капиталисти¬
ческого производства“. „Анализ капитала,—замечает он в другом месте,—в пределах бур¬
жуазного кругозора, в существенных чертах принадлежит физиократам. В силу этой
заслуги их можно признать настоящими отцами современной экономии“. Возникла эта
школа в последней четверти XVIII ст., как реакция против кольбертизма, этого наиболее
яркого и последовательного проведения принципов меркантилизма. Как и вообще все
общественные доктрины Франции XVIII века, она всецело вытекала из критики современ¬
ных ей хозяйственных порядков и существовавшего в ее время строя социальных отно¬
шений. Физиократы, подобно тому, как и их предшественники меркантилисты, на смену
которым они явились, были не только теоретиками, но и политическими деятелями. Им
при развитии своей системы пришлось иметь дело с критикой системы Кольбера, а также
и с шумихой Джона Ло. Меркантилизм и связанные с ним покровительство и строгая
регламентация обрабатывающей промышленности и внешней торговли, пренебрежение
к интересам земледелия, сосредотачивая капиталы и труд в городских производствах,
обезлюживали села и повергали в оцепенение всю Францию. „Французский народ того
времени,—пишет Тэн („L'Ancien Regime“),—подобен человеку, шествующему по подбо¬
родок в воде; досточно малейшей неровности дна, ничтожнейшей струйки, и он теряет
равновесие, падает и захлебывается“. „Печальная развязка системы Ло,—говорит Ад.
Бланки („История политической экономии в Европе“),— повергла всю Францию

— 318	—■
этот отдел далеко превосходит все известные монографии о физиок-
ратизме и о том положении, которое он занимает в развитии экономи¬
ческих учений. Маркс не дает общей картины физиократических теорий;
он ограничивается эскизом их важнейших основных положений и вы¬
водов, сделанных из них. Но как гениальный художник часто немно¬
гими штрихами изображает характерные особенности данной личности
более наглядно, чем другой художник законченным портретом, так и
Маркс в своем эскизе представляет самым наглядным образом строй
идей, харектерный для физиократических воззрений. Основные взгляды,
образующие фундамент научного здания физиократизма, выступают
рельефно и ярко. Маркс имеет великое преимущество перед всеми
буржуазными экономистами, занимавшимися критикой физиократизма,—
преимущество, которое дает ему возможность стать на более высокую
точку зрения и тем открывает ему более обширную перспективу для
оценки физиократической системы: это — его историческое понимание,
в настоящее оцепенение. Никто не знал отныне, каким принципам можно было довериться
после такого неимоверно быстрого возникновения и исчезновения стольких богатств.
Одни оплакивали падение фабрик, с такой заботливостью призванных к жизни Кольбе¬
ром; другие переносились на сто лет назад и напоминали патриархальные принципы
Сюлли, что земледелие и скотоводство суть сосцы государства („labourage et päturage
sont deux mamelles, dont la France est alimentee“... К. Ч.-К.). От всех промышленных
ценностей, выросших в тепличной атмосфере системы (Ло), остались одни лишь разва¬
лины, одно лишь разорение и банкротство. В этом всеобщем крушении уцелела только
земельная собственность. Положение ее даже улучшилось от перемены владельцев и от
раздробления, быть может, впервые со времен феодализма... Земельная собственность
впервые поднялась из того состояния оцепенения, в котором ее так. долго держала
феодальная система. Это создало настоящее вырождение земледелия... Она (земля) вышла
из режима мертвой руки в режим обращения... Люди, разочаровавшись в спекуляциях,
обратились к обработке земли... Казалось, что каждый пожелал отдохнуть в тени своего
сада от треволнений и биржевой горячки“. Таковы непосредственные исторические
условия, способствовавшие как образованию самого учения физиократов, так и тому,
что оно стало экономическим credo широких слоев общества. Финансовый крах госу¬
дарства, обнищание, непомерная тяжесть налогов и неравномерность в обложении ими,
запустение полей, угнетенность национальной промышленности и т. д., все эти плоды
крайнего меркантилизма не могли не вызвать самых горячих и настойчивых протестов
(см. наказы 1789 г.). Они же и подготовили почву для восприятия идей физиократов.
Основателем школы физиократов является Франсуа Кенэч Francois Quesnay (1695 —
1774 г.). В его трудах (статьи, помещенные в 1756 г. под рубриками „Fermi'ers“ и „Crains“
в „Энциклопедии“ Дидро, „Tableaux economiques“ 1758 г. „L'orqre naturel et essentiel des
societes politiques 1767 г.) и трудах его современника и единомышленника Гурнэ (1712 —
1759 г.), автора известной формулы: „laissez faire, laissez passer“, физиократическое
учение получило систематическую форму. Наиболее видными представителями этой школы
были: Виктор Мирабо (1715- -1789 г.), отец знаменитого оратора и политического деятеля
графа Мирабо; Дюпон дс-Иемур (1739 1817 г.), назвавший школу школой физиократов,
Мерсье де-ла-Ривьер (1720 -1794 г.), Тюрго (1727—1781 г.), у которого мы находим
учение физиократов и его наиболее развитой форме.
Государству, возведенному меркантилистами в принцип, физиократы, разделявшие
принципы господствовавшей тогда во Франции рационалистической философии, противо¬
поставили личность. Они впервые провозгласили принцип, согласно которому в хозяй¬
ственной жизни общества царит известный естественный порядок. Этот порядок является
неизменным и таким же естественным и независящим от времени и пространства, как и
порядок, господствующий в физической природе. Исходя из этого принципа, из принципа
естественного закона, физиократы учили, что все зло является результатом того, что
люди препятствуют свободе действия этого закона, искажают порядок природы,
искажают естественный закон. Предоставление полной свободы действию естест¬
венного закона, по их убежданию, одно только способно осуществить общее благо.
Стоит только дать свободу каждому прилагать свой труд, как этого требует
его разумно понятый интерес, каждый, осуществляя свои цели, тем самым будет осу¬
ществлять цели общества, так как, говорили они, интересы индивидуума и общества
сходны. В связи с этим находятся требования уничтожения старых узаконений и учреж¬
дений, задерживающих беспрепятственное проявление естественного порядка, и требо¬
вание невмешательства государственной власти в экономические отношения. На своем
знамени физиократы написали: „laissez faire, laissez passer“. Эта вера в господство
которое показывает ему развитие физиократического учения не только
в связи с особым ходом развития французской хозяйственной жизни
восемнадцатого века, но вместе с тем открывает ему, что идейные
концейции теоретиков-физиократов, несмотря на сделанные из них
полуфеодальные выводы, уже заключают в себе основные элементы
английской классической политической экономии. Каким карликом, на¬
пример, кажется рядом с Марксом профессор Август Онкен, светило
бернских экономистов, оффициально' признанный цеховою наукою спе¬
циалистом по части физиократической теории. В утомительном, выму¬
ченном труде, который в такой же мере отличается от гениальных
эскизов Маркса, как педантически выписанная, шаблонная жанровая
картинка от гениальных уверенных взмахор кисти Рембрандта, он
усердно пересказывает идейные формулы физиократов и, нанизывая их
подряд, называет эту работу очерками по „истории физиократии“.
У него отсутствует какая бы то ни было историческая перспектива,
какой бы то ни было исторический масштаб, и в поисках за мудрыми
истинами физиократизма он так затерялся в его лабиринте, что, как
в хозяйственной жизни естественного, независимого закона и как результат этой веры, тре¬
бование невмешательства государства в хозяйственную жизнь объясняются не только
реакцией против стеснительной и вредной регламентации (меркантилизма), но и тем,что
это как нельзя более соответствовало интересам крупной промышленности. „Большой
заслугой их (физиократов)“, говорит Маркс, „было то, что они рассматривали эти формы
(буржуазные), как физиологические формы общества, как формы, вытекающие из есте¬
ственной необходимости самого производства, независимо от воли, политики и т. д. Это-
материальные законы. Ошибка физиократов заключалась только в том, что они прини¬
мали материальный закон определенной исторической ступени общества за абстрактный
закон, одинаково господствующий над всеми общественными формами“. Для них бур¬
жуазные формы производства неизбежно представлялись естественными, вечными и
разумными, точно так же, как и для французских просветителей XVII ст. царство бур¬
жуазии — царством разума, буржуазная справедливость — вечной справедливостью, есте¬
ственное равенство — равенством перед буржуазным законом.
В противоположность меркантилистам, которые видели источник народного богатства
в деньгах и средство для привлечения их в страну — преимущественно в обрабатываю¬
щей промышленности, по мнению физиократов, только земледелие служит источником
народного богатства. Промышленность, утверждали физиократы, только изменяет форму
богатства, не увеличивая его. „Agriculture est la source de toutes les richesses“ (Fr. Quesnay).
„La terre est Funique source des richesses“ (Fr. Quesnay). Сельское хозяйство физиократы
противопоставляли торговле и обрабатывающей промышленности, как единственное за¬
нятие, дающее излишек дохода над издержками производства, а потому и единственно
производительное. Поэтому, занимающихся торговлей и обрабатывающей промышлен¬
ностью они называют „classe sterile“ в противоположность занимающимся земледелием
„classe productive“. Земледелие, по их мнению, является единственным создателем „produit
net“ И в этом, замечает Маркс, их громадная услуга они перенесли исследование
происхождения прибавочной ценности (в данном случае, „produit net“) из сферы обра¬
щения в сферу непосредственного производства, и этим положили основание анализу
капиталистического производства. В противоположность меркантилизму, действительно
отрицающему образование абсолютной прибавочной ценности и признающему только
относительную прибавочную ценность—что выигрывает один, теряет другой (profit upon
alienation, oscillation, или Vibration, of the balance of wealth between different parties),
физиократия стремится выяснить абсолютную прибавочную ценность (produit net). „Они
(физиократы) совершенно правильно,—замечает Маркс,—выставили положение, что только
тот труд производителен, который создает прибавочную ценность, т.-е. в про¬
дукте которого заключается высшая ценность по сравнению с суммой ценностей, потреб¬
ленных во время производства этого продукта“. Но так как они не свели еще ценности
вообще к ее простой субстанции: количеству труда или к рабочему времени, то их при-,
бавочная ценность выступает в конкретной форме, их produit net выступает в форме
продукта земледелия, прибавочная ценность, согласно их учению, получается благодаря
производительности особого конкретного вида труда земледелия, а ^та особая произво¬
дительность существует благодаря самой природе. „Их ошибка,--замечает Маркс, -про¬
исходила от того, что они смешивали увеличение материи, которое, благодаря естествен¬
ному произрастанию и размножению, отличает земледелие и скотоводство от мануфак¬
туры, с увеличением меновой ценности. В основе их учения лежала потребительская
ценность. А сводя потребительную ценность всех товаров к универсальному, как говорят
320
известно, несколько лет тому назад пытался обосновать требования
аграриев о хлебных пошлинах для современной Германии, ссылаясь на
идеи И.Чайльда и Томаса Мэна о влиянии английской внешней тор¬
говли на земледелие и на писания Кенэ в защиту высоких цен на
хлеб.
По мнению Маркса, основное различие между воззрениями физио¬
кратизма и меркантилизма заключается^ том, что первый переносит
исследование о происхождении прибавочной стоимости из области
обращения в область непосредственного производства:
„Согласно меркантильной системе, существует только относитель¬
ная прибавочная стоимость; что выигрывает один, то теряет другой;
profit upon alienation, oscillation или Vibration of the balance of wealth
between different parties. Следовательно, для капитала, взятого во всей
его совокупности, внутри данной страны не создается никакой при¬
бавочной стоимости. Она может возникать только в сношениях одной
нации с другими. При этом излишек, который одна нация реализует
для себя из сношений с другими, выражается в деньгах (торговый
схоластики физиократы нашли его в материи (Naturstoff), увеличение которой в данной
ее форме имеет место только в земледелии“. Помимо этого основания, а именно, что в
земледельческом труде с материальной осязательностью сказывается созидание приба¬
вочной ценности, Маркс указывает еще четыре мотива, оправдывающие указанное их
воззрение: „Во-первых, в земледелии поземельная рента является третьим элементом,
такой формой прибавочной ценности, которой нет или почти нет в промышленности. Она
была прибавочной ценностью сверх прибавочной ценности (прибыли), т.-е. самой обяза-
тельнрй и самой редкой формой прибавочной ценности, прибавочной ценностью во вто¬
рой степени“. Т.-е. и качественно, и количественно была слишком заметной для того,
чтобы не бросаться в глаза. „Во-вторых... ясно, что масса рабочих, занятых в индустрии
и т. п. и оторванных от земледелия... определяется массой продуктов земледелия, кото¬
рую земледельческие рабочие производят сверх собственного потребления... Так как зем¬
ледельческий труд образует, таким образом, естественную основу не только для приба¬
вочного труда в своей собственной сфере, но и для самостоятельного существования
всех других отраслей труда, а, следовательно, и для создаваемой в них прибавочной
ценности, то ясно, что он должен быть рассматриваем, как творец прибавочной ценности,
пока субстанцией ценности считают вообще определенный, конкретный труд, а не абстракт¬
ный труд и не его меру — рабочее время“. „В-третьих, всякая прибавочная цейность, не
только относительная, но и абсолютная основывается на данной производительности
труда... Возможность возникновения прибавочного труда и прибавочной ценности про¬
истекает из данной производительной силы труда, именно из такой производительной
силы, которая делает рабочую силу способной производить большую ценность, чем ее
собственная, т.-е. более, чем необходимо для покрытия потребностей, указываемых ее
жизненным процессом. Эта ступень производительности, служащая исходным пунктом,
предпосылкой рассуждения о прибавочной ценности, имеется прежде всего... в земле¬
дельческом труде и, следовательно, представляется, как дар природы, как произво¬
дительная сила природы. Здесь, в земледелии, само собою дано сотрудничество
сил природы, повышение человеческой рабочей силы путем применения эксплоатации
действующих автоматически сил природы. В промышленности это пользование силами
природы в крупных размерах появляется только с развитием крупной индустрии. Опре¬
деленная ступень развития земледелия, в своей ли, или в чужих странах, служит основой
развития капитала“... „В-четвертых, так как заслугой и специфической чертой физиокра¬
тов является то, что они выводят ценность и прибавочную ценность не из обращения, а
из производства, то в противоположность монетной и меркантильной системам они по
необходимости начинают с той отрасли производства, которая вообще обособлена, кото¬
рая может быть рассматриваема независимо от обращения и обмена и предполагает не
обмен между человеком и человеком, а только обмен между человеком и природою“.
Вот почему земледельческий труд представляется физиократам единственным производи¬
тельным трудом, а земельная рента единственной формой прибавочной ценности. Вот
почему земельная рента представлялась им всеобщей формой прибавочной ценности.
Резко отличаясь от меркантилистов в отрезвлении сферы созидания прибавочной цен¬
ности, физиократы сходились с ними в отождествлении одной из форм прибавочной цен¬
ности со всеобщей формой ее, но и в этом отождествлении они сделали громадный шаг
вперед по сравнению с меркантилистами. В своем заблуждении, обусловленном незрелым
способом производства, они стоят выше меркантилистов, так как исходят уже не из
допотопных форм капитала, а форм современных.

— 321 —
баланс), потому что именно деньги представляют непосредственную и
самостоятельную форму меновой стоимости. В противоположность
этому — так как меркантильная система в самом деле отрицает созда¬
ние обсолютной прибавочной стоимости — физиократия желает объ¬
яснить ее: produit net. А так как прибавочный продукт приковывал ее
внимание к потребительной стоимости, то единственным создателем
его являлось в ее глазах земледелие... Следовательно, сущность капи¬
талистического производства состояла, по мнению физиократов, в про¬
изводстве прибавочной стоимости. Они старались объяснить это
явление. И в этом и состояла задача науки после того, как они
отвергли прибыль, происходящую, по учению меркантилистов, из
отчуждения (profit d’expropriation)“ х).
Действительно, прогресс физиократизма состоит в этом изменении
точки зрения, в перемещении исследования в область производства.
Конечно, уже у вышеупомянутых английских меркантилистов мы отча¬
сти находим тот взгляд, что на-ряду с получаемою в торговле отно¬
сительною прибылью, в земледелии имеется прибыль или „прибавоч¬
ный доход (Surplus), заключающийся в излишке дохода производства
над израсходованными в производстве потребительными стоимостями.
Мы уже видели выше, как далеко ушел в этом отношении Джемс
Стюарт по сравнению со взглядами первых меркантилистов, но даже
у Петти мы встречаем уже взгляд, что труд, применяемый в земледе¬
лии, создает прибавочный доход (Surplus), и там, где земледелец не
является одновременно собственником земли, этот доход достается
последнему в виде земельной ренты. Петти же выставляет положение,
которое звучит совсем в физиократическом духе: „Труд — отец и актив¬
ный производитель богатства, а земля — его мать“.’
Однако, все подобные воззрения остаются еще в зачаточном состо¬
янии. Они не ведут к более подробному исследованию прибавочного
дохода, получаемого в земледелии, или прибыли. И не потому, что
английские экономисты доклассического периода не обладали необхо¬
димою проницательностью, а потому, что экономическое развитие
Англии направляло их исследования на другой путь. Со времени Кром¬
веля, а особенно со времени восшествия на престол Вильгельма Оран¬
ского, Англия выросла в первое торговое государство в мире. Прежнее
могущественное положение Испании и Голландии, как торговых госу¬
дарств, было уничтожено, морское могущество Франции было слом¬
лено. Английский флаг господствовал на морях. Внешняя торговля
Англии, ее мануфактурная промышленность, ее колония выросли
в громадных размерах. Со всех концов света стекались сокровища
в английские гавани и оттуда находили свой дальнейший путь в страны
континента. Какую большую прибыль доставляли эти торговые и коло¬
ниальные предприятия, ясно доказывается беспрестанным ростом числа
тех лиц, которые участвовали в этих предприятиях и достигали гро¬
мадных богатств. Вскоре эти явные успехи нашли свое выражение
в догме, согласно которой Англии, благодаря ее географическому поло¬
жению, предназначено стать мировым торговым государством; перед
лицом таких успехов необходимо должно было казаться абсурдным
учение о том, что торговля и расцветающая промышленность имеют
лишь второстепенное значение для роста национального богатства.
Для английских экономистов — тем более, что как уже было указано,
они в качестве купцов, банкиров или английских чиновников по тор¬
говой и колониальной части были прямо заинтересованы в торговом
т) Указан, сочин., стр. 46 — 47.

= 322	—
преуспеянии Англии главная задача заключалась, скорее, в исследо¬
вании вопроса: на каких основах должна вестись английская торговля,
дабы она еще больше споспешествовала росту богатства страны?
В этом направлении ведут они свои исследования, и в высшей сте¬
пени интересно проследить, как английские экономисты, под влиянием
этого господствовавшего в тогдашней Англии взгляда, приходили
к другим выводам, чем французские физиократы, даже там, где они
исходили из одинаковых с ними основных положений. Например, из
того взгляда, что только одно земледелие доставляет излишек произ¬
водства, французский физиократизм делает вывод, что торговля и про¬
мышленность „бесплодны“; напротив, Джемс Стюарт ставит вопрос,
что произойдет с прибавочным продуктом сельского хозяйства, если
он не будет реализован торговлею и не найдет сбыта среди промыш¬
ленного населения, и приходит к выводу, что сельское хозяйство
может расширяться и содействовать росту населения лишь в том слу¬
чае, если оно будет развиваться „в одном направлении с промышлен¬
ностью“. С точки зрения французских физиократов, средний промыш¬
ленный класс является в известной мере паразитом сельского
землевладения; по мнению же Стюарта, рост этого среднего класса —
условие для развития сельско-хозяйственного производства.
Совсем в ином положении находились внешняя торговля и промыш¬
ленность Франции в середине восемнадцатого века. И та и другая все
более теряли свое прежнее международное значение. Оттесненная
Англией на задний план, разоренная войною и плохим финансовым
управлением, обремененная громадными долгами, страна могла улуч¬
шить свое хозяйственное положение только расширением своего сель¬
ского хозяйства й повышением его доходности. Но вместе с тем
являлся вопрос: как лучше всего повысить этот доход и излишек его
над издержками производства? И этот вопрос вел далее к исследова¬
нию природы прибавочного продукта и его распределения1).
Маркс критически рассматривает, как это исследование развивается
у различных представителей физиократической системы, и после крат¬
кого очерка общего характера этой системы последовательно разби¬
рает воззрения Тюрго, Ф. Паолетти, Пьетро Верри, Т. Шмальца, графа
де-Бюа, Неккэра и друг.; он на отдельных примерах показывает, что
для старейших физиократов прибавочный продукт, так называемый
„produit net“, означал лишь излишек потребительных стоимостей; они
видели в нем не произведение прибавочного труда, то-есть продукт
неоплаченного труда, а лишь дар щедрой природы: подарок матери-
земли, который они просто отождествляли с земельною рентою, так что
промышленная прибыль и процент на капитал казались лишь различ¬
ными видами, на которые поземельная рента в процессе обращения
разделяется между землевладельцами, промышленниками и заимодав¬
цами— данью сельского хозяйства промышленности. Но Маркс, даже
в качестве экономиста, был слишком историком, чтобы ограничиться
подобным критическим разбором. Он включает в свое изложение
маленькие исторические экскурсы и показывает, как физиократическая
система, усматривая, с одной стороны, в землевладельце капиталиста,
х) „Сравнительное изучение трудов и характера Петти и Буагильбера,— говорит
Маркс („К критике политической экономии“ прим.), - независимо от луча света, который
оно бросило бы на социальное различие Англии и Франции в конце XVII и в начале
XVIII столетий, представило бы генетическое изображение национального контраста
между английской и французской политической экономией. Тот же самый контраст в
заключении повторяется у Рикардо и Сисмонди“. П. Буагильбер является предшествен¬
ником физиократов, посвятившим всю свою жизнь борьбе с кольбертизмом.

323 —
покупающего рабочую силу, с другой стороны, делает из предпола¬
гаемой бесплодности промышленного производства тот вывод, что про¬
мышленные предприятия не должны облагаться налогами и государ¬
ство не должно своим вмешательством препятствовать их взаимной
конкурренции. Таким образом физиократическая система, несмотря на
свою феодальную окраску, благоприятствует капиталистическому про¬
изводству.
„По той же причине в выводах, сделанных самими физиократами,
мнимое превознесение землевладения превращается в его экономиче¬
ское отрицание и в утверждение капиталистического производства.
Все налоги переносятся на поземельную ренту, или, иными словами:
поземельная собственность отчасти конфискуется,— мера, которую ста¬
ралось провести, несмотря на протест Редерера и других, французское
революционное законодательство и которая представляет собою окон¬
чательный вывод из современной, усовершенствованной Рикардо поли¬
тической экономии. Налоги всецело взваливаются на поземельную
ренту, так как она является единственной прибавочной стоимостью и
так как, вследствие этого, всякое обложение других форм дохода сво¬
дится, в конце-концов, к обложению поземельной собственности, но
сводится косвенным, т.-е. вредным в экономическом смысле, путем,
в ущерб производству. При таком исключительном обложении позе¬
мельной собственности бремя налогов, а следовательно, и всякое
государственное вмешательство, было отстранено от промышлен¬
ности, и таким образом она совершенно освобождалась от этого
последнего.
Так как промышленность, по мнению физиократов, ничего не соз¬
дает, а только превращает в другую форму получаемые ею от земле¬
делия стоимости; так как она не прибавляет к этим стоимостям никакой
новой стоимости, а возвращает переданные ей стоимости в виде экви¬
валента, только изменяя их форму,— то, естественно, является жела¬
тельным, чтобы этот процесс совершался без помех и обходился по
вбзможности дешевле; а это достигается только свободной конкуррен-
цией, при которой капиталистическое производство предоставляется
себе самому. Так что освобождение буржуазного общества от абсолют¬
ной монархии, воздвигнутой на развалинах феодального общества,
совершается только в интересах феодального землевладельца, превра¬
щенного в капиталиста и стремящегося только к обогащению. Капита¬
листы являются капиталистами только в интересах землевладения,
совершенно так же, как позднейшая зрелая политическая экономия
позволяет им быть капиталистами только в интересах рабочего
класса“ 9-
В последней части отдела о физиократах Маркс объясняет „эконо¬
мическую таблицу“ (Tableau economique) Кенэ. Он значительно упро¬
щает ее. Четырнадцать последовательных актов обращения, которые
Кенэ указывает в первоначальной таблице, он сводит к пяти; но зато
он, с другой стороны, дает интересное расширение таблицы: он начи¬
нает обращение не только с того акта, которым оно начинается у Кенэ
(уплатою арендатором годичной ренты землевладельцу), но, кроме того,
предполагает различные другие исходные пункты процесса обращения
и далее исследует, как в каждом случае сложится обращение для
арендатора, промышленного капиталиста и рабочего. Это исследование
является интересным дополнением к выводам Маркса о метаморфозе
товаров в первом томе „Капитала“ (I отдел, 3 глава).
т) Указан, сочин., стр. 44—45.

3. Адам Смит.
Знаменитое сочинение Адама Смита „Inquiry into the Nature and
Causes of the Wealth of Nations“, взгляды которого на стоимость и
прибавочную стоимость Маркс подробно разбирает во втором отделе
своей книги, представляет в известном смысле синтез физиократиче¬
ских воззрений на прибавочную стоимость с учением английских мер¬
кантилистов о трудовой стоимости и цене. Понимание прибавочной
стоимости или отождествляемой с нею прибыли, как „прибыли от
отчуждения“, естественно, побуждало английских меркантилистов
наблюдать процесс обмена: превращение товара в деньги и обратное
превращение торговцами их денег в товар. А наблюдение этого про¬
цесса, в свою очередь, открывало им постоянное колебание цен товаров
в торговом обороте, без изменения их качества, их потребительной
стоимости. Благодаря этому меркантилисты вскоре начали различать
два вида стоимости: рыночную стоимость, определяемую рыночными
отношениями (price, extrinsic value, contingent value, current price и
т. п.), и настоящую внутреннюю стоимость, присущую товару, как
таковому (intrinsic value, real value, natural value и т. п.).
Вначале эта „внутренняя“ „реальная“ стоимость в известном смысле
рассматривается, как потребительная стоимость, определяемая полез¬
ностью; но уже очень рано (в грубой форме, например, уже у Rice
Vaughan’a) появляется взгляд, что, хотя каждый товар должен иметь
потребительную стоимость, дабы найти на рынке покупателя, но сте¬
пень этой потребительной стоимости не имеет решающего значения
для уровня цены. Тот же Vaughan уже объявляет настоящим фактором
цены товара заработную плату обыкновенного рабочего (price ol labou-
rers). У его последователей, в частности у Петти, мерилом меновой
стоимости товаров все больше выступает, вместо заработной платы,
количество труда, измеряемое рабочим временем; однако, еще не про¬
водится вполне точное различие между этим количеством труда (не¬
обходимое рабочее время) и стоимостью труда. Напротив, мы постоянно
встречаем вновь — яснее всего у Вильяма Гарриса — стремление изме¬
рять стоимость товаров „ценою труда“ (заработною платою).
Это смешение понятий постоянно повторяется — нередко у того же
автора, который раньше определял стоимость товаров необходимым
для их производства рабочим временем, что очень просто объясняется
тогдашним уровнем развития английской промышленности. В Англии
семнадцатого и первой половины восемнадцатого века мы находим
лишь зачатки настоящего крупного машинного производства, даже
мануфактурная промышленность достигла некоторого значения лишь
в отдельных местностях; преобладало мелкое ремесленное производ¬
ство. При этой форме производства, когда производитель обыкновенно
выступает одновременно, как владелец предприятия и как рабочий,
собственник и продавец своего продукта, стоимость товаров, в самом
деле, большею частью равняется стоимости труда, реализующейся в
„цене труда“. Ремесленник, употребив десять часов на производство
товара и продавая его по его стоимости, должен получить такую
сумму денег, на которую он может, в свою очередь, купить продукт
другого десятичасового труда, выполненного при равных условиях.
Так как деньги функционируют лишь в качестве средства обмена, то
в действительности взаимно обмениваются равные количества труда,
из которых каждое лишь овеществлено в другом товаре; на продукт,
полученный в обмене, каждый из обоих мелких производителей может
опять — при условии, что продажа всегда происходит в соответствии

325
со стоимостью — купить другой товар, содержащий десять часов труда,
или же (если, например, требуемый товар не готов и еще должен
быть изготовлен ремесленником) десять часов живого, еще неовещест-
вленного труда. В последнем случае „стоимость труда“, десятичасового
труда, прямо обменивается на продукт десятичасового труда. Стои¬
мость труда и стоимость товара кажутся здесь тождественными вели¬
чинами, взаимными мерилами обмена. Коренное различие этих двух
стоимостей могло быть ясно понято лишь в эпоху капиталистического
хозяйства, когда рабочий уже не выступает в роли собственника
средств производства и созданного им продукта, когда он даже не
является продавцом последнего и когда в этой роли выступает владе¬
лец средств производства, покупающий его рабочую силу, то-есть
фабрикант. Конечно, в Англии восемнадцатого века это уже имело
место, но преобладающим все еще оставалось мелкое ремесленное
производство.
Сюда присоединяется еще одно обстоятельство. Поскольку у англий¬
ских меркантилистов можно вообще найти исторические воззрения,
они рассматривают современную им стадию хозяйства, лишь как не¬
посредственное продолжение и усложнение хозяйственного строя, не
изменившегося в своих основных чертах с самого начала зарождения
культуры. Этот взгляд приводил их к тому заключению, что для по¬
знания этих основных черт необходимо обратиться к первоначальным
простым отношениям. Особенно ярко выступает этот взгляд у Джемса
Стюарта. Как впоследствии либеральная вульгарная экономия охотно
пользовалась робинзонадами для выведения своих наивных понятий,
так Стюарт предпочитает обращаться для иллюстрации своего изло¬
жения к примитивным формам земледелия средневековой Англии или
даже библейских патриархов.
Французские физиократы, хотя отчасти были .близко знакомы с
учениями английских меркантилистов, не обратили никакого внимания
на теорию трудовой стоимости. Перемещение исследования прибавоч¬
ной стоимости из области обращения товаров в процесс производства
дало им возможность совсем иначе взглянуть на меновое обращение.
Они исходили из взгляда, что „чистый продукт“, прибавочный доход,
доставляется только сельско-хозяйственным производством, а не про¬
мышленностью и торговлею, что промышленная и торговая прибыль
представляют таким образом лишь часть поземельной ренты, которая
достается промышленным классам, не участвующим в сельско-хозяй¬
ственном производстве. С этой точки зрения им казалось совершенно
излишним искать для товаров их внутреннюю реальную стоимость, не
тождественную с рыночною ценою. Для них было достаточно знать,
что цена определяется спросом и предложением. Гораздо важнее было
для них открыть, каким образом прибавочный продукт, получаемый в
земледелии, распределяется в процессе обращения между различными
промышленными классами, и сюда именно направлялись исследования
физиократов. Этой же цели служит таблица Кенэ. Таким образом,
вопрос о том, как относится цена товара к меновой стоимости и ка¬
кими факторами определяется последняя, для физиократов в известной
мере отпадал.
Заслуга Адама Смита заключается в том, что он признает ошибкою
физиократической системы ее пренебрежение к теории стоимости, что
он объединяет теорию трудовой стоимости английского меркантилизма
с воззрениями физиократов на прибавочную стоимость и, пытаясь
логически связать оба эти элемента, применяет их к тогдашней форме
английского хозяйства, самого развитого в мире. Этим объединением
— 326	———■
объясняется также тот факт, что у Смита многократно встречаются
рядом меркантилистические и физиократические взгляды, необъеди¬
ненные и несогласованные, и что для одних и тех же экономических
явлений и отношений он предлагает определения, прямо противореча¬
щие одно другому, часто не сознавая этого противоречия. Он преодо¬
левает физиократизм гораздо больше в практическом смысле, чем в
теоретическом. Он признает, что теоретические выводы экономистов-
физиократов не согласуются с явлениями тогдашней хозяйственной
жизни Англии и, сопоставляя физиократические абстракции с факти¬
ческими отношениями, он часто правильно исправляет их и дополняет.
Но его признание недостаточности физиократического учения не на¬
столько выкристаллизовалось и выяснилось, чтобы он мог преодолеть
это учение теоретически, то-есть доказав его отдельные ложные пред¬
посылки и выводы. Он понимает, что в некоторых физиократических
выводах есть ошибка, отчасти он видит, в каком направлении лежит
ошибка; но его понимание не настолько глубоко, чтобы найти эту
ошибку, как таковую, в доказательствах физиократических теоретиков
и заменить ее другим логическим звеном.
Ярко обнаруживается эта теоретическая беспомощность Адама Смита
в его критике физиократизма (IV книга, 8 глава: „О земледелии или
о системе политической экономии, которая считает сельско-хозяйствен¬
ное производство единственным или, по крайней мере, преимуществен¬
ным источником дохода и богатства для каждой страны“)- В противовес
утверждению физиократов, что только земледельческий труд произво¬
дителен, то-есть доставляет прибавочный доход, он должен был бы
указать, что создающим стоимость является вообще человеческий труд,
совершенно независимо от того, в какой форме он применяется и в
каких продуктах находит свое выражение; далее, он должен был пока¬
зать, что прибыль промышленников происходит из того же источника
прибавочной стоимости, как и поземельная рента, ибо промышленный
рабочий также не получает в своей заработной плате полного эквива¬
лента продукта своего труда. Смит этого не делает, но прибегает к
слабому доводу, доказывая, что даже с точки зрения физиократов
ремесленники, мануфактурные рабочие и торговцы производят еже¬
годно столько же, сколько они потребляют, и таким образом, во всяком
случае, поддерживают национальное достояние на одном уровне. Но
такие лица так же мало могут быть названы непроизводительными,
как супруги, которые произвели на свет только двух детей.
„Мы не можем назвать бесплодным или непроизводительным брак,
от которого произошли лишь сын и дочь, замещающие отца и мать,
хотя этот брак не увеличивает число людей, а лишь поддерживает
его на одном уровне. Конечно, арендаторы и сельские рабочие вос¬
производят ежегодно сверх капитала, который доставляет им содержание
и занятие, еще чистый продукт, свободную ренту для землевладельца.
И как брак с тремя детьми производительнее брака с двумя детьми,
так, разумеется, труд арендаторов и сельских рабочих производитель¬
нее труда торговцев, ремесленников и мануфактурных рабочих. Но то
обстоятельство, что продукт одного класса выше продукта другого,
не делает еще другой класс бесплодным или непроизводительным“.
Трудно ярче охарактеризовать приверженность Смита к воззрениям
физиократической системы и его беспомощность против аргументации
последней, чем он сам сделал это здесь своими собственными словами.
А между тем, это тот же Смит, который в других местах определяет
прибавочную стоимость, как неоплаченный труд, как часть труда,
которую собственник средств производства, в промышленности

327 ”
и в сельском хозяйстве, присваивает себе в процессе обмена с живым
трудом. Это тот же Смит, который рассматривает поземельную ренту
и прибыль, как равноценные формы прибавочной стоимости. Но это
поразительное противоречие объясняется очень просто. Тонкие наблю¬
дения Смита над тогдашнею хозяйственною жизнью, его ярко выра¬
женный инстинкт английского буржуа ставил его выше физиократиче¬
ской системы, но он не был в состоянии критически разобрать ее и
поставить ясную теоретическую грань между собою и ею.
Маркс в своей критике резко подчеркивает эту теоретическую
зависимость основателя классической экономической школы от фран¬
цузского физиократизма, нисколько, однако, не умаляя громадного
прогрессивного значения сочинения Смита. Уже в своей изданной в 1859
году книге „К критике политической экономии“ он показывает, как
Смит в своем определении стоимости товаров смешивает необходимое
для производства товаров рабочее время со стоимостью труда: такое
отождествление, как уже упомянуто было выше, постоянно вновь всплы¬
вало в английской политической экономии восемнадцатого столетия.
В новом произведении Маркс продолжает свою прежнюю критику.
Сперва он рассматривает, при каких условиях количество труда, затра¬
ченное на производство товаров, действительно соответствует стоимости
труда. Далее он показывает, как Смит из сделанного им открытия, что
в капиталистическом товарном производстве они уже более не покры¬
вают друг друга, делает не тот вывод, что они уже не совпадают, но
тот, влекущий за собою целый ряд дальнейших ошибок, вывод, что
в капиталистическом хозяйстве рабочее время перестает быть внутрен¬
нею мерою, определяющею меновую стоимость; таким образом, опре¬
деление стоимости товаров содержащимся в них количеством труда
имеет силу, собственно говоря, только для периода докапиталистиче¬
ского хозяйства. После этого анализа смитовского понятия стоимости,
Маркс на примере шестой главы первой книги „Богатства народов“
Смита, главы о „составных частях цены товаров“, показывает, что
хотя Смит считает прибавочную стоимость неоплаченным трудом, но,
с другой стороны, не доходит до разграничения прибавочной стоимости,
как особенной категории, от отдельных форм ее проявления, каковы
поземельная рента и прибыль. Благодаря этому он, в противоречии с
своими собственными взглядами, признает капитал и земельную соб¬
ственность, на-ряду с трудом, источниками меновой стоимости и в
заключение приходит к ошибочному признанию земельной ренты и
прибыли, на-ряду с заработною платою, конститутивными элементами
цены товаров.
Излишне доказывать, что марксовская критика соответствующей
главы сочинения Смита имеет в высшей степени положительный ха¬
рактер. Маркс не ограничивается только отрицательною критикою, как
Смит по отношению к физиократическим теоретикам. Прослеживая
ошибочный ход идей Смита, стараясь доказать неправильность его
предпосылок и выводов, он одновременно развивает, в противополож¬
ность им, свои собственные взгляды. Нередко они занимают даже
больше места, чем критика. Особенно это относится к выводам Смита
о распадении цены на заработную плату, прибыль и поземельную ренту.
Противоречия, в которые впадает там Смит, дают Марксу повод в
приложении, занимающем свыше 70 страниц х), исследовать с различ¬
ных сторон вопрос об обороте и воспроизведении постоянного капи¬
тала (капитала, затраченного на средства производства) в его отношении
0 В немецком издании; в русском стр. 145— 193.

— 328	——
к переменному капиталу (капиталу, затраченному на заработную плату).
Отчасти эти рассуждения перешли во второй том „Капитала“, в пере¬
работанном, дополненном виде и в другой связи; там они занимают
несколько глав второго отдела об обороте капитала, а также девят¬
надцатую и двадцатую главы третьего отдела о воспроизводстве и
обращении общественного капитала в целом. Хотя эта часть нового
сочинения представляет в известной мере параллельное изложение
„Капитала“, но она в высшей степени интересна для тех, кто хочет
познакомиться с Марксом, как мыслителем. Если соответствующие
отделы „Капитала“ более тщательно обработаны и построены, то зато
появившаяся теперь более ранняя обработка, этого вопроса имеет пре¬
имущество более раннего происхождения и некоторой стихийной духов¬
ной мощи; а благодаря тому, что Маркс постоянно возвращается к
воззрениям tg одного, то другого из своих предшественников, изло¬
жение выигрывает в непосредственности и живости. Кроме того, рас¬
сматриваются в этом приложении гораздо подробнее, чем в „Капитале“,
отдельные стороны вопроса.: в частности различные фазы оборота
постоянного капитала, а равно отношение промышленного потребления
(потребление средств производства) к потреблению индивидуальному
(потребление средств потребления) и различное обратное влияние этих
двух видов потребления на процесс промышленного воспроизведения.
Здесь обнаруживается гораздо яснее, чем в „Капитале“, что, хотя
сам Маркс и не успел выработать собственную теорию кризисов, но
у него имеются все основные элементы такой теории и он должен был
признать, что в результате обусловленного капиталистическим разви¬
тием изменения относительных размеров промышленного и индивиду¬
ального потребления необходимо должен измениться также характер
кризисов.
4. Производительный и непроизводительный труд.
Как в большинстве своих определений, Адам Смит в определении
производительного труда и его противоположности — труда непроизво¬
дительного— также не выработал себе единообразного взгляда. В 3-ей
главе второй книги его сочинения, где он занимается специально
накоплением капитала и различием между трудом производительным
и непроизводительным, встречаются рядом два взгляда, взаимно про¬
тиворечащие друг другу. И если поискать причину этого противоречия,
то здесь также обнаруживается, что Смит не может' ни освободиться
от представлений английских меркантилистов, ни последовательно про¬
должить дальше определения физиократов в направлении, соответствую¬
щем характеру капиталистического производства.
Что такое производительный труд? Вначале первые английские
меркантилисты выводили меновую стоимость товаров из их полезности
для общества и потому видели в общей потребительной стоимости
действительную составную часть „внутренней“ стоимости, пока их
наблюдения над колебаниями цен товаров в торговом обороте не ука¬
зали им на заключающееся в товарах количество труда, как на фактор
стоимости. Поэтому на вопрос: что такое производительный труд? они
первоначально дают простой ответ производительный труд, это—такой
труд, который служит удовлетворению потребностей общества. Но
какой труд служит этой цели? По мнению меркантилистов, всякий
труд, который овеществляется в потребительных стоимостях (товарах),
находящих сбыт, и потому может быть превращен в деньги; но в осо¬
бенности прризводителен труд торговцев и моряков, которые продают
эти товары за-границу с прибылью и увеличивают национальное

329 —
богатство благодаря тому, что ввозят обратно в страну больше денег,
чем сколько стоят вывезенные товары на внутреннем рынке. Поэтому
Петти заявляет: „Крестьяне, моряки, солдаты, ремесленники и тор¬
говцы— истинные основы всякого общества“. На низшей ступени в
ряду производительных промышленных классов стоят крестьяне, выше
их ремесленники, еще выше торговцы, поскольку они действительно
служат сбыту товаров, а не являются только „какими-то спекулян¬
тами“, но выше всех стоит моряк, который доставляет товары за
границу, ибо „мануфактура доставляет больше прибыли,
чем сельское хозяйство, а торговля больше, чем ману¬
фактура“. По словам Петти, один моряк „стоит трех крестьян“; он
выполняет три функции: он перевозит товары, он защищает их от
нападений (следовательно, является солдатом) и, в-третьих, в качестве
торговца приносит деньги из за-границы в страну. „Труд моряка и
груз кораблей,— говорит Петти,— по существу одинаково являются
.предметами вывоза; излишек их над суммою ввоза приносит в страну
деньги“.
Напротив, врачи, адвокаты, чиновники и т. п. непроизводительны;
особенно это относится к духовенству, почему Петти и рекомендует
опять ввести для последнего целибат и уменьшить его доходы напо¬
ловину. Давид Юм также заявляет: „Адвокаты и врачи не создают
никакой промышленности, они приобретают свои богатства лишь за
счет других; поэтому, по мере увеличения своих собственных богатств,
они уменьшают богатства других“
Подобно тому, как это понятие производительного труда логически
вытекает из тогдашней формы хозяйства Англии и ее идеологического
отражения в меркантилизме, так из предпосылок физиократизма логи¬
чески вытекает противоположный взгляд, что производительным
является только труд, применяемый в земледелии. Если отказаться от
взгляда, что богатство страны происходит от прибыли, получаемой во
внешней торговле, если искать причину его роста только в увеличении
излишка сельско-хозяйственного производства „produit net“, то, следо¬
вательно, труд, применяемый в промышленности и торговле, хотя он,
быть может, необходим и полезен для всего процесса производства,
не может, однако, считаться фактором, умножающим национальное
богатство, то-есть производительным.
Если бы Смит последовательно перенес этот взгляд в свою эконо¬
мическую систему, он должен был бы притти к следующему выводу:
итак, согласно физиократическому учению, производительным является
один только земледельческий труд, так как только он доставляет
прибавочный доход, благодаря которому умножается общественное
богатство и создается возможность для постоянного воспроизводства
потребительных благ на расширенном базисе. Но как только доказано,
что подобный прибавочный продукт доставляется трудом, применяемым
не только в земледелии, но и в промышленности, то производительным
является также промышленный труд,— вообще, всякий труд, который
производит прибавочную стоимость и тем увеличивает общественный
капитал.
Это в высшей степени простой вывод, и, действительно, Смит
приходив к подобным заключениям, но, с другой стороны, он не может
освободиться от взгляда современных ему английских экономистов, что
производительным является всякий труд, который создает обществен¬
ные потребительные стоимости (товары), могущие быть проданными,
и тем обогащает кругообращение благ нации. Так, например, в начале
упомянутой выше главы он говорит:

— 330
„Есть вид труда, который увеличивает ценность предмета, к кото¬
рому он прилагается, и есть другой, который такого действия не
имеет. Первый вид труда, производящий ценность, может быть назван
производительным, второй — непроизводительным. Так,
труд фабричного рабочего, говоря вообще, прибавляет к ценности
перерабатываемого им материала ценность его содержания и
прибыли хозяина. Наоборот, труд прислуги не прибавляет ни к
чему никакой ценности. Хотя первый получает от своего хозяина за¬
работную плату, однако, в сущности он не стоит ему никаких расходов,
потому что стоимость его содержания воспроизводится с прибылью, в
повышенной ценности предмета, над которым трудился рабочий. Со¬
держание же прислуги не возвращается хозяину ни в каком виде.
Человек богатеет, занимая массу рабочих, и разоряется на содержание
многочисленной прислуги“ г).
Уже в первых фразах ясно обнаруживается противоречие в воззре¬
ниях Смита. Он проводит различие между трудом, прибавляющим
новую стоимость к продукту, в котором он овеществляется, создающим
прибавочную стоимость, и трудом, который этим свойством не отли¬
чается. Поэтому, его определение должно было бы гласить кратко
так: производительным является всякий труд, который производит
прибавочную стоимость, непроизводительным — всякий труд, который
не производит ее. Но вместо этого, Смит считает первый род труда
„производительным“ не потому, что он создает прибавочную стоимость,
а потому, что он вообще „создает стоимость“. Далее, он не противо¬
поставляет труд, приносящий прибыль (вернее прибавочную стоимость),
тому труду, применение которого не приносит капиталисту никакой
прибыли, но сравнивает труд промышленного рабочего с трудом при¬
слуги и находит действительное различие между их деятельностью в
том, что первый воспроизводит в стоимости произведенного им пред¬
мета свою заработную плату, а последняя не воспроизводит ее.
Здесь явно признаются „производительными“ два различных вида
труда: во-первых, труд, который приносит „мастеру“ (промышленному
капиталисту) прибыль, а во-вторых, всякий вообще труд, который
овеществляется в товаре и воспроизводит в нем свою заработную
плату. Что при этом речь идет не только о неточности выражений,
доказывает ссылка в примечании на последнюю главу четвертой книги,
где Смит в полемике с физиократами признает производительным также
тот труд, который не создает никакой прибавочной стоимости, но
лишь возмещает свои собственные издержки. Это доказывается также
словами, следующими за приведенною выше цитатою:
„Конечно, и труд этой последней (прислуги) имеет свою ценность
и заслуживает вознаграждения, как и труд первых. Но дело в том,
что труд рабочего воплощается или овеществляется в ка¬
ком-нибудь материальном предмете, в подлежащей про¬
даже вещи, которая продолжает существовать хоть некоторое время
после того, как закончен обращенный на нее труд. Это — известное
количество труда, как бы накопленное и отложенное про запас с тем,
чтобы быть использованным, если будет необходимо, при каком-нибудь
другом случае. На такой предмет или, что то же самое, на цену такого
предмета можно потом, если понадобится, привести в движение новое
количество труда, равное тому, какое первоначально было затрачено
на этот предмет. Наоборот, труд прислуги не воплощается ни
г) Цитировано по русскому переводу: А. Смит. Исследование о богатстве народов.
Перевод М. Щепкина и А. Кауфмана. СПБ. 1908 г., стр. 180.

— 331 9B8
в каком определенном предмете, ни в какой такой вещи, ко¬
торую потом можно было бы продать.
Труд некоторых наиболее почтенных классов общества, как и труд
прислуги, также не производит никакой ценности; он также не вопло¬
щается ни в каком предмете или вещи, которые могли бы быть проданы
и продолжали бы существовать после того, как закончен труд“г).
Напротив, в других местах Смит метко отмечает, что сущность
капиталистического производства состоит в создании прибавочной
стоимости или,— как выражается Смит, не отличающий прибавочной
стоимости, как отдельной категории,— прибыли. Дальше в той же главе
он подчеркивает, что промышленный капиталист применяет и считает
производительным только такой труд, который не только возмещает
ему истраченный в процессе производства капитал, но, кроме того,
приносит еще прибыль:
„Если кто-либо использует известную часть своих запасов в каче¬
стве капитала, он, конечно, рассчитывает, что она воспроиз¬
ведется с прибылью в его пользу; он поэтому затрачивает
эту часть, на содержание производительных рабочих, которым эта часть
служит доходом, выполнив- функции капитала по отношению к своему
владельцу. Если он использует какую-либо часть своих запасов для
содержания людей, не принадлежащих к числу производительных
рабочих,— эта часть тем самым устраняется из состава
капитала и поступает в состав запасов, предназначен¬
ных для непосредственного потребления владельца“2).
Маркс, сопоставляя наиболее важные выводы Смита в указанной
главе и анализируя лежащие в их основе представления, подробно
разбирает эти противоречия с историко-диалектической точки зрения.
Понятие производительного труда, встречающееся у представителей
различных более ранних экономических школ, представляется ему не
чем-то случайным, не только вопросом абстракций и определений, но
идеологическим отражением различных ступеней хозяйства: это—исто¬
рическая категория. На каждой ступени „производительным“ считается
тот труд, который наиболее соответствует условиям существования
господствующего способа хозяйства и его очевидным тенденциям.
Поэтому, воззрения Смита также в известной мере обусловлены исто¬
рически. Его определение производительного труда, как „создающего
прибавочную стоимость“, как труда, который в обмене на переменную
(затрачиваемую на заработную плату) часть промышленного капитала
не только воспроизводит эту часть, но, сверх того, доставляет капита¬
листу добавочный доход,— тесно связано с его взглядом на возникно¬
вение прибавочной стоимости. И подобно тому, как взгляд Смита на
прибавочную стоимость является в известной мере лишь распростра¬
нением физиократической концепции прибавочной стоимости на капи¬
талистическо-промышленное производство, так и в своем определении
производительного труда он лишь следует направлению, данному
физиократами, „освобождая его от ложных представлений, т.-е. разра¬
батывая его внутреннее содержание“. Маркс метко объясняет эту связь
и, прослеживая дальнейшие выводы, вытекающие из этого взгляда,
определяет производительный труд, как такой труд, который вступает
в непосредственный обмен с капиталом и вообще впервые превращает
средства производства в капитал. Напротив, непроизводительным
является труд, который обменивается не на капитал, но непосредственно
г) Там же, стр. 180.
2) Там же, стр. 182.

— 332	—
на доход, то-есть на заработную плату, предпринимательскую прибыль,
поземельную ренту и проценты с капитала. Или, другими словами:
производительным является такой труд, который поку¬
пается капиталистом на часть его капитала и приме¬
няется в производстве с целью получить прибавочную
стоимость; напротив, непроизводителен тот труд, кото¬
рый доставляет кому-нибудь услуги или потребитель¬
ные стоимости для его потребностей и оплачивается
из его доходов.
«Где труд,— говорит Маркс,— частью сам себя оплачивает, как,
например, земледельческий труд крепостного крестьянина, частью же
прямо обменивается на доход, как мануфактурный труд в городах
Азии, там не существует капитала и наемного труда в смысле буржу¬
азной политической экономии. Следовательно, определения эти взяты не
из материальной формы труда, не из природы его продукта, не из
акта труда, как конкретного труда, а из определенных общественных
форм, из трех общественных отношений производства, в которых этот
труд осуществляется г).
Но в резком противоречии с этим взглядом стоит другой взгляд,
который считает производительным всякий без различия труд, создаю¬
щий товары; ибо последний взгляд не только ингорирует производство
прабавочной стоимости, этот фундамент капиталистического хозяйства,
но считается с моментом общественной полезности или возможности
находить сбыт; так, например, Смит усматривает непроизводительность
труда прислуги в том, что он не воплощается „ни в каком определен¬
ном предмете, ни в какой вещи, которую потом можно было бы
продать“, и обыкновенно исчезает в самый момент своего действия.
Напротив, первый взгляд совершенно отвлекается от того, реали¬
зуется ли и насколько реализуется труд, создающий прибавочную
стоимость, в каких-нибудь предметах, полезных или бесполезных, легко
или с трудом находящих себе сбыт. Капиталист так же мало интере¬
суется полезностью применяемого им труда, как и потребительною
стоимостью его продукта. С его точки зрения, как и с точки зрения
капиталистического хозяйства, вопрос вообще состоит только в том,
доставляет ли труд прибавочную стоимость. Поэтому, труд какого-
нибудь клоуна, который на службе у своего антрепренера отпускает
плоские шутки и тем доставляет ему прибыль, вполне производителен,
хотя он, конечно, не воплощается ни в каких предметах, «имеющих
продолжительное существование, но „немедленно исчезает в самый
момент своего совершения“. Напротив, труд деревенского портного,
которого крестьянин приглашает на один день к себе на дом для
шитья брюк, непроизводителен, ибо этот портной не производит для
крестьянина никакой прибавочной стоимости, а лишь предмет потребле¬
ния, удовлетворяющий его потребностям.
„Для того, чтобы производить товары, труд должен быть полезным
трудом, должен производить какую-нибудь потребительную стоимость,
реализоваться в потребительной стоимости. И только этот труд, реали¬
зуемый в товарах, в потребительных стоимостях, обменивается на
капитал. Это само собою подразумевается. Однако, не этот конкретный
характер труда, не его потребительная стоимость, как таковая, не то,
что он представляет собою, например, работу кузнеца, сапожника,
прядильщика, ткача и т. д.,— не это составляет его специфическую
потребительную стоимость для капитала, не это кладет на него в системе
J) Указан, сочин., стр. 205.
333 "
капиталистического производства клеймо производительного труда. Его
специфическую потребительную стоимость для капитала создает не его
данный полезный характер, равно как и не специальные полезные
свойства продукта, в котором он овеществляется; эта стоимость
обусловливается характером этого труда, как творческого эле¬
мента по отношению к меновой стоимости,— она создается
абстрактным трудом, но не потому, что он представляет собою опре¬
деленное количество всеобщего труда, а потому, что он представляет
большее количество абстрактного труда, чем то, кото¬
рое содержится в цене труда, т.-е. в стоимости рабочей силы“1).
Поэтому, производительность или непроизводительность труда зави¬
сит н.е от его вещественного результата, а от того, доставляет ли он
прибавочную стоимость: это свойство, которое проистекает не от
содержания труда, не от его результата и полезности последнего, а от
определенной общественной формы, в которой он осуществляется. Как
говорит Маркс, в различии между производительным и непроизводи¬
тельным трудом находят свое выражение определенные исторические
общественные условия производства, почему это понятие производи¬
тельности изменяется в зависимости от различных форм хозяйства.
Но капиталистический способ производства покоится на производ¬
стве прибавочной стоимости, без которой он не может ни существовать,
ни выполнять свои общественные функции. Если бы это производство
прибавочной стоимости прекратилось, то тем самым немедленно прекра¬
тилось бы также существование всего современного хозяйственного
строя. Поэтому, при теперешней системе хозяйства производительным
может считаться только такой труд, который делает возможным даль¬
нейшее существование и развитие этой системы.
В особом приложении Маркс в блестящей форме развивает дальше
эти свои взгляды, излагая более подробно условия производительности
капитала и различные формы обмена труда на капитал и доход.
Но если понятие производительного труда определяется характером
данной формы производства, то нелепо отвлекаться от этого харак¬
тера и вместо вопроса о том, что такое производительный труд с точки
зрения капитала, с точки зрения теперешней системы хозяйства, под¬
ставлять вопрос о том, что такое вообще производительный труд (т.-е.
производительный труд сам по себе, независимо от формы своего
осуществления и процесса производства). В этом случае ответ необхо¬
димо сведется к общему месту, что производителен всякий труд,кото¬
рый приносит какую-либо пользу, при чем каждый может по своему
усмотрению понимать под „полезным“ то, что ему угодно.
Несмотря на это, последователи Адама Смита, особенно же немецкие
либеральные вульгарные экономисты, большею частью ставили вопрос
именно в последней форме. Неспособные мыслить исторически и
рассматривать капиталистическую форму хозяйства, как особую, исто¬
рически обусловленную фазу хозяйственного развития, имеющую свои
собственные принципы и законы, зараженные, кроме того, мелким
цеховым высокомерием, эти экономисты превращают вопрос о том,
что производительно при теперешней форме хозяйства, в крайне общий
вопрос о том, что „производительно“ вообще, то-есть независимо от
всяких исторически данных условий производства и хозяйственной
жизни. Этот вопрос столь же поучителен, как вопрос о том, что такое
желудок „сам по себе“, вне связи с остальными членами человеческого
тела и независимо от его функции пищеварения.
Указан, сочин. стр. 326 — 327.

— 334
Конечно, на такой неопределенный, призрачный вопрос ответ может
гласить только так: производителен всякий труд, который что-либо
создает,— пустая тавтология, которая не становится лучше от фило¬
софских разглагольствований об „этике труда“ и от указания на то, что
труд, разумеется, должен быть полезным. При дальнейшем рассмотрении
этого слова „полезный“ обнаруживается, что один понимает под ним
индивидуальную пользу, „благо индивидуума“, другой же, напротив того
так называемую общую или общественную пользу (пользу для страны
или государства), а под последнею, в свою очередь, интересы своего
собственного класса.
Маркс зло высмеивает это понятие „производительного труда“,
показывая на примере отдельных последователей Смита, к каким
смехотворным премудростям приходят они в своих логических упражне¬
ниях. Вот господин Жермен Гарнье, французский переводчик книги
Смита „Wealth of nations“ (Богатство народов). Он толкует слово
„полезный“ в чисто-индивидуалистическом духе и понимает под ним
такие результаты труда, которые доставляют наслаждение или удобства.
Следовательно, подмастерье по парфюмерной части в высшей степени
производительный рабочий не потому, что доставляет своему предпри¬
нимателю прибыль, но потому, что дает возможность господам а 1а
Гарнье наслаждаться приятными ароматами и испытывать эстетическое
наслаждение. Разумеется, с этой точки зрения труд проститутки также
в высшей степени „производителен“. Для Мальтуса, этого „раба Божия“,
интересующегося не столько эстетически наслаждениями, сколько мате¬
риальными приобретениями, производительным является тот труд, кото¬
рый создает богатство. Еще более забавно объяснение господина Ганиль.
По его словам, производителен всякий труд, который оплачивается и,
превращая свою заработную плату в средства потребления, тем самым
способствует производству. Поэтому, в высшей степени производителен
также „труд, доставляющий удовольствие“; ибо работающие в этой
области актеры, музыканты и т. п. большею частью изрядно потребляют.
Дестютт де-Траси считает наиболее непроизводительным классом земле¬
владельцев, которые сами не ведут хозяйства, а самым производитель¬
ным — промышленных капиталистов. Сэй же, например, изрекает глубо¬
кую истину, что производителен всякий труд, имеющий какой-нибудь
результат, но наиболее производителен такой труд, продукты которого
имеют продолжительное существование или, как он выражается,
потребляются не сейчас же после своего изготовления.
„Капитал“ Маркса не только теоретико-экономическое произведение,
но одновременно и историко-экономическое. Взгляд, что экономические
законы не имеют одинаковой силы для всех ступеней хозяйственного
развития, что напротив, каждая эпоха хозяйства имеет свои особенные
тенденции и условия существования, побуждает Маркса в его анализе
капиталистической системы хозяйства постоянно возвращаться опять
к формам ее возникновения и одновременно прослеживать ее дальней¬
шее развитие в будущем. Поэтому, многие места „Капитала“, особенно
где Маркс занимается возникновением современной промышленности,
содержат в высшей степени интересные исторические очерки. Но еще
несравненно ярче выступает этот исторический характер в разбирае¬
мой более ранней концепции труда Маркса. Критический разбор теоре¬
тических направлений, проложенных старыми экономическими школами,
давал, конечно, гораздо лучшую возможность объяснить и показать
зависимость экономических теорий от характера хозяйства различных
эпох, чем то систематическо-теоретическое изложение, которое Маркс
избрал впоследствии для своего „Капитала“. Таким образом, многие

■МММ——MfM 335 им
места настоящего первого тома „Теорий прибавочной стоимости“ дей¬
ствительно представляют применение марксова понимания истории к
политической экономии.
Анализируя таким образом зачатки нашей теперешней системы
хозяйства, Маркс не только показывает нам ее исторические основы,
но одновременно заостряет наше понимание экономических условий
нашего социалистического движения, как классовой борьбы. И это
особенно полезно теперь, когда повсюду — в других странах еще
больше, чем в Германии,— резкий классовый характер социалисти¬
ческого движения может быть затемнен различными общими культур¬
ными и гуманитарными тенденциями. Марксовская критика английских
экономических теорий ясно показывает, как в них буржуазное классо¬
вое сознание возмущается против отмирающего феодализма, как даже
у талантливейших представителей английской политической экономии
восемнадцатого века ярко выраженный буржуазный инстинкт в своих
воззрениях далеко опережает теоретическое познание. Наше тепе¬
решнее движение может избежать шатаний и временных блужданий,
может сохранить свою самостоятельность и способность к действию
лишь в том случае, если оно сохранит сознание своего специфического,
исторически обусловленного классового характера. По моему мнению,
самое важное — хотя и не единственное — значение нового сочинения
Маркса заключается в том, что оно вновь энергично указывает нам
на эту обусловленность нашего движения, что оно заставляет нас под
поверхностью повседневных явлений прослеживать тенденции экономи¬
ческого развития. И потому я настоятельно рекомендовал бы изучать
его всем сотоварищам по борьбе, для которых временные, повседнев¬
ные лозунги еще не исчерпывают всей премудрости, которые стремятся
к более глубокому пониманию классовой борьбы. Труд, которого это
изучение потребует, вознаградит себя.

ГУСТАВ ЭКШТЕЙН.
РИКАРДО В КРИТИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ МАРКСА.
1. Метод.
В предисловии к своим „Principles“ Рикардо говорит: „Если прин¬
ципы, которые автор'считает правильными, действительно будут приз¬
наны такими, то задачу проследить их во всех их главных следствиях
возьмут на себя другие, более талантливые писатели“ (цитир. по пере¬
воду Н. Рязанова).
Более талантливым, на долю которого выпала эта задача, оказался
Карл Маркс, и этим он был обязан прежде всего превосходству своего
метода.
Адаму Смиту необходимо было прежде всего наметить область
новой науки и описать ее явления. При этом он группировал и систе¬
матизировал их и пытался свести к более простым принципам. Вполне
естественно, что на этом пути он не мог притти к строго выдержан¬
ному единому воззрению, что его принципы противоречат друг другу;
последнее только затушевывалось тем, что он не дал им точной фор¬
мулировки. Рикардо сделал значительный шаг вперед по сравнению с
методом своего учителя, признав основным положением своей науки
закон стоимости и стремясь доказать, что все явления этой науки не
только не противоречат* указанному закону, но могут даже быть выве¬
дены из него, как из объясняющего их принципа. Громадный прогресс
Рикардо по сравнению со Смитом можно сравнить с тем открытием
в астрономии, которым законы Кеплера были сведены к принципу
тяготения. Но свой наивысший триумф астрономия торжествовала
только тогда, когда, доказав, что известные небесные явления обуслов¬
лены силою тяготения, она не удовлетворилась этим и перешла к тому,
чтобы из этого принципа реконструировать все строение мира, благо¬
даря чему, например, еще до открытия планеты Нептуна была дока¬
зана необходимость ее существования; подобно этому, и политическая
экономия нашла свое наиболее яркое выражение лишь тогда, когда
Маркс развил всю совокупность ее явлений из ее основного принципа,
из закона стоимости.
Метод Маркса многократно толковался неправильно. В нем видели
произвольную конструкцию, смешивая его метод изложения с методом
исследования. Лишь проследив различнейшие явления политической
экономии вплоть до их общего корня, до закона стоимости, Маркс
смог приступить к тому, чтобы развить эти явления из указанного
закона, подобно тому, как Лаплас мог построить в идее новую систему
мира только после того, как было доказано, что вся совокупность
небесных явлений представляет проявление силы тяготения.
С особенною яркостью должна была обнаружиться сущность метода
Маркса тогда, когда он приступил к принципиальному разбору наибо¬
лее выдающегося из своих предшественников, с которым он имеет
общую исходную точку зрения, но от которого значительно откло¬
няется в дальнейшем развитии. Уже по этой причине можно было
337 ■—
ожидать с большим нетерпением выхода второго тома „Теорий приба¬
вочной стоимости“, содержащего критику системы Рикардо, и этот том
не обманул возлагавшихся на него ожиданий.
2. Стоимость определяется рабочим временем. Цена производства.
Основу системы Рикардо образует, как известно, закон стоимости,
согласно которому стоимость товара определяется количеством труда,
необходимого для его производства. Но уже при формулировке этого
закона Рикардо не вполне ясно выражает, что он собственно понижает
под собственностью. Он говорит о стоимости и меновой стоимости, об
относительной и абсолютной или реальной стоимости, не проводя,
однако, последовательно этих различий. Более того, в дальнейшем
изложении его первоначальный взгляд, по которому содержащаяся
в товаре трудовая стоимость должна лишь обнаруживаться в меновой
стоимости, уступает место более поверхностному взгляду, по которому
сущность стоимости исчерпывается в обмене.
Вообще, понятиям Рикардо часто недостает надлежащей точности,
хотя он значительно превосходит в этом отношении Смита. При его
методе, это не давало себя особенно чувствовать. Но для того, чтобы
органически развить из закона стоимости всю систему политической
экономии, необходима была совершенно точная формулировка, как ее
дал Маркс:
Само собою ясно, что для стоимости товара определяющим является
не только то количество труда, которое непосредственно затрачено на
его производство. Напротив, в нем также воспроизводится стоимость
сырого материала, вспомогательных средств, орудий труда и т. п., сло¬
вом, всего того, что Маркс объединил именем постоянного капитала.
Но Рикардо не критично смешал это существенное для производства
различие между переменным капиталом, затраченным на заработную
плату, и прочим постоянным капиталом с другим различием, взятым
из сферы обращения,— различием между оборотным и основным капи¬
талом. Вследствие этого ему не удалось также дать точную формули¬
ровку двух последних категорий. В другом месте Маркс уже показал,
какие ошибки возникли отсюда 'при исследовании обращения капи¬
тала х). Еще более роковым должно было, понятно, оказаться это сме¬
шение для исследования образования стоимости. Именно оно привело
Рикардо к тому, что он совсем упустил из виду сырой материал и
вспомогательные средства, не укладывавшиеся у него вполне ни в одну
из этих двух категорий. Оно же сделало для него невозможным пони¬
мание сущности прибавочной стоимости, ибо, сосредоточив все свое
внимание только на различиях обращения капитала, он упустил из
виду всю важность отношения между оплаченным трудом и неопла¬
ченным, между переменным капиталом и прибавочною стоимостью.
Поэтому, он просмотрел также значение длины рабочего времени для
нормы и массы прибавочной стоимости и рассматривал рабочий день,
как данную и постоянную величину.
Не выступает у него с полною ясностью и сущность прибавочной
стоимости, как неоплаченного труда, доставленного рабочим и при¬
своенного капиталистом. Это происхождение прибыли и ренты было
развито только социалистическими учениками Рикардо.
Только тем обстоятельством, что Рикардо неясно понимал органи¬
ческий состав капитала и смешивал оборотный капитал с переменным,
объясняется также следующее: он не заметил, что произведенная
J) „Капитал“, т. II. Изд. 1919 г., стр. 193 и след.

— 338	■
отдельным капиталом прибавочная стоимость находится в определен¬
ном отношении к его переменной части, но не к общей его величине,
что поэтому образование прибавочной стоимости из неоплаченного
труда на первый взгляд как будто противоречит признаваемому им
равенству нормы прибыли. Это уравнение прибылей не представляло
для него вопроса, он даже не исследовал, насколько* оно согласуется
с законом стоимости, он наивно принимал его, как данный факт. Лишь
Маркс показал, что здесь заключается мнимое противоречие, которое
не может быть преодолено при изолированном рассмотрении отдель¬
ного капитала. Только конкурренция, которая властно гонит капитал
в те сферы приложения, где производится прибавочная стоимость,
превышающая средний уровень, и изгоняет его из тех бфер, где имеет
место противоположное, приводит к отклонению индивидуальной при¬
были от прибавочной стоимости и тем самым к принципиальному раз¬
личию между индивидуальною стоимостью данного сорта товаров и его
рыночною стоимостью1).
Правда, и от самого Рикардо не вполне ускользнуло, что не все
явления образования цен могут быть прямо сведены к формулирован¬
ному им закону стоимости. Смит, исходя из своего второго взгляда на
стоимость товара, как на сумму необходимых для его производства
заработной платы, прибыли и ренты, утверждал, что только повыше¬
ние заработной платы постоянно приводит к вздорожанию продукта.
Рикардо опроверг это положение, доказав, что при известных условиях
повышение заработной платы может повести даже к понижению ры¬
ночной стоимости. В этом случае он очень близко подходит к истине,
не сознавая, однако, всю важность и принципиальное значение своего
открытия. Так, например, он говорит:
„Если товары, продаваемые за 5.000 фунтов стерлингов, произве¬
дены капиталом, равным по величине тому, которым производятся
товары, стоимостью в 10.000 фунтов стерлингов, то прибыли будут
в обоих случаях равны; но прибыли не были бы равны, если бы цены
товаров не изменялись в зависимости от повышения или понижения
нормы прибыли“.
Этим положением Рикардо признает зависимость товарных цен от
повышения или понижения нормы прибыли; но он делает это в такой
неясной и неопределенной форме, что сам не замечает, как наносит этим
удар постоянно отстаиваемому им взгляду, по которому рыночные
цены товаров представляют лишь выражение их трудовых стоимостей.
То, что Рикардо не оценил все значение подобного ограничения
закона стоимости, вытекало уже из исходного пункта исследования.
Рикардо, как упомянуто, исходил не из вопроса о том, каким образом
9 Удивительно, что это развитие нормы прибыли у Маркса и отклонение рыночной
стоимости от индивидуальной стоимости неоднократно объявляли противоречащим пер¬
вому тому „Капитала“; дело изображали таким образом, что Маркс якобы уничтожил
свой собственный закон стоимости, будучи вынужден сам признать его полную непри¬
менимость в капиталистическом мире. Так, например, Бернштейн с большим одобрением
цитирует следующее бессмысленное место из Туган-Барановского: „Или товарные цены
суть конкретное выражение ценности,— и, в таком случае, ценность не может совпадать
с трудовой затратой, так как цена не совпадает с трудовой затратой; или же товарные
цены не суть конкретное выражение ценности,— и в таком случае понятие меновой
ценности теряет всякий определенный смысл, так как меновую ценность нельзя иначе
мы слить, как основание цены. В первом случае учение о ценности Маркса оказывается
неверным; во втором случае оно утрачивает какое бы то ни было соотношение с реаль¬
ными фактами товарного обмена, оно становится бессодержательным“. (Цитир. по русск.
изд. „Теоретические основы марксизма“. 4-е изд. 1918 г. стр. 117). Такими же аргумен¬
тами можно было бы легко „доказать“ ложность и ненужность законов математического
маятника, которым прямо не подчиняется ни один физический маятник.

339 —
уравнение нормы прибыли происходит на основе закона стоимости,
или,— что более соответствовало бы его методу исследования,— каким
образом оно согласуется с этим законом; его интересовало прежде
всего исследование вопроса о влиянии повышения заработной платы
на рыночную стоимость продукта. Но при этом он заранее затруднил
себе разрешение этого вопроса, рассматривая его в совершенно непра¬
вильной связи.
Мы видели, что Рикардо неизвестно было различие между посто¬
янным и переменным капиталом, что он знал лишь различие между
основным и оборотным, при чем, однако, он часто смешивает оборот¬
ный капитал с переменным. При этом ему должен был невольно навя¬
зываться вопрос о влиянии состава капитала на стоимость продукта;
по, вследствие своей неправильной терминологии понятий, он сме¬
шал этот вопрос с вопросом о значении для образования стоимости
различной скорости обращения капиталов; кроме того он заранее
устранил важнейший пункт в разрешении этого вопроса, превращение
прибавочной стоимости в прибыль и уравнение нормы прибыли;
поэтому его попытка разрешить вопрос могла только повести к той
путанице понятий, которая господствует в четвертом разделе первой
главы.
Там Рикардо утверждает, что в результате происшедшего в ходе
исторического развития разделения капиталов на такие, в которых
преобладает основная часть, и на такие, в которых преобладающую
роль играет заработная плата, закон стоимости видоизменился. По мне¬
нию Рикардо,— здесь он не критично следует за Смитом,— стоимость
товара разлагается на три формы дохода: заработную плату, прибыль
и, в некоторых случаях, ренту. Постоянный капитал, стоимость кото¬
рого вновь появляется в продукте, здесь также совершенно забывается.
Так как, по мнению Рикардо, рабочий день есть постоянная величина,
то определенное число рабочих доставляет всегда одну и ту же массу
стоимости. Если же возрастает часть стоимости, приходящаяся ца долю
рабочих, т.-е. заработная плата, то это может произойти лишь за счет
прибыли (при чем опять забывается часть, падающая на ренту). Следо¬
вательно, повышение заработной платы вызывает всегда понижение
нормы прибыли. Здесь Рикардо опять не замечает, что норма прибыли
определяется отношением прибавочной стоимости не к заработной
плате, а ко всему капиталу, что, следовательно, норма прибыли падает
и тогда, когда этот капитал возрастает быстрее, чем производимая им
прибавочная стоимость. Итак, при общем повышении заработной платы
капиталы различного состава будут приносить очень различную при¬
быль. Для того капитала, который содержит сравнительно незначи¬
тельную сумму заработной платы, прибыль уменьшилась бы сравни¬
тельно немного; напротив, для капитала, содержащего более значитель¬
ную сумму заработной платы, прибыль могла бы быть совершенно
уничтожена. Но тогда конкурренция вызвала бы усиленный прилив
капитала, преимущественно в форме кредита, в наиболее прибыльные
сферы производства и отлив их из бесприбыльных или убыточных. Таким
образом образуется новая, более низкая всеобщая норма прибыли:
одни стоимости повысятся, другие упадут.
Рикардо не пришло в голову исследовать, не является ли это откло¬
нение „относительных стоимостей“ от трудовых стоимостей более общим
явлением, и не предполагает ли уравнение нормы прибыли принци¬
пиально подобное отклонение. Напротив, он считал это бросающееся
в глаза явление столь несущественным, что в дальнейшем изложении
совершенно игнорировал его.

™ 340	—i—
Рикардо, не проводя различия между прибавочною стоимостью и
прибылью, не мог правильно развить обе эти категории; в особен¬
ности он должен был притти к совершенно ложным взглядам насчет
природы нормы прибыли. Как значительно было у него смешение
понятий в этом вопросе, видно между прочим из того, что он в одном
месте прямо говорит об отраслях производства, в которых прибыли
„пропорциональны капиталу, а не количеству затраченного труда“.
Этим действие всеобщей нормы прибыли, то-есть равного отношения
между прибылью и всем капиталом, ограничено у него только неко¬
торыми отраслями производства.
Как указано, это ошибочное объяснение прибыли приводит Рикардо
к тому, что он считает сумму заработной платы и прибыли величиною
постоянною, поэтому повышение заработной платы всегда вызывает
уменьшение прибыли и тем самым нормы прибыли. Он не замечает, что
норма прибыли может повышаться или падать в результате падения
или повышения ренты, что масса прибыли зависит не только от нормы
прибавочной стоимости, но и от числа употребляемых рабочих, что
даже при данной норме прибавочной стоимости норма прибыли зависит
от органического состава капитала и от соотношения стоимости раз¬
личных его частей, что, наконец, различия в обращении, не влияя на
норму прибавочной стоимости, влияют, однако, на норму прибыли.
3. Абсолютная земельная рента. Родбертус.
Уравнение прибылей и вместе с тем превращение стоимостей в цены
производства предполагает развитую капиталистическую организацию
хозяйства, господство свободной конкурренции. Последняя время от
времени гонит капитал из тех отраслей производства, где стоимость
товаров стоит ниже их цены производства, то-есть где органический
состав капитала выше среднего уровня, в те отрасли, где имеет место
противоположное. Последние отрасли с более низким органическим
составам капитала обыкновенно не в состоянии помешать притоку но¬
вых капиталов, и потому не могут удержать исключительно для себя
прибавочную стоимость, поскольку она превышает норму прибыли.
Они вынуждены поделиться ею с другими капиталистами, если только
не могут устранить действия свободной конкурренции по отношению
к какому-нибудь средству производства, необходимому для данной
отрасли. Но именно такое ограничение действия свободной конкур¬
ренции имеет место во всей добывающей промышленности благодаря
частной собственности на землю. Земля предоставляется капиталу для
эксплуатации только за особое вознаграждение. Но так как в сельском
хозяйстве, как и в горном деле, состав применяемого капитала низкий,
то-есть живой труд применяется в сравнительно большом количестве,
то стоимость здесь выше цены производства, и эта разница может
быть предложена собственнику земли в виде вознаграждения за раз¬
решение эксплуатировать ее; она образует источник абсолютной земель¬
ной ренты. Так как Рикардо неизвестно принципиальное различие
между стоимостью и ценою производства, то абсолютная земельная
рента была ему вообще непонятна, и он ограничился теорией диффе¬
ренциальной ренты, то-есть объяснил различие ренты на неодинаково
плодородных участках земли, оставив без всякого объяснения природу
самой ренты, как таковой. По его мнению, наихудший из обрабаты¬
ваемых участков не приносит никакой ренты, хотя такой вывод не
вытекал даже из его собственных предпосылок. В третьем томе „Ка¬
питала“ Маркс уже показал, что и наихудший из подвергаемых обра¬
ботке участков может давать дифференциальную ренту, благодаря

—■ 341 —
последовательному приложению все менее доходных капиталов на этом
наихудшем участке или на лучшем х).
Как указано, Рикардо и его школа игнорировали- и должны были
игнорировать абсолютную земельную ренту, Родбертус же, напротив,
сделалал попытку объяснить абсолютную земельную ренту на основе
закона стоимости и таким образом построить новую теорию ренты.
Поэтому, прежде чем приступить к критике теории ренты Рикардо,
Маркс подвергает разбору взгляды Родбертуса.
Последнему при исследовании закона стоимости бросилось в глаза,
что прибавочная стоимость, которую он называет общим именем „рента“,
возрастает не в отношении ко всему затраченному капиталу, а лишь
пропорционально к его переменнной составной части; под последнею
он, однако, понимает не только заработную плату, то-есть оплату жи¬
вой рабочей силы, но также изнашивание основного капитала, орудий
труда, машин и т. п. Следовательно, только стоимость сырых и вспо¬
могательных материалов, называемая им „стоимостью материалов“
(Materialwert), входит в процесс образования стоимости, не созда¬
вая прибавочной стоимости. С другой стороны, при исчислении нормы
прибыли не обращается никакого внимания на состав капитала, но
лишь исчисляется отношение между произведенною „рентою“ и всем
капиталом. Если норма прибыли, таким образом, дана, то повсюду,
1де в производство входит только переменный капитал, остается еще
разница между общею суммою „ренты“ (прибавочной стоимости),
произведенной в данной отрасли производства, и прибылью, приходя¬
щеюся на ее долю согласно всеобщей норме. Но так именно обстоит
дело в добывающей промышленности; ибо последняя „не нуждается
в продукте предшествующего ей производства, как в материале, но
сама начинает производство; в сельском хозяйстве частью капитала,
аналогичною материалу, является сама земля, которая, однако, по уче¬
нию всех теорий, ничего не стоит“. Следовательно, в сельском хозяй¬
стве остается часть стоимости продукта, достающаяся собственнику
земли в качестве земельной ренты.
В этих рассуждениях бросается в глаза прежде всего ошибочное
включение изнашивания основного капитала в его переменную состав¬
ную часть. Но даже, исходя из такой точки зрения, Родбертус, рас¬
суждая последовательно, должен был бы притти к взгляду, что зави¬
симость прибавочной стоимости от части капитала, неодинаковой в
различных сферах приложения, вообще противоречит равенству нормы
прибыли, поскольку предполагается, что товары обмениваются по своим
стоимостям. Но Родбертус не сделал такого вывода, ибо, подобно Ри¬
кардо, он рассматривал норму прибыли, как данную величину, не видел
в ней никакой проблемы и его интересовал только один вопрос: объ¬
яснение абсолютной земельной ренты.
Но в действительности, часть стоимости, падающая на возмещение
орудий труда и т. п., принадлежит не к переменному, а к постоянному
капиталу; поэтому, если даже признать правильность остальных рас-
суждений Родбертуса, то разница в постоянной части сельско-хозяй¬
ственного капитала и промышленного капитала только количественная,
и здесь, как и там, постоянный капитал существует. Но предпосылки
Родбертуса ложны также постольку, поскольку он предполагает, что
*) Здесь необходимо напомнить, что еще раньше экономисты вроде Мальтуса приз¬
навали существование дифференциальной ренты на наихудшем из обрабатываемых
участков, так как и необрабатываемый участок может давать доход в качестве выгона
для скота, пастбища и т. п.

—■ 342
сельскому хозяйству не приходится доставать сырой материал; игно¬
рирование им значения сырого и вспомогательных материалов в сель¬
ском хозяйстве объясняется только тем, что он был ограничен круго¬
зором померанского землевладения, тогда еще в значительной степени
отличавшегося натуральным хозяйством. На самом же деле в добы¬
вающей промышленности указанный элемент стоимости отсутствует
только в промышленности, извлекающей продукты из недр земли (гор¬
ное дело), но он отсутствует также в транспортной промышленности,
которая, несмотря на это, не доставляет никакой особой ренты. В из¬
вестной мере рассуждения Родбертуса могли показаться правильными
только благодаря тому, что он противопоставлял сельское хозяйство,
как целое, промышленности, которая получает сырые продукты от
первого, в то время как сельское хозяйство само производит свои
сырые и вспомогательные материалы и потому не должно никому воз¬
мещать их стоимость. Но, будучи последовательным, Родбертус должен
был бы обратить внимание также на то, что сельское хозяйство в свою
очередь обязано промышленности своими орудиями труда.
Таким путем Родбертус пришел к открытию, что прибавочная
стоимость, произведенная отдельными капиталами, пропорциональна не
самим этим капиталам, а лишь их переменным составным частям; этим
открытием он близко подошел к истине, но все же не нашел ее, ибо
не рассуждал последовательно и применил свое открытие только к объ¬
яснению одного определенного явления, земельной ренты, вместо того,
чтобы вывести из его основных положений закон стоимости.
Марксова же теория абсолютной земельной ренты не только дает
ее объяснение на основе закона стоимости, но одновременно показы¬
вает ее историческую обусловленность, условия, при которых она
появляется и влияния, которым она подчиняется.
Оставляя в стороне исключительный случай, когда земля сосредото¬
чена в немногих руках и имеется в недостаточном количестве, благо¬
даря чему продукты земли могут достигнуть монопольной цены,
абсолютная земельная рента может существовать лишь тогда и до тех
пор, пока органический состав сельско-хозяйственного капитала ниже,
чем состав промышленного капитала, вследствие чего в сельском
хозяйстве производится излишек стоимости сверх нормы прибыли. До
введения машинного производства в промышленность живой труд
играл в последней еще большую роль, чем в добывающей промышлен¬
ности. С тех пор это отношение совершенно изменилось; но в послед¬
нее время, с расцветом сельско-хозяйственной химии и проникновением
машинного производства также в область сельского хозяйства, насту¬
пает перемена; разница между стоимостью и ценою производства в
сельском хозяйстве уменьшается, уменьшается вместе с нею и абсо¬
лютная земельная рента. Но последняя определяется также высотою
всеобщей нормы прибыли; ведь эта норма’входит, как один из опре¬
деляющих факторов, в цену производства продуктов земли. Следова¬
тельно, с понижением нормы прибыли идет рука об руку повышение
абсолютной ренты. Все влияния, вызывающие понижение нормы при¬
были, одновременно повышают земельную ренту, если даже они одно¬
временно не повышают в еще большей степени общую сумму приба¬
вочной стоимости, создаваемой в добывающей промышленности.
Но для появления абсолютной земельной ренты необходимо еще
второе предварительное условие. Собственность на землю должна вы¬
ступать в форме, противоречащей владению капиталом, она должна
представлять преграду приложению последнего. Там, где это не имеет
места, как в крестьянском хозяйстве, где собственник сам обрабатывает
свою землю, или в колониях, где земля еще не присвоена в
частную собственность, или присвоена в минимальных размерах, или
же где капиталисты ведут свои плантации, как всякое другое капита¬
листическое предприятие,— там не может быть речи об абсолютной
ренте в капиталистическом смысле слова.
Это, однако, не значит, что абсолютная рента может быть объяс¬
нена из монополии, которая фактически в странах капиталистического
хозяйства не существует. Требуется только, чтобы частная собствен¬
ность на землю ставила преграду ее капиталистической эксплуатации —
притоку капиталов. Будет ли эта преграда осуществлена и использо¬
вана в полной мере, то-ёсть сможет ли землевладелец присвоить себе
всю разницу,— это зависит от обстоятельств.
Как мы видели, эта преграда приложению капитала к сельскому
хозяйству не остается без влияния на образование цен. Она вызывает
вздорожание сырых продуктов и одновременно понижение цен про¬
дуктов промышленности. Ибо благодаря тому, что более высокая
прибавочная стоимость, созданная в сельском хозяйстве, удерживается
в последнем, а не распределяется между всем остальным капиталом,
всеобщая норма прибыли понижается, а вместе с нею понижаются и
цены производства.
4. Стоимость определяется средним рабочим временем. Дифференциальная рента.
Из предыдущего изложения вытекает, что капиталисты заинтересо¬
ваны в повышении нормы прибыли и тем самым в возможно более
низком органическом составе капитала, землевладельцы же заинтере¬
сованы в низкой норме прибыли и еще более в том, чтобы разница
между ценою производства сырых продуктов и их стоимостью была
возможно больше, то-есть, чтобы капитал в сельском хозяйстве сохра¬
нял возможно более низкий состав, чтобы ручной труд играл в йем
возможно большую роль, а постоянный капитал—возможно меньшую.
Но эта тенденция перекрещивается и уничтожается другою, более
сильною. До сих пор мы говорили о стоимости или цене производства
отдельных сортов товаров. Но эта стоимость или цена производства
есть сама продукт конкурренции. Последняя распределяет совокупный
капитал общества между различными отраслями производства в зави¬
симости от общественной потребности в соответствующих товарах.
Общая стоимость данного сорта товаров определяется всем затрачен¬
ным на его производство рабочим временем, его цена производства —
всем затраченным здесь капиталом. Индивидуальная же стоимость или
цена производства отдельного товарного экземпляра, представляющая
соответствующую часть этой общей суммы, регулируется средними
условиями производства.
Те капиталисты, которые работают менее рационально по сравне¬
нию с средним уровнем их профессии, получают только часть обычной
прибыли, те же, которые работают при помощи более производитель¬
ных капиталов, получают сверхприбыль. Поэтому, каждый отдельный
капиталист старается повысить производительную силу своего соб¬
ственного капитала, т.-е. применять возможно более сберегающие труд
приемы, возможно более вытеснять переменный капитал постоянным.
Поэтому, производителю, не проникающему глубже внешних явлений
конкурренции, кажется, что именно заработная плата есть „faux frais“,
бесполезное бремя производства; вместе с тем тот факт, что более
производительный капитал доставляет большую массу товаров, вслед¬
ствие чего падает цена отдельного товара, рождает в нем веру, что
произвольным понижением цен он может увеличить сбыт и тем самым

— 344 ——
свою прибыль. Но повсюду, где господствует свободная конкурренция,
она стремится к уравнению прибылей и вытесняет капиталы из отрас¬
лей с более низкою доходностью в более доходные, тем самым вынуж¬
дая капиталистов постоянно заботиться о замене переменного капитала
постоянным. Таким образом, стремление повысить свою индивидуаль¬
ную прибыль приводит к понижению нормы прибыли в целом. От этой
тенденции не может также уклониться капитал, применяемый в добы¬
вающей промышленности. Но хотя эта тенденция и приводит к пони¬
жению абсолютной земельной ренты, но на первых порах она доставляет
землевладельцу двойную выгоду: во-первых, он часто получает долю
от сверхприбыли арендатора, во-вторых, капиталы, приложенные к
земле, сообщают последней прирост стоимости, который по истечении
срока аренды бесплатно достается землевладельцу.
Там, однако, где свободное действие конкурренции ограничено тем,
что определенные элементы производства не могут быть созданы в
произвольном количестве или произвольного качества, не может иметь
место также уравнение прибылей; некоторые из них останутся ниже
среднего уровня, некоторые — выше. Наиболее важною отраслью, где
так обстоит дело, является добывающая промышленность. Исходя из
нее, Рикардо рассматривает указанное явление; поэтому он видит его
односторонне, под неправильным углом зрения, не понимая его все¬
общего значения. Рикардо знает только одну форму земельной ренты,
а именно сверхприбыли, возникающие в сельском хозяйстве вследствие
этого ограничения свободной конкурренции.
В своих рассуждениях о земельной ренте он исходит из вообра¬
жаемой страны, где имеются участки земли различной плодородности,
еще никем не присвоенные. При этом он собственно имеет перед гла¬
зами американские условия. Конечно, уже Кэри доказал, что именно
там развитие пошло совсем иным путем. Но Рикардо полагает, что в
подобной стране были бы присвоены прежде всего самые плодородные
участки земли, и, пока они будут в изобилии, не будет вообще ника¬
кой земельной ренты. Фактически при таких условиях не было бы и
капиталистического производства. По мнению Рикардо, прирост насе¬
ления вынудит переходить постепенно также к обработке неплодород¬
ных участков земли, но это может произойти только тогда, когда
повышение спроса на продукты земли повысит их цену настолько, что
она будет возмещать, сверх затрат капитала, и обычную прибыль. По¬
этому цена определяется индивидуальною стоимостью тех продуктов,
которые производятся при наименее благоприятных условиях. Про¬
дукты, произведенные при более благоприятных условиях, доставляют
излишек, ренту. „Рента есть всегда разница между доходностью равных
количеств капитала и труда".
Рикардо приходит к этому выводу, потому что он следует мальту-
совой теории народонаселения, согласно которой 'последнее постоянно
давит на свои средства существования; потому что он исходит из
ложной предпосылки, что обработка земли начинается с более плодо¬
родных участков и переходит к менее плодородным; потому что он
не рассматривает в целом всю проблему уравнения цен продуктов,
произведенных при различных условиях, но берет своим исходным
пунктом лишь отдельный вопрос; потому что, наконец, он рассматри¬
вает товар и стоимость в их изолированном виде, а не как результат
общественного процесса производства.
Развитие может пойти по пути, предположенному Рикардо, но это
отнюдь не необходимо; более того, это было бы исключением. Сель¬
ское хозяйство в своем поступательном развитии обращается то

—имиии———и— 345 —■
к более плодородным, то к менее плодородным участкам земли, сами
эти свойства почвы изменяются в зависимости от приемов производства
и от количества прилагаемого капитала. Точно также количество
произведенных продуктов земли иногда может соответствовать потреб¬
ности, но иногда может превышать ее или отставать от нее. Но именно
при тех условиях, какие предполагает Рикардо, не наступит то след¬
ствие, которого он ожидает. Если цена определяется хлебом, произво¬
димым при наихудших условиях, то, как мы видели, наихудший участок
или, вернее, наименее доходный капитал также даст еще ренту. Законы
Рикардо применимы, наоборот, только к тому случаю, который он как
раз отрицает, к случаю, когда цена диктуется издержками производ¬
ства при особенно благоприятных условиях, то-есть когда имеется
относительное перепроизводство продуктов земли, тогда значительная
часть их будет продана ниже их индивидуальной стоимости, цена может
упасть до уровня цены производства, так что на самом худшем участке
земли исчезнет вся абсолютная рента, а на многих лучших участках
она будет реализована только отчасти. Полное исчезновение абсолют¬
ной ренты вряд ли вообще возможно при предполагаемых Рикардо
условиях капиталистического производства, ибо землевладелец не
позволит обрабатывать его землю без всякого вознаграждения, но
может, конечно, случиться, что арендная плата будет уплачиваться
даже тогда, когда уже нет более никакой ренты, например, при посе¬
лении наемных рабочих на маленьких парцеллах, когда арендная плата
поглощает как возможную прибыль, так и часть заработной платы.
Там, где землевладелец сам обрабатывает свою землю, особенно в
крестьянском хозяйстве, не приходится вообще говорить о ренте, но
вместе с тем и о капиталистическом производстве.
К дифференциальной ренте рассуждения Рикардо в общем приме¬
нимы, хотя не во всем правильны. В особенности его предположение,
что производство должно всегда обращаться к худшим земельным
участкам, не только исторически ложно, но не имеет значения для его
собственной теории ренты. Ее законы одинаково применимы как при
повышении, так и при понижении производительности участков, взятых
под обработку.
Но так как Рикардо видел в дифференциальной ренте единственно
возможную форму ренты вообще, то он должен был приходить к не¬
правильным выводам всякий раз, когда дело шло о законах ренты
вообще. Так, например, Рикардо находит, что улучшения в сельском
хозяйстве всегда приводят к уменьшению денежной ренты, независимо
от того, состоят ли эти улучшения в лучшем использовании почвы
благодаря более рациональным системам плодосмена, или же они
вызваны удешевлением или улучшением постоянного капитала. Это
также верно по отношению к дифференциальной ренте... Но благодаря
удешевлению или улучшению постоянной части капитала изменяется
его органический состав, размеры его переменной части увеличиваются,
следовательно, к сырому материалу прилагается большое количество,
живого труда и прибавляется большая стоимость, в то время как
издержки производства остаются без изменения; поэтому увеличивается
разница между этими двумя величинами, то-есть абсолютная рента.
Таким образом и при указанном предположении общая сумма ренты
может остаться без изменения или даже возраста.
Рикардо рассматривает только указанный случай, когда один лишь
постоянный капитал уменьшается в своей стоимости; но он не иссле¬
дует в общем виде вопроса о том, как влияют на высоту ренты раз¬
личные изменения в составе капитала, вызванные колебаниями, цены
— 346	■
его составных частей. И здесь Рикардо не удалось разрешить проб¬
лему, потому что он исходил от специального случая, а не рассматривал
вопроса с принципиальной стороны.
Этот недостаток дает себя чувствовать также при рассмотрении
вопроса, имевшего для Рикардо особенную важность, а именно, пере¬
хода земледелия к все более худшим участкам. Этим явлением Рикардо
объясняет постоянно продолжающееся падение нормы прибыли, кото¬
рое иным образом для него необъяснимо. Отождествляя прибавочную
стоимость с прибылью, он из падения прибыли заключает, что оно
возможно только в результате повышения заработной платы, вызван¬
ного вздорожанием жизненных припасов. Последнее же является есте¬
ственным следствием падения производительности сельского хозяйства.
Следовательно, по мере дальнейшего прогресса общества норма при¬
были падает, заработная же плата, а в особенности земельная рента,
постоянно возрастают. Здесь Рикардо не замечает, что при его пред¬
посылках возрастание дифференциальной ренты при уменьшающейся
производительности земледелия даже на лучших участках постоянно
сопровождается уменьшением массы общего продукта по отношению
к затраченному капиталу определенной величины. Вследствие вздоро¬
жания жизненных припасов увеличивается заработная плата; из затра¬
ченного капитала, величиною, например, в 100, большая часть падает
на переменный капитал, при помощи которого, однако, можно занять
лишь меньшее число рабочих и переработать меньшее количество
сырого материала. Если одновременно возрастает также стоимость
составных частей постоянного капитала-—а это необходимо принять
по отношению как к сельскому хозяйству, так и к горному делу, ибо
продукты здесь часто опять входят в производство в виде сырых и вспо¬
могательных материалов или в форме основного капитала,— то число за¬
нятых рабочих испытает двойное уменьшение: с одной стороны, заработ¬
ная плата увеличилась; с другой стороны, уменьшившийся в процентном
отношении постоянный капитал замещает лишь часть применявшихся
ранее сырых и вспомогательных материалов или машин. Уменьшается не
только масса продукта по отношению к затраченному капиталу, но также
рента по сравнению с ее размерами в первом случае, в то время как
Рикардо полагает, что вздорожание составных частей постоянного капи¬
тала должно, наоборот, привести к дальнейшему повышению ренты.
Но и независимо от этого, рассуждения и объяснения Рикардо
насчет падения нормы прибыли ложны не только с точки зрения исто¬
рической, ибо этому падению не препятствовало также удешевление
продуктов земли, но и с точки зрения теоретической: как уже было
показано, норма прибыли не идентична с нормою прибавочной стои¬
мости, прибыль исчисляется не на переменный, а на весь капитал. Это
падение нормы прибыли происходит от того, что под давлением конкур-
ренции доля постоянного капитала всегда увеличивается за счет пере¬
менного, промышленность и одновременно также сельское хозяйство
постоянно становятся более производительными. Правда, прибавочная
стоимость возрастает по отношению к затраченной заработной плате,
но она падает по отношению ко всему затраченному капиталу.
5. Стоимость определяется общественно-необходимым рабочим временем.
Кризисы.
В одном месте Рикардо говорит: „Труд миллиона человек в про¬
мышленности создает всегда одну и ту же стоимость, но не всегда
одно и то же богатство“. Это утверждение совершенно неправильно,
так как Рикардо опять забывает постоянный капитал, который, правда,
347
не создает никакой новой стоимости, но стоимость которого всегда
вновь появляется в продукте. Поэтому, чем больше постоянный капи¬
тал входит в процесс труда, тем больше, даже при неизменной длине
рабочего дня, не только масса произведенных потребительных стоимо¬
стей, которые Рикардо называет богатством, но и произведенная сто¬
имость. Если рабочее население останется даже в стационарном состо¬
янии и изменится только органический состав капитала, то и тогда
ежегодно производимая в промышленности масса стоимости будет
постоянно возрастать. И, действительно, применяемый капитал непре¬
рывно возрастает. Рикардо понимает этот процесс совершенно непра¬
вильно, полагая, что накопление капитала происходит таким образом,
что доход „потребляется производительными рабочими вместо непро¬
изводительных“, или, иными словами, что прибавочная стоимость пре¬
вращается в переменный капитал. Здесь Рикардо опять-таки упускает
из вида постоянный капитал, который при накоплении возрастает даже
быстрее переменного. Следовательно, это накопление предполагает не
только увеличение рабочего населения или возможность удлинения
рабочего дня, но и наличность составных частей постоянного капитала,
который должен быть вновь образован. Накопление в одних отраслях
промышленности предполагает такое же накопление во многих других
отраслях. Но если бы даже превращение дохода в капитал, обуслов¬
ленное, конечно, сущностью капиталистического производства, и не
происходило вовсе, то существовал бы тем не менее фонд для накоп¬
ления, о котором Рикардо совсем не знает. Основной капитал, машины,
постройки и т. п., входит целиком в процесс труда, но обыкновенно
его стоимость воспроизводится не в течение одного года; возмещение
этой стоимости распределяется на целый ряд лет, по истечении кото¬
рых соответствующие элементы основного капитала должны быть
возобновлены и закуплены „in natura“. В промежуточное же время, из
года в год, накопляется стоимость, которая употребляется на расши¬
рение производства и может быть затрачена на оборотный капитал,
стоимость которого постоянно возвращается к капиталисту.
Так возрастает производство благ и стоимостей. Вопрос только
в том не имеет ли этот процесс свой предел, не может ли наступить
перепроизводство товаров и капиталов.
Рикардо отрицает возможность всеобщего перепроизводства, при
чем он пользуется аргументацией Сэя, согласно которой продукты
всегда обмениваются на продукты, каждая покупка обусловливает про¬
дажу, и наоборот, спрос и предложение всегда покрывают друг друга.
Перепроизводство возможно только в отдельных отраслях промышлен¬
ности, так что нарушается правильная пропорция в запасах товаров.
Но равновесие будет опять восстановлено спасительным действием
свободной конкурренции, которая извлечет капиталы из этих отраслей
и направит их в те, где произведено слишком мало продуктов.
Потребности общества фактически безграничны; ибо, хотя „спрос
на хлеб ограничен числом потребляющих ртов*, но, например, потреб¬
ность в мебели и в всевозможных предметах роскоши фактически
безгранична.
Все эти рассуждения обнаруживают поразительную наивность.
Рикардо изображает дело так, как будто речь идет о действительных
потребностях людей вообще, как будто капиталистическое общество
имеет своею целью удовлетворение потребностей, как будто произво¬
дители непосредственно обмениваются между собою средствами, слу¬
жащими для удовлетворения этих потребностей. Капиталистический
строй превращается в пастушескую идиллию. Для Рикардо эта
— 348
иллюзия была еще возможна, ибо в раннюю эпоху капитализма все его
противоречия не успели еще проявиться так ясно и резко. Но трудно
понять, каким образом можно еще поныне отстаивать эту точку
зрения.
Рабочее время, вложенное отдельными производителями в товар,
не придает последнему никакой стоимости, если оно не является
общественно-необходимым временем, то-есть если оно не затрачено
на удовлетворение общественной потребности. Но размеры этой потреб¬
ности, в свою очередь, зависят от величины стоимости. Ибо в суровой
действительности капиталистического мира спрос, например, на пред¬
меты питания определяется не размерами желудка, как наивно думают
Смит и Рикардо, а размерами кошелька. Решающее значение имеет не
потребность вообще, но лишь платежеспособная потребность. Здесь
таким образом получается порочный круг: стоимость зависит от обще¬
ственной потребности, последняя же — от величины стоимости. В этом
часто усматривали внутреннее противоречие марксова учения о стои¬
мости, хотя Маркс на самом деле открыл здесь основное противоречие
капиталистического способа хозяйства. Действительно, ни один капи¬
талист не знает, реализуют ли произведенные им товары свою цену,
возместят ли они издержки производства плюс прибыль. Он может
только строить на этот счет предположения большей или меньшей
вероятности. Он выносит товары на рынок по определенной цене,
диктуемой ему издержками производства, т.-е. косвенно стоимостью,
и должен ждать, найдут ли они своего покупателя. Если покупателя
пет, капиталист, быть может, откажется от части прибыли или даже
от всей прибыли; более того, если ему предстоят платежи, он продаст
их ниже собственных издержек, действительная рыночная стоимость
товара составит лишь часть его индивидуальной стоимости.
„В действительности, индивидуальный труд, который выражается
в особых потребительных ценностях, становится всеобщим трудом, и
поэтому общественным, лишь тогда, когда они фактически обменива¬
ются пропорционально продолжительности содержащегося в них труда.
Общественное рабочее время заключается в этих товарах, так сказать,
в скрытой форме и обнаруживается только в процессе обмена... Сле¬
довательно, всеобщий общественный труд не есть заранее данное усло¬
вие, но результат, который только получается“ 2).
На основе капиталистического производства это разительное про¬
тиворечие устраняется тем, что один товар выступает, как воплощение
общественного рабочего времени, как деньги, на которые каждый инди¬
видуальный товар должен быть обменен для того, чтобы доказать свой
общественный характер. Поэтому, вопреки мнению Рикардо, деньги
никоим образом не функционируют только, как средство обращения,
для более удобного обмена благ. Это — мерило, которое прилагается
к каждому товару для того, чтобы узнать, насколько он содержит
в себе общественно-необходимый труд. Деньги, таким образом, делают
возможным обращение благ на капиталистической основе, но они не
могут уничтожить то огромное противоречие, что индивидуальный труд
первоначально независимых друг от друга производителей в то же
время должен быть трудом общественным 2).
г) Маркс „К критике политической экономии“. Перев. П. Румянцева, изд. 1907 г.,
стр. 27.
2) Вполне естественно, что экономисты, исходящие из буржуазной точки зрения и
считающие аксиомою, что буржуазное капиталистическое хозяйство свободно от внут¬
ренних противоречий, не понимают теории, вскрывающей эти противоречия, и усматри¬
вают противоречия в ней самой. В их глазах хороша та теория, которая отвлекается от

——————■■■" 349 =
Дело, таким образом, обстоит совсем не так идиллически, как рисует
его Рикардо, говоря, что продукты обмениваются друг на друга, а деньги
играют только роль посредника. Для товара вся трудность заключается
именно в превращении его в деньги. Hic Rhodus, hic salta. Лишь своею
способностью превращаться в деньги товар выражает свой характер,
как стоимость; до тех пор он представляет лишь потенциальную стои¬
мость. С ним дело обстоит также, как и с бесчисленными газетными
фельетонами, которые ежегодно пишутся, но остаются в редакционной
корзине. Лишь малая часть их принимается в какую-нибудь газету и
появляется в свет.
Если предварительный расчет капиталиста оказался ошибочным,—
а сделать правильный расчет становится все труднее и труднее,— или
же во время производства изменился спрос, то значительному количе¬
ству товаров не удается перескочить в денежную форму; наступит в
больших размерах обесценение товаров и капитала, начинается кризис.
Правда, Рикардо не отрицает возможности частичного перепроиз¬
водства. Но он не понимает его значения. Ибо, при крайне искусствен¬
ном и чувствительном организме капиталистической хозяйственной си¬
стемы всякое значительное нарушение равновесия влечет за собою целую
революцию. Если, например, в текстильной промышленности наступает
переполнение рынка, то прядильщик уже не может сбывать свой про¬
дукт ткачу; вследствие этого уменьшается также потребление им
шерсти, льна или шелка, угля и прочих вспомогательных материалов,
машин и построек; во всех этих отраслях промышленности начинается
застой, увольнение рабочих, понижение заработной платы. Одновре¬
менно сокращается и потребление капиталистов и рабочих, переполнение
рынка наступает также в отраслях, производящих средства потребления,
кризис из частичного становится всеобщим. Следовательно, аргумент
о возможности только частичного перепроизводства является очень
слабым утешением, ибо частичное перепроизводство должно необхо¬
димо превратиться во всеобщее.
Невозможность всеобщего перепроизводства Рикардо объясняет тем,
что человеческие потребности безграничны, и каждый человек может
достать средства для их удовлетворения, повышая свое собственное
производство.
Здесь, таким образом, отождествляется не только покупатель с про¬
давцом, но и производитель с потребителем. Но, не говоря уже о том,
что значительное число потребителей вообще ничего не производит,
уже одно только отношение наемного рабочего к капиталисту предпо¬
лагает, что рабочие, т.-е. большая часть потребителей, не являются
потребителями значительной части своего продукта, а именно средств
и материалов труда; оно же, дальше предполагает, что рабочие являются
потребителями, т.-е. покупателями, лишь постольку, поскольку они
производят прибавочную стоимость. Поэтому, нелепо отождествлять
всяких определенных экономических условий и тем самым, конечно, от всех противопо¬
ложностей и противоречий. По их мнению, капитализм, как и всякая другая форма
хозяйства, преследует исключительно цель возможно более рационального удовлетворе¬
ния потребностей. Вся разница между различными формами хозяйства состоит только
в их различной способности достигать этой цели. Разумеется, с мощным повышением
производительности, которое приносит с собою капитализм, достигнута высшая ступень
совершенства. Кризисы это только случайные недостатки, могущие быть устранен¬
ными. Понятно, что подобная теория удовлетворяет того, кто хочет видеть только то,
что соответствует буржуазному сознанию. Но трудно понять, каким образом и социа¬
листы могут обращаться к этой бессодержательной теории и видеть в сделанном Марк¬
сом открытии внутренних противоречий капитализма противоречия его теории. Ср.
Bernstein, Allerhand werttheoretisches, „Dokumente des Sozialismus“, B. Y. S. 557.
■— 350
производителя с потребителем. По мнению Рикардо, достаточно самому
производить стоимости, .чтобы можно было получить за них другие. При
этом он отвлекается от всяких определенных форм капитализма. Он сме¬
шивает продукт со стоимостью и упускает из вида, что рабочий не вла¬
деет средствами производства и производит не для себя, но ради
прибыли своего нанимателя. Это выступает особенно ярко, если свести
его аргумент к простейшей форме и поставить вопрос: почему рабочие
сами не производят необходимых для них товаров? Ведь у сапожника
нет сапог как раз тогда, когда магазины переполнены этим това¬
ром, и т. п. Пределы капиталистическому производству определены
только самим капиталом, в то время как масса производителей остается
ограниченной и, по самому характеру капиталистического производ¬
ства, должна оставаться ограниченною средним уровнем потребностей.
Отсюда тенденция капитализма расширять рынок всевозможными сред¬
ствами, во что бы то ни стало. Рикардо, будучи последовательным,
отрицает необходимость такого расширения; но теперь об этом уже
не приходится спорить Q.
Все эти внутренние противоречия капиталистической системы
впервые проявляются в сфере обращения. Уже на основе простого
товарного обращения кризисы возможны благодаря тому, что про¬
дажа и покупка далеко не обязательно совпадают, и деньги могут
быть удержаны и накоплены в виде сокровища. Здесь это явление
еще более или менее случайно, но на капиталистической основе оно
становится регулярным.
Все противоречия этой системы выступают таким образом, что обе
фазы товарного обращения, покупка и продажа, расчленяются. Когда
деньги служат при этом только средством обращения; то они могут
быть удержаны в том случае, если процесс воспроизводства наталки¬
вается на затруднения, потому ли, что рыночные цены товаров вслед¬
ствие каких-нибудь обстоятельств падают ниже их цены производства,
так что воспроизводство капитала, по возможности, ограничивается,
или же потому, что какие-нибудь элементы постоянного капитала
имеются в недостаточном количестве. В этом случае воспроизводство
наталкивается на технические’ и в то же время на экономические
затруднения, так как стоимость и цена указанных элементов возросли.
Подобный случай может наступить вследствие плохих урожаев или же
в результате чрезмерной затраты капитала на машины и т. п., вызван¬
ной надеждой на слишком быстрое расширение воспроизводства,—
расширение, для которого потом не оказалось необходимых предва¬
рительных условий.
Но деньги могут также функционировать, как средство платежа,
как кредитные деньги, когда они действуют в двух различных видах,
как мерило стоимостей и как реализация стоимостей. Но из этой
функции денег опять-таки сама собою вырастает возможность кризи¬
сов, если в промежуточное время произошли изменения в стоимости или
в цене соответствующих товаров, или же если происходит задержка
в реализации. В этих случаях наступает заминка в кругообороте денег,
и весь ряд сделок, находящихся в зависимости от первой сделки, не
может быть оплачен.
*) Лишь понимание имманентных противоречий закона стоимости, достигающих
полного развития в капиталистическом мире, дает возможность понять нс только хозяй¬
ственные кризисы, но и все отчаянные попытки капиталистического мира освободиться
от этих противоречий, всю нашу торговую, таможенную и колониальную политику,
направленную к искусственному расширению рынка, и картели, направленные к его
искусственному регулированию.

——■■——351 —
„Весь процесс накопления сводится прежде всего к расширенному
производству, которое, с одной стороны, соответствует естественному
росту населения, а, с другой стороны, образует внутреннюю основу
для явлений, обнаруживающихся в кризисах. Мерилом .этого расширен¬
ного производства является сам капитал, данная стадия условий произ¬
водства и безграничное стремление капиталистов к обогащению и
капитализации, но мерилом его отнюдь не является потребление, кото¬
рое заранее ограничено, так как, с одной стороны, большая часть
населения,— рабочий класс — может расширять свое потребление лишь
в очень узких пределах; с другой же стороны, по мере развития капи¬
тализма спрос на труд относительно уменьшается, хотя абсолютно и
возрастает. Сюда присоединяется также то, что все эти выравнивания
носят случайный характер, и хотя пропорциональность в приложении
капиталов к отдельным отраслям выравнивается при помощи постоян¬
ного процесса, но уже само постоянство этого процесса предполагает
постоянную диспропорциональность, которую он должен постоянно,
нередко даже насильственным путем, выравнивать“*)•
В указанном месте Маркс не дает законченной теории кризисов, да
и полемика с Рикардо не давала к тому никакого повода. По отноше¬
нию к Рикардо ему надо было только показать возможность и форму
кризисов. Действительный их характер мог быть изображен лишь на
основе развитых законов конкурренции и кредита и действительной
структуры общества, которое никоим образом не исчерпывается двумя
классами: рабочими и промышллнными капиталистами2).
Заключение.
В предшествующем изложении я пытался дать очерк хода мыслей
Маркса в его критике Рикардо. В рамках настоящего очерка можно
было дать только скудный остов идей; но я буду вполне удовлетворен,
если этот очерк побудит прочесть новый посмертный труд Маркса.
Всякий интересующийся вообще теоретическими исследованиями проч¬
тет эту книгу с огромным наслаждением. Нигде, пожалуй, своеобразие
метода исследования и изложения Маркса не выступает так ярко и
рельефно, как здесь, где он в полемике противопоставляет этот метод
родственному, но отличному от него воззрению Рикардо и где он на
многочисленных примерах показывает, что точная формулировка закона
стоимости приводит также к количественному анализу хозяйственных
явлений3). Именно, с точки зрения методологической ясности, изложе¬
ние земельной ренты, особенно абсолютной ренты, в этом сочинении
превосходит изложение третьего тома „Капитала“. Там Маркс поставил
вопрос, согласуется ли существование абсолютной земельной ренты с
законом стоимости. Он, следовательно, рассуждал в духе метода
Рикардо. В „Теориях“ он развивает абсолютную ренту именно из закона
стоимости; достаточно сравнить оба изложения, чтобы убедиться,
J) Ср. Marx „Theorien über den Mehrwert“, II, 2. S. 263.
2) Очень интересная попытка развить марксову теорию кризисов на основе закона
стоимости сделана О. Бауэром („Neue Zeit“, XXIII, 1, Heft 5 — 6).
3) Легко оценить правильность насмешливого замечания Бернштейна (указ соч.,
стр. 559): „Ныне мы можем исследовать законы образования цен более прямым путем,
чем фокусничание с метафизическою вещью, именуемою стоимостью“. Этим Бернштейн
хочет показать ненужность исследований закона стоимости, полагая, что их бесплодность
уже доказана его предшествующими рассуждениями. Но превосходство марксовой теории
обнаруживается именно в том, что она дает нам объяснение явлений нашей хозяйствен¬
ной жизни, в то время как, например, теория предельной полезности представляет только
теоретическое украшение, об эстетической ценности которого можно, конечно, быть
различных мнений.

■И 352
насколько более плодотворным является метод последнего сочинения,
не говоря уже о том, что здесь изложение особенно оживляется благо¬
даря полемике с Родбертусом.
Изложение дифференциальной ренты здесь также подробнее, глубже,
а нередко и лучше, чем в „Капитале“, и это не только благодаря поле¬
мике с Рикардо, но особенно потому, что эта форма ренты рассматри¬
вается здесь в связи с абсолютною рентою и на ее основе. Правда,
здесь зато отсутствует весь разбор дифференциальной ренты II, возни¬
кающей в результате приложения в добывающей промышленности
добавочных капиталов неодинаковой производительности. Рикардо
лишь мимоходом коснулся этой формы, почему и не было повода к
полемике с ним; с другой же. стороны, эта форма ренты не так необхо¬
дима для понимания других форм, чтобы в данном месте ее разбор
был бы также необходим, как разбор абсолютной ренты. Однако, не
только в области теории ренты, но и в различных других вопросах
изданный труд представляет желанное дополнение к главному теорети¬
ческому труду Маркса, особенно в исследовании проблемы кризисов.
Конечно, на этом сочинении заметно, что самому Марксу не суждено
было дать ему окончательную отделку; в нем встречается немало
повторений, в то время как некоторые вопросы рассматриваются лишь
кратко и в афористической форме.
Кроме критики основных положений системы Рикардо, в этом сочи¬
нении имеется целый ряд экскурсов, посвященных отдельным вопросам
и историческому положению теории Рикардо. Так, например, подробно
разбирается отношение Андерсона и Смита к теории ренты, вопрос о
влиянии машин на процесс производства и создания стоимости в осве¬
щении Рикардо и Бартона и некоторые другие вопросы. Но как ни
интересен разбор всех этих вопросов, отдельные частности отступают
на задний план перед отличительною особенностью, проходящею через
всю книгу, перед ее методологическим значением.
Не один только метод объясняет превосходство Маркса над Рикардо,
не говоря уже об индивидуальных особенностях обоих исследователей,
от которых мы здесь отвлекаемся. Второй фактор громадного значе¬
ния — это изменение точки зрения исследователя.
Каждая эпоха ставит свои собственные проблемы, т.-е. вскрывает
явления, которые не укладываются в рамки обычных объяснений и не
могут быть согласованы традиционным способом с комплексом род¬
ственных и уже известных фактов. Но естественная сила духовной
инерции приводит к тому, что, пока только возможно, делаются попытки
более или менее насильственно втиснуть новые явления в старые кате¬
гории;- это продолжается до тех пор, пока не появляется исследователь
с достаточно свободным от предубеждений взглядом, который видит
недостаточность прежних попыток объяснений и начинает перестраи¬
вать науку на новой основе. Но к тому времени масса и число новых
явлений оказываются уже значительно возросшими, и вопрос в том,—
каким именно явлениям исследователь в первую очередь уделит свое
внимание? Но в этом он не совсем свободен. Формулировка проблем
представляет задачу науки, постановка же их предшествует ей; здесь
действуют не ее собственные законы и правила, но исследователь
находится под сильнейшим влиянием своих личных чувств, своей инди¬
видуальной судьбы, воспитания и жизненного положения, своей при¬
надлежности к определенному классу.
Рикардо был банкиром и жил в эпоху юности капитализма; под
опьяняющим впечатлением огромного повышения производительности
общественного труда. Ему, как и Смиту, целью хозяйства казалось

353
создание возможно большего богатства, и его исследование имело
своею целью установить, какие условия должны быть даны для того,
чтобы возможно больше способствовать этой цели производства богат¬
ства. Он видел, что капитализм дал для достижения этой цели такие
средства, которых не давала ни одна из прежних форм хозяйства, и
потому капитализм казался ему завершением экономических стремле¬
ний человечества; а так как внутренние противоречия этой системы
хозяйства в его время резко еще не выступали, то он мог не заметить
их, тем более, что, исходя из своих предпосылок, он даже не искал их.
Кризисы, современником которых он был, он все еще мог объяснять
наступлением случайных обстоятельств, которые, как казалось, не при¬
сущи капитализму, как таковому; крупные кризисы на мировом рынке
начались лишь позднее. Не проникли еще в сознание общества и соответ¬
ствующие капитализму классовые противоречия. Поэтому, Рикардо мог
отрицать возможность кризисов, не замечая, что цель капиталистиче¬
ского производства — не удовлетворение потребностей, а прибавочная
стоимость; он мог затушевывать классовый характер капитала, проти¬
вопоставляя его живому труду, как труд накопленный, но не как силу,
ставшую самостоятельною и противостоящую рабочему.
Хотя Рикардо был таким образом ограничен буржуазным кругозо¬
ром, но он никоим образом не был апологетом буржуазии. Как истый
человек науки, он выводил из своих теоретических взглядов следствия,
не заботясь о том, какому классу или какой клике они пойдут на
пользу. Этим он существенно отличался от своего современника
Мальтуса, этого сикофакта класса землевладельцев. Маркс воздает
величайшую дань уважения и восхищения искренности и теоретиче¬
скому беспристрастию Рикардо, в противоположность пошлой манере
Мальтуса, не то, что не беспристрастного, но даже очень пристрастного
к определенному классу.
Приступая к изучению экономических проблем, Маркс был фило¬
софом и историком, прошедшим школу Гегеля, но вместе с тем ради¬
кальным демократом, который не оставался слеп к все усиливающемуся
классовому антагонизму между капиталом и трудом. Он ставил вопрос
не о цели хозяйства вообще, но о тенденциях развития исторически
данной,системы хозяйства, капитализма. Тем самым он стал на незави¬
симую, беспристрастную точку зрения. Он больше, чем кто бы то ни
было из его предшественников, признал историческое оправдание и
необходимость капитализма, но вместе с тем и присущие ему разру¬
шительные тенденции и противоречия.
Поэтому, он мог, как никто другой, вполне оценить величайшую
заслугу Рикардо перед наукою и в то же время показать его истори¬
ческую обусловленность, его ошибки.

РУДОЛЬФ ГИЛЬФЕРДИНГ.
ТЕОРИИ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ ОТ РИКАРДО ДО ДЖОНСА.
Появление третьего тома „Теорий прибавочной стоимости“ раз на¬
всегда документально покончит с одною старою легендою. Когда
появился третий том „Капитала“, буржуазные экономисты утверждали,
что объяснение уравнения нормы прибыли стоит в противоречии с
теорией трудовой стоимости первого тома. По их словам, Маркс, исходя
из своей теории стоимости, не мог объяснить указанную проблему, и
ему самому, с его сильным логическим умом, это должно было быть
известно. В дальнейшем ходе своего исследования он почувствовал
невозможность дать разрешение проблемы, но так как он обещал сде¬
лать это, то он при помощи диалектических фокусов третьего тома
дал мнимое решение. Честь открытия этого глубокого взгляда принад¬
лежит итальянскому профессору Лориа. Господин Бем-Баверк
перенес этот взгляд в вольном переводе на немецкий язык, и долгое
время он был „communis opinio“, общим мнением многих профессоров
политической экономии. Конечно, изучение трех томов — только все
вместе они дают возможность понять марксову экономию, в то время
как один только первый том неизбежно должен вызвать неполное,
даже ложное представление — должно было показать всякому непреду¬
бежденному читателю, что все произведение во всех своих отдельных
исследованиях, в подробном анализе прибавочной стоимости и ее
нормы, в различии между постоянным и переменным, основным и обо¬
ротным капиталом, в исследовании условий обращения, направлено
именно к разрешению той проблемы, которую поставил уже Рикардо
и вокруг которой большею частью вращалась вся послерикардовская
политическая экономия. Но предположение, что Маркс третьего тома
сам опроверг Маркса первого тома, было слишком удобно, теория
трудовой стоимости, благодаря своим социологическим выводам, была
слишком ненавистна буржуазной экономии, чтобы одним только логи¬
ческим доказательством можно было покончить с этою легендою. Не
было обращено также никакого внимания на мимоходом сделанное
Энгельсом в предисловии к третьему тому замечание, что уже в период
1863— 1867 годов Маркс не только подготовил к печати первый том,
но имел также готовые проекты последних двух томов „Капитала“.
Теперь Каутский, на основании рукописи „Теории прибавочной стои¬
мости“, может неопровержимо доказать в подробностях, что руково¬
дящие идеи второго и третьего томов были развиты Марксом в руко¬
писи еще до выхода в свет первого тома. В предисловии Каутский
опубликовывает план, взятый из одной рукописной тетради 1862 года;
в нем Маркс набрасывает те выводы, которые ныне составляют третий
том „Капитала“. Этим будет раз навсегда покончено с пересудами о
том, что самая гениальная идея Маркса, а именно объяснение равной
нормы прибыли на основе теории трудовой стоимости,— объяснение,
освободившее теорию от противоречия, которое ставило под вопрос
ее самое, является лишь какою-то отговоркою и вынужденною уловкою.

———■— 355
Ведь теперь следующие слова Каутского установлены документально
и неопровержимо, даже для самого придирчивого критика:
„Во всяком случае, уже наброски для первого и третьего томов
достаточно показывают, что ко времени их составления план „Капи¬
тала“ был у Маркса готов во всех своих основных чертах... Тогда
(в 1862 году), за пять лет до появления первого тома, весь „Капитал“
был уже продуман до конца не только в общем очертании своих идей,
но также в том плане изложения, как он впоследствии и вышел в
свет“ (Предисловие, стр. IX).
Это доказательство задним числом очень полезно, так как его при¬
нудительная сила не требует даже понимания хода развития экономи¬
ческой теории вообще и марксовской — в частности; но, кроме того,
разбираемый нами здесь том может показать внимательному читателю,
как сильно занимала проблема нормы прибыли мысль экономистов со
времени Рикардо.
Третий том „Теорий“ охватывает период от Рикардо до Маркса.
Здесь отсутствуют подробные теоретические доказательства, и потому
историческое изложение носит более законченный характер, чем в
прежних томах. Экономисты, разбираемые в этом томе, представляют
тем больший интерес, что они образуют переход к экономической
системе марксизма — с одной стороны, и к вульгарной экономии — с
другой. Этот переход приковывает к себе внимание уже потому, что
как раз этот период политической экономии почти совершенно предан
забвению и описание его бросает отчасти совершенно новый свет на
ход развития после Рикардо.
Постановка вопроса у Маркса примыкает непосредственно к Рикардо,
и центральным является здесь вопрос: как можно на основе теории
стоимости объяснить равенство нормы прибыли, которое ведь глубоко
противоречит закону, что стоимость определяется трудом. Каждая
строчка разбираемого тома доказывает, что именно разрешение этой
проблемы Маркс поставил задачею своей критики предшествовавшей
политической экономии. Уже Рикардо поставил эту проблему, но потом
опять отложил ее в сторону, не разрешив ее. В чем состояла проблема?
Как известно, в различных отраслях производства состав капитала,
который Маркс называет органическим, очень различный. В одной
отрасли производства предприятие в 1 миллион марок должно затра¬
тить 800.000 марок на постройки, машины, сырые материалы и т. п.
и 200.000 марок на заработную плату для оплаты 2.000 рабочих. На¬
оборот, в другой отрасли производства для вещественных элементов
капитала требуется только 200.000 марок, но зато в ней заняты 8.000
рабочих, получающих 800.000 марок заработной платы. Из теории
стоимости непосредственно вытекает тот вывод, что при равном уровне
эксплуатации труда — если, например, в обоих отраслях производства
каждый рабочий работает одинаковое время для воспроизводства своей
заработной платы и производства прибавочной стоимости для капита¬
листа— прибавочная стоимость, произведенная 8.000 рабочих, в четыре
раза больше, чем произведенная 2.000 рабочих. Но тогда и прибыль,
то-есть прибавочная стоимость, рассчитанная на весь капитал в 1 мил¬
лион, будет в такой же мере различна, что противоречит закону,
согласно которому капиталы равной величины должны доставлять рав¬
ную прибыль. Маркс разрешил это затруднение, показав в третьем
томе „Капитала“, как конкурренция капиталов за сферы их приложения
приводит к такому распределению капиталов между различными отрас¬
лями промышленности, что товары продаются не по своей стоимости,
но по своим ценам производства. В нашем примере капиталист I

■— 356 ==■=========■===■==■==
к концу периода производства будет иметь стоимость в 1.200.000 марок,
а капиталист II — в 1.800.000 марок; первый реализует прибыль в 20
процентов, второй — в 80 процентов. Не это поведет только к тому,
что некоторое число капиталистов I перенесут свои капиталы в сферу
производства II; в результате в первой сфере производства предложе¬
ние уменьшится,- во второй увеличится; это будет продолжаться до
тех пор, пока оба капиталиста не будут иметь одинаковые условия
вознаграждения для своих капиталов. Последнее будет иметь место в
том случае, когда вся произведенная ими общая прибавочная стоимость
в 1 миллион распределена будет равномерно на весь общий капитал
в 2 миллиона, то-есть, когда оба продадут свои товары по 1.500.000
марок; таким образом на равные капиталы в 1 миллион они оба по¬
лучат равную прибыль в 50 процентов.
Рикардо остановился на факте равенства прибыли. Отклонение цен
он объявил лишь исключением из правил закона стоимости. Поэтому,
у него осталось совсем необъясненным, каким образом может появиться
такое исключение, которое логически представляет прямую противо¬
положность правилу. По этой причине исключение должно было ка¬
заться противоречием, отрицанием правила. Тем более, что по мере
развития промышленной революции органический состав капитала все
более повышался, различие органического .состава в различных отрас¬
лях производства становилось все больше, так что общею нормою
стало отклонение от закона стоимости, а не его применение. Закон
стоимости уже не регулировал цен, следовательно, оказался вообще
ложным. И потому прибыль не могла проистекать из труда или только
из труда, она не имела к нему непосредственного отношения, а про¬
истекала из капитала, безразлично — из его вещественных составных
частей или из труда.
Когда перед мыслителем его задача ставится лишь в несовершен¬
ной форме, когда подлежащая разрешению проблема выступает в
сознании лишь в несовершенном виде, тогда и предпосылки остаются
несовершенными и недостаточными. Ибо процесс действительного
мышления другой, чем он выступает в научном изложении. В послед¬
нем из ряда предпосылок вытекают в дедуктивном изложении выводы.
Действительное же мышление исходит из следствий, данных в действи¬
тельности, чтобы, восходя от них, найти условия их появления. В п р о-
цессе мышления предпосылки и следствия, в изложении выступающие
раздельно, объединены, и лишь тогда, когда в сознании имеется вся
совокупность следствий,— именно они представляют явление, подле¬
жащее объяснению, то-есть проблему,— мышление доходит до всей
совокупности предпосылок. В мышлении постановка проблемы и ее
разрешение взаимно обусловлены, и если проблема понята лишь несо¬
вершенным образом, то и предпосылки остаются несовершенными и
недостаточными. И это в двояком отношении: во-первых, предпосылки
и расчленение их на отдельные логические части носят несовершенный
характер и, во-вторых, из предпосылок делаются не все те выводы,
которые implicite содержатся в них. Так случилось с Рикардо; благо¬
даря тому, что он оставил без разрешения проблему превращения
стоимости в цены производства, его теория стоимости и прибавочной
стоимостей также осталась несовершенною и потому противоречивою.
Лишь тогда, когда Маркс поставил себе проблему объяснения действи¬
тельных цен не как исключений из теории стоимости, но на основе
последней, удалось очистить теорию стоимости от ее противоречий,
развить ее полностью и найти все посредствующие звенья, объясняю¬
щие превращение стоимостей в цены производства. Но сама проблема

357
была поставлена развитием техники и вызванным им колоссальным
ростом постоянного и, в частности, основного капитала по сравнению
с переменным. Это был новый факт, к которому политическая эконо¬
мия должна была приспособиться.
Но именно Рикардо, который в своем неутомимом искании истины
сам объяснил образование действительных цен, как исключение из его
теории стоимости и, следовательно, как нечто противоречащее ей, по¬
ставил эту проблему своим последователям. Из нее исходят и против¬
ники его и ученики. С Мальтуса начинается реакция. Но реакция
в науке состоит в том, что логическое противоречие в системе на
самом деле не устраняется, но скрывается, безразлично, есть ли это
противоречие мыслей друг с другом или противоречие мыслей с явле¬
ниями, которые, будучи познаны, суть также мысли. Трудности устра¬
няются лишь мнимым образом, будучи отодвинуты в другую связь
мыслей, где они исчезают, конечно, лишь для того, чтобы открыть
дорогу еще более глубоким идейным противоречиям, которые, однако,
еще не поняты, как таковые, или же являются обычными и естествен¬
ными для ненаучных мыслителей. Мальтус представляет тип подобного
реакционера в науке. Он последовательно исходит из непоследова¬
тельности Рикардо, с целью устранить не эти последние, но правиль¬
ные предпосылки Рикардо.
Теория прибавочной стоимости Рикардо обнаруживала то противо¬
речие, что в ней капитал, то-есть накопленный труд, обменивается
непосредственно на живой труд. Капиталист уплачивает рабочему
„стоимость труда“. Но стоимость 10-часового труда, очевидно, состав¬
ляет стоимость 10 часов; итак, если капиталист уплачивает рабочему
стоимость его труда, то не остается никакого места для прибавочной
стоимости. Маркс показал, что рабочий продает не свой труд, но свою
рабочую силу, стоимость которой равняется труду, содержащемуся в
средствах существования рабочего. Если рабочему требуются для его
содержания средства существования стоимостью в 5 часов, а на службе
у капиталиста он работает 10 часов, то он создает стоимость 10 часов,
из которой 5 достаются капиталисту в качестве неоплаченной приба¬
вочной стоимости. Правда, уже Рикардо усмотрел в „стоимости труда“
стоимость средств существования рабочего, но он не устранил проти¬
воречий своей формулировки. С них-то и начинает Мальтус.
„Возникновение прибавочной стоимости; способ, которым Рикардо
объясняет уравнение цен производства в различных сферах применения
капитала, как видоизменение самого закона стоимости; постоянное
смешение у него прибыли с прибавочною стоимостью (прямое их ото¬
ждествление)—таковы те пункты, из которых исходит Мальтус в своей
критике. Мальтус не разрешает этих противоречий и смешения поня¬
тий, но воспринимает их от Рикардо, чтобы, опираясь на них, опро¬
вергнуть основной закон стоимости Рикардо и т. д. и притти к выводам,
приятным для его покровителей, т.-е. землевладельцев и их клики“
(„Теории прибавочной стоимости“, III, стр. 2, немецк. издание).
Таким образом, Мальтус приходит к отрицанию теории стоимости
и впадает в меркантилистическое представление, что прибыль возни¬
кает лишь из надбавки к цене, которую капиталисты делают сверх
издержек производства. Следовательно, на свою заработную плату
рабочие могут покупать у капиталистов только часть товара, ибо ка¬
питалист прибавляет к заработной плате свою прибыль. При заработной
плате в 100, капиталист продает товар за 110. Итак, 10 остаются в его
рукдх непроданными. Ему не поможет, если он продаст их другим
капиталистам. Ибо если капиталист А продает капиталисту В товар
■— 358
в 100 за 110, то В также продает свой товар А с такою же надбав¬
кою. Мальтус разрешает это затруднение, вводя класс покупателей,
которые оплачивают товары по их номинальной стоимости, с своей
стороны не продавая товаров. Прибыль получается таким путем, что
из общего продукта продается возможно меньше рабочим и возможно
больше этому классу, который платит наличными деньгами, сам не
продавая, который покупает для потребления. Итак, это — непроизво¬
дительные потребители: землевладельцы, получающие ренту и на нее
покупающие товары у капиталистов. Но одних землевладельцев мало.
Необходимо прибегнуть к искусственным средствам. Таковы большие
налоги, множество лиц, имеющих государственные и церковные сине¬
куры, значительный государственный долг и время от времени дорого
стоящие войны. Таковы „спасительные средства“ Мальтуса.
Маркс следующим образом характеризует хозяйственно-политиче¬
ские мотивы, определяющие теорию Мальтуса:
„Выводы Мальтуса сделаны вполне правильно из его основной теории
стоимости; но эта теория, в свою очередь, удивительным образом
соответствовала его задаче, апологетике существующего английского
строя, лендлордизма, „государства и церкви“, пенсионеров, сборщиков
податей, церковной десятины, государственного долга, биржевых мак¬
леров, шпиков, попов и лакеев („national expenditure“); рикардианцы
боролись против них, как против пережитков, невыгодных и вредных
для буржуазного производства. Рикардо бесстрашно защищает бур¬
жуазное производство, поскольку оно означает, по возможности, бес¬
препятственное развитие социальных производительных сил, нисколько
не заботясь о судьбе носителей производства, независимо от того,
капиталисты ли это или рабочие. Он твердо верил в исторические
права и необходимость этой ступени производства. Насколько ему
недоставало исторического понимания прошлого, настолько же он жил
в историческом фокусе своего времени. Мальтус также хочет возможно
более свободного развития капиталистического производства, но лишь
поскольку нищета его главного носителя, рабочего класса, представ¬
ляет условие этого развития. Но вместе с тем это производство должно
приспособляться к „потребностям потребления“ аристократии и ее
прислужников в государстве и церкви, оно должно служить матери¬
альным базисом для устарелых притязаний представителей интересов,
унаследованных от феодализма и абсолютной монархии. Мальтус хочет
буржуазного производства, поскольку оно не революционно, поскольку
оно создает не новый момент в истории, но „более широкий и удобный
материальный базис“ для „старого общества“ (стр. 50, нем. изд.).
С собственным учением Мальтуса рикардианцы легко разделались.
Его теория прибыли была опровергнута одним из них х) следующими
словами:
„Рассуждения Мальтуса постоянно вызывают у нас вопрос, должны
ли мы желать расширения производства или препятствовать ему. Если
кто-нибудь нуждается в покупателе, господин Мальтус рекомендует
ему дать кому-нибудь деньги, чтобы тот купил у него его товары“
(стр. 62, нем. изд.).
Но труднее было разрешить противоречия, которые Мальтус ука¬
зал в самой теории Рикардо, направив их против нее же. На этом
пункте рикардовская школа в конце-концов потерпела крушение, хотя,
9 Это анонимный автор книги: „An inquiry into those Principles respecting the Na¬
ture of Demand and Necessity of Consumption, lately advocated by Mister Malthus etc“
London, 1821.

359
работая над этим, она сама дала целый ряд положений, которые
открывали возможность окончательного разрешения проблемы. Харак¬
теристику этих рикардианцев Маркс дает на примере Джемса Милля:
„Милль был первый, кто изложил теорию Рикардо в систематиче¬
ской форме, хотя лишь в весьма абстрактных очертаниях. Он стре¬
мился к формально-логическим выводам. Поэтому, с него начинается
также разложение рикардовской школы. У учителя новое и значитель¬
ное развивается среди „навоза“ противоречий, он насильно извлекает
законы из явлений, полных противоречия. Сами противоречия, лежа¬
щие в основе, свидетельствуют о богатстве живой подпочвы, из кото¬
рой пробивается теория. Иначе обстоит дело у его ученика. Для него
сырым материалом служит уже не действительность, а новая теорети¬
ческая форма, в которую учитель влил ее. Отчасти теоретические воз¬
ражения противников новой теории, отчасти нередко встречающееся
парадоксальное отношение этой теории к реальной действительности
побуждали его делать попытки опровергнуть первые и объяснить
последнее. При этой попытке он сам запутывается в противоречиях, и
в своих стараниях разрешить их одновременно знаменует начинаю¬
щееся разложение теории, которую он догматически защищает“ (стр.
94, нем. изд.).
Эти замечания вместе с тем представляют меткую характеристику
доктринерского догматизма, в который так легко впадают вульгариза¬
торы всех новых теорий.
Главные трудности, с которыми школа Рикардо должна была
бороться, состояли в следующем: во-первых, следовало объяснить,
каким образом обмен капитала на труд происходит в согласии с зако¬
ном стоимости; эту трудность не сумели преодолеть ни буржуазные,
ни социалистические рикардианцы; ее устранил лишь Маркс, доказав,
что обмениваются не капитал и труд, а капитал и рабочая сила.
Вторая трудность состояла в том, что равные по величине ка¬
питалы, каков бы ни был их органический состав, приносят рав¬
ную прибыль. Эта проблема общей нормы прибыли представляет
вместе с тем проблему превращения стоимостей в цены производства.
„Трудность проистекала от того, что равные по величине
капиталы неодинакового состава — все равно, происходит ли по¬
следний от неодинакового соотношения между постоянным и перемен¬
ным, основным и оборотным капиталом, или от неодинакового периода
обращения — приводят в движение неравные массы непосредствен¬
ного труда, а потому могут присвоить себе в процессе производства
неравные массы неоплаченного труда, то-есть неравную прибавочную
стоимость или прибавочный продукт; следовательно, неравную при¬
быль если прибыль есть не что иное, как прибавочная стоимость, рас¬
считанная по отношению к стоимости всего авансированного капитала.
Если же прибавочная стоимость есть нечто другое,
чем (неоплаченный) труд, то труд вообще не есть „ос¬
нова“ и „мера“ стоимости товара.
Сам Рикардо усмотрел встречающиеся здесь трудности, хотя и не
в их всеобщей форме, и констатировал их, как исключения из
правила стоимости. При помощи этих исключений Мальтус опро¬
верг самое правило, ибо исключения превратились в правило. Тор¬
ренс, также полемизируя против Рикардо, ставил эту проблему, по
крайней мере, когда он говорит, что равные капиталы приво¬
дят в движение неравные массы труда, но тем не менее
производят товары равной „стоимости“, так что стои¬
мость определяется не трудом. То же у Бэлей (Baliey).
— 360 ——
Джемс Милль, в свою очередь, принял исключения, констатирован¬
ные Рикардо, при чем они нисколько не смущали его, за исключением
одного случая. Противоречие правилу он усмотрел только в одной
причине уравнения прибылей капиталистов. Этот случай следу¬
ющий: некоторые товары остаются в процессе производства (напри¬
мер, вино в подвалах), без применения к ним труда; в продолжение
некоторого периода они предоставлены игре определенных естествен¬
ных процессов. Но тем не менее это время считается приносящим
прибыль. Время, когда труд к товарам не применяется, рассматри¬
вается, как рабочее время. (То же имеет место вообще, когда идет
речь о более длинном периоде обращения). Милль, так ска¬
зать, „обманом“ вывернулся из затруднительного положения, говоря,
что время, когда вино, например, стоит в подвалах, может считаться
временем, когда оно всасывает труд, хотя, согласно предположению,
это в действительности не имело место. Иначе следовало бы сказать,
что прибыль создается „временем“, а ведь время, как таковое, лишь
„звук пустой“. К этой галиматье (которая, однако, психилогически
„углубленная“, снова является у Бем-Баверка в виде основы его
„теории прибыли с капитала“ Р. Г.) примыкает Мак-Куллох или,
вернее, он с своею обычною скрытою манерою плагиатора воспроиз¬
водит ее в общей форме, где скрытая бессмыслица явно выступает и
благополучно устранен последний остаток системы Рикардо и вообще
всякого экономического мышления“ (стр. 212 и след. нем. изд.).
Мак-Куллох выходит из затруднения, называя „действия“ средств
производства трудом и говоря, что они так же создают стоимость, как
труд человеческий. Итак, естественные свойства потребительных стои¬
мостей, например, производимую машиною механическую работу, он
приравнивает к общественным отношениям людей, выступающим в их
деятельности в процессе производства.
„Рикардо, как все крупные экономисты,— говорит Маркс, припи¬
сывая, вероятно, сознанию своих предшественников свои более разви¬
тые и ясные взгляды,— рассматривает труд, как человеческую,
еще более как социально-определенную человеческую деятель¬
ность, как единственный источник стоимости. От остальных экономи¬
стов Рикардо отличается именно тем, что рассматривает стоимость
товаров, как простых „представителей“ общественно-определенного
труда. Все эти экономисты более или менее ясно,— Рикардо яснее дру¬
гих,— видят в меновой стоимости вещей простое выражение, специ¬
фическую общественную форму производительной деятельности людей,
нечто toto genere отличное от вещей и их употребления, как вещей,—
безразлично, идет ли речь о потреблении промышленном или непро¬
мышленном. Действительно, стоимость есть для них лишь выраженное
в вещах отношение производительной деятельности людей, рабочих
друг к другу“ (стр. 218, нем. изд.).
Считая производящим стоимость „труд вообще“, безразлично, будет
ли то труд машин, животных или людей, следовательно, все действия
средств производства, Мак-Куллох смешивает естественные свойства
вещей с общественными свойствами товаров, то-есть смешивает потре¬
бительную стоимость со стоимостью, и тем самым впадает в тот фети¬
шизм, который лежит в основе мнимой науки вульгарных эконо¬
мистов.
Последним рекардианцем Маркс называет Джона Стюарта Милля.
Он также страдает смешением прибавочной стоимости с прибылью.
Его попытка доказать учение Рикардо, что высота прибыли находится
в обратном отношении к высоте заработной платы, приводит Маркса
361 —
к исследованиям, которые относятся к теории комбинации и будут
нами рассмотрены в другой связи.
Одновременно с развитием буржуазной экономии растет также
отрицание ее в социалистических и коммунистических
системах. Но в план произведения Маркса входит только та группа
социалистов, которые, оставаясь на почве учений Рикардо, стараются
развить из них социалистические или хотя бы пролетарские выводы.
Из таких социалистов Маркс называет трех: автора анонимного пам¬
флета „The source and remedy of the national difficulties“, появившегося
в Лондоне в 1821 году, Равенстона (Ravenstone) и Годе к и на
(Hodgskin). Этой группе Маркс дает следующую характеристику:
„Для противоположных течений, вызванных к жизни теориею Рикар¬
до— на (основе) ее собственных предпосылок,— характерно следующее:
По мере своего развития (а это развитие, поскольку речь идет об
основных принципах, находит свое наиболее яркое выражение у Ри¬
кардо), политическая экономия все более изображает труд, как един¬
ственный элемент стоимости и единственного создателя потребительной
стоимости, а развитие производительных сил, как единственное сред¬
ство к действительному умножению богатства; возможно большее
развитие производительных сил труда,— как экономический базис
общества. Это, действительно, базис капиталистического производства.
Сочинение Рикардо, доказывая, что ни земельная собственность, ни
капиталистическое накопление и проч, не нарушают закона стоимости,
занимается, собственно говоря, лишь тем, чтобы устранить все проти¬
воречия или явления, повидимому, противоречащие этому пониманию.
Но по мере того, как труд признается единственным источником
меновой стоимости и активным источником потребительной стоимости,
в той же мере теми же экономистами и, в частности, также Рикардо
(еще более Торренсом, Мальтусом, Бэлей и другими), „капитал“ рас¬
сматривается, как регулятор производства, как источник богатства и
цель производства; труд же, напротив, как наемный труд, носителем
и действительным орудием которого необходимо является паупер; этот
взгляд был еще подкреплен теорией народонаселения Мальтуса. Рабо¬
чий принадлежит к простым издержкам производства и орудиям про¬
изводства, он ограничивается минимумом заработной платы, которая
должна упасть ниже этого минимума, как только рабочие имеются
в „излишнем“ для капитала числе. В этом противоречии политическая
экономия выразила лишь сущность капиталистического производства
или, если угодно, наемного труда, отчужденного от самого себя труда,
по отношению к которому созданное им богатство выступает, как
чужое богатство, его собственная производительная сила, как произво¬
дительная сила его продукта, его обогащение, как его собственное
обнищание, его общественная мощь, как мощь общества над ним.
Но эту определенную специфическую, историческую форму обществен¬
ного труда, как она выступает в капиталистическом производстве, эти
экономисты объявляют всеобщею единственною формою, естественною,
истинною, а эти производственные отношения—обсолютно (не исто¬
рически) необходимыми, естественными и разумными отношениями
общественного труда. Всецело ограниченные кругозором капиталисти¬
ческого производства, они заявляют, что противоречивая форма, в кото¬
рой здесь выступает общественный труд, столь же необходима, как
сама эта форма, освобожденная от этого противоречия. В одно и то
же время они объявляют единственным- источником богатства, с одной
стороны, труд в его абсолютной форме, ибо для них наемный труд
тождествен с трудом вообще, а с другой стороны, капитал в такой же
— 362
абсолютной форме, нищету рабочих и богатство тех, кто не работает;
благодаря этому они постоянно движутся в абсолютных противоре¬
чиях, нисколько того не подозревая. Сисмонди создал эпоху в поли¬
тической экономии благодаря тому, что усмотрел это противоречие.
„Труд или капитал“ — в этом выражении Рикардо ярко выступает
противоречие и та наивность, с которою оно выражено в форме иден¬
тичности.
Но ясно было, что то же реальное развитие, которое дало буржу¬
азной экономии эту теоретически резкую формулировку, развивает
содержащиеся в ней же реальные противоречия, а именно противоре¬
чие между ростом богатства „нации“ в Англии и ростом нищеты
рабочих. Так как, далее, эти противоречия нашли в теории Рикардо и
друг, теоретически яркое, хотя и бессознательное выражение, то было
естественно, что умы, ставшие на сторону пролетариата, восприняли
это противоречие,,которое теоретически было уже подготовлено для
них. Вы говорите, что труд есть единственный источник меновой сто¬
имости и единственный активный создатель потребительной стоимости.
С другой стороны, вы говорите, что капитал есть все, рабочий же —
ничто, или только часть издержек производства капитала. Вы сами
себя опровергли. Капитал есть не что иное, как надувательство рабо¬
чего. Труд есть все.
Таково, действительно, последнее слово всех сочинений, защищаю¬
щих пролетарские интересы с точки зрения Рикардо, на основе его
собственных предпосылок. Как мало постигает он в своей системе
идентичность капитала и труда, так же мало понимают они выражен¬
ное в них противоречие. Поэтому, наиболее значительные среди них,
как, например, Годскин, воспринимают все экономические предпосылки
самого капиталистического производства, как вечные формы, и хотят
устранить лишь капитал, этот базис и одновременно необходимое
следствие“ (стр. 307 и след. нем. изд.).
Одновременно эти сочинения представляют также прогресс в эко¬
номической теории. Автор памфлета последовательно сводит приба¬
вочную стоимость к прибавочному труду, в противополож¬
ность к последователям и противникам Рикардо, которые цепляются
за его смешение прибавочной стоимости и прибыли. Он делает тот
вывод, что капитал излишен, а прибавочный труд должен быть устра¬
нен. Ибо нация богата тогда, „когда труд продолжается шесть часов
вместо двенадцати; богатство — это время, которым можно располагать,
и только“.
Равенстон подробнее определяет относительную прибавочную
стоимость, которая зависит от степени развития производительной
силы труда. Отсюда он делает вывод: увеличение производительной
силы труда лишь увеличивает чужое богатство, господствующее над
ним, т.-е. капитал.
Наконец, Годскин защищает закон: капитал непроизводителен.
Производительность труда не зависит от наличной массы капитала.
Он старается доказать, что действие, приписываемое обращающемуся
капиталу, запасу товаров, есть действие „существующего (coexis-tierende)
труда“. У него уже встречается, хотя и в неясной форме, зародыш
понимания фетишизма, который приписывает вещам действие, соот¬
ветствующее общественным отношениям.
После социалистов Маркс рассматривает группу из трех авторов: —
Джорджа Рамзая, Шербулье и Ричарда Джонса, общая черта которых
заключается в том, что они, в отличие от классиков, рассматривают
капиталистическую форму производства и, следовательно, капитал, уже
363 —
не как абсолютную форму производства, а лишь как „случайное“
историческое условие. Рамзай имеет ту заслугу, что проводит
ясное различие между постоянным и переменным капиталом, различие,
имеющее решающее значение для понимания возникновения прибавоч¬
ной стоимости, но он сохраняет за этими составными частями капитала
названия основного и оборотного капитала, взятые из области обра¬
щения. Ему неясно возникновение прибавочной стоимости; он не пони¬
мает превращения прибавочной стоимости в прибыль и, следовательно,
стоимости в цену производства. Необходимыми условиями производ¬
ства Рамзай объявляет, с одной стороны, материал средств производ¬
ства и средства труда, называемые им основным капиталом, и, с дру¬
гой стороны, живой труд. Напротив, то обстоятельство, что средства
существования рабочего принимают вообще форму „оборотного капи¬
тала“, он считает простым „ухищрением“ которое обязано своим
существованием „жалкой нищете народных масс“. Условием производ¬
ства является труд, но не наемный труд. „Рамзай хочет серьезно —
что другие экономисты делают лишь на словах — превратить капитал
в часть национального богатства, которое употребляется или должно
быть употреблено для усиления производства. Он объявляет наемный
труд и, следовательно, капитал — социальную форму, представля¬
ющую средства воспроизводства на базисе наемного
труда — несущественными и вызванными лишь нищетою народных
масс“ (стр. 383, нем. изд.). Те же мысли развивает в своей критике
Шербулье, находившийся под влиянием Сисмонди; в частности, у
него встречается ряд метких замечаний о тенденции к концентрации и
об уравнении нормы прибыли. Но наиболее выдающимся из этой
группы и вообще одним из интереснейших экономистов после-рикар-
довской эпохи является Ричард Джонс. В своем понимании исто¬
рии он — непосредственный предшественник Маркса.

приложение:
РУДОЛЬФ ГИЛЬФЕРДИНГ
КАКИМ МЕТОДОМ ДОЛЖНА ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ИСТОРИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Развитие политической экономии обнаруживает
то интересное явление, что мысль (смотри Смита,
Рикардо, Сея) из бесконечного множества единичных
явлений, первоначально находящихся перед нею,
находит простые принципы вещи, действующий в
ней и управляющий ею рассудок.
'	Гегель, „Философия права“, § 189.
Необходимо тщательно изучить самые предметы,
прежде чем давать правила о том, как создать науку
о них.
Кант.
„Теории прибавочной стоимости“ имеют большое значение не только в истории
развития политйко-экономической мысли: они возбуждают живейший интерес с точки
зрения материалистического понимания истории. Ибо они показывают нам Маркса не
только как экономиста, но и как историка науки. К тому же это до сих пор первая
попытка обосновать науку с точки зрения марксистской теории.
Рассматривая изложение всех трех томов со стороны его метода, приходишь прежде
всего в необыкновенное изумление: да ведь это Гегель! То, что Маркс излагает,
это — саморазвитие политики-экономической науки, как она начинается с первых пра¬
вильных воззрений Петти и Франклина, признающих труд общим свойством товаров и
денег, и кончается в системе Маркса... И невольно напрашивается сравнение с Гегелем,
для которого история философии есть саморазвитие идеи, достигающей самосознания
в его собственной системе, так что предшествующая история представляет собою лишь
историческую подготовку гегелевской философии, в хронологическом и одновременно
логическом порядке.
Как известно, это представление Гегеля вытекает непосредственно из его понимания
истории, согласно которому действительность есть не что иное, как проявление абсолютной
идеи, развивающейся сама из себя, в диалектическом процессе тезиса и антитезиса, все
к более высоким формам проявления. Теперь гегелевский идеализм нам чужд, понимание
действительности, как материализации идеи, кажется чем-то мистическим, непонятным.
Нашему мышлению, исходящему из совершенно других предпосылок, система Гегеля
становится понятною лишь с исторической точки зрения, как крайне логическое следствие
идеализма, как вывод из строя идей, основы которого имеются уже у Канта, Фихте и
Шеллинга. Но если мы вспомним, как велико было историческое влияние этого учения,
если мы вспомним, что под его знаменем целое поколение подвизалось с огромною
духовною энергиею в познании всех проблем наук о духе, если мы припомним, что
духовная революция, связанная с именами Фейербаха и Маркса, имеет свою исходную
точку в этой системе, то нас заинтересует вопрос о том, в чем, собственно говоря,
заключается мощная сила, столь решительно подчинявшая современников влиянию этой
филосифии и продолжавшая влиять еще долгое время впоследствии.
Как известно, секрет силы гегелевской философии заключался в идее развития,
которая впервые была последовательно проведена, хотя и в идеалистической форме, во
всех областях явлений природы и общества. Идея, что все явления не только следуют
одно за другим, но и вытекают одно из другого, что последнее происходит по имманентным
законам, которые лежат в основе развития и одни только объясняют его,— эта идея
внутренней закономерности развития навеки обеспечила гегелевской системе место в
сокровищнице человеческого духа. Хотя она представляла собою идеалистическое,
неправильное познание, но все-таки это было познание, сразу осветившее ход явлений,
до тех пор необъяснимый.
И как бы в подтверждение установленного Гегелем механизма духа, диалектики,
постоянно вновь отрицающей себя, этот доведенный до крайности идеализм испытал
переворот, подобный коперниковскому: в саморазвитиии идеи усмотрели развитие объ¬
единенного в общество человечества, или человеческого общества; двигатель этого
развития был найден во взаимодействии человека с окружающим его реальным миром,
которое наиболее ярко выражается в формах человеческого хозяйства; на место диалек¬
тически развивающейся из себя идеи был поставлен обусловленный социальною средою
человек во всей своей реальности, как существо действующее и подвергающееся воздей¬
ствию, изменяющее и подвергающееся изменениям,— человек, как двигатель своей
365
собственной истории; внутренняя закономерность, лежащая в основе развития, была
найдена — вместо внутренней закономерности абсолюта — во внутренней закономерности
социальной жизни на основе реальных законов хозяйства.
Но не одна только идея развития — как ни важно было ее применение к истории
и вообще к воззрениям на социальные явления — сделала гегелевскую философию пред¬
шественницею социальной теории, подготовившей ей путь.
Если действительность есть не что иное, как объективирование идеи, то идея может
быть осознана, и следовательно, задача философии может быть выполнена лишь путем
логического восприятия действительности. „На всех страницах своих сочинений,— говорит
Лассаль в предисловии к „Системе приобретенных прав“,— Гегель неутомимо подчеркивал,
что философия идентична с совокупностью опытного мира, что философия
требует больше всего углубления в эмпирические науки“. В том же духе говорит
Макс Адлер:
„Если понять философию Гегеля с точки зрения не мотивов, ясно развитых им самим,
то она далеко не производит впечатления хаоса фантастических спекулятивных умозрений.
Напротив того, начинаешь объяснять огромное влияние философии Гегеля на ее совре¬
менников и продолжающееся влияние, оказываемое ею еще по сей день, именно тем,
что она, несмотря на свою конструктивную форму и метафизику абсолютного духа,
в известном смысле представляет- в противоположность идеалистической философии
Фихте и Шеллинга — возврат к действительности, тенденцию к закономер¬
ному восприятию самого опыта, вместо одних только спекулятивных умозрений о нем“ 9-
Как раз то, что нашей теперешней теории познания кажется шагом назад, пред¬
ставляло с исторической точки зрения огромный прогресс: если Кант сосредоточил
постановку вопроса на формах познания и тем самым отвлек свое исследование от
всякого содержания познания, то Гегель видел свою задачу именно в доказатель¬
стве необходимости содержания всякого опыта, в доказательстве, которое было найдено
в идентичности становления опыта с саморазвитием понятия. Таким образом, действи¬
тельность опять сделалась предметом философии, и только благодаря этому стало воз¬
можным, что отрицание самой гегелевской философии могло вылиться в форму науки,
освобожденной от всякой метафизики. В мышлении Гегеля было богатое содержание
действительности, и это обеспечило ему, в противоположность кантианству, большое
историческое влияние. Наиболее плодотворное зерно истины в мышлении Канта про¬
пало для его -современников; вообще влияние кантианства на проблемы теории познания
осталось ограниченным, и с точки зрения всеобщей научной методологии оно, по выра¬
жению Отто Бауэра, приняло на себя роль, которую, конечно, не надо оценивать слишком
низко, пограничного сторожа против всяких матафизических блужданий и ложной поста¬
новки вопросов, в то время, как из лона философии Гегеля возник громадный прогресс
нашего времени, духовный и научный.
Гегель, делая идею демиургом действительности, вместе с тем создал определенный
метод исследования. И этот метод, как только с него был снят метафизический покров,
оказался чрезвычайно плодотворным, ибо он действительно соответствовал существу
духовной деятельности исследователя. Мы знаем от самого Маркса, что он вполне созна¬
тельно перенес метод Гегеля в политическую экономию. И это приложение метода можно
в первую голову найти не там, где его обыкновенно ищут: не в изображении реальных
классовых противоречий и в открытии противоречия между социально-историческою
ограниченностью капиталистического способа производства и общественною потребностью,
носителем которой является пролетариат и которая направлена к овладению производи¬
тельными силами, возникшими из капиталистической организации, но все более перера¬
стающими ее. Это приложение метода скорее выполняет свою специфическую логиче¬
скую роль в способе образования и изложения логических понятий2). Как раз эту сто-
„Marx als Denker“, стр. 12.
2) В своей превосходной статье „Marx und die Dialektik“, напечатанной в виде приложения к
его брошюре „Marx als Denker“ (Berlin, „Vorwärts“, 1908), Макс Адлер вскрыл причину неясности
понятия диалектики, указав, что Гегель обозначает одним именем „диалектики" две совершенно различные
веши: во-первых, определенный род мышления, то-есть метод, и во-вторых, определенный род бытия,
то есть свойство существования. „Если мы назовем различными именами оба эти значения, которые с
точки зрения учения гелелевской философии об идентичности должны были, конечно совпадать, если мы
назовем диалектикою раскрытие противоречий мышления в потоке его содержания, как то уже сделал сам
Гегель, и напротив, противоречия бытия и в потоке его реальных явлений назовем антагонизмом, то сразу
станет ясно, какие глубоко различные вещи гегелевская диалектика могла объединять именно благодаря
тому, что она была не только методом.
Критика и преодоление Гегеля у Маркса состояли в уничтожении той мистической иллюзии, в кото¬
рой диалектика являлась одновременно в виде антагонизма. Это преодоление произошло при помощи пло¬
дотворного воззрения, которое уничтожало метафизический характер гегелевской диалектики и одновре¬
менно сохраняло ее методологический характер,—воззрения, по которому внутреннее движение логиче¬
ской категории есть лишь движение индивидуального мышления, при помощи которого последнее пере¬
ходит от одних логических определений к другим. Этим была устранена мистификация процесса мышления,
как созидающей силы мышления, как движения, созидающего в себе мир. Но остался глубокий взгляд
Гегеля на мышление, как на движение, определяемое внутренними законами. Теперь мышление понимается
уже не как внешнее соединение застывших понятий, а как переход одних его определений в другие и про¬
исхождение их одно из другого, как внутренняя закономерность,—таково было зерно диалектики,
от которого Маркс и Энгельс уже никогда больше ,не отказывались" (стр. 86).

— 366	■■
рону Маркс очень ясно изложил во „Введении к критике политической экономии“, впер¬
вые напечатанном в журнале „Neue Zeit“ в 1903 году х).
„Казалось бы наиболее правильным начинать с реального и конкретного, с действи¬
тельных предпосылок, следовательно, например, в политической экономии — с населения,
которое образует собою основу и субъект всего общественного производства. Но при
ближайшем рассмотрении это оказывается ошибочным. Население, это - абстракция, если
я упускаю из виду классы, из которых оно состоит... Если я, таким образом, начал бы с
населения, то я дал бы хаотическое предоставление о целом; и только путем более
частичных определений я аналитически подошел бы к все более и более простым поня¬
тиям, от конкретного, данного в представлении, к все более и более тощим абстракциям,
пока не достиг бы простейших определений. И тогда я должен был бы пуститься в
обратный путь, пока снова не подошел бы к населению, но уже не как к хаотическому
представлению целого, а как к богатой совокупности, с многочисленными определениями
и отношениями. Первый путь, это — тот, которому политическая экономия исторически
следовала при своем возникновении. Экономисты семнадцатого столетия, например, всегда
начинают с живого целого, с населения, нации, государства, нескольких государств и т. д.;
но они всегда заканчивают тем, что путем анализа выделяют некоторые определяющие,
абстрактные, общие отношения, как разделение труда, деньги, стоимость и т. п
Как только эти отдельные моменты были более или менее зафиксированы и абстрагиро¬
ваны, экономические системы начали восходить от простейшего, как труд, разделение
труда, потребность, меновая стоимость, к государству, международному обмену, мировому
рынку. Последний метод, очевидно, является правильным в научном отношении. Кон¬
кретное потому конкретно, что оно заключает в себе множество определений, являясь
единством в многообразии. В мышлении оно выступает, как процесс соединения, как
результат, но не как исходный пункт, хотя оно является исходным пунктом в действи¬
тельности, и, следовательно, также исходным пунктом наглядного созерцания и представ¬
ления. Если итти первым путем, то полное представление испарится до степени абстракт¬
ного определения; при втором же — абстрактные определения ведут к воспроизведению
конкретного путем мышления2). Поэтому Гегель поддается иллюзии, что реальное сле¬
дует понимать, как результат мышления, восходящего к внутреннему единству, в себя
углубляющегося и из себя развивающегося, между тем как метод восхождения от
абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваи¬
вает себе конкретное, духовно воспроизводит его, как конкретное. Однако, это никоим
образом не есть процесс возникновения самого конкретного. Простейшая экономическая
категория, например, меновая стоимость, предполагает население, население, произво¬
дящее в определенных условиях, а также определенные формы семьи, общины, государ¬
ства и т. п. Она не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение
уже данного конкретного и живого целого.
„Напротив, меновая стоимость, как категория, имеет додилювиальное существование.
Поэтому для сознания (а философское сознание отличается тем, что для него логическое
мышление, это — действительный человек и логически осознанный мир — мир действи¬
тельный) движение категорий кажется действительно созидающим актом, который, к сожа¬
лению (?), получает толчок извне, результатом которого является мир; и это постольку
правильно,— здесь мы опять впадает в тавтологию, — поскольку конкретная совокупность
в качестве мысленной совокупности, мысленной конкретности, есть на самом деле продукт
мышления, понимания; это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и
развивающегося вне наглядного созерцания и представления или над ними, а переработка
созерцаний и представлений в понятия. Целое, каким оно является в головы, как мыс¬
лимое целое, есть продукт мыслящей головы, которая освояет мир единственным доступ¬
ным ей способом, способом, отличающимся от художественного, религиозного, практи¬
ческого, духовного освоения мира. Реальный субъект остается все время вне головы,
существуя как нечто самостоятельное — именно до тех пор, пока голова относится
*) Перевод этого „Введения" помещен в сборнике „Основные проблемы политической экономии" и в
новом издании работы Маркса „К критике политической экономии".
2) Известно, что в мышлении от сложного конкретного к простому общему приходят путем абстрак¬
ции. „Решающая роль абстракции в исследовании вполне понятна. Невозможно—да не имело бы и смысла—
наблюдать все частности явления. Мы наблюдаем лишь те обстоятельства, которые имеют для нас какой-
либо интерес, и те, от которых первые, повидимому, находятся в зависимости. Итак, первая задача,
стоящая перед исследователем, это путем сравнения различных случаев отметить в своих мыслях взаимно
связанные явления и устранить, как второстепенное или безразличное для данной цели, все то, от чего
исследуемые явления, повидимому, не находятся в зависимости. И, действительно, наиболее важные
открытия были сделаны путем этого процесса абстракции. Апельт („Die Theorie der jnduktion“.
Leipzig, 1854) метко отмечает это, говоря: .Сложное частное всегда раньше является нашему созна¬
нию, чем простое общее. Лишь при помощи абстракции рассудок получает возможность отдельно
охватить это последнее. Поэтому, обстракция есть метод нахождения принципов". (Mach, „Erkenntnis
und Irrtum“, Leipzig 1905. S. 135).
Уже из этого видно, как неправильно приравнивать дедукцию и индукцию, как равноценные источ¬
ники познания. Дедукция есть скорее лишь способ научного изображения, который действительно сможет
перейти, в конце-концов, от общего к изображению частного лишь при том условии, если в мышлении
ему уже предшествовала индукция.

367 —1
к нему лишь умозрительно, теоретически. Поэтому, при теоретическом методе (полити¬
ческой экономии) субъект, т.-е. общество, должен постоянно витать в нашем представ¬
лении. как предпосылка“.
„Сюда присоединяется то обстоятельство — и это подкрепляет иллюзию гегелевской
конструкции,— что в истории (логически) простые котегории могли действительно суще¬
ствовать раньше конкретных, так что историческое развитие кажется одновременно
логическим“.
„Деньги могут существовать и существовали исторически раньше капитала, раньше
банков, раньше наемного труда и т. д. С этой стороны можно сказать, что простейшая
категория может выражать собою господствующие отношения неразвившегося целого
или подчиненные отношения развитого целого, отношения, которые исторически уже
существовали раньше, чем целое развилось в том направлении, которое выражает кон¬
кретная категория. Постольку законы абстрактного мышления, восходящего от простого
к сложному, соответствуют действительному историческому процессу“ (Маркс).
Как видим, то, что Гегель считает онтологией1), есть в действительности или скорее
всего метод, ход научного мышления. Как только метафизическая оболочка была снята,
идея развития, лежащая в основе гегелевских взглядов, должна была привести к чрезвы¬
чайно плодотворым результам, и наиболее плодотворным именно в области истории;
последняя, по мнению буржуазного рационализма восемнадцатого, столетия, представляла
хаос бессмыслицы и случайностей, хаос, в который лишь просвещение сможет в будущем
внести извне разумность, когда просвещенные люди начнуть „делать историю“, вместо
непросвещенных, как то было во все предшествовавшие эпохи. Гегель же искал в
истории разумности и благодаря этому впервые поставил хотя еще в метафизической
форме — проблему ее необходимого закономерного развития. „Все существующее и все,
что существовало, разумно“--этот закон был революционным не только потому, что
он,- как показывает Энгель в „Фейербахе“—сходясь в этом пункте с рационализмом,
этим мировоззрением революционной буржуазии, привлекал все существующее к судей¬
скому столу разума, который в вечном прогрессе своего саморазвития отвергал все
существующее, как неразумное. Этот закон впервые открыл буржуазному миру вообще
понимание истории. Ведь до тех пор понимание истории составляло преимущественно
удел классов, господству которых угрожала опасность и которые для его оправдания
ссылались на историю, в то время как революционная буржуазия, исходя из естествен¬
ного права, отвергала всю предшествовавшую историю, как противоречащую разуму.
Вообще консервативные писатели превосходили революционно-либеральных глубоким
пониманием истории. Рационализм же, именно благодаря большей простоте и прямо¬
линейности своего мышления, был мировоззрением революционных классов, думающих
лишь о борьбе, и потому он был первоначально также мировоззрением пробуждающегося
к освободительной борьбе рабочего класса, который всегда, несмотря на то, что марксизм
отличается совсем другим типом мышления, проявляет склонность понимать социалисти¬
ческие лозунги не столько в их исторической обусловленности и относительности, сколько
как абсолютные постулаты разума. Понимание исторической обусловленности всех
социальных явлений, следовательно, также относительной необходимости капитализма и
О Сравни, напр., следующее место: „В развитии понятия определения (Bestimmungen), с одной
стороны, сами суть понятия, с другой же стороны — так как понятие есть по существу идея —они явля¬
ются в форме существования, и таким образом ряд получающихся понятий представляет одновременно
ряд образов явлений (Gestaltungen); так следует рассматривать их в науке“.
„В более умозрительном смысле способ существовани и я ^понятия и способ его определения
(Bestimmtheit) есть одно и то же. Но следует заметить, что моменты, результатом которых является
более определенная форма, предваряют этот результат в качестве определений понятия в научном разви¬
тии идеи, но не предшествуют ему в качестве образов явлений (Gestaltungen) в развитии во вре¬
мени. Так, идея, определенная как семья, имеет своею предпосылкою определения понятия, результат
которых она в дальнейшем представляет. Но в том, что эти внутренние предпосылки существуют также
сами по себе уже как образы явлений, напр., как право собственности, договор, нравственность и
т. п.,— в этом заключается другая сторона развития, которая лишь в более законченном создании приво¬
дит к этому самостоятельно выраженному существованию своих моментов“. ГегеЛь, „Философия права',
§ 32.
Ср. с этим прибавление к тому же параграфу, в здании Лассена (Philosophische Bibliothek,
124 Band), стр. 294: „Идея должна все более внутренне определяться, так как вначале она представляет
лишь абстрактное понятие. Однако, это первоначальное абстрактное понятие пе уничтожается, но все более
внутренне обогащается, так что последнее определение есть и наиболее богатое... Мы должны только
следить за тем, как само понятие определяет себя и должны заставить себя не прибавлять ничего из
нашего мнения и мышления. Таким путем мы получаем ряд идей и другой ряд существующих образов
(Gestalten), при чем может случиться, что порядок времени в действительном развитии отчасти иной’
чем порядок понятия. Так, напр , нельзя сказать, что собственность существует раньше семьи, но тем не
менее она подвергается исследованию раньше последней. Поэтому здесь можно поставить вопрос, почему
мы не начинаем с высшего, т.-е. с конкретно-истинного. Ответ состоит в том, что мы хотим увидеть
истинное в форме результата, а для этого необходимо понять сперва само абстрактное понятие. Поэтому
то, что существует действительно, т.-е. образ понятия, является для нас лишь последующим и дальнейшим,
хотя бы оно в самой действительности было первым. Наш прогресс состоит в том, что абстрактные формы
не могут отстоять себя (für sich bestehend), но оказываются неистинными“.
С этим следует сравнить знаменитую характеристику гегелевского метода, которую Маркс дает во
втором предисловии к „Капиталу“.

■■ 368
его конечной гибели, как это с величавой простотою обрисовал „Коммунистический
манифест“, перешло в марксизм1), как прямое наследие Гегеля; лишь это понимание
экономических явлений, как исторических, сделало возможным осуществление плодо¬
творного труда „Капитала“.
Но если, по Гегелю, действительность есть постепенное осуществление идей, то
познание этой дейетвительности, то-есть наука, должна отражать это постепенное следо¬
вание, так что между историей науки и действительным развитием существует полный
параллелизм. Идея, достигая в объективной действительности все более высокой закон¬
ченности, одновременно все больше самоосознает себя в головах людей Поэтому, писать
историю науки — значит изображать этот прогресс самоосознания, которому соответ¬
ствует действительное развитие. Таким образом, история науки должна была показать,
каким образом законченная система возникает из первых зачатков путем развития, кото¬
рое во всем соответствует ходу логических выводов.
Понятно, что философия Гегеля означала переворот в исторической науке. Вместо
прагматического изложения хронологической последовательности явлений, необходимо
было показать самоосознание идеи во всех областях материальных и духовных явлений.
Сам Гегель сделал такую попытку в применении к истории философии. Эта попытка
потерпела и должна была потерпеть крушение, ибо онтологическая предпосылка, что
действительность есть лишь продукт идеи и потому порядок следования философских
систем должен быть такой же, как порядок следования понятий в выводах гегелевской
системы,— оказалась ложною и приводила к произвольным конструкциям, вместо истори¬
ческого описания. Ведь, по словам Эдуарда Целлера, даже с первого взгляда ясно,
что „совершенно невозможно обнаружить в философских системах хотя бы только при¬
близительно порядок следования, соответствующий гегелевской или какой-нибудь другой
спекулятивной логике, если только из этих систем не хотят сделать нечто совсем другое,
чем они являются в действительности. Следовательно, эта попытка ошибочна как в своих
основах, так и в своем выполнении, и единственное зерно истины в ней, это — лишь
убеждение во внутренней закономерности исторического развития* 2).
Но теперь опять является вопрос: в чем же состоит это зерно истины, которое
соблазнило Гегеля писать историю, какое реальное явление лежит в основе его иллюзии?
И этот вопрос тем настоятельнее требует ответа, что именно изложение Маркса привело
нас обратно к гегелевскому методу писать историю. Быть может, мы приблизимся к
к ответу, если поставим себе вопрос о тех специфических условиях, которые история
науки предъявляет своему исследователю.
Эрнст Мах описывает развитие науки, как приспособление мыслей к фактам и
приспособление мыслей друг к другу. Приспособление мыслей к фактам есть
биологическая необходимость, условие человеческого существования, в котором наука
также является одним из орудий в борьбе за существование. Исходя из этих основных
биологических положений, Мах там, где он говорит о возникновении и первых зачатках
механики или математики, приходит к таким же заключениям, как и материалистическое
понимание истории. Приспособление же мыслей друг к другу есть логическая фунцкия
нашего мышления, вытекающая из его природы, это — следствие и одновременно при¬
чина „экономии мышления", оно хочет упорядочить все явления самым экономным
способом, при помощи возможно меньшего числа понятий, оно стремится понять всю
полноту действительности при помощи возможно меньшего числа законов3).
Исходя из совершенно других предпосылок, Кант признал критерием научного
опыта взмимное согласие суждений в единстве познания. То, что Мах описывает, как
процесс, как вечно возобновляющееся явление приспособления, является здесь резуль¬
татом, логическим условием истины. Но так как при каждом новом познании единство
познания становится опять проблематическим, то истина дана лишь в виде процесса;
каждая достигнутая истина — лишь преходящий момент в вечном искании истины. Но в
каждый данный момент единство познания, взаимное согласие мыслей друг с другом,
представляет требование нашего мышления.
Итак, приспособление мыслей друг к другу есть двигатель научного прогресса,
вытекающий из природы самого мышления и из стремления к енству познания. То, что
1) Следующие слова Гегеля звучат, как прямое отрицание всякого утопизма: „Именно это отношение
философии к действительности возбуждает недоразумения, и я возвращаюсь к сказанному уже раньше,
что философия, будучи обоснованием разумного, именно потому есть познавание существую¬
щего (Gegenwärtigen) ИЛИ действительно, а не построение потустороннего, которое сущест¬
вует бог знает где —или вернее, о котором отлично известно, что оно существует в заблуждении одно¬
стороннего, густого рассуждения“ („Философия права“, предисловие). Ибо „подобно эмпиризму, философия
познает только то, что существует; она не знает того, что лишь должно существовать и, следовательно,
не существует“ (Энциклопедия, § 38). Вообще гегелевскому духу, которому более всего ненавистны
были готовые рецепты долженствования, Маркс обязан тем, что он с самого начала был защищен
против всех соблазнов утопического социализма.
2) „Die Philiosophie der Griechen“, 5 Auflage, 1892, I. 1, стр. 11.
3) Мышление пользуется абстракцией для того, чтобы узнать общие признаки различных явлений,
т.-е. чтобы мыслить „экономно“; „производство вообще есть абстракция, но абстракция разумная,
поскольку она действительно выдвигает общие признаки, фиксирует их и тем делает излишним повторе¬
ние“. Маркс „Введение к критике политической экономии*.

369
Гегель превращает в саморазвитие идеи, выступает здесь, как биологически-естественное
свойство мышления, представляющее условие научного прогресса.
Но в действительности приспособление мыслей к фактам и приспособление
мыслей друг к другу, это — два совершенно различных процесса, и их значение
для успехов науки различно. Приспособление мыслей друг к другу, это — общее
условие научного мышления вообще, это — логическая предпосылка того, что
научное мышление вообще возможно. Конечно, отдельные мыслители отличаются
различною логическою силою, и потому один из них может открыть в данном
комплексе идей логическую ошибку, оставшуюся незамеченною для другого. И таким
образом внутри данной научной системы, благодаря чисто логической работе,
более строгой систематизации и приспособлению отдельных элементов мысли, происходит
прогресс в направлении к все большей замкнутости. Вот пример: Адам Смит определяет
стоимость товаров количеством затраченного на их производство труда. Но это опреде¬
ление он смешивает с другим, по которому стоимость товаров определяется количеством
товара (например, зерна), на которое можно купить определенное количество живого
труда. Итак, один раз он определяет стоимость, например, пары башмаков 10-ю часами
труда, необходимого для их изготовления; а в другой раз он определяет их стоимость
одним шефелем зерна, составляющим заработную плату рабочего за 10-часовой рабочий
день. Второе определение логически ложно, так как определяет стоимость стоимостью же,
т.-е. представляет порочный круг. Вместе с тем оно фактически неверно, ибо в капи¬
талистическом обществе (но не в простом товарном производстве, из отношений
которого проистекала иллюзия Смита1), рабочий за 10-часовую работу не получает стои¬
мости 10 часов. Рикардо указывает эту логическую ошибку и устраняет ложное отожде¬
ствление определения стоимости рабочим временем с определением ее „ценою труда“.
Но он сам сохраняет категорию „стоимость труда“ и благодаря этому повторяет логиче¬
скую ошибку, заключающуюся в том, что стоимость 10-часового труда, с одной стороны,
равняется 10 часам, но рабочий получает за него меньшую стоимость, так как в против¬
ном случае была бы невозможна какая бы то ни было прибавочная стоимость. Маркс
устранил это логическое противоречие, показав, что „стоимость труда“ вообще не имеет
никакой экономической реальности; что это — лишь выражение для стоимости рабочей
силы, которая определяется рабочим временем, необходимым для производства рабочей
силы; капиталист покупает рабочую силу, создание которой стоило, например, 5-ти часов
труда, в течение которых были произведены средства существования рабочего; рабочий
работает, например, 10 часов, в которые он производит стоимость 10-ти часов, но на при¬
своение последней капиталист должен был затратить заработную плату стоимостью только
в 5 часов.
Но, вскрывая эту ошибку, Маркс одновременно нашел основу, на которой он мог
построить свою теорию прибавочной стоимости, несравненно более развитую, чем теория
Рикардо. Мышление Маркса, как экономиста, имело с самого начала своим исходным
пунктом приспособление экономических идей, формулированных классическою теориею,
к фактам, с которыми она, «очевидно, уже более не согласовалась. И здесь опять-таки
его кардинальную проблему составлял вопрос о том, как согласовать равенство прибы¬
лей на капитал с осуществлением закона стоимости. Сам Рикардо уже заметил эту про¬
блему; но он считал отклонение цен от стоимостей, вызываемое уравнением прибылей,
лишь случайным отклонением от закона стоимости, исключением из правила. В эпоху
Рикардо, когда различия в органическом строении капитала были еще сравнительно
незначительны, такая мысль была допустима, хотя противоречие уже обнаружилось, но
ко времени Маркса она уже не могла быть терпима и приводила к отказу от самых
основ теории. Новые явления, обнаруженные экономическим развитием, требовали при¬
способления к ним мыслей, а последнее, в свою очередь, обнаружило неправильность
того, что прежде казалось еше логически возможным. Для разрешения проблемы нормы
прибыли был необходим тот глубокий анализ и исправление теории стоимости, которые
составляют первый том „Капитала“. Что психологически действительно таков был ход
развития марксова мышления, видно, не говоря уже о методологических соображениях,
из той формулировки задачи, которую мы находим в „Критике политической экономии“
(стр. 44 и след, немецкого издания и стр. 37 русск. изд. 1896 г.).
Но вместе с тем это видно из того, как в действительности все эти проблемы
выступают, как логические проблемы, как задачи приспособления.
Но одновременно отсюда возникает понимание того, что решающую роль для науч¬
ного прогресса имеют именно новые факты. В области естественных наук таковыми
являются прежде всего задачи, поставленные техникою, для социальных же наук — новые
общественные факты, созданные экономическим развитием. Приспособление мыслей друг
к другу есть лишь условие научного прогресса, а приспособление мыслей к фактам,
это — самый прогресс. Вместе с тем в выполнении этого условия проявляется личная,
индивидуальная ограниченность силы мышления отдельных исследователей, так что при
l) „Kritik der politischen Oekonomie“, Aufl. S. 42 и „Theorien über den Mehrwert“, L 8. 126
(Русский перевод: „Теории прибавочной стоимости“ К. Маркса, перевод под ред. Г. В. Плеханова, стр

одних и тех же объективных условиях, то-есть при наличности одних и тех же ком¬
плексов фактов, в познании возможен прогресс благодаря тому, что более крупный
мыслитель еще завершает процесс взаимного приспособления мыслей там, где более
слабому мыслителю проблема казалась уже разрешенною. Это различение субъективных
и объективных условий мышления представляет важную проблему для марксистской
исторической науки; это—предостережение против чрезмерного упрощения идеологи¬
ческих явлений и против опасности упустить из вида самостоятельную роль процессов
сознания в научном прогрессе.
Но это приспособление может, в свою очередь, быть различным. Иногда научное
восприятие новых явлений делает прежние воззрения совершенно невозможными, окон¬
чательно взрывает научную систему, или же только устраняет отдельные ее части, рас¬
ширяет ее, видоизменяет или ограничивает, оставляя, однако, неприкосновенными основ¬
ные положения. Экономическая теория — в том объеме, в каком рассматривает ее Маркс
в „Теориях“ — представляет собою объяснение капиталистического общества, основу
которого составляет товарное производство. Но эта основа хозяйственной жизни, остаю¬
щаяся неизменною при всем колоссальном и бурном развитии последней, объясняет нам
тот факт, что экономическая теория отражает это развитие, сохраняя уже ранее откры¬
тые основные законы и лишь все дальше развивая их, но не устраняя их совершенно.
Таким образом, реальному развитию капитализма соответствует логическое развитие
теории. Начиная с первых формулировок закона трудовой стоимости у Петти и Франк¬
лина и кончая наиболее тонкими рассуждениями II и III томов „Капитала“, обнаружи¬
вается таким образом логически развертывающийся процесс развития. С одной стороны,
это действительно так и не может быть иначе, ибо наука есть лишь восприятие при
помощи понятий действительности (которую ведь нельзя понять иначе, как развитие от
простого товарного производства к капиталистическому мировому рынку), основы кото¬
рой в их наиболее простых и общих отношениях были поняты уже первыми мыслителями.
Но, с другой стороны, — это только видимость.
Как в политической экономии Маркс ищет внутреннего закона движения общества,
так он ищет в изложении теорий внутреннего хода развития, который один только дает
правильное понимание. Но этот внутренний ход есть развитие теории трудовой стоимости,
и все, что уводит в сторону отсюда, безразлично для развития теории, не имеет значения
для ее действительной истории. Как для Гегеля история начинается лишь с образования
государства, а бесгосударственные нации еще не имеют никакой истории, так для Маркса
теория начинается лишь с первого открытия, что труд есть мерило стоимости. Но этот
взгляд так же мало может считаться произвольным, как взгляд современных химиков,
что история современной химии датирует с открытия кислорода и признания его значе¬
ния для явлений горения. Разумеется, здесь также обнаруживается различие между исто¬
рией социальных и естественных наук. Например, история механики, показывающая нам
развитие этой науки от первых ее зачатков до современного ее состояния, может излагать
в существенном действительный научный прогресс и тем удовлетворять наш историче¬
ский интерес. Перечисление всех бесчисленных ошибок, порожденных в этой области
ненаучным умозрением, лишено научно-исторического интереса, хотя бы оно имело
антикварный интерес или привлекало в некоторых своих частях историка культуры
совсем с другой точки зрения. Иначе обстоит дело с историей политической экономии;
здесь оппозиция против научных взглядов, мнения, в строгом смысле слова ненаучные,
поскольку они вообще привлекают к себе значительное внимание, имеют также истори¬
ческую важность,— конечно, не для развития чистой экономической теории,— уже потому,
что в них скрывается определенная политическая позиция. Так, например, спор Мальтуса
против теории трудовой стоимости одновременно представляет защиту аристократическо-
клерикальных интересов против либеральных буржуазно-промышленных требований.
Включение всех этих мнений, отвлекающих в сторону от развития теории трудовой сто¬
имости, сразу нарушило бы картину логического развития, которая теперь открывается
нам в „Теориях прибавочной стоимости“. Маркс оставляет их в стороне, не из сообра¬
жений стройности изложения, но потому, что они действительно представляют интерес
не для истории политической экономии, а лишь с точки зрения социологии,
которая сама по себе чужда чистой политической экономии. Мнения, отклоняющиеся
от развития теории трудовой стоимости, объясняются экономическою заинтересован¬
ностью; они, следовательно, противоречат научной беспристрастности, противоречат внут¬
ренней необходимости научного развития и потому остаются вне рамок изложения, кото¬
рое стремится вскрыть лишь эту внутреннюю необходимость.
Итак, то, что дает нам Маркс,— не история экономической теории в ее историко¬
социологическом значении, то-есть прежде всего в ее значении для практически-хозяй-
ственной политики, а открытие ее внутреннего развития, которое, естественно, представ¬
ляется в виде логической последовательности. Лишь благодаря этому он открывает дей¬
ствительное понимание хода развития теории, которая теперь кажется уже не случайным
нанизыванием множества гипотез и мнений, а естественною системою мыслей, следую¬
щих одна за другою и развивающихся одна из другой. Излишняя примесь чуждых этому
развитию элементов устранена, хотя бы они и пользовались в свое время большим вли¬
янием. Разумеется, такое историческое описание, которое излагается не в хронологи-
371 =
ческо-прагматическом порядке, а вскрывает лишь основные линии, возможно только с
определенной точки зрения г). История политической экономии, как ее излагает Маркс,
одновременно представляет собою филогенетическую и отчасти также онтогенитическую
историю развития марксовской системы. Но было бы наивно требовать, чтобы она была
изложена иначе. Ведь это значило бы требовать, чтобы теоретик-экономист отказался как
раз от того, что представляет критерий всякого научного познания, от общезначимости
своих выводов. Это значило бы требовать, чтобы он считал результаты своей научной
работы субъективным, более или менее достоверным убеждением, а не объективною,
то-есть общезначимою, научною истиною; такое требование мог бы предъявить лишь
тот, кто вообще отрицает возможность социальной науки.
Ибо к истории политической экономии, как и всякой другой науки, применимы
следующие слова Целлера об истории философии: „Только преувеличенным опасением
историко-философских конструкций можно объяснить, что некоторые сомневаются в том,
необходимо ли или, по крайней мере, желательно ли для историка философии иметь свои
собственные философские убеждения. Ведь вряд ли станет кто-нибудь утверждать, что,
например, история права может быть наиболее правильно изображена тем, кто не имеет
никаких правовых взглядов, история государства — тем, кто лично не имеет никакой
политической точки зрения. Трудно понять, почему дело должно быть иначе в приме¬
нении к истории философии; как может историк хотя бы понять учения философов, при
помощи какого масштаба может он,оценивать их значение, как может он проникнуть во
внутреннюю связь систем и составить себе суждение об их взаимном отношении, если
в этой работе он не будет руководствоваться точно определенными философскими поня¬
тиями. Но чем эти понятия более развиты и взаимно согласованы, тем более должны мы
приписывать ему также определенную систему; а так как ведь нет сомнения, что для
историка желательны ясно развитые и свободные от противоречий понятия, то мы не
можем уклониться от вывода, что необходимо и полезно, чтобы он приступал к иссле¬
дованию прежней философии, имея свою собственную философскую систему. Конечно,
возможно, что эта система слишком ограничена, чтобы открыть ему полное понимание
его предшественников; возможно, что он неправильно применяет ее к истории, внося
свои собственные мнения в учения прежних философов; возможно что он конструирует
из своей системы то, что лишь должен был бы стараться понять при ее помощи. Но за
ошибки отдельных лиц нельзя возлагать ответственность на общий принцип, и еще менее
можно избежать этих ошибок тем, что будут приступать к истории философии без соб¬
ственных философских убеждений. Человеческий дух — отнюдь не чистая доска, и исто¬
рические явления не просто отражаются в нем с точностью фотографии, но всякое вос¬
приятие данного происходит через посредство активного наблюдения и соединения явлений
суждений о них. Историческая непредубежденность состоит не в том, чтобы приступать
к исследованию прошлого без всяких предпосылок, но в том, чтобы приступать с пра¬
вильными предпосылками. Кто не имеет философской точки зрения, тот тем самым еще
не свободен от всякой вообще точки зрения; кто не составил себе научных убеждений
о философских вопросах, тот имеет ненаучные мнения о них; обходиться в истории
философии без всякой собственной философии — значило бы при ее изучении отдавать
предпочтение ненаучным представлениям перед научными понятиями. Разумеется, фило¬
софская система историка никогда не бывает законченною, но со временем развивается;
и для этого развития ему может оказать большую помощь именно история его науки.
Таким образом, мы попадаем в круг: вполне понять историю философии может лишь тот,
кто имеет законченную философию, а истинной философии достигает лишь тот, кого
приводит к ней понимание истории. Вполне разорвать этот круг никогда невозможно:
история философии представляет испытание для истинности систем, а философская
система является условием для понимания истории; чем философия правильнее и шире,
тем полнее научает она нас понять значение наших предшественников, а чем менее
проникнем мы в историю философии, тем больше у нас оснований сомневаться в истин¬
ности наших собственных философских понятий. Но отсюда следует только то, что мы
никогда не должны считать научную работу законченною ни в области истории, ни в
области философии. Вообще философия и опытная наука одна другой способствуют и
одна другую обусловливают, то же имеет место и здесь: всякий прогресс философского
познания открывает историческому исследованию новые точки зрения, облегчает пони¬
мание истории; и наоборот, всякое новое понимание того, как воспринимались и разре¬
шались задачи философского исследования другими, понимание основ, внутренней связи
и выводов их учений, поучает нас самих насчет вопросов, на которые философия должна
ответить, насчет различных путей, по которым она может ступать, и тех успехов, кото¬
рых она может ожидать на каждом из них“ (Zeller, указан, сочин., стр. 17 и след.).
Таким образом, новый свет, который книга Маркса бросает на прежние философ¬
ские исследования, может одновременно послужить нам косвенным доказательством
истинности марксовых экономических понятий.
i) Отсюда также полное отличие истории «.Теорий прибыли с капитала11 Бем-Баверка от изложения
Маркса. Бем-Баверку кажется важным как раз то, что Маркс отвергает, как ненаучное.

— 372
Однако, с другой стороны, логическое изложение скрывает ту противоположность
между Марксом и его предшественниками, которая вытекает из их социологической
позиции и, что еще важнее, из коренного различия их социальных теорий. Что отличает
Маркса от всех его предшественников, так это социальная теория, лежащая в основе
его системы — материалистическое понимание истории. Не только потому, что оно указало,
что экономические категории одновременно являются историческими; сама по себе эта
идея еще не самое важное; но скорее потому, что только открытие противоречий соци¬
альной жизни может открыть и показать механизм развития экономических категорий,
их возникновение, изменение и исчезновение, — показать, как все это происходит по
определенным законам.
Но для этого необходимо было за вещною видимостью экономических отношений
открыть их сущность, а именно: общественного человека и характер общественных отно¬
шений. Лежащую в основе материалистического понимания истории идею об общест¬
венном человеке, как о двигателе истории, необходимо было доказать в подробностях, в
политической экономии, дабы разрушить вещную видимость, экономический фетишизм
и, за движением1 цен, товарным оборотом и т. п„ открыть действия живых людей.
При логическом характере изложения „Теорий“ остается в тени как раз эта своеоб¬
разная особенность марксизма, так что сам Маркс может показаться лишь заверши¬
телем, а не революционером в своей науке. В историческом описании Маркса также не
выступают более глубокие движущие причины развития предшествовавшей политической
экономии. Это объясняется следующим образом.
Нередко то, что кажется взаимным приспособлением мыслей, на самом деле появ¬
ляется лишь благодаря обнаружению новых фактов и благодаря необходимости объя¬
снить их. Но если эти новые факты, как причина особенной постановки проблем, не
очень выдвигаются на передний план,— ибо в связи духовных явлений наиболее важ¬
ными кажутся не факты, но разрешение проблем,—то легко может укрепиться иллюзия,
что в данном случае имело место лишь новое логическое заключение из уже имеющихся
комплексов идей, после чего логически законченная и последовательная мысль вступила
в (логическое) противоречие с другими мыслями, что вызвало новое взаимное приспо¬
собление мыслей. Так укрепляется иллюзия чисто логического развития научной системы
идей.
Таково в основных чертах изложение Маркса в „Теориях прибавочной стоимости“.
Митериалистическая история должна была бы излагаться историко-генетическим образом;
на основе достигнутой ступени экономического развития она должна была показать, какие
проблемы вообще ставятся экономическому мышлению. Беря грубый пример, она должна
была бы показать, как, вследствие падения стоимости денег из-за прилива благородных
металлов после открытия Америки и вследствие порчи монеты князьями, возникает про¬
блема об отношении между товарами и деньгами; как эта проблема приобретает новую
остроту и требует более точного объяснения благодаря государственным экспериментам
с бумажными деньгами и их обесценению, что, например, побудило Рикардо к его иссле¬
дованиям; как введение машин приводит к различию между вещественною и живой
составными частями капитала и ставит в центр экономических исследований проблему
уравнения нормы прибыли, которое на первый взгляд кажется несоединимым с теорией
трудовой стоимости. И на-ряду с этим объективным появлением проблем историко-гене¬
тическое описание должно одновременно показать, как объяснения экономистов обуслов¬
лены их субъективным положением в качестве представителей определенных экономи¬
ческих классовых интересов, как мотивы и интересы экономической политики влияют
на теоретико-экономические взгляды. Господство меркантилистической и физиократиче¬
ской теорий, теории Адама Смита и Рикардо, разложение теорий в консервативной реак¬
ции Мальтуса, с одной стороны, и этическо-социалистическая оппозиция социалистов, с
другой, представляют лишь выражение господства торгового, а потом промышленного
капитала и борьбы против него, во-первых, со стороны консервативно-аграрных классов и,
во-вторых, со стороны возникающего пролетариата.
Изложение всех этих моментов, которые история "политической экономии должна
объяснить лишь как идеологический рефлекс реального хозяйственного развития — обрат¬
ное воздействие идеологии должно быть в свою очередь изображено отдельно — не имеет
места в „Теориях“ Маркса. Лишь отчасти это объясняется планом его работы, который
нам уже знаком из „Критики политической экономии“. Там Маркс дает сперва теорети¬
ческое развитие той или иной экономической категории, например, товара или денег.
За этим теоретическим изложением следует историческое изложение развития данного
понятия у прежних экономистов. Таким образом, заранее все внимание сосредоточивается
на доказательстве логического (научного) развития понятия, в то время как психологи¬
ческое исследование того, каким образом экономисты пришли к образованию своих
понятий благодаря конкретным экономическим отношениям, отступает на задний план,
хотя нередко мастерски набросано несколькими штрихами. В „Теориях“ логический
интерес выступает вперед еще сильнее, чем в „Критике“. Но это также имеет свое
полное основание. Ибо в истории каждой науки для действительного понимания необхо¬
димо прежде всего изображение того, что Маркс называет внутренним ходом ее
развития. Лишь это дает возможность отличать существенное, действительно имеющее
373 ■“
значение для развития от несущественного и безразличного. Таким образом, описание
логического развития есть предварительная работа, которая должна быть проделана для
того, ч?обы найти потом историко-генетическое объяснение.
Именно „Теории“ представляют доказательство того, что подобная предварительная
работа плодотворна, что она особенно необходима и важна. Хаос бесчисленных и необо¬
зримых экономических учений выступает здесь впервые в упорядоченном виде. И прин¬
цип, который приводит все в порядок, не случайный, привнесенный в ход науки извне.
Напротив, здесь становится заметна внутренняя связь, объединяющая все те идеи, кото¬
рые имеют существенное значение для прогресса познания. И здесь Маркс показывает
себя великим реалистом, который за хоатическим многообразием явлений прослеживает
закон их востановления.
Но из природы описываемых явлений вытекает еще одно обстоятельство, которое
устраняет, по крайней мере, отчасти указанный недостаток изложения Маркса. Мы знаем,
что экономические теории направлены к познанию закономерности социальной жизни;
но эта закономерность должна быть исследована для того, чтобы на основе этого позна¬
ния регулировать социальную жизнь; теория служит политике, как наука вообще слу¬
жит практике; это, однако, не мешает тому, что для каждого научного работника должно
остаться идеалом — заниматься наукою ради самой науки, пока он предается научному
исследованию.
Но так как политическая экономия служит экономической политике, то научные
взгляды экономистов определяются или обусловливаются политико-экономическими иде¬
алами и интересами. Последние, сознательно или бессознательно, находят свое выраже¬
ние в их научных взглядах. Но то самое, что составляет предпосылку в историко-гене¬
тических исследованиях о том, каким образом исследователи приходят к своим резуль¬
татам,— то же самое выступает в экономической системе, как результат, как требование
экономической политики исследователя. Маркс, анализируя экономистов, прослеживая,
часто вплоть до малейших подробностей, выводы из их систем, одновременно самым
поразительным образом вскрывает классовые влияния, из которых выросли их системы,
практические побуждения теоретических взглядов. Нет сомнения, что с наибольшим
мастерством это удалось ему по отношению к физиократам, где изложение практической
политики бросило свет на все то загадочное в их теории, что вводило прежних иссле¬
дователей в заблуждение.
То обстоятельство, что путем логического рассмотрения систем можно притти непо¬
средственно к историко-генетическому познанию, вытекает из природы социальной науки.
Социальное мышление определяется социальным бытием, которое само, в свою очередь,
включает в себя мыслящих людей. То, что детерминирует человека, кажется ему самому
целью его воли. Ибо воля определяется только таким образом, что в человеке пробуж¬
даются определенные цели. Лишь благодаря тому, что он выполняет эти цели, что он
действует в качестве целесознающего существа, осуществляется необходимость. Человек
имеет цель, следовательно, деяние может быть совершено им только, как существом
действующим, и это дает ему сознание свободы воли. Но для внешнего наблюдателя
видно, что он должен иметь цель, и это создает необходимость человеческой истории
и возможность ее познания. Исследователи-экономисты выставляют в своей экономи¬
ческой политике те цели, познание которых вместе с тем обнаруживает наблюдателю
их мотивы. Физиократы, выступая в своей теории, повидимому, защитниками землевла¬
дения, в своей политике защищают цели промышленного капитала. Этим они выдают в
себе представителей класса капиталистов; узнав их мотивы, мы одновременно объясняем
себе особенности их теоретической позиции.