Автор: Мёллер Х.
Теги: всеобщая история история история германии новейшая история издательство росспэн серия история соседей
ISBN: 978-5-8243-1462-5
Год: 2010
Текст
HORST MÖLLER
DIE WEIMARER
REPUBLIK
Eine unvollendete
Demokratie
München
Deutscher Taschenbuch Verlag
2006
ХОРСТ МЁЛЛЕР
ВЕЙМАРСКАЯ
РЕСПУБЛИКА
Опыт одной
незавершенной
демократии
Москва
РОССПЭН
2010
УДК 94(430)
ББК (4Гем)
М75
Мёллер X.
М75 Веймарская республика: Опыт одной незавершенной де¬
мократии / Хорст Мёллер , [пер. с нем. А. В. Доронина]. —
М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН),
2010. — 311с. — (История соседей).
18ВМ 978-5-8243-1462-5
Первая немецкая республика, возникшая в 1918 г. по окончании
Первой мировой войны, с самого начала развивалась не под счаст¬
ливой звездой. Опыт поражения и жесткие условия Версальского
мирного договора стали для нее тяжелым бременем. Лево- и право¬
радикальные движения, инфляция и безработица подрывали доверие
к демократическому государству. Хорст Мёллер в своем ставшем уже
классическим исследовании ярко и наглядно отображает полити¬
ку, общественную жизнь, экономику и - в новых главах - культуру
Веймарской республики. Он показывает, что ожидания, связанные с
новым государством, были чересчур завышены; и все же у молодой,
неокрепшей демократии свершений оказалось значительно больше,
чем следовало ожидать от нее в этих тяжелейших условиях.
УДК 94(430)
ББК (4Гем)
ISBN 978-5-8243-1462-5 © Horst Möller, 2006
© Доронин А. В., перевод, 2010
© Издание на русском языке, оформление.
Издательство «Российская политическая
энциклопедия», 2010
ВВЕДЕНИЕ
Постановка темы
«Мы проиграли войну. Это не следствие революции». Нет никаких
сомнений, что эти утверждения депутата Фридриха Эберта по ходу
заседания, открывшего Национальное собрание 6 февраля 1919 г.1,
соответствовали действительности. Нет сомнений и в том, что значи¬
тельная часть немецкого народа не была готова признать этот факт.
«Совершенно верно! (слева) — Бурный протест! (справа)», — запись
в протоколе характеризует ситуацию, фронты определились. Однако
республика, хотела она того или нет, родилась из поражения в войне
и из революции; отречься от этого наследия она не могла.
Уже место, где проводило свои заседания избранное 19 января
1919 г. на основе всеобщего, равного и тайного избирательного пра¬
ва Учредительное Национальное собрание, символично само по себе:
Национальный театр в идиллическом тюрингском городке Веймар,
неотделимо связанном с высшей точкой расцвета немецкой культу¬
ры. Здесь немецкий дух более чем где-либо возвышался над жалким
состоянием немецкой политики.
Веймар — не Берлин. Конечно, перенести конституционные слу¬
шания из революционно-настроенного многомиллионного города,
столицы прусского рейха, места заседаний рейхстага, имперского
правительства и госсобрания в провинцию, не было проявлением
силы. Даже в январе 1919 г. все названные выше институты власти
находились все еще в положении, которое не прояснила спонтанно
вспыхнувшая в пасмурные ноябрьские дни 1918 г. революция. И хотя
векторы его были нацелены на демократическую республику, в ка¬
ком направлении перевести стрелки, было предметом спора как для
левых, так и для правых, нацию как никогда прежде раздирали про¬
тиворечия. Имперскую столицу заполонили истощенные, искалечен¬
ные солдаты. Многомиллионные массы голодающих, безработных,
недовольных людей населяли немецкие города.
Сколь разительно отличается это от тех лихорадочных августов¬
ских дней 1914 г., когда немецкий народ, как никогда единый, раство¬
5
рился в угаре воодушевления по поводу войны! Лишь немногие оста¬
лись тогда в стороне, по большей части левые, как всегда пацифисты.
«Я не знаю отныне никаких партий, я знаю лишь немцев!» — при¬
зывал тогда прусский король и немецкий император Вильгельм II,
и на этот зов шли все, даже социал-демократы, на которых был наве¬
шен ярлык «безродных». Даже они, как и большинство немцев, были
убеждены в том, что речь идет об оборонительной войне, к которой
якобы немцев вынудили; 4 августа 1914 г. они поддержали в рейхста¬
ге выделение военных кредитов; однако этот вопрос начиная с 1915 г.
привел к расколу социал-демократической фракции в рейхстаге, от¬
ныне лишь крыло большинства оставалось верно этой линии. На деле,
в августе 1914 г. речь для ведущих государственных деятелей и поли¬
тически влиятельных групп шла никоим образом не об обороне, но о
далеко идущих (отчасти) военно-экспансионистских целях, которые
были вписаны в контекст европейского довоенного империализма и
гегемонистских устремлений Германского рейха. Однако еще долго
даже после окончания войны осознание этого не приходило к нем¬
цам. Потому столь велико было возмущение по поводу статьи Вер¬
сальского мирного договора относительно поджигателей войны, где
исключительная вина за развязывание мировой войны возлагалась
на Германию, пусть даже основания для подобного обвинения и были
очевидно националистическими.
Заседавшее с 6 февраля 1919 г. по 21 мая 1920 г. Веймарское На¬
циональное собрание с самого начала стояло перед необходимостью
разобраться с проблемами недавнего немецкого прошлого. Главны¬
ми задачами Собрания были не только обсуждение и принятие но¬
вой конституции, но и ратификация Версальского мирного договора,
к которому принудили Германский рейх победители. Договор этот
предусматривал значительные территориальные уступки, финансо¬
вые обязательства в рамках репараций, а также ряд дискриминацион¬
ных в международно-правовом отношении мер.
Веймарская республика до самого конца своего была занята пре¬
одолением тех тягот, которые были обусловлены войной и которые
угрожали самому ее существованию. Таким образом, историю Вей¬
марской республики можно написать, сфокусировав внимание ис¬
ключительно на том грузе обязательств, которые изначально она
должна была принять на себя, на ее слабостях. Однако оправдан ли
исторически столь узкий взгляд на суть вещей, справедлив ли? Или,
может быть, гораздо важнее воздать должное тому, чего это государ¬
ство (первый опыт немецкой демократии) добилось в немыслимо не¬
благоприятных для себя обстоятельствах? Нет сомнения в том, что
6
изначально шансы демократической республики были невелики, и
все же она не была неминуемо приговорена к краху.
История Веймарской республики — это тема, которую невоз¬
можно представить без того, что знают жившие позже поколения о
крушении этой республики, обрамленной монархией и диктатурой
национал-социалистов, и о его последствиях. Эта история — поучи¬
тельный пример современной немецкой истории, пример непреходя¬
щей в контексте политического образования актуальности в том, что
касается возможностей демократии и угроз для нее. История Веймар¬
ской республики исполнена меланхолически звучащей амбивалент¬
ности. В центре предлагаемого на суд читателей исследования — воз¬
никновение конституционно-политической системы и испытания,
выпавшие на ее долю: оно посвящено обществу, экономике, внешней
политике и культуре Веймарской республики в 1919-1930 гг., годы ее
подъема, а также ее распаду в 1930-1933 гг.
Глава 1
ДВА РЕЙХСПРЕЗИДЕНТА - ШАНС РЕСПУБЛИКИ
И ЕЕ КРУШЕНИЕ
У республики было два рейхспрезидента. Первый — Фридрих
Эберт, второй — Пауль фон Бенекендорфф и фон Гинденбург. Один
воплощал собой шанс республики, другой — ее крушение.
Фридрих Эберт:
социал-демократ в годы кайзеровской империи,
революции и республики
Фридрих Эберт родился в семье мастера-портного в год основания
бисмарковского рейха, в 1871 г. Он происходил от конфессиональ¬
но смешанного брака, но был воспитан в духе католицизма. Юный
Эберт учился шорному ремеслу, после нескольких лет странствий
осел в 1891 г. в Бремене и стал держателем трактира. С 1893 г. — он
на службе Социал-демократической партии Германии: в качестве ра¬
бочего секретаря, редактора, наконец, секретаря президиума партии.
Ради исполнения функций секретаря в 1905 г. Эберт переселился в
столицу рейха и посвятил себя исключительно партийной работе.
Активное консультирование рабочих, например, в вопросах со¬
циального страхования, неизменно вызывало неудовольствие рабо¬
тодателей Эберта. Увольнение следовало за увольнением. Однако
даже в переменчивые, не очень благополучные первые годы его не¬
возможно было заставить отступить — он хотел помогать людям и
помогал им, все равно, какое противодействие этим вызывал. По¬
стоянная смена мест работы ни в коем случае не была, однако, след¬
ствием неспокойного, мятущегося характера. Еще когда обучался
шорному ремеслу, он познал несправедливость жизни рабочих и с
тех пор стал бороться за их права. Поначалу это не было связано ни
с партийной, ни с профсоюзной деятельностью, которые стоили ему
немалых материальных жертв; довольно часто в том, что касалось
профессии, он оказывался в тупике. Лишь став редактором «Бремер
Бюргерцайтунг» («Bremer Bürgerzeitung», так парадоксальным обра¬
зом называлась газета бременских социал-демократов), после разоре¬
ния организованной им кооперативной пекарни, он обрел почву под
ногами; наконец-то, зарабатывать на жизнь он мог благодаря своей
общественно-политической работе. Он стал получать 25 марок в не¬
делю, но этого не хватало для того, чтобы обрести материальную не¬
зависимость и создать семью. Так, по настоянию своей будущей жены
8
Луизы Рамп — бракосочетание с ней прошло 9 мая 1894 г. — Фридрих
Эберт стал владельцем трактира.
Это была профессия, к которой он не был особенно расположен,
у него не было желания пить со своими гостями, по принуждению и
бездумно разделять их общество. Тем не менее скоро его заведение
превратилось в Бремене в центр общественно-политической работы
профсоюза и партии. В среде настроенных социал-демократически
рабочих быстро распространилось мнение, что хозяин трактира неиз¬
менно готов помочь своим гостям советом и притом искушен в право¬
вых вопросах. Так здесь зародилось что-то вроде «рабочего секрета¬
риата», хотя такого названия он и не имел, — что свидетельствовало о
практичности Эберта и его склонности к организации взаимопомощи
рабочих. Подобного рода деятельность уже тогда интересовала его
больше, нежели марксистская теория. Хотя, как и многие молодые
целеустремленные товарищи по партии, он прочел «своего» Карла
Маркса, проработал в целях самообразования его сложный главный
труд «Капитал», несмотря на это он так и не стал марксистом в стро¬
гом идеологическом смысле слова. В конце концов, для конкретной,
необходимой «здесь и сегодня» профсоюзной работы, которой ему и
приходилось заниматься, эта книга национально-экономического и
философского звучания не очень могла пригодиться. В жизни в силу
обстоятельств этот деятельный, крепко сложенный, с низко посажен¬
ной крупной головой мужчина твердо стоял на ногах.
Так продолжалось, покуда постепенно он не вышел на новый уро¬
вень общественно-политической активности и не стал сначала по¬
литиком регионального, а затем надрегионального масштаба. При
этом он никогда не отличался повышенным честолюбием. Фридрих
Эберт был человеком, которому ни в коей мере не были присущи
столь узнаваемые, обусловленные мелкобуржуазным происхождени¬
ем комплексы, связанные с восхождением по социальной лестнице,
пусть Эберту и не удалось получить гимназического и универси¬
тетского образования, которого он так жаждал. Он был человеком,
который обрел необходимые знания путем стоившего ему многих
часов самообразования. Его политический глазомер, без сомнения,
намного превосходил глазомер большинства его академически обра¬
зованных современников. Наконец, он был человеком, готовым ради
своих убеждений пожертвовать в личной жизни всем; человеком,
обладавшим мужеством и ответственностью, человеком, который с
естественным, данным ему от природы достоинством и тактом зани¬
мал все свои высокие должности.
Опыт парламентария пришел к Эберту как гражданину Бремена
уже в 1900 г., прежде чем он стал депутатом рейхстага в результате
крупного успеха его партии на выборах 1912 г. Тогда СДПГ несмотря
9
на несправедливое, ставящее ее в невыгодные условия разделение из¬
бирательных округов набрала 27,7% мандатов и с большим отрывом
стала, таким образом, крупнейшей партией Германии: однако это не
помогло ей, закрепленная конституцией правительственная система и
партийная конъюнктура в рейхстаге стали тому препятствием. Тем не
менее достигнутый в сравнении с предыдущими выборами в рейх¬
стаг, прошедшими в 1907 г., поразительный (16,9%) прирост голосов
избирателей, укрепил убежденность Эберта и его друзей по партии
в том, что они рано или поздно добьются своих целей эволюционно¬
парламентским путем, особенно если им удастся реформировать из¬
бирательную систему Система пропорциональных выборов, как под¬
линное представительство воли народа, стало кредо партии — как по
убеждению, так и в согласии с ее политическими интересами1.
Противник левого крыла партии, а с ним и сторонников массовых
политических забастовок, Фридрих Эберт стал одним из двух преем¬
ников уже тогда легендарного председателя партии Августа Бебеля.
Эберт, натура уравновешенная и не подверженная индоктринирова-
нию, на партийном съезде СДПГ в Йене в 1913 г. был избран сопред¬
седателем партии наряду с адвокатом Гуго Гаазе, большим интеллек¬
туалом, склоняющимся, скорее, к левому ее крылу. Гаазе получил 467
из 473 голосов делегатов съезда, Эберт — 4332.
После того как в 1915-1916 гг. внутри парламентской фракции
СДПГ обострились разногласия относительно выделения военных
кредитов, против которых выступало крыло меньшинства партии
во главе с Гуго Гаазе, председателем партии и партийной фракции в
рейхстаге, И января 1916 г. Эберт был избран в качестве преемника
Гаазе одним из трех председателей фракции; наконец, 14 июня 1918 г.
он стал председателем главной комиссии рейхстага, а либеральный
националист Густав Штреземанн — его заместителем. В октябрьский
кабинет принца Макса Баденского в 1918 г. Эберт не вошел лично, но
обосновал участие социал-демократов в правительстве в своей боль¬
шой речи в рейхстаге 22 октября: «Конечно, нам было бы приятнее
остаться в стороне, умыть руки и считать себя невиновными... Мы
вошли в правительство, потому что сегодня речь идет о всем немец¬
ком народе, его будущем, о том, быть ему или не быть... Мы знаем, чем
мы рисковали, сделав этот шаг»3.
Опытный парламентарий и партийный деятель слишком хорошо
знал, в какое наследство предстояло вступить социал-демократам, и
все же свою речь он начал с указания на то, что трезвая оценка воен¬
ного и политического сотояния Германии должна подвигнуть новое
правительство к поиску перемирия между воюющими сторонами, и
уже в этой своей речи он в профилактических целях отверг лживые
10
демагогические заявления, будто демократия пришла к власти за счет
потерь и уступок со стороны Германии4.
Это была последняя речь Эберта в старом, избранном в 1912 г.,
рейхстаге кайзеровского рейха. В ней Эберт обрисовал положение
Германии в международной расстановке политических сил в бли¬
жайшем будущем, ввиду неизбежного поражения в войне, а также
внутриполитическую перспективу после предстоящего окончания
войны. От «английских и французских шовинистов и империали¬
стов» он не ожидал ничего хорошего, потому тем более пытался скло¬
нить американского президента Вильсона, со ссылкой на его програм¬
му «14 пунктов», к справедливому миру без унижения проигравшей
стороны; Эберт избегал употреблять в своей речи слово «враг».
Он призывал Вильсона выступить за мир, который «не допускает
духа мести и мыслей о реванше». Эберт предлагал создать Лигу На¬
ций, которая бы с позиции силы гарантировала при необходимости,
что в международной жизни «на смену насилию приходит право».
Он выражал сожаление по поводу того, что немцы посягнули в ходе
войны на право самоопределения других народов и что демократия в
Германии смогла реализоваться лишь тогда, когда «превосходство в
войне оказалось на стороне наших противников».
Заданное «октябрьским правительством» принца Макса Баден¬
ского развитие Германии Эберт представлял как поворотный пункт
в немецкой истории: «Это день рождения немецкой демократии...
В старой Германии целые классы, народности и конфессии были
практически полностью выключены из совместной творческой дея¬
тельности во благо государства... Для народа и рейха демократи¬
зация стала жизненной необходимостью. Здесь уместно известное
изречение: “Если народы двигаются вперед, а их конституции стоят
на месте, то происходят революции”. Пусть власть имущие классы
Германии будут рады, если народное немецкое государство пробьет
себе дорогу политическими средствами. Посмотрите на Россию, это
предостережение вам!»5
Суть названного Эбертом «кардинального изменения системы»
заключалась в институционализации принципа суверенитета народа.
Парламентаризация руководства рейха, de facto состоявшаяся с обра¬
зованием нового правительства (пусть пока еще не в государственно¬
правовом смысле), означала для Эберта первый шаг в направле¬
нии новой формы государственности, в которой «народ должен
определять собственное будущее через своих свободно избранных
представителей».
В этой речи Эберта было мало от социализма, и хотя он позволял
себе напомнить, что целью социал-демократов на перспективу явля¬
ется «устранение классовых противоречий» и «ликвидация экономи¬
11
ческой эксплуатации», ближайшей целью он видел демократизацию
конституции в рамках «существующего экономического строя».
Поставленные им на повестку дня изменения в конституции
также выросли из политического опыта последних лет, а не были
умозрительной конструкцией. Он клеймил позором, разоблачал
«персональное правительство» монарха так же, как и «совершенно
абсолютистское положение Большого Генерального штаба, кото¬
рый, согласно конституции, не был ответствен ни перед рейхсканце¬
лярией, ни перед рейхстагом». Без сомнения, тем самым он задевал
главный нерв в устройстве рейха, модифицированном под влиянием
войны. Эберт настаивал на всеобъемлющей ответственности рейхс¬
канцлера и рейхсминистров перед рейхстагом, а также подчинении
военного руководства политическому. Вопросу демократизации из¬
бирательного права и правительственной системы Пруссии Эберт
уделял особое внимание. Бросается в глаза то, сколь недвусмысленно
он разделял Пруссию и подвергавшиеся частой критике правящие
слои Пруссии; способность гегемонистски устремленного немецкого
государства к выживанию он связывал с модернизагорским потен¬
циалом Пруссии.
Речь Эберта в рейхстаге позволяла распознать аналитическое
остроумие и программный посыл, она подкупала не риторикой, а ши¬
роким и трезвым видением проблем. В ней содержалась острая кри¬
тика, но она не загоняла в безнадежный тупик ни осмотрительных, ни
нацеленных на реформы, ибо при всей жесткости была сдержанной
по своему тону. Это была речь человека, — и здесь необходимо ска¬
зать об этом, — которому война стоила страшных жертв: два его сына
погибли на поле боя. И все же он не позволял себе оказаться из-за
личной боли в плену непримиримой ненависти к тем, кто несомненно
нес общую ответственность за эту войну. Он был человеком, для кото¬
рого патриотическая лояльность не была пустой фразой, человеком,
который вообще не любил пустых фраз. Как не любил он и демаго¬
гии, ибо не выносил хаос, в котором демагогия расцветала особенно.
Стремиться к социальной демократии, но в рамках порядка — такова
была его программа.
А что, собственно, лучшего могло случиться с немцами в том за¬
путанном, исполненном волнений времени, отмеченном поражением
в войне и революцией, чем появление Фридриха Эберта? Осознава¬
ли ли немцы, какой капитал представлял собой этот рассудительный
человек с ясным представлением о том, что необходимо, и о смысле
того, что можно сделать? Многое, слишком многое говорит за то, что
лишь меньшинство понимало это. Теодор Хойсс сказал в одной из ре¬
чей в память о смерти Эберта: «Когда 25 лет назад этот 54-летний
мужчина умер, нация во внезапном испуге, а многие в ней и со сты¬
12
дом, ощутила, чем она обладала в его лице, правда, для того чтобы
уже достаточно скоро забыть это. Это не должно быть забыто, этого
нельзя забывать»6.
Что многие немцы имели против Фридриха Эберта? «Не приоб¬
щившийся академических санов, которые и в кайзеровской Германии
открывали двери в высшее общество, Эберт ... уже не мог сделать
карьеру в одиночку, теперь только в рамках своего класса и благода¬
ря своему классу», — заметил один из биографов Эберта7. Именно в
этом кроется один из ключей к пониманию отношения немцев к сво¬
ему первому рейхспрезиденту. Если бы его восхождение случилось
обычным для общества кайзеровского рейха путем, укладывавшимся
в рамки тех общественных норм, которые позволяли воспринимать
социальное происхождение как второстепенное (например, через
академическое образование), тогда бы и Фридриха Эберта, вероят¬
но, приняли бы так же, как был принят Густав Штреземанн. Разу¬
меется, это бы предполагало политическую ориентацию в рамках
консервативно-либерального партийного спектра. Эберт же в глазах
общества не сделал карьеру ни как личность, ни как политический
деятель, но возвысился благодаря партии и профсоюзу. Он был экс¬
понентом социальных слоев и организационных политических форм,
которые в кайзеровском рейхе не играли никакой роли или являлись
аутсайдерами.
Какую стойкость и силу воли проявил Эберт, и это не могло быть
подвергнуто сомнению, когда будучи искушенным тактиком выби¬
рал, каким курсом идти; после 9 ноября 1918 г. он стоял перед альтер¬
нативой, допустить радикализацию революции или содействовать
путем создания парламентской и демократической республики ее
скорейшему завершению. Своими действиями Эберт занял позицию
относительно характеризующего СДПГ раскола между программ¬
ным социализмом и прагматическим реформизмом — хотя невоз¬
можно было и не хотелось решать эту проблему через принципиаль¬
ную рефлексию. В этом видны границы эбертовской натуры, и в этой
ситуации председатель партии выказал себя практиком и прагмати¬
ком. Действительно, он неколебимо вел партию, но в идеологическом
отношении никогда не главенствовал в ней. Восхождение Эберта
по партийной лестнице СДПГ было отмечено знаком нарастающих
противоречий между теорией и практикой социал-демократического
движения, и все выглядело так, будто его эта проблематика не волно¬
вала, ибо он неизменно оставался человеком дела. Он не разделял ни
страхи, ни далеко идущие, обоснованные историко-теоретически на¬
дежды социал-демократии, у него не было комплекса по поводу бис-
марковского закона, направленного против социалистов, как не было
и марксистски окрашенных ожиданий светлого будущего.
13
Эберт, несомненно, был человеком другого поколения, пусть и
лояльным Августу Бебелю сотрудником, но в идеологическом плане
уже очень далеким от него. Когда более опытный товарищ по пар¬
тии Германн Молькенбур вводил Эберта в 1905 г. в новую должность
секретаря президиума партии, надеясь преисполнить того благого¬
вейным ужасом, молодой человек думал прежде всего о том, как бы
обзавестись печатной машинкой и телефоном. Неужели младший то¬
варищ по партии ничего не знал о тех преследованиях, которые его
старшие товарищи еще очень хорошо помнили, или он был не в со¬
стоянии мыслить как конспиратор? Но имперский закон от 21 октяб¬
ря 1878 г., направленный «против опасных для общества намерений
социал-демократии», после 30 сентября 1890 г. уже не пролонгирова¬
ли — так или иначе, а с того времени прошло 15 лет. Тем не менее пар¬
тийное руководство, отчасти уже престарелое, в то время практически
не помышляло о том, чтобы активно влиять на деятельность государ¬
ства в целях постепенной его демократизации, да и если быть реали¬
стичным, еще не могло об этом помышлять. И все же Эберт все более
задумывался о такой перспективе, хотя даже он не мог избавиться от
осознания того, что СДПГ находится вне игры, в опасном положении:
30 июля 1914 г. президиум партии постановил отправить Эберта и
Отто Брауна, доверив им партийную кассу, в Швейцарию с тем, что
если партия с началом войны окажется в Германии запрещена, можно
было бы руководить ею из эмиграции. Меры предосторожности оказа¬
лись излишними, Эберт уже через несколько дней вернулся обратно,
а СДПГ проголосовала за выделение военных кредитов.
Эта предосторожность основывалась на историческом опыте и
указывала на страхи социал-демократии, из этого опыта проистекаю¬
щие. Кроме того она демонстрировала, как кардинально изменилась
в 1918 г. ситуация — партия, которая в течение почти пол столетия
была оппозиционной, а временами вынуждена была переходить на
нелегальное положение, вдруг превратилась в правящую партию —
вследствие революции, которая не укладывалась в ее теоретическую
концепцию и которую она приняла нерешительно, с колебаниями.
Странно ли то, что СДПГ часто скрепя сердце, не полностью брала
на себя ответственность за действия правительства в период Вей¬
марской республики? И в этом Эберт был ее, партии, шансом, ибо
относился к тем немногим социал-демократам, которые были спо¬
собны управлять и которые поддержали участие СДПГ в правитель¬
стве. Тем самым он обеспечил социальной базе партии перспективу:
он смог вывести рабочих из политического гетто, в котором те жили
многие десятилетия, он был символом реальности политического
восхождения, политической карьеры без отказа от своего социально¬
го происхождения.
14
Эберт персонифицировал собой так называемую этику ответ¬
ственности Макса Вебера, он взял на себя эту тяжкую политическую
роль, хотя знал, что та будет стоить ему личных и политических
жертв. Раскол в партии между чистым социалистическим учением и
практической, требующей компромиссов и коалиций политикой во
имя разрешения кризисов в государстве он должен был прочувство¬
вать на собственной персоне, и он прочувствовал его. Если бы он был
теоретиком, которого иногда в нем недоставало, он не смог бы пройти
этот путь. Конечно, ему не хватало лоска и блеска, но и в этом он был
типичным членом той партии, которую представлял. Энергия, сила
воли, рассудительность, ясное видение ситуации, целеустремлен¬
ность — эти качества понадобились зимой 1918-1919 г., и Эберт ими
располагал.
Тайный советник фон Шлибен, бледный, ворвался в приемную
рейхсканцлера принца Макса фон Баденского: «Революция началась.
Толпы с севера, с предприятий Борзига, направляются в город и толь¬
ко что почти без борьбы захватили казармы стрелков-гвардейцев».
Это было в 10.30 9 ноября 1918 г., в субботу8. В последние предшест¬
вовавшие тому дни и часы беспрерывно обсуждалось, как не допу¬
стить революционного взрыва в столице рейха? Положение было
чрезвычайно опасным, в этот раз дело не обошлось бы так легко, как
во время массовой политической забастовки конца января — начала
февраля 1918 г., в которой только в Берлине приняло участие около
300 тыс., а в Рурском бассейне около 500 тыс. рабочих. Однако в тот
раз СДПГ не поддержала ее, а среди независимых социал-демократов
не было единства относительно ее формы. И хотя тогда забастовочная
программа берлинских рабочих советов имела в виду применитель¬
но к Пруссии последовательную демократизацию всех государст¬
венных учреждений и всеобщее, прямое, тайное избирательное право
для всех мужчин и женщин старше 20 лет, тем не менее речь не шла о
создании республики и отречении императора от трона. Тогда социал-
демократы Фридрих Эберт, Филипп Шейдеманн и Отто Браун вош¬
ли в стачечный комитет с тем, чтобы не отдать руководство массами
леворадикалам, хотя Эберт и его соратники отвергали идею массовой
забастовки как средства политической борьбы.
Теперь же, в ноябре, на кону стояло все: толпы недовольных были
во много раз больше, независимые социал-демократы (Независимая
социал-демократическая партия Германии, НСДПГ) однозначно вы¬
ступали за революцию, которая собственно уже вспыхнула во многих
городах рейха.
30 октября матросы воспрепятствовали выходу флота в море, в
военном отношении бессмысленному, приказ об этом был отдан без
согласования с руководством рейха и Верховным военным командо¬
15
ванием. Это был явный сигнал. Уже спустя несколько дней матрос¬
ский бунт охватил Киль, а 4 ноября портовый город находился в руках
рабочих и солдатских депутатов. 7 ноября социал-демократическое
большинство, представленное с 4 октября в рейхсправительстве
принца Макса фон Баденского, в ультимативной форме стало на¬
стаивать на своем требовании отречения кайзера от престола. Только
таким образом, как полагало партийное руководство во главе с Фрид¬
рихом Эбертом и Филиппом Шейдеманном, можно было утихоми¬
рить революционное движение. Общее мнение видело в кайзере ви¬
новатого, по праву или нет, было уже все равно, как заявил 6 ноября
представителю Верховного военного командования генералу Грёнеру
председатель партии Эберт9. 7-8 ноября началась революция в Мюн¬
хене, левый социалист Курт Эйснер провозгласил республику, ко¬
роль Людвиг III бежал в неизвестном направлении, 8 ноября герцог
Брауншвейгский от своего имени и от имени наследников подписал
отречение от престола. Одно событие опережало другое.
Все входившие в межфракционный комитет рейхстага и воен¬
ное правительство члены партий парламентского большинства —
национал-либералы, Центр, Прогрессивная народная партия — в
этой ситуации были едины во мнении со своими коллегами из СДПГ
относительно того, что после 28 октября, когда фактически произош¬
ла парламентаризация руководства рейха, необходимы дальнейшие
принципиальные изменения в конституции. Прежде всего это ка¬
салось государства-гегемона Пруссии, где отмена давно изжившего
себя трехклассного избирательного права лишь незадолго до того,
24 октября, получила согласие правящего дома, но так и не была еще
претворена в жизнь, поскольку, согласно конституции, в этой связи
должны были последовать долгие дебаты. Демократическое изби¬
рательное право, парламентаризацию и участие СДПГ в правитель¬
стве (и в Пруссии тоже), усиление влияния социал-демократов в
правительстве рейха, все это прочие партии центра, образовывавшие
совместно с СДПГ большинство в рейхстаге, вынуждены были при¬
нять. В «вопросе о кайзере», однако, они разошлись, пусть 8 ноября
политик Центра Ференбах и констатировал под впечатлением от уль¬
тиматума социал-демократов: «Я не могу избавиться от ощущения,
что мы дебатируем о чем-то таком, что в 4 часа, возможно, уже будет
не важно. До сегодняшнего дня пополудни последует отречение кай¬
зера от престола»10.
И все же в эту пятницу отречения так и не произошло, и в пер¬
вой половине следующего дня, несмотря на постоянные телефонные
переговоры между столицей рейха и ставкой кайзера в бельгийском
Спа, где он в те дни находился, не было представлено никакого заяв¬
ления об отречении. Ни рейхсканцелярия, ни партии межфракцион¬
16
ного комитета ни в коем случае не связывали смысл такового заявле¬
ния, даже если считали его необходимым, с упразднением монархии.
В гораздо большей мере они полагали, что смогут сохранить монар¬
хию благодаря отречению Вильгельма II от престола. Даже генерал
Грёнер, который еще 6 ноября в Берлине в своей беседе с представи¬
телями социал-демократической фракции в рейхстаге и Генеральной
комиссии профсоюзов «коротко и резко» заявлял, что об отречении
кайзера не может идти и речи, ибо армия на последнем рубеже лицом
к лицу с врагом не станет подчиняться Верховному военному коман¬
дованию и его «праву отдавать приказы», в течение нескольких дней
изменил свою позицию. Делая доклад утром 9 ноября, он закончил
свое сообщение в полном согласии с начальником Верховного Глав¬
нокомандования фон Гинденбургом настоятельной рекомендацией
незамедлительного отречения11. Неприкрытые в нотах американско¬
го президента Вильсона требования об отречении госсекретарь Фи¬
липп Шейдеманн передал в письме к рейхсканцлеру принцу Максу
Баденскому от 29 октября 1918 г. с мотивировкой, что «виды на то,
чтобы добиться приемлемых условий военного перемирия и мира
ухудшатся, если кайзер останется на своем высоком посту»12. Однако
и 1 ноября кайзер заявил госминистру Древсу, который по пору¬
чению рейхсканцлера обстоятельно и реалистично доложил ему о
безысходном военном и политическом положении: «Я хочу заявить
Вам сразу: я не отрекусь»13.
После драматического обострения ситуации и ультиматума
социал-демократов 7 ноября под нажимом рейхсканцлера и, в конце
концов, военного руководства кайзер заявил о своей готовности [от¬
речься], о чем сообщил в рейхсканцелярию 9 ноября около 14 часов:
«Для того чтобы избежать кровопролития, его величество готовы от¬
речься от титула германского императора, но не короля Пруссии»14.
Но не короля Пруссии! 9 ноября, 14 часов: слишком поздно, как
и для всех прочих попыток провести реформу, направленную на спа¬
сение Германского рейха и Королевства Пруссия. Нет более опасно¬
го момента для плохого правительства, чем тот, когда оно начинает
само себя реформировать, такую оценку дал Алексис де Токвилль
другой революции, Французской революции 1789 г.15 Осознание
безысходности ситуации в военном отношении, реформа становив¬
шегося все более несправедливым деления избирательных округов
рейха, парламентаризация рейха, реформа избирательного права в
Пруссии — правящий слой Пруссии неизменно выказывал свою го¬
товность к уступкам лишь тогда, когда развитие событий невозможно
было остановить и ничего уже нельзя было спасти. Нет ничего более
симптоматичного в этой связи, чем борьба за отмену трехклассного
избирательного права в прусском депутатском корпусе. Его консер¬
17
вативное большинство вплоть до начала октября 1918 г. рассчитыва¬
ло обеспечить поддержку старой избирательной системе со стороны
Верховного военного командования. Лишь тогда, когда ему было
отказано в этой поддержке как по военно-политическим причинам,
так и — это стало ясно позднее — из далеко идущих внутриполити¬
ческих расчетов, были одобрены изменения в избирательном праве,
но тогда, когда уже погибли миллионы немецких солдат, когда все
сколько-нибудь разумные люди видели в этой готовности к самопо¬
жертвованию, к исполнению долга оборотную сторону равноправия
в реализации своих гражданских прав.
Сколь значительны были заслуги этого в основном дворянского,
военного, протестантского, восточноэльбского, этатистски мысляще¬
го консервативного правящего слоя в истории Пруссии, столь жалкой
была их несостоятельность в последние годы монархии, столь тягост¬
ным было их затянувшееся отлучение от власти, которой они не хоте¬
ли делиться и которую поэтому потеряли. Собственно, присутствия
во власти «врагов рейха», долгое время подвергавшихся дискрими¬
нации, — прежде всего социал-демократов, а также пусть в меньшей
и все ослабевающей мере католиков-центристов и прогрессистов — в
лучшие времена вполне хватило бы. Ведь и социал-демократы в боль¬
шинстве своем, как это проявилось самое позднее в августе 1914 г.,
уже не были чуждыми патриотизма революционерами, если вообще
когда-то таковыми были. Здесь следует согласиться с вюртемберг¬
ским либералом Конрадом Хауссманном, депутатом рейхстага и гос¬
секретарем в военном кабинете принца Макса, позже председателем
конституционного комитета Веймарского Национального собрания:
«Природным пороком октябрьского правительства было то, что оно
было именно октябрьским правительством. Сентябрьское прави¬
тельство, а прежде всего мартовское правительство, еще могло бы
действовать»16.
Вернемся еще раз в субботу, 9 ноября 1918 г.: около 14 часов в
Берлине было получено заявление кайзера о готовности отречься.
На что оно могло еще повлиять, что изменить? Ничего. Принц по
крови и кто угодно, только не революционер, рейхсканцлер, никогда
не являвшийся сторонником парламентаризма, но в этой ситуации
рассудительный человек, после того как в полдень пришло известие
о заявлении кайзера об отречении, уже не думал, что следует дожи¬
даться окончательной его формулировки; рейхсканцлер принц Макс
Баденский счел своим долгом перед государством, а также своим
гражданским долгом, сообщить о нем как об уже принятом решении
кайзера, коль скоро в этом был еще хоть какой-то смысл17. Поэтому
около 12 часов он распорядился распространить через Телеграфное
бюро Вольффа ожидавшееся в течение последних дней18, а теперь
18
уже неотвратимое [сформулированное тайным советником Си¬
монсом] сообщение: «Кайзер и король принял решение отречься от
престола. Рейхсканцлер остается на своем посту до тех пор, пока не
будут урегулированы вопросы, связанные с отречением кайзера, от¬
казом от престола кронпринцев Германского рейха и Пруссии и вве¬
дением регентства. Он намеревается предложить регенту назначить
рейхсканцлером депутата Эберта, а также проект закона о скорейшем
объявлении всеобщих выборов в немецкое национальное законода¬
тельное собрание, которому бы надлежало окончательно установить
будущую форму государственного устройства немецкого народа»19.
Но не короля Пруссии... Таким образом, заявление кайзера о на¬
мерениях было макулатурой уже тогда, когда поступило в рейхскан¬
целярию. Двумя часами ранее опубликованное уведомление принца
Макса ушло во всех направлениях: оно не сообщало об отречении от
престола, но объявляло его.
9 ноября 1918 г. в 9 часов члены правительственного кабинета,
представители социал-демократического большинства Шейдеманн и
Бауэр, окончательно заявили о своем выходе из правительства, пос¬
ле того как президиум партии постановил вступить в переговоры с
независимыми социал-демократами, а СДПГ под давлением все бо¬
лее разрастающегося массового революционного движения приняло
решение «в нужный момент выступить вместе с рабочими и солда¬
тами. Социал-демократия должна взять правительство в свои руки,
целиком и без остатка, так же как в Мюнхене, но, по возможности, без
кровопролития»20.
Однако и попытка принца Макса в расчете на свой страх и риск
спасти монархию, то есть то, что оставалось спасать, выказала себя
запоздалой, ее поглотили события, в которых он сам принял непо¬
средственное участие. В обостряющейся революционной ситуации, в
которой президиум партии социал-демократов в последнюю минуту
встал во главе движения, дабы суметь направлять его, рейхсканцлер
осознал, что уже не сможет дождаться введения регентства и обязан
незамедлительно предложить пост рейхсканцлера представителю
сильнейшей партии.
Долго или нет колебался Эберт, в конце концов, он принял пред¬
ложение; как и принц, он положительно оценил государственно¬
правовой эффект самого факта передачи власти как такового.
Разумеется, это мог быть лишь эффект, ведь с точки зрения государст¬
венного права, такого рода [процедура] передачи власти была несо¬
стоятельной, ибо, согласно еще действовавшей тогда конституции
рейха, исполняющий обязанности рейхсканцлера никоим образом не
был уполномочен самостоятельно передавать свой пост преемнику.
Однако эффекты легализации власти иногда имеют большее полити¬
19
ческое значение, чем сам легальный характер власти, политические
же основания у данного прецедента были неоспоримыми, ведь са¬
мая сильная политическая партия потребовала в своем ультиматуме
от 7 ноября усиления собственного влияния в кабинете министров:
лишь с помощью социал-демократов можно было избежать дальней¬
шей радикализации революции. Когда делегация социал-демократов
явилась 9 ноября в 12.35 к рейхсканцлеру принцу Максу Баден¬
скому, Фридрих Эберт заявил, что во имя сохранения спокойствия
и порядка и предотвращения кровопролития социал-демократы
считают безусловно необходимым, «чтобы власть в правительстве
перешла к тем людям, которые обладают полным доверием народа».
Он требовал для своей партии посты рейхсканцлера и верховного
главнокомандующего21. В ходе дальнейших переговоров рейхсканц¬
лер заявил: «Поскольку власть не находится в наших руках, такова
ситуация, и войска отказались подчиняться, то я предлагаю, чтобы
депутат Эберт принял на себя полномочия рейхсканцлера». После
«минуты на размышление» Эберт ответил: «Это ответственный пост,
но я займу его»22.
В то время как в рейхсканцелярии под председательством Эберта
шли переговоры с представителями НСДПГ и те, ввиду отсутствия
их председателя Гуго Гаазе, не могли сделать соответствующего за¬
явления о своем вхождении в правительство, положение на улицах
Берлина обострилось еще больше: уже дважды в этой ситуации была
провозглашена республика. После сообщения о том, что Карл Либ-
кнехт будет выступать с речью с балкона городского замка Берлина
и намеревается провозгласить «советскую республику», Филипп
Шейдеманн поспешил из столовой на балкон рейхстага; перед со¬
бравшейся в ожидании толпой он произнес импровизированную речь
(в такие моменты не стесняются пламенных речей!): «Немецкий на¬
род победил по всем направлениям; старый, прогнивший режим рух¬
нул. Милитаризм повержен. Гогенцоллерны отреклись. Эберт строит
новое правительство. Социалисты всех направлений войдут в него.
Теперь наша задача состоит в том, чтобы не позволить замарать эту
блестящую победу, эту полную победу немецкого народа... Да здрав¬
ствует немецкая республика»23. Тем самым Шейдеманн действитель¬
но упредил радикалов, ведь левый социалист Карл Либкнехт держал
речь лишь приблизительно два часа спустя, около 16 часов: «Я про¬
возглашаю свободную социалистическую республику Германия, ко¬
торая должна включить в себя все народы, в которой больше не будет
слуг, в которой каждый честный рабочий получит честную зарплату
за свой труд. С господством капитализма, который превратил Европу
в поле трупов, покончено. Мы откликаемся на призыв наших русских
братьев. Расставаясь с нами, они сказали: “Если вы в течение месяца
20
не сделаете того, что сделали мы, мы отвернемся от вас”. Не прошло
и четырех дней»24.
Стечение обстоятельств, в результате которых республика была
вызвана к жизни, становится понятным из речи Либкнехта: с самого
начала республика была вынуждена считаться с двумя противника¬
ми, даже врагами, — справа и слева. Политические силы и правящие
слои, вынужденные уйти от дел, так же враждебно были настроены
в отношении республики, как и левые социалисты, которые воспри¬
нимали себя как агентов мировой революции и хотели построить
республику советского образца, «диктатуру пролетариата», то есть
диктатуру партийных функционеров под девизом «Все для народа,
ничего силами самого народа».
Чего хотел народ в этот памятный ноябрьский день? «Народ» —
это кто? Немецкий народ менее чем какой-либо другой представлял
собой политическое и общественное единство, не было единства и
в том, что касалось конфессии, образования, имущественного цен¬
за. Когда Шейдеманн или Либкнехт говорили о народе, как и у всех
революционеров это заключало в себе некий полемический и упро¬
щенный смысл: они имели в виду низшие слои общества, еще уже,
пролетариев. Но в 1918 г. к немецкому народу относились все слои
общества, к нему принадлежали офицеры и солдаты, служащие и ра¬
бочие, ремесленники и торговцы, промышленные предприниматели
и сельские хозяева, политики и чиновники, профессора и студенты.
Хотели ли они в политическом смысле одного и того же, могли ли
они вообще хотеть одного и того же?
И еще раз, последний раз вернемся в тот же день, 9 ноября 1918 г.:
«Когда наставал этот пасмурный ноябрьский день, ничто не указы¬
вало на то, что отличало его от других дней. Транспорт работал в
своем обычном режиме и массы рабочих устремились как и всегда
на свои фабрики, в бюро, на предприятия. Обыватель мог спокойно
пить свой привычный утренний кофе. Революционное настроение
внешне ни в чем не проявлялось»25. Не только «обыватель» вел себя
в это субботнее утро как обычно, но и революционно-настроенных
рабочих нужно было еще разбудить призывом: «Вставай, Артур, се¬
годня революция!»26, и они, прогнав сон, спросили, это все еще сон
или уже явь. Когда Артур убедился в последнем и получил от това¬
рищей оружие, он тотчас же ринулся в революционную сутолоку с
кличем: «Пока, Клер!». День 9 ноября уже не был таким мирным,
каким, казалось, начинался. Наконец, руководство СДПГ призва¬
ло в 8 часов к всеобщей забастовке. Относившиеся к левому крылу
социал-демократов «вожаки революции» из-за последовавшего на¬
кануне ареста их товарища Эрнста Доймига настаивали на борьбе за
социалистическую республику. Сотни тысяч людей находились на
21
улицах столицы рейха. Демонстрации, вооруженные революционные
акции, захват ключевых ведомств и зданий, стрельба, убитые и ране¬
ные определяли картину
В воскресенье, 10 ноября, в Берлине, как сообщал хронист, царил
«полный переворот», при этом среди прочего «конюшня императо¬
ра, в которой верные кайзеру офицеры должны были собраться для
оказания сопротивления (но там не нашли никого), превратилась
в место бесперебойной стрельбы». «В целом переворот, вследствие
необычайно массового выступления рабочих, прошел бескровно»27.
Что двигало рабочими массами, так это в первую очередь надежда
на то, что сокрушив Германский рейх, его можно подвигнуть к миру:
хлеб и мир следовало отнести к самым важным мотивам, заставив¬
шим их выйти на улицы.
А как увидели конец монархии дворянские и буржуазные хро¬
нисты? Либерал Гарри граф Кесслер прошел по Шёнебергер Уфер
к военному министерству: «По Кёниггретцер штрассе двигалась де¬
монстрация в сторону Потсдамер платц... На углу Кёниггретцер и
Шёнебергер штрассе продавались экстренные выпуски “Отречение
кайзера”. У меня перехватило дыхание, это конец дома Гогенцоллер-
нов; так жалко, так между прочим, совсем не в фокусе событий. “Дав¬
но в прошлом”, — сказал мне Ов уже сегодня утром. Я оделся дома
в гражданское, так как с офицеров срывали погоны и кокарды... На
Вильгельмштрассе я увидел первый украшенный красными флага¬
ми автомобиль, защитного цвета с кайзеровским орлом»28. А Теодор
Вольфф в «Берлинер Тагеблатт» от 10 ноября удивлялся тому, что
«так основательно построенная, окруженная такими солидными сте¬
нами бастилия была взята в один прием. Еще неделю назад сущест¬
вовал военный и гражданский аппарат управления, который был так
разветвлен, так пророс друг в друга, пустил такие глубокие корни, что,
казалось, обеспечил себе власть на все времена... гигантская военная
организация, казалось, объяла все, в ведомствах и министерствах вос¬
седала на троне казавшаяся непобедимой бюрократия. Вчера утром
все это, по меньшей мере в Берлине, еще было. Вчера днем уже ничего
из этого не существовало»29.
Но где были кайзеровские вооруженные силы, когда шла дискус¬
сия о его отречении, когда угроза революции и ультиматум социал-
демократов обсуждались в резиденции кайзера в Спа? Были ли
вооруженные силы готовы спасти кайзера и рейх? Где было руковод¬
ство вооруженных сил, когда монарх заявил, что хочет мирно во главе
войск вернуться на родину? Были ли вооруженные силы готовы бо¬
роться и дальше, несмотря на безвыходное положение, были ли они
дееспособны перед лицом охваченной революцией родины?
22
Генерал Грёнер сказал своему императору и королю утром 9 нояб¬
ря: «Войска под командованием своих командиров и генералов
спокойно и в боевом порядке вернутся маршем на родину, но не по
приказу Его Величества, потому что больше не подчиняются Его
Величеству»30. Вечером того же дня начальник Верховного военно¬
го командования генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, давая реа¬
листичную оценку положению дел, констатировал: «Я не могу нести
ответственность за то, что Его Величество будет насильно достав¬
лен бунтующими войсками в Берлин и там выдан революционному
правительству в качестве пленного»31. Противясь признанию своего
бессилия, кайзер, следуя совету своего ближайшего окружения, под
покровом наступающего завтра бежал в Голландию. Это был конец
длившейся более 500 лет истории монархии Гогенцоллернов. Жал¬
кий конец. Поэтому почти неудивительно, что ее сторонники не хо¬
тели иметь ничего общего с этим концом и снова искали ошибки где
угодно, только не в собственной политике.
Как воспринял такой поворот событий новый рейхсканцлер, ко¬
торый в течение нескольких часов превратился из главы квазиим-
перского в главу республиканского правительства? От некоторых
рабочих и солдат, вернувшихся вместе с Шейдеманном в столовую
рейхстага, он услышал: «Шейдеманн провозгласил республику!»
Эберт побагровел, ударил кулаком по столу, прокричал: «Это прав¬
да?», а затем: «У тебя нет никакого права провозглашать республику!
Что будет с Германией, республика или еще что-то, это решит Учре¬
дительное собрание!»32. Странно, что председатель республиканской
социалистической партии так отреагировал, и Шейдеманн удивлен¬
но спросил, как «такой умный человек» может реагировать подоб¬
ным образом, человек, который еще в первой половине дня 9 ноября
характеризовал регентство, правителей рейха и т.п., как «совершенно
изживший себя, мертвый монархический хлам».
Реакция Эберта ни в коем случае не была театральным «громом»,
Эберт вновь и вновь настойчиво требовал, чтобы судьба будущего
государственно-правового устройства Германии была передана ис¬
ключительно в руки Учредительного собрания, выразителя воли
народа, сформированного на основе всеобщего, равного и тайного
права.
«Революция была в первую очередь революцией в условиях вой¬
ны, она разгорелась одновременно в находившихся далеко друг от
друга местах, на фронте и на родине. Везде она протекала одинаково:
крушение без борьбы, бегство офицеров, власть солдатских советов,
затем неразбериха, во время которой солдаты и матросы поначалу
демонстрировали что-то вроде приятного наслаждения каникула¬
23
ми». Так записал 30 декабря 1918 г. один умный наблюдатель, совре¬
менник, Эрнст Трёльч33. В этой ситуации возглавить правительство
означало отважиться «станцевать на вулкане». Количество проблем,
представлявших угрозу самому существованию рейха, было необо¬
зримо: стабилизация революционного правительства, заключение
мира, обеспечение единства рейха, налаживание системы снабжения,
возвращение домой многомиллионной армии солдат, сохранение
правовых основ государственности с учетом порожденных войной
хозяйственных и социальных последствий, перестройка военной
промышленности на мирный лад, подготовка нового государствен¬
ного и общественного порядка... Уже это немногое показывает — ни
одно из предыдущих правительств рейха не стояло перед таким ко¬
личеством проблем, ни одно притом на таком шатком политическом
и конституционном фундаменте. «Кто сегодня в состоянии навести
порядок и обеспечить его, тот спаситель Отечества...», — полагал
один из ведущих политиков рухнувшей кайзеровской империи34. За¬
слугой Фридриха Эберта в эти месяцы стало спасение Германского
рейха, однако республика в конце концов потерпела крушение, уже
не при его жизни, не в те годы, когда он возглавлял ее, но несколько
лет спустя. Итак, вопрос неизбежен: было ли правление Эберта в той
исторической ситуации верным или другая политика имела больше
шансов стабилизировать республику?
Историческая справедливость требует первой оговорки: мы, жи¬
вущие сегодня, знаем о крахе республики, мы знаем основные его
причины, уже на протяжении десятилетий их изучают, причем со все
возрастающей интенсивностью. Этот исторический опыт современ¬
ники 1918-1919 гг. не могли использовать для принятия решений.
Это просто, давать советы по прошествии 70 лет. С другой стороны,
мы не можем и не должны игнорировать исторический опыт, мы обя¬
заны задаться вопросом о причинах и можем не увиливать от тех оце¬
нок, которые дает история. Наряду с тем, что произошло в действи¬
тельности, необходимо учитывать и то, что может случиться и может
быть полезно на практике, исходя из современного видения мира.
Что прежде всего было необходимо для обеспечения власти пра¬
вительства? Ночь в ставке Большого Генерального штаба в Спа.
1-й генерал-квартирмейстер изучал условия военного перемирия, их
французский маршал Фош передал 8 ноября немецкой делегации,
которую возглавлял политик центра Маттиас Эрцбергер. Они сво¬
дились к разоружению Германии и требованию освободить не толь¬
ко оккупированные немецкими войсками области, включая Эльзас-
Лотарингию, но и овладению стратегически важными плацдармами
рейха со стороны Франции и прочих западных союзников: речь шла
о Майнце, Кобленце, Кёльне35. Принять эти условия означало то же,
24
что и признать, что в военном отношении настал конец рейха. Гене¬
рал знал, что военное положение безвыходно. В полдень в Берлине
вспыхнула революция, следовало опасаться ее радикализации, в кон¬
це концов, были тому примеры: всего лишь год прошел с тех пор, как в
России победила большевистская революция и была создана «дикта¬
тура пролетариата». Карл Либкнехт рассматривал большевиков как
собратьев, он сам сказал об этом всего несколько часов назад. Генерал
был информирован о положении дел в столице рейха. Наконец, он
взялся за телефон, позвонил по секретной линии, связывавшей глав¬
ную ставку и рейхсканцелярию, в Берлин: «на проводе Грёнер», «на
проводе Эберт».
Результатом этого разговора стал «пакт» между Эбертом и Грёне-
ром, имевший большие последствия для революции и республики.
На тот момент оба действовали, основываясь на собственном реше¬
нии: ни Грёнер не консультировался с начальником Верховного во¬
енного командования фон Гинденбургом (это случилось лишь на сле¬
дующий день), ни Эберт не спросил об этом президиум партии или
революционное правительство (последнее было образовано СДПГ и
независимыми социал-демократами спустя несколько часов в тот же
день, 10 ноября). Союз между Верховным военным командованием и
Эбертом стал, таким образом, первым решающим политическим ак¬
том по стабилизации власти в республике. Мотивы неравных партне¬
ров по союзу ясны: на тот момент у рейхсканцлера не было реальной
опоры во власти; более или менее беззащитный, он был бы отдан на
произвол как контрреволюционных поползновений справа (напри¬
мер, со стороны военных), так и леворадикальных попыток переворо¬
та со стороны марксистского «Союза Спартака» или так называемых
вожаков революции. Однако поскольку Эберт хотел как можно ско¬
рее через парламент легитимировать явившуюся из революции рес¬
публику, притом для решения возникающих проблем был нацелен
на сотрудничество с имеющимися институтами государственного
управления, то предложение Грёнера, согласно которому Верховное
военное командование на определенных условиях предоставило бы
себя в распоряжение нового правительства, должно было прийтись
ко двору как нельзя лучше.
Грёнер со своей стороны исходил из необходимости военного
перемирия, которое должно было быть политически легитимным и
ответственным. Не менее важная причина заключалась для него в
том, чтобы любой ценой суметь предотвратить революцию больше¬
вистского образца. Однако этой цели можно было достичь только с
Эбертом. В таком ключе он писал 17 ноября своей жене: «Фельдмар¬
шал и я хотим, насколько это возможно, поддержать Эберта, которо¬
го я ценю за прямой, честный и порядочный характер, с тем чтобы
25
телега не подалась еще более влево. Но куда подевалось гражданское
мужество? То, что это прячущееся меньшинство смогло легко сокру¬
шить весь Германский рейх с его самостоятельными государствами,
одно из самых печальных событий во всей истории немецкого наро¬
да... Если бы в Берлине радикалы во главе с Либкнехтом взяли верх,
тогда гражданская война была бы неминуема. Тогда не стоит ждать
никакого мира. Ни Америка, ни Англия не могут заключить мира с
правительством Либкнехта...»36.
Союз был скреплен различными телеграммами, которыми обменя¬
лись Эберт и Верховное военное командование, и соответствующими
призывами друг к другу37. Требования Верховного военного коман¬
дования были разумными, они касались поддержания дисциплины в
войсках, служебного порядка и обеспечения довольствием.
На основе этого союза Эберту удалось в наступившие затем
месяцы последовательно отстаивать свои цели и гарантировать
государственно-правовой характер революционного преобразования
рейха. Тем самым союз достиг своей цели. И все же он оставил за со¬
бой дьявольский след, отчетливо проявившийся позже: готовность
к сотрудничеству с революционным правительством была одним из
наиболее искусных ходов, который могло сделать Верховное коман¬
дование войск в этой ситуации. Оно исходило из того, что в резуль¬
тате бегства кайзера в Голландию командование войсками отошло к
фельдмаршалу фон Гинденбургу, таким образом оно вело свою ле¬
гитимацию от кайзера и старой контитуции, но не от новой власти.
На руку аргументации Верховного военного командования было то,
что последний кайзеровский рейхсканцлер передал свой пост Эбер¬
ту: сколь ничтожен был этот акт в конституционно-правовом от¬
ношении, столь важен он был в смысле политической легитимации
Эберта в контексте существовавших институтов власти и в военной
среде — жили с фикцией квазилегальной передачи власти. Верховное
военное командование, исходя из сложившейся ситуации, претен¬
довало на то, чтобы признавая революционное правительство, дей¬
ствовать на свою ответственность, не будучи связанным указаниями
политического характера. Ввиду этой конъюнктуры власти продол¬
жало сохраняться возникшее во время войны особое, имеющее да¬
леко идущие последствия надконституционное положение Верхов¬
ного военного командования, пусть в процитированной выше речи
в рейхстаге (октябрь 1918 г.) Эберт и обращал внимание именно на
конституционно-политическую проблематику.
Конечно, Эберт мог действовать и по-другому, однако тогда он
должен был бы, во-первых, более или менее следовать четким левым
курсом, дабы быть уверенным в силах марксистов, и, во-вторых, дол¬
жен был бы смириться с гражданской войной и тотальным хаосом,
26
возможно, даже распадом рейха. Любая из этих опасностей представ¬
лялась ему большей, чем те, которые проистекали из союза с Вер¬
ховным военным командованием. Также ему хотелось думать, что,
коль скоро республика будет учреждена, он сможет конституционно¬
парламентским путем добиться заявленной в своей речи в рейхстаге
(октябрь 1918 г.) цели, а именно отмены особого надконституцион-
ного положения военных. Эберт не обязан был принимать как нечто
неизбежное последующее развитие рейхсвера, а также его лишь ча¬
стичное подчинение политическому руководству.
Второй, не менее важный по своей значимости союз был заключен
несколько часов спустя 10 ноября — это правительственная коалиция
между СДПГ и НСДПГ. Пакт этот имел более короткую жизнь, одна¬
ко ни в коей мере не меньшие последствия, чем тот, что был заключен
между Эбертом и Грёнером, и по отношению к последнему находил¬
ся как бы в диалектической взаимосвязи. И хотя, как заявил об этом
Шейдеманн, не все течения лагеря социалистов были представлены в
образованном правительстве, куда вошли по 3 члена от независимых
и от социал-демократов парламентского большинства, — правитель¬
ство назвало себя Советом народных уполномоченных, — однако оба
самых значительных. Председатели партий Эберт и Гаазе стали со¬
председателями, но вскоре оказалось, что гораздо более энергичный
Эберт стал бесспорно primus inter pares* в революционном правитель¬
стве. Притом в отношениях с государственными инстанциями ему
помогало то, что вредило в глазах революционно-настроенных левых:
а именно назначение рейхсканцлером, имевшее силу в течение лишь
одного дня. Эберт ни в коем случае не избегал и далее совмещать пост
рейхсканцлера со званием народного депутата, хотя образованное
10 ноября правительство производило свою легитимацию от суве¬
ренитета народа и революции. Потому опубликованное 12 ноября
1918 г. «Воззвание Совета народных уполномоченных к немецкому
народу» тоже начиналось со слов: «Возникшее из революции прави¬
тельство, чье политическое руководство является чисто социалисти¬
ческим, ставит перед собой задачу реализовать социалистическую
программу»38. Таким образом, существовала как бы двойная легити¬
мация: с одной стороны, через старую власть, с другой, самолегитима-
ция революционеров. С государственно-правовой точки зрения под
вопросом была как одна, так и другая.
В Берлине правительство, состоявшее исключительно из членов
СДПГ, не могло продержаться долго, ибо сотни тысяч людей были
исполнены революционного духа и влияние независимых социал-
«первый среди равных» (лат.). — Примеч. перев.
27
демократов на столичные массы — по меньшей мере какое-то время —
было большим, нежели влияние социал-демократического большин¬
ства. А если кроме прочего принять во внимание, каким политическим
потенциалом обладали работавшие на «диктатуру пролетариата»
силы, собранные вокруг Карла Либкнехта и Розы Люксембург, кате¬
горически отвергавшие совместные действия с «правительственны¬
ми социалистами», то станет ясно: хотя СДПГ как крупнейшей по¬
литической партии, располагавшей большим числом сторонников, а
также поддержкой Верховного военного командования, нечего было
противопоставить, она нуждалась в партнерах по коалиции, дабы не
подвергаться нападкам с той и другой стороны. Тактика Эберта — сра¬
зу заключить с обеими сторонами союз — выказала себя успешной.
При этом разногласия с новым партнером по коалиции не меша¬
ли ему безотлагательно прийти к соглашению, ведь он не мог терять
времени, если хотел направить развитие революции в нужное русло.
Партнеры были едины в том, что касалось отказа от осадного поло¬
жения и предоставления основных конституционных прав, но рас¬
ходились относительно целого ряда социально-политических мер,
например, введения 8-часового рабочего дня, а также всеобщей, рав¬
ной, тайной и прямой системы пропорционального голосования для
всех немцев старше 20 лет, включая лишенных избирательного права
женщин, на всех выборах в общественные органы. Эти пункты про¬
граммы содержатся и в уже цитировавшемся выше воззвании народ¬
ных уполномоченных от 12 ноября.
Партнеры не были едины по основному вопросу: должно ли рево¬
люционное правительство работать на проведение скорейших выбо¬
ров в Национальное законодательное собрание, которое бы суверенно
решило вопрос о будущем конституционном устройстве Германской
республики? Или революционное правительство должно вначале
реализовать цели революционного социализма, например, провести
социализацию крупных предприятий, учредить и политически леги¬
тимировать во всех секторах общественной жизни — в управлении,
экономике, юстиции, в войсках, наконец, применительно к самому
процессу принятия политических решений — возникшую в ходе ре¬
волюции систему рабочих и солдатских депутатов? В течение после¬
дующих недель борьба шла вокруг этой альтернативы. Однако то, что
правительство не могло автономно принять столь важное принципи¬
альное решение, влияло на развитие революционной ситуации — пра¬
вительство находилось под постоянным давлением улицы, которую
снова и снова мобилизовывали на активные действия революцион¬
ные группы.
Казалось бы, ясная альтернатива усложнялась вследствие раз¬
личных факторов: фронт противостояния проходил через обе коа¬
28
лиционные партии и их сторонников, и в СДПГ было много тех, кто
выступал в защиту системы советов. Существовало, работало даже
несколько гражданских советов. Из различных моделей советов сле¬
дует выделить спонтанно возникшие в 1918 г. на предприятиях и в
армии советы рабочих и солдатских депутатов, которые в ходе рево¬
люции были наделены политическими функциями, например, в том
числе и в государственных и коммунальных учреждениях.
Что, однако, представляла собой эта система советов? Некой об¬
щей обязательной модели советов, на которую ориентировались бы
все ее сторонники, не было. Конкретные представления о сфере дея¬
тельности советов и их функциях перемешивались по большей части
с крайне расплывчатыми целями. Кроме того, существовали конку¬
рирующие модели советов, спорным оставался вопрос, сколь дале¬
ко должно заходить их влияние: должны ли они быть организованы
как конституирующая и интегративная часть будущей политической
системы в масштабе всего общества или должны работать только в
определенных секторах?
Наиболее радикальные тогда модели советов исходили из того, что
избирательное право должно было быть предоставлено только одно¬
му политически и социально дефинированному классу, «трудящейся
части» населения, или же только рабочим и солдатам. Соответствен¬
но те, кто избран в советы, должны были бы наделяться мандатом,
имеющим императивный характер. То есть они были не репрезентан¬
тами, наделенными собственной, пусть и ограниченной во времени
компетенцией принятия решений, — свободным мандатом, — но свя-
заными указаниями и поручениями избирателей и непосредственно
подотчетными им. Привычное для демократий разделение властей
на законодательную, исполнительную и судебную должно было быть
ликвидировано; чиновники, судьи и офицеры должны были изби¬
раться. Тем самым они становились подотчетными носителями поли¬
тических мандатов, для их избрания профессиональная компетенция
по меньшей мере не имела решающего значения.
Наряду с этими ключевыми пунктами последовательной системы
советов обсуждались и альтернативы экономической и политической
систем советов. Не подлежит никакому сомнению, что система по¬
литических советов, несмотря на так называемые элементы прямой
демократии уже в силу классового ограничения избирательного пра¬
ва не имеет ничего общего с демократией. Спорным даже в сегодняш¬
них исследованиях остается и вопрос, совместима ли парламентская
демократия с системой советов, ограниченной лишь экономическим
сектором. Реально и по сей день такой комбинации не существует, но
серьезные сомнения на сей счет все же прозвучали.
29
Что-то совершенно непонятное представляла собой концепция
«третьего пути», которую отстаивал Гуго Гаазе, хотя он признавал по¬
литический парламент, основанный на демократическом избиратель¬
ном праве, в качестве репрезентативного органа, его компетенцию
он хотел ограничить за счет второй палаты, что-то вроде парламен¬
та советов, который должен был представлять только трудящуюся
часть населения. Между тем согласно демократическим правилам,
такая палата советов могла быть исключительно представитель¬
ством профессионально-сословных интересов, не имеющим обще¬
политического мандата. Возникает вопрос, по какому праву другие
социальные слои должны были терпеть ограничения со стороны до¬
полнительного, облеченного политической компетенцией представи¬
тельства чьих-то интересов.
Одно сегодня можно утверждать твердо. Не существовало одной
единственной модели советов, которая была бы принята всем спек¬
тром социалистов, от левых социал-демократов до членов «Союза
Спартака», ни в качестве организационной модели, ни как полити¬
чески четко соподчиненная концепция устройства. Это свидетель¬
ствует и о том, что идентификация советов и большевиков ни в коем
случае не соответствовала действительности. Были советы, которые
принимали за образец русскую Октябрьскую революцию 1917 г. и
для которых концепция советов служила неким вектором на пути
строительства «диктатуры пролетариата»; несомненно также и то,
что имелись поборники таких моделей советов, которые были ори¬
ентированы социал-демократически — преобразованием советов в
институты государственного управления они намеревались добиться
«республиканизации» и «демократизации». Избрание народом судей
на какой-то промежуток времени или избрание солдатами офице¬
ров с тем, чтобы изгнать монархический дух и утвердить республи¬
канский, они полагали недопустимым. Во многих государственных
учреждениях в первые недели революции дело обстояло именно так.
Советы создавались в качестве надзорных органов, а потому доволь¬
но часто запутывали не только организационную структуру управле¬
ния, но и существенно снижали его эффективность, ибо сами по себе
республиканские убеждения еще не гарантируют управленческой и
юридической, равно как и любой другой компетенции.
С другой стороны, существовали сферы политических решений,
которые ложились чрезвычайно тяжелым бременем на республику,
находящуюся в стадии становления. Зачастую даже было довольно
оставить монархистов работать без политического контроля со сторо¬
ны новых инстанций. И здесь революционное правительство должно
было пройти между Сциллой и Харибдой. Нередко учреждения на
30
местах не подчинялись его власти — все равно, стремились ли они,
будучи правоориентированными политически, к реставрации, или,
исповедуя левые взгляды, готовили социалистическое государствен¬
ное устройство в будущем.
Суть вопроса в том, можно ли было во имя строительства демо¬
кратической республики служить советам или советы представляли
собой опасность для республики из-за хаоса, который они привноси¬
ли, или сползания к диктатуре? Эберт стал действовать во имя цели:
он не хотел бесконтрольной власти советов и считал их (в том числе
из-за тогдашнего страха перед большевизмом) реально или потенци¬
ально диктаторскими — так или иначе несовместимыми с демократи¬
ческим путем возрождения рейха. Большевизм и советская система:
различия между ними Эберту казались не такими уж и существенны¬
ми. Действительно, не Либкнехт ли являлся поборником советской
системы, и разве приходилось сомневаться в том, что большевики
были его сторонниками? Разумеется, и сам Эберт не сразу отошел от
советов, слишком уж революция была связана с ними, слишком уж
втянулась часть его собственной партии и партнеров по коалиции в
дискуссию о советах. Сначала нужно было вступить с советами в де¬
ловые отношения, коль скоро хотелось дезавуировать их.
Революционное правительство действовало двусмысленно: оно
призвало учреждения и дальше нести свою службу, но в то же время
принципиально не поставило под вопрос вышедшие из революции
Советы рабочих и солдатских депутатов, правда, потребовало от них
сдержанности: «Советы рабочих и солдатских депутатов, вообще все
политические органы, возникшие в результате перехода правитель¬
ственной власти в руки народа, будут призваны не вмешиваться в
существующую организацию угольной промышленности, а оставить
проведение необходимой реорганизации центральному народному
правительству. Лишь так народ и возвращающиеся домой войска
могут предотвратить самые тяжелые бедствия»39. А то, что касалось
угольной промышленности, относилось и ко всем прочим учреж¬
дениям сферы обеспечения и государственного порядка вообще.
Это подписанное совместно Эбертом и Гаазе воззвание датировано
12 ноября. Уже через два дня, 14 ноября, народные уполномоченные
пошли еще дальше, тем что сами пригласили к образованию советов:
«Новое правительство Германского рейха настоящим призывает все
слои сельского населения без различия партийной принадлежности
к совместному добровольному образованию крестьянских советов,
чтобы гарантировать народу пропитание, спокойствие и порядок на
селе, а также беспрепятственную работу сельских предприятий»40.
Целью этого призыва было в первую очередь обеспечение сель¬
скохозяйственной продукцией и ее поставок городскому населению.
31
Революционное правительство с самого начала вынуждено было
бороться с тем, что крупные землевладельцы и сельские предприни¬
матели бойкотировали революцию, прекратив обеспечение городов
продуктами питания, и что подобная их позиция вела, с другой сто¬
роны, к спонтанному и неконтролируемому вмешательству местных
революционеров. Бойкот и неквалифицированное вмешательство в
равной мере таили в себе опасность того, что нарушатся производство
и поставка самых необходимых продуктов питания — катастрофичес¬
кая перспектива на фоне уже существовавших проблем с обеспече¬
нием продовольствием. С другой стороны, прибегая к такой тактике,
пытались воспрепятствовать постоянной радикализации советов,
а также поставить их на более широкую партийную и социальную
основу. Кроме того, Эберт при поддержке товарищей по партии не без
успеха старался удержать политические органы советского движения
посредством внедрения социал-демократов и тем самым переиграть
независимых социал-демократов, «спартаковцев» и так называемых
представителей революционно-настроенных масс. К Всеобщему кон¬
грессу Советов рабочих и солдатских депутатов, который собрался в
Берлине в Доме депутатов с 16 по 21 декабря 1918 г., эта цель была
достигнута.
Немецкие Советы рабочих и солдатских депутатов? Посколь¬
ку Советы возникали спонтанно на местном или производственном
уровнях, конечно, понадобилось время, чтобы стало возможно орга¬
низовать их на надрегиональном уровне. Поэтому к началу револю¬
ции — без какой-либо легитимации — Берлинский совет рабочих и
солдатских депутатов присвоил себе право представлять все советы
Германии и от имени революции контролировать революционное
правительство. Подобная узурпация власти не являлась законной
не только согласно старому порядку, но и не имела ничего общего с
демократией: те, кого Берлинский совет представлял, не были испро¬
шены на сей счет, да и чисто по техническим причинам еще не могли
быть испрошены. И здесь успех или неуспех подобного рода револю¬
ционного самозванства политического органа, принимающего реше¬
ния, определяли не право или произвол, а власть. Но кому принад¬
лежала власть? Революционному правительству или Берлинскому
совету рабочих и солдатских депутатов?
Еще 10 ноября радикально настроенные берлинские Советы рабо¬
чих и солдатских депутатов хотели образовать исполнительный совет,
который должен был бы состоять из независимых социал-демократов
и членов «Союза Спартака». Однако Отто Вельс мобилизовал солдат¬
ские советы, настроенные социал-демократически, и добился пари¬
тетного представительства СДПГ и независимых социал-демократов
в исполнительном совете. Этот Берлинский исполнительный совет в
32
тот же день утвердил Совет народных уполномоченных и тем самым
стал претендовать на то, чтобы считаться высшим органом револю¬
ции. 12 ноября Исполнительный совет рабочих и солдатских советов
Большого Берлина объявил: «Все учреждения на уровне коммун, зе¬
мель, рейха, а также военные учреждения должны продолжать свою
работу. Все распоряжения этих учреждений отдаются по поручению
Исполнительного совета рабочих и солдатских советов. Все обязаны
подчиняться распоряжениям этих учреждений»41. Тем самым пред¬
полагалось, что если бы Исполнительный совет смог добиться поли¬
тической власти, то и работа революционного правительства велась
бы в соответствии с указаниями и под контролем гораздо более ра¬
дикального Исполнительного совета (тогда называвшегося также
Исполнительным комитетом), в котором главную роль играл Рихард
Мюллер.
23 ноября Исполнительный совет утвердил это положение дел,
установив: «Исполнительный совет рабочих и солдатских депутатов
Большого Берлина по согласованию с народными уполномоченными
Рейха и Пруссии передал им исполнительную правительственную
власть. Однако он оставил за собой самые широкие права по кон¬
тролю над правительством»42. В то же время Исполнительный совет
озвучил право каждого из советов рабочих и солдатских депутатов
осуществлять полный контроль в его сфере деятельности, но предо¬
стерег советы на местах от того, чтобы своим прямым вмешательством
они создавали препятствия руководящей деятельности со стороны
народных уполномоченных. И это показывало, что борьба между
Исполнительным советом и Советом народных уполномоченных за
сферы компетенций еще не завершилась, хотя оба совета накануне
в официальном соглашении и определили границы влияния. Оба
констатировали: «Революция создала новое государственное право».
Соглашение должно было заложить основы конституционного права
переходного периода. «Политическая власть находится в руках рабо¬
чих и солдатских советов немецкой социалистической республики.
Их задачей является закрепить и развить завоевания революции, а
также подавить контрреволюцию»43. За Берлинским Исполнитель¬
ным советом были закреплены пока, вплоть до выборов на собрании
депутатов всех советов рейха Всегерманского исполнительного сове¬
та, его компетенции. Совет народных уполномоченных также обрел
собственную легитимацию перед лицом Исполнительного совета, его
правомочность подвердили заседавшие 10 ноября в цирке Буша бер¬
линские советы рабочих и солдатских депутатов. Передача исполни¬
тельной власти, о чем Исполнительный совет вновь и вновь заявлял
как о своей компетенции, на деле исходила от собрания Советов в
Берлине; поэтому Совет народных уполномоченных был не просто
33
зависимым от Исполнительного совета органом. С другой стороны,
Совет народных уполномоченных признал право Исполнительного
совета назначать членов «действующего кабинета министров» рейха
и Пруссии и контролировать их. Положение было неясным, что ста¬
новится очевидным уже из того факта, что Исполнительный совет,
а не Совет народных уполномоченных давал директивы советам на
местах и в конкретных секторах44.
Совет народных уполномоченных и его сопредседатель Эберт
были встроены в единый комплекс власти с ее институтами, персо¬
налиями, концепциями и событиями. Эберт хотел демократии, хотел
как можно скорее, но вынужден был признать, что «государственное
право революции» легитимировало революционные органы не волей
всех слоев населения, но исключительно рабочих и солдат. И у них
тоже сначала не было возможности избрать своих представителей
демократическим путем. Поэтому уполномоченные народом социал-
демократы рассматривали свой мандат как во временном, так и в
деловом отношении как ограниченный. Из-за этого двойного огра¬
ничения, в отношении которого СДПГ и НСДПГ не могли прийти к
единому мнению в своем зафиксированном в письменной форме со¬
глашении о коалиции, разгорелся главный политический спор после¬
дующих недель. Этот спор Совет народных уполномоченных в конце
концов решил в свою пользу за счет постепенного расширения Сове¬
та — ему ведь принадлежали исполнительные функции и (в союзе со
старыми институтами) более сильные в среднесрочной перспективе
рычаги власти. Благодаря этому он располагал, и это проявлялось все
больше, более широкой социальной базой.
Эта контроверза вырисовалась уже в упомянутой переписке меж¬
ду СДПГ и НСДПГ. 9 ноября президиум СДПГ так ответил на тре¬
бование НСДПГ: «Германия должна стать социалистической респуб¬
ликой». «Это требование является целью нашей общей политики.
И все же это будет решать народ через Учредительное собрание»45.
Можно иронизировать над тем, что партия, которая в ходе револю¬
ции получила власть в свои руки, не делает на нее ставку ради не¬
медленной реализации собственных целей, а хочет дождаться вотума
Учредительного собрания. Однако намерение добиться суверенного
решения народа в этом центральном, принципиальном вопросе было
безупречно демократическим. Это так, даже если допустить, что ру¬
ководство СДПГ рассчитывало на победу на выборах. В любом слу¬
чае ради своих демократических убеждений оно готово было пойти
на риск потерпеть поражение. Впрочем, речь шла о политическом ре¬
шении, имеющем целью предотвратить гражданскую войну. А этого
следовало опасаться в случае, если бы буржуазные круги и военное
34
руководство оказались совершенно выключены из политической
жизни. Решение руководства СДПГ показывает также, что к этому
моменту в большинстве своем партия стала решительно реформист¬
ской, а не революционной.
Ответ президиума НСДПГ был тоже настолько прозрачен, что
большего и желать не приходилось: «Вопрос об учредительном со¬
брании станет актуальным лишь при упрочении возникшего в ре¬
зультате революции положения дел, а потому должен быть прояснен
позже»46. Это, без сомнения, доказывает, что прежде чем добиться
демократического волеизъявления всего населения, НСДПГ наме¬
ревалась принять все фундаментальные решения самостоятельно.
Подобное не имеет ничего общего с демократией, пусть опасения по
поводу ползучей контрреволюции или контрреволюционного путча
и были оправданными. «Государством опрокинутой власти», власти
наоборот, называл такую систему демократ Гуго Пройсс, специалист
в области конституционного права.
Но Эберт делал ставку на то, что без принципиального разрешения
конфликта, но через вовлечение НСДПГ в правительство он сможет
заставить ее отказаться от собственной политики или пусть хоть на
какое-то время воздержаться от совместных действий с радикалами.
Этой временной нейтрализации НСДПГ на фоне все обостряющихся
противоречий между социал-демократией и левыми социалистами
действительно оказалось достаточно, чтобы реализовать курс руко¬
водства СДПГ. Политика Эберта по меньшей мере в среднесрочной
перспективе была успешной.
Чего хотели левые радикалы? Уже в своем воззвании от 10 нояб¬
ря 1918 г. «Союз Спартака» заявил, что вообще не ставит вопрос о
совместных действиях с «шейдеманновцами» и «правительствен¬
ными социалистами», что будет бороться, пока не будут устранены
действующее правительство рейха и все парламенты, а власть в пол¬
ном объеме не перейдет к Советам рабочих и солдатских депутатов,
которые в будущем станут избираться «трудящимся народом». Они
хотели «диктатуры пролетариата», хотели — как это читается в при¬
ветствии газеты «Роте Фане» в адрес «Советской социалистической
республики» от 10 ноября — большевистской революции47. Такую
позицию «Союз Спартака» занял уже на своей общей в масштабе
рейха конференции 7 октября, более чем за четыре недели до начала
революции и союза между Эбертом и Грёнером48.
Таким образом, уже с момента рождения республики процессу де¬
мократизации угрожали сторонники большевизма. Фридрих Эберт
не придумал эту угрозу, возможно, он и переоценил ее, возможно,
всех социалистов левее СДПГ, например, НСДПГ - центр, он без раз¬
бора считал большевиками. Его пакт с Грёнером нельзя расценивать
35
безотносительно к этой леворадикальной угрозе в адрес еще только
нарождающейся демократии. Эберт как человек «центра», коль скоро
он стоял перед опасностью большевизма, был вынужден искать уси¬
ления своих позиций у готовых к сотрудничеству буржуазных сил.
Многие из его союзников слишком скоро стали представлять собой
не меньшую опасность для демократии. Но в его положении Эберт
должен был принимать решения «сегодня», если еще хотел прожить
«завтра»; его трагедия и трагедия германской республики состояла в
том, что его, Эберта, влияния не хватило бы до «послезавтра».
В конце концов, решение было принято на Конгрессе рабочих и
солдатских советов в декабре, после того как Эберт перевел стрел¬
ки на Национальное учредительное собрание и отдал все распоря¬
жения, связанные с его подготовкой, например, указ от 30 ноября
1918 г. (положение о выборах). Этот Конгресс, прикрытие со сто¬
роны которого нужно было политике Эберта, принес желаемый ре¬
зультат благодаря тому, что руководство СДПГ смогло обеспечить
социал-демократам большинство среди его делегатов. Без сомнения,
это явилось значительным политическим достижением руководства
социал-демократического большинства. Эберт, кто угодно, только
не простодушный обыватель, превзошел своих политических вра¬
гов и противников, да и своих друзей в искусстве тактики и ясности
концепции.
Во всяком случае, 18 декабря беспощадная борьба за власть в
конституционно-политическом отношении разрешилась. По пред¬
ложению делегата от социал-демократов Людеманна Конгресс со¬
ветов рейха, «представлявший всю полноту политической власти»,
решил вплоть до иных установлений со стороны Национального со¬
брания передать законодательную и исполнительную власть Совету
народных уполномоченных49. Поставленный перед альтернативой,
принять решение в пользу Национального законодательного собра¬
ния или политической системы советов, Конгресс также последо¬
вал предложению социал-демократа, члена Исполнительного совета
Макса Коэн-Ройсса: «Выборы в немецкое Национальное собрание
пройдут в воскресенье, 19 января 1919 г.»50. Простое предложение,
но какого эпохального содержания! Впервые в тысячелетней истории
немецкого рейха немцы были призваны посредством всеобщего, рав¬
ного и тайного голосования избрать своих представителей, которые
от их имени обсудят и примут немецкую конституцию. Подавляю¬
щим большинством, 400 голосов против 50, делегаты высказались
за проведение выборов в Национальное Учредительное собрание
19 января51.
Фридрих Эберт и руководство СДПГ добились блестящей побе¬
ды — это было тем более впечатляюще, что решение в пользу Нацио¬
36
нального собрания было принято самой революцией, высшим пред¬
ставительным органом немецких советов. Тем самым был обозначен
конец переходной фазы революции — фазы, в которой революцион¬
ные институты могли легитимировать себя исключительно на осно¬
ве собственного, революционного права. Правда, Конгресс вызвал к
жизни еще и квазипарламентский надзорный орган, Центральный
совет немецкой социалистической республики, который проработал
с 19 декабря 1918 г. по 8 апреля 1919 г. и состоял из 27 членов, социал-
демократов. В выборах в этот совет НСДПГ уже не участвовала и
вследствие этого окончательно перешла в разряд политических аут¬
сайдеров, хотя еще и входила в центральный исполнительный и за¬
конодательный орган, Совет народных уполномоченных. И все же
после столь громкого поражения в конфликте с партнером по коа¬
лиции не за горами был распад совместного революционного прави¬
тельства. Угрозы отдельных делегатов-радикалов после образования
Центрального совета не предвещали ничего хорошего; те кричали:
«Мы еще поговорим! Мы снова выйдем на улицы!»52.
Революционный календарь показывает, что этот конец коалиции
социалистов был ужасным концом, концом, оставившим после себя
глубокий раскол между социалистическими партиями и группами.
Однако фундаментальная несовместимость точек зрения в главном
вопросе — «Демократия здесь и сегодня? Да или нет?» — была непре¬
одолимой, иначе спорящие между собой группировки социалистов
отреклись бы от собственной идентичности. «Единство рабочего дви¬
жения» надолго превратилось в политическую иллюзию. Общность
традиций и социального положения не могла скрыть, приглушить на¬
растающие политические разногласия.
Наконец, 29 декабря 1918 г. члены НСДПГ Гаазе, Диттманн и Барт
вышли из Совета народных уполномоченных, 3 января 1919 г. их прус¬
ские коллеги вынужденно сделали тот же шаг. Независимые социал-
демократы, с точки зрения политической власти вытесненные руко¬
водством СДПГ, были уже практически неспособны к компромиссам
с центристами, их относительно умеренное руководство, сплотивше¬
еся вокруг Гуго Гаазе, подпадало под все более сильное влияние их
левого крыла, а также «Союза Спартака». Их выходу из правитель¬
ства предшествовали кровавые уличные бои в Берлине. Левые ради¬
калы постоянно усиливали давление на народных уполномоченных,
они подчинили себе воинскую часть, в которую входили матросы, в
начале революции переброшенные из Куксхафена в Берлин для за¬
щиты правительства, и довели ее численность с 700 до 1800 человек.
23 и 24 декабря матросы отказались покинуть Берлинский замок и
конюшни, где размещались с 9 ноября. Прусское правительство и го¬
родская комендатура посчитали это необходимым, после того как в
37
замке в последние недели постоянно происходили грабежи и было
безвозвратно утеряно бесценное имущество. Однажды уже от матро¬
сов потребовали сократить численность части и оставить замок, они
согласились на это при условии выплаты им жалованья в размере
125 тыс. марок. Выплата последовала, но помещения так и не были
освобождены.
Комендант города, социал-демократ Отто Вельс отказывался вы¬
платить по поручению правительства рейха существующую задол¬
женность в размере 80 тыс. марок до тех пор, пока матросы не по¬
кинут замок. Распоряжение о выплате содержало в себе уведомление
о том, что с 1 января 1919 г. жалованье будет выплачиваться только
600 матросам53. Наконец, матросы передали ключи от замка народно¬
му уполномоченному от НСДПГ Барту, затем заставили Вельса про¬
извести выплату, притащили его с собой из комендатуры в конюшни,
где посадили в камеру вместе с несколькими его сотрудниками, все
это сопровождая угрозами и жестоким обращением. В то же время
матросы, отвечавшие за охрану дворца рейхсканцлера, заняли цен¬
тральный телеграф и, не обращая внимания на протесты народных
уполномоченных, заблокировали доступ в рейхсканцелярию. Верные
правительству войска были вызваны по секретному каналу связи к
дворцу рейхсканцлера. Столкновение казалось неизбежным, перед
университетом началась стрельба, два матроса были убиты (по сей
день не ясно, кем). В какой-то момент все же показалось, что стол¬
кновение между верными правительству и взбунтовавшимися воин¬
скими частями можно предотвратить; матросы и правительственные
войска разошлись в разных направлениях, Фридрих Эберт еще раз
воспрепятствовал немедленному вмешательству войск54. Переговоры
депутатов с матросами 23 декабря, казалось, прошли успешно55. Од¬
нако затем, между часом и двумя ночи, комендант матросов, Фритц
Радтке, сообщил, что его люди в конюшнях ему больше не подчиня¬
ются и он не может гарантировать жизнь Отто Вельсу56. Только те¬
перь народные уполномоченные Эберт, Шейдеманн и Ландсберг, ко¬
торые еще были на своих местах, отдали военному министру Шойху
приказ «предпринять все необходимое, чтобы освободить Вельса»57.
Действительно ли социал-демократы именно так сформулировали
приказ? Или их поручение звучало иначе: «...беспощадно военными
средствами сломить сопротивление матросов, дабы сохранить ав¬
торитет правительства», как впоследствии утверждал сам военный
министр?58 Этот вопрос, как и многие детали того дня, уже невозмож¬
но прояснить со всей определенностью, сообщения участников про¬
тиворечивы, их тогдашние мотивы вполне очевидны, но не истина.
Уполномоченный военным министром генерал Леквис немногим
позднее половины восьмого утра поставил перед матросами ульти¬
38
матум — покинуть замок и конюшни, и поднять белый флаг. Матро¬
сы не подчинились этому требованию, потому генерал отдал артил¬
лерии и пулеметам приказ открыть огонь. Обстрел начался около
8 часов и закончился около 9.30. Спешившие мимо люди и солдаты-
республиканцы встали перед военнослужащими, подчинявшимися
генералу. Эберт от имени народных уполномоченных распорядился
прекратить огонь, что у тех, кто присутствовал при телефонном раз¬
говоре, вызвало впечатление, будто Эберт не был информирован о
том, как будет осуществлена эта акция59. Наконец, начались перего¬
воры, которые скоро привели к тому, что матросы сдались, Вельс был
освобожден: множество убитых, большое число раненых, значитель¬
ный ущерб стали той ценой, которую пришлось заплатить за осво¬
бождение коменданта города, которому угрожала смерть.
Кажется, ясно, что произошло, но так и нет ответа на главные во¬
просы последовавшего затем разбора случившегося, вынесенного на
рассмотрение избранного незадолго до того Центрального совета60.
Ответы на эти вопросы должны были дать народные уполномоченные
от СДПГ и НСДПГ. С полным правом уполномоченные от НСДПГ
Гаазе и Диттманн сетовали на то, что их не привлекли к принятию
решения, когда народные уполномоченные от СДПГ в ночь с 23 на
24 декабря отдавали военному министру приказ вмешаться в проис¬
ходящее; по праву критиковали они и то, что не были информиро¬
ваны своими коллегами во время состоявшегося в первой половине
дня 24 декабря заседания правительства, а Эберт даже вызвал впечат¬
ление, будто ничего не знал об акции. Диттманн принципиально не
оспаривал необходимости военного вмешательства, однако, имея на
то основания, сомневался, что такой обстрел имел смысл, чтобы до¬
биться освобождения Вельса, скорее, он представлял опасность для
его жизни. Да и критика Диттманна относительно того, что, вероятно,
военному министру предоставили полную свободу в выборе средств
для разрешения проблемы, была справедливой. Возможно, народные
уполномоченные от СДПГ решили продемонстрировать собствен¬
ную силу. Они оспаривали это снова и снова, по праву указывая, что
правительство не может допустить, чтобы его постоянно шантажиро¬
вали группы радикалов, в том числе социалистов. Справедливой вы¬
глядит и другая критика со стороны НСДПГ: десятиминутный уль¬
тиматум был прямо-таки насмешкой. Ни в коей мере не выглядело
убедительным утверждение генерала, будто ультиматум представлял
собой лишь заключительный акт продолжавшихся всю ночь перего¬
воров, и матросы все это время были информированы о подготовке к
обстрелу. И хотя это так и было, ультиматум лишь тогда имеет смысл,
когда его можно отозвать.
39
Несмотря на разное описание событий установлено достаточно
фактов, позволяющих дать политическую оценку происшедшему:
правительство действительно подверглось шантажу Несуществен¬
но то, как, успешно или неуспешно, вел переговоры Отто Вельс, на¬
сколько оправданы или не оправданы в частностях были меры народ¬
ных уполномоченных в отношении матросов. Эберт, Шейдеманн и
Ландсберг уже давно находились под огнем критики леворадикалов,
их именовали «убийцами, кровавыми псами, негодяями, предателя¬
ми». Следует учитывать в этой связи и постоянные выпады со сто¬
роны «Союза Спартака», грозившегося изгнать народных уполномо¬
ченных с их постов, дабы образовать социалистическую республику.
Правительство, что касалось власти, было еще слабым, его авторитет
постоянно подвергался сомнению. Относительно того, как должны
развиваться события, руководство СДПГ и руководство НСДПГ
не были едины, хотя по фактам постоянных в правовом отношении
притеснений левых группировок, в том числе народного матросско¬
го дивизиона, разногласий практически не было. В этом смысле бес¬
порядки на улицах Берлина говорили о внутренних расхождениях в
правительстве; оно не было единым и в том, можно ли вообще при¬
влекать старый генералитет для поддержки революции, не поощряет
ли такого рода поддержка, скорее, контрреволюцию. Беспорядки на¬
кануне Рождества привели к тому, что правительство более не могло
довольствоваться декламациями, а должно было действовать.
Действуя же, народные уполномоченные от СДПГ брали вину
на себя. Успешными их действия можно назвать лишь в том случае,
если их целью должен был бы стать разрыв коалиции с НСДПГ —
что также невозможно доказать, хотя народный депутат от НСДПГ
Диттманн позже утверждал это. Собственно, способ и масштабы вме¬
шательства не следовало препоручать исключительно военному ру¬
ководству: в критических ситуациях военные непременно использо¬
вали вмешательство в политических целях, правоориентированные
солдаты и офицеры ждали любой возможности открытого столкно¬
вения. Однако теперь все шло как раз к тому, чтобы ограничить воен¬
ное вмешательство акцией по утверждению монополии государства
на власть. Лишь на этом пути социал-демократическое руководство
могло сохранить авторитет в глазах значительной части трудящихся.
Снова давала знать о себе спровоцированная в значительной степени
самой кайзеровской империей военно-политическая сдержанность
СДПГ. В этом секторе партия не имела экспертов; снова и снова пла¬
нировавшееся формирование вооруженных республиканских частей
так и не вышло за рамки первых шагов в этом направлении. Все боль¬
ше и больше социал-демократическое революционное руководство
вынуждено было опираться на воинские части, которые выполняли
40
поручения республиканского правительства лишь для вида и времен¬
но, по сути же оставались ориентированы на реставрацию монархии
и лишь ждали своего часа.
Слушания народных уполномоченных в Центральном совете де¬
монстрировали субъективно честную аргументацию Гаазе и Диттман-
на, которая, разумеется, была убедительна лишь в том, что касалось
критики их коллег социал-демократов. Но и они не могли дать от¬
вета на вопрос, как народные уполномоченные могли избежать уча¬
стия в этой афере. Что означал тогда «призыв к пролетариату», как
на тот момент могло помочь само по себе оправданное предложение
сформировать собственные воинские части? Постоянные полемиче¬
ские выступления народного уполномоченного от НСДПГ Барта и
его попытки частично оправдать матросов, скорее, годились для того,
чтобы подвинуть социал-демократов вправо, нежели сохранить курс
на коалицию. Выход НСДПГ из Совета народных уполномоченных
после еще одной акции «Союза Спартака», который в ходе массовой
демонстрации в первую рождественскую ночь занял здание печат¬
ного органа СДПГ «Форвертс» (поскольку тот опубликовал статью,
направленную против матросского дивизиона), уже не мог застать
врасплох. Народные уполномоченные от НСДПГ обосновали свой
шаг тем, что 28 декабря Центральный Совет одобрил распоряжение
Эберта, Шейдеманна и Ландсберга от 24 декабря о военном вме¬
шательстве. Это, вероятно, послужило своеобразным детонатором.
И все же следует согласиться с Эдуардом Бернштейном, известным
политиком НСДПГ, основоположником ревизионизма, в том, что для
народных уполномоченных от НСДПГ «любая со стороны их соб¬
ственной партии уступка для подобного рода совместных действий
теряла значение, если при этом хоть раз обошлось без уступки вза¬
имной». В конце концов это привело Бернштейна к уже намечавше¬
муся в то время расхождению с большевистскими группами, которые
представлял Карл Либкнехт61. Дрейф НСДПГ влево не мог вызвать у
руководства СДПГ никакой иной реакции, кроме попытки еще силь¬
нее опереться на военных, на тот момент, во всяком случае, более на¬
дежного союзника. Тем более, что кровавые предрождественские дни
были лишь вступлением к похожим на гражданскую войну беспоряд¬
кам в январе, когда столица рейха пережила эскалацию насилия.
Когда народные уполномоченные 4 января 1919 г. приняли реше¬
ние о снятии с должности полицей-президента Берлина, принадле¬
жавшего к левому крылу НСДПГ Эмиля Айххорна, ибо тот превратил
полицей-президиум, по меньшей мере, в нелояльный правительству,
противостоящий ему центр власти, Айххорн отказался подчинить¬
ся и оставить свой пост. Вечером 5 января в Берлине началось вос¬
41
стание «Союза Спартака», в подготовке которого, без ведома более
умеренного руководства НСДПГ, Айххорн кроме прочего принял
участие. Это восстание было инсценировано левым партийным кры¬
лом НСДПГ совместно с основанной 30 декабря КПГ. Вооруженные
члены «Союза Спартака» заняли важнейшие издательства в кварта¬
ле, где находились представительства крупнейших газет; буржуаз¬
ной прессы это коснулось так же, как и захваченной за десять дней
до того «Форвертс». 6 января совместный революционный комитет
НСДПГ и КПГ под руководством Георга Ледебура и Карла Либкнех-
та объявил социал-демократическое правительство рейха смещен¬
ным; СДПГ в тот же день ответила всеобщей забастовкой и массовой
демонстрацией в правительственном квартале. Переговоры относи¬
тельно освобождения занятых восставшими зданий провалились,
вместо этого «спартаковцы» заняли другие общественные здания.
Народные уполномоченные избрали социал-демократа Густава Нос¬
ке военным главнокомандующим. С помощью срочно вызванных в
Берлин воинских частей и добровольческих корпусов началась за¬
чистка газетного квартала: бои длились несколько дней, 11-го января
штурмовали здание «Форвертс», 12-го января — полицей-президиум.
Всего этого правительство не могло избежать, и ответственность за
достойные сожаления жертвы несут восставшие; но не они должны
отвечать за кровавую расправу, которую учинили добровольческие
корпуса и солдаты регулярных воинских частей над восставшими и —
как это можно предполагать — многими непричастными к восстанию
социалистами. Наиболее вопиющим преступлением правительствен¬
ных солдат стало жестокое убийство Розы Люксембург и Карла Либк-
нехта 15 января. Фридрих Эберт был возмущен этим убийством, но
отказался от рассмотрения дела в гражданском суде и передал испол¬
нителей убийства, которые были арестованы в марте 1919 г., в руки
дивизионного суда под председательством советника военной юсти¬
ции Йорнса. Несмотря на участие в судебном процессе членов Ис¬
полнительного совета и членов Центрального совета (от каждого по
два представителя) пристрастность военного суда была очевидной,
соответственно приговоры были вынесены мягкие. И этот прецедент
нанес существенный ущерб авторитету руководства СДПГ.
Сколь заслуживает критики жестокость, с которой правитель¬
ственные части подавили в эти дни восстание, столь бесспорной была
необходимость задействовать военных, если следовало сохранить
шанс создать демократическую республику и действительно довести
дело до Национального Учредительного собрания. Воспрепятство¬
вать на улице тому, чему не могли воспрепятствовать в революцион¬
42
ных органах, бесспорно было целью «спартаковцев» и их радикальных
сторонников. Они не были готовы принять демократические правила
игры — ни в своих советах депутатов, ни в Конгрессе. В этом смысле
Эберт и руководство СДПГ не имели выбора. Была ли у них возмож¬
ность сдержать воинские части, в которых они так нуждались? Это
следует подвергнуть сомнению, ведь офицеры и их команды слиш¬
ком хорошо знали, насколько слабым было правительство без опоры
на военных: с помощью монархистски настроенных военных стре¬
миться к демократической республике, это все равно, что искать ква¬
дратуру круга. И многое говорит за то, что Эберт целиком осознавал
трагичность этой ситуации, пусть его доклад Центральному совету
относительно ночи с 23 на 24 декабря, когда он впервые встал перед
этой неизбежной дилеммой, не совсем в том убеждал62.
Политическое брожение ноябрьских и декабрьских недель, в ко¬
торых временами новая ориентация политических фронтов, объеди¬
нение социалистических партий и групп, стоящих правее «Союза
Спартака», казалась возможной, на деле вело к обострению конфрон¬
тации партийного спектра, сложившегося во время войны: сближе¬
ние умеренных буржуазных и социал-демократических сил, как и
дальнейшее отчуждение среди социалистов, стали следствием этого.
Пока этого не произошло, СДПГ на несколько недель взяла в свои
руки власть в правительстве, его заботы, дабы довести дело до демо¬
кратических выборов и передачи власти Национальному собранию.
К дню выборов (19 января) социал-демократическое революционное
правительство снова взяло столицу под свой контроль — что было
предпосылкой к тому, чтобы провести выборы надлежащим образом.
Чтобы смочь провести выборы надлежащим образом. Несмотря на
все жертвы заслугой руководства СДПГ во главе с Эбертом остается
то, что они достигли своей цели. Это должна была быть республика, в
которой есть место для всех социальных слоев, в том числе для слоя
крупной буржуазии и смещенных, лишенных власти бывших руково¬
дящих слоев. Были ли они благодарны Фридриху Эберту за то, что
тот уберег их от социалистической республики, возможно, «диктату¬
ры пролетариата», и за то поплатился глубоким отчуждением со сто¬
роны многих своих товарищей?
Когда 11 февраля 1919 г. Национальное собрание 277 из 379 подан¬
ных голосов избрало Эберта рейхспрезидентом, казалось, это станет
многообещающим началом для республики, ведь его противник на
выборах 73-летний, происходивший из старинного дворянского рода
из Шлезии, наделенный всеми атрибутами старых правящих слоев
бывший государственный министр Пруссии и госсекретарь внутрен¬
43
них дел рейха, д-р права Артур граф фон Позадовски-Венер, предсе¬
датель фракции Немецкой национальной народной партии (БКУР),
получил лишь 49 голосов — даже меньше, чем оказалось число недей¬
ствительных бюллетеней (51). После своего избрания Эберт заявил:
«Я хочу и буду действовать как уполномоченный всего немецкого на¬
рода, а не как руководитель отдельной партии»*.
Это высказывание Эберта отозвалось выкриками «браво» со сто¬
роны всего высокого собрания, продолжение его сопровождалось
аплодисментами лишь социал-демократической партии: «Но я также
осознаю, что я сын рабочего сословия... вырос в мире идей социализ¬
ма, и что я не намерен когда-либо отрекаться ни от моего происхож¬
дения, ни от моих убеждений... Тем, что вы доверили мне высший
пост в свободном немецком государстве, вы ...не собирались устанав¬
ливать господства какой-либо одной партии. Однако тем самым вы
признали колоссальную перемену, случившуюся в устройстве нашего
государства, а с этим и огромное значение рабочего класса в решении
будущих задач»**63.
На деле эта сцена февраля 1919 г. скрывает то, что упомянутая
Эбертом фундаментальная смена руководства ни в коем случае не
была принята гладко и беспроблемно. Большей части населения
Эберт представлялся партийным функционером, в лучшем случае
хорошим организатором, но никак не соответствующим масштабу
должности выразителем политических интересов и воли немецкого
народа. Поэтому его противники не останавливались ни перед какой
клеветой, самой недостойной, самой гнусной. Так, распространялась
фотография, на которой можно было видеть хорошо упитанного
Эберта с несколько менее хорошо упитанным Носке в купальных ко¬
стюмах; дело представлялось так — в то время как народ бедствует,
Эберт ищет развлечений — отныне везде только и говорили о «крас¬
ном купальном костюме Эберта».
Георг Гросс нарисовал Эберта сидящим в кресле, положившим
ноги на подушку, толстым, с моноклем и растущей из головы коро¬
ной; невозмутимому, с огромной сигарой во рту Эберту похожий на
азиата слуга подносит необъятных размеров бокал, — обожравшийся
бонза с буржуазными замашками и чертами восточного деспота: «Из
жизни одного социалиста»64. На другом изображении, представляю¬
щем собой что-то вроде фотомонтажа, Гросс приделал голову Эберта
одному из Гогенцоллернов и собрал в интимном кругу, стилизовав
под династию Гогенцоллернов, членов кабинета министров, а также
путчистов Каппа и Люттвитца: «Гогенцоллерновский ренессанс»65.
Курсив автора. — Примеч. перев.
Курсив автора. — Примеч. перев.
44
Эберт — «предатель рабочих» — одна из излюбленных диффа¬
маций левых политиков. Лучшее, чего мог ожидать Эберт от левых
интеллектуалов, было личное уважение вперемешку с политической
критикой, как то выразил в своем некрологе в «Вельтбюне» Курт
Хиллер: «Бесчисленные граждане немецкой республики уважали
его — не только как символ, но и как личность; но соврал бы тот, кто
взялся бы утверждать, что хоть один любил его». А принципиаль¬
ный для интеллектуалов-марксистов вердикт звучал так: «Он всегда
действовал как демократ, что значит: как человек, для которого воля
большинства, хотел ли он непременно зависеть от нее или же хотел
придерживаться собственной позиции, указывала направляющую
линию его действий; как раз в решающие моменты (1914,1918, 1923)
он не действовал как социалист. Пацифистская революционность,
пролетарская революционность были ему чужды; всякий раз, когда
ему предоставлялась возможность утвердить их своими действиями,
он сознательно и с чистой совестью поддерживал тех, кто выступал
против них»66. Без сомнения, эта критика имеет под собой почву, од¬
нако в зависимости от конретного политического момента эту харак¬
теристику Фридриха Эберта соответственно интенции Хиллера сле¬
дует понимать либо как негативную, либо как позитивную — в любом
случае речь шла об оценке рейхспрезидента, которая не посягала на
его честь.
Самой гнусной диффамацией было то, что в конце концов его и
подточило: снова и снова более чем в 170 судебных процессах пытал¬
ся он отстоять свои честь и достоинство рейхспрезидента. Обвинение,
которое задевало его больше всего, звучало так — он якобы предатель
родины, участвовавший в конце января 1918 г. в забастовке рабочих
заводов, производивших боеприпасы, и тем самым блокировавший
необходимые в военном отношении поставки. Действительно, не под¬
лежит никакому сомнению, что Эберт, отказавшись вначале, вошел-
таки в руководство стачкой исключительно с целью повлиять на ее
ход и тем самым воспрепятствовать ее распространению и радикали¬
зации67. Его оценка положения была верной, он добился успеха. Если
в данном случае критика и возможна, то ни в коем случае не в связи
с предательством родины, а скорее из пацифистской перспективы
такого, как Курт Хиллер: «Он не был “предателем родины”; если бы
он один был такой! Сотни тысяч убитых были бы сегодня живы...»68
Но и эта позиция, если принять ее всерьез, упрощает проблему, ведь
Эберт действовал в условиях трагического разлада между пацифиз¬
мом и патриотизмом.
Во время Магдебургского процесса, проходившего с 9 по 23 декаб¬
ря 1924 г., рейхспрезидент обязан был в любое время быть готовым
выступить как свидетель, потому он переносил сроки незамедли¬
45
тельно необходимой операции на слепой кишке, покуда не стало уже
слишком поздно. Приговор суда в отношении Ротхардта, ответствен¬
ного редактора «Миттельдойчен прессе» в Штассфурте, глубоко задел
Эберта. Суд пришел к заключению, что Эберт, с уголовно-правовой
точки зрения, изменил родине уже тогда, когда у него возникла идея
«подавить забастовку в интересах защиты родины и восстановить
собственное влияние на радикальную часть рабочего класса». Вслед¬
ствие чего ответчик был осужден на три месяца тюрьмы лишь за пу¬
бличное оскорбление69.
В будущем каждый со ссылкой на магдебургский приговор мог
назвать действующего рейхспрезидента, срок действий полномочий
которого истекал, впрочем, 30 июня 1925 г. и который при возмож¬
ности должен был выставить свою кандидатуру на новых выборах,
на этот раз всенародных, «изменником родины в уголовно-правовом
отношении». Антиреспубликанская направленность этого приговора
подвигла бывшего президента земельного суда центриста Вильгель¬
ма Маркса, неоднократно избиравшегося рейхсканцлером и рейхс¬
министром, к горькому заключению, что никогда более в этом госу¬
дарстве он не подаст жалобу в суд с обвинением в клевете70. И другие
буржуазные политики были возмущены, например, председатель Не¬
мецкой народной партии (БУР) и министр иностранных дел рейха
Густав Штреземанн, чей некролог в печатном органе партии, газете
«Цайт», от 1 марта 1925 г. наряду с недвусмысленной высокой оцен¬
кой заслуг Эберта отмечал его личную безупречность и критиковал
лживость магдебургского приговора71.
Даже правительственный кабинет, в котором социал-демократы
представлены не были, дистанцировался от магдебургского пригово¬
ра. Во время дискуссии министр экономики д-р Хамм из Немецкой
демократической партии (ИБР) заметил: «Мы в Германии оставлены
на произвол любого осла из судей». Министр труда Хайнрих Брауне
(Центр) даже полагал уместным публично от имени правительства
рейха осудить приговор. Только из-за возможного негативного влия¬
ния на апелляционный процесс правительство воздержалось от это¬
го шага, однако со всей определенностью выразило рейхспрезиденту
человеческую и политическую солидарность кабинета министров:
«Мы, отчасти в ходе многолетней совместной работы с Вами, знаем,
что Вы сделали, и научились в политическом и человеческом отно¬
шениях ценить Вас лично. На основе этого мы хотим сказать Вам, что
мы единодушно, все равно к какой партии мы принадлежим, убежде¬
ны, что Ваша деятельность всегда была направлена во благо немецко¬
го Отечества». Это заявление было распространено 24 декабря 1924 г.
через Телеграфное бюро Вольфа, после того как члены кабинета ми¬
нистров передали его лично рейхспрезиденту72.
46
Эберт обрел признание. Лишь очень немногим политикам в годы
Веймарской республики удалось добиться уважения, переходящего
границы влияния их партий. У Эберта это получилось, и по этой при¬
чине тоже в нем заключался шанс республики, ибо он полагал необ¬
ходимым оказывать интегрирующее воздействие на тех, кто вообще
мог быть интегрирован в демократическую республику. Некоторое
удивление относительно «этого» Эберта, в котором так мало могло
не нравиться, примешалось к оценкам его личности в мнении буржу¬
азных центристских и правых партий: возможно ли это? Шорник —
рейхспрезидент? Социал-демократ? Социал-демократ, без сом¬
нения, патриот, «национально ориентированный»? Один из тех, кто
оставался типичным для своего социального и политического про¬
исхождения? Один из тех, чья жена была рабочей? Да и в ней тоже
ничего не было, что могло не нравиться, но рабочая — «первая леди»
Германского рейха? Оба наследники императоров и императриц из
рода Гогенцоллернов? Нужно представить себе этот разительный
контраст, чтобы суметь понять, насколько далеко республика ушла
от кайзеровского рейха, понять, что Эберт значил для республики как
в позитивном, так и негативном смысле.
И все же, чем больше рос авторитет Эберта среди партий «цен¬
тра», тем меньшим он становился среди тех, кто был слева от СДПГ.
И Эберт, который еще в последние годы войны надеялся воссоеди¬
нить обе социал-демократические партии, вынужден был принимать
как трагическую реальность то, что своей центристской политикой
он подвигает бывших товарищей по партии дальше влево — к социа¬
листическим или даже коммунистическим целеустановкам, которые
для социал-демократа как он уже не могли быть приемлемыми в ка¬
честве компромисса. Что должен был чувствовать такой человек, как
Эберт, когда Гуго Гаазе, которого он сам когда-то предложил на пост
председателя партии, во время войны вместе с меньшинством фрак¬
ции отделился от СДПГ — как раз из убеждения, которое Эберт в
принципе разделял с ним, из пацифизма? Что должен был думать че¬
ловек, для которого солидарность была направляющей линией всех
его действий, когда незадолго до своей смерти он был исключен из
Немецкого союза шорников, обойщиков и изготовителей портмоне,
и давние его коллеги по профессии и профсоюзу засвидетельствова¬
ли тем самым, что больше ничего не хотят знать о своем достигшем
поста рейхсканцлера сотоварище? Насколько ошибочно представ¬
ление о том, что события подобного рода и легковесное обвинение в
«измене родине» задевали Фридриха Эберта более глубоко, нежели
чем все оскорбления, поношения, насмешки политиков справа?
47
Пауль фон Гинденбург:
фельдмаршал монархии, президент республики
Посещение президентом рейхсверфи в Вильгельмсхафене: рейхс¬
президент медленно едет вдоль набережной, тысячи рабочих обрам¬
ляют ее, многие из них были здесь еще в предыдущие визиты главы
государства, тогда, конечно, монархического, а не республиканско¬
го. Многие помнили о великолепии и своем тогдашнем ликовании.
В этот раз они молчали, они не сняли своих головных уборов перед
республиканским президентом, гражданским лицом. Ни одна рука
не пошевелилась, в лучшем случае, безучастность... Разве это не
«их» президент, тот, кто сейчас приехал к ним с визитом? Фридрих
Эберт — такой же ремесленник, как они, социал-демократ, как мно¬
гие из них, который еще десять лет назад воспринимался кайзером и
его свитой как «безродный», так же как они сами? Эберт, чей подъем
был символом интеграции рабочих и социал-демократов в немецкое
общество. Но рабочие верфи не рукоплескали, они молчали.
Несколько лет спустя, посещение рейхспрезидентом рейхсверфи в
Вильгельмсхафене: рейхспрезидент фон Гинденбург, пожилой госпо¬
дин, величествен, с солдатской выправкой, каждый дюйм которого
прусский офицер с достоинством собственного возраста, уже миф...
Рабочие ликуют, провозглашают здравицы в адрес рейхспрезидента.
Разве это «их» президент, кого они встречают с ликованием?
Военному министру рейха Отто Гесслеру, который сопровождал
президента, реакция на визит Эберта была обидна. Эберт был болез¬
ненно задет, в первую очередь тем пренебрежением, с которым отнес¬
лись ко всему, что им и его партией было завоевано для трудящихся.
Эберт не очень был склонен к блеску представительства, и это, по
мнению Гесслера, обусловило такую неблагодарность к республике и
ее рейхспрезиденту73. Народ странным образом не любил Эберта, но
образованные люди отзывались о нем с глубоким уважением, полагал
Густав Штреземанн74. Наверное, народ еще не привык к президенту в
цилиндре. А какого президента хотел народ, как тот должен был вы¬
глядеть? Еще на момент задержимся на выражении «примечательный
человек, но его нельзя нарисовать», однажды так как будто сказал об
Эберте Макс Либерманн75. Второго президента можно было нарисо¬
вать, конечно же. Но был ли и он примечательным человеком?
В любом случае, он был государственным человеком, его крупная
массивная фигура несмотря на почтенный возраст оставалась строй¬
ной как свеча, седые волосы и седые бакенбарды придавали ему до¬
стоинство. Генеалогический род Гинденбурга, во всяком случае, в том,
что касалось его древности, мог бы соперничать с генеалогическим
древом правящего дома. У Гинденбурга был глубокий звучный голос,
который воздействовал на всех, кто его видел, вызывая благоговение
и внушая уважение, «так будто он был создан для роли самодержца.
Он никогда не вставал в позу, но это было и не нужно; сам по себе он
оказывал влияние на окружающих»76.
Сын лейтенанта, дослужившегося впоследствии до чина майора,
фон Гинденбург родился 2 октября 1847 г. в Позене; достигнув пре¬
клонного возраста, он умер за два месяца до того, как ему исполни¬
лось бы 87 лет, 2 августа 1934 г. в своем имении Нойдек в Восточной
Пруссии; рейхспрезидент, который спустя полтора года после назна¬
чения Гитлера рейхсканцлером, уже не имел в своих руках никакой
власти, но еще сохранял символическое значение даже для национал-
социалистского рейха, прежде чем стал ненужным. Родился перед
революцией 1848 г., умер в годы национал-социалистской диктату¬
ры. Даже если бы жизнь Гинденбурга не была жизнью в политике,
эти даты все равно сказали бы об этом человеке очень много. Когда
в 1918 г. разразилась революция, пала монархия, была основана ре¬
спублика и вызвана к жизни демократия, уже тогда он был пожилым,
71-летним человеком. Когда он впервые был избран рейхспрезиден¬
том, ему было 77 лет, во второй раз — уже 84 года. Он должен был бы
быть человеком небыкновенной духовной и политической гибкости,
коль обязан был вобрать и переработать случившиеся в 1918-1919 гг.
политические и общественные перемены: однако подобной духовно¬
политической гибкости не замечали за ним даже его друзья, даже в
молодые годы. Если большинство немцев и избирало его рейхспрези¬
дентом в 1925 и 1932 гг., то, конечно же, не за выдающиеся духовные
или политические дарования, а потому, что он был символической
фигурой. Президентство Эберта с 1919 г. имело свою логику, которая
была обусловлена последствиями политического и общественного
развития Германии начиная с 1917-1918 гг., и которая, если угодно,
уходила своими корнями уже в 1912 г. (выборы в рейхстаг) и 1914 г.
(«гражданский мир»). А президентство Гинденбурга?
Со своим предшественником на этом посту, Эбертом, он имел
мало общего; даже то, что оба происходили из конфессионально¬
смешанных браков — мать Гинденбурга была дочерью врача-католика,
генералоберарцта, — имело разные следствия, Гинденбург был вос¬
питан в духе лютеранства. Как нечто само собой разумеющееся он
выбрал профессию военного. Места его службы легко посчитать: в
1859 г. он пришел в кадетский корпус, в 1866 г. в звании лейтенан¬
та 3-го гвардейского полка он был ранен в ногу под Кёниггратцем.
В германско-французской войне 1870-1871 гг., которая привела к
созданию Бисмарковского рейха, он принимал участие в качестве
49
адъютанта и, в конце концов, был делегирован на церемонию корона¬
ции императора в зеркальный зал Версальского замка. Участвовать в
войнах, в результате которых была создана Германская империя, при¬
сутствовать при том, как в самом знаменитом замке поверженного
врага твой король будет провозглашен императором немцев — все это
должно было произвести на юного прусского офицера самое глубокое
впечатление. Эти образы власти и величия империи, блеска династии
Гогенцоллернов, которой он и его предки обязаны своей жизнью, он
не забыл бы никогда. Престарелого, обрамленного бородой кайзера
Вильгельма, Бисмарка, Рона и Мольтке: всех их он знал; он видел, как
приходили и уходили многие рейхсканцлеры, премьер-министры, во¬
енные министры — но дом Гогенцоллернов оставался. Ему служил
он, из этого дома вышли его военные начальники, которым его семья
была обязана и имением в Нойдеке. Фридрих Великий пожаловал
его предкам поместье за заслуги в войне за Шлезию (Силезию).
В последние годы республики немецкие промышленники подарили
рейхспрезиденту это, к тому времени уже не находившееся во вла¬
дении его семьи, поместье и вывели его тем самым из-под прямого
влияния интересов крупного аграрного капитала, который решаю¬
щим образом содействовал падению кабинета Брюнинга в 1932 г.
Остановимся на самых важных этапах его дальнейшей карьеры: в
1877 г. он был откомандирован в Большой Генеральный штаб, в 1888 г.
он преподаватель тактики в Военной академии, в 1889 г. — начальник
отдела инфантерии* военного министерства Пруссии, 1889 г. — ко¬
мандир полка в Ольденбурге, 1896 г. — начальник штаба армейского
корпуса в Кобленце, 1900 г. — генерал-лейтенант и командир дивизии
в Карлсруэ, 1903 г. — генерал, командующий 4-м армейским корпу¬
сом в Магдебурге, 1905 г. — генерал от инфантерии. В возрасте 64 лет
он, на тот момент самый пожилой из командующих генералов, вы¬
шел, наконец, в отставку и поселился в Ганновере. В 1905 г. обсуж¬
далось его назначение преемником начальника Генерального штаба
Шлиффена, а в 1909 г. и военным министром; его военную карьеру
вплоть до ухода на пенсию можно охарактеризовать как впечатляю¬
щую. Блестящей она стала во время войны, когда после обрушения
немецкого фронта в Восточной Пруссии он был назначен главноко¬
мандующим 8-й армии; ему вместе с начальником его штаба Эрихом
Людендорффом удалось в течение нескольких недель освободить
Восточную Пруссию. Крупное, стоившее колоссальных жертв сраже¬
ние под Танненбергом с 23 по 30 августа 1930 г. принесло ему в устах
народа титул «героя Танненберга», битвой на Мазурских озерах
пехоты. — Примеч. перев.
50
с 5 по 15 сентября он продолжил освобождение немецких терри¬
торий и с тех пор пользовался легендарной, вскоре общенародной
славой. Уже в ноябре он стал главнокомандующим немецкого вос¬
точного фронта, наконец, генерал-фельдмаршалом. После страшной
битвы под Верденом в 1916 г., уже в критическом военном положе¬
нии, он стал преемником Фалькенхайнса на посту Верховного глав¬
нокомандующего Вооруженными силами Германии — снова вместе
с ним уже в качестве генерал-квартирмейстера был его ближайший
сподвижник Людендорфф. Сколь великим в действительности был
талант Гинденбурга-стратега, в какой мере своими крупными воен¬
ными успехами он обязан Людендорффу, остается спорным: его био¬
граф Джон Уиллер-Беннетт видит заслугу Гинденбурга в том, что
он предоставил Людендорффу свободу действий, а ответственность
взял на себя77. Но не приходится сомневаться в том, что самые близ¬
кие к Гинденбургу и высокопоставленные соратники в военном руко¬
водстве всегда имели политические амбиции или даже гораздо более
развитое политическое чутье, нежели он сам: это относится к Люден¬
дорффу в той же мере, что и к его преемнику в Верховном главноко¬
мандовании, Вильгельму Грёнеру, а позднее, в других уже условиях, к
генералу Курту фон Шлейхеру. И Гинденбург всегда был необходим
для того, чтобы их таланты и способности обрели влияние, но никог¬
да он не определял их политики.
Интеллигентность Гинденбурга — в сравнении с офицерским кор¬
пусом — была незаурядной, но односторонне ориентированной на
армию, констатировал Отто Гесслер78. Современники отзывались о
Гинденбурге по-разному: в то время как Гесслер подчеркивал стро¬
гую, избегавшую пустых фраз, по-военному немногословную манеру
Гинденбурга, то есть отмечал то, что сам Гинденбург ценил в других,
когда те докладывали ему; то Густав Штреземанн считал подготов¬
ку к беседе с рейхспрезидентом задачей, отнимающей больше всего
времени и требующей огромных усилий. Гинденбург слушал очень
внимательно, задавал критические вопросы и схватывал все быстро.
Несколько сдержаннее отзывался о нем Теодор Эшенбург: «Пробле¬
мы должны были быть доложены ему в простых, легко понятных сло¬
вах медленно и четко, лишь тогда он был в состоянии усвоить их в
элементарной сути. Если чего-то из того, что ему было доложено, он
не понимал, мог стать очень раздраженным». С другой стороны, то,
что однажды понял, он удерживал в памяти, и своими «неприятными
вопросами ставил в затруднительное положение» собеседников, ко¬
торые в последующих сообщениях отходили от предыдущего своего
изложения относительно состояния дел79.
Отсутствие гибкой интеллигентности Гинденбург компенсировал
практически непоколебимым даже в критических ситуациях спокой¬
51
ствием, толстокожей устойчивостью и суверенностью. Этих качеств
зачастую не хватало его более блестящим, богатым на идеи и пол¬
ным энергии соратникам. Для блестящей военной карьеры этих его
характеристик, очевидно, хватало, тем более что он обладал много¬
десятилетним опытом руководителя, уверенностью в себе и излучал
авторитет. «Его помощники пугались внешнего блеска власти. Он
как будто аккумулировал энергию помощников и, усилив, излучал
ее. Если Гинденбургу не хватало в чужой концепции силы накала,
то он отказывался от нее и сам, как показывают примеры Папена и
Шлейхера»80. Редко апеллируя к интеллигентности, чувствительно¬
сти и эмоциональности, Гинденбург научился использовать их чрез¬
вычайно эффективно, был уверен в их действенности и делал на них
ставку как на само собой разумеющееся, будучи совершенно свобо¬
ден от каких-либо сомнений на свой счет.
Так или иначе, уверенность Гинденбурга в собственных силах не
заключала в себе хвастовского, демонстративного. В обиходе он был
скромен и сдержан, в этом совершено схож с Эбертом. Он обладал,
и в этом тоже оба похожи, сильно выраженным чувством долга, во
имя которого многим пожертвовал лично и которое, в конце концов,
имело решающее значение в пользу его кандидатуры в 1925 и 1932 гг.
Его сознание долга коренилось в простой, но глубокой религиозно¬
сти лютеранина. Но и она не была для Гинденбурга объектом для
рефлексии, хотя он и был предан одной необычной для убежденного
протестанта страсти: ведя жизнь пенсионера в Ганновере, он собирал
изображения мадонны с младенцем. Наряду с увлечением охотой в те
годы это было, кажется, его основным занятием81.
А насколько надежен был Гинденбург? Его девиз гласил: «Вер¬
ность — залог чести». Его Гинденбург предпочитал в качестве дар¬
ственной надписи на фотографиях82. Он, безусловно, был «верен»
династии. Однако отношения Гинденбурга с теми, кто оказывался
рядом на его пути военного или политика, часто приводили к глубо¬
кому разочарованию со стороны его партнеров, к тому же они были
настолько разными. Эрих Людендорфф, Вильгельм Грёнер, Курт фон
Шлейхер, Хайнрих Брюнинг, Отто Браун — все они должны были
на собственной персоне познать обескураживающую нелояльность
Гинденбурга, которая прежде всего в случае с Брюнингом имела ка¬
тастрофические политические последствия, а в случае с Шлейхером
была роковой. И хотя описание Брюнингом обстоятельств собствен¬
ной отставки звучит зло и в категоричной простоте своей достаточно
уничижительно, пожалуй, тщетно искать здесь действительно крити¬
ческий портрет рейхспрезидента83.
На чем основывалась постоянно имевшая место быть ошибочная
оценка личности Гинденбурга? Гесслер отвечал на этот вопрос так:
52
«...даже верность Гинденбурга следовало понимать, основываясь на
его сословном сознании. Потому все они переоценили личный мо¬
мент в своих многолетних отношениях с Гинденбургом»84. Военный
рейхсминистр также сомневался, — притом что и он не хотел назы¬
вать вещи своими именами, — что в случае с общеизвестной нело¬
яльностью Гинденбурга речь шла о возрастном явлении. Подобное
объяснение было бы, с точки зрения психолога, неправдоподобно,
ведь с возрастом обыкновенно усиливается желание видеть вокруг
себя хорошо знакомые лица. Нашептываний товарищей по сосло¬
вию, к которым принадлежал и его сын Оскар, Брюнинг якобы не¬
надежен как консервативный политик или даже имеет склонность к
аграрболыневизму, оказалось достаточно, чтобы поколебать эти до¬
верительные отношения, хотя на деле Брюнинг был выше подобного
рода подозрений. Когда рейхсканцлер Брюнинг в решающий момент
докладывал рейхспрезиденту, то есть как раз тогда, когда представил¬
ся хороший шанс в рамках конституции осуществить поворот вправо,
и авторитет правительства никак нельзя было подрывать, Гинденбург
ответил резко: «Относительно Вашего намерения поправеть можно
услышать, однако, и мнения совершенно иного рода»85.
Возможно, убеленный сединами господин не осознал горькой иро¬
нии зачитанного без всяких комментариев, сформулированного его
придворными интриганами заявления: «Правительство, поскольку
оно слишком непопулярно, больше не получит от меня дозволения
принимать новые чрезвычайные постановления». Лишить Брюнинга
со ссылкой на его непопулярность политической опоры для дальней¬
шей работы правительства и одновременно с этим доверить Фран¬
цу фон Папену пост рейхсканцлера, было верхом несправедливости.
Сам Папен и его «кабинет баронов» располагали ничтожно малой
поддержкой в парламенте, и как раз потому Папен являл собой об¬
разцовый пример политической непопулярности в качестве предсе¬
дателя правительства. То, что случилось, свидетельствует не только
о большой подлости, но и о не меньшей глупости, ведь закулисным
воротилам так и не пришло в голову ни одно сколько-нибудь при¬
емлемое обоснование. На вопрос изумленного Брюнинга, выразил ли
рейхспрезидент тем самым желание отставки правительства, Гинден¬
бург ответил так же лаконично: «Так точно. Это правительство долж¬
но уйти, потому что оно непопулярно!»86.
Позволим себе вернуться еще раз назад, к объяснению, которое
дал Отто Гесслер. Пожалуй, соответствует действительности то, что
Гинденбург понимал лояльность в зависимости от сословной при¬
надлежности, и в этом заключена следующая проблема. Поскольку
Гинденбург мыслил исключительно военными категориями, он вос¬
принимал свое рейхспрезидентство как замещение Гогенцоллернов.
53
Даже рейхсканцлер, прусский министр-президент, генерал, в конце
концов, были для Гинденбурга подданными, даже если значительно
превосходили его интеллектом и политическим талантом. Он был
нетерпим, если чего-то не понимал! Это акцептировали, вместо того
чтобы дать рейхспрезиденту понять, что он перепутал доклад руко¬
водителя правительства с рапортом солдата унтер-офицеру В этом
заключалась суть проблемы: Гинденбург излучал авторитет, который
намного превосходил его реальную значимость. Даже видные поли¬
тики, такие как Брюнинг, относились к нему с респектом, понятым,
скорее, по-военному, не с должным отношением к гражданской долж¬
ности, не с осознанием функций, которые конституция предписывала
им обоим. Согласно конституции, было неважно, являлся рейхспре¬
зидент знаменитым генерал-фельдмаршалом или же ефрейтором.
Гитлер понял это, а его предшественники мыслили, во всяком случае,
часть из них, категориями армейской дисциплины и социальной со¬
словности, как это было до 1918 г.
Не случайно Гинденбург регулярно употреблял в отношении вос-
точноэльбских юнкеров понятие «мои товарищи по сословию», не
случайно сродни конституционному монарху он говорил о «моем
правительстве», между прочим, даже о правительстве Адольфа Гит¬
лера. Когда он стал преемником Фридриха Эберта, уже тогда стои¬
ло усилий втолковать ему, что он должен сказать несколько слов,
почтив своего умершего буквально на рабочем месте и во имя респуб¬
лики предшественника на этом посту. Какой-то социал-демократ
был, как и прежде, ему подозрителен, хотя Гинденбург и обязан был
знать о заслугах Эберта по спасению демократии, хотя сотни тысяч
его товарищей по партии и были призваны на войну за Отечество.
К своему собственному удивлению он вынужден был констатиро¬
вать, что социал-демократ никоим образом не развалил ведомство
рейхспрезидента, как он это, может, ожидал от какого-то «соци-»:
«Я рад констатировать, в каком порядке и безупречно содержалось
здесь все». Однако единственное, в чем он позволил себе уступить
под напором своих советников, был тост во время приветственного
обеда, в котором он «признал добрую волю Эберта всеми силами
служить Отечеству»87. И то, и другое он мог бы сказать и о каком-то
унтер-офицере.
Гинденбург был экспонентом старопрусского сословного мышле¬
ния, он принадлежал к древнему прусскому офицерскому сословию,
его уверенность в себе не была поколеблена или хотя бы однажды
смущена общественными и политическими переменами в его долгой
жизни. Горизонт его не стал шире даже в 1918-1919 гг., хотя он и пе¬
режил в непосредственной близости на руководящем посту военное
и политическое поражение монархии Гогенцоллернов, что означало и
54
банкротство ее общественной и политической системы. Каждый ве¬
рил в победу Гинденбурга под Танненбергом, но никто не сказал то,
что было гораздо существеннее: он один из тех, кто вел войну и про¬
играл ее, один из тех, кто политически ответственен за нее, он пред¬
ставляет верхушку военного командования, которая в значительной
мере на свой страх и риск определяла политику в чрезвычайных
условиях войны — он один из Верховного военного командования,
которое свергало и назначало правительства, которое могло стиму¬
лировать конституционные реформы или воспрепятствовать им.
Как всегда, разделение власти между ним и Людендорффом с 1916
по 1918 г. было, скорее, в частностях; генерал-фельдмаршал отвечал
вовне за политику Верховного командования; временная отставка
Людендорффа, 26 октября 1918 г., к которой, в конце концов, прину¬
дило Гинденбурга правительство рейха, ничего не изменила. То, что
Гинденбург оставался на своем посту в этот момент, демонстрирует
якобы, что он не несет ответственности за случившееся, в действи¬
тельности это не так. Как ранее Гинденбург позволил себе отправить
в отставку генерала Хоффманна, которому был обязан некоторыми
из своих военных побед, так в неприятном для обоих разговоре с кай¬
зером в замке Бельвю он отказал в какой бы то ни было поддержке
своему генерал-квартирмейстеру (на чей счет следует записать, по
меньшей мере, значительную часть его воинской славы).
Решающим остается то, что Гинденбург по своему социальному
происхождению, карьере и политическим взглядам был представи¬
телем старой системы. Насколько символичным был его жизненный
путь для дня вчерашнего, настолько символичным был путь Фрид¬
риха Эберта для дня нового, сегодняшнего и завтрашнего. Какой па¬
радокс заключен в том, что Эберт предшествовал Гинденбургу, а не
следовал за ним!
Однако в одном рейхспрезиденты дополняли друг друга весьма
поучительным образом: в то время как Эберта принципиально и по
сей день делают ответственным за все политические неудачи во время
его пребывания на посту рейхспрезидента, Гинденбурга редко застав¬
ляют отвечать за то, за что он действительно был ответственен. Гин¬
денбург предпочитал держаться нейтрально. Возражение возможно,
образ Гинденбурга отмечен неоспоримой старческой немощью; нем¬
цы, избиравшие Гинденбурга в 1925 г., выбирали еще крепкого духом
Гинденбурга. Все, что сказано здесь о Гинденбурге, действительно ка¬
сается более ранних лет его жизни; но вспомним об одной небольшой
истории, которую в 1925 г. о Гинденбурге знать было можно, которую,
во всяком случае, могли знать о нем политики и интересующаяся по¬
литикой общественность — если они хотели это знать.
55
Осенью 1925 г. в Мюнхене состоялся судебный процесс, который
привлек широкое внимание, это был «судебный процесс об ударе
кинжалом в спину». Непосредственным поводом к нему послужила
статья в «Зюддойчен Монатсхефтен»88 под названием «Удар кинжа¬
лом в спину». Речь шла о легенде, утверждавшей, будто Германский
рейх проиграл мировую войну не потому, что был на грани краха в
военном отношении, а потому что немецкой армии был нанесен «удар
кинжалом в спину» — удар, выразившийся в подрывной работе соци¬
алистических групп, включая социал-демократов, в революции. Это
якобы побудило правительство принца Макса Баденского допустить
поиски перемирия в обход Верховного военного командования. В кон¬
текст этой легенды об «ударе кинжалом в спину», которая с момента
своего возникновения уже может считаться опровергнутой научно89,
укладывается и уже упомянутый магдебургский обвинительный про¬
цесс над Фридрихом Эбертом, в связи с его мнимой изменнической
деятельностью во время забастовки рабочих в январе 1918 г.
Предыстория «судебного процесса об ударе кинжалом в спину»
в нашем случае интересней, чем сам процесс. Легенда эта едва ли не
так же стара, как и поражение в войне; сначала она всплыла как не¬
доразумение вследствие неудачного перевода с английского в статье
из «Нойен Цюрхер Цайтунг» от 17 декабря 1918 г., и с тех пор ста¬
ла боевым паролем правых консервативных и ориентированных на
реставрацию политических групп против новой республики и осо¬
бенно социал-демократии. Подпитку эта легенда получила благо¬
даря одной публикации бывшего начальника Верховного военного
командования фон Гинденбурга90, и прежде всего благодаря его до¬
просу парламентской комиссией по расследованию, которую Нацио¬
нальное Учредительное собрание уполномочило разобраться в при¬
чинах поражения Германии в 1918 г. И генерал-фельдмаршал должен
был это, конечно, знать. Он, а также приглашенный на слушания в
комиссии Людендорфф действительно должны были это знать. Они
были опрошены 8 ноября 1919 г., притом оба недвусмысленно выра¬
зили свою политическую позицию уже тем, что не признали за собой
обязательств давать показания высшим избранным представителям
немецкого народа.
Поездка Гинденбурга в рейхстаг и прием, который он встретил,
представляли собой спектакль: ликующие люди заполонили улицы,
возгласы «ура» перекрывали свист. Букет хризантем с черно-бело¬
красным бантом украшал место свидетеля. От генерал-фельдмаршала
не смели требовать, чтобы он был допрошен председателем социал-
демократом91, потому руководителем слушаний определили депута-
та-демократа Георга Готхейна, старого прусского парламентария, с
1893 г. являвшегося членом палаты депутатов Пруссии, а с 1901 г. —
56
рейхстага. Готхейн был почтительно предупредителен со старым
маршалом и позволил тому самому контролировать ход допроса.
Констатация уполномоченного в этом деле Моритца Юлиуса Бонна
относительно показаний бывшего вице-канцлера Хельффериха —
важного эксперта по финансам, притом безнравственного демагога-
националиста — относилась и к показаниям Гинденбурга и Люден-
дорффа: «...комиссия по расследованию не доросла до поставленной
перед ней задачи»92. Вместо того чтобы отвечать на вопросы пред¬
седателя комиссии, Гинденбург извлек из кармана меморандум — по
всей вероятности, составленный совместно Хельфферихом и Лю-
дендорффом, — проигнорировав требования Готхейна не зачитывать
его. Слушания не доставляли присутствовавшим на них никакого
удовольствия. Вероятно, Гинденбург не читал текст до того, потому
делал это теперь пусть как всегда хорошо поставленным, глубоким
голосом, но интонации и акценты часто расставлял неверно. Когда
Гинденбург заметил: «Наша мирная политика оказалась несостоя¬
тельной. Мы не хотели никакой войны»; председатель прервал его,
заявив, что оценки в показаниях свидетелей недопустимы; таким об¬
разом, он выразил протест. Генерал-фельдмаршал владел ситуацией:
«Тогда пусть это рассудит мировая история»93. После этого спонтан¬
ного, сказанного от себя предложения он невозмутимо продолжил
зачитывать меморандум. Вообще это было единственный раз, когда
Гинденбург позволил председателю прервать себя. Когда тот снова
предпринимал попытки, увы, беспомощные, воспрепятствовать тому,
чтобы свидетель давал собственные оценки событиям, Гинденбург
уже не принимал парламентария в расчет: партийные интересы ста¬
новились тем более значимыми, чем более тяжелым становилось по¬
ложение — и все же! «Эти обстоятельства очень скоро привели к рас¬
колу и ослаблению воли к победе. Я хотел общей совместной работы,
исполненной силы и энтузиазма, а в ответ получил нежелание и бес¬
силие». Председатель опять попытался вмешаться. Однако Готхейн
был не тем, кто мог бы внушить Гинденбургу порядок слушаний в
парламентской комиссии по расследованию. Последние свои предло¬
жения тот произносил торжественно, по-военному коротко, однако
по своей значимости они были весомее того, на что комиссия могла в
этот день рассчитывать — при условии, что Гинденбург говорил прав¬
ду: «Наши повторные требования строгой дисциплины и строгого
следования закону были не выполнены. Так наши военные операции
были обречены на неудачу, крах был неизбежен; революция лишь до¬
вершила его. Один английский генерал бы прав, когда сказал мне:
“Немецкая армия получила удар кинжалом в спину”. Значительная
часть войск не несет за это никакой вины ... Кто виноват, и так ясно.
Если нужно еще какое-то тому подтверждение, то оно заключено в
57
приведенном выше высказывании английского генерала и безгранич¬
ном удивлении наших врагов по поводу их победы»94.
Моритц Бонн удивился тому, что никто не спросил генерал-
фельдмаршала по поводу английского генерала — что поставило бы
Гинденбурга в неловкое положение, в этом мнимом утверждении
речь шла, возможно, о вопросе одного английского генерала к Люден-
дорффу в интервью с ним: «Вы имеете в виду, что вам нанесли удар
кинжалом в спину?» Людендорфф использовал этот спровоци¬
рованный им же вопрос в пропагандистских целях и сослался на
авторитет высказывания английского генерала95. После этого заяв¬
ления не было необходимости в каком-либо подтверждении тому, на
какую подлость способен Гинденбург. Таким образом, в оправдание
Верховного военного командования и кайзеровского рейха, которые
обязаны были взять на себя ответственность за случившееся, была
вызвана к жизни или, по меньшей мере, к обсуждению в салонах ле¬
генда об «ударе кинжалом в спину». Уже спустя несколько месяцев
она отвратительнейшим образом и надолго отравила политический
климат в республике. Миллионы верили этой легенде, и даже Гит¬
лер весьма эффективно использовал ее в пропагандистских целях.
Высшие должностные лица республики воспринимались отныне как
«ноябрьские преступники», подрывной деятельности которых Герма¬
ния была обязана своим бедственным положением.
Гинденбург никоим образом не стал жертвой самообмана. Оба,
Гинденбург и Людендорфф, в беседе, состоявшейся между ними
28 сентября 1918 г., сходились в том, что положение могло лишь толь¬
ко ухудшиться, «даже если бы на западном фронте мы держались»96.
Если обоим и стало ясно теперь, что восточный фронт необходимо
было удерживать из-за опасности угрозы большевизма, то осознание
этого пришло позже; Верховное военное командование позаботилось
о том, чтобы Ленин смог выехать из Швейцарии в Россию, и тем самым
«главный мотор» большевистской революции мог вообще получить
возможность работать там. И в «большевистской угрозе» с Востока
политически близорукое руководство Верховного военного командо¬
вания, обещавшее некоторое облегчение своим войскам на восточном
фронте вследствие революционных выступлений в России, никоим
образом не было невиновно. И самое важное: 29 сентября в Верхов¬
ной ставке в Спа состоялся разговор, о котором присутствовавший
при этом министр иностранных дел фон Хинтце сообщил 14 авгу¬
ста 1922 г. парламентской комиссии по расследованию следующее:
«Я обрисовал положение наших союзников: Болгария отпала, пред¬
стоял выход Австро-Венгрии из союза, Турция теперь, скорее, обуза,
помощи ждать неоткуда, мирные манифестации в Голландии. К тому
же уверенность наших врагов в победе. Наконец, наше собственное
58
бедственное положение внутри страны. Генерал Людендорфф пред¬
ставил военное положение; он позволил себе завершить описание за¬
явлением: положение армии требует незамедлительного перемирия
с тем, чтобы предотвратить катастрофу. Под катастрофой я понимаю
прорыв фронта и решающее поражение, которое могло бы приве¬
сти к частичному или полному разложению армии, соответственно
капитуляции». Госсекретарь выразил опасение, что «внезапный по¬
ворот от уверенности в победе к поражению нанес бы нации такой
удар, последствия которого рейх и династия вряд ли бы пережили».
Хинтце сделал ряд предложений, в том числе о введении диктатуры.
Генерал Людендорфф диктатуру отверг: «Победа была бы исключена,
положение армии в гораздо большей мере требует незамедлительно¬
го перемирия». Хинтце был удивлен услужливой готовности, с кото¬
рой генерал-фельдмаршал и генерал приняли «революцию сверху»97.
Вечером 1 октября обсуждение сложившегося положения прошло у
вице-канцлера фон Пайера. Будущий рейхсканцлер, принц Макс Ба¬
денский, «посчитал столь внезапное явное признание нашей военной
слабости губительным, запросу о перемирии должно предшествовать
предложение мира». Граф Рёддерн и фон Пайер, хотя по сути разде¬
ляли точку зрения будущего рейхсканцлера, придерживались, одна¬
ко, мнения, что нельзя — как это намеревался сделать он — дожидать¬
ся речи нового рейхсканцлера по случаю его вступления в должность:
«Под напором Верховного военного командования, коль скоро дей¬
ствительно приходилось считаться с перспективой неизбежной ката¬
строфы, мы полагали невозможным так долго, до речи рейхсканцле¬
ра, тянуть с решением, в любом случае откладывать его на несколько
дней...»98 Военную, обратим внимание, именно военную ситуацию, в
которой оказался рейх, Верховное военное командование видело в
конце сентября 1918 г. настолько ужасной, что настаивало на неза¬
медлительном обращении с предложением о перемирии и полагало
недопустимым промедление даже на несколько дней. Одно замеча¬
ние вице-канцлера заставляет особенно прислушаться: «Впрочем, мы
тогда решили аккуратно собрать материал об этих переговорах, дабы
иметь его в своем распоряжении на случай, если кто-либо позже в
зависимости от хода событий пришел бы к мысли представить вещи
таким образом... будто руководство рейха чинило со своей стороны
препятствия Верховному военному командованию и само вынудило
его сложить оружие»99. Это было напечатано в 1923 г., так или иначе
за два года до судебного процесса «об ударе кинжалом в спину».
Лишь 2 октября 1918 г. Верховное военное командование поведало
удивленным и потрясенным лидерам партий о реальном военном по¬
ложении дел, в котором находился рейх. Представитель Верховного
военного командования майор Фрайхерр фон дем Буше заявил, что
59
немецкие войска в подавляющей своей части сражались превосходно
и — как офицеры, так и рядовые — сделали то, что выше человеческих
сил. «Старый геройский дух не пропал. Вражеское превосходство (!)
не испугало войска... И все же Верховное военное командование вы¬
нуждено было принять чрезвычайно трудное решение заявить, что,
исходя из человеческих возможностей, нет более никакой надежды
на то, чтобы принудить врага к миру». На простом языке это озна¬
чало, что война в военном отношении проиграна. Содержится ли в
сообщении Верховного военного командования хоть какое-то ука¬
зание на то, что «удар кинжалом в спину» родине стал причиной
военного краха? Ни в коем случае. Верховное военное командование
больше упирало на два «определяющих обстоятельства», обусловив¬
ших именно такой исход войны. Во-первых, противники использо¬
вали в войне неожиданно большое количество танков. «Нашей рабо¬
тавшей в условиях крайнего напряжения индустрии» было бы не по
силам противопоставить врагу такое же количество танков, «тогда
должны были бы остаться невыполненными другие, более важные
задачи». И во-вторых, «всецело решающим стало положение с по¬
полнением. Войска ввязывались в крупные сражения, имея слабые
резервы. Несмотря на все предпринятые в этой связи меры мощь на¬
ших батальонов снизилась с 800 человек в апреле до приблизительно
540 в конце сентября... Поражение в Болгарии сожрало еще 7 диви¬
зий... Лишь мобилизация призывников 1900 г. рожд. единократно
усилила мощь батальонов на 100 человек. Тем самым мы исчерпали
последние наши людские ресурсы. Потери в ходе сражений... неимо¬
верно велики, особенно среди офицеров. Это имеет решающее значе¬
ние... Враг благодаря американской помощи в состоянии восполнять
свои потери... Теперь же наши резервы на исходе»100. Нигде в эти дни,
ни в одном официальном государственном органе или ведомстве не
говорили об ударе «кинжалом в спину» родине в тылу победоносного
германского войска.
Какова же была реакция лидеров партий? Сообщение на этот счет
объясняет многое: «Депутаты были совершенно раздавлены; Эберт
был мертвенно бледен и не мог произнести ни слова; депутат Штрезе-
манн выглядел так, будто в него вонзили что-то; единственно только
граф Вестарп резко протестовал по поводу безоговорочного принятия
14 пунктов [американского президента Вильсона]». Так наблюдал
это принц Макс Баденский101. Однако и генерал Людендорфф сооб¬
щал, что майор фон дем Буше отметил у депутатов «сильное нервное
потрясение»102. Потрясение было вполне объяснимым, ведь Верхов¬
ное военное командование уже несколько месяцев держало в полной
неизвестности и руководство рейха, и сами партии в том, что каса¬
лось ухудшения военного положения, да и сам Гинденбург полагал
60
еще, будто и дальше можно настаивать на Лонгви и Бриё*, несмотря
на заявление о безотлагательном перемирии: гротескная ситуация!
И насколько же должно было быть разочаровано население, сол¬
даты, которые на протяжении стольких лет вели изматывающую, сто¬
ившую страшных жертв войну, когда они неожиданно услышали: вы
воевали зря, война проиграна.
Ситуация ясна: дабы скрыть свое собственное поражение и свою
политическую неудачу, Гинденбург и Людендорфф утверждали перед
парламентской комиссией, соответственно перед лицом обществен¬
ности, что поражение Германии было обусловлено некой подрывной
деятельностью. Можно представить себе фатальное действие такого
рода заявлений на миллионы озлобленных, разочарованных, иска¬
леченных, голодающих людей: если Гинденбург прав, тогда именно
эти «ноябрьские преступники» ответственны за напрасные жертвы,
тогда именно они повинны в той беде, которая случилась с немцами.
Мог ли такой человек, мог ли Гинденбург подходить в качестве пре¬
зидента немецкой республики?
Не мог ни в коем случае. Даже гораздо более молодой Гинденбург
персонифицировал бы собой объявление войны демократической
республике; с 18 ноября 1919 г. это не подлежало никакому сомне¬
нию. Повсеместно выказывавшееся ему уважение было адресовано
человеку, у которого не было никаких политических и — это следует
сказать прямо, несмотря на множество интерпретаций, придержи¬
вающихся противоположного мнения, — моральных оснований для
того, чтобы занять этот пост. Этот Пауль фон Гинденбург был кем
угодно, но только не Саулом, превратившимся в Павла; республика
проявила это в других, например, в Густаве Штреземанне. Гинденбург
так и не изменился с 1918-1919 гг.: он был ответственен за бесславно
рухнувшую общественную, политическую и военную систему виль-
гельминской Германии, и это не смогут поставить в вину пожилому
господину. Но он участвовал в политической жизни республики, и не
с 1925 г., а с этого своего заявления в 1919 г. Политические критерии
в оценке играют решающую роль. Как можно было избрать его и кто
мог избрать этого Гинденбурга?
В первом туре выборов 29 марта 1925 г. ни один из кандидатов
не получил большинства из поданных голосов избирателей, необхо¬
димы были повторные выборы, наконец, на них под давлением быв¬
шего главного адмирала Тирпитца (который в политическом отноше-
Эта часть территории Лотарингии являлась одной из аннексионист¬
ских целей Германии в начале войны. — Примеч. перев.
61
нии представлял собой не меньшую проблему, чем сам Гинденбург)
Гинденбург согласился выставить свою кандидатуру103. Генерал-
фельдмаршала предложила Немецкая национальная народная пар¬
тия (КЭУР), по характеру своему враждебная республике и монар¬
хистская; Баварская народная партия (ВУР), Экономическая партия,
Баварский крестьянский союз (ВВВ) и Немецко-ганноверская пар¬
тия (ЭНР) вместе в так называемом имперском блоке с Немецкой
национальной народной партией поддержали заявленную 8 апреля
кандидатуру104. 26 апреля 1925 г. состоялся второй тур выборов: из
принявших в них участие 77,6 % выборщиков 14 655 766 (48,3%) про¬
голосовали за Гинденбурга. Другой, выдвинутый тремя «веймарски¬
ми» партиями (СДПГ, Центром и Немецкой демократической пар¬
тией) кандидат, Вильгельм Маркс, представлявший именно Центр,
юрист, неоднократно возглавлявший правительство рейха и Прус¬
сии, собрал 13 751 615 голосов (45,3%). Эрнст Тельманн, кандидат от
КПГ, добился 1 931 151 голосов (6,4%) в свою пользу.
Результаты этих выборов показывают, что несмотря на веские
расхождения демократическим партиям удалось определиться с об¬
щим кандидатом. Ответственность за избрание Гинденбурга падает
и на КПГ, которая настаивала на своем совершенно безнадежном, со¬
гласно предварительным подсчетам, кандидате, Эрнсте Тельманне,
вместо того чтобы выбрать для себя «меньшее зло»105. Тем самым
коммунисты дали дряхлеющим монархистам возможность проло¬
жить дорогу к должности рейхспрезидента. Даже половины их, ком¬
мунистов, 1,9 млн голосов хватило бы демократам-республиканцам
для того, чтобы пройти в это центральное в политическом отноше¬
нии ведомство Веймарского государства. Однако в своей партийно¬
политической узости и ограниченности коммунисты предпочитали
лучше заполучить представителя старой системы, чем перепрыгнуть
собственную тень и избрать поборника ненавистной им республики.
«Каждый голос за Тельманна — это голос за Гинденбурга», — звуча¬
ло, вполне соответствуя реальности, в предвыборном призыве СДПГ,
которая совместно с НДП исходила из истинных интересов государ¬
ства и, как и НДП, отказалась от выдвижения собственного кандида¬
та. Еще менее заслуживает понимания то, как вело себя руководство
Баварской народной партии, которая еще незадолго до выборов вы¬
ступала против кандидатуры Гинденбурга и требовала от своих вы¬
борщиков отдать голоса за Вильгельма Маркса. «Гинденбург будет
использован прусским восточноэльбским юнкерством»106. Однако, в
конце концов, лидеры Баварской народной партии объединились с
«партиями прусского влияния в Баварии» и неожиданно переориен¬
тировались на Гинденбурга, в отношении которого еще незадолго до
того они возражали как из-за его преклонного возраста, так и исходя
62
из внутри- и внешнеполитических резонов. Баварская народная пар¬
тия была готова к такому повороту прежде всего потому, что Маркса
поддержала также СДПГ, а она сама* отстаивала общего буржуазного
кандидата. К этому следует добавить расхождения между Баварской
народной партией и Центром, а также тот факт, что Маркс был респуб¬
ликанцем. 80% выборщиков Баварской народной партии отказали
кандидату Центра и рейнским католикам и решили в пользу эрцпрус-
ского генерала-протестанта107: и хотя Баварская народная партия пе¬
репрыгнула собственную тень, но в неверном направлении.
Более 14 млн немцев выбрали в 1925 г. Гинденбурга. Он был на вер¬
шине признания, знаки уважения множились без счета: Гинденбург
был или же стал в последующие годы почетным доктором всех четы¬
рех факультетов Кенигсбергского университета, почетным доктором
большинства факультетов университетов Бреслау, Бонна, Граца, по¬
четным д-ром целого ряда других университетов, д-ром технических
наук большинства высших технических школ Германии, почетным
мастером Союза немецких ремесленников, почетным гражданином
190 немецких городов и населенных пунктов, деканом соборного ка¬
питула Бранденбурга, рыцарем ордена «Черного орла» с орденской
цепью и т. п. Даже Густав Штреземанн, пусть и не без долгих размыш¬
лений и лишь в последнюю минуту, поддержал кандидатуру Гинден¬
бурга108. Штреземанн выдал напоследок «настоящий танец с яйца¬
ми» (Эрих Эйк), дабы показать, что выборы рейхспрезидента ничего
не решают ни в том, что касается республиканской формы устройства
государства, ни во внешней политике. Хайнрих Брюнинг с удовлет¬
ворением выказал уверенность в том, что он (Гинденбург) поддержит
консервативный режим109. Историк Фритц Хартунг в 1923 г. пре¬
возносил «превосходные человеческие качества и военные навыки»
Гинденбурга110.
Как следует понимать успех Гинденбурга? Довольно часто по¬
литический успех является следствием внушения, а не конкретных
заслуг. Гинденбург олицетворял потерянный блеск, величие немцев,
когда те пребывали в нужде и бедности, еще с Танненберга воспри¬
нимался как спаситель в бедственном положении, был «националь¬
ным» политиком, на него могли обратить свой взор угнетенные и
подавленные немцы — какое кому тогда было дело до реальности,
которая была, скорее, совершенно противоположной? Большинство
немцев хотели верить в Гинденбурга; он заменял им отца и кайзера.
Недовольство революцией и республикой, неприязнь протестантов к
БНП. — Примеч. перев.
63
католику Марксу — все это также могло повлиять на волеизъявление
многих миллионов немцев.
Для демократов Пауль фон Бенекендорфф и фон Гинденбург не
мог в 1925 г. стать альтернативой Вильгельму Марксу! Либеральный
публицист Теодор Вольфф так прокомментировал избрание Гинден-
бурга в «Берлинер Тагеблатт»: «Республиканцы проиграли битву,
до сих пор настроенный монархистски генерал-фельдмаршал фон
Гинденбург станет президентом немецкой республики... Вчерашние
выборы были экзаменом на интеллигентность... приблизительно по¬
ловина немецкого народа провалилась на этом экзамене. “Авантю¬
ра гинденбурговской кандидатуры”... эта спекуляция на “немецком
духе”, которая совершенно очевидно никак не согласуется с разумом,
действительно проявилась снова»111. Министр иностранных дел Гу¬
став Штреземанн посчитал необходимым успокоить заграницу и сре¬
ди прочего указать на гинденбурговское стремление к миру.
Реакция заграницы на исход выборов была какой угодно, только
не беспристрастной, и несмотря на это поучительной. Французская
газета «Лё Темп» писала: «Значение выборов в том, что немецкий на¬
род избрал в лице Гинденбурга своего бывшего военачальника и что
тем самым он хочет оспорить свое поражение в мировой войне... Гер¬
мания сняла маску, благодаря которой она хотела заставить поверить
в искренность своих демократических устремлений, и это снова пока¬
зывает ее подлинное лицо... Впрочем, эти выборы еще и предвестник
крушения республиканской системы, возврата к Гогенцоллернам»112.
Опасения французов имели, естественно, внешне- и военнополити¬
ческие основания, однако и в других странах, особенно в США, ре¬
акция на избрание Гинденбурга была критической. И в этой критике
крылись не только конкретные национальные интересы, но и призна¬
ние символического характера избрания Гинденбурга, которое, как
писал 9 мая 1925 г. историк Фридрих Мейнеке, последовало «не из
устоявшейся политической расстановки сил, а потому, что так было
приятно, так хотелось»113.
Для Немецкой национальной народной партии и для решительно
правых консерваторов, поднявших Гинденбурга на щит, эти выборы
явились сигналом: «Старая Пруссия вернулась в новую Германию», —
так прокомментировал результаты выборов депутат рейхстага от Не¬
мецкой национальной народной партии Фридрих Эверлинг, заявив¬
ший, что присяга Гинденбурга на конституции ни в коем случае не
является присягой по убеждению и вполне допускает изменения в
конституции114. Еще более недвусмысленно относительно того, чего
ожидала его партия от избрания фельдмаршала, высказался 19 мая
1925 г. в немецком рейхстаге председатель фракции Куно граф Ве-
старп: «Те 14,6 млн, которые последовали нашему призыву 26 апре¬
64
ля, выразили тем самым свою приверженность, приверженность
идеям личности вождя, приверженность тому прошлому, которое
у них было до 1918 г. ... Эта воля, проявившаяся в результате голо¬
сования 26 апреля, означает несогласие с чуждой немецкому есте¬
ству, навязанной нам нашими внешнеполитическими противниками
республиканско-демократической парламентской системе. Этот вы¬
бор не свидетельствует о том, что такая система действительно пу¬
стила в нашем народе корни»115.
Граф Вестарп затронул вопрос по существу. Не важно, какие мо¬
тивы могли двигать каждым из голосовавших за Гинденбурга, — эти
выборы после имевших для демократической республики столь же
губительные последствия выборов в рейхстаг 1920 г. стали наиболее
тяжелым и имевшим далеко идущие последствия поражением ново¬
го государственного устройства. И совершенно не повлияло на это
то, что первые шаги Гинденбурга были, скорее, направлены на то,
чтобы успокоить демократов-центристов, а не удовлетворить чаяния
правых.
На деле новый рейхспрезидент со всей серьезностью воспринял
свою присягу Веймарской конституции, правда, следует к этому до¬
бавить: воспринял так, как понимал присягу и свой «долг перед Оте¬
чеством». Поскольку его представление о конституции, его знания
в политике вообще оставались чрезвычайно ограниченными, он все
больше опирался на помощь советников, по поводу чего и высказы¬
вал опасения в своем комментарии к президентским выборам Теодор
Вольфф: опасность заложена не в самом Гинденбурге, а «в коварстве
его сподвижников... Совсем скоро они попытаются использовать по¬
литическую неопытность воспитанного по-военному и думающего
по-военному рейхспрезидента и обострить противоречия между ним
и другой, настроенной демократически половиной населения, той, ко¬
торая еще вчера отдала свои голоса против него»116. Так и случилось.
Такое положение вещей сделало возможным появление в качестве
советника «не предусмотренного конституцией сына рейхспрезиден¬
та», майора, а впоследствии подполковника Оскара фон Гинденбур¬
га, а также целого сонма других не предусмотренных конституцией
советников, которых в политическом смысле нельзя было призвать
к ответу. Совершенно очевидно, Гинденбург был «не имевшим поня¬
тия о происходящем старцем», которого использовала в своих целях
«немецкая национальная клика», как это и заявляла в своих предвы¬
борных призывах СДПГ, но еще более характерным для состояния
демократии был другой пассаж из того призыва, с которым СДПГ
выступила в поддержку Вильгельма Маркса: «Гинденбург — символ
монархии и войны! Но Германия — республика, и ей нужен мир»117.
Какая же трагедия заключена в том, что состояние этой республики
65
к 1932 г. стало настолько фатальным, что даже три без сомнения де¬
мократические веймарские партии — СДПГ, Центр и НДП — весной
1932 г. именно в Гинденбурге видели и обязаны были видеть послед¬
ний шанс спасения республики, ведь только он имел возможность
справиться с Гитлером. То, что в 1932 г. Гинденбург казался един¬
ственным выходом из положения, в немалой степени явилось резуль¬
татом выборов 1925 г., ибо с большой долей вероятности рейхспре¬
зидент Маркс после семи лет пребывания в должности мог бы иметь
хорошие виды на переизбрание. Но это спекуляции, и все же такие
спекуляции, которые в историческом отношении лежат в области ве¬
роятного и показывают, что гибель республики не была неизбежной.
Личность рейхспрезидента играла настолько решающую роль
потому, что Веймарская конституция наделила рейхспрезидента
центральными политическими функциями, а это значило: тот, кто
руководит этим ведомством, должен обладать высочайшей полити¬
ческой компетентностью и даром политика с тем, чтобы со всей от¬
ветственностью принять свою должность. Совсем не случайно в
феврале 1919 г. самая сильная политическая фигура первых месяцев
революции, а именно Фридрих Эберт занял ведомство рейхспрези¬
дента, а не рейхсканцлера.
У республики было два президента. Эберт был ее надеждой, а Гин¬
денбург — символом угрозы ей. Если такой президент как Гинден¬
бург стал ее надеждой, как это случилось в 1932 г., то дела республики
были плохи, практически безнадежны.
Глава 2
СТАНОВЛЕНИЕ ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
И ЕЕ УРОКИ. 1919-1930 гг.
1. Граждане идут на выборы,
а революция продолжается
«Рабочие, буржуазия, крестьяне, солдаты всех народов Германии:
объединяйтесь в Национальное собрание». Таким плакатом Реклам¬
ной службы Германской республики (автор плаката — Цезарь Клейн)
правительство народных депутатов призывало в 1918 г. к участию в
выборах 19 января 1919 г.
В первый раз в своей истории1 все немцы по достижении
20-летнего возраста получили право участвовать во всеобщих, рав¬
ных, прямых, тайных выборах партийно-политического состава На¬
ционального Учредительного собрания. Новым являлось признание
за женщинами избирательных прав, снижение избирательного ценза
с 25 до 20 лет, наконец, пропорциональное избирательное право. Еще
в своей Эрфуртской программе от 1891 г.2 Социал-демократическая
партия Германии настаивала на такой избирательной системе и прин¬
ципах, руководствуясь при этом собственным негативным опытом
мажоритарного избирательного права и системы баллотирования,
принятых в кайзеровском рейхе. Пропорциональная избирательная
система означала конец становившемуся все более несправедливым
делению избирательных округов монархии — на практике это вело
к тому, что отныне не учитывалась поправка к избирательному за¬
кону от 24 августа 1918 г., — и подразумевала пропорциональное
представительство всех политических движений немецкого народа.
Хотя принятый Национальным собранием позднее закон о выборах
в рейхстаг от 27 апреля 1920 г. был более дифференцированным и
обстоятельным, названные основные принципы, заложенные в по¬
становление о выборах в Национальное Учредительное собрание,
принятое народными депутатами 30 ноября 1918 г.3, сохраняли свою
силу и в годы Веймарской республики, и в качестве конституционно¬
правового основания этого закона они вошли в конституцию Вей¬
марской республики (ст. 22). В то время как вопрос деления на из¬
бирательные округа, равно как и другие детали проведения выборов
оставались прерогативой исполнительной власти, пропорциональная
избирательная система получила статус конституционной.
Эту избирательную систему позднее часто критиковали, так как
оборотной стороной максимально полного политического представи¬
67
тельства яляется дробление голосов, соответственно партийной си¬
стемы. Начиная с сентябрьских выборов 1930 г. это благоприятство¬
вало подъему Национал-социалистской рабочей партии Германии
(далее: НСРПГ), вначале маргинальной политической группы, до
массовой партии. Однако пропорциональная избирательная система
и до того выказывала себя в невыгодном свете, так как большое ко¬
личество участвовавших в выборах партий — часть из которых впо¬
следствии была представлена в рейхстаге — затрудняла как форми¬
рование позиции избирателей, так и, в конце концов, формирование
правительства. Уже в 1920-е гг. критика пропорционального изби¬
рательного права звучала в предложениях реформы избирательной
системы. Однако при всей обоснованности этой критики лишь в
1941 г. в опубликованном в изгнании в США анализе Херменса она
впервые заходит столь далеко, что объясняет успех НСРПГ в первую
очередь именно сложившейся в Германии избирательной системой4.
В ходе обсуждения проекта конституции критика со стороны
председателя Немецкой демократической партии Фридриха Науман-
на осталась без внимания: «Что касается пропорционального из¬
бирательного права, то на его счет все еще имеются определенные
возражения, даже если со стороны оно, несомненно, является наибо¬
лее справедливой избирательной системой... Следствие пропорцио¬
нальной избирательной системы — невозможность парламентской
правящей системы; парламентская система и пропорциональность
представительства взаимоисключают друг друга»5. С отсылкой к ан¬
глийскому парламентаризму Науманн пытался дать понять, что про¬
тивостояние правительства и оппозиции на основе двухпартийной
системы, формирующейся благодаря мажоритарной избирательной
системе, есть предпосылка действующего, работающего парламен¬
таризма. Его дополнение по поводу того, что пропорциональная из¬
бирательная система затрудняет формирование правительства, на¬
толкнулось на непонимание депутатов; даже его товарищ по партии
рейхсминистр внутренних дел Гуго Пройсс возражал Науманну, кроме
всего, полагал политически безнадежным возврат к мажоритарному
избирательному праву. Такая же оценка прозвучала и в реплике депу¬
тата от социал-демократов Вильгельма Кейля, не следует посягать на
«завоевания революции»6. Таким образом, политический опыт Вей¬
марской республики подтвердил опасения Науманна относительно
неизбежного нарастания политической раздробленности партийной
системы и трудностей в формировании парламентского большинства.
Так, наряду с шестью крупными партиями в Национальное собрание
делегировали своих депутатов и три маловлиятельные политические
группы. А избранный 14 сентября 1930 г. рейхстаг в итоге включал в
себя парламентариев от 15 партий и других политических групп.
68
Пропорциональное избирательное право Веймарской республики
заключало в себе также проблемы иного рода. Этих проблем косну¬
лись и в ходе обсуждения проекта конституции. Однако все же на¬
деялись, что благодаря закону о выборах можно будет найти выход
из положения: пропорциональное избирательное право является в
чистом виде партийным избирательным правом, личность конкрет¬
ного кандидата отступает на задний план, избиратель может голосо¬
вать лишь за список, а не за конкретного человека. Потому депутат
в еще большей степени, чем это и так есть, будет зависим от своей
партии. Принятый рейхстагом закон о выборах установил 35 изби¬
рательных округов, объединенных в 16 групп7. Избранные депутаты
были относительно слабо завязаны на свои избирательные округа,
зачастую избирательные округа были настолько велики, что вклю¬
чали в себя несколько административных районов. Вследствие чего
депутат избирался наряду с другими кандидатами от своей партии
и других партий, и представлял «свой» избирательный округ вместе
со многими другими политиками. Согласно сложной процедуре под¬
счета поданных на выборах в рейхстаг голосов (что нашло отражение
в разных статьях избирательного права, регламентирующих выборы
в рейхстаг) гарантировалось, что ни один голос не пропадет, не оста¬
нется не учтенным, и что парламент достоверно отражает полити¬
ческие настроения населения. Однако именно такое положение дел
способствовало возникновению небольших политических групп и
объединений по интересам, которые даже накануне выборов не счи¬
тали нужным и не были вынуждены идти на компромиссы и интегри¬
роваться в более крупные партии.
Как избирали немцы, когда добились этого во всех отношениях
демократического избирательного права?8 Результаты голосования
19 января отражали очевидное согласие с предложенным 9 ноября
социал-демократическим руководством во главе с Фридрихом Эбер¬
том курсом, хотя СДПГ и не получила абсолютного большинства.
Те партии, которые пошли на выборы как поборники монархии и
конституционализма — а именно Немецкая национальная народная
партия (НННП) и либерально-консервативная Немецкая народная
партия (ННП), стремившиеся к реставрации конституционной и
общественной системы, разрушенной октябрьской реформой и рево¬
люцией, — потерпели чувствительное поражение на выборах, вместе
они набрали лишь около 15% поданных голосов. Если же посчитать
и относящиеся к их политическому окружению маловлиятельные
группы, то картина изменится несущественно, ибо вместе они на¬
брали всего 1% голосов. Столь же однозначно, как и отказ консер¬
ваторам всех мастей, прозвучало «нет» решительному курсу на со¬
циализм, который был представлен НСДПГ: лишь 7,6% избирателей
69
решили в пользу политики радикальных левых. Вследствие этого
подавляющее большинство получили партии от центристов-левых
до центристов-правых, от трех обозначаемых в исторической литера¬
туре как веймарские партии партнеров по коалиции (СДПГ, Центр и
НДП), которые вместе набрали 76,2% голосов. Настолько очевидным
был отрыв СДПГ с ее 37,9% голосов от второй по политическому вли¬
янию партии, Центра (19,7%), что было ясно, большинство выборщи¬
ков не хотело формирования чисто социалистического большинства
из СДПГ и НСДПГ. Напротив, теоретически возможной была чисто
буржуазная коалиция всех прочих партий, направленная против
объединенных левых, но такая коалиция ни в коем случае не имела
реальных шансов: она бы исключила заведомо сильнейшую партию
из процесса формирования правительства в тот момент, когда ре¬
волюционные волнения еще не закончились, кроме того, она бы не
предполагала реальной, действенной альтернативы ввиду непреодо¬
лимых политических противоречий между значительной частью пар¬
тии Центра и леволиберальной НДП, с одной стороны, и немецкими
националистами, с другой.
В целом, результаты выборов обещали стабильную демократи¬
ческую республику, ибо политический центр получил подавляющее
большинство голосов и сделал возможной коалицию трех партий,
сблизившихся уже в последние годы существования кайзеровского
рейха. Эта коалиция обещала и общественную интеграцию, так как
объединяла нацеленную на социальную справедливость католи¬
ческую партию Центра с демократическими буржуазными силами
НДП — которая вдобавок рассчитывала мобилизовать значитель¬
ный интеллектуальный потенциал — и социал-демократами с пред¬
ставленной ими частью организованных трудящихся. Против такого
расклада разочарование СДПГ по поводу того, что она не получила
абсолютного большинства голосов, на которое надеялась, было сла¬
бым аргументом. Даже углубившийся в процессе образования партий
раскол среди политиков либерального направления в 1919 г. еще не
воспринимался столь серьезно как негативное явление. Результаты
выборов содействовали единению нации в принципиальных полити¬
ческих вопросах, даже если при этом три веймарские партии остава¬
лись разделены вследствие глубоко коренившегося расхождения во
мнениях. Партии политического католицизма уже в силу конфессио¬
нальной составляющей своих программ и ее культурно-политических
следствий не были склонны к компромиссу с левым либералами или
социал-демократами, чью антиконфессинальнальную, а отчасти и ан¬
тирелигиозную направленность они не могли не заметить. С другой
стороны, сильное политическое крыло рабочих, входивших в христи¬
анские профсоюзы Центра, зачастую имело больше общих интересов
70
с социал-демократами, нежели с буржуазно-интеллектуальной, объ¬
единявшей среднее сословие, но отчасти находившейся под сильным
влиянием крупной индустриальной буржуазии НДП. Однако в эти
часы необходимо было принимать судьбоносные политические реше¬
ния относительно заключения мира и будущего немецкого конститу¬
ционного устройства — и как раз в этих вопросах компромиссы между
тремя веймарскими партями были возможны и напрашивались.
В эти же недели были избраны законодательные собрания зе¬
мель, ландтаги. Подтвердились ли результаты общегерманских вы¬
боров? Если не упускать из виду особого случая Тюрингии, где в
1919 г. выборы состоялись только в небольших государственных об¬
разованиях, а вся Тюрингия определилась только к 20 июня 1920 г.,
то в первую очередь бросается в глаза чрезвычайное расхождение в
числе принявших участие в голосовании. В Вюртемберге оно с 90,9%
было даже большим, чем на выборах в рейхстаг, в Бадене (88,1%) и
Баварии (86,3%) все еще довольно внушительным, в то время как
в Пруссии составляло лишь 75%, а в земле Гессен только 73,2% из¬
бирателей. В южнонемецких землях активность избирателей была
наиболее высокой, впрочем, и выборы в них состоялись раньше, в
любом случае до выборов в Национальное собрание: соответственно
5 и 12 января. В Пруссии и Гессене выборы проходили 26 января
1919 г., и нельзя исключить, что интерес избирателей к происходя¬
щему уже несколько ослаб. Именно в Пруссии январские беспорядки
в Берлине — восстание «Союза Спартака» и его подавление — могли
удержать потенциальных выборщиков СДПГ (как на выборах в рейх¬
стаг, так и на выборах в земельный парламент) от похода к избиратель¬
ным урнам и впоследствии стоить партии потерянных голосов. Так,
участие берлинцев в выборах в конституционное земельное собрание
Пруссии, проходивших 26 января 1919 г., выражается 70,25% избира¬
телей, что приблизительно на 5% меньше числа принявших участие
в выборах в рейхстаг 19 января 1919 г., хотя это и существенно более
высокий показатель в сравнении с числом пришедших на выборы в
цитаделях немецкой национальной государственности, восточно-
и западнопрусских провинциях9. В этих выборах НСДПГ добилась в
Берлине хорошего результата, превышающего среднестатистический
по землям, и стала второй по силе политической партией с 6 депу¬
татскими мандатами против 8 у СДПГ10. Уже на выборах в Нацио¬
нальное собрание в берлинском избирательном округе НСДПГ была
особенно щедро наделена мандатами, она получила лишь на один
мандат меньше, чем СДПГ (4 против 5), хотя или именно вследствие
того, что за две недели до выборов был смещен радикально настро¬
енный полицей-президент Берлина Эмиль Айххорн, а он возглавлял
71
здесь партийный список НСДПГ11. Эти успехи НСДПГ оказались
превзойдены только в ставших позднее оплотом коммунистов ад¬
министративном округе Мерзебург, где НСДПГ добилась большего
успеха, чем все прочие партии вместе взятые (5 мандатов против 4),
и саксонских избирательных округах с 10-го по 14-й, где они неиз¬
менно становились самой сильной партией12. Специфика подобного
рода должна быть учтена, если давать взвешенную оценку январским
выборам 1919 г.
Если обобщить результаты выборов в ландтаги самых крупных
немецких земель, то несмотря на какие-то отдельные их особенности
подтверждается результат выборов в Национальное собрание. К этим
же особенностям следует отнести различия во влиянии партий в
конкретных регионах. Так, Центр в силу своей конфессиональной
ориентации добился диаметрально противоположных результатов
в разных регионах. Если в «красной» и, с конфессиональной точки
зрения, протестантской Саксонии он получил 1% голосов, то в Ба¬
дене — 36,6%, и, обойдя СДПГ, стал там партией, добившейся наи¬
большего успеха. Эти различия типичны для веймарских партий, в
значительной мере они были укоренены регионально, даже крупные
партии оставались в некоторых избирательных округах маргиналь¬
ными. Такой регионализм нередко оказывал свое влияние на форми¬
рование политического волеизъявления, так что, суммируя, можно
сказать: веймарские партии были гораздо более ярко выраженными,
нежели политические партии сегодня, представителями специфи¬
чески региональных, социальных или конфессиональных интересов.
Это осложняло, конечно, политическую интеграцию в рамках общей
коалиции.
Три веймарские партии получили в Пруссии 74,9%, в Саксонии
65,5%, в Вюртемберге 80,3%, в Бадене даже 91,5% поданных голосов.
Бавария представляет собой особый случай, поскольку здесь Центр
не участвовал в выборах; Баварская народная партия, которая так
или иначе отражала интересы приблизительно той же части населе¬
ния с ярко выраженным уклоном в сторону села, с 35% полученных
голосов стала самой сильной партией, опередив СДПГ (33%) и НДП
(14%), третью по влиянию партию в тогдашней Баварии. И в Баварии
дело дошло до характерного для рейха и других земель коалиционно¬
го правительства из Баварской народной партии, СДПГ и НДП — под
руководством социал-демократа Йоханнеса Хоффманна, — правда,
лишь с 31 мая 1919 г. по 14 марта 1920 г. До того Баварская народная
партия и НДП не входили в правительства СДПГ/ НСДПГ (неко¬
торое время при участии Баварского крестьянского союза); впослед¬
ствии, после Капповского путча в марте 1920 г., СДПГ в годы Веймар¬
ской республики уже не попадала в правительство земли Бавария13.
72
Результаты выборов в ландтаги также обещали новой республи¬
ке политическую стабилизацию. И все же революция не была за¬
вершена. И хотя социал-демократическое правительство народных
депутатов в Берлине за несколько дней до выборов смогло подавить
восстание «Союза Спартака», на западе Рурской области 30 тыс.
шахтеров устроили 10 января 1919 г. забастовку, полиция в Дюссель¬
дорфе была обезоружена, а в Бремене Совет рабочих и солдатских
депутатов провозгласил, и это было реакцией на произошедшее в
Берлине, «социалистическую республику». Другие города на север¬
ном побережье Германии сотрясали волнения; в Гамбурге, Дрездене и
Штутгарте с 9 января восставшие стали захватывать редакции газет.
13 января Конференция рабочих и солдатских депутатов рейнско-
вестфальского промышленного бассейна постановила обобществить
шахты и установить власть советов; 18 января горняки средненемец¬
кого буроугольного бассейна начали забастовку, направленную про¬
тив правительства народных депутатов социал-демократов; 19 янва¬
ря — в день выборов — рабочие и солдатские депутаты арестовали
обербургомистра Дюссельдорфа; 22 января в Гамбурге начались вол¬
нения, организованные «Союзом Спартака»; 25 января начали стач¬
ку горняки многих рурских шахт, протестовавшие против убийства
Розы Люксембург и Карла Либкнехта; в то же самое время Конгресс
рабочих и солдатских депутатов в Брауншвейге выступил за созда¬
ние севернонемецкого государства на основе советской конституции;
27 января в Вильгельмсхафене революционные матросы подняли
восстание, которое скоро перекинулось на другие портовые города;
28 января члены Центрального совета Социалистической Немецкой
Республики потребовали «создать для Советов рабочих возмож¬
ности дальнейшего их существования, иначе у нас возникнут очень
большие сложности»14. Да и дискуссия с народными депутатами при¬
вела 28 января 1919 г. к официальному протесту Центрального со¬
вета: «Будущее правовое положение советов рабочих депутатов еще
не определено. Задачей Немецкого Национального собрания должно
быть найти форму, с тем чтобы создать для советов рабочих некую
инстанцию, где могли бы быть представлены интересы именно тру¬
дящегося населения»15. Это решение Центрального совета (органа,
состоявшего из социал-демократов) несмотря на то, что он не имел
важного значения с точки зрения политической власти, заставляет
задуматься, тем более что назначенный госсекретарем преподаватель
государственного права проф. Гуго Пройсс, уполномоченный Фрид¬
рихом Эбертом разработать проект конституции, в тот же день на
совместном заседании кабинета министров и Центрального совета
заявил относительно будущего советов следующее: «Я сомневаюсь
по поводу того, может ли быть записано в конституцию что-то от¬
73
носительно будущего места советов*, однако в любом случае после
заседания Национального собрания рейха и заседаний земельных на¬
циональных собраний политическая деятельность советов рабочих
должна быть прекращена»16. В другой связи Пройсс заявил членам
Центрального совета: «Если мы возьмем за организационную осно¬
ву реальную политическую демократию, то деятельность советов ра¬
бочих по существу может быть продолжена в хозяйственной сфере.
Идея образовать ртряду с палатой народных представителей еще и
другую палату, которая бы состояла из представителей советов ра¬
бочих, советов буржуазии, советов крестьян и т. д. — а это любимая
идея Эйснера — уж очень близка идее профессиональных представи¬
тельств, а потому является своего рода реакционным устремлением,
которое не является созвучным времени, в котором мы живем»17.
Принцип всеобщего политического представительства, без сом¬
нения, бывший приоритетным, в первые месяцы 1919 г. еще ни в
коем случае не был бесспорным. Распространенное в пролетарской
среде и среде политических левых требование конституционно¬
политических гарантий для уходящих своими корнями в переход¬
ную революционную фазу советов оставалось в первое полугодие
1919 г. мотором революционной активности. В таком общественном
и конституционно-политическом контексте и следует рассматривать
беспорядки в период парламентских выборов. Восстания, полити¬
чески мотивированные забастовки с целью добиться удовлетворе¬
ния конституционно- или общественно-политических требований,
неконтролируемое изъявление политической власти со стороны
отдельных советов рабочих и солдат, дискуссии в центральных по¬
литических органах республики, продолжавшиеся даже уже после
избрания Национального Учредительного собрания, все это пока¬
зывает: внушенная результатами выборов стабильность центристов
оказалась обманчивой, существенная часть населения и политически
активные группы вплоть до отдельных социал-демократов еще ни в
коем случае не определились с курсом на представительскую демо¬
кратию, а исходили из продолжающей оставаться открытой полити¬
ческой ситуации.
За результатами выборов укрылись и действенные факторы бо¬
лее поздних перемен. Результаты будущих выборов отличались от
результатов январских в силу различного процента участвовавших в
них, а также в силу развития партийной системы. Притом чрезвы¬
чайно низкая доля участвовавших в выборах в провинциях к востоку
от Эльбы, например, в Западной Пруссии, сигнализировала о значи-
В системе политической власти. — Примеч. перев.
1А
тельном потенциале перемен: очевидно, в январе 1919 г. обеспокоен¬
ные революцией немецкие националисты вовсе не пошли на выбо¬
ры. Это касается не только выборов в Национальное собрание, но и в
Учредительное собрание земли Пруссия, в этой провинции в выборах
участвовало лишь 53,84% избирателей. Даже если это было связано с
неустойчивой ситуацией в пограничных с Польшей областях — так,
в административном округе Оппельн было зафиксировано 56,22%
проголосовавших, что тоже ниже среднестатистического уровня
участия в выборах, — тем не менее названные политические моти¬
вы нельзя исключить. С другой стороны, вероятно, многие социал-
демократические и социалистические выборщики остались в стороне
от выборов вследствие разочарования, в СДПГ и НСДПГ они не ви¬
дели партий, действительно представлявших их политические цели.
И хотя КПГ была образована 30 декабря 1918 г. после отделения
«Союза Спартака» от НСДПГ, она не участвовала в выборах в Нацио¬
нальное собрание; раздробленность социалистического лагеря явля¬
лась в тот момент явной. Последним поводом к разделению НСДПГ
и образованию новой самостоятельной левоэкстремистской партии
стала готовность НСДПГ не выказывать больше никакого противле¬
ния выборам в Национальное собрание. Антипарламентская устрем¬
ленность КПГ проявилась также, и когда намерение ЦК КПГ принять
участие в выборах было отклонено 62 голосами против 2318.
В отношении будущих выборов в Веймарской республике следует
констатировать, что ни политические правые, ни политические левые
на продолжительное время не оказывались настолько слабыми, на¬
сколько это могло показаться после январских выборов 1919 г. По¬
литический центр напротив выказал себя слабым, по меньшей мере
хрупким, когда результаты выборов были оглашены. Результаты
19 января еще не допускали каких-то окончательных выводов отно¬
сительно будущего политического положения дел.
2. Перемены в партиях
Среди партий, попавших в Национальное собрание, было по мень¬
шей мере несколько из существовавших еще до революции. СДПГ и
Центр еще в кайзеровском рейхе относились к крупным партиям и
имели партийные традиции, насчитывавшие десятилетия. Основан¬
ная 6 апреля 1917 г. в Готе и возглавляемая Гуго Гаазе, Георгом Леде-
буром и Вильгельмом Диттманном НСДПГ вышла во время войны
из крыла меньшинства фракции СДПГ в рейхстаге. Поначалу она не
75
имела какой-то, очевидно, своей особой программы, но ее отличали
выраженные пацифистские мотивы, которые она в принципе разде¬
ляла с крылом большинства социал-демократов; однако в отличие
от большинства она требовала отказа от военных кредитов. В любом
случае, эти партии обеспечивали преемственность, пусть и с той ого¬
воркой, что НСДПГ, вне всяких сомнений, в идеологическом отноше¬
нии развивалась в левом направлении, притом на своих знаменах она
начертала обобществление имущества и советскую систему.
Буржуазные партии либерального и консервативного толка также
продолжали, пусть и с модификациями, свое существование: консер¬
ваторы и различные небольшие консервативные группы под знаме¬
нем Немецкой национальной народной партии, национал-либералы
по большей части оказались объединены в Немецкую народную пар¬
тию, а члены Прогрессивной народной партии — в Немецкую демо¬
кратическую партию. Даже регионально закрытая провельфски ори¬
ентированная, некоторое время провозглашавшая своим лозунгом
автономию Немецко-ганноверская партия была основана в 1869—
1870 гг. Таким образом, несмотря на революцию соотношение поли¬
тических партий до выборов в Национальное собрание, в основном,
сохранилось, преемственность представляется очевидной.
И все же немецкая партийная система видоизменилась под вли¬
янием войны и революции, а также ожиданий демократической
республики19. Результатом этого стало и основание новой партии,
Коммунистической партии Германии. Она возникла, во-первых,
вследствие раздробленности социал-демократии и нарастающей
радикализации ее когда-то левого крыла, тогда как ее большинство
(представленное руководством партии) все сильнее смещалось к
центру, во-вторых, имея перед собой в качестве примера большевист¬
скую революцию. В годы Веймарской республики КПГ подпадала под
все большую зависимость от Советской России. Безусловно, война и
революция определили такое развитие, однако уже довоенную социал-
демократию отличала явная напряженность между реформистски-
ревизионистским крылом и ортодоксально-марксистским20.
Раскол либерального движения также датируется кайзеровским
рейхом, но спустя десятилетия он обрел осязаемые очертания в раз¬
личных партийных организациях. Уже на выборах в рейхстаг в 1871 г.
наряду с национал-либералами в них принимали самостоятельное
участие либералы и Прогрессивная партия. Какое-то время в 1918—
1919 гг. казалось, что дело закончится единой большой либераль¬
ной партией; но мнения разошлись по поводу Густава Штреземан-
на. По причине его внешнеполитического аннексионизма военных
лет ведущие политики бывшей Прогрессивной народной партии не
хотели образовывать с ним никакой общей партии21. Наличие двух
76
либеральных партий на протяжении какого-то времени вело к боль¬
шему акцентированию различий, нежели сходства, хотя некоторые
национал-либералы перешли в ННП, другие — в НДП.
Действительно ли образование двух либеральных партий шло
во вред, можно подвергнуть сомнению, в конце концов Штреземан-
ну в 1920-е гг. удалось перевести свою партию фактически (пусть
и не обязательно в программном отношении) на республиканский
курс и несмотря ни на что привлечь на свою сторону либерально¬
консервативных выборщиков, которые не последовали бы ярко вы¬
раженной демократическо-республиканской линии НДП. Ведь с
начала республики НДП в существенной мере отошла от политиче¬
ских установок Прогрессивной народной партии, не без оснований
долгие годы ее считали веймарской партией как таковой: не только
из-за ее значительного влияния на выработку конституции, но и по¬
скольку она — иначе, чем прочие буржуазные партии, иначе даже, чем
ее партнеры по коалиции, СДПГ и Центр, — не выставляла никаких
условий Веймарскому государству. Зимой 1918-1919 гг. НДП стала
организационной платформой интеллектуально-политического но¬
вообразования. Вместе с рядом известных крупных ученых, таких как
Альфред и Макс Вебер, Эрнст Трёльч, Гуго Пройсс, Фридрих Мей-
неке, блестящих публицистов, как Теодор Вольфф, Георг Бернхард и
Гелльмут фон Герлах, на короткое время она даже мобилизовала мас¬
сы. И все же именно НДП симптоматична в контекте нараставшей
партийно-политической дестабилизации республики. Если основан¬
ная 20 ноября 1918 г. НДП имела в 1919 г. более 900 тыс. членов, то в
1929 г. в ней осталось только ИЗ тыс.; в конце 1920-х гг. партия рас¬
теряла более половины своих членов22. Такое прогрессирующее со¬
кращение их числа сопровождалось потерей выборщиков.
И хотя какое-то время выгоду от этого получала конкурирующая
праволиберальная партия, все же совсем не в той мере, в какой она
того ожидала: ННП, основанная Густавом Штреземанном и промыш¬
ленником Гуго Стиннесом несколькими неделями позже, а именно
15 декабря 1918 г., заявила в январе 1919 г. о 100 тыс. своих членах, и
число их росло постоянно, дойдя в апреле 1920 г. до 315 200 человек.
Но и в ННП с 1921 г. началось обратное движение; достигнутый к
тому времени за счет НДП прирост составлял лишь около трети от
потерь левых либералов23. Эти серьезные перемены показывают так¬
же, на сколь короткий промежуток времени можно было мобилизо¬
вать в интересах республики средние слои буржуазии и ее верхушку,
как, впрочем, и ту часть интеллектуалов, которая не была привержена
консервативным или марксистским взглядам. В социальной структу¬
ре НДП и ННП в большой степени преобладали образованные слои
буржуазии; в обеих партиях доминировали крупные чиновники из
77
сфер управления и образования, а также представители свободных
профессий, прежде всего адвокаты. В обеих партиях были выходцы
из старого сословия самостоятельных ремесленников и торговцев,
ННП располагала к тому же сильным крылом из крупной буржуа¬
зии и влиятельных промышленников. Организационная слабость
обеих либеральных партий не в последней мере проистекала из этой
социальной базы; им не хватало некой связующей опоры, каковой
располагали соответственно СДПГ и Центр через свои профсоюз¬
ные организации. Либеральным партиям не хватало, несмотря на то,
что их члены и выборщики были преимущественно протестантами,
интегрирующей силы религии, каковая при всех общественных и
политических потрясениях удерживала Центр, не позволяя ему рас¬
пасться. Наконец, социальное самосознание образованных либераль¬
ных слоев, их выраженный индивидуализм и характерно высокое
положение в обществе членов либеральных партий — в сравнении с
единой связкой социально обусловленного и идеологически выдер¬
жанного самосознания социал-демократов — являлись, скорее, недо¬
статками для создания прочной организации и интеграции масс на
продолжительное время. Результаты выборов 1919 г. были чрезвы¬
чайно благоприятными для НДП. Руководствуясь неуверенностью в
окружающем мире, отчасти окрыленные эмоциональным подъемом,
многие представители буржуазии проголосовали за НДП. В револю¬
ционной ситуации СДПГ обратила свой взор на нее как на партнера
по коалиции, таким образом, НДП обещала буржуазным слоям, го¬
товым к переустройству рейха на республиканской основе, участие в
грядущей политической жизни.
Все пришлось на быстрые успехи нового государства, на улучше¬
ние ужасной экономической, социальной и внешнеполитической си¬
туации, наконец, на обновление потрясенного поражением в войне и
революцией национального самосознания. Нет сомнений в том, что
судьба НДП принципиально, как ни у какой другой партии, была
связана с судьбой Веймарской республики. В принятой на Чрезвы¬
чайном партийном съезде НДП, проходившем с 13 по 15 декабря
1919 г. в Лейпциге, партийной программе было недвусмысленно за¬
явлено: «Немецкая демократическая партия придерживается Вей¬
марской конституции; она призвана на ее защиту и претворение ее в
жизнь»24.
Соседняя партия справа хотя и заявляла в своих «Основах» от
19 октября 1919 г. о готовности, «руководствуясь своими политиче¬
скими принципами, сотрудничать в рамках теперешней формы госу¬
дарственности», тут же отмечала: «Немецкая народная партия видит
в восстановлении монархии, символе немецкого единства, путем сво¬
бодного и основывающегося на законных основаниях волеизъявле¬
78
ния народа наиболее подходящую для нашего народа исторически и
согласно его укладу форму государственности»25. Несмотря на неко¬
торую преемственность в кадровом и организационном плане в том,
что касается политических целеустановок, НДП и ННП занимали
совершенно противоположные позиции в отношении государства,
которое предстояло построить; в этой связи лишь НДП, но не ННП,
была cum grano salis* новой партией.
Новообразование совершенно иного рода представляла собой
основанная 12 ноября 1918 г. в Регенсбурге Баварская народная пар¬
тия26, которая хотя и играла доминирующую роль лишь в собственно
баварской политике, однако и за ее рамками единственная из партий
земель она имела политический вес в масштабе Германии и в решаю¬
щих ситуациях ее позиция была определяющей. О ее роковом реше¬
нии в ходе второго тура выборов рейхспрезидента в 1925 г. в пользу
Гинденбурга речь уже шла. Партия не заявлялась на выборы в Нацио¬
нальное собрание, однако с 1920 г. она регулярно проходила в рейхс¬
таг, вначале с 4,2% голосов, позднее — с незначительными потерями.
Баварская народная партия представляла собой отделившуюся ба¬
варскую часть партии Центра; в целом существенно консервативнее,
чем Центр, ее учредительная программа позволяет распознать ее как
конституционную партию с сильным акцентом на федералистском
компоненте. Баварские депутаты Национального собрания из фрак¬
ции Центра лишь 8 января 1920 г. заявили о выходе из парламентско¬
го рабочего объединения. 31 июля 1919 г. они высказались (несмотря
на колебания вначале) за принятие Веймарской конституции. В засе¬
даниях рейхстага БНП работала преимущественно вместе с фракцией
Центра, хотя и не обходилось без конфликтов. В «Регенсбургских
соглашениях» от 28 ноября 1927 г. эта кооперация после долгого
взаимного отчуждения снова обрела фиксированную в смысле орга¬
низации форму, правда, на деле она стала более интенсивной лишь с
1930 г. Политику БНП в самой Баварии вряд ли в годы Веймарской
республики можно привести к одному четкому знаменателю. Так, с
31 мая 1919 г. по 14 марта 1920 г. она была партнером СДПГ и НДП
по коалиции в правительстве Хоффманна, которое, однако, затем —
при участии гражданской самообороны — было свергнуто и замене¬
но буржуазным правительством, его возглавил крайне консерватив¬
ный министр-президент Густав фон Кар. Однако и тот не смог долго
удержаться, так как участились конфликты с правительством рейха
по поводу требований роспуска гражданской самообороны и отмены
Со щепоткой соли, то есть с некоторыми оговорками {лат.) — Примеч.
перев.
79
баварских чрезвычайных постановлений. Хотя путчистские и сепа¬
ратистские тенденции в партии сохранялись, они не были (особенно
после гитлеровского путча в 1923 г.) выражением позиции большин¬
ства на сколь-нибудь продолжительное время. Баварские правитель¬
ства, работавшие с 1924 г. по 1933 г. под руководством являвшегося
членом БНП министра-президента Хельда, все сильнее сближались с
Веймарским государством, но оставались в правом его крыле, так что
их связи и контакты с НННП зачастую накладывались на контакты
с партией Центра.
Крупные политические течения XIX в., организационно укре¬
пившиеся в годы кайзеровского рейха, продолжили свое существо¬
вание и после 1918 г., как продолжилось и партийно-политическое
дробление либерального и социалистического движений. Несмотря
на неослабевающую интеграционную силу политического католи¬
цизма его мощь вследствие обособления баварской его части значи¬
тельно ослабла, в то время как монархический консерватизм оказал¬
ся сконцентрирован прежде всего в НННП. И все же нацеленная на
восстановление монархии и реставрацию старых порядков, сословно
ориентированная НННП олицетворяла собой немецкий консерва¬
тизм не продолжительный отрезок времени, так как уже в 1920-е гг.
от партии отделились как более радикальные, так и более умеренные
консерваторы, которые не хотели следовать правому курсу Альфре¬
да Гугенберга, избранного 20 октября 1928 г. председателем партии.
Кроме того, с начала республики найти консерваторов можно было и
в других буржуазных партиях.
В качестве новых партий следует рассматривать прежде всего
КПГ, а также в известной степени НДП и БНП. Что касается других
партий, то новые их названия лишь в узком смысле были знаком их
нового организационного и политического начала. Как правило, его
дополняли радикализация, с одной стороны, и тяготение к полити¬
ческому центру; особенно поучительно продемонстрировали это
КПГ и СДПГ в первые годы Веймарской республики. Следствием
этого было расширение политического спектра коммунистов в левом
крыле и решительных демократов в политическом центре.
Период реорганизации немецкой партийной системы очеви¬
ден: БНП была основана 12 ноября 1918 г., НДП — 20 ноября,
НННП — 24 ноября, ННП — 15 декабря, КПГ — 30 декабря; СДПГ,
Центр, НСДПГ и Немецко-ганноверская партия продолжали свое
существование.
Только эти отдельно взятые даты подтверждают серьезность осу¬
ществлявшейся руководством СДПГ и Советом народных депутатов
политики демократизации: революционное руководство не препят¬
ствовало организации ни одной из партий, как не препятствовало
80
ни одной из их акций, даже если те имели несомненно контррево¬
люционный и антидемократический характер. И во время револю¬
ции социал-демократическое руководство оставалось толерантным в
партийно-политическом отношении.
Многим современникам хотелось видеть ситуацию столь откры¬
той, сколь сегодня, когда мы оглядываемся назад, очевидно, что со¬
трудничество трех веймарских партнеров по коалиции с самого на¬
чала давало революции компонент преемственности; найденная Гуго
Пройссом еще до возникновения республики, а затем перенятая Тео¬
дором Эшенбургом после Второй мировой войны формула «импро¬
визированная демократия», скорее, вводит в заблуждение27. Поли¬
тический континуитет углублял разногласия среди левых, но делал
возможным интеграцию политического центра. Сотрудничество вей¬
марских, как их назовут позже, партий, подготовленное критическим
анализом положения дел со стороны Фридриха Эберта и депутата-
центриста Маттиаса Эрцбергера, началось с резолюции о мире, при¬
нятой немецким рейхстагом 19 июля 1917 г. Новое большинство в
рейхстаге, которое образовывали социал-демократы, центристы и
Прогрессивная народная партия, потребовали тогда заключения
мира без вынужденных территориальных уступок, а также без эконо¬
мического, финансового и политического принуждения в отношении
противника. Даже если эта резолюция не оказала никакого прямого
влияния на положение вещей и вследствие вновь улучшившегося во¬
енного положения не оставалось какой-то долгосрочной основы для
сотрудничества между тремя партиями, начало ей было положено.
Свержение рейхсканцлера Бетманна Холльвега в рейхстаге
13 июля 1917 г. случилось также при участии этих трех партий, а
кроме того национал-либералов Штреземанна и консерваторов, и яв¬
лялось прежде всего знаком выросшего значения рейхстага на поли¬
тической арене, хотя и осуществленное при содействии Верховного
главнокомандования свержение рейхсканцлера в политическом отно¬
шении не было умным шагом, а скорее, отражало, насколько деструк¬
тивной может быть политика парламента. Напротив, конструктивное
сотрудничество трех партий, а какое-то время и национал-либералов
иже с ними, проявилось в работе стремившегося инициировать пе¬
реговоры о мире межфракционного комитета партий большинства,
созданного по инициативе Маттиаса Эрцбергера в дни июльского
кризиса 1917 г., пусть он и не имел какого-то строгого регламента и
обязательного членства. Этот комитет просуществовал вплоть до на¬
чала революции.
В конце концов, пока еще только наметившееся парламентское
сотрудничество политического центра с большинством социал-
демократов нашло свое выражение во вхождении СДПГ в кабинет
81
принца Макса в октябре 1918 г., а также в предпринятой посредством
октябрьской реформы парламентаризации рейха. Прелюдией к этому
стала «малая реформа избирательной системы» от 24 августа 1918 г.,
ее СДПГ не довела до конца, она уже не могла быть применена на
практике, но довела дискуссию об избирательном праве до первых
результатов, в том числе в масштабе рейха.
Кооперация партий «центра» продолжалась и в революционные
месяцы: движущая сила этой кооперации, Маттиас Эрцбергер, опыт¬
ный, энергичный и неугомонный парламентарий, стал 3 октября гос¬
секретарем без портфеля в кабинете принца Макса и после 9 ноября
продолжал оставаться в руководстве рейха. В качестве председателя
немецкой комиссии по перемирию он подписал 11 ноября переми¬
рие в Компьене, а 13 февраля 1919 г. стал рейхсминистром в каби¬
нете Шейдеманна. 15 ноября 1918 г. Эберт назначил госсекретарем
внутренних дел Гуго Пройсса, профессора государственного права
Берлинской высшей школы торговли, члена Прогрессивной народ¬
ной партии (позже Немецкой демократической партии). Уже эти
примеры демонстрируют межфракционное сотрудничество будущих
веймарских партнеров по коалиции еще до начала революции, а в
определенных границах и во время революции. Эта преемственность
находится в тесной взаимосвязи с постепенным усилением позиций
рейхстага в конце войны и реализованным в последние недели су¬
ществования кайзеровского рейха конституционно-правовым санк¬
ционированием наметившегося политического развития.
Парламентаризация, со своей стороны, представляет собой даль¬
нейшую линию преемственности через 9 ноября 1918 г. до выборов
в Национальное собрание. Вопрос о том, насколько вескими зимой
1918-1919 г. были политические альтернативы для создания предста¬
вительской парламентской республики, должен быть рассмотрен и в
аспекте предреволюционной реформаторской политики, осущест¬
влявшейся СДПГ, Центром, Прогрессивной народной партией, штре-
земанновскими национал-либералами, а также конструктивного уча¬
стия СДПГ в этой политике. СДПГ сотрудничала в этой фазе не с
НСДПГ, а с нацеленными на реформы буржуазными партиями Цен¬
тра, и эти связи она не оборвала и после 9 ноября. Такая партийная
расстановка, имевшая место и в дальнейшем, допустила сравнитель¬
но быструю конституционно-политическую стабилизацию (пусть и
никоим образом не стабилизацию в обществе) и уже тогда предска¬
зала формирование коалиции в будущем и создание парламентской
республики.
Эта преемственность партий, конечно же, парадоксальным обра¬
зом имела и негативный аспект; начиная с Эрнста Френкеля, о нем бу¬
82
дут писать в рубрике, «что обременяло немецкий парламентаризм»28.
Немецкие партии получили свое развитие в десятилетия конститу¬
ционализма, их политическая практика не была отмечена участием
во власти, напротив, конфронтацией с властью: парламент мог вы¬
ступать, говорить, но не политически действовать; право отклонить
бюджет было одним из немногих действенных с точки зрения поли¬
тической власти, но, скорее, деструктивным инструментом рейхстага.
Акцент на программатике и идеологии был неизбежным следствием
этого. Партии не имели никакой возможности оказывать влияние на
формирование правительства, правда, в крайнем случае они могли
правительство свергнуть. Свержение Бетманна Холльвега подтверж¬
дает обоюдоострый характер такой образовавшейся в конце войны
парламентской возможности. Наследовал изгнанному с поста рейхс¬
канцлера Холльвегу зависимый от Верховного военного командова¬
ния чиновник, который мог бы заниматься чем угодно, только не брать
на себя политическое руководство измотанным бедами рейхом.
Многие ошибки первых месяцев революции и нарастающая поли¬
тическая скованность рейхстага в последние годы республики объяс¬
няются недостатком опыта политически ответственного руководства
и неспособностью к компромиссу. Ведь СДПГ была, к примеру, не
только партией, которая под руководством Эберта в первые месяцы
революции прокладывала дорогу демократии в германском рейхе; в
1920-е гг. она все более превращалась в партию, которая лучше будет
играть роль «верной своим принципам оппозиции», нежели возьмет
на себя политическую ответственность. Это саморазрушение в пар¬
тии зашло настолько далеко, что фракция СДПГ в рейхстаге оставила
на произвол судьбы своих министров и 17 ноября 1928 г. принуди¬
ла рейхсканцлера Германна Мюллера, социал-демократа, голосовать
в рейхстаге против проекта решения, которое подготовил его каби¬
нет, — все равно какие соображения при этом должны быть приняты
во внимание, поистине «гротескное зрелище»29, а также показатель
недостатка опыта принятия парламентских решений. Однако по¬
добное поведение СДПГ не являлось правилом, и в рядах СДПГ был
целый ряд политиков, которые хотели и способны были управлять.
Кроме Эберта здесь следует в первую очередь назвать министра-
президента Пруссии Отто Брауна30. Однако политики такого рода, да
в масштабе рейха, оставались исключением. Как не хватало фракции
СДПГ в рейхстаге лояльности к собственному правительству... Та¬
кую лояльность в отношении прусского коалиционного правитель¬
ства, например, блестяще воплощал Эрнст Хейльманн, председатель
фракции СДПГ в прусском ландтаге31.
83
Разумеется, необходимо учитывать, что предубеждение по пово¬
ду участия СДПГ в правительстве было среди буржуазных партий
ничуть не меньшим, и кроме прочего, что КПГ, конкурент СДПГ
«слева», загоняла СДПГ в угол настолько, что та зачастую была не
готова нести обоюдную ответственность за непопулярные решения,
поскольку это могло стоить ей значительной потери голосов избира¬
телей в среде рабочих. Однако если готовая к сотрудничеству часть
фракции СДПГ в рейхстаге настаивала на чем-то, что-то активно
проводила в жизнь, то было видно, что интриги со стороны правых
партий вплоть до Центра, а также неготовность к компромиссам (осо¬
бенно у ННП), торпедировали коалицию, образование которой стои¬
ло таких усилий.
Исключение представляла собой партия Центра, которая входила
во все правительства Веймарского рейха и выдвинула 4 из 10 рейхс¬
канцлеров; кроме того, Центр совместно с СДПГ и ННП на протя¬
жении долгого времени образовывал коалиционное правительство в
крупнейшем из немецких государств, Пруссии. Центр был, таким об¬
разом, готов вступать в коалицию как с левыми, так и с правыми: соци¬
альная однородность, наличие как сильного аграрно-хозяйственного
консервативного крыла, так и сильного, ориентированного на проф¬
союзы, пролетарского крыла, наконец, многократно опробованная
способность регулировать внутренние трения с помощью конфессио¬
нального подхода, существенным образом отличали Центр от других
веймарских партий, притом что лишь в религиозных и культурно¬
политических вопросах позиции партии были категорическими, в
том же, что касалось внешне- и внутриполитических решений, она
была гибкой.
Таким образом, бременем парламентаризма, имевшем место вслед¬
ствие преемственности немецкой партийной системы, были отяго¬
щены не все партии в равной мере. Разумеется, Центр, как и многие
другие буржуазные партии, был ответственен за то, что большин¬
ство его членов и выборщиков в принципе не приняли революцию
и вступили на республиканскую почву с колебаниями. Даже после
того как партия стала оплотом Веймарского государства, ее консерва¬
тивное крыло, особенно после 1930 г., склонялось к конституционно¬
политическим уступкам и усилению позиций рейхспрезидента за
счет парламента — это, разумеется, политическая установка, которую
в значительной степени стимулировала неспособность рейхстага к
компромиссам. Меньшее по сравнению с 1920 г. число мандатов, ко¬
торое имели центристы в рейхстаге (1919 г. — 19,7%; 1920 г. — 13,6%),
что обусловлено обособлением Баварской народной партии, также
ограничивало стабилизационные возможности Центра. В сравнении
с двумя другими демократическими веймарскими партиями, вообще
политическим центром, потери центристов в 1920-е гг., хотя и были
меньшими, но все же вполне ощутимыми. В любом случае еще с 1920 г.
сохранялся с небольшими отклонениями в сторону уменьшения от¬
носительно стабильный круг избирателей, ядро которого составля¬
ли те 11,9% голосов, которые партия получила 6 ноября 1932 г., что
тогда выражалось в 4,231 млн голосов. После СДПГ Центр оставался
второй по силе демократической партией республики, однако число
членов партии не превышало 200 тыс. человек32.
Если не принимать во внимание выборы 1919 г., то и более круп¬
ные партии имели сравнительно небольшой процент голосов; кроме
прочего это проистекало из ярко выраженного регионализма и яв¬
лялось показателем раздробленности партий: СДПГ, самая сильная
партия вплоть до выборов в рейхстаг 31 июля 1932 г., получила (если
не учитывать выборы в Национальное собрание 1919 г. (37,9%)) лишь
однажды, на выборах в рейхстаг 20 мая 1928 г., около 30% голосов,
в других случаях ее доля составляла от 20,4% (6 ноября 1932 г.) до
26% (7 декабря 1924 г.). Такой процент голосов, поданных за СДПГ,
тем примечательнее, что СДПГ могла опираться на вполне опреде¬
ленный, сформировавшийся круг избирателей и в большей степени,
нежели другие партии, оставалась в годы Веймарской республики
партией «с членскими билетами». Конечно, применительно к СДПГ
также можно говорить о ее быстро ослабевающей мобилизационной
силе. Как и НДП, СДПГ в первые годы республики добилась наиболь¬
шей мобилизации своих потенциальных сторонников: в 1920 г. пар¬
тия насчитывала 1 180 208 членов, в 1925 г. — только 806 26833. Если
сравнить динамику численности членов партии с показателями дру¬
гих левых партий, то у СДПГ обнаружится большое преимущество,
заключавшееся в самом благоприятном по сравнению с другими пар¬
тиями соотношении между избирателями и членами партии34: КПГ
до слияния с левыми из НСДПГ официально насчитывала лишь
78 тыс. сторонников, и лишь после этого шага, в декабре 1920 г.,
378 тыс. членов, однако на этом уровне она оставалась лишь корот¬
кое время; 1 июля 1925 г. число ее членов снизилось до 114 20435 и
до 1930 г. оставалось приблизительно в этих рамках (июль 1930 г. —
124 тыс.), пока в последние годы республики не увеличилось почти
вдвое, и все равно достигло лишь доброй пятой части от численности
снова прибавившей себе членов СДПГ.
Число членов НСДПГ, по официальным данным, до отделения в
декабре 1920 г. тоже росло (1919 г. — 750 тыс.; 1920 г. — 895 тыс.)36,
однако затем упало в начале 1921 г. приблизительно до 340 тыс. парт¬
билетов. Но к этому факту необходимо подойти осмотрительно. Если
бы приведенные данные соответствовали действительности, тогда
НСДПГ в короткий период своего существования в первые годы
85
республики являлась бы партией с чрезвычайно благоприятным
соотношением выборщиков и членов партии. Потенциал членов- и
выборщиков-социалистов соотносился в случаях НСДПГ и КПГ поч¬
ти как сообщающиеся сосуды. После раскола партии, соответственно
объединения с СДПГ, большая часть выборщиков и членов партии
перешла в КПГ, а руководящий слой преимущественно в СДПГ, в то
время как меньшая часть выборщиков, соответственно членов пар¬
тии, позже склонялась к разного рода маргинальным политическим
группам или проявляла политическое безразличие, на что, впрочем,
указывает абсолютное уменьшение процентуальной доли всех левых,
от СДПГ до КПГ, после фактического распада НСДПГ. На выборах
в рейхстаг СДПГ, НСДПГ и КПГ набрали вместе 41,6% голосов, а в
1924 г. при незначительно меньшем проценте голосовавших на вы¬
борах — только 33,1%.
При этом сильные позиции СДПГ среди выборщиков базирова¬
лись на организованности трудящихся, то есть на Всеобщем немецком
объединении профсоюзов (АБСВ) и Всеобщем свободном союзе слу¬
жащих, которые насчитывали в общей сложности более 5 млн членов,
в подавляющей своей части настроенных социал-демократически37.
В эту традиционную связку АБвВ и СДПГ не могли сколь-нибудь
глубоко вклиниться ни НСДПГ, ни КПГ, хотя от случая к случаю не¬
довольство руководством СДПГ было заметно и среди организован¬
ных в АБСВ трудящихся.
Иначе чем партиям лево- и правоцентристским, НННП после
сначала слабого общественного резонанса удалось затем с 1920 г. до
середины 1920-х гг. существенно увеличить число своих членов. Так,
в 1919 г. оно выражается в цифрах от 300 тыс. до 400 тыс. человек, в
1922 г. оно достигло 700 тыс., а в 1923 г. — 950 тыс., покуда с 1924 г.
постепенно не стало снижаться снова38. Такое развитие в целом соот¬
ветствует результатам выборов: с 10,3% голосов в январе 1919 г. доля
НННП на следующих выборах в рейхстаг в декабре 1924 г. выросла
до 20,5%, пока на более поздних выборах стремительно не сократи¬
лась, еще до подъема НСРПГ, спровоцировавшего с сентября 1930 г.
самое большое обрушение выборного потенциала НННП (1928 г. —
14,%; 1930 г. - 7%).
Такие сильные колебания числа членов и числа выборщиков
указывают на политическую нестабильность Веймарского государ¬
ства уже в 1919 и 1920 гг.; эта нестабильность снова стала ощутимой
в последние годы республики. Движение от партий центра сначала
вправо, что нашло свое отражение в успехах НННП и ННП начиная
с 1920 г., уже рано подтвердило, насколько обманчива была стабиль¬
ность демократии, которую сперва сулили выборы в январе и февра¬
ле 1919 г.
86
Ограниченная сила интеграции веймарских партий, как след¬
ствие конфессиональной ориентации и региональной ограниченно¬
сти в случае партий Центра и НННП, особенно очевидна. Католи¬
ческие области Рейнланда, Вестфалии, Бадена и Шлезии являлись
цитаделями Центра, в то время как НННП наиболее прочную опо¬
ру находила в протестантских старопрусских провинциях к востоку
от Эльбы, однако, в отличие от Немецкой консервативной партии
кайзеровкого рейха, рассчитывала на успех и к западу от Эльбы. Эта
географическая протяженность возникла из расширения социальной
базы партии, вышедшей за рамки довоенного консерватизма. НННП
все же удалось с помощью Немецкого национального объединения
торговых служащих найти опору и в индустриальных городах за¬
пада и севера Германии, хотя и в дальнейшем 40% всех выборщиков
НННП поставляли области к востоку от Эльбы39 — это показатель
регионального и социального происхождения партии.
В этом заключена третья причина ограниченности интеграцион¬
ной силы большинства веймарских партий. Они были, если не счи¬
тать партию Центра и в значительно более узком смысле НННП,
классовыми партиями. Даже если социальная структура членов и
выборщиков веймарских партий еще ни в коем случае не изуче¬
на всесторонне, в этой связи все равно можно отметить некоторые
основные характерные черты. В самом общем плане к веймарским
партиям применимо следующее утверждение: им редко удавалось
найти общий язык с молодежью, не говоря уж о том, чтобы соот¬
ветствующим образом представить их в своем руководстве. Сначала
именно НСРПГ, которая являла собой политическое движение преж¬
де всего молодого поколения, смогла активизировать эти возрастные
группы. Из веймарских партий, которые до 1930 г. имели больше сто¬
ронников, чем НСРПГ, пожалуй, у КПГ были относительно сильные
позиции среди молодого поколения, лишь в ее политическом руко¬
водстве побывало много молодых людей. Это обстоятельство объяс¬
няется не только тем, что молодые люди более склонны к политиче¬
скому радикализму, оно имеет различные причины: этаблированные,
уже до 1918-1919 гг. состоявшиеся партии располагали образованной
олигархией, смена поколений в них натолкнулась на инерцию усто¬
явшегося партийного аппарата, а потому не была масштабной — но¬
вым партиям в этом отношении было гораздо легче. Во-вторых, КПГ
и позже НСРПГ представляли собой радикальные протестные дви¬
жения, направленные против Веймарского государства, в то время
как социальная, экономическая и ментальная неудовлетворенность
была распространена прежде всего именно среди молодежи, посколь¬
ку шансы молодых сделать профессиональную карьеру, вообще инте¬
грироваться в веймарское общество оставляли желать лучшего.
87
Вернемся к вопросу, какие социальные слои представляли партии,
какие слои в наибольшей степени чувствовали себя представленны¬
ми в них. И этому тоже необходимо предпослать замечание общего
характера: СДПГ, которая добилась избирательного права для жен¬
щин, менее других выиграла от этого, скорее, даже понесла потери.
Так, одно из проведенных на выборах в рейхстаг 1920 г. голосований
раздельно по полам (в нем участвовало 849 762 человека, обладав¬
ших правом голоса) со всей очевидностью показало, что женщины
выбирали преимущественно партии право-центристские или правые,
а весь левый лагерь имел у женщин-выборщиц мало успеха40:
Голоса избирателей-мужчин Голоса избирателей-женщин
Центр
41%
59%
НННП
44%
56%
ННП
49%
51%
НДП
53%
47%
СДПГ
57%
43%
нсдпг
59%
41%
КПГ
63%
37%
Особое положение Центра должно, вероятно, найти свое объ¬
яснение в относительно более тесной религиозной связи с ним
избирательниц-католичек. Одно из исследований выборов в рейхс¬
таг 1928 г. приходит к выводу, «что женщины сильнее всего тяго¬
тели к Центру и Баварской народной партии и что они тем меньше
питали склонность к прочим партиям, чем более левые позиции те
занимали»41. Если бы женщины не получили избирательного права,
выборы в годы Веймарской республики сложились бы совсем иначе:
СДПГ и КПГ добились бы значительно большего количества голо¬
сов, а Центр и БНП, как и НННП, существенно бы потеряли их42.
Еще более парадоксальным выглядит этот вывод, если сравнить, ка¬
кую долю мандатов получили женщины в разных фракциях с тем,
сколько женщин и как проголосовало. В этой связи налицо «негатив¬
ная корреляция, означающая, что чем меньше женщины склонялись
в пользу какой-то партии, тем больше женщин-депутатов эта партия
имела в своих рядах»43. Так, доля мандатов, приходившихся на жен¬
щин во фракции СДПГ в рейхстаге после выборов 1928 г., составляла
13,1%, в НДП — около 8%, в НННП — только около 2,7%, во фрак¬
ции Центра — около 3,3%. Если не принимать во внимание выборный
потенциал католиков, то эти цифры подталкивают нас к выводу, что
республика не нашла поддержки у большинства (некатоликов-)жен-
щин, хотя она впервые обеспечила им политическое равноправие.
88
Обе и единственные партии, достойные упоминания в связи с уча¬
стием в них всех крупных социальных слоев, Центр и НННП, помимо
прочего были, если не брать в расчет их ярко выраженную региональ¬
ную укорененность, весьма узко ориентированными в конфессио¬
нальном отношении. И хотя это утверждение нельзя принимать
категорично, особенно в отношении НННП, но конфессиональная
связь между членами партии и ее выборщиками и в случае этих пар¬
тий несомненна; посмотрим на конфессиональную принадлежность
депутатов рейхстага от НННП, например, после выборов 1928 г. 92%
из них состояли в евангелической церкви и лишь 8% были католика¬
ми. Разумеется, НННП в меньшей степени, чем партия Центра, была
представительницей политических интересов какой-то определенной
конфессии, в ННП и НДП также доминировали протестанты. В то же
время это говорит о том, что НННП не имела какого-то монополь¬
ного положения среди протестантов. И все же в политически актив¬
ной части евангелического клира НННП располагала сильными по¬
зициями, притом что была группировкой все-таки преимущественно
национально-монархической.
Даже если в своих политических целеустановках НННП, безуслов¬
но, и была преемницей традиции довоенного консерватизма, ей все
же удалось существенным образом расширить свою социальную базу:
кроме крупных землевладельцев, высших чиновников, духовенства,
промышленников в ее рядах наличествовала достойная упоминания
доля городских и сельских средних слоев, ремесленников и крестьян,
а также новых городских средних слоев служащих и даже, пусть в
гораздо более скромных масштабах, рабочих, прежде всего из сель¬
ских областей к востоку от Эльбы. Конечно же, влияние этих слоев
на политику партии было незначительным, однако само их наличие
позволяет говорить о ней (пусть, скорее, внешне) как о «народной
партии»44.
То же самое касается социального состава Центра, завязанного
на католическую часть населения Германии, пусть в нем были пред¬
ставлены как высокие чиновники, так и рабочие, но в первую очередь
члены христианских профсоюзов. Сюда же входили репрезентанты
аграрных интересов и промышленности, хотя средние слои преоб¬
ладали. Мало в Центре были представлены люди свободных про¬
фессий45. В последние годы Веймарской республики добрая треть
обладавших правом голоса католиков отдавала их Центру, чьи из¬
бирательные показатели медленно катились вниз: интеграционные
силы Центра также ослабевали46. Ухудшение отношений с церковью,
постоянное участие в правительстве при обилии непопулярных реше¬
ний, необходимость (в качестве правительственной партии) с учетом
крайне различных социально-экономических интересов партнеров
89
идти на внутренние компромиссы, притом компромиссы, которые
должны были быть претворены в жизнь еще и в рамках меняющих¬
ся коалиций. Все это существенно обременяло партию и было не под
силу ей на продолжительный период, — тем более что и в полити¬
ческом отношении она была гетерогенной, для нее были характерны
как консервативные, так и устремленные к левому центру республи¬
канские тенденции. Преимущественно различные по своему составу
коалиции в масштабах рейха (по большей части центристы и правые)
и Пруссии (центристы и левые) давали возможность выровнять ба¬
ланс между партийными крылами, однако слишком часто это застав¬
ляло прибегать к компромиссам, утомляло и приводило переговоры
о коалиции на уровне рейха к тесному причинно-следственному увя¬
зыванию их с вопросом формирования правительства Пруссии.
В отношении других партий можно cum grano salis утверждать,
что они были классовыми партиями. Присутствие представителей
других социальных классов в них было фактически исключено, хотя
партии и не обязательно этого хотели. Это касается КПГ как ярко
выраженной пролетарской партии, политику которой прежде всего,
конечно, определяли ее функционеры, а также послушный Москве
Коммунистический Интернационал (Коминтерн), который, начиная
со своего V Всемирного конгресса добивался окончательной больше¬
визации КПГ и изгнания из нее всякой оппозиции.
НСДПГ в отличие от СДПГ и уж подавно в отличие от КПГ рас¬
полагала достойным упоминания крылом интеллектуалов и пред¬
ставителей свободных профессий, которые были основательно пред¬
ставлены в руководстве партии; прежде всего здесь следует сказать
об адвокатах. В этом смысле НСДПГ несмотря на то, что ее массовой
опорой в целом был все-таки пролетариат, рекрутировала в боль¬
шей степени из довоенного теоретически ориентированного крыла
социал-демократической партийной элиты, в то время как СДПГ со¬
храняла в своих рядах булыную часть связанного с профсоюзами ап¬
парата функционеров и на две трети состояла между прочим из рабо¬
чих. На 1930 г. соотношение членов СДПГ, если быть более точным,
выглядело так: 60% рабочих, 10% служащих, 3% чиновников и 17%
домохозяек47, притом что последние по большей части происходили
из рабочих семей. Так или иначе, состав выборщиков и членов партии
не обязательно имел схожую социальную структуру: доля голосов
буржуазных выборщиков СДПГ была не столь уж незначительной и
оценки 1930 г. в этом вопросе исходили из 40% буржуазных выбор¬
щиков СДПГ48.
Весьма интересным различиям между СДПГ и КПГ в том, что
касается их привлекательности среди определенных групп выбор¬
щиков, часто в количественном отношении не придают веса. Так, в
90
предвыборных кампаниях люди искусства и ученые агитировали за
обе партии: первые пропагандировали почти исключительно КПГ,
вторые — СДПГ.
Со служащими всем левым партиям, включая СДПГ, было чрез¬
вычайно тяжело: они апеллировали к служащим (а в 1929 г. их было
3,5 млн) преимущественно как к людям, получающим жалованье, ча¬
сто — как к пролетариату Пусть в том, что касается экономической
стороны дела, это зачастую и соответствовало реальности, но такая
предвыборная пропаганда уязвляла ранимое социальное самосозна¬
ние общественного слоя, к которому относились, с одной стороны, как
те, кто опустился в социальной иерархии — ранее, например, мелкие
самостоятельные предприниматели, — так и, с другой стороны, мел¬
кие служащие, поднявшиеся по карьерной лестнице. Экономически
пролетаризованные слои в социальном отношении тоже желали от¬
носиться к кому угодно, только не к пролетариату. Убеждение марк¬
систов в том, что служащие имели «ложное общественное самосо¬
знание», напротив, показывает узость идеологического посыла, когда
общественное самосознание выводится из экономического положе¬
ния. В этом смысле так же мало полезны и социально-психологические
умозаключения, как, например, у Вальтера Беньямина: якобы идео¬
логия служащих в ее бюргерских воспоминаниях и образах желанно¬
го будущего представляла собой «своеобразную проекцию имевшей
место экономической реальности» и была близка идеологии пролета¬
риата. «Сегодня нет ни одного класса, — писал Беньямин, — чьи по¬
мыслы и чувства были бы столь же далеки от конкретной реальности
их повседневной жизни, как помыслы и чувства служащих»49.
Схожим и тоже инструктивным образом будет неверно понят
«социально-демократический менталитет», если истолковывать его
исключительно экономически и в связи с этим по-марксистски, как
это делает писатель Петер Вейсс: «Профсоюзы превратились в ору¬
дие правящих классов, дабы усмирить трудящихся. Так был выведен
определенный уклад человека. Социал-демократический синдром
похоронил чувство классовой сопричастности; все строилось на
пугливости его членов; делало эту привитую робость конституцио¬
нальной; вело их в слои мелкой буржуазии, где они, не принадлежа
уже ни к пролетариату, ни к средним слоям, позволяли использо¬
вать себя как материал в реакционных целях»50. Немалая часть этих
острых наблюдений попадает в точку, но все же мимо проблемы: ру¬
ководящие слои социал-демократии никоим образом не понуждали
членов своей партии и ее сторонников к «омелкобуржуазиванию»,
гораздо в большей степени этот процесс был связан с «негативной
интеграцией»51 рабочего движения в кайзеровский рейх; рабочие, как
и те, кто относится к другим социальным слоям, особенно чувстви¬
91
тельны к социальному восхождению, если они этому хоть сколько-
то, пусть лишь незначительно, поспособствовали. В этом социальном
менталитете, в аналогичной форме снова и снова подтверждающем¬
ся у всех, кто идет вверх по социальной лестнице, в любом из более
высоких слоев общества, невозможно ничего изменить посредством
революционных паролей и голого экономического подхода. К этому
следует добавить, что последовавшее с 1918 г. правовое (в любом слу¬
чае), а во многих социальных и политических сферах жизни также
фактическое участие в происходящем со стороны рабочего класса,
для подавляющего большинства социал-демократов не предполагало
восприятия Веймарской республики просто как классового государ¬
ства, нуждающегося в революционных изменениях.
Структурные перемены в обществе, наступившие с отменой по¬
литических привилегий и продолженные демонтажем социального
неравенства и политического аутсайдерства рабочих, происходили
в контексте экономических структурных изменений и связанной с
ними перегруппировки социальных сил — это проявлялось в посто¬
янном росте доли служащих. Буржуазные партии «центра», особен¬
но СДПГ, вследствие этих перемен попали в сложную общественную
ситуацию: с одной стороны, они являлись ярко выраженными клас¬
совыми партиями, с другой, их социальная база стремительно ме¬
нялась; длившаяся дольше четырех лет война послужила таким же
социально-экономическим тигелем, как инфляция и экономические
кризисы позднее. Партии апеллировали к своим выборщикам в том
же духе, что и накануне революции, хотя и слегка модифицирован¬
ном ввиду произошедших с осени 1918 г. изменений политической
системы.
И хотя успехи НСРПГ начиная с 1930 г. в значительной мере явля¬
ются продуктом экономической катастрофы, но в не меньшей — симп¬
томом глубоких структурных перемен в обществе, которых тогда не¬
мецкие партии почти не заметили. Сколь в малой степени НСРПГ
обращалась к своим избирателям как партия, выражающая чьи-то
классовые интересы, столь серьезно учитывала она мелкобуржуаз¬
ные образцы поведения, а также расплывчатую идеологию немецкого
сообщества, которая была и должна была быть надклассовой. Соци¬
альная ограниченность большинства веймарских партий напротив
представляла собой тяжелое бремя для республики в среднесрочной
перспективе.
Относительно ориентированной в основе своей на средние слои,
отчасти на крупную буржуазию, преимущественно протестантской
социальной базы избирателей и членов обеих либеральных пар¬
тий уже шла речь выше. В социальном отношении различия между
ними почти незаметны, однако индустриальное крыло, включая
92
представительство интересов крупной буржуазии, в консервативно¬
либеральной ННП было более ярко выраженным, нежели в лево¬
либеральной НДП. То, как избиратели голосовали за ННП или за
НДП, в меньшей степени зависело от их общественного статуса, не¬
жели от политических убеждений. Однако обе партии практически
не имели доступа к рабочим, к служащим — в ограниченной мере.
Высшие чиновники, старый средний класс, поднявшаяся буржуазия
в целом, представители свободных профессий, люди науки были в
большом количестве представлены в обеих партиях52.
Таким образом, веймарские партии достаточно очевидно — если
не брать во нимание Центр — представляли узнаваемые интересы и
апеллировали лишь к конкретным слоям населения. Представитель¬
ство интересов не являлось бы само по себе проблемой для полити¬
ческой системы Веймарской республики, если бы партии не обязаны
были отражать интересы более широких слоев общества и развивать
в себе готовность к компромиссам. Даже это облегчило бы коалицию
с другими партиями. Однако подобное уравновешивание противо¬
положных экономических и социальных интересов удавалось лишь
в определенных границах, к тому же в последние годы Веймарской
республики все меньше. Вместо этого партии использовались со сто¬
роны значительной части общества как проводники неприкрытых,
зачастую личных или личных политических партикуляристских ин¬
тересов. С начала республики это относится особенно к тем парти¬
ям, которые участвовали в правительстве. Такое положение дел уси¬
ливало как раз позиции тех депутатов и партийных функционеров,
которые отказывались принимать участие в правительстве, так как
оно вынуждало идти на компромиссы и было непопулярным. Пара¬
доксальным образом те партии, которые заседали в правительстве, —
в том числе Центр — смогли добиться сравнительно немногих из заяв¬
ленных ими политических целей, однако тем не менее должны были
расплачиваться за все разочарования своих избирателей. Лишь тра¬
диционная лояльность приверженцев социал-демократии и полити¬
ческого католицизма оберегала СДПГ и Центр от раздоров и потерь,
обусловленных также названными выше причинами. Было довольно
показательно, что СДПГ после четырех с половиной лет оппозиции и
неучастия в правительствах правых и центристов на выборах 1928 г.
смогла существенно увеличить долю своих голосов; тогда она доби¬
лась наилучших с 19 января 1919 г. результатов за все годы Веймар¬
ской республики. Даже Центр постоянно терял голоса избирателей,
за исключением выборов 31 июля 1932 г., когда был выдавлен из пра¬
вительства, а представлявший его канцлер Брюнинг снят со своей
должности. НДП уже с 1920 г. в большей степени, чем другие партии,
столкнулась с недовольством своих избирателей по поводу участия
93
партии в правительстве. Даже НННП работа в правительстве стоила
больших потерь; так, на выборах 1928 г. она недосчиталась почти тре¬
ти голосов по сравнению с итогами выборов 1924 г.
Вне всяких сомнений, приход к власти и участие в правительстве
были для партий Веймарской республики (на уровне рейха в любом
случае) делом, полным разочарований. И без того короткая жизнь
правительств практически не позволяла добиться хоть сколь-нибудь
значительных политических целей. Из этих правил в годы Вей¬
марской республики исключений было немного. Последние были
обусловлены тем, что несмотря на меняющиеся коалиции или прави¬
тельства какое-то из ведомств на протяжении длительного времени
возглавлялось одним и тем же министром. Это касается прежде всего
Министерства иностранных дел, где Густав Штреземанн с 13 августа
1923 г. до своей кончины, 3 октября 1929 г., мог авторитетно направ¬
лять официальную немецкую внешнюю политику тех лет. Но даже
такая успешная преемственность в политике почти не окупалась в
глазах избирателей его партии.
3. Национальное собрание и его деятельность.
1919-1920-е гг.
Принятие конституции, формирование правительства,
законотворческая деятельность
Когда 6 февраля 1919 г. Национальное собрание Веймарской рес¬
публики сошлось на свое учредительное заседание, направления по¬
литического развития в том, что касалось конституции, правительства
и законодательной деятельности, вряд ли можно было предвидеть.
В гораздо большей мере после начатого еще до революции сотруд¬
ничества между СДПГ, Центром и НДП, а также общей целеустанов-
ки этих партий завершить революцию выборами в Учредительное
собрание, наконец, в силу результатов выборов 19 января 1919 г., го¬
ворящих в пользу этой коалиции, был предуказан путь. После того
как Национальное собрание уже 10 февраля 1919 г. своим законом о
временной власти в рейхе приняло переходную конституцию, отме¬
нявшую революционное право, 13 февраля на основании этого закона
было образовано новое, коалиционное (где были представлены три
партии) правительство рейха под руководством социал-демократа
Филиппа Шейдеманна. Народные уполномоченные от социал-
демократов после принятия этого закона сложили свои полномочия,
тем самым революционное правительство последовало демократиче¬
ским парламентским традициям. Шейдеманн обратился к депутатам
94
в таком духе: «Мои дамы и господа, после того как Национальное со¬
брание образовано и предварительная конституция утратила свою
силу, историческая миссия, которая выпала нам как переходному пра¬
вительству, завершена. Теперь мы передаем власть, которую получи¬
ли в результате революции, в ваши руки. (Бурные аплодисменты)»53.
Вообще-то какое-либо революционное правительство редко столь
последовательно придерживается своих принципов в намерении как
можно скорее добиться созыва Учредительного собрания, с тем что¬
бы, наконец, сразу после принятия временной конституции сложить
с себя полномочия.
Переходная конституция54, на которой полгода базировалось зако¬
нодательство и работало правительство Германского рейха до вступ¬
ления в силу конституции от И августа 1919 г., четко определяла за¬
дачу Национального собрания — «принять будущую конституцию
рейха и прочие не терпящие отлагательств законы рейха» (§ 1); она
исходила из существования отдельных немецких государств и на¬
деляла их правительства значительными правами по соуправлению,
коль скоро те опирались «на доверие народного представительства,
проистекающего из всеобщих, равных, тайных и прямых выборов».
Немецкие земли образовывали в соответствии со сложившейся рас¬
становкой общественных сил союз государств, одобрения которого
требовали предложения, которые вносило правительство рейха в На¬
циональное собрание. Если единства добиться не удавалось, откло¬
ненные предложения должны были быть представлены напрямую
в Национальное собрание для принятия решения по ним. Законы
принимались на основе согласия между Национальным собранием и
союзом государств. Если такое согласие было недостижимо, рейхс¬
президент мог инициировать общенародный референдум. И все же
в переходной конституции не было продумано никаких мер на слу¬
чай, если бы рейхспрезидент отказался обратиться к народу, то есть
переходная конституция дозволяла рейхспрезиденту в конфликтных
ситуациях воспрепятствовать дальнейшему рассмотрению предло¬
жения. В конечном итоге, закон от 10 февраля 1919 г. гарантировал
территориальный статус свободных государств. Согласно более позд¬
ней аутентичной интерпретации, свободное государство означало то
же, что и республика55. Изменения территориального статуса могли
осуществляться лишь при согласии тех государств / земель, которых
они касались.
Статьи конституции о немецких государствах / землях никоим
образом не были настолько сами по себе разумеющимися, как это
могло бы показаться, ведь имели место планы относительно единой
государственной организации рейха, а СДПГ, НСДПГ и НДП прин¬
ципиально склонялись к унитарной конституции. Закрепление фе¬
95
деративных принципов во временной конституции коренилось как
в немецкой традиции, так и в революции 1918-1919 гг. Германский
кайзеровский рейх с государственно-правовой точки зрения являлся
заключенным князьями союзом государств56. Во время революции
наряду с сепаратистскими и направленными против гегемонистской
политики Пруссии автономистскими настроениями и устремления¬
ми в прусских провинциях сложилось мнение, что со свержением
монархий в отдельных государствах / землях утеряли силу их согла¬
шения с Пруссией, и территориальные немецкие государства стали
суверенными, согласно международному праву. Соответственно они
могли высказаться как за, так и против единства рейха. Важнее по¬
добного рода второстепенных соображений было то обстоятельство,
что революция была революцией в территориальных немецких госу¬
дарствах и что на нее наложила свой отпечаток федеративная струк¬
тура рейха. Это играло важную роль уже во время первой совместной
конференции министров-президентов немецких государств и Совета
народных уполномоченных (СНУ), прошедшей 25 ноября 1918 г. в
Берлине, когда, например, представлявший ряды НСДПГ баварский
министр-президент Курт Эйснер попытался сыграть на своем отли¬
чающемся от позиции революционного правительства рейха полити¬
ческом мнении относительно федерализма и сделать его средством
насаждения социализма57.
Во время последущей подготовки проекта конституции на основе
черновых проектов и предложений, а также памятной записки Гуго
Пройсса58 обнаружилось, насколько влиятельными оставались зем¬
ли. Когда 25 января 1919 г. представители свободных государств вме¬
сте со СНУ собрались в Берлине на вторую рейхсконференцию не¬
мецких правительств, Фридрих Эберт выразил в адрес конференции
пожелание берлинского революционного правительства «содейство¬
вать более тесному взаимопониманию между руководством рейха и
представителями свободных государств во всех политически важных
вопросах политики рейха», однако он недвусмысленно подчеркнул,
что «решение конституционного вопроса находится целиком в руках
учредительного Национального собрания»59. Именно это и оспари¬
вало большинство представителей южнонемецких государств. Даже
прусский министр юстиции Гейне отмечал противоречие: «Если бы
революция исходила из какого-то центра, который бы... отражал
единые немецкие настроения, тогда в итоге можно было бы прийти
к единой централизованной Германии. Но революция началась как
ряд локальных революций, и мы должны лишь подытожить то, что из
этого получилось»60. Даже социал-демократическое революционное
правительство Пруссии настаивало, между прочим, на праве на су¬
ществование самого большого немецкого государства, чье положение
96
в качестве гегемона уже в силу противления этому других немецких
земель, а также убежденных сторонников идеи единой Германии сре¬
ди политиков рейха, больше не могло сохраняться.
Но как тогда быть с Пруссией? Гуго Пройсс настаивал первона¬
чально на ликвидации Великой Пруссии, которая включала в себя
две трети территории рейха и три пятых всего населения Германии.
Эта унитаристская цель выказала себя недостижимой. Все еще силь¬
ный немецкий федерализм спас и Пруссию; социал-демократическое
революционное правительство крупнейшего из немецких государств
оказалось под защитой федеративной системы. В результате земли до¬
бились своего, на что указывает их непосредственное участие в пред¬
варительной работе над временной конституцией, проект которой
был представлен на рейхсконференции в январе 1919 г. совместной
комиссии под председательством Гуго Пройсса. Принципиальный
вопрос, должно ли Национальное собрание получить неограничен¬
ный суверенитет в решении конституционных вопросов, в решении,
которое затем обязаны одобрить отдельные немецкие государства,
оставался нерешенным.
Наряду с тем, какие вопросы находятся в ведении Национально¬
го собрания, и что входит в политическую компетенцию отдельных
немецких государств в отношении рейха временная конституция
регулировала прежде всего полномочия рейхспрезидента и рейх¬
справительства. И здесь заметное влияние имели установки и пред¬
писания уже существующие. По образцу сильной верховной госу¬
дарственной власти в конституционной монархии рейхспрезидент
получал доминирующее положение: он вел дела рейха, представлял
рейх в международно-правовом отношении, официально объявлял о
принятых законах рейха и заключенных договорах. Рейхсминистры
же, коллегии которых были подчинены все учреждения и Верхов¬
ное военное командование, чтобы руководить своими ведомствами,
нуждались в доверии со стороны Национального собрания и были
ответственны перед ним. Эту обязательную предпосылку парламент¬
ской правительственной системы Национальное собрание переняло
в модифицированной форме от октябрьских реформ; таким обра¬
зом, Национальное собрание утвердило проведенную октябрьски¬
ми реформами парламентаризацию рейха. Переходная конституция
предписывала избрание рейхспрезидента Национальным собранием
на основе абсолютного большинства голосов; срок его пребывания в
должности ограничивался периодом до избрания главы государства
в соответствии с будущей конституцией рейха. Вследствие того поло¬
жения, которого Фридрих Эберт добился в ходе революции, его кан¬
дидатура была наиболее вероятной для этого самого важного в поли¬
тическом отношении ведомства. Принятое в сжатые сроки решение
97
самой сильной политической личности переходного революционно¬
го периода предвосхитило тем самым и ход консультаций по поводу
принятия конституции, придало этому посту, посту рейхспрезиден¬
та, несмотря на его узкие исполнительные компетенции чрезвычай¬
ный политический вес. Рейхсправительство, напротив, в отличие от
рейхспрезидента, самостоятельного в управлении собственным ве¬
домством и во вступлении в должность, попало в двойную зависи¬
мость: членов кабинета называл рейхспрезидент, а его деятельность
нуждалась в одобрении парламента. Шейдеманн, который за послед¬
ние месяцы, очевидно, стал вторым человеком в государстве вслед за
Эбертом и был наделен полномочиями председателя правительства,
демонстрировал политическую субординацию. Эберт вскоре обнару¬
жил,, что верховный глава государства занимает более стабильную,
даже более стабилизирующую позицию, в то время как ведомство
руководителя правительства в гораздо большей мере зависит от со¬
отношения сил политических партий61. С другой стороны, скоро уже
стало ясно, что политик, способный на решительные действия в ре¬
волюционные месяцы, став рейхспрезидентом, обязан обладать боль¬
шей политической осмотрительностью. Возможно, Эберт и в качестве
рейхспрезидента мог активнее и чаще вмешиваться в повседневную
политику, чем он это делал62. Возможно, это противоречило его по¬
ниманию конституционного порядка. Однако несомненно также и то,
что само его внепартийное ведомство отчуждало его от социальной
базы СДПГ; партийно-политический фундамент его власти был уже,
чем это могло казаться.
Принятая очень быстро и включавшая в себя лишь десять пара¬
графов переходная конституция в значительной мере обозначила
основные черты окончательной конституции Веймарского рейха.
Принципиальный суверенитет Национального собрания в вопросах
конституции, но фактическое утверждение федеративной структу¬
ры рейха, базирующейся на общем фундаменте республиканско-
парламентаристских конституций также и в отдельных государствах,
сильный рейхспрезидент за счет слабого рейхсправительства, под¬
отчетность министров парламенту, разделение законодательной и
исполнительной ветвей власти — это были наиболее существенные
элементы принятой впоследствии конституции рейха. Что касалось
ведомства рейхспрезидента, то депутат от НСДПГ д-р Кон, высту¬
пая по поводу закона о временном распределении власти в рейхе,
заметил, «что проект слишком цепляется за старое и устаревшее...
судорожно пытается любой ценой продолжить традицию, которая
до 9 ноября 1918 выражалась в законных образованиях Германско¬
го рейха, как будто ноябрьский 1918 г. переворот был делом малым
и незначительным или даже вовсе не происходил... Нам довольно
98
монархии раз и навсегда и мы не хотим окольными путями вводить
у нас республиканскую монархию снова... Не следовало бы апелли¬
ровать к французской или американской республикам как к приме¬
ру. Там совершенно иные предпосылки демократической культуры и
традиции, которых у немецкого народа, а именно у немецких граждан
нет или же они утеряны...» Кон по праву предостерегает такой рейхс¬
президиум от опасности, даже если его, Кона, предложение о созда¬
нии коллегии при рейхспрезиденте было непрактичным63. Позже,
в 1928 г., Филипп Шейдеманн тоже критиковал принятую в 1919 г.
конституционно-правовую форму ведомства рейхспрезидента64.
Закон о временном распределении властных полномочий в рейхе
от 10 февраля представлял собой важный связующий элемент между
октябрьскими реформами 1918 г. и окончательным вариантом кон¬
ституции, принятой в августе 1919 г. Если рассмотреть этот вопрос
в конституционно-историческом аспекте, то за революционными
событиями и переломами проявился огромный масштаб последова¬
тельной трансформации конституционной монархии в демократи¬
ческую парламентскую республику.
Коалиционные переговоры трех партий, олицетворявших собой
преемственность реформ в революции, начались в первых числах
февраля. Целью центристов и НДП, буржуазных партий, которые в
предыдущие месяцы не оказывали решающего влияния на принятие
политических решений, было участие в правительстве. Предложение
СДПГ к НСДПГ о создании коалиции, по меньшей мере, со стороны
Эберта не воспринимавшееся серьезно, но необходимое для обеспе¬
чения алиби65, НСДПГ отклонила уже 6 февраля. СДПГ настаивала
на признании парламентской демократии, а НСДПГ заявила об охра¬
не «демократических и социалистических завоеваний революции
от буржуазии и военной автократии» как предпосылке своего учас¬
тия в правительстве66. В кабинет Шейдеманна вошли семь социал-
демократов и по три политика от Центра и НДП; беспартийный граф
Брокдорфф-Рантцау стал министром иностранных дел; избранный
за несколько дней до того президентом Национального собрания
социал-демократ д-р Эдуард Давид — рейхсминистром без портфе¬
ля, а бывший президент рейхстага Константин Ференбах (Центр)
был избран президентом Национального собрания. К наиболее силь¬
ным фигурам кабинета министров наряду с бывшими народными
уполномоченными Шейдеманном, Носке и Ландсбергом принадле¬
жал политик-центрист Маттиас Эрцбергер, хотя и не получивший
портфеля министра, но назначенный ответственным за главный во¬
прос — переговоры о перемирии; эту функцию он взял на себя еще
в качестве госсекретаря в правительстве народных уполномоченных.
Располагая классической комбинацией из постов министра внут¬
99
ренних дел и министра финансов, которые занимали Гуго Пройсс и
Ойген Шиффер, НДП имела в своем распоряжении две ключевые
политические позиции.
Участие НДП в правительстве напрашивалось в силу ее очевидной
демократической республиканской ориентации. Вхождение же Цент¬
ра в правительство представлялось в ее рядах спорным; даже (начи¬
ная с 1917 г.) сотрудничество с СДПГ в старом рейхстаге ни в коем
случае не находило во фракции единодушного одобрения67. Решаю¬
щим обстоятельством для такой нерешительности было неприятие
революции и убежденность в том, что необходимо оставить СДПГ
одной «тащить телегу из грязи». Определенную роль в этом играла
и марксистская культурная политика прусского революционного ми¬
нистра Адольфа Хоффманна (НСДПГ), а также школьная политика
его значительно более умеренного преемника социал-демократа Кон¬
рада Хениша. В конце концов, и у СДПГ были свои предубеждения
в отношении Центра, ведь тот вел острую предвыборную борьбу, на¬
правленную против СДПГ68. Решение НДП вступить в коалицию с
СДПГ только вместе с Центром69 подвигла Центр к решению относи¬
тельно будущего правительства. 64 голосами «за» при 5 (баварских)
«против»70 Центр решил войти в правительство при соблюдении
4 условий: 1. Защита «нашего культурного достояния»; 2. Обеспече¬
ние права на частную собственность; 3. Недопущение радикального
обобществления имущества; 4. Сохранение федеративной структуры
рейха71. При этом первый пункт имел в виду конституцию, в которой
были закреплены права католической церкви72. К этому добавлялось
требование о создании народной армии, которая при необходимости
могла бы подавить восстание Советов рабочих и солдат против Учре¬
дительного собрания73. Мотором участия Центра в правительстве
был Маттиас Эрцбергер74. Определяющим для принятого с «тяже¬
лым сердцем» — «из государственного и гражданского чувства дол¬
га» — решения была убежденность правительства в том, что оно смо¬
жет удержать СДПГ от радикальных шагов, прежде всего в области
культурной политики. Фракция центристов придерживалась мне¬
ния, что она сможет гораздо более эффективно воспрепятствовать
социалистическим экспериментам в хозяйственной политике, буду¬
чи правящей партией, а не находясь в оппозиции. Те части правитель¬
ственной программы, которые касались экономики, подтверждали
эту оценку. Наконец, за участие в правительстве говорило то сооб¬
ражение, что в ином случае Центр мог быть отодвинут от управления
важными ведомствами либо же обойден в этом вопросе, как это час¬
то случалось с партией в ее истории. Паритет в кадровой политике
также относился к целям, которые Центр преследовал как на прус¬
100
ском, так и на имперском правительственном уровнях, и которых он
в основном и целом достиг.
Вдобавок, для Эрцбергера существовали и важные внешнеполи¬
тические основания для образованной при участии Центра стабиль¬
ной парламентской коалиции. Если бы Центр отказался, дело дошло
бы до создания правительства меньшинства во главе с СДПГ, которое
затем, потесненное влево, вряд ли бы смогло отстоять свою первона¬
чальную концепцию беспрекословного суверенитета Национального
собрания. Тогда, возможно, это означало бы смерть парламентаризма.
Приняв решение в пользу коалиции, Центр так же, как СДПГ и НДП,
связал свою судьбу с республикой. Это были те партии, на долю кото¬
рых выпала главная ответственность за прекращение войны, заклю¬
чение мира и создание новой республики.
При первом в истории германского рейха осуществленном по¬
следовательным парламентским путем образовании правительства
в качестве предпосылки коалиции с буржуазными партиями СДПГ
рассматривала «безоговорочное признание республиканской госу¬
дарственной формы, финансовую политику с резким увеличением
налога на имущество и владения, и глубокие перемены в социаль¬
ной политике и обобществление подлежащих тому предприятий»75.
Партийная газета социал-демократов «Форвертс» писала 10 февра¬
ля 1919 г., что создание правительства парламентского большинства
возможно, а в силу разногласий в лагере буржуазных партий оно при
этом и необходимо, но ввиду сложившейся вокруг власти ситуации
оно не может быть направлено против СДПГ, самой крупной полити¬
ческой силы и самой большой партии, представляющей рабочих; со¬
трудничество с НСДПГ было бы ею* отклонено, да и само по себе оно
не было бы в состоянии это большинство обеспечить. «Что касается
создания новой конституции рейха на почве политической демокра¬
тии, то социал-демократия, вероятно, может работать вместе с обеи¬
ми партиями (НДП и Центром)». В вопросах культурной политики
сотрудничество с НДП допустимо, с Центром же почти немыслимо,
и все же это в меньшей степени дело рейха, нежели земель. С другой
стороны, СДПГ и Центр в вопросах социальной политики, благодаря
сильному профсоюзному крылу Центра, были бы ближе друг другу,
чем СДПГ и НДП. «Поскольку сотрудничества с буржуазными пар¬
тиями не избежать, решающим здесь может быть только исключи¬
тельно вопрос целесообразности»76. Брак по расчету, а не по любви.
13 февраля 1919 г. новое правительство предстало перед Нацио¬
нальным собранием. Министр-президент рейха Шейдеманн озвучил
СДПГ. — Примеч. перев.
101
программу коалиционного правительства. Наряду с заявлением о го¬
товности придерживаться программы из 14 пунктов, предложенной
американским президентом Вильсоном, только благодаря которой
и можно было надеяться на заключение приемлемого соглашения о
мире, к четырем внешнеполитическим требованиям относились так¬
же возвращение военнопленных и равноправное участие в Лиге На¬
ций. Примечательно, что руководимый социал-демократами кабинет
министров среди своих целей числил также «восстановление герман¬
ских колониальных владений».
В программу внутриполитических преобразований входили среди
прочего демократизация сферы управления, улучшение школьного
дела и «создание построенной на демократических основах народ¬
ной армии». В качестве целей в области социальной и экономической
политики были названы забота о членах семей погибших на войне и
инвалидах войны; попечение понесшим значительный ущерб вслед¬
ствие войны средним и малым предприятиям; рационирование про¬
дуктов питания с уведомлением, что нормы снова повысятся, как
только будет обеспечено снабжение рынка; общественный контроль
за отраслями хозяйства, «которые приняли частномонополисти¬
ческий характер». Каждому должна была быть конституционно га¬
рантирована свобода коалиции; условия труда и его оплаты должны
быть согласованы между организациями, представляющими инте¬
ресы предпринимателей, служащих и рабочих. Также было обещано
содействие крестьянскому хозяйству и сельскохозяйственным ко¬
лониям. Правительство планировало в дальнейшем резко повысить
налогообложение на доходы от военных поставок, имущества и на¬
следства, а кроме того реформу подоходного налога. Наконец, глава
правительства гарантировал основные права граждан, как то свободу
отправления религии, свободу слова, прессы, науки и искусства77.
Как показывают протоколы заседаний кабинета министров, пра¬
вительство Шейдеманна, исключая уполномоченного в этих вопросах
министра Гуго Пройсса, лишь незначительно влияло на ход консти¬
туционных слушаний; в дискуссии по этим вопросам правительство
практически не участвовало. Основное внимание оно уделяло пере¬
говорам о заключении мира78. Поэтому конституция, вступившая
впоследствии в силу, базировалась, с одной стороны, на проектах и
предварительных договоренностях периода революционных меся¬
цев, с другой, на интенсивных дебатах в парламенте.
И другие важные внутриполитические события этих месяцев
почти не нашли отражения в протоколах заседаний кабинета мини¬
стров, даже мартовское восстание в Берлине было упомянуто лишь
косвенно79. То же самое относится и к всеобщей забастовке в Рур¬
ской области с 17 по 21 февраля 1919 г., которую КПГ и НСДПГ про¬
102
кламировали как протест против ввода правительственных войск;
даже последовавшие за всеобщей забастовкой, связанные с «Союзом
Спартака» беспорядки, которые были подавлены правительственны¬
ми войсками, не обсуждались в кабинете министров подробно, хотя
эти массовые движения сигнализировали о продолжающихся поли¬
тических и общественных потрясениях.
После убийства баварского премьер-министра Курта Эйснера и
других покушений в Мюнхене, имевших политическую подоплеку,
Бавария также оставалась ареной революционных действий. По пути
на открытие ландтага, после которого он, без сомнения, ушел бы со
своего поста, поскольку НСДПГ потерпела разгромное поражение на
выборах, — Эйснер был убит двумя выстрелами, произведенными на¬
ционалистом графом Арко-Валлеем.
Беспорядки, например, провозглашение НСДПГ и КПГ советской
республики в Маннгейме, столице земли Баден, 22 февраля, республи¬
ки, которая, правда, осталась интермедией в истории, продлившейся
несколько дней; провозглашение советской республики в Браун¬
швейге 28 февраля 1919 г.; объявление всеобщей забастовки в Лейп¬
циге и Тюрингии с принуждением к обобществлению имущества, а
также последовавший за этим левоэкстремистский террор тоже были
признаками латентной или открыто продолжающейся гражданской
войны. И хотя реорганизация партийной жизни, выборы в Нацио¬
нальное Учредительное собрание, постановление о переходной кон¬
ституции и образование законного правительства с конституционно¬
правовой точки зрения временно завершили революцию, но не
фактически: массовые революционные движения рабочих — развя¬
занные НСДПГ и КПГ, недовольными развитием парламентской де¬
мократии, — оставались на повестке дня. Восстания призваны были
добиться тех социальных и общеполитических целей, которые невоз¬
можно было реализовать при помощи бюллетеня для голосования.
Конечно, эти восстания успеха не имели, но тем не менее они оказали
большое политическое влияние; с самого начала они навязали респуб¬
лике репутацию нестабильной, усилили страх буржуазных слоев пе¬
ред большевистской революцией, содействовали тому, что часть бур¬
жуазии отождествляла социал-демократов с коммунистами. Это было
тем более парадоксально, что СДПГ включилась в борьбу против ле¬
вых экстремистов, вследствие чего все более теряла авторитет и среди
рабочих. СДПГ все еще стояла перед дилеммой добиться монополии
власти правительства в целях сохранения правового и конституци¬
онного государства и подавить восстания, при этом она должна была
мобилизовать реставрационно-монархические силы военных против
части своих сторонников, которые нередко разделяли социально-
политические призывы более радикальных левых. Печальной куль¬
103
минацией такого развития событий стала уже упомянутая всеобщая
забастовка и восстание в Берлине с 3 по 8 марта 1919 г. Министру
вооруженных сил рейха Носке, наделенному всей полнотой власти,
снова было поручено подавить восстание. Бесчинства восставших
так же определяли картину этих ужасных дней, как и «возмездие»
со стороны добровольческих корпусов, а все это вместе представля¬
ло собой тяжелейшее потрясение правовых основ и стоило жизни
многим не причастным к этим событиям людям. Общее число уби¬
тых в «кровавую берлинскую неделю» оценивается в 1200 человек80.
29 матросов были расстреляны 11 марта 1919 г. по приказу старшего
лейтенанта Марло; суд, перед которым он предстал 9 декабря 1919 г.
по обвинению в убийстве и злоупотреблении властью, его оправдал,
хотя в обвинительном заключении и было записано, что объективно
расстрелы были незаконны81. Подавить восстания левоэкстремистов
и юридически обоснованно призвать к ответу нарушивших закон
было не только правом, но и обязанностью правительства. Однако не
обращая особого внимания на меры, предпринимаемые в этой связи
правительством, левоэкстремистские военные группировки осущест¬
вляли со своей стороны террор в отношении политических противни¬
ков, а за это привлекались (если вообще привлекались) к ответствен¬
ности, явно неадекватной содеянному: оправдательные приговоры
либо самые незначительные наказания были правилом. Доброволь¬
ческие корпуса представляли собой опасность для республики ни¬
чуть не меньшую, чем матросы; если же заглянуть на годы вперед,
то именно добровольческие корпуса и та общественно-политическая
среда, которая их подпитывала, представляли даже более серьезную
опасность для республики.
Впрочем, правительство рейха не пыталось путем переговоров от¬
колоть более умеренную часть этих массовых движений. На деле мас¬
совое движение с марта 1919 г. вплоть до начала столкновений оста¬
валось расколотым. Руководил забастовкой Исполнительный совет,
образованный Советом рабочих Большого Берлина, в который на па¬
ритетных началах входили люди из СДПГ и НСДПГ. Представители
КПГ из этого Совета вышли. Через свой печатный партийный орган,
газету «Роте Фане», коммунисты призвали к свержению правитель¬
ства. В ходе стремительно развивающихся событий правительствен¬
ные войска практически не делали различий между этими группи¬
ровками. Действительно, во время кровавой гражданской войны не
до разбирательств. Да и правительство, к которому 4 марта в Веймар
была послана делегация бастующих рабочих, не могло позволить
шантажировать себя. Официальная реакция — отклонить условия,
выдвинутые рабочими, но предложить программу, базирующуюся на
основных их социально-политических требованиях, — как в деловом,
104
так и в тактическом отношении не была неудачной. Выход членов
СДПГ из руководства забастовкой (7 марта) в силу нарастающих бес¬
порядков и нарушений законности вряд ли можно было предотвра¬
тить, однако, с другой стороны, для СДПГ это значило отказаться от
по возможности сдерживающего влияния на массы и, в конце концов,
искать разрешения конфликта военным путем. Только руководство
СДПГ готово было признать, что проблемы невозможно решить, при¬
бегая исключительно к военной силе, как через несколько недель, в
конце марта 1919 г., в Рурской области снова вспыхнуло восстание,
поводом к которому опять стало требование обобществления пред¬
приятий. И вновь зачинщиками были ни в коем случае не одни лишь
сторонники «Союза Спартака», люди снова пошли за лево- и право¬
экстремистскими криминальными элементами, которые смогли
склонить многих рабочих к продолжению временно прекращенной
всеобщей стачки: 3 апреля из 375 тыс. шахтеров Рурского бассейна
бастовало 250 тыс.82. Было крайне непросто убедить рабочие массы
в том, что целью правительства не является «подавить движение, ло¬
зунги которого носят экономический характер, силой оружия», как
отмечал 8 апреля 1919 г. в своем призыве к бастующим рабочим по¬
сланный в Рурскую область рейхскомиссар социал-демократ Карл
Северинг83.
Стачечные движения и восстания этого месяца подорвали как сре¬
ди левых, так и среди правых (пусть при этом они и руководствова¬
лись разными мотивами) авторитет и уважение к правящим партиям,
прежде всего к социал-демократии. Любой подход в оценке консти¬
туционных дебатов Веймарского Национального собрания должен
учитывать контраст между мирной атмосферой маленького города
и беспорядков в промышленных центрах, прежде всего в столице
рейха. На фоне мрачной реальности в Веймаре царила невероятно
безоблачная атмосфера, как сообщал Северинг, впоследствии ми¬
нистр внутренних дел Пруссии.
В придачу, во многих регионах рейха, например, в Рейнланде,
активизировались сепаратистские и автономистские движения.
Для защиты от каких бы то ни было действий со стороны Польши
в Верхнюю Шлезию были введены добровольческие корпуса. Пока
шли дебаты в Национальном собрании единству Германского рейха
все еще угрожала опасность. «Прусский вопрос» стимулировал воз¬
рождение регионализма; часть этих регионалистских устремлений
в меньшей степени была направлена против рейха, нежели против
дальнейшего существования прусского государства.
Проблемы разного рода, беспорядки постоянно сопровождали
работу Национального собрания в Веймаре. Переходная конститу¬
ция должна была быть принята в чрезвычайной спешке, так что не¬
105
сколько недель спустя, 4 марта 1919 г., понадобился дополнительный
закон, который прикрыл хотя бы некоторые ее бреши. Окончатель¬
ная редакция конституции была тем более неотложной. Необходимо
было прояснить, как следует обходиться с действующим до 9 ноября
конституционным правом и многочисленными имеющими силу за¬
кона предписаниями Совета народных уполномоченных. Нацио¬
нальное собрание приняло самые необходимые дополнения, в кото¬
рых среди прочего признало впредь до дальнейших распоряжений
юридическую правомочность законов и предписаний старого рейха,
коль скоро те не противоречили закону, то есть закону о временной
власти в рейхе от 10 февраля 1919 г. Кроме того, переходный закон
«великодушно»84 предполагал, что принятые и обнародованные Со¬
ветом народных уполномоченных и новым правительством рейха
предписания должны были при этом оставаться в силе. Перечень
всех предписаний такого рода Национальное собрание должно было
представить в месячный срок, что и случилось 29 марта 1919 г. На¬
циональное собрание сохранило за собой право в течение трех после¬
дующих месяцев снова лишить предписания законной силы.
Если задуматься над обстоятельствами, в которых рождалась но¬
вая веймарская конституция, то следует признать исключительные
заслуги отцов конституции. Это относится к Гуго Пройссу (а первые
проекты конституции исходили от него85), который будучи госсекре¬
тарем, соответственно министром внутренних дел рейха, снова и снова
вникая в мелочи, содействовал оформлению нового конституционно¬
го порядка. Это относится к 8-й, конституционной, комиссии, а также
к Национальному собранию и его пленуму. Признание их заслуг не
значит, что впоследствии вступившую, наконец, в силу веймарскую
конституцию рейха следует считать лучшей из всех возможных или
же не признавать ее серьезных недостатков. Эта конституция не мог¬
ла быть совершенным, последовательным в своей основе правовым
продуктом, так же как отцы конституции не могли точно предвидеть
конституционных реалий, возникавших из применения конституции
на практике. Традиции и предубеждения в данном случае столь же
действенны, как и реальное положение дел, сопровождавшее приня¬
тие конституции, и ее компромиссный характер.
Ключевые моменты конституционных слушаний легко пере¬
числить, они дают представление о том, сколь быстро конституция
была принята. Уже 20 февраля 1919 г. первый закон о бюджете, то
есть (третьем) дополнительном бюджете на 1918 г., успешно прошел
парламент86. Уже 24 февраля начались парламентские слушания по
конституции рейха, после того как министр внутренних дел внес в
Национальное собрание проект конституции, подготовленный пра¬
вительством. После того как Гуго Пройсс 3 декабря 1918 г. предста¬
106
вил Совету народных уполномоченных свой первый проект консти¬
туции87, и его с 9 по 12 декабря 1918 г. самым обстоятельным образом
обсудили эксперты ведомства внутренних дел рейха, уже упомяну¬
тые дебаты с представительствами земель привели к различным из¬
менениям в нем. Многие из конституционно-политических целей, за
которые ратовал Пройсс, были недостижимы, например, унитарная
организации рейха или подробное прописывание основных консти¬
туционных прав, на чем Пройсс настаивал из прагматических сообра¬
жений. Пройсс опасался, что последующая дискуссия относительно
основных конституционных прав будет настолько доминировать во
время слушаний (как это случилось в 1848-1849 гг.), что вопросам
по существу дела может быть не уделено должного внимания и, ве¬
роятно, политические события будут обойдены в ходе конституцион¬
ных дебатов. Да и идея референдума, которую Пройсс не принимал
из-за ее «реакционного» влияния, нашла свое отражение в консти¬
туции. К 3 января Министерство внутренних дел рейха закончило
работу над предварительным проектом конституции рейха, то есть
«проектом I». Отличительной его чертой было стремление к «еди¬
ному децентрализованному государству»88. Основное изменение,
которое претерпел этот проект, покуда не попал в Национальное
собрание, касалось в первую очередь земель, то есть отдельных го¬
сударств. Единое децентрализованное государство превратилось в
федеративное государство; приговоренная к ликвидации Пруссия
пережила эту революцию, не как государство-гегемон, а как заведо¬
мо самое большое и влиятельное государство в рамках Веймарской
республики. У предусмотренного § 29 конституции расчленения
Пруссии89 не было никаких шансов состояться, ибо руководимое
социал-демократами революционное правительство Пруссии при
всем признании политического приоритета за руководством рейха
уже добилось к тому времени достаточного политического веса, с тем
чтобы совместно с другими землями хотя бы временно воспрепят¬
ствовать изменению границ отдельных государств. 24 января 1919 г.
возглавляемый социал-демократом Паулем Хиршем прусский каби¬
нет министров единодушно постановил заявить по ходу конституци¬
онных слушаний протест против раскола Пруссии90. Еще накануне
министр культуры Хениш объявил на заседании Центрального сове¬
та: «Прусское правительство едино во мнении, что мы не имеем права
раскалывать Пруссию на часта»91. Хирш поддержал своих коллег, за¬
метив: «Раздроблением Пруссии мы бы сослужили Антанте большую
службу»92.
Сам Фридрих Эберт занимал в этом вопросе последовательную
позицию: «никаких территориальных изменений границ между зем¬
лями до начала работы Национального собрания»93. Когда Совет
107
народных уполномоченных обсуждал 14 января 1919 г. проект и ме¬
морандум Пройсса, и Ландсберг, один из народных уполномоченных,
выступил с идеей единого государства, лаконичный ответ Эберта на
этот счет был таким: «Даже если теоретически я и согласен с Ланд-
сбергом, я все же полагаю, что единство рейха возможно только на
федеративной основе. Этому же нас учит опыт, который мы приобре¬
ли как раз во время революции. Мы должны попытаться по возмож¬
ности экономически усилить власть рейха в рамках федеративного
государства, и именно этот путь заложен в проекте»*94.
Проект Пройсса ни в коем случае не предполагал единственно и
исключительно этого пути. Эберт также придерживался мнения, что
Пруссия не может впредь существовать в том же виде, что до сих пор.
И хотя Гуго Пройсс и во втором предложенном им проекте консти¬
туции95, им самим охарактеризованном как «компромиссный вари¬
ант... между единством и раздробленностью»96, пытался реализовать
унитаристские принципы своей концепции конституции исключи¬
тельно за счет Пруссии, а в остальном принять за основополагающую
именно федеративную структуру будущего рейха, революционному
правительству Пруссии и в дальнейшем удалось воспрепятствовать
поползновениям в отношении ее территориальной целостности.
Гуго Пройсс абсолютно реалистично оценивал последствия реше¬
ния, принятого прусским Учредительным собранием. Он точно заме¬
тил по поводу заседающего в Берлине прусского парламента, пред¬
ставлявшего 3/5 всего населения Германии, заявив, что тот как раз
станет противовесом Национальному собранию и обретет несравнен¬
но больший политический вес, нежели ландтаги всех прочих земель:
«Я опасаюсь, что Пруссия консолидируется еще до того, как немец¬
кое Национальное собрание примет важные политические решения,
соответственно при определенных обстоятельствах** сведет на нет все
будущее здание конституции немецкого рейха. Тогда мы уже никогда
не добьемся продуктивного единства Германии»97. И хотя выборы в
Пруссии прошли после выборов на уровне рейха, к тому же в Прус¬
сии намеренно ждали решений Национального собрания, прежде чем
принять собственную конституцию, уже в переходный период стало
очевидно, что решение проблемы соотношения власти между рейхом
и землями в общем и решение проблемы Пруссии в частности было
вопросом не конституционно-правовой дискуссии, а вопросом по¬
литической власти; его решение зависело настолько же от немецкой
Пройсса. — Примеч. перев.
Пруссия. — Примеч. перев.
108
традиции федеративного устройства государства, насколько и от фе¬
деративного характера революции.
21 февраля 1919 г. проект конституции, интенсивно проработан¬
ный народными уполномоченными и представителями земель и из¬
мененный, был представлен в Национальное собрание, где 24 фев¬
раля прошли первые чтения, а затем был передан одному из членов
конституционного комитета, состоявшего из 28 человек. Наиболь¬
шее представительство в нем имели социал-демократы (11 членов),
в то время как председательство было поручено политику от НДП —
опытному парламентарию, бывшему госсекретарю и юристу Конраду
Хаусманну. Во многих отношениях это было симптоматичным, ведь
НДП и другие буржуазные партии определяли лицо основанной на
веймарской конституции правительственной системы в большей
степени, чем ведущая правящая партия, СДПГ. Симптоматичной
была уступка в конституционном комитете еще и потому, что в ней
проявилась выходящая за рамки партийных интересов объективная
взвешенность комитетских слушаний, не замыкавшаяся на депутатах
от правящей коалиций, а дававшая и депутатам от оппозиции шанс
повлиять на конституционные дебаты при условии конструктивного
участия в них. Поэтому к «отцам» проекта конституции, предложен¬
ного Гуго Пройссом, следует отнести еще многих: так, наряду с Хаус-
манном необходимо назвать уполномоченных от НДП Фридриха
Науманна и Эриха Кох-Везера; депутатов от Центра Карла Тримбор-
на и Петера Шпана; бывшего госсекретаря внутренних дел Клеменса
фон Дельбрюка (НННП); преподавателя церковного и государствен¬
ного права профессора Вильгельма Каля (ННП); юриста социал-
демократа д-ра Макса Кварка и его коллегу по фракции Симона
Катценштейна; профессора теологии Йозефа Маусбаха (Центр);
историка права профессора Конрада Бейерле (Центр / Баварская на¬
родная партия), с именем которого связана разработка первоначаль¬
но не большого количества статей, посвященных основным правам
граждан, до самостоятельной второй основной части Веймарской
конституции. Интерес Центра к этим вопросам не может удивлять,
ведь если бы ему «удалось, то лишь в рамках основных прав граждан...
деятельно защитить те ценности, которые должны были являться для
него самым важным по своей сути, сообразно его программе»98. Центр
проявил себя как надежная опора федерализма (если не принимать
во внимание одно (небольшое) ориентированное на единое государ¬
ство крыло) в большей мере, нежели обе другие правящие партии,
унитарные в принципе99. Такая политика корреспондировалась как
с интересами отдельных земель, так и с интересами прусского пра¬
вительства100, в котором Центр был представлен с 25 марта 1919 г.
Основные лозунги партии с 30 декабря 1918 г. четко обрисовывают
109
ее позицию, которая затем была реализована в ходе конституцион¬
ных слушаний: «Обеспечение единства рейха, усиление идеи рейха.
Сохранение федеративно-государственного характера устройства
рейха во имя защиты самобытности немецких народов. Оставление
за рейхом исключительного права решения военно-политических и
внешнеполитических вопросов, а за союзными государствами — ис¬
ключительного права урегулирования вопросов в отношении церкви
и в области школьной политики!»101 Схожим образом высказывался
13 февраля в своей программной речи в Национальном собрании и
председатель фракции Центра Грёбер: «Мы хотим демократическую
республику на федеративной основе...»102
Веймарская конституция, — а в демократической стране не может
быть по-другому, — носила компромиссный характер; как заметил в
своей речи Грёбер, программа правительства (и в том, что касалось
конституции, тоже) была «усредненной демократической програм¬
мой трех партий, но не социалистической программой»103. Тем самым
было заявлено, что пусть самая сильная (сообразно своему полити¬
ческому весу) из правящих партий и добилась своего при распределе¬
нии ведущих постов в государстве, однако в том, что касалось консти¬
туционной политики, она придерживалась готового к компромиссам
социал-демократического, а не социалистического курса. Такая по¬
литика СДПГ последовательно отвечала политике партийного руко¬
водства зимой 1918-1919 гг.; и все же, как это показало впоследствии
недовольство веймарским компромиссом, за ней никоим образом не
стояла вся партия: политически «обуржуазившееся» руководство
СДПГ было в этом отношении намного впереди значительной части
своей дружины.
Однако и представители фракции СДПГ подчеркивали, сколь
сильно программа коалиционного правительства отличалась от их
партийной программы. Делегат от СДПГ Вильгельм Кейль заявил
14 февраля 1919 г.:«... если бы мы, социал-демократы, имели подготов¬
ленную только нами правительственную программу, тогда вышло бы
во многом по-другому. (“Верно!” (социал-демократы) — Оживление,
улыбки (Центр))... Однако мы не откажемся от того, чтобы и впредь
отстаивать наши далеко идущие требования»104. К этим требовани¬
ям относились обобществление крупных отраслей промышленности,
усиленное налогообложение крупного капитала — превосходящее
уже предусмотренные коалиционным соглашением параметры, —
прежде всего в форме повышенного налога на наследство.
Сверх тех принципиальных требований, которые были реализо¬
ваны уже в начале конституционных слушаний, СДПГ преследова¬
ла общественно-политические и социально-политические цели, как
то демократизацию системы управления и органов юстиции. При¬
110
мечательно, что среди большого числа предложений, поступивших
по ходу Веймарского партийного съезда СДПГ в июне 1919 г., почти
не звучит тема конституции105. Вопрос о соотношении «советской
системы и конституции рейха», по поводу чего выступали два де¬
путата Национального собрания от СДПГ Гуго Зинцхеймер и Макс
Коэн-Ройсс, был единственным на партсъезде недвусмысленно арти¬
кулированным пунктом обсуждения и дискуссии относительно кон¬
ституции. В сообщении фракции СДПГ Национальному собранию
о своем партийном съезде теме «конституция германской республи¬
ки» отведено чуть более полстраницы и то довольно пустой, ничего
не говорящей106. Более содержательным было то, что говорилось о
проблеме советов, там было указано на статью будущей конституции,
посвященную советам — она была принята по инициативе Зинцхей-
мера, специалиста по трудовому праву, представлявшего СДПГ в кон¬
ституционном комитете. Упомянутая статья (впоследствии статья
165 конституции) касалась проблемы коллективных договоров, ко¬
торые должны были обсуждаться в так называемом Экономическом
совете рейха совместно с представителями предпринимателей107.
К этому Экономическому совету рейха, не наделенному никакой
общеполитической компетенцией, и свелась в конце концов интегра¬
ция советов рабочих в конституцию. Какого-то большего политичес¬
кого веса этот орган, который, согласно предписанию от 4 мая 1920 г.
насчитывал 326 членов, не получил. Почему необходимо было впи¬
сать идею советов в конституцию, чего так добивалась СДПГ, Зинц¬
хеймер формулировал при любой возможности. При этом он отме¬
жевывался от русской модели пролетарской советской диктатуры,
которая служила образцом для НСДПГ. Напротив, он подчеркивал,
что СДПГ придерживается идеи равноправия всех лиц и сословий,
в том числе в области политических прав, и отрицает политическую
конституцию советов, закрепляющую исключительно политические
права рабочих. СДПГ в данном случае стремилась добиться социаль¬
ного самоопределения: «Идея состоит в том, что общественные силы
сами непосредственно, а не только лишь через государственные за¬
коны и государственное управление должны заявить о себе... Наряду
с государственной конституцией должна возникнуть и общественная
конституция, в которой напрямую действуют общественные силы»108.
Этой цели призваны были служить советы рабочих как институт,
представляющий интересы рабочих и экономику рейха. Перед ним
была поставлена задача охранять интересы рабочих, работодателей,
потребителей и других групп. Однако эти советы никоим образом не
могли состоять в конкуренции компетенций, в чем бы она не выра¬
жалась, по отношению к политическому парламенту И хотя позиция
Экономического совета рейха должна была быть выслушана еще до
111
рассмотрения какого бы то ни было закона в области хозяйственной
политики, кроме того Совет был наделен правом инициативы в этой
области, решение тем не менее должно было оставаться за рейхстагом.
В таком виде, с точки зрения парламентаризма, нечего было возра¬
зить созданию Экономического совета рейха. Идеи Зинцхейме-
ра, которые нашли свое выражение в окончательной версии ст. 165
Веймарской конституции, и лозунг «Вся власть Советам!», как того
требовали коммунисты, разделяла пропасть. И все же эта статья, в
первом абзаце которой признавались коллективный договор между
организациями работодателей и рабочих, а также предоставленная
им компетенция по урегулированию условий труда и заработной
платы, могла быть интерпретирована по-разному. Так, признание
производственных советов как законодательно регламентированных
внутрипроизводственных представительских институтов рабочих и
служащих имело социально-политическое значение. Закон о произ¬
водственных советах от 4 февраля 1920 г. придал этому социально-
политическому инструменту его окончательную форму.
После упомянутых первых чтений на пленуме Национального
собрания и передачи проекта в конституционный комитет конститу¬
ционные слушания проходили с 4 марта по 18 июня 1919 г.; с 3 по
22 июля состоялись вторые, а с 29 по 31 июля третьи чтения; 11 ав¬
густа 1919 г. президент Эберт подписал конституцию, 14 августа она
вступила в силу. Все эти слушания привели к более или менее взве¬
шенным изменениям в проекте конституции, который был представ¬
лен на рассмотрение правительством. Особенно важное значение для
окончательного оформления конституции имели слушания в консти¬
туционном комитете и последовавшие за ними вторые чтения, где и
были закреплены уже упомянутые выше основополагающие ее уста¬
новки. Это прежде всего касалось создания демократической респуб¬
лики с парламентской правительственной системой, избирательного
права и федеративной структуры с ограниченной компетенцией от¬
дельных государств, соответственно более широкими общесоюзны¬
ми правами, прежде всего в области внешней, военной и финансовой
политики.
Итоговое поименное голосование в Национальном собрании оста¬
вило двоякое впечатление: с одной стороны, широкое парламентское
большинство высказалось за конституцию, с другой, однако, осталось
недовольно ее компромиссным характером, что отразилось даже в
коалиционных фракциях. В голосовании участвовало 338 делегатов
из 420. 262 — от СДПГ, Центра и НДП проголосовали «за»; 75 — от
НННП, ННП и Баварского крестьянского союза (со стороны правых)
и НСДПГ (со стороны левых) — «против»; один баварский делегат от
Центра, а именно от Баварской народной партии, голосовал против
112
конституции, еще один воздержался. В общем, очевидное решение в
пользу демократичекой республики. Но из 82 делегатов, не приняв¬
ших участия в голосовании, 65 представляли коалиционные фрак¬
ции. Таким образом, 67 делегатов от коалиции отказали конституции
в своих голосах109. Пусть тот или иной делегат не принял участия в
голосовании по каким-то другим причинам (например, по болезни),
все-таки большинство — по политическим мотивам: исходя из раз¬
личных, отчасти прямо противоположных оснований, они не прини¬
мали достигнутого конституционного компромисса. Особенно вели¬
ка была доля делегатов от СДПГ: 43 социал-демократа отсутствовало,
более четверти фракции. Доля не принявших участия в голосовании
со стороны НДП также была сравнительно высокой: она составила
почти пятую часть фракции (не голосовало 14 делегатов). В то время
как от Центра не пришло только 8 человек, наделенных мандатами,
то есть менее 1/8. Большое число недовольных особенно от фракции
СДПГ говорит само за себя, тем более что с известной долей веро¬
ятности многие делегаты от СДПГ отдали свои голоса за конститу¬
цию, следуя фракционной дисциплине, а не внутренним убеждениям.
С другой стороны, доля проигнорировавших голосование делегатов
от оппозиции только у НСДПГ была показательно высокой: отсут¬
ствовало 7 парламентариев от НСДПГ, около трети фракции. В рядах
ННП 5 делегатов, приблизительно четверть фракции, не пришли на
голосование; в НННП таковых было 6, то есть где-то 1/7 фракции.
В любом случае, отсутствие на голосовании делегатов от оппозиции
может означать как позитивный, не разделяемый их фракцией вотум
конституции, так и пессимизм тех, кто принадлежит к безнадежно¬
му меньшинству. И все же нет никакого сомнения в том, что значи¬
тельное число отсутствовавших на голосовании из рядов коалиции,
прежде всего из СДПГ, не было добрым знаком, а могло служить ран¬
ним признаком склонности существенной части партийной фракции
в рейхстаге к тому, чтобы играть роль оппозиции в дальнейшем.
Заключение мира: Версальский договор
Вторая важная задача Веймарского Национального собрания
состояла в заключении мира с противниками в войне. Уже в 1925 г.
преподаватель государственного права Фритц Пётцш высказывал
следующее суждение: «Непереносимый версальский диктат и ис¬
пользованное для претворения его в жизнь давление со стороны вра¬
жеских держав, не принимающее во внимание элементарные условия
жизни и чувство собственного достоинства немецкого народа, лиши¬
ло послевоенные республиканские правительства свободы полити¬
113
ческих решений, которая является необходимым условием для лю¬
бого правительства великой нации. Не проходило и дня, который бы
не указывал на зависимость конституционного развития от внешней
политики. В каждом правительственном кризисе это проявлялось
отчетливо»110. Даже само зарождение республики не обошлось без
влияния иностранных держав; собственно 14 пунктов американского
президента Вильсона, которые затрагивали вопросы государствен¬
ного устройства Германии, указывали на эту взаимосвязь. С тех пор,
сетовал Макс Флейшманн, преподаватель государственного права,
«международное право через Версальский договор “непрестанно” по¬
сягало на наше национальное государственное право»111.
Разные правительства Германии, Национальное собрание, сама
веймарская политическая система вынуждены были взять на себя
ответственность за Версальский договор, в котором державы-
победительницы сделали жесткие выводы из поражения Германского
рейха, «наказав» его репарациями, территориальными аннексиями,
дискриминационными условиями самого различного рода, наконец,
оккупацией немецких земель. Немецкие политики и население, и те
и другие, схожим образом воспринимали договор как «бесстыдный
диктат». Пересмотр мирного договора являлся приоритетом для всех
веймарских партий и для всех веймарских правительств, правда, в
том, каким путем его добиться, единства не было; с 1919 г. вокруг это¬
го шла борьба. И несмотря на то что все сходились на общей цели, на
необходимости пересмотра условий Версальского договора, это была
борьба, которую правые экстремисты вели против политического
центра с враждебностью, исполненной ненависти.
Дебаты вокруг Версальского договора породили и первый прави¬
тельственный кризис в республике. Рейхсканцлер социал-демократ
Филипп Шейдеманн после четырехмесячного пребывания у власти
20 июня 1919 г. подал в отставку, потому что не намеревался подпи¬
сывать Версальский договор, а сплоченной позиции коалиционных
партий в этом вопросе добиться было невозможно: «Какая рука, ко¬
торая и себя и нас повяжет этими оковами, да не отсохнет?» Бурные
овации зафиксированы в протоколе после этих слов рейхсканцле¬
ра — Национальное собрание в спешном порядке проводило в акто¬
вом зале Берлинского университета экстренное заседание по поводу
условий мира112.
И все же следующему, образованному теми же тремя веймарскими
коалиционными партиями, правительству под руководством рейхс¬
канцлера социал-демократа Густава Бауэра в том стесненном положе¬
нии, в котором находился рейх, не оставалось ничего иного, как под¬
писать 28 июня 1919 г. этот договор. Причем в том самом зеркальном
зале Версальского замка, в котором 18 января 1871 г. достигло своего
114
торжественного апогея (акта коронации) основание бисмарковского
рейха — первое событие было столь же символично, сколь и второе;
оба были отражением эмоционального бремени в отношениях между
соседями — Францией и Германией.
Подписание договора последовало после того как 23 июня 1919 г.
большинство Национального собрания (преодолев несогласие
НННП, ННП, части Центра и НДП) в силу обстоятельств заявило о
своей готовности к его безоговорочному подписанию113. И снова уже
образованная демократическая республика не смогла отказаться от
чужого наследства. У всех на глазах республика обязана была взять
на себя политическую ответственность за поражение кайзеровского
рейха, в котором не была виновна. Притом главнокомандующий вой¬
сками Гинденбург, отклонивший договор, сигнализировал президенту
Эберту, что в случае начала военных действий немецкие войска хотя
и смогли бы удержать границу на востоке, но не на западе114. Перед
этим вторым актом И ноября 1918 г. в Компьене соглашение о пере¬
мирии от имени рейха подписал политик Центра Маттиас Эрцбер-
гер — гражданское лицо, а не представитель военных кругов, которые
вели и проиграли войну. Как Верховное военное командование стара¬
лось уйти в сторону от подписания соглашения о перемирии и против
всех обычаев неожиданно пропустило вперед гражданское лицо, так
и правые партии в данном случае уклонились от подписания мирно¬
го договора и оставили это политическому центру, от центристов до
социал-демократии. Несмотря на клеветнические выпады эти партии
выказали себя истинными патриотами. Насколько тяжело дался этот
шаг политикам веймарской коалиции демонстрирует отставка каби¬
нета, возглавлявшегося Шейдеманном, наконец, то, сколь многие от¬
казались этот договор одобрить.
Общественность восприняла, однако, этот договор не как жерт¬
ву, каковым он и был на самом деле, а как знак слабости демократии.
Лишь меньшинство понимало эту слабость Веймарской республики
как следствие войны и поражения в ней.
Худшего старта в глазах политической общественности республи¬
ка не могла иметь. «Если мы за то, чтобы этот мирный договор был
подписан, то лишь потому, что мы предвидим еще более худшее в слу¬
чае, если он будет отклонен нами», — заявлял делегат от СДПГ Пауль
Лёбе 22 июня 1919 г. в стенах Веймарского Национального собрания
и продолжал, — не те ответственны за эту беду, которая «теперь поло¬
жит конец самой страшной из всех войн, а те, кто привел к ней»115. Но
значительная часть немцев не видела этой взаимосвязи или не хотела
ее видеть.
Конечно же, Версальский договор не представлял собой доку¬
мента, демонстрирующего дальновидность государственных мужей;
115
однако, сколь часто выказывали дальновидность и великодушие по¬
бедители? А как бы повел себя Германский рейх в случае победы? От¬
вет на этот вопрос так или иначе остается спекулятивным, но он про¬
является в тех целеустановках, которые преследовали в ходе Первой
мировой войны политическое и военное руководство, а также группы
влияния. Немцы также наложили бы чрезвычайное бремя на повер¬
женного противника, победоносная Германия тоже заявила бы свои
далеко идущие территориальные и финансовые требования.
Несомненно, договор был жестким: Германия обязана была без¬
оговорочно отказаться не только от своих колоний, но и от Эльзаса и
Лотарингии, кроме того от Данцига, Мемеля, польского «коридора»,
а также (в результате референдумов, притом что некоторые из них
были проведены и подсчитаны некорректно) от Ойпена-Мальмеди
на Западе, Северного Шлезвига на севере, части Верхней Шлезии
на востоке. Общие территориальные потери рейха составили более
70 ООО кв. км и около 7,3 млн жителей. Отторжение этих территорий
привело к существенным экономическим потерям — важные инду¬
стриальные районы с богатыми месторождениями ископаемых, а
также сельскохозяйственные угодья, едва ли восполнимые для про¬
питания населения Германии, были утеряны для Германии. Наряду
с этим на населении и экономике тяжело сказалась оккупация Са-
арланда, судьба которого должна была быть решена лишь в 1935 г., а
также левобережных областей Рейна и правобережных укрепленных
пунктов.
К этому добавились весомые требования финансовой компенса¬
ции за военные потери союзников — репарации. Их размеры остава¬
лись до поры до времени открытыми, так как, с одной стороны, не
были точно сформулированы притязания союзников, с другой, в
1919 г. еще не было ясно, сколь большим производственным потен¬
циалом обладает Германия. Но это еще более усложняло проблему.
Противоречия, порожденные репарационными конференциями и
планами, превратились в бомбу замедленного действия, отравляю¬
щую внутриполитический климат в республике. Конфликты в свя¬
зи с планом Дауэса (1924), и еще в большей степени планом Юнга
(1929-1930), представляли собой узловые моменты, вокруг которых
выкристаллизовывалась политическая демагогия правых партий, на¬
правленная против Веймарского государства и его протагонистов.
Реально последовавшие репарационные поставки для республики, и
без того ослабленной в хозяйственном отношении, были тягостным
бременем; однако решающим фактором экономических проблем они
не были. И все же требования союзников, заходившие гораздо дальше
первоначальных, пусть и не были реализованы, вплоть до плана Юнга
в социально-психологическом отношении оказывали фатальное воз¬
116
действие и служили резонаторами для начавшейся еще в 1919 г. аги¬
тации против «политиков исполнения»* и республики вообще.
Столь же возмущенно реагировали широкие круги населения
Германии на возложенные на нее условия разоружения, которые
непременно должны были задеть самосознание великой державы.
К чувству бессилия в военном плане добавилась озлобленность объ¬
явленной недееспособной в военно-политическом отношении нации.
Версальский договор предписывал ей армию не более 100 тыс. чело¬
век, флот — 15 тыс., а всеобщая воинская повинность была отменена.
Это условие Версальского договора также по многим соображе¬
ниям выказало себя политически необдуманным. Так, руководство
рейхсвера обходило предписание по штатному составу, дозволяя на¬
чиная с 1921 г. фомировать нелегальные воинские части, «черный
рейхсвер». Его члены рекрутировались из распущенных доброволь¬
ческих корпусов и других антиреспубликанских групп. И хотя перед
этими частями, насчитывавшими около 20 тыс. человек, тоже стави¬
лись государственные задачи, прежде всего охрана немецко-польской
границы и нелегальных складов оружия, «черный рейхсвер» служил,
кроме прочего, крышей для различных групп заговорщиков. В при¬
дачу к тому рейхсвер увеличил число добровольцев. Впрочем, уста¬
новление малой численности армии способствовало тому, что тра¬
диционный слой высшего военного командования, за немногими
исключениями настроенного антиреспубликански, доминировал без
каких бы то ни было опасений на сей счет. Для кадровой политики,
которую бы проводила в армии сама республика, как и для расшире¬
ния социального состава офицерского корпуса, увы, возможностей не
оставалось.
Большое возмущение вызвал подразумевавшийся ст. 80 Версаль¬
ского договора запрет на интеграцию Австрии в Германию как состав¬
ной ее части, готовность к чему имела место как с немецкой, так и с
австрийской стороны.
Возможно, еще большим отягощением для республики была
статья мирного договора «об ответственности за войну», которая
призвана была легитимировать выплаты в возмещение материально¬
го ущерба. Ст. 231 договора гласила: «Союзные и ассоциированные
правительства заявляют, а Германия признает, что Германия и ее со¬
юзники, будучи зачинщиками войны, ответственны за все потери и
за весь ущерб, который союзные и ассоциированные правительства
и их граждане понесли вследствие войны, навязанной им Германией
и ее союзниками, напавшими на них»116. Эта статья спровоцировала
условий договора. — Примеч. перев.
117
самое сильное возмущение среди немецкого населения — возмуще¬
ние, подогретое в меньшей степени легитимационной функцией этой
статьи, в большей морально-политическим вопросом об «ответствен¬
ности за войну»; ведь подавляющая часть немцев в августе 1914 г. со¬
знательно вступила в войну, как если бы речь шла об оборонительной
войне, к которой их подтолкнули враги. Это заблуждение, основы¬
вающееся на недостатке информации, было востребовано в годы Вей¬
марской республики ее противниками, немецкими националистами и
правыми экстремистами, и дополнено «легендой об ударе кинжалом
в спину»: та тоже льстила самолюбию немцев, ощутимо задетому по¬
ражением в войне; прибегая к ней, они могли убедить себя в том, что
остались «непобедимы на поле брани».
4. Республика в годы кризиса: 1920-1924 гг.
Кризис республики начался уже с момента ее возникновения —
времени для консолидации изменившихся вследствие войны и ре¬
волюции политических и общественных структур у нее не было.
Реальные последствия, с которыми вынуждено было бороться уже
правительство народных уполномоченных, были и в дальнейшем
видны каждому. Но не их причины. Так, за революционной переход¬
ной фазой 1918-1919 гг. пришли годы кризиса 1920-1923 гг., затем
кажущаяся стабилизация 1924-1930 гг., наконец, упадок Веймарской
республики в 1930-1933 гг. Однако не было ни года, когда бы демо¬
кратическая республика не была вынуждена преодолевать тяжелые
испытания, и даже относительно спокойное пятилетие с 1924 г. по
1929 г. не было вовсе свободно от этого. Проблемы и тяготы респуб¬
лики нарастали, даже если не находились в фокусе внимания обще¬
ства; на протяжении всего этого времени основные проблемы оста¬
вались неразрешенными, пусть на какое-то время уже и не казались
первоочередными.
Первостепенную проблему представляла собой демобилизация
многомиллионной армии. В последний год войны в ней оказалось
около 10 млн солдат. Их возвращение, и, главное, их реинтеграция
в общество в организационном, социальном и экономическом плане
обещали быть делом трудным, не говоря уж о скоро выявившихся
ментальных последствиях. Эрнст фон Саломон поучительным обра¬
зом описал в своих книгах менталитет солдатского типа. Преодолеть
его республике было трудно, он искал свое новое пристанище в до¬
бровольческих корпусах.
В конце войны, в 1918 г., объем немецкой промышленной про¬
дукции снизился почти вдвое (до 57%) в сравнении с довоенным
118
уровнем 1913 г., если принять тот за 100%; система производства и
распределения была в разрушенном состоянии; эффективность про¬
мышленности упала в конце войны почти на 40% в сравнении с дово¬
енным уровнем117. В том, что касалось сельскохозяйственного про¬
изводства, ситуация, при различиях в отношении скотоводческой и
растениеводческой продукции, была схожей. Последствия этого для
положения со снабжением немецкого населения, а также налоговых
поступлений, соответственно финансового положения экономик зе¬
мель, были очевидны.
Причина материальных бедствий большей части немецкого насе¬
ления лишь отчасти заключалась в хозяйственной политике веймар¬
ских правительств, практически не обладавших свободой принятия
решений. Поскольку несведущая часть общества наблюдала интегри¬
рованность немецкой экономики в международную, переплетение
их интересов, то реагировала на это тезисом о тайном сговоре; след¬
ствием чего было националистическое сужение видения ситуации,
соответственно поиск козла отпущения, например, мнимого «между¬
народного еврейского финансового капитала», который национал-
социалисты выискивали и вынюхивали, пытаясь объяснить финан¬
совые проблемы рейха.
Действительно, достигшая в 1922-1923 гг. своей кульминацион¬
ной точки послевоенная инфляция напрямую зависела от инфляции
военного времени и финансирования военных расходов. «Послево¬
енный инфляционный процесс» в Германии был отмечен «сменой пе¬
риодов очень быстрого обесценивания денег, как, например, в период
революции 1918-1919 гг. и зимой 1919-1920 гг., и относительной ста¬
билизации, например, с весны 1920 г. по весну 1921 г. ... Инфляция
в Германии с 1914 по 1923 гг. не позволяет распознать ее причины и
оценить ее воздействие, если ее не рассматривать в контексте обще¬
европейских событий, связанных с войной, и затем восстановления
экономики, в которых она в политическом и экономическом отно¬
шениях укладывается в русло общих проблем как их национальное
отражение»118.
Внутренние противоречия вокруг проблемы социализации, также
разоружение армии, столкновения в приграничных областях, — на¬
пример, подпитывавшееся извне польское восстание в Верхней Шле-
зии, стачки и акты политического насилия, — характеризовали сло¬
жившуюся ситуацию. Одной из жертв этих преступлений пал делегат
Национального собрания и председатель НСДПГ, бывший народный
уполномоченный сопредседатель СДПГ Гуго Гаазе: в ноябре 1919 г. он
погиб в результате совершенного на него покушения перед зданием
рейхстага. После Розы Люксембург, Карла Либкнехта и Курта Эйсне-
ра он стал четвертым ведущим политиком левых, убитым в 1919 г.
119
Перед лицом этой политической ситуации удивляет то, что На¬
циональное собрание и правительство рейха помимо слушаний и
принятия решения относительно конституции, а также заключения
мира, смогли в 1919 г. начать еще одно масштабное, имевшее важное
значение законодательное преобразование и даже реализовать пер¬
вую его ступень, так называемую эрцбергеровскую финансовую ре¬
форму Вице-канцлер и рейхсминистр финансов Маттиас Эрцбергер
(Центр) в своей программной речи, которой он 8 июля 1919 г. открыл
дебаты в Национальном собрании по поводу этой реформы, сказал:
«Война разоряет финансы! Оставшаяся позади мировая война спо¬
собствует соревновательности в мире... Существенной предпосыл¬
кой для восстановления жизни государства являются упорядоченные
финансы. Поэтому первым шагом по возрождению станет коренная
финансовая реформа...»119 Реформы подоходного налога и налога на
наследство, а также введение пошлины на имущество, должны были
быть реализованы на основе переноса налогового суверенитета: если
до сих пор рейх был «пансионером» (Бисмарк) земель, которые пере¬
водили рейху так называемые матрикулярные взносы на покрытие
возникающих расходов120, то теперь земли стали «пансионерами»
рейха. В результате эрцбергеровской реформы было создано нало¬
говое управление рейха с финансовыми рейхсведомствами в землях.
Последовавшее за этим упорядочение финансовых сборов рейха и
принятый в марте 1920 г. закон о земельных налогах, предусматри¬
вавший прогрессивный налог на прибыль от 10% до 60% подлежаще¬
го налогообложению дохода, благоприятствовал централизации на¬
логового суверенитета в компетенции рейха, в адрес которого теперь
направлялись все прямые налоги. Однако не столько это имевшее
большие последствия фундаментальное законное начинание под¬
ставило рейхсминистра финансов под возобновившиеся нападки,
сколько его жесткая критика «пагубной» немецкой экономической и
финансовой политики в годы войны: тогдашнего рейхсминистра фи¬
нансов и вице-канцлера Хельффериха Эрцбергер характеризовал как
«самого легкомысленного из всех рейхсминистров финансов». Весь
лагерь правых и Хельфферих лично, в то время делегат Националь¬
ного собрания от НННП, не забыли этой критики.
Еще больший протест, исходивший даже из рядов средних бур¬
жуазных партий и Центра, спровоцировало массовое вовлечение в
налогообложение нажитых состояний, посредством чего Эрцбергер
намеревался провести в жизнь более справедливое в социальном
отношении распределение налогов, которое, впрочем, было ориен¬
тировано на необходимость радикального повышения налоговых
поступлений: «Налоговые поступления рейха должны возрасти на
900% (да, да!), а поступления земель и общин, возможно, на 100%».
120
В цифрах эти притязания означали: рейху — вместо довоенных 2 млрд
марок налогов и сборов теперь 17 млрд; а землям и общинам — вместо
3 млрд теперь, по меньшей мере, 6 млрд марок121.
Из чего вытекало радикальное повышение государственных и ком¬
мунальных потребностей в финансах? В нынешних обстоятельствах
рейх имел обязательства, которые добавились к постоянным задачам
государства: а именно возврат военных займов и уплата процентов по
ним, выплата требуемого победителями возмещения ущерба, выпла¬
та пенсий членам семей погибших на войне, чрезвычайные расходы
на восстановление — наследие войны (наряду с многими новыми за¬
дачами, стоявшими на повестке дня перед республикой).
39,1 млн немецких граждан в годы войны подписались на займы
на общую сумму 98,2 млрд марок122. В последний месяц войны, в
октябре 1918 г., ежемесячные военные расходы рейха выросли до
4,8 млрд марок, в то время как в первый год войны один ее месяц сто¬
ил в среднем 1,7 млрд марок, а на четвертый год войны достиг сред¬
немесячного уровня в 3,8 млрд марок; «программа Гинденбурга» по
финансированию войны была «программой отчаяния»123. Однако с
отчаянием в 1918 г. покончено не было: финансирование войны было
лишь (известным образом) перенесено на послевоенное время. Эрц-
бергеровская финансовая реформа, последовавшие за ней законы и
их реализация, безусловно, относятся к важнейшим законотворчес¬
ким достижениям Веймарской республики. Нет также никакого со¬
мнения в том, что те, кого коснулась эта реформа, воспринимали ее
как незаслуженную, несправедливую жестокость и ставили ее в вину
республике, а не кайзеровскому рейху. Кроме того, спор по поводу
вновь и вновь востребованного в те годы финансового соглашения о
распределении доходов (финансовое соглашение 1923 г. подменило
собой закон о подоходном налоге 1920 г.) в пользу более бедных зе¬
мель оставался постоянным очагом разногласий, мешавшим взаимо¬
отношениям государства и земель, а также взаимоотношениям между
землями.
Под обсуждение в Национальном собрании подпал и закон о про¬
изводственных советах, который 18 января 1920 г. был принят СДПГ,
Центром и НДП, а 4 февраля вступил в силу Закон стал предметом
ожесточенных споров даже в рядах левого крыла СДПГ, в профсоюзах
и рабочей среде. Многие видели в нем, скорее, выхолащивание идеи
советов, чем ее реализацию. И все же закон о производственных сове¬
тах «с годами стал, наконец, еще одним полезным инструментом соци¬
альной политики»124 и наряду с другими социально-политическими
реформами, которые отчасти были выстраданы уже благодаря обра¬
зованному 15 ноября 1918 г. Центральному рабочему объединению
промышленных и ремесленных работодателей и наемных рабочих
121
Германии (например, введение 8-часового рабочего дня и коллектив¬
ных рабочих договоров), привнес действительно ощутимый вклад в
отстаивание интересов рабочих. Уже социально-политические пред¬
писания Совета народных уполномоченных включали в себя целый
пакет мер, которые значительно улучшали в интересах рабочих си¬
туацию с трудовым правом (например, они предполагали введение
тарифных договоров с профсоюзами и новое видение правового по¬
ложения сельскохозяйственных рабочих и служащих). Еще народ¬
ные уполномоченные приняли вместо положения о батраках поло¬
жение о сельскохозяйственных рабочих. Переведенные на эту новую
правовую основу рабочие договора регулировали, например, продол¬
жительность рабочего дня, размер заработка и порядок расторжения
договоров. С этого времени сельскохозяйственные рабочие — как и
домработники — оказались включены в систему медицинского стра¬
хования. Социальное обеспечение безработных также входило в
социально-политический пакет Совета народных уполномоченных.
Все это — здесь были названы лишь некоторые из наиболее важных
его мер — показывает, что республика оказывала демократизирующее
влияние не только в конституционно-политическом отношении; в
первые годы своего существования она была эффективна и в области
социальной политики; так или иначе, некоторые из этих социально-
политических реформ были отменены в 1920-е гг.
Однако достижения первых лет республики затмили кровавые
столкновения. Так, НСДПГ и КПГ устроили перед рейхстагом де¬
монстрацию против закона о производственных советах. Это случи¬
лось 13 января 1920 г., когда шли вторые слушания проекта закона.
Демонстранты попытались ворваться в здание рейхстага; когда они
оказались на охраняемой территории, где демонстрации запреще¬
ны, полиция применила насилие: 42 убитых и 105 раненых — таков
был печальный итог. Национальное собрание сочло необходимым
прервать слушания; начались беспорядки, в том числе за пределами
Берлина; рейхспрезидент объявил чрезвычайное положение во мно¬
гих немецких землях и уполномочил рейхсминистра обороны Густа¬
ва Носке взять всю полноту власти в свои руки в столице рейха и
провинции Бранденбург. Однако это стало лишь прелюдией к году
1920-му, который молодой республике не обещал быть более спокой¬
ным, чем год предыдущий.
Если вступление в силу Версальского договора и референдумы
в отдельных пограничных областях и без того принесли достаточно
волнений, то судебный процесс об оскорблении достоинства, в ходе
которого рейхсминистр финансов пытался защитить себя от клевет¬
нических выпадов националиста Хельффериха, еще более усугубил
политический климат. То, как протекал процесс, было характерно для
122
изматывающей тактики правого крыла немецких националистов в их
споре с демократическими политиками республики: «Это г-н Эрцбер-
гер... который должен упрекнуть себя в нечистоплотном смешении
политической деятельности и собственных корыстных интересов...
Это г-н Эрцбергер, который в решающий момент войны своей июль¬
ской акцией в духе его габсбургско-бурбонских хозяев нанес полити¬
ке Германии удар в спину, подорвал в немецком народе веру в победу
и тем самым силы для ее достижения... Это г-н Эрцбергер, чье имя по
праву значится среди тех, кто подписал жалкое соглашение о пере¬
мирии... Это г-н Эрцбергер, который руководил нами после Версаля
и который в ходе переговоров о мире выказывал врагам свою готов¬
ность безоговорочно подписать позорный и кабальный мир! Потому
для немецкого народа есть только одно спасение. По всей стране с не¬
одолимой силой должен прозвучать призыв: Вон, Эрцбергер!»125. Так
было на протяжении всего 1919 г., снова и снова все это наполняло
памфлеты Хельффериха, направленные против рейхсминистра фи¬
нансов. В итоге, Эрцбергер отказался от своего поста, когда земель¬
ный суд Берлин-Моабит установил его невиновность доказанной
неполностью. Призыв «Вон, Эрцбергер!» был понят дословно, ведь
подозрение не отвести рукой, что Хельфферих, преисполненный не¬
нависти к Эрцбергеру и республике, собственно, и предполагал, во
всяком случае, из чего исходил. Когда Эрцбергер 26 января 1920 г.
выходил из здания суда, двумя выстрелами его тяжело ранил быв¬
ший выпускник кадетского корпуса Олтвиг фон Хиршфельд. На по¬
следовавшем вслед за этим процессе тот заявил, что, насколько он
знает из брошюры Хельффериха, Эрцбергер является «вредителем»,
умышленно работавшим против Германии. Покушавшийся был при¬
говорен лишь к одному году и шести месяцам тюремного заключения
за нанесение телесных повреждений, а уже несколько недель спустя,
27 апреля 1921 г., на время выпущен «по причине болезни» из тюрь¬
мы. В тюрьму он не вернулся. Когда 26 августа 1921 г. в результате
еще одного покушения Эрцбергер был убит на одном из баденских
курортов, где проводил свой отпуск, Хиршфельд находился непо¬
далеку. Генрих Шульц и Генрих Тиллесен, которые были опозна¬
ны в качестве убийц, в прошлом являлись офицерами и служили в
бригаде морской пехоты под командованием Эрхардта (эта бригада
примкнула к Капповскому путчу), кроме того были членами Немец¬
кого народного шуцбунда, праворадикального рабочего объединения
Оберланд (действовавшего в свое время в Верхней Шлезии добро¬
вольческого корпуса) и тайной немецкой национальной организации
«Консул». Когда оба они были арестованы в Будапеште, по телефону
в дело вмешался начальник полиции, они были выпущены; их коман¬
дир, бывший капитан-лейтенант Манфред фон Киллингер, был обви¬
123
нен в содействии убийству, поскольку после убийства Эрцбергера на¬
ходился на связи с обоими и оказывал им разные услуги; но 13 июня
он был оправдан судом присяжных Оффенбурга126.
В 1920 г. правоэкстремисты, враги Веймарского государства, впер¬
вые попытались насильственно покончить с демократической респуб¬
ликой. Характеризующее последние годы республики (1930-1933 гг.)
обрамление демократии коммунистами слева и немецкими национа¬
листами и национал-социалистами справа отныне определяло суть
политических дискуссий. Несмотря на всю враждебность друг к дру¬
гу лево- и правоэкстремисты были едины в своей борьбе против де¬
мократической республики. В первые годы Веймарского государства
эта разрушительная ярость еще не имела успеха. Политический центр
не был настолько ослаблен, а экстремисты с обеих сторон настолько
сильны, как в последний период жизни Веймарского государства.
Насколько слабы были еще правоэкстремисты, выявилось уже
на примере лидеров путчистов. В лучшем случае, они были третьего
сорта. Вольфганг Капп, генерал-ландшафтсдиректор из Восточной
Пруссии, и генерал Вальтер фон Люттвитц с помощью подчиненной
Люттвитцу бригады морской пехоты под командованием Эрхардта
(это добровольческий корпус, который был задействован в 1919 г. для
подавления советской республики в Мюнхене) попытались 13 марта
1920 г. в Берлине взять власть в свои руки. Путчистам удалось за¬
нять правительственные здания и вынудить правительство к бегству
в Дрезден и Штуттгарт. Этому предшествовал «ультиматум» пра¬
вительству со стороны генерала Люттвитца, в котором тот требовал
немедленных новых выборов в рейхстаг и выборов рейхспрезидента,
назначения конкретных министров-специалистов и отказа от даль¬
нейшего сокращения рейхсвера. 11 марта фрондирующий генерал
получил отставку, однако его не арестовали. Вместо этого в Берлин
был отправлен еще один ультиматум, на этот раз от капитана Эрхард¬
та; но и этот ультиматум не был принят. В ответ бригада Эрхардта
13 марта в 6 утра прошла маршем через Бранденбургские ворота и
вошла в правительственный квартал. Капп, «политический лидер»
путчистов, объявил Национальное собрание распущенным, а прези¬
дента, правительство рейха, а также прусское правительство смещен¬
ными, и провозгласил себя рейхсканцлером и прусским министром-
президентом.
Уже скоро вся эта неразбериха осталась позади. Чиновники рей¬
ха отказали самозванному руководителю правительства в сотрудни¬
честве; лозунг всеобщей забастовки, к которой СДПГ и Всеобщий
немецкий союз профсоюзов призвали еще 13 марта, был поддержан
также НДП и НСДПГ, а также другими профсоюзными объеди¬
124
нениями. 17 марта путч жалко провалился, «рейхсканцлер» Капп бе¬
жал в Швецию.
Рейхсвер в эти критические дни держался «нейтрально», тем са¬
мым давая понять, что он не намерен безоговорочно предоставить
себя в распоряжение конституционного правительства. В годы Вей¬
марской республики снова и снова оказывалось, что рейхсвер оставал¬
ся государством в государстве. Ничто не могло продемонстрировать
это более очевидно, чем ставшее печально знаменитым высказыва¬
ние руководителя военного ведомства* генерала фон Секта, который
во время капповского путча 12 марта 1920 г. заявил мнистру обо¬
роны рейха Носке: «Войска не стреляют в войска»127. Это означало,
что подавляющая часть рейхсвера, которая не принимала участия в
путче, тем не менее не была готова защитить силой оружия веймар¬
скую конституцию. Естественной реакцией в таком случае должна
была бы быть немедленная отставка генерала, который, впрочем, и
сам попросил о ней. Но отставки не последовало, и в этом прояви¬
лась известная слабость нового правительства. Лишь один из при¬
сутствовавших при разговоре офицеров был готов с оружием в руках
защищать находившееся под угрозой правительство рейха: генерал
Вальтер Рейнхардт, со 2 января 1919 г. на протяжении короткого вре¬
мени он был (последним) министром обороны Пруссии, а с октября
1919 г. начальником новообразованных сухопутных войск и ближай¬
шим армейским сподвижником Густава Носке. Однако не такие гене¬
ралы как Сект, не желавшие сотрудничать с республикой, были вы¬
нуждены уйти в отставку, а социал-демократ рейхсминистр обороны,
чьи политические противники в партии и профсоюзах использовали
капповский путч против него. Вместе с ним ушел и Рейнхардт, один
из немногих остававшихся верными конституции высших офицеров
рейхсвера — в строгом смысле слова, возможно, единственный вер¬
ный конституции.
Преемником Рейнхардта несколько позже стал руководитель во¬
енного ведомства генерал фон Сект. Более очевидно продемонстри¬
ровать слабость республики было невозможно; политическое руко¬
водство как и прежде зависело от командования рейхсвера. В годы
Веймарской республики рейхсвер никогда даже не пытался, да и не
намеревался организовать путч, но в критические ситуации не было
ясно, в какой мере правительство может полагаться на него.
Однако и в других частях рейха в эти месяцы было неспокойно: в
Рурской области с середины марта по середину мая вспыхивали ком-
В годы Веймарской республики аналог Генерального штаба. —
Примеч. перев.
125
мунистические восстания, против которых наряду с регулярными
частями рейхсвера были задействованы опять-таки добровольческие
корпуса.
Непосредственным результатом капповского путча стала (в пер¬
вую очередь под давлением профсоюзов) смена правительств как на
уровне рейха, так и в Пруссии, что нашло свое отражение в Билефельд-
ском соглашении от 23 марта 1920 г.128, его подписали представители
правительства, правительственных партий, НСДПГ, профсоюзов и
даже два коммуниста. Правительство рейха снова сформировали пар¬
тии веймарской коалиции (СДПГ, Центр и НДП); рейхсканцлером
стал Германн Мюллер (СДПГ). Министр обороны социал-демократ
Густав Носке вынужден был подать в отставку; ему было поставлено
в вину, что он не предпринял никаких мер предосторожности против
путчистов. Носке ненавидело левое крыло его партии, да и вообще
все левые; начиная с январских беспорядков 1919 г. ему не могли за¬
быть кровавое подавление этого восстания, а также зависимость от
генералов. Пока руководил министерством, Носке неизбежно отда¬
лялся от левонастроенной части СДПГ и их сторонников по партии.
Он разделил свою судьбу с другими социал-демократическими по¬
литиками, например, с Фридрихом Эбертом. Освобождение Носке
от должности было одной из имевших самые тяжелые последствия
ошибок кадровой политики СДПГ, ведь у партии не было никакого
другого политика, которого можно было бы брать в расчет в связи
с неблагодарной работой в качестве рейхсминистра обороны и кото¬
рый бы столь же мало стремился подчинить рейхсвер политическому
руководству. И вновь политика на уровне рейха потеряла значимую
политическую силу. Эберт, который против воли принял эту отстав¬
ку, понимал это со всей очевидностью. На прощание он писал своему
другу по партии: «Своей целеустремленной, многотрудной работой
ты подготовил почву, на которой можно было начать строить великое
здание нового демократического государства. То, что в относительно
короткое время удалось сохранить рейх, а вскоре в нем снова был на¬
веден порядок и рейх вернулся к работе, в первую очередь твоя боль¬
шая заслуга, это дело твоих рук, в истории нашего Отечества оно не
будет забыто»129.
Другие кадровые перемены показали себя более здравыми. Так,
прусского министра-президента Пауля Хирша (СДПГ) сменил Отто
Браун (СДПГ), который в последующее десятилетие вырос в одно¬
го из ведущих политиков республики; кроме того, в прусское Мини¬
стерство внутренних дел на смену Вольфгангу Гейне (СДПГ) пришел
Карл Северинг (СДПГ), тоже с тех пор игравший важную полити¬
ческую роль. Предшественникам на этих постах были поставлены
в вину недостаточная активность и прежде всего упущения в
126
кадровой политике, что означало слишком медленную демократиза¬
цию в управлении.
Более важными по своим последствиям для республики, чем кап-
повский путч и устроенные коммунистами беспорядки, в то же время
вряд ли менее симптоматичными, с точки зрения тех незначитель¬
ных шансов на выживание, что Веймарская республика имела, были
первые после вступления в силу веймарской конституции выборы
в рейхстаг 6 июня 1920 г. Три веймарские партии — СДПГ, Центр и
НДП — потеряли голоса своих выборщиков в разной степени, однако,
все вместе столь значительно, что из своего когда-то внушительного
большинства в Национальном собрании (76,2%) они сохранили лишь
43,5% мандатов. Ни на одних из последующих выборов трем парти¬
ям, добившимся демократического государственного устройства
(Веймарской республики), не удалось оправиться после этого удара;
никогда больше они не вернули себе абсолютного большинства на
выборах в рейхстаг. Сильнее всего это поражение задело НДП, кото¬
рая с 18,6% съехала до 8,3%. Однако и другие ее два партнера по коа¬
лиции проиграли значительно: СДПГ с 37,9% опустилась до 21,6%,
Центр — с 19,7% до 13,6%.
Победителем выборов 1920 г. стали те партии, которые голосова¬
ли против принятия конституции и против Версальского договора:
НННП, ННП и НСДПГ. Мог ли в течение столь короткого проме¬
жутка времени произойти столь радикальный сдвиг в соотношении
политических сил в том, что касалось фундаментальных вопросов?
Или, имея в виду эти и другие выборы в рейхстаг, следует скорее рас¬
сматривать выдающийся результат демократических партий на вы¬
борах в Национальное собрание в январе 1919 г. как особый случай,
подразумевающий много вопросов? Выборы в рейхстаг 1920 г. по¬
зволяют представить уже описанные выше выборы рейхспрезидента
1925 г. в специфическом свете. Все без исключения выборы в рейх¬
стаг начиная с 1920 г. показывали, что большинство населения не на¬
строено демократически и прореспубликански. После выборов 1920
и 1924 гг. избрание Гинденбурга уже не могло удивить.
Конечно, и противники Веймарской республики не обладали аб¬
солютным большинством в 1920 и 1924 гг. Неустойчивое, шаткое по¬
ложение, в котором республика вынуждена была отныне пребывать,
было такой же приметой времени, как и нестабильность правительств.
Уже тогда проявились, в конце концов, деструктивные возможности
оппозиции, располагавшейся на полюсах политического спектра и
оказывавшей конкуренцию в первую очередь тем партиям, которые
соседствовали с «центром». Это конкурентное давление со стороны
экстремистов дестабилизировало политический центр, тем более что
127
уже в 1920 г. стало очевидно, сколь невыгодно брать на себя ответ¬
ственность за действия правительства.
Непосредственным следствием выборов в рейхстаг 6 июня 1920 г.
стало образование правительства без самой сильной партии, СДПГ,
но с привлечением ННП — правоцентристского правительства, кото¬
рое не обладало большинством в парламенте. Так, до новых выборов
в парламент 4 мая 1924 г. у власти побывали ни много ни мало семь
правительств во главе с разными рейхсканцлерами — Константи¬
ном Ференбахом (Центр), Йозефом Виртом (Центр), Вильгельмом
Куно (беспартийным) и Густавом Штреземанном (ННП), из которых
лишь один представлял парламентское большинство (еще один лишь
периодически). Речь идет о правительствах большой коалиции под
руководством Штреземанна. Из второго правительства Штреземан-
на СДПГ вышла после менее чем четырехнедельного участия в нем.
После того как эксперимент с образованием правительства без СДПГ
провалился, снова было образовано правительство веймарской коа¬
лиции, представлявшее меньшинство, под руководством канцлера
Вирта, принадлежавшего к левому крылу Центра. Но и эти прави¬
тельства просуществовали недолго, так как проблемы оставались не¬
решенными, а достаточного парламентского большинства в их рас¬
поряжении не было. После поражения 6 июня 1920 г. партнеры по
коалиции в большей мере опасались выказывать себя союзниками,
нежели думать о согласии в ней — исходя из внутреннего и внешне¬
го положения коалиции, все труднее было достигать компромиссов и
почти невозможно проводить их через парламент.
В этих обстоятельствах последующие годы вынуждены были оста¬
ваться кризисными притом, что сохранявшееся внешнеполитическое
давление, прежде всего вследствие жесткой репарационной полити¬
ки Франции, составляло характерную особенность этого периода в
жизни республики. Экономический кризис и инфляция, восстания
и политически мотивированная преступность были ее спутниками.
Последствия Версальского договора постоянно стимулировали воз¬
мущение со стороны националистов; вновь и вновь того или иного
политика клеймили как «политика исполнения» (те полагали, что
у Германии нет иного выбора, как через исполнение условий Вер¬
сальского договора добиться максимума производительности и эф¬
фективности экономики Германии). Внешнеполитическое давление
должно было быть ослаблено, рейх должен был дать понять победи¬
телям, что договор возложил на Германию такое бремя, которое она
даже при всем желании не в состоянии нести.
4 мая 1921 г. правительство Ференбаха подало в отставку, по¬
скольку полагало невозможным принять заявленные союзниками
27 апреля 1921 г. претензии по выплатам в возмещение ущерба (эти
128
претензии нашли свое отражение в так называемом Лондонском уль¬
тиматуме от 5 мая 1921 г.)130. Были затребованы репарации в размере
132 млрд марок золотом. В случае, если эти требования не были бы
приняты, Германии угрожала оккупация Рурской области131. И снова
отставка очередного немецкого правительства ничего не изменила в
том стесненном положении, в котором находился рейх. 11 мая 1921 г.
новообразованное правительство веймарской коалиции рейхсканц¬
лера Йозефа Вирта было все же вынуждено принять ультиматум.
Рейх вновь попытался обеспечить для себя определенное внешне¬
политическое пространство для действий, заключив договора с дру¬
гим проигравшим в этой мировой войне; договора эти хотя и имели
известные ограничения все же вызвали существенное беспокойство
среди союзных держав Запада. 16 апреля 1922 г. во время проходив¬
шей в Генуе конференции, посвященной проблемам мировой эко¬
номики, представлявший Германию рейхминистр иностранных дел
Вальтер Ратенау подписал в Рапалло договор с Российской Федера¬
тивной Советской Республикой, соответственно с народным комис¬
саром иностранных дел Г. В. Чичериным. Это случилось после того,
как в мае 1921 г. уже был подписан торговый договор между Германи¬
ей и Советской Россией.
Вследствие несгибаемой позиции западных союзников в вопросе
репараций и опасения Германии, что на основании ст. 116 Версальско¬
го договора может быть заключено репарационное соглашение между
Англией, Францией и Советской Россией, министр иностранных дел
Ратенау, который первоначально негативно относился к перспекти¬
ве договора с Советской Россией, дал себя переубедить. Проведение
рейхом подобного рода политики к востоку от собственных границ
объяснялось различными мотивами. Генерал фон Сект и его окруже¬
ние надеялись, например, на поддержку со стороны Советской Рос¬
сии при пересмотре границ с Польшей.
Как президент, так и правительство были захвачены врасплох под¬
писанием договора, особенное расстройство это вызвало у Эберта.
Для руководства партии, принадлежавшего к правому крылу СДПГ,
заключение договора с большевистской Россией представлялось го¬
раздо большей проблемой, чем для немецких консерваторов и особен¬
но для армейского командования, которое и без того в обход условий
разоружения, предписанных Версальским договором, рассчитывало
на сотрудничество с Советской Россией.
Содержание Рапалльского договора было гораздо менее сенса¬
ционным и волнующим, чем само его подписание и гораздо менее
важным, чем его действие. Германский рейх и Советская Россия —
5 ноября 1922 г. действие договора было распространено и на другие
советские республики — обоюдосторонне отказывались от возмеще¬
129
ния ущерба, понесенного в результате войны, а также от каких-либо
претензий, не связанных с войной. Сверх того рейх отказывался от
немецкого имущества в России, перешедшего в результате револю¬
ции в собственность государства. Оба государства возобновляли ди¬
пломатические и консульские отношения, наконец, экономические
отношения впредь должны были строиться на принципах наиболь¬
шего благоприятствования132. И хотя партнерам по Рапалльскому
договору удалось благодаря ему прорвать внешнеполитическую изо¬
ляцию, нарастающие проблемы внутри рейха с его помощью не мог¬
ли быть решены.
Теперь эти проблемы (притом, чем сильнее население страдало
от них) были взвалены исключительно на плечи республики. Гнев¬
ные отповеди в адрес республики не прекращались, политически
мотивированные преступления оставались на повестке дня. Самой
известной жертвой 1922 г. стал министр иностранных дел Вальтер
Ратенау, который 24 июня, вскоре после неудавшегося покушения на
бывшего министра-президента Филиппа Шейдеманна, пал жертвой
покушения, подготовленного организацией «Консул». Ратенау был
человеком высокой культуры и замечательно разбирался в эконо¬
мике. Совладелец, председатель наблюдательного совета, а позднее
президент основанного его отцом Эмилем Ратенау АЕС, после 1914 г.
он исполнял обязанности руководителя сырьевого отдела прусского
военного министерства и являлся одним из главных организаторов
немецкой экономики в годы войны. Исполненный сознания большой
ответственности перед обществом патриот и либеральный политик
(НДП), он принадлежал к тем немногочисленным личностям, в ко¬
торых сочетались духовное и политика, экономика и этика, органи¬
заторские способности и созерцательность. То, что он происходил из
еврейской семьи, наряду с диффамацией в его адрес как «политика
исполнения» было еще одним мотивом для смертельной ненависти,
которая преследовала Ратенау. Будучи рейхсминистром по восста¬
новлению экономики, он подал в отставку из протеста против пред¬
писанного союзниками раздела Верхней Шлезии — то есть он был
человеком, которому невозможно было поставить в вину какое-либо
предательства германских интересов, напротив, все свои силы он
употребил именно в интересах Германии.
Можно высмеивать какие-то черты его характера, как то делал
Роберт Музиль в своем романе «Человек без свойств», можно не
принимать его поэтические экзерсисы и стилизации, но в лице Рате¬
нау Веймарская республика опять же обрела политического лидера
и личность, которая в силу необычной комбинации ее дарований и
талантов занимала особое, единственное в своем роде место. «Более
яркого адвоката за свободу немецкого народа, чем г-н д-р Ратенау, вы
130
не смогли бы найти во всей Германии! ...Никогда я не видел человека,
который бы исполнял более благородную работу во славу Отечества,
чем д-р Ратенау... Там (показывает направо) стоит враг, который ка¬
плет свой яд на раны народа. Там стоит враг, потому нет никаких сом¬
нений: этот враг справа!»133
Этим предложением, впоследствии часто цитировавшимся, рейхс¬
канцлер Вирт (Центр) закончил 25 июня 1922 г. в рейхстаге свою
речь, посвященную памяти Ратенау. Возможно, было бы разумно
попытаться использовать возмущение в связи с этим убийством, от¬
ветственность за которое разделяла ННП и которое было на совести
отдельных националистов, дабы отделить умеренных правых от ра¬
дикалов134. Да и враг республики ни в коем случае не располагал¬
ся исключительно справа. Но все же возмущение было праведно, и
нельзя было отмахнуться от того, что отметил депутат от СДПГ Отто
Вельс в своей речи в рейхстаге: «Ваша партия, партия немецких на¬
ционалистов, является прибежищем для убийц»135. Последовавшее
за тем дистанцирование Хельффериха от убийства Ратенау ничего не
изменило136. Как ответ на политически мотивированные убийства и
другие акты насилия рейхспрезидент еще 24 июня выпустил указ о
защите республики и учредил чрезвычайный государственный три¬
бунал. 21 июля 1922 г. рейхстаг принял закон о защите республики137.
По истечении пяти лет его действия рейхстаг 23 июля 1927 г. продлил
закон. В 1930 г. рейхстаг был вынужден принять второй закон о защи¬
те республики: «защита республики» от право- и левоэкстремистских
врагов конституции оставалась долгосрочной задачей.
То, что Веймарское государство действовало недостаточно после¬
довательно, имело разные причины. Одна из них выразилась уже в
1922 г. в расходящихся мнениях различных политических лагерей от¬
носительно необходимости, мер и форм защиты республики, а также
разногласий между рейхом и отдельными землями. В 1920-е гг. по¬
ложение дел менялось в зависимости от состава конкретного прави¬
тельства. В 1922 г. свободная земля Бавария увидела в законе о защи¬
те республики вмешательство в суверенные права земель и приняла
свое собственное чрезвычайное постановление о защите конститу¬
ции, что само по себе вело к различной правоприменительной прак¬
тике по защите республики, тем самым снижало ее действенность, не
говоря уж о том, что имело место глубокое расхождение во мнениях
между правительством рейха, образованным веймарской коалицией,
и в большей степени правоориентированным баварским правитель¬
ством Лерхенфельда (БНП, а также НДП и Баварский крестьянский
союз).
После того как в августе 1922 г. наконец было достигнуто столь
необходимое прекращение конфликта с Баварией — кроме прочего,
131
благодаря включению южнонемецкого сената в государственную су¬
дебную палату, — вновь возник правительственный кризис. 14 нояб¬
ря 1922 г. правительство Вирта подало в отставку — провалились пе¬
реговоры по поводу востребованного рейхспрезидентом вследствие
экономического кризиса расширения состава правительства. Буржу¬
азные партии и БНП настаивали на участии в правительстве ННП;
СДПГ отказывалась138. Воссоединение СДПГ и НСДПГ 24 сентяб¬
ря 1922 г. способствовало очевидному полевению Объединенной
социал-демократической партии, что усугубило разногласия между
социал-демократами и ННП по поводу необходимых для стабили¬
зации немецкой валюты мер. С другой стороны, речь шла о показа¬
тельной борьбе между руководством СДПГ и ННП, которые-таки
позже согласились войти в общую коалицию. Если оглядываться на
тогдашние социальные базы партий, то основанием для затягивания
такого шага было то, что по различным мотивам и социал-демократы,
и ННП ни в коем случае не хотели видеть на посту рейхсканцлера
Йозефа Вирта. СДПГ была раздражена Рапалльским договором, а
ННП враждебно воспринимала атаки Вирта на правых после убий¬
ства Ратенау139. Постоянный рост дороговизны приводил к беспоряд¬
кам во многих городах. В ноябре 1922 г. индекс прожиточного ми¬
нимума в сравнении с 1913 г. (если принять тот за 100%) составлял
15 040140.
22 ноября 1922 г. не состоявший ни в какой партии генеральный
директор авиалинии «Гамбург-Америка» образовал кабинет мень¬
шинства, состоявший из буржуазных партий при участии Центра,
НДП, ННП и БНП, а также беспартийных профильных министров.
Однако ожидания, связанные с этим правительством, с тем, что «спо¬
собные платить по векселям люди» лучше смогут разрешить хозяй¬
ственные и финансово-политические проблемы и вследствие своей
компетентности в экономике более успешно смогут противостоять
репарационным требованиям союзников, не сбылись. После прова¬
ла Парижской конференции по репарациям (2-4 января) И января
1923 г. французы и бельгийцы вошли в Рурскую область для того,
чтобы, «взяв на себя роль эффективных судебных исполнителей» с
помощью санкций, подкрепить требования французского премьер-
министра Пуанкаре. Инициированное в этой связи рейхсканцлером
Вильгельмом Куно пассивное сопротивление жителей Рура оккупа¬
ционной власти в форме отказа от работы и прекращения производ¬
ства вызвало общее сокращение объемов производства в Германии до
фактической остановки целых отраслей.
Франция планировала оккупацию Рурской области задолго до
того, однако оккупация не принесла результатов. Внешнеполитиче¬
ская изоляция вследствие столь радикального шага привела к ощу¬
132
тимым производственным потерям, которые обесценили потенциал
Рурской области. Оккупационные войска вскоре достигли общей
численности около 100 тыс. человек, тем не менее вынуждены были
постоянно сталкиваться с актами саботажа. Столкновения и акции
возмездия со стороны оккупационной власти стоили новых убитых и
раненых, а казнь бывшего командующего добровольческого корпуса
Альберта Лео Шлагетера создала вокруг него ореол мученика. Мас¬
совая высылка немецких чиновников и сотрудников железной доро¬
ги, которую французы приняли в свое управление, а также их семей,
вызвала новые беспорядки.
Правительство рейха, при поддержке рейхстага заявившее о пас¬
сивном сопротивлении, все менее было в состоянии его финанси¬
ровать. Те круги населения, которые участвовали в сопротивлении,
поплатились своими доходами. В кульминационный момент кри¬
зиса рейх вынужден был поддерживать материально около 2 млн
безработных.
Чем дольше продолжалась, тем больше борьба за Рур выказывала
себя нерентабельной. Финансировать ее было все труднее. 23 ноя¬
бря 1923 г. рурские промышленники заключили так называемые
MICUM-соглашения (MICUM — Mission interalliée de Contrôle des
Usines et de Mines), которые привели к возобновлению поставок угля
во Францию и фактически означали продолжение прерванной было
«политики исполнения».
Когда Густав Штреземанн, который 14 августа 1923 г. стал в каче¬
стве рейхсканцлера, избранного от большой коалиции, преемником
свергнутого фракцией СДПГ Вильгельма Куно, в совместном заяв¬
лении рейхс-президента и рейхсправительства от 26 сентября 1926 г.
призвал к прекращению пассивного сопротивления, силы Германии
были на исходе141. Печальный итог борьбы за Рур был таков: 132 уби¬
тых, 11 приговоренных к смертной казни (из них один казнен), пять
приговоренных к пожизненному заключению, 150 тыс. высланных из
Рурской области и ущерб немецкому народному хозяйству, который
оценивался в сумму от 3,5 до 4 млрд марок золотом142. Поддержка
населения, затронутого оккупацией, стоила правительству рейха к
середине сентября 1923 г. головокружительной суммы — 3500 трлн
рейхсмарок.
Второй важной темой кризисного 1923 г. стала галопирующая
инфляция. В октябре 1923 г. 1 доллар США стоил 25 млрд марок
ассигнациями. Снижение курса марки в банкнотах по отношению к
марке золотом протекало следующим образом: в январе 1920 г. этот
курс был равен 15,4 : 1; в январе 1922 г. — 45,7 : 1; в декабре 1922 г. —
1807,8 : 1. Когда 15 ноября 1923 г. с введением «рентной марки» на¬
чалось оздоровление немецкой валюты, правительство рейха уста¬
133
новило следующий паритет: 1 американский доллар соответствовал
4,2 трлн марок в бумажном эквиваленте, а 1 марка золотом — 1 трлн
марок в бумажном эквиваленте143.
Если посмотреть на тогдашние цены на продукты питания, это даст
еще более ясное представление о размерах инфляции: 9 июня 1923 г. в
берлинских магазинах 1 яйцо стоило 800-810 марок, 1 фунт масла —
13 000-15 000 марок, 1 фунт кофе — 26 000-36 000 марок, 1 фунт кар¬
тофеля — 2200-2500 марок, хлеб (весом 1900 грамм) — 2500 марок, а
одна Schrippe (берлинская булочка) — худо-бедно 80 марок144.
Самые главные причины инфляции уже были названы: финанси¬
рование войны за счет займов и чрезвычайное бремя, возложенное
на государство из-за поражения в войне, — репарационные платежи,
проведение демобилизации армии, выплата военных пенсий, под¬
держка лишенных возможности трудиться как следствие вызванной
войной безработицы, падение объемов потребительской (мирной)
продукции и вследствие этого сильное увеличение импорта после вой¬
ны. В то же время из-за недостатка товаров налицо был избыток де¬
нежной массы. Спекуляции с валютой, бегство капитала за границу и
утеря доверия к немецкой валюте усиливали процесс обесценивания
денег. Если путь к инфляции был предначертан уже самой войной, то
борьба за Рур лишь заметно ускорила такое развитие событий: произ¬
водственные потери, чрезвычайные выплаты, значительное недопо¬
лучение налогов и таможенных пошлин образовали дыры в бюджете
рейха; их приходилось латать за счет постоянного наращивания нахо¬
дящейся в обращении денежной массы, что вело-таки к набирающе¬
му обороты в конце концов галопирующему обесцениванию денег.
К непосредственным последствиям инфляции следует отнести,
прежде всего, перераспределение имущества, которое существен¬
ным образом изменило экономическую базу структуры общества.
Наряду с экспроприацией широких слоев среднего класса речь шла
в условиях инфляции о выигрыше для должников и спекулянтов —
промышленник Гуго Стиннес, который был активным политиком в
рядах ННП, самый известный тому пример. Инфляция коснулась
мелких сберегателей, их с таким трудом накопленные капиталы обес¬
ценились в течение нескольких месяцев. Даже многочисленные пред¬
ставители имущественных слоев среднего класса принадлежали к
потерпевшим. Из-за реального сокращения доходов им зачастую не
оставалось ничего иного, как продать ценности и недвижимость, в то
время как другие через «бегство в ценности» довольно часто превра¬
щали свои деньги в более надежные капиталовложения и таким об¬
разом наживали большие состояния. А кто-то благодаря инфляции
мог избавиться от долгов, ведь те обесценивались. Владельцы земель,
134
например, нередко получали выгоду от инфляции. Да и рейх мог по¬
гасить свои колоссальные долги благодаря инфляции.
В то время как особое, специфическое влияние инфляции на от¬
дельные социальные слои еще ни в коей мере не исследовано в доста¬
точной степени, нет никаких сомнений в том, что инфляция экономи¬
чески пролетаризировала широкие средние слои буржуазии. То, что
позже (1931) социолог Теодор Гейгер диагностировал как «панику
среднего сословия», — нарастающую общественную и политическую
дезориентацию и далеко идущее отчуждение от демократической
республики, представлявшейся опять-таки виновницей всех бед, —
тоже являлось одним из следствий инфляции, переоценить которое
вряд ли возможно.
Различные попытки оздоровления немецкой валюты, например,
план Хильффериха касательно «ржаной валюты» или рекомендация
тогда пока еще временного Экономического совета рейха по займу
в масштабе рейха в золотой валюте, провалились. Лишь беспартий¬
ный рейхсминистр финансов Лютер и назначенный по его настоянию
валютный комиссар рейха Хьялмар Шахт добились успеха. Выпу¬
щенная 16 ноября 1923 г. рентная марка была обеспечена золотыми
облигациями на земельную собственность в Германии и дополни¬
тельными гарантиями немецких банков. На этой основе немецкая
экономика постепенно оправилась, финансы рейха были приведены
в порядок, цены упали, предложение товаров выросло. Несмотря на
это инфляция оставила после себя «миллионное войско разочарован¬
ных и озлобленных»145.
Третья тяжелая угроза республике в 1923 г. коренилась в проти¬
воречиях между рейхом и землями (Баварией, Саксонией и Тюрин¬
гией), а также в возрождении сепаратистских тенденций, например, —
в Баварском Пфальце и Рейнланде, — которые привели 21 октября
1923 г. к провозглашению в Ахене поддержанной Францией Рейн¬
ской республики.
В Саксонии и Тюрингии свои обязанности исполняли прави¬
тельства Народного фронта, образованные СДПГ и КПГ. После
того как министры-коммунисты саксонского кабинета, вступившие
в конфликт с органами власти рейха, проигнорировали требование
рейхсканцлера Штреземанна уйти в отставку, правительство рейха
на основании объявленного рейхспрезидентом Эбертом в соответ¬
ствии со ст. 48 конституции рейха чрезвычайного положения при¬
ступило к принудительному исполнению этого указа и отправило
29 октября 1923 г. правительство земли Саксония в отставку146; в
Тюрингии повторилась схожая ситуация. На формирование в обе¬
их землях собственных воинских частей, «пролетарских сотен», рейх
последовательно ответил введением войск рейхсвера на их террито¬
135
рию. Если республики в Саксонии и Тюрингии из-за своих левора¬
дикальных действий, направленных против правительства рейха, и
их левого курса представляли собой угрозу рейху слева, а в других
областях дело дошло даже (например, в октябре 1923 г. в Гамбурге
и Ганновере) до коммунистических восстаний; то из Баварии угроза
республике исходила справа. Конфликт между Баварией и рейхом,
длившийся с октября 1923 г. по февраль 1924 г., начался, когда наде¬
ленный всей полнотой власти в Баварии придерживавшийся правых
взглядов генеральный комиссар Баварии фон Кар отказался запре¬
тить, следуя приказу министра рейхсвера Гесслера, партийную газету
НСРПГ «Фёлькишер Беобахтер». Увольнение коменданта земли Ба¬
вария, генерал-лейтенанта фон Лоссова, который не последовал при¬
казу того, кто был наделен всей полнотой исполнительной власти в
рейхе, вначале натолкнулось на сопротивление баварского министра-
президента фон Книллинга.
Генеральный комиссар Баварии опубликовал обращение, в кото¬
ром среди прочего говорилось: «Бавария считает своим долгом быть
в этот час твердыней пребывающей в тяжелом положении немецкой
нации. Потому баварское правительство по соглашению с генераль¬
ным комиссаром генерал-лейтенантом фон Лоссовым наделяется пра¬
вом командовать баварскими частями рейхсвера»147. Правительство
рейха отреагировало на это констатацией: «Командующий войсками
не намерен терпеть, когда четкие приказы, отданные им, по полити¬
ческим основаниям не исполняются одним из его подчиненных»148.
А командующий войсками генерал фон Сект пояснил в одном из сво¬
их приказов от 22 октября: «Шаг, на который пошло правительство
Баварии, является направленным против конституции вмешатель¬
ством во властную компетенцию командующего», следование пред¬
писанию баварского правительства явится нарушением присяги149.
Правительство рейха по праву подчеркивало, что вызвавший спор
отказ от исполнения приказа не имеет ничего общего с заявленной
Баварией борьбой против марксизма150.
На деле экзекуция по исполнению постановления в отношении
Баварии тоже не заставила бы себя ждать, но рейхсканцлер Штре-
земанн, реально оценивая средства принуждения, которыми распо¬
лагало правительство рейха, искал компромисс. Такую тактику об¬
легчало то обстоятельство, что министры-президенты и посланники
немецких земель на конференции, проходившей 24 октября в Бер¬
лине, в конфликте между Баварией и рейхом единодушно встали на
сторону правительства рейха. Рейхсканцлер обратился к правитель¬
ству Баварии с призывом «в согласии с конституцией в кратчайшие
сроки восстановить командование рейхсвера в баварской части его
136
формирований»151. 8 ноября рейхспрезидент наделил генерала фон
Секта как рейхсминистра обороны всей полнотой исполнительной
власти.
Беспорядки достигли своей кульминации, повсюду распространя¬
лись слухи о грядущей диктатуре правых и марше фон Кара на Бер¬
лин, товарищи фон Кара по народному национал-социалистскому
союзу, ошибочно оценивая свои шансы, потеряли терпение, и в ночь
с 8 на 9 ноября Адольф Гитлер объявил правительства рейха и Ба¬
варии низложенными, а себя рейхсканцлером — mutatis mutandis*
новое издание капповского путча, так это казалось. Однако на сле¬
дующий день захваченный Гитлером ночью врасплох фон Кар с
помощью фон Лоссова и баварской полиции разогнал путчистов
национал-социалистов, организовавших в Мюнхене при содействии
бывшего генерала Людендорфа демонстрации перед Фельдхеррнхал-
ле**; вскоре после этого Гитлер был арестован, часть путчистов убита.
23 ноября генерал фон Сект запретил НСРПГ и КПГ.
Из-за этой двойной угрозы рейху со стороны левых и правых экс¬
тремистов вновь разразился правительственный кризис. 2 ноября
социал-демократы вышли из кабинета большой коалиции, а 23 нояб¬
ря вотум доверия рейхсканцлеру Штреземанну был отклонен
230 голосами против 150 (Центр, ННП и НДП); Штреземанн подал
в отставку. Уже 31 октября 1923 г. фракция СДПГ в рейхстаге намек¬
нула на причину такого шага, без того чтобы заявить о ней со всей
прямотой: СДПГ толерантно восприняла бы действия против саксон¬
ского правительства лишь в том случае, если бы против Баварии тоже
была проведена рейхсэкзекуция152. Еще более определенно выска¬
зался депутат от СДПГ Вельс в ходе дебатов относительно вотума до¬
верия Штреземанну в рейхстаге 23 ноября, когда обвинил фон Кара
в намерении запретить социал-демократическую прессу: в то время
как правительство рейха оказалось слабым против Баварии, в Саксо¬
нии и Тюрингии оно реализовывало чрезвычайное положение со всей
строгостью153. «Что побуждает вас сместить канцлера, забудется че¬
рез 6 недель, но последствия вашей глупости вы будете ощущать еще
на протяжении 10 лет»154, — будто бы поставил тогда в упрек социал-
демократической партийной верхушке рейхспрезидент Эберт.
При смещении второго кабинета Штреземанна рейхстаг вынуж¬
ден был впервые открыто взять ответственность на себя. Штре¬
земанн, видевший необходимым сотрудничество с СДПГ, заявил
с некоторыми вариациями. — Примеч. перев.
Дворцом полководцев. — Примеч. перев.
137
представителям прессы: «Каждая партия имеет сегодня правое и ле¬
вое крыло. Расхождения во мнениях стали велики даже внутри от¬
дельных фракций, резкий раскол проявляется среди демократов и
социал-демократов точно так же, как и в моей собственной партии...
Мы живем в лихорадочных обстоятельствах... Нужда толкает людей
на крайности... и та политика... национального унижения... подталки¬
вает большую часть нашего народа, прежде всего нашу молодежь, в
армию правых»155. Без сомнения, оба кабинета Штреземанна имели
большие заслуги в борьбе с кризисом 1923 г. В любом случае, в его
преодолении важную роль сыграл и рейхсвер. На чьей стороне был
рейхсвер?
Дошедший до нас благодаря фон Рабенау, сотруднику фон Секта,
ответ командующего, хотя и не соответствует действительности, про¬
думан хорошо: «Рейхсвер на моей стороне», — якобы ответил рейхс¬
президенту генерал в кризисный 1923 г. на одном из заседаний ка¬
бинета министров156. Столь дерзкого ответа Эберт вряд ли тогда мог
ожидать. Сект, наделенный всей полнотой исполнительной власти в
рейхе, противодействовал равным образом как левым, так и правым
путчистам. В этом отношении в его поведении в данной ситуации
критиковать нечего. Несмотря на различные националистические
побуждения он не сделал ни единой попытки установить военную
диктатуру; в феврале 1924 г. он, согласно предписанию, передал всю
полноту исполнительной власти гражданским институтам. Но это
лишь одна сторона дела. Сект, весьма вероятно, пытался превысить
свои компетенции и компетенции рейхсвера. В эти критические дни
он интриговал против Штреземанна и без обиняков заявил рейхспре¬
зиденту, что рейхсканцлер не пользуется доверием рейхсвера157 —
гротескное поведение в условиях демократии, которое само по себе
обосновывало обратное умозаключение в смысле того, что рейхсвер
больше не мог пользоваться доверием демократически настроенных
политиков. Сект участвовал во всех политических играх по свер¬
жению правительства и образованию нового и пытался тем самым
перечеканить политический вес рейхсвера, например, по отноше¬
нию к представляющему народные партии рейхсканцлеру, к участию
социал-демократов в правительстве, к прусскому правительству. Он
даже работал над некой правительственной программой158, которая
предполагала существенные изменения в конституции. Особенно
показательно письмо Секта к генеральному комиссару Баварии от
2 ноября 1923 г. Сект признавал, что необходимо показать вовне,
будто рейхсвер и он лично являются главнейшей опорой прави¬
тельства, с которым он «внутренне не соглашался в важных вопро¬
сах. Причина этого в том, что рейхсвер был единственной надежной
138
опорой власти в рейхе. Преобразовать рейхсвер в опору авторите¬
та рейха, а не конкретного правительства, я с самого начала считал
своей задачей... Этим объясняется и моя приверженность конституци¬
онным формам и путям, отречение от которых, по моему убеждению,
таит в себе большие опасности, и отказаться от которых возможно
лишь в случае самой крайней нужды. Веймарская конституция сама
по себе не является для меня чем-то noli me tangere*; я не работал над
ней, и она противоречит в своих основополагающих принципах мое¬
му политическому умонастроению. Поэтому я вполне понимаю, что
Вы объявили ей войну...»159 Эти слова самого высокопоставленного
на то время немецкого офицера ясно характеризуют позицию руко¬
водства рейхсвера и указывают таким образом на самую тяжелую и
ненадежную закладную веймарской демократии — на спорную роль
армейской верхушки за кулисами политики. Таковой характерно
спорной она была вплоть до конца Веймарской республики, — напри¬
мер, в интригах генерала фон Шлейхера, направленных на торпеди¬
рование правительства Брюнинга. Рейхсвер оставался государством
в государстве, даже если от случая к случаю он был необходим для
сохранения целостности Веймарской республики.
После свержения Штреземанна Вильгельм Маркс (Центр) обра¬
зовал кабинет меньшинства (куда вошли Центр, ННП, НДП и ВНП),
приступивший к исполнению своих обязанностей 30 ноября. Мини¬
стром иностранных дел рейха снова стал Густав Штреземанн, который
с 1923 г. до своей смерти в октябре 1929 г. вопреки резкому противо¬
стоянию проводил ориентированную на переговоры внешнюю поли¬
тику и оставался незаменим с точки зрения ее внутриполитических
гарантий. О чем бы речь не заходила, в любые периоды нестабиль¬
ности партиям, от СДПГ до ННП, было ясно, что без Штреземанна
не обойтись.
Республика пережила кризисный 1923 г. и последовавшую за ним
тяжелую зиму. После отставки генерального комиссара фон Кара
и генерала фон Лоссова 18 февраля 1924 г. улегся, наконец, и кон¬
фликт между рейхом и Баварией. Во втором по величине немецком
государстве, в земле Бавария, после вступления на пост министра-
президента Генриха Хельда (БНП), который оставался им с 1924 г. по
1933 г., началось политическое умиротворение, ориентированное на
коалицию правых и центристов. Разрешение главных финансовых и
хозяйственно-политических проблем решающим образом содейство¬
вало стабилизации, которой были отмечены последующие годы.
неприкасаемым (франц.). — Примеч. перев.
139
5. Лучшие пять лет: 1924-1929 гг.
Однако в значительной мере эта стабилизация оставалась поверх¬
ностной. В структурных перегрузках и отмеченном вынужденными
тяготами внешнеполитическом положении республики изменилось
столь же мало, сколь и во враждебности право- и левоэкстремистов
по отношению к Веймарскому государству.
Последующие правительства также вынуждены были бороться с
тем же сложившимся в парламенте положением дел. В дальнейшем
существовала лишь альтернатива правительств меньшинства или
правительств, которые, хотя и располагали в рейхстаге абсолютным
большинством, вследствие различных устремлений партий, пред¬
ставлявших разные политические крылья коалиции, не были, одна¬
ко, в состоянии достичь необходимых политических компромиссов.
И все же звезды были более благосклонны к республике в 1924 г., не¬
жели в году предшествовавшем, ибо благодаря названному по имени
американского банкира Дауэса соглашению было достигнуто пони¬
мание того, что выплата репараций возможна лишь при условии эко¬
номического оздоровления Германского рейха и его активного торго¬
вого баланса. План Дауэса исключал акты одностороннего силового
вмешательства со стороны государств-кредиторов — как это было в
случае ввода франко-бельгийских войск в Рурскую область. На Лон¬
донской конференции по репарациям, на которой немцы были пред¬
ставлены рейхсминистром иностранных дел Штреземанном и рейхс¬
министром финансов Лютером, 16 августа 1924 г. план Дауэса был
принят за основу нового порядка выплат: ежегодно Германский рейх
был обязан отдавать 2,5 млрд марок золотом, притом всю полноту
выплат в любом случае план откладывал лишь на пятый год. Обеспе¬
чить немецкие обязательства по выплатам призваны были рейхсбанк
и рейхсбан*; в заклад были взяты таможенные пошлины и налоги на
продукты потребления, поступающие в бюджет рейха; на облигации
немецкой промышленности были начислены проценты на общую
сумму 5 млрд марок золотом160.
С другой стороны, рейх получил стартовую помощь в размере
800 млн марок. В результате, международные кредиты, устремив¬
шиеся в Германию по плану Дауэса, значительно превысили репа¬
рационные платежи. С 1924 г. по 1931 г. было выплачено 10,8 млрд
рейхсмарок в погашение репарационных требований, в то время как
за тот же период в экономику рейха в виде кредитов поступило 20,5
млрд марок. Эти кредиты помогли стимулировать немецкую эконо-
железные дороги Германии. — Примеч. перев.
140
мику, которая вдобавок выиграла от совсем незначительного роста
реальной заработной платы. Однако с проблемами на среднесрочную
перспективу и это соглашение не покончило. Окончательные раз¬
меры выплат оставались открытыми, а разногласия по этому поводу
(как внешне-, так и внутриполитические) отравляли политический
климат.
Предоставление кредитов нуждающейся немецкой экономике
было столь необходимо и столь действенно, но и оно не могло ре¬
шить вопрос очевидной нехватки немецкого капитала, напротив, за¬
висимость немецкой экономики от иностранного капитала еще боль¬
ше бросалась в глаза, а бремя процентов по кредитам росло. Однако
подвох заключался в неотъемлемости этой финансовой зависимости
немецкой экономики. Иностранные кредиты были, как правило,
краткосрочными, а использовались для долгосрочных инвестиций.
Любой экономический кризис в лагере кредитодателей должен был
бы оказать тяжелое негативное воздействие на Германский рейх.
В 1929 г. задолженность Германии перед зарубежными заимодавцами
составляла 25 млрд марок, из них 12 млрд краткосрочных кредитов.
На одной чаше весов были долги Германии, на другой — активы Гер¬
мании за рубежом в размере 10 млрд рейхсмарок.
В этой ситуации было ясно, что продолжительное и не только ка¬
жущееся оздоровление немецкого хозяйства было возможно лишь в
долгосрочной перспективе и в решающей степени зависело от миро¬
вого экономического развития. Начавшийся в 1929 г. мировой эко¬
номический кризис затронул немецкую экономику в гораздо боль¬
шей степени, чем экономики других стран. Так или иначе, новейшие
историко-экономические изыскания исходят из того, что не мировое
развитие экономики главным образом имело решающее значение для
экономического коллапса, а что существенную роль в нем сыграл ряд
внутриэкономических причин, например, уровень заработной платы.
Угрозу социально-экономического характера для Веймарской респуб¬
лики демонстрирует хотя бы число безработных якобы «золотых
двадцатых». Оно и в эти пять лет оставалось высоким. На рубеже
1925-1926 г. оно достигало в среднем около 2 млн человек (в декабре
1925 г. — 2,4 млн, в июле 1926 г. — 1,1 млн), в сентябре 1927 г. упало
до отметки 867 тыс., с тем чтобы потом в 1928 г. составить в сред¬
нем опять-таки 1,355 млн или 7% всего трудоспособного населения.
С 1929 г. число безработных росло стремительно: в среднем в 1930 г.
безработица коснулась 3,076 млн человек или 15,7% трудоспособного
населения, в декабре 1930 г. — уже 4,384 млн человек161.
К успеху плана Дауэса добавился в июле 1925 г. вывод француз¬
ских войск из Рурской области, за ним последовал уход французов
из Дюссельдорфа и Дуйсбурга, а до 31 января 1926 г. — британцев из
141
Кельнской зоны. Наконец, 30 июня 1930 г. союзники покинули Рейн-
ланд. Этим внешнеполитическим успехам рейх обязан прежде всего
внешней политике Штреземанна, которую тот проводил все эти годы
настойчиво и планомерно. На конференции в Локарно 16 октября
1925 г. Штреземанн добился подписания договора между Германским
рейхом и Францией, Великобританией, Бельгией, Италией, Польшей
и Чехословакией. В нем гарантировалась неприкосновенность запад¬
ных границ Германии, было заявлено о демилитаризации Рейнской
зоны, а Германия и Польша отказывались от применения силы в от¬
ношении друг друга. Увенчал этот договор, которым была скрепле¬
на и на какое-то время достигнута система безопасности в Европе,
прием Германии в Лигу Наций 10 сентября 1926 г. Германский рейх
вернул себе заметную часть внешнеполитического пространства для
действий.
К углублению взаимопонимания с Францией Штреземанн стре¬
мился в ходе переговоров со своим французским коллегой по ве¬
домству Аристидом Брианом, не менее чем Штреземанн ангажиро¬
ванным в этом отношении. Когда оба министра иностранных дел
встретились 17 сентября 1926 г., оба лелеяли честолюбивые планы
примирения Германии и Франции. Даже если эти беседы между ними
по разным причинам, на которые министры иностранных дел повли¬
ять могли лишь в очень ограниченной мере, в целом не принесли
успеха, все равно тогда были достигнуты некоторые подвижки, как
то отказ с 31 января 1927 г. от контроля союзников над Германией
в военной сфере. Достижение взаимопонимания стало для Бриана и
Штреземанна главным приоритетом — в 1926 г. они вместе с Остеном
Чемберленом, британским министром иностранных дел, получили
Нобелевскую премию мира, — хотя противники подобной политики
в обоих государствах склоняли министров к уступкам в духе време¬
ни, а иногда и к дипломатически чрезвычайно разрушительным ма¬
неврам. Один из примеров тому «Гамбриновская речь» Штреземанна
21 сентября 1926 г. В ней он со всем темпераментом отвергал тезис
союзников об ответственности Германии за войну Все равно в какой
связи это было сделано, Штреземанн нанес существенный вред своей
собственной внешней политике, тем более что противники Бриана во
Франции рассматривали эту речь как новое доказательство немецкой
строптивости.
Еще одним рубежом на пути политики взаимопонимания стал
пакт Келлога (или пакт Бриана -Келлога) от 27 августа 1928 г., кото¬
рым государства Локарнского договора и ряд других держав, напри¬
мер, США, предостерегали от войны и заверяли друг друга в том, что
отказываются от войны как «инструмента национальной политики в
отношениях друг с другом».
142
Наконец, Штреземанн вопреки сильному внутриполитическому
противодействию, прежде всего со стороны НННП и прочих пра¬
вых, добился принятия Германией плана Юнга, который призван был
окончательно урегулировать проблему репараций и являлся предпо¬
сылкой для прекращения оккупации Рейнланда в 1930 г. Однако уже
через несколько лет и этот план оказался временным. Это соглаше¬
ние, подписанное в июне 1929 г., положило конец международному
контролю над выплатами Германии и установило сроки и размеры
конкретных репарационных платежей. План Юнга, утвержденный
рейхстагом лишь 13 марта 1930 г., вступил в силу задним числом с
1 сентября 1929 г. Он предусматривал, что Германский рейх должен
провести 37 ежегодных выплат по 2,05 млрд рейхсмарок каждый;
причем в первые десять лет они должны были частично производить¬
ся в форме производственных поставок; а в последующие 22 года,
вплоть до 1988 г., ежегодные платежи должны были составлять соот¬
ветственно 1,65 млрд рейхсмарок, под конец несколько меньше.
Таковы были требования. А сколько было выплачено на самом
деле? С 1919 г. по 30 июня 1931 г. Германский рейх, по собственным
оценкам, выплатил всего 53,15 млрд, в действительности же, около
25 млрд рейхсмарок в виде репараций (из них 13 млрд наличными),
однако, наряду с этим мобилизовал 14,5 млрд рейхсмарок на другие
расходы, связанные с оккупацией и разоружением162. Из-за сложнос¬
тей в мировой экономике, а в Германии они по разным внутриэко-
номическим причинам были особенно ощутимы, выплаты в 1931 г.
были прекращены в соответствии с так называемым мораторием Гу¬
вера, но окончательное их урегулирование только предстояло. После
долгих изматывающих переговоров в июне-июле 1932 г. проходив¬
шая в Лозанне конференция по репарациям фактически положила
конец репарационным выплатам. Новый рейхсканцлер фон Папен
несправедливым образом мог поставить этот замечательный успех
себе в заслугу, в действительности же это заслуга прежде всего его
предшественника на посту рейхсканцлера Генриха Брюнинга, свер¬
жению которого Папен способствовал и который в конце своего пре¬
бывания на этом посту добился решающего прорыва в отношениях с
бывшими противниками в войне.
Один из своих с финансовой точки зрения самых тяжелых креди¬
тов Веймарская республика, в конце концов, смогла погасить сама,
но позитивные результаты этого пожинала национал-социалистская
диктатура.
В ходе дискуссии относительно плана Юнга кривая температу¬
ры республики отчетливо поползла вверх. Воля народа, изъявлен¬
ная против плана Юнга, — наряду с другими правоэкстремистами в
первую очередь против него выступила НСРПГ, которую под руко¬
143
водством ее председателя Альфреда Гугенбурга образовали наиболее
правые из немецких националистов и «Стальной шлем», — набрала
необходимый минимум голосов, ни много ни мало 4,1 млн. Когда
22 декабря 1929 г. референдум провалился, против плана Юнга про¬
голосовало уже 5,8 млн избирателей, то есть 13,81% всех обладавших
правом голоса. Предложенный «рейхскомитетом по референдуму»
проект «закона против порабощения немецкого народа» среди про¬
чего призывал правительство рейха заявить на основе международ¬
ного права об аннулировании признания ответственности за войну,
прописанного в Версальском договоре, соответственно ануллиро-
ванными тогда должны были быть объявлены и основанные на этом
признании репарационные выплаты. § 4 проекта предусматривал, что
всем рейхсминистрам и депутатам рейха, которые подпишут догово¬
ра в нарушение этих условий, будет предъявлено обвинение в изме¬
не родине163. Целью была не дискуссия по существу плана Юнга, а
диффамация политиков, которые стремились к мирному урегулиро¬
ванию репарационного вопроса.
В конце концов, министр иностранных дел Штреземанн пал жерт¬
вой изматывающей, продолжавшейся на протяжении более чем шести
лет борьбы за целиком и полностью ориентированную на националь¬
ные интересы внешнюю политику, и пусть не в результате покуше¬
ния, как это произошло с Эрцбергером и Ратенау, и не как Эберт из-за
запущенной по причине политической деятельности болезни, а из-за
постоянного перенапряжения сил. 3 октября 1929 г. республика по¬
теряла в его лице одного из самых значительных своих политических
лидеров, возможно, вообще наиболее значительного. Штреземанн ни
в коем случае не был лишь выдающимся политиком в области ино¬
странных дел — что неизменно оставалось конечной целью его евро¬
пейски (конечно же не в сегодняшнем смысле слова) ориентирован¬
ной внешней политики, — как председатель партии он был в то же
время тактически опытным парламентарием, замену ему республика
найти не могла. Он был представителем либерально-консервативных
средних буржуазных слоев. Именно его исключительной заслугой
являлось направить ННП по курсу Веймарской республики. Авто¬
ритет Штреземанна распространялся далеко за пределами границ
партии, пусть ничуть не в меньшей степени он вызывал и сильную
антипатию. Его личная и политическая трагедия состояла в том, что
труд, направленный на поступательное налаживание взаимопони¬
мания и внешнеполитическое усиление Веймарского государства,
недолго оставался востребованным. Уже несколько месяцев спустя
после его смерти распалась правившая с 1928 г. большая коалиция,
одной из главных опор которой он был. К 27 марта 1930 г. был ис¬
черпан потенциал взаимопонимания этого правительства, ни один из
144
министров не обладал авторитетом и силой личности Штреземанна,
способными удержать вместе политические группы, с самого начала
устремленные в разные стороны.
Торпедированная как справа, так и слева, со стороны рейхсвера
так же, как и со стороны рейхспрезидента, эта коалиция распалась
в результате спора по одному из социально-политических вопросов
между СДПГ и ННП, которые представляли соответственно интере¬
сы своих клиентов, профсоюзов и предпринимателей. Можно было
не соглашаться друг с другом по поводу повышения размеров взносов
на страховку по безработице; из-за разногласий относительно 0,5%
все равно в пользу или в ущерб работодателей или наемных рабочих
распалось последнее в строгом смысле слова парламентское прави¬
тельство Веймарской республики. Конечно, это был лишь повод, же¬
ланный повод для многих, кто в условиях стремительно набиравшего
обороты экономического, общественного и государственного кризи¬
са в республике полагал, что можно проводить узколобую экономи¬
ческую или социальную политику, ориентированную на достижение
конкретных интересов.
Улучшение в экономике и внешнеполитические успехи внесли
свой вклад в пять лучших лет республики; выборы 7 декабря 1924 г. и
20 мая 1928 г. продемонстрировали это. Особенно последние выборы.
Они привели к утере НСРПГ своих позиций (2,6% голосов) и усиле¬
нию СДПГ — чью роль в качестве оппозиционера многие выборщики
расценили, вероятно, позитивно, — до 29,8%; во время майских вы¬
боров 1924 г. СДПГ получила только 20,5% голосов, а на декабрьских
выборах 1924 г. уже 26%. В 1928 г. Центру не воздалось за коалици¬
онную работу в правительстве; и хотя он оставался стабильным, с
12,1% добился своего наихудшего результата в 1920-е гг. НДП тоже
продолжала сдавать — скромные 4,9%. И ННП потеряла голоса, до¬
стигнув лишь 8,7%, даже несмотря на то, что ее председателем был
выдающийся политик Густав Штреземанн, министр иностранных
дел. Утешить республиканцев могло лишь то, что еще больше голо¬
сов потерял наиболее сильный противник Веймарской республики,
НННП: по сравнению с 20,5%, лучшим своим результатом за годы
Веймарской республики, достигнутым в декабре 1924 г., НННП ска¬
тилась до 14,2% в мае 1928 г. В то же время КПГ с 8,9% легко улуч¬
шила свои позиции до 10,6%.
Благодаря успеху СДПГ на выборах веймарские партии (СДПГ,
Центр и НДП) приблизились к тому, чтобы набрать абсолютное
большинство, у них было 46,8%. Это был их лучший после выборов в
Национальное собрание результат, и все же он на 30% был ниже, чем
в 1919 г.! Разумеется, вместе с голосами ННП этого бы хватило для
Большой коалиции здравомыслящих, и, если исходить из этого коли¬
145
чественного аспекта, в годы с 1928 г. по 1932 г. имелись сравнительно
благоприятные перспективы подвигнуть большинство в рейхстаге к
образованию стабильного правительства. Однако это были исклю¬
чительно основанные на цифрах, но ни в коем случае не политиче¬
ские расчеты. Всякие политические расчеты в 1928 г. должны были
кроме пропорций большинства в парламенте учитывать, что в 1925 г.
был избран настроенный антиреспубликански рейхспрезидент и что
дважды было образовано правоцентристское правительство с уча¬
стием немецких националистов: с января 1925 г. по 20 января 1926 г.
под руководством беспартийного рейхсканцлера Ганса Лютера, а с
29 января 1927 г. по 29 июня 1928 г. — во главе с Вильгельмом Марк¬
сом (Центр). В общей сложности 2,5 года в подавляющей своей части
антиреспубликанская и антидемократическая НННП заседала в пра¬
вительстве рейха и возглавляла такие ведомства как Министерство
внутренних дел, Министерство юстиции и время от времени Мини¬
стерство финансов. Вхождение НННП в кабинет министров рейха ни
в коем случае не было знаком консолидации республики, наоборот,
знаком ее слабости. Кроме того, лишь оба правоцентристских прави¬
тельства могли с 1924 г. по 1928 г. опираться на парламентское боль¬
шинство, прочие правительства буржуазного центра, 1-й и 2-й каби¬
неты Маркса, 2-й кабинет Лютера и 3-й кабинет Маркса, оставались
без поддержки большинства в парламенте.
Уже этот беглый взгляд показывает, что в политическом отноше¬
нии республика в своей самой стабильной фазе была какой угодно,
только не консолидированной. Симптоматичными были как раз дис¬
куссии, не имевшие важного политического значения, но возбуждав¬
шие умы: экспроприация князей, вопрос о флаге, строительство тя¬
желого крейсера класса «А». Особенно в связи с его символическим
значением следует рассмотреть вопрос о флаге. С самого начала рес¬
публики шел спор о цветах немецкого флага; республиканцы, следуя
решениям первого немецкого Национального собрания 1848-1849 гг.,
были за «черно-красно-зологой» цвета; монархисты — за «черно-
бело-красный», цвета кайзеровского рейха. В 1919 г. республиканцы
победили. Однако проигравшая сторона никак не принимала своего
поражения, а снова и снова пыталась разжечь спор по этому поводу.
Были директора школ, которые отказывались поднимать флаг рей¬
ха. 5 мая 1926 г. рейхспрезидент Гинденбург выпустил предписание
о флаге, как бы разделившее немецкие цвета; Гинденбург повышал
авторитет торгового флага, черно-бело-красного, который был при¬
нят как компромиссное решение. Немецкие миссии и консульские
отделы за рубежом отныне должны были наряду с официальным
черно-красно-золотым флагом рейха вывешивать и черно-бело¬
красный торговый флаг. Неуместная шутка или что-то большее?
146
Рейхсканцлер Лютер, который нес политическую ответственность за
постановление о флаге, вынужден был подать в отставку вследствие
жесткой критики общественности и прошедшего в рейхстаге вотума
недоверия, инициированного НДП.
6. «Власть в государстве исходит от народа,
но куда она уходит?»
Конституционный строй на практике. 1920-1930 гг.
Конституционные основы
Принятая в 1919 г. в Веймаре конституция рейха делится на преам¬
булу и две основные части, которые в общей сложности насчитывают
165 статей. К этому добавляются временные и заключительные уста¬
новления (ст. 166-181). 1-й основной раздел (ст. 1-108) регулирует
усройство и задачи рейха, а также организацию органов власти в рей¬
хе. 2-я основная часть (ст. 109-165) рассматривает основные права и
обязанности немецких граждан. При этом уже в разделе, посвященном
осуществлению правосудия, 1-й основной части (ст. 103-108) пропи¬
саны установления, которые непосредственно затрагивают основные
права отдельных граждан государства. Например, в ст. 105: «Чрезвы¬
чайные суды недопустимы. Никто не может быль лишен законного
суда». А ст. 107 увязывает работу административных судов в рейхе и
землях с защитой граждан перед лицом предписаний и постановле¬
ний административных органов власти. Правовое государство, гаран¬
тия и защита прав граждан получили в этой конституции огромный
вес. Специалисты по конституционному праву, соглашаясь с прагма¬
тически обоснованным скепсисом Гуго Пройсса, могут спорить о не¬
обходимости и желательности столь подробного каталога основных
конституционных прав, однако это намерение отцов конституции
заслуживает того, чтобы его отметить. Оно заслуживает этого тем
более, что когда ведомое национал-социалистами правительство оза¬
ботилось отменой конституции Веймарского рейха, оно начало этот
процесс с упразднения основных прав и устранения государственно¬
правовых принципов, еще до того как были заложены основы дик¬
татуры национал-социалистов. Устранение этих элементов Веймар¬
ской конституции было первым шагом по устранению демократии.
Веймар решительно продолжал государственно-правовую традицию,
которая существовала еще до 1918 г., углубил и расширил ее, прежде
чем более чем на десятилетие она была прервана.
147
Преамбула несмотря на свой неизбежно декларативный харак¬
тер уже называет политические предпосылки и этические основания
этого конституционного строя: «Немецкий народ принял эту консти¬
туцию, будучи един в своих племенах и исполнен воли обновить и
укрепить свой рейх в свободе и справедливости, служить миру внут¬
ри страны и за ее пределами, и содействовать общественному про¬
грессу». Это означало признание народа как суверена, отправной
точки всех конституционных прав и всякой легальной политической
власти. Рейх не был, таким образом, союзом княжеств или государств,
как это было еще в 1871 г., когда немецкие князья дали ему консти¬
туцию164. Унитаризм и федерализм соединились в формуле: «Немец¬
кий народ, единый в своих племенах». От идеи рейха не отказались,
но во многом она должна была быть обновлена. Возникло не новое
государство, но новая конституция. Руководящими этическими по¬
стулатами были свобода и справедливость, внутренний и внешний
мир. Общественный прогресс оставался внутриполитической зада¬
чей на будущее, которую ставил перед собой этот конституционный
порядок. Эта цель не должна была быть заявлена по усмотрению и
доброй воле того или иного принимающего решение лица в прави¬
тельстве и рейхстаге.
Государственная форма и демократическая организация госу¬
дарственной власти в продолжение преамбулы названы уже в ст. 1
конституции: «Германский рейх является республикой. Государ¬
ственная власть исходит от народа». Эти предложения имеют нор¬
мативный характер; изменение могло последовать лишь через изме¬
нение конституции. Принцип суверенности народа является таким
образом основой государственной власти и ее организации. В связи
со следующей, 2-й, ст. конституции — «Территория рейха состоит из
территорий немецких земель» — при признании самостоятельной
государственной власти земель, исходящей от населяющего их наро¬
да, это говорит о том, что и земли должны быть устроены на основе
республиканских и демократических принципов. Хотя консерватив¬
ные партии не хотели нормировать в конституции в обязательном
порядке ни форму государственного устройства рейха, ни форму го¬
сударственного устройства земель, дабы сохранить возможность воз¬
врата к монархии, большинство в Национальном собрании было по¬
следовательно и с оправданной осмотрительностью предписало эти
два основополагающих принципа в качестве обязательных и в рамках
конституционного права земель, то есть в рамках республики не мог¬
ли существовать монархии. Ст. 17 определяет: «Каждая земля долж¬
на иметь конституцию свободного государства. Народное представи¬
тельство должно избираться на основе всеобщих, равных, прямых и
тайных выборов всеми немецкими гражданами рейха, мужчинами и
148
женщинами, на пропорциональных принципах. Правительство зем¬
ли должно быть облачено доверием народного представительства».
В интерпретации Гуго Пройсса «свободное государство» означало не
что иное, как «республику»165. Избирательное право и демократичес¬
кая парламентская правительственная система совпадали с соответ¬
ствующими установлениями для рейхстага (ст. 22 и ст. 54). И в этом
втором вопросе, центральном для рейха и земель, были приняты ана¬
логичные конституционные нормы, в то время как в бисмарковском
рейхе конституционное право рейха и земель могло различаться в
основополагающих своих принципах, — например, в том, что касалось
порядка выборов в рейхстаг и земельные представительные органы.
На основе этих принципиальных разночтений в вопросах государ¬
ственного устройства и правительственной системы, которые все так
же продолжали сохраняться через постановления с октября-ноября
1918 г. и временную конституцию, оставались допустимы различные
формы государственного устройства.
Принятые в Веймаре в 1919 г. решения лежали в русле предначер¬
танного событиями последних месяцев пути и были обязаны, впро¬
чем, классическому разделению властей, которое получило свое раз¬
витие в английском и французском учениях о государстве в XVIII в.
и определяло историю европейской конституции XIX — начала XX в.
Юстиция была независимой; законодательная власть рейхстага, ис¬
полнительная власть правительства рейха и рейхспрезидент так или
иначе обладали различной компетенцией. Конечно, тут необходима
оговорка относительно того, что строгого разграничения законода¬
тельной и исполнительной властей в парламентской демократии не
существует. В Веймаркой республике правительство находилось в
зависимости от рейхстага, так как нуждалось в его доверии для ис¬
полнения своих должностных обязанностей, как, с другой стороны,
законодательная власть при принятии новых законов часто или
даже, как правило, обсуждает проекты и предложения, исходящие от
правительства.
Верность конституции или государству?
Пример юстиции
В отношении юстиции разделение властей было реализовано, од¬
нако, более последовательно, правда, не непременно в том смысле,
как это видели отцы конституции, ведь многочисленная армия судей
не стояла на почве демократической конституции. В результате, есте¬
ственная и необходимая для правового государства независимость
юридической власти, которая нормировалась ст. 102 Веймарской
конституции и прописывалась в ст. 104 («Судьи независимы и подчи¬
149
няются только закону»), в политико-правовом и общеполитическом
отношении сказывалась губительно: так, часть судебных приговоров
в ходе упомянутых процессов об оскорблении достоинства рейхспре¬
зидента была крайне спорной; так, преступники-правоэкстремисты,
совершившие политически мотивированные убийства, в период Вей¬
марской республики часто отделывались незначительными наказани¬
ями. В то время как на деяния правых экстремистов юстиция нередко
закрывала глаза, коммунистов, преступивших закон, по большей ча¬
сти она преследовала с беспощадной жестокостью, даже если те были
и более безобидны. Наряду с рейхсвером юстиция была еще одной
важной опорой государственной власти. Однако кадровая полити¬
ка в этой области несмотря на гарантированные конституционно¬
правовые нормы не вела к тому, что работу получали исключительно
или хотя бы по премуществу верные конституции госслужащие.
Столь негативная общая оценка веймарской юстиции, коль скоро
это касается политической характеристики юрисдикции и пробле¬
мы верности конституции со стороны чрезвычайно большой части
судейского корпуса, позволяет поднять вопрос, а не помогло ли бы
найти выход из этой ситуации всенародное избрание судей, как того
требовали НСДПГ и другие левые группировки в своих концепциях
Советов. На деле такой ход событий вызвал бы значительно больше
вопросов, чем намеченный путь. Избрание судей и возможность их
отстранения от исполнения обязанностей не только бы тяжелейшим
образом повредило независимости юстиции или даже с самого начала
исключило ее, но имело бы своим следствием институционализацию
светских судей; принятие во внимание профессиональной квалифи¬
кации стало бы второстепенной или даже вовсе несущественной не¬
обходимостью. Следование этим путем не могло привести юстицию к
верности конституции. И в этом случае не видно никакого конструк¬
тивного решения, которое предотвратило бы в 1919 г. политическое
развитие веймарской юстиции в неверном направлении. Совершенно
очевидно, однако, что от тех, кто был задействован в сфере юстиции,
да и от прочих государственных служащих, в гораздо большей мере,
чем это имело место быть, следовало ожидать не только верности
«государству», но и, несомненно, ярко выраженной верности кон¬
ституции, ибо таковое различение позволяло чиновникам, не прини¬
мавшим конституции, спокойно уходить от этого. Понятие верности
конституции не служило в годы Веймарской республики в строгом,
привычном сегодня смысле слова, руководством для действий чинов¬
ника на службе и во внеслужебное время166. Именно в этом заключа¬
лась проблема дисциплинарно-правовых последствий.
«Чего мы хотим», — под таким заголовком в октябре 1925 г. Гуго
Зинцхеймер обосновывал идею публикации нового журнала, кото¬
150
рый должен был бы в виде хроники представлять факты неудовлет¬
ворительного состояния веймарской юстиции и раскрывать причины
этого. «Идея основать журнал покоится на мысли, что доверие к пра¬
восудию в Германии в широких кругах народа пошатнулось, а потому
задачей чрезвычайной важности должно стать восстановление этого
доверия... В республиканской и демократической Германии и правосу¬
дие может быть исполнено только демократического и республикан¬
ского духа. Иначе оно скатится к противоположности, к наивысшему
основанию для всех возможных интерпретаций, когда в каждом от¬
дельном случае закон пришлось бы толковать в духе всей совокуп¬
ности правовых норм. Это нетерпимое состояние, когда судейские
убеждения и взгляды зачастую осознанно или неосознанно исполне¬
ны духа, который не является духом сегодняшнего права»167.
В теперешних обстоятельствах представители демократических
партий, притом что они расходились в общей оценке, были едины
относительно необходимости реформы в сфере юстиции. Когда быв¬
ший рейхсминистр юстиции Белль на одном из собраний своей пар¬
тии в 1929 г., говоря о заслугах Центра, подчеркивал необходимость
«безусловной верности конституции и единения с государством всех
немецких судей», а также «особой осмотрительности» в выборе судей
по уголовным преступлениям168, он, конечно, брал юстицию под за¬
щиту перед лицом общей критики. Но даже при самом далеко иду¬
щем согласии между партиями «центра» преодолеть заметные, воз¬
никающие в связи с кадровой политикой в аппарате Министерства
юстиции трудности было тяжело. Одну из проблем веймарской по¬
литики в области юстиции Белль назвал сам: «Тот факт, что со време¬
ни Веймарского Национального собрания руководство министерства
юстиции менялось не менее 14 раз и то в одну, то в другую сторону
растаскивалось между фракциями в зависимости от того, кто был у
власти, от немецких националистов до социал-демократов, говорит
как раз об оковах и позволяет понять, что всему составу служащих
министерства юстиции рейха, сросшемуся с некой устойчивой тради¬
цией, чрезвычайно затруднительны передовые устремления и направ¬
ленные на достижение определенных целей совместные усилия»169.
То, что этим министерством нередко руководили выдающиеся по¬
литики, например, социал-демократ Густав Радбрух, представитель
Центра Вильгельм Маркс, юрист Йоханн Виктор Бредт (принадле¬
жавший к Экономической партии среднего сословия Германии), де¬
мократы Ойген Шиффер и Эрих Кох-Везер, — практически ничего
не меняло, по большей части они занимали свой пост лишь несколько
месяцев. С другой стороны, такая текучка кадров среди рейхсмини¬
стров юстиции давала ведущим чиновникам министерства, вступив¬
шим в свои должности еще до революции, сильные позиции и ощу¬
151
щение того, что они единственные, кто обеспечивает преемственность
в сфере юстиции.
Лишь вскользь следует упомянуть здесь, что и радикальные пра¬
вые ставили в вину веймарской юстиции ее партийность в угоду
республиканским политикам. Отдельные скандалы, как, например,
вокруг братьев Бармат в Берлине в 1925 г., которые имели связи с
социал-демократическими политиками, опять и опять использова¬
лись для диффамации. Так, только первый том праворадикального
пропагандистского труда «Юстиция в оковах», направленного про¬
тив «политического болота в юстиции», в течение одного лишь года
выдержал 10 изданий170. Нарисованная в нем картина изобиловала
ошибками и искажала факты, но такая информация способствовала
тому, что правовое государство теряло авторитет.
Основная проблема, заключавшаяся не только в том, кто управля¬
ет в сфере юстиции, проистекала из того, что Совет народных уполно¬
моченных, а позднее веймарская конституция рейха дала чиновникам
гарантии. Ст. 129 новой конституции гарантировала благоприобре¬
тенные права чиновников, а это подразумевало защиту от увольне¬
ния и сужало круг возможных дисциплинарных мер в отношении
чиновников, ибо за ними, как и за всеми гражданами, было признано
право на свободную политическую деятельность. Эти правила и га¬
рантии прав чиновников коренились ни в коем случае не только в
прагматических соображениях относительно того, что как раз во вре¬
мя военной катастрофы и революции нельзя отказываться от хорошо
обученных чиновников во имя восстановления государства и преодо¬
ления тяжелейших экономических и социальных проблем, но также
в принципах правового государства. Потому правительство соблюда¬
ло правовые и социальные обязательства государства независимо от
формы государственного устройства. Не говоря уж о том, что трудно
уволить чиновника, не относящегося к разряду политических, рево¬
люционное правительсво стояло перед проблемой нехватки юристов
в собственных рядах, с тем чтобы они могли занять хотя бы ключе¬
вые позиции в юстиции и сфере управления. Вследствие того, что во
время кайзеровского рейха члены партии не были допущены к выс¬
шим государственным должностям, а также вследствие известной со¬
циальной ограниченности базы СДПГ (ее членами и сторонниками
были рабочие и мелкие служащие), в партии насчитывалось лишь не¬
сколько юристов, по большей части самостоятельных или же занятых
наукой.
Утверждение столь выдающегося юриста и политика СДПГ как
профессор Гейдельбергского университета, депутат рейхстага и
рейхсминистр юстиции Густав Радбрух, указывает на ограниченные
возможности: «Министерство юстиции рейха имело больше юриди¬
152
ческое, нежели политическое значение. Вследствие этого оно оста¬
валось незатронуто новыми государственными отношениями. Про¬
никновение в него политических элементов было исключено, так как
удержаться в нем ввиду поставленных перед министерством про¬
фессиональных задач можно было только благодаря специальным
знаниям». И хотя Радбрух отмечал преимущественно политическую
близость своих сотрудников к ННП, он ценил «добрую волю» чи¬
новников давать министру профессиональные советы. Однако и он
пришел к выводу, что должен был в большей степени, чем делал это,
политизировать свое ведомство171.
Именно Радбрух сетовал на нашедшее свое отражение в трудах
гейдельбергского приват-доцента Эмиля Юлиуса Гумбеля «вопию¬
щее бессилие юстиции в отношении убийств левоориентированных
политиков»172. После своего назначения на пост рейхсминистра
юстиции он распорядился подготовить сборник, посвященный кни¬
ге Гумбеля «Два года политических убийств»173. На таком сборнике
он, будучи депутатом немецкого рейхстага, настаивал еще 5 июля
1921 г. Предметом дебатов были в данном случае не левые убежде¬
ния Гумбеля, а вопрос: верны ли приведенные Гумбелем данные от¬
носительно сотен политических убийств и одностороннего, неадек¬
ватного уголовного преследования преступников? В первом издании
своей книги Гумбель заявил, что немецкая юстиция оставила без на¬
казания 300 политических убийств. Удивление Гумбеля по поводу
резонанса на его книгу было правомерным и в то же время вызывало
сомнения: «...самый компетентный орган, рейхсминистр юстиции,
многократно недвусмысленно удостоверил мои утверждения. Тем не
менее ни один убийца не был наказан»174. Расследования, предпри¬
нятые по поручению Радбруха, показали, что информация Гумбеля
«по большей части» верна175. Сам Гумбель, наконец, подготовил к
публикации материалы, которые после ухода Радбруха с поста ми¬
нистра (22 ноября 1922 г.) так и не были напечатаны. Когда Радбрух
снова 13 августа 1923 г. стал рейхсминистром юстиции, он сообщил
Гумбелю, что сборник будет готов предположительно к середине
октября 1923 г., однако уже 6 октября 1-й кабинет Штреземанна по¬
дал в отставку. И хотя в следующем, 2-м, кабинете Штреземанна Рад¬
брух снова занял пост рейхсминистра юстиции, это правительство
просуществовало еще более недолго; менее чем через четыре недели,
3 ноября 1923 г., СДПГ отозвала своих министров и среди прочих
Радбруха. К этому времени сборник был подготовлен, но не напеча¬
тан. Гумбель издевался: «Два с половиной года понадобилось сбор¬
нику, чтобы не выйти в свет. Однако для такой неприятной истории
это, можно сказать, нормально»176. И хотя Министерство юстиции
рейха действительно впоследствии представило сборник в рейхстаге,
153
он так и не был опубликован, как это принято, в качестве издания
рейхстага.
На соответствующий запрос Министерство юстиции рейха зая¬
вило, что оно не располагает копиями представленных земельными
управлениями юстиции сообщений, а оригиналов в министерстве
больше нет177. Между тем Гумбель выложил подтвержденные дан¬
ные о том, что «в последние годы произошло около 400 полити¬
ческих убийств, которые все были совершены праворадикалами, и за
это не последовало почти никакого наказания»178. В конце концов,
Эмиль Юлиус Гумбель за свой счет изготовил копии и как частное
лицо — или как гражданин, исполненный чувства долга, — опубли¬
ковал в мае 1924 г. ведомственный сборник, поводом к которому
послужила его документация за 1922 г. Уже названные выше убий¬
ства Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Курта Эйснера, Гуго Гаазе,
Маттиаса Эрцбергера, Вальтера Ратенау и другие случаи Гумбель до¬
кументировал, а прусское Министерство юстиции, которое возглав¬
лял политик от Центра Гуго ам Цейнхофф, пришло к заключению,
например, в случае Эрцбергера, что «данные Гумбеля соответствуют
действительности»179.
Уголовное преследование убийц Ратенау представляло собой ис¬
ключение, поскольку общепринятого тогда «надзора» компетентных
органов в отношении главных фигурантов дела не было, один был за¬
стрелен при аресте, другой покончил жизнь самоубийством. Однако
и в этом случае тех, кто стоял за их спинами, не тронули, а многие из
соучастников и помощников в убийстве отделались относительно не¬
большими наказаниями.
Эмиль Юлиус Гумбель писал: «Формально в Германии действи¬
тельно что-то изменилось. Поскольку со времени принятия Вей¬
марской конституции Германия номинально демократическое госу¬
дарство... Тот, кто читает эти прекрасные установки, едва ли сможет
сомневаться в том, что Германия является свершившейся демокра¬
тией. Но известный факт, что, к сожалению, из текста конституции
невозможно сделать вывод о степени демократии в стране... Скорее
необходимо учитывать положения о ее применении и другие законы,
права полиции, дух руководства и прежде всего состояние духовного
здоровья страны, для того чтобы ответить на наши вопросы... Респуб¬
лика неслыханно демократична — против своих врагов»180.
Враждебные конституции действия, все равно какого вида и рода,
действительно не были подавлены достаточно решительно, а за¬
частую и вовсе не были подавлены. Национальное собрание могло
лишь принять письменную конституцию, но не изменить в один при¬
сест духовный, общественный, политический менталитет немецкого
народа или хотя бы менталитет его большинства. Демократия свер¬
154
шается не только в акте принятия конституции, конституция лишь
может установить предписания для политических, общественных и
правовых процессов и решений в условиях демократии — не более, но
и не менее. Как точно заметил Гуго Зинцхеймер, по случаю основания
своего журнала «Юстиция» в 1925 г.: «Во многих случаях право име¬
ет формальный характер, против которого восстает правовое созна¬
ние. Между тем право не может существовать без этого формального
характера... поскольку правовое видение без формального видения
невозможно. Однако не должно быть так, чтобы правовая практика
исчерпывала себя в этой формальной деятельности»181.
Между парламентской и президентской системами правления —
сомнительный компромисс
В том, что касалось правительственной системы, которую норми¬
ровала новая конституция рейха 1919 г., также существовали про¬
блемы, которые были показаны на примере сферы юстиции. Консти¬
туция была направлена на построение демократии, это проявлялось
уже в избирательном праве, в уравновешивании высших конститу¬
ционных органов власти, в урегулировании взаимоотношений между
рейхом и землями, а также в установках относительно правового и
социального государства. Это находило свое отражение во введении
элементов прямой демократии, таких как плебисцит. Руководствуясь
этими мотивами, Национальное собрание прописало в конституции
народную инициативу и всенародный референдум, а рейхспрезидент
должен был следовать воле народа. Большинство отцов конституции
хотело построения демократической республики. Однако какой де¬
мократией должно было стать Веймарское государство, парламент¬
ской или президентской? Этот вопрос волновал отцов конституции в
Веймаре особенно в поиске соотношения компетенций высших кон¬
ституционных органов власти.
Первый раздел конституции содержит права рейха и земель и
фиксирует порядок их взаимоотношений. Этот раздел придает фе¬
деративной структуре Веймарской республики окончательный вид.
Следующие разделы содержат характеризующие веймарскую прави¬
тельственную систему функциональные определения и прописывают
компетенции высших конституционных органов власти рейха: отно¬
сительно рейхстага (ст. 20-40), рейхспрезидента и рейхсправитель¬
ства (ст. 41-59), а также рейхсрата (ст. 60-67). Разделы с 5-го по 7-й
посвящены законодательству, администрации рейха и правосудию.
Рейхстаг, который был избран на четыре года на основе того же из¬
бирательного права, что и Национальное собрание, а именно на прин¬
ципах пропорционального, всеобщего, равного и свободного избира¬
155
тельного права, получил законодательные права, принимал решения
в форме закона о государственном бюджете и осуществлял контроль
над правительством и администрацией. Он имел право образовывать
следственные комиссии, требовать от членов правительства инфор¬
мации, а также их присутствия на заседаниях правительства. Но
прежде всего рейхстаг имел возможность посредством выражения
вотума недоверия принудить правительство рейха уйти в отставку;
двумя третями депутатов он мог изменить конституцию. Кроме того,
рейхстаг получил и сохранял за собой целый ряд парламентских прав,
которые должны были служить осуществлению мандата депутатов
немецкого народа, руководствовавшихся лишь своей совестью и не
связанных обязательствами и поручениями. Рейхстаг обладал правом
самостоятельного собрания, то есть он не созывался, как это принято
в конституционной правительственной системе, высшим главой го¬
сударства. Рейхстаг определял также дату окончания заседаний и на¬
значал время нового общего собрания. Президент рейхстага обладал
дисциплинарным правом, а депутаты пользовались парламентским
иммунитетом; они были защищены от уголовного преследования,
разве что рейхстаг сам мог лишить их иммунитета.
Национальное собрание в принципе приняло решение в пользу
репрезентативной правительственной системы, но добавило к этому
отдельные плебисцитарные элементы, которые, однако, в конститу¬
ционной практике не играли большой роли: ни один закон не был
принят благодаря народной инициативе или всенародному опросу.
Тем не менее плебисцит служил удобным пропагандистским инстру¬
ментом, направленным против республики, как для радикальных
правых (НСРПГ, НННП, «Стальной шлем»), так и для радикальных
левых (КПГ), например, при изъявлении народной инициативы про¬
тив плана Юнга в 1929-1930 г. Внесение плебисцитарных элементов
в конституционный порядок, репрезентативный в принципе, имело
своей целью насколько это вообще возможно расширить простран¬
ство для реализации суверенитета народа, в том числе прямых по¬
литических решений с его стороны. Ввиду сложности современного
законодательства и правительственной системы, и затруднительно¬
сти организовать народную инициативу без политических партий,
плебисцит оказался сомнительным «жестом» конституции и ни в коем
случае не стал формой выражения «незамутненной воли народа».
Схожие намерения лежали в основе требования НСДПГ ради¬
кально сократить срок полномочий законодательных органов до
двух лет. Гуго Пройсс справедливо отклонил эту идею, сославшись
на эффективность парламентской работы: «Чем короче избиратель¬
ные периоды, тем безвластнее парламенты»182. Это мнение победило
в конституционной комиссии, ибо парламент должен был быть ре¬
156
презентантом воли народа и, в итоге, носителем власти в государстве:
рейхстаг осуществляет власть в рейхе, пока она со всей определен¬
ностью не передана на основе конституции другим конституцион¬
ным органам власти, а именно рейхспрезиденту, рейхсправительству
и рейхсрату. Однако несмотря на это ясное выражение воли со сторо¬
ны разработчиков конституции снова и снова во время конституци¬
онных слушаний всплывала формула «парламентский абсолютизм».
Мнимому всесилию рейхстага хотели противопоставить какие-то га¬
рантии защиты демократии — через плебисцит и, в первую очередь,
через институт сильной власти рейхспрезидента. Даже само избра¬
ние рейхспрезидента в результате всенародных выборов — которые
давали ему такую же легитимацию, что и рейхстагу, — привносило в
конституцию плебисцитарный элемент и не допускало, таким обра¬
зом, приоритета рейхстага в рамках веймарской правительственной
системы.
Рейхспрезидент сохранил доминирующие позиции, данные ему
еще временной конституцией. Урегулирование в одном и том же раз¬
деле компетенций и функций, признанных за рейхспрезидентом и
рейхсправительством, являлось последовательным шагом, посколь¬
ку оба этих конституционных органа власти рассматривались как ис¬
полнительные и подразумевалось, что они действуют согласованно.
Так или иначе, этой согласованности оставалось желать, потому что
при определенных обстоятельствах очевидный перевес оставался за
рейхспрезидентом. Его доминирование проистекало уже хотя бы из
самих выборов: иначе, чем Эберт, первоначально исполнявший обя¬
занности рейхспрезидента, добился своего поста его преемник, это
произошло посредством всенародных выборов в 1925 г. и 1932 г. Его
мандат ограничивался семью годами, повторное избрание было воз¬
можно. Быть избранным мог любой немец, которому исполнилось
35 лет. Сместить рейхспрезидента можно было лишь труднодости¬
жимым на практике способом, он не применялся: двумя третями го¬
лосов рейхстаг должен был бы принять решение о проведении рефе¬
рендума, через который и был бы решен вопрос о смещении главы
государства.
Рейхспрезидент не мог одновременно являться членом рейхстага.
В его компетенцию входило представлять Германский рейх в сфере
международного права, от имени рейха он заключал договора и сою¬
зы, которые — коль скоро они противоречили основам законодатель¬
ства — нуждались в одобрении парламента. Рейхспрезидент назна¬
чал и увольнял государственных служащих, утверждал принятые в
соответствии с конституцией законы и обнародовал их (ст. 70). Тем
самым рейхспрезидент имел право и обязанность проверить закон на
соответствие его конституции.
157
Наконец, рейхспрезидент был «верховным главнокомандующим
всех вооруженных сил рейха» (ст. 47). Правда, своим предписанием
от 20 августа 1919 г. рейхспрезидент передал исполнение функций
верховного главнокомандующего министру рейхсвера, пока сам не
отдавал прямых приказов. Все предписания и постановления рейхс¬
президента, в том числе и военные, для того чтобы они вступили в
законную силу, принципиально нуждались в подписи рейхсканцле¬
ра или соответствующего министра рейха, которые тем самым пере¬
нимали ответственность за него (ст. 50). Это скрепление документа
подписью в ситуациях, касавшихся основных направлений политики
государства, то есть имевших общеполитическое значение, принци¬
пиально брал на себя рейхсканцлер. В случае, если у него возникали
сомнения, решение оставалось за ним. Такое регулирование порядка
было последовательным, ведь рейхсканцлер определял основные на¬
правления политики, за что и нес ответственность перед рейхстагом,
а не перед рейхспрезидентом. В рамках этих основных направлений
каждый из рейхсминистров руководил своим ведомством самостоя¬
тельно, на свою ответственность перед рейхстагом (ст. 56). Таким об¬
разом, Веймарская конституция предписывала рейхсканцлеру «по¬
ложение руководящего государственного деятеля, ответственного
не за детали, а за целое»183. Под председательством рейхсканцлера
обсуждались все проекты законов, которые обязаны были представ¬
лять кабинету ведомственные министры, в случае равенства голосов
при принятии решения в правительстве рейха он обладал так назы¬
ваемым правом большего голоса: его голос имел решающее значение.
В случаях, касавшихся основных направлений политики государства,
рейхсканцлер и так не мог остаться в мпнынинстве. Если в таких
ситуациях дело доходило до конфликта, тогда дальнейшую судьбу
правительства решала, разумеется, не буква конституции, а способ¬
ность к компромиссу в рамках коалиции — выход одной из партий
из коалиции мог лишить рейхсканцлера опоры для дальнейшего пре¬
бывания на посту. Особое положение в правительстве в том, что каса¬
лось решений, имевших финансовые последствия, занимал министр
финансов. В определенных случаях он даже располагал, по меньшей
мере, правом вето, приостанавливающего решение. В обязанности
правительства рейха входило кроме прочего внесение проектов зако¬
нов в рейхстаг после предшествовавшего тому одобрения рейхсрата.
Если рейхсрат отклонял проект закона, правительство рейха все же
обладало правом вносить его на рассмотрение парламента даже при
расхождении во мнениях с рейхсратом (ст. 69).
Конституция давала рейхстагу право подавать судебный иск в го¬
сударственный суд в отношении членов правительства и рейхспрези¬
158
дента, но такой иск должен был быть одобрен двумя третями голосов
рейхстага.
В ансамбле конституционных органов власти в государстве рейхс¬
президент обладал следующей компетенцией: правом назначать и
отправлять в отставку правительство, правом роспуска парламента,
наконец, базирующемся на ст. 48 конституции правом объявления
чрезвычайного положения в стране, а также чрезвычайными, проис¬
текающими из этой статьи полномочиями. Комбинация этих прав да¬
вала рейхспрезиденту необычайную полноту власти.
Прежде всего назначение правительства. Согласно ст. 53 консти¬
туции рейхспрезидент назначал рейхсканцлера, а по его предложе¬
нию и рейхсминистров. Формально рейхспрезидент и рейхсканцлер
были свободны в выборе кандидатов, однако на практике они были
связаны ст. 54. Смысл статьи был таков: в случае назначения рейхс¬
канцлера и предложения им кандидатов на посты рейхсминистров
речь могла идти лишь о тех лицах, «относительно которых было из¬
вестно или согласно обстоятельствам можно было предположить, что
рейхстаг не откажет им в своем доверии»184.
В конституции не было записано, что рейхспрезидент был обязан
прежде согласовать с фракциями рейхстага, кого он назначит рейхс¬
канцлером. Таким образом, рейхспрезидент имел возможность на¬
звать кандидата, относительно которого предполагал, что тот вызо¬
вет доверие у рейхстага. Конечно, это не означало опять-таки, что он
имел неограниченное поле действия в принятии решения. Следовало
учитывать ст. 53 и ст. 54 конституции. Реально рейхспрезидент мог
удовлетворить условия ст. 54 конституции, только если перед назна¬
чением рейхсканцлера он вступил в контакт с фракциями рейхстага
с тем, чтобы понять, сможет ли намеченный им кандидат получить
большинство в рейхстаге. Однако рейхстаг, способный обеспечить
искомое большинство, такой ход событий предвидел. Чем более
многочисленны были фракции, тем тяжелее должно было быть об¬
разовать большинство в рейхстаге. В действительности это могло
подвигнуть рейхспрезидента предложить от своего имени кандида¬
та, который вовсе не обладал большинством, но все же имел виды
на то, чтобы после состоявшегося назначения довести дело до обра¬
зования коалиционного правительства, которое имело бы за собой
большинство в рейхстаге. Таким образом, сама конституция остав¬
ляла необходимым образом пространство, которое в зависимости от
партийно-политической ситуации в рейхстаге мог и даже должен был
по-разному использовать рейхспрезидент. Вследствие такого поло¬
жения дел нельзя было исключить конфликтов, когда большинство в
рейхстаге и рейхспрезидент придерживались разного мнения.
159
Часто рейхспрезидент лишь давал поручение сформировать пра¬
вительство без того, чтобы уже официально назвать конкретного
кандидата на пост рейхсканцлера. Это полностью согласовывалось с
конституцией, если большинство в рейхстаге не вырисовывалось. Так
или иначе такой ход событий оставлял открытой возможность того,
что тот, кому формирование правительства будет поручено, вернет
свои полномочия рейхспрезиденту, если сочтет нереальным сфор¬
мировать правительство в соответствии со своими представления¬
ми. Так, тайный советник, беспартийный Вильгельм Куно сообщил
18 ноября 1922 г. рейхспрезиденту, что не смог образовать кабинет
министров, так как партии выставили такие требования в конкрет¬
ных и кадровых вопросах, которые противоречили «конструктивно¬
му ведению дел». Куно получил поручение рейхспрезидента Эберта
сформировать правительство после достижения предварительной
договоренности с руководством партий относительно того, что его
правительству не будет отказано в доверии рейхстага.
Конституционная практика продемонстрировала в данном случае,
что предложение по кандидатурам министров ни в коем случае не на¬
ходилось исключительно в компетенции рейхсканцлера, но являлось
составной частью соглашений в рамках коалиции, которые фракции
в рейхстаге выторговывали в ходе консультаций при формировании
правительства. В случае с Куно несколькими днями позже дошло-
таки до создания правительства под его руководством, после того как
рейхспрезидент поручил ему образовать дополнительно еще одно
«коммерческое министерство». Таким образом, и при Веймарской
конституции оставалось возможным создать так называемое про¬
фильное министерство, чьи обязательства перед партиями рейхстага
были какими угодно, но не незначительными. Куно — бывший вы¬
сокопоставленный министерский служащий, специалист в экономи¬
ке и генеральный директор авиалинии «Гамбург-Америка», — был
призван возглавить правительство в условиях внутриполитического
кризиса именно вследствие признанной за ним деловой квалифика¬
ции; как политик он до того времени не проявил себя. Но даже этот
остававшийся около 9 месяцев на своем посту специалист «вне по¬
литики», в конце концов, не смог возглавлять правительство, ко¬
торое бы полностью отказалось учитывать расстановку партийно¬
политических сил в рейхстаге — такому правительству нет места в
парламентской демократии.
Показателен спор между председателем НННП Гергтом и рейхс¬
президентом Эбертом, возникший после одного из правительствен¬
ных кризисов осенью 1923 г. На требование НННП доверить оппо¬
зиционному политику формирование правительства Эберт ответил:
во исполнение права, закрепленного за ним конституцией, он «до сих
160
пор неизменно поручал образовать новое правительство тем лицам,
чья политическая позиция, казалось, имеет наилучшую перспективу
на скорое образование работоспособного правительства... Если я воз¬
держивался поручить одной из обеих оппозиционных партий форми¬
рование нового правительства, то происходило это потому, что вслед¬
ствие доверительных бесед с руководителями фракций в рейхстаге...
я вынужден был прийти к убеждению, что ни одна из двух оппозици¬
онных партий не располагает возможностью образовать правитель¬
ство на конституционной основе»185.
Упомянутый здесь Эбертом порядок ведения дел сохранялся
вплоть до образования правительства после выборов в рейхстаг
20 мая 1928 г. Хотя конституция определенно не предусматривала та¬
кого образа действий, но она его и не исключала. Пространство для
действий на свое усмотрение сохранялось за рейхспрезидентом, одно¬
временно следовало учитывать необходимость облачения правитель¬
ства доверием парламента. Поручение сформировать правительство
без предшествовашего тому назначения в политической практике
дозволяло в случае неудачи наделить другое лицо такими же полно¬
мочиями и таким образом снизить риск постоянного обрушения пра¬
вительства. Так, после выборов в рейхстаг 6 июня 1920 г. одному за
другим трем ведущим политикам от разных партий было поручено
образовать коалицию. Лишь после того, как это не привело к успе¬
ху, рейхспрезидент назначил рейхсканцлером президента Нацио¬
нального собрания Константина Ференбаха (Центр). Тот образовал
правительство меньшинства, которое, правда, могло опереться на три
фракции (Центр, ННП, НДП) и которому рейхстаг трижды за поч¬
ти одиннадцатимесячное его существование выражал свое доверие,
что оказалось возможным за счет толерантности со стороны СДПГ.
Модель Ференбаха 1920-1921 г. позднее снова практиковалась: оба
рейхсправительства Брюнинга 1930 и 1932 гг. имели схожую поли¬
тическую базу.
Несмотря на это, ввиду тяжелых внутри- и в первую очередь внеш¬
неполитических проблем, такое правительственное образование в
1920-1921 гг. выказало себя недостаточно стабильным; «конец песне
переходного правительства»186 пришел скоро. «Лондонский ульти¬
матум» союзников от 5 мая 1921 г., требовавший принять решения
Лондонской конференции по репарациям в течение 6 дней (в против¬
ном случае Германии угрожала оккупация Рурской области) выявил
необходимость более широкой парламентской базы для рейхсправи¬
тельства, поставленного перед необходимостью принять тяжелое по¬
литическое решение187.
Эти немногие примеры показывают, что после 1920 г. не было ни
одного «нормального случая» формирования правительства, когда с
161
самого начала было бы ясно, что рейхспрезидент назначит конкретное
лицо, которое бы располагало большинством в рейхстаге. Так могло
бы произойти в двухпартийной системе, по крайней мере, предпо¬
сылкой к тому был бы парламент, куда входили бы лишь несколь¬
ко партий и в котором политическое противостояние большинства
и меньшинства имело бы четкую линию фронта. Однако немецкий
рейхстаг был расколот на множество групп, соответственно прибли¬
зительно столько же крупных партий. К тому же не следует забывать,
что в 1920-е гг. рейхстаг наряду с многочисленными отколовшимися
от разных партий группами в лице КПГ и НННП имел одновременно
две большие оппозиционные партии, которые категорически не при¬
нимали Веймарскую конституцию и, со своей стороны, были в состо¬
янии пусть устроить совместную «обструкцию» (Карл Шмитт), но не
вести общую конструктивную оппозиционную политику, поскольку
представляли два противоположных крыла в парламенте.
Вследствие такого положения дел за рейхспрезидентом остава¬
лась ключевая роль в вопросе формирования рейхсправительства
и назначения рейхсканцлера. Его политический вес вырос еще и по
причине сдержанности СДПГ в принятии на себя политической от¬
ветственности. Если рейхстаг не был в состоянии сформировать боль¬
шинство, главная роль в таком случае все больше перекладывалась
на рейхспрезидента; тогда ст. 54 конституции, корреспондирующаяся
со ст. 53, использовалась рейхстагом чаще не в позитивном смысле
выражения доверия, но исключительно в негативном — отказа в до¬
верии. Без сомнения, последнее являлось легитимным инструмен¬
том рейхстага, но тогда менялся смысл парламентской системы, если
рейхстаг разделял свою деструктивную компетенцию и конструктив¬
ную. Чем независимее было правительство от конструктивного об¬
разования большинства в парламенте, тем в большую зависимость от
рейхспрезидента оно подпадало. Тогда в противовес парламентской
системе возникал последовательный антагонизм между рейхсправи¬
тельством и рейхстагом, правительство становилось правительством
рейхспрезидента. От конституционализма такое положение вещей
отличается лишь правом парламента выразить вотум недоверия.
Без сомнения, отказ правительству в доверии — наряду с правом
принятия законодательных документов и парламентским контро¬
лем за правительством и администрацией — составлял важнейшую
компетенцию рейхстага Веймарской республики. Это право не было
неограниченным. Рейхспрезидент на основе ст. 25 конституции об¬
ладал возможностью роспуска парламента. Содержавшееся в этой
статье ограничение (одним и тем же основанием для роспуска рейхс¬
тага рейхспрезидент не мог воспользоваться дважды) не было дей¬
ствительным препятствием для рейхспрезидента, ведь один и тот же
162
повод мог быть сформулирован по-разному, к тому же для роспуска
годились разные поводы. Да и установление, что новые выборы в
рейхстаг должны состояться не позже, чем на 60-й день после его
роспуска, не притупляло оружия, каковым был роспуск парламента,
ведь со времени роспуска предыдущего рейхстага до начала заседа¬
ний новоизбранного проходило, как правило, три месяца — три ме¬
сяца без деятельного парламентского контроля над правительством.
Комиссия рейхстага, задуманная для «защиты права народного пред¬
ставительства по отношению к рейхсправительству на время, когда
заседания не проходят, и по окончании избирательного периода»
(ст. 35, абз. 2), могла пользоваться правами рейхстага лишь в непол¬
ной мере. Закон рейхстага от 15 декабря 1923 г., добавивший к про¬
цитированному пассажу формулу «или роспуска рейхстага вплоть
до созыва нового рейхстага», также мало изменил ситуацию. Право
роспуска рейхстага должно было сделать возможной апелляцию
рейхспрезидента к выборщикам; поскольку эта статья дополняет
ст. 73 и ст. 74, дававшие рейхспрезиденту право распорядиться о
проведении референдума по принятому рейхстагом закону. Он мог
сделать это на свое усмотрение, но только если рейхсрат отклонит вы¬
звавший споры закон. Отданное рейхспрезидентом распоряжение о
роспуске рейхстага должно было быть завизировано министерством.
Конституционно-правовая коллизия вокруг этих трех высших
конституционных органов власти требует дальнейших разъяснений.
Ст. 48 конституции давала рейхспрезиденту средства для стабили¬
зации исполнительной власти, что во времена парламентской не¬
стабильности опять-таки усиливало его позиции за счет рейхстага и
рейхсправительства. Так называемая статья о чрезвычайном положе¬
нии предполагала кроме прочего, что если одна из земель нарушит
свои установленные конституцией рейха обязательства, рейхспрези¬
дент, если это потребуется, может вмешаться, прибегнув к помощи
рейхсвера. В случае крупного нарушения или угрозы общественной
безопасности и порядку в Германском рейхе рейхспрезидент также
получал полномочия урегулировать ситуацию военными средствами.
Верховный глава государства мог в придачу принять необходимые
меры по восстановлению правопорядка, и даже временно приостано¬
вить действие 114, 115, 117, 118, 123, 124 и 153 статей конституции,
гарантировавших основные права граждан. Такое право в чрезвычай¬
ных ситуациях конституция рейха делегировала также правитель¬
ствам земель. Для защиты от злоупотреблений этой статьей отцы
конституции предусмотрели, что предпринятые рейхспрезидентом
меры должны быть тогда же переданы к сведению рейхстага и, если
рейхстаг того потребует, безотлагательно лишены силы. Такой поря¬
док мог функционировать лишь при условии, что рейхстаг заседает и
163
способен образовать большинство, ведь для лишения законной силы
мер, принятых на основе ст. 48 конституции, рейхстагу было необхо¬
димо большинство, пусть и для отмены*.
Отцы конституции предусмотрели вводный закон к ст. 48, однако
рейхстаг упустил возможность принять его. Тем самым была упущена
возможность затруднить злоупотребления в связи с правом объявле¬
ния чрезвычайного положения. Ст. 48 регулировала совершенно раз¬
ные вещи, с одной стороны, рейхсэкзекуцию в отношении отдельных
государств, не выполняющих своих обязательств, с другой, чрезвы¬
чайные диктаторские меры рейхспрезидента и рейхсправительства, а
также правительств земель в условиях чрезвычайного положения188.
Потому рейхсэкзекуцию и диктатуру следует четко разделять, и в
конституционной практике они проявляются по-разному, притом
что взаимосвязь между ними не исключена. Так, рейхсэкзекуция в
отношении свободного государства Пруссия, проведенная 20 июля
1932 г., — «удар по Пруссии» рейхсканцлера Франца фон Папена, то
есть обоснованное (с точки зрения политической власти) смещение
правомочного прусского правительства Брауна, — опиралось как раз
на ст. 48, абзацы 1 и 2. Однако на деле это обоснование было лише¬
но конституционно-правовых резонов и служило лишь тому, чтобы
замаскировать политическое тщеславие рейхсканцлера и стоящих
за ним политических и общественных сил, нацеленных на реставра¬
цию189. И в других случаях, когда рейхспрезидент принимал реше¬
ние о проведении рейхсэкзекуции, несмотря на его конституционно¬
политические полномочия, зачастую отсутствовала юридическая
ясность, а именно какой абзац ст. 48 лежал в основе принятого ре¬
шения, например, при вмешательстве рейхсправительства в дела
Саксонии в октябре 1923 г. В двух других случаях рейхсэкзекуция
базировалась на абзаце 1 ст. 48 — в марте 1920 г. против Тюрингии и
в апреле 1920 г. против Готы190. В сравнении с этими ранними при¬
мерами рейхсэкзекуции в бытность Эберта рейхспрезидентом упомя¬
нутый здесь «удар по Пруссии» 20 июля 1932 г. представляет собой
ярко выраженный особый случай, ибо он значительно форсировал
агонию республики. В данном случае речь никоим образом не шла
лишь о рейхсэкзекуции, но фактическом изменении Веймарской
конституции. Этот удар со стороны государства покончил с полити¬
ческой самостоятельностью Пруссии и превратил самое большое из
самостоятельных немецких государств de facto в землю рейха.
Таким образом, исполнительная власть рейха лишь в случае не¬
конституционных методов выказывала себя политически деструктив¬
указов рейхспрезидента. — Примеч. перев.
164
ной. Уполномочив рейхсканцлера на подобный шаг, рейхспрезидент
нарушил конституцию. Ни в коем случае не соломоново, но, наобо¬
рот, противоречивое решение государственного суда земли в отноше¬
нии Германского рейха от 25 октября 1932 г., которое хотя и восста¬
навливало власть прусского правительства, но при этом оставляло на
своем посту рейхскомиссаров, лишь подтверждает эту оценку. Про¬
тиворечивость в том, что, хотя и вполне признается конституционно¬
правовая необоснованность «удара по Пруссии», но распоряжение
рейхспрезидента не дезавуируется. Дело зашло так далеко, что огляд¬
ка на верховного главу государства подвигнула компетентный суд не
к последовательно правовому, а к политическому обоснованию кон¬
кретного примера нарушения конституции. А правительства Папена,
Шлейхера и Гитлера и вовсе не думали о том, чтобы следовать реше¬
нию суда в той части, которая их не устраивала. А Гинденбург, якобы
до 1933 г. педантично придерживавшийся конституции, покрывал
эту противоречащую конституционному праву и судебным предпи¬
саниям политику.
«Параграф о диктатуре», содержавшийся в ст. 48, давал рейхспре¬
зиденту возможность принимать по согласованию с правительством
рейха имевшие силу закона постановления, что непосредственным
образом затрагивало законотворческую компетенцию рейхстага. Уже
во время своего пребывания на посту рейхспрезидента Эберт принял
136 чрезвычайных указов на основании ст. 48, абзац 2; по большей час¬
ти в кризисном 1923 г.191 Немалая их часть выпала на долю чрезвы¬
чайных экономических мер, а именно необходимых предписаний по
обузданию инфляции в 1923 г. в связи с гиперинфляцией, например,
по корректировке зарплаты государственных служащих. Определять
жалованье чиновников нужно было в форме закона; порядок же при¬
нятия законов в парламенте отнимал слишком много времени. Столь
же срочные по своему характеру чрезвычайные предписания необхо¬
димы были и для выравнивания налоговой системы, изменения та¬
рифов и соответствующего регулирования финансовых трансакций
всех видов. Во всех этих случаях речь шла о чрезвычайной ситуации,
с которой нельзя было справиться никаким иным способом. Нако¬
нец, целый ряд чрезвычайных постановлений был принят в отмену
предыдущих. С другой стороны, то, что законы в обход рейхстага
принимались именно таким путем, снова и снова происходило по¬
тому, что образование парламентского большинства сталкивалось с
трудностями. Такая практика чрезвычайных постановлений частич¬
но перекладывала право рейхстага по принятию законов на плечи
рейхсправительства и рейхспрезидента. Тем самым заложенное в кон¬
ституции соотношение между различными ветвями власти от случая
к случаю de facto упразднялось.
165
В отдельные годы казалось, что все опасения, будто вышедшая из
берегов практика чрезвычайных постановлений 1920-1921 и 1923—
1924 гг. может выхолостить Веймарскую конституционную систему,
были необоснованными. Рейхспрезидент фон Гинденбург в первые
пять лет своего пребывания на этом посту ни принял ни одного но¬
вого чрезвычайного постановления, наоборот, лишь отменил восемь
еще сохранявших силу192. Без сомнения, это послужило укреплению
конституционного порядка. В любом случае предпосылкой к тому
была относительная экономическая и политическая стабильность в
срединные годы республики. В этом отношении ни практика чрез¬
вычайных постановлений Эберта не была преднамеренной, ни от¬
каз Гинденбурга от подобных мер в первые годы его пребывания на
посту рейхспрезидента не был в политическом отношении особенно
затруднительным. И все же, пусть столь значительное число чрезвы¬
чайных постановлений и законов о предоставлении чрезвычайных
полномочий правительству и было более или менее вынужденным,
тем не менее принятие почти не вызывавших сомнений и неизбежных
чрезвычайных постановлений создавало губительный прецедент для
кризисных периодов в последующие годы. И такие времена пришли с
1930 г., когда Германский рейх попал в экономический и социальный
кризис невиданных дотоле размеров, все сильнее и сильнее сотрясав¬
ший политическую систему. 6,218 млн безработных в феврале 1932 г.
были отражением и одновременно двигателем этого базового кризи¬
са общества и государства. С отказом от чрезвычайных предписаний
было скоро покончено: в 1930 г. рейхспрезидент выпустил 5 чрезвы¬
чайных постановлений, в 1931 г. — уже 44, наконец, в 1932 г. — 60. Од¬
нако речь идет не только об их количестве, но и о качественной сторо¬
не такого рода политической практики: «Как показало постановление
от 26 июля 1930 г., уже начало периода чрезвычайных постановлений
проходило под знаком благодушного толкования ст. 48». Чрезвычай¬
ные постановления, по большей части экономического и финансово¬
политического характера, в теперешних обстоятельствах содержали
в себе компоненты самого гетерогенного свойства, зачастую походи¬
ли на небольшие кодексы193. Все более и более они подменяли собой
предписанную законодательную процедуру в парламенте. В этом
смысле изменение конституции было очевидно. И это будет еще бо¬
лее ясно, если мы наряду с этим посмотрим на показатели активности
парламента:
1930
1931
1932
Принятые рейхстагом законы
98
34
5
Чрезвычайные постановления рейхспрезидента
5
44
60
Количество дней заседаний рейхстага
94
41
13
166
Не только исполнительная, но все больше и больше законодатель¬
ная власть оказывалась в руках рейхспрезидента и рейхсправитель¬
ства в ущерб рейхстагу. Решающим является то, что применение ст. 48
(абзац 2) повлияло на совмещение двойной компетенции и в значи¬
тельной мере сместило заложенное отцами конституции распреде¬
ление политического веса в рамках Веймарского конституционного
строя. Политическая воздержанность рейхстага никоим образом не
была связана исключительно с частичной уступкой рейхсправитель¬
ству, наделенному рейхспрезидентом чрезвычайными полномочия¬
ми, в сфере законотворческой деятельности; она непосредственным
образом касалась отношений зависимости правительства: управлять
на основе чрезвычайных постановлений означало управлять без или,
как это неизбежно должно было проявиться, даже против рейхстага.
Такому правлению было наказано одобрение рейхспрезидента. Ины¬
ми словами, большая свобода действий по отношению к рейхстагу
была куплена рейхсправительством за счет растущей зависимости от
рейхспрезидента. Именно последний неизбежно становился в этой
ситуации центром политической власти в республике. Комбинация
конституционных ст. 25 (право рейхспрезидента на роспуск рейхс¬
тага), ст. 48 (абзацы 1 и 2 : рейхсэкзекуция и власть диктатуры) и
ст. 53 (назначение и освобождение от должности рейхсканцлера и
рейхсминистров) столь неослабно влияла на рост могущества рейхс¬
президента, что снова и снова он мог на месяцы вывести рейхстаг из
игры, правительство же, в конце концов, подпало в полную зависи¬
мость от рейхспрезидента.
Право рейхстага на вотум недоверия рейхсправительству можно
было месяцами обходить, если рейхспрезидент распоряжался распус¬
тить парламент: роспуск или же отказ от роспуска правительства со
стороны рейхспрезидента были тем волоском, на котором с сентяб¬
ря 1930 г. висели все правительства рейха. Фактически Веймарская
конституция имела два уровня: парламентский уровень, на котором
рейхстаг в политическом отношении был решающим конституцион¬
ным органом, а правительство в первую очередь зависело от доверия
большинства депутатов рейхстага; и уровень «резервной президент¬
ской конституции», который всегда в кризисные времена и практико¬
вался. Таким образом, отцы Веймарской конституции создали никак
не последовательно парламентскую систему правления, а своего рода
«полупарламентскую» (Брахер). И если республика на протяжении
долгого времени смогла пережить свои тяжелые кризисы, возмож¬
но, лишь с помощью «резервной президентской конституции»194,
то, если посмотреть на это с другой стороны, такая конституционная
конструкция, вне всяких сомнений, снизила ответственность поли¬
тических партий и рейхстага.
167
Конечно, рейхспрезидент мог лишь тогда целиком исчерпать весь
потенциал своей заложенной в «резервной конституции» власти, ког¬
да другие конституционные органы в большей или меньшей степени
оставляли свои компетенции неиспользованными. При этом пра¬
вительство, будучи парламентским правительством, не могло быть
более стабильным, чем сам парламент. Лишь в качестве президент¬
ского оно обретало известную стабильность, но при всех обстоятель¬
ствах лишь в привязке к президенту, что после 1930 г. стало его злой
судьбой.
Ни один рейхстаг Веймарской республики не пережил полного
избирательного периода, все были распущены рейхспрезидентом
на основе ст. 25 конституции. Даже это уже демонстрирует полити¬
ческий вес рейхспрезидента и политическое безвластие рейхстага.
Причина роспусков закономерно заключалась в том, что образова¬
ние большинства в рейхстаге сталкивалось с трудностями, или в том,
что находящееся у власти правительство теряло доверие большин¬
ства в парламенте, либо такая потеря доверия ему грозила. Роспуск
парламента стал орудием исполнительной власти, направленным
против рейхстага, политические партии которого добивались изме¬
нения пропорций большинства в период своей легислатуры. Да и
конституционно-правовое регулирование роспуска парламента пока¬
зывает, что Веймарская правительственная система не представляла
собой системы последовательно парламентской.
Несмотря на это отцы конституции полагали, что с созданием
сильного противовеса рейхстагу в виде исполнительной власти, —
который они ошибочно видели также в лице правительства рейха, —
они осуществили бы «подлинный парламентаризм». Это ложное
умозаключение покоилось на уже упомянутом страхе перед мнимым
«парламентским абсолютизмом» и на ошибочной интерпретации
английского конституционного строя. Фиксацию на неком эрзац-
монархе мы находим в одной из научных работ того времени, ав¬
тором которой является специалист в области государственного
права Роберт Редслоб. Кроме прочих эта работа оказала большое
влияние на Гуго Пройсса. Соображения подобного рода были близ¬
ки конституционно-политическим представлениям Макса Вебера и
немецкой конституционной традиции: все они пытались сохранить
частичку монархии в республике, однако те плохо уживались.
Как обосновывали рейхспрезиденты роспуск рейхстага? При¬
ведем здесь три типичных примера. Когда 13 марта 1924 г. первый
рейхстаг был распущен незадолго до истечения своих полномочий
(а это должно было случиться 6 июня 1924 г.), рейхспрезидент зая¬
вил: «После того как правительство рейха констатировало, что его
требование оставить в настоящее время в силе без изменений поста¬
168
новления, принятые им на основе чрезвычайных законов от 13 октяб¬
ря и 8 декабря 1923 г. и представленные им как жизненно важные, не
находит одобрения большинства в рейхстаге, я распускаю рейхстаг
на основе ст. 25 конституции рейха»195. Оппозиционные партии во
главе с СДПГ подали запросы об отмене или воспрепятствовании
постановлений, названных в распоряжении рейхспрезидента о рос¬
пуске рейхстага. Эти запросы имели все шансы быть принятыми
рейхстагом. Еще более лаконично звучит обоснование роспуска сле¬
дующего рейхстага, избранного 4 мая 1924 г., а уже 20 октября 1924 г.
снова распущенного: «Парламентские сложности делают невозмож¬
ным сохранение ныне действующего правительства и в то же время
образование нового правительства на основе преследовавшейся до
сих пор внутренней и внешней политики. Поэтому исходя из ст. 25
конституции рейха я распускаю парламент»196. Если первый роспуск
рейхстага последовал потому, что постановления, базировавшиеся на
чрезвычайных законах, принятых самим рейхстагом, утеряли под¬
держку парламентского большинства, то основанием для роспуска
следующего рейхстага послужила неспособность фракций прийти
к компромиссу, а также чрезвычайно незначительное, шаткое боль¬
шинство любой мыслимой коалиции.
Рейхспрезидент обладал правом отдать распоряжение о роспуске
парламента, если считал это правильным. Несмотря на это первый
пример указывает, что рейхстаг фактически лишь в очень ограни¬
ченной мере (коль скоро не хотел рисковать своим роспуском) мог
использовать на практике принадлежащее ему право отмены чрез¬
вычайных постановлений. Таким образом, право рейхспрезидента
распустить парламент мешало рейхстагу реализовать свое право до¬
биваться отмены чрезвычайных постановлений. Лишь на момент их
отмены рейхстаг был сильнее, после этого он был бессилен.
Во втором примере, напротив, проявляется оборотная сторона
медали, а именно неспособность рейхстага к конструктивной поли¬
тике, которая находит свое выражение в создании коалиции. Рейхс¬
президент мог и должен был сам проявить инициативу в вопросе
образования правительства, однако как раз это позволяло фракциям
рейхстага снова и снова проводить деструктивную политику и ша¬
рахаться от требующей политических компромиссов коалиции. Так,
например, во втором рейхстаге коалиция трех веймарских партий с
ННП и БНП имела бы достаточное большинство. Второй на тот мо¬
мент кабинет министров под руководством Маркса не опирался на
большинство, но и ни в коем случае не опасался вотума недоверия.
Все попытки парламентским путем прирастить правительство вле¬
во, предпринимавшиеся СДПГ, и прежде всего вправо, со стороны
НННП, провалились. Но ННП все-таки настаивала на привлечении
169
НННП, а НДП эту идею отвергала. Показательна дискуссия по это¬
му поводу в правительстве. Так, не состоявший ни в одной из партий
министр финансов Ганс Лютер предлагал следующее — рейхсканцлер
мог сам назначить трех министров правительства без согласования
с фракциями, лишь потом кабинет должен был быть представлен
рейхстагу. Однако рейхсканцлер Вильгельм Маркс реалистично
констатировал, что «неизбежно пришлось бы говорить с фракциями
о конкретных персонах»197. Оценка ситуации со стороны министра
рейхсвера Отто Гесслера на заседании кабинета министров 20 октяб¬
ря 1924 г., вероятно, не была воспринята другими министрами со всей
серьезностью и осознанием всей ее важности, но в то же время она
характеризовала тенденцию. Гесслер отметил тогда: «Роспуск парла¬
мента является последним имеющимся в распоряжении средством.
Он приведет либо к более сильной сплоченности, либо, в конце
концов, к изменению существующей системы»198. Действительно, в
среднесрочной перспективе центры политической власти конститу¬
ционного строя сместились: парламент, едва избранный, вновь под¬
вергался риску быть распущенным, хотя те партии, которые за год
до того еще состояли в коалиции, могли образовать парламентское
большинство, — то есть в принципе были совершенно способны соз¬
дать коалицию, — парламент отказывался от своих прав, подвергая
поруганию политический смысл парламентских принципов.
Еще один роспуск парламента существенно обострил полити¬
ческий кризис Веймарской республики. По инициативе рейхсканц¬
лера Генриха Брюнинга (Центр), который после крушения большой
коалиции (СДПГ, Центр, НДП, ННП и БНП) возглавлял кабинет
меньшинства «буржуазного» центристского блока (из все тех же
партий, исключая СДПГ) и к которому СДПГ относилась в общем
толерантно, рейхспрезидент фон Гинденбург отдал 18 июля 1930 г.
распоряжение о роспуске рейхстага. Обоснование роспуска гласило:
«После того как рейхстаг сегодня постановил добиваться того, чтобы
принятые им 16 июля на основе ст. 48 конституции рейха постановле¬
ния были лишены силы, я распускаю парламент на основании ст. 25
конституции рейха»199.
Таким образом, роспуск рейхстага опять последовал потому, что
рейхстаг воспользовался своим правом отменить чрезвычайные по¬
становления. Соответствующий запрос фракции СДПГ поддержа¬
ли КПГ, Национал-социалистская рабочая партия Германии и часть
НННП. Предложение, сделанное рейхсканцлеру партийным лиде¬
ром немецких националистов Гугенбургом, о том, что его фракция бу¬
дет голосовать за перенесение рассмотрения запроса, если Брюнинг
готов «к преобразованию правительства в действительно правовое
правительство, а также к преобразованию прусского правительства»,
170
было последним отклонено200. Новые выборы, состоявшиеся 14 сен¬
тября 1930 г., привели к политическому обвалу, который позволил
национал-социалистам превратиться из маргинальной политической
группы с 12 мандатами в рейхстаге (2,6%) во вторую по силе партию
рейхстага (107 мест, то есть 18,3%).
Отчасти вину за роспуск парламент несет политика СДПГ. Мно¬
гих социал-демократов распад Большой коалиции за несколько ме¬
сяцев до этих новых выборов, вероятно, все еще не заставил осознать,
что партия все больше и больше играет на руку своим противникам
из консервативного лагеря. Окружение рейхспрезидента, часть ру¬
ководства рейхсвера, НННП, консервативная Народная партия и
другие консерваторы по меньшей мере с начала 1929 г. не оставляли
неиспользованным ни одного шанса, чтобы лишить СДПГ всякого
политического влияния.
О чем шла речь в этих вызвавших спор чрезвычайных постанов¬
лениях? Прежде всего они имели целью санацию государственной
финансовой системы. Предложения, внесенные правительством на
рассмотрение, касались также коммунальных пошлин, во время пред¬
варительных обсуждений между рейхсправительством и фракциями
не нашедших одобрения со стороны СДПГ и НННП. И хотя часть
законопроектов была принята, другая — § 2, касающийся финансо¬
вой помощи со стороны рейха определенному кругу лиц, — все же
была отклонена голосами СДПГ, КПГ, национал-социалистов и части
НННП.
Вместо того чтобы и далее пытаться прийти к компромиссу с
СДПГ, рейхсканцлер заявил, что не видит никакого смысла в даль¬
нейших переговорах. Причину этого Брюнинг назвал на заседании
кабинета министров 15 июля 1930 г. У него возникли опасения, что
«при ведении переговоров с социал-демократической партией в лю¬
бой поддержке справа будет отказано»201. Несмотря на это на тот
момент все еще казалось, что правительство рейха сможет остаться
на своем посту при сложившемся в парламенте положении дел. Так,
рейхстаг отклонил инициативу Экономической партии распустить
парламент. Внесенный на рассмотрение фракцией КПГ вотум недо¬
верия тоже провалился, так как фракция СДПГ воздержалась при
голосовании. Правительство и фракции находились в патовой си¬
туации: правительство не находило поддержки парламентского боль¬
шинства для своих законопроектов, представлявшихся ему важными
с финансово-политической точки зрения, вместе с тем ему не было
отказано в доверии.
В этой ситуации рейхсправительство прибегло к уже использо¬
ванному ранее средству — провести отклоненные законы непарла¬
ментским путем. Рейхсканцлер с одобрения рейхспрезидента пред¬
171
ставил свои предложения, внеся некоторые изменения в них, как
чрезвычайные постановления. На случай, если бы рейхстаг отклонил
их, перед собой на скамье правительства он положил красную папку
с указом рейхспрезидента о роспуске парламента202. В правительстве
рейха были согласны в том, «что роспуск рейхстага должен был бы
последовать, коль скоро рейхстаг отклонил бы, разумеется, безотла¬
гательно представленные ему чрезвычайные постановления»203. Так
или иначе, еще 9 июля 1930 г. на заседании фракции Центра рейхс¬
канцлер заявил, что желал бы добиться принятия своих предложе¬
ний парламентским путем и намерен прибегнуть к ст. 48 лишь в слу¬
чае отказа парламента, ибо тем самым было бы решительно затронуто
положение Германии и кредит доверия ему лично204. Рейхсминистр
финансов Дитрих (НДП) заклинал перед голосованием в рейхстаге:
«Мы боремся не за то, чтобы привести в порядок бюджет, а за сохра¬
нение страхования по безработице. Вопрос в конце концов теперь
в том, кто мы немцы — толпа заинтересованных или единый народ
единого государства»205. Однако в этой ситуации рейхстаг, даже при
большем политическом согласии, не мог позволить правительству,
чтобы оно приняло незадолго до того отклоненный проект закона
как чрезвычайное постановление, лишь незначительно изменив его.
Сколь бы обоснованной не была позиция правительства в этом деле,
такое было возможно только за счет недвусмысленного самоустра¬
нения парламента. Таким образом, если бы большинство рейхстага
добивалось отмены чрезвычайных постановлений, рейхспрезидент в
ответ на это распустил бы рейхстаг.
Рейхсминистр внутренних дел Вирт (Центр) перед голосованием
призывал рейхстаг: «Если вы свергнете это правительство или дове¬
дете дело до роспуска рейхстага, вы подвергнетесь риску до парла¬
ментского кризиса оказаться в кризисе демократической системы»206.
Этот прогноз оказался совершенно справедливым. После впечатляю¬
щего успеха национал-социалистов на выборах образование боль¬
шинства в рейхстаге стало еще более затруднительным, а управление
государством посредством чрезвычайных постановлений — прави¬
лом. Конечно, с математической точки зрения, даже теперь еще была
возможна коалиция от буржуазных правых до СДПГ, но уже никогда
Большая коалиция (СДПГ, Центр, НДП, ННП и БНП) не имела боль¬
шинства, к ней для этого должны были бы примкнуть другие неболь¬
шие партии умеренных правых. Однако Большая коалиция была уже
нефункциональна, образование правительства без этих пяти партий
было с самого начала нереальным. Обструкционный блок решитель¬
но антипарламентских и антидемократических партий из национал-
социалистов и НННП, с одной стороны, и КПГ, с другой, имел теперь
почти 40% мандатов.
172
Законодательные полномочия рейхстага должны были распро¬
страняться на четыре года. Если не принимать во внимание Нацио¬
нальное собрание, то с 1920 г. по 5 марта 1933 г. рейхстаг избирался
восемь раз: только 1-й и 3-й рейхстага каждый работали немногим
менее четырех лет; 4-й, избранный в 1928 г., оставался в таком виде
чуть более двух лет; избранный в 1930 г. — менее двух лет; все осталь¬
ные парламенты рейха еще меньше, 2-й просуществовал в 1924 г.
лишь несколько месяцев, столько же 6-й и 7-й, которые были избра¬
ны соответственно 31 июля и 6 ноября 1932 г. Уже одна только эта
нестабильность демонстрирует убывающий политический вес рейхс¬
тага. В этом отношении наступающая с 1930 г. утрата парламентом
политического влияния означала не только репризу парламентского
безвластия с 1922 г. по 1924 г., при этом никоим образом не являлась
лишь следствием наступившего тогда кризиса, но была логичным
продолжением конституционного развития 1920-х гг. Она была ре¬
зультатом изменившегося соотношения конституционного права и
конституционной практики на фоне партийного строительства и не
в последней мере отражала фундаментальный общественный кри¬
зис, который сказывался на результатах выборов. Мог ли рейхстаг
быть более стабильным, готовым к компромиссам и способным об¬
разовывать большинство, чем сам рейх и общество, его избиравшее?
Подобная же взаимосвязь обнаруживалась и в постоянной смене
правительств рейха. Они не могли, коль скоро были образованы пар¬
ламентским путем, — через создание правительственной коалиции
в рейхстаге или по меньшей мере в согласии с его большинством, —
оставаться в стороне от того, с какими проблемами сталкивался и
развивался рейхстаг, более того парламентская нестабильность ока¬
зывала прямое влияние на них.
В этом отношении цифры говорят сами за себя и позволяют прийти
к определенным выводам: с 1919 г. до начала 1933 г. свои обязанности
исполняло ни много на мало 20 рейхсправительств. Дольше всех из
них работало правительство Большой коалиции, которое возглавлял
рейхсканцлер Германн Мюллер (СДПГ), оно пребывало на своем пос¬
ту 21 месяц (с 29 июня 1928 г. по 30 марта 1930 г.), однако вследствие
противоречий между СДПГ и ННП, представлявших соответственно
левое и правое крыло коалиции, было ограниченно дееспособным и с
самого начала лавировало, не опираясь на формальное соглашение о
коалиции со стороны участвовавших в ней фракций. Все прочие пра¬
вительства исполняли свои обязанности еще более непродолжитель¬
ное время, многие из них лишь несколько месяцев, а правительство
Веймарской коалиции Германна Мюллера в начале 1920 г. — даже
менее 3 месяцев; оба кабинета Штреземанна в кризисном 1923 г. про¬
существовали еще меньше; наконец, последнее правительство Вей¬
173
марской республики, созданное по инициативе рейхспрезидента, под
руководством генерала фон Шлейхера не протянуло и 2 месяцев. Ка¬
бинеты министров, предложенные рейхспрезидентом, были (если не
брать во внимание кабинет Брюнинга, находившийся у власти в об¬
щей сложности 26 месяцев) никак не более жизнеспособными.
Если сравнить сроки пребывания на своих постах рейхспрезиден¬
та и рейхсправительств, а также легислативные периоды рейхстага,
то становится очевидно, что рейхспрезиденты в этом властном тре¬
угольнике представляли собой единственный стабильный фактор.
К конституционно-правовому наполнению властных полномочий
главы государства добавлялось фактическое усиление его позиций,
вследствие слабости двух других высших конституционных органов
власти.
Диалектика конституционного права и политических обстоя¬
тельств проявлялась в том, что конституция всегда предоставляла
партийным догматикам от идеологии, не приемлющим никакого ком¬
промисса, выход из положения. Рейхспрезидент брал на себя форми¬
рование правительства, притом не только формально и смягчая ситу¬
ацию, но и реально, на практике, коль скоро партии не могли прийти к
единому мнению. В этой ситуации ему ничего другого не оставалось.
Но именно в этом и заключалась проблема: «резервная президент¬
ская конституция» позволяла, даже поощряла уход фракций — тогда
в несравненно большей степени чем сегодня зависимых от идеологий,
классовых обязательств и партийных аппаратов — от конструктив¬
ного принятия на себя политической ответственности. Двойное дно
конституции было, конечно же, не единственной причиной недостат¬
ка функциональности парламентаризма, но все же условием соскаль¬
зывания от конституционно-политической к действующей, пусть и не
заявленной открыто президентской системе правления. Так, Веймар¬
ская республика переболела молчаливым скатыванием конституции
от полупарламентской к президентской системе правления, притом
что необходимые конституционно-политические изменения, — на¬
пример, в отношении правового положения и компетенций рейхста¬
га — так и не последовали. Отцы конституции разрывались в свое
время между репрезентативно-парламентской системой правления
и президентским конституционным строем с плебисцитарными эле¬
ментами. Таким образом, сама конституционная практика устранила
этот разрыв в пользу скрытой президентской конституции.
Национальное собрание из страха перед политикой партийных
интересов, а также из страха перед совершенно естественными в
условиях демократии политическими и общественными конфлик¬
тами не урегулировало функции партий в конституции. В ней пар¬
тии упоминаются лишь однажды, да и то в негативном ключе. «Госу¬
174
дарственные чиновники служат всему обществу, а не одной партии»
(ст. 130 конституции рейха). Подавляющее большинство в Нацио¬
нальном собрании представляло себе рейхспрезидента как полити¬
чески нейтральную инстанцию, как некого мирового судью, стоящего
над партиями. Однако верховный глава государства мог оставаться
нейтральным лишь столь долго, сколь долго ему не надо было само¬
му принимать политические решения. Нейтралитет рейхспрезиден¬
та достаточно скоро оказался фикцией, как только большинство в
рейхстаге посредством совершенно деструктивной политики стало
увиливать от компромиссов, а также принятия ответственности за
непопулярные решения.
Конечно, Густав Радбрух существенно осложнил партиям жизнь,
назвав по имени их «партийную чопорность»207, впрочем, среди насе¬
ления дело заходило еще дальше, чем у отцов конституции. Если бы
партии брали ответственность на себя, то избиратели довольно часто
«наказывали» бы их; а если бы они предприняли республиканизацию
чиновничества, чтобы добиться верности административного аппара¬
та конституции, то им поставили бы в упрек партийную узость поли¬
тических взглядов и «бюрократизм». Слишком многие немцы пола¬
гали тогда возможным и в условиях демократии делать политику без
партий. В этом конституционное право, конституционная практика и
политическая позиция большинства выборщиков корреспондирова¬
лись. У отцов Веймарской конституции не было народа, добивавше¬
гося этой самой конституции (Генрих Поттхофф), по крайней мере,
верная конституции часть населения оставалась в меньшинстве.
И все же нестабильность правительств ни в коем случае не была
обусловлена исключительно конституционно-политическими обсто¬
ятельствами, причиной ее стало множество проблем, с которыми но¬
вая республика вынуждена была столкнуться с самого своего начала:
падение одних правительств было мотивировано внешнеполити¬
чески, других — экономически и социально-политически. «Потен¬
циала для решения проблем» у веймарской демократии в целом не
хватало, чтобы справиться с нарастающими трудностями.
Глава 3
СИМПТОМЫ КРИЗИСА
И РАСПАД ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
1. Демократическая республика или что-то иное?
Как объяснить несоответствие между успехами Веймарского госу¬
дарства, достигнутыми в тяжелейших внутри- и внешнеполитических
условиях, и состоянием кризиса, от начала и до конца для него харак¬
терным? Проблемы и трудности, унаследованные от кайзеровского
рейха и вследствие войны, само население, затронутое ими, предъяв¬
ляли Веймарскому государству чрезвычайно высокие требования.
Это касалось не только конституционных проблем, но и всех дру¬
гих областей жизни общества, в частности, социальной политики.
С 1924 г. государство вынуждено было взять на себя роль третейско¬
го судьи. Вызванное компромиссами недовольство граждан ударило
по государству сильнее, чем по сторонам коллективного договора:
«Еще больший объем государственной работы, которая содействует
еще большей политизации социально-экономической сферы (так, с
1924 г. автономия в области тарифов была в Германии фактически
упразднена), так что на государство в известном смысле взваливает¬
ся непосильное бремя, от него ждут свершений, на которые оно не
способно»1.
Уже выборы в Национальное собрание 19 января 1919 г. позво¬
лили надеяться, что демократическая республика быстро одолеет все
проблемы, демократические партии в результате спонтанной реакции
населения на войну и революцию получили колоссальный кредит до¬
верия. Однако ввиду ужасающего наследства, одолеть которое воз¬
можно было лишь в длительной перспективе, разочарование не мог¬
ло заставить себя ждать, оно нашло свое выражение в губительных
для демократических партий Веймарской коалиции выборах 6 июня
1920 г. Выборы рейхспрезидента, состоявшиеся в 1925 г., подтверди¬
ли недовольство республикой и знаменовали ориентированное на
стабилизацию обращение к дореволюционному времени. Большая
часть населения ожидала разрешения нарастающих проблем скорее
от авторитарных преобразований в конституции, допускавшей при
сложившемся положении дел шаткое равновесие между рейхспрези¬
дентом, рейхсправительством и рейхстагом, нежели чем от трудного и
утомительного демократического парламентского пути принятия ре¬
шений. Вследствие этого партии оказались под давлением. С другой
стороны, своими зачастую не идущими во благо системе действиями,
176
они вызывали нарастающую неприязнь со стороны населения в отно¬
шении политических партий. Уже само по себе избрание Гинденбурга
в 1925 г. отражало конституционно-политический выбор голосовав¬
ших: дуалистическому компромиссу Веймарской конституции изби¬
ратели предпочли президентскую конституцию, тем самым утверди¬
ли молчаливое изменение конституции, становившееся очевидным
тогда, когда республика попадала в очередной кризис. Но и в этой
ситуации были возможны разные пути, как показывает столь розня¬
щееся исполнение обязанностей рейхспрезидента со стороны Эберта
и Гинденбурга, а также принципиально противоположное символи¬
ческое наполнение обоих президентств. Рейхсканцлер Брюнинг и его
правительство извлекли из этого развития желанные выводы вплоть
до превращения правительства в кабинет рейхспрезидента; отчасти
достигнутая ими независимость от более или менее недееспособно¬
го рейхстага была куплена ценой зависимости от рейхспрезидента.
В несравненно большей мере, чем это было до 1930 г., дело было в
личных качествах рейхспрезидента. И все-таки в данном случае речь
шла лишь о том, чтобы отложить решение, так как ни парламентская
демократия, ни президентское авторитарное правительство не были
реально дееспособны, обоим институтам власти не хватало поддерж¬
ки масс. В латентно протекавшем с 1918-1919 гг. кризисе обе аль¬
тернативы потерпели крах перед засильем проблем; они все меньше
могли устоять перед динамикой революции, поскольку большинство
населения не принимало веймарское конституционное устройство.
Эти линии проявляются сегодня более отчетливо, чем тогда, об
этом свидетельствуют и разного рода требования реформы рейха.
В них сочетаются осмысленные концепции административной ре¬
формы и фиксация на проблеме «рейх-земли», в первую очередь на
«прусской проблеме». Охватывающее две трети рейха свободное го¬
сударство Пруссия оказалось бременем для политической структу¬
ры рейха, прежде всего тогда, когда партийно-политический состав
правительств рейха и Пруссии рознился. Однако не земли и их пра¬
вительства стали причиной краха Веймарского государства. В том
числе и не всемогущая Пруссия, которая в своей парламентской кон¬
ституции, в своей относительной политической стабильности (так
или иначе достигнутой в существенно более благоприятных услови¬
ях), с почти постоянным участием в правительстве трех веймарских
коалиционных партий (СДПГ, Центр, НДП), как раз предлагала по¬
зитивную контрмодель применительно к политическому развитию
на уровне рейха. До начала 1930-х гг. Пруссию можно рассматривать
как «оплот демократии».
Поражает, насколько «прусская проблема» доминировала в так и
не реализованных концепциях реформы рейха и насколько игнориро¬
177
вались либо играли подчиненную роль реальные отягощавшие поло¬
жение дел факторы конституционно-политического свойства. Сами
по себе устремления к реформе рейха были показателем кризиса
конституционного строя; едва созданный, он уже рассматривался как
нуждающийся в реформе, в том числе и с точки зрения политическо¬
го центра. Революция 1918-1919 гг. не способствовала устойчивому
и долгосрочному восприятию нового государственного, конституци¬
онного и общественного строя. Такое признание со стороны боль¬
шинства населения, конституционный консенсус, было необходимо
для завершения переходной фазы революции. Глубокое расстройство
правосознания, нехватка доверия к новому законопорядку снова и
снова показывали, что революция 1919 г. лишь казалась законченной;
брожение продолжалось, в любой из кризисов она могла разгореться
снова. Веймарское государство не в состоянии было сделать то, чего
от него ожидали немцы, и все же оно добилось гораздо больше того,
чего от него в экстремальных условиях его существования, реально
оценивая события, следовало ожидать. В каком-то специфическом
смысле оно оставалось незавершенной демократией.
2. Перемены в обществе
Партии воспринимали себя преимущественно как классовые пар¬
тии, и существует достаточно оснований характеризовать общество
Веймарской республики как классовое общество. И все же речь шла
об обществе в стадии перемен. Оно было гораздо менее статичным,
чем это следовало из партийных установок. Но структурные из¬
менения в обществе не происходят в столь короткое время. Они не
ограничиваются периодом существования республики. Разумеется,
важные признаки таких перемен различимы и в данном случае. Как
часто случалось в истории, война 1914-1918 гг. привела к фундамен¬
тальным социальным изменениям, и как это часто было следствием
войн, к эгализации общества и демократизации конституционно¬
го и правового порядка. Уже тот факт, что в Первой мировой войне
участвовали миллионы солдат, способствовал тому, а высказывание
кайзера Вильгельма II в августе 1914 г. «...я больше не знаю никаких
партий, только немцев», действовало как сигнал.
Долго откладывавшаяся реформа прусского избирательного пра¬
ва, которая призвана была заменить трехклассное избирательное
право на всеобщее, равное и тайное, в этих условиях оказалась не¬
избежной, пусть даже привилегированные консервативные высшие
слои прусского общества буквально до последней минуты, до конца
войны препятствовали этому. Тому, кто вступал в войну за Отечество,
178
было уже невозможно далее отказывать в равных гражданских пра¬
вах. Пруссия вбирала 60% населения рейха, поэтому вопрос демокра¬
тизации избирательного права в политическом отношении не был во¬
просом маргинальным, касавшимся конкретной земли.
В 1925 г. Германский рейх насчитывал 62 410 619 жителей.
Во время Первой мировой войны военная мощь Германии со¬
ставляла И млн чел., из них погибло 1,808 млн, было ранено
4,277 млн, 618 тыс. человек попали в плен. Таким образом, почти
пятая часть населения непосредственно участвовала в войне, подав¬
ляющая часть семей так или иначе столкнулась с войной. Нет ника¬
ких сомнений в том, что Первая мировая война явилась плавильным
котлом классового общества и вызвала чрезвычайно сильную тягу к
эгализации, к равноправию.
Иначе, чем это было во Франции, которая вышла из войны
державой-победительницей и чьи «Anciens combattants»* обрели
общественный и политический вес, миллионное войско бывших не¬
мецких солдат оказалось, по меньшей мере в политическом смысле,
символом вчерашнего мира, погибшего в преисподней под Верденом;
немецкие солдаты воплощали собой не победу, а поражение. Интегра¬
ция общества усложнялась не только экономическими причинами,
создание враждебных республике добровольческих корпусов (как
наследия войны) являлось после победы революции 1918-1919 гг.
препятствием для демократического развития. Сочинения принад¬
лежавшего к правоэкстремистским кругам члена добровольческих
корпусов (и осужденного за соучастие в убийстве Вальтера Ратенау)
Эрнста фон Саломона «Отверженные» (1930), «Кадеты» (1933) и
«Анкета» (ретроспективно опубликованного в 1951 г.) ярко рисуют
этот слой отторгнутых, лишившихся корней националистически на¬
строенных молодых людей, пришедших с войны и не видевших для
себя будущего. Так он описывал «возвращение» одного полка в не¬
мецкий город в декабре 1918 г.: «О Боже, как они выглядели, как вы¬
глядели эти мужчины! Что это было, кто входил туда? Эти изнурен¬
ные, застывшие лица под стальными касками, эти костлявые тела, эти
изорванные, пыльные униформы! Шаг за шагом они шли маршем, а
вокруг них словно была бесконечная пустота. Да, было так, будто они
образовывали вокруг себя пространство, магический круг, в котором
опасные силы, невидимые непосвященному взгляду, творили нечто
тайное. Несли ли они еще в своем мозгу сумятицу грохочущих сра¬
жений, сбитую в клубок роящихся видений..? Вытерпеть это было
невозможно. Они шли маршем так, будто были посланцами смерти,
«бывшие фронтовики» {франц.). — Примеч. перев.
179
ужаса, убийственнейшего, одинокого, леденящего холода. Но это
была их родина, здесь их ждали тепло, счастье, почему они молча¬
ли, почему они не кричали, почему они не ликовали, почему они не
смеялись?»2
Сокращение армии до статуса профессиональной, до 100 тыс. че¬
ловек, изначально минимизировало шансы на то, что рейхсвер будет
преобразован в республиканскую армию. В ней доминировали пред¬
ставители старых привилегированных слоев, дворянской и буржуаз¬
ной административной и военнной элиты, которые и в дальнейшем
были ориентированы на традиционную для себя задачу оставать¬
ся столпом монархической власти, а не придать рейхсверу прили¬
чествующую времени роль в новой демократической республике.
И дело не только в том, что эту новую задачу рейхсвер понимал не
очень хорошо, в равной степени ее не понимала и булыная часть но¬
вой партийно-политической республиканской элиты.
Война с ее в общей сложности 8 млн убитыми, массовыми сраже¬
ниями и немыслимым дотоле использованием техники шла поступью
невиданного варварства. Масштабные военные преступления против
гражданского населения добавлялись к этому; Гаагские конвенции,
которые должны были служить преградой войне, не могли помешать
этому. Так, нельзя умолчать преступления немецкой оккупационной
власти в отношении бельгийского населения или опустошительные
немецкие бомбардировки Реймса. Несомненно, кризис ценностей на¬
ступил еще до 1914 г., и все же война решительным образом ускорила
и обострила «упадок ценностей» (Германн Брох).
Противоречивые попытки «справиться» с опытом войны прояв¬
ляются в героизации войны у Эрнста Юнгерса в его «Стальных бу¬
рях» (1920), или у Эриха Марии Ремарка в его лишающем каких бы
то ни было иллюзий романе о войне «На Западном фронте без пере¬
мен» (1929): экранизация этой антивоенной книги, предпринятая в
1930 г. Льюисом Майлстоуном, спровоцировала очень резкую реак¬
цию, третий день показа фильма 5 декабря 1930 г. в Берлине был со¬
рван оскорбительными протестами, особенно со стороны национал-
социалистов. Ведомые своим депутатом в парламенте Йозефом
Геббельсом, они систематически срывали демонстрацию фильма;
инсценировали беспорядки, забрасывали кинозал гнилыми овощами
и тухлыми яйцами, выпускали белых мышей.
Несколько дней спустя, И декабря 1930 г., высшая надзорная ин¬
станция в области кинопроката по поручению земель Саксония, Ба¬
вария, Вюртемберг, а также Брауншвейга (в Тюрингии в показе филь¬
ма уже было отказано) запретила картину из-за «угрозы престижу
Германии». Сначала инициатива в этом вопросе исходила исключи¬
тельно от министерства рейхсвера, затем против фильма выступили
180
также Министерство внутренних дел и Министерство иностранных
дел. Рейхспрезидент фон Гинденбург опасался «возмущения немец¬
кой молодежи» против фильма. Комментарий на этот счет прусского
министра-президента Отто Брауна звучал тогда так: он не увидел в
фильме ничего такого, что как немец, который любит свое Отечество,
он должен был бы отринуть: «Престиж Германии представляется мне
ущемленным оттого, что фильм этот, который предъявляет един¬
ственное, серьезное, веское и справедливое обвинение бессмыслен¬
ности современной войны и предназначен исключительно для того,
чтобы сорвать подстрекающую к войне агитацию, больше нельзя по¬
казывать в Германии»3.
С одной стороны, книга Ремарка в течение немногих месяцев уже
достигла в Германии миллионных тиражей, таким образом, стала
свидетельством широко распространенных и в ней самой крити¬
ческих настроений в отношении войны; с другой, фильм «открыто
терроризировала фанатически настроенная гвардия хулиганов под
руководством одного неуклюжего психопата, а затем он был просто
отменен обскурантистской цензурной палатой одного обскурантист¬
ского министерского совета», как язвительно отмечал тогда Карл
фон Оссиецки. «Речь идет лишь о том, должен ли и в дальнейшем
быть разрешен (или же нет) определенно умеренный пацифистский
образ мыслей, у которого миллионы сторонников и который нашел
законное отражение в самой конституции, в каждом призыве стре¬
миться к воспитанию в духе примирения между народами»4. В дей¬
ствительности, сочинение Эриха Марии Ремарка оказало огромное
влияние и за пределами Германии: в течение 18 месяцев книга, пере¬
веденная на 25 языков, достигла общего тиража 3,5 млн экземпляров.
Опасение Отто Брауна относительно того, что запрет фильма (не его
демонстрации) повредил бы авторитету немцев за рубежом, было,
таким образом, совершенно обоснованным. Выглядело это противо¬
речиво потому, что вышедший практически одновременно с фильмом
Майлстоуна такой же пацифистский фильм Г. В. Пабста «Западный
фронт 1918» (1930) можно было показывать без проблем. Так или
иначе, в случае с работой Пабста речь шла о фильме, который поми¬
мо заслуг художественного плана отличала «смутная неопределен¬
ность», он лишь отображал ужасы войны, не анализируя ее причин.
На фильм Пабста национал-социалисты отреагировали не беспоряд¬
ками, а ответным фильмом «Штурмовая группа 1917» (1933) Ханса
Зёберлейна, который оперировал схожей изобразительной техникой
и приблизительно тем же содержанием, но намеренно провоцировал
умозаключения противоположного толка, инсценируя бессмыслен¬
ность войны, которую вела Германия, как войну за выживание5.
181
Этот прецедент относится не только к изображению войны, он
был симптоматичен для политической ситуации в Германии в целом:
давление улицы на правительство рейха, само по себе неустойчивое;
различная позиция земель на этот счет; высокая степень эмоциональ¬
ного восприятия, которое вызывала война в публичной дискуссии; и
противоположная по своему характеру мобилизация задетых войной
поколений. Если у одних она вызывала отвращение, то у других со¬
действовала сплоченности (антиреспубликанской по своей направ¬
ленности), которую не могло им предложить устроенное демократи¬
чески, а потому плюралистическое и противоречивое общество. Этот
механизм проявлялся не в последней мере и в большом количестве
фронтовых союзов и объединений, число членов которых в общей
сложности достигало многих миллионов: немецкий национальный
«Стальной шлем — объединение солдат-фронтовиков», национал-
социалистский СА, коммунистическое объединение борцов Красно¬
го фронта, наконец, «Железный фронт»*, были такие люди и среди
сторонников различных демократических партий.
Если мировая война и ее последствия образовывали некий со¬
циальный плавильный котел, то таковым была и инфляция 1922—
1923 гг., которая прежде всего вызвала масштабное перераспределе¬
ние имущества среди буржуазии. В конце концов, мировой эконо¬
мический кризис 1930 г., особенно сильно затронувший Германию
(и Великобританию), с его чрезвычайно высоким уровнем безрабо¬
тицы (в 1932 г., в кульминационный свой пункт, он вырос до более
чем 6,1 млн человек), также содействовал эгализации общества. По¬
тому любая общая стачка с самого начала своего должна была быть
обречена, как, например, активно обсуждавшаяся и, в конце концов,
отставленная в сторону идея провести таковую в связи с государ¬
ственным переворотом, который был осуществлен националисти¬
ческим правительством фон Папена в отношении демократической
Пруссии 20 июля 1932 г. — против чего должны были «бастовать»
безработные? Что определяло их повседневную жизнь в большей сте¬
пени: какие-то организации, образование или же относительные пау¬
перизация и нужда, голод? При всех прочих различиях катастрофа
в экономике и на рынке труда приводила широкие круги населения
к глубокому отчаянию, а оно, как общая участь немцев, имело более
продолжительные последствия, чем индивидуальные социальные
различия.
Боевая организация социалистов Веймарской республики. —
Примеч. перев.
182
Если задуматься о всякого рода причинах, оказывавших свое вли¬
яние в этот короткий промежуток времени, то становится понятным
масштаб перемен в обществе, масштаб социального искоренения и
безысходности, которые характеризовали общество Веймарской
республики. К этому добавились развитие техники и изменения в
производстве, что вряд ли было понято как еще одна причина ускоре¬
ния перемен в социальной структуре общества — массовое промыш¬
ленное производство требовало других производственных форм и
рабочих отношений, которые в свою очередь приводили в движение
социальные слои. Этот процесс будет понятен на примере роста чис¬
ленных показателей, а также на изменении положения служащих с
точки зрения трудового права; он будет очевиден также из дальней¬
шей урбанизации и миграции «деревня - город», которые, к примеру,
уготовили Берлину, и без того крайне разросшемуся в XIX в., новую
мощную волну иммиграции. К 1925 г. немецкая метрополия превра¬
тилась в третий по величине после Нью-Йорка и Лондона город мира
с 4,024 млн жителей6, что означало удесятерение количества жителей
всего за три поколения (в 1852 г. их было еще только 421 797 чел.).
В 1925 г. 26,7% немцев жили в крупных городах, а еще 13,4% — в не¬
больших городах до 20 ООО жителей и средних городах до 100 ООО жи¬
телей. В Германии того времени было 45 больших городов, из них два
«миллионника» и девять с количеством жителей более 400 000 чел.
Сельское население насчитывало в 1925 г. без малого 14,4 млн чел.,
из них 2,2 млн самостоятельных сельских производителей, 4,79 млн
помогавших им членов семей, 2,6 млн рабочих и 0,16 млн служащих и
чиновников. Уже в самом этом делении проявляется доминирование
крестьянских семейных хозяйств и сельского ремесла на базе семьи.
С 1860 г. по 1925 г. по разным оценкам свою родину покинули и
переселились в другие населенные пункты Германского рейха при¬
близительно от 22 до 24 млн чел., с 1919 г. по 1932 г. 603 тыс. нем¬
цев выехали за океан, после российской Октябрьской революции в
Германию по политическим причинам временно иммигрировало до
600 тыс. русских — если все это рассматривать применительно к Гер¬
мании 1920-х гг. только лишь в пространственном отношении, то речь
шла об обществе, находящемся в бурном, активном движении.
В больших городах, особенно в Берлине, в метрополии, все эти
проблемы сгущались, здесь были сконцентрированы крупные пред¬
приятия, на которых служащие и пролетариат представляли собой
массовое явление, большие города оказывались экспериментальным
полем современности, в них должна была на деле опробоваться кон¬
ституционная форма массовой демократии, с которой корреспондиро¬
вались массовое общество как форма общественного строительства и
массовое производство как организационная форма. Последователь¬
183
ные выводы из этого сделал Зигфрид Кракауэр в своей серии статей о
служащих в 1929 г.: «... крупное предприятие — это модель будущего.
Притом проблемы, которые такое предприятие порождает, и потреб¬
ности, общие для широких масс его служащих, все более определяют
внутриполитическую жизнь и образ мышления»7. Город как форма
жизни все больше становился синонимом современности, присущей
ей деформации традиционных социальных связей, связанной с ради¬
кальным и активным (сумасбродным и непоседливым) авангардом,
как это описала Габриэле Тергитт в «Кезебир завоевывает Курфюр-
стендам» (1931). Многим аналитикам своего времени город казался
анархическими джунглями общества, как, например, Бертольту Брех¬
ту в его пьесе «В дебрях городов» (1923-1927), пусть действие в ней
и происходит в Чикаго, но написана она была под влиянием первого
знакомства Брехта с Берлином. Там Брехт описывает «бесконечное
одиночество» и «отчаянную изолированность» человека, показыва¬
ет распад семьи, в которой дочери во время инфляции вынуждены
были заниматься проституцией, чтобы хоть как-то помочь содержать
семью. Массовый коллектив доводит безграничную свободу своих
членов до абсурда, а ничем не сковываемый авантюризм — до бегства
от общества: в современной метрополии описанное Карлом Марксом
«отчуждение» находит для юного Брехта свое экстремальное вопло¬
щение: «Если вы набьете корабль человеческими телами до отказа, то
на корабле будет так одиноко, что все окоченеют»8.
Возможно, притча Альфреда Дёблина «Берлин Александерплатц»
(1929) была не «первым и единственным романом о большом горо¬
де в немецкой литературе», как то пишет Вальтер Мушг, но опреде¬
ленно самым значительным и показательным, что касается периода
Веймарской республики. История Франца Биберкопфа, бывшего ра¬
бочего цементного завода, а затем транспортного рабочего, родом из
пролетарского Восточного Берлина, это история человека, который
пытается остаться порядочным и ему это не удается. Как и во мно¬
гих романах Ганса Фаллады, правда, несравнимо более высокого ли¬
тературного ранга, Дёблин описывает переход среднестатистической
личности к криминалитету: «Это мир строительства и распада одно¬
временно... Общество подточено преступностью... Там порядок и там
отсутствие его»9. Общие и разные места действия, постоянная смена
сцен, языков, персонажей, сияние света, запахи скотобойни, прито¬
ны, кричащий полусвет, криминал, ханжеская мораль, мир блесток и
борьба за выживание, шумная суета метрополии, потерянность чело¬
века в людской массе, инспирированное Библией апокалиптическое
видение упадка с неслыханным новаторством в повествовательной
технике: прибегая к этим темам и этим средствам, Дёблин изобра¬
жает метрополию как форму существования современного мира —
184
большой город, который будет всегда и который никогда не пустует,
в постоянном движении он олицетворяет собой резкий контраст по
отношению к статике рушащегося мира.
Полной противоречий была не только метрополия, но и общество
и культура Веймарской республики. Большая часть общества про¬
должала ориентироваться на унаследованные социальные структу¬
ры, старый политический и нравственный порядок. Бурные, голово¬
кружительные перемены в обществе глубоко сотрясали этих людей,
мир их ценностей и жизненных устоев как будто съеживался, они не
видели будущего. Даже семья как основа органично понимаемого
общественного порядка, казалось, была поставлена под вопрос вслед¬
ствие того, что женщина работала все больше, ввиду ее эмансипации;
и этот процесс, вступавший в конфликт с усвоенными из прошлого
общественными идеалами, протекал в метрополии с несравненно
большей скоростью, нежели в небольших городах или на селе. Ры¬
нок труда изменился и из-за этого тоже: постоянный прирост круп¬
нопроизводственных форм хозяйствования поощрял использование
женской рабочей силы. После первых робких опытов академическое
образование отныне стало доступно и для женщин.
Как в период Веймарской республики распределялись среди на¬
селения различные виды хозяйственной деятельности?
В 1930 г. 41% населения был занят в ремесленном производстве
и в промышленности, 23% — в сельском и лесном хозяйстве, 17% —
в торговле и на транспорте (включая гостиничное дело), 7% работа¬
ло в сфере управления и представляло людей свободных профессий
(в том числе в области здравоохранения), 3% были заняты на дому
или относились к разнорабочим, 9% не было интегрировано в про¬
изводственный процесс, среди них пенсионеры, школьники и уча¬
щиеся. Социально-исторический интерес представляет не только
это секторальное расслоение, но ничуть не менее и вопрос критериев
трудовой деятельности с точки зрения трудового права, под которое
в 1925 г. подпадал 51,3% немецкого населения. В 1925 г., который в
известной степени можно считать «нормальным», в Германии было
32 млн трудящихся, из них 11,48 млн женщин. 5,54 млн работающих
были самостоятельными (17,3%), 5,27 млн — относилось к служащим
и чиновникам (16,5%), 14,43 млн — к рабочим (45,1%), 1,33 млн — к
работающим на дому (4,1%) и 5,44 млн — к помогавшим по хозяйству
членам семьи (17%).
Совершенно очевидно доминировали промышленность и ремес¬
ло. Короткий период жизни Веймарской республики, безусловно, не
позволяет распознать изменения в долгосрочной перспективе, разве
что два из них. Вмещающие в себя приблизительно одно поколение
рубежные годы 1907 и 1939 демонстрируют бросающиеся в глаза пе¬
185
ремены как в сельском хозяйстве, так и в положении трудящихся с
точки зрения трудового права: так, доля тех, кто в Германском рейхе
был занят в сельском хозяйстве упала с 27,4% до 18,2%, что свиде¬
тельствует об упомянутой уже урбанизации и миграции из деревни в
город. Для изменений в экономической структуре и на рынке труда
характерно также то, что в названный период снизилось число ведших
хозяйство самостоятельно (соответственно членов их семей) с 13,7
до 9,5 млн чел., их доля в общей массе населения уменьшилась даже
более чем наполовину, до 14,1%. Напротив, так называемый новый
средний слой, который составляли служащие и чиновники (включая
членов их семей), вырос с 6,7 до 11,97 млн чел. (17,8%).
В целом, в немецком обществе процентная доля рабочих и служа¬
щих в первые десятилетия XX в. постоянно прирастала, как и доля
крупных предприятий. В 1925 г. половина занятых в ремесленном
производстве работала на предприятиях, где было занято более 50 чел.
В то время как мелкие производства могли продержаться, имея не
более 5 рабочих, занятых в нем, тенденция к образованию крупных
предприятий реализовывалась за счет предприятий средних. Изме¬
нения в структуре экономики и в сфере труда неизбежно влекли за
собой и изменения в социальной структуре. Эта перемена в обществе
обострилась и из-за смены поколений, тон в которой в существенной
мере задавало военное поколение — смены поколений, которая не
нашла своего отражения в членстве и руководящей структуре старых
партий. Зато обе новые, образованные после войны экстремистские
партии Веймарской республики, КПГ и NSDAP (НСРПГ), выказали
себя как партии молодежи. Конфликт политических структур Вей¬
марской республики в значительной степени был конфликтом поко¬
лений. Не случайно, все эти изменения нашли свое отражение как в
политическом менталитете, так и в культуре.
Возрастная структура немецкого общества, которое обнаружива¬
ет очевидный перевес женщин, позволяет особо выделить его «моло¬
дость»: в 1925 г. 25,7% немцев были моложе 15 лет, 68,5% — в возрасте
от 15 до 65 лет, и только 5,8% старше 65 лет. Доля же 15-45-летних —
молодежи и людей среднего возраста, то есть тех, кто еще не всту¬
пил в профессиональную жизнь, и тех, у кого впереди еще 20-30 лет
трудовой жизни, — была очень высокой, 49,3%. Иными словами,
75% немцев были тогда моложе 45 лет. Радикализация большей час¬
ти молодого поколения, которую можно было наблюдать в первые
годы республики вследствие описанных выше проблем интеграции,
выказала себя центральной проблемой общества.
И хотя эта радикализация на время отступила благодаря якобы
«золотым годам» и казалась (прежде всего в Берлине) уходом от
чрезмерной суеты жизни, с начала 1930-х гг. экстремизм стал наби¬
186
рать силу из-за нарастания связанного с безработицей ощущения
безнадежности и бесперспективности жизни. Выгоду из этого извле¬
кали экстремистские партии: успехи КПГ на выборах, а еще в гораздо
большей степени успехи национал-социалистов, были продиктованы
таким развитием. Высокая доля молодых в обществе и структурные
изменения, особенно коснувшиеся именно молодых, делали их бес¬
помощность и дезориентированность, подверженность влиянию из¬
вне массовым феноменом, соответственно полем для экстремистской
агитации.
Пусть большинство немцев еще было религиозным, секуляризаци-
онные тенденции были очевидными, они сказывались не только в мо¬
ральном плане, но и в политическом. В то время как большая часть ка¬
толиков, настроенная умеренно консервативно-традиционалистски,
голосовала за Центр, сравнимой с ним протестантской партии и соот¬
ветствующей модели поведения выборщиков-протестантов не было,
так как протестанты-выборщики и протестанты-члены политических
объединений распределялись между множеством партий, от либе¬
ральных до консервативных и националистических.
В целом, ход выборов определяли «волнения среди протестантов»,
политически активные протестантские пасторы склонялись скорее к
правонационалистическому спектру. С распадом либерального ла¬
геря в последние годы республики эта тенденция усилилась, пускай
более секуляризованная часть протестантов в масштабах, достойных
упоминания, и симпатизировала социал-демократии. Как и в случае
с поведением на выборах молодого поколения, в том, что касалось
политического влияния конфессиональной ориентации, речь шла о
массовом феномене, ведь с конфессиональной точки зрения Веймар¬
ская республика несмотря на значительный политический авторитет
Центра оставалась рейхом, в котором доминировали протестанты:
40,014 млн немцев (= 64,1%) принадлежало к евангелической церкви,
только 20,193 млн (= 32,4%) были католиками. По сравнению с этим
другие конфессии в количественном отношении практически не име¬
ли никакого веса.
Число тех, кто входил в культурную общину израэлитов, несколь¬
ко превышало 564 ООО чел. (= 0,9%). Они были сконцентрированы
в немногих крупных городах, таких как Берлин или Франкфурт-на-
Майне, но и там составляли лишь незначительную часть населения.
В 1933 г. 54,5% немецких иудеев проживало в десяти крупных горо¬
дах10. По большей части они принадлежали к давно осевшим семьям
и ни в религиозном, ни в культурном, социальном или хозяйственном
отношении не образовывали гомогенный слой, как то ложно пред¬
ставляли антисемиты. Антисемитская пропаганда, особенно исхо¬
дившая от шовинистских националистических кругов и клеймившая
187
немецких иудеев как виновных за послевоенную нищету и бедствия,
коренилась, таким образом, не в большой доле евреев в структуре не¬
мецкого общества, а в расизме и традиционных антисемитских сте¬
реотипах, которые так или иначе не ограничивались этими кругами.
Фатальное пропагандистское воздействие правоэкстремистского
антисемитизма на самые широкие круги населения Германии до¬
стигалось в тесной увязке с антимарксистской пропагандой, которая
инструментализировала страх буржуазных слоев перед революцией
после 1917 и 1918-1919 гг.
Лишь 1,8% населения не принадлежала ни к какой религиозной
общине. Это означает, что и за СДПГ и коммунистов несмотря на их
атеистическую или даже агностическую ориентацию голосовали вы¬
борщики, которые в правовом смысле состояли в какой-то церкви.
Таким образом, религия и политический выбор лишь отчасти пере¬
крывали друг друга, у протестантов в еще меньшей степени, чем у
католиков.
3. Культура, общество и политика
Веймарской республики
Равно как и социальные структурные изменения, развитие куль¬
туры в направлении той, что сложилась в XX в., началось задолго
до Первой мировой войны. Веймарскую культуру нельзя понимать
исключительно в контексте событий, произошедших после 1918 г.
И здесь война представляла собой чрезвычайно действенный катали¬
затор, как это мы увидели уже на примере изменений, произошедших
под ее влиянием в обществе. Так что культура 1920-х гг. несмотря на
всю автономию эстетического в значительной мере была обусловле¬
на политическим и общественным развитием. Не в смысле простого
зеркального отображения, а в том смысле, что культурный сценарий
в целом, отдельные виды и стили искусства в частности реагирова¬
ли на это развитие. Особенно очевидно это проявляется уже на при¬
мере литературного и кинематографического отражения войны или
большого города, что нашло свое мастерское воплощение, например,
в фильме Фритца Ланга «Метрополия» (1926); то же самое можно
сказать и о его криминальном фильме из жизни большого города
«М — город ищет убийцу» (1931).
И в живописи изображение города развивалось в типичной для
своего времени, сконцентрированной на метрополии форме, которая
изменила классический жанр. В техническом, цветовом и компози¬
ционном плане современность предлагала свои ответы. Это ясно и
188
из того, в каких масштабах живопись тематизировала плюрализм,
динамику, необъятность городской жизни, и прибегала к апокалип¬
тическим видениям гибели мира, нашедшим свое выражение в экс¬
прессионизме кануна Первой мировой войны и военных лет: приме¬
ры тому картины города Вилли Йекеля, Макса Либерманна, Эриха
Хеккеля, Эрнста Людвига Кирхнера или Лионеля Файнингера. За¬
хватившие город техника, промышленность, синхронность проис¬
ходящего, массовость и одиночество его жителей на улицах и пло¬
щадях, темно-сумеречное и исполненное несчастья настроение — все
это объединяет изображение большого города перед войной с тем, как
его представляли во время войны и после нее. Полотно Георга Гросса
«Большой город» (1916-1917), где художник написал «Отель Цен¬
тральный» на станции Фридрихштрассе в Берлине, предвещая беды,
отсылает ко времени новому, грядущему, хотя агрессивная красная
тональность картины спровоцирована массовыми сражениями миро¬
вой войны. Но определяющим было то, что Гросс перенес этот мо¬
тив на изображение метрополии: «Чем больше война затягивалась,
чем большими потерями свирепствовали сражения, чем больше было
жертв, тем радикальнее и агрессивнее ужимал Гросс пространство
города до урбанистического поля битвы, где жизнь, в конце концов,
тонет в хаосе и анархии»11. Людвиг Мейднер в своей в цветовом и
композиционном отношении как раз совершенно иной картине «Апо¬
калиптический ландшафт» (1913), в которой также звучат берлин¬
ские мотивы, и среди прочего вид с кольцевой железной дороги под
Халензее, изображает жизнь метрополии как хаос, как сбивающий и
запутывающий темп, как разрушение; затем снова и снова варьирует
эту тему в других своих, названных точно так же картинах. Фотомон¬
таж Пауля Ситроена «Метрополис», который впервые был показан
на выставке баухауса в Веймаре, кажется, напротив, футуристически
очарован и ослеплен современным ему миром.
Образ большого города в литературе и живописи предполагал
также отображение его социальных слоев, общественной жизни и
деятельности. Не только у Георга Гросса оно выходило горьким, раз¬
венчивающим всякие иллюзии, но и, например, у Рудольфа Шлих-
тера, в его картине «Хаусфогтейплатц» (1926), или в работах Макса
Бекманна, Эрнста Людвига Кирхнера и Христиана Шада. Искусство
портрета в исполнении многочисленных художников веймарского
периода было несомненно городским, взять, например, портрет тор¬
говца живописью Альфреда Флехтхейма (1926) кисти Отто Дикса
или портреты Бертольта Брехта и «неистового репортера» Эгона Эр¬
вина Киша (оба датированы 1928 г.), автором которых был Рудольф
Шлихтер. Все изображенные на них — жители больших городов,
спутать невозможно. Агрессивна по своей сути картина художника-
189
коммуниста Отто Грибеля «Судовой кочегар» (1920), где воплощен
тип нового человека, волевого пролетария, который будет строить
коммунистическое общество и который уверенно смотрит в будущее.
И все же он выписан без идеализации, многие неприятные его черты
ясно проступают. Напротив, отмечены сопереживанием работы Кэте
Колльвитц, будь то гравюры, живопись или скульптуры, в том числе
на сюжеты из жизни рабочих.
В эпоху неограниченного «технического воспроизводства» изме¬
нилось и восприятие произведения искусства, тем самым его роль
в обществе, что констатировал в 1936 г. Вальтер Беньямин. Эта воз¬
можность воспроизвести произведение искусства в неограниченном
количестве разрушила ауру оригинала. Размышления Беньямина от¬
носительно социологии восприятия распространялись не только на
искусство и его новые формы, как то фотомонтаж, но и на воздей¬
ствие репродукции, а также публичное отражение политической жиз¬
ни, вызвавшее структурные изменения в самой политической сфе¬
ре: «Кризис демократии позволяет понимать его как кризис условий
экспонирования политического деятеля*. Демократические общест¬
ва экспонируют политика непосредственно, собственной персоной,
притом перед репрезентантами. Парламент — его публика. С ново¬
введениями в аппаратуре для съемок, которая позволяет сделать го¬
ворящего видимым для многих во время его выступления, на первый
план выходит экспонирование политика перед съемочной аппарату¬
рой. Парламенты пустеют так же, как и театры. Радио и фильм изме¬
няют не только функцию профессионального исполнителя**, но точно
так же функцию тех, кто себя исполняет перед ними, как это делает
человек от политики»12.
Техническая воспроизводимость искусства поощряла со своей
стороны массовую культуру, в том смысле, что классические виды
искусства и литературы становились доступны все более широким
слоям. Радио создало не только новые жанры, как, например, радио-
постановки, но и новые формы коммуникации и многочисленные но¬
вые формы потребления искусства, например, через воспроизведение
концертов и опер. Так, радио совместно с Реклам Ферлаг***, публико¬
вавшим либретто и пьесы по доступной цене, только в октябре 1930 г.
организовало в 17 различных городах множество театральных, от Ра¬
сина до Шиллера, а также оперных постановок, от «Золота Рейна»
до «Фиделио» и «Риголетто», которые все были записаны на радио.
курсив автора. — Примеч. перев.
Имеется в виду комментатор или оператор. — Примеч. перев.
издательством «Реклама». — Примеч. перев.
190
Стали транслироваться даже обсуждения книг, а также передачи по¬
литического содержания.
Радио как инструмент политической пропаганды было открыто
хотя и скоро, но все же с характерным опозданием: веймарские демо¬
краты использовали эти новые возможности с промедлением. Когда
министр внутренних дел Пруссии социал-демократ Альберт Грже-
зински потребовал на одном из заседаний кабинета министров фи¬
нансовых средств на то, чтобы подготовить с помощью радио инфор¬
мационные передачи о веймарской демократии и чтобы вести борьбу
с враждебным республике экстремизмом, он наткнулся на глухое не¬
понимание коллег-министров. Национал-социалисты же сразу, без
помех, направленно использовали эти новые и действенные массме-
диа для своей пропаганды. Йозеф Геббельс, будучи рейхсминистром
пропаганды, уже в 1933 г. добился от производителей доступной цены
на представленный в том же году на радиовыставке «народный при¬
емник» — 75 рейхсмарок; в 1938 г. к этому добавилась уменьшенная
модель «народного приемника» за 35 рейхсмарок, в устах народа она
была признана тем, чем и должна была быть, — «глоткой Геббельса».
Однако уже в период Веймарской республики политика в области
радиовещания и его организация являлись важной темой медийной
политики, так что в 1926 г. и 1932 г. были приняты положения о ра¬
диовещании — более позднее, от 1932 г., слишком скоро, увы, должно
было стать «свадебным подарком» (Винфрид Б. Лерг) для Геббельса.
Несомненно, радио изменило тогдашнюю структуру общественного
мнения. Постоянно растущее число радиослушателей отражает это:
спустя десять лет после начала радиовещания, на 1 января 1926 г., в
Германии было 1,022 млн радиослушателей, число это увеличивалось
постоянно и к 1 февраля 1932 г. достигло 4,099 млн13.
Большой город создавал со своей стороны постоянно растущий
рынок массовой культуры и индустрии развлечений, границы между
которыми были подвижными, а качество, естественно, различным.
Из театра дорога вела в развлекательные центры, кабаре, варьете, на
фильмы. «Культурное достояние», мнения и информация всех видов
распространялись благодаря новым техническим средствам стреми¬
тельно, с чудовищной быстротой. Таким образом, классические ме¬
диа, такие как газеты, журналы и книги, были дополнены новыми, но
при этом образовывали применительно к этому информационному
потоку почву для резонанса. Без сомнения, 1920-е и 1930-е гг. дей¬
ствовали как катализатор для структурных изменений в современ¬
ном коммуникационном процессе. И хотя классический сектор по
ходу этих изменений ничего не потерял, но и не добился какого-то
внушительного прироста. Так, в 1920 г. вышло 27 793 книги (включая
переиздания), в 1929 г. — 27 002, то есть немногим менее. Самые вы¬
191
сокие показатели отмечены применительно к годам сравнительного
экономического благополучия, с 1925 г. по 1927 г. В 1925 г. было вы¬
пущено 31 595 книг. В отличие от книг число журналов явно выросло,
а именно с 4552 в 1920 г. до 7303 в 1929 г., при этом прирост выпадает
на ту же вторую половину 1920-х гг.14
В целом, Веймарская республика располагала многообразным и
богатым спектром средств массовой информации, от партийных и
представляющих интересы различных групп населения журналов
и откровенных пропагандистских боевых листков до специализи¬
рованных журналов, наконец, до реномированных ежедневных га¬
зет, как, например, «Берлинер Тагеблатт», «Фоссише Цайтунг» и
«Франкфуртер Цайтунг»15. Так или иначе, это многообразие, а также
лихорадочная волна появления новых издательств и книжных мага¬
зинов позволяет судить о политическом, общественном и культурном
расколе, и в то же время о профессиональной специализации16.
Ведущие издательства — «фон Котта» (Штуттгарт), «Реклам»
(Лейпциг), «С. Фишер» (Франкфурт-на-Майне), «Уллынтайн» и
«Эрнст Ровольт» (оба в Берлине), «Курт Вольфф» (Лейпциг), «Бек»,
«Райнхард Пипер» и «Ланген-Мюллер» (все три из Мюнхена), — во
главе с издателями, производившими как личности сильное впечат¬
ление, обеспечивали высокое качество издательской программы,
притом стремились к инновациям, учитывавшим последние запросы
общества, а также служили привлечению новых покупателей книж¬
ной продукции. Так, вслед за традиционной, ставшей издательской
классикой «Универсальной библиотекой», выпускаемой издатель¬
ством «Реклама», С. Фишер озаботился выпуском доступных по цене
изданий и «книг по культуре», Уллынтайн печатал легкую развлека¬
тельную литературу («Желтые книги Уллынтайна»), а уже в 1916 г.
«Международное издательство рабочих» начало серию публикаций,
которая называлась «Красные романы за одну марку». У Кнаура ро¬
дилась идея серии, рассчитанной на широкие массы, — «романы всего
мира». С. Фишер продавал несокращенное издание «Будденброков»
Томаса Манна — произведение, за которое тот получил в 1929 г. Но¬
белевскую премию, — за 2,85 рейхсмарок; тираж составил 450 ООО эк¬
земпляров. «Волшебная гора» в течение пяти лет выдержала до
120 изданий и в тканевой обложке стоила тогда 12 рейхсмарок.
В рамках «попечения книжной культуры» в последние годы Вей¬
марской республики были запущены специальные, имеющие к этому
отношение громкие кампании, например, «Молодежь и книга» (1930),
«Женщина и книга» (1931). В 1933 г. соответствующая программа
была названа «Народ и книга». Книга тоже нуждалась в «быстрой
упаковке», спустя всего несколько месяцев многое уже считалось
устаревшим, даже серьезные издательства не могли отказаться от
192
необходимости расширять и ускорять производство. Столь характер¬
ный для 1920-х гг. лихорадочный поиск нового и здесь потворство¬
вал массовой культуре. Многочисленные объединения читатателей
всевозможной конфессиональной, политической и общественной
ориентации, часть которых имела значительное число членов (до
600 тыс. чел.) являлись показателем широко распространенного ин¬
тереса к книге, что, конечно же, не говорит ни о качестве, в частности,
ни о сферах читательских интересов в целом. Так или иначе, книжное
дело развивалось так неконтролируемо, а отследить выход книг было
так трудно, что это даже вызывало иронию, например, в карикатуре
Карла Арнольда «Замороченный книготорговец» (1925), где тот си¬
дит на высокой стремянке перед стеной книг, исписанной различны¬
ми заголовками, один из них гласит «Книга имеет успех».
Значительное число произведений искусства и эссе посвящено
проблемам технической и общественной модернизации и их послед¬
ствиям. Многочисленные литературные работы касались актуаль¬
ных политических проблем. Эрвин Пискатор, пропагандист «По¬
литического театра», напрямую сформулировал это в 1929 г. под
заглавием «От искусства к политике»: «Мой отсчет времени начина¬
ется 4 августа 1914 г. С того дня барометр ползет вверх: 13 млн уби¬
тых, 11 млн инвалидов, 50 млн солдат на марше, 6 млрд снарядов,
50 млрд кубометров газа. Что значило тогда “развитие личности”.
Тогда никто не развивался как “личность”. Тогда его развивало не¬
что иное. Перед двадцатилетними во весь рост встала война. Судьба.
Никакой другой учитель не был нужен»17.
Действительно, писатели этого десятилетия очень рано создали
большие романы о своем времени. Они отобразили в них не только
феномены современности, как то развитие метрополий, но и конкрет¬
ные политические события. Правда, четырехтомный (неудавшийся в
литературном плане) роман Альфреда Дёблина «Ноябрь 1918. Одна
немецкая революция» полностью был опубликован гораздо позже, с
1948 г. по 1950 г., написан же он был уже с 1937 г. по 1943 г., когда
Дёблин находился в ссылке. «9 ноября» Бернхарда Келлермана, на¬
против, вышел уже в 1920 г.
Критический замысел Келлермана был очевиден, в своем более
позднем предисловии он со всей остротой, спровоцированной опытом
Второй мировой войны, сформулировал: «На ужасном фоне войны
суждено было устрашающе вырасти кровавому призраку милитариз¬
ма и это должно было стать для немецкого народа предостережением.
В то же время я хотел безжалостно сорвать маску с лица правящих
классов с их пугающим менталитетом. Их высокомерие, их полити¬
ческая ограниченность, их бездумная алчность, их не знающий меры
193
эгоизм, их духовное и душевное убожество должны были образумить
немецкий народ и призвать к осторожности и осмотрительности»18.
Теодор Пливир, впоследствии ставший знаменитым благодаря
своему роману «Сталинград», в документальном романе «Кайзер
ушел, генералы остались» (1932) критически отобразил революцию
1918-1919 г. Не только низшие или средние социальные слои на¬
ходили свое художественное воплощение, но и высшие. Коль скоро
авторами или художниками были марксисты, с предубеждением от¬
носившиеся к Веймарской республике, речь зачастую шла об острых,
сатирически преувеличенных карикатурах, как, например, у испытав¬
шего влияние дадаизма и футуризма Георга Гросса, который в своих
сериях гравюр и картин изображал «Лицо правящих классов» (1923)
таким, каким он его видел. Ни военные, ни буржуазия в его образах,
исполненных классовой борьбы, не знали пощады, и даже ведущих
социал-демократов он писал без снисхождения. Политическая кари¬
катура была доменом фотомонтажей Джона Хиртфилда (Гельмута
Герцфельда) в «Иллюстрированной рабочей газете», которая снача¬
ла выходила в Берлине, а после эмиграции в 1933 г. в Праге. Авторы
пацифистской берлинской группы дадаистов находили возможности
для публикации своих работ в издательстве «Малик», которое воз¬
главлял брат Хиртфилда Виланд Герцфельд, который и сам в 1921 г.
опубликовал программный труд под названием «Общество, худож¬
ники и коммунизм» и все больше становился издателем писателей и
художников социалистов и коммунистов.
Литература такой просветительской, односторонней, не знающей
снисхождения направленности была четко выраженной * полити¬
ческой литературой, она хотела быть партийной, так ее и восприни¬
мали. Это касается, пусть и в достаточно косвенной мере, многих дру¬
гих сочинений, критически рисующих общество, например, романов
Генриха Манна или Лиона Фейхтвангера. В случае Генриха Манна,
который с 1931 г. до изгнания его национал-социалистами в 1933 г.
был президентом секции поэтического искусства Прусской Акаде¬
мии художеств, линия его развития, продолжительная, уходящая
корнями в период до Первой мировой войны, очевидна. Так, свою са¬
тиру «Профессор Унрат» Генрих Манн написал еще в 1905 г., в 1930 г.
ее экранизировал Йозеф фон Штернберг, в ней были задействова¬
ны Марлен Дитрих и Эмиль Йеннингс, и она имела большой успех.
Свою резкую, «кусающуюся» социальную сатиру, направленную про¬
тив прусского милитаризма и духа верноподданничества, «Генерал
д-р фон Штаат»* он опубликовал в первой части двухтомного сочи¬
государство. — Примеч. перев.
194
нения под названием «Подданный» уже в 1914 г., притом что вторая
часть «Голова» вышла только в 1925 г.
Во многих своих эссе, речах, трактатах и статьях Генрих Манн
выказал себя настроенным весьма критически и политически анга¬
жированным интеллектуалом. Его брат Томас, который еще в 1918 г.
опубликовал обращенные в прошлое «Размышления одного чуждо¬
го политики», лишь в 1920-е гг. стал «разумным республиканцем» и
всегда оставался более консервативным, чем Генрих; их переписка
в эти годы является поучительным свидетельством такого ко всему
прочему политически окрашенного раздора между братьями. Как пи¬
сатель Томас Манн достиг, однако, несравненно более высокого уров¬
ня, в придачу был чрезвычайно успешен; «великий писатель», так его
злобно, язвительно называл Брехт; ведущий представитель герман¬
ского духа, каковым себя видел сам нобелевский лауреат (1929) и ка¬
ковым его воспринимали другие. Томас Манн также писал романы о
своем времени, однако, в известной мере дистанцируясь от того, о чем
писал, а потому с большей автономией искусства повествования по
отношению к политике и обществу. Его самое известное произведе¬
ние тех лет, роман «Волшебная гора» (1924), воспринял западноевро¬
пейскую традицию воспитательного романа и революционизировал
ее в изображении, казалось бы, герметически закрытого мира кануна
Первой мировой войны, символизировавшего предчувствие ката¬
строфы. Его тетралогия об Иосифе хотя и вышла лишь после 1933 г.,
была все же начата в годы его пребывания в Мюнхене и, что касается
«Былого Иакова», закончена еще до эмиграции.
Как раз сравнение Томаса Манна, который все чаще вставал на за¬
щиту Веймарской республики, с другими, критически настроенными
по отношению к своему времени писателями, указывает на то, что вы¬
сокого литературного ранга невозможно достичь, не дистанцируясь
от духа времени. Попытка добиться прямого политического влияния
или же самым тесным образом связанного с происходящим репор-
тажного стиля является в исторической ретроспективе более поучи¬
тельным и содержательным источником, однако искусству рассказ¬
чика наносит ущерб.
Роман Лиона Фейхтвангера «Успех» (1930), действие которого
развивается в Мюнхене в начале 1920-х гг., образовывал первую часть
трилогии, которая выходила за рамки 1933 г. Фейхтвангер писал свой
сатирический роман, где отражены реальные события и лишь измене¬
ны имена героев, о первых годах деятельности национал-социалистов
в Мюнхене, о той почве, на которой они выросли; описание первых
шагов Гитлера в Мюнхене выдает карикатурный подтекст. Некото¬
рые из критических романов Оскара Мария Графа, которые зачастую
в язвительной сатирической форме рисуют мещанскую среду и ба¬
195
варскую провинцию, например, «Больвизер» (1925), «Один против
всех» (1932), «Бездна» (1936) и в первую очередь «Антон Ситтингер»
(1937), также по большей части имеют политическую направлен¬
ность. «Мы пленники» (1927), книга, которую сам Граф характери¬
зовал как «исповедь», в форме очерков описывает период от рубежа
века до советской революции в Баварии. Не только необъятность,
анонимность большого города находятся в центре повествования, но
и судьба целого потерянного поколения, на долю которого выпали
модернизация, мировая война и революция.
«Бездна» — литературное отображение катастрофы Веймарской
республики, исходя из перспективы социал-демократа и профсоюз¬
ного деятеля печатника Йозефа Хохеггера, который собственно даже
«не был человеком политики», он был никем иным как «социальным
практиком в силу неизменной готовности прийти на помощь. Это
сыграло решающую роль». Неспокойные дни революции были ему
в тягость. Беспорядки подобного рода он решительно отвергал. От¬
сюда его неприязнь к Шейдеманну. «Эберт был совершенно прав, что
устроил ему нагоняй. Вот так просто из окна провозгласить респуб¬
лику, это никакая не политика...» У книги есть подзаголовок «Со¬
временный роман», последовательно и трезво в ней рассказывается
о политических событиях того времени19. Граф, который вступил в
1918-1919 г. в группу мюнхенского революционера Курта Эйснера,
описывает (отчасти еще в 1920-е гг., частью уже в эмиграции)
социально-психологическую подоплеку подъема национал-социализ¬
ма. Прежде всего в «Антоне Ситтингере», «Бездне», позднее в «Волне¬
ниях вокруг одного тихони» («Unruhe um einen Friedfertigen», 1947).
Если Келлерманн, Пливир, Генрих Манн, Граф, а также дружив¬
ший с Брехтом и какое-то время работавший вместе с ним Фейхт¬
вангер уже довольно рано осели на левом крыле политики, то это
не обязательно распространяется на всех настроенных критически
к обществу авторов, например, на вряд ли в политическом отноше¬
нии вписывающегося хоть куда-то Гансу Фалладу. В своих много¬
численных романах он отражает повседневную жизнь маленьких
людей, их заботы и радости, общественно-политический фон их су¬
ществования. Фаллада не был в литературном плане новатором, но
обладал психологическим чутьем и точностью, писал захватывающе,
как автор детективов. Хотя действие его романов обычно происхо¬
дит в большом городе и описываются в них те, кто город населяет,
были и исключения: его роман «Крестьяне, бомбы, бонзы» («Bauern,
Bomben, Bonzen», 1931) передает социальное и политическое броже¬
ние в самой северной немецкой провинции, процессы, протекающие
в сельской среде, в голштинском Неймюнстере: «Мой маленький го¬
род отвечает за тысячи других и за каждый большой тоже». Целью
196
автора было, очевидно, создать образ-прототип кризиса общества
Веймарской республики на примере сельского населения и показать
неприятие большинством этих людей веймарской демократии. Ни¬
кто из историков или социологов так наглядно не представил подъем
национал-социализма в Шлезвиг-Гольштейне. В других своих кни¬
гах Фаллада, чья жизнь была наполнена такими приключениями,
что им можно посвятить роман, описывает социальные последствия
инфляционного периода: «Маленький человек, ну и что?» (1932)
и «Волк среди волков» (1937). Характерно, что первая часть рома¬
на названа «Город и его лишенные покоя». «Кто хоть раз питался из
жестяной миски» (1934) посвящен жизни одного опустившегося,
ставшего преступником человека — и этот рассказ построен на опыте
из жизни самого Фаллады, многократно осужденного за различные
правонарушения.
К темам, которые в годы Веймарской республики разрабатывали
писатели и публицисты, относятся также изменения в жизненном
укладе и на производстве. Это касается не только «Служащих» Зиг¬
фрида Кракауэра, но и, например, опубликованного в 1932 г. Эрн¬
стом Юнгером сочинения «Рабочий. Власть и образ» («Der Arbeiter.
Herrschaft und Gestalt»). Юнгер, который был причислен к «консер¬
вативной революции» и оставался резким критиком Веймарской
республики намеревался представить в форме эссе образ рабочего —
так или иначе самого многочисленного класса тогдашнего немецкого
общества, — явно по ту сторону «деления на партии... как реальную
величину, которая властно вмешалась в историю и повелительно
определила формы измененного мира»20. В этой книге, как и во мно¬
гих других трактатах тоже, речь шла не в последнюю очередь о влия¬
нии современной техники, которая уже захватила Фритца Ланга в его
«Метрополисе».
Настроенные критически к своему времени писатели-философы,
которые рассматривали технику как характерную черту современ¬
ности, связывали разъяснение этой проблемы с анализом масс как
такой же характерной черты современного, индустриального мира.
Именно это констатировал философ и психиатр Карл Ясперс в своем
эссе «Дух времени»: «Техника и массы породили друг друга. Строй
технического бытия и масс составляет единое целое»21.
Нет никакой случайности в том, что в годы Веймарской респуб¬
лики, и прежде всего в начале 1930-х гг., актуальные дискуссии и
полемика были свалены в одну кучу с проблемой техники. Освальд
Шпенглер посвятил ей в том же году, что и Ясперс, далеко идущее
историко-философское толкование: «Человек и техника. К филосо¬
фии жизни» (1931). Шпенглер объяснял тогдашнюю безработицу,
исходя из перспективы развития техники, обсуждал ее демографи¬
197
ческие и политические параметры и, в конце концов, обращался к
мощи ведущих индустриальных держав (Великобритании, Германии,
Франции и США). В его интерпретации, безработица базировалась в
значительной мере на технических возможностях («Können») и ин¬
дустриальном потенциале этих государств: проявлялось «...родство,
почти идентичность политики, войны и экономики. Уровень военной
мощи зависит от уровня развития промышленности»22.
По мысли Ганса Фрейера, бурное развитие технических знаний и
мира машин в XIX в. подготавливало массы к революции: «Техника
с хаотической продуктивностью вбрасывала свои все новые средства,
новую мощь, и вера в то, что так будет продолжаться и дальше, стоит
только захотеть, для все живших в то время была само собой разуме¬
ющейся». В «индустриальном обществе» человек является «не субъ¬
ектом этого мира, а одной из позиций в его расчетах: потребитель и
рабочая сила. Чем в более чистом виде будет соблюден этот принцип,
чем более полно будут подчинены ему силы народа, тем абстрактнее
будет система, тем больше отвернется она от человека»23. Хотя и из
совершенно противоположных исходных идеологических установок
принадлежавший к «консервативной революции» Фрейер приходит
к результатам, схожим с результатами марксиста Брехта: современ¬
ность означает доведенное до крайности отчуждение человека.
Массовые демократии, на взгляд их критиков слева и справа, не
обладают силой, дабы преодолеть это отчуждение, справиться с ним,
они еще более обостряют его. Отсюда проистекало иллюзорное ожи¬
дание коммунистической революции со стороны левых; исходя из
этого, правые ставили свой критический диагноз современной им
действительности, предполагавший, что консервативная революция
неизбежна. По мнению марксистов, парламентаризм являлся ис¬
ключительно инструментом господства буржуазии, с тем чтобы дер¬
жать рабочий класс подальше от власти, в лучшем случае, дать ему
иллюзию права голоса. Для специалиста в области государственного
права Карла Шмитта, представлявшего правый лагерь революции,
напротив, кризис парламентаризма проистекал не из противоборства
большевизма и фашизма, а из «последствий современной массовой
демократии и, это главное, из антагонизма между исполненным мо¬
рального пафоса либеральным индивидуализмом и демократическим
восприятием государства в плену политических идеалов». «Антаго¬
низм между либеральным сознанием одного человека и демократи¬
ческой гомогенностью» непреодолим24. Блестяще аргументированно
и политически фатально сталкивал Шмитт парламентаризм реаль¬
ный с идеальным парламентаризмом его либеральных теоретиков
XIX в. — и такая конфронтация могла быть применительно к реаль¬
ности только разрушительной.
198
Так или иначе влияние шмиттовской критики основывалось на
реальном кризисе, в который угодили, по оценке сторонников Шмит¬
та, европейские демократии в период между войнами. Столь же обес¬
кураживающе схоже звучал и диагноз межпарламентского союза на
заседании его в Швейцарии в 1924 г. После введения всеобщего изби¬
рательного права парламентаризм неизбежно стал демократическим
парламентаризмом, каковым первоначально не был; парламентская
система базировалась отныне на широкой демократической легити¬
мации и интеграции. После мировой войны и ее опустошительных
для экономики последствий в крупных индустриальных державах,
ведших войну, задачей парламента вынужденно стало разрешение
множества общественных и экономических проблем. Это им не уда¬
валось, так как противоборство интересов в классовом обществе
оказалось слишком острым, быть посредником в преодолении этих
противоречий было практически невозможно. Противоречия ска¬
зывались на разочарованных, отчаявшихся массах, а те переклады¬
вали ответственность за них не на реальные проблемы, а на новую,
едва принятую парламентскую систему; они видели не причины, а
следствия.
Чтобы справиться с этими фундаментальными структурными
переменами, господствовавшая до того времени государственно¬
правовая модель парламентской системы должна была быть допол¬
нена в условиях массовой демократии социологической моделью.
Кризис демократического парламентаризма не ограничивался Герма¬
нией, он случился здесь ввиду целого ряда причин — среди прочего
вследствие внезапной смены правительственной системы и государ¬
ственного строя в 1918-1919 г., поражения в войне и ее социальных и
экономических последствий, в конце концов, вследствие недостаточ¬
ного, неглубокого их осмысления — в гораздо более острой форме,
чем в других крупных европейских индустриальных странах. В этом
смысле не удивляет, что те, кто выступал с его критикой, интеллек¬
туалы, художники, публицисты и юристы обходились с молодой де¬
мократией более нетерпимо, тем самым они сослужили ей плохую
службу.
На деле же культурная и политическая история идей Веймарской
республики указывает на то, сколь мало культурное богатство эпохи
корреспондируется со стабильным политическим, экономическим
или общественным развитием. Скорее, можно было бы сделать прямо
противоположные выводы из резкого контраста между 1920 гг. и на¬
чалом 1930-х гг. Ведь не одни лишь писатели, критически отобразив¬
шие свое время, проявили необычайную плодовитость и творческий
подход. Куда ни посмотришь, культура тех лет обнаруживает выдаю¬
щиеся достижения. Это касается живописи и музыки — от Рихарда
199
Штрауса, Пауля Гиндемита и Карла Орффа до Курта Вейля, Ганса
Эйслера и Пауля Дессау в культуре имел место один гетерогенный
сценарий, — а также архитектуры и культуры быта, науки, книжной
культуры и печатного слова, ну и нового искусства, кинематографа.
При этом современные веяния совершенно очевидно проявились
в каждой из этих сфер. И точно так же во многих из них бросается в
глаза прямая связь с проблемами эпохи или практическими запроса¬
ми современности. Архитектура реагировала прежде всего на три вы¬
зова: строить города, имея в виду создание жилого пространства для
массы городских жителей; промышленные строения должны были
иметь не только целевое назначение, но и некую собственную эстети¬
ческую сущность; наконец, городской архитектуре необходимо было
справиться с первыми проявлениями зачинающейся транспортной
революции.
Промышленные и жилые постройки от Петера Беренса до Бруно
Таута, жилые комплексы мюнхенского архитектора Борстея (с 1924 г.
по 1929 г.), штуттгартский Вейссенхофзидлунг (1927), берлинский
город-сад «Атлантик» (с 1926 г. по 1930 г., архитектор Рудольф Френ¬
кель) или городок фирмы «Сименс», построенный Гансом Шаруном
(с 1929 г. по 1932 г.), лишь немногие примеры тому. Эта жилая ар¬
хитектура замысливалась как единое произведение искусства, пред¬
полагавшее также проработку интерьеров и меблировки помещений.
Так, Германский союз художественных ремесел и промышленности,
который, что характерно, был создан уже в 1907 г. и в деятельности
которого активное участие принимал Теодор Хейсс, требовал гаран¬
тии единого качества и художественного воплощения. В еще боль¬
шей мере это относилось к основанному в 1919 г. в Веймаре (среди
его создателей был и Вальтер Гропиус), в 1925 г. переместившемуся
в Дессау, а в 1932 г. в Берлин «баухаусу»: это течение создало кон¬
цепцию «единого произведения искусства» архитекторов, скульпто¬
ров и художников. Все они должны были «вернуться к ремеслу»:
«Художник — это ступень в развитии ремесленника». «Баухаус» по¬
следовательно продвигал и развивал все виды искусства, начиная с
«художественного ремесла», и выступал против «разделяющей клас¬
сы надменности», как это звучало в программном журнале течения в
1919 г. Среди многих, наряду с Гропиусом, здесь следует назвать ван
дер Рое, Ханнеса Мейера, Лионеля Фейнингера, Пауля Клее и Оска¬
ра Шлеммера.
Действительно, «баухаус», другие течения и стили современ¬
ного жилого строительства, индустриальной архитектуры и тог¬
дашней живописи, все они оправдывали характеристику, которая
была дана культуре Веймарской республики как культуре «новой
200
вещественности»*. В программном плане с 1922 г. протагонисты это¬
го направления противопоставляли его получившему свое развитие
в предвоенный период и в ходе войны экспрессионизму И все же эта
интерпретация затрагивает лишь одну, пусть и существенную тенден¬
цию культуры 1920-х гг. и ранних 1930-х гг. Первая общая выставка
этого течения состоялась в 1925 г. в Маннгейме, в связи с ней Густав
Ф. Хартлауб отчеканил понятие «новой вещественности». Акцент на
предметности, подавление игры света и тени в помещении, отказ от
нарядных аксессуаров и убранства зачастую приводили к статично¬
му сосуществованию, изолированию фигур и вещей в пространстве,
к строгости форм, что соответствовало отказывавшемуся от иллюзий
духу времени и пафосу трезвого взгляда на мир, характерному для
периода между мировыми войнами. Убедительным примером тому
служит «Автопортрет в индустриальном ландшафте» Антона Редер-
шейдта (1923), на котором среди голых, геометрических строитель¬
ных форм другие, кажущиеся автоматами, фигуры повернуты спиной
к изображенному на автопортрете художнику.
В искусстве, как и в литературе, среди протагонистов «новой ве¬
щественности» мы находим и тех, кто сначала был приверженцем
экспрессионизма. Уже из этого только вытекают комплексность и
динамика такой линии развития искусства. На деле же многообразие
проявлений, противоречивость и постоянное движение, а не одно на¬
правление или стиль, характерны для веймарской культуры. Спорно,
насколько понятия, применимые к архитектуре, стилю мебели и жи¬
вописи, переносимы на другие сферы искусства, например, литерату¬
ру. Авторы, собранные под вывеской «новой вещественности», были
действительно необыкновенно разными. Культурное богатство вей¬
марских лет станет очевидным не в последнюю очередь еще и потому,
что наряду с упомянутыми здесь критически настроенными писате¬
лями и художниками было много других, чьи произведения находи¬
лись на значительно большей дистанции к актуальным политическим
и общественным событиям, например, это Герман Гессе, Ина Зейдель,
Рикарда Хух, Гертруд фон Ле Форт, Райнер Мария Рильке, назовем
хотя бы только их. Немецкое культурное пространство, впрочем, не
ограничивается Веймарской республикой, австрийских и пражских
писателей от Артура Шнитцлера и Гуго фон Гофманнсталя до Фран¬
ца Верфеля и Франца Кафки здесь тоже стоило бы назвать. То же са¬
мое касается и других областей культуры, например, «новой венской
музыки» Арнольда Шёнберга и его учеников. Наконец, проблема¬
тичным выглядит перенесение искусствоведческой классификации
В архититектуре «конструктивизм». — Примеч. перев.
201
на политическое и общественное развитие, в большей степени здесь
речь идет о диалектике культуры, политики и общества. Она находит
свое выражение в работах, а также отношении художников, литерато¬
ров и интеллектуалов к Веймарской демократии.
4. Интеллектуалы и политика Веймарской республики
Расцвет культуры в годы Веймарской республики, богатство ее
проявлений нельзя, таким образом, свести к одному содержательно¬
му знаменателю, скорее, оно проявляется через формальные крите¬
рии: прежде всего в общем кризисном сознании и революционном
порыве в культуре, которые Джон Вайлетт подверг меткому анали¬
зу под девизом «взрыв центра»25. Общим следствием этой культуры
была эррозия центра или, по выражению Ганса Зедльмайра, «утрата
центра». И пусть кризисное сознание и революционные элементы
уходят в глубь истории до 1914 г. и даже в XIX в. — и культурный
пессимизм Якоба Буркхардта, и настроения Йп-с1е-51ёс1е*, и заворо¬
женное предвестье грядущих бед в устах Фридриха Ницше, и ранний
экспрессионизм, все это лишь некоторые из симптомов, — все же обо¬
стрение и накопление этих тенденций в 1920-е гг. были следствием
Первой мировой войны. Культуру 1920-х гг. сигнировало развитие
в направлении экстремизма, ее радикалы объявляли себя исклю¬
чительно сторонниками революции: консервативной революции, с
одной, и социалистической революции, с другой стороны. Оба лагеря
с самого начала не давали Веймарской республике ни шанса, в гла¬
зах левых и правых революционных протагонистов она несла в себе
множество признаков перехода и распада. Обе позиции связывали
проницательное, точное видение общественных, политических и иде¬
ологических проблем с диффамацией существующего государства и
носителей политической власти в нем. В понимании представителей
консервативной революции, так же как и в понимании марксистов-
революционеров, новая республика ужалась до просто переходного
периода, все равно сколько лет она бы не протянула. Прошлое и бу¬
дущее сплющили веймарское государство до эпизода, значимость ко¬
торого утрачивается, исчезает.
Представители консервативной революции, разумеется, не были
простыми агентами реставрации: пусть их мышление также опреде¬
ляли бесспорно реакционные в политическом отношении цели, но
они стремились к новым берегам. То, каким неизменно хотел видеть
конца века, конца эпохи {франц.). — Примеч. перев.
202
«Третий рейх» Артур Мёллер ван ден Брукс и его единомышленники,
понималось не как простое возрождение рухнувшей монархии. Пред¬
ставители консервативной революции вместе с Карлом Шмиттом
многократно признавали симптомы конституционно-правового и по¬
литического кризисного состояния, с Освальдом Шпенглером и Эрн¬
стом Юнгером — значение современной техники, а также изменения
в условиях и образе жизни вследствие урбанизации, наконец, фунда¬
ментальные структурные перемены в обществе. Не только само по¬
нятие «консервативная революция» кажется парадоксальным, но и
толкование будущих организационных форм политики и власти: при
всем отвращении элиты к известной массовости, характеризующей
современную жизнь, многие из этих врагов веймарской демократии
представляли течение «цезаризм», губительную плебисцитарную
сущность которого Карл Шмитт не только метко анализировал, но
наряду с этим приветствовал. Плебисцитарный цезаризм не имел
ничего общего с реставрацией гогенцоллерновской монархии — не¬
продуктивно разделять существующее и по сей день это роковое за¬
блуждение немецких националистов и многих других консерваторов.
Только лишь из-за послереволюционных реставративных тенденций
1920-х гг. и ранних 1930-х гг. веймарская демократия не погибла бы,
хотя сторонники политической реставрации принадлежали к лагерю
ее могильщиков.
А как обстояло дело на другой стороне культурно-политического
спектра? Левые интеллектуалы республики имели ничуть не лучшие
намерения в отношении ее. Пусть полемика между ними была более
дифференцированной, факт ее безрезультатности ввиду национал-
социалистской революции, чьей первой жертвой они и стали, не мо¬
жет ввести в заблуждение относительно того, что левые интеллек¬
туалы 1918-1919 г. вели борьбу с республикой точно так же, как и
правые интеллектуалы. Веймарская республика дала левым интел¬
лектуалам — невзирая на их озлобленность — прибежище: Веймар¬
ское государство обходилось и с этим своим противником заботливо,
богатство культурного наследия левых не в последней мере обязано
этой толерантности.
Однако действительно ли известные аналитики Франкфуртского
института социальных исследований — который, в конечном счете,
был продуктом капиталистического меценатства и идейной заинте¬
ресованности в новой постановке проблем, тем и методов социальных
исследований — имели личные основания бороться с политической
и социально-экономической системой Веймара? Действительно ли
Карл фон Оссиетцки и Зигфрид Якобсон имели основания с интел¬
лектуальным высокомерием иронизировать над рейхспрезидентом
социал-демократом Эбертом и действительно ли Ганс Майер имел
203
реальный повод для того, чтобы в первом томе своих воспоминаний
«Немец до конца» — спустя годы — обвинять Отто Вельса в оппорту¬
низме? Это тот Отто Вельс, спикер фракции СДПГ, который 22 мар¬
та в рейхстаге мужественно объяснял, почему его партия отклонила
закон о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, и
тем самым произнес одну из самых важных речей — пусть и не имев¬
шую успеха — в истории немецкого парламентаризма.
Как бы то ни было, Франкфуртский университет пошел на со¬
трудничество с практически исключительно левоориентированным
Институтом социальных исследований, директор которого одно¬
временно был ординарным профессором университета. Университет
города Кельна под эгидой обербургомистра Конрада Аденауэра про¬
водил либеральную политику в отношении подбора специалистов,
например, пригласил в университет государственного правоведа, со¬
циалиста, представителя школы «чистого правоведения» Ганса Кель-
зена из Вены, а при его — необдуманной — поддержке гениального в
том, что касалось самой юриспруденции, и политически фатального
Карла Шмитта. Впоследствии один из создателей теории социальной
рыночной экономики Альфред Мюллер-Армак совместно с Хельму¬
том Плесснером, а также политэкономом и социологом Эрвином фон
Беккератом вел здесь семинар по марксизму. Ганс Майер, который
будучи сторонником «Ротер кемпфер»* смог защитить докторскую**
диссертацию у занимавшегося государственным правом прусского
юриста и советника Аденауэра Фритца Штира-Сомло, поучительно
описал эти университетские годы.
Конечно, нет никаких оснований идеализировать политику в об¬
ласти подбора научных кадров в университетах веймарского периода.
По политическим или другим далеким от науки причинам она стала
препятствием в карьере многих выдающихся ученых. Слишком мно¬
го примеров указывает на то, сколь в малой степени университеты —
как профессора, так и студенты! — в институциональном плане яв¬
лялись оплотом или хотя бы прибежищем веймарской демократии.
Случилось даже так, что основной докладчик Берлинского универ¬
ситета, германист Юлиус Петерсен, выступил против присутствия
рейхспрезидента социал-демократа Эберта на юбилейном мероприя¬
тии по случаю 60-летия Герхарда Гауптманна. Здесь речь идет лишь о
том, что многочисленные левоориентированные ученые, литераторы,
художники, писатели, публицисты, которые прежде всего домини¬
ровали в столице рейха, пусть и не в ее университете, располагали
«Красных бойцов». — Примеч. перев.
имеется в виду Promotion, рус. кандидатская. — Примеч. перев.
204
значительным влиянием. Они так же мало были благодарны за это
республике, как и представители консервативной революции.
Поборники чаяний социалистической революции, нередко вос¬
принимавшие ее как научный опыт, рассматривали Веймарское го¬
сударство как достойный пренебрежения продукт незавершенной
революции и переходной стадии. Однако именно эти интеллектуалы
благодаря точному анализу общественных проблем содействовали
зарождению современных социальных исследований. Здесь следу¬
ет вспомнить хотя бы об аналитических работах Теодора Гейгера о
«Социальном расслоении немецкого народа», Зигфрида Нейманна
о веймарских партиях, Эмиля Ледерера, Карла Грюнберга и ряда дру¬
гих социологов о проблемах общественного развития, к ним следу¬
ет также отнести описание промышленного пролетариата авторства
либерального специалиста в области политэкономии Гётца Брифа.
Не менее проницательными были комментарии и критика по пово¬
ду текущей политической жизни, которые Курт Тухольски и другие
публиковали в журнале «Вельтбюне», руководимом Оссиетцки. Про¬
гнозы в отношении своего времени давали и упомянутые уже литера¬
турные произведения.
Актуальная публицистика более высокого ранга, отмеченная ли¬
беральным духом, обходилась с новой республикой более деликатно,
чем острые на язык левые, но в целом все-таки в хоре опубликован¬
ных мнений республика так или иначе имела плохую прессу. По¬
литически умеренные газеты и журналы — были ли они беспартий¬
ными или ориентированными либерально, социал-демократически
или прокатолически, коль скоро речь шла о политике, — оставались
в меньшинстве, как и политические партии, которые были основате¬
лями веймарской демократии в 1919 г. (СДПГ, Центр и НДП), после
первых же выборов в рейхстаг в 1920 г. пребывали в меньшинстве.
«Республика посторонних», так назвал Петер Гай свою книгу об ин¬
теллектуалах Веймарской республики. И действительно, Веймар¬
ское государство было республикой аутсайдеров, посторонних, но в
отношении интеллектуалов речь все же не шла о каком-то предпи¬
санном, организованном выживании, выталкивании из жизни. В го¬
раздо большей мере о том, что ни «новые» интеллектуалы слева, ни
«новые интеллектуалы» справа не принимали республику. Столь же
мало, как правило, старые образованные элиты кайзеровского рейха
понимали, что им делать с этим государством. Среди ученых были
«разумные республиканцы» (УегпипЙгериЬНкапег), такие как исто¬
рик Фридрих Мейнеке, были они и среди писателей и художников,
например, упомянутые уже Томас Манн и Макс Либерманн. Безу¬
словно, можно назвать и другие звучные имена. Однако насколько
205
они репрезентативны в том, что касается отношения самого духа Вей¬
мара к республике?
Этот дух и конкретно и вообще был преимущественно критичес¬
ким; острый интеллект использовался для того, чтобы анализировать
общественные и политические процессы, при этом он намеренно
политизировался и мало заботился о политических последствиях
своих действий. Георг Гросс в своих язвительных карикатурах ри¬
совал «правящие классы»: при этом рейхспрезидент Эберт и рейхс¬
министр иностранных дел Штреземанн — назовем только этих двух
руководителей Веймарской республики — являлись в том же свете,
что и «столпы общества» до 1918 г. Если Джон Хиртфилд показы¬
вал в своих фотомонтажах подъем национал-социализма, то при этом
доминировала критика ненавистного ему капиталистического обще¬
ства, продуктом которого Хиртфилд считал национал-социализм.
Различий между национал-социалистами и побежденными веймар¬
скими демократами он не видел и не хотел видеть, пока национал-
социалистская революция 1933 г. даже самому последнему не дала
понять, насколько некритично идентифицировали они всех, кто был
не с ними. Они боролись и с противниками, и с врагами, не делая раз¬
личий. Будучи симптомом кризиса, интеллектуальность подобного
рода являлась в то же время долгосрочным диагнозом этого кризиса.
За время ее короткого существования критики республики не дали
ей времени на становление, они нападали на нее не на демократиче¬
ской основе, симпатизируя ей критически, а враждебно.
Дух Веймара, как точно отметил Вальтер Лакёр, в известной мере
был не способен к диалогу. Левые интеллектуалы столь же мало об¬
ращали внимание на правых интеллектуалов, как и те на них. Старая
образованная элита, со своей стороны, мало понимала, что ей делать
с исполненной революционного духа, в том числе в художественном
плане, культурой этих лет. Скорее уж, был возможен диалог с «кон¬
сервативными революционерами» типа Освальда Шпенглера, однако
и в его случае многое говорит за то, что верно предположение, будто
отдельные его лозунги и идеи — как, например, название главного его
историко-философского труда «Закат Европы» (1918) — оказали бо¬
лее сильное влияние, нежели его политические цели, во многом смут¬
ные и неопределенные.
Левые и правые находились на разных, не сообщавшихся между
собой полюсах и вращались лишь в своих кругах. Мазохистская са-
морефлексия слева вела к новому «делению клетки»: водоразделом
служило, как правило, отношение к официальному партийному ком¬
мунизму, ортодоксию которого рано или поздно крупнейшие мысли¬
тели левых интеллектуалов отвергали, иначе она грозила стерилиза¬
цией их критического мировидения. На излете 1920-х гг. и в начале
206
1930-х гг. наряду с политически и научно обоснованным отказом от
позиций КПГ в игру все более и более вступали мотивы гуманности и
человеколюбия; сталинские показательные процессы 1930-х гг., нако¬
нец, пакт Гитлера — Сталина 1939 г. у значительного числа марксистов
очень поздно, слишком поздно вызвали прозрение и отрезвление.
На деле все эти левые и правые интеллектуалы непременно были
нацелены на заслуживающую критики, потрясенную кризисом, не¬
достроенную Веймарскую республику, на ее общественные пробле¬
мы, так же как и на капиталистическую экономическую систему и
даже бесцветность ее политического руководства. Критический дух
левых интеллектуалов воспламенялся уже из их собственного ве¬
ликолепия по ту сторону справедливости или правильности их вы¬
сказываний: качество этих высказываний заключается в точности
общественного анализа, а не в его политической конструктивности.
Политика в продолжение марксистской модели интерпретации и без
того недооценивалась в сравнении с социумом и экономикой. Смер¬
тельный удар, который Геббельс нанес веймарской публицистике, не
потому имел успех, что ее протагонисты с 1933 г. были в изгнании
или тюрьме, подпали под запрет профессии или были убиты, а пото¬
му что национал-социалистская революция выбила у них из-под ног
почву, на которой прорастал их критический потенциал, собственно
веймарское государство.
Национал-социализм тоже был продуктом кризиса, результатом
фундаментального потрясения, а также общественной, политической
и моральной дезориентации. Тем не менее он не выражает идейную
реакцию на кризис, как это было в случае с левыми и правыми ин¬
теллектуалами; национал-социалистская идеология не образовывала
форму гуманитарного или морального протеста, который в большей
или меньшей степени двигал левыми интеллектуалами. Объяснимый,
скорее, с точки зрения социальной психологии, национал-социализм
жил за счет неприязни к интеллектуалам и буржуазии, эта неприязнь
радикальным образом ставила под вопрос полученный по наслед¬
ству этический фундамент общественного устройства. Национал-
социалисты разделяли, однако, с революционерами слева и справа
презрение к веймарской демократии, а с антисемитами их антикапи¬
тализм, пусть даже в неотрефлексированной и какой угодно, только
не рациональной программной форме, которая более или менее от¬
личает различные варианты марксизма. Но национал-социализм был
(в ином, чем это принято, смысле) массовым движением подвинуто¬
го к экстремизму центра. В культурно-политическом отношении он
отстаивал идеал простодушной и недалекой, стремящейся к гармо¬
нии, «естественной» посредственности, идеал, во многом родствен¬
ный социалистическому реализму советской чеканки. В цветовом и
207
пространственном отношении осваивавшие целину художники, та¬
кие как Макс Бекманн и Эрнст Людвиг Кирхнер — обратимся лишь
к этим примерам — должны были действовать на такого рода «по¬
литику в области искусства» провокационно, на ее «вкус» они были
чересчур критичны, чересчур агрессивны, чересчур проблематизиро-
вали искусство.
5. Конец веймарской демократии
и национал-социалистская революция 1933-1934 гг.26
«Почему вы не воспрепятствовали Гитлеру?» Снова и снова юные
поколения задают своим родителям, современникам 1933 г., этот
пронзительный вопрос. Снова и снова столь все еще осмотрительные
ответы на эти вопросы остаются неудовлетворительными. И дей¬
ствительно, вопрос о причинах провала демократии в Германии и
зарождения национал-социалистской диктатуры остается централь¬
ным, если не кардинальным вопросом современной немецкой исто¬
рии XX в. Однако речь идет не только о вопросе для изучения, речь
идет и о важном политическом вопросе, о задаче для политического
образования сегодня. Крушение демократии; зарождение, подъем и
поражение национал-социалистской диктатуры; наконец, создание
демократического государства в Западной Германии образуют триа¬
ду, политический урок для тех, кто родился после.
В последние десятилетия интенсивные исследования необычайно
обогатили наши представления о распаде Веймарской республики и
так называемом приходе к власти национал-социалистов. Эти иссле¬
дования показали, что простые ответы, которых неспециалист зача¬
стую ожидает от историков, направляют по ложному пути. Необхо¬
димо также подчеркнуть, что кризис парламентской демократии был
общеевропейским феноменом в период между войнами. При этом по¬
терпели крах почти все новообразованные после 1918 г. демократии.
Последствия этого были, конечно, различными. От авторитарных
режимов, через итальянский фашизм до национал-социалистской
диктатуры27. Причины крушения демократии были многообразны,
комплексный клубок причин должен быть распутан. Любое глубокое
проникновение* скоро показывает, что ни одна из причин, которую
можно принять как отягощающий фактор, как бремя для Веймарской
республики, сама по себе еще не достаточна для того, чтобы объяс¬
нить это крушение.
в суть вопроса. — Примеч. перев.
208
Когда Веймарская республика потерпела крах? Этот вопрос до¬
пускает различные ответы. Так, возможно, конец веймарской демо¬
кратии следует датировать 27 марта 1930 г. Тогда было свергнуто
правительство большой коалиции рейхсканцлера социал-демократа
Германна Мюллера. С 30 марта 1930 г. по 30 мая 1932 г. руководил
Германией имевший поддержку рейхстага кабинет меньшинства во
главе с рейхсканцлером Генрихом Брюнингом, принадлежавшим к
партии Центра. Этот кабинет уже не был образован на основе устоев
парламентской демократии, а являлся кабинетом, собранным рейхс¬
президентом и зависимым от него, и все же речь шла о правительстве,
к которому рейхстаг относился и хотел относиться толерантно. Во
имя собственного существования ему необходимо было сотрудни¬
чать со значительной частью рейхстага. Эта обратная связь с парла¬
ментом уже не имела значения для назначенного президентом и на¬
ходившегося на своем посту с 1 июня по 2 декабря 1932 г. кабинета
министров во главе с фон Папеном, столь же мало значения имела эта
обратная связь и для следующего кабинета генерала фон Шлейхера,
который работал с 3 декабря 1932 г. по 30 января 1933 г. Таким обра¬
зом, в зависимости от критерия оценки возможно датировать конец
Веймарской республики мартом 1930 г. или же маем 1932 г. С другой
стороны, 30 января 1933 г. Адольф Гитлер, руководитель бесспорно
самой сильной фракции в рейхстаге, был назван рейхсканцлером.
НСРПГ располагала тогда 196 из 584 мест в рейхстаге; вторая по силе
фракция, фракция СДПГ, имела лишь 121 мандат. Это представля¬
ется парадоксальным, однако процедура образования правительства
под руководством Гитлера, скорее, соответствовала парламентским
обычаям, нежели процедура, в результате которой возникли предше¬
ствовавшие ему кабинеты фон Папена и фон Шлейхера. Тем не менее
из этого вытекает третья возможность датировки конца Веймарской
республики, ибо, вне всяких сомнений, назначение Гитлера рейхс-
канц-лером явилось первым шагом к становлению диктатуры
национал-социалистов, НСРПГ открыто победила парламентскую
демократию. Но есть еще и четвертая возможность — а именно
23 марта 1933 г. Именно тогда немецкий рейхстаг в целях преодоле¬
ния бедственного положения, в котором находились народ и государ¬
ство, принял закон, так называемый закон о предоставлении чрезвы¬
чайных полномочий правительству (Ermächtigungsgesetz), согласно
которому веймарская конституция фактически утратила свою силу.
Можно как обычно обсуждать разные ответы на вопрос о конце
Веймарской республики, но все эти даты, вне всякого сомнения, де¬
монстрируют одно — распад республики был долгосрочным процес¬
сом. Конечно, было бы заблуждением посчитать этот процесс начав¬
шимся с отставки правительства Германна Мюллера в марте 1930 г.
209
Новейшие исследования снова не раз продемонстрировали, что уже
до распада Большой коалиции стало намечаться обострение кризиса.
Объяснение государственного и конституционного кризиса только
исходя из наступившего в 1929 г. (в Германии ставшего ощутимым не¬
сколько позже) экономического кризиса не является убедительным.
Экономический кризис обострил в 1930-1931 г. конституционный
кризис, но не был его первопричиной. В интерпретации этого вопро¬
са необходимо обратиться к развитию конституционного строя в Гер¬
мании в 1920-е гг., к его проблемам. Как было показано, даже самая
стабильная фаза республики, с 1924 г. по 1929 г., «золотые двадцатые
годы», с точки зрения конституционно-исторического и политиче¬
ского развития ни в коем случае не была периодом действительной
консолидации.
Три центральных вопроса требуют своего ответа:
1. Какие факторы, по мнению сегодняшних исследователей, ста¬
ли основным, решающим бременем для Веймарской демократии?
2. На чем зиждилась в действительности стабильность Веймар¬
ской демократии?
3. Какой характер имело разрастающееся национал-социа¬
листское движение? Как стало возможно, что оно так скоро нанесло
смертельный удар Веймарскому государству?
1. «Версаль и Москва»: таков был ответ, который на ретроспек¬
тивный вопрос о причинах крушения Веймарской республики дал
находившийся в вынужденном изгнании в Швейцарии Отто Браун,
долгие годы возглавлявший прусский кабинет министров. Исследо¬
ватели давно уже дали ясно понять, что такой ответ был бы слишком
прост, чтобы удовлетворительно проиллюстрировать весь комплекс
причин, о котором и идет речь. Тем не менее нельзя оспаривать то,
что оба этих ключевых слова характеризуют серьезное бремя Вей¬
марской республики. «Версаль» предполагал факторы внешнеполи¬
тического напряжения — он подразумевал те последствия, которые
Версальский мирный договор имел для Германского рейха; договор,
который во всех слоях населения Германии, со стороны всех поли¬
тических партий расценивался как диктат. Внешнеполитический
ревизионизм стал господствующей темой немецкой внутренней по¬
литики 1920-х гг.: ни одна из веймарских партий — даже НСДПГ и
КПГ — не отказывалась от цели провести ревизию мирного договора.
Поэтому внешняя политика национал-социалистов, по меньшей мере
до 1938 г., никоим образом не воспринималась как нечто неждан¬
ное. «Москва» подразумевала угрозу большевизма. Разумеется, в
1920-е гг. это была угроза не внешнеполитического, не военного ха¬
рактера, она вытекала из внутриполитической враждебности комму¬
210
нистической партии, радикальных левых в целом, по отношению к
Веймарскому государству.
Веймарская республика родилась из поражения в войне. В широ¬
ких кругах населения она идентифицировалась с этим поражением.
Республика несла ответственность за последствия войны, которую
не она развязала. Но с поражением в войне была связана смена пра¬
вительственной системы и государственной формы, и эта смена пра¬
вительственной системы в основе своей вступала в противоречие с
бытовавшими до 1918 г. формами принятия политических решений.
Наряду с внешнеполитическим возник и внутриполитический реви¬
зионизм правых партий, которые хотели восстановить монархию и
конституционализм и буквально преследовали реакционные полити¬
ческие цели. К враждебности «слева» по отношению к веймарской
демократии добавилась, таким образом, враждебность «справа» —
несмотря на взаимную ненависть оба течения демонстрируют род¬
ственные тоталитарные черты, они были завязаны друг на друга и
слишком часто своими деструктивными действиями вместе влияли
на события.
В парламентской правительственной системе политическим пар¬
тиям отведена центральная роль в политическом волеизъявлении и
принятии решений. Но веймарские партии, в модифицированной
форме развившиеся на основе партийной системы, сложившейся до
1918 г., могли прибегнуть лишь к парламентскому опыту, которого
им явно недоставало. Они были партиями, структура которых об¬
рела свои очертания в конституционной правительственной системе
и была отмечена последовательным противостоянием парламента и
правительства. Самая сильная партия, СДПГ, страдала от длительно¬
го конфликта между программными требованиями партии и прагма¬
тизмом, курс ее колебался между ними. Ярко выраженный классо¬
вый характер, узкая политика классовых интересов и неготовность к
политическому компромиссу характеризуют большинство немецких
политический партий 1920-х гг. Эти проблемы, с которыми крупным
партиям необходимо было бороться, обострились из-за раздроблен¬
ности партийной системы вследствие пропорционального избира¬
тельного права. Недостаточное единообразие системы в смысле пар¬
ламентаризма вело к тому, что политические партии воспринимали
свои задачи в рейхстаге лишь на время, а потому не в полной мере.
Эта общая оценка не относится лишь к партии Центра, чей потенциал
и интеграционная сила выросли из ее конфессиональной направлен¬
ности; однако именно это в то же самое время было ее самым большим
недостатком, так как сфера влияния партии как рупора и посредника
политического католицизма оставалась ограниченной исключитель¬
но католической частью населения.
211
В свете сложившегося в правительственной системе положения
дел не может удивлять, что все партии и группы населения вели себя
по отношению к республике более или менее сдержанно. Их преду¬
беждение вытекает из реальных проблем, возникших по окончании
войны, а также из недовольства компромиссным характером веймар¬
ской конституции. Это недовольство с разной интенсивностью про¬
являлось и слева, и справа. Одни видели в революции 1918-1919 г. и
веймарской конституции корни всех бед. Они хотели реставрировать
монархическое государство. С точки же зрения других, революция
1918-1919 г. зашла не так далеко, как требовалось. Они надеялись
на обобществление, национализацию имущества и советскую кон¬
ституцию, а потому не принимали Веймарскую республику, видя в
ней полумеру. Даже партии центра — СДПГ, Центр и НДП — были
полны предубеждений в отношении новой, ими созданной и руково¬
димой республики. В поведении и позиции партий отражалось на¬
строение населения. Экономические тяготы, которые были описаны
выше, вели к массовой перегруппировке в обществе; так, инфляция
1922-1923 г. имела своим следствием пауперизацию широких слоев
бывшего среднего сословия и, в конце концов, экономическую про¬
летаризацию части этого слоя.
Экономические проблемы республики обострились вследствие их
психологического воздействия. Продолжительная, эмоциональная
дискуссия по проблеме репараций показывает его переменчивость.
До так называемого гуверовского моратория, на основе которого были
прекращены выплаты, все время предпринимались попытки оконча¬
тельного их урегулирования. Конференция в Лозанне в июне — июле
1932 г. фактически положила конец репарационным выплатам.
Этот успех стал возможен благодаря имевшей решающее значе¬
ние предварительной работе рейхсканцлера Брюнинга. Наследовав¬
ший ему фон Папен несправедливым образом мог поставить себе в
заслугу результаты этих переговоров. Пусть, с одной стороны, Вей¬
марское государство смогло, наконец, само избавиться от серьезного
экономического бремени, — проявилось это лишь после 1933 г., — с
другой стороны, следует помнить, что хотя репарации, на которых на¬
стаивали победители, явились бы чудовищным экономическим бре¬
менем, если бы пришлось их выплатить полностью, реально произве¬
денные выплаты все-таки не были основанием, имевшим решающее
значение для экономических проблем республики. В гораздо боль¬
шей мере следует говорить о том, что репарации добавились к целому
ряду других экономических трудностей 1920-х гг. и обострили их; по¬
литическое влияние проблемы репараций оказалось, таким образом,
гораздо более продолжительным и негативным, чем материально¬
экономическое.
212
Возникшая вместе с инфляцией 1922-1923 г., также имевшая
большие политические последствия перегруппировка имущества
оказалась по своему экономическому и общественному влиянию в
тени из-за тягот мирового экономического кризиса, начавшегося в
1929-1930 г. К этим последствиям относили «панику среднего со¬
словия» (Теодор Гейгер). Самый известный результат этого экономи¬
ческого кризиса — чрезвычайно высокое число безработных. В фев¬
рале 1932 г. оно достигло ужасающего пика — 6,128 млн человек. Это
была почти треть всех трудящихся Германии. Если же помнить, что
безработица обострялась короткими случайными приработками, а
кроме того, что и семьи безработных непосредственно страдали от
нее, то будут видны фатальные размеры явления, понятна глубочай¬
шая психологическая и политическая разочарованность немецкого
населения. Развал большого количества фирм и банковский кризис
1931 г. показывают, что влияние мирового экономического кризиса
в Германии проявлялось гораздо острее, чем в других государствах.
Видимость экономического подъема середины 1920-х гг. исчезла.
Этот экономический подъем не в последнюю очередь был обязан
американским кредитам, краткосрочным, но использованным для
долгосрочных инвестиций. Когда кредиты вследствие нарастающего
недоверия иностранных партнеров к политической и экономической
стабильности Германского рейха были отозваны, это привело к об¬
рушению значительной части немецкой экономики.
Упомянутые здесь лишь кратко негативные факторы находятся
во взаимосвязи с описанными выше институциональными рамками
веймарской конституции. Конституция — в этом не приходится со¬
мневаться — сама по себе недостаточна для того, чтобы преодолеть
фундаментальный кризис государства и общества. И все же, если ис¬
ходить из этой принципиальной невозможности, веймарская консти¬
туция, со своей стороны, имела столь явные изъяны, что они, скорее,
обостряли кризис; в любом случае, конституция не была пригодна
для того, чтоб хотя бы поставить кризису конституционно-правовую
преграду. Правда, следует полагать, что веймарская конституция ни в
коем случае не была несовершенной настолько, чтобы не могла хоро¬
шо функционировать в нормальные в политическом отношении вре¬
мена. Так, схожая конституционно-политическая структура Пятой
Французской республики как раз оказывала с 1958 г. стабилизирую¬
щее воздействие на общество тем, что усиливала полномочия прези¬
дента (конечно же, более последовательно и при иных исторических
и национальных предпосылках).
Веймарская конституция могла бы — и над этим стоит задумать¬
ся — функционировать даже в период кризиса республики, то есть
213
с 1929-1930 г. Государство Гитлера никоим образом не было неиз¬
бежным. Уже одна только губительная кадровая конъюнктура, кото¬
рая проявилась в выборе кайзеровского генерал-фельдмаршала фон
Гинденбурга на пост рейхспрезидента в 1925 г. и 1932 г., указывает
на альтернативы: можно уверенно исходить из предположения, что
рейхспрезидент Фридрих Эберт или потерпевший на выборах 1925 г.
поражение кандидат на этот пост Вильгельм Маркс, политик Центра,
не назначили бы рейхсканцлером ни фон Папена, ни фон Шлейхера,
ни Гитлера. Роль личности в последние годы Веймарской республи¬
ки, как это показал Теодор Эшенбург, настолько важна, что личный
фактор в ключевых ситуациях может стать определяющим. Губитель¬
ным, как это показано выше, прежде всего было несбалансированное
смешение в Веймарском конституционном строе репрезентативных,
президентских и плебисцитарных элементов. Если бы рейхспрези¬
дент действовал последовательно в смысле веймарской конститу¬
ции, то на пост рейхсканцлера он мог бы назначить только того, за
кого говорило хотя бы предположение, что он получит поддержку
в рейхстаге. Потому назначение рейхсканцлером фон Папена после
свержения Брюнинга 30 мая 1932 г. уже противоречит духу консти¬
туции, ведь с самого начала было ясно, что тот не получит большин¬
ства и даже крепкого меньшинства в рейхстаге, чтобы осуществлять
свои функции. Требование отменить одно из предложенных им
чрезвычайных постановлений было принято 12 сентября 1932 г. как
вотум недоверия правительству, 512 голосами против 42. Роспуск
рейхстага в связи с этим унизительным парламентским поражени¬
ем авторитарно-консервативного рейхсканцлера, проведенный им
с одобрения Гинденбурга, без сомнения, противоречил смыслу вей¬
марской конституции, таким путем было обойдено право рейхстага
на отмену чрезвычайных постановлений (ст. 48 абз. 3).
Комбинация различных статей конституции (ст. 25, 53 и 48) де¬
лала возможным в ущерб парламентской системе применение на
практике уже упомянутой резервной президентской конституции и
временное приостановление функций рейхстага как в области его за¬
конотворческой, так и в области его контролирующей компетенций.
С другой стороны, возможность практиковать такую резервную
конституцию позволяла партиям уже с 1930 г. в условиях развала
Большой коалиции уклоняться от непреложности поиска компро¬
миссных решений. Они сошли с многотрудного пути принятия пар¬
ламентских решений и компромиссов. В тот вакуум власти, который
партии и рейхстаг допустили вследствие неиспользования ими своих
компетенций начиная с 1930 г., неизбежно вторглись другие консти¬
туционные органы власти.
214
2. Веймарскую республику с самого начала и до конца сотрясали
кризисы. Экономические и социальные последствия проигранной
войны невозможно было устранить за счет иллюзий относительно ее
действительных причин. Немцы 1920-х гг. жили в постоянном кри¬
зисе: забастовки рурских рабочих и капповский путч в начале 1920 г.;
оккупация Рурской области Францией и галопирующая инфляция
1922-1923 г.; внутриполитический кризис из-за введения чрезвычай¬
ного положения в Баварии, Саксонии и Тюрингии в 1923 г.; посто¬
янная политическая борьба вокруг различных репарационных согла¬
шений (план Дауэса 1924 г., план Юнга 1929-1930 г.); перманентная
диффамация в качестве «ноябрьских преступников», сторонников
«политики исполнения» и предателей Отечества верных конститу¬
ции республиканцев из рядов СДПГ, Центра и НДП, — такие обви¬
нения звучали со стороны немецких националистов и других правых
консервативных групп. Веймарская республика не знала покоя, за
14 лет ее существования не было ни одного года, когда не случилось
бы обострения кризиса.
В 1925 г. после смерти Фридриха Эберта уже было невозможно
добиться избрания убежденного республиканца на пост рейхспре¬
зидента. До начала 1929 г. Гинденбург все-таки старался осущест¬
влять свои функции в согласии с конституцией, так что в 1932 г. де¬
мократические партии видели в нем последний оплот демократии,
столь невелики были в реальности шансы спасти под водительством
Гинденбурга веймарскую демократию. В 1932 г. его противником
на выборах был Адольф Гитлер, и 10 апреля 1932 г. во втором туре
выборов он добился-таки 13,41 млн голосов, в то время как Гинден¬
бург — 19,359 млн, а кандидат от КПГ Тельманн — 3,7 млн. В 1932 г. у
верных республике демократов действительно не было альтернативы
Гинденбургу.
Таким образом, нет сомнений в том, что со стабильностью Веймар¬
ской республики дело обстояло неважно. Революция 1918-1919 г. в
1920-е — в начале 1930-х гг. не привела к стабилизации демократии и
всеобщему признанию нового государственного и конституционно¬
го строя, обязанного этой революции. В сознании большинства, как
показывают результаты выборов, новый порядок не воспринимался
как законный. Уже в 1919 г. Эрнст Трёльч задал прозорливый вопрос
о том, сколько необходимо времени, чтобы новый правовой порядок
был воспринят как легитимный. И социолог Теодор Гейгер конста¬
тировал: «с точки зрения позитивного права носители революции
остаются “преступниками” до тех пор, пока им не удастся легализо¬
215
вать новую власть, но с того момента защитник ancien régime* станет
“преступником”»28. Действительно, в веймарский период большин¬
ство населения воспринимало как совершенно легитимное то, что по¬
литики защищали свергнутый в результате революции старый кон¬
ституционный строй и не принимали новый, напротив, в широких
слоях основатели новой демократии считались «ноябрьскими пре¬
ступниками». Нет сомнений в том, что любому новому правопоряд¬
ку, особенно если он возник в результате революции, нужно время,
чтобы пустить корни в сознании населения, и этого времени у Вей¬
марской республики не было.
Любая революция, насколько бы легитимной она не была, вносит
разлад в правосознание и восприятие права, в сложившийся образ
мышления и действий тех, кого она затронула. Коль скоро революции
не удастся внедрить в сознание большинства населения те конструк¬
тивные элементы, которые она несет в себе, тем большее влияние и вес
обретут свойственные каждой революции деструктивные тенденции.
Неуверенность в конституции и праве растет, а ее нормативность по¬
стоянно ставится под сомнение. С этой точки зрения, история после
1918-1919 г., самосознание революционеров, публицистическая, на¬
учная, а прежде всего ментальная рецепция населения представляют
собой процесс, который ставит начало республики и ее конец в отно¬
шения революционно-исторической взаимозависимости, которая яв¬
ляется более многомерной, нежели интерпретация прихода к власти
национал-социалистов как ответа на большевистскую революцию
1917 г. и немецкую революцию 1918-1919 г. (Эрнст Нольте).
3. Действительное окончание начавшейся в 1918 г. революции
должно было иметь своим следствием хотя бы продолжительное во
времени признание государственного и конституционного порядка.
На деле же во все годы Веймарской республики ни один из основ¬
ных и принципиальных консенсусов относительно нового порядка
в государстве и обществе не был достигнут. Недовольство левых и
демагогия правых, как выразился на этот счет Эрнст Трёльч, могли
возыметь действие потому, что и политический центр, и три веймар¬
ские партии зачастую отстаивали новую республику лишь вполсилы,
пусть заслуги социал-демократов, центристов и немецких демокра¬
тов перед Веймарским государством и были велики.
В таком аспекте фундаментальная нестабильность, отличавшая с
самого начала Веймарскую республику, видится в новом свете. Роб¬
кие демократы противостояли экстремистам-врагам демократии, ко¬
старый режим {франц.) . — Примеч. перев.
216
торые хотели не просто одолеть республиканцев как политических
противников, а уничтожить их физически как врагов. Эта оценка
верна как в отношении КПГ, так и части НННП и других групп пра¬
вых экстремистов, прежде всего в отношении НСРПГ. Политический
климат Веймарской республики все больше и больше определялся
политической враждебностью.
Когда веймарская политика не концентрировалась на преодолении
актуальных или правительственных кризисов, она постоянно была
занята дискуссией относительно реформаторских концепций. Даже
сами эти концепции реформ являются показателем нестабильности
республики. Наряду с рассуждениями по поводу правовой реформы,
наряду с предложениями по разрешению прусской проблемы с 1930—
1931 г. все чаще предпринимались попытки справиться с кризисом в
республике при помощи полуавторитарных, а с 1932 г. авторитарных
представлений о государстве. Немало политиков, в том числе и вне
обоих экстремистских лагерей, использовали кризис как двигатель,
дабы воскресить авторитарно-сословный и конституционалистский
характер государственного и общественного строя. Вплоть до рядов
веймарских партий было широко распространено сознание, что так,
как дело обстояло до сих пор, дальше продолжаться не может. В по¬
следние годы республики ей никто не дал шанса. Со времени распада
Большой коалиции в марте 1930 г. практически речь не шла о том,
чтобы сохранить конституционно-правовую основополагающую
структуру Веймарского государства. Гораздо чаще главный вопрос
звучал так: как можно реформировать республику, чего хотим от нее
и на что она способна?
Такое положение дел является ключом к пониманию успеха
национал-социалистов, многие упускают его из виду. Атака национал-
социалистов на республику, эта атака, предпринятая все более наби¬
равшим силу политическим течением, многим современникам пред¬
ставлялась лишь одной из многочисленных альтернатив, которые
провоцировали слишком очевидные функциональные недостатки
веймарской демократии. Как и сама республика, ее самый поздний
продукт, НСРПГ, родился из кризиса и обещал разрешить кризис. Од¬
нако потенциала по преодолению кризиса у Веймарского государства
становилось все меньше; фактически последовавшее начиная с 1930 г.
усиление рейхспрезидента за счет все более не способного к компро¬
миссам, а потому к действиям рейхстага делало из веймарского «по-
лупарламентаризма» (уже с 1930 г.) президентскую правительствен¬
ную систему. Такие конституционные перемены приветствовались
многими вплоть до партий «центра». Социал-демократы — практи¬
чески единственная крупная демократическая партия, которая ка¬
тегорически не принимала такой перенос тяжести политической
217
власти в пользу рейхспрезидента — больше не могли стать препят¬
ствием этому изменению конституции, тем более что в 1930 г. (и это
была их вина) они позволили выкинуть себя из правительства.
Среди тех политических группировок, которые с 1930 г. пытались
указать пути выхода из кризиса, нацеленные на реставрацию, реак¬
ционные в политическом отношении партии никоим образом не яв¬
лялись самыми сильными — простая реставрация конституционной
монархии и ее конституционного строя никогда в веймарские годы не
имела реального шанса. Как бы эта направленная против революции
политика на манер фон Папена или Гинденбурга не способствовала
крушению демократии, она была лишь деструктивной. В неуверен¬
ности и сомнениях, латентно продолжавшихся с 1919 г., заключались
большие шансы для политического «движения», которое уже через
самоназвание пыталось выделиться, отделиться от не любимого
им Веймарского партийного государства. «Движение» национал-
социализма вместо плюралистических интересов и партийной дезин¬
теграции обещало объединение общества, оно создало новый инте¬
грирующий образец идентификации во имя единства народа, вдруг
вырванного из смыслообразующей «политики гражданского мира»
и иллюзий 1918 г., буквально разорванного. Эта констатация вовсе
не значит, что такого рода смыслополагание следует расценивать
позитивно, тем более что оно настолько исполнено затаенных обид,
образов врага, клише. Эта констатация означает, что широкие слои
населения в той исторически сложившейся ситуации находили иде¬
ологическое предложение национал-социализма позитивным. И в
первую очередь это имело отношение к тогдашнему молодому поко¬
лению, которое Веймарская республика никак не могла привлечь на
свою сторону. У этого поколения, и это тоже необходимо учитывать,
было немного шансов на успех в профессии, обществе, экономике:
в широком смысле оно было лишено социальных корней и считало
себя обманутым в том, что касалось перспектив на будущее.
Решающим индикатором краха веймарской партийной системы
в том виде, как она существовала до 1930 г. несмотря на множество
трудностей и структурных недостатков, стали результаты выборов —
от сентябрьских 1930 г. до последних выборов в рейхстаг 5 марта
1933 г., которые сопровождались проявлениями терроризма. В те¬
чение двух с половиной лет не только четырежды прошли выборы
в рейхстаг, но и выборы рейхспрезидента в 1932 г., а также много¬
численные выборы в ландтаги. В конституционно-правовом отно¬
шении одно лишь это нагромождение выборов придало фазе распада
Веймарской республики почти плебисцитарный характер. Большая
текучесть выборщиков, а также существенная разница в количестве
218
голосовавших (особенно если сравнить с выборами 1928 г.) говорит о
политической нестабильности Веймарской республики.
Так, показатель участия в выборах в рейхстаг 1928 г., 74,6%, яв¬
лялся самым низким, именно тогда три партии веймарской коалиции
набрали 45,5% голосов, это их лучший результат после 1920 г. В ходе
самых неблагоприятных для демократических партий выборов, со¬
стоявшихся 5 марта 1933 г., тогда в них приняли участие 88,04%
выборщиков (самый высокий показатель), три партии веймарской
коалиции добились лишь 30,3%. Особенно бросались в глаза потери
обеих либеральных партий, НДП и ННП, которые вместе от 13,6%
общей доли голосов в 1928 г. опустились до 1,8% в 1933 г. СДПГ не¬
досчиталась более 10% от общего количества голосов, партия Центра
при недостаче 0,7% в период между 1928 и 1933 гг. оставалась более
или менее стабильной. В то время как КПГ смогла улучшить свои по¬
зиции с 10,6 до 12,3%, доля проголосовавших за НСРПГ увеличилась
с 2,6% (1928) до 43,9% (1933). Естественно, свою роль в результатах
выборов сыграли как террор национал-социалистов, так и массовое
запугивание потенциальных социал-демократических и коммуни¬
стических выборщиков. Совсем незначительный подъем КПГ был
для экстремистской партии скорее нетипичным, ведь выборы в рейх¬
стаг 6 ноября 1932 г., всего лишь за несколько месяцев до мартовских
выборов 1933 г., уже тогда принесли КПГ 16,8% голосов выборщи¬
ков, то есть в марте 1933 г. она взяла планку существенно ниже свое¬
го лучшего результата. Наряду с угрозами в адрес выборщиков при¬
чиной тому стала текучесть выборщиков, отдававших свои голоса за
экстремистов.
Результаты выборов в рейхстаг, 1928-1933
1928
1930
31.7.1932
6.11.1932
5.3.1933
Процент
принявших
участие
в выборах
74,6%
81,4%
83,39%
79,93%
88,04%
СДПГ
28,8
24,5
21,6
20,4
18,3
Центр
12,1
11,8
12,4
11,9
11,2
НДП
4,9
3,6
1,0
1,0
0,8
ННП
8,7
4,5
1,2
1,9
1,1
нннп
14,2
7,0
5,9
8,3
8,0
КПГ
10,6
13,1
14,3
16,9
12,3
НСРПГ
2,6
18,3
37,3
33,1
43,9
Партии бывшей
веймарской
коалиции
46,8
40,1
35,0
33,3
30,3
219
1. В результате, политический либерализм практически лишил¬
ся всякого влияния и значения. Поражение, крах демократической
республики особенно символизировал именно закат НДП, классиче¬
ской конституционной партии, которая в 1919 г. оказала решающее
влияние на выработку конституции Веймарского рейха.
2. Наряду с истощением либерального Центра заметны были по¬
тери правых консерваторов — так, доля НННП упала с 14,2% в 1928 г.
до 8% в 1933 г.; то, что потеряла НННП, перешло по большей части
к НСРПГ. И в политическом отношении под влиянием своего пред¬
седателя Альфреда Гугенберга становившаяся все более национали¬
стической и правоконсервативной НННП превращалась в придаток
НСРПГ.
3. Политический католицизм, то есть партия Центра (а в Баварии
БНП), смог отстоять свои позиции.
4. СДПГ существенно потеряла на выборах, тем не менее остава¬
лась второй по силе партией после НСРПГ.
5. Обе экстремистские партии, НСРПГ и КПГ, в ноябре 1932 г.
вместе набрали 49,8% голосов, чего хватало для абсолютного, правда,
деструктивного большинства антипарламентских сил; в марте 1933 г.
при упомянутых политических предпосылках вместе они добились
56% голосов выборщиков. Иными словами, «партии обструкции» в
отношении веймарского конституционного строя, как назвал их Карл
Шмитт, НСРПГ и КПГ, уже после выборов 31 июля 1932 г., когда они
получили 51,4% голосов, вместе имели деструктивное большинство.
Распад коалиции по вине демократических партий, происшедший
в марте 1930 г. в ходе дебатов относительно обязательного страхова¬
ния по безработице и приведший в результате к катастрофическим
выборам 14 сентября 1930 г., содействовал, в конце концов, тому, что
начиная с весны 1930 г. образование демократического большинства
в рейхстаге отныне стало невозможно. СДПГ, Центр, НДП и ННП
вместе набрали лишь 44,4% голосов. И хотя у принципиально антиде¬
мократического блока с его 38,4% голосов тоже не было большинства,
все же с учетом различных маргинальных политических групп, лишь
малая часть которых была на стороне парламентской правитель¬
ственной системы, наличествовало своего рода взвешенное состояние
в том, что касалось образования большинства, парламентского или
антипарламентского. В этом смысле полупарламентское правление
Брюнинга и, наконец, открыто антипарламентская политика Папена
и Шлейхера являлись не причинами, а результатом утери функцио¬
220
нальности со стороны рейхстага и усиления президентской, а также
плебисцитарной составляющих конституции Веймарского рейха.
Без сомнения, нацеленная на санирование бюджета любой ценой
дефляционная политика обоих правительств Брюнинга 1930-1932 гг.
способствовала обострению экономического кризиса, и все же по сей
день является спорным, действительно ли существовала альтернати¬
ва ей. Любая оценка экономической, финансовой и бюджетной по¬
литики 1930-1932 гг. должна учитывать, что инфляционный опыт
немцев 1922-1923 гг. вел к активным, поддерживаемым широкой
общественностью, принципиальным антиинфляционным установ¬
кам в политике. Кроме того, эта политика нуждалась в убедительном
обосновании для того, чтобы хозяйственно-политические меры пра¬
вительства Брюнинга возымели быстрое действие.
С другой стороны, не подлежит никакому сомнению, что Брюнинг
инструментализировал государственный и экономический кризисы,
в которые угодил Германский рейх после 1930 г., чтобы
1) интерпретировать веймарский конституционный строй в угод¬
ном президенту смысле,
2) санировать бюджет рейха,
3) добиться отмены репарационных выплат.
Так или иначе, подводя общий итог, следует констатировать, что
даже если Брюнинг использовал кризис для достижения собственных
политических интересов, не он все-таки породил этот кризис. Оста¬
ется под вопросом, действительно ли он обострил его. Отвечая на во¬
прос о том, какие политические цели преследовал Брюнинг, соответ¬
ственно необходимо принимать во внимание контекст времени. Сюда
следует отнести и то обстоятельство, что партийно-государственный
парламентаризм (по меньшей мере в форме, в какой он существовал
с 14 сентября 1930 г.) не обладал достаточным потенциалом в разре¬
шении кризисов с тем, чтобы справиться с проблемами Веймарской
республики.
Это также одна из глубинных причин того, что такая партия как
СДПГ, совершенно не разделявшая политические целеустановки
Брюнинга, с начала 1930 г. время от времени, а с сентября 1930 г.
постоянно выражала свою толерантность политике рейхсканцлера.
Как на выборах рейхспрезидента в 1932 г. Гинденбург представлялся
СДПГ меньшим злом, так и несмотря на все свои антипатии к Брю-
нингу СДПГ не видела альтернативы ему.
Правительства фон Папена и фон Шлейхера особенно после
«удара по Пруссии» 20 июля 1932 г. подтвердили такую оценку ех
221
negativo*. Как раз тогда проявилась тесная связь между веймарской
коалицией в Пруссии и толерантностью к рейхсправительству пар¬
ламентского меньшинства Брюнинга, так как СДПГ и партия Центра
в обоих случаях действовали сообща, руководствуясь политической
целесообразностью. Необходимо подчеркнуть отличие правитель¬
ства Брюнинга от правительств тех, кто принял после него пост
рейхсканц-лера, как раз в том, что Брюнинг неизменно пытался до¬
биться толерантности парламентского большинства. Таким образом,
политика, которой он следовал, была не парламентской, но и никоим
образом не выраженно антипарламентской. С другой стороны, следу¬
ет согласиться с Карлом Дитрихом Брахером в том, что решительный
толчок обрушению демократии дал законный характер правительства
Брюнинга, так как путь к президентскому правлению тем длиннее и
надежнее, чем больше он сопровождается толерантностью парламен¬
та. Зависимость рейхсправительства и рейхстага от рейхспрезидента
через отставку Брюнинга стала слишком очевидной, в общественном
мнении партии играли все меньшую политическую роль.
Во время пребывания на посту рейхсканцлера Франца фон Папе-
на с 1 июня 1932 г. рейхстаг превратился в простой объект полити¬
ческих расчетов рейхсканцлера, который, в конце концов, с одобрения
рейхспрезидента произвел государственный переворот в отношении
Пруссии, устранив тем самым «оплот демократии». Пруссия не пото¬
му только была опорой демократии, что сохраняла до тех пор прави¬
тельство на базе трех демократических партий веймарской коалиции,
но потому также, что располагала чрезвычайно сильными поли¬
цейскими формированиями общей численностью около 100 тыс. че¬
ловек, которые до той поры можно было, имея на то достаточные
основания, рассматривать как верные конституции.
Выражение недоверия рейхсканцлеру в связи с роспуском рейхс¬
тага, что привело к ноябрьским выборам 1932 г., показало, что кабинет
фон Папена был очень далек даже от полупарламентского правитель¬
ства, который отличал еще эру Брюнинга, правительство фон Папе¬
на получило поддержку менее 10% депутатов рейхстага. Следствием
этого стало образование кабинета Курта фон Шлейхера, экспери¬
мент продолжительностью менее двух месяцев, — политиканствую¬
щий генерал за спиной партий пытался добиться союза рейхсвера,
профсоюзов и левого крыла НСРПГ вокруг Георга Штрассера. Та¬
кой шаг Штрассера с самого начала был обречен на провал, так как
от противного {лат.). — Примеч. перев.
222
профсоюзы не желали принимать участия в этой игре, а сам Штрас-
сер представлял лишь меньшинство в партии; Гитлеру достаточно
быстро удалось лишить его политического влияния.
Назначение Адольфа Гитлера 30 января 1933 г. рейхсканцлером,
которое дряхлый рейхспрезидент фон Гинденбург произвел против
своей воли под давлением окружения, казалось легитимным уже по¬
тому, что Гитлер представлял-таки заведомо самую сильную поли¬
тическую партию и в отличие от своих предшественников был под¬
держан самым сильным политическим блоком в рейхстаге, а именно
НСРПГ (33%) и НННП (7,2%). Однако то обстоятельство, что и это
правительство не располагало большинством в рейхстаге, привело к
третьим выборам в рейхстаг в течение всего лишь восьми месяцев.
С помощью чрезвычайного постановления, принятого в связи с под¬
жогом рейхстага 28 февраля 1933 г., был, казалось, легализован поли¬
тический террор, прежде всего против левых партий, особенно КПГ.
Были отменены некоторые основные конституционные права, и с
одобрения рейхспрезидента введено постоянное чрезвычайное по¬
ложение. Только этими обстоятельствами можно объяснить то, что
НСРПГ, которая уже на выборах 6 ноября 1932 г. потеряла 4,2% го¬
лосов выборщиков в сравнении с выборами 31 июля 1932 г., 5 марта
1933 г. смогла получить совместно с НННП парламентское большин¬
ство. Все признаки говорят за то, что без этого террора доля голосов,
поданных за НСРПГ, и дальше снижалась бы, по меньшей мере, не
выросла бы. Это не первый случай, когда с помощью террора полити¬
ческая партия добивалась абсолютного большинства.
Тем не менее по поводу выборов 1932-1933 г. также возникает во¬
прос, откуда взялись те, кто отдал свои голоса НСРПГ? Существуют
различные социологические и историографические интерпретации,
но все они опираются на модели и примеры из своего времени29.
Исходный вопрос касается социальной базы членов НСРПГ,
при этом периоды до 1930 г., с 1930 г. по 1933 г., после 1933 г. сле¬
дует различать. Перед большим успехом партии на выборах 1930 г.
НСРПГ имела около 121 тыс., в 1933 г. уже 670 тыс. членов. Среди
них были соответственно представители различных профессиональ¬
ных групп, социальных слоев населения в разном пропорциональном
соотношении. Из этой диспропорциональности следует заключить,
что национал-социализм был в различной мере привлекателен для
разных социальных слоев. Такие отсылки к социальной структуре
членов НСРПГ показательны, но недостаточны для эмпирического
объяснения перемен настроения выборщиков.
223
224
Бросается в глаза, что большее представительство имели сель¬
ские хозяева, служащие, самостоятельные предприниматели в сфере
торговли, занятые промыслом, а также группы мелких чиновников,
меньшее — рабочие. Разумеется, уже здесь необходима дифференциа¬
ция: в меньшей степени были представлены промышленные рабочие,
организованные социал-демократами и коммунистами в профсоюзы;
напротив, в большей степени в НСРПГ и среди ее выборщиков были
представлены сельскохозяйственные рабочие, что должно было по¬
казать себя позже. Невысокое представительство индустриальных
рабочих не объясняет то обстоятельство, что рабочие в принципе
не являются классом, склонным к национализму; и все же рабочие
в абсолютном количественном исчислении образовывали самый
большой социальный слой среди членов НСРПГ, треть от общего
числа. Без рабочих подъем НСРПГ до массового движения был бы
невозможен.
Предложенные здесь изыскания в целом базируются на комби¬
нации анализов по конкретным регионам и на общих результатах по
рейху. Однако, конечно, многочисленные региональные особенности
смены умонастроений выборщиков только тогда действительно мо¬
гут быть отражены всеобъемлюще, когда в наличии будут репрезен¬
тативные результаты по всем землям рейха, всем его крупным горо¬
дам и сельскохозяйственным регионам. И все же следует полагать,
что хотя при этом стоит ожидать и большей дифференциации, но не
принципиально новых выводов31.
Итак, как выглядит общая оценка? По единодушному мнению ис¬
следователей, изменения в избирательном корпусе в период с 1919 г.
по 1933 г., а также с 1928 г. по 1933 г. оказали решающее влияние на
подъем национал-социализма. Одна лишь упомянутая уже выше раз¬
ница в количестве принявших участие в голосовании в период между
1928 г. (74,6%) и 1933 г. (88,04%) свидетельствует о таких чрезвычай¬
но серьезных изменениях.
Предложенное здесь эмпирическое расследование показывает, что
как право женщин принимать участие в выборах, утвержденное кон¬
ституцией Веймарского рейха 1919 г., так и снижение возрастного из¬
бирательного ценза до 20 лет уже вызвали значительные изменения
в среде выборщиков, среди имевших право голоса и действительно
голосовавших. Значительно выросло число молодых избирателей, а
во время последних выборов и число тех, кто до той поры избирате¬
лем не был, так что в связи с масштабной сменой поколений из вы¬
борщиков 1933 г. получился корпус избирателей, который лишь в
незначительной мере совпадал с тем, который распорядился своими
голосами в 1919 г., когда состоялись первые выборы в Национальное
собрание.
225
К вопросу «Кто выбирал НСРПГ?» необходимо подходить диф¬
ференцированно, во-первых, в смысле политического, во-вторых,
в смысле социального происхождения тех, кто отдал свои голоса
национал-социалистам.
Больших успехов на выборах после 1930 г. НСРПГ добилась в
первую очередь среди протестантского населения, католики выка¬
зали себя гораздо более готовыми оказать НСРПГ сопротивление.
Если взять социальные слои, то не подлежит никакому сомнению,
что служащие (новый «средний класс»), сельские хозяева и сельско¬
хозяйственные рабочие — особенно в остэльбской Германии, а также
в Шлезвиг-Гольштейне и Франконии — непропорционально активно
голосовали за НСРПГ.
Постоянно и неоднократно указывалось (и на то были достаточ¬
ные основания), что существовала прямая корреляция между резко
идущей вверх кривой безработицы и ростом числа голосов, отданных
за НСРПГ. Конечно, безработица в большей степени увеличила долю
выборщиков КПГ, нежели НСРПГ (Юрген В. Фальтер). С этим не
приходится спорить, и все же акцент здесь сделан на соотношении.
Хотя КПГ извлекла большую выгоду из безработицы, последняя в
значительной мере пошла на пользу и НСРПГ.
В экономическом отношении безработица вследствие общего, со¬
поставимого для всех социальных слоев бедственного экономическо¬
го положения и вызванного этим общественного деклассирования
содействовала характерному выравниванию социальных классовых
различий. Тем что безработица нивелировала классовые различия,
она снижала и значение фиксированных на идеологии классовых
партий. Не случайно НСРПГ понимала себя в строгом смысле не как
партию, а как широкое социальное и национальное «движение»: она
выступала как антиклассовая партия, как антипартия вообще, и была
нацелена в первую очередь на весьма дифференцированный в соци¬
альном отношении протестный потенциал населения. В этом смысле
НСРПГ извлекла действенные выводы в том, что касалось психоло¬
гии масс, из все более заметного в Веймарской республике антипар¬
тийного настроя.
НСРПГ разжигала, провоцировала антибуржуазные и антикапи-
талистические аффекты, она внушала, что является единственной
подлинно народной партией и совершенно иначе, чем уже упомяну¬
тые подчиненные различным партиям организации, воплощает со¬
бой «проникновение союзного принципа в политическую систему»
(Ганс Моммзен). НСРПГ была «народной партией национального и
социального протеста», она была сравнительно молодой партией в
том, что касалось ее членов, слоя партийных функционеров, партий¬
ной элиты и избирателей. В этой «молодежности» она была сравнима
226
лишь с КПГ. Будучи массовыми партиями, КПГ и НСРПГ, как рань¬
ше СДПГ, пришли на смену старым авторитетным и репрезентатив¬
ным партиям.
Согласно результатам современных исследований, посвященных
выборам в Веймарской республике, поданные за НСРПГ в 1930 г.
голоса в политическом отношении принадлежали прежде всего, во-
первых, тем, кто раньше не участвовал в выборах, во-вторых, прежним
выборщикам НННП, в-третьих, бывшим выборщикам НДП и ННП.
В 1932 г. каждый второй выборщик представлял маргинальные по¬
литические группы, каждый третий — либералов и шовинистов (Юр¬
ген В. Фальтер). Каждый пятый, голосовавший за НСРПГ, был из тех,
кто ранее не принимал участия в выборах, каждый седьмой — быв¬
ший избиратель СДПГ Хотя на сторону НСРПГ перешли и из дру¬
гих партий, например, Центра, ННП и КПГ, но в несравненно мень¬
шей степени. На выборах 5 марта 1933 г. 60% ранее не принимавших
участия в выборах и новых выборщиков проголосовали за НСРПГ.
Всего на выборах между 1928 и 1933 гг. из лагеря не принимавших
участия в выборах около 24% повернулись в сторону НСРПГ. Боль¬
шой мобилизационный эффект национал-социализма был достигнут,
таким образом, благодаря почти 6 млн выборщиков из этой группы,
приблизительно 7,5 млн перешли от либеральных группировок, пра¬
воконсервативных партий и партий, представлявших интересы мел¬
ких социальных групп. Насколько велика была текучесть по причине
полной политической либерализации и дезориентации веймарского
общества, сказывается в том, что даже цитадель КПГ, избиратель¬
ный округ Мерзебург, с преимущественно занятыми в промышлен¬
ности рабочими отметился существенным приростом выборщиков
НСРПГ.
Столь же выразительна констатация позиций более склонной к
сопротивлению политической, социальной, культурной и конфессио¬
нальной среды (М. Райнер Лепсиус говорит о «моральной социаль¬
ной среде»). Так, в 1932 г. лишь каждый седьмой выборщик-католик
отдавал свой голос национал-социалистам, в то время как среди не-
католиков таких было 40%.
Тот тезис, что НСРПГ была партией «экстремистов Центра»
(С. М. Липсет), нуждается в дифференциации; так, доля выборщиков
НСРПГ состояла до 60% из протестантского среднего слоя в широ¬
ком его понимании, но все же на 40% из рабочих. Наряду с долгосроч¬
ными политическими резонами свою роль играли и краткосрочные,
например, в 1933 г. доля выборщиков НСРПГ была особенно велика
в тех избирательных округах, в которых в 1925 г. особенных успехов
на рейхспрезидентских выборах добился Гинденбург.
227
Напротив, католические регионы и организованные в социал-
демократические профсоюзы промышленные рабочие опять-таки
выказали себя наиболее стойкими по отношению к национал-
социализму. Так, результаты национал-социалистов на выборах в
Берлине (31,3%) и округе Кельн-Ахен (30,1%) были ниже средне¬
статистических. И сравнение с предыдущими выборами 6 ноября
1932 г. показывает, насколько негативное влияние оказали назначе¬
ние Гитлера рейхсканцлером и террор во время выборов, ведь на этих
последних свободных выборах НСРПГ набрала в Берлине 22,5%, а в
Кельне-Ахене только 17,4% голосов. Во всяком случае, следует при¬
нимать во внимание региональные различия и локальные особен¬
ности; например, то, как политически вела себя местная верхушка,
особенно в маленьких населенных пунктах и городах32. Следует так¬
же задуматься над тем, что политически связующая сила в опреде¬
ленных социально-культурных средах с 1919 г. по 1933 г. ослабла; это
следует предположить уже хотя бы из уменьшившегося числа тех, кто
состоял в профсоюзах. Если в свободные (социал-демократические
профсоюзы) в 1919 г. было организовано 5,48 млн наемных рабочих,
в 1922 г. — даже 7,89 млн, то в 1929 г. число таковых снизилось до
4,91 млн.
Независимо от всех общественных, политических и экономи¬
ческих кризисов со времени Первой мировой войны необходимо
помнить, что уже начиная с рубежа Х1Х-ХХ в. можно говорить о
временами прямо-таки «апокалиптическом кризисном сознании»
(Г. Моммзен). Оно постоянно получало подпитку от политических
событий 1914-1918 гг., как это показано на примере критики веймар¬
ской демократии со стороны художников, литераторов и интеллек¬
туалов. С другой стороны, это критическое сознание провоцирова¬
ло надежды на спасение, идеи национального обновления, которые
достигли своего апогея в требовании политического руководства.
И здесь национал-социалисты, пропагандировавшие идею «народ¬
ного единства», были впереди всех, предлагая рецепт обновления
общества в целом, благодаря чему могли быть преодолены классовые
противоречия. Было симптоматично, что в эту масштабную идеоло¬
гию единства всего народа могли быть в большей или меньшей сте¬
пени включены многие маргинальные буржуазные политические
группы и сообщества беспартийных избирателей, и даже локальные
объединения.
Из этого запутанного комплексного положения дел вытекает,
что нельзя понять массовое движение национал-социалистов и их
успех на выборах, прибегнув к категориям социального классового
анализа. Напротив, должны быть учтены описанные выше измене¬
ния социальной структуры, к которым в первую очередь относятся
228
смена поколений, а также трансформация определенных социальных
групп, имевшие своим следствием общественную и политическую
дезориентацию. Прежде всего, необходимо напомнить о большом
слое служащих, значительная часть которых вынуждена была поме¬
нять свою в прошлом самостоятельную в правовом и экономическом
отношении деятельность на статус служащих. Такое развитие не обя¬
зательно навредило их экономическому положению, но социальному
сознанию определенно.
Эти многообразные структурные изменения вели к тому, что свя¬
зующая сила традиционных норм ослабевала. В отношении молодого
поколения следует констатировать не только дезориентацию и угро¬
зу потери социального статуса в сравнении с положением в обществе
их родителей, но зачастую чувство, что все возможности в будущем
добиться профессионального успеха окажутся обманутыми. Эта си¬
туация представляла собой чрезвычайно благоприятную питатель¬
ную почву для социальных обид и политического протеста.
В 1932 г. после «удара по Пруссии», организованного фон Папе-
ном, произошла реставрация части смещенной в 1918-1919 г. власт¬
ной элиты. Сначала национал-социалистская революция 1933 г. на¬
ложила идеологический отпечаток на новое руководство, которое
представляло собой в чистом виде партийную верхушку, зачастую со¬
вершенно лишенную социальных и профессиональных корней, или
же состоящую из деклассированных функционеров. Парадоксаль¬
ным образом однопартийная диктатура НСРПГ и ее кадры сменили
партийно-государственную демократию, против партийного характе¬
ра которой они вели агитацию. Функционеров НСРПГ, как особый
слой, отличали мелкобуржуазный, пролетарский, а также аграрный
компоненты; лидеры национал-социалистов заступили в 1933 г. на
место ненадолго реставрированного слоя старых руководителей, а
также парламентско-демократической элиты, которая так и не смог¬
ла добиться полного признания, если не принимать во внимание сво¬
бодное государство Пруссия как исключение.
На руинах старого общества национал-социалисты создали новую,
ориентированную чисто идеологически и партийно-политически ие¬
рархию. Трагедией стал тот факт, что с 1918 г. по 1933 г. парламент¬
ской и административной элите демократических партий не удалось
добиться успеха в утверждении собственной политической власти и
репрезентации всего населения Германии.
В простую схему «левые-правые» НСРПГ не вписывается. Подъ¬
ем национал-социализма как в формальном, так и в содержательном
отношении, несмотря на многие анахронизмы и реакционные пред¬
ставления, означал победу нового над старым.
229
Национал-социализм обещал будущее. Его революционный ха¬
рактер заключается не в последнюю очередь в том, что он внушал
перспективу, которую революционеры 1918-1919 г. не могли обе¬
щать. Уже в 1931 г. Ганс Фрейер так предварил свою книгу «Револю¬
ция справа»: «Новый фронт формируется на полях битв буржуазного
общества: революция справа. С магнетической силой, которая прису¬
ща лозунгам будущего, еще до того, как они будут произнесены, она
влечет в свои ряды самых жестких, самых бодрствующих, самых со¬
временных людей, все равно из какого лагеря. Она пока еще собирает
их, но она будет наносить удары. Она перешагнет через старые пар¬
тии, их зашедшие в тупик программы и запылившиеся идеологии»33.
Эти «консервативные революционеры» на манер фрейеровских не
были идентичны национал-социалистам, — к тому же первые были
чересчур интеллектуалами, чересчур элитой, — но их образы врагов,
как и их настрой, настрой прорыва, настрой восстания, роднили их.
Но прежде всего «консервативные революционеры» подготавли¬
вали интеллектуальную почву, дабы претворить в жизнь национал-
социалистский пафос будущего без пафоса свободы, отличавшего
«классические революции» с 1789 г. по 1918 г., все равно был он реа¬
лизован или нет. Это было характерно для правых революционеров
и национал-социалистов, этим отличались они от левых революцио¬
неров, чье человеческое и естественно-правовое самосознание и по
сей день придает понятию «революция» этический посыл, пусть та¬
ковой и мало определял практическую политику. То, что у национал-
социализма отсутствовала эта этическая составляющая, что он был
склонен к любому варварству, в конце концов, в своей идеологии и на
практике реализовал диктатуру неизвестной дотоле жестокости, все
это и тогда и сегодня останавливало многих историков от употребле¬
ния понятия «революция» применительно к национал-социалистам.
На деле национал-социализм, так называемый приход к власти
национал-социалистов был революционным. Это касается и его це¬
леустремлений, и хода связанных с ним событий, и его воздействия.
История национал-социализма была историей его недооценки, кон¬
статировал Карл Дитрих Брахер, соглашаясь с Конрадом Хейденом34.
К такой недооценке национал-социализма и по сей день относится от¬
рицание его революционного характера, проявившегося уже во вре¬
мя его прихода к власти. Приведенные ниже резоны крайне важны,
имеют решающее значение для употребления историко-социологи¬
ческого понятия «революция» — формального понятия, а не оценоч¬
ного, — применительно к приходу к власти национал-социалистов.
Приход к власти национал-социалистов разрушил существовав¬
ший до тех пор правовой и конституционный строй. В то же время
230
шаг за шагом своими деструктивными действиями он выстраивал то¬
талитарную по своим целеустановкам диктатуру; он создал чиновни¬
ков и организации, которые должны были содействовать реализации,
воплощению в жизнь тоталитарных целей; с помощью администра¬
тивных перестановок он выдвинул новую национал-социалистскую
властную элиту на ключевые руководящие посты, по большей части
сместив тем самым веймарскую руководящую элиту и тех, кто еще
оставался от старых, перешедших из кайзеровского рейха властных
элит.
Постепенный распад и дезинтеграция веймарской конституци¬
онной и общественной системы коррелировали подъем национал-
социализма. Без этой нарастающей нестабильности и дезинтеграции
государства и общества Веймарской республики национал-социализм
был бы немыслим. Идеологизация, поляризация и политизация всех
секторов общества, что характеризует любую революцию, были ха¬
рактерны и для национал-социализма. Это относится и к концу
1920-х гг. и началу 1930-х гг., в общем и целом средств реализации
власти у партии и ее подразделений хватало. Политическая поляри¬
зация, альтернатива «друг — враг» (Карл Шмитт), которая давала
идеологическую легитимацию физическому уничтожению инако¬
мыслящих, характеризовала политический климат уже 1920-х гг.,
даже трудно себе представить в какой степени НСРПГ подействова¬
ла на него, обостряя ситуацию.
Все революции отмечены драматической борьбой за позиции во
власти35. Такая же борьба характеризует и приход к власти национал-
социалистов. Он начался с возни вокруг постов во главе влиятельных
министерств, продолжился выведением из состава правительства
бывших партнеров по коалиции, немецких националистов и некото¬
рых представителей консервативного лагеря, и достиг своего апогея
в постепенном лишении конституционных органов, образовывавших
фундамент Веймарской республики, реальной власти. После успе¬
ха переворота любая революция пытается перевести относительно
незапланированные акции, а с ними радикальных революционеров
снизу в русло планового изменения системы власти и обществен¬
ной системы. Все это в равной мере относится и к приходу к власти
национал-социалистов. В отличие от радикальной ломки вначале,
в фазе свершения переворота, после его успешного завершения до¬
минирует плановое строительство альтернативной идеологической
системы, доминирует рассчитанный на долгую перспективу процесс
смены строя.
Историко-социологические модели определяются формальными
критериями дефиниций, а не содержательными предпосылками. Это
недоразумение затрудняет употребление понятия «революция» от¬
231
носительно прихода национал-социалистов к власти. Иначе, чем за¬
частую полагают это неспециалисты, речь не идет здесь об игре поня¬
тий. В действительности, исторический феномен постигается, лишь
если ему дано соответствующее понятие. Корректная классификация
исторического феномена завязана на такие понятия. Таким образом,
в рамках этой дикуссии речь идет об обязательной составной части
процесса исторического познания.
Вопрос о том, являлся ли приход национал-социалистов к вла¬
сти революцией, имеет и другое измерение, а именно юридическое.
Революции всегда незаконны, они лишают силы, отменяют суще¬
ствовавший до тех пор правопорядок. Сама по себе отмена имевше¬
го место правопорядка революционна тогда, когда она происходит
не в легальной форме, то есть не в результате процедуры принятия
конституционного решения. С этой точки зрения, снова и снова вы¬
сказывается мнение, что приход национал-социалистов к власти по¬
следовал легально, потому эта легальность облегчила переход власти
к национал-социалистам. Бесспорно, легальгая тактика, которую
Гитлер преследовал уже в последние годы Веймарской республики
и с которой он надеялся добиться пропагандистского успеха во вре¬
мя Лейпцигского процесса 25 сентября 1930 г. относительно рейхс¬
вера, облегчила становление диктатуры. Если же нельзя говорить о
законности прихода Гитлера к власти, то можно-таки, как выразился
Йозеф Изензее, говорить об «эффекте законности» прихода национал-
социалистов к власти. Такое политическое действие легальной такти¬
ки неоспоримо. Спорно то, что приход национал-социалистов к вла¬
сти произошел законно в духе веймарского конституционного строя
и по причине этой мнимой легальности не являлся революцией. В ре¬
альности становление национал-социалистской диктатуры отмечено
целым рядом нарушений законности. Уже после того, как состоялось
законное еще назначение Гитлера рейхсканцлером, чрезвычайное по¬
становление от 28 февраля 1933 г. относительно поджога рейхстага
нанесло первый тяжелый удар по закону. На основе этого постанов¬
ления вскоре был лишен своей силы государственно-правовой прин¬
цип «nulla poena sine lega»*. Позднее стало возможно преследовать за
совершенные преступления и назначать наказание на основании за¬
конов, на тот момент не соответствовавших содеянному. В результате
чрезвычайного постановления о поджоге рейхстага был лишен силы
целый ряд основных конституционных прав. До 5 марта 1933 г. —
дня, когда состоялись последние, относительно свободные выборы в
«нет вины, пока она не доказана по закону», то есть принцип презумп¬
ции невиновности (лат.). — Примеч. перев.
232
рейхстаг, — уличный террор определял суть происходящего. Влияние,
которое оказал этот террор на результаты выборов, трудно переоце¬
нить. Столь же определяющую роль сыграли и нарушения конститу¬
ции, к которым прибегли наделенные властью национал-социалисты,
как только новый рейхстаг собрался. 81 депутат от КПГ и некоторые
депутаты от СДПГ были арестованы. Им было воспрепятствовано в
осуществлении их мандата. Этот арест противоречил гарантирован¬
ному конституцией праву на иммунитет для депутатов рейхстага. Тем
самым заседание, которое приняло 23 марта 1933 г. так называемое
постановление о предоставлении чрезвычайных полномочий прави¬
тельству (Ermächtigungsgesetz)36, было незаконным в смысле вей¬
марской конституции.
Согласно ст. 5 этого чрезвычайного постановления, оно долж¬
но было утерять свою законную силу, лишь если данное рейхспра¬
вительство будет сменено другим. Выход самого важного партнера
национал-социалистов по коалиции Гугенбурга явился бы таким
основанием для отмены данного чрезвычайного постановления. Но
есть целый ряд еще более тяжких нарушений, которые свидетель¬
ствуют о том, что это чрезвычайное постановление, незаконно всту¬
пившее в силу, так же незаконно применялось. Согласно букве закона,
принятые правительством рейхсзаконы не могли затрагивать устрой¬
ство рейхстага или рейхсрата как таковых. Права рейхспрезидента
должны были оставаться неприкасаемыми. На деле же рейхсрат был
распущен 14 февраля 1934 г., то есть это чрезвычайное постановление
тем самым было формально нарушено. По сути, вследствие отмены
деления государства на земли институт рейхсрата, разумеется, был
лишен своего конституционно-политического значения еще с начала
1933 г. Таким образом, рейхсрат уже не имел соответствующих вей¬
марской конституции функций.
После смерти Гинденбурга 2 августа 1934 г. пост рейхспрезидента
был совмещен с постом рейхсканцлера. Это введение нового ведом¬
ства «фюрера и рейхсканцлера» означало, по меньшей мере, весьма
спорное толкование постановления о предоставлении чрезвычай¬
ных полномочий правительству, хотя и недвусмысленно гаранти¬
ровало компетенции рейхспрезидента. Однако такое сохранение
компетенций рейхспрезидента могло иметь смысл только, если рейхс¬
президент продолжал бы быть самостоятельным конституционным
органом власти. Именно это предполагает в отношении назначения
конституционных органов власти ст. 2 чрезвычайного положения, о
котором идет речь.
Нет сомнений в том, что важнейшие этапы становления диктату¬
ры национал-социалистов были не законными, а революционными.
То, что находившиеся у власти национал-социалисты снова и снова
233
старались придать ей видимость законности, в действительности не
говорит о том, что речь шла о законных актах, столь же мало говорят
об этом результаты последующих плебисцитов в пользу режима, ког¬
да 99% населения поддерживали руководство НСРПГ.
С 30 января 1933 г. по 2 августа 1934 г. были приняты все са¬
мые важные постановления, учредившие диктатуру национал-
социалистов. В частности, о так называемой унификации земель от
31 марта и 7 апреля 1933 г.; так называемый закон о восстановлении
профессионального чиновничества, с помощью которого можно было
не допустить, чтобы немцы еврейского происхождения или иудей¬
ского вероисповедания, а также политические противники НСРПГ
заняли место чиновника; наконец, роспуск профсоюзов 2 мая, а также
в июне и июле самороспуск всех партий, за исключением НСРПГ. За¬
кон против воссоздания партий 14 июля 1933 г. скрепил однопартий¬
ное государство. Образование ряда новых ведомств, слияние постов
в партии и государстве, наконец, попытка охватить все население в
организациях НСРПГ, становление террористического режима с по¬
мощью гестапо и чрезвычайных судов, а также «народного суда», ко¬
торый был образован 24 апреля 1934 г. Это лишь некоторые из вех ста¬
новления диктатуры. Огромное значение имело устранение 30 июня
1934 г. потенциальной партийной оппозиции, группировавшейся во¬
круг руководителя С А Эрнста Рёма; тем самым было воспрепятство-
вано возможной революции снизу (Мартин Брошат), радикализации
и незапланированным актам революционного характера. Изолировав
С А, руководство национал-социалистов относительно гарантировало
себе сотрудничество со стороны рейхсвера, который видел в партий¬
ной армии Рёма своего конкурента. Такая внутрипартийная борьба за
власть, сопровождающаяся кровавым истреблением действительных
или мнимых противников, в той или иной форме находит себя в боль¬
шинстве революций.
Таким образом, в том, что касается национал-социалистской ре¬
волюции, то речь идет о долгосрочном процессе, характеризующем¬
ся целым рядом конкретных кульминационных пунктов революции,
которые способствовали образованию диктатуры. Этот процесс про¬
текал с 30 января 1933 г. по 2 августа 1934 г.
Тем временем с утверждением национал-социалистской дикта¬
туры, которая в первые годы режима все более находила признание
среди населения благодаря реальным или кажущимся экономичес¬
ким, политическим или общественным успехам, был положен конец
революционному брожению, начавшемуся в 1918-1919 г., а также
тогда же затеянной смене старой руководящей верхушки общества.
Национал-социалистская революция 1933-1934 г. представляет со¬
бой высший и переломный пункт революционной эпохи, которая в
234
действительности длилась с 1918 г. до краха национал-социалистско¬
го режима в 1945 г. При этом война, к которой стремилась национал-
социалистская диктатура и которой она, в конце концов, добилась, за¬
вершила начатую революцией 1933-1934 г. социальную революцию.
Результатом ее стала масштабная во всех направлениях модерниза¬
ция общества, начиная со смещения всех старых властных элит, в том
числе монархических. По своему социальному происхождению, об¬
разовательному уровню, профессиональной карьере, наконец, по со¬
циальному статусу и возрастному цензу руководящий слой НСРПГ,
пришедший к власти в 1933-1934 г., уже не был идентичен таковому
до 1918 г. и идентичен лишь в незначительной степени руководящему
слою 1918-1919 г. Возможности восхождения в рамках этой партий¬
ной элиты были ориентированы не на социальное происхождение,
академическое образование или управленческую карьеру. Эта смена
руководства началась в значительной мере со сменой поколений —
национал-социалистская революция была во многом революцией мо¬
лодых. Только национал-социалистской революции удалось привлечь
молодое поколение и низшие слои общества к руководству, открыть
для них возможности восхождения по социальной лестнице. Такая
общественная, политическая и профессионально-экономическая
перспектива всего несколько лет спустя с началом Второй мировой
войны оказалась, без сомнения, мнимой, оказалась тупиком, веду¬
щим к катастрофе. Однако этот (более поздний) исторический опыт
в 1933 г. пророчески очевиден был лишь для немногих.
Иерархизация на деле, внедрение фюрерского принципа во всех
сферах общественной жизни, была иерархизацией, которая не име¬
ла ничего общего с унаследованной социальной структурой. В этом
отношении национал-социалистская революция несмотря на свой
антилиберальный и антидемократический характер обладала соци¬
альной привлекательностью как раз для тех слоев, которые до тех пор
либо были практически исключены из руководства, либо видели для
себя большие шансы в режиме национал-социализма по причине его
технологической инновативности. Антибуржуазный, антикапитали-
стический характер режима был явным, в то же время реакционные
и антимодернистские целеустановки во многом нередко определяли
внешний образ НСРПГ и национал-социалистского государства. На
деле они противоречили идеологии единства народа, которая в со¬
провождении многочисленных конкретных социально-политических
мер и мероприятий вела к притязаниям НСРПГ на тотальную власть
в обществе и государстве, на тотальное в своей тенденции подчине¬
ние отдельного целому. У прежнего общественного устройства (его
235
политической привлекательности) была таким образом выбита почва
из-под ног.
Если принять во внимание войну с ее мобилизацией масс, модер¬
низацией, в том числе вооруженных сил и их социальной структуры
руководства, наконец, вызванные ею массовые перемещения. насе¬
ления в Центральной Европе, то влияние национал-социалистской
диктатуры настолько революционно, что представить себе более
революционное невозможно. Тот мир, который остался после кру¬
шения национал-социалистской диктатуры, во всех отношениях
был «тотально» изменившимся. Революционизирующее влияние
национал-социалистской диктатуры на внешнюю политику и между¬
народные отношения после 1945 г. столь же заметно, как и ее влияние
на внутреннюю структуру немецкого общественного строя в послево¬
енное время. Именно модернизирующее влияние на общество прояв¬
ляется во многом неосознанно и парадоксально, но имеет место быть.
А наряду с этим запланированное разрушение буржуазного государ¬
ственного, общественного и правового строя, на смену чему должно
было прийти построение «единой общности». В ней должна была
реализоваться понимаемая расистски и политически «утопия произ¬
водства людей», с ней должно было быть отвоевано «жизненное про¬
странство» в Восточной Европе и ликвидирована европейская систе¬
ма государств, сложившаяся по окончании Первой мировой войны:
«Единый в расовом отношении германский человеческий материал
как арийская раса господ в Европе». Представления подобного рода
не имели ничего общего с общеевропейским империализмом до и во
время Первой мировой войны, а также с теми формами антисемитиз¬
ма, которые существовали до тех пор во многих странах. Варвариза¬
ция, которую принесла с собой национал-социалистская диктатура,
своими предпосылками имела, однако, уже упомянутые фундамен¬
тальные потрясения правового и морального мировосприятия, распад
системы ценностей вследствие мировых войн и революций в XX в.
Таким образом, берущая свое начало в 1918-1919 г. революцион¬
ная нестабильность трансформировалась в 1933-1934 г., так только
казалось, в стабильность. В реальности же революционная ситуа¬
ция сохранялась и тогда, то есть до конца национал-социалистской
диктатуры. В революционную эпоху с 1918 г. по 1945 г. становление
национал-социалистской диктатуры в 1933-1934 г. было решающим,
кульминационным актом революции.
На основе этих соображений напрашивается употреблять понятие
«революция». Для того чтобы соответствующим образом объяснить
чудовищность, тотальный вызов гуманности, свободомыслию и де¬
236
мократии, который несла в себе национал-социалистская диктатура,
оно подходит лучше, нежели относительно ничего не говорящий тер¬
мин «приход к власти».
Впрочем, понятие «революция» более точно схватывает диалек¬
тику популярного массового движения 1930-1934 гг. и завоевание
власти верхушкой НСРПГ в 1933 г. Назначение Гитлера рейхс¬
канцлером имело своей предпосылкой массовость национал-
социалистского движения. Число его приверженцев в последней
фазе республики было гораздо большим, чем до того времени у ка¬
кой бы то ни было немецкой партии, а после 1933 г. на несколько по¬
следующих лет это число, по всей вероятности, еще выросло. При¬
мечательно не то (как внушают это зачастую), что Гитлер никогда
не добивался абсолютного большинства на свободных выборах, а то,
что на выборах в рейхстаг в 1932-1933 г. он получил более чем вдвое
мандатов по сравнению с СДПГ, второй по силе партией, и во много
раз больше по сравнению с другими партиями. Таким образом, о
«простой революции сверху» говорить ни в коем случае не приходит¬
ся; в гораздо большей мере национал-социалистская революция, как
и многие другие революции тоже, характеризуется переменным вли¬
янием революционных сил сверху и снизу, со стороны руководства и
со стороны массового движения; в решающей фазе с января по март
1933 г. руководство хотя и определяло направленность событий, но
уличный террор и массовое движение были неизбежны, даже рейхс¬
канцлер Гитлер оставался пока еще зависим от мнения народа на вы¬
борах в рейхстаг 5 марта 1933 г. 30 января нашло свое подтвержде¬
ние 5 марта, большинство выборщиков поддержало «правительство
национального подъема», правительство немецких националистов и
национал-социалистов, наступающая диктатура была узаконена мне¬
нием народа.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1 Die Deutsche Nationalversammlung im Jahre 1919 in ihrer Arbeit für den
Aufbau des neuen deutschen Volksstaates / Hrsg. von Eduard Heilfron. Bd. 1.
Berlin, 1920. S. 4.
Глава 1.
Два рейхспрезидента — шанс республики и ее крушение
1 См.: Eberts Reichstagsrede von 22.10.1918 // Ebert Friedrich. Schriften,
Aufzeichnungen, Reden. Dresden, 1926. Bd. 2. S. 85 f.
2 Protokoll über die Verhandlungen des Parteitages der Sozialdemokratischen
Partei Deutschlands, abgehalten in Jena vom 14. bis 20 September 1913. Berlin,
1913. S. 549.
3 Ebert Friedrich. Schriften. Bd. 2. S. 90 f.
4 Ebd. S. 72.
5 Ebd. S. 76.
6 Heuss Theodor. Die großen Reden. München, 1967. S. 119 (28.2.1950).
7 Freund Michael. Friedrich Ebert // Die großen Deutschen / Hrsg. von
Hermann Heimpel, Theodor Heuss, Benno Reifenberg. Bd. 4. 2. Aufl. Berlin,
1961. S. 421.
8 Die Regierung des Prinzen Max von Baden / Bearb. von Erich Matthias und
Rudolf Morsey. Düsseldorf, 1962. S. 619.
9 Ebd. S. 560.
10 Ebd. S. 593.
11 Huber Emst Rudolf. Deutsche Verfassungsgeschichte seit 1789. Bd. 5.
Stuttgart, 1978. S. 679.
12 Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte / Hrsg. von Ernst Rudolf
Huber. Bd. 2. Stuttgart, 1964. S. 495.
13 Die Regierung des Prinzen Max. S. 461.
14 Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte. Bd. 2. S. 510.
15 Tocqueville Alexis de. L'Ancien régime et la révolution // Œuvres complètes /
Hrsg. von J. P. Mayer. Bd. 2. Paris, 1952. S. 223.
16 Die Regierung des Prinzen Max. S. 631.
17 Цит. no: Huber Emst Rudolf. Deutsche Verfassungsgeschichte. Bd. 5.
S. 684.
18 Die Regierung des Prinzen Max. S. 617 f.
19 Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte. Bd. 2. S. 510.
20 Die Regierung des Prinzen Max. S. 613.
21 Die Regierung der Volksbeauftragten 1918-1919 / Eingel. von Erich
Matthias, bearb. von Susanne Miller unter Mitwirkung von Heinrich Potthoff.
Düsseldorf, 1969. Teil I. S. 4.
238
22 Ebd. S. 6.
23 Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte. Bd. 3. S. 1 f.; несколько
иначе эта речь звучит, например, см.: Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich
von 1918 bis heute. Berlin, 1930. S. 31 f.; Scheidemann Philipp. Memoiren eines
Sozialdemokraten. Bd. 2. Dresden, 1928. S. 311 f. Сокращенный вариант речи
см.: Die Regierung des Prinzen Max. S. 630 f.
24 Cm.: Müller Richard. Die Novemberrevolution. Berlin, 1925 (Neudruck.
Berlin, 1976). S. 13.
25 Ebd. S. 11.
26 Casper-Derfert Cläre. «Steh auf, Arthur, heute ist Revolution!» (Berlin,
Anfang Nov. 1918) // Proletarische Lebensläufe. Autobiographische Dokumente
zur Entstehung der zweiten Kultur in Deutschland / Hrsg. von Wolfgang
Emmerich. Bd. 2:1914-1945. Reinbek, 1975. S. 174.
27 Egelhaaf Gottlob. Historisch-politische Jahresübersicht für 1918. Stuttgart,
1919. S. 21 f.
28 Graf Kessler Harry. Tagebücher 1918-1937 / Hrsg. von Wolfgang Pfeiffer-
Belli. Neuaufl. Frankfurt a. M., 1971. S. 23.
29 Цит. по: Müller Richard. Die Novemberrevolution. S. 17.
30 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 31.
31 Ebd.
32 Scheidemann Philipp. Memoiren. Bd. 2. S. 313.
33 Troeltsch Emst. Spektator- Briefe. Aufsätze über die deutsche Revolution
und die Weltpolitik 1918-1922 / Hrsg. von H. Baron. Tübingen, 1924. Neudruck
Aalen, 1966. S. 26.
34 Цит. по: Blumenberg Werner. Kämpfer für die Freiheit. Berlin; Bonn; Bad
Godesberg, 1955. S. 116.
35 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 30.
36 Groener- Geyer Dorothea. General Groener. Soldat und Staatsmann.
Frankfurt a. M., 1955. S. 117.
37 Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte. Bd. 3. S. 9-13.
38 Ebd. S. 6.
39 Ebert Friedrich. Schriften. Bd. 2. S. 95 f.
40 Ebd. S. 99.
41 Ursachen und Folgen. Vom deutschen Zusammenbruch 1918 und 1945 bis
zur staatlichen Neuordnung Deutschlands in der Gegenwart / Hrsg. von Herbert
Michaelis, Ernst Schraepler, Günter Scheel. Berlin, o. J. Bd. 3. S. 12.
42 Ebd. S. 20.
43 Ebd. S. 319.
44 Ebd. S. 20-23.
45 Ebd. S. 5 f.
46 Ebd. S. 7.
47 Ebd. S. 7 ff.
48 Spartakusbriefe / Hrsg. von Institut für Marxismus-Leninismus beim
Zentralkomitee der Sozialistischen Einheitspartei Deutschlands. Berlin (Ost),
1958. S. 469 ff., особенно см.: S. 470 f.
239
49 Allgemeiner Kongreß der Arbeiter- und Soldatenräte Deutschlands. Vom
16. bis 21. Dezember 1918 im Abgeordnetenhause zu Berlin. Stenographische
Berichte / Hrsg. von Zentralrat der sozialistischen Republik Deutschlands.
Berlin, 1919. Sp. 176 f.
50 Ebd. Sp. 224.
51 Ebd. Sp. 282.
52 Ebd. Sp. 300 f.
53 Die Regierung der Volksbeauftragten. Teil II. S. 18 f.
54 Ebd. S. 22, 28 f., 79 f., 92.
55 Ebd. S. 23 ff.
56 Ebd. S. 82.
57 Ebd.
58 Ebd. S. 133.
59 Ebd. S. 30.
60 Ebd. S. 73 ff. (Sitzung vom 28.12.1918).
61 Bernstein Eduard. Die deutsche Revolution. Ihr Ursprung, ihr Verlauf und
ihr Werk. Bd. 1. Berlin-Fichtenau, 1921. S. 126.
62 Особенно см. реакцию Эберта на острые вопросы Диттманна: Die
Regierung der Volksbeauftragten. Teil II. S. 94 ff., 103 ff.
63 Die deutsche Nationalversammlung im Jahre 1919 / Hrsg. v. Eduard
Heilfron. Berlin, 1920. Bd. 1. S. 93.
64 Grosz George. Das Gesicht der herrschenden Klasse & Abrechnung folgt.
(1921-1923) Neudruck Frankfurt a. M., 1972. S. 4.
65 Ebd. S. 38.
66 HillerKurt. Der Reichspräsident // Die Weltbühne. 21 (1925). S. 299.
67 Besson Waldemar. Friedrich Ebert. Verdienst und Grenze. Göttingen, 1963.
S. 58.
68 HillerKurt. Der Reichspräsident. S. 299.
69 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 203.
70 Heuss Theodor. Erinnerungen 1905-1933. Frankfurt a. M., 1965. S. 218.
71 Stresemann Gustav. Vermächtnis / Hrsg. v. Henry Bernhard. Bd. 2. Berlin,
1932. S. 41.
72 Akten der Reichskanzlei. Weimarer Republik / Hrsg. v. Karl Dietrich
Erdmann und Hans Booms. Die Kabinette Marx I und II / Bearb. v. Günter
Abramowski. Bd. 2. Boppard a. Rh., 1973. S. 1245 ff.
73 Gessler Otto. Reichswehrpolitik in der Weimarer Zeit / Hrsg. v. Kurt
Sendtner. Stuttgart, 1958. S. 326 f.
74 d'Abemon Viscount. Ein Botschafter an der Zeitenwende. Memoiren. Bd. 2.
Leipzig o. J. S. 141 f.
75 Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 321.
76 Ebd. S. 32.
77 Wheeler-Bennett John W. Der hölzerne Titan. Paul von Hindenburg.
Tübingen, 1969. S. 45 ff.
78 Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 339.
79 Eschenburg Theodor. Die Rolle der Persönlichkeit in der Krise der
Weimarer Republik. Hindenburg, Brüning, Groener, Schleicher // Die
improvisierte Demokratie. München, 1963. S. 237 f.
240
80 Ebd. S. 239.
81 Wheeler-Bennett John W. Der hölzerne Titan. S. 26
82 Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 344.
83 Brüning Heinrich. Memoiren 1918-1934. Bd. 2. München, 1972. S. 632 ff.
В любом случае, речь в этом идании не идет об абсолютно аутентичном
тексте, который, возможно, содержит более острую критику Гинденбурга.
См.: Morsey Rudolf. Zur Entstehung, Authentizität und Kritik von Brünnings
«Memoiren 1918-1934». Opladen, 1975.
84 Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 345.
85 Brüning Heinrich. Memoiren. Bd. 2. S. 633.
86 Ebd.
87 Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 87.
88 Süddeutsche Monatshefte. 21 (1924). Heft 7.
89 См. среди прочего отклики современников на «судебный процесс
об ударе кинжалом в спину»: Das Werk des Untersuchungsausschusses der
Verfassungsgebenden Deutschen Nationalversammlung und des Deutschen
Reichstages 1919-1928. 4. Reihe: Die Ursachen des deutschen Zusammenbruchs
im Jahre 1918. 2. Abt. Bd. 6. Berlin, 1928 (Gutachten u. a. v. H. Delbrück).
90 Generalfeldmarschall von Hindenburg. Aus meinem Leben. Leipzig, 1920.
S. 403.
91 Cm.: Wheeler-Bennett John W. Der hölzerne Titan. S. 245 ff.
92 Bonn M. J. So macht man Geschichte. München, 1953. S. 238.
93 Wheeler-Bennett John W. Der hölzerne Titan. S. 247.
94 Erklärung Hindenburgs vor dem Untersuchungsausschuß am 18.11.1919 //
Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 7 f.
95 Ebd. S. 10 Anm.
96 Ebd. S. Bd. 2. S. 319.
97 Das Werk des Untersuchungsausschusses. 4. Reihe. Bd. 2. Berlin, 1925.
S. 400 f. (Gutachten Schwertfeger).
98 Payer Friedrich. Von Bethmann Hollweg bis Ebert. Frankfurt a. M., 1923.
S. 99.
99 Ebd. S. 100.
100 Ursachen und Folgen. Bd. 2. S. 327 ff. Цит. см.: S. 328 f.
101 Ebd. S. 330.
102 Das Werk des Untersuchungsausschusses. 4. Reihe. Bd. 8. Berlin, 1926.
S. 288 (Gutachten Bredt).
103 Ursachen und Folgen. Bd. 6. S. 265.
104 Ebd. S. 277.
105 Aufruf der KPD. Ebd. S. 273 ff.
106 BVP-Aufruf. Ebd. S. 269 ff.
107 Schwarz A. // Handbuch der bayerischen Geschichte / Hrsg. von Max
Spindler. Bd. 4. Teil 1. München, 1979. S. 495.
108 Stresemann Gustav. Vermächtnis. Bd. 2. S. 47 ff.
109 Brüning Heinrich. Memoiren. Bd. 1. S. 123.
110 Politisches Handwörterbuch / Hrsg. von Paul Herre. Bd. 1. Leipzig, 1923.
S. 789.
241
111 Ursachen und Folgen. Bd. 6. S. 283 ff.
112 Ebd. S. 286 f.
113 Meinecke Friedrich. Politische Schriften und Reden / Hrsg. von Georg
Kotowski. Darmstadt, 1958. S. 384.
114 Ursachen und Folgen. Bd. 6. S. 290.
115 Ebd. S. 298
116 Ebd. S. 284.
117 Ebd. S. 272.
Глава 2.
Становление Веймарской республики и ее уроки. 1919-1930 гг.
1 До того времени оставался в силе избирательный закон Северогерман¬
ского Союза от 31 мая 1869 г., который в 1871 г. был заимствован в качестве
закона рейха. Существенные изменения, внесенные в него 24 августа 1918 г.
(например, деление на избирательные округа), утеряли свое практическое
значение. Тексты законов см.: Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte /
Hrsg. von Ernst Rudolf Huber. Bd. 2. Stuttgart, 1964. S. 243 ff., 479 ff.
2 Programmatische Dokumente der deutschen Sozialdemokratie / Hrsg. von
Dieter Dowe und Kurt Klotzbach. Berlin; Bonn; Bad Godesberg, 1973. S. 178.
3 Текст постановления см.: Triepel Heinrich. Quellensammlung zum
Deutschen Reichsstaatsrecht. 5. Aufl. Tübingen, 1931. S. 2.
4 Hermens Ferdinand A. Demokratie oder Anarchie? Untersuchung über
die Verhältniswahl. Köln; Opladen, 1968. См. также критику 1920-х гг.: Neues
Wahlrecht. Beiträge zur Wahlrechtsreform / Hrsg. von Johannes Schauff. Berlin,
1929.
5 Berichte und Protokolle des 8. Ausschusses der Verfassungsgebenden
Deutschen Nationalversammlung über den Entwurf einer Verfassung des
Deutschen Reiches. Berlin, 1920. S. 242 (в дальнейшем цит. сокращенно:
Verfassungsausschuß).
6 Ebd. S. 243.
7 Kaisenberg Georg. Die Wahl zum Reichstag. 3. Aufl. Berlin, 1928. S. 50 ff.
8 См. таблицу в приложении.
9 Statistisches Jahrbuch für den Preußischen Staat. Bd. 16. Berlin, 1920.
S. 422.
10 Ebd. S. 424.
11 См. таблицу: Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich von 1918 bis heute.
Berlin, 1930. S. 386.
12 Ebd. S. 390,397.
13 Обзорно см.: Ursachen und Folgen. Vom deutschen Zusammenbruch 1918
und 1945 bis zur staatlichen Neuordnung Deutschlands in der Gegenwart. Berlin,
o. J. Bd. 7. Anlagen II, III. S. 666 ff.
14 Der Zentralrat der Deutschen Sozialistischen Republik. 19.12.1918 —
8.4.1919 / Bearb. von Eberhard Kolb unter Mitwirkung von Reinhard Rürup.
Leiden, 1968. S. 494.
242
15 Ebd. S. 498 f.
16 Ebd. S. 496.
17 Ebd. S. 494.
18 Weber Hermann. Die Wandlung des deutschen Kommunismus. Die
Stalinisierung der KPD in der Weimarer Republik. Frankfurt a. M., 1969 (gekürzte
Studienausg.). S. 38.
19 Ritter Gerhard A. Kontinuität und Umformung des deutschen
Parteiensystems 1918-1920 // Vom Kaiserreich zur Weimarer Republik / Hrsg.
von Eberhard Kolb. Köln, 1972. S. 244-275.
20 Schorske Carl E. German Social Democracy 1905-1917. The Development
of the Great Schism. Cambridge, Mass., 1955.
21 Linksliberalismus in der Weimarer Republik. Die Führungsgremien der
Deutschen Demokratischen Partei und der Deutschen Staatspartei 1918-1933 /
Eingel. von Lothar Albertin / Bearb. von Konstanze Wegner in Verbindung mit
Lothar Albertin. Düsseldorf, 1980. S. 3, а также: Einleitung. S. XI f.
22 Ebd. S. XXXV.
23 Albertin Lothar. Liberalismus und Demokratie am Anfang der Weimarer
Republik. Eine vergleichende Analyse der Deutschen Demokratischen Partei und
der Deutschen Volkspartei. Düsseldorf, 1972. S. 104.
24 Treue Wolf gang. Deutsche Parteiprogramme seit 1861. 4. erw. Aufl.
Göttingen, 1968. S 135 f.
25 Ebd. S. 128.
26 Cm.: Aufruf von 18.11.1918 // Ursachen und Folgen. Bd. 3. S. 200 ff.
27 Preuß Hugo. Die Improvisierung des Parlamentarismus (26.10.1918) //
Preuß Hugo. Staat, Recht und Freiheit. Hildesheim, 1964. S. 361 ff. См. также:
Eschenburg Theodor. Die improvisierte Demokratie. München, 1963. S. 11-60.
28 Fraenkel Emst. Deutschland und die westlichen Demokratien. 5. erw. Aufl.
Stuttgart; Berlin; Köln, Mainz, 1973; Ritter Gerhard A. Deutscher und britischer
Parlamentarismus. Ein verfassungsgeschichtlicher Vergleich. Tübingen, 1962.
29 Eyck Erich. Geschichte der Weimarer Republik. Bd. 2. 4. Aufl. Erlenbach;
Zürich, 1972. S. 213.
30 Schulze Hagen. Otto Braun oder Preußens demokratische Sendung.
Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1977.
31 Möller Horst. Ernst Heilmann. Ein Sozialdemokrat in der Weimarer
Republik //Jahrbuch des Instituts für Deutsche Geschichte der Universität Tel
Aviv. 11 (1982). S. 261-294, теперь см.: Möller Horst. Aufklärung und Demokratie.
Historische Studien zur politischen Vernunft / Hrsg. von Andreas Wirsching.
München, 2003. S. 200-225.
32 Morsey Rudolf. Der politische Katholizismus 1890-1933 // Der soziale und
politische Katholizismus. Entwicklungslinien in Deutschland 1803-1963 / Hrsg.
von Anton Rauscher. München; Wien, 1981. S. 110-164, здесь: S. 153.
33 Protokoll über die Verhandlungen des Parteitages der Sozialdemokrati¬
schen Partei Deutschlands, abgehalten in Kassel vom 10. bis 16. Oktober 1920.
S. 44; Jahrbuch der Deutschen Sozialdemokratie für das Jahr 1926 / Hrsg. vom
Vorstand der SPD. Berlin, 1927. S. 29.
243
34 Neumann Sigmund. Die Parteien der Weimarer Republik. 2. Aufl. Stuttgart,
1970. S. 12.
35 Weber Hermann. Die Wandlung des deutschen Kommunismus. S. 363.
36 Prager Eugen. Das Gebot der Stunde. Geschichte der USPD. 4 Aufl. Berlin;
Bonn, 1980. S. 72.
37 Neumann Sigmund. Die Parteien. S. 36.
38 Die bürgerlichen Parteien in Deutschland / Hrsg. unter der Leitung von
Dieter Fricke. Bd. 1. Leipzig, 1968. S. 716.
39 Liebe Werner. Die Deutschnationale Volkspartei 1918-1924. Düsseldorf,
1956. S. 16 f.
40 Ebd. S. 130 f.
41 Schauff Johannes. Das Wahlverhalten der deutschen Katholiken im
Kaiserreich und in der Weimarer Republik / Hrsg. u. eingel. von Rudolf Morsey.
Mainz, 1975. S. 202.
42 Ebd. S. 203.
43 Ebd. S. 204.
44 Liebe Werner. Die Deutschnationale Volkspartei. S. 16 ff.
45 Morsey Rudolf. Der politische Katholizismus. S. 153.
46 Ebd. S. 148.
47 Neumann Sigmund. Die Parteien. S. 33.
48 Ebd. S. 34.
49 Benjamin Walter. Politisierung der Intelligenz. Zu S. Kracauer «Die
Angestellten» // Kracauer Siegfried. Die Angestellten. Aus dem neuesten
Deutschland (1929). Neudruck Frankfurt a. M., 1971. S. 117.
50 Weiss Peter. Die Ästhetik des Wiederstands. Bd. 1. 2. Aufl. Frankfurt a. M.,
1983. S. 148.
51 Groh Dieter. Negative Integration und revolutionärer Attentismus. Die
deutsche Sozialdemokratie am Vorabend des Ersten Weltkrieges. Frankfurt a. M.;
Berlin; Wien, 1973.
52 Albertin Lothar. Liberalismus und Demokratie. S. 106-108.
53 Die deutsche Nationalversammlung im Jahre 1919 in ihrer Arbeit für den
Aufbau des neuen deutschen Volksstaates / Hrsg. von Eduard Heilfron. Bd. 1.
Berlin, 1920. S. 81 f.
54 См. текст: Ursachen und Folgen. Bd. 3. S. 253 ff.
55 Verfassungsausschuß. S. 111.
56 Präambel der Verfassung des Deutschen Reichs vom 16. April 1871 //
Huber Ernst Rudolf. Dokumente. Bd. 2. S. 290.
57 Die Regierung der Volksbeauftragten. Teil I. S. 179,185,195.
58 Preuß Hugo. Staat, Recht und Freiheit. S. 368 ff. Предложения по проекту
конституции см.: Triepel Heinrich. Quellensammlung. S. 6-44.
59 См. стенограмму выступлений от 25 января 1919 г.: Geheimes
Staatsarchiv Berlin. Rep. 90. Nr 300. Pag. 117. S. 1.
60 Ebd. Pag. 121. S. 9.
61 Scheidemann Philipp. Memoiren eines Sozialdemokraten. Bd. 2. Dresden,
1928. S. 354.
244
62 Witt Peter Christian. Friedrich Ebert — Parteiführer, Reichskanzler,
Volksbeauftragter, Reichspräsident // Friedrich Ebert 1871-1925 / Hrsg. von der
Friedrich-Ebert-Stiftung. Bonn; Bad Godesberg, 1971. S. 45; Miller Susanne. Die
Bürde der Macht. Die deutsche Sozialdemokratie 1918-1920. Düsseldorf, 1978.
S. 52.
63 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 1. S. 50 f.
64 Scheidemann Philipp. Memoiren. Bd. 2. S. 355 f.
65 Haußmann Conrad. Schlaglichter. Reichstagsbriefe und Aufzeichnungen /
Hrsg. von Ulrich Zeller. Frankfurt, 1924. S. 276.
66 Ср.: Miller Susanne. Bürde der Macht. S. 246 f.
67 Morsey Rudolf. Die Deutsche Zentrumspartei 1917-1923. Düsseldorf,
1966. S. 165 ff.
68 Schulte Karl Anton (Hrsg.). Nationale Arbeit. Das Zentrum und sein Wirken
in der deutschen Republik. Leipzig, 1929. S. 157.
69 SevenngKarl. Mein Lebensweg. Bd. 1. Köln, 1950. S. 237 f.
70 Epstein Klaus. Matthias Erzberger und das Dilemma der deutschen
Demokratie. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1976. S. 327.
71 Morsey Rudolf. Die Deutsche Zentrumspartei. S. 167.
72 Epstein Klaus. Matthias Erzberger. S. 328.
73 Ebd.
74 Ebd.
75 Akten der Reichskanzlei. Das Kabinett Scheidemann. 13. Februar bis 20
Juni 1919 / Bearb. von Hagen Schulze. Boppard, 1971. S. XXIV.
76 Cm.: Dokumente und Materialien zur Geschichte der deutschen Arbeiter¬
bewegung / Hrsg. vom Institut für Marxismus-Leninismus beim Zentralkomitee
der Sozialistischen Einheitspartei Deutschlands. Bd. 7, 1. Berlin (Ost), 1966.
S. 8-9.
77 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 1. S. 98 f.
78 Akten der Reichskanzlei. Das Kabinett Scheidemann. S. LII.
79 Ebd. S. XXXIX.
80 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 60.
81 Gumbel Emiljulius. Vier Jahre politischer Mord (1922). Neuaufl. Heidelberg,
1980. S. 20 ff.
82 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 64.
83 Severing Karl. Mein Lebensweg. Bd. 1. S. 242.
84 Wittmayer Leo. Die Weimarer Reichsverfassung. Tübingen, 1922. S. 9.
85 См. прим. 58, а также см.: Ziegler Wilhelm. Die deutsche Nationalver¬
sammlung 1919-1920 und ihr Verfassungswerk. Berlin, 1932.
86 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 1. S. 592.
87 Die Regierung der Volksbeauftragten. Bd. 1. S. 251 f.
88 Ebd. Bd. 2. S. 249 ff. Cm.: Jellinek Walter. Revolution und Reichsverfassung.
Bericht über die Zeit vom 9. November 1918 bis 31. Dezember 1919 //Jahrbuch
des öffentlichen Rechts der Gegenwart. 9 (1920). S. 1-128.
89 Triepel Heinrich. Quellensammlung. S. 7.
90 Geheimes Staatsarchiv Berlin. Rep. 90. Nr. 300. Pag. 45.
245
91 Zentralrat. S. 462.
92 Ebd.
93 Regierung der Volksbeauftragten. Bd. 2. S. 166.
94 Ebd. S. 239.
95 Triepel Heinrich. Quellensammlung. S. 10 ff.
96 Aufzeichnung der Besprechung vom 25. Januar 1919. GSTA Berlin.
Rep. 90. Nr. 330. Pag. 117. S. 1.
97 Regierung der Volksbeauftragten. Bd. 2. S. 230.
98 Так, депутат от Центра профессор Альберт Лаушер, см.: Schulte Karl
Anton (Hrsg.). Nationale Arbeit. S. 175.
99 Ebd. S. 164 ff.
100 О позиции Центра по «прусской проблеме» см.: Morsey Rudolf.
Die deutsche Zentrumspartei. S. 201.
101 Cm.: Ursachen und Folgen. Bd. 3. S. 197.
102 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 1. S. 121.
103 Ebd. S. 117.
104 Ebd. S. 177.
105 Cm.: Miller Susanne. Bürde der Macht. S. 300.
106 Protokoll über die Verhandlungen des Parteitags der Sozialdemokratischen
Partei Deutschlands, abgehalten in Weimar vom 10. bis 15. Juni 1919. S. 68 f.
107 Ebd. S. 69 f.
108 Verfassungsausschuß. S. 593.
109 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 5. S. 1204. Отчасти разли¬
чающиеся данные в этом случае (65 делегатов) объясняются тем, что эти два
баварских делегата от Центра, соответственно ВНП, были приписаны к раз¬
ным партиям.
110 Poetzsch Fritz. Vom Staatsleben unter der Weimarer Verfassung (vom 1.
Januar 1920 bis 31. Dezember 1924) //Jahrbuch des Öffentlichen Rechtes der
Gegenwart. 13 (1925). S. 162
111 Fleischmann Max. Die Einwirkung auswärtiger Gewalten auf die deutsche
Reichsverfassung. Halle / Saale. 1925. S. 32 f.
112 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 4. S. 2646.
113 Ebd. S. 2772 f.
114 Гинденбург — правительству рейха, от 17 июня 1919 г.. См.: Ursachen
und Folgen. Bd. 3. S. 373.
115 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 4. S. 2725-2726.
116 Текст Версальского договора см.: Ursachen und Folgen. Bd. 3. S. 388-
415 (Auszug).
117 См. таблицу: Petzina Dietmar, Abelshauser Werner, Faust Anselm.
Sozialgeschichtliches Arbeitsbuch. Bd. 3: Materialien zur Statistik des Deutschen
Reiches 1914-1915. München, 1978. S. 61 (с разночтениями в исходных
цифрах).
118 Feldman Gerald D., Holtfrerich Carl-Ludwig, Ritter Gerhard A., Witt Peter-
Christian (Hrsg.). Die Deutsche Inflation. Eine Zwischenbilanz. Berlin; New York,
1982. S. 3.
246
119 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 5. S. 3356 f.
120 Cm. ct. 70 конституции рейха от 16 апреля 1871 г.
121 Heilfron Eduard. Nationalversammlung. Bd. 5. S. 3362.
122 Ebd. S. 3357 f.
123 Так охарактеризовал ее Шиффер (НДП), министр финансов рейха в
более поздний период, см.: Ebd. S. 3382.
124 Preller Ludwig. Sozialpolitik in der Weimarer Republik. 2. Aufl. Düsseldorf,
1978. S. 251. См. также: Deutsche Sozialpolitik 1918-1928. Erinnerungsschrift
des Reichsarbeitsministeriums. Berlin, 1929.
125 Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 185-186.
126 GumbelEmil Julius. Vier Jahre. S. 69 ff.
127 von Rabenau Friedrich. Seeckt. Aus seinem Leben 1918-1936. Leipzig,
1940. S. 221.
128 См. текст: Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 111-113.
129 Эберт — Носке, от 25 марта 1920 г., см.: Ebd. S. 114.
130 Ebd. S. 339.
131 См. план союзников по выплатам от 5 мая 1921 г.: Ebd. S. 340-344.
132 Horkenbach Сипо. Das Deutsche Reich. S. 141. Ср.: Erdmann Karl Dietrich.
Deutschland; Rapallo und der Westen // Vierteljahreshefte für Zeitgeschichte. 11
(1963). S. 105-165, а также: Schieder Theodor. Die Entstehungsgeschichte des
Rapallo-Vertrags // Historische Zeitschrift. 204 (1967). S. 545-609.
133 Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 210-214.
134 Cm.: Morsey Rudolf. Die Deutsche Zentrumspartei. S. 457 ff., а также см.:
Schulze Hagen. Weimar. Deutschland 1917-1933. Berlin, 1982. S. 244.
135 Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 215.
136 Ebd. S. 239.
137 Ebd. S. 234-239. Ср. также: Akten der Reichskanzlei. Die Kabinette
Wirth I und II / Bearb. von Ingrid Schulze-Bidlingmaier. Bd. 2. Boppard, 1973.
S. 883 ff., 901 ff., 913 ff.
138 Ebd. S. 1164,1169.
139 Schulze Hagen. Weimar. S. 247.
140 Конечно, инфляция чрезвычайно искажает реальные изменения в по¬
казателях прожиточного минимума, см. табл.: Cipolla Carlo М., Borchardt Knut.
Europäische Wirtschaftsgeschichte. Bd. 5. Stuttgart; New York, 1980. S. 474 f.
141 Cm.: Ursachen und Folgen. Bd. 5. S. 203 f.
142 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 175. Правительство рейха с
учетом Рейнланда называло цифру 180 тыс. (из них 140 тыс. приходилось на
Рурскую обл.).
143 Впрочем, см. табл.: Ursachen und Folgen. Bd. 5. S. 571.
144 См.: Ebd. S. 532 f.
145 Schwarz Albert. Die Weimarer Republik 1918-1933. Konstanz, 1958.
S. 102.
146 См. документы: Ursachen und Folgen. Bd. 5. S. 469 ff.
147 Ebd. S. 395.
148 Ebd. S. 396.
247
1/19 Ebd. S. 397.
150 Ebd. S. 396.
151 Ebd. S. 400.
152 Cp. Ebd. S. 501.
153 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 184.
154 Stresemann Gustav. Vermächtnis. Bd. 1. S. 245.
155 Ebd. S. 245 f.
156 von Rabenau Friedrich. Seeckt. Aus seinem Leben. S. 341, этот ответ не¬
верно датирован здесь февралем 1922 г. Речь может идти лишь о ноябре 1923 г.
Более достоверно по этому поводу см.: Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 299;
а также: Akten der Reichskanzlei. Kabinett Stresemann I und II / Bearb. von
Karl Dietrich Erdmann und Martin Vogt. Boppard, 1978. Einleitung und Anhang.
Nr. 1.
157 Ebd. S. 1190 f., 1196 f., а также см.: Gessler Otto. Reichswehrpolitik. S. 299.
158 Akten der Reichskanzlei. Kabinett Stresemann I und II. Anhang.
Dokumente 1, 2; S. 1176 ff., 1203 ff. См. также: Deutsche Wirtschaftskunde /
Bearb. im Statistischen Reichsamt. Berlin, 1930.
159 Akten der Reichskanzlei. Kabinett Stresemann I und II. S. 1212 f.
160 См. текст Лондонского соглашения между союзниками и Германским
рейхом, от 30 августа 1924 г.: Ursachen und Folgen. Bd. 6. S. 123-128. Относи¬
тельно капиталообразования в Германии в 1924-1928 гг. ср. также тогдашние
исследования Института изучения конъюнктуры, цит. по: Horkenbach Сипо.
Das Deutsche Reich. Jg. 1931. S. 143 f.
161 См. таблицу в приложении.
162 См. табл.: Erdmann Karl Dietrich. Die Zeit der Weltkriege. Stuttgart,
1976. S. 826 (Gebhardt. Handbuch der deutschen Geschichte. 9 Aufl. Bd. 4, 2).
Касательно проблемы статистики по выплатам, различающейся кроме про¬
чего по поводу оценки производственных поставок, см.: Krüger Peter. Das
Reparationsproblem der Weimarer Republik in fragwürdiger Sicht // VfZ 29
(1981). S. 21-47.
163 См. текст: Ursachen und Folgen. Bd. 7. S. 613 f. О результатах голосова¬
ния см.: Horkenbach Сипо. Das Deutsche Reich. S. 296. О плане Юнга см.: Ebd.
S. 356-363.
164 См. примеч. 56.
165 См. также примеч. 55.
166 См.: Morsey Rudolf. Verfassungsfeinde im öffentlichen Dienst der
Weimarer Republik — ein aktuelles Lehrstück? // Baum, Benda, Isensee, Krause,
Merritt. Politische Parteien und öffentlicher Dienst. Bonn, 1982. S. 108 ff.
167 Sinzheimer Hugo, Fraenkel Emst. Die Justiz in Weimarer Republik. Eine
Chronik. Neuausgabe Neuwied, Berlin, 1968. S. 19.
168 Schulte Karl Anton (Hrsg.). Nationale Arbeit. S. 393.
169 Ebd. S. 443 f.
170 Zamow Gottfned. Gefesselte Justiz. Politische Bilder aus deutscher
Gegenwart. Bd. 1.10 Aufl. München, 1931; Bd. 2. München, 1932.
171 Radbmch Gustav. Der innere Weg. Aufriß meines Lebens. 2. unveränd.
Aufl. Göttingen, 1961. S. 106f.
248
172 Ebd. S. 112.
173 Ergänzte (5.) Neuauflage unter dem Titel: Vier Jahre politischer Mord.
Berlin-Friedenau, 1922.
174 Ebd. Vorwort.
175 Ebd. S. 118 ff. См. также: Radbruch Gustav. Der innere Weg. S. 112.
176 Denkschrift des Reichsjustizministeriums zu Vier Jahre politischer Mord /
Hrsg. von E. J. Gumbel. Berlin, 1924. S. 6.
177 Ebd. S. 7.
178 Ebd. S. 6.
179 Ebd. S. 35.
180 Gumbel EmilJulius. Vier Jahre. S. 91 f.
181 Sinzheimer Hugo, Fraenkel Emst. Die Justiz. S. 19.
182 Verfassungsausschuß. S. 246.
183 Anschütz Gerhard. Die Verfassung des Deutschen Reiches vom 11. August
1919.14. Aufl. Berlin, 1933. S. 327.
184 Ebd. S. 113.
185 Poetzsch Fritz. Vom Staatsleben. 1925. S. 164.
186 Morsey Rudolf. Die Deutsche Zentrumspartei. S. 353; Там же, см. под¬
робнее о формировании этого правительства: Ebd. S. 329 ff.
187 См.: Ursachen und Folgen. Bd. 4. S. 339 f., а также см. план репарацион¬
ных выплат от 5 мая 1921 г.: Ebd. S. 340 ff.
188 См.: Anschütz Gerhard. Die Verfassung. S. 269 ff.
189 Cm.: Huber Emst Rudolf. Dokumente. Bd. 3. S. 506 ff.; Preußen contra
Reich vor dem Staatsgerichthof. Stenogrammbericht der Verhandlungen vor dem
Staatsgerichthof in Leipzig vom 10. bis 14. und vom 17. Oktober 1932. Mit einem
Vorwort von Ministerialdirektor Dr. Brecht. Berlin, 1933.
190 Poetzsch Fritz. Vom Staatsleben. 1925. S. 99.
191 См. эти постановления: Ebd. S. 141 ff.; Ebd. Bd. 17 (1929). S. 99; Ebd.
Bd. 21 (1933-1934). S. 127 ff.
192 Ebd. Bd. 17 (1929). S. 99.
193 Ebd. Bd. 21 (1933-1934). S. 127 f.
194 Как полагает в противоречии с представленной здесь интерпретацией
Шульце, см.: Schulze Hagen. Weimar. S. 100.
195 Poetzsch Fritz. Vom Staatsleben. 1925. S. 161.
196 Cm.: Ebd., а также поучительную цитату из Брауна: Die Protokolle
der Reichstagsfraktion der Deutschen Zentrumspartei 1920-1925 / Bearb. von
Rudolf Morsey und Karsten Ruppert. Mainz, 1981. S. 537.
197 Akten der Reichskanzlei. Die Kabinette Marx I und II / Bearb. von
Günter Abramowski. Boppard, 1973. S. 1122. Ср. также заседания 18 октября
(S. 1125 ff.) и 20 октября (S. 1129 ff.).
198 Ebd. S. 1130 f.
199 Poetzsch-Heffter. Vom Staatsleben. 1933-1934. S. 66.
200 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 315. Относительно подопле¬
ки этой ситуации см.: Brüning Heinrich. Memoiren 1918-1934. Bd. 1. München,
1972. S. 183 ff.
249
201 Akten der Reichskanzlei. Die Kabinette Brüning I und II / Bearb. von
Tilman Koops. 3 Bd. Boppard. 1982-1990. Bd. 1. S. 321. Относительно того,
как было принято решение см.: DDP-Vorstandssitzung vom 10.7.1930 //
Linksliberalismus in der Weimarer Republik. S. 554 ff. См. также: Politik und
Wirtschaft in der Krise 1930-1932. Quellen zur Ära Brüning. Eingel. von Gerhard
Schulz / Bearb. von Ilse Maurer und Udo Wengst unter Mitwirkung von Jürgen
Heideking. Teil 1. Düsseldorf, 1980. S. 300 ff.
202 Brüning Heinrich. Memoiren. Bd. 1. S. 191.
203 Sitzung vom 14. Juli 1930: Akten der Reichskanzlei. Die Kabinette Brüning
I und II. Bd. I. S. 315,320.
204 Die Protokolle der Reichstagsfraktion und des FraktionsVorstands der
Deutschen Zentrumspartei 1926-1933 / Bearb. von Rudolf Morsey. Mainz, 1969.
S. 466.
205 Cm.: Ursachen und Folgen. Bd. 8. S. 48 ff.
206 Horkenbach Cuno. Das Deutsche Reich. S. 315.
207 Radbruch Gustav. Die politischen Parteien im System der deutschen
Verfassungsrechts // Anschütz Gerhard, Thoma Richard (Hrsg.). Handbuch des
Deutschen Staatsrechts. Bd. 1. Tübingen, 1930. S. 285 ff.
Глава 3.
Симптомы кризиса и распад Веймарской республики
1 Так полагает Герхард А. Риттер, см.: Deutschlands Weg in die Diktatur /
Hrsg. von Martin Broszat, u. a. Berlin, 1983. S. 92.
2 von Salomon Emst. Die Geächteten. 3. Nachdruck der Neuauflage. Reinbek,
1975. S. 25 f.
3 Horkenbach Cuno (Hrsg.). Das Deutsche Reich von 1918 bis Heute. Berlin,
1930. S. 341 f.
4 von Ossietzky Carl. Remarque-Film // Die Weltbühne 26. Jg. (16 Dez. 1930).
Nr. 51. S. 889.
5 Cm.: Kracauer Siegfried. Von Caligari zu Hitler. Eine psychologische
Geschichte des deutschen Films (engl. 1947), dt. Übers, von Ruth Baumgarten
und Karsten Witte. Frankfurt a. M., 1984. S. 244-247.
6 Statistik des Deutschen Reiches. 1929. S. 5.
7 Kracauer Siegfried. Die Angestellten. ND Frankfurt a. M., 1971. S. 7.
8 Brecht Bertolt. Werke. Große kommentierte Berliner und Frankfurter
Ausgabe / Hrsg. von Werner Hecht, Werner Mittenzwei und Klaus-Detlef Müller.
Bd. 1. Frankfurt a. M.; Berlin, 1989. S. 347,422,491, 584 ff.
9 Döblin Alfred. Mein Buch «Berlin Alexanderplatz» (1932) //
Jubiläumsausgabe zum hundertsten Geburtstag des Dichters / Hrsg. von Walter
Muschg. Olten und Freiburg i. Br., 1977. Bd. 1. S. 506.
10 Barkai Avraham. Bevölkerungsrückgang und wirtschaftliche Stagnation //
Deutsch-Jüdische Geschichte in der Neuzeit / Hrsg. im Auftrag des Leo Baeck
Instituts von Michael A. Meyer unter Mitwirkung von Michael Brenner. Bd. IV:
Aufbruch und Zerstörung 1918-1945. München, 1997. S. 39.
250
11 Bartmann Dominik. Das Großstadtbild Berlins in der Weitsicht des
Expressionismus // Stadtbilder. Berlin in der Malerei vom 17. Jahrhundert bis
zur Gegenwart. 2. Aufl. Berlin, 1987. S. 270; Abbildung. S. 271. См. также его ли¬
тографию «Фридрихштрассе» (1918): Ebd. S. 303 (Ausstellungskatalog Berlin
Museum).
12 Benjamin Walter. Das Kunstwerk im Zeitalter seiner technischen
Reproduzierbarkeit // Benjamin Walter. Gesammelte Schriften. Bd. I, 2 / Hrsg.
von Rolf Tiedemann und Hermann Schweppenhäuser. Frankfurt a. M., 1980.
S. 454.
13 Lerg Winfried B. Rundfunkpolitik in der Weimarer Republik. München,
1980. S. 524 f.
14 Vogt-Paclik Komelia. Bestseller in der Weimarer Republik. Herzberg, 1987.
15 Ср.: Koszyk Kurt. Deutsche Presse 1914-1945. Geschichte der deutschen
Presse. Teil III. Berlin, 1972; Mendelssohn Peter de. Zeitungsstadt Berlin. Überarb.
und erw. Neuaufl. Frankfurt a. M., 1982.
16 Ср.: Wittmann Reinhard. Geschichte des deutschen Buchhandels. 2. Aufl.
München, 1999. S. 329 ff.
17 PiscatorErwin. Politisches Theater/Neubearb. von Felix Gasbarra. Reinbek
bei Hamburg, 1979. S. 25.
18 Kellermann Bernhard. Der 9. November. Neuafl. Berlin, 1946. siehe
Vorwort.
19 Цит. по: Graf Oskar Maria. Werkausgabe / Hrsg. von Wilfried F. Schoeller.
Bd. III. Frankfurt a. M., 1982. S. 9,11.
20 Jünger Emst. Der Arbeiter. Neuafl. Stuttgart, 1982. Vorwort zur 1. Aufl.
1932.
21 Jaspers Karl. Die geistige Situation der Zeit. Цит. по переработанному из¬
данию 1932 г., Berlin. S. 34.
22 Spengler Oswald. Der Mensch und die Technik. München, 1931. S. 76.
23 Freyer Hans. Revolution von rechts. Jena, 1931. S. 45, 47.
24 Schmitt Carl. Die geistesgeschichtliche Lage des heutigen Parlamenta¬
rismus. Berlin, 1923. 4. Aufl. 1969. S. 23.
25 Отношения сопряжения веймарской культуры, республики и
национал-социалистской диктатуры более обстоятельно я описал в другой
своей книге, см.: Möller Horst. Exodus der Kultur. Schriftsteller, Wissenschaftler
und Künstler in der Emigration nach 1933. München, 1984.
26 Следующая глава частично переработана и сокращена на основе гла¬
вы Хорста Мёллера: Broszat Martin, Möller Horst (Hrsg.). Das Dritte Reich.
Herrschaftsstruktur und Geschichte. 2. Aufl. München, 1986. S. 9-37.
27 Cm.: Möller Horst. Europa zwischen den Weltkriegen. München, 1998.
28 Geiger Theodor. Revolution // Handwörterbuch der Soziologie / Hrsg. von
Alfred Vierkandt. Stuttgart, 1931. S. 512.
29 От самой ранней основополагающей книги Зигмунда Нейманна «Пар¬
тии Веймарской республики» (1932) до книги Юргена В. Фальтера «Избира¬
тели Гитлера» (Мюнхен, 1991) есть целый ряд различных моделей толкова¬
ния, эмпирическая база которых, разумеется, получила свое распространение
251
лишь в последние 20 лет. Следующие ниже данные взяты из книги Фальтера,
а также из анализа избирательных кампаний, проведенного Хорстом Мел¬
лером, см.: Möller Horst. Parlamentarismus in Preußen 1919-1932. Düsseldorf,
1985.
30 Табл. см.: Broszat Martin. Der Staat Hitlers. München, 1969. S. 51.
31 Ср.: Möller Horst. Parlamentarismus. S. 226-310 (Wähler und Gewählte).
32 Ср.: Broszat Martin, Fröhlich Elke und Wiesemann Falk. Bayern in NS-Zeit.
Bd. 1. München, 1977.
33 Frey er Hans. Revolution von rechts. Jena, 1931. S. 5.
34 Особенно ср.: Bracher Karl Dietrich. Tradition und Revolution im
Nationalsozialismus // Bracher Karl Dietrich. Zeitgeschichtliche Kontroversen.
München, 1970. S. 62-78.
35 Ср.: Möller Horst. Die nationalistische Machtergreifung. Konterrevolution
oder Revolution? // VfZ 31 (1983). S. 25-51.
36 Все тексты см.: Morsey Rudolf (Hrsg.). Das «Ermächtigungsgesetz»
vom 24. März 1933. Düsseldorf, 1992; Также см.: Becker Josef und Ruth. Hitlers
Machtergreifung. 2. erg. Aufl. München, 1992 (dtv dokumente).
ИСТОЧНИКИ И БИБЛИОГРАФИЯ
Неопубликованные источники
Относительно истории Веймарской республики имеется огромное
число неопубликованных и опубликованных источников. Неопуб¬
ликованный материал по истории рейха содержится прежде всего в
отделе R (Deutsches Reich) Бундесархива в Берлине-Лихтерфельде
и Кобленце. Главные государственные архивы земель, а также город¬
ские архивы также хранят необходимый источниковый материал.
В зависимости от темы необходимо привлечь негосударственные ар¬
хивы и собрания документов. При изучении истории партий прежде
всего архив социал-демократии Фонда Фридриха Эберта в Бад Го-
десберге и архив Международного института социальной истории в
Амстердаме. В обоих собраниях находятся документы главным обра¬
зом по истории СДПГ и отчасти обширные личные фонды политиков
СДПГ. При изучении Веймарского государства — наиболее важные
личные фонды, прежде всего политиков Центра, которые находятся
в Историческом архиве города Кельна, например, фонды Карла Ба-
хема и Вильгельма Маркса. Личные фонды есть и в других архивах;
например, фонд политика от НДП Конрада Гауссманна в Главном
государственном архиве в Штуттгарте и фонд Густава Штреземанна
в политическом архиве Министерства иностранных дел в Берлине.
Бундесархив наряду с государственными документами располага¬
ет также большими собраниями по истории политических партий,
прежде всего НДП и ННП, и рядом личных фондов, например, фон¬
дами рейхсминистра внутренних дел Эриха Коха-Везера, рейхсканц¬
лера Лютера, а также частью фонда рейхсканцлера и рейхсминистра
Йозефа Вирта (основная часть в оригиналах до сих пор находится в
Центральном государственном особом архиве в Москве*, но в диги-
тализованной форме он все же доступен в Бундесархиве). Ценность
и объем личных фондов различаются существенно, как и виды ис¬
точников; фонды могут содержать, например, дневники, письма,
протоколы заседаний кабинета министров и фракций, записи бесед,
наброски и черновики речей и выступлений, доклады референтов, а
также самые разнообразные материалы. От многих ведущих поли¬
тиков не осталось достойных упоминания собраний материалов, на¬
пример, от Фридриха Эберта. Кроме того, все еще есть недоступные
материалы в частных собраниях.
Сегодня этот архив является составной частью Российского государ¬
ственного военного архива (Москва). — Примеч. перев.
253
Разыскать архивные фонды непосредственно всех крупных и мно¬
гочисленных мелких архивов можно благодаря их поисковым сред¬
ствам в интернете. Среди прочих здесь следует назвать Бундесархив
(http://bundesarchiv.de). архив сониал-демократии Фонда Фридриха
Эберта (http://www.fes.de/archive/). политический архив Министер¬
ства иностранных дел Германии (http://auswaertiges-amt.de/www/
de /infoservice /politik). а также архивы отдельных федеральных зе¬
мель (Баварии: http://www.gda.de: Баден-Вюртемберга: http://www.
lad-bw.de: Нордрейн-Вестфалии: http://www.archive.nrw.de и др.)*.
Опубликованный перечень доступных личных фондов и собраний
с подробными данными и классификацией в зависимости от характера
источников все так же предлагает, пусть и подготовленный по состоя¬
нию на 1970-е гг.: Verzeichnis der schriftlichen Nachlässe in deutschen
Archiven und Bibliotheken. Bd. I, 1: Die Nachlässe in den deutschen
Archiven / Bearb. von Wolfgang Mommsen. Boppard, 1971; Bd. II: Die
Nachlässe in den Bibliotheken der Bundesrepublik Deutschland. 2. völlig
neubearb. Auflage von Tilo Brandis. Boppard, 1981.
Опубликованные перечни и описи своих фондов, которые по слу¬
чаю могут быть привлечены к работе исследователями, имеют и все
крупные архивы. Для примера следует назвать: Das Bundesarchiv und
seine Bestände / Bearb. von Friedrich Facius, Hans Booms und Heinz
Boberach (Schriften des Bundesarchivs, 10), 3. erg. und neubearb. Aufl.
von Gerhard Granier u.a. Boppard, 1977. Некую сумму периодических
изданий, необходимых для изучения современной истории, подготов¬
ленную также по состоянию на 1970-е гг., однако, полезную в зависи¬
мости от темы исследования, предлагает: Hagelweide Gert. Deutsche
Zeitungsbestände in Bibliotheken und Archiven. Düsseldorf, 1974. Спе¬
циальный обзор фондов по экономической и социальной истории,
включая экономические архивы см.: Trumpp Thomas, Köhne Renate.
Archivbestände zur Wirtschafts- und Sozialgeschichte der Weimarer
Republik. Boppard, 1979, а также см. очерки Томаса Трумппа в обоих
томах, посвященных инфляции (см. в историографии на Feldman).
Опубликованные источники
Исторические календари
- Egelhaafs Historisch-Politische Jahresübersicht. Stuttgart, 1918 ff.
(in Jahresbänden, stärker auf Darstellung und Interpretation der
politischen Ereignisse ausgerichtet).
Другие полезные интернет-адреса сообщает раздел V: Praktische
Hilfsmittel // Einführung in die Zeitgeschichte / Hrsg. von Horst Möller und
Udo Wengst. München, 2003. S. 229-260.
254
- Horkenbach, Cuno (Hrsg.). Das Deutsche Reich von 1918 bis
Heute. Berlin, 1931 (behandelt die Zeit von 1918-1930, jeweils einzelne
Jahresbände für 1931-1933).
- Schulthess' Europäischer Geschichtskalender. München, 1918 (in
Jahresbänden).
Протоколы заседаний рейхстагов и ландтагов, сообщения,
статистика
- Berichte und Protokolle des 8. Ausschusses über den Entwurf einer
Verfassung des Deutschen Reichs. Berlin, 1920 (Drucksache Nr. 391)
(unentbehrlich für die Verfassungsberatungen).
- Heilfron, Eduard (Hrsg.): Die Deutsche Nationalversammlung
im Jahre 1919 in ihrer Arbeit für den Aufbau des neuen deutschen
Volksstaates. 9 Bde. Berlin, 1920.
- Sitzungsberichte und Drucksachen des Preußischen Landtags
1921-1933.1-5. Wahlperiode.
- Statistische Jahrbücher des Deutschen Reiches, jährlich publiziert.
- Verhandlungen der Verfassunggebenden Deutschen Nationalver¬
sammlung. Stenographische Berichte. Bd. 326 ff. Berlin, 1919.
- Verhandlungen des Reichstags. Stenographische Berichte. 1-7.
Wahlperiode. Bd. 344 ff. Berlin, 1920. (1920-1933).
- Weimar- Index. Deutscher Reichsanzeiger und Preußischer Staatsan¬
zeiger. Register 1918-1933 / Bearb. von Martin Schumacher. Düsseldorf,
1988.
Изданные источники, подборки источников
- Akten der Reichskanzlei / Hrsg. von Karl Dietrich Erdmann und
Wolfgang A. Mommsen bzw. Hans Booms. Boppard, 1968-1990.
- Akten zur deutschen auswärtigen Politik 1918-1945. Serie A:
1918-1925. 14 Bde. Göttingen 1982-1995; Serie B: 1925-1933. 21 Bde.
Göttingen, 1966-1983.
- Quellen zur Geschichte des Parlamentarismus und der politischen
Parteien / Hrsg. von der Komission für Geschichte des Parlamentarismus
und der politischen Parteien, z. B.:
- Die Regierung des Prinzen Max von Baden / Bearb. von Erich
Matthias und Rudolf Morsey. Düsseldorf, 1962;
- Die Regierung der Volksbeauftragten 1918-1919. Eingel. von
Erich Mattias / Bearb. von Susanne Miller unter Mitwirkung von
Heinrich Potthoff. 2 Bde. Düsseldorf, 1969;
- Zwischen Revolution und Карр-Putsch. Militär und Innenpo¬
litik 1918-1920 / Bearb. von Heinz Hürten. Düsseldorf, 1977;
255
- Die Anfänge der Ära Seeckt. Militär und Innenpolitik 1920-
1922 / Bearb. von Heinz Hürten. Düsseldorf, 1979;
- Das Krisenjahr 1923. Militär und Innenpolitik 1922-1924 /
Bearb. von Heinz Hürten. Düsseldorf, 1980;
- Linksliberalismus in der Weimarer Republik. Die
Führungsgremien der Deutschen Demokratischen Partei und der
Deutschen Staatspartei 1918-1933 / Eingel. von Lothar Albertin,
bearb. von Konstanze Wegner u. a. Düsseldorf, 1980;
- Der Zentralrat der Deutschen Sozialistischen Republik.
19.12.1918 — 8.4.1919 / Bearb. von Eberhard Kolb unter Mitwirkung
von Reinhard Rürup. Leiden, 1968;
- Die SPD-Fraktion in der Nationalversammlung 1919-1920 /
Bearb. von Heinrich Potthoff und Hermann Weber. Düsseldorf, 1986;
- Staat und NSDAP 1930-1932. Quellen zur Ära Brüning /
Eingel. von Gerhard Schulz, bearb. von Ilse Maurer und Udo Wengst.
Düsseldorf, 1977;
- Politik und Wirtschaft in der Krise 1930-1932. Quellen zur Ära
Brüning / Eingel. von Gerhard Schulz, bearb. von Ilse Maurer und
Udo Wengst unter Mitwirkung von Jürgen Heideking. Teil I und II.
Düsseldorf, 1980;
- Die Regierung Eisner 1918-1919. Ministerratsprotokolle und
Dokumente / Eingel. und bearb. von Franz J. Bauer. Düsseldorf,
1987;
- Das Ermächtigungsgesetz vom 24. März 1933. Quellen zur
Geschichte und Interpretation des Gesetzes zur Behebung der Not
von Volk und Reich / Hrsg. und bearb. von Rudolf Morsey. Düssel¬
dorf, 1992;
- Die Zentrumsfraktion in der verfassungsgebenden Preußischen
Landesversammlung 1919-1921. Sitzungsprotokolle / Bearb. von
August Hermann Leugers-Scherzberg. Düsseldorf, 1994;
- Nationalliberalismus in der Weimarer Republik. Die
Führungsgremien der Deutschen Volkspartei 1918-1933 / Bearb. von
Eberhard Kolb. Düsseldorf, 1999;
- Westarp, Kuno Graf. Konservative Politik und Übergang vom
Kaiserreich zur Weimarer Republik / Bearb. von Friedrich Freiherr
Hiller von Gaertringen. Düsseldorf, 2001.
- Die Protokolle der Reichstagsfraktion und des Fraktionsvorstands
der Deutschen Zentrumspartei 1926-1933 / Bearb. von Rudolf Morsey.
Mainz, 1969; 1920-1925 / Bearb. von Rudolf Morsey und Karsten
Ruppert. Mainz, 1981.
- Hubatsch, Walther (Hrsg.). Hindenburg und der Staat. Aus den
Papieren Hindenburgs von 1878-1934. Göttingen u. a., 1966.
- Longerich, Peter (Hrsg.). Die Erste Republik. Dokumente zur
Geschichte des Weimarer Staates. München, 1992.
256
- Jahrbuch der Deutschen Sozialdemokratie für das Jahr 1926 / Hrsg.
vom Vorstand der Sozialdemoktatischen Partei Deutschlands. Berlin,
1927. (Ebenso für die Jahre 1927, 1928, 1929, 1930, 1931, ND Nendeln/
Lie. u. а., 1976.)
- Nationale Arbeit. Das Zentrum und sein Wirken in der deutschen
Republik / Hrsg. von Karl Anton Schulte. Berlin; Leipzig, 1929.
- Politisches Jahrbuch / Hrsg. von Georg Schreiber. 3 Bde. Mönchen¬
gladbach, 1925-1928.
- Protokoll über die Verhandlungen des Parteitages der
Sozialdemokratischen Partei Deutschlands, abgehalten in Weimar
vom 10. bis 15. Juni 1919. Berlin, 1919. ND Glashütten i. T. u. a., 1973.
(Ebenso mit teils abweichendem Titel für die Parteitage in Kassel 1920,
Görlitz, 1921; Nürnberg, 1922; Berlin, 1924; Heidelberg, 1925; Kiel, 1927;
Magdeburg, 1929; Leipzig, 1931.)
- Quellen zur Geschichte der deutschen Gewerkschaftsbewegung im
20. Jahrhundert. Bd. 1-4 / Bearb. von Peter Jahn u. a. Köln, 1985-1988.
(Dokumente für die Jahre 1914-1933.)
- Allgemeiner Kongreß der Arbeiter- und Soldatenräte Deutschlands
vom 16. bis 21. Dezember 1918 im Abgeordnetenhause zu Berlin 1919.
ND Glashütten i. Т., 1972.
- Groß-Berliner Arbeiter- und Soldatenräte in der Revolution 1918—
1919. Dokumente der Vollversammlungen und des Vollzugsrates vom
Generalstreikbeschluß am 3. März, 1919 bis zur Spaltung der Räteorgane
im Juli 1919 / Hrsg. und bearb. von Gerhard Engel, Gabi Huch und Ingo
Materna. Berlin, 2002.
История конституции; рейх и земли
- Anschütz, Gerhard. Die Verfassung des Deutschen Reichs vom 11.
August 1919.14 Aufl. Berlin, 1933.
- Handbuch des Deutschen Staatsrechts / Hrsg. von Gerhard
Anschütz und Richard Thoma. 2 Bde. Tübingen, 1930.
- Hue de Grais, Graf Robert u.a. (Hrsg.). Handbuch der Verfassung
und Verwaltung in Preußen und dem Deutschen Reiche. 23. Aufl. Berlin,
1926.
- Poetzsch, Fritz. Vom Staatsleben unter der Weimarer Verfassung
(1920-1924) // Jahrbuch des Öffentlichen Rechts der Gegenwart 13
(1925), 17 (1929), 21 (1933-1934).
- Poetzsch-Heffter, Fritz. Handkommentar zur Reichsverfassung. 3.
Aufl. Berlin, 1928.
- Preuß, Hugo. Reich und Länder. Bruchstücke eines Kommentars zur
Verfassung des Deutschen Reiches / Hrsg. von Gerhard Anschütz. Berlin,
1928.
257
- Preuß, Hugo. Staat, Recht und Freiheit. Tübingen, 1926. ND
Hildesheim, 1964.
- Preuß, Hugo. Um die Reichsverfassung von Weimar. Berlin, 1924.
- Preußische Gesetzessammlung. Berlin, 1918.
- Reichsgesetzblatt / Hrsg. im Reichsministerium des Innern. Berlin,
1918.
- Schmitt, Carl. Die geistesgeschichtliche Lage des heutigen
Parlamentarismus. 2. Aufl. Berlin, 1926. ND, 1969.
- Schmitt, Carl. Verfassungslehre. Berlin, 1928. ND, 1970.
- Triepel, Heinrich. Quellensammlung zur Deutschen Reichsstaats¬
recht. 5. Aufl. Tübingen, 1931.
- Verfassungsausschuß der Länderkonferenz. Beratungsunterlagen
1928 / Hrsg. vom Reichsministerium des Innern. Berlin, 1929.
- Ziegler, Wilhelm. Die deutsche Nationalversammlung 1919-1920
und ihr Verfassungswerk. Berlin, 1932.
Политические мемуары
- D'Abernon, Viscount. Ein Botschafter an der Zeitenwende. 3 Bde.
Leipzig, 1929-1931.
- Becker, Carl Heinrich. Internationale Wissenschaft und nationale
Bildung. Ausgewählte Schriften / Hrsg. von Guido Müller. Köln u. a.,
1997.
- Braun, Otto. Von Weimar zu Hitler. 2. Aufl. New York, 1940. ND
Hildesheim, 1979.
- Brecht, Arnold. Aus nächster Nähe. Lebenserinnerungen 1884-
1927. Stuttgart, 1966.
- Brecht, Arnold. Mit der Kraft des Geistes. Lebenserinnerungen.
Zweite Hälfte 1927-1967. Stuttgart, 1967.
- Brüning, Heinrich. Memoiren 1918-1934. Stuttgart, 1970. (Zum
Authentizitätsproblem; Morsey, Rudolf. Zur Entstehung, Authentizität
und Kritik von Brünings «Memoiren 1918-1934». Opladen, 1975.)
- Curtius, Julius. Sechs Jahre Minister der Deutschen Republik.
Heidelberg, 1948.
- Dittman, Wilhelm. Erinnerungen / Bearb. und eingel. von Jürgen
Rojahn. 3 Bde. Frankfurt a. M.; New York, 1955.
- Ebert, Friedrich. Schriften, Aufzeichnungen. Reden. 2 Bde. Dresden,
1926.
- Ein Demokrat kommentiert Weimar. Die Berichte Hellmut von
Gerlachs an die Carnegie-Friedensstiftung in New York 1922-1930 /
Hrsg. von Karl Holl und Adolf Wild. Bremen, 1973.
- Feder, Ernst. Heute sprach ich mit... Tagebücher eines Berliner
Publizisten 1926-1932 / Hrsg. von Cécile Lowenthal-Hensel und Arnold
Paucker. Stuttgart, 1971.
258
- Friedensburg, Ferdinand. Lebenserinnerungen Frankfurt a. M.;
Bonn, 1969.
- Gessler, Otto. Reichswehrpolitik in der Weimarer Zeit. Stuttgart,
1958.
- Grzesinski, Albert. Im Kampf um die deutsche Republik.
Erinnerungen eines Sozialdemokraten / Hrsg. von Eberhard Kolb.
München, 2001.
- Haffner, Sebastian. Geschichte eines Deutschen. Die Erinnerungen
1914-1933. Stuttgart; München, 2000.
- Hans von Seeckt. Aus seinem Leben. 1918-1936 / Hrsg. von
Friedrich von Rabenau. Leipzig, 1940.
- Heuss, Theodor. Erinnerungen 1905-1933. Tübingen, 1963.
- Hindenburg, Paul von. Briefe, Reden, Berichte / Hrsg. von Fritz
Endres. Ebenhausen, 1934.
- Hirschberg, Max. Jude und Demokrat. Erinnerungen eines
Münchener Rechtsanwalts 1883-1939 / Hrsg. von Reinhard Weber.
München, 1998.
- Hitler: Reden, Schriften, Anordnungen. Februar 1925 — Januar
1933 / Hrsg. vom Institut für Zeitgeschichte. 9 Bde. München, 1992—
1999; Der Hitler-Prozeß 1924 / Hrsg. von Lothar Gruchmann. 4 Bde.
München, 1997-1999.
- Hoegner, Wilhelm. Die verratene Republik. Deutsche Geschichte
1919-1933. 2. Aufl. München, 1979 (zuerst 1934).
- Keil, Wilhelm. Erlebnisse eines Sozialdemokraten. 2 Bde. Stuttgart,
1948.
- Kessler, Harry Graf. Tagebücher 1918-1937 / Hrsg. von Wolfgang
Pfeiffer-Belli. Frankfurt a. M., 1961.
- Klemperer, Victor. Leben sammeln, nicht fragen wozu und warum.
Tagebücher 1918-1924 / Hrsg. von Walter Nowojski unter Mitarb. von
Christian Löser. 2 Bde. Berlin, 1996.
- Luther, Hans. Politiker ohne Partei. Erinnerungen. Stuttgart, 1960.
- Meißner, Otto. Staatssekretär unter Ebert, Hindenburg und Hitler.
Hamburg, 1950.
- Müller, Richard. Geschichte der deutschen Revolution. 3 Bde. ND
Berlin, 1973.
- Müller-Franken, Hermann. Die November-Revolution. Berlin,
1928.
- Noske, Gustav. Erlebtes aus Aufstieg und Niedergang einer
Demokratie. Offenbach, 1947.
- Noske, Gustaw. Von Kiel bis Kapp. Zur Geschichte der deutschen
Revolution. Berlin, 1920.
- Rathenau, Walther. Briefe. 3 Bde. Dresden, 1930.
- Rathenau, Walther. Gesammelte Reden. Berlin, 1924.
259
- Rathenau, Walther. Gesammelte Schriften. 6 Bde. Berlin, 1929.
- Rathenau, Walther. Gespräche mit Rathenau / Hrsg. von Ernst
Schulin. München, 1980.
- Rathenau, Walther. Hauptwerke und Gespräche / Hrsg. von Ernst
Schulin. München; Heidelberg, 1977.
- Rathenau, Walther. Tagebuch 1907-1922 / Hrsg. von Hartmut
Pogge von Strandmann. Düsseldorf, 1967.
- Scheidemann, Philipp. Der Zusammenbruch. Berlin, 1921.
- Scheidemann, Philipp. Memoiren eines Sozialdemokraten. 2 Bde.
Dresden, 1928.
- Severing, Carl. Mein Lebensweg. 2 Bde. Köln, 1950.
- Stampfer, Friedrich. Die ersten 14 Jahre der Deutschen Republik.
Offenbach, 1947.
- Stresemann, Gustav. Reden und Schriften. 2 Bde. Dresden, 1926.
- Stresemann, Gustav. Vermächtnis. Der Nachlaß in der drei Bänden /
Hrsg. von Henry Bernhard. Berlin, 1932-1933.
- Thälmann, Ernst. Reden und Aufsätze zur Geschichte der deutschen
Arbeiterbewegung. 2 Bde. Berlin (Ost), 1955-1956.
- Troeltsch, Ernst. Spektator-Briefe. Aufsätze über die deutsche
Revolution und die Weltpolitik / Hrsg. von Hans Baron. Tübingen, 1924.
ND Aalen, 1966.
- Westarp, Kuno Graf. Am Grabe der Parteienherrschaft. Bilanz des
deutschen Parlamentarismus von 1918 bis 1932. Berlin, 1932.
Избранные документы
- Becker, Josef (Hrsg.). Hitlers Machtergreifung 1933. Vom
Machtantritt Hitlers 30. Januar 1933 bis zur Besiegelung des
Einparteienstaats 14. Juli 1933. 3. Aufl. München, 1993.
- Die ungeliebte Republik. Dokumente zur Innen- und Außenpolitik
Weimars 1918-1933 / Hrsg. von Wolfgang Michalka und Gottfried
Niedhardt. München, 1980.
- Dokumente zur deutschen Verfassungsgeschichte / Hrsg. von Ernst
Rudolf Huber. Bd. 3. Stuttgart u. a., 1966.
- Falter, Jürgen u. a. Wahlen und Abstimmungen in der Weimarer
Republik. Materialien zum Wahlverhalten 1919-1933. München, 1986.
- Milatz, Alfred. Wähler und Wahlen in der Weimarer Republik.
Bonn, 1965.
- Mommsen, Wilhelm. Deutsche Parteiprogramme. 3. Aufl. München,
1977.
- Petzina, Dietmar, Abelshauser, Werner und Faust, Anselm:
Statistisches Arbeitsbuch III. Materialien zur Statistik des Deutschen
Reiches 1914-1945. München, 1978.
260
- Schumacher, Martin. Wahlen und Abstimmungen 1918-1933. Eine
Bibliographie. Düsseldorf, 1976.
- Schwabe, Klaus (Hrsg.). Quellen zum Friedensschluß von Versailles.
Darmstadt, 1997.
- Treue, Wolfgang (Hrsg.). Deutsche Parteiprogramme seit 1861. 4.
Aufl. Göttingen, 1968.
- Ursachen und Folgen. Vom deutschen Zusammenbruch 1918 und
1945 bis zur staatlichen Neuordnung Deutschlands in der Gegenwart /
Hrsg. und bearb. von Herbert Michaelis und Ernst Schraepler unter
Mitwirkung von Günter Scheel. Bde. 3-8 und Regbd., Berlin j. J.
- Die Weimarer Repblik 1918-1933 / Hrsg. von Karl-Egon Lönne.
Darmstadt, 2002.
Библиографии и источниковедческие обзоры
- Bibliographie zur Zeitgeschichte. Beilage der Vierteljahrshefte
für Zeitgeschichte. Zus. gest. zunächst von Thilo Vogelsang, seit 1978
von Hellmuth Auerbach unter Mitw. von Ursula van Laak, seit 1989
von Christoph Weisz und Ingeborg Brückner. Stuttgart, 1953 ff.
(vierteljährlich, seit Jg. 37 (1989) jährlich).
- Deutsche Geschichte seit dem Ersten Weltkrieg / Hrsg. vom Institut
für Zeitgeschichte. Bd. 3. Wolfgang Benz. Quellen zur Zeitgeschichte.
Stuttgart, 1973.
- Historische Bibliographie. Im Auftr. der Arbeitsgemeinschaft
außeruniversitärer historischer Forschungseinrichtungen in der
Bundesrepublik Deutschland (AHF) / Hrsg. von Horst Möller u. а.,
bearb. von Christoph Frh. von Maltzahn. München, 1988 (jährlich).
- Hockerts, Hans Günter (Bearb.). Weimarer Republik. National¬
sozialismus. Zweiter Weltkrieg (1919-1945) (= Quellenkunde zur
deutschen Geschichte der Neuzeit von 1500 bis zur Gegenwart. Bd. 6).
Teil 1. Akten und Urkunden. Darmstadt, 1996.
- Meyer, Georg P. Bibliographie zur deutschen Revolution 1918—
1919. Göttingen, 1977.
- Stachura, Peter D. The Weimar Eraand Hitler 1918-1933. A Critical
Bibliography. Oxford, 1978.
2. Исследования
Общие обзоры, сборники статей, статьи
- Bernecker, Walther L. Europa zwischen den Weltkriegen 1914—
1945. Stuttgart, 2002.
261
- Bracher, Karl Dietrich, Funke, Manfred und Jacobsen, Hans Adolf
(Hrsg.). Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik — Wirtschaft —
Gesellschaft. 3. Aufl. Düsseldorf, 1998 (zuerst 1987).
- Bracher, Karl Dietrich. Deutschland zwischen Demokratie und
Diktatur. Bern; München; Wien, 1964.
- Bracher, Karl Dietrich. Die Auflösung der Weimarer Republik.
5. Aufl. Villingen, 1971 (zuerst 1955, Taschenbuchausgabe. Düsseldorf,
1984).
- Bracher, Karl Dietrich. Die Krise Europas 1917-1975. Frankfurt a.
M.; Berlin; Wien, 1976 (erw. Neuaufl. u. d. T. Europa in der Krise, ebd.
1979).
- Bracher, Karl Dietrich. Geschichte als Erfahrung. Betrachtungen
zum 20. Jahrhundert. Stuttgart; München, 2001.
- Bracher, Karl Dietrich. Wendezeiten der Geschichte. Historisch¬
politische Essays 1987-1992. Stuttgart, 1992.
- Conze, Werner und Raupach, Hans (Hrsg.). Die Staats- und
Wirtschaftskrise des deutschen Reichs 1929-1933. Stuttgart, 1967.
- Dederke, Karlheinz. Reich und Republik. Deutschland 1917-1933.
8. Aufl. Stuttgart, 1996 (zuerst 1969).
- Dehio, Ludwig. Gleichgewicht oder Hegemonie. Betrachtungen
über ein Grundproblem der neueren Staatengeschichte. Krefeld, 1948
(ND mit einem Nachwort von Klaus Hildebrand. Zürich, 1996).
- Erdmann, Karl Dietrich und Schulze, Hagen (Hrsg.). Weimar.
Selbstpreisgabe einer Demokratie. Düsseldorf, 1980.
- Erdmann, Karl Dietrich. Die Zeit der Weltkriege // Gebhardt,
Handbuch der deutschen Geschichte. 9., neubearb. Aufl / Hrsg. von
Herbert Grundmann. Bd. 4. 1 und 2. Stuttgart, 1973-1976 (Tb-Ausgabe.
München, 1999).
- Eyck, Erich. Geschichte der Weimarer Republik. Bd. 1. Vom
Zusammenbruch des Kaisertums bis zur Wahl Hindenburgs. 5. Aufl.
Erlenbach; Zürich, 1973; Bd. 2. Von der Konferenz von Locarno bis zu
Hitlers Machtübernahme. 4. Aufl. Ebd. 1972.
- Gessner, Dieter. Die Weimarer Republik. Darmstadt, 2002
( F orschungsbericht).
- Handbuch der europäischen Geschichte / Hrsg. von Theodor
Schieder. Bd. 7. Tb. 1 und 2, 3. Aufl. Stuttgart, 1996 (zuerst 1979).
- Heiber, Helmut. Die Republik von Weimar. 22. Aufl. München,
1996.
- Herzfeld, Hans. Die moderne Welt 1789-1945. Bd. 2. Weltmächte
und Weltkriege. 5. Aufl. Braunschweig, 1976.
- Hobsbawm Eric J. Das Zeitalter der Extreme. Weltgeschichte des
20. Jahrhunderts. 4. Aufl. München, 2000.
262
- Jasper, Gotthard (Hrsg.). Von Weimar zu Hitler 1930-1933. Köln;
Berlin, 1968.
- Kolb, Eberhard (Hrsg.). Vom Kaiserreich zur Weimarer Republik.
Köln, 1972.
- Kolb, Eberhard. Die Weimarer Republik. 6. Aufl. München, 2002.
- Möller, Horst. Demokratie und Diktatur im 20. Jahrhundert //
Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 51 (2003). S. 29-50.
- Möller, Horst. Die Weimarer Republik in der zeitgeschichtlichen
Perspektive der Bundesrepublik Deutschland // Karl Dietrich Bracher,
Manfred Funke und Hans Adolf Jacobsen (Hrsg.). Die Weimarer
Republik 1918-1933. Politik — Wirtschaft — Gesellschaft. 3. Aufl.
Düsseldorf, 1998. S. 587-616.
- Möller, Horst. Europa zwischen den Weltkriegen. München, 1998
(ND, 2000).
- Mommsen, Hans. Die verspielte Freiheit. Der Weg von Weimar
in den Untergang 1918 bis 1933. Berlin, 1989 (Tb. u. d. T. Aufstieg und
Untergang der Weimarer Republik 1918-1933. München, 2001).
- Niedhart, Gottfried. Deutsche Geschichte 1918-1933. Politik in der
Weimarer Republik und der Sieg der Rechten. 2. Aufl. Stuttgart, 1996.
- Overesch, Manfred und Saal, Friedrich Wilhelm. Chronik deutscher
Zeitgeschichte, Politik, Wirtschaft, Kultur. Bd. 1. Die Weimarer Republik.
Düsseldorf, 1982.
- Peukert, Detlev J. K. Die Weimarer Republik. Frankfurt a. M., 1987
(ND zuletzt 1997).
- Rosenberg, Arthur. Entstehung und Geschichte der Weimarer
Republik. 2 Bde. / Hrsg. von Kurt Kersten, Neuaufl., Frankfurt a. M.,
1961 (Erstaufl. 1928-1935).
- Schulz, Gerhard. Deutschland seit dem Ersten Weltkrieg 1918—
1945. 2. Aufl. Göttingen, 1982.
- Schulze, Hagen. Weimar. Deutschland 1917-1933. 4. Aufl. Berlin,
1993 (Tb.- Ausg. München; Berlin, 1998).
- Solchany, Jean. L'Allemagne au XXe Siècle. Paris, 2003.
- Stürmer, Michael (Hrsg.). Die Weimarer Republik. 3. Aufl.
Frankfurt a. M., 1993.
- Die Weimarer Republik — Demokratie in der Krise / Hrsg. vom
Institut für Deutsche Geschichte der Universität Tel Aviv (= Tel
Aviver Jahrbuch für deutsche Geschichte 17 (1988), enthält insg. 19
Einzelbeiträge).
- Winkler, Heinrich August. Weimar 1918-1933. Die Geschichte der
ersten deutschen Demokratie. München, 1993.
- Winkler, Heinrich August (Hrsg.). Weimar im Widerstreit.
Deutungen der ersten deutschen Republik im geteilten Deutschland.
München, 2002.
263
- Wirsching, Andreas. Die Weimarer Republik. Politik und
Gesellschaft. München, 2000.
Тематические исследования
Биографии
- Adolph, Hans J. L. Otto Wels und die Politik der deutschen
Sozialdemokratie 1894-1939. Berlin, 1971.
- Albrecht, Thomas. Für eine wehrhafte Demokratie. Albert Grzesinski
und die preußische Politik in der Weimarer Republik. Bonn, 1999.
- Alexander, Thomas. Carl Severing. Sozialdemokrat aus Westfalen
mit preußischen Tugenden. Bielefeld, 1992.
- Arns, Günter. Friedrich Ebert als Reichspräsident // Beiträge zur
Geschichte der Weimarer Republik / Hrsg. von Theodor Schieder (HZ-
Beiheft 1). München, 1971. S. 11-30.
- Baechler, Christian. Gustave Stresemann (1878-1929). De
l'impérialisme â la sécurité collective. Straßburg, 1996.
- Berglar, Peter. Walther Rathenau. Seine Zeit, sein Werk, seine
Persönlichkeit. Bremen, 1970.
- Besson, Waldemar. Friedrich Ebert. Verdienst und Grenze. 2. Aufl.
Göttingen, 1970 (zuerst 1963).
- Braun, Bernd. Hermann Molkenbuhr (1851-1927). Düsseldorf,
1999.
- Calkins, Kenneth R. Hugo Haase. Demokrat und Revolutionär.
Berlin, 1976.
- Dorpalen, Andreas. Hindenburg in der Geschichte der Weimarer
Republik. Berlin; Frankfurt a. M., 1966.
- Duchhardt, Heinz (Hrsg.). Europäer des 20. Jahrhunderts.
Wegbereiter und Gründer des «modernen» Europa. Mainz, 2002.
- Epstein, Klaus. Matthias Erzberger und das Dilemma der deutschen
Demokratie. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1976 (zuerst 1959).
- Erdmann, Karl Dietrich. Adenauer in der Rheinlandpolitik nach
dem Ersten Weltkrieg. Stuttgart, 1966.
- Feldman, Gerald D. Hugo Stinnes. Biographie eines Industriellen
1870-1924. München, 1998.
- Felken, Detlef. Oswald Spengler. Konservativer Denker zwischen
Kaiserreich und Diktatur. München, 1988.
- Fest, Joachim. Das Gesicht des Dritten Reiches. Profile einer
totalitären Herrschaft. 6. Aufl. München, 2002 (zuerst München, 1963).
- Fest, Joachim. Hitler. Eine Biographie. Neuausg. München, 2003
(zuerst Frankfurt a. M., 1973).
264
- Fest, Joachim. Die unwissenden Magier. Über Thomas und Heinrich
Mann. Berlin, 1985 (Tb-Ausg., 1998).
- Förster, Bernhard. Adam Stegerwald 1874-1945. Christlich¬
nationaler Gewerkschafter — Zentrumspolitiker — Mitbegründer der
Unionsparteien. Düsseldorf, 2003.
- Friedrich Ebert und seine Zeit. Bilanz und Perspektiven der
Forschung / Hrsg. von Rudolf König, Hartmut Soell und Hermann Weber
im Auftrag der Stiftung Reichspräsident Friedrich-Ebert-Gedenkstätte.
2. Aufl. München, 1991.
- Fröhlich, Michael (Hrsg.). Die Weimarer Republik. Portrait einer
Epoche in Biographien. Darmstadt, 2002.
- Grau, Bernhard. Kurt Eisner 1867-1919. Eine Biographie. München,
2001.
- Grupp, Peter. Harry Graf Kessler. Eine Biographie. 2. Aufl. München,
1996 (Tb-Ausg. Frankfurt a. M., 1999).
- Haunfelder, Bernd. Reichstagsabgeordnete der Deutschen
Zentrumspartei: 1871-1933. Biographisches Handbuch und historische
Photographien. Düsseldorf, 1999.
- Hehl, Ulrich von. Wilhelm Marx. 1863-1946. Mainz, 1987.
- Hirsch, Felix E. Stresemann. Ein Lebensbild. Göttingen, 1978.
- Hömig, Herbert. Brüning: Kanzler in der Krise der Republik. Eine
Weimarer Biographie. Paderborn u. a., 2000.
- Hörster-Philipps, Ulrike. Joseph Wirth 1879-1956. Eine politische
Biographie. Paderborn u. a., 1998.
- Hürter, Johannes. Wilhelm Groener. Reichswehrminister am Ende
der Weimarer Republik (1928-1932). München, 1993.
- Kershaw, Jan. Hitler. Bd. 1:1889-1936. Stuttgart, 1998 (zuerst engl.
London, 1991; Tb-Ausg. München, 2002).
- Kessler, Harry Graf. Walther Rathenau. Sein Leben und sein Werk.
ND Wiesbaden, 1962-1968 (zuerst 1928).
- Koenen, Andreas. Der Fall Carl Schmitt. Sein Aufstieg zum
«Kronjuristendes Dritten Reiches». Darmstadt, 1995.
- Kotowski, Georg. Friedrich Ebert. Eine politische Biographie. Bd. 1.
Der Aufstieg des Arbeiterführers 1871-1917. Wiesbaden, 1963.
- Küppers, Heinrich. Joseph Wirth. Parlamentarier, Minister und
Kanzler der Weimarer Republik. Stuttgart, 1997.
- Loeffler, Hans F. Walther Rathenau — ein Europäer im Kaiserreich.
Berlin, 1997.
- Lucas, Friedrich J. Hindenburg als Reichspräsident. Bonn, 1959.
- Ludwig, Emil. Hindenburg. Legende und Wirklichkeit. Hamburg,
1962.
- Maga, Christian. Prälat Johann Leicht (1868-1940). Konservativer
Demokrat in der Krise der Zwischenkriegszeit. Eine politische Biographie
265
des Vorsitzenden der Reichstagsfraktion der Bayerischen Volkspartei in
Berlin. Würzburg, 1990.
- Mareks, Erich. Hindenburg. Feldmarschall und Reichspräsident.
Göttingen u. a., 1963.
- Meier-Welcker, Hans. Seeckt. Frankfurt a. M., 1967.
- Mittag, Jürgen. Wilhelm Keil (1870-1968). Sozialdemokratischer
Parlamentarier zwischen Kaiserreich und Bundesrepublik. Düsseldorf,
2001.
- Möller, Horst. Ernst Heilmann — ein sozialdemokratischer
Parlamentarier und Publizist in der Weimarer Republik //Jahrbuch des
Instituts für Deutsche Geschichte der Universität Tel Aviv 11 (1982).
S. 261-294 (jetzt: Horst Möller. Aufklärung und Demokratie. Historische
Studien zur politischen Vernunft / Hrsg. von Andreas Wirsching.
München, 2003. S. 200-225).
- Möller, Horst. Gottfried Reinhold Trevianus. Ein Konservativer
zwischen den Zeiten // Paulus Gordan (Hrsg.). Um der Freiheit willen.
Eine Festgabe für und von Johannes und Karin Schauff. Pfullingen 1983.
S. 118-146 (jetzt: Horst Möller. Aufklärung und Demokratie. Historische
Studien zur politischen Vernuft / Hrsg. von Andreas Wirsching. München,
2003. S. 226-245).
- Mühlhausen, Walter (Hrsg.). Friedrich Ebert. Sein Leben, sein
Werk, seine Zeit. Heidelberg, 1999.
- Mühlhausen, Walter. Friedrich Ebert und seine Partei 1919-1925.
Heidelberg, 1992.
- Nettl, Peter. Rosa Luxemburg. 2. Aufl. Köln; Berlin, 1968.
- Papke, Gerhard. Der liberale Politiker Erich Koch-Weser in der
Weimarer Republik. Baden-Baden, 1989.
- Patch, William L. Heinrich Brüning and the Dissolution of the
Weimar Republic. Cambridge u. a., 1998.
- Pentzlin, Heinz. Hjalmar Schacht. Leben und Wirken einer
umstrittenen Persönlichkeit. Berlin u. a., 1980.
- Petzold, Joachim. Franz von Papen. Ein deutsches Verhängnis.
München; Berlin, 1995.
- Pistorius, Peter. Rudolf Breitscheid 1874-1944. Ein biographischer
Beitrag zur deutschen Parteiengeschichte. Diss. Köln, 1970.
- Pohl, Karl Heinrich (Hrsg.). Politiker und Bürger. Gustav
Stresemann und seine Zeit. Göttingen, 2002.
- Potthoff, Heinrich. Friedrich Ebert, die deutsche Sozialdemokratie
und die Koalitionsfrage 1919-1925 // Rudolf König u. a. (Hrsg.).
Friedrich Ebert und seine Zeit. Bilanz und Perspektiven der Forschung.
München, 1990. S. 111-129.
- Pufendorf, Astrid von. Otto Klepper (1888-1957). Deutscher Patriot
und Weltbürger. (Studien zur Zeitgeschichte, 54). München, 1997.
266
- Sabrow, Martin. Die Macht der Mythen. Walter Rathenau im
öffentlichen Gedächtnis, sechs Essays. Berlin, 1998.
- Scheidemann, Christiane. Ulrich Graf Brockdorff-Rantzau 1869-
1928. Eine politische Biographie. Frankfurt a. M., 1998.
- Schmersal, Helmut. Philipp Scheidemann 1865-1939. Ein
vergessener Sozialdemokrat. Frankfurt a. M., 1999.
- Schröder, Wilhelm Heinz. Politik als Beruf? Ausbildung und
Karrieren von sozialdemokratischen Reichstagabgeordneten im
Kaiserreich und in der Weimarer Republik // Dieter Dowe, Jürgen
Kocka und Heinrich August Winkler (Hrsg.). Parteien im Wandel. Vom
Kaiserreich zur Weimarer Republik. Rekrutierung — Qualifizierung —
Karrieren. München, 1999. S. 27-84.
- Schröder, Wilhelm Heinz. Sozialdemokratische Parlamentarier
in den deutschen Reichs- und Landtagen 1867-1933. Biographien —
Chronik — Wahldokumentation. Ein Handbuch. Düsseldorf, 1995.
- Schulin, Ernst. Walther Rathenau. Repräsentant, Kritiker und Opfer
seiner Zeit. 2. Aufl. Göttingen, 1992 (zuerst 1979).
- Schulze, Hagen. Otto Braun oder Preußens demokratische Sendung.
Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1977.
- Schumacher, Martin (Hrsg.). M. d. R. Die Reichstagsabgeordneten
der Weimarer Republik in der Zeit des Nationalsozialismus. Politische
Verfolgung, Emigration und Ausbürgerung 1933-1945. Düsseldorf,
1991.
- Schwarz, Hans-Peter. Adenauer. Bd. 1. Der Aufstieg 1876-1952.
München, 1994 (zuerst 1986).
- Smaldone, William. Rudolf Hilferding. Tragödie eines deutschen
Sozialdemokraten. Bonn, 2000.
- Stehkämper, Hugo (Hrsg.). Konrad Adenauer — Oberbürgermeister
von Köln. Köln, 1976.
- Thimme, Annelise. Gustav Stresemann. Eine politische Biographie
zur Geschichte der Weimarer Republik. Hannover, 1957.
- Turner, Henry Ashby. Stresemann — Republikaner aus Berlin.
Frankfurt a. M., 1968.
- Wette, Wolfram. Gustav Noske. Düsseldorf, 1987.
- Wheeler-Bennett, John W. Der hölzerne Titan. Paul von Hinden-
burg. Tübingen, 1969.
- Witt, Peter Christian. Friedrich Ebert. Parteiführer, Reichskanzler,
Volksbeauftragter, Reichspräsident. 3. Aufl. Bonn, 1992 (zuerst 1987).
- Wright, Jonathan. Gustav Stresemann. Weimar's greatest states-
man. Oxford u. a., 2002.
- Wulf, Peter. Hugo Stinnes. Wirtschaft und Politik 1918-1924.
Stuttgart, 1979.
267
- Zaun, Harald. Paul von Hindenburg und die deutsche Außenpolitik
1925-1934. Köln u. a., 1999.
- Zeitgeschichte in Lebensbildern. Aus dem deutschen Katholizismus
des 19. und 20. Jahrhunderts / Hrsg. von Rudolf Morsey, Jürgen Aretz
und Anton Rauscher. 10 Bde. Mainz, Münster, 1973-2001.
История зарождения Веймарской республики,
проблема Советов
- Biographisches Handbuch der Reichsrätekongresse 1918-1919 /
Bearb. von Sabine Roß. Düsseldorf, 2000.
- Boemeke, Manfred F. u. a. (Hrsg.). The Treaty of Versailles.
A reassessment after 75 years. Cambridge u. а., 1998.
- Erdmann, Karl Dietrich. Die Geschichte der Weimarer Republik
als Problem der Wissenschaft // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 3
(1955). S. 1-19.
- Kolb, Eberhard. Friedrich Ebert. Vom «vorläufigen» zum definitiven
Reichspräsidenten. Die Auseinandersetzungen um die «Volkswahl»
des Reichspräsidenten 1919-1922 // Ders. (Hrsg.). Friedrich Ebert als
Reichspräsident. Amtsführung und Amtsverständnis (Schriftenreihe der
Stiftung Reichspräsident-Friedrich-Ebert-Gedenkstätte, 4). München,
1997. S. 109-156.
- Kluge, Ulrich. Die deutsche Revolution 1918-1919. Staat, Politik
und Gesellschaft zwischen Weltkrieg und Карр-Putsch. Frankfurt a. M.,
1985 u. ö.
- Kluge, Ulrich. Soldatenräte und Revolution. Studien zur
Militärpolitik in Deutschland 1918-1919. Göttingen, 1975.
- Kolb, Eberhard. Die Arbeiterräte in der deutschen Innenpolitik
1918-1919. 2. Aufl. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1978 (zuerst 1962).
- Krüger, Peter. Deutschland und Reparationen 1918-1919. Stuttgart,
1973.
- Krumpholz, Ralf. Wahrnehmung und Politik. Die Bedeutung des
Ordnungsdenkens für das politische Handeln am Beispiel der deutschen
Revolution von 1918-1920. Münster, 1998.
- Lehnert, Detlev. Sozialdemokratie und Novemberrevolution. Die
Neuordnungsdebatte 1918-1919 in der politischen Publizistik von SPD
und USPD. Frankfurt a. M., 1983.
- Möller, Horst. Folgen und Lasten des verlorenen Krieges. Ebert,
die Sozialdemokraten und der nationale Konsens. Heidelberg, 1991
(jetzt: Horst Möller. Aufklärung und Demokratie. Historische Studien
zur politischen Vernuft / Hrsg. von Andreas Wirsching. München, 2003.
S. 163-181).
268
- Mommsen, Wolfgang J. Die deutsche Revolution 1918-1920.
Politische Revolution und soziale Protestbewegung // Geschichte und
Gesellschaft 4 (1978). S. 362-391.
- Oertzen, Peter von. Betriebsräte in der Novemberrevolution. Eine
politikwisenschafliche Untersuchung über Ideengehalt und Struktur
der betrieblichen und wirtschaftlichen Arbeiterräte in der deutschen
Revolution 1918-1919. 2. Aufl. Berlin; Bonn-Bad Godesberg, 1976
(zuerst 1963).
- Riedel, Hannspeter. Der Rätegedanke in den Anfängen der Weimarer
Republik und seine Ausprägung in Art. 165 WRV. Frankfurt a. M., 1991.
- Ritter, Gerhard A. Die Entstehung des Räteartikels 165 der Weimarer
Reichsverfassung // HZ 258 (1994). S. 73-112.
- Rürup, Reinhard. Probleme der Revolution in Deutschland 1918—
1919. Wiesbaden, 1968.
- Rürup, Reinhard. Rätebewegung und Revolution in Deutschland
1918-1919 //Neue Politische Literatur 12 (1967). S. 303-315.
- Salewski, Michael. Entwaffnung und Militärkontrolle in Deutsch¬
land 1919-1927. München, 1966.
- Schwabe, Klaus. Versailles nach 60 Jahren // Ders. (Hrsg.). Quellen
zum Friedensschluß von Versailles. Darmstadt, 1997.
- Winkler, Heinrich August. Die Sozialdemokratie und die Revolution
von 1918-1919. Berlin; Bonn, 1979.
- Zarusky, Jürgen. Die deutschen Sozialdemokraten und das sowje¬
tische Modell. Ideologische Auseinandersetzung und außenpolitische
Konzeptionen 1917-1933. München, 1992.
История конституции
- Apelt, Willibalt. Geschichte der Weimarer Verfassung. 2. Aufl.
München, 1964 (zuerst 1946).
- Berthold, Lutz. Das konstruktive Mißtrauensvotum und seine
Ursprünge in der Weimarer Staatsrechtslehre // Der Staat 36 (1997).
S. 81-94.
- Boldt, Hans. Deutsche Verfassungsgeschichte. Bd. 2. Von 1806 bis
zur Gegenwart. 2. Aufl. München, 1993 (zuerst 1990).
- Boldt, Hans. Literaturbericht. Rezension zu: Ernst Rudolf Huber,
Deutsche Verfassungsgeschichte seit 1789. 7 Bde. Stuttgart, 1957—
1984 // Geschichte und Gesellschaft 11 (1985). S. 252-271.
- Botzenhart, Manfred. Deutsche Verfassungsgeschichte 1906-1949.
Stuttgart u. а., 1993.
- Brandt, Hartwig. Der lange Weg in die demokratische Moderne.
Deutsche Verfassungsgeschichte von 1800 bis 1945. Darmstadt, 1998.
269
- Deutsche Verwaltungsgeschichte / Hrsg. von Kurt G.A. Jeserich,
Hans Pohl und Christoph von Unruh. Bd. 4. Das Reich als Republik und
in der Zeit des Nationalsozialismus. Stuttgart, 1985.
- Gillessen, Günther. Hugo Preuß. Studie zur Ideen- und Verfassungs¬
geschichte der Weimarer Republik (Schriften zur Verfassungsgeschichte,
60). Berlin, 2000.
- Gusy, Christoph. Die Weimarer Reichsverfassung. Tübingen, 1997.
- Hoppe, Bernd. Von der parlamentarischen Demokratie zum
Präsidialstaat. Verfassungsentwicklung am Beispiel der Kabinettsbildung
in der Weimarer Republik. Berlin, 1998.
- Huber, Ernst Rudolf. Deutsche Verfassungsgeschichte seit 1789.
Bd. 5 (Weltkrieg, Revolution und Reichserneuerung 1914-1919).
Stuttgart; Berlin; Köln; Mainz, 1978 (ND, 1992); Bd. 6 (Die Weimarer
Verfassung in der Praxis) 1981 (ND, 1993); Bd. 7 (Ausbau, Schutz und
Untergang der Republik) 1984; Bd. 8 (Register) 1991.
- Jung, Otmar. Direkte Demokratie in der Weimarer Republik. Die
Fälle «Aufwertung», «Fürstenenteignung», «Panzerkreuzerverbot» und
«Youngplan». Frankfurt a. M., 1989.
- Kurz, Achim. Demokratische Diktatur? Auslegung und Handha¬
bung des Artikels 48 der Weimarer Verfassung 1919-1925. Berlin, 1992.
- Mößle, Wilhelm. Die Verordnungsermächtigung in der Weimarer
Republik // Horst Möller und Manfred Kittel (Hrsg.). Demokratie
in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge zu einem
historischen Vergleich. München, 2002. S. 269-282.
- Richter, Ludwig. Das präsidiale Notverordnungsrecht in den ersten
Jahren der Weimarer Republik. Friedrich Ebert und die Anwendung des
Artikels 48 der Weimarer Reichsverfassung // Eberhard Kolb (Hrsg.),
Friedrich Ebert als Reichspräsident. Amtsführung und Amtsverständnis.
München; Wien, 1997. S. 207-257.
- Richter, Ludwig. Die Vorgeschichte des Art. 48 der Weimarer
Reichsverfassung // Der Staat 37 (1998). S. 1-26.
- Roellecke, Gerd. Konstruktionsfehler der Weimarer Verfassung //
Der Staat 35 (1996). S. 599-613.
- Schröder, Stephen. Das parlamentarische Untersuchungsrecht
der Weimarer Reichsverfassung im Spiegel der zeitgenössischen
Staatsrechtslehre und Rechtsprechung. Damals wie heute «Es wimmelt
von Streitfragen...» // Zeitschrift für Parlamentsfragen 30 (1999).
S. 715-738.
Парламентаризм
- Abramowski, Günter. Die Reichsregierung im Spannungsfeld von
Reichspräsident, Reichstag und Parteien 1924-1928 // Tilman Koops
270
und Martin Vogt (Hrsg.). Akten der Reichskanzlei, Weimarer Republik,
Ergebnisse einer Tagung des Bundesarchivs zum Abschluß der Edition,
28. bis 29. Juni 1991 in Koblenz. Koblenz, 1997. S. 65-72.
- Best, Heinrich. Mandat ohne Macht. Strukturprobleme des
deutschen Parlamentarismus 1867-1933 // Ders. (Hrsg.). Politik und
Milieu. Wahl- und Elitenforschung im historischen und interkulturellen
Vergleich. St. Katharinen, 1989. S. 175-222.
- Butzer, Hermann. Diäten und Freifahrt im Deutschen Reichstag.
Der Weg zum Entschädigungsgesetz von 1906 und die Nachwirkung
dieser Regelung bis in die Zeit des Grundgesetzes. Düsseldorf, 1999.
- Demmler, Wolfgang. Der Abgeordnete im Parlament der Fraktionen.
Berlin, 1994.
- Glum, Friedrich. Das parlamentarische Regierungssystem in
Deutschland, Großbritannien und Frankreich. 2. Aufl. München, 1965
(zuerst 1950).
- Hanke, Christian. Informale Regeln als Substrat des parlamenta¬
rischen Verhandlungssystems. Zur Begründung einer zentralen Kategorie
der Parlamentarismusforschung // Zeitschrift für Parlamentsfragen 25
(1994). S. 410-440.
- Haug, Volker. Bindungsprobleme und Rechtsnatur parlamenta¬
rischer Geschäftsordnungen. Berlin, 1994.
- Haungs, Peter. Reichspräsident und parlamentarische Kabinetts¬
regierung. Köln; Opladen, 1968.
- Hofmann, Wilhelm und Riescher, Gisela. Einführung in die
Parlamentarismustheorie. Darmstadt, 1999.
- Hoppe, Bernd. Von der parlamentarischen Demokratie zum
Präsidialstaat. Verfassungsentwicklung am Beispiel der Kabinettsbildung
in der Weimarer Republik. Berlin, 1998.
- Kühne, Thomas. Parlamentarismusgeschichte in Deutschland.
Probleme, Erträge und Perspektiven einer Gesammtdarstellung //
Geschichte und Gesellschaft 24 (1998). S. 323-338.
- Mergel, Thomas. Parlamentarische Kultur in der Weimarer Republik.
Politische Kommunikation, symbolische Politik und Öffentlichkeit im
Reichstag. Düsseldorf, 2002.
- Mikuteit, Johannes. Der Parlamentarismus im Urteil von Walther
Rathenau // Der Staat 36 (1997). S. 95-117.
- Möller, Horst. Parlamentarismus in der deutschen Verfassungs¬
geschichte // Konrad Porzner, Heinrich Oberreuter und Uwe Thaysen
(Hrsg.), 40 Jahre Bundestag. Baden-Baden, 1990. S. 15-35 (jetzt: Möller
Horst. Aufklärung und Demokratie. Historische Studien zur politischen
Vernunft / Hrsg. von Andreas Wirsching. München, 2003. S. 246-264).
- Möller, Horst. Parlamentarismus in Preußen. 1919-1932. Düssel¬
dorf, 1985.
271
- Möller, Horst. Parlamentarismus-Diskussion in der Weimarer
Republik: Die Frage des «besonderen» Weges zum parlamentarischen
Regierungssystem // Manfred Funke, Hans-Adolf Jacobsen, Hans-
Helmuth Knütter und Hans-Peter Schwarz (Hrsg.). Demokratie und
Diktatur. Geist und Gestalt politischer Herrschaft in Deutschland und
Europa. Festschrift für Karl Dietrich Bracher. Düsseldorf, 1987. S. 140-
157 (jetzt: Horst Möller. Aufklärung und Demokratie. Historische
Studien zur politischen Vernunft / Hrsg. von Andreas Wirsching.
München, 2003. S. 182-199).
- Mößle, Wilhelm. Regierungsfunktionen des Parlaments. München,
1986.
- Patzelt, Werner J. Ein latenter Verfassungskonflikt? Die
Deutschen und ihr parlamentarisches Regierungssystem // Politische
Vierteljahrsschrift 39 (1998). S. 725-757.
- Patzelt, Werner J. Vergleichende Parlamentarismusforschung
als Schlüssel zum Systemvergleich. Vorschläge zu einer Theorie und
Forschungsdebatte // Zeitschrift für Parlamentsfragen, Sonderbd. 1
(1995). S. 355-385.
- Raithel, Thomas. Parlamentarisches System in der Weimarer
Republik und in der Dritten Französischen Republik, 1919-1933/1940.
Ein funktionaler Vergleich // Horst Möller und Manfred Kittel (Hrsg.).
Demokratie in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge
zu einem historischen Vergleich. München, 2002. S. 283-314.
- Raithel, Thomas. Das schwierige Spiel des Parlamentarismus.
Deutscher Reichstag und französische Chambre des Députés in den
Inflationskrisen der 1920er Jahre. München, 2004.
- Ritter, Gerhard A. (Hrsg.). Regierung, Bürokratie und Parlament
in Preußen und Deutschland von 1848 bis zur Gegenwart. Düsseldorf,
1983.
- Ritter, Gerhard A. Entwicklungsprobleme des deutschen Parlamen¬
tarismus // Ders. (Hrsg.). Gesellschaft, Parlament und Regierung. Zur
Geschichte des Parlamentarismus in Deutschland. Düsseldorf, 1974.
S. 11-54.
- Schanbacher, Eberhard. Parlamentarische Wahlen und Wahlsystem
in der Weimarer Republik. Düsseldorf, 1982.
- Schiffers, Reinhard. Elemente direkter Demokratie im Weimarer
Regierungssystem. Düsseldorf, 1971.
- Schüren, Ulrich. Der Volksentscheid zur Fürstenenteignung 1926.
Die Vermögensauseinandersetzung mit den depossedierten Landesherren
als Problem der deutschen Innenpolitik unter besonderer Berück¬
sichtigung der Verhältnisse in Preußen. Düsseldorf, 1978.
- Sendler, Bernhard. Die Führung in den Koalitions- und
Präsidialkabinetten der Weimarer Republik. Berlin, 1999.
272
- Stürmer, Michael. Koalition und Opposition in der Weimarer
Republik 1924-1928. Düsseldorf, 1967.
- Weber, Klaus-Dieter. Das Büro des Reichspräsidenten 1919-1934.
Eine politisch-administrative Institution in Kontinuität und Wandel.
Frankfurt a. M., 2001.
- Witt, Peter Christian. Kontinuität und Diskontinuität im politi¬
schen System der Weimarer Republik. Das Verhältnis von Regierung,
Bürokratie und Reichstag // Gerhard A. Ritter (Hrsg.). Regierung,
Bürokratie und Parlament in Preußen und Deutschland von 1848 bis zur
Gegenwart. Düsseldorf, 1983. S. 117-148.
История партии
- Albertin, Lothar. Liberalismus und Demokratie am Anfang der
Weimarer Republik. Düsseldorf, 1972.
- Becker, Winfried (Hrsg.). Die Minderheit als Mitte. Die Deutsche
Zentrumspartei in der Innenpolitik des Reiches 1871-1933. Paderborn,
1986.
- Berger, Stefan. Ungleiche Schwestern? Die britische Labour Party
und die deutsche Sozialdemokratie im Vergleich 1900-1931. Bonn,
1997.
- Bergsträsser, Ludwig. Geschichte der polischen Parteien in Deutsch¬
land. 11. Auf. München; Wien, 1965 (zuerst 1921).
- Büchner, Bernd. Um nationale und republikanische Identität. Die
deutsche Sozialdemokratie und der Kampf um die politischen Symbole in
der Weimarer Republik. Bonn, 2001.
- Buchstab, Günther (Hrsg.). Keine Stimme dem Radikalismus.
Christliche, liberale und konservative Parteien in den Wahlen 1930-1933.
Berlin, 1984.
- Döring, Martin. «Parlamentarischer Arm der Bewegung». Die
Nationalsozialisten im Reichstag der Weimarer Republik. Düsseldorf,
2001.
- Dowe, Dieter u.a. (Hrsg.). Parteien im Wandel. Vom Kaiserreich
zur Weimarer Republik. Rekrutierung — Qualifizierung — Karrieren.
München, 1999.
- Epstein, Klaus. Matthias Erzberger und das Dilemma der deutschen
Demokratie. Frankfurt a. M., 1976 (zuerst engl. 1959).
- Euchner, Walter. Ideengeschichte des Sozialismus in Deutschland,
Teil 1 // Geschichte der sozialen Ideen in Deutschland / Hrsg. von Helga
Grebing. Essen, 2000. S. 263-350.
- Fattmann, Rainer. Bildungsbürger in der Defensive. Die akade¬
mische Beamtenschaft und der «Reichsbund der höheren Beamten» in
der Weimarer Republik. Göttingen, 2001.
273
- Flechtheim, Ossip K. Die KPD in der Weimarer Republik. Frankfurt
a. M., 1969 u. ö.
- Fricke, Dieter u. a. (Hrsg.). Die bürgerlichen Parteien in Deutsch¬
land. 2 Bde. Berlin (Ost), 1968-1970.
- Frye, Bruce B. Liberal Democrats in the Weimar Republic. The
History of the German Democratic Party and the German State Party.
Illinois, 1985.
- Gimmel, Jürgen. Die politische Organisation kulturellen
Ressentiments. Der «Kampfbund für Deutsche Kultur» und das
bildungsbürgerliche Unbehagen an der Moderne. Hamburg, 2001.
- Grebing, Helga. Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. 11.
Aufl. München, 1981 (zuerst 1966).
- Grüner, Stefan. Zwischen Einheitssehhnsucht und Massen¬
demokratie. Zum Parteien- und Demokratieverständnis im deutschen
und französischen Liberalismus der Zwischenkriegszeit // Möller Horst
und Kittel Manfred (Hrsg.). Demokratie in Deutschland und Frank¬
reich 1918-1933/1940. Beiträge zu einem historischen Vergleich.
München, 2002. S. 219-249.
- Grünthal, Günther. Reichsschulgesetz und Zentrumspartei in der
Weimarer Republik. Düsseldorf, 1968.
- Gusy, Christoph. Die Lehre vom Parteienstaat in der Weimarer
Republik. Baden-Baden, 1993.
Hagenlücke, Heinz. Deutsche Vaterlandspartei. Die nationale Rechte
am Ende des Kaiserreiches. Düsseldorf, 1997.
- Hartenstein, Wolfgang. Die Anfänge der Deutschen Volkspartei
1918-1920. Düsseldorf, 1962.
- Hartwich, Hans-Hermann. Arbeitsmarkt, Verbände und Staat
1918-1933. Die öffentliche Bindung unternehmerischer Funktion in der
Weimarer Republik. Berlin, 1967.
- Hauser, Oswald (Hrsg.). Politische Parteien in Deutschland und
Frankreich 1918-1939. Wiesbaden, 1969.
- Heß, Jürgen C. «Das ganze Deutschland soll es sein». Demokra¬
tischer Nationalismus in der Weimarer Republik am Beispiel der
Deutschen Demokratischen Partei. Stuttgart, 1978.
- Hiller von Gaertringen, Friedrich Freiherr. Die Deutschnationale
Völkspartei in der Weimarer Republik // Historische Mitteilungen 9
(1996). S. 169-188.
- Holzbach, Heidrun. Das «System Hugenberg». Die Organisation
bürgerlicher Sammlungspolitik vor dem Aufstieg der NSDAP. Stuttgart,
1981.
- Hömig, Herbert. Das Preußische Zentrum in der Weimarer Republik.
Mainz, 1979.
274
- Hunt, Richard N. German Sozial Democracy 1918-1933. 2. Aufl.
Chicago, 1970 (zuerst 1964).
- Jahr, Christoph. Liberaler Antiparlamentarismus? Die Krise des
Linksliberalismus im späten Kaiserreich und in der Weimarer Republik
am Beispiel des Reichtagsabgeordneten Ernst Müller-Meiningen //
Wolther von Kieseritzky und Klaus-Peter Sick (Hrsg.). Demokratie in
Deutschland. Chancen und Gefährdungen im 19. und 20. Jahrhundert.
Historische Essays. München, 1999. S. 153-172.
- Jones, Larry Eugen. German Liberalism and the Dissolution of the
Weimar Party System 1918-1933. Chapel Hill, 1988.
- Kaack, Heino. Geschichte und Struktur des deutschen
Parteiensystems. Opladen, 1971.
- Kastning, Alfred. Die deutsche Sozialdemokratie zwischen Koalition
und Opposition 1919-1923. Paderborn, 1970.
- Kittel, Manfred. «Weimar» im evangelischen Bayern. Politische
Mentalität und Parteiwesen 1918-1933. München, 2001.
- Kolb, Eberhard. Führungskrise in der DVP. Gustav Stresemann im
Kampf um die «Große Koalition» 1928-1929 // Wolther von Kieseritzky
und Klaus-Peter Sick (Hrsg.). Demokratie in Deutschland. Chancen und
Gefährdungen im 19. und 20. Jahrhundert. Historische Essays. München,
1999. S. 202-227.
- Krabbe, Wolfgang R. (Hrsg.). Parteibewegungen zwischen
Wandervogel und politischer Reform. Eine Dokumentation zur
Geschichte der Weimarer Republik. München u. a., 2000.
- Krause, Hartfrid. USPD. Zur Geschichte der Unabhängigen
Sozialdemokratischen Partei Deutschlands. Frankfurt a. M.; Köln, 1975.
- Langewiesche, Dieter. Liberalismus in Deutschland. Frankfurt a.
M., 1988.
- Liebe, Werner. Die Deutschnationale Volkspartei 1918-1924.
Düsseldorf, 1956.
- Lösche, Peter. Der Bolschewismus im Urteil der deutschen
Sozialdemokratie 1903-1920. Berlin, 1967.
- Luthardt, Wolfgang (Hrsg.). Sozialdemokratische Arbeiter¬
bewegung und Weimarer Republik. Materialien zur gesellschaftlichen
Entwicklung 1927-1933. 2 Bde. Frankfurt a. M., 1978.
- Mallmann, Klaus-Michael. Kommunisten in der Weimarer Republik.
Sozialgeschichte einer revolutionären Bewegung. Darmstadt, 1996.
- Maser, Werner. Der Sturm auf die Republik. Frühgeschichte der
NSDAP. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1981 (zuerst 1965).
- Merkenich, Stephanie. Grüne Front gegen Weimar. Reichs-
Landbund und agrarischer Lobbysmus 1918-1933. Düsseldorf, 1998.
- Miller, Susanne. Burgfrieden und Klassenkampf. Die deutsche
Sozialdemokratie im Ersten Weltkrieg. Düsseldorf, 1974.
275
- Miller, Susanne. Die Bürde der Macht. Die deutsche Sozial¬
demokrat 1918-1920. Düsseldorf, 1978.
- Möller, Horst. Bürgertum und bürgerlich-liberale Bewegung im 19.
und 20. Jahrhundert / Hrsg. von Lothar Gail, HZ-Sonderheft 17 (1997).
S. 293-342.
- Möller, Horst. Weimarer Parteiendemokratie in kritischer
Perspektive // Adolf M. Birke und Magnus Brechtken (Hrsg.).
Politikverdrossenheit. Der Parteienstaat in der historischen und
gegenwärtigen Diskussion. Ein deutsch-britischer Vergleich. München,
1995. S. 53-78.
- Mommsen, Hans, Petzina, Dietmar und Weisbrod, Bernd (Hrsg.).
Industrielles System und politische Entwicklung in der Weimarer
Republik. 2 Bde. Kronberg-Ts.; Düsseldorf, 1977 (ND, zuerst 1974).
- Morsey, Rudolf. Der politische Katholizismus 1890-1933 //
Anton Rauscher (Hrsg.). Der soziale und politische Katholizismus.
Entwicklungslinien in Deutschland 1803-1963. Bd. 1. München; Wien,
1981. S. 110-164.
- Morsey, Rudolf. Der Untergang des Politischen Katholizismus. Die
Zentrumspartei zwischen christlichem Selbstverständnis und «Nationaler
Erhebung» 1932-1933. Stuttgart; Zürich, 1977.
- Morsey, Rudolf. Die Deutsche Zentrumspartei 1917-1923.
Düsseldorf, 1966.
- Müller, Armin. Zwischen Wahlkampf und Politik. Halls Parteien der
Linken und der bürgerlichen Mitte in den Anfangsjahren der Weimarer
Republik bis 1924-1925 // Württembergisches Franken 78 (1994).
S. 483-511.
- Müller, Markus. Die Christlich-Nationale Bauern- und Land¬
volkpartei 1928-1933. Düsseldorf, 2001.
- Neumann, Sigmund. Die Parteien der Weimarer Republik. 5. Aufl.
Stuttgart, 1986 (zuerst 1932).
- Nolte, Ernst. Der europäische Bürgerkrieg 1917-1945. National¬
sozialismus und Bolschewismus. 5. Aufl. München, 1997 (zuerst 1987).
- Nolte, Ernst. Der Faschismus in seiner Epoche. 5. Aufl. München,
1979 (zuerst 1963).
- Nolte, Ernst. Die faschistischen Bewegungen. Die Krise des liberalen
Systems und die Entwicklung der Faschismen. 9. Aufl. München, 1984
(zuerst 1966).
- Osterroth, Franz und Schuster, Dieter. Chronik der deutschen
Sozialdemokratie. Bd. 2. Vom Beginn der Weimarer Republik bis zum
Ende des Zweiten Weltkrieges. 2. Aufl. Berlin, 1975 (zuerst 1956 u. d. T.
Chronik der sozialistischen Bewegung).
276
- Potthoff, Heinrich. Freie Gewerkschaften 1918-1933. Der
Allgemeine Deutsche Gewerkschaftsbund in der Weimarer Republik.
Düsseldorf, 1987.
- Potthoff, Heinrich. Gewerkschaften und Politik zwischen Revo¬
lution und Inflation. Düsseldorf, 1979.
- Prager, Eugen. Das Gebot der Stunde. Geschichte der USPD. 4.
Aufl. Berlin; Bonn, 1980 (zuerst 1921 u. d. T. Geschichte der USPD).
- Pyta, Wolfram. Gegen Hitler und für die Republik. Die
Auseinandersetzung der deutschen Sozialdemokratie mit der NSDAP in
der Weimarer Republik. Düsseldorf, 1989.
- Richter, Ludwig. Die Deutsche Volkspartei 1918-1933. Düsseldorf,
2002.
- Richter, Ludwig. Von der Nationalliberalen Partei zur Deutschen
Volkspartei // Dieter Dowe, Jürgen Kocka und Heinrich August
Winkler (Hrsg.). Parteien im Wandel. Vom Kaiserreich zur Weimarer
Republik. Rekrutierung — Qualifizierung — Karrieren. München, 1999.
S. 135-160.
- Richter, Ludwig. SPD, DVP und die Problematik der Großen
Koalition // Möller Horst und Kittel Manfred (Hrsg.). Demokratie
in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge zu einem
historischen Vergleich. München, 2002. S. 153-181.
- Ritter, Gerhard A. Staat, Arbeiterschaft und Arbeiterbewegung in
Deutschland. Vom Vormärz bis zum Ende der Weimarer Republik. Berlin;
Bonn, 1980.
- Rösch, Mathias. Die Münchner NSDAP 1925-1933. Eine
Untersuchung zur inneren Struktur der NSDAP in der Weimarer
Republik. München, 2002.
- Ruppert, Karsten. Im Dienst am Staat von Weimar. Das Zentrum
als regierende Partei in der Weimarer Demokratie 1923-1930. Düsseldorf,
1992.
- Schneider, Michael. Die Christlichen Gewerkschaften 1894-1933.
Bonn, 1982.
- Schneider, Michael. Unternehmer und Demokratie. Die freien
Gewerkschaften in der unternehmerischen Ideologie der Jahre 1918—
1933. Bonn-Bad Godesberg, 1975.
- Schönhoven, Klaus. Die Bayerische Volkspartei 1924-1932.
Düsseldorf, 1972.
- Schulz, Gerhard. Aufstieg des Nationalsozialismus. Krise und
Revolution in Deutschland. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1975.
- Schumacher, Martin. Land und Politik. Eine Untersuchung über
politische Parteien und agrarische Interessen 1914-1923. Düsseldorf,
1978.
277
- Schumacher, Martin. Mittelstandsfront und Republik. Die
Wirtschaftspartei — Reichspartei des deutschen Mittelstandes 1919—
1933. Düsseldorf, 1972.
- Schwend, Karl. Bayern zwischen Monarchie und Diktatur. Beiträge
zur bayerischen Frage in der Zeit von 1918-1933. München, 1954.
- Stein, Katrin. Parteiverbote in der Weimarer Republik (Schriften
zur Verfassungsgeschichte, 56). Berlin, 1999.
- Stephan, Werner. Aufstieg und Verfall des Linksliberalismus 1918—
1933. Geschichte der Deutschen Demokratischen Partei. Göttingen,
1973.
- Thimme, Annelise. Flucht in den Mythos. Die Deutschnationale
Volkspartei und die Niederlage von 1918. Göttingen, 1969.
- Trippe, Christian F. Konservative Verfassungspolitik 1918-1923.
Die DNVP als Opposition in Reich und Ländern. Düsseldorf, 1995.
- Turner, Henri A. Die Großunternehmer und der Aufstieg Hitlers.
Berlin, 1985.
- Weber, Hermann. Die Wandlung des deutschen Kommunismus. Die
Stalinisierung der KPD in der Weimarer Republik. 2. Aufl. Frankfurt a.
M., 1971 (zuerst ungekürzt 1969).
- Wende, Frank (Hrsg). Lexikon zur Geschichte der Parteien in
Europa. Stuttgart, 1981.
- Wheeler, Robert F. USPD und Internationale. Sozialistischer
Internationalismus in der Zeit der Revolution. Frankfurt a. M.; Berlin;
Wien, 1975.
- Winkler, Heinrich August. Von der Revolution zur Stabilisierung.
Arbeiter und Arbeiterbewegung in der Weimarer Republik 1918-1924. 2.
Aufl. Berlin; Bonn, 1985 (zuerst 1984).
- Winkler, Heinrich August. Der Schein der Normalität. Arbeiter
und Arbeiterbewegung in der Weimarer Republik 1924 bis 1930. 2. Aufl.
Berlin; Bonn, 1988 (zuerst 1985).
- Winkler, Heinrich August. Der Weg in die Katastrophe. Arbeiter
und Arbeiterbewegung in der Weimarer Republik 1930 bis 1933. 2. Aufl.
Berlin; Bonn, 1990 (zuerst 1987).
- Wirsching, Andreas. «Stalinisierung» oder entideologisierte
«Nischengesellschaft»? Alte Einsichten und neue Thesen zum Charakter
der KPD in der Weimarer Republk // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte
45(1997). S. 449-466.
- Wolff-Rohe, Stephanie. Der Reichsverband der Deutschen Industrie
1919-1924/1925. Frankfurt a. M., 2001.
278
Экономическая история
- Abelshauser, Werner (Hrsg.). Die Weimarer Republik als
Wohlfahrtsstaat. Zum Verhältnis von Wirtschafts- und Sozialpolitik in
der Industriegesellschaft. Stuttgart, 1987.
- Aldcroft, Derek H. Die zwanziger Jahre. Von Versailles zur Wall
Street, 1919-1929. München, 1978 (Geschichte der Weltwirtschaft im
20. Jahrhundert. Bd. 3). S. 147-180.
- Aldcroft, Derek H. Studies in the interwar European Economy
(Modern economic and social history series, 1). Aldershot u. a., 1997.
- Aubin, Hermann und Zorn, Wolfgang (Hrsg.). Handbuch der
deutschen Wirtschafts- und Sozialgeschichte. Bd. 2. Das 19. und 20.
Jahrhundert. Stuttgart, 1976.
- Bähr, Johannes. Staatliche Schlichtung in der Weimarer Republik.
Berlin, 1989.
- Berringer, Christian. Sozialpolitik in der Weltwirtschaftskrise.
Die Arbeitslosenversicherung in Deutschland und Großbritannien im
Vergleich 1928-1934. Berlin, 1999.
- Borchardt, Knut. Wachstum, Krisen, Handlungsspielräume der
Wirtschaftspolitik. Studien zur Wirtschaftsgeschichte des 19. und 20.
Jahrhunderts. Göttingen, 1982.
- Ferguson, Niall. Keynes and the German Inflation // The English
Historical Review 110/1 (1995). S. 368-391.
- Ferguson, Niall. Paper and Iron. Hamburg Business and German
Politics in the Era of Inflation, 1897-1927. Cambridge, 1995.
- Fischer, Wolfram. Deutsche Wirtschaftspolitik 1918-1945. 3. Aufl.
Opladen, 1968.
- Geyer, Martin H. Verkehrte Welt. Revolution, Inflation und
Moderne. München, 1914-1924. Göttingen, 1998.
- Harms, Bernhard (Hrsg.). Strukturwandlungen der Deutschen
Volkswirtschaft. 2 Bde. 2. Aufl. Berlin, 1929 (zuerst 1928).
- Harms, Bernhard (Hrsg.). Volk und Reich der Deutschen. Vor¬
lesungen gehalten in der Deutschen Vereinigung für Staatswissen¬
schaftliche Fortbildung. 3. Bde. Berlin, 1929.
- James, Harold. Deutschland in der Weltwirtschaftskrise 1924-1936.
Stuttgart, 1988.
- Kim, Häkle. Industrie, Staat und Wirtschaftspolitik. Die
konjunkturpolitische Diskussion in der Endphase der Weimarer Republik
1930-1932/1933. Berlin, 1997.
- Kolb, Eberhard. Die Reichsbahn vom Dawes-Plan bis zum Ende der
Weimarer Republik // Die Eisenbahn in Deutschland / Hrsg. von Lothar
Gail und Manfred Pohl. München, 1999. S. 109-163.
279
- Lewek, Peter. Arbeitslosigkeit und Arbeitslosenversicherung in
der Weimarer Republik 1918-1927. Stuttgart, 1992.
- Ritter, Gerhard A. Der Kaiser und sein Reeder. Albert Ballin, die
HAPAG und das Verhältnis von Wirtschaft und Politik im Kaiserreich
und in den ersten Jahren der Weimarer Republik // Zeitschrift für
Unternehmensgeschichte 42 (1997). S. 137-162.
- Spree, Reinhard (Hrsg.). Geschichte der deutschen Wirtschaft im
20. Jahrhundert. München, 2001.
- Steegmans, Christoph. Die finanziellen Folgen der Rheinland- und
Ruhrbesetzung 1918-1930. Stuttgart, 1999.
- Weimer, Pascal. Die Gemeinwirtschaft in der Anfangszeit der
Weimarer Republik. Berlin, 2002.
- Wilkens, Andreas. Das verpaßte Wachstum. Zur demokratischen
und wirtschaftlichen Entwicklung in Deutschland und Frankreich
1918-1939 // Möller Horst und Kittel Manfred (Hrsg.). Demokratie
in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge zu einem
historischen Vergleich. München, 2002. S. 11-30.
Инфляция
- Büsch, Otto und Feldman, Gerald D. (Hrsg.). Historische Prozesse
der deutschen Inflation 1914-1924. Ein Tagungsbericht der Arbeit¬
stagung Historische Prozesse der deutschen Inflation 1914-1924 vom 12.
bis 14. Juli 1976. Berlin, 1978.
- Feldman, Gerald D., Holtfrerich, Carl-Ludwig, Ritter, Gerhard A.
und Witt, Peter-Christian (Hrsg.). Die Deutsche Inflation. Eine
Zwischenbilanz. Berlin; New York, 1982.
- Feldman, Gerald D., Holtfrerich, Carl-Ludwig, Ritter, Gerhard A.
und Witt, Peter-Christian (Hrsg.). Die Erfahrung der Inflation im
internationalen Vergleich. Berlin; New York, 1984.
- Feldman, Gerald D. The Great Disorder. Politics, Economics and
Society in the German Inflation, 1914-1924. New York; Oxford, 1993.
- Feldman, Gerald D. Vom Weltkrieg zur Wirtschaftskrise. Studien
zur deutschen Wirtschafts- und Sozialgeschichte 1914-1932. Göttingen,
1984.
- Widdig, Bernd. Culture and Inflation in Weimar Germany. Berkeley
u. a., 2001.
Социальная история
- Besier, Gerhard. Kirche, Politik und Gesellschaft im 20. Jahr¬
hundert. München, 2000.
- Charle, Christophe. La crise des sociétés imperiales. Allemagne,
France, Grande-Bretagne 1900-1940. Paris, 2001.
280
- Dahrendorf, Ralf. Gesellschaft und Demokratie in Deutschland. 5.
Aufl. München, 1977 (zuerst 1965).
- Eisenberg, Christiane. «English Sports» und deutsche Bürger. Eine
Gesellschaftsgeschichte 1800-1939. Paderborn, 1999.
- Eley, Geoff. Society, Culture, and the State in Germany: 1870-1930.
Ann Arbor, 1996.
- Fromm, Erich. Arbeiter und Angestellte am Vorabend des Dritten
Reiches. Eine sozialpsychologische Untersuchung. München, 1983
(zuerst 1929).
- Geiger, Theodor. Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. ND
Stuttgart, 1987 (zuerst 1932).
- Grohtmann, Detlef. «Verein der Vereine»? Der Volksverein für
das katholische Deutschland im Spektrum des politischen und sozialen
Katholizismus der Weimarer Republik. Köln, 1997-1998.
- Heberle, Rudolf. Landbevölkerung und Nationalsozialismus. Eine
soziologische Untersuchung der politischen Willensbildung in Schleswig-
Holstein 1918-1932. Stuttgart, 1963.
- Kocka, Jürgen. Klassengesellschaft im Krieg. Deutsche
Sozialgeschichte 1914-1918. 2. Aufl. Göttingen, 1978 (Tb-Ausg.
Frankfurt a. M., 1988).
- Kracauer, Siegfried. Die Angestellten. 6. Aufl. Frankfurt a. M., 1993
(zuerst 1930).
- Lehnert, Detlef. Die Weimarer Republik. Parteienstaat und
Massengesellschaft. Stuttgart, 1999.
- Mai, Günther. Europa 1918-1939. Mentalitäten, Lebensweisen,
Politik zwischen den Weltkriegen. Stuttgart u. a., 2001.
- Möller, Horst, Raulet, Gérard und Wirsching, Andreas (Hrsg.).
Gefährdete Mitte? Mittelschichten und politische Kultur zwischen den
Weltkriegen. Italien, Frankreich und Deutschland. Sigmaringen, 1993.
- Möller, Horst, Wirsching, Andreas und Ziegler, Walter (Hrsg.).
Nationalsozialismus in der Region. München, 1996.
- Möller, Horst. Epoche — Sozialgeschichtlicher Abriß // Horst
Albert Glaser (Hrsg.). Deutsche Literatur. Eine Sozialgeschichte. Bd. 9.
Weimarer Republik — Drittes Reich. Reinbek, 1983.
- Preller, Ludwig. Sozialgeschichte in der Weimarer Republik.
Kronberg-Ts.; Düsseldorf, 1978 (ND, zuerst 1949).
- Pyta, Wolfram. Dorfgemeinschaft und Parteipolitik 1918-1933.
Die Verschränkung von Milieu und Parteien in den protestantischen
Landgebieten Deutschlands in der Weimarer Republik. Düsseldorf, 1996.
- Sack, Birgit. Zwischen religiöser Bindung und moderner Gesellschaft.
Katholische Frauenbewegung und politische Kultur in der Weimarer
Republik (1918/1919-1933). Münster u. a., 1998.
281
- Speier, Hans. Die Angestellten vor dem Nationalsozialismus. Ein
Beitrag zum Verständnis der deutschen Sozialstruktur 1918-1933. ND
Frankfurt a. M., 1989 (zuerst 1977).
- Wehler, Hans-Ulrich. Deutsche Gesellschaftsgeschichte. Bd. 4. Vom
Beginn des Ersten Weltkrieges bis zur Gründung der beiden deutschen
Staaten 1914-1949. München, 2003.
- Winkler, Heinrich August. Mittelstand, Demokratie und
Nationalsozialismus. Die politische Entwicklung von Handwerk und
Kleinhandel in der Weimarer Republik. Köln, 1972.
Рейхсвер
- Carsten, Francis L. Reichswehr und Politik 1918-1933. 3. Aufl.
Köln; Berlin, 1966 (zuerst 1964).
- Craig, Gordon A. Die preußisch-deutsche Armee 1640-1945. Staat
im Staate. ND Königstein-Ts.; Düsseldorf, 1980 (zuerst 1960).
- Möllers, Heiner. Reichswehrminister Otto Geßler. Eine Studie zu
«unpolitischer» Militärpolitik in der Weimarer Republik. Frankfurt a. M.,
1998.
- Schüddekopf, Otto. Das Heer und die Republik. Quellen zur Politik
der Reichswehrführung 1918-1933. Hannover; Frankfurt a. M., 1955.
- Vogelsang, Thilo. Reichswehr, Staat und NSDAP. Beiträge zur
deutschen Geschichte 1930-1932. Stuttgart, 1962.
Политическая мысль
- Asmuss, Burkhard. Republik ohne Chance? Akzeptanz und
Legitimation der Weimarer Republik in der deutschen Tagespresse
zwischen 1918 und 1923. Berlin; New York, 1994.
- Bendikat, Elfi und Lehnert, Detlef. «Schwarzweißrot gegen
Schwarzrotgold». Identifikation und Abgrenzung parteipolitischer
Teilkulturen im Reichstagswahlkampf des Frühjahrs 1924 // Detlef
Lehnert und Klaus Megerle (Hrsg.). Teilkulturen zwischen Integration
und Polarisierung. Zur politischen Kultur der Weimarer Republik.
Opladen, 1990. S. 102-142.
- Berg-Schlosser, Dirk. Das Scheitern der Weimarer Republik —
Bedingungen der Demokratie im europäischen Vergleich // Historical
Social Research 20,4 (1995). S. 3-30.
- Blomert, Reinhard. Intellektuelle im Aufbruch. Karl Mannheim,
Alfred Weber, Norbert Elias und die Heidelberger Sozialwissenschaften
der Zwischenkriegszeit. München, u. a. 1999.
- Bösch, Frank. Das konservative Milieu. Vereinstruktur und lokale
Sammlungspoliitik in ost- und westdeutschen Regionen (1900-1960).
Göttingen, 2002.
282
- Bracher, Karl Dietrich. Zeit der Ideologien. Eine Geschichte des
politischen Denkens im 20. Jahrhundert. Stuttgart, 1982 u. ö.
- Breuer, Stefan. Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt,
1993.
- Bussche, Raimund von dem. Konservatismus in der Weimarer
Republik. Die Politisierung des Unpolitischen. Heidelberg, 1998.
- Bußmann, Walter. Politische Ideologien zwischen Monarchie und
Weimarer Republik // Historische Zeitschrift 190 (1960). S. 55-77.
- Deutscher Sonderweg — Mythos oder Realität? (Kolloquium des
Instituts für Zeitgeschichte). München, 1982.
- Dupeux, Louis. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919—
1933. München, 1985.
- Faulenbach, Bernd. Ideologie des deutschen Weges. Die
deutsche Geschichte in der Historiographie zwischen Kaiserreich und
Nationalsozialismus. München, 1980.
- Fichtner, Ursula. Führer und Verführer. Studien zum
Führungsgedanken zwischen 1871 und 1939. Frankfurt a. M., 1996.
- Gusy, Christoph (Hrsg.). Demokratisches Denken in der Weimarer
Republik. Baden-Baden, 2000.
- Hürten, Heinz. Deutsche Katholiken 1918-1945. Paderborn 1992.
- Kittel, Manfred. Die «deux France» und der deutsche Bikonfes-
sionalismus im Vergleich // Möller Horst und Kittel Manfred (Hrsg.).
Demokratie in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge
zu einem historischen Vergleich. München, 2002. S. 33-55.
- Kittel, Manfred. Provinz zwischen Reich und Republik. Politische
Mentalitäten in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1936. München,
2000.
- Klemperer, Klemens von. Konservative Bewegungen. Zwischen
Kaiserreich und Nationalsozialismus. München; Wien, 1962.
- Kraus, Hans-Christof (Hrsg.). Konservative Zeitschriften zwischen
Kaiserreich und Diktatur. Fünf Fallstudien. Berlin, 2003.
- Lehnert, Detlef. Verfassungsdemokratie als Bürgergenossenschaft.
Politisches Denken, öffentliches Recht und Geschichtsdeutungen bei
Hugo Preuß. Beiträge zur demokratischen Institutionenlehre in Deutsch¬
land. Baden-Baden, 1998.
- Lübbe, Hermann. Politische Philosophie in Deutschland. ND
München, 1974 (zuerst 1963).
- Lutz, Heinrich. Demokratie und Zwielicht. Der Weg der deutschen
Katholiken aus dem Kaiserreich in die Republik 1914-1925. München,
1963.
- Marquardt, Sabine. Polis contra Polemos. Politik als Kampfbegriff
der Weimarer Republik. Köln; Weimar; Wien, 1997.
283
- Merlio, Gilbert. Oswald Spengler. Témoin de son temps. 2 Bde.
Stuttgart, 1982.
- Möhler, Armin. Die konservative Revolution in Deutschland 1918—
1932. 2 Bde. 5. Aufl. Graz, 1999 (zuerst 1950).
- Möller, Horst und Kittel, Manfred (Hrsg.). Demokratie in
Deutschland und Frankreich 1918-1933/1940. Beiträge zu einem
historischen Vergleich. München, 2002.
- Möller, Horst. Oswald Spengler — Geschichte im Dienst der
Zeitkritik // Peter Christian Ludz (Hrsg.). Spengler heute. München,
1980. S. 49-73,182-185.
- Pohl, Tina. Demokratisches Denken in der Weimarer National¬
versammlung. Hamburg, 2002.
- Raulet, Gérard (Hrsg.). Historismus, Sonderweg und dritte Wege.
Frankfurt a. M., 2001.
- Sabrow, Martin. Der Rathenaumord. Rekonstruktion einer
Verschwörung gegen die Republik von Weimar. München, 1994.
- Schumann, Dirk. Politische Gewalt in der Weimarer Republik
1918-1933. Kampf um die Straße und Furcht vor dem Bürgerkrieg. Essen,
2001.
- Schwarz, Hans-Peter. Der konservative Anarchist. Politik und
Zeitkritik Ernst Jüngers. Freiburg i. Br., 1962.
- Sontheimer, Kurt. Antidemokratisches Denken in der Weimarer
Republik. Die politischen Ideen des deutschen Nationalismus zwischen
1918-1933. 4. Aufl. München, 1994 (zuerst 1962).
Waigand, Beate. Antisemitismus auf Abruf. Das Deutsche Ärzteblatt
und die jüdischen Mediziner 1918-1933. Frankfurt a. M., 2001.
- Walter, Dirk. Antisemitische Kriminalität und Gewalt.
Judenfeindschaft in der Weimarer Republik. Bonn, 1999.
- Wirsching, Andreas. Krisenzeit der «Klassischen Moderne» oder
deutscher «Sonderweg»? Überlegungen zum Projekt Faktoren der
Stabilität und Unstabilität in der Demokratie der Zwischenkriegszeit.
Deutschland und Frankreich im Vergleich // Horst Möller und Udo
Wengst (Hrsg.). 50 Jahre Institut für Zeitgeschichte. Eine Bilanz.
München, 1999. S. 365-381.
- Wirsching, Andreas. Vom Weltkrieg zum Bürgerkrieg? Politischer
Extremismus in Deutschland und Frankreich 1918-1933/1939. Berlin
und Paris im Vergleich. München, 1999.
Культура
- Brenner, Michael. Jüdische Kultur in der Weimarer Republik.
München, 2000.
284
- Dupeux, Louis. Histoire culturelle de L'Allemagne 1919-1960
(RFA). Paris, 1989.
- Gay, Peter. Die Republik der Außenseiter. Geist und Kultur der
Weimarer Zeit 1918-1933. Frankfurt a. M., 1970 (seither Neuausgaben,
zuletzt 1989).
- Kessemeier, Gesa. Sportlich, sachlich, männlich: Das Bild der «Neuen
Frau» in den zwanziger Jahren. Zur Konstruktion geschlechtsspezifischer
Körperbilder in der Mode der Jahre 1920 bis 1929. Dortmund, 2000.
- Kroll, Frank-Lothar. Kultur, Bildung und Wissenschaft im 20.
Jahrhundert. München, 2003.
- Langewiesche, Dieter und Tenorth, Heinz-Elmar (Hrsg.). Handbuch
der deutschen Bildungsgeschichte. Bd. 5. 1918-1945. Die Weimarer
Republik und die nationalsozialistische Diktatur. München, 1989.
- Laqueur, Walter. Weimar. Die Kultur der Republik. Frankfurt a. M.;
Berlin; Wien, 1977.
- Möller, Horst. Exodus der Kultur. Schriftsteller, Wissenschaftler
und Künstler in der Emigration nach 1933. München, 1984.
- Widdig, Bernd. Culture and inflation in Weimar Germany. Berkeley
u. a., 2001.
- Willett, John. Explosion der Mitte. Kunst und Politik 1917-1933.
München, 1978 (ND 1981).
Внешняя политика
- Arnold, Georg. Gustav Stresemann und die Problematik der
deutschen Ostgrenzen. Frankfurt a. M., 2000.
- Biographisches Handbuch des deutschen Auswärtigen Dienstes
1871-1945 / Hrsg. vom Auswärtigen Amt. Bd. 1. Paderborn u. a., 2000.
- Boden, Ragna. Die Weimarer Nationalversammlung und die
deutsche Außenpolitik. Waffenstillstand, Friedensverhandlungen und
internationale Beziehungen in den Debatten von Februar bis August
1919. Frankfurt a. M., 2000.
- Bringmann, Tobias C. Handbuch der Diplomatie 1815-1963.
Auswärtige Missionschefs in Deutschland und deutsche Missionschefs im
Ausland von Metternich bis Adenauer. München, 2001.
- Broszat, Martin. Außen- und innenpolitische Aspekte der preußisch¬
deutschen Minderheitenpolitik in der Ära Stresemann // Politische
Ideologien und nationalstaatliche Ordnung. Festschrift für Theodor
Schieder zum 60. Geburtstag / Hrsg. von Kurt Kluxen und Wolfgang J.
Mommsen. München; Wien, 1968. S. 393-445.
- Buchheit, Eva. Der Briand-Kellog-Pakt von 1928 — Machtpolitik
oder Friedensstreben? Münster, 1998.
285
- Eiwert, Jürgen. Mitteleuropa! Deutsche Pläne zur europäischen
Neuordnung (1918-1945). Stuttgart, 1998.
- Elz, Wolfgang. Die Weimarer Republik und ihre Außenpolitik. Ein
Forschungs- und Literaturbericht // Historisches Jahrbuch 119 (1999).
S. 307-375.
- Feucht, Stefan. Die Haltung der Sozialdemokratischen Partei
Deutschlands zur Außenpolitik während der Weimarer Republik 1918—
1933. Frankfurt a. M., 1998.
- Graml, Hermann. Europa zwischen den Kriegen. 5. Aufl. München,
1982 (zuerst 1969).
- Graml, Hermann. Zwischen Stresemann und Hitler. Die Außen¬
politik der Präsidialkabinette Brüning, Papen und Schleicher. München,
2001.
- Hagspiel, Hermann. Verständigung zwischen Deutschland und
Frankreich. Die deutsch-französische Außenpolitik der zwanziger Jahre
im innenpolitischen Kräftefeld beider Länder. Bonn, 1987.
- Heyde, Philipp. Das Ende der Reparationen. Deutschland,
Frankreich und der Young-Plan 1929-1932. Paderborn u. a., 1998.
- Hildebrand, Klaus. Das Deutsche Reich und die Sowjetunion im
internationalen System 1918-1932 // Michael Stürmer (Hrsg.). Die
Weimarer Republik. Königstein-Ts., 1980. S. 38-61.
- Hildebrand, Klaus. Das vergangene Reich. Die deutsche Außenpolitik
von Bismarck bis Hitler 1871-1945. 2. Aufl. Darmstadt, 1996.
- Hillgruber, Andreas. «Revisionismus» — Kontinuität und Wandel in
der Außenpolitik der Weimarer Republik // Historische Zeitschrift 237
(1983). S. 597-621.
- Hillgruber, Andreas. Die gescheiterte Großmacht. Eine Skizze des
Deutschen Reiches 1871-1945. 4. Aufl. Düsseldorf, 1984 (zuerst 1980).
- Hillgruber, Andreas. Die Last der Nation. Fünf Beiträge über
Deutschland und die Deutschen. Düsseldorf, 1984.
- Hillgruber, Andreas. Die Zerstörung Europas. Beiträge zur
Weltkriegsepoche 1914 bis 1945. 2. Aufl. Frankfurt a. M.; Berlin, 1989
(zuerst 1988).
- Knipping, Franz. Deutschland, Frankreich und das Ende der
Locarno-Ära 1928-1931. München, 1987.
- Köhler, Henning. Novemberrevolution und Frankreich. Die
französische Deutschlandpolitik 1918-1919. Düsseldorf, 1980.
- Kotowski, Albert S. Polens Politik gegenüber seiner deutschen
Minderheit 1919-1939. Wiesbaden, 1998.
- Krüger, Peter. Die Außenpolitik der Republik von Weimar. 2. Aufl.
Darmstadt, 1993 (zuerst 1985).
- Link, Werner. Die amerikanische Stabilisierungspolitik in
Deutschland 1921-1932. Düsseldorf, 1970.
286
- Newton, Douglas J. British Policy and the Weimar Republic 1918—
1919. Oxford, 1997.
- Niedhart, Gottfried. Die Außenpolitik der Weimarer Republik.
München, 1999.
- Poidevin, Raymond und Bariety, Jacques. Frankreich und
Deutschland. Die Geschichte ihrer Beziehungen 1815-1975. München,
1982.
- Rödder, Andreas. Stresemanns Erbe. Julius Curtius und die deutsche
Außenpolitik 1929-1931. Paderborn u. a., 1996.
- Salewski, Michael. Das Weimarer Revisionssyndrom // Aus Politik
und Zeitgeschichte. Beilage zur Wochenzeitung «Das Parlament». В 2/10,
12. Januar 1980. S. 14-25.
- Schieder, Theodor. Die Probleme des Rapallo-Vertrages. Eine Studie
über die deutsch-russischen Beziehungen 1922-1926. Köln, 1956.
- Schwabe, Klaus. Deutsche Revolution und Wilson-Frieden. Die
amerikanische und deutsche Friedensstrategie zwischen Ideologie und
Machtpolitik 1918-1919. Düsseldorf, 1971.
- Wächter, Detlef. Von Stresemann zu Hitler. Deutschland 1928 bis
1933 im Spiegel der Berichte des englischen Botschafters Sir Horace
Rumbold. Frankfurt a. M., 1997.
- Wengst, Udo. Deutsche und Tschechen in der Zwischenkriegszeit.
Bilanz eines Forschungsprojekts // 50 Jahre Institut für Zeitgeschichte.
Eine Bilanz / Hrsg. von Horst Möller und Udo Wengst. München, 1999.
S. 355-363.
Федерализм, проблема соотношения власти и компетенций между
рейхом и землями
- Benz, Wolfgang. Süddeutschland in der Weimarer Republik. Ein
Beitrag zur deutschen Innenpolitik 1918-1923. Berlin, 1970.
- Besson, Waldemar. Württemberg und die deutsche Staatskrise
1928-1933. Eine Studie zur Auflösung der Weimarer Republik. Stuttgart,
1959.
- Biewer, Ludwig. Reichsreformbestrebungen in der Weimarer
Republik. Fragen zur Funktionalreform und zur Neugliederung im
Südwesten des Deutschen Reiches. Frankfurt a. M., 1980.
- Bund zur Erneuerung des Reiches (Hrsg.). Reich und Länder.
Vorschläge, Begründung, Gesetzenentwürfe. Berlin, 1928.
- Deuerlein, Ernst. Föderalismus. Die historischen und philoso¬
phischen Grundlagen des föderativen Prinzips. München, 1972.
- Ehni, Hans-Peter. Bollwerk Preußen? Preußen-Regierung, Reich-
Länder-Problem und Sozialdemokratie 1928-1932. Bonn-Bad Godesberg,
1975.
287
- Eimers, Enno. Das Verhältnis von Preußen und Reich in den ersten
Jahren der Weimarer Republik (1918-1923). Berlin, 1969.
- Harms, Bernhard (Hrsg.). Recht und Staat im neuen
Deutschland. Vorlesungen gehalten in der Deutschen Vereinigung für
Staatswissenschaftliche Fortbildung. 2 Bde. Berlin, 1929.
- Heimers, Manfred Peter. Unitarismus und süddeutsches
Selbstbewußtsein. Weimarer Koalition und SPD in Baden in der
Reichsreformdiskussion 1918-1933. Düsseldorf, 1992.
- Holste, Heiko. Der deutsche Bundesstaat im Wandel (1867-1933).
Berlin, 2002.
- Klein, Michael. Die Herbstkrise 1923 zwischen dem Reich, Bayern
und Sachsen im Spiegel zeitgenössischer deutscher Zeitungen. Frankfurt
a. M., 1995.
- Kraus, Andreas. Geschichte Bayerns. Von den Anfängen bis zur
Gegenwart. München, 1983.
- Möller, Horst. Das demokratische Preußen // Büsch Otto (Hrsg.).
Das Preußenbild in der Geschichte. Berlin; New York, 1981. S. 231-245.
- Möller, Horst. Die preußischen Oberpräsidenten in der Weimarer
Republik // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 30 (1982). S. 1-26.
- Möller, Horst. Preußen von 1918 bis 1947. Weimarer Republik,
Preußen und der Nationalsozialismus // Neugebauer Wolfgang (Hrsg.).
Handbuch der preußischen Geschichte. Bd. 3. Berlin, 2001. S. 149-316.
- Möller, Horst. Verwaltungsstaat und parlamentarische Demokratie:
Preußen 1919-1932 // Ritter Gerhard A. (Hrsg.). Regierung, Bürokratie
und Parlament in Preußen und Deutschland von 1848 bis zur Gegenwart.
Düsseldorf, 1983.
- Morsey, Rudolf. Die Rheinlande, Preußen und das Reich 1914—
1945 // Rheinische Vierteljahrsblätter 30 (1965). S. 176-220.
- Nipperdey, Thomas. Das Föderalismus in der deutschen Geschichte.
2. Aufl. München, 1986. S. 60-109.
- Orlow, Dietrich. Preußen und der Kapp-Putsch // Vierteljahrshefte
für Zeitgeschichte 26 (1978). S. 191-236.
- Orlow, Dietrich. Weimar Prussia 1918-1925. Pittsburgh; Pa., 1986.
- Orlow, Dietrich. Weimar Prussia 1925-1933. Pittsburgh; Pa., 1991.
- Popitz, Johannes. Der künftige Finanzausgleich zwischen Reich,
Ländern und Gemeinden. Berlin, 1932 (ND, 1955).
- Roloff, Ernst-August. Braunschweig und der Staat von Weimar:
Politik, Wirtschaft und Gesellschaft 1918-1933. Braunschweig, 1964.
- Rother, Bernd. Die Sozialdemokratie im Land Braunschweig 1918
bis 1933. Bonn, 1990.
- Rudolph, Karsten. Die sächsische Sozialdemokratie vom Kaiserreich
zur Republik (1871-1923). Weimar u. a., 1995.
288
- Ruppert, Karsten. Im Dienst am Staat von Weimar. Das Zentrum als
regierende Partei in der Weimarer Demokratie 1923-1930. Düsseldorf,
1992.
- Runge, Wolfgang. Politik und Beamtentum im Parteienstaat. Die
Demokratisierung der politischen Beamten in Preußen zwischen 1918
und 1933. Stuttgart, 1965.
- Schmid, Alois (Hrsg.). Das neue Bayern von 1800 bis zur Gegenwart.
Tb. 1. Staat und Politik. München, 2003 (= Handbuch der bayerischen
Geschichte, begr. von Max Spindler, hrsg. von Andreas Kraus. Bd. IV, 1).
- Schulz, Gerhard. Zwischen Demokratie und Diktatur. Verfassungs¬
politik und Reichsreform in der Weimarer Republik. Bd. 1. Die Periode
der Konsolidierung und der Revision des Bismarckschen Reichsaufbaus
1919-1930. 2. Aufl. Berlin; New York, 1987 (zuerst 1963); Bd. 2.
Deutschland am Vorabend der Großen Krise. Berlin; New York, 1987;
Bd. 3. Von Brüning zu Hitler. Der Wandel des politischen Systems in
Deutschland 1930-1933. Berlin; New York, 1992.
- Sperl, Gabriela. Wirtschaft und Staat in Bayern 1914-1924. Berlin,
1996.
- Triepel, Heinrich. Streitigkeiten zwischen Reich und Ländern.
Beiträge zur Auslegung des Artikels 19 der Weimarer Reichsverfassung.
Tübingen, 1923 (ND Darmstadt, 1965).
- Trippe, Christian. Konservative Verfassungspolitik 1918-1923. Die
DNVP als Opposition in Reich und Ländern. Düsseldorf, 1995.
- Zorn, Wolfgang. Bayerns Geschichte im 20. Jahrhundert. Von der
Monarchie zum Bundesland. München, 1986.
Избирательные кампании, выборы
- Büsch, Otto, Wölk, Monika und Wölk, Wolfgang (Hrsg.).
Wählerbewegung in der deutschen Geschichte. Berlin, 1978.
- Falter, Jürgen W. Hitlers Wähler. München, 1991.
- Lau, Dirk. Wahlkämpfe der Weimarer Republik. Propaganda und
Programme der politischen Parteien bei den Wahlen zum Deutschen
Reichstag von 1924 bis 1930. Mainz, 1995.
- Ritter, Gerhard A. (Hrsg.). Wahlen und Wahlkämpfe in Deutschland.
Von den Anfängen im 19. Jahrhundert bis zur Bundesrepublik. Düsseldorf,
1997.
- Rohe, Karl. Wahlen und Wählertraditionen in Deutschland.
Kulturelle Grundlagen deutscher Parteien und Parteiensysteme im 19.
und 20. Jahrhundert. Frankfurt a. M., 1992.
289
Юстиция и защита конституционного строя
- Blomeyer, Peter. Der Notstand in den letzten Jahren von Weimar.
Die Bedeutung von Recht, Lehre und Praxis der Notstandsgewalt für den
Untergang der Weimarer Republik und die Machtübernahme durch die
Nationalsozialisten. Eine Studie zum Verhältnis von Macht und Recht.
Berlin, 1999 (Schriften zur Verfassungsgeschichte, 57).
- Böttger, Marcus. Der Hochverrat in der höchstrichterlichen
Rechtsprechung der Weimarer Republik. Ein Fall politischer Instrumen¬
talisierung von Strafgesetzen? Frankfurt a. M., 1998.
- Carsten, Francis L. Revolution in Mitteleuropa 1918-1919. Köln,
1973.
- Elben, Wolfgang. Das Problem der Kontinuität in der deutschen
Revolution. Die Politik der Staatssekretäre in der militärischen Führung
vom November 1918 bis Februar 1919. Düsseldorf, 1965.
- Erger, Johannes. Der Kapp-Lüttwitz-Putsch. Ein Beitrag zur
deutschen Innenpolitik 1919-1920. Düsseldorf, 1967.
- Gusy, Christoph. Weimar — die wehrlose Republik? Verfassungs¬
schutzrecht und Verfassungsschutz in der Weimarer Republik. Tübingen,
1991.
- Hannover, Heinrich und Hannover-Drück, Elisabeth. Politische
Justiz 1918-1933. Frankfurt a. M., 1966 (Neuaufl., 1987).
- Hueck, Ingo J. Der Staatsgerichtshof zum Schutze der Republik.
Tübingen, 1963.
- Jacobson, Arthur J. (Hrsg.). Weimar. A iurisprudence of crisis.
Berkeley u. a., 2000.
- Jasper, Gotthard. Der Schutz der Republik. Studien zur staatlichen
Sicherung der Demokratie in der Weimarer Republik 1922-1930.
Tübingen, 1963.
- Jasper, Gotthard. Justiz und Politik in der Weimarer Republik //
Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 30 (1982). S. 167-205.
- Nobis, Frank. Die Strafprozeßgesetzgebung der späten Weimarer
Republik 1930-1932, insbesondere die Notverordnung vom 14. Juni 1932.
Baden-Baden, 2000.
- Seiberth, Gabriel. Anwalt des Reiches. Carl Schmitt und der Prozeß
«Preußen contra Reich» vor dem Staatsgerichtshof. Berlin, 2001.
Боевые союзы и объединения
- Berghahn, Volker R. Der Stahlhelm. Bund der Frontsoldaten 1918—
1935. Düsseldorf, 1966.
- Rohe, Karl. Reichsbanner Schwarz-Rot-Gold. Ein Beitrag zur
Geschichte und Struktur politischer Kampfverbände in der Weimarer
Republik. Düsseldorf, 1966.
290
- Schulze, Hagen. Freikorps und Republik 1918-1920. Boppard,
1969.
Веймарская республика — проблема легитимации
- Feldman, Gerald D. The Weimar Republic: A problem of moderni-
sation? // Archiv für Sozialgeschichte 26 (1986). S. 1-26.
- Haupt, Heinz-Gerhard. Mittelstand und Kleinbürgertum in der
Weimarer Republik. Zu Problemen und Perspektiven ihrer Erforschung //
Archiv für Sozialgeschichte 26 (1986). S. 217-238.
- Möller, Horst. Die nationalsozialistische Machtergreifung.
Konterrevolution oder Revolution? // Vierteljahrshefte für Zeitge¬
schichte 31 (1983). S. 25-51.
Заключительная фаза Веймарской республики
- Berthold, Lutz. Carl Schmitt und der Staatsnotstandsplan am Ende
der Weimarer Republik. Berlin, 1999.
- Blaich, Fritz. Der schwarze Freitag. Inflation und Wirtschaftskrise.
3. Aufl. München, 1994 (zuerst 1985).
- Bracher, Karl Dietrich, Sauer, Wolfgang und Schulz, Gerhard.
Die nationalsozialistische Machtergreifung. Studien zur Errichtung
des totalitären Herrschaftssystems in Deutschland 1933-1934. 2. Aufl.
Köln u. a., 1962.
- Broszat, Martin. Die Machtergreifung. Der Aufstieg der NSDAP
und die Zerstörung der Weimarer Republik. 5. Aufl. München, 1994
(zuerst 1984).
- Büttner, Ursula. Hamburg in der Staats- und Wirtschaftskrise
1928-1931. Hamburg, 1982.
- Graml, Hermann. Zwischen Stresemann und Hitler. Die Außenpolitik
der Präsidialkabinette Brüning, Papen und Schleicher. München, 2001
(Schriftenreihe der Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, 83).
- Hoppe, Bert. Von Schleicher zu Hitler. Dokumente zum Konflikt
zwischen dem Reichslandbund und der Regierung Schleicher in den
letzten Wochen der Weimarer Republik // Vierteljahrshefte für
Zeitgeschichte 45 (1997). S. 629-657.
- James, Harold. Deutschland in der Weltwirtschaftskrise 1924-1936.
Stuttgart, 1988.
- Jasper, Gotthard. Die gescheiterte Zähmung. Wege zur
Machtergreifung Hitlers 1930-1934. Frankfurt a. M., 1986.
- Jones, Larry Eugene. Hindenburg and the Conservative Dilemma
in the 1932 Presidential Election // German Studies Review 20 (1997).
S. 235-259.
291
- Pyta, Wolfram. Konstitutionelle Demokratie statt monarchischer
Restauration. Die verfassungspolitische Konzeption Schleichers in der
Weimarer Staatskrise //VfZ 1999. S. 417-441.
- Pyta, Wolfram. Verfassungsumbau, Staatsnotstand und Querfront.
Schleichers Versuche zur Fernhaltung Hitlers von der Reichskanzlerschaft
August 1932 bis Januar 1933 // Gestaltungskraft des Politischen.
Festschrift für Eberhard Kolb / Hrsg. von Wolfram Pyta und Ludwig
Richter. Berlin, 1998. S. 173-197.
- Raithel, Thomas und Strenge, Irene. Die «Reichstagsbrand¬
verordnung». Grundlegung der Diktatur mit den Instrumenten des
Weimarer Ausnahmezustands // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 48
(2000). S. 173-197.
- Schulz, Gerhard. Aufstieg des Nationalsozialismus. Krise und
Revolution in Deutschland. Frankfurt a. M.; Berlin; Wien, 1975.
- Strenge, Irene. Machtübernahme 1933 — Alles auf legalem Weg?
Berlin, 2002.
- Turner, Henry Ashby. Hitlers Weg zur Macht. Der Januar 1933.
München, 1997.
- Winkler, Heinrich August. Die deutsche Abweichung vom Westen.
Der Untergang der Weimarer Republik im Lichte der «Sonderwegs-
These» // Gestaltungskraft des Politischen. Festschrift für Eberhard
Kolb / Hrsg. von Wolfram Pyta und Ludwig Richter. Berlin, 1998.
S. 127-137.
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
1918
28 января. Конституционная реформа: парламентаризация кайзе¬
ровского рейха.
4 ноября. Начало матросского восстания в Киле.
7/8 ноября. Революция в Баварии под руководством Курта Эйснера
(НСДПГ); провозглашение Свободного Баварского государства.
9 ноября. Филипп Шейдеманн (СДПГ, SPD) провозглашает в Берли¬
не республику; отречение кайзера; рейхсканцлер принц Макс Ба¬
денский уполномочивает председателя СДПГ Фридриха Эберта
вести дела правительства в качестве рейхсканцлера.
10 ноября. Образование революционного правительства, куда
вошли представители СДПГ и НСДПГ: Совет народных
уполномоченных.
И ноября. Маттиас Эрцбергер (Центр) подписывает в Компьене
перемирие.
12 ноября. Основание Баварской народной партии (БНП, BVP).
20 ноября. Основание Немецкой демократической партии (НДП,
DDP).
24 ноября. Основание Немецкой национальной народной партии
(НННП, NDVP).
15 декабря. Основание Немецкой народной партии (ННП, NVP).
16-21 декабря. Рейхсконгресс рабочих и солдатских депутатов поста¬
новляет провести выборы в Национальное собрание.
23 декабря. Мятеж матросов в Берлине.
29 декабря. Выход НСДПГ из Совета народных уполномоченных.
30 декабря. Основание Коммунистической партии Германии (КПГ,
KPD).
1919
5-12 января. «Восстание Союза Спартака», организованное комму¬
нистами и НСДПГ.
293
15 января. Убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта (КПГ).
19 января. Выборы в Национальное собрание.
6 февраля. Первое заседание Национального собрания в Веймаре.
10 февраля. Принят закон о временном устройстве власти в рейхе.
11 февраля. Фридрих Эберт избран временным рейхспрезидентом.
13 февраля. Образование правительства «Веймарской коалиции»
(СДПГ — Центр — НДП) во главе с министром-президентом
Шейдеманном (СДПГ).
21 февраля. Убийство Курта Эйснера.
Май. Добровольческие корпуса ликвидируют провозглашенную
7 апреля Советскую республику в Мюнхене.
16 июня. Ультиматум в связи с принятием условий Версальского
мирного договора.
20 июня. Отставка правительства Шейдеманна.
28 июня. Подписание Версальского договора.
И августа. Подписание рейхспрезидентом Веймарской конститу¬
ции, 14 августа конституция вступает в законную силу.
Сентябрь. Начало финансовой реформы Эрцбергера.
1920
13-17 марта. Капповский путч; всеобщая забастовка профсоюзов. Ре¬
организация правительства после провала путча.
15 марта — 15 мая. Коммунистические восстания в Рурской области;
после ввода войск рейхсвера (2 апреля) восстания подавлены.
6 июня. Выборы в 1-й рейхстаг: экстремальные потери трех пар¬
тий веймарской коалиции на выборах, утрата абсолютного
большинства.
1921
1 марта. Лондонская конференция по репарациям угрожает
санкциями.
8 марта. Оккупация Дуйсбурга, Дюссельдорфа и Рура войсками
союзников.
294
20 марта. Коммунистические восстания в Гамбурге и Центральной
Германии.
6 мая. Германско-советское экономическое соглашение.
11 мая. Принятие Лондонского ультиматума от 5 мая.
26 августа. Убийство Маттиаса Эрцбергера (Центр) правоэкстре-
мистами.
29 августа. Объявление рейхспрезидентом чрезвычайного положе¬
ния; конфликт между Баварией и рейхом.
1922
16 апреля. Рапалльский договор между Германским рейхом и Совет¬
ской Россией.
24 июня. Убийство министра иностранных дел Вальтера Ратенау
(НДП) правоэкстремистами.
21 июля. Принятие закона о защите республики.
Август. Рост инфляции.
1923
11 января. Ввод французских и бельгийских войск в Рурскую об¬
ласть; пассивное сопротивление до сентября.
26 сентября. Чрезвычайное положение в Баварии при генеральном
государственном комиссаре фон Каре.
27 сентября. Объявление чрезвычайного положения в рейхе.
13 октября. 1-й закон о предоставлении чрезвычайных полномочий
правительству.
Октябрь. Галопирующая инфляция; беспорядки в Саксонии и Тю¬
рингии, конфликт с рейхом; рейхсэкзекуция в отношении обеих
земель.
19 октября. Конфликт между рейхом и Баварией (до февраля
1924 г.).
8/9 ноября. Гитлеровский путч в Мюнхене.
16 ноября. Введение в оборот рентенмарки, конец инфляции.
23 ноября. Смещение рейхсканцлера Густава Штреземанна (ННП).
295
1924
1 марта. Отмена чрезвычайного положения.
4 мая. Выборы во 2-й рейхстаг: успехи КПГ и НННП на выборах.
29 августа. Рейхстаг принимает план Дауэса (урегулирование репа¬
раций, установлены объемы и продолжительность выплат).
7 декабря. Выборы в 3-й рейхстаг (небольшой рост доли голосов, по¬
лученных демократическими партиями).
1925
15 января. НННП вошла в правительство (выход из правительства
25 октября).
28 февраля. Рейхспрезидент Эберт умирает в возрасте 54 лет.
26 апреля. Во втором туре Пауль фон Гинденбург избран рейхспре¬
зидентом (48,3% голосов).
Июль-август. Союзники выводят свои войска из Рурской области.
1 декабря. Подписание Локарнского договора (Германия, Франция,
Бельгия отказываются от насильственного пересмотра общих
границ). Великобритания выводит свои войска из Кельнской
зоны.
1926
24 апреля. Договор о дружбе и нейтралитете с СССР.
5 мая. Постановление рейхспрезидента о флагах Германского рейха.
10 сентября. Прием Германии в Лигу Наций.
17 сентября. Встреча Штреземанна и Бриана в Туари.
10 декабря. Нобелевская премия мира присуждена министрам ино¬
странных дел Франции и Германии, соответственно Бриану и
Штреземанну.
1927
31 января. Роспуск межсоюзнической военной комиссии (конец
контроля за разоружением).
16 июля. Закон об обязательном страховании по безработице.
296
1928
20 мая. Выборы в 4-й рейхстаг (успех СДПГ, поражение НННП).
28 июня. Начало Большой коалиции под руководством рейхсканц¬
лера Мюллера (СДПГ, НДП, Центр, ННП, БНП).
27 августа. Пакт Бриана-Келлога (отказ от войны).
1929
Март. Рост безработицы до 2,8 млн чел.
21 августа. Подписание плана Юнга (установление размеров и про¬
должительности выплаты репараций).
3 октября. Умирает министр иностранных дел Штреземанн (ННП).
25 октября. Крах биржи в Нью-Йорке, начало мирового экономиче¬
ского кризиса.
22 декабря. Народная инициатива против плана Юнга не набирает
необходимого числа голосов.
1930
27 марта. Большая коалиция под руководством рейхсканцлера
Мюллера распадается (повод: противоречия между СДПГ и
ННП по поводу финансовых выплат в связи со страхованием по
безработице).
Март. 3,5 млн безработных.
30 июня. Досрочный вывод войск из Рейнланда.
18 июня. Роспуск рейхстага.
14 сентября. Выборы в 5-й рейхстаг: число мандатов Национал-
социалистской рабочей партии Германии (НСРПГ) увеличивает¬
ся с 12 до 107 (18,3%).
1931
Рост числа безработных до 4,5 млн чел.
5 июня. 2-е чрезвычайное постановление «о защите экономики и
финансов».
20 июня. Президент США Гувер предлагает отодвинуть на год вы¬
плату репараций со стороны Германии (мораторий Гувера).
297
13 июля. Крах Дармштадтского и Национального (Данат-Банк) бан¬
ков. Впоследствии банковский кризис.
6 октября. 3-е чрезвычайное постановление «о защите экономики и
финансов».
9 октября. 2-й кабинет министров Брюнинга.
И октября. Собрание «Национальной оппозиции» в Бад Гарцбурге
(«Гарцбургский фронт»).
8 декабря. 4-е чрезвычайное постановление «о защите экономики и
финансов».
1932
Февраль. 6,128 млн безработных.
10 апреля. Избрание Гинденбурга рейхспрезидентом на второй срок.
13 апреля. Запрет СА и СС.
24 апреля. Выборы в ландтаги, среди прочего в Пруссии. «Веймар¬
ская коалиция» утрачивает большинство.
30 мая. Освобождение Брюнинга с поста рейхсканцлера. Назначение
рейхсканцлером Франца фон Папена.
4 июня. Роспуск рейхстага.
16 июня. Отмена запрета С А.
16 июня — 9 июля. Конференция в Лозанне. Конец репарационных
выплат.
20 июля. «Удар по Пруссии». Смещение и. о. прусского правитель¬
ства и назначение фон Папена рейхскомиссаром Пруссии.
31 июля. Выборы в рейхстаг. НСРПГ (37,7% голосов) становится са¬
мой сильной партией. Вместе НСРПГ и КПГ составляют более
половины депутатского корпуса.
12 сентября. Рейхстаг 512 голосами против 42 выражает недоверие
правительству фон Папена. Роспуск рейхстага.
25 октября. Компромиссное судебное решение государственного
суда в связи с «ударом по Пруссии».
6 ноября. Выборы в рейхстаг. НСРПГ (33,1% голосов) по-прежнему
самая сильная партия.
298
17 ноября. Отставка кабинета фон Папена.
2 декабря. Назначение Курта фон Шлейхера рейхсканцлером.
1933
6 января. «Кельнский разговор» между Гитлером и фон Папеном.
28 января. Отставка фон Шлейхера.
30 января. Назначение Гитлера рейхсканцлером, фон Папена — вице-
канцлером.
27 февраля. Поджог рейхстага.
28 февраля. Постановление «О защите народа и государства» (о под¬
жоге рейхстага). Начало перманентного чрезвычайного положе¬
ния. Террор против политических противников.
5 марта. Выборы в рейхстаг. НСРПГ (43,9%) и НННП (8%) вместе
набирают абсолютное большинство.
21 марта. «День Потсдама».
23 марта. Рейхстаг принимает закон «О преодолении бедственного
положения народа и рейха» (о предоставлении чрезвычайных
полномочий правительству). Правительство Гитлера отныне мо¬
жет принимать законы без одобрения рейхстага.
31 марта. Первый закон об унификации земель, единой для всех зе¬
мель идеологии.
7 апреля. Второй закон об унификации земель (закон о штаттгаль-
терах* рейха — закон об основах рейха).
2 мая. Роспуск профсоюзов.
Июнь-июль. (Само) роспуск всех партий (кроме НСРПГ).
руководителях земель. — Примеч. перев.
299
300
301
302
303
304
305
306
307
308
Безработица в Германском рейхе 1919-1933 гг.
Год
Наемные
трудящиеся
в тыс.1
Безработные
в тыс.2
Безработица
доля членов
профсоюза3 в %
доля наемных
трудящихся4 в %
1919
16 9505
3,7
1920
18 367е’7
3,8
1921
19 1268
346
2,8
1,8
1922
20 1849
215
1,5
1,1
1923
20 000
00
00
9,6
4,1
1924
19 122
927
13,5
4,9
1925
20 176
682
6,7
3,4
1926
20 287
2 025
18
10
1927
21207
1312
8,7
6,2
1928
21995
1391
8,4
6,3
1929
22 418
1899
13,1
8,5
1930
21916
3 076
22,2
14
1931
20 616
4 520
33,7
21,9
1932
18711
5 603
43,7
29,9
1933
18 540
4 804
46,310
25,9
Источник: Petzina, АЬеЬЬаизег, ЕаизГ АгЬеЙБЬисЬ. Б. 119.
1 Подготовлено на основе статистических данных общей численности
членов законодательно разрешенных касс страхования по болезни, шахтер¬
ских касс, резервных касс, а с 1928 г. и морских касс страхования.
2 Относительно 1921-1928 гг. приведены (не ведомственные, получен¬
ные на основе официальных подсчетов) цифры безработных отчасти с уче¬
том отходов на заработки. С 1929 г. и далее приведены цифры официальные,
подготовленные учреждениями рейха.
3 Среднестатистически в 1921 г. были охвачены 6,47%, в 1931 г. — 4,05%
членов профсоюзов. Это достаточно высокая квота. Она объясняется очень
высокой долей промышленных рабочих, зависевших от конъюнктуры.
4 Подсчитано, исходя из цифр безработных и наемных трудящихся.
5 Исключая членов Ег8а12ка88еп, число которых в 1914 г. составляло
391 ООО чел.
6 Исключая членов Ег8а1гка88еп, число которых в 1914 г. составляло
391 ООО чел.
7 Исключая Саарпфальц.
8 Исключая Саарскую область.
9 Исключая отошедшую к Польше часть Верхней Шлезии.
10 Имеется в виду первое полугодие 1933 г.
309
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 5
Постановка темы 5
Глава 1. ДВА РЕЙХСПРЕЗИДЕНТА -
ШАНС РЕСПУБЛИКИ И ЕЁ КРУШЕНИЕ 8
Фридрих Эберт: социал-демократ в годы кайзеровской
империи, революции и республики 8
Пауль фон Гинденбург: фельдмаршал монархии,
президент республики 48
Глава 2. СТАНОВЛЕНИЕ ВЕЙМАРСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
И ЕЕ УРОКИ. 1919-1930 гг. 67
1. Граждане идут на выборы, а революция продолжается 67
2. Перемены в партиях 75
3. Национальное собрание и его деятельность. 1919—1920-е гг. . 94
Принятие конституции, формирование правительства,
законотворческая деятельность 94
Заключение мира: Версальский договор 113
4. Республика в годы кризиса: 1920-1924 гг 118
5. Лучшие пять лет: 1924-1929 гг. 140
6. «Власть в государстве исходит от народа, но куда она
уходит?» Конституционный строй на практике.
1920-1930 гг. 147
Конституционные основы 147
Верность конституции или государству?
Пример юстиции 149
Между парламентской и президентской системами
правления — сомнительный компромисс 155
Глава 3. СИМПТОМЫ КРИЗИСА И РАСПАД ВЕЙМАРСКОЙ
РЕСПУБЛИКИ 176
1. Демократическая республика или что-то иное? 176
2. Перемены в обществе 178
310
3. Культура, общество и политика Веймарской республики .. 188
4. Интеллектуалы и политика Веймарской республики 202
5. Конец веймарской демократии и национал-социалистская
революция 1933-1934 гг. 208
ПРИМЕЧАНИЯ 238
ИСТОЧНИКИ И БИБЛИОГРАФИЯ 253
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА 293
ПРИЛОЖЕНИЯ 300
Научное издание
История соседей
Хорст Мёллер
Веймарская республика:
Опыт одной незавершенной демократии
Перевод с немецкого А. В. Доронина
Ведущий редактор Е. Ю. Кандрашина
Редактор Л. Г. Анохова
Художественный редактор А. К. Сорокин
Художественное оформление А. Ю. Никулин
Технический редактор М. М. Ветрова
Выпускающий редактор И. В. Киселева
Компьютерная верстка Л. А. Кругова
ЛР №066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 21.07.2010.
Формат 60x90/16. Печать офсетная. Уел. печ. л. 19,5.
Тираж 1000 экз. Заказ 6196
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
117393, Москва, ул. Профсоюзная, д. 82.
Тел.: 334-81-87 (дирекция), 334-82-42 (отдел реализации)
Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК
«Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14